Круги по воде (джен)

— Двадцать третье июня одна тысяча девятьсот девяносто третьего года, — монотонно надиктовывал самопишущему перу старший аврор Энтони Праудфут, — девять тридцать утра по гринвичу. Проводится допрос лорда Сириуса Ориона Блэка по уголовному делу номер эй-семнадцать-один в качестве... — он запнулся и быстро поднял глаза на бесстрастную Амелию Боунс. — В качестве свидетеля.

Боунс скрестила руки на груди. Дамблдор кивнул. Скримджер скорчил зверскую рожу, но потом кивнул тоже. Праудфут оглядел затравленным взглядом всю эту чересчур, по его мнению, высокопоставленную компанию, сглотнул и продолжил:

— Лорд Блэк, я должен разъяснить вам ваши процессуальные права. Вы являетесь лордом Визенгамота, поэтому имеете право отказаться от дачи показаний под сывороткой правды. В этом случае ваши показания могут быть оспорены в судебной инстанции Визенгамота, однако вы как свидетель по делу сможете отказаться от дачи показаний против себя, а также по вопросам, затрагивающим интересы вашего Рода, на ваше личное усмотрение. В случае согласия на допрос под сывороткой правды ваши показания будут признаны бесспорными по любому вопросу, касающемуся событий менее чем десятилетней давности. Однако отказаться отвечать вы не сможете… физически не сможете.

Боунс и Скримджер синхронно скривились, будто у них заболели зубы. Дамблдор позволил себе легкую усмешку. Этот закон, ставящий лордов в особое положение, был головной болью Министерства уже много лет, и именно он стал локомотивом введения упрощенной системы судопроизводства при Крауче. Альбус и сам ненавидел этот акт за то, скольким людям он помог уйти от ответственности в послевоенное время, но сейчас реакция двух высокопоставленных силовиков не могла его не порадовать. Да, это было мелочно, но сколько они ему попортили крови за последние дни, особенно Боунс!

— О, у меня и права есть, оказывается, — хмыкнул Блэк, игнорируя тяжелый взгляд Скримджера, — запишите: я готов на допрос под сывороткой правды.

Праудфут поднял брови. Боунс и Скримджер явно ожидали такого ответа — от них никакой реакции не последовало. Дамблдор покачал головой: он тоже ждал, что Сириус поведет себя именно так, хоть это и не вызывало у него восторга.

— Хорошо, — сказал Праудфут, — сыворотка, да.

Он встал, прошел к сейфу, провозился около него с минуту и вернулся с пузырьком.

— Выпейте полностью.

Сириус схватил пузырек и проглотил содержимое залпом. Его лицо моментально разгладилось, приобретя отсутствующее выражение.

— Ваше имя?

— Сириус Орион Блэк.

— Дата рождения?

— Третье ноября одна тысяча девятьсот пятьдесят девятого года.

Альбус откровенно скучал. Он не ожидал от этого допроса больших откровений даже под сывороткой. То, что Сириус не имеет отношения к произошедшему в Бирмингеме, ему было ясно сразу. То, что он не имеет понятия, что именно там произошло, стало ясно чуть позже, но сейчас сомнения не вызывало. Вот поработать бы напрямую с его воспоминаниями о произошедшем... Только как их сейчас получить, даже если Сириус успокоится и снова захочет с ним разговаривать? Через свидание — не дадут, будут следить. Пробивать через Боунс или Скримджера — проще головой проломить стену камеры Сириуса и устроить еще один побег. Может, поискать какие-то рычаги давления на Праудфута?

Он поглядел в окно кабинета. Там царила сельская идиллия: луг, поле, пашенка, мельница. Министерские шишки, как правило, могли сами выбрать, что именно будет происходить у них за окном. Любопытные вкусы, надо сказать, у Амелии Боунс. Он-то ожидал увидеть дымящие трубы фабрик и марширующие роты железных солдат.

— При каких обстоятельствах вы познакомились с магглом по имени Дадли Дурсль? — спросил Праудфут.

Ну наконец-то достойный вопрос! Альбус подался вперед, сцепив руки в замок, и тут же поймал сосредоточенный взгляд Боунс.

Да чтоб тебя! И эта туда же — следит, анализирует... Не расслабиться ни на минуту!

— Мы встретились на острове недалеко от Холихеда, — глухо ответил Сириус, — маленький островок в заливе. Памятное место. Я добрался из Азкабана. Дадли уже был там.

"Так! Вот это уже интереснее. А не тот ли это остров... Да! Должен быть он, не бывает таких совпадений!"

Внезапная догадка поразила его мозг подобно молнии, сверкнула — и тут же породила новые вопросы. Но обдумать ответы времени уже не оказалось. В дверь кабинета внезапно постучали. Альбус озадаченно посмотрел на дверь. Это кто настолько самоубийца, чтобы ломиться к Боунс, когда она занята?! Сама Амелия тоже казалась озадаченной. У нее на лице было написано любопытство тигра: кто же тот идиот, что тычет мне в морду горящей палкой?

Постучали еще раз. Боунс хмыкнула и поднялась с кресла.

— Прошу прощения, господа. Одну минуту.

Дверь за ней мягко закрылась. Наступила тишина. Вопреки ожиданию Альбуса, криков и звуков рукоприкладства из коридора не доносилось. Он оглядел кабинет. Праудфут напряженно смотрел на дверь. Скримджер изучал свои ладони. Сириус, находящийся под действием сыворотки, с глупой улыбкой смотрел в пустоту.

«Так, поймать бы сейчас визуальный контакт…»

Дверь почти бесшумно открылась. На пороге стояла весьма злая Амелия Боунс.

— Праудфут, продолжайте допрос. Вопросы согласно согласованному списку. Идеальный, повторяю, идеальный протокол. Напоминаю, дело на контроле даже не у меня — у министра.

Энтони кивнул. По его лицу было видно, что он-то о такой чести не просил.

— А вас, господа Верховный чародей и первый зам, — Боунс зло посмотрела на Альбуса, — попрошу пройти сейчас со мной. У нас только что возникла новая проблема.

ДЖИННИ

Утро у Джинни проходило так же, как и все последние дни. Она встала, умылась, позавтракала — и пошла проводить очередной день каникул вместе с Гарри и Луной. Она невооруженным взглядом видела обиду брошенного Рона, но звать его с собой ей не хотелось. Она была уверена, что Рону их игры не понравятся — ведь ему никогда не нравилась Луна, да и реакцию Гарри было сложно угадать, ведь он почти перестал общаться со своим другом. В другой ситуации она была бы даже немножко этому рада, пусть и чувствовала бы стыд перед братом — ведь все это время Гарри был с ней! К сожалению, ей все чаще казалось, что Луна интересует его больше, чем она. Это казалось обидным и несправедливым…

Впрочем, зато Гарри всегда желал ей доброго утра, они вместе завтракали, обедали, ужинали… В том году он практически не замечал её, так что это был явный шаг вперед.

Вот и сейчас они вместе пошли в дом Лавгудов. Правда, по дороге обменялись всего несколькими малозначимыми фразами… Но Джинни, обдумав их теперешние отношения с Гарри, решила, что просто слишком торопит события. Рано или поздно Герой все должен понять сам. Возможно, для этого ему придется совершить еще пару Подвигов, в которых ему уж точно понадобятся Спутники, а вовсе не Принцесса. А Луна, к примеру, уж точно отличный Спутник.

Луна встретила их соком, печеньем и новыми интересными идеями. Сегодня ей взбрело в голову сочинять стихи.

— Ничего сложного, как и всегда, — заявила она. — Хорошая история часто бывает рифмованной. Так было принято писать в древние времена, чтобы лучше запоминался текст. А нам пока и не надо писать поэмы. Просто пару строчек на какую-то тему.

— И какая тема? — спросил Гарри.

— Любая, — сказала Луна, — вот к примеру: раз уж мы не пишем сейчас историю, предлагаю тему нарушения её хода. Когда появляется Ненастоящий Герой, он может забрать у Настоящего Героя часть его спутников. Тогда они сбиваются с пути.

Она вскочила на ноги и продекламировала:

— О, голос твой нас сбил с пути, как дальше быть, куда идти? Я не смогу так больше жить, пусть оборвется эта нить!

— Поэтично, — сказал Гарри, — но я не согласен.

— И я не согласна, — сказала Джинни, — слишком грустно — в конце.

— А почему ты не согласен, Гарри? — спросила блондинка.

— А как твоя героиня… ммм… Спутница поняла, что Герой ложный?

— Он завел ее не туда, — ответила Луна.

— Но что значит «не туда»? Как понять, кто ведет в нужное место, а кто — нет?

— Очень просто, — сказала Луна, — и отвечай стихами, мы же играем.

Гарри засмеялся:

— Нас не собьет никто с пути, ведь нам плевать, куда идти!

— Прозаично, — сказала Луна, — и я не согласна. Ты мыслишь не в категориях сказки. А у нас, вообще-то, сказка.

В дверь комнаты постучали, она приоткрылась. Заглянул отец Луны.

— Доброе утро, дети, — он откинул с глаз непослушные белые волосы и зевнул, — Джинни, тебя хочет видеть профессор Дамблдор.

— Меня? — удивилась Джинни. — Он здесь?

— Да и да, — ответил Ксенофилиус Лавгуд, — пойдем, я тебя проведу, и побыстрее, пожалуйста. У меня дела.

Джинни беспомощно оглянулась на друзей.

— Мы тебя подождем, — мило улыбнулась Луна. Гарри кивнул в знак согласия.

Теперь ей уже ничего больше не оставалось, как потащиться к выходу, медленно перебирая ногами. Уже выходя из комнаты, она услышала голос Луны:

— Ты, Гарри, сильный Герой, а не понимаешь такие простые…

«Вещи, — подумала она, — Гарри не понимает многих простых вещей. Но поймет, обязательно поймет».

Профессор Дамблдор ждал её в столовой. У Лавгудов был большой дом, настоящее поместье, и здесь, в отличие от Норы, было много не обязательных для дома комнат. Он сидел за столом и казался взволнованным. При виде Джинни тем не менее он, как и всегда, широко, искренне улыбнулся.

— Доброе утро, Джинни. Садись.

— Доброе утро, профессор, — вежливо поздоровалась Джинни, садясь на предложенный стул. — Вы хотели поговорить?

За ее спиной из столовой, пятясь, вышел отец Луны, извиняясь и что-то бормоча про неотложные дела. Ни она, ни директор не обратили на него никакого внимания.

— Джинни, — сказал Дамблдор, постукивая пальцами по столу, — я хотел спросить тебя по поводу нашей договоренности. По поводу Гарри. Ты ведь присматриваешь за ним? Сегодня он все утро провел с тобой?

— Да, профессор, — кивнула Джинни, — мы позавтракали вместе и пошли сюда. Как проснулись, мы были вместе.

Директор, казалось, слегка расслабился.

— Хорошо. Ты молодец, Джинни! А что по поводу поведения Гарри в последнее время? Замечала что-то странное? Что-то, что мне стоит знать.

Джинни задумалась. А потом начала говорить. В конце концов, она же обещала! Да и какие у нее причины были не доверять директору?

— Ну, он теперь рано встает. Часто делает пробежку по утрам. Устроил скандал маме, что ему не дают заниматься с палочкой. Он стал таким… целеустремленным. А еще он почти перестал общаться с Роном. Он теперь все время со мной и с Луной…

— Иными словами, — перебил её директор, — он стал вести себя по-другому, будто у него поменялся характер. А еще ты хочешь сказать, что он будто бы резко повзрослел.

— Ну… да, наверное, — замялась Джинни, — похоже на то.

— Хорошо, — Дамблдор встал и кивнул, — ты молодец, Джинни. Я тебе благодарен, ты мне очень помогла. Знай, ты в любое время можешь написать мне. И еще, я не забыл про свое обещание. При следующей встрече я обязательно расскажу тебе свою историю. А пока можешь возвращаться к своим друзьям. До встречи!

— Хорошо, профессор, — расцвела девочка, — до свидания!

Она вскочила и побежала в комнату Луны. Ей хотелось поскорее вернуться к друзьям, а еще почему-то не хотелось оставлять их наедине.

Альбус радостно улыбался, пока Джинни не выбежала из комнаты. Как только же она вышла, его улыбка трансформировалась. Она никуда не пропала, но стала горькой и грустной. Да и сам Альбус будто ссутулился и состарился. Он с минуту смотрел ей вслед, не двигаясь, а потом шагнул к камину, зачерпывая из кармана горсть летучего пороха.

— Хогвартс, кабинет Директора!

ГЕРМИОНА

Гермиона Грейнждер не любила лето. Не ненавидела, но и не любила. Это тянулось еще с совсем детского возраста, когда юная Герми вдруг узнала, что летом в школе у детей бывают каникулы. Целых три месяца без учебы.

Помнится, после первого класса она этому даже радовалась, глупышка. А потом ей вдруг с ужасающей неотвратимостью стало ясно — все это время еще надо чем-то себя занять. И вот это оказалось проблемой.

Ее родители были людьми прагматичными, уверенными в себе и целеустремленными. И такой же воспитывали дочь.

Нет, никто ей не запрещал, конечно, проводить время с другими детьми. Но о всяких бесполезных играх и забавах в семье всегда отзывались с неодобрением.

«Опять эти бездельники по улице бегают»; «Сосед никак дом достроить не может, а занимается какой-то ерундой, тратит деньги на бесполезные вещи».

Все это никогда не имело характер нравоучений, даже обычно не произносилось ей. Так, разговоры между родителями или вовсе бурчание под нос. Но умная не по годам девочка все впитывала как губка. И вела себя соответствующе.

Никаких прогулок, пока не сделано домашнее задание, не убрана комната, не заполнена в дневнике табличка — план на следующий день. Чаще всего такой подход приводил к вполне очевидному результату: просто никаких прогулок.

Однако в школе быстро выяснилось, что большинство детей по таким принципам не живут и жить не хотят. Тогда она самостоятельно вычеркнула из своей жизни этих несамостоятельных, незрелых людей… Разумеется, тех, кто к тому моменту еще не успел вычеркнуть её самостоятельно.

Все это было здорово и классно, и освобождало много времени для занятий, но приводило к серьезной проблеме: летом Гермионе было ужасно скучно. Когда дети бегали, играли, ходили на пляж — словом, тратили недолгие беззаботные годы на то, чтобы оторваться по полной, Гермиона страдала, понимая, что без всякого толка прожигает три месяца своей жизни, выбрасывает их в пустоту, и даже пытаясь заниматься в это время чем-то полезным, серьезно уступает в интенсивности занятиям в учебное время.

И с поступлением в Хогвартс для неё ничего в этом плане не изменилось. Разве что теперь лето несло в себе единственное позитивное событие — встречу с родителями, возвращение в родной дом. Ведь Гермиона вовсе не была каким-то оторванным от реальности сухарем, родителей она любила горячо и искренне — а видела теперь совсем не часто. Так что теперь она уже не боялась наступающего тепла, голубого неба, зелени, легкого прохладного ветерка. Скорее, воспринимала это все как необходимую порой смену приоритетов.

Меньше учебы? Больше семьи! Меньше занятий? Зато родной дом и постель удобнее, чем в Хогвартсе! Можно немного зарядиться энергией, не забывая, конечно, и все учебники заранее изучить, — и снова вперед, грызть гранит науки!

Так что сейчас, читая письмо от Дамблдора, она не чувствовала уже себя так однозначно, как почувствовала бы несколько лет назад, получи она тогда что-то аналогичное.

«Дорогая Гермиона! Этим летом мы мало общались, впрочем, думаю, ты и не соскучилась. У меня есть к тебе дело. Происходящие события вызывают большую тревогу, и то, что мне не удается с ходу разобраться в их природе, тревожит еще больше. В связи с этим я бы хотел предложить тебе несколько уроков в индивидуальном порядке. Мы займемся разделом магии, называемым окклюменцией. Этот раздел магии активно изучается чистокровными волшебниками, однако в школе его не проходят, разве что теорию — и то на старших курсах. Мы будем заниматься дважды в неделю, занятия займут до половины дня. Пришли мне с совой расписание, которое тебя устроит. Мне бы хотелось, чтобы ко дню рождения Гарри ты изучила хотя бы основные положения окклюменции. Твой Альбус Дамблдор».

Гермиона несколько раз перечитала письмо, сминая его пальцами. Вот и учёба летом, о которой она когда-то так мечтала, да еще и чему-то за пределами программы. Правда, чуть меньше времени она проведет с родителями, и некоторые их поездки в июле, видимо, не состоятся… Но зато взамен — частные уроки у самого Дамблдора! Родителям вряд ли понравятся такие новости, но…

Карьера, магические навыки, попытки устроиться в чуждом для нее мире волшебства…

Все это требует жертв. Такова уж жизнь.

АЛЬБУС

Когда Альбус наконец добрался до намеченной еще с утра цели — кабинета чар в Хогвартсе, стрелки башенных часов древнего замка уже стремились к двенадцати. Он потратил кучу времени, сначала бросившись в Нору, потом к Лавгудам, потом в Хогвартс, где написал несколько писем — и только после всего этого наконец слетал в Мунго, где только и смог, что констатировать полную правдивость полученной от Амелии Боунс информации.

Дадли Дурсль пропал прямо из палаты.

На сей раз не было никакой черной магии, никаких приступов сумасшествия у больных и персонала. Он просто бесследно испарился, не оставив и следа.

ДМП уже, разумеется, роился в больнице в количестве где-то трети личного состава, но все это было абсолютно бестолково и глупо. Ведь занимавшийся большинством расследований отдел борьбы с неправомерным использованием магии оказывался абсолютно беспомощным, сталкиваясь с преступлениями, где никакая магия не применялась вообще.

Похитили маггла, похитили без прямого использования заклинаний, а может, он вообще сам сбежал. И как это расследовать? Вот серийные нападения с использованием Круциатуса — это да, это по-нашему!

Да и не особо активно начальство настаивало на расследовании. Да, пропал важный свидетель. Но он же маггл, правильно, что с него взять? Все равно без сознания валялся. Вон, сам Сириус Блэк не смог сказать про Бирмингем что-то внятное. Поттера все никак не могут допросить по делу. А тут — маггл какой-то.

Но Альбус нутром чуял, что это Дадли — ключ ко всему. Он был в обоих местах происшествий. Странности роились вокруг него, как и вокруг Гарри. Не просто так он пропал, ох не просто так. Правда, точно так же он понимал и то, что его интуицию к делу Боунс не подошьет, даже если захочет. А значит, искать юного Дурсля придется самому.

Первые шаги он уже сделал. Разослал ориентировки, связался с нужными людьми. Тот самый… остров нужно будет проверить обязательно, только сначала — еще один разговор с Сириусом, проверить подозрения; но к нему до завтра не пустят, к сожалению. Учитывая странности с Гарри, что тот сам не свой, хоть и явно не имеет отношения ни к Бирмингему, ни к сегодняшнему исчезновению, Гермиону следует научить защищать разум — ей он уже написал. Сейчас надо еще раз поговорить с Флитвиком, распросить о результатах его работы, если надо — помочь; слишком уж долго он откладывал это на потом, хватит. И к сожалению, придется дать полугоблину больше информации, чем планировалось. Его мозги будут весьма кстати. Альбус не боялся признаться себе, что в такой тяжелой ситуации сил только его да Северуса оказалось маловато.

В кабинете чар оказались и Филиус, и Северус — вдвоем они корпели над выведенной схемой чар с Тисовой, сверяясь с какими-то расчетами.

— Директор, — кивнул Флитвик, оборачиваясь, — добрый день. Пришли помочь или просто узнать, что есть новенького?

— Помочь, — кивнул Дамблдор, — но сначала — поделиться информацией.

На лице Северуса появилось недоумение, постепенно сменившееся понимающей ухмылкой.

— Ха, — хлопнул в ладоши низенький профессор чар, — признаться, директор, я ждал этого дня. Что ж, послушаем. Чай будете?

— Буду, — пробормотал Дамблдор, — только я со своим.

— Поделитесь?

— Нет. Уж извините.

Флитвик расхохотался.

ТЕОДОР

Поместье Ноттов было не очень-то большим — внешне. Куда уж ему, к примеру, до дворца Малфоев, до странной, дышащей магией башни Лавгудов… Да что уж там, даже уютненький домик римского патриция, выстроенный в лондонском пригороде Венделлом Грейнджером, мог бы с ним посостязаться в чисто визуальном плане. Грубый двухэтажный домище из плохо обработанного камня, с неуклюжей плоской крышей, дико и до безобразия неуместно смотрелся посреди прекрасного сада с озерцом, пальмами и тропическими лианами. Это все походило на дом сурового викинга, заблудившегося в тропиках подобно Робинзону Крузо.

Вот только этот дом был, что называется, с двойным дном. А точнее, с пятерным, ведь именно столько подземных этажей скрывалось в глубине, под незатейливой наземной частью. Все это великолепие было вырыто когда-то Кантанкерусом Ноттом, восстановившим славу почти уже угасшего рода после войн с гоблинами. Там были хранилища, оружейные, дуэльные залы — чего там только не было. Была даже маленькая импровизированная тюрьма с пыточной комнатой. Комната эта не использовалась по назначению никогда — Нотты предпочитали действовать дипломатическими методами, но тем не менее, уже фактом своего существования внушала уважение и определённый трепет.

Именно посреди этой самой комнаты стоял сейчас лорд Теодор Нотт-старший, внук Кантанкеруса, поигрывая своей палочкой из ясеня. На его седоватую голову был одет капюшон, но тем не менее лицо его было прекрасно видно. Напротив него, небрежно пристегнутый ремнем к креслу, сидел русый худощавый мальчик и смотрел на Теодора пустыми глазами.

— Вижу, ты уже пришел в себя, — хохотнул Нотт, — видимо, мне пора наниматься в Мунго. Эти бездари все никак не могли тебе помочь.

Мальчик все так же тупо смотрел в пространство.

— Ладно, — Нотт подобрался, стирая с лица улыбку, — к делу. Тут вот какая проблема, маггл. Я ищу… кое-кого. А один мой знакомый говорит, что этот кто-то — другой мой знакомый. Я ему не особо верю, знаешь ли. Но вот у тебя, вроде как, должна быть необходимая информация. Поэтому придется тебя расспросить. А тебе повезло, что спросить у тебя додумался именно я. Я человек не кровожадный, а практичный. Поэтому я задам вопросы, ты ответишь — и разойдемся. А если хорошо ответишь, так я тебе подчищу память и даже назад в Мунго подкину. Что скажешь, будешь говорить?

Молчание. Взгляд у маггла был настолько пустой, что Теодору даже показалось, что его мозг действительно поврежден, как и говорили в Мунго. И правда, не ждать же от магленыша, что такая череда событий может пройти для него бесследно. Однако такое поведение выбивало Теодора из колеи — он переставал чувствовать себя хозяином положения.

— Ладно, — покачал Нотт головой, — ладно, ты меня заставил. Видит Мерлин, я этого не хотел. Он поднял палочку.

— Легиллименс.

В детстве Тео Нотт упросил отца купить ему метлу на свой одиннадцатый день рождения, перед самым поступлением в Хогвартс. Он тогда на радостях кружил на ней над родовым поместьем, и, будучи неопытным летуном, сорвался и упал с высоты метров трех, сломав ребра и обе руки. Примерно такие же ощущения он испытал и сейчас, только без собственно переломов. Его заклинание отскочило, будто от сформированной магической защиты, и врезалось в него самого со скоростью летящего по шотландским нагорьям «Хогвартс-Экспресса»!

Шокированный Теодор поднялся на ноги, смаргивая кровавую пелену с глаз. Он в шоке уставился на пацана.

— Что за..? Легиллименс!

Маггленыш поднял руку, пустую руку без палочки.

— Протего!

И в отказывающийся понимать случившееся мозг Теодора лавиной хлынули его собственные воспоминания. А потом наступила тьма.

В это же самое время, буквально в тридцати в километрах к северу, ничего не подозревающий о происходящем в доме Ноттов Люциус Малфой дописывал короткое письмо, адресованное Северусу Снейпу:

Северус! Полагаю, ты занят. Дома тебя нет уже несколько дней, а в Хогвартс я писать опасаюсь. Свяжись со мной, срочно. Нам надо поговорить еще с солнцестояния. С кем мне еще посоветоваться, я не знаю. Твой друг, Люциус.

АЛЬБУС

Альбус говорил, наверное, не меньше получаса. Он рассказал все, что считал важным. О крестражах — якорях, хранящих на земле душу Тома Реддла. О материнской защите Гарри, привязанной к дому Дурслей. Обо всем. Потом, получив согласие на нерушимый обет, рассказал о пророчестве и о невольном крестраже Тома, спрятанном у Гарри в голове.

— И ни один из них не сможет жить спокойно, пока жив другой, — закончил он.

Филиус вытянулся на кресле, потирая лоб.

— Ух, — сказал он наконец, — это… пугает. И интригует. И многое объясняет для меня. О чем-то я догадывался, а о чем-то даже и не думал. Польщен доверием.

— И какие идеи по поводу этого всего?

— Тут надо поразмыслить, — протянул Флитвик, — вариантов может быть много.

— Например?

— Ну, начать можно было бы с других трактовок пророчества. Как вам к примеру такой вариант: Волдеморт находится в теле Гарри, его дядя и тетя регулярно бросают ему вызовы, помыкая им: предположим, первый вызов — время до первого курса, а потом еще два — это летние каникулы, прошлые и нынешние. У них есть сын, тоже родившийся летом — вот вам и ребенок пророчества. А этим летом на Тисовой Волдеморт отметил его как равного себе…

Северус в шоке посмотрел на коллегу, а затем расхохотался. А вот Дамблдору было не до смеха.

— Не знаю, когда там точно родился Дадли, — сказал он, — но я абсолютно уверен, что это бред… Он ведь даже не маг!

— Почему? — весело переспросил Флитвик. — Как будто вы не знаете, Альбус, что при желании можно найти такой календарь, по которому любой месяц станет седьмым. А отметить его как равного себе — почему это не может означать наделение частью своей магической силы?

— Ну, знаете ли… — проговорил Северус. Он немного успокоился и теперь смотрел на Филиуса с каким-то странным восхищением. — Вот что называется свежий взгляд.

— Да я не спорю, что все это похоже на бред, — отмахнулся полугоблин, — просто вы двое, мне кажется, делаете большую ошибку, полагаясь на пророчество. Так сделал Темный Лорд — и где он теперь? Пророчества непонятны, мрачны и не подлежат однозначному толкованию. Их исполнение можно прервать, и тогда они начнут исполняться заново, непонятно как и когда. Я не оспариваю факт их существования, но все это далеко от науки и крайне плохо изучено. А мы с вами все же ученые, коллеги!

— Ваши предложения? — спросил Дамблдор, пытаясь выкинуть из головы жуткую картину с Гарри-Темным Лордом и Дадли-избранным.

— Забудьте, выкиньте это пророчество из головы, — пожал плечами Флитвик, — у нас есть твердые факты, подтвержденные наблюдениями, те же крестражи или вот эта схема чар, с которой я никак не могу разобраться. Давайте-ка займемся делом, а вот эти вот загадочные бредни оставим Сивилле Трелони. Я уже из чисто научного интереса не успокоюсь, пока не разберусь, что здесь наворотил наш загадочный маг, кем бы он ни был.

— Ладно, — Дамблдор был и рад отвлечься от назойливых мыслей, в которых Дадли что-то кричал Поттеру, кидая в него Экспеллиармусы, — к делу. Северус, поможете?

— Почему бы и нет, — пожал плечами Северус, доставая палочку, — только чай допью. С этими вашими прекрасными историями… он уже остыть успел.

ПИТЕР

Питер Петтигрю сидел в клетке. Долгие годы почти безвылазного пребывания в теле крысы оказали на него влияние — теперь для него клетка хозяина Рона ассоциировалась с местом по-настоящему надежным и безопасным, и сидеть здесь значило оградить себя от проблем внешнего мира.

Конечно, он все еще прекрасно понимал, кто он и почему находится в облике крысы. Но инстинкты стали другими: острыми, простыми — куда менее человеческими.

Не желая полностью терять человека в себе, все эти годы он иногда сбегал на поле за Норой или в соседний лесок и там украдкой превращался в человека. В эти счастливые минуты он чувствовал себя по-настоящему живым — но неизменно возвращался назад. Облик крысы звал его.

Когда-то давно у него была мечта — переждать пару лет и сбежать куда-нибудь далеко, в Австралию или Штаты. «Поживу только пару лет как крыса», — думал он, — «в какой-нибудь большой магической семье, где на меня никто не обратит внимание и не станет проверять. А чтобы у них не было какой-нибудь случайной проверки со стороны аврората, пусть это будет семья министерского работника, сторонника Дамблдора, члена Ордена Феникса». Уизли подошли идеально.

Вот только Питер недооценил влияние животного образа на его сознание. Хвост не хотел сбегать в Америку или в Австралию. Хвост хотел жить в клетке у хозяина, получать от того вкусную еду и ни о чем не беспокоиться. Крысиный мозг был слишком мал, чтобы строить далеко идущие планы. И Питер остался у Уизли, с годами все меньше превращаясь в человека. Сначала Хозяином был Чарли, потом — Перси, потом — Рон…

Лишь одно за все эти годы растревожило его покой — побег Сириуса Блэка из Азкабана. Тогда даже Хвост, не желавший встречаться с Бродягой так же, как и Питер не хотел встречаться с Сириусом, согласился с тем, что стоит подумать о побеге. Однако Сириуса быстро поймали, наверняка уже отдали дементорам, и теперь Питер пребывал в состоянии обычной нирваны, затянувшейся уже больше чем на десятилетие. Его клетка стояла на подоконнике, и он растянулся в ней во всю длину крысиного тельца, нежась в вечерних ласковых лучах солнца.

Открылась дверь в комнату, зашел Гарри Поттер. Хозяина Рона видно нигде не было. Серце Питера кольнула застарелая вина. Как бы то ни было, друзей предавать он не хотел. Его заставили, это была часть жестокого плана Лорда. Ему пришлось… И он бы с удовольствием помог бы сыну Джеймса и Лили, но не знал, чем. И сомневался, что тот примет помощь от него, жалкого предателя Питера Петтигрю.

— Наконец-то я достал палочку, — похвастался в пустоту Гарри, — все эти скандалы зря не прошли! Ну что ж… Ступефай!

Красный луч обездвижил Питера куда быстрее, чем тот, разнеженный солнцем, успел хоть что-то предпринять.

— Анимагус Ревелио! — новая волна энергии вылетает из палочки и четко подсвечивает беспомощного Питера в клетке.

—Ага, попался, — удовлетворенно кивнул Поттер, — мерзкая крыса. Значит так. Обливиэйт! Империо! У нас очень много дел, а лето не вечное. Плюс я сам создал себе кое-какую проблему. Так что слушай меня внимательно, Питер, и запоминай…