На Плотве – сквозь огонь (джен)

Из него уже никогда не выйдет ничего такого, что можно было бы назвать привидением.

мэтр Джером из Клапки

Потом говорили, что этот человек въехал в Гондор с севера, через горы Эред Нимрайс. И въехал он Стезёю Мертвецов, ибо наземные тропы в Мортхонд с началом нападений орков оказались перекрыты. Уже одно это не внушало к нему доверия в глазах добропорядочных подданных Белого Древа.

Ещё меньше доверия вызывала его внешность — белые патлы, как у нищенствующего старца, но при этом крепкий еще муж, в облачении роханского воина, но с мечами за спиной, как не носят рохиррим, и мечами не такой ковки, какую используют рохиррим. Глаза же его имели расширяющиеся зрачки, как у кота — впрочем, настоящие коты не переносили одного его духа, яростно шипели и рычали. Так что этого всего хватило, чтобы дежурный копьеносец в панике бросился прочь от южного входа на Стезю Мертвецов с криком:

— Клятвопреступники восстали!

Впрочем, этот клятвопреступник враждебности не проявлял и властям в лице солдат капитана Лудхира сопротивляться не стал. Изъяв два чудных меча, торбу с какими-то склянками и обыскав его, солдаты на заставе убедились, что перед ними человек или хотя бы четверть-орк из плоти и крови. С его спутником — очевидным менестрелем в некогда роскошном наряде и с лютней — всё было еще проще.

— Они чисты, капитан, — доложил недавний паникёр.

— Добро пожаловать в королевство Гондор, пришельцы со Стези Мертвецов, — сказал Лудхир. — Я капитан Лудхир на службе господина Дуинхира, владетеля Долины Черного корня. А кто вы такие и с чем пришли сюда по такому опасному пути?

— Геральт из Ривии. Ведьмак, сиречь охотник на чудовищ. Имею послание к местным властям от её высочества принцессы Рохана Эовин, — представился капитану желтоглазый.

— Юлиан Альфред Панкрац, виконт де Леттенхоф, — сказал поистаскавшийся менестрель. — Я имел честь выступать при дворе его величества Теодена в Медусельде! Прошу проводить нас к господину Дуинхиру, и мы честь по чести изложим ему суть нашей миссии!

— Сие невозможно, — сказал капитан. — Господин Дуинхир сейчас в походе, на востоке.

— Ну так веди к ипату или как он там в Гондоре прозывается, — сказал таинственный Геральт.

Конвой во главе с Лудхиром повёл их сквозь хмурое утро с мелкой дождливой моросью по горной дороге, которую обступали крутые склоны с мрачными чёрными елями. Под ногами у пришельцев ревел, перекатываясь по камням, поток Мортхонда — Черноводной, вытекавшей из проклятой горной дыры клятвопреступников.

Наконец маленькую кавалькаду встретил Морлад — малый городок или даже горное село, тем не менее столица края по берегам Черноводной и резиденция Дуингира. В отличие от деревянных городов и хуторов рохиррим за горами, гондорское селение было сложено сплошь из основательного серого камня, и даже самые бедные на вид дома крыты хмуро-серым шифером.

Малтеллам, наместник лорда Дуинхира, принял их в самом основательном и двухэтажном каменном коробе со стрельчатыми окнами, где имел квартиру и в то же время канцелярию. В ответ на те же стандартные вопросы оба чужеземца так же стандартно представились ему.

— Вы, судари мои, прибыли из Рохана, но явно не рохиррим — раньше они частенько бывали тут проездом в Дол-Амрот по торговым делам или в ученье. Откуда же вы на самом деле? — спросил их Малтеллам.

— Мы с Севера, — лаконично ответил Геральт. — Милсдарь ипат, мы желали бы... как это... натурализоваться в землях короны Гондора, а я заодно хотел бы знать, нет ли в окрестностях Морлада работы для ведьмака.

— Если ты и впрямь охотник на чудовищ, то боюсь, работы тебе тут хватит до битвы Дагор Дагорат, — сказал Малтеллам. — Слышишь ли ты этот звук, Геральт из Ривии?! Он преследует нас днём и ночью, сводит с ума скотину и дикого зверя.

Малтеллам замолчал, и ведьмак отчётливо услышал препаскудный звук, который сопутствовал ему ещё с Чёрной Двери в Дунхарроу. То ли бормотание на языке, исчезнувшем тысячи лет назад, то ли крыса, скребущаяся среди черепов и костей, то ли стук заступа о крышку домовины на жальнике.

Шёпот Мёртвых — так звали его на Мортхонде. И наружу он доносился только в самые поганые времена.

Заснуть последней ночью в лагере Фириенфельд близ Дунхарроу ведьмаку так и не дали.

Общий сбор всех способных держать оружие, который Теоден Роханский объявил в своей фириенфельдской ставке, быстро перешел во всеобщее празднование победы над вероломным Саруманом. Два дня эль, "живая вода" и гондорские вина лились водопадом. По всему лагерю быстро разошелся слух, что то ли Эомер, то ли сам король на спор попытался перепить краснолюда Гимли, но потерпел фиаско. Лютик, Хорн и другие менестрели охрипли от застольных песен о смерти, славе и добрых конях и тоже присоединились к пирующим рохиррим.

Вовлекся в общее веселье и Геральт из Ривии. В момент, когда его разбудил посыльный, ведьмак пребывал в палатке на своем законном тюфяке, крепко держа под боком

пухлую румяную и круглоплечую торговку, увязавшуюся за войском рохиррим еще в Вестфольде. Рядом доносился храп собутыльников ведьмака — бравых вильдерморцев Дарлафа, Ситрака и Хромого Босы.

— Эй, возьмак! Герл... тьфу, Геральт! Где ты там?!

Геральт разлепил глаза, сильно нехотя поднялся на ноги, отпихнув в сторону маркитантку, и что-то промычал в ответ.

— Тебя срочно требует к себе ея высочество Эовин, дочь Эомунда!

— Зараза... Началось... — выдохнул ведьмак, завязывая штаны. — Я прибуду так быстро, как только возможно.

На тюфяке что-то заворчала недовольная маркитантка — до этого она согнала с беловолосого семь потов и рассчитывала на продолжение.

Приведя себя в порядок и ухнув "Слёзы жён", Геральт вслед за королевским гонцом двигался к шатру Эовин в самом центре лагеря. Несмотря на предрассветный час, принцесса была уже на ногах.

— Тебе известно, ведьмак, что Арагорн, сын Араторна, с родичами покинул лагерь в ранний час, чтобы пройти Стезей Мертвецов, — утвердительно сказала ее высочество.

Ведьмак кивнул. Он знал о планах Арагорна и раньше, так как вчера нечаянно подслушал его разговор с Иорветом, когда эльф вручал наследнику Исилдура in exilium знамя, вышитое для него лично милсдарыней Арвен Ундомиэль.

— Он говорил о нужде, но я не вижу на этом пути ничего, кроме жутких гробниц, ожидающих пополнения. Мертвецы Дунхарроу не нуждаются в беспокойстве живых… — здесь Геральту показалось, что голос Эовин дрогнул, а в уголке глаза показалась слезинка. Похоже было, что Бродяжник стяжал благосклонность не только прелестной эльфки из Ривенделла.

— Ваше королевское высочество желает, чтобы я прикрывал милсдаря Арагорна на Стезе?! — уточнил ведьмак.

— Дело не в Арагорне, — как-то подозрительно резко сменила тему принцесса Рохана. — Всё куда хуже. Такой большой отряд все-таки не остался незамеченным, и за ним увязались дети. Подростки. И один из них — Эльфдаг, внук старого Эльфхельма — пробрался в подземелья.

— И не вернулся, — догадаться было легко.

— Ты схватываешь на лету, ривийский ведьмак. Я послала десяток конников на его поиски, но они тоже не возвращаются. О Владычица, уже два часа я на ногах... Здесь со мной его дружок Радвин, пусть он сам тебе все расскажет.

Вперед вышел мальчуган лет двенадцати на вид, которого Геральт поначалу принял было за пажа или служку, но уж больно по-простецки для свиты принцессы он был одет.

— Я даже не думал, что все зайдет так далеко! Мы видели, как люди уехали в горы утром, а потом поспорили с Эльфдагом, что добежим до Чёрной Двери и обратно, и никто ничего не заметит! Я дёрнул за ним, и мы оказались у Двери раньше, чем ты бы сказал «Хельм Молоторукий»! Потом я вернулся, думал, что Эльфдаг за мной побежал... а его нет нигде! Ну... ты ведь его найдёшь, господин?! Ты же ведь ведьмак, про тебя дед рассказывал!

— Эльфдага нужно вернуть со Стези. Желательно — живёхоньким и невредимым, ведьмак. Радвин проведёт тебя к Двери, — на этих словах мальчишка побледнел. — Отправляйтесь сейчас же.

— Благодарю, ваше высочество, но мне проводник не нужен. Я уже бывал на Стезе Мертвецов, — ответил Геральт.

Ведьмак хорошо понимал причины для особенного беспокойства принцессы — помимо того, что детей от мертвецов однозначно следовало беречь, старый Эльфхельм имел большое влияние в Медусельде, и наживать себе такого врага даже особе королевской крови было ни к чему.

По уже знакомой тропочке Геральт доскакал мимо зловещих чёрных обелисков и Димхольта в тёмный распадок близ Двери, где то ли из-за густого ельника, то ли из-за магического фона ничто не выдавало начинающийся рассвет. Приняв порцию "Филина" на случай, если с мертвецами возникнут серьезные проблемы, ведьмак расчехлил серебряный меч и шагнул во тьму.

На относительно знакомой уже дороге Геральт неожиданно встретил запыхавшегося роханца — видимо, из поисковой партии Эовин.

— Ты ведьмак, что ли? Поздно... На нас напали... в юго-западном туннеле... Враг их раздери, наши там все и остались...

— Приведи сюда еще людей. Возможно, они понадобятся, чтобы вытащить оттуда убитых.

— Вытащить?! Да кто решится проникнуть так глубоко, как мы?! — воскликнул роханец, но продолжил путь дальше к выходу.

Через сорок-сорок пять минут от Черной двери стены прохода раздвинулись, и перед Геральтом предстала гигантская каверна, противоположного края которой не было видно вовсе. Стезя Мертвецов уводила меж сталагмитов куда-то туда, в непробудную темноту, пересекая подземную реку — возможно, один из истоков гондорского Мортхонда. А по бокам подземного зала виднелись... Города.

Это, видимо, и были те самые башни, которые ведьмак мельком видел в прошлый раз, преследуя ряженого мертвецом орка. Высокие, частично осыпавшиеся грубые каменные башни без окон, освещавшиеся каким-то нечистым бледно-голубым светом, обступали каверну слева и справа под огромными подземными карнизами. Город клятвопреступников казался просто пропитанным противоестественной мерзостью.

И она не заставила себя ждать.

Первые два призрака атаковали Геральта еще на входе в каверну. Они, в отличие от прошлого раза, не предупреждали "Уходи", они просто пытались его убить. Но серебряный меч покончил с их стремлениями.

Вскоре ведьмак обнаружил и других жертв мертвецов. Один воин рохиррим лежал, раскинув руки, прямо в потоке, другой — чуть поодаль у сталагмита. Медальон при попытке рассмотреть поближе их раны чуть с ума не сошел.

"Интересно, если их здесь так и оставят, неприкаянные души пополнят ряды клятвопреступников или будут с ними драться до второго Сопряжения Сфер?" — задумался Геральт.

По мере продвижения по юго-западной тропе убитых воинов Эовин попадалось все больше. Мертвецы ни с того ни с сего выкосили почти весь отряд. Ведьмака стали посещать нехорошие догадки насчет судьбы отряда Арагорна — и Иорвета, наверняка ушедшего с этим отрядом.

У входа в город мёртвых же расположилась и самая большая толпа призраков. Когда Геральт вошел в их поле зрения, загробный голос словно бы на архаичном дунландском сказал: "Вот он!", и клятвопреступники налетели на ведьмака.

Во время этой схватки Геральт подметил, что в отличие от умертвий или изводий, эти призраки сохранили свои прижизненные лица. Одни были похожими на дунландцев обычными людьми с седыми бородами, у других были более молодые, но дегенеративные и скотоподобные рожи. Видимо, прежде чем проклятие Исилдура выкосило этот народ, они успели прожить в пещерной изоляции несколько поколений и неизбежно докатились до кровосмешения в своих мрачных башнях без окон. Их клинки состояли будто из более плотной эктоплазмы, чем остальное "тело", и могли и впрямь пробить кольчугу. Но против серебряного меча выстоять им всё равно не удавалось.

Когда вокруг остались только три или четыре духа клятвопреступников, ведьмак сказал, как и в прошлый раз, максимально подражая их примитивному дунландскому:

— Теперь слушайте мое условие. Я пройду в ваш город, найду живого ребенка и заберу его наверх. И нам с ним ничего не будет. Это раз. Потом наши люди спустятся за своими убитыми. И им тоже ничего не будет. Это два. Вы согласны?!

Твоя взяла, колдун с серебряным мечом.

Сделай то, что должен.

И оставь нас в покое.

Вечном покое...

Геральту пришлось еще минут десять побродить среди подсвеченных гнилушками башен мертвецов. Под ноги ему то и дело попадались совсем уже древние и полуистлевшие останки, при жизни, видимо, принадлежавшие последнему поколению клятвопреступников.

Наконец Эльфдаг нашелся. Мальчик сидел, зажавшись между каких-то угрюмого вида каменных столбов, и дрожал, как замёрзший котёнок. При виде Геральта с его экзотической для рохиррим внешностью Эльфдаг завизжал было и хотел пуститься наутёк, но его остановил вовремя сложенный знак Аксий.

— Я не причиню тебе никакого вреда. Меня прислал твой друг Радвин. Пойдём-ка отсюда домой, — сказал ему ведьмак.

На прощанье Геральт бросил взгляд на столбы. За ними начиналась широкая насыпь из камней, на которой было установлено что-то вроде алтаря. Ведьмак успел разглядеть на алтарной глыбе символ, который насторожил его радикально.

Символ Ока.

— А теперь еще раз и по порядку расскажи: что делали клятвопреступники на площади, пока ты прятался рядом в камнях? — спросила Эовин.

— Ну, они слетелись на алтарь, стали выть, руки простирать... Я тогда испугался, залез за камень поглубже и не стал смотреть... — рассказывал Эльфдаг. — А потом самый главный и бородатый призрак сказал что-то вроде...

Эльфдаг попутался воспроизвести какую-то фразу на языке клятвопреступников.

— Я плохо его понимаю, но звучит примерно как "младший Исилдур украл моего брата"... — попробовал перевести ведьмак.

— "Увёл наших братьев", — уточнила Эовин, которую все-таки учили дунландскому, и она лучше понимала речь мертвецов Двиморберга. — Похоже, мёртвые раскололись на два лагеря, — одни ушли с Арагорном, а другие... Но главное — что он выжил. И Эльфдаг, конечно, — с облегчением выдохнула принцесса.

— Только дедушке не говорите, госпожа Эовин, — при мысли о гневе Эльфхейма его внук побледнел еще сильнее, чем при воспоминании о мертвецах.

— А теперь ступай домой, пока тебя еще не хватились. Мне нужно обсудить с господином ведьмаком дело государственной важности, — приказала принцесса.

— Ты уверен, Геральт, что на алтаре клятвопреступников был знак Ока Саурона? — с интонациями Вернона Роше в темерской каталажке спросила Эовин.

— Как минимум очень похож, ваше высочество. Мне теперь трудно будет с чем-либо его спутать, — ответил ведьмак.

— Если это действительно так, Арагорн подвергается смертельной опасности. Как и народ Гондора. Поход наших друзей мог посеять опасные семена в умах враждебной партии мертвецов: что удержит их в недрах горы без надежды на прощение? Я прошу тебя тем же путём войти в Гондор. Местных жителей необходимо защитить.

— Не знаю, повезет ли мне в третий раз, ваше высочество. Я, конечно, обучен разгонять агрессивных призраков, но предпочел бы добираться до Гондора поверху, — сказал Геральт.

— Даже не думай, ведьмак! Горными тропами поверху ты будешь карабкаться в долину Черноводной два дня, а терять сейчас нельзя ни минуты! Самой неохота посылать тебя на Стезю Мертвецов снова, но именно в недрах Двиморберга лежит самый короткий путь в Гондор из Дунхарроу, — безапеляционно сказала ему Эовин.

Когда Геральт уже выходил из шатра принцессы, та окликнула его вслед:

— Как бы то ни было, сегодня ты заслужил благодарность! Я не могла свыкнуться с мыслью, что Эльфхейм должен услышать горестную весть о пропаже внука в недрах Горы Призраков из моих уст… Возможно, я попросила бы брата ему рассказать... — Задумавшись на мгновение, Эовин добавила:

— Но всё равно его ворчание было бы невыносимо.

Собирая свои пожитки в нехитрый узел в проснувшемся-таки лагере Теодена, ведьмак неожиданно заметил Лютика.

— Геральт? Уже уезжаешь? Кстати, как у тебя прошло с той маркитанткой?

— Волшебно, Лютик. Полночи я забивал ей сваю то так, то эдак, а ещё полночи спасал со Стези Мертвецов невинных младенцев рохиррим, которые сдуру увязались за Арагорном.

— Так Арагорн уехал? По Стезе Мертвецов? И куда? А ты куда? Что вообще здесь происходит? — лихорадочно соображал виконт де Леттенхоф.

Геральт коротко рассказал ему про поход Арагорна, про то, что случилось с мертвецами и про то, что поручила её высочество ему самому.

— Так что у нас мало времени. Нужно выручать гондорцев. Ты со мной или как?

— Если хорошенько призадуматься — или как, — сказал Лютик. — Конечно, в Хельмовой пади я не убоялся орков, но подземелья, кишащие враждующими мертвецами — это другое дело. Мне до сих пор иногда снятся в кошмарах Каменные основания в Мории, а тут еще и Стезя Мертвецов. К тому же я рассчитывал наконец представить принцессе роман о Фольке.

— Что ж, не буду мешать твоим творческим планам, Лютик. Надеюсь, Эовин оценит тебя по достоинству во всех смыслах, — паскудно ухмыльнулся ведьмак. — А мне нужно ехать в Гондор. — Он полез в тайник под тюфяком, достал рекомендательные письма к князю Дол-Амрота и наместнику, которые перед своим отъездом любезно составил для него Гэндальф, и засунул их в наседельную сумку на боку прядающей ушами Плотвы.

— Удачи на большаке! — Казалось бы, Лютик прощался надолго.

Но не тут-то было. Проезжая мимо зловещего обелиска у въезда в Димхольт, Геральт услышал за спиной яростный топот копыт.

— Что ещё?! — резко развернулся ведьмак, и увидел, что его с бешеной скоростью догоняет Лютик.

— Всё-таки ты решил не бросать товарища в беде, — сказал трубадуру Геральт, когда тот скомандовал Бурогриву "тпру!".

— И это тоже, — согласился запыхавшийся и чем-то очень встревоженный Лютик. — Геральт, ты никому случайно не рассказывал про наше маленькое недоразумение с Эллен Фремедон из Дунхарроу?

— Мог на пирушке сболтнуть... Или ты сам по пьянке похвастал, — задумался ведьмак. — Что, её муж Дунгер уже всё выведал?

— Похоже на то. Мне сказали, что он ищет меня, чтобы обсудить с глазу на глаз некоторые "вопросы наследства".

— Не понял... Эллен что, понесла? Так ведь столько времени ещё не прошло, чтоб это стало заметно, — озадачился Геральт.

— Вот уж не знаю, что Дунгер подлинно имел в виду. Но думаю, что в Рохане мне теперь лучше не появляться ещё лет двести. С тобой на Стезе Мертвецов мне как-то спокойнее, чем с ним в стане Теодена. А ведь Дунгер там может быть не единственным... мужем.

— "Барон Жермон поехал на войну", — с усмешкой припомнил Геральт туссентскую ироикомическую балладу. — Тогда держись крепче — я поведу тебя туда, куда Дунгер ни за что не сунется.

В Гондор они ехали снова вместе.

Вступая на Стезю Мертвецов в третий раз, Геральт не ощущал уже ничего, кроме оскомины. Лютик же посетил подземный мир под Двиморбергом впервые, и ему явно было не по себе — хотя недавний герой Хельмовой пади виконт де Леттенхоф старался не подавать виду.

Вид рохиррим, выносящих из Чёрной Двери убитых призраками ни за что ни про что товарищей, уже заставил Лютика резко умолкнуть. Мрачная пещера с витающими над головой духами — заставила его начать кусать губы. А когда трубадур узрел башни без окон, освещенные гнилушками, и красующийся над местом, где был алтарь Ока, белесый эктоплазматический вихрь, то начал икать. И Геральт, который тоже увидел вихрь, посмотрел на друга с полным пониманием.

Наконец на втором часу пути зловещая каверна закончилась, вновь сузившись до туннеля, пролегающего теперь над берегом подземной реки — очевидно, Мортхонда. Воинствующие призраки подземных выродков здесь уже не встречались. А на третьем часу тропа резко взяла влево, и в конце ее показалась дверь — как и Чёрная дверь в Рохане, неизвестно кем разукрашенная костями и черепами.

— Надеюсь, это конец? — впервые заговорил Лютик за весь путь по Стезе Мертвецов.

— Я тоже, — кивнул ведьмак.

Потянуло свежим воздухом с вершин Эред Нимрайс. За дверью, которая подалась компаньонам со второй попытки, показалось голубое до рези в глазах небо утреннего Гондора. А на его фоне — солдат в чёрно-серебряном котте поверх кольчуги и с копьём, который при виде Геральта и Лютика тут же бросил оружие и задал стрекача с криком:

— Клятвопреступники восстали!!!

— А дальнейшее, милсдарь ипат, вы уже знаете, — закончил ведьмак свой рассказ Малтелламу.

— Я думал, что никто, кроме самой смерти, не пройдёт этим ужасным путём. Вижу, что я ошибался, — ответил ипат Морлада. — Тем более, что ты не первый — если верить донесениям наших лазутчиков. Незадолго до тебя со Стези вышел небольшой отряд всадников. Их предводитель повел людей прямо к Эрекскому камню и, как говорят, призывал там мёртвых следовать за ним. Разведчиков было меньше, и потому они не смогли предотвратить его вылазку. Иные говорят, что это-де был наследник Исилдура во плоти и во славе, и знамя с Белым Древом развевалось над его головой, но я в это давно уже не верю.

— Вы удивитесь, Малтеллам, но это чистая правда. Я встречал этого человека на Севере и прошел там с ним немалый путь, и вымощен он был телами орков и гоблинов да ржавыми доспехами умертвий. Но до поры — никому ни слова, — сказал ведьмак.

— Так наследник Исилдура — не выдумка? — со смесью недоверия и надежды в голосе сказал Малтеллам. — Наши хронисты...

Но в это время в канцелярию вбежал запыхавшийся посыльный в черно-белом одеянии и провозгласил:

— Советник Малтеллам! Госпожа Росфин повелевает тебе, а также задержанным утром ведьмаку с Севера и менестрелю Юлиану... или Панкрацу... как его там... явиться на совет незамедлительно!

Пробираясь в верхний город по узким наклонным улочкам Морлада, Геральт в очередной раз убедился в правильности эльфского названия южного людского королевства — Гондор, Земля Камня. Каменные стены с каменными балконами нависали над каменной мостовой, которую гондорцы изготовили даже в такой дыре, где иногда казалось, что большинство населения составляют козы, с громким блеяньем бродящие по улицам и щиплющие пробившуюся травку.

Дом господина Дуингира стоял на самой высокой площади Морлада, нависая надо всей долиной. От прочих морладских жилищ он отличался лишь высотой и свисающим с балкона знаменем Мортхонда — черным кругом на белом поле, означающем, видимо, вход на Стезю Мертвецов. Из окон залы, украшенной оленьими и медвежьими головами и гобеленами с изображениями Белого Древа и, видимо, Минас-Тирита, открывался прекрасный вид и на долину Мортхонда, и на дорогу в соседнюю провинцию Ламедон, и на Эрекский холм со зловещим абсолютно чёрным шаровидным камнем.

Председательствовала на совете госпожа Росфин — как объяснили Геральту по дороге, супруга местного можновладца Дуингира и мать его наследника Дуилина, пребывавших ныне с войском в Минас-Тирите. В последнее ведьмаку верилось с трудом — хрупко сложенная темноволосая леди Росфин в чёрно-белом платье-гамурре выглядела слишком молодо для матери взрослого сына в стране, где не практикуют гламарию. Но он быстро вспомнил, что рассказывал ему ещё на Севере ныне покойный Боромир о долгожитии потомков нуменорцев.

— Я чувствую, что великое зло вышло из гор и промчалось стремительным вихрем через Долину. Некоторые замечали Мертвых, безлунными ночами пляшущих на вершине Холма Эреха, что к востоку отсюда. Не могу об этом судить, но скажу, что ни один житель Морлада не оставляет двери незапертыми, когда приходит время задуть свечи. Были и те, кто оставлял... — Росфин помрачнела и осеклась. — А теперь ходят слухи, что это якобы был отряд наследника Исилдура?!

— Не думаю, госпожа Росфин, — сказал Ландиак, рыцарь на службе Дуингира, командовавший всем оставшимся войском долины. — О наследнике бают, что он явился со Стези Мертвецов с целым отрядом. Но мне докладывали, что человек, пытавшийся говорить у Эрека с мертвецами, пришел с юга, и пришел один, к тому же делал это несколько раз.

"Значит, с клятвопреступниками общался не только Арагорн, — догадался ведьмак. — Уж не этот ли человек работает на Саурона в долине?"

— А теперь со Стези пришёл ещё и человек с Севера, называющий себя ведьмаком. Редкие гости из Рохана успели донести до нас слухи о некоем Вазьмаке, охотнике на монстров и орков, что прибыл в восточные провинции их королевства по Андуину из эльфийских лесов чуть ли не с целой армией эльфов. Уж не ты ли это?

— Да, это я, но эльфов за последнее время встречал ровно троих, а это никак не армия, — ответил Геральт. — Я выполнял контракт с чародеем, известным в этом королевстве как Митрандир, — и он протянул госпоже Мортхонда рекомендательное письмо к князю Дол-Амрота.

— Раз ему доверяет Митрандир, сударыня, значит, стоит и нам довериться этому ведьмаку, — сказал ипат Малтеллам.

— Чтож, я уверена, что ты достаточно смел, и твоё путешествие к Холму Эрека может подтвердить мои догадки. Полагаю, то, что вышло из темных подгорных пределов, отправилось именно туда, на Холм Эрека. Он всегда считался зловещим местом, — добавила милсдарыня Росфин.

— Но я бы посоветовал ведьмаку обождать с Холмом, а для начала посетить южные пределы Долины — Сардол и Алагрант. Именно в этих краях в основном и встречают наши люди одержимых Шёпотом медведей, оленей, львов, а под Сардолом, поговаривают, и того хуже. В подземельях под Тарлангом снова пробудилась мерзость, которой последние столетия только пугали детей, — сказал Малтеллам.

— Боюсь, ты продолжаешь упорствовать в одной и той же ошибке, наместник, — с металлом в голосе возразила Малтелламу леди. — Во многом по твоей вине мы потеряли занятые сейчас орками медные рудники в Тингобеле, потому что ты снял охрану и стянул в Морлад. А ведь это не только источник половины наших доходов — это стратегический пункт, позволяющий взять под контроль дорогу в Ламедон! Будто мало нам слухов о пиратах в устье Мортхонда!

— Я понимаю твой гнев, госпожа Росфин. Оставление Тингобела было ошибкой, но если поручить юг ведьмаку, то мы сумеем исправить её, сняв там солдатские посты и направив их на север — в Ланкрат и сюда, в Морлад. Тогда у нас будет войско, которое сможет заняться Тингобелом.

— На этот раз ты меня убедил, наместник, — устало сказала госпожа Росфин и взмахнула ресницами. — Ведьмак Геральт, мы желаем оформить тебе заказ на уничтожение всех найденных в долине одержимых зверей. Вознаграждения за них уже объявлены в южных селах.

— Это, ваша милость, работа для ведьмака. Но чем могу быть полезен берегам Черноводной я, скромный трубадур, которого скромно признали ровней себе лучшие исполнители Рохана? — поинтересовался Лютик.

— Со всеми этими разговорами об орках, взбесившихся зверях и появлении Мёртвых у холма я наблюдаю, как с каждым днем все сильнее падают духом наши люди. Я боюсь, что гондорцы в конце концов устанут от столь долгой войны. Но ты, Лютик, я уверена, сагами и балладами о своей отваге, своих приключениях и подвигах ваших товарищей на Севере убедишь их, что не все потеряно. Я дозволяю тебе выступить перед заходом солнца под этими окнами, у Верхнего колодца.

Ведьмак разместился во вполне пристойной комнате на постоялом дворе Келегдала. Впрочем, рассиживаться тут было особо не на что — с огромной неохотой лавочник обменял Геральту и Лютику часть роханских крон на гондорские келебы, да ещё и по грабительскому курсу. Даже с учетом того, что удалось обменять в Фириенфельде, денег было в обрез. Деньги нужно было добывать.

— Да, хоромы у тебя тесные, — сочувственно сказал Лютик.

— Не то, что у некоторых, которых приглашает госпожа Росфин, — усмехнулся ведьмак, чистя оружие. — Но я не в обиде — если бы тебя не позвали гостем в дом Дуинхира, мне бы было еще теснее. Добро пожаловать в Гондор, центр цивилизации.

Лютик ушел репетировать выступление, а ведьмак перекинулся парой слов с милсдарем Келегдалом. По мнению хозяина, против зверей маленькому Морладу долго было не продержаться.

— Я видел зверей, которые бросались на городскую стену и калечили себя безо всякой на то причины. Рано или поздно они прорвутся в город. Вломятся в дома и хлева. Это только вопрос времени, — убежденно и обреченно говорил Келегдал.

После второй кружки сидра разговор перешел на политику. Ведьмак и раньше слышал, что трон Гондора остается вакантным уже столетия, но только сейчас оценил, насколько это горькое унижение для многих и многих гондорцев.

— Прошла, пожалуй, тысяча лет с тех пор, как был король в нашем королевстве. Горожане часто ворчат, что наместник Дэнетор правит в своём Минас-Тирите, и сколько я себя помню, никогда не приезжал в Морлад. Но я думаю, и король был бы не лучше. Если у тебя есть Минас-Тирит, столица мира, то зачем тебе забивать голову какой-то долиной Черного Корня? — рассуждал Келегдал.

"У Арагорна хорошие шансы на лояльность будущих подданных. Наместник явно многим в зубах навяз", — подумал Геральт.

Вечером ведьмак немного поалхимичил, попробовав приготовить "Полнолуние" на основе местного сидра, бутылку которого купил тут же у Келегдала. Испытание эликсира он провел ночью же на склонах под Морладом, откуда стал доноситься рев медведей. Удовлетворенный результатами, Геральт снял с них шкуры, сдал на руки дежурным людям Лудхира и попытался заснуть.

Но даже сквозь сон лез к нему в уши Шёпот Мёртвых, заставляя ворочаться на кровати в кошмарах.

Отъезжая с утра в Алагрант, Геральт наткнулся на узкой улочке на Лютика, пытавшегося пробиться сквозь стадо коз.

— Доброе ведьмачье утро, старик! — окликнул его виршеплёт. — Жалко, что вчера ты не пришёл к колодцу, а возился со своими эликсирами. Грандиозный успех. После моей "Дороги без конца" местная публика рыдала! А до чего хороша была на балконе её светлость леди Росфин... Всё-таки гондорки хоть и не столь пикантны, как женщины рохиррим, но есть в них что-то сродни лучшим из эльфок.

— Ну и как тебе это, пригодилось? — спросил ведьмак.

— Она после концерта подошла ко мне на лестнице и в неверном свете факелов сказала три слова... — тут Лютик выдержал драматическую паузу.

— Какие? Не тяни ты виверну за хвост!

— "И не мечтай!". Как говорится —

"Мазель Мораль дала урок,

И посрамлён милсдарь Порок". — сымпровизировал на ходу трубадур и протянул Геральту какие-то бумаги.

— А тут что?

— Записки Дуингира, касающиеся этого безумного Шёпота. Ты ведь тоже его слышишь? Выпросил их у госпожи Росфин. Он тут пишет интереснейшие вещи...

— Благодарю, Лютик. На досуге почитаю. Шевелись, Плотва! — и помянутая лошадь помчала Геральта по еловым и сосновым лесам на берегах Черноводной.

Черногривый горный лев* и впрямь дрался, как лев — ведьмаку пришлось плеснуть кровеостанавливающим декоктом на след его когтя за ухом. Но против знака Аард и ведьмачьего меча у хищного зверя приёмов не оказалось.

Насилу погрузив тушу царя семейства кошачьих на Плотву, Геральт повёл её к броду через Мортхонд, за которым уже поднимались в затянутое облаками небо серые крыши Алагранта. Там он должен был сдать находку солтысу Калленену, получить от него хоть десяток келебов и дождаться приезда лекаря из Морлада, который провел бы вскрытие как следует. До этого ведьмак добыл такого же одержимого оленя, который теперь уже покоился у Калленена в леднике. Даже козы, бывало, на людей кидались.

С этим Шёпотом Мёртвых вообще всё было очень непросто. Из заметок Дуингира, в котором явно погиб естествоиспытатель, Геральт узнал, что Шёпот Мёртвых есть крайне неравномерное явление — в иные ночи он докучал всем, а в иные его слышали только кошки или змеи. С чем это было связано, ведьмак пока не понимал.

— Господин ведьмак! — прервал его размышления хриплый голос. — Господин ведьмак!

Геральт обернулся и узнал Сарнира — шкуродёра и кожевника из Алагранта с длинными лохмами, густой бородой и в серой рабочей одежде. Он брёл со стороны Сардола.

— Вечер добрый, милсдарь Сарнир. Неужели у тебя тоже неприятности с одичавшими от Шёпота Мёртвых сусликами?

— Да не у меня, господин ведьмак! Я из Сардола иду, от сестрицы — Меллиен башмачки для дочурки занес. Вот вы льва этого завалили, который пять человек задрал, а Меллиен говорит — да какие там львы, у нас тут беда пострашнее. Вот бы этот Гервант сюда завернул, а то в Морладе и не подумают — пускай им расскажет, что видел!

— Так что же случилось? — спросил Геральт.

— Беда, — выдохнул Сарнир. — Людей губят. Губят в лесах на Тарланге, губят на дороге. В Сардоле боятся уже даже днем за околицу выходить, до чего людей довели. Только вчера старуха, тёща Сидаранова, попёрла на Тарланг за хворостом — и нет её, как языком слизнули. Вы бы послушали, чего у них люди говорят — глядишь и придумали б чего, чтобы напасть избыть.

— Уговорил, Сарнир, — ответил ведьмак. Все равно ему нужно было и в Сардол. — Я сдам льва и высплюсь здесь, а на следующее утро — сразу в эту деревню.

Именно в Сардоле Геральт окончательно понял, с чем он столкнулся в долине Мортхонда. Но пока это ему еще предстояло.

Сардол был поселком рыбаков, стоящим как раз над крутым поворотом, который Черноводная делала с запада на юг на полпути от зловещих дверей царства мёртвых к заливу Бельфалас. Он был самым удалённым от Эрекского камня местом, которое поручено было посетить ведьмаку. Поэтому Геральта не удивили слова местного солтыса Аматона и его жены Меллиен — той самой сестры Сарнира:

— Мы ничего не слышали о Мертвецах со Стези, ведьмак, и надеемся, что всё так и останется. У нас сейчас достаточно проблем в Сардоле.

Было заметно, что прямо посреди единственной улицы селения собралась толпа встревоженных гондорцев. Протолкавшись к центру, Геральт увидел, что причина их беспокойства была более чем веская.

В круге стояли двое кметов — судя по топорам, лесорубов, — и лежал бездыханным человек, которого они принесли в Сардол. Ведьмак присмотрелся к мертвому мужчине и увидел характерные крупные колотые раны, как если бы его убили двойным ножом с загнутыми, как крючки, лезвиями.

— Жвалы арахноморфов. Зараза, — вырвалось у Геральта. Только великих пауков ему в Гондоре и не хватало.

— Чего, господин?

— Укус гигантского паука, вот чего. Милсдарь Аматон, давно в ваших краях завелось вот это? И как близко оно подходит к Сардолу?

— Пауки издревле оплетали своей паутиной пещеры под Тарлангом, — солтыс показал рукой на громадную гору, отвесно поднимавшуюся над огородами Сардола. — Но они крайне редко выползают наружу из своих подземных логовищ. Теперь же... Это уже пятый наш земляк, умерший или пропавший в лесах на Тарланге. Опытный охотник. Но там исчезали и подпаски, и старики, ушедшие собирать хворост.

— Мордор им, поганцам, подколдовывает, вот они и прут, — басовито прогудел кто-то из толпы. — Уже вторую неделю. Сперва на скотину кидались, потом и на человека начали. Кабы не пришлось Сардолу сниматься с обжитого места, господин... Ведьмин?

— Ведьмак, — уточнил Геральт. — Я готов заняться пауками — конечно, не задарма.

— Мы народ небогатый, — ответил Аматон. — Могу предложить на самый край по восемь келебов за одного паука, а коли не хватит, додадим продовольствием и бражкой.

Геральт покривил нос: всё-таки уничтожение арахноморфов в пещерах стоило явно дороже.

— Да тут не только пауки, господин хороший! На южной дороге, где отродясь ни одного паука не видали, неладное — двое охотников поехали в Бельфалас шкуры продавать, и только их и видели! Да ещё бочки у меня с пристани какие-то твари воруют... — встрял Гордир, смотритель местного причала.

— И ещё одна просьба, — вступила в разговор милсдарыня Меллиен. — Я боюсь даже представить, но что, если... Мёртвые всё таки добрались и до нашего конца долины и выживают пауков из их нор — или же и вовсе с ними заодно? Я прошу тебя поискать в пещерах Лингрота все, что могло бы заставить этих тварей спятить. Мне бы хотелось, чтобы мои догадки оказались неверными.

Меллиен вынула из ушей серьги и положила их на ящик перед ведьмаком.

— Настоящий жемчуг. Отцовский свадебный подарок, в самом Дол-Амроте покупали.

Ведьмак, тяжело выдохнув, кивнул: "Заказ взят". Ни разу в его практике от Каэдвена до Шира клиенты не отдавали последнее или самое дорогое за пустяки или фантазии.

Подъём по крутым склонам Тарланга тяжело давался даже выносливой роханской Плотве. К тому же никто в Сардоле не согласился стать Геральту провожатым к пещерам Лингрота — стародавнему паучьему гнезду. Аматон просто мрачно напутствовал его вслед: "Там не ошибёшься".

Наконец, сделав немалый крюк на север, поднявшись в гущу тарлангского леса и проехав обратно на юг, ведьмак увидел того, кого искал. Один из местных охотников лежал на поляне, раскинув руки, его тело было испещрено многочисленными ранами от хелицер. Видно было, что он пытался убежать.

— Нетипично, Плотвичка, — сказал ведьмак. — Арахноморфы крайне редко убивают жертву просто так — потом обязательно утащат к себе в паутину и выпьют досуха. А его просто загрызли и бросили. Или же кто-то пытается изобразить пауков и запугать сардольцев?

Тем не менее, ведьмак все-таки принял "Иволгу" на случай, если обитатели Лингрота решат и его покусать. К этому эликсиру Геральт присовокупил небольшую порцию "Пурги". И не напрасно — пройдя еще сотню примерно шагов к югу, он услышал шевеление в кустах.

Пауки здесь были не крупнее, чем, например, в пещерах Агларонда, а уж конкуренции с панцирными арахноморфами южного Лихолесья и ущелья Келебранты и подавно не выдерживали — две серо-зеленые тонконогие твари размером с краснолюда каждая быстро проиграли бой. Преодолев кусты, ведьмак едва не споткнулся еще об один труп, зато увидел в скале частично затканную паутиной тонкую трещину — это, видимо, и был вход в печально известный Лингрот.

Страховидлы в подземных ходах Лингрота оказались слегка покрупнее, но бой с ними для многоопытного Геральта большой сложности не представлял — даже с раздувшейся от обжорства королевой арахноморфов. А вот с пропавшими сардольцами все было гораздо хуже. В основном от них остались только кожа да кости, качавшиеся в ловчих сетях во мраке. Только в одном коконе ведьмаку попался еще живой подросток-подпасок, которого пришлось еще и провожать к выходу.

Когда от ведьмачьего меча пал геройской смертью с десяток восьминогих, Геральт обнаружил боковой туннель, из которого веяло странной, не характерной для этого места промозглостью и холодом. Туннель вёл в закут пещеры, оставшийся не затканным паутиной. Потому что того, что там обосновалось, опасались даже обнаглевшие от магии Саурона пауки.

В сыром и затянутом туманом подземелье был воздвигнут алтарь из человеческих костей и черепов — в той же стилистике, что и алтари на Стезе Мертвецов, подсвеченный теми же гнилушками и окруженный теми же курильницами с запахом тления. А на алтарном камне в извращенной позе лежал скелет человека. Отдельно от него на том же камне лежал череп.

"Курва", — подумал Геральт. — "И эти здесь".

Но стоило ведьмаку нагнуться к костям и попробовать изучить их потщательней, как раздался грозный и очевидно загробный голос на прижизненном языке клятвопреступников:

Кто смеет тревожить мёртвых?

Прямо через конструкцию из костей, вытянув клинок в сторону Геральта, выплывал призрак в характерных лохмотьях.

Беги, пока можешь.

Могущественный союзник примкнул к нам!

И когда Тьма поглотит всё, мы наконец освободимся от проклятия!

Но клятвопреступника не предупредили, что ведьмак носил с собой еще и серебряный меч. Призрак горца едва не пробил роханскую кольчугу, но несколько ударов серебряным лезвием оставили от него только темно-синие клочки эктоплазмы. А когда с обитателем Стези Мертвецов было покончено, ведьмак принялся крошить капище, знаком Аард разломав костницу, повалив и потоптав ногами гнилостные курильницы.

Как ни странно, ничего не произошло. Из обломков костницы раздался только тихий жалобный вой... и быстро закончился.

Выбравшись наконец из Лингрота на свежий воздух, Геральт все-таки покопался в убитых пауках — их яд в малых дозах входил в местную версию "Черной крови". Кроме этого, в мрачном ельнике на Тарланге ведьмака уже ничего не держало.

— Владычица, что это? — шарахнулась в Сардоле Меллиэн от ведьмачьего мешка, который Геральт принес предъявлять солтысу. Аматон, посмотрев, отшатнулся тоже — из него торчали трофейные лапы арахноморфов.

— Вы оказались правы, милсдарь солтыс. Пауков действительно подгоняли и науськивали призрачные любители потанцевать по ночам у камня Эрека.

Кряхтя, Аматон полез в какой-то сундук, вылез оттуда с каким-то кисетом и отсчитал ведьмаку шестьдесят четыре келеба — а заодно и жемчужины из пресловутых серег.

— Думаю, после отдыха господин ведьмак займётся исчезнувшими на дол-амротском тракте?

— Почему бы и нет, — сказал Геральт, прикинув, надолго ли ему хватит серебряных монет с Белым Древом на аверсе.

Пообедав копчёным сигом, ведьмак двинулся дальше вдоль Мортхонда — на юг. Черноводная здесь образовывала каскад из трёх живописных водопадов подряд, грохотавших среди чёрных елей.

За водопадами пейзаж долины сильно изменился. Ёлки в ущелье ушли резко вверх, уступив на берегах реки место конусам кипарисов, кронам тополей и буков. Здесь было теплее, чем в Морладе и у Эрекского камня. С моря уже поддувало солёным ветром. Шёпот Мёртвых за каскад почти не доносился — вместо него стрекотали цикады. Чувствовался юг.

Солнце уже клонилось к заречным горам Анфаласа, когда Геральт нашёл то, что искал. Кмет из Сардола лежал в суховатой траве. Приглядевшись, ведьмак понял, что он уже не встанет — его горло было перегрызено. И судя по всему, поработал тут не горный лев и уж тем более не паук, а самая прозаическая собака крупной породы. Плотва испуганно фыркнула.

— Что, Плотвичка, тоже вспомнила баргеста из Баскервиля? — подбадривающе сказал ей ведьмак. — Это не баргест, это обычная бойцовая псина. Медальон не реагирует.

Вскоре показалась и псина — здоровенный палевый клыкастый кобель, рычащий что твои водопады на Мортхонде. Она кинулась на Геральта раньше, чем тот успел сложить знак Аксий, и едва не сбила с ног. Но когда ведьмак взялся за меч, вторая попытка собаки загрызть ведьмака кончилась для нее плачевно.

"Кто же тебя на меня спустил?" — задумался Геральт, глядя на две половинки свирепого пса.

Прячась за камнями, ведьмак начал красться дальше вдоль дороги на юг. Вскоре он увидел второго пропавшего сардольчанина, загрызенного, очевидно, такими же псами. А еще минут через десять Геральту открылась низина, забаррикадированная брёвнами и камнями. Тут, похоже, обитали хозяева злой собаки.

В низине был разбит чей-то лагерь — штук шесть шатров, изукрашенных дорогими индиго и пурпуром. Над ним реяли мрачные кроваво-бордовые знамёна со скрещёнными кривыми мечами, очевидно не гондорские. Люди внутри тоже были непохожи на подданных наместника Дэнетора — более смуглые и губастые, с причудливыми прическами и чубами, некоторые наголо обритые, в свободных рубахах и вовсе безразмерных штанах из ядовито раскрашенной материи. Они ржали, пили что-то способствующее ржанию и переговаривались на неизвестном Геральту языке, в котором изобиловали "х" и "з".

"Похоже, война пришла в самую глубину Гондора, — рассудил ведьмак. — Мертвецы терроризируют Мортхонд с севера, а эти пришельцы — с юга. Накер его знает, кто это, но очень вероятно, что они в дружбе с Сауроном".

И тут Геральт заметил в лагере ещё кое-что — отдалённый маленький чёрный шатёр, казавшийся почти незаметным. Из него выбралась тощая фигура, даже на таком расстоянии мрачная. Фигура держала в руке чародейского вида посох, и при встрече с ней вояки в беспредельных штанах вставали.

"Важная птица. Наверняка их магик. Уж не он ли служит связным для Мертвецов?".

Ведьмак как можно незаметнее отпрянул от низины и начал пробираться к Плотве, пока на неё не напала очередная злая собака. Через минуту он уже скакал под синеющим сумеречным небом к водопадам, где рассчитывал без опаски скоротать ночь. Несмотря на успешную охоту на арахноморфов, ночевать в Сардоле Геральту как-то не хотелось.

Между тем из-за сосен Тарланга за Белым Волком наблюдала еле заметная в темноте фигура в доспехах и в шлеме, провожая его взглядом, пока ведьмачья спина с двумя мечами не скрылась за склоном горы.

— Хотела бы я, Геральт из Ривии, чтобы увиденное тобой дало Морладу какую-нибудь надежду, но твоё лицо, похоже, говорит об обратном, — сказала госпожа Росфин, сидя на резном деревянном кресле-троне в каминном зале Дуингира.

Геральт сдержанно улыбнулся, вспомнив Лютика с его "При виде твоей кислой физиономии придорожные грибы сами маринуются" — собственно, Лютик точно так же пребывал в каминном зале вместе с дамой Росфин, ипатом Малтелламом, капитанами Лудхиром и Ландиаком и прочими отцами города. Он начал рассказ — о пауках Лингрота, о зловещих ритуалах клятвопреступников за завесой их паутины, а главное, о вражеском лагере на пути в Дол-Амрот.

— Умбарские корсары, Враг их... за ногу, — заскрежетал зубами Ландиак. — Значит, правду говорят, что они взяли в кольцо Дол-Амрот. И помощи оттуда ждать нечего.

— Давным-давно деревья разрослись по всем уголкам долины, кроме вершины Эрекского холма. Исилдур лично водрузил там чёрный камень, который стоит там до сих пор. Он должен был стать напоминанием об утраченном наследии Нуменора, но сейчас это лишь символ нарушенных клятв. Клятвопреступники некогда предали не только Гондор, но и весь Последний Союз — и милости от них ждать не стоит. Твой рассказ тревожит нас, ведьмак... — сказал помрачневший Малтеллам.

— Но есть ещё кое-что. Кажется, мне удалось обнаружить человека, который посещал Эрекский камень в ночи плясок мертвецов, — и Геральт рассказал о тощей фигуре из лагеря умбарцев, окружённой почитанием корсаров.

— Это может быть какой-то умбарский колдун из высшей касты, — добавил Ландиак. — Знать и жречество Умбара — в основном потомки нуменорцев, поклонившихся Саурону, либо гондорских изгнанников, осевших там во время усобиц. У них есть все причины ненавидеть Гондор и спустить на него хоть пауков, хоть призраков, хоть собак.

— В таком случае, колдун их обманывает, — сказала Росфин. — Он не может снять с них никакого проклятия, ибо он кто угодно, но явно не наследник Исилдура.

— В любом случае, он собирает из Мёртвых отряд для нападения на Гондор. Только мы не знаем, куда он направится — в Анфалас, в Ламедон или начнёт с Морлада. Мы не знаем и силы, которой он обладает... — задумался Малтеллам.

— Об этом я как раз хотел сказать пару слов, милсдарыни и милсдари, — вступил Геральт. — Есть основания ждать нашего... как там... умбарского друга сегодня ночью у Эрека.

— Это почему же? — недоверчиво спросил Лудхир.

— Благодаря гостеприимной даме Росфин и настойчивому Лютику, мне довелось ознакомиться с заметками, которые сделал отсутствующий здесь войт Дуинхир по проблеме Мертвецов. Он пишет здесь, что Шёпот мёртвых в последние месяцы то усиливался, то ослабевал в определённое время. Я не то чтобы дока в гондорском календаре, но судя по дневнику, этот цикл тесно связан с новолунием. А ближайшее новолуние... — повёл речь ведьмак.

— Как раз сегодня, — закончил Ландиак.

— Думаю, этот умбарец, как всякий чародей, уделяет внимание подобным вещам, а значит, именно этой ночью он может объявиться у Эрекского камня, чтобы что-то сотворить против нас вместе с мертвецами. В худшем случае — даже со своими корсарами, — заключил Геральт.

— А наш отряд сегодня как раз должен выбивать орков из Тингобела. Но вестей от него ещё нет, — задумалась дама Росфин. — В любом случае ты, Геральт из Ривии, ночью отправляешься на Эрекский камень. И дерись со всякой живой или неживой тварью, которую там найдёшь! Мы долго мешкали и домешкались до того, что против нас — сразу три вражеские орды.

Во второй половине дня выяснилось, что орд всё-таки две. Ландиак, поехав в Тингобел, вернулся с полдороги и сообщил, что копейщики и лучники Мортхонда вкупе с ополчением соседнего Ланкрата выдавили орков из рудника, хотя и с немалыми потерями. Таким образом, отряд можно было направить к водопадам за Сардол как заслон против умбарцев — ведьмак теперь запомнил, как называются эти малые с крашеными бородами.

Сам же Геральт, заточив оба меча, направился вечером к зловещему камню, который даже днём гондорцы при возможности обходили десятой дорогой. Ещё в комнате у Келегдала ведьмак заметил, что в новолуние Шёпот действительно звучал с особой силой.

Не успело и солнце закатиться, а птицы, скотина и даже брехливые обычно морладские собаки умолкли. Напряжённое бормотание клятвопреступников пытались перекричать только козодои за Мортхондом — от их стрекотания от самого по себе на душе кошки скребли даже у матёрого охотника на нежить. Плотва и та периодически взбрыкивала и фыркала. Чёрные кроны елей и пиний, режущие белёсое сумеречное небо, только добавляли мрачного антуража.

Когда Геральт добрался до подножия Эрекского холма, уже высыпали звёзды. Тем не менее ведьмак разглядел в темноте следы лошади, кое-где дополненные свежими конскими яблоками. Подковы были обычными гондорскими, но ведь таинственный умбарский переговорщик мог выбрать себе и трофейную лошадь, чтобы нарочно запутать стражей долины. Поэтому Геральт был настороже.

Найдя относительно укромную и безопасную ложбину, ведьмак привязал там Плотву, но она била копытом землю и норовила беспокойно заржать. Пришлось угомонить лошадь Аксием. Впрочем, ведьмачий медальон был вполне солидарен с Плотвой, приплясывая, как мужик с переполненным мочевым пузырём.

Приняв порцию "Филина", Геральт обратил внимание, что Шёпот распугал-таки даже козодоев, с таким энтузиазмом подпевавших ему. Всё затихло,только где-то у северного подножия Тарланга грызлись в остервенении два волка. Осторожно выбравшись из ложбины на юго-западной стороне Эрека, ведьмак увидел, как со стороны Стези Мертвецов к холму приближается процессия теней.

Обнажив серебряный меч, ведьмак стал подниматься на холм, к чёрному камню. Про этот исполненный мрачного величия монумент говорили, что Исилдур привёз его в Гондор чуть ли не из-за Моря, хотя верней всего, глыбу уже в Средиземье добыли, обтесали и установили как символ новой власти. Теперь же вокруг него собирались, будто на молитву или жертвоприношение, полупрозрачные синие фигуры, клинки которых от плотности эктоплазмы почти светились.

В Шёпоте стало отчётливо выделяться загадочное слово — а может, имя — "Нерзус". Когда ведьмак подобрался к самой вершине по ползущей по-улиточьи вокруг Эрека дороге, то увидел, что когда повторение "нерзуса" закончилось, в круг вступил новый призрак клятвопреступника — особо представительный, бородатый, в причудливом шлеме и плаще с меховым воротником. Видно, он и был Нерзусом, и после смерти сохранил своё прижизненное высокое положение.

Тут на Геральта напустились сразу четыре призрака. В отличие от предыдущих ведьмачьих эскапад в пещерах Двиморберга, действовали они слаженно, и один раз, кажется, даже зацепили его. Но серебряный меч был всё так же эффективен. Ведьмак все-таки прошел через ошмётки эктоплазмы. Возмущённая орава Мёртвых ринулась было на него, но Нерзус сделал характерный повелительный жест, во всём известном Геральту мире означающий "стойте!".

Зачем ты снова встаёшь на нашем пути, беловолосый?! — прошипел Нерзус.

— Чтобы сказать тебе важную вещь, Нерзус. Ты и твои люди ошибаются. Чародей, который посещает вас у камня — обманщик и неспособен снять проклятие. Он говорит вам лишь то, что хочет подославший его... — и тут Геральта перебили.

Ты говоришь мне об обмане, человек, но ничего не знаешь о своём положении. Колдун, которого ты называешь обманщиком, дал нам возможность спастись! Проклятие, которое сковало нас, падёт, когда род Исилдура будет прерван, и не останется никого, кто мог бы ответить! — с необычным для призрака воодушевлением сказал Нерзус.

Тут из-за Эрекского камня практически бесшумно вышел тощий человек в доспехе, подобном старым гондорским, которые Геральт видел на книжных миниатюрах в Ривенделле, и очень отдалённо смахивающем на нильфгаардский. Видимо, чародей из загадочного Умбара хоть и не умел снимать мощные проклятия, но всё же кое-чего стоил, раз прошёл к холму абсолютно незамеченным для ведьмака.

Теперь я вас представлю. Беловолосый, это наш союзник Азрутор из Умбара, потомок могучего Кастамира. Азрутор, это тот наглый наушник, который уже давно вертится вокруг нас...

Азрутор — так звали умбарца — не снимая шлема, сказал Геральту на всеобщем с паскудными режущими интонациями в голосе:

— Ты опоздал к нашему сбору, ведьмак.

Шёпот Мёртвых уже грозил заглушить речь умбарца, а медальон, казалось Геральту, и вовсе спятил. Тени клятвопреступников приветствовали Азрутора, воздев к небу в его сторону правые руки с обнажёнными эктоклинками.

— Я Азрутор, прапрапраправнук великого Кастамира и слуга Карателя, — сказал чародей тем, кто его ещё не знал, помавая посохом. — Я пригласил вас, господа этой земли, чтобы сообщить вам преприятное известие. Королевства людей и Гондор в частности доживают последние месяцы! Когда Всевидящее Око испепелит род Исилдура и будет править всеми, ваш народ обретёт свободу от своего проклятия! Мощь моего властелина превышает все возможности какого-то там потомка выродившихся царьков из арнорской глухомани!

Шёпот теперь стал больше напоминать овацию — только образуемую клацаньем полусгнивших челюстей и хлопками костяных ладоней без гарнца мяса.

— Знаешь, ведьмак, я восхищаюсь твоим упорством в попытках встретиться со мной — оно напоминает мне мою собственную молодость, — сказал Азрутор. — Но ты не покинешь Эрекский холм живым. Я поручаю сие тебе, Нерзус, и верю, что ты не подведёшь меня! Покончи с ним прямо сейчас!

— Пусть попробует, — ответил Геральт, стискивая серебряный меч. "Филин", увеличивающий энергию, должен был стать неплохим подспорьем в поединке с призраком — но при одном условии. Если не вмешается Азрутор. А этого гарантировать было нельзя.

Но Азрутора, видимо, уже не интересовал ведьмак. Он начал спускаться с холма, ударив посохом оземь и провозгласив:

— Служите верно своему новому Властелину, призраки! И вы обретёте свободу и желанный покой! — Тени роем потянулись за ним, удаляясь от Эрекского камня. Геральт хотел взглянуть, куда "потомок Кастамира" их ведёт, но ведьмачье чутьё заставило его увернуться от удара эктоклинка, который обрушил на него сзади Нерзус.

Тебе не встать на нашем пути к свободе! — шипел вожак призраков. — Мы сполна взыщем все долги с надменного отродья нуменорских захватчиков!

Нерзус несколько раз задел ведьмака эктоклинком, оставлявшим крайне болезненные ощущения, начал было теснить его к краю холма — видимо, в расчёте, что Геральт сам свалится и разобъётся. Но и серебряный клинок оставлял на его астральном теле неприятные следы. Вдобавок в Нерзуса полетели стрелы, которые, похоже, тоже могли навредить ему!

Вождь призраков подался назад к камню, но всё ещё хорохорился:

Ты не сможешь убить меня, беловолосый! Наоборот, ты сам встретишь свою судьбу в Гондоре!

— Даже не сомневаюсь в этом, — язвительно ответил Геральт, не давая Нерзусу опомниться от ударов на случай, если тот вздумает удрать от него сквозь камень. Наконец от призрака остались лишь мелкие светящиеся синим астральные ошмётки, растаявшие вскоре как туман.

Но и ведьмака крепко трепало — от ран эктоклинком по всему телу распространялся могильный холод. Конечно, это не шло ни в какое сравнение с раной от чародейских моргульских клинков — Геральт хорошо запомнил, как получивший такую низушек Фродо маялся одной ногой в могиле. Но из строя они явно могли вывести надолго. Ведьмак медленно направился к ложбине, где оставил Плотву и седельную сумку с пузырьком ацеласа.

И тут увидел, что навстречу к нему направляются три фигуры. Одна из них вела в поводу Плотвичку. Ещё одна фигура валялась неподалёку без сознания.

— Геральт! Ты в порядке? — мощные голосовые связки Лютика издали такой громкий крик, что эхо разнеслось по всей долине вплоть до перевала Тарлангово горло. В Морладе и Ланкрате снова загавкали собаки.

— За Нерзуса не беспокойся, Лютик. Из него никогда уже не выйдет ничего, что можно назвать призраком. Лучше ацелас найди... Зараза... — ведьмак почувствовал , что слабеет. Лучники Морлада, которых привёл с собой Лютик, взяли его под руки, пока трубадур искал в седельной сумке нужный пузырь и обрабатывал раны всё-таки нашедшимся у него платочком.

— Подарок одной из моих первых гондорских поклонниц, — сказал бард. — Этот магик шпион из Амбара или Эмбера...

— Умбара... — поправил Геральт.

— В общем, он увёл духов в сторону Ламедона. Мы с Кирионом пытались его остановить, но он сделал что-то вроде твоего знака Квен, и стрелы отскакивали в считанных дюймах от него.

— Спасибо. Уже чуть лучше. И что привёл лучников, тоже молодец, — Геральт, еще слегка пошатываясь, встал на ноги. — А кто это там у тебя валяется? Похож на пьяного каэдвенского комеса.

— Я не знаю. Но он всё время следил за тобой. Ребята Лудхира решили, что неплохо было бы его аккуратненько стукнуть...

— Оставь немного ацеласа и для него. Ему придётся немного объясниться, — сказал ведьмак.

Аккуратненько стукнутый воинами Лудхира оказался рыцарем в полном доспехе, украшенном изображениями каких-то кораблей и, похоже, лебединых крыльев, синими наплечниками.

— Не корсар ли ты часом? — спросил ведьмак. Но лучники отрицательно покачали головами. Стукнутый рыцарь, который уже начал приходить в себя, тоже вяло замотал головой, пытаясь сфокусировать зрение.

— Он носит доспех рыцарей князя Дол-Амрота, — сказал лучник, что был повыше. — Да и на умбарца непохож. Те обычно смуглявые и губошлёпистые, а бороды хной обмазывают.

Вскоре таинственный рыцарь окончательно пришёл в чувство и уже мог связно говорить.

— Меня зовут Роваланг. Я с гордостью служу Имрахилю, князю Дол-Амрота. Когда я тебя увидел, беловолосый, то решил поначалу, что ты заодно с мертвецами и корсарами — уж слишком ты непривычен для гондорца, и глаза у тебя не как у обычных людей. Но я смотрю, ты действуешь вместе с воинами Долины. Как ты сюда попал?

— Милсдарь Роваланг, меня зовут Геральт. Я ведьмак, охочусь на порождений Тьмы по частным заказам и этим зарабатываю на хлеб. Я пришёл с севера с рекомендательным письмом к его сиятельству, — ответил ведьмак, когда они всей честной компанией уже отправились назад в Морлад. — А что вы делаете здесь? Долина Черноводной, насколько я знаю, владение милсдаря Дуингира и не принадлежит княжьему дому.

— Князь по призыву наместника выступил на защиту Минас-Тирита с отрядом. В отсутствие Имрахиля я вынужден подчиняться приказам его дочери Лотириэль.

Она отправила часть оставшихся рыцарей-Лебедей в Долину и Ламедон на разведку. И осмелюсь сказать: от того, что я видел три ночи назад, твоя кровь застынет в жилах так же, как застыла моя.

— Неужели это пострашнее Нерзуса и Азрутора вместе взятых? — скептично ответил рыцарю Геральт.

— Слушай же сам! Я услышал зов большого рога издалека — и эхо множества рогов, вторивших ему. А затем скорее почувствовал, чем увидел, что вокруг камня на вершине собралась огромная толпа теней. Там стоял верховой отряд, их предводитель был мрачен ликом и суров обликом. Плоть и кровь мешались с тенями, я не мог понять слов главаря… но цель его была совершенно ясна. Мрачный предводитель дал задание Мёртвым, и те с рассветом ушли.

Я не стыжусь, что рассказал тебе, как спрятался, только они уехали: в отряде были живые люди, как мы с тобой, и даже, кажется, эльфы, но по их следу шли бесчисленные тени. Тот человек приказал Мёртвым следовать за ним, и они последовали, вниз по склонам Эрека, через Тарлангово горло. Куда — мне неведомо. Я лишь чувствую, что великое зло пришло в королевство, которому служу, в любимый мною Гондор, — закончил свою историю Роваланг.

— Если этот человек — тот, о ком я думаю, и тот, с кем мы с моим другом Лютиком разминулись давеча в Рохане, то нет нужды его бояться, — сказал ведьмак. — Я уже не раз сопутствовал ему в боях против орков и прочих сукиных сынов на службе Врага.

— Тогда получается... — Роваланг временно потерял дар речи от шокирующей мысли... — То был наследник Иси...

— Тсссс! — шикнул на него Лютик. — Это военная тайна.

— А этот колдун?

— Я подозреваю, что он не имеет к тем людям никакого отношения. А к эльфам тем более. Я их неплохо знаю, они все с Севера, — продолжил Геральт.

— А ты-то сам, Геральт, откуда взялся в Гондоре? — поинтересовался Роваланг, потирая ушибленное место на голове. — Имя у тебя будто роханское, но и на рохиррим ты совсем не похож. И про цех ведьмаков в Дол-Амроте никогда никто не слышал.

— Признаюсь — я чужестранец и здесь, и в Рохане и на Севере. Просто магия того, кого здесь называют Чёрным Властелином, мешает моему возвращению домой. Ваш враг — мой враг и враг Лютика, потому что запер нас в Средиземье то ли в надежде перевербовать, то ли из профессиональной чародейской вредности, — пояснил ведьмак.

— Если хочешь пособить нам в нашей борьбе, тогда мой тебе совет — следуй за Мёртвыми через Перешеек Тарланга, в Ламедон, и помогай всем жителям Гондора, которым может грозить опасность из-за прохода мертвецов. Я же продолжу вести разведку в Долине, раз тут такое творится. Возможно, нам удастся силами Долины вытеснить корсаров с северных подходов к городу, — сказал ему рыцарь-Лебедь.

Геральт задумался. Едва он успел обосноваться в Гондоре — теперь его призывали сняться с места и мчаться в какую-то соседнюю провинцию, будто он уже присягнул князю. С другой стороны, ни ему, ни Лютику Морлад не принёс особых доходов, а в основном неприятности. А главное дело, хоть и через одно место, что так любят поминать краснолюды — было совершено. Шёпот мёртвых наконец-то стих в долине.

Ведьмак в конце концов попал в Ламедон — и многое там совершил.

Но это уже совсем другая история.

Ведьмак уже устал орудовать ножом. Ныла рука, невыносимый запах ел глаза до слёз и помрачал разум. Но конец был близок.

Геральт резал лук. Оного овоща должно было хватить на суп на семь человек — считая сюда его самого, Лютика, гондорца Гладиона и членов его семьи. К несчастью, лук был местной породы, из Ламедона, и отличался особенной ядрёностью.

Гладион — зажиточный кмет из большого села Динадаб, расположенного прямо на въезде в Ламедон со стороны Тарлангова Горла и Эрекского камня — недавно выдал ведьмаку большой заказ на аванков. Эти пресмыкающиеся твари, которых одни бестиарии записывали в родню к змеям и саламандрам, а другие — к гигантским черепахам, частенько встречались в водоёмах Юга.

Геральт сталкивался с аванками и в болотах Дунланда, и на берегах Андуина, и знал, что они не брезгуют человеческим мясом — а также гномьим и эльфским. Но заказчика беспокоило не это.

— В том-то и штука, мастер ведьмак, что они всеядные! Все — а это означает и овощеядные, и картофелеядные! А сейчас весна, эти проклятые ящеры из болот уходят на высокогорные озёра — и прут по нашим огородам толпами! И поди их прогони — ноги пообкусывают и с картошкой съедят! Собаку разорвать могут! — негодовал Гладион.

Острозубые аванки из соседних болот Татрендальфа, наверное, были самыми крупными огородными вредителями, о которых Геральт слышал в жизни. А также крайне кусачими, когда их отрывают от поедания чужой капусты и моркови. Тем не менее, заказ был даже перевыполнен, и Гладион получил на две шкуры аванков больше, чем они с ведьмаком договаривались.

— Ты уж извини, ведьмак, как тебя там...

— Геральт.

— Геральт, у меня лишних келебов в хозяйстве особо не водится.

— Ну что уж тут поделаешь, эти аванки сами полезли в драку. Что им зря пропадать, — пожал плечами ведьмак.

— Вместо денег за них могу предложить тебе с твоим приятелем-менестрелем место за нашим семейным ужином. А ночью у вас будет крыша над головой, чтобы хорошо отдохнуть, — сказал Гладион.

И Геральт, и Лютик, ехавшие с восхода солнца от самого Морлада, сочли предложение крайне заманчивым. Но всё оказалось не так просто. Куда-то запропастился хозяйский родной брат, Фуирион, на которого родичи Гладиона как раз рассчитывали в приготовлении ужина.

— Странно... Обычно он приходит к семейному столу вовремя, — недоумевала хозяйка дома, Лимриль.

— Это единственное, что мой братец вовремя делает, — проворчал Гладион, возившийся со свежим урожаем овощей, пока ведьмак выгонял аванков, и потому весь перепачканный землёй. — Пойду погляжу, не идёт ли этот обалдуй.

— А я на него рассчитывала, что он поможет с ужином — что ты про него ни говори, а готовит он отменно. Да и на тебя тоже, — сказала Лимриль. — Боюсь вам показаться грубой, ведь вы сегодня устали, но не могли бы вы...

— Нет-нет, что вы, милсдарыня, мы не устали, — оживился Лютик при словах Лимриль. — Если вы надеетесь положиться на нас на кухне, то я, пожалуй, смогу привнести на наш стол нотку утончённой гастрономии.

Профессор элоквенции взялся за главное блюдо — запеканку из кукурузной* каши с обжаренными фаршем и лучком — и первым делом озадачился улучшением вкуса. Выяснилось, что на заднем дворе Лимриль когда-то высадила розмарин от чумных миазмов, а дома держит ещё и тимьян, который местная целительница советовала применять по некоторой женской надобности. Лютик же аккуратно накрошил помянутые травки в запеканку, и кухня Гладиона вскоре наполнилась сногсшибательными ароматами.

Ведьмак же, как мы знаем, резал лук и чистил морковь — хотя не столько ради искусства кулинарии, сколько чтобы не оставлять Лютика без присмотра рядом с хорошо сохранившейся, несмотря на обилие работы и двоих детей, хозяйкой. Наконец запеканка была готова, стол накрыт, и за ним собрались все участники ужина — Геральт, виконт де Леттенхоф, милсдарыня Лимриль, её сын Тумир и его младшая сестра Мирет. Не хватало только братьев-хозяев.

— Куда же Фуирион мог запропаститься? — размышляла Лимриль. — На него, знаете, порой находит, и он может в такую даль забрести, что потом только на следующее утро возвращается. Один раз дошёл аж до самых сигнальных огней за рекой Рингло, второй занесло его чуть ли не в горы.

— Дядя давно уже сам не свой, — подтвердила Мирет. — Он с нами больше не играет, не читает нам про Берена или Нимродэль, даже есть почти не хочет.

— А я видел, как дядя за околицу ушёл, — сказал Тумир. — Сказал, что собирается в приключение и к обеду вернётся...

— А сейчас ужин, — печально вымолвила хозяйка. — Ох, прав был муж, не довели Фуириона эти приключения до добра...

Ужин не клеился. Лютик был явно расстроен, что у всех на уме один пропавший Фуирион, а не дивные ароматы, которыми он украсил запеканку.

— А не мог ли он попасться каким призракам? В Морладе мне рассказывали, что клятвопреступники с Эрекского камня подались... — начал было Геральт, но тут произошло событие, напугавшее Лимриль ещё больше. Дверь распахнулась, и в дом ворвался вспотевший Гладион. На нём лица не было.

— Война! — вскричал хозяин. — Корсары в Ламедоне!

Раньше умбарские пираты, бывало, пытались подниматься по рекам, когда на побережье Гондора было разорено всё, до чего руки дотянулись, но экспедицию это не окупало. Но забраться в такую глубинку, как Ламедон, им удалось в первый раз.

Судя по тому, о чём гомонили кметы на улочках Динадаба, две крупные шайки из Умбара подошли под стены Калембеля-на-Кирите, столицы Ламедона, выжгли, разграбили, вырезали и отымели его предместья, а самый дерзкий морской разбойник — Рилгель, за голову которого давным-давно сам наместник Гондора назначил головокружительную награду — каким-то образом пробрался в банкирский дом Галенгама и обчистил там всё золото. Эту весть подтверждали клубы дыма, поднимающиеся над горизонтом к югу, из под скалы, на которой стоял Калембель.

— Как же нам быть? — спрашивал Гладион у местного солтыса Арафанта, чистившего старое копьё. — Теперь ведь умбарцы и до нас доберутся!

— Может доберутся, а может, и нет. Им Калембель авантажнее, а с нас что взять, кроме пары смазливых девок да картофельной ботвы? Гонец из города мне говорил, что один из корсарских капитанов остался там, на юге, а другой подался в болота на верхнем Кирите, вроде как с севера хочет их обходить, — проворчал старый Арафант. После того, как ламедонский можновладец Ангбор увёл большую часть войска под Минас-Тирит против Мордора, солтыс остался единственным в селе человеком, которого можно было назвать воином, и это особенно его напрягало.

— Ой... — тихо сказал Тумир. — Пап, а ведь дядя Фуирион как раз на болота и ушёл...

— Владычица, и что же теперь делать? — возвёл очи горе Гладион. — Бежать его отбивать у умбарцев на болота?

— Ни в коем случае, — отсоветовал Геральт. — Вы, милсдарь Гладион, обучены обращаться с граблями, а они — с саблями. Никого вы не выручите, а Лимриль останется без кормильца и с двумя малыми детьми.

— Это верно, но что же тогда делать? Арафанта туда не позовёшь, он здесь за порядок отвечает.

— Если это не нарушает гондорских обычаев гостеприимства, то за Фуирионом пойдём мы, — сказал ведьмак.

Вечерело. Геральт и Лютик взобрались на каменистый гребень, который отделял Динадаб от болотистых низин Татрендальфа на востоке.

За гребнем длинный пологий склон тянулся в заросшие и затуманенные плавни, куда в мирное время господа из Калембеля частенько выбирались пострелять уток или поохотиться на болотных черепах, а кметам милостиво дозволяли ловить там рыбу. Но после вестей о корсарах смотрелись они угрожающе. Тем более, что за Татрендальфом поднимались такие же крутые холмы, покрытые пастбищами, а за ними — холмы ещё выше, покрытые тёмными лесами: южный отрог Эред Нимрайс.

— Здесь дубы-колдуны что-то шепчут в тумане, от поганых болот чьи-то тени встают, — продекламировал пришедшие в голову строки бард.

— Я думаю, это будут тени зарезанных корсарами, — сказал ведьмак. — Попробуем для начала уболтать их миром, чтобы выпустили этого несчастного. А если нет — тогда клинки и "Полнолуние" в помощь. И это если Фуирион вообще у них.

— Чур, я буду убалтывать, — сказал Лютик. — Эге, Геральт, смотри, это уже не туман! Это дымок!

— Умбарцы там. Главное, чтобы они своих псов не притащили, — ответил Геральт.

— Фууух, наконец-то догнал вас, — раздался из-за спины голос Гладиона. — Уже часа два тут брожу, нигде не могу найти этого лоботряса. О чём он думал? Дай валар, чтобы корсары его первыми не нашли. Умбарская сабля, говорят, рыцаря в тяжелом вооружении одним ударом пополам рубит.

— Так вы всё-таки с нами, милсдарь Гладион? — спросил ведьмак.

— А как же ещё можно? Если что, за брата постою, — с собой кмет прихватил самый внушительный в хозяйстве топор.

Троица спустилась по склону к заболоченным зарослям. Чем ближе они подходили к Татрендальфу, тем сильнее мелодичные лягушачьи хоры перебивало нестройное и не слишком трезвое пение добрым десятком голосов на "хэкающем" и "зэкающем" языке умбарцев. По рассказам Роваланга Геральт уже знал, что язык этот зовётся адунаиком и на нём когда-то говорили в самом сгинувшем Нуменорском королевстве, но всё равно ни орка лысого не понимал.

Вскоре в тумане меж ив показался и умбарский лагерь — вызывающе дорогие для болотной грязи шатры в индиговых и пурпурных полосах и заплатках. Меж них бродили уже знакомые ведьмаку по ущелью Тарланга люди — загорелые рожи, висячие усы и крашеные красные бороды, банданы и тюрбаны, широкие пояса с кривыми кинжалами и саблями, шаровары, в одну штанину которых поместились бы четыре темерских солдата.

Как и следовало ожидать, Геральта, Лютика и Гладиона обступили взявшиеся будто из ниоткуда часовые умбарцев — широкоплечие бугаи, отлучённые от общего веселья в лагере и оттого особенно злые.

— Вы с чем пришли, гондорские собаки?! — рявкнул самый бородатый, самый бритоголовый и самый татуированный из них на всеобщем, хоть и с сильным гортанным акцентом.

— Милсдари, нам нужна помощь вашего славного капитана, — начал профессор элоквенции максимально примирительным тоном. — Недавно на этих болотах сгинул родной брат местного обывателя, достойного милсдаря Гладиона, которого мы сопровождаем для его безопасности. Уж не видали ли вы этого несчастного?

Умбарец поразмыслил, поиграв желваками, и сказал:

— Так уж и быть, сухопутные крысы, сведу вас с капитаном. Но для начала разоружитесь, а то не проживёте здесь и минуты!

Капитан Хебил — жилистый козлобородый человек, на котором татуировок было ещё больше, чем на часовом — ожидал их в самом сердце лагеря, рассевшись с ногами крест-накрест на узорчатом ковре в особо разубранном шатре. Кучерявая рабыня с тёмно-коричневой кожей в одних розовых шальварчиках, прикованная за ногу длинной цепью, втирала в него какое-то масло. А рядом на грязной болотной земле лежал без чувств в луже крови связанный и крепко избитый молодой гондорец.

— Фуирион! — воскликнул Гладион. — Господин капитан, за что вы...

— Ищешь своего дружка, холоп?! — процедил Хебил и скомандовал негритянке: — Брысь в свой угол!

Недолго же ему осталось после того, как он встретил моих молодцов. Его бы мордовали поменьше, не найди при нём указ о награде за наши головы. Полагаю, вы трое здесь за тем же?! — добавил вожак корсаров.

— Нас интересует только Фуирион. Мы уйдём отсюда с ним, целыми, невредимыми и со своим оружием. Других условий у нас для тебя нет, — сказал Геральт. — Если хочешь поторговаться за него, обсудим цену.

— Этот безумец ведь ищет смерти! Точно хочешь спасать его?! — неприятно засмеялся Хебил. — Моей команде пришлось изрядно повозиться с этой скотиной. И они не сильно горят желанием её выручать, а в Умбаре капитан всегда считается со своими моряками!

— Значит... Сделки не будет? — упавшим голосом спросил корсара Гладион.

— А смысл? Разве ты не видишь, что этот баран хочет смерти? Так пусть его желание исполнится. Если ваши трусливые валаропоклонники попадают в руки Хебилу, то не выходят из них живыми — таков мой закон! И вы сейчас сами в этом убедитесь.

Козлобородый капитан осклабился и трижды хлопнул в ладоши. "Зараза", — подумал ведьмак, приготовившись дорого продавать свою жизнь.

* Если в канонiчном Средиземье растут табак и картофель, то почему бы не быть там и кукурузе?

Капитан Хебил, предвкушая очередное избиение младенцев, не обратил внимания на жест, в котором сложил руки обезоруженный ведьмак. Через несколько секунд запах гари дал ему понять, что он совершил серьёзную ошибку.

— Милсдарь капитан, у вас, кажется, горит палатка, — сказал Геральт. Хебил обернулся и увидел, что его роскошный шатер из виссона и пурпура разгорается.

— Забыл предупредить, милсдарь капитан: мой спутник — самый могущественный колдун по эту сторону Эред Нимрайс, — издевательским тоном добавил Лютик, пока Хебил с выражением неиллюзорного испуга созывал рабов на тушение пожара.

— Тогда будь любезен, забери свою падаль с собой и оставь наш лагерь, — прошипел козлобородый умбарец с интонацией человека, не привыкшего признавать поражения. — Тебе нужно ещё что-нибудь, чародей?

— Хотелось бы получить обратно наше оружие, — ответил Геральт и тут заметил, что Фуирион знаками просит его наклониться к уху.

— Моя сумка... — прошептал израненный гондорец.

— И вещи милсдаря Фуириона.

— Радуйся, что с нами нет Азрутора, гондорский чароплёт. Иначе ты бы проклял чрево, высравшее тебя на свет, — Хебил, закашлявшись от дыма, который испустил свежезатушенный шатёр, швырнул в ведьмака вскрытой сумкой. — Всё равно у этого бродяги нет ничего, с чем не жалко расставаться! Надеюсь, у тебя всё?

— Это всё. И мы выйдем из лагеря абсолютно беспрепятственно.

Лютик и Гладион взяли непутёвого Фуириона под руки и потащили наружу. Геральт, обнажив стальной меч, прикрывал их. Но ему было хорошо слышно, как в шатре вожак корсаров не то бормочет проклятия, не то отдаёт приказы на адунаике.

— Так ты и колдун тоже? — спросил ведьмака Гладион, напуганный не меньше умбарца. Геральт скромно кивнул — многие морские разбойники явно владели всеобщим, и ему не хотелось, чтобы те услышали, что не такой уж он и страшный.

— Как нам повезло, что этот капитан до одури боится чародеев, — сказал Лютик.

— Во-первых, суевернее морских разбойников людей нет и в Северных королевствах, так что здесь я ожидал того же. Во-вторых, если он знаком с Азрутором — у него есть на то причина. Но расслабляться не будем: в лагере он нас не тронет, а вот снаружи...

Геральт не напрасно ждал подвоха. Когда спасатели и Фуирион взбирались на гребень, за которым уже начинались деревенские угодья, сзади полетели стрелы. Ведьмак развернулся, быстро выполняя знак Квен, но одна из стрел всё-таки долетела до цели.

— Чтоб тебя! — раненый в ногу Гладион непроизвольно дёрнулся, выпустив правое плечо брата. Лютик не успел перехватить Фуириона, и тот рухнул наземь. К счастью, лучники-умбарцы, убедившись, что колдун что-то может и против стрел, развернулись и ушли.

Однако же Гладион, которому прострелили колено, теперь сам нуждался в опоре. А у Фуириона от удара о каменистый гребень открылись едва зажившие раны. Ведьмак обработал их остатками кровеостанавливающей эльфской бурды, но это были именно что остатки, и помогли они плохо. Гладион, ворча, стащил с себя куртку и частично порвал. Получившимися полосками Фуириона перевязали.

В Динадаб искателя приключений приволокли уже глубокой ночью — хотя в доме братьев ещё горел огонь.

— Владычица... Это корсары? Что они с ним сделали?! Немедленно несите его на кровать и кто-нибудь, во имя Элберет, бегите за целителем! — на Лимриль лица не было.

— Уже поздно... Они слишком долго надо мной изгалялись... — с трудом говорил Фуирион. — Пссс... менестрель... в дурацком наряде...

Лютик обиделся, но всё же отозвался на зов полуживого гондорца — Гладион тем временем побежал к целителю на другой конец села, а Геральт охранял дом снаружи.

— В сумке... забери письмо... Это не для Гладиона... Отдай Лимриль... но так, чтобы никто не узнал... — насилу выговорил Фуирион. — Это... пожалуй... последняя просьба...

Лимриль и ведьмак что могли, сделали. Но когда Гладион привел-таки старенького целителя, то выяснилось, что его брату тот уже не нужен — ещё корсары отбили ему все жизненно важные органы и искололи ножами, выясняя, кто его подослал. Ещё несколько минут Фуирион лежал в забытьи, а потом перестал дышать.

Только когда Гладион с домашними вытолкали посторонних, чтобы причитывать над покойником, Лютик решился обнародовать загадочный документ хотя бы для ведьмака.

— Теперь ты понимаешь, почему ЭТО нельзя было зачитывать при Гладионе?!

Геральт прочёл записку и понял.

Дорогая Лимриль,

На свете нет таких богатств, которые я бы мог отдать за эти долгие годы дружбы с тобой. Я боюсь, что лучшее, что я могу сделать — написать письмо. Оно предназначено только для тебя, и я прошу тебя, не давай его в руки Гладиону — пусть он не знает, сколь я подлый и глупый брат.

Я, верней всего, покину Ламедон с золотом в кармане. Я отправляюсь искать клад. Я намерен пройти много лиг, прежде чем доберусь до места. Путешествие обойдётся много дороже, чем даёт нам хозяйство, засим я продал кое-что из своего добра, чтобы подзаработать.

Я больше не могу этого вынести, Лимриль. Ты никогда не была моей и не будешь моей, и я жалею, что возложил это на тебя, но не могу боле хранить это на сердце. И прошу тебя не говорить с Гладионом, дабы не рассорить вас навеки. Я люблю тебя, хоть ни на что уже не надеюсь. Вот почему я ухожу.

Фуирион

— Да. Он добил бы брата своими руками, — тихо, чтобы хозяин из соседней комнаты не услышал, сказал ведьмак. — Что будем делать? Отдадим адресату или сожжём к троллю лешему?

Лютик только пожал плечами.

На следующее утро на жальник Фуириона провожало, пожалуй, полсела. Благородный обычай поминать свежего покойника либо хорошо, либо никак был в Гондоре в ходу не меньше, чем в какой-нибудь Редании. Но динадабские кметы ушедшего поминали добром явно искренне. Фуирион, похоже, пользовался репутацией хоть и с ветром в голове, но доброго и порядочного соседа.

Геральт, глядя, как ковыляет, опираясь на лопату, охромевший Гладион, подошёл к нему и протянул руку с зажатыми монетками:

— Твой гонорар за аванков. Пусть на всякий случай останется у вас.

— Нет уж, ведьмак, оставь деньги себе. Твоей вины в смерти брата нет. Да и не нищее у меня хозяйство, в Динадабе полно семей и победнее, — покачал головой кмет.

— Я благодарна тебе за то, что муж вернулся домой, — сказала ведьмаку Лимриль, — но не представляю, как мы будем жить без Фуириона. Утром встаю и думаю: вот сейчас он войдёт в дверь, принесёт ягнячью ногу для жаркого или старую королевскую монету для Тумира, или будет читать для Мирет... А вошёл гробовщик, — и Лимриль заплакала. Гладион обнял жену за плечи.

— Ты что сделал с письмом? — шепнул Геральт трубадуру.

— Она прочла. Потом, кажется, положила мёртвому Фуириону в карман. Теперь его хоронят вместе с ним, — сказал Лютик.

Когда гондорцы побрели на поминки, Геральта подозвал дозорный Арафант, кусая усы и сжимая кулаки:

— Ведьмак, тут Гладион расписал мне тебя как могучего волшебника. Может, тебе удастся и вовсе прогнать умбарцев, пока они не наведались в наш Динадаб за жратвой и рабами? Знал бы заранее — сразу бы тебя призвал, и Фуирион остался бы в живых... Один я с нашими мужиками против них не защита. Колдун — защита, — говорил Арафант.

— Идея хороша. Думаю, если я при этом потреплю немного пиратские клады, ты возражать не станешь, — одобрил его Геральт.

Тем же вечером в умбарском стане на Татрендальфе началось неладное.

Сперва пропал ящик с оружием для команды Хебила, судя по следам — кто-то сволок его к берегу Кирита и столкнул на глубину. Капитан хотел лично выпороть часового насмерть, но его услуги тому оказались уже не нужны — незадачливый пират был заколот.

Хебил разослал нескольких человек в болото на розыски неведомого вредителя, лелея планы изощрённой мести обнаглевшим гондорцам. Через час не вернулись трое, включая его старшего помощника, с которым Хебил прошёл все бури и ураганы от Моря Пряностей на далёком востоке до полузатопленных руин Лонд Даэр на севере.

— Капитан, Рилгель тоже пропал. С утра не видел его, клянусь Оком Властелина! — доложил боцман, стуча зубами.

Рилгеля — командира абордажной команды и отчаянную голову, что так ловко ограбил банковскую карету прямо под стенами Калембеля — нашли уже к ночи. Был он — мертвее не бывает. Но главное — кто то унёс часть его добычи в мешках с клеймом банкирского дома Галенгама.

— Проклятый колдун объявил мне войну, — Хебил с досады вырвал пару волосьев из бороды и вскрикнул от неожиданной боли. — Ничего, мы расправимся с ним и без Азрутора! Впе...

— Капитан, с нашей стоянки что-то гарью тянет, — сказал кто-то из матросни.

— Уверен?

— Чтоб меня мумак имел, если вру! — Запах гари действительно долетел до этого уголка болота, сопровождаясь ещё и злостным потрескиванием.

Теперь у корсаров горел уже не один шатёр, а сразу несколько палаток! И хуже того — проклятый желтоглазый чароплёт успел подпалить и мешки с провизией, и продырявить бочки с нормальной пресной водой. Теперь умбарцам предстояло спать под открытым небом, жевать жёсткое мясо свежедобытых аванков и хлебать воду из болота со всеми её тлетворными прелестями. Которую колдун к тому же мог и отравить...

— Когти рвать надо, капитан. Поближе к стоянке Яйяха. Здесь теперь мы не протянем, — сказал сквозь зубы боцман.

Тем временем в доме Арафанта Геральт и Лютик, почёсываясь после комариных укусов, рассматривали добычу, которую ведьмаку удалось взять во время налёта на лагерь Хебила, так боящегося колдунов.

— Три мешка, по весу потянут на пять тысяч келебов в каждом. Это, конечно, только пятая часть того, что захватили умбарцы, но думаю, если ты вернёшь это банкиру Галенгаму, в Калембеле тебе отсыплют щедрое вознаграждение! — одобрительно сказал Арафант.

— Только по вашим же рассказам, милсдарь солтыс, в Калембель надо ещё прорываться. Предместья заняты точно такими же корсарами, — напомнил Лютик.

— Оно и верно. Так что вы для начала прокатитесь туда как бы на разведку, а то гонцов из города пока что не предвидится в Динадабе, — задумчиво сказал Арафант. — Мешки я запру в сундук покрепче. Ох, только бы этот Хебил за ними сюда не наведался, ведь жадность рано или поздно страх пересилит. Тем более что колдун ты так себе. Вот видал я пару раз господина Митрандира, когда он к наместнику наезжал — вот он так откалывал!

— При встрече обязательно передам милсдарю Митрандиру вашу похвалу, — зевая, сказал Геральт. — А теперь разойдёмся-ка мы. На дворе уже соловьи чирикают, пора спать.

На следующее утро никаких дымков над Татрендальфом не виднелось. Никакого умбарского нашествия на беззащитный Динадаб — тоже. Похоже было, что корсары и впрямь решили перебазироваться.

Деревенские по этому случаю хотели было устроить у Гладиона пирушку в честь "могущественного волшебника Геральта, личного друга Митрандира", но тот, с утра пораньше напоив и накормив Плотвичку, теперь скакал на ней по тракту в Калембель в обществе виконта де Леттенхофа.

Ламедон, в отличие от Мортхонда, занимали в основном равнины и плоскогорья. Долина Кирита, с запада замкнутая Тарлангом, а с востока — склонами какого-то плато, была краем тёплым и цветущим. По бокам дорога через поля была обсажена розовыми, как щёки хоббичьих девиц на вечеринке, миндальными деревьями, за полями кое-где по склонам виднелись и оливковые рощи. Кипарисы, похожие на клинки, разрезали голубое небо с редкими барашками. Вдалеке на скале виднелись башни и дворцы Калембеля-на-Кирите, вроде бы ещё не взятого. Ламедон казался краем, куда более благорасположенным к человеку, чем соседний Мортхонд.

Но это до тех пор, пока до путников не донеслись запахи гари и палёного мяса из Лотгобеля.

Крупнейший заречный пригород Калембеля, казалось, пережил обычный большой пожар — Геральту и раньше приходилось видеть главные улицы с закопченными домами и провалившимися от огня крышами. Вот только при обычном пожаре на улицах не так много неубранных покойников с торчащими из них стрелами и обломками копий. Некоторые из убитых оказались умбарцами — похоже было, что здесь они встретили отпор, но не слишком успешный.

— Есть тут хоть кто живой? — задумался вслух Лютик.

— Корсаров тоже не видно. Похоже, что они просто разграбили всё, что можно, и убрались отсюда, — сказал ведьмак. — Можем объявлять, что путь в город свободен.

— Думаешь? А что же тогда Хебил засел на болотах? А молодчики из лагеря на Мортхонде? Нет, похоже, это не просто пиратские набеги, это часть некоего плана, по которому в осаде держат Калембель. Варвары наверняка прячутся где-то в домах, которые не успели спалить, — резонно предположил профессор элоквенции.

— Предлагаешь их поискать на свою голову? — сказал ведьмак. — А поищем.

И вскоре новые хозяева Лотгобеля нашлись.

Примечания:

Сделал-таки забытое, но важное дело — пришпандорил эпиграф к части, о котором не вспомнил вовремя. Смотрите его в "Незаконченном ужине (I)".

Дверь городского дома — не самого разорённого и не сожжённого — оказалась открыта. Войдя в неё, ведьмак понял, почему корсаров в Лотгобеле почти не видно на улице.

В общей комнате, откуда даже на улицу доносился богатырский храп, дрыхли под заставленным бутылками столом, под скамьями, по углам и мордой в нетопленый по тёплому времени камин порядка шести умбарцев. Они распространяли запах сложной смеси перегара, потных ног, мочи и блевотины. Две последние субстанции в изобилии присутствовали на полу.

— Им повезло, что почти все войска гондорцы согнали на восток. А то бы здесь пахло ещё и их кровью, — тихо сказал Геральту Лютик.

— Поможешь мне языка вытащить? — в ответ сказал ведьмак. Бард кивнул. Вдвоём они взяли за руки самого ближнего умбарца и, стараясь не шуметь, потащили его на свежий воздух, провозив лицом по всем оставленным им следам жизнедеятельности. Видимо, от этого уже у порога корсар проснулся и, маловразумительно мыча, попытался вывернуться. Но ведьмак как можно крепче вывернул ему руку и дал нюхнуть "Слёзы жён" из флакона, чтобы язык мог шевелить языком.

— Теперь отвечай на наши вопросы только правду. Ваших в городе много?

— С-сорок и в-восемь...

— Где остальные? Где капитан?

— К-капитан таверну зззз-хватил, а нас-с-с-с-сюда ввввв-гнал, — тут пленный умбарец всё-таки вывернулся и, судя по интонации, позвал на умбарском адунаике на помощь. Он попытался вытащить саблю, но не удержал равновесия и геройски пал обратно в сонное забытье.

Корсары, зашевелившиеся в доме, мало чем отличались от товарища по боеготовности. Поэтому Геральт не стал обрушивать на них всю мощь боевых приемов Каэр Морхена, отделавшись лишь знаком Аксий.

— Значит, так, — скомандовал ведьмак. — Ну-ка взяли все тряпки, какие найдёте в доме, и убирайте всё, что насрали и наблевали! Потом развяжите хозяев — и идите в Калембель, сдаваться властям!

— А это точно сработает? Больно много ты им надавал команд, они не успеют всё это сделать за действие знака, — сказал потом Лютик, когда компаньоны шли по полувыжженным улочкам Лотгобеля искать таверну.

— Не суть. Главное, они найдут себе занятие, — ответил Геральт.

Впрочем, ведьмаку и барду попадались не только пьяные и посему безобидные противники. На центральной площади четверо корсаров, встреченные ими, оказались трезвыми и способными к доброй драке. Так что в лотгобельский трактир Геральт вошёл в весьма эффектном образе — со свежими следами клинков на рукавах и окровавленным лезвием стального меча.

Увидев нового гостя в кабаке, сидевшие там умбарцы дружно присвистнули. Корсаров здесь было навскидку человек семнадцать — и далеко не все пьяны в хлам. Судя по более богато разодетой публике, капитан захватившей Лотгобел шайки устроил себе штаб-квартиру именно здесь.

"Зараза. Их слишком много", — подумал ведьмак.

Вперёд вышел корсар с самой наглой мордой, в самых широких и ядовито раскрашенных штанах и панцирной куртке, чем-то похожей на ведьмачью. В его лице смешались черты всех известных ведьмаку человеческих рас сразу, да ещё и дополненные шрамом от меча.

— Я Яйях*, капитан этих ребят. Чего ты ищешь, беловолосый?! Славной смерти? Или, быть может, хочешь присоединиться к моей команде и поискать богатств на берегах залива?

— Я пришёл... скажем так, на переговоры, — сказал ведьмак, для убедительности поигрывая окровавленным мечом. Многие товарищи Яйяха по морскому разбою уставились на его серебряный меч и кошачьи глаза, нехорошо шушукаясь. Сам молодой капитан не выглядел человеком, которого можно запугать даже эффектной демонстрацией "колдовства" при помощи Знаков. "Как бы не сорвалась наша затея", — подумал Геральт.

— Я подумаю о переговорах. Всё равно перспектив в этой дыре не видно. Но сперва заслужи моё доверие и доверие команды. Иначе мои бойцы не одобрят, что ты шляешься здесь с мечом, наверняка обагрённым кровью их товарищей. А ты, в расфуфыренных обносках! Судя по твоему расфуфыренному наряду и дурацкой эльфской китаре...

— Это лютня, — обиделся Лютик.

— Короче, ты бродячий певец?! Ну и отлично! Будешь нам петь что-нибудь залихватское, о походах, мясорубках, удаче и славе! — Яйях говорил на всеобщем достаточно чисто для умбарца, и трубадур задумался, что у него вполне могла оказаться гондорская мать или бабушка. Осматриваясь вокруг, Лютик давно заметил, что кое-кто из мореходов полувяло играет в кости на небогатые кучки награбленного. И тут его осенило.

— Знаете, милсдарь капитан, меня недавно продуло, и я не в голосе. У меня есть к вам другое творческое предложение... — начал претворять в жизнь свой замысел бард.

— Извини, я не любитель мальчиков, — отмахнулся было Яйях.

— Я не в этом смысле, капитан, — и тут Лютик пустил в ход главный элемент своего коварного плана. — Может быть, сыграем в гвинт?!

— Что, новая игра? Давай, кости и ножички уже надоели! — обрадовался умбарский корсар. — А это как?

— Лютик, bleadd... Ты с ума сошёл? Мы же играть толком... — схватил трубадура за рукав Геральт.

— Успокойся. Он играет ещё хуже, у нас всё равно фора, — шепнул ему виконт де Леттенхоф, а Яйяху громко сказал: — Мы вас научим, капитан!

— У тебя же карт нет... — опять запротестовал было ведьмак.

— Да есть. Уже подзабыл про них, пока шатался по Дикому краю. Там и играть-то не с кем — ну не с орками же.

И Лютик, как самый трезвый, начал излагать умбарцам правила гвинта в сокращённой и адаптированной для мозгов новичка версии**.

Колода действительно завалялась у него в дорожной сумке. На Севере барду и Геральту несколько раз удавалось опробовать её в деле — с торгашами на ярмарке в Бри, со следопытами, с краснолюдами и с прославленным взломщиком-низушком Бильбо Бэггинсом. Последний оказался самым смекалистым и опасным противником из новичков Средиземья. Но в пустошах, отделявших Север от Рохана, сыграть можно было разве что со зверьём, а эльфы Лориэна, с которыми Лютик зазимовал, предпочитали ещё более изощрённые и интеллектуальные игры, в которых карты не использовались. Так что колода для гвинта оказалась забыта месяца на три.

— Это будет трудно, — признал капитан Яйях, почёсывая выкрашенную в золотистый бороду. — Но держать осаду этого проклятого Калембеля так скучно, что я готов попробовать. Да пошлёт Око нам удачу!

В гвинт играли, как положено по обычаю, двое на двое — Геральт и Лютик против Яйяха и его старшего помощника Данкальба. Капитан оказался игроком сметливым и в основах игры разобрался с первой тренировочной партии, в которой, впрочем, пришельцы выиграли с трудом.

— Это была детская игра. Теперь будем делать ставки, как полагается настоящим мужчинам и корсарам! На что играете, смельчаки?! — спросил раззадоренный Яйях.

— Я ставлю свой второй меч. Из чистого серебра, прекрасное оружие против злых духов, изобилующих в развалинах с сокровищами. А Лютик — лютню, — подмигнул напарнику Геральт.

— Э...ээ... ну да, — обескураженно подхватил бард.

— На кой эльф мне лютня, вот твой меч из серебра — достойная ставка! А я... — Яйях призадумался. — Ставлю половину моей доли! — Тут корсар достал откуда-то большую пригоршню серебряных келебов и золотых побрякушек.

— И это половина доли капитана?! — скептически хмыкнул ведьмак.

— А в этом паршивом Лотгобеле не больно-то богатая добыча. Вот мы с досады тут всё и спалили. Сам город стоит на такой крутой скале да с такими стенами, что без пяти катапульт и пары хороших колдунов тут делать нечего. Только вот мой дружок Хебил перехватил банковскую карету на выезде из Калембеля — а мне ни слова не сказал и не поделился, покусай его старуха Шелоб! — возмутился капитан Яйях. — Ну полно, играем в гвинт!

Партия была долгой и напряжённой. Яйях и Данкальб отчаянно торговались и даже — тут скорее стараниями капитана — перехватили пару солидных взяток из-под носа у Геральта с Лютиком. Но в конце концов всё равно остались с носом: половины долей Яйяха и Данкальба перекочевали к ведьмаку и менестрелю.

— Самые хитрые, да?! — издевательски сказал Яйях. "Сейчас нас будут рубить". — подумал ведьмак. Но всё обошлось.

— Ладно, раз вы эту игру придумали и у вас фора, уравняем шансы. Играйте пьяными! — распорядился корсар. — Данкальб, а ну-ка поставь им нашей умбарской кактусовой араки, и посмотрим, как эти умники продержатся!

— Будь по-твоему, капитан, — не стали возражать Геральт с Лютиком. И возрази тут, когда вокруг куча вооруженных людей.

— Я ставлю всю оставшуюся долю и свой перстень! — заявил главарь умбарцев.

— Я тоже ставлю остаток, — добавил Данкальб.

— Прежняя ставка плюс выигрыш предыдущей партии, — сказал Лютик. Геральт кивнул.

Новая партия в гвинт оказалась ещё напряжённее первых двух. Вокруг столика капитана собрались умбарцы, крайне эмоционально болевшие за Яйяха, так что тому пришлось прикрикнуть на них, чтобы не мешали игре. Друзьям же, кроме компании подгулявших корсаров, мешала и кактусовая арака, оказавшаяся настолько крепкой, что на ней неплохо было бы готовить эликсиры — да ещё и кружками!

Видимо, под влиянием умбарского пойла Лютик пустился в рискованные комбинации, вызвавшие недоумение у остальных игроков. Ещё большее недоумение Яйях и Данкальб испытали, когда осознали, что проиграли пьяным пришельцам с севера второй раз — теперь уже всё награбленное!

— Ты мухлевал, о коварнейший из Лютиков! Признавайся! — потребовал Яйях.

— Да нет же, капитан! Мы уже разбирали эту ситуацию: эльфский мизер без прикупа перебивает гномий мизер без него же! А Геральт брал эльфский! — настаивал профессор элоквенции.

— Точно?! — угрожающе спросил Яйях.

— Точно, — подтвердил Данкальб. Капитан, играя желваками, махнул рукой.

— Ну хорошо! По древнему славному обычаю игроков, удачу надлежит пытать трижды! Повысим ставки снова: вы возвращаете всё, что у нас отыграли, сверху отдаёте своё оружие и будете потом прислуживать нам до конца похода — а если проиграем мы, то...

— Вы уйдёте из Лотгобела насовсем, — заявил ведьмак. — И никого здесь не тронете и не угоните.

— Принимаю условие! Надоел мне ваш Лотгобел хуже горьких корней яр-ярро! — и раздухарившийся корсар стукнул себя кулаком в грудь.

— Ого?! — толпой выдохнули корсары, а из дальнего угла раздался подвыпивший голос (разговор меж корсарами шёл на адунаике, но я позволю себе привести его):

— Если так, то давай проигрывай, Яйях! Калембель нам брать нечем, а всю округу мы уже ощипали до золы из печей! Сколько можно сидеть здесь и ждать Балахора с Азрутором из-под Дол-Амрота?! Что мы — их рабы или их ручные обезьянки?! Пусть помнят, что наш вождь — вольный корсар и сам себе голова! Или он не наш вождь!

— Верно! Хальвак дело говорит! — загудели корсары.

— Запомните, бездельники: Яйях никогда не поддавался в игре! Но если судьба решит в пользу этих наглецов ещё раз — то мы уйдём, — гордо подбоченясь, ответил капитан. — А вы, великие игроки в гвинт, выпейте-ка для верности ещё моего любимого сладкого вина из пустынной розы! — сказал он на этих словах Данкальб налил Геральту и Лютику в кружки ещё один умбарский напиток.

"Вино из пустынной розы" уже одним ароматом затуманивало глаза — а ведь ведьмаку и трубадуру нужно было его выпить, и не по рюмке, а по кружке! Но делать было нечего: хозяином положения всё-таки оставался Яйях.

Финальный пьяный гвинт обещал друзьям быть самой тяжёлой партией. Карты уже откровенно плясали перед глазами, Лютик уже начал путаться в правилах, а Геральт и подавно, что позволило Яйяху подловить их на паре грубых ошибок. В итоге подсчёт очков пришлось вести Данкальбу — а уж в том, что он будет подсуживать капитану, никто не сомневался. Но неожиданно старпом умбарцев объявил:

— По очкам побеждают Лютик и Гервальт!

— Геральт... — пьяно запротестовал было ведьмак... — А мы что, в-выиграли? — Лютик тоже сделал глаза в пол-лица, как девушки-кошки на непристойных хакландских гравюрах.

— Конечно, очков больше всех набрали я и славный капитан Яйях... Но видит Владыка Мелькорт, капитан сбросил козыря, и за это, как гласят правила вашего премудрого гвинта, нам полагается штраф!

— Ну я тебе задам... — зарычал было Яйях, потянувшись за саблей, но увидев, как смотрят на него корсары, уставшие от осадного сидения, стукнул кулаком по столу и сказал: — А, будь я проклят! Радуйтесь, Геральт и Лютик — удача выбрала вас! — Умбарец снял с шеи какой-то амулет, похожий на ведьмачий, но вместо волка он изображал голову слона.

— Камень мумака заговорён, чтобы показывать мне, кто плутует в игре. Но он молчал, хотя раньше никогда не подводил. Не знаю, как это можно сделать пьяными в вашу головоломку — но вы победили нас честно. С судьбой не шутят.

— Я не знал, что ты такой знаток гвинта, Лютик, — пьяно промямлил ведьмак, ища бутылочку "Слёз жён".

— Благодари Присциллу, мой неазартный друг. Она дала мне ряд хороших уроков. Ну ладно, поехали за... за товаром, пока корсары не передумали, — сказал бард, помогая ведьмаку встать.

— Данкальб, труби в рог, созывай наших орлов и скажи им, что мы рвём когти! — скомандовал Яйях, но его прервал уже знакомый Геральту скрипучий голос:

— Не так быстро, мой юный друг.

В дверном проёме стоял козлобородый Хебил, окружённый членами своей шайки.

— Что это значит?! Столкнувшись на северном фланге с чародейством северян, я вынужден был отступить, ища у тебя защиты — а теперь узнаю, что гордый и хвастливый Яйях первый бежит из-под Калембеля, поджав хвост! Мы должны придерживаться планов Балахора и Азрутора! Или воля Сынов Кастамира не указ для тебя?! — с мерзкими интонациями в голосе обрушился капитан Хебил на коллегу.

— С каких пор Хебил, гроза гондорских купцов, который сделал меня мореходом и с которого я брал пример, лижет пятки Азрутору? Хебил, который ненавидит и боится его и других чёрных тарантулов-колдунов, что за свои жертвоприношения требуют всё больше власти в Умбаре? Не ты ли мне рассказывал, с трудом подавляя рвоту, что Азрутор вытворяет в своей башне с детьми, которых портовый люд отдаёт ему за долги, и бродягами, которых беззаконно тащат прямо к нему стражники? — возмутился Яйях.

— Сам Совет Ста Четырёх назначил их начальниками над нами в походе на Гондор! Хочешь пойти против Совета и стать кормом стервятников, распятым на стенах Умбара за мятеж?! Больше того — от Совета этого прямо потребовал Мордор! Хочешь пойти против Мордора — и сгинуть навсегда в их железных клетках и подвалах ужасов?!

Спор Хебила и Азрутора вёлся опять же на умбарском адунаике, но отдельные слова Геральт и Лютик уже понимали и начали аккуратно пробираться к заднему ходу за стойку, пока в таверне не началась всеобщая сеча.

— А! Вот ты где, проклятый северный колдун! Завёл с Яйяхом свои шашни!, — на всеобщем выкрикнул козлобородый капитан. — Яйях предал нас, предал священное дело мести, предал священный Мордор и посланника Владыки Мелькорта! Смерть отступнику! — визжал Хебил.

За спинами Геральта и Лютика раздался лязг кривых умбарских мечей Ведьмак на прощанье сложил знак Аард в сторону слишком напористых пиратов Хебила и крикнул, вылезая в окно:

— Спасибо за партию, Яйях!

Через некоторое время компаньоны, раскидав копытами коней нескольких людей Хебила, мчались без оглядки по тракту прочь от Лотгобела.

Вечером того же дня, когда солнце покатилось за голые скалы на гребне Тарланга, в Калембеле-на-Кирите было объявлено всенародное гулянье, а хозяева винных погребков выкатывали на улицу лучшие бочонки из запасов. Повод для городского праздника был законный — не иначе как сама Владычица заступилась за Калембель, подстроив так, что две шайки умбарцев, пытавшихся окружить город, почти истребили друг друга и ушли из Лотгобеля обратно под Дол-Амрот, где основные силы корсаров обдирали побережье.

Поскольку из-за чрезвычайных военных податей и сборов ни городская казна, ни дом господина Ангбора не могли нести расходов на праздник на весь Ламедон, оплачивал гулянья банкир Галенгам. Благо ему самому было что отметить — прибывшие недавно из Мортхонда истребитель чудовищ Геральт из какой-то Ривии и менестрель Лютик возвратили ему значительную часть денег, отнятых бандой корсаров на берегу Кирита прямо под стенами Калембеля, чуть ли не в полёте стрелы от города.

Городской патрициат и войт Лаиндир наперебой чествовали героев дня, тогда как сами ведьмак и бард с нескрываемым любопытством глазели на первый большой гондорский город на их пути. После пустошей вокруг Туманных гор, деревянных городов Рохана, больше похожих на палаточные станы коневодов, глубоко провинциального Морлада, мортхондских и ламедонских деревень, Калембель — четвертый по величине город королевства — казался чем-то невероятно величественным. Беломраморные особняки на главной улице Рат-Анарион, сады с цветущими вишнями, фонтан, грамматическая школа, банк, две дорогие гостиницы, ярко освещённые трактиры и целый цветник вывесок на улицах — всё это выгодно выделяло бы город и в Северных королевствах.

-...И теперь я поднимаю свой бокал... за победу! Не только за победу над корсарами, которую хитростью и смекалкой одержали господа Геральт и Лютик, но и за ту, грядущую победу оружия гондорской короны, которую потомкам Анариона ещё предстоит одержать на востоке!- провозглашал Лаиндир уже четвёртый тост.

— Ну, во-первых, особой хитрости тут не было. Я просто сказал Лютику, что разбойники вообще и морские в частности — самый суеверный народ во всём свете, а он развил мою мысль и решил: где суеверия, там и азарт. Во-вторых, судя по тому, что мы видели и слышали, капитан Хебил ещё сохранил остатки своих людей. Да и Яйях всё-таки ушёл живым. Они наверняка ещё вернутся, и может, приведут ещё больше умбарцев. А с вами, милсдарь войт, я хотел бы конфиденциально поговорить вот о чём... — Геральт подошёл к Лаиндиру и тихонько сказал ему:

— Не пробегал ли мимо Калембеля отряд в пару десятков человек, двух эльфов, гнома и целую ораву призраков? Я ищу этих голубчиков ещё с Мортхонда, и они должны были ехать на восток.

— Как ты поразительно точно описал их, ведьмак, — сразу посмурнел Лаиндир. — Они промчались мимо города за две ночи перед появлением корсаров. Никто им не препятствовал, переправа через Кирит не охранялась — людей-то всех Ангбор увёл к Минас-Тириту. Но с другой стороны, вреда они никакого и никому не причинили, хотя переполошили многих порядочно. Кое-кто из горожан и молодых дворян даже ушел вслед за ними — решили, что это наследник Исилдура ведёт за собой Мертвецов исполнять клятву, — усмехнулся войт.

— И больше никаких покойников не видали в Ламедоне? — переспросил Геральт.

— Никаких. А что, ты надеешься на заказ? Или вознаграждения от Галенгама тебе не хватает? — Глава банкирского дома сидел тут же, на почётном месте, и с несколько нервической миной откушивал пирог с птицей и марципаном.

Ведьмак просто молча выдохнул: это значило, что клятвопреступники, примкнувшие к Азрутору и Саурону, сюда ещё не добрались, а Арагорн со товарищи продолжает свой путь.

И в момент, когда Геральт уже был готов окончательно предаться общему веселью под лютню Лютика, который пел "Ты полети к родному дому", одновременно подмигивая сразу трём девицам из Лотгобеля — через какой-то забор перескочил человек в куртке с пятнами запекшейся крови и порванных саблями шароварах.

— Это же он! Кровожадный Яйях! Держите его! Хватайте! — закричали напуганные лотгобельцы, укрывавшиеся в Калембеле от нашествия и посему тоже приглашённые войтом и Галенгамом на пир.

Ведьмак, тоже узнавший капитана Яйяха, схватился за меч. Лютик резко оборвал балладу и взял лютню наперевес за гриф, видимо, в надежде дать корсару по голове в случае чего. Шрамов у Яйяха явно прибавилось, а вот бодрости духа стало поменьше.

— Поздравляю вас с победой надо мной, одержанной руками двух игроков, пока доблестные гондорцы попрятались в этой крепости, — усмехнулся корсарский капитан. — Мне нужен главный воинский начальник этого города.

— Яйях? Не ожидал застать тебя здесь без оков и с оружием, — в тон ему ответил войт Лаиндир. — Ты желаешь сдаться на милость короны Гондора?

— Не совсем. Да и нет у вас уже тысячу лет никакой короны, — сказал умбарец. — Я желаю продать свою саблю наместнику Гондора. А если не купит, то подарить.

— Ведьмак, чем ты его околдовал? Неужели он проиграл тебе в этот твой гвинт душу? — спросил Галенгам. — Хотя что я говорю, ведь у варваров нет души, как у орков, или же она заложена властелину Мордора.

— Думаю, вам знакома козлиная борода капитана Хебила, верного прихвостня наших жрецов в целом и Азрутора в частности, — рассказывал Яйях. — Так вот, он изволил перерезать моих людей, как цыплят. Многих он застал врасплох в загуле, а оставшиеся отходили до Бар Элира, где уже попытались дать ему отпор... У Хебила осталось слишком мало людей, чтобы воевать с вами самому, но у меня больше нет команды. По неписаному закону корсаров, товарищи должны быть отомщены. Но Хебил сам по себе — никто, он лишь дрессированная циветта при надменных Сынах Кастамира. А отомстить им я могу, только встав под гондорские знамёна. Ну так что — нужны Гондору моя верная рука и острый глаз? — спросил он Лаиндира, тряхнув крашеным хохлом.

— Уж не знаю, что за зверь циветта, но твоё предложение выгодно уже тем, что избавит народ от страха перед корсарами, — ответил войт и дал знак, по которому откуда ни возьмись Яйяха обступили с боков два копьеносца. — Пока что тебе придётся пребывать под стражей, пока я не получу ответ от господина Ангбора. А не то кто-то в городе может захотеть отплатить уже тебе.

— Смотри, начальник, — сказал азартный капитан. — Если вы слишком долго будете переписываться, то цепи меня уже не удержат!

И Яйяха повели.

— Главное, чтобы он попозже догадался, что камень мумака мог не сработать на плутовство в гвинте — ведь придумали-то игру не в Средиземье, и колдуны Умбара, заговорившие талисман, о ней просто не знают. Лютик, Лютик, большая ты стерва, — пихнул Геральт друга локтем в бок и засмеялся.

На следующее утро Геральт и Лютик явились в банк Галенгама. Награда, которую им предложил банкир, была сама по себе немаленькой — четыре тысячи келебов, по две на брата.

— У меня к вам встречное предложение, милсдарь Галенгам, — сказал ведьмак. — Давайте келебов, скажем, восемьсот из этой суммы перешлём коронной почтой кмету Гладиону из Динадаба. Он всё-таки был ранен, пока мы спасали ваше серебро, а его брата Фуириона я и вовсе не уберёг. Нужно возместить им утрату рабочих рук.

Слышал я от ваших приказчиков на Тарланге, что вы торгуете целебными настойками на весь Гондор. А в работе ведьмака важнейший элемент есть его эликсиры. И я осмелюсь просить вас предоставить мне настойки на указанную сумму для своих алхимических упражнений.

— Что ж, идея небезынтересная. Но этого мало, чтобы восстановить баланс, — пошевелил пальцами Галенгам. — Вдобавок я бы предложил тебе, Геральт из Ривии, кое-какую работёнку.

— Я весь уши, как говорил один мой знакомый эльф.

— Мой заказ как раз связан с эльфами. Корсары явились по реке Рингло со стороны бухты Бельфалас и Дол-Амрота, и верней всего, они сидят там в древних эльфийских руинах на побережье. Говорят, тысячу лет назад там стоял город эльфов не хуже достославного Нарготронда, но я ни разу не встречал ни одного из них. Любые реликвии эльфов, что там найдёшь, я советую сбывать мне для моего собрания. Эльфам они уже не понадобятся, а я смогу достойно их оценить, — снова неприятно пошевелил пальцами Галенгам.

— Любопытный заказ. Я обычно имею дело с арахноморфами, орками, саламандрами, варгами и прочей нечистью, — ответил Геральт. — И для разнообразия готов его принять.

— С нечистью у нас будет туго. Средний и восточный Гондор — это благоустроенная страна, цвет Средиземья, — с гордостью сказал банкир. — А ты, господин де Леттенхоф, тоже желаешь что-то добавить к премии?

— Нет, милсдарь Галенгам. Только арендовать у вас ячейку... на месяц. На всякий случай, — сказал Лютик.

Ячейку для барда клерки оформили быстро. Внеся требуемый взнос из своей же премии, виконт де Леттенхоф уложил туда лишь маленький мешочек, который вёз с великим бережением от самого Изенгарда, и надёжно запер его на ключ.

В мешочке были образцы Саруманова порошка, которым чародей-ренегат — а вернее, его уруки — столь искусно подорвали стены Хельмовой пади.

Кроме Лютика, об этом никто не подозревал. До поры до времени.

Но это уже совсем другая история.

Примечания:

Иллюстрации:

Пейзажи Ламедона: https://wikiway.com/italia/rastitelnost-i-zhivotnyy-mir/#gallery-3

https://wikiway.com/italia/rastitelnost-i-zhivotnyy-mir/#gallery-1

Наряды знатных и богатых горожан Гондора http://mir-kostuma.com/renaissance/item/39-italy

Минас-Тирит воюет, Пеларгир копит, а Дол-Амрот на арфе играет.

гондорское изречение

Ранним весенним утром из тюремного замка в городке Тадрент, что в долине реки Рингло, на полпути из Ламедона в Дол-Амрот, раздавались душераздирающие звуки.

Два человека гнусными пьяными голосами ни в склад ни в лад орали новую модную балладу заезжей знаменитости с Севера господина Лютика. Один не попадал ни в размер, ни в тональность, другой пытался петь нормально, но с гортанным умбарским акцентом:

— Так вот какая ты!

Надежды и мечты

Мне подарила и разбила ты!*

Почтенные горожане Тадрента в ужасе шарахались на другую сторону улицы, а некоторые ворчали под нос, что закон Нуменора вообще-то запрещает пытки. Наконец наружу из тюремных ворот вывалился ведьмак, на котором лица не было, принял «Слёзы жён» и медленно, чтобы успеть протрезветь, побрёл ко дворцу местного можновладца Россарана.

— Много же пришлось в него влить эля! Но зато теперь всё, что нужно, мы знаем. Осталось только нашего виршеплёта найти... — рассуждал Геральт.

Тем временем искомый виконт Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф пребывал в дворцовой спальне господина Россарана и поедал виноград. Виноградом Лютика кормила с рук госпожа Бруидис, супруга Россарана, а вместо подушки голова темерского «наше всё» покоилась на её круглых коленях цвета раковины. И гость, и хозяйка были совершенно обнажены.

— Милый, — проворковала Бруидис, ероша Лютику волосы, пока тот пытался поцеловать кормящую его полноватую, но оттого только более прелестную руку. — Интересно, а какой твоё поэтическое воображение видит меня сейчас? Ай! — и почти нечаянно уронила виноградинку в то, что, будь она одета, называлось бы «самая глубь выреза».

— Хмм... Надо подумать, — Лютик попытался сосредоточиться на пристанище виноградинки. -Холмы пены прохладной... Холмы прохладной пены... — Вместо импровизации он быстро принялся ласкать и лобзать воодушевляющих размеров «холмы» Бруидис, отчего хозяйка Тадрента, мелодично расхохотавшись, откинулась на спину, увлекая трубадура за собой.

Казалось, праздник жизни на пуховых перинах госпожи Бруидис заходит на новый круг, но тут Лютика и его очередную музу прервал условный свист.

— Bloede vatt'ghern... Нашёл время, — ворчал профессор элоквенции, наскоро упаковывая в штаны всё ещё рассчитывающее на праздник естество.

Штаны, надо сказать, были весьма примечательны. Выполненные портным из Калембеля в патриотических чёрно-серебряных тонах, они пристёгивались к густо-синему пурпуэну. Довершали одеяние трубадура синий же берет и короткий чёрный с серебряной же вышивкой плащ-тапперт. На всё это ушла немалая часть премии от банкирского дома Галенгама. Галенгам затем получил часть этих же денег за долги от портного, которого сам же и рекомендовал Лютику. Но мы отвлеклись.

Едва успев попрощаться с госпожой Бруидис, Лютик мигом скатился по лестнице, боясь, что иначе из-за предательского естества прощание затянется до обеда, и на пороге едва не сбил с ног ведьмака.

— Ты где пропадал, Геральт?

— Брал языка в корсарском притоне на острове на Рингло. Крепко же я с ним намучался... Боюсь, одной бутылочки "Слёз жён" мне не хватит. Зато выведал главное — путь на Эделлонд свободен! Азрутор опять свалил оттуда на север, и значительная часть умбарского охранения убралась вместе с ним!

Эделлонд и был тем самым разрушенным и забытым городом эльфов, где банкир Галенгам мечтал пополнить свою коллекцию древностей и где, похоже, находилась главная ставка умбарцев. Укреплённые лагери умбарского десанта охватили Дол-Амрот в полукольцо — один на пляже к югу от города, два в скалах нагорья Эмин-Эрнил, один на острове на Рингло недалеко от Тадрента. Ещё один лагерь стоял в низовьях Мортхонда, и Геральту уже был немного знаком. И это без учёта мелких шаек умбарцев и харадцев, которые шатались по деревням, грабя всех и вся.

Но главная ставка умбарцев находилась в Эделлонде с его удобной бухтой. На это указывали и Яйях, и взятый Геральтом на острове язык. И в ней, скорее всего, должен был пребывать Азрутор — если не верховный командующий всеми силами вторжения, то как минимум начальник его штаба, его мозг. Эта мысль держала в напряжении ведьмака и пугала Лютика.

— Что-то больно спокойно едем, — нервно сказал бард. — Неужели тут нет ни одного умбарского дозора? От самого Тадрента их не встречаем.

— Единственный смысл умбарских дозоров, Лютик — это грабить обозы, следующие в Дол-Амрот. А сейчас все они стоят в Тадренте, а кое-кто и назад повернул. Корсары так успешно тут работали, что ловить на дороге им стало уже нечего, — ответил ведьмак. — Язык мне за кружкой эля рассказывал, что половина капитанов либо пошла бы в атаку на Дол-Амрот, либо убралась бы отсюда — если бы не Мордор и его стратегические планы.

От Тадрента до побережья было ещё добрых часов пять-шесть езды по идиллической долине нижнего Рингло с её фруктовыми садами и солнечными черепичными селениями — только вот всё чаще из селений этих валил дым, а на улицах лежали, раскинув руки, убитые. Да и мрачная громада Тарланга за рекой, с её паучьими подземельями и тайными тропами колдунов, не добавляла романтики.

Уже пополудни, у очередной развороченной и брошенной повозки, компаньоны свернули с дороги направо, в луга — ведьмак вёл их по карте, добытой в Калембеле.

— Там должен быть высокий холм — отличное место для наблюдения за этими эльфскими развалинами. Только вот боюсь, что милсдарю Галенгаму уже ничего не достанется — умбарцы наверняка там всё перерыли в поисках сокровищ, — скептически сказал Геральт.

— Залечь бы там в кусты, — ответил ему Лютик. — А то жара уже осточертела.

Холм нависал над самым центром Эделлонда, разрушающиеся шпили которого можно было разглядить даже с такого расстояния. Ведьмак, привязав Плотву в кустах, оставил лошадей под присмотром трубадура, а сам стал карабкаться наверх — проверить, не послали ли люди Азрутора кого занять там позицию? На кромке холма действительно стояла какая-то фигура, наблюдая за творящимся внизу.

Но фигура эта была явно не корсарской — ведьмак даже на слепяще-ярком южном солнце и на фоне слепяще-яркого моря различил её острые уши.

— Mae govannon, милсдарь эльф! — поприветствовал Геральт неожиданного в Гондоре встречного.

Эльф схватился было за рукоять клинка, но обнаружил, что пришелец не пытается угрожать ему своими двумя мечами, и мирный диалог продолжился:

— Mae govannon, путник. Я Латлорн из Линдона, странствующий искатель древностей. Ты же, прости мне моё любопытство, похож на загадочного ведьмака, охотника на созданий Врага, о котором осенью много разговоров было в нашем Митлонде.

— Это я и есть, — Геральт давно понял, что эльфам тут можно доверять более, чем всем остальным. — Геральт из Ривии. Могу я присоединиться к твоим наблюдениям за Эделлондом?

— Я буду рад твоей компании, потому что там бродит слишком много умбарцев и стоит слишком много умбарских судов, — кивнул русоволосый эльф.

— Лютик! Здесь свои! — махнул ведьмак рукой своему спутнику.

Теперь они рассматривали Эделлонд уже втроём. Крыши и башни величественных построек, свидетелей былой мощи эльдар, хотя давно осыпались, но ещё не утратили своих очертаний — так что могло показаться, что утопающий в садах эльфский город не умер. Однако пристальным взором Геральта или Латлорна легко было приметить, что улицы Эделлонда поросли жёсткой и сухой травой юга, а бродят по ним в основном умбарцы в своих шароварах.

А за руинами, напомнившими ведьмаку и Лютику ещё не до конца разрушившийся Шаэрраведд, уже резали глаз солнечные блики на воде залива Бельфаласа. На их фоне резко выделялись тёмно-красные и косые, словно акульи плавники, паруса корсарских судов — в Эделлонде и заливе они насчитали их около двух десятков. Слева виднелись крутые скалы полуострова Дол-Амрот и белокаменные стены крепости княжеских рыцарей, стерегущих один из величайших городов Гондора. Справа берег уходил бесконечно далеко на запад, в неизвестные Геральту и барду земли.

Впервые со дня своего прибытия в Средиземье они оба видели море.

— А давно стоит здесь Эделлонд? — спросил Лютик у Латлорна.

— Эльдар поселились здесь, ещё когда не затонул Белерианд. Но четыре с половиной тысячелетия назад, когда Саурон вновь показал свою вражью натуру и разорил Эрегион, Эделлонд стал прежде всего местом для бегства на Запад. Ко временам тысячелетней давности, когда здесь сгинул король Амрот, дав затем имя людским городам, он был уже почти покинут. Но мы слишком привязаны к любимым некогда местам, чтобы позволить налётчикам распоряжаться здесь, — печально-величаво сказал эльф.

— У тебя ведь, наверное, руки чешутся показать им, где драконы зимуют, — предположил Геральт. Трагическую историю короля Амрота и королевы Нимродели он уже слыхал в Лориэне.

— Зачем? Грабить умбарцам уже нечего — все драгоценности и золото мои соплеменники забрали отсюда с собой в незапамятные времена. То немногое, что тут осталось, имеет лишь сентиментальную ценность, — пожал плечами Латлорн. — А потом, я здесь не один. Сам понимаешь, наше убежище — строжайший секрет.

— Ты и так был любезен с нами донельзя, Латлорн. Теперь я бы прекратил дозволенные речи и направился бы в... в город, — ведьмаку уже неловко было говорить "развалины". — А то на юге, говорят, темнеет быстро.

Эделлонд начинался почти прямо под холмом. Некогда крупный и богатый, ныне же город жил жизнью обычного военного лагеря. Умбарские шатры кучковались ближе к берегу — похоже, суеверный страх перед всем эльфским не был чужд многим отчаянным хозяевам морей. Это позволило Геральту с Лютиком прокрасться достаточно далеко вглубь города.

Однако же некоторые постройки эльфов были заняты. Из одного умбарцы повели на корабль на верёвке длинную вереницу гондорцев. У другого, утыканного стягами "вольного морского города", стояла большая вооружённая охрана — видимо, это была резиденция какого-то военачальника или лично милсдаря Азрутора. Ведьмачий медальон начал слегка приплясывать на цепочке, так что последний вариант был похож на правду.

Лютик спокойно зарисовывал всё, что требовалось, карандашом в свою записную книжку, которая за год с лишним пополнилась не одним десятком новых сюжетов. Но это не помешало заметить ему на улочках Эделлонда ещё одного старого знакомого.

— Геральт! — громко зашептал менестрель. — Смотри! Хебил здесь!

И действительно, по некогда главной улице шёл козлобородый капитан, бывшая гроза Ламедона, окружённый остатками своих бравых корсаров. Его сопровождали также два важных умбарца в дорогих халатах, горячо с ним что-то обсуждавшие. От отряда то и дело отделялись по два-три корсара, что-то ищущие в руинах. Или кого-то.

— Надо уходить, — сказал ведьмак.

Ползком, прикрываясь развалинами, разведчики начали выбираться из Эделлонда. Но под скалой почти у самого входа в город они встретили Латлорна. Лоб эльфа был разбит, а сам он с большим трудом вытаскивал стрелу у себя из плеча.

— Дай-ка помогу, — с помощью Геральта дело пошло живее, и вскоре умбарская стрела вывалилась, а рану ведьмак обработал эликсиром на базе "чудодейственных настоек Галенгама".

— Теперь надо бежать отсюда... — сказал Латлорн. — Это люди козлобородого. Я замечтался, глядя на Море, и позволил им обнаружить себя.

— Выходит, Хебил не нас ищет, — с облегчением выдохнул Лютик.

— Теперь всё равно нас, — Геральт поглядел на гребень и заметил там двух корсаров. — Ну вот, теперь и выход перекрыт.

— Почему же? Тут есть тропа вдоль берега, о которой корсары не догадываются, — сказал эльф. — Следуйте за мной.

Небо на западе становилось медовым по мере того, как солнце клонилось к Морю.

Узкая тропочка, которая вела из Эделлонда вдоль берега на юг меж осклизлых скал, проходила порой почти по самой кромке воды, и Латлорн со спутниками цеплялись за покрытые водорослями каменные глыбы, чтобы их не унесло в море.

— Придётся всё же слегка порушить нашу секретность и ввести вас в пещеры, — тяжело дыша, говорил раненый эльф, перекрикиваемый чайками и прибоем. — Мы здесь зовём себя аворрим. Ещё зимой Кирдан Корабел направил нас сюда присматривать за Эделлондом. А потом появились корсары. Умбарцев оказалось почти в девять раз больше, чем нас, и пришлось после значительных потерь отступать в эту пещеру. Отсюда мы прикрываем подступы к Дол-Амроту вдоль берега и совершаем иногда вылазки... А вот и она!

В очередном утёсе виднелась крупная трещина, в которую могли свободно войти три Латлорна в ряд. Но от моря её отгораживали другие скалы, а сверху склон нависал над ней под таким углом, что заметить вход было невозможно.

— Вы отлично устроились, — заметил эльфу Геральт. — И до Дол Амрота здесь уже каких-то миль двадцать. Связь с городом у вас есть?

— Этим занимается Дортанет. В Дол-Амроте она вхожа чуть ли не во дворец князя Имрахиля — ведь прародительница этого рода тоже была нашей соплеменницей. Она звалась Метрелас, приходилась сестрой той самой Нимродели, и когда... — Об исторических материях эльф из Гавани мог говорить бесконечно, и только умоляющий взгляд ведьмака заставил его чуть умерить пыл.

Стоило Геральту, Лютику и Латлорну подступить ко входу, как, откуда ни возьмись, из темноты выступили двое эльфов с копьями, острия которых целились прямо в грудь пришельцам. Но обменявшись с Латлорном паролем-отзывом на квенья и убедившись, что люди с ним — не умбарцы, аворрим приняли их.

Подземные ходы освещали явно чародейские зелёные светильники. Но свет их был не холодно-мерзким, как в Ангмаре, Дол-Гулдуре или Изенгарде, а куда более тёплого и мягкого оттенка. Но как следует Геральт не успел рассмотреть коридоры — ему и профессору элоквенции аворрим надели повязки на глаза.

Эльфы вели их по длинному туннелю с постоянными поворотами минут пятнадцать, пока наконец не дозволили снять повязки. Ведьмак обнаружил себя в огромной каверне над подземным озером, необычно для подобных мест уютной и обустроенной. Всюду виднелись характерные узорчатые эльфские беседки и мостики, по озеру курсировали лодки, где-то играла лютня.

— Похоже, эльдар жили здесь задолго до прибытия почтенных аворрим, — сделал вывод Лютик. — Нельзя столько наваять за пару месяцев.

— Ты прав, — кивнул Латлорн. — А теперь следуйте дальше к госпоже Дортанет.

Воины аворрим довели их до самого длинного моста, на котором стояла высокая гибкая эльфка в чёрном одеянии и со скрытым под вуалью лицом и печально смотрела на воду.

— Я рада, что вы прибыли в приют аворрим, Геральт и Лютик — ибо к нам явился гость из Имладриса, ожидающий здесь вас, — ровным голосом вымолвила Дортанет.

Гость ожидал в беседке по ту сторону моста — это был эльф в светло-сером платье, физиогномия которого показалась ведьмаку и барду слегка знакомой.

— Милсдарь, мы не могли встречаться с вами этой осенью в Ривенделле? — по-великосветски раскланялся Лютик.

— Я тебя помню, — встрял Геральт. — Ты приезжал к Элронду на совет от... от Корабела Кирдана. И ещё рассматривал меня так, как дикого зверя из земель заморских.

— Я тоже запомнил тебя, отважный ведьмак. Я Галдор из Серых Гаваней и прибыл сюда... как вы, Edain, это называете... с инспекцией, — сказал эльф. — Печально, но аворрим недооценили угрозу с моря и позволили умбарцам уничтожить свои корабли, а себя загнать сюда. Теперь мы с нашей гостеприимной хозяйкой Дортанет решаем, что делать с этим.

Высадившись чуть севернее, я сумел подслушать разговор пиратов. Они упоминали неких Сынов Кастамира и Карателя, и с таким благоговением, что это начинает беспокоить. Если Умбар прислал на выручку Мордору не просто корсаров, а фанатиков, ведомых кем-то из жречества — а все их жрецы, по сути, мордорские колдуны — то Дол-Амрот в серьёзной опасности. Раньше корсары и служители Саурона недолюбливали друг друга, хотя и сотрудничали из выгоды. Теперь же...

Ведьмак рассказал Галдору всё, что успел узнать об Азруторе и его деятельности.

— Всё стало ещё хуже, — покачал головой эльф, узнав о делишках умбарского магика с Мёртвыми Дунхарроу. — Похоже, придётся мне вскоре возвращаться в Митлонд и выбивать подкрепление.

— Признаться, Галдор, я так же мало уделяла внимание истории Гондора и Кастамиру, как и ты — ведь людской век короток, — сказала Дортанет. — Но не суть. Пока аворрим остаются здесь, я готова защищать их хоть от Кастамира, хоть от Ар-Фаразона, хоть от самого Врага. Есть и другие, кого мне жаль будет терять...

Эльфка слегка замялась, и несмотря на вуаль, Лютику показалось, что она покраснела.

— Раз вы пользуетесь доверием Галдора, я могу быть откровенной с вами. Я... привязалась к Лотириэль, княжне Дол-Амрота, что сейчас замещает отца и братьев. Иногда ей удавалось ускользнуть от бдительных лебединых рыцарей и встретиться со мной за стенами. Мы обсуждали, как и положено подругам — любовь и свадьбу, ведь Лотириэль помолвлена с мужчиной, за которого не хочет замуж. Но сейчас я должна передать ей наставления о войне.

— Передать, я так полагаю, через нас? — сказал Геральт. Дортанет кивнула и вручила ему запечатанный пакет.

— Мои люди укажут вам короткий путь отсюда прямо к воротам Дол-Амрота. Хоть на ночь ворота накрепко закрываются, но если патрульные увидят эльфийскую печать, то у вас есть шанс попасть в город. В их жилах всё-таки течёт кровь эльдар — и прежде всего в Лотириэли.

Когда Галдор отвернулся, Дортанет добавила:

— Должна признать, прежде всего перед собой, что мной движут совсем не родственные чувства. А любовь — да, не удивляйтесь — любовь к этой девушке, которая рассказывала мне о своих надеждах и страхах, когда луна стояла высоко над Морем, развеяв на время печаль.

Где-то под беседкой журчали воды подземного потока.

Глубокой ночью, когда покой граждан белокаменного Дол-Амрота нарушали только неустанно бьющие в его скальное основание волны, по улицам столицы князя Имрахиля кралась таинственная фигура. Чёрное мешковатое одеяние с капюшоном не позволяло понять, женская это фигура или мужская, а чёрная полумаска на лице ещё более затрудняла задачу. В руке фигура держала фонарь.

Дойдя до Морских Ворот, фигура, обменявшись со стражниками Дол-Амрота паролем и отзывом, прошла в караулку, где её уже дожидались двое мужчин, порядком забрызганных морем и пропахших водорослями.

— Так-так-так, — раздался из-под маски низкий женский голос с лёгкой хрипотцой. — Господа Геральт из Ривии, воитель и охотник, и Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф...

— Для вас Лютик, таинственная незнакомка, — не удержался профессор элоквенции.

— Распутник и немножечко менестрель, — невозмутимо продолжила милсдарыня в чёрном. — Мне доложили о вашем прибытии в Гондор ещё четыре дня назад. У вас должны быть некие документы, предназначенные для моего господина, князя Имрахиля.

— Вы необычайно осведомлены, — Геральт протянул ей рекомендательное письмо от Гэндальфа и эльфский пакет. Изящная рука с ультрамариновыми ногтями схватила бумаги, как кошка зазевавшихся крысят. Внимательно рассмотрев печати и подписи, таинственная милсдарыня сказала:

— Утром стражи выпишут вам пропуска, и вы сможете свободно разгуливать внутри городских стен. По Дол-Амроту можно гулять бесконечно, любуясь всё новыми укромными уголками. Но помните — к обеду вас будет ждать её сиятельство княжна, да хранят валар её и дом Галадора! Я не прощаюсь...

Незнакомка с фонарём вышла из кордегардии абсолютно бесшумно, так же, как и вошла.

— Знаешь, Геральт, а мне нравится, как тут встречают ночных гостей! Какое чувство стиля, налёт романтической тайны! Не зря Дол-Амрот слывёт в Гондоре столицей свободных искусств! — сказал приободрённый эффектным приёмом Лютик.

— Что ж, попробуй удивить товарищей по струне завтра. А сегодня попробуем поспать, — флегматично ответил ведьмак и отвернулся к стенке.

В соломенных тюфяках возились и попискивали мыши.

Дол-Амрот, город лебедей, город арфистов, город книжников, город едва заметного эльфского духа, город черепичных крыш, чаек, кошек, голубей, поэтических турниров и карнавалов, со своими двадцатью пятью тысячами жителей уступал стольному Минас-Тириту ровно вдвое. Хотя любой дол-амротец патриотично сказал бы, что малая родина его превосходит резиденцию наместников Гондора во всём.

За год с лишком на большаках Средиземья Геральт и Лютик ни разу ещё не бывали в таких больших людских городах и, естественно, сразу заблудились на пропахших солёной пеной и белых до рези в глазах улочках.

Ведьмак и бард побывали в порту, где тесно было от бокастых кораблей с лебедями на рострах и их недовольных моряков, застрявших в гавани из-за умбарской блокады, а надутые арматоры в вышитых золотом камзолах кусали локти, подсчитывая убыток. Они прошлись и по цветущей аллее Инзильбель вдоль кромки скалы Амрота, куда три поколения князей ухнули пуды почвы и уймы денег, чтобы создать дивный приморский сад, и откуда виднелась крепость Рыцарей-лебедей на отдельном островке, связанном с городом мостом. Посетили они и рыночный Фонтанный двор, где полупустые прилавки ещё сохранили одуряющие запахи специй, цветов и шкур с самого дальнего Востока и Юга, а в гигантском фонтане с лебедем из мрамора плавали живые лебеди, и народ покупал хлеб, чтобы накормить их.

Повидали Геральт с Лютиком и дворец Сафадзира — высшую школу Дол-Амрота, где грызло гранит науки юношество как Гондора, так и Рохана. От колоннад дворца на юг и запад простирался квартал Книжников, живо напомнивший профессору элоквенции по компаниям спорщиков и оживлённым кабачкам Оксенфурт его юности. Южнее, у самой городской стены, стучал молотками квартал Каменщиков, в котором помещались и мастерские скульпторов — разумеется, лучшие в Гондоре, на Арде и во всех кругах мира.

Самые выразительные творения жителей квартала стояли на центральной площади, к западу от которой квартал Арфистов славился своей громадной сценой на открытом воздухе с видом на блистательные морские закаты. Сейчас на ней никто не выступал, а какой-то незадачливый коллега Лютика прыгал, собирая унесённые ветром листки с нотами или текстом очередной нетленки. Встретили компаньоны здесь и нескольких девиц с флейтами, лютнями и умбарскими китарами, чинно прогуливающихся под каштанами под руку кто с придворным, кто с негоциантом, "лебедем", богатым студентом или кормщиком корабля. Благодаря им граждане славного Дол-Амрота чаще называли западный район кварталом Арфисток.

— Ох, Геральт, Могущества Арды или как их там просто нарочно создали этот город для меня! — сказал автор "Полвека поэзии", провожая заинтересованным взглядом хорошо сложенную чернокудрую и черноглазую музыкантшу в мужском колете и обтягивающих ноги мужских штанах. — Если с порталом у Гэндальфа опять ничего не выгорит, осяду здесь навсегда и сниму чердак с видом на океан.

— Смотри, Лютик, вашего брата здесь навалом. Выдержишь ли конкуренцию? — ответил ведьмак, тоже засмотревшийся на распущенные кудри. — И потом, уже обеденное время скоро, а дворца князя Имрахиля мы так и не нашли.

Они вышли на центральную площадь, где стрелки башенных часов уже близились к светлому полудню, и обратились за помощью к мальчишке-подростку, продававшему жареные каштаны.

— Я бы на месте славных господ лучше сходил к фонтану да протёр глаза — и увидел бы лестницу к парадному входу, прямо справа от башни! — сказал дерзкий юнец. Геральт было погрозил ему кулаком, но увидел, что он подсказывает верно — парадная лестница во дворцовый комплекс начиналась прямо перед их носом.

— Какая громадина, — покачал головой ведьмак. А ведь во дворце, занимавшем, похоже, пятую часть всего города, им ещё предстояло найти положенную им залу.

Геральт, впрочем, напрасно волновался. Толстячок в сине-зелёном камзоле с серебристой ладьёй на груди осведомился у них, "вы ли господа Геральт и Лютик по делам службы интересных поручений", и провёл по разукрашенным мозаиками и витражами коридорам в залу для приёма гостей.

Под синим сводом, расписанным облаками и звёздами с астрономической точностью, на покрытом зелёными коврами полу их ждал обильно накрытый стол. Находился он словно бы на островке между нескольких сообщающихся бассейнов, в которых также плавали живые лебеди, а вода лилась туда из каменных ртов суровых бородатых ликов.

Во главе стола, в отцовском помпезном кресле сидела княжна собственной персоной, пригласившая ведьмака и барда занять места поблизости от неё. Лотириэль была совсем юной девушкой — лет, пожалуй, двадцати, не больше — в скромном синем платье эльфского фасона, украшенном разве что серебристым узором из схематичных корабликов по краям. Она была черноволосой, хрупкой и с еле уловимо заострёнными ушами.

"Такой, наверное, была Арвен Ундомиэль из Ривенделла — пока окончательно не расцвела и не оперилась. Лет эдак шестьсот назад", — подумал Геральт.

За столом княжне сопутствовали дама неясного возраста в чёрно-серебряном платье без излишеств, которую портил только чуть великоватый нос, и пожилой милсдарь с несколько сальными волосами и в простом тёмно-синем наряде, постоянно прищуривающийся — ведьмак и забыл, что очков в Средиземье, похоже, ещё не изобрели.

— Позвольте представить дорогим гостям моих былых наставников — высокоучёного Петебира, библиотекаря высшей школы Сафадзира, и госпожу Голусель, даму по особым поручениям двора моего дорогого отца, — молвила Лотириэль крайне тонким и нежным голосом, совсем не похожим, например, на командный голос Эовин Роханской.

Тут только Геральт заметил на пальцах Голусели такие же ультрамариново раскрашенные ногти, как у незнакомки в маске, которая их допросила в кордегардии, и еле заметно кивнул трубадуру. Лютик только слегка усмехнулся — видимо, "дама по особым поручениям" вызвала у него слишком смелые ассоциации.

— Благодарю ваше сиятельство. Кажется, с милсдарыней мы раньше где-то встречались, — ответил ведьмак.

— Понравилась ли вам, Геральт и Лютик, прогулка по тысячелетнему Дол-Амроту? — великосветски-ровным тоном поинтересовалась княжна Лотириэль. Виконт де Леттенхоф приготовился было произнести городу панегирик на час, когда услышал от её сиятельства:

— Я вижу, что да. Но боюсь, что вскоре старый весёлый Дол-Амрот уйдёт в прошлое, если мой отец не сможет помочь наместнику Дэнетору отстоять Гондор в борьбе с тенью, которая окутывает восток. Уже сейчас мы пребываем в полной морской блокаде и почти отрезаны от мира на суше. Именно поэтому, когда госпожа Голусель услышала о таинственном ведьмаке, который разогнал полчища восставших клятвопреступников на Эрекском камне и корсарские банды в Ламедоне, она посоветовала мне присмотреться к тебе и твоему спутнику повнимательнее.

— Сейчас опасности даже в самых благоустроенных уголках Гондора подстерегают на каждом шагу, а вы, господа, похоже, находитесь за тысячи миль от дома, — поддержала разговор дама по особым поручениям, оторвавшись от гренок со спаржей. — Извините моё природное любопытство, но что привело вас в королевство дома Анариона в трудную минуту?

Геральт коротко пересказал предысторию своего с Лютиком похода по Стезе Мертвецов — опустив на всякий случай историю с клятвой призраков Арагорну и страх барда встретиться с рогоносцем Дунгером. И тут он вспомнил:

— Кроме того, милсдарыня Дортанет при личной встрече попросила меня передать некую записку с крайне полезными советами лично в руки вашего сиятельства, — впрочем, записку ведьмаку пришлось передавать через Голусель. Он заметил, что Лотириэль явно обрадовало послание от эльфки. Но прочитав его, она быстро посерьёзнела, и улыбка исчезла с лица княжны Дол-Амрота.

— Я приму предостережение Дортанет близко к сердцу, но мне мало что говорят слова "Сыны Кастамира" и тем более "Каратель". Конечно, я не такой знаток Умбара, как господин Петебир, но разве потомки Кастамира не погибли в боях с нашими предками тысячу двести лет назад? — пожала хрупкими плечами княжна.

— Далеко не все, достопочтенная сударыня! — обиженно встряхнул бровями Петебир. — Дело в том, что у узурпатора и его свиты были потомки не только по мужской линии. Ныне правящая каста "сынов Кастамира" в Умбаре — это в основном потомки военачальников, судовладельцев, влиятельных чародеев, как чёрных нуменорцев, так и туземцев, заключивших браки с дочерьми или вдовами наших смутьянов...

Университетский библиотекарь пустился в долгий и увлекательный рассказ об Умбаре и умбарских порядках. В главном пиратском порту на берегах Харада сложилось крайне запутанное и многослойное общество, где место каждого определялось сразу оттенком его кожи, формой губ, долей в заморском торговом или корсарском предприятии, степенью родства со "старыми чёрными нуменорцами" — колониальной знатью павшей державы, сохранившейся со времён за века до Падения, — владением адунаиком и тем, допущена ли была его семья к жутким таинствам культа Владыки Мелькорта и его посланника, Чёрного Властелина.

Из всех умбарских элит — родовой аристократии, купеческой верхушки и жрецов высшего ранга, входящих в правящий Совет Ста Четырёх и определяющей чисто ритуальную кандидатуру короля — далёкие потомки Кастамира и его соратников были самыми спесивыми, самыми упрямыми и самыми фанатичными ненавистниками всего гондорского. Именно они служили главными проводниками воли Мордора в заморском царстве, и во многом с их подачи Умбар науськивал корсаров на берега и торговые корабли Гондора. Но если в мирное время корсары просто не пускали купцов Дол-Амрота и Пеларгира дальше на юг, понуждая их покупать экзотические товары с бешеной наценкой в умбарских портах, то теперь Совет поставил перед пиратским флотом задачу — стать орудием уничтожения Гондора как такового.

— Уже сам факт, что с флотом вторжения в Бельфалас прибыли самое меньшее два Сына Кастамира, говорит о том, что мы имеем дело не просто с хорошо организованным набегом, а с настоящей войной не на жизнь, а на смерть! — подчеркнул Петебир. Его брови двигались, как крылья большого ворона в полёте.

— А судя по описаниям Азрутора, которыми я располагаю, это один из сильнейших колдунов и чароплётов Умбара. Пока он занят какими-то опытами на севере, на Тарланге, но о них, к стыду моему, мне ничего не ведомо — все верные мне люди, пытавшиеся следить за ним, так и не вернулись в Дол-Амрот, — потупилась Голусель, делая вид, что не краснеет, а просто выбирает кусок жареного петуха получше. — Но если Каратель спустит его на наш город — пиши пропало.

Именно его козни заставили нас прибегнуть к твоим услугам, почтенный Геральт — Рыцари-лебеди разосланы во все концы, и по сути противостоять волшебнику больше некому. По Гондору уже бежит слава о том, как ты разделался с подчинёнными его чёрной воле призраками со Стези. И потом, ты ведь сам немного чародей...

— Очень немного. Совсем, — скромно сказал ведьмак. — А вот лютня Лютика иногда творит настоящие чудеса — милые прекращают браниться, а немощные старики сами рвутся в бой и побеждают.

— Охотно верю твоему другу, Лютик. Извини за любопытство, но я вижу, что в твоём роду, как и в нашем, были эльфы, — продолжила Лотириэль застольную беседу.

— Есть у нас такая семейная легенда, дорогая княжна. Но это было слишком давно, и никто уже не помнит, кем мне приходятся наши эльфские соседи, — подтвердил, рисуясь, виконт де Леттенхоф.

— Сейчас менестрели при нашем дворе только и спорят, жива ли ещё эльфийская традиция в музыке Дол-Амрота или же давно увяла, как и слава Эделлонда. Быть может, если они смогут сравнить свою игру с твоей, это поможет им разрешить их проклятый вопрос? — задумалась вслух Лотириэль.

— Вы предлагаете мне ангажемент? Я польщён.

— Если на Севере это так называют, то да. Достаточно подать заявку советникам, и они назначат тебе время выступления во Дворе арфистов.

Но в этот момент беседу об искусстве прервал дворцовый посыльный, который передал госпоже Голусель какую-то записку. Дама по особым поручениям быстро прочитала её, тяжело вздохнула и, никого не стесняясь, спрятала записку за корсаж.

— Вот ты и понадобился службе особых поручений его сиятельства, ведьмак. Стражники схватили подозрительную личность, до боли похожую на разбитого под Калембелем корсара. Он уверяет, что желает наняться на службу Гондора, что у него есть целый мешок секретных сведений и что ты, Геральт из Ривии, сможешь подтвердить, кто он такой. Как видишь, в нашем огромном городе легко остаться незамеченным — но не для моих ушей. Постарайся смириться с этим, Геральт.

Ведьмак и Лютик просто молча переглянулись. Им обоим уже не впервой было попадать под колпак тайных служб.

Ведьмак не ошибся в своих ожиданиях — задержанный стражей Дол-Амрота незнакомец оказался неугомонным капитаном Яйяхом. В кордегардии он занимал тот же самый тюфяк с мышами, что когда-то приютил Лютика.

— Зараза... Зачем ты напялил на себя женскую накидку, Яйях? Уж кого-кого, а тебя с бабой не спутает даже пьяный краснолюд с отдалённой лесопилки, — удивился Геральт.

— Это маскировка, о хитрейший из болванов Севера!

— Как ты вообще сюда попал, капитан Яйях? Если Геральт из Ривии нам не врёт, ты сейчас должен пребывать в арестном доме в Калембеле, — недоверчиво покосилась на обоих госпожа Голусель из-под полумаски. Дама по особым поручениям на всякий случай запустила наманикюренную руку в сумочку, где, по подозрению ведьмака, лежал кинжал или хотя бы запасная шпилька с ядом.

— Я предупреждал твоего дружка-ведьмака, что арестный дом меня не удержит. Когда я понял, что ответа от правителя Ламедона на мою просьбу мне придётся ждать в камере до седых мудей, так и случилось. После этого я одолжил у одного почтенного господина доброго коня и направился туда, где явно могу быть полезен. В Дол-Амрот, — объяснил пират.

— Если так хочешь сослужить службу Дол-Амроту и двору его сиятельства, начнём с простых заданий, — продолжила Голусель. — Кто такой, Враг его дери, Каратель, о котором судачат... хм... мои осведомлённые источники на севере? — Глава тайной службы князя нашла удачный синоним слову "эльфы".

— Тут всё легко и просто. Каратель — это неуклюжий перевод официального титула командующего нашим великим флотом, господина Балахора. Но должен предупредить — хоть великий и ужасный Азрутор и зовёт себя его слугой, на деле же Балахор и облегчиться не смеет, не посоветовавшись с ним, — тянуть Яйяха за язык не понадобилось.

Дальше становилось всё интереснее и интереснее. Сферой профессиональных интересов Азрутора предсказуемо оказалась некромантия. Судя по всему, именно из некромантских соображений он устроил раскопки по всему ущелью Тарланга, отсылая верных людей даже в соседний Анфалас — но больше всего возился с самим Тарлангом, учитывая мрачную репутацию его пещер, где в старину можно было встретить далеко не только пауков.

— И самое главное. На последнем сборе капитанов Балахор явно нарочно три раза повторил, нам что Азрутору поручено захватить Мортхонд и Анфалас. Но я, естественно, не дам и ломаного пара за его слова. В Мортхонде он может хоть отлавливать и разводить призраков, а Анфалас, как вы и без меня знаете — это полуголодная сонная дыра, где даже в день Последней Битвы ничего не произойдёт. Там даже рабов не ловят — они всё равно через три месяца подыхают, — усмехнулся капитан.

— Думаешь, Азрутор на самом деле собирает войско дохлятины для... — начала Голусель и тут же, ойкнув, прервалась, ужаснувшись собственной догадке.

— Для столичной штучки из благородных невероятно быстро схватываешь, госпожа, — в очередной раз надерзил Яйях. — Куда же ещё её посылать, если не в Дол-Амрот? Когда я это узнал, то задумался — а по пути ли мне с Балахором? Раз он никого не предупредил о готовящемся штурме, то, значит, и добычей в Дол-Амроте не станет делиться. А быть верным человеку, нарушившему обычай вольных добытчиков и Свод морских законов Умбара, я не обязан.

— Половину из того, что ты рассказал, мы уже знаем. Но главное — ты доказал свою готовность с нами работать. Мы ещё обсудим с военачальниками твою судьбу, но я уверена, что такой лихой малый пригодится Земле князя, — лукаво-многообещающим тоном закончила Голусель и, поправив маску, откланялась.

— Снова здорово, — вздохнул Яйях и отвернулся к стене.

— Нет, ведьмак, в этом нет ни слова преувеличения, — сказала госпожа Голусель Геральту уже на улице. — Потому я и получила эту должность, когда князю Имрахилю рассказали, что я всё в Дол-Амроте узнаю первой — кто разорвал помолвку, кто влез в долги, кого наградили за морем дурной болезнью, кто скрывает родство с тайным поклонником Тьмы. Вести о тебе тоже начали приходить, ещё когда ты гонял варгов по степям Рохана, но только когда из Морлада поступило донесение о визите беловолосого с кошачьими зрачками, я поняла — Геральт из Ривии не сказка.

— Кстати, тебе ведь наверняка известно, что в городе не доверяют Лотириэли и за глаза в базарных пересудах зовут её глупой девчонкой, которая вскоре потеряет город, да ещё обвиняют в... противоестественной связи с некоей эльфкой. Службу особых поручений это сильно беспокоит, — спросил ведьмак.

— Нет такого народа, который не ворчал бы на своих владык и начальников даже в добрую погоду, — усмехнулась Голусель. — Мы лишь следим, чтобы из словесных семян не проросли дела. А горожане слишком ценят доступные им удовольствия и удобства — к тому же верят, что князь вернётся и снова примет кормило. Что же до глупой девчонки... Знаешь, есть немного.

— А...

— С эльфийкой пусть вопрос решают сами аворрим — когда побьют умбарцев и у них будет время бороться с упадком нравов. К тому же её запретные страсти, насколько я знаю, односторонни. Для девочки же это лишь крепкая женская дружба. И она, судя по всему, искренне ни о чём не догадывается, — сказала Голусель.

— Но ходит молва, что-де эльфка так вскружила княжне голову, что она разорвала некую важную помолвку, чуть ли не с самим...

— А помолвка тут вообще ни при чём. Тебе я тоже ни слова об этом не сказала — запомни, ведьмак, — отрезала Голусель, подняв кверху палец с ультрамариновым ногтём, и залезла в паланкин, который, позёвывая, стерегли двое слуг. Привезённые незадолго до войны Враг знает откуда, они быстро вошли в городе в моду у важных господ и дам.

— До связи, мой любопытный друг!

На следующее утро Геральт сидел в библиотеке Сафадзира, делая выписки из увесистого бестиария времён короля Телумехтара — в основном о тварях, встречающихся в Мордоре, на случай, если они начнут встречаться западнее. Внезапно его прервал вчерашний толстячок из дворца, призвав пред светлые очи её сиятельства и дамы по особым поручениям.

В уже знакомой нам зале, кроме княжны и Голусели, пребывал ещё один неизвестный ранее ведьмаку милсдарь — начальник порта Кириантур. По его словам, с утра пораньше в гавань Дол-Амрота вошла шлюпка с корсарами, которые сделали крайне наглое предложение.

— Но как ты мог их впустить?! Отец же оставил тебе чёткие указания! — рассердилась Лотириэль.

— Они шли под белым флагом. Из шлюпки высадился человек, называющий себя Умером, посланником Умбара. Он хотел с тремя головорезами пройти прямо во дворец, но мои люди задержали их на причале. У него есть послание для твоего сиятельства.

Кириантур начал зачитывать документ, в котором "Балахор Каратель, плоть от плоти и кровь от крови Кастамира Благородного, начальник всех морских сил северных провинций Умбара, призывает госпожу Лотириэль на переговоры о взаимовыгодном общем мире на борту своего непотопляемого корабля "Нилузимир", сиречь "Ночная жемчужина"". В этом месте Голусель сделала знак, и двое воинов городской стражи ввели в зал Яйяха со связанными за спиной руками.

— Какой наглец! "Госпожа Лотириэль", без единого титула! — прошипела дама для особых поручений. Тут ведьмак заметил, что в зале появилась ещё одна посетительница — изящная особа в чёрном одеянии и под вуалью. До боли знакомой Геральту вуалью.

— Пока мой отец в отъезде, я управляю Дол-Амротом, а значит, мой долг — избрать то решение, которое окажется единственно верным для народа Бельфаласа, — начала княжна. — Стал бы отец вести переговоры с Балахором и отправился бы на вражеский флагман, будь его флаг хоть трижды белым?

— Князь Имрахиль, возможно, и пошёл бы, но твоё сиятельство — совсем не Имрахиль, — безапеляционным голосом, сделавшим бы честь любой чародейке из Ложи, заметила Голусель. — И я думаю, что Балахор не осмелился бы сделать такое предложение твоему славному отцу вовсе. Я подозреваю, что переговоры... скажем так, должны начаться только после твоего похищения. Наш гость из Умбара, достойный Яйях, не даст солгать.

— Балахор не раз проворачивал такие дела раньше, и в Гондоре, и в странах, о которых вы тут и не слышали. Кого он прислал? Старшего комита Умера?! Да, тот ещё посланник. Если на переговоры прибыл Умер, то одна из сторон будет вести их связанной в трюме "Жемчужины", — усмехнулся связанный корсар.

— Благодарю, госпожа Голусель. А что скажешь ты, Дортанет? — молвила Лотириэль.

Эльфка — а под вуалью, как вы уже догадались, скрывалась именно она — после недолгого колебания сказала.

— Мне нечего добавить к словам Голусель, кроме двух вещей. Первая — независимо от пользы государства и планов Балахора, я никогда не прощу прежде всего себе, если поощрю тебя на такой риск. Я не хотела бы стать невыносимой для себя самой до конца Арды. Вторая — с нами в Дол-Амроте есть опытный и отважный воин, владеющий не только мечами, но и немного колдовством. Хотела бы я посмотреть, как Балахор будет похищать его! — Даже через вуаль видно было, что Дортанет не на шутку волнуется за княжну.

— Обычно моё участие в переговорах успеха не приносило, но в интересах её сиятельства я готов, — отозвался ведьмак. — Премию за риск, я так полагаю, обсудим позже?

— Премия будет достаточной даже при нашей нынешней дороговизне, — сказала дама для особых поручений.

— Возьми пока это, Геральт, — Лотириэль сняла с по-эльфски утончённого пальца перстень и протянула ведьмаку. — Знаки на нём указывают на особу, приближённую к самому наместнику Гондора. У корсаров не возникнет вопросов, уполномочен ты вести переговоры или нет. Ты же, Голусель, разошли через верных людей приказы рыцарям-Лебедям, направленным мной на разведку. Обстоятельства складываются так, что они нужнее в городе.

Геральт внимательно рассмотрел перстень и вспомнил, где уже видел знаки и меты с него. Он наблюдал их в Ривенделле на щите делегата, прибывшего на совет у Элронда из Гондора.

Перстень когда-то был подарен юной княжне Боромиром, сыном наместника Денэтора. Тем самым, что, сражённый орками, был ныне похоронен где-то на дне Андуина.

Плавание ведьмака на "Ночную жемчужину" прошло в неловкой и неприятной тишине — благо за Умером и его телохранителями из абордажной команды с бортов гондорских судов следили лучники и стрелки из баллист. Но вскоре шлюпка преодолела Морские Врата, перекрывавшие путь в гавань Дол-Амрота, и послышался скрип и грохот — то натягивались огромные цепи, запиравшие Врата.

Ещё минут пятнадцать шлюпка плыла по заливу до скопления умбарских галер и шебек под парусами-"акульими плавниками" в угрожающем тёмном пурпуре. Их было почти столько же, сколько и гондорских галеасов и каракк в Дол-Амроте. Кое-где с палуб доносилась непривычная Геральту подвывающая музыка, кое-где — звуки экзекуции плёткой-девятихвосткой.

"Ночная жемчужина" была самой роскошно разубранной из всех кораблей. Ведьмак подумал, насколько же искусные мастера должны работать на верфях Умбара, если все приделанные к носу и бортам причиндалы не мешают ни стрельбе из скорпионов, ни плавучести.

Прямо в центре палубы, накрытой коврами, в которых Геральт утопал по щиколотку, был обустроен столик с напитками и две толстые, хорошо взбитые шёлковые подушки. На одной из них восседал, видимо, Балахор Каратель собственной персоной. Из всей своей команды он был внешне больше всего похож на гондорца, хоть и обрит налысо по умбарской моде.

— Приветствую тебя на борту "Нилузимира", посланец несгибаемого Дол-Амрота! — с глумливой улыбкой сказал Балахор. — Увы, ты так же похож на прекрасную Лотириэль, как я на дикого карлика из чащоб Мумакана! Что это значит, Умер?! Кого ты мне привёл?!

— Смилуйся, капитан! — взмолился Умер и бухнулся на колени. Но умбарского командующего он уже не интересовал. Геральт показал ему руку с перстнем Боромира:

— Милсдарь начальник морских сил, это знак того, что я уполномочен короной Гондора выслушать твои мирные предложения. На самом высоком уровне.

— Так называемый ведьмак, который уже успел попортить немало крови моим товарищам в Ламедоне и под Тадрентом? — с искренним любопытством спросил Балахор. — Мне давно надо было понять, что ты на службе у этой избалованной девчонки из Дол-Амрота. Прислав тебя, она дала понять, что не уважает моё происхождение и ставит под сомнение мои слова. Это жест труса, и условия Бельфалас получит такие, каких заслуживает трус. Но для начала давай пройдёмся по палубе этого чуда верфей Умбара, чтобы ты взглянул на вещи, как они есть и оценил истинное соотношение сил.

Во время прогулки по палубе Геральт заметил в открытом люке гребцов-гондорцев, прикованных к скамьям. Тут же снизу выбежал комит, поднялся по лестнице и, забранившись на адунаике, закрыл люк.

— Как ты видишь, у нас здесь двенадцать кораблей, и они удерживают Морские Врата так прочно, что даже крабы не смеют ползти по дну в сторону Дол-Амрота. И это ещё только треть великого флота Умбара — всё остальное направлено к Пеларгиру. Это позволяет задуматься: кто же здесь истинный князь?! Ты не находишь, господин ведьмак?

— Для этого мало моря, милсдарь командующий. Нужно ещё удерживать и сушу. А с этим, судя по твоим словам, у тебя небольшая заминка. И ты как человек здравого ума решил закрепить достигнутое за столом переговоров, чтобы заминку не превратили в неодолимое препятствие, а затем — в отступление.

— Кто это сделает?! — засмеялся Балахор. — Наместник увёл почти всех солдат под Минас-Тирит, пытаясь переспорить свою судьбу. Он уже стар и выжил из ума, раз не подумал о нас. Но я, кажется, нарушаю закон гостеприимства — болтаю с тобой о том, что ты и так прекрасно знаешь, а в горле у тебя пересохло. Вернёмся же к столику с лучшими из вин Умбара, которые я сразу должен был тебе предложить.

Геральта ждали бутылки из разноцветного стекла самых причудливых форм и расписные миски с креветками, оливками, пряными ломтиками Враг знает чего и прочими умбарскими закусками. Тут ведьмак вспомнил, что Яйях на прощанье советовал ему не пить вина у Балахора, и на всякий случай хватил немного "Белого мёда".

— Лекарь её сиятельства советовал мне принимать этот эликсир для лучшей работы желудка, — сказал ведьмак. — Надеюсь, эти вина не из пустынной розы? Ведь наши переговоры требуют ясной головы.

— Ты меня уважаешь? — голосом голодного стервятника сказал Балахор. Ведьмак пожал плечами.

И немедленно выпил.

Ничего страшного, впрочем, с Геральтом не произошло. Лёгкое красное вино оказалось вполне пристойным на вкус и запах, сравнимым с туссентским.

— Итак, вернёмся к делу. От имени сынов Кастамира и владык Умбара я требую полной сдачи всех крепостей и гарнизонов на берегах Бельфаласа и Дор-эн-Эрниля, подвластных князю Имрахилю. Без сохранения знамён и оружия. Последуют ли какие-либо встречные предложения?, — заявил Балахор, подбоченясь.

Ведьмак поднялся из-за столика и на пару минут задумался над ответом. А потом заговорил:

— Ты говоришь так, Балахор, поскольку большую часть этих крепостей тебе так и не удалось захватить. Даже если бы они уже были твоими, на предложения такого масштаба никогда не даётся согласие сразу. Для начала от имени Дол-Амрота я бы предложил тебе вот что — беспрепятственно отпустить на берег всех пленных из Гондора, которые находятся на твоих судах. Этот жест позволил бы тебе внушить нам доверие, чтобы разговаривать дальше.

Аксий ведьмак применять не стал, хотя хотелось — он видел, что умбарец обвешан разнообразными амулетами, которые легко могли нейтрализовать Знак. Балахор засмеялся так, что чуть не упал на палубу кверху ногами.

— Умора! Ты не ведьмак, ты придворный шут! Незащищённый Гондор лежит у ног моих молодцов, а он ещё предлагает мне кого-то освобождать?! Шалишь! Все гребцы останутся на своих местах на скамье — и даст Мелькорт, ты окажешься вскоре их соседом! Мой советник и гадатель, премудрый Азрутор готовит вам крайне интересные дары, после которых вы будете умолять, чтобы вас приняли в плен! Так и передай дочери Имрахиля!

— Я почему-то так и думал, — с угрожающей невозмутимостью сказал Геральт. Балахор же достал откуда-то песочные часы и сказал:

— Когда высыпется весь песок, ты должен быть как можно дальше от моей эскадры! И лодку на тебя мы тратить уже не станем — зачем, раз у тебя пока ещё есть руки и ноги?!

На этот раз Геральт решил не брезговать Знаком — вот только достался он Умеру и кому-то из матросов, крутившимся подле борта. Амулетов на них не было.

— Спустить ближайшую шлюпку. Быстро! — После этого ведьмак обернулся к Балахору и добавил: — И скажи своим головорезам, чтобы не стреляли, а то ведь у палубы "Ночной жемчужины" нет амулетов от огня!

Умбарцы действительно дали Геральту выйти на лодке на свободную полосу между эскадрой и Морскими вратами. Уже неподалёку от последних они попытались обстрелять его лодку из скорпионов, но промазали. Навстречу ведьмаку уже гребла лодка из гавани Дол-Амрота.

Геральт демонстративно бросил угнанную умбарскую шлюпку, не доплывая до территории гавани, и пересел в лодку, где помимо двух местных моряков на вёслах сидели Лютик и какой-то рыцарь-Лебедь.

— Что, переговоры оказались недолгими?! Я так и знал, — сказал бард, помогая ведьмаку сесть в лодку, которая с пятью пассажирами — включая двух тяжело вооружённых — сильно просела в воду. В спутнике Лютика Геральт узнал рыцаря, который следил за ним когда-то у Эрекского камня.

— Милсдарь Роваланг?! Не ожидал увидеть тебя в городе!

— Пришлось срочно возвратиться с Мортхонда после того, как я узнал, что там творится. Меры нужно принимать как можно быстрее! Мальчики, гребите что есть духу — нам надо успеть к княжне!

Примечания:

Примерно таким мог бы быть Дол-Амрот

https://yandex.ru/images/search?from=tabbar&text=%D0%BA%D0%B0%D0%B4%D0%B8%D1%81&p=1&pos=46&rpt=simage&img_url=https%3A%2F%2Fupload.wikimedia.org%2Fwikipedia%2Fcommons%2Fthumb%2F6%2F68%2FCadiz_Quay_and_Cathedral.jpg%2F621px-Cadiz_Quay_and_Cathedral.jpg

Примечания:

ВАРНИНГ: сегодня вечером я уезжаю в Мурманск, надолго, почти до июньских праздников. Но наработки по истории Геральта в Средиземье у меня уже есть, и постараюсь одну-две главы выложить прямо в поездке.

Свет в покоях её княжеского сиятельства Лотириэли не угасал допоздна. Доклад рыцаря Роваланга, примчавшегося в Дол-Амрот раньше прочих, оказался крайне волнующим.

— Мне не удалось осмотреть весь кусок долины Тарланга, который перегородили умбарцы, но скорее всего, Азрутор действительно находится там. Той ночью в лагере кишмя кишели мертвецы Дунхарроу! Они разгуливали под луной как у себя в пещерах, и хотя не нападали на корсаров, те всё равно от них шарахались.

Поэтому я был вынужден прервать разведку, иначе мне пришлось бы сразиться в одиночку со всей нежитью Мортхонда разом. Более того — когда я прокрался где-то на полмили вглубь стана Азрутора, подо мной явственно затряслась земля, а воздух наполнился запахом... прошу прощения у благородных дам, не самого свежего покойника. Мне пришлось ретироваться в Сардол, но и без того было ясно, что умбарский колдун и дальше вызывает себе с того света подмогу, причём довольно крупную, — рассказал рыцарь.

— Если сопоставить это с похвальбой Карателя о сюрпризах некроманта, то... Опасность, грозящая городу, ещё серьёзнее, чем мы все думали, — молвила Дортанет. — Но пока сигналов с севера о том, что сюда движутся полчища мертвецов, я не получала.

— Хоть одна добрая весть, — отозвалась Лотириэль. — Рыцарь Роваланг, если этой ночью никто так и не отважится потревожить Дол-Амрот, я поручаю тебе совершить вылазку в ставку Азрутора с южной стороны и докончить начатое. А сопутствовать тебе в этом благородном деле будет Геральт из Ривии — если хоть половина рассказов о нём правда, то вы вдвоём управитесь с нежитью умбарца.

— Благодарю за честь, ваше сиятельство. Когда я только приехал в Дол-Амрот, мне казалось, что где-где, а здесь работы для ведьмака быть не может. Но, похоже, она сама меня отыскала, — сыронизировал Геральт. Ведьмак был хоть и рад щедрому заработку у княжьей казны, но в то же время страшно переживал, что пока он заседает у Лотириэли, Лютик во Дворе Арфистов уже успел не то что спеть, но и раза два-три бисировать.

Добираться из Дол-Амрота до стана врага оказалось несложно: ранним утром Дортанет указала Геральту и Ровалангу очередную секретную тропу меж прибрежных скал и холмов. Она вывела их прямо к полузаброшенному из-за умбарцев перевозу в устье Рингло. Видя внушительные клинки клиентов, паромщик не стал заманивать цену, и вскоре ведьмак и рыцарь-Лебедь скакали на север по старинному тракту времён королей, обсаженному кипарисами с незапамятных времён.

С Мортхонда поднимался утренний туман, и за ним явно крылось что-то вражье — при малейшем дуновении с реки медальон Геральта начинал шалить. Через час пути от залива Роваланг скомандовал "тпру". Компаньоны стреножили коней под присмотром какого-то незнакомого Геральту воина и стали карабкаться вперёд и вверх, по склонам Тарланга.

— Если пройти дальше по этой тропе, во-он к той скале, — указал рыцарь Дол-Амрота ведьмаку, — то на ней должен был быть пост моего человека, Гондрена. Он довольно неплохо для провинциала из Морлада знал адунаик. Предложил мне переодеться корсаром и прокрасться в их лагерь, чтобы разнюхать их дальнейшие планы. Идея была и впрямь безрассудной, но я не стал его отговаривать — понял, что он всё равно туда пойдёт, — сказал Роваланг.

— Что же он таким холодным и туманным утром костерок не развёл? Дрова сырые? — приглядевшись, спросил его Геральт.

Когда компаньоны добрались до скалы, худшие опасения ведьмака оправдались.

— Следы борьбы... Кровь... Его утащили куда-то... — размышлял Роваланг. — Парня надо отбивать у умбарцев, пока Азрутор не выпытал у него что-нибудь важное.

— Разделимся или вместе пойдём? — спросил Геральт. После недолгих колебаний рыцарь ответил:

— Вместе. Я со своим мечом буду переводить живых в мёртвые, ты со своим серебряным займись теми, кто уже умер.

Геральт махнул порцию неплохо зарекомендовавшего себя в стычках с призраками "Филина", и они с Ровалангом осторожно, чтобы внезапно не свалиться врагам под ноги, стали спускаться к ставке Азрутора.

Было заметно, что тракт чётко делит лагерь умбарцев на две части. В той, что жалась к подножию Тарланга, теснились палатки, предназначенные для обычных воинов. В той же, что уходила в сторону реки, постепенно скрываемая туманом, шатёр стоял только один — огромный, мрачный, несмотря на яркие роскошные ткани. Он явно принадлежал "прапраправнуку Кастамира и слуге Карателя". Ведьмак и Роваланг прокрались чуть дальше по кровавому следу Гондрена и поняли, почему лагерь так устроен.

В тумане там, где он начал густеть, меж деревьев бродили Мертвецы, словно у себя дома меж зловещих башен без окон. Геральт успел насчитать несколько клятвопреступников, но их явно было больше. Он вынул из ножен серебряный меч и продолжил красться в тумане, опасаясь, как бы пыхтение рыцаря в его панцире с геральдической ладьёй их не выдало.

Гондрен нашёлся легко. Зажимая раны, он лежал в каком-то естественном углублении под пинией, куда уже доносился шум Мортхонда.

— Вернулись, чтобы насмехаться надо мной, собаки... — прохрипел он, но, видимо, узнал Роваланга... — Нет, вы не корсары. Господин, меня уже поздно спасать, но я многое узнал...

— Гондрен, мы тебя вытащим. Только говори, — кивнул заметно посеревший дол-амротский рыцарь.

— У них тролли... Средних размеров. Корсары нашли их там, в лесу на Тарланге, и убили. Потом приволокли туда... — Гондрен показал в сторону шатра Азрутора. — А потом я видел... Этих же троллей... Своими глазами... Топочут и трясут землю... И от них смердит... Они мёртвые, но смердит не как от трупа... Другой запах...

— Очевидно, зелья и снадобья нашего общего друга, — сказал ведьмак. — Держи пока мою аптечку, Роваланг, а я займусь складом тухлятинки.

Вдруг компаньоны ощутили явственный толчок под ногами и едва не попадали во впадину, чудом не придавив Гондрена.

— То, что меня тогда и испугало, — со смертельным стыдом в голосе сказал дол-амротец.

Тролль оказался не таким уж и крепышом и после нескольких ударов серебряным мечом пал окончательно, благо он обладал тем же пороком, что и у живых троллей — неповоротливостью. Но после этого как раз и начиналось самое паскудное.

Прямо на Геральта откуда-то из недр разлагающейся туши выскочил явно недоброжелательно настроенный дух — что-то вроде фиолетового пятна с двумя горящими глазками. С этой хихикающей гадостью, которую Азрутор вселил в своего тролля, пришлось повозиться. А главное — она привлекла на свои смешки остальных.

Спасло ведьмака и Роваланга тогда то, что умбарцев, примчавшихся на шум, было немного, и рыцарь неплохо справлялся с вялыми спросонья корсарами в одиночку.

— Где остальные? — спросил его Геральт, уделав наконец духа.

— Видимо, их отвлекли эльфы Дортанет. Обещала княжне, что прикроет нас, и не подвела, — Роваланг показал на юг, откуда действительно доносились звуки боя.

— Это-то отлично. Но где Мертвецы? — недоумевал ведьмак. Ни один из клятвопреступников, служащих Азрутору, не явился на шум стычки. Рыцарь только пожал плечами, насколько позволил панцирь.

Когда компаньоны вернулись к Гондрену, то обнаружили, что вернулись поздно — он уже не дышал. Им оставалось только продолжать поиски троллей.

Крупные вдавленные следы, принадлежавшие тролльим умрунам, вели Геральта и Роваланга вдоль реки. Наконец ведьмак увидел здесь, что скрывал Азрутор в несомненно чародейском тумане над Мортхондом — призрачные изводья, витающие над речной гладью. "Зараза...", — подумал Геральт: среди призраков изводья были одними из самых настырных противников.

— Ох, Владычица... — заскрежетал зубами Роваланг. — А вот и самое колдуново логово.

Следы привели ведьмака и рыцаря к самой ставке Азрутора. Позади от неё дымились курильницы с трупным запахом — похоже, содержащимися в них специфическими веществами умбарец призывал изводий. А мёртвые тролли — две штуки — стояли на часах у его шатра. Ещё три туши валялись рядом с алтарями

— Надоели мне эти некромантские штучки, — тихо кивнул ведьмак рыцарю. — Предлагаю пошалить.

— А что ты намерен делать? — спросил Роваланг.

— Главное — прикрой меня. Остальное покажу.

С этими словами ведьмак стал складывать знак Игни с таким расчётом, чтобы подпалить могучий зад ближайшему из троллей-часовых. Живой труп вполне по-тролльски заревел и ломанулся в первую попавшуюся сторону — на шатёр хозяина, попутно перекинув огонь и на него, а с шатра — и на второго тролля.

То ли огненная магия Знака так действовала на чары, наложенные на троллей, то ли что — но обе немёртвые марионетки быстро рухнули, словно бы растекшись в груду мяса. Падшие духи выбрались и из них, но они тоже корчились, будто пожираемые огнём, и недолго протянули против ведьмака.

— А ты хорош, мой неугомонный друг Геральт, — раздался знакомый, ехидный, режущий голос.

Азрутор, вовремя выскочивший из шатра, стоял перед ними — на этот раз в чёрном умбарском халате, расписанном багровыми Очами Саурона. Но посох он держал наготове всегда. Один удар оземь — и ведьмака с рыцарем словно парализовало.

— Даже не старайтесь, мальчики, — процедил умбарский магик. — Причинить мне какой-либо вред сейчас вы просто не сможете. Жаль, что вы сорвали мой коронный номер — атаку троллей-мертвецов, давящих всё живое в лепёшки на своём пути, на ваш беззащитный городок. Но я всё равно позабавлюсь, сначала с вами двумя, а потом и со всем Дол-Амротом! Да поглотят вас мертвецы!

Азрутор сделал сложную геометрическую фигуру посохом, но на его зов явился только один клятвопреступник. Судя по хорошо знакомой Геральту призрачной шубе, это был Нерзус — хотя Геральт и рубил его когда-то в эктоплазменные куски, видимо, проклятие Исилдура держало его на земле крепко.

Ты считаешь нас за дурачков, Азрутор?

Мы присягнули на верность владыке Мордора, а не жалкому смертному, у которого не больше прав на наши клятвы, чем у наследника Исилдура!

Мы уходим на восток, служить к великому Саурону. Он приведёт нас к победе и возмездию, а не ты, нуменорский червь!

С этими словами Нерзус взмыл над долиной и полетел прочь от лагеря. Сквозь речной туман виднелось, как за ним также уходят остальные клятвопреступники.

— Стойте! — завизжал Азрутор. — Стойте, гнусное племя предателей, или я сам прокляну вас!!! Никто не смеет обманывать служителей Саурона! — Он попытался сколдовать что-то вслед призракам.

Геральт и Роваланг заметили, что снова могут шевелиться — Азрутору пришлось снять с них магический блок. Так что колдун был неприятно удивлён, когда его сбили с ног знаком Аард.

— Хватай его мерзостный посох! — выкрикнул Роваланг, обнажая клинок и бросаясь встречь магику, который тоже оказался при умбарской сабле. Ведьмак хотел было сломать посох тут же, но его отвлекли засвистевшие стрелы.

Основные силы умбарцев возвращались... Или бежали? Скорее второе, иначе бы Геральт и рыцарь не услышали за спиной клич:

— A Elbereth Gilthoniel!

Отряд аворрим всё-таки сумел опрокинуть корсаров, хоть и уступая им по численности раза в два.

Умбарцы сопротивлялись, как могли, но видя, что их чародея теснит в рукопашной гондорский рыцарь, а его посох рубит серебряным мечом тот самый ведьмак, которым их успел напугать Хебил, растерялись. Но эльфы — нет. Они использовали эту заминку, дожимая врага.

— Держитесь! — донёсся до компаньонов голос Латлорна.

— С нас Азрутор! — откликнулся Геральт и направился на выручку Ровалангу — на всякий случай.

Тем временем рыцарь-Лебедь теснил умбарца к самому берегу Мортхонда, где паскудные курильницы чародея вызывали из реки зловещие призрачные хари изводий. Похоже было, что Азрутор отступал туда сам — видимо, понадеялся, что духи утопленников защитят его.

Но в этот день, похоже, Азрутору просто не везло с призраками.

— Аааааааа!!! — раздался на галечном берегу душераздирающий вопль наследника Кастамира и заклинателя троллей, на которого бросились несколько изводий сразу, пронзая эктоклинками. Чародей орал, не переставая, полминуты, потом упал в воду, пару раз пытался подняться, пускал пузыри, но вскоре затих насовсем.

— Ещё одним врагом Гондора меньше, — удовлетворённо сказал Роваланг.

— Теперь ломаем курильницы, быстро! — Ведьмак бросился на треножники Азрутора, круша их мечом и ломая ногами. Рыцарь к нему присоединился. Изводья сообразили, что происходит, и попытались помешать им, но едва долетев до Геральта с речными миазмами, растаяли — он как раз добивал последний треножник.

— Кажется... мы победили! Они сдаются! — крикнул сверху Латлорн. Видимо, корсаров впечатлил страшный конец их магика, которого они почитали всемогущим.

— Наша работа в ущелье Тарланга окончена, — сказал Геральт. — Теперь похороним Гондрена, короткий отдых — и в Дол-Амрот. К вину. К девицам. К Лютику, в конце концов.

Винный погребок Данделиона — одно из самых популярных заведений в Дол-Амроте — многих повидал в своих стенах. Так что когда на другой день после событий в ущелье Тарланга туда заявился самый натуральный ведьмак в обществе одного из рыцарей-Лебедей — ему никто не удивился. Как не удивился и присутствию в зале живого умбарца без охраны, сидящего за столиком в обществе восходящей звезды Двора Арфистов северянина Лютика.

— Сидите в винных парах, ничего не знаете? — обратился к ним Геральт. — Сейчас с крепостной стены мы видели, как корсарские корабли снимаются с места.

Тут посетители Данделиона стали наперебой возмущённо возражать ведьмаку — выяснилось, что уже для половины города это не секрет. Разговоры быстро перешли на перспективы снятия блокады и прочую политику. Кто-то крякнул было «Денэтор — это голова!», но на него быстро зашикали. А Яйях, вальяжно устроившийся в углу, заявил:

— А ведь это я их спугнул, о азартнейший из ведьмаков Севера! Ну, в том числе я...

И, поставив всем красного дор-эн-эрнильского за свой счёт, корсар-ренегат поведал, как (по его скромному мнению) всё было. По его словам, княжна и командование Дол-Амрота нашли-таки его безграничной отваге достойное применение, отправив вместе с отрядом добровольцев на вылазку против капитана Абедека, ставшего лагерем к югу от города. Рукопашная схватка шла всю ночь, Абедек и его люди были свирепы как акулы и дрались как отборные харадские бойцовые петухи. Но Яйях и самую чуточку гондорцы в конце концов разгромили их полностью, причём Яйях лично уложил десять... нет, семнадцать... нет, двадцать семь бывших товарищей.

— Ещё одна бутылка — и их будет двести, — скептично сказал Роваланг. — А пока ты решал за гондорский счёт проблемы с другими капитанами, мы с Геральтом всего- то навсего лишили умбарцев их главного оружия. Но это пусть лучше расскажет ведьмак, а то мне, хоть я уже и не зелёный оруженосец, до сих пор не по себе.

Геральт поведал и уже известные читателю подробности схватки с Азрутором, и то, что открылось ему со товарищи позже. Например, эльфы обнаружили, что в лагере некроманта в кустах сидели и дрожали как зайцы два чумазых и насмерть перепуганных юнца-близнеца — уродливо размалёванных, в полупрозрачных штанишках, как у рабыни-массажистки Хебила, странного, невиданного ведьмаком медового цвета кожи, с узкими, как у хакландцев, глазами. Казалось, что они крепко прижались друг к другу, но когда Роваланг на адунаике велел им встать, оказалось, что они... срослись грудинами в одно целое.

— Ну и ну! Сросшиеся близнецы, ряженые под девок! Откуда они там взялись? — подивился корсар.

— Судя по запаху гари, вовремя убежали из шатра, — сказал Геральт. — Милсдарь Азрутор, кажется, знал толк в извращениях. Или же хотел учинить с ними некий ритуал, — в этом месте ведьмак сглотнул, потому что вспомнил совершенно однозначную позу обезглавленного скелета на алтаре в паутине Лингрота.

— Мы передали этих несчастных эльфам-аворрим. Быть может, их искусники найдут способ, как без вреда разделить бедолаг. Но не знаю, вернутся ли они когда-либо на родину. Даже умбарцы не знали, откуда взялись близнецы, а может, и тот, кто продал их Азрутору, не ведает того, — добавил Роваланг.

— Да полно вам, милсдари, рассуждать о живых мертвецах и старых развратниках, — поморщился Лютик. — Если вы не против, я лучше поведаю вам куртуазный анекдотец, что приключился со мной в этом славном городе во время ваших бранных подвигов...

Тем вечером виконт де Леттенхоф был в ударе. Он как-то сразу сообразил, что с очередной лирической балладой затеряется на фоне ничем не уступающих ему дол-амротских певцов с их печальными историями о соловьях, розах и благородных эльфках. Вместо этого трубадур выступил с более ритмичной и задорной песней на вечно актуальную в княжьем городе тему, которую состряпал тут же:

- Какой большой ветер

Напал на наш остров!

С домишек сдул крыши,

Как с молока пену!

И если гвоздь к дому

Пригнать концом острым,

Без молотка сразу

Он сам войдёт в стену.

Расчёт Лютика сработал — во многом, видимо, потому, что среди его слушателей достаточно было моряков, забичевавших в Дол-Амроте из-за блокады. Они новую песню и вовсе восприняли как родную, устроив профессору элоквенции овацию, которая, как говорят, до сих пор ещё громыхает во Дворе Арфистов.

Когда трубадур повернул свои стопы к живительной влаге Данделиона, к нему прицепился один из новоявленных поклонников — правда, не морячок, а, судя по цеховому фартуку, начинающий мастер из квартала Каменщиков.

— Мастер Лютик, вы уж извините за мою докучливость, только с моим делом идти надо как раз к вашему брату менестрелю. Меня зовут Ровендол.

— Чем обязан благосклонным вниманием милсдаря Ровендола? — спросил Лютик.

— Это дело, знаете, этого... как его... личного характера. Есть одна девица именем Бариан, которая частенько посещает улицу Каменщиков. Ребята у нас крепкие, и девушки часто заглядываются на нашего брата. Ничего необычного, но я, признаться, сам к Бариан неравнодушен, и хотел бы её удивить, — издалека зашёл Ровендол.

— Ты хочешь предложить мне спеть под её балконом? — попытался угадать бард.

— Знать бы ещё, где тот балкон. У меня другая мысль. Известно, что барышни любят всякое, знаете: кровь-любовь да розы-морозы. Я попробовал было кой-чего сочинить, но я же больше с камнем да плиткой работаю, а не с бумагой. И... так сказать... — Ровендол застеснялся и замялся. — Пришлось обратиться к мастеру, чтобы он уже довёл до ума.

Каменщик протянул Лютику листок, испещрённый строками неровным почерком. Виконт хмыкнул.

— М-да. Приходилось мне, конечно, изготовлять стихи из материала заказчика, но это было давно. И что же мне может предложить пылко, но робко влюблённый милсдарь Ровендол?

Каменщик кивнул в сторону погребка:

— Я угощаю!

После угощения Лютик, с трудом собирая мысли, ваял шикарную цветистую оду красоте и изяществу Бариан с очень прозрачными намёками. А на следующее утро...

— Как раз незадолго до вас сюда заходил Ровендол, мрачный как могила вашего Азрутора, и со следами пощёчины. Оказалось, что Бариан молодые жеребцы вообще не интересуют, и она искала скульптора, который взял бы её в ученики, хотела показать ему кое-какие свои работы в малых формах, — завершил рассказ менестрель.

— Выходит, любовь осталась ни с чем. А победила... — задумался Роваланг.

— Любовь. Но любовь к искусству! — выкрутился Лютик.

Геральт смолчал. Ему уже хватило очень печальной истории о Лотириэль и её суженом, в которую он невольно влез, получив перстень Боромира.

Некоторое время назад, отчитавшись перед княжной Дол-Амрота и её дамой для особых поручений о проделанной работе и получив свой ведьмачий гонорар, Геральт всё-таки нашёл время сообщить крайне печальные известия о бывшем хозяине отданного ему как уполномоченному для важных переговоров перстня.

— Я должен был сказать вашему сиятельству об этом раньше, но до этого исполнял ваши поручения в Тарланге. Мне знакомы знаки на этом перстне — знаки Боромира, сына Денэтора. Я знал его там, на Севере, и не всегда с лучшей стороны. — Это да, изо всех Хранителей гондорский вельможа относился к ведьмаку хуже всего. — Но умер он как подобает дворянину Гондора — в бою, защищая тех, кто не мог защитить себя сам.

С этими словами Геральт протянул Лотириэль обратно знак её помолвки, разорванной орочьими стрелами на бесконечно далёких от дворца в Бельфаласе берегах Нен-Хитоэль. На неуловимо эльфском лице княжны еле заметно заиграли противоречивые чувства.

— Я... не знаю, что мне сказать, ведьмак. Да, слухи не лгут, я была не рада такому обручению — ведь Боромир приходится... приходился мне двоюродным братом, а со времён падения Нуменора такие браки считаются кощунством. Но он был достоин почтения, и я готова была стать его женой. Наши отцы оба видели меня во сне в короне — если верить их словам. Но я шла на это не ради короны — ради Гондора и единства своего народа. А теперь мне нужно поразмыслить над твоими словами в одиночестве, Геральт из Ривии.

Изящным жестом княжна дала понять, что приём окончен. На её глазах выступили слезинки

Геральт, погружённый в размышления, брёл по мраморным дворцовым ступеням, выводящим прямо во двор фонтана, когда его нагнала Голусель, шурша юбками. Дама по особым поручениям вручила ведьмаку очередной пакет, в котором ему предписывалось отбыть далее на восток, в долину Рингло, где, по донесениям рыцарей-Лебедей, стала сгущаться Тьма.

— Так далеко от Мордора? — не поверил поначалу Геральт.

— Рыцари сообщают, что словно огромная туча наползает на Гондор с востока, и в её тени в Рингло и Дор-эн-Эрниле оживилась всякая дрянь, что ранее предпочитала держаться в тени. Ведьмачьей работы там надолго хватит. И да, — как бы невзначай добавила Голусель, — если ты встретишься с Митрандиром в Минас-Тирите, присматривай там хорошенько за наместником.

— Вам не удалось взять столицу под контроль путём... хм... матримониальным. Теперь вы отправляете меня дёргать за ниточки, — ухмыльнулся ведьмак самой паскудной из своих ухмылок.

— При чём здесь это, — устало махнула рукой Голусель. — У меня есть свои... источники в Цитадели Минас-Тирита, и они в последние месяцы заверяли меня, что наместник стал... несколько не в себе, что в городе уже ропщут, и многие ждут смуты в Гондоре. Потому-то его сиятельство и Денэтор и решили связать своих детей узами брака — дабы народ видел, что самый богатый и влиятельный из нашей знати на стороне наместника, и Врагу бессмысленно мутить воду.

— Всё-таки вы, гондорцы, и впрямь исключительные люди. Будь на месте Денэтора какой-нибудь Радовид Реданский, а на месте Имрахиля — граф де Ноалье или барон Вегельбуд, он бы радостно ударился в мятеж. Ещё и орков бы у Мордора попросил в помощь, — задумался вслух Геральт.

Таким образом, вечеринка у Данделиона оказалась прощальной. Роваланг остался защищать родные ему бастионы. Остался и Яйях, который уже замахивался на новую вылазку — на грузящиеся в Эделлонде умбарские корабли, чтобы захватить один из них в свою пользу.

А Геральт и Лютик тронулись дальше на восток — вглубь Гондора, к песчаным дюнам Дор-эн-Эрниля, заболоченным устьям безбрежного Андуина, бастионам Минас-Тирита. На этом пути им хватило приключений ещё не не один десяток баллад для лютни.

Но это уже совсем другая история.

О тростинка стройная! Дочь Реки пречистой!

Камышинка в озере! Трель струи речистой!

О весна, весна и лето и сестрица света!

О капель под звонким ветром и улыбка лета!Том Бомбадил

Воин сидел в напряжённой позе у костерка с котелком, из которого воняло каффой — самым популярным пойлом ближнего Харада. Однажды ведьмаку довелось-таки глотнуть каффы, и он поразился тому, какая же это горькая дрянь.

Харадец даже цветом был как напиток своего иссушенного отечества, что только подчёркивали белые, но замаравшиеся в походе бурнус и тюрбан. Рядом с ним у костерка лежала кукла гондорской работы в платье из лоскутка парчи. Она-то и привлекла внимание Геральта к смуглокожему вояке.

Впервые увидев ведьмака, харадец — или смуглинг, как их звали в Рохане — от испуга даже слегка побелел и моментально принял боевую стойку, схватив копьё с огромным листовидным наконечником. Воин бормотал что-то, из чего Геральт понял лишь слово «зумби» — он уже знал, что так на одном из множества языков харадрим называются бродячие покойники.

— Это не поможет, я живой, — сказал ведьмак на вестроне, медленно приближаясь к убежищу смуглинга меж песчаных дюн и кладя руку на эфес стального меча. — Кто ты? Ты разумеешь по-нашему?

— Мой Афеверк, убийца десять лев! Мой копьё великий расс Гэбре-Галла, господин тысяча конь и десять тысяч жена! Уходи, гондэре! Мой твой не боится! — выкрикнул харадец на ломаном всеобщем. Хотя по ручьям холодного пота, катящимся по лицу Афеверка, видно было, что он лишь храбрится. И напугали его вовсе не «гондэре»-гондорцы.

— Я знаю, что боишься ты совсем не меня, а зумби, которые разогнали войско твоего князя под Линхиром. Но я пришёл не для того, чтобы взять тебя в плен или добить, Афеверк. Мне нужна эта кукла.

— Га? — не понял харадский копейщик.

— Это кукла девочки из Линхира. Она пропала после осады. Безутешные родители обещали мне награду, если я верну ребёнка. Помоги мне, и десятая часть твоя, — намекнул Геральт, подкрепив обещание комиссии демонстрацией на пальцах.

Афеверк смутился — видимо, имел непосредственное отношение к пропаже девочки. Потом он подошёл к ведьмаку и тихо заговорил:

— Твой не говори гондэре, гондэре мой убивай... Он из город выскочить, а мой его забирай. Думай расс молодой жена подари, расс мой новый седло награди...

Геральт помрачнел. Капитан Яйях — большой охотник до недоступных юбок — много и красочно рассказывал ему, как знать харадрим обращается с обитательницами своих сералей.

— Мой на Гилран ходи. Из река джегджера выходи, мой вода заливай, девка пропади. Конь лес убегай. Один игрушка остался... — со смесью страха и досады сказал Афеверк, понимая, что седло за юную пленницу ему не светит.

Ведьмак напрягся ещё больше. От местных он никогда не слыхал, чтобы в реке Гилраин водились чудовища. Но если загадочная джегджера всё-таки появилась в речных заводях, то обещала быть не менее серьёзной проблемой, чем похотливый князь Гэбре-Галла.

— Что такое джегджера, Афеверк?

— Не что такой, а кто такой. Это большой девка, колдовской девка. Река хозяин, лес хозяин, гора хозяин. Он твой гондэре даром не отдавай, жертва надо, — пояснил Афеверк. — Твой баран иметь?

— Обойдусь без барана. Мой сам колдун, — в тон харадцу сказал Геральт. — Далеко отсюда не уходи, с меня десятая часть награды.

— Иди уже, гондэре, — проворчал харадец. — Ваша вся обманывай, белый собака...

Ведьмак вскочил в седло и пришпорил лошадь с криком «Шевелись, Плотва!». Вскоре он скрылся за дальними дюнами.

Геральт скакал на северо-восток. Печальные дюны побережий Дор-эн-Эрниля — Земли Князя — уже остались позади. Теперь путь ведьмака лежал на берега Гилраина — реки, отделявшей владения Дол-Амрота от области Лебеннин, не менее богатой и цветущей. По крайней мере, до того, как в неё не явились умбарцы Балахора и харадрим, ведомые князьями Гэбре-Галла, Гэбре-Мескалем, Бокхорисом и Тахаркой.

Гилраин омывал здесь поля и луга, одни из самых плодородных во всём Средиземье, перед тем, как свернуть в город-крепость Линхир, замыкающий земли князя Имрахиля с востока, и влиться в залив Бельфалас почти по соседству с огромной болотистой дельтой Андуина. Ведьмака насторожило, что он не услышал на его живописных берегах ни комариного зуда, ни хоров лягушек. Потом он поднял глаза и вспомнил, почему.

Здесь и во всём восточном Гондоре небо было наглухо затянуто свинцовыми тучами. Понять, ночь или день на дворе, можно было только по редким просветам — но, как говорили в Линхире беженцы с берегов могучего Андуина, ближе к Мордору они вообще не встречались. При этом ни капли дождя из них не выливалось, хотя в воздухе царила предгрозовая духота и на горизонте виднелись молнии. Тьма, пришедшая с Востока, накрыла ненавидимый Чёрным властелином Гондор.

"А это значит только одно — Саурон готовится к генеральному сражению. Которое решит в том числе и наши с Лютиком судьбы", — подумал Геральт.

Тропа вдоль берегов Гилраина уходила всё дальше на север, лес становился всё гуще, а никаких признаков покровительницы реки не было видно. Наконец, примерно на третий час пути, ведьмак выбрался на берег большого озера, куда Гилраин и речушки поменьше вливали талые воды со снеговых шапок далёкого Эред Нимрайса — в лучшие времена их можно было различить на горизонте.

Здесь-то Геральт и нашёл того, кого искал.

Девочка — не старше двенадцати-тринадцати лет, необычно для этих краёв светловолосая, немного похожая на Цири — спала под камнем на берегу озера, свернувшись калачиком. А рядом стояла, видимо, сторожа девицу, высокая статная милсдарыня, похожая на чародейку, с роскошной иссиня-чёрной гривой волос, напоминающей водопад, и в светло-бирюзовом одеянии с выполненными золотым шитьём кувшинками.

От цепкого ведьмачьего взгляда не ускользнуло то, что милсдарыня стояла не на берегу, а будто бы на самой озёрной глади. Геральт понял, что перед ним та, которых северяне называли речными и озёрными девами, эльфы — речными майа, дунландцы и креоты — ши, вастаки — су-ээзи, а харадрим — джегджерами. Но все они равно их почитали.

Ведьмак спешился, привязав подусталую Плотву к каштану и оставив её щипать травку, и вышел на берег, навстречу хозяйке Гилраина. Та гордо встряхнула пышными почти синими кудрями и сказала:

— Не знаю, кто ты таков, но ты совсем не напоминаешь тех, кто приходил в эти края в последнее время. Я чувствую, что ты беспокоишься за этого ребёнка. Тебе нечего бояться, чужеземец! Я убаюкала девочку своей песней. Она не проснётся, пока не отдохнёт и её заботы не забудутся. Она в безопасности.

— Кто ты? — спросил Геральт.

— Моё имя Лэльяниль, Странствующая звезда. Как тебя зовут и что за диковину ты держишь в руках? — сказала речная дева.

Ведьмак назвал себя и протянул Странствующей звезде куклу с растрёпанными жёлтыми волосами. Он чувствовал, как будто действует вне своей воли, под чарами или гипнозом. Чем-то это напомнило Геральту историю, когда, спасая Лютика, он впервые встретил Йеннифэр из Венгерберга. Благо волосы речной владычицы были почти такими же, как и у прекраснейшей из северных чародеек.

Посмотрев на куклу с любопытством и грустью, Лэльяниль аккуратно положила её рядом со спящей девчонкой. Тут её невольная гостья зашевелилась, с нескольких попыток открыла глаза и, протирая их кулачками, стала подниматься.

— Ой, здравствуй... — сказала она, увидев Странствующую звезду. -...те, — добавила девочка, заметив, что рядом ещё и ведьмак. — Вы друзья моей мамы? А то во время битвы я её потеряла. Я бежала и бежала, и где-то по дороге уронила куклу, но так устала, что заснула.

— Думаю, тебе приснился дивный сон, дитя, — одними губами улыбнулась речная дева.

— Только я его почти совсем не помню, — сказала девочка. — По-моему, пора возвращаться в город. Там сейчас как, тихо? Передайте маме, что я уже бегу домой, что я несусь!

— Рониэль, — сказал Геральт, — тебе не придётся нестись. Меня послали твои родители, Ингалад и Морниль, чтобы тебя разыскать. Так что в Линхир я тебя подвезу с ветерком.

— Значит, ты всё-таки друг моей мамы, — рассудила Рониэль и с ноткой разочарования добавила. — А я думала, ты сказочный дух. Ты лесной царь, который возьмёт меня в свой замок и сделает царицей.

— Вырасти сначала из игры в куклы, — ответил ведьмак, усаживая найденную девочку на Плотву впереди себя. Напоследок, вспомнив об одном важном деле, он вновь обернулся к Странствующей звезде и спросил её:

— Милсдарыня Лэльяниль, ты не видала ли в этих краях свору озлобленных призраков, которые говорят, что служат Чёрному властелину и повыведут тут всех живых? Они ещё называют себя Безжалостными мертвецами и идут от самого Мортхонда.

В последний раз ведьмак встречал клятвопреступников из-под Двиморберга в долине Рингло. Там, обосновавшись в развалинах всеми забытого донуменорского святилища, они выгоняли орков и пауков из пещер отрогов Эред Нимрайс, терроризируя жителей и пытаясь устроить новый Сардол, только в масштабах целого края. Местным воинам с помощью Геральта удалось выжить мертвецов из долины, но молва говорила, что они не исчезли, а просто подались на восток.

— Они пытались переправиться через реку три дня назад. Но когда я узнала, кому они присягнули и к кому хотят присоединиться, то... у них ничего не получилось. Самых дерзких смыли и развеяли мои воды. Остальные устрашились и, я думаю, вернулись на запад, в свою протухшую горную дыру. Гилраин не рад тем, кто служит Саурону, — ответила речная хозяйка.

— Пусть Гондор будет тебе вечно признателен, Странствующая звезда, — сказал ей Геральт. — А по крайней мере, тебе будет вечно признателен один ведьмак, которому ты помогла выпутаться из паскудного дела с бродячими мертвецами.

— Не спеши прощаться, Геральт из Ривии! Чует моё сердце, что ты ещё вернёшься ко мне! — крикнула ему вслед Лэльяниль, когда он увозил девочку.

В древнем Линхире, основанном ещё последними нуменорцами у впадения Гилраина в море, в самом разгаре был праздник. Народ отмечал разгром объединённого войска умбарцев и харадрим, осаждавшего город. Рыцари, стражники и ополченцы бахвалились своими подвигами у бочонков с вином, который выставили правители города — вассалы князя Имрахиля братья Эрхар, Гарвир и Эрион. Прекрасная же половина Линхира спустилась к реке, чтобы провести необычный обряд.

Старухи и молодухи, мещанки и рыбачки, благородные дамы и совершенно неблагородные девицы, облачившись в белые рубахи почти до пят, двигались по улочкам к берегу Гилраина. В руках они держали необычные, напоминающие конус тростниковые корзины, испускающие целый букет изысканных запахов — ведь их заполняли лавровым листом, цветами и тому подобными источниками ароматов. Многие клали в корзины серьги, кольца, ожерелья, старые серебряные и золотые монеты. Войдя по пояс в реку, горожанки с песнопениями в честь Странствующей звезды отпускали свои душистые и драгоценные приношения на волю волн.

Здесь-то — а где же ещё? — Геральт, въехавший в Линхир в обществе юной Рониэль, и нашёл свою заказчицу. Морниль пела вместе со всеми, стоя в точно такой же белой рубахе, а её длинные пшеничные волосы украшал затейливый цветочный венок.

— Ваша просьба исполнена, милсдарыня Морниль, — сказал ведьмак, когда женщины допели хвалу его недавней озёрной собеседнице. — Я нашёл девочку в лесу выше по реке целой и невредимой. Даже волки ей не заинтересовались, — Геральт умолчал, что ей заинтересовались харадрим, чтобы не испортить Рониэль репутацию.

— Мама, вы очень справедливо сейчас славите Странствующую звезду! Это она меня нашла и отдала этому господину! — воскликнула Рониэль, бросившись с распростёртыми объятиями к матери.

— Да полно тебе, ты уже такая большая, что через пару годиков хоть замуж выдавай. Тебе просто приснилось, — сказала Морниль. — Хоть и кощунственно говорить такое сейчас, и даже не переменив праздничного наряда, но мало кто нынче в Линхире и Пеларгире верит в Пять Сестёр.

— А их здесь целых пятеро? — удивился ведьмак.

— Да, по числу главных рек, поящих Лебеннин. По преданию, Странствующая звезда — хранительница нашего Гилраина, Сероглазка — его притока Серни. Есть ещё Серебрянка, дева реки Селос, Правдица — она живёт в её притоке Сирит, и Одинокая госпожа, покровительница бурной Эруи на рубеже с Лоссарнахом.

— Поверьте старому ведьмаку, милсдарыня — не больно-то ваша дочь и выдумывает. На Севере я близко знал некоторых речных дев, — "Одну так даже чересчур близко", подумал Геральт. — И склонен полагать, что и про Пять Сестёр зря не скажут.

— Ах, охотники заливают не меньше, чем малые дети, — усмехнулась Морниль. — Но свою работу вы выполнили честно и достойно, мастер ведьмак. Ингалад! — закричала она на всю набережную. — Ведьмак привёз Рониэль домой!

Полчаса спустя Геральт обмывал удачное дельце на Ингаладов гонорар — семьсот пятьдесят келебов — в таверне "Весёлая чайка" на Итильской улице, где уже обосновался Лютик. Профессор элоквенции притащил с собой двух разбитных кружевниц, которых присмотрел себе ещё в праздничной процессии, и пытался теперь прямо на ходу сложить импровизированную оду их прелестям, аккомпанируя себе на лютне.

Но на Лютика даже кружевницы особенно не обращали внимания. Все смотрели на другого посетителя "Весёлой чайки" — жилистого старого морехода, который прыгал меж столов на одной ножке и выкрикивал различные лозунги. При этом ни в одном глазу у него не было и следа винных спиритусов.

— Подул ветер надежды! Лёд тронулся, гондорцы! Валар не забыли нас, шторм в девять эльфийских баллов мне в печёнку! — ликовал дедок.

— Кто это? Шут? — спросил о конкуренте в борьбе за внимание Лютик.

— Да это старый Иорон, здешний завсегдатай, — ответили кружевницы. — Он когда-то ходил в поход на Умбар, и то ли там его в голову ранили, то ли околдовали... В общем, с тех пор чудит.

— Зря вы так, мокрохвостые салаги, забодай вас кит! — обиделся Иорон. — Я видел, что конец пришёл вражьим козням, совершенно точно, собственными глазами! Люди! Вы все видели войско, которое пришло с запада и разогнало презренную саранчу Чёрного Властелина! А знаете ли вы, кто его вёл?!

— Элендил собственной персоной! — ответили старику развеселившиеся кружевницы.

— Ага, скажи ещё — Берен Однорукий! — подхватил трактирщик. — Иорон, это я же тебе ещё не наливал! Поди проветрись!

— Не угадали, крысы сухопутные! — торжествующе захихикал старый моряк. — Я видел это мужественное лицо, люди! Эти глаза цвета кремня, этот высокий лоб! Я сразу узнал Торонгила, победителя корсаров и разорителя проклятого Умбара! Мне ли не узнать его, когда он вёл нас в поход сорок лет назад! И вот теперь воротился, чтобы довершить начатое!

— Торонгил?! — насторожились Лютик с Геральтом. Чуть ли не в каждом городишке и рыбачьем посёлке гондорского приморья им рассказывали об этом полководце, явившемся с предальнего севера, чтобы предложить свой клинок наместнику Гондора и разгромить корсарскую эскадру прямо в умбарской гавани. И его словесный портрет уж очень напоминал известного им обоим наследника Исилдура in exilium. Ещё больше его напоминали памятники, стоявшие на площадях прибрежных городов от Анфаласа до тростников дельты Андуина.

Более того, означенный наследник после одного глубокого рейда по ближним пределам Ангмара как-то по секрету рассказал ведьмаку, барду и Иорвету о своих похождениях, очень напоминавших приключения Торонгила.

— Да! Это он! Век попутного ветра не видать, если это не Торонгил, во плоти и во славе! Он повёл войско гномов, эльфов и северян на восток! Я даже знаю, где они стоят лагерем! — продолжал Иорон.

— С нами в одной комнате? — издевательски спросил кабатчик.

— Да не-е-ет, бестолочь! В Сосновых холмах в паре лиг отсюда! Линхирцы! У вас есть шанс сразиться за Гондор под началом великого человека! — Воодушевлённый Иорон вскарабкался на свободное место на скамейке и ткнул пальцем прямо Лютику в лоб: — Ты записался в добровольцы?!

После такого оставаться в "Весёлой чайке" было уже как-то неловко. Всё-таки ведьмак и менестрель переночевали в Линхире, а наутро выдвинулись в Сосновые холмы. Если догадка Геральта была верна и полулегендарный Торонгил был Арагорном, его следовало немедля предупредить о подходе основных сил Балахора к городу.

На подъезде к холмам компаньоны заметили, что навстречу им едут две человеческие фигуры верхом. Ещё позже они заметили, что фигуры это вовсе и не человеческие.

— Ceadmil, bloede Dh'oine! Mae govannon! — поприветствовали Геральта и Лютика Леголас и Иорвет, выдвинувшиеся к ним. Торонг... то есть Арагорн, сын Араторна, действительно ожидал их в своей новой ставке в Сосновых холмах. И вскоре ведьмаку и его спутникам вновь довелось стать частью войска наследника арнорского престола в очередном большом сражении.

Но это уже совсем другая история.

Ведьмак сидел в раззолоченных, важных палатах, мрачно поглядывая на улицы Пеларгира за окном.

Особняк, где сейчас находился Геральт, принадлежал крупному судовладельцу, но судовладелец пребывал под стражей в подвале напротив по подозрению в сотрудничестве с Врагом, и его дом распоряжением Арагорна был отдан для размещения раненых — городских Палат врачевания не хватало. Собственно, поэтому ведьмак сюда и попал. С ним самим всё было неплохо, но на кровати рядом лежал Лютик, которому харадская стрела угодила почти прямо в колено.

Это произошло ещё ночью у Бельфаласских ворот — тогда небольшой отряд, в который входили Геральт, виконт де Леттенхоф, Элладан и Элроир, пробрался в Пеларгир через сточную канаву и, вырезав охранявших ворота умбарцев, подняли решётку, пропуская в Пеларгир основные силы Арагорна. Лютик, как было условлено по плану операции, запел "Древнее золото редко блестит" — это был сигнал гондорским лоялистам в городе к выступлению. Тут-то лучник из харадрим и попытался заткнуть его навсегда, но к счастью для музыки и поэзии северных королевств, слегка промазал.

Наследник Исилдура in exilium провёл в Пеларгир своё разношёрстное войско, в котором были отнюдь не только Гимли, Леголас и Иорвет. С ним отбивать город пришли и его старые соратники — дунаданы, которых вели Гальбарад, Голодир, Каленглад и иные заслуженные вожаки следопытов. Влились в эту армию и гондорцы — воины из Ламедона, Линхира и долины Рингло, а с тыла их поддерживали восставшие пеларгирцы.

Но главной ударной силой отряда Арагорна явились клятвопреступники — те, что присягнули ему и пошли за ним от камня Эрека. Вождь дунадан призвал их в напряжённый момент битвы за площадь Хьярмендакиля, где скопились отряды харадрим князя Гэбре-Мескаля и корсаров Балахора, отрезая арнорцам и гондорцам проходы к портам и в восточные кварталы Пеларгира. При их виде не только харадские воины разбежались, побросав оружие от ужаса перед неупокоенными "зумби", но и корсары предпочли ретироваться на корабли. Геральту и тому стало не по себе — ведь ещё недавно точно такие же мертвецы скрещивали с ним эктоклинки в глуши западного Гондора.

Вскоре в руках федератов Врага оставался только остров Кириарани посреди Андуина — главный арсенал и штаб-квартира флота Гондора. Его прикрывали два с лишним десятка судов — как умбарских, так и захваченных гондорских. Балахор, прибывший для командования этим флотом, рассчитывал, что остров продержится до тех пор, пока мордорские эмиссары не подгонят ему новые подкрепления из Харада или даже Кханда.

Начальник морских сил Умбара пребывал в наглом спокойствии хозяина положения, на шёлковых подушках с самого дальнего Востока вдыхая приторно-сладкий дым курений из пустынной розы — для пущего хладнокровия и бесстрашия в бою. Внезапно в его каюту ворвался Умер, зажимавший глубокую рану в правом боку:

— Господин! Этот проклятый ведьмак и какой-то гном рубят цепи и баламутят гребцов!

— Эльфийские подтирки пожалеют об этом! — вскричал Балахор, едва не опрокинув жаровню. — Готовься издохнуть на палубе "Ночной жемчужины", желтоглазый демон! Да пожрёт тебя Тьма!

Но на палубе Балахор увидел, как противник добивает ту часть его экипажа, которая не попрыгала в воду сама в страхе перед армией мертвецов. Геральт, Гимли и Арагорн рубили их в капусту мечами, освобождённые гребцы топтали ногами и колотили обрывками цепей.

— У, проклятый Торонгил, Бич Умбара! Наконец я привезу в родную гавань твою голову на верхушке мач... Аайй! — на лысый череп Балахора опустилась тяжёлая балка, надломленная знаком Аард. На короткое время он потерял сознание, а когда очнулся, то понял, что скручен канатами по рукам и ногам и, беспомощный, лежит на палубе, а толпа мрачных гребцов, вооружившихся чем попало, обступает его.

— Вы долгие месяцы и годы были в воле этого человека, гондорцы! — раздался над головой Балахора голос мнимого Торонгила. — Теперь я отдаю его на ваш суд!

— Смилуйтесь! — инстинктивно прохрипел вожак умбарцев, предчувствуя, как шиурма будет вымещать на нём все накопившиеся обиды. Но Арагорн и его соратники уже покидали борт "Нилузимира". Несколько дней спустя в северных пределах Умбара море вынесло на берег обезображенное галерниками и рыбами тело, в котором Балахора опознали только по татуировке.

— Сколько всего я пропустил... Хватит на добрый пяток песен об освободителях Пеларгира, — с грустью сказал Лютик, отдыхавший на койке в бывшей обеденной зале изменника-арматора после попытки прогуляться с костылём.

— Ты здесь надолго? — спросил ведьмак.

— Лекаря велят мне отлёживаться тут ещё дня три-четыре. Уверяют, что эльфы крайне удачно вынули мне стрелу, но харадцы нередко отравляют стрелы, и для верности мне нужно пребывать под наблюдением врачевателей, — пояснил трубадур.

— Зараза... Апельсины тебя утешат? — Геральт протянул другу мешочек с тройкой крупных свежих оранжевых плодов, которые он нарвал в чьём-то опустелом саду.

— Конечно, сейчас бы лучше подошла пара неких иных сочных округлостей... Но как бы нога не помешала — до сих пор колено саднит, — сказал Лютик. — Хотя Леголас и оставил мне фляжку с мирувором, всё равно пока не заживает.

— Он его просто неправильно пьёт. Это вам не эль, — раздался в палате голос Лотрандира. Следопыт, которого ведьмак когда-то вытащил из темниц Сарумана, вообще-то пришёл проведать раненого брата Корунира, но в то же время не преминул оповестить всех здоровых:

— У нас с вами есть чуть менее часа, чтобы попасть в зал Суда и Больших печатей. Ара... Торонгил желает сделать некое важное заявление!

Наследник Арнора in exilium собрал соратников и предводителей пеларгирского сопротивления в древней, ещё колониальной казённой палате, где занял каменное кресло нуменорского ещё генерального судьи и хранителя больших печатей.

Геральт ещё раз задумался о том, насколько же стар Пеларгир. Этот город, основанный во Вторую эпоху как форпост сгинувшей в пучине морской империи Запада в плодороднейшем Лебеннине, уже не первый век наживал историю и состояния, когда Элендил и его сыновья высадились здесь, закладывая основы могущества Арнора и Гондора. Купеческие фамилии на четырёхтысячелетних увитых плющом улочках, спускающихся к бескрайней глади нижнего Андуина, были подревнее, чем многие дворянские роды остальной страны. Поэтому лебеннинские аристократы и городской патрициат слыли самыми богатыми и надменными в Гондоре, а узурпатор Кастамир в годы Распри Родичей, выступавший за чистоту нуменорской крови королей, сделал Пеларгир своим оплотом.

Теперь добрый десяток вчерашних отцов города — знатных сеньоров, финансистов и арматоров — сидели в этом зале в кандалах под конвоем из дунаданов. Они обвинялись в том, что сдали Пеларгир харадско-умбарским полчищам, желая сохранить свои сундуки и при другом властелине, грядущем из Мордора, и теперь с трепетом ожидали суда. А лорд-регент Лебеннина Сиргон, возглавивший выступление в помощь "вернувшемуся Торонгилу", смотрел на них потупясь — ибо на скамье подсудимых находился и его родной брат.

Арагорн начал свой военный совет с награждения особо отличившихся при освобождении города. Досталось кое-что и ведьмаку — ему был вручён клинок эльфской работы времён ещё Последнего Союза, хранившийся когда-то в этой палате после угасания рода его хозяев, а потом присвоенный Балахором и найденный при обыске на "Нилузимире".

— Ты сможешь пользоваться им и как стальным, и как серебряным — наша нечисть особенно не любит эльфийское оружие, — тихо сказал Арагорн. — Даже жаль, что вручаю его тебе как дар без пяти минут короля, а не как дружеский подарок Бродяжника — последним ты явно дорожил бы больше.

Завершив церемонию — награждал он в основном оружием и сбруей, редко монетами и кубками, — вождь северян неизбежно заговорил о положении на театре боевых действий.

— Мы уже, если оглянуться, совершили великое. Орда приспешников Мордора отброшена сразу от двух больших городов королевства — Линхира и Пеларгира. Только харадский князь Гэбре-Мескаль с жёнами и личной гвардией сидит и трясётся в башне на Тол-Кирьярани, но без флота он может делать это сколь угодно, пока голод не приведёт его в наш плен! — усмехнулся Арагорн.

— Но впереди нас ожидают подвиги ещё большие. К северу от нас ещё сосредоточены большие силы Мордора. Князья харадрим Тахарка и Бокхорис и тысяченачальник Траоре ведут большой отряд вверх по Андуину, разоряя всё на своём пути. Речные гавани Лебеннина и Лоссарнаха уже отражают вылазки орков. А главное — мгла сгущается на Севере и говорит нам, что Чёрный властелин уже собирает основные силы именно там — под стольным Минас-Тиритом! Там таится наш главный противник — так встретим же его во всеоружии!

После этой речи бывший Бродяжник начал раздавать конкретные поручения своим полководцам. Делалось это уже более секретно, келейно — в бывших совещательных комнатах колониального нуменорского суда, о котором напоминал поискрошившийся барельеф с профилем короля Тар-Анкалимона, бессчетные века назад умершего.

— Слышал я, вас с Иорветом опять отсылают куда Дурин гоблинов не гонял? — дружелюбно пихнул ведьмака в бок краснолюд Гимли. Геральт кивнул.

— Мы после обеда выступаем с Ангбором и его гондорцами на север.

— Жалко, — сказал Гимли. — А мы ещё, наверное, пару деньков здесь пробудем, — и заговорщицки шепнул: — Арагорн решил готовить умбарский флот для похода вверх по реке. Маленько подлатают корабли да гребцов найдут, а потом... хе-хе... пойдём под флагом Балахора — чёрным с черепом — да харадской красной хоругвью с их священным змеем Дамбулла! Орки до последнего не догадаются, что за гости приехали!, — усмехался в бороду краснолюд.

— А клятвопреступники будут с вами? А то что-то я их не вижу в Пеларгире, — сказал Геральт.

— Их больше тут нет и не будет, — вступил в разговор Иорвет. — Командир решил, что клятва мертвецов исполнена. Зря — они бы очень пригодились нам в северном походе. Видимо, Арагорн наслушался твоих ведьмачьих баек...

— И правильно наслушался, — парировал ведьмак. — Против людей они были надёжны, а вот столкнись призраки с кем-то вроде назгула или дол-гулдурских колдунов — и за них уже не поручишься. Но не буду вас отвлекать от экспедиции — мне бы ещё попрощаться с Лютиком. Интересно, где он нас нагонит?

После скромного, но сытного обеда четырёхтысячное войско под командованием Ангбора, правителя Ламедона, выступило из северо-восточных Итильских ворот Пеларгира.

Природа здесь была уже совсем иной по сравнению с Бельфаласом и равнинным Ламедоном — кипарисы, мирт и апельсины уступали место дубам и букам. Чувствовалось, что зимние холода хоть изредка да прорываются сюда по долине Андуина. Изменилось и небо: теперь, кроме бесконечной свинцовой мордорской тучи, можно было наблюдать и тревожное ярко-кровавое зарево на севере.

— Это проклятый Амон Амарт, Роковая гора, — сказал Ангбор и процедил весьма витиеватое гондорское проклятие в адрес Врага и всех дел его.

По мере продвижения к северу, за сигнальным маяком Минлос, в воздухе усилился запах палёного, а ветер стал заносить на солдатскую одежду, шлемы и лица серый пепел. "Из Мордора", — шушукалась солдатня, постоянно омахиваясь от проклятия большим пальцем. Геральт так не делал, больше полагаясь на мечи и Знаки — но по ведьмачьей части работы здесь, в благоустроенном Лебеннине, почти не находилось.

До одного инцидента.

— Оборони нас, господин Ангбор! Мы идём с самого Минас-Тирита! Осгилиат уже вот-вот возьмут, а едва прошли Харлонд, так там, по слухам, уже орки высадились! А тут, едва мы перешли Эруи, нам говорят — поворачивайте, с юга идут харадрим! Куда нам деваться?!

Огромный караван беженцев встретился войску комеса Ангбора за сорок миль от Минлоса. Перепуганные столичные жители недобро косились на приречные дубравы, где должны были скрываться Бокхорис, Тахарка и Траоре, и на разбитые и разорённые подводы в дубравах, утыканные стрелами с явно харадским оперением. Чувствовалось, что так просто от них не отделаться — они станут обузой для армии и ещё вынудят делать крюк. Но Ангбор нашёл, как казалось, удачное решение:

— Вас отведут в Тумладен — это хорошо укреплённый городок в ущелье Сирита. В охранение я дам вам отряд из Этринга, а также северянина Геральта и эльфа Иорвета — лучших охотников на орков и волков! — сказал комес.

— Да хранят вас Пять Сестёр, господин Ангбор, — встал перед ним на колено лебеннинский провожатый каравана, хитрый мужичок с наружностью типичного сельского солтыса. — Кстати, о Сёстрах: когда мы переправились через Эруи...

— Не беда, всё сами увидим. По коням! — скомандовал военачальник Арагорна. — Рысью! Тррррогай! — Видно было, что Ангбор стремится утвердиться на бродах как можно раньше, пока к ним не выйдут харадрим.

Караван же беженцев под охраной пары десятков мечников из Этринга, ведьмака и скоя'таэля двинулся в другую сторону, на северо-запад. Пару раз на холмах показывались небольшие группы харадских всадников, но не решались напасть. Этот поход обещал быть мирным.

— Так в чём-то даже тяжелее — без неприятеля и чудовищ, — сказал Геральт Иорвету. — Ты держишься настороже, ждёшь нападения, но его всё нет, нет... И так ты успеваешь почти совсем расслабиться как раз к тому моменту, когда твои мечи станут нужны. А тут ещё думаешь об Арагорне, о Леголасе, о низушках этих холерных — как они там? О Лютике — каково ему в больнице среди умирающих гондорцев?

— Ему-то как раз сейчас хорошо — доедает твои апельсины и наглядно доказывает пригожим сиделкам, что он вполне здоровый мужчина, — усмехнулся одноглазый Seidhe. — Вот милсдарь Арагорн со товарищи сейчас отплывают. А нижний Андуин, как говорят пеларгирцы — коварная река, сплошные мели... До чего я дошёл, vatt'ghern: веду светские беседы с Dh'oine да ещё и охраняю!

На следующий день караван вошёл в долину Сирита, где впереди уже маячили огромные перегораживающие всё ущелье стены Тумладена — этот город явно укреплял тот же гигант мысли, что и Хельмову падь. Правда, здесь ведьмаку пришлось долго рядиться с милсдарыней Теренис, сестрой наместника Дэнетора, которая заправляла здесь всем и грозилась упрятать Геральта в яму за «полуорочью наружность». Тогда в переговоры вступил Иорвет, и старая высокопоставленная гондорская карга охотно пошла эльфу навстречу — разместила весь караван в лучшем виде.

— Не перестаю завидовать Eldar, — рассуждал скоя'таэль, прогуливаясь по Тумладену. — Легко же удалось им добиться от Dh'oine почти божественных почестей.

— Они просто не спихивали их в море, — парировал ведьмак. — Всё ещё хочешь осесть в Средиземье?

Иорвет кивнул:

— Места, которые мы обсуждали с нашим славным Леголасом аэп Ласгаленом, для колонии Seidhe не годятся. Как правило, они слишком близко либо к каким-нибудь тварям вроде драконов, либо к Dh'oine. Представляешь себе, что это будет значить для вчерашнего скоя'таэля? Нужен какой-нибудь обезлюдевший и заброшенный край, но с благоприятным климатом. Как раз противоположный берег Андуина был бы неплох, но... увы, он под боком у Мордора.

— Тут не угодишь, — буркнул себе под нос Геральт, уже порядком уставший от всей этой возни. Привязав Плотву, он побрёл было искать в Тумладене недорогой трактир с симпатичной женской прислугой, где можно было бы спокойно завалиться на отдых. Но тут, как на грех, его заприметил скачущий во весь опор всадник. Это был Горлим, гонец от Ангбора.

— Ведьмак?! Ангбор из Ламедона срочно зовёт тебя в ставку!

— Что там случилось, милсдарь Горлим? Опять пауки или мертвецы?

— Похоже скорее на последних...

— Началось всё вскоре после того, как мы разделились, — начал рассказ Ангбор. — По дороге к бродам Эруи мы встретили ораву харадрим, убегающих оттуда в панике. Пленные показали, что когда они переправлялись через реку, то на них набросилась орава каких-то дже... джа...

— Джегджер? — уточнил ведьмак харадское словцо для духов.

— Похоже. Водяных духов, в общем. Довольно неплохо вооружённых. Бокхорис и тысячник Траоре были убиты в этом бою, а конь под князем Тахаркой унёс его Враг знает куда. Теперь остатки харадского войска на правом берегу дрожат от страха в лесу под Халахом и не представляют угрозы, — закончил гондорский полководец.

— Но если духи Эруи и, судя по всему, их владычица — Одинокая Госпожа — сражаются за нас, то в чём же с ними неприятность? — не понял смысла своего вызова Геральт.

— В том-то и дело, Геральт из Ривии, что когда наши разведчики сегодня утром, на... с позволенья сказать, рассвете, тронулись в путь через Эруи — те же духи накинулись и на них тоже! Неизвестно из-за чего. Облачены они в какую-то древнюю ржавчину и дерутся старыми мечами и копьями, но дерутся здорово. Двух наших ребят там же на Эруи и похоронили, многие ранены, — Ангбор потянулся к походной фляжке и сделал сочный глоток.

— Они не забыли сделать какой-то дорожный обряд для благословления, ну там — камушки положить в нужное место? — спросил ведьмак.

— В том-то и дело, что нет! Но всё равно не пришлись ко двору обитателям Эруи. Может быть, тебе, Геральт, с твоим богатым опытом удастся во всём разобраться?

"Зараза..." — только и смог тут подумать ведьмак. Уж не умудрились ли гондорцы поссориться с Госпожой, а то и со всеми Пятью Сёстрами разом?

Примечания:

https://tournavigator.pro/%D1%84%D0%BE%D1%82%D0%BE%D0%B3%D1%80%D0%B0%D1%84%D0%B8%D1%8F/d/3072/other/1021/1008/1444607317.jpg

Такими вполне могли бы быть улочки Пеларгира.

Когда ведьмак миновал свежую могилу — уже седьмую и последнюю на этой дороге — его глазам открылась переправа через Эруи.

Река, едва спустившаяся здесь с плоскогорий западного Лоссарнаха, торопилась отдать свои воды Андуину, и потому брод считался местом рискованным. Поэтому Геральт возложил пару камушков в общую кучу на плоском валуне, посвящённом Одинокой Госпоже. Как и многие другие такие камни, он был изукрашен петроглифами, которые, возможно, были старше даже Кольца Власти, даже Нуменора. Они схематически изображали кряжистых человечков, похожих на краснолюдов, которые охотились на оленя, ловили неводом рыбу, плыли куда-то в долблёнках или даже трахались.

Ведьмак осмотрелся и увидел, что на переправе лежат ещё несколько тел в разноцветных харадских бурнусах. Видимо, ещё одна группка уцелевших из битой армии попыталась прорваться на север. Один мёртвый смуглинг носил ещё и позолоченный панцирь — наверное, это был кто-то из служивших Саурону князей. Перевернув пару покойников, Геральт убедился, что их ранили очень старыми и ржавыми мечами.

— Зашибись, Плотвичка... — мрачно задумался ведьмак. — Оружием, которому столько лет и которое так долго ржавело в реке, не так-то просто убить. Если в деле не замешана магия...

Словно бы в ответ на слова Геральта его медальон несколько раз и с силой дёрнулся. Где-то за спиной забурлила вода. Ведьмак обернулся, вынув серебряный меч из ножен, и увидел милсдарыню, чертовски похожую на Странствующую звезду — но с пышными золотистыми, как песок в Эруи, волосами и в светлом платье.

Одинокая госпожа некоторое время недовольно смотрела на беловолосого чужеземца, а потом, уперев руки в боки совсем как трактирщица в споре из-за счёта, рявкнула:

— Ещё один побродяга! Исчезни и более не оскверняй моих вод!

Из воды за спиной речной девы поднимались те самые создания, о которых Геральту говорил Ангбор в ставке. Это были ржавые-ржавые древние доспехи незапамятных времён, наполненные словно бы сгущённой водой, образовывавшей подобие человеческого тела. В водяных «руках» воины Одинокой госпожи держали те самые искомые ржавые клинки.

Поначалу духи успешно теснили ведьмака на глубину и чуть не утопили, но тот удачно применил против самого настырного знак Аард, разбив его в мелкие брызги. Для серебряного меча он тоже нашёл успешную тактику против них — наносить колющие удары в открытые доспехом участки сгущённой воды.

Когда на бродах снова стало тихо, Геральт навьючил один из доспехов на Плотву, чтобы показать его людям Ангбора. Он огляделся и заметил, что Одинокая госпожа пропала, как будто и не было её вовсе. Волна также слизнула и унесла к Андуину тела харадрим.

— Переговоры были недолгими, — констатировал ведьмак. — Зато красноречивыми.

— Это не орочьи латы и не харадские, — со знанием дела заключил комес Ангбор, осматривая ведьмачий трофей. — В таких доспехах наши предки бились друг с другом полторы тысячи лет назад, во время Распри Родичей. Ты, как чужестранец, вряд ли хорошо знаком с нашими летописями, так я вкратце расскажу, что на бродах тогда состоялось генеральное сражение, в котором законный монарх Эльдакар разгромил и убил Кастамира Узурпатора. Сотни его воинов при отступлении тогда погибли в реке.

— А теперь ими пользуются фамильяры Одинокой госпожи, — молвил Геральт. — Которая, похоже, воюет теперь неведомо за что против всех.

— Странное и небывалое дело, ведьмак, — сказал ему Иродон, один из сотников Ангбора, командовавший местным лебеннинским пополнением. — В наших краях всяк знает, что после битвы на Эруи Госпожа разочаровалась в людях Гондора и стала затворницей, не разговаривая ни с нами, ни со своими Сёстрами. Но при этом на сторону зла она ни за что бы не склонилась... Что же случилось с ней после стольких лет? И что можно сделать?

— И как нам теперь пройти в Лоссарнах? — сердито недоумевал Ангбор. — Ближайший мост слишком далеко в верховьях Эруи, я не могу позволить себе такой крюк! Делай что хочешь, ведьмак, срази её или уломай, но брод должен быть открыт!

— Боюсь, что словами людей ей уже не поможешь, — сказал комесу сотник-лебеннинец. Теперь она не успокоится, пока всё живое вокруг не будет наказано за позабытые грехи Родичей... — Это слово навело Геральта на мысль.

— Родичи... Если люди ей не авторитет, то может быть, хотя бы своих Сестёр она согласится выслушать? — предположил Геральт.

— А успеешь ли ты их отыскать и привлечь на нашу сторону, ведьмак? — спросил Иродон. — Это ведь придётся тебе скакать через весь Лебеннин и обратно! К тому же я их никогда не видел, и одни валар ведают, где Сёстры могут скрываться.

— С одной я уже успел завести знакомство, — ответил ведьмак.

— Знаешь... Попробуем, — подытожил Ангбор.

В укромной заводи на реке Сирит под скалистым обрывом, вглядываясь вдаль, стояла девушка, не уступавшая Странствующей звезде и Одинокой госпоже ни ростом, ни великолепием. Подол её платья колыхался прямо над водной гладью.

— Приветствую тебя, Правдица, хозяйка полноводного Сирита. Знающие люди в Гланиате открыли, где тебя искать, — окликнул её ведьмак с обрыва.

— Мои воды шептали о тебе, ведьмак. Твои вести недобрые, так ведь? — ответила Геральту Правдица.

— Увы. Твоя сестра, Одинокая госпожа, стала, кажется, скорбна умом и бросается на всякого, кто пересекает Эруи, — кивнул ведьмак.

Правдица тяжело вздохнула:

— Она уже долгие века не говорила со мной и сёстрами. Но ей ведомо наше правило — не вмешиваться в дела смертных, пока это и впрямь не понадобится. Я должна раскрыть ей глаза, пока не стало слишком поздно!

— Благодарю, милсдарыня Правдица. Где же мне искать других твоих сестёр — Серебрянку с Сероглазкой?

— На порогах и водопадах, ведьмак! — крикнула речная дева вслед удаляющейся Плотве и её всаднику.

Через час с небольшим Геральт скакал вверх по Келосу, на север от его слияния с Сиритом. Водопад — неожиданно высокий и могучий для края вдали от Эред-Нимрайс — не заставил себя ждать. И ведьмаку с высокого берега было видно, как меж его струй пляшет заманчивый женский силуэт.

— Воды многое рассказали о тебе, странник Геральт. Не нужно говорить — я уже знаю всё, что ты хочешь сообщить, — сказала ему Серебрянка, хозяйка Келоса, встряхнув светло-каштановыми волосами. Ведьмак даже не подивился, что они совсем не мокли в водопаде.

— Моя сестрица обезумела... Ну разве в здравом уме она бы облекла водами слабые доспехи людей? Фи... Лучше уж пусть потанцует! — звонко расхохоталась Серебрянка. — Не знаю, прислушается ли она к моим словам, но я попытаюсь... А ты со мной потанцуешь, Геральт?

— Я тороплюсь, чтобы предупредить остальных Сестёр, — не слишком ловко раскланялся ведьмак.

Геральт подгонял Плотву, и она старалась что было силы, но когда он прибыл на берега реки Серни к северу от городка Ост Англебед, под свинцовыми тучами из Мордора уже ощутимо потемнело, а в просветах на горизонте виднелся закат.

В кустах над Серни ведьмак заметил костерок, у которого стучала зубами, пытаясь отогреться, подозрительно знакомая фигура...

— Лютик! Твоя нога уже в порядке?

— Почти... Элладан и Элроир молодцы — я опередил самые смелые прогнозы медикусов Пеларгира! — ответил трубадур, разминая колено.

— Ты почему такой мокрый? Туча всё-таки дождиком разродилась? — спросил Геральт.

— Представь себе, какой удар судьбы! Ещё в Линхире наслушался я преданий о Пяти Сёстрах Лебеннина и об их чистейшей прелести. Сам понимаешь, какая чудная тема для баллады! Я направился сюда, к Серни, и узрел на первобытно-могучих валунах деву неописуемой красы, рядом с которой вся Ложа Чародеек — просто свора нищенок! Но едва я успел завести с ней светскую беседу... Эта фря наколдовала волну, которая окатила меня и снесла сюда. О женщины! — тут бард охрип и прервал дозволенные речи.

— Плохи твои дела. Сёстры, кажется, умеют читать мысли, так что напрасно ты начал подкатывать к Сероглазке, — молвил ведьмак. — А где было ваше неудачное свидание?

Лютик, сберегая голос, указал в сторону очередного водопада. Геральт оставил ему свой плащ-накидку и, оставив усталую Плотву отдыхать в обществе профессора элоквенции, решительно направился к валунам. На одном из них и впрямь сидела привлекательная, но мрачная особа с длинной, идеально прямой русой косой.

— Кто ты, чтоб столь смело ступать в мои воды? Я могла бы утопить тебя лишь силой мысли или искупать хорошенько, как того блудливого менестреля... Но мне ведома твоя цель, — сказала Сероглазка.

— И что ты думаешь о смертоносных выходках Одинокой госпожи? — спросил её Геральт.

— Она становится опасной для всех. Даже сейчас и здесь я чую её гнев, — слегка поёжилась Сероглазка. — С каждым мгновением она всё больше подымает доспехов мертвецов, и вскоре берега её не удержат. Но я знаю, что нужно делать. Разыщи Странствующую звезду, ведьмак!

Когда компаньоны добрались до могучей дубравы на озере в верховьях Гилраина, уже стояла ночь. Лютик всё-таки напросился сопровождать Геральта, опасаясь бродячих умбарских шаек, ещё бродивших в лесах нижнего Лебеннина.

Ночной лес в условиях тьмы Мордора оказался так затенён, что ведьмаку пришлось отхлебнуть немного «Кошки». Тем не менее, они с Лютиком нашли дорогу к заводи, где задумчиво плела венок Странствующая звезда.

— Приятно видеть тебя в здравии, Геральт, — ответила красавица Гилраина. — Теперь ты спасаешь заблудившихся взрослых?

— Почти. Лютик, это Странствующая звезда, сестра Сероглазки. Звезда, это мой друг, трубадур и гроза прекрасного пола Лютик.

Странствующая звезда мелодично хмыкнула и перешла к делу:

— Сёстры рассказали мне о твоих тревогах и о том, как людское злодейство снова осквернило Эруи. Одинокая госпожа обезумела, и её надо остановить. Боюсь, Сероглазка права — времени и в самом деле осталось немного.

— Если вы теперь направитесь на Эруи, уж не знаю, когда нагоню вас четверых, — ответил ей Геральт. — Время позднее, Плотвичка совсем выбилась из сил, да и меня всё больше в сон бросает.

— Это не беда для нас, — сказала речная дева. — Я знаю способ сделать так, чтобы вы оба долетели на Эруи как на крыльях. Только держитесь в сёдлах крепче, бесстрашные чужестранцы — и выезжайте поглубже в озеро, смелее!

— О-хо, а вдруг это ловушка? — шепнул ведьмаку Лютик.

— Другого пути нет, — ответил Геральт. — Тебе нужны темы, мне — награда от Ангбора, и все хотят безопасный брод. Поехали! — сказал он и махнул рукой.

Странствующая звезда и впрямь выполнила своё обещание.

Стоило Геральту и Лютику оседлать соответственно Плотвичку и Бурогрива и въехать в воды озера на Гилраине, как их обоих подхватил водяной смерч и понёс над верхушками леса, на такой высоте, что и Пеларгир, и дельту Андуина, и пол-Лебеннина было бы видно как на ладони — не будь над ними туч с востока, закрывших луну.

— Гондор подо мною! Один в вышине, бесстрашно стою я у края стремнины... — сочинял вслух виконт де Леттенхоф. — Ох, только бы не пострадала переписка нашего Бродяжника.

— Какая переписка? — подивился ведьмак.

— В воротах меня нагнали те краснолюд с эльфом — Гимли и Леголас, ты знаешь — и настояли, чтобы мы передали какие-то важные военно-политические послания. Одно — гроссмейстеру Гэндальфу, второе некоему Фарамиру. Кажется, он гондорский комес на Востоке или что-то в этом роде.

— Вечно тут так. Как будто ты не трубадур, я не ведьмак, а оба мы служим на нильфской почтовой карете, — слегка обиделся Геральт. — Эге, однако же, снижаемся!

Смерч протащил компаньонов почти над крышами горного Тумладена и, постепенно уменьшаясь и замедляясь, "высадил" на Эруи, где-то повыше бродов по реке.

— Теперь нам надо спешить к броду. Сёстры, конечно, будут помогущественней одного старика-ведьмака, но может, и я на что сгожусь, — молвил Геральт.

— Это точно, vatt'ghern, — раздался голос из темноты.

— Иорвет! Откуда ты знал, где нас ловить? — спросил бард.

— Как в том анекдоте про кмета, ставшего разбойником — "совершенно случайно в кустах оказался топор", — сказал скоя'таэль, выходя к товарищам по несчастью. — Ангбор — классический пример упрямого Dh'oine: не стал вас дожидаться и ещё на закате велел своему отряду разбивать лагерь у Эруи. И сейчас сие может быть чревато... Вы не замечаете ничего необычного?

Ведьмак внимательно огляделся и действительно заметил. Поляна у реки, на которой они очутились, была несколько странной — деревья, окаймлявшие её с востока, росли прямо из Эруи.

"С каждым мгновением она всё больше подымает доспехов мертвецов, и вскоре берега её не удержат", — вспомнилось Геральту предостережение Сероглазки. А вместе с водой из берегов выйдут и гниющие доспехи, служащие только слепой ярости своей Одинокой госпожи и бросающиеся на всё живое и двуногое...

— Тогда вперёд — вниз по волшебной реке, — сказал ведьмак.

Воды Эруи и впрямь плескались у кромки палаток ламедонцев и линхирцев комеса Ангборна. Судя по наскоро перевязанной ноге одного из воинов, кое-кто из них уже успел испытать гнев речной хозяйки на себе. Медальон школы Волка вовсю скакал на цепочке.

— Что же шатался ты так долго, Геральт? — возмутился военачальник Арагорна. — Здесь уже творится невиданное. Сколько раз я видел, чтобы реки становились препятствием для воинов и держали оборону, но чтобы переходили в контратаку...

— Взгляните на броды, милсдарь Ангборн — и поймёте, почему пришлось помотаться. На нашей стороне теперь четыре Сестры из пяти, — кивнул ведьмак в сторону разлившейся Эруи, одновременно выдыхая с облегчением.

И было от чего. В журчащей и пахнущей сыростью тьме, куда не достигал свет факелов из полевого лагеря и которую разрезали только далёкие отблески пламени Мордора, явились четыре женские фигуры — одна другой монументальнее. Речные девы Лебеннина двигались к бродам.

— Слыхать о них я слыхал с детства, но чтобы сразу все собрались... — Иродон забыл закрыть рот.

— А это значит, нам пора присоединиться, — Геральт деловито отпил "Волка" и "Филина", проверил остроту серебряного меча и кивнул Иорвету, державшему руку на эфесе своего клинка. Они вошли в воду, по-весеннему и совсем не по-южному холодную и, преодолевая сопротивление течения, пошли следом за Сёстрами.

Все они двигались к полузатопленным теперь развалинам на центральном островке бродов, заброшенным со времён Распри Родичей, где своих сестёр уже поджидала пятая милсдарыня — Одинокая Госпожа.

— Почему вы продолжаете сопротивляться, люди?! — в гневе и отчаянии воскликнула владычица Эруи. — Однажды я уже изгнала вас из моих вод — так же будет и впредь!

— Сестра, что с тобой стало?! — пыталась увещевать её Странствующая звезда. — Чего ищешь ты, поддавшись безумию?!

— А вы, — обратилась Госпожа к сестрицам, — не беспокойтесь обо мне! У меня нет сестёр, и кому как не вам об этом знать! Я ничего не ищу, и не надо меня винить. Узрите же наследие людей!

В тёмных водах словно бы забурлили десятки водоворотов.

— Больше некому будет проливать кровь на Эруи! Утоните же и не тревожьте меня, человечки! — сделала еле заметный знак рукой Одинокая Госпожа. По её приказу из водоворотов полезли уже знакомые Геральту элементали в проржавевших насквозь латах времён распри Кастамира и законного государя Эльдакара. Их было самое меньшее двадцать, и Госпожа призывала всё новых.

— Ghoul y badraigh an cuach, — с чувством сказал Иорвет, рубившийся сразу с четырьмя ржавыми "солдатами". Геральт охотно бы его выручил, но на него насели пять. Ведьмачьи и скоя'таэльские приёмы неплохо помогали, но ряды врага постоянно обновлялись.

— Перестань чинить лиходейства, сестра — или мы разольём твои воды! — воскликнула Серебрянка. — Держитесь, ведьмак и эльф!

Речные девы делали пассы и произносили заклинания на каком-то додревнем, утробном, жутком языке, которого наверняка даже в Ривенделле не знали. На Эруи разыгралась натуральная буря — волны уносили взбесившихся "доспехов" в Андуин, но и Геральт с Иорветом пару раз чуть не захлебнулись.

Тем не менее, ряды элементалей под серебряным мечом, эльфским клинком Первой эпохи и чарами речных хозяек начали редеть. Одинокая Госпожа почуяла, что её противники берут верх.

— Нет, вы всё же оставите меня в покое!!! — возопила она и воздела руки к небу. — Пусть тот, кто несёт на себе вину, покончит со всеми вами!!! Никто, слышите, никто не уйдёт от гнева Эруи!!!

Забурлил особенно мощный водоворот, и из него встало ещё одно водное создание — облачённое в сложный, дорогой панцирь и крылатый шлем.

— Владычица... — охнул Ангбор на берегу, где уже стало заливать сам лагерь. — Это же доспехи Кастамира, которыми полторы тысячи лет бредят все кладоискатели!

Иорвет стоял ближе к новому элементалю и попытался задержать оживший доспех узурпатора, но тот оттолкнул эльфа так, что тот едва ко дну не пошёл.

— Эти воды снова будут чистыми!!! — вскричал "доспех Кастамира". — Исчезните, все вы!!! — и бросился, вращая мечом, уже на самих Сестёр. Буря усиливалась, захлёстывая даже самую высокую часть берега. Геральт уже не брёл по дну, а пытался плыть с серебряным мечом в руке, уворачиваясь от волн. Но тут, похоже, Одинокая Госпожа перехитрила себя сама — ведьмака вынесло прямо на её сильнейшее порождение, и он занёс руку для удара.

Водяной "Кастамир" отвернулся от Странствующей звезды, которая чуть было не стала целью его меча — удивительным образом не ржавого, а скорее сотканного из водных струй и похожего на эктоклинок Мертвецов.

— Насколько хрупки люди! — вскрикнул "доспех" и скрестил водный клинок с мечом Геральта. Тут только он заметил, что кричит "Кастамир" голосом Одинокой Госпожи, а она сама как-то пропала из виду.

Но отвлёкшись на это ценное наблюдение, ведьмак подставил сам себя под хитрый финт противника и, не удержавшись на ногах, упал в Эруи и едва не захлебнулся. Но всё же вынырнул. Оглядевшись, Геральт понял, что Сёстры магически удерживают Госпожу, принявшую облик "бешеного доспеха".

Ведьмак стремительно соображал, как бы ему обезвредить Одинокую, и решил действовать по старой схеме — колоть незащищённые участки элементаля серебром. С другого боку подобрался Иорвет, и развоевавшейся правительнице Эруи, которую к тому же пытались скрутить другие Сёстры, пришлось туго. Но всё-таки под конец схватки Одинокая Госпожа, собрав последние силы, запустила в Геральта мощной волной, отбросившей его на середину реки.

Холодная вода Эруи хлынула в нос и уши ведьмака. Последние слова извне, которые ему удалось разобрать, сказала Госпожа:

— Мои сёстры... Я... сдаюсь....

Геральт пришёл в себя от мысли, что его лёгкие наполняет чьё-то тёплое дыхание, а на лицо свешиваются чуть мокрые волосы. "Йен? Трисс?" — подумал ведьмак, но когда разлепил глаза, то понял, что ошибался.

Это была Серебрянка.

— С... спасибо, — с трудом выдохнул охотник за чудовищами. Он уже имел опыт общения с речными девами и знал, что это было лишь искусственное дыхание, которое иные герои и следопыты помоложе принимали за поцелуй прекрасной спасительницы. Так было и с недоверчивым Каленгладом и Гвиндеф, владычицей озера Эвендим, которую тот потом, уже на памяти Геральта, замучил объяснениями в любви.

Стояла та же непроглядная беззвёздная ночь с кровавыми зарницами с северо-востока. Но буря уже улеглась. Вода отступала, открыв островки из мокрого песка, на одном из которых валялись разбитые доспехи Кастамира.

Неподалёку от ведьмака на таком же островке сидела Одинокая Госпожа и вздрагивала от беззвучных рыданий, закрыв лицо руками. Сёстры пытались успокоить её.

— Ты по-прежнему одна из нас. Мы все повидали ужасов и злодейств, — пыталась утешить Госпожу Правдица.

— Я больше не могла сдерживать... такой гнев, — сквозь слёзы, взахлёб говорила Одинокая. — Харадцы, а до них Кастамир, а до него нуменорцы, а до них племена с копьями, которые уж пять тысяч лет как забыты... Почему они все заливают кровью друг друга мои, мои воды?! Раны мои стары, и нет никого, кто был бы их старше...

— Как наши реки в конце концов вливаются в один Андуин, сильнейший из всех, объединимся и мы, чтобы выстоять против грозы с востока, — вещала Странствующая звезда, положив беспокойной сестре руки на плечи.

— Ну, я вижу, тут теперь будут царить мир да покой?! — раздался с берега командный голос Ангбора. — По коням! В копьё! Праздновать будем уже в Лоссарнахе! — Гондорское войско готовилось перейти наконец строптивую реку.

— Спасибо вам, сёстры. Пусть народы Средиземья насладятся теперь покоем у моих вод, — выдохнула Одинокая госпожа, возвещая конец самой необычайной битвы Войны Кольца. Сёстры постепенно исчезали в темноте, возвращаясь в родные водоёмы. Только Серебрянка всё-таки подзадержалась, кивнув ведьмаку, смотревшему, как мимо него движутся колонны всадников:

— Ты защитил Странствующую звезду. Признаюсь, не ожидала от тебя, что ты не останешься в стороне, предоставив нам делать всё дело.

— Я ведьмак. Должен же я как-то работать, чтобы мне заплатили заказчики, — устало сказал речной красавице Геральт.

— В любом случае, после такого подвига станцевать тебе со мной просто придётся, — озорно пихнула Серебрянка его локтем в бок. — Хоть ты по людским меркам и староват, но награду заслужил не только от людей, но и от нас.

Ведьмак хотел возразить, что у него руки и ноги еле шевелятся после битвы в воде, но Серебрянка ухватила его за руки и закружила, и Геральт почувствовал, что усталость как... рекой унесло.

Проходящие мимо гондорские ополченцы, рыцари, обозники уже не видели под покровом темноты, как кружились среди ив жизнерадостная речная дева и её партнёр по танцам. А когда круп последнего коня в войске Ангбора, захватившего реликвии Кастамира с собой, скрылся на лоссарнахском берегу, они свалились на остров с самыми золотистыми песками, и друг от друга уже не отрывались почти до самого утра.

Засим и оставим их.

— Геральт, — по лицу Лютика поползла улыбочка чёрной зависти. — Ну да?

Промокший и слегка вывалянный в песочке ведьмак оставил его заключение без комментариев — только показал профессору элоквенции большой палец.

— И как мне, грозе дам и девиц Севера, теперь быть, зная, что лучший друг наслаждался объятиями чуда из чудес — речной царевны, а меня окатили со всей дури, как последнего пьяного подмастерья, орущего ни в склад ни в лад серенады под окном? — притворно заламывал руки Лютик с ядовитейшей иронией.

— Перестань кривляться, Dh'oine. У нас как раз всё совсем невесело, — перебил его Иорвет. — Незадолго до того, как ты нас нагнал, из Харлонда вернулись разведчики. По их словам, город разнесён в прах, а на руинах хозяйничает целая орава орков. Теперь Ангбор надолго застрянет на подступах к Минас-Тириту.

— А у нас срочные депеши чуть не ко всему Минас-Тириту, — тихо застонал Геральт. Вокруг цвели розовые кусты, маки, гвоздики, которыми исстари славился Лоссарнах. Но в красных мордорских сполохах могло показаться, что три товарища едут по залитой кровью равнине.

— На западе дорога уходит к Белым горам. Я видал карты, с той стороны у столицы и ворот-то нет. А на востоке — Андуин с сильным течением, которое мы на простой лодке не одолеем. Можно его пересечь и проделать крюк по левому берегу...

— Но там же и собираются главные силы врага! — одёрнул его Лютик. — Прямо к варгу в пасть? Похоже, поцелуйчики водной хозяйки не прошли бесследно для рассудка!

— Полно тебе. Мне, Seidhe, стыдно бояться орков, когда местные задаваки Eldar ищут с ними боя. В конце концов, нас трое, и мы вместе как-нибудь пройдём. Ангбор говорил — ниже по Андуину есть потайной паром, которым гондорские следопыты держат связь со ставкой, — намекнул Иорвет.

В конце концов ведьмак, бард и эльфский партизан преодолели путь до Минас-Тирита.

Но это уже совсем другая история.

Ведьмак успел так провонять всей мыслимой и немыслимой вонью армии Мордора, что сомневался, пустят ли его и его спутников в заветный Минас-Тирит, чьи тёмнокаменные стены и белокаменные кварталы всё отчётливее виднелись впереди.

— Зараза, а мы ведь так и не нашли Фарамира. И пакет от Арагорна до сих пор болтается бесполезным грузом, — задумался он вслух.

Фарамир оказался самым неуловимым комесом, которого Геральт встречал в жизни. В заброшенном и заросшем лесом Итилиэне, таившем за густой зеленью развалины гондорских усадеб и орочьи засады, следопыты Гондора гоняли его, Лютика и Иорвета от одной стоянки к другой, и отовсюду их предводитель успевал исчезнуть. Наконец их отправили в Осгилиат — первостолицу Гондора, основанную три тысячи лет назад, одну тысячу назад разорённую и превратившуюся в поле боя Гондора и Мордора.

Чем ближе ведьмак подступал к Осгилиату, тем больше на дорогах становилось орочьих банд, вастакских и харадских конных копий, а плотно укрытые еловыми ветвями лесные тропы выводили вдруг к неописуемым мертвенным огням зловещего Минас-Моргула, столицы призраков и резиденции девяти милсдарей назгулов. В древних развалинах, исписанных углём на Чёрной Речи, мордорские солдаты и федераты строили плоты и понтоны, прятали боевые машины и боевых слонов — которых жители Средиземья почему-то упорно величали мумаками.

Наконец под самым городом освобождённый Иорветом из плена следопыт рассказал им про тайное логово, которое Фарамир оборудовал в стоках Осгилиата, вдали от недобрых глаз с захваченной орчьём и троллями поверхности. Но и в зловонных катакомбах, откуда остатки корпуса следопытов как могли, вредили окопавшимся наверху воинам Саурона, Фарамира не было. В конце концов Дамрод и Маблунг, верховодившие там, передали Геральту, что комес отдал последний приказ — уходить в Минас-Тирит разрозненными группами под покровом темноты, чтобы меньше привлекать внимание врагов.

Теперь они впятером — Геральт, Иорвет, виконт де Леттенхоф и два следопыта Итилиэна — прорывались по ночным Пеленнорским полям, изредка освещаемым сполохами далёкого Ородруина и пламенем догорающего Осгилиата. Но и тут было небезопасно: Переправная крепость уже была взята и разрушена, а её обезглавленные и расчленённые защитники стали ужином для лоснящихся красноглазых мордорских варгов.

— Мордор напирает быстро, — обеспокоенно сказал Иорвет. — Такими темпами мы и в Минас-Тирите застанем оркские патрули и какого-нибудь назгула в комендантах.

— Не получится, — покачал головой Геральт. — Не забывай, что теперь им долгонько придётся чинить свой драгоценный таран после нас. Город получил передышку денька на три.

— Хотелось бы на эту передышку попасть поскорей, — мрачно кивнул ему Маблунг. — А то перебежками от ограды до ограды и от куста до куста, прячась от харадских разъездов, и в трёх соснах можно месяц гулять.

— Глядите-ка, — пихнул Дамрод товарища в бок. — Там, кажется, началась какая-то свалка. То ли харадрим нагнали отступающих наших, то ли наши устроили вылазку — пока не разберу.

Тут со стороны Мордора что-то громыхнуло, и очередной сполох осветил весь Пеленнор как на ладони.

— Это Фарамир! Он говорил, что приведёт из столицы отряд для прикрытия! — крикнул Маблунг.

— Теперь прикрытие нужно ему самому, — сказал Иорвет. — Иначе харадрим дожмут его.

— Так что же мы стоим?! — воскликнул Маблунг.

— Командир! — окликнул комеса Фарамира Дамрод, когда пятёрка сумела всё-таки прорубиться к нему сквозь поредевшие ряды харадрим. — Мы выбрались из стоков! С нами эльф и гонцы из Пеларгира!

— Эльф? Надо же, — устало выдохнул Фарамир. Когда он развернулся в сторону ведьмака, тот увидел, что гондорский комес чертовски похож на покойника Боромира, только если бы тот был совсем молодым. "Братья", — догадался Геральт.

— Милсдарь Фарамир, вас приветствуют виконт де Леттенхоф и Геральт из Ривии, сражавшиеся на юге на стороне несокрушимого Гондора... — начал было куртуазно и политично раскланиваться Лютик, вручая командиру следопытов Итилиэна пакет от наследника Исилдура in exilium.

— Полно, светскую церемонию мы будем соблюдать уже в городе! Я не знаю вас обоих, но раз вы в дружбе с эльфом и Маблунгом, то вы точно наши союзники! А теперь к воротам, рысью! — встряхнул единственный наследник Гондора тёмными волосами. Теперь компаньоны и всадники Фарамира двигались вместе.

— Не иначе, валар о вас позаботились! Многие группы, похоже, так и пропали в полях, — сказал комес новым спутникам. — Конные южане и варги — это ведь ещё полбеды, а вот когда они налетят, тогда вы познаете, где зимуют раки...

— "Они" — это... — спросил его было Геральт, сразу вспомнивший гигантских виверн назгулов. Но тут конникам стало уже не до того — наперерез им метнулся очередной харадский отряд под алым знаменем с чёрным змеем Дамбулла.

— Метатели дротиков, — быстро сориентировался Фарамир. — Что ж, навяжем им ближний бой, не то не отстанут!

Всадники приготовились исполнить приказ комеса, но сам он не успел принять участия в схватке. Всего в нескольких дюймах справа от головы ведьмака просвистел харадский дротик, сразу за ним — ещё один. Сзади раздался хрип и звук падающего тела.

— Фарамир упал с лошади! — крикнул Дамрод. — Я займусь им, отвлеките харадрим!

Но тут же стало ясно, что одними харадрим дело не ограничится. Чёрно-красное небо разрезал неописуемо мерзкий визг, и обернувшийся Геральт увидел, как на поле спускается смердящая до одури виверна, а на ней верхом торжествующе воет её седок-кольценосец. Словно бы в ответ, в цитадели, близкой, но такой недоступной, прозвучала труба.

Гондорцев словно парализовало волной какого-то замогильного ужаса, исходящего из под чёрного плаща с капюшоном. К счастью для них, харадрим испытывали даже ещё больший суеверный страх перед чёрными всадниками, а потому спешились и замерли в поклоне. Но всё равно всё бы кончилось скверно, кабы в схватку не вмешался уже четвёртый, кажется, по счёту игрок.

— Белый всадник, — нарушил вдруг мертвецкую тишину Иорвет. — Мчит прямо сюда.

И впрямь, к ним мчался всадник, ведущий за собой целый отряд, быстрый как ветер в траве, Светозар нес его; он скакал, отбросив серый плащ, свет струился по его поднятой руке.

— Чтоб мне лопнуть, если это не Гэндальф, — усмехнулся Геральт.

Чувствуя опасный для него белый луч магика, назгул дёрнул за поводья, и виверна унеслась в сторону Андуина с пакостным клёкотом, наделав при этом чуть ли не на головы харадрим. Тут только ведьмак и бард заметили, что Гэндальф привёл с собой ещё и рыцарей-лебедей Дол-Амрота — видно, из тех, что ушли с князем Имрахилем.

— Амрот и Фарамир! — ревели десятки глоток.

Харадрим, кто успел, повскакали на коней и пустились прочь от подкреплений противника, пока не скрылись в темноте близ Раммас-Экора. Чародей в белом плаще подъехал к Геральту и Лютику и сказал:

— Как я и предполагал, наш славный ведьмак снова оказался там, где всего опасней. Теперь о Фарамире позаботимся мы, а ваша задача — как можно быстрее достичь города. Никаких "но" — Раммас-Экор прорван, и скоро вражьи стаи налетят сюда как комары. И берегитесь ударов с воздуха — эта тварь здесь не одна!

Геральт, ещё не до конца отошедший от визита назгула, потом не мог вспоминать эту скачку без, как говорится, непереводимой игры слов. Над головой у их кавалькады кружили две или три виверны, визжа и каркая. Перед глазами стояли цветные пятна от отблесков пламени Мордора и лучей Гэндальфа, которыми тот отгонял страховидл. Иорвет ещё бодрился и даже несколько раз попытался повторить подвиг Леголаса, подстрелив хоть одну назгульскую скотинку, но не слишком преуспел. А вот Лютика откровенно мутило.

Ведьмак даже не ощутил, что уже въезжает в открытые ворота Минас-Тирита, а когда окончательно пришёл в себя, обнаружил, что они уже закрыты, а вся собравшаяся на площади компания очумела примерно так же. Гэндальф утирал пот со лба. За городской стеной над полем бесновались виверны, упустившие драгоценную добычу. Виконт Юлиан Альфред Панкрац де Леттенхоф, великий поэт и профессор элоквенции, свесившись с седла, бурно блевал, марая и без того угвазданное в Осгилиате дорогое платье из Калембеля.

Но раненому Фарамиру было хуже всех. Когда Гэндальф и сопровождающий его рыцарь в "лебедином" шлеме — видимо, князь Имрахиль — сняли молодого комеса с седла, стало видно, что он без сознания, и кажется, даже не дышит.

— Хотел бы я встретить тебя при других обстоятельствах, ведьмак с Севера, о котором мне столько докладывали из Дол-Амрота, — сказал князь, словно вовсе не шевеля породистой верхней губой. — Но я рад, что вы пятеро успели на помощь Фарамиру.

— Что с ним? — спросил Геральт.

— Его рана неглубока, но, похоже в ней осталось некое колдовство. Он в слишком тяжёлом состоянии для такой раны от обычного дикарского дротика, — сказал Имрахиль. — Эй, кто-нибудь, носилки сюда!

Ведьмак на всякий случай проверил рану Фарамира медальоном — и тот взвился в воздух, натянув цепочку до предела.

— Я так и думал. Всё-таки это назгул, — помрачнел князь. — Фарамира мы доставим к его отцу в Белую башню. Хоть наместник Денэтор и не в лучшем состоянии после вестей о смерти Боромира, всё же он должен знать, что случилось с его сыном.

Тут наконец подоспели носилки, и рыцари-Лебеди принялись прилаживать их к сёдлам двух наименее взмыленных коней, чтобы доставить раненого комеса в резиденцию его сиятельного отца в лучшем виде.

— Ему будет потяжелее, чем Фродо, — задумчиво сказал Гэндальф. — Поражение развивается слишком быстро, а Элронд с его умениями остался в Ривенделле. Не знаю, справятся ли с раной Фарамира в Палатах Врачевания. Сейчас главное — не посвящать Денэтора в подробности. Наместнику надо сосредоточиться на приготовлениях к осаде.

— Гроссмейстер, наконец я могу вручить вам весточку от Арагорна, — сказал ведьмак, убедившись, что вокруг недостаточно ушей, и передал Гэндальфу лично в руки второй пакет. — Рад вас видеть в Минас-Тирите.

— Взаимно. Но с любезностями подождём до окончания этой войны. Сам видишь, враг никак не оставляет на них времени. Пока что обратитесь с Лютиком к Берегонду — он направит вас на квартиры и обеспечит пропусками на все ярусы. Вы можете понадобиться мне в любой точке города. И не забудьте спросить у него карту, а то в мирное время здесь жили пятьдесят тысяч человек, и даже старожил нет-нет да заплутает в переулках и на лестницах!

— Благодарю за совет, гроссмейстер, — Лютик так изысканно расшаркался, что в его пропахшем орочьей кровью, гарью, конским потом и рвотой наряде на него смешно было смотреть. — Иорвет, ты с нами?!

Иорвет, похоже, столкнулся в Минас-Тирите с неожиданной популярностью. Видимо, эльфов в городе давно не видали, потому что на него тут же сбежались смотреть, как на белого сло... мумака. Насилу отделавшись от толпы Dh'oine с их расспросами, гордый скоя'таэль присоединился к товарищам.

— Вот здесь и комната для вас, как раз три постели. Хозяева выехали в Бельфалас, ещё когда стало понятно, что готовится!

Берегонд привёл всю троицу в небедный дом, расположенный на третьем ярусе — в Круге Мастеров. Хотя чем выше, тем уже и теснее становились улицы, на самом деле в Минас-Тирите места хватало — множество беженцев ушли в западные провинции, да и койки в казармах чаще, чем хотелось бы, становились свободными.

— Карту вам, похоже, уже пришпилил к стене мой Бергиль. Присмотритесь к ней хорошенько, разведайте лавки и таверны, да не забудьте посетить баню, а то после Осгилиата по запаху в темноте вас могут перепутать с гоблинами! — не удержался от колкости гондорец.

— О да, — мрачно кивнул Лютик, никак не смирившийся с мыслью, что его наряд по последней гондорской моде теперь, похоже, придётся просто сжигать.

Слегка отоспавшись, ведьмак, бард и эльф на следующее утро — хотя здесь, почти в эпицентре мглы Мордора особой разницы между днём и ночью уже не было — думали, долго ли им придётся ждать дальнейших распоряжений. Впрочем, сильные мира гондорского быстро ими заинтересовались.

Раздался стук в дверь, и Иорвет открыл задвижку. Геральт и Лютик обалдели, увидев на пороге низушка в доспехе, шлеме и даже гондорском воинском чёрно-серебряном плаще, только детских размеров. Причём они этого низушка знали уже давно.

— Перегрин Тук, временно исполняющий обязанности оруженосца без портфеля его светлости наместника Гондора Дэнетора Второго, к вашим услугам! — отрекомендовался затесавшийся в Гондор хоббит, к обуви так и не приохотившийся. — Его светлость призывает вас для срочной аудиенции и доклада в Белую башню!

Примечания:

ВАРНИНГ! Здесь и далее в "Пределе безумия" будут использованы куски из "Возвращения короля".

https://mir-knig.com/read_333365-3

Для хоббита, только недавно устроившегося в Минас-Тирите, Тук-болван вёл ведьмака и его спутников по городу вполне уверенно. Ушлый низушек просто таки сиял от гордости своими доспехами стража цитадели, чёрной с серебром коттой и крылатым шлемом — хотя Геральт тихо подозревал, что ему просто выдали, скажем, детский доспех покойника Боромира.

Минас-Тириту, столице свободного мира, было тесновато в старых стенах крепости, призванной защищать с запада цветущий когда-то Осгилиат. Белокаменные дома порой выходили такими узкими, что было непонятно, как там вообще может дышать человек. Но в мирное время чисто зрительно город вмещал в полтора раза больше народа, чем тот же Новиград. Вывесок кабаков на улицах совершенно точно было в полтора раза больше — "Бочка и колесо", "Голова вастака", "Жаждущий провидец", "Убежище", "Весёлый полурослик" и многие, многие другие.

— Bloede bleadd, — не выдержал Иорвет на очередном ярусе. — Почему ворота расположены таким серпантином, что дорога с одного яруса на другой занимает битых полчаса?

— Берегонд мне говорил, что это военная хитрость, — заявил с видом знатока Перегрин. — Такой порядок остался со времён, когда Минас-Тирит был ещё Минас-Анором и не столицей, а военным городком, чтобы противник, пока доберётся до цитадели, насобирал все стрелы и камни на свою шкуру. В мирное время в стенах были и нормальные ворота, но когда стало известно, что Мордор идёт войной, их быстро заделали.

— А как ты вообще попал в Минас-Тирит? — удивился Геральт. — Вряд ли гроссмейстер Гэндальф взял бы с собой по делам большой политики того, на кого всё время бранился как вызимский скупщик краденого.

— Ну... как сказать... — замялся низушек. — Всё-таки он волшебник и знает, что делает.

Всего гондорская столица состояла из шести ярусов — Работников, Воинов, Ремесленников, Игрецов, Мудрецов и Господ — и Цитадели, где располагалась резиденция наследственных наместников. Продвигаться по ним было непросто, в том числе из-за Иорвета. Где бы ни появился эльф, его, пусть и одноглазого, встречали приветствиями — особенно усердствовала уличная детвора, которая не успела выехать вместе с родителями. В одной компании мальчишек верховодил смуглый парень, похожий на Берегонда, и, показывая на скоя'таэля, сказал:

— А вы говорите — Бергиль врёт, Бергиль врёт! Настоящий эльф с настоящего Севера!

Стражи Цитадели — сослуживцы Тука-болвана — пропустили всех четверых, не задав ни единого вопроса. За аркой врат Цитадели был двор, вымощенный белым камнем, и фонтан, искрящийся на солнце веселыми бликами. Вокруг росла яркая зеленая трава, но рядом, склонившись над чашей фонтана, стояло мертвое, засохшее дерево, и капли воды стекали с его голых ветвей, как слезы.

— Это и есть гербовое Древо Гондора? — спросил Лютик, и низушек грустно кивнул. — Да-а, sic transit gloria mundi...

Они подошли к подножию Белой Башни, или башни Эктелиона. Высота ее составляла не менее пятидесяти фатомов, а на вершине, в тысяче футов над равниной, развевался штандарт наместников. Стражи отворили перед ними высокие двери из чёрного полированного металла, и компаньоны оказались в зале, своды которого покоились на огромных колоннах черного мрамора. Вершины колонн украшали изваяния неведомых животных, ветвей и листьев, по потолку шла цветная роспись по зеленому полю. Ни гобеленов, ни занавесей, ни дерева не было в этом длинном торжественном зале. Между двумя рядами колонн застыли мраморные фигуры — судя по всему, давным-давно усопших гондорских монархов.

— Господин наместник, ведьмак Геральт, эльф Иорвет и менестрель Юлиан Альберт... или не Альберт... в общем, Лютик по вашему приказанию прибыли! — с гордым видом настоящего герольда объявил Перегрин Тук, щёлкнув босыми пятками в подражание выправке стражей-людей.

В дальнем конце зала, на ступенчатом возвышении стоял пустой мраморный трон; позади него на стене мерцало драгоценными камнями изображение цветущего дерева. У подножия трона на широкой ступени в простом кресле из черного камня сидел старик с коротким белым жезлом в руках. Это и был наместник Денэтор, сын Эктелиона.

Беседа с наместником оказалась длительной и выматывающей, как бросок из руин Осгилиата. Денэтор был въедлив и дотошен — особенно в вопросах, которые касались взятия Пеларгира. Больше всего его интересовала личность "человека, похожего на Торонгила" и связи пеларгирских изменников с неким Иссохшим Древом.

— А кто эти Dh... Люди, милсдарь наместник? — уточнил Иорвет.

— Вижу, ты не интересуешься распрями Edain, эльфийский стрелок. Может быть, господа Геральт и... ладно, Лютик что-то ведают? — продолжал Денэтор. Но ответом ему было лишь пожатие плечами дуэтом.

— Наш общий друг Митрандир, как всегда, секретничает и прячет важные сведения от союзников, — усмехнулся милсдарь наместник. — В пакете от... вашего северного приятеля было сообщение о том, что знать Пеларгира переписывается с сим тайным обществом. Заговоры против наместников, увы, не новость для Гондора. Как и мятежи под знамёнами безрассудных самозванцев, объявлявших себя потомками королей. Очередное братство заговорщиков стало величать себя "Иссохшее древо" — и сама кличка выдаёт его опасность, ибо они явно хотят не просто извести выжившего из ума деда в башне Эктелиона, — зловеще передразнил наместник уличные пересуды. — Они желают посягнуть на самые основы нашей отчизны, завещанной нам родом Элендила! Да ещё и в то время, когда мордорские рати вторжения на носу!

Ладно, мы отвлеклись. Теперь поведай нам, ривийский ведьмак, об увиденном в Осгилиате. Отчёты сотников Фарамира уже зачитывались на Совете, но взгляд человека со стороны важен не меньше, — молвил Денэтор.

Геральт, как мог, рассказал наместнику об основных пунктах сосредоточения орков и прочего баллистного мяса Саурона в руинах Осгилиата и их окрестностях.

— Мордорские лагери, по нашим наблюдениям, приютили порядка тридцати тысяч клинков и копий. В Хельмовой пади врагов и то было существенно меньше.

— Тридцать тысяч, — прокряхтел Денэтор, как если бы он тащил огромный мешок с камнями. — Прибавим ещё вспомогательное войско под Каир Андросом, и их будет сорок пять. Мы успели собрать в Гондоре и на дальних крепях дай валар пятнадцать. Тридцать тысяч, Владычица! Маблунг докладывал, что поручил вам портить стенобитные орудия орков. Насколько вы преуспели в этом?

— Шесть требушетов, три крупные катапульты, две осадные башни, — отчитался Иорвет. — Сожжены или изломаны в щепки. И ещё гигантский таран...

— Мордорцы, конечно, всё восстановят, но это придержит их в Осгилиате на несколько дней, милсдарь наместник, — уточнил Геральт. — А о Гронде, как орки зовут эту штуку, надо поговорить отдельно.

Услышав слово "Гронд", Денэтор резко упал с лица. Видимо, наместник неплохо знал о супероружии Чёрного властелина.

— Его мы не уничтожили, но поломали и подпортили колёса. Пока что он бесполезен. Но главное — это то, кого я встретил у Гронда...

Неописуемых размеров таран с головой волка был заговорён от огня, но знак Аард неплохо разрушал сложные конструкции из больших и малых колёсиков, на которых эта машина смерти должна была ехать к воротам Минас-Тирита. Рядом с ведьмаком колёсики обычным мечом отламывал Иорвет, а с другой стороны — Маблунг и Дамрод.

— Ну вот, почти всё, — выдохнул Геральт и утёр пот со лба, дойдя до, наверное, середины. — Теперь ваш Гронд надолго останется бесполезной грудой дерева и железа. Стоит теперь только сдвинуть крупнейшие колёса...

— Командиры сгонят орков, и те его в конце концов починят, — ответил Маблунг. — Но всё равно — пока восстановят Гронд и Великий мост, чтобы вывезти его на гондорский берег, пройдёт дня три-четыре! Наместник стянет силы в кулак, и Готмогу будет уже сложнее с нами тягаться.

— А кто этот Готмог? — спросил ведьмак, впервые услышавший о сем милсдаре, итилиэнских следопытов.

— Он здесь всем командует. Никто из орков или людей, которых мы допрашивали, его не видел, но все его боятся. Наверное, какая-нибудь тварь из свиты Девяти, а то и один из них собственной персоной, — сказал Дамрод.

— Полно, расходимся, — скомандовал Маблунг, приложивший ухо к земле. — Сюда кто-то идёт.

— Двигайте к стокам, — сказал Геральт. — Я прикрою отход.

Это было напрасным решением ведьмака. Не успели эльф и следопыты скрыться за грудами обломков трёхтысячелетних дворцов, ему начало мерещиться Враг знает что.

Вот под Грондом, головой чуть не под колёсами, лежит Голодир — старому товарищу по отряду Серых Плащей свернули шею и выпустили кишки... Геральт ущипнул себя со всей силы — ибо откуда здесь быть Голодиру? Наваждение исчезло, чтобы через некоторое время смениться лишь кое-чем похуже.

— Нет!

Ведьмак отчаянным криком невольно себя выдал, ибо на этот раз враг избрал слишком сильное средство. На крюке, спускавшемся словно бы из ниоткуда, висело облепленное мухами тело беловолосой девушки... Цири?! Как? Откуда?!

Про Цири обычной мордорской сволочи знать было неоткуда, значит, видения насылал сильный магик, способный хорошенько покопаться в мыслях ведьмака, или тот, кто уже делал это раньше... Аколит Сарумана? Ангмарец?

— Приветствую тебя в освобождённом Осгилиате, Геральт из Ривии, — раздался гробовой голос. Мёртвая Цири исчезла, развеялась, и на месте морока возник силуэт в красном плаще, чёрном доспехе и чёрном шлеме с открытым забралом, под которым ничего не было. Только клубилась Тьма. В руке в латной перчатке страховидла держала огромную булаву.

— Рад нашей встрече после этой долгой зимы. Тебе довелось много путешествовать. Мы оба изменились, ведьмак, но тебя я запомнил навеки. А ты? — в голосе появились издевательские интонации, знакомые Геральту до боли. Причём чисто физической.

— Зараза... Мордирит, кто же ещё! — вспомнил ведьмак своего главного противника на обломках древнего Ангмара, портившего кровь всему Северу — крепко, но недолго. Геральт был участником и свидетелем падения Мордирита, а теперь эта тварь объявилась здесь.

— Когда-то я был наместником Ангмара, держателем Железной Короны, но предательство уничтожило меня. Эльф Лаэрдан убит, а его дочь... Дочь не заслуживает упоминания.

— Неудивительно, — прохоипел Геральт, чувствуя, как начинает трещать его голова. — Именно она тебя и отправила, куда давно заслужил.

— Да, я был низвергнут в пустоту, мой желтоглазый друг. Но вскоре Король-Чародей смог призвать меня снова. Ключом ко всему был клинок... Клинок дунадана, что первым изранил меня. И пока он жив, я не могу умереть. Как ты думаешь, Голодир чувствует сейчас мой гнев, выворачивающий его наизнанку?!

Но это не важно, Геральт. Чёрный властелин даровал мне новую форму, более сильную, к ногам которой падёт Минас-Тирит. И ты встретишь свою участь под его обломками. Я, Готмог, надеюсь быть очевидцем этой минуты.

Готмог развернулся и равнодушно ушёл в какое-то своё логово. Иллюзии закончились, но голова ведьмака продолжала болеть. Он поторопился ко входу в стоки Осгилиата, пока экс-Мордирит не направил разбираться с ним орков или варгов.

— Воистину, Геральт из Ривии, твоё место действительно на службе у Митрандира. Настоящий горевестник. Троекратное превосходство врага ещё и дополняется этим Готмогом, или как там его, — молвил Денэтор, выслушав его рассказ. — Что ж, у меня нет никаких оснований не верить вам троим, что вы выступаете на стороне Гондора и искренне желаете принести пользу короне. Но чтобы оставаться в городе и иметь права на казённое довольствие, вам придётся присягнуть Гондору официально.

Возражать никто не стал.

— Возложите руки на рукояти своего оружия и повторяйте за мной: "Присягаю на верность Гондору и Наместнику сего Королевства. Обещаю открывать и закрывать уста по его приказу; быть ему послушным в деяниях и отказе от дел; пойду, куда он пошлет меня, вернусь по его зову; служить ему буду в горе и в счастье, в нужде и в изобилии, в дни мира и в дни войны, жизнью своей и смертью с этой минуты до тех пор, пока мой господин не освободит меня от клятвы, или пока смерть ее не отберет, или пока мир не кончится. Так говорю я", и назовитесь. Менестреля Лютика же, как лицо не воинского звания, сие не касается.

Геральт и Иорвет повторили формулу присяги.

— Слышу ваши слова, я, Денэтор сын Эктелиона, Правитель Гондора, Наместник Великого Короля, и не забуду их, и не замедлю справедливо воздать за верность милостью, за мужество почестью, за вероломство отмщением.

А теперь слушайте мою первую волю. Эльф Иорвет, твоё появление воодушевило Минас-Тирит. Там, где ты, там немедля собирается толпа горожан и даже воинов, готовая тебя качать. Ходят слухи, что сюда движется аж целое эльфийское войско и что возвращаются времена Последнего союза. Хотя это не так, но я думаю, что на передовой ты нужнее всего. Направляйся на северный Раммас, к отряду Ингольда, отступившему из Каир Андроса.

Ведьмак Геральт, я давно слежу за твоими подвигами в Средиземье, хотя ни в одной книге и ни на одной карте нет твоего отечества. Мне стало известно о твоём прибытии, ещё когда твоя лодка рассекала волны Андуина по следам моего злосчастного старшего сына, — и Геральт понял, что с "источниками информации" у Денэтора не хуже, чем у князя Дол-Амрота. — Хоть ты скорее охотник-одиночка, чем воитель, но ты приятно удивишься, что и для тебя есть работа в Минас-Тирите. Обратись за ней к Ратону, главному смотрителю городского водопровода. Он обычно сидит на нижнем ярусе, у себя в мастерских.

— Милсдарь наместник, я, как скромный трубадур и служитель муз, в то же время стяжавший уже немалый успех в утончённом Дол-Амроте и иных провинциях, так же желал бы быть полезным гражданам славного Минас-Тирита, хоть моё "оружие" и наделено струнами вместо лезвия, — выспренне обратился к владыке Гондора профессор элоквенции виконт де Леттенхоф.

— Тогда твоя дорога лежит на четвёртый ярус, или Круг Игрецов, как он зовётся в народе. Там тебе выпишут разрешение выступать в Минас-Тирите.

— Позволю себе осведомиться, милсдарь наместник, что стало с вашим сыном?! Мы сопутствовали молодому Фарамиру, когда он был ранен, и, признаться, несколько переживаем, — максимально по-великосветски сказал Геральт.

— Буду краток, ведьмак — он плох. Очень плох, — Денэтор помрачнел и посуровел больше обычного. — А пока что советую вам совершить прогулку по городу и где-нибудь преломить хлеб — всё равно сейчас начинается час обеда во всех приказах и палатах.

Аудиенция была окончена.

Вскоре на смотровой площадке Сторожевой скалы, разрезавшей город и нависавшей над ним, расположилась славная компания — в составе ведьмака Геральта, скоя'таэля Иорвета, мэтра Лютика и новобранца Стражей Цитадели низушка Перегрина Тука.

Внизу под этими четырьмя, устроившими на площадке своего рода пикник по хоббичьему обычаю, раскинулось море черепичных крыш Минас-Тирита, изредка разрезаемое укреплениями ярусов и небольшими зелёными островками редких и маленьких общественных садиков; за ними — Пеленнорские поля, уже оставленные деревенскими и частично выжженные вражескими разъездами, за ними — стены передовых укреплений Раммас-Экора, а дальше, к Осгилиату и Андуину тянулась уже захваченная и усеянная орочьими лагерями земля, уходящая в тёмную пелену. Когда загорались сполохи и молнии, то на том берегу можно было увидеть горные пики Эфель-Дуата, за которыми и начинался собственно Мордор.

— Как бы сурово Гэндальф тебя не отчитывал, Перегрин Тук, всё-таки в одной чисто низушьей добродетели тебе не откажешь — вкус у тебя прекрасный! — сказал одноглазый эльф, присоединяясь к трапезе. — Я не ошибся, поручив подбор угощения именно тебе.

— Не стоит благодарности, Иорвет. Тут ведь ещё проклятый пепел с востока долетает сюда и попадает в еду. А без него и без этой мглы всё было бы отлично, — сказал хоббит, болтая кучеряво-волосатыми ступнями, так забавно смотревшимися с доспехом Стража. — Было бы интересней, признаться, услышать о ваших приключениях — вы ведь втроём весь Гондор преодолели, чтобы попасть сюда. А я, кроме этих стен, ничего почти в королевстве и не видел.

— Милсдарь наместник уже замучал нас расспросами про наш путь, — отговорился ведьмак, отдавая должное буженине, которую уже заранее искусно нарезали повара любимого трактира Гэндальфа — "Жаждущего провидца" напротив государственных архивов. — Пусть лучше мэтр Лютик тебе поведает про наши злоключения, призраков, пиратов, пауков, речных красавиц и прочую нежить. Возможно, даже в стихах.

Рассказ профессора элоквенции вышел настолько красочным, что произошло историческое событие — Пиппин ради него оторвался от еды, а Геральту и реже Иорвету то и дело приходилось одёргивать его пустившуюся вскачь фантазию: "Да не так всё было!".

— Так мы встретились с героическим комесом Фарамиром, а о том, как он был сражён неким подлым магическим дротиком, и как наш отряд не без потерь прибыл в столицу, ты уже знаешь, мой мохноногий друг, — окончил Лютик. — Всё хочу тебя спросить, милсдарь Пиппин — почему Гэндальф привёз тебя в Минас-Тирит? Не по доброте же душевной!

— Это из-за палантира, да? — добавил Геральт. Сей таинственный шар, которым запустил в них в Изенгарде Грима Гнилоуст, оказался родом мегаскопа, настроенным на связь с Мордором. Ведьмак надолго запомнил разбудивший его вопль Тука-болвана той ночью, когда низушек украдкой от Гэндальфа попытался воспользоваться магическим агрегатом.

Пиппин печально кивнул. Видно было, что ему до сих пор противно даже думать о палантирах.

— Видимо, да. Но теперь меня за палантир и сандвичами не заманишь, мастер Геральт, будьте покойны! Я вообще думаю, что никому теперь не надо касаться этих камней... Никогда-приникогда! А знаете, что меня больше всего пугает... — Низушек огляделся, видя, что рядом нет лишних ушей, и добавил:

— Говорят, у самого наместника такой же камень. Где-то там, в башне, в секретной палате, куда больше никому ходу нет. И он так долго следит по нему за Мордором и его войсками и такого насмотрелся...

— Что именно поэтому его и зовут в народе "полоумным дедом из башни", — подхватил Лютик.

— Ага, — признал хоббит. Тут с нижних ярусов донёсся лязг часовых башен. Время обеда подходило к концу.

— Благодарю, милсдарь Пиппин, за истинно низушечье угощение. Если что его и портит, то пепел Мордора, в котором ты не виноват. Нам же пора вернуться к нашим прямым обязанностям, определённым приказом наместника Гондора, — сказал Геральт и засобирался вниз.

Когда они уже расходились, со стороны Осгилиата воздух разрезал мерзостный хриплый клёкот назгуловой виверны.

Примечания:

ВАРНИНГ! В рассказе Гэндальфа использован фрагмент материалов Профессора "Гондор и потомки Анариона".

http://rulibs.com/ru_zar/sf_fantasy/tolkien/0/j40.html#

Под Минас-Тиритом располагался второй, подземный город — система водопровода и канализации, туннели под которую были выбиты в скалах Сторожевого холма даже до того, как Гондор стал самостоятельным королевством. По протяжённости сеть туннелей и стоков, которая обеспечивала Тирит чистой водой, была сравнима с улицами Бри.

Всем этим хозяйством заведовал управитель Ратон, которого ведьмак действительно нашёл в одной из мастерских нижнего яруса, Круга Рабочих. По словам Ратона, в водопроводе тоже существовала своя жизнь — и умудрялась доставлять городу неприятности.

— Нуменорские искусники когда-то использовали для строительства естественную сеть пещер — так было дешевле и проще. Но теперь в неё периодически пробираются подгорные обитатели. Обычно это пещерные ящерицы, которых полно в подземных пустотах Эред Нимрайс.

— Всего лишь ящерицы? — хмыкнул Геральт.

— Да, всего лишь ящерицы — размером с собаку. И гадят они в водопровод соответственно, разносят слизь и пещерные грибки с их болезнетворными миазмами, а с голоду нападают на моих рабочих. В самых нижних туннелях, как бают лудильщики и колесники, завелась королева ящериц, Камнехвостая Старуха, и теперь они боятся даже близко подходить к её возможному логову.

— Итак, с меня требуется повывести ящериц и по возможности найти и истребить Камнехвостую? — уточнил ведьмак.

— Именно! И не забывай, ведьмак, что вместо гонорара тебе теперь причитается жалованье от короны — его ты сможешь получить в Круге Воинов, ярусом выше, в филиале казначейства завтра с трёх до четырёх часов, — строго сказал Ратон.

Выйдя от Ратона, Геральт задумался. С одной стороны, ящерицами нужно было заниматься уже сегодня, чтобы завтра успеть к выдаче жалованья. С другой стороны, вход в водопроводные туннели находился далековато отсюда — аж на четвёртом ярусе и с противоположной, северной стороны Сторожевого холма.

— Мастер ведьмак! — Геральт оглянулся на отклик и увидел Бергиля — сына Берегонда, который помогал им обустраиваться в Минас-Тирите. — Я слышал, тебя наняли ловить ящериц в водостоках?!

— Да. А тебе что — хвостов принести? — спросил Геральт мальчишку.

— Я могу тебе показать, как пройти в цистерны с первого яруса. Это в таком укромном месте, что никто уже не замечает, — предложил Бергиль.

— А тебе за это ничего не надо? — спросил его ведьмак и тут же об этом пожалел.

— Возьми меня с собой! — Видя кислую мину Геральта, Бергиль добавил: — А то я всё равно увяжусь!

Дверь — старая, рассохшаяся, заросшая кустами и слегка затянутая паутиной — обнаружилась в пятнадцати минутах ходьбы от мастерских, под стеной второго яруса. Снаружи её подпирало крупное бревно, но Бергиль его отвалил.

— Здесь. Сюда уже несколько месяцев ходить перестали. А мы с ребятами иногда лазали, но недалеко. Там дальше страшно! Там Загадочный Ходок бродит!

— Разберусь я с твоим ходоком после ящериц. Ты точно хочешь со мной? — Бергиль кивнул. — Тогда запомни — от меня в водостоках ни на шаг! А то либо съедят, либо провалишься и утонешь! — сурово предупредил ведьмак.

Перед заходом на дело Геральт выпил склянку "Волка", тревожно думая, что осталось там уже на донышке и что эффект будет уже не тем.

— Это ведьмачий эликсир. Скорость в бою повышает, — сказал он любопытно пялящемуся Бергилю.

— А мне?

— Вот тебе, — Геральт показал Бергилю комбинацию из трёх пальцев. — Для вас, мелюзги, это злой яд. Выпьешь — в жижу с дерьмом растечёшься через пять минут.

Внутри нижних пещер были факелы, но их уже с месяц, если не дольше, не зажигали. Без ведьмачьего зрения в их темноте делать было нечего. Некогда здесь были оборудованы проходы и поставлены механизмы, но они давным-давно пребывали в небрежении. И ведьмак понял, почему.

В укромных уголках, за камнями были видны гнёзда, сделанные изо всякого хлама, и кладки яиц. Чем дальше и ближе к основному протоку, тем гнёзд было больше, а из боковых туннелей слышалось чоп-шлёпанье мокрых перепончатых лап.

— Да уж, у рабочих есть все основания сюда не соваться, — сказал Геральт. От звуков его голоса шарахнулась в боковую дыру какая-то хвостатая четвероногая тень.

— Наверное, тут Камнехвостая сидит, — тихо сказал ведьмаку Бергиль. Сырость, ящеричье дерьмо и осклизлая чешуя создавали крайне гадостный запах, и он всё усиливался при продвижении вглубь.

— Кажется, вот и она. Спрячься. Это дело для ведьмаков, не для сопляков, — ответил Геральт.

Коридор выводил их в подземный зал, где с огромной высоты срывался небольшой водопадик. Видимо, это был один из подгорных источников Миндоллуина, который здесь уходил в металлическую трубу, чтобы потом питать горожан. А рядом с водопадом, на возвышении, сидела здоровенная морщинистая ящерица с обвисшим складчатым воротником, охраняя, видимо, собственную кладку. Камнехвостая Старуха.

Ведьмак поразмыслил, как её лучше достать, и придумал.

— Фокус показать? — шепнул он Бергилю.

— Валяй, — кивнул его провожатый.

Ведьмак прицелился и сложил старый добрый знак Аард, кокнув одно из ящеричьих яиц. Камнехвостую словно залихорадило, она развернулась к гнезду и стала принюхиваться, ломая голову, что случилось. Тут-то Геральт и обрушил удар меча с разбегу ей поперёк хребта. Толстая шкура смягчила удар, и гигантская ящерица выжила, но извернуться и укусить ведьмака ей было слишком больно. Печальный клёкот Камнехвостой после второго удара стального меча стал последним.

— Так работают ведьмаки, Бергиль, — крикнул Геральт своему спутнику в темноту. — Как впечатленьице?

— Ну ты здоров! — восхитился Бергиль. — А дальше как думаешь?

— А дальше я бы тебя вывел на улицу. А то мне сейчас тут предстоит лазать по тёмному лабиринту и рубить ящериц. Не очень-то увлекательно.

Но то, с чем Геральт и Бергиль столкнулись по дороге к выходу, оказалось посерьёзней ящериц.

— Смотри, Геральт! — громко прошептал сын Берегонда. — Загадочный Ходок!

Ведьмак пригляделся в ту сторону, в которую показывал Бергиль, и заметил, что со стороны нижней двери по туннелям крадётся фигура. При тщательном рассмотрении фигура оказалась человеческой, в обычном мужском платье с капюшоном. Она кралась по лестнице далеко в сторону от логова Камнехвостой.

— Надо за ним проследить, — шепнул Геральт. — Ходок этот, похоже, обычный гондорец из плоти и крови, раз пришёл из города. А ты беги домой, пока дверь открыта! Неохота мне являться к Берегонду с детским гробиком.

Убедившись, что Бергиль нехотя покинул водостоки и дверь за ним закрылась, ведьмак почти бесшумно устремился по лестнице вслед за Ходоком. Она оказалась длинной, уводящей к ярусам, уже освещённым факелами.

"Видимо, я уже под вторым или третьим кругом Минас-Тирита", — подумал Геральт. На два-три пролёта выше он увидел, как Ходок в неверном свете факелов шмыгнул в дверной проём и ускорил шаг.

За искомой дверью оказалась большая зала со сложной системой колёс и водопадом, который каменные ложа работы нуменорских мастеров разделяли на три потока — видимо, в северную, центральную и южную части столицы. А в её дальнем углу стояли те, на встречу с кем стремился Ходок. И Геральту они совсем не понравились.

Это были орки. Мелкие, словно заморышные, в не слишком прочных доспехах и с не слишком хорошим оружием. Но орки. Их было четверо, и главный из четырёх вручал Ходоку какую-то стопку. Разговор меж ними вёлся на Чёрной Речи:

— Хозяин велел отдать это вашим на развеску. По всему городу, но чтоб на нижние ярусы побольше, на те улицы, где народец поплоше.

— А где же оружие? — разочарованно спросил Ходок.

— Гарррр, мне никакого оружия не выдавали, — зарычал главный орк. — Только листовки. И вообще, что вы, людишки, вечно менжуетесь как маленькие?! Оружие отберёте сами у кого следует! А коли воины на вашу сторону перемахнут — то и отбирать не надо! Учить ещё вас, дурачьё...

— Что ж... Передайте посланцам Истинного государя, что я исполню его поручение. Клянусь Чёрной Книгой!

Ходок прошёл, таща листовки, как раз мимо ведьмака. Геральт хорошенько рассмотрел его безусое, но бородатое, как у Калькштейна, лицо с бегающими глазками. Когда Ходок направился к двери, на лестницу, ведьмак из темного угла аккуратно поставил ему подножку. Мордорский наймит споткнулся и выронил десятка два листовок из стопки, но не стал собирать их в полумраке и покрался дальше.

Ведьмаку только этого и было надо — он уже двигался в дальний конец залы, куда уходили орки. Страховидлы пытались скрыться в тесном углу за колёсами — видимо, там был очередной выход в пещеры Миндоллуина. Наконец Геральт его увидел — тесный узкий лаз, в который он сам бы уже не влез, а худосочные орки вроде этих, судя по символике на доспехах, моргульских — запросто.

Ведьмак решил ещё раз попробовать использовать знак — на этот раз Ирден. Пока он прицеливался в неверном свете факелов и концентрировал энергию, один орк успел уйти. Но трое уже не попали в лаз, словно загороженный невидимой стеной. Жалобно бранясь на Чёрной Речи, они развернулись и увидели наконец своего обидчика — Геральта с мечом наголо.

— Чароплёт гондорский, а ну открывай нам пещеру! Тогда мы тебя живьём есть не станем, сначала грохнем! — самоуверенно прокряхтел один из орков.

— Никак вы, bleadd, не научитесь, — выдохнул ведьмак, вставая в боевую стойку.

Орки сопротивлялись минут пять. Геральт подобрал их бляхи с личными номерами, поднял с плит пола одну из листовок и прочитал под факелом. Она гласила:

«Граждане белокаменного Минас-Тирита!

Ещё немного — и мы проиграем войну, ради которой наш наместник Денэтор Полоумный удвоил подати и разоряет нас хуже, чем орки! Вы рискуете жизнью и хороните отцов и братьев, пока обезумевший старец разговаривает с колдовским палантиром в своей башне, с которой плевал он на Гондор, а чванливые князья и лорды из Совета сидят у каминов в дорогих кабаках и мнут подолы нашим жёнам, сёстрам и дочерям!

Воины Гондора! Наместник бросил вас на произвол судьбы, чтобы оплакивать свой угасший род. Но история даёт вам возможность стряхнуть со своих плеч прогнивший корень порочного нуменорского племени, подавлявшего исконные народы Арды. И вы можете сделать сие в полном соответствии с законом и обычаем.

Хартия Мардила, выданная первому из наместников Советом тысячелетие назад, повелевает его роду продолжать служение Гондору у кормила власти, пока король не возвратится на престол в Цитадели. Так знайте же, гондорцы — он уже близок! Законный государь от плоти и крови Анариона, сына Элендила, ожидает за вратами Минас-Тирита, и воля его ясна.

Разгоните стражу и Совет узурпатора, распахните врата, и пусть ваш истинный законный король вступит в свою столицу во всём должном блеске. Он прекратит бессмысленное противостояние увядшей державы наместников с могущественным Востоком, отведёт от наших домов, семей и богатств гнев Чёрного властелина и ярость орков. При нём Гондор обретёт подлинное величие и подлинную мудрость в ученичестве и сотрудничестве с тем, на кого ныне в бессильной позорной злобе мнимого величия поднял немощную руку.

Наместник — война, позор, нищета и смерть.

Истинный король — почётный мир, древнее знание и процветание для ваших детей!»

— И кто же этот истинный король Гондора? Нет, А... одного-то мы знаем, но от чьего имени обращается к горожанам Саурон? — поздним вечером того же дня шушукался с ведьмаком Лютик.

— Враг его ведает. Какой-нибудь очередной пройдошистый дворянчик-самозванчик в орочьем или вастакском обозе, — выдал самую напрашивающуюся версию Геральт. — Но меня больше беспокоит, что по пещерам в водопровод свободно лазают орки. Об этом я первым делом предупредил коменданта, а о листовках — уже потом. Теперь делом занимаются власти. Ты-то как, премьера прошла с успехом?

У Лютика загорелись глаза:

— Сейчас сам услышишь, — сказал он ведьмаку, когда мимо к трактиру "Голова вастака" направилась весёлая, но ещё трезвая разношёрстная компания — гарнизонные мечники, работяги и две непритязательные девки. Они пели хором:

Про Минас-Тирит знаю одно:

Пускай супостаты со всех сторон,

И съеден припас, и скисло вино,

Но клятву дал гарнизон.

— Твой шедевр? — спросил Геральт. Автор слов и музыки скромно кивнул.

— Давай присоединимся, — предложил Лютик. — Во-первых, ужинать охота. Во-вторых, хочу насладиться триумфом ещё и после концерта. В-третьих, тут летает всякая гадость... — Словно бы в ответ барду мутную чёрно-красную мглу вместо неба прорезал клич виверны очередного назгула.

— Одна эта тварь двух кораблей твоих листовок стоит, — поёжился трубадур. — А их же девять. Пошли.

Главной достопримечательностью "Головы вастака" была, собственно, голова вастака в стеклянном сосуде, якобы вождя степняков, прославившегося своими зверствами и убитого лично прапрапрапрапрапрадедушкой хозяина ещё при последних королях. Но Геральт намётанным глазом видел, что "голова" сделана из тряпья, глины и щетины.

— Это что, друзья мои! "У мумака" через две улицы отсюда в зале выставлен целый мумак, сделанный из подручного хлама — с верёвочным хоботом и ушами из мешковины, только череп всамделишный. Зато здесь уважают ценителей трубочного зелья и разрешают подымить в зале, — раздался рядом знакомый старческий голос с лёгкой ехидцей. Гэндальф сидел тут же, на другом конце лавки, и возился со своим жарким без особых изысков.

— Mae govannon, гроссмейстер, — на эльфский манер поприветствовал чародея Лютик. — Вам, наверное, будет интересно ознакомиться с нашим открытием?!

— Я бы для начала дослушал, как местные завсегдатаи поют тебя, — ответил ему Гэндальф. — А то вместо твоей лютни, господин виконт, я весь вечер слушал, как придворные чины из Совета докладывают князю Имрахилю. Под конец даже я зевал.

Пришельцы хотят запугать солдат,

Купить, хорошую мзду суля:

Какого, мол, дурня они стоят

За каменного короля,

Который умер давно?

Так не все ли равно? — грянула из-за соседнего стола та же компания, но теперь уже под аккомпанемент скрипки и бубна.

— Вот, как раз этим наши враги и занимаются, — сказал ведьмак, протягивая Гэндальфу подмётное послание от "истинного короля".

— Так это их срывают стражники на втором ярусе, — задумчиво ответил ворчливый магик, вчитываясь в листовку. — "Истинный король"... Похоже, это подтверждает одну весьма печальную и мрачную мысль. Вы, судари мои, верно, не знаете, как кончил тысячу лет назад последний король Гондора Эарнур?

Молчание было Гэндальфу Белому ответом и знаком согласия.

— Ну и невежество... Так я вкратце расскажу. Когда в 2043 году Эарнур был коронован, Король-Чародей из Минас-Моргула вызвал его на поединок, напоминая с великой наглостью, что некогда Эарнур, сокрушивший Ангмар, не добил его на севере. С огромным трудом наместник короля Мардил сумел удержать его в тот раз от рокового шага. Поединок не состоялся.

Всего семь лет правил Эарнур, когда Чернокнижник повторил свой вызов, шипя, что Эарнур в молодости был труслив, а сейчас наверняка к заячьему сердцу добавил старческую слабость. Даже Мардил не мог более удерживать разгневанного короля, и отправился он с малочисленной свитой к воротам крепости Минас-Моргул. Ни о короле, ни о его спутниках больше никто ничего не слышал. Подозревали, что враг подлым обманом заманил Эарнура в замок, и король был замучен в моргульских застенках, — в этом месте мэтр для пущей значительности поднял кверху палец.

— Значит, Саурон везёт гондорцам в обозе лже-Эарнура? Но ведь это было так же давно, как наше Сопряжение сфер! Даже гондорские монархи столько не живут, — недоверчиво встрял Геральт.

— В том-то и дело, ведьмак-перебивак, что не живут, — укоризненно продолжил Гэндальф. — Я провёл плодотворнейшие несколько часов в Старых архивах Минас-Тирита — это настоящая золотая жила познания, если сумеешь найти, в какой шкаф служитель засунул нужный свиток на этот раз. И мне достались протоколы допроса следопытами Итилиэна некоего гнома по имени Воин из рода Железноруков.

Когда Эарнур был ещё принцем и водил войска против ангмарских орд в помощь дунаданам Арнора, Воин — молодой искатель приключений — прибился к его рати и служил гондорцам проводником в Туманных горах. В трудном пути они сдружились. Прошло несколько лет после таинственного исчезновения Эарнура, когда Воин, по делам приехавший в Гондор, узнал об этом кошмаре.

Видя, что наместник Мардил уже и думать забыл о поисках, наш гном отправился выручать Эарнура самостоятельно. Долго он бродил по Итилиэну, пока наконец не решился на отчаянное — сдался моргульскому патрулю. Воина направили разносить скудную кормёжку другим пленникам, и так он встретил Эарнура. Но в каком виде! Пытки, которым его подвергали в оплоте назгул, всё-таки окончательно сломили неукротимого короля. И когда главарь Девяти сделал ему предложение, от которого невозможно отказаться...

Когда Воин встретил Эарнура во второй раз, то всё изменилось. Узника перевели в отдельную палату, где он зубрил с утра до ночи чёрные чародейские фолианты, дали ему новое имя — Мордирит — и велели "готовиться к таинству". К какому, Воин так и не узнал — даже когда гном просто назвал своего старого друга Эарнуром, Мордирит рассвирепел и чуть не зарубил его. Он сказал напоследок, что его поведут в какие-то загадочные "Дома плача" на "пересотворение", и чтобы Воин больше никогда его не искал и забыл о нём. За это бывший Эарнур оказал другу последнюю любезность — устроил ему побег из Минас-Моргула.

Следопыты после таких речей пощадили Воина только потому, что решили — бедный гном совсем спятил от ужасов плена, а протокол допроса запрятали в Старых архивах так глубоко, что никто тысячу лет не мог его найти. Кроме вашего покорного слуги. Поначалу я был склонен считать историю Воина обычной гномьей байкой. Но после твоих, Геральт, первых свиданий с Мордиритом, и наконец теперь все кусочки мозаики встали на свои места, — закончил Гэндальф.

Лютик обронил кубок с вином. Ведьмак оставался невозмутимым, но только внешне.

— Выходит, — профессор элоквенции перешёл на заговорщицкий шёпот, — у Саурона есть в рукаве собственный король для Гондора?

— Увы, да, — убийственным голосом сказал Митрандир. — Да ещё и прямой потомок Анариона — гораздо более законный государь, чем какой-нибудь Торонгил, Бродяжник или Эльфийский Берилл. Так что ты вовремя обнаружил эту мордорскую листовку, Геральт. Она становится опасным оружием. Тяготы осады и шанс получить наконец законного государя могут сокрушить немало слабых душ.

— Зараза... А много ли мы можем им противопоставить, кроме тюрем и розог? — задумался вслух ведьмак.

— По крайней мере, добрая слава о вашей троице, бегущая по Гондору, сейчас на нашей стороне. Твои клинки, Геральт, лук нашего отчаянного Иорвета, да и баллады Юлиана, поверь мне, кое-чего стоят!

Повар-пройдоха, ловивший сетью

Глупых дроздов, чтобы сунуть их в суп,

Клянется, что слышал он на рассвете

Сигнал королевских труб.

Конечно, врет, старый пес!

Но мы не оставим пост. — в тон волшебнику допевала компания за соседним столом, заглушая треск камина.

— Но, конечно, судьба всей войны решается теперь совсем не здесь — а на тайных тропах по ту сторону Андуина, — напомнил Гэндальф. Столик погрузился в молчание — Геральт и Лютик тоже задумались о героических низушках, карабкавшихся сейчас по бесплодным кручам навстречу всем ужасам Мордора.

Ведьмак ещё не знал, что совсем скоро ему предстоит увидеть этих низушков воочию...

Примечания:

ВАРНИНГ! Здесь снова большие куски из "Возвращения короля".

https://mir-knig.com/read_333365-3

Несмотря на близкую уже осаду, на вражьи лагери под самым Раммас-Экором, на витающих в небесах чёрных всадников, Минас-Тирит до последнего делал вид, что жизнь течёт своим чередом. Лавочники и кабатчики торговали — пусть и взвинтив цены, — жулики воровали, аристократы не отказывали себе ни в чём, что успели ввезти в город до войны, а три городских театра продолжали давать представления, на которых гондорцы хоть на время забывали о назгулах, орках, дороговизне и мгле из Мордора, сделавшей день неотличимым от ночи.

Самым престижным считался Голубой театр в Круге Игрецов, посещаемый самой изысканной тиритской публикой. Но представления и концерты проходили и в зале актёрской гильдии в том же круге, и в Каменном театре на севере нижнего яруса. В этом последнем и концертировал Лютик — хотя отчаянно рвался наверх во всех смыслах.

— Главное, Геральт, в гильдии обещали мне как раз Голубой, да ещё и ободрали за протекцию! А потом выяснилось, что Голубой театр ангажирован на весь сезон группой "Мечтатели" — прости Мелитэле, самодеятельностью хоббитов и гномов из Бри! Помнишь, они там выступали на празднике сбора урожая?

— Да ладно тебе, Лютик, нормальные музыканты. В тебе просто бурлит профессиональная зависть. Они ведь в Гондоре уже не первый раз гастролируют, а мы с тобой в Минас-Тирите только третий день.

Ведьмак сидел в "Весёлом лебеде" на третьем ярусе, сиречь в Круге Мастеров, который считался купеческим кварталом. "Лебедь" пользовался репутацией самого шикарного заведения в Минас-Тирите, да, пожалуй, и в Средиземье. Здесь частенько пировали и господа — например, Форлонг из Лоссарнаха, Гирлуин из провинциального Пиннат Гелина и лорд Совета Нельдир.

Эти трое затребовали себе в "Весёлом лебеде" отдельный кабинет и просиживали там по полдня, предаваясь воспоминаниям о разудалых ошибках молодости — а иногда пытаясь их и повторить. Именно они пригласили Лютика выступить для них в "Лебеде". А трубадур, в свою очередь, предложил Геральту его угостить после очередного судного дня для ящериц в сырых тоннелях водопровода. Потому ведьмак и оказался в лучшем кабаке от льдов Форохеля до Умбара, в котором обед стоил половину полумесячного жалованья, выделенного ему правительством Гондора.

Но в этот день Геральту не было суждено испробовать якобы только что добытой в горах медвежатины, любуясь подавальщицами в платьях с глубоким вырезом и гадая, распространяется ли Лютиково угощение и на их обьятия. В "Весёлого лебедя" буквально влетел Перегрин Тук и, отдышавшись, во всеуслышание объявил:

— Денэтор, сын Эктелиона, наместник Гондора, срочно требует к себе Геральта из Ривии!

— Ты хоть эля-то глотни, глашатай, а то бежал на своих ножках через всю столицу, — протянул ведьмак непочатую кружку низушку-гвардейцу. Тук-болван с радостью её осушил. — Увы, милсдари, я принуждён оставить ваше общество из соображений высшей политики. Свой заказ я завещаю Лютику — коли уж он взялся оплатить.

— А что случилось у наместника? Шумный дух завёлся? Может, гоблины через пещеры пробрались и безобразничают? — уточнил Геральт уже по дороге.

— Он сказать не изволил. Просто велел тебе быть на самой верхушке башни Эктелиона, — дал ничего не объясняющий ответ Пиппин.

— Это там, где он, по слухам, держит палантир, от которого у него крыша прохудилась? — спросил ведьмак.

— Ага. Должен сказать, мастер Геральт, что наместник и впрямь слегка не в себе после того, как вы с Гэндальфом и князем Фарамира привезли. Понять можно — всё-таки отец теряет последнего сына, — повесил нос низушек.

— Как там Фарамир?

— Почти никак, в том-то и беда. Помните, мастер ведьмак, как Фродо в Ривенделле лежал пластом две недели? Этот примерно так же, только уже, говорят, посинел и сегодня даже горшок ему не выносили. Дышит или нет — того прислуга разобрать не может, а лекарь весь день на ногах и болтать со мной не пожелал, — пожал плечами Тук.

Разговор перешёл на вести с театра военных действий. Всё внимание минас-тиритцев теперь приковано было к северу, где остатки полков, защищавших Каир-Андрос, всё ещё удерживали укрепления Раммас-Экора и городок Критост у подножия Эред Нимрайс. С этой стороны ждали подхода роханских союзников, но рохиррим не прибывали — хотя гонца к ним Денэтор послал ещё неделю назад. Словом, царил полный туман неизвестности.

Слово за слово, Геральт и Пиппин наконец поднялись в Цитадель. В парадном зале башни Эктелиона низушек сдал ведьмака с рук на руки слугам Денэтора, которые уже повели его по винтовой лестнице в верхнюю палату.

Геральт ожидал увидеть на верхушке башни относительно светлую комнату с окнами со всех сторон, дающую круговой обзор. Вместо этого он увидел, что немногочисленные окна задёрнуты занавесями, Денэтор сидит при свечах, а рядом с его креслом на резном каменном постаменте установлен стеклянный шар, в котором словно бы крутился облачный вихрь.

Палантир.

— Никто не заходит сюда без моего приглашения, ведьмак, — сказал Геральту наместник Гондора, — а я даю его неохотно. Даже твой господин Митрандир не удостоился его. Хоть волшебник пока и друг Гондора, но я не могу даже ему доверять до конца. Он, как и ты, чужеземец, и если битва будет проиграна, просто бежит на север, оставив моих людей страдать и умирать. Но мне суждено остаться.

Денэтор встал, подошёл к Геральту и фактически за руку повёл его к палантиру.

— Когда ты столкнулся с заговорщиками из Иссохшего Древа, они наверняка внушали тебе, что наместник Денэтор рехнулся, что он целыми днями сидит, уставясь в палантир, и ничего не делает для Гондора. Но я привёл тебя сюда, чтобы показать — я всё ещё сражаюсь с Врагом, только некому оценить ту битву, что я веду в этом чертоге!

Наместник охрип от долгой речи и уже не говорил, а каркал, как ворон. Он выглядел крайне взвинченным.

— Милсдарь Денэтор, я уже немного знаком с палантирами, — сказал Геральт. — Думаю, ты используешь его для дальней разведки.

— Если ты знаком с ними, тем лучше, — кивнул Денэтор. — Загляни в глубину камня Анора, как делаю это я. Увидишь ли ты то, что открылось мне?

Ведьмак встал напротив наместника и пристально всмотрелся в центр шара, замерцавшего тусклым светом.

Геральт узнал развалины Переправной крепости, залитые заревом из Мордора. Но теперь по ним маршировала орава орков, вкатывавших и тащивших на верёвках осадные орудия — те, что успели восстановить.

— Это была последняя линия нашей обороны, — раздался словно из-за гроба голос Денэтора, — Теперь же противник выводит основные силы на равнину. Силам, брошенным на нас, нет числа!

Ведьмак хотел было напомнить наместнику и про Ангбора на южном фланге, и про Ингольда — и Иорвета — на северном. Но тут всё пропало, как будто и не было.

Картина изменилась. Теперь Геральт словно бы стоял в дубовой роще где-то у подножия Эред Нимрайс. У его ног лежал труп, утыканный вастакскими и орочьими стрелами. Рядом валялась ещё одна, сломанная красная стрела.

— Хиргон должен был вручить эту стрелу владыке Рохана, — вновь зазвучал голос Денэтора с ещё большим надрывом, — и тем самым призвать подкрепление рохиррим. Он отправился в путь неделю назад, а сегодня я увидел его мёртвым. Больше никто не придёт помочь нам. Мы остались одни — один гондорец против трёх или четырёх вражьих прислужников.

— В Хельмовой пади соотношение сил было таким же, — на этот раз успел напомнить ведьмак, желая как-то подбодрить Денэтора. — И мы оба знаем, кто победил.

— Мы также оба знаем, что у Сарумана не было назгулов, не было гигантского тарана. И с тыла на него заходили хоругвь Эркенбранда и войско ходячих деревьев. А кто в тылу армии Мордора, ведьмак? Полурослик, посланный Митрандиром по его очередному безумному плану! И я видел, где он сейчас, Геральт из Ривии!

Всё пропало, как будто и не было.

Теперь Геральт обнаружил себя посреди некоей мрачной башни, где под потолком в клетках болтались скелеты. Сквозь бойницы смердело серой, мертвечиной, орками и орочьими экскрементами. «Мордор», — догадался ведьмак.

А среди всего этого великолепия на полу валялся еле живой, полуобнажённый, скрученный верёвкой и избитый сапогами в кровь низушек. Над ним, ухмыляясь, нависал здоровенный урук. На мгновение низушек обернулся в сторону Геральта, и тот узнал Фродо Бэггинса, которого в последний раз видел ещё в Лориэне, наверное, месяца два или тысячу лет назад.

— Митрандир не делится со мной своими мыслями, — продолжал Денэтор с горькой иронией, — но я знаю о том видении, что пыталось заманить в ловушку Фарамира и отняло у меня Боромира. Это тот самый полурослик. А теперь он в лапах врага вместе с Проклятием Исилдура! Всё, всё пропало из-за глупости Митрандира!

Теперь Геральт снова был в минас-тиритской палате, но почему-то наполненной дымом, пеплом и смрадом. Денэтор, сын Эктелиона, тяжело переставляя ноги, прошёл обратно в кресло.

— Камень Анора многое открыл мне, Геральт, — сказал наместник. — Но эти открытия не вселяют никакой надежды. Что бы глупый полурослик не нёс в Мордор, оно теперь воюет против нас. И если это то, о чём мы думаем — уже неважно, сколько продержатся врата Минас-Тирита. Ты понимаешь, что мы уже побеждены?

Ведьмак потупился в пол. Если Денэтор был прав, это означало, что ему закрыта дорога назад. К Йеннифер и Цири. К товарищам-ведьмакам. В любое место, которое он мог бы называть домом.

— Меня утешает одно — работы у меня теперь в Гондоре будет навалом, — процедил Геральт, стараясь держать хорошую мину.

Но тут дверь палаты распахнулась и без доклада — сам по себе дурной знак — ворвался Берегонд.

— Господин наместник! Нас обложили! Моргульская армия готовится атаковать ворота!

Дальнейшее Геральт запомнил как во сне.

Город оказался под угрозой пожаров от чародейских огненных снарядов, и все свободные от срочных дел горожане сразу занялись тушением пламени, вспыхивавшего то в одном, то в другом месте. Потом на город посыпались предметы, менее убийственные, но более ужасающие. Улицы и переулки усеяли снаряды, которые не загорались. Когда люди подбежали к ним, чтобы присмотреться к новой опасности, раздались вопли и рыдания. Враг забрасывал город головами убитых под Осгилиатом. Многие головы были разрублены, размозжены, были совсем бесформенные, но на многих можно было узнать знакомые черты, искаженные в смертной муке. На всех было выжжено зловещее клеймо — Око без век.

Штурм, начавшийся в полночь, не прекращался всю ночь и следующий день. Гремели барабаны. С севера и юга к стенам Минас-Тирита подходили вражеские отряды — казалось, им не будет конца. Геральт дрался в общих рядах, срубал "кошки", сбрасывал со стен штурмующих, лично подпалил одну из орочьих осадных башен, откуда вскоре послышались дикие вопли. Его напрягало только, что он не видит рядом Лютика или Иорвета — пару раз их лица вроде бы мелькали вдалеке на стене.

"Меня не покидает одно чувство, — думал ведьмак. — Чувство, что это искусная чародейская иллюзия, да ещё и предназначенная не для меня".

Тем временем к главным воротам двинулись тяжелые машины. В середине на цепях качался огромный таран, словно ствол в сотню локтей длиной. Его долго ковали из железа в подземных кузницах Мордора: ударная часть его была сделана из черной стали в форме уродливой волчьей головы с ощеренными зубами и руническими заклятиями на лбу. Этот таран даже имел имя — Гронд: так в древности назывался легендарный молот Моргота. Его тащили на редкость уродливые зверюги.. Вокруг теснилась туча орков, а за ними шли тролли, силачи, которые умели им пользоваться.

Площадь перед воротами была засыпана обломками, усеяна телами убитых. Таран полз вперед. Огонь его не брал. Огромные животные, тащившие его, время от времени шалели, топтали орков, но от этого ничего не менялось — трупы отбрасывали в сторону, и место затоптанных занимали новые солдаты. Над завалами трупов появилась страшная фигура — высокий всадник, окутанный черным плащом, с капюшоном, надвинутым на лицо. Медленно перебирая копытами, его огромный конь наступал на мертвые тела, приближаясь к городу.

Стрелы летели сплошным роем, но всадник оставался невредим. Вот он остановил коня и поднял длинный белый меч. Страх сковал всех — и осажденных, и осаждающих. У людей на стенах бессильно упали руки, ни одна стрела больше не вылетела из Минас-Тирита.

На минуту наступила глухая тишина. Потом снова загремели барабаны. Мощными размахами тролли раскачивали таран. Гронд ударил по Воротам. Гул прокатился над городом. Первый удар Ворота выдержали. Тогда Черный полководец встал в стременах и страшным голосом крикнул на забытом языке заклятие, грозное, проникающее в камень и в сердца обреченных.

Трижды он прокричал заклятие. Трижды бил таран в ворота. На третьем ударе Главные Ворота Гондора раскололись, будто их разрубил невидимый чародейский меч, и в ослепительных искрах рассыпались в железную пыль. Предводитель назгулов въехал в город. Он вступал в Минас-Тирит под сводчатой аркой ворот, которые еще ни разу не пропустили врага.

Все живые отпрянули от ворот и попадали ниц. Все, кроме одного. На пустой площади у ворот ждал Гэндальф верхом на Светозаре. Из всех вольных скакунов земли один конь магика не поддался страху, стоял спокойно и непоколебимо.

— Дальше ты не пройдешь! — произнес Гэндальф, и громадная черная тень остановилась. — Возвращайся в черную бездну. Уходи! Развейся в небытие, которое ждет тебя и твоего господина. Иди прочь!

Черный всадник сбросил капюшон, под ним оказалась королевская корона. Но лица не было. Вместо головы между короной и плечами, покрытыми широким черным плащом, металось багровое пламя. Из невидимых уст раздался смех, от которого кровь застывала в жилах.

— Старый глупец! — выкрикнул Призрак. — Старый глупец! Бьет мой час! Ты смотришь в лицо смерти, узнай же ее! Твои заклинания бесполезны. Умри! — Он поднял длинный меч, по его клинку пробежало пламя.

Геральт сам не понимал, как он оказался тут, у врат на площади Торондора — верней, на её развалинах. Он хотел рвануться было на помощь Гэндальфу, но не мог ни пошевелить ногами, не выхватить меч. То ли это были заклинания назгула, то ли иллюзия работала так, чтобы он оставался лишь наблюдателем.

— Умри сейчас же! — и Король-Чародей нанёс чародею в белой хламиде неотвратимый удар. Мэтр Гэндальф, почти перерубленный напополам, пал к сапогам нового победителя. До Геральта едва донеслись его последние слова:

— Ты должен... защитить... Перегрина... — Тут ведьмак заметил, что снова получил способность к движению. Он услышал крик Лютика.

— Скорей! Геральт! Выручим низушка и бежим отсюда! — Не успел Лютик договорить, как харадская стрела прилетела ему прямо в горло, и виконт де Леттенхоф, заливаясь кровью, отправился следом за волшебником.

— Зараза, — прорычал Геральт. Времени оплакивать Лютика не было, и он, прорубая ведьмачьим мечом себе дорогу через орочье и человеческое копейное мясо, метнулся к Сторожевой скале — каким-то чутьём он догадывался, что злосчастный хоббит именно там. По пути он видел, как мордорская армия, будто прилив нечистот, затопляет пылающие улочки Минас-Тирита, как гибнут под клинками и топорами в неравном бою князь Имрахиль, Форлонг, Берегонд, Дамрод, Маблунг — все, кого он мог припомнить.

Но главное разочарование ждало ведьмака на Сторожевой скале. Там уже восседал Готмог — или Мордирит, или Эарнур, или как там эту курву — с почётным караулом из уруков. Под их ногами на последнем издыхании в луже крови лежал неведомо как попавший сюда Иорвет.

— Где наместник?! — бушевал дохлый король. — Найдите мне этого самозванца!!!!

— Я тут, негодяй! Я сражаюсь за своих людей! — Денэтор вылетел навстречу Готмогу даже без доспеха, в своём цивильном камзоле, с трудом размахивая тяжёлым мечом. Конечно, для мордорской твари он был не соперник, и вскоре, поваленный и обезоруженный, уже стоял на коленях, пока Геральт ещё отбивался от орков.

— Мой господин!!! — раздался пронзительный вопль на грани визга. Ведьмак обернулся и увидел маленькую фигурку Пиппина, мчащуюся на выручку со своим будто бы игрушечным мечом.

— Беги, юный Перегрин! — вскричал Денэтор, но один из уруков пнул его прямо по голове.

— Беги, Тук-болван!!! — заревел Геральт и, расшвыряв загородивших ему дорогу орков знаком Аард, бросился в сторону низушка, чтобы прикрыть его и вытащить из города.

"Странно, вроде бы в присутствии этой мрази Знаки не должны работать вообще, — поймал себя на тревожной мысли ведьмак. — Хотя если это иллюзия или наведённый Мордором бред..."

— За ним!!! — услышал Геральт за спиной крик Готмога. Пиппин бежал по Сторожевой скале к самому её концу, откуда можно было только броситься и разбиться. Но напрасно. Кто-то из назгулов спикировал на своей крылатой твари, её когти — каждый размером с самого низушка — ухватили маленькую фигурку и потащили ввысь и вдаль, на восток, в Мордор.

— Теперь ты понимаешь?! — вновь раздался необычно гулкий голос Денэтора. Ведьмак обернулся. Наместник Гондора стоял уже по горло в огне — видимо, Готмог сжигал его при помощи чар — но на его лице при этом не было никаких следов мучений, которые Геральт сотни раз видел у горящих на костре.

— Такова участь, которая ждёт нас, и, похоже, нам её не избежать. Этот проклятый камень ещё ни разу не обманывал меня, ривянин. Думаешь, он соврёт мне теперь? — Множественное эхо, порождаемое голосом Денэтора, оглушало ведьмака. Всё завертелось вокруг него, как в калейдоскопе, и смешалось в матово-серую кашу, озарённую откуда-то изнутри тусклым светом.

Ведьмак настороженно озирался вокруг, всё ещё не веря своим глазам.

Геральт снова стоял у палантира наместника Денэтора, сам наместник, закрыв лицо рукой и словно съёжившись, но без следов меча и огня, стоял напротив. Никаких признаков взятия города в палате не было. Только сбегавший по лбу ведьмака холодный пот напоминал о том, что он только что увидел в камне Анора.

— Теперь ты видишь, что предназначено нам всем, великий охотник на ящериц, — с брезгливым сарказмом вымолвил Денэтор. — Всё, на что мы делали ставки, погибло. И помощь рохиррим, и Митрандир с его многоходовками, все планы терпят крах.

— Похожие печальные картинки, милсдарь наместник, мне давеча показывала в зачарованном пруду одна эльфская королева. Но предупредила меня, что её вещее Зеркало показывает только вероятное, но не предопределённое. Рискну подумать, что и твой палантир ведёт себя так же, — сказал ему Геральт, когда разум его начал проясняться.

— Вероятности, — хмыкнул Денэтор. — А знаешь, какая вероятность тревожит меня более всего? Что «истинный король» Иссохшего древа и та особа, о которой при мне пару раз чуть не проболтался полурослик Перегрин — одно лицо, что он стакнулся с Мордором в надежде заполучить престол своих двоюродных предков. Интересно, если это правда, знает ли об этом Митрандир? Может быть, и вы с Лютиком подосланы им?!

Даже если это так, можешь быть спокоен. Кольцо осады скоро замкнётся. Натиск на севере крепчает, и отряды из Критоста и с северного Раммаса придётся уводить. Гронд уже восстанавливают, и может быть, уже сегодня он постучится в наши ворота. Твой наниматель Митрандир любит рассуждать о надежде, но на что можем теперь надеяться мы, здесь и сейчас?! В кабаках и на улице болтают о безумии наместника, но сколько теперь в Минас-Тирите людей, рассуждающих как я? Уверен, не одна сотня.

— Пока ещё не поздно, милсдарь наместник, — прервал его зациклившийся монолог ведьмак, — стоит послать навстречу рохиррим ещё одного или двух — для верности — вестников. Я достаточно хорошо изучил роханцев, и если им доставить сообщение, то уверен, что Рохан явится.

— А проку в них теперь?! Они придут на пепелище с орками, набившими животы нашей плотью. Нет, я не стану больше никого отправлять вслед за Хиргоном во всех смыслах. Пусть воины Гондора встретят смерть у себя на пороге, а ты, если желаешь, сгинь в лесах сам, Геральт из Ривии. Мне безразлично, где ты и твои дружки-чужестранцы будут застигнуты своей судьбой. Ступай! — отрезал Денэтор. — Аудиенция окончена.

Геральту всё ещё мерещились оравы орков на улицах, крики умирающих и насилуемых, и поэтому всю дорогу вниз по лестнице он тряс головой, бил себя по щекам и пару раз с силой, до кровоподтёков, себя ущипнул, чтобы окончательно согнать наваждение Саурона.

— Чума, сифилис и проказа, — в сердцах вспомнил он любимое ругательство Трисс Меригольд.

Выходя из башни Эктелиона, ведьмак сгруппировался было в боевую стойку и выхватил меч, но это оказалось излишним. По крайней мере, в Цитадели всё было спокойно и тихо — хотя в небесах опять завизжал то ли назгул, то ли его скотина с перепончатыми крыльями. Кроме него, тишину вокруг иссохшего Белого древа нарушали только знакомые голоса:

— ...а этот наглец Горд Данли из "Мечтателей", брийская деревенщина, мне предложил, что так уж и быть, договорится, чтобы меня пустили в "Голубой театр" выступать у него на разогреве! За десятую долю от сбора! Пусть радуется, что я не такой варвар, как он, а не то я бы сломал его теорбу ему же об голову! Давненько меня так не оскорбляли! И я, разумеется, гордо отказался: "Я лучше в "Весёлом лебеде" буду подавать девкам ананасную воду!"

— Я понимаю, мастер Лютик, что менестрели никогда доброго слова друг о друге не скажут, но на мой хоббичий вкус "Мечтатели" — это вполне сносно, хотя куда им, конечно, против тебя. Да ведь они и в Минас-Тирите уже второй раз, а ты, сударь...

Лютик и Тук-болван болтали на скамейке под статуей очередного короля Гондора — кажется, злосчастного и последнего Эарнура, — и ни один из них явно не был убит харадрим, растерзан орками или обесчещен вивернами.

— Лютик, bleadd... Пиппин-низушек! A dyeabl aep arse!!! Вы живы?! — набросился на них чуть не с обьятьями и поцелуями Геральт.

— Геральт! Ты что творишь?! Да что с тобой такое?! Что с нами могло тут произойти за полчаса?! — ошалел трубадур.

— Полчаса?!

— Да, я тебя совсем недавно проводил на аудиенцию к наместнику, — показал Перегрин Тук на большие водяные часы меж цветочных кустов.

— Зараза... Рассказать?!

И ведьмак рассказал барду и низушку о кошмарах наяву, которые показывал ему палантир — правда, о горькой судьбине Фродо Бэггинса упоминать не стал. Лютик помрачнел, Пиппин тоже пригорюнился.

— Дааа, этого я и боялся. Лучше тебе, мастер Геральт, поделиться такими новостями с Гэнд... ой, Митрандиром...

— Ладно, здесь все свои, мой босой друг, — ответил ему профессор элоквенции. — С Гэндальфом так с Гэндальфом. Он, как обычно, предаётся глубокомысленному табакокурению у Фонтана.

— Кстати, мастер Лютик, а что такое ананасная вода? — пользуясь паузой, спросил низушек.

— Итак, камень Анора остался в Минас-Тирите, — вздохнул гроссмейстер Гэндальф, оторвавшись от пускания колечек. — Я долго гадал, так ли это. Конечно, Денэтор всегда славился на весь Гондор своей неподатливой волей, но если он решил получить преимущество над врагом, используя палантир...

— Боюсь, мэтр, враг уже получил преимущество над его рассудком. Наместник, похоже, сломался. И это произошло на моих глазах, когда он предложил мне взглянуть в камень. Я не осуждаю милсдаря наместника. Один его сын двумя ногами в могиле, второй — одной, а теперь ещё и это... — ответил Геральт.

Гэндальф крепко задумался, запустив руку в бороду и взявшись за подбородок. Наконец он сказал:

— Всё-таки я сомневаюсь, что вам показали настоящую осаду. Есть масса мелких неправдоподобных подробностей — например, твоя реакция на назгулов не совпадает с доподлинно нам известной. Или то, как ты метался беспрепятственно с места на место, как в книге, где сочинитель опустил всё лишнее. Конечно, неизвестно, чтобы палантир лгал, но... скажем так... Его видения могут сбыться, а могут и нет.

— То есть, он всё-таки работает так же, как зеркало Галадриэль?

— Снова вижу старую добрую смекалку ведьмака, наконец-то, — не удержался от колкости чародей. — Он показывает вначале действительное положение вещей, а потом вероятности, из них вытекающие. То есть, гонец Хиргон действительно мёртв, и если никто не продолжит его дело, то Минас-Тириту конец. Наместник Гондора уже подошёл к пределу безумия, но если все его подчинённые впадут в оцепенение вслед за ним, то этот предел пересечёт весь Гондор, всё Средиземье.

— Об этом я и говорил Денэтору, но он и слушать не захотел, его уже пришибло, — заметил ведьмак. — Мы можем устроить вылазку...

— Но ещё больше меня беспокоит юный Фродо, учитывая, что было доверено ему. То, что наш общий друг хоббит попал в Мордоре в беду, само по себе неудивительно — но грустных последствий для всех не отменяет. Одна надежда — палантир не показал Сэма, он может быть как убит или пленён в другой темнице, так и разгуливать на свободе.

Но полно — тут мы не можем сделать ничего, а исправить положение с красной стрелой как раз в нашей власти. Твоё предложение совершенно правильно, и знаешь что? Претворяй его в жизнь сей же час! Времени мало, в Осгилиате уже почти готов Гронд — работы над ним видны даже со стен, — молвил Гэндальф.

— Тогда, как говорится, namarie, гроссмейстер, — блеснул Геральт познаниями в синдарине.

Ведьмак, получив Плотву на конюшне, заехал ненадолго на свою казённую квартиру на втором ярусе и быстренько собрал дорожный мешок, прихватив те эликсиры, запасы которых успел пополнить. Тут в дверь вошёл Лютик.

— Итак, я угадал? Гэндальф посылает тебя гонцом в ставку Теодена Роханского?

Геральт кивнул и отпил воды из кувшина.

— Знаешь... Я с тобой, — неожиданно сказал Лютик.

— Ты в порядке? Ты-то вроде не смотрел палантир, — слегка опешил ведьмак.

— В твоём обществе в лесу со страховидлами мне несколько спокойнее, чем в городе, который вот-вот возьмут в осаду и правитель которого одержим чёрной меланхолией, — сказал виконт де Леттенхоф. — А если что... Ну ты ведь помнишь Хельмову падь?!

— Да, ты там нас всех приятно удивил, — сказал ведьмак. — А кто будет петь для гондорцев?

— Я уже оставил им песню — ту, которая для них нужнее всего. Ну что, поехали? Бурогрив уже под седлом, накормлен впрок и взнуздан.

— А как же ветвистые бодливые рога тана Дунгера? — спросил Геральт.

— Bleadd, об этом я как-то забыл, — покраснел бард. — Что ж, постараюсь не попадаться ему на глаза.

Через пару минут два всадника — беловолосый с двумя мечами за спиной и нарядный с лютней за спиной — проскакали к площади Торондора. Мимо них прошли свежеповёрстанные ополченцы, которых Берегонд обучал строевому бою пиками. И они грянули:

Меркнет в могилах лунный свет,

Но бури от моря катится рев.

Они содрогаются в гуле ветров,

Старые кости в трещинах гор!

— А ну стоять! Куда вас Враг несёт?! Только что пришёл приказ от наместника сворачиваться и отступать в город! — рявкнул комес Ингольд, командующий на северном периметре, двум конным, приближающимся к его отряду. Гондорцы, отбив очередной натиск орков и вастаков-сухаларов, готовились, пользуясь передышкой, сняться с позиций и отойти под защиту стен Минас-Тирита.

— Squaess'me, командир, это проверенные мной люди, и я за них ручаюсь, — сказал ему Иорвет.

— Разберусь, — отрезал комес. Когда Геральт и Лютик предъявили ему пропуска за подписью мэтра Гэндальфа, он проворчал:

— Нами пока ещё наместник командует или этот серый бродяга?

— Во-первых, уже белый. А во-вторых, похоже, что уже именно бродяга. Я видел наместника часа три тому назад. Он так поражён горем, что ему с трудом даются важные решения, — сказал часть правды ведьмак.

— Проклятье... Ну будь по-вашему, Митрандир хоть нас точно не продаст, — сказал Ингольд. — Только как вы проедете? В поле отсюда до Критоста хозяйничают вастакские разъезды, а если вы доберётесь до Критоста и пойдёте через Друаданский лес, то там тракт наглухо перекрыт орками.

— Разрешите, комес, — вступил в разговор Иорвет. — За Критостом, у подножия гор, начинается Серый лес, и туда как раз орки не суются. Более того — когда я был там на разведке, то на опушке валялась груда убитых Yrchi.

— Всё-таки мало ли что там может быть пострашней орков, — недоверчиво покачал головой Ингольд.

— Я ведьмак. Охотник на, курва их мать, чудовищ. Я пройду там, и мой спутник пройдёт, — заверил Геральт.

— Тогда пропустите их! — скомандовал гондорский комес часовым. — В добрый путь!

— Va faill, vatt'ghern, — поднял руку в прощальном жесте Иорвет. — Доброго пути и тебе, Лютик. Говорят, все, кто ещё не готов сдаться, распевают твою песню, и уже этим ты поднял себе цену раз и навсегда.

— Va faill, Iorveth, — ответили героическому скоя'таэлю компаньоны, и вскоре и след их простыл в сгущающихся мглистых сумерках.

Ведьмак и бард ещё вернулись в Минас-Тирит — дважды, и третий их въезд в город стал последним.

Но это уже совсем другая история.

Ведьмак слез с лошади на поляну и осмотрелся.

В отсветах мордорского багрового зарева на багровой траве лежали два тела — кажется, человеческих. Одно из них было обезглавлено. Геральт взял наизготовку стальной меч и подошёл поближе. Он чувствовал, что где-то уже видел эту поляну на дороге за Критостом.

"Будь я утопец, если это не та самая поляна, которую показывал палантир и где убили Хиргона. Но кто из них Хиргон? И кто это сделал? Вастаки? Орки?".

Ведьмак оглядел труп, которому голову не отрезали. На гонца Хиргона лицом он был непохож. И вообще, похоже, трупом не был — когда Геральт присел на корточки, рассматривая его, он тяжело повернулся и глухо замычал от боли.

— Ты... из города? — простонал раненый и яростно закашлял кровью. Похоже, всё-таки он был не жилец. Ведьмак кивнул.

— Ты должен знать... Это Хиргон... Он вернулся из Рохана... Теоден придёт! На... помощь... — речь раненого прервала вторая волна кашля. — Мордорский лагерь... стоял у нас на пути... Мы свернули... на старую дорогу... через Серый Лес... Но эти ублюдки... догнали нас... Хиргону отрезали... го... ло... ву...

На минуту-другую гондорец замолк, видимо, собираясь с силами, и наконец сказал:

— Им не пройти... Нужен другой... путь... — Гонец закашлялся в третий, последний, раз, сник и затих. Ведьмак послюнявил палец, поводил перед его носом и понял, что он перестал дышать.

— Зараза...

Лютик, спешившись, ожидал Геральта в кустах, карауля Бурогрива и Плотву и бормоча себе под нос какие-то очередные вирши. Наконец ведьмак возвратился и с места в карьер сказал:

— Две новости, Лютик, хорошая и плохая. Плохая — тракт на Рохан действительно перекрыт, и там действительно целая свора орков. Хорошая — король Теоден получил-таки красную стрелу и выступает сюда. Только непонятно как...

— А как тогда мы к нему проберёмся? — не понял трубадур.

— Кажется, один способ есть. И если он безопасен, то мы поделимся им с рохиррим. Я пойду на разведку, оставлю тебе пару меток, чтобы ты нашёл меня. А ты скачи в Критост, если он ещё не окружён, и передай гарнизону два слова "Рохан явится!", — инструктировал его Геральт. — До Минас-Тирита уже не дойдём — там к этому времени будет больше орков, чем ты перепортил девок отсюда до Оксенфурта.

Так они разъехались — виконт де Леттенхоф поскакал радовать гондорцев, а Геральт из Ривии — искать старую дорогу и Серый Лес.

Ведьмаку раньше приходилось слышать про каменоломни в Старом Анориэне, на северном склоне Эред Нимрайс, где добывали известняк для Минас-Тирита, но со временем то ли выработали, то ли — как шушукались в городе — докопались до некоей подземной страховидлы, почти как краснолюды в своей Мории. Так или иначе, карьеры были заброшены и дорога, ведущая к ним — тоже.

Арки моста, пересекавшего речку Анордуин, уже облупились, обвалились и поросли вьюнком. Судя по брошенным рогаткам от конницы и жаровням, здесь ещё недавно была орочья застава, но мордорцы почему-то побросали всё и убрались подальше.

"Уж не те ли барабанщики из леса их спугнули, о которых рассказывал Иорвет?" — задумался Геральт.

Ведьмак пересёк мост и направился по мощёной ещё во времена Элендила, но полузаросшей дороге в полную неизвестность. Здесь он услышал цокот копыт за спиной и быстро развернулся, ухватив рукоятку меча. Но это был всего лишь Лютик.

— Как там в Критосте? — спросил Геральт.

— Всё лучше, чем я думал. Саурон ими не заинтересовался — основные силы ушли на столицу, а на Критост бросили каких-то бородатых степняков в кожаных штанах. Когда я подъезжал к городу, они как раз улепётывали обратно на Каир Андрос. Я вот насилу вырвался от солдат — когда услышали, что Рохан явится, хотели качать меня, — выдохнул бард.

— Тогда вперёд, — сказал ведьмак. — А то если верить покойному гонцу, Рохан сам себя не явит.

Серый лес действительно оправдывал название — меж вполне живыми деревьями серело голыми ветвями и множество буков, засохших неведомо от чего. А на опушке гостей встречала груда убитых орков.

— Кто же их так? — задумался вслух Геральт. — Гондорцы в Друаданском лесу не селятся. Есть, конечно, маяки на Сигнальных холмах, но что-то они не горят. — Ближайший холм, Амон Дин, действительно безжизненно чернел над лесом, готовясь слиться с темнеющим небом на западе.

— Я догадываюсь, — ответил Лютик. — В Минас-Тирите мне рассказывали о лешаках, или друэдайн, как их называют на синдарине. Это местные дикари, вроде как остатки древнейшего племени на земле Гондора. Ещё задолго до прихода сыновей Элендила их вытеснили в Друаданский лес более цивилизованные племена, а большинство перебили. С тех пор они носу оттуда не кажут, но и тем, кто сунется в их дебри, тоже уготован пучок отравленных стрел.

Геральт осмотрел один из орочьих трупов и действительно нашёл застрявший в теле обломок стрелы. Ведьмак вынул его из раны и увидел, что наконечник не металлический, а костяной, как у оленеводов Форохеля. Тут только ведьмак обратил внимание на глухой стук со стороны чащи.

— А вот и барабаны, — сказал он.

— Может, зря мы к ним потащились? Не хочется кончить жизнь на груде дохлых орков с отравленной стрелой в животе, — стал рассуждать Лютик.

— Думаю, что с тем, кто воюет с орками, мы споёмся. К тому же один из нас — профессор элоквенции. Времени мало — Минас-Тирит скоро начнут штурмовать, — отрезал ведьмак, и оба гонца продолжили движение вперёд.

Хотя Серый лес и выглядел печально, но живности в нём хватало — когда гондорцы забыли о старой дороге, на неё постепенно высыпали лисы, кабаны, зайцы, пару раз пробегал даже непуганый белый олень. Было ясно, что друэдайн-лешаки с голоду здесь не помрут.

Постепенно Друаданский лес густел, темнел, дорога становилась всё более заросшей, а тени меж деревьев — всё более зловещими. Какие-то древянистые существа, скрипя, бродили меж елей по склонам — то ли гворны, то ли древесные тролли. Изредка в чаще по обеим сторонам дороги загорались глаза — и не только парами, но и гроздьями, свидетельствующими о присутствии арахноморфов. Изредка из чащи по обеим сторонам дороги доносился вой — и совсем не волчий.

Геральт остановил Плотву и полез в сумку с эликсирами — они могли пригодиться на этой дороге в любой момент. Поразмыслив, он остановил свой выбор на "Филине" — запасы "Волка" пополнить в Минас-Тирите так и не довелось — и присовокупил немного "Ивы" на случай, если придётся иметь дело с троллями.

— Геральт! — окликнул его Лютик. — Там, кажется, прямо на дороге паук! Размером с баллисту!

За поворотом действительно виднелся силуэт гигантского арахноморфа — но совершенно неподвижный и с потухшими глазами. Похоже, тварь была уже мертва. Аккуратно объехав его стороной, компаньоны обнаружили невероятное — брюшко и частично лапы паука были кем-то съедены.

— Странно. У арахноморфов таких размеров природных врагов не бывает — разве что себе подобные или драконы. Может, виверны назгулов им полакомились? Но виверна бы отравилась... — недоумевал ведьмак.

Из леса, на этот раз довольно близко, снова раздался тот самый вой — не волчий и не назгулий. Геральт вспомнил, где слышал эти завывания в последний раз — в заросших грибницей мрачных закоулках Каменных оснований Мории, где в зловонном тумане бродят искажённые, противоестественные и вечно голодные существа.

— Убираемся отсюда. Немедленно. Шевелись, Плотва!!!

Опасное место осталось позади. А ещё примерно через четверть часа ведьмак заметил на обочине дороги странные следы.

— Интересно, Лютик. По очертаниям стопы это человек, взрослый мужчина, а по размерам — скорее краснолюд, если не низушек.

— Наверное, это лешак. Может, их становище где-то рядом? Попробуем договориться с ними о ночлеге — в конце концов это самые безвредные лесные обитатели, похоже, — предложил менестрель.

— Мысль неплохая. Хоть они и не слишком гостеприимные, но вполне могут знать, где находятся рохиррим, — согласился Геральт.

Следы вели в сторону от дороги, и поначалу компаньоны едва не пожалели, что пошли по ним. Но впереди показался огонёк костра и вновь зазвучали барабаны. В месте, где обустроились лешаки, вряд ли следовало бы ждать нападения.

И всё-таки нападение случилось.

— Уоуй! — воскликнул Лютик, когда что-то вышибло его из седла. Геральт соскочил сам, как раз вовремя, потому что следующий камень — или ком земли — пролетел над его головой.

К ним приближался довольно крупный лесной тролль, протягивая вперёд лапы, плавно переходящие в узловатые корневища. Ведьмак сложил знак Аард в надежде отломать страховидле сучковатые "пальцы". Он промахнулся, но едва не уронил тварь. А пока та восстанавливала равновесие, Геральт уже подкатился к ней и нанёс удар по другой руке.

Чудище завизжало от боли, потеряв деревянную "кисть", но оставшейся лапой сумело схватить своего обидчика за шиворот, даже слегка запустив сучки-пальцы в мясо на загривке. Ведьмак, дорого продавая свою жизнь, нанёс пару ударов мечом по руке, но всё-таки древесный тролль швырнул его оземь — хотя и не так высоко, как рассчитывал.

У Геральта страшно саднил отбитый о корни зад, но главное — он выронил меч. Тролль наступил на оружие, не давая ведьмаку поднять его, и занёс лапу для удара. Но тут барабаны забили особенно громко.

Страховидла замерла, а в воздухе раздался характерный свист стрел. Одна из них угодила древесному троллю в плечо и без того раненой лапы, и он, скрипя, побрёл восвояси.

— Геральт... — простонал Лютик, с трудом поднимаясь на ноги и держась за поясницу. — Лешаки...

Барда и ведьмака окружили несколько человечков, приземистых, но крепко сложенных. Ростом похожие на краснолюдов, они всё же слегка отличались от них формой черепа, и заметно отличались плохо растущими бородами и отсутствием одежды. На них были только набедренные повязки из козьих шкур, а смуглые тела были расписаны белыми узорами.

Предводитель лешаков — темноволосый коренастый мужичок с приткнутой за пояс головой орка — подошёл к Геральту, ударил копьём в землю и сказал на ломаном вестроне:

— Я заметил тебя много давно. Ты лес закрытыми глазами ходишь. Я Кор-бури-ган, сын отца Ган-бури-ган. А ты кто? Ты зачем дру в лес ходил?

— Я Геральт. Это Лютик.

— Видите ли, милсдарь охотник, — начал упражняться в элоквенции Лютик, — у нас тут маленькое происшествие. Мы с Геральтом ехали искать наших друзей, всадников из Рохана, которые едут бить орков...

— Вы горгун бить ходили? — недоверчиво спросил Кор-бури-ган. — Мы поганых горгун много-много били на опушке. Они нас ловили, жарить хотели. Теперь горгун волки поедят или дхегун в дыру заберёт. Враг горгун — друг дру. Лошадник — друг дру. Геральт — друг дру, — и, подумав, добавил. — Лютик — друг дру.

Геральт хотел уточнить, кто такой дхегун, но сначала решил перейти к делу.

— А где нам найти лошадников?

— Я Кор-бури-ган, мне лошадники нельзя. Чужим только с вождём можно дело говорить. Дру Бхута идите, мы Дру Бхута идём. Дру Бхута вождь говорить будет.

— Кажется, первый контакт состоялся... — сказал виконт де Леттенхоф ведьмаку.

Примечания:

Часть опять содержит небольшой отрывок текста из "Возвращения Короля".

Ведьмак, спотыкаясь о бесчисленные корни, шёл в окружении военного отряда лешаков неизвестно куда. Именно шёл, а не ехал — после того, как Плотва и Лютиков Бурогрив, спасаясь от древесного тролля-"гурдоса", как называли его Druedain, едва не переломали себе ноги, нагружать их собой компаньоны не рискнули.

В лесной темноте, где меж деревьями в просветах изредка краснело зарево Мордора или желтели глаза друаданского зверья, Геральт и Лютик брели вместе со своими дикими провожатыми около часа. Могли бы, наверное, и короче, но места, откуда слышался знакомый уже компаньонам вой, лешаки обходили десятой дорогой. Кор-бури-Ган, отплёвываясь от источника воя и теребя свои амулеты, при этом бормотал загадочное слово "дхегун" — видимо, так назывались эти твари, способные сожрать половину гигантского паука без вреда для себя.

По дороге профессор элоквенции заметил, что четверо лешаков несут на закорках неподвижное уже тело своего товарища, утыканное стрелами. Лютик снял берет, молча поклонился и спросил Кор-бури-Гана:

— Простите, милсдарь лешак, а как звали безвременно усопшего? — И видя, что Кор-бури-Ган не понимает его манеры изъясняться, сделал рукой жест в сторону тела. — Кто это был?

Кор-бури-Ган отвёл барда в сторону и тихо-тихо ему сказал.

— Горгун Бам-бури-Ган убили. Ган-бури-Ган сын, Кор-бури-Ган брат. При живых мертвец никогда не показывай, потом все в его след сойдут!

Наконец лешаки выбрались на забытую гондорскую дорогу, которую вовсю пересекали без опаски не хуже прочих лесных жителей. Пройдя по ней около стае направо, на северо-запад, отряд свернул налево. Там в подступавших к самой дороге меловых скалах Эред Нимрайс обнаружилась узкая щель, в которую лесные охотники протискивались по одному. Лютик и Геральт преизрядно перемазались в мелу, пока прошли через неё.

— Заметил, Лютик? Барабанный бой идёт из-за этой щели, — обратил внимание ведьмак.

За тайным лазом обнаружилась несколько более широкая тропа, уходящая вверх в горы. По обеим сторонам входа на тропу стояли уже знакомые ведьмаку по Дунхарроу статуи-пукельмены — грубо вытесанные из известняка пустоглазые пусторотые идолища.

— Окво-курьо! — сказал ему Кор-бури-Ган с таким видом, как будто бы это что-то объясняло, и ловко отхватил ножом — явно гондорского происхождения — два куска сырого мяса у одного из двух добытых его людьми кабанов, возложив их к подножиям пукельменов.

— Думаешь, это их работа? — шепнул Геральту Лютик.

— Вряд ли. Кто-то, наверное, оставил ещё до них этих чучелок. Может, даже тролли.

Их повели наверх. Скалы постепенно раздвигались всё шире. На склонах стали попадаться стоянки, защищённые от дождя тентами из шкур. На каждой кто-то не спал, дежурил и поддерживал огонь. На противоположном склоне тоже виднелись десятки огоньков.

— Дру Бхута! — сказал Кор-бури-Ган.

— Вы люди из каменных домов, вы делали стены высокие, делали стены крепкие, — продолжил он, обращаясь к Геральту и Лютику. — Сейчас горгун окружил стены, больше никто не убежит. Это не путь дру. Путь дру — в лесу прятаться, горгун убивать стрелами. Люди из каменных домов могут научиться. Только не слушают. Никогда не слушают. Вот и сидят ловушка за своей стеной, — покачал головой размалёванный лешак.

— Их слишком много, — возразил Геральт. — Всех здесь не спрячешь. Я вижу, вы изредка ведёте меновой торг с гон... людьми из каменных домов. Не пробовали объединить с ними усилия?

— Ган-бури-ган говорит, что сейчас не время выходить на большую дорогу против горгун. Ган-бури-ган говорит — в лесу есть враг ещё хуже.

Ведьмак вспомнил обглоданную тушу паука и согласился с ним.

Стоянки попадались всё чаще. У некоторых на привязи торчали мелкие козы и овцы — всё-таки не такими уж дикими были лешаки. Наконец Кор-бури-Ган вывел ведьмака и трубадура к большой скальной площадке над водопадом, низвергающимся прямо в небольшое озеро. Здесь сидели двое лешаков и били в барабаны. Третий и четвёртый караулили пятого — с небольшой бородкой, задумчивым лицом и забавной шапочкой из коры, в которую были воткнуты листья папоротника. В отличие от соплеменников, этот лешак не был раскрашен.

— Ган-бури-ган! — сказал Кор-бури-ган и затем добавил вождю что-то уже по-лешацки. В этой фразе можно было разобрать только искажённые "Геральт" и "Лютик".

— Похоже, милсдарь вождь нас давно ждал, — шепнул виконт де Леттенхоф ведьмаку.

— Ведь-Мак, — выговорил Ган-бури-Ган на недурственном вестроне. — Много слышали о тебе. Ты ко времени пришёл в Друадан.

— Сейчас плохие времена настали для дру, — сетовал предводитель лешаков. — Горгуны угрожают нам, ломают Окво-курьо, гадят на них, одного охотника зажарили и съели. Бай-бури-Ган, мой сын, убит поганой рукой горгуна. Красная Тьма не даёт детям спать, сводит с ума зверей. Она овладела гурдосами, которые теперь кидают в дру камни и хотят убивать. А ещё Красная Тьма привела в лес дхегун.

— Это те милые зверюшки, которые воют в буреломах? — уточнил Геральт, прожевав наконец лешачье угощение — кусок жареной кабаньей ноги.

— Дхегун не человек, не горгун и не зверь. Это поганые из-под земли. Люди каменных домов давно, когда были сильные, сделали много дорог. Они резали горы, как охотники дичину. Народ говорит, наверно, они кушали камни...

— Мы действительно иногда их кушаем, милсдарь Ган, — попытался сострить Лютик. — Как-то раз в Линхире мне подали такой хлеб, что ему оставался один шаг до точильного камня.

Но Ган-бури-Ган не оценил шутку и продолжил:

— Через Друадан к Нардолу ездили большие повозки. А потом они нашли дхегун и перестали ездить. Много веков дхегун прятались в Нардоле, в белых камнях, ели друг друга и тех, кто забредёт. А теперь дхегун пошли в лес. Они запугали гурдосов. Они выгнали пауков из нор, и теперь они охотятся в лесу на дру, когда мы ловим оленя и собираем ягоды. Однажды По-пуло-Тхор повстречал дхегун, и дхегун откусил от него половину. Он сильный и быстро прыгает, дру не одолеть его.

— Вы хотите, чтобы я поднабил вам этих дхегунов, — сказал Геральт. — Охотно выполню твой заказ, милсдарь Ган, но — на обратном пути. Сейчас я послан, чтобы провести конников в город в обход стана горгун.

— Для этого и нужно сначала дхегун вывести. По-другому не получится, — покивал головой верховный лешак. — Путь в обход горгун один, и он ведёт через Нардол. По лесу конникам не пройти. Много корней, лошади сломают ноги.

Ведьмак недолго поразмыслил и протянул Ган-бури-Гану руку:

— Тогда считай, милсдарь вождь, что мы договорились.

Ган-бури-ган некоторое время смотрел на руку, будто вспоминал, что это значит, потом со всей силы хлопнул Геральта по ладони и раскатисто расхохотался. Затем, видно, лешак вспомнил что-то ещё, помрачнел и переговорил с сыном на своём языке. Компаньоны узнали в этой речи только имя убитого охотника — Бай-бури-Ган.

— Совсем плохо, Ведь-Мак, — сказал вождь, снял свою "корону" из коры и вытер пот с лысины. — Кор-бури-Ган принёс Бай-бури-Ган к предкам в Дхургхуд, Древо Крови. Но хоронить нельзя. Пропал Руд-пуло-Драт, с которым говорят предки. Он ушёл в Лак Кхакат гадать и не пришёл. Без Руд-пуло-Драт Бай-бури-Ган не может уйти, Эк-бури-Дхур не может взять жену. Нужно семь дней, пока предки не найдут новый голос для себя.

— А что это — Лак Кхакат? — уточнил "Ведь-Мак".

— Это старое место. Века назад дру жили в Лак Кхакат, пока не стало плохо и не ушли в Дру Бхута. Оно не любит чужих. Но если ты придёшь спасать Руд-пуло-Драт, тебе ничего не сделает.

Часть лешаков постарше недовольно зашумела, но Ган-бури-Ган сумел их перекричать.

— Если вся загвоздка только в этом... Я приведу вам богослужителя, — пожал плечами Геральт. — Лютик, ты остаёшься? — кивнул он барду, который уже потихоньку приплясывал в ритмах барабанов.

— Конечно. В этих дебрях, где под каждым под кустом сидит голодный дхегун, мне делать нечего. А здесь я займусь изучением народной музыки леша... Простите, милсдари, музыки дру.

Кор-бури-Ган проводил Геральта к выезду из Дру Бхута — оказалось, есть и второй ход, по скальному карнизу над порожистой речкой, что несла свои воды в Андуин — а может, и в Энтаву, впадающую в него сразу за лесом. Когда ведьмак выехал на старинный гондорский мост, дикий охотник напутствовал его так:

— Ходи на восход и полночь отсюда, увидишь Скалу Дру, за ней озеро. Придёшь в Лак Кхакат!

— Благодарствую. Шевелись, Плотва!

Геральт направился обратно в лесные дебри, мысленно браня лешаков на все лады за то, что они со своими поручениями тянут драгоценное время, пользуясь тем, что и рохиррим, и он сам зависят от их тайных троп. Но альтернативы не было. Ведьмак выпил остатки "Филина", рассчитывая на затяжные стычки с лесной живностью и нежитью, и углубился в Таур Друадан.

Спустя сорок минут петляния по лесным тропам и гоняния Знаками приблудных пауков и гурдосов ведьмак заехал в узкое извилистое ущелье. Оно вывело его к скале, расписанной до самой верхушки петроглифами — до боли похожими на те, которые Геральт видел в Лебеннине на переправах через Пять Сестёр.

Не успел охотник на страховидл задуматься над этим, как услышал громкое пыхтение. По дороге из последних сил бежал немолодой, облысевший лешак, за которым из-за поворота выскочили две тени.

— Дхегун!!! Дхегу-у-ун!!! — кричал дикарь, видимо, в надежде предупредить своих.

Геральт глотнул "Пурги" — лишний усилитель сразу с двумя дхегунами ему не повредил бы — и соскочил с Плотвы, расчехляя серебряный меч. Вовремя — страховидлы уже почти догнали лешака.

Дхегуны оказались покрыты пепельно-серой чешуёй с шипами, с козьими ногами, как у сильвана Торкве, и длинными хватательными руками. Рыла у них вообще не было — только рот с не влезающими в него клыками, от которого сразу же начинались не то рога, не то щупальца. Всё это вместе взятое издавало явственный запах тления. Ведьмак понял, что перед ним старые знакомые по трижды холерным Каменным основаниям холерной Мории — краснолюды называли их там "Безымянными".

Геральт не утруждал себя Знаками — на Безымянных они почему-то действовали плохо — а сразу обрушил на ничем не защищённые зады дхегунов серебряный меч. Испустив неописуемо омерзительный визг, подземные порождения отвернулись от беззащитного перед ними лешака и обрушились на ведьмака, наполняя воздух своим полутрупным дыханием и легко раздирая его кольчужно-кожаную куртку когтями. Впрочем, серебряный меч наносил им ещё более болезненные удары.

Через семь или десять минут — Враг его разберёт — в ущелье лежали два трупа дхегунов в лужах своей чёрно-зелёной крови. А порядком покромсанный Геральт насилу доковылял до торбочки с эликсирами на боку наложившей со страху Плотвы и приложился как следует к пузырьку с "Поцелуем", чтобы остановить потерю собственной, красной.

— Ты кто? — спросил его лешак.

— Твои сородичи зовут меня Ведь-Мак. И ты так зови. А как тебя величать, милсдарь дру?

— Я Руд-пуло-Драт.

Вскоре ведьмак и лешачий богослужитель уже были в Лак Кхакат — на большой поляне на берегу наполовину заросшего осотом озера, на которое смотрели огромные пукель-мены (то есть, конечно, Окво-курьо), высеченные из расписанных петроглифами камней. Маленький, раскрашенный мелом, лысенький Руд-пуло-Драт метался от одного к другому, окуривая их какой-то травой и окропляя камни кровью дхегунов.

— Так должно очистить это место, — сказал усталый Руд-пуло-Драт. — Как ты попал в леса дру, Ведь-Мак?

— Племя приняло меня и послало выполнить ему два заказа — разогнать этих симпатяшек и найти тебя, Руд-пуло-Драт, — ответил Геральт и попытался прижечь сам себе головней укусы и царапины дхегуна. — Ззззараза...

— Ган-бури-Ган послал тебя. Он мудрый вождь. Он считает звёзды на небе лучше, чем Руд-пуло-Драт, а лучше Руд-пуло-Драт считает никто, — сказал лешак. — Руд-пуло-Драт говорил Ган-бури-Ган, что предки пошлют нам подмогу на дхегун. Руд-пуло-Драт сказал правду. Пришёл Ведь-Мак.

— Ваш вождь говорил, что дхегуны свили себе гнёздышко в Нардоле. Не знаешь ли ты, милсдарь Руд-пуло-Драт, как далеко до этого дивного места? — спросил Геральт.

— Руд-пуло-Драт прибежал из Нардол, да, — ошарашил его богослужитель. — Руд-пуло-Драт тайком ходил Нардол и нашёл, откуда лезут дхегуны. Они здесь не случаются, не рожают и не кладут яйца. Они лезут из очень поганого ядра. Ведь-Мак убьёт ядро — и дхегуны лезть перестанут.

— Я заинтригован, — усмехнулся ведьмак. — Но если до ядра скакать недолго, это существенно облегчает мою задачу. Милсдарь Драт, ты когда-нибудь катался верхом вдвоём?

— Ты что, Ведь-Мак? Дру не садятся лошадь! — Руд-пуло-Драт явно боялся Плотвы не меньше, чем Безымянных.

— А придётся...

Нардол был огромен.

Древняя каменоломня, из известняка которой в течение двух с лишним тысяч лет строили и достраивали Минас-Тирит, по площади — по чисто умозрительным прикидкам ведьмака — заняла бы четверть города. А может, и больше — её противоположный конец терялся в тумане. Туман окутывал известняковые глыбы на древних выработках, полусгнившие леса, брошенные в незапамятные времена тачки, белокаменные террасы, спускавшиеся к громадному озеру в центре Нардола.

— Отличное место для страховидлы, — подумал вслух Геральт. И страховидлы не заставили себя ждать.

Дхегун скакал по белокаменным откосам на четвереньках, как козёл, издавая отталкивающие звуки, напоминающие помесь лая с кашлем и рвотой. К счастью, на этот раз тварь действовала в одиночку, и когда она встала на задние лапы, готовясь обрушить на ведьмака удар когтистых передних, тот сумел быстро от неё отделаться, с удвоенной эликсирами силой нанеся колющий удар в брюхо. Плоть Безымянного, в отличие от орочьей или варгской, была крайне вязкой, и оружие словно норовило застрять в ней.

Геральт огляделся. Вдалеке среди камней бродили другие дхегуны, но пока они не обращали внимания на ведьмака и его спутника-друэдайн.

— Так где, как ты говоришь, их главное гнездо? Каменоломня большая, — спросил он Руд-пуло-Драта.

— Это должно быть налево. Перед тем, как полезли дхегуны и стали кидаться на людей гурдосы, тряслась земля. Самая сильная тряска была на западе нашей долины. С этой стороны в Нардоле большая яма в камне. Я ходил ко входу, но не пошёл туда. Там плохо. Там ужас, — Геральт впервые услышал неподдельный, животный, до поджилок пробирающий страх в голосе лешака. И краем глаза заметил, что и здесь, у входа в крупнейшие каменоломни Гондора, есть чего бояться.

— Берегись!!! — крикнул ведьмак, выставляя меч навстречу очередному дхегуну, прыгающему на добычу со скалы. Вскоре с ним было покончено, хотя он и успел цапнуть Геральта за руку.

— Даже сейчас не было такого ужаса, как у ямы, — тихо сказал Руд-пуло-Драт.

Они оба выдвинулись в указанном лешачьим богослужителем направлении, радуясь, что привязали Плотву в относительно безопасном месте. Дхегуны попадались по пути ещё дважды — и хотя Геральт из схваток с ними выходил победителем, он сомневался, надолго ли хватит серебряного меча и его самого и успеет ли он выбраться, пока действуют эликсиры.

Наконец ведьмак и лешак достигли нужного места — входа в довольно широкий и, похоже, глубокий штрек, расположенного под постепенно обваливающимися лесами. Оттуда действительно тянуло холодом и раздавались странные звуки, как будто чавкала и булькала в гигантском котле какая-то нечеловеческая, гадостная опара, кишащая чуждыми шевелящимися зародышами.

Внутри штрека на них почти сразу же набросился Безымянный, скрывавшийся за брошенной каменотёсами телегой. Но Руд-пуло-Драт, к удивлению ведьмака, несмотря на весь свой утробный страх, стал колотить ему каменным топором по безглазой и безносой морде с рогами-щупальцами, а Геральт докончил дело ударом клинка.

— То ли ещё будет, милсдарь Драт, — сказал ведьмак.

Дальше Геральт, с его ведьмачьей способностью видеть в темноте, продвигался первым, Руд-пуло-Драт следовал за ним. Штрек был местами замусорен обломками деревянных креплений и осыпавшимся камнем, местами по колено залит водой. Медальон ведьмака, который активно "сигналил" о приближении дхегунов, здесь и вовсе натягивал цепочку почти без перерыва — даже когда за отвалами никто не прятался.

Наконец они оба вошли в большой и холодный подземный зал, значительная часть которого была засыпана следами давнишнего обвала. В воздухе царила густая, явно органическая вонь, существенно отличавшаяся даже от тухлого духа Безымянных. Вскоре Руд-пуло-Драт дёрнул ведьмака за рукав:

— Это он. Это точно он. Ужас... — Геральт обернулся в указанную сторону, и у него само собой вырвалось:

— Ghoul y badraigh an cuach...

Меж камней в дальнем юго-западном углу зала, светясь холодным гнилушечьим светом, пульсировала некая причудливая и противоестественная поросль в жёлто-белых потёках, похожая на гигантский гнойный чирей. Именно она, верней всего, и была источником бульканья, чавканья и смрада, какого ведьмак не припомнил бы даже в канализации вольного Новиграда, не говоря уже о милых местечках Средиземья вроде Дар-Нарбугуда с его Хозяйкой Чумы.

— Если дхегуны и берутся, то точно отсюда. Гнилой цветок, дурной цветок. Его надо извести, — бормотал лешак. Геральт прикидывал, как это лучше сделать. Сказав "Прошу всех отойти", ведьмак попытался использовать против гноилища знак Игни. Поначалу Знак вызвал только слабый дымок, а от чавкающей субстанции уже начала отпочковываться какая-то хтоническая харя.

Второй Знак уже вызвал на дряни язычки пламени. Тем временем Геральт, прикрыв лицо от режущих глаза испарений тряпкой, осторожно подобрался к шкворчащей поросли с серебряным мечом и вдарил со всей силы, раз, другой, третий.

С чудовищным шипением мерзость лопнула так, что ведьмака и друадана ударной волной отбросило на отвал из каменной крошки. Рядом приземлилось что-то похожее на дхегуна — но это была оторванная верхняя половина тела, которое начало было выходить из гнойной субстанции. Все стены зала и обломки известняка были заляпаны белёсой пакостью.

— Зараза... Это всё, надеюсь? — стиснув зубы от ушибов и укусов дхегунов, сказал ведьмак, помогая подняться Руд-пуло-Драту. Но это было не всё.

На месте поросли зашевелился тёмный и явно угрожающий силуэт. Затем он встал во весь рост, испустив рёв и волну совершенно убийственного запаха из пасти. Перед ведьмаком предстала тварь, похожая на помесь врана, медведки, клеща, тролля, гнильца и куска дерьма. Огромными изогнутыми когтями она в слепой ярости крушила камни и балки, а в её рыке Геральту слышались слова — даже не на Чёрной Речи, а на некоем додревнем, утробно-жутком языке, который он тем не менее понимал:

Не смей угрожать Гу'утраку Прожорливому, ничтожество!

Ничтожество тем временем припомнило, как встречало подобных страховидл в заросших тлетворной грибницей ямах глубже самого дна Мории и что с ними нужно было делать. Подкатившись прямо под лапы демонической твари, ведьмак в невероятном рывке всадил серебряный меч в её подбрюшье почти по самую рукоять, повиснув у прожорливого Как-его-там ровнёхонько между ног.

"Хорошо, Ламберт не видит", — подумал Геральт, медленно проворачивая меч. Рёв Гу'утрака перешёл в оглушающий крик боли. Затем была вспышка — но словно бы вспышка тьмы, а не света, — громкий не то хлопок, не то пердёж, и ведьмак рухнул вниз.

— Ведь-Мак! Чудище ушло! Нет его больше! — вернул Геральта в реальность голос Руд-пуло-Драта.

Геральт встал и тщательно оттёр с себя тряпкой противоестественные ошмётки. Потом хотел эффектно поджечь тряпку Игни, но почувствовал, что у него уже не хватает сил на Знак. Не хватало у ведьмака и подмёток на сапогах — похоже, их засосало во вспышку тьмы при исчезновении Прожорливого.

— Пойдём отсюда, Ведь-Мак, — сказал одновременно устрашённый и восхищённый Руд-пуло-Драт. — Не должно никому видеть то, что здесь было.

— A dy'eabl aep arse, — ответил Геральт, разглядывая, что случилось с его серебряным мечом. Он словно бы частично оплавился в демонической туше Прожорливого, но при прикосновении был не горячим, а холодным, как лёд.

Ведьмаку и без того было нехорошо.

— Я знал, что ты друг дру, Ведь-Мак. Ни один чужак из тех, кому мы позволили прийти в Дру Бхута, не помогал нам так, как ты. Это добрый день, и народ дру будет помнить его, — Ган-бури-Ган снова со всей силы дал ведьмаку пять и утробно захохотал. Его поддержали другие старейшины лешаков.

— Дхегуны ещё остались в лесу. Но теперь им неоткуда будет брать подкрепление. Теперь-то, милсдарь вождь, ты покажешь мне дорогу в стан конников? — ослабшим голосом спросил Геральт. Всю дорогу из Нардола его колотило, передёргивало и выворачивало наизнанку — то ли от интоксикации эликсирами, то ли от гнойных испарений в подземельях. Пара глотков "Белого мёда" и незнакомые горьковатые ягоды, предложенные Руд-пуло-Дратом, позволили ему хотя бы не опорожниться в штаны.

— Конечно да. Но Ведь-Маку теперь плохо. Ему надо собраться с силами. Сейчас Руд-пуло-Драт будет провожать к предкам Бай-бури-Ган. Тебе лучше будет посидеть под Дгурхуд.

Геральт на с трудом гнущихся ногах не стал спорить.

Древо Крови, Дгурхуд, располагалось прямо над водопадом, на который открывался вид от хижины Ган-бури-Гана, окружённое огромными камнями с тысячами петроглифов. Несмотря на его грозное название, оно вполне миролюбиво свешивало свои ветви до самого обрыва, а ветви его шелестели нежно и ласково.

Тело Бай-бури-Гана — видимо, уже слегка подгулявшее, так как его перед погребением сильно окуривали — лежало у проёма между огромных узловатых корней Дгурхуда. Вокруг собрались расписанные мелом лешаки обоего пола, говорившие на своём языке, скорее всего, обыкновенные прощальные надгробные речи о добродетелях покойного сына вождя. Был здесь и Лютик, снявший берет и чуть раскачивавшийся в такт медленному и печальному бою барабанов.

— Геральт, — громко прошептал трубадур. -Элберет и Мелитэле! Да на тебе лица нет! Что там было?!

— Рассказать?! — процедил сквозь зубы ведьмак. Лютик, взглянув в его жёлтые глаза, увидел там нечто такое, что отбило у него охоту к дальнейшим расспросам.

Внезапно дикари прекратили прощание с молодым воином, отошли на почтительное расстояние и замерли в полупоклоне. Зашелестела листва. Древо Крови накрыло ветвями труп Бай-бури-Гана, убитого орками. А когда ветви и корни через минуту-другую расступились, ничего уже не было. Только на месте, где лежал покойник, пробились какие-то зелёные ростки.

"Как Старый вяз в лесу у границ страны низушек, — задумался Геральт. — Почти как Старый вяз, только дружелюбный".

Словно в ответ на размышления ведьмака, движущаяся ветвь Дгурхуда задела его листвой по голове. Веточки, запутавшись в волосах, слегка их проредили, но Геральт даже не поморщился. Он чувствовал, что ему наконец-то по настоящему легчает.

— Теперь ты всегда желанный гость для дру, — услышал он голос Ган-бури-Гана. — После того, как ты защитил нас от поганых из Нардола, Дгурхуд признал тебя своим.

— Я польщён, — вытягивая уставшие мозолистые ноги без подмёток, сказал ведьмак. — Может, раз я, похоже, иду тут на поправку, ты выделишь нам проводника к конникам? А то, пока я здесь гощу, горгуны оставят от каменного города одни обсосанные косточки.

Где-то час спустя Геральт и Лютик осторожно следовали верхом по чаще Друаданского леса за самим Ган-бури-Ганом, который решил принять личное участие в переговорах. Дорога в лагерь рохиррим пролегала почти по прямой — вдоль реки, которая, собственно, и вымыла в известняке Белых гор долину Дру Бхута.

— А там точно всё так серьёзно? — поинтересовался виконт де Леттенхоф у предводителя лешаков.

— Конников десять и ещё пять раз по сорок десятков. Горгун и плохих людей за горгун на дороге... — слегка замялся Ган-бури-ган, непривычный к таким большим числам, — десять раз по десять раз по десять десятков. Это больше, чем конники могут победить.

Вся троица спустилась наконец к подножию горы Эйленах с очередным сигнальным маяком, доминирующим над трактом между Гондором и Роханом. Здесь лес редел, а вдалеке меж деревьев виднелись огни костров, слышалась человеческая речь и запах жареного мяса.

— А вы уверены, милсдарь, что мы не заблудились, и что там не, с позволенья сказать, горгуны? — продолжал переживать Лютик.

— Дру не может заблудиться в своём лесу, — обиделся на недоверчивого барда Ган-бури-Ган. И он был прав. Вскоре Геральт и Ко наткнулись на первого патрульного — это был светловолосый и светлобородый всадник в кольчуге и красной котте воина альдора Хардинга. Ведьмаку его лицо показалось смутно знакомым.

— Стой! Кто идёт?! — скомандовал хриплым голосом воин, и Геральт окончательно его узнал:

— Ты уже говорил мне это, Видфара. Давным-давно, когда мы только-только приехали в Рохан. Я Геральт из Ривии, это Лютик, а это Ган-бури-Ган.

— Если это так... — задумался было Видфара. — Долгий же путь ты проделал из Восточной Марки, ведьмак! Я и не знал, что вы с менестрелем откликнетесь на призыв Теодена — но после ваших подвигов в Хельмовой пади вам тут все будут рады! А лешак с вами зачем?!

— Милсдарь Ган — парламентёр и проводник, он под нашей защитой и покровительством. Так что не советую проявлять к нему предубеждение, — сказал Лютик.

— Тогда ступайте за мной! — сказал роханец. — Сейчас мы все ждём, пока государь решит, как действовать дальше. Пока всадники ждут приказа Теодена, может, встретишься с ними? Уверен, многие воспрянут духом, увидев знаменитого ведьмака и услышав песнь Лютика!

Примечания:

Да, автор снова нагло юзает избранные цитаты Ган-бури-Гана из "Возвращения короля".

Лагерь рохиррим вытянулся на добрых полстае вдоль дороги под Эйленахом — северные соседи Гондора не желали углубляться в Друаданский лес. Но сейчас немалая часть его населения собралась у костра Герубранда, рива Каменных Балок, и его наследника Герефары. Там неожиданно объявился хорошо знакомый многим роханским воинам ведьмак с севера, отличившийся в Вильдерморе, под Торсбери и Хельмовой падью.

Повстречаться с Геральтом из Ривии и его напарником менестрелем Лютиком собрались многие рохиррим — знатные и не очень, с которыми эти двое сражались в прошлом бок о бок, а кому-то и вовсе спасли жизнь. У шатра Герубранда в ту ночь — или уже утро? — можно было встретить и Тримма Рыжебородого из Вильдермора, и Фастреда из Сноуборна, и героя Изенских Бродов Гримбольда. Только вот Дунгер из Дунхарроу отлучился — поехал докладывать королю.

Вдосталь нахлопав ведьмака и трубадура по плечу, надивившись Ган-бури-Гану и навспоминав минувшие дни, милсдари рохиррим пустились в спор о том, как им далее продвигаться на Минас-Тирит или, по рохански, Мундбург.

— Теоден велел остановиться после того, как разведчики сообщили, что орки и варьяги из Кханда перегородили тракт. Он опасается, что лишние стычки по дороге нас ослабят. Но меня беспокоит и иное — что пока мы здесь провозимся, обходя орков через бурелом, Мундбург уже будет занят и загажен мародёрами из Мордора. Время — наш главный враг в этом походе, — рассуждал Гримбольд.

— Но есть и другой риск — что после того, как мы прорвёмся через орочий заслон, нас станет уже так мало, что для исхода битвы никакого значения мы иметь не будем. Да и потом, вспомните про орду вастаков, которая орудует к северу от Энтавы! — резонно возражал Герубранд.

— Да никто там уже не орудует! — сказал, как кулаком по столу грохнул, Тримм Рыжебородый, победитель ледяного Нурзума. — В деле под Харвиком вастаков размазали в блин с вареньем, и знаете, кто это сделал? Те самые живые деревья из Фангорна, в которых никто из нас не верил и над которыми мы все смеялись! Впрочем... Герубранд всё равно прав. Нужно беречь людей для Мундбурга, для основных сил врага.

Тут меж палаток на фоне чёрно-красного неба в отсветах костра показалась фигура всадника.

— Дунгер едет! — разнеслось в толпе.

— Ипат Дунгер? — переспросил Лютик и поёжился. — Милсдари, я ведь ему сейчас объективно не нужен...

Но оказалось, что всё-таки нужен:

— Геральт из Ривии, Юлиан... Альфред... Лютик и Ган-бури Ган, повелитель лешаков! Король Рохана Теоден желает вас видеть! — торжественно объявил тан Дунхарроу.

— Где здесь есть отец конников? — спросил Ган-бури-Ган.

— Он расположился к юго-западу отсюда, — подсказал ему Гримбольд.

По дороге Дунгер, подъехав поближе к профессору элоквенции, зловеще прошипел сквозь зубы:

— Твоё счастье, менестрель, что на время похода любые поединки чести воспрещены особым указом. Но когда мы вернёмся в Рохан, то выясним всё.

Шатёр Теодена, сына Тенгела, расположился на другом конце сего своеобразного лагеря. Роханский монарх как раз вёл очередной мозговой штурм вкупе с Эомером и Эльфхельмом, пытаясь выпутать войско из тупика, когда Дунгер объявил о прибытии ведьмака, лешака и барда. Только скоя'таэля не хватало — он остался в Минас-Тирите.

— Рад видеть тебя снова в нашем стане, Геральт из Ривии, — сказал Теоден. — Возможно, как раз тебя и твоих спутников нам и не хватало.

— Ваше величество, Ган-бури-Ган, предводитель лесных лешаков, как раз может разрешить ваши затруднения. Его народ знает каждую тропу в этом небезопасном лесу, — сказал ведьмак.

И Ган-бури-Ган повёл с Теоденом речь о дороге через Нардол. Друадан говорил так убеждённо, что Геральт забеспокоился — ведь в каменоломнях наверняка остались не один и не два дхегуна, а он лишился серебряного меча и почти исчерпал запасы эликсиров. Но тут ведьмак вспомнил про эльфский клинок, подаренный ему в Пеларгире, и решил, что настало время испытать его как заменитель серебряного в деле.

— Мы ещё в Ост Риммоне слышали, что в Нардоле водятся чудовища... — встрял было в разговор недоверчивый Эомер.

— Ведь-Мак ходил в Нардол. Теперь там много меньше чудовищ, — настоял на своём Ган-бури-Ган. — Конников много, конников десять раз и ещё пять раз по сорок десятков. Чудовищ много меньше. Дорога бежит по горе и за горой, где трава, где деревья, за Нардол, за Дин, и потом опять на Дорогу Всадников, дру покажут. Ты убьешь горгун, разрубишь ночь светлым железом. Потом дру будут спать спокойно в лесу

Эомер обменялся с королем несколькими словами по-рохански. Потом Теоден обратился к Ган-бури-Гану:

— Мы принимаем твои услуги. Правда, мы, таким образом, оставим позади крупные силы врага, но это уже не имеет значения. Сослужишь верную службу, Ган-бури-Ган, — обещаю тебе большую награду и дружбу Рохана навеки.

— Мертвый не бывает друг живых и не может давать дары, — ответил вождь лешаков. — Если будешь живой, когда Тьма уйдет, оставь дру в лесу и запрети своим людям, когда они выпьют живой воды, убивать их, как зверей. Ган-бури-Ган ведет тебя не в западню. Он сам пойдет рядом, и если плохо поведет, можно его убить.

— Я ручаюсь, что милсдарь Ган поведёт хорошо, государь, — добавил свои гарантии Геральт. Теоден поразмыслил и сказал:

— Ты поставил на кон свою жизнь, поэтому я склонен верить тебе, Ган-бури-Ган. Ты будешь следовать рядом со мной и третьим маршалом.

— И если окажется, что это какая-то вражья уловка, то мы не станем колебаться... — грозно добавил Эомер, но осёкся: — Что это? Там кто-то подслушивает?

За шатром действительно послышалось шуршание.

— Эорлинги уже ловили на Эйленахе нескольких орочьих лазутчиков, — сказал Теоден. — Проверь на всякий случай, ведьмак, кто там.

"Лазутчика" Геральту долго искать не пришлось. Меж шатров и повозок он обнаружил спрятавшегося за пнём... Нет, не орка, не гоблина и даже не друадана-ренегата. Это был низушек. И ведьмак готов был поклясться всем пойлом с виноградников Туссента, что уже видел его раньше.

— Кого я вижу! Сам милсдарь Мериадок Брендибак, — усмехнулся Геральт при виде "шпиона".

— О, Геральт?! Привет-привет, — засуетился опешивший Мерри. — Наконец со мной тут хоть кто-то поговорит. Моя единственная компания здесь — это мастер Дернхельм, но он не слишком многословен. Я вообще здесь в некотором роде... как это... нелегально, но надеюсь, что король не прогонит меня.

— То есть ты не остался в относительно безопасном Дунхарроу, где я тебя покинул, и подпольно просочился в войска, чтобы, скорее всего, быть утыканным стрелами и изрубленным саблями. Не по-низушьи как-то. На моём месте Теоден бы точно заподозрил шпионство, — сказал ведьмак.

— Не мог же потомок Брендибаков стоять в стороне, когда остальные отправились навстречу опасности, — обиделся Мерри. — В этом деле мы, хоббиты, почти с самого начала. Фродо, и Сэм, и Пиппин — все разошлись и смотрят в лицо угрозам в чужих краях. А я что же? Спасибо Дернхельму, что он взял меня с собой. Надеюсь, что не буду слишком большой обузой в дороге... или в битве.

— Так уж и быть, я тебя не видел, — сказал Геральт и пожал низушку руку. — Привет тебе от Тука-болвана, Брендибак. Он теперь — важная персона в Гондоре, и смотри, как бы по нашем возвращении тебе бы не пришлось толочься у него в приёмной!

... — Кто там у тебя? — по возвращении спросил Теоден у ведьмака.

— Лисы шныряют, ищут припасы людей вашего величества. Зверь в Друадане непуганый, — соврал Геральт, и Ган-бури-Ган — наверное, на всякий случай — покачал головой в знак согласия.

— Отлично. Раз орков вокруг нас нет, приказываю: в течение получаса всем собраться у поворота на Нардол!

Дорога, извиваясь по известняковым скалам, поднималась меж них так, что верхушки деревьев, заслонявшие небо, оказались теперь ниже копыт Плотвы. Ведьмак увидел, что чёрно-красные небеса постепенно превращаются в серо-красные, а в просветах и вовсе виднеются бледно-синие клочки. Дело шло к утру.

Геральт проехал мимо слегка искрошившегося от выветривания пукель-мена — или Окво-курьо — и сделал знак рукой Теодену, Эомеру и Ган-бури-Гану, что дорога точно свободна.

Ответвление гондорского тракта вывело войско рохиррим прямо к маяку Нардол — громадной, украшенной воинственными барельефами башне. У подножия сигнального маяка лежал труп орка, у которого из-под ребра торчали две роханские стрелы. Видя, что Плотва выезжает прямо на него, Геральт не стал сворачивать.

Затем обходной путь снова покатился вниз, под сучья друаданских сосен. Ведьмак напрягся — ведь эта дорога должна была снова провести их через Нардол, и держал руку на рукояти эльфского клинка. Наконец впереди показался узкий проход в белокаменных откосах, на вершине которого были проложены полусгнившие деревянные мостки.

Роханский авангард вместе с королём, третьим маршалом марки и вождём лешаков преодолел каменоломни почти без происшествий, хотя в тумане и шныряли кое-где известные уже Геральту тени. Но когда голова колонны конников готовилась выехать на заброшенный тракт до Критоста, позади послышался незабываемый дхегунский вой и лязг мечей.

— Зараза... — выдохнул ведьмак.

— Это и есть те чудовища, которых вы с лешаками якобы перебили?! — разгневанно спросил Теоден. — Так ступай и добей их сейчас!

Отправившись в хвост колонны, ведьмак вскоре увидел, что несколько рохиррим бьются здесь с тремя дхегунами. Одного из них конники уже сами отправили к его хтоническим праотцам, едва Геральт прибыл на выручку. Ведьмак, обнажив эльфский меч, бросился на ближайшего и убедился, что подарок Арагорна не вязнет в противоестественной плоти, а проходит через неё как нож Лавра Наркисса сквозь масло. Сначала одна, а потом и вторая страховидла с чудовищным визгом и писком издохли.

— В такие уж времена живём — нет полностью безопасных путей, — сказал роханец постарше, и ведьмак узнал в нём рива Ингберта из Иворта:

— Рад приветствовать милсдаря комеса.

— Взаимно, ведьмак. Мы уж думали, что ты сгинул, а ты и твой Лютик снова с нами — и даже разжились эльфийским мечом, как в сказках!

— Хорн с вами? — спросил Геральт.

— Ещё бы! Похоже, война с дунландцами Сарумана вправила ему мозги, и он оставил свою дикарку где-то в Балках, где ей самое место. По крайней мере, если меня убьют, я уйду на тот свет со спокойной душой, — с искренней отцовской гордостью молвил Ингберт. Хорн, тщательно оттиравший с клинка плохо пахнущую кровь Безымянных, поморщился — еле заметно.

Когда они оба чуть поотстали от Ингберта, старинный приятель ведьмака дал ему понять, что на самом деле его отец несколько преувеличивает.

— Видишь ли, Геральт... Когда я поделился с Ноной радостной новостью, что нас будет уже трое, она пыталась уговорить меня, чтобы я оставил службу Теодена и убрался с ней из Рохана куда-нибудь подальше — лучше всего в её родной Энедвайт, где нас не достанут ни короли, ни волшебники с их кровожадной волей. И поначалу я готов был уступить её уговорам, — рассказывал Хорн.

— И что потом? Явился Ингберт во плоти и во славе с сыромятной плетью и доказал обратное? — спросил Геральт воина-менестреля.

— Обошлось и без Ингберта. Я постарался рассуждать, как сказал бы мастер Гэндальф, логически. Если победит Саурон и все его присные, то меня, Нону и нашего ребёнка и в Энедвайте ждёт самый мрачный конец. А если одолеем мы и гондорцы... То моя женщина и моя кровь будут в безопасности, даже если я и, как говорит старая курица Хильдегарда, буду лежать на земле с разбитым щитом и уже не восстану. Мой выбор был единственно правильным — хотя Ноне этого не объяснишь, и она провожала меня цветистыми дунландскими проклятьями.

— Что ж, — сказал ведьмак. — Удачи на большаке благородному Хорну! А мне надо догонять остальных!

Когда средние ряды рохиррим проехали мост, выводящий из Нардола на восток, ведьмак обогнал их по обочине, стремясь поравняться с Теоденом и Эомером. Дорога через Друаданский лес оказалась спокойной — даже гурдосы не решились высунуться из чащи, пока из-под придорожных Окво-курьо грохотали барабаны. Похоже, что, потеряв нечистую подпитку из неведомых преисподних Арды, дхегуны уже не рисковали вылезать из каменоломни, как и рассчитывали лешаки.

Ведьмак нагнал предводителей рохиррим, когда лес уже начал редеть, а над головами воинов явственно виднелось кровавое мордорское зарево — но уже не повсюду. Далеко на юге оно уже обрывалось, и видно было, что там начинается обычное рассветное небо, усеянное уже нормальными, не магическими облаками.

"Ветер меняется", подумал Геральт.

Ган-бури-Ган о чём-то толковал с группой воинов Druedain, среди которых ведьмак разглядел и Кор-бури-Гана. Наконец он передал рохиррим то, что успел узнать от своих:

— Никого нет от нас до новой стены Каменный Город. Там, где стены, большая война. Стены уже не стоят. Горгуны их разбивал подземным огнем. Там бревна из черного железа. Горгуны ничего не видят, не оглядываются. Думают, их воины хорошо стерегут все дороги, — со злорадным удовлетворением в голосе рассказывал высокопоставленный лешак.

— Благодарю тебя, славный Ган-бури-Ган. Теперь мы, похоже, пройдём до Мундбурга без опаски. Объявите всем — общий сбор назначаю на северном Раммасе! А потом — в атаку! И пусть под стенами Мундбурга прольётся второй Лангфлуд из орочьей крови! — повелел Теоден.

Так и было. И немалая часть той крови осела на лезвиях мечей Геральта из Ривии и командира скоя'таэлей Иорвета.

Но это уже совсем другая история.

Примечания:

Наглый цитатинг большими кусками из "Возвращения короля" продолжается. Добро пожаловать на Пеленнорские поля!

Предводитель назгулов въехал в город. Он вступал в Минас-Тирит под сводчатой аркой ворот, которые еще ни разу не пропустили врага. Все живые отпрянули от ворот и попадали ниц.

Все, кроме одного. На пустой площади у ворот ждал Гэндальф верхом на Светозаре. Из всех вольных скакунов земли один конь магика не поддался страху, стоял спокойно и непоколебимо.

— Дальше ты не пройдешь! — произнес Гэндальф, и громадная черная тень остановилась. — Возвращайся в черную бездну. Уходи! Развейся в небытие, которое ждет тебя и твоего господина. Иди прочь!

Черный всадник сбросил капюшон, под ним оказалась королевская корона. Но лица не было. Вместо головы между короной и плечами, покрытыми широким черным плащом, металось багровое пламя. Из невидимых уст раздался смех, от которого кровь застывала в жилах.

— Старый глупец! — выкрикнул Призрак. — Старый глупец! Бьет мой час! Ты смотришь в лицо смерти, узнай же ее! Твои заклинания бесполезны. Умри! — Он поднял длинный меч, по его клинку пробежало пламя.

Однако Гэндальф не шевельнулся. В этот самый миг где-то далеко звонким и ясным голосом закукарекал петух. Для него не существовало ни войны, ни магии; он чувствовал там, высоко в небесах, утро, встающее вопреки всему.

Крик его не успел замереть в воздухе, как издали ему стройно и грозно отозвались боевые рога, и темные склоны Миндоллуина эхом отразили их звуки. Рохан все-таки пришел.

Тем временем ведьмак стоял в конном строю на развалинах северного Раммаса, где ещё недавно Иорвет под командой комеса Ингольда держал оборону, и ветер с моря трепал его бороду и гриву Плотвы, а звуки рогов — барабанные перепонки. Он дожидался сигнала.

— Разведчики говорят — у орков какая-то заминка, штурмовать даже первый ярус с наскоку им не удалось, — кивнул Геральту юный Дернхельм, провожатый и опекун низушка Брендибака. Дернхельм казался настолько тонким и звонким — и по лицу, и по голосу, — что ведьмак подозревал в нём женщину, какую-нибудь благородную мазель, пустившуюся на войну, скажем, за возлюбленным. Но в любом случае они с Лютиком решили хранить эти подозрения при себе.

— Тем лучше. Подольше проживём, — сказал Геральт. Даже несмотря на успешный проход через Нардол, стоивший всего одного убитого и двух раненых дхегуном, поход Теодена выглядел чистейшей авантюрой. Около шести тысяч роханской конницы разной степени тяжести, сотня волонтёров из Критоста да десяток тысяч утомлённых штурмом защитников Минас-Тирита против более чем сорока тысяч орков, троллей, варгов, каргулов, вастаков, харадцев, варьягов и Короля-Чародея собственной персоной — расклад был чудовищно очевиден.

— Так ты думаешь, Геральт — нас разобьют? — спросил ведьмака низушек Мерри.

— А ты? — ответил ведьмак вопросом на вопрос. Но тут взревел рог, и им пришлось прервать дозволенные речи. Теоден Роханский закончил шушукаться с разведчиками и уже гарцевал перед строем на белом жеребце.

— Я возьму твой рог, верный Гутлаф, — сказал сюзерен рохиррим своему знаменосцу и начал:

— Наша задача — прорвать боевой порядок орков и выйти к воротам Мундбурга! Стройтесь в старый добрый роханский клин — и вперёд, всадники эорлингов! Подвиги ждут нас — кровь и пламя! Содрогнутся копья и треснут щиты! Это будет день мечей, день алый, пока не взойдёт солнце! — и Теоден протрубил в рог. Ему откликнулись Эомер, Эльфхельм, Гримбольд и иные военачальники. Рохиррим строились.

— В бой за Гондор! — проревел монарх Рохана так, что чуть не осип, и пришпорил коня.

— За Марку! За Рохан! — ответили ему шесть тысяч глоток, и под мычание боевых рогов клинья лучшей в Средиземье конницы обрушились на правый фланг Мордора, встречь знамёнам Дол-Амрота с белым лебедем, под которыми, похоже, гондорцы уже начали вылазку.

"Знаю одно — здесь даже трём битвам под Бренной и Содденскому холму вместе взятым рядом не стоять", — подумал Геральт.

— A dy'eabl aep arse, badraigh mai an cuach, bleadd! — почти рычал сквозь стиснутые зубы Иорвет, прорубаясь сквозь орков. Скоя'таэль думал, что он не умеет считать до стольки, сколько нужно их извести, чтобы выполнить приказ князя Имрахиля и доставить рохиррим наскоро набросанный мэтром Гэндальфом план совместных действий.

Впрочем, численность Yrchi на правом фланге с лихвой возмещалась их деморализованностью. После того, как Король-Чародей остановил штурм, гондорский гарнизон перешёл в контратаку, а с боков их товарищей уже протыкали роханские копья и топтали насмерть роханские кони, мордорцы чувствовали себя крайне неуютно. А тут ещё появился эльф, без пощады прокладывающий клинком улицы и переулочки.

В какой-то момент орки, видно, получили должное число горячих от своих командиров, собрались с духом и стали прижимать Иорвета к грудам тел у стены. Тут эльф обнаружил, что рядом с ним судорожно отбивается от неприятеля какой-то крепко перепуганный Dh'oine в некогда приличном дорожном платье.

— Лютик, bleadd... — даже не успел удивиться Иорвет. Он отвлёк нападающих на себя, позволив виконту де Леттенхофу скрыться за заваленным вастакскими трупами обгоревшим остовом осадной машины, а вскоре и сам к нему присоединился.

— Курва, что ты-то тут делаешь? — переводя дыхание, спросил скоя'таэль.

— Cead, Iorveth. Его роханское величество Теоден выслал гонца к гроссмейстеру Гэндальфу — мол, идём на прорыв и ждём дальнейших распоряжений, — не менее тяжело дыша, ответил Лютик.

— А где гонец?

— Это я.

— Ты их дождался, — и Иорвет передал Лютику пакет. — Гондор только-только отбил клок земли перед воротами. На случай, если потеряешь, запомни: когда прорвётесь — жмите на юг, к Пел Дувену и харлондским причалам. Там начнётся самое интересное.

— Спасибо, старина, — выдохнул профессор элоквенции, вытирая чью-то кровь со лба.

— А теперь торопись к своим, — тут заревели роханские рога. — Похоже, тебе уже недолго ехать. Va faill! — и Иорвет тронулся назад, в расположение гондорцев.

Лютик, видя, что впереди показались знамёна и шлемы эорлингов, не стал вылезать — а то ещё в раже схватки примут за орка. Наконец двое всадников прорвались за машину и увидели там барда.

— Я виконт де Леттенхоф! Имею послание от Гэндальфа для его королевского величества! — вскричал Лютик, видя, что рохиррим достают на всякий случай мечи. — Отведите меня к третьему маршалу Марки!

Вопреки ожиданиям ведьмака, рохиррим не сгинули, раздавленные массой неприятеля, как капля в море. Отборные части Мордора, которые формировал и готовил лично Король-Чародей, сосредоточились на левом фланге, откуда удобнее было прорываться по склонам к Цитадели, а с севера Минас-Тирит обходило обычное орочье копейно-секирное мясо, слегка усиленное вастакской конницей с Бурых равнин. Эта часть армии вторжения была экипирована для того, чтобы выдавливать гондорскую пехоту со стен и из переулков, а не отражать натиск конницы под стягом Теодена в открытом поле. Они не были прикрыты с севера даже простыми рогатками. И теперь клин рохиррим разрезал орочьи порядки, как нож — кусок чёрной материи, стремясь к воротам.

Геральт, хоть и непривычен был к конному бою, но орудовал оставшимся стальным ведьмачьим клинком не хуже, чем Дернхельм или Эльфхельм — своими мечами и топорами. Он скакал почти на самом острие атаки, в каких-то двух рядах от Теодена. На правом фланге, вдоль стены, рвали орков в капусту отряды Эомера, на левом — конная хоругвь хельмингов во главе с Гримбольдом.

Но эти ряды медленно, но верно таяли — уруки, а тем более вастаки, дорого продавали свою жизнь. А над полем баталии реяли слишком хорошо знакомые ведьмаку силуэты с кожистыми крыльями. Геральт понимал, что в критический момент назгулы вмешаются в сражение лично, и если рядом не будет кого-то вроде Гэндальфа — то это, скорее всего, конец.

Тем не менее, пока что роханцев ещё ничто не остановило.

— Проклятье! — воскликнул знаменосец Гутлаф. — Король оторвался от нас! Геральт, Дернхельм, за мной!

Действительно, Теоден, увлёкшись избиением орков, вырвался далеко вперёд и легко мог быть окружён. Гутлаф, Дернхельм, ведьмак и ещё несколько всадников ринулись к королю, чтобы обеспечить его защиту. Но опасность пришла совсем не с земли.

В глазах Геральта потемнело, а прямо над головой зазвучали вопли виверн. Явления всего двух назгулов оказалось достаточно, чтобы даже вышколенные роханские кони в панике взоржали и повставали на дыбы, сбрасывая своих седоков на полном скаку. На минуту ведьмак, раздираемый головной болью, ощутил себя в полной темноте, а когда вновь приобрёл способность видеть, то понял, что положение отчаянное.

Рядом с Геральтом лежал Гутлаф, свернувший при падении шею. Чуть поодаль силился выбраться из-под коня Теоден. А к нему уже спускалась самая откормленная и огромная виверна — вдвое больше той, что ведьмак видел в последний раз в Восточной Марке. На ней восседала тварь в чёрном плаще, чёрной короне и с явно магическим пламенем вместо лица. От одного его взгляда медальон начал накаляться, и Геральту пришлось сорвать его, чтобы не получить ожог.

Похоже, видя, что правый фланг смят, Король-Чародей решил собственной персоной вмешаться в ход сражения. Геральт, собирая в кулак волю, выдернул из ножен эльфский клинок, понимая, что всё равно это никудышное подспорье против главаря Девяти. Но между страховидлой и королём стоял только Дернхельм — куда ему, зелёному, было в одиночку!

— Прочь, нечистый сын мрака, пожиратель падали! Оставь мертвых в покое! — воскликнул Дернхельм, и ведьмак с трудом отогнал неуместную здесь и сейчас мысль: "Да он же мазелька!"

И другой голос, полный холодной злобы, ответил:

— Не спорь с назгулом о его добыче!. Он не станет убивать тебя. Он унесет тебя в обитель плача, дальше любой тьмы, где твою плоть сожрут, а трепещущую душу отдадут во власть Недрёманного Ока!

— Что ж, попробуй, если сможешь! А я, если смогу, помешаю тебе! — ответил Дернхельм, обнажая клинок.

— Помешаешь? Мне? Глупец! Ни один живущий ныне муж не может помешать мне!

И тут Дернхельм засмеялся — и в его голосе был звон стали.

— Но я не смертный муж! Перед тобой женщина! Я Эовин, дочь Эомунда! — И пока ведьмак пытался вправить обратно нижнюю челюсть, "Дернхельм" сняла шлем, встряхнув золотыми кудрями. — Ты стоишь между мной и моим единокровным повелителем! Только прикоснись к нему — и я убью тебя!

На несколько мгновений воцарилась неловкая пауза. Вдруг виверна взмахнуло своими зловонными крыльями, прянуло в воздух и ринулось на Эовин, крича и грозя отгрызть принцессе как минимум всё, кроме ног, вместе с доспехами. Но роханка не дрогнула и нанесла по шее крылатой страховидлы удар такой силы, какую в ней Геральт и не подозревал. Сам он в то же время распорол эльфским мечом виверне правое крыло — но тут же был огрет им по голове, когда обезглавленная туша рушилась на поле.

Геральт насилу поднялся и пролез через проделанную собой же рваную рану на кожистой мембране крыла чудовища. Первое, что он увидел, с трудом осознавая происходящее от адской пульсирующей боли — чёрный плащ и чёрный доспех Чёрного Всадника. С визгом, от которого череп ведьмака чуть не взорвался, он расколотил палицей щит Эовин и принцесса, хватаясь за сломанную руку, упала на колени.

Призрачная мразь занесла палицу для последнего удара. "Зараза", подумал ведьмак и последним рывком выбрался из-под дохлой виверны, чувствуя, что всё равно уже слишком поздно. Но тут свой ход сделал ещё один участник игры.

— Эовин! Эовин! Нееееет! — с отчаянным криком пролетел по полю низушек Мерри и саданул Короля-Чародея, владыку Ангмара, погибель Арнора и грозу всего живого, кинжалом пониже спины. В тот же миг Эовин из последних сил пырнула чудище клинком в пустоту между плащом и короной — удар был слабый, но похоже, большего ему и не было нужно. Когда ведьмак дотянулся до него мечом, плащ и доспех уже были пусты и рассыпались по вытоптанной траве, а палица назгула упала сверху с жалобным дребезгом. Эхом ей откликнулся бесплотный жалобный вой, но его унесло ветром в сторону Мордора и он совсем затих.

Короля-Призрака больше не существовало.

— Твою-то мать... — вырвалось у Геральта, когда он наконец осознал, что стоит на останках поверженного назгула, а низушек дёргает его за руку. Его постепенно отпускало, мир снова обретал краски и контуры. Остался лишь холодный пот да кровотечение из носа.

— Мастер ведьмак! Вы в порядке?! Это я, Мерри! Мы бросили короля! Надо найти его!

— Да вот он, — Вдвоём ведьмак с хоббитом насилу высвободили Теодена из-под его павшего коня, но кости короля рохиррим были уже раздроблены и он не мог даже сесть. Геральт держал его под руки.

— Прощай, славный хольбитла... Я отправляюсь к предкам... Теперь мне не будет стыдно... рядом с великими...

— Государь... Увы мне, я ослушался вашего приказа и поехал с вами, — Мерри плакал. Геральт подумал, что не будь он ведьмаком, плакал бы тоже.

— Прощаю. И не тебя одного... Вспомни меня, когда в тени деревьев... ты сядешь с трубкой... Но где же Эомер... Его черёд царствовать... Отдайте ему знамя. Рохан... должен... выстоять... — Король Теоден, задыхаясь, ещё два раза дёрнулся и затих, не подавая более признаков жизни.

— Мерри, держи знамя, а я займусь принцессой, — Геральт выпустил из рук тело Теодена и мрачно задумался вслух. — У Изена на моих руках умер сын. На Пеленноре — отец. Возможно, дочь. Я был Мясником из Блавикена, а стану Королевским Могильщиком из Рохана.

Когда ведьмак нагнулся к Эовин, то с облегчением отметил, что принцесса жива, но без чувств. Подняв её на руки и оторвав от земли , Геральт заметил, что место стычки окружают спешившиеся роханцы — Эомер, Гримбольд, менестрель Глеовин и другие, которых он не знал. Увидел он в этой толпе и Лютика с Иорветом, о которых уже и подзабыл.

— Мастер Э-эомер, в-вот. В-ваше к-королевское з-знамя, — вручал наследнику символ власти красный, как рак, Брендибак.

— Что это значит? Где король Теоден? — Эомер ещё не до конца понял, что здесь происходит. Но Глеовин, нагнувшись к телу сюзерена, вскоре возвестил:

— Король Теоден умер... Да здравствует король Эомер!

— Да здравствует король! — прокричали рохиррим, ударив мечами по щитам. Третий маршал Марки наконец принял знамя из рук низушка.

— Милсдарь третий... squaess'me, ваше величество, — доложил Геральт. — Король-Призрак убит этим низушком и вашей сестрой. Она жива, но если её не доставить в город, долго это не продлится, — Эовин на его руках с трудом шевелила головой, издавая неопределённые звуки.

— Теперь мы хоть можем это сделать. Дорога к нашим друзьям в Мундбурге расчищена. Виконт де Леттенхоф, — с некоторой иронией сказал Эомер Лютику, — ты слышишь мою первую королевскую волю — отвези принцессу Эовин в палату врачевания.

— Как благородный человек и дворянин... Всегда! — докряхтел остаток фразы трубадур, принимая полуживую Эовин у ведьмака и пытаясь поаккуратнее разместить её на лошади.

— А мы, что остались в живых, справим по нему тризну, и пусть плачут на ней орки кровавыми слезами! Гримбольд! Собери хельмингов и пробивай с ними дорогу к реке! Мы зайдём со стороны города, чтобы мордорские собаки распылили силы! Месть, смерть и преисподняя!!! — взревел Эомер, забираясь на коня.

— Смерть!!! Смерть!!! — вторили ему эорлинги, когда кони мчали их на орочий строй.

— Cead, vatt'ghern, — похлопал Геральта по плечу Иорвет. — Третий раз мы встречаемся с тех пор, как ты покинул Имладрис — и третий раз в кровавой бане.

— Cead, Iorveth. Как вы там — не все ещё спятили от воплей назгул?

— За тех Dh'oine, что выжили, я спокоен. А вот наместник такое натворил... Perian мне всё разболтал.

— Иорвет! Я уж думал, нету тебя в живых! — воскликнул заплаканный, вспотевший Мерри. — Ты ведь знаешь, что стряслось с Пиппином?!

— Страху натерпелся, но целёхонек. Скоро ты сам в этом убедишься, милсдарь низушек. А теперь нам пора. Князь Имрахиль желает вас видеть. По коням!

Солнце стояло уже высоко, но битва ещё далека была от своего завершения. Но это был первый день, когда ведьмак вообще увидел солнце, не закрытое пеленой из Мордора. Это затмевало для него даже то, что под ним убита четвёртая по счёту Плотва, а большая часть пузырьков с эликсирами бесславно разбита.

"Уже ради этого солнца нужно было драться", — подумал Геральт.

Слон ревел так, что у ведьмака вяли уши — наверняка, идя в атаку, ушастый, ногастый и длинноносый колосс по-слониному бранился ничуть не хуже, чем целая вольная компания краснолюдов. А ведь их было с пяток.

Конец Короля-Призрака временно парализовал мордорцев и позволил союзным армиям пробиться навстречу друг другу. Гондорцы и отряды Восточной Марки заняли позиции под стенами, где дополнительной защитой им служили требушеты и камнемёты наверху — теперь они стреляли по оркам обломками, которые осадные орудия Мордора оставили от домов первого яруса. Королевская гвардия рохиррим во главе с Эомером вклинивалась в разрушенный и затоптанный орочий лагерь, как волнолом, разбивая на две почти равные части море врагов. Такое построение должно было одновременно прикрыть разрушенные вчистую ворота и позволить коалиции отбить последние волны штурмующих.

Но вот в этом месте плана у Геральта как раз были здоровые сомнения. Да, отчаянная атака Теодена изрядно потрепала Мордору правый фланг и стоила посмертного существования милсдарю верховному назгулу, но это был ещё не конец. Преемник Короля-Чародея сориентировался не хуже Эомера и ввёл в битву резервы — вастакских лучников и пеших копейщиков-негров, которых пригнали в Осгилиат аж из Дальнего Харада. Гондорские и роханские солдаты, не видавшие доселе темнокожих гигантов, считали их полутроллями и побаивались.

Между тем на левом фланге на союзные силы навалился главный ударный кулак Мордора, в который собрано было всё, чтобы прокладывать дорогу к Цитадели прямо сквозь дома, бани и кузни Минас-Тирита. Боевые харадские "мумаки", каждый из которых мог задавить ногой трёх-четырёх солдат, и выдрессированные штурмовые тролли с их палицами пытались прорвать заслоны. А за ними лязгали саблями и зубами моргульские уруки и визжали харадские фанатики во главе не то с верховным царьком, не то с верховным жрецом — загадочным и зловещим Чёрным Змеем.

— Моргу-у-ул!!!! — ревели орки.

— Дамбалла!!! — бесновались южане, потрясая алыми знамёнами со священным змеем, посланником которого почитали Саурона.

Но время от времени боевые кличи мордорской армии сменялись криками ужаса, когда очередной мумак, израненный стрелами, валился на своих же. Лучники Мортхонда неплохо справлялись с толстокожими — их натаскали наследники долины Черноводной, Дуилин и Деруфин, что до осады частенько переправлялись в Итилиэн охотиться на харадских слонов. Впрочем, у них появился достойный напарник и соперник.

— А вот и самый разукрашенный, — указал Дуилин на мумака в дорогой пурпурной попоне умбарского поделия. — Не иначе, там сам Чёрный Змей плетёт чары. Ну, Иорвет, смотри не промахнись!

— Ты издеваешься, Dh'oine?! — ответил Иорвет. — Чтобы скоя'таэль не поразил таких размеров зад с такого расстояния?! — И бесстрашный Seidhe подкрался к слону поближе через обломки орочьих палаток, целясь, правда, ему не в серое седалище, а в глаз. Но эльфа встретил свист стрел — харадрим щедро оснащали лучниками спины своих живых башен.

— Я отвлеку их! — крикнул Деруфин, брат Дуилина, заходя на мумака с другой стороны. Но, уклоняясь от харадских стрел и дротиков, гондорец позабыл о ещё более суровой угрозе — слоновьей ноге. Серая живая колонна опустилась на Деруфина, и его крика никто не услышал за рёвом животного.

— Деруфин! Нет! — вскричал Дуилин и сам готов был очертя голову отправиться вслед за братом, но тут слон взревел ещё отчаяннее — похоже было, Иорвет всё же всадил ему стрелу куда следовало — и, пошатнувшись, завалился набок, на острые заграждения лагеря Мордора, по пути сбив с ног тролля и уронив своих всадников. Гондорские пехотинцы ринулись в брешь в рядах противника, обстреливая других гигантов и добивая упавших с мумачьей высоты.

— Смотри, Геральт, — сказал Деруфин ведьмаку, — видишь, как этот свежий покойник увешан золотыми побрякушками?! Не иначе, мы прикончили Чёрного Змея!

— Ну-ну, — без интереса ответил ведьмак, отбиваясь сразу от двух харадрим с причудливо искривлёнными клинками, непохожими даже на сабли орков. Но главной проблемой здесь были не они. Нанося харадцу в белом бурнусе смертельный удар, Геральт краем глаза заметил, что валяющийся на земле пурпурный плащ сам собой поднимается в воздух и словно бы надевается на некое призрачное тело. Увы, затерявшийся где-то на поле под грудами орчатины медальон не мог предупредить его о тварях Минас-Моргула.

— Деруфин, берегись! Каргул! — воскликнул ведьмак, быстрым финтом отбрасывая оставшегося южанина в кусты и разворачиваясь ко врагу пострашнее. Но опоздал: едва Деруфин поступил также, как клинок неизвестного каргула проткнул его насквозь.

— Зараза...

— Прочь с дороги! — прошипела призрачная дохлятина из-под плаща. — Разве вы не знаете?! Король наконец возвращается в свои владения из Минас-Итила с победой!

— Ты опоздал на тысячу лет, пугало огородное, — сказал Геральт, доставая эльфский меч из ножен. — Минас-Итила нет. Король умер. А я ведьмак. И надо мной нет королей, а уж твоего Готмога и подавно.

— Неважно, как зовут моего господина, Готмогом, Мордиритом ли, его мощь неколебима! — взвизгнул каргул. — Сдавайся, раб узурпатора! — И тут понеслось. Ведьмак и "огородное пугало" фехтовали мечами и магией буквально на свежих трупах. Тварь из свиты Готмога пыталась пронять Геральта фирменной мордорской магией — насыланием необоримого ужаса. Тот в ответ даже не пытался защититься Квеном или Ирденом — за бесполезностью — но стоило моргульскому духу чуть отвернуться, как ведьмак сложил Игни и подпалил его плащ. После этого каргул получил два хлёстких удара эльфской сталью — и на землю осели обгорелые ошмётки.

— Вот это был номер, vatt'ghern, — услышал Геральт голос Иорвета и обнаружил, что выжившие мумаки и тролли отходят в сторону Раммаса, а на место их поединка с каргулом подоспели несколько человек... и эльф.

— Кажется, теперь мы знаем, кто здесь верховодит, — сказал, подъезжая на белом коне в пернатом шлеме и парадном доспехе рыцаря-Лебедя с белыми "крыльями" за спиной князь Имрахиль. — Итак, командует вторжением теперь Готмог?

— Похоже, он самый, ваше сиятельство, — ответил ведьмак.

— Но теперь ему будет сложновато, — сказал Форлонг из Лоссарнаха. — Мгла развеялась, и оркам скоро станет не по себе.

И впрямь, попытка добить союзников одним сверхмощным ударом не принесла Готмогу успеха. Несмотря на сильный урон — а от лап троллей полегли такие славные мужи, как Эльфмар, сын Эльфхельма, и Гирлуин из Пиннат Гелин, — последняя атака мордорцев на ворота захлебнулась, и Сауронова орава отошла на добрый стае от стен, за свои старые рогатки и рвы. А по тылам её орудовали летучие отряды роханской кавалерии, истребляя попавшихся под руку врагов и заставляя лжекороля-призрака распылять силы.

На Пеленнорских пажитях наметился шанс на перелом.

Князь Имрахиль, будучи посвящён в планы Гэндальфа, направил небольшой отряд смельчаков-добровольцев занять стратегически важное взгорье на юго-западе, с которого добрый лучник мог простреливать все подходы к харлондским причалам. Отряд тот был разношёрстным: в него входили и король Эомер, и рив Ингберт с Хорном, и рыцарь-лебедь Россаран, супруг известной уже госпожи Бруидис, и эльф Иорвет, и ведьмак Геральт — не говоря уж о десятках менее именитых бойцов.

Сводной хоругви добровольцев пришлось по пути на взгорье порубиться и с орками, и с харадрим — хотя и те и другие поистратили боевой пыл. Один раз команде преградил путь целый назгул. Его виверна приземлилась на поле брани полакомиться трупами, судя по всему, своих же — потому что мордорцев всё-таки было больше, и они в любой момент могли обернуть в свою пользу численный перевес.

— А мы теряем лучших людей, Геральт из Ривии, — вздохнул Эомер на кромке взгорья. — За нашими спинами лежит Дунгер. Он принял на себя стрелу, предназначенную мне. Ряды врага же редеют медленно, а дело идёт уже к полудню.

"Лютик может спать спокойно", — подумал ведьмак, а вслух сказал:

— Сейчас осмотримся, и будет ясно, так ли это.

Милсдари разведчики оглядывали местность и в северном, и в северо-восточном, и в южном направлениях.

— Иорвет, что видит твой эльфский взор?

— А твой ведьмачий, Геральт?

— На севере ещё полна коробочка противника, всё забито им до самого Осгилиата. Отсюда неясно, копят ли они силы для второго штурма или готовятся отходить, — сказал Геральт.

— В мою сторону тоже сотни Yrchi и враждебных Dh'oine, до самых гаваней. А если присмотреться к реке, то оттуда идут... Король, похоже, ты видишь то же, что и я?! — несколько удивился Иорвет.

Эомер тоже смотрел на течение Андуина, не отрывая глаз, и лицо его заметно посерело.

— Да. Я вижу их. Чёрные паруса.

— Проклятые умбарцы. Теперь нам конец, — сжал кулаки Россаран.

— Похоже, я дождался своего разбитого щита, — обречённо выдохнул Хорн. — Жаль, Лютик не с нами, а то мы бы ушли вместе и с музыкой.

— Да полно тебе! Ты уже извёл орков больше, чем я пальцев на руке! — начал было Ингберт, но тоже как-то поник. Геральт хотел было рассказать соратникам про победу в битве за Пеларгир, бесславный конец Балахора и дерзкий план Арагорна, но и сам засомневался — а не перехватили ли Бродяжника со товарищи по дороге? Поэтому ведьмак сказал просто:

— Эти паруса не то, чем кажутся. Не поддавайтесь... как её... панике. Сейчас их там, внизу, ждёт сюрприз.

— Будь я проклят, если сейчас туча сюрпризов с этих кораблей не полетит нам в лицо, — сомневался Эомер. Но Иорвет в знак солидарности с ведьмаком кивнул. А через секунду сюрприз и вправду состоялся.

Умбарские корабли и впрямь осыпали берег стрелами — но не союзников, а мордорских воинов, уже встречавших их ликованием. Затем на мечущихся по берегу орков обрушились с мечами наголо Серые Плащи, воины Лебеннина, Лоссарнаха, Ламедона и Линхира, наполняя гавани криками агонизирующих тварей. А в довершение всего, на флагманской "Жемчужине" развевалось чёрное знамя с Белым Древом, которое Иорвет когда-то вёз наследнику Исилдура in exilium из самого Ривенделла.

— Это... наши, — сообразил наконец Ингберт.

— Тогда чего же мы стоим?! Проложим им улицу до Мундбурга пошире! — скомандовал Эомер.

План Гэндальфа выглядел надёжным, как краснолюдские часы.

— Мордор долгие века не видал этого знамени, и теперь его появление принесёт им сумятицу и страх. А нам... Эомер! Геральт! Иорвет! Как же прекрасно, что вы сейчас здесь! — встряхнул Арагорн взмокшей от пота тёмной шевелюрой.

Бродяжник — пожалуй, уже бывший Бродяжник — встречал соратников в Пел Дувене, пригородной усадьбе какого-то тиритского вельможи, ныне полусожжённой и всецело загаженной неприятелем. По правую руку от него стоял верный Хальбарад и молчаливо, сосредоточенно счищал с сапога ножнами орочьи кишки.

— Но для чего ты скрывал себя до последней минуты? — спросил недоверчиво Эомер.

— Как любит выражаться небезызвестный тебе Гэндальф, фактор внезапности. Ради него я и затеял всю эту игру в умбарцев, дорогой третий маршал Роханской марки. Представь себе, меня два или три раза обстреливали гондорцы с берега!

— Только ты говоришь уже не с третьим маршалом марки, а с действующим королём Рохана в своём праве, — Эомер снял шлем и добавил: — Теоден пал, исполнив свой союзный долг.

— Увы... — склонил голову Арагорн и, почтив память старика Теодена молчанием, добавил: — Так ведь и перед тобой, владыка рохиррим, стоит совсем не трубочист с брийской Аллеи нищих.

— Так тому и быть, милсдари. Полно, — вступил в разговор Иорвет. — Где Леголас и остальные?

— Во главе наших рот идут на восток и на север. Так что сейчас мы нагоним Гимли и Леголаса, а... Где Голодир? Он же тоже оставался здесь? — удивился Арагорн.

— Он уже давно искал смерти. Так что надо его догнать ещё допрежь моего собрата и твоего краснолюда, — сказал Иорвет.

— Убирайтесь, людишки!!! — ревел огромный тролль цвета поноса больной курицы, размахивая двойной секирой. — Множество из вас пало от моей руки, и ты не исключение!

— Не стану я от тебя бежать, гадина, — с какой-то даже не злобой, а усталой досадой ответил ему сквозь колючие седые усы Голодир. — Может, одним следопытом и станет меньше — но одним троллем тоже!

И тут старый следопыт совершил невозможное в его годы. Не слушая голосов из-за спины "Стой, Голодир!!!" он кинулся прямо на тролля в два с половиной раза его выше, сделал отчаянный прыжок, какие и Геральту давались с большим трудом, и попал точнёхонько на брюхо тролля, всадив меч ему в шкуру.

Страховидла сгребла Голодира огромной лапой, чтобы оторвать от груди и швырнуть с силой оземь, но тут ведьмак, напрягшись всеми, как говорится, фибрами, запустил троллю в лоб настолько мощным знаком Аард, насколько в принципе был способен. Вскоре мордорской животине снова вонзился в пузо меч Голодира, и тролль уже валился как подкошенный — но Голодир застрял под ним и подняться уже не мог. Да и, видимо, не хотел.

— Наконец-то... — следопыт, задыхающийся и приближающийся к смерти, улыбался. Геральт никогда не видел улыбающегося Голодира — с тех пор, как спасал его из ангмарских застенков. — Мордирит прекратит мучать меня... И сам... отмучается... Он ведь... заклял меня... Пока я жив... Он не сгинет...

И Голодир навеки уставился в очищающееся небо Гондора невидящими глазами.

— Прощай, Голодир, — обнажил голову Арагорн. — Помню, как ты учил и меня, и многих из нас основам доброй драки на мечах, и без твоей науки короток был бы наш век. Надеюсь, что ты прав, и твоя смерть станет и концом твоего злейшего врага, в каких бы мордорских ямах он не прятался.

— Мордирит нигде не прячется, — сказал ведьмак. — Должен расстроить всех нас — эта страховидла здесь и ведёт в бой армию Мордора. Только в здешних краях его, курвина сына, зовут Готмогом. — Про то, что на третью ставку Мордирит ещё и бывший король Гондора Эарнур, Геральт, подумав, не стал рассказывать.

— Кем бы он ни был, если надо, им обоим плохо придётся, — вымолвил Арагорн. Вместе с Хальбарадом он полез вытаскивать тело Голодира из-под тролля, чтобы потом он был похоронен должным образом.

Они преодолели ещё около стае к северу, очутившись под самыми стенами Минас-Тирита. Врагов на пути отрядов Арагорна уже встречалось немного — подкрепление у союзников вместо ожидавшейся подмоги с юга обескуражило, запутало и запугало мордорцев. Распылённые по всему Пеленнору воины под знамёнами Готмога теперь беспорядочно разбегались, торопясь к Каир-Андросу и переправам Осгилиата. Только фанатики харадрим, загнанные в угол, отчаянно дрались с рыцарями-Лебедями, тщетно пытаясь отомстить за Чёрного Змея.

Наследник Исилдура in exilium двигался к городу своих родичей по смеси вывороченной травы, грязи, крови, падали и нечистот, в которую превратились Пеленнорские пажити.

— Я слышу слева рог Гондора, а справа совсем недавно звучал рог Леголаса, — удовлетворённо отметил Арагорн. — Поле боя уже почти наше.

— Хорошо бы, — добавил ведьмак, уже почти вымотанный, ночь не спавший да вдобавок оставшийся без эликсиров вовсе. — Но я слышу впереди ещё и мордорские трубы...

На диво организованный отряд орков вылетел прямо на их группу. На острие удара оказались Геральт, Хорн и следопыт Халрос, до войны Кольца отвечавший за безопасность страны низушек — важнейшее направление, ибо они снабжали следопытов значительной долей продовольствия.

Хоть ведьмак и роханский воин уже махали мечами с трудом, силы следопытов были свежими, и орки протянули недолго. Но тут показался и тот, кто вёл их с поля боя — мрачный силуэт, распространяющий всеобъемлющее, скручивающее в спираль ощущение безысходности и мерзости.

Готмог. Мордирит. Эарнур, король-ренегат.

Геральт напрягся, представив себе, что сейчас мордорский выкормыш начнёт снова терзать его видениями Йеннифэр, Цири или Шани в камерах пыток. Но на этот раз Готмога интересовал вовсе не он.

— Далеко отсюда ваши северные норы, вожак дунаданов, — прошипел по-змеиному призрак. — На кой и зачем же ты пришёл сюда, где не найдёшь ничего, кроме погибели? И что за сброд вокруг тебя?

— Это мои друзья и союзники, — ответил Арагорн в позе и с интонациями хозяина положения. — Мы прошли долгий и опасный путь сюда, чтобы от тебя и твоих чёрных дел ничего не осталось.

— Не бывать тому, и вы зря проделали этот путь. Я питаюсь волей этого жалкого старика Голодира. И пока он жив, я несокрушим... — хвастливо начал было Готмог, но тут заметил скептические ухмылки на лицах дунаданов и Геральта. — Я говорю что-то смешное и нелепое, смертная немощь?!

— Ещё как. Голодира вот уж почти час как нет среди живущих, — ответил Иорвет. — Убитые горем, у которых отняли всё, часто ищут смерти. И теперь ты, ghoul y badraigh, тоже можешь умереть.

— Вы заблуждаетесь, — процедил Готмог. — Вам конец!

Уцелевшие орки навалились на маленький отряд, который бы расшвырял их, но за ними стоял Готмог и помогал своим, насылая на союзников волны нечеловечески отвратительной боли. Ведьмак уже видел первые жертвы и готовился пополнить эшелоны вторых, как Арагорн, разделавшись с напавшими на него орками, поднял ввысь свой некогда сломанный меч — так, чтобы от лезвия отразилось солнце. Возник необычайно яркий и длинный луч, уходящий куда-то под облака

— Ни твоим замыслам, ни затеям твоего хозяина из Барад-Дура не суждено сбыться! Ты знаешь меня и имя моего предка. Годы я оставался в тени, но теперь здесь, чтобы Мордор пал, а вы все были преданы вечному забвению! Наступает новая эпоха Средиземья, и нет в ней места таким, как ты!

Готмог зашипел, словно поджариваясь на солнечном луче, съёжился, скрючился и начал пятиться назад, как рак. Орки, нанося последние прикрывающие удары клинками, развернулись и последовали за ним — те, кто ещё мог ходить.

— Кыш! — по-детски крикнул на него Хорн, и ведьмак чуть было не расхохотался. Но оглядевшись вокруг, Геральт понял, что уже не до смеха. Внезапная атака оставила после себя пять убитых — среди них он узнал Халроса и даже самого Хальбарада, правую руку Арагорна. Хорн был серьёзно ранен и лежал на земле рядом с разбитым щитом, пытаясь изготовить самому себе жгут.

— Кто бы мог подумать... Что этим кончится брехня Хильдегарды, — бормотал Хорн, когда Геральт помогал ему перевязать рану. — Я на земле, щит мой раздроблен... Но мы одерживаем победу, и я жив. Только ни орка меня это не радует. Только успел двумя словами перекинуться с этим Халросом — и он уже умирает вместо меня...

— Ты многословен, Хорн, как все трубадуры и барды, — утомлённо выдохнул ведьмак. — Надеюсь, что это последние, кто стоит на нашем пути. Ещё одна такая атака — и нет больше Геральта из Ривии.

— Тогда готовься, — мрачно сказал Ингберт, ибо хорошо слышен был цокот копыт. Но когда всадники приблизились, стало видно, что это гондорцы — и среди них комес Ангбор, краснолюд Гимли и Леголас.

— Мы уже давно не видели врага, — рассказал эльфский принц. — Орки и вастаки спасаются бегством, кругом брошенное оружие. Только на нескольких участках остатки воинов Мордора ещё дерутся, но их там мало.

— Кто бы мог подумать, что нам это удастся, — покачал головой Эомер.

— Сражение выиграно, но какой ценой... — задумчиво вторил ему Арагорн, глядя на бездыханного Гальбарада.

Когда солнце начало опускаться на запад, дело было окончено. Конники Рохана и Дол-Амрота добили многих и многих из бегущих, хотя несколько тысяч всё же утекло к переправам. На Пеленнорских полях воцарилась тишина, которую нарушало только вороньё.

Но и воронью пришлось разлететься. Гондорцы, арнорцы и рохиррим вступали в город. Одни затянули, а другие подхватили последнюю славную песнь мэтра Лютика:

Про Минас-Тирит знаю одно —

Пускай супостаты со всех сторон,

И съеден припас, и скисло вино,

Но клятву дал гарнизон.

Напрасно чужие ждут,

Знамёна их не пройдут!

Войско прошло то, что удары Гронда оставили от ворот. Сам Гронд, подожжённый рохиррим, чернел на входе.

Всё непроглядней в могилах тьма,

Но бури от моря катится рёв.

Они содрогаются в гуле ветров,

Старые кости в трещинах гор.

Минас-Тирит выстоял.

Примечания:

Диспозиция на раннее утро https://lotro-wiki.com/index.php/File:Kings%27_End_map.jpg

Диспозиция к прибытию Арагорна https://lotro-wiki.com/index.php/File:Riders%27_Stand_map.jpg

Диспозиция после ударов Арагорна на северо-восток https://lotro-wiki.com/index.php/File:Ruin_of_Pel_D%C3%BAven_map.jpg

Диспозиция после изгнания Готмога https://lotro-wiki.com/index.php/File:Threshold_of_the_City_map.jpg

— Дерьмово, — сказал ведьмак, сидя с мрачной миной в Палатах Врачевания. — Очень дерьмово. Дерьмовей некуда.

Геральт пребывал на опасно тонконогом стульчике у постели Мерри Брендибака. Рядом на таком же восседал старый товарищ Мерри по операции с кольцом, Тук-болван. Собственно, низушек, узнав, что случилось с его соплеменником, и позвал на выручку ведьмака, рассчитывая, что ему удастся что-нибудь сделать.

Мерри бредил, считая, что уже на том свете, и всерьёз думал, что Пиппин ведёт его на его собственные похороны. Впрочем, вечером после сражения бредил он всё реже и реже, всё глубже проваливаясь в кошмары. Таких, как он, в Палатах было много. Считалось, что подобные симптомы вызывает интоксикация чарами назгул, поэтому гондорцы прозвали их Чёрной немочью. Раненые меж собой шушукались, что некоторых "немочей" — даже легкораненых — ночью уже вынесли ногами вперёд.

— Ты удивишься, Пиппин, но мне это проклятие знакомо. У нас нечто подобное называют Хваткой Малебольгия, в честь чародея, который, как говорят, его изобрёл. Только убивает она медленнее. Король Вриданк потом посадил Малебольгия на кол. Я считаю, поделом, — сказал ведьмак низушку.

— Вот! Ты ведь умеешь снимать проклятия, Геральт? Да ещё если у вас в Ривии его знают... — с надеждой воскликнул Тук.

— Увы, Перегрин Тук, против Хватки Малебольгия, она же Чёрная Немочь, даже самый опытный ведьмак бессилен. Не всякий магик обладает достаточной Силой, чтобы снять такое проклятие. А упокоенный ныне Король-Призрак будет помогущественней всего Капитула былых времён, — покачал головой Геральт. Ему хотелось расколотить себе лоб об ближайшую колонну с досады от собственного бессилия.

— Неужели ничего нельзя поделать? Ведь не только Мерри слёг с Немочью — и Эовин туда же, и господин Фарамир... — тут низушек потупился. Буквально только что он в красках рассказывал ведьмаку, как окончательно спятивший Денэтор пытался покончить самосожжением и сына с собой прибрать, но они с Гэндальфом насилу стащили молодого комеса с погребального костра — зато от наместника Гондора остались одни головёшки.

— Фарамир, кстати, довольно долго держится, — напомнил ему Геральт.

— Только вот кто останется наместником, если и он умрёт... — пожал плечами Перегрин Тук и, понизив голос, продолжил: — Вообще тут одни говорят, что Арагорн объявился в Минас-Тирите и нужно ему вручить бразды, раз уж он последний имеет права на престол. Другие стоят за то, чтобы короновать или сделать наместником князя Имрахиля, третьи вообще хотят с королём Рохана эту... как её... О! Личную мумию!

— Может, личную унию? — поправил ведьмак. Пиппин кивнул. — В общем, нечем мне вам помочь. Следопыты говорят, что жертвам чёрной магии неплохо помогает княженица, но местный аптекарь меня совсем запутал с её десятком названий на древних языках, и я не пойму, есть она тут или нет.

— Так, так, что тут у нас? — раздался в палате голос старшей смотрительницы Иореты. Вместе с ней в помещение вошёл Гэндальф — в полутёмной палате он сам казался посеревшим, как и больные с Немочью.

— У нас всё очень скверно, милсдарыни и милсдари, — сказал Геральт и изложил магику свои соображения по поводу назгульской хвори.

— Когда-то в Гондоре были Короли, о которых сказано в Книгах Знаний: «Руки Короля — руки целителя». Так ведь и узнавали настоящего Короля, — вспомнила вдруг Иорета.

— Золотые твои слова, Иорета, надолго их запомнят. В них есть надежда. Может быть, такой вождь уже здесь, в Гондоре. Разве ты не слышала, что говорят в городе? — добавил Гэндальф.

К счастью, разыскивать Арагорна тогда не понадобилось — он пришёл сам. И к счастью, вмешательство Бродяжника действительно помогло — поражённым Немочью стало легче. В городе говорили, что в Палаты на другой день позвали ещё и Лютика, чтобы он выступил перед ранеными.

Геральта там не было — он подрядился разгребать вместе с солдатами развалины на первом и втором ярусах в поисках людей. По сути это была работа похоронной команды. Мордорские снаряды обладали такой разрушительной силой, что на одного уцелевшего под завалами приходились два искорёженных или обгорелых мертвеца. Когда после полудня работы ведьмак встал к армейскому котлу за своим обедом, он думал, что от такой службы у него самого разовьётся Чёрная Немочь, и придётся Бродяжнику исцелять его наложением рук.

К счастью, Геральт отделался только кошмарами. Но его новых товарищей из Средиземья в них почти не было. Только Йен или Цири. Иногда Лютик, Золтан, Иорвет или Роше. Все они подвергались анатомически невозможным истязаниям в каком-то явственно мордорском красно-чёрном антураже — видимо, Саурон таким способом изрыгал проклятия в адрес ведьмака за то, что тот отверг его щедрое предложение.

А наяву по Пеленнорским полям постоянно сновали похоронные дроги. Только те, кого Геральт успел лично узнать, гибли десятками. Не стало Теодена, Гирлуина, братьев с Мортхонда, Россарана, Эльфмара, Дунгера, Гримбольда, альдора Хардинга, сразу нескольких следопытов — Гальбарада, Халроса, Голодира. Те, кто был с ними рядом и выжил, собирались вечерами в уцелевших кабаках Минас-Тирита и сосредоточенно, мрачно нарезывались поодиночке или по двое. Они даже не дрались. На два дня столица Гондора превратилась в одни большие поминки.

Распорядителями на этих поминках оставались Гэндальф и князь Дол-Амрота. Арагорн держал свою ставку на той части Пеленнорских полей, что меньше просмердела, не желая до времени короноваться из соображений высшей политики. Но и он, и Леголас, и Гимли, и следопыты постоянно посещали город. Чаще всего Геральт встречал краснолюда — он любил бродить мимо разбирающих завалы и баррикады солдат и горожан, отпуская ценные замечания, кто так строит и откуда у него росли руки.

Но на этот раз ведьмак встретил на улочках Минас-Тирита Иорвета — да ещё и с окровавленным клинком наголо и в обществе Леголаса. Эльфы неожиданно вылезли навстречу Геральту прямо из-под очередного завала.

— Cead, милсдари эльфы. Ну или mae govannon, — поприветствовал их охотник на страховидл. — С кем это вы проводите экзерциции? Битва-то уже кончилась.

— Преследуем гоблинов, — пояснил Леголас. — Готмог успел отправить нескольких гоблинов-лазутчиков, которые в неразберихе сражения пробрались в Минас-Тирит.

— Геральт же вроде накрыл перед битвой какой-то их тайный лаз в водохранилищах, — спросил Иорвет.

— Всё равно надо проверить, — настаивал принц Лихолесья.

— Предлагаю компромисс, — сказал эльфским спорщикам ведьмак. — Сейчас мы отправимся к "У мумака" — в последний не тронутый разрушениями трактир на нижних ярусах — и под хоботом этого мумака тщательно приготовимся к вылазке. А потом все втроём перевернём водохранилища.

Инициатива Геральта прошла у эльфов единогласно. Но времени на компромисс им не дали. Мимо проскакал взмыленный глашатай, дудя в рог так, словно стремился надуть через него арахноморфа.

— Общий сбор! Арагорн и правители Гондора объявляют общий сбор на Пеленноре! Всему войску велено прибыть на общий сбор на Пеленноре!

Лютик долго колебался, но в последний момент всё-таки прибыл в ставку наследника Исилдура in exilium. Против участия трубадура в последнем походе никто из его руководителей возражать не стал, только краснолюд Гимли съязвил "Помирать — так с музыкой!".

Первые часы похода были настолько спокойными, что виконту де Леттенхофу и вспоминать потом было бы не о чем. Семитысячная армия — солидная по меркам довоенных Северных королевств, но совершенно смешная для атаки на Мордор — спокойно подползала к развалинам Осгилиата. А на осыпавшихся тысячу лет назад Анориенских воротах древней столицы её преспокойно поджидали Геральт, Иорвет и... Приглядевшись и прищурясь, Лютик узнал Маблунга из итилиэнских следопытов.

— Приветствуем вас, владыки Гондора и Рохана, в очищенном от прислужников Тьмы стольном Осгилиате, — поклонился Маблунг вступающей в город кавалькаде .

— Да и очищать-то там от кого... — уточнил ведьмак. — Десяток трясущихся от страха орков на весь город. Даже каргулов в Звёздном куполе не оставили. Иорвет предлагал ещё изрубить этих доходяг и выложить потом у восточных ворот ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЁН, но времени было мало. Да и хватило бы их кусочков только на ПОСТОРОННИМ В.

— Да, крут ваш заморский эльф. Про таких только в древних хрониках и почитаешь, — заметил Маблунг. Леголас слегка поёжился, видимо, от стыда за соплеменника из дикой и неавантажной Темерии.

— Зато в городе полно паромов и понтонов, которые побросали отступающие остатки орков. Люди Маблунга сейчас их собирают, и через полчаса-час можно будет продолжать движение, — сказал "крутой заморский эльф".

Без излишних приключений армия коалиции преодолела по вражеским понтонам Андуин в руинах Осгилиата, откуда всё не выветривался неповторимый орочий запах. На следующий день войско Арагорна вступило в Итилиэн. Теперь, когда над ним не висела серо-багровая мгла, он выглядел не таким враждебным и мрачным, но засады в местных лесах всё равно следовало ждать с любой стороны. А герольды бывшего Бродяжника теперь трубили на все четыре стороны:

— Слушайте волю государя Элессара! Слушайте и покоряйтесь! Непокорные должны покинуть землю Гондора!

— Да-а, секретность у нас потрясающая, — ворчал Геральт.

— Пошли ты уже к оркам эту секретность, — ответил ему мэтр Гэндальф, нехотя расставаясь с трубкой во рту. — Замыслил я совсем другое. После того, как наш общий друг Тук сунул нос в палантир Ортханка и поговорил с самим Чёрным Властелином, он теперь думает, что Кольцо у нас, а вовсе не у Фродо. Так что всё наше предприятие — это один большой отвлекающий ход, — добавил магик шёпотом.

— Просадить семь тысяч верных копий, чтобы отвлечь внимание от двух низушек. Это сильный жест, вполне по-чародейски, — покачал головой ведьмак. Но несмотря на его ворчание и дурные предчувствия, леса северного Итилиэна армия преодолела почти без приключений — если не считать пары незначительных вастакских засад.

Ну, и ещё одного инцидента.

— Что за Вражьи штучки, — сердился краснолюд Гимли. — Уже час жду Леголаса и твоего дружка Иорвета, а их и след простыл! Ушли в лес, в сторону гор, и всё — никакой весточки! А ведь закат скоро!

"Закат". Это слово навело ведьмака на мысль, которую он обдумывал потом, продираясь через густой лес в поисках эльфов. Ещё в Осгилиате Маблунг рассказал Геральту про главный базовый лагерь итильских следопытов — Henneth Annun, Закатное окно. По его словам, оттуда открывались потрясающие пейзажи, от которых даже у суровых следопытов дух захватывало, а уж у эльфов и подавно.

Благо следы как раз в предполагаемом направлении Хеннет Аннуна и вели. Вскоре на дороге стали попадаться красные пятна, а потом — и убитые характерными клинками и стрелами орки. Постепенно деревья становились реже, а склон — все круче. За очередным поворотом открылась речка в узком ущелье: берега её густо заросли остролистом и можжевельником. Позади, в сияющей дымке, раскинулись обширные луга, а еще дальше — отсвечивающие под вечерним солнцем воды широкого Андуина.

Вскоре Геральт обнаружил, что тропинка начала круто спускаться, а склоны вокруг сблизились так, что каменные стены почти касались ведьмачьих плеч. Шум бегущей воды слышался все время справа, с каждым шагом все ближе и громче. Наконец, он дошёл до входа в крупную пещеру, у которого лежало уже четыре убитых орка.

Путь по пещере занял ещё минут пять, пока ведьмак не услышал голоса Леголаса и Иорвета. Правда, они с трудом пробивались через шум водопада, но зато их бы Геральт ни с чем не спутал. Ещё немного — и он нашёл, куда же запропастились оба эльфа.

Под ногами ведьмака был мокрый каменный пол, а впереди висела тонкая водяная завеса, — так близко, что он мог бы прикоснуться к ней. Она была с западной стороны. Лучи низкого солнца дробились в воде на множество разноцветных искр. Это было словно окно заколдованного замка, с занавесом из золотых и серебряных нитей, рубинов, сапфиров и аметистов, искрящихся яркими цветными огнями.

— Теперь у меня больше нет вопросов, Леголас, — послышался чертовски знакомый голос на синдарине с сильным темерско-лесным акцентом. — Можешь передать своему сиятельному отцу, что делиться Эрин Ласгаленом ему не придётся. Я предлагаю поселить Aen Seidhe здесь, в Итилиэне.

— Но тогда уже придётся делиться Гондору, — предостерегающе ответил скоя'таэлю лесной эльф. — Едва обретённая земля снова уплывёт у него из рук.

— Этот вопрос, fraer, я буду решать уже с Арагорном. А с ним это будет, пожалуй, даже проще, — сказал Иорвет. — А здесь, в Хеннет Аннун, будет центр всей колонии вольных Seidhe. У нас ещё остались мастера, способные обустроить эти пещеры в духе дворцов Шаэрраведда или Лок Муинне — пусть эти названия и не говорят тебе ничего.

"Кто о чём", — подумал Геральт.

— Иорвет, наконец-то! Весь гондорский штаб его ищет, а он тут размечает земельные участки, — саркастически сказал ему ведьмак.

— Ты зря смеёшься, vatt'ghern. Теперь мне есть с чем вернуться и что предложить соплеменникам. Мир, где сохранилась и дожила до наших дней культура нашей расы. Мир, где Dh'oine нам не враги и ещё века подумают, прежде чем затеют "эльфов — в резервации".

Единственный оставшийся глаз эльфского партизана загорелся.

Время шло, и неспешно подвигалось к концу безнадежный поход. На четвертый день пути от Перекрестка (и на шестой — от Минас Тирита) обжитые земли кончились. Дальше, до самого ущелья, ведущего к перевалу Кирит Горгор, простиралась пустыня. На северо-западе легли болота. Местность была так безотрадна, такая тоска брала за душу, что многие воины, для которых Мордор раньше был только страшной сказкой, не смогли идти дальше.

— Похоже, Геральт, мы приехали, — сказал Геральту Лютик. — Тут гаже, чем в мусорных отвалах горных заводов под Бельхавеном, гаже, чем в Ангмаре.

— И не говори, — ведьмаку тоже было паскудно на это смотреть. А главное — вернулись уцелевшие милсдари из Девятки Назгулов и с душераздирающими писками и визгами рассекали небо, наблюдая за армией сверху.

Мордор встречал гостей.

Примечания:

Как вы уже догадались, сцена переговоров у Чёрных Врат перетащена из ВК. С некоторыми косметическими изменениями.

Рано утром двух дозорных воинства Запада — Мирумира из Лоссарнаха и Торрхена из Хельмовой ради — потревожил некоторый нехороший шум в шлаковых холмах Дагорлада.

— Проклятье... Что может шевелиться в этих вонючих отвалах среди ядовитых луж? — выбранился Мирумир. — Тут же не может быть ничего живого.

— Зато неживое — запросто, — сказал Торрхен, косясь на близлежащие Черные врата Мордора. — Где это, в груде шлака справа? Ткнем-ка туда клинками для верности.

В этот момент неизвестный ползун выкарабкался из ямы под шлаковым холмом. Дозорные увидели, что это беловолосый бородатый муж с мечом в одной руке и обмякшим связанным орком в другой.

— Кто ты, страшило? Если ты на службе Черного Властелина, то худо тебе придется! — грозно топнул ногой Мирумир.

— Погоди-ка... — сказал Торрхен. — Я эту рожу помню по Хельмовой пади. Ты Геральт!

— А ты сотник Торрхен из войска комеса Гримбольда, — подхватил ведьмак. — Заберите это, — кивнул он в сторону орка, — в стан Арагорна, пока оно под Аксием. А я вас прикрою.

— От кого? — уточнил было роханец, но тут шлаковая горка затряслась и всё стало ясно. Из-под неё выползала длинная белая змееподобная осклизлая сегментированная мерзость, испуская хлюпающие звуки.

Геральт, обнажив эльфский клинок, отсек головной сегмент, и гигантский червь пополз обратно. Отрубленный кусок червя размером с голову питона ещё шевелился, но ведьмак, прицелившись на глаз, пнул его, и живая голова, шевеля щупиками, скатилась в отравленную лужу, где с шипением задымилась.

— Что. Это. Такое, — деревянным голосом сказал изумлённый Мирумир.

— Эти черви жрут падаль, которой за века битв в Дагорладе накопилось предостаточно. Они прорыли кучу подземных туннелей под холмами, по которой я и утащил "языка" из Клыков Мордора. Я бы с радостью пошел другим путем, но на башне напротив поднялся шум, орки забегали и начали перекрывать выходы, — сказал Геральт и сплюнул. Тут только воины заметили, что у него сильно ранена и сочится кровью правая нога.

Ведьмак сделал глоток "Поцелуя" и захромал вслед за гондорцем, роханцем и своим "языком".

— Ну как, Иорвет? Орк уже говорит? — окликнул несколькими часами позже Гимли скоя'таэля у входа в его палатку в лагере Арагорна, многими стае дальше на запад.

— Дай мне ещё пару минут, краснолюд. Поверь: у Иорвета и не такие бравые ребята говорили в полный голос. Жаль, в этой клоаке нет муравейников — но я справлюсь и без них, — ответил суровый эльфский диверсант и партизан. Из глубины палатки ему жалобно подвывал "язык" ведьмака.

— Геральт, а что ваши эльфы делают при помощи муравейников? — уточнил Арагорн.

— Тебе лучше не знать, Бр... Государь, — Геральт был зол на Иорвета за то, что пока он тихо выполнял задание в башне Кархост, тот увлекся и устроил в противоположном "клыке Мордора" Нархосте небольшое избиение младенцев, из-за чего гарнизон переполошился, а ему пришлось удирать с тяжёленьким орочьим тысячником через заражённые червями туннели.

Из палатки послышались вопли, взаимная ругань на Старшей и Чёрной речи. Гондорцы и рохиррим, проходя мимо, ёжились и делали знаки-обереги. Наконец орк взвыл так, что в далёком Барад-дуре Чёрный Властелин просто обязан был залезть под трон в ужасе:

— ЫЫЫЫЫ!!! ГАБУРЗ БУДЕТ ГОВОРИТЬ!!!! БУДЕТ!!! БОЛЬШЕ НЕ НАДО!!! УЫЫЫЫ, ЭЛЬФИЙСКАЯ ПОГАНЬ...

— Входите! — крикнул Иорвет.

— Надо будет напомнить твоему приятелю, что за истязания по нашим древним законам он может лишиться головы, — сказал бывший Бродяжник, а ныне государь Элессар, Эльфийский Берилл. — Напомнить после войны.

Арагорн, Эомер Роханский, Гимли, Геральт, Леголас и следопыт Каленглад, вместо павшего Гальбарада ставший правой рукой Элессара, вошли в палатку. Луж орочьей крови и отрезанных прожженным скоя'таэлем конечностей, как ни странно, не было. Просто эльф сидел на корточках рядом со связанным орком и поигрывал стрелой, направленной к нему острыми черными перьями.

— Никогда не думал, что эти твари с их толстыми шкурами боятся щекотки, — с издевательской интонацией сказал Иорвет. Арагорн и Леголас нарочито громко выдохнули с облегчением.

— Итак, достопочтенный Габурз, говори, но дыши непрожёванной человечиной в сторону. Какая сила собрана против нас в Мордоре и что она намерена делать сейчас? — сурово спросил Элессар.

— Итак, — сказал Гэндальф, откашлявшись, — если "язык" не врёт, то против нас в Удуне Саурон собрал тридцать две тысячи орков, штурмовых троллей, вастаков, харадрим и ещё Враг знает кого и чего. Не забываем и о назгулах. А мы можем противопоставить им менее шести тысяч бойцов.

Это была горькая правда. После того, как Арагорн при вступлении на равнины Дагорлада отослал всех устрашившихся и ненадёжных на Каир-Андрос в группу прикрытия, ряды гордого Воинства Запада заметно поредели.

— Не беда, — ответил Эомер, ещё пребывавший под впечатлением Пеленнорской победы. — Каждый из них стоит четверых орков!

— Я не закончил, король Рохана, — безапеляционно продолжил Гэндальф и обратился ко всем остальным участникам совещания. — В таком положении легко представить себе, как даже наши лучшие люди дрогнут — да ещё и на пороге Мордора. Чтобы этого не произошло, нам нужно поддержать их боевой дух. Желательно не победой в стычке, ибо стычка — пусть даже успешная — недопустимо истончит наши ряды.

— Гроссмейстер, я, кажется, придумал... — раздался голос Лютика.

Через некоторое время профессор элоквенции, ведьмак, Хорн и Гимли сидели в шатре у последнего, сгрудившись в кучу, о чём-то шушукались и ядовито хихикали. Лютик скрипел пером по пергаменту.

— Кажется, теперь готово, — сказал трубадур, сворачивая последний свиток с наиболее удачным вариантом загадочного текста. — Я, конечно, не Ярпен Зигрин и не Золтан Хивай, но благодаря вам, друзья мои, приблизился к идеалу.

— Кто эти люди? — спросил Хорн.

— По-нашему, гномы, — уточнил Гимли, сын Глойна. — С самыми острыми и солёными языками на свете. Геральт их за это очень уважает и уйму анекдотов о них рассказывал.

— То, что нужно, — сказал Хорн. — Хоть это и безрассудство, но настоящий мужчина в Рохане должен быть безрассуден. Да и как приятно сказать это Чёрному Властелину в лицо!

Огромные створы Черных Врат были плотно закрыты. На бастионах — никакого движения. Кругом царило выжидающее молчание. Люди понимали, что достигли конца своего отчаянного пути. Отряды, стоявшие в холодном предрассветном сумраке перед огромными стенами и башнями Мораннона, казались особенно жалкими и одинокими. Все ясно видели, что воинам Запада никогда не взять эти стены и башни, даже если бы они привели с собой могучие осадные машины, а у Врага не было бы других войск, кроме охранявших Врата. А другие войска у него, конечно же, были. В холмах и скалах вокруг Мораннона ощущалась затаившаяся злоба, темное ущелье дышало ненавистью. В довершение ко всему над башнями, словно коршуны, поднялись и собрались в стаю назгулы. Недосягаемые для стрел, с высоты они внимательно следили за всем, что происходило внизу. Враг все еще выжидал.

Оставалось довести задуманное до конца. Арагорн расположил войска на шлаковых холмах, между ними и Моранноном тянулись ядовитые болота. Потом вожди Запада выехали к Вратам. С ними были знаменосцы, трубачи и герольды. Впереди ехал Гэндальф, за ним Арагорн с сыновьями Элронда, Йомер и Имрахиль. Их сопровождали Леголас, Гимли и Перегрин, Геральт, Лютик и Иорвет. Чародей хотел, чтобы у Ворот собрались представители всех врагов Мордора.

Они приблизились к Мораннону на расстояние голоса. Знамена развернулись, затрубили трубы, а когда они смолкли, вперед выступили герольды.

— Выходите! — вскричали они. — Пусть Чёрный Властелин выйдет к нам. Мы призываем его к ответу! Он незаконно шел войной на Гондор и занял его земли. Король Гондора требует, чтобы он исправил содеянное им зло и ушел навсегда. Пусть он выйдет!

Но крепость никак не отвечала на эти призывы. Саурон хотел сначала поиграть со своей добычей и только потом нанести смертельный удар. Всадники уже решили повернуть обратно, но в этот миг раздался рокот барабанов, оглушительно взревели трубы. Средние створы Ворот распахнулись и выпустили парламентёров из Барад-Дура

Впереди выступал черный конь — да конь ли, в самом деле? — огромный и страшный, с мордой, походившей скорее на оскаленный череп, еще и огнедышащий в придачу. Под стать коню был и всадник, с головы до ног одетый в черное. Но это был не назгул, а вполне живой человек. Управляющий Барад-Дура забыл даже свое имя и сам себя называл Глашатаем Саурона. Рассказывали, что родом он был из "чёрных нуменорцев", что возлюбили темное знание, добровольно подчинились Саурону и даже переселились в Мордор. Жестокостью он превосходил любого орка.

Его сопровождал небольшой отряд воинов под черным знаменем с изображением Багрового Ока. Не доезжая нескольких шагов до всадников, предводитель остановился, окинул их презрительным взглядом и рассмеялся.

— Ну, кто тут из вас достаточно знатен, чтобы говорить со мной? — спросил он. — Или хотя бы достаточно умен, чтобы понять меня? Уж не ты, конечно! — насмешливо кивнул он на Арагорна. — Чтобы стать настоящим вождем, мало куска эльфийского стекла, а такой сброд вместо войска способен набрать любой бродяга!

Наследник Исилдура не сказал ни слова, но поймал его взгляд и некоторое время удерживал. Прошла минута, Арагорн не шевельнулся и не притронулся к оружию, но посланец Мордора вдруг вскрикнул и отшатнулся, словно от удара.

— Я глашатай и посол, на меня нельзя нападать! — закричал он.

— Там, где этот закон соблюдается, — медленно проговорил Гэндальф, — послы не ведут себя так нагло. Но никто и не угрожает тебе. Делай свое дело и не бойся нас. Однако если твой господин не стал умнее, то тебе, как и всем его рабам, грозит большая опасность.

— Ах, вот оно что! — воскликнул посланец. — Значит, говорить будешь ты, старик? Мы и раньше слыхали о тебе, знаем, что ты бродишь вокруг и строишь козни. Но на этот раз ты сунул нос слишком далеко, почтенный Гэндальф, и сейчас увидишь, что бывает с теми, кто плетет интриги против Саурона. У меня есть кое-что показать вам, особенно тебе, раз ты посмел явиться. — Он кивнул одному из воинов, и тот подал ему какой-то сверток из черной ткани.

Посланец Мордора сдернул ткань и показал им сначала короткий Сэмов меч, потом серый плащ с эльфийской пряжкой и, наконец, кольчугу из мифрила. При виде этих предметов у многих, стоявших перед Воротами, потемнело в глазах — стало ясно, что Фродо провалился и Саурон обрёл наконец своё главное оружие. Тук-болван, до сих пор прятавшийся за спиной Имрахиля, отчаянно вскрикнул и рванулся вперед с криком "Фродо! Сэм! Нет!".

— Это п* * *

ц, — тихо сказал Геральт.

— Молчи! — сурово приказал Гэндальф, оттаскивая Пиппина, но черный посланец громко рассмеялся.

— Так у вас есть и еще один недоносок! — вскричал он. — Не знаю, зачем они вам, но послать их шпионами в Мордор мог только безумец. Ну, хоть на одно он сгодился. Теперь ясно, что все это он видел и раньше, так что теперь не отвертитесь. Вам эти вещи тоже знакомы.

— Конечно, — спокойно произнес Гэндальф, — я-то знаю их историю, а вот ты, я вижу, с ней не знаком. Зачем ты принес их сюда?

— Кольчуга гномов, эльфийский плащ, меч павшего Запада и шпион из ничтожного Шира… ага, вздрогнули! — мы хорошо знаем их, — вот признаки заговора! Может, вам и не нужна та маленькая тварь, которой принадлежат эти вещи, а может, наоборот, она дорога вам? Если так, поразмыслите, коли способны на это! Саурон не любит шпионов, и судьба этой твари будет зависеть от вашего выбора.

Ему никто не ответил, но бледность лиц и ужас в глазах были красноречивей слов. Снова послышался его скрежещущий смех.

— Так, так! А малыш был вам дорог, как я вижу. Да и дело у него было серьезное, а? Но сорвалось, сорвалось. Теперь его ждут годы медленных мучений. Мы уж постараемся, чтобы они не скоро кончились. Вы его больше не увидите, разве что сломанным и искажённым ради забавы, а тогда уж я не забуду отправить его к вам. И это обязательно будет, если вы не примете условий моего Повелителя.

— Назови условия, — голос у Гэндальфа был твердый, но стоявшие поблизости видели в глазах мага тревогу и вдруг заметили, что он стар, потрясен и разбит. Они не сомневались: маг согласится, что бы ему ни предложили.

А условия были тяжелыми. Войскам Гондора и его союзникам предлагалось немедленно отойти за Андуин, предварительно поклявшись не выступать против Саурона ни явно, ни тайно. Весь Итилиен навсегда отходил к Саурону, а все страны западнее Реки до Мглистых Гор и до Изенского брода обязывались сложить оружие и платить Мордору тяжелую дань. Они обязывались восстановить также разрушенный Изенгард.

— Он станет владениями наместника Саурона, — сказал посланец, — но это будет не Саруман — он оказался недостойным, — а другой, кому Владыка доверяет больше. — И все поняли, что этим наместником будет он сам. И они поняли также, что условия Саурона означают рабство для Запада на вечные времена. В этот момент неожиданно прозвучал ответ магика:

— Слишком много вы хотите в обмен на одного пленника! Столько твой господин мог бы получить только ценою долгой войны. Или на полях Гондора он потерял надежду на победу? А если ценить этого пленника так высоко, то где залог, что Саурон, великий обманщик и предатель, выполнит свои обязательства?

И Гэндальф достал свёрток, на котором только-только обсохли чернила.

— Вот согласованная позиция государей Гондора и Рохана, гномов, эльфов и полуросликов на сих переговорах, — сказал магик и начал зачитывать.

"Тебе, Саурону Холощёному...", — от неожиданности запнулся было чародей, но продолжил... "...Холощёному, всея Мордора куроцапу и сукина сына брату, мы, мужи Гондора, Рохана, Лихолесья, Королевства-под-Горой, вольного Шира, Ривии, Редании и вольных эльфийских бригад даём наш ответ.

Всюду твои несокрушимые рати доблестно драпают от одного вида знамени с Белым Древом. Под Примостьем, под Волчьей пастью, под Харвиком, Форлоу, Торсбери, Брокбриджем, Хельмовой падью, Дол-Амротом, Пеларгиром, на Пеленнорских полях — повсюду гонят наши народы твоих выкормышей поганой тряпкой. Посему условия твои, которые ты, растеряв полвойска, разумно выдвигаешь нам, стоящим у твоих ворот, мы любезно примем, поданные твоей темнейшей рученькой под дверь нужника... нам на подтирку..."

Глаза на лоб лезли не только у Глашатая, но и у Гэндальфа. Даже Геральт, Лютик и Гимли подумали: "А не пересолили ли мы?". Но волшебник читал, и в его голосе чувствовались даже нотки чисто эстетического наслаждения. А по рядам армии обречённых всё громче прокатывался смех раз за разом.

"А в благодарность за твой великий драп государи Элессар и Эомер именем Гондора и Рохана жалуют тебе, орочьему золотарю, вастакскому портомою, ближнего и дальнего Харада трупоеду, умбарскому козлогону и кхандскому тряпичнику — осиновый кол первой степени с острыми мечами и крепким бантом из эльфийской верёвки! Не забудь намылить под этот бант шею, кусок ты duwelscheiss!". Далее подписи... — пожал плечами гроссмейстер. Со стороны Воинства Запада доносились одобрительные выкрики, хохот и свист.

Глашатай Саурона еле шевелил иссохшей челюстью от наглости противников своего владыки. Наконец он собрался с силами и рявкнул:

— Остерегайся говорить дерзко с Голосом Саурона! — вскричал он. — Ты требуешь залога? Саурон не дает их. Если ты ищешь его милостей, выполняй его требования. Условия вам известны. Поступайте теперь как хотите!

— Вот как мы поступим, — произнес вдруг Гэндальф. Он распахнул плащ, и яркая белизна одежд сверкнула в этом мрачном месте подобно обнаженному мечу. От его воздетой руки посланец попятился, а маг подошел и просто отобрал у него кольчугу, меч и плащ. — Это мы возьмем в память о нашем друге, — просто сказал он. — А ваши условия отвергаем бесповоротно. Уходи, твое посольство окончено, и смерть теперь ближе к тебе, чем когда-либо. Мы пришли сюда не для того, чтобы пререкаться с подлым Сауроном, а тем более — с его рабами. Уходи!

Булькая и фыркая от возмущения, как будто он был трактирщицей и его ущипнул Лютик, Глашатай Саурона развернул коня и помчался к Чёрным Вратам. Его свита задудела в рога, явно подавая условный сигнал. С оглушительным скрежетом Врата раскрывались, выпуская те самые обещанные орком-"языком" тридцать две тысячи орущих мордорских ублюдков. Шансов против них, да ещё и с назгулами в воздухе, никаких не оставалось.

— Ну что, милсдари соратники? Карта Гэндальфа оказалась бита, и не видать нам больше долины Понтара и бардаков Новиграда. Уйдём красиво? — сказал Геральт, стараясь не подавать виду, что у него словно что-то рухнуло и обвалилось внутри.

— Моё бы дело — сидеть подальше от всех вас на горочке и слагать балладу, но некому будет её слушать. Лучше уж я с вами до конца. Как-никак де Леттенхофы спасаются бегством в постели — но не в бою! — рисуясь, заявил бард.

— Никогда бы раньше не подумал, что мне придётся умереть, сражаясь бок о бок с Dh'oine, — сказал Иорвет, щурясь единственным глазом в сторону орды Мордора.

— А как насчёт бок о бок с другом? — пихнул его Эомер в правый бок. — В третий раз ты бьёшься рядом с рохиррим, если не больше. Теперь мы все равны.

Последняя битва близилась к началу.

Ведьмак радовался, что успел восстановить часть запасов эликсиров в Минас-Тирите и Итилиэне — хоть и небольшую. Теперь, когда никакой надежды уже не оставалось, принятый Белым Волком "Волк" оказал ему последнюю милость — позволил забрать с собой на тот свет побольше орков, троллей и прочей мордорской сволочи раньше, чем она затопчет его, Лютика и Иорвета, и потом ни Йеннифэр, ни Цири никогда не сыщут даже его костей.

Взятый Геральтом орк то ли соврал, то ли не знал всех планов Саурона — потому что на Воинство Запада хлынуло гораздо больше тридцати двух тысяч врагов. Кроме отрядов из Удуна, Чёрный властелин бросил на горстку своих противников подкрепления и с востока, из лагерей Ланг Рувена, и с запада, из укреплений Эфель-Дуата.

Армию спасала только позиция, удачно выбранная Арагорном. Солдаты укрепились на шлаковых холмах, за озёрами неведомой токсичной дряни, попавшей сюда после извержений Ородруина. На орков она действовала так же, как на людей, а проходы между отравленными лужами были перегорожены рогатками и прочными стенами щитов и копий. Но противник нашёл выход — прямо по ядовитым водам уруки кнутами гнали троллей, которым отрава хоть и щипала шкуру, но разъедала её медленнее. Кое-где орки уже тащили доски и двери, чтобы делать мостки по телам убитых пещерных гигантов.

— Как вы? — раздался голос Лютика. В очень подходящий момент — Геральт как раз пытался вместе с Берегондом поднять труп очередного тролля, чтобы вытащить из-под него полузадавленного низушка Пиппина.

— Не видишь?! Очередная атака отбита, и теперь мы чудесно проводим... — ведьмак подлез под приподнятую Берегондом тушу и выдернул из-под неё Тука-болвана. — Время.

— А как низушек?

Геральт внимательно присмотрелся к хоббиту и сказал:

— Без сознания. Надеюсь, он без него и будет, когда нас наконец добьют в этой arse lokke.

— Я был бы не так уж уверен в, как говорят медикусы, летальном исходе. Гэндальф явно о чём-то догадывается или на что-то рассчитывает. Но недоговаривает, — сказал трубадур.

— Скорее делает вид. Даже если у нашего гроссмейстера и остались тузы в рукаве, то вряд ли он чем-то поможет. Сейчас убили Каленглада. Тяжело ранили Ингберта. Иорвету обкорнали ухо, и он стал совсем как ненавистные Dh'oine. Скоро и до нас дотянутся. И до вас. Да тут ещё эти холерные назгулы летают... — заворчал ведьмак.

Лютик поёжился и стал напряжённо вглядываться в небо. Он действительно увидел кольценосца, летящего на бреющем на виверне. Причём, похоже, виверна от кого-то уносила крылья... Бард пригляделся, и увидел, от кого именно:

— Орлы... Орлы! Орлы летят!

Временно очухавшийся Перегрин Тук снова откинул голову и закрыл глаза, успев только простонать "Другая сказка... Бильбо..."/

Но орлы прилетели по-настоящему. Вёл их сам Гваихир Ветробой, за ним летели Ландроваль — самое быстрое создание Средиземья, Менельдор, которого Геральт из Ривии некогда спас от королевы ракопауков в Туманных горах, и десятки других их пернатых сородичей. Виверны назгулов инстинктивно уворачивались от них, опасаясь, что острые клювы и когти раздерут их перепончатые крылья.

Мордор потерял господство в воздухе, и бойцы Арагорна воспряли так, что тот легко поднял их на контратаку. Уруков, пытавшихся прорвать оборону Воинства Запада по "мостам" из мёртвых троллей, скинули в разъедающие плоть воды, и возник риск, что ударные группы армии Саурона сами окажутся в ловушке.

Ведьмак знаком Игни подпалил оркские мостки и тут заметил, что рядом с воинами стоит Гэндальф собственной персоной.

— Гроссмейстер... Ваших рук дело?

— Отчасти да, мой друг ведьмак, но если бы я не напомнил орлам, как некто Геральт спас их друзей на роханских границах этой зимой, уговорить их было бы куда сложнее, — ответил магик.

— А почему они не преследуют назгулов? Страховидлы уже улепётывают за Врата! — не понял ведьмак.

— Потому что назгулы вовсе не удирают. Похоже, у них новая цель и цель эта... — начал было Гэндальф.

И тут началось.

Грохот, такой чудовищный, что хоть нанимай ведьмака, прокатился от самого Ородруина. На фоне вечных мордорских туч засияло кроваво-алое зарево извергающегося вулкана. Врата подпрыгнули в воздухе и разлетелись с лязгом, как будто кто-то огромный выбил их ногой изнутри.

Зашатались уцелевшие дома и стены Минас-Тирита. Разбегались в панике в высокотравье далёкого Руна стада вастакских коней и овец. Рушились тысячелетние своды Мории, обращая в бегство что гномов, что орков. Огромные камни, скатившиеся с Двиморберга, навсегда засыпали вход на Стезю Мертвецов. Заволновались воды озера Эвендим, и его прекрасная хозяйка Гвиндеф замерла в печали в своём подводном чертоге, поняв, что не стало Каленглада. По всему Средиземью прокатились в тот день подземные толчки — в знак того, что Кольцо уничтожено, и вместе с ним канул в тартарары его создатель и повелитель.

— Зараза... Что это значит? — выплюнул кровь изо рта прикусивший язык Геральт.

— Это значит, что Хранитель Кольца выполнил своё задание, — невозмутимо ответил Гэндальф, подбирая посох и шляпу. — А значит, ты и твои друзья тоже, Геральт. У меня останется к тебе только одно дело...

Но ведьмак уже не глядел на Гэндальфа. Он как завороженный смотрел на горы Эред-Литуи, где слева, со стороны Барад-Дура, ворочалось что-то большое и тёмное, словно тянущее к ним щупальце или руку. Но что бы это ни было, ветер развеял его в клочья и унёс куда-то в бесконечные восточные дали, где даже Мордор заканчивается.

"Саурон исчез, — осознал Геральт. — Ренегат больше не вернётся и не натворит бед. Низушки сделали это, bleadd".

Армия Мордора, похоже, тоже обнаружила, что осталась без командования и, в общем-то, рваться в атаку на гондорцев теперь уже и не нужно. Под грохот извергающегося Ородруина и обвалов в горах все, кого ныне покойный Саурон призвал под свои знамёна, пустились в разные стороны. Разве что кучки фанатиков-вастаков и харадрим продолжали атаки, но они уже не были проблемой.

— Пора лететь, ведьмак! — вывел Гэндальф Геральта из оцепенения. — Пора лететь, иначе наши подлинные герои станут героями посмертно, а это уже не так приятно!

— Лететь? — и тут только ведьмак заметил, что Гваихир и Ландроваль приземлились на очередном шлаковом холме.

— Приглашаю вас на посадку, друзья мои! — раскатисто пробасил вождь орлов. — Мы никому не позволяем себя седлать и обуздывать, так что держитесь крепче!

Геральт поспешил вслед за Гэндальфом к орлам, думая, что теперь в мире появится первый и единственный летающий ведьмак. Чародей уже что-то подколдовывал. Он взял какие-то тряпицы — одну большую вручил Геральту, другую оставил себе, а затем прихватил ещё две поменьше.

— Они насыщены неиссякаемой водой. Без них жар Роковой Расселины вытопит из наших друзей-хоббитов всю влагу, и они погибнут в мучениях. Мы, кстати, тоже! — сказал волшебник, устраиваясь поудобнее на спине Гваихира. Геральт, никогда раньше не летавший на орлах, неуверенно повторял движения Гэндальфа.

— Вы готовы? — спросил своих "всадников" Ландроваль. Получив утвердительный ответ, оба пернатых гиганта взмыли в небо в сторону Мордора, уворачиваясь от летящих от Роковой горы камней с неба. Лютик, смотревший на подготовку Геральта к полёту с разинутым ртом, в последний момент тоже припустил к площадке орлов.

— Но... Ведь... Подождите! Падение Мордора с высоты птичьего полёта! Я должен это увидеть! Это будет шедевром! Стоооойтеееее!!! — Лютик бежал за орлами, не замечая под ногами ни мертвых тел, ни токсичного болота. — Возьмииииите меня!!!

Менельдор, который летел ниже других и до которого доносились крики трубадура, резко приземлился прямо перед ним и сердито сказал:

— Садись уже, человечек! Повезло тебе, что твой товарищ спас меня из паучьих сетей!

— Милсдарь орёл, искусство перед вами в неоплатном долгу, — расшаркался бард, неуклюже взбираясь на спину гигантской птицы.

Расчёты профессора элоквенции оправдались — зрелище и впрямь было потрясающим. Под крыльями орлов проплывали шевелящаяся и меняющая очертания выжженная земля, зловеще золотящиеся реки раскалённой лавы, разрушающиеся крепости, бегущие по дорогам беспорядочные толпы, бывшие ещё недавно грозными полками. Но всё портили облака едкого сернистого дыма и пролетающие мимо обломки расплавленной породы, от которых Гваихиру, Ландровалю и Менельдору приходилось уворачиваться на самых рискованных виражах.

Поначалу Гэндальф и Геральт опасались возвращения назгулов, но их как раз и не было видно. Только где-то в районе Удуна ведьмак заметил внизу несколько аккуратных и кучно расположенных чёрных ямок. Главными врагами спасателей стали извергающийся вулкан и раскалённый воздух вокруг — ещё на подлёте пришлось им надевать магические смоченные повязки.

Только с третьего раза орлам удалось высадить своих седоков на крохотную площадку на скалах Ородруина. Почти сразу же грохнул очередной разрыв, и чародей с ведьмаком чуть не сверзились в кипящую магму внизу.

— Здесь только одна тропа, — сказал Геральт. — Мэтр, вы как хотите, но я пойду первым.

Поиски затягивались — и сотрясениями склонов вулкана, и необходимостью цепляться за скалы, нагретые, как сковородка. Ведьмак чувствовал, что спалил себе подошвы напрочь. Перчатки давно вплавились в обожжённые руки. Даже через чародейскую повязку дышать и смотреть было тяжело — а Фродо Бэггинса и Сэма Гэмджи всё не было. Не было и Гэндальфа, который на первой развилке свернул влево, и орлов, которые кружили на безопасном расстоянии, ожидая сигнала.

Геральт уже начал думать, что несчастных низушек он найдёт уже жареными — хоть сейчас к орочьему столу. Но в закипающий от жары мозг ведьмака всё же пробились через уши знакомые, но полузабытые голоса:

— Сэм! Это точно не бред? Кто-то сюда идёт... Это орк? Нет, мастер Фродо, это тот ведьмак из воинов Ривенделла? Ну и ну? Как он тут оказался?

— А где ещё мне искать чудовищ... как не в Мордоре, — устало пошутил ведьмак, готовясь забрать истощённых и обмякших хоббитов из-под скалы, которая грозила в любой момент обвалиться и убить их. Едва он взял их под мышки и поволок с собой, почти так и вышло.

На очередном карнизе Геральт заметил, что Сэм пихает его в бок и суёт какую-то штуковину:

— Мастер ведьмак, берите это. Нужен... сигнал...

Присмотревшись, мастер ведьмак увидел, что низушек отдал ему эльфский флакон-светильник из Лориэна. С трудом соображая, что он делает и правильно ли делает это, Геральт воздел руку с фиалом — и тут же полуослеп, как если бы в руке засияла новая звезда.

— Ландрова-а-аль!!! — заревел ведьмак, силясь перекричать грохот извержения. Но светового сигнала оказалось достаточно. А вспышка из-за дальнего выступа дала понять, что Гваихир вскоре заберёт Гэндальфа.

Вскоре орлы с седоками встретились над Мордором, и Гваихир Ветробой проделал опасный манёвр, забрав когтями со спины сородича одного из низушек — Геральт уже не помнил сам, какого именно. И Фродо, и Сэм теперь были одинаково угвазданные, оборванные, отощавшие и обезвоженные. Спасители надели на них маски, но хоббиты уже пребывали без сознания — и ведьмак сомневался в наличии у них признаков жизни.

Приземлились они в Дагорладе, в стороне от недавних позиций Арагорна. Сильно поредевшему войску пришлось отойти подальше на север, чтобы в час окончательной победы не сгинуть уже от неосторожности вместо орочьих сабель.

— Это конец, — проговорил усталый ведьмак. — Конец моего контракта, гроссмейстер Гэндальф. Все низушки пока живы, а ваш соперник превратился в дымок над вертелом. Теперь нам с Лютиком нужен портал. Куда-нибудь к ванной, вину и выпирающим титькам. Иначе мы долго не протянем.

Красный как рак и варёный как он же, виконт де Леттенхоф в подтверждение слов Геральта сполз с Менельдора и шмякнулся оземь. У него не было гидромантической маски, и ему пришлось не лучше, чем Фродо и Сэму.

Всё дальнейшее Геральт из Ривии помнил как во сне.

Примечания:

Вместо эпилога.

— Зараза, — сказал ведьмак, засучивая рукава и прорываясь по узкому проходу в освещённое пространство, где бесновалась целая орава. Лютика надо было спасать.

Вскоре Геральт с трубадуром на закорках уже улепётывал от его поклонников с доброй половины Средиземья по закулисным переходам Голубого театра. "Направо! Налево!" — показывал дорогу профессор элоквенции. Наконец они вырвались через заднюю дверь на узкую тропочку, с трудом протискивающуюся между склоном Миндоллуина и стеной театра.

— Ффуууууух, — выдохнул Лютик, оглядевшись и видя, что он уже вне опасности. — Браво, браво, Геральт! Если бы не ты, меня бы заставили бисировать ещё раз пять — а ведь церемония бракосочетания уже завтра! А я бы охрип, как последний мордорский погонщик орков...

— Да не за что, — кивнул ведьмак, оглядываясь и видя, что орава фанатов господина виконта их уже не преследует.

Торжества на Кормалленском поле и даже коронацию Арагорна Геральт и Лютик пропустили, потому как после визита на Ородруин провалялись месяца два в Палатах врачевания. Выписавшись, компаньоны как могли нажимали на мэтра Гэндальфа, чтобы он принял меры по полному исполнению контракта со своей стороны — сиречь возвратил их в plus minus то самое место и время — но чародей тянул, опасаясь, что их организмы не выдержат портала. А тут как раз поспели и приглашения на свадьбу государя Элессара с её эльфским высочеством Арвен Ундомиэль. После того, сколько бок о бок с Эльфийским Бериллом было выпито разной дряни и убито страховидл, отказываться от них было неловко.

— Конечно, когда-нибудь все кончается, — говорил Арагорн, — но я просил бы вас задержаться здесь еще ненадолго. Не настал еще конец событиям, в которых все вы приняли участие. Близится день, которого я ждал долгие годы, и встретить его мне хотелось бы в окружении друзей.

Подготовкой к встрече высоких гостей заведовала милсдарыня Родвен — нечто вроде обер-фрейлины двора при наместниках, да и сейчас. Она пыталась приставить к делу всех, включая низушек. Но когда она принялась было докучать Фродо Бэггинсу расспросами о хоббичьих свадебных традициях, тот только пожал плечами и ответил: "Чем больше нелепых конкурсов, тем лучше — вот и все традиции". Для королей такое не годилось.

А вот Мерри Брендибака и Перегрина Тука Родвен, похоже, припахала — себе же на горе. Когда Геральт и Лютик спустились по улочкам вечернего Минас-Тирита ярусом ниже, они увидели оную благородную даму, распекающую рабочих за что-то. Приглядевшись, компаньоны узрели над воротами третьего яруса массу украшений и цацек, выкрашенных... в однотонный голубой.

— О мать Мелитэле, — поморщился виконт де Леттенхоф.

— О Владычица! Что это за безобразие?! — рвала и метала обер-фрейлина.

— А мы нешто виноваты, сударыня?! — парировали рабочие. — То ваши... эти... полупокеры... нет, полурослики настрого наказали — всю дворцовую челядь отогнать да приспособы в голубой цвет покрасить!

Лютик не удержался и фыркнул в кулак. Тут только он заметил, что за ним куда-то торопится большая толпа. Подумав, что публика из Голубого театра догнала его, он хотел было бежать, но было поздно. Человеческий табун увлёк и барда, и ведьмака, и Родвен, и декораторов на лестницу на второй ярус, где чудом никто не споткнулся и не был затоптан — не иначе, не без вмешательства Могуществ Арды.

— Эльфы! Эльфы едут! Эльфийскую королевну везут! — слышались крики в толпе минас-тиритцев.

Волна зевак вывалилась на первый ярус, ещё наполовину лежавший в руинах — впрочем, самые вопиющие из них были занавешены холстами, изображавшими дома целенькими и невредимыми. На месте разрушенных Грондом ворот была возведена временная деревянная триумфальная арка. Гондорские мастера, несколько противореча исторической правде, оснастили её резными деревянными же фигурами короля и его товарищей по Братству Кольца, что попирали ногами премерзкую страховидлу с единственным багровым Оком.

Только за аркой Геральт наконец вновь обрёл ориентацию в пространстве и обнаружил, что уже очутился на Пеленнорских полях, а его несёт прямо под копыта коней свадебного поезда. Под вяло протестующие крики стражей Цитадели и бурно восторженные вопли народа — не только горожан, но и гондорских провинциалов, рохиррим, северян с Андуина и даже приезжих из Бри и Эсгарота — он буквально выкатился навстречу Элладану и Элроиру, ехавшим во главе кавалькады.

— Приветствуем тебя, ведьмак! Мы не ждали тебя в Гондоре, думая, что ты уже возвратился в Ривию! — сказал Элроир Геральту, протягивая ему руку и помогая встать.

— Mae govannon, старик, — ответил ведьмак. — Только из-за вашего кортежа король убедил меня задержаться.

В Минас-Тирит прибыли все сливки общества Ривенделла — Глорфиндель, библиотекарь Эрестор и другие именитые эльфы. Поодаль на трёх особенно породистых и внушающих трепет конях держались владыка Элронд и супруги Келеборн и Галадриэль. Лютик отвесил замысловатый почтительный поклон им всем сразу, а поймав от эльфской владычицы некий странно заинтересованный взгляд, и вовсе осел наземь.

А рядом с Элрондом в самом непритязательном — по-эльфски, конечно — дорожном платье на сером иноходце выступала Арвен Ундомиэль, Вечерняя Звезда Имладриса, которой трубадур в своё время спел не меньше безнадёжных серенад, чем её бабке из Лориэна. В это время через толпу как раз протолкались государь Элессар и его спутники из Братства, стараясь не смотреть на приукрашенных себя на арке.

— Теперь я понимаю, почему мы медлили здесь и чего ждали! Теперь не только дни будут прекрасными, но и ночи — благословенными, и все ночные страхи исчезнут, — выдал восхищённый спич милсдарь Бэггинс.

— Да здравствует королевская невеста!!! — заглушил его хор гондорцев и гостей свадьбы века. Эльфов, едва успевших спешиться, подхватывали на руки, осыпали цветами, зерном и серебряными келебами, несли в город чуть ли не в танце. Арагорн умудрялся ещё как-то управлять этим потоком, задавая ему направление движения к Цитадели.

Так вступила Арвен Ундомиэль в своё будущее королевство, и звёзды проступили в небе над Гондором.

Бракосочетание же началось на следующий день, самый длинный в году, называемый у эльдар и нуменорцев Лоэнде, у Aen Seidhe Мидаэте, у рохиррим Мидсоммаром, а в Шире попросту — Днём Середины Лета.

Свадебный павильон из лёгких пород драгоценных деревьев Дальнего Харада, подаренных Гондору в знак заключения мира, увитый лоссарнахскими цветами и убранный трофейным шёлком Враг знает откуда, был установлен на Сторожевой скале, откуда молодые могли обозревать всё сердце своих владений чуть ли не до Моря. Ближайшие к героям дня места были отведены не только для высшей гондорской знати и Эомера со свитой, но и для членов Братства, следопытов, эльфов и прочих верных соратников государя. Ведьмаку досталось место прямо рядом с четвёркой низушек.

— Эх, Геральт, сейчас, конечно, всё красиво, но как же не терпится до банкета дотянуть! Говорят, дворцовые повара в Цитадели расстарались и наваяли такого, что и нам с королевского стола не посылают! — с некоторой завистью и тоской сказал Мериадок Брендибак.

— Вечно вы, Perian, думаете, как бы брюхо набить. В скоя'таэльские времена я поэтому особо и не доверял низушкам, — брезгливо хмыкнул Иорвет, который для свадьбы принцессы Eldar и владыки Dh'oine нашёл даже где-то цивильного вида рубаху и плащ, в которых не уступал по величавости Леголасу.

— Полно тебе, Иорвет, — урезонил его Фродо Бэггинс. — Я после своих мордорских злоключений подрастерял даже тот аппетит, которым, как злословили мои родственнички, особо не страдал.

— Помню-помню, Гэндальф многое рассказывал о синдроме Отмены Кольца, — кивнул эльфский партизан. Гэндальф, кстати, был здесь же и, видимо, отправлял обязанности богослужителя перед брачным алтарём. Чародей сделал некий знак, — а может, и Знак, потому что от него все притихли сами собой — и вдалеке, у фонтана Цитадели, показалась Арвен Ундомиэль, вся в чём-то по эльфски воздушном, направившись к Арагорну и Гэндальфу. Её сопровождали не только восхищённые вздохи, но и вся её ривенделлская и лориэнская родня, а арфисты и скрипачи явно из кортежа Элронда взыграли древнюю, ещё на квенья, песнь прощания с невестой "Она покидает дом", от которой даже у взыскательного профессора элоквенции дух перехватило.

— Друзья! — начал Белый магик после того, как Арагорн и Арвен обменялись обрядовыми приветствиями на синдарине. — Мы все воссоединились здесь теперь, когда война окончена и уступает место любви! Но не забывайте — рассвет ещё не означает, что исчезнут все тени! Многие из нас, кто отдал жизни на полях брани, так и не увидят этот день — так почтим же их минутой молчания!

Но за минуту Гэндальф отыгрался сполна. Это была речь-сага, речь-поэма, достойная банкета на Танедде, и никто в ней не был позабыт. Гроссмейстер помянул и Теодена Роханского (заглушаемый громким "ура" рохиррим), и Боромира (заглушаемый громким "ура" гондорцев), и Денэтора (под тихое недовольное ворчание многих гондорцев). Затем чародей милостиво предоставил слово почётным гостям, и начались уже чужие заздравицы за процветание древнего дома Эарендила, от которого выводили свой род как жених, так и невеста.

После всех эльфов, краснолюдов и хоббитов дошёл черёд и до ведьмака из земель предальних. Геральт, выйдя на пурпурную ковровую дорожку почёта, поклонился Арвен и Элессару и начал со всем вежеством, которого нахватался, желая показать почтеннейшей публике — он-де тоже не лыком шит.

— Милсдарыни и милсдари! Я, конечно, как виконт де Леттенхоф, речи произносить не умею. Но увы, он выступит на языке музыки в самый решающий момент. А от себя, старого ведьмака, скажу вот что.

Когда нас готовят к схваткам с реликтами и созданьями Врага, то приглушают нам эмоции — чтобы страх в самую ответственную минуту не взял над нами верх и не погубил нас. Но если бы я сейчас мог, я бы плакал от радости добрым водопадом Рэроса. Ведь и я подолгу трясся в седле по большаку, отрезанный от... особы, с которой меня когда-то свела судьба, тоже терпеливо сносил месяцы разлуки. Продолжаю их сносить и сейчас. Поэтому я скажу вам, как сказал бы Лютик: пусть нас всех, и Средиземье, и Северные королевства, ждёт такой мир, в котором нынешний день показался бы ещё самым худшим.

Неожиданно для себя ведьмак сорвал бурю аплодисментов и, застеснявшись, удалился в общество Иорвета, молча показавшего Геральту большой палец.

— Зараза... Ты видишь то же, что и я? — шепнул он скоя'таэлю.

— Что именно? — не понял эльф.

— Тогда ущипни меня побольнее, а то как бы меня не обморочило тут. Мне показалось сейчас, что я вижу в толпе Йеннифэр. Даже сиренью с крыжовником пахнуло, — сказал Геральт.

— Ну, сирень здесь точно есть, — усмехнулся Иорвет. — Воистину, тебе пора домой, ибо Белый Волк уже начинает раскисать.

А мэтр Гэндальф меж тем продолжал отправлять обязанности ведущего:

— По древним обычаям, вступающим в брак подобает обменяться кольцами. Но в силу обстоятельств нынешнего бракосочетания этот обряд предпочтительнее было бы нарушить — слишком тягостные воспоминания связаны ныне у Свободных народов с кольцом. Разве что молодые не протестуют...

Со стороны молодых последовал знак согласия — молчание.

— Вместо этого предлагаю вам крепче взять друг друга за руки и повторить ваши клятвы... — продолжал магик. Ведьмак уже его не слышал. Он всматривался в лица гостий церемонии на противоположной стороне Сторожевой скалы, где ему почудилась чародейка из Венгерберга. Но, естественно, уже не увидел и её следа.

"Я слишком долго общался с говорящими орлами и бешеными чёрными плащами. Совсем плохой стал", — иронически подумал Геральт, когда Гэндальф произносил "Арвен Ундомиэль, дочь Келебриан, согласна ли ты взять в жёны Арагорна, сына Гилраэн?".

— Тогда перед Валар и Единым, и при свидетельстве людей и эльфов... — продолжал Митрандир.

— Кхм-кхм! — с непередаваемой интонацией краснолюдского неудовольствия прокашлялся Гимли.

— ...и гномов...

— И хоббитов, не забывайте о нас! — выступил Брендибак.

— ...и хоббитов, и... ведьмаков, и всех Свободных Народов я объявляю вас мужем и женой, и да воссоединятся вновь две ветви рода Эарендила! — вышел Гэндальф на крещендо всей церемонии. Новобрачные наконец-то поцеловались не украдкой — по ним Геральту было видно, что они ждали этого чертовски долго.

— Да здравствует Арагорн Второй, государь Арнора и Гондора!!! — воскликнул волшебник, и под оглушительную овацию над Пеленнором загрохотал вселенский фейерверк, который Гэндальф все эти месяцы готовил втайне. После этого у Фонтана в дело вступил целый оркестр, который заглушить уже было просто нечем, и на его фоне солировала известная теперь всему Средиземью лютня Юлиана Альфреда Панкраца де Леттенхофа:

- Настанет день и час

Любовь к тебе придет,

Зови иль не зови.

Где встретишь ты ее,

Не знаешь наперед,

Темны пути любви.

Неслышен ее шаг,

Неведомы черты,

Таинственен язык.

Но вот пришла любовь,

Ее узнаешь ты,

Узнаешь в тот же миг!

— Ай да Лютик, ай да сукин сын, — покачал головой с улыбкой ведьмак. — И у него сегодня звёздный час. Ради такого стоило репетировать неделями и нервничать.

Вокруг ликовали гости из Дол-Амрота, Эдораса, Карас Галадона, Бри, даже чопорные посланники Дейла, Эсгарота, Лихолесья, Одинокой Горы, племён высокотравного Руна и глинобитных городов-государств выжженного Харада. А во дворе Цитадели их приветствовало расцветшее Белое Древо — тот саженец, который вчера чародей и король искали целый день в потайном ущелье. Высоко-высоко над ним, над башней Эктелиона и даже над Миндоллуином взлетали огни и шутихи в виде орлов и звёзд — старый хитрый Гэндальф тоже припас свой шедевр для этого дня.

В ликующей Цитадели никто не заметил, как Элладан протиснулся к Иорвету и подал ему некий знак, понятный только одним эльфам. Им ещё предстояло подготовить своё, особое торжество.

— Итак, — молвил Кирдан Корабел, председательствующий на правах старшего. — Если все мы в сборе, то пусть наш, надеюсь я, общий друг Иорвет из Северных королевств расскажет нам о своём замысле.

Эльфийские владыки собрались в малом зале для заседаний, отделённом от основных зал торжественных чертогов Меретронда, где сейчас шло празднование первой королевской свадьбы в Гондоре за доброе тысячелетие — и шум его долетал даже сюда. Лицом ко входу за круглым столом сидел Кирдан в скромном серо-зелёном походном одеянии, в котором он был и на церемонии бракосочетания. По сторонам от него расположились владыки Элронд, Галадриэль, Келеборн и Трандуил, подалее — Элладан, Элроир, Леголас, Глорфиндель, Дортанет из пещер Дол-Амрота и ещё несколько книжников и воителей.

А напротив, словно под строгим взглядом оксенфуртского экзаменатора или судьи, стоял Иорвет, которому предстояло изложить предводителям Eldar столь долго вынашиваемый план.

— Mae govannon, а заодно и cead'mil, владыки Имладриса, Лотлориэна и Эрин Ласгален. Вы все знаете, кто таков Иорвет из Ард Гвынедд, чем он занимался на родине и что привело его в Арду. Как не давал я спуску врагам Seidhe там, так и в ваших владениях мои стрелы насквозь пропитались кровью врагов эльдар. Почти два года сражался я на службе владыки Элронда, помогая вам. И теперь всему моему народу может пригодиться ваша помощь, — скоя'таэль вспотел, пытаясь следовать всем правилам местного красноречия.

— Тревожно звучат твои слова, Иорвет, — покачал головой Элронд. — Мы все помним, что когда ты только явился в Арду на берегах Андуина, то был непримиримым врагом Людей, не делая различий между мирными народами и слугами Врага. В Сумеречном Доле лесорубы до сих пор пугают детей Одноглазым Эльфом, и когда мы следовали в Минас-Тирит, они едва не пустили в ход свои топоры — во многом по твоей вине. Уж не взлелеял ли ты снова мечты обрушить наше объединённое войско на Ковир, Каэдвен, Нильфгаард или другую неведомую науке страну?

— Ты ошибаешься, Элронд из Имладриса, — возразил непобеждённый полевой командир. — Мой замысел прямо противоположного свойства — это план спасения, а не истребления и мести.

За долгие месяцы в Арде я увидел, что здесь Eldar удалось даже не сохранить себя в борьбе с Dh'oine, а избежать этой борьбы, что Dh'oine и эльфы могут быть верными союзниками и друзьями. Хоть у вас и есть здесь немало врагов, но в Арде тебя никто не потащит на шибеницу и не выгонит в резервацию за острые уши, а в людских притонах разврата здесь нет ни одной эльфки. Эта земля для моего народа станет тем безопасным убежищем, о котором давно пророчествуют Видящие. Да, вы не ослышались, Мудрые — я помышляю о всенародном переселении Aen Seidhe в Арду.

За круглым столом воцарилось несколько неловкое молчание.

— У нас в таком случае говорят "Паук народился", — попытался разрядить его Леголас.

— И где же ты, Иорвет из Ард Гвынедд, желаешь расселить свой воинственный народ? — спросила Галадриэль. — Конечно, в Арде происками Врага осталось немало пустых мест, но одни из них неплодородны, другие поражены Тьмой, а в третьи теперь, когда пал Мордор, рано или поздно придут размножившиеся люди. А как относятся к людям многие твои соплеменники, для нас не тайна. Мы могли бы предоставить вам прибрежье Андуина в Южном Лихолесье — хотя лучше ему теперь, после нашего договора с государем Трандуилом, зваться Восточным Лориэном. В это место нога человека не ступит ещё столетия.

— Я был в... нынешнем Восточном Лориэне, владычица, — мягко возразил Иорвет. — И земли, где действительно Aen Seidhe могли бы насладиться миром и спокойствием, там не так уж много. Пауки и варги до сих пор бродят по этим лесам. Олорин и Арагорн во время похода к Чёрным Вратам предложили мне другой вариант. Это поселения Dh'oine в Северном Итилиэне, тысячу лет назад оставленные Гондором.

— Ну... — замялся Кирдан. — Итилиэн богат зверем и птицей, изобилует источниками, его земля прекрасно родит. Но главный недостаток его для сейдхе в том, что он граничит с Гондором. Не придётся ли вам в ближайшем будущем вновь делить землю с Людьми?

— Государь Элессар готов уступить Seidhe землю, которая начинается на десять стае к северу от Перекрёстка, по обеим сторонам старого тракта. Кроме крепостей, которые должны контролировать подходы к Мораннону, Северный Итилиэн останется нашим владением.

— Но хватит ли Итилиэна для всех сейдхе? Тем более половины Итилиэна, — скептически улыбнулся король Трандуил. — Теперь, когда орки на Севере разбиты, а пауки бегут Владычица знает куда из моего леса, они могли бы найти себе безопасное обиталище под нашим покровительством...

— Нет уж, — голос Иорвета внезапно стал жёще и резче. — В северных королевствах многие короли и чародеи набивались в покровители к моим соратникам. Для последних это обычно плохо кончалось. И судя по тому, что мне рассказывали о тебе... хм... знакомые низушки и краснолюды, от тебя есть все основания ожидать подобного, Трандуил аэп Ласгален. Кроме того, нас теперь осталось не так уж и много, и плодовиты мы не более вашего — а уж тем паче не более Dh'oine.

— Отец, я готов взять на себя посредничество между народом Иорвета и людьми, — вступил Леголас. — Думаю, такое решение удовлетворит все стороны, — и многозначительно посмотрел на короля лесных эльфов.

— Да будет так, — молвил Кирдан. — Кроме того, теперь многие из малых убежищ эльфов на Западе заброшены и смогут приютить тех сейдхе, для которых не останется места в Итилиэне. Не в Мордор же их вести.

— Остаётся второй вопрос, — сказала Галадриэль. — Как проложить для народа Иорвета путь в Арду?

— Так же, как Саурон проложил путь и для него самого, а Олорин — для Геральта и Лютика, — ответил Келеборн. — Разве это невозможно?

— Возможно, но... — вступил Элронд. — Создать врата из Арды за круги мира — это тяжкий труд даже для майа. Что Саурону, что Олорину удавалось открыть их только для одного или для двух созданий. Но ты, Иорвет, предлагаешь провести тысячи, десятки тысяч! А теперь, когда эльфийские Кольца угасли и потеряли силу, я не уверен, удастся ли нам отворить пределы Эа и для двоих...

— Как раз я знаю возможный способ, — поправил повязку на глазу скоя'таэль.

— Неужели? — поразился Кирдан.

— В почитаемом Aen Seidhe пророчестве говорится: "Уцелеют лишь те, что пойдут за Ласточкой. Ласточка — символ весны, избавительница. Она отворит запретные двери, укажет путь спасения. И возвестит возрождение мира", — сказал Иорвет. — В Нильфгаарде, где-то в глуши, стоит Tor Zireael — Башня Ласточки. Для глаз Dh'oine и даже большинства Seidhe это лишь развалины, но Видящие и Истоки способны вступить в неё и открыть скрытые в ней Врата. Запретные двери, которые могут стать для нас дверьми в Арду. В новый мир, который обещан нам Итлиной.

— Но разве ты Видящий? — изумился Леголас.

— Я — нет. Но Геральт и Лютик знают тех, кто сможет провести Seidhe через врата Tor Zireael вместе со мной. И сумеют уговорить их мне помочь, — ответил Иорвет.

— Итак, я полагаю, ты сказал всё, — молвил Кирдан Корабел. — Я вижу, что ты много раздумывал над этим замыслом, и я могу сказать, что он осуществим. Мы уйдём на Заокраинный Запад, оставляя наше наследие в Арде в надёжных руках. Теперь ответьте мне, владычествующие и Мудрые — кто из вас за предложение Иорвета?

Лютик тем временем, допев "Дорогу без конца", спустился было в зал, чтобы присоединиться к общему веселью. Но что-то его тревожило.

— Геральт, — тихо сказал трубадур ведьмаку. — Ты заметил? Эльфская аристократия вся куда-то подевалась.

— И Иорвета я тоже не вижу. Это не совпадение, — кивнул Геральт, оторвавшись от бараньей ноги. Но именно тут как раз в конце пиршественного зала и показался скоя'таэль со своей легко узнаваемой повязкой на глазу.

— Где ты пропадал? — профессор элоквенции насилу протолкался к эльфу. — Чуть не пропустил всё веселье. Там приехал Гримбеорн со своими дрессированными собаками, они сейчас прислуживают гостям!

— Неважно, — сказал Иорвет. — Сейчас сбывается моя мечта. Мечта всех Aen Seidhe. ПО крайней мере, мы сделали к этому важный шаг.

— Эльдар одобрили новых соседей? — догадался Геральт.

— Вполне одобрили. Хоть и для порядка поколебались. Но мне придётся временно вернуться. Вместе с вами. Чтобы довести наш план до уцелевших командиров, до городских Seidhe, до Видящих в горах. Чтобы собрать у Врат весь народ, — в голосе Иорвета чувствовался огонь энтузиазма.

— Тогда пошли искать Гэндальфа, — сказал ведьмак. — Вижу, всем нам пора и честь знать.

Ведьмак с трудом карабкался вверх по тропе на склоне Миндоллуина, следуя за Гэндальфом.

Сама по себе тропа была несложной, но незадолго до того государь Элессар и государыня Арвен Ундомиэль дали очередной в те дни обед — на сей раз прощальный, посвященный лично Геральту и его спутникам. На этом скромном, гостей на тридцать, мероприятии, присутствовали и выжившие члены братства Кольца — и, разумеется, четверо отчаянных низушек. Меню явно было приспособлено к оным.

— Йен, помнится, не могла мне простить, что я ушёл не попрощавшись, — подумал вслух ведьмак. — Видела бы она, как я в Гондоре прощаюсь и прощаюсь, а уйти все не могу.

— Полно тебе, Геральт из Ривии, ворчать что твой хоббит, которого оторвали от третьего завтрака! — отозвался Гэндальф. — Ещё немного — и трудности ваши будут решены.

Они поднимались в гору вчетвером — чародей, ведьмак, Лютик и Иорвет. Наконец вся компания оказалась на продуваемой всеми ветрами Средиземья каменистой площадке, посреди которой на фоне серо-бурых скал виднелся белый росток, напомнивший Геральту геральдическое древо Гондора.

— Отсюда, между прочим, прекрасный вид на Минас-Тирит и весь Восточный Гондор. И я хотел бы, друзья, чтобы вы полюбовались им напоследок перед тем, как вернётесь в родные края, — сказал магик. Или всё-таки больше, чем магик?

— Гроссмейстер, но почему именно здесь? Почему мы лезем в какие-то оркски неудобные горы? — спросил Лютик.

— Теперь, когда исчезло с лица земли Кольцо Всевластья, на наши три Кольца надежды уже нет. Ушло их время и ушла их сила. И теперь место, где пророс сеянец Белого Древа, станет мне подспорьем вместо него, — слегка печально сказал Гэндальф.

Компаньоны сгрудились у края скалы, откуда долина Андуина просматривалась как на ладони от водопадов почти до Моря.

— Жаль, нет здесь Леголаса. А то он мне едва плешь не прошел своими чайками и потерянным Валинором, — сказал Иорвет. — Я помню, как бродил изгоем по лесам к северу от Лориэна вдоль этой реки, а теперь возвращаюсь обратно чуть ли не пророком Лебедой. Только для Seidhe.

— Какое-то время придется тебе вновь слоняться изгоем по кустам с гловоглазами, — ответил Геральт. — Ведь Гэндальф обещал возвратить нас в то же самое место и время, в котором забрал нас с Лютиком.

— Я как раз хотел спросить, — встрял странствующий волшебник. — В какой день по вашему календарю впервые мы свиделись в той корчме в Венгерберге? Кажется, "Под весёлой козой?".

— Правильно, под козой. А вот число... Не помню я, — развёл руками ведьмак.

— И я уже не помню — в конце концов, гроссмейстер, мы ведь чуть ли не два года здесь! — добавил Лютик. — Кажется, в начале июля.

Ветер свистел на Миндоллуине, унося слова куда-то далеко на юг, к разгульному Дол Амроту и нескончаемому Морю.

— В начале июля... Да будет так, — задумчиво сказал мэтр Гэндальф и начал плести чары. Эта попытка заняла у него существенно больше времени, чем прежняя, в Изерноре, и ведьмак задумался, а не загнал ли он сам себя в капкан, когда — пусть и косвенно — помог уничтожить Кольцо.

Но к счастью, он зря волновался.

Гэндальф выпел последние строки своего многоэтажного заклинания и с силой провел по воздуху посохом, как будто взрезая перегородку из ткани. Как и прежде, он крепко держал посох обеими руками, а навершие его было направлено точно в зенит.

Вершину Миндоллуина заслонило знакомое уже портальное марево. Через минуту ему на смену пришло ночное небо со зловещих размеров полумесяцем — и очертания ночного города под ним.

— Башни Венгерберга, — сказал Геральт. — Вперёд.

— Прощайте, Геральт и Лютик! Удачи на большаке и творческих успехов! — молвил им вслед Гэндальф Белый. — А с тобой, неукротимый Иорвет, мы, возможно, ещё и свидимся!

— Прощайте, мэтр! Va faill, Arda! — ответила ему тройка голосов. Ведьмак, трубадур и скоя'таэль шагнули в портал, увидеть который уже и не надеялись.

Гэндальф отпустил посох, и всё сгинуло, как будто и не было никогда в Средиземье никакого Геральта. Он уселся на камень, вздохнул о чём-то своём и набил трубку. А через минуту в небе над Минас-Тиритом поплыли дымные кольца и иные причудливые фигуры.

Впоследствии мастер Мериадок Брендибак рассказывал, что одна из них была очень похожа на лютню, а другая на голову волка. Но почтенный предводитель Бакленда до конца дней ломал голову, к чему бы это.

— Bloede arse! — в сердцах воскликнул Лютик. — Ну и слякоть! Ну и холодина! "То же время, то же время"... Так, где мой мешочек...

— Какой мешочек? — спросил ведьмак.

— Потом, — сказал виконт де Леттенхоф, отряхиваясь и оглядываясь. В закоулках города — судя по знакомым вывескам, всё-таки Венгерберга, — было адски холодно и сыро. А земля была ещё и чуть прикрыта свежим снежком.

— З-зима? — догадался одетый по-летнему, как и вся троица, Иорвет.

— К-кажется, Гэндальф немного запутался в календарях и вместо начала июля послал нас в начало Йуля. Зараза... — сказал Геральт.

— Отлично, — сообразил скоя'таэль. — Меня уже и искать перестали.

— Тщщщщщ! Не так громко, — остерёг его ведьмак. — А меня, наоборот, начнут...

Геральт оказался совершенно прав. Когда они втроём вошли в "Под весёлой козой", первым, что услышали компаньоны, был голос капитана венгербергской стражи:

— Мы тут, госпожа Йеннифэр, тоже никого не сыскали, даже мертвого тела. Все притоны, весёлые дома, даже канализацию облазили...

— Йеннифэр?! — вырвалось у ведьмака.

Действительно, в самом удобном кресле, закинув одну стройную крепкую ногу на другую, в мужском дорожном платье устроилась темноволосая чародейка с фиалковыми глазами, источающая тонкие ароматы сирени и крыжовника. Напротив сидела ее спутница — беловолосая милсдарыня со шрамом и характерными желтыми глазами ведьмака.

— Йен! Цири!

— Геральт! Лютик! И... — осеклась Йеннифэр, вспомнив, что Иорвета при властях лучше не упоминать. Но при виде капитана стражи и его людей скоя'таэль как-то незаметно растворился в пространстве.

— Мы уже месяца два идём по вашему следу! — сказала Цири. — Одну половину Севера мы обшарили сами, другую Йеннифэр осмотрела в мегаскоп. Хотели уже заказать по вам поминальную молитву знакомой жричке, но... выяснилось, что среди мёртвых вас нет тоже.

— А теперь вы появляетесь из ниоткуда здесь, где вас видели в последний раз в обществе бородатого магика и в таком виде, словно все полгода тут и спали под лестницей, — отметила Йен. — Если бы я не видела твоего выражения лица после порталов, то так бы и подумала.

— Что ты, Йеннифэр! — встал профессор элоквенции на защиту друга. — Ты не представляешь, какой опасный заказ достался твоему ведьмаку! Пройти такие далёкие земли! Среди таких чудовищ! Схватиться с чародеями, каждый из которых мог бы стереть тебя, при всем моем уважении...

— Ладно, Лютик. Я все поведаю сам. Нескладно, зато коротко и ясно, — и Геральт тихо сказал Йен: — Будь добра, закажи в комнату бутылку туссентского и бадью горячей воды. А то с моих прибытков тут не будет сдачи.

...Бутылка туссентского прибыла в апартаменты чародейки первой. Ведьмак с удовлетворением отметил, что взгляд Йеннифэр существенно смягчился после второго бокала.

— Ну так что за таинственную награду ты приволок из своего Средиземья, которую даже не принимают в трактирах? Я вся заинтригована, — спросила магичка.

Вместо ответа Геральт извлёк из потайного кармана снятой куртки нечто большое и защитное в тряпичный кисет, но даже сквозь него сияющее. Глаза Йен загорелись ничуть не хуже.

— Это то, что я думаю?

Опять же вместо ответа ведьмак вскрыл кисет. Взору Йеннифэр предстал драгоценный ярко-голубой камень величиной с кулак.

— Местный король предложил мне выбрать из сокровищницы что пожелаю. Я выбрал то, что легче унести, — ответил ведьмак.

— Голубой карбункул, — громким шепотом сказала Йен. — Ты даже не представляешь, что сделал. Если хоть одна из моих дорогих товарок узнает о нём — оторвёт мне голову. Хотя нет — раньше она удавится от зависти.

Йеннифэр хотела было обнять Геральта покрепче, но тот ее отстранил:

— Дождемся бадьи. Всё-таки из-за ошибки с порталом я искупался в луже.

— Поддерживаю, — лисьим голоском сказала чародейка, пробегаясь пальцами по рукаву ведьмака. — Бадья с Геральтом — вот чего мне по-настоящему не хватало все это время. Цири и Лютик обустраиваются в своих комната, нам никто не помешает. А когда я тобой наиграюсь, ты мне все расскажешь. И не вздумай юлить — с этим карбункулом мои магические возможности вырастут в разы.

— Ты ни слову не поверишь, что там было, — усмехнулся Геральт и поцеловал её в спадающие на плечо волосы. — Но узнаешь все.

Некоторое время спустя виконта Юлиана Альфреда Панкраца де Леттенхофа видели в другом трактире — забубеннейшей "Кирке и пике" на повороте дороги, что связывала Аэдирн с Махакамом.

На этот раз Лютик не пел. Он сидел перед камином и поигрывал в руке тем самым мешочком, который привез когда-то из Изенгарда в гондорский банк и за которым специально посылал в Калембель перед отбытием из Средиземья. А напротив него завороженно смотрели на мешочек Золтан Хивай и Персиваль Шуттенбах.

— Здесь — то чудо науки и магии, о котором я вам писал, милсдари. Которое сделает своего владельца несокрушимым.

— Да не тяни ты ослизга за все подробности, Лютик! — не выдержал Золтан. — Показывай, bleadd!

Бард развязал мешочек и высыпал на стол горстку серого порошка

— Обычный бомбический порох, — покачал головой Шуттенбах. — И стоило за три моря его везти, чтобы краснолюда с гномом удивить?

— Совсем не обычный, — обиделся трубадур за свое сокровище. — Он гораздо... Управляемей. Гораздо надёжней. Золтан, сколько раз ты рассказывал, как твои друзья безуспешно пытались изобрести пороховой самострел, а образцы взрывались у них в руках? Больше этого не будет. Горка праха перед нами изменит всё. Перед ней задрожат даже драконы, даже Нильфгаард и Зеррикания. И за судьбу мира я прошу скромные двадцать тысяч новиградских крон.

— Лютик, хоть ты и великий человек, коммерсант из тебя как из говна пуля. Бери пять и соглашайся. И то чисто во имя старой дружбы, — возразил краснолюд.

— Ах так?! — профессор элоквенции схватил пальцами несколько крупинок Саруманова порошка и бросил в камин. Камин треснул. Никто вроде бы серьезно не пострадал, но у самого Лютика слегка обгорела штанина.

— Ты больше так не шути, — неодобрительно сказал гном Шуттенбах.

— Теперь вы мне верите? — сказал Лютик.

— Да, эта штука посильнее, чем труды Никодемуса де Боота на горшке с похмелюги, — сказал Золтан Хивай. — Восемнадцать!

— Я вижу, ты впечатлён? — парировал виконт. — Двадцать пять!

— Ты мог бы потребовать карету из чистого золота, запряженную отборными шлюхами из Цидариса, — махнул рукой Золтан. — Двадцать три!

— По рукам!

Хивай торжественно выписал Лютику чек банка Джианкарди, и мешочек перекочевал к нему, чтобы отправиться в Махакам для опытов. Этой горстке праха, оставшейся от амбиций Сарумана Белого, и впрямь предстояло полностью изменить мир.

Но это уже совсем, совсем другая история.

ТЕПЕРЬ ТОЧНО КОНЕЦ

Примечания:

Милсдари и милсдарыни! Теперь, когда всё закончилось благополучно, позволю себе вас спросить: какие из историй о похождениях ведьмака и его друзей в Рохане и Гондоре в дилогии вы считаете наиболее удачными?

Ответы жду в комментариях.