Избранные судьбой (джен)

Небеса опустились на землю, дабы приветствовать героев. Во всяком случае так казалось участникам торжественного шествия в честь славной победы Поднебесной Империи, многим из которых, простым пастухам и землепашцам, не доводилось прежде бывать в большом городе, а уж тем паче — в дни великих празднеств. Останавливаясь на каждом шагу, они оглядывались по сторонам с любопытством и робостью детей, впервые выглянувших за порог родного дома, стараясь навсегда запомнить эти минуты, равные вечности.

А посмотреть было на что! И без того великолепная, столица преобразилась ко дню празднества. Многоэтажные здания были украшены пышными гирляндами, а высоко в небе на фоне догорающего заката величественно парили воздушные змеи, символизирующие небесных покровителей Китая — словно бы те снизошли до своих почитателей, разделив с ними радость. Улицы и переулки озарились множеством звездочек-фонариков всех цветов радуги и размеров, так что подступавший вечер казался светлее дня. Многие и многие сотни нарядно одетых горожан собрались на улицах, дабы приветствовать героев; отовсюду доносились радостные голоса, звуки музыки и смех. Пусть победа стоила Поднебесной недешево — сегодня не было места печали и скорби.

"И наверняка многие из горожан представляли себе победителей совершенно иначе", — пришло неожиданно в голову капитана... нет, уже генерала Ли, занимавшего почетное место в центре процессии, сразу же после акробатов с жонглерами и музыкантов. Неспешно проезжая по городу и принимая львиную долю приветствий и благословений, он сполна насмотрелся на горожан всех возрастов и положений. Нет, никто, конечно, не посмел усомниться вслух, громко призывая к ним благосклонность богов и усыпая дорогу перед отрядом чуть увядшими цветочными лепестками — но Шанг видел, какими недоумевающими взглядами они обменивались. И наверняка перешептывались потихоньку за их спинами, обсуждая таких странных, таких несхожих солдат, порой на великих воинов не походивших вовсе. Раздраженно поджав губы, Ли Шанг отвернулся. Он не мог винить простолюдинов, для коих воины были особой, возвышенной кастой, лишь немногим уступавшими богам: до недавнего времени он и сам в это искренне верил, воспитанный в этой вере, этом закрытом кругу избранных. Но особые времена требуют особых мер... и особых героев. Таких, как его отряд и...

Далеко не все воины, поучаствовавшие в сражениях, смогли принять участие в этом шествии, неспешно продвигавшемся в сторону императорского дворца. Кто-то просто не дожил до великого дня, кто-то был тяжело ранен или просто измотан тяготами военной службы. Нашлись и такие, кто предпочел пышное торжество долгожданному единению с родными и отдыху в кругу семьи. Но и тех немногих, прибывших в столицу — не более десятой доли всей армии — было довольно для торжественного празднества и награждения самим императором. Ведь главные герои торжества — отряд, сразивший вожака захватчиков и переломивший ход войны, — были с ними.

Они прибыли почти в полном составе, чему генерал Шанг, все еще мысленно именующий себя капитаном, был искренне рад. Привычный к шумной пышной столице, сегодня он чувствовал себя неуютно и с неприязнью косился на буквально светившегося от самодовольной радости Чи Фу, ехавшего во главе процессии, рядом с ним. По случаю торжества тот облачился в самые нарядные одеяния, совершенно не добавившие ему ни величия, ни привлекательности. А может, то был осадок от их затянувшегося противостояния? Ли Шанг не знал, да и знать не хотел. Смирная кобылица, везшая Чи Фу, шла шагом, не встряхнув задаваку лишнего раза, и тот успевал горделиво принимать приветствия и поздравления с таким видом, будто одержанная победа как минимум наполовину принадлежала ему. И командир был почти уверен, что Чи Фу и считал так. Как бы справилась армия без его ценных советов и бумагомарательства?

Презрительно сощурившись, Шанг отвернулся, мельком скользнув взглядом по стягам и знаменам, коими была щедро увешана последняя перед дворцовой площадью улица. Собственно говоря, сегодня императорский дракон взирал на героев буквально отовсюду, с каждого здания, дерева или фонаря; но здесь буквально рябило в глазах от извивающихся отблескивающих золотом и серебром силуэтов. Все правильно — зримое воплощение могущества и мудрости присматривало за несмышлеными потомками, разделяя с ними все превратности судьбы. Но именно сегодня Шангу особенно тяжело видеть его, осознавать всю ложь перед лицом небесного создания и его земного отражения — императора. Принимать почести спасителя Поднебесной, совершенно не будучи им...

Он украдкой оглянулся через плечо, на неразлучную троицу — друзей Пи... Мулан. Весь подчиненный ему отряд, воинов которого Шанг теперь знал буквально поименно, такой маленький на многолюдных улицах Закрытого города, держался вместе, словно опасаясь, что людской водоворот засосет, утащит, разделит их. А эти трое — в особенности. Пройденные вместе испытания породнили их, и Шанг поймал себя на неожиданной мысли, что немного завидует им, простым солдатам, которым вскоре снова суждено опуститься с небес на землю, заняв самими богами отведенное место. И все же было у них что-то, объединяющее их сильнее долга и крепче глубоких проникновенных клятв. Что-то общее для всех них, миновавшее, однако, его самого.

И лишь они — опять-таки, не считая его — были хмуры и невеселы, не видя ни красоты, ни веселья устроенного в честь них празднества, чувствуя себя на нем чужими и лишними. Шанг не знал наверняка, но был уверен — они так же, как и он, вспоминают Мулан, ее отвагу, граничащую с безрассудством, ее самоотверженность и упорство, ее подвиг. Лишь благодаря ее проступку все они остались живы, а Китай — не захвачен врагами, более многочисленными и сильными, чем можно было предположить. Она, а не они все, должна была принять эти почести, эту славу и благодарность, лишь Мулан заслужила их. Но наградой для нее стали холодные камни и вечная стужа перевала. Победительница гуннов и спасительница всего Китая осталась там, погребенная рядом с поверженными врагами, разделив их судьбу — дарованную законом и его рукой. Шанг почти с ненавистью взглянул на эту руку. Но может, Мулан все же посчастливилось добраться до менее диких краев и обрести покой уже там? Эта не самая веселая мысль немного поддержала его.

— Командир, — шепотом окликнул его Линг, и по его смущенно-раздосадованному виду Шанг понял, что тот звал его не единожды. И что задумавшись, он вновь едва не пропустил нечто важное — хотя что может быть важнее долга крови, долга чести?

Отряд выехал на площадь и остановился напротив императорского дворца, огромной страшноватой глыбой возвышавшегося буквально вдоль всего горизонта. Многочисленные фонарики лишь подчеркивали его монументальность, скрывая в тенях детали. Народ поумолк, окружив площадь плотным кольцом, а музыканты и актеры расступились, почтительно склонившись. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь сдержанным дыханием да потрескиванием огня в светильниках. Тишина, о которой так мечтал Шанг в долгие шумные дни обучения новобранцев и сражений, которой жаждал, как давно желанной воды и отдыха. И которая так неожиданно, коварно навалилась на плечи, сбивая дыхание, пригибая к земле своей тяжестью — напряженная, напоенная ожиданием и неизвестностью, чужая.

Ли Шанг повел плечами, сбрасывая морок, поднял голову. К еле различимым в полумраке огромным створкам дворцовых дверей шла лестница в тысячу ступеней, по обеим сторонам охраняемая каменными львами. Шанг помнил, какими огромными и страшноватыми казались эти изваяния ему, когда он, совсем еще несмышленый мальчишка, сопровождал отца во дворец. Да и потом тоже; величественные звери казались ему воплощением могущества и истинной силы, перед которой не устоит никто и ничто. И какими же незначительными были они теперь, после исполинских утесов и коварных ущелий пройденных гор. Только малая часть их великой империи, выжившей одним лишь чудом. Шангу пришлось напомнить себе, что очень и очень значимая часть.

Чуть слышный гул сопровождал появление императора, облаченного в парадное одеяние, но — тоже такого маленького на фоне исполинского здания. Следовавших за ним по пятам прислужниц с опахалами, одетых — как и было принято во дворце — ярко и броско, Шанг не заметил и вовсе. Он снова и снова напоминал себе, что истинная сила вовсе не в размерах и даже не в воинских навыках. Но снова безжалостно вставали перед внутренним взором недавние события, напоминавшие, как хрупки и жалки смертные перед волей богов.

Повинуясь едва заметному знаку императора, гулкий звон огромного гонга сотряс воздух, отозвавшись в самой плоти собравшихся, и вновь воцарилась тишина. И в ней негромкий голос повелителя обрел звучность и глубину, каких трудно было ожидать от тщедушного старца. Император говорил — и словно бы вырастал на чи* с каждым словом. И, завороженный его речью, Шанг вновь поверил в величие их победы и — самое главное — в то, что принадлежит она наравне каждому из принесших ее, великих или малых. Включая — неназваную и не известную почти никому Мулан.

— Подойдите, командир Ли, — Шанг даже вздрогнул от неожиданного обращения, но поспешно спешившись, передал поводья озадаченному Чьен-По и буквально взлетел по ступеням. Он спиной чувствовал, как нахмурился обманутый в ожиданиях Чи Фу, но не стал даже задумываться о нем.

Слова о великой чести и гордости отца странным образом прошли мимо его сознания. Долгие годы Шанг не смел и мечтать о подобном, а сейчас принял как должное. Оттого ли, что образ отца с недавнего времени потускнел в его глазах; или же потому, что вот-вот готова была осуществиться иная, более недавняя и прочувствованная мечта? Ли Шанг не знал и усилием воли заставлял себя прислушиваться к каждому слову, интонации, не упускать ни малейшего жеста. Все может стать решающим в нужный момент.

— Прошу прощения, ваше величество, — осмелился он вставить свою реплику, когда император, похвалив его храбрость в решающей победе и вслух поинтересовавшись, как же это произошло, остановился, переводя дыхание. Склонив голову и умоляя всех богов и духов, что есть, простить его дерзость, Шанг продолжил: — Но это славное деяние принадлежит не совсем мне. А вернее сказать, вовсе не мне, а одному из моих солдат.

С императором поравнялся запыхавшийся Чи Фу, только что одолевший лестницу. Вид у него был недовольный, однако вмешаться он не посмел. Ли Шанг смерил его выразительным взглядом, про себя пообещав спустить его с лестницы, стоит тому ляпнуть что-нибудь в противовес ему. Но император даже не смотрел на советника, крайне удивленный открывшимися подробностями.

— Вот как? — он выразительно поднял брови и, сделав в воздухе неопределенное движение, вновь спрятал руки в рукава. — Кто же стал славным героем, чье имя Поднебесная будет помнить вечно?

Показалось — или Чи Фу открыл рот что-то сказать? Ли Шанг многозначительно стиснул руку в кулак.

— К сожалению, я не помню имени этого славного юноши, — отозвался он с неподдельным огорчением. — Он был совсем молод, но сообразителен и отважен не по годам. Признаться, я сам бы не решился на подобный рискованный маневр, опасный для нас не менее, чем для врагов. Но иной раз риск окупает себя.

— Был? — без труда выделил из его речи император главное. — Вы хотите сказать, генерал, что...

— Боюсь, что так, — Шанг огорченно опустил голову. — Он не дожил до победы и остался безымянным. Но я сделаю все возможное, чтобы узнать, кем же он был, и оповестить его семью о славном поступке их сына. Они заслужили это.

С этими словами Шанг машинально повернулся к своим солдатам. С такого расстояния трудно было различить их лица, но ему показалось, что он поймал презрительный взгляд Линга и хмурый — Яо. Рывком отвернулся: этим простакам невдомек, что никто не должен знать о тайне Мулан и позоре семейства Фа. А именно им и обернется раскрытие имени славного героя. Император казался мудрым и понимающим, но насколько он снисходителен к нарушению законов — изданных им самим и его предками? Шанг не мог быть уверенным в этом.

— Я понимаю вашу печаль, генерал, — с трудом дотянувшись, император коснулся его плеча — в точности, как делал его отец, когда хотел подбодрить сына. И когда Шанг удивленно повернулся, улыбнулся в усы, хотя улыбка и была невеселой. — Лучшие сыны нашего края родятся не каждое поколение, но боги милостивы и даруют этому юноше новую, более славную и счастливую судьбу. Ведь нет достойнее деяния, чем защитить родную землю, пусть даже ценой собственной жизни. Разве не для этого родятся на свет мужчины?

Шангу стоило немалых усилий сохранить невозмутимое выражение лица. Каждое слово было иглой, вонзенной в душу. Совершенно справедливо к тому же.

— Но вы недооцениваете ваши заслуги, генерал, — на сей раз император лукаво прищурился. — Ведь все новобранцы прошли подготовку лично у вас, а значит, их слава — по праву и ваша, — он снял с груди медальон и повесил его на шею Шанга. — Пусть эта вещь напоминает вам о сделанном во славу Китая. Но может быть, — он склонил голову набок, — вы желаете что-либо для себя лично?

Сердце на миг замерло в груди, а давно заготовленные слова куда-то испарились. Вот он, единственный шанс на тысячелетие. Он не имеет права упустить его.

— Ваше величество, — выпрямившись, Ли Шанг умоляюще взглянул на императора. Выше его ростом на полторы головы, он взирал на маленького сухонького старичка — вершителя его судьбы — с почтением и опаской. И, опять же, с мольбой, выразить которой не мог словами. — Дозвольте мне в знак вашей милости и впредь охранять границы Китая, дабы ни один враг не мог покуситься на нас. Продолжить дело моего отца, как того пожелал бы он.

Чи Фу недоумевающе поджал губы, но промолчал. С Ли Шангом во время пути у них не раз случались разногласия, и, не слишком тревожившийся за свою судьбу, чиновник все же был рад, что пути их отныне расходятся. Его судьба, придворного советника, — при дворце Сына Неба, да будут к нему милостивы боги, приумножать величие и богатство великого Китая. Место же этого грубого солдафона — и правда на границе. Мимо него и впрямь шакал незамеченным не проскочит.

Император смерил внимательным взглядом молодого командира, пригладил усы и хмыкнул.

— Да будет так, — приговорил он. — Вы можете начать сборы сразу же, как отдохнете после долгого пути и навестите вашу почтенную матушку. А может, — император хитро прищурился, — и не только ее.

— Благодарю вас, ваше величество, — искренне поблагодарил Ли Шанг. Сердце его пело. Теперь он сможет, не отходя от службы и долга, попытаться разузнать о судьбе Мулан, вновь вернувшись в те края. Исполнить обещание, данное себе самому и... юноша чуть заметно смутился... ее сестре. Семейство Фа узнает о судьбе, постигшей их дочь и сестру, не будет горевать по ней и стыдиться содеянного ей. Он сделает для этого все возможное.

_____________________________

* чи — древняя мера длины, примерно 27,5 см