Избранные судьбой (джен)

Однако до стойбища, даже самой ближней стоянки, было еще идти и идти. И, хотя лошади у них теперь были, хватало животных далеко не на всех: теперь, с подкреплением, гуннов было уже полтора десятка. Слишком мало, чтобы вернуться и довершить начатое, но — слишком много, чтобы проделать весь путь верхом.

В конечном итоге, по распоряжению предводителя захваченных лошадей отдали в распоряжение наиболее раненым и ослабленным воинам (остальным же пришлось продолжать путь пешим шагом). А в числе их оказался — это вызвало наибольшее недовольство и ропот — и взятый в горах пленник. Тот, кто по почти единодушному мнению гуннов, менее всего был достоин путешествия с удобствами.

Однако же Шань Ю был непреклонен. Про себя он уже решил: если мальчишка выживет, принести его в жертву Тенгри-Хану, дабы умилостивить его перед следующим походом, когда бы тот ни состоялся. Что было весьма и весьма сомнительно: недоносок был ранен, и весьма серьезно. Что ж, тем больше возможностей испытать его истинную крепость. Лишь в этом случае жертва будет достойна небесного покровителя, а сила духа и тела ее (во что верили все его соплеменники, да и сам Шань Ю) перейдет к ним, его мучителям и палачам. Ради этого стоит тащить сопляка так далеко. Если же не повезет... что ж, стать пищей шакалов и стервятников он успеет всегда.

Вот почему связанный пленник, за время пути лишь дважды ненадолго приходивший в себя, был брошен поперек седла рослым, могучим телом Астаной. Тот небрежно придерживал его одной рукой, вторую же время от времени прижимал к рассаженному боку. Насколько серьезна была рана, проверять было некогда, но есть шанс, что он доберется до стойбища живым. Как и остальные, сколько бы их ни было.

* * *

Первым чувством была боль. Обжигающая, пронзающая до самого нутра, кажется, насквозь. А падение на что-то подвижное и вроде бы живое лишь разбудило ее. Девушка застонала, не открывая глаз, рука инстинктивно дернулась к раненому животу. И наткнулась на что-то шерстистое и дышащее. То, на чем, как выяснилось позже, Мулан и лежала.

Глаза испуганно распахнулись, и девушка едва сдержала крик. Первая мысль — жива ли она вообще — исчезла тут же, словно испарилась. Нет, Мулан не слишком верила, что за чертой ее примут радушно и милостиво — после всех-то ее прегрешений. Но чтобы бытие загробного мира так невероятно, до малейших деталей напоминало мир покинутый, причем худшую его сторону — разве так бывает?

Впрочем, очнувшись, Мулан ото всей души пожелала, чтобы вчера Ли Шангу хватило решимости и жестокости. Сегодняшний кошмар был несравним со страхом, с которым она ожидала позорной смерти на глазах всего войска за обман. Скрученное ремнями, все тело нещадно ныло и зудело от конского пота. Волосы падали на глаза, лезли в нос и рот. Но хуже всего было открывшееся зрелище, когда Мулан таки решилась приподнять голову. Она обнаружила себя висящей, как мешок, поперек седла, а рядом с лицом мерно, в такт конскому шагу, покачивалось облаченное в кожаные штаны колено. Принадлежавшее, как убедилась девушка, вздрогнув и подняв взгляд выше, одному из ее врагов.

Должно быть, каким-то звуком пленница все же выдала себя. Гунн обернулся, затем, склонившись к седлу, уставился на нее. Девушка крепко зажмурилась. О боги, только бы это привиделось! Только бы, очнувшись, увидеть... да что угодно, даже горных котов, подбирающихся к добыче, слетающихся стервятников! Лишь бы не этих двуногих хищников, много хуже четвероногих или пернатых.

Тщетно. Мерное покачивание, от которого уже мутило, режущая боль от каждого неосторожного движения животного, а также пригревающее совсем не по-весеннему солнышко не давали отключиться от реальности. И реальность эта была хуже всякого кошмара.

Воин что-то гортанно произнес на своем языке, которого Мулан поначалу не разобрала. Толкнул коленом коня, отчего тот остановился. И, схватив ее за локти, буквально спихнул вниз. Ноги не удержали девушку, и она шлепнулась сначала на колени, а затем и лицом в траву. Боль ударила в живот копьем, заставив скорчиться, судорожно хватая ртом воздух.

— Очухался, — расслышала она словно сквозь плотную воду. И, извернувшись, приоткрыла слезящиеся глаза. — Теперь давай сам.

В подтверждение слов воин пружинисто спрыгнул наземь и рывком поставил ее на ноги.

Вот только ноги эти не держали пленницу, сколь бы ни пыталась она устоять. Чудом выжив после воспалившегося ранения, она ослабла настолько, что, как казалось Мулан, даже заговорить сейчас не в силах. Понимать речь врага — и это ей удавалось с трудом. Звон в ушах заглушал ее, а слова звучали несколько иначе, чем в родном языке.

Девушка мотнула головой, отбрасывая волосы с лица. И, сжав ноги, напряглась всем телом. Помогло ненадолго: стоило державшему Мулан воину отпустить ее руки, как она снова бессильно осела на колени. Тот выругался и замахнулся было пнуть ее.

— Оставь, — расслышала она другой голос, чуть выше и звонче. Принадлежал он другому, более молодому воину, шагавшему в их сторону. — Повелитель Шань Ю велел не трогать его до стоянки. У него на мальчишку другие планы.

Мулан невольно дернулась, оглядываясь, но главного врага вблизи не было. Лишь его воины, рослые и приземистые, молодые и средних лет, все одинаково загорелые, заросшие и страшные. Как демоны, которыми пугала ее бабушка Сенха в детстве. Кто же знал, что есть на свете существа страшнее демонов?

Проворчав что-то себе под нос, воин вновь вскинул ее на седло и вскарабкался следом. Глядевшая на него искоса Мулан заметила, что двигался он немного неловко и кособоко. Впрочем, это не делало его менее опасным.

* * *

Ближе к вечеру гунны остановились на ночлег лагерем в небольшой рощице. Такими вот малыми и буквально прозрачными группками деревьев сменился недавно довольно густой лес. Через листву его Мулан не могла видеть пути, которым они ехали, и понять, далеко ли отдалились от Великой Стены. Лишь теперь девушка рассмотрела ее, едва различимую во многих ри отсюда. И тяжело вздохнула: в ее теперешнем состоянии не приходится мечтать не то что о побеге — даже о выживании, вздумай вдруг гунны бросить ее здесь.

Сопровождавший ее воин отошел к своим, разводившим костер. И вскоре вернулся с небольшой фляжкой. Ловко распутал ремни, которыми девушка была связана, и протянул ей принесенное. Надо думать, тоже по приказу своего повелителя. Остается лишь гадать, чего ради этот зверь сохраняет пока ей жизнь...

Вода была солоноватой и теплой и больно обожгла потрескавшиеся губы. Впрочем, ничего лучше сейчас нельзя было и представить. Жаль, что было ее в фляжке совсем немного — на два-три глотка.

Прочее же до сумерек Мулан не оставалось ничего иного, как наблюдать за врагами. Те поджаривали на огне добытых зверьков, похожих на сусликов, устраивали на ночь лошадей, среди которых девушка с изумлением узнала Хана, и негромко переговаривались. На нее не оглядывались.

Кроме одного. Тощий и верткий, с глазами голодного хорька, он пожирал ее взглядом, так, что Мулан невольно казалось: он догадался, кто она на самом деле. И холодная волна окатывала позвоночник и сводила пальцы при мысли: что будет, если о том же проведают и остальные? Он же не промолчит.

Впрочем, делиться догадками, какими бы они ни были, тощий не торопился. Да и товарищи косились на него с заметным презрением. По брошенным мимоходом словам Мулан поняла, что в битве на перевале "хорек" не участвовал, да и вообще особой храбростью не отличался. Что, понятно, не вызывало ни уважения, ни сострадания к его ранам. Если этим дикарям вообще ведомо было такое слово "сострадание". Пока что Мулан не заметила, чтобы они особо заботились о своих же раненых (ладно бы о ней — она все же была врагом). "Хорька" же и вовсе поддевали кто чем мог. Включая неестественную страсть к пригожим пленникам-мальчишкам...

Последнее объясняло все, включая предложение позаботиться о ней, дерзко высказанное самому повелителю Шань Ю. Мулан вздрогнула и невольно подалась назад, когда тот неслышно материализовался из темноты. Казалось, он может передвигаться бесшумно, словно огромный кот.

Впрочем, Шань Ю в ее сторону даже не оглянулся. Он сверху вниз смотрел на "хорька" с каменным выражением лица, однако на месте последнего Мулан вряд ли рискнула бы настаивать.

— Я наилучшим образом позабочусь, чтобы пленник дожил до стойбища, повелитель, — закончил тощий и подобострастно поклонился.

— Ты сведущ в врачевании? — переспросил Шань Ю неожиданно спокойно.

"Хорек" поспешно закивал, не глядя на брезгливо сморщенные лица товарищей по оружию. Тех-то ждали дома жены, наложницы и невесты, на худой конец — рабыни. Ему же посчастливилось добыть лишь беззубую старуху, не годную ни на что, кроме как варить жидкую кашу. Что ему еще остается?

— Так почему ты до сих пор не вылечишь свою рану? — вождь гуннов резко ткнул пальцем в плохо зажившую воспаленную рану на его плече. "Хорек" дернулся с болезненным восклицанием, воины же захохотали, дразня неудачника.

— Подбери слюни, Гиллар, — рослый воин, что вез Мулан в седле, хлопнул себя по коленям. — Не ты добыл пленника, не тебе и бахвалиться.

Шань Ю шагнул вперед, и смех как-то сразу стих, словно бы сам собой. Как и разговоры.

— Это моя добыча, — с напором проговорил он, кладя руку на рукоять меча. — Лишь мне распоряжаться, как с ним поступить. И сопляк, если будет на то воля богов, доживет до нашего стойбища. Там я и определюсь, какой смерти он достоин, — вождь обвел воинов пристальным взглядом, который не мог вынести ни один, — Надеюсь, мне не придется об этом напоминать.

Никто не решился возразить. Даже те, кто на самом деле добыл мальчишку. Проверять, насколько хорошо предводитель владеет левой рукой (правая на перевязи была примотана к груди), не хотелось никому. Тем более, из-за сопляка, который умрет, так или иначе.

Мулан невольно облегченно выдохнула и разжала пальцы на ремне, которым были обмотаны ее щиколотки. И лишь потом задумалась: а было ли, чему радоваться? Не станет ли ее грядущая судьба еще хуже минувшей?