Избранные судьбой (джен)

Солнце лишь на миг проглянуло меж туч, и лезвие ярко вспыхнуло, обратившись в ослепительную стрелу, нацеленную в затененный угол. Девочка восхищенно затаила дыхание. Цзянь*, прекрасный и величественный в своей благородной простоте, истинный дар богов людям и защита против сил тьмы и зла…

…невероятно большой и тяжелый к тому же. Ладошки Мулан, которой лишь зимой должно было исполниться семь лет, едва-едва сошлись на рукояти, и чтобы удержать оружие, пришлось полностью выпрямить спину, расправив плечи и вытянув руки перед собой. Но и тогда силы уходили все до капельки; их не хватало даже для удержания равновесия, отчего ноги пришлось поставить пошире — почти как перешагивая через ручей или с ветки на ветку дерева.

Поза совсем не женственная, как, впрочем, и само намерение; но сейчас Мулан не было до того дела. Украдкой поглядывая на искривленное отражение себя самой, девочка гадала, сердится ли на нее дух, живущий в оружии, — ведь женщинам не подобало даже прикасаться к нему. Но уж больно красивыми, захватывающими были приемы, которые выполнял с ним отец. Виданное ли дело — не попытаться повторить, не почувствовать себя им, настоящим героем, хотя бы ненадолго?

Впрочем, до повторения дело так и не дошло — Мулан не рискнула, боясь таки уронить меч. Вот тогда дух точно разгневается, нашлет на их семью множество лет несчастий, а еще вернее — рассердится отец. Мулан и так сильно рисковала, взяв меч без спросу, пока родители отлучились на рынок, а бабушка заболталась с соседкой. И не подозревала, что отец с улыбкой наблюдает за ней, не спеша вмешаться. Зная, что она точно не подведет…

Вздрогнув, девушка перевернулась на спину, безучастно уставилась в светлевшее отверстие дымогона. Глаза были мокрыми — первые с того злосчастного дня, когда она неосторожно выдала себя ранением. А то и раньше — Мулан уже не помнила, плакала ли тогда. В обществе мужчин она быстро научилась скрывать эмоции, что уж говорить о слезах. Как бы сильно ни хотелось заплакать порой. Отец… так ли уверен в ней он теперь, когда она посмела его ослушаться? Когда навлекла-таки бесчестье на них всех?

Узнать было неоткуда. Поспешно утерев глаза, Мулан села. Уснуть все равно уже не удастся, да и что за помощник, который спит до обеда? Правда, старый шаман с того злополучного раза не давал ей никаких поручений — но ведь минуло уже три… семь… девушка и сама сбилась со счету, сколько именно дней прошло. Вполне достаточно, чтобы окрепнуть и начать помалу изучать местность. Да и выказать послушание, притушить подозрения тоже будет нелишним. Старик неплохо обращался с неожиданным рабом, сыном враждебного народа, который по идее должен был ненавидеть, — но Мулан не оставила мысли о побеге. Дом… мыслимо ли забыть его, хоть на миг перестать мечтать вернуться туда? И она однажды сделает это, даже если не осмелится показаться родным на глаза. Хотя бы узнать, что у них все хорошо, что все живы и здоровы. Отец, мать, бабушка, Младший Братец и Мушу… может быть, даже Лан и Ю. Да она будет счастлива увидеть даже глупых курочек, если мать еще не пустила их на суп! Дом… есть ли слово слаще?

* * *

Путь до родника оказался долгим. Все эти дни Мулан не отваживалась далеко отлучаться от шатра шамана, потому и знала лишь, что установлен он едва ли не в центре стойбища. Стойбища большого и богатого к тому же, обильного и жильем, и людьми, и всякой живностью, и заблудиться в нем было проще простого. Что, собственно, и произошло. Девушка долго плутала меж шатров и палаток, очагов и загончиков, не решаясь приблизиться, не желая спрашивать дорогу. Ей вслед звонко лаяли собаки, гортанно перекликались женщины — уж о ней ли или о своих делах, Мулан старалась не задумываться. Все звуки, все запахи и краски сливались в один монотонный давящий гул, как на базаре в торговый день. Но если базар был знакомым и по-своему родным, то здешний шум был чужим, враждебным. Он в любой миг мог означать опасность. И Мулан не оглядывалась по сторонам, вздрагивала на каждый неожиданный звук, а потом непроизвольно прибавила шаг, прижав к груди заветную посудину. Шатер шамана начал казаться безопасным — но таким далеким убежищем.

Успокоилась и ожила она лишь на окраине селения, которое (чего еще ждать от дикарей!) не отделяла от мира за пределами хотя бы самая жалкая ограда. Хоть что-то, проводящее границу меж царством природы и людским. Тут ни о каких границах, похоже, и не слыхивали, просто в какой-то момент шатры заканчивались, а трава и кустарники становились выше и гуще. До собственно родника, к которому вела утоптанная тропинка, было еще далеко, но обжитые места остались позади, вместе с шумом и людской суетой. Под ноги мягко ложилась трава, более жесткая и цепкая, чем дома, но не вытоптанная, совсем еще зеленая. В ней задорно потрескивали и жужжали невидимые насекомые, и голоса их подчас тоже казались незнакомыми. В бездонной чаше ясного неба кружила какая-то птица — слишком высоко, чтобы разглядеть, какая именно. И всё — больше ни души на всем белом свете. Если забыть об оставшемся за спиной стойбище и еще более далеких, почти призрачных воинах, наверняка стерегущих стойбище, легко поверить, что она одна среди бескрайнего простора неба и земли. Вольная, как та птица в небе.

Как нарочно, слух резанул чей-то смех. Судя по голосам, детский; но и зверенышей, коих гунны звали своими детьми, Мулан не желала видеть. Прислушавшись, она безошибочно определила, откуда исходил звук, и даже сошла с тропы, дабы разминуться с нарушителями спокойствия. Чем меньше гуннов, даже самых маленьких, вокруг, тем чище воздух и безмятежнее душа.

Сам родник — маленький и мутный, дающий начало не то глубокому ручью, не то мелководной речонке, — тоже несколько разочаровал. Мулан невольно вспомнила пруд неподалеку от дома, глубокий, заросший кувшинками, с темной, как вино, водой. Сравнивать их было бы нелепо, но даже топкие рисовые поля и то выглядели милее. Может, тоже лишь потому, что были своими, родными…

Перепрыгивая с камешка на камешек, Мулан подобралась к воде почти вплотную, наполнила сосуд и, на время утвердив его меж камней, плеснула себе в лицо. Потерла щеки и уши, наслаждаясь приятной прохладой. Как же ей не хватало этого все прошедшие дни! Может, как-нибудь улучить время и… Вспомнив, чем закончилось купание в лагере, Мулан непроизвольно передернула плечами. Нет, явно не сейчас.

Ветерок снова донес отзвуки звонких голосов — кажется, они перекликались, приближаясь. Мулан торопливо перехватила посудину и заспешила к берегу. Но даже внимательно глядя под ноги — не все камни лежали достаточно надежно, — она не могла не заметить, насколько ярче и глубже стал узор на мокрой глине. Все же вода творит чудеса!

Обратно спешить не хотелось, и Мулан замедлила шаг, любуясь звездочками цветов, то тут, то там проступавшими из розеток листьев. Они росли и в лагере — вспомнила девушка только сейчас — но, как и многое другое, не замечались, были забыты в вечной тревоге и ожидании опасности. Сейчас же, когда ничто не грозило, она могла вволю полюбоваться на причудливые лепестки, могла даже вдохнуть непривычный, чуточку терпкий запах некоторых из них. На миг посетила даже шальная мысль — набрать немного и украсить шатер, шаман наверняка не будет против. В последний момент Мулан вспомнила, что сейчас она как бы парень, и такое поведение покажется как минимум странным. И смущенно отряхнула руки от невидимой пыльцы.

Замечтавшись, Мулан забыла о привычной осторожности — и примерно на полпути едва не столкнулась нос к носу с двумя гуннскими мальчишками, должно быть, теми же самыми, коих так удачно миновала накануне. То есть что это именно мальчишки, Мулан поняла по голосам и тому, что лишь дети в поселении не были заняты делом. Конечно, далеко не все гунны были рослыми здоровяками, способными поднять лошадь, но все-таки многие, слишком многие. И вырастали, похоже, из таких вот мальчишек — каждый почти что с Мулан ростом, и хоть не слишком мускулистые, но все же крепкие и жилистые.

Про себя Мулан надеялась, что они рано или поздно отвяжутся — впереди уже показалось стойбище, а значит, немало других развлечений. Но все же нет-нет да нервно косилась через плечо, крепче прижимая к себе сосуд. Не дай боги уронит… что тогда с ней будет?

Как нарочно, отставать те не спешили, напротив, почти поравнялись с ней и громко перешептывались, подталкивая друг друга локтями, — что хоть в Китае, хоть здесь означало какую-то пакость. Вдвойне неприятную, что тут Мулан была одна, среди врагов, от которых неясно чего ожидать.

Сердито фыркнув, девушка повыше подняла голову. Еще не хватало, показывать страх перед этими сопляками! За что тут же была наказана: не заметив коварно притаившийся близ тропинки камень, она споткнулась об него и едва не растянулась навзничь. Лишь воинская выучка помогла припасть на колено и сохранить-таки равновесие, да и сосуд она все-таки удержала, пусть и лишь с половиной набранной воды.

Мальчишки, похоже, считали иначе и залились жеребячьим хохотом.

— Глядь, глядь — кланяется!

— А еще нас дикарями считают, сам же каждому кусту…

— Ну и правильно, раб и должен…

Ну это уж слишком! Мулан готова была терпеть подобное от взрослых, но чтобы еще эти паршивцы… Нахмурившись, она оглянулась, переложила сосуд в другую руку, благо, полупустой, он стал намного легче.

— Может, и раб, но не твой, мелкий… — вызывающе начала она.

Против ожидания те расхохотались еще громче.

— Мы-то мелкие? — протянул кое-как сквозь смех тот, что был повыше и посветлее кожей. — Себя давно видел? Не только мелкий, но и тощий, пальцем ткни — переломишься.

— Эти вейны все такие, — подхватил второй, более смуглый и коренастый.— Только и могут, что за своей стеной прятаться. Как и все трусы…

Разумом Мулан понимала, что обижаться на обвинение в трусости, да еще от дикаря, — глупо, но ничего не могла с собой поделать. К тому же… китайцы ведь и правда редко высовывались по ту сторону стены, — пришло в голову неожиданно. И разозлило еще больше.

— Чтобы ее построить, нужен ум, — бросила она резко через плечо. — А у вас вместо него овечьи какашки.

—И у тебя будут! — и смуглый запустил ей в спину подхваченным с земли мелким предметом, может, даже как раз засохшим куском животного помета; благо сейчас, когда они пересекли невидимую границу поселка, всякого мусора хватало.

От неожиданного удара Мулан запнулась и снова едва не упала. Лишь чудом, больно ушибив колено, она ухитрилась уберечь сосуд, но воды в нем не осталось уже совсем. И озлившись, она плюнула на возможную опасность и бросилась в драку. Тем более мальчишка чем-то напомнил ей ненавистного Шань Ю — цветом ли кожи, золотистыми ли искорками в глазах, манерой ли держаться. А, неважно. До вожака гуннов поди доберись, а этот сейчас ответит за все!

Мальчишка, пусть и мал ростом, оказался на диво крепок и коренаст, а может, сама Мулан еще не до конца восстановила силы. Но сдаться сейчас, уже ввязавшись в драку, она не могла. Просто не могла себе позволить. И даже не потому, что парню это постыдно. Иначе эти варвары ее за человека считать не будут вовсе. Довольно и того, что называют рабом.

Схватка затянулась, и не надеясь одолеть силой, Мулан решила применить военную хитрость, одну из многих, выученных в лагере. Ловкий прием, подсечка — и мальчишка кубарем покатился в пыль, едва не снеся опорный шест ближнего шатра. Девушка тут же последовала за ним, прыгнув рысью, прижала к земле коленом, цепко удерживая за шиворот. Мальчишка брыкался, отбивался локтями, попробовал даже укусить, но безрезультатно. Мулан исхитрилась схватить его за руку и заломить за спину.

— Сдаешься? — прошипела она на ухо обидчику.

— Да иди ты, — пропыхтел он, с трудом оторвав от земли изрядно запыленную физиономию. Под носом, как мстительно заметила Мулан, уже проступила кровь, но сдаваться он, похоже, все равно не собирался. Девушка всерьез призадумалась, что же делать. Его приятель пока не спешил вмешаться, лишь громко подбадривал друга, но тот вполне мог управиться и один. А как свести дело к ничьей, никак не приходило в голову.

Ситуацию спасла случайность.

— Гарох! Чанг! Где вы, бездельники? — окликнул звонкий женский голос. Совсем близко, почти что над головами, так что оба противника тут же, вздрогнув, позабыли о схватке. Правда, мальчишка почти сразу же сообразил вывернуться. Но поднявшись, не бросился сразу в драку, а поспешно начал отряхиваться. Приятель последовал его примеру.

Мулан тоже поднялась, нашла взглядом кувшин. Подняла и первым делом проверила — цел ли. Но на глиняных боках не было не то что царапины — даже пыли. На всякий случай девушка отряхнула его еще раз.

— Еще увидимся, вейн, — бросил задиристо недавний забияка. Приятель дернул его за локоть, взглядом указав в сторону ближайшего шатра — как раз того, который едва не снесли в драке.

Мулан замерла на месте, задумчиво глядя им вслед. По-хорошему, следовало бы вернуться за водой, да поспешить, пока не вернулся шаман. Но Чанг — имя вполне китайское, да и говорила женщина на чистейшем китайском… ну, может, с чуть гнусавым выговором жительницы предгорий. Это ли важно? Любая, даже самая захолустная провинция Китая отсюда, из сердца вражеского гнезда, казалась домом. А любой из ее обитателей — братом.

Не задумываясь, она поднялась на ноги и пошла в сторону, откуда доносился голос.

_____________________

* цзянь — обоюдоострый прямой меч