Черное солнце (гет)

(Часть 2).



Деньги. Очень банально. Банальнее просто некуда. Истратив деньги, измучив Эл до дна, Стив вышвырнул бы ее, как мусор. Или бы убил. Я совершенно далека от каких бы то ни было иллюзий на его счет. Сцена выстрела в Стива изначально писалась иначе, стрелял Эд. Но нужно было сказать страшную правду: Эшби убила сама Эл, это — правда. В том, что она закрыла Эдварда собой — вся Эл, вся ее любовь, вся она. Что бы она не говорила себе и Милну насчет нелюбви, как глубока не была бы ее рана от его измены, этот поступок перекрыл все, это — ответ. И я думаю, Эд испытывает от этого и горечь, и изумление, и неловкость: той, кого он любит, пришлось убить, за него, человека. И не просто человека, а брата, в котором она души не чаяла.


Здесь боль и утрата стали больше любви, больше всех сил Элис. Она держалась, видит бог, до последнего, смиряла себя все больше, больше и больше. Но эту степень отчаяния и пустоты смирить даже самым огромным усилием невозможно. Это можно, наверное, только прожить. Попытаться.
И Эдвард здесь тоже, во всех своих записях, остается самим собой. Часовой на посту, что пытается защитить свою Эл. И, может, в каких-то моментах даже уже не ради их любви, а ради того, чтобы, как вы сказали, душа и сердце, человеческое в ней не погибли.
Не знаю, как и Эд, со своей стороны, смог выдержать все происходящее. Какими силами своего раненного сердца? Думаю, кивнул головой, сказал сам про себя, что "так надо", и просто пошел дальше. Потому что так, действительно, надо. Надо все выдержать. А что будет там? Еще неизвестно, известен только этот долг, и он обязан его выполнить. А как будет после... посмотрим.


Очень тяжело было писать эти воспоминания Эл, как и все другие горькие моменты. Эл, действительно, об этом никому, в том числе и Эдварду, не говорила. Это то, что останется только ее личным, сокровенным. Но иначе, мягче, нельзя, — история не позволит. Все же, во всей этой темноте, есть маяки света: искреннее сочувствие доктора, счастье маленького Мариуса от встреч с "феей". И мальчик этот дает Эл больше, чем она, всеми деньгами вместе взятыми, может дать ему. И если бы не было его, такого счастливого одним ее присутствием, не знаю, что стало бы с Эл. Сам того не понимая, он помогает ей буквально выжить. И дает силы на то же противостояние c Ханной, которая не устает в своих усилиях (понятных с женской точки зрения). И которая помогает, как вы точно заметили, увидеть Эл и Эда еще точнее, в тех переменах, что с ними произошли. И ее взгляд тем более интересен, что она хотела бы, "по традиции", как бывшая, чернить Эл и быть с Милном, но от степени горя Эл даже такая как Ханна, немеет.


Да, задуши Эл в себе любовь к Милну, плакать бы ей не пришлось. Но в том и дело, что это не получается. Как не получилось повести себя иначе в том страшном, для них обоих, моменте, когда она крикнула, что ненавидит его. И у Милна тоже настал его предел. При всем чувстве вины, при всей любви и обожании Эл. И да, — он вообще единственный, во всем мире, кто может ее понять. Тот, кому не надо ничего объяснять. Да и объяснить это невозможно.


Горько усмехаюсь тому, как вы правы: Милн, несмотря на все, никуда не уйдет. Такой человек. Если станет нужно — все отдаст, жизнь отдаст, а со своего рубежа не сойдет. Ну и изъест себя так, как, — правда, — никто другой не может. В общем, это мы видим в его словах к Ханне, он повторяет ей то, что ему сказала Эл во время разговора в лондонском саду: одной любви недостаточно. Только он говорит это, кроме убеждения, с невеселой усмешкой.


Думаю, здесь ответ один. Время. И время у Эл будет.


Про тварей, подобных Геббельсу, и говорить больше нечего. История все сказала. Они сдохли как последние ... Даже бравый Геринг убил себя, прикрываясь "честью офицера". Только чести в том — ноль. Одна трусость. И память нам, навсегда. Чтобы помнили и не уставали стоять против них, как сейчас снова это нужно.
Да, вы правы: все силы, что были у Эл, ушли в выдержку для того допроса. Эду это, в силу опыта, характера, закалки и своеобразного чувства юмора ("хотел впечатлить будущую фрау Кельнер" — "Получилось?" — "Не очень") дается внешне, и в какой-то степени, легче и привычнее: опыт позволяет ему не раниться о подобное дерьмо, а просто отвечать и идти по своим делам.


Ханна будет с нами долго, до самого завершения. У автора были во время написания иные взгляды на ее судьбу, но сюжет распорядился иначе и гораздо лучше, чем автор мог предположить. И, несмотря на ее роль в жизни Элис и Эдварда, очень не хотелось все сводить к банальной фигуре брошенной, озлобленной любовницы. А некоторым читательницам Ханна вообще нравится гораздо больше Эл.


Молитвы Эда, такие редкие, по силе, думаю, это как молитвы Росауры за Скримджера. Правда, у Росауры они чаще прорываются. Но, если уж дело доходит до них, то все или почти все, в самом деле, очень серьезно, на пределе.
Ответ на ваш вопрос о том, что вернет Элис, появится в тексте скоро. А Милну деваться, как всегда, некуда: он в той ситуации, когда нужно быть сильнее даже случая.

Огромное вам спасибо!

h_charrington


У меня было такое же ощущение, когда я написала те главы, о которых мы с вами говорим. И все же, как и в случае вашей истории, "Методики защиты", как бы ни было темно, я упрямо повторяю себе о том, что нужно надеятся и верить в лучшее.
*Сейчас где-то там от таких наивных слов усмехнулся один мракоборец, ну да ладно. Сколько бы он не усмехался, известно одно: и он тоже был спасен той самой надеждой.


Да, их выбор, их задача кратно сложнее тех, что стоят перед окружающими Эл и Эда (в подавляющем большинстве своем): остаться людьми и выполнить задание. И я не знаю, что, кроме любви, надежды и истинной близости, и упрямства, уверенности в верности выбранного пути, может помочь в этом.


Спасибо! Мне очень важно было передать то время, постараться сделать это. Может, не во всем этот замысел вышел. Но, опять же, даже читатели-мужчины писали, что им нравится именно передача таких, исторических моментов и манера описания. Но я все думаю, на какой стороне была бы я, будь я в той Германии, в то время? Писать сейчас в этом смысле легче, я не внутри ситуации, и все же. Своим текстом пытаюсь ответить на собственные вопросы. И если то, что волнует меня, зацепит других, это будет замечательно. То, ради чего и написана история Эл и Эдварда.

[отзыв к главе 3.4]

Здравствуйте!

Ох.. знаете, а вот это было страшно. Даже страшнее, чем некоторые былые эпизоды откровенного насилия или бездны человеческой подлости и вырождения. Одно дело - когда это наблюдаешь в персонажах, к которым нет изначальной симпатии, или в образах, основанных на исторических фигурах, от которых примерно такого и ожидаешь, а другое дело - когда твой любимый герой вдруг оказывается на опасной грани... Хотя, конечно же, далеко не "вдруг". Выдержать столько, сколько уже выдержал Эдвард далеко не каждому под силу, и не перестаешь спрашивать себя на протяжении всего романа, как только он держится. И ответ был - любовью Элис или хотя бы надеждой на эту любовь. Потому что когда он изменил ей, а она его от себя отсекла, Милна, как ни странно, только подстегивала вина. Он знал, что он виноват, и пытался все исправить с удвоенной энергией, с потрясающим смирением, которое означает не тупую подневольность, а решимость идти до конца, несмотря на все тычки, насмешки, пощечины и отказы. Но вот теперь, когда он для Элис, казалось бы, сделал все и в три раза больше, когад он ее по кусочкам пытался собрать после того жуткого события со Стивом, когда мы прочитали отрывки от его лица и знаем, сколько трепетной нежности, страстного желания защитить, уберечь, в нем билось, и вот после этого получить "я тебя ненавижу" - это, конечно, выбивает почву из-под ног напрочь. Тут уже не воодушевишь себя тем, что надо что-то исправить. Наоборот, ты все делал правильно. И все равно не получилось. И даже когда ты ей изменил, она не смотрела на тебя с такой злобой, не кричала такие страшные слова. Что же пошло не так? Наверное, тут даже не осталось желания и разбираться, перемывать косточки самому себе, раскладывать по кирпичикам предшествующие точке невозврата дни, которые и так слились в одну грохочущую лавину. Эд делал все, чтобы они выжили, продержались, поднимал Эл на руки и протягивал вверх, к воздуху, а она в ответ будто швырнула его на самую глубину. Наверное, надо быть святым, чтобы после такого не охладеть или хотя бы не разозлиться, не обидиться. А Эд вовсе не святой. В этом и красота его образа, что он не безупречен, хотя по долгу службы и по призванию своему, по высоте планки, которую задают ему понятия о чести, он должен быть безупречным во всем. Вопреки своим шрамам, ранам, болям, травмам, сожалениям, обидам, несбывшимся мечтам и мечтам, о которых даже не стоило и вздыхать. Он должен быть непоколебимым, идеальным, безупречным. И сам себе не может позволить дать слабину. И, пожалуй, как ни горька ирония, а именно в любви он и может в конечном счете позволить себе не брать самый высокий барьер. Как звучит в этих главах фраза, от жизни без любви еще никто не умирал. Да, это слова человека очень глубоко раненного, потому разочарованного, потому покрывшегося цинизмом, как рана - коркой, но ведь действительно, если убрать из жизни таких людей как Эд, душу, оставив голую необходимость, профессионализм и цель, то любовь остается на последнем месте. Какая подлая ловушка. Ведь оказывается, что если убирать любовь на последнее, да даже не второе место, все посыплется. И от человека, который неимоверным трудом пытается быть безупречным в лучшем смысле этого слова, то есть старается быть человеком на пределе возможностей, останется безупречный человек в самых узких рамках, в самом худшем смысле - бездушный автомат, который может спокойно вынести взгляд палача миллионов людей и в кровавом угаре превратить в мессиво лицо своего врага, а потом изящно провальсировать с хорошенькой девушкой. Это преображение Эда, которое так явно бросилось в глаза Элис, действительно пугающе, и за эти две главы мы подошли к жуткой грани. Все предыдущие главы я больше переживала за Элис. Она изначально более хрупкая, ее положение куда более шаткое и двусмысленное, она в постоянной опасности, где не разобраться перестрелкой в переулке (хотя в итоге с ней и такое случилось), она пережила столько жутких событий... А Эд рядом с ней - непоколебимая скала. А тут оказалось, что Эл может в сердцах кричать "ненавижу", а потом ужаснуться от самой себя, а Эд, услышав это, упадет на дно так стремительно и необратимо, что потом в его лице может не остаться ничего человеческого. И вовсе не потому, что его изуродовали удары чужой грубой руки. Когда в машине Элис поймала себя на мысли, что ей страшно рядом с Эдом - с Эдом, рядом с которым она так часто испытывала покой и облегчение! - я подумала, "вот оно". И, честно, больше всгео я боялась, что он действительно станет "как они". Что возьмет и "на правах мужа" сделает с Эл все, что ему вздумается. Учитывая, что он только что в состоянии аффекта сам не заметил, как убил человека, столько в нем вырвалось наружу ярости и боли, то, правда, что он не причинил вреда Эл, это просто яснейшее доказательство, что в глубине сердца еще не погасла та самая любовь. Которая уже столько вытерпела, вынесла, перемолола, сдюжила, что ее только клещами оттуда выдирай - и то сломаются. Если бы не это... у меня были самые худшие предчувствия, и не потому что я так не верю в Эда, наоборот, в него (точнее, в любовь, которая не дает его душе погаснуть) я верила изо всех сил, но по линии напряжения конфликта и внутреннего, и внешнего, все будто подвело нас к острию ножа. И особенно я боялась, что он не выдержит, когда Эл к нему пришла в спальню. И когда он посмеялся над ее "прости меня". Вот эта его насмешка прозвучала как вогнанный в гроб гвоздь. Если он настолько очерствел... Но Эл его одолела! Мне кажется, я тут было еще больше напряжения, чем даже в сцене со Стивом. Быть может, потому что в случае отрицательного героя и ожидаешь какой-нибудь мерзости (хотя падение Стива меня шокировало подробностями), а вот когда положительный герой в шаге от бездны, там каждой клеточкой вопишь: "Нет-нет, не надо!" И что, кто победитель? Победитель все тот же, о ком столько песен сложено, столько стихов сказано - любовь. И мне так понравилось, как действовала Эл. Явно же по наитию, ничего тут заранее обдумать и отрепетировать было нельзя. Сначала - все той же смиренной решимостью, когда стучалась в его закрытую дверь, буквально и фигурально. Потом - готовностью помочь, не дожидаясь его просьбы, ради общего дела - когда поехала с ним и включила фонарик. В терпеливом превозможении его холодности, резкости и черствости. В таком искреннем и самоотреченном крике о прощении. А когда она услышала насмешку - о, она вскинула голову и нет, не стала бить по больному или презирать, она лишь напомнила о том, сколько у них было, несмотря на то, сколько они потеряли. Их история кажется историей потерь и лишений, страха, нужды и бесприютности, но в то же время как ярко, ярчайше горят кострами моменты, когда они спасали друг друга и словом, и делом, и объятиями, и протянутой рукой! Эл смогла вспомнить это все, сохранить в себе (хотя тоже ведь почти что перечеркнула), чтобы в решающий момент напомнить об этом и Эду. Помочь ему вспомнить! Вот то, что делает нас людьми, вот то, на что способна любовь... Если бы она покорно приняла его "щедрость", признавая виноватой только себя, или если бы хлопнула дверью, никуда бы они не сдвинулись с мертвой точки - ну, разве что еще глубже во мрак. А тут она нашла третий выход, и это сработало, как волшебство. А то самое "ненавижу"... в сердце обиженной, напуганной и обездоленной женщины может жить такой скоп эмоций, который просто выходит наружу каким-то жутким, неуместным словом, которое, конечно же, было сказано в сердцах и совершенно необдуманно. Которое не значит то, что написано в сноске в словаре. Такое вот "ненавижу" кричит в первую очередь о том, как плохо ей самой, как она нуждается в помощи, как она потеряла последнюю надежду. Так типично для нас - винить того, кто ближе всех. Да, она выплеснула ненависть к самой жизни, к миру, к себе - на Эда, который совсем этого не заслуживал, и ему, наверное, не хватило мудрости, чтобы сразу это понять и вынести - еще и это. Но, возвращаясь к началу моих размышлений, нужно быть святым, чтобы не отрегировать на такую вспышку так, как это сделал Эд. И вот, мы вознаграждены финалом этой главы - таким искренним и полным примирением... в котором прозвучали очень важные слова. "Если так продолжать, мы друг друга убьем". В этом большая и горькая правда. Быть может, для этих двоих не так страшны пытки в застенках, чем те муки, которые они принесли друг другу за пару лет отношений. И радость, и боль - все переплетается в отношениях любящих людей, и проблема поставлена очень четко, ясно: не в том беда, что любви нет, а в том, что не умеем мы любить. Что долго и упорно нужно учиться любить, и вихрь чувств, очарование, влечение, страсть - это лишь вспоможение на первых порах, а вот потом, шаг за шагом, если уж хотим быть вместе и навсегда, нужно трудится каждодневно в поте лица. Прощать, прощать, прощать... потому что будут ошибки, ошибки, ошибки... Не по злой воле, а просто потому, что человек слаб, напуган и обескуражен жестокостью мира и безразличием судьбы. Пытается цепляться за то, что ему дается, и в излишней натуге ломает, топчет, не умеет сразу обращаться с тем хрупким и светлым, что ему даровано. Но они учатся. Они превозмогают. И мы вместе с ними. Огромнейшее спасибо вам за эти две главы!
п.с. отдельно очень переживаю за Кайлу и ее мужа, за расследование вопроса происхождения Эл (вот же ж прицепились к этим волосам! Неужели надо было красить??)), и тот гестаповец, которого к ней приставили... ребята, держитесь. Держитесь!

h_charrington

Здравствуйте.


Да, то, что происходило с Эдвардом, и то, что с ним могло произойти на этом же пути (не остановись и не замри он перед Элис) — страшно. Не менее, чем все, происходящее вокруг них. Вот оно — разрушение души. Я не думаю, что Эдвард, даже если не случилось примирения, дошел бы до душевного, внутреннего растления, но согласна с вами в том, что прежде, до этого момента, он жил, дышал и держался своей собственной любовью к Эл, надеждой на ее ответ и на то начальное чувство, которое у нее к нему, пусть не быстро, совсем не сразу, но начало появляться. А, может, мне не хочется и страшно думать о том, каким он стал бы, если бы поддался этому внешне незаметному, плавному разрушению. Да, в любви Эдварда к Эл есть и эгоизм, и требовательность и неправота, и горячность. Даже требование ответа. Но в ней больше всего этого, как я думаю, именно любви. Не сталкиваясь с этим чувством до встречи с Элис, не испытывая его прежде ни к какой другой женщине, он влюбляется в нее, затем — любит. И любовь эта, большая, может быть, даже неудобная для человека, занимает в его жизни и сердце все больше места и значения. Он бы, может, и хотел отгородиться от нее так же, как закрыл перед Элис дверь, но он не может.



Согласна с вами: к моменту разговора, который состоялся после возвращения от Гиббельса, сил у Эдварда не осталось. Не физических, а, что важнее во всех таких вопросах, душевных. Нет в нем ни отрицания своей вины, но нет в нем больше и сил жить так, как сложилось у них с Элис под всеми событиями и после смерти Стива. Это очень трезвая, жестокая, ранящая честность. Но она необходима. Иначе Эдвард потеряет самого себя, как человека. И, что немаловажно, свое достоинство. Она необходима и для Эл. Как знак. И обозначение рубежа, за которым, если ничего не исправить, будет только выжженная земля. И молчание. И игра на публику. Я не знаю, как фраза, сказанная Эл в боли и отчаянье, может не ранить. Да, Милн прекрасно знает ее состояние. И все же. Легче от этого ему почти не становиться. И что еще он может сделать, чтобы утешить ее? Об этом он и говорит: если бы можно было, я бы забрал всю твою боль в себе. В этих горьких словах тоже его любовь. Что ему, и так уже и битому, и жженному, еще и такая боль? Больно, да. Но не привыкать. На этой привычке и вынес бы. Но забрать боль Элис нельзя. И это тоже его страшно мучает.
Да, он сам себе задает и высокие планки, и все долженствования. Вот только выдержать накал таких требований ни один человек, думаю, не может. Не потому что слаб и плох, а потому что человек.



Я думаю, что если в самом деле Эдвард стал "как они", то историю можно было бы заканчивать. Или не начинать вовсе. Это то же самое, что сделать Ханну главной героиней. Это был бы путь от света во тьму. Но стараниями миллионов людей, их жизнью и кровью, был взят другой курс. Из тьмы — к свету. Ведь зачем тогда Победа, если с героем, даже если он останется физически жив, произошло самое страшное. И все, что отделяло бы Милна от Стива, от нацистов, все, что он знал и замечал в них, вся его наблюдательность, прозорливость, аналитичность... все пошло бы прахом. И, выходит, как бы удивительно это ни было в отношении Эдварда, всегда прежде такого рационального, любовь для него имеет ТАКОЕ значение. Такое громадное, что если без нее, то — в ту же сторону, что и Стив. Или почти.



Да, Элис действовала по чувству. Опыта такого у нее прежде не было, спросить не у кого. А даже если и было бы можно, то как о таком спросишь? Действовать нужно было на свой страх и риск. Доверившись единственно тому, что было живо и не очерствело в душе Милна. Но пройдя через все преграды, стало ясно, что за ними, много раз раненное, его сердце живо. И что оно не погибло. Оно живое и трепетное, хоть и снова, еще раз раненное.



Кто-то говорит, что при должном "усердии" зла ни один, даже самый доблестный человек, не выдержит. А кто-то выдерживал. Как, например, генерал Карбышев. Не знаю, что на это сказать. Всё есть. Но в отношении Эл и Эда соглашусь с вами: для них боль душевная оказывается большим по значению, чем боль физическая. Физическую боль они преодолеют, справятся. А если, как не зря боялась Эл, за рубежом, в который уходил Милн, окажется только немота? И ничего не получится вернуть? Какой бы милой, красивой, любимой им когда-то, она не была и сейчас? К счастью, им не пришлось испытать подобное.


Спасибо вам за отзыв.

[отзыв к главе 3.6]

Здравствуйте!
Эти две главы дали небольшую эмоциональную передышку. Несмотря на то, что Эл и Эд предельно осторожны и осмотрительны, ведут себя сдержанно, в кратких жестах, деталях, словах и взглядах читается очень много любви и тепла. Чувствуется, что между ними все устаканилось, что с тех кричащих, отчаянных нот, в которых была и страсть, и отчаяние, и бездна непонимания, они перешли к тихой, но невероятно мощной слаженной мелодии любви. Прошло несколько лет - и мир погружается все глубже в пучину ужаса, однако все еще радуют глаз краски осени, и находится время для краткой нежности и искренней заботы. Которая еще ценнее оттого, что впереди темные времена. Мне очень дорого, что мы можем видеть и эту сторону жизни Эда и Эл. Прежде всего это показывает, что после страшных потерь, испытаний, преодоления обстоятельств и, главное, самих себя, они смогли построить свой брак и они могут быть счастливы даже в Берлине накануне Второй мировой. Трудно жить на острие ножа, но порой еще большего труда (просто другого, незаметного, но усердного) требует каждодневная размеренная жизнь, которая, о да, может оборваться в любой момент. Эл вроде бы перестали пресладовать с вопросом ее происхождения, но вот прицепились к ее бездетности. Крайне болезненный и острый вопрос, и боль, которую испытывает Эл, можно прочитать между строк в сцене, где Кайла сообщает ей о своей радости. Эл и хочет искренне ее поздравить, но там, в груди, явно все сжалось, и в этот миг она больше думает не о Кайле, а о своей потере... И эта линия приводит нас к такому трепетному и глубокому моменту в финале главы: когда Эд отвечает ей на вопрос, что будет любить ее, даже если у них не будет детей. Хотя, я бы переместила акценты так: когда Элис решается задать ему вслух этот вопрос. Получается, все эти годы жило в ней сомнение, точило, как червь, что вот, она "неполноценна", вдруг Эд ее разлюбит за этот изъян? Иррациональный страх, ведь сколько раз Эд подтверждал свою любовь, но он жил в Эл и точил ее, а значит, надо было высказать его, чтобы получить такое утешение. В ответе Эда я и не сомневалась, но им важно было это проговорить, чтобы стать еще ближе. При этом мы знаем, что Эд не равнодушен к детям. Что он считает годы, сколько было бы сейчас лет их ребенку, гадает про себя, кем же он был, мальчиком или девочкой (помню, что Эл уверена, что это был сын), и немилосердно пересекает всякую дальнейшую мысль: если бы... Впрочем, тут жесткость служит благому делу: недолго сойти с ума от боли и сожалений, если позволить бесплодным мечтам увлечь себя.
История про Стива как бы помогает нам напрочь перестать жалеть о кровавой развязке, которая его настигла. Хотя, признаюсь, сам его образ как бы предполагал, что он был способен на подобную мерзость... Однако этот эпизод важен тем, что показывает общее моральное разложение "сливок" британского общества. надо же, итонцы... Все замяли ради сохранения репутации, этих выродков даже не наказали, дороги им открыты - прямиком в коридоры власти. И спустя десять лет эти вот мерзавцы будут определять политику всей страны, закрывая глаза на бесчинства нацистов. Такая ретроспектива личную историю выводит на общий уровень, ведь со Стивом там было еще пятеро. А сколько других знали, но молчали? А их родители, родственники, которые все это замяли? Получаем нравственный срез верхушки. И красноречивый ответ, почему Британия была одним из главных инициаторов и устроителей Мюнхенского сговора. Чемберлен, конечно, из старшего поколения, но какие отцы, такие и дети, и, думаю, можно считать и наоборот.
Зацепило появление Ханны. почему-то эта деталь, про то, как Стив посмотрел на ее ноги, садясь на мотоцикл, чтобы удостовериться, что они не превратятся в месиво. Женские ноги - и месиво, это как контраст предельно плотской красоты и жуткой жестокости. То, что характеризует нацистскую Германию, пожалуй, как та самая стильная форма для элитных палачей... И я задумываюсь о Ханне, которая строит из себя эдакую фам-фаталь... Ведь это маска, мы уже знаем. Мы знаем, что она может быть и глубоко потрясена, и напугана, и разбита, и быть заложницей обстоятельств и ощущать последствия своего неправильного, подлого выбора... Все она-то льнет к Эду, несмотря на то, сколько раз он ей говорил "нет". Быть может, надежда умирает последней, а быть может, она инстинктивно тянется к единственному достойному человеку в ее окружении. Она барахтается, когда ее участь - пойти на дно в обнимку с нацистской гидрой, можно ли упрекать ее за то, что она хочет выжить? Есть у меня надежда, что ее линия еще преподнесет нам какой-нибудь сюрприз. Не зря же все-таки она рассказала Эду про готовящуюся провокацию... Пытается купить его - или купить себе надежду?..
Горькая ирония, что Эл должна шить ей подвенечное платье.. Не сомневаюсь, это будет произведение искусства. И не сомневаюсь, что отравленной иглы в корсаже не найдется. Потому что Эл не запятнает себя такой низкой местью - тогда как по закону "око за око" имеет на нее право. Однако Эл живет по иным законам. Это и отличает ее от столь многих.
Вновь благодарю за историческую справку (благодаря этим главам пошла читать про канцлера Австрии, было очень познавательно, такой трагический эпизод..), и за живую иллюстрацию - как Эд спас двух еврейских детей.

Здравствуйте!

Часть 1.


Скажу честно: у меня не было никакой уверенности в том, что мелодия любви Элис и Эдварда зазвучит. И тем больше я рада тому, что ошиблась. Время привыкания друг к другу прошло, они в самом деле стали гораздо ближе. Они любят друг друга, и, что важно особенно в такие времена, — чувствуют друг друга. Нет необходимости объяснять. Может быть, такая степень близости достигается часто именно после взаимного непонимания. При условии, что у обоих хватит сил и желания любить друг друга. Не первым порывом страсти и влечения, а любовью, которая часто в своей радости заключает и определенный груз, и ответственность, и обязательства. Тем ценнее то, что накануне особенно темных времен Эл и Эд смогли прийти друг к другу.


Вспоминаются слова Эдварда, из едва ли не самой первой главы: мне хотелось бы, чтобы те, кто потом узнает о нас и о нашем времени, поняли, что несмотря на время и все сложности, мы по-прежнему были людьми, и мы хотели, как и всегда, и любви, и жизни. Природа человека в этом смысле неистребима. После тяжелых времен мы находим в себе силы на веру и надежду. Может, это наивно. Но для человека — жизнеспасительно. Иначе все бы мы вышли в окно в минуту отчаяния. Но взрослое сердце, несмотря на свою "взрослость", способно тоже надеется на лучшее. Поэтому счастье Эл и Эда, может, и удивляет тем, что оно есть. Но все же, в нем много закономерности и самой жизни: человек не может жить во тьме. Даже в Берлине, накануне войны. Думаю, громадное мужество нужно для того, чтобы, понимая неотвратимость таких событий, продолжать жить. И не сходить с ума. Слышать свой собственный, вполне естественный страх, но, опять же, продолжать жить. Просто потому, что таково время. И потому, что даже если само время мы не выбираем, мы способны выбрать то, какими нам быть в этом времени. На самом деле, меня невероятно потрясает то, какими взрослыми, какими сильными были люди того времени. Я не представляю, сколько отваги и душевных сил требовалось для того, чтобы продолжать жить в то время. И не просто жить, а жить деятельно. Идти против нацизма. Идти все равно, даже наблюдая за тем, как он становится едва не повсеместным катком для множества стран. В чем черпать эту силу? Я не знаю. Но люди того поколения — для меня пример, они, мне кажется, гораздо взрослее, цельнее нас. И, возвращаясь к вашим словам: жить обычную жизнь, понимая, что за время стоит у порога. Но все равно продолжать жить. Хранить в себе сердце и человека. И знать, что победа — будет ("Мы умираем, но не сдаемся!", как было написано на стенах Брестской крепости).



Претензии к Эл со стороны нацистов очень характерны для них. И для них это, конечно, забавная игра. Мы помним, как они рассматривали женщину и ее роль в обществе. Впрочем, на мужчин они смотрели немногим лучше. Я абсолютно верю тому, что ответил Эдвард: он будет любить ее и в том случае, если они так и не станут родителями. Потому что за всеми своими личными, и уже пройденными испытаниями, Милн вынес одно: сама Эл дорога ему, как никто другой. Да, смерть ребенка — это утрата и боль. Но средоточие его любви, и, во многом, мира (трепетного, настоящего, живого, того, что без нацистских флагов) — в Элис, в любви к ней. Их личная история причудлива в этом смысле: они встречали друг друга раньше, кратко. Что-то знали друг о друге, что-то (как влюбленная в Эдварда юная Элис) додумывали, но теперь их путь стал единым. И в этом смысле даже их первая встреча в Лондоне очень красноречива: Милн, который много опытнее и старше, вдруг замирает перед Эл. Он в замешательстве перед ней, он досадует за это на самого себя. Но именно с той встречи незримо открывается то чистое, что всегда, особенно в окружающем их мраке, особенно будет греть Милна, на всех рубежах и на всех поворотах. Эту чистоту, этот свет, это преображение свое рядом с Элис он и ценит, я думаю, больше всего. И поэтому — любовь. Даже если не будет детей. Мне кажется, Эл подозревала именно о таком ответе, но, может, из страха не была уверена в нем до конца. Как из страха она могла и не спрашивать об этом раньше. За внешней, может быть, сухостью Милна — горячее сердце. Он, как вы и сказали, тоже переживает смерть их ребенка. Не так, конечно, как Эл. У него (что для Эдварда типично) все гораздо более скрыто, на большой глубине. К тому же, на нем обязательства. Он — ведущий, он — главный. А если он будет растерян и потерян? Сам расценит это как непозволительную слабость. Потому все переживания — на спрятанной от других глаз, глубине. От таких размышлений о прошлом (а кто был — мальчик или девочка? А сейчас ему\ей было бы...) в самом деле недолго сойти с ума. Что невозможно и нельзя в условиях разведки.

Часть 2.




Ничто не ново. Все это было прежде, все то же может повториться снова. Единственное, наверное, что возможно, зная такие истории — помнить о них и не позволить себе превратиться в подобных людей. Благообразных с виду, и гнилых внутри. Как Эл и говорит Милну: "Спасибо, что ты — не такой!". Все это, выходя за рамки колледжа, одной семьи и круга состоятельных семей, хорошо характеризует страну: мы отдадим на откуп Чехословакию, но только не мы, только не нас! Хотя сами же, одни из первых, "воспитали" Гитлера. Только вот он в этом смысле обошел всех, сорвался поводка. Неплохой урок им. Только вот у Британии скверная память. И тут же — насмешливые слова Геринга, сказанные на процессе в Нюрнберге в сторону Франции: "Что, и эти нас победили?". Типа да.



В начале работы над текстом, когда появилась Ханна, я думала, что ее роль будет уже и банальнее. Ну, трафаретно: бывшая любовница, нелюбимая женщина, месть и прочее. Но она оказалась больше этих моих представлений. И, несмотря на мою антипатию к ней, я этому рада. Мне очень не хотелось ее, как и любого другого героя, ломать в соответствии со своими представлениями. В этом смысле Ханна свободна: она тоже проявляет себя так, как хочт. И может. И не так уж много в ней этой fatale. Или, по крайней мере, не так много, как может показаться на первый взгляд. Постепенно, думаю, за ее физической жаждой по Харри, проглядывает то, о чем вы упомянули: она тянется к нему потому, что он — человек. И человечности своей не утратил. И старается не утратить. Она, вот, пошла на размен. Но жажда человеческого от этого стала только больше, яростнее. И пусть она, вроде бы, высмеивает благородство Кельнера, смеется над Агной, но это сознание его, ее и их общей человечности, их любви друг к другу, точит ее. Поэтому она знает, скорее всего, ответ на свой вопрос: что такого есть в Агне, чего нет во мне, и когда ты стал противником связей на стороне? Может, ответь ей Харри, и она сохранила бы, благодаря ему, свою человечность и душу, но он говорит "нет". Не знаю, будут ли для вас сюрпризы в том, что станет происходить с Ханной дальше. Посмотрим. Я рада уж тому, что она вышла из клише любовницы, и ее образ гораздо более емкий, и полный, и шаткий, чем эта роль.



Знаете, даже не задумывалась о таком развитии событий, — отравленная игла. Хотя это, в теории, вполне может быть. Но Эл, как вы и сказали, мыслит и живет другим. Да, Ханна много крови Элис потравила. Но все же.
Эпизод с детьми, которых спас Эд, очень мне дорог. В нем мы снова находим эмоциональное, непродуманное наперед проявление его характера. А случай с канцлером, опять же, более, чем красноречиво говорит о том времени и "нравах" нацизма.

Спасибо за отзыв!

[отзыв к главе 3.7]


Здравствуйте!
Глава как целая жизнь. Не только потому, что мы вновь погружаемся в мучительные воспоминания Эдварда о Рифской войне и гибели его родителей, но и потому что Эд и Эл снова оказываются на грани жизни и смерти, и каждое их действие, каждое слово, мысль, обретают особую значимость. Иначе быть не может, когда исторический материал для этого этапа сюжета - Хрустальная ночь. Погружение в кошмар и сущий ад произошло полностью, и меня даже больше проняло не когда на Эда и Эл напали, остановив машину, а когда они еще ехали по ночному городу, где кругом бушевало зверское насилие, и Эл поразилась тому, как человек может вмещать одновременно боль за ближних, ужас перед смертью и злом и то, что на улице холодно, поэтому надо запахнуть пальто... Такие детали всегда выстреливают в самое сердце. У меня создалось странное впечатление, что Эл в те страшные минуты оказалась как бы на месте нас, читателей. Она видела все происходящее из-за окна машины, все эти страшные картины проносились мимо нее и исчезали в ночи, что она даже не успевала увидеть, к какой страшной развязке пришло очередное столкновение на улицах; это пронимало ее до костей, но физически она была ограждена от этого... Очень странное и даже жуткое чувство, особенно если учесть, что случилось потом. Так легко остановили их машину, где они уже, казалось бы, были в безопасности, и такая грязная, стремительная драка, перестрелка, очередное чудовище, которое придушило Эл... Это произошло так быстро, что шокировало чуть ли не больше, чем взрыв в начале самой ночи. Я читала эту главу, когда ехала на работу в метро, и вот подумала, только что Эл почти что оказалась в моем положении, наблюдая за всем из-за стекла, и тут же оказалась в самом пекле - и это заставило меня оглянуться по сторонам, подумать, как легко привычное течение жизни может перевернуться вверх дном, и в то же время, до самого конца, наверное, будет неверие: как так, не может быть, кругом же люди, не звери... Наверное, и тогда, в Германии, все до последнего так думали, пока пропаганда и власть незаметно меняли и образ жизни, и, главное, образ мысли, что такое стало возможно, и тот полицейский, который строит серьезное лицо после допроса с пристрастием пострадавшей (хочется это слово курсивом написать и сто восклицательных знаков поставить) женщины, и вправду свято верит (тоже курсивом), что всему виной - конкретная прослойка общества. Полны жесточайшей иронии слова: "на одной скамье в парке с евреями сидеть запрещено, а убивать их и насиловать - можно"... Просто нет слов. Вот столько об этом написано, столько сказано и показано, а все равно, когда вглядываешься в эту бездну, остается вопрос: ну как до такого можно было дойти? К а к ? Вряд ли будет вразумительный ответ. Зло по своей сути вообще невозможно измерить и четко описать, прощупать, взвесить. Оно зиждется на обмане, на подмене понятий и принципов, на смене полюсов, оно как черный дым, который застилает взор и отбивает нюх. И вот снова Эл и Эд в этом мареве... Глубоко признательна вам за правдоподобность, с которой описаны последствия ранений. Что контузии от взрыва, что ран от мелких осколков стекла, которыми усыпан пол после взрыва, что, конечно же, пули в плече. О, как в фильмах и книгах любят делать ранение в плечо якобы самым легким и не требующим волнений. Оно вроде как считается "мужественным". На виду, но герой бегает себе по крышам и стреляет с другой руки без всяких вопросов, походит пару дней с перевязью (тоже "мужественно"), а через неделю уже как огурчик. Настолько въелся этот стереотип, что когда Эду стало плохо, я подумала сначала, что его еще кто-то ранил, но повествование напомнило мне о том, как может быть критична такая рана. А Эл, после пережитого ужаса и боли, ей снова, уже второй раз за ночь пришлось собрать все свои силы и мужество, чтобы вытаскивать Эда с того света. Впрочем, это и неудивительно, это - любовь, и она дает силы, и даже без одеяла она бы вытащила его из дома, думаю, но опять же, правдоподобность с одеялом - очень важная деталь. И я вспомнила разом в финале главы все те курсы оказания первой помощи, которые я прослушивала ввиду профессии, и вспомнила случаи, когда на моих глазах становилось плохо человеку, надо было сделать какие-то банальные вещи, хорошо известные, но сколько приходилось преодолевать ступора, шока, страха, который парализует просто от вида чего-то страшного и необычного... А Эл в таком состоянии смогла вспомнить, что делать, и сделать это правильно - она проявила огромное мужество, но да, разве могла бы она иначе?.. /Моя Росаура вот не смогла в новой главе, нда.... позорище/ И еще выдержала этот допрос... В таких вот мелочах и проявляется деспотичность системы, правда? Вроде как фрау Кельнер (я говорила, как мне нравится звучание фамилии?.. безумно. Кстати, а она как-то переводится?) потерпевшая, а ее допрашивают, как преступницу. Стоит что-то не то сказать, оговориться - и тебя же обвинят в твоей беде.
Наконец, в самом финале тот самый врач, "седой лунь", стал для меня каким-то воплощением надежды. Есть еще добрые люди, люди, у которых не отмерла в сердце способность к состраданию. Которые сокрушаются о всем том зле, которое творится вокруг. Быть может, они не "борцы", и внешне вполне "законопослушные" последователи режима, но у них душа не может быть спокойна, когда происходят такие вещи, когда боль и страх подчиняют себе жизни людей. Неизвестно, как долго человек с таким добрым сердцем сможет продержаться в цитадели зла, но вот уже сколько лет прошло, а он все еще помогает людям. Тихо, молча, просто оставаясь на своем месте.
Первая часть главы наполнена нежностью Эл (как мне откликаются все ее мысли, попытки проникнуть сквозь броню к израненному сердцу Эда, чтобы утешить, облегчить...), и в то же время - неспособностью Эда полностью ее подпустить. Мне кажется, его главная беда в том, что он вообще _не верит_, что исцеление возможно. Там, глубоко-глубоко его сердце надорвано из-за ужасов и потерь, которые он перенес, и в качестве самосохранения оно запечатало себя под спуд. Так он выживает. И у него получается. не знаю, выскажу, наверное, непопулярное мнение, но... быть может, иногда не стоит ломать неправильно сросшуюся кость в надежде, что она вырастет вновь правильно. Быть может, на данный момент в организме попросту не найдется ресурсов для заживления, и человек навсегда останется еще больше покалеченным, чем если бы его не трогали. Конечно, любящему сердцу очень хочется исцелить и наполнить любовью того, кого оно любит. но любящему сердцу, увы, свойственно несколько заблуждаться насчет своих возможностей. Эл искренна в своих намерениях, они чисты и наполнены состраданием и любовью, но ни она, ни Эд не знают точно последствий, которые нахлынут, если заставить его все вспомнить и все рассказать. Это очень деликатное, трепетное дело, сложнее, чем хирургия. Мне кажется, Эд на данном этапе (в состоянии постоянного напряжения, с чувством, что каждый день - последний) вполне рад и доволен той нежностью, которую дарит ему Эл в настоящем моменте. Он же растворяется в ее поцелуях и ласках. Но стоит ей попытаться копнуть глубже - он закрывается. Может быть, пока что, это правильно, это поможет им выжить... Ведь стоит Эду погрузиться в свои мысли, обрывки образов, как нахлынивает такая волна страха... боли... кошмара... Он просто по совести не способен вывалить это все на Эл. Он ее слишком любит и оберегает, чтобы воспользоваться ее готовностью "все в нем принять". Иногда человеку только кажется, что он готов, а когда узнает подробности, всю-всю правду, ломается. И хотя я думаю, что Эл, уже столько перенеся, выдержала бы, Эд просто не может так рисковать. И пока что носит это в себе. А мы можем только краем глаза заглянуть в эту бездну. И в этой главе был момент, когда у меня слезы выступили на глазах - на описании, как он подбежал к погибшей матери и не хотел ее отпускать.
Спасибо вам!

h_charrington
Часть 3.



Тоже с теплотой отношусь к этому герою. Мы еще встретим его в дальнейшем, и в несколько ироничных словах, и в серьезной ситуации. Но если бы не такие, как он, и если бы не конкретно он, ребятам пришлось бы много хуже. И, может быть, он сделал самый верный выбор: служить, как и прежде. И делать то добро, которое он умеет. Оно не такое и малое. В значении его помощи Эл и Эду вообще сомневаться не приходится.


Ко всему сказанному вами об Элис и Эдварде, о попытках Эл разделить боль Милна, добавлю, что ее стремление помочь ему, конечно, понятно. Она любит, любит сильно и хочет помочь. Но и другое, "непопулярное мнение" не ошибочно. Потому что Эдвард за все это время уже приучился обращаться со своей болью. Научился с ней жить, молчать, говорить. Это настолько глубоко личное и болезненное, что я в принципе не уверена, что подобное можно доверить другому человеку. И дело не в том, что он "не любит" Эл или "не доверяет" ей. Наоборот. И любит, и доверяет, и любуется ее светом. И потому, со своей стороны, выдержав, как сумел, всю ту боль, он настойчиво не желает и боится навредить Элис своей болью. Потому что... как знать? А если она этого не выдержит? Что, если ее душевных сил, даже если она заявляет обратное, не хватит? Как она тогда будет жить? И Эдвард? С его-то заостренной совестью и с осознанием новой вины: он затушил или сделал тише свет Элис? Такого он себе не позволит, чтобы Эл ни говорила.
Если обращаться к этому моменту в жизни Милна, то да, — сейчас он не верит в "исцеление", и даже не желает о том говорить. Но он, вы правы, научился быть счастливым. Научился ценить то, что есть у них с Элис. И это для него важнее прошлого, и боли. Я не думаю, что он особенно "копается" в нем. Он о нем помнит, но, как сказано в конце главы, внимательно охраняет границу между прошлым и настоящим. Получится ли у Элис преодолеть его молчание, мы узнаем позже. Пока же радуюсь тому, что ее настойчивость — деликатна. Она очень хочет знать и помочь, но не смеет настаивать. Потому что, в самом деле, нельзя. Нет у нее на то права. И она это уже понимает и не требует. Этой деликатности и уважению в личных отношениях можно только порадоваться. Именно потому, что часто ее просто не бывает между влюбленными или друзьями.
Важно и ценно то, что Эдвард любит Эл. Впускает в свое сердце и любовь, и позволяет себе не скрываться, любить в ответ. Это, скорее всего, и действует исцеляюще. Во многом. Потому что раньше доверия к любви, да даже и желания любить у него не было, он не мыслил для себя такого. В одном этом доверии к любви уже и есть великая заслуга и Элис, и самого их чувства. И важность этого тоже, я думаю, для Эдварда, переоценить невозможно.


Даже с учетом того, что это очень болезненные воспоминания, я сама люблю то описание (если можно так выразиться). Хотелось передать тот день, оставшийся в воспоминаниях Эдварда, остро, как помнит именно мальчишка, подросток: отрывками, деталями, какими-то принятыми в обществе нелепостями, "обыденностью" всего случившегося, втиснутого в обычный пейзаж гор, что есть в этом мире.

Спасибо за отзыв!

h_charrington
Часть 2.




Все поразительно незаметно. Кому — повязки, кому — вскинутые вверх руки, кому — запрет на человеческую жизнь. А теперь все это снова повторяется. И выпадающих из окон, горящих людей — добивают. Мирных жителей расстреливают. Снова — на нашей земле. Вот поэтому сейчас мне все больше представляется это не делением на "зло" и "добро", а просто выбором стороны и самой жизни. Нацисты были уверены, просто до абсолюта уверены в том, что им все можно. Можно резать, можно бить, никому не говорить... Правда, "просвещение" свое, такое, для "недолюдей" они, все же, скрывали. И это уже не про то, как немцы любили говорить "мы ошиблись", "нас обманули". Нет. Это СОЗНАТЕЛЬНЫЙ выбор стороны. Они решили, что им можно. Гитлер и Геринг, видимо, так натурально вопили им об их избранности и "убивайте их, всю ответственность я возьму на себя", что эти слушатели выбрали свою сторону жизни. Потому и работа концлагерей была идеально организована. Пленных там за людей не считал никто. "Материал", "испытуемые" — и только. И если бы нацисты победили, то такой порядок был бы везде. Ни о какой германской культуре речи бы уже ни шло, потому что они сами изгаии всю прежнюю, может быть, и великую, историю своей страны. Но подмена понятий, морали, ориентиров — колоссальная. Потому и допрос Эл ведется определенным образом. Ее и слушать не хотят, виновные определены. А не будь она и Эд "немцами"? Могли и не пережить ту ночь. Лично мне, чем дальше, тем больше, противостояние нацизма и человеческого уже не кажется временным. Нацизм отравил мир и людей, с помощью самих людей. И теперь это противостояние, может быть, будет всегда. И поэтому сколько ни говори, ни пиши, а все, кажется, будет мало и недостаточно. Особенно, если обратиться к реальным событиям тех или нынешних дней. А многих и это "не убеждает". Или выглядит для них нормой.


Спасибо, что отметили описание ран и последствий. Да, Эд — сильный, здоровый. Но пуля — это пуля, а драка одного (по сути) против четырех — так себе расклад. Это только Шварцнеггер и иже с ним способны на такую неуязвимость, когда, схватив и пулю в плечо, и пару-десяток иных, можно и по крышам бегать, и женщину любить, и шутить, и всех противников красиво перебить. А потом вещать русским о том, как они не правы, поддерживая СВО: вот, мол, его отец был среди тех, кто держал Ленинград в блокаде, и с ужасом потом, вернувшись, вспоминал то время... тупость или что это? Слов не находится. И эти твари к нам еще обращаются, напоминают нам про наш многострадальный Ленинград.
Ну и в реальность ранение в плечо очень скоро может стать фатальным. Хотя внешне выглядит, может, и правда безобидно. Плюс ко всему, ко всему разгрому дома, осколкам, контузии и головокружению нервы могли просто и банально не выдержать. А нужно прорываться вперед. И нет времени ни на обморок, ни на боль. Нужно зубами рвать само время, чтобы вырвать его себе еще. Хотя бы попытаться.
Эл, я думаю, не сильно отдавала себе отчет во всем окружающем. Это похоже на действия оглушенного: некогда, опять же, придаваться эмоциям. Нужно помочь. И, конечно, безумно страшно. Но на страх тоже нет ни минуты. Он ее накрыл потом, уже в больничной палате. А в моменте только так у нее: сцепить зубы и сделать все, чтобы помочь Эдварду. Если бы речь шла об Эл, он, безусловно (и мы это уже видели) сделал бы то же самое. Но понятно, что в таких ситуациях люди могут проявить себя иначе. И для кого-то страх перекроет все остальное.
О том, что вам так нравится фамилия Агны и Харри вы еще не говорили. Если брать написание из фамилии как "Kelner", то она останется без перевода, а если взять "Kellner", то получим перевод — "официант", "кельнер". Была в том моменте, когда Харри и Ханна приезжают в кафе "Эспланада", после того, как Ланг заявилась в кабинет Харри с новостями об Агне, небольшая игра с фамилией: когда Харри и Ханна сидят за столиком уличного кафее, ожидают заказ, и кельнер приносит им кофе.
Про фамилию только вы сказали, чаще мне пишут о том, что имя "Агна" — очень нравится. Мне оно тоже очень нравится, но больше я люблю реальные имена ребят именно в таком варианте: "Эд и Эл".
Может быть, оговорись Агна при допросе, ей что-то бы "сошло с рук" — так увлечен и уверен был служитель СС в том, что всем навсегда виноваты евреи. Но, к счастью, проверить нам это не пришлось.

Часть 1.

Здравствуйте!


Да, глава по событиям получилась очень объемной. Но пройти мимо них, конечно, было нельзя. Потому что до этой ночи, как пишут и говорят многие, еще была (в контексте произошедшего это звучит, наверное, с особой издевкой) надежда на то, о чем вы говорите: не может быть, чтобы такое случилось и произошло. Но что же они, разве не люди? То есть и сами многие евреи не верили или верить не хотели, что может быть устроен такой разбой, причем самой официальной властью. Но, как мы видим, и такое для нацистов допустимо. Как и пересчет срезанных женских волос, как убийство детей, как сожжение церквей и синагог. Если посмотреть на день сегодняшний, то мало что в этом все изменилось. Только, пожалуй, дата на календаре.
Может быть, в этой главе все чересчур мрачно. За счет воспоминаний Эдварда. Но это то, что постепенно становится больше него. И делать с этим что-то нужно. А что? Пока неясно. Впрочем, пока довольно того, на чем остановились: Эл и Эд живы, они спаслись, и, значит, все хорошо.


Да, все у нас очень хрупко, на самом деле. В этом и причудливость жизни: мы можем прожить долго, а можем сорваться в один момент. Мы можем планировать завтрашний день, а он может не наступить. И все эти грани человеческого существования и существа есть: и ужас от увиденного, и необходимость оправить пальто и решить, что первое: вынести рацию или вывести Эдварда, помочь ему? За все эти детали спасибо героям, мне лишь пришлось погрузиться в те обстоятельства, и постараться описать их как возможно полно. Вы упомянули о метро, а я, после многих терактов в подземке, как-то время от времени стала думать: вот нас здесь так много, много людей. А что если сейчас все взорвется? Что-то произойдет? Удивительно тонкая грань между "все в порядке" и хаосом.
Соглашусь с вами в том, что до нападения, все время, что ребята едут в "Хорьхе", мы видим тот разгул нечести наравне с Элис. А она наравне с нами. Она буквально ограждена от того ада стеклом, дверцей машины. Прочность защиты — так себе, очень сомнительна, но все же. Есть скорость автомобиля. Пока его не останавливают ночные "бравые" молодцы.

Меня ещё зацепил почему-то одинаковый жест дяди и Эда, когда они от яркого солнца закрывают глаза "козырьком". Яркая деталь, которая помогает увидеть страшную обыденность ситуации... И неспособность перешагнуть в то, что на самом деле случилось.

...про представителей западных медиа я вообще молчу. Столько разочарования и омерзения, как легко они судят и высказываются о том, что творится у нас, считая себя правыми... Им уже удалось в сознании масс нивелировать роль СССР в 2МВ, нам преподаватель истории, который тесно занимается США, говорила, что в журналах даже научных уже давно появляются статьи, _положительно_ оценивающие действия нацистов... Тут только остаётся вспомнить пророческие слова Мюллера из 17 мгновений о том, что нацизм неистоебим, как бацилла вируса, пока есть хоть один человек, который его принимает...

[отзыв к главе 3.9]

Здравствуйте!
О Боже, только не Кайла... Мирная, кроткая, очень добрая и терпеливая, немногословная, но невероятно смелая женщина, которая наконец-то ощутила счастье материнства, но... можно ли сказать "не в то время, не в том месте"? Но это в выглядит как жалкое оправдание, мол, "жизнь такая". В том-то и дело, что не должно быть такой вот "жизни", и все это - страшное злодеяние, от которого немеет рот. Гадать ли, что с ней - отправили ли ее в концлагерь или растерзали на месте, когда мы вместе с Эл все-таки посмотрели, хоть Эд и запретил, и увидели руку мертвой женщины и растоптанную погремушку?.. Кайлу можно назвать собирательным образом жертв нацистских зверств. Самое страшное, наверное, что надежды не было практически никакой с самого начала. Если Агну Кельнер, жену "чистокровного арийца" и богача, который может позволить себе автомобиль, как у фюрера, уже сколько раз едва живой оставляли после унижений, допросов и преследований, то что говорить о простой еврейской женщине, у которой нет ни денег, ни связей, ни положения, чтобы хоть как-то себя защитить? Да и мы видим прекрасно, что все перечисленное не может быть гарантией при режиме, который попирает все принципы, все нормы, права, последнюю правду о том, что такое "человек". Здесь могла быть вера только в чудо, но как для многих оно так и не свершилось? И все же, если бы не вера, вряд ли у людей вообще были бы хоть какие-то силы жить. Еще раз благодарю вас за такой тяжелый труд изобразить кошмар Хрустальной ночи, страшно представить, как это тяжело психологически узнавать все в мельчайших подробностях, а потом облекать это в художественную форму. Огромный труд писателя, который должен все выплавить в своем сердце. Чувство оглушительно тяжелое, гнетущее и страшное, вкупе с огромным негодованием и гневом рождают эти главы.
Линия ушлого Зофта - прекрасный оммаж на историю с чемоданчиком радистки Кэт. К счастью, Эл и Эд вместе, и в самый критический момент смогли избежать прямого обвинения. Но навязываемая им агрессивно помощь = попытка взять под колпак, заставляет оставаться настороже неусыпно. И меня больше всего,пожалуй, поражает, какие же эти гестаповцы пиявки. Вот сколько раз они уже мотали Эда и Эл, сколько раз проверяли, даже Гиббельс их лично допрашивал, но нет, надо трясти и трясти по кругу, и это при том, что супруги Кельнер занимают довольно видное место в обществе, имеют официальную работу в местах, угодных режиму, и вообще живут крайне "законопослушно" (ну а авто как у фюрера - и правда, для присказки "он любит риск"). И в этих пиявках ведь вся суть. Змея, пожирающая свой хвост. Паранойя, недоверие, страх и ненависть тотальные. Никто не может быть уверен в завтрашнем дне, и крысы начинают бежать, доносить друг на друга, пакостничать, пытаясь выгрызть себе гарантию хотя бы на сегодня. Но завтра мышеловка и их хвост придавит.
Было интересно узнать историю отношений Ханны и Харри. Ее любовь, начавшаяся как каприз-приключение, стала самой настоящей одержимостью, отчаянной и тоскливой. И мне ее жаль, правда. И самим Кельнерам, кажется, тоже жаль. Их краткий диалог, когда Эд извиняется за вторжение Ханны, а Эл отвечает: "ты не виноват в том, что на такая", показывает, что они относятся к ней уже не как к угрозе или разлучнице, а как к истеричному ребенку, которому непонятно, как помочь. Вот она кричала "я отменю свадьбу", но что потом? Ведь это крик безысходности. Как будто она не понимает, что в ее положении свадьбу не отменяют. Слишком высоко забралась, слишком хорошо ее видно. И в связи с трагическим звучанием свадебной темы не могла не вспомнить финал "Гибели богов". Не ждет ли что-то подобное Ханну? или сама она подведет черту под своим полубезумным существованием? Вполне в духе такой, как она. Но мне стало жаль ее, когда она пыталась добиться от Харри, в которого так невзначай по уши влюбилась, до нехватки кислорода, хоть каких-нибудь слов любви. О, этот крик знаком, думаю, каждой женщине, которая начинает роман как игру, а потом обнаруживает, что против ее разумения в ее сердце вызрело чувство. Тяжелое, оно сковывает волю, подобно кандалам, и толкает на безумства. Такое чувство напрочь лишает достоинства и понятий о чести и правилах, об уважении. Это сплав похоти, отчаянной жажды и осознания, что всего себя растратил - и получил в ответ холодную усмешку. Как ни пытаются романтизировать "свободные отношения", а мы убеждаемся, сколько боли и разрушения они приносят.
Кстати, а Ханна встретила в больнице нашего Луня? Если да, то очень характерно различие ее отношения к нему и Агны. Для Ханны он какая-то сошка, препятствие на пути к Харри, а для Агны - спаситель и надежда. Когда мы смотрим на него глазами Агны, мы видим в нем человека с глубоким характером и своей историей. А глазами Ханны он не более чем автомат.
И, наконец, шокирующий взгляд на случившуюся потасовку с точки зрения главного насильника. Настолько детально переданы его мысли, чувства и желания, что пробирает дрожь омерзения. И ведь он считает себя правым, сильным и главным. Он уверен, что весь мир у его ног. Какие-то мысли шевелятся в этой голове, но все - о том, что ему все дозволено, и он гордится своей силой и властью. И верно Эд сокрушается, что неизвестна его судьба. Если выжил, то уже завтра пойдет ломать под себя новых более слабых людей и вручит им самое страшное оружие - уверенность в собственной безнаказанности. И так раз за разом будет скалачиваться новая шайка и идти на разбой ломать другим людям шеи, потому что их главарь переломал им пальцы с огромным наслаждением...
Но Эдвард сделал все, что мог. Все зло одолеть невозможно, но главное - не прервать борьбы, чем он и занят.
Спасибо большое!

h_charrington

Но, как потом станет ясно, дядя Эдварда (хотя мы знаем о нем только эту деталь, и этого мало для суждения о человеке) не рад возможной перспективе воспитывать осиротевшего племянника, от состояния которого ему ни гроша не обломиться. И вся заботливость, если она и была, исчезает, Эд остается совершенно один.



Да. У меня нет разочарования. У меня злость, насмешка и омерзение (тоже). НИЧЕГО не изменилось со времен ВОВ. Просто ни-че-го. И они, сдавшие тогда свои собственные страны Гитлеру тоже, ни за грош (привет Франции или Бельгии или Польше), сами рукоплескавшие нацизму и его допустившие, снова участвуют в этом же дерьме сегодня. То, что сознательно переписывают историю, ничего, кроме гнева и ужасной горечи не вызывает. Но я верю в то, что правда, как и добро, всегда победит. Знающих правду больше. Ну а при виде свастики просто поднимается такая ярость, что нет слов.

h_charrington

Часть 1.

Здравствуйте!


Кайла, в самом деле, кроткая. В хорошем смысле, изначально и по своему характеру. Трудолюбивая, добрая, отзывчивая. А время... время всегда, наверное, будет в той или иной степени, не тем и не таким. Потому что всегда вспыхивает в мире, где-то, в какой-то точке, какой-то очередной конфликт. Но жизнь, даже с учетом этого, идет своим ходом. Жизнь — она сейчас. И как бы страшно ни было носить под сердцем крошку, наверное, все же, это великое счастье, пусть и горькое, смешанное со страхом, — осознание того, что станешь мамой. Пусть и в такое время.
Конечно, до всех этих переживаний нет никакого дела поджигателям войны. Планы их "великие", метят на передел мира и ресурсов. Какие уж тут семьи, дети и женщины...


Согласна. Гарантий нет никаких. С усмешкой думаю о том, что гарантий не было и у засевших к маю 1945-го в бункере. Хотя у них, конечно, были прямо противоположные чаяния. Аргентина, корабли, свобода... Как будто ничего и не было, как будто ничего они и не делали. Если вдуматься в это, то разбирает такая горечь... бесконечно. И да, для очень многих чуда не произошло, и один только лагерь "Буна-Верке", где работали пленные Освенцима, лагерь, что был организован "Фарбениндустри", где работал Харри, был "похож на город".
Спасибо, что по-прежнему обращаете внимание на мои попытки описать реальные события. Самая важная часть в этом, пожалуй, именно "переплавить" в своей душе факты. Чтобы они потом перешли в текст. Иногда, с такой историей, как история Эл и Эда, это было очень тяжело. А если (обратная сторона медали) писать, не вникая в подробности, то тогда лучше не писать. Потому что выйдет говно. И никто, и сам автор, в текст не поверит. Но ценность еще и в том, что, создавая историю, ты словно переходишь границы времени. И вот, — стоишь на том пустыре, рядом с разрушенными домами, вместе со своими героями. И тоже, как и они, не знаешь, что делать? И у тебя тоже, несмотря на знание о том, что та война окончилась Победой, в моменте нет ни уверенности, ни твердости. И ты, как и герои, только и цепляешься, что за надежду.



Зофт очень настойчиво рвался в текст. Ну что ж, кто я такая, чтобы мешать ему? Рвался-рвался, и... ну, как и Ханна: ни в чем им не мешаю. Но всегда остаюсь на стороне ребят и вместе с ними. Гестапо — это то еще дерьмо (простите за ругательства, у меня, видимо, где-то лопнуло терпение). Сколько уже сказано, что, не будь осведомителей тайной полиции, не было бы и ее самой. Потому что при всей мании величия, гестапо не всесильна. Она просто напитана испуганными "людьми". Вот и получается: брат — на сестру (щелчок мертвому Стиву), друг — на друга. Ну а что до методов... нацисты, как известно, ничем не гнушались. Мораль низложена, законы — в разложении. Человечности в "великом германском народе" как не бывало... Конечно, они трясут. Зофт, как очень ясно даже из его первого появления, не успокоится.

h_charrington

Часть 2.


При моей нелюбви к Ханне, я почему-то люблю тот отрывок о ней и Харри. За тональность, за иронию и отстраненность, с какими Харри относится к ней. То есть все это — действительно черты его характера. И этот вопрос, перед поцелуем: "Уверена?". И как Ханна бесится от "не той" реакции Кельнера на нее. Любопытно до сих пор для меня и то, как Харри смотрит на Ханну, когда она отчитывает его во время обработки и зашивания шрама: что, не мог пройти мимо? И он смотрит на нее, и видит, — да, — красивое лицо... но в нем, как будто что-то потеряно? Или нет, не хватает? Она и заботится о нем, а о той женщине, которую он защитил, говорит "ну что бы они ей сделали?". Или увлечена планами на его счет, но абсолютно наплевательски относится к своим пациентам, о которых забыла. В Ханне меня, до ироничной улыбки, умиляет все ее старание пробиться к Харри, к нему, к его сердцу. Но категория и вес — не те. "Было хорошо", били неплохие и даже уютные ужины, но... что-то все не то. Для того, чтобы стать настоящим.
Я думаю, у Эда больше сожаления и стыда за Ханну. Эл тоже обескуражена. Все же, такая откровенность, — неприкрытая, страстная, горькая, громкая и жестокая (надежда Ханны на то, что с Агной что-то случилось) — это как предельное обнажение. То, что показывать не принято. Но не думаю, что в этом есть что-то из отношения к истеричному (да) ребенку (нет). Конечно, Ханна сама не в том положении, чтобы что-отменять. Ее жизнь ей не принадлежит, у нее есть кукловод(-ы), а сердце по-настоящему, пусть и так жестоко, рвется к Кельнеру. Чем-то он ее зацепил настолько, что даже она, привыкшая к обожанию мужчин, не смогла, все же, выбросить его из головы.
О том, что ждет Ханну, мы узнаем в последних строчках последней главы. А как будет потом, за ними, — ее воля. Но по характеру, да, ей "близок" финал "Гибели богов". И еще, думаю, Ханна так острвенело тянется к Кельнеру потому, что он, — даже с учетом всех своих ран, — цельный. Тот, у кого нет сомнений. Он просто делает, потому что знает, что делать. А Ханна производит впечатление потерянной и растерянной. Утопающей. И еще, наверняка, в Харри она чувствует сердце. То, что у нее было, а сейчас почти или во многом заглушилось под весом обстоятельств. А у него, под теми же обстоятельствами, оно стучит. И он остается человеком. А Ханна себя теряет. И потому так рвется к нему.
Да, в больнице Ланг встретила Луня. Но, как говорится, "красота — в глазах смотрящего". Эл видит его по-своему, Ханна — иначе. И это, прежде всего, очень много говорит о них. Как о людях, как о женщинах.


Он вполне — порождение нацизма, с ног до головы. На своей "территории", которую, как он уверен, ему позволено определить самостоятельно. Но такая уверенность, конечно, существует ровно до встречи с тем, у кого больше силы и власти, чем у него. И на месте того, кому переломали пальцы за ослушание, завтра может оказаться он сам.



Все, и даже больше. Он ведь и сейчас, только придя в себя, не дает себе ни воли, ни времени на выздоровление, отдых. "Надо, надо, надо"... от этого с ума можно сойти. Но иначе, в тех обстоятельствах, что у них есть, он не может действовать.

Спасибо!

[отзыв к главе 3.11]

Здравствуйте!

Свадьба Ханны Ланг, к счастью, не обернулась кровавой бойней (чего только не заставляло ожидать дурное предчувствие Эл), но можно сказать, что своеобразное "жертвоприношение" было совершено - жертвоприношение души, последних крупиц рассудка. Преклонение перед страхом и тоталитаризмом. Мощный эффект производит фигура коленопреклоненной Ханны в ее прекрасном белом платье в грязи под ливнем, утянувшей за собой своего меланхоличного великовозрастного жениха. Одинокая, отчаявшаяся, смешавшая саму себя с грязью и своими поступками, и ценностями, и низменными желаниями. Если узнавая историю отношений Ханны и Харри, я еще порой испытывала к ней сочувствие, то поступок Ханны в предыдущей главе, когда она прилюдно начала бить Эл по ее бездетности, напрочь перечеркнул всякое мало-мальски доброе (?) чувство к ней. И когда в день ее свадьбы все пошло наперекосяк, когда ее оттеснили с первой роли на задворки, когда напомнили ей, что ее доля - быть лишь красивой куклой, лишенной воли и понимания, во мне возникло, наверное, то же чувство, которое вызвало в Эл тот приступ захлебывающегося смеха. Я вот все думала, что же может ее вразумить хоть немного, если даже четкое "нет" Эдварда, его холодность оставались для нее пустым звуком? Ведь она как бешеная, как танк, сметала все на своем пути, уничтожала себя в перую очередь, уверенная, что сможет поколебать союз Эда и Эл. Беда в том, что у нее были основания верить в свой успех - ведь был же с ней Харри однажды, будучи уже женатым. И, конечно, она совершенно не может понять, как он мог жениться, когда говорил, что никогда не женится, ну вот никогда?.. Принять, что человек способен меняться, Ханна не в состоянии. Потому что сама застыла в своей похоти, злобе и гордыне, как мушка в янтаре. Кажется самой себе величественной королевой, особенно когда унижает свою соперницу, а на самом деле задыхается в злобе, потому что это не ее Харри так пылко целовал. Казалось бы, за пять лет Ханне бы понять, что у Кельнеров все всерьез и надолго, но тот раз с Харри дает ей непомерную подпитку для подлой надежды, а надежда эта толкает ее на любые низости. Хотя я помню тот момент, когда Ханна подошла к Эл в парке, где той было очень плохо после убийства Стива. И что-то ведь дрогнуло в Ханне перед видом той непомерной боли, которая разрывала Эл... Но то осталось мимолетным потрясением, время идет и сглаживает углы, и Ханна вновь вернулась к своим поползновениям. И финальная сцена свадьбы красноречиво свидетельствует о том, что Ханна сама вогнала себя в такое униженное положение. Сама выбрала встать на колени, приветствуя то ли идола-фюрера, то ли идола-возлюбленного, которым обоим, как оказалось, нет до нее дела. А она и себя в грязи изваляла, и своего жениха, и там, где она надеялась выказать почтение и раболепное служение, попросту вскрылся позор и вся ее низость. Но Эл верно говорит после приступа смеха: страшно. Страшно это все. Вот мы видели ужасы Хрустальной ночи, а что в это время происходит с "благонадежными" гражданами? Они сами себя изваляли в грязи. Во всех тех случаях, когда они позволяют себе судить о представителях других наций как о второсортных, когда превозносят свою "арийскую" расу, когда морщат носы, что беспорядки заставили их изменить маршрут до работы, когда сетуют, что не могут больше закупать ткани по выгодной цене, когда утопают в роскоши, награбленной у тысяч обездоленных людей и выбирают - изо дня в день - не замечать кошмара вокруг. Поэтому фигура Ханны в финале свадьбы вся исполнена символизма. В Ханне, очевидно, собраны все те немки, которые "понятия не имели, что происходит", ну как же, и искренне радовались переменам в жизни. Но при этом нам вовремя напоминают, что Ханна, между прочим так, работает в концлагере. Она даже не может в полной мере быть той, которая "ничего не видит, ничего не слышит". Она никак не "жертва режима", а его прямое орудие. И а, я помню тот момент, который, видимо, и перечеркнул все для Эда в отношении Ханны - когда она пожала плечами на его попытку защитить незнакомку от изнасилования. Такая самовлюбленная слепота, такая самоуверенная гадкость, что в дрожь бросает. И печаль в том, что и упавшее небо, наверное, не потрясет Ханну так, чтобы она увидела себя со стороны. Что же, порой для человека увидеть себя таким, какой он есть, и оказывается сложнейшим испытанием. Но Ханна слишком ничтожна, чтобы пережить такое.
Надрывная надежда Эл и Эда найти Кайлу, Дану и Мариуса рвала сердце. Рассудок отметает всякий шанс, что даже если они живы, то их можно найти, но дело в том, что если прекратить поиски, это будет ведь как предательство. Надо искать, потому что так велит совесть. Надо не опускать рук, потому что иначе никак. Иначе чем они будут отличаться от тех, чья жизнь вошла в свою колею, как будто и не было ночных погромов, убийств и насилий? И вот - ну чудо ведь! - эта надежда, работа совести, дали плод. Неужели это правда Кайла? Вряд ли Элис бы настолько размечталась, да еще в такой тревожный момент, под глазом Зофта, чтобы нафантазирвоать себе воплощение мечты. Кайла жива... а что ее ребенок? А муж?.. Дай Бог, их встрече ничто не помешает!
Агне в этих главах приходилось худо, но с каким достоинством она выстояла! И перед шакальими укусами Ханны, и перед тигриными ухватами Зофта. Им даже известно про Стивена... вот это страшно. Потому что проблема не в том, как упорно Эл и Эду удастся держать лицо на их вопросы что с подвохом, что в лоб, а в том, что в Третьем Рейхе не работает призумция невиновности, и что им стоит забрать их в Гестапо и сделать все, что захотят, просто "ради проверки"? Разве Зофту и тем, кто за ним стоит, так уж нужно чистосердечное признание Эл, что она убила Стивена, чтобы обвинить ее в этом? Но пока он медлит и даже вроде сбит с толку ее выдержкой. Как она посмотрела на него! КАк она держалась! Неимоверно горжусь ею. И Эдом, который успел найти важные бумаги. Надеюсь, никто не помешает ему внимательно их изучить. Такие эпизоды напоминают нам, что их задача не просто выжить в Берлине в 30е годы, но и всеми силами помочь если не предотвратить, то разгадать грядущую войну и сделать все возможное, чтобы ее жертв стало как можно меньше. Что могут два маленьких человека, затерянных в самом жерле мясорубки? А все же даже если два человека спасут еще двух человек или хотя бы одного, разве это можно назвать "малым"?
Спасибо вам большое! И огромнейшая вам благодарность за отзыв на Методику. У меня началась работа в школе, поэтому пока совсем не было времени, чтобы ответить. Надеюсь исправить это на следующей неделе.

h_charrington

Часть 1.

Здравствуйте!


Знаете, у меня никогда не было очарования Ханной. Даже тогда, когда я была в начале работы над текстом, и было несколько вариантов для нее, и иногда я сама не понимала: а куда ее заведет? Многие, читая, отмечают именно тот момент сочувствия: вот же, Ханна протянула платок. Да. Но... так много этих "но" и до, и после платка! И внутренне у меня это ощущение преграды не проходило в отношении Ланг. Потому что она не просто ревнует (с кем не бывало?), она готова уничтожить Агну. Все вывернуть, все извратить, изгадить, подменить. Она надрывно орет Харри о том, что любит его, но это не так. Может, в ее понимании это и "любовь"... но истинная любовь, даже не получая ответа и сгорая в безумстве и горечи, не допустит зла в отношении того, кого любят. И той, "другой", которую, в этом случае, любит сам Кельнер. Вот эта душевная низость, развращенность и распущенность, грязь, выросшая на крови и пропаганде с трибун о "расе господ"... Это так омерзительно. Это останавливает меня от всякого сочувствия к Ханне. Хотя, да, — она подала платок. И тем ужаснее то, что сделалось (по ее собственному допущению, в первую очередь) с ее же душой. Она способна чувствовать. И чувствовать глубоко. И, думаю, была способна на любовь. А вышло это все вот такой мерзостью. Это уже далеко за границами ревности и зависти. Это мнение о том, что Ханне все можно. И она, чем дальше, тем больше это видно, может не остановиться ни перед чем. Собственно, о Кельнере, которого, по ее словам, она так любит, Ланг думает меньше всего. И эта беспринципная вседозволенность, как черта времени, очень пугает.


Как вы правы! Я согласна с Элис: это безумно страшно. Наблюдать все это, быть внутри такого "общества". А сколько копий сломано о тезисы "как немцы, такая просвещенная нация, дошли до такого"? Вопрос открыт. У нас И СЕЙЧАС нет ответа. Поразительно и то, что война, вроде как, окончилась, а никто ни за что не ответил. Меня беспредельно изумляет то, что эти твари рукопожатны в мире! Я просто не нахожу для этого слов. И они нам говорят о культуре? Знаем мы вашу культуру с примесью "Циклона-Б". Это не перестает меня поражать. И все эти фразы про "не знали", "нас использовали"... такая ересь! Кого они хотят обмануть? Рекомендуют себя немецким качество и "порядком"? Ну так и в лагерях был порядок: печи работали, "люди" ходили на работу, зондеркоманды исправно, каждый день, исполняли свои "обязанности"... Я в такой растерянности. Это как дверь в ад. Начинаешь думать об этом, и не можешь ни понять, ни осмыслить. Ну как такое было возможно? И, что не менее важно, как "потом" все стало внешне опять нормально, без лагерей?
Я не думала над тем, является ли Ханна каким-то собирательным образом. Она так рвалась в текст, она не ушла даже тогда, когда я думала, что история будет с ней прощаться. Она смогла вытянуть до конца. И никакая она, конечно, не жертва. Она тварь. Красивая на лицо, абсолютно безжалостная ко всему человеческому. Не только к Агне, как к "сопернице", но к самому средоточию морали и человечности. И я даже думать не хочу о том, что Ханну сделало такой. Да, ее жизнь счастливой не назовешь. Но она сама, как и каждый из ее единомышленников, свернула на эту дорогу. И таким — память, чтобы помнить, и вечный, вечный позор и презрение. И сейчас я думаю еще и о том, что, имей она власть над Харри, она бы и перед прямым издевательством над ним не остановилась. Сломать душу человека, низвести его до состоянию твари, — это ее сторона. Ни о какой любви речи здесь нет. Но мысли о том, как "люди" могли жить и "не знать", меня не оставляют. Невозможно было не знать. Но "не знать" было удобно. Или они просто, тупо, выбрали то, на что им указали. И завыли только тогда, когда германские города стали рушится под ударами с воздуха. А бравый Геринг со своим "Люфтваффе" ничего не смог сделать. Они были уверены в своей силе, в своей победе (как будто кто-то на них нападал) и просто встали на сторону "сильного". А потом, к маю 1945-го завыли. И стояли в очереди за супом, который им раздавали на полевых кухнях наши, советские люди, наши солдаты.

h_charrington

Часть 2.



Да. Искать негде, и, кажется, бесполезно. А не искать — еще страшнее. Потому что это может значить ровно то, о чем писала Эл в своих "записках" к Стиву, в самом начале: она, Элис, стала как они. А это — все. Крышка гроба. Без преувеличений и пафоса. И дальше идти некуда. Вот это — самое страшное. Не смерть в войне, от руки нациста, а это предательство и переход на их сторону.


Не люблю забегать вперед, но да, это правда Кайла. И я безумно рада, что линии этих, таких важных в "Черном солнце" героев, не оборвались в погромах.



Спасибо вам! Да, от той юной, в начале истории, Эли и Агны многое осталось. Осталась такая важная доброта и трепетность, неуспокоенность сердца. А вместе с тем появилась и сила, которая теперь позволяет Эл выдерживать и такие встречи: с Ханной, с Зофтом. И хотя закалка эта стоила Эл очень и очень дорога, эта ее стойкость чрезвычайно важна. Эл не просто красивая девочка, в которую когда-то с первого взгляда влюбился Эд. Она теперь та, кто способен не просто держать удар, но и отвечать противнику. Она не подведет Эдварда. Такой Эл он может доверять, и доверяет, всецело. И это уже не столько именно про любовь, сколько про такую громадную близость и единение, когда ничего не нужно объяснять тому, кого любишь, — и так все ясно. Он и сам все понимает, по одному только взгляду или молчанию.
Конечно, Зофту ничего не стоит забрать Агну и Харри в гестапо. Ему и повод для того почти не нужен. Но штука в том, что Зофт сам озабочен соблюдением приличий. Он, все же, думая о том, что Харри накоротке с Гирингом, опасается действовать прямо. Но очень старается.
Эдвард, как воробей стреляный, в таких моментах вызывает уверенность. И азарт от него тоже никуда не отходит. И даже когда за него бывает страшно, все равно не покидает уверенность: ну нет, и сейчас выберется.


В масштабах всего мира и мировой войны спасение даже "только" одного, конечно, "немного". И, может, смехотворно. Но не для этого одного человека. Не для беременной женщины, которая абсолютно потрясена и напугана всем происходящим, и не знает, где Дану. И не для мальчика, которого нацисты считают не более, чем грязью.

Спасибо!

Да, до очарования образом там далеко, и "сочувствие", которое она проявляет, можно сравнить с тем, как в карикатурных фильмах карикатурные злодеи показаны страстными любителями кошечек или собачек. Какие-то поверхностные душевные порывы не чужды и психопатам, и попросту мерзавцам, и, думаю, в сцене, где Ханна подходит к Эл с этим платком, там у Ханны больше какого-то глубинного страха перед тем, чего она никогда не сможет понять, чем реально вот сочувствия. И тот самый страх столкновения с чем-то большим, что есть в тебе, мог бы ее отрезвить, заставить пойти иной дорогой... Но нет. Не вышло. Минутная вспышка почти что благоговейного ужаса снова затоптана животной ревностью и тупой страстью.
О да, конечно. Я в каком-то из отзывов делилась соображениями о том, что у Ханны могло просто не быть понимания, что такое настоящая любовь, и та страсть, похоть и собственническое чувство могут быть ею приняты за то, что она "любит", а поскольку эта звериная жажда не находит удовлетворения, то, значит, еще и "страдает", и ей как "жертве" позволены любые средства для достижения ее "великих" целей. Ну да, ну да... Честно скажу, я отнюдь не сторонник того, чтобы объяснять все-все особенности поведения и мировоззрения человека исключительно травмами, пережитыми в детстве. Нам дана волшебная способность изменяться. Учиться на своих ошибках. Переживать опыт и взрослеть, что в 5 лет, что в 50. Поэтому просто сказать, что у Ханны не было перед глазами примера "истинной любви", и списать на такую вот "необразованность" всю ее чудовищную гнильцу, никак невозможно, на мой взгляд. Ведь даже если и так, та самая "истинная любовь" сподвигла бы ее к изменениям. Она бы видела Харри Кельнера как отдельного человека, личность, достойную счастья - такого, какое он обретет и будет беречь, она бы отпустила его. И точно не пыталась бы навредить Эл. Однако ее линия из раза в раз приводит ее на те же грабли наступать, и вот в тех двух главах, которые я успела еще прочитать, Эду и вправду пришлось уже почти к шоковой терапии прибегнуть, чтоб ее хоть как-то встряхнуть. Казалось бы, по сравнению с мировым масштабом бедствия, с которым имеют дело Эд и Эл, какая-то там истеричная ревнивая бывшая любовница просто мелюзга, вошь. Но какая же она назойливая, и сколько уже крови подпила!

Признаюсь, сколько я ни пыталась найти ответ на этот вопрос, ничто меня до конца не удовлетворяет, кроме мнения, что люди, по природе куда легче склонные ко злу, чем к добру, получая возможность творить зло и не нести за это ответственность, будут это делать с большой охотой, потому что видимых выгод больше, чем если держаться (еще и рискуя положением и даже жизнью) за совесть и моральные принципы. Полагаю, в моменте у многих просто не возникал вопрос "а правильно ли это?", они видели перспективы и выгоды - даже в убийстве 36 000 евреев - и шли на это, вовремя позволяя себя закрывать глаза и морщить носы. Тут часто гооворят о бедственном положении Германии после 1МВ. Помню, нам учительница истории рассказывала, что инвалиды, вернувшись с войны, совершали самоубийства, чтобы их вдовам и сиротам выплачивали пособия большего порядка, нежели по инвалидности кормильца. Но что, интересно, во Франции, половину которой истребила Германия в 1МВ, в России, которую мало что в 1МВ использовали как пушечное мясо, так добили напрочь революцией и Гражданской войной, не было отчаяния и бедственного положения? Но как-то не докатились до "окончательного решения еврейского вопроса", восстанавливая свои экономики. Как-то не дошли до полнейшей бесчеловечности, пробивая себе "дорогу в будущее". Да, и меня еще всегда поражало, как много раздуто причитаний вокруг послевоенной судьбы Германии. Ах, их делили на зоны оккупации, ах, им построили Берлинскую стену!.. Какое "варварство" по сравнению с тем, что Германия творила со странами и народами, которых как катком сметала во время 2МВ... Ах, бедная Германия, платила непосильные репарации. А сколько она награбила и уничтожила богатств тех страх, на которых напала в 1МВ? Поэтому... для меня это сводится к природе зла. Ненасытной, пугающей воронке, которая засасывает все глубже и глубже, давая мнимую эйфорию от чувства вседозволенности, сытости и удовлетворенного самолюбия. Читала "Доктора Фаустуса" Манна. Там в целом приводится вот к такой метафизической проблеме добра и зла. Сделка с дьяволом, бессмертная душа (совесть, мораль, ценности) в обмен на временные привилегии, достаток и славу. Там гг - гениальный композитор, Фауст 20 века, и в нем вот отражается судьба Германии. Но, знаете, меня еще напрягало всегда вот это превозношение образованности и культурности немцев. Ах, они там все поголовно играют на пианино и читают философов. Не проводила собственных исследований, спорить не буду, но и не буду держаться за это утверждение как за что-то, что может быть исползовано хоть каким-то боком как, прости Господи, "смягчение" их вины. Сволочь - она сволочь и есть. Вне зависимости от того, играет она на пианино или нет. Казалось, что феномен еврейских оркестров, которые играли на скрипках, пока других заключенных умерщвляли в газовых камерах, должен наоборот свидетельствовать о полнейшей, окончательной извращенности и вырождении этой "великой немецкой нации". Но до сих пор находятся те, кто говорит, какой у них тонкий вкус.
Или еще пример слепоты и глухоты к историческому опыту: в школе одноклассница как-то пришла в ожерелье со свастикой. И когда мы к ней подошли с намерением разложить по понятиям, она на голубом глазу утверждала, что "это древний языческий символ солнышка, чего пристали, быдлота". Символ-то древний, но забывать, или даже отрицать, что он был раз и навсегда запятнан кровью миллионов?.. Я даже не знаю, как это комментировать.

[отзыв к главам 3.12-3.13]

Здравствуйте!

Спасибо, что подарили нам это чудо воссоединения с Кайлой. Что оставили ее в живых, что сохранили ее малыша. Когда столько боли, и история идет к финалу, не ожидаешь уже и проблеска света (разве что вспышки ракеты, которая взорвет все к чертям), однако такой вот дар напоминает нам о том, как в жизни ценно подлинное чудо. И оно случается. Быть может, в реальной жизни даже чаще, чем в искусстве.
Да, Кайла пережила тяжелейшее потрясение, Дану либо погиб, либо все равно что приговорен к смерти, оказавшись в концлагере. Да, даже в этих обстоятельствах открывается возможность еще одного чуда, и еще, и еще, но узнаем ли мы о нем - неизвестно. И пока уже сама Кайла может взять на себя подвиг надежды и ожидания встречи, молитвы и веры, чтобы не впасть в глубочайшее отчаяние хотя бы ради малыша. Ему ведь тоже очень страшно, и какое мужество нужно матери, чтобы не поддаться внешим страхам и оградить от них ребенка... А он... пинается. Растет. Господи, как трогательно - особенно вот такой яркой вспышкой жизни вопреки всему посреди всей этой мглы. И тут же рядом - несчастная Эл...
Я ей очень и очень сочувствую. Ей самой себя страшно: как, спрашивает она себя, я могу искренне помогать Кайле, если сам факт, что она ходит с ребенком под сердцем, а я этого лишена, вызывает во мне приступ боли, и зависти, и горя? И рука одернулась, и снова пришло страдание. Там, где надо радоваться за другого, поддерживать, верить в лучшее, все вдруг, как по щелчку пальцев, застилает собственная, кровная боль, и больше ничего не остается. Весь мир потух, и осталась одна Эл, окаменевшая на кровати, один на один со своим неизбывным горем. И даже Эду она не в силах его поверить. Интересно, что сама просит от него откровенности, но уже в который раз не делится с ним своими переживаниями. Она сильная и гордая, и, конечно, опасается ранить его своими переживаниями или обременить, или, хуже, подтолкнуть к решительным действиям (как когда он ходил угрожал Гирингу), которые могут повредить ему. И... еще ведь, как удивительно точно отражена печальна правда жизни: стоит хоть чуточку всковырнуть давнюю, непроболевшую до конца обиду, как она тут же восстает пламенным драконом. Ну вот, казалось бы, давно уже исчерпан вопрос верности Эда, его отношения к Ханне. Но стоит ему только упомянуть, что схватил Ханну за руку, как у Эл все отключается. Она уже не вдумывается в разницу между "схватил" и "взял". Она уже не слышит, что он схватил ее, чтобы уберечь Эл. Мир погас и осталась картинка: Эд и Ханна вместе, а она, Эл, одна. Крах. Почти безумная, иррациональная ревность, боль, желание рвать и метать под наносным смиренным молчанием. Эд видит, что он не может просто так успокоить Эл. Словами до нее не достучишься. Когда болит сердце, разумные увещевания только больше бесят и доводят до крайности. Единственное, что работает в этот момент - это взять (или уж схватить) как можно крепче, прижать к груди и говорить о любви. О том, что Эл - единственная, о том, что без нее жизнь не мила. Она так хочет это услышать, и, пусть это выглядит глупым, но такая уж правда о нас - нам важно это слышать. Поступки, дела - безусловно, в этом вся суть, но какое волшебство творит одно только слово любви...
Эд учится произносить это слово. И не одно. Он любит - и в этих главах обнаруживает еще одну грань любви. Способность принимать и облегчать чужую боль. Он ненавидит свою слабость, ненавидит свои раны, он умеет с ними жить - но не знает, кем бы он был без них. Для него они - уродство, которое нужно скрыать от посторонних глаз. И тут он видит, как Эл умеет утешать. Как она умеет быть стойкой в чужом горе, как умеет вобрать его в себя как свое и не сойти с ума. Какая сила духа! Момент, когда Эд смотрит на Кайлу, и на его лице отражается боль, невероятно сильный. В жизни, которую ведет Эд, уение не показывать своих чувств считается достоинством, силой, но как ему самому от этого тяжело! И вот момент, когда он задумался "об Эдварде Милне", был таким значимым... и знаковым. Все это время он был озабочен такими вещами как не провалить миссию, защитить Эл, попробовать хоть немного сделать ее счастливой... А теперь он задумался будто впервые, а может ли быть счастлив он? Конечно, "счастье" - слишком громное и приторное слово для Эда и Эл, которые живут на острие ножа. Но он задумалсь об облегчении, об утешении. Об исцелении и покое. Как это дорого, когда такой закрытый и наполовину окаменевший человек может хотя бы мысль допустить о том, что его жизнь (или отношение к ней) может измениться... Пусть даже перед лицом смерти. А когда еще?
"Приключение" с Ханной, как я сказала, было уже сродни шоковой терапии. Клин клином, так сказать. А ну-ка иди, если такая честна и правоверная, а ну-ка выкладывай все свои подозрения! Но там, где все построено на страхе, уже нет места честности и справедливости. И страх Ханны показывает, что и по ней, видимо, ездили. И ее, может, на скамью клали... Вопрос только, какими средставами она нашла взаимопонимание со следствием. Вопрос риторический. И пережитое, видимо, никак не помешало ей и дальше работать в концлагере (а может, ее туда после знакомства с гестапо и закинуло), носить белое пальто и пытаться растоптать чужие жизни. Жестокость порождает жестокость. И не перестаю "умиляться", как каждый раз она кричит о том, чтобы Харри был осторожен, а потом делает все, чтобы навредить ему и его жене. Сколько раз понадобится Ханне перебегать дорогу Кельнерам, чтобы грабли ей уже лоб расшибли?..
Да, очень классный момент с обменом шпильками Эда и Зофта. "Не ожидал увидеть вас здесь". А Зофт в общем-то хорошо держит мину при плохой игре, его разоблачили, а он и ухом не повел, мол, "так надо", или "я знаю, что вы знали, что я знаю, что вы знаете". Интересный он противник, учитыая, что он пытается соблюдать правила игры. Это не похотливый эсесовец и не чиновник, пользующийся своим положением, и не ревнивая стерва. Мне кажется, ему самому доставляет удовольствие изощренное этот интеллектуальный поединок с супругами Кельнер. И он хочет сам их подловить, расколоть, не силовыми методами, а чтобы как в шахматной партии кто-то совершил бы ошибку.
Наконец, визит Агны к заказчице выдался действительно тошнотворным. Вот оно - говорить с возмущением о погромах только потому, что они вышли слишком уж громкими и затратными! Говорить спокойно о гибели 36 тысяч людей, переживая о финансовых издержках. И это уже не Ханна, это "достопочтенная дама", которая уж точно родилась и выросла не после 1МВ, когда бедненькие немцы так "страдали", а в самый расцвет Германской Империи, ее "культуры" и "благонравности". Вот вам и благонравность.
Как "радуют" и господа англосаксы. Центр отмахивается от посланий своих шпионов, а официальный представитель комитета, который занят не много не мало спасением детей чопорно говорит: "Вас это не касается, ваше время истекло". Мне кажется, даже Гиббельс так резко не давал Эдварду поворот от ворот. Омерзительно и низко. Но британцы же уверены, что Чемберлен "привез им мир". И спасаем только тех евреев, которые не слишком похожи на евреев. Чтоб, прости Господи, "глаз не мозолили" английским аристократикам. Какое же позорище.... Если про Францию Кейтель сказал, подписывая капитуляцию, "и они у нас выиграли?", то про Англию ему следовало бы сказать: "Разве они вместе с нами не проиграли?.." Столько ведь подыгрывали...
И занятно, что под словом "восток" Эд и Эл даже не помышляют об СССР. Видимо, настолько невероятным был все-таки план Гитлера воевать против самой большой в мире страны, что в головах не укладывалась такая возможность в принципе. На этот счет есть разные точки зрения, но говорят, что и Сталин не верил донесениям наших агентов, что Германия планирует воевать на два фронта и наступать на СССР. По крайней мере, начинать наступление в разгар лета, когда до осеннего бездорожья рукой подать. Но Гитлер был уже слишком самонадеян. Блицкриг, ну да, ну да...

Спасибо большое!

п.с. Поняла, что в прошлом отзыве не упомянула сцену с милым нашем Белым Лунем. Очень ценен его взгляд со стороны как на Эда, так и на трагедию с Эл. Честно, когда он выдал этот монолог о том, как Эл попала в больницу, и как он пытался, но не мог спасти их ребенка, довел меня до слез. При минимальных описаниях переживаний и чувств героя, один этот монолог передает всю боль старого врача, который всю жизнь видит чужие страдания и лишь малую часть их способен облегчить. Вечный разрыв между тем, к чему призван, и тем, что действительно может сделать, и не потому, что мало старается (он всего себя отдает своему служению), но потому что такова жизнь, такова судьба, таково несовершенство науки и хрупкость человека. Но трезвое понимание, что врач не всесилен, даже самый опытный, не дает нашему Луню отрешиться от чужого горя и просто развести руками. Прошло уже пять лет, а он помнит Эл, помнит ее боль и причитается к ней своей болью, ибо в том, как он говорит о ней, такой надрыв... и горечь. И, думаю, для Эда эта вспышка откровенности стала утешением. Даже большим, чем он мог бы признать на первых порах. Знать, что по твоему горю плачет искренне еще один человек - утешение, очень большое утешение.
п.п.с. Спасиб за упоминание Гейдриха, сейчас нашла время и постаралась подробнее узнать о том, что это за человек. Чтение вашей истории как всегда располагает к самообразованию.

h_charrington

Здравствуйте!


Согласна с вами, именно такой там страх. Страх перед неведомым, тем, что гораздо больше слов. И Ханна, верная себе, не удерживается от вопроса о Харри. Все ли с ним в порядке? Думаю, этот жест с платком был в чем-то искренним, но он, как вы и сказали, не повел Ханну дальше. Точнее, не вернул ее обратно. И все покатилось дальше, под гору.


И при этом Ланг очень высокого мнения о себе. Но если отставить в сторону ее красивую внешность, такую правильную по тем временам, то что останется? Горечь? Ярость? Злость, ставшая озлобленностью? Повторю, она, как и всякий другой человек, могла пойти иным путем. Но выбор ее, как и выбор другого, всегда, конечно, свободен. И ее самомнение о себе, что примечательно, основано тоже, в общем-то, только на собственной внешности. В этом смысле яркий момент — тот, где Кельнер подвозит ее до дома, а она всю дорогу уязвлена тем, что он реагирует на нее сухо, не так, как она к тому привыкла. И если круг ее собственных интересов и ценностей узок настолько, то стоит ли удивляться тому, что она всё судит лишь внешне? Сама не обладая почти никаким душевным содержанием.
И на основе своих нынешних "страданий", она, видимо, решает стать судьей и решать: кого миловать, а кому — голова с плеч. Все ее истерики и метания утомляют. Будь иное время, не такое опасное, Харри сказал бы ей гораздо более открыто гораздо больше "хороших" слов. Но время не то. С ней ему тоже приходится сдерживать себя.


Я не задумывалась так четко о том, чем объяснить поведение человека. Но тема с детскими травмами кажется очень узкой и заезженной. Сколько можно? Нам и Гитлера впихивают в рамочки несчастного, непонятого художника. Вот прими его тогда в венское училище, вот было бы всё хорошо... А если нет? Все? От одной неудачи, пусть и болезненной, сломался и пошел всех жечь и ломать? Как же это уродливо и отвратительно. Только твари способны на такую лютую месть, истинные твари. И не надо никаких объяснений — нет их, не существует в таких случаях.
Неважно, был ли у Ханны счастливый опыт любви или нет, а действует она ровно так же. Мстит, гадит, и в этой своей пакости не хочет видеть никаких границ. Дай такой волю, и была бы еще плюс одна Ильза Кох. Есть люди, которые, к примеру, не познают в своей жизни счастливую любовь. Не знаю, почему так, но бывает. И что, теперь всем мстить? Кто виноват в твоей боли? Никто. Может, и ты не во всем виноват, и есть еще какие-то иные факторы, но винить других, "мстить" им, — это гадость и низость.


Да, очень много сил и души уходит на нее, к сожалению. И поразительнее только то, что до сих пор, даже после почти визита в гестапо, она не успокаивается. Совершенно сошла с ума, я думаю. И не хочет остановки.



Да, и для меня этот вопрос открыт. А может, при наступлении нацизма, для таких, "более склонных" ко злу, и выбора не было? То есть и вопроса не стояло: плохо или хорошо? Выгодно, — вот и ответ. Сколько было уверено в победе "германского гения", в "расчистке новых территорий"... Гитлер и Ко орали с трибун о том, что "ничего не бойтесь, всю ответственность я возьму на себя!", — уверенные в том, что всё им не просто сойдет с рук, а зачтется как праведная цель в очищении пространства. Странно обо всем этом говорить, когда у самой (то есть у меня:) немецкая фамилия. Но всю эту "риторику" ненавижу люто. Просто какая-то внутренняя ненависть просыпается. Согласна с вами в ваших размышлениях о немцах. Меня умиляет еще и то, что они нам на полном серьезе заявляли, что зачем это мы к ним пришли? А Геринг вообще в своих речах дошел до того, что какие-то советские люди (недолюди, конечно же, по их размышлению культурных людей) не имеют права (!) судить их, немцев и национал-социалистов. То есть настолько все человеческое было выхолощено в этих уродах. То есть убивать людей миллионами, грабить их, насиловать — они, "великие" и "культурные" имеют право, а судить их не может никто. На такое даже не знаю, что ответить. Жалею, что Геринг сумел сам убиться. Хотелось бы, чтобы его, как большинство его единомышленников на том первом суде, вздернули. Веревка бы только оборвалась: толстый был непомерно. Но ничего, подвязали бы снова.

Мне хочется верить, что мы никогда не дойдем до таких "окончательных решений". Меня, со временем, стало поражать другое: как обескровлен, как разрушен был СССР войной. И как быстро восстановлен! Параллельно с этим шла насмерть гонка по разработке ядерного оружия. А в 1961 г. не кто-нибудь, а мы — первые в космосе. Всего через 16 лет по окончании такой войны... Раньше я смотрела на снимки моделей в платьях Диор, прилетевших в Москву в то время, с сочувствием к нашим женщинам, одетым в самые простые платья. А теперь хочется сказать: идите на ... со своими платьями, в свою Францию. Где бы они все были, если бы не СССР? Но страх в том, что им там, на той стороне, нравилось. И ничего не казалось страшным. А что такого?


Спасибо за отзыв!

h_charrington

Часть 1.

Здравствуйте!


Я просто не могла лишиться Кайлы. Пусть она не главная, но очень важная героиня. То же касается и ее ребенка. Даже если все это, может, выглядит неправдоподобно, — плевать. Вокруг и так слишком много смертей и пожаров. Но Кайла будет жить. В конце концов, правдоподобие самой жизни иногда очень "хромает": есть в нашей истории воины, прошедшие через 17 концлагерей, и не сломленные этим ужасом.


Это то же отчасти, что испытывает Росаура: личное (как всегда, но в такие времена это особенно) очень переплетено с "внешним". И хотя опасность — везде и всюду, вокруг Эл и Эда, личное отменить невозможно. Потому что оно и есть ты. И даже понимая, что мир уже слетает в темноту, забыть свое не можешь. И заглушить такую боль окончательно вряд ли возможно. Даже если потом будут другие дети, этот, не рожденный малыш, останется самим собой, тем же самым малышом, что умер. И тут же поднимается неусыпно другая волна: следить за собой, соблюдать осторожность, — все то, что уже вшито под кожу у Элис, и у Эдварда. И хорошо, что в такой момент рядом с Эл была Кайла. Даже если она что-то и подозревает (хотя я не думаю), то в любом случае никому не выдаст ни Агну, ни Харри.


Да, интересный перевертыш: просьба об откровенности и уже, в самом деле (как в случае с примеркой платья Ханной и "упреком" Агны в бездетности), не первая — с одной стороны, причем со стороны Элис, которая раньше, сама по себе была гораздо откровеннее, и Эд даже гордился своим умением легко "читать" ее лицо и эмоции, и нежелание рассказать Милну о том, что ее саму беспокоит. Но, думаю, Эдвард из проницательности, плюс-минус все знает. Конечно, это не скытность Эл, равная отстранению, а нежелание увеличивать и так то горькое и страшное, что есть. Только вот, конечно, от молчания ей легче не станет. Да и с кем еще ей всё делить, как не с Милном? Громадная радость (если уместно употребить это слово в данном контексте) в том, что они вместе не только как влюбленные, они вместе и на одной стороне и в жизни, и в миропонимании, в том деле разведке, о которой даже любимому не скажешь, нельзя. А понять это другой, сам не бывавший по эту сторону разведки, не сможет.
К тому же, Элис уже не та девочка, прибежавшая в страхе в комнату Милна в первую ночь в Берлине. И думаю, теперь Эд не всегда может похвалить себя за умение "читать" Эл.
Ну а что касается Ханны... тут все то же: та рана, как потеря ребенка, в какой-то степени всегда будет открытой. Это признали в том примирении после вечера с танцем и Софи, оба: и Эд, и Эл. Да и глупо было бы делать вид, что этого не было. Кто-то, конечно, выбирает и такой ход, но смысл? Глухой, постоянный стук-напоминание и саму память — не отменить, как ни старайся. Честность гораздо лучше в такой ситуации.


Слова, правда, здесь не работают. Ну что он скажет? Все то же: то было ошибкой, а все, что у нас — и было, и есть одно настоящее? Эл это умом знает, она это слышала от Эдварда не раз, и, думаю, верит ему. Но боль, острую и сердечную, все это не отменяется Потому что рана всегда будет открыта. А доверие уже было основательно нарушено, и в той темноте они уже оба были. А скатиться в темное нам, не таким уж и уверенным в себе, всегда гораздо быстрее и проще, чем удерживаться в луче света. Поэтому выход один — быть рядом и ждать, когда стихнет приступ боли. И снова врачевать рану. Ну а слова... да, так вот удивительно они действуют на нас. Все всё знают про "смотри на дела и действия", но слова способны как исцелить, так и погубить. Притом, что это не просто слова, это — истинная правда для них двоих. В форме слова.


Знаете, я думаю, Эд не ненавидит свои раны. Он их принимает. Да, возможно, он хотел бы, чтобы ни их, ни того опыта, что они ему принесли с собой, у него не было. Но без них он не был бы таким, каким мы его знаем. А может, сложись его жизнь более благополучно, он вырос бы рафинированным болваном? А потом, как Стив, решил бы, что и ему "все можно"? А что? Деньги, положение есть. Бороться "за место под солнцем" не нужно. Вообще ничего не нужно, — безбедное существование обеспечено на всю жизнь капиталом от родителей.

Я не знаю, где эта золотая середина между правильным неравнодушием сердца и души и абсолютным равнодушием ко всему, возникшим из-за привычки к достатку. Мы так часто привыкли считать, что любви много не бывает. Но я смотрю на ту же дочь Делона и меня берет ужас, отвращение. Ей не на что жаловаться в своей жизни. Она, в отличие от своего отца, не знала бед или нужды. Отец ее обожал. А выросло на этом обожании чудовище. Монстр, приложивший руку к тому, что последние годы его жизни, судя по всему, были полны и горечи, и боли. И при этом, кажется, абсолютное непонимание того, кем был ее отец. Да, для нее он, прежде всего, папа. И потом "Ален Делон". Но такая душевная тупость... это так страшно. Безумно.

Боль свою Эд скрывает из соображений того, что знание о ней никому не сделает лучше. Но и сам он, под ее гнетом, как мы видим, уже не выдерживает. Все это глубоко личное, опять же, совсем "не к месту", когда такая обстановка вокруг. Но сама мысль о том, что он, после всех этих лет абсолютного молчания, может быть принят и понят, а не отвергнут... Я думаю, для него это не меньше, чем потрясение. И я очень рада, что такая мысль пришла к нему, не оставила его в покое, а растревожила. Во имя дальнейшей жизни и любви, как бы странно это ни звучало на пороге войны.

h_charrington

Часть 2.


Да, вопрос более, чем риторический. Тот, на который ответ не важен и не интересен. Именно потому, что всей своей сутью Ханна вызывает, может быть, сожаление (как человек, свернувший не туда), но не сочувствие. Я знала, что она как-то использует тот случай с подменой чемоданов. Это была бы не Ланг, упусти она такой повод задеть и зацепить. Но до того, как описала эту встречу Харри и Ханны под аркой, не знала, как именно. И, опять же, радуюсь наблюдательности Милна, заточенной годами разведки. Ведь он мог ее и не заметить.


Все верно, — Зофт не так прост, как хочет казаться. Это не обезумевший то ли от вспышки влюбленности в начале, то ли похоти, Биттрих. Это не новенький эсесовец, вчера взятый из "Гитлерюгенд", и пугающийся собственной тени. Это даже не Хайде, слишком взбешенный по эмоциям, чтобы всерьез противостоять Харри. Это именно противник. Умный. Потому что те твари во многих случаях были умными. И да, Зофт жаждет победы. Но еще — отменной игры. А она предполагает все эти словесные "не ожидания".


Меня до сих пор это очень интересует: а как себя вели тогда немцы? Простые немцы, рядовые немцы? Все нравилось, ничего не волновало? Это тоже, во многом, вопрос без ответа. Тем более, что после нашей Победы они быстренько переквалифицировались в сплошь тайное сопротивление, которое с 1933 по 1945 было всегда резко против Гитлера. Ну-ну, знаем.


Тут, в случае с новым героем, с Фоули, я могу только посоветовать подождать. Очень мне интересно узнать ваше мнение о нем после всех событий. Ну а Центр — на то Центр. Оттуда, с Форрин-офис в Лондоне, видно лучше обстановку в Германии. Вон, даже Милна, в делах почти всегда предельно выдержанного, довели до кипения.


Да. Я когда читала реальные данные об этой программе "Киндертранспорт", поверить не могла этому. Но очевидцы, которых просили рассказать о ней, подтверждали слова друг друга: дети внешне должны были внешне походить на евреев. Еще — здоровыми, придежными в поведении и учебе. Не инвалидами какими-нибудь, конечно же, ну что вы! И в этом — расчет, а не настоящая помощь. Причем, семьи могли отправить по этой программе только одного ребенка из семьи. А семьи тогда, как правило, были многодетными. И понятно, что ожидало оставшихся в Германии.


Я думаю, и война Гитлера против Англии и Франции тогда еще тоже могли выглядеть невероятным. Как? Как это возможно? А между тем "блицкриг" настолько отбил Гитлеру даже его больные мозги, что эту кальку он приложил и на СССР, с его громадными территориями. Как сказал Геринг: у нас было очень много информации о состоянии СССР перед войной. Численность населения, подготовка, запасы, ресурсы... одного мы не учли и не могли знать: советского солдата, который так яростно сражался за свою землю. Так, что и смерть не останавливала.


Да, многие говорят, что Сталин не верил. И донесениям многих разведчиков, и даже тому, что, конечно же, не просто так ранее был заключен пакто Молотова-Риббентропа. Не верил он и донесениям Зорге. А уж Зорге — какой разведчик! Могли его вытащить из тюрьмы, а вытаскивать не стали. Он тоже, кстати, называл точную дату: 22 июня 1941. А Сталин думал, что он двойной агент. А Зорге умер в тюрьме, но своих не сдал.


Спасибо вам за такое неравнодушие! Я тоже очень люблю этот горький момент. Это сочувствие старого человека, опытнейшего врача. Чего и кого он, действительно, не видел в своей жизни? А Эл, эту девочку, запомнил. И столько сострадания к ней, к Эдварду. К чужой жизни, которая столкнулась с таким непоправимым горем. На таком сердце и на таком умении сопереживать, и держится, думаю, во многом, наш мир.

А Гейдрих, кстати, — из тех самых очень "культурных" нацистов, о которых вы писали в недавнем отзыве. И скрипка, и фортепиано... Образцовый на всю сотню. А вместе с тем, — не человек, а чудовище.

Спасибо вам!

отзыв на главы 3.14-3.15, 1 часть

Здравствуйте!
Вот, я снова плачу. Вообще я очень ценю моменты, когда искусство вызывает во мне такую реакцию. Это настоящие переживания, они как ничто показывают, как искусство проникает в жизнь и обнажает самые сокровенные и красивые, осмысленные и значимые её моменты. Над чем я плакала в этот раз? Во-первых, конечно же, сцена встречи Мариуса и Эл. Вначале я была обескуражена, как это, он ее не узнает, а еще так озлоблен, что готов растерзать своих спасителей!.. Но что еще можно было требовать от человека, на глазах которого убили мать? И не просто не дают ему прожить горе, а вокруг во всеуслышанье объявляют, что "ничего такого" не было... какая гнусность, какая ложь... Мальчику 12 лет, он не способен думать о целесообразности, безопасности, благоразумии... И, может, он честнее и искреннее всех собравшихся. Это взрослые могут запирать сердце на замок, зашивать рот суровой ниткой, и в страшном мире Берлина конца 30-х, где все говорят шепотом, а лучше - вообще молчат, нам просто необходим был этот крик разгневанного, обездоленного ребенка. Именно уже подросшего, в котором потеря вызовет не только горе, но и гнев. Который будет уже понимать прекрасно, что происходит, без тонкостей и политики, но в самой что ни на есть правде жизни: там звери. Здесь люди. Да, он натерпелся страха, но гнев выжег страх, гнев оказался сильнее шока, и ребенок, эта чистая душа, уже способен испытывать такую лютую ненависть, что иным бы поучиться у него. Потому что ни о каком "примирении" и уж тем более "принятии" зверства речи быть не может. И когда сейчас я порой слышу о попытках говорить о преступлениях нацистов "помягче", у меня волосы дыбом встают. Как видим, в те времена взрослые, осознанные, зрелые люди вообще не смели назвать это "преступлениями", по крайней мере вслух (и самое страшное, что многие ведь и вправду не считали происходящее таковыми?...), так пусть остаётся этот гневный крик ребенка, который ненавидит.
И тем сильнее впечатление, когда он наконец-то из-за кровавой пелены перед глазами сумел различить и узнать перед собою Эл. Свою фею-крестную... Конечно, он по-рыцарски, по-юношески влюблен. И я думаю, это прекрасно для него - быть влюбленным в такую женщину, как Элисон Эшби. Эта влюбленность преподымет его над гневом и болью. Поможет отделить зерна от плевел, набраться стойкости, воли, превратит его из гранаты, которая готова была взорваться в любую секунду от малейшего неосторожного жеста, в борца. Который будет неутомим, но не растратит себя попусту. И Эл - вовсе не та фея, которая заманит этого маленького рыцаря в свой волшебный Бугор, где потеряется счет времени, и все былое покажется дурным сном. Нет. Наоборот, она научит помнить, ценить, поможет, чтобы боль, которая сейчас может довести до саморазрушения, стала болью, которая, как ни странно, придает сил и напоминает о смысле, что к чему. Как у Высоцкого, "если в жарком бою испытал, что почем", и там продолжение про нужные книги, которые прочитал в детстве. Думаю, равноценно будет сказать про нужных людей, которые тебя поддержали, направили и утешили. Потому что Мариус, как всякий переживший потерю человек, нуждается в утешении. но не приторно-сладком, а в трезвящем. И Эл иное дать и не может. Она видит своими глазами весь ужас происходящего, она все прекрасно понимает, она переживает свою боль, свой страх, она ведет свою борьбу. И те чудесные мгновения, о которых говорит в финале этой главы Эд, они возможны между Мариусом и Эл именно потому, что там не будет притворства, попыток "сгладить углы", отвлечься на что-то несущественное, затереть и забыть(ся). Это не значит, что в их общении они будут обмусоливать новости или говорить лозунгами сопротивления, но там будет честность и чистый взгляд на мир, даже если разговор будет идти о самых отвлеченных вещах. Да и вообще, мне кажется, когда между людьми _правда_, там не может быть "отвлеченного" и "несущественного".
...к слову, Мариус и книги нужные читает. Конечно же, рискует. И с точки зрения взрослого, который болеет душой за жизнь мальчика, мне, как и Эду, хочется посетовать, что вот, он неосмотрителен, зазря подвергает себя опасности, рискует... Но не могу не понять Эл, которая говорит о Ремарке под полой пальто Мариуса с гордостью. И конфликт, который на протяжении главы охладил отношения Эда и Эл касательно всей ситуации, тоже очень понятен. Эл вся - сердце, она чувствует, что вот сейчас - самые что ни на есть мгновения жизни, и ее мечта стать матерью вот так внезапно осуществилась. Конечно, она видит в Мариусе сына. С самого начала видела. Это невероятно трогательно не в слезливо-сентиментальном смысле, а опять же в своей правде, в том, что это - кусочек счастья для несчастной Эл, и это надежда и возможность приподняться после потерь для Мариуса, это тот опыт, который жизненно необходим им обоим.
Второй раз меня пробило, когда Эд вновь вспоминал об аварии своих родителей. Теперь его мысли были сконцентрированы вокруг отца. И эти говорящие без всяких слов подробности... Как он аккуратно уложил его руку... Как ему пришло осознание, что на горячая, потому что на самом деле уже остыла, но ее нагрело солнце... И страх, и ужас, и боль, и оцепенение, которое приносит потеря, и то таинственное действие любви, которое выражается в горе.
Шокировал эпизод с Эрихом, вот же подонок, мало из него Эд сделал отбивную? Кстати, вспоминаю, что я была уверена тогда на боксерском поединке, что Эд его именно что насмерть избил (и, кажется, сам Эд так решил поначалу). Сейчас допускаю, что Эд (и я) подумал так, потому что пережил внутри ту ненависть и остервенелую ярость, которая и доводит человека до возможности совершить убийство. Внутри переступлена какая-то грань, и это пугает. Не успела я задуматься, испытываю ли облегчение, что Эд все-таки не убил Эриха, как эта скотина (пардон, но мерзавец же) вваливается в сюжет и самым варварским образом ведет Эда на пытки... просто потому что может. Просто потому что он не Зофт, который удовлетворился бы ответами Эда и отступил до поры, а потому что сделал именно то, чего Зофт себе не позволяет: выбесило его, что Эд явно умнее, находчивее и проворнее, и просто использовал право сильного. То бишь, наделенного властью и не обремененного больной рукой. Наверное, самое шокирующее в этой сцене именно то, что Эд почти что уже вышел сухим из воды благодаря своим умным ответам и прекрасной выдержке, но суровая реальность показала, что ты можешь быть хоть семи пядей во лбу (и это оценят Зофт или Гиббельс), а такие дуболомы, как Эрих, только больше выбесятся и потащат тебя в подвал, просто потому что могут. И, конечно, долгая партия с Зофтом может привести к последствиям попросту необратимым и гораздо более страшным, чем сеанс избиения за десять метров от собственного рабочего места, однако вот это отсутствие всяких правил, беспринципность, звериная жестокость и тупая сила... Это страшно. Страшно, страшно...

отзыв на главы 3.13-3.15, 2 часть

Интересен был отрывок от лица Зофта, как всегда, мурашки по коже пробегают, когда благодаря мастерству автора как бы влезаешь в шкуру зверя. Так было с Биттрихом, с насильником в Хрустальную ночь, теперь вот - очередной хищник. Умный, самовлюбленный, уверенный, что он идет на жертву ради "искусства контрразведки", просиживая часы в неудобной машине. И раздумывает над тем, как бы прижать беззащитную девушку, заставив ее пройти через ужас, боль и унижение, лишь бы "найти доказательства". Ну да, он-то "играет по правилам". Жуть.
Зато какая красивая и эффектная сцена погони! Как Эд выложился на все сто! Такое опасное и красивое сочетание предельного риска и максимального контроля... Да, я вторила словам Эл: "Никогда не видела тебя таким..." Вспомнила сцену, где Руфус катает Росауру на метле)) Обстоятельства у них, конечно, куда как благоприятнее, здесь-то у Эда ни толики "лихачества ради лихачества". Он спасает их жизни, но в то же время играет с огнем. Он дает нам увидеть на пару мгновений, в каком адском напряжении он живет каждодневно, и этот порыв, от него веет такой жизненной силой, жаждой, скоростью... Вспоминаю о том, как Эд увлекся гонками вскоре после смерти родителей, чтобы на грани жизни и смерти ловить этот адреналин и чувствовать себя живым. Мне кажется, это была главная потребность у него и сейчас. Постоянно играть роль, быть на пределе контроля, оберегать Эл, оставаться сильным, невозмутимым, несокрушимым... Вот так красиво и пугающе прорвалось это напряжение.
Знакомство с Кете вселяет веру в сильных, несломленных людей, которых изрядно пинала судьба, но они не сдались. В ее положении она может подвергнуться насилию, преследованию, быть заключенной в тюрьму, лагерь, а то и вовсе быть расстерелянной, в любой момент, но она упорно и неутомимо делает свое дело. Да, отношение к Фоули потихоньку меняется, по крайней мере, рекомендация его как друга Кете многого стоит, и факт, что он разведчик, обуславливает его поведение уже не столько трусостью и черствостью, сколько предусмотрительностью и осторожностью. Однако встреча с феей, конечно, заставила и улыбнуться, и удивиться. Ну, Эд прав, ничего не попишешь: все мужчины теряют голову от Агны Кельнер, он по себе знает))) И то, как этот с иголочки одетый, запакованный в твидовый костюмчик британец вдруг потерял дар речи, способность мыслить трезво и связывать слова последовательно, было даже забавно, вот только, увы, чары Агны не привели к нужному результату: вместо того, чтобы пасть перед ней на колени и спешить выполнить любой каприз, Фоули отказал ей и весьма жестко, отказал в присутствии своей подруги Кете. Быть может, подумал, что его пытаются перевербовать?...)))) Да, эта линия однозначно цепляет и интригует.
Но... не могу не подчеркнуть, какой щемящий осадок оставляет последняя фраза Эда, что таких вот мгновений у Эла и Мариуса, а там и у них, уже, может и не будет. Конец 38 года. Через полгода уже начнется Вторая мировая война. А до конца истории (каждый раз с тоской смотрю на оглавление) осталось всего три главы... И мне и хочется, и колется листать страницы дальше. Слишком страшно за героев - раньше, хоть с ними и происходили самые ужасные вещи, а все-таки объем книги располагал к надежде, что они как-нибудь выберутся. Но теперь... неужели вот-вот будет подведена черта?..
Спасибо вам огромное!

1 часть ответа.

h_charrington

Здравствуйте!

Спасибо за такие чудесные слова. Эти главы писались в диком цейтноте: не знаю, что или кто меня торопил. Но писать все эти главы, заключительные, спокойно и медленно, я просто не могла. И если получилось передать в тексте хотя бы часть настоящего, то я очень-очень рада.


Я сама была удивлена встречей с Мариусом. Таким Мариусом, и удивлена такой встречей. И, в то же время, а как могло быть иначе? Он видел то, что никому, тем более ребенку (еще) не пожелаешь. И всему этому гневу, всей этой боли в том Берлине не то что нет, а, по заветам нацистов, не должно быть места. И что делать? Как выразить эту дикую боль? Вот и остаются безрассудные, конечно, с точки зрения взрослых, забеги по городу с ножом. Но и сами взрослые недалеки от своей грани. Когда грань стирается, некоторые взрослые идут к веревке или к воде.
Я не думаю, что Кете, Эл или Эд не честны здесь. Они, как никто, все понимают. Все, на самом деле. И, если бы могли, они бы тоже кричали от ужаса. Но нужно, необходимо ради жизни смирить себя. Иначе из этого ада и Мариус не выберется. Эд, как никто, понимает боль Мариуса. К тому же, он и Эл переживают боль от утраты своего малыша. У Кете много своих ран, ее жизнь тоже не благополучна. Но ради спасения нужно перестать кричать. И действовать. Иначе все они умрут от горя, если задумаются о нем и остановятся на месте. Конечно, это и больно, и невыразимо, и страшно. Но дорога ведет только вперед.


Я сначала хотела пересказать своими словами. Но лучше дам прямую цитату (Борис Полевой, "В конце концов"): "Вот подвал — опять трупы, сложенные аккуратными штабелями, как на заводских складах размещают сырье. Да это и есть сырье, уже рассортированное по степени жирности. Вот отдельно в углу отсеченные головы. Это отходы. Они негодны для мыловарения, а может быть, нацистская наука отстала от потребностей жизни и еще не нашла метода промышленного использования человеческих голов. А вот расчлененные человеческие тела, заложенные в чаны, — их не успели доварить в щелочи".

Это даже невозможно ни осмыслить, ни комментировать. И это — только часть сделанного нацистами. И об этом "помягче"?..


Да, вы правы. Любовь с людьми способна творить чудеса. И здесь такое чудо Мариусу необходимо. Чтобы не сойти с ума.


Впереди очень важный разговор Эл и Мариуса. И он именно такой, как вы предполагаете. А те слова Эдварда вызывают во мне острую боль. Потому что известно, что и сколько за ними стоит.


Иначе и здесь быть не могло. Эл — именно раскрытое сердце. И ничто не может заставить ее действовать иначе. Да, я тут сама говорю про "делать", "собраться". Но когда на плечах столько всего, то иногда это становится совсем невыносимой тяжестью. Ценно и радостно для меня то, что Эл и Эд теперь, даже будучи в непонимании, иначе ведут себя. Оба. Переживают не меньше, но внешне ведут себя иначе. И за всем этим — громадное понимание боли другого, сочувствие, несогласие с ним и любовь.


Спасибо, что так сочувствуете Эдварду. Мне безумно больно за него. И я очень горжусь им. Тем, как он смог, — пусть неровно (а ровно не будет уже никогда) — собрать себя напополам с этой утратой. Не люблю мелодраматическиих сцен, с криками "на разрыв аорты". Но в таких движениях, как здесь, деталях, взглядах, касаниях руки, мыслях — гораздо больше правды. Они, в то же время, очень точно характеризуют Эда. И воспоминания эти накрывают Милна все чаще. Значит, и его прочность подтачивается.


А вот там Эрих — во всей своей красе. Конечно, нет разницы (только внешняя) между ним и Зофтом. И, кстати, говоря о Зофте, скажу, что он еще себя "проявит". Так, как Эриху не снилось и не думалось. Я думаю, в конце поединка Милна ослепило его эмоциональное состояние, мысли об Элис, и знание, что он убивал, и — много. Именно поэтому в конце боксерского раунда у него нет никакой радости от победы, с которой его поздравляли буквально на каждом шагу. Да, — это Хайде, и он враг. Но и в отношении к нему Милн не испытывает жажды убийства. Ну, а Эрих, как видим, ни в чем себя не сдерживает. Тем больше, что знает за собой именно все то, что так бесит его в Харри — ум, утонченность, выдержку, настоящую силу. Поэтому Хайде делает то, что в его власти. Может увести на допрос. И уводит.


Нам все еще необычно отсутствие морали и правил. И пока это так, мы остаемся людьми. А вот это "могу" Эриха стоит именно на том, что в его власти допросить Кельнера. Неважно, виновен он или нет. Само чувство власти и безнаказанности (хоть забей до смерти) таких мразей пьянит. И да, это страшно.

h_charrington 2 часть.


Спасибо за комплимент тексту. Меня же искренне не перестает изумлять вот это непробиваемая уверенность и вера нацистов в то, что они заняты правым делом, и что все, сделанное ими — во имя истины и торжества справедливости. Вот как они смогли так откалибровать свои мозги, все извратить в сути своей?


Взрослый мальчишка тоже нашел способ отпустить накопившееся напряжение:) Есть в Милне этот неутихающий азарт, даже в окружающих обстоятельствах. И эту его остроту, этот кураж, любовь к риску и смелость на грани отчаянности и опасности, я очень в нем люблю. В этом тоже — та самая жажда жизни, о которой вы упомянули. В общем, девочки любуются такими мальчиками:) И в такие моменты — особенно.
Улыбнулась той сцене с Руфусом и Росаурой:)) Кому метла, а кому автомобиль. Транспорт роздан согласно времени действия. И я тоже думаю, что чисто по-мужски для Эдварда это важно: выдерживать всё, стараться еще больше. Не только ради себя, но ради любимой Эл. Быть мужчиной и оставаться им, оставаться сильным, быть именно тем, к кому Эл может прибежать ночью, перепуганная от собственных волнений, или сказать: "объясни мне, я, кажется, совсем запуталась". А он улыбнется и объяснит.


Кете Розенхайм — это реальная личность. И место ее работы, и детали ее биографии, все — от реальной Кете. Она в самом деле занималась программой "Киндертранспорт", она помогла огромному количеству людей. И не уезжала из Берлина до самой последней, крайней минуты. Сопровождала детей в поездках, и могла бы выехать сама. Но возвращалась, и помогала снова и снова. Только когда ей уже совсем грозила смертельная опасность, она выехала из Берлина вместе со своей мамой. На таких чудесных людях и держится наш мир.


Хотелось хотя бы где-то, хоть капельку иронии и улыбки. И тут, — бац! — Фрэнк:)) Его, кстати, чувства к Агне доведут до отчаяния, и он предпримет свой рискованный поступок.


Мне безумно больно было заканчивать историю моих ребят. Я очень остро и долго все это переживала. Но, работая над этими главами, знала: они — завершающие.

Я вам очень благодарна за такое искреннее, неравнодушное прочтение истории. Очень не хочется расставаться с таким собеседником и читателем, как вы. Могу предложить в качестве нового текста (если, конечно, вы захотите читать) "Хрупкие дети Земли". Космоса там совсем немного, и только в первой главе. А истории о людях, по сути, все те же: со своими взлетами и падениями, со своим светом и со своей любовью. И, конечно, незаурядный главный герой, с ярко-голубыми глазами:)

Спасибо за отзыв!

Здравствуйте!
Давно прочитала главу, но не сразу нашла время, чтобы написать отзыв. Тем более ощущения были очень тягостными от первой части, где идет мучительное погружение в самые жуткие воспоминания Эда... Честно, в какой-то момент натурализм и звериное удовольствие, которое получал риф от пыток Эда достигли такой грани, что читать стало почти невыносимо - в хорошем смысле слова, поскольку эффект оглушительный получился. Это ни в коем случае не воспринимается как "чернуха ради чернухи", это вновь мучительный, я полагаю, и для автора, и для читателя эксперимент - взглянуть на происходящее глазами палача, а не жертвы, и мы, лишенные сочувствия к герою, глазами которого смотрим на мир, должны в подробностях впитывать каждую секунду его злодеяния. Мы уже проходили это с Биттрихом, с Ханной, с бандитом из переулка, с Зофтом, и вот - безымянный риф. Которого, несмотря на жуть сцены, можно понять (не оправдать, но понять... до тех пор, пока он не переходит грань человечности и не становится сущим зверем. Потому что одно дело - защищать свою землю и уничтожать врага, а другое - вот это хищническое, садистское извращенное удовольствие от причинения мук другому живому существу). война, которая ведется в отрыве от понятий долга, чести и моральных законов, всегда будет войной зверей. Долгие годы, века, земля рифов была разменной монетой "цивилизованных" людей. Которые и в середине 20 века фотографируются с головами рифов. И считают себя проводниками Культуры именно что с Большой Буквы. Ох, тема колониализма и "бремени белого человека" - очень болезненная и приводящая меня в возмущение, по сути-то недалеко ушедшая от истории нацизма. Мне кажется очень важным, что в вашей книге линия Эда проходит в нацистский Берлин именно через войну с рифами, хотя в Европе тех лет тут и там творились зверства, вполне себе предвещавшие ад 2МВ. Но мне особенно кажется ценным, что Эд, скажем так, побывал по обе стороны баррикад. Он выступил (почти невольно) на стороне поработителей, захватчиков, которые пришли в чужую землю как хозяева, хотя не имели на это никакого иного права, кроме варварского права сильного. Конкретно Эд, быть может, не совершал военных преступлений, но, как на любой войне, он убивал, только вопрос, ради чего и ради кого. Просто потому что приказали, потому что направили. Солдату не пристало задумываться, за что он убивает врагов, правда?.. или благодаря опыту 20 века этот вопрос все же выходит за рамки риторического? Конечно, читая о мучениях Эда, попросту нечеловеческих (признаюсь, некоторые моменты я просто не смогла прочитать, зная, что у меня бывает непредсказуемая реакция на натуралистические описания ранений - прости, Эд! Вот видишь, я, например, не смогла полностью испить твою чашу...), невероятно ему сочувствуешь, но больше задаешься в конце концов вопросом: почему, почему люди становятся как звери? Почему причиняют друг другу столько боли, страданий, почему в них (да что уж там, в нас) столько вражды и ненависти? Где предел, "доколе"? Такое ощущение, что предела нет. И боль терзает Эда всерьёз, как будто всё это было не то что вчера, а вот прямо сейчас, пока он спал в объятьях Элис. Страх, боль и ненависть вырывают его из призрачного покоя, отнимают у него и без того сосчитанные уже минуты нежности и радости. Бедный Эд, бедная Элис! Сердце ее привело к нему, она почувствовала, что он не справляется, что он ослаб, что ему больно и тяжело. Но вот правда, как в такое "впустить" другого человека? Даже не то что пустить... рассказать-то можно. Можно описать. Даже такими вот страшными, жестокими словами. Вопрос скорее, а поможет ли, если другой человек будет об этом знать? Насколько это безотказный способ, когда мы поверяем душу другому? Очень велик риск столкнуться с непониманием, преувлеличенной жалостью или любой другой реакцией, которая, ну вдруг, сделает только хуже? Быть может, и не всегда обязательно душу наизнанку выворачивать, бередить раны? Просто тот, другой, должен смириться, привыкнуть и с пониманием отнестись к этим состояниям, болям, страхам своего избранника. Не торопить, не сетовать, не закрывать глаза. И... не думать, что это когда-нибудь пройдет. У меня в черновиках Росаура говорит Руфусу: это пройдет. А он отвечает: лучше жить так, как будто не пройдет. И мне видится в этом не пессимизм или упадничество, а трезвый взгляд и мужество. Если у человека отрублена рука, он не живет с мыслью, что она когда-нибудь снова вырастет. Он приноравливается быть одноруким. Не называя себя "здоровым", кстати. Эта честность, которой, мне кажется, в наше время очень старательно избегая, на каждую проблему придумывая кучу других названий, лишь бы не называть проблему проблемой, что в итоге это сводится не к решению ее, а наоборот, к усугублению.
Мне кажется, мы на протяжении всей истории еще не видели Эда настолько слабым. Говорю это безо всякого, Боже упаси, разочарования или укора, он непрестанно заслуживает восхищение, что вообще держится и взваливает все на себя, но его неизменная улыбка, с которой он выходил из страшных переделок и словесных дуэлей с самим Гиббельсом, создавала иллюзию, что его стальные нервы и железная выдержка не могут быть сломлены вообще. Но они истончаются. И здоровье подводит. И это так больно читать и видеть, когда молодой, сильный, красивый человек в своем возрасте уже растратил себя, уже не может с той же легкостью, как и в 20 лет, выйти из кризиса, побороть болезнь, бессонницу, нервозность и тд. Это очень трагично и жизненно, когда человек оглядывается сам на себя и вдруг видит, что он уже "не тот, что раньше". Как ни прискорбно, это касается всех нас. И в мирное время, и в более опасное. Такая неумолимость времени и жизни. В случае Эда и Элис помноженная на беспощадность обстоятельств.
Омерзительные попытки Зофта унизить и вывести из себя Эда и Эл вызывают чувство отвращения. Хотелось сказать ему, ну что ж, и ты, "злодееще", оказался червем калибра Ханны, который только и может придумать, чтобы давить беззащитной женщине на ее самое очевидно больное место, и ухмыляться? Этот подлый прием, низкий и грязный, обличает и в высокоумном Зофте и в глупой Ханне людей, которые понятия не имеют, что такое любовь. Им кажется, что спустя пять лет брака Эл и Эд вдруг с их насмешек возьмут и разбегуться? Разули бы хоть чуток глаза свои, увидели бы, что Эд за Эл горой, уж сколько раз их пытались рассорить, развести, но даже измена их брак не расколола, чего ж они... Глупые, мерзкие твари. Простите, иначе язык не поворачивается помягче сказать. Не заслуживают такие чудища мягкости и снисхождения. А Эл и Эд... держитесь, ребята. Держитесь. На фоне пережитого эти гадкие поддевки - как укусы комара слону, но, увы, если укус произведен в больное место, он все равно будет ощутимым. Для Эл бездетность - причем не врожденная, а приобретенная по вине людей и самого времени - это незаживающая рана. Никак этого не исправить. И я просто говорю: слава Богу, сейчас у нас все-таки хоть немного сменился менталитет. Сейчас человек, который попробует осуждать вслух женщину за бездетность, вызовет только осуждение окружающих (я надеюсь), а женщина не будет (надеюсь) испытывать стыд или чувство вины! Боль - да, но это будет ее выбор, а не давление общественности. Ох, как же это гнусно. Эл, мое сочувствие всецело с тобой.
Знаете, мне приснилось после этой главы вскоре, что я читаю следующую, и она оканчивается тем, что Эл и Эд на каком-то званом вечере, и вдруг в дом врывается отряд солдат. Всем понятно, что дорога отсюда теперь одна.. И... Эд достает гранату, говорит Эл, что любит ее, и на его улыбке заканчивается глава. И я боюсь открыть следующую, потому что не знаю, что нас там ждет. Вдруг - Эпилог и пара строк? Или мучительное описание последних минут? Вот и сейчас смотрю на две (!!!) оставшиеся главы. Не могу оторваться от этой истории (разве приходится прерываться из-за насущных дел), но как думаю, что там, на следующей странице, сразу так страшно и горько... Потому что ощущение, что жизни Эда и Эл могут оборваться в любую, вот в совершенно любую секунду, очень острое. Особенно после того, как оба они признали, что не хотят обживаться в новом доме... Но еще хуже - думать о том, а вдруг кому-то придется пережить другого, и как это вообще будет возможно для них, как их великая любовь это стерпит? Хотя, что, разве Кайла и Дану не любили друг друга, разве война не обрекала любимых на то, чтобы расстаться навсегда? Это настолько общая трагедия, рядовая, можно сказать, но я просто не могу вместить эту боль, думать, что с этим в те страшные времена столкнулся, считай, каждый....

h_charrington
Здравствуйте!

Часть 1.


Я понимаю. Писать подобные моменты очень тяжело. Да, как автор я в момент написания знала, — Эд выжил, выбрался и из той "передряги". Но все же это очень страшно. И дело как раз в том, как рифу нравилось управлять той ситуацией. Я тоже могу понять враждебность к противнику, до определенного момента. Но здесь, как вы верно заметили, мы видим иное: удовольствие от расправы, с которой рифа никто не торопил, и торопить не мог. Это наслаждение болью другого. Пытка физической болью. Да, Милн тоже убивал на той войне и потом, он пришел, как и другие французы с испанцами, как сторона силы, с расчетом на выигрыш. Только вот выигрыш в таких битвах, — всегда за теми, кто управляет такими солдатиками. Как у Высоцкого:

Будут и стихи, и математика,
Почести, долги, неравный бой.
Нынче ж оловянные солдатики
Здесь, на старой карте, встали в строй.

Вот и там, в Фесе или в Марокко, они — такие же солдатики. Я не оправдываю Эда, мне в этой ситуации важно было, как автору, решить иное: показать, как появились те шрамы, что у него остались. Не знаю, возникают ли у читаталей вопросы об этом по мере чтения текста, но мне, как автору, было важно дать ответ и на эту ситуацию. И та война, в самом деле, очень сильно повлияла на него. В общем, мы видим, что это событие — из ряда тех, что всегда с ним. И как Эл (если проводить параллель между ними и тем, что с ними происходило в их 18-19 лет) навсегда запомнит домогательства Гиббельса, случившиеся в самое первое ее время в Берлине, так и Эд будет дальше нести в себе след той войны.


Думаю, и тогда, и позже, повзрослев, оказавшись в Берлине, Эд понимает: та война, как и всякая другая колониальная, — на обогащение. Ему, мальчишке, как и испанским нищим мальчишкам, которых гнали на войну, с той битвы "ничего": умерли? И ладно. А за счет того, что Милн, как вы сказали, побывал по обе стороны баррикад, я уверена: никакого удовольствия от убийства рифов он не испытывал. Ни тогда, ни позже. И он — такая же разменная монета. Я пишу это, и понимаю, что если бы не Эд, столь близкий мне герой, я написала бы иначе. Потому что для меня всегда это вопрос: вольный или невольный ты участник войны? Я не особо верю в прозрение или раскаяние пленных, и сегодняшних, со стороны ВСУ, в том числе. Я не хочу их слушать. Но здесь, в случае Милна, для меня все иначе. И все же, такой злости, зверства, что показывает риф, в нем нет. Я ни разу не замечала в нем удовольствия или наслаждения от боли другого, даже противника. Даже если это Хайде, к примеру. И, хотя, по крайней мере, во Второй Мировой ясно, что чему противостоит (для Эда тоже ясно), выходит, что та, рифская война — очередная "просто война". А Франция и сегодня мучительно не хочет отпускать свои колонии. Которые сегодня уже типа и не колонии.


Я тоже не поклонник таких описаний. Но лично мне, как автору, было нужно и важно это прописать. Быть со своим героем не только в минуты радости или шутки, но и в такие. Особенно в такие. И задача автора здесь — выдержать и записать. У читателя есть право отойти в сторону, пропустить, если тяжело, а у автора — нет. У него есть вместо этого обязанность пройти со своим героем все пути. Всё увидеть, всё договорить.
У меня всё последнее время ощущение такое же: пределов нет. Даже если читать новости быстро. Читаешь и думаешь: как это возможно? И ответа нет.



Да, я тоже думаю, что для Эда нет временного расстояния между его страшным "прошлым" и тем днем, который для него — сегодняшний. Всё это поразительно об одном, по сути. В Элис, опять же, уже почти ничего не осталось от той юной девочки, только приехавшей в Берлин. А если осталось, то это глубоко спрятано. И теперь она выдерживает такие происшествия. Если раньше Эд все больше помогал ей, а она пряталась за него в поисках защиты, пожимая руку украдкой, то теперь она спасает его. Таков долг. Любви, долг человека. Долг той, что знает всё лучше всех, и обязана, — скрепив свои страдания и страхи, — помочь и превозмочь. Да, Эдвард — сильный. Но иногда даже самому сильному нужна помощь.
Я думаю, что о войне Эд никогда не скажет Эл. Не потому, что она не поймет. "Благодаря" Берлину она многое сможет понять и без слов. Но как это объяснить, какими словами выразить? Эда во многом поддерживает именно любовь Элис в настоящем. А то его прошлое, стань оно известно Эл, отяготит их двоих. Лучше его оставить там, где оно уже есть, — в прошедшем времени.
В ответе Руфуса мне видится очень много Руфуса и истинной правды. Я согласна с ним. И с вами. Сегодня мы, как будто, все пытаемся сказать себе и другим: как бы чего не вышло. Не говорить прямо. Не говорить серьезно. Не пугать. "Давайте не будем о грустном". Можно, конечно. Только где в этом правда? И настоящее? Или мы всегда будем стоять за этот удобный инфантилизм?
Из серии "на Украине нацизма нет". Нет, что вы. Просто так поклонники Гитлера с флажками, да в ночных шествиях ходили. Но вы не бойтесь, это совсем не опасно.


Да, здесь он слаб от усталости, устал от взятой на себя тяжести. И взято все это по причине того, что кроме него — никто. А он, как и все, — просто человек. Который и без того не дает себе ни минуты покоя, который взрастил в себе это долженствование гораздо выше собственных нужд или желаний. Это и накопительный эффект. Чувствовалась, к моменту написания этой главы, громаднейшая усталость от всего. Иногда я даже не знала, как мы из этого выйдем. И выйдем ли. А страшнее становится именно от того, что и такие сильные, как Милн — устают.
И за собой, конечно, все эти перемены от времени примечаешь. Но сдаваться все равно нельзя. Даже если не видно пути.

Часть 2.


Ничего:) Я про Ханну и не так еще думала. Про Зофта нет, потому что как-то предпочитала не тратить на него сил. Просто сесть, написать и увидеть, как с ним будет в конце истории. Зофт, в силу своего ума, конечно, не похож на Хайде, которого ненависть и жажда мести уже накрывает. Зофт выглядит этаким "достойным противником", но, как видно, ничего он не гнушается. Да и зачем, если все эти "приемы" так для него естественны, привычны? Уколы Ханны на счет бездетности Эл, еще можно хоть как-то списать на ее эмоциональную жестокость и тупость, и зависть, и дикую ревность. Но тут... "мужчина"... Не нашел, как и безумная Ланг, ничего лучше этих мер? Про любовь в отношении Зофта и Ханны и таких, как они, даже говорить не приходится. Это просто что-то несовместимое. Внешне — люди. А внутри ничего нет. Одни директивы да настройки нацизма.
И вместе с тем, я очень рада той потрясающей, настоящей близости, что установилась между Элис и Эдвардом. Это то, чего я им всегда желала. Но в иные, очень острые и страшные моменты, совсем не была уверена, что они смогут дойти до такого сближения. Потому что, к примеру, после измены Эда, у меня не была уверенности и в том, что они смогут быть вместе. Так, как того требует разведка (если говорить об их общем деле; а чувств Элис и Эдварда тогда и касаться было страшно).


Спасибо большое. Они держатся. Конечно, слова, какими бы сильными ребята ни были, доходят в какой-то степени до цели. Но... нужно именно держаться. Непозволительно, как бы больно ни было, перед лицом настоящих угроз, тратиться на Зофта. Он этого и добивается, конечно.
Я думаю, что менталитет наш, на деле, в смысле бездетности, сменился именно "немного". Но хорошо, что возможностей, свободы у женщин стало больше.


вам очень признательна за такое искреннее отношение к героям. Удивительно, что вам приснился сон о них. К сожалению, все идет к завершению. Как бы горько и больно это ни было. И состояние ребят именно такое, как вы сказали: все может окончиться, оборваться в любую минуту. Остается в таких случаях только все та же надежда. Призрачная она или нет. Правда, Скримджер?
К сожалению, страданий в том времени столько, что, кажется, не перечесть. И много было любящих до Элис и Эдварда, и много после, кто терял своих. Но они — всё, что у них есть. У Эдварда есть только Эл, у нее — только он. И, я думаю, ни один из них без другого не сможет. По-настоящему. Да, можно сказать про "надо жить, жизнь на этом не заканчивается...", но... если честно. С чего вы взяли, что на смерти любимого человека она, на самом деле, не заканчивается. В этом тоже проглядывает та честность, о которой сказал Руфус.

Спасибо вам!

Отзыв к глае 3.17

Здравствуйте!
Вот знаете, от чего страшно? От того, что осталась одна глава. И если предчувствия Элис верны, и случится что-то плохое, то очевидно, что оно подведет черту под судьбами всех героев. Если бы дальше еще нащупывались страницы, они давали бы надежду, что и сбывшиеся дурные предчувствия еще не означали конец. А здесь... Очень хочу ошибаться. Очень хочу верить, что герои, несомненно заслужившие счастливый финал, его обретут, и не будет никакого упавшего неба в их конкретном случае. Нет, разумеется, небо упадет, когда начнется Вторая мировая война. И слишком многих это небо придавит. И странно, наверное, сравнивать, взешивать, какая смерть страшнее - на поле боя или в концлагере, от голода в осажденном городе или в подвалах гестапо. В этой истории нам были продемонстрированы различные, разнообразнейшие грани ужаса, страха, боли, стыда, вины, ненависти и утраты. Но все-таки грани любви, доверия, икренности, храбрости и человечности куда как удивительне и ярче. В первом случае все сливается в беспросветный мрак и задавливает ледяной тяжестью. Во втором же случае красота и свет раскрываются всё более полно и разнообразно - как в приземленно-бытовых сценах, так и в моментах нравственного подвига. Для меня сильнейшими сценами, остаются всё же не эпизоды насилия, жестокости и страха, а эпизоды примирения между Эдвардом и Элис, воспоминания Эда о его родителях (пусть прочно связанные с их гибелью, но все же эти сцены больше о любви, чем о смерти), воссоединение с Кайлой, потом - с Мариусом, воспоминания Элис и доктора о том, как она попала в больницу, теряя ребенка (опять же, казалось бы, крайне трагическая сцена, но в ней ведь неимоверно много любви)... Да, свет, которым полна эта глава, стал для меня прекрасной неожиданностью. Я ожидала Зофтов из-за каждого угла, я ожидала подлости от Ханны, ожидала жестокости от начальника Эда, ожидала непокорства и ошибки Мариуса, ожидала подности от Фоули, ожидала печальную гибель надежд на спасение Дану (и вообще на его обнаружение). Но из раза в раз то, что уже привычно было видеть черным, оказывалось белым, и это такое чудо!.. Даже стыдно немного за себя, что, как и Элис, в этом пытаешься найти какой-то подвох, сложно даётся вера в хорошее, в то, что всё получилось, каждый раз поправляешь себя и добавляешь это подлое "почти". Наверное, редко мне хотелось, чтобы история не оправдала моих ожиданий (точнее, сомнений и страхов) и подарила мне счастливый финал, который для такого маловера, как я, точно будет незаслуженным))
Помню, похожее переживание незаслуженного счастья со мной случилось, когда я читала самиздатовскую историю про Титаник, и там главными героями были дети, которые подружились во время его плавания, и, несмотря на страшную катастрофу, в конце все-таки спаслись и даже вновь встретились. Чудо? Чудо. И почему мы редко пишем о чудесах? Будто это что-то "недостоверное". Мне кажется, тут важнейшим фактором выстуает личная вера автора и способность читателя довериться истрии. Чудо особенно явно себя проявляет именно в самых безвыходных обстоятельствах. Быть может, действительно хорошие истории и должны учить нас не терять надежды, а не просто бить нас лицом об асфальт страшной реальности. К сожалению, лично у меня писать о чудесах вот вообще никак не получается. Я как-то пять лет переписывала одного своего бегемота, чтобы хоть немного уйти от тотального мрака в финале и дать персонажам хоть маленький шанс, если не на счастливую жизнь, то хотя бы на возрождение души. Вот и с Руфусом и Росаурой у меня никак не получается выплыть на что-то жизнеутверждающее. Но что это я всё о финале, стоит обратиться к событиям главы. Просто хотела сказать, что даже если финал все-таки выбьет почву из-под ног и обрушит небо, свет, который пролился на нас в этой главе, останется в моем сердце.
Начну, пожалуй, с Фоули. Я читала о нем и думала, Боже, неужели редчайший человек в этой истории ,который, влюбившись в Агну, не проявил своей животной стороны? Это заслуга его как англичанина или просто как человека с более укорененными ценностями, чем у всех этих нацистских вырожденцев? В общем-то, его влюбленность - это пресловутый "солнечный удар", в ней очень много страсти, которое доводит Фоули до беспомощности, однако воодушевляет его на решительные поступки: да, он все-таки состряпал нужный документ, но вот интересно, если бы не влюбленность в Агну, он бы махнул рукой на судьбу мальчика и беременной Кайлы? И вот это его: "я хотел увидеть вас еще раз, прежде чем..." Как ни крути, мне видится тут эгоизм влюбленности, слепота страсти, и разве это не ставило Агну в унизительное положение? Думаю с содроганием, что будь Фоули чуть больше подлец, с него бы сталось сделать Агне непристойное предложение в обмен на подписанные бумаги. И еще вопрос, вдруг Агна бы на это пошла? Ради Кайлы, ее ребенка и Мариуса? Просто интересно, когда вы планировали историю, вы не рассматривали такой, более "асфальтовый" вариант? И ведь наверняка именно так, подло и грязно чиновники всякого пошиба торговали своими услугами те жестокие годы. И мне стоит сердечно поблагодарить вас, что вы не пошли по этому пути. Вы вновь выбрали показать нам чудо, которое сотворила влюбленность, пусть и не самая "идеальная". Это ведь несравненно лучше, чем если бы возникла ситуация, о которой сходу подумало мое заляпанное всякой грязью сознание, когда появился персонаж Фоули и его реакция на Агну.
Отдельно хочу сказать о сцене Эл и Мариуса. Невероятно эмоциональная сцена, в которой и горечь, и любовь, и страдание, и утешение. Мариуса нельзя не понять. Его боль беспредельна. И так ценно, что он выговорился Эл, раскрыл ей свою боль, рассказал об этом страшном эпизоде с гибелью матери... Выплакался. И в то же время Эл. Насколько она мудра и искренна! Она не пытается Мариуса поучать, не пытается ему что-то насаждать. Не боится признаться в собственных страхах и тем самым возложить на него надежду, довериться. Да, Мариус благодаря разговору с Эл теперь чувствует свою ответственность не только за свою жизнь, которая сейчас ему кажется ничего не стоящей, но и за жизни своих благодетелей. Они все повязаны, и Эд, и Эл, и Мариус, и Кайла, и Кете, и Дану, да, кто-то выступает в роли спасителей, а кто-то в роли жертв, но по факту от действий каждого зависит жизнь остальных, здесь нет тех, кто менее важен или более пассивен. Очень ценно, что Мариус это понял. И, конечно, для него это тоже подвиг - отложить месть ради доверия и спокойствия его чудесной феи-крёстной.
Момент, когда Эд по факту приказал Ханне сделать все, чтобы освободить Дану, наполнил меня торжеством. Ханна, как ни пыталась взбрыкнуть и диктовать свои условия, в итоге оказалась послушным орудием в руках того, кого столько раз пыталась погубить, что своей любовью, что своей ненавистью. И все из-за чего? Ее низменное преклонение перед чинами. Стоило Эду сказать, кто он теперь, так она заткнулась и на задних лапках побежала выполнять. Конечно, вопрос еще, не предаст ли, не раскачает ли лодку, но в моменте это быа маленькая победа над маленькой гадиной, которая не по своим размерам много крови подпортила.
Наконец, воссоединение Кайлы и Дану... Пронзительно и будто за гранью реальности. Вновь чудо, чтобы увидеть которое нужно иметь веру. Даже если это чудо на один день, и завтра все обрушится, оно стоило того, чтобы его дождаться и пережить.
Спасибо вам огромное!

h_charrington

Здравствуйте.


Мне интересно будет узнать ваше мнение после прочтения заключительной главы, но, мне кажется, небо нам всем вместе все-таки удалось удержать. Хотя, конечно, вы правы: дальше — война.


Спасибо вам за такое внимание и воспоминание о светлых моментах. Очень счастлива знать, что самое сильное впечатление у вас остается именно от светлых моментов, а не от темных. Да, воспоминания Эдварда о гибели родителей полны боли и страдания, но в том, как он вспоминает о маме (с нежностью и любовью), об отце (с печалью и, может, даже пиететом) говорит о том, что даже такие, безумно тяжелые происшествия, как бы, может быть, удивительно и странно это ни было, дают нам в итоге своеобразную точку опоры. Да, боль. Но и любовь. Эдвард проносит все это в своем сердце. Это тоже, может быть, наряду с огромной любовью к Эл, не позволяет ему очерстветь сердцем, перейти на сторону зла. Недолго думая, как, к примеру, Стивен. Во всех эпизода, что вы вспомнили, наряду с болью есть любовь. И если любовь больше, то я могу только порадоваться, что это так.


Я верю и хочу верить дальше, что свет всегда сильнее. Может, это наивно. Но без этого невозможно, если мы хотим жить. А в людях ужасно сильна жажда жизни. И, конечно, можно было бы "подсыпать" зофтов везде и всюду, но есть же, действительно есть и в нашей, и в мировой истории примеры потрясающего мужества, невероятной душевной силы. Они — без фанфар. Просто делают свое дело. Как, во многом, Эд и Эл, чуждие тщеславия и признания, рискующие самой жизнью ради помощи другим. Не потому, что хотят казаться какими-то правильными, а потому, что они действительно неравнодушны. К Мариусу. К Кайле. К Дану. Та война окончила Победой. Великой Победой, стоившей очень много. Об этом нужно помнить. Поэтому, даже если это выглядит наивно (?), Эд находит Дану, а все вместе они противостоят нацизму.


Мне очень хочется верить именно в это, в чудо. Мы привыкаем к плохому слишком легко и слишком быстро. А вера и надежда, свет, — требуют куда больших усилий. Я думаю, вы очень правы: хорошие, настоящие истории, в основе своей, учат нас и вере, и надежде. Даже вопреки всему. И даже если все окончится гибелью главного героя, в ней будет то, что преодолеет тьму. Повторю: в той войне победи свет. Нам нужно помнить именно об этом. Может, со временем, и у вас получится написать о чуде?



Да, соглашусь: есть в словах Фоули эгоизм. Причем крайний, отчаянный, даже непримиримый. Он знает прекрасно и осознает, что поставлено на карту вместе с его подписью, но позволяет себе эгоизм влюбленного: хочу! И все. С одной стороны ужасно, и совсем его не рекомендует с положительной стороны, а с другой стороны... так понятно. Я совершенно, абсолютно не не думала о непристойности со стороны Фоули. Вот совсем. Потому что этого нисколько не было со стороны самого Фрэнка. Не потому, что он — англичанин и "хороший", а немцы непременно "плохие", а потому что таков сам Фрэнк. Такова суь его влюбленности в Агну. Он влюблен именно так: непонятно, вдруг, нелепом, наивно, "глупо", в обход всей логики и здравого смысла. И именно эта влюбленность не позволяет ему совершить подлость. Это — его мерило, показатель того, каков он. Он не идеален, конечно. Но в Агну он влюблен именно так. И подлости в отношении нее он даже не мыслил.
Потому и не знаю, что ответить вам на другой вопрос: сделай Фрэнк однозначное "предложение", пошла бы на него Агна? Пишу: "думаю, да...", и радуюсь, что Эл, чудесной Эл не пришлось ни давать ответ на этот вопрос, ни даже задумываться над ним. Спасибо Фрэнку за его чистую влюбленность, не мыслившей зла.


В Мариусе оказалось море юной, самой горячей мужественности. Конечно, она "замешана" на влюбленности в Агну, но это позволяет ему, даже в его положении, не выглядеть жертвой, и взять на себя, как на мужчину, требуемую долю ответственности. Я очень рада, что он понял и услышал Агну. Не скатился в свою боль, не стал ее растягивать. А собрался и сделал то, что нужно было.
Рада и за Эл, потому что она, как вы сказали, смогла в определенной степени довериться ему. Сколько всего ей пришлось вынести... где-то же на этом пути должна быть остановка. И вот, влюбленный, замечательный мальчишка, горячий, как и положено юности, помогает ей, как может. Как она его просит.


Могу сказать, что, в таком случае, мы торжествовали вместе: Эд, я и вы:)) Он же просто лучится этим торжеством, не удерживается оно в нем. Это как и ответ за все, сделанное Ханной, и как ответ всему, чему Эд и Эл противостоят. Люблю очень эту куражность в Милне, просто любуюсь им.


Автор никак не может и не хочет навредить своим героям. Да, пусть они не главные, но было очень важно сохранить их во всех тех событиях. Очень этого хотелось.


И вам спасибо:)

Здравствуйте!
Думала, буду писать: не верю, не верю, что роман завершён, но вот парадокс - он завершён так красиво, нежно и светло, что слово "конец" в кои-то веки не ассоциируется со свистом гильотины. Завершение истории Эда и Эл это даже не тот покой в светлой грусти, который заслужили Мастер и Маргарита Булгакова, а это самый настоящий праздник жизни, надежды и света, пусть тихий, укромный, но и нельзя сказать, что замкнутый только на них двоих... точнее, троих))) Виновники этого торжества - и Кайла с Дану, и Мариус и крошкой Майей, и Кете с ее матерью. Да, на пороге война, и самые разрушительные бедствия еще впереди, но в финале этой истории лежит прообраз Победы. В финале истории уже есть "мир спасенный, мир вечный, мир живой", который будет помнить о страдании и жертве, о пределах, которые хочет яростно испепелить злоба, и которые все равно возводит добро и справедливость. После прочтения вашего романа мне хочется писать именно такие слова, которые почему-то зачастую считаются набившими оскомину, обесценившимися. Это все клевета; слова "справедливость", "любовь" и "добро" не могут обесцениться. Могут выхолоститься души, которых крутит от одного упоминания этих слов, вот и всё.
Ещё бы я добавила к празднующим и родителей Эдварда. Он перестал отгоражить воспоминания о них от своей нынешней жизни, впустил их, символически произнеся их имена, будто призвав стать частью своей новой радости. Боль и любовь, как мы говорили, почти нераздельны, потому что любовь, чтобы преодолеть смерть и горечь, вынуждена с ними соприкасаться, даже, я бы сказала, их покрывать. Это очень тесный контакт, неразрывная связь, в которой вода камень точит. Боли, этого яда, разлито вдоволь по всей нашей жизни. Любовь - единственное противоядие. Любящий набирается мужества соприкоснуться с болью того, кого юбит. Вобрать ее в себя, как губка вбирает кровь с раны. Это тяжело, это настощяий подвиг любви. Сколько раз его совершали Эд и Эл? Сколько раз преодолевали обстоятельства, людей и самих себя, чтобы продолжать спасать друг друга - не только из тяжелых ситуаций, ловушек и угроз для жизни, но и каждодневно... Все сцены, где они ночью спят, и то одному, то другому вдруг плохо, накрывает волна ужаса и паники, а тот, кто рядом, протягивает руку и сторожит сон, наполнены любовью и светом. Это тот малозаметный подвиг, который да, не требует завалить большого страшного дракона (Зофта, Биттриха, Хайде, насильника с улицы), но требует придушить змею паники, неверия и отчаяния, которая приползает во мраке и душит. На протяжении всей истории герои боролись не только с внешним, таким очевидным врагом, но и со своими внутренними демонами. И Эл, и Эд, пусть разлчиные внешне, оба были хрупки и уязвимы, как каждый из нас. Более того, чем ближе к кульминации и финалу, я бы сказала, что с одной стороны, они истончались, не вполне могли оправиться от полученных ран, становились еще более хрупкими, а с другой стороны обретали в себе, точнее, друг в друге стальной стержень, укрепление, поддержку, которая стоит десанта вооруженных до зубов спецназовцев. Они друг для друга стали ангелами-хранителями, вот и все.
Когда я читала эту главу, признаюсь, у меня прям сердце сжималось от тревоги. Особенно когда дошло до званого вечера в доме мод мадам Гиббельс. Во-первых, у меня случилось жуткое дежавю, потому что мне ведь это приснилось, когда я еще не добралась до этой главы. Уже что-то мрачное и пророческое. Во-вторых, настолько мощно передано плохое предчувствие Эл, по нарастающей, что я будто с ней под руку вошла в этот адский притон, и каждая смена кадра, сцены, заставяла меня с замиранием сердца приостанавливаться, просто чтобы продышаться. Знаете, такой накал, когда закрываешь рукой страницу книги, чтобы не дай Бог не подглядеть развязку? Мне тут повезло, что я с телефона читала, и могла на экран выводить предложения по мере прочтения, но если бы (ах, если бы!) ваша книга была в бумажном виде, я бы точно ее всю истерзала от тревоги и неумолимого стремления быть вместе с героями в каждом мгновении.
Говоря про жуткую сцену схватки с драконом, хочу отметить, как верно тут, на мой взгляд, выведена природа зла. Этот Зофт, который успешно долгое время изображал из себя "не такого как все", слишком умного и слишком далекого от простых человеческих слабостей злодея, здесь рухнул в ту же грязь, что и его предшественники. Банальная похоть, зверская, мерзкая, отвратительная зараза, которая кажется таким выродкам, как он, вернейшим способом самоутверждения. Мне кажется, то, что каждый из череды злодеев в конечном счете пытался изнасиловать Эл, указывает на тот животный, примитивный и безликий корень зла, который никак нельзя отрицать. Кстати, не могу не отметить, что сокращение имени Зофта, Герх, слишком уж похоже на слово грех. Вот он весь, во всем своем срамном "великолепии": в отличие от других похотливых скотин, эта еще возомнила о себе в гордыни невесть что. Мания величия Герха омерзительна, но как смачно показана... Я наблюдала борьбу Эл с ним, просто не дыша. Я так сопереживала ей, мне было так больно за нее, и в то же время я так гордилась ею, когда она до последнего, до последнего сопротивлялась, била его, царапала ему лицо, плевала в него... Сколько в ней мужества, смелости, чистоты! Такие, как Зофт, должны просто обращаться в прах от прикосновения к таким, как Эл. К сожалению, мы не живем целиком и полностью в духовной реальности. А может, к счастью - ведь иначе нельзя было бы испытать ликование, когда Эд спустил курок, и душа этого ублюдка отправилась плавиться в аду. Скажу, что мысленный монолог Эл перед практически неизбежным тронул меня до слёз, и я так благодарна этой истории за то, что я часто плакала. Для меня это огромная ценность, когда произведение искусства пробивает меня на слёзы. Спасибо вам, что добились этого своим творчеством!
На Фоули я злилась поначалу... (имею в виду, его поведение на вечере) но потом он сам себя так бичевал, что я успокоилась. Да, он совершил ошибку. Он не уследил за той, которую полюбил. Эл пережила столько ужаса и почти распрощалась с жизнью отчасти и по недосмотру Фрэнка. Однако то потрясение, которое он испытал, когда увидел, что с Эл сотворил дракон, искупает его провал. И как он плакал в машине... Да, в этих слезах нет ничего мужественного, героического, только жалкое, но тот факт, что человек может плакать, глядя на чужое страдание, говорит о его сердце, о том, что оно не окаменело. Фрэнк ошибся, но его преданность была сильнее этой ошибки. И, самое главное, Эл и Эд не затаили на него обиду за это. К тому же, Фрэнк успел совершить свой подвиг, когда поехал покупать паспорт для Дану. Это крошечная деталь, но какая говорящая - что он отдал кольцо, которое напоминало ему о покойной жене. Больше ничего не сказано о Фрэнке, мы о нем ничего не знаем, и когда впервые встретили, я не заподозрила, что он мог быть женат, тем более, что он вдовец. И он об этом ничего не рассказывает, не вспоминает о своей покойной жене, когда влюбляется в Эл. Однако эта подробность открывает нам персонажа совсем с иного ракурса. То, что Эд, к счастью, так и не испытал, Фрэнк пережил. Мы не знаем, как и почему умерла его жена. Но какой бы смерть ни была, это трагедия, это утрата, это боль на всю жизнь, которая тем сильнее, чем сильнее была любовь. А то, что Фрэнк Фоули умеет любить, мы знаем.
..просто ради интереса пошла загуглила имя Фрэнка, потому что мне оно казалось смутно знакомым. Оказалось, что это реальный британский шпион, сотрудник посольства в Берлине, который помогал бежать евреям из Германии... Невероятный опыт - воспринять как живого персонажа романа, а потом узнать, что это и был рельный человек! Это, конечно, камень в огород моей непросвещенности, но как приятно благодаря вашей истории вновь и вновь раздвигать границы познания. И я также стала больше узнавать о программе Киндертраспорт. Спасибо!
Линия Кайлы, Дану и Мариуса тоже не давала мне вздохнуть спокойно. Очень эффектно был введен отсчет по дням. Как и Эл, дурные предчувствия сгущались в моей душе, как тучи. Я боялась каждого нового предложения, ведь сколько всего могло бы произойти, что разрушило бы все планы, все надежды! А по сути-то что были бы эти планы без гигантской силы надежды? Судьбы Эл и Эда, вплетенные в мастшабную историю главного бедствия человечества, остались судьбами частными. Нет, они не спасли десятки сотен несчастных. Но на их примере мы увидели, что спасти и четверых - это величайший подвиг, это сила, это мужество, это риск, это готовность отдать свою жизнь за крохотный шанс, что это спасет другого. Так зачем измерять подвиги в количестве, когда это в первую очередь качество души. О таких душах, о таких судьбах, хочется читать, хочется к ним прикасаться.
Чудо новой жизни, которое было даровано Эду и Эл тогда, когда они уже и не надеялись, когда уже смирились, тоже вызвало у меня слёзы. Я смогла прожить эту радость с Эл и Эдом, потому что мне она знакома лично. Это несказанное чудо, и вы нашли нужные слова, чтобы запечатлеть его в сердце читателя. Спасибо вам, что финал осчастливен еще и этим событием. В нем и предельный символизм, и предельное правдоподобие. Спасибо.
Теперь все-таки скажу: не верится, что история окончена, потому что я сроднилась с ней, с героями, но мне спокойно, потому что я знаю, что у них все хорошо. Она окончена именно так, как мы и надеяться не смеяли, поэтому столько радости и облегчения, и вера в то, что Эл и Эд будут наконец-то счастливы всецело, хотя жизнь, что в мире, что в войне, имеет свои испытания, и боль сопутствует нам до самого конца в тех или иных проявлениях, однако я сполна прочувствовала светлую мощь такого финала. Спасибо, что не омрачили его ничем от слова совсем. Мне кажется, благодаря таким историям, как ваша, известна целительная сила искусства.

h_charrington

Часть 1.

Здравствуйте!


Я очень хотела счастья для моих ребят. Опять же, по самой простой и великой причине, известной нам: та война окончилась Победой. Да, война принесла громадное горе всему миру, но все же, все же — Победа. Это — главное.


А мне лично совершенно не по нраву тот покой, что у Мастера. Не люблю. Не нравится он мне и как герой. Ну да ладно. Конечно, все мы понимаем: война грянет, и скоро. Элис и Эдвард это понимают очень отчетливо. Но сила самой жизни непреложна, неостановима: человеческое сердце вне жизни не стучит, а пока оно живо, всегда есть надежда и вера. У меня есть ответ на вопрос о том, что дальше будет с Элис и Милном. И, может быть, позже я наберусь сил и сяду за продолжение их истории. Но пока — так. Все устали: и они, и автор. На последних главах невозможность, невыносимость Берлина стала такой тяжелой, очевидной, душной, что хотелось только бежать из того смрада, без оглядки. Даже Эдвард, с учетом всей его выдержки, уже истончался. Мне лично безумно дорого, что удалось спасти дорогих Кайлу, Дану, их тогда еще нерожденную девочку, и, конечно, Мариуса. А Кете с ее мамой, к счастью, спаслись и в реальности. И чем больше было положено для Победы, — сил, труда, души, жизни и любви, — тем отчаяннее и сильнее хочется, чтобы никогда мы не забывали о том, какой стала та Победа. Да, мы в полной мере никогда, быть может, не сумеем оценить ее громадность, масштаб. Но к этому нужно стремиться. И, конечно, взаимное счастье Эл и Эда. То, что они станут родителями... не смогло мое сердце не дать им этого счастья (если возможно считать, что автор — хозяин текста:).


Спасибо за чудесные слова. Это не они выхолощены. Это мы теперь, — часто, к сожалению, — такие. Очень жаль, что так. Правда. Любовь никогда не перестает.


Я уверена, что из того, невидимого нам мира, родители Эда очень, по праву гордяться им. Тем, что их сын, их мальчик сумел выстоять и не сломаться. Сильно раненный, но никогда не сломленный. Все же, с учетом всех потерь, сильный духом и живой, — в громадной степени от любви Эл, за которую ей бесконечная благодарность, — живой сердцем. Но смог. Он преодолел, он выстоял, он не перешел во тьму. Он несет в себе то, чему они, родители, учили его. И это его личная, ничуть не меньшая, чем наша общая, человеческая, победа. Словами не передать, как я рада, что он смог открыть Эл свою боль о родителях. О Рифской войне, уверена, так и не скажет. Но о маме и папе сказал. И, думаю, сердце его стало еще живее, полнее и больше. Он теперь и сам — папа.
Спасибо Эл, что вместила его боль в свое сердце. Смогла, сумела, приняла и выдержала. И любви стало больше. Я думаю, это бесценно — искреннее разделение такой боли. В этом — сила любви. Может, любовь настоящая о боль закаляется сильнее.


Иначе они не могли. Просто вот так они любят друга. Учатся этому, в том числе, проходя и через свои ошибки: непонимание, замкнутость, эгоизм, одиночество, горечь. И тем более ценна их близость. Их любовь, как любовь вообще, наверное, единственное, что можно противопоставить войне, всем видам мрака и боли, утраты. Это, как вы и сказали, подвиг. Незаметный, тихий, "на двоих". Но ежедневный, постоянный, иногда очень трудный. Не всегда он может получится из-за нашего эго, но кроме любви, что могло спасти Элис и Эдварда? Эд, при всей его силе — человек. Он не всемогущий. И на него можно было найти "управу". К счастью, этого не произошло. А если сердце — пусто, то и управа будет, может быть не нужна. В той войне противостояние не только физическое, но духовное. Душевное. Изжив намеренно в себе все человеческое, нацисты хотели уничтожить мораль, чувство, правду, любовь. К счастью, не смогли. И не смогут.
И, как вы верно заметили, ближе к заключительным главам ребята становились все тоньше. Терпения и сил — все меньше. Даром, что не тревожили друг друга разговорами об этом, но все же видели, понимали, чувствовали.

h_charrington

Часть 2.



Очень хорошо вас понимаю. Я знала, что Зофт поймает Эл. И как я не хотела это писать! Всё та же тревога, а вместе с ней — знание, что в истории будет именно так, несмотря на мое нежелание. И, да... ваш сон. Но нам не пришлось прощаться с ребятами. Про себя могу сказать, что не знаю, как бы я это перенесла.
Накал и предчувствие, о которых вы говорите, и меня не отпускали. Я знала, что буду выцарапывать Эл и Эда с того вечера изо всех сил, до последнего. Но все равно было и страшно, и тошно.


Да, вы правы. Зофт очень хотел быть, выглядеть, производить и запоминаться именно таким-"не таким, как все". Но... в итоге все то же. Та же грязь, та же похоть. Жестокость, наслаждение болью другого и демонстрация власти. У него это просто, в силу личных характеристик и желаний, вышло дольше, "утонченнее", более завуалиованно. Но как он приказал Агне: "Ешьте, я хочу посмотреть!". А потом заметил ей, что здесь никому и в голову не приходит "заботиться о чистоте своих рук". Во всех смыслах. Тогда, в момент написания, даже мне стало жутко. И при всем этом — ни тени сомнения, ни капли человеческого. Все сломано, осталась только жажда наживы. А насчет изнасилований... меня "умиляло", когда я читала про "чистоту крови" и запрет на связь с евреями. А потом — Хрустальная ночь. И массовые изнасилования.


Есть у автора слабость к сокращению имен. Тем более, таких пышных и претенциозных, как "Герхард". Зофт сам себя называл "Герхом". Кто мы такие, чтобы упустить подобное созвучие с "грехом"?
То, как Эл сражается с ним, как противостоит ему, вызывает у меня, — несмотря на авторство, — те же чувства и эмоции, что у вас. Спасибо вам!
Это не самолюбование, а сопереживание истории, маленькой Эл. И дикое желание, чтобы Эдвард пришел уже скорее. И ее монолог внутренний, просто звенящий от безмолвия, отчаянья и того, что она ожидает после него, у меня снова и снова вызывает и боль, и слезы. Я, когда писала, уже просто мысленно молила: "Эдвард, давай скорее!". И когда он пришел, я выдохнула. Потому что дальше писать не могла. Все, предел.
Спасибо вам за такое огромное, искреннее сопереживание героям. Спасибо, что не побоялись всей горечи и всего страха, что есть в истории Эл и Эда, и дошли с ними до конца.


Я знала, чувствовала с самого первого появления Фрэнка, — он принесет помощь и добро. Несмотря на все его странные внешние поведения, горячечную влюбленность в Агну. Да, ошибся. Это он сознает сам, это сознает Эд. И Фрэнк чувствует вину и перед Эл, и перед Милном. Думаю, Фоули сам и первый казнит себя больше всех. Да, Эд угрожал ему тогда, в моменте. Но Фрэнк не струсил (несмотря на очевидный страх), он очень помог Эдварду. Он остался с Эл (Агной). И то, как он заплакал над ней, говорит о нем больше всего. Мне его очень жаль, я очень ему сочувствую. И очень благодарна за помощь Элис и Эдварду. Эд и не мог затаить на него обиду: он видел, КАК Фоули успел полюить Агну. Несмотря на свою страшную ошибку, он не желал ей зла. Ни за что. А Элис... о слезах Фрэнка над ней она не знает. Этого не знает и Милн. Пусть это останется сокровенным Фрэнка. Уверена, что Эд рассказал Эл о помощи Фоули. И Элис, несмотря на все "неровности" в поведении Фрэнка, благодарна ему. Даже в машине, когда она и Фоули подъехали к дому, где шел праздник, она смутилась от того, что действительно поняла: он горячо ее любит. И не нашлась с ответом. Потому что сердце ее доброе, а не насмешливое и не злое. Что до кольца, которое Фрэнк отдал за паспорт... есть в этом некий "символизм": заложить кольцо, как память об умершей жене, в помощь той, что он полюбил теперь. Поэтому спасибо Фрэнку огромное.

Часть 3.



Спасибо вам! Да, Фрэнк, как и Кете — реальные люди. Они спасали, помогали, рисковали своей жизнью. О них я узнала, как раз, когда искала информацию о "Киндертранспорт". И рада, что таким образом, — кратким отображением в тексте, — смогла упомянуть им и передать благодарность за то, что они делали для спасения людей.


Я очень полюбила и кроткую, добрую Кайлу, и ворчливого, сумрачного, но тоже доброго Дану. Про Мариуса молчу. Люблю таких мальчишек. Горячих сердцем. Порывистых, живых, самых настоящих. Таким, в какой-то мере и по-своему, был сам Эдвард в юности.
Произойти, как вы и сказали, могло все, что угодно. Герои ставили на риск. Отчаянно, без оглядки. Другого выхода и шанса не было. Да, Эл и Эд не спасли многих. Они не спасли ни тысяч, ни сотен, ни "даже" десятков. Но они спасли. И я даже не берусь сказать, что понимаю, какая сила нужна для этого. Но без их помощи не было бы Майи. И не было бы в живых Дану.
Кстати, сцена спасения Дану из лагеря. То, как молчаливо Милн вывозит его за эти пределы, потом останавливается, снимает наручники... очень мне дорога. Для меня она вся звучит очень пронзительно.


Хочется сказать в ответ на ваши слова: рада служить правде. И особенно счастлива, что получилось найти верные слова. Рада счастью Эл и Эда, рада вашему счастью.


Я бы хотела писать еще про моих дорогих, горячо любимых героях. Но пока их история завершена вот так. Повторю, может, будет продолжение. Но для него нужно много сил. Я уверена, что Эл и Эд будут счастливы. Жизнь бывает самой разной. И очень счастливой она тоже бывает. А когда есть взаимная любовь — все по плечу. Другой финал, думаю, написать бы я не смогла. Не с моими ребятами.
Спасибо вам за прочтение, внимание, чуткие, проникновенные слова. Спасибо за неравнодушие к истории, любовь к героям. С самой искренней, огромной благодарностью.