Когда дерется львица (гет)

Тяжело вздохнув, Северус опустился на диван.

Он поднял к глазам правую руку и увидел, как она дрожит. Он ущипнул себя за переносицу, а затем энергично потер лицо, будто пытаясь вернуть ощущения.

Он онемел от шока. Впервые за несколько лет Северус Снейп онемел. Он не мог думать. Он не мог действовать. Он не мог чувствовать. Все его сознание было сосредоточено на одном предложении, отдающемся эхом в его голове: «Вы использовали мою душу!»

«Ты — чудовище, Северус!»

Чувство вины и стыда почти не давало дышать. Снейп задыхался от отвращения к самому себе, вспоминая ее сопротивление, мольбы и просьбы оставить ее в покое. Он вспоминал, как разрушил всю ее защиту, только из желания узнать правду. Он забрал у нее все и не оставил ничего.

«Чудовище!»

Ради бога, она же человек! Девушка. Его студентка. Он пообещал защищать ее, заботиться о ней. А потом втянул в пучину, из которой не было выхода.

Снейп задрожал, когда вспомнил ее голос, полный горечи и обреченности. Вспомнил ее стыд за то, что она совершила. Стыд за то, что все раскрылось.

«Ну что, вы счастливы? Счастливы, что узнали — я слабее вас? Что они жестоко наказали меня за то, что посмела занять ваше место?»

Неужели Гермиона могла поверить в то, что он так думает? Что он посчитает ее слабой? Или пожелает ей того наказания, которое она получила?

«Но если я так поступил с ней, то ее слова как раз подходят под описание Снейп-ублюдок», — горько подумал он и вспомнил образы в ее сознании — он возвышается над ней, ярость и отвращение в его глазах…

Неудивительно, что Гермиона считает его способным на подобное высокомерие и ненависть. Он никогда ей не говорил, как на самом деле восхищался ее умом, как гордился ее достижениями. Никогда не говорил, какой храброй ее считает.

А сейчас девушка сидит в своей комнате, прячется от него. Вероятно, плачет навзрыд. А, может, что-то похуже.

И во всем виноват он сам.

Снейп пытался заставить себя подняться по лестнице, войти в ее комнату. Но не мог. Как он посмотрит ей в глаза после того, что наделал?

Он боялся ее взгляда. Он не сможет вынести эту ненависть, это отчаяние.

Звук шагов по ступенькам отвлек его от мыслей. Гермиона Грейнджер спускалась по лестнице.

Но вместо разбитой, отчаянной девушки в его библиотеку вошла королева. Снежная королева.

Гриффиндорка высоко держала голову. Плечи — прямые. Великолепная осанка.

Ее волосы были немного влажные, и Снейп понял, что она приняла ванну. Она также переоделась в брюки, рубашку и мантию, как будто отдалялась от той дружеской атмосферы, которая царила час назад.

Он никогда не видел в ее глазах такого ледяного холода. Он не мог сдержать дрожь, хотя и знал, что это всего лишь маска. Она больше не выглядела как… человек. Она была словно статуя, вырезанная из мрамора. Слишком безжизненная, чтобы до нее дотронуться. Слишком безжизненная, чтобы чувствовать боль.

Гермионы здесь больше не было. Последние крупицы эмоций, которые еще делали ее человеком, запрятаны так глубоко, что никто не сможет их вновь отыскать. Она была не чем иным, как куклой, двигающейся по собственной воле. Слуга и хозяйка одновременно.

Северус вскочил с дивана и неуклюже двинулся к ней. Она даже не смотрела на него — ее взгляд блуждал по комнате. Он хотел извиниться, когда ее голос, совершенно спокойный и равнодушный, остановил его

— Я должна извиниться за свое поведение, профессор Снейп.

— Что?.. — он не верил своим ушам. Она? Извиниться? Да она с ума сошла!

— Моя враждебность была неуместна. Вы сделали то, что считали нужным. За это нельзя винить. Я слишком остро отреагировала.

— Мисс Грейнджер, о чем вы? Я знаю, что мое поведение непростительно. Я всего лишь прошу дать мне шанс объяснить, что…

— Я не собираюсь слушать ваши объяснения. Вы сделали то, что было необходимо. Это все, что мне нужно знать. И все, что я хочу знать.

«Я сделаю все необходимое», — ее голос все еще звучал у него в ушах. Гермиона считала его поступок всего лишь неизбежным злом? Частью войны? Игрой, в которой шпионы играют своими жизнями как картами? Она думала, что проиграла ему и должна признать свое поражение?

— А теперь я бы хотела уйти.

Он не мог позволить ей уйти! Но что он мог сделать? Как показать, что он заботится о ней? Сказать, что сожалеет? Северусу никогда не удавалось извиняться, но сейчас он действительно видел, что неправ.

— Мне очень жаль, мисс Грейнджер. Я знаю, что ужасно оскорбил вас, но я…

В ее голосе по-прежнему не было эмоций.

— Прекратите ныть, профессор. Это война. Вы сделали то, что было необходимо. Возможно, вам стоило бы помнить, что нельзя уничтожать оружие, которое находится на вашей стороне.

Оружие? Она не оружие, она его студентка! Простая девушка, которую втянули в слишком жестокую войну. Почему она не дает Дамблдору, Минерве или ему самому помочь ей?

Северус чувствовал, что голова вот-вот взорвется. Пульсирующая боль мешала думать. Ему хотелось разрыдаться.

— Почему вы ничего мне не сказали? — прошептал он. — Почему позволили думать, что вы всем этим наслаждаетесь? Мерлин, я бы никогда…

— Моя гордость — вот что у меня было, профессор. Думаю, вам знакомо это чувство?

— Да. И если бы я… — он остановился. Он не знал, что было бы, «если». Если бы он никогда не узнал правду? Если бы Дамблдор не попросил заботиться о ней? Если бы войны никогда не было?

— Это ничего не меняет, — холодно ответила Гермиона. — Совершенно.

— Как вы можете так говорить? — закричал он, пытаясь достучаться до нее. Как ему выразить всю глубину своего раскаяния?

«Что ты сделала со мной? Ты заставила меня думать, что ты — шлюха, монстр, когда все это время ты…»

— Но я — шлюха, профессор, — она смотрела на него, как на двоечника, не усвоившего урок. — Я продаю свое тело за информацию. Я притворяюсь, что мне все это нравится. Я играю в их игры. Желаю я того или нет — это не меняет дела. Я и есть тот монстр, которым вы меня считали. Так что хватит уже поднимать шум по пустякам.

Ее слова будто ударили Снейпа. Все сразу приобрело смысл. Ужасный смысл. Он вспомнил чувства, которые так нагло подсмотрел в ее разуме, вспомнил, как сам назвал ее шлюхой. Ее чувство стыда. И крошечные остатки внутреннего тепла, что покинули ее душу.

Она не стыдилась своих поступков. Она стыдилась того, что он все узнал. Узнал ее истинное лицо. И она приняла его оскорбления, потому что считала это правдой.

«Грязная шлюха».

— Вы не можете так думать!

— Я не могу позволить себе иллюзий, профессор, — устало ответила Гермиона. — Я не невинная маленькая принцесса, которая ждет своего принца на белом коне. Я спуталась с дьяволом и сама стала такой же. Я никогда не стану чистой и счастливой. Я понимаю это. И вы тоже должны понять.

Он слишком хорошо понимал. Годами чувство вины и стыда отравляло его жизнь. Чувство ужаса за свои поступки. Бесполезно успокаивать себя, что все ради Ордена. Что от его рук жертвы мучились не так, как от рук другого Пожирателя Смерти. Он знал, что он — убийца. Северус никогда не мог оказаться на стороне Света, хотя действовал на благо него.

Но совсем по-другому звучали эти слова от такой молодой девушки. Он не мог позволить ей продолжить долгий путь во тьму. Он не мог позволить ее душе умереть, стать таким же, как он — тенью человека.

— Это чушь, мисс Грейнджер! Вы — жертва! Вы…

— Я пошла на это по собственной воле, — отрезала Гермиона. — Я соблазнила Люциуса, а не наоборот. Меня не похищали и не насиловали, я сама попросила их сделать это. И хотя сейчас у меня есть шанс сбежать и скрыться, я вернусь и продолжу свою работу. Если уж это не делает меня шлюхой, то не знаю, что вообще сможет вас в этом убедить. А теперь вы позволите мне уйти?

— Вы не должны больше это делать! Я помогу вам, мисс Грейнджер, я поговорю с директором, все объясню ему…

— Мне не нужна ваша чертова помощь, профессор, — резко ответила она. — Я справлялась довольно хорошо, пока вы не вмешались. Большое вам спасибо за это. И я не позволю вам разрушить мой план, — в ее голосе появились эмоции: ледяная ярость и усталость…

— Вы не должны возвращаться, — впервые его голос звучал спокойно. Не было никакого шанса получить прощение, исправить ту боль, которую он заставил ее испытать.

Но была возможность спасти ее, даже если она этого не хочет. Даже если придется ранить ее снова.

— Я не могу позволить вам вернуться к шпионажу. Не теперь, когда я знаю, что…

— Я уже вам говорила. Это ничего не изменит. Не для меня. И я не собираюсь рисковать исходом войны в пользу ваших чувств, — она будто выплюнула эти слова.

— Не мои чувства, мисс Грейнджер. Поберегите свои, — он попытался спорить. — Вы так молоды, вам еще столько предстоит сделать! Не растрачивайте свою жизнь на…

— Вы просите меня поставить свою жизнь выше жизней бедных маггловских мальчиков и девочек, которых сейчас пытают? Выше жизней моих друзей? Ваших учеников? Они все могут умереть в этой войне! А Драко? Гарри и Рон? Джинни? Они и так достаточно страдали. Они видели слишком много. И вы думаете, что я сяду и сложу руки, когда могу все это остановить?

Северус сам мог говорить подобные слова. Гермиона будто была отражением его собственных мыслей, убеждений. Он прекрасно знал, что ждет ее дальше.

Тьма, страх, безумие. И, наконец, обреченность.

Он не мог этого допустить. Не сейчас, когда он снова познал радость жизни после долгих одиноких лет лишений.

— Но разве вы не страдали достаточно?

На секунду их глаза встретились, и Северус увидел в ее взгляде… пустоту.

— Я уже мертва, профессор, — спокойно ответила Гермиона. Никакого надрыва или горечи в голосе. Для нее это был просто факт, не более. — Я двигаюсь. Но внутри меня уже ничего нет.

— Я не верю, — прошептал он. Недавно в ее глазах плескалась ярость. — Я знаю, что вы еще живы. Я не позволю вам убить эти последние частицы тепла. Я заставлю Альбуса защищать вас, даже если мне придется ему все рассказать!

— Если вы скажете хоть слово директору о вашем «сеансе» легилименции, я покину школу и никогда не вернусь. Будьте уверены. Если я узнаю, что вы рассказали ему об этом, я клянусь, ни вы, ни кто-либо другой меня никогда не увидит. А я узнаю, поверьте.

Северус не сомневался. Он больше никогда не будет сомневаться в ее способностях. Но он не из тех, кто легко сдается.

— Тогда я найду другой способ вас защитить. Оставайтесь здесь.

Снейп быстро подошел к камину, достал летучий порох, рявкнул «кабинет директора» и шагнул в огонь.

Если бы он обернулся, то увидел бы странное выражение на лице следившей за ним Гермионы.