Шерлок Холмс и Реликвия Рэйвенкло (джен)

В мрачной, обшитой панелями учительской стоял круглый стол и тяжелые резные стулья мореного дуба. Стул напротив двери был массивнее и украшен более причудливой резьбой, чем все прочие, и именно его занял Финеас Найджелус Блэк. Пока остальные преподаватели неуверенно занимали места, стараясь, как я заметил, держаться подальше от Блэка, тот взирал на них с надменным и презрительным видом.

— Ну, директор, — начал Драммонд, как только все расселись. — Сдается мне, что вас поймали на горячем. Как вы объясните свое омерзительное поведение?

— С каких это пор директор Хогвартса, старейшей и знаменитейшей школы в стране, позволяет допрашивать себя простому подчиненному? — высокомерно осведомился Блэк. — Мне нечего сказать вам, сэр, пока вы позволяете себе разговаривать со мной подобным тоном.

— Тогда объясню я, — вмешался Холмс. — То есть изложу факты, потому что ваше поведение, считаю, нельзя оправдать ничем… Хотя, конечно, не располагая преимуществами колдовского образования, я не могу в должной мере оценить нравственные аспекты дела.

— Что касается меня, то я не верю, — сказала профессор Лливеллин. — Зачем отпрыску богатейшего и могущественнейшего рода, и притом — директору Хогвартской школы чародейства и волшебства, прибегать к черной магии для того, чтобы подтолкнуть ученика на воровство? Директор может посетить любое помещение в замке. Если бы ему понадобилось обратиться к Реликвии, он мог сделать это вполне открыто и в любое время дня и ночи. А если дело в деньгах, то в фамильном особняке, да и в самом Хогвартсе немало реликвий гораздо большей ценности. Нет, мистер Холмс, я требую более убедительных доказательств.

— Вы рассуждаете, как истинная выпускница Рэйвенкло, мадам, — признал Холмс. — Ваша логика безупречна. Но вы исходите из ложных посылок. Блэку не нужна Реликвия, и он не испытывает никаких денежных затруднений. Его подлинные мотивы гораздо низменнее и опаснее.

— По-настоящему богатые люди заботятся о деньгах не больше, чем мы с вами о воздухе, которым дышим, или земле, по которой ступаем. Они находят другие занятия, чтобы придавать смысл существованию, а род Блэков всегда был одержим чистотой крови. Любой колдун обладает достаточным могуществом, чтобы никогда не оказаться в нужде, но чистота крови не имеет цены, потому что похвалиться ею могут немногие. Да, те, в чьих жилах не течет ни капли колдовской крови, порой обращаются к колдовству, и многие из них показали себя опытными и умелыми волшебниками. Но в глазах Блэка и подобных ему они все равно остаются людьми низшего сорта: из них могут получиться отличные солдаты, но офицеры — никогда*. На них смотрят в лучшем случае как на презренных ничтожеств, а в худшем — как на опасных выскочек.

— Когда Блэк начинал работать в Хогвартсе, право преподавать имели только выходцы из древних семей, что его вполне устраивало. Однако времена меняются, и даже такая отдаленная от мира школа как Хогвартс, не может избежать этих перемен. Шли годы, и среди преподавателей стали прививаться более широкие взгляды. Хотя все они были знатного рода, некоторые принялись покровительствовать новичкам, давая возможность проявить себя людям, у которых ранее не было шансов подняться выше торговца, мелкого клерка, частного учителя или дворецкого в богатом доме. Стали поговаривать, что магглорожденные могли бы преподавать в Хогвартсе, и были случаи, когда такое становилось реальностью, но, по каким то загадочным причинам (здесь Холмс бросил на Блэка пронизывающий взгляд, но тот оставался невозмутимым), ни одному из этих выскочек не удавалось задержаться надолго. Пошли слухи о проклятии, и те, кого вы называете нелепым прозвищем «грязнокровки», осознали, что им лучше прилагать свои усилия другим, менее рискованным образом.

— А потом в Хогвартсе появился Годфри Изингволд. Этот превосходный юноша необычайно одарен, умен и окружен всеобщей любовью, так что буквально снес все преграды. К тому времени, когда директор Блэк (который не особенно любит детей и старается их избегать) узнал о его существовании, Годфри Изингволд уже считался в Хогвартсе восходящей звездой. Спустя некоторое время целая цепь случайностей, связанных как с полной неспособностью чистокровных кандидатов, так и с его собственными заслугами, привела к тому, что потребовалось бы чудо, чтобы лишить его права на последнее отличие, которое до сей поры оставалось исключительной привилегией чистокровных волшебников. Годфри Изингволд должен был стать старостой школы. Для Блэка это было нестерпимо. От Изингволда следовало избавиться, и избавиться так, чтобы он покинул школу в бесчестии, а его сторонники не смогли сделать из него мученика.

— Хотя мне больно сознаваться, что в моем собственном мире с предрассудками, связанными с происхождением и богатством, далеко еще не покончено, все же никто из тех, кто не принадлежит колдовскому сообществу, не в состоянии представить, на какие злодейства готов Блэк из веры в чистоту крови и привязанности к существующему порядку вещей. Но все обстоит именно так. Факты говорят сами за себя. В то время как Годфри Изингволд с блеском получал колдовское образование, человек, на чьем попечении он находился, строил козни и подготавливал его падение. И очень коварные и утонченные козни, сказал бы я, во всяком случае, для колдуна.

— Блэк каким-то образом прознал, что отец Изингволда торгует старинными манускриптами, и в его мозгу возник зародыш умного (хотя и примитивного) плана. Есть ли способ лучше очернить имя сына букиниста, чем устроить так, чтобы его поймали при похищении самой ценной книги в Хогвартсе? Изингволда надо заставить взять Реликвию, а потом пригласить лучшего маггловского специалиста, чтобы тот подтвердил его вину в этом маггловском преступлении. Любому, кто усомнился бы, что Изингволд совершил подобное, были бы представлены убедительные доказательства и самый пылкий его сторонник не смог бы ничего сказать в его защиту.

— То обстоятельство, что Годфри Изингволд — дисциплинированный ученик с постоянными привычками, только облегчило Блэку задачу. В ту ночь, когда исчезла Реликвия, Блэк вошел в башню Рэйвенкло через камин в Хранилище и дождался, пока Изингволд начнет обход. Тот немного задержался. В тот день, когда мы впервые побывали в Хранилище, я сразу заметил следы нетерпеливого ожидания: на плинтусах остались метки от фиолетовых башмаков, которые предпочитает носить Блэк. Несчастный юноша вышел в свой ночной обход, и сразу попал в расставленные сети. Блэк наложил на него Империус, и, оставаясь за спиной, заставил, хотя и не без дополнительных усилий, вынуть Реликвию из сундука и скрыться с ней в ночи. Его не волновало, умрет юноша или останется жив. Но поскольку единственным доступным укрытием был Запретный лес, юноша бы, скорее всего, погиб, если бы не вмешательство привратника Гойла.

— Для завершения дела против несчастного юноши требовался маггловский детектив, и вот здесь Блэк совершил первую серьезную ошибку. Ему надо было, чтобы кто-то подтвердил обман, не задавая лишних вопросов. Поэтому ему стоило бы обратиться в Скотланд-Ярд, но фамильная гордость не позволила Блэку отправиться в маггловский полицейский участок, и он послал Уизелби на Бейкер-стрит. Он действительно хотел воспользоваться моими услугами, потому что, как многие чистокровные волшебники, привык считать отсутствие колдовских способностей (которых, с гордостью замечу, я начисто лишен) признаком глупости. Не понадобилось много времени, чтобы он понял свою ошибку. Как только мы очутились в Хогвартсе и он увидел меня в деле, он превратился во враждебно настроенного и отказывающегося сотрудничать клиента. Одно это вызывало подозрения. К тому же он отправил школьных уборщиков уничтожить все улики, кроме тех, с которыми счел нужным меня ознакомить, как в Хранилище Реликвии, так и в спальнях башни Рэйвенкло.

— Как мог бы сообщить вам мой верный хроникер Ватсон, у меня немалый опыт расследования, так что меня сложно удивить какими-либо уловками преступного ума. Временами находятся клиенты, которым требуются мои услуги для того, чтобы раскрыть преступление, которое они сами же и совершили. Как правило, они слишком высокого мнения о собственных способностях и положении в обществе и верят, что смогут состряпать неопровержимые улики против какой-нибудь невинной жертвы. Сколько таких случаев у нас было, Ватсон?

— Двадцать три, кажется, — отвечал я, с удовольствием отметив, как на лице Блэка проступила печать уныния, — двадцать четыре, если считать «Случай с пропавшим жуком-оленем», но он, само собой, вряд ли подлежит разглашению…

— Именно так, — торопливо перебил меня Холмс, — и, умоляю, забудем об этом отвратительном происшествии! Так что я видел достаточно преступников, подобных Блэку, чтобы понять, кто передо мной. Когда выяснилось, что Изингволд внезапно покинул Хогвартс, не сделав никаких предварительных приготовлений, мои подозрения только усилились. Вскоре я узнал из источника, имя которого не хочу называть, что Годфри Изингволд все еще скрывается на территории школы. Мы с моими спутниками его выследили, и я услышал всю печальную историю из его собственных уст. Здесь мне хотелось бы особо поблагодарить высокоуважаемого профессора Биннса за бесценную услугу, которую он оказал, дав самое подробное описание непростительных заклятий (на редкость мерзкий набор, если вас интересует мое мнение), потому что благодаря этому мне стало ясно, что несчастный Изингволд пал жертвой заклятия Империус. Оставалось только найти публичные доказательства, что я сделал, изъяв у директора палочку, когда проходил мимо него в учительскую, и использовав небольшую уловку, чтобы убедить Биннса применить к ней чары Приори Инкантатем. Остается только один вопрос. Факты перед вами. Могут ли преподаватели Хогвартса обеспечить торжество справедливости?

Воцарилась гробовая тишина. В конце концов профессор О’Коннелл откашлялся и заговорил:

— Ну, директор, похоже, против вас выдвинуты серьезные обвинения. Что вы можете сказать в свою защиту?

— В мою защиту? — ответил Блэк ледяным тоном, который пробрал меня до костей. — Я отказываюсь, сэр, защищаться от обвинений, выдвинутых этим… человеком. Как, я, Финеас Найджелус Блэк, директор Хогвартской школы чародейства и волшебства, отпрыск древнейшего и благороднейшего семейства Блэков, буду оправдываться перед этой тварью? Должен ли я, наследник величайших волшебников, которые когда-либо жили на свете, давать отчет в своих действия обезьяне, говорящей на человеческом языке? Почему я должен объясняться с невежественным магглом, ровно ничего не знающим о наших традициях и обычаях, магглом, который не только с самого рождения лишен магических способностей, но, как показывают его речи, находит в этом извращенное удовольствие? Нет, сэр! Мы уже достаточно низко пали, непростительно низко, добавил бы я, если бы не необходимость очистить священные пределы школы от нависшей над ней угрозы, но Финеас Найджелус Блэк никогда не опустится еще ниже!

Тут профессор Уизелби, с покрасневшим от гнева лицом, вскочил на ноги:

— Пусть ваша совесть, сэр, будет вам судьей! — воскликнул он. — Вы рассуждаете об угрозе, а я — о ребенке, о невинном существе, оставленном на ваше попечение, чье доверие вы жестоко обманули. Вы опозорили и Хогвартс, и каждого из нас!

Профессор Лливеллин смотрела на Блэка так, как будто в первый раз его увидела. В глазах ее стояли слезы, и впервые за вечер она предстала передо мной в своем подлинном облике: пожилая женщина в глубоком трауре, до глубины души потрясенная происходящим.

— О, кузен Финеас, как вы могли! — простонала она. — Бедный мальчик! Как нам оправдаться перед ним? И что за безумие овладело вами, когда вы совершали этот грех? Я с детских лет знаю вашу гордость, но никогда бы не подумала, что вы способны на такую изощренную жестокость.

Блэк отпрянул, как будто она его ударила, и на мгновение его лицо смягчилось, но прежде чем он открыл рот, профессор Драммонд обрушил на стол свой кулак.

— Довольно! — вскричал он. — Какие еще нужны доказательства? Его место на скамье подсудимых, и я, со своей стороны, буду только рад, если он там очутится!

— Что? — в ярости вскричал Блэк. — Что вы себе позволяете! Вы грозите мне судом — и это после Гвианы?

Хотя смысл этой реплики от меня ускользнул, всех остальных она сильно задела, и преподаватели Хогвартса утратили и ту немногую сдержанность, которой обладали, так что обсуждение быстро перешло в свару. Мы с Холмсом с растущим унынием наблюдали, как в ход пошли взаимные обвинения, сжатые кулаки и извлеченные на свет волшебные палочки. Вдруг я почувствовал, что кто-то потянул меня за рукав.

— Доктор Ватсон, — спокойно обратился ко мне профессор О’Коннелл, — полагаю, вам с мистером Холмсом самое время покинуть учительскую, пока всем не до вас. Окажите мне любезность последовать за мной.