Шерлок Холмс и Реликвия Рэйвенкло (джен)

Я опустился на колени рядом с распростертым на земле безжизненным телом. Горячка, влажная кожа и сыпь на руках, лице и шее были хорошо знакомы мне после многих лет частной врачебной практики. Сами по себе они не представляли серьезной опасности: главный урон был нанесен нервным напряжением и отсутствием должной медицинской помощи.

— Холмс, — сказал я. — У этого юноши ветрянка.

Холмс тотчас очутился рядом со мной.

— Ветрянка? — уточнил он. — Вы уверены? А это не может быть что-то более зловещее? Какой-нибудь редкий яд или таинственная болезнь, скажем, драконья оспа?

— Ну, здесь это могут называть драконьей оспой, — сказал я не без иронии, — но, надеюсь, я достаточно освоил медицину, чтобы понять, что передо мной ветрянка, когда я ее вижу! Конечно, течение очень тяжелое, как это обычно и бывает у взрослых, к тому же осложненное плохими условиями и отсутствием ухода, но это именно ветрянка — поглядите на форму сыпи и на эту смесь новых нарывов и старых шрамов. Честно говоря, Холмс, я бы предпочел, чтобы вы не давали воли воображению!

— Тысяча извинений, дорогой Ватсон! — ответил мой друг. — Я не хотел бросить тень на ваши медицинские познания, уверяю вас. Я только хотел убедиться, что юношу можно без вреда для него переправить в другое место.

— Конечно, можно, — заявил я. — Молодому человеку место в школьной лечебнице, а не на земле под открытым небом. Думаю, нам надо немедленно заняться этим.

— По правде говоря, я имел в виду Лондон, — услышал я в ответ.

— Лондон? — в изумлении переспросил я. — Вы шутите, Холмс! Юноша серьезно болен. Зачем подвергать его тяготам железнодорожного путешествия, если практически в нескольких шагах имеется теплая постель и профессиональная (даже если несколько нетрадиционная) помощь?

— Дорогой друг, — с улыбкой отвечал Холмс. — Ваше похвальное стремление помочь страждущему не позволяет вам увидеть, какие сложности нас ожидают. Молодому мастеру Изингволду в Хогвартсе сейчас будет на редкость неуютно, и хотя я питаю полную уверенность, что вскоре он будет оправдан, я не стал бы ручаться за его безопасность. Вы забыли об этом!

Он протянул руку и извлек из-под тела больного завернутый в одеяло пакет, который юноша, падая в обморок, выпустил из рук. Держа сверток так же нежно, как мать держит младенца, Холмс развернул его, и нашим глазам предстала большая старинная книга, переплетенная в багровую кожу, обильно украшенная позолотой и выложенная драгоценными камнями.

Элис Хоукс в ужасе ахнула.

— Значит, это правда, — прошептала она. — Реликвия Рэйвенкло! Я бы в жизни этому не поверила. О, Годфри, как ты мог?

— Не переживай, Элис, — послышался слабый голос из-за наших спин. Молодой Изингволд, хотя по-прежнему бледный как смерть, пытался приподняться на локтях. — В каком-то смысле это будет облегчением. Я заслуживаю наказания за похищение Реликвии, и, видит Бог, я не приспособлен к жизни беглеца. Если бы только мне хватило духу сознаться прежде, чем я замешал другого человека! — Он посмотрел на Холмса. — Что ж, сэр, вы меня нашли. Передайте меня властям. Я жалею только, что это отняло столько времени.

С этими словами он протянул Холмсу руки. На лице его было написано явное ожидание того, что сейчас на его запястьях защелкнутся холодные обручи наручников. Малютка Лиззи Робинсон громко всхлипнула и залилась слезами.

— Вы идиот, Изингволд, — заметил Холмс довольно мягким тоном. — Я скорее отправлю ягненка в волчье логово, чем доверю вас нежным заботам Финеаса Найджелуса Блэка. Не волнуйтесь, вы среди друзей. Я — Шерлок Холмс, частный детектив, а сопровождает меня достопочтенный доктор Джон Ватсон. Окажите нам любезность не двигаться с места и не подвергать себя лишнему утомлению, пока наш славный доктор вас осматривает, а мы с вашими соучениками обсудим, как лучше обеспечить вашу безопасность.

— Но, мистер Холмс! А Реликвия! — воскликнул страдалец. — Я взял ее, тут не может быть никакой ошибки. Увы, я даже слишком хорошо это помню!

— О Реликвии я позабочусь сам, — твердо ответил мой друг. — И вы, и она теперь в надежных руках. Мне все известно. Вас использовали самым бесстыдным образом, но будьте уверены, что настоящий виновник будет разоблачен и справедливость восторжествует. Теперь я вынужден настоять, чтобы вы дали доктору как следует себя осмотреть. У вас впереди длительное путешествие.

По правде говоря, дополнительный осмотр не принес бы ничего нового, но, похоже, это был единственный способ как-то успокоить взволнованного юношу. Я так и поступил, пока Холмс раздавал поручения Хогвартскому нестроевому отряду. К моменту, когда я завершил осмотр и дал больному лекарства, какие были у меня под рукой, мои спутники собрали достаточно хвороста, чтобы развести огонь. С Изингволда сняли его грязную школьную мантию, одели его, как доброго христианина — в клетчатые брюки и охотничью куртку из моего багажа, и для дополнительного тепла завернули в черный плащ (при посредстве которого мы и оказались в лощине).

— А теперь, мистер Изингволд, — сказал Холмс, когда все мы с удобством устроились у костра, — у нас есть два часа до отправления ночного почтового из Хогсмида. Вас ждет получасовая пешая прогулка, потому с вами отправится мистер Кеттлберн. Он достаточно силен, чтобы помочь вам в вашем ослабленном состоянии. Мисс Робинсон, как уроженка Сохо, поможет вам с кэбом и со всем прочим в Лондоне. А пока, думаю, мы все были бы рады услышать ваш рассказ о том, что произошло три дня назад. Постарайтесь ничего не пропустить: чем больше подробностей вы нам поведаете, тем проще мне будет очистить ваше имя.

— Право же, вы слишком добры, — отвечал благодарный юноша. — Я расскажу вам все, что знаю, хотя и понимаю, что случай мой безнадежный. Это не займет много времени.

— Тогда начинайте, — проговорил Холмс, и, набив трубку, вытянул длинные ноги к огню.

— Как префект Рэйвенкло я обязан следить за тем, чтобы в ночные часы все огни в башне были погашены, а двери — заперты. В тот вечер я допоздна засиделся в спальне с увлекательной книгой о фазах лун Юпитера. Я так зачитался, что потерял представление о времени и в результате вышел на обход позже, чем обычно — думаю, около половины двенадцатого. В спальнях было тихо, мои соученики спали, и я спустился по лестнице, чтобы проверить, заперт ли главный вход в башню. У нас случились небольшие неприятности с гриффиндорцами, и профессор Лливеллин особенно настаивала, чтобы эта дверь была заперта.

— И что, была она заперта? — поинтересовался Холмс.

— Я до нее не дошел, — ответил Изингволд. — Я не успел пройти и половину ступеней, как стал испытывать очень странные чувства. Даже не знаю, как их описать… Сначала возникло ощущение, что я, словно в чудесном сне, плыву сквозь теплый душистый туман. Это было восхитительно, но длилось недолго и сменилось желанием, которое я не могу назвать иначе, как безумной манией. Вы сочтете меня простофилей или лжецом, мистер Холмс, но клянусь всем, что мне дорого, что в тот момент я был убежден, что Реликвия Рэйвенкло принадлежит мне по праву, и более того — что я должен сию минуту её забрать!

— Погодите, — перебил его Холмс. — Так до двери вы так и не добрались? Вы уже миновали Хранилище Реликвии или еще не дошли до него?

— Дошел, — последовал ответ, — и, к моему стыду, быстро туда поднялся. О, какая-то часть меня понимала, что я поступаю дурно, но я вел себя, словно одержимый! Когда я увидел, что дверь в Хранилище распахнута, а рядом с сундуком лежит орудие, которым можно его взломать… Я не сумел с собой совладать. Взяв в руки лом, я вдруг осознал, что именно делаю, и попытался сопротивляться. Но тщетно, и после краткой борьбы я поддался соблазну как идиот, как слепой, слабовольный идиот! Еще один удар ломом, и Реликвия оказалась в моих руках. Но тут меня охватил внезапный ужас, и я бежал, уронив по дороге палочку. Следующее, что я помню, — это как я бродил по школьным садам. Было темно, с озера дул резкий ветер и меня пронизывали струи дождя. Безумие меня оставило, и я осознал все размеры своего преступления. Я понимал, что совершил непростительный грех, который до конца моих дней исключит меня из общества волшебников. Признаюсь без всякого стыда, что опустил голову на руки и зарыдал, потому что понимал, что должен покинуть Хогвартс навсегда.

Он остановился, не в силах продолжать, а я смотрел на лица его соучеников. Стеббинс и Лиззи были охвачены ужасом и отвращением, в то время как их старшие товарищи испытывали совсем другие чувства. Кеттлберн сжал кулаки, и каждая его черта выражала ярость и сострадание, а по белому, как полотно, лицу мисс Хоукс текли слезы.

— Господи! — воскликнул мой друг. — Сколько раскаяния, какие мелодраматические страсти! Но, мой любезный Изингволд, неужели вы до сих пор не поняли, что во всем этом деле выступаете невинной жертвой? Признаться, я разочарован, — ваши учителя очень высоко отзывались о ваших умственных способностях.

— Помилуй Бог, Холмс, — с досадой вмешался я. — Бедняга Изингволд пережил тяжелейшее испытание! Он слаб и охвачен болезненным волнением. Если вы знаете что-то, что может снять груз с его души, скажите нам немедленно. У нас нет времени на ваши обычные трюки!

— Прошу прощения, — сказал Холмс. — Извините мое легкомыслие, Изингволд, — мое замечание было на редкость неудачным. Но, думаю, мне нет нужды в подробных объяснениях. И мисс Хоукс, и мистер Кеттлберн уже поняли, в чем дело. Может быть, кто-то из них просветит остальных?

— Заклятие Империус! — прошептала мисс Хоукс яростным, полным отвращения голосом. — Чудовище!

— Совершенно верно, — подтвердил мой друг. — Заклятие Империус — гнуснейшее заклятие, способное сделать марионетку из лучшего и сильнейшего человека, лишив его собственной воли. Под этим заклятием, Ватсон, вы убили бы собственную мать или предали все, что вам дорого. Даже колдуны чураются такого волшебства — и имеют на это все причины.

Годфри Изингволд не сводил с нас изумленных глаз.

— Заклятие Империус! — ахнул он. — Ну, конечно! Каким я был идиотом! Да благословит вас Бог, мистер Холмс, — я опять могу смотреть в глаза честным людям!

И он вновь спрятал лицо в ладонях, не в силах побороть волнение.

— Ну, ну, — улыбаясь, сказал Холмс. — Возьмите себя в руки. Сейчас не время переживать. Вы еще не рассказали нам, как очутились в Запретном лесу и кто снабдил вас едой и одеялами. Думаю, не сильно ошибусь, если предположу, что привратник Гойл имеет к этому отношение.

— Мистер Холмс, вы поистине чудотворец! — воскликнул юный Изингволд. — Все было именно так, как вы сказали. Один из моих дядюшек — адвокат, и до того, как пришло письмо из Хогвартса, предполагалось, что я последую по его стопам. Он часто брал меня в суд послушать свои выступления, и именно там я впервые увидел Гойла. Тот сидел на скамье подсудимых в шайке мелких воришек. Вообразите мое изумление, когда, на четвертом курсе, вернувшись в Хогвартс после летних каникул, я обнаружил его в роли нашего привратника! Но я его не выдал, и по этой причине он всегда испытывал ко мне признательность.

— Милый юноша, о чем вы только думали! — сказал я. — Вы позволили осужденному преступнику, вору, безнаказанно находиться в школьных пределах! Безумие, просто безумие!

— У меня есть еще один дядюшка, сэр, священник, который работает в трущобах Ист-Энда, — серьезно ответил Изингволд, — и он научил меня, что нет человека, который пал бы так низко, что не заслуживает шанса подняться снова. Так говорит нам Евангелие, доктор Ватсон, и такова моя вера. В любом случае, Гойл в душе — достойный человек, хотя манеры его и оставляют желать лучшего, и он пришел мне на помощь, когда я считал, что все потеряно. Он наткнулся на меня, когда я в отчаянии рыдал под дождем, и увидел Реликвию в моих руках, но всего лишь обозвал меня юным идиотом, поднял на ноги и отвел в эту пещеру, где хранит пиво и табак. Он собирался вернуться на следующий день с билетом на поезд, идущий на юг, но когда он появился, я уже метался в горячке и был покрыт сыпью, и он побоялся трогать меня, опасаясь, что я болен драконьей оспой. Каково бы ни было его прошлое, ко мне он был добр. До самого вашего приезда он ежедневно доставлял мне горячий суп с кухни, и только ваше появление заставило его прекратить это под страхом разоблачения, потому что он знал, что мистер Холмс его подозревает.

— Отлично, — заметил Холмс. — Все так, как я ожидал. Вам надо отдохнуть, прежде чем пускаться в путь, но перед этим прошу вас прояснить мне одно последнее недоумение. Считается, что Империус можно наложить только, если жертва находится в поле зрения колдуна*. Я понимаю, что под влиянием заклятья ваши воспоминания о том, что вас окружало, будут в лучшем случае смутными, но припомните — не встречали ли вы кого-либо на ступеньках?

— Ни единой живой души, мистер Холмс, — ответил Изингволд. — Все в башне, за исключением меня самого, спали.

— Подумайте хорошенько! — настаивал Холмс. — Вы уверены, что никого не видели?

— Ни души! — с жаром повторил юноша. — Могу в этом поклясться.

— А на лестницах? В общем зале? В спальне? В Хранилище Реликвии? Может быть, на одной из лестничных площадок?

— Да! — вскричал Изингволд. — Ну конечно, лестничная площадка рядом с Хранилищем! Я был внутри, стараясь побороть желание открыть сундук, и когда поднял голову, увидел человека, стоявшего на пороге! Он был в плаще с капюшоном, довольно высокого роста, и когда заметил мой взгляд, тут же скрылся из виду. В руке он держал палочку… Но меня поглотила внутренняя борьба, и я о нем позабыл.

— Это и есть преступник, совершенно точно! — заявил Холмс, вскакивая на ноги. — Сможете вы его опознать? Узнаете, если снова встретите?

— Но, мистер Холмс, — отвечал юноша, — я не видел его лица.

Примечание:

*Для целей своего рассказа автор исходит из того, что в девятнадцатом веке наложить Империус можно было только при прямом зрительном контакте. Только в двадцатом веке развитие магии привело к тому, что его стали накладывать дистанционно.