Астерия: Ода меланхолии (гет)

В газетах только и писали, что об ужасных смертях или нападениях дементоров, которые, похоже, окончательно приняли сторону Тёмного Лорда. Дом был окружен всеми известными видами защитных заклинаний, но мистер Гринграсс говорил, что это лишь иллюзия безопасности, что члены семьи защищены ровно до того момента, пока они не понадобятся Лорду.

После Руквуда в доме Гринграссов больше не появлялось Пожирателей, отец не объяснял, но Астерии казалось, что тот сумел либо убедить кузена в своей бесполезности, либо откупился. Магнус был вынужден рисковать, отправляясь на работу каждый день, ведь в случае, если бы он решил скрываться, это привлекло бы внимание Министерства, как тех, кто еще был на стороне закона, так и тех, кто уже сотрудничал с Тёмным Лордом. Подобное внимание могло вызвать негативные последствия, о чем стало понятно уже после визита Руквуда, который не боялся использовать магию. Это был лишь маленький штрих в общей картине предвоенного мира, но он говорил о многом. Например, о том, что авроры располагают неверной информацией, что они, возможно, потеряли каналы связи и всех своих информаторов в тыле врага. Всем было известно, что подразделение авроров — опора Министерства Магии, а значит — и всего магического мира Великобритании. Капкан медленно сжимался вокруг больной конечности, а петля — затягивалась, лишая возможности спокойно дышать полной грудью.

Иллюзия ленивой безопасности висела в разгоряченном летнем воздухе. Бабочки вяло трепыхались среди тяжелых штор и отчаянно противились смерти, стараясь найти выход из тканевой ловушки. Они были слишком похожи на волшебников в их истерии, и тщетных попытках выкарабкаться. Душный темный кокон старинных тряпок обвивал их, а по стенам этой импровизированной тюрьмы неслышно спускался паук, дергая за свои призрачно-прозрачные нити, плетя ловушку и расставляя свои сети так, чтобы ни один незадачливый мотылек не смог выбраться на свободу. Паук был достаточно умен и хитер, чтобы не позволять бабочкам, попавшим в трудное положение, встречаться. Он знал, что, имея возможность обмениваться опытом и действуя сообща, они смогли бы разорвать невидимые клейкие нити, которые облепляли их крылья. Бабочки были глупыми и слишком самонадеянными. Они позволили пауку обвить себя и даже не заметили, когда оказались отрезанными от остального мотылькового мира.

В начале августа из Хогвартса прибыли письма и списки учебников. Астерию выбрали старостой факультета, что, хоть и стало для нее неожиданностью, но напомнило ей слова Нотта пришлым летом. Он снова оказался прав. Серебристо-зеленый значок с большой, похожей на змею буквой «С» был спрятан в шкатулку. Астерии было мучительно смотреть на него, потому что каждое упоминание о правоте Теодора мысленно возвращало ее в тот день на платформе вокзала Кингс-Кросс.

Где он был? Чем занимался? Было ли с ним все в порядке? Совы были под запретом. Каминная сеть была запечатана.

Жуки со стуком врезались в стекла и заставляли вздрагивать от этого звука. Липкая, вязкая тишина летней ночи напоминала о дементорах. Временами Астерия просыпалась и долго сидела на кровати, обняв колени руками, а по ее носу медленно стекала капелька пота, которую она не смахивала из-за страха лишний раз пошевельнуться. Она смотрела на белые занавески, которые поминутно покачивались от легкого ветерка, и ей казалось, что мимо открытых окон скользят темные призраки.

По утрам у нее под глазами залегали тени. Никто не спрашивал ее о самочувствии, потому что теперь круги под глазами были нормой для их семьи.

Бледность кожи, нетронутой загаром, белизна волос матери, и темные кудри отца теперь казались болезненными. Уставшие лица их и тревожные морщины на лбу говорили о многом.

За эти недели Астерия очень сблизилась с сестрой. Запертые в собственном поместье, они были отрезаны от привычного круга и были вынуждены общаться между собой. Астерия даже радовалась, ведь, не смотря ни на что, она любила сестру и действительно хотела, чтобы их отношения, наконец, наладились.

Сестра всячески этому способствовала. Что-то неуловимо изменилось в Дафне, словно какая-то маленькая деталь механизма ее души была заменена другой. Торопливые французские слова и манеры, граничащие с вульгарными, как-то незаметно исчезли из ее образа. Она все еще была собой, даже, наверное, более собой, чем обычно.

Дафна боялась. Днем она улыбалась, презрительно кривила нос — делала все, что должна была делать Дафна. Но ночью, Астерия знала, Дафна боялась. Это было видно, стоило только взглянуть в ее красноватые от недосыпа глаза. Дафна боялась теней, скользящих за окном и той гулкой тишины, в которую погружался их дом ночами.

Чтобы хоть как-то себя занять, они часами просиживали вместе в большой комнате, где почти не было мягкой мебели, зато был потрясающий дубовый пол, высокие стеллажи с книгами у стен и старинное говорящее зеркало в кованой раме.

Астерия читала, а Дафна рисовала. Это было баловство, но Астерия не могла не признать, что у сестры очень хорошо получалось. Дафна вообще преподнесла много сюрпризов тем летом. Письмо с ее оценками, которое принесла изученная сова, сумевшая пробиться через несколько магических щитов, окружавших дом Гринграссов, было пущено по рукам всей семьи и даже прислуги. По зельям и трансфигурации у Дафны вместо привычных «Удовлетворительно» было «Превосходно», а остальные предметы, включая Уход за магическими существами, были отмечены гордыми «Выше ожидаемого». Лишь ЗОТИ и Нумерология были сданы на «Слабо» и «Удовлетворительно» соответственно.

Казалось, что Дафна плевала на эти оценки. Воздух, который был густым, словно пудинг, тот, что подавали в Хогвартсе по воскресеньям, и то звенящее чувство тревоги вкладывали Дафне в руку карандаш и заставляли водить по белой бумаге черным грифелем.

— Так странно, да? — сказала Дафна. — Мы с тобой за целое лето ни разу не поругались. Такого еще не бывало.

— Просто ты стала очень милой, — фыркнула Астерия и захлопнула книжку, которую она читала. Это был сборник рассказов авторства Варнавы Мечтателя о принцессах-сквибках, которые с каждой новой историей казались все глупее и эгоистичнее, и об их верных рыцарях, которые спешили освободить возлюбленных из заточения. Принцессы почти всегда оказывались спасенными, в редких же случаях одной из них приходилось рыдать над телом жениха, который по насмешке судьбы не смог победить венгерского дракона.

Астерия осознавала всю нелепость происходящего в этих сказках, но читала. Она даже иногда ловила себя на мысли, что сама похожа на одну их тих незадачливых принцесс. И рыцарь, то есть, конечно, Нотт, из шкуры вон лез, чтобы спасти ее от какой-нибудь клыкастой твари, а потом скакал в закат на своем гнедом абраксанском коне, ведь благородные позывы его души воистину неисчерпаемы, а в мире еще так много других глупеньких принцесс с волосами, завитыми в золотистые локоны. Она даже рассказывала о своих подозрениях Дафне, а та смеялась и уже привычно называла сестру дурочкой.

Астерия даже не перечила. Ей и самой казалось, что она влюбленная дурочка. Астерии было почти все равно, что творилось на политической арене их замкнутого мира, страх был уже не абстрактным, а вполне оформленным — она боялась за своего «рыцаря». Ночью, когда в их доме гасли керосиновые лампы, она смотрела в темное окно и страшилась, что он один на один с тенями, что он может не вернуться осенью на платформу 9 и ¾, что она может никогда больше не услышать такую привычную, такую родную фразу — «Выше нос, Гринграсс».

— Милой? — переспросила Дафна. — Ну да. Тут не станешь... В этом сумасшедшем доме... А ты все читаешь? Эх, Асти, я уже говорила тебе, что ты неисправимая мечтательница? — она быстро скомкала пергамент, на котором делала наброски и бросила его на пол. — Я же в детстве тебя из-за этого и не любила.

— Я помню, как ни странно, — перебила ее Астерия и нахмурилась.

— Ну, и еще из-за этого, — довольно кивнула Дафна.

— Из-за чего? — не поняла Астерия.

— Ты вечно огрызаешься, и все принимаешь близко к сердцу, — пояснила Дафна и задумчиво прикусила кончик грифеля. — Ты как тот зефирный ежик — свернешься в клубок, иголки свои выставишь, а внутри ведь все из мятного желе.

— Это способ самозащиты, — буркнула Астерия. — Вы же всегда меня достаете.

— Ну вот, — хмыкнула Дафна. — Опять «вы». А у меня из-за тебя кота, может, никогда не было.

— Ты же знаешь, что у меня аллергия, — сказала Астерия тихо. — И если ты так хотела, то могла папе сказать, он бы все равно купил.

— Что ты такое говоришь? — округлила глаза Дафна. — Да я все детство выслушивала... «Даффи, нам нельзя покупать этого пушистика, у твоей сестры аллергия», «Даффи, шоколадный торт нужно подавать без шоколада, не хватало еще, чтобы твою сестру забрали в Мунго»...

— Ты сильно преувеличиваешь.

— А ты прибедняешься, — не осталась в долгу Дафна. — Но, что-то нас не в ту степь занесло, да? С чего я там начинала?

— Что я мечтательница, — подсказала ей Астерия и встала, чтобы распахнуть окно. Свежий ветерок ворвался в комнату и взметнул в воздух несколько обрывков пергамента, заставляя их кружиться в танце. Дафна зевнула и потянулась, от чего кости едва слышно хрустнули и продолжила:

— Ну да, мечтательница. Я как-то открыла ради интереса одну из твоих книг — так это же сплошные сказки. Какие-то фонтаны Фортуны, рыцари, благородные волшебницы, дуэли...

— Ну и что?

— А то. Ты ведь хочешь быть такой важной, равняешься на своего Нотта, а сама мечтаешь о каком-то мифическом принце, который должен тебе спасти из высокой башни.

Астерия молчала, наблюдая за стрекозой, которая ползла по подоконнику.

— Ты хочешь, чтобы все было по любви, да так, чтобы дух захватывало, — не успокаивалась Дафна. — Хочешь, чтобы рядом был герой.

— И что в этом плохого? — спросила Астерия тихо.

— Ничего, — Дафна пожала плечами. — Ничего, наверное. Я просто говорю, что я раньше тебя совсем не понимала. Я всегда знала, что все имеет свою цену. Любовь не исключение.

— Это неправильно, — покачала головой Астерия. — Как можно измерять чувства?

— Легко и просто, — сказала сестра. — Если тебе что-то нужно — ты должен это взять, если тебе нужен кто-то — держи его рядом с собой, если есть возможность, что тебе кто-то понадобится — не выпускай его из виду, если ты не знаешь, на что способен человек — улыбайся ему, может быть он будет тебе в чем-то полезен. Это рынок людей. Вся жизнь. И любовь... Стерпится — слюбится. Не сразу, ничего не бывает сразу. Не свалится на голову счастье и сотни амуров не станут указывать дорогу в райский сад. И с неба не полетит конфетти, скорее тебе просто перегрызут горло твоей же любовью. Не может быть ничего идеального. Никогда. Любви вообще не существует. Такой, какой бы ты хотела ее видеть. Она вообще не такая. Она в незапланированном. И тут не играет роли, чего бы ты хотела, что хотела бы изменить. Потому что жить ты будешь с тем, кто тебе предназначен. Это рынок...

Она замолчала и поднялась на ноги, одергивая платье. — Красиво как, правда? — она подошла к окну и показала сестре на облака. — Вон то похоже на корабль.

Она еще немного помолчала и продолжила: — Ты же совсем другая. Ты легко можешь пожертвовать собой ради высокого чувства, выложиться без остатка, хоть признайся, в глубине души ты будешь хотеть обратной реакции. Равноценной, а может быть даже такой, что будет превосходить твою жертву. Ты другая и у тебя этого не отнимешь. Ты выйдешь замуж за своего принца, я даже знаю его имя. Война закончится, а может даже не начнется. Вы будете вместе строить свои воздушные замки, а потом превращать их в реальные.

— А что... Чего ты ждешь для себя? — спросила Астерия. Этот откровенный разговор был первым за всю жизнь под одной крышей с Дафной. Они обе выворачивали свою душу на изнанку.

— Я? Я закончу Хогвартс, стану женой какого-нибудь богатого хаффлпаффца, а там видно будет, — улыбнулась Дафна. — Главное вернуться.

Астерия понимала, о чем говорила сестра. Вытерпеть это лето и вернуться в замок, где, наконец, можно будет вздохнуть спокойно. Хогвартс никогда не падет.

Солнечные лучи нагревали деревянный пол, раскаляя его, наполняя воздух запахом горячего дерева, на улице чирикали птицы, садовые гномы гонялись за курицами, лошади устало обмахивались хвостами, отгоняя назойливых мух.

Дафна убежала в огород, от скуки решив помочь мистеру Джонсону. Астерия смотрела в окно, а затем сделала несколько шагов назад, оказавшись в солнечной луже. Босые ноги приятно грело дерево, крошечные пылинки скользили по воздуху в каждом солнечном луче. Подавшись порыву, она поднялась на носки и вскинула руки. Два маленьких прыжка, разворот. Она танцевала в озерце солнечного света, а затем вдруг счастливо засмеялась и упала на пол, раскинув в стороны руки. Просто так, без весомой причины. Просто потому, что было тепло.

Этим летом она смеялась впервые.

* * *

Утром первого сентября Теодор Нотт стоял на платформе 9 и ¾, широко улыбаясь. Через все его лицо тянулся длинный, уже побелевший шрам, а сильно выгоревшие и отросшие волосы говорили о том, что большую часть лета он провел на открытом воздухе. Теодор снова немного подрос, а его черты немного огрубели. Он был одет в обычную магловскую футболку, поверх которой была накинута старая клетчатая рубаха, и брюки с кучей карманов. С его плеча свисал большой грязно-зеленый рюкзак, а у ног стояла клетка с угрюмой совой.

— Ты жив, — тихо сказала Астерия и неожиданно ударила его в плечо кулаком. — Ты жив!

— Как видишь, — еще шире усмехнулся Теодор и развел руки, чтобы ее обнять, но Дафна успела первой, подскочив к нему со спины, и крепко стиснула его в объятиях.

— Вот и наш рыцарь, — картаво произнесла она и ухмыльнулась. — Ребят, я тут подумала, вы же мне как родные... Ну, Астерия вообще мне как сестра... Я с вами в купе поеду, — сказала она быстро.

Астерия нахмурилась и вопросительно взглянула на сестру, но та только состроила рожицу и потащила их за собой, подцепив ребят под локти.

— Кстати, Нотти, что это ты такой лохматый? Решил скопировать стиль Поттера? — спросила она, когда друзья шли по коридору поезда.

— Не было времени наводить марафет, — скривился Теодор. — Асти, а ты что, не с нами?

Астерия отрицательно махнула головой.

— Я должна быть в купе старост, — она показала на значок, который уже был пришпилен на мантию. — Это ненадолго, наверное. Только получу инструкции.

— Ага, иди-иди, — заторопила ее Дафна. — Нотт, а ты не отставай. Я как раз знаю несколько отличных заклинаний. Сейчас мы тебе вернем божеский вид, — пообещала она и подтолкнула Теодора в свободное купе.

Теодор страдальчески улыбнулся Астерии и нырнул в купе. Дафна зашла следом и решительно закрыла раздвижную дверцу.

— Гринграсс! — рявкнул кто-то на платформе. — Гринграсс! Дафна! Тебе это с рук не сойдет!

Астерия фыркнула и, поправив на груди серебристый значок, зашагала по коридору в поисках купе старост.

* * *

— Иди, — пробормотал Теодор, обращаясь к Астерии. Дафна уже ускользнула в Большой зал, а друзья только поднимались по ступеням, ведущим в замок. Астерия нахмурилась, но пошла вперед, но так, чтобы слышать то, о чем Теодор собирался разговаривать.

— Это правда? — насмешливо спросил Нотт, когда Малфой поравнялся с ним. — То, что болтает Забини?

— Не твое дело, Нотт, — огрызнулся Малфой. Вся напыщенность, с которой он держался при своей компании в поезде, резко исчезла. Теперь он выглядел нервным и серьезным.

— Но других ты посвятил? — резко сказал Теодор и остановился. — Я могу тебе помочь.

— Себе, блин, помоги, — плюнул на землю Малфой и, ускорив шаг, проскочил в Большой зал перед Астерией.

— Ты снова собираешься сделать таинственный вид и промолчать? — поинтересовалась Астерия, когда они умостились на скамью за столом Слизерина.

— Если я прав в своих расчетах, ты сама обо всем узнаешь, — сказал Теодор. — Недолго осталось.

Начался новый учебный год со всеми его заурядными проблемами, вроде невыполненных домашних заданий, а угроза, нависшая над волшебным миром, снова стала казаться мифической.

* * *

В июне работы только прибавилось. Кроме патрулирования коридоров и опеки над младшими курсами, на плечи Астерии взвалилась еще и подготовка к сдаче С.О.В.

Под жаркими лучами солнца сверкали окрестности Хогвартса, а Астерия носилась по замку, потому что среди пяти — и семикурсников процветала торговля нелегальными средствами, улучающими память.

Дафна только посмеивалась, а Теодор со вздохом таскал для подруги свои старые конспекты или ходил за ней тенью, чтобы студенты, желающие нажиться, не противились приказам старосты.

Астерия не раз замечала, как Малфой и Теодор о чем-то спорят, но времени обращать на это внимание у нее не оставалось.

Ходили слухи, что Малфоя взял на службу сам Тёмный Лорд, но Астерия лишь скептически хмыкала.

— У тебя нос в чернилах, — мягко сказал Теодор, сгребая с кресла кипу исписанных мелким почерком пергаментов и присаживаясь. Астерия нервно дернула плечом. Ей нужно было повторить еще двенадцать способов использования драконьей крови, и ее мало заботил ее внешний вид. Ее волосы были собраны в неопрятный узел на затылке, из которого то и дело выбивались светлые пряди. Рукава рубашки были сплошь заляпаны чернилами и закатаны до локтей, а волшебная палочка торчала из-за уха.

«Наверное, я похожа на Лавгуд сейчас», — подумала Астерия отстраненно и вновь уткнулась в конспекты.

— Ты слишком много занимаешься, — заметил Теодор. — В прошлом году моя однокурсница слегла в Больничное крыло из-за переутомления.

— Я все рассчитала, — отмахнулась она. — Лучше бы не читал нравоучения, а поспрашивал, — Астерия протянула ему одну из книг по трансфигурации.

Теодор взял из ее рук учебник, открыл его на средине и сразу же захлопнул.

— Сейчас мы пойдем гулять, — твердо сказал он и потянул ее за руки. — Вечерние прогулки полезны для здоровья. Она заупрямилась, пытаясь читать из-под его рук конспект.

— Все с тобой понятно, — фыркнул Нотт и вдруг перехватил ее за талию, закидывая себе на плечо.

— Поставь меня на землю! — закричала она, но Теодор лишь заржал и под одобрительные выкрики остальных слизеринцев, присутствующих при этой сцене, понес ее прочь из душной гостиной.

Астерия не могла объяснить того, что между ними происходило. Иногда они находились в секунде от поцелуя, но затем Теодор отступал. Он словно боялся касаться ее. Иногда обнимал, целовал в лоб, что-то рассказывал. Но больше ничего. И в каком-то смысле ее это даже устраивало. Он принадлежал ей с потрохами, это было понятно с первого взгляда.

Когда они вышли во двор замка, Астерия с удивлением отметила, что уже вечер. Она была так поглощена подготовкой к экзаменам, что даже не заметила, как пролетели часы.

На темнеющем небе уже виднелась луна и редкие звезды.

— Скоро отбой, — сказала Астерия. — Мне нужно будет еще обойти школу.

— Сегодня справятся и без тебя, — мягко возразил он. — Побудь со мной.

Сердце лихорадочно стучало, словно пыталось выпрыгнуть из груди. Он потянул на себя и они, не сдержав равновесие, упали на вялую траву. Его лицо было так близко, что она могла рассмотреть каждую ресницу. Тонкий, длинный шарм, который пересекал его лицо, в темноте слабо светился розовато-белой полосой. Он вдруг приподнялся на локте и решительно коснулся ее губ своими. Щеки Астерии, наверное, залились румянцем, но она приоткрыла губы, позволяя себе целовать.

В груди поднималась волна тепла. Потому что она, наконец, была счастлива. Потому что все теперь было по-другому. Все другое. Общее.

Это было ТО, из-за чего складывать слова в речь становилось сложно. Когда мысли терялись... Господи боже. Все было именно так — сумбурно и нереалистично, так, что впору было плавиться и стекать раскаленным воском на траву. Она чувствовала внутри себя огромную силу, непреодолимую, как стадо саранчи, и цвет этой силы — солнечно-желтый. Желтый, даже чуть рыжеватый, как огонь, как ад.

Дышать было сложно, руки горели, словно ошпаренные, а в его прищуренных глазах — ее персональный катехизис.

Это был самый счастливый вечер в ее жизни, а затем над Астрономической башней вспыхнула зеленым огнём Метка Темного Лорда.

— Он все-таки сделал это, — сказал Теодор. Астерия непонимающе проследила за его взглядом и охнула от ужаса. Прежде чем Теодор сумел ее остановить, она выхватила волшебную палочку и бросилась в замок. Он сломя голову помчался за ней.

В слабо освещенном коридоре стояла пыльная завеса, а кусок потолка просто обвалился. Шло сражение.

Вспышки, крики, лучи света, которые со свистом проносились мимо, выпущенные из волшебных палочек.

Он тянул ее прочь от сражения, отражая заклинания. Астерия едва могла уследить за его быстрыми движениями. Точность, с которой он рассекал воздух волшебной палочкой, поражала. Мимо промчался Северус Снейп, а за ним — бледный Драко Малфой, с перекошенным от ужаса лицом.

Он что-то крикнул на бегу, но Теодор не разобрал, отражая заклятие, летевшее Малфою в спину.

Пожиратели бежали.

Астерия никогда не забудет тот момент, когда они вместе с Теодором остановились у дубовых входных дверей. Они были приоткрыты, и лунный свет изнутри заливал дорожку и лужайку. По ступенькам медленно и неуверенно спускались ученики в пижамах. Многие едва ли понимали, что тут произошло.

Глаза у профессора Дамблдора были закрыты. Его ноги и руки были странно выгнуты, но, глядя на лицо можно было бы подумать, что он просто спит.

Поттер вынырнул из толпы и склонился над директором. Толпа едва слышно перешептывалась, а Теодор смотрел в небо, где прямо над мертвым профессором Дамблдором висела Метка. Ее зеленый свет отражался в его глазах, которые сейчас казались совсем черными.

Губы его беззвучно шевелились.

Последняя надежда Нотта была мертва.

Он очень четко увидел, что тот, кто мог уберечь его, погиб. Все, что стояло между ним и его судьбой, исчезло. Он понял, что должен раз и навсегда избавится от последних иллюзий и ростков сомнения.

От этого кошмара уже не проснуться, уже никто не сможет пообещать, что завтра действительно наступит. Он слишком рано повзрослел, но теперь, стоя перед безжизненным телом величайшего волшебника, во многом опередившего свое время, Теодор понимал, что Хогвартс — последний барьер, ограждающий его, пал.

У него был долг перед семьей, перед матерью и особенно отцом, который вернулся из Азкабана измученным стариком. У него был долг перед девочкой, которой так много лгал и перед Драко Малфоем, которого он хотел спасти, но не смог.

Величайший волшебник современности был мертв. Это означало, что светлой стороне пришел конец.

* * *

— Чем ты можешь быть мне полезен?

Высокий голос эхом отражался от стен и острым ножиком врезался в виски. Пленник поднял глаза и тихо, но твердо произнес:

— Я сделаю все, что угодно.