Астерия: Ода меланхолии (гет)

Солнце, казалось, избегало этот угрюмого вида трехэтажный особняк в одном из пригородов Лондона. Обыкновенная магловская улочка, наполненная аккуратными домиками с цветочными клумбами и низкими белыми заборчиками, казалась лишь декорацией, которая по какой-то случайности, оказалась здесь.

Маглы, спрятавшись от жары в своих уютных гостиных, не замечали ни странного дома, находившегося с ними по соседству, ни узловатых деревьев, ограждавших особняк вместо забора, ни странного подростка в одном из грязных окон, не завешанных темными занавесками.

Подпирая щеку, Теодор сидел за дубовым столом и смотрел на улицу, где, весело смеясь, играли дети. На пожухлой лужайке соседнего дома, забравшись на трехколесный велосипед, ездила маленькая девочка со смешными бантиками на растрепанных косичках. За ней с радостным лаем бегала собачка, всем своим видом показывая, что нет пса счастливей.

Теодор скривился. Маглы. Они еще не знали, что их ждало, они не чувствовали напряжения, зависшего в воздухе, не видели темных теней, скользящих мимо их домов по ночам.

Он едва сдержался, чтобы не ударить кулаком по столу. Маглы были такими неосмотрительными, такими недальновидными... Они доверчиво глотали выдумки их правительства про то, что им ничего не угрожало. Конечно, они не могли ничего знать. Наверняка, Тёмный Лорд еще не набрал нужной ему поддержки, чтобы приступить к решительным действиям, но Теодор знал, что это ненадолго. Неделя, месяц, может быть год. Угроза перемен отчетливо ощущалась и эта ленивая тишина, в которую был погружен весь мир, была лишним тому подтверждением.

Теодор перевел взгляд с окна на стол, где лежала развернутая на середине газета. «История в стиле Гарри Поттера», которая заставила его согнуться со смеху всего несколько часов назад, теперь вызывала только раздражение.

Маги ничем не отличались от этих грязных маглов. Они закрыли глаза на то, что произошло на Кубке мира, затем просто плюнули на факт убийства глупого хаффлпаффца на Турнире, они не слушали ни Дамблдора, этого известного борца за справедливость и открытого маглолюба, ни Гарри Поттера, которого раньше обожествляли. Они хотели уничтожить миф о мальчике-герое, смешать его с грязью, лишь бы он своим видом и речами не привнес в их спокойную жизнь правду.

Теодор сжал и разжал кулаки, разминаясь. Он уже и сам не знал, как следует относиться к происходящему. Возвращаясь от Темного Лорда, его отец, мертвенно-бледный, долго сидел перед камином, вглядываясь в тлеющие угли, словно они могли дать какую-то подсказку. Он говорил, что появилась надежда, что все изменится, что настанет новый порядок, что волшебники достигнут величия, о котором не смели даже мечтать.

Но Теодор видел в его глазах, там, за этой непоколебимой уверенностью, что плескалась в его темных зрачках, искру почти животного страха. Он смотрел на своего отца, такого гордого и сильного, и видел, что уже ничего не будет прежним. Он видел сломанного человека, которого загнали в угол, видел дрожащие пальцы, из которых иногда выпадала вилка за ужином, видел вздернутый подбородок и поджатые губы, когда метка вдруг начинала гореть от адской боли, вызывая раба к его хозяину.

Теодор слабо застонал, обхватывая голову руками. Он не знал, что делать, во что верить. Такие, как Малфой, спали спокойно, уверенные, что их не коснется тот ужас, что, безусловно, когда-нибудь наступил бы. Но Теодор знал, что за дела родителей будут расплачиваться дети. При любом исходе. Он знал, что ему придется принять сторону. Он знал, что ему предстоит биться за идеалы. Да только... Не было у него никаких идеалов. Он не верил ни во что.

Теории о чистоте крови, верховенстве волшебников над маглами, порабощении их, истребление грязнокровок казались ему просто смешными. Единственным чувством, которое он не подвергал сомнению, была жажда мести.

— Ты должен отомстить за свою мать, — хрипло говорил отец, хватая его за плечи и дыша перегаром. — Ты должен сделать все, чтобы эти грязнокровые куски дерьма молили о пощаде.

Теодор закрыл глаза. Последняя пьяная выходка отца стоила жизни домового эльфа. Что-то громко клацнуло на первом этаже и тотчас возле парня возникла старая Минди.

— Мастер Теодор, — испуганно пропищала она, дергая Теда за штанину. — Ваш отец, он вернулся...

Теодор молниеносно вскочил на ноги, оттолкнув от себя перепуганного эльфа, и прислушался. На ступеньках послышался грохот, затем грязная ругань.

— Мастер Теодор, — вновь пискнула Минди. — Прикажите ему помочь, пожалуйста.

Теодор покачал головой. После того, что произошло прошлым летом, он запретил эльфам приближаться к отцу, когда тот пьян.

— МИНДИ! — заревел голос на лестнице. — НЕМЕДЛЕННО СЮДА!

— Мастер... — взмолилась эльфийка. Ее большие выпученные глаза наполнились слезами.

Он не хотел подвергать ее опасности. Почему живые существа должны страдать по какой-то странной прихоти судьбы? Как бы поступила Астерия?

— Вон, — прошипел Теодор так тихо, как только мог. — Я приказываю тебе не появляться дома сегодня.

Эльфийка вздрогнула от ужаса, но все же поклонилась, от чего ее длинные уши мазнули по пыльному полу, а затем с громким хлопком исчезла.

Вновь скрипнула лестница, а затем дверь в комнату Теодора просто разлетелась на сотню маленьких кусков, а с потолка и стен посыпалась мелкая труха.

Теодор едва успел отскочить и закрыть лицо рукой, спасая глаза от щепок, полетевших в его сторону. В развороченном дверном проеме появился Нотт-старший. В его руках была волшебная палочка, и он уверенно направлял ее конец на сына.

— Ты! — прорычал он, нетвердой походкой направляясь к Теодору. — Неблагодарная сволочь...

Он пошатнулся, но все же сумел устоять на ногах, отставив одну руку в сторону для равновесия. Теодор чуть попятился к стене, стараясь найти путь для бегства.

— Куда подевались все домовые эльфы? — вкрадчиво спросил отец, все еще направляя на него волшебную палочку. — Почему ни один не пришел на мой зов, сын?

Теодор сглотнул, продолжая пятиться, но все же ответил: — Я отпустил их. Мужчина замер, а затем в два шага преодолел разделяющие их с сыном метры и схватил его за горло, придавливая к стене.

— Ты, мелкий сопляк, — прорычал он, — больше не посмеешь этого сделать. Ты, верно, запамятовал, за что мы боремся. Они наши слуги, мразь, и ты должен с этим считаться, а не раскидываться нашим имуществом направо и налево.

Он сильнее сдавил горло сына, от чего Теодор захрипел, начиная задыхаться.

— Ты понял меня, сын? — Теодор отчаянно закивал. — Не повторяй ошибок полукровок, — сипло сказал мужчина и разжал пальцы, позволяя сыну сползти на пол. — Не повторяй моих ошибок.

Уходя из комнаты, он вдруг обернулся и, смерив сына, который жадно глотал воздух, презрительным взглядом, бросил:

— Поработаешь вместо эльфа сегодня, раз не понимаешь ценности слуг.

Теодор не ответил, продолжая растирать горло, на котором уже расцветали багровые синяки.

Он знал, что сегодня отец поплатился за свою ложь о том, что свои преступления он совершал под «Империусом». Тёмный Лорд не прощал подобных вещей.

Уже вечером, подлив отцу в огневиски сонное зелье, он накрыл его первой попавшейся под руку мантией, и всмотрелся в его лицо, сохранявшее суровое выражение даже во время сна. Губы Нотта-старшего шевельнулись, и Теодор затаил дыхание, вслушиваясь.

— Оливия, — прошептал отец. Столько лет прошло, но он все еще любил ее. Помнил ее. Хотел отомстить за нее.

Внутренности Теодора скрутило от боли, словно кто-то со всей силы ударил его под дых. Ненависть и жажда мести... Единственное, во что он еще не отчаялся верить.

И еще девочка, ради которой он продолжал балансировать на грани. Ради нее он старался найти выход, ради нее он отчаянно боролся с самим собой, со своей темной стороной, которую она никогда не должна была узнать.

* * *

Графство Оксфордшир, затянутое утренним туманом, все еще спало. Во дворе поместья Гринграссов копошились куры, ветер лениво покачивал веревочные качели, свисавшие с одной из крепких ветвей старого дерева. Несмело подавали голос птицы, готовясь петь обычные утренние трели.

Большая стрелка на старинных часах с едва слышным шорохом переместилась на отметку три, маленькая же замерла на пяти.

Астерия обмакнула кончик пера в чернильницу и задумалась. За окном зашумели яблони, на кухне закопошилась кухарка-эльфийка, замешивая тесто для пирога, в своей комнате на другой бок перевернулась Дафна, садовник Джонсон, почесывая голову, отправился в конюшни, где крылатая абраксанская лошадка Дора недавно привела потомство.

Астерия перечеркнула строчку и отложила перо в сторону, подпирая голову рукой. Ее длинные светлые волосы были распущены и спадали на спину волнистым водопадом. На плечах поверх белой ночной рубашки был накинут синий платок.

Вглядываясь в природу за окном, Астерия незаметно для себя задремала. Вместе с тем случилось сразу несколько вещей. Ее рука задела чернильницу, которая слетела со стола, разбившись на мелкие осколки. На кухне пискнула эльфийка, испугавшись внезапного звона. Мисочка с фруктовой начинкой для пирога выскользнула из ее лапок и разбилась. Дафна, услышав сквозь сон шум, попыталась перевернуться на другой бок, но так как она уже была на краю кровати, свалилась с постели с отчаянным визгом.

Чуткий сон мистера Гринграсса мгновенно перервался и он, открыв глаза, уже привычно закричал:

— АСТЕРИЯ!

Когда причитания Дафны стихли, и дом вновь погрузился в утреннюю тишину, Астерия наспех оделась и выскользнула через черный вход в сад, где, усевшись на качели, стала ждать.

Вскоре в доме послышалось хлопанье дверей и оконных рам. Дафна, окончательно проснувшись, распахнула окно, высунувшись из него почти по пояс.

— Эй, Асти! — крикнула она, махая сестре. — У меня на столе лежит письмо для тебя! Я сейчас его открою!

Увидев, как всполошилась Астерия, она засмеялась и нырнула обратно в комнату. Астерия улыбнулась. Сестра, хоть и казалась взрослой внешне, все еще была вздорной, задиристой и легкомысленной, как и в детстве.

Сама же Астерия, не смотря на то, что она была младше Дафны на целый год, отличалась рассудительностью и осторожностью, которой так не хватало старшей дочери мистера и миссис Гринграсс.

После событий на Турнире Трех Волшебников в жизни семьи Гринграсс, казалось, ничего не изменилось. Мистер Гринграсс чинно работал в отделе Международного сотрудничества, а о возрождении Темного Лорда, казалось, ничего не знал. Астерия узнавала о происходящем из газет, и с каждым днем ей все больше казалось, что опасность, нависшая над магическим миром, всего лишь выдумка полубезумного Альбуса Дамблдора, а бледное лицо Теодора — шутка, а может быть даже кошмарный сон.

Она не была глупой, но уж слишком страшной ей казалась перспектива возрождения того, кто по всем сведениям, был уже много лет, как мертв. Она не могла заставить себя в это верить, хотя детская увлеченность историей о Гарри Поттере все же пробуждала в ее душе росток сомнения в версии Министерства Магии.

Иллюзия спокойствия вдребезги разбилась после полудня, когда Теодор, который не давал о себе знать на протяжении всего лета, внезапно возник в камине их гостиной.

— Нотт? — удивленно приподняла бровь Дафна, когда Теодор шагнул из камина, обтряхивая с мантии золу. — А предупреждать о своем появлении тебя не учили? А если бы камин был закрыт?

— Где твоя сестра? — хрипло спросил Теодор, не обращая внимания на ее негодование. — Мне нужно ее увидеть.

— Пф, — фыркнула Дафна. — И что ты в ней нашел, а?

— Дафна.

— Нет, ну, правда. Она же бука букой. А иногда как глянет из-за своей книги, так и хочется в нее запустить чем-нибудь...

— Дафна, — повторил Теодор упрямо.

Девчонка вновь фыркнула и стряхнула несуществующую пылинку со своего наряда. Теодор ждал, нахмурившись, засунув руки в карманы.

— Ты все еще здесь? — изобразила удивление Дафна, вновь поднимая голову. — Да в саду она, где же ей еще быть. Обложилась своими книжками... Хочешь, я пойду с тобой?

— Нет, спасибо, я смогу найти выход, — отрезал Теодор, но Дафна, не слушая его, вскочила с дивана и, откинув за спину свою длинную косу, улыбнулась.

— Так... Как ты? — спросила она, когда они вышли во двор. — Раньше ты появлялся тут почти каждую неделю...

— Дела, — уклончиво сказал парень, оглядываясь в поисках Астерии. Дафна скрестила руки на груди, а затем обреченно вздохнула, разочаровавшись в собеседнике.

— Ладно... Она там, где качели... За домом.

— Спасибо, — сухо кивнул Теодор. Дафна что-то пробурчала в ответ и уселась на ступеньки, пнув какой-то камешек носком туфли.

Она сидела под старой яблоней, поджав к груди ноги. На ее коленях лежала раскрытая книга, а из немного растрепанных волос торчали травинки. Теодор замер от внезапного чувства при виде ее. Хотелось защитить, обнять, заслонить спиной от всех неприятностей, держать за руку и никогда не отпускать.

Астерия даже не заметила, как он приблизился, и подняла голову только когда услышала знакомое покашливание.

Он стоял перед ней, засунув руки в карманы мантии, и в ее памяти всплыла картинка трехлетней давности. Астерия тогда подумала, что он один из прихвостней ее сестры, а ему показалось, что она такая же избалованная девчонка, как и Дафна. Сколько же воды утекло с тех пор.

— Теодор Нотт, — улыбнулся парень, протягивая ей руку. — Астерия Гринграсс, — ответила ему Астерия и пожала предложенную ладонь.

— Ты помнишь это, — усмехнулся Теодор. — Как мы познакомились...

— Конечно, — кивнула Астерия, откладывая книгу в сторону. — Ты еще тогда спросил, что я читаю.

— А ты сказала, что не намерена терпеть мои насмешки, — сказал он. Астерия только сейчас заметила, как сильно он похудел. У него был нездоровый вид человека, который продолжал расти, но кроме этого он был ужасно уставшим, а под глазами заметны были тени, словно от недосыпа. Он вытянулся и теперь был на добрую голову, а то и больше, выше подруги. Русые волосы довольно сильно отрасли и теперь закрывали уши.

Он улыбался, но как-то напряженно, видно было, что эта улыбка давалась ему с трудом. Его что-то грызло, и Астерия вдруг поняла, что история, которую она услышала в конце учебного года, была чистой правдой. От осознания этого в груди стало как-то пусто, словно воздушный шарик, который был там, лопнул, оставив взамен тревогу.

— Что будет дальше? — спросила она тихо. Улыбка его завяла, будто ее кто-то стер с его лица. Теодор молчал.

— Тед?... — неуверенно начала Астерия.

— Все отлично, Асти, — как-то неискренне, чужим голосом сказал Теодор, не глядя на нее, — все будет хорошо.

Она кивнула и немного отодвинулась, позволяя ему сесть рядом на одеяло. Он молчал, разглядывая свои пальцы. Астерия заметила, что костяшки были немного сбиты, словно он ударял кулаком о стену.

— Малфой стал старостой, — непонятно зачем сказала она, стараясь разбавить повисшее в воздухе молчание.

Теодор оживился, обрадованный сменой темы, хоть в любое другое время упоминание о Малфое вызвало бы в нем только раздражение.

— А кто из девчонок? — спросил он. — Неужели наша Дафна?

— Нет, — засмеялась Астерия, на миг представив себе Дафну в роли старосты. — Выбрали Панси.

— Ох, — театрально вздохнул он. — Тогда я спокоен за подрастающее поколение маленьких змеючек.

Немного помолчав, он добавил: — В следующем году выберут тебя, я уверен.

— О, — вздохнула Астерия. Она не была уверена, что в следующем году им все так же будут доступны такие простые радости, вроде значка старосты или места в квиддичной команде.

Очевидно догадавшись, о чем она подумала, Теодор вновь замолчал, и на его лице появилось прежнее уставшее выражение.

Заметив это, Астерия решительно поднялась на ноги и протянула другу руку.

— Пойдем, — твердо сказала она. — Я хочу тебе что-то показать.

Она повела его в сторону конюшен, где слышалось нехитрое пение Джонсона, который носил лошадям ячменный виски.

— Мой отец уже несколько лет занимается их разведением, — сказала Астерия, открывая ворота конюшни. — Такое редко, где увидишь.

Теодор замер, с восторгом глядя на огромных благородных животных, которые сейчас были заняты принятием пищи.

— Дора на днях привела потомство, — продолжила Астерия, поглаживая золотистую морду одной из лошадей. — Уже нашлись покупатели, представляешь?

— Абраксанская крылатая, — гаркнул Джонсон, незаметно подкравшийся к друзьям. — Настоящая редкость в Англии! А вот тут, — он махнул рукой на два соседних денника, — гранианцы, быстрее их не найти.

— Спасибо, мистер Джонсон, мы дальше сами, — вежливо улыбнулась Астерия. Мужчина закивал, но через пару секунд вернулся, сияя, как начищенный галлеон.

— А может, того, — начал он. — Покататься хотите? Тициану размяться на помешает, да и Дольче по свободе уже тоскует.

— А можно? — глаза Теодора загорелись.

— Отчего же нельзя, — пожал плечами Джонсон, отодвигая на затылок соломенную шляпу, которую норовил стянуть один из серых коней. — Крылья у них подрезаны, так что летать не смогут, да и к хозяйке, — он подмигнул Астерии, — привыкшие, чай, с самого рождения тут в конюшнях живут. Да и тут поле кругом, магла не встретишь.

Астерия смотрела на друга, что со счастливой улыбкой держал в руках два седла, и узнавала в нем того мальчишку, с которым она когда-то сражалась на деревянных палках, воображая, что это рыцарские мечи.

Без всех этих жутких химер за плечами. Без боязни за будущее.

* * *

Когда ребята вернулись в поместье, был уже ранний вечер. Дафна обиженно скрестила руки на груди, наблюдая, как Астерия снимает с Тициана подпругу.

— Могли бы и с собой позвать, — буркнула она, перед тем как вернуться в дом. — Почему все самое веселое всегда достается только тебе...

— Знала бы она, что за «веселье», то не говорила бы так, — пожал плечами Теодор, облокотившись на стену. — Она поссорилась с Паркинсон?

— Угу, — невнимательно кивнула Астерия, кусая губы. — Ты останешься у нас на ужин?

Теодор, помедлив, отрицательно покачал головой.

— Нужно возвращаться к отцу, — хрипло сказал он. — Все равно придется получать за то, что сбежал с дому, так уж лучше раньше, пока он совсем не рассвирепел, — он взглянул на подругу и внезапно усмехнулся, — выше нос, Гринграсс, — бросил он ей. — Я намерен проторчать здесь еще какое-то время.

« Как же это просто», — думала Астерия, развалившись рядом с Теодором на нагретой солнцем траве. Тёмный Лорд, Пожиратели смерти, предатели крови, надвигающаяся война... Все казалось таким далеким, таким призрачным, когда рядом был он.

Астерия закусила губу и взглянула на друга. Он лежал, закинув руки за голову, и разглядывал небо, которое проглядывало сквозь сочные зеленые листья деревьев.

Цветочные кусты надежно скрывали их от чужих глаз, чему Астерия была только рада. Не хотелось, чтобы вездесущие родственники нарушили то хрупкое спокойствие, которое окутывало ее, словно кокон. Она чувствовала себя в безопасности и хотела, чтобы это ощущение продлилось как можно дольше.

Астерия повернула голову, разглядывая лицо Теодора. Было удивительно от того, что кончики ресниц у него, оказывается, светлые, выгоревшие, а на носу была россыпь мелких веснушек, которых она раньше не замечала. На его левой скуле виднелся старый шрам, уже побелевший, но все еще заметный — последствие падения с метлы прошлым летом.

Астерии вдруг неудержимо захотелось коснуться его и она, не отдавая себе отчет, провела по его щеке указательным пальцем. Теодор открыл глаза и, чуть прищурившись, наблюдал за ней из-под полуопущенных ресниц.

— И что ты делаешь? — хрипло спросил он несколько тягучих мгновений спустя.

— Ты когда-нибудь целовался? — спросила Астерия, прежде чем сумела себя остановить. Теодор поморщился и даже чуть покраснел.

— Угу, — тихо сказал он. Астерия замерла. Ощущение было неприятным, хотелось обнять себя за плечи и ныть, но она и глазом не моргнув, продолжила, стараясь говорить так, чтобы скрыть разочарование:

— Да? И с кем?

— Я не могу тебе сказать, — выдавил он из себя, отчаянно краснея.

— Почему? — возмутилась Астерия. — Что за секреты?

Меньше всего ей хотелось слышать имя этой девушки, но остановиться она уже не могла.

— Ну, признавайся, — протянула она вкрадчиво. — Что тебе стоит? Разве мы не лучшие друзья?

Друзья. Впервые это слово больно резануло слух. Друзья.

— Ты скажи хоть, когда это случилось? — продолжала допытываться Астерия. — Она красивая? Тебе понравилось?

— Ладно, хорошо, — неожиданно сдался Теодор. — Это... Это была Сьюзи Боунс.

— Что? — переспросила Астерия, лихорадочно вспоминая. — И ... Что ты в ней нашел?

— Она очень милая, — огрызнулся Теодор. — И мы какое-то время встречались в прошлом учебном году.

— И что же...перестали? — зло спросила Астерия, удивляясь самой себе. В ней кипело столько эмоций, что проблемно было выловить из этого урагана чувств хоть одну, чтобы ее классифицировать.

— Перестали, — передразнил ее Теодор.

— Что так? — угрюмо спросила Астерия.

— Ты пришла в медпункт, — резко ответил он и вызывающе поднял на Астерию взгляд. — И мне стало не до нее.

Солнце стало светить ярче, а может так просто казалось. Она потянулась к нему, почти неосознанно, но Теодор вдруг просто прижал ее к себе, ограничивая в движении.

И она решила, что будет еще время. Что они все успеют. Она верила.

— Не отпускай меня, — шепнула она ему. — Не оставляй одну.

— Никогда, Гринграсс, — ответил он искренне. — Никогда.

Она верила, что будет еще время. Верила в это растяжимое, такое ненадежное понятие, похожее на шаткий мостик, связующий "когда-то" и "может быть".

А Теодор думал, что, возможно, эта девочка с такими ясными добрыми глазами и теплой улыбкой сможет спасти его, не даст оступиться, удержит от поспешного решения. Она была его последним якорем, последней надеждой, единственным светлым моментом во всей его жизни.

Он даже готов был поверить, что будет еще время. Что найдется способ. Что время покажет.

Они верили, а стрелки часов насмешливо тикали, отсчитывая часы до неминуемого конца.

Время не верило в них. Оно знало все наперед.

___________________________________________

[1] — (лат. Dáphne) — Волчеягодник смерте́льный, или Во́лчье лы́ко, или Во́лчьи я́годы.