Астерия: Ода меланхолии (гет)

Она лежала на чем-то, что не имело ни запаха, ни цвета, и слушала оглушительную тишину, которая давила на барабанные перепонки с такой силой, что они готовы были разорваться. Она ничего не чувствовала, ничего не понимала. Вокруг была пустота. Может быть, она тоже стала этой пустотой? Может быть, её больше не было?

Сколько прошло времени? Несколько секунд? Минут? Часов? Может быть, целая вечность? Может быть, она растворилась во времени, может быть, Вселенная уже умерла, как и она?

Она не знала, были ли её глаза открыты, она не знала, кто она и откуда, она не могла почувствовать ни своего тела, ни того, что окружало её. Она лишь слышала тишину. А затем и тишина исчезла. Не стало больше ничего.

И в этот самый момент грудь пронзила ослепляющая боль, и всё стало принимать очертания. Она определенно лежала на чем-то холодном и влажном, и остром, и это означало, что она не растворилась, не стала пустотой, ведь она чувствовала то, что окружало её, а затем стала чувствовать и себя.

Вокруг было что-то. Она вдруг поняла, что стоит посреди леса, тёмного и мрачного, и это был лес из её детских кошмаров, его нельзя было спутать ни с чем другим. Она вдруг поняла, кто она, её имя пришло на ум внезапно, просто вспыхнуло в её сознании яркой искрой надежды. Она протянула руку и коснулась чего-то, и почувствовала под пальцами кору дерева, названия стали всплывать в её памяти. Деревья, мох, ветки, темнота. Всё это казалось таким реальным!

Астерия шла, легко отталкиваясь от земли, и это было странно. Земля была мерзлой, а ветви зарослей можжевельника царапали кожу так ощутимо, будто она была жива.

Но как это могло быть возможным? Разве не должно было всё прекратиться? Разве не должна была она исчезнуть? Неужели она не смогла переступить ту пограничную черту, и теперь обязана была стать бестелесным призраком, застрявшим между двумя мирами? Но разве призраки чувствуют? Разве могут ощутить они холод и шероховатость, разве могут они коснуться предмета, не пройдя сквозь него? Или всё это было впереди?

Она шла всё дальше и дальше, вглубь леса, потому что знала, что должна. Что ждало её там?

В небе сияли звезды. Луна была полной, и серебряный свет заливал небольшую поляну. Как резко контрастировала граница черного страшного леса с тем, что предстало перед глазами!

Земля под её ногами была усыпана сотнями тысяч маленьких белых цветов, ковром устилавших поляну. Шесть снежно-белых лепестков на каждом, острые, сияющие, словно лучи звезды.

На краю поляны стояла маленькая избушка, сложенная из поленьев, на крыльце сидела маленькая старуха с зеленоватой кожей, укутанная в серебристую шаль.

Увидев Астерию, она подняла голову, и хищно улыбнулась. Не успела Астерия опомниться от удивления, как она уже стояла перед этой старухой. Словно в том старом сне, о котором Астерия и думать забыла. Неужели такая была её смерть? Быть запертой в череде тревожных снов? А как она умерла? Астерия попыталась вспомнить, но не смогла.

— Разве не болит? — спросила старуха, тыкнув Астерию в грудь сухим пальцем с длинным желтым ногтем. — Ты только посмотри, как глубоко вошел.

Из груди Астерии торчал нож, и белое платье её было залито кровью. Но она ничего не чувствовала, только легкое покалывание.

— Всегда забавляли эти души, — пробормотала себе под нос старушка, и вдруг потянула за рукоять ножа, вырывая его из груди Астерии. — Никогда не знаешь, что они вспомнят поначалу. Кто-то помнит только свою смерть и упирается в это воспоминание, а кто-то расхаживает с ножом в груди, не предавая этому никакого значения.

— Кто ты? — спросила Астерия, с удивлением отмечая, что способна говорить. Её смерть всё больше и больше напоминала жизнь, и Астерия всё никак не могла найти этому объяснения.

— Ты знаешь, — сказала старуха, рассматривая нож в своих руках.

— Ведьма? — Астерия стояла теперь перед зеркалом, и старуха пряталась у неё за спиной, отражаясь в мутной ряби. Зеркальному двойнику Астерии было не больше шестнадцати лет, длинные волнистые волосы спадали по плечам, доставая до поясницы. Рана на груди поблескивала алой кровью.

Старуха не ответила.

— Но где я? — Астерия коснулась раны. — Я помню это место, и помню вас... Это ведь мой сон? Но почему я снова вижу его? Разве я не умерла?

— И да, и нет, — ответила ей ведьма. — Ты где-то на границе, и всё зависит именно от тебя — если найдешь выход, уйдешь, если нет, что ж, тогда это и будет смерть, я полагаю.

— Объясни! — взмолилась Астерия. — Что это значит? Почему я вижу тебя, и почему именно здесь? И что это за место?

— Это твоё сознание, — перья падали на пол, вылетая из-под шали старухи. — А видишь меня ты, полагаю, потому что моё влияние на тебя оказалось даже сильнее, чем я того хотела.

— Твоё влияние?

— Ой, мисс, умоляю, не плачьте, — ведьма вдруг стала корчиться, и голос её вдруг стал меняться. Астерия вдруг увидела в зеркале молодую женщину. Это была Анна, та самая, которую мать Астерии упорно называла «Аннет», та самая Анна, которая была рядом, которая утешала её всё детство.

— Я не понимаю, — прошептала Астерия. — Анна?

— Моя маленькая Астерия, — прошамкала ведьма с издёвкой в голосе. Она вновь приняла прежний облик.— Моя маленькая проклятая девочка. Конечно, я не могла так долго оставаться вдали от тебя, конечно, я была рядом.

Она противно засмеялась, и в её руках откуда-то появился гребень, которым она стала расчесывать волосы Астерии.

— Объясни, — вновь потребовала Астерия, пытаясь оглянуться. Но, как бы она не крутилась, Астерия всё равно оказывалась перед зеркалом, говоря с отражением.

— Что ж, беды с этого никакой не будет, даже если ты и выживешь, ты ничего не вспомнишь, — ведьма вновь стала преображаться и в зеркале вновь отражалась рыжеволосая Анна, хищно глядящая на Астерию.

— Теперь понимаешь? Всегда рядом, — ведьма вновь стала расчесывать волосы Астерии, и она почувствовала, как сила утекает из неё, струится из её тела. Но ведь она и так была мертва или вот-вот готова была умереть. — С тех самых пор, как мне тебя продали, я всегда была рядом с тобой.

— Продали? — прошептала Астерия.

— Твой отец, старый идиот, — засмеялась ведьма-Анна, — в ночь, когда ты родилась, он проклял небо и тебя саму, ведь он так хотел сына... Твоя мать держала тебя на руках, а он, рассыпаясь в проклятьях, случайно упомянул болотную ведьму всуе. И я услышала. А вы, слепцы, жили со мной бок о бок столько лет, пока я тянула из тебя жизнь... Пока ты не выросла...

— Мой отец позвал ведьму? — Астерия ничего не понимала. — Но как такое возможно? Я не верю.

— Ты росла под моим присмотром, — продолжила ведьма. — Мне нужна была твоя сила, твоя жизнь. Я питалась твоим счастьем, страхами, твоими кошмарами. Но ты росла, и справляться с твоей душой стало сложнее. У меня был лишь один выход — сделать тебя своей должницей. Я могла дать тебе всё, о чем бы ты только пожелала, и тогда ты бы стала моей. Для этого мне нужно было лишь одно твоё желание, одна маленькая просьба...

— Сказки о вечерней звезде, — вдруг вспомнила Астерия. — Ты рассказывала мне их перед сном. Ты говорила, что стоит только пожелать, и она исполнит самое сокровенное желание.

— Ты так любила эти истории, что убедить тебя в их правдивости не составило особого труда, — сказала ведьма. — Оставалось только выждать, пока ты решишься. Время истекало, твои родители стали подозревать что-то неладное, стали косо смотреть в мою сторону, стали что-то понимать... И вот, наконец, ты загадала желание. Ты попросила...

— Друга, — охнула Астерия, глядя в зеркало. — Это ты сделала? Это ты виновата в том, что случилось?

— С тем бедным мальчиком? — ведьма захихикала. — Может быть, отчасти. Я лишь привязала его к тебе, а уж то, каким он был, не было в моей власти...

— Что значит «привязала»?

— О, это простенькое проклятие, — ведьма махнула рукой. — Его душа не могла без твоей. Но ты не волнуйся, он и так симпатизировал тебе. Я лишь придала этому чувству привкус вечности. Прекрасный дар, если так подумать. Тебе не на что жаловаться.

Перед глазами Астерии промелькнуло перекошенное злостью лицо Теодора, Драко, что корчился на полу, она сама... Её смерть.

— То есть, он был со мной, потому что так пожелала ты?

— Что-то вроде того... Я подарила тебе прекрасные денечки, прекрасного друга... Чем же ты недовольна?

— Он хотел убить меня, — Астерия пыталась вырваться из зеркала. — Он был несчастен!

— Проклятие не делает людей несчастными, — отмахнулась ведьма. — Оно лишь связывает их. Несчастье же было предназначено тебе судьбой... Твоё имя, Астерия, разве ты никогда не задумывалась, кто ты такая? Что сделала с тобой твоя семья? Твой отец отверг тебя, а твоя мать наградила тебя Печатью Зевса — твоим именем, именем древней мученицы! Как я могла пройти мимо такого ребёнка? Девочка, которой предназначено было страдать, золотая жила для моего народа, источник стольких сил... Как я могла отпустить тебя? Нет, я должна была завладеть тобой, и я заключила с тобой сделку. Я дала тебе этого мальчика, а ты отдала мне своё счастье.

— Теодор больше не вернется? — Астерия вспомнила, что сделала. Она умерла, стараясь убить его.

— Думаю, нет, — ведьма покачала головой. — Ты провела что-то вроде ритуала отказа от его души, добровольно принеся себя в жертву... Не думаю, что у него хватит сил держаться за этот мир без тебя.

— Что же случилось дальше? — всё постепенно вставало на свои места. Астерия хотела знать, даже если она никогда не сможет воспользоваться полученными знаниями, если она действительно умирала в тот момент в реальности, если дальше её ждала пустота, она хотела знать правду. — Ты ушла? Когда я уехала в Хогвартс, ты ушла?

— На некоторое время. Иногда я посещала твои сны, чтобы знать, можешь ли ты быть мне полезной, но я держалась вдали — мне незачем было поддерживать с тобой тесный контакт, ты и так была моей.

Астерия вдруг увидела свет, который бил в окна хижины, словно огромные прожекторы стояли снаружи. Ведьма никак не реагировала на это, наверное, она даже не могла видеть то, что видит Астерия.

— На некоторое время, — Астерия чувствовала, что что-то пытается вытянуть её из сна. Она должна была поторопиться, чтобы узнать всё. — Что это значит? Ты еще возвращалась?

— У меня появилась возможность заключить еще одну сделку, — сказала ведьма. — Поэтому, да, я вернулась. Надо сказать, весьма успешно.

— Почему я этого не помню?

— Твоя сестра думала, что ты не выживешь.

— Что ты сделала? — с ужасом спросила Астерия. Свет в окнах становился ярче. — Что ты попросила у Дафны?

— Она сказала, что отдаст всё, что угодно, — на лице ведьмы появилась ухмылка. — Вот я и взяла...

— Что? — крикнула Астерия. Как же хотелось ей убить эту мерзкую тварь, что смеялась за её спиной. Если бы она только могла, если бы только... Свет полз по стенам, кожа Астерии странно мерцала. Она исчезала.

Астерия вспомнила Дафну. Её пустые глаза, её посеревшее от горя лицо, тихий голос. У Дафны не могло быть детей. Они с Сэмом вечно ругались, Дафна уходила от него, Дафна плакала, Дафна старалась забыться с Блейзом, который никогда её не любил, но и не требовал ничего... И всё это было ради Астерии? Очередная жертва, о которой она не просила? Еще одна загубленная ради неё судьба?

Всё вдруг засияло, слепя глаза, и исчезло. Невыносимая боль пронзила её тело, и голова наполнилась звоном, невыносимым, ужасным, оглушающими, и криком, наверное, её собственным, или чужим, и на глаза опустилась кровавая пелена. Она лежала на полу, на стекле, и всё её тело, кажется, было одной сплошной раной, одним сплошным месивом, как же было больно, она хотела жить, она так хотела жить, запах крови стоял в горле, жар растекался по каждой клеточке её тела, и она слышала чей-то голос, а затем всё снова погрузилось во тьму.

— Она скоро очнется? — спрашивал чей-то взволнованный голос. Астерия открыла глаза. Сначала она увидела лишь мутное цветастое пятно и моргнула. Мир постепенно стал принимать очертания.

— Я уже говорил вам, с минуты на минуту, — нетерпеливо ответил кто-то. — И прошу вас, не утомляете её, а лучше -  покиньте палату.

Астерия попыталась приподняться. Белые стены палаты в больнице святого Мунго зашатались, когда она оперлась спиной на подушку.

— Тебе нужно лежать, — Поттер подскочил к ней, бледный и какой-то уставший. — Не вставай.

— Воды, — прохрипела Астерия. Горло жгло.

— Сейчас, — Гарри поспешно призвал графин и, налив в стакан воду, протянул ей.

— Спасибо, — сказала Астерия, выпив всё. Стало немного легче, но мысли всё еще путались. Хотелось задать столько вопросов.

— Как ты себя чувствуешь? — Гарри присел на табурет рядом с её кроватью. — Уже лучше?

Он коснулся её руки, вглядываясь в глаза.

— Где Драко? — проигнорировав его вопрос, вскинулась Астерия, вспоминая, что произошло.

— В соседней палате, — Гарри налил воды и себе. — Я привез вас сюда почти сутки назад, с тех пор он не приходил в себя.

— Ты привез? — Астерия прижала ладони к вискам. — Что вообще случилось, как ты там оказался?

— Малфой... Драко, — поправился Гарри, — пришел ко мне пару недель назад. Сказал, что видел гримма у дома твоих родителей. Я не поверил. Сказал, что ему померещилось. Ведь ... ну ты же понимаешь, это всего лишь миф... Я сказал ему, что у него просто паранойя. Заработался, понимаешь? Слишком много на себя взял... Он вспылил, сказал, что сам со всем разберется, и ушел. А вчера, когда я был на задании, он появился в «Норе», попросив присмотреть за Скорпиусом, и исчез, не сказав ни слова. Как только мне об этом сообщили, я отправился к вам... Драко не было, я отправил ему патронус, но ответа не было. Я не знал, что и думать. А затем вспомнил о том разговоре, и решил проверить ваше поместье, но нашел только след от портала. Когда я пришел, вы оба лежали в груде осколков, а у тебя в груди был нож. Опоздай я хоть на минуту, было бы уже слишком поздно. И я до сих пор не понимаю, что же с вами произошло.

— Мой сын в Лондоне? — было так сложно воспринимать то, что говорил Гарри. Слишком многое мелькало перед глазами, слишком многое нужно было понять и осознать.

— Да, с твоей сестрой. Я оставил парочку своих ребят с ними, чтобы быть уверенным, что они в безопасности, пока я не разберусь, что произошло. Ты помнишь, что случилось? Я бы не стал тревожить тебя попусту, ты ведь только-только пришла в себя, но с этим нужно разобраться как можно скорее.

— Случился Теодор Нотт, — сказала Астерия тихо.

* * *

За окнами поместья буйствовала весна. По живой изгороди важно расхаживали павлины, на ветвях деревьев, словно маленькие изумруды, зеленели молодые листья. Шумела высокая сочная трава, аккуратные клумбы радовали глаз чайными розами, высаженные еще Нарциссой, и цветущие почти круглый год, за исключением зимы.

Белая занавеска то и дело взметала под потолок, надуваясь, словно парус.

В стекло упорно билась пчела, пытаясь найти выход из ловушки, в которую она попала, соблазнившись на букет весенних цветов. Ваза с  розами стояла на прикроватной тумбочке рядом с тарелкой, наполненной холодной водой.

Астерия сидела на краю кровати в их с Драко спальне, и то и дело опускала платок в эту воду, отжимала, а затем обтирала бледное лицо мужа. Драко лежал на подушках, укрытый по грудь тонким одеялом, его руки покоились у него на животе. Казалось, что он просто спит — грудь вздымалась и опускалась, было слышно, как он дышит. Но он не просыпался.

— Драко, проснись, — прошептала Астерия, беря его за руку. — Пожалуйста...

Но ничего не произошло, как и множество раз до этого. Никто не знал, что с ним, ни целители из Мунго, ни невыразимцы, ни авроры. Что-то произошло тогда, в доме Ноттов, но никто не мог сказать что. Воспоминания, которые невыразимцам удалось извлечь, не содержали ничего значимого, но они все еще не сдавались — Драко значил слишком много для Отдела Тайн, и они бились над тем, что вытащить его из сна, но с каждым днем надежда становилась всё призрачней, и способы исчерпывались.

Астерия зажмурилась, сглатывая ставший в горле ком. Сколько слёз было выплакано, у неё больше не хватало на них сил. Она взяла руку Драко и прижала его ладонь к своей щеке, прижимаясь губами к его запястью.

— Я так жду, когда ты вернешься ко мне, — прошептала она. — Я знаю, ты слышишь, и я знаю, что ты стараешься вернуться, ты не можешь не стараться, это был бы не ты, но, пожалуйста, Драко, пожалуйста, возвращайся скорее... Ты очень нужен мне. И Скорпиусу. Слышишь? Не смей нас оставить...

— Астерия, — Гарри вошел в комнату, даже не постучав, заставив Астерию вздрогнуть от испуга. С тех пор, как Астерия перевезла Драко домой, Гарри часто заходил к ним. Астерия не знала, зачем, и эти визиты начинали раздражать. Гарри словно чувствовал себя виноватым за то, что случилось с Драко, и это его сочувствие и вина было не тем, что могло порадовать Астерию. Ей хватало своего горя, она не хотела чужого, не хотела говорить с кем-то. Тем более, ей нечего было сказать Поттеру.

Погладив Драко по щеке, Астерия поднялась и направилась в коридор, молчаливо приказав Гарри следовать за ней.

Он был в своей аврорской мантии, алой, как кровь, в его растрепанных, как и всегда, волосах проглядывалась редкая седина. Его глаза смотрели на Астерию с каким-то непередаваемым выражением, будто-то бы сочувствием, и это невероятно бесило. Ей не нужно было его сочувствие. Ей нужно было, чтобы Драко открыл глаза.

— Как ты? — спросил Гарри, когда они вышли. Астерия не ответила.

— Я говорил сегодня с Чадом Боунсом, — сказал Гарри, поняв, что ответа на свой вопрос он не услышит. — Это невыразимец, который...

— Я знаю, кто это, — перебила его Астерия. Она знала всех невыразимцев поименно. Она знала всех, кто пытался помочь её мужу.

Гарри кивнул и продолжил:

— Да, прости. Так вот, им удалось просмотреть несколько воспоминаний, связанных с тем днем. Чад считает, что Нотт пытался вселиться в Драко, и, тем самым, он, не сумев удержаться в этом мире, затянул с собой и Драко. То есть... Есть большая вероятность, что его сознание заперто в мире... смерти. За Аркой.

— Что мы можем сделать? — быстро спросила Астерия. После стольких месяцев отсутствия всяких зацепок, даже такая информация казалось утешительной.

Гарри молчал.

— Говори! — поторопила его Астерия. — Почему ты медлишь?

— Из-за Арки дороги назад нет, — сказал Гарри. — Мне очень жаль. Мы не можем вытащить его оттуда.

— Нет, это не так! — Астерия отпрянула. — Всегда можно что-то сделать! Неужели вы даже не попытаетесь?

— Мы не знаем, как работает Арка. Это единственный проход в тот мир, но назад пути нет. Если кто-то пойдет туда, это будет означать его гибель... Прости.

Астерия обхватила голову руками, прижимаясь спиной к стене. Вдруг закружилась голова. Нечем было дышать.

— Нет, — всхлипнула она. — Нет, нет, нет, нет...

Она спрятала лицо за ладонями, дрожа всем телом. Она не могла больше так, душу разрывало на куски, и та полубезумная вера, которую она выстраивала внутри себя из осколков, по кирпичику возводя неприступную стену уверенности в том, что всё будет хорошо, теперь рушилась.

Она не заметила, как он оказался рядом, прижимая к себе. Не было сил вырываться, что-то вообще замечать. Было только горе, которое душило её, веревкой накинутое на шею, было только горе, её беда, её беспомощность, её бесполезность. Зачем ей было жить, если его нельзя было спасти.

Гарри шептал что-то успокаивающее, но ей было всё равно. Она рыдала у него на плече, комкая его мантию в сжатых до боли кулаках. Вдруг он отстранился, придерживая Астерию за плечи, глядя на неё с какой-то сумасшедшей решительностью. Он прижался губами к её шее, толкая спиной к стене. Она замерла, словно кукла, в его руках. Осмелев, он коснулся её губ своими, нежно, будто утешая. Астерия не шевелилась и не отвечала. Она больше не плакала, просто стояла, дрожа, как осиновый лист, и её глаза были широко раскрыты.

— Астерия? — Гарри, тяжело дыша, отстранился. Его глаза были потемневшими, и это было отвратительно. Её трясло.

— Как ты посмел? — прошептала она дрожащим от ярости голосом. — Как ты...?

Астерия похлопала себя по карманам мантии в поисках своей волшебной палочки, но она, наверное, осталась на кровати, руки Астерии дрожали, но уже от злости.

— Астерия, — Гарри попытался придержать её за плечи. — Я просто хотел тебя поддержать, я...

— Ты, — прошипела она, словно разъяренная кошка, толкая его в грудь. — Ты... Как ты только посмел!

— Ты! Ты виноват в том, что случилось! Если бы только послушал его! Если бы только поверил! Этого всего могло не быть! И ты! Посмел! Придти! И ты смеешь! Говорить со мной! Касаться меня?! Когда он там, в соседней комнате!

Она сорвалась на крик. Злость и ярость, и вся та боль, что годами копилась в ней, теперь рвалась из груди почти звериным рычанием, истерикой, которую она не в силах была остановить, но она и не пыталась. В эту минуту она ненавидела его. В эту минуту она хотела причинить ему такую же боль, заставить почувствовать всё то, что ей пришлось пережить.

Гарри попытался придержать её, успокаивая, вновь прижать к себе, он словно не понимал, как она ненавидела его, но делал только хуже. Дрожали стекла.

— Я всегда думала, что ты не такой, как все, — прошипела она. — Ты же... Как ты только посмел!

— Я не... — попытался оправдаться он. — Астерия, это не то, что ты подумала... Я...

— Молчи, — сказала Астерия, внезапно успокоившись. Шагнула к нему, вглядываясь в глаза за стеклами очков в золотой оправе. Он смотрел на неё с сочувствием, с теплотой. Он волновался за неё, он...

Склонив голову к плечу, словно о чем-то задумавшись, Астерия вдруг положила ладони ему на плечи, приподнявшись на носки. Провела по плечам, чувствуя под пальцами плотную ткань алой мантии, шагнула ближе. Он смотрел на неё недоверчиво и заворожено, словно он уже забыл, что пытался оправдать свои действия, и сердце его стучало, как сумасшедшее. Астерия скользнула ладонями по его бокам, по белой рубашке, прижалась еще ближе. Гарри не успел и глазом моргнуть, как его же собственная волшебная палочка оказалась прижатой к его горлу.

— Никогда больше не приходи, — прошипела Астерия, сощурив глаза. — Мы и без тебя справимся.

Она швырнула остролистовую палочку ему под ноги и рванула дверь в их с Драко спальную, с грохотом закрывая её перед носом у Гарри.

Только тогда она устало опустилась на пол, прислоняясь спиной к стене, и дала волю слезам. Драко спал, ничего не видя и не слыша, и за стенами поместья Малфоев буйствовала настоящая весна.