Второй шанс аврора Уизли (гет)

Утро двадцать седьмого декабря выдалось на редкость тихим и солнечным. Пользуюсь хорошей погодой, студенческая братия заполонила внутренний дворик, ожидая прибытия карет, однако зачарованные ворота по-прежнему оставались закрытыми. Такой поворот событий несильно расстроил учеников. Пацаны с младших курсов почти сразу же нашли себе занятие по душе, устроив игру в снежки, а народ постарше принялся либо подзуживать малышню, либо вполголоса обсуждать чего же на самом деле стряслось с Дамблдором. Версии выдвигались одна нелепей другой и, окажись среди толпы Ксено Лавгуд, следующий номер «Придиры» пополнился не одним десятком перлов. Увы, отец Луны был уже больше года как мёртв, только вот ведь странное чувство: в той жизни этот чудак не раз появлялся на нашем пути. К добру или к худу, но эти встречи не проходили без следа. Что же такого произошло, из-за чего Ксенофилиус расстался с жизнью? Увы, единственный человек, могущий пролить на это свет, молчал…

Эх, ну о чём ты сейчас думаешь, аврор Уизли?! Ведь совсем скоро та, с которой ты едва успел помириться уедет далеко-далеко, а тебе целых две недели предстоит куковать в Хогвартсе в компании угрюмой рожи одного пухлого дебила. Чего может быть хуже? Разве только нынешнее состояние Герми. Думаю, это всё из-за своего шрамоголового… пардон, бывшего шрамоголового братца Гермиона второй день кряду пребывает в чернейшей меланхолии. Понятия не имею, чего именно сказал ей тот гад, но после состоявшейся вчера неудачной попытки помириться, в её сердце поселилась какая-то необъяснимая тревога за всех, кто остался в школе. Странно, не правда ли? Например, моё аврорскоё чутьё молчало, да и с чего бы ему кипешить, если главные интриганы покинули Хогвартс? Дамби с МакКошкой теперь в Мунго, верховного слизня забрал с собой папаша Малфой, крошечный декан, как и обещал, убыл в Гринготтс навестить Тинга. Даже старавшаяся лишний раз не покидать свою башню Сивилла Трелони, куда-то испарилась. По сути, сейчас единственными представителями власти в замке остались запершаяся в кабинете нумерологии Септима Вектор, ушедшая в запой медичка да Филч со своей кошкой.

— Рон, прошу тебя, давай уедем, — еле слышно прошептала любимая. — Я боюсь за тебя… за всех вас…

— Ну-ну, солнышко, успокойся. Ты ведь сама вчера говорила, что твои страхи беспочвены, не так ли? Да и куда я поеду: уж не в Румынию ли?

— Поедем со мной!

— Угу, сомневаюсь я чего-то, будто твои родители захотят меня видеть после всего...

— Я им всё объясню! Поверь, они выслушают меня…

— А что насчёт твоего братца? Думаешь, он обрадуется соседству со мной?

Услышав последний вопрос, Гермиона тяжело вздохнула. Её глаза предательски заблестели. Несколько секунд моё солнышко беззвучно шевелила губами, подбирая нужные слова.

— Я поговорю с ним, — наконец, прошептала она. — Рон, родной, поверь, я хорошо знаю Гарри. Может он не осознаёт этого, но уже сейчас в глубине души жалеет о собственных словах. Хочешь, я уговорю его извинится перед тобой? Пожалуйста, прости его.

— Не могу, — со вздохом ответил я. — Он оскорбил Джинни, которая ничего плохого ему не сделала. Или ты тоже считаешь, будто она…

— Нет! Просто пойми: глядя на твою сестру, Гарри всё ещё видит женщину, которая когда-то его предала. Он не желает понять, что той Джинни нет и никогда уже не будет. Твоя сестра очень хороший человек: я видела, как она заботилась о Луне и помню, как в той жизни она поддержала меня, когда я ждала Рози...

— Ну вот видишь — ты сама на моей стороне! А вообще говоря, тебе стоит развеяться. Львиная доля твоей хандры, как пить дать, от обиды на братца и Флитвика. Конечно, досадно, когда твою теорию разбивают в пух и прах…

— Ну причём тут досада?!

— Хотя бы при тех же «Священных двадцати восьми» или при несуществующем ребёнке библиотекарши. Ты ведь столько сил приложила, дабы разговорить старую грымзу.

— Ну, втереться в доверие к мадам Пинс не составило большого труда. В те дни мне почти не приходилось изображать из себя «жертву этих мерзких Уизли», — последние слова Гермиона произнесла с нескрываемой иронией. — Одного этого оказалось достаточно, чтобы многие начали мне сочувствовать. Хотя, от «сочувствия» Ирмы Пинс хотелось залезть на стенку — слишком много в нём было злорадства.

— Зачем же ты всё это терпела? — недоуменно спросил я.

— Ты конечно будешь смеяться, но монологи нашего библиотекаря стали для меня лекарством от саможаления. В те первые дни я только и делала, что проклинала тебя да рыдала над собственной судьбой…

— А ещё ты обо мне молилась.

— Но… Как ты узнал? — ошарашенно спросила Герми. — Я даже Гарри об этом не сказала!

— Трудно объяснить. Просто лёжа под Морфеем, я слышал твой голос. Ты раз за разом повторяла «сжалься над ним», «не забирай его». Сначала мне показалось, будто это глюки, вызванные лекарствами, но затем Толстый Монах разъяснил что к чему… В общем, всё как-то так.

— Только брат Марк не рассказал тебе, как я повела себя потом, как ругала за мягкотелость, как клялась никогда в жизни больше не быть такой размазнёй. Я даже специально начала захаживать на чай к мадам Пинс, дабы услышать от неё больше гадких историй о семье Уизли. И знаешь, наблюдая за ней, я иногда ловила себя на мысли, что в итоге стану такой же брюзгой, живущей одним только прошлым.

— Вот ты загнула, — усмехнувшись произнёс я. — Где ты, а где старая перечница... Она осталась с носом, а ты раздобыла кучу воспоминаний...

— Ну это-то как раз оказалось несложно: кивок-другой, когда необходимо, пара-тройка поддакиваний в нужных местах и дело в шляпе. Разум мадам Пинс стал для нас с Гарри открытой книгой.

— Но ведь Флитвик сказал, что её воспоминания могли быть самовнушением из-за особенностей… как его там… психованного портрета.

— Психологического портрета, Рон, психологического, — поправила меня Герми. — Знаешь, после того как профессор Флитвик блестяще опроверг большинство моих гипотез, я начала сомневаться и в подлинности воспоминаний. Они действительно во многом были какими-то показушными и даже где-то проникнутые мазохизмом.

— Знакомое слово… где-то я его слышал. Это ведь болезнь какая-то?

— Да. Одержимые ей люди получают удовольствие от причиняемых им унижений или побоев. Мадам Пинс, например, испытывала прямо-таки неземное блаженство описывая, как с ней поступили ваши с Невиллом деды.

— Ну вот видишь, профессор Флитвик оказался прав!

— Нет Рон, в данном случае профессор ошибся. Я сказала: воспоминания во многом были показушными. Во многом, но далеко не во всём. Вчера я обратила внимание, что часть из них, на которую мы с Гарри сперва не обратили особого внимания, оказалась весьма топорно затёртой. Прошлым вечером мне удалось восстановить малую толику и в результате...

— В результате старая грымза оказалась вовсе не безобидным пушистиком, которого жёстко поимели наши с пухляком деды, — догадался я.

— Это правда, только от этого поступки Септимуса Уизли и Альберта Лонгботтома не стали менее мерзкими. Там...

Гермиона замотала головой, словно отгоняя кошмары.

— Зря я вообще начала этот разговор, — дрожащим голосом произнесла она. — Рон, родной, прошу давай не будем об этом говорить по крайней мере сейчас…

— Эх, ладно, змейка моя, будь, по-твоему, — с некоторым сожалением протянул я. — Только у меня для тебя будет одно условие.

— Какое?

— Никакой работы на каникулах и точка, — как можно твёрже произнёс я. — Пока ты не вернёшься в Хогвартс, забудь о всех этих обетах, тайнах, исканиях и всём таком прочем. Даже о волшебстве забудь! Ты-Должна-Отдыхать. Мы договорились?

— Договорились, — со вздохом ответила Герми. — Только Рон… присмотри пожалуйста за Невиллом.

— Опять?! Я уже полгода тетёшкаюсь с этим пухлым задротом! Он мне знаешь уже где сидит?!

— Рон, пожалуйста послушай...

— Я что, в няньки к этому рукожопому придурку нанимался?!

— ...выслушай…

— Месяца не проходит, чтобы мне приходилось его вытягивать из дерьма, в которое он сам раз за разом ныряет! Раз за разом… Герми, да что с тобой?

— Извини, Рон. Забудь… забудь обо всём этом. Это просто какая-то паранойя: выдумать Мордред знает чего, накрутить себя…

Слова Гермионы, произнесённые едва ли не шепотом, вызвали ощущение, будто меня с ног до головы окатили из огромного ведра с ледяной водой. А затем пришёл стыд. Это надо же, взрослый вроде бы человек, а истерит словно первокурсник-молокосос! Неужели ты, Рональд Биллиус Уизли, настолько слеп, что не видишь, как паршиво сейчас твоей любимой?

Охваченный запоздалым раскаяньем, я обнял Герми, зашептав ей какую-то ласковую дребедень. Это подействовало. Прижавшись ко мне, Гермиона стала постепенно успокаиваться, из её взора начала исчезать безысходная тоска. Казалось бы, теперь-то всё будет в порядке, вот только внутреннее чутьё подсказывало, что нынешнее облегчение — временное. Пройдёт час или может быть день и чернейшая меланхолия вернётся вновь, поэтому надо было что-то делать, и я принял решение.

— Герми, солнышко, прошу тебя расскажи о своих подозрениях. Пусть они кажутся тебе нелепыми, но не держи их в себе. Хочешь, я даже принесу Непреложный обет, что ни разу не засмеюсь…

— Нет! Не надо! — в глазах любимой мелькнул неподдельный страх. — Рон, родной никогда так не шути!

— Да я и не думал шутить. Ну ладно-ладно, не гляди на меня так осуждающе: я просто хотел повеселить тебя. Получилось, как видно, не очень. Тогда расскажи, что тебя гнетёт.

— Ты ведь знаешь — почти всю свою жизнь я полагалась исключительно на разум и логику, а буквально вчера… — Гермиона замялась, подбирая нужные слова. — Это было словно молния. Яркая вспышка, обрывки воспоминания… В тот раз, ты с Гарри остался в Хогвартсе и столкнулся с чем-то или кем-то, кто едва не лишил вас разума, а возможно и жизни.

— Странно, я ничего такого не припоминаю. А этот твой…

— Гарри тоже ничего не помнит.

— Значит получается этот кто-то или что-то возник на тех каникулах, а потом?

— Исчез и больше ни разу не появлялся, — после короткого раздумья ответила Гермиона.

— То есть тем, кто остался в замке достаточно дожить до следующего семестра и всё будет тип-топ, так ведь?

— Эх, если бы всё было так просто, — со вздохом произнесла Герми. — В тот раз Гарри и тебя подталкивали к этому «кому-то» или «чему-то», а затем, буквально в последний момент, удержали на самом краю.

— Дай угадаю: в роли толкателя и спасателя выступил один любитель цветастых мантий с колокольчиками в длинной бороде, ведь так? Но Дамблдор сейчас в Мунго и не факт, что он вообще оклемается.

— Вот это-то сейчас хуже всего! В тот раз директор, посчитав цель достигнутой, перекрыл вам двоим доступ к погибели, а теперь всё стало гораздо опаснее. Может быть… да что там «может быть»! Невилл уже наверняка столкнулся с «этим». Я знаю, у тебя с ним не самые простые отношения…

— Угу, — хмыкнул я. — Это ещё мягко сказано. У нашего Недоизбранного со всем Гриффиндором отношения «сложные». Не любят у нас знаешь ли брехунов и трепачей.

— А ведь травя его, вы все подыгрываете Дамблдору, — в тоне Герми не было даже намека на осуждение, однако мне почему-то стало неуютно. — Знаешь, за эти полгода Гарри удалось кое-как его разговорить… Поверь, жизнь Невилла никогда не была простой: родственники его высмеивали, считая сквибом, госпожа Августа — давила памятью родителей, потом внезапная избранность за полгода до Хогвартса, а теперь ещё это чувство вины из-за проигранного матча...

— Две месяца прошло уже, а он до сих пор жалеет, что его вышибли из команды? — недоуменно спросил я. — Странно. Он мне как-то сказал, что в гробу видал квиддич и, будь на то его воля, ни за какие коврижки не пошёл бы в него играть.

— И теперь Невилл считает, что из-за его провала леди Августа госпитализировали в Мунго. Якобы он опозорил её перед всей школой.

— Мерлиновы кальсоны, не знал, что она в больнице! Мне-то казалось, у бабули Лонгботтом здоровье ещё о-го-го какое. Такую не всякая авада прошибёт, а тут из-за слитого матча да в Мунго? Бред какой-то... хотя представляю себе картинку; приспущенные знамена домов, затянутый черными облаками Большой Зал, гигантская растяжка «Ты зачем бабушку огорчил?», понурый пухляк в середине и Дамблдор в траурной мантии, толкающего речь, на вроде: «Когда я был таким же как ты, у меня тоже была бабушка и я ни разу не смог огорчить её. А вот ты — смог!» Забавно, не правда ли?

— Вот ты смеёшься, а Невилл от этого изводится, — с печалью в голосе ответила Гермиона. — Не надо так шутить — тебя это не красит, а у паренька жизнь и так не сахар.

— Жизнь может и не сахар, — возразил я. — Но как ты помнишь Лонгботтом сам начал эту войну, когда принялся без всякого повода оскорблять мою семью. Скажешь, что я неправ?

Герми сокрушенно покачала головой.

— Эх, ну какие же вы с Гарри ещё мальчишки... Тебя и Невилла начали стравливать задолго до вашей первой встречи. Вскоре после того как вышла та злополучная статья Дожа, на Лонгботтомов обрушился вал писем, где его семья смешивалась с грязью, а твоя возносилась до небес.

— Хм, интересно фестралы скачут… Думаешь, все эти писульки строчились под диктовку Дамби?

— Это вряд ли. Да и зачем директору приказывать, когда тоже самое можно получить с помощью пиара?

— С помощью чего? — не понял я.

— С помощью технологии манипуляции сознанием общества. Это целая наука, благодаря ей был намеренно создан герой, которого большинство волшебников не признало за такового, и его более талантливый соперник, то есть ты.

— Как-то тут всё мудрено. Но в тот раз ничего подобного не было. С чего Дамблдору выписывать подобные кренделя?

— Не знаю, Рон. Чужая душа — потёмки. В тот раз директор предпочёл разыграть карту со скромным героем, в подвиге которого никто не думал сомневаться; героя, у которого помимо заранее прописанных недругов оказались ещё и специально подобранные друзья.

— Ты считаешь, что я подружился с твоим братом по приказу Дамби?

— Прямого приказа наверняка не было. Да и к чему он, когда на протяжении десяти лет волшебникам рассказывали красивую легенду о спасителе их мира, — при этих словах на лице Гермионы мелькнула грустная улыбка. — Многим хотелось подружиться с такой знаменитостью, и мы с тобой не стали исключением. Но разве это означает, что наша дружба была ненастоящей?

— Да уж, дела. Подумать только: мы словно…

— Посторонись!!! — рыкающий бас старины Хагрида не дал мне закончить мысль.

Буквально в следующий миг раздал скрип открывающихся ворот и на территорию внутреннего двора заехала вереница поставленных на полозья карет, запряженных… даже не знаю, как можно назвать этих существ. Лошадьми? Скорее скелетами лошадей, обтянутыми черной шелковистой кожей, с мордой, отдалённо напоминающей драконью, и громадными нетопыриными крыльями, растущими прямо из холки. А ещё этот взгляд: большие белые глаза, абсолютно лишённые зрачков, вызывали просто оторопь. Б-р-р, жуть какая! С какого перепоя Хагрид решил запрячь в кареты этих чудищ, если они всегда двигались сами? Но знаете, что меня сейчас поразило больше всего? Реакция учеников, точнее её полное отсутствие. Гриффиндорцы, слизеринцы, равенкловцы и хаффлпаффцы словно бы не замечали прибытие этих порождений Мордреда. Как ни в чём не бывало одни ребята продолжали играть, гомонить и веселится, а другие — залезали в кареты.

— Герми, солнышко, скажи: они там ослепли или это я схожу с ума? Ты видишь, кто запряжён…

— Успокойся, Рон, ты всего лишь глядишь на тех, кого так любишь поминать в своих ругательствах, — при этих словах на лице Гермионы мелькнула чуть насмешливая улыбка. — С тобой всё в порядке: я тоже вижу фестралов.

— Да уж… Но почему тогда другие их не замечают?

— Думаю, некоторые ребята их всё же видят. Например, Тео Нотт.

— И чем же он такой особенный?

— Он лицезрел смерть. Мама Тео погибла на его глазах, поэтому теперь он видит тех, кто возит наши кареты… Ну вот, мне пора: Дафна меня уже ищет. Рон, родной, прошу побереги себя…

— Постой, солнышко. Чуть не забыл: это ведь твоё.

Я вытащил из внутреннего кармана мантии фонарь Секундуса и протянул его Гермионе. Моя змейка улыбнулась, однако, взяв «свадебный подарок» в руки, побледнела, опустила глаза, а затем, поцеловав меня в щёку, опрометью кинулась к повозкам. Дракловы потроха, ну что же я сделал не так?! Герми очень нравился эта поделка, отчего же теперь она столь странно на неё отреагировала? Неужели из-за той красной прожилки? Или… Точно! Ведь после того, как Герми швырнула в меня фонарь, тот почти два месяца находился в руках Дамблдора, пока я не выпросил его назад. Наверняка там теперь лежит какая-то подлянка. Эх, зря я вообще притащил этот грёбанный кусок хрусталя! Увы, времени всё исправить уже не было и мне оставалось лишь тупо наблюдать, как вереница влекомых фестралами карет скрывается за поворотом да вполголоса корить себя за собственную инициативу. Да уж, невесёлые нам обоим предстоят каникулы…

* * *

Какое-то время бесцельно простояв у закрывшихся ворот и окончательно осознав, что сделанного не воротишь, я двинулся к гриффиндорской гостиной. В конце-то концов, может все эти предположения о директорских подлянках возникли из-за усталости и напряжения последних дней или у меня просто разыгралось воображение. Ещё не хватало превратиться во второго Шизоглаза. Так и представляю себе: иду по Министерству — вместо одной ноги протез из драконей кости, амулетами обвешан с ног до головы, чуть кто посмотрит косо — сразу аваду между глаз. Не аврор, а ковыляющий ужас.

Усмехнувшись возникшим образам, я на совершенно ватных ногах добрёл до кровати, и, не раздеваясь, бухнулся на постель, желая немного подремать. Увы, надежда на здоровый сон оказалась напрасной. Последний разговор с Гермионой не шёл из головы и больше всего меня покоробила фраза «профессор ошибся». Нет, Герми, думаю тут всё не так просто. Филиус Флитвик — тёртый калач — ведёт свою собственную игру, целей которой никто из нас пока не может опознавать. Чего только стоит одно утверждение, будто Уизли стали предателями крови в середине семидесятых годов? Ведь как сказал тот гоблин из Гринготтса: «проклятье навешивается за убийство сюзерена или верного вассала», а кто из нашего рода погиб или странно умер в то время? Правильный ответ — никто.

Здесь стоит сделать небольшое пояснение: пятнадцать лет назад клан Уизли состоял из восьми человек: папиных родителей, папы, мамы, Билла, Чарли, Перси и дяди Барни. Поскольку жизнь первых семи вам более-менее известна, остановлюсь лишь на последнем. Будучи младшим братом отца, Бернард Уизли покинул отчий дом, едва достигнув совершеннолетия. Желание дяди было понятным: сквиб среди волшебников всегда оставался существом второго сорта, поэтому, не горя желанием превращаться во второго Филча, дядюшка свалил в Штаты, где неплохо устроился на автомогильном заводе. Зашибая хорошую деньгу и время от времени отправляя папе в качестве подарков разнообразную магловскую технику, Бернард Уизли на все отцовские приглашения погостить в Норе отвечал отказом. Не могу точно сказать, чем это было вызвано. Возможно, плохими отношениями с мамой — до сих пор, когда отцу приходила очередная весточка от дяди Барни, она становилась мрачнее тучи — а возможно дело заключалось в магии. Не имея способностей к волшебству трудно вынести, когда вокруг тебя все колдуют. Как бы то ни было, Бернард на роль жертвы явно не подходил.

Думаю, сейчас вы очевидно спросите: а как быть с остальными магами, носящими мою фамилию? Ведь говорят же некоторые: «увидел рыжего — это наверняка Уизли» или «Уизли плодятся точно гномы». Только вот ношение фамилии не означает принадлежности к роду. Удивлены? Я сам немало удивился, когда под влиянием Гермионы решил изучить историю собственной семьи. И вот что любопытно: с момента провозглашения Статута Секретности до начала двадцатого века в нашем роду придерживались стратегии одного наследника и первым, кто нарушил это правило оказался прадед. Тогда возникает другой вопрос: откуда же взялось столько людей, носящих фамилию Уизли? Неужели они всего лишь наши однофамильцы? Если ответить на это развёрнуто, думаю в итоге получится толстенная книга, достойная пера Риты Скиттер. Если же отвечать кратко, то выйдет следующая картина.

В 1829 году восьмидесятишестилетний Секундус Уизли (да-да тот самый изобретатель фонаря, столь понравившегося Гермионе) женился, причём не абы на ком, а на однокурснице внука. Поступок сей вызвал конечно же море пересудов, однако такому человеку как мой предок, бывшему по жизни известным чудаком, людская молва оказалась до одного места. Рьяно кинувшись в любовный водоворот, Секундус не рассчитал сил и отправился к Мерлину и Моргане прямо с супружеского ложа. Тем не менее заделать ребёнка новоиспечённой вдове старик всё же успел, чем явно расстроил старшего сына. Терциус Уизли наотрез отказывался признавать новорождённого брата и возбудил против мачехи судебное разбирательство. Тяжба о наследстве затянулась на добрых полтора десятилетия. Стороны не стеснялись в средствах, поливая друг друга грязью, попутно обогащая крючкотворов с щелкопёрами, пока наконец новый глава нашего рода не пошёл на компромисс. Устав от борьбы, Терциус Уизли согласился передать ушлой вдове поместье в Линкольншире приносящее хорошую ренту. Со своей стороны, Кассандра Уизли отказалась от претензий на основное наследство покойного мужа [1], удовлетворившись тем, что её сын станет основателем нового рода. Таким образом, начиная с 1845 года, в Англии существуют две родственных магических семьи с одинаковой фамилией.

Так, ладно, заболтался я чего-то. Вон в какие дебри истории занесло — того и гляди до Мерлина дойду. Вернёмся лучше к современности, точнее к задаче Гермионы. Рассмотрим вводную: на данный момент в Хогвартсе, включая меня, находятся десять учеников, и все они должны пережить каникулы, не пострадав от «кого-то» или «чего-то». Расплывчатая формулировка, согласен, только вот задание не такое уж сложное, как кажется на первый взгляд. Ведь кто остался? Из Слизерина и Хаффлпаффа — никого, из Равенкло — трое, остальные семеро — гриффиндорцы. За воронов беспокоится не стоит: первые двое — тёзки-выпускники с похожими фамилиями: Стив Томсон и Стив Томпсон — даже среди своего факультета считались заучками, увлеченными лишь звёздным небом. Скажу больше, они и внешне настолько походили друг на друга, что при беглом взгляде казались близнецами, хотя один был родом из чистокровной семьи, а второй происходил от маглов. На фоне таких фанатиков астрономии, Пенелопа Клируоттер выглядела весёлой пофигисткой. Несмотря на значок префекта, Пенни не горела желание вкалывать на каникулах, а её недвусмысленные взгляды, бросаемые в сторону Оливера Вуда, красноречивее любых слов говорили о желании провести ближайшие две недели в горизонтальном положении, чему гриффиндорский староста был только рад. Влюбленная парочка оказалась настолько поглощена друг другом, что в упор не замечала бешеную ревность Перси. Вот, честное слово, не ожидал от всегда дисциплинированного старшего брата такого явного проявления чувств. Придётся, как говорят авроры, взять Персиваля на карандаш под первым номером. По идее, вторую и третью позицию в данном списке должны были занять Фред с Джорджем, однако на сей раз близнецы отыскали себе дельце вне стен Хогвартса. Ещё вчера эти предприимчивые жуки замыслили предложить Хагриду взаимовыгодное сотрудничество. Дельная скажу вам мысль, ибо даже на мой неискушенный в коммерции взгляд хижина лесничего была чуть ли не под завязку набита ценностями, пройти мимо которых для наших выжиг было по меньше мере кощунством. Как говорится, Мерлин им в помощь. Кстати одну помощницу близнецы уже отыскали: ей оказалась Энджи Джонсон — симпатичная второкурсница и, по совместительству, охотница гриффиндорской сборной по квиддичу. Насколько я помню, в той истории у неё был роман то ли с Фредом, то ли с Джорджем. Что получится на сей раз? А Мордред его знает! Главное, что по крайней мере в ближайшие две недели за Анджелину, в отличии от пухляка, беспокоится не стоит. Последний вёл себя пока что тихо, я бы даже сказал: слишком тихо. Большую часть времени, не занятую уроками или едой, Лонгботтом проводил в кровати, отгородившись от остальных шторами балдахина. Чего именно сейчас творилось в его башке не распознал бы…

Эх, ну опять я залезаю в дебри. В конце-то концов Герми не просила меня становится магловским психом-лохом. Главное, чтобы ученики дотянули до следующего семестра в целости и сохранности, а остальное неважно. Данная мысль принесла мне успокоение и, я честно пробездельничал до самого ужина, на котором стало понятно, что этом году нормальные каникулы нам в однозначно не грозят.

Готовы ли вы отведать недоваренную овсянку с непередаваемым запахом клея вперемежку с соплями? Как насчёт бекона, в котором непонятно чего больше — золы или мяса? Может вы хотите слегка протухших яиц с намёком на глазунью? И на закуску… Нет перебродивший тыквенный сок — это уже слишком. Вон даже наши отрешённые от бренного мира заучки-астрономы плюются, поминая родню хогвартских эльфов. Интересно, с какого бодуна лопоухие уродцы решили устроить нам такую подлянку? Заинтересовавшись этим вопросом, десять очень сердитых учеников двинулись на кухню с твёрдым намерением оторвать дюжину-другую голов обитавших там паразитов, однако едва переступив её порог, мы замерли точно вкопанные.

На полу, столах, стульях, у погашенных плит в самых разнообразных позах валялись домовики. Некоторые из них просто лежали без движения, другие — судорожно дёргали искривлёнными конечностями, третьи — устремив в нашу сторону невидящие взгляды, беззвучно разевали рты, тщетно пытаясь что-то произнести. Творящийся вокруг бедлам напомнил мне эпизод из прошлой аврорской жизни, когда в одном из рейдов наше звено накрыло китайскую курильню с тремя дюжинами торчков. Здесь правда любителей дури оказалось под сотню, да и последующего начальственного визита министерского чинуши с требованием освободить незаконно задержанных гостей добропорядочного господина Жучэна не наблюдалось. Хотя о чём я говорю? По ходу дела начальство на нас откровенно забило: ни Септима Вектор, ни Агнесс Хортон не соизволили спуститься в Большой Зал! Сей факт приняли все за исключением Перси. Вот в кого он такой — ума не приложу. Вроде папа с мамой никогда не страдали излишним чинопочитанием, а братишка буквально соткан из правил и артикулов. Ну кому в нынешней ситуевине придёт в голову разыскивать учителей, дабы те разъяснили ему что делать? Вопрос для девяти из десяти школьников был риторическим, однако Персиваль Игнотиус Уизли отправился к кабинету нумерологии с твёрдым намерением отыскать на него ответ, оставив возможность разрулить ситуацию с кормёжкой нам самими.

А ситуация оказалась близка к критической. Жрать стряпню обкурившихся ушастых паразитов не хотелось, дуть за провизией в Хогсмид — тоже, тем более, что короткий зимний день давно закончился, а разыгравшаяся к вечеру вьюга замела все дороги. Не привела к успеху и попытка вызова семейных домовиков. Напрасно Томсон, Оливер и Пенелопа взывали к личным эльфам — ни Хорст, ни Уилбур, ни Паслёнка не ответили на зов, чем привели своих хозяев в шоковое состояние. Впрочем, шок шоком, а урчание в девяти животах заставило нас самолично заняться готовкой. К счастью, Энджи и Пенни, благодаря мамам-маглам, знали пару-тройку рецептов заморить червячка на скорую руку, отчего право верховодить на кухне было отдано девчатам единогласно. Для всех остальных так же нашлась работёнка: пухляка отправили перебирать фасоль, меня и близнецов — чистить картошку с луком, Оливер Вуд, взяв топорик, отправился колоть дрова, а Томсон с Томпсоном — драить кастрюли. Пользуясь этим обстоятельством, размером кухни и тем, что народ разошёлся каждый по своим углам, я решил переговорить с Фредом и Джорджем.

— Ну чего ребят, вижу не заладилось у вас с Хагридом. Не оценил похоже наш великан возможность подзаработать.

— И не говори, братишка, — ответил Фред. — Мы с Форджем и так и сяк его умасливали…

— … сначала казалось — потёк старина Руби, — продолжил Джордж. — только вот затем всё как-то быстро сорвалось.

— С чего бы так? — недоумённо спросил я, прекрасно зная, что близнецы и не таких убалтывали.

— Да вот угораздило братца Дреда ляпнуть, мол «раз наш брат и твоим сыном коллеги по работе, то…»

— Стоп-стоп-стоп, — опешил я. — А с чего вы решили, будто Чарли и сын Хагрида работают вместе?

— Элементарно, братишка. Ты ведь знаешь, где трудится наш старший брат?

— В румынском драконьем заповеднике.

— А как туда добраться?

— Ну… Джинни писала, что папа с мамой заказали порт-ключи до Дерб… Дреб… Ну что за блядские у них там названия — язык сломаешь! Короче, потом из этого города им откроют местный портал до… Клужа. Мерлиновы кальсоны, совсем об этом забыл! Хагрид же говорил о черёмухе, купленной у клужских маглов!

— Ну а нам он сказал, будто мы его не так поняли, — с иронией пробормотал Фред. — Мол, «как у меня может быть сын, ежели я неженатый?» Врал конечно — это даже флоббер-червю ясно: не умеет старина лесничий складно брехать…

— … только нам от его нескладной брехни не легче. Едва мы помянули его сынка, он сразу всполошился и чуть ли не взашей выставил. Хорошо хоть палочки отдал. На, кстати — это твоя.

— Да уж дела, — только и оставалось протянуть, забирая волшебный инструмент из рук младшего из близнецов.

И чего так Хагрид всполошился: у них с сынулей чего, канал контрабандный в Англию налажен, а мы их контору палим? Странно, всё это. Думаю, в нынешней ситуевине лучше всего написать непосредственно брату прямиком в Румынию. Так, мол, и так здорово, Чарли, не видел ли ты вокруг себя одного такого волосатого и бородатого мужичка футов под восемь росту? Он еще слегонца на Хагрида нашего смахивает. Интересно, как бы мне ответил брат? Эх, ладно, шутки шутками, а сейчас Чарли явно не до моей писанины: как-никак родители нечасто балуют его своими посещениями. Вот интересно, а примет ли он Луну? Нет, глупый вопрос! Пускай Чарли предпочитает жить наособицу, он всё же остаётся Уизли, для которых семья свята.

Как сейчас помню тот случай, произошедший четыре года назад (или пятнадцать лет — смотря как считать), когда Джинни заболела синей корью. Лекарства из Мунго не помогали, и сестрёнка буквально таяла на глазах. Казалось, что надежды уже нет, однако в одну из бессонных ночей в Нору ворвался мой второй брат, зажимая в руке флакончик с непонятной тёмной жидкостью. Даже не представляю, через что пришлось тогда пройти Чарли, дабы найти это безумно редкое и дорогое лекарство, поднявшее Джинни буквально со смертного одра. Ну а потом брат вновь отошёл в сторону и за всю дальнейшую жизнь лишь один раз попросил меня о помощи.

Это случилось уже в той жизни, когда я — верный друг самого Мальчика-Которой-Выжил (пафосно звучит, согласен: самому теперь слушать противно) — обмывал назначение командиром звена. В тот день, Чарли подошёл ко мне и тоном, в котором густо смешались тревога и извинение попросил отыскать некую Полли. Что это за Полли и смог ли я выполнить братскую просьбу — не знаю. Главное… Ой-ё!!

— Не спи, братишка: нож не игрушка — оттяпаешь себе пальчик, кто его пришивать будет?

— О-о-о, сука! Больно!

— А ты зевай меньше.

— Да пошёл ты!

— Ладно, не кипятись, Ронни. Расскажи лучше, чего ты такой смурной: опять с Герми поссорился?

— Я не… Эх, ладно расскажу. Тут такое дело…

Я как умел пересказал утренний разговор, посетовав на собственный несвоевременный подарок. Близнецы слушали не перебивая, а когда мой монолог закончился своё веское слово изрёк Джордж.

— Всё с вами двумя ясно, — со вздохом произнёс он. — Гермиона до сих пор не желает признать собственное поражение, а ты помогаешь ей держаться за соломинку.

— Какая ещё соломинка — Герми говорит правду, а Флитвик либо откровенно брешит, либо недоговаривает. Я уже говорил вам про Уизли, погибших в семидесятые: их просто нет!

— Зато есть Прюэтты, — спокойный голос Фреда, привёл меня в недоумение.

— Они-то здесь причём? — пробормотал я.

— Ты забыл о дяде Фабиане и дяде Гидеоне? Они ведь погибли как раз в год нашего рождения.

— Ну и что с того?

— Ты, братишка, зациклился на родне со стороны отца, напрочь забыв о родственниках со стороны мамы.

— Погоди, хочешь сказать, что клейма предателей крови мы получили от… Бред! Не могла мама этого совершить!

— Тише, Ронни, думаешь нам самим приятно было узнать об этом? Отнюдь. Увы, иного решения задача с клеймами не имеет. Чтобы заполучить такой «подарок» необходимо погубить родную кровь, а единственная родная кровь, сгинувшая в то время, принадлежала нашим дядям. Эй, братишка, ты чего плачешь?

— От лука! Не видишь, я его чищу!

— Врёшь, — с этими словами Фред положил руку на моё плечо. — Это трудно принять, но это так. Подумай, мы ведь ни разу не посещали маминых родителей, хотя они до сих пор живы. Ты наверняка не помнишь об этом, но я видел, как однажды к нам в Нору зашёл Каспар Прюэтт. Не знаю, о чём он тогда разговаривал с мамой, но перед уходом он громко произнёс фразу, которую мы запомнили навсегда.

— Твои последыши не заменят нам Гидеона и Фабиана. Мы никогда не простим тебе их смерть.

Мы замолчали. Некоторое время я невидящим взглядом глядел на ведро с очищенной картошкой, выискивая в словах близнецов… Нет — не ложь, а недопонимание. Может они что-то неверно истолковали, может… Считайте это придурью, но соглашаться с близнецами, несмотря на стройность их догадок, я отказывался наотрез. А слова деда… ну чего не ляпнешь в сердцах!

— Вижу, ты нам не веришь? — произнёс Фред, нарушая затянувшуюся тишину.

— Нет, — твердо ответил я. — Слова старика не значат ровным счётом ничего. К тому же, как тогда быть со старой грымзой?

— А, ты об этом, — в голосе старшего из близнецов мелькнули нотки лёгкой снисходительности. — Ну, во-первых, история эта слишком мутная. Непонятно кто вообще заварил всю ту кашу — наш дед, дед Лонгботтома, дедов брат или сама старая перечница…

— …а во-вторых, даже если вина целиком и полностью на Септимусе Уизли, каким образом, унаследовав опоганенную кровь, Билл, Чарли и Перси оказались свободными от проклятья? А так всё объясняется довольно просто.

— Но почему же тогда главенство в доме перешло не к отцу и не к Биллу, а к тебе? — спросил я. -Только не говори, будто ты верите в чушь про ментальный возраст.

— Не верю — тут ты прав. Насчёт папы, не могу точно сказать. Возможно дело во вредности деда, ты ведь помнишь его отношение к маме. Вот и решил старик наказать таким образом папу за ослушание. Мол, раз ты женился без моего согласия, то не видать тебе титула как своих ушей. А насчёт Билла, вспомни, как папа с мамой заключили свой брак.

— Чего тут особенно вспоминать? На седьмом курсе они начали встречаться, Прюэттам это не понравилось — они хотели устроить брак дочери с какой-то овдовевшей знатной шишкой. Чтобы избежать этого, отец попросил Дамблдора их обвенчать. Тот согласился. Вот собственно и весь сказ.

— Ну, как говорят, весь да не весь. Бьюсь об заклад, ты не знаешь, за кого просватали маму.

— За Абраксаса Малфоя? — попытался угадать я. — Он вроде бы потерял жену в конце пятидесятых.

— А вот и нет. За Рабастана Лестрейнджа.

— Чего?! Они там охуели совсем?! Маму за какого-то пожирательского ублюдка?!

— Ну, это сейчас он пожирательский ублюдок, а тогда — досточтимый наследник древнейшего и уважаемого рода — выгодная партия для любой колдуньи.

— В мордредову задницу такие партии, — раздражённо буркнул я.

— Мама решила также, — поддакнул Фред. — Только вот ведь незадача: её уже обручили. Если не веришь, могу дать вырезку из «Пророка» за шестьдесят четвёртый год — там всё описано и сфоткано.

— Ладно-ладно, верю. То есть, ты хочешь сказать, что раз из-за нерасторгнутой маминой помолвки брак родителей был министерским, то Билл лишается наследства? Чего-то не припомню такой нормы.

— Такой нормы действительно нет, зато есть другая: ребёнок, рождённый в браке магическом имеет преимущество в наследовании различных плюшек, типа титулов, мест и тому подобного перед рождённым в браке министерском, — ответил Джордж. — А теперь вспомни, что именно папа подарил маме на нынешнюю годовщину свадьбы?

— Кружева, но это значит… тринадцать лет брака [2].

— Тринадцать лет полноценного брака, — поправил меня Джордж. — Лишь расторгнув давешнюю помолвку, мама сочеталась с отцом полноценным обрядом.

— Но почему они столько тянули? — удивился я.

— Не скажу точно, — пожав плечами, ответил Фред. — Насколько мне известно, помолвки рвутся без проблем, если жених с невестой совершеннолетние. Может дело в том договоре, который заключили Прюэтты и Лестрейнджи…

— Так, народ, я конечно извиняюсь, но у нас по ходу проблемы, — прошептал Джордж, кивая куда-то в сторону.

Я оглянулся. В указанном братом месте лежал едва заметно мерцающий камешек с прожилками, служивший нам защитой от чужих ушей. Всякий раз, когда между нами проходил серьёзный разговор, Фред или Джордж ставили такую вот примитивную охранную руну, обеспечивающую спокойствием минимум на полчаса. Вот только сегодня она почему-то выдохлась поразительно быстро. Может дело… Эх, ладно: сперва поем — потом разберусь, а то в животе урчит — мочи нет, тем более, что Энджи уже к нам идёт. Не стоит злить нашу проголодавшуюся охотницу.

Отдав чищенные овощи девчатам, мы трое переместились поближе к очагу, рядом с которым уже сидели Оливер, пухляк и астрономы. По их лицам легко читалось, что все они умаялись, отчего застольная беседа явно не клеилась. Да уж трудно драить котёл без магии… Кстати, а почему без магии-то? Тут же не отработка у Снейпа, здесь ведь… Волшебство значит сбоит. Хм, странно, очень странно. А ещё непонятно, отчего не вернулся Перси. Он случаем не в Хогсмид намылился? По мне, до кабинета нумерологии не так уж далеко: можно запросто сгонять туда и назад раз пять. Ладно, ничего с нашим занудным братцем не случится! Тем более, что ужин был готов.

С довольными точно у докси лицами Пенни и Энджи обошли голодных нас, наливая в каждую тарелку ароматную порцию похлёбки. Эх, ну кто бы мог подумать, что такое объедение можно приготовить без помощи магии! В три горла наворачивая кулинарный шедевр девчат, я почему-то вспомнил историю, описанную в одной ветхой магловской книге… Не скажу точно, как она называется — сразу после того как мы с Гермионой поженились, она взяла с меня слово поближе ознакомится с культурой простецов. Так вот, в одной из данных мне книг описывался случай, где один из братьев продал собственное старшинство другому за миску горячей похлёбки. Я в тот раз долго угорал, мол каким надо быть дураком, чтобы отказаться от первородства ради жратвы, а вот теперь начинаю сочувствовать тому несчастному. Голод ведь не тётка, зато сытость сразу же поднимает настроение и, усевшись поближе к догорающему очагу, можно на время забыть о творящейся вокруг мордредовой пляске, а также об очень недобром взгляде, буравящем нас из темноты.

— Да что здесь творится?! Я вам второго патронуса посылаю, а никто из вас даже не почесался прийти!

Мы резко обернулись. На пороге кухни стоял Перси с перекошенным от злости лицом. Вся его рожа была в какой-то саже, всегда аккуратные волосы — всклокочены, очки — запачканы, а дыхание — сбивчивым, словно мой третий брат либо очень долго бежал, либо таскал тяжести.

— Эй, Уизли, осади немного, — первым ответил Вуд. — Какие ещё патронусы? Сядь давай лучше да перекуси. У нас тут осталось немного еды так что…

— И расскажи, что с тобой стряслось, — добавила Пенелопа, наполняя тарелку остывшей, но ещё тёплой похлёбкой. — У тебя такой вид, будто на тебе весь день пахали.

— Или ты Пивза на собственном горбу катал, — ввернул Фред, однако под яростным взглядом старшего брата осёкся и замолчал.

— Всё шуткуем? А вы в курсе, что кроме нас и Филча в Хогвартсе не осталось ни единой живой души?!

— Да вы лорд Очевидность, мистер Уизли, — с усмешкой произнёс Вуд, чем привёл Перси в неописуемую ярость.

Вскочив со скамьи, мой старший брат схватил гриффиндорского старосту за грудки и заорал на всю кухню.

— Ты идиот, Вуд!! Ты И-Д-И-О-Т!!! Ты не понимаешь элементарных вещей! Если в Хогвартсе не останется ни одного учителя, замок просто закроется, и никто из вас не сможет его покинуть! Никто! Мы с вами заперты, а мистер Филч без квалифицированной медицинской помощи может умереть.

— А нехай сдохнет. Одним желчным сквибом меньше станет, — буркнул я, отчего получил тираду уже в собственный адрес.

— Ты, Рональд, вообще думаешь, о чём говоришь?! Он же человек!

— Скорей кривоногий брюзга, могущий помереть лишь от всеобщего окружающего счастья, только в ближайшие годы ему это явно не грозит. Не ну чо вы на меня так смотрите? Разве я не прав?

— Вот, когда ты будешь лежать на ледяном полу с разбитой в кровь головой, а вокруг тебя никого не будет, вспомни о собственных словах, — произнесённые едва слышным тоном слова Перси ошарашили остальных.

— Так чего мы сидим? — первым спросил то ли Томсон, то ли Томпсон. — Его надо доставить в Больничное Крыло.

— Зачем? В Больничном Крыле сейчас никого нет, да и холодно там словно в леднике, поэтому я перетащил его в его собственную каморку. Там по крайней мере, печка есть и…, — здесь Перси слегка замялся. — Поесть бы ему надо отнести, а то не дело засыпать на голодный желудок.

Согласно кивнув, Пенелопа налила остатки похлёбки из котла в принесённый Оливером чугунок, наложив на него с третьей попытки заклинание поддержки тепла и для верности обернув несколькими слоями тряпья. Перси облегчённо вздохнул. Видя, что в ближайшее время смерть от голода завхозу не грозит, старший брат принялся за трапезу, мы же напряженно глядели в его сторону, готовясь к продолжению неприятных новостей, которые не заставили себя долго ждать.

— Спешу сообщить, что топлива для каминов в Гриффиндорской башне осталось на четыре часа, — произнёс Персиваль, едва его тарелка опустела.

— Погоди, Уизли, о каком топливе идёт речь? — не понял Оливер. — Камины ведь работают на магии зачем им какое-то питание?

— Пенелопа, объясни этому… доброму человеку, в чём заключаются обязанности префекта, касаемые факультетских гостиных.

— В обязанности старосты входит учёт запасов магического угля, отпускаемого на поддержание тепла во внутренних помещениях замка, а также доклад декану, если качество угля окажется слишком низким, — процитировала Пенни, а затем добавила уже от себя. — Профессор Флитвик сказал мне, что не стоит слишком беспокоится об этом: запасов на нас троих хватит с лихвой на все каникулы, и заправка каминов — дело домовиков.

— Которые все как один обкурились какой-то дрянью, — закончил Фред. — Что теперь будем делать, капитан?

— Уголь таскать, — после краткого раздумья ответил гриффиндорский староста. — Вот ведь засада: профессор Вектор сказала же… Ладно, сам виноват. Уизли, ты вроде как отыскал бесхозные запасы? Показывай давай, где они.

Следующие несколько часов десять школьников примеряли на себя роль домовых эльфов. Вот, казалось бы, что делать с найденными мешками? Произнести Wingardium Leviossa и спокойно тащить наверх, скажите вы. Ага, щас два раза! Оказывается, магическое топливо не терпит магии, искрит, дымит и всё такое прочее. Смешно? Ну в другой раз я может быть и посмеялся, а теперь вынужден тащить эту тяжесть на восьмой этаж на собственном горбу. Впрочем, жаловаться на свою участь мне всё же не стоило, ибо из всех нас от обязанности тягать уголёк освободили лишь Фреда с Джорджем, поскольку хромота и повреждённое ребро делали близнецов неспособными к работе носильщиками. Вместо этого, красным от стыда ребятам (хотя, чего там стыдится?) вручили давешний чугунок с похлёбкой, наказав передать его Филчу, дабы колченогий завхоз не заснул голодным. Мы же продолжали вкалывать до тех пор, пока у Анджелины не стали подкашиваться ноги. Видя, как гриффиндорская охотница в очередной раз едва не упала с лестницы, Оливер остановил пытку.

— Хватит, — устало произнёс он. — Всё равно мы не перетаскаем их за сегодня. Завтра продолжим. Пенни, Стив, Стивен, думаю вам лучше переночевать у нас. Рон, помоги им устроится поудобней. Завтра… думаю всем нам стоит к немного передохнуть.

Примечания

[1] Строго по средневековому английскому закон Кассандра Уизли имела право на треть имущества покойного мужа — так называемую вдовью долю.

[2] В Англии тринадцать лет брака называется кружевной свадьбой.