Второй шанс аврора Уизли (гет)

Похоже, просыпаться на больничной койке становится для меня доброй традицией. За полтора истекших года я трижды успел оказаться на грани превращения в сквиба, один раз едва не утонул, а теперь вот и вовсе напоминал мумию из баек Билла. Для пущей убедительности надо бы слегка состарить бинты, капнуть для красноты глаз эликсира волчьего пламени и, собственно говоря, всё. Ходячий мертвец готов. Можно бегать по ночному Хогвартсу и пугать влюблённые парочки старшекурсников. Забавно было бы поглядеть на себя со стороны. Увы, в ближайшее время подобные забавы будут для меня недоступны. По сокрушенным вздохам мадам Помфри, выходило, что в моей тушке оставалось не больше четырёх дюжин целых костей, и, если очень повезёт, ходить я смогу не раньше, чем через месяц. До этих же пор мне была уготована роль обыкновенной колоды. Хотя про обыкновенность я, пожалуй, слегка погорячился.

Происшествие в Запретном Коридоре скрыть не удалось, поэтому едва только ваш покорный слуга очнулся, как тут же ощутил себя местной достопримечательностью. За один день меня посетило не меньше трёх дюжин студентов. Гриффиндорцы, равенкловцы, хаффлпаффцы и даже несколько слизеринцев — все они желали знать, чего же там такое произошло на самом деле. Людей, доверяющих официальной версии, практически не находилось.Как сказал навестивший меня первым Дин Томас: только законченный полудурок поверит в Лонгботтома-победителя. А кому понравится, когда тебя держат за полудурка? Это новость, мягко говоря, удивила меня. Не ожидал я такого прокола от столетнего интригана. Если старикан желал прославить своего протеже (а в том, что Лонгботтома продвигает на роль Избранного именно Дамби сомнений нет), то зачем было разглагольствовать о способе победы? Зачем нужно было говорить о мастерском применении ряда конкретных заклинаний, совершенных между прочим чужой палочкой, зная гриффиндорскую натуру нашего факультета? Или вы думаете, будто мои однокурсники, услышав об успешном применении какого-либо нового колдовства, не потребуют обучить ему и их? В таком случае, вы просто не знаете Гриффиндор.

Нынешний случай не стал исключением. Дав Лонгботтому приблизительно половину дня на распробование негаданно свалившейся славы, несколько старшекурсников, аккурат после субботнего обеда, отвели пухляка в некую Комнату-По-Требованию. Что это за комната и где она находится, рассказывающий мне всё это Дин не уточнил, ибо, как я понял из его повествования, сам того не знал. Однако о результате проверки мулат сообщил не таясь. Лонгботтом, как и стоило того ожидать, не сумел показать даже намёка на владение аврорской магией, заработав сразу несколько обидных кличек, из которых «трепло» и «пустобрёх» были самыми приличными. Не добавило пухляку популярности и следующее происшествие на лётном поле.

Девятого сентября, в солнечный ясный понедельник состоялся первый в нынешнем году урок вождения мётел. Под бдительным оком мадам Хуч — коротко стриженной седой женщины с желтыми совиными глазами — полтора десятка первокурсников принялись постигать экстремальное искусство полётов. В чём заключается экстремальность? Ну, прежде всего в самих метёлках, представлявших из себя опасную рухлядь и годных, по мнению Дина, лишь на растопку каминов.Скептически оглядев предложенный им мусор, однокурсники принялись выискивать наиболее крепкие деревяшки. Лаванде Браун не повезло. Среди сваленного антиквариата, наша факультетская модница имела несчастье выбрать самое прилично выглядящее помело и прогадала. Едва только мадам Хуч скомандовала «Вверх!», как метёлка Лаванды резко взмыла к небесам. Игнорируя вопли наездницы, она, точно пьяница со стажем, принялась мотаться из стороны в сторону, совершая пике, кульбиты, бочки и прочие фигуры высшего пилотажа. Неизвестно сколь долго продолжался бы подобный полёт и сколь долго его бы выдержала Лаванда, если б не произошла катастрофа. На одном из виражей метла просто развалилась на две части, и моя маленькая однокурсница упала с небольшой по счастью высоты, сломав при этом левую руку.

Вы можете спросить, а когда же в этой истории появится Невилл Лонгботтом? Минуточку терпения! На чём я остановился? Ах да, на сломанной руке. Так вот, пока мадам Хуч несла покалеченную Лаванду в больничное крыло, на поле развернулись основные события данной трагикомедии. Едва только учительница покинула стадион, как некоронованный принц Слизерина Драко Малфой принялся насмехаться над «брехливым полусквибом, не могущим оторвать свой жирный зад от земли». Ни рассказавший мне эту историю Дин, ни Шимус, ни Парвати не стали вмешиваться: таково было единодушное решение первокурсников, желавших наказать пухляка за присвоение чужих заслуг. Малфой же, видя гриффиндорскую реакцию, потерял всякую осторожность. Схватив выпавший из кармана Лонгботтома Напоминатель, блондинчик взмыл ввысь, откуда с ещё большим рвением принялся измываться над хозяином жабы, рассчитывая, что у последнего сдадут нервы. Так оно и вышло. Преодолев робость, Лонгботтом кинулся в погоню за Малфоем, требуя вернуть бабушкин подарок. Несколько минут пацаны кружились над полем. По словам Дина, пухляк держался на метле словно корова на заборе. Когда же на горизонте замаячила МакГонагалл, а слизняк, отшвырнув напоминалку, благополучно приземлился, наш факультетский дурачок выкинул очередное коленце. Уйдя в пике, Лонгботтом у самой травы схватил презент госпожи Августы и, не заметив перекошенного от ужаса лица декана, протаранил её. Думаете, после такой истории пухляк собрал чемоданы и покинул Хогвартс? Ошибаетесь. За всё отчебученное владелец жабы не только не понёс наказания (ну не считать же за таковое месячную чистку кубков в Трофейном Зале?), но и оказался зачислен в гриффиндорскую сборную на позицию… Держитесь покрепче! Держитесь? Так вот, Лонгботтом заполучил место ловца! Когда мне об этом рассказал мулат, я не поверил ему, посчитав глупым розыгрышем, но когда ту же историю подтвердили зашедшие вечером близнецы, то мне осталось лишь мысленно развести руками.

— Да братишка, учудил ты, — после всех приветствий и извинений за недавний бойкот, произнёс Фред.

— Но МакКошка учудила ещё круче, — со вздохом добавил Джордж. — Долгопупса нам в сборную подкинула.

— Долго… кого? — не понял я.

— А это у нас так в команде Лонгботтома прозвали, — пояснил Фред. — Пупс пупсом только длинный немного. На метле — еле сидит, высоты — боится, от скорости — зеленеет весь. Как с таким ловцом снитч поймать можно — ума не приложу.

— Да уж, ситуевина ещё та, — протянул я.

— И не говори, брат, — вздохнул Джордж. — Похоже, деканша наша слегка того — сбрендила. Оцени юмор: для погони за снитчем берут обычно кого? Кто полегче да попроворней. А до проворства Пупсу как до Норы на карачках.

— Так почему же тогда его всё-таки взяли? — спросил я. — Раз Вуд капитан, то ему и решать кто играет, а кто нет. Видит, не справляется пацан — так не бери.

— Олли и не хотел его брать, — ответил Фред. — Но МакКошка намекнула, что в таком случае команде не видать поля для тренировок…

— …и отработки у игроков могут неожиданно возникнуть. Вуд, ты сам знаешь, квиддич всей душой любит, на победу настроился, команду, дабы не повторять прошлогоднего позора, считай заново собрал, а тут от собственного декана такое гадство.

— Оливер теперь ходит злой точно цербер, но чего он может сделать? Разве что команду с чемпионата снять.

М-да, похоже, мир явно сходит с ума, ежели собственный декан желает Гриффиндору позорного поражения и ради этого идёт на нарушение правил, прямо запрещающих брать в команду первокурсников. Слов нет — есть мат да афоризмы. Как там сказал тот писатель-сквиб? Прогнило нечто в доме гриффиндорском.

Мысленно сделав себе зарубку разобраться, я пока отложил самодурство декана в сторону, ведь как ни крути, примирение с Фредом и Джорджем куда важнее бзика МакКошки. Для полного счастья не хватало только примирения с Гермионой и Гарри. Догадавшись о моих мыслях, близнецы замялись.

— Эх, братишка, — произнёс Джордж непривычно тихим голосом. — Хотел бы я тебя обрадовать да не могу...

-... Гермиона сюда не приходила. Гарри хотел зайти, но не пересилил себя — на пороге развернулся, а она даже ухом не повела. Извини, Рон.

Я закрыл глаза. Не сказать, что новость, сообщённая близнецами, стала для меня неожиданностью. Да и на что я собственно рассчитывал? Что Гермиона прибежит, едва узнав, как мою тушку чуть не схарчевал гигантский сорняк? Наивный идиот... А ведь в те первые дни, пока я дрых одурманенный лекарствами мне казалось, будто это именно её голос, раз за разом шептал: «Господи, пожалуйста, сжалься над ним, не забирай его». Этот голос почти убедил меня, что Гермионе есть до меня хоть какое-то дело. Увы, я в который раз принял желаемое за действительное…

Следующей ночью со мной приключился настоящий кошмар. Едва только мадам Помфри выпроводила близнецов и напоила меня снотворным зельем, как кровь текшая до того без помех внезапно загустела, став подобной клюквенному желе, которым мама иногда украшала именные пироги. Сердце почти замерло, и каждый его редкий удар отдавался страшным шумом в голове. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог позвать на помощь. Я оказался скован. Едва только это произошло как меня начало затягивать в некую воронку, целиком состоящую из лиц. Одни казались мне смутно знакомыми, других я опознать не сумел, однако была у каждого из них одна общая черта — немой крик. Все они беззвучно вопили непонятно о чём, исчезая, когда меня притягивало к ним и появляясь вновь, едва только меня отбрасывало в сторону...

Пробуждение моё было резким. С трудом открыв глаза, я обнаружил себя лежащим на полу. Весь скрючившийся, покрытый липкой испариной, я не мог даже шелохнуться и без сомнения стал бы лёгкой добычей даже для флоббер-червя, вздумай таковой заползти в больничное крыло, если б не мадам Помфри. Наша школьная медсестра всплеснула руками, обнаружив меня в таком состоянии. Быстро взяв себя в руки, она уложила моё тело на кровать и принялась втирать в него некую вонючую бурду. К концу процедуры я почувствовал себя гораздо лучше: слабость отступила, а язык перестал быть ватным.

Во всей этой истории сильнее всего мне не понравилось ровно два момента. Первый — в палату, где я лежал, закрыли доступ посетителям. Якобы они плохо влияют на моё самочувствие. Но хуже всего было другое. На вопрос о произошедшем со мной, школьная целительница начала нести какую-то дикую околесицу. Причём чувствовалось, что она сама не слишком-то верит собственным словам. Сбивчивые объяснения мадам Помфри пробудили во мне очень нехорошие подозрения, переросшие следующей ночью в твёрдую уверенность.

Кошмар повторился вплоть до мелочей: загустевшая до состояния желе кровь, редкие удары сердца, водоворот из призраков, пробуждение в скрюченном виде. Единственным моментом, не похожим на вчерашний день, стала реакция Помфри. Если в прошлый раз целительница пыталась успокоить меня и себя, то теперь голос пожилой женщины был полон настоящего ужаса. Поминая через раз Мерлина и Моргану, она вновь принялась за массаж, бормоча себе под нос о странной реакции на зелье Морфея. Эти слова расставили всё по своим местам. И как я раньше не обратил на окрас зелья, коим меня пичкали перед сном? Одного взгляда на него должно было хватить, дабы понять, что к Морфею эта настойка не имеет никакого отношения. То безвредное средство, разрешённое для погружения сильно травмированных детей в глубокий сон, не имело цвета. Раствор же, вводимый мне по вечерам, был ярко-красным.Какой из этого можно сделать вывод? Меня поят незнамо чем, а мадам Помфри не хочет или не может противиться этому. Любопытно, весьма любопытно. Думаю, на это дело стоит взглянуть со стороны. Надеюсь, вы не забыли про двойника МакДуггана? Так вот, именно его я и намеревался применить грядущей ночью.

Подготовка к столь важному делу заняла почти весь день. Не желая повторения конфуза полуторагодичной давности, я раз за разом тренировался, то сосредотачивая силу, то завихряя ток магии. Не скажу, что у меня всё сразу пошло как по маслу, однако спустя несколько часов я уверенно держал двойника в течение десяти минут. Согласен — время, конечно не Мерлин весть какое, но добиться большего за один тренировочный день не представлялось возможным. Вечером к операции «Призрак» всё было готово. Едва услышав шаги медсестры, я активировал двойника и принялся наблюдать.

Мадам Помфри вошла в палату ровно в девять — бой часов Хогвартса был слышен весьма отчётливо. Вид медсестры был несколько странным: казалось, будто она двигалась в полудрёме. Внимательно взглянув в её глаза, я понял причину. Ничего не выражающий взор школьной целительницы красноречиво говорил о нахождении под первым непростительным заклятьем или зельем подвластия. Подойдя к моему телу, мадам Помфри извлекла из одного из своих карманов пузырёк с красной жидкостью, влила его содержимое мне в рот. Несколько секунд спустя, тело забилось в мелких судорогах,а выражения лица целительницы не изменилось ни на кнат. Как ни в чём не бывало, она развернулась и двинулась прочь. В этот момент меня охватила злость. Напрочь забыв о собственной бестелесности, я потянулся к оставленному на прикроватном столике пустому пузырьку и, к своему удивлению, поднял его в воздух, а затем швырнул в спину уходящей целительницы. Бросок оказался точным, угодив мадам Помфри в затылок. Покачнувшись, пожилая женщина застонала и огляделась вокруг. Теперь в её взоре стало куда больше осмысленности. Дрожащими руками она расстегнула свой воротник, вытащила из-под него небольшой серебряный медальон на длинной цепочке, открыв который, извлекла на свет маленький пупырчатый камешек. Это был безоар. В следующий миг мадам Помфри разломила его на две части, проглотила один из кусков и бессильно рухнула на ближайший стул. Несколько минут она сидела, схватившись за голову. Её губы беззвучно двигались, создавая иллюзию, будто наша школьная медсестра с кем-то разговаривала или у кого-то вымаливала прощение. Наконец, мадам Помфри встала и вновь подошла к моей тушке.

— С тобой всё будет хорошо, мой мальчик, — тихо произнесла она, скармливая мне вторую половинку безоарного камня. — Я больше никому не позволю тебя травить.

Остаток ночи прошёл спокойно. В отличие от предыдущих дней, я не только выспался, но и чувствовал себя вполне сносно. Улучшение моего здоровья не прошло мимо мадам Помфри. Во время утреннего обхода, медсестра взглянула на меня с доброй, хотя и немного печальной улыбкой. Готов поставить галеон против кната, пожилая женщина готовила себя к схватке с могущественным и смертельно опасным врагом. Схватке, из которой ей ни при каких раскладах не выйти победительницей. Схватке, в которой никто не мог ей помочь…

Понаблюдав за медсестрой с помощью двойника МакДуггана, я лишь укрепился в данном мнении. Всё время, незанятое уходом за больными, мадам Помфри тратила на приведение дел в порядок, заполняя некие амбарные книги, расклеивая на склянках ярлыки и выполняя ещё кучу неясных стороннему человеку действий. Вечером, напоив моё тело Морфеем, медсестра удалилась к себе, ожидая «гостей», кои не замедлили явиться. Едва часы Хогвартса пробили четверть десятого, как в больничное крыло вошла Минерва МакГонагалл. Заглянув в палату и придирчиво оглядев мою неподвижную тушку, декан Гриффиндора скорчила недоумённую рожу. Казалось, будто МакКошка потеряла некую очень ценную вещь, которая непременно должна была находится именно тут, но которой здесь почему-то не было. Постояв ещё немного, декан моего факультета решительно зашагала в комнату мадам Помфри. Я последовал за ней. Вопреки утверждениям наставников Академии о том, что безопасный предел действия двойника МакДуггана ограничен полутора десятками ярдов, мне удалось дойти до обиталища медсестры без каких-либо трудностей и успеть к началу беседы.

— Здравствуй, Минерва, — негромко произнесла мадам Помфри, едва МакГонагалл переступила порог её комнатки. — Опаздываешь ты чего-то. Я уж думала, не случилось ли чего с тобой.

— Поппи, — удивлённо произнесла декан Гриффиндора. — Ты…

— Ты думала, будто я нахожусь под действием той отравы и увечу несчастного мальчика?

— Поппи, ты много не понимаешь. Чтобы спасти мистера Уизли, мы должны давать ему это лекарство. Только так нам удастся…

— Минерва, — прервала её медсестра, — Ты видишь это?

— Зачем ты показываешь мне свою руку? Я не разбираюсь в лекарствах столь же хорошо как ты. Или ты считаешь, будто я держу у себя зелья от пигментов.

— Это не пигменты, Минни. Это стигмат. Предупреждение о том, что я нарушила клятву Гиппократа и главный принцип целителя: «Не навреди».

— Ох уж эти магические клятвы. Правильно Альбус добивается запрета этих анахронизмов, — раздражённо пробубнила МакГонагалл. — Пойми, Поппи, вводить лекарство необходимо. Если, мы перестанем это делать, то могут произойти страшные беды.

— Страшная беда произойдет, если я продолжу его давать. За эти два дня мальчик успел дважды побывать на грани инфаркта. И это одиннадцатилетний ребёнок! Я не возьму такой грех на душу, Минерва. Даже и не проси.

— А какой же грех ты готова взять? Выпустить мальчишку назад в Школу?! Ты, Поппи, сидишь в своём Больничном Крыле и не замечаешь того, что вижу я. А я вижу, что мистер Уизли паталогически жестокий подросток. Ты ведь видела, как он фактически без повода едва не изувечил бедного Лонгботтома? Так вот: это был не первый случай. Мне во всех подробностях описали, как этот Уизли незадолго до Распределения публично грозился совершить над Лонгботтомом целый ряд непотребств, когда тот подошёл к нему со всего одним невинным вопросом! И знаешь почему? Из-за зависти. Несмотря на всю прошлогоднюю газетную шумиху, сын Артура всего лишь один из многих калифов на час, а внук Августы — Избранный. Это-то и не давало мальчишке покоя. Всю неделю Уизли унижал Лонгботтома, смеялся над ним и, в конце концов, ты сама видела к чему это привело. Если б не своевременное вмешательство мистера Флинна, то я более чем уверенна, Лонгботтом угодил бы в Мунго!

Пока МакКошка произносила свою речь, школьная целительница склонила голову. Приняв такое поведение за слабину, гриффиндорский декан, усилила напор.

— Да, Поппи, Уизли неуправляем! — окончательно отбросив сдержанность, возбуждённо прокричала она. — Для него не существует даже учительского авторитета. За одну неполную неделю он успел нагрубить Квиринусу, обозвав стиль его преподавания нецензурным словом! А Северус? Я конечно сама не в восторге от его педагогических талантов, но это не повод мысленно обложить учителя такими словами, какие даже взрослому волшебнику знать неприлично! Неужели ты не понимаешь, что Рональд Уизли несёт угрозу Хогвартсу?!

— Если уж ты заговорила об угрозе, — по контрасту с МакКошкой, голос медсестры излучал поразительную умиротворённость. — То я больше опасаюсь нашего библиотекаря.

— Зачем её опасаться? — совершенно искренне удивилась МакГонагалл. — Альбус доверяет Ирме и мне этого достаточно. К тому же она отличный специалист…

-… считающий, что уважительный студент это тот, кто оставит книгу в покое на полке, где ей предписано находится самой Природой, — с иронией продолжила мадам Помфри. — Альбус много кому доверяет и зачастую Хогвартсу такая доверчивость выходит боком. Вот ты упомянула Лонгботтома, а ведь это именно Ирма подучила его использовать опасную рунную магию, в результате которой мальчик чуть не превратился в сквиба. Именно она несколько дней подзуживала Невилла, чтобы тот вызвал Рональда на дуэль, а ты как декан не пресекла это. Почему?

— Потому что Гриффиндор — факультет сильных и храбрых людей, — высокомерно ответила МакКошка. — Если ты слаб, то тебе на нём не место. Или ты хочешь, чтобы я, подобно Помоне, раз за разом бежала на каждый чих? Ну, уж нет! Пока я декан, мои ученики не превратятся в кисейных барышень. Ну, а что касается Ирмы, то её поступок вполне оправдан: нельзя терпеть несправедливость! А мистер Уизли поступил более чем несправедливо, когда обманул ту девочку со Слизерина и обратил её в вещь.

— Мне думается, поступок Ирмы больше продиктован желанием через внуков отомстить Альберту и Септимусу, чем жаждой какой-то там справедливости. Эх, подумать только: мальчики, словно два цербера, готовы друг другу глотки перегрызть, а ведь их деды были друзьями, не разлей вода.

— Те «друзья», как ты знаешь, поступили с Ирмой весьма мерзко. Да чего уж там говорить: они, походя, сломали ей жизнь. После такого позора даже скоропалительный брак с тем сквибом, стал для бедняжки подарком небес.

— Но мстить за обиду, нанесённую полвека назад, людям, которых в те времена ещё и в помине не было — это либо ещё большая мерзость, либо душевная болезнь, — вновь возразила мадам Помфри.

— Не тебе судить об этом, Поппи. Альбус назначил Ирму…

— Альбус ли?

— Что ты имеешь в виду? — опешила МакГонагалл.

— Мы с тобой, Минерва, прекрасно знаем, что Дамблдор уже больше десяти лет только числится директором. С тех пор, как Сивилла произнесла это своё пророчество, он буквально бредит Избранными, скинув текущие дела на заместителя. То есть на тебя. Вот ты и устроила кузину по-родственному.

— Ложь! Без санкции Альбуса я не имею права никого назначать!

— Ну, с учетом того, сколь наш директор стал в последнее время рассеян, получить его подпись не составит для тебя большого труда. Чем ты неоднократно пользовалась. Взять хотя бы того мальчика, которого ты устроила на должность преподавателя ЗОТИ два года назад. Он ведь был твоим протеже?

— Роберт закончил учёбу в Хогвартсе с золотой медалью!

— А преподавание — в психиатрической палате Мунго. Или давай возьмём теперешнего учителя ЗОТИ: Помона рассказала мне, что это ты настояла на его найме, несмотря на его заикание.

— У Квиринуса огромный багаж знаний…

— … состоящий, в основном, из головок чеснока, — вновь съязвила медсестра, чем довела МакГонагалл до белого каления.

— Всё! Хватит, Олимпия! Прекращаем болтологию! Ты будешь вводить мистеру Уизли лекарство?

— Нет. И это моё последнее слово, — негромко, но твёрдо ответила медсестра.

После этих слов в комнате мадам Помфри на несколько минут повисла тягостная тишина. Гриффиндорский декан яростным взглядом буравила медсестру, раскрывшую одну из своих амбарных книг и принявшуюся за неторопливое чтение. Я, наблюдавший за разговором в бестелесной форме двойника МакДуггана (кстати, а вы не обратили внимания сколь долго она держится?), ожидал продолжения и оно не заставило себя ждать. После ряда колебаний и некоторого успокоения, Минерва МакГонагалл вновь обратилась к мадам Помфри.

— Поппи, — сказала она. — Я сейчас должна сообщить тебе конфиденциальную информацию. Альбус просил меня хранить её в секрете, но помня твоё умение держать язык за зубами, я всё-таки сообщу её тебе. Так знай, Уизли одержим духом озлобленного завистливого аврора.

— Что?! Тогда почему он до сих пор в Хогвартсе? Почему не вызваны невыразимцы…

— Нельзя, Поппи! В свете последних событий, Альбус стал очень уязвим. Наши враги готовы вцепиться в нас, воспользовавшись любым нашим промахом, а здесь такой повод.

— Но мы не сможем помочь Рональду! У нас нет…, — в этом слове школьная целительница внезапно замолчала, а затем, скептически глянув на декана Гриффиндора, спросила. — А почему ты вообще решила, будто этот мальчик одержим?

— Слишком долго объяснять да это в сущности и неважно… Эх, ладно. Раз уж я начала говорить, то придётся быть откровенной до конца. Ещё в первый день, заподозрив неладное, я попыталась прочесть его мысли. Не гляди на меня так осуждающе! Да это против правил, но с другой стороны, безопасность сотен учеников важнее. Так вот, я не сумела его прочесть. Тогда я обратилась к Северусу. Он, как ты знаешь, гораздо более высококлассный легилемант. Однако и ему не удалось войти. Единственно, что Северусу удалось разглядеть — стала гигантская змея, перегрызающая ему горло. Тем не менее, он косвенно сумел подтвердить мою гипотезу: в изготовлении зелий мистер Уизли применял аврорские методы. Аврорские заклинания, аврорские зелья, авроский стиль боя — всё сходилось. И вот теперь нам представился шанс. Новое зелье Северуса должно было облегчить нам доступ в сознание мальчишки и узнать автора проклятья. Представь наш ужас, когда мы увидели первые результаты. Духом-подселенцем оказался не просто завистливый аврор, но самый настоящий психопат, которому было поручено убивать наших соратников.

В этом месте МакГонагалл сделала паузу, давая целительнице переварить информацию, отдышалась, а затем, сложив пальцы левой руки в замысловатый жест, продолжила.

— Знаешь ,Поппи, я в своей жизнь много чего перевидала, но то что пришлось увидеть в тот раз едва не разорвало мне сердце. За одну ночь увидеть смерть Северуса, Сириуса, Ремуса и многих других... Это было жутко. Одних этот одержимый убивал самолично, другие погибали от его ловушек. Но самое худшее заключалось не в этом. Вместе с нашими соратниками, жертвами этого одержимого становились совершенно непричастные люди! Не знаю зачем они ему понадобились. Должно быть его хозяин желал посеять панику и создать впечатление, будто преступления совершает некий безумец. И среди этих вот случайных людей должна была оказаться твоя дочь. Твой, Поппи, единственный ребёнок.

В момент, когда декан львиного дома замолчала, над её сложенной в клятвенном жесте рукой вспыхнул лепесток ярко-белого пламени, отчего медсестра схватилась за сердце. Казалось, будто мадам Помфри разом постарела лет двадцать, превратившись из пожилой, но крепкой женщины в согбенную старуху. В этот момент, я почувствовал, что целительница вот-вот признает правоту МакКошки. С досады мне захотелось зафиндилить в тех двоих чем-то тяжелым, однако повторения вчерашней удачи не случилось. Несмотря на все мои старания, ни один из предметов в комнате медсестры не сдвинулся ни на дюйм. Меж тем МакГонагалл заговорила вновь.

— Теперь ты понимаешь, Поппи, зачем я опоила тебя? Я хотела уберечь тебя от всех этих ужасов, но увы… Пойдём, душа моя. Ради жизни Полли, ради жизни тех людей, которых этот одержимый собирается убить, ты должна продолжить давать зелье.

— Но если я дам его, мальчик гарантировано не переживёт эту ночь, — едва слышным голосом произнесла медсестра.

— Отбрось подобные мысли, — холодно ответила МакКошка. — Здесь нет никаких мальчиков. Здесь есть только продавшийся тьме глупый мелкий засранец. Я сама потом буду скорбеть по юному Уизли, павшему жертвой собственной зависти, но если его смерть поможет избежать гибели десятков людей — я не стану колебаться. И ты не колеблись. Идём.

— Нет, Минни, я не палач. Нельзя казнить мальчика за несовершённые преступления. Им должны заняться невыразимцы из Отдела Тайн.

— Я уже объяснила тебе почему этого делать нельзя. Зелье…

— Нет больше никакого зелья. Я уничтожила весь запас, что ты положила у меня, а также всё, что было у Северуса.

— Как ты посмела, тварь! Да… да это месяцы и месяцы работ из-за твоего чистоплюйства ушли книзлу под хвост!!

— У меня правда сохранился один флакончик, но его я отправлю на анализы…

Договорить медсестра не успела. Едва услышав угрозу разоблачения, МакГонагалл выхватила палочку и швырнула в сторону Помфри какое-то тёмное заклятье. Приняв волшебство на щит, медсестра контратаковала гриффиндорского декана, без особого впрочем успеха. Ожесточённый бой закипел. Недолгое время женщины кружились, невербально поливая друг на против друга запрещённой магией. Никто не хотел уступать. Видя как исход схватки застыл в неустойчивом равновесии, я усилием воли вновь попробовал обрушить на МакГонагалл хоть что-то, дабы старая проблядь отвлеклась хотя бы на секунду. Бесполезно. Меж тем МакКошка сменила тактику. Видя что противник не так уж слаб, она перешла на заклятье пресса. Даже находясь в бестелесной форме я почувствовал себя весьма паршиво, когда по комнатке прокатилась волна примитивной, но от этого не менее опасной магии. Простейшее заклинание без каких-либо изысков мгновенно изменило картину боя. Сперва движения Помфри стали более медленными, затем её стало потихоньку относить к стене. Дрожащими руками медсестра создала защитный полог, ненадолго оградив себя от эффекта пресса, но буквально через несколько секунд её палочка разломилась напополам. Оставшись без оружия, мадам Помфри мигом оказалась прижатой к стене. Тут же раздался треск ломающихся костей — проклятие МакКошки разворотило медсестре грудную клетку. Бой был завершён. Старая проблядь торжествовала.Подойдя к агонизирующей Помфри, она взглянула на умирающую медсестру с нескрываемым презрением.

— Я разочарована тобой, Поппи, — произнесла МакГонагалл , утирая платком выступившую из носа кровь. — Я-то думала, что ты как слизеринка хорошо спрячешь флакон и мне придётся потратить уйму времени на его поиски, а ты словно глупая хаффлпаффка сама показала где он лежит.

Издав жуткий стон, Поппи Помфри дернулась и навсегда замерла. Мне тоже не оставалось ничего кроме как разочарованно выдохнуть, осознавая правоту старой суки. В последний миг жизни, медсестра потянулась к одному из ящичков стола, выдавая тем самым местоположение отравы. Не тратя времени на размышления, МакГонагалл отшвырнула тело убитой, открыла дверцу и поплатилась за высокомерие. Спустя несколько секунд, после того как флакон оказался в руках заместителя Дамблдора, произошёл несильный хлопок и крохотная емкость разлетелась на сотни мелких осколков. МакКошка взвыла от боли, схватившись за лицо и кляня слизеринское коварство покойной медсестры, однако главная подлянка оказалась ещё впереди. Вместо заветной жидкости, внутри взорвавшегося пузырька оказался какой-то газ, вдохнув который МакГонагалл начала задыхаться. Одновременно с этим её кожа на руках и лице покрылась гнойниками. Заплетающимся языком прохрипев «Expecto Patronum» и крикнув возникшему белёсому облачку серебристого пара «На помощь!», декан Гриффиндора привалилась к стене и потеряла сознание.

Печально взглянув на изломанное тело убитой медсестры, я почувствовал как двойник МакДуггана начал сам собой расплетаться. С каждой секундой ток магии замедлялся, а картина разгромленной комнаты всё больше и больше теряла свои очертания. На меня сразу же обрушилась неимоверная усталость, послужившая дополнительной платой за сведения, добытые сегодняшней ночью. Основной же ценой стала жизнь мадам Помфри. Женщины, погибшей из-за меня, хотя у неё была возможность просто отойти в сторону. Я не сумел спасти её, а значит, теперь обязан помочь её дочери. Таков отныне мой второй Долг Жизни. Долг, от которого нельзя отречься...