Второй шанс аврора Уизли (гет)

— Аврор Уизли пост сдал!

— Аврор Тентон пост принял! Ну что, Рон, небось сразу к себе в Нору пойдёшь? Или всё-таки заглянешь к ребятам в «Третьим будешь»?

— Иди ты к Мордреду, Боб. Делать мне больше нечего, как в баре виски глушить.

— Тебя, Рон, случаем не подменили? Или это рождение ребятёнка на тебя так повлияло?

 

Старина Боб был как всегда прав. После того, как Герми родила Рози, я потерял всякий интерес к посиделкам в нашем аврорском баре и при любой возможности старался поскорее свалить домой. Вот и сегодня мне повезло. День, хвала Мерлину, выдался на удивление спокойным: за время дежурства наше звено лишь один раз аппарировало на вызов да и тот в итоге оказался ложным. Сэм Коллинз, пьяница с Косой Аллеи, выскочил на улицу в одном исподнем и принялся швырять заклинаниями направо-налево, вопя, будто в его доме сидит играющий на пианино Волдеморт. Это меня не удивило. После четырёх-то бутылок палёного огденского даже Волдеморт мог бы без труда залезть на стол и сплясать на нём канкан. А тут что? Всего лишь фальшиво сыгранная «Лунная соната». Скрутив выпивоху, я для протокола осмотрел хибару и, как ожидалось, не обнаружил там ни Волдеморта, ни пианино. Зато пустых бутылок было столько, что ими можно было бы замостить весь Лютный переулок. Настырный Коллинз потом ещё долго вопил, будто авроры ссучились и тайно поклоняются Змеемордому, однако получив несколько лечебных тумаков от моих практикантов быстро заткнулся и к моменту прибытия колдомедиков вёл себя тише мыши.

 

Такие случаи происходили со мной и Гарри не один раз и далеко не всегда заканчивались столь же благополучно, однако на этот раз Мерлин миловал. Попрощавшись с ребятами, я подошёл к камину и, швырнув горсть магического пороха, произнёс «Нора-хаус». Да-да вы не ослышались. Именно «Нора-хаус». От прежней «Норы» за последние годы не осталось и следа. Теперь на месте многоэтажной хибары расположился роскошный особняк гоблинской работы, окруженный великолепным садом с озером и конюшней. Вся эта красотища было построена на средства Гарри. Мой брат так и сказал мне: «Забей на деньги. Нам с тобой нечего делить, дружище». И это было действительно так. После женитьбы на Джинни, Гарри окончательно прописался в нашей семье и теперь…

— Папа лишёл!!

— Ну здравствуй, принцесса! Дай-ка я тебя чмокну. И ещё маму твою заодно. Здравствуй, Герми. Ну как ты, не соскучилась без меня?

— Рон, ну погоди, погоди чуть-чуть. Тут же ребёнок.

Ребёнок… Когда мы с Герми поженились, родители уговаривали нас не повторять их ошибок и пожить немного для себя, однако мы не вняли их советам. Известие о беременности Гермионы вызвало у папы и мамы шок. В какой-то момент, мне даже показалось, будто они не рады будущему внуку или внучке, но эта мысль была почти сразу же отметена. «Уизли должно быть много» — так всегда говорил нам отец, так всегда говорила нам мама. Поэтому, когда они впервые взглянули на Рози, я понял, что со своей подозрительностью вскоре превращусь в параноика, наподобие не к ночи помянутого Шизоглаза. С ролью дедушки и бабушки родители справлялись на удивление хорошо. Я вот думаю, а не подкинуть ли им ещё одного ребятёнка? Только на этот раз мальчика. А лучше сразу двух. Ты как думаешь об этом, Герми?

— Рон. Ну имей совесть.

— А? Что?

— Гости уже в сборе. Потерпи хотя бы до вечера.

— Гости? Какие ещё гости? Да пошли они все к драклам…

— Рональд Биллиус Уизли! Ты ведёшь себя как бабуин. Неужели ты забыл какой сегодня день?

— Вторник, кажется.

— Сегодня день рождения Гарри!

— Мерлиновы подштанники! Из головы вылетело! Герми, солнышко, прикрой меня. Я сейчас сгоняю к Бишопу… Почему ты смеёшься?

— Потому что мы с тобой уже купили подарки ещё на позапрошлой неделе. Так что, торопыга, иди переодевайся.

Костеря себя на все лады, я опрометью бросился наверх, наскоро всполоснулся, побрился и, переодевшись в заранее заготовленную парадную мантию, (умничка, Герми, что бы я без тебя делал?) спустился в гостиную. Мне повезло. После приветствий и здравиц, мама, папа, Герми, Гарри, Джинни и Перси уселись за столом, однако праздник почему-то не начинался. Казалось, будто мы кого-то ждали. Вот только кого? Билл приехать не смог: Флёр была на сносях. Чарли остался в своём заповеднике, отговорившись завалами на работе. Вообще говоря, мой второй брат за последний год сильно сдал: кажется, смерть той француженки подкосила его. Примерно тоже можно было сказать и о Джордже. С момента гибели Фреда, брат не произнёс ни слова. Хуже того, он потерял интерес к жизни, подолгу глядя в никуда и беззвучно шевеля губами. Лишь малышке Рози удавалось иногда вывести своего дядю из состояния отрешенности, да и то ненадолго. Тогда кого же мы ждём?

— Учитель! — возглас мамы стал ответом на незаданный вопрос.

— Мы ждали вас, Учитель! — в унисон матери благоговейно произнёс отец.

Иногда я не понимаю родителей. Как можно буквально поклонятся человеку, восставшему из мертвых, когда всё уже было закончено? Неужели нельзя было воскреснуть хотя бы на пару часов раньше? Тогда может быть и Фред бы остался жив, и Джордж не был бы похож на растение. Эх, ладно. Как сказала мне Герми: «Рон, прояви хоть каплю вежливости. Учитель не мог поступить иначе».

— Артур, Молли, извините за то что заставил ждать. В Визенгамоте столько рутины…

— Ну что вы, Учитель…

— Гарри, мальчик мой, сердечно тебя поздравляю. У меня для тебя будет сюрприз, но чуть-чуть позже.

— Благодарю за доверие, Учитель.

— Ох, Джиневра, ты выглядишь потрясающе: зелёный цвет тебе явно к лицу. Персиваль, Гермиона, Рональд — я вижу, все в сборе. Ну что же: да начнётся пир!

Вот позёр! Прям как в школе, хотя… хотя вон тот ростбиф очень даже ничего, а соус вообще пальчики оближешь.

— Попрошу внимания, — слегка постучав палочкой по фужеру с вином, произнёс Учитель, едва мы заморили червячка. — Сегодня знаменательный день. Гарри, мальчик мой, тебе исполняется двадцать один год. Возраст, когда волшебник входит в полную силу, принимает наследие предков и становится полноправным членом магического сообщества. В своей жизни ты добился много. Ты сокрушил несчастного Тома. Ты вместе с Гермионой снял с моих учеников клеймо Предателей Крови. Благодаря тебе, я вернулся из-за Грани и именно ты же дал мне возможность представлять твои интересы в Визенгамоте. За всё это я обязан был тебя отблагодарить. Три года счастья с Джиневрой. Много ли это? Один магл сказал: «счастливые часов не наблюдают». Увы, эти годы пролетели и больше времени, я тебе дать не могу.

Та-а-а-к, похоже нашего учителя-мучителя где-то капитально торкнуло. Надо бы ему антипохмельного дать, а то и у него на столе Волдеморт канкан плясать начнёт.

— Сядь, Рональд, имей терпение. Антипохмельного мне не нужно. Антипохмельное завтра понадобится тебе, после того как ты напьёшься, увидев смерть жены. Удивлён, мальчик мой? Ты удивишься ещё больше, когда узнаешь, кто именно из Ордена Феникса убил твоих тещу и тестя. Да, Гермиона, Пожиратели тут не причём. Ну так что, Рональд, неужели не догадываешься?

— Кингсли?

— Нет, мальчик мой, это не он. Дам подсказку. Вспомни тот день, когда ты в одиночку сунулся в логово проклятых оборотней и всех их благополучно...

— Нет!!! Ложь!!! Герми, не верь ему!

Я хотел было заорать о своей невиновности, однако перед глазами тут же предстала залитая кровью кухня, мертвый Дэн с перерезанным горлом, умирающая Эмма, тщетно молящая о пощаде. Почему?! Почему я убил их?! Я урод, чудовище! Почему?!!

— Ты чётко выполнил моё задание, ученик. Правда в конце ты зачем-то вздумал убить и себя, так что пришлось слегка подкорректировать твою память.

— Успокойся, сынок. Эти грязные маглы не стоят твоего мизинца.

— Мама? Как ты можешь…

— Сын, мы предупреждали тебя не заводить детей от грязнокровки?

— Отец, но ведь ты…

— Тебе, братишка, не стоит дёргаться, если ты хочешь, чтобы с твоей полукровкой-дочуркой было всё в порядке, — произнёс Перси, держа палочку у горла Рози. — Сядь и дослушай Учителя.

Я бессильно упал на кресло и закрыл лицо руками. За всё время этого чудовищного разговора, Гарри и Гермиона не шелохнулись. Только слезы катились из глаз моей любимой, а её взгляд источал такую бешеную ненависть, что мне хотелось провалится на месте.

— Итак, дети мои, пора заканчивать этот спектакль. Зелье подчинения выпито. Гарри поднимись. Отлично. Сними со стены кошкодёр*. Замечательно. А теперь убей Гермиону. Не сопротивляйся — это бесполезно. Завтра в «Пророке» будет опубликовано, как ты стал жертвой безумия, в припадке которого сперва убил жену лучшего друга, а затем, осознав содеянное, себя.

— Остановись! — это был голос Джорджа.

Впервые за три года мой брат заговорил. Накинувшись на Гарри, он схватил моего друга за руку и вырвал кошкодёр. Воспользовавшись общим замешательством, я вскочил с кресла и бросился на Перси. Ошеломлённый этим, старший брат не успел произнести ни слова и, получив хук справа, отлетел к стенке. Схватив освобождённую Рози, я хотел было кинуться на помощь Джорджу, но, получив заклятие, отрубился.

Примечание

* Кошкодёр — короткий меч для схваток в узком пространстве переулков или при тесном построении.

Мордредов хвост, пятый раз подряд этот кошмар! Меня и раньше посещало нечто подобное: иногда я видел себя внутри какой-то непонятной летающей штуковины на пару с каким-то плюгавым очкариком. Зачем я туда залез? Кто был тот четырёхглазый? А самое, главное: куда мы с ним летели? Не знаю. Однако всякий раз ту летающую штуковину хватало очень злобное дерево и нам ни разу не удавалось от него улизнуть.

Или вот другой кошмар: громадный волкодав тащил меня по земле. Я кричал, отбивался как мог, только это было бесполезно. Раз за разом, зверь затаскивал меня в некий лаз, располагавшийся среди корней. В последний миг, когда моё тело почти уже исчезало во тьме, меня хватала за руку какая-то смутно знакомая девчонка с каштановыми волосами. Она изо всех сил пыталась меня вытащить и звала кого-то на помощь, однако всякий раз зверь оказывался сильней, и я исчезал в земле.

Но всё это меркло по сравнение с кошмаром нынешним: я убиваю каких-то маглов, а родители гордятся мной так, словно наша семья носит Чёрные Метки и поддерживает Сами-Знаете-Кого. Хотя почему «словно»? В том страшном сне папа, мама с Перси и в самом деле прислуживали некоему Учителю, для которого убийство магла сродни убийству таракана. Б-р-р, жуть какая. И ведь не расскажешь же об этом никому! Папа всю неделю работает, домой возвращается усталый, а по выходным залезает в свой сарай и торчит там до вечера. Спросить маму? Не вариант. Мама постоянно занята у плиты или в огороде. Перси, надменный индюк, сразу же скорчит рожу и велит убираться работать, а сам, зубрила четырёхглазая, уткнётся в одну из своих книжонок. Джинни? Три раза «ха». Кто она такая? Девчонка. А у девчонок, это все знают, волос длин, а ум короток. Да если я попытаюсь рассказать о своих снах, она тут же зарыдает, а мне за это ещё и от мамы влетит.

Остаются только вон те два жука, которые сейчас подозрительно шушукаются на заднем дворе. К ним мне хочется обращаться в последнюю очередь: их пакостный характер известен всякому, кто живёт в Норе. В прошлый раз, когда я имел глупость обратится к этим выжигам, они угостили меня карамелькой, от которой мои уши стали длинными как у осла. Фреду и Джорджу было конечно весело, а мне-то каково? Пока мама с папой охали да ахали, пока ловили близнецов, пока решали стоит ли вызывать колдомедика из Мунго (дороговато) или попробовать обойтись народными средствами, прошла неделя. И всё это время я жил с ослиными ушами.

Эх, ладно. Чего я теряю? В самом худшем случае меня поднимут на смех, а в лучшем…

— О, гляди-ка, братец Дред, к нам гость.

— И не просто гость, братец Фордж, а сам Ронни-бой почтил нас своим присутствием. Чего…

— …мистеру Кислое Яблоко нужно…

— …от столь ничтожных сервов…

— … как мы, — эту фразу близнецы произнесли одновременно и тут же расхохотались.

— Хватит вам, придурки! — не сдержавшись крикнул я.

— Ой-ой-ой боимся-боимся, грозный Ронни-бой задумал утопить нас в своих мегаволшебных…

— Заткнись, Фред!

— Э, нет, братец. Напутал ты чуток. Я ведь…

— Ты Фред! Я знаю! Я могу вас отличить: вы нисколечко не похожи друг на друга!

— Да-а-а? — в голосе Джорджа было столько патоки, что ей без труда можно было затопить Нору. — Тогда предлагаю тебе игру…

— … мы будем по одному выходить из-за сарая….

— …а ты будешь угадывать. Угадаешь пять раз подряд…

— …и мы исполним одно твоё желание, а не угадаешь…

— … желание придётся исполнять тебе. Идёт?

— Идёт, — со вздохом произнёс я.

Близнецы усмехнулись и ушли за сарай. Я подготовился к игре, заранее зная, что выиграю. Мои слова о непохожести Фреда и Джорджа не являлись блефом. Уже больше месяца я без труда отличал одного обалдуя от другого. Как именно? Сложно описать. В отличии от Фреда, Джордж внутренне изменился, став старше. Причем не телом — это бы все заметили — а глазами. Достаточно посмотреть любому из близнецов в глаза, чтобы…

— Братец Рон, кто я?

— Фред. А теперь Джордж. Фред, Джордж, Джордж, Фред, Фред, Фред…. Эй! Это нечестно мы договорились о пяти попытках!

— А тебя не проведешь, брат, — промурлыкал Фред и, схватив за руку, утянул за сарай.

— Ну-с, Рон, — продолжил за брата Джордж. — Раз ты победил, то мы исполним твоё желание. Условие лишь одно: выбирай с умом…

— … и не наглей.

— Ребята, меня целый месяц мучают кошмары, где я веду себя как последний флобер-червь. Иногда…

Я как на духу выложил Фреду и Джорджу, всё что происходило со мной в тех жутких снах. По началу, моя речь походила на удаление гнилого, но крепкого зуба: слова давались с великим трудом и нестерпимой болью, однако в какой-то момент меня буквально прорвало. Я говорил и говорил, а братья слушали, разинув рты. Никому и в голову не пришло прервать, а тем более высмеять меня.

— Итак, братец Фордж, — со вздохом проговорил Фред, после того как я замолчал. — Выходит я был прав и, не ты один вернулся из будущего.

— Из будущего… значит всё, что я видел в тех снах правда? Значит я и в самом деле убийца?!

— Рон, стой! Стой, кому говорят.

— Пустите меня! Я урод! Я убийца! Меня надо в Азкабан! К дементорам! А-а-а! Тону! Тону! Спасите!!

* * *

Почему я такой баран? Даже утопится толком не могу. Это же надо додуматься: сигануть в наш прудик, распугать уток, взбаламутить ил и в итоге слечь с простудой. По-моему, раньше никому из нашей семьи не удавалось отчебучить ничего подобного. Зато я, Рональд Дебилиус Уизли, не только сам влип, но ещё и ребят подставил. Мама решила, будто это Фред с Джорджем довели меня, отчего близнецам досталось под первое число. Напрасно я пытался заступиться за них. Теперь, после того как папа собственноручно отходил их линейкой, думаю, они не станут со мной разговаривать.

— Рон? Ты не спишь? Вижу, что не спишь. Т-с-с, лежи спокойно. Мы на тебя не сердимся.

— На вот, выпей. Эта наша новая разработка от кашля.

— Мы её на Скабберсе опробовали— хворь как рукой сняло. Давай пей и выздоравливай, а то мы одну шалость задумали…

— …а без тебя нам не справиться никак.

— Тише. Воды? На, запей. Хочешь узнать, что мы задумали? Хочешь, по глазам вижу.

— Так вот, братец Дред ещё месяц назад высказал идею, будто не я один вернулся из будущего. Одна беда: я очень смутно помню грядущие события. Ты, как я понимаю, тоже много не знаешь. Однако твой рассказ кое-что прояснил. Теперь мы знаем, кто был с тобой в отцовском фордике.

— Ты главное держись. Итак, с тобой в папиной машине ехал сам...

— Гарри Поттер.

Как хорошо, что я последовал братскому совету. Ну не фестрала себе под хвост: я летал с самим Мальчиком-Который-Выжил! Только вот не сходится чего-то. Не мог тот четырёхглазый заморыш быть Гарри Поттером. Он же сейчас под некой особой защитой и через пару лет должен будет приехать в Хогвартс. По крайней мере так сказал папа, а ему врать незачем! Или есть зачем? Мордредовы копыта, как же всё сложно. Выходит, что Мальчика-Который-Отразил-Аваду держат на положении домового эльфа. Но где?

— Вижу мы тебя не убедили, братишка.

— Но боюсь, тебе придётся поверить мне. Всё что я знаю о его местоположении — это название улицы. Улица Тисов тебе ни о чём не говорит?

— Ты плачешь? При чём тут пол? Пол и плакса? Маленький плакса*? Я маленький плакса?

— Т-с-с, брат, весь дом разбудишь. Рон имеет ввиду название места. Я прав, Ронни?

— Значит нам нужно отыскать город или деревню с названием «Маленький Плакса» и ещё там должна быть улица Тисов. Уже кое-что. Ладно, братишка, выздоравливай, набирайся сил…

— …ты очень помог нам. Когда поправишься, мы обязательно возьмём тебя…

— … с собой. Спокойной ночи, брат.

Примечание

* Рон пытался жестами объяснить название Little whining

— Ну-с, попытка номер пять, братец Дред?

— Думаю, в этот раз нам повезёт, братец Фордж.

Я лишь молча вздохнул. Надежда отыскать Гарри Поттера таяла с каждой нашей поездкой. За прошедшие полтора месяца мы втроём успели посетить четыре городка с названиями Литтл Уингинг и прогуляться по четырём Тисовым улицам. Как нам удавалось провернуть это дело тайком от родителей? О, для этого пришлось разыграть целый спектакль.

Вечером первого апреля, после того как Фред с Джорджем задули свечи на именинном пироге, близнецы, в своей неподражаемой манере «один начинает-другой заканчивает» толкнули умопомрачительную речь, в коей принялись каяться в своём прежнем дерзком поведении. Особых усилий мне стоило не заржать,когда эти обалдуи, подражая Перси, заговорили о важности получения образования и жизненной необходимости самоподготовки. Самое забавное: мама и папа купились на этот трюк. Должно быть, Фреду и Джорджу удалось задеть некие потаённые струны их души, отчего, к концу представления, растроганные родители буквально плакали от счастья, глядя на исправившихся отпрысков. Ради такого события, отец согласился тряхнуть скудной семейной мошной и выписать комедиантам двухмесячный абонемент в читальный зал «Флориш и Блоттс». С этого места начался второй акт комедии и мой бенефис.

Встав и презрительно глянув на близнецов, я заявил, что мои братья являются обманщиками и мошенниками и что если пустить их в Косую Аллею одних, то они побегут не в книжный магазин, а в кондитерскую Шугарплама. Мои слова произвели на родителей эффект холодного душа. Немного посовещавшись, папа с мамой признали, что мои сомнения верны, но лишь отчасти и в качестве некоего компромисса назначили меня присматривать за близнецами. Ликуя в душе, я конечно же принялся деланно возмущаться, однако, встретившись с грозным взглядом мамы, капитулировал.

С тех пор, вот уже полтора месяца наш день проходил по схеме: подъём, завтрак, работа в огороде до обеда, обед, Косая Аллея, отчёт, ужин, сон. Первые несколько дней мы действительно занимались образованием: Фред узнавал что-то новое, я с Джорджем — восстанавливал забытое. Параллельно с этим близнецы потихоньку занялись бизнесом. Не знаю, как, но этим жукам удалось отловить некоего хмыря, промышлявшего скупкой краденного. По всей видимости, в том будущем парни не раз контактировали с ним и даже сумели добыть на него определённый компромат, отчего незадачливый криминальный элемент вынужден был начать сотрудничество на пару-тройку лет раньше. Как бы то ни было, к концу первой недели наши карманы оказались приятно отягощены медью напополам с серебром. Деньги в итоге получились не Мерлин весть какие, однако для запуска операции «Маленький Плакса» нам хватило и этого.

Закупившись магловской одеждой и переодевшись в баре у Тома, Фред, Джордж и я отправлялись в большой Лондон, где, поймав «Ночного Рыцаря» (полезное знание, почёрпнутое у Флориша), отправлялись в Литтл Уингинг. К сожалению, весь месяц нас преследовали неудачи. Почему? Ну хотя бы потому что, когда я впервые увидел эту бешеную трёхэтажную колесницу, меня едва не вырвало. Тут же возникшее воспоминание о покатушках на этом монстре, да ещё в кампании криворукой розововолосой бабёнки едва не обратило меня в панический драп и лишь колоссальное усилие воли позволило-таки забраться внутрь этой железной тварюги. Но если бы наши проблемы ограничивались только этим! Увы, нам катастрофически не везло с плаксами. Каждый визит туда и обратно обходился нам в кругленькую сумму, после чего близнецам приходилось несколько дней подряд без передыха вкалывать на хмыря, а мне зубрить тексты да врать родителям о пройденном материале.

Что же нам удалось узнать в итоге? Да практически ничего. Трое тисовых плакс ни разу не слыхали ни о каком Гарри Поттере, а вот четвёртый… Когда магл-почтальон сообщил, что Гарри Поттер живёт в доме номер одиннадцать, радости нашей не было предела. Опрометью кинувшись к указанной двери, мы приготовились увидеть мальчугана со шрамом в виде молнии, однако на порог вышел подслеповатый больной старик.

— Билли, Сэм, Дик? Радость-то какая! Не забыли деда, пришли наконец-то! — радостно заголосил он, едва завидев нас.

Опешившие Фред и Джордж отступили назад и хотели было ретироваться, однако я остановил их. Не знаю почему, но в тот миг в моём сердце что-то кольнуло.

— Да, дед, мы не забыли тебя.

Весь оставшийся день мы трое провели в гостях, слушая рассказы старого Гарри, выпивая с ним чай и изредка задавая вопросы. Как оказалось, пятьдесят лет назад Поттер служил в магловском Аврорате и сражался на некой великой войне, происходившей судя по всему одновременно с войной с Гриндевальдом. Из всех его товарищей, в настоящий момент, в живых никого не осталось. Часть погибла в боях, остальные умерли от ран и болезней.

В конце концов, когда за окнами начали густеть апрельские сумерки, старый Поттер сердечно попрощался со всеми нами. Напоследок, он попросил нас об одном маленьком одолжении: сходить в кладовку и принести оттуда полосатое одеяло. Отказать старику мы не смогли. Обшарив помещение и не найдя там искомого, Фред, Джордж и я подошли к отставному аврору, дабы спросить не ошибся ли он, однако наш вопрос так и остался без ответа. Гарри Поттер умер...

Так, ладно, соберись, аврор Уизли. Размышлять о той встрече ты будешь позднее — сейчас перед тобой очередная Тисовая улица. Что же можно сказать о маглах живущих тут? Ничего. Каждый из них старается походить на другого: абсолютно одинаковые дома, абсолютно одинаковые лужайки, абсолютно одинаковые стойла для магловских автомогилей, абсолютно одинаковый книзл… Книзл?! Здесь?! Среди маглов?! Мордредовы подштанники, это же…

— Ребята, мы у цели! Видите книзла?

— Где?

— Ну вот же, на ветке!

— Ого, ты глянь, братец Фордж, наш Ронни привёл нас к цели.

— Однако, братец Дред, тебе не кажется, что наша радость пока преждевременна?

— О чём вы?

— В дом, охраняемый книзлами…

— … просто так не ворваться. Поэтому я предлагаю…

— … проследить за этим домом. Возможно Гарри выйдет из него…

— … или наоборот: в него войдёт.

— И долго ли мы будем ждать? — спросил я.

Фред открыл рот, дабы ответить мне, но тут наше внимание отвлёк резкий посвист. В следующий миг из-за поворота выскочило с полдюжины местных шкетов, гнавших перед собой какого-то маленького задохлика.Последний, поддерживая не по размеру широкие спадающие штаны, петлял не хуже зайца, однако даже флобер-червю было ясно: на сей раз ему не уйти. Словно подтверждая эту мысль, один из преследователей, жилистый длинношеий дылда, буквально в следующий миг дотянулся до паренька и схватил того за волосы. Стиснув зубы, чтобы не закричать, дохляк задрал голову и на пару мгновений встретился с нами взглядом, безмолвно умоляя о помощи. Мне резко поплохело. Передо мной был тот самый очкарик из моих кошмаров! Передо мной был… Гарри Поттер! В ту же секунду, в мозгах что-то щёлкнуло и эмоции отошли на второй план, звуки исчезли. За один миг преодолев разделяющее нас расстояние, я несколько раз ударил длинношеего по печени, а затем резко толкнул его в сторону несущийся оравы. Дальнейшее превзошло все мои ожидания. Разогнавшись не хуже блэджера, жилистый дылда со всей дури влетел в толпу, сбив одного за другим четверых шкетов, и приземлился точнёхонько на пятом — белобрысом жиртресте.

Быстро смекнув, что со мной лучше не связываться, банда, беззвучно раскрывая рты, кинулась в рассыпную. Очень вовремя. Едва только они скрылись за поворотом, как меня в ту же секунду пронзила адская боль. Каждая клеточка взвыла так, будто в неё зарядили не один десяток круциатусов и, если бы не реакция Фреда с Джорджем, то лежал бы я сейчас на седьмом этаже Мунго*. Видя, как моя тушка трясётся в конвульсиях, ребята сумели разжать мне рот и влить в него какое-то обжигающее зелье. Боль ушла почти мгновенно, а вместе с ней исчезло ощущение собственного тела. Я погрузился в мягкую негу сна без сновидений.

* * *

— Рон, братишка, ты как?

Хороший вопрос. С одной стороны, я лежу колода колодой на чьей-то идеальной лужайке, а вокруг меня перепуганными наседками вьются близнецы. Такое внимание, конечно радует. Только у этого дела есть и другая сторона: не надо быть пророком, дабы понять, что нам троим влетит под первое число, едва только родители увидят меня в моём нынешнем состоянии. Печаль. Одно утешает: Гарри Поттер всё-таки нашёлся. Вот он, кстати, стоит чуть поодаль, смотрит на меня несколько боязливо. Похоже, он до сих пор не может поверить, что у него нашлись заступники. Нет, ну надо же додуматься до такого: отправить Мальчика-Который-Выжил к маглам. Хорошо, пусть его родители мертвы, пусть крёстный оказался сволочью и предателем, но неужели среди волшебников не нашлось бы ни одного, кто согласился его приютить? Боунсы, Смиты, Прюэтты, Подморы, Уизли, наконец — все мы состоим в родстве с Поттерами. Неужели среди нас не нашлось хотя бы одного порядочного человека? Эх, вопросы, вопросы... Главное сейчас вытянуть Гарри из домового рабства, спрятать и откормить маленько, а то непонятно, в чём вообще душа паренька держится.

Вот только задумать оказалось куда легче, чем сделать. Едва услышав, что мы собираемся увести его от маглов, Гарри лишь помотал головой. В его нынешней системе координат, жизнь в роли мальчика для битья казалась ему чем-то естественным, а появление целых трёх защитников — из ряда вон выходящим.

— Спасибо вам, ребята, — тихо проговорил он. — Но я, пожалуй, пойду, иначе дядя Вернон убьёт меня.

— Что ещё за дядя Вернон? — не понял я.

— Муж тёти Петуньи и отец моего кузена Дадли. Это он верховодил теми… ну которые гнались за мной. Ты его ещё Перкинсом слегка придавил.

— И ты, несмотря на то что тебя колотят, хочешь вернуться в этот дом? — ошарашенно проговорил Фред.

— А куда мне идти? А там хоть крыша над головой есть. И кормят… иногда.

— Будь у меня такая крыша…

— … разнёс бы её к мордредовой матери.

Последние слова Джорджа вызвали у Гарри приступ паники. Он шаг за шагом начал пятится от нас, однако внезапно остановился и еле слышно прошептал.

— Дядя Вернон идёт. Прошу вас, бегите или он вас убьёт.

— А если ты не пойдёшь с нами, — ответил я. — То он прибьёт тебя.

— Он не прибьёт. Может поколотит, может запрёт в чулане на неделю, но не убьёт.

— Мордредовы копыта, ну и порядочки в вашем доме…

— … если избиение и сидение в чулане ты считаешь нормой.

— Умоляю вас, бросьте меня, — уже плача повторил Гарри. — Бегите!!

А бежать было от чего. Красномордый морж, размахивающий непонятной железякой, летел на нас со скоростью гоночной метлы. Вид несущейся туши мог бы испугать многих, но только не Фреда с Джорджем. Одновременно шагнув вперёд, братья сунули руки в карманы и, дождавшись пока магл подбежит достаточно близко, швырнули ему в нос какой-то порошок. Получив такое «угощение», морж громко чихнул и уставился на нас. За пару секунд выражение его рожи изменилось с бешенного на идиотски-радостное. Крутанувшись словно юла, толстый магл зафиндилил свою железяку в сторону ближайшего окна и, громко заржав, вприпрыжку побежал к своему дому. Вскоре оттуда раздался рёв и из стойла вылетел магловский автомогиль. Не разбирая дороги, Вернон носился по Тисовой улице, сбивая баки, портя газоны, тараня другие автомогили и перемежая всё это звуками клаксона да криками «Бл-я-я-я-ди!!! Е-б-а-а-ть!! Г-а-а-н-доны!!!»

— Что вы сделали с моим дядей, — шепотом произнёс Гарри.

— Похоже образец номер один вышел не слишком удачным, — с досадой произнёс Фред. — Кажется, мы положили туда слишком много когтей книзла…

— … зато слюны гномов тут явно маловато.

— А он навсегда останется таким?

— Ну что ты, Гарри. Эффект нашего порошка крайне нестабилен. Думаю, через час…

— … ну может через два, твой дядя придёт в норму.

— Но его же заберёт полиция!

— Полиция? — не понял Фред. — Чо это за зверь?

— Судя по всему, так у маглов Аврорат называется, — пояснил я.

— А-а-а, вон оно как, — протянули близнецы. — Ну так что, Гарри, ты по-прежнему хочешь жить в доме, где тебя будут гнобить?

— Теперь мне там жизни точно не будет, — поразмыслив ответил Гарри и после недолгого молчания спросил. — Вы говорили, что у вас меня все знают и полно родичей? Тогда почему все эти годы я провёл в чулане? Почему никто не пришёл за мной? И кто научил вас бегать быстрее Флэша?

— Ты задаёшь правильные вопросы, Гарри, — с улыбкой произнёс я. — Надеюсь, общими усилиями мы ответим на них, а заодно и узнаем, кто это твой Слэш. Думаю, наш разговор будет долгим…

Примечание

* В Мунго, как известно, шесть этажей. Седьмым этажом авроры в шутку называют морг. Такой вот у них своеобразный юмор)

Блаженное ничегонеделание… Раньше я бы многое отдал за возможность лишний часок подремать, закутавшись в своё любимое байковое одеяло, и вот теперь, когда давнишняя мечта наконец-то сбылась, во мне поселилось чувство, будто мы упустили нечто важное. Нечто такое, без чего нам потом придётся очень и очень туго. Странное ощущение, не находите? Согласен. Я и сам поначалу старался отмахнуться от подобных мыслей. Казалось бы, всё шло замечательно: операция «Маленький плакса» блестяще завершилась. Гарри Поттер после разговора с нами осознавший, что он волшебник, начал потихоньку знакомиться с миром магии. Временно поселившись в «Дырявом котле», он с интересом изучал добытые близнецами книги, совершенно не опасаясь быть узнанным. Вы конечно можете спросить: неужели окружающие волшебники настолько слепы, чтобы не разглядеть Мальчика-Который-Выжил? Отвечу без обиняков: слепота, как впрочем и отводящие чары были здесь совершенно не причём. Просто Фред с Джорджем убедили Гарри слегка поменять имидж. Готов поставить галеон против кната, никому из посетителей «Котла» не пришло бы в голову сравнить длинноволосого блондина в роговых очках с Джеймсом и Лили Поттерами. Скажу больше, даже если кто из тамошних выпивох и замечал Гарри, то в следующий же миг об этом забывал: настолько новая внешность Избранного казалась неприметной.

А вот кому неприметность точно не грозила, так это вашему покорному слуге. То, что я магически выложился и теперь мало чем отличаюсь от сквиба, не разглядели бы разве что слепцы, причислять к коем родителей было по меньшей мере наивностью. К счастью, близнецы сумели меня прикрыть. Джордж, сгоняв во «Флориш и Блоттс», привёл оттуда паренька с угреватой кожей. Оказалось, весь прошлый месяц Стэнли, а именно так звали прыщавого стажёра, аккуратно заполнял библиотечный формуляр, благодаря чему мама с папой, вздумай они проверить график посещения читального зала, оставались бы в неведении относительно наших путешествий. Естественно, всё эти манипуляции Стэн производил не за «здорово живёшь». Платой ему служил флакончик средства от прыщей, коей он еженедельно получал из рук близнецов. В нынешнем же случае, за дополнительную мзду, прыщавый библиотекарь соглашался рассказать нашей маме небольшую сказочку. В чём же она заключалась?

Для начала, ответьте мне на вопрос: любите ли вы произведения Гилдероя Локхарта? Нет? А вот моя мама, при всех её достоинствах, просто зачитывается книгами златовласого красавчика и при любой возможности старается посещать его вечера встреч с читателями. Зная подобную слабость, близнецы разработали гениальнейший в своей простоте план: раз нельзя скрыть моё истощение, то пускай оно будет вызвано мистером Лучезарной Улыбкой. Пускай я, начитавшись Локхарта, вздумаю повторить одно из описанных им заклинаний. Для чего? Чтобы сделать маме приятное. А что может быть приятней, чем сценка из произведения любимого писателя, разыгранная в мамин день рождения?

Очередной спектакль в Норе прошел без сучка и задоринки. Когда Стэнли с грозным (насколько это вообще возможно при его-то невысоком росте и субтильной фигуре) видом подошёл к маме, принявшись читать ей нотации о моём неподобающем поведении, мы замерли, в ожидании бури. И наши предчувствия нас не подвели. Оправившись от минутного шока, мама обрушили на голову бедного Стэна такой ураган, что мы даже начали опасаться за рассудок несчастного библиотекаря.

— Если мой Ронникен из-за вашего головотяпства останется сквибом, если он станет инвалидом, я собственноручно поотрываю вам руки-ноги!! Вы всю жизнь у меня будете вкалывать на лекарства, книжные черви и дракловы отродья!!! Вы у меня…

Что ещё именно произойдёт с ним и книжным магазином Стэн так и не узнал, потому что вылетел из Норы быстрее снитча. Мы же выдохнули с облегчением. Нет, мама конечно же отругала и меня — за неосторожное обращение со взрослой книгой, и близнецов — за недосмотр за мной, только всё это уже было не бурей, а лишь её слабым отголоском. С каждым словом, мама становилась всё тише и тише и наконец, после визита колдомедика Блетчли, успокоилась окончательно. Бегло оглядев меня, пожилой целитель посоветовал отдохнуть пару деньков, после чего убыл в Мунго. И вот я бездельничаю на законных основаниях, однако, как я уже говорил раньше, покоя в моей душе нет.

* * *

— И сказал тогда портной Виллоу судьям своим: уж коли смерти мне не миновать, то не откажите в желании моём последним — принесите иглу мою ивовую, дабы смог я соткать последний гобелен свой. Призадумались тут судьи. Хоть и знали они, что обладает игла та силой волшебной, но не могли они отказать портному в просьбе его последней, ибо не просил Виллоу о милости к себе... Рон! Ну вот опять ты заснул, а я для тебя стараюсь, сказку тебе читаю, а ты лежишь: улыбка шире чем у докси… Ну, Рон…

— А? Что? Чего? Где?

— Не где, а здесь! Я хотела, как лучше, думала, что тебе моя сказка понравилась, а ты… — Джинни готова была уже заплакать, но я остановил её.

— Да ладно тебе, сестрёнка. Ты прекрасно читаешь. Просто я немного задумался.

— О чём?

— О сказке. Мне бы такую иголку как у Виллоу.

— И зачем она тебе?

— Виллоу с помощью своей иглы вышил дорогу к своей возлюбленной и бежал от жестоких судий…

— И ты тоже хочешь сбежать к возлюбленной? Она у тебя есть? А кто она?

— Ну и любопытная ты у меня, малышка…

— Я не малышка! — обиженно выкрикнула моя сестра. — Мне девять лет скоро!

— Ну-ну. А скажи мне, ты бы сама не хотела заполучить такую иглу?

Джинни задумалась. Забавно сморщив лобик, сестрёнка, по всей видимости, стала прикидывать чего именно она бы вышила, окажись такая игла в её руках. Раздумья продолжались не больше пяти минут.

— Нет, — произнесла она наконец, тряхнув рыжей копной волос.

— Нет? — удивился я. — И почему же?

— Потому что такой иглы нету. Это ведь сказка барда Бидля. Эх, братик, если бы только эта иголка существовала на самом деле, то я бы превратила нашу развалюху в дворец, огород — в сад. Маме, папе, тебе, Биллу, Чарли, Перси и даже этим злюкам-близнецам я бы пошила самые лучшие, самые распрекрасные мантии. А знаешь какая у меня самая заветная мечта? Ты главное не смейся…

— Не буду.

— Я хочу построить конюшню. Ты же знаешь, я обожаю полёты…

И это было правдой. Пару лет назад в Британии гастролировал цирк из Южной Америки. Каким-то чудом, отцу в тот раз удалось раздобыть билеты и мы — папа, мама, я, Джинни и близнецы — завороженно глядели на выступление диковинных заокеанских зверей. Больше всего мою сестрёнку поразили гиппогрифы. Уже после представления, Джинни тайком пробралась за кулисы, где, с разрешения клоунов, залезла на крылатого жеребёнка. Никогда не забуду полные счастья глаза сестры, когда маленький гиппогриф оторвался от земли. Он взлетел совсем низко, буквально на пол ярда, однако и этого Джинни хватило с лихвой.

— Ну вот, опять смеёшься! А говорил…

— Я не смеюсь. Я просто вспоминаю как ты села на того жеребенка. У тебя была в тот раз такая довольная рожица, что даже нагоняй от мамы не заставил тебя загрустить.

— Ты это помнишь? А знаешь, Рон, у нас всё это будет.

— И когда? Когда Билл отыщет сокровища Хаблсохара? Или, когда Чарли выведет радужного дракона и получит Великую Премию Финкли?

— Нет. Это будет, когда я выйду замуж за Избранного.

— Ты? За Избранного? За Мальчика-Который-Выжил? Ой, держите меня — сейчас свалюсь… Ой! Ты чего дерёшься?

— Получил по лбу? И ещё получишь, если будешь смеяться надо мной.

— Ну хорошо, не буду. Мир?

— Мир. Рон, ты умеешь хранить тайны?

— Ты меня знаешь: мой рот на замке.

— Мама сказала мне, что знает одного очень мудрого мага, который поможет мне завладеть сердцем Гарри Поттера. Он будет самым смелым, сам умным, самым расчудесным…

Джинни ещё долго расписывала достоинства Мальчика-Который-Выжил, однако, чем больше сестрёнка говорила, тем мрачнее становились мои мысли. Как назло, именно сейчас память начала «любезно» подкидывать мне воспоминания о той будущей жизни. Были ли Гарри и Джинни счастливы в ней? Нет. Уже через год после свадьбы они почти перестали замечать друг друга. Гарри допоздна засиживался в Аврорате, часто проводя выходные в «Третьем будешь», Джинни либо играла за «Гарпий», либо пропадала на конюшне. Вместе я их видел разве что на днях рождения или на мероприятиях, посвященных победе над Сами-Знаете-Кем. Грустно всё это. Если бы узнать, что это «мудрый маг» управляет мамой и сестрой, может быть нам бы удалось спасти Джинни от неудачного брака, а конюшня… Отгрохаем без всякой женитьбы, мы ведь семья Уизли и нас всегда должно быть много, а пока…

— Спокойной ночи, сестрёнка.

— Спокойной ночи, братик.

* * *

Солнечное яркое утро. После шедшего всю ночь проливного дождя территория вокруг Норы превратилось в одно сплошное болото. Садовые гномы, забавно бормоча, скакали с кочки на кочку, иногда ругаясь на проплывающих мимо уток. Прекрасная картина. Тогда почему мне сейчас так погано? И дело здесь не во вчерашнем разговоре с сестрой, точнее не только в нём. Просто давешнее чувство, будто я, Фред и Джордж вот-вот упустим нечто важное, переросло в тоску о безвозвратно утерянном.

Наскоро съев завтрак, я распрощался с близнецами и как можно более незаметно убежал в лес. Сейчас мне больше всего на свете хотелось побыть одному. На что я надеялся? Чего хотел? Куда шел? Не знаю. Ноги вели меня всё дальше и дальше от Норы, пока я… пока я не свалился в узенькую лесную речку. Твою-то налево! Это же надо быть таким косоруким и косоногим…

— Никогда не видела столько нарглов.

Голос, произнёсший эти слова показался мне смутно знакомым. Вскочив и приняв боевую стойку, я огляделся вокруг, ожидая увидеть врага, но разглядел лишь светловолосую босоногую девочку в коротком сером платье. Луна Лавгуд. Чудачка и художница. Видящая существ, которых никто иной не видел и не замечающая косых взглядов и смешков в спину. Именно в таком наряде она пришла на нашу двойную свадьбу, дабы преподнести нам в подарок танец фэйри, именно в подобном наряде её нашли зарезанной… Никогда не забуду, как мои девочки плакали навзрыд, узнав об этой трагедии. Джинни буквально почернела от горя, а у Гермионы едва не случился выкидыш. Стоп! Гермиона. Точно: именно так звали девушку из моих снов! Но где она сейчас? Почему ей так плохо? Почему?!

— Не трать своего времени, Рон. Она всё ещё ждет тебя.

— Луна, ты читаешь мои мысли…

— Нарглы разносят их быстрее ветра, но не об этом сейчас ты должен думать. Она всё ещё ждёт тебя. Иди к ней, пока не стало слишком поздно.

— Но как я пойду к ней, если я не знаю где она?

— А какая разница, где твоя половинка, если у тебя есть вот это?

С этими словами Луна нагнулась и, отломив от лежащей на земле ивовой ветки небольшой прутик, который тут же едва заметно заблестел.

— Ивовая игла, — оторопело произнёс я. — Как в сказке про портного.

— Бери и не упусти свой шанс, Рон.

— Подожди! Я не знаю, как ей пользоваться! Луна!

Тишина была мне ответом. Луна Лавгуд исчезла так же внезапно, как и появилась. А была ли она вообще или это привиделось моему больному воображению? Эх, не об этом ты сейчас должен думать, аврор Уизли. Главное — спасти Гермиону, но как? Поступить, подобно Виллоу? Бидль рассказал, что герой сказки вышил портрет любимой и, капнув на него немного своей крови, мигом перенесся к ней. Замечательно! Остается лишь самая малость: научиться портняжить. Хотя… А что, если нарисовать портрет Герми на речном песке, воображая будто ты его вышил? Попробуем.

Напрягая память, я принялся чертить на песке контуры лица любимой женщины, стараясь вывести её непослушные каштановые волосы, её глаза, улыбку. Четверть часа спустя работа была закончена. Глядя на дело рук своих, я понимал, что результат моих потугов и близко не стоял рядом с Герми. Возможно из-за этого сейчас ничего не происходило или... Погодите, Бидль же сказал о капли крови. Точно! Перехватив «иглу», я со всей силой ткнул ей в ладонь. К моему удивлению, тоненький прутик с лёгкостью пробил кожу и, завибрировав, переломился на две части. В тот же миг лесной гомон, звучащий вокруг меня, смолк будто по мановению волшебной палочки, листья на деревьях и травы у воды замерли без движения. Остановилась даже река. Эта тишина длилась несколько бесконечно долгих томительных секунд. Затем всё резко завертелось: окружающий мир потерял четкость, превратившись в дикую мешанину пятен, мой слух наполнился дикой какофонией скрежещущих звуков, грудь сдавило точно стальным обручем, отчего каждый вдох становился похожим на пытку. Неизвестная, но безусловно могущественная магия, завладевшая моим телом, тащила меня, бросая из стороны в сторону словно щепку. Не скажу сколь долго это длилось, но в момент, когда я уже был готов потерять сознание, всё прекратилось столь же быстро, сколь началось.

* * *

Что это было? Куда меня выкинуло? Судя по заходящему солнцу, сейчас поздний вечер, а нахожусь я в какой-то многоэтажной магловской коробке. Заброшенной, надо полагать. Хотя нет, вру. Сверху раздались чьи-то приглушенные шаги. Гермиона! Забыв обо всём на свете, я опрометью кинулся на крышу и едва не взвыл от отчаянья. Моя любимая, словно сомнамбула всё ближе и ближе подходила к карнизу. Ещё шаг и она… С отчаянным воплем я кинулся на перехват. В этот миг время словно замёрзло для меня. Видя, как Герми медленно наклоняется над пропастью, я изо всех сил рванулся к ней, однако все мои движения казались убийственно медленными. Шаг, ещё шаг, ещё… Н-е-е-т!!! Нет! Нет-нет-нет-нет! Ты не умрёшь! Я удержу тебя! Пожалуйста, девочка моя, очнись, дай мне руку! Вот, вот так. Сейчас… сейчас-сейчас я тебя вытащу… Ну вот, видишь: всё и закончилось. Иди ко мне.

До чего же прекрасна жизнь! Именно в такие моменты, когда ты сидишь на крыше, а Гермиона всем своим худеньким телом прижимается к тебе, ты осознаёшь, что жизнь не похожа на кусок драконьего помёта. Ради этого стоит бултыхаться. И мы ещё всем покажем! Хочешь, Герми, я накажу твоих обидчиков? Тебя травили маглы-одноклассники? Тогда давай превратим их в свиней, а ещё лучше — в жаренных свиней. Ты согласна? Нет?

— Почему ты спас меня, Рон?

— Потому что ты — это я. Без тебя я бы сиганул вслед за тобой.

— Эх, Рон, ну какой же ты у меня дурак, ну какой же ты…

— Ну-ну, не плачь, солнышко. Мы с тобой не одни в этом мире. С нами Джордж и Фред…

— А Гарри? Ты знаешь, где Гарри?

— В «Дырявом котле».

— Ты спас его от тех…

— От семейки моржа и подсвинка? Это близнецы постарались. Отчаянные они всё-таки ребята. Когда на нас несся тот жирный усатый магл, я струхнул, а они — нет. Он на них замахнулся железякой, а они ему порошок хрясь и прямо в морду. Больше всего я жалею, что у меня под рукой не было этого… ну которым маглы свои двигающиеся картинки снимают.

— Видеокамеры?

— Её самой. Ты бы видела, солнышко, как тот магл всего за пару секунд превратился из злобного моржа в игривого гиппогрифа.

— Представляю во что превратилось его «гнёздышко», — с улыбкой произнесла Гермиона.

— Не то слово, солнышко. Он ржал громче кентавра, а когда залез в свой автомогиль и принялся разъезжать по газонам… Да это было то ещё зрелище.

— Погоди, Рон, он же мог убить или покалечить других людей.

— Ну не покалечил же. Маггловский Аврорат сработал оперативно и теперь он сидит в мартышнике.

— В обезьяннике. То есть ты хочешь сказать, что тот магл из-за проделок близнецов сядет в тюрьму? Но так же нельзя!

— Эх, Герми, добрая, справедливая девочка… Ну вот скажи мне, а держать в чулане пацана только за то, что он волшебник, можно?

— Нет, — лицо Гермионы мигом посуровело. — Думаю, ты прав. А знаешь, что я только что придумала? Если у тех маглов возникнут проблемы (а они возникнут обязательно), то они не станут возражать против того, чтобы Гарри усыновили мои родители.

— Хм, наверное, ты права. «Котел» хорош лишь как временное убежище. Только знаешь, что, солнышко, это дело сперва нужно обговорить с Гарри. Сегодня мы к нему не попадём, а вот завтра в воскресенье…

— Рон, завтра суббота.

— Как суббота? Суббота сегодня.

— Сегодня пятница.

— Постой, я точно помню, что мы с близнецами спасали Гарри в пятницу, а это было как раз вчера, восемнадцатого мая.

— Но восемнадцатое мая — это сегодня. Посмотри на меня. Тебя не удивляет, что я в школьной форме… Рон, что с тобой?

— Герми, солнышко, у меня теперь Долг Жизни перед Луной. Она дала мне иглу Виллоу.

— Из сказки барда Бидля?

— Её самую! И эта игла перенесла меня к тебе, вернув во вчера. Герми, ну что с тобой? Не плачь.

— Я повела себя как эгоистичная трусливая дура! Броситься с крыши, наплевав на маму, папу, тебя, Гарри, Луну, близнецов. Клянусь, этого больше никогда не повторится.

— Принято. А теперь, солнышко моё, давай спустимся вниз. Не знаю, как ты, а я проголодался словно Хагрид и готов слопать целого быка.

— Узнаю Рона, — с лёгкой усмешкой ответила любимая. — Быка конечно не обещаю, но пару кусочков свининки у нас отыщется.

— Встать! Суд идёт. Слушается дело…

Секретарь — невзрачная пожилая женщина с монотонным голосом — вещала информацию о нынешнем процессе, но мне её бубнёж был знаком наизусть. Никогда бы не думал, что дело может принять столь паскудный оборот! Процесс, длившийся уже второй день и не вызывавший, по заверению юриста Дэна — мистера Голдсмита, сомнений в исходе, нравился мне всё меньше и меньше. И дело было в маглах. Вот никогда бы не подумал, что все они окажутся настолько тупыми! Уже в первый день, когда стали вызывать свидетелей с нашей стороны, всё пошло наперекосяк. Сначала, пожилой магл не смог ответить на элементарный вопрос: кто именно бил Гарри? Старик долго бормотал нечто невразумительное, а, в конце концов, под напором вражеского адвоката, признался, что в тот раз потерял свои очки и вполне вероятно принял за Дадли какого-то другого мальца. Это был очень плохой знак, однако в тот раз я списал происходящее на старость и слабоумие деда. Но когда чушь начала нести молодая и здоровая женщина, бывшая гарриным школьным психом-лохом (согласен, название должности смешное, вот только мне от этого нисколечко не весело!), я был готов собственноручно заавадить и её, и юриста Грейнджеров, и вообще всех на свете. Нет, ну почему со стороны моржовой семейки таких баранов не наблюдается? Например, та тощая пигалица в цветастом платье. Полчаса щебечет о том, какая у Петуньи чудесная клумба, замечательный сынок вкупе с распрекрасной золовкой и ведь ни разу не сбилась. А как всё замечательно начиналось…

Начнём с того, что я познакомился с будущим тестем и тёщей… Нет, наверное, всё-таки с бывшим… Опять мимо… Ладно, в общем, я свёл знакомство с родителями Гермионы. Встреча эта, несмотря на поздний час, прошла на удивление спокойно. После того как Дэн и Эмма оправились от первого шока, узнав, что их тихая отличница-дочка — ведьма, а вон тот неряшливо одетый долговязый рыжий паренёк — её муж из будущего, разговор быстро вошёл в конструктивное русло. Утверждение о несуществовании магии мы отмели, продемонстрировав свои способности. Гермиона с помощью Aquqmenti наполнила стакан водой, а я Wingardium Levios-ой отнёс его Эмме и Дэну. Точнее, попытался отнести: моё беспалочковое волшебство сработало весьма своеобразно. Когда я в пятый раз буквально прорычал «Wingardium Leviosa», в воздух вместо стакана с водой поднялся стол, на котором этот самый стакан находился. Как бы то ни было, но даже эта криворукая волшба впечатлила старших Грейнджеров.

Что же касается путешествия во времени, то с этим всё оказалось несколько сложнее. Ни я, ни Герми не помнили о событиях в магловском мире, должных были произойти в ближайшее время. Мы уже готовы были сдаться под скептические усмешки Дэна и Эммы, когда мой взгляд упал на маленький бельевой шкафчик в дальнем углу комнаты. Этого оказалось достаточно, чтобы в моей голове всплыло воспоминание о коллекции моего бывшего… будущего…, одним словом, ко мне вернулось знание об одном увлечении Дэна. Дело в том, что отец Гермионы имел пристрастие к неким азиатским гравюрам, содержание которых, как бы это помягче выразиться, могло вогнать в краску даже посетителя «Цветущей яблони». Подобное «хобби», естественно не приветствовалось в благопристойном семействе, поэтому свои картинки Дэн хранил втайне от жены и дочери. Поколебавшись минуты три — обещание держать язык за зубами, было мной дадено ещё в том времени — я всё же решил нарушить слово.

Дэн, испепеляемый взглядами Герми и Эммы, покраснел словно рак, однако теперь его сомнения улетучились. Дабы хоть как-то искупить свою вину и спасти тестя от скандала, я перевёл разговор к Гарри Поттеру, чем в очередной раз удивил родителей Гермионы. Оказалось, что все эти месяцы старшие Грейнджеры считали Мальчика-Который-Выжил плодом фантазии их дочери, неким вертухайным другом, созданным, дабы компенсировать одиночество. Они даже хотели отвести Герми к магловскому врачу, именуемому почему-то психом-аналитиком. Теперь от шока пришлось отходить уже мне. Ну не фестрала себе под хвост порядочки у маглов: отправить моё солнышко и к кому? К сумасшедшему!

Сделав несколько дыхательных упражнений и мысленно досчитав до десяти, я заявил, что ни к каким психам вести Гермиону не позволю (отчего любимая зачем-то покраснела) и что Гарри никакая ни фантазия, а вполне живой, хоть и не здоровый человек, которого до сего дня держали на голодном пайке в чулане. Последняя новость оказалась сродни взрыву гигантской навозной бомбы. На меня тут же обрушались вопросы: куда глядели службы надзора, почему молчали соседи со школьными врачами и всё такое прочее. Увы, ответить на них мне оказалось не под силу. Более того, я сам был удивлен не меньше Грейнджеров, ведь коли такие службы, действительно существуют, а в том городке все знают друг о друге абсолютно всё, то каким образом моржу и его семейке удавалось измываться над Гарри, оставаясь безнаказанными? Ума не приложу. Разве что некто владеющий магией отводил всем глаза.

С огромным трудом успокоив родителей Гермионы — Эмма порывалась тотчас же ехать в Литл Уингинг — мы убедили их подождать до утра, поскольку в данный момент Гарри ничто не угрожало. И вот теперь, сидя в суде, я начинаю жалеть об этом. Может всё-таки стоило нагрянуть в этот городишко ночью да тряхнуть этих поганых…

— Тише, Рон, — вполголоса произнёс Фред. — Ещё немного и нас раскроют.

— И в этом случае не спасёт даже наша маскировка, — закончил Джордж.

— Ребят, у меня одного ощущение, будто эти маглы по утрам принимают Отупляющий Бальзам?

— Думаю, братишка, тут дело не в зельях.

— А в чём?

— В Confundus-е…

— … или в Imperio. Только боюсь, кроме нас тут нет волшебников…

— … и эти маглы банально куплены.

— Или запуганы. Тихо, Ронни, на нас уже смотрят.

Близнецы оказались правы. Несколько человек шикнули в нашу сторону, а судья потянулась за молотком. Так, аврор Уизли, спокойствие, только спокойствие. Соображай, давай, где здесь подвох, где прячется этот мордредов ублюдок с волшебной палочкой! Стоп! А нужна ли ему палочка? Ведь мозги можно промыть и без неё. Точно, для этого существуют определённые зелья и артефакты. Зелья можно отмести сразу: если человеку дать эликсир незадолго до вызова, то он мигом станет похожим на сушеную воблу. Здесь же всё не так. Пока наши свидетели представлялись и рассказывали о месте работы, их лица были вполне бодрыми, а речь ясной, зато потом… Значит дело в артефактах. Только и в них есть изъян: для полноценного контроля между тобой и объектом должно быть небольшое расстояние и прямая видимость. А у кого наилучший обзор? У сидящих в первых рядах. Спокойствие, аврор Уизли, только спокойствие. Итак, чьё поведение, по-твоему, вызывает максимальное подозрение? Подо что замаскирован амулет? Может под трость, коей поигрывает пожилой магловский аврор? Или дело в кольце вражеского адвоката: вон как он им поигрывает… Нет, не то! Погодите, а почему я не заметил ту старуху с костылём? Точно, всякий раз, когда говорит наш свидетель, старая стерва поправляет свою брошь, а это означает… гадание на чаинках. Похоже, я превращаюсь в Шизоглаза с его постоянной бдительностью. Есть у меня идея получше: применим то, чему меня обучили в Академии Авроров.

Двойник МакДуггана — не является заклинанием в прямом смысле этого слова. Скорее, это некая техника дыхания, благодаря которой ты можешь ненадолго покидать тело, дабы видеть всех, кто укрылся в радиусе десятка ярдов от тебя. Полезная штука, благодаря ей я со стажерами избежал ряда засад, устроенных контрабандистами во время рейда на остров Мэн. Итак, приступим. Глаза закрыть, мышцы расслабить, ток магии завихряется… есть! Ну-с, цыплятки мои, покажитесь: дядя коршун за вами пришёл. Кто из вас лезет туда, куда не следует? Ага, значит всё-таки старуха с загипсованной ногой и костылём. Теперь сомнений нет: карга прикасается к броши в виде кошечки, тем самым активируя амулет. Видите, как вспыхивают огоньки на кискиной мордочке? Да, это магия: непонятная и неразличимая, но магия. Ну вот ты и попалась, бабуся, теперь-то ты мне выложишь всё как на духу, теперь ты…

* * *

— Рон! Рон! Ну, очнись же! — Гарри, судя по испуганной роже, кричал изо всех сил, однако до меня его крик доходил в виде еле слышного шёпота.

Приподнявшись на локтях, я огляделся. Вокруг меня столпились Фред, Джордж, Гарри и Дэн. Адвоката Голдсмита в комнате не было.

— Где мы?

— Тише, Рон, не кричи так, — всполошился Джордж.

— Ну и учудил же ты, брат, — поддержал его Фред. — Грохнулся в обморок, словно барышня кисейная…

— Гарри, — не обращая внимания на подколки старшего из близнецов, произнёс я. — Ты знаешь старуху с костылём? Она сидела в первом ряду и у неё ещё нога была в гипсе.

— Миссис Фигг? Да её все знают. Она здешняя сумасшедшая — на кошках помешана. Дурсли меня иногда у неё оставляли и я был вынужден часами разглядывать её крапчатых кисок.

— Крапчатых? Интересно... Слушай, а голый хвост с огромными ушами у тех кошаков был?

— Кажется да. А зачем ты об этом спрашиваешь?

— Затем, что эта кошатница, во-первых, без разрешения разводит книзлов, а во-вторых, пользуется артефактом, влияющим на мозги наших свидетелей.

— Но это же незаконно! — вспылил Дэн. — Мы должны немедленно пойти к судье…

— И о чём мы скажем, мистер Грейнджер? — осадил отца Гермионы Джордж. — Что вон та тихая старушенция колдует? Думаю, вас самого примут за сумасшедшего.

— Боюсь, мой брат прав, — сказал Фред. — В магловском суде колдовство к делу не пришьёшь.

— А может её стоит как-нибудь задержать, — предложил Гарри. — Если она не придёт в суд, то и свидетели наши не будут бормотать глупостей.

— Думаю, Гарри прав. Только у меня есть идея получше: её необходимо не просто изловить,…

— … но и допросить с пристрастием. Эта сквибка явно работает на кого-то,…

— …кто заинтересован, чтобы Гарри оставался в рабстве.

— Ребята, я с вами.

— Рон, да на тебе лица нет. Мы её и так скрутим…

— А допрашивать вы умеете? Как давить на болевые точки и где их отыскивать знаете?

— Ну, братишка…

— … страшный ты человек.

— Уж, какой есть. Ну, куда мне идти?

* * *

За время учебы в Академии Авроров, наставник Фоули прожужжал нам все уши, описывая величие искусства разговора по душам. В те дни, мы, желторотые кадеты, посмеивались над стариком, считая его разглагольствования пустым сотрясанием воздуха. Зачем изучать анатомию, когда рядом всегда есть бутылочка веритассерума. Однако это всё лирика. Практика же валялась передо мной на софе, аккуратно стукнутая конфундусом. Близнецы сработали ювелирно: старая карга, получив заклятье, покорно отправилась в комнату, указанную Фредом и Джорджем. Наложив заглушающие и запирающие чары, братья передали ход мне.

Итак, какова вводная? Разговор предстоял со сквибом, ментальную защиту которого ставил весьма искусный чародей. Пробить её в лоб не получится — надорвусь, а вот заставить выбраться из скорлупы... Стоит попробовать.

— Ты слышишь меня, тварь?

— На по…

— Silencio, — Фред произнёс заклинание до того, как Фигг успела позвать на помощь.

— Вот значит как: вопить вздумала, карга старая? Напрасно.

Взяв костыль, я со всей дури размахнулся им, обозначая удар в район загипсованной ноги. Зажмурившись, Арабелла сжалась в комок, ожидая адской боли, однако ничего не произошло. Костыль замер буквально в паре дюймов от ноги. Я улыбнулся и махнул Джорджу рукой.

— Finite Incantatem.

— Запомни, тварь, ты у нас на крючке. Ещё один крик и тебя будут собирать по кусочкам, поняла? Вот и отлично. А теперь говори, кто ты такая, что за артефакт у тебя и кто тебя послал.

— Я ничего вам не скажу…

— Скажешь, родная, даже споёшь. У тебя есть не только кошечки, но ещё и книзлы, а вот правильно оформить их ты, голуба, ясное дело, не удосужилась.

— Вы можете убить меня, но не заставите меня говорить! Мой покровитель…

— А твой покровитель позаботится о твоих четвероногих питомцах? Ну конечно позаботится — узкоглазым отдаст, а они ой как любят кисок. Особенно в жареном виде.

Эти слова я подкрепил довольно слабенькой ментальной атакой, направляя старухе образы жареных кошек. Арабеллу Фигг передёрнуло. Будь она даже слабеньким магом, ей без труда удалось закрыться, однако она была всего лишь сквибом, способным лишь мычать от ужаса. Очередное Silencio Фреда сработало без осечек.

— Ну что, голуба, не веришь мне? Тогда давай проверим. Сейчас я…

— М-м-м-м-м!!

— Слушаю внимательно, — после братского Finite произнёс я.

— Я всё скажу, изверги. Чего вам надо?

— Имя!

— Арабелла Дорин Фигг.

— Настоящее имя!

— Арабелла Антигона... Амбридж.

— Вот даже как? Статус крови.

— Сквиб.

— Что ты делала в Литл Уингинге?

— Слежу за Гарри Поттером. Меня поставили присматривать за мелким засранцем и не заплатили ни единого кната! Да за это время я бы...

— Тихо! Что за артефакт ты применила?

— Око Фабиана. Мне сказали, что оно должно накладывать Confundus или вызывать агрессию. Я должна была устранить свидетелей, выставив их ничего не соображающими дураками, а когда судья вызовет Гарри — спровоцировать того на агрессию.

— Как переключать режимы артефакта?

— Нужно пять раз провести слева направо по морде котёнка. Прошу вас, отпустите меня! Обещаю, я никому ничего не скажу! Клянусь жизнью своих ко...

— Заткнись, карга тоскливая, — процедил я. — Ну как работает?

— Работает, — ответил Джордж.

— А теперь, бабуся, последний и самый важный вопрос: кто тебя послал?

— Нет, не заставляйте меня...

— Тогда я пошёл обедать. Думаю, дядюшка Ляо угостит меня отменной кошатиной или, запамятовал чего-то, у него по понедельникам подают книзлов?

— Твари!! Будьте вы прокляты!! Его зовут...

Арабелла, зашипев точно змея, попыталась схватиться за голову, которая резко и с треском повернулась набок. Мы не сразу поняли произошедшее, а когда до нас дошло, то было уже поздно. Сквиб Арабелла Фигг, она же Арабелла Антигона Амбридж умерла. В маленькой комнате повисло тягостное молчание. Наконец, тишину нарушил Джордж.

— Это был Непреложный Обет, — чуть слышно произнёс он. — Если его нарушить, то сама Магия покарает тебя, забрав не только силу, но и жизнь.

— И что же теперь делать? — спросил Фред.

— В суд идти, — ответил я. — Артефакт у нас, а значит и победа за нами.

— Почему? — не понял Фред.

— Когда у нас в руках такое оружие, грех им не воспользоваться, братец Дред, — пояснил Джордж. — Думаю, почтеннейшая публика должна узнать сколь виртуозно моржовая семейка владеют языком пьяниц и забулдыг. Пойдёмте, а то перерыв скоро закончится. Рон, а ты куда?

— Ребята, я хочу побыть один. С Оком вы справитесь без меня.

— Но ведь...

— Оставь его, брат. Рону и в самом деле надо побыть одному.

* * *

Ну вот, я сделал, то что должен сделать: история этого мира изменилась бесповоротно и теперь уже никогда не вернётся в прежнее русло. Только почему от этого столь погано на душе? Неужели каждый раз меняя историю и исправляя чьи-то ошибки, я буду обрывать чью-то жизнь? Видимо, всё именно так. Пути назад нет? Ну и ладно! Все равно, кому-нибудь из нас пришлось бы делать грязную работу и раз эта роль досталась мне, то я сыграю её до конца. Одно лишь беспокоит меня: будет ли теперь Гермиона и остальные смотреть на меня как на прежнего безжалостного убийцу или... Время покажет.

У маглов есть одна хорошая поговорка: «цыплят по осени считают», поэтому сейчас, сидя на маленькой веранде второго этажа кафе Фортескью, мы с чистой совестью могли подвести итог уходящего лета. Перво-наперво суд над моржовой семейкой был выигран вчистую. К сожалению, я не присутствовал на завершающей части процесса, однако близнецы сумели управиться с Оком и без меня. Давясь от хохота, Фред с Джорджем потом рассказали об устроенном ими представлении.

Началось всё с выступления маленького кабанчика. Первые несколько минут он вещал, будто не было у него на белом свете человека роднее Гарри, ибо с самого детства они с ним вместе росли, вместе играли… Именно в этот момент близнецы врубили артефакт и малолетнего шкета понесло. Дадлик во всех подробностях описал в какие именно игры он и его приятели играли с Гарри. Петунья конечно приложила немало усилий, дабы угомонить разошедшегося сынка, но всё было тщетно. К концу выступления Дадли заработал несколько обмороков от местных мамочек, бывших до того в святом неведении, относительно забав их чад, да зубовный скрежет бывших дружков.

Следующей настала очередь Петуньи. Та некоторое время лепетала о бурной фантазии своего ненаглядного отпрыска, стараясь сгладить выступление последнего, но в тот миг, когда близнецы навели на неё артефакт, тётку буквально прорвало. По словам Фреда и Джорджа, Петунья крыла Гарри такой отборной бранью, что даже у них уши едва не свернулись в трубочку. Напрасно судья пыталась унять словесный понос, стуча своим молотком. Эти действия разъярили блондинку ещё больше и следующей жертвой любительницы клумб стала «ебанная чувырла в мантии». В общем, к концу дня не в меру болтливая тётушка Гарри Поттера угодила в обезьянник, заработав при этом нехилый штраф и на корню испортив собственную репутацию в кругу кумушек Литл Уингинга.

Не надо быть прорицателем, дабы понять какой приговор вынесла судья. Петунья Дурсль была лишена родительских прав, как впрочем и её муженёк. Более того, как потом выяснили неугомонные близнецы, старого жирдяя отправили на принудительное лечение в магловский Мунго, где Вернону предстояло пройти курс от какой-то странной некротической зависимости. Дадли также не был обойдён вниманием Фемиды: ревущего громче мандрагоры кабанчика отправили в спецшколу Святого Ребуса… Нет, не так — в школу Святого Тупуса… Тоже не то. Ладно, не важно. В общем, не в меру упитанный кузен Гарри отправился в магловский аналог Азкабана для малолетних.

Что же касается Арабеллы Фигг, то одинокая кошатница просто исчезла без следа. Благодаря своим контрафактным палочкам, Фред с Джорджем превратили её труп в камень и выбросили в ближайшую речушку. Как говорится: нет тела — нет дела. Исчезла без следа? Ну и Мордред с ней, она ведь не "бедненький мальчик, над которым издевались злые родичи".

Гарри же Поттер к тому времени пропал с концами. Удивлены? Напрасно. Сразу же спешу вас успокоить: Пожиратели Сами-Знаете-Чего были здесь не причём. Просто месяц назад закончилась волокита с магловскими службами надзора, и теперь мечта Гермионы сбылась: у неё появился брат. Гарольд Даниэль Грейнджер. Вы можете спросить каким образом Дэну удалось провернуть столь муторную операцию в столь короткий срок? Без лишней скромности отвечу, что Confundus еще никто не отменял. Стоило какому-нибудь дотошному чиновнику начать задавать ненужные вопросы, как от меня, Джорджа или Фреда летело волшебное слово, и непонятки исчезали сами собой. Оборотной стороной нашей самодеятельности было лёгкое магическое истощение, однако, чего не сделаешь ради бывшего… будущего… В общем, ради свояка стоило немного и потерпеть.

Потерпеть, кстати, решил и Гарри. Мой друг, здраво рассудив, что вечно таится от окружающих не получится, предложил организовать «случайное» знакомство наших семей. Зная страсть моего отца ко всему магловскому, вам не составит труда угадать его реакцию на появление в Косой Аллее четверых Грейнджеров. Думаю, пару часов расспросов Дэну и Эмме будет обеспечено — папа не из тех людей, которые бросают любимые игрушки. Что же насчёт мамы, то ей с Джинни предстояло весь день провести в компании Локхарта. Мы ведь не просто так назначили день встречи на двадцать пятое августа. Именно в последнюю субботу месяца златовласый красавчик презентовал читателям (или если быть точным — читательницам) свою новую книгу, пройти мимо которой для наших женщин было бы по меньшей мере кощунством. Памятуя всё это, Гарри согласился некоторое время терпеть «приторную рожу твоей мамочки и щенячий взор сестры», чем едва не спровоцировал меня на хороший подзатыльник. Нет, я конечно понимаю, что поводов любить мою семью у Гарри не было, но выражаться про них в таком духе… В общем, если бы не вмешательство Гермионы и близнецов, то дело дошло бы до драки (читай до избиения одного четырёхглазого болтуна).

Уговорить Эмму и Дэна подыграть нам не составило большого труда. Родители Гарри и Гермионы смирились с тем, что оба их отпрыска волшебники, и мир магии так или иначе войдёт в их жизнь, поэтому предложение взглянуть на мир волшебников приняли без долгих возражений.

Операция «Знакомство» прошла без сучка и задоринки. Едва завидев четверых странно одетых людей, папа мигом кинулся им наперерез. Слово за слово, выведав, что те до недавних пор ничего не слышали о волшебстве, отец взял на себя роль гида, оставив Гарри с Гермионой на моём попечении. Единственный момент, слегка испортивший триумф, заключался в небольшом куске не то мориона, не то аметиста. Перед тем как увести взрослых Грейнджеров, отец зачем-то всучил его мне, приказным тоном шепнув напоследок, чтобы вон та девочка с каштановыми волосами непременно подержала его в руках.

* * *

— Я думал, он никогда не закончит, — голос Гарри, сбросившего маску протокольной вежливости, был полон раздражения. — Ещё бы немного и я…

— Гарри! Мы же договорились! И ты, Рон, тоже не кипятись. Мой брат прав: тактичность и мистер Уизли — две вещи несовместные.

— Несовместные… К сожалению, солнышко моё тактичное, ты права, — с неохотой признался я. — Кстати, а вы знаете, что за артефакт он мне дал?

— Покажи, хм никогда такого не встречал. А ты Герми?

— Тоже нет. Хотя постойте… он светится.

Мы удивлённо посмотрели на отцовский артефакт. Ещё несколько минут назад это был неровно сколотый помутневший кусок горного хрусталя, однако в руках Гермионы он начал излучать слабый золотистый свет.

— Это ловушка! — вынес свой приговор Гарри. — Гермиона, немедленно выбрось эту гадость!

— Зачем мистеру Уизли делать мне гадость? Он же в первый раз меня видит.

— Неужели ты забыла, как эти все они поступили с нами в той жизни?

— Я не забыла, только та жизнь в прошлом, — ледяным тоном ответила Гермиона, накрыв мою ладонь своей, отчего, начавшая закипать во мне, ярость утихла. — Не забывай об этом, братик. И не забывай, что в семье Уизли нашлось как минимум трое достойных людей. Если же ты думаешь, будто в этом куске есть какая-то магия, то давай отдадим её на проверку гоблинам.

— Вы собрались в Гринготтс? Зачем? — спросил я.

— Гарри вбил себе в голову, будто он является у нас нахлебником, — ответила мне Герми.

— А я и являюсь, — упёрся Гарри. — Отец и мама потратили на адвоката время и деньги, поэтому я и хочу возместить им их затраты. Если в сейфе Поттеров хранится золото, которое можно достать прямо сейчас — я его достану.

На это Гермиона лишь развела руками, показывая мне, мол втемяшится в братскую башку какая блажь — колом её оттуда не вытащишь, и мы стали дожидаться близнецов. Фред и Джордж сегодня официально приобретали палочки, входя, как сказал Перси, в категорию настоящих волшебников. О том, что у ребят уже несколько месяцев имелся безнадзорный магический инструмент, купленный в Лютном Переулке, мы нашего зазнайку естественно не просвещали.

Время шло, однако близнецы почему-то задерживались. Хотя нет, не «почему-то», а из-за толпы разновозрастных ведьм, буквально запрудивших Косую Аллею, в ожидании кумира. Не забыли какой сегодня день? Да, виновником задержки Фреда и Джорджа оказался Гилдерой Локхарт. Вот кстати и он: аппарировал среди толчеи и сразу же принялся раздавать автографы. М-да пафоса у данного красавчика конечно выше крыши, а вот таланта… Ух ты, а чего это он побледнел? Ну, естественно от Риты Скиттер. Вот ведь пробивная бабёнка: даже здесь сумела протиснуться к местному кумиру и взять его в оборот. Теперь Гилдерою остаётся только посочувствовать: просто так она его сегодня не отпустит.

Рита Скиттер… Кем она была? Гарпией, буквально рвущей человека на части? Надменной сукой, нежелающей слышать слово «нет»? Беспардонной тварью, готовой ради сенсации лечь в постель даже с дементором? Всё это об одном существе и всё это правда. Вот только я помню совсем иную Риту Скиттер: жалкую, голую, пахнущую собственной мочой, скованную цепенеющим заклятьем, позволявшим чувствовать боль, но не позволявшим двигаться. Помню я и то как она верещала, обещая ни при каких обстоятельствах не дополнять второе издание добытым компроматом. Смешно, не правда ли: Рита Скиттер, хранящая тайны. Все мы тогда хорошо посмеялись. А затем был приказ Билла: «Сделай это, Рон. Ради Общего Блага — прихлопни эту муху!» И я прихлопнул её.

Maybe one day I'll be an honest man.

Up till now I'm doing the best I can:

Long roads, long days, of sunrise, to sunset

Of sunrise to sunset…

Dream on brothers, while you can,

Dream on sisters, I hope you find the one.

All of our lives, covered up quickly

by the tides of time.

Spend your days full of emptiness,

Spend your years full of loneliness,

Wasting love, in a desperate caress

Rolling shadows of nights

— Рон, что с тобой? — голос Гермионы, произнесённый еле слышным шепотом, вернул меня в этот мир. — Что это за стихи?

Я с трудом поднял голову и огляделся. Гарри, Гермиона, Фред и Джордж смотрели на меня со страхом. На маленькой веранде кафе Фортескью повисла тягостная тишина, которую не мог перебить даже гомон Косой Аллеи.

— К тебе вернулись воспоминания? — наконец спросил Фред. Я лишь кивнул ему в ответ.

— Кто? — прозвучал вопрос Джорджа.

— Рита Скиттер. Я убил её.

— Нет, Рон, ты не мог её убить! Её убили Пожиратели…

— Пожиратели? Ошибаешься, Герми, её прикончил я. Ради Общего Блага.

— Но это же девиз Гриндевальда…

— А мне тогда было всё равно. Когда я бросил вас, а потом понял, что пути назад нет, мне хотелось одного — сдохнуть побыстрее. Я даже специально подставился каким-то отморозкам, дабы они меня заавадили. Но вот незадача: те дракловы потроха оказались знакомцами Билла и меня под белы рученьки доставили в «Ракушку». А дальше была пара месяцев промывки мозгов. Я стал завсегдатаем «Цветущей яблони», ибо Билл считал, что мне нужно развеяться и перестать думать о «лохматой грязнокровке». Вот только не вышло у него ничего… или наоборот — слишком хорошо вышло. После каждого похода туда я всё сильней чувствовал вину перед тобой, солнышко.

— А как же Флёр? — в глазах моей любимой заблестели слёзы. — Почему она не остановила твоего брата?

— Флёр? A что Флер? Флёр — это «выйди за дверь и не мешай, пока твой муж спасает заблудшего брата». Не знаю, сколь долго ещё бы длилось такое «спасение», но после Рождества, Билл предложил мне вступить в «круг очень почтенных людей с богатыми возможностями». Понятное дело — за «здорово живёшь» меня туда бы не пустили, поэтому гарантией твёрдости моих намерений должна была послужить ликвидация одной не в меру настырной мухи. Эта мразь — сказал мне тогда Билл — зашла слишком далеко: она не только затравила твою лохматую подружку, но и оскорбила в своей последней книжонке одного очень достойного человека и при этом не желает останавливаться. Убей её, Рон. Ради Общего Блага — принеси эту жертву.

— И ты сделал это, — с презрением в голосе произнёс Гарри.

— Да. Я убил её с помощью гибрида Кровавого, Отравленного и Прытко Пишущего Пера, которому не нужна была бумага. Он писал сразу на коже. Я сам должен был его изготовить — таково условие принятия. А песня, которую я выбрал для ритуального текста… она магловская. Её играла группа с таким смешным названием… «Железная Вдовица» или «Железная девица». Я тогда, после пятого курса, гостил у тебя, Герми, и однажды, глядя в тот ящик с движущимися картинками, увидел её [1]. Не знаю почему, но она запала мне в душу.

На маленькой веранде второго этажа кафе Фортескью вновь воцарилась тишина. Гермиона беззвучно плакала, на лице Гарри отразилась смесь жалости с презрением, близнецы же выглядели так, будто их оглушило Confundus-ом.

— Поверить не могу, — после нескольких минут молчания произнёс Фред. — Наш весёлый брат, душа любой компании и вдруг окажется таким…

— … прислужником иноземного Темного Лорда. Рон, а ты видел Чарли, Перси, отца, маму?

— Нет, я видел только Билла и… А-а-а!!

— Рон, что с тобой?! Сердце?! Выпей! А теперь ляг. Вот так. Тебе легче?

— Да что же стряслось с тобой братишка? Неужто тебя кто проклял?

Я кивнул. Проклятье? А чем Мордред не шутит: может быть и оно, родимое сработало. Сердце, вон до сих пор частит, голова тоже кружится, а самое паршивое — после каждого удачного заклинания выматываюсь так, что хоть книзлов выноси. Я ведь раньше на ядро своё магическое грешил. Думал, мол, со временем всё устаканится: ан нет — не устаканилось. Теперь волей-неволей к гоблинам на поклон идти придётся: они ведь большие мастера в проклятьях. Поэтому, аврор Уизли, подъём, мысленно досчитай до десяти и оторви зад от софы. Тебе ещё перед ребятами объясниться нужно.

* * *

Гринготтс. Я уже забыл, как величественно это здание, возведенное Мерлин знает когда. Здесь каждая мелочь, каждая ступенька, каждая отполированная до блеска пуговица на ливрее привратника буквально вопила о своей надежности и доброжелательности к клиентам. Только вот едва дело доходит до галеонов, вся их напускная благожелательность куда-то исчезает. Вот как сейчас.

— Итак, ещё раз повторяю вам, мистер Поттер, что без разрешения вашего опекуна доступ к ячейке вам закрыт!

— Но, мистер Грипхук, вы так и не назвали мне имя этого самого опекуна!

— Вы изволите издеваться надо мной?! Вы не знаете имя человека, охраняющего ваш покой?

— Но Гарри действительно не знает…

— А вам, юная мисс, стоит поучиться манерам!

Странное, мягко говоря поведение. Если у Гарри в этом дракловом банке лежат нехилые деньги, то гоблины должны носить моего друга на руках и сдувать с него пылинки. А тут чего? Битый час этот недомерок в коротеньких штанишках тянет книзла за хвост и пытается выпроводить Гарри вон. Почему? Его что оторвали от любимой кружки или любимой гоблинши? Не похоже. Скорее он старается выпроводить нас, дабы подать сигнал этому таинственному «опекуну». Да уж, хреновая ситуевина, извиняюсь за мой английский. Если этот флобер-червь (а как ещё назвать того, кто отправил моего друга в Дурслькабан?) явится сюда — проблем не оберёшься. Что же делать? Похоже я в тупике, а вы ребята? Лица Фреда и Джорджа выражали напряженную работу мысли: близнецы старались вспомнить нечто важное, однако пока это им не слишком удавалось. Воспользовавшись тем, что гоблин переругивался с Гарри и Гермионой, я вполголоса обратился к ребятам.

— Фред, Джордж — не томите. Что у вас там есть?

— Мы не уверены братишка…

— … но похоже мы видели этого гоблина позавчера…

— … и на прошлой неделе, и в прошлом месяце. И каждый раз этого жук…

— … стучал костями в «Березовом чурбачке». Только вот одна беда…

— … не уверены мы. Для нас эти гоблины на одно лицо.

В «Берёзовом чурбачке» говорите? Интересно фестралы скачут: работник Гринготтса и азартный игрок в одном лице. Только вот он ли перед нами сидит? Сейчас узнаем. В Академии, изучая искусство ведения допроса, нам приходилось штудировать труды маглов. Так вот, один из их мудрецов сказал, будто стоит бояться первой реакции, ибо она бывает искренней. Ну-с поглядим, насколько ты любишь костяной покер, малыш.

— ... Нет, нет и ещё раз нет! Правила Гринготса непреложны с момента основания так же, как...

— Правила костяного покера в "Чурбачке", — вставил я, прерывая тираду и одновременно швыряя гоблину образ выпавшего Йетзи [2]

Реакция коротышки была поразительна. Радостно взвизгнув, Грипхук вскочил на стол и принялся отплясывать незамысловатый танец, сопровождаемый весёлой песенкой на гоббледуке. Поверенный Поттеров ещё не осознал в какую кучу драконьего помёта он вляпался.

— Ай-ай-ай, — с притворным сожалением протянул я. — Такой солидный гоблин и такая несолидная кампания. Ну что, дружок, видать Грингот от тебя отвернулся.

— Вы... Вы ничего вы не докажете! — оправившись от первого шока, прорычал Грипхук, совершая вторую ошибку.

— Да неужели? — ласково промурлыкал Джордж. — А если воспоминания любого из нас окажутся в Омуте Памяти вашей службы безопасности?

— Или вы думаете, будто ваши спецы не распознают "Берёзовый чурбачок" и не отличат одного сотрудника от другого? — добавил патоки Фред.

Скрипнув зубами, гоблин с ненавистью оглядел нас. Он оказался буквально связанным по рукам и ногам и ничего не мог поделать с этим.

— Я не собираюсь вас шантажировать, — ляпнул Гарри. — Мне нужны лишь мои законные деньги, полная информация о моём так называемом опекуне, а также я хочу знать, почему, имея средства, я жил как церковная мышь.

Грипхук скривился. Готов поставить галеон против кната, этот недомерок не один раз залезал в карман моего друга. Гляди, как насупился: пальцами сучит, зубами скрипит, глазками вращает, одним словом Гарри стращает. Только вот бесполезно всё это. После того усатого моржа, дышащий в пупок коротышка смотрится несколько… несолидно.

— Жалкий сопляк, — после минутной внутренний борьбы процедил гоблин. — Тебе всё равно не победить его! Он тебя с гавном съест!

С этими словами Грипхук выхватил кривой кинжал и попытался нанести по Гарри и Гермионе режущий удар, однако синхронное Protego близнецов отбросило его в дальний конец комнаты. Быстро вскочив на ноги, гоблин вновь нацелился на атаку, но здесь не подкачала моя любимая. Кинувшись к столу, Гермиона нажала на какую-то кнопку, отчего раздался низкий гул. Буквально в следующий миг, в комнату влетело четверо гоблинов. Появление соплеменников стало для Грипхука последней каплей. Издав боевой клич, обезумевший поверенный Поттеров кинулся на сородичей, успев полоснуть первого из них по горлу, а второго — пырнуть в сердце. После этого, предки окончательно отвернулись от гоблина. Третий сородич оказался проворнее первых двоих и сумел парировать удар, четвертый же, выхватив свисток, несколько раз дунул в него. Дюжина стражников, экипированных куда лучше тех четверых, возникла буквально из ниоткуда. Сообразив, что теперь ему точно не уйти, бывший поверенный Поттеров взвыл и вонзил кинжал в собственный подбородок.

Следующие пару часов запомнились мне сумасшедшей беготнёй гоблинов, сливом воспоминаний и обслуживанием на высшем уровне. Работники банка разве что пылинки с нас не сдували, усадив в мягкие кресла и буквально завалив сладостями, журналами и лекарствами. Мы же смогли подвести некоторые итоги. Та схватка обошлась нам, в отличие от работников Гринготтса, в сущие пустяки. Близнецы, вложившие слишком много сил в Protego, теперь пили укрепляющий бальзам. Гарри, неудачно приземлившись и разбив очки, близоруко глядел в потолок. Гермионе повезло больше всех: защитное заклинание Фреда и Джорджа вообще её не задело. Я же размышлял, почему Грипхук напал на нас. Чего или кого он больше всего опасался? Своих? В таком случае, список его прегрешений перед Гринготтсом не ограничивался «Берёзовым чурбачком», раз он предпочёл наложить на себя руки, нежели угодить в лапы службы безопасности банка. Или покойник принёс «опекуну» Непреложный Обет? Как бы то ни было, эту тайну Грипхук унёс с собой в могилу, и очередная ниточка, ведущая к кукловоду, оборвалась. Досадно.

— Уважаемые господа, — прервал мои размышления представительный гоблин в синем камзоле, вместе с небольшой свитой, зашедший к нам. — Меня зовут вице-директор Румпель. Позвольте от лица банка Гринготтс принести вам свои глубочайшие извинения за прискорбный инцидент, случившийся с вами, из-за недобросовестного сотрудника. В качестве компенсации, позвольте вручить вам некоторую сумму, дабы все недоразумения остались в прошлом.

— Господин директор, — ответил Гарри. — Я буду вам признателен, если мне дадут выписку с моего счёта. Также я и мои друзья хотим пройти проверки на наличие проклятий и даров. Что же касается денег…

— Мистер Поттер… Или вас лучше называть мистер Грейнджер?

— Предпочитаю остаться Грейнджером.

— Так вот, мистер Грейнджер, эти деньги не попытка откупиться. Благодаря воспоминаниям ваших друзей, мы начали крупный аудит. О результатах говорить пока преждевременно, однако уже сейчас счётная комиссия выявила несколько подозрительных траншей. Для Гринготтса это были бы огромные потери в деньгах и ещё большие — в репутации. Благодаря вам и вашим друзьям этого всего удалось избежать.

— Директор прав, Гарри, — произнесла Гермиона. — Эти деньги заработаны честно. А что насчёт проверки, мастер Румпель?

— Специально для этого мои помощники принесли несколько стандартных бланков. Достаточно приложить палец, и информация о вашем статусе и состоянии вашего счета окажется перед вами. Итак, господа, попрошу к столу. Кто первый готов пожертвовать толику своей крови?

Первым оказался Фред, но едва мой брат приложил большой палец к листу бумаги, как тот почернел и скукожился.

— Сожалею, мистер Уизли, — со вздохом проговорил Румпель. — Но на вас лежит проклятье предателя крови. Это означает, что доступ к ячейке вашей семьи для вас закрыт.

Фред лишь равнодушно пожал плечами. Чистота крови никогда не была для Уизли чем-то значимым. Следующим бланк взял Джордж, однако в отличие от брата его бумага начала заполняться убористым почерком.

• Эрл Джордж Фабиан Уизли. Глава дома Уизли.

• Статус крови: Чистокровный. Освобождён по ритуалу.

• Брачный статус: Холост.

• Доступ к основной ячейке: закрыт до совершеннолетия (1 апреля 1996 года). Состояние ячейки:

-> o Наличных средств: 1854 галеона, 8 сиклей, 16 кнатов.

-> o Магические артефакты: отсутствуют.

-> o Артефакты гоблинской работы: отсутствуют.

• Доступ к детской ячейке: открыт, начиная с первого апреля 1990 года. Состояние ячейки:

-> o Наличных средств: 207 галеонов, 4 сикля, 2 кната.

-> o Магические артефакты: отсутствуют.

-> o Артефакты гоблинской работы: отсутствуют.

• Общественный статус: младший член Визенгамота (кресло вакантно до 1 апреля 2000 года).

• Наличие проклятий: нет.

Вот это номер! Джордж и вдруг глава рода да ещё эрл. Скажи мне об этом кто-нибудь другой — не в жизнь не поверил бы. Одно не ясно: почему аналогичного титула нет у Фреда? Ведь отношения близнецов (как и моё собственное) к чистоте крови было одинаково наплевательским. Тот же вопрос заинтересовал и Гермиону.

— Мастер Румпель, — спросила она. — Не могли бы вы прояснить несколько моментов?

— Слушаю вас внимательно, мисс Грейнджер.

— Разве магическая проверка может выдавать магловский титул? Я всегда считала, что у магов существуют лишь два звания: глава дома и его наследник.

— По желанию клиентов, мисс Грейнджер, банк может оказывать ряд услуг. Например, вывести рядом с магическим титулом любой магловский. Было бы желание клиента, — последнюю фразу гоблин произнёс с откровенным ехидством, словно говоря: "исполняем любые капризы за ваши кровные".

— А что тогда означает фраза «освобождён по ритуалу»?

— Над эрлом Уизли был проведён ритуал освобождения от клейма Предателя Крови. Судя по этим виньеткам в нижнем углу, данное событие случилось три либо четыре года назад во время празднования Лугнасада [3].

Гарри и Джордж переглянулись. По их взглядам было видно, что они вспомнили нечто важное, однако говорить об этом в присутствие гоблинов, нежелательно. Между тем, Гермиона продолжила расспросы.

-Мастер Румпель, не могли бы вы рассказать: за что получают такие клейма. Я слышала, будто их навешивают за лояльное отношение к маглам и маглорожденным.

— Оригинальная трактовка, мисс Грейнджер, однако неверная в корне. Отношением к маглам, Обретенным и рожденным от сквибов, получить такой «титул» невозможно. Для этого нужно совершить преступление, сродни предательству сюзерена или убийству верного вассала. Я ответил на ваши вопросы, мисс Грейнджер?

Гермиона кивнула, и следующим к столу с бланками подошел я. Едва один из них оказался в моих руках, как по телу прокатилась лёгкая магическая волна, и свиток начал заполняться.

• Виконт Рональд Биллиус Уизли. Наследник дома Уизли.

• Статус крови: Чистокровный. Освобождён по браку.

• Брачный статус: женат на леди Гермионе Джин Уизли, урождённой Грейнджер. Обретённой.

• Доступ к основной ячейке: закрыт до совершеннолетия (1 марта 1997 года)

• Доступ к детской ячейке: закрыт до первой инициации (1 марта 1991 года)

• Общественный статус: замещающий младший член Визенгамота. Дата открытия полномочий: не раньше 1 марта 2001 года. Необходимо разрешение главы рода.

• Наличие проклятий…

В этом месте рука невидимого писца дрогнула и вместо убористого текста на свитке начали появляться кляксы вкупе с закорючками. Наконец весь лист оказался изгвазданным. Ошарашенный Румпель тут же подсунул мне другой бланк, но и его судьба оказалась аналогичной первому. Теперь вице-директор забеспокоился по-настоящему. Вырвав из папки гоблина-секретаря старинный пергамент, заместитель главы банка протянул его мне, надеясь, что-теперь-то всё пройдет без сучка и задоринки. Три раза «ха». Едва моя рука прикоснулась к свитку, как тот задымил не хуже Хогвартс-Экспресса, отчего нам пришлось перейти в соседнюю комнату.

— Интересный вы клиент, лорд Уизли, — после совещания с секретарём и некоторыми другими гоблинами, произнёс Румпель. — Поскольку нашим специалистам не удалось совладать с такой интересной задачей, я готов привлечь великого мастера Бодигарда. Но для этого вам придётся спуститься на нижний уровень. Вы согласны?

— Согласен.

— В таком случае мой помощник Тинг отведёт вас к нему.

* * *

Странный всё-таки народ эти гоблины. Зачем было нужно переться в сырые и холодные подземелья — ума не приложу. Битый час я потратил на поход туда-сюда, а в итоге получил непонятно что да сбоку бантик. Великий мастер Бодигард — старый практически слепой гоблин, велел мне снять рубаху и некоторое время с лупой в руке изучал мою грудь. Иногда старик начинал петь нечто протяжное на гоббледуке, отчего сопровождавший меня Тинг зачем-то хватался за голову. В конце концов, Бодигард вздохнул и, не сказав мне ни единого слова, ушел в пещеры, бормоча под нос не то молитву, не то колыбельную. На том сеанс диагностики и закончился.

Уже поднимаясь наверх, секретарь Румпеля принялся выпытывать у меня ощущения от мантр великого мастера. Мантры… Мне казалось, будто этим словом называют какое-то блюдо из России. Что же касается ощущений, то от такого «изучения» я заработал лишь лёгкий озноб, возникший, правда, ещё в момент снятия рубахи. А чего вы хотели? Подземелье всё-таки не морской пляж. О чем, не таясь, я и сказал помощнику, чем привёл последнего в состояние прострации. Дальнейший путь наверх прошёл в молчании. Поднимались мы не торопясь: по дороге я задержался у небольшой ювелирной лавчонки, прикупив там оправу для кристалла. Как-никак у Герми скоро день рождения, а раз ей понравился тот светящийся кусок хрусталя, то пусть он у неё и останется «свадебным подарком». Да уж, сказать кому из своих, что я женат — не поверят или устроят скандал. Так и представляю реакцию мамы:

— Рональд Биллиус Уизли! Что ты сделал с этой бедной девочкой?!

Забавно, не правда ли? Улыбаясь этим весёлым мыслям, я подошёл к месту, где оставил ребят, но, оказавшись рядом с дверью, сразу же почувствовал неладное. Герми плохо — мелькнуло в голове. Едва только я зашёл в комнату, как мне пришлось убедиться в своей правоте. Завидев меня, заплаканная Гермиона кинулась ко мне и прижалась, точно маленький котёнок.

— Почему, почему? За что они так, Рон? — повторяла она. — Я не хочу тебя терять…

— Терять? Меня? Да что эти коротышки нашли у тебя, солнышко? — бросив взгляд на стол с бланками, я отыскал свиток Герми и прочёл его. Так, что у нас тут?

• Виконтесса Гермиона Джин Уизли. Урождённая Грейнджер.

• Статус крови: Обретённая.

• Брачный статус: замужем за лордом Рональдом Биллиусом Уизли. Чистокровным.

• Ячейка в банке: отсутствует.

• Общественный статус: замещающий младший член Визенгамота. Дата открытия полномочий: не раньше 19 сентября 2000 года. Необходимо разрешение главы рода.

• Наличие проклятий:

->o Бесплодие. Следствие применения противозачаточных зелий. Срок применения — около двух лет.

->o Повреждение магического ядра. Следствие применения зелья контроля. Срок применения — около трёх лет.

— Твою-то налево! Герми, солнышко, да кто же тебя так? Не плачь, слышишь меня, не плачь! Я обязательно найду средство вылечить тебя! Мы все найдем! Вы согласны ребята?

— Рон, — слова давались Гарри с огромным трудом. — Тут дело не в Гермионе. Точнее не только в ней. У тебя нашли вот это.

— Да какое мне дело до каких-то кружков и палочек!

— Эти, как вы выразились, кружки и палочки являются символами Геллерта Гриндевальда. Дарами Смерти. Эти символы ставились преданным сторонникам Темного Лорда и, в отличие от жалкой пародии под названием «Черная Метка», не обнаруживались большинством средств диагностики. Даже великому мастеру Бодигарду удалось опознать их с огромным трудом. Но это, к сожалению, не худшая из новостей. Гораздо печальнее то, что Дары начали вас убивать. Вы предали своего хозяина и, по идее, сейчас должны быть мертвы. Однако что-то пошло не так. Около полугода назад, работа Даров дала сбой и в течение трёх месяцев ваша жизнь оставалась вне опасности. Когда наступил Бельтайн[4], Дары вновь активизировались, но к тому времени вы успели приобрести Заступничество Умирающего.

— Заступничество кого?

— Это означает, лорд Уизли, что вы скрасили последние часы совершенно чуждого вам человека и после своей смерти тот вымолил для вас отсрочку.

— Но я не ухаживал…

— Рон, вспомни того отставного аврора, — вмешались близнецы. — Когда мы искали Гарри и по ошибке забрели не на ту улицу, ты не дал нам бросить старика.

— Вот значит как? И какова эта отсрочка?

— По словам великого мастера, около одиннадцати лет. На Лугнасад 2001 года проклятье вновь обретёт силу и убьёт вас. Сожалею, лорд Уизли, но наши специалисты ничем вам помочь не могут.

— Мастер Румпель, — вмешался Гарри. — Я с моими друзьями хотел бы обсудить…

— Конечно-конечно, лорд Грейнджер, наш разговор можно продолжить в любое удобное для вас время. Эта комната в вашем распоряжении.

— Рон, — произнёс мой друг, после того как заместитель директора и его помощники оставили нас одних. — Ещё не всё потеряно. Я знаю того, кто создал эту метку. Это Альбус Дамблдор. Всё сходится. Последняя книга Риты Скиттер называлась «Жизнь и обманы Альбуса Дамблдора». В ней она смешала его имя с грязью и хотела смешать ещё больше. Поэтому тебе и велели убить её. Дружище, если нам удастся прикончить этого паука, то твоя метка исчезнет. Вспомни, что произошло, когда издох Риддл? Все метки исчезли!

— Погоди, Гарри, — ошарашенно пробормотал Фред. — Ты уверен? Но Дамблдор одолел Гриндевальда и всегда голосовал в защиту маглорождённых.

— Это лишь маска, Фред! Маска доброго дедушки и лучащегося светом святоши! Ты забыл, что сказал мастер Румпель?! Ты забыл, кто обкрадывал меня? Кто заделался моим опекуном и законопатил меня в ад, чтобы потом вытащить оттуда, превратившись в эдакого спасителя?!

— Гарри, — возразил Джордж. — Директор Хога то ещё дерьмо, но не кажется ли тебе, что отождествлять белобородого с Учителем — это явный перебор?

— Джордж прав, — поддержал брата я. — Хоть лицо Учителя ускользает от меня, оно явно не дамблдоровское. Вспомни, мы не раз посещали годовщины смерти директора, а в учительском кабинете всегда висел его магловский портрет с траурной лентой.

— Народ, да что с вами?! Вы ослепли? Поверили актёру? Вы волшебники или кто? Или мне вам рассказывать, как можно изменить внешность? Герми, сестрёнка, ты ведь читала со мной ту книгу, может у тебя получится втолковать этим неверам очевидные вещи?

— Ребята, вы знаете, когда я впервые прочла о победе Дамблдора над Гриндевальдом, меня поразила дата битвы. Июнь сорок пятого года. К этому времени у европейских маглов закончилась страшная война: ставленник Гриндевальда был месяц как повержен, его мерзкая оккультная империя издохла вместе с ним. Я тогда подумала, а почему этот поединок состоялся так поздно, ведь случись он лет на шесть раньше — миллионы людей остались бы живы. Когда же я прочла книгу Скиттер, то многое встало на свои места. Не было никакой битвы — не мог скромный преподаватель трансфигурации без опыта сражений одолеть в поединке "один на один" боевого мага. Гриндевальд добровольно сдался Дамблдору и, в отличии от остальных своих соратников, до сих пор жив. Именно благодаря знаниям, полученным от Гриндевальда, скромный декан Гриффиндора в короткий срок сделал головокружительную карьеру. Я не знаю какую игру ведёт директор, но мы в любом случае должны остановить его. Как? Пока не представляю, но если мы поймём, каким образом Дамблдор сумел избежать смерти, то мы спасём многих: Ремуса, Тонкс, Седрика... и тебя, Рон.

 

Примечание

1 Клип, увиденный Роном можно посмотреть здесь http://www.youtube.com/watch?v=jgLPF3t9TUs

2 Йетзи — одна из лучших комбинаций в костяном покере. Получается, если на всех пяти выпавших кубиках будет одно и то же значение. Вероятность выпадения 1 из 1296 случаев

3 Лугнасад — кельтский языческий праздник начала осени. Отмечается 1 августа.

4 Бельтайн — кельтский языческий праздник. Отмечается в ночь с 30 апреля на 1 мая.

28 августа 1990 года. Хогвартс

Поздний вечер. Старый замок, доживая последние в нынешнем году спокойные деньки, погрузился в сон и лишь в кабинете на уровне пятого этажа допоздна горел приглушенный свет. В такие часы руководитель Хогвартса обыкновенно пил чай с лимонными пирожными или решал заковыристые магловские кроссворды либо диктовал самопишущему перу письма различным адресатам, либо просто предавался размышлениям. Однако на сей раз всё обстояло несколько иначе. Сегодня Директор вынужден был пожертвовать отдыхом ради воспитательной работы с молодёжью. Ещё утром пришёл доклад от Дуга Флетчера, где мелкий жулик отчитывался о выполненной работе и делился интересными с его точки зрения наблюдениями. Большая часть писанины не представляла особой ценности, кроме одной детали, которую воришка упомянул вскользь. Однако Директор не зря считал себя умным человеком, распознав в забавном эпизоде весьма тревожный звоночек. Небольшая проверка показала, что одна из марионеток задумала бунтовать.

— Ох уж эти непослушные детишки, — со вздохом подумал старый волшебник, глядя на виновато опустившую глаза фигуру ученика. — Всё-то вы пытаетесь сделать по-своему, а потом приползаете на коленях и молите «спаси нас, Альбус!». И ведь зачастую приходилось таких вот вытаскивать из разных передряг.

— Ну-с, мальчик мой, не хочешь ли ты рассказать старику что-то интересное?

От заданного ласковым голосом вопроса сорокалетний «мальчишка» ещё больше скукожился, трясущимися руками снял очки, протёр покрытый испариной лоб, вновь напялил очки на нос и, мелко стуча зубами, быстро-быстро замотал головой.

— Ну же, смелее, Арти, — подбодрил его старик. — Как проказничать, так ты первый, а как отвечать — сразу в кусты. Увы, так дело не пойдёт.

— А-а-альбус... я… я всегда…

— Неужели? А как насчёт Косой Аллеи? Что ты позавчера велел своему сыну? Его ведь Руперт зовут.

— Р-р-Рональд.

— Рональд… какое хорошее имя. И ты, дав ему в руки опасную игрушку, велел познакомиться с некой девочкой. Интересно для чего?

— Альбус, поймите меня, эти клейма… Для мальчиков это возможно единственный шанс! Фонарь Секундуса показал, что в девчонке течёт новая кровь…

— Довольно! — от резкого голоса Директора Артур Уизли сжался в комок. — Ты начинаешь забываться, мой мальчик. Вспомни из какой ямы мне пришлось вытаскивать тебя и твою драгоценную Моллипусечку. Ты помнишь?!

— По-по-помню…

— А что будет, если некие дотошные люди из Аврората захотят вернуть дело на доследование? В связи с вновь открывшимися обстоятельствами. Сказать, что вас двоих ждёт в этом случае?

— Не-не-не надо!

— Тебя — за убийство при отягчающих обстоятельствах — поцелуй дементора, а твою ненаглядную женушку — за соучастие и подстрекание — пятнадцать лет Азкабана. Судьи у нас обычно жалостливые. Не станут они применять крайние меры к многодетной матери. Напомни-ка старику, сколько у вас детей? Четверо? Пятеро? Или восемь?

— С-с-семеро.

— Хорошее число. Я бы даже сказал магическое. И ты, мой мальчик, настолько уверен, что оно останется прежним? Магловские приюты для юных магов знаешь ли…

Директор замолчал, давая Артуру самому оценить последствия собственной строптивости. Благо на сей раз, Уизли сообразил весьма быстро. Бухнувшись на колени, глава многодетного семейства скороговоркой забормотал извинения и, не будь между ними стола, обязательно облобызал бы старику тапки. На всё это Директор глядел с явной брезгливостью.

— Бывает же такое, — подумал он. — У столь сильного отца и вдруг столь слабый сын. Покойный Септимус доставлял мне немало огорчений — одно нежелание отдавать единственную внучку за полукровку-бастарда чего стоит — , но никогда не опускался до состояния червяка. А здесь ни характера, ни ума, ни достоинства.

— Прекрати! — уже вслух приказал Директор. — Встань! Подойди ко мне. Открой память.

Всё ещё дрожа словно осиновый лист Артур Уизли выполнил требуемое. Когда ментальные блоки ослабли, старый волшебник начал внимательно разглядывать мелькающие мысли-образы. Косая Аллея; один из близнецов замечает четверых странно одетых людей — двоих взрослых и двоих подростков; интерес из разряда «а вдруг»; «случайная» встреча; неуклюжий разговор, перескакивающий с одного на другое; строгий приказ младшему сыну, чтобы девочка со спутанными каштановыми волосами непременно взяла амулет в руки; вечер в Косой Аллее; чем-то опечаленная девочка со светящимся амулетом на шее; скомканное расставание с Грейнджерами; Восторг, восторг, эйфория!

Взмахнув палочкой, Директор собрал воспоминания и перенёс в Омут Памяти. Их стоило пересмотреть на свежую голову, ибо было там нечто постоянно ускользающее. А старый интриган очень не любил, когда от его внимания ускользали важные вещи. Только всё это можно отложить на потом, сейчас же стоило завершить разговор с учеником.

— Ну-с, мальчик мой, что же мне с тобой делать, а? Молчишь? Лучше вспомни, что я тебе пообещал после рождения дочки.

— Джинни получит выгодную партию… с Мальчиком-Который-Выжил.

— Правильно, — Директор согласно кивнул. — Знаешь, чего мне стоило убедить Джеймса заключить договор? То-то же. Продолжай пожалуйста.

— Наша семья освободится от клейм. Мы получим богатство, славу, положение, достойное нашего древнего рода.

— Верно. Но при каких условиях?

— Абсолютное подчинение. Я должен чётко выполнять ваши приказания, У… Альбус.

— Вот именно. Разве я давал тебе приказ идти на контакт с теми маглами?

— Нет, простите меня, Альбус. Я провинился перед вами, я готов понести наказание, я разорву…

— Не надо! Ты и так уже напортачил. С теми маглами пока ничего не предпринимай. Своему мальчишке, так и быть, можешь устроить праздник. Пусть поглядит, как живут простецы. Ступай.

— Благодарю, Альбус, благодарю…

— И да, приветы передавай этой своей Фанни.

— Фрайни, — чисто машинально поправил Артур и с ужасом уставился на старика.

Директор лишь усмехнулся. Сообразив, что аудиенция закончена, Уизли поклонился и исчез в пламени камина, оставляя «величайшего светлого волшебника» наедине с собственными мыслями. Встав из-за стола, глава Хогвартса задумчиво прошёлся по кабинету. На младшего мальчишку Артура у него имелись особые планы. Паренёк, судя по доходящим от надёжных источников сведениям, уродился довольно посредственным волшебником с поздно открывшимися способностями и навязанным Молли комплексом второсортности. Такими людьми очень легко манипулировать. Например, Рональда можно сделать оруженосцем и верным другом спасителя магического мира. Или наоборот, мальчишка станет раздражителем Избранного, вечно строящим козни и вечно проигрывающим "знамени Света". В общем вариантов открывалось множество. Однако теперь в планы на будущее стоит внести некоторые коррективы. Младший сын Артура, судя по воспоминаниям, всерьёз увлёкся девчонкой... Весьма странной девчонкой. С одной стороны, она обретённая волшебница с родителями-простецами и братом-маглом, с другой никакой Гермионы Грейнджер в Хогвартс не поступает, по крайней мере, в нынешнем году. Немного поразмыслив, Директор решил дать задание Флетчеру. Пусть разузнает про эту семейку из Глостершира побольше — девчонка с таким большим потенциалом открывает целый ряд очень интересных возможностей, отдавать которые в руки врагов было бы, по меньшей мере, оплошностью. А заодно Дугу не помешало бы нанести визит вежливости Арабелле. Слишком долго старушка не шлёт отчётов.

На моей памяти никогда не случалось такого ноября. Сырую и промозглую погоду начала месяца сменила лютая стужа, превратившая соседний лес в заиндевелое королевство из сказок Бидля, а наш пруд — в отличный каток. Сначала, мы с Джинни обрадовались такому подарку природы: ещё бы, когда в следующий раз представится шанс ощутить себя героем баллады старого барда, хитростью и умом облапошившего могучего, но туповатого ледяного великана или разыграть сценку из «потерянных детей»? Тот день я и сестрёнка провели в своё удовольствие, а вот ночь… Едва только солнце скрылось за горизонтом, как началась страшная буря. Ветер с треском ломал деревья, ледяной дождь бил в окна, грозя разбить их к мордредовой матери, однако хуже все было не это. Самым поганым ощущением оказался лютый холод, пробиравший до костей. От него не спасали ни вторые носки, ни грелка, ни байковое одеяло. Для того, чтобы мы не окочурились от холода, папа с мамой переселили нас в одну комнату, рассчитывая получше оплести её согревающими чарами. Весь вечер родители потратили на размахивание палочками, однако результат волшбы, мягко говоря,оставлял желать лучшего. Чувствуя, как лежащая рядом со мной Джинни ворочается, будучи не в силах заснуть, я лихорадочно пытался вспомнить заклинание, которое Гарри использовал во время командировки в Норвегию. Увы, закон подлости этой ночью работал без сбоев. Слова спасительных чар вертелись в моей голове, однако ни точного движения, ни чёткой формулы я так и не вспомнил.

— Рон, ты ведь не спишь?

— Не сплю.

— А почему? Ты, наверное, думаешь о своей невесте?

— Не говори глупостей, Джин. Гермиона мне не невеста.

— А папа сказал, что раз ты подарил ей наш артефакт, то она…

Ох, уж эти родители: без меня — меня женили. А может им признаться, что мы с Гермионой уже четыре года как состоим в браке и заснять всё это на видеокамеру? Во смеху-то будет! Думаю, Фред с Джорджем оценили бы такой прикол. Только шутки шутками, а похоже папа с мамой (особенно последняя) решили заняться мною всерьёз. Вот скажите, как бы вы оценили родительскую рекомендацию сойтись поближе с единожды виденной девчушкой? Нет, я естественно рад лишний раз навестить Гермиону, тем более, когда Эмма и Дэн, в присутствии папы и мамы, пригласили меня на день рождения любимой, однако фактически приказной тон отца мне очень не понравился. Так же, как его взгляд, едва он узнал о свечении Фонаря Секундуса, бывшего, по словам гоблинов, дешевой поделкой для выявления принадлежности к Обретённым. Я конечно понимаю: никому не хочется носить клеймо Предателя Крови, но с другой стороны волочить меня силком к алтарю…

— Рон, ну почему ты молчишь? Ты же ещё вчера обещал рассказать мне о том, как живут маглы. Как они согревают свои дома, если у них совсем-совсем нет магии?

— Горячей водой.

— Вечно ты сочиняешь.

— Ничего я не сочиняю.

— А вот и сочиняешь! Нельзя согреть дом тёплой водой. Вот посмотри на наши грелки: они ещё час назад были горячими, а теперь едва греют.

— Так у маглов никаких грелок и нет. У них горячая вода по трубам бежит.

— Сама собой? Без магии? Врёшь.

— И зачем мне врать? Мне Гермиона так объяснила, а я за что купил, за то и продаю.

— Хм. Ты знаешь, Рон, я сперва подумала, будто она жуткая зануда, но пообщавшись поняла, что она очень даже ничего. Думаю, она подошла бы мне в качестве сестры.

— А как тебе её брат?

— Вот уж зазнайка-зазнайкой. Хуже Перси: тот хоть иногда сходит до разговора, а этот смотрит на тебя словно на флобер-червя, будто это я ему всю жизнь испортила. Ну скажи, Рон, неужели я и в самом деле его чем-то обидела?

Мне оставалось лишь развести руками. Несмотря на все усилия Гермионы, Гарри по-прежнему не желал иметь ничего общего с «с этой рыжей особой, а также с её приторной мамашей и лебезящим подкаблучником-папашей». Не знаю, каких сил мне стоило в тот момент сдержаться и не врезать по этой четырёхглазой… пардон, бывшей четырёхглазой морде. Неужели нельзя понять, что Джинни такая же жертва, как и большинство из нас? В конце-то концов, никто же не настаивает на браке: достаточно просто поговорить с маленькой девочкой. Эх, бесполезно.

— Рон, а почему ты так вздыхаешь?

— Перси и близнецам завидую, — не моргнув глазом, соврал я. — У них в школе сейчас тепло, тихо… Вот скажи, Джин, а хотела бы ты прямо сейчас оказаться в Хогвартсе?

— Нет, меня всё равно туда не пустят. К тому же мне так хочется повидать Луну. Представь, вот окажусь я в той школе, она приедет, зайдёт к нам в Нору, а меня нету. И что она обо мне подумает?

— Что тебя нет дома. Ну ладно-ладно, не куксись. Ну пошутил я. Скучаешь по ней.

— Скучаю. Она обещала мне писать, а писем всё нет и нет. Я боюсь, с Луной и её родителями случилось что-то нехорошее.

— Да что с ними может случится? Миссис Лавгуд сильная волшебница, да и её полоумный муж тоже не сквиб.

— Не смей обижать мистера Лавгуда! Он хороший! Рон, ты же обещал мне не называть их ни чокнутыми, ни полоумными, ни лунатиками.

— Ну, я просто оговорился. А знаешь, что я придумал? Давай завтра, после того как перекусим, сходим к Башне[1]? Вдруг они уже вернулись?

— Давай, — согласилась сестра и, успокоенная моим обещанием, задремала.

Ко мне же сон так и не пришёл. Слова Джинни о беде, произошедшей с Луной, прочно засели в голове, вновь напоминая о Долге Жизни. К сожалению, я так и не заглянул к Лавгудам. Сначала — из-за суда над моржовой семейкой, затем — из-за магловских проволочек с усыновлением Гарри, а когда, в середине августа, мне всё же удалось добраться до Башни, то меня ждал облом. Сигнализация в виде статуэтки садового гнома пропела нечто вроде: «извиняюсь я, о, путник, не скажу тебе привет, а всё из-за того-то, что дома меня нет». Как позже объяснила Джинни, Ксенофилиус с женой и дочерью ещё в середине мая укатил в Нарвик на слёт при… альтернативно одарённых личностей. Письма, которые Луна по-началу присылала Джинни, дышали живым интересом к происходящему. Альтернативно одарённые колдуны что-то чертили, где-то копали, чего-то диковинное рисовали — всё это воспринималось дочерью Ксено некой непонятной, но жутко интересной игрой. Однако затем поток писем иссяк. Напрасно Джинни теребила отца, прося разузнать о Лавгудах. Папа успокаивал сестру, говоря, что редактору «Придиры» не впервой исчезать надолго и что беспокоится о нём и его семье не стоит. Подобных уговоров хватало обычно на неделю, после чего Джин вновь начинала беспокоиться о Луне и тайком бегать к Башне. Собственно говоря, именно там мы с сестрёнкой однажды и повстречались и с тех пор наведываемся к Лавгудам уже вдвоём. Будем надеяться, что завтрашний поход к дому чудаковатой семейки не станет напрасной тратой времени, и Луна наконец возвратится из своего Нарвика.

Нарвик, Нарвик... До чего знакомое слово. Ведь так, кажется, называется одно из графств Норвегии. В той истории, я, Гарри и ещё несколько авроров отправились туда в командировку. Зачем? Хоть убейте — не помню. Единственное, что у меня осталось от той поездки — это ощущение нутряного холода. Жуткий дубак по ночам, пробирал нас до костей и единственным средством, спасавшим от него, был hypocaustum. Будем надеяться, что хотя бы один из тех альтернативно одарённых знает это заклинание, а пока спокойной всем ночи. Hypocaustum maxima.

* * *

Нет ничего лучше утренней пробежки. Это правило я усвоил, ещё обучаясь в Академии Авроров, и по возможности старался его исполнять, ведь, кроме поддержания себя в форме, занятия бегом предоставляли мне возможность реализовать одну мечту. Удалившись от Норы на достаточное расстояние, я начинал тренироваться в беспалочковой магии. Пока воспроизведение даже простейших заклинаний выходило у меня кривовато, однако отчаиваться было рано. С каждым «забегом» чары выходили всё лучше и лучше и пускай с пробежек я возвращался похожим на выжатый лимон, это того стоило.

Вы можете спросить меня: а как же волшебная палочка? Зачем надрываться, когда достаточно взмахнуть пару раз и всё будет на мази? Отвечу вопросом на вопрос: а зачем нужны волшебные палочки? Большинство из вас, я полагаю, ответят: «для претворения колдовства в жизнь» и будут неправы. Волшебство живёт в нас самих, палочки же лишь суррогат, некая помесь костыля с паразитом. Удивлены? Давайте вспомним, что говорил Олливандер. Именно палочка выбирает волшебника, после чего они становятся как бы единым целым.Очень точное высказывание, правда, неполное. Я бы добавил к нему такие слова: непонятно, ты ли владеешь деревяшкой или деревяшка владеет тобой. Я больше склоняюсь ко второму варианту: в моей памяти очень хорошо запечатлелись рожи Малфоев, после того как Гарри прикончил их хозяина. Лишенные по суду палочек, мэнора и большей части средств, эти жалкие флобер-червяки тряслись от одного вида даже самого затрапезного волшебника. А всё почему? Потому что, не имея палочек, они не могли постоять за себя.

Ну да ладно, всё сказанное выше — лирика. Реальность же заключалась в ясной, не по сезону морозной погоде, холодном северном ветре, продувающим несмотря на зимнюю одежду, и моей сестрёнке, умудрявшейся не только обгонять меня, но и успевавшей при этом забираться на поваленные стволы вековых деревьев. Стоя наверху, Джинни весело хохотала, глядя на мои тщетные попытки угнаться за ней, и предлагала мне больше тренироваться, ибо «соревноваться с улиткой чересчур легко». Вот так, за играми да побегушками, мы добрались до Башни.

Со времени нашего последнего визита, здесь ровным счётом ничего не изменилось. Дом Лавгудов, напоминавший шахматную фигуру, стоял на месте. Удивление вызывал лишь небольшой садик: ночная буря, разгулявшаяся не хуже дюжины подвыпивших великанов, не затронула здесь ни единого кустика, не сломала ни единой веточки на старых яблонях. Не пострадала даже ветхая калитка, едва держащаяся на ржавых петлях. Странно, не правда ли? Однако наше с Джинни удивление вызвало не это, а фигурка садового гнома. Всякий раз, когда мы подходили к ней в прошлые визиты, она начинала петь свою нелепую песенку, но только не сегодня. Несмотря на то, что из Башни не доносилось ни звука, сигнализация молчала. Для пущей уверенности, я невербально скастовал сканирующее заклятье, однако результат был отрицательным. Чары охраны отключились. Моё беспокойство мигом передалось Джинни. Отворив калитку, сестра опрометью кинулась к дому и забарабанила в дверь.

— Луна! Дядя Ксено! Тетя Пэнди! Что с вами?! Откройте, это я Джинни!

Тишина была нам ответом. Из Башни не донеслось ни единого звука. Бесполезно потеряв ещё несколько минут на окрики и стук, я решил применить отпирающее заклинание. Где-то с третьей попытки мне это удалось и дверь, обиженно скрипнув, отворилась. Мы оказались внутри абсолютно круглой комнаты, бывшей, по всей видимости, кухней. В отличие от Норы, в здешнем кулинарном храме царил абсолютный бардак. Кастрюли, рукомойник, посудный шкаф — всё вокруг лежало разбитым и разломанным. На какой-то миг, у меня даже возникла мысль, будто давешняя буря была случайно либо намеренно создана Лавгудами и, погубив своих творцов, вырвалась на свободу. Нелепая мысль, согласен, впрочем, вскоре мне стало не до неё.

Джинни, взбежав по винтовой лестнице на второй этаж, издала вопль отчаянья. Я кинулся следом за ней и сам едва не взвыл. Странно одетая Луна сломанной куклой валялась на полу. Несмотря на то, что в комнате ощущалось действие согревающих чар, руки и ноги дочери Лавгудов казались обмороженными, словно девочка долго брела по глубокому снегу, зачастую проваливаясь в него.

— Неужели опоздал? — мелькнуло в моей голове.

— Нет! — крикнула Джинни, выводя меня из апатии.

Сестрёнка кинулась к лежащей девочке и принялась растирать её руки и ноги, всё время повторяя «Луна, вернись… Луна, не уходи… Луна, пожалуйста». Мне же стало стыдно.

-Не аврор ты, Рональд Уизли, а тряпка, — подумал я. — Вспоминай, мать твою, чему тебя учили на занятиях!

— Джин, — произнёс я уже вслух. — Послушай меня, где тут ванна?

Сестра посмотрела на меня как на идиота.

— Джин, её нужно согреть! Где у них ванна?!

— Я… не знаю…

— Accio, ванна Лавгудов.

На моё колдовство со страшным грохотом прилетело корыто, едва не зашибившее Джинни. Следующими заклинаниями я наполнил его водой, а затем, нагрев её до нужной температуры, начал раздевать Луну. В первый момент, моя сестра взглянула на меня с возмущением, но потом здравый смысл всё же победил. Избавив Луну от её странной одежды, мы положили её в корыто. Мысленно досчитав до шестидесяти, я вновь и вновь применял разогревающее заклинание, постепенно повышая температуру воды, однако каждое следующее волшебство давалось мне со всё большим трудом. После очередного Terma Minima, Джинни отстранила меня и принялась колдовать самолично. Старательно повторяя мои движения, сестрёнка, пускай не сразу, но добилась успеха: очень скоро вода нагрелась до нужного уровня, и я велел Джинни остановиться.

— Рон, она будет жить? Скажи, теперь она будет жить?

— Должна, — мой язык — последствие изнуряющей волшбы — двигался с трудом. — Она куда сильнее… чем кажется.

— Рон, что с тобой?!

— Всё в ажуре, сестрёнка. Подустал слегка, только и всего.

— Рон, ты же… У тебя кровь из носу идёт... Ой, смотри, она оживает. У тебя получилось!

— Тише, Джинни, голова болит. Нужно вызвать целителя.

— Я сейчас, потерпи чуть-чуть, братик.

Джинни вскочила и побежала, но только не вниз, а наверх. Вскоре с чердака раздалась трель совиного свистка [2] и хлопот крыльев. Я лишь ударил себя ладонью по лбу. Ну надо же быть таким бараном? Кинуться разогревать воду и забыть о связи! Ведь даже самому тупому сквибу ясно, что даже в самой бедной семье имеется почтовая птица. А у Лавгудов, как издателей газеты, наверняка, жили скоростные совы. Иначе каким образом их подписчикам, в течении одной ночи, рассылался свежий номер «Придиры»?

— Сейчас будет врач. Я послала одну сову в Мунго, а другую к маме.

— Молодец, Джинни. Чтобы я без тебя делал?

— Рон, а откуда ты узнал эти заклинания?

— Так каждый аврор их знает…

— Но ты же не аврор.

Я мысленно выругался. Умение держать язык за зубами не было моей сильной стороной. Ну, значит, будем сочинять ложь на ходу.

— Я хочу стать аврором. Мечта, знаешь ли, у меня такая.

— И когда Фред с Джорджем готовились к школе, ты готовился к Академии?

— Ну типа того.

— И ты будешь распутывать самые запутанные дела?

— Ну да.

— Тогда распутай это дело, — в словах Джинни было столько мольбы, что я невольно покраснел. — Ты ведь умный, а значит знаешь, что случилось с Луной. И где дядя Ксено и тетя Пэнди? Они ведь живы? Рон?

Эх, сестрёнка, если бы я был хотя бы вполовину башковитым, от того каким ты меня воображаешь… Нету у меня ответов — лишь догадки да вопросы. Одно я знаю наверняка: под этим дракловым Нарвиком случилась большая беда. Но как Луне удалось выбраться оттуда и очутиться здесь, где теперь её родители и что будет с ней дальше — этого я сказать не могу. Остается лишь ждать. Ждать и надеяться.

Примечания

1 Не помню, как точно называется дом Лавгудов, поэтому решил обозвать его так.

2 Я не знаю устройство совятни, однако наблюдая за голубятниками, подумал, что они устроены схожим образом. Большую часть времени совы проводят во сне либо в охоте за грызунами, дабы держать себя в тонусе. С другой стороны, у волшебной птицы должен быть некий сигнал, по которому она должна понять, что хозяину понадобились её услуги. Поэтому я и "изобрёл" этот инструмент.

20 ноября 1990 года. Лондон

…в связи с вышеперечисленным, суд постановляет: ходатайство лорда Доминика Гринграсса и леди Нарциссы Малфой (в девичестве Блэк) отклонить; возложить издержки в размере 173 галеонов и 15 сиклей на истцов. Заседание объявляется закрытым.

Директор облегчённо выдохнул: ещё один камень с его души был снят. Дело блудливого пса, едва не похоронившее ряд интересных комбинаций с прицелом на будущее, завершилось нужным приговором. Однако, стоит признать, что на сей раз неугомонный хромец и блондинка, как никогда оказались близки к успеху. И всё из-за взыгравших гормонов беспечного кобелины! Ведь говорили же ему: «сиди на фазенде тихо — будут тебе и выпивка, и бабы, и дурь». Так нет же, захотелось ему видите ли оторваться на вечеринке в Рио. Мол, всё равно его там никто не опознает. Почти опознали! И едва не приволокли в Лондон! К счастью, бразильские «жучки» добросовестно исполнили возложенные обязанности, отбив ценного человека и заодно подчистив хвосты. Единственным моментом, слегка подпортившим триумф, заключался в Гринграссе. Тому удалось выбраться из капкана пускай и с трудом. Жаль, очень жаль. Тамошние фавелы как нельзя лучше послужили бы местом последнего упокоения неугомонного строптивца.

— На сей раз, твоя взяла, Альбус, — с угрозой произнёс Гринграсс, проходя мимо сидящего в крайнем ряду Директора. — Но ещё не вечер!

— Согласен, любезный Доминик, сейчас время ланча. Приятного аппетита. Увы, не смогу составить вам компанию, любезный друг. Рутина она и в Авалоне рутина. Нарцисса, приятного вам вечера.

Удостоив главу Хогвартса лишь надменным кивком, жена Люциуса гордо удалилась из зала. Она ещё не подозревала, какой скандал ждёт её сегодня в Малфой-мэноре. Пускай Цисси с супругом уже десять лет жили каждый своей жизнью, существовало у этой парочки одно неписанное правило: внешние приличия должны соблюдаться. Здесь же оно оказалось нарушено целым рядом безрассудств, как то проникновение на закрытую вечеринку в практически ничего не скрывающей одежде, приставание к совершенно постороннему человеку, имевшему несчастье отдалённо походить на старинного знакомца, безобразная драка с маглой гораздо более низкого происхождения, бег едва ли не голышом по ночным трущобам Рио, потасовка с полицейскими и, наконец, суточное сидение в кутузке рядом с грязным отребьем. Всё это Директор в красках описал Люциусу, снабдив пузырьком со слегка отредактированными воспоминаниями очевидцев. Глава рода Малфоев оказался вполне понятливым человеком. Оплатив предъявленный счёт за работу обливаторов, он клятвенно пообещал держать жену в узде. Таким образом, угрозу Нарциссы можно было на некоторое время считать нейтрализованной.

Выйдя из зала заседаний, Директор не торопясь отправился к лифтам, где по дороге едва не оказался сбит с ног пробегающим мимо клерком, несущим в своих руках громадную кипу бумаг. Постоянно извиняясь перед почтенным стариком, чиновник сел на пол, собирая разлетевшиеся документы, а Верховный чародей Визенгамота кряхтя наклонился, помогая несчастному горемыке. Проходившие мимо волшебники с улыбками наблюдали эту сцену, некоторые даже подходили с подмогой, но никто не заметил, как некая сложенная вчетверо бумажка перекочевала из одних рук в другие.

Чуть отойдя в сторону, Директор развернул трофей. На листе желтоватой бумаги красовалось изображение стелющегося густоветвистого цветка со множеством побегов. Старик улыбнулся — вторая удача за сегодняшний день. Ухари Флетчера напали на след Дурслей, точнее Петуньи. На самом листке под цветочным изображением человек Мундунгуса зашифровал координаты точки аппарации, давая возможность мигом перенестись в нужное место. Правда сразу пользоваться столь щедрым предложением Директор не стал. Вместо этого он направился к Фортескью, где, заказав небольшую порцию мороженного с ликёром, уединился в отдельном кабинете.

— М-да, а рука у Флориана по-прежнему лёгкая, — подумалось старику. — Умеет он готовить, несмотря на немалые годы. Что ни говори — мастер. Жаль не того профиля.

Так, мысленно беседую сам с собой (а почему бы не потолковать с умным человеком?), Директор вернулся к событиям почти трёхмесячной давности. Отдавая приказ о визите к старой кошатнице, он рассчитывал лишь вызвать зазевавшуюся Арабеллу на чаепитие, однако плёвое дело обернулось катастрофой. Направившийся в Литтл Уингинг Флетчер едва не получил заряд дроби от магла, живущего в доме, где ранее обитала шпионка. Лишь благодаря невероятной везучести Дуг отделался лёгким испугом и начал рыть землю. К концу недели на столе Директора лежал доклад с тревожными вестями: Арабелла пропала ещё в начале июня, Дурслей арестовали примерно в то же время, а Гарри Поттер исчез без следа. Узнав такую новость, старый интриган едва не подавился лимонным пирожным. Как подобное могло случиться, а он ни сном, ни духом?!

Естественно, что после всего этого проект с обретённой девчонкой Грейнджер оказался отложен в долгий ящик. Велев Дугу оставить в качестве наблюдателей двоих «сявок», Директор бросил все наличные силы на поиски мальчишки. Увы, здесь его ждала неудача. В магловской бюрократии сам Мордред сломал бы ногу: документы терялись или перенаправлялись Моргане в глотку, чиновники, каковых оказалось на несколько порядков больше, чем во всём Министерстве Магии, переводились с места на место. Даже магия оказалась бессильной. Всё, чего удавалось вытянуть из голов бюрократов были лишь ссылки на ссылки, ведущие в свою очередь к другим ссылкам. Иногда, руководителю Хогвартса казалось, будто кто-то намеренно путает следы, но такие мысли вскоре отбрасывались — зачем приплетать злой умысел, когда всё можно объяснить простым разгильдяйством.

Подвижка в деле наметилась ближе к середине октября — Арабелла наконец-то нашлась. Точнее в одном из моргов случайно обнаружился её сильно разложившийся труп. Судя по всему, старушке просто свернули шею, превратив затем в предмет, и бросили в речку, однако со временем сила заклинания выдохлась, вернув телу начальную форму. Вызов духа убитой — весьма скользкий путь без каких-либо гарантий — окончился пшиком: явившаяся на зов кошатница лишь крыла Директора отборной бранью, а при попытке надавить резко оборвала контакт, напоследок одарив всех участников спиритического сеанса весьма неприятными болячками. Нет, будь у старика больше времени и сил, он призвал бы скандалистку к ответу. Увы, предоставлять Директору такую роскошь никто не собирался. Как назло, именно в середине октября, блудливый бразильский кобель ударился в загул, едва не погубив многие начинания…

Погладив бороду, Верховный чародей усилием воли прогнал от себя неприятные воспоминания прошедшего месяца и вновь принял уплетать подтаявшее мороженное с ликёром.

— Кобель своё непременно получит, — пронеслось в директорской голове. — Можно, к примеру, отвести его погулять в Азкабан. В качестве туриста. Деньков эдак на пять, а лучше — десять. Посидит, отдохнет, увидит каково жить рядом с дементорами, оценит, наконец, свою фазенду, ведь всё познаётся в сравнении.

Улыбаясь своим удачным мыслям, «великий светлый маг» доел угощение, расплатился и аппарировал к Петунье. Сам переход прошёл достаточно легко. Установивший координаты волшебник оказался способным малым, благодаря чему Директор сразу же оказался в нужной палате.

— Альбус? Альбус?! Это вы?!! Я знала! Я знала, что вы придёте!! Спасите меня, иначе я не знаю, что сделаю с собой!!

— Тише, Туни, тише, — ласково ответил старик, одновременно невербально произнося успокаивающее заклинание. — Вот, так-то лучше. Как же ты дошла до жизни такой, девочка моя? Я тебя помню всегда такой аккуратной, расчёсанной. Во что же ты превратилась?

— Это всё мелкий ублюдок! Из-за него моя жизнь полетела ко всем чертям. Зачем? Зачем я его тогда не удавила? Зачем вообще приняла под свой кров этого ненормального?

— Ну-ну, успокойся…

— Успокоиться?! Да вы слышали, что мне сказал Вернон?!! Я видите ли «такая же ненормальная как Лили, он подаёт на развод и Дадли мне больше не видать». Мне?! Той, которой всегда его обстирывала, кормила, ублажала… И за всё это он готов вышвырнуть меня, словно мусор! Альбус, вы должны мне помочь. Нет, вы просто ОБЯЗАНЫ помочь мне! Из-за вас я привела в дом ненормального…

— Тише, девочка моя, — умиротворяюще произнёс Директор, вновь накладывая успокаивающее заклятье. — Я обязательно тебе помогу. Обещаю, все невзгоды будут обходить тебя стороной, ты забудешь о боли, горе, ненависти. Твой мир вновь станет замечательным как… твой цветник. Ты главное позволь старику заглянуть в твою память. Ведь чтобы негодника наказать, его сперва нужно отыскать.

Подождав, когда Петунья утихомирится, Верховный чародей Визенгамота углубился в женские воспоминания. Некоторое время Директору пришлось потратить на преодоление бытовой рутины, однако вскоре терпение старика было вознаграждено. Весенний Литтл Уингинг; плачущий сынок, молящий спасти от ненормального; безумный взгляд мужа, ведомого полицейскими; осуждающие шепотки вокруг; здание суда; Гарри Поттер, сидящий с адвокатом, лица которого невозможно разглядеть; сбивчивые речи свидетелей; ужас от слов ненаглядного сыночка; Осуждение! Осуждение! Осуждение! Полные презрения взгляды бывших подруг, отчаянная попытка спасти гибнущую репутацию и крах… Полный и окончательный. Больница; Обитые мягкой тканью комнаты; Смирительная рубашка; Шприцы; Последний разговор с мужем; Апатия.

Директор понуро склонил голову. Похоже он допустил ошибку, отправив Гарри к тётке. Слишком закостенела Петунья в своей ненависти к младшей сестре, слишком сильно позволяла мужу и сыну давить на племянника. Результат оказался плачевен. Не выдержав давления, мальчишка набросился на мучителей, а затем сбежал. Судя по тому, что поиск не срабатывает, Гарри сейчас на континенте или ещё дальше. Вздохнув Директор был вынужден признаться в тщетности дальнейших исканий. Южная, Центральная и Восточная Европа для него покамест закрыта, соваться в Северную Америку — чревато, азиаты — себе на уме. Можно конечно дать наводку людям в Австралии и Южной Америке, однако старый интриган не особо надеялся на успех в данных направлениях. Имелся и ещё один вариант — поиск через шрам, только здесь существовала проблема. Ритуал, состоявший на Самайн восемьдесят первого года, позволял осуществлять манипуляции не ранее чем через девять лет и три месяца после проведения. В противном случае, мальчишка превратится в растение. Растение? Растение! А это хороший выход. И весьма символичный.

— Альбус, вы оглохли?! Я битый час обращаюсь к вам! Вы обещали…

— И своё обещание выполню, девочка моя. Confundus!

Директор взмахнул палочкой, затем вытащил из кармана пузырёк, откупорил пробку и влил содержимое в рот глупышки. Секунда и Петунья безвольно упала на больничную койку. Из её взгляда исчезли даже намёки на какие-либо страсти, желания, помыслы. Женщина стала сродни своему имени: петуньей — цветком из семейства паслёновых.

— Доброе утро, мой мальчик. Надеюсь, я не слишком потревожил твой покой?

Тихий голос с лёгкими отческими интонациями показался мне чем-то знакомым. Интересно, кому в столь ранний час пришло в голову нанести визит в Мунго? Потянувшись на кровати, я нехотя открыл глаза и обомлел. Передо мной стоял директор Хогвартса, кавалер Ордена Мерлина, обладатель туевой кучи наград, титулов и премий Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор.

— Доброе утро, профессор, — вспомнив гермионины уроки вежливости, произнёс я. — А на счёт сна — не беспокойтесь. Я спал просто от скуки.

— От скуки? Интересная точка зрения. Почему же тебе так скучно здесь?

— От безделья. Я не знаю, зачем меня положили в больницу, ведь со мной всё в порядке.

— Рональд, — слегка покачав головой, ответил Дамблдор. — Ты совершил очень сильное, очень затратное волшебство и едва не истощил себя. Неудивительно, что твои родители, беспокоясь о твоём здоровье, настояли на временной госпитализации.

— Но если бы я не совершил того волшебства, то Луна могла умереть от переохлаждения.

— Ты поступил, следуя велению сердца, мой мальчик. И это правильно. Скажу тебе по секрету, с тобой всё будет нормально, ведь у тебя уже вполне взрослое ядро.

— Взрослое ядро? А что это?

— У каждого волшебника есть нечто, называемое магическим ядром или аурой. Совершая любое волшебство, даже самое незначительное, мы тратим частичку этой самой ауры. Если же ты за один раз возьмёшь слишком много сил из ядра, то последствия для тебя могут быть весьма печальными.

— И какими же?

— В лучшем случае ты превратишься в сквиба, в худшем же…

— Я понял вас, профессор. Ну а что насчёт ядра?

— А вот скажи мне, Рональд, ты не задумывался, почему в Хогвартсе начинают обучать с одиннадцати лет и почему никто не продаст тебе палочку, пока ты не достигнешь этого возраста?

— Ну, наверное, это просто традиция.

— Просто традиция? О, нет. До одиннадцати лет у большинства юных волшебников магия крайне нестабильна. Она бурлит и пенится, словно молодое вино и дети колдуют, зачастую не осознавая этого. Результат же во многих случаях бывает непредсказуем. У тебя же, мальчик мой, несколько иная ситуация. Ты более зрел магически чем кажется со стороны. Это редкий дар, Рональд, которым необходимо пользоваться с умом и осторожностью. К моему великому сожалению, этих качеств не было у родителей Луны.

— Вы знаете, что с ними случилось?

— Увы, Ксенофилиус, Пандора и все их соратники погибли. Я не могу точно сказать, что за ритуал они вздумали провести. Одно несомненно: он был тёмным и, выйдя из-под контроля, сгубил более трёх десятков несчастных, соблазнившихся «легким» путем тьмы.

— Ужас, — только и пробормотал я. — А что с Луной? Она поправится?

— Ты, Рональд, очень вовремя сумел отогреть несчастную девочку и её физическое состояние теперь не вызывает у меня опасений.

— А нефизическое?

— К моему прискорбию, у юной мисс Лавгуд очень сильная душевная травма. Полагаю, она тоже пострадала во время того злосчастного ритуала. Врачи сделали всё, что могли, но пока…

— Я понимаю вас, сэр.

— Не стоит отчаиваться, Рональд. С юной мисс Лавгуд сейчас занимаются лучшие ментальные маги, а так же твоя сестра и, — на этом моменте Дамблдор сделал короткую паузу. — Ещё одна девочка с вьющимися каштановыми волосами.

— Гермиона? Она тоже здесь?

— Вижу, ты её знаешь. Если не секрет, то где вы с ней познакомились?

— В Косой Аллее. Её родители впервые посетили наш мир, и мой папа решил помочь им.

— Весьма похвальный поступок.

— Ну а я решил помочь Гермионе. Вот так она и познакомилась со мной, Джинни, близнецами и мамой.

— А вот скажи мне, — при этих словах Дамблдор лукаво улыбнулся. — Тебя как будущего аврора не смутило появление маглов среди Косой Аллеи?

— Нет. Мама говорит, что каждый год к нам в Хогвартс поступают несколько маглорождённых волшебников, поэтому неудивительно, что они приходят сюда. Учебники ведь купить нужно и всё такое прочее.

— Однако наши специалисты приходят в такие семьи лишь за несколько месяцев до начала занятий, а Гермиона поступает лишь в следующем году. Кстати, ты не упомянул про её брата Гарольда, а ведь он тоже волшебник.

— Да? А разве такое бывает? Ну, что у маглов сразу два ребёнка волшебники?

— Подобные случаи весьма редки. Тем не менее, они иногда происходят, и в следующем году Гарольд тоже поступит в Хогвартс.

— Хм, а мне показалось, будто он магл. Да я особо и не смотрел на него. Типичный зубрила. Сидит себе в сторонке да в книжки свои пялится. Я больше с Гермионой общался: мне папа велел… То есть я хотел сказать, что она очень даже ничего.

— Не сомневаюсь в этом, мальчик мой. Целитель Хадсон сказал мне, что она хотела пройти к тебе ещё позавчера вечером, но её не пустили.

— Почему?!

— Во-первых, не забывай, здесь больница, и часы посещений ограничены, а, во-вторых, ты ведь помнишь, что было вчера?

— Помню. Эти писаки прям с цепи сорвались.

— Ну их понять можно, — с улыбкой произнёс Дамблдор. — Ты для них герой, спасший невинное дитя, а магический мир нуждается в героях.

— А как же Мальчик-Который-Выжил? Ведь самый главный герой — это он. Или нет?

— Конечно же ты прав.Просто мне хочется напомнить тебе, что для аврора ты пока слишком доверчив. Ты принимаешь на веру многое из того, что необходимо проверить. Развивай свою наблюдательность, Рональд, тебе, как будущему аврору, она будет весьма кстати и в школе, и на работе, и дома.

— Профессор, а можно задать вам вопрос? Вы видели Гарри Поттера?

— Ты, как я понимаю, хочешь с ним познакомится?

— Конечно — ведь все хотят узнать о нём. Он же герой. Вот я и подумал: раз я теперь тоже герой, то мы с ним могли бы сдружиться...

— Хм, весьма дельная мысль, — Дамблдор заговорщицки подмигнул мне и вполголоса добавил. — А, ты знаешь, что он поступает в следующем году? Ты хочешь попасть с ним на один факультет? Тогда отдыхай и набирайся сил. Хогвартс, как и встреча с Избранным, не за горами.

С этими словами Дамблдор вышел из палаты, а я бессильно рухнул на кровать. Недолгий разговор с директором вымотал меня так, словно на мне весь день таскали мешки с картошкой. Актёрство никогда не являлось моей сильной стороной, а здесь я вынужден был разыгрывать из себя недалёкого послушного отпрыска. И перед кем? Перед Альбусом Дамблдором, старым ублюдком, не один десяток лет манипулирующим нужными людьми и съевшем на подобном деле не первую дюжину книзлов.Интересно, сколь быстро он меня расколол? В том, что старый паук залез ко мне в голову, я не сомневался. Дамби не из тех людей, которые верят другим на слово. Ещё в начале разговора, я почувствовал магическую волну, несколько раз прошедшую сквозь тело. Вслед за этим, среди потока мыслей, возник едва слышный шепоток, раз за разом повторявший «выложи ему всё, расскажи как есть». Готов поставить галеон против кната, если бы не зудящая боль в метке Даров Смерти, начавшаяся столь вовремя и приглушившая странный голосок, то старик узнал обо всём, что мы провернули за это лето.

Но и без моей болтовни у Грейнджеров будут неприятности. Задумай директор проверить семью Гермионы, наш обман вскроется с полпинка. Дамблдору не составит труда сложить два и два, дабы связать исчезновение Гарри Поттера и появление Гарольда Грейнджера. Правда остается слабенькая надежда на гоблинов. Те жуки, за солидный куш, согласились взять на себя защиту семьи моей любимой. Только какой в этом смысл? Вот чтобы вы подумали на месте Дамблдора, увидев на магловском жилище мощные охранные чары? Вот и я том же.

Ну да ладно — сделанного не воротишь. Может быть, у меня в очередной раз взыграла паранойя, средство от которой лишь одно — выяснить всё самому. Сделав над собой усилие, я, превозмогая лёгкое головокружение, двинулся к Луне. Палата, где находилась дочь Лавгудов, располагалась сравнительно недалеко — в другом крыле этажа, однако добраться туда оказалось не так-то просто. Несколько раз мне становилось по-настоящему хреново: к горлу подступала тошнота, в ушах раздавался какой-то непонятный шум, и я едва успевал брякаться на ближайшие стулья, дабы переждать приступ. На моё счастье, у целителей сегодня было полно вызовов и ни один из них не обратил внимания на долговязого паренька в больничной робе, с отстранённым видом глазеющего непонятно на кого. Вот так, шаг за шагом я подобрался к палате Луны, у двери которой меня ждало нечто паршивое. Уборщик, молодой паренёк в мантии обслуживающего персонала драил пол. Я не знал его имени, не знал где он жил, не имел понятия есть ли у него жена или дети, лишь одно было мне известно точно: в том времени он стал моей очередной жертвой. Как сейчас помню властный голос: «убей его ради Общего Блага», бег по весеннему лесу, пьянящий аромат удирающей двуногой дичи и запах теплой крови. До боли закусив губу и резко мотнув головой, я по широкой дуге обошёл уборщика и едва не столкнулся с Гермионой.

— Рон? Что с тобой? Да на тебе лица нет! Так сядь, сейчас я позову дежурного…

— Не надо дежурного. Он тут не поможет. Солнышко, ты знаешь, где здесь можно переговорить, не опасаясь лишних ушей?

— В кафетерии есть укромное место, но тебе туда нельзя. Тебе нужно срочно вернуться в палату. Рон, милый, почему ты так смотришь на меня?

— В моей палате наверняка висит следилка и, готов поставить галеон против кната, не одна. Сегодня я «имел честь» удостоиться беседы… угадай с кем?

— С Альбусом Дамблдором. Он тоже разговаривал со мной. Хорошо, мы поговорим, но потом… Рон пообещай мне, что ты обязательно вернёшься в палату. Я очень прошу тебя… — на последних словах голос Гермионы дрогнул.

— Обещаю, солнышко.

* * *

Путь на шестой этаж, к моему удивлению, прошёл на диво легко. Тошнота, звон в ушах, головокружение — всё это исчезло без следа. Даже зудящая боль в метке стихла, позволяя мне, не делая остановок, идти в кафетерий. Кафетерий… в той жизни, готовясь к родам, Гермиона буквально облюбовала это место. Как потом мне призналась Герми, ей стало ужасно скучно сидеть в палате одной, и она, вооружившись карандашами и бумагой, принялась рисовать персонал вместе с посетителями. Забавные тогда получились каракули…

— Ну вот, тут мы сможем поговорить свободно, — произнесла Гермиона, ставя на стол поднос с нехитрой едой. — Так о чём тебя спрашивал директор, что после этого ты едва стоял на ногах?

— Он заинтересовался тобой, — я, как умел, пересказал диалог и выложил собственные страхи.

— Ох, Рон, — со вздохом облегчения сказала Герми, — Ты напрасно беспокоился за нас. Гоблины сдержали своё слово, и теперь у нас есть вот это.

— Эта клипса защищает твой разум? Но тогда…

— Разум можно защитить по-разному. Иногда, волшебники пытаются противопоставить силе силу. Они обвешиваются амулетами, покрывают своё тело татуировками, проводят ритуалы — и всё это ради одной цели: не пустить легилеманта. Гоблины же пошли иным путём. У них дозволяется запускать клешни в собственный разум, вот только маг, вздумавший совершить подобное, не увидит истинных воспоминаний.

— Эта клипса создаст ложные воспоминания? Но опытный легилемант…

— Клипса ничего не создаёт. Она лишь проецирует желания легилеманта на мозг жертвы, и маг видит то, что хочет видеть. В моём случае, директор Хогвартса увидел маленькую охотницу за аристократами, вздумавшую захомутать недалёкого отпрыска обедневшей благородной семьи.

— Ну, ты сказанула… ой не могу… благородный аристократ…

— Ты зря смеёшься, Рон. Неужели ты забыл про титул твоей семьи?

— Действительно, из головы как-то вылетело. До сих пор не привыкну к этому. Подумать только, я и вдруг виконт. А ты — виконтесса. Того гляди загордимся мы с тобой и превратимся в Малфоев.

— В-о-т к-а-к ты обо мне думаешь, Рональд Биллиус Уизли? — старательно растягивая слова, проговорила Гермиона. — Эти мысли недостойны истинного виконта.

— Приношу свои глубочайшие извинения, — в тон Герми ответил я. — Моя уважаемая леди-супруга как всегда права.

При этих словах мы церемонно раскланялись, а затем, не выдержав этикетной мишуры, дружно рассмеялись. Нет, вы как хотите, а теми дутыми блондинистыми павлинами нам не стать.Оно и к лучшему.

— А если говорить серьёзно, — наконец отсмеявшись произнесла Гермиона. — То я хотела бы спросить тебя насчёт твоей… нашей семьи. Ты хорошо знаешь родовое древо Уизли?

— Хм, боюсь тебя разочаровать, Герми, я не слишком разбираюсь в генеалогии, но постараюсь вспомнить, если чего. Так что ты хочешь узнать?

— Мне не даёт покоя клеймо, висящее над Фредом и остальными. Рон, пожалуйста не делай такое лицо. Это не пустая угроза — это очень серьёзно. Если Предательство Крови не будет как можно скорее снято, то последствия для Фреда, Джинни и остальных будут очень печальными. Мне удалось локализовать время его возникновения. Оно появилось где-то между 1929 и 1953 годом. Тебе известно, что происходило с твоей семьёй в этот период?

— Хороший вопрос. Дай-ка вспомню: отец родился в пятидесятом, дядя в пятьдесят третьем, дедушка с бабушкой поженились в сорок третьем, прадед умер в тридцать четвёртом. Ну вот пожалуй и всё.

— А твоего прадеда звали случайно не Квинтус?

— Да. Была, знаешь ли, у нас раньше традиция — называть детей числами латинскими, ну прям как у Блэков именоваться по звёздам. Прадед у меня был Квинтус, прапрадед Квартус и так далее. Ну а деда Септимусом звали.

— А где же тогда Сикстус? Ведь Квинтус, в переводе с латыни, означает «пятый», а Септимус — «седьмой». Между пятью и семью всегда находится шесть. Ты точно ничего не слышал про Сикстуса Уизли?

— Ничего, — пожав плечами, ответил я. — Наверное, он умер молодым при жизни прадеда, не оставив потомства. Если он и в самом деле существовал, то тебе стоит обратится к близнецам: в Хогвартсе должно хранится его дело, если конечно он там вообще обучался. Слушай, а почему ты думаешь, будто проклятье возникло в те годы из-за него?

— Я прочла книгу Нотта «Священные двадцать восемь», причём в обеих редакциях. Рон, не нужно кривиться. Как бы ты не относился к автору, у него присутствуют очень ценные сведения. И гляди, какую особенность я обнаружила: в первой редакции, вышедшей в 1929 году, семья Уизли упомянута, как блюдущая завет чистокровия и никак не замешанная в симпатиях к маглорождённым.

— Ничего себе, — ошарашенно протянул я. — Погоди, Солнышко, а ты ничего не путаешь? Папа мне рассказывал, что прадед возмутился, когда его семью включили в этот список и даже написал по этому поводу гневное письмо в "Пророк".

— Нет, не путаю. В старых номерах "Пророка" было опубликовано множество статей, где волшебники протестовали из-за того, что Нотт не внёс их семьи в свой список. Однако ни одной статьи, где шло возмущение из-за факта включения я так и не нашла. Да и не стал бы твой прадед протестовать. Он практически всю жизнь стоял на позиции чистоты крови и активно боролся против инициатив Дамблдора о расширении прав волшебников из магловских семей. Во многом благодаря ему билль 25 года оказался отвергнут Визенгамотом.

— Ну не фестрала себе под хвост! — пробормотал я. — Герми, я, правда, не знал об этом. Кто бы мог подумать Уизли и вдруг чистокровные фанатики хуже Малфоев.

— Всё меняется, Рон, однако давай вернёмся к Нотту. Во второй редакции его книги, напечатанной в 1953 году, состав семей изменился. Автор кратко упомянул, что он опишет причины, побудившие его вычеркнуть из числа «Священных двадцати восьми» целых пять родов, в отдельной книге.

— И что он написал?

— Увы, ничего. В пятьдесят третьем году Кант Нотт погиб. В его некрологе говорится о смерти от несчастного случая, однако знаешь что меня напрягло? Сразу после смерти в "Пророке" развернулась кампания против пьянства во время полётов на метле. Не называя имени, газетчики на все лады повторяли историю столетнего старикашки,перебравшего огневиски и сломавшего себе шею. Думай как хочешь, но кому-то оказалось выгодно представить погибшего Нотта старым тупым выпивохой.

— Стоп, может я чего не понимаю, но зачем убивать старика, если книга уже вышла? Я бы на месте тех семей, которых вычеркнули мочканул бы деда до, а не после того как его писанина увидела свет. Кстати, а что за семьи он вычеркнул? Ну кроме нашей.

— Кроме Уизли вычеркнутыми оказались Гампы, Гонты, Фоули и Шафики. Однако с последними вопросов нет — они к пятидесятым годам вымерли в мужском колене. Что же касается издания книги, то оно так и не увидело свет. В частной типографии, где находились готовые к продаже экземпляры, случился пожар, и всё сгорело дотла. Чудом уцелела только одна книга, по чистой случайности оказавшийся в ту ночь у корректора.Этот волшебник положил книгу в свой банковский сейф, а после смерти его имущество оказалось выморочным. Мастер Тинг (ты ведь помнишь гоблина-секретаря, с которым ты ходил в подвалы?), узнав о моих поисках, согласился мне помочь и, в обмен на небольшую мзду, дал возможность изучить материал.

— Это жук своей выгоды не упустит, как, впрочем, и его соплеменники. Только моё аврорское чутьё говорит мне, что он явно этим не ограничился.

— Ты прав. Мастер Тинг, за определённый процент, согласился также помочь нам легализоваться в магическом мире. Как ты понимаешь, наша первоначальная легенда теперь никуда не годится.

— Угу, то, что прокатило с отцом, не прокатит с Дамби. Так чего тебе предложил этот гоблин?

— Стать жертвой магического выброса, — улыбнувшись ответила Гермиона. — Якобы он, наблюдая за мной, был обнаружен, а я, испугавшись неведомой зверюшки, ненароком оглушила его стихийной магией. После чего, мастер Тинг был скручен, препровождён к родителям, дал клятву рассказать о мире волшебства и указал нам путь в Косую Аллею.

— Ловко придумано, ничего не скажешь.

— Только это не главное. Теперь, когда Тинг занял должность хранителя сейфа Поттеров, Гарри может брать небольшие суммы со своего основного счёта, правда за это гоблины будут класть в свой карман двадцатую часть от снимаемых денег.

— По мне это грабёж.

— По мне тоже. Но мы сейчас не в том положении, чтобы выкаблучиваться. Одно утешает: у гоблинов полно связей, благодаря которым мы можем получить доступ к сотням книг, имеющих для нас первостепенное значение. Знаешь, Рон, в тот раз я считала себя жутко умной и знающей буквально обо всём, но теперь, чем больше я изучаю написанное, тем больше осознаю собственную ущербность.

— Ущербность? Ты? Да кто тебе сказал про такое? Покажи мне этого флобер-червя...

— К сожалению,я не шучу. Знания, которые нам преподавали в школе отличаются ужасной неполнотой. Я могу говорить об этом со стопроцентной уверенностью, ибо я читала учебники пятидесятилетней давности и то, по чему обучают сейчас. Ты слышал когда-нибудь выражение "знание-сила"? Так вот, что я скажу тебе: за последние полвека мы резко ослабели. Мы потеряли прорву информации, имея которую нам бы удалось избежать множество бед. Вот скажи, ты слышал хоть что-то о клятве Малого Отрицания?

— Нет, — честно признался я.

— А если бы мы про неё знали, то Гарри не пришлось бы на четвертом курсе сражаться с драконом.

— Ох и ни хуя себе…

— Рон, следи, пожалуйста, за языком! Ты не аврор и даже пока не школьник.

— Ой, извини, Герми, случайно вырвалось. У меня просто в голове не укладывается: устроить махач с огнедышащей тварюгой, да ещё один на один. Неужели никто из нас… — в этот момент я замолк.

Перед глазами замелькали картинки из того девяносто четвертого года. Вот на школьный двор спускается запряженная пегасами карета, из которой выходят умопомрачительные в своей красоте вейлы. Вот посреди озера всплывает пиратский корабль с дурмстранговцами на борту. Тех и других приветствует директор Дамблдор, зажигая пылающий синим огнём артефакт. Воспоминания о всём этом оказались столь яркими, что я невольно улыбнулся, однако в следующий миг моя улыбка погасла. Яркие картины сменились картинами мрачными.

Перед глазами снова возник Большой Зал, только теперь взоры всех, кто находился в нём были устремлены на Гарри. Ученики, учителя, гости глядели на моего друга так, словно он совершил какое-то тяжкое преступление. И самое паскудное, я сам оказался в числе тех, кто устроил ему "райскую жизнь". Хорош друг: не единожды публично обозвать Гарри мошенником, раздавать значки "Поттер-смердяк" и всё это вместо того, чтобы поддержать близкого человека перед битвой с огнедышащим ящером. Слов нет — есть мат да афоризмы.

До боли закусив губу, я отвернулся к окну и прижался щекой к стеклу. Ноябрьский дождь, второй день подряд заливавший Лондон, барабанил по стёклам, превращая внутренний дворик больницы в гигантскую лужу. На душе моей было столь же погано, сколь и на улице.

— Рон, — раздался ласковый шепот Гермионы.

Приобняв меня за плечи, Герми легонько провела рукой по волосам, отчего зудящая боль в сердце мигом утихла.

— Всё это — дело прошлое. Гарри давным-давно тебя простил. Не терзай себя.

— А ты? Ты простила меня за всё, что я с тобой сотворил?

— Конечно, глупенький, — Гермиона чмокнула меня в щёку и после минутного молчания заговорила вновь. — Я просто хотела сказать, что знай Гарри ту клятву, то ему не пришлось бы сражаться с драконом. Произнеси он эти слова при двенадцати свидетелях, то ему не только бы не пришлось лезть к хвостороге, но и удалось бы разоблачить прихвостня Волдеморта.

— И Седрик, в итоге, остался бы жив, — догадался я.

Герми кивнула и молча уставилась вниз. Несмотря на то, что на улице бушевала непогода, во внутреннем дворике Мунго по-прежнему стояла небольшая группка газетчиков, время от времени пытавшаяся проникнуть в больницу. К счастью, вчерашнего "налета хищников" не повторилось: охрана была начеку, пресекая любое поползновение акул пера.

— Никак не уймутся, — констатировала Гермиона. — Будто у них ничего иного не происходит. Я даже подумала, будто их специально натравили на тебя.

— Ну, это вряд ли, — усмехнулся я. — Нас, волшебников, мало, новостей — тоже мало, а тут такая фактура. Вот они и скачут вокруг. Героя лепят.

— Но ведь ты действительно спас Луну. Бедняжка, потерять обоих родителей... Что же теперь с ней будет?

— Не знаю, солнышко. Близких родственников у неё нет. Думаю её отправят в приют.

— А разве у волшебников есть приюты?

— В том-то и дело, что нет. Я имел ввиду магловский приют. Папа рассказывал, что ещё совсем недавно так поступали с осиротевшими сквибами. Им стирали память и вычеркивали из нашего мира.

— Но Луна не сквиб! Она не выживет среди маглов. Неужели ты согласен бросить её на произвол судьбы?!

— Нет конечно. Только я пока не знаю что делать. Джинни вот вчера предложила папе с мамой удочерить Луну. И знаешь, я не стану возражать против ещё одной сестры. Да и остальные, думаю, тоже. Только вот шансов на то, что нам передадут хотя бы опеку считай нету: ты ведь видела нашу Нору. Герми? Ты слышишь меня? Ты что-то задумала? Судя по твоей улыбке, у тебя план из разряда слизеринских. Ну не тяни книзла за хвост!

— Ты прав, Рон. Мне кажется, я знаю как спасти Луну от приюта, а заодно помочь твоим родителям. Только для этого тебе вновь придётся сыграть небольшой спектакль. Итак, слушай...

21 апреля 1991 года. Лондон.

Апрель. Здесь, на юге весна давно уже вступила в свои права. Распускались листья, модницы с щёголями меняли свой гардероб на более лёгкий, старый Флориан открыл летние веранды — везде происходило обновление. Даже в планах Директора. Неторопливо вкушая отличное мороженное с фисташками, Верховный чародей, кавалер и лауреат многих премий подводил итоги последних месяцев. Все события, произошедшие за это время, старый интриган разделил на две неравные части. Первая из них состояла из позитивных новостей.

Взяв десертную ложечку на манер пера, Директор нарисовал на порции мороженного нечто отдаленно напоминающее собачью морду и легонько хмыкнул. Профилактическая беседа с кобелём удалась на славу. Проведя десять дней в Азкабане на чёрством хлебе и тухлой воде, блудодей умерил пыл, забился в свою конуру и до сих пор не высовывает оттуда носа.Ещё немного полюбовавшись на нарисованную собаку, Директор зачерпнул ложечкой мороженное, отправляя пса себе в желудок, а затем снова приступил к рисованию.

На сей раз на кулинарном шедевре Фортескью появилось изображение двух фигур: согбенного мужчины и стройной женщины. Надоедливые аристократики тоже получили по заслугам. Доминик Гринграсс уже четвёртый месяц как прикован к инвалидному креслу — одно из костеломных заклятий бразильских «жучков» сработало спустя полтора месяца после наложения, достав неугомонного брюзгу в канун Рождества. Нарциссе Малфой также перепало от мужа. Директор не раз с превеликим удовольствием пересматривал воспоминание, принесённое завербованным эльфом. За скромный гонорар вечно голодный Добби (попробуй насыться, когда в поместье кроме тебя обитает ещё одиннадцать ушастых проглотов) раскрыл семейную сцену во всех подробностях. Люциус Малфой, всегда отыгрывающий на публике роль эдакого невозмутимого вельможи, проявил себя во всей красе, избивая жену ногами, таская её за волосы, ругаясь словно портовый забулдыга. В конечном итоге, после такого «милого разговора» Нарцисса целый месяц не покидала мэнора, а после ещё два месяца вынуждена была пользоваться косметическими чарами. И поделом. Нечего прыгать на всяких смазливых кобелей.

Ещё раз улыбнувшись, Директор проглотил аристократов и вновь занялся рисованием. Теперь перед ним возникла рожица гоблина. Тинг — близкий родственник Филиуса оказался самым ценным приобретением последних месяцев. Заняв место скоропостижно скончавшегося Грипхука, юнец, и ранее любивший кутить, ударился во все тяжкие. Обыграть такого простофилю в криббедж оказалось проще простого — знакомцы Флетчера раздели зубастого дурачка до исподнего, а когда молодой гоблин уже впал в отчаянье, то на помощь «неожиданно» пришел Мундунгус. За совершенно пустяковую услугу Дуг взял долг гоблина на себя, положив началу плодотворному сотрудничеству. Первым делом удалось выяснить причину столь не вовремя произошедшей смерти Грипхука. Она оказалась банальной — прежний хранитель сейфа Поттеров окочурился от передозировки дурманными грибами. Когда-то благодаря им он и был завербован Флетчером, однако со временем гоблин стал всё более терять над собой контроль. Директор даже отдал Северусу распоряжение, дабы тот сварил необходимые зелья и вытянул ценного агента из наркотического болота. Увы, на сей раз приказ опоздал. Впрочем, новый агент оказался ничуть не хуже предыдущего. Тинг вёл жизнь не по средствам, всё больше запутываясь в долгах. Наконец, после очередного проигрыша, следуя совету Дуга, гоблин запустил лапу в сейф к Поттерам, чем окончательно загнал себя в капкан. Теперь, в случае разоблачения, его ждала медленная и мучительная смерть — коротышки Гринготса не прощают подобных преступлений.

Качнув головой, Директор бросил сочувственный взгляд на нарисованного гоблина, зачерпнул мороженное и проглотил маленькую порцию кулинарного шедевра. К сожалению, на Тинге хорошие новости заканчивались и предстояло перейти к новостям, вызывающим тревогу. Во-первых, Гарри Поттер так и не был найден. Ритуал поиска через шрам, состоявшийся в ночь на Имболк, не принёс результатов, словно бы оного шрама не существовало вообще. На какой-то миг Директор даже подумал, о неизвестном могущественном маге, сумевшем разбить его чары, но быстро отмёл нелепую мысль. Лишь автор волшебства может безопасно разрушить собственную волшбу, в противном случае, мальчишку просто разнесло бы на мельчайшие кусочки, разлетевшиеся на десяток миль вокруг. Однако ничего подобного за прошедшие месяцы не происходило.

— Жаль, очень жаль, — подумалось Директору. — Сколько интересных наработок было вложено, сколько экспериментальных зелий влито, сколько расчётов выполнено — и всё впустую. Получает, что Мундунгус был прав.

Старый волшебник вновь зачерпнул мороженное, вспоминая ряд нелепиц, выдвинутых в своё время Флетчером. Если версия о смерти мальчишки звучала более-менее правдоподобно, то поверить в идентичность Мальчика-Который-Выжил и Гарольда Грейнджера мог лишь абсолютный осёл. Увы, но Директор вынужден был себе признаться, что он оказался тем самым ослом, схватившимся за соломинку. Да, оба парня были примерно одного возраста и комплекции, являясь к тому же волшебниками с созвучными именами, но на этом сходство между ними заканчивалось. Дедалус Диггл, несколько лет кряду приглядывавший за Поттером и хорошо его изучивший, не опознал в приёмном сыне Грейнджеров своего бывшего подопечного. К тому же ищейкам Дуга удалось раскопать ряд занятных фактов о Гарольде, носившем до усыновления фамилию Смит.

Практически с рождения мальчонка обитал в частном приюте ныне покойной мисс Альмы Перегрин — эксцентричной старой девы, коллекционирующей необычных сирот. Большинство обитавших там детей имели физические или умственные отклонения: один, к примеру, на полном серьёзе утверждал, будто способен управлять пчелиным роем, обитающем в его животе; другой обвязывал своё тело словно мумию, считая, что взглядом может обратить живое в камень; третья говорила о дополнительном рте на затылке… Весь этот паноптикум обитал возле деревеньки, в которой Грейнджеры на протяжении нескольких лет снимали летний домик. Ищейки Флетчера даже смогли отыскать магловские фотографии, где Гарольд в приютской робе и Гермиона оказались запечатлены вместе. Судя по датам, временем их создания был июль восемьдесят девятого года.

Больше сведений о Гарольде Смите собрать не удалось: после смерти мисс Перегрин, наступившей в августе девяностого, приют ликвидировали, странных детей раскидали по разным детдомам, а сам особняк снесли. Чудо вообще, что удалось отыскать даже такие крохи.

— М-да, прямо-таки мальчик без биографии, — подумал Директор, вкушая очередную порцию мороженного. — Можно подстричь, окрасить волосы в тёмный цвет, нацепить на нос очки, слегка взлохматить причёску, нарисовать на лбу молнию и Гарри-Который-Отыскался готов.

Немного посмеявшись над своей шуткой, старик резко посерьёзнел. Нет, слишком рискованной была затея, а главное зачем? Ради денег — глупо. Невеликие стараниями Флимонта финансы Поттеров и так контролировались через марионетку Тинга. Вариант с представлением общественности в качестве героя также отпадал — слишком велика была вероятность, что у мальчонки не всё в порядке с головой (почти десять лет в таком-то окружении!). Ещё неизвестно, чего именно он может выкинуть и сколь сильно это навредит будущим планам, поэтому лучше оставить всё как есть. Резервный Избранный у Директора имелся и разговор о нём должен был начаться с минуты на минуту.

Прислушавшись внимательнее к тяжелому стуку каблуков, Директор довольно улыбнулся — походку Августы ни с чем нельзя было перепутать. Когда-то давно, более сорока лет назад, именно связь с этой женщиной весьма помогла нынешнему Верховному чародею Визенгамота, ибо несмотря на славу победителя Гриндевальда, был он в те годы нищ, точно церковная крыса. Новоиспечённая же леди Лонгботтом имела всё за исключением счастья. Да и могло ли оно быть, если Альберт Лонгботтом обществу замухрышки-жены предпочитал выпивку, азартные игры и компанию шлюх. Такое поведение, при соблюдении видимых приличий, не считалось у аристократии чем-то из ряда вон выходящим, истинным же леди всё это полагалось смиренно терпеть. И некрасивая Августа терпела пока на одном из раутов случайно не встретилась с новым героем Англии. Для обоих эта встреча стала судьбоносной…

— Доброе утро, Альбус, похоже я как всегда опоздала и заставила тебя ждать.

— Ну что ты, Августа, настоящая леди имеет полное право задержаться в пути…

Директор знал, как нужно общаться с подобным контингентом. Августа Лонгботтом оказалась усажена в кресло и угощена своим любимым лакомством, за вкушением которого начался разговор. Первоначально, он напоминал великосветский трёп двух состарившихся людей, где джентльмен выступал в роли слушателя, в нужных местах подкидывающего реплики, а дама витийствовала. Августа Лонгботтом то ругала распоясавшуюся молодёжь с бесстыдной модой, то восторгалась прежними довоенными временами, когда она была счастлива, несмотря на неудачный брак. Слушая всё это, Директор кивал с грустной улыбкой на морщинистом лице, но, в отличии от собеседницы, никаких особенных чувств не испытывал. Да, в своё время женщина неплохо потешила естество и наполнила его тогда ещё скудную мошну, финансируя ряд мероприятий, а главное помогла устранить одного за другим троих старших Лонгботтомов, к которым они оба испытывали жгучую ненависть пусть и вызванную разными причинами. Только в момент, когда надобность в любовнице отпала, Директор ни колеблясь прервал роман, сохранив правда дружеские отношения, кои подчас более ценны нежели страсть.

— … и эти бессовестные чинуши смеют мне говорить в лицо, будто мой Фрэнк, мой несчастный мальчик сам во всём виноват! Это просто возмутительно!

— Совершенно с тобой согласен, — поддакнул Директор, поняв, что клиентка созрела и намереваясь перевести разговор в нужную колею. — Фрэнк Лонгботтом настоящий герой.

— Герой? О нет, герои у нас оказывается Поттеры. Конечно же, легко поклоняться тем, кого нет и мальчишке, который скрывается незнамо где… Что с тобой, Альбус? Почему ты так побледнел? С Гарри Поттером что-то произошло?

— Увы, да.

— Неудивительно. Если он характером пошёл в Джеймса, то наверняка, как и папаша связался с дурной компанией. Я права?

— Не совсем. Физически с Гарри всё в порядке. Я видел его недавно: живёт он вполне счастливо… только как магл.

— Я не понимаю тебя, Альбус.

— Видишь ли, когда я отнёс Гарри к родственникам, я поставил на их доме сигнальные чары на случай магических выбросов. Так вот за все эти годы чары не сработали ни разу.

— Ты говоришь весьма странные вещи, Альбус. У детей-волшебников рано или поздно должна проявится спонтанная магия, если только ребёнок… не сквиб. Но как это возможно?! Лили в своё время хвасталась, что её ребёнок колдует.

— Увы, но факт остаётся фактом. Гарри Поттер — сквиб. Эльфиас утверждает, что он им стал, когда убивающее заклятье Тома поразило малыша. Жертва Лили уберегла жизнь сына, но не смогла уберечь его магию.

— То есть, ты хочешь сказать, что у нас нет Избранного? — ошарашенно спросила Августа Лонгботтом.

— У нас есть Избранный. Это твой внук.

— Наш внук, — поправила Августа, едва не заставив Директора скривиться от усмешки.

— Ох уж эти женщины, — подумал он. — Вообразят себе невесть что и никакими доводами рассудка их не перебьёшь.

Старый волшебник прекрасно помнил сколь сильно Августа ненавидела мужа, поэтому мысль о том, что Альберт Лонгботтом воспитывает чужого ребёнка наполняла её сердце торжеством. В такие моменты женщина становилась слепа точно крот и в упор не замечала явное сходство Фрэнка с нелюбимым мужчиной. Впрочем, в настоящее время, данное заблуждение играло на руку Директору, поэтому проигнорировав крайнюю реплику Августы, старик продолжил разговор.

— Вынужден тебе напомнить, — произнёс чародей. — Что избранность Невилла это тяжкое бремя для мальчика. В скором времени его ждут суровые испытания. Выдержит ли их твой внук?

— Невилл обязан выдержать, — после краткого раздумья ответила Августа. — Иначе он окажется недостоин памяти своего отца.

— И матери, — добавил Директор, чем привёл собеседницу в ярость.

— Вот ещё! Эта мерзавка соблазнила Фрэнка и едва не сбила с истинного пути. И эти её родичи — кружатся вокруг точно стервятники, всё время норовят наложить свою жадную лапу на то немногое, что осталось у несчастной старухи…

Августа ударилась в горестные воспоминания. Слушая её, Директор был вынужден согласится с большинством сентенций прежней любовницы. Брак Фрэнка оказался неприятной неожиданностью: новоиспечённая Алиса Лонгботтом настолько дурно влияла на мужа, что тот даже попытался выйти из игры, забыв об одном правиле: назад хода нет, а предательство жестоко карается. И мерзавцы получили своё. Пара намёков, сказанных десять лет назад Августе как бы между делом, и ненавидящая невестку свекровь разрабатывает коварный план. Забрав с собой внука «на прогулку», женщина временно снимает защиту с Лонгботтом—Хауса, куда заходит заранее оповещённый Барти с подельниками. Несколько минут и мерзавка Алиса превращается в труп, а с Фрэнка спадают шоры. Идеальный план с точки зрения Августы. Директор, не возражая ни единым словом, внёс в него лишь одну «незначительную» коррективу: в тот день Фрэнк Лонгботтом получил «неожиданный» отгул…

— Я прекрасно понимаю тебя, — произнёс Директор, когда женщина начала уставать. — Однако нам стоит вернуться к Невиллу.

— Согласна.

— Ты должна понимать, что из-за ряда особенностей британского магического права мальчик не может быть привлечён к некоторым аспектам…

— Ох уж мне эти замшелые анахронизмы! — выпалила женщина. — Но ведь ты смог пристроить к делу Фрэнка! Почему тоже самое нельзя сделать с Невиллом?

— Фрэнку было пятнадцать лет, к тому же, после того как Альберт оказался частично парализован, именно твой сын оказался формальным регентом рода Лонгботтомов. Разница, как видишь…

— Не вижу никакой разницы! Раз в тот раз удалось, значит удастся и в этот. Невилл как сын своего отца обязательно подпишет контракт. Я это гарантирую. Ты окажешь нашему внуку великую честь…

Августа Лонгботтом снова ударилась в высокопарные витийства, а Директор внутренне расслабился. Очередной этап игры прошёл без сучка и задоринки. Ещё утром у старого волшебника были опасения, что женщина, не подозревавшая об истинной роли бывшего любовника, взбрыкнёт, продолжая дуться на него за случай с Фрэнком, однако сегодняшняя беседа развеяла подозрения. Августа по-прежнему осталась той ещё фанатичкой, свято уверенной в директорской непогрешимости. Окрылённая «великой честью, оказанной внуку», женщина покинула кафе Фортескью в состоянии эйфории, оставляя старика мирно допивать кофе с коньяком.

— Золото, а не человек, — подумал чародей, наслаждаясь вкусом заказанного напитка. — Жаль только, что не все в Англии таковы. Далеко не все. Сколько же вас молодых да ранних…

Старик закрыл глаза и в его памяти тут же всплыл разговор пятимесячной давности. Гермиона Грейнджер, дочь маглов-дантистов и приёмная сестра мальчишки из приюта, смогла удивить. Поначалу, Директор воспринял её как очередную мелкую амбициозную карьеристку, возжелавшую с помощью семьи Рональда забраться на магический Олимп. Впервые прочтя эти мысли, старый чародей лишь покачал головой — сведения, которыми оперировала юная интриганка устарели минимум на семьдесят лет. Да, в двадцатых годах Уизли были и состоятельными, и влиятельными, но за последние полвека их могущество кануло в Лету. Подобная близорукость подтверждала информацию, ранее добытую соглядатаями Флетчера, где дочь Грейнджеров описывалась как замкнутая серая мышка, предпочитающая книги людскому обществу. Внутренне посмеявшись над такой смесью амбиций и наивности, Директор в тот раз не стал предпринимать никаких действий, зато малявка успела развернуться вовсю.

— Ну-с, девочка моя, похоже, твоя дорога лежит в Слизерин, а уж там-то тебе пообломают зубки. Северус постарается… — слегка усмехнувшись тихо пробормотал старик. — Но какой напор! Какой натиск! Эта же твоими стараниями шумиха вокруг Рональда не утихала — Хелен не даст соврать.

Сделав очередной глоток, Директор закрыл глаза и вновь погрузился в свои мысли. Негаданное вмешательство Гермионы Грейнджер несколько спутало карты. Раздутая её стараниями газетная трескотня возвысила семью Уизли. Распробовав славы, младший из сыновей Артура теперь вряд ли станет хорошим оруженосцем у пока ещё абсолютно неизвестного Невилла Лонгботтома. С другой стороны, Рональда можно привлечь в качестве школьного спарринг-партнёра будущего Избранного. Раньше на эту роль Директор готовил сына Малфоя, но теперь планы изменились. Значит решено — мальчишки сойдутся в схватке за… ту же Гермиону Грейнджер. Магически сильная ведьмочка с новой кровью будет хорошим призом как для Уизли, так и для Лонгботтома. Кому в итоге достанется столь ценный трофей старый чародей ещё не решил да это пока и не важно. Куда интересней было нынешнее поведение девчонки: за последние два месяца её не раз замечали у Флориша и в Гринготтсе. Вызнать, какие именно книги юная мисс Грейнджер заказала в магазине не составила для ухарей Дуга особого труда, а вот с гоблинским банком возникли затруднения. Впрочем, расстраиваться тут не стоило. В конце-то концов, у них имелся Тинг, занимающий не последнее место в тамошней иерархии. Значит Мундунгусу стоит озадачить коротышку — пускай отрабатывает своё существование.

С улыбкой на устах Директор допил кофе и расплатившись покинул заведение. Его ждало ещё множество дел.

— Не Ритой единой жив мир сплетников, — сказала Гермиона, указывая на промокшую до нитки юную ведьмочку.

Я посмотрел на неё и не заметил ничего особенного. Ведьма как ведьма: мантия ненова, денег на хорошие косметические чары нет, собственной красоты маловато. Увидишь такую в толпе и вскоре забудешь. Стоило ли ради подобной замухрышки покидать уютный кафетерий и спускаться в приёмный покой? Вряд ли, ответите вы и я бы согласился с вами, если б не два слова, которые Гермиона шепнула мне на ухо. Хелен Харлоу.

Всем известно, что свято место пусто не бывает. После смерти Риты Скиттер, трон королевы репортажа недолго оставался вакантным. Едва верхушка магического мира успела оправится от ридлловой встряски, как сильные мира сего оказались в изящных коготках Тихой Охотницы. Бесшумно передвигаясь от одного источника информации к другому, Хелен каким-то непостижимым образом извлекала нужные сведения, зачастую заставляя высокопоставленных чиновников разводить руками да сетовать на свой не в меру длинный язык. Подобной участи не миновал мой отец. Заполучив после победы высокий пост, папа около года проходил в начальниках, а затем, на свою беду, подсел в ведомственном кафе к одинокой серой мышке. Слово за словом, Артур Уизли незаметно для себя, выболтал ей кучу информации, относящейся как к работе, так и к личной жизни. Результатом подобной словоохотливости был крупный скандал, разразившейся одновременно в Министерстве и дома. Мама расколотила не один десяток сервизов, прежде чем её удалось успокоить, Перси вообще хлопнул дверью, заявив, что не желает иметь с папой ничего общего. Остальные члены семьи Уизли тоже не остались в стороне и быть бы отцу в тот вечер как минимум битым, если б не вмешательство Учителя. Бьюсь об заклад, именно его усилиями оказалась замятой не только склока в Норе, но и разбирательство в Министерстве: иначе невозможно объяснить, почему Артур Уизли отделался тогда лишь тихой отставкой.

Как бы то ни было, описанные выше события остались в том времени. Сейчас же, Хелен Харлоу была лишь начинающей практиканткой, которую Герми решила задействовать в своём плане и надо сказать, моя любимая не прогадала. Приглашенная в мою палату (пришлось соврать регистратору о нашем родстве), молодая журналистка мигом учуяла запах успеха и быстро взяла след. Расспросив меня и оказавшуюся рядом Джинни (тут опять же не обошлось без подачи Гермионы), Тихая Охотница накропала аж две статьи. Одну для мужчин — про юного кандидата в авроры, спасшего малознакомую девочку, другую — для сентиментальных домохозяек — про бедную многодетную семью, желающую спасти сироту от ада магловского приюта. Нужно отдать Хелен должное, девочка, несмотря на крохотный стаж работы, справилась со своей задачей на отлично. Даже я, читая статью, загорелся желанием познакомится со столь уникальными людьми, совершенно позабыв о ком идёт речь. Чего же говорить про остальных? Одним словом, на следующее утро я проснулся по-настоящему знаменитым.

Скажу честно: не всем это событие пришлось по душе. Целители Мунго, спустя день поняв, что даже с помощью усиленных постов охраны не совладают с наплывом любопытных, перевели меня на амбулаторное лечение. Дома же я едва не попал под мамину раздачу, однако мне, в который раз повезло. Явно не без подсказки Гермионы, Хелен прошмыгнула в Нору и взяла родителей в оборот. Сперва, правда, мама хотела обрушить всю мощь собственного гнева на «сопливую прохвостку, задурившую голову малышам», однако очень быстро сама оказалась в сетях Тихой Охотницы. Результат не заставил себя долго ждать. Следующий номер еженедельника «Ведьмополитен» вышел с большим маминым интервью о преимуществах вязаных свитеров, и в скором времени Нора оказалась буквально заваленной заказами. Свитера от Молли Уизли на короткий срок стали последним визгом моды. Не остался обойдённым и отец. Пускай тираж «Технику — магам» близко не подходил к «Ведьмополитену» или «Пророку», у папиного рассказа о дрелях «Граннингс» нашлись свои поклонники, отчего совы летали и к нему. Вообще говоря, постоянные прилёты крылатых хищниц сослужили второй части замысла Гермионы добрую службу, ведь среди заказов, полемики и заверениями в вечной любви зачастую оказывались кошелки от анонимных дарителей. Присылаемые нам суммы были небольшими: пять-максимум десять галеонов, однако в конечном итоге, семейный бюджет Уизли пополнился тремя сотнями золотых монет, не считая маминых гонораров за шитьё.

Всплеск популярности имел для нас ещё одно незапланированное, но от этого не менее приятное последствие: папу наконец-то повысили. Какую роль в этом сыграла газетная шумиха? Не берусь судить. Несомненно было одно: улучшение материального положения вкупе с репутацией сыграло решающую роль в вопросе опеки над Луной и к Рождеству в нашей семье появилась ещё одна девочка. Луна Поликсена Уизли. За полгода, прошедших с момента удочерения, она успела стать неотъемлемой частью нашего рыжего клана, отличаясь от остальных лишь цветом волос. Единственное, что печалило маму во всей этой истории, была немота Луны. С момента, когда мы с Джинни спасли её, моя новая сестра не произнесла ни звука. Напрасно родители водили её к разным целителям и колдомедиками: те лишь сокрушенно качали головой.

— С девочкой всё в норме, — говорили они. — Лучшим лекарем для неё станет время.

Услышав очередной такой диагноз, мама горестно вздыхала, повторяя нечто вроде:

— Бедняжка, как же она будет учиться, как же она потом будет жить…

Эти причитания навели меня на одну любопытную мысль. Раз нельзя колдовать вслух, то пускай девчата попробуют сплести заклятья невербально. С этим мы и приступили к занятиям. К сожалению, учитель из меня оказался неважный: мне не хватало сдержанности, и я нередко срывался на Джинни и Луну, после чего они могли несколько дней со мной не разговаривать. Тем не менее, за три весенних месяца нам удалось разучить несколько простых заклинаний. От обучения более продвинутым и оттого более затратным чарам мне удалось отвертеться, а потом всем стало резко не до того. В связи с началом летних каникул на Нору обрушилось стихийное бедствие по имени «Фред и Джордж».

За те два месяца, что наша семья не сходила с первых полос различных газет и журналов, эти жуки успели неплохо раскрутить своё предприятие. Ещё бы, заполучить товар от братьев самого «нового героя Британии» на короткое время стало весьма модным делом. Когда же шумиха в прессе поутихла, у близнецов остались связи и множество заказов, кои они и принялись выполнять со всей энергией своих неудержимых натур. А кому приходилось этих выжиг прикрывать? Естественно, вашему покорному слуге. Да и можно ли отказать нашим рыжим жукам? За подобными хлопотами и суматохой лето пролетело быстрее снитча, чему я, по правде говоря, был только рад, ведь сегодня, первого сентября, мы наконец-то должны будем встретиться с Герми и Гарри. Подумать только: я не видел Гермиону больше девяти месяцев. Последний раз нам удалось собраться в кафе Фортескью сразу после Рождества, потом же всё наше общение свелось к переписке. Но может ли бумага заменить живое общение? Не думаю. Вот поэтому я считаю минуты до встречи да разглядываю отцовский Фордик, дабы хоть как-то убить время.

Между прочим, крохотный магловский автомогиль, пригнанный отцом на «кратковременную проверку», навеял мне не то воспоминание, не то фантазию о покатушках на этой малютке. только вдумайтесь: восемь человек, две совы, одна крыса и куча тюков со школьными принадлежностями умудрились незнамо каким образом уместиться внутри сего агрегата, чтобы после нескольких часов тряски и стояния в затычках оказаться на Кингс-Кросс. Сомнительное, скажу вам удовольствие, однако самое забавное началось рядом с платформой 9 3/4. Задержав остальных у разделительной стенки, мама вертела головой во все стороны и нарочито громко спрашивала: «откуда же тут столько маглов»? Угу, на магловском-то вокзале. Думайте что хотите, но похоже, на сей раз это было просто игрой моего воображения. Не мог отец столь открыто нарываться на неприятности, позволяя маме привлекать к переходу чужие взгляды. За такое дело…

— Рон, ты где?!

— Рональд Уизли из-за тебя мы опоздаем на поезд!

— Рон, сынок, нам нужно поторопиться.

Иду-иду, куда уж вы без меня…

* * *

До чего же странный народ эти маглы. Идут себе по своим магловским делам и не замечают очевидного. А ведь стоит лишь повнимательнее присмотреться к нелепо одетым людям да сделать всего один шаг и ты окажешься рядом с окутанным паром Хогвартс-Экспрессом. На наше счастье, никто из той огромной человеческой массы не обратил внимание на семерых рыжиков и одну светловолосую девочку, проскользнувших между девятой и десятой платформой. Идя к хвостовому вагону, предназначенному для новичков, я тщетно высматривал среди галдящей разновозрастной толпы знакомую копну непослушных каштановых волос, однако честь первым заметить Грейнджеров выпала папе.

— О, Дэн, здравствуйте! Сколько лет, сколько зим мы с вами не виделись! Эмма, доброго вам дня! Джордж, Фред, поздоровайтесь с этими замечательными людьми! Мне им столько нужно рассказать, столько рассказать! За этот год…

Отец, взяв оборот Дэна, тараторил без умолку, мама с Эммой тоже нашли общие темы для разговоров, я же крепко пожал Гарри руку и, пользуясь тем, что близнецы закрывают меня от родительских взоров, чмокнул Гермиону в щёку. Увы, таков был наш с Герми договор: это пока максимум, чего нам позволялось демонстрировать на публике. Умом я конечно понимал, что это для нашей же безопасности, но вот сердцем… Понимала это и Гермиона. Шепнув мне на ухо не задерживаться, она, тепло попрощавшись со своими родителями и вежливо раскланявшись с моими, ушла занимать места. Я так же не стал тянуть книзла за хвост. Получив отцовское наставление материнский поцелуй, мы с Гарри хотели было зайти в вагон, однако нас остановила Луна. Утянув за руку смущающуюся Джинни, она преподнесла моему другу какой-то сверток. Гарри недоуменно поглядел сперва на меня, затем на подарок и, наконец, на сестёр.

— Это для вас, Гарольд, — вполголоса произнесла Джинни. — Мы с сестрой связали его и надеемся, что он понравится вам.

— А что здесь?

— Безрукавка. Луна сказала, что она вам очень нужна и что… — на этих словах Джинни покраснела точно свекла, и лишь присутствие сестры не дало ей сбежать.

— Ну что же, я обязательно её примерю, — ответил мой друг.

— Правда?

— Обещаю.

Ещё раз смущенно улыбнувшись, Джинни упорхнула к родителям. Луна последовала вслед за ней, напоследок одарив Гарри не по-детски строгим, но, тем не менее, добрым взглядом.

— Надо же, — произнёс мой друг, едва мы зашли в тамбур. — Никогда не видел таких грустных глаз.

— О чём ты?

— О Луне. Она на меня так посмотрела, словно… не знаю, как это можно объяснить. Просто я чувствую себя виноватым перед ней. Кстати ты не написал, что она разговаривает.

— А она по-прежнему молчит. Просто у неё с Джинни выработался язык-не язык, но нечто вроде этого. Стоит Луне подойти к Джинни, как та уже готова озвучить сестринские мысли. Что там происходит на самом деле? Да Мордред его знает.

— Мм-да, дела, — задумчиво протянул Гарри, но затем, улыбнувшись, произнёс. — Всё-таки хорошо, что твои родители взяли Луну к себе. Приют не место для таких как она.

— Это всё Джинни настояла. Ещё когда Луну госпитализировали в Мунго, Джин сказала родителям, чтобы они взяли Луну к нам в Нору. Отец пытался возражать, но моя сестрёнка была непреклонна. «Если вам не потянуть лишний рот», — сказала она, — «то отдайте и меня в приют, раз я вам не нужна».

— Да уж, неисповедимы пути женской логики.

— А то. И это, заметь, началось ещё до той газетной шумихи.

— На которой твоя семья неплохо поднялась.

— Есть такое дело, — согласился я. — Хотя круче всех поднялась Хелен Харлоу. Она теперь нарасхват — того гляди спихнёт Риту Скиттер с её пьедестала.

— Ну и драклы с ней. Идём, думаю, нам стоит поторопиться: Герми не сможет в одиночку держать для нас купе. У неё… так, Рон, тихонько обернись и погляди на перрон. Ты видишь рядом с твоим отцом человечка в лиловом цилиндре?

— Вижу. Это мистер Диггл — папин коллега по работе. Не то чтобы они с отцом закадычные друзья, но так ходят иногда в гости друг к другу.

— Этот приятель твоего папаши шпионил за мной, — на этих словах голос Гарри упал до шепота. — Тихо, Рон, тихо. Я несколько раз встречал его этой зимой и при каждой такой встрече этот коротышка старался заглянуть мне на лоб. Я всё силился вспомнить, где его раньше видал, и вот теперь вспомнил. В Литтл Уингинге. Он и там приглядывал за мной.

— Интересно фестралы скачут, — сквозь зубы процедил я. — Думаю, это стоит обмозговать с Гермионой.

— Согласен. Наверное, моя сестрёнка нас уже заждалась.

Поудобней перехватив ручку своего чемодана, Гарри двинулся вперёд, старательно обходя прочих будущих первокурсников. Я пошёл следом. У одного из купе мой друг остановился. Несмотря на то, что буквально на наших глазах какой-то новичок безуспешно дёргал за дверную ручку и, не добившись результата, ушел искать другое место, Гарри отпер дверь без проблем. Теперь мы могли поприветствовать друг друга куда теплей чем на перроне. Спустя некоторое время поезд тронулся и, немного погодя, к нам присоединились близнецы.

— Герми, — после недолгих приветствий начал Фред. — Приносим наши наиглубочайшие извинения за задержку. Самый занудный…

— …и самый многоглазый наш брат чуть не уволок нас в своё купе. Так он желал излить нам свою душу.

— А что с ним? — спросила Гермиона. — На вокзале я заметила, будто его что-то гнетёт.

— О, у нашего зануды случилась катастрофа века…

-… трагедия мирового масштаба, от которой не спасает ни новая мантия…

-… ни новая сова. Наш зубрила остался без значка старосты. О горе мне, — подвывающим голосом начал Джордж, подражая тону Перси. — Я был лучшим на своём курсе! У меня лишь одно «Выше Ожидаемого» и, то лишь из-за слизеринского слизня!

— Мне сам директор обещал префектский знак! — продолжил Фред. — Я специально под это дело сменил подштанники…

— …и вымыл подмышки! И что теперь?! Этот значок: моя мечта, моя прелесть, любовь всей моей жизни достаётся и кому?! Этой бестолочи Вуду!

— Это конец! Катастрофа!

В конце сего экспромта мы уже валялись в лёжку. Даже я, бывший свидетелем той сцены ещё в Норе, едва держался за живот. Чего же в таком случае можно говорить о Гарри и Герми?

— Ребята… это… это… ой не могу, — всё еще борясь со смехом произнесла любимая. — Это уже слишком. Ваш брат не самый приятный человек, но он всё-таки ваш брат.

— Да ну тебя, Гермиона…

-… вечно ты нам всю лафу обламываешь.

— Ладно, лафари, вы ведь не за тем пришли, чтобы пародировать Перси? Своим последним письмом вы заинтриговали меня. Вам удалось отыскать нечто новое, из того, о чём я просила?

— Можно и так сказать. Как мы и договаривались тогда, на Рождество, о поисках Секстуса Уизли мы тебе будем сообщать только устно…

— Поэтому — слушай. Мы с братом Форджем перелопатили не одну кипу дел, разыскивая родича.

— Сперва нам не везло. Среди гриффиндорцев мы раскопали досье деда, но ни единого следа его брата нам отыскать не удалось. К счастью, братцу Дреду пришла в голову идея заглянуть к барсукам, воронам и змеям.

— И вы отыскали то, о чём я просила?

— Естественно, нам удалось отыскать его. Прикидываешь наше удивление…

— …когда мы увидели вот это.

Джордж сунул руку в свой приобретённый этим летом безразмерный кошель и извлёк оттуда свиток. Развернув последний, Гермиона, Гарри и я принялись изучать его содержимое. Дело нашего родича не изобиловало яркими моментами. Поступив в 1928 году на Слизерин, Сикстус Арчибальд Уизли семь лет проучился в Хогвартсе, перебиваясь с «удовлетворительно» на «выше ожидаемого». Последних оценок, кстати говоря, у него было немного. Каким образом этого тихоню с виноватым взором угораздило поступить к змеям да к тому же заполучить на седьмом курсе значок старосты осталось для меня загадкой. Уж, не за участие ли в кружке юного нумеролога? Увы, иных предположений у меня не нашлось: Сикстус не состоял ни в команде по квиддичу, ни в клубе дуэлянтов, ни в ковене алхимиков. Моё недоумение разделила Гермиона.

— Никогда бы не подумала, что такая посредственность может получить такую ответственную должность, — сказала она. — А уж тем более совершить преступление, обратившее собственный род в Предателей Крови. Ребята, я надеюсь, вы пытались отыскать хоть какие-то воспоминания о нём? Может по школе о том времени ходит какая-нибудь байка или легенда? Или, пусть прошло почти шестьдесят лет, живы его однокурсники?

— Или учителя, — добавил Гарри. Гермиона посмотрела на своего брата с недоумением, и ему пришлось пояснить. — Волшебники, Герми, живут дольше маглов. Вполне возможно, ещё живы те, кто занимался преподавательством. Им, должно быть за сотню, но сто лет для мага не беда.

— Гарри прав, — вмешался я. — И один из таких преподов мне знаком. Это Альбус Дамблдор: папа сказал, он учил деда, а значит и дедова брата.

— В точку, Ронни, — синхронно произнесли близнецы. — Однако кроме бородатого паука в Хогвартсе до сих пор обитает профессор Бинс.

— У-у-у! — протянули Гермиона, Гарри и я.

— Понимаю ваше разочарование, ребята, — сочувственно ответил Джордж. — Мы тоже решили не пытаться расспрашивать тех двоих. Первый всё равно ничего не скажет, а второй — ничего не вспомнит. Но и здесь братцу Дреду снова повезло. Излагай, Дредди.

— В школе живёт ещё одна особа, хорошо тебе, Гермиона, известная. Имя Ирмы Монтегю тебе ничего не говорит? На первых курсах ты буквально дневала и ночевала в её ведомстве.

— Монтегю? Но ведь это… мадам Пинс! Наша заведующая библиотекой!

— Всё верно, — подтвердил Фред. — Только в то время она училась на Райвенкло и была председателем школьной группы любителей нумерологии [1] , куда наш предок и входил. Только вот беда: насолил ей чем-то наш дядюшка.

— Столь крепко насолил, что теперь старая грымза имеет огроменный зуб на всех, кто носит фамилию Уизли, — резюмировал Джордж. — Мы к ней по-всякому подкатывались — всё впустую. Эта карга даже пригрозила настучать на нас Дамби, если мы вздумаем лезть к ней хотя бы ещё раз. Так что в этом деле мы тебе больше не помощники. Извиняй, Герми.

— Да что уж там, вы и так отлично поработали; дальше я сама управлюсь.

— Кстати ты нам так и не объяснила: зачем тебе понадобился наш предок?

— Моя сестра думает отыскать первопричину проклятья, висящего над вашим родом, — опередил меня Гарри. — Ей взбрело в голову, будто отыща его, можно всё исправить и снять клейма Предателей Крови, не прибегая к сложным ритуалам. Я прав, Гермиона?

— В общем и целом — да. Эти клейма, Фред, в дальнейшем скажутся на твоём здоровье и магии. Уже к пятому курсу ты почувствуешь это, работая с высшими чарами или продвинутыми зельями. Не забывай и про здоровье: Предатели Крови редко доживают даже до шестидесяти лет...

— О-о-о! Узнаю умницу Гермиону! Только вот будут ли у меня эти «шестьдесят лет»?

— Я не шучу, Фред! Как ты можешь быть таким безответственным, когда…

— Ладно-ладно, не кипятись, — разряжая напряжение, вмешался Джордж. — Клейма снять необходимо, но и о настоящем забывать нельзя. Кстати говоря, ты не объяснила нам: зачем нужно было пересылать нашей семье деньги столь мелкими партиями?

— Ага, — продолжил Фред, уходя от скользкой темы. — Тебе с Гарри ничего не стоило вручить Рону кошель с тремя сотнями галеонов.

— И тут же оказаться в центре внимания. Мне оно надо? Или Гарри? К тому же далеко не все деньги были присланы от нас.

— Я рассказывал об этом Рону, — пояснил мой друг. — Расскажу и вам. Сейф Поттеров, как и прежде контролирует Дамблдор. Тинг может безбоязненно снимать не больше пятидесяти галеонов в месяц, и большая их часть уходит на учебники, литературу и ингредиенты. Мне удалось скопить к тому времени около сотни галеонов — их я и послал. Просить денег у родителей я не имею морального права — они и так сделали для меня слишком много.

Слова Гарри не были игрой на публику. За прошедшие девять месяцев с момента последней встречи, мой друг изрядно окреп и подрос. Его по-прежнему нельзя было назвать крепышом, но и задохликом он быть перестал. По словам Гермионы, роль зелий в этом деле оказалась невелика. Да, гоблинские эликсиры помогли исправить парню зрение, а небольшой косметический ритуал убрал шрам в виде молнии, но всего остального Гарри добился при поддержке Эммы и Дэна. Ещё прошлым летом Гермиона по секрету сообщила нам, как её родители смогли договориться со знакомыми магловскими целителями, дабы выяснить состояние парня после Дурслькабана. Результатом такого исследования стал длиной чуть ли не с Хогвартс-Экспресс список болячек, от большинства из которых Гарри удалось избавиться за год, благодаря поддержке семьи, плаванию, бегу и лечебной физкультуре. Позже, для ознаменования спортивных достижений сына, старшие Грейнджеры организовали августовскую поездку на континент, о чём Гермиона не преминула мне сообщить в своём последнем письме. И вот теперь, желая перевести наш разговор на более нейтральную тему, я попросил Гарри рассказать о Европе. К тому же мне было интересно узнать: путешествовали ли Грейнджеры лишь по магловским местам или им удалось побывать в поселениях волшебников?

Гарри и Герми не подвели. Пускай они и не заглянули в магический Париж, а по слухам там было на что посмотреть, их рассказы о юге Франции заинтересовали не только меня, но и близнецов. Слушая повесть об очередной легенде очередного замка Луары, Фред с Джорджем буквально ловили каждое слово. Готов поставить галеон против кната, эти жуки должно быть мозгуют какое бы название позаковыристей присобачить к своим будущим товарам, хотя конечно я могу и ошибаться. Вполне возможно их просто-напросто заинтересовал рассказ. Вон даже Скабберс, старая, облезлая и бесполезная крыса, доставшаяся мне в наследство от Перси, и та заинтересовалась. Гляди, как морду свою любопытную высунула, на Гарри смотрит, сейчас…

— Ублюдок! STUPEFY! STUPEFY! STUPEFY! — выхватив палочку, проревел бывший Поттер.

Никогда не видел столь быстрого перехода к бешенству. В мгновение ока лицо Гарри превратилось в жуткую маску, а глаза засветились яростью. Трясущимися руками он направил в нашу с Гермионой сторону несколько парализующих заклятий, увернуться от которых не было ни малейшей возможности, а затем кинулся на меня. Если б не своевременное вмешательство близнецов, скрутивших трёхнувшегося Гарри, я бы точно отправился на седьмой этаж Мунго.

— Гарри, очнись! — вопил Фред.

— Гарри, ты охуел?! Это же наш брат, мать твою! — кричал Джордж, из последних сил держа рвущегося к нам парня.

— Пустите! Пустите меня! Он сейчас убежит! Эта гнида сейчас свалит!

С огромным трудом близнецы смогли утихомирить Гарри Confundus-ом и вывести прочь из купе, предварительно уложив нас с Герми на кровати. Некоторое время мы молчали: действие заклятия проходило медленно, отчего тишину нарушал лишь мерный стук колёс. Несколько раз Хогвартс-Экспресс останавливался, чтобы принять очередных учеников, спешащих в школу — вопреки заблуждению, платформа 9 3/4 не была единственной станцией на пути в Хогсмид. В такие моменты коридоры вагона наполнялись гомоном новоприбывших пассажиров. Пару раз дверь в наше купе хотели открыть, однако никому из тех, кто пытался это сделать не повезло — запирающая руна работала на совесть — и нас оставляли в покое.

— Я не знаю, что стряслось с Гарри, — наконец произнесла Гермиона, разрушив затянувшееся безмолвие: голос любимой дрожал, но её речь была ясной — верный признак того, что действие заклинания заканчивалось. — С ним никогда ничего подобного не происходило… Что с ним, Рон?

— Крыша поехала на ловле шпионов, — буркнул я. — Это нам ещё повезло, что он столбнячными чарами разбрасывался, а не Seco. Тогда бы в купе лежало два … нет три трупа: два человечьих и один крысиный. Думай как хочешь, солнышко, но по ходу жирдяй и его сынок слишком часто мутузили твоего братца по башке. Прикинь, он мне сегодня на полном серьёзе утверждал, будто за ним шпионил мистер Диггл. Ага, да из мистера Диггла шпион как из меня зельевар — он со своим лиловым цилиндром никогда не расстаётся…

— Диггл-Диггл-лиловый цилиндр, — несколько напевно пробормотала Гермиона. — Я где-то слышала эту фамилию — не помню только где. Слушай, а какого этот Диггл роста?

— Меньше близнецов. Считай — коротышка [2].

— Тогда это был он. Я видела его пару раз в универмаге, когда ходила с Гарри за покупками. Всякий раз при встрече с нами он пытался рассмотреть гаррин лоб.

— С чего вдруг? Там что, заклинание создания Философского Камня написано что ли?

— На лбу Гарри был приметный шрам в виде молнии.

— Ну и?

— У Избранного, пардон, бывшего Избранного есть отметка от Сам-Знаешь-Кого.

— Но напал-то он не на Сама-Знаешь-Кого и не Диггла, а на нас с тобой. Ты можешь объяснить его поведение? Я — нет.

— Я тоже, — с грустью согласилась Герми. — Надеюсь, Фреду с Джорджем удастся разговорить его.

Нам не пришлось долго ждать близнецов. В скором времени ручка двери щёлкнула и в купе вошли трое пацанов. Взгляды Фреда и Джорджа лучились скепсисом, Гарри же был бледен, но решителен.

— Положите крысу на стол, — тихо сказал он. Фред усмехнулся, однако требование исполнил без возражений.

— Veritas Formus [3], — чётко произнёс Гарри, направляя палочку на Скабберса.

Не произошло ровным счётом ничего. Гарри произнёс заклинание ещё раз. Результат оказался тем же.

— Ну чего, убедился теперь? — с насмешкой спросил Джордж.

— Этого не может быть… я точно помню… Veritas…

— Хватит, Гарри, — голос Гермионы излучал такой холод, что её брат слегка поёжился. — Ты чуть не убил Рона и едва не покалечил меня, а теперь колдуешь над крысой. Что с тобой?

— Это не крыса! Я точно знаю, что это Питер Питтегрю.

— У-у-у! — протянул Фред. — С головёнкой у тебя правда бо-бо. Питер Питтегрю уже одиннадцать лет как мёртв и прикончил его как раз твой крёстный. Вместе с дюжиной маглов.

— Сириус никого не убивал! Это сделал Хвост! Он убил взрывом тех маглов, оглушил Сириуса, а потом, отрезав палец, сбежал! Ребята, умоляю, поверьте мне...

— Ты же видел действие заклятия.

— Ну может оно просто не сработало на нём?

— На МакГонагалл не раз срабатывало, а на Скабберсе — нет? — с явной насмешкой спросил Джордж. — Признайся Гарри: наша крыса — просто крыса и ничего больше.

— Как же так-то, — промямлил мой друг, стараясь отыскать обоснование своему бреду. — Но ведь не может же обычный крысак прожить целых десять лет!

— А анимаг по-твоему может? — риторически вопросила Гермиона. — Ни разу, заметь, не перекинувшись в человека? Не сойдя с человеческого ума за все эти годы? Ни единого раза не попавшись на глаза детям или взрослым? Ни превратившись, наконец, в дряхлого старика?

— Но ведь у неё нет мизинца, а Питтегрю как раз опознали именно по нему, — голос Гарри потерял уверенность: брат любимой держался на одном упрямстве.

— И что дальше? — с явной ленцой протянул Фред. — Ты думаешь, будто не бывает беспалых животных? Тебе же ясно показали, что Скабберс — обычная крыса-долгожитель. Чарли в своё время над ней здорово поработал...

— ...притащил крысёнка, выходил его. Знал бы ты, сколько наш брат извёл на эту животину зелий, причём самопальных, и вот результат: сперва Скабберс жил у него, затем — у Перси...

— ... и вот теперь она у Рона.

На Гарри было жалко смотреть. Пока близнецы описывали жизнь нашего домашнего любимца, парень буквально сдулся. Схватившись за голову, Гарри покраснел ярче свеклы и безмолвно двигал губами, словно силясь отыскать в словах Фреда и Джорджа хотя бы малейшее противоречие. Увы, слова близнецов были чистой правдой, меня же интересовал иной вопрос: с какого, извиняюсь за мой английский, перепоя Гарольду Грейнджеру пришло в голову отождествить крысака с человеком?

— Рон, Гермиона простите меня пожалуйста, — начал свою исповедь Гарри. — Дурак я: поверил своему видению. Едва увидел крысу, как в голове у меня что-то защемило и столько всего сразу вспомнилось... На третьем курсе Сириус Блэк сбежал из Азкабана…

Гарри говорил долго и, чем больше мы его слушали, тем больше вопросов возникало. Рассказ друга был слишком логичен для бреда и слишком бредов для логичной истории. Недоумение вызывало буквально всё, начиная с побега, продолжая оборотнем-учителем и заканчивая присутствием дементоров на территории школы. За всю историю Азкабана ни одному заключенному не удалось оттуда сбежать. Да и как это можно сделать? Даже если (бред номер раз) сиделец выберется из своей камеры, то как он доплывёт до земли, особенно после десяти лет жизни по соседству с дементорами? Но даже если такое случиться на самом деле (бред номер два), то даже самому тупому чинуше не придёт в голову допускать тех тварей туда, где учатся дети влиятельных персон. Дементор, бродящий по коридорам Хогвартса или наблюдающий за матчем по квиддичу, равносилен смертному приговору для Фаджа. Как, впрочем, и оборотень. Вот скажите, сколько проживёт министр, если тот же Малфой узнает, что отныне его сынуля будет каждое полнолуние выть на ночное светило? Вот и я о том же.

Единственной причиной, удерживающей меня от желания высказаться, стало аврорское чутьё. Оно буквально вопило, что Гарри ни единым словом не соврал. Может быть, он напутал какие-то детали или маловажные подробности, но в главном мой друг был прав. И дементоры, и побег были. Фаджу всё сошло с рук. Те же мысли возникли и у Гермионы. Подождав окончание истории, моя любимая подвела краткий итог.

— Мы не можем больше полностью полагаться на наши знания. Пример с крысой лучше всего показал нам, куда именно мы едем. Я даже рада, что всё это произошло здесь, а не в Хогвартсе — на территории директора. Случись подобное там — нас бы уже раскрыли. Мистер Моуди очень часто повторял «постоянная бдительность». Эти слова должны стать нашим девизом в тех стенах. Вы все с этим согласны?

— Согласен, — ответил я.

— Согласны, — хором произнесли близнецы.

— Согласен, — со вздохом проговорил Гарри. — Ещё раз простите меня. За свою дурость я готов пойти хоть в библиотеку, хоть на шахматный турнир.

— Ну в библиотеку ты пойдёшь в любом случае, — слегка осадив брата, сказала Герми. — Из нас пятерых лишь у нас с тобой нет фамилии Уизли.

— А пока мы всё ещё здесь, — внёс предложение я. — Давайте немного перекусим. Мама наложила столько вкуснятины, чему добру пропадать? Кто «за»? Гарри, Герми, Фред…

— Мы, пожалуй, воздержимся, ответили близнецы. — До Хогсмида осталось всего ничего, а в Хоге сегодня будут знатно потчевать. К тому же мы обещались потолковать с Ли. Если у вас тут не намечается чего-то важного, то…

— Ладно, идите, — великодушно промолвила Гермиона.

— Так, народ, мы не прощаемся. Гарри, Гермиона — до встречи на пиру. Рон — постарайся не укокошить Избранного, хотя бы до встречи со Шляпой. Всё, нас нет.

— Эй, парни: а с чего Рону меня… Парни! Гермиона, Рон чего вы смеётесь?

— А-э-о… ням-ням…

— Рон, сперва прожуй, а потом разговаривай, а ты Гарри только не говори мне, что не прочитал ту статью.

— Какую ещё статью?

— Т-а-а-к, значит не прочитал. Я ведь тогда специально её тебе принесла. И как вообще можно быть таким безответственным: там же речь шла о тебе!

— Обо мне? Ну я вообще-то к спринту готовился.

— Всё с тобой ясно. Ладно, ввожу в курс дела. В середине июля, Рон как это было с ним уговорено, прислал большую статью из «Пророка». В ней некий Эльфиас Дож рассуждал о тебе, Сам-Знаешь-Ком и Аваде. По его выкладкам получалось, будто смертельное заклятье убило в тебе магическое ядро и теперь тебе не под силу создать даже простейший Lumos.

— Да… да они издеваются! — буквально проревел Гарри.

— А раз ты у нас теперь сквиб, — спокойно продолжила Гермиона. — То надеждой магической Британии ты быть не можешь, а посему останешься жить среди маглов, от которых, по сути, ничем не отличаешься.

— Угу, — подтвердил я. — У нас в Норе такой переполох начался. Джинни в слёзы, мама за сердце схватилась, даже папа и тот неделю сам не свой проходил. Зато теперь у нас новый Избранный есть. Или типа есть.

— Типа есть? Что ты имеешь в виду?

— Дож в своей статье утверждает, будто Сам-Знаешь-Кто совершил ошибку, напав на Поттеров, ибо настоящим героем пророчества является Невилл Лонгботтом, родившийся на исходе седьмого месяца и не имеющий проблем с колдовством, — менторским тоном пояснила Гермиона. — Только вот не все волшебники этому верят. Рон прислал мне несколько газетных вырезок с настоящей полемикой: одни смеются над автором, другие — соглашаются с его аргументами, а третьи утверждают, что теперь всё это неважно. Нельзя мол всё время смотреть назад, а нужно взять примеры из настоящего и в качестве такового приводят поступок Рона.

— Ладно, Гарри, забей, — попытался успокоить парня я. — Избранный-Неизбранный… Нам это только на руку. Похоже, бородач забил на твои поиски и решил разыграть карту Лонгботтома. Ты же пока время есть, лучше на мамину стряпню налегай. Не знаю, чем нас будут кормить в Хоге, только не в жизнь не поверю, что это будет лучше домашнего объедения.

Гарри последовал моему совету, и дело быстро пошло на лад. Весь остаток пути мы проболтали о разных пустяках. Герми продолжила прерванный ранее рассказ о путешествии по Луаре и (держитесь покрепче) Рону [4] . Оказывается, во Франции есть и такая река, названная в честь некоего мифического мужика, отличавшегося весьма буйным нравом. Вот так-то: сколько не живи, всё одно отыщешь чего-то новенькое.

Наш лёгкий непринуждённый разговор мог бы продолжаться до бесконечности, если б не голос машиниста, оповестивший по громкой связи, что до конечной станции осталось пятнадцать минут. Переодевшись в школьные мантии, мы покинули купе. Вещи, памятуя об особенностях работы носильщиков, брать с собой не стали. Напоследок, Гермиона совершила несколько пассов над дверной ручкой, те самым снимая охранную руну, и наше Трио двинулось в тамбур.

* * *

Иногда я удивляюсь суетности нашего мира: мы куда-то несёмся, спешим, торопимся и что в итоге? А ничего — не замечаем насколько красиво вокруг. Небо звёздное, метель августа… Так, стоп занесло меня куда-то не туда. Увы, но август закончился ещё вчера. Сегодня на дворе царил сентябрь. Здесь, в Шотландии, это чувствуется куда отчетливей, нежели на юге. Всякий раз, когда тишину ночи нарушал ветерок с озера, Герми ежилась от холода, прижимаясь ко мне, а Гарри лишь улыбался в ответ. Это жук додумался одеть под мантию безрукавку — подарок моих сестёр — и теперь наслаждался, глядя на зябнущих нас. Эх, до чего же всё-таки хорошо вокруг. Бодрящий ночной воздух, запах сосен и гомон толпы на темной платформе — не хватает лишь...

— Перваки, ко мне!

О, теперь всего хватает. Бас Хагрида я не спутал бы ни с чем на свете. Помахивая фонарём, бородатый школьный лесничий возвышался над новичками и студентами, словно гора среди холмиков. Хороший он всё же дядечка, правда с одним огромным недостатком. Рубеус Хагрид до мозга костей был и остаётся получеловеком Дамблдора, ухо с которым придётся держать востро.

— Есть еще перваки? Нету? Ну и ладушки. Тады идём за мной и смотри под ноги! Ща я вам Хогвартс покажу.

Поскальзываясь и спотыкаясь, три десятка новичков двинулись вслед за великаном. Ведущая к озеру тропа оказалась весьма крутой, отчего никто особо не разговаривал, зато, когда мы спустились вниз, наше молчание оказалось вознаграждено с торицей. Дружный "Ах!" вырвался у каждого из нас помимо нашей воли. На противоположном берегу, на вершине горы, светясь окнами на фоне звездного неба, расположилось нечто величественное со множеством башен и башенок. Напоминая яркую картинку, слетевшую с пожелтевших страниц сказок Бидля, Хогвартс, бывший когда-то давно нашим домом, вновь готовился принять нас.

— Так, перваки! Вы туточки пока постойте, на замок наш поглазейте, а я за лодочками схожу. Запаздывают они сёдни чо-то. Только чтоб без меня ни-ни!

Произнеся эту речь, старина Хагрид тряхнул бородищей, а мы, несмотря на смешки нескольких зубоскалов, последовали его совету. Впрочем, восхищённое молчание продлилось недолго. Буквально спустя пару минут, один новичков решил узнать: чего же ему стоит ждать от будущего распределения.

— Мы будем биться с доспехами, — на полном серьёзе произнёс голосок одного из ребят. — У меня кузен на Гриффиндоре учится, вот он три года назад с ними дрался и победил, поэтому его туда и взяли. И меня возьмут.

— И ты в это поверил? Кем надо быть, чтобы попасться в такой примитив? — речь задавшего вопрос была до краёв наполнена скепсисом, выдавая в хозяине большого любителя книг. — Да твой кузен — обыкновенный балабол и хвастун, впрочем как и все львята.

— Это ты кого назвал балаболом? Это мой мой-то кузен хвастун? Да ты… червяк книжный! Пока ты в своих книжонках копаться будешь, я…

Очень скоро на берегу началась настоящая перепалка. Одна группка поддержала книжника, другая — храбреца, однако большая часть просто смотрела на дополнительное развлечение, иногда подзуживая соперников. Эх, детство-детство: когда-то я сам готов был с пеной у рта доказывать, что лучше удавится, чем поступить на Слизерин или в Хаффлпафф. По счастью, в Академии авроров нам первым делом выбили эту дурь, ибо нельзя идти на задание, глядя на соратника как на скользкого червяка или безбашенного кошака. Вот интересно: с какого перепоя Основателям пришло в голову делить учеников? Найти ответ на сей вопрос я не успел, поскольку ко мне подошел какой-то смутно знакомый пухлый паренёк и извиняющимся покашливанием отвлёк от раздумий.

— Извините, не вы ли случаем Рональд Уизли? — несколько неуверенно произнёс он.

— Да, я Рон Уизли. А ты…

— Значит ты всё-таки прикатил, — голос паренька мигом обрёл злость. — А я-то надеялся, будто у тебя хватит совести не приезжать!

— Ух ты, раскомандовался! «Совесть», «не приезжать»! Собственно, кто ты такой, чтобы решать, кому ехать, а кому нет? Директор? Тогда почему ты тут, а не там?

— Не важно кто я! Пусть твои прихлебатели называют меня дутым героем, зато я не герой-попрошайка как ты и твоё поганое рыжее семей… У-у! Пушти! Пушти мегя!

Пухляк хотел было вырваться, размахивая руками, однако я крепко схватил его за нос. Под смешки и улюлюканье мелюзги, толстенький любитель почесать языком оказался препровождён к озеру и несколько раз мокнут в воду. За пару десятков ярдов, составивших наш недолгий путь, пухлячок умудрился не только выронить жабу, служившую ему фамилияром, но и волшебную палочку, став, по общему мнению, толпы, абсолютно беззащитным.

— А теперь, слушай сюда, — как можно более ледяным тоном заговорил я. — Предупреждаю последний раз, если ты своим грязным языком вздумаешь оскорбить мою семью или моих друзей, то твой язык окажется в жопе. Я понятно объясняю?

— А-а-а!

— Не слышу!

— Да-а-а…

— То-то же, — с этими словами я оттолкнул пухлого и, сполоснув руки, вернулся к Гермионе и Гарри.

— Зачем ты так, Рон? — был первый вопрос любимой. — Ты чуть не утопил этого мальчишку.

— А по мне, Рон поступил слишком мягко, — встал на мою сторону Гарри. — Если бы этот дебил вздумал оскорбить папу с мамой, я бы не ограничился одним моканием.

— Ох, мальчишки-мальчишки. Вам в любом возрасте лишь бы подраться, — со вздохом произнесла Герми. — Неужели вам неясно, что всё это провокация? Тебя, Рон, хотят стравить с новым Избранным.

— Зачем? — искренне удивился я.

— Если бы я знала.

— Зато я кое-что знаю, — с довольным видом произнёс Гарри. — У него палочка из остролиста, а вот начинка скорее всего...

— Верните мою палочку, — жалобно протянул мой давешний оскорбитель.

Гарри оглядел его с головы до ног. Пухляк, крепко вцепившись в пойманную жабу, выглядел так, будто он не меньше получаса скакал по болотам: его мантия была вымочена, изгваздана, а кое-где даже порвана.

— Тебя хоть как зовут-то? — после короткого размышления спросил мой друг.

— Невилл. Невилл Лонгботтом, — насупившись, буркнул пухляк.

— Гарольд Грейнджер, — представился в ответ Гарри. — Не скажу, что мне приятно с тобой познакомится, однако я верну тебе палочку, если ты ответишь на вопрос: какова начинка твоей палочки? Случаем, не жила дракона?

— Не, перо феникса. Верни мне её.

— А где волшебное слово?

— Flippendo? Allohomora? Lumos?

— Слышь, Грейнджер, — невообразимо тоненьким для своего крупного тела голоском пропищал один из стоящих на берегу молокососов. — Кинь лучше её в озеро! Пусть этот кретин поплавает!

— Не, — возразил ему голос побасовитей. — Швырни в кусты! Пусть там порыскает — авось репейников наберёт.

— Да ну, репейники! Лучше в озеро!

— А я говорю в кусты!

— А я — в озеро!!

Спор мог продолжиться до утра, если бы не вмешательство Гермионы. Вырвав из рук Гарри палочку, она протянула её Невиллу. Последний, схватив свой инструмент и не единым словом не поблагодарив Герми, тут же ретировался. Над толпой пронёсся разочарованный гул, но перерасти в нечто более опасное ему было не суждено. Бородатый лесничий, держа в руках свой неизменный фонарь, появился весьма вовремя, на корню гася недовольство.

— Так, первачки, — пробасил он. — Все в сборе, никто не потерялся? Ну вот и ладушки. За лодочками я сходил, терь они туточки. И чо стоим? Залазь, ток это не больше четырёх в ялик, иначе не поплывём!

Беспокоился Хагрид напрасно. К берегу приткнулись сразу дюжина лодок, из которых лишь три оказались заполненными до отказа. В остальные, народ размещался по двое или по трое и лишь давешний Невилл плыл в гордом одиночестве. Что же касается нас, то первую половину пути от берега до замка Гермиона хранила молчание, дуясь на нас, правда затем и она оказалась увлечена чудесами озера. Пока лодки скользили по водной глади, её обитатели подплывали к самой поверхности, дабы поглазеть на будущих учеников. Гринлоу, русалки вместе с какими-то непонятными светящимися существами, вызывали у нас одновременно страх и восхищение. Не знаю насчёт остальных, а мне было немного обидно, когда эта красотища исчезла без следа. Ну тут уж ничего не поделаешь: лодки пришвартовались к каменной пристани, и нам волей-неволей пришлось следовать за Хагридом, незнамо как сумевшим добраться сюда быстрее учеников.

* * *

— БУМ! БУМ! БУМ!

Гигантский кулак лесничего казалось вот-вот сокрушит двери, однако работа старых мастеров выдержала и без единого звука распахнулась. На пороге замка нас встретила немолодая колдунья со строгим лицом и не менее строгой причёской, в которой я узнал Минерву Макгонагалл. Про неё говорили, будто декана львов можно сломать, но нельзя согнуть. Очень верные слова. В последнюю нашу встречу, состоявшуюся еще в той жизни, я запомнил её абсолютно седой поломанной жизнью старухой — война не пощадила её детей. Не имея семьи, Минерва нашла отраду в нас, своих учениках, когда же в один день погибли более сотни её «отпрысков», в декане Гриффиндора что-то изменилось. Казалось, будто закрывая глаза очередному студенту, профессор Макгонагалл хоронила частичку себя.

Дальнейшие события пронеслись несколько мимо меня. Речь заместителя директора о домах, визит призраков и даже тысячи парящих свечей большого зала казались мне чем-то несущественным, даже, если хотите, показушным. Внимание Гермионы, Гарри и меня оказалось во власти Шляпы. Пока остальные любовались убранством, мы смотрели на артефакт. Старый латанный-перелатанный головной убор, принадлежащий самому Годрику Гриффиндору, пел одну из своих песен. Раньше я никогда особо не прислушивался к виршам Шляпы, но сегодня несколько строк буквально врезались в моё сознание.

Не скроешь мыслей от меня

О Выборе Пути.

Примерь меня, и я скажу,

Куда тебе идти.

Не скроешь мыслей… Интересно узнает ли Шляпа Герми, Гарри или меня, когда один из нас её наденет? Вопросы-вопросы, ответы на кои я получу, лишь оказавшись один на один с творением Годрика. А времени до такой встречи оставалось всё меньше. Закончив пение, Шляпа принялась вызывать учеников одного за другим [5], а МакГонагалл чиркать пером в длинном свитке. Так Ханна Эббот и Сьюзен Боунс отправились к барсукам, Терри Бут и Мэри Броклхарст — к воронам, Лаванда Браун и Шимус Финниган — ко львам, а Винсент Крэбб (обладатель девчачьего голоса) с Грегори Гойлом (обладатель голоса побасовитей) — к змеям. Едва последний ушел под зелёные знамёна, как настала наша очередь.

— Грейнджер Гарольд!

Гарри улыбнулся нам и направился к Шляпе. Впервые за время церемонии творение Основателей задумалось. Прошло несколько минут, прежде чем вердикт был всё же вынесен.

— Хаффлпафф!

Барсуки? Почему бы и нет. Гарри больше всего мечтал о семье, и вот мечта сбылась. Конечно чуток обидно, что мы окажемся за разными столами, но неужели от этого мы заделаемся лютыми врагами? Нет! Те же мысли я чувствовал и в Гермионе. Сделав шаг вперед, она хотела подойти к Шляпе, едва та произнесёт её имя, однако головной убор выкрикнул Дафну Гринграсс. Слегка изогнув брови, Макгонагалл бросила недоумевающий взгляд в сторону Хагрида. Лицо школьного лесничего выражало неподдельный ужас. Несколько раз великан, загибая пальцы, принимался считать число уже распределенных и число тех кому ещё предстояло выбрать дом, но всякий раз сбивался со счёта. Меж тем сортировка шла своим чередом. Наша толпа редела, пока нас не осталось только трое.

— Уизли Гермиона!, — наконец прокричала Шляпа.

По столам пронесся удивлённый шепоток. На худенькую девочку с непослушными каштановыми волосами уставилось несколько сотен пар глаз. Улыбнувшись мне, Герми вышла в центр зала. Как и в случае с Гарри, Шляпа вновь задумалась. Прошла минута, другая и вот громом среди ночного неба прозвучало:

— Слизерин!

В первый момент мне показалось, будто я ослышался. Герми у змей? Да они же растерзают её там! Из-за этого драклого куска фетра у неё не будет там жизни! Большой Зал школы чародейства и волшебства наполнился разноголосым гомоном. То здесь, то там звучали словечки типа: «неслыханно!», «Уизли на Слизерине?», «не похожа она предательницу крови», «а она точно из них?».

Напряжение передалось даже на стол учителей. Одна из них — женщина неопределенного возраста в очках с толстыми линзами — принялась с самым радостным выражением на лице указывать на Шляпу, схватив при этом за руку бледного крючконосого профессора. Последний оказался не рад такому вниманию, но отпихнуть назойливую соседку не решился. Другой преподаватель — восседающий на горе подушек коротышка — втолковывал нечто весьма заумное пятерым дамам старше средних лет, кивая опять же в сторону крючконосого коллеги. Хагрид с глазами большими, нежели иное блюдце просто чесал голову. Готов поставить галеон против кната, смысл происходящего оставался для него тайной за семью печатями. Единственным, кто в этой кутерьме хранил царственное спокойствие, оказался директор. Его взгляд словно говорил мне: «ну чем бы дитё не тешилось, лишь бы Авадой не швырялось».

Конец переполоху положила Гермиона. Аккуратно поставив Шляпу на табурет, она решительно двинулась к змеиному столу. Её взгляд говорил о непоколебимости принятого решения и том, что слизням, в любом случае, придётся с ней считаться. Артефакт Годрика меж тем вновь подал голос.

— Уизли Рональд! Ну-с, мистер Уизли, — раздался вкрадчивый голосок, едва головной убор Основателя оказался на моей башке. — Ещё раз здравствуйте. Или мне теперь называть вас лордом Уизли? Давненько у меня не случалось подобного. Вы готовы говорить серьёзно?

Примечания

1. Понятие не имею сколько лет этой заведующей библиотекой. Если найдёте источник, доказывающий, что Ирма Пинс не могла учиться в начале тридцатых годов, то считайте это очередным пренебрежением каноном

2. В книгах близнецы имеют небольшой рост, в отличии от фильма, где их играли долговязые актёры.

3. Veritas Formus — чистый авторский произвол. Не помню как произносится заклятье, заставляющее анимага принять свой настоящий облик.

4. Самое забавное, такая река действительно существует. У нас на картах она обозначена как "Рона", однако французы произносят название в мужском роде — Рон.

5. Авторский произвол.

Серьёзно? Ты хоть понимаешь, мордредова подстилка, чего ты натворила? Да я тебя за это на куски порву, драклова ветошь! Ты у меня всю оставшуюся жизнь будешь толчки драить, а не лясы точить! Ты чего замолкла?! Сказать нечего?!

Вне себя от ярости, я сорвал Шляпу с головы, намереваясь голыми руками изничтожить мерзкий кусок старого фетра, по вине которого Гермионе было уготовано семь лет ада, однако в последний момент остановился. Аврорское чутьё, не раз выручавшее мою шкуру, вновь подало голос. «Здесь какая-то ловушка» — шепнуло оно, заставляя меня унять гнев. Мысленно досчитав до десяти, я осторожно повернулся и едва не выругался вслух.

Большой Зал исчез. Парящие свечи, роскошные столы, гобелены, часы с драгоценными камнями — всё вокруг пропало без следа, словно мишура, убранная едва закончился праздник. Место, где меня угораздило очутиться, больше всего напоминало темный каземат, единственным источником света в котором служили пара чадящих факелов да едва тлеющий очаг, расположенный в дальнем углу комнаты. Приглядевшись повнимательней, я сумел различить неясные очертания человеческой фигуры, греющейся у еле теплящегося огонька. Впрочем, была ли она человеческой? Не знаю. Это вызывавшее оторопь место могло служить прибежищем любой твари, до поры до времени таящейся во мраке. Скороговоркой пробормотав обереженный мамин заговор, которому она научила нас в раннем детстве, я всё же решился подойти к тому существу. Кем бы или чем бы оно ни было, мне стоило поговорить с ним: вполне возможно, та фигура не являлась порождением Морганы и сумеет прояснить ситуацию. Отбросив страх, я двинулся к источнику света и оказавшись рядом с огнём облегченно выдохнул: на широкой скамье сидел нестарый ещё мужчина, облаченный в напоминающий змеиную чешую доспех. Лицо его было грубым, обветренным и украшенным несколькими шрамами, волосы — наполовину седыми, а борода — клочковатой. Вид этого человека с головой выдавал в нём солдата, руки коего были привычны к висевшему на поясе мечу, нежели к волшебной палочке. Тем не менее, чувство аврора ясно говорило мне, что передо мной сидит волшебник. Подтверждая мои догадки, человек щёлкнул пальцами и в его руках возникла Распределяющая Шляпа. Отряхнув головной убор, волшебник окинул меня оценивающим взглядом, усмехнулся и, указав на скамью, начал разговор.

— Догадываешься, кто я? — спросил он.

— Годрик Гриффиндор, создатель Распределяющей Шляпы…

— … которую ты едва не порвал в клочья. Вижу, у тебя много вопросов, Рональд Уизли. Спрашивай — не тяни книзла за хвост.

— Где я? Где остальные Основатели? Что произошло с другими учениками?

— Ты в Большом Зале. Таким он был, когда мы с Равенной, Салазаром и Хельгой создали эту Шляпу. Как я понимаю, ты не видишь их? Немудрено. За тысячу лет лишь дюжине учеников довелось видеть нас четверых вместе. Большинство из вас, видят одного или двоих из нас. Твоя жена, вот, видела Равенну и Салазара, а её брат — меня и Хельгу.

— То есть, они тоже были здесь? А мои братья — Фред и Джордж? Или здесь оказывается всякий ученик?

— Сюда могут пройти лишь те, кто достаточно зрел душой, а таковых среди мелюзги раз, два и обчёлся. Ты не такой. Пускай от твоей души несёт смрадом… Чего скривился?! Или ты думаешь, будто я не вижу мерзость, которую ты поставил себе напротив сердца?! И чего интересно тебе пообещали за рабское тавро?

Во взоре Годрика было столько ярости, что мне показалось, будто он сейчас пойдёт на меня. Вскочив со скамьи, я изготовился к драке, однако Гриффиндор и не думал на меня нападать. Теперь в его глазах читалось удовлетворение.

— Ну да ладно, — уже более спокойным тоном произнёс он. — Вижу, ты готов драться, несмотря на то, что безоружен, а я вооружен и одет в ламелляр. Хвалю за смелость. Как раз таких я предпочитал брать к себе в ученики. За это клеймо тебе рано или поздно придётся ответить перед Всевышним, меня же сейчас интересует другое. Сможешь ли ты помочь Хогвартсу? Готов ли ты спасти Хогвартс от гибели?

— Не знал, будто Хогвартсу грозит гибель, — удивлённо пробормотал я. — Но кому в голову может прийти напасть на Школу? Волдеморт развоплощён, Пожиратели либо в Азкабане, либо сидят по своим норам. Или ты хочешь сказать, что Министерство желает распустить Хогвартс?

— Волдеморт, Пожиратели, Министерство, — эти слова Годрик произнес с нескрываемым презрением. — Все они лишь мелкие флобер-черви по сравнения с нынешним директором.

— Зачем Дамблдору нападать на собственную школу? — недоумённо спросил я.

— Хороший вопрос. Все годы, пока Альбус занимает директорский кабинет, он пытается уровнять ум с глупостью, а талант с бездарностью, тем самым отправляя наше детище в мордредову задницу. Я, Салазар, Равенна и Хельга замышляли Хогвартс, как кузницу талантов. Что же происходит сейчас? Каждый год из Школы выпускаются несколько десятков олухов, не способных защитить не то что ближних, но даже самих себя!

— Вы пытались поговорить с ним? — зачем-то ляпнул я. — Может он просто не понимает, к чему…

— Поговорить с этим дуралеем?! Ты думаешь, я не пытался сделать этого?! Ещё когда Альбус возглавил дом грифона, я заметил в нём семена погибели. Раз за разом, он приходил к старому пню Армандо и нашёптывал этому выжившему из ума пентюху сладенькие речи об опасности той или иной темы. И эта гадящая под себя отрыжка Мордреда раз за разом вычеркивала из учебных планов целые пласты знаний! Ещё бы, победитель Тёмного Лорда не станет советовать плохого!

— Ты хочешь сказать, что Дамблдор начал свою борьбу с так называемыми Тёмными Искусствами только после победы над Гриндевальдом?

— Нет. Он и раньше пытался это сделать, будучи преподавателем трансфигурации. Тогда, правда, его мало кто слушал, а некоторые старались даже переубедить. Ха, да легче тролля научить отплясывать ремигольд, чем в чём-то разубедить Альбуса! Есть, знаешь ли, среди людей такая порода, желающая облагодетельствовать человечество, не спрашивая, а нужно ли ему такое благодеяние. Альбус как раз из той породы. Я не единожды пытался указать этому ослу на гибельность его потуг, но упрямец не хотел ничего слышать. Увещевание Хельги, Равенны и Салазара тоже пропали втуне. А затем случилась та битва с алеманном. После неё, Альбус изменился до неузнаваемости. Слава ударила ему в башку, хуже крепкой браги! Если раньше он хотя бы делал вид, что слушает, то теперь, когда мы вчетвером явились к нему в последний раз, это порождение Мордреда заточило нас в Шляпе! Теперь вот мы сидим здесь, не в силах покинуть это место и вынуждены наблюдать, как наше детище медленно умирает! Ты ведь уже учился здесь: неужели ты не замечал следов тлена?

— Я не особо оглядывался по сторонам, — честно признался я. — В том времени меня больше интересовали другие вещи. Квиддич, например, или еда или как избежать отработок у Филча. Только представь: мы драим-драим комнату, а на следующий день она снова грязная и в паутине, будто мы к ней вообще не прикасались.

— Вот! Что я говорил?! Теперь ты всё понимаешь! Хогвартс, лишенный нашей поддержки, медленно, но верно умирает. Скажи, ты не заметил, сколько комнат закрылось? А сколько лежат впусте?

— Довольно прилично, — ответил я. — Когда нас припекло, мы с друзьями и однокурсниками организовали нечто вроде дуэльного клуба. Не помню точно, из-за чего, но тогдашнее начальство запретило нам собираться открыто, поэтому мы поначалу встречались в пустых классах, пока Гарри не отыскал особую комнату.

— И таких комнат со временем станет всё больше и больше, — резюмировал Годрик. — В конце концов, настанет день, и наше детище рассыплется в прах. Сорок лет мы тщетно искали тех, кто может нам помочь и, вот какова усмешка Создателя, нашли. Салазар, никогда не бравший в обучение отроковиц и детей из простецких семей, заполучил серву без родословной; Хельга, всю жизнь преданная магии как собственному ребёнку, взяла под опеку мальчишку, больше всего желающего от магии сбежать; мне же, имеющему славу воина без страха и упрёка, достался убийца с рабским клеймом.

— А кто достался Равенне Равенкло?

— Никто. Твоя жена могла бы принять её покровительство, но Салазар оказался более убедителен.

— Тогда, я думаю, ей подойдёт моя сестра. В следующем году…

История, рассказанная мной, произвела на Годрика впечатление. Сперва, он задумчиво чесал бороду, затем — молча глядел на огонь. Когда моя повесть дошла до применения иглы Виллоу, Гриффиндор одобрительно хмыкнул и улыбнулся.

— Ну, Равенна, говорил я тебе, что у того настырного попёнка всё получится? — со смехом произнёс Годрик, обращаясь к невидимой соратнице. — А ты мне не верила. Ты же, Рональд, не так безнадёжен, как мне казалось в начале. И что же было потом?

— Дальше мне удалось встретиться с Луной лишь спустя полгода. В тот день…

Вторая половина рассказа произвела на Годрика куда более безрадостное впечатление. Гриффиндор застыл, видимо прислушиваясь к речи невидимой и неслышимой для меня Равенны, лишь иногда кивая либо морщась.

— Нет, — наконец произнёс он, хлопнув себя по колену. — Твои россказни вилами по воде писаны. Пока эта девчонка к нам не придёт, мы ничего сумеем сделать, так что, Равенна, оставь свои гипотезы до следующего года, а то у меня от них голова пухнет. Тебе же, юнец, будет задание от всех нас. Отыщи и пробуди наших фамилиаров. Здесь в Хогвартсе и его окрестностях спят василиск Салазара, единорог Хельги, мой феникс и ворон Равенны. Только объединив их силу, ты сможешь освободить нас. Ты слышишь меня, отрок? Только объединив…

Годрик проговорил ещё несколько слов, но вместо осмысленной речи я услышал лишь шум. Сперва, он напоминал стрекот кузнечиков, затем скрежет когтей по ржавому железу. Наконец, звуки стали настолько нестерпимыми, что у меня начала раскалываться голова. Упав со скамьи, я зажал уши руками в тщетной надежде приглушить этот драклов шум, однако всё было тщетно. Скрежещущие звуки не замолкали ни на секунду. Последнее, что заметил мой мутнеющий взгляд, был корчащийся от боли Годрик, нахлобучивающий свою шляпу на мою голову.

* * *

— Гриффиндор!

Яркий свет тысяч свечей на какой-то миг ослепил меня, когда же зрение восстановилась, мне лишь осталось облегчённо вздохнуть. Я вернулся. Фу-ф! Подумать только, мне довелось говорить с самим Годриком Гриффиндором... который оказался заключенным миниазкабана. Мерлиновы подштанники, Гермиона предупреждала нас об опасностях, поджидающих на территории Дамблдора, но чтоб всё было вот так… Нет, без полбутылки огденского тут явно не разберёшься. В любом случае, мне стоит поговорить с Гарри и Герми ведь, как сказал Годрик, они тоже побывали в Шляпе.

— Мистер Уизли, — кто-то легонько дернул меня за плечо, отчего я поднял голову и увидел слегка недовольную профессора Макгонагалл. — Соблаговолите пройти к вашему столу.

— А? Да, извините, профессор, — снимая Шляпу, ответил я и на совершенно ватных ногах двинулся к столу под алыми знамёнами.

— Забини Блейз! Слизерин!

Голос Распределяющей Шляпы, отправившей последнего ученика в змеиное логово, возвестил об окончании церемонии. Поднявшийся со своего расписного трона директор произнёс несколько непонятных слов, после чего, по взмаху его руки, столы наполнились разнообразной снедью. Жареное мясо и цыплята, свиные отбивные и отбивные бараньи, сосиски, бекон, антрекоты, вареная картошка, жареная картошка, йоркширский пудинг, а также десятки блюд, название которых я не знал в один миг оказались сметены проголодавшейся студенческой оравой. В Большом Зале начался праздник обжорства.

Глядя на пирующую братию, я лишь грустно улыбнулся. Дети… Я ведь и сам когда-то бесконечно давно был таким же хрумкающим за обе щеки карапузом, радующимся поступлению в самый классный дом Хогвартса. Наивный дурачок… Эх, правильно сказал один магл: многие знания — многие печали, умножающий знания — умножает и печаль. До чего же хорошо сказано! Лишь, теперь, сидя среди новоиспечённых сокурсников, мне стало понятно насколько прав оказался тот мудрый человек. Сейчас, находясь посреди весёлой компании львиного факультета, я чувствовал себя особенно одиноко. Нет, я конечно не сидел с кислой рожей, а-ля Перси Уизли — это было бы распоследним паскудством по отношению к гриффиндорцам. Скорее, мне приходилось обозначать участие в пиршестве и застольной болтовне, в нужный момент кивая или посмеиваясь над чьей-либо шуткой. Не берусь судить, сколь долго могла продолжаться эта игра, если бы не очередная речь директора.

— К-хм. Итак, теперь, когда вы все накормлены и напоены, у меня для вас есть несколько объявлений в связи с началом нового учебного года. Во-первых: первокурсникам следует знать, что лес на школьном участке является запретным для всех учеников. И некоторым ученикам постарше тоже неплохо вспомнить об этом. Во-вторых: мистер Филч попросил напомнить вам, что колдовать на переменах запрещено. В-третьих: тренировки по квиддичу начнутся со второй недели занятий. Тех, кто заинтересован в игре за свой дом, просим обращаться к мадам Хуч. И наконец я должен сказать вам, что в этом году коридор третьего этажа в правом крыле закрыт для доступа всем, под угрозой мучительной смерти.

Услыхав это объявление, несколько студентов хмыкнули, а ещё больше их число заулыбалось. Тем контрастней на этом фоне оказалась реакция Гарри. Едва с уст директора слетело последнее предложение, мой друг, до того слушавший объявления с лёгкой улыбкой, внезапно помрачнел. Готов спорить на неделю отработок у нашего колченогого завхоза, Гарри явно вспомнил нечто важное, говорить о коем можно лишь при личной встрече вдали от соглядатаев Дамблдора. А раз так, то сейчас самое время спеть гимн и разойтись баиньки. Утро, как говорится, вечера мудреней.

Такая же светлая мысль пришла в голову и директору. По его команде, старосты, увлекая за собой первогодок, покинули зал. Бросив прощальный взгляд на Гермиону и Гарри, я вместе с пятью однокурсниками поплёлся вслед за Вудом. Будущие мученики школярной науки сытые от обильной трапезы и уставшие от впечатлений едва передвигали ноги. Видя это, Оливер периодически останавливался, давая нам небольшой отдых и развлекая байками о ловушках и достопримечательностях Хогвартса. Большинство россказней нашего капитана было пустым трёпом, однако преподносилось с таким видом, что даже я, знавший большинство его побасёнок назубок, слушал, развесив уши. Вот так, потихоньку да помаленьку мы добрались до знакомой факультетской гостиной.

— Ну-с, новики, — произнёс наш староста, указывая на портрет толстой женщины в розовом шелковом платье. — А вот и конец нашего путешествия — сонная Толстая Тётя. Страж Гриффиндора.

— Я попросила бы вас, молодой человек, — чуть ли не фальцетом обиженно заголосила толстуха, но Оливер только усмехнулся и, не замечая возмущения, продолжил.

— Когда она здесь вы, назвав пароль, без труда сможете пройти в нашу цитадель. Но если Толстая Тетя задумает нанести визит Толстому Дяде или пропустить пару рюмок чая с Толстым Монахом…

— Вы долго ещё будете издеваться надо мной?! — едва не плача произнесла дама, на что староста лишь пожал плечами.

— Капут драконис, — чётко произнёс он, и портрет, фыркнув, качнулся вперёд, открывая круглое отверстие в стене.

Мы оказались в милой моему сердцу гостиной Гриффиндора — уютной круглой комнате с мягкими креслами. Не став растягивать книзла за хвост, Оливер указал девчонкам — томной кокетке Лаванде и черноглазой индуске Парвати — вход в женское крыло, отправив остальных — меня, темноволосого ирландца Шимуса, болтливого мулата Дина и (не всё же докси раздолье) старающегося держатся подальше от моей персоны Невилла Лонгботтома — вверх по винтовой лестнице. К чести моих соседей по комнате, никто из них не стал точить лясы. Наоборот, быстро скинув парадные мантии, Дин с Шимусом тут же улеглись спать. С пухлым Лонгботтомом всё получилось шиворот на выворот: пока дутый обладатель жабы облачался в пижаму, он успел несколько раз упасть, а также нечаянно толкнуть соседа, заработав от засыпающего мулата хорошенький тумак.

Лёг в кровать и я, однако сон почему-то не шёл. Странная мысль не давала мне покоя: отчего Годрик Гриффиндор назвал Гермиону сервой? Слово-то какое неприятное, б-р-р. И ведь не объяснишь, почему от него ощущение чего-то липкого, мерзкого… Ну да, ладно, Герми у меня ведь умница-разумница. Встретимся — объяснит. С этой успокаивающей мыслью я и заснул.

— Ещё чуть-чуть и у меня тушь на ресницах замёрзнет, — капризным голосом произнесла Лаванда.— Дин, Шимус, Рон, неужели никто из вас не чувствует здешнюю холодрыгу?

Я лишь пожал плечами. Подземелье Хогвартса даже с натяжкой нельзя было назвать курортом. Не стоило также забывать на чьей территории мы сейчас находимся — буквально в двух шагах от нашей шестёрки расположилась пока ещё закрытая аудитория зельеварения, а значит вот-вот должен появится её хозяин. Ужас Подземелий, Бич Гриффиндора, Страх Студентов — Северус Тобиас Снейп. Именно у него должна пройти последний на сегодня урок. Зная мерзкую репутацию профессора зелий, каждый из моих маленьких однокурсников по-своему готовился к этой встрече. Парвати — усиленно зубрила учебник, Лаванда — сразу же после обеда сделала новомодный макияж, Дин с Шимусом напару насвистывали какую-то смутно знакомую магловскую мелодию, Невилл же старался прикинуться ветошью. Что же касается меня, то мысленно я вновь перенёсся в директорский кабинет. Именно там в злосчастный понедельник второго сентября Гермионе сломали жизнь.

В тот день я спустился в Большой Зал внутренне ожидая родительской выволочки. Не нужно быть пророком, дабы понять, сколь быстро информация о моём браке достигнет Норы. Готов поставить галеон против кната, Перси — большой любитель обстоятельной писанины — всю ночь строчил папе с мамой отчёт о случившемся на церемонии распределения. Зная это, а также мамин характер, я ждал прилёта не менее чем трёхфутового вопящего письма, однако трапеза прошла на удивление спокойно. Лишь в самом конце завтрака ко мне подошёл Оливер Вуд с предписанием не мешкая явится к Дамблдору. То же произошло и с Гермионой. Когда она уже собиралась встать из-за стола, к ней также подошла слизеринка с префектским значком, и нас отвели к директорской башне, внутри которой меня и Герми ожидал сюрприз.

Помимо Дамблдора, в комнате главы Хогвартса находился мой отец. Вид папы был жалок. Больше всего он напоминал пойманного на распитии огневиски школяра, коему строгий учитель уже всыпал порцию розог и теперь готовился проделать тоже самое с его собутыльниками, то есть с нами. Не откладывая дело в долгий ящик, директор начал разговор с, казалось бы, невинных вопросов типа школьного быта и отношения с однокурсниками. Ну что здесь сказать? Подобный трюк был известен чуть ли не со времён Мерлина. Сперва тебя отвлекают вроде как посторонними вещами, а затем ты, сам того не замечая, оказываешься под действием сыворотки правды или ещё чего похуже. Вы думаете, меня обманул нарочито дружелюбный тон директора? Ошибаетесь. Пускай на этот раз Дамблдор подготовился куда основательней, чем в прошлом году, я также был начеку. Ещё при входе, аврорское чутьё обратило моё внимание на несколько приборов, стороннему человеку могущих показаться ничего не значащими безделушками или ученическими поделками. Опасное скажу вам заблуждение. Даже мне, знакомому с ментальными артефактами лишь понаслышке, не один раз доводилась видеть действие подобных вещиц на задержанных преступниках. Взятая для допроса шантрапа буквально пела на следствии, выкладывая всё, что у них было на душе. И вот теперь роль шантрапы досталась нам.

Буквально с первых секунд пребывания в кабинете, я почувствовал, как в голове началось мельтешение образов, малосвязанных картинок, каких-то непонятных голосов. Мне сразу же захотелось болтать без умолку, отвечать на любые вопросы, с радостью делиться самым сокровенным, и лишь щемящая боль в метке Даров Смерти заставляла меня молчать о сокровенном да изображать из себя недалёкого ученика, главной мечтой которого было поступление на Гриффиндор. Гермиона поступила схожим образом. Пока я радостно балаболил о доме Годрика, моя любимая следовала образу жутко умной малолетней охотницы за аристократами, приценивавшейся к зеленым во всех смыслах однокурсникам. Мы ещё долго могли переливать из пустого в порожнее, если б не лопнувшее терпение Дамблдора. Наслушавшись нашего трёпа, директор наконец прямо спросил о времени заключения нашего брака. Подобный вопрос не поставил нас в тупик. Как было обговорено ещё в прошлое Рождество, я продемонстрировал полное недоумение, а Герми — подаренный мною артефакт рода Уизли. Гордо выпятив Фонарь Секундуса, моя любимая рассказала абсолютно правдивую историю о неожиданном знакомстве наших семей, небывалом подарке на одиннадцатый день рождения и обещании защиты, данном мной едва только она успела задуть свечи на именинном пироге.

Выслушав Гермиону, отец, сидевший до этого тише мыши, немедленно выдвинул гипотезу, будто сама магия обвенчала нас. Говорил папа путано, но интересно и лишь после недовольного хмыкания директора стих. Заставив отца замолчать, старый паук одновременно скинул маску доброго дедушки. Ледяным тоном, обращаясь больше к Гермионе, Дамблдор начал излагать истинную суть нашего брака и чем дольше он говорил, тем меньше жизни оставалось в глазах моей любимой и тем поганей становилось мне. С безжалостностью истинного Пожирателя, директор Хогвартса крушил наши мечты.

Серва. Бессловесная вещь, отданная в моё личное пользование, — вот кем была Герми для семьи Уизли. Связанная нерасторжимым договором, скованная рабскими оковами не хуже домовых эльфов, она практически ничем не отличалась от этих существ. Даже наши с ней дети могли рассчитывать в лучшем случае на статус бастардов. Свои выкладки старый паук подкреплял какими-то схемами, рунными картами и прочей высоконаучной хренью, но даже и без неё было ясно одно: Дамблдор не врёт. Очередная порция нахлынувших воспоминаний подтвердила слова директора не хуже сыворотки правды. Почему я так поступил?! Сколько вообще мерзостей я ещё сотворил в том мире?! Не знаю… Гермионе же хватило и этого. Сорвав цепочку с Фонарём Секундуса, она швырнула его мне в лицо и, не произнеся ни слова вышла из кабинета. Так я потерял любимую.

Тем же вечером потерянными оказались и друзья. Сразу после занятий ко мне подбежал взбудораженный Гарри и, отведя в какую-то заброшенную комнату, принялся расспрашивать о случившимся с его сестрой. Я не стал ему врать и изложил всё как есть. Едва услышав мой рассказ, Гарри не задумываясь врезал мне по морде. Я не сопротивлялся и лишь своевременное вмешательство близнецов спасло меня тогда от визита к мадам Помфри. Что же касается Фреда с Джорджем, то пускай они не произнесли ни одного худого слова, их отношения ко мне также изменилось. Близнецы начали меня избегать. За прошедшие три дня, они не разу не заговорили со мной, а если наши пути всё же пересекались, то Фред с Джорджем старались поскорее уйти прочь. Что же делать дальше…

— Что делать? Что делать? В класс заходить!

— А?

— Не стой столбом, Уизли, — раздраженный голос Парвати вернул меня назад. — Рон, — уже чуть мягче добавила она. — Ты целую неделю ходишь сам не свой. Что с тобой происходит?

— Глянь-ка, Дин, — обратился к приятелю ирландец. — Похоже, наша смуглянка до сих пор не в курсах. Ты, Патил, кажись всю неделю у себя в нирванах пребывала, раз не слышала как Пивз...

— Заткинись! — рявкнул я.

— Тише-тише, рыжик и ты Шимус погодь чуток, — успокаивающе проговорил Дин. — У нас тут гости.

* * *

— Итак, перед нами целых две гриффиндорских знаменитости: аврор и Избранный, — голос мастера зелий вызвал оторопь у однокурсников.

Холодный, тихий, пробирающий до мозга костей, он ни на секунду не давал нам забыть где и самое главное в чьей власти мы теперь находимся. Бегло окинув взглядом список учеников, крючконосый декан Слизерина провёл перекличку, задержавшись лишь на мне и Невилле Лонгботтоме. Произнося наши фамилии, Снейп пристально поглядел нам в глаза, словно стараясь вывернуть нас наизнанку, отчего пухлый обладатель жабы задрожал как осиновый лист, а я закусил губу. Такая реакция полностью удовлетворила змеиного декана.

— Вы здесь для того, чтобы изучать изысканную науку и точное искусство составления зелий, — начал он. — Так как тут не потребуется размахивать палочкой, многие из вас подумают, будто это не магия. Напрасно. Я не ожидаю от вас мгновенного осознания всей прелести легкого кипения тигля с его мерцающим дымком, деликатной силы жидкости, проникающей в вены человека, обвораживающей мозг, застилающей чувства... Тех немногих, кто к концу пятого курса сумеет почувствовать это, я научу заключать в сосуд величие, готовить славу, даже останавливать смерть. Остальному стаду тупоголовых болванов, с которыми мне обычно приходится иметь дело, мои уроки покажутся пустой тратой времени.

За этой маленькой речью последовало молчание. Мои однокурсники с Гриффиндора только сейчас поняли в какую мордредову задницу они угодили. Болтливый мулат Дин, ещё вчера громогласно обещавший поставить зарвавшуюся змеюку на место, согнулся в три погибели, стараясь исчезнуть. Его дружок-ирландец выглядел не лучше, однако паршивей всего сейчас было Невиллу. Пухляк и в обычное-то время не отличался смелостью, а нынче так вообще буквально позеленел от страха.

— Лонгботтом, — с ядовитой улыбкой произнёс Снейп, почувствовав, как у Невилла стучат зубы. — Поднимитесь — сделайте милость и объясните нам первое правило Стокса. Надеюсь, ваш мозг уже вмещает в себя такое элементарное понятие. Ну же, я слушаю вас.

— Я н-н-не зна-а-аю, с-с-сэр, — промямлил пухлый хозяин жабы.

— Отвратительно. Как я вижу, мистер Лонгботтом, ваша дутая слава не является адекватной заменой элементарной подготовки, — с усмешкой произнёс сальноволосый ублюдок. — Правило Стокса, оно же правило техники безопасности, гласит о недопустимости нахождения посторонних предметов на алхимическом столе. Однако мисс Браун считает, будто на неё оно не распространяется. Ну что ж, подобное попустительство означает потерю десяти баллов для Гриффиндора. А теперь приведите свой стол в порядок, мисс Браун, если не желаете лишиться ещё двадцати баллов.

Под довольное хихиканье слизеринцев, Лаванда начала уборку. Снейп же вновь вернулся к допросу.

— Итак, как я сказал ранее, слава ещё не означает знаний. Тем не менее, я даю вам ещё один шанс. Лонгботтом! Объясните мне свойства безоара.

— Бе-бе-безоар универсальное с-с-средство…

— Хватит блеять, Лонгботтом! Вы не баран — до этого животного вашему мозгу о-о-очень далеко. Уизли! Выручайте товарища, расскажите, где бы вы, как будущий аврор, стали искать безоарный камень?

— В аврорской сумке, сэр, — ответил я. — Безоар, как универсальное средство от большинства ядов, входит в стандартный командировочный пакет. Оттуда я его и достану.

— Вот значит как? Новое слово от Рональда Уизли. А меня учили, будто безоар извлекают из козьего желудка. Как же вы можете объяснить такое противоречие с вашим гениальным озарением? Отвечайте, Уизли.

Я промолчал. Сам вопрос содержал в себе ловушку, в которую мне пришлось вляпаться всеми конечностями. С точки зрения аврора… Неплохо придумано, ничего не скажешь. Тем временем, ублюдок с сальными волосами решил, что мы двое ещё недостаточно усвоили его урок.

— Даю последний шанс, господа знаменитости, — чуть слышно прошипел Снейп. — Сейчас я назову два компонента, а вы чётко и громко ответите, что получится при их смешении. Снисходя к вашему интеллекту, я назову первую букву результата. Итак, слушайте. Что произойдёт при смешении лимфы йоркширского докси и измельчённого ореха Каркатука? В…

— В-в-валлийское ветрогонное! — с отчаянной надеждой прокричал Невилл, под дружный ржач слизеринской половины аудитории.

— Взрыв, — ответил я, мгновенно вспомнив случай на острове Мэн. Благодаря той смеси Бобу Тентону, командиру нашего десятка, удалось разнести главный сейф контрабандистов.

— Достаточно, — сказал Снейп, отчего дикий хохот в классе мгновенно затих. — Я выслушал вас обоих и единственный вывод, сделанный после беседы с вами, господа знаменитости, таков: ваш интеллект, Уизли, как это ни странно, превышает интеллект флоббер-червя. Что же касается вас, Лонгботтом, то флоббер-червь для вас пока недостижимый идеал. Садитесь оба. Тема сегодняшнего урока: зелье против ожогов в нём всего семь компонентов. Даже таким как вы…

Сальноволосый ублюдок ещё долго распинался о простоте задачи, наших умственных способностях и карах, должных обрушится на всякого, у кого хватит наглости запороть элементарное задание, однако для меня подобное сотрясание воздуха было сродни жужжанию назойливой мухи. Гораздо больнее снейповых нотаций была для меня реакция Гермионы, вернее полное отсутствие таковой. Пока декан Слизерина устраивал нам с Невиллом разнос, та которую я еще несколько дней назад мог назвать любимой почти не глядела в мою сторону. Лишь один раз наши взгляды пересеклись, и в глубине карих глаз Герми мне пришлось увидеть даже не ненависть (о, лучше бы там была хотя бы она!), а ледяную безжизненную пустоту, сродни той, что сквозила во взоре её декана. От прежней Гермионы осталась одна бледная телесная оболочка...

Так, аврор Уизли, соберись! Герми отныне потеряна для тебя! И единственный, кого ты можешь обвинить — это ты сам! Хотел связать себя нерушимым браком? Связал. А теперь — расплачивайся, но для начала, мать твою, свари, наконец, это драклово зелье!

Мысленно выдохнув, я вновь поглядел на доску. Средство против ожогов было одним из пяти элементарных зелий, которые даже самый тупой аврор обязан был уметь приготовить в полевых условиях. Чтобы хоть как-то отвлечься от мыслей о собственном предательстве, я приступил к работе. Сперва, мои действия не выходили за рамки написанного на доске. Наполнив котелок водой, я принялся нагревать его до нужной температуры, но затем в моей голове что-то щёлкнуло. Аврорское чутье, ещё в самом начале работы взвывшее громче баньши, буквально парализовало меня в тот момент, когда я приготовился шинковать крапивные листья.

— Делай проще — прозвучал внутренний голос. — Этот опарыш с сальными волосами нарочно усложнил рецепт: крапива и скарабеи тут вообще не нужны, а вместо сушеных сколопендр подойдут и паучьи лапки.

Несколько минут я пребывал в замешательстве. Академический рецепт зелья, нашептываемый мне сейчас внутренним чутьём, был проще, хотя чуть менее эффективным своего школьного собрата, зато и готовился куда быстрее. С другой стороны, Снейп… А какая к драклам разница, чего именно скажет этот червяк в чёрной мантии? Один хрен, добрых слов от того урода не дождёшься.

Последняя мысль, как ни странно, уняла сомнения, после чего работать стало куда легче, чем в начале. Шинкуя слизней или измельчая гадючьи зубы, я мысленно посылал змеиного декана вместе со всеми его родичами до седьмого колена к Мордреду и Моргане, всякий раз, когда тот, шелестя полами своей мантии, проходил рядом с моим рабочим местом. За подобными действиями готовка зелья закончилась у меня раньше, чем у остальных. Игнорируя недоуменные взгляды, бросаемые слизнями, и трагический шепот Парвати, пытающейся уберечь мою персону от непоправимой, по её мнению, ошибки, я затушил пламя и внутренне приготовился к разносу. Последний не заставил себя долго ждать. Северус Снейп, в первый момент слегка опешивший от подобной наглости, подошёл к моему столу.

— Ну-с, мистер Уизли, и что это за бурда у вас в тигле? — спросил он.

— Зелье против ожогов, — спокойно ответил я.

— Вот значит как? А, позвольте полюбопытствовать, что у вас со зрением? По-моему, я чётко написал на доске рецепт, и в нем недвусмысленно сказано, что цвет правильно сваренного зелья должен быть молочно-белым с сиреневыми прожилками.

— На зрение — не жалуюсь. Благодарю за заботу, профессор, — нарочито-почтительно произнёс я, отчего Дин с Шимусом хмыкнули в кулак. — Ну, а цвет… собственно какая разница в том молочно-белое зелье или серо-зелёное — главное, чтобы оно работало.

— За этот урок вы получаете…

На этих словах я слегка ухмыльнулся. Если главный слизняк решил, будто меня пугает плохая оценка, то он глубоко ошибается. Ни тролль за урок, ни отработка на выходных не значили для меня решительно ничего. Более того, в момент, когда сальноволосый открыл рот, я дал себе мысленный зарок высказаться без обиняков, если приговор Снейпа окажется слишком банальным. Увы, в этот день мне так и не довелось продемонстрировать мастерство владения крепким аврорским языком, и благодарить за это стоило Невилла Лонгботтома. Вообще говоря, за неполную неделю данный субъект успел приобрести на нашем факультете репутацию криворукого болвана. Не проходило и одного урока, чтобы этот придурок что-либо не отчебучил. На трансфигурации его угораздило превратить в спички собственные ногти, на чарах — распороть мантию в лоскуты, а на защите — обрушить на свою голову шкаф с засушенными корнуэльскими пикси. Даже на магической истории — казалось бы, ну там-то точно ничего произойти не может! — этот, с позволения сказать, волшебник умудрился задремать, свалиться во сне и разбить себе нос. Урок зелий не стал для Невилла исключением. Пока Снейп разглядывал моё снадобье, а остальные следили за нашим диалогом, пухлый обладатель жабы начал бешено размахивать палочкой. Судя по усиливающемуся бульканью, исходившему от его котелка, сварганенное Лонгботтомом варево было готово вот-вот вырваться наружу, попутно разнеся классную комнату. Стараясь избежать этого и неизбежно последующего за тем разноса от Снейпа, Невилл буквально прокричал заклинание стабилизации, однако подобные действия лишь усугубили проблему. В тот момент, когда декан Слизерина открыл рот, дабы сказать своё веское слово в мой адрес, прогремел оглушительной силы взрыв. Подпрыгнув едва ли не до потолка, котёл с обжигающим зельем обрызгал своим содержимым добрую дюжину студентов. Слизеринцы и гриффиндорцы взвыли от подобного «угощения», потирая обожжённые места, однако хуже всех пришлось Финнигану. Котёл с варевом Невилла упал буквально в паре дюймов от ботинок ирландца, обварив подол его мантии крутым кипятком. Завопив благим матом, Шимус вскочил на табурет, а несколько секунд спустя к нему присоединилось большинство студентов — настолько ядрёным оказался созданный пухляком концентрат. Последний меж тем, извиняясь и хныча от боли, ползал по замызганному полу, стараясь собрать результат своего «труда» в небольшую бутыль. На руках и лице Лонгботтома уже успели вскочить жгучие красные волдыри, но даже это не остановило нашего факультетского дурачка. Смекнув, что таким образом пухляк сожжёт себя заживо, я, ругаясь вполголоса, схватил хнычущего Невилла за шкирку, оттащил прочь от разлитого зелья и, зачерпнув сваренный мной бальзам, принялся обрабатывать его кожу.

— Лонгботтом, вы клинический идиот! Пятьдесят баллов с Гриффиндора, «тролль» за урок, а предстоящие выходные вам придётся провести за чисткой котлов, — вынес свой приговор Снейп, ликвидируя последствия неудачных экспериментов пухляка мановением волшебной палочки. — Уизли, отведите этого кретина в Больничное Крыло! Надеюсь, вашего интеллекта хватит, чтобы не заплутать в коридорах.

Повторять дважды Снейпу не пришлось. Схватив за шиворот слабо отпирающегося Лонгботтома, а заодно и прикарманив его склянку с бурдой — в аврорском хозяйстве всё пригодится — я покинул негостеприимные подземелья, внутренне ликуя, что отделался столь легко. Однако очень скоро мне пришлось пожалеть о «доброте» сальноволосого ублюдка: сваренный Невиллом концентрат оказался куда опасней, чем предполагалось изначально. Едва мы поднялись в Большой Зал, как пухляк зашатался, схватившись за голову. Мне самому тоже стало немного дурно — яркий, особенно после подземелий, свет, пробивающийся сквозь витражи, на короткое время ослепил меня, но даже, когда зрение восстановилось, глядеть на залитые солнцем факультетские столы было весьма неприятно. Мысленно поблагодарив Основателей за то, что Больничное Крыло располагалось всего лишь на втором этаже, я двинулся вверх по лестнице, желая поскорей сдать Невилла мадам Помфри, ибо за столь небольшой срок мой однокурсник успел довести меня до белого каления. Чем? Да сущей мелочью: всю дорогу он бормотал под нос не то извинения, не то ругательства, стараясь при этом от меня улизнуть. Наконец, после пятой кряду попытки, мои не отличающиеся крепостью нервы не выдержали.

— Послушай меня ты, чучело мордредово, — буквально прорычал я. — Думаешь мне приятна твоя кампания? Отнюдь. Если ты ещё раз попробуешь смыться, я тебя просто оставлю на лестнице. И, прости меня Мерлин, если ты при этом сломаешь себе руки-ноги или шею и тебя заберут из школы, я буду только рад. Без косоруких сквибов жить спокойней.

— Лучше быть косоруким сквибом, чем мразью, превращающей людей в вещи, — тихо, но твердым голосом ответил Невилл.

— Что?! Что ты сказал, сопляк?! — опешил я.

— Что слышал! Ты и твоя семейка сделали из Гермионы вещь! Пускай она слизеринка, но даже слизеринцы не заслуживают такого позора! Скажи, чем ты её соблазнил? Золотыми горами? Тайными знаниями?! Ты обратил её в игрушку, которой может попользовать любой из твоих братьев! Но даже этого тебе показалось мало! Я знаю, это ты и твои братья подговорили Пивза распевать про неё похабные стишки, чтобы над ней потешалась вся школа! Ты…

Этим словом пухлый выродок и подавился. Я вышел из ступора и ударил Лонгботтома в солнечное сплетение, затем в печень, затем в рожу. Обладатель жабы упал. Он не сделал и попытку дать мне отпор, лишь закрываясь от пинков, а я бил, бил и бил, несмотря на две пары крепких рук схвативших меня. На счастье Лонгботтома, стоны избиваемого сквиба услышали другие ученики. Двое старшекурсников Хаффлпаффа с огромным трудом, но всё же сумели оттащить меня, а ещё один, обладавший ко всему прочему нашивкой префекта, кинулся к лежащему пухляку.

— Что здесь у вас происходит?! — прокричал староста барсуков.

— Не лезь не в своё дело, — буквально прошипел я.

— Это… наше… дело… — с трудом произнёс обладатель жабы, вытирая кровь с разбитой губы. — Я, Невилл… Адриан… Лонгботтом вызываю тебя, Рональда… Биллиуса Уизли, на ритуальную… дуэль. Сегодня в полночь… в Зале Трофеев… ты ответишь за мерзость, совершенную в отношении Гермионы. Я… заставлю тебя… ответить за всё.

Пока избитый пухляк говорил, воздух вокруг его головы и рук начал густеть. Из клочков плотного тумана потянулись нити, сплетаясь в какой-то сложный узор. Чем больше Невилл говорил, тем испуганней становились лица хаффлпаффцев.

— Стой! Это же руна…— отчаянно завопил один из них, но было уже поздно.

— И пускай предки рассудят нас.

Едва эти слова оказались произнесены, как только что сплетённый узор полетел в мою сторону. Точно такая же руна запечатлелась напротив сердца пухляка.

— Что ты натворил? — со страхом произнёс староста барсуков. — Это…

— Это теперь наше с Уизли дело, — перебил его Лонгботтом. — Мне нужно было вызвать его, ещё тогда.

— Слушай, Уизли, — обратился староста Хаффлпаффа уже ко мне. — Не знаю, что за книзл между вами пробежал, но тебе лучше принести Лонгботтому…

— Принести этому флоббер-червю извинения? А может мне ему и философский камень на блюдечке притащить заодно? — ехидно поинтересовался я. — Не дождёшься. Он хочет трёпки — он её получит. Я, Рональд Биллиус Уизли, принимаю твой вызов, Невилл Адриан Лонгботтом, и да рассудят нас предки.

— Слушайте меня оба: вы два малолетних придурка, непонимающих последствий…

— Отвали от нас! — эти слова мы с Лонгботтомом прокричали одновременно.

— Бесполезно, Лиам, — произнёс один из хаффлпафцев, обращаясь к своему старосте. — Тут явный гриффиндор головного мозга. Пока не выпустят друг другу кишки — не успокоятся.

— Видит Мерлин, я сделал всё, что мог, — с разочарованием проговорил префект барсучьего факультета. — Джером, Нэд отведите Лонгботтома к мадам Помфри. А ты, Уизли, знай, — здесь голос Лиама упал почти до шёпота. — Если из-за тебя Невилл останется инвалидом, то твоя следующая дуэль будет со мной и, поверь мне, пощады я тебе не дам.

— Напугал соплохвоста голой жопой, — буркнул я и удалился прочь.

Ни угроза барсучьего старосты (однозначно близкого родича Лонгботтома), ни предстоящая дуэль, на которой любитель жаб будет непременно бит, не тронула меня. Единственная неправда, возмутившая меня в словах пухляка, заключалась в Пивзе. Ни я, ни Фред с Джорджем не подговаривали школьного полтергейста. Наоборот, всякий раз, когда эта призрачная сволота начинала распевать вирши про Гермиону, любой из нас обрушивал на него весь набор доступных заклятий. Напрасный труд. Пивз откровенно забавлялся, глядя на наши потуги. Готов поставить галеон против кната, что к травле моего солнышка приложил лапу Дамблдор. Почему? Да потому что в Хогвартсе живут только два существа, которых Пивз беспрекословно слушается. Директор был одним из них. Да и кто как не он мог рассказать полтергейсту о случившемся в начальственном кабинете?

* * *

Следующие несколько часов прошли как в тумане. Скорее по привычке, я вновь заглянул в школьную библиотеку, тщетно надеясь отыскать там средство, позволяющее освободить Гермиону. Вот размечтался! Как и в предыдущие дни, сегодняшний поиск завершился ничем: Дамблдор не зря ел свой хлеб. За годы директорства старый паук, как пить дать, основательно подчистил здешние фонды, отправив одни манускрипты в Запретную Секцию, а другие — в печь. Единственным человеком, которая могла бы помочь мне разобраться в нынешнем дерьме, была местная библиотекарша, однако даже беглого взгляда старой карги хватило, дабы убедится в правдивости близнецов. Ирма Пинс ненавидела семью Уизли, и я не стал исключением. Старая грымза принялась третировать меня, едва только я заглянул в её обитель. Придираясь к любой мелочи, замшелая погань лишь осложняла и без того непростую задачу. Вот и сегодня, она выставила меня, брезгливо сообщив, что в восемь вечера библиотека закрывается.

Очутившись перед запертой дверью, я прикинул дальнейшие свои действия. Ужин был мной пропущен — жрать совершенно не хотелось, поэтому, заглянув в факультетскую гостиную и избавившись от мантии, я решил дождаться своего противника прямо в Зале Трофеев и, должен вам признаться, не пожалел об этом. На первый неискушенный взгляд, комната, в которой должна была состоятся наша дуэль, могла показаться заурядным хранилищем призов, собранных бесчисленными поколениями студентов. И всё же существовала у этого места некая изюминка, которая трудно было передать словами, некий, если хотите флёр таинственности. Можете считать это моей фантазией, но едва только я перешагнул порог Зала Трофеев, как на меня сошло чувство умиротворённости. Казалось, будто сам Хогвартс решил помочь мне, на время оградив от горестей и тревог. Освободившись от невидимого гнёта, я начал анализировать увиденное в директорском кабинете. То, что прежде казалось набором правдивых, но бессвязных и кровавых сцен, ныне сложилось в целостную картину.

* * *

Май девяносто восьмого… сколько радужных надежд возникло тогда. После того, как кошмар Британии пал, сражённый собственным заклятьем, а его прихлебатели сдохли или забились в самые глубокие норы, казалось, что уж теперь-то никому не удастся омрачить жизнь волшебников. Это было время радости пусть и со слезами на глазах… В конце того месяца, наблюдая как Гарри и Джинни готовятся к свадьбе, я, переборов сомнения, предложил моему солнышку руку и сердце. Ошарашенная Гермиона ответила не сразу. Не возражая против самого брака, она пыталась отговорить меня и бывшего моим свидетелем Гарри от столь скоропалительного решения, мотивируя это тем, что со дня смерти Фреда прошло меньше месяца. Такой ответ стал для нас полной неожиданностью. Да Фред меньше всего на свете желал, чтобы по нему соблюдали какой-то там траур. Не такой человек был и есть мой брат.

Должен с сожалением признать, в том разговоре я повёл себя не по-мужски. Вместо того, чтобы спокойно объяснить, как был бы счастлив Фред, взгляни он нашу двойную свадьбу, или пойти Гермионе навстречу и подождать с брачными узами, я вспылил точно сопляк-первокурсник. Наговорив любимой девушке кучу незаслуженно-обидных слов, я сбежал из Норы. Тем же вечером меня, пьяного от выпитого виски и красного от стыда, обнаружил Билл. По словам брата, моё состояние нельзя было назвать иначе чем скотским. Я то заплетающимся языком просил у Гермионы прощения, то угрожал ей немыслимыми карами в случае отказа. В конечном счёте, Биллу удалось меня угомонить и, влив порцию успокоительного зелья, отправить отсыпаться в гостевой комнате. На следующий день между нами состоялся серьёзный разговор. Билл, успевший за ночь смотаться в Нору и вернуться назад, сообщил, будто Гермиона, собрав вещи, покинула родительский дом. Более того, со слов брата выходило, что Герми теперь даже слышать не хотела о человеке по имени Рональд Уизли. Последняя новость окончательно подкосила меня, начисто лишив способности мыслить. Схватившись за голову, я не обратил тогда внимания на белые нитки, коими рассказанная Биллом история оказалась шита с начала и до конца.

Если посмотреть на карту, то вы заметите сотни миль, разделяющие Нору и Ракушку. Существовало лишь три возможности быстро преодолеть такое расстояние: оседлав метлу, использовав каминную сеть, либо аппарировав. Первый способ отпадал без вопросов — мётел в Ракушке не держали отродясь. Камином Билл воспользоваться не сумел при всём желании, поскольку Норы как волшебного дома в то время попросту не существовало. Налёт Пожирателей превратил родную хибару в груду обугленных кирпичей, и мы, вернувшись на пепелище, жили в палатках, любезно предоставленных нам Орденом Феникса. Что же касается аппарации, то здесь существовали свои заморочки. Перемещение на большие расстояния никогда не было сильной стороной Билла. Всякий раз, когда старшему брату приходилось аппарировать больше чем на милю, он потом часами приходил в себя, залечивая расщепы и кружками поглощая восстановительные зелья. Здесь же Билл выглядел превосходно. Это-то и должно было меня смутить, наведя на мысль о неискренности брата. Увы, думать адекватно в тот момент я оказался просто не в состоянии, поэтому байка об уходе Гермионы была принята мною на веру. Видя, что его ложь была воспринята без вопросов, брат сделал ход конём.

— Не отчаивайся, Рон, — сказал он. — На свете существует один великий человек, для которого даже собственная смерть стала лишь очередным приключением. Неужели ты думаешь, будто он откажет своим вернейшим вассалам? Ошибаешься, братишка. Учитель поможет тебе, но и ты послужи ему. Ты ведь знаешь, что не все крысы получили по заслугам: кто откупился, кто укрылся. А Министерство-то хорошо: мол, давайте жить дружно, возьмёмся за руки и да будет миру мир. Идиоты! Не будет у нас мира с этими тварями, братишка. Ты согласен со мной? Молодец, тогда покажи это на деле — убей темную тварь! Ради Общего Блага — прикончи Нарциссу Малфой!

Моё согласие Билл получил незамедлительно. Что значит смерть какой-то пожирательской подстилки, — рассудил я — если, убив её, можно вернуть Гермиону? В ту же ночь братский наказ был исполнен. Одинокая Нарцисса Малфой оказалась выслежена, обездвижена и умерщвлена на идеально гладком валуне близ перекрёстка трёх дорог. Будь у меня в тот момент аврорское чутьё, оно должно было взвыть от кучи неувязок и неясностей. Почему в качестве мишени была выбрана именно женщина, перед которой у Гарри был Долг Жизни? Что такая аристократка, как Нарцисса Малфой, делала одна-одинёшенька на пустыре, ночью, вдали от семьи да к тому же ещё и без палочки? Почему, владея темными заклятьями дома Блэков, не сделала даже попытки их применить? Почему никого не позвала на помощь? Ради чего убийство нужно было совершить именно на валуне близ трёх дорог, на чём так настаивал Билл, и почему орудием убийства стал данный братом изогнутый кинжал с бороздками?

Увы, в ту ночь затуманенный кровью мозг напрочь задавил слабый голос совести. Не заставил меня остановиться и последний взгляд Нарциссы: когда мать блондинчика оказалась уложена на валун, в её холодных глазах мелькнула жалость. Будучи потомком старинного темного рода, она поняла в какое болото я вот-вот готов был вляпаться. Лишь теперь, вспоминая слегка отсутствующее выражение лиц Гермионы и Джинни на нашей свадьбе, до меня начало потихоньку доходить вся мерзость совершенного мной злодеяния.

Эх, что же мы с тобой натворили, брат? Неужели ты не понимал, что превращая Герми и сестру в безответные вещи, ты не только калечишь их, но и бьёшь по остальной семье? Для чего?! Окажись ты младшим братом, твой поступок при всей своей низости был хотя бы понятным. Но нет, ты первенец и наследник отца. Неужели ты помыслил, будто кто-нибудь из нас покушался на твоё место главы рода, будь оно трижды неладно?!

Никто не ответил на мой вопрос. Хрустальные витрины с кубками поблескивали в лунном свете. Кубки, щиты, таблички, панно, колдографии и статуэтки отсвечивали серебром и золотом в темноте. Где-то среди этого великолепия прозябали награды Билла, глядеть на которые теперь не возникало ни малейшего желания.

* * *

Время шло, а мой противник до сих пор не появился. В какой-то момент мне даже подумалось будто Лонгботтом сдрейфил или, хуже того, настучал на меня Филчу и теперь дрыхнет без задних ног в факультетской спальне. К счастью, я ошибся. Едва главные часы Хогвартса начали отбивать полночь, в Зал Трофеев тихо вошёл пухляк. Видок его конечно был из разряда «краше в гроб кладут», однако выражение лица сияло решительностью. Не произнеся, как велела старая неписанная традиция дуэлей предков, ни слова любитель жаб взмахнул палочкой, приветствуя противника, и неуверенными движениями принялся вычерчивать руну чистоты намерений. Я лишь разочарованно покачал головой. Готов поставить галеон против кната, Лонгботтом не до конца понимал, на что он сейчас идёт. Рисуя руну, толстенький дурачок перед лицом предков брал обязательства биться до тех пор пока мы оба находимся в сознании и не один из нас не признает себя побеждённым.

Дуэль началась. В завязке боя Лонгботтом попытался обездвижить меня заклинанием ватных ног, а затем обезоружить экспелеармусом, однако я легко уклонился от подобной волшбы. Пухляк еще несколько раз повторял свои атаки, но результат оставался тем же. Дабы ещё больше разозлить факультетского дурачка, я принялся двигаться нарочито медленно, иногда даже позёвывая и всем видом показывая насколько мне становится скучно. Мои подначки достигли цели. Взбеленившейся хозяин лягушки уже не кричал, а, размахивая палочкой точно мельница, сорванным голосом ревел заклинания, попутно проглатывая слоги и путая движения. Эффект не заставил себя ждать. Неправильно произнесённый Stypefy разбил ближайшую к пухляку витрину, дымное заклятье пало на собственного создателя, а чары фурункулов заставили согнуться в три погибели. Я усмехнулся. Стороннему наблюдателю наша дуэль могла показаться сродни цирковому номеру, где один клоун безуспешно пытается напасть на другого, который вроде бы и не сопротивляется драчуну… просто задира был уж больно бестолков да криворук.

Выждав еще пару минут и почувствовав, как мой противник начал выдыхаться, я перешёл в контратаку. Первым делом Лонгботтом оказался обезоружен. Волшебная палочка, доставшаяся мне от Чарли, со второй попытки выбила свою товарку из трясущихся рук пухляка. Когда же последний кинулся за своим инструментом, то я ослепил его банальным люмосом, а затем связал довольно слабеньким инкарцеро. Настало время заканчивать спектакль.

— Ну что, Лонгботтом, сдаёшься? — с некоторой ленцой спросил я.

— Никогда!

— Wingardium Leviosa. В таком случае ты будешь висеть вверх тормашками, пока вся твоя кровь не перетечёт к тебе в башку и твой кочан не лопнет от напряга.

— Я всё равно не сдамся тебе, Уизел! Ты никогда не будешь владеть Гермионой! Я найду способ освободить…

— Как же ты мне надоел, освободитель драклов, — раздражённо пробормотал я. — Это дело касается лишь нас двоих. Кстати, а кто тебя надоумил вызвать меня на дуэль? Да ещё и начертанию рун обучил? Только не говори, что это сделала твоя бабушка: Августа Лонгботтом хоть и с приветом, но единственного внука в петлю не пошлёт.

— Я… ничего… тебе… не скажу! Можешь повесить меня… я… не скажу кто она!

— Скажешь, милок, всё ты мне расскажешь и даже споёшь, если я потребую. А потом можешь и в петлю залезть, если захочешь.

— Ха, кто это тут в петлю захотел? — раздался глумливый голосок Пивза.

Школьный полтергейст возник буквально в паре шагов от меня и со смехом принялся закидывать нас толчёным мелом. Выругавшись про себя, я швырнул в призрачную сволочь заклятье немоты, но гадёныш легко увернулся.

— Вижу, рыжуха, — произнёс он с сальной улыбкой. — Тебе стало мало одной тёлки, и ты решил ещё и телёночком разжиться? Уважаю!

— Silenco!

— Ой-ой-ой как страшно! О, чую кто-то идёт. Да это же...

Аргус, старый кошкоёб,

Где ты? Мать твою я ёб!

Дурня два в Трофейном Зале

На тебя с пробором клали!

Поспешай! Поторопись!

Иль тебе покажут пись!

— Пивз, ублюдок, я доберусь до тебя! Ты и твои дружки будете выселены за это! — раздался скрипучий голос школьного завхоза.

— Вы… вы… выселены? — недоуменно спросил Лонгботтом. — То есть… исключены? Нет, только не это: бабушка убьёт меня…

Пользуясь тем, что я отвлёкся на полтергейста, пухляк непонятно как сумел освободиться от верёвок и ломануться к дальнему от Филча выходу. Мне же стало окончательно ясно: Лонгботтом не понимал настоящего значения начерченной им руны. Для волшебника, нарисовавшего знак чистоты намерений, бегство с поля боя, а именно это сейчас происходило, каралось самыми отвратительными последствиями, вплоть до лишения магических сил. Такую простую истину наставник Каннингем, известный мастер-дуэлянт, сумел вбить в нас, стажеров, ещё на первом уроке. Увы, подходящего человека, сумевшего растолковать это пухляку, не нашлось. Грязно выругавшись, я кинулся следом за ним, дабы расстояние между нами не превратилось в критическую величину.

Дальнейшие события напоминали травлю. Завхозу и его кошке досталась роль охотников, Пивзу — загонщика, а двоим студиозусам — зверей. Готов дать ухо на отсечение, без Дамблдора тут не обошлось. Бородатый паук вёл нас к только ему известной цели, попутно отсекая иные пути отхода. Едва только мы сбивались с намеченного маршрута, как рядом возникал Пивз, рушащий доспехи и благим матом вопящий о текущем расположении учеников. Раз за разом нас гнали на третий этаж к запретному коридору. В какой-то момент, у меня почему-то возникло ощущение, будто нечто подобное случилось в прошлой жизни, вот только поделиться этим с Лонгботтомом я не успел. Дёрнув дверную ручку, пухляк вихрем залетел внутрь коридора и обомлел. В следующую секунду раскрыть рот от удивления пришлось уже мне.

Почти всё пространство широкой галереи занимало гигантское растение, рядом с которым даже Хагрид казался маленьким мальчиком. Несмотря на темноту, я сумел различить как некоторые из ветвей раскачивались, хотя в коридоре не было даже намёка на ветер. Словно почуяв чужаков, зелёный великан тревожно зашелестел.

— Это же гигантская ассирийская терния, — слегка отдышавшись произнёс Лонгботтом. — Дядя Элджи мне рассказывал про них.

— И что он тебе такого рассказал?

— Что давным-давно эти тернии использовались для охраны дворцов и всякого, кто пытался пройти туда без спроса, они поедали без остатка.

— Ясно. И кого они по-твоему здесь охраняют?

— Н-н-не знаю. Ой, гляди она стоит на люке. Точно! Должно быть там и есть…

— Стой, придурок! — запоздало крикнул я.

Куда там. Лонгботтом, полностью оправдывая звание факультетского раздолбая, слишком близко подошёл к сорняку-переростку и мгновенно оказался схваченным. Сразу несколько стеблей, каждый из которых по толщине мало уступал хозяину жабы, вцепились в тело пухляка и поволокли его во тьму.

— Seco! Seco! Sectura maxima! — заорал я, направляя палочку на лианы.

Тут же забыв о Лонгботтоме, сорняк бросился на меня. Только благодаря вбитым инстинктам мне удалось отпрыгнуть, уклонившись от первого хлёсткого удара стеблей. Мечась словно докси из стороны в сторону, я смог отсечь несколько веток потоньше, однако вскоре терния сменила тактику. Выставив вперёд тоненькие бледно-зелёные лианы, сорняк принялся размахивать ими направо и налево. В мою сторону полетел рой пыльцы, отчего глаза сразу же начали слезиться и мне с огромным трудом удалось перебороть желание их протереть. Вместо этого я атаковал. Получив сразу несколько секущих заклятий, лишивших зеленого гиганта его дымного оружия, терния отпрянула в темноту, а затем обстреляла меня короткими но острыми иглами, начинёнными какой-то жгучей гадостью. То, что я отравлен стало понятно буквально через пару минут. Отдышка, кровотечение из носа, головокружение, онемение ног — всё это не могло не сказаться на боевых качествах вашего покорного слуги. Пропустив очередной удар толстой лианы, я выронил палочку, а без неё качество волшбы резко упало. Теперь мои сектуры не отрезали, а всего лишь царапали атакующие стебли, которых становилось всё больше и больше. Наконец, я оказался схвачен. Этот драклов сорняк подловил меня на одной из перебежек и, подставив подножку, оплёл упавшее тело.

— Отвоевался, — подумалось мне, видя как собственная тушка отрывается от земли.

Я не жалел о собственной неминуемой гибели. Конечно обидно умирать в желудке громадного сорняка, но тут ничего не попишешь. Сам виноват. Может с моей смертью Герми станет свободной и ей вместе с Гарри и близнецами удастся сокрушить бородатую гадину. Может она даже отыщет себе нормального парня, которого сможет полюбить без мордредовых зелий. Всё может быть. Мне же осталось только уйти, хлопнув дверью: в кармане штанов я нащупал сварганенную Лонгботтомом склянку с концентратом. Несмотря на неоднократные падения, фиал остался цел. Стеклодувы постарались на совесть — чар не пожалели, и теперь я готовился угостить тернию трудами пухляка. Авось, хоть от изжоги помучается.

Нарочито медленно, словно подчёркивая торжественность момента, лианы волокли меня в центр куста. Все стебли, не занятые в переноске моего тела, ритмично колебались, будто исполняя некий танец. В конце концов, среди непролазной тьмы открылась розовая пасть. Пора! Я напрягся, собрал последние силы, откупорил пробку и, когда туловище оказалось наполовину в глотке, метнул угощение. Несколько секунд не происходило ровным счётом ничего, затем внутри пасти что-то булькнуло и вырвавший изнутри поток слизи отбросил меня через половину галереи, припечатав к стене. Угасающим сознанием я успел заметить, как терния вцепилась сама в себя, вырывая стебли, кромсая листья и заблевывая пол неизвестно чем. Ну и прибавил же я Филчу работёнки…

Похоже, просыпаться на больничной койке становится для меня доброй традицией. За полтора истекших года я трижды успел оказаться на грани превращения в сквиба, один раз едва не утонул, а теперь вот и вовсе напоминал мумию из баек Билла. Для пущей убедительности надо бы слегка состарить бинты, капнуть для красноты глаз эликсира волчьего пламени и, собственно говоря, всё. Ходячий мертвец готов. Можно бегать по ночному Хогвартсу и пугать влюблённые парочки старшекурсников. Забавно было бы поглядеть на себя со стороны. Увы, в ближайшее время подобные забавы будут для меня недоступны. По сокрушенным вздохам мадам Помфри, выходило, что в моей тушке оставалось не больше четырёх дюжин целых костей, и, если очень повезёт, ходить я смогу не раньше, чем через месяц. До этих же пор мне была уготована роль обыкновенной колоды. Хотя про обыкновенность я, пожалуй, слегка погорячился.

Происшествие в Запретном Коридоре скрыть не удалось, поэтому едва только ваш покорный слуга очнулся, как тут же ощутил себя местной достопримечательностью. За один день меня посетило не меньше трёх дюжин студентов. Гриффиндорцы, равенкловцы, хаффлпаффцы и даже несколько слизеринцев — все они желали знать, чего же там такое произошло на самом деле. Людей, доверяющих официальной версии, практически не находилось.Как сказал навестивший меня первым Дин Томас: только законченный полудурок поверит в Лонгботтома-победителя. А кому понравится, когда тебя держат за полудурка? Это новость, мягко говоря, удивила меня. Не ожидал я такого прокола от столетнего интригана. Если старикан желал прославить своего протеже (а в том, что Лонгботтома продвигает на роль Избранного именно Дамби сомнений нет), то зачем было разглагольствовать о способе победы? Зачем нужно было говорить о мастерском применении ряда конкретных заклинаний, совершенных между прочим чужой палочкой, зная гриффиндорскую натуру нашего факультета? Или вы думаете, будто мои однокурсники, услышав об успешном применении какого-либо нового колдовства, не потребуют обучить ему и их? В таком случае, вы просто не знаете Гриффиндор.

Нынешний случай не стал исключением. Дав Лонгботтому приблизительно половину дня на распробование негаданно свалившейся славы, несколько старшекурсников, аккурат после субботнего обеда, отвели пухляка в некую Комнату-По-Требованию. Что это за комната и где она находится, рассказывающий мне всё это Дин не уточнил, ибо, как я понял из его повествования, сам того не знал. Однако о результате проверки мулат сообщил не таясь. Лонгботтом, как и стоило того ожидать, не сумел показать даже намёка на владение аврорской магией, заработав сразу несколько обидных кличек, из которых «трепло» и «пустобрёх» были самыми приличными. Не добавило пухляку популярности и следующее происшествие на лётном поле.

Девятого сентября, в солнечный ясный понедельник состоялся первый в нынешнем году урок вождения мётел. Под бдительным оком мадам Хуч — коротко стриженной седой женщины с желтыми совиными глазами — полтора десятка первокурсников принялись постигать экстремальное искусство полётов. В чём заключается экстремальность? Ну, прежде всего в самих метёлках, представлявших из себя опасную рухлядь и годных, по мнению Дина, лишь на растопку каминов.Скептически оглядев предложенный им мусор, однокурсники принялись выискивать наиболее крепкие деревяшки. Лаванде Браун не повезло. Среди сваленного антиквариата, наша факультетская модница имела несчастье выбрать самое прилично выглядящее помело и прогадала. Едва только мадам Хуч скомандовала «Вверх!», как метёлка Лаванды резко взмыла к небесам. Игнорируя вопли наездницы, она, точно пьяница со стажем, принялась мотаться из стороны в сторону, совершая пике, кульбиты, бочки и прочие фигуры высшего пилотажа. Неизвестно сколь долго продолжался бы подобный полёт и сколь долго его бы выдержала Лаванда, если б не произошла катастрофа. На одном из виражей метла просто развалилась на две части, и моя маленькая однокурсница упала с небольшой по счастью высоты, сломав при этом левую руку.

Вы можете спросить, а когда же в этой истории появится Невилл Лонгботтом? Минуточку терпения! На чём я остановился? Ах да, на сломанной руке. Так вот, пока мадам Хуч несла покалеченную Лаванду в больничное крыло, на поле развернулись основные события данной трагикомедии. Едва только учительница покинула стадион, как некоронованный принц Слизерина Драко Малфой принялся насмехаться над «брехливым полусквибом, не могущим оторвать свой жирный зад от земли». Ни рассказавший мне эту историю Дин, ни Шимус, ни Парвати не стали вмешиваться: таково было единодушное решение первокурсников, желавших наказать пухляка за присвоение чужих заслуг. Малфой же, видя гриффиндорскую реакцию, потерял всякую осторожность. Схватив выпавший из кармана Лонгботтома Напоминатель, блондинчик взмыл ввысь, откуда с ещё большим рвением принялся измываться над хозяином жабы, рассчитывая, что у последнего сдадут нервы. Так оно и вышло. Преодолев робость, Лонгботтом кинулся в погоню за Малфоем, требуя вернуть бабушкин подарок. Несколько минут пацаны кружились над полем. По словам Дина, пухляк держался на метле словно корова на заборе. Когда же на горизонте замаячила МакГонагалл, а слизняк, отшвырнув напоминалку, благополучно приземлился, наш факультетский дурачок выкинул очередное коленце. Уйдя в пике, Лонгботтом у самой травы схватил презент госпожи Августы и, не заметив перекошенного от ужаса лица декана, протаранил её. Думаете, после такой истории пухляк собрал чемоданы и покинул Хогвартс? Ошибаетесь. За всё отчебученное владелец жабы не только не понёс наказания (ну не считать же за таковое месячную чистку кубков в Трофейном Зале?), но и оказался зачислен в гриффиндорскую сборную на позицию… Держитесь покрепче! Держитесь? Так вот, Лонгботтом заполучил место ловца! Когда мне об этом рассказал мулат, я не поверил ему, посчитав глупым розыгрышем, но когда ту же историю подтвердили зашедшие вечером близнецы, то мне осталось лишь мысленно развести руками.

— Да братишка, учудил ты, — после всех приветствий и извинений за недавний бойкот, произнёс Фред.

— Но МакКошка учудила ещё круче, — со вздохом добавил Джордж. — Долгопупса нам в сборную подкинула.

— Долго… кого? — не понял я.

— А это у нас так в команде Лонгботтома прозвали, — пояснил Фред. — Пупс пупсом только длинный немного. На метле — еле сидит, высоты — боится, от скорости — зеленеет весь. Как с таким ловцом снитч поймать можно — ума не приложу.

— Да уж, ситуевина ещё та, — протянул я.

— И не говори, брат, — вздохнул Джордж. — Похоже, деканша наша слегка того — сбрендила. Оцени юмор: для погони за снитчем берут обычно кого? Кто полегче да попроворней. А до проворства Пупсу как до Норы на карачках.

— Так почему же тогда его всё-таки взяли? — спросил я. — Раз Вуд капитан, то ему и решать кто играет, а кто нет. Видит, не справляется пацан — так не бери.

— Олли и не хотел его брать, — ответил Фред. — Но МакКошка намекнула, что в таком случае команде не видать поля для тренировок…

— …и отработки у игроков могут неожиданно возникнуть. Вуд, ты сам знаешь, квиддич всей душой любит, на победу настроился, команду, дабы не повторять прошлогоднего позора, считай заново собрал, а тут от собственного декана такое гадство.

— Оливер теперь ходит злой точно цербер, но чего он может сделать? Разве что команду с чемпионата снять.

М-да, похоже, мир явно сходит с ума, ежели собственный декан желает Гриффиндору позорного поражения и ради этого идёт на нарушение правил, прямо запрещающих брать в команду первокурсников. Слов нет — есть мат да афоризмы. Как там сказал тот писатель-сквиб? Прогнило нечто в доме гриффиндорском.

Мысленно сделав себе зарубку разобраться, я пока отложил самодурство декана в сторону, ведь как ни крути, примирение с Фредом и Джорджем куда важнее бзика МакКошки. Для полного счастья не хватало только примирения с Гермионой и Гарри. Догадавшись о моих мыслях, близнецы замялись.

— Эх, братишка, — произнёс Джордж непривычно тихим голосом. — Хотел бы я тебя обрадовать да не могу...

-... Гермиона сюда не приходила. Гарри хотел зайти, но не пересилил себя — на пороге развернулся, а она даже ухом не повела. Извини, Рон.

Я закрыл глаза. Не сказать, что новость, сообщённая близнецами, стала для меня неожиданностью. Да и на что я собственно рассчитывал? Что Гермиона прибежит, едва узнав, как мою тушку чуть не схарчевал гигантский сорняк? Наивный идиот... А ведь в те первые дни, пока я дрых одурманенный лекарствами мне казалось, будто это именно её голос, раз за разом шептал: «Господи, пожалуйста, сжалься над ним, не забирай его». Этот голос почти убедил меня, что Гермионе есть до меня хоть какое-то дело. Увы, я в который раз принял желаемое за действительное…

Следующей ночью со мной приключился настоящий кошмар. Едва только мадам Помфри выпроводила близнецов и напоила меня снотворным зельем, как кровь текшая до того без помех внезапно загустела, став подобной клюквенному желе, которым мама иногда украшала именные пироги. Сердце почти замерло, и каждый его редкий удар отдавался страшным шумом в голове. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, не мог позвать на помощь. Я оказался скован. Едва только это произошло как меня начало затягивать в некую воронку, целиком состоящую из лиц. Одни казались мне смутно знакомыми, других я опознать не сумел, однако была у каждого из них одна общая черта — немой крик. Все они беззвучно вопили непонятно о чём, исчезая, когда меня притягивало к ним и появляясь вновь, едва только меня отбрасывало в сторону...

Пробуждение моё было резким. С трудом открыв глаза, я обнаружил себя лежащим на полу. Весь скрючившийся, покрытый липкой испариной, я не мог даже шелохнуться и без сомнения стал бы лёгкой добычей даже для флоббер-червя, вздумай таковой заползти в больничное крыло, если б не мадам Помфри. Наша школьная медсестра всплеснула руками, обнаружив меня в таком состоянии. Быстро взяв себя в руки, она уложила моё тело на кровать и принялась втирать в него некую вонючую бурду. К концу процедуры я почувствовал себя гораздо лучше: слабость отступила, а язык перестал быть ватным.

Во всей этой истории сильнее всего мне не понравилось ровно два момента. Первый — в палату, где я лежал, закрыли доступ посетителям. Якобы они плохо влияют на моё самочувствие. Но хуже всего было другое. На вопрос о произошедшем со мной, школьная целительница начала нести какую-то дикую околесицу. Причём чувствовалось, что она сама не слишком-то верит собственным словам. Сбивчивые объяснения мадам Помфри пробудили во мне очень нехорошие подозрения, переросшие следующей ночью в твёрдую уверенность.

Кошмар повторился вплоть до мелочей: загустевшая до состояния желе кровь, редкие удары сердца, водоворот из призраков, пробуждение в скрюченном виде. Единственным моментом, не похожим на вчерашний день, стала реакция Помфри. Если в прошлый раз целительница пыталась успокоить меня и себя, то теперь голос пожилой женщины был полон настоящего ужаса. Поминая через раз Мерлина и Моргану, она вновь принялась за массаж, бормоча себе под нос о странной реакции на зелье Морфея. Эти слова расставили всё по своим местам. И как я раньше не обратил на окрас зелья, коим меня пичкали перед сном? Одного взгляда на него должно было хватить, дабы понять, что к Морфею эта настойка не имеет никакого отношения. То безвредное средство, разрешённое для погружения сильно травмированных детей в глубокий сон, не имело цвета. Раствор же, вводимый мне по вечерам, был ярко-красным.Какой из этого можно сделать вывод? Меня поят незнамо чем, а мадам Помфри не хочет или не может противиться этому. Любопытно, весьма любопытно. Думаю, на это дело стоит взглянуть со стороны. Надеюсь, вы не забыли про двойника МакДуггана? Так вот, именно его я и намеревался применить грядущей ночью.

Подготовка к столь важному делу заняла почти весь день. Не желая повторения конфуза полуторагодичной давности, я раз за разом тренировался, то сосредотачивая силу, то завихряя ток магии. Не скажу, что у меня всё сразу пошло как по маслу, однако спустя несколько часов я уверенно держал двойника в течение десяти минут. Согласен — время, конечно не Мерлин весть какое, но добиться большего за один тренировочный день не представлялось возможным. Вечером к операции «Призрак» всё было готово. Едва услышав шаги медсестры, я активировал двойника и принялся наблюдать.

Мадам Помфри вошла в палату ровно в девять — бой часов Хогвартса был слышен весьма отчётливо. Вид медсестры был несколько странным: казалось, будто она двигалась в полудрёме. Внимательно взглянув в её глаза, я понял причину. Ничего не выражающий взор школьной целительницы красноречиво говорил о нахождении под первым непростительным заклятьем или зельем подвластия. Подойдя к моему телу, мадам Помфри извлекла из одного из своих карманов пузырёк с красной жидкостью, влила его содержимое мне в рот. Несколько секунд спустя, тело забилось в мелких судорогах,а выражения лица целительницы не изменилось ни на кнат. Как ни в чём не бывало, она развернулась и двинулась прочь. В этот момент меня охватила злость. Напрочь забыв о собственной бестелесности, я потянулся к оставленному на прикроватном столике пустому пузырьку и, к своему удивлению, поднял его в воздух, а затем швырнул в спину уходящей целительницы. Бросок оказался точным, угодив мадам Помфри в затылок. Покачнувшись, пожилая женщина застонала и огляделась вокруг. Теперь в её взоре стало куда больше осмысленности. Дрожащими руками она расстегнула свой воротник, вытащила из-под него небольшой серебряный медальон на длинной цепочке, открыв который, извлекла на свет маленький пупырчатый камешек. Это был безоар. В следующий миг мадам Помфри разломила его на две части, проглотила один из кусков и бессильно рухнула на ближайший стул. Несколько минут она сидела, схватившись за голову. Её губы беззвучно двигались, создавая иллюзию, будто наша школьная медсестра с кем-то разговаривала или у кого-то вымаливала прощение. Наконец, мадам Помфри встала и вновь подошла к моей тушке.

— С тобой всё будет хорошо, мой мальчик, — тихо произнесла она, скармливая мне вторую половинку безоарного камня. — Я больше никому не позволю тебя травить.

Остаток ночи прошёл спокойно. В отличие от предыдущих дней, я не только выспался, но и чувствовал себя вполне сносно. Улучшение моего здоровья не прошло мимо мадам Помфри. Во время утреннего обхода, медсестра взглянула на меня с доброй, хотя и немного печальной улыбкой. Готов поставить галеон против кната, пожилая женщина готовила себя к схватке с могущественным и смертельно опасным врагом. Схватке, из которой ей ни при каких раскладах не выйти победительницей. Схватке, в которой никто не мог ей помочь…

Понаблюдав за медсестрой с помощью двойника МакДуггана, я лишь укрепился в данном мнении. Всё время, незанятое уходом за больными, мадам Помфри тратила на приведение дел в порядок, заполняя некие амбарные книги, расклеивая на склянках ярлыки и выполняя ещё кучу неясных стороннему человеку действий. Вечером, напоив моё тело Морфеем, медсестра удалилась к себе, ожидая «гостей», кои не замедлили явиться. Едва часы Хогвартса пробили четверть десятого, как в больничное крыло вошла Минерва МакГонагалл. Заглянув в палату и придирчиво оглядев мою неподвижную тушку, декан Гриффиндора скорчила недоумённую рожу. Казалось, будто МакКошка потеряла некую очень ценную вещь, которая непременно должна была находится именно тут, но которой здесь почему-то не было. Постояв ещё немного, декан моего факультета решительно зашагала в комнату мадам Помфри. Я последовал за ней. Вопреки утверждениям наставников Академии о том, что безопасный предел действия двойника МакДуггана ограничен полутора десятками ярдов, мне удалось дойти до обиталища медсестры без каких-либо трудностей и успеть к началу беседы.

— Здравствуй, Минерва, — негромко произнесла мадам Помфри, едва МакГонагалл переступила порог её комнатки. — Опаздываешь ты чего-то. Я уж думала, не случилось ли чего с тобой.

— Поппи, — удивлённо произнесла декан Гриффиндора. — Ты…

— Ты думала, будто я нахожусь под действием той отравы и увечу несчастного мальчика?

— Поппи, ты много не понимаешь. Чтобы спасти мистера Уизли, мы должны давать ему это лекарство. Только так нам удастся…

— Минерва, — прервала её медсестра, — Ты видишь это?

— Зачем ты показываешь мне свою руку? Я не разбираюсь в лекарствах столь же хорошо как ты. Или ты считаешь, будто я держу у себя зелья от пигментов.

— Это не пигменты, Минни. Это стигмат. Предупреждение о том, что я нарушила клятву Гиппократа и главный принцип целителя: «Не навреди».

— Ох уж эти магические клятвы. Правильно Альбус добивается запрета этих анахронизмов, — раздражённо пробубнила МакГонагалл. — Пойми, Поппи, вводить лекарство необходимо. Если, мы перестанем это делать, то могут произойти страшные беды.

— Страшная беда произойдет, если я продолжу его давать. За эти два дня мальчик успел дважды побывать на грани инфаркта. И это одиннадцатилетний ребёнок! Я не возьму такой грех на душу, Минерва. Даже и не проси.

— А какой же грех ты готова взять? Выпустить мальчишку назад в Школу?! Ты, Поппи, сидишь в своём Больничном Крыле и не замечаешь того, что вижу я. А я вижу, что мистер Уизли паталогически жестокий подросток. Ты ведь видела, как он фактически без повода едва не изувечил бедного Лонгботтома? Так вот: это был не первый случай. Мне во всех подробностях описали, как этот Уизли незадолго до Распределения публично грозился совершить над Лонгботтомом целый ряд непотребств, когда тот подошёл к нему со всего одним невинным вопросом! И знаешь почему? Из-за зависти. Несмотря на всю прошлогоднюю газетную шумиху, сын Артура всего лишь один из многих калифов на час, а внук Августы — Избранный. Это-то и не давало мальчишке покоя. Всю неделю Уизли унижал Лонгботтома, смеялся над ним и, в конце концов, ты сама видела к чему это привело. Если б не своевременное вмешательство мистера Флинна, то я более чем уверенна, Лонгботтом угодил бы в Мунго!

Пока МакКошка произносила свою речь, школьная целительница склонила голову. Приняв такое поведение за слабину, гриффиндорский декан, усилила напор.

— Да, Поппи, Уизли неуправляем! — окончательно отбросив сдержанность, возбуждённо прокричала она. — Для него не существует даже учительского авторитета. За одну неполную неделю он успел нагрубить Квиринусу, обозвав стиль его преподавания нецензурным словом! А Северус? Я конечно сама не в восторге от его педагогических талантов, но это не повод мысленно обложить учителя такими словами, какие даже взрослому волшебнику знать неприлично! Неужели ты не понимаешь, что Рональд Уизли несёт угрозу Хогвартсу?!

— Если уж ты заговорила об угрозе, — по контрасту с МакКошкой, голос медсестры излучал поразительную умиротворённость. — То я больше опасаюсь нашего библиотекаря.

— Зачем её опасаться? — совершенно искренне удивилась МакГонагалл. — Альбус доверяет Ирме и мне этого достаточно. К тому же она отличный специалист…

-… считающий, что уважительный студент это тот, кто оставит книгу в покое на полке, где ей предписано находится самой Природой, — с иронией продолжила мадам Помфри. — Альбус много кому доверяет и зачастую Хогвартсу такая доверчивость выходит боком. Вот ты упомянула Лонгботтома, а ведь это именно Ирма подучила его использовать опасную рунную магию, в результате которой мальчик чуть не превратился в сквиба. Именно она несколько дней подзуживала Невилла, чтобы тот вызвал Рональда на дуэль, а ты как декан не пресекла это. Почему?

— Потому что Гриффиндор — факультет сильных и храбрых людей, — высокомерно ответила МакКошка. — Если ты слаб, то тебе на нём не место. Или ты хочешь, чтобы я, подобно Помоне, раз за разом бежала на каждый чих? Ну, уж нет! Пока я декан, мои ученики не превратятся в кисейных барышень. Ну, а что касается Ирмы, то её поступок вполне оправдан: нельзя терпеть несправедливость! А мистер Уизли поступил более чем несправедливо, когда обманул ту девочку со Слизерина и обратил её в вещь.

— Мне думается, поступок Ирмы больше продиктован желанием через внуков отомстить Альберту и Септимусу, чем жаждой какой-то там справедливости. Эх, подумать только: мальчики, словно два цербера, готовы друг другу глотки перегрызть, а ведь их деды были друзьями, не разлей вода.

— Те «друзья», как ты знаешь, поступили с Ирмой весьма мерзко. Да чего уж там говорить: они, походя, сломали ей жизнь. После такого позора даже скоропалительный брак с тем сквибом, стал для бедняжки подарком небес.

— Но мстить за обиду, нанесённую полвека назад, людям, которых в те времена ещё и в помине не было — это либо ещё большая мерзость, либо душевная болезнь, — вновь возразила мадам Помфри.

— Не тебе судить об этом, Поппи. Альбус назначил Ирму…

— Альбус ли?

— Что ты имеешь в виду? — опешила МакГонагалл.

— Мы с тобой, Минерва, прекрасно знаем, что Дамблдор уже больше десяти лет только числится директором. С тех пор, как Сивилла произнесла это своё пророчество, он буквально бредит Избранными, скинув текущие дела на заместителя. То есть на тебя. Вот ты и устроила кузину по-родственному.

— Ложь! Без санкции Альбуса я не имею права никого назначать!

— Ну, с учетом того, сколь наш директор стал в последнее время рассеян, получить его подпись не составит для тебя большого труда. Чем ты неоднократно пользовалась. Взять хотя бы того мальчика, которого ты устроила на должность преподавателя ЗОТИ два года назад. Он ведь был твоим протеже?

— Роберт закончил учёбу в Хогвартсе с золотой медалью!

— А преподавание — в психиатрической палате Мунго. Или давай возьмём теперешнего учителя ЗОТИ: Помона рассказала мне, что это ты настояла на его найме, несмотря на его заикание.

— У Квиринуса огромный багаж знаний…

— … состоящий, в основном, из головок чеснока, — вновь съязвила медсестра, чем довела МакГонагалл до белого каления.

— Всё! Хватит, Олимпия! Прекращаем болтологию! Ты будешь вводить мистеру Уизли лекарство?

— Нет. И это моё последнее слово, — негромко, но твёрдо ответила медсестра.

После этих слов в комнате мадам Помфри на несколько минут повисла тягостная тишина. Гриффиндорский декан яростным взглядом буравила медсестру, раскрывшую одну из своих амбарных книг и принявшуюся за неторопливое чтение. Я, наблюдавший за разговором в бестелесной форме двойника МакДуггана (кстати, а вы не обратили внимания сколь долго она держится?), ожидал продолжения и оно не заставило себя ждать. После ряда колебаний и некоторого успокоения, Минерва МакГонагалл вновь обратилась к мадам Помфри.

— Поппи, — сказала она. — Я сейчас должна сообщить тебе конфиденциальную информацию. Альбус просил меня хранить её в секрете, но помня твоё умение держать язык за зубами, я всё-таки сообщу её тебе. Так знай, Уизли одержим духом озлобленного завистливого аврора.

— Что?! Тогда почему он до сих пор в Хогвартсе? Почему не вызваны невыразимцы…

— Нельзя, Поппи! В свете последних событий, Альбус стал очень уязвим. Наши враги готовы вцепиться в нас, воспользовавшись любым нашим промахом, а здесь такой повод.

— Но мы не сможем помочь Рональду! У нас нет…, — в этом слове школьная целительница внезапно замолчала, а затем, скептически глянув на декана Гриффиндора, спросила. — А почему ты вообще решила, будто этот мальчик одержим?

— Слишком долго объяснять да это в сущности и неважно… Эх, ладно. Раз уж я начала говорить, то придётся быть откровенной до конца. Ещё в первый день, заподозрив неладное, я попыталась прочесть его мысли. Не гляди на меня так осуждающе! Да это против правил, но с другой стороны, безопасность сотен учеников важнее. Так вот, я не сумела его прочесть. Тогда я обратилась к Северусу. Он, как ты знаешь, гораздо более высококлассный легилемант. Однако и ему не удалось войти. Единственно, что Северусу удалось разглядеть — стала гигантская змея, перегрызающая ему горло. Тем не менее, он косвенно сумел подтвердить мою гипотезу: в изготовлении зелий мистер Уизли применял аврорские методы. Аврорские заклинания, аврорские зелья, авроский стиль боя — всё сходилось. И вот теперь нам представился шанс. Новое зелье Северуса должно было облегчить нам доступ в сознание мальчишки и узнать автора проклятья. Представь наш ужас, когда мы увидели первые результаты. Духом-подселенцем оказался не просто завистливый аврор, но самый настоящий психопат, которому было поручено убивать наших соратников.

В этом месте МакГонагалл сделала паузу, давая целительнице переварить информацию, отдышалась, а затем, сложив пальцы левой руки в замысловатый жест, продолжила.

— Знаешь ,Поппи, я в своей жизнь много чего перевидала, но то что пришлось увидеть в тот раз едва не разорвало мне сердце. За одну ночь увидеть смерть Северуса, Сириуса, Ремуса и многих других... Это было жутко. Одних этот одержимый убивал самолично, другие погибали от его ловушек. Но самое худшее заключалось не в этом. Вместе с нашими соратниками, жертвами этого одержимого становились совершенно непричастные люди! Не знаю зачем они ему понадобились. Должно быть его хозяин желал посеять панику и создать впечатление, будто преступления совершает некий безумец. И среди этих вот случайных людей должна была оказаться твоя дочь. Твой, Поппи, единственный ребёнок.

В момент, когда декан львиного дома замолчала, над её сложенной в клятвенном жесте рукой вспыхнул лепесток ярко-белого пламени, отчего медсестра схватилась за сердце. Казалось, будто мадам Помфри разом постарела лет двадцать, превратившись из пожилой, но крепкой женщины в согбенную старуху. В этот момент, я почувствовал, что целительница вот-вот признает правоту МакКошки. С досады мне захотелось зафиндилить в тех двоих чем-то тяжелым, однако повторения вчерашней удачи не случилось. Несмотря на все мои старания, ни один из предметов в комнате медсестры не сдвинулся ни на дюйм. Меж тем МакГонагалл заговорила вновь.

— Теперь ты понимаешь, Поппи, зачем я опоила тебя? Я хотела уберечь тебя от всех этих ужасов, но увы… Пойдём, душа моя. Ради жизни Полли, ради жизни тех людей, которых этот одержимый собирается убить, ты должна продолжить давать зелье.

— Но если я дам его, мальчик гарантировано не переживёт эту ночь, — едва слышным голосом произнесла медсестра.

— Отбрось подобные мысли, — холодно ответила МакКошка. — Здесь нет никаких мальчиков. Здесь есть только продавшийся тьме глупый мелкий засранец. Я сама потом буду скорбеть по юному Уизли, павшему жертвой собственной зависти, но если его смерть поможет избежать гибели десятков людей — я не стану колебаться. И ты не колеблись. Идём.

— Нет, Минни, я не палач. Нельзя казнить мальчика за несовершённые преступления. Им должны заняться невыразимцы из Отдела Тайн.

— Я уже объяснила тебе почему этого делать нельзя. Зелье…

— Нет больше никакого зелья. Я уничтожила весь запас, что ты положила у меня, а также всё, что было у Северуса.

— Как ты посмела, тварь! Да… да это месяцы и месяцы работ из-за твоего чистоплюйства ушли книзлу под хвост!!

— У меня правда сохранился один флакончик, но его я отправлю на анализы…

Договорить медсестра не успела. Едва услышав угрозу разоблачения, МакГонагалл выхватила палочку и швырнула в сторону Помфри какое-то тёмное заклятье. Приняв волшебство на щит, медсестра контратаковала гриффиндорского декана, без особого впрочем успеха. Ожесточённый бой закипел. Недолгое время женщины кружились, невербально поливая друг на против друга запрещённой магией. Никто не хотел уступать. Видя как исход схватки застыл в неустойчивом равновесии, я усилием воли вновь попробовал обрушить на МакГонагалл хоть что-то, дабы старая проблядь отвлеклась хотя бы на секунду. Бесполезно. Меж тем МакКошка сменила тактику. Видя что противник не так уж слаб, она перешла на заклятье пресса. Даже находясь в бестелесной форме я почувствовал себя весьма паршиво, когда по комнатке прокатилась волна примитивной, но от этого не менее опасной магии. Простейшее заклинание без каких-либо изысков мгновенно изменило картину боя. Сперва движения Помфри стали более медленными, затем её стало потихоньку относить к стене. Дрожащими руками медсестра создала защитный полог, ненадолго оградив себя от эффекта пресса, но буквально через несколько секунд её палочка разломилась напополам. Оставшись без оружия, мадам Помфри мигом оказалась прижатой к стене. Тут же раздался треск ломающихся костей — проклятие МакКошки разворотило медсестре грудную клетку. Бой был завершён. Старая проблядь торжествовала.Подойдя к агонизирующей Помфри, она взглянула на умирающую медсестру с нескрываемым презрением.

— Я разочарована тобой, Поппи, — произнесла МакГонагалл , утирая платком выступившую из носа кровь. — Я-то думала, что ты как слизеринка хорошо спрячешь флакон и мне придётся потратить уйму времени на его поиски, а ты словно глупая хаффлпаффка сама показала где он лежит.

Издав жуткий стон, Поппи Помфри дернулась и навсегда замерла. Мне тоже не оставалось ничего кроме как разочарованно выдохнуть, осознавая правоту старой суки. В последний миг жизни, медсестра потянулась к одному из ящичков стола, выдавая тем самым местоположение отравы. Не тратя времени на размышления, МакГонагалл отшвырнула тело убитой, открыла дверцу и поплатилась за высокомерие. Спустя несколько секунд, после того как флакон оказался в руках заместителя Дамблдора, произошёл несильный хлопок и крохотная емкость разлетелась на сотни мелких осколков. МакКошка взвыла от боли, схватившись за лицо и кляня слизеринское коварство покойной медсестры, однако главная подлянка оказалась ещё впереди. Вместо заветной жидкости, внутри взорвавшегося пузырька оказался какой-то газ, вдохнув который МакГонагалл начала задыхаться. Одновременно с этим её кожа на руках и лице покрылась гнойниками. Заплетающимся языком прохрипев «Expecto Patronum» и крикнув возникшему белёсому облачку серебристого пара «На помощь!», декан Гриффиндора привалилась к стене и потеряла сознание.

Печально взглянув на изломанное тело убитой медсестры, я почувствовал как двойник МакДуггана начал сам собой расплетаться. С каждой секундой ток магии замедлялся, а картина разгромленной комнаты всё больше и больше теряла свои очертания. На меня сразу же обрушилась неимоверная усталость, послужившая дополнительной платой за сведения, добытые сегодняшней ночью. Основной же ценой стала жизнь мадам Помфри. Женщины, погибшей из-за меня, хотя у неё была возможность просто отойти в сторону. Я не сумел спасти её, а значит, теперь обязан помочь её дочери. Таков отныне мой второй Долг Жизни. Долг, от которого нельзя отречься...

Зима. В нынешнем году приход этой чаровницы был тихим и неожиданным. Просто в один из блеклых ноябрьских вечеров мы улеглись спать, а наутро обнаружили себя точно в сказке. Первый снег, выпавший за ночь, укрыл Хогвартс вместе с окрестностями мягким белым покрывалом, на фоне которого нескованная льдом вода озера казалась, ещё чернея обычного. Наступление долгожданной зимы на короткое время примирило враждующие дома. Позабыв о натянутых отношениях, младшекурсники Гриффиндора, Слизерина, Равенкло и Хаффлпаффа в первый же вечер устроили настоящую снежную баталию, где каждый сражался против каждого. Атмосфера бесшабашного веселья, царившая в тот момент на школьном дворе, настолько увлекла всех нас, что даже я, словно одиннадцатилетний подросток, кинулся в гущу потешного сражения… дабы почти сразу оказаться сбитым с ног. Несколько пущенных умелой рукой снежков угодило мне в живот, спину и затылок, но не заставили выйти из игры. Вскочив, я с ещё большим азартом кинулся в схватку и перестарался. Один из пущенных мною снежков случайно угодил в тюрбан профессора Квиррелла. Могу поклясться, чем угодно: в мои намерения не входило нападение на несчастного заику, однако дурной пример оказался заразительным. Под смех и улюлюканье студентов преподаватель ЗОТИ ретировался со школьного двора, преследуемый летящими над его головой заколдованными снежками.

Спустя несколько минут, отступать с поля боя пришлось уже мне — несмотря на то, что с момента выписки из Больничного Крыла прошло больше месяца, отдышка вкупе с общей слабостью ощущались до сих пор. Подняв в знак капитуляции руки над головой, я, тяжело дыша, двинулся в сторону опоясывающей внутренний дворик колоннады, где буквально нос к носу столкнулся с Гермионой. Моё солнышко наблюдала за снежной потехой в компании всего лишь одной однокурсницы, не замечая меня. В этот момент сердце предательски кольнуло. Возможно, что именно сейчас был мой последний шанс поговорить с ней наедине, вымолить прощение… Превозмогая так некстати навалившуюся слабость, я шагнул к Герми, однако, едва заметив меня, она тут же попыталась скрыться.

— Герми, постой… погоди… послушай! — с отчаянья крикнул я, хватая ту, что бесконечно давно звалась любимой, за руку. — Прости меня! Я не хотел, я правда не хотел…

— Оставь эти ненужные слова, Рональд, — голос Гермионы был тих и безжизненен. — тебе незачем унижаться передо мной.

— Мне позвать профессора Снейпа? — спросила стоящая неподалёку слизеринка, с явной враждебностью глядя в мою сторону.

— Благодарю, Дафна, но это излишне, — также тихо ответила Гермиона. — Я исполню долг перед твоим родом, когда придёт время, — обратилась она уже ко мне. — Но сейчас, прошу тебя, оставь меня.

— Да что с тобой, солнышко? — опешил я. — Какой долг? Какое время? Я знаю, что виноват перед тобой, но…

— Ты не должен унижаться перед вещью.

— Да очнись же наконец! Ты не вещь! Ты для меня дороже всего на свете!

— Нет, Рональд, ты ведь прекрасно знаешь, что это не так. Не унижайся перед вещью. Пусть даже, по твоим словам, и дорогой.

Я хотел было возразить что-либо, но, едва раскрыв рот, застонал от боли. Удар, нанесённый промеж рёбер, оказался весьма болезненным. Я резко обернулся, намереваясь дать сдачи, однако увидев искаженное яростью лицо Гарри, замер на месте. Воспользовавшись заминкой, тот, кто когда-то давно называл себя другом, схватил меня за грудки и прижал к ближайшей колонне.

— Не смей подходить к моей сестре, сука! — проорал он.

— Гарри, остановись… — тщетно пытаясь успокоить брата взмолилась Гермиона.

— Не лезь, Герми. А ты, Уизел, если я ещё раз увижу, как ты пытаешься подойти к Гермионе…

— То, что?! — яростно прокричал я, мигом откинув апатию. — Ну давай попробуй помешай мне, Грейнджер!

— Ну всё, пиздец тебе, блядь!

Мы сцепились в клинче. В обычное время, я бы одолел его без труда, но не теперь. Сейчас с каждой секундой чувствовалось, как верх берёт Гарри. Наконец, ему удалось швырнуть меня, и я, сбив с ног нескольких ничего не подозревающих студентов, упал на снег во внутреннем дворике.

— Полундра! Барсуки наших бьют!! — проорал мулат, первым отреагировав на вид распластавшегося меня, и тут же ринулся на помощь, на ходу швыряя в сторону Гарри дымное заклятье.

Бросок вышел более чем удачным. Схватившись за горло, Бывший Поттер согнулся в дугу, однако и Дин недолго радовался победе. Кто-то из хаффлпаффцев метнул в него проклятье ватных ног, отчего смуглячок тут же рухнул на снег. После этого началась настоящая драка. Младшие курсы Гриффиндора и Хаффлпаффа сошлись стенка на стенку, где в ход шла как магия, так и кулаки. Увы, но сегодня явно был не день дома с алыми знамёнами. Благодаря слаженности и небольшому численному превосходству, барсуки понемногу брали верх и лишь вмешательство сальноволосого ублюдка спасло на сей раз факультет Годрика от полного разгрома. Одним заклятьем, от которого вся куча мала мигом оказалась парализована, Снейп остановил драку. Брезгливо глянув на валявшихся студентов, декан Слизерина вышел на середину дворика.

— Итак, — негромко произнёс он. — У нас здесь драка. А ведь мистер Филч чётко дал понять, что на его территории это недопустимо и за подобное деяние нарушителей ждёт наказание. Кто зачинщик? Смит? Уизли? Макмиллан? Грейнджер? Томас? Финниган? Или это мистер Лонгботтом вновь решил показать себя после всех квиддичных геройств? С каждого по двадцать очков и месяц отработок.

* * *

Чего-чего, а умения выдумывать наказания у нашего школьного завхоза было не занимать. Заполучив своё распоряжение сразу семерых студентов, Аргус Филч подобрал им максимально обидные кары. Например, мне было поручено тщательно вымыть механизм под названием «капиллярная сфера» [1]. По сути своей, это был набор обручей размером в три человеческих роста, скреплённых так, что вместе они напоминали большой шар или, как говорил Перси, небесный глобус. Данная конструкция располагалась на продуваемой всеми ветрами Астрономической башне и в теории должна была служить пособием для изучения звёзд. На практике же этот монструозный набор железяк давно превратился в элемент декора, ибо даже такому фанатику ночного неба как профессор Синистра не приходило в голову запустить сей антиквариат. Почему? Ну, во-первых, из-за ржавчины, коя намертво въелась в обручи, а во-вторых — из-за незнания способа запуска.

Тем не менее в данном деле имелся подвох, заключавшийся в напарнике. Вместе со мной чисткой механизмов должен был заняться никто иной как Невилл Лонгботтом. Зная наши с ним отношения и боязнь высоты, кою пухляк во всей красе проявил на последнем квиддичном матче, Филч здраво рассудил, что лучшего наказания для нас двоих не сыскать и с пожеланием доброго вечера оставил нас наверху. Должно быть кривоногий сквиб решил, будто я буду карой Лонгботтома, а Лонгботтом будет карой для меня. Вот с последним-то наш старина-завхоз и ошибся: после всего случившегося в Больничном Крыле прежняя ссора с Недоизбранным казалась теперь сущей мелочью. Мне даже было слегка жаль толстячка: МакКошка — чтоб ей издохнуть в Мунго — лепит из домашнего мальчика героя, библиотекарша — желает отомстить за преступление деда, а про директора вообще молчу. В затеях бородатого интригана сам Мордред ногу сломит.

— Хватит, Уизел! Не смотри на меня так: я не нуждаюсь в жалости таких как ты.

Ну вот опять снова-здорова — неймётся битому. Началось. Сверкая подбитым глазом, Лонгботтом сжал кулаки, готовясь при первой же возможности второй раз за день ринуться в драку. Невесёлая, честно признаюсь, перспективка. Если этот ушибленный кинется на меня, мне же его потом на собственном горбу до Больничного Крыла и тащить.

— И с чего мне тебя жалеть-то? — со вздохом произнёс я.

— Знаю я вас! В лицо вы все сочувствуете, а за спиной хихикаете! Ну конечно же — это же очень смешно. «Наш герой Мальчик-Который-Наблевал». «Мальчик-Который-Надрался». Думаешь, я хотел играть в этот дурацкий квиддич? Да в гробу я его видал!

— И чего же ты тогда об этом Вуду не сказал? — с усмешкой спросил я. — Олли не стал бы тебя силком удерживать.

— Я и хотел сказать! — выпалил Лонгботтом и здесь его голос упал почти до шёпота. — Мне бабушка запретила. Сказала, что подобным отказом я поступаю как трус и предаю память родителей.

— Ч-ч-чего?! — опешил я.

Интересно фестралы скачут! Это что же получается? Бабуля Лонгботтом заодно с МакКошкой? Хотя, чему тут удивляться? Они ведь подруги как-никак, обе вместе учились да к тому же фанатично преданы идеалам Гриффиндора в их, естественно, понимании.

— Слушай, Лонгботтом, может я чего не вкалываю? Тогда растолкуй мне каким боком квиддич относится к памяти твоих родителей?

— Конечно, куда тебе понимать, — огрызнулся пухляк. — Твои-то родители живы-здоровы, живут припеваючи, а мои из-за таких как Снейп лежат в Мунго!

— А этот-то слизняк здесь причём? Он конечно та ещё скотина, но он…

— … хочет меня убить.

Вот так-так! Айда, Лонгботтом, айда хват! Нет, я конечно понимаю, что, когда прямо на тебя падает незадачливый гриффиндорский ловец, одаривая при этом недавно съеденным завтраком, то поводов для радости здесь немного. Но убивать за такое? Это, по-моему, слишком даже для Снейпа.

— Не веришь мне? По глазам вижу, что не веришь,— голос Лонгботтома был полон разочарования.

— И с чего мне тебе верить?

— А с того, что он Пожиратель Смерти! Бабушка рассказала мне об этом, а профессор Дамблдор подтвердил.

— Э…

— Директор сказал, что он раскаялся и что все люди должны иметь второй шанс.

— Чего-то по нему раскаянья не видать, — хмыкнул я. — Подумать только: бывший Пожиратель в Хогвартсе…

— Пожиратели бывшими не бывают.

— Вот тут я с тобой согласен.

— Тем более я заметил, как Снейп пытался заколдовать метлу. Я несколько раз видел, как он бормотал, уставившись на мой Нимбус. Никогда не забуду его рожу: он смотрел с такой ненавистью…

Лонгботтом ещё долго ныл о несправедливости, перепавшей ему от верховного слизня, а у меня возникло стойкое чувство дежа-вю. Попадание в факультетскую сборную, заколдованная метла, ночная беготня по коридорам — всё это уже у случилось давным-давно и теперь повторялось с пугающей точностью. Единственное отличие от той истории заключалось в почтеннейшей публике. Если в прошлый раз представление было разыграно для троих наивных первокурсников, то теперь роль зрителя досталась одному хозяину жабы. Или я ошибаюсь и для меня тоже написана своя роль в спектакле?

— Да перед кем я распинаюсь! — яростный голос пухляка заставил меня отвлечься от размышлений. — Напрасно я заговорил с тобой об этом — ты ничем не лучше Снейпа. Ты… ты…

Я ожидал, что сейчас Лонгботтом полезет в драку, но ошибся. Недобро зыркнув в мою сторону, толстячок отвернулся и с остервенением принялся драить внутреннюю часть сферы. Я также взялся за тряпку, желая поскорей закончить работу, однако похоже высшие силы решили, что лимит невзгод для дома Годрика на сегодня ещё не исчерпан. Невилл Лонгботтом, за полгода учёбы заработавший титул короля неудач, вновь влип в неприятности. Находясь внутри глобуса, пухляк сумел задеть какой-то рычажок, отчего сразу же раздался скрип и капиллярная сфера начала вращение. Мне повезло. Стоя на стремянке, я всего лишь грохнулся на пол да облился водой из ведра, а вот с толстяком произошла настоящая беда. Сперва, когда скорость вращения ещё не стала запредельной, Лонгботтом попытался остановить разбушевавшийся агрегат, но от этого стало только хуже. В тщетной попытке отыскать рычаг, наш факультетский дурачок лишь усугубил собственное положение. Искря магией, сфера принялась вращаться с поистине бешенной скоростью, швыряя тело Лонгботтома из стороны в сторону. Понимая, что меньше, через минуту толстяк превратится в отбивную, я потянулся к поясу мантии, но тут же выругался от бессилия. Палочка, на время отработок, сдавалась Филчу, а значит придётся колдовать без неё. Только вот что именно?! Вспоминай, аврор Уизли! Вспоминай, драклы тебя побери, пока Лонгботтом не разбил себе башку об обручи! Glacius!!

В это заклинание я вложил вся мощь, на которое было способно детское тело, из-за чего мне тут же резко поплохело. Тем не менее, волшба получилась на редкость удачной. Едва угодив в цель, заклятье мигом обратило сферу в ледышку, чудом не задев при этом Лонгботтома. Последний, чисто по инерции, ещё несколько раз ударился об обручи, а затем, пробив в замороженном глобусе изрядную дыру, свалился на пол. Пошатываясь от слабости, я подошёл к толстяку, лихорадочно вспоминая заклинания реанимации, однако, к моему удивлению, оказался, что Лонгботтом почти не пострадал. Диагностическое заклинание показало полное отсутствие каких-либо травм. Единственное, чего схлопотал пухляк был глубокий обморок. Вот уж, во истину, дураку — счастье. [2]

* * *

Не знаю, как вы, а я терпеть не могу женские истерики, в особенности если тебя старается придушить профессор астрономии. Видите ли, мы с Лонгботтомом сгубили раритетнейший прибор шестнадцатого века, созданный самим Тихим Бражником [3] и коему нет цены. Ну насчёт последнего спорить не стану — лужица талой грязной водицы действительно не стоит даже ломанного кната, а вот касательно автора у меня были б-о-о-ольшие сомнения. Не мог её создать тихий алкаш. По мне, данный агрегат можно было сварганить лишь после долгой и буйной попойки. Не удивлюсь так же, если выяснится, что этот монстр сумел при этом оттяпать своему создателю какую-либо часть тела. Например, нос. Увы, но мои соображения не удовлетворили прибывших в Больничное крыло профессоров. Едва услышав, как я рассуждаю о её драгоценной сфере, Аврора Синистра зашипела так, что даже миссис Норрис удавилась бы от зависти. Готов поставить галеон против сикля: если бы не присутствие Септимы Вектор и директора, то наша черномазая астрономичка собственноручно скинула бы нас двоих с вершины своей башни.

К счастью, на сей раз угрозу лютой смерти устранила новая хозяйка Больничного Крыла мадам Хортон. Оглушив возбуждённую преподавательницу легким Confundus-ом, пожилая красноносая ведьма угостила её дозой успокоительного зелья, изрядно сдобренного, судя по запаху, кулинарным хересом. Коктейль подействовал почти мгновенно. Когда слегка пошатывающаяся преподавательница была уведена прочь из палаты (как пить дать -в кабинет прорицаний для дальнейшего снятия стресса) настало время более конструктивного диалога.

— Мистер Уизли, постарайтесь изложить факты, избегая ваших рассуждений, — устало произнесла Септима Вектор, уже больше двух месяцев временно исполнявшая обязанности декана Гриффиндора.

— Ну факты, так факты. Я с Лонгботтомом драил монстра, Лонгботтом задел рычаг. Монстр закрутился как… в общем он закрутился. Ну, а я заморозил его Glacius-ом.

— Мистер Уизли мне нужны факты, а не ваши фантазии. Профессор Квиррелл не обучал вас такому заклинанию, тем более палочки при вас не было.

— Не было, — согласился я. — Поэтому, я колдовал без неё.

— Не городите чушь, Уизли! Беспалочковая магия не под силу…

— Септима, давайте пожалуйста потише, — вмешался наконец Альбус Дамблдор. — У нас тут всё-таки Больничное Крыло, а не Гайд-Парк. К тому же я вам рассказывал о необычном даре юного Рональда.

— Извините, Альбус. Одно дело слышать об этом, пусть даже из ваших уст… Ладно, давайте вернёмся к делу. Мистер Лонгботтом, изложите вашу версию событий.

Изрядно напуганный толстячок не сразу понял, что обращаются именно к нему. Предыдущий прочувственный монолог профессора Синистры заставил моего незадачливого однокурсника зажмуриться от страха и вжаться в подушку. Реакция, скажу вам, вполне естественная, особенно в свете того, что над тобой нависает брызжущая слюной дикая африканская кошка, желающая пустить тебе потроха, скинуть с высоты и исключить из школы к Мордредовой мамаше, причём одновременно.

— Я… я сделал это нечаянно. Я не хотел ломать эту сферу, — едва слышно пролепетал Лонгботтом. — Просто я неудачник и мне не место в Хогвартсе. Вы можете исключить меня — я это заслужил. Я всех подвёл…

— Ну-ну, не нужно так расстраиваться, — успокоил пухляка директор. — Никто тебя исключать не собирается. Мы просто хотим восстановить произошедшее.

— Но я действительно сломал эту сферу: если бы не моя неуклюжесть, Уизли не пришлось бы меня спасать и у меня не было бы перед ним Долга Жизни. Хотя всё равно не прощу его за то, что он сделал с…

— Невилл, мальчик мой, — с лёгкой укоризной в голосе произнёс Дамблдор. — Не нужно себя накручивать. Любой человек может оступиться и у любого человека должен быть второй шанс. Или я не прав?

— Вы правы, сэр. Я готов понести любое наказание.

— Ну, вот так-то лучше. Что же касается твоего наказания, то, судя по всему, профессор Снейп несколько превысил свои полномочия, назначив тебе отработку. Ты ведь не участвовал в том прискорбном инциденте?

— Но я…

— Поэтому, твои отработки отменяются. Кстати, чуть не забыл, Гриффиндор получает твои двадцать баллов назад плюс ещё десять баллов, сверх того. За честность.

— Сэр, но ведь я…

— Сильно устал? Оно и естественно — да прямо-таки зеваешь на ходу, поэтому тебе необходим покой. Думаю, что завтрашний день тебе стоит отдохнуть и набраться сил. О занятиях не беспокойся — с преподавателями я договорюсь, а пока доброй тебе ночи, мой мальчик.

С этими словами, директор развернулся и пошёл к выходу из Больничного Крыла. Септима Вектор двинулась следом за ним. Судя по её лицу, преподаватель нумерологии не была довольна решением Дамблдора, однако публично возражать своему непосредственному начальнику не стала. Что же касается меня, то в первый момент я был близок к состоянию мордредовой злости. Это Лонгботтом-то устал? Это значит пухляк колдовал без палочки, а затем на собственном горбу волок своего однокурсника до первого этажа? Получается, что жирного ублюдка вновь вознесут на пьедестал… дабы потом ещё сильнее втоптать в грязь. Да уж, не завидую Лонгботтому — самое малое до рождественских каникул пухляку будет обеспечена «весёлая жизнь». Львята не простят ему снятие отработок, посчитав это предательством оставшихся во власти Филча товарищей. Прочие же студенты вряд ли обрадуются начислению баллов на пустом месте. Что ни говори, а сентябрьская история повторится один в один. Остаётся лишь один вопрос: зачем всё это Дамблдору? Для воспитания характера Избранного? Как по мне, подобным «воспитанием» директор в скором времени получит нового Волдеморта. Или, может быть, права была мадам Помфри, и Альбус Дамблдор действительно помешался? М-да, невесёлая перспективка вырисовывается в таком случае: Хогвартсом управляет чокнутая марионетка, лишённая кукловода, а мы теперь... Стоп! Похоже я сам себя накручиваю. Спокойствие, аврор Уизли, только спокойствие. Один ты это дело не осилишь, а значит придётся потолковать об этом с близнецами.

Сказано — сделано. Оставив заснувшего Лонгботтома в гордом одиночестве, я отправился в гриффиндорскую гостиную. Мадам Хортон не препятствовала мне. Вообще говоря, новая медичка была таковой лишь на бумаге. Если про Поппи Помфри говорили, будто она замужем за работой, то Агнесс Хортон много лет состояла в счастливом браке с бутылкой. В этом мне самому пришлось убедиться спустя пару дней после того злосчастного матча со слизнями. Ночной порой, навещая травмированных близнецов, я больше всего опасался, что мадам Хортон завернёт меня ещё при входе в палату, но ошибся. Медсестра, мирно похрапывая в обнимку с располовиненной бутылкой хереса, дрыхла без задних ног. Проскачи мимо неё дюжина Пожирателей верхом на троллях — она бы и их не заметила. Вот и сегодня мадам Хортон собиралась «почтить супруга» — радость от моего ухода женщина даже не старалась скрыть.

Желая поскорей добраться до обители Годрика, я на свою беду решил срезать путь, за что вскоре и поплатился. Очередная дверь, исчезнув без следа, оставила меня запертым в небольшой комнатёнке с узким окном-бойницей. Оглядевшись вокруг, я вскоре убедился, что оказался в мешке, выбраться из которого самостоятельно не представлялось возможным.

— Мерлиновы кальсоны, ну что за день сегодня! Что за блядь устроила…

— Не нужно ругаться, сын мой. Не гневи Господа сквернословием.

Я резко обернулся и нацелил палочку в сторону произнёсшего эти слова. Им оказался Толстый Монах — факультетское приведение Хаффлпаффа.

— Так это значит ты запер меня здесь?

— В чём смиренно прошу у тебя прощения. К великому моему стыду, мы не нашли иного пути для того, чтобы наш разговор не услышали чужие уши.

— «Мы» — это кто? — всё так же раздраженно спросил я.

— Мы — это я и брат Марк, — ответил знакомый голос Почти Безголового Ника.

— Вот значит как? Получается, у нас тут заговор факультетских привидений. Круто — ничего не скажешь. А Серую Даму с Кровавым Бароном вы случаем с собой не прихватили? — ехидно поинтересовался я.

— Увы, сын мой, их здесь нет, — после небольшой заминки виновато произнёс Монах. — Земные страсти слишком цепко держат их несчастные души в своих когтях.

— Брат Марк хотел сказать, что общение с тобой слишком тяжело для них, — пояснил сэр Николас. — Хелен считает, что, то как ты поступил с Гермионой, говорит о тебе яснее любых слов. А Роджер за прошедшие полвека крепко разочаровался в Уизли.

— А вы двое, стало быть, не разочаровались.

— Уныние не просто так названо смертным грехом, — наставительно произнёс хаффлпаффский призрак. — Оно отнимает надежду, которая едва забрезжила, когда в Хогвартсе появились вы трое.

— Даже так. И чем же вам могли помочь трое детей?

— Нет участи горше, чем участь призрака, — с затаённой болью в голосе ответил Почти Безголовый Ник. — Очень давно мы, испугавшись собственных проклятий, выбрали эту убогую нежизнь. Гнев, уныние и самая чёрная магия привязали нас к этому месту.

— Всё это конечно интересно, но вы не сказали причём здесь мы?

— Ты, Гермиона и Гарри взвалили на свои плечи невероятную тяжесть, разыскивая фамилиаров Основателей. Не нужно удивляться, Рональд. Пускай мы опутаны незримыми узами, нам дана возможность видеть истинную суть многих вещей. Для нас не тайна, что вы — Пришедшие. Зрелые души в детских телах. Только таким, как вы под силу изменить наши судьбы.

— Однако позволь напомнить тебе Рональд слова нашего Господа, — перебил Ника Монах. — «Всякое царство, разделившееся само в себе, пустеет; и всякий город или дом, разделившийся сам в себе, не устоит». Только вместе вы сможете преодолеть все испытания.

— Всё с вами ясно. Вы решили, будто мы эдакие паладины, которые радостно впрягутся разрешать ваши столетние заморочки? Не знаю насчёт Гарри, но во мне вы точно ошиблись. Рыцаря на белом гиппогрифе из меня не выйдет.

— Напрасно ты на себя наговариваешь, — голос Почти Безголового Ника обрёл торжественную строгость. — В тебе есть, то что больше всего ценил Годрик Гриффиндор — храбрость и готовность прийти на помощь тем, кто попал в беду. Ты несколько раз спасал бедного Невилла, и я вижу, что ты, не задумываясь готов отдать жизнь ради Гермионы и Гарри.

— Я и отдам… только им моя жизнь без надобности. Гарри меня ненавидит, Гермиона — тоже… Хотя нет, вру. Я для неё просто не существую. Я собственными руками превратил её…

— Рональд-Рональд, — с мягким укором произнёс Монах. — Да если бы ты был своей жене безразличен, стала бы она возносить молитвы за твоё исцеление?

От таких слов хаффлпаффского привидения я потерял дар речи. Так значит это мне не привиделось? Значит Гермиона… но почему тогда у неё был такой пустой взгляд? Неужели её опоили какой-то гадостью? Похоже на то. Для её сальноволосого декана сварганить такое зелье — пара пустяков… Ну всё — пиздец гниде! Голыми руками порву суку пожирательскую!

Не слыша, о чём говорил Толстый Монах, я сжал кулаки, представляя сколь долго будет подыхать Снейп, тщетно моля о быстрой смерти. Остального мира для меня просто не существовало. Столь разительный переход от апатии к ярости встревожил призраков. Ник и Монах что-то возбуждённо кричали, однако их голоса напоминали мне сейчас комариный писк. В какой-то момент, окружающая меня картина поплыла перед глазами. Отяжелевшие веки начали закрываться сами собой. Я зашатался и, тщетно пытаясь устоять на ногах, прислонился к стене. Напрасно. В следующий миг я провалился в беспамятство.

* * *

— Э-э-э! Рыжик! Очнись! Ну очнись же!

— Да не тряси ты так его. Видишь, он приходит в себя, а ты поднял тут панику.

— Запаникуешь тут, когда тебе под ноги валится бесчувственный чувак.

— Дин? Ш..Шимус? — язык повиновался мне с большой неохотой, однако сознание начало потихоньку проясняться.

Интересно, как меня угораздило оказаться в гриффиндорской гостиной, да ещё и поздним вечером, куда подевались призраки, а самое главное, почему у ребят такой донельзя уставший вид? Хотя последний вопрос был явно излишним. Мулата и ирландца объявили зачинщиками драки и отправили на самую грязную работу — чистить дымоходы рядом с лабораторией. Судя по их виду, за несколько часов каторжного труда пацаны успели изрядно надышаться гадостью, скопившейся в каминных трубах, однако мне показало, будто их угнетало нечто иное нежели отработки.

— Ребят, у вас что-то случилось? Чего не спите? Вы ждете кого?

— Поспишь тут, — буркнул ирландец.

— А ждём мы префекта нашего — скорчив кислую мину, ответил Дин. — Оливер сейчас мозги директору полощет, надеясь спасти нас всех от Филча.

— А с чего он на вас взъелся? — не понял я. — Вы что, лабораторию разнесли или миссис Норрис в качестве тряпки использовали?

— Эх, если бы…, — с явной досадой пробормотал Шимус. — Это всё из-за Лонгботтома. Подставил, сука, и нас, и барсуков… Кстати, а не тебя ли к нему в пару поставили?

— Угу, — признался я, после чего без утайки рассказал о произошедшем в башне и больнице. Защищать Лонгботтома у меня не было ни малейшего желания.

— Вот значит как, — со злостью пробормотал ирландец. — В больничке задумал отлежатся. Ну да ничего — пускай дрыхнет. Он у нас ещё попляшет.

— Ну а с Филчем-то что? — вновь спросил я.

— А ничего, — буркнул мулат. — Когда пухлого освободили, то эта тля сразу к нам пришла и заявила. Мол, часы уже розданы, а раз один из вас выбыл, то его время должно на остальных перейти.

— Ох, ни фестрала себе под хвост!

— Вот и мы о том же, — подтвердил ирландец. — По пять дней на брата корячится будем, если Олли директора не уломает. И где здесь справедливость?

* * *

Опасения Шимуса оказались в итоге напрасными. Слегка промурыжив Вуда, Дамблдор явил монаршую милость, отменив несправедливое решение завхоза, а спустя пару дней вообще амнистировал проштрафившихся студентов. Тем не менее, главная цель оказалась достигнута: гриффиндорцы ополчились на Лонгботтома. Если в сентябре дело ограничилось лишь месячным словесным бойкотом, то теперь у хозяина жабы началась по-настоящему весёлая жизнь. За несколько недель он успел огрести кучу проблем в виде второго подбитого глаза, нескольких "случайных" подножек, слизи докси за шиворотом и ещё туевой кучи неприятностей, коими возмущенные однокурсники одарили его со всей широтой львиной души. Единственным, кто хоть как-то пытался защитить Лонгботтома от мстительных учеников, оказалась Лаванда Браун, правда ещё неизвестно чего было больше в таком заступничестве: пользы или вреда. Гордый пухляк демонстративно игнорировал помощь факультетской модницы. Мне же происходящее на Гриффиндоре казалось пустой забавой, лезть в которую не хотелось, но однажды всё же пришлось, когда Лонгботтом вздумал обвинить меня в порче тапок. Размахивая изгвазданными шлёпанцами, данный субъект на полном серьёзе заявил, будто это я подучил Скабберса использовать их в качестве туалета. Пришлось объяснять неразумному пухляку, что дрессировщик из меня никакой и для большей убедительности ткнуть горе-обвинителя мордой в его же… тапки. Тем не менее, могу сказать, что Лонгботтому откровенно повезло. В тот момент для меня существовали вещи куда больше важные, нежели испорченная обувь дутого кретина, а именно состояние здоровья близнецов. Несмотря на изрядное время, прошедшие с момента окончания того злосчастного матча, ребята так до конца и не оправились от травм. Фред до сих пор хромал на левую ногу, а любое неосторожное прикосновение к повреждённому ребру вызывало у Джорджа адскую боль. Конечно близнецы не были бы собой, если даже в такой ситуации не нашли повода позубоскалить над своим нынешним положением, однако мне, Перси и Оливеру было явно не до смеха. Видя, что толку от «лечения» мадам Хортон не больше, чем от дойки русалки, мы попытались связаться с работающим в Мунго целителем — родственником Вуда, однако ничего путного из такого обращения не вышло. Септима Вектор, в лучших традициях МакКошки, устроила нам троим настоящую выволочку, пригрозив напоследок отчислением с позорным клеймом, если мы продолжим распространять клевету на лучшую школу магической Британии. И всё же эта история с чтением чужих писем казалась сущей мелочью в сравнении с настоящей проблемой.

Аврорское чутьё подсказывало, что привидения не солгали. Гарри и Гермиона действительно замыслили нечто опасное, нечто такое, что могло бы погубить их обоих при любой, даже самой крохотной, ошибке. Увы, но попытки разговорить Ника и Монаха натолкнулись на невидимую стену. Обиженные на ту вспышку ярости, привидения весь декабрь изображали из себя недалёких кретинов. Сэр Николас раз за разом переводил разговор на предстоящие в следующим году смертины, а толстый покровитель барсуков вообще не произнёс ни единого слова, лишь проваливаясь сквозь пол да завывая нечто вроде «У-у-у».

Попытка наладить контакт с Гарри и Гермионой также обернулась провалом. После того случая во дворе, моё солнышко и когда-то лучший друг не давали подойти к себе ближе чем на десять ярдов. Единственно, что мне теперь оставалось делать — наблюдать за ними издалека, используя Карту Крохоборов. Этот клочок бумаги — творение близнецов, над которым они начали корпеть ещё в прошлом году — изображал Хогвартс, его ближайшие окрестности и самое главное его обитателей. Точнее должен был изображать — подписанные точки с именами учеников, учителей или призраков имели обыкновение ни с того, ни с сего резко прыгать с места на место, а то и вообще исчезать без следа. Тем не менее — это было лучше, чем ничего. Имея на руках эту карту, я хотя бы знал, что с Герми и Гарри всё в порядке. По крайней мере, пока…

* * *

Декабрь пролетел незаметно. За пару дней до Рождества Хогвартс начал преображаться. Усилиями Хагрида в Большой Зал оказалась внесена гигантская ель, которую профессор Флитвик вместе с профессором Спраут принялись украшать золотистыми шарами и гирляндами. Крохотный преподаватель заклинаний расстарался на славу. Паря над застывшими в удивлении первокурсниками, он как бы походя создавал канители и йольские светильники, кои тут же оплетали стены или взмывали к самому потолку. Безмятежный вид маленького профессора странным образом напомнил мне о собственном бесконечно далёком детстве. Украшая Нору еловыми ветками, я мечтал о… Эх, если б ещё вспомнить, о чём мне мечталось в те дни. Наверное, я хотел новый Чистомёт… или редкую шоколадную лягушку с логотипом «Пушек Педдл». Ладно теперь это уже неважно. Сейчас мне больше всего на свете хотелось, чтобы у Гермионы и Гарри всё получилось. Чтобы они там не замыслили, пускай они вернутся целыми и невредимыми и пускай они будут счастливы.

Эти простые мысли наполнили сердце удивительной лёгкостью. Те несколько дней, оставшихся до каникул, я провёл в полудрёме, практически не замечая настороженных взглядов своих однокурсников. Подозрительно косясь в мою сторону, младшие гриффиндорцы вполголоса обсуждали предстоящие каникулы. Судя по обрывкам бесед, в их головах не укладывалось, как можно радоваться тому, что вместо родного дома ты останешься в продуваемом сквозняками замке в кампании пьянчужки-медсестры да сальноволосого слизня. Впрочем, разговоры эти утихли довольно быстро. Видимо решив поднабраться сил и получше подготовиться к встрече Рождества, ребята начали расходится по своим комнатам. В скором времени гостиная Гриффиндора совершенно опустела. Для верности оглядевшись по сторонам, я извлёк из кармана заветный пергамент. Послушная прикосновению руки, Карта Крохоборов показала обитель Салазара и Хельги, где две точки с до боли знакомыми именами замерли в своих спальнях. Я улыбнулся и, легонько прикоснувшись к восьми буквам любимого имени, мысленно пожелал Гермионе спокойной ночи. Очередной день завершился… очередным сбоем. Да уж — сыроватый продукт выходил пока у близнецов. Нет, я не хочу ничего сказать — ребята старались, но, как они сами выразились, в их творении всё ещё обитала куча жуков. Странное выражение, не находите? Ну да ладно, близнецы имеют право вести себя слегка… сексцентрично.

Сложив пергамент, я уже хотел было отправится спать, однако именно в этот момент в гостиной начали происходить странности. Первым делом Карта Крохоборов зашевелилась, выскочила из рук и взмыла на небольшую высоту. От такого поведения я буквально на секунду впал в ступор, а затем кинулся ловить беглянку. Будто бы забавляясь надо мной, кусок пергамент то подпускал меня к себе на расстояние пары дюймов, то взмывал едва ли не под самый потолок. Наконец, спустя несколько минут, вредная бумага всё же была поймана. И здесь приключилась вторая странность. Без всякой мысленной команды, Карта Крохоборов активизировалась, вновь показывая подземелья, только теперь вместо имен сотен обитателей Хогвартса на поверхности пергамента остались лишь две точки. «Солнышко» и «Почти брат». Двигаясь навстречу друг другу, они лучше любых слов говорили о намерениях Гермионы и Гарри. Стряхнув остатки дремоты, я бросился к выходу из гостиной.

— Быстрей! Быстрей! — звучало в голове. — Если ты опоздаешь, случится беда!

Эти мысли напрочь забили чувство страха за собственную шкуру. Не замечая никого, я нёсся к Гермионе и Гарри, лишь иногда останавливаясь, дабы отдышаться и свериться с картой. Седьмой этаж, шестой… Куда же они собрались? Пятый… Они остановились на втором этаже. Возвращаются вниз? Нет, они идут на третий этаж. Точно! Они направляются в Запретный коридор. Но зачем? Неужели хотят осмотреть место, где меня едва не схарчевали? Нет. Они свернули в другую сторону… и исчезли без следа. Как же… как же так? Они должны быть здесь! Я чувствую их — они рядом! Они…

— Кто же это любит нарушать правила? Не иначе мистер У…

— STYPEFY!!!

— Рон, ты чего охуел?!

— Ф…Фред?

— Ага, ты значит меня за Снейпа принял?

— Примешь тут, когда шипят у самого уха, — огрызнулся я. — Джордж очнись…. Тьфу ты. Finite Incantatem.

— Ну братишка, ну ты даёшь… Ты бы так лучше барсуков…

— …в тот раз так прикладывал.

— И приложу, если понадобится, — едва не прорычал я.

— А ум приложить, ты случаем не пробовал, — попытался разрядить нервозную обстановку Фред, однако увидев, что колкость не удалась, сменил тон. — Что же интересно тебя сподвигло на сей ночной забег? Мы с братцем Форджем едва успели за тобой.

— Карта ваша. Она показала…

— Стоп-стоп-стоп, Ронни, — прервал меня Джордж. — Мы же ещё вчера сказали тебе, что она не будет работать по крайней мере до завтра.

— Да? Что-то не припомню… Но она же работает! Вот взгляните: третий этаж, Запретный Коридор и здесь были две точки с Гермионой и Гарри. Они здесь что-то искали.

— Скорее не «что-то», а «кого-то», — возразил Фред. — Фамилиаров Основателей, к примеру. Ты ведь нам все уши прожужжал о них. И я даже могу сказать, куда они направились: в Запретный Лес. Именно здесь…

— …находится один из тайных ходов, ведущих туда. Мы даже можем тебе его показать, но при одном условии.

— Что вы хотите? — раздражённо спросил я.

— Мы идём с тобой, — дружно ответили близнецы.

— И речи быть не может. У вас травмы…

— Царапины, на которых прекрасно действует заклятье заморозки.

— А если там…

— Тебе не нужна помощь, братишка?

— Эх, драклы с вами. Я согласен, только потом, если свернёте себе шеи, не говорите, что я вас не предупреждал.

— Ну вот, так-то лучше, — с довольной улыбкой подбодрил меня Фред.

— Только надень сперва вот это. Как-никак не на пикник идём, — добавил Джордж, извлекая из своего безразмерного кошелька шапку и тёплую мантию.

* * *

Братский совет оказался нелишним. Едва мы оказались в Запретном Лесу, как нас мгновенно окутал пронизывающий до костей мороз. Странно, а ведь погода-то сейчас была тихая. Можно даже сказать, слишком тихая: ни ветерка, ни звука. Такое ощущение, будто рядом заночевали дементоры. Вот с кем, с кем, а с этими тварями встречаться сейчас хотелось меньше всего, сии… Да что же это за напасть такая?! Lumos! Ну вот так-то лучше, а то уже четвёртый раз подряд огонёк гаснет. А вообще с магией здесь происходила какая-то непонятная хрень: Карта Крохоборов, активизировавшая было на выходе из коридора, окончательно погасла спустя несколько минут, чары тепла — развеивались, заклятья поддержки — тоже сбоили. Близнецы несколько раз пытались наложить их на свои травмированные кости, но в итоге, махнув на сие безнадёжное дело рукой, плелись позади меня. Я же, глядя на то как Фред хромает, а Джордж стискивает зубы дабы не стонать в голос, сто раз успел пожалеть, что не отправил этих двоих в кровати. Чем я вообще думал, когда брал их с собой? Использовать братские умения в бою? Не смешно. Боевая ценность Фреда и Джорджа представляла из себя скорее отрицательную величину. Они и сейчас держатся на одном уизливском упрямстве. Если, не дай Мерлин, они попадут в капкан… Накаркал. Лёгкий щелчок сработавшей ловушки оповестил меня о самом худшем варианте развития событий. Затем был резкий удушающий запах черёмухи, тщетная попытка вспомнить заклинание головного пузыря и провал в темноту.

* * *

— Очухались? Ну вот и славненько. И чо мне терь с вами, охламонами, делать?

Бас старины Хагрида трудно было перепутать с кем-либо ещё. Да уж, ситуёвина хуже не придумаешь. Мы трое заперты в хижине лесничего, одурманены какой-то гадостью, от которой до сих пор слезятся глаза, а дышится через раз. Палочки Хагрид отобрал ещё в лесу и теперь держит у себя в шубе. Извлечь их оттуда — задачка не из простых, но даже если нам незаметно удастся овладеть инструментом, вырубить великана вместе с охраняющим двор Пушком (милая трёхглавая зверушка размером с двух раскормленных бычков), как нам искать Гермиону и Гарри? Карта не работает, а начавшийся снегопад замёл все следы. Одним словом, я подвёл Гермиону. Я дал себе зарок оберегать её, а вместо этого сижу на раздолбанном диване и потягиваю непонятное травяное пойло с твердокаменными кексами. Герой, блядь…

— Ну чо так значится молчать будем? Ну и ладушки: моё дело — сторона. Ужо профессор-то Дамблдор вспыпет вам под первое число. Не, ну чо ж за нелёгкая вас в лес понесла, да ещё в такую темень.

— Это мы за мандрагорой охотились, — соврал Джордж.

— Тю? А к Помоне значится не судьба сходить было? У неё этого добра — полные закрома. Ток на кой они вам сдались? От них вой один…

— Э, мистер Хагрид, — протянул в ответ Фред. — У мадам Спраут мандрагоры-то обычные, а нам нужны особые рождественские. А они только в Запретном Лесу и расцветают как раз перед Рождеством.

— …и поют так дивно, что если ты с кем в ссоре и дашь ему послушать как наша лапочка колядки распевает, то все распри мигом забываются, — продолжил нести чушь Джордж.

— Иди ты, — удивленно пробормотал лесничий. -А чо ж я-раньше-то про неё не слыхивал? Я ж почитай пятый десяток тут живу.

— О, мистер Хагрид, тут такая знаете ли занятная история. Где-то год назад…

Близнецы наперебой понесли такую дикую околесицу, достойную пера покойного Ксено Лавгуда, что даже Клык — здоровенная слюнявая псина — прижал лапы к голове, словно бы говоря: неужели в это хоть кто-то поверит? Тем не менее, Хагрид верил. Во взгляде полувеликана отражалась целая гамма чувств от затаённой боли до хрупкой надежды на чудо. Странно, но именно в этот момент мне показалось, будто вместо хранителя ключей передо мной возникли бабушка с дедушкой. Вот, казалось бы, ну чего общего может быть у здоровяка-лесничего и двоих угасающих волшебников? Тем не менее, оно было. Страх и надежда. Всякий раз, когда мы навещали папиных родителей, они глядели на нас так, будто в четверых малышах заключена последняя надежда рода Уизли. Общаясь со мной, Джинни, Фредом и Джорджем, дедушка с бабушкой — немолодые люди, обременённые болезнями и проклятиями, словно бы отбрасывали свой тяжкий груз, радуясь малейшим нашим успехам. По контрасту с такой идиллией, отношение папиных родителей к Перси было весьма прохладным. Да чего там говорить: мой всегда дисциплинированный старший брат начинал форменно капризничать всякий раз, когда наша семья намеревалась отправится в Беркшир.

— Пожалуйста, не отправляйте меня туда, — едва не плача повторял он. — Он меня ненавидит, зовёт выблядком! Пожалуйста не отправляйте меня к ним…

Слыша такие слова, я тихонько хихикал в кулак, потешаясь над слишком правильным братцем, мама отводила глаза, а отец принимался уверять Перси, будто тот ошибается. Увы, это была ложь. Правда же открылась вскоре после смерти бабушки. Во время поминок, я, сам того не желая, стал свидетелем разговора между папой и дедушкой и пускай они говорил вполголоса, эти слова навсегда остались в моей памяти.

— Я больше не желаю их видеть! Никогда! — чуть ли не рычал дед. — Я пускал их в дом лишь из-за доброты Сэдди, но теперь с меня хватит.

— Отец, как ты можешь? Они же твои внуки!

— Внуки?! Они мне не внуки! Они выблядки, из-за твоей бесхребетности незаконно носящие фамилию Уизли! Они…

Дальше я слушать не стал. Перед моими глазами тогда рушился целый мир, где жизнь была солнечной и ясной. Всё это оказалось ложью с первого до последнего слова…

* * *

— Ну не ребят, не могу я вас отпустить, — голос Хагрид, разгоняя марево нахлынувших воспоминаний, вернул меня в реальный мир. — Вот куды вы пойдёте в такую пургу?

— Но ты ведь сам ходишь в любые дебри!

— Ну я на то и я чтоб по буреломам шастать. К тому же лес-то я почитай, как свои пять пальцев знаю, и то душегуба выследить не могу.

— Какого ещё душегуба? — с ужасом спросил я: бесхитростные слова лесничего пробудили во мне липкий страх.

— А такого, что почитай третью неделю как на единорогов нападать повадился. Двоих животин сгубил, окаянный, да ещё полдюжины покалечил. Я к директору и так, и сяк: мол давайте егерей пригласим — не справляюся я один с тем паскудником.

— А он? Почему он не послал за охотниками?!

— Ну… директор у нас человек занятой, — в этот момент Хагрид задумался, точно стараясь отыскать в логике Дамблдора рациональное зерно. — С вами, спиногрызами тетёшкается. Не досуг ему видать пока. Ну, а сынок, как прознал про то, и говорит мне: не боись, бать, подсоблю тебе. И вишь чего удумал? Скупил значится по дешёвке у клужских маглов гадости вонючей, которую они черёмухою кличут, у себя на заимке доработал и мне с оказией прислал. Ну а я значится её-то по лесу и расставил.

Эту речь хранитель ключей произнёс с простодушной гордостью, я же от таких слов выпал в осадок. Что же получается? Буквально в двух шагах от Хогвартса бродит абсолютно свихнувшийся ублюдок и никому до него нет дела, окромя двоих Хагридов. Да и то непонятно, чего в телодвижениях папаши с сынулей больше: вреда или пользы. Ведь, если они весь лес истыкали своей «черёмухой», то возникает ровно один вопрос: почему от неё не потравилось местное зверьё? Или всё-таки потравилось? Эх не о том я сейчас думаю! Не о животных мне надо размышлять, а о том, каким образом можно отыскать Гермиону и Гарри. Они похоже не подозревают в какую беду влипли…

Моя нервозность передалась близнецам. Кивнув брату, Фред потянулся рукой за пазуху. Джордж всё понял без слов и открыл было рот, дабы вновь начать заговаривать лесничему зубы, однако именно в тот момент сработал закон подлости. Едва Фред засунул руку в безразмерный кошель, дабы извлечь оттуда запасную палочку, как в хижине раздался резкий звон. Хагрид вскочил точно ошпаренный и, нечаянно толкнув близнеца, обезоружил его. Тем не менее, лесничий никак не отреагировал на неудачную попытку нападения. Взгляд Хагрида уткнулся в дальнюю стену хижины, где висело три дюжины колокольчиков, один из которых дребезжал во всю мочь.

— Итить твою растудыть! Вот негодники — аж до Хельгиного Лужка добрались! У ваших там в лесу мёдом штоль намазано? — пророкотал великан, риторически обращаясь к нам. -Сидите тута и не суйтесь никуды! Клык, ко мне!

Прихватив арбалет с фонарём и взяв с собой пса, Хагрид буквально вылетел из хижины, не оставляя нам ни малейшего шанса выскользнуть вслед за ним. Я тщетно пытался вышибить дверь или разбить окно: лесничий оказался не таким уж обалдуем, заранее наложив на стены чары неразбиваемости. К счастью, близнецы сумели сохранить в данной ситуации трезвую голову. Отстранив меня, Джордж начал читать сканирующее заклинание, стараясь отыскать в двери слабое место. Наконец, после нескольких бесконечно долгих минут лицо брата просветлело.

— Ха, а я опасался худшего, — с вымученной улыбкой произнёс он. — Заклятье у старины Хагрида крепкое, но на редкость дубоватое. Так, народ, мне нужна тишина. Это в основном касается тебя, Ронни. Я понимаю, что ты волнуешься за ребят, но постарайся посидеть спокойно. Дело тут плёвое, но сам знаешь, что бывает, если у меня кипешат под рукой.

Я стиснул зубы и, сев на кровать, попытался успокоиться. Увы, сделать это оказалось не так-то просто. Несмотря на заявление Джорджа, работа шла томительно медленно. Несколько раз заклинания брата срывались, вызывая у него тихую ругань, однако спустя несколько секунд он вновь брал в руки палочку и заново начинал колдовать. Не знаю сколь долго продолжалась борьба замка с отмычкой: время для меня словно перестало существовать. Пока Джордж старался найти способ выбраться из нашего каземата, я мысленно обращался к Мерлину, предкам, магловскому Богу, лишь бы хоть кто-нибудь из них помог младшему из близнецов [4]. Не знаю, были ли мои мольбы услышаны, но в конце концов брату повезло. После неизвестно какого по счёту взмаха палочки, в замочной скважине раздался щелчок, дверь открылась, и мы кинулись наружу, чтобы, сделав несколько шагов, замереть на месте.

Сквозь пелену разыгравшейся метели на нас уставились три пары очень недобрых глаз. Пушок! Взламывая защиту, мы напрочь позабыли об этой скотине, перекрывавшей теперь единственный путь к лесу. Несколько секунд от цербера не было слышно ни звука, затем из одной из пастей раздался не то приглушенный рык, не то грозный скулёж. Лишь теперь я обратил внимание, что земля под ногами гигантского пса оказалась буквально изрыта. Пушок изо всех сил пытался сорваться с цепи и побежать вслед за хозяином, но сделать это оказалось не так-то легко. На совесть сработанная цепочка крепко держала собаку.

Меж тем близнецы первыми вышли из оцепенения. Выхватив палочки, ребята начали произносить слова оглушающего заклятья. Одновременно с этим Пушок злобно зарычал. Лишь в самый последний момент мне удалось предотвратить бой с неясным исходом. Резко подняв руку в предупреждающем жесте, я шагнул к церберу. Мой замысел нельзя было назвать иначе, чем безумным, но терять нам теперь было нечего. Пока Фред с Джорджем тревожными взглядами буравили мне спину, я лихорадочно вспоминал слова Гермионы о трёхглавых псах.

— Церберы отменные сторожа, — бесконечно давно говорила она. — Их интеллект позволяет им принимать даже мысленные команды хозяина.

Не знаю, кем мы были для Пушка: хозяйскими гостями или хозяйскими трофеями, только сейчас я пытался не приказывать, а просить.

— Я не враг Хагриду, — мысленно произнёс я, делая шаг в сторону цербера. Взгляд собачьих голов оставался по-прежнему враждебным, но злобный рык прекратился.

— Твой хозяин в беде. Ему и Клыку грозит опасность. Страшная опасность, — всё так же мысленно продолжил я, позволяя трём головам меня обнюхать.

— Но мы сможем помочь тебе. Мы разобьём цепь, а ты довезёшь нас к нему.

Ответом мне послужило тягостное сопение. Почувствовав, что в моих словах отсутствовала ложь, Пушок фыркнул, лёг на землю и уставился на привязь.

— Круши её! Ломай цепь! — крикнул я Фреду и Джорджу.

Дружное братское Relashio оказалось лучшим ответом. Близнецы с остервенением принялись метать заклятья и вскоре раздался долгожданный треск. Цепь оказалась сломана. Почуяв свободу, Пушок тряхнул мордами, точно велев нам залезать к нему на шеи. Не став утомлять пса долгим ожиданием, я первым залез на спину цербера и, оседлав центральную шею, крепко вцепился в ошейник. Следом, после секундной оторопи, за мной последовали близнецы. Взобравшись на пса, Фред уселся слева, а Джордж — справа от меня. Едва последний успел схватиться за ошейник, как трёхглавая псина мгновенно рванула с места в карьер, заставив нас изо всех сил прижаться к бегуну. Дальнейший путь заполнился весьма смутно. Свист ветра в ушах, слепящий снег, проносящиеся мимо стволы вековых деревьев, больно хлещущие ветки — всё это слилось в такую дикую мешанину звуков и образов, что невозможно было понять где правда, а где игра воображения. Каждый прыжок пса отдавался ударом по всему телу. Иногда казалось, будто я начинал соскальзывать и лишь врождённое семейное упрямство держало меня в «седле».

— Хельгин лужок, — мысленно проносилось в моей голове. — Мы должны быть там! Мы доскачем, доползём! Хельгин лужок…

Эти два слова действовали лучше всякого бодроперцового зелья, отгоняя страх с тошнотой, и наполняли естество ощущением грядущей схватки, которая начнётся буквально вот-вот. Те же чувства, как пить дать, испытывали близнецы. По их ошалелым взглядам, я догадался, что скоро мы будем на месте. И ошалеть было от чего. Теперь, когда Пушок стал замедляться, я тоже смог разглядеть творившуюся вокруг мордредову пляску. Деревья, ещё недавно покрытые снегом, стояли сперва голыми словно ранней весной или поздней осенью, затем с набухшими почками, точно в апреле и, наконец, полностью покрытыми листвой, будто на дворе стояло лето. Но самое странное в происходящем заключалось в погоде. Несмотря на царящие вокруг цветение, тот нутряной холод, который встретил нас на выходе из Хогвартса властвовал по всюду, превращая всякое дыхание в крайне болезненную пытку. Хуже всего от этого приходилось Пушку. Каждый прыжок давался псу со всё большим трудом, из глоток вырывался натужный хрип, из пастей вытекала и тут же замерзала слюна. Наконец, когда цербер начал спотыкаться на ходу, я мысленно попросил его остановится. Пёс подчинился с явной неохотой. Когда же мы спустились на твёрдую землю, Пушок взглянул на нас с таким видом, словно бы извиняясь за собственную немощь. Дальше нам предстояло идти одним.

Оставшийся путь до Хельгина лужка вышел недолгим. Уже спустя пару минут мы выбежали на огромную цветущую поляну, в самом центре которой кипел неравный бой. Изнемогая от напряжения, Гермиона держала защитный контур, медленно отступая, но не давая громадной напоминающей окуклившуюся первозданной тьмой гусеницу твари прорваться к безоружному Гарри. Последний, стоя на небольшом возвышении, словно бы не замечал творившегося вокруг него. Весь взор парня был обращён на лежащего у его ног крупного единорога. Выписывая руками замысловатые жесты, бывший Поттер произносил нараспев какие-то фразы, смысл коих ускользал от моего разумения. Пользуясь тем, что тварь пока не замечала нашего присутствия, мы трое одновременно атаковали врага.

— Lumos Solem!

— Reducto!

— Sectura Maxima!

Слепящее заклятье Фреда пролетело сквозь тварь, не причинив ей ни малейшего вреда. Дробящее проклятье Джорджа поглотилось защитным коконом. Мои же режущие чары вообще не достигли порождения Мордреда, развеявшись где-то в нескольких ярдах от кокона. Словно отвлекшись на назойливую муху, тварь буквально на миг отвернулась от Гермионы. Одно малозаметное движение и в нашу сторону полетели мириады ошмётков тьмы. Лишь вбитая короткой аврорской службой реакция позволила мне на одних инстинктах сотворить защитную полусферу. Весьма вовремя! Тусклый свет сработавшего обережного заклятья отразил черную магию, давая близнецам возможность повторить атаку. Увы, но вместо того, чтобы кинуться на монстра, Фреду и Джорджу пришлось уйти в глухую защиту.

Ошмётки мордредовой магии, упавшие рядом с нами, задымили, едва коснувшись травы. Пару секунд спустя нас окутал плотный ядовитый смог, единственным спасением от которого стало заклинание головного пузыря, мгновенно сотканное младшим из близнецов. Став спина к спине, мы изготовились к атаке, коя не заставила себя долго ждать. Буквально в следующую секунду в тумане возник силуэт костлявой фигуры, в которую я тут же метнул Seco. Раздался сухой треск и к нашим ногам свалился располовиненный заклятьем скелет. Плоти на нём давно не было, кости почернели, между рёбрами набилась земля. Некромант! И самое паскудное — весьма опытный. Только такие умели вдыхать в давно мёртвые кости подобную уродскую форму нежизни.

Дальше начался форменный ад. Со всех сторон нас атаковали скелеты. Возникая из смога, они старались задавить нас числом, рассыпались под заклинаниями, разваливались будучи отброшенными щитовыми чарами, отступали и вновь нападали с разных сторон. Сколько их было? Десятки? Сотни? Тысячи? Ядовитый туман плотно скрывал наших врагов и пил наши силы. Очень скоро я почувствовал, как руки начали каменеть, а заклятья — терять силу. А это было очень хреново: так действовала Йоркширская Хмарь. Никто не мог выдержать больше десяти минут среди той пакости. Да что там десять минут: близнецы уже сейчас начали сдавать. Джордж, несмотря на головной пузырь, задыхался Фред же шатался словно пьяница опосля третьей бутылки виски, стоя ногах лишь благодаря братской помощи. Понимая, что таким аллюром нас банально сомнут, я лихорадочно перетряхивал закоулки памяти, надеясь отыскать там средство против Йоркширской Хмари. Увы память молчала, точно контрабандист в Аврорате, зато близнецы отличились.

— Bombarda!

— Insendio!

И именно в этот момент я вспомнил строжайший академический запрет на использование этих двух заклятий на участках, окутанных ядовитыми газами. Смесь отравы, пламени и взрывных чар породило огненный смерч, единственной защитой от которого стало падение в траву. Повалив близнецов, я успел-таки поставить щит, прежде чем нас накрыло ударной волной.

* * *

У-у-у! Су…Где я? Что это за шум? Фред! Джордж! Что с вами? Ничего не слышу, словно кто-то убрал из этого мира все звуки. Я попытался встать на ноги. Голова нещадно кружилась, лицо и руки зудели от ожогов, меня изрядно мутило. Да уж, как сказал бы наставник Каннингем: доброе утро, госпожа контузия. Крепко нас приложило, а могло приложить ещё круче, если б не защитная сфера и не зимние мантии. На совесть работает мадам Малкин, ох на совесть! Вот ни за что бы не догадался, что в них есть шерсть гебридского варга… Зато и мы тоже не подкачали — крепко мертвякам вдарили: пол лужка спалили, скелетов на головешки извели, хмарь развеяли, некроманта… Н-е-е-т!! Сука! Не трожь Гермиону!

Совершенно позабыв о контузии, я кинулся в сторону обессиленной Герми, над которой тварь уже занесла свою костлявую клешню. Да, теперь порождение Мордреда предстало в своём истинном облике — обтянутом пергаментного цвета кожей скелете с двумя черепами, глазницы, одного из которых светились алым цветом. Нарочито медленным движением, чудовище совершало замах для добивающего удара. Мое солнышко не двигалось, завороженно глядя на своего палача. Герми, очнись! Не слыша собственного вопля, я непонятно как в одно мгновенье преодолел разделяющее нас расстояние и, вцепившись некроманту в горло, повалил его на траву. Тварь трепыхалась, обдавала меня смрадом, несколько раз ударила клешней в левый бок. Тщетно. Придавив чудовище к земле, я раз за разом бил его свободной рукой, вкладывая в каждый удар ярость, скопившуюся за последнее время. Наконец, когда порождение Мордреда достаточно ослабело, настало время добить тварь. Сунув пальцы в глазницы черепов, я что есть силы столкнул головы друг с другом, разбивая их к Мордредовой мамаше. Это была победа! Раздался ужасающий предсмертный стон и драклово порождение рассыпалось в прах. Затем наступила удивительная, звенящая тишина, в которой слышалось далекое уханье филина, шелест ветвей, лёгкая позёмка да тяжелое дыхание ребят.

— Рон? — голос Гермионы первым нарушил молчание.

— Да, солнышко, это я.

— Рон? Нет… нет только не это, — теперь Герми плакала навзрыд.

— Ну-ну, успокойся, родная. Не мог же я тебя бросить…

— Нет!! Рон, милый, родной, очнись!! Ты победил, пожалуйста….

Я хотел успокоить любимую, но лишь сейчас заметил, что она меня не видит. В следующий момент всё стало на свои места. Гермиона ползком бросилась вперёд и упала на… моё тело. Впрочем, можно ли назвать подобным словом, то что когда-то звалось Рональдом Уизли? Да, напрасно я недооценил тварь. То, что представлялось безобидными тычками, разворотило рёбра и спалило сердце; смрад, казавшийся чем-то вроде навозной бомбы, начисто сжёг лицо, а от ударов, разбивших некроманту черепа, руки обратились в головешки. Ничего из этого я не заметил. Говорят, будто в старину подобное случалось с боевыми магами-берсерками, не чувствовавшими в пылу битвы даже самых страшных ран, пока последний враг стоял на ногах. И вот теперь тоже самое произошло со мной: я победил, и я мёртв. Это поняли контуженные близнецы, Гарри, обессиленный долгой волшбой, но пытающийся утешить сестру. Даже мнущийся в стороне Хагрид, полузадушенный чарами сгинувшего некроманта, сообразил, что к чему. Одна лишь Гермиона не желала признать очевидного. Раз за разом, она обрушивала на мою тушку заклятья реанимации, пока Гарри не вырвал из её рук палочку.

— Остановись, Герми, — сдерживая слёзы, произнёс он. — Ты не поможешь ему. Он мёртв.

— Он… Я во всём… виновата! Из-за меня он погиб, я его сгубила… Будь я проклята!!! Рон, милый, родной, любимый, прости меня…

Гарри обнял сотрясающуюся в рыданиях Гермиону. Вскоре к нему присоединились Фред и Джордж. Лица близнецов были абсолютно потерянными и безжизненными от горя. Несчастье объединило всех четверых, перечеркнув дрязги, случившиеся за прошедшие месяцы. Застыв, точно магловские статуи, Гермиона, Гарри, Фред и Джордж не сразу заметили, как к ним подошёл единорог. В отличии от своих собратьев, этот жеребец был раза в полтора крупнее, а его рог сиял золотистым цветом. Недовольно фыркнув, он посмотрел на ребят. Первой отреагировала Гермиона. Подняв красное от слёз лицо, солнышко взглянула на зверя и в её взоре мелькнула безумная надежда.

— Верни его. Умоляю, верни его. Мне больше ничего не надо — пусть Рон оживёт!

Взгляд единорога выразил разочарованность, но Герми не отступала.

— Ты ведь можешь сделать это! — с уже явной угрозой произнесла она. — Мы пробудили в тебе кровь Гамлета — так отдай частицу…

Угрожающе фыркнув, единорог мотнул головой.

— Почему?! Верни его!! Верни, — с яростью дикой кошки Гермиона рванулась вперёд, выхватывая из-за пояса кривой нож и нанося режущий удар в область горла.

В тщетной попытке уберечь любимую от непоправимой ошибки, я попытался схватить её за руку и здесь произошло чудо. Герми застыла в движении… Нет, не так: весь мир вокруг застыл.

— Ну что, ты и дальше будешь вот так стоять, и смотреть как твоя жена губит собственную душу? — раздался чуть ироничный женский голос.

Я обернулся. За моей спиной возникла немного полноватая женщина лет тридцати, облаченная в серое домотканое платье. На посторонний взгляд её можно было принять за зажиточную крестьянку. Повязанный на голове платок, из-под коего выбивались несколько прядей тёмно-русых волос, широкий пояс, на котором было закреплено несколько мешочков, руки, привычные к работе с прялкой — создавали иллюзию беззащитности. Весьма опасную, скажу вам, иллюзию. В сказках Бидля не раз повествовалось, в какой просак попадали глупцы, задумывавшие облапошить Хельгу Хаффлпафф.

— Я жду ответа, Рональд из дома Годрика, — терпеливо повторила Основательница.

— А что я по-твоему могу сделать? Она не слышит меня.

— Многое, питомец Годрика, весьма многое. В тебе, к примеру, есть зачатки мага времени. Одна беда — их надо было взращивать с младенчества, а теперь, увы, поздно. Великим чародеем ты уже не станешь, да и мастерства тебе не достичь.

— Очень смешно. Ты рассуждаешь о каких-то там зачатках, позабыв об одной мелочи: я, как ты возможно заметила, мёртв.

— Неужели? — на лице Хельги скользнуло искреннее удивление. — А тебя не смущает, что ты всё ещё здесь? Призраком ты бы не остался — не тот у тебя характер, но и в Горний Мир тебе пока рановато. Догадываешься почему?

— Меня держит незаконченное дело. Я дал Годрику зарок отыскать ваших фамилиаров и поэтому я тут.

— Складно говоришь, только в этом ли всё дело?

— Ещё на мне висят два Долга Жизни.

— Один, — поправила меня Хельга. — Одну виру ты уже выплатил да к тому же ещё одна тебе причитается. Только опять ты не про то речь ведёшь.

— Тогда в чём же дело?

— Вот скажи мне, где мы сейчас находимся?

— В Запретном Лесу, — ответил я и после небольшой заминки добавил. — На Хельгином лужке.

— Именно. Когда-то тут стояла хижина, кою ещё мама моя поставила, и однажды вечерком на её пороге оказался полумёртвый Годрик. Девять дней пролежал колодой, уж я его мазями тёрла, отварами поила — думала загнётся болезный. Ан нет на десятый оклемался, охальник, и ко мне в постель залезть удумал… Эх, золотое было времечко, — голос Хельги обрёл мечтательность, однако затем женщина вернулась с небес на землю. — Ох, заболталась я с тобою. Так о чём это я?

— О лужке и хижине, — слегка ошарашенно пробормотал я.

— Ах да, о хижине. Не зря мамаша хижину здесь поставила. Сила тут немереная изливается, а крови пролито — не сосчитать.

— Сила? Здесь? А как же Хогвартс? Он же построен на самом мощном источнике Британии.

— Эх, молодо-зелено. Сила-то силе рознь. Говорила я ребятам: тут надобно дом ставить, так нет же — не послушались. Из-за Равенны-гордячки у озера замок поставили… Ну да ладно, Бог ей судья. Ты же своим друзьям помог, зарок частично исполнил — Гамлета моего разбудил, меня из Шляпы вызволил, а значит задолжала я тебе. А долг, как ты слышал, платежом красен.

— Ты можешь оживить меня? Но моё тело почти уничтожено!

— Ну и что? Когда сюда Ужика после той заварушки со скальдом норманнским притащили, от него почитай горстка пепла оставалась и ничего. Собрала я его как миленького — потом ещё семь седмиц прожил — не тужил даже пару ребяток заделать успел.

— Так значит ты некромант, — озадаченно произнёс я.

— Ну коли хочешь звать меня так — зови. Или ты испугался чего?

— Скорее удивился. Мне всегда казалось, будто если кого из Основателей считать магом смерти, то это Слизерина.

— Ой, насмешил! — радость Хельги была абсолютно искренней. — Да Ужик в земляной волшбе ничего не разумел. Вот по водным чарам мастаком был — это да. А откуда зерно родится? Откуда лес растёт? Куда мы до труб архангеловых уходим?

— В землю, — догадался я. — Значит ты готова вернуть меня. Но какова будет твоя цена? Вы, некроманты, никогда ничего не делаете за просто так.

— Цену хочешь узнать? Будет тебе цена. С женой своей ты помирится должен будешь. Вы перед Господом — одна плоть, вот и живите в мире. А чтоб помнили об этом, будет вам двоим от меня отметина небольшая. Ну что, Рональд из дома Годрика, согласен ли ты на такую цену?

— Согласен. Что мне нужно делать?

— Тебе — ничего, а вот Гамлету поработать придётся. Ну что, егоза, поможешь горемыке?

Единорог, до того стоявший словно истукан, фыркнул и потрусил в нашу сторону. С каждым шагом свечение его рога становилось всё более ярким. Наконец, поравнявшись с нами, зверь наклонил голову, касаясь рогом моей груди. От нестерпимой боли я вскрикнул и чуть не рванул прочь. Лишь обретший властность голос Хельги заставил меня замереть без движения.

— Терпи, воин, и помни. В другой раз спасти тебя не сумею, — её слова эхом отдавались по округе, перекрывая собственный крик.

Невиданная сила Хельги закружила меня в безумной круговерти, подняв высоко над поляной, а затем резко бросив на землю. От удара я застонал и, вдохнув морозный воздух, приподнялся на локтях. Все тело ломило, только это было такой мелочью, в сравнении с главным. Живой! Я жив, Герми!

— Рон!!! — с радостным визгом Гермиона кинулась мне на шею.

Её карие глаза светились бесконечной радостью. Обняв меня, любимая раз за разом, словно какое-то заклинание, ласково повторяла моё имя. Я же просто слушал музыку её голоса, вдыхал запах её тела и пребывал на седьмом небе от счастья. Я был счастлив…

* * *

Ночь перед Рождеством незаметно подходила к концу. В последний раз оглядев запорошенный метелью Хельгин Лужок, мы не спеша поплелись в Хогвартс. Дело было сделано — первый из фамилиаров Основателей пробудился. Пускай он пока ещё не обрёл воспетую в легендах полную силу, но даже сейчас мощь, исходившая от единорога, потрясала. Походя бросив взгляд в сторону очухавшегося Хагрида, питомец Хельги мигом поверг школьного лесничего в замешательство. Взгляд великана красноречивей любых слов говорил, что единорог сообщил ему нечто важное, поэтому весь путь до тайного хода хранитель ключей проследовал в молчании, не обращая внимания ни на виноватое поскуливание трусишки Клыка, ни на тяжелое дыхание цербера. Молчали и мы. Сил на болтовню не оставалось. Может потом Гермиона и Гарри расскажут нам о ритуале, а я поведаю о встрече с Хельгой. Только это будет потом. Сейчас же мы просто наслаждались тишиной, слушали дыхание друг друга и шли, шли, шли…

С великаном нам пришлось расстаться у тайного хода. Окинув нас прощальным взглядом, Хагрид вздохнул и, после недолгого размышления, заговорил.

— Вы это, заходите ко мне, если чо. У меня-ить чай знатный. И… не серчайте на меня: я-вить не со зла. И этого… весёлого Рождества!

— И тебя с Рождеством, Хагрид, — хором ответили мы, прежде чем скрыться в лазе.

Путь в туннеле был краток. Выбравшись рядом с Запретным Коридором, Гермиона, Гарри, Фред, Джордж и я уже собрались было разойтись по спальням, когда почувствовали, что за нами кто-то наблюдает.

— Вот так-так, — произнёс знакомый тоненький голосок. — Сколько Уизли разом. Весёлого Рождества, леди и джентльмены. Может вы объясните мне, где вы столько времени пропадали, а то у нас столько событий без вас произошло?

Примечания

1. Рон неправ. Правильное название этого астрономического инструмента армиллярная сфера.

2. Рональд удивляется совершенно напрасно. В первой книге Невилл описывал своим одноклассникам, каким образом родичи пробуждали его магические силы. В частности, однажды его дядюшка нечаянно скинул мальчонку со второго этажа, однако тот не разбился, а отскочил от земли и попрыгал вниз по дорожке, точно мяч. Здесь ситуация оказалась сходной.

3. Рон несколько путает имя мастера — магическое истощение сказывается) https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%91%D1%80%D0%B0%D0%B3%D0%B5,_%D0%A2%D0%B8%D1%85%D0%BE

4. Не нашел источников, однозначно указывающих какой из близнецов раньше появился на свет. Будем считать, что это Фред.

Да уж: вот попали так попали. Хоть Филиус Флитвик в плане гадства и злопамятства находился далеко позади главного слизняка, очутится в крохотных лапках декана Равенкло также не сулило ничего хорошего. Наверняка полугоблин сдаст нас Дамблдору.

— Ну-с, господа Уизли, не желаете ли объяснить, где это вы пропадали всю ночь?

— Видите ли, профессор, мы охотились на рождественские мандрагоры, — начал врать Джордж, повторяя рассказанную Хагриду байку. — Наш брат Ронни поссорился с Гермионой, и мы решили ему подсобить…

— … проведя темный ритуал, тянущий минимум на пять лет Азкабана, — ехидно продолжил крохотный декан. — Молодой человек, эти басни оставьте для мистера Филча. Меня больше интересует, что же вы такого натворили в Запретном Лесу, если даже тут магический фон до сих пор штормит? Может расскажите, мистер Джордж Уизли, если конечно это ваше настоящее имя.

— Вы сомневаетесь в том, что я Джордж Уизли? — удивился младший из близнецов. — Кровью и магией клянусь…

— Так-так-так, господин Пришедший, оставьте эту мишуру. Подобные клятвы не являются для вас сколь-либо серьёзным ограничением, поэтому готов предложить вам два варианта. Первый: вы забываете о всех моих вопросах, и я отвожу вас к лорду Малфою.

— А почему к Малфою? — недоуменно спросил Гарри.

— А потому, мистер Грейнджер, что Люциус Малфой возглавляет совет попечителей Хогвартса и, на данный момент, является высшим должностным лицом в школе.

— А как же профессор Дамблдор? — не поняла Гермиона.

— Увы, миссис Уизли, но этой ночью с директором произошло несчастье. Дееспособного заместителя у него нет, поэтому власть переходит к следующему по старшинству, каковым является лорд Малфой. Однако можно поступить иначе. Вы проследуете в мой кабинет, где я выложу вам сведения, собранные за последние полтора года, а вы чистосердечно поведаете мне всё остальное. Ну так как вам такой вариант?

Мы молча уставились в пол. Подловил нас, профессор Флитвик, ох подловил. Сделать ему мы несмотря на численное превосходство ничего не можем. Я, Фред и Гермиона — едва передвигаем ноги. Гарри с Джорджем выглядят ненамного лучше и вряд ли справятся с мастером-дуэлянтом европейского уровня. Остаётся лишь покориться декану воронов: в конце-то концов ему пока что не нужны наши головы. С другой стороны, какая у нас альтернатива? Люциус Малфой на ножах с отцом и вряд ли ограничится нашим отчислением. Мордред знает, что на уме у этого пожирательского отродья.

— Скажите, профессор, а когда вы принесли присягу учителя? — наконец спросила Гермиона, чем повергла нас в недоумение: причём здесь какая-то присяга?

— На Лугнасад шестьдесят пятого года, миссис Уизли. Это была последняя церемония подобного рода. Спустя пару лет, новый директор отменил её как полный анахронизм.

— В таком случае, я апеллирую к праву, дарованному Хогвартсу Генрихом Седьмым, — торжественно произнесла моё солнышко, отчего во взглядах Гарри и близнецов мелькнула паника. Я же наоборот успокоился: аврорское чутьё подсказывало, что Гермиона отыскала единственно верное решение. — Согласны ли Вы принять мою чистосердечную исповедь?

— Однако не ожидал от вас такого, юная леди, — весёлым тоном пропищал Флитвик. — Давненько к деканам не обращались ни с чем подобным. Ну что же, дело становится всё интересней и интересней. Такое стоит обсудить в моём кабинете. Кхе-кхе. Согласно праву, дарованному мне клятвой учителя, я согласен принять вашу чистосердечную исповедь, Гермиона Уизли. А что насчёт вас, господа?

Я, Гарри и близнецы повторили слова Гермионы и, получив утвердительный ответ преподавателя заклинаний, пошли в сторону западной башни. Вот только путь туда оказался довольно извилистым. Вместо того, чтобы прямо подняться на восьмой этаж, преподаватель заклинаний двинулся в сторону Большого Зала, который, несмотря на раннее утро, оказался заполнен гомонящей толпой учеников. Словно не веря собственным глазам, студиозусы буквально со всех сторон обступили группу волшебников в целительских мантиях, стараясь получше разглядеть лежащего на носилках Дамблдора. Похоже в их головах не укладывалась пока, что скрюченный, безглазый, пускающий слюни старик с перекошенным лицом и директор Хогвартса был одним и тем же человеком. Зато всё это прекрасно понимал Люциус Малфой. Готов поставить галеон против кната, идея с публичным выносом тела конкурента на виду у всей школы принадлежала именно ему. Гляди-ка, да он прямо сияет, точно золотая монета. Видать прикидывает уже, кого из своих усадить в директорское кресло. Ну и пусть себе торжествует! Дамби и не таких оставлял с носом.

Та же мысль вероятно пришла в голову декану воронов. Бросив в сторону торжествующего Люциуса Малфоя слегка сочувственный взгляд, глава Равенкло подошёл к стоящему наособицу неприметному волшебнику средних лет. Я бы даже сказал к волшебнику среднему во всех отношениях: средний рост, средний возраст, среднее качество мантии, ничем особым не запоминающееся лицо — одним словом, Флитвик начал беседу с идеальным невыразимцем.

— Ну-с, Герберт, чего новенького вы готовы поведать старику?

— Боюсь — ничего, — без всякого интереса в голосе ответил маг, косясь в нашу сторону.

— Они со мной, — пресекая дальнейшие расспросы, проговорил декан Равенкло.

— Увы, ничем не могу вас обрадовать, Филиус, — всё также блекло ответил невыразимец. — Дверь в кабинет по-прежнему заблокирована, горгульи — не реагируют. Думаю, наши ребята не один месяц провозятся, взламывая замки. Древняя магия, знаете ли…

— Вы полагаете, именно она привела Альбуса…

— К ослеплению, трещине в основании черепа, многочисленным переломам рёбер и общему состоянию, близкому к растительному? Как знать, Филиус, как знать, — ответил волшебник, давая понять, что разговор окончен.

Такое обращения нисколько не обидело полугоблина. Сделав нам знак следовать за ним, Флитвик шмыгнул в одну из пустующих ниш и исчез. На несколько мгновений Гермиона, Гарри, близнецы и я застыли в недоумении, однако затем двинулись вслед за профессором. Секундой позже мы очутились в небольшой комнате с выходящими на Чёрное озеро окнами-бойницами.

— Добро пожаловать в мои скромные апартаменты, молодые люди, — пискнул декан воронов. — Попрошу присаживаться и угощаться. Разговор наш будет долгим.

Повинуясь безмолвному приказу учителя чар, перед нами возник столик с ароматным чаем и пирожными. Глядя на такое великолепие, никто из нас не смог устоять от подобной вкуснятины. Вымыв руки и скинув мантии, мы принялись утолять голод. Филиус Флитвик не торопил нас, глядя на пирующих студентов с небольшой долей снисходительности. Лишь однажды во взгляде крохотного профессора мелькнуло беспокойство. Это случилось, когда взор декана Равенкло остановился на моём свитере — подарке Джинни и Луны. Впрочем, беспокойство Флитвика было понятным. На когда-то белой со странным орнаментом одежде виднелись пятна засохшей крови. Моей крови: то чудовище, разорвав грудную клетку, попутно изничтожив мантию и сестринский подарок. Уже потом Гермиона кое-как починила одежду, а вот на её очистку сил у неё уже не хватило.

— Итак, господа, как я вам обещал, начну издалека. В прошлом году в Хогвартсе случилось прелюбопытнейшее событие: старый замок оказался наводнён шутихами, блевательными батончиками, забастовочными завтраками и прочими поделками, кои так любимы учащейся братией. За годы работы в школе, мне не раз попадались подобные самоделки, но в данном случае поражало количество и высокое качество работ. Установить авторов не составило проблем, ибо зачастую конфискованный товар имел на внутренней стороне небольшое слегка замаскированное клеймо «WWW», а про вашу, господа Уизли, мечту открыть магазин всевозможных волшебных вредилок знала вся школа.

На близнецов было жалко смотреть. Под испепеляющем взглядом Гермионы Фред с Джорджем покраснели и понуро склонили головы. М-да, похерили ребята всю нашу конспирацию — зла просто не хватает на этих осталопов. Славы им видите ли захотелось…

— Тогда почему же вы не доложили о нас директору, сэр? — спросил после краткого молчания Джордж.

— Я посчитал данное действие нецелесообразным. Надеюсь, господа, вы узнаёте эту игрушку?

Профессор Флитвик взмахнул палочкой, призывая с ближайшего шкафа нечто отдалённо напоминающее небольшую хищную птицу с лучащимися магией крыльями. Послушный воле декана Равенкло, чародейский орёл облетел комнату и пару раз обозначил атаку в сторону озадаченных близнецов. Что же касается остальных, то Гермиона, Гарри и я с открытыми ртами следили за полётом птицы, завороженные потрясающе красивыми переливами его крыльев.

— Ну-с, господа Уизли, как вам ваша пташка? Надеюсь, мой заказ показался вам интересным?

— Так это вы заказали… — одновременно выдохнули ошарашенные Фред и Джордж.

— Ну, пришлось прибегнуть к услугам выпускников, — с лукавой улыбкой ответствовал декан Равенкло. — Я задал вам эту работу, уважаемые, дабы вы, благодаря интересной задаче, отвлеклись от обычных шалостей. Надеюсь, она заставила вас поломать головы?

— Угу, — с печалью в голосе пробубнил Фред. — Мы две недели убили на решение.

— Вот это-то и насторожило меня. В самой задаче существовал ряд подводных камней, обойти которые первокурсникам, в силу незрелости магического ядра, было попросту невозможно. Каково же оказалось моё удивление, когда спустя краткое время я стал обладателем этого, не побоюсь данного слова, шедевра.

— Почему же вы решили, будто этого орла создали мы? — поинтересовался Фред. — Вполне возможно мы заказали его… ну, например, в Зонко.

— Хе-хе. Видите ли, в чём дело: у каждого волшебника имеется уникальный отпечаток ауры, который остается на любом созданным им предмете будь то зелье, артефакт или банальная игрушка. Если у вас хватит усидчивости и материалов для сравнения, то выяснить автора не составит особого труда. Окончательную же точку в столь необычном деле поставили экзамены. Надеюсь, молодые люди, вам знаком данный предмет? — с этими словами профессор Флитвик извлек из кармана мантии средних размеров разноцветный мяч.

— Это Кёльнский шар, — первой ответила Гермиона. — Старый немецкий артефакт, демонстрирующий магическое созревание юноши или девушки.

— Абсолютно верно, миссис Уизли, — с улыбкой произнёс Флитвик. — Небольшой дополнительный вопрос на экзамене и вам, Джордж, без труда удаётся поднять его с помощью заклятия левитации, тем самым раскрывая себя. Фред же, оказались именно тем, кем являлись: талантливым, но всё же первокурсником. Всё, как видите, достаточно просто.

— Как я помню, на одном из ваших уроков вы тоже предложили мне поднять этот шар Wingardium Leviosa, в качестве задания повышенной сложности,— задумчиво произнесла Герми. — Получается, вы заподозрили меня. Интересно почему?

— Хороший вопрос, юная леди. Дело в том, что ещё в феврале директор обмолвился о некой не по годам амбициозной девочке, буквально вьющей верёвки из младшего сына Артура. Девочке, всегда добивающейся своей цели, будь то усыновление собственными родителями знакомого мальчика-мага из приюта или установка вполне равноправных отношений с одним молодым, но высокопоставленным гоблином из Гринготса. Так уж получилось, что я состою в довольно близком родстве с Тингом — он мой четвероюродный брат, поэтому, поговорив с кузеном, я убедился в обоснованности директорских слов.

— И после случая с Джорджем, решили проверить гипотезу относительно меня, — догадалась Герми.

— И снова в точку, юная леди. Странно, что с таким острым исследовательским умом вы не попали на Равенкло.

— Слизерин оказался более убедительным, сэр.

— Да уж, юная леди, вы проявили поистине слизеринскую изворотливость: талантливо разыграть полное бессилие с шаром, заставив бедного старика поверить в ошибочность предварительных выводов. И не стыдно ли было вам вот так облапошивать учителя? — последний вопрос Флитвик произнёс с нескрываемой иронией, получив в ответ не менее лукавую улыбку от Гермионы. — Но шутки шутками, однако в данной истории всё ещё присутствуют огромные белые пятна, касаемые, в первую очередь, вас, Рональд. Мне хотелось бы узнать о вашей роли в истории с Лавгудами. Ксенофилиус и Пандора были одними из лучших моих учеников и, кроме того, моими друзьями, поэтому их жуткая гибель вызывает у меня множество вопросов.

— Вы, профессор, говорите таким тоном, словно подозреваете, будто это я их самолично кокнул.

— Ну что вы, молодой человек, такими обвинениями я не бросаюсь. Вполне вероятно вы оказались в ненужное время в ненужном месте, став вместилищем одной из темных сущностей, в общение с которыми Ксено и Пандора вступили в последние годы несмотря на все мои увещевания.

От такого заявления профессора я лишь покачал головой: и этот туда же. Они там, сговорились что ли с МакКошкой? Та тоже утверждала будто во мне обитает подселенец, правда её фантазия ограничивалась «всего лишь» свихнувшимся от зависти аврором. Чего ждать дальше? Снейпа с заявлением об обосновавшемся внутри меня чешуйчатом доисторическом существе с щупальцами? Мой скепсис передался остальным. Если Гарри просто хмыкнул, а Гермиона тяжело вздохнула, то близнецы оказались не столь дипломатичными ребятами.

— Извините, сэр, — начал Фред. — Но мне кажется, что вы тут явно загнули…

— … или слишком рано начали праздновать Рождество, — продолжил Джордж, заслуживший при этом шиканье Герми.

— Вы так полагаете? — нисколько не обидевшись вопросил Флитвик. — По мне, данная гипотеза отлично объясняет многие вещи. Например, осознанное владение беспалочковой магией в столь юном возрасте или приступы ярости в отношении мистера Лонгботтома или кабальный магический брак с понравившейся девочкой и, наконец, отрицательная реакция на кёльнский шар — всё это идеально укладывается в одержимость бером — древним духом-подселенцем, обращающим человека в берсеркера. Тем более, что бер не даёт прочесть себя даже продвинутым легилемантам…

— Что?! Вы пытались залезть ко мне в голову?! — известие о том, что мелкий профессорок оказался такой же скотиной, как и все прочие привело меня в бешенство. — Да что же это за грёбанная школа?! Все, кому не лень лезут к тебе в голову! Снейп — лезет, МакКошка — лезет, Дамби — лезет… Разве только Филч не лезет и то потому что он сквиб!

— Рон, пожалуйста успокойся, сядь. Тише, прошу тебя, тише, — сжав мою руку, Гермиона зашептала нечто умиротворяющее, одновременно кидая в сторону Флитвика испепеляющий взгляд, от которого крохотный декан боязливо поёжился.

— Не кажется ли вам, сэр, — тон моей любимой стал поистине ледяным. — Что ваша гипотеза построена даже не на песке, а на гораздо более зыбком материале.

— Попрошу обосновать ваше утверждение, юная леди.

— Хотите обоснований? Пожалуйста. Начнём с самого начала. Я довольно поверхностно изучала материалы о магии скандинавов, но даже я знаю, что детей, предназначенных в прислужники Вотана, начинали готовить едва ли не с младенчества.

— Однако в данном случае, Ксенофилиус и Пандора могли действовать на свой страх и риск, к тому же описано несколько случаев, когда бера подселяли к отрокам — начал было возражать крохотный декан.

— Но Рон не отрок. Если бы мистер и миссис Лавгуд попытались сделать из него берсеркера, то попросту бы его погубили. Бер уничтожил бы его тело, не сумев подавить в нём взрослую душу.

— Взрослую? Тогда как в таком случае вы объясните отрицательную реакцию на кёльнский шар? — спросил декан Равенкло, из последних сил цепляясь за свою рушащуюся гипотезу.

— Wingardium Leviosa, — устало произнёс я, указывая рукой на артефакт. Послушный заклинанию шар поднялся.

— Погодите-погодите, — рассеянно пробормотал Флитвик. — Но на уроке вы не смогли… я ведь специально тогда…

— И когда это произошло? — уточняюще спросила Гермиона.

— Через четыре дня после Самайна.

— То есть вскоре после того, как Рона выписали из больничного крыла. И вы решили, будто человек, только-только оправившийся от тяжелых травм, сможет колдовать в полную силу?

— Да-с, красивая была гипотеза, — с явной грустью произнёс Флитвик. — Об этом аспекте я как-то не подумал. Каюсь. Такой конфуз на старости лет… И всё же, молодой человек, откуда на вашем свитере эти рунические знаки? «Ярость», «Доблесть» или вот… похоже на «Возрождение».

— Откуда-откуда — от сестёр, — буркнул я, всё ещё злясь на тупые домыслы декана Равенкло. — Луна и Джинни связали. Или вы думаете, будто это я самолично спицами стучал? И да, я понятия не имею откуда им известны об этих ваших рунах: до сего дня мне казалось, будто это обыкновенные закорючки.

— О нет, юноша, — в глазах Флитвика вновь мелькнул исследовательский интерес. — Эти, как вы говорите «закорючки» являются редкой разновидностью норманнской магической письменности, которой в совершенстве владели лишь избранные скальды. Даже я, потративший полтора десятка лет жизни на изучение рун, не смогу воспроизвести точный смысл вышитого на вашем свитере изречения.

— А как насчёт изречения, вышитого на безрукавке Гарри? — после краткого размышления спросила Гермиона. — Ты ведь помнишь, как Джинни тебе подарила…

— Подарила? — голос бывшего Поттера просто сочился ядом. — Скорее подлизаться задумала.

— Гарри!

— Что «Гарри»?! Ты ведь знаешь во что она выросла тогда.

— Гарри, прекрати немедленно!

— Прекратить? Ты опять готова защищать тех, кто сделали из тебя инвалида?! Опять готова сюсюкаться с рыжей потаскухой?! Да она и сейчас уже начинает походить на ту прилипчивую блядь!

От таких слов я сперва впал в ступор, а затем — в бешенство. Да кто он такой, чтобы вот так оскорблять сестру?! Слизняк, не могущий постоять за себя и десять лет честно служивший боксёрской грушей для своего жиртреста-кузена?! Даже жаль, что мы тогда вытащили его из Дурслькабана. Ну да ничего, мы и сами можем пересчитать ему рёбра.

Поднявшись одновременно с близнецами, я, не произнеся ни слова, заехал тому, кто когда-то был другом в солнечное сплетение. Мой удар вышел не слишком сильным, однако Фред с Джорджем не сплоховали и ходил бы Гарольд Грейнджер самое малое с помятыми боками, не вмешайся бы в сие дело Флитвик. Четыре произнесённых скороговоркой парализующих заклятия, и драка оказалась затушена в зародыше.

— Я конечное понимаю ваше возмущение, молодые люди, однако я не позволю превращать серьёзный разговор в кабацкую потасовку. А вы, мистер Грейнджер, соблаговолите объяснить причину вашего поведения.

— Вы желаете правды? Ну что же, профессор, готов поведать вам свою историю. Когда-то давно меня звали Гарри Джеймс Поттер. Мальчик-Который-Зачем-То-Выжил-Дабы-Стать-Марионеткой. Всю жизнь я плясал под дудку Дамблдора, раз за разом рисковал собственной шкурой, получая от бородатой твари в ответ лишь одобрительную улыбку да пожелания. Рискни, Гарри. Рискни ещё раз. И ещё. И не задавай вопросов — ты должен верить мне на слово. И я рисковал, получив в итоге три года суррогатного счастья с одной рыжей потаскухой. А было ли оно — это счастье? Первые полгода — да. Я как радостный телок не замечал ничего вокруг, пока однажды не вернулся из академии раньше обычного, дабы застать собственную женушку в постели с её братцем. Да, эта шлюха раздвигала ноги перед своим разлюбезным Биллом! Я видел всё это и не мог пошевелится.

Гарри изучающе оглядел нас, видимо стараясь понять нашу реакцию. Такая новость подкосила близнецов. Фред с Джорджем неверяще уставились на Гарри, словно пытаясь найти в его словах ложь, Гермиона понуро склонила голову — из её глаз катились слёзы, мне же хотелось просто провалится на месте. Как же так, Джинни, почему… Может она была просто не своём уме… или не своей воле. Вновь замелькавшие воспоминания о нашей двойной свадьбе лучше всяких слов напомнили мне о собственном преступлении. У Джинни в тот день был точно такой же отстранённый взгляд, как и у Гермионы. Сестрёнка превратилась в вещь, хозяином которой был… Нет, только не Билл, только не он!

Гарри меж тем вновь заговорил. Его наполненный горечью голос жег не хуже Fiendfyre.

— Потом я не раз пытался прибить их, да только не выходило у меня ничего. Всякий раз, когда я даже в мыслях жаждал угробить их, на меня накатывала противоестественная эйфория. Как пить дать, меня держали под какой-то дурью или зельем, не позволявшим отказать ни в одной просьбе драгоценной женушки. Перевести чуток галеонов на определённый счёт? Пожалуйста. Купить новомодное платье кричащего оттенка? Да запросто. Снять этаж у Фортескью, дабы «Гарпии» отметили удачное окончание сезона? Будет сделано! И так продолжалось целых три года, пока «милая жена» не сообщила радостную новость: у нас, оказывается, будет ребёнок. Давай мол сделаем сюрприз родителям и сообщим об этом на твоём дне рождения. И я радостно закивал головой, хотя прекрасно знал, что ребёнок не мой. А потом случилась та мерзкая сцена в Норе, ибо мавры сделали своё дело — мавры могут идти. Клейма Предателей Крови сняты, поттеровские счета опустошены, безутешной вдовушке и не рождённому пока несчастному сиротке-наследнику, наверняка, отсыплют сколько-то деньжат. Мне же с Гермионой предстояло сдохнуть. Вот такая вот у меня история, профессор. Не удивлюсь, правда, если даже после всего этого у моей бывшей жены найдётся немало рыжих защитников.

— Джинни невиновата, — тихо произнёс я.

— Ну вот, что я говорил?

— Если кого винить, то меня. Из-за меня Джинни стала такой. Где-то за месяц до свадьбы…

Я как умел пересказал историю с убийством Нарциссы Малфой и предшествующие этому преступлению события. Реакцией на мои откровения стало шоковое состояние профессора Флитвика и злорадство Гарри.

— Да уж, ничего не скажешь — достойный внук достойного деда. Ну, что, сестрёнка, — обратился он к Гермионе. — Видишь теперь, что это за семейка? Поверить такому вздору… Хотя я бы на твоём месте и в самом деле свалил из Норы.

— Гарольд Даниэль Грейнджер, сейчас ты заткнёшься и выслушаешь меня, — от этой произнесённой ледяным тоном фразы, бывший Поттер буквально подавился на полуслове. — Я прекрасно знаю, что кабальные браки заключаются на пролитой крови. Я знаю, что Рон совершил преступление, но если бы не он, то мы с тобой навечно остались бы на Хельгином Лужке. Он не задумываясь отдал за нас жизнь, а у тебя нет к нему даже элементарной благодарности. Иногда мне кажется, будто тебя не напрасно отправили в Литтл-Уингинг.

— Вот как? И ты теперь на его стороне. Быстро же ты забыла собственные клятвы. Профессор, я готов продолжить рассказывать свою историю и ответить на любые ваши вопросы, только избавьте меня от общества этих… господ.

— Гарри, ты что делаешь?!

— Ухожу, сестрёнка, разве не видишь. Ты ведь помирилась со своим муженьком — значит глупенький братец тебе больше не нужен.

И прежде, чем Гермиона успела хоть что-то сделать, Гарри буквально вылетел из кабинета. На некоторое время в комнате воцарилось тягостное молчание. Понурые близнецы ошарашенно смотрели в никуда. В их головах не укладывалось, что наша маленькая сестрёнка стала… Нет, не могу произнести этого слова. С моим солнышком всё было гораздо хуже. Несмотря на то, что кабинет декана Равенкло оказался достаточно хорошо натоплен, Гермиону била мелкая дрожь. Еле слышным шепотом она повторяла нечто вроде «ну почему опять, почему». Я как мог старался утешить её, только помогало это довольно слабо. К счастью, профессор Флитвик оказался более квалифицирован нежели ваш покорный слуга, заставив всех нас выпить порцию умиротворяющего бальзама, после чего самолично принял успокоительное.

— Да-с, молодые люди, — после некоторого молчания произнёс декан. — Я ждал от вас всякого, но чтоб дело пошло вот так… Не будем подробно останавливаться на этических аспектах вашего поступка, Рональд. Вы и сами лучше меня всё осознаёте, однако история, рассказанной сперва вашим другом…

— Какой он мне теперь друг?!

— … а затем вами, вызвала у меня ещё больше вопросов. Например, касаемо камня, на котором было совершено то преступление. Где он находился?

— В трёх часах ходьбы от Ракушки.

— А сама Ракушка?

— На берегу моря в паре миль от Тинворта. Это в Корнуолле.

— Хм, уже кое-что. В Корнуолле не так много мест, где возможны жертвоприношения со столь тяжелыми последствиями. Нуте-с, заглянем в справочник, — с этими словами декан Равенкло приманил к себе довольно объёмный том и, уложив его на стол, принялся демонстрировать мне иллюстрации.

— Стоп! Вот этот камень! Это точно он!

— Вы уверены в этом? Это ведь Камень Полукровки.

— Ну и что? — недоуменно спросил я. — Камень идеально гладкий. Здесь, даже три расходящиеся дороги имеются. Чего вам тут не нравится?

— Вы точно уверены, что опоясывающие руны вспыхнули?

— Да, — раздражённо ответил я. — К чему все эти вопросы, сэр?

— А к тому, что, исходя из ваших сведений, я могу сделать лишь один вывод. Нарцисса Малфой — полукровка, причём в классическом определении данного термина[1].

Да уж, интересно фестралы скачут… Это чего же получается: Люциус Малфой — этот кичащийся своей чистой кровью индюк женат на грязнокровке? Весёленькие дела творятся, ничего не скажешь. Представляю себе рожу его сынка, если он узнает такое про свою мамашу. Хотя погодите: у Блэков же никогда не заключались браки с волшебниками, имеющими даже небольшую примесь магловской крови. Или всё же заключали, сделав вид, будто этой самой примеси как бы и нет? Кстати, а вас не удивила реакция декана Равенкло? Если мы все пребывали сейчас в шоке, то на лице Филиуса Флитвика можно было заметить лишь легкое удивление.

— Похоже эта новость не сильно озадачила вас, сэр? — первой нарушив молчание, заговорила Герми.

— Ну, как вам сказать? То, что моя бывшая ученица (весьма талантливая, кстати) не имеет никакого отношения к Блэкам мне было ясно ещё давным-давно. Блэки, рождённые в законном браке, получают благословение родового камня, которое, помимо прочего, одаривает новорожденного тёмными волосами и голубыми глазами. Ни того, ни другого у Нарциссы нет.

— Тогда получается, что она… бастард.

— В точку, Гермиона. В своё время «Ведьмаполитен» обсуждал скандал в благородном семействе. Как сейчас помню то интервью, которое дала Друэлла Розье. О, она не выбирала выражений и крыла семью супруга точно… ладно — эта деталь неважна. Главное заключалось в желании развестись с мужем — немыслимое дело в те времена. Потом, однако скандал удалось замять. Сигнус с Друэллой даже дали интервью, где вроде как мирились и предавали прежние ссоры забвению, вот только рождение ребёнка-блондина говорит лучше любых слов. Ну да ладно, с этим вопросом мы как видите разобрались. Остаётся разобраться с так называемым предательством крови. Не могли бы вы объяснить, молодые люди, отчего это вы решили, будто на семье Уизли вообще лежит такое проклятье?

— От гоблинской проверки в Гринготсе, сэр, — лаконично ответил Джордж.

— Ваши сородичи предоставили нам некие бумаги, выводящие при касании наш статус, — продолжил Фред. — В моём случае, бумага почернела и свернулась, а вице-директор Румпель озвучил этот самый приговор.

— И он проявился только у вас? — удивился Флитвик. — Странно, весьма странно… идентичные близнецы, по сути, это ведь один человек в двух телах... а у вас, Рональд, как понимаю, этого клейма нет?

— Нет. Я освобождён по браку с Гермионой, а Джордж — по какому-то ритуалу, проведённому на Лугнасад.

— Ну в общем-то логично: Обретённые смывают родовые проклятия, а начало августа самое лучшее время для очистительных церемоний. Только всё равно не пойму, почему вы записали остальных членов вашей семьи в столь нежелательную категорию?

— Ну мы ведь одна семья, — нерешительно протянул Джордж, слегка сбитый с толку вопросом профессора. — Предательство Крови, по идее висит на каждом из нас, поэтому мы решили…

— И допустили ошибку! — голос старого декана был полон категоричностью. — Я уже четверть века преподаю в Хогвартсе и с абсолютной уверенностью готов заявить, что ничего подобного у ваших старших братьев не было и нет.

— Не могли бы вы тогда пояснить, — недоуменно спросила Гермиона.

— Охотно, юная леди. Начнем с Уильяма. Вы ведь знаете, кем он работает?

— Взломщиком проклятий у гоблинов, — несколько непонимающе молвил Джордж.

— Именно, молодой человек. Будь таковое клеймо на вашем брате, он не смог бы использовать подавляющее большинство заклинаний из арсенала взломщиков. Будь Уильям предателем крови, гоблины просто не подпустили бы его к сейфам. Скажу больше, ваш брат в полной мере унаследовал материнский талант к высшим чарам и, в отличии от Молли, загубившей его в неудачном браке, всесторонне его развил.

— А что насчёт Чарли? — спросил Фред.

— Хм, с Чарльзом дело обстоит несколько сложнее. В отличии от Уильяма, особого интереса к школьной программе, за исключением квиддича и ухода за животными, он не проявлял. Зато вы все прекрасно знаете, куда он поступил работать.

— В драконий заповедник, но я не понимаю…

— Молодой человек, неужели вы думаете, будто драконы станут терпеть рядом с собой того, кто загаживает их магическую среду обитания? Да даже гораздо более спокойные малые василиски, которых одно время держал у себя наш уважаемый Сильванус, не потерпели бы рядом с собой такого человека. В общем, если вас интересует данный вопрос, советую обратиться к профессору Кэтллбёрну или к нашему лесничему. В своё время, ваш брат частенько пропадал в их обществе.

— Ясно, — пробормотал Джордж. — Думаю, про Перси расспрашивать уже не стоит.

— Ну почему же? У Персиваля сейчас весьма непростая жизненная ситуация. Свой безусловно огромный талант к моему, да и не только моему предмету он хочет буквально зарыть в землю, выбрав чиновную карьеру. Эти позапрошлогодние экскурсии в Министерство внушили Персивалю мысль, будто его там ждут с распростёртыми объятьями. Отчего? Почему? Не могу сказать. Боюсь, бедный мальчик наступит на те же грабли, что и Молли…

— Так, погодите, сэр, — не понял я. — Причём здесь какие-то грабли? И с какого бока тут мама?

— М-да, зря я вам это сказал, — с сожалением протянул Флитвик. — Просто в своё время я пытался отговорить Молли от опрометчивого шага. Этот скоропалительный брак на последнем курсе... Артур, при всех своих достоинствах, ей не пара…

— А вот это не вам решать! — рявкнул я, вскакивая с кресла и ощущая молчаливую поддержку близнецов. — Пара — не пара… Да кто вы такой, чтобы судить их?! Не доросли ещё до этого!

— Рон, Рон успокойся пожалуйста, прошу тебя, — ласково зашептала Герми, схватив меня за запястье. — А вы, сэр, не могли бы впредь воздерживаться от подобных не относящихся к делу суждений?

— Ладно-ладно, это было лишь частное мнение частного человека, — пропищал крохотный декан, опасливо глядя на меня.

— Благодарю, сэр, — голос Гермионы был полон холодной вежливостью. — Вы поведали нам безусловно интересные сведения, но как тогда объяснить клейма у Фреда и Джинни? И почему, если Билл, Чарли и Перси свободны от проклятья, титул главы дома Уизли достался Джорджу.

— Ну… Хм, даже не знаю, что сказать…, — пробормотал Флитвик, зачем-то вновь кинув опасливый взгляд в мою сторону. — Возможно дело заключается в вашем ментальном возрасте… Сколько вам было, когда вы вернулись в прошлое?

— Двадцать один год, — буркнул я.

— И перенеслись вы в…

— Начало февраля прошлого года, — первым ответил Джордж.

— То есть на данный момент ваш, Джордж, ментальный возраст составляет двадцать три года. Так что всё логично: с магической точки зрения, вы старший из детей Артура и Молли.

— Но как тогда быть со «Священными двадцати восьми»? — не унималась Герми. — Я читала обе редакции и во второй из них автор исключил Уизли, как предавших свою…

— Ой, Гермиона, вы же умная девушка, а верите каким-то басням! Кант Нотт, при всех своих энциклопедических знаниях, слыл человеком весьма… эксцентричным. Ну взгляните хотя бы на список фамилий, которые он посчитал столпами чистокровного общества. Вас не удивляет почему там нет Поттеров или Гойлов, зато присутствуют неоднократно женатые на полукровках Флинты и Макмилланы? Да и можно ли назвать «столпами» тогдашнего общества, свихнувшегося Морфина Гонта или слабоумного Сэмюеля Гампа?

— Тогда мне непонятно, почему Нотта убили как раз накануне публикации. Эта весьма странная смерть и ещё более странный пожар…

— Смерть говорите странная? Согласен. Весьма странно, что она пришла к нему в столь позднем возрасте. С таким-то пристрастием к виски и экстремальному метловождению, Кант Нотт должен был свернуть себе шею лет эдак на шестьдесят раньше. Я знаете ли учился, когда его пригласили прочесть курс лекций об эпохе Тюдоров. Лектором он надо сказать оказался прекрасным, однако его крепкая дружба с алкоголем была очевидна даже в ту пору. Такие вот дела. Ну а насчёт пожара тоже удивляться не стоит. В те годы в частных типографиях нередко использовали самодельные краски, которые зачастую вспыхивали даже от слабенького люмоса. Вообще рекомендую вам заглянуть в библиотеку и прочесть «Историю магического книгопечатания» МакАдамса: там очень хорошо всё это описано. Ну и для общего развития прочтите «Чистая кровь. Мифы и факты» О’Мэрфи…

Пока Флитвик говорил, Гермиона всё больше и больше краснела. Её красивые гипотезы рушились буквально на глазах. И ведь к словам декана особо не подкопаешься… Нет конечно можно хоть сейчас нестись сломя голову в вотчину мадам Пинс, брать МакАдамса с О’Мэрфи и вычитывать оттуда цитаты, только стоит ли оно того? Думаю, что нет. То же решила и моя любимая.

— Целый год, целый год мы потеряли из-за моей слепоты… Как я могла не заметить таких очевидных вещей?

— Ну-ну, успокойтесь, Гермиона. Вы, как и я увлеклись красивой гипотезой, придя в итоге к ошибочным выводам. Не расстраивайтесь: подобное может случиться с каждым из нас.

— Но как же тогда быть с мадам Пинс? Гибель её нерожденного ребёнка — это ведь тяжкое преступление…

— Эх, вы об этом… Мерзкая скажу вам история. Только вот был ли там ребёнок?

— О чём вы? Какой ещё ребёнок?! — не понял я. Лица близнецов выражали не меньшее удивление.

— Эта, Рональд, печальная история случилась более пятидесяти лет назад, — со вздохом ответил Флитвик. — Все её участники — и ваш родич, и Альберт Лонгботтом — повели себя в высшей степени неразумно. Оба молодых человека поддались чарам амбициозной девочки. Когда же это событие стало известно, разразился скандал с шантажом, дуэлью и попыткой суицида. Правда благодаря связям влиятельных родственников, его удалось загасить в зародыше. Реджинальд Лонгботтом удовлетворился компенсацией, а Ирму быстро выдали замуж за сквиба.

— Вы были очевидцем тех событий? — спросил Фред.

— Увы, нет. Просто я хорошо изучил психологический портрет нашей библиотекарши. Такие люди всю жизнь могут лелеять обиды — неважно действительные или мнимые. Со временем они сами начинают верить в собственную ложь, которую подчас не перебить даже веритассерумом. Да и как иначе возможно объяснить отсутствие клейма у ваших старших братьев?

— Тогда получается, — слегка неуверенно произнесла Гермиона. — Если у Фреда с Джинни есть клеймо, а у Билла, Чарли и Перси — нет, то значит, что проклятье зародилось между 75 и 79 годом. Хотя, ума не приложу, какое преступление могли совершить мистер и миссис Уизли — не тянут они на преступников.

— Здесь, увы, я вам не помощник. Ну да ладно, с этим вопросом вы можете разобраться сами и позже, меня же интересует несколько иные аспекты. Из-за чего Высшие Силы отправили вас сюда? Что такого ужасного произошло в том вашем будущем? Неужели маглы обнаружили и уничтожили наш мир? Или вновь началась межрасовая война?

— Ничего подобного, — ответила Гермиона. — Хотя я помню далеко не всё, катастроф, подобных описанных вами не происходило. Наоборот, жизнь к тому году начала налаживаться. Вторая магическая война с Волдемортом…

— Погодите-погодите, значит Альбус был прав и Сами-Знаете-Кто до сих пор жив?

— Да, сэр. Семь крестражей держат его здесь.

— Семь?! А вы ничего не путаете? Нет-нет, я нисколько не сомневаюсь в вашей правдивости, но такое громадное число и такая тёмная магия…

— Ох, извините, сэр. Осколков сейчас шесть. Я действительно ошиблась, посчитав Гарри. Осколка души Волдеморта в нём нет.

— Осколок души в живом человеке?!

— По крайней мере, я была в этом уверена до недавних пор. Теперь же такой уверенности у меня нет. Кроме того, Гарри удалось вспомнить ещё про три обиталища души: некое золотое кольцо Гонтов с чёрным камнем, чашу Хаффлпафф и медальон Слизерина.

— Поразительно: такие ценности испоганить… О простите старика, продолжайте пожалуйста.

— К сожалению, нам так и не удалось вспомнить где сейчас находятся эти артефакты, однако в том будущем мы сумели их уничтожить и в конце концов прикончить Волдеморта, — на этих словах Гермиона замолчала, а затем, вновь собравшись с мыслями, продолжила. — Та битва стоила нам многих жертв: погибли Фред, профессор Снейп и сотни других людей и нелюдей. Сам Хогвартс пострадал так, что даже спустя пару лет в нём оставались места, лежащие в руинах.

— Как странно: волшебный замок в руинах. Дурной знак, — пробормотал Флитвик. — Это может означать лишь одно — магия начала покидать это место. И что же предпринял Альбус? Неужели он равнодушно глядел, как Хогвартс уходил в небытие?!

— Вот здесь-то, сэр, всё очень запутано. На моей памяти директор Дамблдор был сброшен Пожирателями с Астрономической башни за год до битвы. Гарри же считает, что всё это было блефом. По его мнению, Альбус Дамблдор сымитировал собственную гибель, дабы восстать из мёртвых под чужой личиной, когда битва с Волдемортом была выиграна. Кто из нас прав, а кто нет, я не знаю…

— Да-с, дела. А вы, молодые люди, можете добавить что-либо? — спросил Флитвик, обращаясь ко мне и Джорджу.

— Боюсь, рассказчик из меня выйдет никудышный, — первым ответил младший из близнецов. — Гермиона уже сказала про гибель брата. После этого я можно сказать и не жил — так существовал, словно растение садовое. Папа с мамой пытались конечно расшевелить меня, по целителям разным водили да только без толку всё это было. Я замкнулся будто в раковине какой и лишь дочка Рона могла ненадолго меня взбодрить.

— Сочувствую вам, Джордж. А вы, Рональд, что вы можете добавить? Прошу вас, попытайтесь вспомнить хоть что-нибудь!

— О чём именно вы хотите услышать, профессор? Я ведь после той войны вёл двойную жизнь. В одной я был любящим и любимым мужем, счастливым отцом… а ещё была у меня непыльная работёнка в Аврорате. Изо дня в день я со своим звеном шерстил Лютный, сажал пьяниц с дебоширами и был в общем-то доволен. Ни особых амбиций, ни сияющих карьерных перспектив — так рабочая лошадка, тянущая свою лямку до пенсии. Иногда правда случались вещи посерьёзней вроде контрабандистских баз или пожирательских недобитков, но такое бывало редко. Куда чаще случались спокойные дежурства, после которых я с радостью возвращался в Нору к Герми, Рози и родителям. Это вот Гарри был любителем засиживаться до полуночи и разбирать почему, например, Рабастан Лестрейндж начисто спалил Стоунхендж…

— К-к-как с-с-спалил? — пискнул Флитвик таким тоном, будто его только что придавили огромным мешком с картошкой.

— А Мордред его знает. Нас, авроров, только в дальнее оцепление поставили — маглов отгонять. Там всё поблизости так разнесло, что нам даже палочками пользоваться запретили, потому что там возник... Как же там сказал тот невыразимец? Кажется, «магический вакуум». Сэр?! Профессор?! Что с вами?!

Глупый вопрос, согласен. Только слепой не увидел бы, что Филиус Флитвик грохнулся в обморок. Вот от кого — от кого, а от декана Равенкло я ничего подобного не ожидал. Да и чего собственно такого было сказано? Неужели полугоблина напугало описание рабочих будней? В таком случае, не представляю, что с ним произойдёт, когда речь зайдёт о моей второй жизни…

Следующие несколько минут мы потратили на приведение крохотного декана в чувство. Перешерстив ближайший шкаф, Гермиона отыскала в нём тюбик с нюхательной солью и тут же сунула его под нос Флитвику. Преподаватель заклинаний очнулся далеко не сразу. Оглядев нас мутным взглядом, декан Равенкло быстро-быстро забормотал нечто на гоббледуке, однако заметив, что мы не понимаем его, перешёл на английский.

— Ужасно, ужасно, все ещё хуже, чем я думал…

— О чём вы, сэр? — с тревогой в голосе спросила Гермиона.

— Магия умерла — вот я о чём. В вашем мире были уничтожены два основных источника волшебства, без которых сколь-либо серьёзная волшба, в очень скором времени, станет невозможна. Это катастрофа! Британию постигла судьба Германии — сбылось последнее проклятье Гриндевальда. Но как?! Как такое могло произойти?! Но кому под силу совершить такое?

— Думаю, что Учителю, — ответил я. — Он был полновластным хозяином моей второй жизни. От него или чаще всего от Билла я получал приказы убить того или иного человека. «Ради Общего Блага» — так они всегда говорили, и я беспрекословно их слушался, постепенно сходя с ума. Совесть, знаете ли, пытает куда изощрёней всяких там Волдемортов. Последней каплей стал приказ убить родителей Герми. Я… они доверяли мне, а я… я их зарезал... пришёл как гость и…

— Вот, молодой человек, выпейте успокоительного и вы, Гермиона, тоже примите. Тяжело заново переживать такое. Как я понял из вашего рассказа, вы все оказались в сетях Гриндевальда.

— Скорее его наследника, — поправила Гермиона. — Самого Гриндевальда убил Волдеморт. По крайней мере, это видел Гарри, когда был связан с ним через крестраж.

— Ну, наследник — не наследник — это вам решать, профессор. Одно знаю: связан я с тем Учителем даже сейчас. В Гринготтсе сказали, что на моей душе лежит проклятье Даров Смерти и, поскольку я предал своего господина, жить мне осталось одиннадцать лет. Правда, в свете последних событий, мне кажется, что ваши родичи большие оптимисты. Такие вот дела, сэр.

— Ох, час от часу не легче. Даже не знаю, чего вам сказать. Сорок пять лет назад я думал, что с последователями Гриндевальда покончено раз и навсегда, но вижу, что ошибся. Ну да ладно: как говорят маглы, есть ещё порох в пороховницах. Кое-кто из моих старинных знакомых вполне ещё может заткнуть молодёжь за пояс. Думаю, им стоит нанести визит вежливости, да и братца Тинга навестить не помешает. Вам же, молодые люди, стоит пока передохнуть — денёк у всех нас выдался тяжелым, новых открытий — масса, поэтому предлагаю сделать перерыв. Нашу беседу мы можем продолжить поздней.

Примечания:

Ну вот очередная часть завершена. Ружья на стенах развешаны и они непременно выстрелят, пускай далеко и не сразу

[1] По моему, полукровкой можно считать лишь того, у кого один из родителей волшебник, а другой — магл. С этой точки зрения Волдеморт и Снейп — полукровки, а Гарри Поттер — чистокровный маг.

Утро двадцать седьмого декабря выдалось на редкость тихим и солнечным. Пользуюсь хорошей погодой, студенческая братия заполонила внутренний дворик, ожидая прибытия карет, однако зачарованные ворота по-прежнему оставались закрытыми. Такой поворот событий несильно расстроил учеников. Пацаны с младших курсов почти сразу же нашли себе занятие по душе, устроив игру в снежки, а народ постарше принялся либо подзуживать малышню, либо вполголоса обсуждать чего же на самом деле стряслось с Дамблдором. Версии выдвигались одна нелепей другой и, окажись среди толпы Ксено Лавгуд, следующий номер «Придиры» пополнился не одним десятком перлов. Увы, отец Луны был уже больше года как мёртв, только вот ведь странное чувство: в той жизни этот чудак не раз появлялся на нашем пути. К добру или к худу, но эти встречи не проходили без следа. Что же такого произошло, из-за чего Ксенофилиус расстался с жизнью? Увы, единственный человек, могущий пролить на это свет, молчал…

Эх, ну о чём ты сейчас думаешь, аврор Уизли?! Ведь совсем скоро та, с которой ты едва успел помириться уедет далеко-далеко, а тебе целых две недели предстоит куковать в Хогвартсе в компании угрюмой рожи одного пухлого дебила. Чего может быть хуже? Разве только нынешнее состояние Герми. Думаю, это всё из-за своего шрамоголового… пардон, бывшего шрамоголового братца Гермиона второй день кряду пребывает в чернейшей меланхолии. Понятия не имею, чего именно сказал ей тот гад, но после состоявшейся вчера неудачной попытки помириться, в её сердце поселилась какая-то необъяснимая тревога за всех, кто остался в школе. Странно, не правда ли? Например, моё аврорскоё чутьё молчало, да и с чего бы ему кипешить, если главные интриганы покинули Хогвартс? Дамби с МакКошкой теперь в Мунго, верховного слизня забрал с собой папаша Малфой, крошечный декан, как и обещал, убыл в Гринготтс навестить Тинга. Даже старавшаяся лишний раз не покидать свою башню Сивилла Трелони, куда-то испарилась. По сути, сейчас единственными представителями власти в замке остались запершаяся в кабинете нумерологии Септима Вектор, ушедшая в запой медичка да Филч со своей кошкой.

— Рон, прошу тебя, давай уедем, — еле слышно прошептала любимая. — Я боюсь за тебя… за всех вас…

— Ну-ну, солнышко, успокойся. Ты ведь сама вчера говорила, что твои страхи беспочвены, не так ли? Да и куда я поеду: уж не в Румынию ли?

— Поедем со мной!

— Угу, сомневаюсь я чего-то, будто твои родители захотят меня видеть после всего...

— Я им всё объясню! Поверь, они выслушают меня…

— А что насчёт твоего братца? Думаешь, он обрадуется соседству со мной?

Услышав последний вопрос, Гермиона тяжело вздохнула. Её глаза предательски заблестели. Несколько секунд моё солнышко беззвучно шевелила губами, подбирая нужные слова.

— Я поговорю с ним, — наконец, прошептала она. — Рон, родной, поверь, я хорошо знаю Гарри. Может он не осознаёт этого, но уже сейчас в глубине души жалеет о собственных словах. Хочешь, я уговорю его извинится перед тобой? Пожалуйста, прости его.

— Не могу, — со вздохом ответил я. — Он оскорбил Джинни, которая ничего плохого ему не сделала. Или ты тоже считаешь, будто она…

— Нет! Просто пойми: глядя на твою сестру, Гарри всё ещё видит женщину, которая когда-то его предала. Он не желает понять, что той Джинни нет и никогда уже не будет. Твоя сестра очень хороший человек: я видела, как она заботилась о Луне и помню, как в той жизни она поддержала меня, когда я ждала Рози...

— Ну вот видишь — ты сама на моей стороне! А вообще говоря, тебе стоит развеяться. Львиная доля твоей хандры, как пить дать, от обиды на братца и Флитвика. Конечно, досадно, когда твою теорию разбивают в пух и прах…

— Ну причём тут досада?!

— Хотя бы при тех же «Священных двадцати восьми» или при несуществующем ребёнке библиотекарши. Ты ведь столько сил приложила, дабы разговорить старую грымзу.

— Ну, втереться в доверие к мадам Пинс не составило большого труда. В те дни мне почти не приходилось изображать из себя «жертву этих мерзких Уизли», — последние слова Гермиона произнесла с нескрываемой иронией. — Одного этого оказалось достаточно, чтобы многие начали мне сочувствовать. Хотя, от «сочувствия» Ирмы Пинс хотелось залезть на стенку — слишком много в нём было злорадства.

— Зачем же ты всё это терпела? — недоуменно спросил я.

— Ты конечно будешь смеяться, но монологи нашего библиотекаря стали для меня лекарством от саможаления. В те первые дни я только и делала, что проклинала тебя да рыдала над собственной судьбой…

— А ещё ты обо мне молилась.

— Но… Как ты узнал? — ошарашенно спросила Герми. — Я даже Гарри об этом не сказала!

— Трудно объяснить. Просто лёжа под Морфеем, я слышал твой голос. Ты раз за разом повторяла «сжалься над ним», «не забирай его». Сначала мне показалось, будто это глюки, вызванные лекарствами, но затем Толстый Монах разъяснил что к чему… В общем, всё как-то так.

— Только брат Марк не рассказал тебе, как я повела себя потом, как ругала за мягкотелость, как клялась никогда в жизни больше не быть такой размазнёй. Я даже специально начала захаживать на чай к мадам Пинс, дабы услышать от неё больше гадких историй о семье Уизли. И знаешь, наблюдая за ней, я иногда ловила себя на мысли, что в итоге стану такой же брюзгой, живущей одним только прошлым.

— Вот ты загнула, — усмехнувшись произнёс я. — Где ты, а где старая перечница... Она осталась с носом, а ты раздобыла кучу воспоминаний...

— Ну это-то как раз оказалось несложно: кивок-другой, когда необходимо, пара-тройка поддакиваний в нужных местах и дело в шляпе. Разум мадам Пинс стал для нас с Гарри открытой книгой.

— Но ведь Флитвик сказал, что её воспоминания могли быть самовнушением из-за особенностей… как его там… психованного портрета.

— Психологического портрета, Рон, психологического, — поправила меня Герми. — Знаешь, после того как профессор Флитвик блестяще опроверг большинство моих гипотез, я начала сомневаться и в подлинности воспоминаний. Они действительно во многом были какими-то показушными и даже где-то проникнутые мазохизмом.

— Знакомое слово… где-то я его слышал. Это ведь болезнь какая-то?

— Да. Одержимые ей люди получают удовольствие от причиняемых им унижений или побоев. Мадам Пинс, например, испытывала прямо-таки неземное блаженство описывая, как с ней поступили ваши с Невиллом деды.

— Ну вот видишь, профессор Флитвик оказался прав!

— Нет Рон, в данном случае профессор ошибся. Я сказала: воспоминания во многом были показушными. Во многом, но далеко не во всём. Вчера я обратила внимание, что часть из них, на которую мы с Гарри сперва не обратили особого внимания, оказалась весьма топорно затёртой. Прошлым вечером мне удалось восстановить малую толику и в результате...

— В результате старая грымза оказалась вовсе не безобидным пушистиком, которого жёстко поимели наши с пухляком деды, — догадался я.

— Это правда, только от этого поступки Септимуса Уизли и Альберта Лонгботтома не стали менее мерзкими. Там...

Гермиона замотала головой, словно отгоняя кошмары.

— Зря я вообще начала этот разговор, — дрожащим голосом произнесла она. — Рон, родной, прошу давай не будем об этом говорить по крайней мере сейчас…

— Эх, ладно, змейка моя, будь, по-твоему, — с некоторым сожалением протянул я. — Только у меня для тебя будет одно условие.

— Какое?

— Никакой работы на каникулах и точка, — как можно твёрже произнёс я. — Пока ты не вернёшься в Хогвартс, забудь о всех этих обетах, тайнах, исканиях и всём таком прочем. Даже о волшебстве забудь! Ты-Должна-Отдыхать. Мы договорились?

— Договорились, — со вздохом ответила Герми. — Только Рон… присмотри пожалуйста за Невиллом.

— Опять?! Я уже полгода тетёшкаюсь с этим пухлым задротом! Он мне знаешь уже где сидит?!

— Рон, пожалуйста послушай...

— Я что, в няньки к этому рукожопому придурку нанимался?!

— ...выслушай…

— Месяца не проходит, чтобы мне приходилось его вытягивать из дерьма, в которое он сам раз за разом ныряет! Раз за разом… Герми, да что с тобой?

— Извини, Рон. Забудь… забудь обо всём этом. Это просто какая-то паранойя: выдумать Мордред знает чего, накрутить себя…

Слова Гермионы, произнесённые едва ли не шепотом, вызвали ощущение, будто меня с ног до головы окатили из огромного ведра с ледяной водой. А затем пришёл стыд. Это надо же, взрослый вроде бы человек, а истерит словно первокурсник-молокосос! Неужели ты, Рональд Биллиус Уизли, настолько слеп, что не видишь, как паршиво сейчас твоей любимой?

Охваченный запоздалым раскаяньем, я обнял Герми, зашептав ей какую-то ласковую дребедень. Это подействовало. Прижавшись ко мне, Гермиона стала постепенно успокаиваться, из её взора начала исчезать безысходная тоска. Казалось бы, теперь-то всё будет в порядке, вот только внутреннее чутьё подсказывало, что нынешнее облегчение — временное. Пройдёт час или может быть день и чернейшая меланхолия вернётся вновь, поэтому надо было что-то делать, и я принял решение.

— Герми, солнышко, прошу тебя расскажи о своих подозрениях. Пусть они кажутся тебе нелепыми, но не держи их в себе. Хочешь, я даже принесу Непреложный обет, что ни разу не засмеюсь…

— Нет! Не надо! — в глазах любимой мелькнул неподдельный страх. — Рон, родной никогда так не шути!

— Да я и не думал шутить. Ну ладно-ладно, не гляди на меня так осуждающе: я просто хотел повеселить тебя. Получилось, как видно, не очень. Тогда расскажи, что тебя гнетёт.

— Ты ведь знаешь — почти всю свою жизнь я полагалась исключительно на разум и логику, а буквально вчера… — Гермиона замялась, подбирая нужные слова. — Это было словно молния. Яркая вспышка, обрывки воспоминания… В тот раз, ты с Гарри остался в Хогвартсе и столкнулся с чем-то или кем-то, кто едва не лишил вас разума, а возможно и жизни.

— Странно, я ничего такого не припоминаю. А этот твой…

— Гарри тоже ничего не помнит.

— Значит получается этот кто-то или что-то возник на тех каникулах, а потом?

— Исчез и больше ни разу не появлялся, — после короткого раздумья ответила Гермиона.

— То есть тем, кто остался в замке достаточно дожить до следующего семестра и всё будет тип-топ, так ведь?

— Эх, если бы всё было так просто, — со вздохом произнесла Герми. — В тот раз Гарри и тебя подталкивали к этому «кому-то» или «чему-то», а затем, буквально в последний момент, удержали на самом краю.

— Дай угадаю: в роли толкателя и спасателя выступил один любитель цветастых мантий с колокольчиками в длинной бороде, ведь так? Но Дамблдор сейчас в Мунго и не факт, что он вообще оклемается.

— Вот это-то сейчас хуже всего! В тот раз директор, посчитав цель достигнутой, перекрыл вам двоим доступ к погибели, а теперь всё стало гораздо опаснее. Может быть… да что там «может быть»! Невилл уже наверняка столкнулся с «этим». Я знаю, у тебя с ним не самые простые отношения…

— Угу, — хмыкнул я. — Это ещё мягко сказано. У нашего Недоизбранного со всем Гриффиндором отношения «сложные». Не любят у нас знаешь ли брехунов и трепачей.

— А ведь травя его, вы все подыгрываете Дамблдору, — в тоне Герми не было даже намека на осуждение, однако мне почему-то стало неуютно. — Знаешь, за эти полгода Гарри удалось кое-как его разговорить… Поверь, жизнь Невилла никогда не была простой: родственники его высмеивали, считая сквибом, госпожа Августа — давила памятью родителей, потом внезапная избранность за полгода до Хогвартса, а теперь ещё это чувство вины из-за проигранного матча...

— Две месяца прошло уже, а он до сих пор жалеет, что его вышибли из команды? — недоуменно спросил я. — Странно. Он мне как-то сказал, что в гробу видал квиддич и, будь на то его воля, ни за какие коврижки не пошёл бы в него играть.

— И теперь Невилл считает, что из-за его провала леди Августа госпитализировали в Мунго. Якобы он опозорил её перед всей школой.

— Мерлиновы кальсоны, не знал, что она в больнице! Мне-то казалось, у бабули Лонгботтом здоровье ещё о-го-го какое. Такую не всякая авада прошибёт, а тут из-за слитого матча да в Мунго? Бред какой-то... хотя представляю себе картинку; приспущенные знамена домов, затянутый черными облаками Большой Зал, гигантская растяжка «Ты зачем бабушку огорчил?», понурый пухляк в середине и Дамблдор в траурной мантии, толкающего речь, на вроде: «Когда я был таким же как ты, у меня тоже была бабушка и я ни разу не смог огорчить её. А вот ты — смог!» Забавно, не правда ли?

— Вот ты смеёшься, а Невилл от этого изводится, — с печалью в голосе ответила Гермиона. — Не надо так шутить — тебя это не красит, а у паренька жизнь и так не сахар.

— Жизнь может и не сахар, — возразил я. — Но как ты помнишь Лонгботтом сам начал эту войну, когда принялся без всякого повода оскорблять мою семью. Скажешь, что я неправ?

Герми сокрушенно покачала головой.

— Эх, ну какие же вы с Гарри ещё мальчишки... Тебя и Невилла начали стравливать задолго до вашей первой встречи. Вскоре после того как вышла та злополучная статья Дожа, на Лонгботтомов обрушился вал писем, где его семья смешивалась с грязью, а твоя возносилась до небес.

— Хм, интересно фестралы скачут… Думаешь, все эти писульки строчились под диктовку Дамби?

— Это вряд ли. Да и зачем директору приказывать, когда тоже самое можно получить с помощью пиара?

— С помощью чего? — не понял я.

— С помощью технологии манипуляции сознанием общества. Это целая наука, благодаря ей был намеренно создан герой, которого большинство волшебников не признало за такового, и его более талантливый соперник, то есть ты.

— Как-то тут всё мудрено. Но в тот раз ничего подобного не было. С чего Дамблдору выписывать подобные кренделя?

— Не знаю, Рон. Чужая душа — потёмки. В тот раз директор предпочёл разыграть карту со скромным героем, в подвиге которого никто не думал сомневаться; героя, у которого помимо заранее прописанных недругов оказались ещё и специально подобранные друзья.

— Ты считаешь, что я подружился с твоим братом по приказу Дамби?

— Прямого приказа наверняка не было. Да и к чему он, когда на протяжении десяти лет волшебникам рассказывали красивую легенду о спасителе их мира, — при этих словах на лице Гермионы мелькнула грустная улыбка. — Многим хотелось подружиться с такой знаменитостью, и мы с тобой не стали исключением. Но разве это означает, что наша дружба была ненастоящей?

— Да уж, дела. Подумать только: мы словно…

— Посторонись!!! — рыкающий бас старины Хагрида не дал мне закончить мысль.

Буквально в следующий миг раздал скрип открывающихся ворот и на территорию внутреннего двора заехала вереница поставленных на полозья карет, запряженных… даже не знаю, как можно назвать этих существ. Лошадьми? Скорее скелетами лошадей, обтянутыми черной шелковистой кожей, с мордой, отдалённо напоминающей драконью, и громадными нетопыриными крыльями, растущими прямо из холки. А ещё этот взгляд: большие белые глаза, абсолютно лишённые зрачков, вызывали просто оторопь. Б-р-р, жуть какая! С какого перепоя Хагрид решил запрячь в кареты этих чудищ, если они всегда двигались сами? Но знаете, что меня сейчас поразило больше всего? Реакция учеников, точнее её полное отсутствие. Гриффиндорцы, слизеринцы, равенкловцы и хаффлпаффцы словно бы не замечали прибытие этих порождений Мордреда. Как ни в чём не бывало одни ребята продолжали играть, гомонить и веселится, а другие — залезали в кареты.

— Герми, солнышко, скажи: они там ослепли или это я схожу с ума? Ты видишь, кто запряжён…

— Успокойся, Рон, ты всего лишь глядишь на тех, кого так любишь поминать в своих ругательствах, — при этих словах на лице Гермионы мелькнула чуть насмешливая улыбка. — С тобой всё в порядке: я тоже вижу фестралов.

— Да уж… Но почему тогда другие их не замечают?

— Думаю, некоторые ребята их всё же видят. Например, Тео Нотт.

— И чем же он такой особенный?

— Он лицезрел смерть. Мама Тео погибла на его глазах, поэтому теперь он видит тех, кто возит наши кареты… Ну вот, мне пора: Дафна меня уже ищет. Рон, родной, прошу побереги себя…

— Постой, солнышко. Чуть не забыл: это ведь твоё.

Я вытащил из внутреннего кармана мантии фонарь Секундуса и протянул его Гермионе. Моя змейка улыбнулась, однако, взяв «свадебный подарок» в руки, побледнела, опустила глаза, а затем, поцеловав меня в щёку, опрометью кинулась к повозкам. Дракловы потроха, ну что же я сделал не так?! Герми очень нравился эта поделка, отчего же теперь она столь странно на неё отреагировала? Неужели из-за той красной прожилки? Или… Точно! Ведь после того, как Герми швырнула в меня фонарь, тот почти два месяца находился в руках Дамблдора, пока я не выпросил его назад. Наверняка там теперь лежит какая-то подлянка. Эх, зря я вообще притащил этот грёбанный кусок хрусталя! Увы, времени всё исправить уже не было и мне оставалось лишь тупо наблюдать, как вереница влекомых фестралами карет скрывается за поворотом да вполголоса корить себя за собственную инициативу. Да уж, невесёлые нам обоим предстоят каникулы…

* * *

Какое-то время бесцельно простояв у закрывшихся ворот и окончательно осознав, что сделанного не воротишь, я двинулся к гриффиндорской гостиной. В конце-то концов, может все эти предположения о директорских подлянках возникли из-за усталости и напряжения последних дней или у меня просто разыгралось воображение. Ещё не хватало превратиться во второго Шизоглаза. Так и представляю себе: иду по Министерству — вместо одной ноги протез из драконей кости, амулетами обвешан с ног до головы, чуть кто посмотрит косо — сразу аваду между глаз. Не аврор, а ковыляющий ужас.

Усмехнувшись возникшим образам, я на совершенно ватных ногах добрёл до кровати, и, не раздеваясь, бухнулся на постель, желая немного подремать. Увы, надежда на здоровый сон оказалась напрасной. Последний разговор с Гермионой не шёл из головы и больше всего меня покоробила фраза «профессор ошибся». Нет, Герми, думаю тут всё не так просто. Филиус Флитвик — тёртый калач — ведёт свою собственную игру, целей которой никто из нас пока не может опознавать. Чего только стоит одно утверждение, будто Уизли стали предателями крови в середине семидесятых годов? Ведь как сказал тот гоблин из Гринготтса: «проклятье навешивается за убийство сюзерена или верного вассала», а кто из нашего рода погиб или странно умер в то время? Правильный ответ — никто.

Здесь стоит сделать небольшое пояснение: пятнадцать лет назад клан Уизли состоял из восьми человек: папиных родителей, папы, мамы, Билла, Чарли, Перси и дяди Барни. Поскольку жизнь первых семи вам более-менее известна, остановлюсь лишь на последнем. Будучи младшим братом отца, Бернард Уизли покинул отчий дом, едва достигнув совершеннолетия. Желание дяди было понятным: сквиб среди волшебников всегда оставался существом второго сорта, поэтому, не горя желанием превращаться во второго Филча, дядюшка свалил в Штаты, где неплохо устроился на автомогильном заводе. Зашибая хорошую деньгу и время от времени отправляя папе в качестве подарков разнообразную магловскую технику, Бернард Уизли на все отцовские приглашения погостить в Норе отвечал отказом. Не могу точно сказать, чем это было вызвано. Возможно, плохими отношениями с мамой — до сих пор, когда отцу приходила очередная весточка от дяди Барни, она становилась мрачнее тучи — а возможно дело заключалось в магии. Не имея способностей к волшебству трудно вынести, когда вокруг тебя все колдуют. Как бы то ни было, Бернард на роль жертвы явно не подходил.

Думаю, сейчас вы очевидно спросите: а как быть с остальными магами, носящими мою фамилию? Ведь говорят же некоторые: «увидел рыжего — это наверняка Уизли» или «Уизли плодятся точно гномы». Только вот ношение фамилии не означает принадлежности к роду. Удивлены? Я сам немало удивился, когда под влиянием Гермионы решил изучить историю собственной семьи. И вот что любопытно: с момента провозглашения Статута Секретности до начала двадцатого века в нашем роду придерживались стратегии одного наследника и первым, кто нарушил это правило оказался прадед. Тогда возникает другой вопрос: откуда же взялось столько людей, носящих фамилию Уизли? Неужели они всего лишь наши однофамильцы? Если ответить на это развёрнуто, думаю в итоге получится толстенная книга, достойная пера Риты Скиттер. Если же отвечать кратко, то выйдет следующая картина.

В 1829 году восьмидесятишестилетний Секундус Уизли (да-да тот самый изобретатель фонаря, столь понравившегося Гермионе) женился, причём не абы на ком, а на однокурснице внука. Поступок сей вызвал конечно же море пересудов, однако такому человеку как мой предок, бывшему по жизни известным чудаком, людская молва оказалась до одного места. Рьяно кинувшись в любовный водоворот, Секундус не рассчитал сил и отправился к Мерлину и Моргане прямо с супружеского ложа. Тем не менее заделать ребёнка новоиспечённой вдове старик всё же успел, чем явно расстроил старшего сына. Терциус Уизли наотрез отказывался признавать новорождённого брата и возбудил против мачехи судебное разбирательство. Тяжба о наследстве затянулась на добрых полтора десятилетия. Стороны не стеснялись в средствах, поливая друг друга грязью, попутно обогащая крючкотворов с щелкопёрами, пока наконец новый глава нашего рода не пошёл на компромисс. Устав от борьбы, Терциус Уизли согласился передать ушлой вдове поместье в Линкольншире приносящее хорошую ренту. Со своей стороны, Кассандра Уизли отказалась от претензий на основное наследство покойного мужа [1], удовлетворившись тем, что её сын станет основателем нового рода. Таким образом, начиная с 1845 года, в Англии существуют две родственных магических семьи с одинаковой фамилией.

Так, ладно, заболтался я чего-то. Вон в какие дебри истории занесло — того и гляди до Мерлина дойду. Вернёмся лучше к современности, точнее к задаче Гермионы. Рассмотрим вводную: на данный момент в Хогвартсе, включая меня, находятся десять учеников, и все они должны пережить каникулы, не пострадав от «кого-то» или «чего-то». Расплывчатая формулировка, согласен, только вот задание не такое уж сложное, как кажется на первый взгляд. Ведь кто остался? Из Слизерина и Хаффлпаффа — никого, из Равенкло — трое, остальные семеро — гриффиндорцы. За воронов беспокоится не стоит: первые двое — тёзки-выпускники с похожими фамилиями: Стив Томсон и Стив Томпсон — даже среди своего факультета считались заучками, увлеченными лишь звёздным небом. Скажу больше, они и внешне настолько походили друг на друга, что при беглом взгляде казались близнецами, хотя один был родом из чистокровной семьи, а второй происходил от маглов. На фоне таких фанатиков астрономии, Пенелопа Клируоттер выглядела весёлой пофигисткой. Несмотря на значок префекта, Пенни не горела желание вкалывать на каникулах, а её недвусмысленные взгляды, бросаемые в сторону Оливера Вуда, красноречивее любых слов говорили о желании провести ближайшие две недели в горизонтальном положении, чему гриффиндорский староста был только рад. Влюбленная парочка оказалась настолько поглощена друг другом, что в упор не замечала бешеную ревность Перси. Вот, честное слово, не ожидал от всегда дисциплинированного старшего брата такого явного проявления чувств. Придётся, как говорят авроры, взять Персиваля на карандаш под первым номером. По идее, вторую и третью позицию в данном списке должны были занять Фред с Джорджем, однако на сей раз близнецы отыскали себе дельце вне стен Хогвартса. Ещё вчера эти предприимчивые жуки замыслили предложить Хагриду взаимовыгодное сотрудничество. Дельная скажу вам мысль, ибо даже на мой неискушенный в коммерции взгляд хижина лесничего была чуть ли не под завязку набита ценностями, пройти мимо которых для наших выжиг было по меньше мере кощунством. Как говорится, Мерлин им в помощь. Кстати одну помощницу близнецы уже отыскали: ей оказалась Энджи Джонсон — симпатичная второкурсница и, по совместительству, охотница гриффиндорской сборной по квиддичу. Насколько я помню, в той истории у неё был роман то ли с Фредом, то ли с Джорджем. Что получится на сей раз? А Мордред его знает! Главное, что по крайней мере в ближайшие две недели за Анджелину, в отличии от пухляка, беспокоится не стоит. Последний вёл себя пока что тихо, я бы даже сказал: слишком тихо. Большую часть времени, не занятую уроками или едой, Лонгботтом проводил в кровати, отгородившись от остальных шторами балдахина. Чего именно сейчас творилось в его башке не распознал бы…

Эх, ну опять я залезаю в дебри. В конце-то концов Герми не просила меня становится магловским психом-лохом. Главное, чтобы ученики дотянули до следующего семестра в целости и сохранности, а остальное неважно. Данная мысль принесла мне успокоение и, я честно пробездельничал до самого ужина, на котором стало понятно, что этом году нормальные каникулы нам в однозначно не грозят.

Готовы ли вы отведать недоваренную овсянку с непередаваемым запахом клея вперемежку с соплями? Как насчёт бекона, в котором непонятно чего больше — золы или мяса? Может вы хотите слегка протухших яиц с намёком на глазунью? И на закуску… Нет перебродивший тыквенный сок — это уже слишком. Вон даже наши отрешённые от бренного мира заучки-астрономы плюются, поминая родню хогвартских эльфов. Интересно, с какого бодуна лопоухие уродцы решили устроить нам такую подлянку? Заинтересовавшись этим вопросом, десять очень сердитых учеников двинулись на кухню с твёрдым намерением оторвать дюжину-другую голов обитавших там паразитов, однако едва переступив её порог, мы замерли точно вкопанные.

На полу, столах, стульях, у погашенных плит в самых разнообразных позах валялись домовики. Некоторые из них просто лежали без движения, другие — судорожно дёргали искривлёнными конечностями, третьи — устремив в нашу сторону невидящие взгляды, беззвучно разевали рты, тщетно пытаясь что-то произнести. Творящийся вокруг бедлам напомнил мне эпизод из прошлой аврорской жизни, когда в одном из рейдов наше звено накрыло китайскую курильню с тремя дюжинами торчков. Здесь правда любителей дури оказалось под сотню, да и последующего начальственного визита министерского чинуши с требованием освободить незаконно задержанных гостей добропорядочного господина Жучэна не наблюдалось. Хотя о чём я говорю? По ходу дела начальство на нас откровенно забило: ни Септима Вектор, ни Агнесс Хортон не соизволили спуститься в Большой Зал! Сей факт приняли все за исключением Перси. Вот в кого он такой — ума не приложу. Вроде папа с мамой никогда не страдали излишним чинопочитанием, а братишка буквально соткан из правил и артикулов. Ну кому в нынешней ситуевине придёт в голову разыскивать учителей, дабы те разъяснили ему что делать? Вопрос для девяти из десяти школьников был риторическим, однако Персиваль Игнотиус Уизли отправился к кабинету нумерологии с твёрдым намерением отыскать на него ответ, оставив возможность разрулить ситуацию с кормёжкой нам самими.

А ситуация оказалась близка к критической. Жрать стряпню обкурившихся ушастых паразитов не хотелось, дуть за провизией в Хогсмид — тоже, тем более, что короткий зимний день давно закончился, а разыгравшаяся к вечеру вьюга замела все дороги. Не привела к успеху и попытка вызова семейных домовиков. Напрасно Томсон, Оливер и Пенелопа взывали к личным эльфам — ни Хорст, ни Уилбур, ни Паслёнка не ответили на зов, чем привели своих хозяев в шоковое состояние. Впрочем, шок шоком, а урчание в девяти животах заставило нас самолично заняться готовкой. К счастью, Энджи и Пенни, благодаря мамам-маглам, знали пару-тройку рецептов заморить червячка на скорую руку, отчего право верховодить на кухне было отдано девчатам единогласно. Для всех остальных так же нашлась работёнка: пухляка отправили перебирать фасоль, меня и близнецов — чистить картошку с луком, Оливер Вуд, взяв топорик, отправился колоть дрова, а Томсон с Томпсоном — драить кастрюли. Пользуясь этим обстоятельством, размером кухни и тем, что народ разошёлся каждый по своим углам, я решил переговорить с Фредом и Джорджем.

— Ну чего ребят, вижу не заладилось у вас с Хагридом. Не оценил похоже наш великан возможность подзаработать.

— И не говори, братишка, — ответил Фред. — Мы с Форджем и так и сяк его умасливали…

— … сначала казалось — потёк старина Руби, — продолжил Джордж. — только вот затем всё как-то быстро сорвалось.

— С чего бы так? — недоумённо спросил я, прекрасно зная, что близнецы и не таких убалтывали.

— Да вот угораздило братца Дреда ляпнуть, мол «раз наш брат и твоим сыном коллеги по работе, то…»

— Стоп-стоп-стоп, — опешил я. — А с чего вы решили, будто Чарли и сын Хагрида работают вместе?

— Элементарно, братишка. Ты ведь знаешь, где трудится наш старший брат?

— В румынском драконьем заповеднике.

— А как туда добраться?

— Ну… Джинни писала, что папа с мамой заказали порт-ключи до Дерб… Дреб… Ну что за блядские у них там названия — язык сломаешь! Короче, потом из этого города им откроют местный портал до… Клужа. Мерлиновы кальсоны, совсем об этом забыл! Хагрид же говорил о черёмухе, купленной у клужских маглов!

— Ну а нам он сказал, будто мы его не так поняли, — с иронией пробормотал Фред. — Мол, «как у меня может быть сын, ежели я неженатый?» Врал конечно — это даже флоббер-червю ясно: не умеет старина лесничий складно брехать…

— … только нам от его нескладной брехни не легче. Едва мы помянули его сынка, он сразу всполошился и чуть ли не взашей выставил. Хорошо хоть палочки отдал. На, кстати — это твоя.

— Да уж дела, — только и оставалось протянуть, забирая волшебный инструмент из рук младшего из близнецов.

И чего так Хагрид всполошился: у них с сынулей чего, канал контрабандный в Англию налажен, а мы их контору палим? Странно, всё это. Думаю, в нынешней ситуевине лучше всего написать непосредственно брату прямиком в Румынию. Так, мол, и так здорово, Чарли, не видел ли ты вокруг себя одного такого волосатого и бородатого мужичка футов под восемь росту? Он еще слегонца на Хагрида нашего смахивает. Интересно, как бы мне ответил брат? Эх, ладно, шутки шутками, а сейчас Чарли явно не до моей писанины: как-никак родители нечасто балуют его своими посещениями. Вот интересно, а примет ли он Луну? Нет, глупый вопрос! Пускай Чарли предпочитает жить наособицу, он всё же остаётся Уизли, для которых семья свята.

Как сейчас помню тот случай, произошедший четыре года назад (или пятнадцать лет — смотря как считать), когда Джинни заболела синей корью. Лекарства из Мунго не помогали, и сестрёнка буквально таяла на глазах. Казалось, что надежды уже нет, однако в одну из бессонных ночей в Нору ворвался мой второй брат, зажимая в руке флакончик с непонятной тёмной жидкостью. Даже не представляю, через что пришлось тогда пройти Чарли, дабы найти это безумно редкое и дорогое лекарство, поднявшее Джинни буквально со смертного одра. Ну а потом брат вновь отошёл в сторону и за всю дальнейшую жизнь лишь один раз попросил меня о помощи.

Это случилось уже в той жизни, когда я — верный друг самого Мальчика-Которой-Выжил (пафосно звучит, согласен: самому теперь слушать противно) — обмывал назначение командиром звена. В тот день, Чарли подошёл ко мне и тоном, в котором густо смешались тревога и извинение попросил отыскать некую Полли. Что это за Полли и смог ли я выполнить братскую просьбу — не знаю. Главное… Ой-ё!!

— Не спи, братишка: нож не игрушка — оттяпаешь себе пальчик, кто его пришивать будет?

— О-о-о, сука! Больно!

— А ты зевай меньше.

— Да пошёл ты!

— Ладно, не кипятись, Ронни. Расскажи лучше, чего ты такой смурной: опять с Герми поссорился?

— Я не… Эх, ладно расскажу. Тут такое дело…

Я как умел пересказал утренний разговор, посетовав на собственный несвоевременный подарок. Близнецы слушали не перебивая, а когда мой монолог закончился своё веское слово изрёк Джордж.

— Всё с вами двумя ясно, — со вздохом произнёс он. — Гермиона до сих пор не желает признать собственное поражение, а ты помогаешь ей держаться за соломинку.

— Какая ещё соломинка — Герми говорит правду, а Флитвик либо откровенно брешит, либо недоговаривает. Я уже говорил вам про Уизли, погибших в семидесятые: их просто нет!

— Зато есть Прюэтты, — спокойный голос Фреда, привёл меня в недоумение.

— Они-то здесь причём? — пробормотал я.

— Ты забыл о дяде Фабиане и дяде Гидеоне? Они ведь погибли как раз в год нашего рождения.

— Ну и что с того?

— Ты, братишка, зациклился на родне со стороны отца, напрочь забыв о родственниках со стороны мамы.

— Погоди, хочешь сказать, что клейма предателей крови мы получили от… Бред! Не могла мама этого совершить!

— Тише, Ронни, думаешь нам самим приятно было узнать об этом? Отнюдь. Увы, иного решения задача с клеймами не имеет. Чтобы заполучить такой «подарок» необходимо погубить родную кровь, а единственная родная кровь, сгинувшая в то время, принадлежала нашим дядям. Эй, братишка, ты чего плачешь?

— От лука! Не видишь, я его чищу!

— Врёшь, — с этими словами Фред положил руку на моё плечо. — Это трудно принять, но это так. Подумай, мы ведь ни разу не посещали маминых родителей, хотя они до сих пор живы. Ты наверняка не помнишь об этом, но я видел, как однажды к нам в Нору зашёл Каспар Прюэтт. Не знаю, о чём он тогда разговаривал с мамой, но перед уходом он громко произнёс фразу, которую мы запомнили навсегда.

— Твои последыши не заменят нам Гидеона и Фабиана. Мы никогда не простим тебе их смерть.

Мы замолчали. Некоторое время я невидящим взглядом глядел на ведро с очищенной картошкой, выискивая в словах близнецов… Нет — не ложь, а недопонимание. Может они что-то неверно истолковали, может… Считайте это придурью, но соглашаться с близнецами, несмотря на стройность их догадок, я отказывался наотрез. А слова деда… ну чего не ляпнешь в сердцах!

— Вижу, ты нам не веришь? — произнёс Фред, нарушая затянувшуюся тишину.

— Нет, — твердо ответил я. — Слова старика не значат ровным счётом ничего. К тому же, как тогда быть со старой грымзой?

— А, ты об этом, — в голосе старшего из близнецов мелькнули нотки лёгкой снисходительности. — Ну, во-первых, история эта слишком мутная. Непонятно кто вообще заварил всю ту кашу — наш дед, дед Лонгботтома, дедов брат или сама старая перечница…

— …а во-вторых, даже если вина целиком и полностью на Септимусе Уизли, каким образом, унаследовав опоганенную кровь, Билл, Чарли и Перси оказались свободными от проклятья? А так всё объясняется довольно просто.

— Но почему же тогда главенство в доме перешло не к отцу и не к Биллу, а к тебе? — спросил я. -Только не говори, будто ты верите в чушь про ментальный возраст.

— Не верю — тут ты прав. Насчёт папы, не могу точно сказать. Возможно дело во вредности деда, ты ведь помнишь его отношение к маме. Вот и решил старик наказать таким образом папу за ослушание. Мол, раз ты женился без моего согласия, то не видать тебе титула как своих ушей. А насчёт Билла, вспомни, как папа с мамой заключили свой брак.

— Чего тут особенно вспоминать? На седьмом курсе они начали встречаться, Прюэттам это не понравилось — они хотели устроить брак дочери с какой-то овдовевшей знатной шишкой. Чтобы избежать этого, отец попросил Дамблдора их обвенчать. Тот согласился. Вот собственно и весь сказ.

— Ну, как говорят, весь да не весь. Бьюсь об заклад, ты не знаешь, за кого просватали маму.

— За Абраксаса Малфоя? — попытался угадать я. — Он вроде бы потерял жену в конце пятидесятых.

— А вот и нет. За Рабастана Лестрейнджа.

— Чего?! Они там охуели совсем?! Маму за какого-то пожирательского ублюдка?!

— Ну, это сейчас он пожирательский ублюдок, а тогда — досточтимый наследник древнейшего и уважаемого рода — выгодная партия для любой колдуньи.

— В мордредову задницу такие партии, — раздражённо буркнул я.

— Мама решила также, — поддакнул Фред. — Только вот ведь незадача: её уже обручили. Если не веришь, могу дать вырезку из «Пророка» за шестьдесят четвёртый год — там всё описано и сфоткано.

— Ладно-ладно, верю. То есть, ты хочешь сказать, что раз из-за нерасторгнутой маминой помолвки брак родителей был министерским, то Билл лишается наследства? Чего-то не припомню такой нормы.

— Такой нормы действительно нет, зато есть другая: ребёнок, рождённый в браке магическом имеет преимущество в наследовании различных плюшек, типа титулов, мест и тому подобного перед рождённым в браке министерском, — ответил Джордж. — А теперь вспомни, что именно папа подарил маме на нынешнюю годовщину свадьбы?

— Кружева, но это значит… тринадцать лет брака [2].

— Тринадцать лет полноценного брака, — поправил меня Джордж. — Лишь расторгнув давешнюю помолвку, мама сочеталась с отцом полноценным обрядом.

— Но почему они столько тянули? — удивился я.

— Не скажу точно, — пожав плечами, ответил Фред. — Насколько мне известно, помолвки рвутся без проблем, если жених с невестой совершеннолетние. Может дело в том договоре, который заключили Прюэтты и Лестрейнджи…

— Так, народ, я конечно извиняюсь, но у нас по ходу проблемы, — прошептал Джордж, кивая куда-то в сторону.

Я оглянулся. В указанном братом месте лежал едва заметно мерцающий камешек с прожилками, служивший нам защитой от чужих ушей. Всякий раз, когда между нами проходил серьёзный разговор, Фред или Джордж ставили такую вот примитивную охранную руну, обеспечивающую спокойствием минимум на полчаса. Вот только сегодня она почему-то выдохлась поразительно быстро. Может дело… Эх, ладно: сперва поем — потом разберусь, а то в животе урчит — мочи нет, тем более, что Энджи уже к нам идёт. Не стоит злить нашу проголодавшуюся охотницу.

Отдав чищенные овощи девчатам, мы трое переместились поближе к очагу, рядом с которым уже сидели Оливер, пухляк и астрономы. По их лицам легко читалось, что все они умаялись, отчего застольная беседа явно не клеилась. Да уж трудно драить котёл без магии… Кстати, а почему без магии-то? Тут же не отработка у Снейпа, здесь ведь… Волшебство значит сбоит. Хм, странно, очень странно. А ещё непонятно, отчего не вернулся Перси. Он случаем не в Хогсмид намылился? По мне, до кабинета нумерологии не так уж далеко: можно запросто сгонять туда и назад раз пять. Ладно, ничего с нашим занудным братцем не случится! Тем более, что ужин был готов.

С довольными точно у докси лицами Пенни и Энджи обошли голодных нас, наливая в каждую тарелку ароматную порцию похлёбки. Эх, ну кто бы мог подумать, что такое объедение можно приготовить без помощи магии! В три горла наворачивая кулинарный шедевр девчат, я почему-то вспомнил историю, описанную в одной ветхой магловской книге… Не скажу точно, как она называется — сразу после того как мы с Гермионой поженились, она взяла с меня слово поближе ознакомится с культурой простецов. Так вот, в одной из данных мне книг описывался случай, где один из братьев продал собственное старшинство другому за миску горячей похлёбки. Я в тот раз долго угорал, мол каким надо быть дураком, чтобы отказаться от первородства ради жратвы, а вот теперь начинаю сочувствовать тому несчастному. Голод ведь не тётка, зато сытость сразу же поднимает настроение и, усевшись поближе к догорающему очагу, можно на время забыть о творящейся вокруг мордредовой пляске, а также об очень недобром взгляде, буравящем нас из темноты.

— Да что здесь творится?! Я вам второго патронуса посылаю, а никто из вас даже не почесался прийти!

Мы резко обернулись. На пороге кухни стоял Перси с перекошенным от злости лицом. Вся его рожа была в какой-то саже, всегда аккуратные волосы — всклокочены, очки — запачканы, а дыхание — сбивчивым, словно мой третий брат либо очень долго бежал, либо таскал тяжести.

— Эй, Уизли, осади немного, — первым ответил Вуд. — Какие ещё патронусы? Сядь давай лучше да перекуси. У нас тут осталось немного еды так что…

— И расскажи, что с тобой стряслось, — добавила Пенелопа, наполняя тарелку остывшей, но ещё тёплой похлёбкой. — У тебя такой вид, будто на тебе весь день пахали.

— Или ты Пивза на собственном горбу катал, — ввернул Фред, однако под яростным взглядом старшего брата осёкся и замолчал.

— Всё шуткуем? А вы в курсе, что кроме нас и Филча в Хогвартсе не осталось ни единой живой души?!

— Да вы лорд Очевидность, мистер Уизли, — с усмешкой произнёс Вуд, чем привёл Перси в неописуемую ярость.

Вскочив со скамьи, мой старший брат схватил гриффиндорского старосту за грудки и заорал на всю кухню.

— Ты идиот, Вуд!! Ты И-Д-И-О-Т!!! Ты не понимаешь элементарных вещей! Если в Хогвартсе не останется ни одного учителя, замок просто закроется, и никто из вас не сможет его покинуть! Никто! Мы с вами заперты, а мистер Филч без квалифицированной медицинской помощи может умереть.

— А нехай сдохнет. Одним желчным сквибом меньше станет, — буркнул я, отчего получил тираду уже в собственный адрес.

— Ты, Рональд, вообще думаешь, о чём говоришь?! Он же человек!

— Скорей кривоногий брюзга, могущий помереть лишь от всеобщего окружающего счастья, только в ближайшие годы ему это явно не грозит. Не ну чо вы на меня так смотрите? Разве я не прав?

— Вот, когда ты будешь лежать на ледяном полу с разбитой в кровь головой, а вокруг тебя никого не будет, вспомни о собственных словах, — произнесённые едва слышным тоном слова Перси ошарашили остальных.

— Так чего мы сидим? — первым спросил то ли Томсон, то ли Томпсон. — Его надо доставить в Больничное Крыло.

— Зачем? В Больничном Крыле сейчас никого нет, да и холодно там словно в леднике, поэтому я перетащил его в его собственную каморку. Там по крайней мере, печка есть и…, — здесь Перси слегка замялся. — Поесть бы ему надо отнести, а то не дело засыпать на голодный желудок.

Согласно кивнув, Пенелопа налила остатки похлёбки из котла в принесённый Оливером чугунок, наложив на него с третьей попытки заклинание поддержки тепла и для верности обернув несколькими слоями тряпья. Перси облегчённо вздохнул. Видя, что в ближайшее время смерть от голода завхозу не грозит, старший брат принялся за трапезу, мы же напряженно глядели в его сторону, готовясь к продолжению неприятных новостей, которые не заставили себя долго ждать.

— Спешу сообщить, что топлива для каминов в Гриффиндорской башне осталось на четыре часа, — произнёс Персиваль, едва его тарелка опустела.

— Погоди, Уизли, о каком топливе идёт речь? — не понял Оливер. — Камины ведь работают на магии зачем им какое-то питание?

— Пенелопа, объясни этому… доброму человеку, в чём заключаются обязанности префекта, касаемые факультетских гостиных.

— В обязанности старосты входит учёт запасов магического угля, отпускаемого на поддержание тепла во внутренних помещениях замка, а также доклад декану, если качество угля окажется слишком низким, — процитировала Пенни, а затем добавила уже от себя. — Профессор Флитвик сказал мне, что не стоит слишком беспокоится об этом: запасов на нас троих хватит с лихвой на все каникулы, и заправка каминов — дело домовиков.

— Которые все как один обкурились какой-то дрянью, — закончил Фред. — Что теперь будем делать, капитан?

— Уголь таскать, — после краткого раздумья ответил гриффиндорский староста. — Вот ведь засада: профессор Вектор сказала же… Ладно, сам виноват. Уизли, ты вроде как отыскал бесхозные запасы? Показывай давай, где они.

Следующие несколько часов десять школьников примеряли на себя роль домовых эльфов. Вот, казалось бы, что делать с найденными мешками? Произнести Wingardium Leviossa и спокойно тащить наверх, скажите вы. Ага, щас два раза! Оказывается, магическое топливо не терпит магии, искрит, дымит и всё такое прочее. Смешно? Ну в другой раз я может быть и посмеялся, а теперь вынужден тащить эту тяжесть на восьмой этаж на собственном горбу. Впрочем, жаловаться на свою участь мне всё же не стоило, ибо из всех нас от обязанности тягать уголёк освободили лишь Фреда с Джорджем, поскольку хромота и повреждённое ребро делали близнецов неспособными к работе носильщиками. Вместо этого, красным от стыда ребятам (хотя, чего там стыдится?) вручили давешний чугунок с похлёбкой, наказав передать его Филчу, дабы колченогий завхоз не заснул голодным. Мы же продолжали вкалывать до тех пор, пока у Анджелины не стали подкашиваться ноги. Видя, как гриффиндорская охотница в очередной раз едва не упала с лестницы, Оливер остановил пытку.

— Хватит, — устало произнёс он. — Всё равно мы не перетаскаем их за сегодня. Завтра продолжим. Пенни, Стив, Стивен, думаю вам лучше переночевать у нас. Рон, помоги им устроится поудобней. Завтра… думаю всем нам стоит к немного передохнуть.

Примечания

[1] Строго по средневековому английскому закон Кассандра Уизли имела право на треть имущества покойного мужа — так называемую вдовью долю.

[2] В Англии тринадцать лет брака называется кружевной свадьбой.

Чего только не придумывают волшебники, желая вовремя подняться с кровати: одни — ставят воющие чары под ухом, другие — организуют над своей головой дождик, третьи… А, неважно — всё это чушь! Вы лучше прислушайтесь: никакого колдовства, зато эффект…

 

— А я тебе ещё раз говорю — это полная дурь! Данная схема неспособна к стабильной терморегуляции! Неужели ты не замечаешь здесь точку бифуркации?!

— Это по-твоему бифуркация?! Протри глаза — нет здесь никакой бифуркации и быть не может! По закону Шелдона…

— Шелдон?! Ты хочешь сказать, что твоя схема построена на опусах этого шарлатана?!

— Это Шелдон-то шарлатан?! Да у твоего Бувье атрофия головного мозга…

Вот чешут! А слова-то какие, зато послушаешь и никакого будильника ненужно — остатки дремоты разогнаны. Впрочем, при нынешнем дубаке особо не поспишь. Увы, но все наши вчерашние потуги отправились книзлам под хвост. Судя по здешней холодрыге, уголёк, которого по заверениям Томпсона должно было хватить до обеда, благополучно закончился ещё до завтрака, а означало это ровно одно — валяться не имело никакого смысла.

Быстро одевшись, я поднялся с кровати и двинулся к источнику шума, авторами которого, если кто ещё не понял, оказалась наша парочка звезданутых воронят. Словно мартовские книзлы перед схваткой, Томсон с Томпсоном орали друг на дружку, готовые в любой момент кинутся в бой. Мм-да, а ещё говорят, будто астрономия способствует умиротворению характеров. Попадись таким любителям ночного неба под горячую руку — сгинешь ни за кнат, тем более, что спор этот судя по окрестным разрушениям идёт уже давно. Вон даже кладку у камина расколошматили и Вуда зашугали — гляди как опасливо на них смотрит.

— Олли, чего у вас тут вообще происходит? — стараясь перекричать вопли астрономов, спросил я гриффиндорского старосту.

— А то ты не видишь: Томсон с Томпсоном нам уже второй час отопление перенастраивают. Раньше силовые линии искали, теперь-вот насчёт схемы лаются: Стив за Бувье стоит, а Стивен — за Шелдона.

— И какова между ними разница?

— Мордред его знает, — пожав плечами ответил Вуд. — Мне своя голова дороже. Зря я вообще согласился приглядывать за этими взбесившимися книзлами — надо было твоего братца здесь оставить.

— А где он сейчас, кстати?

— Во дворе, кажись. Он на полном серьёзе утверждал будто оттуда можно связаться с Хогсмидом. Только глупости всё это.

— Почему?

— А ты в окно погляди.

Последовав совету Оливера, я повернулся в указанную сторону и тихо выругался. Мы все оказались… Эх, как бы объяснить повежливее? Представьте себе стеклянный шар, внутри которого находится предмет, например, украшенный к Рождеству домик или укрытый снегом замок. Представили? Так вот, мы все оказались внутри подобного гигантского шара, буквально искрившего магией. Переливаясь приглушенными оттенками всех цветов, громадный купол накрыл собой не только сам Хогвартс, но и расположенный неподалёку квиддичный стадион, заодно прихватив лодочный сарай с изрядной долей Черного озера. Что удивительно, хижина Хагрида оказалась вне зоны действия ловушки: купол остановился буквально в сотне ярдов от неё, не пуская дальше одинокую фигуру в мантии.

— Слушай, Олли, у тебя ведь есть бинокль. Не можешь его одолжить?

— Зачем он тебе?

— Похоже, что кто-то бродит у хижины Хагрида. Не могу только определить Перси это или нет.

— Ну-ка погоди-ка, — отстранив меня, гриффиндорский староста подошёл к окну, извлёк из безразмерного кошеля подзорную трубу и принялся осматривать окрестности. Некоторое время на лице Оливера мелькала задумчивость, которая в скором времени сменилась усмешкой.

— Всё ясно. На вот зацени как твой брат хренью страдает, — ехидно произнёс Вуд, протягивая мне настроенный окуляр.

— Похоже, что он пытается докричаться до Хагрида. Возможно он пользуется сонорусом, правда отсюда всё равно не слышно.

— Ну сонорус-не сонорус, а в это время до старины Руби даже бомбардой не достучаться.

— Почему?

— Потому что наш лесничий имеет обычай аккурат после Рождества нажираться до свинского состояния.

— Иди ты! Никогда не видал его бухим.

— С чего бы тебе его видать? Ты же только на первом курсе учишься и в Хогсмид тебе дороги нет пока.

— Зато у меня тут Билл с Чарли учились, — пробормотал я, внутренне костеря себя за не в меру длинный язык. — И никто ни о чём таком нам не писал и не говорил.

— Видать у твоих братьев были дела поважнее, а вот я самолично видал, как Хагрид из «Кабаньей головы» выползал. Пьяный в дым, лыка не вязал, а потом в снег грохнулся и в нём же захрапел. Его профессор Кэттлбёрн потом до дома едва-едва доволок. А затем я от пацанов постарше узнал, что он уже давно так квасит. Раньше вообще все каникулы с кружкой не расставался, а теперь вот неделей себя ограничивать стал. Ну тут, сам понимаешь, возраст и всё такое…

— Да, дела. Получается, в Хогвартсе поветрие какое-то. Хагрид — пьёт, медичка — пьёт, Трелони из запоя не выходит…

— Ага и магловед тоже к бутылке иногда прикладывается: для лучшего познания магловской культуры, — усмехнувшись подтвердил Вуд.

— Просто пиздец, а не школа, — мрачно буркнул я.

— Имей снисхождение, Уизли: много ли дураков отыщется на тутошнее жалование? Тем более Хагрид своё дело знает, за зверьми следит, а бухло… Ну у всех бывают свои недостатки.

— И отмазки. Ставлю галеон против кната, что наш лесничий наплёл тебе какую-нибудь байку, будто выпивка отгоняет от него мнимых понарошек.

— Кого-кого?!

— Мнимых понарошек, — с самым серьёзным видом повторил я, едва сдерживая улыбку. — Они мнятся всем, кто слишком мнителен.

— Слушай, Уизли, ты случаем голову не простудил? Ты… Ой, ну ты скажешь! Вот шуткарь! Не, парень, с Хагридом всё куда грустнее. Лет эдак двадцать назад завёл наш лесничий интрижку с какой-то дамочкой из благородных. Ну ты знаешь: выходят иногда такие сразу после Хогвартса замуж за кого-нибудь из «Священных двадцати восьми», а оказывается, что у мужа стрелки на полшестого стоят или он вообще извращенец, с которым жить невозможно.

— И дамочка заводит себе хахаля, дабы развеяться, — догадался я.

— Всё верно. Таких историй в "Ведьмополитене" пруд пруди. Вот и здесь та же песня. Крутила им эта бабёнка как хотела, вертела, как могла, а потом кинула да к муженьку назад упорхнула. Мол с милым рай и в шалаше, но лишь до первых морозов. По мне, после такого надо бы плюнуть да растереть, только старина Хагрид всё забыть её не может, каждый год годовщину разрыва отмечает. Нет бы…

Вуд продолжал разглагольствовать о том, как бы он поступил на месте лесничего, однако я слушал его болтовню лишь вполуха. В тот момент у меня в голове возникла абсурдная на первый взгляд идея насчёт дамочки. По здравому размышлению ей могла оказаться лишь Беллатрикс Лестрейндж. Не верите? Но ведь всё сходится практически идеально! Во-первых, никто не станет сомневаться в благородстве семьи Блэк. Во-вторых, обратите внимание, когда был заключён брак — сразу после того, как Белла закончила Хогвартс. В-третьих — муж. Рудольф Лестрандж происходил из сверхчистокровного рода, вокруг которого ходили вполне обоснованные слухи о ненормальности. Именно поэтому мама в своё время не захотела идти за его младшего братца, только вот её кузине подобного здравомыслия явно не хватило. Как результат, Белла, перед тем как окончательно съехать с катушек, заводит романчик на стороне и даже беременеет, однако под давлением окружающих рвёт с Хагридом всякие отношения, а рожденного ребёнка сплавляет насторону. Ещё бы, великанская помесь для Беллы хороша в качестве мимолётного романчика, а для большего — тут уж извиняйте. Явный мезальянс. Мм-да, интересно фестралы скачут…

 

— Эй, Уизли, очнись! Я ведь с тобой говорю! — раздраженный голос Вуда заставил меня отложить размышления в сторону.

— Извини, Олли, тут… Отвлёкся я ладно. Ты ведь спрашивал меня о…

— Я спрашивал тебя насчёт вон той цветастой хрени за окном. Может у тебя идеи какие есть, как её сломать?

— Нету у меня никаких идей.

— Хм, ясно. Пенни вот говорила что-то про магию невода. Слыхал про такую?

— Невод? Это случаем не из сказок ли барда Бидля?

— Из него самого. Ну ты и сам знаешь: старина Бидль был известным выдумщиком — Зайчиха-Шутиха, Пень-Зубоскал, Игла Ивовая и всё такое прочее. Вот и здесь сквиб Хьюго Лонгарм из той же связки. Ладно, коль у тебя нет идей — сходи на кухню. Может девчатам поможешь. Близнецы и Лонгботтом уже наверняка там.

Я не стал спорить и, распрощавшись со старостой, вышел из гостиной. Последние слова Вуда о волшебном неводе заставили меня крепко задуматься. С одной стороны, истории Бидля могли оказаться выдумкой, а с другой Ивовая Игла тоже считалась фантазией старого барда, однако мне на собственной шкуре пришлось убедиться в её существовании. Более того, создатель этого артефакта оказался учеником Годрика Гриффиндора и сыном магловского священника. Может статься, что и Хью существовал на самом деле. Возможно, он даже не был сквибом… Хотя постойте, в фолианте, хранившемся в беркширском особняке деда, Лонгарм был назван совсем не так. Точно! Бабушка не раз читала нам с Джинни эту сказку в стихах, начинавшуюся со слов «жил на белом свете Хью-простец: бахвал и гордец, лентяй и недужник да у хозяина богатого прислужник». Кажется так! За абсолютную точность рифмы не поручусь — времени с тех пор прошло изрядно, но, как видите, сквибом здесь даже не пахнет. Как бы то ни было, по ходу повествования, в загребущие руки Хьюго попал некий артефакт, имеющий вид невода. Благодаря ему парень без труда одолел одного за другим дюжину колдунов, просто опутав их с ног до головы «рыболовной снастью» и лишив магических сил. Однако от столь лёгких побед Хью возгордился. Уверовав в собственное всемогущество, простец бросил вызов самому Мерлину или, если верить старому бабушкиному фолианту, небесам. Не спрашивайте меня, что имел ввиду Бидль в последнем случае — явно не ловлю облаков, зато результаты последнего боя гордеца оказались одинаково плачевны. Швырнув невод, вояка на ровном месте споткнулся, и, опутав сам себя с ног до головы, лишился не только сил, но и рассудка.

Такова вкратце сказка и лишь Мордред знает, что же там произошло на самом деле, хотя есть у меня одно предположение. Вот вы обратили внимание на прозвище Хью? Не замечаете сходства: Лонг-Арм, Лонг-Боттом. Нет? Эх, ладно. Вполне возможно, я пытаюсь притянуть за уши связь между героем сказки и семьёй пухляка, однако готов поставить галеон против кната, что магический невод несомненно существует, и сейчас кто-то пытается с его помощью вытянуть силы из Хогвартса. Замок, понятное дело, сопротивляется, оставляя нас десятерых между молотом и наковальней. Невеселая, честно признаюсь, перспективка, зато многое из вчерашнего становится понятным: и невозможность связи с внешним миром, и состояние домовиков, и проблемы с лестницами… Стоп! Я разве не говорил, что вчера лестницы вовсю сбоили? Ну так знайте, когда мы прошлым вечером таскали уголь, лесенки обрели гадкую привычку замирать в середине пути. Вот кому понравится стоять по полчаса между пятым и шестым этажом, ожидая, когда волшебные деревяшки соблаговолят пошевелиться? Именно поэтому нам зачастую приходилось идти кружным путём, а топать по темным коридорам со здоровенным мешком на горбу — это как-то… не очень. Даже теперь, спускаясь к месту кормёжки, мне приходилось подсвечивать себе дорогу люмусом, чего же говорить про вчерашнюю темень? Кстати, только сейчас я обнаружил ещё одну неприятность — портреты. Все они замерли без движения, точно их нарисовали маглы, и покрылись инеем, словно их держали внутри ледника. Только вот холод-то здесь был не причём. Ох-ох-онюшки, не представляю какие неприятности ждут нас впереди, а никогда не подводящее аврорское чутьё подсказывало, что они непременно настанут.

Не подвело оно и на сей раз — я заблудился. Ну вот как такое могло произойти?! Вроде бы шёл себе прямо, никуда не сворачивал, а тут вместо Большого Зала — Зал трофеев. Выругавшись, я хотел было повернуть назад, однако дверь, сама собой закрывшаяся за моей спиной, ни в какую не желала открываться. То же произошло со вторым выходом. Впустую потратив несколько минут на попытки выбить двери или открыть их с помощью аллохоморы или бомбарды, я сплюнул от досады и принялся искать другой путь. Окочурится от голода среди золочёных кубков — судьба, достойная Мэтью Скупердяя из сказки Бидля, мне явно не улыбалась. Вот интересно, а кому вообще пришла в голову идея запереть меня тут? В прошлый раз это провернули Почти Безголовый Ник с Толстым Монахом, дабы потолковать по душам. Неужели они снова решились на разговор? Если так, то где они?

— Сэр Николас! Брат Марк! Это вы заперли меня?! Выходите!

Бессмысленно проорав ещё пару минут, я догадался, что отвечать мне никто не собирается и задумался. Если это сделали не приведения, коих со вчерашнего утра никто не видел, и не Пивз, который также куда-то запропастился, то кто и зачем всё это сотворил? Неужели сам Хогвартс пытается мне помочь, как тогда, перед дуэлью с Лонгботтомом? В тот раз старый замок дал возможность собрать обрывки воспоминаний в целую картину. Чего же он хочет теперь? Думаю, в этом зале должна быть некая подсказка. Значит будем искать.

С этой мыслью я принялся внимательно разглядывать окружающую обстановку. Сперва казалось, что с прошедшего раза в зале ровным счётом ничего не изменилось: те же кубки, те же наградные таблички, те же панно. Разве только всё это великолепие покрылось изморозью. Так продолжалось до тех пор, пока я не добрался до стоящего в дальнем углу шкафа, где, судя по надписи на дверце, хранились старые гобелены. Хм, а ведь Перси говорил, что когда-то не столь давно именно они, а вовсе не картины украшали стены замка. Однако со временем директора Хогвартса принялись заменять их на портреты или пейзажи и к середине века нынешнего гобелены полностью исчезли со стен. Теперь, глядя на выцветшие краски, погрызенные докси края, застывшие фигуры, становилось понятно, зачем их убрали с глаз долой. Время не щадит никого. Можно сколько угодно накладывать сохранные чары, но в итоге… Погодите, а этот-то гобелен почему здесь? Выглядит он вполне целым! И вот этот! А здесь вообще… Да они же движутся!

Вытащив гобелен из шкафа, я попытался развернуть его, однако ткань без всякой моей помощи взлетела и прицепилась к крюкам на ближайшей стене, открывая панораму рождественского бала-маскарада выпускников эпохи Тюдоров A.D. MCMLXVII. Так гласила надпись, расположившаяся в верхней части полотна. Не скажу точно, что именно означают последние буквы, а вот Тюдорами звалась магловская королевская династия, правившая в Англии лет эдак за двести до Статута. Гермиона как-то рассказала об этой эпохе как о переломной в истории, культуре, моде и всём таком прочем. Да уж, согласен в такой-то одежонке переломать себе шею — пара пустяков. Неужели наши предки не замечали сколь нелепо они выглядели вот этом? Ладно бы женщины с их платьями, но мужчины… В Хогвартсе я не раз видел поясные портреты волшебников, в одежду которых словно бы запустили с десяток дутых заклятий, отчего видок у них был весьма комичный. Вот только в сравнении с тем, что показывал сейчас гобелен, их внешний вид вызывал теперь лишь лёгкую усмешку. На развернувшейся же панораме, я имел удовольствие лицезреть плясунов в полный рост.

Вообразите себе человека в костюме, раздутом настолько, что тот лопнул в нескольких местах и из дыр просвечиваются какие-то тряпки. А что на ногах? Чулки с коротенькими штанцами! На таком фоне женщины выглядят куда адекватней. Вот, например, эта фигура, похожая на Джинни… Постойте-ка, да ведь это же мама! Точно, я видел несколько маминых колдографий из школьной жизни — лицо один в один. Но как она могла попасть в эпоху за двести лет до Статута?!

Чисто инстинктивно я прикоснулся к нарисованной фигуре и тут случилось невероятное — меня стало затягивать внутрь гобелена. Секунда — и всё вокруг преобразилось. Плоские фигуры танцующих выпускников обрели объём, непонятная бальная комната стала похожа на украшенный Большой Зал, а вытканные музыканты заиграли сильно приглушённую мелодию. Но главное было не это! Вокруг танцоров появились люди, которых не оказалось на гобелене. Пускай они больше походили на тени, пускай были облачены в такие же нелепые одежды, пускай… Всё это неважно! Главное, я узнал многих из них! Флитвик, Спраут, Кэттлбёрн, Дамблдор и посапывающий на резном троне Армандо Диппет — прежний директор школы. Все они так же присутствовали на балу, наблюдая за учениками! Непонятно лишь как они могли переместить весь зал на почти пятьсот лет назад? Ведь, если приглядеться, среди танцоров, музыкантов и зрителей оказалось множество папиных и маминых однокурсников. Вот, например, Сид Чамберс — нынешний главный тренер «Пушек Педдл» и тогдашний гриффиндорский загонщик. А это кто? Неужели Сэм Горнби — бэк-вокалист «Хобгоблинов»? Да, это действительно он — студент Хаффлпаффа, весело отплясывающий с Беллатрикс Лестрейндж (или пока ещё Блэк), а спустя каких-то семь лет, они сойдутся в совсем иной пляске… Так-так-так, ну надо же — да это ведь папа! Тут никакая старинная одежда не даст спутать отца с кем-либо иным. Эта худоба, высокий рост, роговые очки, разве только вместо привычных залысин — причёска, делающая его похожим на одуванчик [1]. Только вот отчего у него такой несчастный вид? Похоже — из-за партнёрши по танцу. Ха, да рядом с такой… кхе-кхе девушкой даже последняя замухрышка будет выглядеть королевой красоты. Тощая, высоколобая, косоглазая, с длинной шеей, бесцветными волосами, лошадиными зубами, при этом постоянно улыбающаяся. А одежда? Вроде бы и ткань прекрасная, и вышивка мастерская, можно даже сказать, что каждая деталь по отдельности выглядела неплохо, но собранное всё вместе да на такой дылде представляло собой тихий ужас. Понятно, отчего у отца такой несчастный вид: он просто отбывал номер… Хотя стойте! У него на безымянном пальце парное кольцо, причём такое же колечко красовалось у его партнёрши. Мерлиновы кальсоны, так выходит, папу обручили с какой-то страховидлой и он женился вопреки помолвке! Занятно, весьма занятно. И главное — правильно! Не представляю каково было бы нам всем, будь мы хотя бы отдалённо похожи на ту орясину. И сколько бы пришлось маяться Джинни, пойди она в ту породу.

Ну да ладно, нечего об этом болтать. Мерлин миловал, на седьмом курсе папа с мамой начали встречаться… Вопрос лишь когда. Судя по блаженному взгляду, которым мама глядела на своего партнёра по танцу, у них был роман. Не пойму только, чего она в нём нашла? Всё достоинство плясуна заключалось в смазливой мордашке да дорогой одёжке. Ну и зачем всё это мне было показывать?! Пусть у мамы был когда-то давно флирт (а может просто минутное увлечение), но в конце-то концов она нашла достойного человека, то есть папу.

Так, Рональд Уизли, спокойствие, только спокойствие. Себя лучше вспомни. Ты с Гермионой ругался чуть ли не по десять раз на дню, а на шестом курсе вы вообще назло друг другу завели романы на стороне. И чем всё это кончилось? Правильно — вашей свадьбой. Вот и здесь та же ситуация. Папа с мамой счастливы вместе, а этот красавчик наверняка превратился в толстого плешивого пердуна, грызущего печёнку какой-нибудь несчастной клуше, имевшей несчастье соблазниться его когда-то симпатичной рожей, которая почему-то не выходит из головы. Готов поставить галеон против кната, где-то я её уже видел, только где? Увы, имя в голове вертелось, а произнести его не выходило от слова "никак" . А если рассмотреть его поближе? Э-э-э, погоди! Почему всё вокруг кружится?! Стой, Хогвартс! Ну пожалуйста…

* * *

Вот не везёт, так не везёт. Ещё немного и можно было сказать, что за тип кадрил маму, а сейчас... Ну дела — похоже меня выкинуло в Большой Зал, только на сей раз в настоящий. Исчезли помосты для музыкантов, зато возникла громадная ель, пустые столы и очень злой Персиваль, несущийся в мою сторону.

— Да вот же он! Лонгботтом, зови всех сюда — я его нашёл! Мы тебя по всему Хогвартсу ищем, с ног сбились, а ты…

— А что «я»?

— Где тебя позволь спросить Моргана носила?! — возбужденный Перси схватил меня за воротник мантии и принялся трясти словно пойманного садового гнома.

— Эй, а ну полегче давай, — возмущённо крикнул я, освобождаясь от захвата. — Ты рехнулся совсем?

— Рехнешься с тобой, — зло процедил старший брат, беря эмоции под контроль. — Пропадаешь незнамо где на полдня, а затем спрашиваешь в своём ли я уме. Мы тут с ног сбились пока тебя искали.

— С чего меня искать-то. Я может задержался чуток по дороге...

Лишь теперь до меня дошло, что за окном начали густеть сумерки. Мордредовы панталоны, значит пока я находился внутри гобелена прошла туева куча времени и задержись я там чуть подольше, то ещё неизвестно в какой бы век меня выкинуло. Б-р-р, жуть, да и только. Мысленно возблагодарив Мерлина вкупе с прочими высшими силами, я взглянул на подбежавших студентов, внутренне готовясь к пристрастному допросу.

— Где ты всё это время шлялся?! -раздраженно спросил Вуд.

— Нигде я не шлялся. Я просто спустился вниз, к завтраку, а оказалось, что пришёл к полднику. Сам не понимаю, как это вышло.

— Вот так вот просто шёл-шёл и ни разу не остановился? — в интонациях Томпсона скользнуло явное недоверие.

— Ну почему же «ни разу»? Пару раз останавливаться приходилось — у меня Lumos сам собой гас.

— Priori Incantatem! Deletrius. Похоже, он прав.

— Похоже, что кто-то сейчас получит в глаз, — со злостью процедил я. — Какого Мордреда ты это наколдовал?!

— Просто хотелось убедится, что ты не врешь, — не моргнув глазом ответил равенкловец. — Итак, ты действительно несколько раз использовал заклинание света. Тогда другой вопрос: не пытался ли ты срезать путь?

— Нет, не пытался. Я шёл никуда не сворачивая, так же, как и вчера, когда таскал уголь. Ещё вопросы есть?

— Лично к тебе — нет, — пробормотал доселе молчавший второй равенкловец. — Судя по моему детектору, ты угодил во временную червоточину. По счастью, весьма локальную. Такие случаи ещё в шестнадцатом веке описал Доусон в своей четвертой работе по пространственно-временному континууму Хогвартса. При нестабильном внешнем поле…

— А если обойтись без твоих заумей? — спросил Вуд, явно не горящий желанием выслушивать лекцию в несколько часов. — Можешь объяснить понятнее?

— Могу и так, — досадливо ответил Томсон. — В настоящий момент Хогвартс ослаблен как извне, так и изнутри.

— Значит, я была права насчёт Невода? — уточнила Пенелопа.

— Мордред его знает, Пенни. Факты в настоящий момент таковы: Хогвартс борется с внешней угрозой, а внутри замка активизировалось нечто весьма паскудное. За сотни лет преподаватели и студенты успели оставить в замке тысячи артефактов. Один Мерлин знает насколько они опасны. Может статься, что до определенного момента защитные системы Хогвартса держали их в спящем состоянии. Теперь же — увы.

— Ну, а нам-то чего теперь делать? — спросил я.

— Ждать. Если твой брат ничего не перепутал и Хагрид действительно понял его правильно, то с возвращением профессоров защита замка стабилизируется.

— Вот именно, что «если», — саркастически заметил Оливер. — Слишком много тут этих «если». Готов поставить на кон свою метлу: наш поддатый Хагрид или принимает на грудь для храбрости или обживает камеру в участке.

— Не городи чушь, Вуд! — мгновенно взвился Перси. — Мистер Хагрид был абсолютно трезв и сразу же пошёл в ратушу. Там он всё толком объяснит…

— Ха! Да чтобы Хагрид хоть кому-то объяснил чего-то толком?! Вот как бы ты поступил на месте мэра Хогсмида, если бы тебе в кабинет влетит туповатый великан с репутацией горького пьяницы и, путаясь в словах, начнёт заливать о странностях в соседнем замке? Я бы упёк его в участок на пару суток.

Побагровевший Перси сжал пальцы, готовясь на кулаках разъяснить гриффиндорскому капитану насколько тот неправ, однако вмешательство Пенелопы остановило заведомо неравный бой.

— Хватит! — крикнула равенкловка, вставая между моим братом и Вудом. — Не хватало, чтобы мы здесь перегрызлись! Стив, ты знаешь способ избежать действия этих червоточин?

— Боюсь, Пенни, что абсолютной защиты нет. Можно передвигаться группами. Если чего случится, то втроём выжить легче, чем одному. Но разумнее всего — запереться в гостиной и не покидать её до возвращения профессоров.

— Не годится, — возразил Перси. — Вы забываете про мистера Филча. Он слишком плох и без нашей поддержки не выживет. Но и тащить его наверх мы не можем. Он не перенесёт дорогу до гостиной.

— К тому же, в гостиных не получится готовка, — добавил Оливер, чем привёл Пенни в шоковое состояние.

— О, нет, я совсем забыла о котле, — простонала она и опрометью ринулась в сторону кухни, увлекая за собой остальных.

К счастью, испуг Пенелопы оказалось преувеличенным. Котёл, в которым булькала похлёбка, хоть и кипел вовсю, но до взрыва было ещё далеко. Пользуясь тем, что большинство учеников крутилось около горящего очага, я подал близнецам условный знак. Мол, есть серьёзный разговор. Фред с Джорджем согласно кивнули. Они наверняка догадывались о моей неискренности в беседе со старшекурсниками, однако пока молчали.

Сама трапеза прошла спокойно. Заморив червячка, народ разбрёлся по кухне. Пенни и Энджи принялись снаряжать котелок для Филча, Вуд с Перси, прихватив для верности Лонгботтома, отправились мыть посуду, Томсон с Томпсоном занялись какими-то расчётами. Одним словом, мы погрузились в рутину. Благостную картину, на мой взгляд, портило ровно одно обстоятельство — неважный вид Фреда и Анджелины. Старший из близнецов и охотница выглядели бледновато, да и ели как-то без аппетита. Вот только на моё беспокойство Фред отшутился и перевел разговор к событиям, произошедшим пока я отсутствовал. Оказалось, помимо того, что Перси удалось докричаться до лесничего без помощи магии (заклинание Sonorus просто развеялось), стряслось куда более печальное происшествие. Нынешней ночью две дюжины эльфов велели долго жить. Как не грустно всё это, но подобного следовало ожидать. Ещё вчера, когда мы укладывали бессознательных домовиков возле тлеющего очага, я обратил внимание, что некоторые из них дышат на ладан и вряд ли дотянут до утра, чем заработал от Анджелины хорошую выволочку. Теперь понятно, отчего она столь кисло выглядит.

— Видишь ли, братишка, среди умерших был Дилли, — пояснил Фред. — Домовик, к которому Энджи была привязана. Она даже хотела взять его себе, но чего-то там не срослось.

— А разве домовиков можно брать из Хогвартса? — удивился я.

— Не просто можно, но и нужно, — вмешался оторвавшийся от расчётов Томсон. — За последние полвека из Хогвартса устроили богадельню. Понабрали отовсюду домовиков, вот и мучаются они теперь от бескормицы.

— Какой ещё бескормицы? Они же жрут ту же пищу, что и мы.

— Hic abdera! [2]

— Чего?

— Я имею ввиду, неужели никому из вас родители не рассказывали об эльфах?

— Ну рассказывали конечно, что они прислуживают в домах богачей и всё, — первым ответил Джордж. — У нас-то их нет.

— Странно. Семья вроде чистокровная, родословная не подделана и вдруг ни одного эльфа.

— А чего тут странного? — недоуменно произнёс я. — У Лавгудов вон то же не было домовиков. И у Спенсеров. Да вообще из наших соседей только у Диггори есть эльф, правда из него песок уже сыпется. Не сегодня — завтра помрёт.

— Вообще-то говоря, наличие в доме эльфов сродни показателю магического здоровья. Не говори только, что мистер и миссис Уизли ничего такого вам не рассказывали. Да неужели? Нет, вы и правда не знаете таких прописных истин?!

— А ты, значится, знаешь, — ехидно протянул Фред.

— Подобные азы разъясняются буквально с пелёнок. Основная пища эльфов — магические эманации, изливающие в наш мир. Сперва, они вырываются в виде случайных выбросов, когда ты колдуешь, не понимая этого. Затем, когда твое магическое ядро обретает стабильность, выбросов становится меньше, зато спектр сил возрастает на порядок.

— Ну это мы и так знаем, — буркнул я. — Эльфы-то здесь с какого боку?

— С самого наиглавнейшего. Когда мы берём эльфа в услужение, он получает возможность свободно питаться нашими эманациями. Проблема только в том, далеко не вся магия пригодна им в пищу. В зависимости от волшебника, домовик может потребить от одного до трёх процентов его эманационного спектра. Для нормальной кормёжки эльфу необходимо крутиться вокруг двух-трёх взрослых волшебников средней силы или нянчить одного ребёнка-мага.

— Поэтому, значит, в поместьях знати редко обитает больше пяти ушастых, — догадался Джордж.

— Именно. Нет, находятся конечно выпендрёжники, типа Малфоев, у которых целая дюжина доходяг. Ну, с другой стороны, чего взять с этих французских нуворишей? Триста лет как приехали, а строят из себя древний род. Они думают, раз деньги есть, значит и историю купить себе можно. А вот Мордред им поперёк глотки!

— Спокойней, Стив, спокойней, — вмешался коллега равенкловца, откладывая в сторону листок с расчётами. — Ребята просили тебя рассказать о домовиках, а не о разборках с Малфоями.

— Ну почему же, — возразил я. — Мы, знаешь ли любим интересные истории.

— Ладно, всё это к нашему разговору не относится. Вернемся лучше к эльфам. Помимо людских эманаций, домовики могут подпитываться от мест силы. Догадывайтесь к чему я веду?

— К Хогвартсу, — ответил я. — И ещё к Стоунхенджу.

— А также к некоторым старым поместьям. Они зачастую тоже стоят на источниках магии, хотя и не таких сильных как Хогвартс. Школа издревле привечала домовиков: чёрной работы в замке всегда хватало. За это эльфы получали доступ к мощному источнику магии.

— Мощному-то мощному да только не безграничному, — снова вставил свои пять кнатов второй равенкловец.

— На четыре дюжины эльфов его хватало с лихвой. Ну а затем всё пошло наперекосяк. Директор Диппет на старости лет тронулся умом и начал принимать всех эльфов без разбора. Видите ли, ему жалко стало «несчастных крошек из уничтоженных мэноров».

Слова Томсона вызвали у нас троих недоумение, которое первым выразил Фред.

— Так-ведь Диппет умер до первой войны с Сам-Знаешь-Кем.

— Угу, только в данном случае Сам-Знаешь-Кто здесь не причём. Я говорю о мировой войне.

— Второй Мировой войне, — уточнил маглорождённый Томпсон. — В сравнении с ней ваша жалкая возня с Вол… ну хорошо-хорошо с Сам-Знаешь-Кем… Смысл от этого не меняется! Вот скажи, Стив, в силах ли был этот ваш лич за одну ночь стереть с лица земли Ковентри? А вот немцы смогли. Их бомбы не разбирали на кого падать: на магловский дом или на древний мэнор. Результат был один — и там и там оставались трупы.

— Ну здесь ты не прав, — Томсон вновь перехватил нить разговора. — При попадании к маглам не образовывалось магического вакуума…

— Зато огненный смерч вполне образовывался!

— Э-э-э народ, а ну-ка брейк! — вмешался Джордж, видя, что диспут грозит перейти в потасовку. — Ты же обещал рассказать про эльфийскую богадельню и остановился на том, что Армандо Диппет тронулся умом.

— Ну да, тронулся. Когда мэноры гибли, эльфы, в отличии от хозяев, зачастую выживали. Только вот существовать без магических эманаций долго они не могли. И тут-то на сцену вышел прежний директор. Мол, у нас места хватит на всех — пусть приходят. Может даже хозяев новых среди учеников отыщите. И ведь отыскивали… один на сотню. Остальные же оседали тут и теперь в Хогвартсе домовиков больше чем студентов.

— А сила источника осталось прежней, — догадался я.

— Если бы. За последние полвека здешний источник изрядно оскудел. Отец говорит, что если ничего не изменится, то через пару десятков лет Хогвартс превратится в обычный замок и станет виден простецам. Правда Визенгамот считает его фантазёром. Конечно, этим старым пердунам виднее! Они… Эх, зря я начал всё это.

Стив Томсон глубоко вздохнул, пересел на дальний край стола и с ожесточением начал чиркать в своём свитке. Его товарищ виновато развёл руками: мол, для его приятеля отношение между чиновниками и отцом всегда были весьма болезненной темой. Тем не менее, Стивен Томпсон не спешил уходить.

— Слушайте, ребят, а чего же там произошло с этой вашей Энджи? — спросил он у близнецов. — Я понял только то, что она сумела привязать к себе домовика. Не могли бы вы рассказать об этом поподробнее?

— Хм, ну мы с братом не особо в курсе этой истории, — задумчиво протянул Фред. — У нас знаешь ли были несколько иные интересы.

— Ага, про магазин умников Уизли мне известно. Я ваши шутихи для сестры покупал. Но может вы всё-таки вспомните какие-нибудь подробности про эту историю.

— Там всё было довольно просто. Энджи нашла у себя в комнате домовика-уборщика. Бедняга упал в голодный обморок и Энджи его покормила из личных запасов. Тот ожил.

— От человеческой пищи? — голос Томпсона был полон недоверия, однако затем внезапно его осенило. — Ну конечно же! Магловская пища — всего лишь внешний повод. Ваша Энджи неосознанно подкормила эльфа своей силой. Так, а что было потом?

— Потом мы несколько раз видели Энджи вместе с увивающимся за ней Дилли, — ответил Джордж. — Тот домовик выглядел неплохо и не в какие обмороки не падал.

— Энджи как-то обмолвилась, что хочет взять его к себе домой, — продолжил Фред. — Кажется, мама у неё чувствует себя неважно. Или бабушка. Не помню короче. Энджи хотела поговорить об этом с МакГонагалл, но там явно чего-то не срослось.

— Странно, — в голосе равенкловца читалось полное недоумение. — Обычно декан не имеет ничего против, если магически сильный ученик берёт к себе эльфа. Пенелопа вот в прошлом году взяла Паслёнку и профессор Флитвик не возражал, а тут… Ну ладно, теперь дело немного прояснилось.

Думайте, что хотите, но тон этого ворона мне явно не понравился. И взгляд. Слишком уж он был… оценивающий, словно у хозяйки, надеющейся приобрести хороший товар по бросовой цене. Словно прочитав эти мысли, равенкловец иронически оглядел нас и, не произнеся более ни слова, ушёл вслед за своим однокурсником.

— Не нравится мне тот гусь, — сквозь зубы процедил Фред. — Сам не пойму отчего, но хочется мне одну холёную равенкловскую морду слегка отрихтовать.

— Может от ревности? — шепотом предложил я.

— Не здесь, — также вполголоса цыкнул Джордж. — Пойдём лучше к Вуду.

Разговор с Оливером прошёл довольно гладко. Наш староста не стал кочевряжится и, несмотря на возражения Перси, отпустил нас троих без вопросов. Прихватив с собой котелок для Филча, мы направились к каморке старого сквиба. По дороге я как умел пересказал случившееся в Зале Трофеев, чем поверг близнецов в задумчивость. Отцовская помолвка, путешествие во времени, гобелен, показывающий бал изнутри — всё это произвело на Фреда и Джорджа двоякое впечатление. С одной стороны, понаблюдать за интересной историей, связанной с родителями было весьма занятно, а с другой — возникал вопрос, зачем всё это нужно Хогвартсу? В конце концов, близнецы решили самолично изучить странное полотно, но немного позже. Первым делом нам предстояло навестить старика-завхоза, состояние которого оставляло желать много лучшего. В этом я убедился, едва переступив порог каморки.

Лежавший под толстым байковым одеялом Филч бредил, полушепотом разговаривая со своей кошкой. Миссис Норрис жалобно урчала в ответ и тёрлась о щёку хозяина. Наше появление заставило её встрепенуться. Вскочив с кровати, она подбежала к нам и умоляюще посмотрела в глаза, будто бы безмолвно прося за старика Аргуса. Увы, особо обрадовать Миссис Норрис было нечем. Даже беглого взгляда на завхоза хватило, дабы понять, что без помощи целителей из Мунго ворчливый сквиб долго не протянет. Единственное, чего мы могли для него сделать в нынешней ситуации — это сменить повязки на разбитой голове, обновить наложенное прошлым вечером заклятье чистоты, влить чуток сил в сигнальные чары да кое-как покормить несчастного брюзгу с ложечки. Все эти манипуляции прошли мимо Филча. Он словно бы не замечал, как мы меняем простыни или вешаем колдовство цветочного аромата. Раз за раз старик ласково обращался только к кошке, прося её внимательней осмотреть округу, дабы найти прячущихся учеников.

Эх, грустно всё это. Вроде и знаешь, что сей желчный старикашка в жизни не сделал никому ничего хорошего, а ведь жалко его. И кошку. Если Мордред приберёт её хозяина, она ведь не протянет долго. У здешних студиозусов к ней накопилась изрядная доля злобы, уступавшая в размерах только злобе к её владельцу. М-да, но кто же так приложил старика? Самый напрашивающийся ответ — Пивз: вражда школьного полтергейста и колченого завхоза давно стала местной притчей во языцах. Только вот ведь какое дело: Пивз за всю историю школы ни разу не опускался до членовредительства. Он мог с ног до головы закидать помётом докси, мог облить слизью, обсыпать извёсткой или мукой. А уж в искусстве обматюгать ему вообще не было равных. Но чтобы вот так взять и со всей дури заехать по башке кувшином с розовой бурдой? Не верю. Вылить на голову содержимое? Да, это в духе Пивза, а вот членовредительство с почти смертельным исходом... здесь явно постарался некто иной.

За этими размышлениями я не сразу заметил, что Аргус Филч задремал. Простенькое снотворное, сварганенное Энджи и смешанное с бульоном, начало действовать. Опустив голову на взбитую подушку, колченогий брюзга закрыл глаза и засопел, мы же в сопровождении кошки на цыпочках пошли к выходу. Уже у самого порога Миссис Норрис остановилась и, довольно урча, потёрлась о наши мантии, а затем, в один прыжок преодолев расстояние, забралась на хозяйское одеяло и заснула.

— Ну, братец Дред, как думаешь: выкарабкается наш сквиб или нет? — спросил Джордж, когда мы отошли достаточно далеко от каморки.

— Не знаю, братец Фордж, не хотелось бы, чтобы старина Аргус околел. С ним всё как-то привычней. А не дай Мерлин придёт кто-то новый, так не знаешь, чего от него ждать. Пока приноровишься, пока слабые места отыщешь…

— Угу. С новым завхозом, если он вообще будет не получится так повеселиться. Помнишь, как мы в тот раз заправили шланг образцом номер шестьдесят три?

— А, то. Ливануло тогда знатно. Но всё же с нашими конфискованными пастилками получилось куда лучше…

Близнецы всё болтали и болтали, а я не вмешивался в разговор, чувствуя, что это излишне. Вспоминая разные эпизоды, Фред с Джорджем сбрасывали напряжение, накопившееся за время пребывания в каморке. Причём, даже невооруженным взглядом было заметно, что старший из близнецов вымотался куда больше собрата. Фред тяжело дышал, время от времени останавливаясь и прислоняясь к стенке, однако на мои предложения вернуться в гостиную отвечал отказом. Так мы потихоньку добрели до Зала Трофеев, где нас ожидал неприятный сюрприз. Гобелен, ещё пару часов назад в полной сохранности висевший на крюках, за время моего отсутствия обратился в лохмотья. Рассмотреть что-либо в теперешнем наборе гнилых ниток не представлялось возможным, за исключением разве-только верхней подписи. Бал-маскарад эпохи Тюдоров A.D. MCMLXVII. Прочтя ею, Джордж хмыкнул и с улыбкой пробормотал.

— Ну по крайней мере с одним вопросом мы разобрались. Никакого путешествия во времени наши родители не совершали.

— Но ведь тут же написано «бал эпохи…»

— Ошибаешься, братишка. Здесь написано бал-маскарад «Эпоха Тюдоров». Название такое.

— А что же тогда означают буквы рядом с ним?

— Это записанный римскими числами год, — ответил Фред. — 1967. Прежний директор любил подобные увеселения. При нём старшекурсники на Рождество или Пасху устраивали маскарады по той или иной эпохе.

— Откуда ты всё это знаешь?

— Папа рассказывал. Он как раз сделал маме предложение именно на таком балу на седьмом курсе. Как говорится, при всём честном народе.

— Глядя на то, что я видел, не похоже, чтобы мама его приняла.

— Да и не слишком-то вериться в возможность такого предложения, когда, по твоим словам, отец был обручён с другой. Слушай, а ты уверен, что кольца были именно обручальными?

— Да, — раздражённо ответил я. — Думаешь, я не смогу отличить парные кольца от непарных! А вот с какого перепоя дед задумал женить папу на страховидле, мне ни фестрала неясно.

— Из-за приданного, — скорее утверждая, чем предполагая сказал Джордж. — Это, Ронни, такая особая магия, что последнюю дурнушку обратит в писанную красавицу. И не нужно хмыкать. У чистокровных фанатиков такое происходит сплошь и рядом.

— Но дедушка не был…, — я открыл рот дабы возразить брату, однако замолк на полуслове.

Ведь честно говоря, с подобной стороны я деда совсем не знал. Когда он умер, мне было семь лет и то, что Септимус Уизли поддерживал промагловские инициативы Дамблдора известно лишь с отцовских слов.

— Эй, Рон, ты чего замолк? — голос Фреда вывел меня из задумчивости.

— Мне непонятны мотивы деда. Если та… кхе-кхе школьница происходит из знатной чистокровной семьи, то почему я ни разу не видел её в газетах. Внешность у неё — ни с кем другим не спутаешь. Должна же она хоть раз где-то засветиться.

— Ну тут дело поправимое. Пойдем!

— Куда?

— В библиотеку. Там хранятся школьные архивы. Если ты прав, то мы отыщем и папину невесту, и маминого ухажёра.

* * *

Как остальной Хогвартс, вотчина мадам Пинс встретила нас темнотой, сквозняками и запустением. От покрывшихся изморозью фолиантов веяло чем-то неприятным, склизким, вызывающим непреодолимое желание уйти прочь. Гнетущее скажу вам впечатление. Правда близнецы чувствовали себя тут словно рыбы в воде. С видом бывалых следопытов Фред и Джордж шли от ряда к ряду, освещая себе путь люмосом. Наконец, у одного из неотличимых друг от друга шкафов ребята остановились. Пододвинув стремянку, Фред взобрался наверх и, схватив несколько увесистых томов, отнёс их к ближайшему столику.

— Тут выпускные альбомы за шестьдесят восьмой год. Начнём, пожалуй, с Гриффиндора. Узнаёшь кого-нибудь?

Глупый вопрос. Нужно быть абсолютным слепцом, дабы не распознать папу и маму. Вот они сидят в нижнем ряду, крепко держась за руки. На отцовском лице читается абсолютное счастье, мама же смотрела чуть по-другому: кроме нежности в её взгляде сквозила ещё и лёгкая тревога. Ну здесь-то всё понятно: в момент выпуска мама уже носила под сердцем Билла и по всей видимости переживала из-за разрыва с Прюэттами. На таком фоне остальные гриффиндорцы казались сущими малолетками. Они корчили рожи, перебегали с места на место, беззвучно раскрывали рты, горланя какую-то песню. Но главное заключалось в другом — среди весёлой толпы не было ни отшитого ухажёра, ни отвергнутой невесты.

— Тут чисто, — произнёс я. — давай Равенкло.

— Вот, держи.

— Х-м, тут тоже пусто. Может они среди барсуков?

— Барсуки, так барсуки, — ответил Джордж, раскрывая альбом Хаффлпаффа.

— О, вот она! Верхний ряд, вторая слева.

— Эта? Непохожа она чего-то на лахудру из твоих описаний.

— Ну может я сгустил краски… слегка… Не ну чего? Она тут просто не улыбается! Если б вы видели её лошадиные зубы… Так, ладно, хватит придираться. Мы вообще зачем сюда пришли?

Под хихиканье близнецов я перелистнул альбом и взялся за изучение личного дела Розмари Тэтчер, однако, чем дольше шло чтение, тем меньшее понимание вызывал поступок деда. Вот скажите, ради чего чистокровные семьи заключают ранние помолвки? Верно — ради влияния, денег, престижа, магически сильного потомства и тщеславия. А теперь главный вопрос: что из перечисленного выше могло быть у маглорождённой дочери сыровара? Богатство с политическим влиянием сразу отпадает. Престиж? Ну-ну, даже в нынешнее время подобный брак вызвал бы пересуды, а уж тогда… В таком случае, остается вариант с потомками. Если Розмари Тэтчер являлась сильной волшебницей, то для Уизли она могла бы считаться ценной находкой. Вот только была ли она таковой? Судя по диплому, наша хаффлпаффка имела «Превосходно» по зельям, травам, уходу за животными и магловедению, а вот с прочими предметами дело обстояло не столь радужно. Астрономия — «Выше ожидаемого», Трансфигурация — «Слабо», З.О.Т.И — «Отвратительно», История магии с рунами — «Тролль», остальные дисциплины — «Удовлетворительно». Успехи, мягко говоря, неравномерные.

— Ну, ребят, как вам папина невеста? — спросил я, надеясь, что у Фреда с Джорджем уже есть идеи.

— По мне, из неё бы получился отменный зельевар или фермер, — ответил Джордж.

— Только во всём остальном наша мисс Тэтчер полный профан, — добавил Фред. — А в сравнении с мамой, вообще пустое место.

— Тогда какого Мордреда Септимус Уизли вздумал женить на ней папу?

— Не знаю…, — задумчиво протянул старший из близнецов. — Хотя погоди, ты же говорил, что на том балу эта дылда была разряжена как кукла.

— Была. Только все равно выглядела лахудрой.

— В таком случае, можно предположить шантаж.

— Чего?!

— Возможно сыровар каким-то образом сумел добыть на деда компромат и заставил…

— Ха-ха-ха, очень смешно, магл берёт волшебника на испуг, — съязвил я. — Думаешь, такой человек как Септимус Уизли испугается какого-то сыровара. Да если б такой умник подошёл к деду с чем-либо эдаким, то в следующий миг забыл бы собственное имя. Сам же рассказывал, как дед отшил одного наглеца, вздумавшего стырить мешок зерна.

— Рассказывал, — со вздохом признал Фред. — Тогда у нас братцем Форджем нет идей. Может пока лучше поищем маминого ухажера?

Ещё раз пробежав глазами по делу Розмари Тэтчер и не найдя в нём никаких зацепок (не считать же за таковые членство в кружке флористов или гостевой доступ в Слаг-клуб?), я признал братскую правоту и раскрыл принесённый Джорджем альбом Слизерина. Однако здесь нас ждала неудача — среди выпускников шестьдесят восьмого года увивавшегося за мамой хлыща не оказалось. Ещё раз внимательно оглядев принесённые фолианты и не найдя никого похожего, я принялся искать среди последующих годов, но ничего путного не вышло и тут. Красавчик не заканчивал Хогвартс ни в шестьдесят девятом, ни в семидесятом году.

— Давай поглядим ещё? — устало предложил Фред.

— А смысл какой? — возразил младший из близнецов. — Те, кто заканчивали Хогвартс в семьдесят первом, не могли участвовать в бале шестьдесят седьмого. Он лишь для старших курсов.

— И что с того? Может он просто выглядел взрослее своих лет и сумел прикинуться…

— Нет, — вмешался я, гася спор. — Аврорское чутьё подсказывает, что мы идём куда-то не туда. Тот хлыщ точно был семикурсником и его рожа мне чем-то знакома. Только вот чем?

— Тогда нарисуй его — может у нас с братцем Дредом получится его опознать. Только давай сделаем это в нашей гостиной, а то меня здешний дубак уже порядком достал.

— Хочешь сказать, Томсон с Томпсоном сумели наладить обогрев? Тогда пошли.

Увы, но сказать оказалось куда легче, чем сделать. Путь на восьмой этаж превратился для Фреда в настоящую пытку: к застарелой хромоте добавилась отдышка. Преодолев очередной лестничный пролёт, старший из близнецов останавливался и, примостившись к стене или перилам, старался перевести дыхание. В эти моменты побледневшее лицо брата покрывалось испариной, а взгляд становился каким-то рассеянным.

— Да что с тобой происходит?! — наконец не выдержав спросил я, когда брат в очередной раз остановился.

— Не парься, Ронни… в порядке… со мной… всё.

— И это, ты называешь «в порядке» ?! Да на тебе лица нет!

— Он прав, Дредди, — поддержал меня Джордж, чем вызвал у близнеца кашляющий смех.

— Эх вы, да чтобы меня, Фреда… Гидеона… Уизли свалила… какая-то усталость? Да не бывать тому.

Из чистой бравады брат ломанулся вперёд, и в этот момент произошла катастрофа. Буквально на середине пути Фред зашатался и схватился за перила. Последние не выдержали и с жалобным треском сломались. Пытаясь удержать равновесие, старший из близнецов взмахнул руками и его тело опрокинулось в лестничный пролёт. Не слыша собственного крика, я ринулся вперёд, пытаясь схватить Фреда за запястье. Тщетно. Видя, как брат, беззвучно раскрывая рот летит вниз, я чисто на инстинкте взмахнул палочкой, проорав нечто непонятное. И случилось чудо — падение остановилось, словно бы кто-то невидимый схватил брата за ногу и принялся раскачивать из стороны в сторону. Одновременно с этим из оцепенения вышел Джордж. Подбежав к сломанным перилам, младший из близнецов взмахнул палочкой и тело Фреда стало подниматься наверх. Казалось, сейчас можно было облегчённо выдохнуть, однако аврорское чутьё подсказывало, что расслабляться пока рано. Несколько секунд спустя я убедился в этом, когда бессознательный Фред уже лежал на лестнице. Глядя на лицо брата, у меня возникло ощущение, будто его несколько минут держали под водой, пытаясь утопить. Тогда как объяснить абсолютно сухую одежду? Мордред и Моргана, да о чём я вообще думаю?! Если не вычистить лёгкие, Фред, как пить дать, задохнётся! Что же делать?! Что же делать?! Ведь есть же заклинание специально для такого случая! Второе занятие по полевой медицине, вспоминай, Рональд Уизли, драклы тебя подери!

Увы, закон подлости работал сегодня без осечек: память молчала, точно контрабандист на допросе. К счастью, Джордж оказался более сообразительным. Разжав Фреду рот, младший из близнецов приставил к его горлу волшебную палочку и забубнил слова заклинанья, отчего дело сразу же пошло на лад. Буквально в тот же миг, Фред принялся отплёвываться какой-то белёсой жидкостью. Видя умелые действия Джорджа, я смог перевести дух. Главное сделано — жизнь брата оказалась вне опасности, а спустя несколько минут наш несостоявшийся летун даже смог подняться на ноги.

Дальнейший путь к гриффиндорской гостиной прошёл без происшествий. Перестраховываясь чуть ли не на каждом шагу, мы подошли к застывшему портрету Толстой Тёти, за которым, по идее, нас должно было ждать тепло и уют, однако мы жестоко ошиблись. Распахнув дверь, я понял, что в Хогвартсе началась эпидемия…

Примечания

1. В описании внешности отца Рона я руководствовался книгами, а не актёром Марком Уильямсом, сыгравшем Артура в фильмах и не подходящим под каноническое описание Роулинг.

2. Латинское выражение. Наиболее близкий аналог в русском языке — наивный чукотский юноша.

Никогда бы не подумал, будто опечалюсь из-за несостоявшейся выволочки. Держа под руки шатающегося Фреда, мы с Джорджем ожидали, как минимум, истерики от Перси, а, как максимум, допроса с пристрастием от равенкловцев, но просчитались. На фоне остальных учеников, теперешнее состояние старшего из близнецов вовсе не выглядело ужасающим. Скорее наоборот, рядом с бледной точно полотно Пенелопой, Фред казался практически здоровяком. Да и остальные ученики смотрелись ненамного лучше. Томсон, Томпсон, Перси и Энджи вповалку лежали на диванах, уронивший лицо в ладони Лонгботтом практически сливался с креслом и лишь уставившийся в окно Оливер твёрдо стоял на ногах.

— Что здесь происходит?!

Казалось, будто мой вопрос прозвучал в пустоту. Прошло несколько томительно долгих секунд, прежде чем Вуд обернулся. Окинув нас рассеянным взглядом, гриффиндорский староста растянул рот в вымученной улыбке.

— Вернулись, — тихо пробормотал он, кивая в сторону Персиваля. — А ты, Уизли, развёл панику. Не по зубам видать оказались этому мордредову физраствору твои братаны. Не зря я взял их в команду…

— Э-э-э, полегче на виражах! — осадил я Вуда. — Ты о чём вообще говоришь?

— Сам бы хотел знать. Вон те яйцеголовые считают, будто мы заразились… как его там… физраствором Бейлиша.

— Чего? Какой-какой раствор?!

— Тихо, Рон, не нужно вопить, — с укоризной в голосе сказал Джордж. — В зауми наших умников сам Мордред ногу сломит.

— Но надо же что-то сделать! Они же едва дышат! Rennervate! Rennervate!

С ожесточением я принялся размахивать палочкой, на ходу вспоминая когда-либо слышанные целительские чары. Тщетно. Ни Перси, ни астрономы, ни девчата даже не шелохнулись. Наконец, после нескольких минут бесплодной волшбы, я почувствовал руку Оливера на собственном плече и обернулся.

— Думаешь, я не пытался им помочь? — в голосе Вуда звучали нотки полнейшей апатии. — Чего только не пробовал — всё бестолку.

— Но что всё же у вас произошло? — настойчиво повторил мой вопрос Джордж.

— Тут… Пенни… Когда мы пришли сюда, ей и Энджи резко поплохело. Они обе посинели словно утопленницы. Твой брательник прочистил им легкие Aspero Excuro, но…

— Но они до сих пор не очнулись. А когда ты применил то заклинание, у них изо рта пошла белёсая жидкость, — закончил я.

— Да, так всё и было. Томпсон сразу запаниковал. Он со своим яйцеголовым приятелем начал нести какую-то околесицу. Сначала вроде про мох троллей, затем про этот драклов физраствор… А потом они просто отрубились… и твой брат…

Вуд говорил ещё долго, стараясь в деталях восстановить картину происшествия, только получалось это как-то путано. Олли часто перескакивая с одного на другое, и чем дальше шёл монолог, тем чаще наш капитан останавливался и глядел на Пенелопу, словно бы надеясь, что вот сейчас равенкловка очнётся. В такие моменты Оливера становилось по-настоящему жалко. Мастер зажигательных речей и всего такого прочего расклеился, и никто из нас не знал, как ему помочь. Понимая это, я дал знак Джорджу оканчивать расспросы, и братское заклинание погрузило гриффиндорского старосту в состояние полудрёмы.

— Ну, что есть какие идеи? — тихо спросил меня младший из близнецов, после того как мы аккуратно усадили Вуда на ближайшую софу.

— Нет пока. Вертится в голове чего-то про этот драклов раствор, а сказать не могу.

— Ясно. Устали мы с тобой, братишка. Давай на боковую что ли?

Я не стал спорить. Денек и в самом деле выдался непростым, поэтому мы с Джорджем принялись готовиться ко сну. Как уже говорилось ранее, Томсон с Томпсоном сумели перенастроить отопление, правда лишь в двух небольших смежных комнатах. Из-за этого нам пришлось разделиться. Младший из близнецов расположился в первой спальне, куда с помощью оглушенного конфундусом Оливера были отнесены Фред, Перси и Пенелопа. Я же занял соседний закуток, также ставший временным обиталищем для астрономов и Энджи. Туда же мы отвели и Лонгботтома. Допрашивать дрожащего от ужаса пухляка не имело большого смысла — вряд ли он сумел бы добавить чего-то новое к сказанному Вудом.

Пожелав уставшему брату спокойной ночи, я забрался в кровать, вот только заснуть никак не получалось. В голове, точно рой взбудораженных докси, на все лады звучало название той мордредовой отравы: физраствор, физрук, фузарик, фузариум… Фузариум? А ведь точно: та гадость звалась именно так! Вернее, фузариумом Белли. Ума не приложу, как можно было забыть о саксонских зеркалах?! Вижу, вы не понимаете, о чём идёт речь. Ну что же, в таком случае, стоит рассказать эту занятную историю с начала и до конца.

* * *

Началась она с похода в Министерство Магии. По какой-то неясной причине отец привёл меня к себе в департамент. Для чего? Сам бы хотел знать, зачем вдруг ему понадобился пятилетний мальчонка. Нам же важно иное: из папиной затеи ничего не вышло. За каким-то Мордредом отца вызвали на совещание, и чтобы я случайно не натворил каких-нибудь дел в его отсутствие, Артур Уизли отдал меня под опеку пожилой хранительницы музея. Следующие несколько часов стали для моей жизни судьбоносными. Видя, как я маюсь от скуки, Матильда Уотерс решила рассказать мне о самых выдающихся героях прошлых лет. Переходя от стенда к стенду и слушая с каким восторгом старая волшебница говорит об Элдриче Диггори или Найджеле МакДуггане, я твёрдо решил, что, когда вырасту, то непременно стану аврором. И более всего в этом желании меня укрепила история, произошедшая спустя двадцать пять лет после принятия Статута о секретности, когда Аврорат только-только начинал формироваться.

В тот год Лондон и его окрестности охватила эпидемия кровавого помешательства: сначала маглы, а затем и живущие в городе волшебники начали без всяких причин нападать на других людей, стараясь причинить своим жертвам как можно больше страданий. Зачастую, при этом безумцы несли горячечный бред, ещё больше стращая окружающих. Напуганные творящимся вокруг хаосом, маги побогаче в страхе бежали из столицы, надеясь отсидеться в отдаленных поместьях, однако трагедия, случившаяся в Гамп-мэноре в самый канун Литы⁽¹⁾, показала тщетность подобных надежд.

Тем вечером, во время семейного ужина, младшая дочь хозяина двенадцатилетняя Ульрика подожгла дом адским пламенем, предварительно запечатав все выходы. С огромным трудом дежурному звену авроров под командованием Элдрича Диггори удалось прорваться в гибнущее поместье и спасти министра, однако остальные члены его семьи, бывшие в охваченном пламенем доме, заживо сгорели или задохнулись в дыму.

Это стало последней каплей. Взбешённый гибелью дочери, жены и близких, Улик Гамп выдал новому главе Аврората карт-бланш, и за короткое время Элдрич Диггори собрал вокруг себя разношерстную команду, в центре которой оказались семеро волшебников, известные как Смельчаки. Шестеро из них были опытными боевыми магами, а вот седьмым оказался внешне неприметный работник школьной аптеки по имени Джеймс Белли. Такое назначение многим пришлось не по нраву. Злые языки утверждали, будто Диггори устроил однокашника по блату, но слухи быстро затихли, когда появились первые результаты. Именно таланты Белли в конечном итоге выявили причину, из-за которой люди сходили с ума: ими оказались магические паразиты-фузариумы, названные позже его именем. Более того, Джеймс Белли отыскал места их обитания — зеркала работы братьев Эйзенхаймов — чернокнижников, изначально принятых за маглов-беглецов из Саксонии. Дальнейшие события походили на звериную травлю. Осознав, что они раскрыты, чернокнижники ударились в бега, попутно стараясь погубить своих преследователей или хотя бы сбить их с толку. Всё было тщетно. Ни поднятые инферналы, ни огненный шторм, ни прочая мерзкая волшба не заставили авроров отступить. Наконец, после долгой погони, Смельчакам удалось загнать колдунов в угол, где те приняли последний бой. В той схватке погибли шестеро из семи преследователей и все чернокнижники, причём двое старших Эйзенхаймов были убиты в сражении, а младший издох спустя пару часов. За это время Белли успел допросить умирающего. На пороге смерти Гельмут Эйзенхайм поведал о некоем чёрном зеркале и обитающем внутри него призванном демоне желаний, с помощью которого саксонцы намеревались захватить мир. Именно для этого колдуны прикинулись безобидными зеркальщиками, начав распространять свой товар с целью обогащения и ради усиления того порождения Морганы, ибо жила в тех зеркалах настоящая пагуба. Связанная с черным зеркалом подобием протеевых чар, она выискивали самые затаенные мечты, обитавшие в человеке. Глядя в любое из них, магл или волшебник вскармливал демона своими сокровенными желаниями, а обитающие внутри саксонских зеркал паразиты делали тягу к самолюбованию непреодолимой, сводя в итоге таких несчастных с ума.

К великому сожалению, Белли так и не удалось разузнать местоположение главного обиталища демона. Даже под сильнейшей сывороткой правды чернокнижник не выдал своей тайны, сойдя в могилу с усмешкой на лице. Так закончилось дело саксонских зеркал и начались серые будни. С нескрываемой горечью Матильда Уотерс поведала как тогдашние министерские чинуши поступили с настоящими героями: Улика Гампа под предлогом расстроенного здоровья отправили в отставку, Аврорат «из-за непомерных расходов» сократили, а некоторых особо отличившихся бойцов даже привлекли к суду. Слишком много знатных мозолей те парни отдавили в ходе расследования.

Слушая всё это, я, пятилетний пацан, сжимая от ярости кулаки, дал зарок не допускать подобных несправедливостей и быть достойным памяти Семи Смельчаков. Наивно? Согласен, жизнь показала, что нельзя делить мир на чёрное и белое. Те же Смельчаки нередко нарушали писанные и неписанные законы тогдашнего общества ради изобличения чернокнижников. Вопрос лишь в том насколько далеко мы готовы зайти для достижения благой цели…

Эх, опять меня заносит в дебри философии. Вернемся лучше к нашей истории. Вы можете спросить, а что же произошло с Джеймсом Белли? Со слов музейной хранительницы, он вернулся в Хогвартс, где всю оставшуюся жизнь посвятил изучению фузариума. В своём последнем письме Элдричу Диггори школьный провизор утверждал, будто отыскал способ полного исцеления от магического паразита и со дня на день отправит результаты работы в типографию, однако внезапный инфаркт перечеркнул эти планы. Когда же состоялась опись имущества покойного, то среди вещей были обнаружены лабораторные журналы. Вот только все они оказались пусты. Тем не менее, наработки Белли не пропали даром, ведь по легенде древний замок — творение величайших магов своего времени — не только дарует защиту, но и вбирает в себя знания тех, кто когда-либо в нём трудился. Если это так — а аврорское чутьё подсказывает, что в данном случае ошибки быть не может — то, погрузив заболевших ребят в беспамятство, Хогвартс пытается их исцелить. Вот надо же, из-за собственного невежества я чуть было всё не испортил. А-а спать-то как хочется...

* * *

— Невежды! Слепцы! Замшелые пни!! Вы ничего не понимаете: Аргадон вовсе не зло! Он несёт знания, а знание всегда благо! Как вы этого не понимаете? Как…

Загнанный в угол тщедушный человечек в лекарской мантии изо всех сил надрывал лёгкие, однако на окружавших его волшебников в капюшонах это не произвело ни малейшего впечатления. Сложив руку в каком-то замысловатом жесте, один из магов — сутулый мужчина с кривоватыми пальцами — прикоснулся ко лбу кричащего, отчего тот схватился за горло и рухнул на колени.

— Они в резном ларце, — голосом, в котором слышались шипящие нотки произнёс сутулый. — Неплохо придумано: распустить слухи о тайнике и положить всё на самом видном месте. Вот только мысли свои ты, дружок, скрывать так и не научился. И не научишься уже никогда.

С этими словами волшебник раскрыл ларец, вытащил из него бумаги и передал их высокой худощавой женщине. Последняя, с величайшей осторожностью взяв их в руки, внимательно оглядела добычу, затем провела по ней рукой, точно оттирая её от грязи. Повинуясь неслышимому колдовству, бумаги стали девственно-чистыми, словно к ним ни разу не прикасались пером. Видевший всё это лекарь застонал в бессильной злобе, однако наложенные сутулым чары не дали ему даже пошевелиться.

— Теперь он твой, Пышка, — произнёс сутулый, кивая невысокого роста полноватой женщине.

Подойдя к стонущему лекарю, та прикоснулась к его щекам и зашептала нечто похожее на молитву. Вокруг ладоней женщины образовалось слабое свечение, которое становилось всё ярче и ярче, но затем резко погасло. В недоумении тряхнув головой, Пышка вновь попыталась повторить свою волшбу, однако результат остался прежним.

— Достаточно, — холодно произнесла первая волшебница. — Та тварь слишком сильна.

— Но мы можем попробовать…

— Попробовать что? — ехидно поинтересовался сутулый. — Признайся, Пышка, его не спасти. Зеркальный сиделец поработил этого неудачника, а мы это проморгали. Даже если тебе удастся стереть ему память, Аргадон в два счёта её восстановит.

— Похоже на сей раз Змей прав — мы опоздали, — голос доселе молчавшего четвертого волшебника больше всего напоминал сталь, бьющую о деревянный щит. — Жизнь сотен детей важнее жалкого существования купившегося на посулы демона мерзавца. Он принёс в наш общей дом пагубу, а за это кара одна — смерть!

Не размениваясь на дальнейшие разговоры, маг одной рукой схватил поверженного лекаря за волосы, а второй ударил в область сердца. Издав предсмертный стон, тщедушный человечек дернулся и в следующий миг застыл навсегда. На размытом лице убийцы не было ни радости, ни торжества. Перешагнув через распростёртое тело мертвеца, маг растворился в воздухе. Спустя пару секунд за ним последовали остальные. Змей и худощавая волшебница не удостоили погибшего даже взгляда, а вот в глазах Пышки сквозила искренняя печаль.

— Да смилуется Господь над твоей несчастной душой, Джеймс Белли, — чуть слышно произнесла она прежде чем исчезнуть.

* * *

Ф-уф, привидится же такое! Впрочем, не похоже это на сон: слишком уж тут всё чётко да ясно. В последний раз подобное случалось со мной почти два года назад, в Норе, когда ко мне вернулись воспоминания из прошлого-будущего. Поначалу я принимал их за обычные кошмары, а в итоге… сами видите куда нас всех завело. И вот теперь тут происходит нечто схожее. Показывая мне подлинную историю гибели Джеймса Белли, старый замок наверняка желает сказать нечто важное. Только вот что? Наиболее очевидный ответ заключался в личности Белли. За годы, проведённые в Хогвартсе, наш провизор мог попасть под влияние одного из саксонских зеркал, которых в своё время было сделано немало. Модная игрушка… Хотя постойте, я кажется понял в чем тут дело! Те стекляшки в данном случае совершенно не причём. Готов поставить галеон против кната, что здесь замешано главное зеркало, в котором обитает клятый демон. Ведь от кого мы знаем о гибели чернокнижников-молчунов? Правильно — от Джеймса Белли — единственного выжившего в той схватке и лишь Мордред с Морганой ведают о произошедшем на самом деле. Вполне может статься, что Эйзенхаймов банально подставили, сделав козлами отпущения, а история с битвами, поисками и всём таком прочем оказалась кровавым спектаклем, рассчитанным на... Стоп! Сейчас не время думать о случившемся в тысяча семьсот лохматом году. Сейчас необходимо решить, как нам выжить, не попав под раздачу того драклова порождения тьмы, которого подпитывает некто обитающий в Хогвартсе. Вопрос только кто.

Эх, ну надо же быть таким идиотом: очевидный ответ всё время находился у меня под носом — это Лонгботтом! Гермиона ведь говорила про то, как он столкнулся с тем же, с чем мы с Гарри встретились в той жизни. Только сейчас всё куда поскудней: тогда нас остановил Дамблдор, а теперь ситуация вышла из-под контроля. Не имея преграды, пухляк наверняка зачастил к зеркалу, напитал его своими страхами и мечтами, а мы трое это банально проморгали. Так, Рональд Уизли, спокойствие, только спокойствие. Вспоминай, чему тебя учили: везде надо искать светлые стороны. А какая светлая сторона может быть в нынешней ситуёвине? Мы знаем, как добраться до того драклова зеркала! Рано или поздно Лонгботтом к нему ломанётся, мы с Джорджем сядем пухляку на хвост и… обделаемся по полной.

Увы, трезво глядя на нынешнее состояние, вынужден признать, что ни в одиночку, ни вдвоём, ни даже с помощью Вуда демона нам не одолеть. Остаётся одно — ждать. Если Перси ничего не напутал, то Хагрид уже успел поднять тревогу, а если нет… Ладно, не будем о грустном. В любом случае, теперь стоит глядеть за Лонгботтомом в оба. Сказано — сделано. Убедившись, что пухляк дрыхнет в кровати, я наложил на входную дверь запирающее заклятье, после чего задумался. С одной стороны, теперь наш Недоизбранный не сможет прошмыгнуть мимо меня, с другой же ситуация казалась не столь однозначной. Аврорское чутьё подсказывало, что я упускаю некую важную деталь. Вот только какую?

Ещё некоторое время поломав голову и поняв, что ничего путного не добьюсь, я решил переключиться на иную цель. Раз невозможно отыскать необходимое воспоминание, то стоит попытаться набросать рожу отшитого маминого ухажёра. Поудобнее устроившись за столиком, я взял карандаш с листком бумаги, наколдовал Lumos и принялся за малевание. Увы, художник из меня по-прежнему был никакой. Раз за разом я старался изобразить того красавчика с гобелена и раз за разом всё нарисованное приходилось стирать. После десятой кряду неудачи мне хотелось скомкать ни в чём неповинный листок, дабы швырнуть его в самый дальний угол, однако этому помешал негромкий скрежещущий звук, раздавшийся в соседнем закутке. В следующий момент скрежет сменился резким щелчком, и часть разделяющий наши комнатки стены начала растворяться в воздухе. Спустя несколько секунд моему взору предстал ошарашенный гриффиндорский староста, тщетно пытающийся нащупать пропавшую каменную кладку.

— Уизли? Ты это… не спишь-то чего? — спросил Вуд после затянувшегося молчания.

— Да вот не получается как-то, — съязвил я. — Стены ни с того, ни с сего пропадают, будто их кто-то слопал.

— Ты про это? Похоже тут я накосячил. Задел полку и вот… сам видишь, как оно вышло.

— Значит, тебе тоже не спится.

— Угу. Думал поглядеть, как там у ребят — может очнулся кто, — здесь Оливер замолчал, но затем, бросив взгляд на мои каракули, продолжил. — Ты вижу рисованием решил заняться.

— Ну эта мазня чисто для себя: от нервов слегка помогает, — отмахнулся я, стараясь уйти от скользкой темы.

— Хм, а по мне ты зря прибедняешься, — возразил Оливер. — Сайман Диггори у тебя вполне узнаваем. Я поначалу решил, будто ты Седрика нарисовал — они схожи немного — но нет. Сэд конечно тоже парень с потенциалом и в последней игре Патиссона на финте Вронского весьма ловко обдурил, только до своего дяди Саймана-Хвата ему пока далеко. Тот…

Оседлав любимого конька, Вуд ударился в квиддичные размышлизмы, сравнивая двух ловцов, я же невольно вздрогнул. Вот оно! Ещё один кусок головоломки встал на место. То-то мне рожа того красавчика знакомой показалась. Конечно же мы знакомы! Седрик Диггори, в той жизни погибший от рук якобы Хвоста, а в нынешней — только-только занявший место ловца Хаффлпаффа, был нашим соседом. Ну надо же: ответ снова был буквально под носом, и я опять едва его не проморгал. Ладно, раз личность нашего плясуна установлена, стоит разузнать о ней поподробней. Судя по всему, Сайман был известным ловцом — в противном случае Вуд не стал бы про него заливать. Есть тут правда одно «но» — в зале славы квиддича фамилия Диггори не фигурирует. Как такое может быть? Давайте выяснять.

— … и золотой серии в пятнадцать матчей у барсуков уже не случится. Да и у нас тоже…

— Э-э-э, капитан, ты это на виражах-то полегче, — вклинился я. — За твоей мыслью сам Мерлин не угонится. У меня вопрос есть.

— Какой ещё вопрос?

— Ежели, по твоим словам, Сайман Диггори, играя за Хаффлпафф, рвал всех, словно Мордред эльфов, то почему тогда в энциклопедии квиддича о нём ни слова? Раз он такой крутой игрок, любая команда, по идее, не раздумывая взяла бы его в основной состав.

— Эх, Уизли, не сыпь соль на рану. Погиб он на седьмом курсе. И ведь смерть-то была глупейшая: тренировался он на пасхальных каникулах, отрабатывал кистевой крен. Приём несложный, сам небось видел, как братаны твои его крутят. Сайману не повезло. Раскрутился он, метла пополам разломилась, он с высоты рухнул и насмерть. Такие вот дела. И ведь метла-то у него была по тем временам крутейшая — Фалькон-70 — таких теперь не делают…

— А в каком году это случилось? — задал я свой последний уточняющий вопрос.

— В шестьдесят восьмом. Тот год вообще был паршивым для квиддича: наши в Гренобле полякам слили и из группы не вышли, Чарли Харлоу на дури китайской погорел…

Вуд ещё долго перечислял, чем именно был плох 1968, я же буквально закусил губу, стараясь переварить полученную информацию. В один год происходит смерть Саймана Диггори, свадьба папы и мамы, рождение Билла. Неужели Хогвартс хочет сказать, что мой старший брат… Нет! Не верю! Здесь должно быть какое-то другое решение! Здесь…

— Эй, Уизли, что с тобой? Ты чего так побледнел? Тебе плохо?

— Пустое, Олли. Всё со мной в порядке.

— Твои брательники тоже так говорили и где они сейчас? Все трое лежат с физраствором. Вот что: ты давай ляг и подремли чуток.

— Да не хочу я дремать!

Наш разговор готов был перейти в ссору, однако этому помешало громкое мяуканье, раздавшееся в соседнем закутке. Мы обернулись. Пару секунд спустя в комнату вбежала Миссис Норрис и, недовольно мурлыкнув, уставилась на нас.

— Что случилось? — первым спросил я. — Твоему хозяину плохо?

Миссис Норрис сперва понуро склонила голову, но затем яростно фыркнула и рванула прочь. Уже у самого проема кошка остановилась, недобро зыркнула на нас, и вновь требовательно замяукала.

— Ты вообще понимаешь, что здесь происходит? — спросил меня Вуд.

Вместо ответа я кинулся к постели Лонгботтома, резко отдёрнул полог балдахина и грязно выругался. В кровати никого не было. Опоздал! Незнамо каким образом пухляк незаметно проскочил мимо нас и теперь наверняка вновь направился к тому драклову зеркалу. Поняв, что теперь счёт времени пошёл на минуты, я опрометью бросился за Миссис Норрис. Видимо также почуяв неладное, Оливер последовал за мной. Погоня началась. Освещаю дорогу люмосами, мы бежали вслед за кошкой, которая то неслась быстрее снитча, то останавливалась точно вкопанная, прислушивалась к окружающей тишине. Благодаря таким остановкам я, смешивая правду с вымыслом, растолковал Вуду в какую именно кучу драконьего помёта вляпался Лонгботтом. К чести Оливера, он сразу поверил мне на слово. Ругаясь сквозь зубы, гриффиндорский староста грозился в случае поимки устроить пухляку изрядную трёпку. Правда до столь радостного события было ещё далеко. Следуя за Миссис Норрис, мы добежали до бывшего Запретного Коридора, где кошка задержалась дольше обычного. Переведя дыхание, я было подумал, что нашей хвостатой охотнице удалось загнать Лонгботтома в угол, однако нас ждал сюрприз. В дальнем конце коридора мелькнул рассеянный свет фонаря и перед нашими глазами предстала немного скрюченная фигура школьного завхоза. Пускай её силуэт из-за расстояния казался размыт, готов поставить галеон против кната — перед нами стоял именно Аргус Филч. Едва заметив старика, кошка бросилась к нему, однако замерла на полдороге и, не решаясь подойти ближе, жалобно замяукала.

— А, вот ты где, моя лапушка, — кашляющим голосом произнёс завхоз, глядя на свою любимицу. — Ну-ну, не надо плакать. Сейчас мы быстренько отыщем нашего нарушителя, ведь так? Давай, родненькая, осталось совсем чуток. Совсем чуток…

Чем дольше Филч говорил, тем больше его речь напоминала бессвязное бормотание. Наконец, ещё больше ссутулившись, старик замолчал, заковылял прочь и скрылся за поворотом. Мы трое последовали за ним и именно в этот момент аврорское чутье подняло тревогу. Со стариной Аргусом происходило что-то не то. Я отлично помнил, как ещё несколько часов назад он лежал колода колодой и даже не мог самостоятельно кушать. Чего же происходит сейчас? Наш завхоз, несмотря на кажущуюся хромоту, двигался так, что мы едва за ним поспевали. Как такое возможно? Увы, но вопрос остался без ответа. Едва я раскрыл рот, дабы поделиться этими мыслями с Оливером, как Миссис Норрис выгнулась дугой и злобно зашипела. Мы остановились. Терзаемый дурными предчувствиями, я вытащил палочку и сотворил щитовое заклятье. Очень вовремя. Едва только волшебство было закончено, как из окружающей темени в нашу сторону кинулось непонятное существо с кухонным топориком в корявых руках. Пытаясь оттяпать мне башку, оно с визгом подпрыгнуло, замахнулось своим оружием, однако чары сработали на совесть. Едва топорик ударился о наколдованный щит, как существо отлетело в сторону, где его уже ждало режущие заклинание от Вуда. Схватившись за распоротый живот, тварь попыталась вскочить, но, сделав лишь шаг, упала навзничь, дёрнулась и застыла навсегда. Мы облегчённо выдохнули. Воспользовавшись моментом, я оглядел убитое существо. Больше всего оно напоминало домового эльфа: небольшой рост, лысая голова, огромные уши, грязная наволочка, обёрнутая вокруг тщедушного тельца — всё это говорило о принадлежности к домовикам. Вот только были и отличия. Вместо рабской покорности рожа существа излучала злобу, в уголках рта скопилась зеленоватая слюна, а рот исказился в чуткой гримасе. Мерзкое скажу вам зрелище.

— Ты знаешь, кто это был? — спросил Вуд.

— Похоже, что местный эльф. Такими тесаками домовики обычно мясо на кухне рубят.

— Как такое возможно?! Они же никогда не нападают на волшебников — это противно их природе!

— Как видишь, этот напал. Готов поставить галеон против кната, здесь ещё много таких тварей.

Ошарашенный Вуд открыл было рот, вероятно намереваясь задать очередной вопрос, но предупреждающее шипение Миссис Норрис остановило гриффиндорского старосту. Наученный опытом предыдущего нападения, Оливер скороговоркой прочёл заклинание, из-за чего его палочка начала превращаться в плеть. Ещё несколько секунд и каждый из её хвостов ярко засиял. Вуд изготовился к нападению, однако переть в лоб никто не собирался. Вместо этого в темноте раздалось бульканье и, прежде чем я успел выставить щит, нас с ног до головы окатило слизью, обжигающей не хуже кипятка.

В следующий миг эльфы ринулись вперед. В отличии от погибшего собрата, эти твари оказались безоружны, только нам подобный расклад не сильно помог. Скорее наоборот, покорёженные руки с длинными зазубренными когтями и острые кривые зубы, торчащие из оскаленных пастей, оказались куда опасней кухонного тесака. Пользуясь нашим замешательством, эльфы накинулись на Олли, сумевшего нанести всего один удар своей палочкой-плетью, повалили его на пол и вцепились точно пираньи. Видя, как гриффиндорского старосту рвут на части, я кинулся на подмогу и буквально тут же был атакован. Одна из тварей вцепилась мне в правый бок, вторая — в левую ключицу, а третья попыталась разорвать кадык. Каким-то чудом я успел заслониться рукой, и эльф мёртвой хваткой вгрызся в запястье. Не помня себя от боли, я катался по каменному полу, бился о стены, пытаясь скинуть паразитов. В какой-то момент мне повезло. Один из ударов об пол размозжил голову эльфа, повисшего на запястье. Почувствовав облегчение, я обеими руками схватил второго домовика, рванул что есть сил и прокричал «ultrices tactus!». Заклятие, всплывшее из глубин памяти буквально секунду назад, подействовало жестко, но эффективно. В нос сразу же ударил запах палёной кожи, хватка порождения Мордреда мгновенно ослабла, эльф разжал пасть задёргался в конвульсиях и спустя миг застыл. После этого участь третьего домовика оказалась решена. Ухватив его за горло, я повторил заклинание, которое подействовало не столь эффективно как в первый раз, правда ушастому от такого было не легче. Просто в данном случае агония длилась на несколько секунд дольше.

Отшвырнув дохлого домовика в сторону, я обернулся к Оливеру, дела которого шли хуже некуда. Несмотря на то, что гриффиндорскому старосте удалось пришибить двоих эльфов своим кнутом, а ещё одного раздавить, оставшиеся твари вцепились в парня мёртвой хваткой. Хуже того, движения Вуда становились всё более медленными. Да чего там говорить — Олли практически не шевелился: ещё немного и эльфы разорвут его на сотню маленьких префектов, а я просто не успею до него добраться. Что же делать?! Что же делать?! Что же…

— Inflatus!

Даже не знаю почему я выбрал именно это простенькие чары, только сработало они лучше некуда. Эльф, угодивший под их действие начал раздуваться точно воздушный шар. Ещё немного и домовик, разинув рот и суча ножками, начал медленно подниматься в воздух. Миг — и он взмыл под потолок. Довольный таким результатом, я ещё трижды повторил колдовство. С каждым разом волшебство давалось со всё большим трудом: до сих пор ещё непривычное к беспалочковой волшбе тело двигалось будто сквозь вязкую патоку, слова приходилось едва ли не выплёвывать, голова гудела точно колокол. И всё же я колдовал.

— Seco!

Первый из раздувшихся эльфов лопается, забрызгивая кровью и внутренностями лежащего внизу Оливера. Руки начинают трястись, однако сейчас мне не до этого.

— Seco!

Второго эльфа разрывает на части. Гул в ушах усиливается. В какой-то момент, я понимаю, что не в силах произнести ни слова. Неужели…

— Seco! Seco!

Рычащий от боли голос Оливера развеивает страх. Мы победили. Осознав это я в изнеможении падаю на четвереньки, тщетно пытаясь выровнять дыхание, а затем приходит боль. Чувство, притупившееся на время сражения, вновь заявило о себе. Только нельзя ему сейчас поддаваться, нельзя… Так, соберись, Рональд Уизли! Тщетно. Глаза застилает красноватая дымка…

* * *

— Vulnera Sanentur!

Охрипший голос Вуда приводит меня в сознание. Рядом с собой я замечаю Миссис Норрис. Судя по внешнему виду кошке тоже изрядно досталось — гляди как хромает. Тем не менее, любимица Филча не отходит от меня ни на шаг, трётся, урчит, словно бы подбадривает. А знаете — ведь помогает. Вообще странные существа эти кошки. Вроде и нет в них никакой магии, а с другой стороны ляжет одна такая на больное место и боль точно рукой сняло. Гермиона рассказывала, как однажды подобное случилось с её матерью. Будучи в гостях Эмма Грейнджер почувствовала себя дурно и её выручила хозяйская кошка.

Так ладно, хватит лирики. Вернёмся к нашему положению. В настоящий момент, нам удалось отбиться от одиннадцати… пардон двенадцати домовиков. Ещё одного эльфа сумела придушить Миссис Норрис. Свое теперешнее состояние я с чистой совестью могу оценить, как средней паршивости: раны судя по отсутствию зуда и относительной лёгкости заживления казались неопасными. А вот Оливеру досталось по полной. Хотя гриффиндорский староста непостижимым образом сумел наложить на себя лечебные чары, вид парня был весьма потрепанным: мантия оказалась распорота в лоскуты, от правого уха остались одним воспоминания, на лице виднелись следы от эльфийских когтей и клыков. Да и улыбка парня казалась вымученной.

— Ну вот, так-то лучше, — выдохнул Олли. — Я ведь не верил, будто ты можешь колдовать без палочки. Вот она кстати. Байками это считал, а вон оно как вышло.

— Ты тоже крут. Я бы не в жизнь не догадался свою палочку в кнут превратить. У меня с трансфигурацией беда.

— Слушай, а как ты тех остроухих прикончил? Ну которых на тебя напали. Их будто изнутри зажарили.

— Так… ultrices tactus.

— Хм, никогда не слышал такого волшебства. ultrices tactus говоришь. Ладненько, буду знать.

— Слушай, Олли, — после некоторой паузы спросил я. — Как ты себя чувствуешь?

— Да в порядке со мной всё. Благодаря Миссис Норрис. Когда ты тех остроухих надул, я хотел было помочь да не смог — тело словно одеревенело. Думал уже всё — отбегался, ан нет. Она подбежала, на ухо мурлыкнула и меня сразу отпустило. Чудо, а не кошка.

— Я вот даже не знаю: кошка ли она. Слишком она умна. Они с Филчем…

— А где он, кстати?

Вопрос Оливера заставил меня оглядеться. Насколько помнится, старина Аргус исчез незадолго до первого нападения. Кошку свою он бы ни за что не бросил. Неужели его прикончили остроухие? Или он нарочно завёл нас в ловушку? Нет, бред всё это. В таком случае Филч не подставил бы под удар свою любимицу.

— О, вот ты где, лапушка, — кашляющий голос, раздавшийся в дальнем конце коридора заставил нас встрепенуться. — Ну что за негодники пошли? Ну ничего мы их поймаем, а затем взгреем.

Глянув на нас, Миссис Норрис жалобно мяукнула, словно бы прося следовать за ней. И знаете, аврорское чутьё подсказывало, что нашей хвостатой мурлыке стоило доверять. С другой стороны, какой собственно у нас собственно выбор? Вернуться в гостиную, бросив пухляка на верную погибель? Увы, но так дело не пойдёт. Лонгботтом может и придурок, однако такой смерти явно не заслуживает. Да и не по-гриффиндорски как-то это. К тому же я ещё Гермионе слово давал… Эх, Герми… Подумать только ещё пару дней назад я сожалел о нашем расставании, а теперь вот радуюсь, что её тут нет. Даже не представляю, как бы я себя повёл, подхвати она ту грёбанную заразу… Так стоп — отставить лирику! Охи, вздохи и сожаления лучше отложить до лучших времен, а сейчас стоит двинуться на выручку Лонгботтому, пока тот драклов демон не пустил его на винегрет.

Мысль о пухляке подействовала не хуже бодроперцового зелья. Стиснув зубы, я двинулся за Миссис Норрис, а Оливер поковылял вслед за мной. Наш дальнейший путь запомнился чередой постоянных вихляний из стороны в сторону. Мы то ускорялись, то по команде Филча замирали на месте. Точнее, старик Аргус всегда обращался к своей кошке — нас он попросту не замечал. Странное, скажу вам, поведение. Ещё страннее оказалось то, что нам никак не удавалось к нему приблизиться. Как такое могло происходить — не понимаю. Вроде бы и мы бежали со всех ног, и завхоз двигался неспешно, только вот настигнуть старика и хорошенько встряхнуть не получалось от слова «никак». Да и внешний вид Филча наводил на подозрения: иногда старина Аргус казался прозрачным точно призрак. Хотя насчёт последнего я, пожалуй, хватил лишку. Думаю, в данном случае на нас с Вудом действовал яд домовиков. Ставлю галеон против кната, что именно из-за него Оливера шатает из стороны в сторону, а я вижу то, чего нету. Впрочем, и то что действительно есть отнюдь не радовало глаз.

Так, во время одной из остановок мы чуть не столкнулись с… Даже не знаю, как ЭТО можно назвать. Представьте себе раздувшуюся в десятки раз змейку-огневицу. Представили? А теперь добавьте к этому ещё пару сотен постоянно дергающихся щупалец длиной в полтора ярда, с каждого из которых капала непонятная слизь. Именно такое существо неторопливо скользило по коридору, оставляя за собой запах палёного мяса. Приглядевшись внимательней, я заметил обугленные кости, судя по всему принадлежавшие домовикам, имевшим неосторожность оказаться на пути чудища. Меж тем огневица проползла буквально в нескольких дюймах от нас. В какой-то момент мне показалась, будто она нас засекла и сейчас попытается проглотить. К счастью, я ошибся. Словно тыркнувшись своими щупальцами в невидимую преграду, тварь в нерешительности замерла, а затем поползла прочь. Мы облегченно выдохнули и, дождавшись команды Филча, вновь двинулись в путь, дававшийся Оливеру со всё большим трудом. Некоторое время спустя, грифиндорский староста остановился, притулился к стене и тяжело дыша произнёс.

— Всё, отбегался я, Уизли. Не могу идти.

— Ты чего мелешь?!

— Пиздец мне настал — вот чего. Кровь горит…

Вуд хотел было сказать что-то ещё, но застонал и рухнул на пол. Только теперь я обратил внимание на, казалось бы, залеченные раны Оливера: они вновь кровоточили. Выхватив из-за пояса палочку, я стал читать реанимационные заклинания, которые принесли Оливеру временное облегчение, однако спустя несколько секунд кровотечение начиналось вновь. Раз за разом я повторял волшбу с тем же эффектом. Почему так выходило — не знаю. Может быть я где-то путал движения, может мне просто не хватало магической силы, только с каждой секундой Вуду становилось всё хуже.

— Vulnera Sanentur! prohibere sanguinem! — в не помню какой раз произнёс я и в этот момент раздалось успокаивающее урчание Миссис Норрис.

Усевшись рядом со мной, кошка Филча затянула непонятный мотив, от которого сразу же стало спокойней. Одновременно с этим исчезла и дрожь в руках. Почувствовав облегчение, я сосредоточился и произнёс заклинания, вложив в них силу, имевшуюся в детском теле. Вырвавшаяся из палочки дымка на несколько томительно долгих секунд скрыло тело Вуда, после чего оставалось лишь перевести дыхание. Раны Олли больше не кровоточили. Спустя несколько минут, гриффиндорский староста очнулся. Встав с пола, он неверяще уставился сперва на Миссис Норрис, а потом на меня.

— Уизли? Ты…

— Я. И она. Чувствуешь себя как? Идти можешь?

— Кажется да. Ноги словно чужие и кровь… Отравили меня ушастые. Безоару бы сейчас…

— Вот чего нету, того нету, — с искренним сожалением ответил я. — Ни его нет, ни слёз феникса, ни…

— Ну, что любезная моя Миссис Норрис, — прервал меня кашляющий голос Филча. — А ведь дошли мы почти. Рядом совсем пташка директорская.

— Где?! — завопил я.

— Идём, лапушка, — вновь обратился к кошке завхоз. — Пришли мы считай.

На сей раз колченогий сквиб не обманул. Миновав несколько лестничных пролётов, мы действительно вышли к подножью охраняемой горгульями директорской башни. Короткий путь наверх окончательно вымотал Вуда. Едва мы остановились, гриффиндорский староста рухнул на ближайший подоконник и, тяжело дыша, виновато глянул на нас с Миссис Норрис, молча прося прощение за собственную немощь. Также безмолвно подбодрив парня, я внимательно взглянул на нашу последнюю преграду. За два дня, прошедших с момента обнаружения изувеченного Дамблдора, вооруженным неслабыми артефактами невыразимцам так и не удалось вскрыть защиту каменных изваяний. А раз дело повернулось эдаким образом, то остаётся лишь постараться угадать пароль. Зная директорские пристрастья, он наверняка как-то связан со сладостями.

— Шоколадные лягушки! Плам-пудинг! Берти Боттс!

— Засахаренные ананасы… Друбблс… Помадка… — слабым голосом поддержал меня Оливер. Мы перебрали ещё с десяток наименований сладостей, которых так обожал директор, однако горгульи даже не шелохнулись.

— Вот ведь шумный пошёл народ, любезная Миссис Норрис. А хочешь я тебя яблочным штруделем угощу? — прозвучал скрипучий голос Филча.

— А что такое яблочный штрудель? Это разве сла…

Второй вопрос остался не заданным, ибо в момент, когда я произнёс имя неизвестного угощения, произошло чудо. Там, где знания Отдела Тайн оказались бессильны, слово школьного завхоза сорвало куш. Горгульи, устоявшие супротив далеко не слабых волшебников, покорились сквибу. Тряхнув каменными башками, изваяния, не произнеся ни единого звука, разошлись в стороны, открывая нам дорогу наверх.

Да уж, странно всё это. Вот неужели у вас не возникают вопросы? Например, откуда Аргусу Филчу известен пароль? Или почему, раз старик его знал, он не сообщил о нём невыразимцам? Ладно — не это сейчас главное, а здоровье Оливера. Несмотря на целебные чары, гриффиндорец едва стоял на ногах, а в какой-то момент зашатался, поскользнулся и едва не упал с винтовой лестницы. Только чудом мне в последний миг удалось схватить Олли за руку, удержав от верной погибели, и тут я заметил ещё одну беду. У парня вновь открылось кровотечение. Хуже того, кожа вокруг схваченного мной запястья потемнела и начала источать непонятную слизь. Окинув меня рассеянным взглядом, Вуд попытался было что-то сказать, но из его горла донеслось лишь едва слышное сипение. Понимая, что теперь счёт времени пошёл на секунды, я пробормотал «Facile lapsum», отчего тело Олли стало практически невесомым. Аккуратно поддерживая впавшего в беспамятство старосту, я вбежал в директорский кабинет.

С прошлого визита здесь многое переменилось. Там, где раньше властвовал живописный беспорядок, теперь царил форменный погром: шкафы с книгами оказались повалены, жужжащие серебряные приборы — разбиты, портреты — изодраны, насест пуст, а сам феникс исчез. Вот только этого сейчас не хватало! Положив потерявшего сознание Оливера в одно из кресел, я кинулся на поиски директорской птицы, но она точно сквозь землю провалилась. Ну где же эта крашенная курица?! Где?!! Так, стоп, Рональд Уизли! Спокойствие, только спокойствие. Если директорская клуша тут — а аврорское чутьё подсказывает, что так оно и есть — то возможно Дамблдор успел обездвижить пташку или наложить на неё чары ненаходимости. А раз колдовство наложено, то его стоит отменить.

— Ostende occultus! — произнёс я заклинание, когда-то показанное дедом.

Про него говорили, будто оно слишком затратно, сложно, неэффективно и уже полвека как вытеснено Finite Incantatem. Напрасно. Волна магии, как пить дать усиленной разбитыми артефактами, хорошенько тряхнула кабинет, развеивая остатки маскировочных чар и открывая сокрытое. Клетка с контуженным фениксом оказалась лежащей чуть в стороне от письменного стола. Схватив её и вцепившись в прутья, я с помощью силы и мордредовой мамаши сумел их разогнуть и вытащил директорскую птаху. До феникса не сразу дошло происходящее. Уставившись на меня, красный птах недовольно курлыкнул и даже попытался клюнуть. Зря он так. Пришлось хорошенько его тряхнуть, дабы потом прояснить обстановку.

— Слушай меня, курица-переросток, — прошипел я. — Сейчас ты поможешь человеку…

— Кур?

— Я сказал ты поможешь человеку! Не мне — ему! А потом можешь валить на все четыре стороны! Ты меня понял?! Помогаешь — свободен, не помогаешь — сверну шею.

Вот не думал, что бессмертные фениксы ведутся на такие примитивные угрозы. Услышав моё «предложение», директорский птах молнией рванулся к Оливеру. Несколько секунд Фоукс — так кажется его звали — в задумчивости изучал парня то прикладывая свою голову к телу Вуда, то легонько поклёвывая его кожу, то словно бы принюхиваясь непонятно к чему. Наконец, феникс расправил крылья и запел. Голос огненной птицы звучал потрясающе сильно и одновременно трогал до самой глубины души. Весь кабинет оказался пронизан чарующей музыкой, заставляющей забыть горести, страхи и обиды. Феникс пел, забирая боль, заживляя раны, вызывая к жизни самые радостные воспоминания моей никчёмной жизни. Словно завороженный я наблюдал за собою-мальцом, творящим с помощью дедушкиной палочки своё первое волшебство. Это были потешные чары, от которых волосы близнецов стали красными, точно зрелые помидоры и торчащими будто иглы дикобраза. И все мы — дедушка, бабушка, Фред, Джордж, Джинни, я — радовались этому. Вот же уморы… Погодите, а что? Неужели это из прошлого-будущего? Да это же наша гостиная! Точно, мы повзрослевшие отмечаем победу и главный герой празднества — я. Вы это представляете себе? Ух ты, а это ведь Больничное крыло… где мы с Гермионой впервые целуемся. Так-так-так не узнаю это странное место… Вроде бы ночной пляж, однако здесь почему-то очень людно. Маглы веселятся, купаются, отмечают Рождество, а мы вдвоём словно не замечаем того в объятьях друг друга. Внезапно Герми, одетая всего лишь в две полоски ткани⁽²⁾, касается своего оголенного живота и что-то шепчет мне на ухо, а я с безграничным блаженством на лице подхватываю её на руки и кружась забегаю в накатывающиеся волны, скрываясь в захлестывающих вокруг солёных брызгах. Дальше картины неслись словно в калейдоскопе: прошлое, прошлое-будущее, настоящее менялось с невероятной быстротой, перемешиваясь одно с другим, а затем наступила тишина.

Всё еще боясь вспугнуть блаженные видения, я осторожно открыл глаза и облегчённо выдохнул. Фоукс выполнил своё слово. Жалобно курлыкнув, феникс кивнул на спящего Оливера. Благодаря магии огненной птицы грифиндорский староста оказался заключен в нечто напоминающее полупрозрачную медицинскую капсулу. Умиротворённое выражение лица Олли, а также его ровное дыхание лучше любых слов говорило, что жизнь парня была вне опасности. Настало пора исполнить своё обещание.

— Ты свободен, — прошептал я фениксу.

— НЕТ, ЕЩЁ НЕТ. УБЕЙ МЕНЯ. ОСВОБОДИ МЕНЯ.

Я в ужасе поглядел на Фоукса. Что же он говорит? Как смерть может стать его освобождением? Я хотел было сказать ему об этом, но заглянув в усталые глаза феникса, понял сколь тяжело ему сейчас. Слишком много он отдал сил на лечение Оливера. Прошло несколько томительно-долгих минут, в течении которых во мне боролись желание прекратить страдания птицы со страхом заполучить вечное проклятье. Наконец, я решился — слово есть слово. Если проклятье должно пасть на меня, то пусть так и будет. Не дело оставлять такое существо на вечные мученья.

Я аккуратно взял феникса в ладони. Огненный птах поглядел на меня с надеждой, словно подбадривая. Я сосредоточился, пару раз вздохнул и, вкладываю в слова всю магическую силу, прошептал «ultrices tactus». Слетевший разряд молнии обжёг руки, а вспышка яркого света ослепила меня. Прошло некоторое время, прежде чем зрение восстановилось и перед глазами открылось всё, что осталось от когда-то величественной птицы. Так-то вот. На месте Фоукса валялась лишь горстка поблескивающего пепла. Скорее для очистки совести я наклонился над ней и разворошил, тщетно стараясь отыскать там птенца. Напрасно. Феникс был окончательно мёртв.

— Ну что, а голову посыпать им ты случайно не надумал? — раздался знакомый голос. — Нет? А зря. Помогает весьма. Мне вот в своё время очень помогало.

— Годрик? Годрик Гриффиндор?! Ты…

— Свободен наконец-то. Ха-ха! Считай уж позабыл каково дышать, а то в Шляпе одна пыль да тоска. Это вот Змею с Ледышкой хорошо — неделями могут балабонить о своём заумном, а мне хоть волком вой. Ну, новик Рональд из рода ласок⁽³⁾, подсобил ты мне. Будь ты годков на пять моложе — взял бы тебя в ученики да сделал отменного рубаку. Ну да ладно, поднимайся и в бой!

— Какой ещё бой? — недоуменно спросил я.

— Как какой?! А про ту тварь в зеркале забыл? Или пентюха толстого, что у неё в лапах? Или думал, будто нам с Фоуксом удастся с ним сладить?

— Я же убил твоего феникса… и теперь проклят.

— Тьфу, достался же мне плакса меченый. Да даже если и проклят ты, неужели ты останешься сидеть на полу и ныть? Тебе самому не противно?! Непонятно как тебе вообще деваху такую отхватить удалось. С чего она втюрилась в такого размазню — ума не приложу. Не иначе зелье ей какое подлил или она с голодухи к тебе за деньги продалась?

— Р-р-р, замолкни, сука ебаная!!! — проревел я. — Ты, блядь, можешь сколько угодно меня облаивать, но Гермиону своим уебищным языком, сука, не трожь!! Иди сюда! Иди сюда, уебок прозрачный!!!

Вне себя от бешенства я вскочил с пола, схватил обломок какого-то кресла и со всей дури заехал Гриффиндору по голове. Точнее, попытался заехать. Удар прошёлся сквозь Годрика, также как второй и последующие. Некоторое время он забавлялся, подставляясь под атаки, затем начал проводить уклонения, а в конце концов нанёс ответный апперкот. Су-у-у-ка! На какое-то время у меня в глазах поплыли красные волны, движения стали скованными, тело против воли начало само пятиться к стене. Напрягая силы, я вернул себе контроль над ногами и левой рукой, мне удалось пройти вперёд с где-то полдюжины дюймов, однако даже троллю было понятно, что это предел.

— Довольно! — скомандовал Годрик. — Ты хоть и слабоват, но сильнее чем кажешься.

— Слабоват, но до тебя, блядь, всё равно доберусь. И зубы посчитаю.

— А может вирой обойдешься? Раз я провинился перед тобой…

— Я не торгаш! А прощение просить тебе у Гермионы надо. И ни слова про серву!!

— Ну ни слова, так ни слова, — в голосе Гриффиндора мелькнули примирительные нотки. — Я ведь тебя доброй дракой взбодрить хотел, а то раскис ты, точно… сам знаешь кто. Да и самому взбодриться не мешало.

— В гузно такую доброту, — сплюнул я, чем лишь развеселил Годрика.

— И сопеть грозно не нужно. Свои счастье вспомни. Думаешь оно тебе на дармовщинку пришло? Шалишь, новик — трудом. Разве с первого раза тебе удалось дедовой палочкой чары на братков навести? Нет. Или ты в сразу же всех в клетку обыграл? Или в игре дурной на мётлах ты сразу мастаком стал? Опять нет. А с… Гермиона твоя радостной стала сама собой?

— Нет, — ответил я, вспоминая первую встречу с вернувшими память Дэном и Эммой.

Разговор тогда прошёл… Не получился он, короче говоря. Родители Гермионы заявили, что она им не дочь и век бы они её не видели. Ума не приложу, чего мне стоило сдержаться и не пустить их в тот раз на лоскуты. После этого Герми неделю ходила сама не своя, начисто потеряв волю к жизни. Один Мерлин знает, чего стоило её из такого состояния вывести: в ход шли экскурсии, концерты, разговоры и ночные утешения.

— Ладно, твоя взяла. Я готов начистить рыло клятому демону. Веди. Только Оливер…

— Да ничего с ним не случится, — отмахнулся Годрик. — Его Фоукс чуток подлатал — часок другой-продержится. И не гляди так, будто из-за меня народ нынешний такой хлипкий пошёл.

Мысленно пожелав Олли удачи, я двинулся вслед за Гриффиндором. Благодаря своей бестелесности, тот парил по коридорам, разгоняя окутавшую их тьму. Иногда он останавливался и трубным голосом начинал читать заклятья на непонятном языке, от которых Хогвартс трясло чуть ли не до основания. После чего вокруг начиналась веселуха: статуи покидали свои постаменты, проржавевшие рыцарские доспехи, скрипя деталями, шагали вперёд, выискивая врагов, коих не приходилось ждать долго. Заражённые скверной твари выскакивали с разных сторон, и начиналась лютая сеча. А знаете, что здесь было удивительнее всего? Нас просто не замечали из-за тени пламени фоуксова крыла. По крайней мере, так Годрик объяснял происходящее. Наблюдая за разгоравшейся вокруг очередной битвой, он иногда довольно хмыкал, а затем уводил меня прочь, дабы спустя несколько коридоров вновь устроить бедлам. Не трудно догадаться ради чего устраивался весь этот шум: Гриффиндор привлекал к себе внимание демона. Наконец, основатель моего факультета обратился ко мне.

— Ну вот, мы у его логова. Самому мне туда не пройти — слишком эта тварь сильна. Его чары размажут меня, у тебя же есть преимущество плоти, поэтому будем действовать так. Сейчас я вызову эту отрыжку Мордреда на бой, она двинет своих главных прихвостней. Я буду отвлекать их столь долго, сколько смогу. Ты же выжди момент, хватай чего потяжелей и дуй к нему в гости. Увидишь зеркало — круши не задумываясь. Всё понял?

— Понял. Ты шумишь — я прячусь. Ты уводишь прихвостней — я беру… этот молот сойдёт?

— Сойдет. Этот оберуч как раз по тебе.

— Я беру молот, выискиваю зеркало и крушу его.

— Правильно. Становись в ту нишу и жди. Теперь мой ход.

С этими словами Гриффиндор принялся распевно читать заклятья. Как и в прошлый раз, замок тряхнуло до самого основания. Я ожидал, что сейчас вокруг рыцаря начнётся бой, однако не произошло ровным счётом ничего. Слегка обескураженный Годрик вновь принялся читать заклятья, и здесь тварь сделала молниеносный выпад. Не дожидаясь, пока чары вызова сплетутся до конца, сгустки тьмы с разных сторон атаковали рыцаря. Выхватив свой меч, Годрик принялся рубится, шаг за шагом отступая прочь. В этот миг мне стоило изрядных усилий не бросится ему на помощь.

— Нельзя. Нельзя! Терпи, аврор Уизли, — мысленно велел я себе, изо всех сил сжимая древко молота.

Меж тем бой продолжался. Окруженный мириадами врагов, Гриффиндор с шумом и гамом уводил их прочь, давая возможность действовать уже мне. Подождав, когда грохот схватки приутихнет, я вышел из укрытия и огляделся. Никаких изменений вокруг не произошло, нового прохода в стене не открылось… Хотя погодите — изменение всё-таки появилось. Зеркало! Его точно не было, когда мы сюда пришли, если его разбить, то… Стоп! Демон ведь связан с зеркалами, которые являются для него окошками в наш мир. Чего это даёт? Правильно — возможность тем, кому нечего терять влезть к сей отрыжке Морганы в дом. Я как раз из таких. После убийства феникса моя душа не стоит ломаного кната, поэтому боятся мне нечего.

Я подобрал с пола обломок рыцарского доспеха, резанул им ладонь правой руки, крепко сжал молот в левой и прикоснулся к зеркальной глади. По телу тут же пробежала волна. Приняв подношение, зеркало стало подобно водной глади, шагнуть в кою оказалось проще простого. Секунда и я очутился на другой стороне. Да уж, местечко тут явно на любителя — мерзкое, жуткое и с каждым мигом вытягивающее из вас силы. Из такого хочется поскорей свалить без оглядки, что я и сделаю, расколошматив драклово зеркало. Вопрос лишь какое? Вся комната оказалась набита этими стекляшками: некоторые из них стояли на земле, другие парили в воздухе, но было в них нечто общее — каждое оказалось покрыто изморозью и в каждом обитал пленник. Внимательно прислушавшись, я сумел разобрать их шепот. Одни узники взывали о помощи, вторые молили о пощаде, третьи уже смирились со своей участью и лишь едва слышно вздыхали. Среди этого моря отчаянья выделялся лишь голос, принадлежавший Толстому Монаху. Призрак Хаффлпаффа обращался на латыни к некому Отцу, служащему поддержкой страждущим. Внезапно речь брата Марка прервалась на полуслове. Заметив моё присутствие, он сперва в ужасе отшатнулся, но затем с ещё большим жаром принялся за молитву, прося теперь, дабы моя рука не дрогнула, а душа не угодила в ловушки. И знаете, ободряющие слова факультетского привидения помогли. Исчезла давящая тревога, пропало головокружение, взгляд же ранее бывший словно подёрнутым пеленой, стал необычайно ясным.

Осторожно ступая среди лабиринта зеркал, я в скором времени добрался до небольшой площадки, в центре которой находились цели моей миссии — обиталище демона и Лонгботтом. Последний сидел на полу и забыв обо всём на свете гладил зеркальную поверхность, видимо общаясь с кем-то или чем-то. Рядом с пухляком валялся нечто серебристо-серое, напоминающее смутно знакомую мантию-невидимку. Значит вот как ему удалось прошмыгнуть мимо нас с Олли. Ну да ладно, пора заканчивать спектакль. Перехватив молот поудобней, я замахнулся, желая нанести удар, однако в этот момент Лонгботтом встрепенулся. Дико зарычав, хозяин жабы вскочил с пола, накинулся на меня, повалил на землю и попытался схватить за шею. К счастью, мне удалось отбросить пухляка с помощью беспалочкового Depulso и, поднявшись на ноги, вдарить по обиталищу демона. По комнате тут же разнёсся стон, несколько парящих в вышине зеркал разлетелось вдребезги. Удар! На голову сыпется целый дождь из осколков. Удар! Прыгающий сзади Лонгботтом с воплем пытается свернуть мне шею. Боднув пухляка затылком, я освобождаюсь из ослабевшего захвата и вновь отшвыриваю его Depulso. Удар! На дракловом зеркале появляются трещины. Обитающая внутри него тварь пытается отвлечь меня какими-то размытыми образами. Всё зря. Удар! Демон бьётся в агонии. Напрасно одержимый им Лонгботтом старается его защитить, повиснув на древке молота — я без всякой магии бью пухляка кулаком в рожу. Последний удар! Обиталище порождения Морганы разлетается вдребезги, а вместе с ним рушатся остальные зеркала, освобождая ликующих приведений. Победа! Охваченные весельем, бестелесные обитатели Хогвартса носились по комнате, крича здравицы. Разобрать их слова было невозможно, да и стоило ли? Как же они шебутные и как же я устал… устал…

* * *

Лившийся из окон яркий свет солнца пронизывал всех, кто находился в Больничном Крыле. Джордж, Фред, Перси, Пенни и Томпсон безмятежно дремали в кроватях, Энджи с какой-то незнакомой волшебницей в мантии медсестры вполголоса переговаривались друг с другом. Заметив, что я открыл глаза, гриффиндорская охотница опрометью кинулась в мою сторону.

— Он очнулся, тётя Мэйбл! Рон очнулся!

— Тише, Анджелина, — сухопарая женщина средних лет осадила гриффиндорку. — Я понимаю твою радость, но ему нужен полный покой. Как и всем остальным.

— Остальные? А где Оливер? И Томсон? И пух… то есть я хотел сказать Лонгботтом.

— Их увезли в Мунго, — первой ответила Энджи. — Я боюсь за них. У Оливера никак не могут остановить кровь, Невилл постоянно бьётся в припадке, а у Стива открылась тропическая язва.

— Не тропическая, а трофическая, — вновь вмешалась медсестра. — А вы молодой человек лежите. У вас тяжелое магическое истощение вкупе с множественными осколочными ранениями лицевых тканей. Благодарите Мерлина, что глаза оказались не задеты.

— Но…, — я внезапно замолк, вспоминая последние секунды существования демона.

Когда был нанесен добивающий удар, осколки зеркала разлетелись будто от взрыва навозной бомбы. Часть из них досталось мне. В первый момент я не почувствовал боли, а в итоге… в итоге лежу с частично перебинтованным лицом.

— Слушай, Энджи, а как мы тут оказались? Кто нас спас?

— Профессор Кеттлбёрн. Он принёс меня… всех нас сюда. То есть я хотела сказать…

И гриффиндорская охотница с помощью медсестры принялась рассказывать историю нашего вызволения. Получалось, что Перси всё же удалось докричаться до Хагрида. Встревоженный школьный лесничий с грацией тролля ворвался в мэрию Хогсмида, где ожидаемо оказался скручен за дебоширство. Однако перед тем как оказаться в камере, он сумел-таки отправить весточку другу. Вызванный чуть ли не из Южной Америки, преподаватель ухода за животными смог добраться до Хогсмида лишь на следующий день. Переговорив с Рубеусом и собрав десяток добровольцев, Сильванус Кеттлбёрн направился в Хогвартс, где не обнаружил никакого барьера, зато нашёл орду порождений Мордреда, сквозь которую им удалось пробиться благодаря поддержке приведений.

— Я, молодой человек, за свои немалые годы многое в жизни повидала, — качнув головой пробормотала медсестра. — Но такое вижу впервые. Если бы не навыки Сильвануса, мы бы точно сгинули среди тех ужасов.

— Профессор Кэттлбёрн сказал, что всех нас скоро перевезут в Мунго, а сам замок закроют на карантин, — продолжила Энджи. — Правда профессор Вектор против. Она считает, что не стоит драматизировать ситуацию.

— Не драматизировать?! — слова племянницы вызвали у пожилой ведьмы праведный гнев. — Да за такое головотяпство нужно в Азкабан отправлять! Бросить подростков одних, среди роя кишащих монстров и после такого не драматизировать?!

— Вообще-то с нами оставался мистер Филч, — возразил я. — И Миссис Норрис. Кстати, где они?

В комнате повисла тишина.

— Мистер Филч умер, — наконец еле слышно прошептала Энджи.

В глазах гриффиндорской охотницы заблестели слёзы.

— Он скончался два дня назад, в своей постели, — пояснила Мэйбл Джонсон. — Я видела, как вы старались ему помочь, но увы. Воспаление лёгких в его возрасте знаете ли…

Больничное Крыло вновь погрузилось в тишину. Я закрыл глаза, мысленно ругая себя за слепоту. Не заметить таких очевидных вещей… Эх, покойся с миром, старый брюзга. К кому бы ты не попал на том свете, пусть тебе будет там хорошо. И благодарю тебя за всё. Без твоего фонаря сгинули бы мы с Олли в той тьме ни за кнат.

* * *

— У! У-у!

Я открыл глаза и повернулся на источник звука. Рядом со мной, недовольно скребясь когтистой лапой о тумбочку, сидела небольших размеров сова. Таких обыкновенно держат целители Мунго. Только что она делает здесь? А вспомнил, тетя Анджелины говорила, что нас должны будут переправить в больницу… Хотя постойте, на письме стоит моё имя. Точно! «Мистеру Рональду Уизли. Хогвартс». Пододвинув ночник и вскрыв конверт, я углубился в чтение, однако, чем дальше оно шло, тем больший ужас на меня накатывал. Гермиона в реанимации… с неостанавливающимся кровотечением.

Вопрос к уважаемым читателям

Вот и закончилась очередная часть этой истории. У вас конечно могут возникнуть множество вопросов по ней, однако сперва мне хотелось бы узнать следующее: стоит ли вводить в ткань повествования интерлюдии Директора Хогвартса?

---

1) Лита — языческий праздник летнего солнцестояния

Вернуться к тексту

2) Если кто не понял, Рон описывает бикини

Вернуться к тексту

3) weasel (Уизел) — ласка. Мелкий хищник семейства куньих, ближайший родственник хорька.

Вернуться к тексту

3 января 1992 года

Боль пронзала каждую клеточку изломанного организма, сопровождала каждое движение истерзанного тела. Даже обычный вздох становился мучением. Иногда Директора посещали мысли о смерти, как об избавлении от нескончаемой пытки, и лишь воспитанная с детства железная воля заставляла продолжать борьбу.

— Нельзя! Нельзя уходить сейчас, когда до исполнения последнего плана осталось всего ничего, — всякий раз говорил он себе в такие моменты.

Обыкновенно это помогало. На некоторое время боль отступала, и Директор, собираясь с силами, пытался анализировать произошедшее. Каким образом он, величайший из магов Британии, попался в такой примитивный капкан?! Ведь всё шло как по нотам… Глупый Квиринус, жаждущий покорить Темного Лорда и в итоге сам ставший марионеткой «Волдеморта», послушно исполнял директорскую волю, очищая лес от четвероногих тварей. Несколько раз всё проходило идеально — единороги и имевшие несчастье попасться под горячую руку кентавры один за другим отправлялись к праотцам, однако в ночь перед Рождеством случилось непредвиденное. На помощь четвероногим тварям пришли твари двуногие, оказавшимися куда опасней своих копытных собратьев. Благодаря магическому зрению «марионетки» и физическому взгляду Квиринуса, Директору удалось разглядеть истинный облик паршивцев, замысливших пробудить лесных хранителей. Это были молодая женщина с длинными каштановыми волосами и мужчина лет двадцати-двадцати пяти. Лицо последнего показалось Директору хорошо знакомыми — слишком явно проступали в нём черты покойного Джеймса Поттера. Пораженный подобным сходством, старый чародей, вместо того чтобы прихлопнуть обоих одним ударом, велел Квирреллу прикончить девку, а парня взять живьём, за что впоследствии и поплатился. Промедление стоило Директору всего. Пытаясь не задеть мужчину, он не сразу догадался, что те волшебники были всего лишь приманкой. Ловушка захлопнулась, когда на Квиринуса навалилось ещё трое. В отличии от некромантов, разглядеть их Директор не успел, а они оказались гораздо сильней. Развеяв Йокширскую Хмарь, главный из троицы — рыжеволосый волшебник, владеющий магией времени — стремительно атаковал с яростью берсерка. Директор точно помнил, как разворотил ему рёбра, сжёг лицо, пронзил сердце. С такими ранами нельзя было жить, зато можно было убивать. И берсерк убивал. Он буквально размозжил голову Квиррелла, а сам Директор избежал подобной участи в последний момент, едва успев разорвать связь со своей марионеткой, однако именно тогда произошло наихудшее. Подлый феникс, пользуясь хозяйской слабостью, напал на своего владельца, успев выжечь глаза.

И вот теперь лишённый зрения и одежды, запертый в изломанном теле, старый чародей ожидал своей участи. То, что он сейчас находился не в Мунго было понятно по обрывкам разговора Минервы и Августы, доносившихся из бесконечного далека. Директор со страхом пытался предположить, какую на этот раз глупость замыслили женщины, ибо прекрасно помнил к чему привела их прошлая инициатива. Вопреки прямому начальственному запрету, МакГонагалл, явно не без подсказки своей подруги, вбившая себе в голову будто сын Артура одержим духом аврора-психопата, продолжила свои штудии. И что же вышло в итоге? Олимпия — ценный сотрудник, заполучить которую удалось лишь с помощью многоходовой интриги, мертва; сама Минерва на несколько месяцев отправилась в Мунго, а на Директора обрушалась гора рутины, коя больше двадцати лет лежала на заместительнице. Хуже всего в этой истории было то, что Минни не сделала из неё никаких выводов. Она по-прежнему была уверена в одержимости Рональда, правильности собственных действий и непоколебима в желании довершить начатое.

— Осторожней, душа моя. Клади его сюда. Аккуратней… вот так.

— Гутти, ты уверена, что тебе надо делать это? — раздался взволнованный голос Минервы. — Я сама могла бы…

— Нет, Минни, мы уже говорили об этом, — прозвучал ответ Августы Лонгботтом. — Ты гораздо нужнее ему чем я. К тому же только тебе под силу сделать из моего некультяпистого внука человека. Начинай!

Послушная воле подруги, Минерва МакГонагалл стала нараспев произносить катрен за катреном, иногда прерываясь и вырезая на груди Директора некие символы. В такие моменты старик вздрагивал от липкого ужаса, ему хотелось кричать, однако всё на что оказывалось способно тело заключалось в слабом стоне да лёгкой судороге. Неизвестно сколько длился ритуал — из-за завываний Минни счёт времени оказался давно потерян. Когда старому чародею начало казаться, будто он не завершиться уже никогда, раздался резкий хрип, в котором не было ничего человеческого, а затем наступило беспамятство.

Возвращение в сознание оказалось неприятным. Подрагивая от холода, Директору удалось приподняться и оглядеться вокруг. В первые секунды старик даже не понял, что вновь обрёл зрение и возможность двигаться, когда же он это осознал, то его охватила эйфория. Живой! Он жив и здоров! А что же случилось с его магическим ядром? Слегка напрягая память, Директор произнёс трансфигурирующее заклинание и ему сопутствовала удача. Сорванный со стены гобелен принял вид мантии, в которую старик немедленно облачился.

— У тебя всё получилось, Минни, — негромко произнёс он, обращаясь к лежащей на полу МакГонагалл.

Сказанные тихим голосом слова подействовали на женщину лучше бодроперцового зелья. Мгновенно очнувшись, немолодая волшебница подскочила и обняла колени Директора, отчего тот потерял равновесие, свалившись прямиком на ритуальный стол. Последний, не выдержав тяжести, жалобно скрипнул, затрещал и развалился на части, отправляя на пол не только старого чародея, но и лежащие на нём обугленные кости вперемешку с каким-то непонятным тряпьём.

— Очевидно, это всё, что осталось от Августы, — подумал старик, почёсывая ушибленный затылок. — Она пожертвовала собой ради меня, что правильно. Низшие обязаны жертвовать собой ради высших. Только сейчас необходимо как можно скорее покинуть это место. Судя по треснувшему столику, Лонгботтом-Хаус не простил нам такого ритуала.

В подтверждении директорской догадки, в следующую же секунду обрядовый зал тряхнуло до основания. Быстро сообразив, что им теперь здесь не рады, Минерва поднялась с пола и, держа под локоть своего кумира, ринулась прочь, расчищая себе дорогу магией. Наблюдая, как женщина расправляется с очередным препятствием, Директор не без удовольствия отметил, что несмотря на травмы Минни практически восстановила свои навыки. Наконец, после недолгих плутаний по разваливающемуся мэнору, беглецы добрались до комнаты, в которой лежал порт-ключ. Миг и оба волшебника оказались в просторной светлой палате Мунго, где их ждал Мундунгус.

— Вижу у вас всё получилось, — осклабившись сказал воришка. — А где Августа?

— Её больше нет с нами, — торжественно ответствовал Директор. — Вечная ей память.

— Выходит двадцать галеонов теперь мои, — задумчиво произнёс Флетчер и тут же пояснил. — Не подумайте ничего такого, Альбус: мы с Гутти тут поспорили. Я говорил, что она свернёт себе шею, а она мне пообещала вернуться и сплясать на моей могилке. Ну а я, чисто ради интереса, решил подкрепить спор деньгами.

— Имей совесть, наглый прощелыга! — выпалила Минерва. — Великий человек отдал жизнь, а ты смеешь вякать о каких-то грошах?!

— Ой-ой-ой какие мы правильные. А куда без грошей-то? Хлопцам ручку золотить надо? Надо! Иначе разбегутся они без золотишка-то…

Начавшаяся пикировка вызвала у Директора непроизвольную улыбку: Минерва и Флетчер всегда относились друг к другу как кошка к помоечной шавке. Вот и сейчас между ними завязался словесный поединок, где Дуг сыпал колкостями, а Минни — лозунгами. Немного понаблюдав за грызущейся парочкой, старый чародей негромко хмыкнул, отчего свара тут же прекратилась. Затихшие спорщики безмолвно уставились на Директора, ожидая указаний, которые не замедлили появиться. Распорядившись в течении час собрать ближний круг на Гриммо 12, старик отпустил обоих, решив посвятить оставшееся время оценке своего нынешнего положения, кое, после того как эйфория схлынула, вызывало определенное опасение.

Во-первых, контроль над фениксом оказался бесповоротно утрачен. Красовавшийся на левом мизинце перстень работы Генриха Шульца, позволявший держать огненную птицу в узде, теперь представлял из себя лишь безвкусное ювелирное украшение — магии в нём не осталось ни на кнат. Значит Фоукс, почти полвека служивший источником ценных ингридиентов, сумел-таки разбить оковы плоти и рано или поздно Директору предстояло схлестнуться с пылающем лютой ненавистью врагом.

Другим моментом, вызывающим тревогу, стало исчезновение палочки. Шедевр работы Григоровича, шутки ради выданный мастером за творение самой Смерти, оказался неизвестно где. Нет, старый чародей прекрасно знал, что в чужих руках он не покажет и десятой доли заложенных в него возможностей, однако сама возможность нахождения ЕГО палочки в руках врагов не давала покоя. Несколько раз Директор, пользуясь различными методиками, пытался отыскать свой инструмент, но всё было тщетно. Палочка не отзывалась.

Кроме потери отличного оружия, существовал третий момент, вносящий нервозность — сам ритуал, проведённый женщинами. В своё время, будучи студентом-старшекурсником, Директор изучал ритуалы, где один из участников жертвовал собой ради другого. Увы, в силу внешних обстоятельств, ему пришлось забросить те штудии, а позднее его увлекли совсем иные темы, никак не связанные с данным разделом чародейства. Теперь же, не по собственной воле став объектом неизученного магического обряда, старик дал себе зарок разобраться в нём самым тщательнейшем образом. Для этого предстояло хорошенько расспросить Минерву: она обязана будет рассказать об артефактах, применённых в столь опасном деле. Только всё это будет позже.

Ныне Директора гораздо больше интересовало состояние физического здоровья: насколько оно крепко и не внес ли в него ритуал замещения какие-либо неприятные сюрпризы. Опасения старика, в итоге, оказались напрасны. Прочитав с дюжину известных ему сканирующих заклинаний, Директор с удивлением обнаружил, что находится в куда лучшем тонусе, нежели месяц назад. Такая новость не могла не радовать. Немного поразмыслив, старик решил пока не ставить об этом в известность ни врагов, ни соратников. Пускай они раскроются, думая будто их Альбус сильно сдал. С этой мыслью старый чародей переоделся в парчовую мантию, слегка сгорбился, поглядел на «хворого» себя в ближайшее зеркало и аппарировал.

* * *

Появление Директора в холле дома номер двенадцать на площади Гриммо всколыхнуло немногочисленных собравшихся. Соратники, «верные бойцы дела Света», как они сами себя называли, обступили своего наставника. Отовсюду слышались здравицы и чувствовалась радость, вот только в душе самого «победителя Гриндевальда» не было даже намёка на это чувство. Неторопливо шествуя сквозь взбудораженную толпу, он видел сколь ничтожно число явившихся и сколь много оказалось тех, кто ещё недавно клялись в верности, а ныне ставших изменниками. И ведь предали самые способные! Северус — талантливый зельевар, в последний момент спасённый от поцелуя дементора; Эммелина — жадная фригидная стерва, мечтающая о титуле леди Поттер и месте в Визенгамоте; Кингсли — черномазый ямайский побирушка, выкупленный за бесценок у тамошних колдунов, примазанный к благородной фамилии и жаждущий подмять под себя Аврорат. Они и ещё с десяток менее значимых фигур отсутствовали. При виде такого предательства, Директора охватила столь несвойственная ему ярость, ему захотелось немедленно, прямо сей же час, жестоко покарать ослушников. Пусть они гниют заживо! Пусть они проклянут каждый миг своего жалкого прозябания! Пусть… В этот момент столетнему интригану стало по-настоящему страшно: неужели это его мысли? Его, умевшего с юности держать эмоции в узде? Неужто это всё последствие ритуала, проведенного Августой?!

Доковыляв до своего места, Директор с трудом натянул на себя маску доброго дедушки и, оглядев собравшихся, начал речь, призванную сплотить людей вокруг него. Будучи опытным оратором, старый интриган говорил проникновенно, обращаясь одновременно ко всем и к каждому в отдельности. В его словах густо перемешались благодарность в отношении собравшихся и призывы к сплочённости и бдительности. Обычно такие словесные кружева, подкреплённые легчайшим магическим внушением, довольно быстро оплетали аудиторию, однако на сей раз Директор заметил одного человека, который резко выделялся на фоне остальных. Это был Артур Уизли. Всегда с придыханием внимавший наставлениям своего бывшего декана, ныне он тревожно озирался по сторонам, словно ища возможность поскорее свалить. Раздосадованный таким поведением, Директор попытался прочесть мысли ученика, но с ужасом понял, что не может этого сделать. Казалось, будто Артур пользуется каким-то амулетом, препятствующим легилеминтации. Вот только зачем?

— Арти, а не хочешь ли ты рассказать нам что-то интересное?

— Я? Э-э-э, но у меня… э-э-э… всё в порядке.

— Неужели? А мне кажется, что ты от нас скрываешь нечто важное, — при этих словах Директор вновь попытался прочесть мысли Уизли, но его опять постигла неудача.

— Я… я ничего не скрываю, — сорвалось с дрожащих губ Артура.

Директор с сокрушенным выражением лица покачал головой. Такое поведение кумира стало для Минервы МакГонагалл командой к действию. Не размениваясь на мелочи, женщина выхватила палочку и короткой серией заклинаний спеленала бывшего ученика. Попытавшегося было вмешаться Ремуса Люпина остановил Шизоглаз Моуди. Наконец, когда связанного Артура усадили в допросное кресло, Директор кивнул отставному аврору — мол, действуй Аластор, раз он не захотел говорить по-хорошему, то теперь настала твоя очередь беседы.

— Зачем ты сюда пришёл?! — прорычал Моуди.

— Минерва сказала…

— Эх Минерва?! Кто тебе велел шпионить за нами? Отвечай!

— Никто. Я не шпион! Я предан…

Не дождавшись, когда Артур начнёт оправдываться, отставной аврор со всей силы заехал ему в живот, затем повторил удары по почкам, а потом, силой разомкнув узнику рот, влил туда дурно пахнущую жидкость из своих запасов. Скованный Уизли зашёлся в утробном кашле, его лицо посинело, казалось, что ещё чуть-чуть и он отправится к Мордреду, но Шизоглаз был не из тех, кто упускает преступников. Даже на тот свет. Дождавшись, когда Артур начнёт терять сознание, он сунул ему под нос нюхательную соль и вновь приступил к «беседе», раз за разом повторяя вопросы.

Наблюдая за тем, как работает его штатный палач, Директор внезапно поймал себя на мысли, что ему нравится происходящее, чего нельзя было сказать про остальных. Только одна Минерва всем видом показывала готовность прийти Аластору на помощь, ежели тот устанет. В отличии от той же Августы, для которой Директор был лишь объектом вожделения, Минни буквально обожествляла своего кумира. Жажда беззаветно служить, ставшая в последние годы сродни мании и служившая подчас источником раздражения, превратила МакГонагалл в фанатичку, готовую накинуться на любого, кто несёт угрозу её идолу.

— Жаль, что у остальных нет такой преданности, — подумал Директор. — Чистоплюи! Кривятся, глаза отводят, страшно им. Небось сейчас выскочат заступники…

— Нет! Хватит! Вы же его убьёте! — первым не выдержал Люпин, вскакивая с места и готовясь кинуться на Шизоглаза, намеревавшегося учинить допрос по шестому кругу.

— Остановись, Аластор, — нехотя согласился Директор. — Ну что, Арти, может всё-таки расскажешь старику правду?

— Я… ничего… отпустите меня… мои мальчики… в больнице… им плохо… очень плохо…

— Отпустите его, Альбус, — прорычал оборотень. — Он говорит правду. Его детей привезли из Хогвартса: там случилась какая-то беда и теперь замок оцеплен аврорами.

— Вот значит как? Что же там такого произошло, Мундунгус? — медоточивым голосом спросил Директор, обращаясь к Флетчеру.

— Извиняйте, Альбус — точно не знаю, — сконфужено пробормотал воришка. — В Хогсмиде сейчас дым стоит коромыслом. Рэм прав: авроров набежала тьма — не проскочить. Начальство прикатило: Скримджер с Кингсли, несколько фаджевских крыс опять же. А ещё туда невыразимцев больше дюжины пригнали. Соваться туда — себе дороже.

— И поэтому ты решил не ставить меня в известность.

— Нет, Альбус, ну что вы! — воришка задрожал, вполне обоснованно опасаясь оказаться на месте Артура.

— Это я запретила ему тебя тревожить, — твёрдым голосом произнесла МакГонагалл. — Ради твоего блага, Альбус. Тебе необходимо беречь себя…

— Я знаю, что мне необходимо, а что нет! — рявкнул Директор. — И я ОЧЕНЬ не люблю, когда кто-то решает за меня!!

— Ты был не в том состоянии, чтобы чего-то решать, поэтому я взяла ответственность на себя. То, что случилось в Хогвартсе, отчасти моя вина, но я ни в чём не раскаиваюсь!

— Так это из-за тебя…

— Да, для ритуала была необходима прорва сил и мы с Августой решили взять её из Хогвартса. Величайший источник магии не обеднеет из-за благого дела…

И Минерву понесло. МакГонагалл заговорила об артефактах семьи Лонгботтомов, о магии Невода, позволяющей собрать колоссальное количество энергии и многом другом, однако красной нитью её монолога стало самовосхваление. Не замечая гнева на лицах Артура и Люпина, женщина говорила и говорила, а в это время из глубин души Директора поднималась безумная ярость.

— Да как она посмела?! Тварь! Сука!

Директор так и не понял: были ли эти слова всего лишь его мыслями или он прокричал их вслух. В следующий миг гостиную дома на площади Гриммо захлестнула волна стихийной магии. Ничем не сдержанная она словно сухие листья разметала по сторонам волшебников Ордена Феникса, столы, стулья. Помутневшим взором Директор заметил, как вспыхивают гобелены, как плавятся портреты Блэков висящие на стенах. Вышедшая из-под контроля магия, будто разбушевавшийся торнадо, уничтожала всё, до чего могла добраться. Подхваченный колдовским смерчем, старик оторвался от пола, завис под потолком, а потом камнем рухнул вниз и потерял сознание.

* * *

Смех. Раздражающий женский смех, звенящий над самым ухом, — вот что, придя в себя, услышал Директор, очнувшись среди пустой разгромленной комнаты. С большим трудом запрокинув голову наверх, он увидел портрет Вальбурги Блэк. Нарисованная ведьма смотрела на окружающий бардак с полным удовлетворением. Заметив, что Директор пришёл в себя, она тут же поприветствовала его в своём фирменном стиле.

— Ну, оклемался наконец? Ну и потешил же ты меня, Альбус, ох распотешил. Век бы смотрела как эти поганые грязнокровки улепётывают отсюда, — и нарисованная женщина вновь истерически захохотала.

— Заткнись, старая тварь! — раздражённо рявкнул Директор, хватаясь за раскалывающуюся голову.

— Ой-ой-ой, как ты заговорил. А ведь раньше ты называл меня совсем по-другому. Не помнишь? Не верю! Никогда не поверю, будто ты забыл все наши ночи... Я как последняя дура раз за разом приходила к тебе, вместо того, чтобы взять в охапку моих мальчиков и бежать прочь из Хогвартса. Да, знатно ты меня тогда облапошил, но и на тебя, как видно, управа нашлась.

— О чём ты мелешь, ведьма?!

— О справедливости, Альбус. О ней родимой. Ты всю свою жизнь играл нами, забавлялся как хотел, а теперь к тебе пришла расплата — ты сам превратился в игрушку дохлой старой воблы. В кого только интересно она перекинулась? Может в ярость? Или в гнев? Или она наконец-то разглядела твоё нутро, став разочарованием, а ещё лучше местью.

— Ты безумна. И твои слова — бессмыслица, — ответил Директор, чем вызвал у Вальбурги очередной приступ хохота.

— Безумие? Ну это как посмотреть. Разве я велела пытать ту плешивую отрыжку осквернителя крови? Нет — это сделал ты! Из-за страха. Ты испугался того, кого даже грязнокровки уделали б одним мизинцем. Признайся, Альбус, ты не смог прочесть того, кто всю жизнь был для тебя открытой книгой, не так ли? Ведь по глазам вижу — не смог. И это хорошо: теперь ты ни к кому больше не сможешь залезть в разум своими щупальцами. Одержимым это не под силу.

— Ошибаешься, Вальбурга! — выкрикнул Директор, стараясь заглушить страх. — Ты назвала меня одержимым, но мой разум сейчас ясен как никогда…

— Ну это ненадолго, — с ехидцей промурлыкала старуха. — Ты ведь понятия не имеешь, чем занимались Гампы-дурачки. Зато я всё знаю! Всё-всё-всё! Хочешь расскажу? По глазам вижу, что хочешь. Меня ведь когда-то хотели выдать за Сэма Гампа — старшего брательника твоей сушеной воблы. Я даже была с ним обручена одно время да вот незадача — женишок-то у меня порченым оказался. Хочешь знать почему?

— Я без тебя это знаю — видел его несколько раз. В сравнении с ним даже твой Орион был светочем разума. Только какое мне дело до всех этих брачных игр?

— Самое прямое, о нетерпеливейший. Женишок мой, Самюэль, умом никогда не блиставший, забрёл однажды в сердце Запретного Леса — ради обряда семейного да видать накосячил где-то. Принесли его считай уже на ладан дышащего. Думали всё — не выкарабкается, но его отец задумал обмануть Костлявую. Принес он в жертву мальчика-слугу. Сиротку, якобы из милости подобранного Гампами. Одураченный приблудыш согласился взойти на алтарь ради юного доброго хозяина и стать духом-хранителем, поддерживающим в нём жизнь. И на следующий встал Сэм Гамп живым и здоровым, а от паренька одни косточки остались. Хе-хе-хе!

— Здоровым? Враньё! Я видел этого «юного доброго хозяина» — он ничем не отличался от овоща.

— Правильно! А всё отчего? Оттого что Гампы обманули доверившегося им мальчонку! Не было у них никакой доброты: тот слуга — Уильям Шаффик — был последнем в своём роду. Его младенцем отдали под опеку «благородному» семейству, дабы тот получил воспитание, достойное «Священных двадцати восьми». А вместо этого Гампы одурачили его и наложили лапу на немалое состояние, оставшиеся от Шаффиков.

— Вот значит как Августа стала одной из богатейших невест Англии…

— Да, Амбруаз Гамп разбогател, напрочь при этом забыв, что для духов тайн нет. И дух преданности в скором времени стал духом мести, разрушившим «сосуд», куда его заключили. Я своими глазами видела, как одержимый им Сэм разнёс наше загородное поместье — насилу справились. Вот после этого отец с дядей поговорили с женишком по-своему — по-блэковски. Рассказал им Вилли всё как на духу да упокоился с миром. Вот так-то, Альбус. Ну да не расстраивайся — выход всегда есть! Например, ты можешь отправится в Азкабан, там взасос поцеловаться с дементором и ты станешь свободным от духа Августы Гамп. Правда и от своего собственного тоже…

Вальбурга захохотала, видимо представляя, как бездушное тело Директора падает на каменный пол магической тюрьмы, однако старый интриган явно не разделял её восторгов. Несмотря на сильную головную боль, «великий светлый волшебник» с большим трудом смог подняться на ноги и сложить перед нарисованной мордой колдуньи пальцы в какой-то непонятный знак.

— Рано радуешься, ведьма! — бешено прокричал старик. — Выкуси! Я ещё не такое переживал и это переживу! И ещё спляшу на ваших могилах! Всех! Все предатели у меня ещё поплатятся! Все!!!

У маглов существует поверье, будто високосные года несут одни несчастья и похоже, что на сей раз они были правы. Едва начавшись, январь девяносто второго обрушил на нашу семью беды словно из рога изобилия. Мало того, что Гермиона уже вторую неделю лежала в реанимационном отделении без малейших проблесков улучшения, а Джинни загремела в инфекционный бокс, непонятно где, заразившись опасной формой венгерской ветрянки, так несколько дней назад едва не убили отца. Какие-то мрази напали на него, ограбили, жестоко избили и бросили умирать среди магловского Лондона. Лишь чудом папе удалось вызвать «Ночного рыцаря», который довёз его едва живого до больницы. По словам колдомедика Блетчли, отцу ещё очень повезло столь быстро очутиться в Мунго — в противном случае целители не дали бы за жизнь Артура Уизли ломаного кната. Боюсь даже представить какого сейчас маме. За последние дни она словно постарела лет на двадцать, силясь хоть как-то помочь родным людям. Всё тщетно. Вердикт местных целителей, равным образом относящиеся к отцу, Фреду и Джинни, звучали не подлежащим обжалованию приговором.

— Мы делаем всё, что возможно. Вы ничем не сможете помочь.

От таких речей хотелось впасть в отчаянье и единственной причиной, не позволявшей этому совершиться, стали короткие ночные встречи с Гермионой. Вечерней порой, дождавшись, когда дежурная медведьма начнёт клевать носом, я покидал палату и, стараясь не попадаться на глаза персоналу, шёл на пятый этаж. Там, при особо удачном раскладе, у меня было в лучше случае минут пятнадцать, чтобы сквозь смотровое стекло понаблюдать за Герми. Всякий раз ощущая моё присутствие, Гермиона начинала слабо улыбаться. В чертах её бледного лица пробуждалось желание бороться, а губы начинали двигаться, шепча слова, не доходившие до моего слуха. Увы, зайти внутрь, не подняв на ноги добрую половину целителей, оказалось невозможно. Висящие на входе сигнальные чары были наложены на совесть.

Сегодняшняя ночь началась также как и большинство предыдущих. Перво-наперво дождавшись, когда собратья по палате начнут засыпать под действием Морфея, я также притворился спящим. Перебить действие сонной настойки не составляло особого труда — бодрящее заклятье, произнесенное невербально или очень тихим шепотом, работало безотказно. Не подвело оно и на сей раз. С головой укрывшись одеялом, я внимательно прислушался к доносящимся из коридора звукам, которые становились всё тише и наконец окончательно смолкли. Вот и отлично! Похоже, что на сей раз Энн Петтигрю решила пренебречь своими обязанностями, уйдя в свой закуток, не произведя обычного обхода. Тихо радуясь такому удачному раскладу, я поднялся с кровати и осторожно двинулся по коридору. Вокруг стояла полная тишина. Казалось, что у всех целителей разом нашлись дела в иных отделениях, отчего путь на пятый этаж оказался свободен.

Не веря своему фарту, я быстрым шагом двинулся вперед. Поворот, пробежка, ещё один поворот, небольшая передышка, заветный коридор в левом крыле… Казалось до цели осталось рукой подать, но именно в этот момент сработал закон подлости. Приближающиеся шаги известили о надвигающемся обходе. Не желая попасться на глаза дежурному, я юркнул в небольшую каменную нишу, вжался в стену, стараясь при этом лишний раз не дышать. В голове пульсировала ровно одна мысль: "скорее идите мимо — тут никого нет!", однако мольба оказалась тщетной. Как назло, колдомедики остановились возле моего убежища, продолжая давно начатый разговор. Я сразу же определил усталый голос одного из них — это был целитель Тонкс — лечащий врач Гермионы, а вот его собеседника опознать не удалось. Несмотря на то, что второй целитель довольно чисто говорил по-английски, в его речи присутствовали нотки, характерные для марокканского араба. Откуда я это знаю? Из прошлой жизни. За недолгое время службы в Аврорате мне несколько месяцев кряду приходилось общаться с касабланкскими стражами порядка, прибывшими в Англию для обмена опытом. Все они хорошо разговаривали на нашем языке, однако присутствовали в их речи некоторые особенности, позволявшие определить откуда они родом.

— Я ничего не понимаю, Хабиб, — произнёс Тонкс. — Ритуалы ничего не дают, третье переливание впустую! Она словно отторгает нашу помощь!

— Или она отторгает, или мы просто идём не тем путём, — несколько растягивая слова ответил собеседник.

— Не тем путём? А каким же путём мы должны идти?! Готов голову дать на отсечение — этот поганый мальчишка Уизли тянет из неё силы.

— Ты слишком поспешен, друг мой…

— Поспешен?! Как же… Уж поверь мне, я как никто другой могу определить серваж. Мальчишка — хозяин, девочка — рабыня. Он сбрасывает проклятья, она их принимает. И что хуже всего, принимает добровольно. У неё были защитные амулеты, но она их сорвала, сама, по собственной воле… Не понимаю…

— В тебе говорит злость, друг мой, причём на совсем другого человека: на ту, которой ты доверял, и которая предала тебя.

— Может быть ты прав, Хабиб, может ты прав, — голос Тонкса вмиг потерял злость, став вялым, как после умиротворяющего бальзама. — Но тогда подскажи, что же мы делаем не так? Слезы феникса оказались бесполезны…

— Но ты забыл про его кровь. Она куда сильнее.

— Угу, только где найти того, кто ей обладает? Готового отдать её осознанно, понимая, к чему приведёт риск. Я не знаю где таких искать. Может заклинатели в Магрибе…

— Может они и в Магрибе, а может тот, кто нам нужен стоит за ближайшим углом и слушает нас. Всё может быть, мой друг. Тебе нужно отдохнуть — ты уже вторую ночь подряд не спишь.

— Но я должен… хорошо, Хабиб.

Шаркающей походкой Тед Тонкс поплёлся прочь, а его собеседник направился прямо к моему убежищу. Едва услышав приближающиеся шаги, я попытался было дать стрекоча, однако не смог даже шевельнутся. Ставшее чужеродным тело приросло к стене, не позволяя двинуть ни рукой, ни ногой, ни головой. Хабиб подошёл через пару секунд. Окинув оценивающим взором скованного меня, странный доктор извлёк из кармана форменного халата нечто напоминающее лупу и принялся изучать мою левую руку, периодически останавливаясь да бубня какую-то тарабарщину. В такие моменты доктор становился похожим на одного персонажа из серии «Знаменитые волшебники прошлого». Тот правда был негром, однако остальные приметы совпадали чуть ли не до мелочей: узкая физиономия, слегка вьющиеся тронутые сединой волосы, немного крючковатый нос, густые брови, клиновидная бородка. ⁽¹⁾

— И чем же ты так помог фениксу, что он столь щедро одарил тебя, мальчик? — наконец спросил Хабиб.

— Ничем я ему не помог. Я убил его.

— Убил? Феникса? — мой ответ явно развесили мага. — А знаешь ли ты, о самонадеянный юнец, что фениксы бессмертны.

— Ага, они сгорают, а затем из кучки пепла вылезает птенец. Только на этот раз не вылез никто.

— Любопытно, весьма любопытно. Поведай об этом.

Первой мыслью на такой приказной тон было послать зарвавшегося мага в далёкое путешествие к Мордреду, но язык, явно не без помощи Хабиба начал болтать словно бы сам собой. За какой-то миг многолетние тренировки по контролю разума отправились Моргане под хвост. Я раскололся до самого донышка, выложив всё, что стряслось в Хогвартсе, поведав о страхе вечного проклятья за убийство Фоукса и о гибели директорской птицы от моей руки. Я болтал без передыха, а смуглый маг кивал да кивал.

— Ай-ай-ай, до чего народ суеверный пошёл, — устало вымолвил он, когда мой рассказ оказался закончен. — Напридумывали себе небылиц да в них же и поверили. Нет в тебе никакого проклятья, наоборот — одарил тебя огненный птах без меры, а ты не понял ничего.

— Одарил…

— Одарил. Сколько таких историй на моём веку было... Приманят птицу, закуют в кандалы и мучается она потом столетиями. Фоуксу еще повезло, что оковы его ослабли да ты вовремя подвернулся. Ну да ладно, ты слышал о чём мы разговаривали с Тедом?

— Да, я готов.

— Тогда не стоит больше медлить. Ступай.

Хабиб щелкнул пальцами и сковывающие чары развеялись. Я безвольным кулем сполз по стене, а когда поднял голову, таинственный целитель со смутно знакомой рожей пропал без следа. На какой-то миг мне подумалось, будто прошедший разговор оказался плодом разыгравшегося от страха воображения, но то был лишь один миг. В следующий момент я посмотрел на левую руку и выругался. Вместо привычной кожи перед глазами предстал набор тонких трубок, по которым текла лава. От ужаса я помотал головой, и рука тут же приняла обычный вид. Теперь лишь небольшое жжение напомнило о словах целителя Хабиба: кровь феникса — последняя благодарность огненной птицы — течёт в жилах и лишь она может спасти Гермиону.

Поднявшись с пола, я решительно зашагал навстречу судьбе. Таится? Прятаться по углам от каждого шороха? Ну уж нет — хватит! Пусть даже весь персонал Мунго встанет на пути — снесу к мордредовой мамаше, а потом хоть в Азкабан, хоть к дементорам. С такими мыслями я вошел в палату, где лежала Герми. Даже беглого взгляда оказалось достаточно, чтобы понять насколько ей сейчас плохо. Подключенная к пентаграмме вентиляции легких и кроветворному механизму, она уже не могла дышать самостоятельно. Чуть в стороне сидели Грейнджеры. Состарившаяся Эмма тихо рыдала, поникший Дэн обнимал жену, а Гарри, почувствовав моё присутствие, встрепенулся.

— Зачем ты пришёл сюда, Уизел?! — буквально прорычал он. — Убирайся!

— Отвали, — почти шепотом процедил я и двинулся к кроветворному аппарату.

Гарри покраснел от ярости. Вскочив со скамьи, бывший Поттер схватил меня за грудки, но я вырвался из захвата и отпихнул его в сторону. Это лишь разъярило Гарри еще больше. Что-то вопя от гнева, бывший друг вновь кинулся на меня.

— Н-н-не…

Стон Гермионы стал для нас обоих лучшей оплеухой. Обернувшись, я увидел, как любимая дёрнулась и замерла. На какой-то миг зрение помутилось, а затем перед глазами предстали чёрные от яда вены Герми и её сердце, которое больше не билось. Издав дикий рёв, я отшвырнул Гарри в сторону и ринулся вперед. ULTRICES TACTUS! Пальцы будто бы пробили кожу, заставляя сердечную мышцу встрепенуться. ULTRICES TACTUS MAXIMA! Усиленное заклятье вытягивало силы, но заставило сердце вновь начать неуверенно бится. ULTRICES TACTUS MAXIMA! Есть! Сердцебиение пошло — теперь главное поддержать его, пока кровь феникса не разойдётся по венам.

— Повторяй за мной! — не то прошептал, не то прокричал я, показывая при этом нужное движение. — ULTRICES TACTUS!

Говорить дважды не пришлось. Быстро сообразив что к чему, бывший Поттер выхватил палочку и дрожащим голосом начал повторять заветные слова. Его волшба позволила начать главное: подойдя к кроветворному аппарату, я перевел его из режима синтеза в режим прямой передачи крови. Теперь главное попасть в вену… Есть! Придерживая иглу правой рукой, я принялся сжимать и разжимать пальцы руки левой. Прошло несколько томительно долгих секунд, прежде чем кровь достигла цели. Оказавшись внутри аппарата она некоторое время кружилось в нём водоворотом и лишь затем начала закачиваться Гермионе.

Что было дальше — помню смутно. В какой-то момент окружающий меня мир словно покрылся ледяной коркой. Холод, идущий от левой руки постепенно сковывал кожу, которая начала темнеть. Звуки вокруг пропали. Словно сквозь покрытое изморозью стекло я видел, как Гарри дрожащими от волнения руками размахивал палочкой, повторяя заклинание, как Эмма с ужасом смотрела на меня, как Дэн выскочил в коридор и вскоре вернулся вместе с Тонксом. Последний, встрепенувшись от апатии и оттеснив Гарри, принялся творить какое-то сложное плетение. Потом же настало забытье.

* * *

Пробирающая до костей холодрыга, словно дементоры себе неподалёку пикник устроили — таково было первое ощущение, едва я открыл глаза. Заметив моё пробуждение, Грейнджеры сразу же засуетились: Эмма аккуратно меня приподняла, а Дэн, взяв с ближайшего столика кувшин с красной жидкостью, принялся поить меня его содержимым. Напиток оказался сладким, тягучим и напоминавшем своим видом кровь, которой, судя по ощущениям, осталось во мне не так уж много. Ни и ладно! Цена за жизнь Герми оказалось в общем-то невысока. То, что у нас всё получилось было ясно без слов — достаточно видеть радостные лица родителей Гермионы и Гарри. Последний, стоя несколько в отдалении выглядел пристыженным.

— Прости меня, Рон, — едва слышно произнёс он. — Дурак я был… и есть.

— А Гермиона сейчас…

— Спит. Доктор Тонкс сказал, что теперь наша девочка обязательно поправится, — ответила Эмма.

— Нам очень повезло. У вас с Гермионой оказалась одна группа крови, — добавил Дэн. — Аппарату не пришлось тратить драгоценное время на трансмутацию.

Я удовлетворённо кивнул. В том девяносто восьмом, когда мы с Гарри поступили в аврорскую академию, нас первым делом отправили в фельдшерский кабинет для выяснения состояния здоровья. Среди прочего, у нас тогда взяли немного крови для определения её группы. Та процедура вышла несложной и, в качестве первого домашнего задания, нам велели провести её среди родных. И вот какая интересная вещь выяснилась — Уизли обладали полным набором всех возможных типов. Папа, Гермиона и я — первым; Гарри, Флёр и Билл — вторым; Джордж, Джинни и мама — третьим; а Перси вообще четвертым, причём с отрицательным резусом. Занятно, не правда ли? А самое занятное произошло, когда эти результаты оказались у наставника. Тот просто поднял меня на смех да влепил тролля «за вопиющую безграмотность» — мол такого просто не может быть.

Ну да ладно — всё это дело прошлое. Сейчас куда важнее выяснить, что же там стряслось с Гермионой, ведь её неостанавливающееся кровотечение слишком очевидно напоминало произошедшее с Вудом. Неужели Тонкс прав и Герми добровольно приняла мое проклятье на себя? Желая найти ответы на эти вопросы, я попросил Грейнджеров рассказать о произошедшем в тот злосчастный день, чем привёл их в глубокую печаль. Опустив глаза, Дэн, Эмма и Гарри молча уставились в пол. Так прошло несколько минут.

— В тот день мы собирались уехать, — первым нарушив тишину заговорил отец Гермионы. — Когда осенью Гарри написал нам в каком положении оказалась наша девочка, мы решили бежать. Взять детей и улететь прочь от всей этой магии. Я заказал билеты до Сиднея, но, когда Герми приехала из этой вашей школы… Её как будто околдовали. Она даже слышать не хотела ни о какой Австралии.

— Мы отчаялись убедить её, — продолжила Эмма. — Я пыталась поговорить с ней. Мне казалось, будто ты зачаровал её с помощью того светящегося куска хрусталя, который она ни на минуту не выпускала из рук. Я решила, что именно из-за него Гермиона, точно заведенная, повторяла, что не бросит тебя, что любит, что готова остаться одна… И я не выдержала. Впервые в жизни я подняла на мою несчастную девочку руку… Гермиона убежала в свою комнату и заперлась там, а я… я сказала ей, что она нам не дочь… Будь я проклята за это!

На последних словах голос Эммы сорвался, и женщина разрыдалась. Гарри с Дэном тут же кинулись её утешать, а я закрыл глаза мысленно представляя ту безобразную сцену. Первой реакцией на такое стало желание заавадить всех троих, однако оно практически мгновенно исчезло, зато пришёл стыд. Перед мысленным взором вновь предстала залитая кровью кухня с убитыми родителями Герми. Родителями, принявшими меня когда-то как сына… Закусив губу, я отчаянно тряхнул головой, отгоняя страшные образы.

— Эмма, Дэн, прошу вас вспомните не ломала ли Гермиона какой-нибудь артефакт или амулет? Он мог выглядеть как кулон или ожерелье, или колечко. Поверьте — это очень важно!

Мой вопрос привёл родителей Герми в недоумение. К счастью, ответ на него знал Гарри.

— Да, у Гермионы была подвеска в виде лебедя. Она купила её незадолго до Хогвартса, всегда носила вместе с фенечкой на левой руке и никогда её не снимала. Когда она её только приобрела, я спросил — зачем он ей, но Герми тогда лишь отшутилась.

— Значит доктор Тонкс прав, — медленно протянул я.

— Прав в чём?

— В том, что Герми приняла моё проклятье на себя, — еле слышно ответил я. — Возможно, она с самого начала понимала, что с ней что-то не то. Эта подвеска приглушила связь между нами, но когда меня чуть не загрыз домовик…

— Какой ещё домовик?!

— Наш хогвартсовский. У нас на каникулах случилось много чего хренового и взбесившиеся эльфы ещё не самое худшее из них. Лонгботтом напитал одно драклово зеркало…

— Зеркало «Еиналеж», — со стоном протянул Гарри. — Проклятый артефакт, творение саксонских ублюдков… Как же я мог об этом забыть?!

— Ну у Хогвартса на это своё мнение. Замок считает, что Эйзенхаймов банально подставили.

— К Мордреду всё это!! Зачем ты вообще полез в это дерьмо?! Из-за тебя Гермиона чуть не погибла!

— Спроси чего полегче. У нас с Олли тогда было два пути: либо сидеть на месте в надежде, что нас когда-нибудь вытащат, либо бежать спасать сбрендившего Лонгботтома. Мы выбрали второй путь. Результат сам видишь какой: Олли только вчера из реанимации в палату перевели, а я вот легко отделался…за счёт Герми.

— Уизли… вечно от вас одни беды, — со злостью процедил Гарри. — Не понимаю, чего только Гермиона в тебе нашла. Ты же её просто недостоин!

— А ты сам был достоин Джинни?

Этим вопросом я наступил Гарри на больную мозоль. За долю секунды лицо парня стало похожим на варенную свеклу. Готов поставит галеон против кната, ему наверняка захотелось ляпнуть нечто оскорбительное, но своевременный приход целителя Тонкса заставил бывшего Поттера умолкнуть. Я же облегченно выдохнул. Усилившееся в последнюю минуту чувство слабости вкупе с лёгким головокружением не располагало к длительным беседам, появление же колдомедика избавило от дальнейших расспросов, а точнее отложило их на некоторое время. Яростный взгляд Гарри лучше любых слов говорил, что нынешний разговор явно незакончен. Стиснув зубы, Гарольд Грейнджер гордо удалился прочь, а вот Дэн с Эммой решили задержаться. Отец Гермионы увёл Тонкса в сторону, давая супруге возможность потолковать по душам.

— Мне стыдно за поведение Гарри, — тихим голосом произнесла она, когда её муж с целителем скрылись из вида. — Он слеп в своём гневе на твою семью, но всё же не держи на него зла. Его горячая голова слишком часто берёт верх над его добрым сердцем.

— Плевать мне какое у него сердце. Вы слышали, что он говорил о Джинни?

— К сожалению, да. Он как-то связан с твоей сестрой.

— Был связан. В той жизни они поженились так же, как и мы с Гермионой. Вот только их брак оказался… провальным, но ведь это всё осталось там. Он же по-прежнему её ненавидит, хотя она не сделала ему ничего дурного. Это по-вашему нормально?!

— Нет, просто Гарри до сих пор связан с Джинни.

— Чушь!

— Увы, нет. Когда наши дети вернулись из вашей школы, к нам домой пришло письмо. К сожалению, я не смогла его прочесть из-за чар — текст просто расплывался перед глазами. Но его содержимое ужасно расстроило Гарри. Он замкнулся, начал ругать твою семью, Поттеров и каких-то Вэнсов.

— Он не рассказал, о чём были эти бумаги?

— Гарри только сказал, что до сих пор помолвлен с Джинни.

— Бред какой-то. Когда мы проверялись в Гринготсе у него не нашли подобного.

— Тем не менее, мой сын не врёт. Пожалуйста, поговори с ним, дай ему шанс. Может после этого вы сумеете помириться.

— Ладно, — после некоторого размышления произнёс я. — Будь, по-вашему. Эту бумагу лучше всего показать близнецам. Втроем мозговать легче, чем одному.

— Хорошо, — с усталой улыбкой ответила Эмма.

— Но перед Джинни ваш сын всё равно должен будешь извинится!

— Согласна. А сейчас приляг. Тебе надо отдохнуть.

— Эмма, постойте — у меня остался последний вопрос. Вы тоже считаете, что я недостоин Гермионы?

— Кто я такая, чтобы мешать счастью дочери? Сегодня ты чуть не погиб, спасая её. Ты едва не замёрз, когда из тебя выкачивали кровь. Доктор Тонкс еле успел отключить аппарат. Даже сейчас у тебя тело покрыто гусиной кожей, а волосы затянуты инеем. Отдыхай и ничего не бойся — ни я, ни Дэн не станем у вас на пути.

Слова Эммы принесли успокоение и, едва коснувшись подушки, я начал проваливаться в дремоту. Заснуть сразу мешала лишь мысль об этом странном маге по имени Хабиб. Аврорское чутье подсказывало, что ему ничего не стоило взять у меня крови и перелить её Гермионе. Однако он почему-то не сделал этого, предоставив лавры спасителя мне и Тонксу. Зачем? Ведь, положа руку на сердце, мои действия в качестве реаниматолога оставляли желать много лучшего. Да чего там говорить — они представляли из себя косяк за косяком. Гермионе удалось спастись только чудом. Чудом Святого Мунго.

* * *

В жизни иногда происходят необъяснимые вещи. Вот, к примеру, накручивает целитель Тонкс мозги сонной Энн Петтигрю, обещая вышвырнуть её к Мордредовой мамаше без выходного пособия, доставляет в палату замерзающего меня, а на следующий день все вокруг делают вид, будто ничего не случилось. В такие моменты волей-неволей поверишь в таинственного всемогущего невидимку, мановением палочки стирающего воспоминания о произошедшем у всех вокруг. Впрочем, насчёт личности этого «могущественного невидимки» у меня вопросов не было. Хабиб — странный маг из Марокко, который существовал, но которого не припоминали ни Грейнджеры, ни Тонкс. Даже наша дежурная медведьма, знавшая Мунго от и до, не смогла назвать ни одно сотрудника с подобным именем. Зато расспросы Энн Петтигрю, оказавшейся той ещё болтушкой, позволили узнать кое-что о целителе Тонксе. Его история оказалась грустной, но, к сожалению, не такой уж редкой в магическом мире.

Когда-то давно симпатичный хаффлпафец приглянулся чистокровной ведьмочке со Слизерина. Эта юная особа по уши втрескалась в маглорождённого паренька, наплевав на собственную помолвку, репутацию и всё остальное. Её не остановило даже равнодушие Теда. Если обычная ведьма при таком раскладе ограничилась бы подлитым в сок любовным зельем, то Андромеда поступила по-блэковски, привязав объект вожделения с помощью запретного темного ритуала. Вот здесь-то и произошёл косяк. Вместо того, чтобы временно заполучить абсолютную власть над Тедом, Андромеда связала себя и Тонкса на всю оставшуюся жизнь. Сказать, что, узнав подобную новость, Блэки пришли в ярость — значит не сказать ничего. Со злости от огромной неустойки, выплаченной из-за несостоявшегося брака племянницы, Орион Блэк изгнал проштрафившеюся Меду из дому, что для привыкшей к роскоши девицы стало катастрофой: жить без готовых исполнить любой каприз домовиков, дорогих безделушек и всего такого прочего оказалось ох как тяжело. К тому же страсть, приведшая Андромеду к такому финалу, со временем превратилась в безумную ревность. Качая головой, словоохотливая Энн Петтигрю описывала сцены, которые новоявленная миссис Тонкс устраивала мужу, не обращая внимание ни на персонал больницы, ни на целителей, ни на пациентов.

Ну да ладно, разболтался я чего-то. Семейные проблемы Тонксов сейчас для меня дело десятое. Куда важнее то, что благодаря «забывчивости» окружающих мама не узнала о произошедшем. Ей сейчас и без того тяжело: Джинни с папой до сих пор пребывают в тяжелом состоянии, а Фред… Когда спустя пару дней старшего из близнецов перевели в палату, мы не сразу опознали его. Он изменился почти до неузнаваемости: волосы стали белыми и ломкими, лицо осунулось, кожа обрела оттенок состарившегося пергамента, правда вот взгляд остался прежним. И характер. Узнав о разговоре с Грейнджерами, Фред захотел немедленно «разобраться с этим дракловым браком». Насилу нам с Джорджем удалось его успокоить. Тем не менее к грядущему разговору с Гарри близнецы решили подготовиться всерьёз: с помощью знакомца из мунговской обслуги ребята связались с хмырём из Лютного переулка по кличке Стряпчий. Последний, имея связи в среде крючкотворов обязался прояснить ситуацию с Джинни и свои обязательства выполнил. Только вот результат оказался совсем не тем, на который мы рассчитывали: имя Джиневры Уизли не фигурировало ни в одном из документов местных контор. Зато в бумагах фирмы "Смитерс и Бёрнс" мелькнуло имя отца. Оказалось, что в конце марта прошлого года Артур Уизли взял в кредит довольно крупную сумму и всё последующее время регулярно выплачивал проценты по нему. Для каких нужд папе понадобилось лезть в долги осталось неизвестным — этот вопрос мы решили отложить на будущее. В настоящем же, главным для нас троих оставался грядущий разговор с Гарри, который почему-то откладывался и, честно говоря, такое положение меня вполне устраивало.

Пока близнецы ждали весточек от Стряпчего, а бывший Поттер пропадал незнамо где, я, пользуясь ослаблением больничных строгостей, получил возможность свободно общаться с мамой и Луной и даже ненадолго заглядывать к отцу. Но самое главное заключалось не в этом. Теперь я мог не таясь навещать Герми. Грейнджеры выполнили своё обещание, не став препятствовать нашим встречам, первая из которых состоялась едва только моё Солнышко начала поправляться. Она всё ещё выглядела неважно, но как поэтично выразился один сказитель "в ней царила слабость жизни, а не бессилие смерти". Осознавая по какой тонкой грани нам двоим удалось пройти, мы болтали обо всём и ни о чём, просто наслаждаясь голосами друг друга, и были счастливы, напрочь позабыв о времени. Увы, но ничто в этом мире не длиться вечно. Реальность напоминала о себе лёгким покашливанием целителя Тонкса, приходившего вечерами ради выполнения сложных медицинских ритуалов. Да, до окончательного исцеления Гермионы было ещё далеко и пускай кровь феникса спасла её жизнь, для полного выздоровления предстояло сделать ещё очень многое.

Так прошло шесть дней. Казалось, что и сегодняшнее утро будет таким же как и вся предыдущая неделя, но появление бывшего Поттера перечеркнуло эти надежды. Едва только минул завтрак, он зашёл в нашу палату и, не произнеся ни слова, слегка коснулся рукой безразмерного кошелька, висевшего у него на поясе. Повторять дважды не пришлось: также храня молчание мы трое двинулись следом за за ним в сторону подсобок. У одной из комнат брат Гермионы остановился и активировал охранную руну.

— Здесь нас никто не услышит, — произнёс Гарри, открывая дверь. — Мама сказала, что ты хочешь узнать правду…

— Нет, — возразил я. — Эмма просила дать тебе шанс. Она утверждает, будто ты до сих пор как-то связан с Джинни, хотя мы все помним, чем закончилась проверка в Гринготсе.

— А ещё мы знаем, что никаких помолвок между Джинни и тобой не заключалось, — добавил Джордж. — Наш знакомец сумел обежать все конторы в Косой Аллее и Лютном и ни в одной из них никто об этом не знает.

— Ваш знакомец не там искал. Вот — изучайте, — с этими словами Гарри извлёк из своего кошеля свёрнутый трубочкой свиток и протянул его нам.

— Эта одна из копий, взятая из главного поттеровского сейфа, — пояснил он. — Две другие наверняка есть в вашей ячейке и у Дамблдора. Эх, напрасно я вообще полез в это родовое дерьмо.

— Куда-куда полез? — не понял Джордж.

— В сейф Поттеров! Гермиона полгода назад уломала-таки меня начать изучение этого рода. Мол, при совершеннолетии станешь его главой. Ага как же! Детского сейфа нам всем хватало с лихвой, и шли бы эти Поттеры… — Гарри явно хотел добавить про своих кровных предков нечто обидное, но всё же взял себя в руки и уже более спокойным тоном продолжил. — Перед самой поездкой в Хогвартс, я навестил Тинга и попросил его собрать информацию по активам Поттеров, контрактам, соглашения и всему такому прочему, что лежит в главной ячейке. Тинг обещал прислать ответ, когда я вернусь на каникулы — мы так договорились. Сами понимаете зачем.

— Светить такими бумагами перед Дамби себе дороже — догадался Фред. — Ну и что же в них такого понаписано?

— Если говорить коротко, то Поттеры продали меня с потрохами вашей семейке. Читайте и наслаждайтесь.

Услышав подобную тираду, я лишь покачал головой и развернул свиток. Мы трое погрузились в изучение документа, который вскоре привел нас в состояние лёгкого охренения. Составленная нарочито архаичным слогом бумага гласила о грядущем обручении Гарри Джеймса Поттера и Джиневры Молли Уизли, кое должно было состояться не позднее чем через семь лет после утверждения этого документа. То есть до третьего октября восемьдесят восьмого года. Но знаете, что в сей бумаженции оказалось самым удивительным? Нет, не возраст будущих «молодоженов» — у многих волшебников из старых семей заключение ранних помолвок было в порядке вещей. Больше всего поражало обоюдное нежелание создавать подобный союз. Это сквозило во всём: в запрете на скреплении договора магией, в обилии возможностей, позволяющих расторгнуть контракт без каких-либо последствий, в самом обручении, которое опять же не должно скрепляться магией. Таких оговорок, превращающих документ в пустую формальность, набралось вагон да маленькая тележка.

Где-то после второго прочтения я пребывал в твердой уверенности, что Джеймса Поттера явно принудили отдать своего сына за нашу сестру. Почти наверняка, дело не обошлось без шантажа. Тем не менее кровный отец Гарри (однозначно с согласия дедушки Септимуса) сумел-таки выторговать ряд послаблений, очевидно надеясь в дальнейшем вовсе уйти от навязанных обязательств. Увы, но Джеймс Поттер недооценил своего врага. Подписав документ, он одновременно с ним подписал себе смертный приговор. Спустя ровно четыре недели в Годрикову Впадину наведался Волдеморт, превративший самонадеянного хитреца в труп, а Гарри в сироту и героя магического мира. Совпадение? Ну-ну, надежды юношей питают.

— Ну, что сказать, — тихим голосом проговорил Фред, после того, как свиток был отложен. — Бумажка конечно весьма занятная, но где сам документ об обручении? Он должен быть в любом случае, даже если составлялся без волшебства.

— У меня его нет, — со вздохом ответил Гарри.

— Нет значит, — с ядовитой усмешкой протянул Джордж. — И где же он тогда?

— В сейфе Поттеров. Тинг не смог его извлечь, но он там есть!

— И почему же это хранитель сейфа Поттеров не может отдать Поттеру всего лишь документ, а? — спросил Фред.

— Темнишь ты чего, Гарри. — закончил младший из близнецов.

— Потому что на это был запрет регента! — выкрикнул Гарри. — Без его разрешения документ извлечь нельзя.

— Погоди-погоди, что еще за регент? — недоуменно спросил я. — Разве не ты глава рода?

— У тебя же в свитке было написано, что ты последний из Поттеров, — поддержал меня Фред.

— Я вот тоже так думал, ан нет. Регент рода — Эммелина Вэнс — законная жена папаши. Или если точнее — леди Эммелина Поттер.

— Что?!!! Но как же Лили Эванс? Ведь Дамблдор обвенчал…

— Обвенчал — как же. Небось помахал палочкой, взорвал дюжину хлопушек да объявил мужем и женой. Неужели ты не заметил, как меня здесь называли?

— Натуральный сын, — неуверенно пробормотал я. — Это значит…

— Вежливый аналог бастарда, — закончил Гарри. — Я приблудыш, нахалёнок, бастрюк, ублюдок, милостиво признанный добрым отцом.

— О-ХЕ-РЕТЬ, — только и вырвалось у меня и близнецов.

— Вот и я охерел, когда впервые увидал свидетельство о браке папашки с этой Вэнс. Вот сами поглядите — тут еще много интересного.

С этими словами брат Гермионы извлёк пару свитков и швырнул их на столик. Мы трое буквально вцепились в бумаги, стараясь не пропустить ни единой буковки. И скажу вам там было на что посмотреть. В отличии от первого договора, не закрепленного ничем кроме подписей, здесь дело обстояло куда серьёзнее. Судя по мерцающим завиткам в уголках, брачный контракт утвердили не только родовыми печатками, но и магией. Составленный двадцать седьмого марта семьдесят пятого года акт провозглашал брак пятнадцатилетнего Джеймса Чарльза Поттера и двадцатиоднолетней Эммелины Кандиды Вэнс состоявшимся и завершенным должным образом. Более того, среди свидетелей жениха числился Сириус Блэк — его подпись также стояла на договоре.

Следующий документ, составленный в начале ноября семьдесят девятого, оказался ещё более занятным. Здесь новоиспечённая леди Поттер давала формальное разрешение на заключение мужем контракта на вынашивание с Лили Эванс. Как нетрудно догадаться, бумага также скреплялась магией. Более того, женщина обязалась защищать рожденного от такого союза ребёнка как своего собственного.

М-да, много я ожидал, но чтобы вот так… Эй-да Джеймс Поттер, ай-да гнида: воспользоваться наивностью маглорожденной девчонки, задурить ей голову, организовать вместе с дружками спектакль, подсунуть под видом свидетельства о браке мерзкую бумажонку, лишающую впоследствии всяких прав на дитя… Хотя стоп — погодите! Не сходятся чего-то концы с концами.

Насколько я знаю, такие договоры заключают на один год с момента зачатия: девять месяцев отводится под собственно вынашивание, три — под вскармливание. Чего же мы имеем в данном случае? А то, что к моменту злосчастного Хэллоуина, «брак» Лили Эванс длился уже второй год. Все сроки контракта давным-давно истекли, однако Джеймс Поттер, по ходу дела, не думал подавать на «развод». Странно, не правда ли? Дальше — больше. Ещё в той жизни Гарри показывал мне «свадебные» колдографии, на которых точно присутствовали родители «жениха». Согласитесь, весьма необычно появление веселящихся Флимонта и Юфимии Поттеров на такой вот «церемонии». Наоборот, в старых семьях заключение контрактов на вынашивание считалось пятном на репутации рода и в особенности его главы, подобравшему сыну «сухое дерево».

— Ну, как вам эти бумажки? — с горькой усмешкой спросил Гарри, когда мы трое наконец-то отложили документы в сторону.

— Будто в куче драконьего навоза извалялся, — первым ответил Джордж. Мы с Фредом согласно кивнули.

— Неясно только зачем было заключать союз с этими Вэнсами, — добавил я. — Кто они такие? Про них же ничего неизвестно, а Поттеры знамениты и богаты…

— Поттеры? Богачи? Не смеши мои ботинки, Рон, — с этими словам Гарри извлёк ещё несколько листков и бросил их на стол. — Может Флимонт Поттер и был хорошим зельеваром, но торгашом он оказался никудышным. Еще до рождения папаши «дедуля» вложился в какую-то аферу и так погорел, что вынужден был без огласки продать свою фирму за бесценок Вэнсам. А уж они-то сумели раскрутиться на полную катушку.

— А почему же на всех снадобьях стоит, что они выпускаются «по рецептам дядюшки Флимонта»? — удивился я.

— Ну, строго говоря, рецепты действительно его, — пожав плечами, ответил Гарри.

— Кроме того, братишка, не забывай про рекламу, — вставил свои пять кнатов Джордж. — Флимонт Поттер — известная фигура с безупречной репутацией. Любой товар с его именем продавался на раз-два.

— У маглов его бы назвали брэндом, — добавил Фред. — И похоже, что за такую работу лицом Винсент Вэнс отчислял бывшему хозяину немалую деньгу...

— …но недостаточную, чтобы покрыть все расходы. Судя по тем же бумагам, к семидесятым годам Флимонт заложил даже родовой мэнор. Так что модный брак⁽²⁾ единственного отпрыска с дочерью безродного богача оказался для старика единственным вариантом. Если конечно он не желал окончить дни в долговой яме.

— Да уж, дела, — только и оставалось пробормотать мне. — Или сума или тюрьма. Даже не знаю, чтобы я делал, окажись в такой раскоряке.

— Ну, с раскорякой ты, Ронни, всё же загнул, — утешил меня Фред. — Если верить бумагам, Поттеры сумели защититься от кредиторов, переведя значительную часть средств в детский сейф. Так что, Гарри, грех тебе на них жаловаться. На жизнь бы тебе хватило с лихвой.

— Жизнь?! С вашей сестрой?!! Да лучше в омут с головой, чем жить с ней!!!

— А может этой самой головой сперва стоило бы подумать? — спросил Джордж. — Ты уже которую неделю изображаешь из себя эдакого страдальца, а мог бы подойти ко мне и попросить о расторжении помолвки. Думаешь я бы отказал в такой малости? Или тебе западло просить чего-то у Уизли?

— Похоже на то, братец Фордж, — саркастически прошептал Фред. — Помощь от каких-то грязных Предателей Крови? О нет. Лучше устроим ад их сестре. Будем кидать на неё злобные взгляды, цедить ругательства, а может ещё чего покруче — всё равно девчушка не сможет защититься. Не так ли, Гарри?

Слова близнецов ударили парня в самое больное место. Гарри покраснел, опустил глаза, сжал кулаки. На некоторое время мы все словно бы оказались в предгрозовой тишине. Наконец, брат Гермионы заговорил.

— Я не желаю зла Джинни. Пусть она живёт своей жизнью, но никакого брака между нами не будет.

— Согласен, — ответил Джордж. — Но без контракта на руках я не могу ничего изменить.

— Может его копия лежит в нашей ячейке, — предположил я.

— Скорее всего она там и наверняка её не так-то просто будет извлечь на белый свет, — подтвердил младший из близнецов и, посмотрев мнущегося на Гарри, задал ему вопрос. — Ты что-то ещё хочешь добавить? Тогда говори.

— У меня есть воспоминание о помолвке. Точнее, обрывки воспоминаний. Волшебник, что извлёк их сказал, что на меня наложили заклятье забвения и что он не сможет восстановить их полностью.

— А это волшебник никому не проболтается? — с опаской спросил я.

— Нет. Он работает с Гринготсом. К тому же Тинг взял с него непреложный обет.

— Ну тогда ладно. Доставай свой омут памяти.

— Он не понадобится. Эти обрывки короткие, и мы можем поглядеть их и так.

С этими словами Гарри принялся вычерчивать на столике какие-то знаки, а затем, вытащив из кармана небольшой пузырёк, вскрыл его и вылил содержимое в центр импровизированной пентаграммы. Дальше же всё пошло кувырком. Заклубившись точно разогретый пар, освободившиеся воспоминания вырвались из предназначенного им места. За несколько секунд комната оказалась во власти плотного тумана, за которым было не видно ни зги. Судя по удивлённой роже, Гарри не ждал ничего подобного. Выхватив палочку, брат Гермионы попытался развеять дым, однако его попытки оказались тщетными. Также неудачей обернулось желание выбраться из комнаты. Несмотря на небольшие размеры помещения нам так и не удалось нащупать дверь. Казалось, будто кто-то повесил здесь чары незримого расширения: минут десять мы брели в одну сторону, а стена не приблизилась ни на дюйм. Так мы оказались в ловушке.

---

1) Догадайтесь какой из этих персонажей подходит под описание? https://harrypotter.fandom.com/ru/wiki/%D0%9A%D0%B0%D1%82%D0%B5%D0%B3%D0%BE%D1%80%D0%B8%D1%8F:%D0%9A%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%BE%D1%87%D0%BA%D0%B8_%D0%B8%D0%B7_%D1%88%D0%BE%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D1%85_%D0%BB%D1%8F%D0%B3%D1%83%D1%88%D0%B5%D0%BA

Вернуться к тексту

2) Модный брак. Ситуация, когда обедневший отпрыск аристократа вынужден женится на деньгах дочери богатого торговца. Есть хороший цикл картин, показывающий к чему зачастую это приводит.

https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%9C%D0%BE%D0%B4%D0%BD%D1%8B%D0%B9_%D0%B1%D1%80%D0%B0%D0%BA_(%D1%86%D0%B8%D0%BA%D0%BB_%D0%BA%D0%B0%D1%80%D1%82%D0%B8%D0%BD)

Вернуться к тексту

Да уж, везёт нам точно утопленникам. Из-за простого желания взглянуть на крохотные фрагменты воспоминаний мы угодили… даже не знаю куда. От этого места веяло приглушенной безнадёгой, словно где-то вдалеке устроили пикник дементоры. Гнетущая обстановка, не находите? Примерно те же ощущения возникли в момент, когда Распределяющая Шляпа перенесла меня в тюрьму Основателей. Правда в тот раз я почти сразу же повстречал Годрика Гриффиндора, втравившего нас в поиски фамилиаров. Здесь же вокруг не было ничего кроме пустоты да плотного тумана.

— Ну что, кто-нибудь знает куда мы попали? -спросил я. — Есть у кого какие идеи?

— Похоже, мы внутри моих воспоминаний, — несколько неуверенно пробормотал Гарри. — Вчера я несколько раз их просматривал и всё было в порядке. Понятия не имею, отчего сегодня нас туда затянуло.

— Зато я имею, — прошептал Фред. — Затянуло нас сюда благодаря братцу Рону.

— Что?!

— Ты же помнишь, как в тот раз оказался внутри гобелена и исчез на несколько часов? Вот и сейчас похоже произошло тоже самое.

— Как же тебе удалось выбраться? — спросил меня Гарри.

— Не знаю, — честно сознался я. — Меня просто выкинуло оттуда.

— Просто так выкинуло? Уверен?! Там должно было быть что-то такое, что помогло тебе выбраться. Вспомни, прошу тебя!

— Да чего тут вспоминать? Там был костюмированный бал старшекурсников. Я увидел, как мама танцевала с Сайманом Диггори, а папа с этой страшилой Розмари Тэтчер. А потом всё завертелось, и я оказался в Большом Зале.

— То есть ты просмотрел воспоминание от начала и до конца, — в голосе Фреда чувствовалось заметное облегчение. — Значит нам нужно сделать тоже самое! Гарри, с чего начинались твои воспоминания?

— С того как меня затянуло в портал.

— Отлично. Ронни, сконцентрируйся и представь эту сцену.

Я сосредоточился, и окружающий мир начал меняться. Бесформенный туман заклубился, превращаясь в осеннюю рощу с пожелтевшими деревьями. Картинка вышла довольно размытой, словно её рисовал художник-впечетлист, однако догадаться, что вокруг сгущались сумерки, не составило большого труда. Более того, в парке шёл дождь — мелкий, противный, пробирающий до костей. Наверняка именно из-за него вокруг нас не было ни души за исключением ребёнка лет семи, одетого явно не по погоде. Тщедушный мальчонка со шрамом в виде молнии, щурясь и едва сдерживая слёзы, ползал на четвереньках, подслеповато шаря вокруг руками да бормоча нечто вроде «они где-то тут, я должен их найти или дядя Вернон меня убьёт». Нетрудно догадаться, кем был тот паренёк.

— Вот значит почему я там оказался: Дадли с компашкой развлекались, — чуть слышно произнёс Гарри и тут же пояснил. — Была у них такая забава: отнимут очки, станут в круг да начнут швырять их друг другу. Я мотаюсь из стороны в сторону, точно собачонка, пытаюсь отобрать, но тщетно, а они знай хохочут. А потом швыряют их в кусты да спрашивают: «Ненормальный, где твои глаза?». Очевидно, в тот раз я их долго не мог найти, а когда заметил…

— А-А-А!

Отчаянный крик мальчонки оборвал речь Гарри на полуслове. На наших глазах паренька начало затягивать во внезапно открывшийся портал. Секунда и он исчез. В тот же миг окружающий мир стал расплываться. Деревья, скамейки, опавшие листья, поникшая трава — всё вокруг начало вновь обращаться в туман и лишь светящийся отблеск телепорта ещё продолжал сохранять чёткие очертания. Недолго думая, я со всех ног рванул к нему, близнецы и Гарри побежали вслед за мной. Буквально в самый последний момент нам удалось заскочить в закрывающийся портал, который перенёс нас… в дедушкин сад.

Сколько же мы тут не были? Пять лет? Или может все двадцать? Казалось, будто еще вчера по этим кривым дорожкам весело носились четверо малышей Уизли, забавлявшихся игрой в салки. А вон там, среди заросших живых изгородей, они прятались от тщетно разыскивающего их Перси. Брат мог часами бродить по зеленому лабиринту, зачастую становясь долговязой рыжей мишенью, в которую мы швырялись собранными желудями. А ещё мы любили изображать из себя древолазов, наперегонки карабкаясь по увитому плющом древнему дубу, заставшему времена Мерлина. Каждый из нас старался первыми добраться до запрятанного в дупле тайника со сладостями. Однако высшим счастьем для нас в те времена было слушать вечерние сказки, когда после всей этой беготни я, Джинни и близнецы собирались в беседке под огромной старой липой, а бабушка Сэдди начинала читать нам истории Бидля или какого-либо иного барда. И надо отдать должное, бабуля обладала огромным талантом рассказчицы. В моменты, когда она повествовала о фее Фортуне либо Ивовой Игле, окружающего мира для нас просто не существовало — настолько мы оказывались потрясены древними сказаниями.

Ещё большим потрясением для нас стала её неожиданная смерть. Даже по магловским меркам Сэдрелла Уизли была совсем не старой — ей едва минуло шестьдесят лет — да и выглядела она, судя по колдофото, куда моложе своего возраста. Тем не менее случилось то, что случилось. Думаю, столь ранний её уход губительно повлиял на деда. Наверняка та безобразная сцена на похоронах, когда Септимус Уизли обозвал всех нас выблядками произошла из-за помешательства от горя. Увы, в те годы я не понимал таких вещей и из-за той мнимой обиды больше ни разу не переступил порога беркширского особняка. Потом же стало поздно: смерть деда наглухо запечатала родовой дом. Даже после того как в той жизни Гарри с Гермионой сняли с нашей семьи клейма предателей крови, вход сюда остался для Уизли заказан.

— Рон! Рон! Очнись! — отчаянный крик близнецов и Гарри вырвал меня из потока столь не вовремя нахлынувших воспоминаний.

Присмотревшись вокруг, я сразу понял причину их тревоги. Пока длилось моё пребывание в оцепенении, окружающий нас мир начал поглощаться серой мглой, чем-то напоминающей давешний туман. Только в отличии от последнего в ней ощущалось нечто отвратительное, даже враждебное нашему здесь пребыванию. Сделав над собой усилие, я сумел откинуть накатившуюся слабость и метнуть в сторону наползающего ужаса первое пришедшее в голову заклятье — Lumos! Нам повезло. Получив такой отпор, мгла отступила, затаившись в дальнем углу и давая возможность продолжить поиски недостающих воспоминаний, которые вскоре привели к знакомой беседке под старой липой. Там, среди вечерней прохлады, окруженные полупрозрачным защитным куполом со светящимися, согревающими и заглушающими чарами, расположились Гарри-Со-Шрамом и Джинни. Сестрёнка поила маленького гостя чаем с пирожными, и они о чём-то беседовали. Детский разговор почти невозможно было разобрать, однако эта сценка невольно навивала умиротворение. Идиллическую картинку портило лишь то, как Джинни держала чайничек и подавала десерт — на ощупь.

— Она же слепа. Она в самом деле меня не видит, — потрясенно пробормотал Гарри. — Что с ней?

— Последствие синей кори, — прошептал в ответ Фред. — Джинни заразилась ей вскоре после похорон бабушки. Если бы не Чарли с его сывороткой, то она была бы мертва.

— Однако эта болячка ей ещё год потом аукалась, — добавил Джордж. — Зрение у неё упало — насилу восстановили.

— Я этого не знал, — в голосе Гарри звучала беспомощность. — Я думал, что она притворялась… А она и в самом деле… Стойте! Я чувствую, здесь ещё кто-то есть! Рон, пожалуйста посмотри налево! Там скрывается что-злобное. Я чувствую это! Пожалуйста посмотри!

Хотя у меня не было ничего из того, что описал брат Гермионы, я всё же повернулся в указанную сторону. Поначалу казалось, будто Гарри развёл панику на ровном месте, однако вскоре мне пришлось убедиться в поспешности изначальных выводов. Среди темной аллеи, чуть в стороне от беседки стали угадываться контуры трёх фигур. Подойдя ближе, я с большим трудом распознал в одной из них дедушку Тима. За менее чем полгода, прошедшие с момента смерти бабушки, папин отец сильно сдал, превратившись в развалину, держащуюся лишь на костылях да уизлевском упрямстве. Едва стоя на ногах, он глядел в сторону чаёвничающих детей и в его взгляде не было ничего кроме злобы. Опознать же его спутников не представлялось возможным. Лицо одного из них казалось окутано непонятным маревом. Все попытки заглянуть сквозь него заканчивались усиливающейся головной болью. Что же касается второго типа, то больше всего он напоминал изрядно облетевший одуванчик — длинные седые волосы торчали во все стороны, а изрядная плешь на макушке была прикрыта потёртой красной феской. Не обращая внимание на плохое настроение деда, плешивый внимательно следил за детьми в беседке, при этом ведя неспешный разговор со своими спутниками. Мне пришлось слегка навострить слух, дабы речь «одуванчика в феске» превратилась из невнятного шума в осмысленный диалог.

— …а, по-моему, Тимми, ты слишком строг к мальчонке. Он с Джинни вполне подходят друг к другу. Ну погляди, они, едва познакомились, а уже поладили.

— Этот полукровный приблудыш никогда не будет равен моей внучке! Грязный, дикий, не знающий элементарных правил… Не понимаю, зачем вообще нужен этот брак? И зачем его нужно держать у маглов?

— Спокойней, о мой ученик, — миролюбиво произнёс «безликий» странным монотонным голосом. — Тебе не стоит волноваться в твоём нынешнем состоянии. К тому же ты всё равно не сумеешь постичь мои замыслы. Просто прими это как данность.

— Да уж, куда мне скудоумному, — саркастично протянул дед. — Если бы не эта драклова болезнь…

— Если бы не мальчик, которому повезло вовремя раздобыть компоненты и сварить нужный эликсир, — не менее саркастично продолжил «одуванчик». — Ты уверен, что ему повезет в следующий раз? Лютный переулок знаешь ли опасное место даже для твоего бесстрашного внука.

— ОН-МНЕ-НЕ-ВНУК!!! — заорал дед, чем вызвал у собеседника лишь хихиканье. — В нём нет ни капли моей крови! Он выблядок, незаконно носящий мою фамилию! Эта тварь Молли…

Дедушка явно хотел прокричать нечто обидное про маму, однако вместо слов из его горла вырвался хрип. Не в силах произнести ни слова, дед зашёлся утробным кашлем, зашатался, упал на холодную землю и забился в конвульсиях. Не на шутку испугавшийся «одуванчик» тут же кинулся на помощь, швырнув парализующее заклятье, затем влил дозу умиротворяющего бальзама и с кряхтением помог несчастному встать на ноги. Некоторое время волшебники молчали. Дедушка тяжело дышал, его руки всё ещё дрожали, а губы беззвучно двигались. Наконец, Септимус Уизли нарушил тишину.

— Мне не за что благодарить мальчишку, — чуть слышно просипел он. — Из-за его кривых рук и великанских мозгов Джинни ослепла...

— Ну если бы не он, то она бы умерла, — возразил "одуванчик".

— Я мог бы провести ритуал замещения!

— И окочурится самому?

— Лучше бы я окочурился и не видел такого позора. Эх, ладно, чего теперь болтать. Пойдёмте. Нужно поскорее завершить этот балаган.

Волшебники зашагали прочь, оставляя нас в шоковом состоянии. Впрочем, долго стоять столбами нам не пришлось. Едва дед со спутниками скрылся за поворотом, как окружающий мир вновь померк, затем содрогнулся до основания и начал разрушаться. Деревья, изгороди, тропинки — всё вокруг за какой-то миг покрылось трещинами и с грохотом начало осыпаться во внезапно возникшую бездну. Не могу сказать кто из нас первым крикнул «Бежим к дому!», но именно его приказ оказался единственно верным. Не помня себя от ужаса, мы четверо ломанулись в сторону Уизли-хауса. В нашу сторону летели обломки рушащихся воспоминаний, земля уходила из-под ног, но нам везло. Закрываясь магическими щитами, перепрыгивая через внезапно возникающие провалы, мы сумели-таки добежать до особняка деда и теперь наблюдали как он словно диковинный воздушный шар парил над пустотой. Это зрелище одновременно пугало и завораживало. Некоторое время понаблюдав за творящемся вокруг хаосом, близнецы, Гарри и я перевели дыхание. Теперь нам предстояло увидеть последнюю часть воспоминаний, которая должна была произойти в этом доме, а точнее в расположенной на первом этаже гостиной. По словам Джорджа, то место, при определенной фантазии, могло сойти за ритуальный зал.

Младший из близнецов не ошибся. Большая комната первого этажа действительно оказалась украшена в честь предстоящей церемонии ветвями омелы. Рунические знаки, в обилии покрывавшие стены и в обычное время сливавшиеся с окружающим фоном, теперь слабо мерцали. В центре гостиной на небольшом возвышении стояли, держась за руки Джинни и Гарри-Со-Шрамом, а напротив них расположился дедушка Тим с каким-то увесистым томом в дрожащих руках. Произнося нараспев текст обручальной песни, Септимус Уизли периодически делал паузы, давая возможность «безликому» и «одуванчику» обвязывать ладони детей яркими лентами. Последнее означало лишь одно: помолвка шла без скрепления магическими клятвами. В противном случае ладони жениха и невесты оказались бы стянуты чарами. Наконец, обряд завершился.

С усталым разочарованием взглянув на Гарри-Со-Шрамом, дед взмахнул палочкой, и заснувшие дети в ту же секунду упали на руки «безликому» и «одуванчику». С немой укоризной взглянув на сообщников, дедушка взял костыли и подошёл к стоящему неподалёку письменному столу, на котором лежал свиток. На какой-то момент Септимус Уизли застыл на месте словно бы не желая брать бумагу из чувства брезгливости, но затем всё-таки пересилил себя и скрепил оба экземпляра договора родовой печаткой. Кинув один из свитков «безликому», дед подошёл к заснувшим ребятам и бросил на Джинни взгляд полный вины.

— Ты была достойна лучшего, малышка, — с печалью в голосе произнёс он. — Прости меня если сможешь. magicis somnium.

Фигурку сестры тут же окутало золотистое облачко пара. Джинни улыбнулась, на какой-то миг заставив лицо дедушки смягчиться, делая его похожим на добродушного старичка из наших далёких воспоминаний. Увы, долго это идиллия не продлилось. Буквально в следующий миг физиономия Септимуса Уизли приобрела брезгливое выражение. Не удостоив посапывающего Гарри-Со-Шрамом даже беглого взгляда, он швырнул в его сторону Oblivate. Заклинание, которое по идее должно было просто стереть воспоминания о произошедшем сработало почему-то шиворот навыворот. Мальчонка, до того момента спящий на руках «одуванчика» начал задыхаться. Встревоженный дедушка попытался наложить на него чары прочистки лёгких, но стало лишь ещё хуже. Гарри-Со-Шрамом забился в припадке падучей, который прекратило лишь вмешательство «безликого». Произнесенное скороговоркой неизвестное заклятие сняло последствия неправильной ворожбы.

— Ну вот, вы получили, что хотели. Забирайте детей и проваливайте.

— Зря ты так злишься на нас, Тимми, — с глумливыми интонациями произнес "одуванчик". — Если бы не твои интриги всё могло бы пройти куда приятней. Если кого и можно винить в неприятностях, так это тебя. Семь лет назад ты совершил большую ошибку...

— Я совершил ошибку гораздо раньше, когда вступил в этот драклов "Фройштадт". Я жаждал владеть тем, чем по праву обладал брат. И в кого я превратился?! В подлеца, в убийцу, в предателя собственной крови, в твоего ученика, о Учитель.

— И ты сожалеешь теперь, после стольких лет? — спросил "безликий".

— Оставь меня, — потухшим голосом ответил дед. — Мне осталось немного. Дай хотя бы встретить смерть спокойно.

— Увы, Тимми, этого я тебе предоставить не смогу, — "безликий" едва заметно кивнул "одуванчику" и тот, выхватив из складок мантии кривой кинжал, вонзил его под ребро деду. — Ты всегда был своевольным упрямцем, не следующим дружеским советам. Надеюсь, твой сын окажется более покладистым. Пойдём, Эльфиас. Нужно доставить детей по домам, а нашему другу, перед тем как он отправится в вечность, предстоит подумать над своим поведением.

Беловолосый убийца взял на руки Джинни и аппарировал прочь. Безликий, прихватив Гарри-Со-Шрамом, исчез спустя несколько секунд, оставляя деда безмолвно извиваться на полу, а нас скрипеть зубами от бессилия. Напрочь забыв где мы находимся, Фред кинулся к лежащему дедушке, очевидно желая ему помочь. Тщетно. Случившееся в прошлом невозможно изменить. Единственное, что нам оставалось сделать — это мстить безликой твари и её беловолосому подельнику. Если бы только можно было опознать ту гниду с расплывающимся лицом, если бы только его можно было зарисовать… Напрягая память, я изо всех сил попытался собрать ту рожу воедино, но именно в этот момент голову пронзила резкая боль, перед глазами произошла яркая вспышка, а когда зрение восстановилось, мы поняли, что находимся в подсобке больницы Святого Мунго.

Не знаю сколь долго длилось пребывание в импровизированном Омуте Памяти, но за время нашего отсутствия обстановка вокруг изменилась. Лежащие на полках тряпки превратились в лохмотья, сам шкаф где они валялись покосился, столик рассохся, а расшвырянные по нему документы выцвели, став нечитаемыми. Творившаяся вокруг мордредова пляска напоминала произошедшее в Трофейном Зале Хогвартса с той лишь разницей, что здесь разрушения бросались в глаза. Впрочем, на нас это не произвело особого впечатления. Похоже, будто ребята не замечали произошедшего: схватившийся за голову Фред чуть слышно бормотал угрозы, Гарри с Джорджем молчали. Да и о чём сейчас можно было говорить после всего увиденного? О маме, которую дед открытым текстом назвал шлюхой? Или о том ритуальном кинжале, растягивающем агонию на дни и даже недели? В той жизни я не раз и не два использовал схожие артефакты на тех, кто имел несчастье чем-то прогневать безликого Учителя, рожа которого по-прежнему оставалась скрытой маревом. Хотя подождите! А вдруг она скрыта лишь для меня?

— Вы хорошо разглядели их? — спросил я, где-то в глубине души понимая, что хватаюсь за соломинку.

— Я смог разглядеть только одного, — ответил Гарри. — У второго лицо словно расплывалось.

— Ты можешь опознать того… ну которого ты разглядел?

— Кажется, да. Он был в Норе на свадьбе.

— На нашей с Гермионой?

— Нет. Это было за год до неё. Женился твой брат — скорее всего Билл. Среди приглашенных была твоя тетушка Моррель…

— Мюриэль, — тут же поправил Джордж.

— Ага. Он спорил с ней о Дамблдоре…

— Как его звали?! — с нетерпением прокричал Фред.

— Не помню… В голове вертится… Доджер, Доджсон… Нет не то. Он еще в прошлом году написал статью, где назвал меня сквибом.

— Дож, — первым ответил младший из близнецов. — Его звали Эльфиас Дож по прозвищу Вонючка. Старинный приятель и однокашник Дамблдора. Они почитай сто лет приятельствуют.

— Скорей Вонючка сто лет шестерит, — буркнул я, чем вызвал у остальных усмешки.

— Его надо найти и хорошенько расспросить, — решительно произнёс Гарри. — Бьюсь об заклад, он много знает.

Предложение брата Гермионы ни у кого не вызвало возражений. Отыскать и разговорить этот пока еще живой труп стоило. Ответит на вопросы без обиняков — так и быть сдохнет быстро, будет упорствовать (очень надеюсь на это) — скорая смерть окажется его несбыточной мечтой. Ради такого можно было вспомнить всё, чему меня когда-то учили те грёбанные наследники Гриндевальда.

Мысль о грядущей расправе над одним из убийц деда подействовала не хуже бодроперцового зелья. Откинув хандру, мы вышли из подсобки. Теперь нам предстояла детальная разработка будущего плана: повторения конфуза со старой кошатницей не хотелось никому. Думаю, к сему делу стоит привлечь Гермиону, естественно, после того, как она оправится от болезни. Интересно, чего такого нам присоветует любимая?

— Ты жив! Вы все живы!

— Герми? Почему ты здесь?! Тебе же нельзя вставать! Целитель Тонкс запретил…

Гермиона попыталась что-то сказать в ответ, но зашаталась от слабости и едва не рухнула на пол. Я еле успел подхватить её и ужаснулся. Кожа любимой оказалась ледяной, а учащенное дыхание говорило, что она бежала к нам со всех ног. В её нынешнем состоянии это было смертельным риском. Увидев нас живыми и здоровыми, любимая улыбнулась так, будто с неё свалился тяжелый груз, и потеряла сознание. А дальше началась гонка со временем. Я уложил Гермиону на трансфигурированную Гарри каталку и со всей осторожностью двинулся вперед. Сам бывший Поттер окутал сестру согревающими чарами, пытаясь одновременно с этим вспомнить некие особые медицинские заклятья. Джордж, будучи сейчас наименее вымотанным из нас, ринулся вперед, надеясь привести помощь. Ослабевшему Фреду оставалось лишь, держась за пояс моего халата, плестись вслед за нами.

Мы двигались настолько быстро, насколько это оказалось возможно, однако чем дольше длился путь, тем сильнее было ощущение будто мы забрели куда-то не туда. С каждым поворотом окружающая обстановка менялась в сторону большей заброшенности и разрухи: в стенах всё чаще открывались зияющие бреши, будто бы пробитые магловскими гренадаметами, лестницы скрипели под нашими ногами, грозясь в любой момент провалится Моргане в глотку. А самое паршивое — нам ни встретилось ни единой живой души. Раз за разом младший из близнецов возвращался, не находя ни целителей, ни медперсонал, ни пациентов.

— Сюда! Бегите сюда!

Голос Хабиба раздался откуда-то сверху. Взяв Гермиону на руки — трансфигурированная каталка просто развалилась -, я опрометью бросился по лестнице, где стоял чародей с клиновидной бородкой. Мы с Герми оказались в безопасности, но остальные… Когда я был уже на самом верху, то почувствовал, как пояс больничного халата треснул и порвался. Бежавшие вслед за мной близнецы и Гарри вскрикнули и вместе с рушащимися ступенями полетели вниз. Н-Е-Е-Т!!!

* * *

Это кошмар… просто кошмар и ничего более. Луна как в воду глядела, оставляя те чудные наборы ниток. Как же они назывались? Ах да — ловцы снов. Энджи утверждала, что если такой повесить у изголовья кровати, то по магловским поверьям все ужасные сновидения будут обходить тебя стороной. Забавно звучит, не правда ли? Вчера вечером близнецы, дабы успокоить сестрёнку, положили своих «ловцов» под подушки, а я вот заартачился, опечалил Луну и увидел кошмар.

Отыскав в прикроватной тумбочке сестринский подарок, я крепко сжал его в руке. Это помогло. Дрожь с частым сердцебиением утихли, давая возможность оглядеться вокруг. За окном начинал брезжить тусклый зимний рассвет, Фред с Джорджем мирно посапывали в своих кроватях, делая окружающую картину успокаивающе-безмятежной. Везучие вы всё-таки ребята. Мы все четверо везучие. Везучие идиоты. Подумать только: добровольно забраться Мордреду в гузно, едва избежав при этом участи родаков пухляка. А ведь ещё чуток и быть бы нам с ними соседями по палате. Б-р-р, жуть какая. Даже не представляю, что стало бы с нашими родителями, случись непоправимое. И каково сейчас Герми…

Во время нашей последней встречи её состояние нельзя было назвать иначе чем паническим. Тщетно старшие Грейнджеры пытались успокоить дочь — ничего не помогало. Раз за разом Гермиона повторяла, что нас нужно отыскать, пока не стало слишком поздно. Наше появление дало возможность Эмме и Дэну облегченное выдохнуть. Не совсем понимая такое странное поведение любимой, я спросил о причинах страха, столь не свойственного моей отважной Герми. Ответ любимой обескуражил. Оказывается, она почувствовала момент начала просмотра воспоминаний и все переживания, испытанные нами тогда, аукнулись ей, усилившись в несколько раз. Когда же Гарри рассказал о погружении без Омута Памяти, то начался настоящий разнос. Не выбирая выражений, Гермиона буквально на пальцах объяснила обескураженному брату в какой куче драконьего помёта он нас чуть не утопил.

Если отбросить всю брань, доставшуюся в основном Гарри, то выходило следующее: основное предназначение Омута Памяти заключалось вовсе не в удобном просмотре произошедших ранее событий. Главной функцией артефакта была защита от слишком ярких эмоций, выплескивающихся при их совершении. Ведь зачастую в наших воспоминаниях присутствуют боль, гнев или ещё какое-нибудь иное сильное чувство, способное свести неопытного легилеманта с ума. Нырнув туда без всякой страховки, мы ужасно рисковали захлебнуться, превратившись в безумцев, наподобие родителей Лонгботтома. Лишь волей Мерлина, магловского Бога или иных высших сил нам удалось избежать подобной участи.

* * *

Я пробормотал отгоняющий кошмары обережный мамин заговор, скушал принесенную Луной печеньку и улегся поудобнее, надеясь еще немного подремать. Тщетно. Сон ни в какую не желал возвращаться. Потратив еще некоторое время и окончательно осознав, что отправиться в гости к Морфею в ближайшее время мне явно не светит, я решил пойти иным путем. Раз не получается выспаться, то стоит прогуляться. Сказано — сделано. Покрепче затянув пояс больничной робы, я встал, прихватил мамины пирожные и на цыпочках прошел мимо клюющей носом дежурной медведьмы. Немолодая Энн Петтигрю даже не шелохнулась, открывая возможность покинуть палату. Грех было не воспользоваться таким шансом.

Оказавшись в коридоре, я задумался о дальнейшем. Первой мыслью было навестить отца, однако по зрелому размышлению от неё пришлось отказаться. Несмотря на две с половиной недели, прошедшие с момента госпитализации, папино состояние здоровья по-прежнему вызывало опасение. Частые обмороки, рвота, странная реакция на многие лекарства, частичная потеря памяти, из-за которой он не смог описать напавших на него мразей — вот неполный список того, что с ним происходило. По словам целителей, больше всего папе были необходимы покой и сон. Примерно тоже самое они говорили и про Джинни. Лежащая в инфекционном боксе сестрёнка верно, но медленно поправлялась. Если очень повезёт, то спустя две недели её можно будет без опаски перевезти в Нору. Мысленно пожелав Джин скорейшего выздоровления, я решил навестить Гермиону. Наше с ней вчерашнее расставание прошло не слишком хорошо. Точнее, нас всех выгнал целитель Тонкс, вколов при этом любимой успокоительного, отчего та мгновенно заснула. Тем не менее, факт остается фактом — расстались мы если не в ссоре, то очень близко к ней.

За размышлениями о том, успела ли Герми остыть после вчерашнего или нет, дорога к ней не заняла много времени. Уже у самого порога я замер, не решаясь переступить черту, однако одного взгляда в сторону спящей Гермионы хватило дабы от нерешительности не осталось и следа. Будь, что будет. Вторая серия разноса? Значит заслужил. И я сделал шаг вперед. При моем приближении Гермиона встрепенулась, открыла глаза и её лицо озарилось радостью. С явным трудом она приподнялась.

— Рон... Это ты…Ты здесь... С тобой всё...

— Ну-ну, Солнышко, не бойся. Ты ведь увидела кошмар? А против кошмаров у меня есть отменное средство. Вот возьми-попробуй.

С этими словами я присел на краешек кровати и вытащил из кармана давешние сладости. В глазах Гермионы мелькнула неуверенность, но после моего подбадривающего кивка она всё же взяла угощение. И случилось маленькое чудо. Съев всего один кусочек, Гермиона улыбнулась, скушав еще немного — слегка зарумянилась, а когда от принесенного печенья не осталась ни крошки, мне осталось лишь поблагодарить маму с Луной за кулинарный шедевр.

— Просто объедение, — вынесла свой вердикт любимая.

— А то. После здешней стряпни по-настоящему начнешь ценить домашнюю еду. Когда Луна вчера вечером угостила наших, то все были просто на седьмом небе от счастья. Даже наша медведьма прослезилась. Мол так хорошо готовил только её бедный Питти. Даже жаль, что сестрёнка не зашла к тебе. Глядишь угостила бы тебя и…

— Не заслужила я таких угощений, — со вздохом ответила Герми. — Я вела себя как… не знаю кто. Орала, ругалась словно пьяный боцман, оскорбила Гарри, тебя… Мне так стыдно, так стыдно…

— Тебе было просто страшно за нас, ведь так? — спросил я. Гермиона утвердительно кивнула. — В этом нет ничего постыдного. Если хочешь, то я дам слово никогда не нырять в воспоминания без Омута.

— Ох, если бы дело было только в Омуте! Я должна была это заметить ещё тогда, в прошлом году...

— Заметить что? — недоуменно спросил я.

— Твои необычные способности: твою скорость, твоё владение техниками МакДуггана, твоей возможностью пользоваться Ивовой Иглой. Да то, что мы все смогли вернуться в прошлое, наконец! Это всё было магией времени.

— Ты хочешь сказать, что когда я разгонялся...

— Ты неосознанно применил свои врожденные способности. Я с самого начала должна была об этом догадаться, но не догадалась. Даже после того, как Кровавый Барон прямо заявил мне об этом. А вчера, после слов Гарри, всё встало на свои места и я испугалась.

— Да что же в этой магии времени такого страшного? Ну кроме усталости, после каждого применения.

— Эта магия очень опасна. Необученый должным образом волшебник может разделить судьбу Альбиона Прюэтта — твоего прапрадеда.

— С ним произошло нечто ужасное? — удивился я, лихорадочно пытаясь вспомнить, чем же успел "прославиться" мой далёкий предок.

— Он прожил всего двадцать три года и умер от старости.

— Двадцать три года и от старости?! Как такое возможно?

— Увы, это так. Дар Альбиона Прюэтта позволял ему окунаться в глубины памяти и видеть забытые воспоминания. Иногда ему даже удавалось проникать в поврежденные магические портреты и беседовать с их обитателями.

— Х-м, звучит круто. Ставлю галеон против кната, те портреты знали много такого, что подчас дороже золота. Наверняка прападеду хорошо платили за добытую информацию, и Прюэтты на этом наварили солидный куш.

— Ты прав. Только богатство не пошло твоему предку впрок. Альбион начал стремительно стареть: раз за разом погружаясь в прошлое, он тратил собственную жизненную силу, постепенно высыхая словно мумия. К двадцати трём годам он выглядел абсолютной развалиной, но всё равно продолжал свои штудии.

— Не удивлен этому, — с усмешкой произнёс я. — Прюэтты они такие: им бы всё хапать, хапать да хапать...Жмоты и твари — вот кто они.

— Рон, как ты можешь так говорить?! Они же твои родственники!

— Родственники... С такими родственниками и врагов не нужно. Когда мама вышла замуж за папу, они, не заморачиваясь родством, отсекали её от рода и потом ни разу не навестили... Хотя нет, вру: близнецы говорят, будто "дедуля" один раз до нас всё же снизошёл. Только та встреча не закончилась ничем хорошим.

— А как же тетя Мюриэль? Она ведь бывает у вас.

— Эта-та бывает. Только лучше бы старая кошёлка вовсе забыла дорогу в Нору.

— Рон!

— Что "Рон"? Ты просто не имела счастья общаться с этой молью. Эта старая тварь любит докапываться до всего: то ей не так, это ей не эдак. Маму бедностью попрекает, отца ни в кнат не ставит, на нас как на флоббер-червей смотрит. Ума не приложу зачем только папа перед ней лебезит, на что надеется? На наследство? Ха! У нее даже снега зимой не допросишься. Моргане в гузно такую гостью!

Упоминание о маминых родичах напрочь испортило моё настроение. Даже строгий взгляд Гермионы, которым она всякий раз пронзала нас с Гарри в случаях, когда мы по её мнению были неправы, не заставил изменить собственное мнение. На некоторое время в палате воцарилась тишина.

— Слушай, Герми, — спросил я, желая разрядить атмосферу. — А почему Барон мной заинтересовался? Он же обыкновенно недолюбливает гриффиндорцев.

— Не знаю, Рон. Это случилось, когда мы с Гарри затеяли поход в Запретный Лес. Мы уединились в одной из заброшенных комнат, думая, что к нам никто не сможет зайти. Но мы переоценили себя: лорд Роджер появился перед нами и сказал, что в тебе с каждым днём всё сильнее пробуждается гнилая кровь Альбиона Прюэтта и что, если я не желаю умереть во цвете лет, мне стоит обходить тебя десятой дорогой. Барон говорил о тебе с презрением, вот только за этим показным высокомерием скрывалось нечто иное… Даже не могу точно сказать, что именно.

— Вот так-так. Межфакультетский заговор привидений ширится, — усмехнулся я.— Сэр Николас с Монахом уже взяли меня в оборот, теперь вот Барон проявил интерес. Осталось только дождаться Серой Дамы для полного счастья. Правда она чего-то не особо разговорчива.

— Знаешь, Рон, а ведь леди Хелена один раз заговорила со мной, — задумчиво произнесла Гермиона. — Это случилось еще в сентябре. Однажды, когда я была одна, она появилась в моей комнате, посмотрела на меня и произнесла: «еще одна жертва проклятого рода: и тебя они завлекли в свои сети». А затем она исчезла.

— Интересно фестралы скачут, — пробормотал я. — Выходит не у одной библиотекарши имеется зуб на Уизли. Получается, что мы успели крупно насолить дочке самой Основательницы. Даже не думал, что наш род настолько древний.

— Ну насолить дочери Равенны твои предки не могли при всём желании: у неё просто не было дочерей. Только два сына: Гарольд и Годвин.

— Стоп-стоп-стоп! А почему же тогда Хелену называют дочерью Основательницы?

— Наверное, из-за «Дочерей Равенны» — ордена ведьм-учениц Хогвартса, жаждущих иной судьбы нежели участь жен-затворниц. Правда существовал этот орден недолго и в конце пятнадцатого века распался. Если я права, то и леди Хелена, и лорд Роджер жили сильно позже времен Основателей.

— Мм-да, дела… — пробормотал я. — Погоди, а ведь Почти-Безголовый Ник тоже помер в конце пятнадцатого века: у него как раз в этом году пятисотлетний юбилей смерти. А что, если и Толстый Монах тоже из того времени?!

— Мы можем расспросить их об этом. Я более чем уверена, что все они так или иначе связаны с Уизли. Сэр Николас может прояснить нам многое. В тот раз он пригласил нас троих на свои смертины, и похоже, что приглашение последует и в нынешнем году. Ты помнишь, что произошло тогда?

На этот вопрос у меня не было ответа. Тот учебный год смутно отложился в памяти крупными неприятностями, случившимися с Джинни. Кажется, сестренка провалилась в катакомбы, где её долго не могли найти. Мы с Гарри сунулись в то подземное гузно, только мне почему-то не удалось пройти далеко. Кажется, меня завалило песком или камнями, а вот брат Гермионы пошёл дальше и вернулся с обессиленной Джинни на руках. Но почему она там оказалась или кто её туда завел — не знаю.

— Ты ничего этого не помнишь, — Герми не задавала вопрос, она констатировала факт. — Не расстраивайся. У меня тоже бывает сумбур в голове, когда пытаюсь вспомнить что-то из прошлого. Особенно после этого…

— После кошмара? — спросил я. Гермиона кивнула в ответ. — Расскажи о нём и тебе обязательно станет легче.

— Я видела тебя. Мы кружили в каком-то безумном хороводе и, как казалось, были счастливы, но потом… Ты начал стремительно высыхать, также как твой предок. Я пыталась, остановить тот дьявольский хоровод, но не смогла, и ты рассыпался. В прах. Это было ужасно. Все происходило словно взаправду, как тогда…

— Тогда — это когда? — не понял я.

— Вчера. Я почувствовала, как вы погрузились в воспоминания Гарри, — на этих словах голос Гермионы упал почти до шепота. — Я вскочила… или мне показалось, будто я вскочила с кровати и помчалась к вам. По дороге у меня начала течь кровь, я шаталась от слабости, а когда почти упала, то меня подхватил какой-то странный целитель с клиновидной бородкой… Потом я очнулась здесь.

— У того целителя, кроме бородки, была смуглая кожа, волосы с проседью и восточный говор?

— Кажется да, — в голосе Гермионы сквозила неуверенность.

— Это был Хабиб, — едва слышно произнёс я, а затем меня прорвало. — Ты понимаешь, что если бы не он, то сейчас была бы сейчас мертва?!! Он второй раз тебя спас! Ты это понимаешь?! Тебе же нельзя вставать! Ты вообще, блять, соображаешь, что творишь?!

Не помня себя от нахлынувшей злости, я вскочил, намереваясь устроить выволочку минимум на полчаса, но увидев затравленный взгляд Герми остановился. Чего в нём было больше: ужаса от моей перекошенной от бешенства рожи или осознания случившегося — не знаю. Только именно эти полные слез карие глаза любимой стали сродни пощечине, на корню загасившей истерику. Сжавшись в комок, Гермиона схватилась за голову и тихо-тихо заплакала. Красный от стыда, я неуверенно присел на край кровати и приобнял её за плечи. В какой-то момент показалось, будто сейчас Герми меня оттолкнет. Я ошибся. Гермиона всем своим худеньким телом прижалась ко мне, как тогда, на крыше недостроенной многоэтажки. Некоторое время мы молчали.

— Обещай мне, — как можно более строго произнёс я. — Что никогда больше так не поступишь, никуда не побежишь и вообще… Ну ты поняла.

— Обещаю.

— И при первой же возможности восстановишь свой защитный амулет.

— Это не совсем то…, — Гермиона попыталась было что-то возразить, но осеклась на полуслове. — Хорошо. И… я напишу Дафне. Возможно, она сможет нам помочь.

— Дафна Гринграсс? — уточнил я. — Интересно, что она может сделать?

— Её дедушка довольно влиятельный человек, знакомый со многими волшебниками. Может статься, среди них найдутся маги, способные научить тебя контролировать свой дар.

Я задумался. Честно говоря, иметь дело с этой семейкой не хотелось — мутноватая она какая-то. Те же Лестрейнджи куда честнее: хоть вражины, зато явные. Зеленотравчатые же всю войну проболтались точно дерьмо в пруду. С одной стороны, к Змеемордому не пошли, с другой — нашим помогать не стали, из-за чего потом огребли по полной. К тому же, в «Пророке» писали о болезни Доминика Гринграсса, из-за которой он в итоге потерял место в Визенгамоте. Причём болячка у старика оказалась настолько серьёзной, что он перестал выходить за пределы своего мэнора. Можно ли в таких условиях сохранить влияние? Сомневаюсь как-то. Впрочем, попытка — не пытка.

— Думаешь Доминик Гринграсс сумеет нам помочь? — спросил я. — Хельга с Годриком считают, что меня бесполезно учить — возраст уже не тот.

— Но ведь попробовать-то стоит! Вдруг они ошиблись? Не может же наука стоять тысячу лет на одном месте! — Гермиона произнесла эти слова с такой убежденностью, что я поневоле улыбнулся, вспоминая прежнюю девочку-всезнайку.

— Ну хорошо-хорошо. Так и быть — встречусь с твоими магами, если они конечно существуют в природе. Надеюсь, твоя коварная подружка-слизеринка не запросит с тебя за это неподъёмную цену.

— Рон!

— Ладно-ладно. Не горячись, змейка моя. Это же просто шутка.

— Шуточки у тебя… Цена не будет высокой — у меня есть, что ей предложить. Дафне очень интересен магловский мир, а я в нём выросла и знаю многое, о чём большинство волшебников даже не подозревают.

— Что верно, то верно. Только вот как-то странно видеть чистокровную маглолюбку на Слизерине.

— Я бы не назвала её маглолюбкой. Дафна скорее исследовательница, ну и искательница выгоды конечно. Не без этого. К тому же в отличии от твоего отца, который, ты уж прости, больше изображает восторг, Дафна старается изучить наш мир по-настоящему.

По идее, на этих словах мне бы стоило вступиться за отца, однако в таком случае пришлось бы пойти супротив истины. Гермиона оказалась права. Наблюдая за папой на протяжении последнего года, я сделал тот же вывод. Несмотря на репутацию маглолюбца, Артур Уизли ни на кнат не разбирался в их мире — чего стоил один только подарок Луне на день её рождения. В тот вечер сестрёнка заполучила весьма оригинальное платье. Ничего не могу сказать: Луне оно очень понравилось и сидело на ней просто идеально, однако утверждать на полном серьёзе, будто это последний визг магловской моды было явным перебором. Когда же я попытался осторожно указать отцу на его заблуждения, то нарвался на гневную отповедь, чем изрядно подпортил праздник. В итоге каждый остался при своём мнении. Иногда казалось, будто за своей показной любовью к простецам Артур Уизли скрывал нечто важное. Игра в защитника маглов служила ему удобной ширмой. Для чего? Не могу сказать.

— Ты хочешь устроить ей экскурсию по Колфорду⁽¹⁾?

— Не только. Я думала пригласить её в гости на месяц— ответила Гермиона и, недоуменно поглядев на меня, задала уточняющий вопрос. — Отчего ты так погрустнел?

— Просто я хотел сделать тоже самое. В Норе сейчас куда уютней, чем раньше. Думал, уговорю маму с папой…

— Не расстраивайся. Летние каникулы длинные, и мы обязательно заглянем к тебе. Как насчёт приезда в канун дня рождения Джинни?

— Замётано.

Обрадованный будущей встречей, я улыбнулся, но в следующий момент радость испарилась без следа, поскольку из дальнего угла раздалось тиканье специальных часов, предупреждающих о скором визите целителя. Внешне этот механизм напоминал ходики, оставшиеся в Норе, правда в отличии от них, он имел всего одну стрелку, указывающую в настоящий момент на надпись «утренние процедуры». Как бы то ни было, но наш разговор подходил к концу: прибытие целителя Тонкса ожидалось с минуты на минуту, а мешать колдомедику в сложном ритуале явно не стоило. И всё же я решил задать последний вопрос, который давно надо было озвучить.

— Послушай, Солнышко, я всё хотел спросить тебя о Слизерине. Там же полно детей Пожирателей, а ты маглорожденная да еще замужем за мной. Ну чего ты хихикаешь?!

— Знаешь, Рон, в своё время я тоже верила всяким страшилкам о змеином доме, но все оказалась не так как нам рисовали. На Слизерине есть разные люди: хорошие и не очень. Одни любят задирать нос, другие — нет. В первые дни, на меня иногда бросали косые взгляды, но никому и в голову не пришло устраивать травлю.

— Никому-никому? Даже Малфою с гориллами?!

— Даже ему. Со временем мне удалось наладить отношения с большинством ребят, а с Дафной я даже подружилась. Она кстати недавно прислала открытку с подарками. Вот она.

— «Желаю скорейшего выздоровления…» и набор шоколадных лягушек.

— Они не отравлены, — с легкой усмешкой произнесла Герми, протягивая мне одну из них. — Возьми — не бойся.

Немного поколебавшись, я всё же принял подарок. На этом мы и простились. В самый последний момент, я незаметно подложил ловец снов под подушку Гермионы, после чего выскользнул из палаты, едва разминувшись с Тонксом. Попадаться на глаза целителю не хотелось: за нахождение в утреннее время вне койки можно было схлопотать нагоняй. К тому же не стоит забывать про нашу медведьму. У Энн Петтигрю и так уже имелись взыскания, подставлять старушку под раздачу начальственных люлей следовало в самую последнюю очередь.

С этими мыслями я пошёл в свою палату, стараясь лишний раз не мозолить глаза здешнему персоналу. Мне в очередной раз повезло. За всё время пути я не встретил ни одного волшебника в лимонной мантии. Казалось, будто это очередные проделки таинственного Хабиба, решившего снова подыграть моей персоне, однако реальность оказалась совсем иной. Столпившиеся волшебники обнаружились в конце коридора, где располагалась наша палата. Несколько целителей и с десяток дежурных костерили двоих магов в серо-зеленых одеждах технического персонала, которые копошились у статуи Дайлис Дервент. Судя по доносящимся обрывкам сдобренных крепкой бранью фраз, изваяние бывшей директрисы Хогвартса служило односторонним порталом из замка в больницу, который необходимо было немедленно активировать. В сложившейся нервной обстановке техники допускали ошибку за ошибкой. Лишь где-то с десятой попытки им повезло запустить артефакт. Блестнув фиолетовым цветом, статуя директрисы преобразилась, открываю ход, из которого тут же выскочило несколько авроров в изрядно покоцаных мантиях, несущих на руках своих менее удачливых товарищей. Последним досталось крепко — двоих постоянно рвало какой-то зеленой гадостью, еще у одного лицо и руки превратились в сплошной ожог, отчего тот стонал даже несмотря на обезболивающие чары, несколько стражей билось в припадке падучей.

По счастью, здешние целители не зря ели свой хлеб, не показав ни малейших признаков паники. Принимая очередного бедолагу, старший из врачей бросал короткую фразу на местном жаргоне, и санитары увозили новоприбывшего прочь. К моему облегчению слов «седьмой этаж» не было произнесено ни разу — это значило, что целители не считали раненых безнадёжными. Мысленно возблагодарив Мерлина, предков, магловского Бога за такую хорошую новость, я прижался к стене. Стоящие возле портала целители не заметили моего присутствия, давая возможность беспрепятственно юркнуть в палату. К счастью, здесь меня еще не успели хватится: Энн Питтегрю всё также посапывала за столиком, ребята тоже дремали. Недолго думая, я скинул халат и лёг в кровать. Сна правда не было ни в одном глазу, да и не хотелось чего-то дрыхнуть. Аврорское чутьё подсказывало, что в Хогвартсе случилось нечто ужасное. Наступивший день полностью подтвердил худшие опасения.

* * *

За несколько часов, прошедших с момента первого запуска портала, техникам пришлось еще четырежды его активировать и с каждым таким открытием состояние прибывающих с той стороны волшебников становилось всё хуже и хуже. Целители буквально валились с ног, пытаясь спасти раненых, но и они оказались не всесильными. Ближе к вечеру стало известно о смерти восьмерых магов, причём только трое из них работали в Аврорате — остальные пятеро были невыразимцами. Такая новость потрясла Мунго до основания: восемь погибших и более сорока раненых всего за один день! Подобных потерь магическая Британия не знала со времен войны с Сами-Знаете-Кем.

Не имея точной информации о произошедшем в Хогвартсе, мы ловили каждое оброненное слово, зачастую домысливая либо перевирая его. Из уст в уста передавались слухи один нелепей другого: некоторые говорили, будто авроры случайно вскрыли могилу Основателей, попутно выпустив на волю древнюю чуму Мордреда, иные придерживались версии о пробужденном ужасе Слизерина, третьи вообще утверждали, что старого замка больше нет и его утащил к себе гигантский кальмар из Черного озера. Масло в огонь добавляло долгое молчание «Пророка». Лишь спустя четыре дня официальная газета британского Министерства Магии опубликовала интервью с Фаджем, где старина Корнелиус призывал не поддаваться панике и заверял об абсолютном контроле над происходящем. Однако ответов на вопросы «что произошло», «кто виноват» и «что делать» так и не последовало. Зато на следующие сутки «независимая» пресса буквально сорвалась с цепи. Явно не без финансового вливания Люциуса Малфоя писаки, до того момента старавшиеся избегать прямых обвинений, обрушили на Дамблдора потоки нечистот, припоминая ему все промахи, совершенные им за прошедшие годы. Правда длилась эта атака недолго: неделю спустя директор Хогвартса нанёс ответный удар.

В опубликованной «Пророком» статье Альбус Дамблдор с помощью наводящих вопросов разъяснил ситуацию с Хогвартсом. Ведь кто, занимая пост главы совета попечителей, руководил школой в те злосчастные декабрьские дни? Кто необдуманно распустил оставшихся профессоров по домам? Кто ранее неоднократно отказывал в финансировании поиска затерянных артефактов, ссылаясь на бессмысленность данного дела? Не называя имён, старый интриган превращал Люциуса Малфоя из без пяти минут хозяина школы в потенциального клиента Азкабана. Причём последнее моё предположение было вовсе не фигурой речи, а вполне себе реальной перспективой для Снейпа и его закадычного дружка-блондинчика. Примерно в тоже время на страницах ряда журналов зазвучали предложения пересмотреть «излишне мягкие приговоры для ряда Пожирателей». Думаю, Люциус Малфой быстро понял столь прозрачный намёк и вскоре свернул обличительную кампанию. Правда папаша Драко не был бы собой, не организовав хорошую мину при плохой игре.

Пару дней спустя подконтрольный ему «Мир волшебных новостей» напечатал большое интервью с теми, кто первым сумел прорваться к нам на помощь. Сильванус Кеттлбёрн и Мэйбл Джонсон требовали привлечения к суду Септимы Вектор, бросившей нас на произвол судьбы. Для этого, по мнению старого профессора, необходимо было собрать показания пострадавших учеников, то есть нас.

Читая данную статью, ни я, ни Гермиона не предполагали, что она повлечёт за собой хоть какие-то последствия. Тем не менее наши изначальные умозаключения оказались ошибочными. Перво-наперво среди обитателей палаты на четвертом этаже нашёлся тот, для кого слова преподавателя ухода за магическими существами стали руководством к действию. Как нетрудно догадаться, им оказался Перси. В ожидании скорого, как ему казалось, визита следователя, наш зануда оккупировал столик медведьмы, где часами марал бумагу, составляя будущую обвинительную речь. И если бы он ограничивался лишь этим! С упорством, достойным лучшего применения, брат полоскал мозги Томпсону, Пенни и Оливеру, подчас доводя всех троих до белого каления. В такие моменты ребята наверняка завидовали Томсону. Стив избежал подобной участи лишь благодаря своевременной помощи своего отца, переправившего сына в какую-то крутую швейцарскую клинику.

Глядя на всё это со стороны, я поначалу лишь посмеивался над потугами брата, однако смех превратился в тревогу, когда вечером первого февраля в палату вернулся совершенно разбитый Оливер. Гриффиндорский префект был чем-то разозлён, но на все попытки рассказать о случившемся с ним отвечал грубостями. А спустя пару часов тревога превратилась в злобу, когда Энн Петтигрю ввела Пенелопу. Староста Равенкло с трудом могла идти и, бессильно рухнув на кровать, зарыдала. Единственное, что мне удалось разобрать среди всхлипов Пенни, были слова: «только не в Азкабан, только не в Азкабан». С огромным трудом её удалось успокоить. Лишь после дозы умиротворяющего бальзама, накапанного медведьмой, Пенелопа Клируоттер забылась тревожным сном. Едва дождавшись ухода Энн Питтегрю, Перси с утроенной силой насел на Олли.

— Ты скажешь, драклы тебя подери, что вообще произошло?! — грозно прошептал мой брат. — С утра вы с Пенелопой пропадаете, полдня о вас ни слуху, ни духу, а вечером она возвращается в слезах. Где вы вообще были?!

— В Аврорате у Стида, — обреченно ответил Вуд. — Он допрашивал сначала меня, а затем Пенни. Сука… тварь… Он сказал, что это я виноват во всём случившемся. Вместе с Пенни. Что это из-за нашего с ней преступного ротозейства жизнь главы рода оказалась в опасности.

— Какой ещё главы?! Какого ещё рода?! — не выдержал Перси.

— Лонгботтома. Его опекун готовит против нас двоих иск. А еще Стид сказал, что мы виноваты в смерти Филча.

— Но ведь это неправда! — воскликнула Энджи. — Ты и Пенни сделали всё, чтобы его спасти.

— А кого интересует правда? — риторически спросил Олли. — Нас решили сделать крайними: второй сын из захудалого рода и полукровка — идеальные козлы отпущения.

— Это всё Вектор, — со злостью произнес я. — Она решила прикрыть свою задницу.

— Мы этого так не оставим! — вспылил Перси. — Завтра же… Ведь допрос продолжится завтра? Так вот завтра же я пойду к нему и потребую вызова в качестве свидетеля. Ты, Стивен, — обратился он к Томпсону. — Пойдешь со мной и тоже дашь показания. Ты совершеннолетний и тебе не в праве отказать. Фред, Джордж, Рональд — вас вызовут позже. Я непременно поговорю об этом с отцом. Анджелина — думаю твои родители не станут препятствовать тебе. А теперь слушайте внимательно…

Дальше Персиваль толкнул длинную речь, объясняющую моменты, на которые нам стоило сделать акцент, и моменты, кои нужно обойти стороной. Внимая брату, мы кивали головами, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Ближе к полуночи импровизированное собрание завершилось. На следующее утро Оливер, как и ожидалось, был препровожден в Аврорат. Вместе с ним на допрос хотели вызвать и Пенелопу, но здесь стеной стала наша медведьма. Невзирая на явно неравные силы, Энн Петтигрю дала дюжим приставам настоящий бой. В конце концов, чинушам пришлось отступить: прибывший на подмогу главный целитель Гиппократ Сметвик выставил незваных гостей прочь, чем не преминул воспользоваться Перси. Пользуясь временной растерянностью посланцев Аврората, брат, прихватив с собой Томпсона, увязался вслед за ними. После этого нам пятерым оставалось только ждать. Так прошло несколько часов. Всё это время мы сидели словно на иголках, ловя каждый шаг, каждый шорох, доносящийся из коридора.

Перси вернулся незадолго до файв-о-клока ⁽²⁾. Не замечая никого, старший брат прошествовал до своей кровати, рухнул лицом в подушку и несколько раз ударил кулаком по матрасу. Такое поведение дисциплинированного Персиваля не на шутку встревожило всех нас. Дождавшись, когда брат слегка успокоится, я первым подошёл к нему и начал разговор.

— Они не приняли твоих показаний?

— «Без разрешения законных представителей ваши показания, мистер Уизли, не могут быть внесены в дело», — явно передразнивая следователя Стида, ответил Перси. — А «законный представитель» не придумал ничего лучше, чем запретить всем нам вмешиваться.

— Как запретил?

— А вот так! «Не стоит лезть в это дело, сынок: Аврорат никого не станет обвинять без веских причин». Я его просил, умолял, но он…

Перси еще продолжал говорить, но его дальнейшая речь стала сродни далекому шуму. Не в силах поверить в такое предательство отца, учившего нас всегда оказывать помощь попавшим в беду, я сжал кулаки. Где-то в мозгу теплилась призрачная надежда, будто брат ошибся или чего-то недопонял. Схватившись за эту мысль, точно за соломинку, я опрометью ринулся на второй этаж, страшась не успеть вовремя: обычно в пять вечера папу увозили на процедуры. Мне повезло. Хотя в отцовской палате пустовало две из трёх кроватей сам Артур Уизли всё еще дремал на своем месте.

— Папа, это правда?!

— Что случилась, сынок? Почему ты так запыхался?

— Это правда, что ты запретил Перси свидетельствовать? — вопрос остался без ответа — отец лишь виновато опустил глаза, чем разъярил меня ещё больше. — Как ты мог?! Олли и Пенни невиноваты! Из-за тебя их могут отправить в Азкабан…

Я кричал, распаляясь всё больше и больше. Напуганный папа склонил голову, признавая собственную неправоту, однако аврорское чутьё подсказывало, что так просто он не сдастся. Увы, на сей раз оно не подвело. Дождавшись момента, когда я стану выдыхаться, отец заговорил.

— Рон, тебе ведь нравится Гермиона? Она хорошая девочка и её родители достойные люди. Я знаю, как ты к ней привязан. И не только брачными узами.

— Причем тут она?!

— Не перебивай меня, — тихо, но твёрдо произнес отец. — К сожалению, из-за действий Гарольда она и её семья оказались под угрозой.

— Как «под угрозой»? — ошарашенно пробормотал я.

— Гарольд применил магию в присутствии маглов, не являющихся его кровными родственниками. Он грубо нарушил Статут о Секретности и поэтому вчера, в соответствии с законом Уилсона, было принято решение об изъятии детей. Гермиона пока останется в больнице, а Гарольда поместят в патронажную семью.

От такой новости я едва устоял на ногах. Изъятие детей… Грейнджеры просто не переживут такого, особенно Эмма. Ещё в той жизни, навещая родителей Гермионы, мне стала известна скорбная тайна их семьи. Разглядывая один старый альбом, я наткнулся на фотографию подростка, имеющего небольшое сходство с любимой. Как объяснил Дэн, это был их первенец Патрик, в возрасте четырнадцати лет зарезанный местным отморозком. Та мразь, будучи под действием какой-то магловской дряни, пырнула старшего брата Гермионы ножом прямо в сердце. Смерть сына едва не свела Эмму с ума. Больше двух лет мать Гермионы отходила от этой трагедии, и лишь чудо в виде незапланированной беременности и появления на свет дочери помогло ей вырваться из лап депрессии. Вот только цена подобного чуда оказалась высока. Во время родов сердце Эммы остановилось — магловским целителям с огромным трудом удалось его запустить. С тех пор оно у неё сбоит и никакие средства — ни магические, ни простецкие — не в силах ей помочь, а если у неё забрать детей…

— Этого нельзя допустить. Папа, ты слышишь, это нельзя допустить! Должен быть способ защитить их!

— Он есть, сынок. Мы станем той самой патронажной семьей.

— Нам придётся забрать его в Нору?

— Не придётся. Я, как патрон, могу назначить Гарольду временное место пребывания. А какое место может быть лучше, чем дом его приёмных родителей.

— Значит он останется у Грейнджеров? Но тогда…

— В нашей жизни, к сожалению, ничего не даётся за так. Наше молчание не такая великая плата за наше счастье и счастье Грейнджеров. Наверное, ты считаешь меня подлецом и бесчувственным болваном, однако…

Папа еще долго извинялся за мерзкий поступок, называя его меньшим злом, но красной нитью через его словеса проходила одна мысль: «сперва Уизли, а остальные — потом». Все это я слушал, не проронив ни слова. Да и о чём можно было говорить? Едва дождавшись прихода целителя-стажёра Пая, я скомкано попрощался с отцом и на совершенно ватных ногах побрёл прочь. Возвращаться на четвертый этаж не хотелось: смотреть в глаза Пенни и Оливеру, зная, что их ждёт, было тошно. Не замечая никого, я шёл без всякой цели. Мне хотелось одного — перестать чувствовать, стать сродни тем доспехам из Хогвартса или каменным горгульям. Так прошло несколько часов пока на меня не наткнулись Перси и Джордж.

— Ты где пропадал? — первым спросил меня младший из близнецов.

— У отца. Я говорил с ним. Он все подтвердил. Нам нельзя свидетельствовать.

— Можно, — возразил Персиваль. — Есть способ обойти запрет. Я могу подать заявление о досрочной эмансипации. У меня есть все шансы выиграть и тогда…

— Нет, — как можно тверже произнёс я.

— Что «нет»?

— Ты не сделаешь этого.

— Да как ты можешь такое говорить?! — Перси покраснел от обиды, выкрикивая эти слова.

— Ты не подашь никаких исков. Мы все будем молчать.

— Да что с тобой произошло? — в голосе Джорджа чувствовалось возмущение до самой глубины души.

— Не со мной — с Гарри, то есть с Гарольдом. Он обвиняется в нарушении Статута: якобы он колдовал в присутствии маглов. Папа сказал, что уже есть решение об изъятии его и Гермионы у Грейнджеров.

— Мордред и Моргана! Да как такое возможно? — потрясенно пробормотал младший из близнецов. — Отнимать детей у родителей и за что?

— За грубое нарушение закона, Джордж, — сухо проговорил Перси. — Раз отдел магического правопорядка вынес такое постановление, то значит на то были все основания. Эти маглы пренебрегли своими обязанностями по воспитанию.

— Да откуда ты знаешь?! — взъярился я. — Гарри не стал бы попусту светить магией. Наверняка он применил целительские чары, чтобы спасти Гермиону. Или может быть он вызвал целителей.

— Это решит суд. И пока нет решения Визенгамота он должен находится под стражей или под опекой.

— Под опекой, говоришь, — в этот момент я постарался напустить в голос ядовитых интонаций. — А ты знаешь, под чью опеку его передали? Под нашу. Взамен мы должны будем молчать и не рыпаться.

— Это просто немыслимо, — потрясенно прошептал Перси. — Ради каких-то маглов идти на такое… такое…

— «Такое» что? Ты хочешь, чтобы у Грейнджеров забрали детей?

— Да! Пускай заберут! — взвизгнул Перси. — Они всего лишь маглы! Им сотрут память, и они даже не вспомнят, что у них когда-то были дети! Волшебникам не место в их мире. А-А-А!!

Вопль Персиваля наверняка потряс Мунго до основания. Не в силах слушать подобные разглагольствования, я схватил его за левую руку, провёл болевой приём с выворачиванием, а затем рванул рукав больничной робы. Последний с жалобным треском порвался, обнажая предплечье.

— Странно, — мой голос звучал нарочито-спокойно. — Здесь по идее должен быть череп со змеёй. Или у тебя новая версия Черной Метки? И когда ты успел завербоваться в Пожиратели?

— Да что ты мелешь? А-А-А!!

— Слушай внимательно и не перебивай. Мы все будем молчать. И ты тоже будешь. Если ты попытаешься настрочить кляузу на отца или болтать об этом, то ты мне станешь врагом. А знаешь, как я поступаю с врагами?

Поражённый Перси молчал. Судя по всему, в его голове явно не укладывалось происходящее. Конечно же «маглы дороже волшебников» — наверняка подобное оказалось сродни крушению мироздания. Даже не скажу в кого он такой… Эх, ладно — пусть остается в своём мирке: главное, чтобы не лез с подобными идейками. С такой мыслью я оттолкнул Персиваля. Воспользовавшись свободой, тот быстрее снитча умчался прочь, поддерживая порванный рукав.

— Зря ты с ним так, Рон, — с грустью в голосе произнёс Джордж, едва Перси скрылся из виду. — Ему сейчас плохо, а ты…

— Мне думаешь сейчас хорошо? Или Грейнджерам? У Эммы ведь больное сердце. Прикинь, если она прочтет письмо от Министерства.

— Не прочтет. Для маглов оно нечитаемое.

— Дай-то Мерлин, брат, дай-то Мерлин.

— Но всё же есть одна хорошая новость, — при этих словах на лице Джорджа появилась натянутая улыбка. — Гарри ничего не грозит. Да и папа молодец: поступил честно…

— Отец поступил странно. В его речи чувствовалась какая-то фальшь…

— У-у-у, похоже у тебя разыгралась профессиональная деформация. Ты видишь двойное дно там, где его нет.

— Если бы…

— Не «если бы», а так и есть. Хочешь расскажу, как было дело?

— Валяй.

— Септима Вектор, после известной тебе статьи поняла, что дело пахнет Азкабаном, и решила прикрыть свою задницу. С помощью своего кузена Пия Тикнесса — не последней шишки в папином департаменте — она устроила наезд на Гарри, зная, что он брат твоей жены. После чего, она приходит в Мунго и предлагает отцу сделку. Папа соглашается, поскольку Гарри для него практически член семьи. Он и в той жизни его защищал, так что…

— Слабовата версия, — ответил я после краткого раздумья. — В тот раз папа защищал Гарри Поттера — жениха Джинни. А кто ему Гарольд Грейнджер? Никто. Так — сын забавных маглов, с которыми можно приятно поболтать, но не более того. Весь его интерес сосредоточен на Гермионе: новой крови для нашего рода.

— Что-то ты загнул, братишка, — усмехнулся младший из близнецов. — по-твоему выходит, будто папа весь из себя бездушный интриган.

— Нет. Просто для папы семья на первом месте, а Гарри в неё не входит. Ну и во-вторых, с чего ты вообще решил, будто Септима Вектор приходила к отцу?

— Я просто предположил, но это легко проверить. Пойдём к Сельрику. Он из здешней обслуги да к тому же из гриффиндорцев. Он выпустился как раз в прошлом году после С.О.В., а за тот год мы с братцем Дредом провернули благодаря ему пару делец.

— И через него вы имели выход на Стряпчего. Ну ладно — веди.

Путь к знакомцу близнецов оказался недолог, и в скором времени мы зашли комнату, служившую местом отдыха больничной обслуге. В настоящий момент здесь находилось всего шестеро волшебников в серо-зеленых мантиях, двое из которых, расположившись за небольшим столиком, увлеченно резались в магические шахматы, один, сидя чуть в стороне, читал газету, а остальные — глазели за игроками. Искомый Сельрик — невысокий темноволосый парень со слегка оттопыренным левым ухом — оказался одним из тех наблюдателей. Заметив младшего из близнецов, он сразу же оставил своих товарищей, подошёл к нам и после всех приветствий начал ни к чему не обязывающий разговор. Некоторое время Джордж поддерживал пустопорожний трёп, уводя при этом своего собеседника в сторону от прочей обслуги. Оказавшись вдалеке от коллег, Сельрик тут же сбросил маску балабола, спросив о цели визита.

— Тут, Эд, дело такое, — Джордж слегка замялся, подбирая нужные слова. — Дней десять назад в «Мире волшебных новостей» появилось интервью с профессором Кэттлбёрном.

— Ага, помню-помню. Я его в «Дайджесте» потом перечитывал. Надеюсь, у старика всё получится и эту тварину законопатят в Азкабан лет так на пяток.

— Смотрю не любишь ты её, — произнёс я.

— А с чего мне эту сучку любить? Она меня на С.О.В. прокатила и всё — прости-прощай Хогвартс. Из-за этой драной козы я теперь тут ошиваюсь.

— Эта, как ты назвал, драная коза не станет сидеть сложа руки, — сказал Джордж, вновь беря инициативу разговора в свои руки. — Братец Рон считает, будто она попытается надавить на отца, чтобы он запретил нам свидетельствовать. Может статься, она уже приходила к нему. Может даже чем-то ему угрожала.

— Угу: и приходила, и угрожала, — с усмешкой ответил Сельрик, почесав оттопыренное ухо. — Неделю назад заявилась и устроила скандал. Нас с Буллитом Пай вызывал, чтоб её утихомирить. Ты бы видел, как она в ногах валялась и причитала: «Артур, умоляю вас — не погубите!» — век бы на это смотрел.

— А папа? Он-то что сделал?

— А ничего. Твой батя был спокойней удава. Уже после того как мы ту драную козу вышвырнули он у меня вежливо попросил, мол: «Эдвард, а нельзя ли как-то избавить меня от общества этой назойливой госпожи?». Ну а я чего — я ничего: всегда рад помочь хорошему человеку.

— И она больше ни разу к нему не приходила? — задал уточняющий вопрос Джордж. — Как-то не похоже на Септиму Вектор. Слишком легко она сдалась.

— Она и не сдалась. Пару дней наши её на проходной гоняли, пока до неё не дошло, что тут ей ловить нечего — так она писульками стала твоего отца забрасывать. Мне об этом Агата — уборщица наша — рассказала. Они с Софи всё это видели.

— И как папа на эти писульки отреагировал? — спросил я.

— Рвал не читая. Агата сказала, один раз при ней конверт на клочки изодрал да пробурчал нечто вроде «никак не уймётся». Дня три эта мордредова пляска продолжалась: Пай даже подумывал к Сметвику сходить, чтобы он этаж для сов закрыл, но позавчера всё прекратилось и с тех пор там всё тихо.

— И к папе больше никто не заходил? — заданный Джорджем вопрос заставил Сельрика задуматься.

— Да вроде нет, — слегка неуверенно произнёс он. — Хотя… приходила к нему какая-то женщина: сама белобрысая, а девчушка при ней рыжая…

— Может наоборот: женщина была рыжей, а девчушка светленькой? — предложил я.

— Может быть, может быть, — неуверенно протянул Сельрик. — Я их мельком видел, когда на вызов бежал.

— Это были мама с Луной, — ответил младший из близнецов. — Ладно, Эд, благодарю за сведения — за мной не заржавеет. Извини, если сильно отвлёк. Мы с Роном пойдём…

— Погоди немного, — вмешался я. — Ты не мог бы поговорить со своими ребятами на проходной, чтобы они проследили за одним человечком.

— И за кем же?

— За Гарольдом Грейнджером. Можно сделать так, чтобы его ненадолго задержали при входе?

— Хочешь лично его встретить? — догадался Сельрик.

— Да.

— Ну, не знаю, — парень начал было тянуть книзла за хвост, однако после кивка Джорджа осёкся. — Ладно — скажу ребятам. Тебя оповестят.

На этом мы распрощались. Сельрик ушёл к своим, а я с младшим из близнецов направился в палату. Некоторое время наш путь проходил в тишине, хотя Джорджа прямо-таки распирало спросить о причинах такой нелепой прихоти. Увы нелепости в моих словах не было — в них был страх. Зная характер Гарри, можно догадаться как он поступит, получив на руки министерские бумаги. Не сдерживаемый мудрой сестрой, бывший Поттер примчится разбираться с отцом и наверняка скажет такие слова, после которых станет лютым врагом всей нашей семье. Звучит бредово? Пускай! Лучше выставить себя дураком, чем потом всю жизнь враждовать с когда-то близким человеком.

Наше возвращение прошло незаметно. Казалось будто обитателей палаты опутали сонными чарами: Энн Петтигрю дремала за своим столом, Пенни и Энджи посапывали, убаюканные смесью Морфея и умиротворяющего бальзама, обиженный на весь свет Перси, завернувшись в одеяло, лежал уткнувшись в стену. Один лишь Фред старался бодрствовать, хотя это получалось у него не слишком хорошо. Заметив наш приход, старший из близнецов оживился и вопросительно поглядел на нас, безмолвно требуя объяснений. Мы не стали томить брата. Джордж принялся шепотом объяснять ситуацию, в которую попали Грейнджеры. Старший из близнецов воспринял произошедшее с явным отвращением, однако в итоге смирился с отцовским приказом. Мой поступок в отношении Перси также не вызвал у него восторга, а вот известие о возможной задержке Гарри Фред встретил с полным одобрением. После этого мы трое как-то незаметно для себя уснули.

Следующее утро принесло неутешительные новости: ни Оливер, ни Стивен так и не объявились. Более того, вскоре после завтрака стало понятно, что возвращения ребят из Аврората можно не ждать. Это выяснилось, когда в палату зашёл волшебник в серо-зеленой мантии обслуги, тут же принявшийся собирать бельё с их пустующих кроватей. На все вопросы взбудораженной Пенни о судьбе парней он лишь пожимал плечами, не удостаивая её каким-либо ответом. Нам троим повезло несколько больше. Проходя рядом со мной, уборщик шепнул: «проходная — тебя там ждут». Повторять дважды ему не пришлось. Услышав такую новость, близнецы потихоньку направились к выходу. По нашей вчерашней договорённости Фред с Джорджем должны были пойти к Гермионе, дабы обрисовать ей ситуацию, в коей оказались Грейнджеры, мне же предстояло встретить её брата.

Спустившись на первый этаж, я обнаружил его у входа в окружении здешних охранников. Старший из них втирал Гарри какую-то несусветную чушь о новых правилах допуска, отчего бывший Поттер, очевидно понимавший, что над ним откровенно издеваются, всё больше закипал от ярости. Мое появление завершило этот затянувшийся фарс.

— И как это понимать?! — гневно спросил Гарри, едва мы зашли за ближайший угол. — Это ведь ты всё устроил?!

— Я. Ты ведь к папе хотел зайти — скандал устроить? Только так дело не пойдёт.

— Значит ты в курсе насчёт…

— Насчёт патронажа? Конечно. Поэтому сейчас мы пойдём к Гермионе — близнецы уже там и нам всем предстоит многое обсудить. И ещё одно: не думай ломиться к отцу — тем более не устраивай ему сцен.

Судя по неприязненному выражению лица, Гарри хотел высказать своё отношение ко всем нам, однако сдержался. Крепко сжимая в кулаке министерские бумаги, бывший Поттер лишь тяжело вздохнул, нехотя соглашаясь с моим предложением, да зашагал следом. Весь путь наверх он не проронил ни слова. Так мы добрались до пятого этажа. Зайдя в палату Гермионы, я обнаружил её бледной и взволнованной, но собранной. Судя по всему, близнецы успели ввести Герми в курс дела.

— Папа с мамой знают об этом? — таков был первый вопрос, который она задала Гарри.

— Нет. Когда мне вчера прилетела бумага от министерства, они еще были на работе.

— Это хорошо, — Гермиона выдохнула с явным облегчением. — Только скажи, ты правда колдовал при маглах или это ложь?

— Правда... А что мне ещё оставалось делать?! Ты истекала кровью, Симпсоны, даром что реаниматологи, не могли её остановить… Я тогда ступил. Надо было сразу вызывать целителей, а вместо этого я, совсем забыв о магии, побежал к соседям. Они ведь тоже врачи… Извини. Похоже, подставился я по полной.

— Тебе раньше не приходило никаких бумаг? — после некоторого молчания спросил Фред.

— Нет, никаких, — сокрушенный голос Гарри был неотличим от шепота. — Странно всё это: в тот раз при мне колдовал домовик, и Министерство сразу же прислало бумагу с предупреждением, а здесь… Месяц от них ни слуху, ни духу, а вчера сразу два вещуна один за одним.

При этих словах брат Гермионы протянул нам бумаги. Первая из них, датированная четырёхдневной давностью, была исполнительным листом об изъятии из магловской семьи. В ней Гарольду Грейнджеру предписывалось собрать необходимые вещи и дожидаться судебного исполнителя, который определит его в патронажную семью. Вторая бумага, составленная позавчера, оказалась исписана слабой рукой отца, где папа столь не свойственным ему официальным языком извещал Гарри о месте будущего проживания. Как не трудно догадаться, им становилась квартира Дэна и Эммы.

— «Документ заверен. Со всем уважением, Мафальда Хопкирк», — прочитал Фред и отложил бумаги. — Надо расспросить эту тетю с чувством, с толком, с расстановкой.

— Вы хотите её пытать? — с негодованием спросила Гермиона.

— Ну почему сразу пытать, — спокойно ответил Джордж. — Для начала мы с ней просто потолкуем. Глядишь -до крайних мер и не дойдёт. Может статься…

— Не может, — возразил я. — Дохлый это номер. Она, наверняка, знает не больше нашего. Если кого брать, то её начальника — Тикнесса. Только что-то мне подсказывает, что подловить его на мякине не получится.

— Ну попытаться всё же стоит.

Я лишь махнул рукой, не желая лезть в дальнейший спор, после чего разговор свернул к теме, послужившей причиной министерской активности — к случившемуся в Хогвартсе. За те несколько недель, прошедших с момента прибытия в Мунго, никто из нас троих так и не удосужился изложить Гарри полную картину произошедшего. Теперь мне, Фреду и Джорджу предстояло загладить данное упущение. Мы как могли изложили события, иногда путаясь, но стараясь при этом не упустить ни одной мелочи.

— Получается, тебе удалось пробудить второго фамилиара и вытащить Годрика Гриффиндора из Шляпы? — спросил Гарри, после того как я закончил рассказ.

— Ну да. Выходит, что так. И феникса освободил, и пухляка на свою голову. Хотя последнего, наверное, зря — он, сука, на Олли с Пенни теперь бочку катит.

— Положим, что бочку на ребят катит не сам Лонгботтом, а его опекун, — возразил Джордж.

— Ребятам от этого не легче, — покачав головой, сказал Фред.

— Странно всё это, — задумчиво произнесла Гермиона. — Зачем Невиллу опекун, если у него есть бабушка — леди Августа?

— Была, — со вздохом поправил Гарри. — Леди Августа погибла месяц назад.

— Как погибла?! — этот вопрос я, Гермиона и близнецы задали одновременно.

— Августа Лонгботтом проводила йольский обряд выпроваживания Дверенюха ⁽³⁾ и где-то допустила ошибку. В результате разгневанный дух так хлопнул дверью, что Лонгботтом-Хаус сложился будто карточный домик и насмерть завалил бабушку Невилла.

— Звучит как лютая хрень, — после краткого раздумья произнёс Фред. Я, Джордж и Герми согласно кивнули.

— Ну по крайней мере так написали в «Пророке», — пожав плечами ответил Гарри. — Один Мерлин знает, что там произошло на самом деле.

— А тебе известно кого назначили опекуном? — прозвучал вопрос младшего из близнецов.

— Минерву МакГонагалл. В «Пророке» правда написали, что Флинны хотят оспорить завещание, но пока суд да дело опекуном Лонгботтома остается она.

— Вот ведь засада, — сквозь зубы процедил я. — Зато теперь всё сходится: МакКошка прикрывает свою коллегу, а заодно и Дамблдора, старосты выставляются крайним. Правда непонятно, на чём ей удалось подловить отца.

— Опять ты за своё, — в голосе Джорджа прозвучало явное раздражение. — Ну нет в этой истории второго дна!

— Какого ещё дна? — недоуменно спросил Гарри.

— Наш братец Ронни, по своей аврорской привычке, решил, будто папу шантажировали…

— Его шантажировали, — закипая произнёс я. — Неделю ему было плевать на Гарри и Грейнджеров, а потом он резко меняет своё мнение. С чего бы так?

— С того, что в начале о них речи не шло, — предположил Джордж.

— Или папу совесть заела, — добавил Фред. — Признайся, Ронни, в тебе сейчас говорит злость. Ты, как и Перси, желал отправить всю ту шайку-лейку в гости к дементорам, а тут такой облом.

— Да причём тут злость?! В его словах звучала фальшь! Ты понимаешь меня?! Он лгал! Лгал тебе, мне, Перси — всем нам!

Разойдясь ни на шутку, я приготовился с боем отстаивать свою точку. Более того, Гарри встал на мою сторону. Остановил нас только взгляд Гермионы. В нём было всё: печаль, усталость, разочарование. Посмотрев на спорящих нас, Герми заговорила. Её голос был негромок, однако достаточен для того, чтобы словесный бой утих.

— Не о том вы сейчас спорите. Неважно, чем руководствовался мистер Уизли — главное, он защитил папу и маму.

— А их нельзя было защитить как-то иначе — без этих всяких патронажей? — с угасающей надеждой спросил Гарри.

— Можно, — ответила Гермиона. — Только скажи, готов ли ты к тому, чтобы у папы и мамы стерли память о нас? Готов пойти на суд без какой-либо надежды на успех лишь бы не быть ничем обязанным Уизли?

— Нет… просто этот патронаж… Чем он нам грозит и что это вообще такое?

— Вот это уже правильный вопрос, — сказал Фред. — Если не вдаваться в подробности, то наш отец берёт на себя ответственность за все твои будущие проступки, совершенные до совершеннолетия, но не усыновляет тебя и не принимает в род.

— И больше ничего? — уточняющий вопрос Гарри слегка озадачил близнецов.

— Об остальном тебе стоит поговорить с отцом, — первым ответил Джордж.

— Ты ведь и так собирался встретиться с ним? — уточнил Фред. — Вот и отлично. Вижу ты уже не так кипятишься, как раньше, поэтому…

— …давай-ка мы отведем тебя к нему. Главное уясни пару вещей: …

Спустя четверть часа абсолютно затюканный инструкциями близнецов Гарри в компании Фреда и Джорджа ушёл на второй этаж, оставляя нас с Герми наедине.

— Ты отлично придумал с регистратурой, — улыбнувшись произнесла она, едва голоса ребят смолкли вдалеке. — Даже не представляю, что было бы, доберись Гарри до твоего отца таким раздраженным.

— Вряд ли у меня чего получилось, не заведи близнецы знакомцев среди местной обслуги, — отмахнулся я. — Эх если бы у меня сейчас были знакомцы среди Аврората, может тогда ещё и Оливеру с Пенни можно было помочь. Дракловы потроха! Мы все Олли жизнью обязаны — без его волшбы те остроухие меня бы схарчевали. Чувствую себя последним скотом… Мордредовы подштанники, ну почему всё так! Вчера это решение казалось меньшим злом, а сейчас…

— Я понимаю тебя, Рон, только и ты пойми: мы не можем открыто бросить вызов Дамблдору. Пока не можем. К тому же наше вмешательство только усугубит положение.

— Почему?!

— Сейчас Оливер и Пенелопа находятся в положении, схожем с положением Хагрида пятьдесят лет назад. В тот раз он признался, отделавшись лишением палочки и исключением из Хогвартса.

— За него вроде бы тогда заступился Дамблдор.

— А за них заступится профессор Флитвик. Пенелопа — равенкловка и декан будет защищать её до последнего.

— А Оливер? Его он тоже будет защищать?

— Будет, — голос Гермионы излучал уверенность. — Они сейчас находится в одной лодке. Только такой благоприятный исход возможен лишь в одном случае — в случае их признания. Иначе с ними может произойти всё что угодно: от неудачной аппарации при конвоировании до «случайного» поцелуя дементора.

— Вот ведь… и не поспоришь, — нехотя признался я. — Сам однажды организовал такой «несчастный случай». Но всё равно звучит это…

— Мерзко? Гадко? Противно? Да это так. Только лучше сломанная палочка, чем сломанная жизнь в Азкабане. Если Оливер с Пенелопой останутся на свободе, то мы сможем помочь им встать на ноги, если же нет…

Гермиона замолкла на полуслове, давая возможность обдумать её слова. Надо сказать, что умом я понимал эти аргументы, но принять их сердцем увы не смог. Из-за этого весь наш дальнейший разговор пошёл наперекосяк. Погруженный в мрачные мысли я периодически терял нить беседы, иногда отвечая невпопад. В конце концов Герми поняла тщетность своих усилий расшевелить меня, и мы принялись прощаться.

— Знаешь, Рон, — сказала она перед моим уходом. — Кажется я догадалась, кто такой Хабиб. Его имя дало подсказку. В переводе с арабского оно означает «любимый», «возлюбленный». А знаешь, как оно звучит на латыни? Мунго.

Я не сразу понял, о ком вообще шла речь. Лишь на полпути к своей палате до меня дошло про какого человека говорила Гермиона. Мунго Бонем — основатель больницы, в которой мы все сейчас находились. Даже имя и необычная внешность этого волшебника объяснялась просто — он был сыном мавританской колдуньи и английского пирата. По слухам, Генри Бонем, будучи наёмником, торговцем и морским разбойником, однажды взял на абордаж купеческое судно, на котором среди прочих трофеев обнаружилась девочка-подросток. Её-то капитан забрал себе, сделав впоследствии наложницей. Позднее от этой связи родилось несколько детей, однако судьба большинства из них осталась покрытой мраком. Лишь про одного из потомков Генри Бонема можно сказать что-то определенное: Мунго, до того много лет бороздивший моря, в 1601 году сошёл на британский берег. Ступив на английскую землю со многими богатствами, сорокалетний волшебник купил к северо-востоку от Лондона довольно обширное заброшенное поместье, которое совершенно неожиданно для всех приспособил под лечебницу. Неизвестно, что именно заставило его поступить именно так, однако следующие пятьдесят лет Мунго Бонем посвятил целительству, не отказывая в помощи ни волшебнику, ни маглу, чем вызвал немало пересудов. Вот только к ним, как, впрочем, и к славе, бывший пират остался абсолютно равнодушен, посвящая всё свое время лечению страждущих да составлению медицинских трактатов. Годом смерти Мунго Бонема обычно считается 1659, однако даже здесь остались вопросы. Например, где находится его могила? По неподтвержденным данным его хотели похоронить в лондонском соборе Святого Павла, но готовое к погребению тело внезапно исчезло. Что с ним случилось — неизвестно. Ходили слухи, будто старый волшебник, владевший некими тайными знаниями, лишь имитировал свою смерть, превратившись в нечто вроде хранителя своего главного детища. Как вы видите, те слухи оказались правдой. Мунго Бонем по сей день остается на посту, стараясь держаться в стороне от мирской славы и людской подлости, которая подчас приходит от того, от кого меньше всего ожидаешь.

Надеюсь, вы не забыли мой последний разговор с Гермионой? Так вот, судя по всему схожую беседу провели с Оливером, и гриффиндорский префект, желая выгородить Пенелопу, взял всю вину на себя. Когда Пенни узнала об этом поступке, её первой реакцией было желание тут же бежать в Аврорат, дабы поступить также. Насилу нам с помощью Энн Петтигрю удалось её остановить. Чуть позднее, после того как медведьма напоила равенкловку умиротворяющим бальзамом, Перси разъяснил ей смысл действий Олли. Поступая так, Оливер Вуд давал возможность профессору Флитвику спасти Пенелопу от наказания. И наверняка у крохотного декана всё получилось, если бы не скандальное интервью, взятое Ритой Скиттер.

В нём Стивен Томпсон, нимало не заботясь о правде, смешал Пенни с дерьмом. Благодарю интервью подонка, Пенелопа Клируоттер выставлялась шлюхой, озадаченной лишь вопросом с кем бы перепихнуться. Выходило так, будто бы староста не один раз пыталась его совратить, однако он весь такой непорочный отверг грязные домогательства. Как по мне, дело обстояло строго наоборот. Скорее эта отрыжка флоббер-червя пыталась лезть к Пенни, получила отпор, затаила злобу, а теперь-вот наконец отомстила. Только от такого знания Пенелопе было не легче. Сломавшись от предательства того, кого, по её собственным словам, считала другом, равенкловская староста впала в чернейшую меланхолию, не реагируя ни на утешение, ни на слова поддержки. В таком состоянии спустя два дня её забрали старшие Клируоттеры, а в скором времени больницу Святого Мунго покинули уже мы.

* * *

Видимо решив, что больше нас держать не имеет смысла, Гиппократ Сметвик перевёл оставшихся обитателей палаты на четвертом этаже на амбулаторное лечение, а спустя еще пять дней выписанной оказалась Джинни. Возвращение в Нору вызвало у меня смешанные чувства. С одной стороны, я потерял возможность ежедневно общаться с Гермионой, а с другой — очутиться в доме, где ты вырос, да еще в окружении быстро поправляющих ребят оказалось весьма приятно. Благодаря последнему обстоятельству, мы постепенно втянулись в мирную жизнь. Наши будни занял уход за утками, копание огорода да некоторые работы по дому. Так незаметно пролетел февраль. Тринадцатого числа семья Уизли отпраздновала день рождения Луны, а в первый день марта именинником оказался уже я. Хотя праздник вышел довольно скромным на нём произошло то, чего я желал всей душой: Гарри сделал шаг к примирению с Джинни. Точнее приглашенный мной брат Гермионы сдержал своё слово и весь вечер без малейшей толики злобы или холодного презрения общался с сестрёнкой. Более того, между ними двумя даже завязалась переписка. Удивлены? Да я сам оказался удивлен, когда спустя пару недель после праздника случайно об этом узнал.

В тот вечер, когда после ужина все разбрелись по комнатам, готовясь ко сну, я спустился в гостиную, думая написать письмо Грейнджерам. Каково же было моё удивление, когда среди комнаты я застал Джинни. Сестренка, усевшись за столом, аккуратно выводила слова пером, исправляя помарки с помощью старой палочки Билла. За этим занятием Джин не сразу заметила моё присутствие, а когда всё же обнаружила, что в комнате ещё кто-то есть, то покраснела и попыталась спрятать бумаги.

— Ты чего испугалась? — спросил я.

— Вовсе я не испугалась — не выдумывай!

— А чего тогда покраснела? Небось к тебе пришло любовное послание от таинственного кавалера, и ты теперь пишешь ему ответ. Я угадал?

— Гарольд мне не кавалер, — Джинни вспыхнула, но смутившись опустила глаза. — Мама сказала, что если я хочу стать леди Поттер, то мне следует быть благоразумной девочкой. А писать письма чужим мальчикам — верх неблагоразумия. Так тетя Мюриэль говорит.

— Меньше слушай эту старую кошёлку. Она тебе еще не того насоветует.

— Не говори так про неё! Тетя Мюриэль хорошая! Пусть она иногда странно себя ведет, но она… она желает нам добра, — Джинни произнесла эти слова явно с маминого голоса.

— Угу-добра. Вот скажи, тебе нравятся полёты на метле? А тетя Мюриэль говорит, что это занятие роняет достоинство леди. А ты у нас хочешь стать благородной леди Поттер.

— Я… даже не знаю. Раньше мне казалось, будто эта мечта всей моей жизни, а теперь…

— Ты встретила Гарольда и решила…

— Нет! Тут всё не так! Гарольд немножко странный, но он хороший… и знакомый. Ты только не смейся, но мне кажется, я его уже где-то встречала раньше.

— Конечно ты его встречала — в прошлом году в Косой Аллее, а потом ещё на Кингс-Кросс.

— Нет. Я встречала его еще раньше — у дедушки Тима. Там…

Джинни почти один в один пересказала увиденное мной ранее воспоминание Гарри. Правда версия сестрёнки оказалась лишена кровавой развязки и больше напоминала добрую сказку.

— …а потом папа и мама сказали, что это лишь сон. Только даже если и так, то Гарольд точно был в том сне. Рон, почему ты задумался? Ты считаешь, что я говорю глупости.

— Вовсе это не глупости, — возразил я. — Может статься, что Гарольд — маг, который может путешествовать по грёзам.

— Как Сумеречный Гонец у барда Бидля?

— Может быть и так. Может статься, что он забрёл в твои грёзы, где вы и познакомились.

— А потом мы поругались, потерялись и позабыли другу друга. А когда встретились в Косой Аллее, он всё вспомнил и решил помириться. Вот почему он просил у меня прощения на твоём дне рождения.

— Всё может быть, Джин, — лукаво улыбнувшись ответил я, чем едва не испортил всё дело.

Судя по всему, моё выражение лица навело сестру на подозрение, будто её водят за нос. К счастью, Джинни не сумела разоблачить обман. Наоборот, после непродолжительного колебания она протянула мне открытку. На первый взгляд ничего особенного в ней не было: такие почтовые карточки продавались в большинстве книжных лавок Косой Аллеи. Лицевая сторона открытки также не представляла интереса: колдографии на медицинскую тему встречались в Мунго сплошь и рядом. А вот обратная сторона оказалась куда занятней. Во-первых, весь текст на ней был написан детской рукой, едва-едва овладевшей грамотой. Во-вторых, в качестве адресата указывался не конкретный человек, а папа из палаты с неразборчивым номером. В-третьих, левую сторону украшало изображение трёх стручков фасоли: двух — покрупнее, одного — помельче. Всё это художество сопровождалось пояснительной надписью: «папа, мама, я — дружная семья».

— Ты так ловко всё распутал, — произнесла Джинни, после того, как открытка оказалась в моих руках. — Может тебе удастся распутать и это?

— Где ты это нашла?

— Вчера у папы. Он вообще вёл себя очень-очень странно: сперва он назвал меня Софи…

— Он бы в очках или без очков?

— Без, — немного подумав ответила Джинни. — Я, когда вошла, он дремал и не сразу их отыскал.

— Всё ясно — папа просто обознался. Софи — это имя уборщицы. Если не веришь, можешь у близнецов спросить.

— Папа тоже сказал, что обознался, — вздохнув подтвердила Джинни. — Ну а почему у него на столике оказался этот рисунок?

— По ошибке. Ты видишь, номер палаты написан неразборчиво? Из-за этого открытка прилетела не туда, куда нужно.

— Получается, я забрала чужое письмо? — разочарованно спросила Джинни.

— Лучше всего в следующий раз, когда будешь у папы, положи его туда, откуда взяла.

— Ладно, я так и сделаю, — тихим голосом ответила сестра.

На этом наш разговор завершился. Джинни, пожелав спокойной ночи, ушла к себе, я же ненадолго задержался: та чудная открытка почему-то не выходила из головы. Чем она так привлекла внимание? Не знаю. В итоге, не придя ни к каким выводам, я отправился на боковую, решив обдумать всё завтра. Однако следующий день принёс хлопоты, за которыми последний разговор с Джинни, если не забылся, то ушел на второй план.

Всё началось с «Пророка». Ранним утром министерская сова принесла специальный выпуск газеты, целиком посвященный вопросу нашего дальнейшего образования. В нём Корнелиус Фадж с прискорбием сообщал о неготовности Хогвартса принять учеников и о временном переводе школы в Серенити Холл, занятия в котором должны будут начаться вскоре после Пасхи. Судя по размещенному в газете колдофото, расположенный в Норфолке особняк не отличался большими размерами, поэтому туда отправлялись лишь старшекурсники. Остальным же школярам на весь оставшийся семестр надлежало перейти к домашнему обучению.

Известие о скором возобновлении учёбы Перси встретил с нескрываемой радостью. Даже не закончив завтрака, наш зануда отправился паковать чемоданы, чем в очередной раз расстроил маму. Вообще говоря, весь последний месяц Персиваль Игнотиус вёл себя как последняя задница: отгородился ото всех, на любые попытки поговорить отвечал хамски, видимо подобным образом выражая своё гордое «фи» родичам-предателям, то есть нам. Поэтому ничего удивительного в том, что отъезд несостоявшейся звезды кляузного дела я, Фред и Джордж встретили с явным облегчением.

Следующие два месяца прошли для Уизли без особых происшествий, зато поводов для радости оказалось предостаточно. Например, в самом начале апреля из больницы выписали Гермиону и папу. В честь такого события мы устроили небольшой праздник у Фортескью. Непринуждённая обстановка кафе Флориана, его мастерски созданное мороженное, отлично подобранная музыка — всё это помогло сблизить наши семьи. Мои родители и родители Герми сумели отыскать множество тем для разговоров, за которыми теплый весенний день пролетел незаметно. Перед самым уходом нам удалось договориться о будущей встрече: ни Грейнджерам, ни Уизли не пришло в голову возражать против грядущего визита Гермионы и Гарри в Нору. В тот вечер мы расстались довольными друг к другом.

Увы, но ничто хорошее не длится вечно. Где-то в середине мая стало окончательно понятно насколько сильно папа сдал. Возвращаясь с работы, отец буквально падал с ног. Несколько раз он даже засыпал за ужином. Почему такое происходило? Колдомедики из Мунго не давали однозначного ответа, раз за разом выписывая различные зелья. Обращение к магловским целителям также не прояснило ситуацию. Видя всё это, мама несколько раз заводила разговор об увольнении из Министерства, однако папа и слышать об этом не хотел, считая творившееся с ним неурядицы явлением временным. Казалось, будто наступление лета подтвердило его слова. В начале июня отец почувствовал себя немного лучше, став меньше уставать и раздражаться, но улучшение длилось недолго и винить в этом стоило Перси.

Сдав С.О.В., брат написал письмо, в котором сухим тоном извещал папу с мамой, что оставшиеся летние месяцы он решил пожить отдельно, сняв комнату у родственников одноклассника, и просил не беспокоить его по мелочам. После такой новости родители неделю ходили сами не свои, а некоторое время спустя я заметил, как мама начала уборку в его комнате.

— Неужели у нашего блудного Перса проснулась совесть, и он решил-таки вернуться? — такова была моя первая реакция на увиденное.

— Нет, сынок, — с грустью ответила мама. — Я хотела приготовить комнату для гостя.

— Погоди, но Гарри с Гермионой приезжают в августе… Или это дядя Барни решил-таки приехать из своего Детройта?

— Нет, к нам приедет Невилл Лонгботтом.

М-да, пропало лето.

---

1) Колфорд — город в Глостершире. Малая родина Гермионы

Вернуться к тексту

2) 17:00

Вернуться к тексту

3) Дверенюх — один из персонажей исландского фольклора. Входит в число Йольских Парней. Имеет необычайно большой нос и острое обоняние, которое он использует, чтобы найти laufabrauð (рождественский хлеб особой выпечки). Согласно поверьям, приходит 22 декабря и уходит 4 января

Вернуться к тексту

— Ну, Руперт, запускай.

Видавшая виды киноустановка застрекотала и на большом белом полотне экрана появилась сначала одна картина, затем другая, а после этого началось самое интересное. Послушный какой-то неведомой силе аппарат заставил изображения двигаться, словно на колдографии. Вот только магии здесь не было ни на кнат. Удивительное всё-таки дело это кино. По идее, за те несколько недель, что я подрабатываю в «Иллюзионе Армстронга» мне стоило бы уже привыкнуть ко всем здешним особенностям, однако до сих пор, глядя на экран, меня охватывает восторг.

Вы можете спросить, а как вообще я тут оказался и почему называюсь столь странным именем? Для этого стоит оглядеться назад. Помните давешний разговор с Гермионой, где она грозилась отыскать для меня учителя по магии времени? Так знайте: угроза оказалась осуществлена. За те весенние месяцы Герми не только удалось договориться с Гринграссами, но и привлечь к делу профессора Флитвика. Во многом благодаря крохотному декану Равенкло, изъявившему желание подтянуть меня по чарам, я получил возможность не таясь покидать Нору якобы для отработки заклинаний. На самом же деле домик главы вороньего факультета служил лишь пересадочным пунктом, из которого шла телепортация в арендованный коттедж Амброуза Бенбоу. Именно у него мне предстояло постигать высокое искусство темпонавтики. Увы, магистра из меня не вышло. Довольно скоро знакомец Доминика Гринграсса вынес свой не подлежащий обжалованию приговор: обучение невозможно в силу слишком большого возраста. Причём, как подсказывало аврорское чутьё, такое мнение у него сложилось уже во время нашей первой встречи. Тем не менее Амброуз Бенбоу три недели честно пытался научить меня хоть чему-нибудь, однако практически везде терпел неудачу. Я выполнял все положенные упражнения, но сплести что-либо сложнее двойника Макдуггана не смог. Мы раз двадцать погружались в обрывочные воспоминания — они так и остались ничего не значащими обрывками. Лишь однажды нам улыбнулась удача. В тот день, окунувшись в Омут, я разглядел Квинтуса Уизли, выступающего на дебатах в Визенгамоте. И скажу вам наблюдать за ним было одно удовольствие.

Прадед — представительный волшебник с седеющей рыжей шевелюрой, делающей его похожим на чуть постаревшего льва, выглядел куда выигрышней своего оппонента. Последний, в коем с трудом угадывался Альбус Дамблдор, производил скорее комичное зрелище. Горбящаяся фигура, неряшливая мантия, срывающийся в ответ на неудобные вопросы голос, дергающаяся козлиная бородёнка — всё это вызывало у членов Визенгамота лишь усмешки. Трудно поверить, что спустя двадцать лет этот смешной человечек, веселящий почтеннейшую публику, превратиться в величавого спасителя магической Британии. Ещё труднее представить, как всего через пару лет Квинтус Уизли, по заверениям папы, станет маглолюбцем, не захотевшим оказаться в списке двадцати восьми столпов чистокровного общества.

Ну да ладно — заговорился я чего-то. Вернемся лучше к моей истории. То воспоминание, как уже сказано раньше, оказалось единственным увиденным целиком и не принесло в итоге ничего кроме лишней мороки. Окрылённый случайным успехом, Амброуз Бенбоу еще неделю погружал меня в Омут, надеясь разбудить дремлющий талант. В итоге его надежды пошли прахом и после четырнадцатой кряду неудачи пожилой волшебник капитулировал, озвучив давешний приговор. На этом наши занятия завершились. Напоследок посоветовав не отчаиваться и потренироваться на живущих по соседству с Флитвиком маглах, Бенбоу отбыл заграницу, я же решил последовать его совету, направившись в Котсуолд.

В том маленьком городке случилось происшествие, о котором стоило бы рассказать поподробнее, но это я сделаю как-нибудь в другой раз. Тем не менее действующие лица той истории — священник Браун, приходской секретарь миссис МакКарти, аврор Гудфеллоу и еще несколько человек — находятся сейчас в зрительном зале. Именно они в итоге помогли мне устроиться на здешнюю подработку, получше узнать магловскую жизнь и даже познакомить с ней близнецов, Джинни и Луну. А еще, благодаря приходскому телефону, я сумел без всякой помощи магии поговорить с Гермионой. Вы даже представить себе не можете как она удивилась, когда впервые услышала в трубке мой голос. В тот вечер мы долго болтали обо всём и ни о чём — даже ворчание миссис МакКарти не смогло разрушить идиллии. Заканчивая беседу, я уговорил Герми заехать в Котсуолд. Пускай для этого Грейнджерам пришлось сделать крюк в лишние полсотни миль, однако оно того стоило: праздник прошёл так, как желал мистер Армстронг — весело и с размахом. Надеюсь семье Герми он тоже понравился. Впрочем, к чему такие гадания? Фильм рано или поздно закончится, и о реакции Грейнджеров можно будет узнать, потолковав с глазу на глаз.

* * *

Увы, не все мечты сбываются по мановению ока. С момента завершения киносеанса прошло несколько часов, прежде чем я наконец-то сумел освободиться. До этого же мне вкупе с несколькими местными ребятами пришлось поработать официантом, разнося закуски, а затем ассистировать миссис МакКарти, вынося лоты для благотворительного аукциона. Не стоило забывать и про Питера с Элси: после того как гости разошлись им стоило помочь в уборке и демонтаже оборудования. Короче говоря, освободился я лишь где-то к восьми вечера.

— Ну как вам мой сюрприз? — вопрос прозвучал, когда мы направились к автостоянке.

— Весьма неожиданно, — первым ответил Дэн. — Этот Арон Армстронг был тем ещё оригиналом, если даже из такого сумел организовать праздник.

— Интересно, а сколь велика во всём этом роль человека по имени Руперт? — с ироничной улыбкой спросила Дафна Гринграсс, глядя на мою рубашку с бейджиком. Скажу честно, увидев в первый раз одетую в короткое цветастое платье и босоножки девчушку-подростка, я не сразу опознал в ней однокурсницу Герми. Настолько она сумела слиться с магловским миром.

— Я тут не причём... ну ладно-ладно — почти не причём. Я с помощью Confundus-а уговорил Питера, а тот в свою очередь уболтал невесту. В результате они перенесли праздник на сегодня, но остальное мистер Армстронг расписал ещё несколько лет назад.

Дафна Гринграсс удовлетворённо кивнула, не раскусив обмана. Увы, мой ответ содержал явную ложь: Элси Армстронг и Питер Ройс согласились передвинуть дату праздника без всякой магии — их стоило всего лишь попросить о таком одолжении. Тем не менее без волшебства в данной истории всё же не обошлось. Дело в том, что отец Элси задолжал крупную сумму некоему Чарли Дойлу и, видя невозможность оплаты в срок, перевел часть имущества на имя дочери. В итоге, после смерти пройдохи Арона, заимодавец остался с носом и, не имея возможности действовать по магловским законам, решил забрать причитающееся ему силой. Вольно или невольно я оказался вовлечен в ту грязную историю. Стань она известной волшебному сообществу, меня бы однозначно законопатили в Азкабан лет эдак на пятнадцать, однако, положа руку на сердце, я не сожалею о совершенном в те дни. Остаться в стороне было бы куда большей подлостью. Впрочем, и рассказывать об этом сейчас как-то не хочется. Особенно в присутствии Дафны Гринграсс — абсолютно чужого мне человека.

— И всё же почему нам показали именно «Сердца и короны»? — спросил Дэн. — Я подумал, что ты узнал про наш любимый фильм и таким образом хотел нас удивить.

— Удивить? Я про это ничего не знал, — мои слова прозвучали абсолютно искренне и вызвали у Эммы улыбку.

— Мы с Дэном познакомились на премьере этого фильма, — пояснила она. — Нам тогда было по тринадцать лет. Так уж получилось, что нам досталось одно и тоже место.

— Хм, я правда этого не знал. Просто мистер Армстронг в своём последнем наказе особо подчеркнул, чтобы показали именно «Сердца и короны». Этим фильмом его «Иллюзион» сорок лет назад открылся, этим же фильмом он теперь закрывается. Он вам понравился?

Этот вопрос я задал Гарри, Герми и Дафне, и мы принялись обсуждать сюжет черной комедии, игру актеров и всё такое прочее. За разговором о кино дорога к автомогилю Грейнджеров прошла незаметно. На стоянке Дафна с нами распрощалась: по её приказу появившийся буквально на миг личный домовик перенес свою юную хозяйку в Гринграсс-мэнор, нам же осталось только сесть в машину. Дэн и Эмма залезли на передние сидения, ну а мы трое расположились позади. Некоторое время внутри авто Грейнджеров царила тишина, но после того как отец Гермионы вывел машину на широкую дорогу, вопросы пошли косяком.

— Скажи, из-за чего ты назвался этим странным именем? — первой спросила Герми. — Откуда вообще взялся этот Руперт Гринт.

— Из-за местного магловского аврората. Здешний главный аврор Мэллори оказался очень въедливым субъектом.

— Случаем, это не тот маленький человечек с огромными усами? — уточнил Гарри.

— Он самый. Вреднющий скажу тебе тип. Его сослали сюда за какой-то косяк перед начальством, вот он и злится. Докапывается до всех подряд — даже коннетаблям от него иногда житья нет.

— Кому-кому житья нет? — удивленно спросила Эмма.

— Ну этим… аврорам младшим.

— Констеблям, Рон, — со смешком произнес Дэн. — Их называют констебли.

— А разве я не так сказал? Ну в общем пришёл он как-то в «Иллюзион», увидел меня и давай допытываться: «кто такой» да «откуда пришёл» да «где родичи». Вот я и выдумал Руперта Гринта из Харлоу, что в Эссексе.

— Типа ты пошутить так решил, — догадался Гарри.

— Угу, только вот Мэллори не понял юмора. Пару дней спустя он пришёл с бумагами и, шевеля усами точно таракан, потребовал сказать кто я есть на самом деле. Мол, указанному мной субъекту только четыре года исполнится должно. Насилу его потом патер Браун успокоил.

— Получается, что ты врал-врал да в итоге правду и соврал, — со смехом произнёс Дэн.

— Получается так. А вот интересно, если бы Мэллори у вас спросил имена, как бы вы ему ответили?

— Ну если бы мне захотелось скрыть своё имя, я бы представилась… — здесь Гермиона слегка задумалась. — Эммой… Эммой Холмс. Нет лучше всё-таки Эммой Уотсон.

— А я бы тогда стал Дэном... Рэдклиффом, — подхватил Гарри.

Мы все засмеялись и ещё некоторое время играли в угадайку, стараясь представить какими бы именами назвались наши друзья, знакомцы или недруги. Причём, если старшие Грейнджеры просто озвучивали псевдонимы, то Герми, Гарри и я еще пытались имитировать характерный говор и жестикуляцию называемого человека. Каждое удачное попадание в образ все встречали взрывом хохота. В итоге победителем необъявленного соревнования стал Гарри: его «моё имя Томас Фелтон» было единогласно признано лучшим изображением Малфоя.

Вот так благодаря шуткам и прибауткам дорога до Оттери-Сент-Кэчпоул пролетела быстрее снитча. Едва миновав эту деревеньку, Дэн заглушил мотор возле указанного мной покосившегося столба, у которого начинался скрытый маглоотталкивающими чарами проселок до Норы. Здесь со старшими Грейнджерами пришлось расстаться. Я попытался было уговорить Эмму и Дэна заглянуть в Нору на вечерний чай, а ещё лучше на нормальную ночёвку, но родители Гермионы после некоторого колебания вежливо отклонили это предложение. На такой ноте мы и распрощались.

Дождавшись, когда авто Грейнджеров скрылось за поворотом, я, Гарри и Гермиона направились к обители Уизли. В сгущающихся сумерках мерцающие вдалеке огоньки Норы служили для нас прекрасным ориентиром. Неспешно шагая по вечерний прохладе, мы трое болтали о разных пустяках, случившихся за последнее время. Речи Гарри крутились в основном вокруг Дафны Гринграсс и их совместных походах по магловскому миру, где брат Гермионы исполнял роль гида, а его новая знакомая — слегка наивной девицы, завороженной чудесами магловского мира. В свою очередь я поведал об изысканиях близнецов. Например, об их визите в Беркшир. Где-то месяц назад Фред с Джорджем наведались к дедову особняку с твёрдым намерением проникнуть внутрь Уизли-хауса. Результат оказался плачевным: около недели проторчав возле дома и испробовав все возможные средства, имевшиеся у них в наличии, близнецы были вынуждены отступить, признавая явную неудачу. Примерно тоже самое они сделали после разговора с Мафальдой Хопкирк.

— Надеюсь, они не причинили ей вреда? — с некоторой тревогой спросила Гермиона, очевидно памятуя давешний разговор в Мунго.

— Нет. Ребята клянутся, что пальцем к ней не прикасались. И знаешь, я им верю.

— Ну и что им удалось выяснить? — поинтересовался Гарри.

— Ничего важного. Как я и говорил, Мафальда Хопкирк оказалась слишком мелкой сошкой, знающей не больше нашего.

— Получается, Фред с Джорджем охотились впустую, — сказала Гермиона.

— Получается, так. Впрочем, кое-что ребята всё же узнали. Мафальда Хопкирк оказалась родной сестрой… догадайтесь кого?

— Снейпа? МакГонагалл? Шеклбота? — ребята перечислили ещё несколько фамилий, но правильного ответа так и не назвали.

— Хе-хе-хе… нет, не угадали. Она сестра Сивиллы Трелони⁽¹⁾, — наконец-таки ответил я, заставив Гарри слегка присвистнуть от удивления.

— Надеюсь, она не напророчила им напоследок чего-нибудь эдакого, — со смешком произнёс он.

— Как знать, — пожав плечами сказал я. — Придём в Нору — узнаешь.

— А что у вас ещё интересного случилось?

— Ничего кроме пухляка.

Мой нарочито равнодушный ответ вызвал сочувствующий вздох Гарри и лёгкую укоризну во взгляде любимой. Ребята прекрасно знали, как именно сложились отношения Лонгботтома с обитателями Норы, точнее, как они не сложились. Мама изначально была настроена резко против появления пухляка, не без оснований считая его виновным в том, что её дети загремели в Мунго. Близнецы также не горели желанием лишний раз видеться с Недоизбранным, правда выражались парни куда сдержанней. Сестрёнки встретили появление гостя с робкой заинтересованностью, которая благодаря последней выходке Лонгботтома, переросла у Джинни в откровенную неприязнь. Про моё отношение к пухляку говорить не стоит — за последний год я им насытился по горло. Однако несмотря на всё это папа (явно с чужого голоса) сумел-таки настоять на своём, и «несчастный мальчик, которого жаждут обобрать злые Флинны» поселился в комнате Перси. Первое время я тешил себя надеждой, что Лонгботтом уберётся из Норы, едва только судебная тяжба между МакГонагалл и родичами пухляка завершиться. Увы, мои надежды пошли прахом: с победой МакКошки, её подопечный никуда не исчез, продолжая отравлять жизнь обитателям нашего дома. Впрочем, нашлись у Недоизбранного и защитники, вернее защитница — ей оказалась наша добрая справедливая Герми.

— Рон, ну зачем ты так? — печально сказала она. — У Невилла сейчас не самая простая ситуация… И в конце-то концов, он же у вас гость.

— Ага, гость. Скорее в горле кость. За стол садится, будто одолжение делает, на Джинни смотрит как на зачумлённую, а Луна… Понимаю, она кажется немного странной, но это же не повод толкать её с лестницы!

— Что?! Вот ведь сука, — со злостью процедил Гарри. — Вот так ни за что, ни про что толкнул?

— Ну, Фред видел, как Луна попыталась отогнать от него своих чудиков, делая руками вот так, — с этими словами я показал действия сестры.

— Это называется магические пассы, — ответила Гермиона. — Я читала про схожие движения в книге по базовому экзорцизму Льюиса.

— Ну может оно и так, — согласился я, а затем продолжил. — Луна часто так поступала, когда чувствовала, что кому-то из нас тяжело. И знаешь — это помогало. В тот раз она тоже решила помочь, а вместо благодарности Лонгботтом оттолкнул её, и Луна полетела с лестницы...

— Паскуда… Как у него только рука не отсохла, — сжав кулаки, пробормотал Гарри. — Надеюсь, с ней всё в порядке?

— Луне повезло: Фред успел её подхватить. Не могу представить, чтобы случилось, опоздай брат хоть на секунду. Ну да ничего, мы пухляком в тот же день посчитались: отвели за сарай, пересчитали рёбра, макнули пару раз в компостную яму да напоследок пообещали в этой самой яме утопить, если он ещё хоть раз пальцем прикоснётся к девчатам.

— Молодцы! Так ему и надо. Нечего было руки распускать, — одобрительно произнёс Гарри, Гермиона же лишь тяжело вздохнула. Наверняка в её душе сейчас шла борьба между жалостью к Лонгботтому и непониманием того, как вообще можно было поднять руку на Луну. Видя всё это, я продолжил рассказ.

— После того случая мама нас конечно отругала, но, как по мне, сделала это чисто для галочки. Её саму не слишком радовало нахождение Лонгботтома в Норе. Да чего говорить: он даже упыря нашего до ручки сумел довести.

— Вот как? — искренне удивился Гарри. — Мне казалось, он у тебя вполне безобидный. Живёт себе на чердаке да иногда по трубам барабанит.

— Вообще-то упыри могут быть опасны, — заметила Гермиона — В хрониках описаны случаи, когда они нападают на людей.

— Только не наш, — возразил я. — В своё время Джинни любила с ним играться: то бантиками с ног до головы обвяжет, то словно куклу какую расчёсывать начнёт.

— Как можно расчёсывать упыря? Они же лысые, — в словах Герми послышался явный скепсис.

— Ну, другие может и лысые, а наш — рыжий. Как говорится, с кем поведёшься от того и наберёшься.

— Так что же с твоим упырём такого произошло, что он взъярился? — задал вопрос Гарри.

— Хм, точно не знаю. Это случилось буквально пару дней назад незадолго до ужина. Я только-только вернулся домой, решил в гамаке поваляться, едва лёг, как на чердаке такой вопль раздался — не удивлюсь, если его в Оттери-Сент-Кэчпоул услышали. Ну я конечно схватил чего потяжелей и бегом наверх. Прибегаю и вижу — Лонгботтом по полу катается и верещит словно зарезанная свинья. Упырь ему руку располосовал и рожу попортил. Не успей Джин раньше меня прибежать, остались бы от Недоизбранного одни лоскуты.

— Ужас какой, — покачав головой произнесла Гермиона. — Если бы Невилл погиб, то твоего отца отправили в Азкабан.

— Твоя правда: об этом как-то не подумал, — нехотя согласился я. — Однако нам повезло: Джинни вовремя сумела отогнать упыря. Тот забился в угол, лапами закрывается, скулит, а сестрёнка его раз за разом по морде тряпкой бьёт да приговаривает: «не смей когти распускать».

— М-да, весело у вас в Норе, — грустно усмехнулся Гарри. — И что же было потом?

— Потом прибежали мама с Луной, пухляка забинтовали, чердак запечатали. На этом дело и кончилось. Сейчас пухляк почти всё время в комнате Перси сидит.

— Не понимаю только, зачем Невилл вообще решил забраться на этот чердак? — спросила Герми.

— Он утверждает, будто искал там свою жабу, — ответил я.

— Враньё! Жабы любят воду. Если он действительно хотел её найти, то пошёл бы к пруду, — после этих слов Гарри на некоторое время замолчал, однако вскоре на его лице появилась торжествующая улыбка.

— Похоже, я понял зачем Лонгботтом всё это провернул, — довольным тоном произнёс он. — Всё это сделано ради мести: тебе, твоему отцу, матери, близнецам — всем Уизли.

— Это как? — удивился я.

— Элементарно! Вот представь: вернется Лонгботтом к своей опекунше, а МакГонагалл влепит твоему отцу иск — за нанесения вреда наследнику благородного дома. Мол, всё время пока я жил в Норе меня били, измывались по-всякому, а в конце концов решили скормить злобному чудищу, которое живёт на крыше. Ради такого можно и подставиться слегка.

— Ничего себе слегка! — воскликнула Гермиона. — Невилла чуть насмерть не загрызли!

— Ага, «насмерть» как же. Наверняка Рон преувеличил...

После таких слов между Гарри и его сестрой разгорелся жаркий спор. Мой друг твёрдо стоял на своём, приводя в качестве доказательства историю с гиппогрифом и Малфоем, случившеюся в том времени на третьем курсе, Герми же исходила из того, что Лонгботтом никогда не опустится до низости белобрысого хорька. Слушая их полемику, я всё больше склонялся на сторону бывшего Поттера — слишком уж логичной звучала версия парня. Похоже, это признала даже Гермиона, сопротивлявшаяся уже чисто из принципа.

— Думай, что хочешь, но всё это походит на бред, — в последний раз возразила она. — Невилл не станет жаловаться...

— Нет уж: с него станется, — как можно твёрже сказал я. — Наверняка, он уже рассказал МакКошке байку о том, как злобные Уизли упыря на него натравили, а до этого били да дохлых крыс подкидывали.

— Крыс? Ты случаем не Скабберса имеешь ввиду? — уточнила Гермиона.

— Его самого. Он три недели назад лапки откинул. Возраст у него, сама знаешь, был по крысиным меркам запредельный, да ещё тот драклов карантин после Хогвартсе сделал своё черное дело. Невыразимцы несколько месяцев держали его вместе с жабой пухляка. Небось, хотели выяснить, как им удалось пережить воздействие фузариума.

— И что они выяснили? — поинтересовалась Герми.

— Мордред их знает, Солнышко, — отмахнулся я. — Полтора месяца назад их просто принесли в Нору да сдали с рук на руки. Уже тогда Скабберс был плох. Мы подумали, не сегодня-завтра загнётся, но поначалу он вроде-как оклемался, стал бегать по дому, пока однажды не заглянул в комнату Перси, улёгся на подоконник, как всегда любил делать, заснул и не проснулся. Такие вот дела. Нету у нас больше в Норе «предателя Питера Петтигрю».

Последнюю фразу я произнёс с явной подколкой, однако Гарри и Гермиона не оценили юмора. Склонив голову, бывший Поттер вздохнул, а затем тихо заговорил.

— Я хотел рассказать об этом чуть позже, но раз уж ты завёл этот разговор… В общем, Питер Петтигрю никого не предавал.

— Погоди-погоди, а кто же тогда выдал Поттеров?! Неужели Сириус Блэк?

— Не знаю, Рон, правда не знаю. В той жизни Сириус был мне старшим товарищем: укрывал, оберегал, заботился… Стал бы он всё это делать, будучи предателем? Не знаю… Могу только сказать, что Хвост никогда не произносил клятву Хранителя Тайны, иначе он не сумел бы… — мой друг замялся, подбирая слова, к счастью на помощь к нему пришла Гермиона.

— Гарри имеет ввиду, что, будь Питер Петтигрю Хранителем Тайны он не смог бы навещать Поттеров. Таковы условия Fidelius Cor: если Хранитель зайдёт внутрь места доверия, то защитные чары тут же спадут⁽²⁾. А он, судя по письмам Лили, неоднократно посещал их в Годриковой Впадине.

— М-да, интересно фестралы скачут, — только и оставалось пробормотать мне. — Но кто тогда убил Сэдрика, кто возродил Сами-Знаете-Кого и кто, в конце концов, прикидывался Скабберсом?

— Вот в этом-то и вопрос, — с явной злостью в голосе ответил Гарри. — В тот раз нас развели как последних лохов, показав коротышку, умеющего обращаться в крысу и назвавшегося Хвостом. А настоящий Питер Петтигрю был уже одиннадцать лет как мёртв.

— Откуда тебе это известно?

— От Тинга. У Петтигрю есть небольшой сейф в Гринготтсе, вход в который завязан на кровную защиту. Я попросил у Тинга выяснить, кто из волшебников имеет туда доступ. До ноября восемьдесят первого таковых было двое: Питер и его мать. Сейчас доступ есть только у Энн Петтигрю.

— Постой-постой… имя знакомое… Точно! Так звали нашу медведьму!

— Вот она и есть мать Питера.

— Мерлиновы подштанники! Ну конечно же! Она ещё меня Питти называла, видимо с сынком своим путая. Я должен был об этом догадаться, но не догадался! Эх, каким же надо быть ослом…

Следующие несколько минут я, не выбирая выражений, напропалую ругал себя за слепоту. Ребята не вмешивались, давая возможность выговориться. Наконец, Гарри успокаивающе похлопал меня по плечу.

— Ладно, не кипеши, дружище. Со всеми бывает. Мы тоже не сразу догадались, кто она такая. Нам вообще считай подфартило с доктором Тонксом, иначе мы бы до сих пор плутали в потёмках.

— В смысле? Причем тут Тонкс?

— Дело в том, что доктор — хороший знакомый Энн Петтигрю, — пояснила Гермиона. — Я узнала об этом совершенно случайно. Придя на диагностику, я заметила, что он чем-то угнетен. Я поинтересовалась причиной, и он неожиданно выложил всё как на духу. По-моему, ему тогда просто захотелось выговориться, а я нечаянно подвернулась в качестве слушательницы.

— Хм, никогда бы не догадался об их близком знакомстве, — честно признался я. — Мне казалось, что их отношения не выходили за рамки «начальник-обслуга».

— Энн Петтигрю не всегда была медведьмой, — со вздохом ответила Герми. — Когда-то давно она работала целительницей, а Тед Тонкс был её стажёром. Со временем они подружились. Примерно тогда же он познакомился с Питером. Миссис Петтигрю хотела, чтобы её новый знакомый стал для сына кем-то вроде старшего брата, могущим пересилить влияние Мародёров, которых она на дух не переносила. Вот только её мечтания пошли прахом: Питер слышать не хотел ни одного дурного слова про друзей и Лили Эванс. Особенно про последнюю — он ведь был в неё влюблен.

— А она? Она ответила на его чувства? — мой вопрос вызвал у Гермионы грустную улыбку.

— Нет. Для Лили Эванс Питер Петтигрю был всего лишь другом. Милым добрым Хвостиком, с которым можно поболтать обо всём на свете. Когда же Питер узнал, что Лили «выходит замуж» за Джеймса Поттера, то он смирился с её выбором. Наверняка он не догадывался о том, что его друг уже женат, а вся церемония — фикция.

— Ну да, ну да, такой Питер ни за что бы не стал молчать, — согласился я. — Ставлю галеон против кната, когда Хвост узнал о гибели возлюбленной, то у него сорвало крышу и из-за этого он напал на Сириуса Блэка посреди магловской улицы.

— Это правда, — подтвердила Гермиона. — В тот день доктор Тонкс пытался остановить Питера, но у него ничего не вышло. Питеру удалось выскользнуть и на свою беду отыскать Сириуса. Что было дальше, ты знаешь: погибли маглы, погиб сам Питер и едва не погибла его мама. Когда миссис Петтигрю узнала о смерти сына, с ней произошёл инсульт. В тот раз её удалось спасти, но до конца она уже не оправилась.

— Значит вся эта забывчивость, сонливость и путаница с именами были следствием удара…

— Да. Главный целитель Сметвик даже хотел отправить её на пенсию, но доктор Тонкс убедил его этого не делать и оставить хотя бы медведьмой.

— Должно быть этим поступком Тед Тонкс пытался загладить свою вину перед матерью, сына которой не смог уберечь, — добавил Гарри. — Видимо он понимал, что, оставшись одна, Энн Петтигрю тихо загнётся от тоски и безнадёги. А так, работая медведьмой, она оставалась под присмотром… до недавнего времени

— Ты хочешь сказать, что с Энн Петтигрю произошёл…

— Очередной инсульт, — шепотом ответила Герми: слова давались ей с огромным трудом. — Её частично парализовало, и доктор Тонкс сказал, что это начало конца.

Дальнейший путь до Норы мы прошли, не проронив ни слова. Всю дорогу я пытался осмыслить услышанное: близкую смерть немало сделавшей для нас медведьмы, неожиданную словоохотливость целителя, а самое главное — личность Хранителя в истории с Поттерами. В том, что Тед Тонкс раскололся перед Гермионой из-за внушения Хабиба не было сомнений: аврорское чутьё не обманешь. А вот кем была та крыса, сгубившая кровных родителей Гарри, не ясно. Если верить Министерству, то предателем является Сириус Блэк. В пользу этой версии говорит более чем странное поведение Бродяги, прекрасно знавшего об особенностях заклятия доверия и визитах Хвоста в Годриковую Впадину. Тем не менее, крестный Гарри обвинил в преступлении заведомо невиновного Петтигрю, очевидно стараясь отвести подозрение от себя… или от некой иной персоны. А могла ли вообще существовать та «иная персона»? Вполне может быть. Ведь как накладывается Fidelius Cor? Сперва Хозяин Места (в данном случае это Джеймс Поттер) выбирает Друзей Дома, имеющих право войти, но не имеющих возможности никого провести с собой. Дальше назначается Хранитель, после чего происходит сам обряд запечатывания⁽³⁾. Чего стоило папаше Гарри, открыв доступ Хвосту и растрезвонив о будущей роли Блэка, выбрать для этого дела кого-нибудь иного? Да ничего! При таком раскладе получается, что Хранителем мог оказаться кто угодно: Люпин, Снейп, Дамблдор или ещё какой чародей. Да даже тот коротышка, прикидывавшийся Скабберсом, вполне подходит…

Ф-уф, кажется, у меня разыгралась паранойя. С такими рассуждениями легко превратиться в Шизоглаза, готового отправить в Азкабан добрую половину волшебной Англии. Самое лучшее, что я могу сделать сейчас — это успокоиться и уже на свежую голову обмозговать ситуацию с ребятами. Может статься, впятером мы отыщем решение задачи с Хранителем. В крайнем случае можно обратиться к тому же Флитвику: наверняка старый гоблин увидит то, чего мы проглядели.

Еще некоторое время поразмышляв в подобном ключе, я не сразу заметил, как Гарри и Гермиона уставились куда-то вперед. На их лицах читалось полное недоумение. Нора, издалека казавшаяся островком света среди сгущающейся ночной темени, встречала нас каким-то странным запустением и подозрительной тишиной. Открыв калитку, мы не обнаружили во дворе ни единой живой души. Более того, свет фонариков, обыкновенно горевших в саду, оказался приглушен. Такая картина больше всего встревожила Гарри. Выхватив из-за пояса палочку, мой друг сделал шаг вперед, и тут-то началась потеха. Почти потухшие фонари вспыхнули ярким светом, принявшись переливаться всеми цветами радуги, одновременно с этим раздалось шипение и к небу устремились больше десятка драконов, состоявших целиком из красных, зелёных и золотых искр. Достигнув высоты чердака, иллюзорные крылатые ящеры принялись извиваться, изрыгать пламя, при всём при том рыча не хуже своих настоящих собратьев. Но самое интересное случилось, когда драконы начали сплетаться между собой, образуя фразу-приветствие, написанную правда с чудовищными ошибками: «Бобро поржаловать». С десяток секунд провисев над нашими головами, потешные чары развеялись, обсыпав Герми, Гарри и меня разноцветными конфетти.

-Сюрприз!!

Раздался веселый крик близнецов, и из-за угла дома выскочили Фред, Джордж, Джинни и Луна. Пораженные такой встречей, Гарри с Гермионой оказались препровождены в сад, где для наших гостей уже оказался накрыт стол с чаем и маминой выпечкой. За такой нехитрой трапезой и ни к чему не обязывающем разговором прошёл остаток вечера. Спустя час мы, сытые и довольные, потихоньку двинулись на боковую, после чего Нора погрузилась в сон.

* * *

Следующие несколько дней можно было назвать неделей на расслабоне. Мы всемером наслаждались жаркими августовскими деньками, купаясь в ближайшей речке, гуляя по округе или играя в квиддич трое против четверых, а по вечерам Герми и Гарри знакомили нас с новинками магловского мира. Например, обитатели Норы узнали о существовании такого чуда, как «Монополия». Играя в неё, все мы — взрослые и дети — порой забывали о времени, иногда отправляясь спать далеко за полночь. Последнее больше всего касалось близнецов: не на шутку увлекшись творением Чарльза Дэрроу, Фред с Джорджем принялись создавать его магический аналог, подчас забывая о сне.

Те мирные счастливые дни не мог испортить даже Лонгботтом. В редкие моменты, когда пухляк возникал перед нами, он корчил недовольную рожу и старался побыстрее шмыгнуть в свою комнату. Первое время Гермиона пыталась наладить с ним контакт, однако из этого ничего путного не выходило. По сокрушенным обмолвкам любимой, я понял, что Лонгботтом считал её предательницей, но вот в чем именно заключалось то предательство осталось для меня загадкой. Впрочем, удивляться такому поведению Недоизбранного не стоило: пухляк был обижен на весь мир и единственным человеком, сумевшим хотя бы ненадолго отвлечь его от лелеянья обид, оказался отец. Папа мог долго рассказывать Лонгботтому об устройстве Фордика и даже пару раз прокатить на нём по округе, однако из-за загруженности на работе делал это нечасто. Ну да хватит об этом! Кислая рожа одного незваного гостя не стоит того, чтобы забыть о прекрасном солнечном лете, кое шло своим чередом.

Ранним утром одиннадцатого августа нас разбудило уханье больше полудюжины неясытей. Одна за другой совы рядком уселись на крыше сарая, терпеливо дожидаясь, когда у них заберут почту. Джинни первая заметила прилёт пернатых хищниц и опрометью бросилась к ним. Завидев сестрёнку, самая крупная из птиц спланировала вниз и подняла правую лапу, давая возможность отцепить посылку. На некоторое время перед Норой воцарилась тишина. Дрожащими руками Джин разломила сургучную печать, развернула бумагу, несколько раз пробежалась по ней глазами, после чего протянула свиток подошедшей Луне, и девчата закружились в замысловатом танце. Их мечты сбылись — они вместе едут учиться в Хогвартс.

Наблюдая за сестринской радостью, я испытывал смешанные чувства. С одной стороны, мне было радостно за них, ведь теперь у Джинни и Луны появится возможность узнать много нового, познакомиться с другими детьми и миром, лежащим далеко за пределами Норы. Однако у этой медали существовала оборотная сторона, касавшаяся в основном Луны. В той жизни ей немало досталось от однокурсников, первые несколько лет травивших её при полном попустительстве декана, не замечавшего тех «забав». Надеюсь, в этот раз такого не случится, ибо в противном случае «шутники» разделят судьбу Лонгботтома. С этой мыслью я присоединился к разворачивающемуся вокруг веселью, длившемуся до самого вечера, в конце которого произошло событие, начавшиеся как простое недоразумение.

Ночной порой, после того как отзвучали поздравления, смолкли фейерверки близнецов и Джинни задула свечи на именинном пироге, я застал Гермиону у двери на чердак. Возясь с замком, который безуспешно пыталась открыть, она не сразу заметила мой приход.

— Ну и зачем тебе туда нужно? — зевая спросил я. — Только не говори, будто у тебя туда жаба убежала.

— Ой! Рон, это ты? Я просто…

— Ошиблась с комнатой, кроватью и этажом, — мой голос прозвучал с явной иронией, отчего Герми потупила глаза.

— Нет, — наконец тихо произнесла она. — Просто я хотела взглянуть на твоего упыря. Понимаю, это звучит глупо, но он у тебя такой необычный…

— В чём же его необычность? Неужто в шерсти?

— Не только. Совсем недавно я вспомнила, что в той жизни он изображал тебя.

— Меня?! Интересно, зачем ему это понадобилось?

— Это понадобилось не ему, а твоим родителям. Когда мы ушли на поиски крестражей, мистер и миссис Уизли переодели его в твою пижаму и показывали чиновникам из Министерства.

— Мм-да, интересно фестралы скачут… И они верили, будто он — это я?

— Да! И вот это-то меня удивило. Ну не может простой упырь изображать человека, как не маскируй его чарами! И вот тут меня осенило: а вдруг упырь и не упырь вовсе.

— А кто же он тогда? — почесав затылок спросил я. — Неужто домовик?

— Очень может быть, — с абсолютно серьёзным видом согласилась Герми, не понимая, что мои слова об ушастых паразитах были лишь тыканьем пальцем в небо. — В книгах были описаны случаи, когда из-за проклятий эльфы теряли облик и частично разум. Может статься, что Упырь — это имя вашего семейного эльфа…

— Нету у нас никаких домовиков и никогда не было.

— Откуда ты знаешь? Ну давай проверим.

Я хотел было возразить, однако столкнувшись с просящим взглядом Гермионы, махнул на это дело рукой. В конце-то концов, чего мы теряем? Пусть моя змейка самолично убедится в собственной ошибке. Сказано — сделано. Вернувшись в свою комнату, я взял несколько полотенец и скрутил их на манер бича. Последнее было сделано в качестве дополнительной меры предосторожности: упырь наш конечно смирный, но если взбрыкнет, как в случае с Лонгботтомом, то будет чем его поставить на место.

Вооружившись подобным образом, я подошёл к двери, без труда отворил заговорённый на кровь Уизли замок и жестом пригласил Гермиону на чердак. Та не заставила себя долго ждать и решительно направилась к углу, откуда доносилось похрапывание. Заметив наше присутствие, упырь помотал головой, потянулся на манер кота, недобро уставился на Герми и тихо, но злобно зарычал, явно намереваясь атаковать. Тихо выругавшись, я рванул к рыжему паразиту и хорошенько огрел его «плёткой» по морде.

— Я тебе порычу, тварь. А ну заткнуться и лежать!

Приказ был исполнен с явной неохотой. Всё ещё грозно сопя, упырь лёг на живот и вжал голову в плечи. От греха подальше я с помощью инкарцеро опутал тварюгу верёвками, затем для верности приложил Петрификусом, после чего, взяв за шкирку, подтащил чуть ближе к Гермионе. В первый момент в её глазах мелькнул страх, но это был лишь миг. Сделав шаг вперед, моя храбрая змейка достала палочку и напевно произнесла незнакомое заклятье. От этих чар скованная тушка упыря засветилась бледным неярким светом. Такой результат волшбы привёл Гермиону в недоумение. Применив Finite, она повторила заклинание, слегка изменив тональность, однако никаких изменений не произошло. Третья и четвертая попытка также не принесли удачу, повергнув любимую в тоску. Печально склонив голову, Герми убрала палочку и двинулась прочь с чердака. Я последовал за ней. Весь путь до её комнаты мы не проронили ни слова: аврорское чутьё подсказывало, что разговоры сейчас будут явно лишними и скорее рано, чем поздно Гермиона обязательно всё нам расскажет. Так оно и случилось.

На следующий день, мы впятером устроили пикник на берегу лесного озерца. Поскольку Джинни и Луна остались в Норе, Гермиона решила, что лучшего момента для откровенной беседы не предвидится и изложила историю с упырем. Как я и предчувствовал, в первый момент разразилась настоящая буря. Напрочь забыв о собственных словах о смирности обитателя чердака, Гарри устроил нам двоим настоящую головомойку — насилу близнецам удалось его утихомирить. После этого разговор вошёл в более спокойное русло.

— Ну давай, о великая укротительница злобных упырей, изложи нам, ничтожным неучам, результат твоего гениальнейшего исследования, — иронично предложил Фред.

— Что же тебя сподвигло обратить взор на столь грозного врага, как наш пускатель слюней и потрясатель труб? — с подколкой спросил Джордж. — Ужель его рыжая шерсть, очевидно унаследованная от кого-то из наших славных предков?

— Не совсем так, — вздохнув ответила Герми и вновь изложила историю с пижамным маскарадом, чем привела Гарри и близнецов в состояние легкого недоумения.

— Хм, а ведь и правда — было такое, — после некоторого раздумья произнёс бывший Поттер. -Ты, Рон, придумал весь этот план с обсыпным лишаем, мистер Уизли его одобрил, а вы, ребята, помогли с чарами. Неясно одно: этот упырь — он всё же упырь или эльф?

— Чары показали, что он как-то связан с Норой, но природа этой связи не поддаётся классификации. Для домового эльфа она слишком слаба, для фамилиара — слишком топорно сделана, а на материализовавшегося боггарта упырь не похож отсутствием ауры ужаса. Единственный возможный вариант, приходящий на ум, что перед нами обращённый волшебник из дома Уизли, — после таких слов мы вчетвером вопросительно уставились на Герми, ожидая объяснений, кои последовали спустя некоторое время. — Понимаю, моё предположение может показаться нелепым, но выслушайте меня.

— Слушаем.

— Сегодня утром я вспомнила о существовании одного ритуала. Он называется отпеванием заживо. Когда один член рода совершает тяжкий проступок против другого, то такого преступника кладут в вырытую неподалёку от родовой границы могилу и читают над ним заупокойную службу. После этого, если вина человека истинна, тот он теряет людской облик и обрекается вечно бродить около своей могилы.

— А если обвинение ложно? — уточнил Гарри.

— В таком случае, человеческий облик теряет глава рода.

— Мм-да, жутковато звучит, — задумчиво пробормотал я. — Остаётся только найти подходящего Уизли для такого вот «обряда».

— Это Сикстус, — уверенно ответила Гермиона, вызвав трагическое выражение лица у Гарри и скептические усмешки близнецов. — Он единственный, о судьбе которого нет ясности. С тридцать пятого года о нём ни слуху, ни духу…

— Всё это конечно любопытно, но ответь мне на один вопрос: когда Нора перешла в собственность нашей семьи? — заданный Джорджем вопрос смутил Герми.

— Н… не знаю, — честно призналась она.

— Нору купил наш дед в шестьдесят девятом году, а до этого здешней землей владели Тюдоры. Может дело куда проще: наш упырь…

— … всего лишь упырь. Пусть и слегка выделяющийся на общем фоне.

На Гермиону было жалко смотреть: очередная её гипотеза рушилась с треском.

— Ну вот как? — еле слышно произнесла она. — Как я могла забыть о самом главном? Но ведь Сикстус подходил так идеально…

— Опять ты за своё! — с досадой процедил Гарри. — По ходу ты на нём помешалась: скоро он будет тебе в каждой луже мерещится. Ты считай пол лета угробила на него и те дракловы воспоминания Пинс!

— И вовсе не пол лета! Я всего два раза снимала лабораторию!

— Но зато на весь день! Хорошо ещё Дафна приехала и вправила тебе мозги, а не то ты бы с этими воспоминаниями ночи напролёт в Гринготтсе сидела.

— В этих воспоминаниях содержится ключ к тайне возникновения клейм предателей крови. Ты видел сколь тяжело Фред и Джинни перенесли зиму? Это всё последствие клейм. Неужели тебе на них плевать?

— Э-э-э… нет, — от такой отповеди Гарри явно стушевался. — Просто я не понимаю, зачем ты роешься в воспоминаниях? Какой в этом смысл? Достаточно показать их Рону: он ведь у нас маг времени. Ему стоит нырнуть в них и сразу станет видно, где правда, а где морок. Я прав, Рон?

— Угу, — согласился я. — Ты ведь за этим меня к Бенбоу направила. Ну и зачем теперь тянуть книзла за хвост? Раз есть воспоминания, то давай их посмотрим.

— Ты пока к этому не готов, — сокрушенно покачав головой, ответила Гермиона.

— И уже не буду! Ты слышала, что сказал Бенбоу? Возраст для обучения упущен и тренироваться надо было начинать чуть ли не с младенчества.

— Мы найдём другого специалиста, который знает своё дело куда лучше. Наверняка у него всё получиться…

Гермиона явно закусила удила, намереваясь точно в старые времена прочесть нам часовую лекцию о собственной правоте и не замечая, как мы не сговариваясь взяли её в «коробочку». В последний момент наша слизеринская принцесса учуяла подвох, однако было уже поздно. Подхватив Герми за руки и за ноги, мы раскачали и кинули её в лесное озерцо, а затем сами попрыгали в воду. Дальше началась беготня: каштанововолосая фурия в зелёном купальнике гонялась за мной, Гарри и близнецами, мы же смеялись, дразнились, ныряли, брызгались — одним словом, вели себя словно малые дети. Спустя примерно полчаса уставшая и растерявшая весь свой задор Гермиона выбралась на берег. Нас она первое время игнорировала, ограничиваясь только грозными взглядами да гордо вздёрнутым носом. Лишь после часа умасливаний моя змейка всё же сменила гнев на милость, пообещав подумать: стоит ли ей прощать троих гриффиндурков и одного тупого барсука в придачу или нет.

Услышав такие слова, я облегчённо выдохнул. Аврорское чутьё подсказывало, что скорее рано, чем поздно Герми остынет и признает свою ошибку. Готов поставить галеон против кната, Солнышко уже сейчас в глубине души понимает собственную неправоту. Наверняка через пару-тройку дней она согласится с Гарри, и мы впятером увидим воспоминания мадам Пинс без всяких прикрас и купюр. Ради этого стоит немного подождать.

---

1) Между прочим, Софи Томпсон, сыгравшая Мафальду, является родной сестрой Эммы Томпсон, сыгравшей Сивиллу Трелони. Этот факт мне показался весьма занятным и я решил его обыграть таким образом.

Вернуться к тексту

2) Авторский произвол

Вернуться к тексту

3) Описание выдумано автором. В каноне такого нет

Вернуться к тексту

Последний солнечный луч скользнул по заросшему мхом древнему каменному кругу, пробуждая дремавшую здесь силу. Словно отзываясь на прикосновение заходящего светила, земля вокруг слегка завибрировала, наполняя силой вырезанные по бокам площадки руны, каждая из которых замерцала. Мы облегченно выдохнули. Расположенный в нескольких часах ходьбы от Норы старый алтарь активизировался в точности с расчётами Гермионы, давая возможность использовать накопленную мощь для осуществления наших замыслов: нам предстояло нырнуть в глубины памяти Ирмы Пинс.

Еще раз тщательно изучив плетение чар, Герми вынула из своего безразмерного кошеля несколько склянок с клубящимся внутри дымком, расставив их на расположенном в середине круга небольшом каменном постаменте. В какой-то момент рука любимой дрогнула, и емкость с воспоминаниями едва не выскользнула из её ладони, однако Гермиона быстро справилась с волнением. Установив в центр последнюю склянку, она нараспев произнесла заклинание, после чего вскрыла первый флакон и вылила его содержимое в одну из ложбин.

Освободившийся дымок тут же заклубился словно разогретый пар и за несколько секунд полностью заволок пространство круга. Мне даже показалось, что этот клубящийся молочно-белый туман вот-вот вырвется наружу и поглотит нас всех как тогда в Мунго. Я ошибся. Немного поволновавшись, воспоминание Ирмы Пинс наткнулось на непреодолимую преграду и вскоре превратилось в серебристое вещество, слабо кружащееся в импровизированном Омуте. Как было ни раз обговорено заранее, мы тут же взялись за руки, и я первым окунул лицо в мерцающую дымку.

Сперва мне почудилось, будто каменный пол улетел из-под ног, но спустя минуту иллюзия полёта в никуда исчезла, а еще чуть погодя стало понятно, куда именно нас занесло. Этим местом оказалась изрядно разгромленная комната, заполненная к тому же едким дымом. Парты, стены, часть потолка — всё вокруг было изгваздано чем-то липким и пахучим. Больше всего окружающая обстановка напомнила результат одного неудачного опыта близнецов, когда их спальня на втором этаже Норы превратилась в филиал выгребной ямы. Здесь же, судя по окрестным разрушениям, неведомые шутники поработали с куда большим масштабом, чем вызвали у появившихся Фреда с Джорджем уважительный присвист. Приземлившиеся здесь же Гермиона и Гарри не разделили их восторга.

— Мм-да, ну и вонища же тут, — поморщившись сказал бывший Поттер. — В прошлый раз, когда мы сюда ныряли, ничего такого не было.

— Похоже, здесь кто-то ставил опыты с навозными бомбами, — с усмешкой предположил младший из близнецов.

— …и этот кто-то получает сейчас нагоняй, — добавил Фред, показывая в дальний угол комнаты.

Мы обернулись и в указанной стороне заметили двоих подростков. Первым из них оказался одетым в замызганную мантию сутулым рыжеволосым слизеринцем. Это был Сикстус Арчибальд Уизли. Наш родич выглядел куда более жалко, чем на увиденной в Хогвартс-экспресс колдографии. Удивляться тут было нечему, поскольку в данный момент над ним грозно нависала вторая участница воспоминаний — темноволосая кареглазая равенкловка с пылающим от гнева взором — будущая Ирма Пинс. Мы подошли ближе и прислушались к их разговору.

— Это просто уму непостижимо! Вот как?! Как ты мог напортачить в простейшей схеме?! Кто вообще тебя надоумил выстроить знаки в такой ряд?! Ну ответь наконец, Уизли — не молчи.

— Н-но я н-невиноват.

— И кто же тогда по твоему сотворил этот бардак? Случаем не Мордред?!

— Н-нет, — Сикстус замотал головой, а затем застонал. — Только не это…

— Что «не это»?

— П-п-прости, Ирма… кажется я н-н-немного отвлёкся.

— И на кого, позволь спросить? Случаем, не на своего придурошного братца Тима? Я ведь четко тебе говорила: не пускать его в нашу аудиторию ни при каких обстоятельствах!

— Н-но он не входил. Он п-пытался войти, но я его не пустил.

— И пока ты его караулил у одной двери, его дружок Лонгботтом наверняка прошмыгнул через другую, которую ты даже не додумался закрыть. Знаешь, Уизли, мне кажется, что тебе не место в нашем нумерологическом кружке. За последний месяц ты уже третий раз портишь нам всю работу. Ты не можешь оценить красоту цифр…

Дальше Ирму Монтегю понесло. Не обращая ни на кого внимания, равенкловка говорила и говорила, непрестанно перемежая речь зубодробильными терминами вкупе с фамилиями великих ученых. Всё это Сикстус Уизли слушал, понуро склонив голову, не смея вставить даже словечко. Его тактика оказалась верной — в скором времени неистовая любительница чисел начала выдыхаться. Дождавшись, когда юная фурия наконец-то закроет рот, брат деда заговорил.

— С-с-сожалею, Ирма, но никто не з-застрахован от ошибки. Даже В-Вольверстон с Хоупом. Н-не надо так на меня смотреть. Я — л-лучший тому пример. Как ты знаешь, мы с Тимом появились у отца довольно поздно. К-к-когда он женился на маме, то привлёк лучших н-нумерологов, чтобы они рассчитали идеальный момент з-зачатья. В том числе В-в-вольвертстона с Хоупом. У отца до сих пор хранятся их расчёты.

— Не может быть! Хочешь сказать, у тебя дома есть работа Веруламской Двойки?! — в голосе будущей хогвартской библиотекарши смешалось недоверие с надеждой, а взгляд из яростного стал заинтересованным.

— Да, вот т-только несмотря на все их расчёты, появился я…

— Не говори так! Тебе просто нужно больше тренироваться, — вспылила Ирма Монтегю, чем вызвала у собеседника лишь усмешку.

— Благодарю за поддержку, но я знаю свои пределы. Д-даже средненьким магом мне не стать. Тим иное дело: то что я не могу одолеть за день, с тем он справиться за пять минут. И таким он родился без всяких расчётов и в-выкладок.

— Этого просто не может быть, — ошарашенно пробормотала равенкловка. — Такой ученый как Бартоломью Хоуп не мог так ошибиться…

— А хочешь, я привезу тебе эти бумаги сразу после ка-каникул? — спросил Сикстус.

— Конечно привези! Ведь Хоуп — это корифей...

Дальше Ирма Монтегю стала превозносить нумеролога, но в скором времени её речь превратилась в свистящий набор звуков. Спустя ещё пару секунд она, Сикстус Уизли и комната, где они находились, исчезли без следа, а нас стало затягивать куда-то вверх. Очнулись мы уже у поросшего мхом магического круга.

* * *

— Похоже, наш родич конкретно запал на Пинсиху, раз готов светить такими бумагами перед чужачкой, — после недолгого раздумья произнёс Фред.

— Наверняка прадедушка вставил ему за такой косяк под первое число, — добавил Джордж. — Да и дед наш тоже хорош.

— Зато теперь понятно в кого вы такие, — усмехнувшись сказал Гарри.

— Ага, кровь не водица, — синхронно поддакнули близнецы, после чего Фред обратился уже ко мне. — Ну что посмотрим, что было дальше? Ты готов, Рон?

— Готов, — коротко ответил я.

— С тобой точно всё в порядке? — обеспокоенно спросила Герми. — У тебя не болит голова?

— Да, всё со мной нормально! — раздражённо выпалил я.

— Если почувствуешь себя плохо, то скажи об этом сразу, — со вздохом произнесла Гермиона, потянувшись за следующем флаконом с воспоминаниями, который несколько отличался от предыдущего собрата.

Если дымок из первой склянки был ярко-белым, то в этом проскальзывали едва заметные тёмные нити, вызывавшие необъяснимую тревогу. Тем не менее желание узнать продолжение истории победило страх. Взявшись за руки, мы вновь нырнули в Омут, который снова перенес нас в Хогвартс. Однако на сей раз конечной точкой перемещения оказался не сам старый замок, а берег Чёрного озера возле него.

Мы огляделись. Вокруг царило индейское лето⁽¹⁾: на чистом голубом небосводе не было ни облачка, солнце слегка припекало, тихий ветерок едва заметно колыхал изрядно пожелтевшие листья. На такую хрупкую красоту хотелось глядеть бесконечно, вот только век её был слишком короток. Пройдет неделя, и небо затянется серыми тучами, пылающий золотом лес лишится своего драгоценного наряда, а всё еще зеленая трава окончательно пожухнет. Понимая это, студенты-старшекурсники наслаждались последними тёплыми деньками, устраивая пикники. Ирма Монтегю не стала исключением: её мы обнаружили в компании Сикстуса Уизли. Эта парочка расположилась несколько на отшибе, будто бы скрываясь от любопытных глаз. Будущая заведующая школьной библиотекой, полулежала на расстеленном цветастом пледе, а её спутник, сидя на корточках, безуспешно старался вынуть пробку из бутыли с кларетом. Лишь после десятой кряду неудачной попытки двоюродный дед наконец-то вспомнил, что он волшебник и, направив палочку в сторону емкости с алкоголем, произнёс заклинание. Пробка тут же вылетела из горлышка, угодив нашему родичу прямо в лоб. Почёсывая ушибленное место и одновременно улыбаясь, слизеринец налил кларет своей спутнице, а после — себе.

— За твою новую должность, — радостным тоном произнесла тост Ирма Монтегю. — Должность, которой ты был достоин с самого начала.

— Ты мне льстишь… — смущенно ответил Сикстус, осушая бокал.

— Вовсе нет! Тебя должны были назначить ещё два года назад. А на те глупые сплетни, распространяемые твоим придурошным братцем и его дружком, не обращай внимание. Они это делают из зависти!

— К сожалению, они правы. На С-Слизерине полно тех, кто достоин п-префектского значка куда больше меня. Просто наш декан п-полностью зависит от отца. Отец «попросил», и п-профессор Слагхорн не посмел отказать.

— Это всё равно не даёт повод твоему брату вести себя по-свински! Не понимаю, как вообще ты можешь защищать этого самовлюблённого позёра. Недели не проходит, чтобы он на пару с Лонгботтомом не устроил какой-нибудь пакости или не вляпался во что-нибудь. Вот ты знаешь, где я видела этих неразлучников на прошлой неделе?

— Да-даже не представляю. И где?

— На сборище «Фройштадта»!

— Но что в этом плохого? — недоуменно спросил Сикстус. — Туда много кто ходит. Эти немцы всего лишь бе-безобидные гуляки. То, что за ними якобы стоит Г-Гриндевальд — вздор.

— Хотелось бы мне твоей уверенности, — вполголоса протянула Ирма Монтегю, а затем уже громче вновь предложила тост. — Тогда давай выпьем за уверенность во всём, а особенно в нашей будущей жизни после школы.

С этими словами она наполнила бокалы кларетом, причем у Сикстуса розового вина оказалось куда больше, чем у неё самой. Брат деда не заметил подвоха. Судя по начавшему краснеть лицу, он плохо переносил алкоголь, однако опасаясь ударить в грязь лицом перед спутницей, всё же осушил свой бокал. Такое «геройство» не прошло для нашего родича даром. К покрасневшему лицу добавился немного осоловевший взгляд и тремор, из-за чего попытка пододвинуть бутерброды обернулась для Сикстуса конфузом: тарелка с ними просто выскользнула из его дрожащих рук, и нехитрая закуска высыпалась на траву. Пытаясь её собрать, старший брат деда лишь усугубил ситуацию, задев откупоренную бутыль и пролив её содержимое прямо на мантию равенкловки.

— П-прости пожалуйста, Ирма. Я сегодня такой неловкий. Сейчас я всё исправлю…

— Стой! Не надо! Я всё сделаю сама! Escuro. Видишь теперь с мантией всё в порядке, а вот с тобой — нет. Ты будто сам не свой. С тобой ведь что-то случилось?

— Нет… то есть да. В общем, я не должен об этом говорить.

— Но мы ведь друзья! Я вижу, тебя что-то гнетёт. Расскажи об этом: может мне удастся помочь.

— Н-нет, Ирма, здесь уже ничем не п-поможешь. Отец… — здесь Сикстус замолк, потянулся к бутылке с кларетом, трясущимися руками наполнил бокал и залпом его осушил. — Отец сказал, что мне предстоит свадьба с Мюриэль П-Прюэтт.

— О ужас! — изумилась Ирма. — Она же ведь старуха! Как такое вообще возможно? Твой отец казался чуждым замшелых традиций. Я слышала, он даже не захотел, чтобы семью Уизли включали в список «священных двадцати восьми».

— К-ключевое слово — «казался». Дело вовсе не в любви к маглам. Просто отец не желает, чтобы его имя стояло в одном ряду с Г-Гонтами, Гампами и М-Малфоями. Особенно с последними. Их он всегда презирал и называл не иначе как «Малфуа — п-постельные французики». А ещё он говорил, что даже с-срать не сядет на одном акре с этими буграми.

— Арчи, как ты можешь такое говорить! — возмутилась Ирма. — Это пошло!

— И-извини пожалуйста, — залепетал Сикстус. — Я не хотел... Просто отец… Извини меня…

Старший брат деда залепетал оправдания, а вот мне, глядя на происходящее, хотелось лишь грязно ругаться. Увиденное больше всего напоминало дурно разыгранный спектакль, где равенкловка изображала из себя эдакую жеманную скромницу-недотрогу, которую может вогнать в краску даже намёк на грубость. Аврорское чутье подсказывало, что ей было прекрасно известно и о грядущей свадьбе, и об истинном характере Квинтуса. А эта фраза про пошлость? Да выражение лица, с которым будущая Ирма Пинс её произнесла, выдавало свою обладательницу с головой. Как можно было всё это не заметить?! Разве только под действием алкоголя. Именно из-за него Сикстус Арчибальд Уизли окончательно растерял свой невеликий ум и раз за разом продолжал извиняться. В конце концов такое нытьё надоело Ирме.

— Ладно, будем считать, что про Малфоев я ничего не слышала, — снисходительным тоном произнесла она. — Только прошу тебя: больше не уподобляйся своему брату. Договорились?

— Д-договорились, — с счастливой улыбкой на покрасневшем лице ответил Сикстус. — Хотя знаешь, я всю жизнь з-завидую Тиму — у него есть смелость и ха-характер. Поступив в Г-Гриффиндор, он в конце концов заставил отца смириться с этим. Ну а я? Моя жизнь расписана с рождения: п-поступление в Слизерин, префектский значок на седьмом курсе, обручение в канун Йоля с той, кто годится мне в матери, и свадьба после Ж.А.Б.А на… на жабе. Вот и всё, что меня в этой жизни ждёт.

— Нет, Арчи, не всё! — пафосно выкрикнула Ирма Монтегю. — Ты мне друг и как другу я тебе скажу: надо бороться!

— Но…

— Никаких «но»! Мы обязательно отыщем способ избежать брака с этой жабой. Ты согласен?

— К-конечно, Ирма, конечно…

Сикстус Уизли послушно кивнул и замер. Тоже самое произошло с окружающим его миром: за доли секунды тот застыл и начал выцветать, превращаясь из полной жизни иллюзии в недописанную картину художника-впечатлиста. Поняв, что продолжения ждать не стоит, мы принялись обсуждать увиденное.

— Мм-да, куцеватое получилось воспоминание и совсем не похоже на то, что мы видели раньше, — покачав головой, высказался Гарри. — И этот пикник… в прошлый-то раз он показался мне чересчур мелодраматичным.

— И чем же? — уточнил я.

— Тем, что слишком напоминал сюжет одной песенки Селестины Уорлок. Ну той, где «пускай рука моя принадлежит другой, но сердцем трепетным владеешь только ты». Много-много пафоса, много высоких слов, ни капли спиртного, ни имени «счастливой» невесты Сикстуса.

— Зато тут и женишок бухой, и невеста ни к месту, — грустно пошутил Джордж. — Вот не подумал бы, что тетя Мюриэль чуть не стала Уизли. Она ведь нас на дух не переносит.

— Может потому и не переносит, что её с браком прокатили, — с усмешкой предположил Фред. — Зато теперь понятна причина её злости.

— А ещё понятно, что наша с Малфоями вражда длится самое малое сотню лет, — добавил я. — Правда неясно почему прадед их так странно назвал.

— В старые времена, Ронни, буграми обзывали пидорасов⁽²⁾. — пояснил младший из близнецов. — А ещё это намек на способ, благодаря которому Этьен Малфуа завладел титулом главы рода Малфоев — через пылкую любовь к папаше Аттикусу.

— Откуда тебе это известно? — строго спросила доселе молчащая Герми.

— Из «PlayWizzard». Мы с братцем Дредом иногда его почитываем.

— Да уж, издание авторитетней некуда, — голос любимой просто источал сарказм. — Вы бы ещё надписи на заборах изучали.

— И изучаем, — веско заметил Фред. — Главное, чтобы заборы с надписями были нужными. А на «PlayWizzard» ты, Герми, зря наезжаешь. Там в последних номерах появилось столько интересного про Малфоев — аж закачаешься. Рита Скиттер теперь отрывается на полную катушку. Строчит она конечно под псевдонимом, но стиль, сама знаешь, ни с чем не спутаешь.

— Ставлю галеон против кната, компромат ей слил Дамблдор, — пробормотал я. — Старик не простил папаше Люциусу зимний наезд, и скоро мы узнаем про дутых павлинов ещё много интересного.

— Или Дамби с Малфоем полюбовно договорятся, а Скиттер замолчит, — добавил Гарри.

Я не стал возражать, задав вместо этого вопрос близнецам.

— Так чего же такого занятного настрочили про блондинчиков?

— Если верить Рите, то последний истинный Малфой — лорд Аттикус — был совершенно равнодушен к женщинам. Зато вокруг него постоянно ошивались молоденькие смазливые типчики с обоих берегов Английского канала, которых он обряжал, одаривал и выводил в свет, чем изрядно шокировал тогдашнее общество.

— Последнего из длинного ряда любовников звали Этьен Малфуа. Незадолго до своей смерти Аттикус Малфой объявил этого француза своим внебрачным сыном и переписал завещание в его пользу. Многим решение старика пришлось не по душе, а в особенности…

— Квинтусу Уизли, — перебив Джорджа, ответил я — Его мать — леди Аделаида — происходила как раз из Малфоев.

— Всё верно, — согласился младший из близнецов. — До определенного момента, прадед, как единственный племянник, был наследником своего дядюшки, а тут такой афронт. Естественно, что наш предок не обрадовался появлению «кузена» и даже затеял против него тяжбу, но в итоге проиграл.

— Впрочем, Этьен Малфуа торжествовал напрасно, — с ехидцей продолжил Фред. — Победа в суде не принесла ему ни богатств, ни власти. Райнбоу-Хилл — родовой мэнор Малфоев — запечатался, оказавшееся не таким уж большим состояние «папаши» было потрачено на адвокатов. Даже места в Визенгамоте, на которое французик рассчитывал больше всего, ему не досталось.

— Почему? — удивился Гарри. — Разве он не законный наследник своего приёмного отца?

— Законный. Только по тогдашним законам, для участия в заседаниях необходимо было доказать отсутствие маглов среди своих предков в трёх поколениях кряду, — ответила Гермиона. — Сделать этого Этьен Малфой не сумел и в итоге остался ни с чем.

— Вот именно, — поддакнул Фред. — Стоило ли ради такого сомнительного счастья бросать прежнюю семью и жениться на той, на которую укажет папик, чтобы в итоге закончить свои дни в птичнике?

— Хочешь сказать, Этьен Малфой умер среди кур? — озадаченно спросил Гарри.

— Можно сказать и так. Старик Аттикус, помимо прочего, слыл знатным коллекционером пернатых, для которых выстроил отдельный домик, назвав его Павлиний насест. Туда-то недотёпа Этьен вынужден был переселится вместе со своей стервой-женой и маленьким сыном. От такой жизни новоиспеченный лорд начал бухать по-чёрному и в скорости упился до смерти.

— Да уж, поучительная вышла история, — после некоторого раздумья произнесла Гермиона. — Мне кажется, что лорд Аттикус всё это спланировал заранее, посмеявшись и над племянником, и над сыном, и над невесткой. Зато теперь становится понятным, почему Кант Нотт в своих «Священных двадцати восьми» сказал про Малфоев, будто они за последние полвека упали с высот радуги к подножью насеста⁽³⁾.

— История и правда поучительная, — согласился я. — Но похоже, мы ушли куда-то не туда. Давайте вернемся к Пинсихе. Ты, Гарри, сказал, что её воспоминание получилось куцеватым. Что ты имел ввиду?

— Я имел ввиду, что здесь многого не хватает. Когда мы с Гермионой нырнули сюда в прошлом году, то большая часть увиденного состояла из того, как Септимус Уизли с Альбертом Лонгботтомом по-всякому травили библиотекаршу и её ухажёра. А тут эти воспоминания куда-то исчезли.

— Они исчезли, потому что с начала и до конца были выдумкой, — вполголоса ответила Герми.

Услышав такое, мы четверо удивленно посмотрели на Гермиону, ожидая дальнейших объяснений. Та некоторое время молчала, по всей видимости стараясь подобрать правильные слова. Наконец, любимая заговорила.

— Помните, как профессор Флитвик сказал, что люди, подобные Ирме Пинс, могут настолько уверовать в собственные фантазии, что даже под сывороткой правды станут повторять клевету на тех, кто нанёс им обиды?

— Да, было такое дело, — ответили близнецы.

— А вот я об этом напрочь забыла! Словно одержимая, я стала перетряхивать воспоминания в надежде отыскать в них то, что Ирма Пинс не желала выставлять напоказ. И ведь нашла же! Ирма Монтегю — юная фурия, жестоко карающая зарвавшихся школьных мажоров Септимуса Уизли и Альберта Лонгботтома. Я приняла всё это за правду, а это оказалось плодом больного воображения помешанной на обидах женщины.

— Но не могла же ненависть появиться на пустом месте, — возразил Гарри. — Мы ведь теперь точно знаем, что неприязнь к ним возникла у неё ещё в школьные годы. Наверняка, тогда произошло что-то такое, из-за чего обычная вражда превратилась в ненависть.

— И что же?

— Ну, не знаю... Да чего гадать — давайте лучше откупорим оставшиеся фляги и посмотрим, что было дальше. Наверняка там есть ответы на все вопросы!

— Хорошая идея, — кивнул Джордж. — Вот только как это сделать, если мы всё ещё в Омуте?

Последние слова младшего из близнецов заставили нас оглядеться вокруг и убедится в правдивости сказанного. Вместо того, чтобы перенестись к следующему обрывку памяти или вернуться в реальный мир, мы по-прежнему оставались на берегу Черного озера в конце сентября тридцать четвертого года. Окружающий пейзаж также не изменилась ни на кнат, оставаясь выцветшим и застывшим. Почему же так вышло? Давай, Рональд Уизли, вспоминай, чему тебя учили! Ведь Бенбоу точно рассказывал о подобных вещах! Он даже называл их как-то по-особому, кажется подводными камнями... Нет, не то. Может речными водоворотами? Опять мимо. Или он говорил о притопленном бревне... Эврика! Ну конечно же, дело именно в нём! Эта мордредова хрень случается, когда нужную часть воспоминаний всеми силами пытаются забыть. А раз так, то пора применить багор и вытащить деревяшку наружу.

Сейчас вы можете спросить, что за чушь я несу? Попробую объяснить на примере. Вот представьте себе: вы стоите на утлом плоту посреди быстрой холодной реки, по которой плывут брёвна. Часть из них движется по поверхности, остальные — скрыты под толщей воды и лишь иногда выныривают на свет. Ваша задача заключается в том, чтобы с помощью багра затащить их на плот, не соскользнув при этом в ледяную воду. Представили? Маги времени действуют схожим образом: чужая память для них сродни мутной реке, собственная волшебная сила — плоту, накопленный опыт — багру, а явные и скрытые воспоминания — поверхностным и притопленным брёвнам. С помощью определенных методик и медитаций будущих темпонавтов тренируют извлекать события из бурного потока времени, причём чем раньше начнётся обучение, тем более продвинутым может в итоге получится маг.

Как вы уже знаете, своё ученичество я благополучно провалил. Терпения магистра Амброуза хватило на три недели, после чего меня посчитали бесперспективным, а единственное удачное погружение в Омут — стечением неучтённых благоприятных обстоятельств. Гермиона оказалась куда менее категоричной. Подробно разузнав о воспоминаниях, увиденных в Хогвартсе, Мунго и коттедже Бенбоу, Герми предположила, будто мой дар позволяет видеть лишь те события, где задействованы близкие родственники или не менее близкие друзья. Увиденное до сих пор подтверждало гипотезу любимой, а раз так, то пора узнать продолжение истории и причину, из-за которой Ирма Пинс вычеркнула её из своей памяти.

Сказано — сделано. Поделившись своими домыслами и попросив тишины, я уселся на землю, сосредоточился и попытался представить возможный забытый разговор между Ирмой Монтегю и Сикстусом Уизли, однако потерпел неудачу. Перед глазами проносился образ за образом, только окружающий нас мир не изменился ни на кнат. В какой-то момент мне даже показалось, будто мысль насчёт «притопленного бревна» ошибочна, но затем меня осенило. А вдруг тайный разговор произошёл вовсе не с Сикстусом, а с его братом! Помните, что МакКошка сказала мадам Помфри? «Септимус Уизли и Альберт Лонгботтом походя сломали Ирме жизнь». Могло ли всё это произойти осенью тридцать четвёртого года? Сейчас узнаем!

Окрылённый догадкой, я напряг воображение и меня ждал успех. Содрогнувшись до основания, окружающая картина застывшего мира пошла трещинами. Фрагменты, изображающие голубое небо и тронутый желтизной лес, стали рассыпаться и вскоре нас окружал только плотный клубящийся туман. Отлично, половина работы сделана — мы выбрались из ловушки. Теперь дело за малым: определить вероятные места встречи библиотекарши и деда. По счастью, их здесь было не так уж много: сам старый замок, теплицы, Запретный лес, поле для квиддича, Хогсмид... Едва только название деревеньки промелькнуло в голове, как неведомая сила подхватила нас пятерых и со скоростью Хогвартс-Экспресса понесла прочь от места, где недавно был берег Черного озера. Нам оставалось лишь, схватившись друг за друга, наблюдать творящее вокруг. Словно порождение чьей-то нездоровой фантазии из тумана возникали непонятные существа, тянущиеся в нашу сторону и старающиеся заграбастать нас в свои призрачные лапы. Мерзкое, скажу вам, зрелище. В такие моменты хотелось бросить всё и, сломя голову, нестись прочь от тех тварей, вот только делать этого было нельзя. Аврорское чутье буквально вопило, что первый же шаг в сторону станет последним. Едва только мы дёрнемся хотя бы на ярд вправо или влево, то останемся в проклятом тумане навсегда. Эта мысль заставила меня еще крепче прижать к себе теряющую сознание Гермиону и молить кого только можно, дабы творящаяся вокруг мордредова пляска скорее прекратилась.

Нам повело. Волей Мерлина, магловского Бога или предков безумный полёт внезапно оборвался, а порождения драклова тумана сгинули без следа, благодаря чему мы получили возможность перевести дух и оглядеться. Место, в которое нас занесло, представляло из себя площадку возле обшарпанного вида двухэтажного трактира с вывеской в виде отрезанной головы дикого хряка. Чуть в стороне виднелся загон, в котором паслись довольно упитанные козы, а еще дальше, судя по характерным звукам, угадывался свинарник. Разглядеть остальное пространство не представлялось возможным — всё скрывала плотная хмарь. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что лезть туда явно не стоит — встреча Ирмы Монтегю и Септимуса Уизли прошла именно в кабаке. Оставалось решить вопрос, каким образом можно было проникнуть внутрь? Любая попытка зайти оборачивалась неудачей: дверь исчезала всякий раз, когда мы к ней подступали.

— Наверное нам стоит дождаться Пинсиху, — слабым голосом высказался Джордж, после очередного провала. — Без неё воспоминание просто не начнётся.

— Согласен, — еле слышно поддержал брата старший из близнецов. — А не кажется ли тебе, братец Фордж, что место для свиданий выбрано не слишком удачно?

— С чего бы так, братец Дред?

— С того, что это «Кабанья голова», а держит её никто иной, как Аберфорт Дамблдор — младший брат нашего директора. Наверняка он уже постукивает своему братцу на гостей.

— С чего бы? Я слышал, тогда они были в немалых контрах.

Вымотанные близнецы негромко переговаривались, строя предположения об опасности или безопасности трактира, однако мы слушали их болтовню вполуха. Меж тем время шло своим чередом: вокруг трактира начали сгущаться осенние сумерки, с неба принялся накрапывать дождь вперемешку со снегом, а в окнах «Кабаньей головы» загорелся свет. Наконец, Гарри улыбнулась удача. В ноябрьской темени брат Гермионы первым сумел разглядеть силуэт одетой в длинный плащ с капюшоном фигуры, движущейся прямо на нас. Обрадованные такой новостью, мы с нетерпением стали ждать, когда дверь в трактир откроется, и, едва только это произошло, тут же шмыгнули внутрь.

По контрасту с пустынной улицей, в «Кабаньей голове» оказалась весьма многолюдно. Почти два десятка старшекурсников весело отмечали какой-то праздник, горланя песни, глуша выпивку или раскуривая бонг с коноплей. Верховодил здесь Альберт Лонгботтом. Я сразу же опознал деда пухляка, поскольку схожесть между ним и внуком бросалась в глаза. Единственное отличие заключалось лишь в выражении лица: если Недоизбранный казался зашуганным и боящемся даже собственной тени, то его предок прямо-таки излучал уверенность в себе. Восседая посреди пиршества, он обнимал двоих поддатых студенток и время от времени изрекал шутки, отчего собравшиеся ржали в голос. К сожалению или к счастью мы не слышали, о чём именно вещал Лонгботтом-старший — та часть воспоминания Пинс не сохранила звуков, зато прекрасно сохранила лицо долговязого рыжего гриффиндорца, сидящего несколько наособицу от честной компании выпивох. Это был Тим Уизли. Заметив прошмыгнувшую мимо него девичью фигуру, дед отодвинул в сторону кружку с элем, подал знак трактирщику и тот, не задавая лишних вопросов, кинул ему брелок с ключом. С лёгкостью поймав презент, Септимус быстрым шагом отправился на второй этаж, открыл одну из дверей, пропустил вперед равенкловку, после чего зашел туда сам. Едва только они оказались в комнате, женщина тут же скинула плащ, а дальше произошло то, что повергло всех нас в шок. Ирма Монтегю и Септимус Уизли сплелись в объятьях, с неистовостью лобзая друг друга. В какой-то момент дед принялся раздевать любовницу, но та кокетливо оттолкнула торопыгу.

— Ну и быстрый же ты, Тимми, — промурлыкала она. — Даже не хочешь узнать, что за новость я тебе принесла.

— По твоему виду знаю — новость хорошая.

— Хорошая. Твой заикастый братец наконец-то согласился.

— Ха-ха, я так и знал! Значит дальше всё будет чих-пых.

— И не жалко тебе блаженного? — с притворным сожалением в голосе спросила Ирма.

— Не-а. Арчи — слабак. Глава рода из него будет херовый — батя сам не раз мне об этом говорил. Так зачем ему это главенство?

— А ты не боишься, что Квинтус Уизли женит тебя на этой Прюэтт вместо братца?

— О-хо-хо, ну насмешила… Старик не настолько выжил из ума, чтобы отдавать последнего наследника за сухое полено. В крайнем случае, с Мюриэль может произойти несчастный случай. Например, её затопчут кентавры в Запретным Лесу.

С этими словами дед отступил на несколько шагов, щелкнул пальцами и в следующую секунду превратился в рыжей масти коня, чем вызвал у любовницы просто дикий восторг. Подойдя к жеребцу, она принялась медленно теребить ему гриву.

— Ты всё-таки сделал это, — томно прошептала Ирма.

— Ага, — ответил Септимус, вновь принимая человеческий облик. — Я ведь ещё летом пообещал тебе, что стану анимагом. И я сдержал слово.

— Я всегда верила в тебя, о мой жеребчик.

— А знаешь, что мой жеребчик хочет сейчас больше всего? Зайти к тебе в стойло.

— Ну давай попробуй. nudumcorpus!

Заклинание равенкловки оставило её без одежды. Осклабившийся Септимус Уизли сделал шаг в сторону любовницы, но в тот же миг растаял без следа. Вслед за ним исчезла сама Ирма Монтегю и комната, где она находилась. Одновременно с этим нас пятерых резко подбросило вверх, и спустя один удар сердца мы очутились возле заросшего мхом каменного круга. На этом второе погружение в Омут завершилось.

* * *

Путешествие по закоулкам памяти Ирмы Пинс ни для кого не прошло даром. Хуже всего его перенесли близнецы: едва осознав, что находятся в реальном мире, Фред с Джорджем рухнули на землю и их тут же вырвало на траву. Гермиона выглядели ненамного лучше: оказавшись близ древнего алтаря, любимая еле успела схватиться левой рукой за постамент — правую руку перехватил уже я. С трудом удержавшись на своих двоих, мне всё же удалось довести её до лежанки и бессильно рухнуть рядом. В сравнении с остальными Гарри отделался очень легко. Совладав с головокружением, бывший Поттер уже спустя пару минут сумел добрести до палатки, притащить оттуда флягу с укрепляющим зельем и напоить им всех нас. Следующие полчаса мы постепенно приходили в себя, безмолвно глядя в ночное небо.

— А дед-то оказывается тот ещё жеребец был, — наконец нарушив молчание, заговорил я. — Но Пинсиха… мало того, что шлюха, так ещё выходит дура полная.

— Почему? — удивился брат Гермионы. — По мне так она неплохо устроилась: и с одним братом шуры-муры, и с другим. Не выгорело бы у одного — вполне могло выгореть у другого. Ну чего вы ржете?!

— Знаешь, Гарри, — отсмеявшись произнёс Фред. — Есть одна мудрая поговорка: за двумя пикси погонишься, от обоих отхватишь.

— В те времена добрачные потрахушки для юных ведьм, желающих выйти за кого-то из «священных двадцати восьми», были делом немыслимым, — заметил Джордж. — Таких кувыркуний глава рода…

— … мог вполне законно с позором вернуть родителям. И никакие операции по восстановлению девичьей плевры им бы не помогли.

— Глава рода? — Гарри задумчиво почесал подбородок, а затем его осенило. — Но ведь Квинтус Уизли умер как раз в тридцать четвертом году. А что, если ему в этом помогли? Ведь Ирма…

— Гарри нет! — прокричала Гермиона.

Мой друг замолк на полуслове, закрыв рот ладонью. По его глазам было видно, что он осознал, как чуть не повторил собственную ошибку полугодовой давности. Помните случившееся в Мунго? Я имею ввиду момент, когда Гарри рассказал о содержимом своих воспоминаний, а потом мы вчетвером в них нырнули? Так вот, оказывается этого нельзя было делать категорически. По словам Бенбоу, нам очень повезло выбраться из тумана, а ведь бывали случаи, когда темпонавты-неудачники застревали там на недели, месяцы, а то и годы. Отчего происходила такая шняга — неизвестно. Чародеи не один век пытались объяснить сей феномен, однако до сего дня он остаётся неразгаданным. Впрочем, сейчас меня это мало интересует. Гораздо больше мне хотелось узнать продолжение истории.

— Ну, Солнышко, — обратился я к Герми. — Давай-ка нырнём в Омут. Не терпится узнать, что же там было дальше.

— Ты же еще не восстановился…

— И сколько мне по-твоему нужно на это времени? Ты же сама видишь: магия алтаря уже слабеет.

— Мы можем дождаться нового пика...

— И когда это произойдёт? Через месяц? Через год? Я лично столько ждать не могу, а вы, ребята?

Гермиона попыталась было возразить, но, не встретив сочувствия ни у Гарри, ни у близнецов, поняла дальнейшую бессмысленность споров.

— Хорошо, — наконец со вздохом согласилась она. — Но если мы натолкнёмся на «притопленное бревно» …

— Я знаю, что с ним делать. А теперь вперёд!

---

1) Индейское лето — длительный период тёплой и сухой погоды в конце сентября или в первой половине октября в Европе и Северной Америке.

Вернуться к тексту

2) Это действительно так. Во французском языке словом bougr'e называли содомитов.

Вернуться к тексту

3) Игра слов. Кант Нотт намекает, что Малфои сильно ослабли, потеряв поместье-радугу (Rainbow) и живя в поместье-насесте

Вернуться к тексту

Третий спуск в глубины памяти Ирмы Пинс прошёл куда быстрее двух предыдущих. Мы сразу же очутились на вершине пологого холма, расположившегося посреди вересковой пустоши. Вокруг царила типичная для северной Англии зима с пожухлой травой и общей серостью, на фоне которой даже расположенный чуть в стороне полуразвалившийся коттедж радовал глаз, внося в окружающую картину хоть какое-то разнообразие. Погода также не улучшала настроение. Периодически с небес начинал сыпаться мокрый снег, таявший на подлёте к земле и делающий вересковую пустошь еще более неприглядной. Вот в такой обстановке нам пришлось ждать Ирму Монтегю.

К счастью, её появление состоялось довольно скоро. Не прошло и пяти минут, как посреди развалин коттеджа раздался хлопок аппарации, а еще немного погодя оттуда вышли три человека, облаченные в длинные теплые мантии. Первых двоих я опознал без труда — ими оказались будущая Пинсиха и Сикстус Уизли. На лице равенкловки сияло едва скрываемое предвкушение грядущего триумфа, а вот наш родич выглядел куда менее радостным: на его физиономии читался страх, смешанный с решимостью довести дело до конца. Что же касается их спутника, то форменный колпак выдавал в нём министерского клерка из регистрационной палаты, а кислое выражение рожи говорило о желании немедленно свалить из столь негостеприимного места. Удерживал бумажную душонку лишь увесистый кошель на поясе Сикстуса: такое сокровище, судя по бросаемым жадным взглядам, чинуша намеревался заграбастать в свою пользу. Именно поэтому он буквально влетел на холм, отыскал скрытый в жухлой траве каменный постамент, активировал руны и скороговоркой принялся бубнить слова, предваряющие клятву обручения. Пока клерк сотрясал воздух, я заметил изменение в поведении Сикстуса — с каждой секундой тот всё больше робел. Когда же дело дошло до вопроса о согласии на заключение помолвки брат деда буквально застыл столбом. Несколько томительно-долгих минут он неслышно шевелил губами, стараясь выдавить ответ. Наконец, ему всё же удалось совладать с собой.

— Да, я с-согласен, — произнёс он, и небольшая магическая вспышка подтвердила клятву.

— Объявляю помолвку между Сикстусом Арчибальдом Уизли и Ирмой Монтегю состоявшейся. Теперь жених может…, — чиновник не успел договорить фразу, поскольку именно в этот момент раздался хлопок парной аппарации, и на холме появилось ещё двое волшебников Уизли — юный и старый.

— Значит ты, Тим, не ошибся, — обратился Квинтус к младшему сыну. — Твой скудоумный брат и вправду решил, что может нарушать мой приказ.

— О-отец, вы… я…, — побледневший Сикстус сделал шаг назад, чем привёл главу нашего рода в бешенство.

— А ну стоять!!

Крик старого волшебника разнёсся по вересковой пустоши, точно львиный рык. Квинтус Уизли в самом деле напоминал сейчас этого хищника: постаревшего, абсолютно седого, но от того не менее грозного. Крепко сжав в руках трость с набалдашником, прадед со всей мочи принялся лупить первенца по голове, плечам, спине, сопровождая каждый удар отборной бранью. Сикстус даже не помышлял о сопротивлении, стараясь лишь заслонять лицо руками. Несколько минут спустя на теле несчастного слизеринца не осталось ни одного живого места. Тихо поскуливая, брат деда всеми силами пытался слиться с землей. Меж тем ярость Квинтуса слегка поутихла. Тяжело дыша, прадед кинул в сторону Ирмы Монтегю и клерка испепеляющий взгляд, но не удостоил их ни единым словом. Вместо этого старик обратился к распластавшемуся старшему сыну.

— Вставай. У тебя завтра будет помолвка. Настоящая.

— Н-но я уже п-помолвлен.

— Значит расторгнешь её. Немедленно. Ведь расторгнешь?! — последний вопрос был задан уже чиновнику, который быстро-быстро закивал в ответ. — Тогда заканчивай спектакль.

— Нет, — неожиданно твёрдо произнёс Сикстус. — П-помолвка не будет расторгнута. Ирма моя настоящая н-невеста, а не старуха Прюэтт.

— Что?! Что ты сказал?!! А ну повтори!!! — отцовский рык заставил Сикстуса Уизли вздрогнуть, но не заставил пойти на попятную.

— Ирма — моя невеста, — без запинок повторил он. — И вы не измените моего решения.

— Наследства лишу!

— Да пожалуйста.

— Ах ты неблагодарная тварь! Шелудивый щенок! Отрыжка Мордреда!

Квинтус Уизли вновь схватился за трость, намереваясь продолжить избиение, однако внезапно покачнулся. Казалось, будто часть его тела онемела, левая рука безжизненно повисла. С огромным трудом прадед сумел ослабить застёжку на вороте мантии и принялся хватать воздух ртом. Это не помогло. Спустя пару секунд старый волшебник рухнул на землю, издал хрип и затих. Дальше же начался форменный бедлам. Клерк совершенно по-бабски завопил, что не подписывался на такую замуту, Сикстус тупо пялился в никуда, не в силах поверить случившемуся, Ирма Монтегю глядела лишь на собственный безымянный палец, где сияло тоненькое помолвочное кольцо. Один только Септимус опрометью бросился к лежащему отцу. На лице юноши читался ужас: он явно не рассчитывал на столь скверный оборот дела и теперь всеми силами старался помочь умирающему. Тщетно. Спустя несколько минут и множество бесчисленных попыток реанимационных заклятий стало ясно одно — Квинтус Иероним Уизли скончался. Приведённые Альбертом Лонгботтомом, колдомедики лишь запротоколировали сей печальный факт.

Едва только окружающий мир начал превращаться в застывшую картину, я закрыл глаза и отвернулся. На душе от поступка деда было отчего-то особенно погано. Понимаю, он не хотел гибели Квинтуса и до последнего пытался его спасти, вот только случилось то, что случилось. Многоходовая интрига, должная привести к низложению Сикстуса и возвышению Септимуса, обернулась смертью их отца. А ведь задумка-то оказалась воистину с гроссмейстерским расчётом! Соблазнить глупую Пинсиху, уговорить её встречаться с несчастным заикой, через неё же подбить доверчивого слизеринца на нарушение родительской воли, втянуть в сию кашу настоящего министерского чиновника, дождаться пока глупенький Арчи совершит роковой шаг и, аппарировав вместе с отцом, наблюдать, как старшего брата лишают наследства. Идеальный план. Ясное дело, что такой замысел осуществлялся не в одиночку: в нём участвовал, по крайней мере, ещё один человек — Альберт Лонгботтом. Именно он следил за происходящем на холме из развалин коттеджа и сначала передал другу сигнал к аппарации, а затем вызвал колдомедиков. Иначе объяснить столь своевременную трансгрессию отца с сыном и столь скорое появление целителей невозможно. Как бы то ни было, но в итоге Септимус Уизли просчитался: сердце девяносто однолетнего Квинтуса не выдержало переживаний.

Не желая лишний раз глядеть на произошедшую трагедию, я, совершенно позабыв уроки Бенбоу, мысленно пожелал убраться отсюда хотя бы и к Мордреду в гузно. Наказание за оплошность последовало незамедлительно. Застывший мир тряхнуло до основания и в ту же секунду он начал рушиться. Словно подхваченные гигантской волной, Гермиона, Гарри, близнецы и я понеслись сквозь внезапно возникший туман. Едва ли не каждый миг нас швыряло из стороны в сторону. Точно лёгкие щепки, мы то взлетали ввысь, то падали в бездонную пропасть. Лишь каким-то чудом нам удавалось держаться вместе. Понимая, что долго так продолжаться не может, я начал лихорадочно перебирать в голове все возможные места, где могли произойти события, за которые можно было уцепиться. Уизли-Хаус, Хогвартс, Кабанья голова…

Последнее название стало спасительным. Едва только образ таверны Аберфорта Дамблдора возник перед глазами, как полёт в никуда прекратился, и мы очутились в комнате, ранее служившей местом свиданий Септимуса Уизли и Ирмой Монтегю. Они, кстати говоря, также здесь присутствовали. Разбросанная одёжа, смятая простыня, и их собственная нагота лучше любых слов говорила о том, что еще совсем недавно любовники занимались потрахушками. Причём, судя по блудливому взору будущей Пинсихи, она была не прочь повторить, однако дед не разделял энтузиазма равенкловки. Игнорируя призывные взгляды, Септимус Уизли натянул подштанники и подошел к окну, принявшись разглядывать вид заснеженного Хогсмида. Такое поведение вызвало у Ирмы Монтегю явную досаду.

— Что-то ты сам не свой сегодня, Тимми, — напевно произнесла она. — Ужель ты всё еще грустишь о своём почившем папаше?

— Не могла бы ты заткнуться, — раздражено ответил дед.

— Фу, ну ты и бука. Не понимаю, зачем так себя изводить? Я уже сколько раз объясняла — ты не виноват. Произошло всего лишь трагическое стечение обстоятельств…

— Всего лишь?! Трагическое стечение?! Я погубил отца! Сам…Собственными руками…

— Вот ведь плакса, — в голосе будущей заведующей школьной библиотеки мелькнуло разочарование. — Прежде ты его не больно-то уважал, а теперь ноешь и ноешь. Ума не приложу, куда делся тот весёлый рыжий насмешник, с которым у меня было столько горячих ночей?

— Нету больше его, — вполголоса буркнул дед. — На холме том остался.

— Похоже, ты прав. Тогда неясно, зачем вообще я сюда пришла.

— Вот и мне неясно, — поддакнул Септимус. — У тебя теперь жених есть: настоящий аристократ, глава благородного дома, а я теперь непонятно кто. Ни то наследник, ни то лишенный наследства.

— И ты не станешь бороться?

— За наследство? Нет, не стану.

— Но что же ты тогда будешь делать?

— Закончу Хогвартс и уеду куда-нибудь в Америку или Африку. Не повезёт — сгину без следа, повезёт — осную младшую ветвь дома, как линкольнширские кузены.

— Ох мой бедный наивный жеребчик, — с издёвкой промурлыкала Ирма Монтегю. — Ничего-то ты не оснуешь. Как только тебе исполнится семнадцать лет, Арчи не просто лишит тебя наследства, но и изгонит из рода.

— Лжешь!! — взревел Септимус. — Ты лжешь!

— О нет, я говорю чистую правду. И знаешь, почему это произойдёт? Не из-за того, что ты доконал старика. О нет. Тебя извергнут потому что у тебя с самого начала не было прав на фамилию Уизли, Тим Криви.

С этими словами Ирма Монтегю противно захихикала, а взбешенный Септимус, в один миг преодолев разделяющее их расстояние, схватил равенкловку за волосы. Та взвизгнула, но сумела вывернуться и дотянуться до лежащий у изголовья кровати палочки. После этого настала расплата. От парализующего заклятья дед застыл на месте, от отталкивающего — свалился на пол, а от Silenco — мог только мычать. Презрительно оглядев распластавшегося гриффиндорца, будущая Пинсиха начала одеваться, не переставая при этом болтать.

— Знаешь, Тимми, пару лет назад твой брат оказался столь любезен, что ознакомил меня с бумагами, составленными для твоего якобы отца. Ты даже не представляешь, сколько в них нашлось интересного. Например, нумерологическая карта, составленная вскоре после рождения Арчи. Квинтус желал отыскать идеальный момент для зачатия ещё одного ребёнка, поскольку не был уверен сколь долго протянет твой брат. И знаешь, что ответил Бартоломью Хоуп? Таких моментов не существует. Квинтус Уизли больше не сможет зачинать детей.

Ирма Монтегю замолчала, давая деду время для переваривания услышанного. Такая новость стала для него сродни удару под дых. Неверяще глядя на уже бывшую любовницу, Септимус словно бы вопил о лжи сказанного ранее. Такая реакция полностью удовлетворила равенкловку. Всё также улыбаясь, она заговорила вновь.

— Но это всё цветочки — ягодки нашлись, когда, разбирая бумаги моего почти свёкра, я с Арчи натолкнулась на его переписку с некой Амалией Криви. В ней Квинтус настоятельно приглашал её сына к себе в мэнор «для дела, касающегося спасения древнего рода». Проще говоря, Робин Криви предназначался на роль семейного ёбыря и роль эту он сыграл на отлично. Правда дальше пылкий юноша-сквиб умудрился по-настоящему влюбиться в твою матушку, которая — вот ведь новость — вовсе не умерла от последствий тяжёлых родов. Нет, Аманда Уизли впала в магическую кому, из которой вышла потерявшей памятью сквибкой. Наверное, поэтому Квинтус без сожаления отдал жену дурачку Робину в обмен на клятву отказа от новорожденного ребёнка, кою твой настоящий папаша принёс в письменном виде.

В подтверждении своих слов, уже успевшая полностью одеться Ирма Монтегю раскрыла свою сумочку и принялась вытаскивать оттуда бумаги, швыряя их на скованное тело бывшего любовника. На Септимуса было больно смотреть: его мир рушился. В глазах деда читалось желание заложить душу Мордреду, лишь бы тот помог скинуть парализующие чары, и зубами вцепиться в горло торжествующей бляди. Увы, единственное, что ему удалось сделать в тот момент, оказалось частичный сброс заклятия немоты. Голосом, походившим на еле слышный шепот, дед произнёс несколько слов, которые я не смог разобрать, однако Пинсиха их прекрасно услышала.

— Вот значит как? Ты вздумал мне угрожать? — отсмеявшись спросила она. — Думаешь, Арчи меня бросит, увидев воспоминания с нашими кувырканиями? Какой же ты глупец. Твоему брату уже пришёл флакончик с воспоминаниями, где я якобы развлекаюсь с тобой. Правда, рассмотрев их получше, он убедился, что это грубо состряпанная подделка. А анонимная записка, приложенная к флакону, составлена… да-да тобой. И надо-то было сделать всего ничего — задать пару наводящих вопросов. Так-то, о мой рыжий меринок. Можешь завалить Уизли-мэнор своими воспоминаниями от подвала до чердака, вот только Арчи не поверит тебе, лгуну эдакому, ни на кнат.

Будь у Септимуса возможность кричать, он вопил бы во весь голос. Видя это, Ирма Монтегю решила нанести добивающий удар.

— А знаешь, Тим, всего этого могло и не быть. Совсем. Квинтус мог бы и дальше коптить небо, ты бы гордо носил фамилию Уизли, а Арчи стал Прюэттом. Ну не делай такое лицо! Неужели покойный Квинтус не сообщил тебе об особенности будущего брака Сикстуса? Нет? Брак с Мюриэль Прюэтт задумывался матрилинейным. После венчания Арчи покинул бы род Уизли, его отец получил бы солидную компенсацию, а ты, совершенно официально, становился наследником. Видишь, как всё просто? Тебе надо было только немного подождать, но ты сам всё испортил. Прощай же, Тим Криви.

С довольной ухмылкой равенкловка перешагнула распластавшееся тело Септимуса, намеренно наступив ему на пах. Дед никак не отреагировал: ярость в его взоре сменилась полнейшей апатией. Схожее чувство охватило и меня с близнецами. Неужели эта книжная тварь права, и папа с мамой не имеют никаких прав на нашу фамилию? Неужели Фред, Джордж, я, Джинни и все остальные на самом деле лишь бастарды Криви? Неужели… Стоп, Рональд Биллиус, включи наконец мозги и вспомни для начала про Гринготтс. Что ты там делал? Правильно, проходил кровную проверку. И для чего? Для доступа к банковской ячейке, открывающейся лишь для чистых потомков Квартуса и Аделаиды Уизли. Наш предок сделал это ради ограждения родового сейфа от посягательств линкольнширских кузенов. Смог бы Джордж туда попасть и тем более возглавить наш дом, не состои он в прямом родстве с Квартусом? Да ни за что на свете! Следовательно, какой напрашивается вывод? Пресловутый Робин Криви являлся сыном Квинтуса Уизли — единственного ребёнка своих родителей.

В таком случае возникает иной вопрос: неужто Сикстус всего этого не понимал? Или он настолько возненавидел единоутробного брата, что вознамерился вычеркнуть его из семьи, руководясь вздорным обвинением о приблудном рождении? Ежели дело обстоит так, то за подобный фортель слизеринец заполучил бы клеймо предателя крови. Правда в этом случае непонятно, каким образом такой «подарок» достался отцу, Фреду и Джинни.

* * *

Я начал было строить предположения, однако вынужден был забросить сие дело, поскольку окружающая нас обстановка стала меняться. Неприбранная кровать и разбросанная одежда исчезла, пейзаж за окном из зимнего превратился в весенний, в самой комнате стало заметно светлее, да и зашедшие сюда бывшие любовники мало походили на себя прежних. Ирма Монтегю сменила дешевую школьную мантию на сшитую по заказу, в ушах у неё появились украшенные небольшими бриллиантами серьги, да и остальные детали гардероба говорили, что равенкловка явно на себе не экономила. С Септимусом же картина была прямо противоположной. За прошедшие несколько месяцев дед осунулся, похудел, взгляд голубых глаз из мальчишеского стал каким-то ледяным.

— Зачем я тебе понадобился, Ирма Практически-Уизли? — без всяких обиняков спросил он.

— Ты всегда был грубияном, Тим. Нет бы поговорить с девушкой о чём-нибудь возвышенном. О погоде, к примеру. Или о семье. Слышала, на пасхальных каникулах ты навещал своих кровных родителей…

— Тебе до этого какое дело?

— Ну, скажем так, я пришла предложить тебе альтернативу «скромной» жизни в том гадюшнике, где обитают твои папаша с мамашей.

— Не матрилинейный ли брак со старой любительницей малолеток ты случаем называешь альтернативой? Тогда нет — благодарю покорно.

— Это целиком и полностью инициатива твоего брата — я здесь совершенно не причём. Это Арчи решил дать тебе такой вот последний шанс: либо ты тихо и без скандала женишься вместо него на Мюриэль Прюэтт, либо в день твоего семнадцатилетия тебя изгонят.

— То есть Уизли мне не быть в любом случае, — равнодушно подытожил дед. — Тогда какой смысл в этих альтернативах?

— В этих — действительно никакого, однако я могу предложить тебе иной выход. Пока ты не изгнан — стань отцом моего ребёнка. Я рассчитала идеальный момент зачатия: он наступит за два дня до нашей с Арчи свадьбы. Когда я рожу, твой брат сделает нашего мальчика официальным наследником рода, на меня же будет возложено регентство, которое наступит очень скоро. Как ни грустно это признавать, но Арчи не суждена долгая жизнь. Нумерологическая карта, составленная Вольверстоном, говорит, что из-за проклятий, унаследованных от старого Квинтуса, твой брат вряд ли протянет дольше двадцати пяти лет. Когда же наступит моё время, я, как регент, верну тебя в род. Подумай об этом, Тим.

— Браво-браво, отличная сказочка, — похлопав в ладоши, ответил Септимус. — Вот только ты умолчала о главном. Ты с самого начала знала, что каши с Сикстусом тебе не сварить, однако это тебя не остановило. Скорее наоборот. Став молодой бездетной вдовушкой, ты рассчитывала заполучить не столько деньги, сколько наше место в Визенгамоте, ведь так?

— Не понимаю о чём ты говоришь, — ответила равенкловка, однако по её слегка дрогнувшему голосу стало ясно, что собеседник попал в точку. Меж тем Септимус продолжил.

— План безусловно хорош, но ведь какая закавыка: по закону дома Уизли, бездетная вдова теряет абсолютно всё. К твоему сожалению, об этом ты узнала уже после того как мы «пообщались» здесь в прошлый раз. Поняв в какой куче дерьма оказалась, ты лихорадочно принялась искать ёбыря, могущего тебе спасти. На роль спасателя годились всего двое человек: Робин Криви да я. С папашей у тебя случился облом. Несколько месяцев обхаживаний, зелья с амортенцией, щедрые посулы — всё в пустую.

— Это ведь твоих рук дело! — злобно выкрикнула Ирма, вызвав у Септимуса лишь усмешку.

— Понятия не имею, о чём ты говоришь. Может дело в любви: Робин и Аманда вполне подходят друг другу, поэтому зелья на них не подействовали. Когда ты это поняла, то решила пойти иным путём и снова попытаться меня облапошить сладкими речами. Думаю, год назад я бы на них купился.

— Значит сейчас твой ответ будет «нет». И тебя не пугает, что род Уизли исчезнет?!

— Нет, не пугает. Я, если ты забыла, исчезну из него гораздо раньше. Ладно, коль тебе нечего больше предложить, то не вижу смысла в нашей дальнейшей беседе.

— Постой! Погоди! Раз ты не хочешь становится отцом моего ребёнка, стань моим мужем.

— Ну ты шутница. А как же Арчи?

— Он всё равно на этом свете не жилец, — равнодушно констатировала Ирма. — Годом раньше, годом позже, но он умрёт. Ты — иное дело. Ты крепок телом и умом, я здорова, нам было хорошо вместе, а будет ещё лучше. Подумай об этом, Септимус Уизли.

Произнеся эту речь, равенкловка раскрыла сумочку, вынула оттуда сложенный вдвое листок, исписанный прытко-пишущем-пером, и передала его деду. Тот развернул бумагу и принялся за изучение написанного. Пока шло чтение, выражение лица гриффиндорца оставалось скучающе-равнодушным, и лишь ближе к концу он несколько раз цокнул языком.

— Ловко ты всё удумала, Ирма. «Увеличенное втрое содержание после рождения наследника», «передача полномочий младшего члена Визенгамота», «супружеские отношения после обручения», «безотзывная доверенность» …

— Это моя защита. Скрепи документ своей магией и будем считать, что мы договорились.

— Нет, — после краткого раздумья произнёс Септимус и, видя начавшую краснеть от злости рожу Пинсихи, пояснил. — Мне лучше взять пару дней на обдумывание. Покажу друзьям, посоветуюсь с ними…

— И много ли тех друзей? В Хогвартсе, кроме Лонгботтома, их у тебя считай не осталось.

— Ну что делать — такова жизнь. Лучше один друг, чем сто «вдруг».

* * *

Дальше сцена переменилась. По всей видимости, оговоренный срок истёк, и Септимус Уизли вернулся с ответом. Пришёл он не один. Помимо деда и Пинсихи в комнате оказался Альберт Лонгботтом. Плотоядно глянув на равенкловку, родич пухляка заявил.

— Мы с Тимом посмотрели твою писульку и кое-в-чём её дополнили. Вот, ознакомься.

— «Верность до рождения наследника» … «деления пополам горя и радости» … «совместные деяния на общее благо» … «вступление в силу после освобождения от матримониальных обязательств» … Вы всего лишь перекатали слова брачной клятвы! Зачем всё это?!

— Слышь, Тим, она походу не понимает. Тут же написано: «освобождения от матримониальных обязательств». То есть пока ты невеста или жена другого договор останется пустой бумажкой. А вот чтобы он обрёл силу, вам обоим придётся дать один Непреложный Обет, касаемый твоего женишка.

— Обет? — с тревогой в голосе переспросила Монтегю. — Что вы задумали?!

— Ты, Ирма, решила остаться чистенькой, — со вздохом объяснил Септимус. — Только так дело не пойдёт. Мы с тобой замажемся в крови Сикстуса в равной мере…

— Боишься в одиночку нести пресловутое клеймо Предателя Крови? — голос Пинсихи прямо-таки источал сарказм. — Ты вроде не мальчик, чтобы верить в подобные сказки.

— Сказки-сказками, а в таком деле магии лучше не доверять. Берти, покажи свою коллекцию.

— Вот, глядите. Ну не красавцы же? — Лонгботтом-старший распахнул мантию и извлёк на свет пару кинжалов. — Мизерикорды — самое то для ударов милосердия.

— Ты предлагаешь мне орудовать… вот этим? — с отвращением спросила Ирма Монтегю.

— Да, — кивнул Септимус. — Действовать им не так уж трудно. Я покажу тебе как. Но сперва давай подпишем твою бумагу, а после произнесём Обет. Ты согласна? Нет? В таком случае, дверь вон там.

— Мордред с вами, я в деле, — чуть ли не прорычала Пинсиха, скрепляя договор. В ту же минуту на листе появилась и дедова роспись.

— Отлично! — произнёс Лонгботтом, доставая палочку. — Клянётесь ли вы, Септимус Уизли и Ирма Монтегю, этими кинжалами совместно оборвать жизнь Сикстуса Арчибальда Уизли до одиннадцатого дня месяца июля нынешнего года и навек сокрыть его тело?

— Клянемся!

— Свидетельствую эту клятву, — торжественно произнёс родич пухляка, сопровождая слова замысловатым жестом.

В тот же миг ладони взявшихся за руки деда и Пинсихи оплёл язык тёмного пламени. На несколько секунд иллюзорный огонь принял вид терновой ветви, с шипением впившейся в кожу обоих будущих убийц. От неожиданности равенкловка взвизгнула от боли, гриффиндорец же не издал ни звука.

— Первый шаг сделан, — негромко произнёс он. — Теперь надо обсудить наши дальнейшие действия. Берти, ты говорил об одной необычной пещере. Можешь рассказать про неё ещё раз?

— Охотно. Прошлым летом я гостил у двоюродного деда в Шепуэйе и, однажды подвыпив, старина Гордон рассказал о пещере, где совсем нет магии. Якобы ещё семьсот лет назад туда заходили волшебники, желающие разобраться друг с другом без помощи колдовства, и сражались до смерти. Победитель выбирался наружу, а тело проигравшего сбрасывалось в бездонное озеро, расположенное в той же пещере. Сперва мне показалось, будто старик травит очередную байку, на которые он был большой мастер, но, с недельку поплутав по окрестным скалам, я обнаружил это место. И знаете, что самое смешное? Гордон Лонгботтом не солгал: вся магия сосредоточена на дне пещерного озера, сверху же почти полный колдовской вакуум.

— Значит ты предлагаешь зарезать Арчи именно там? — задумчиво спросила Ирма.

— Лучшего места не найти. Тебе не составит труда под каким-либо предлогом заманить женишка в это место, там вместе с Тимом его и прикончить, а труп швырнуть в воду.

— А что мне потом сказать аврорам? Они наверняка вызовут меня на допрос.

— Скажешь, к примеру, что Сикстус внезапно аппарировал прочь, выкрикнув нечто непонятное, — ответил дед. — Рядом проходит дуврская аномалия, и Аврорат не станет копать глубоко.

Ирма Монтегю кивнула, признавая отговорку вполне разумной, после чего заговорщики разошлись, и комната в Кабаньей Голове опустела. Однако она никуда не исчезла. Значит дальше нас ждёт очередное «бревно», извлечь которое будет трудновато. Пускай время и лица, задействованные в убийстве, известны, с определением точного места будут проблемы: я не знаю, где конкретно находится Шепуэй. Единственная подсказка — это проходящая рядом дуврская магическая аномалия, которая задевает территорию от Западного Суссекса до Кента. Согласитесь, разброс в несколько сотен миль явно великоват. Что же тогда делать? С затаённой надеждой я посмотрел на ребят. Фред с Джорджем лишь развели руками. Было видно, близнецы всей душой желали помочь, но не знали как. Гермиона тоже не смогла ответить. Долгое пребывание в Омуте давалось моей змейке особенно тяжело. Глядя в её усталые глаза, я успел сто раз пожалеть о своём решении продолжить погружения. Вот какого Мордреда надо было так форсить?! Неужели с этим нельзя было подождать… Мысленно ругая себя, я не сразу обратил внимание на Гарри. Державшийся на фоне остальных бодрячком, мой друг отчаянно пытался вспомнить нечто важное.

— Я знаю, о каком месте идёт речь, — наконец произнёс он. — Я был в той пещере в конце шестого курса и два года спустя. Чтобы туда попасть нам с Дамблдором пришлось идти через скальную расщелину по пояс в воде.

— Что же ты там делал? — спросил Джордж.

— В первый раз — искал крестраж, но нарвался на инферналов, а во второй — просто решил навестить места боевой славы. И оба раза ощущения были точь-в-точь, как описал Лонгботтом.

— Как ты туда добрался? — теряя терпение, спросил я.

— На шестом курсе — с помощью портала из Хогсмида, потом… Погоди-погоди… Сначала Ночной Рыцарь довёз меня до Ситтингбёрна — это на севере Кента, милях в пятидесяти от Лондона. Затем из-за аномалии мне пришлось пересесть на метлу и пролететь миль двадцать или около того.

— Отлично, Гарри. Это сузит поиск. Готовы к тряске?

Ребята кивнули, и я сосредоточившись представил конечную точку маршрута. Нам повезло: на сей раз переход к следующему воспоминанию прошёл без сучка и задоринки. Нахлынувший колдовской туман, в один миг поглотивший комнату в Кабаньей Голове, отступил столь же быстро сколь и появился. Первое, что я ощутил, едва только окружающая картина начала обретать ясность, стал разносимый лёгким ветерком запах соли. Вскоре к нему добавился шум набегающих волн с криками чаек, а спустя еще несколько секунд, когда хмарь окончательно исчезла, перед нашими глазами открылся прибрежный пейзаж. Наверняка, тёмной ночью он выглядел бы гораздо мрачней, но сейчас, при свете солнца, обстановка вовсе не казалась такой уж суровой: её скорее можно было назвать бедноватой — из-за полного отсутствия какой-либо растительности. Тем временем Гарри удалось обнаружить путь, по которому ему пришлось спускаться к морю. Им оказалась цепочка неровных выемок в скальной породе, начинающихся рядом с местом, где мы сейчас находились, идущая вниз к воде и исчезающих близ полузатопленной расщелины. К счастью, изображать из себя скалолазов сегодня никому не пришлось, поскольку близнецы обнаружили ещё один вход. Тот находился всего в полусотне шагов от нашего местоположения и именно к нему сейчас направлялась Ирма Монтегю вместе с постоянно спотыкающимся женихом.

Подойдя ближе мне стало понятно, что наш родич был уже навеселе. Ставлю галеон против кната, он вовсе не горел желанием лезть в горные теснины, однако боязнь ударить в грязь лицом перед невестой пересилила страх. Немного приняв для храбрости на грудь, Сикстус покорно следовал на заклание, не сводя влюбленных глаз с будущей убийцы. Та же держалась непринуждённо, тараторя о всяких пустяках и заводя несчастного заику всё дальше вглубь пещеры. В какой-то момент узкий проход, по которому они шли, стал расширяться, превращаясь в громадный зал с огромным озером посередине. Его тёмные воды, простиравшиеся до самого горизонта, то без всякого дуновения ветра покрывались зыбью, то начинали светиться мертвенно-зелёным цветом, то затягивались чем-то напоминающим ледяную корку. Завороженные мрачным величием, мы не сразу обратили внимание на узкий каменный мост, переброшенный к видневшемуся вдалеке крохотному островку. Именно туда направились Ирма и Сикстус, нам оставалось лишь идти вслед за ними. Подсознательно чувствуя опасность, двоюродный дед несколько раз останавливался, пытаясь уговорить свою невесту вернуться, но равенкловка неумолимо двигалась вперед. Наконец, они подошли к цели.

Остров, издалека казавшийся мелким клочком суши, на деле был не столь уж мал. Всё его пространство состояло из чёрного камня, кое-где покрытого тонким слоем песка, в центре возвышался постамент в виде треснувшей чаши, а ближе к воде располагалось несколько валунов высотой примерно футов в семь с грубо высеченными на них фигурами воинов. За одной из таких «статуй» прятался человек в глухом плаще. Едва только Сикстус приблизился к постаменту, скрытник вышел из тени, отрезая путь к отступлению, и откинул капюшон. Это был Септимус.

— Вот мы и свиделись, брат, — иронично произнёс он.

— Т-Тим? Что ты тут вообще делаешь?!

— Тебя дожидаюсь. Этот мир слишком тесен для нас двоих. Пора потолковать по-мужски, как в стародавние времена.

С этими словами Септимус швырнул к ногам бывшего слизеринца один кинжал и вынул из-за пояса другой. Теперь стало ясно для чего оказался выбран именно такой способ расправы: из-за гриффиндорского, мать его, благородства. Дед, давая брату оружие, становился вроде как дуэлянтом, а не банальным душегубом. Шансов на победу у Сикстуса не возникло даже теоретически: несчастный заика уступал будущему убийце буквально во всём — силе, росте, ловкости, зато у последнего появлялась возможность успокоить совесть. Мол, враг имел возможность меня одолеть, но я оказался круче. Сикстус отлично это понял и не стал участвовать в игре. Вместо этого бывший слизеринец поднял руки вверх и, мямля нечто примирительное, сделал несколько шагов вперёд. От такого поведения жертвы лицо Септимуса исказила презрительная мина, которая сменилась ошеломлением, едва расстояние сократилось. Именно в этот момент Сикстус атаковал.

Пользуясь тем, что подошёл к врагу практически вплотную, он бросился на него и повалил на песок. Из-за внезапности нападения Септимус успел нанести всего один несильный тычок в левый бок, а дальше началась борьба в партере. Два Уизли сцепившись катались по земле, стараясь задавить друг друга. Где-то спустя минуту стало понятно, кому достанется победа. Как более крупный и тренированный, Септимус сумел-таки придавить брата и дотянуться до выроненного кинжала. Когда, казалось бы, всё стало уже ясно, Сикстус выбросил свой последний козырь. Прижатый к камням, двоюродный дед свободной левой рукой смог зачерпнуть песок и швырнуть его в глаза гриффиндорцу. Ослеплённый убийца на миг ослабил хватку, чем его старший брат не преминул воспользоваться. Отпихнув врага, слизеринец, держась за раненый бок, вскочил на ноги и, прокричав равенкловке «беги!!!», сам ринулся к мосту. Это стало его роковой ошибкой. Едва Сикстус поравнялся с Пинсихой, как та нанесла ему удар в брюшину, а затем ещё и ещё раз. С расширенными от удивления глазами несчастный заика успел лишь простонать «И-Ирма», после чего рухнул на камни. Подбежавший Септимус принялся ожесточённо колоть упавшего, кляня его змеиное коварство.

Вскоре всё было кончено. Напоследок пнув кровоточащий труп, дед отёр пот со лба и поплёлся в сторону в сторону валунов. Через некоторое время он вернулся, неся связку верёвок с пристёгнутыми каменными грузами. Ими Септимус крепко оплёл убитого и, взяв того за ноги, велел Пинсихе схватить мертвеца за руки. Та нехотя подчинилась. Раскачав несчастного заику, убийцы швырнули его с моста, и тёмные воды приняли тело Сикстуса Арчибальда Уизли в свои холодные объятья. Едва только это случилось, из деда словно вынули стержень. Ссутулившись будто столетний старик, он несколько минут вглядывался в застывшую гладь, а затем, метнув кинжал в озеро, шаркающей походкой двинулся прочь, увлекая за собой равенкловку. Спустя минуту они скрылись из виду.

* * *

Меж тем, окружающая обстановка в очередной раз стала меняться: тёмная мрачная пещера превратилась в уютную комнату Уизли-Хауса. В своём бесконечно-далёком детстве, гостя у папиных родителей, я не единожды ночевал здесь вместе с близнецами и Джинни. Всякий раз перед тем, как лечь в постель, мы говорили бабушке Сэдди, где именно хотели бы уснуть, и она, согласно нашим фантазиям, превращала кроватки в пятнистых драконов или в пчелиные ульи или ещё во что-нибудь. Сейчас же в комнате не было даже намёка на уют, зато Сэдрелла Пока-Ещё-Блэк тут присутствовала. Стоя в дверях вместе с девчушкой помоложе и её спутником — мальчуганом лет десяти, она ошарашенно глядела на происходящее действо. На её глазах Альберт Лонгботтом, не замечая изумлённых детей, самозабвенно трахал Ирму Монтегю.

Вскоре зрителей стало гораздо больше. В комнату ворвалось полторы дюжины волшебников: юные и пожилые; мужчины и женщины; франтоватые и бедно одетые; красивые и не очень — казалось, что прибежавший с ними Септимус Уизли намеренно пригласил сюда весь срез тогдашнего магического общества Британии. Впрочем, насчёт «казалось» я, пожалуй, погорячился. В естественность творившегося спектакля не верилось ни на кнат — слишком явно он походил на немую магловскую кинокомедию. Дед картинно хватался за голову, затем тряс за грудки Лонгботтома, потом отхлестал его по щекам и отшвырнул в сторону, прокричав напоследок какое-то оскорбление. Под осуждающими взглядами собравшихся волшебников герой-любовник вышел из комнаты, давая Септимусу Уизли возможность расквитаться с Пинсихой.

Та, явно под действием отупляющего зелья, не понимала происходящего фарса, лишь глупо улыбаясь до ушей да хихикая невпопад. Делая вид, что не замечает состояние невесты, дед изображал из себя обманутого рогоносца, пытающегося достучаться до совести изменницы. Наконец, когда все зрители прониклись тщетностью усилий жениха, тот достал из кармана лист бумаги и разорвал его на клочки. Одновременно с этим небольшая магическая вспышка уничтожила тонкие помолвочные кольца, носимые Септимусом Уизли и Ирмой Монтегю на безымянных пальцах левой руки, свидетельствуя о невозможности совершения брака между ними. На том беззвучный балаган и завершился. Якобы удрученный дед, понуро склонив голову, покинул «место своего позора», остальные зрители потянулись вслед за ним, удовлетворенные представлением. Единственным человеком, пытавшемся возмущаться, стал лысеющий волшебник средних лет, по всей видимости бывший отцом или иным близким родичем Пинсихи, однако его быстро заткнули, скрутили и вывели прочь.

* * *

Едва только вид комнаты начал расплываться я приготовился ко второму акту комедии. Аврорское чутьё подсказывало, что увиденное просто обязано иметь продолжение, и оно меня не подвело. После недолгого волнения зыбкие образы колдовского тумана сложились в подвал дедушкиного дома. В дни нашего детства там хранились продукты да уголь для камина, однако сейчас подземный этаж Уизли-хауса больше напоминал допросную камеру. У дальней стены к старому креслу был привязан человек, в котором угадывался родич Пинсихи. За время, прошедшее с момента разрыва помолвки, над ним знатно поработали, превратив несчастного в пускающего слюни дебила с мутными глазами. Сама равенкловка валялась неподалёку на пыльном тюфяке — её, судя по отсутствию видимых повреждений, всего лишь приложили Confundus-ом. Помимо двоих Монтегю в подвальной комнате находились ещё пятеро человек, среди которых я опознал пару давешних гостей: слегка напоминающего Сириуса Блэка франтоватого молодца и пожилого волшебника с тронутыми сединой вьющимися волосами. В последнем явно чувствовался главарь всей пятёрки. Вольготно расположившись в принесённой кресле-качалке, он неторопливо перечитывал свитки, иногда улыбаясь чему-то своему. В такие моменты чародей становился похожим на доброго дедушку, готового угостить сладостями каждого встречного-поперечного ребёнка. Обманчивое скажу вам впечатление. Остальные волшебники, почтительно стоявшие чуть поодаль, прекрасно это понимали и старались не беспокоить старика.

В какой-то момент сверху раздался шум приближающихся шагов, дверь, ведущая на первый этаж, открылась и в проёме показались держащиеся друг за друга фигуры Септимуса Уизли и Альберта Лонгботтома. За время, истекшее со дня разрыва помолвки, гриффиндорцы успели разыграть дуэль с эффектными, но неопасными ранами, помириться и хорошенько отметить примирение. Пошатываясь они спустились вниз, чем вывели старика-мага из состояния блаженной отрешенности.

— Вот мы и в сборе, — негромко произнёс главарь, откладывая свиток. — Вижу, что Берти с Тимом явно не теряли время. Интересно, где вы развлекались: случаем, не у мадам Живанши?

— Нет, Учитель, — ответил Лонгботтом. — Это заведение нам не по карману — мы заглянули в Кротовую Норку. Там и цены не кусаются, и девчата что надо.

— Ну, ваше дело молодое, — примирительно кивнул старик. — Только помните древнюю поговорку? Потехе час…

— … а делу время! — хором закончили гуляки.

— Отлично, тогда к делу. Вы все прекрасно знаете наше основное правило: нападешь на одного — нападёшь на Ганзу. Сегодня, Клавдий Монтегю на своей шкуре испытал его. Он вздумал покуситься на Септимуса, и теперь вы видите, к чему его это привело. Очень скоро схожая участь постигнет и его поганый род.

— Да познают они гнев Ганзы! — выкрикнули остальные собравшиеся.

— Но перед тем как месть начнёт претворяться в жизнь, не желаешь ли ты, Септимус, узнать причину, по которой наш пускающий слюни гость затеял свою интригу?

— Да какая собственно разница… — начал было дед, но, после того как Лонгботтом пихнул его локтем в бок, резко сменил тон. — Извините, Учитель. Так в чём же была эта причина?

— В мести. Пять лет назад, наш гость вздумал породниться с семьей Уизли, отдав за тебя свою старшую дочь...

— Офелию Монтегю? Эту жирную корову? За меня? Да он сбрендил!

— Покойный Квинтус ответил в том же духе, отчего Клавдий затаил обиду. Поначалу, план его мести был прост. Зная показную щепетильность твоего отца в вопросах нравственности, он решил замазать тебя или твоего брата в связи со своей племянницей Ирмой — приблудной дочкой, нагулянной сестрой от магла. Именно поэтому наша спящая красавица принялась строить глазки вам обоим.

— Вот ведь сука, — злобно процедил дед.

— Не поспоришь, — согласно кивнул главарь, а затем продолжил разговор. — Можно только предполагать, какой бы шум поднялся, выйди история наружу, но тут вмешался Сикстус. Глупый влюбленный юнец собственными руками отдал компромат в руки врага. Клавдий Монтегю буквально подпрыгнул от радости, когда к нему попали нумерологические карты твоей семьи. Естественно, после этого планы нашего гостя изменились: войти в Визенгамот через марионетку-зятя, висящего на крючке собственного нечистого происхождения и не менее грязного происхождения племянницы, стоит куда дороже, нежели обычный скандал. Что было дальше — ты и так знаешь.

— Твари… Да их убить мало!

— Отлично, мой ученик. Раз ты считаешь, что приговор Ганзы недостаточно суров, то предложи свой. Разбудите нашу спящую красавицу.

— Reneverte, — взмахнув палочкой, произнёс франтоватый молодец. — Поднимайся давай.

Ирма Монтегю не сразу выполнила команду. Несколько минут равенкловка рассеянным взглядом осматривала комнату, собравшихся волшебников, пускающего слюни дядю. На её лице читался ужас. Когда Пинсиха наконец-таки встала на ноги, то первым делом кинулась к деду.

— Тим, прости… Я не хотела! Это он виноват! — заверещала она, тыкая пальцем в сторону Клавдия. -Это он меня заставил!! Это всё он-он-он…

— Siilenco, лживая блядь! — ледяной голос Септимуса вкупе с заклятьем остановил причитания. — Ты заслуживаешь смерти, но я сделаю так, чтобы ты лишь мечтала о ней. Для начала, тебе предстоит стать женой Неда Пинса, в полной власти которого ты будешь до конца дней.

— Пинс… Это случаем не тот забулдыга-сквиб, что обычно отирается возле твоего дома? — спросил один из волшебников — мужчина лет сорока.

— Он самый, Оберон, он самый.

— А я слышал, будто однажды зимой он по пьяному делу повздорил с одной шлюшкой, — с глумливой улыбкой произнёс франт. — Та кликнула сутенера, который так отмутузил беднягу, что тот пролежал полдня на мостовой без движения и в итоге отморозил себе всё хозяйство. Теперь у него на баб лишь бородёнка да кулаки поднимаются.

— Твоя правда, Альфи, — кивнул в ответ Септимус и, обратившись уже к равенкловке, продолжил. — Именно с ним тебе, шваль, предстоит жить. У маглов. Но перед мы с тобой напоследок потешимся.

Последние слова дед прошептал с оскалом на лице, а после уже громким голосом обратился к собравшимся.

— В знак того, что это существо мне безразлично, я отдаю его в вашу полную власть, друзья мои. Если у вас есть какие-то затаённые желания, то настало время осуществить их. Попрошу лишь о двух вещах: не оставляйте ей своего семени и не оставляйте память о ваших лицах. Пусть она помнит только боль!

Слова Септимуса Уизли вызвали у Ирмы вопль отчаянья, а у остальных — довольный гогот. Из последних сил равенкловка успела прокричать о своей беременности, однако дед остался глух к её мольбам. Дальше же началась оргия… Стиснув зубы, я всеми силами старался вырваться из подвала, дабы не видеть порождённых больной фантазией мерзостей, творимых с несчастной Монтегю, не слышать криков женщины и самодовольный смех подонков, не лицезреть равнодушную ухмылку мрази, оказавшейся по несчастью моим дедом. Тщетно. Ткань воспоминаний не желала нас выпускать. Лишь после того как ублюдки натешились, мы почувствовали, как нас выбрасывает из Омута. Один миг и Гермиона, Гарри, я и близнецы очутились близ освещаемого восходящим солнцем каменного круга, расположенного на вершине холма.

Двадцатое августа девяносто второго года началось с безмолвия. После всего увиденного в Омуте, мы на совершенно ватных ногах добрели до палатки и, рухнув на лежаки, провалились в глубокий сон без сновидений. К моменту пробуждения, утро успело смениться вечером, и за завтраком, больше походившим на ранний ужин, никто из нас не проронил ни слова. Не чувствуя вкуса еды, я время от времени кидал взгляд в сторону холма. Где-то в глубине души теплилась надежда, будто никакого погружения ещё не было, а увиденное является лишь плодом разыгравшегося воображения. Увы, жизнь развеяла эту иллюзию: выгоревшие руны и светящаяся пыльца в каменных ложбинах круга лучше любых слов говорили о завершенности ритуала. Наконец, окончательно осознав реальность увиденного прошлой ночью, я поднялся из-за стола и двинулся к протекающей неподалёку речке. Больше всего мне хотелось смыть с себя всю ту грязь, налипшую в Омуте, вымести её из памяти, забыть увиденное... Где-то час спустя напрасность подобного желания стала очевидна. Поняв, что от купания в прохладной воде не будет ничего кроме гусиной кожи, я сдался и, одевшись, вернулся к палатке.

— Полегчало? — спросил Фред, протягивая мне кружку с каким-то варевом.

Я лишь мотнул головой и сел возле костра. Близнецы и Гарри некоторое время молча смотрели в мою сторону, очевидно надеясь услышать душевные излияния, однако их надежды не оправдались. Разговаривать не хотелось от слова «совсем». Да и о чём сейчас болтать? О том, что Септимус Уизли совершил все мерзости, какие только возможны? Губитель брата, собственного ребёнка, предатель крови… И за всё это теперь приходится расплачиваться отцу, Фреду и Джинни.

Поглощённый своими мыслями, я не сразу обратил внимание, как ребята вернулись к прерванному моим возвращением разговору, который постепенно начал превращаться в жаркий спор. Отчаянно жестикулируя и в то же время стараясь не повышать голоса, Гарри яростно втолковывал близнецам нечто важное, но речи друга вызывали у Фреда с Джорджем лишь иронические улыбки.

— Да говорю вам — это Волдеморт! Голову готов дать на отсечение — там был именно он! К Трелони не ходи: в Уизли-Хаусе я виде его!

— Послушать тебя — у деда в доме был прямо-таки центр подготовки тёмных лордов, — с усмешкой осведомился младший из близнецов.

— А почему нет?! Ты же видел их главного. Наверняка он с младых ногтей выращивал того, кто должен раскачать магический мир.

— Помнится, не так давно ты утверждал, будто Сам-Знаешь-Кого вырастил Дамблдор, — заметил Фред.

— Утверждал, — голос Гарри упал практически до шёпота — невооружённым глазом было видно, что такое признание далось моему другу дорогой ценой. — Только теперь понимаю, как обмишулился. Дамблдор — мразь сам по себе, Учитель — сам по себе.

— Погоди-погоди, — ошарашенно пробормотал я. — Тот старик в подвале… Всё думал кого напоминает его рожа… Он же смахивает на Учителя.

— Он и есть Учитель, — с горестным вздохом произнёс бывший Поттер. — Именно он играл нами, словно шахматными фигурами, создавая лордов с избранными, заключая помолвки и всё такое прочее… Волдеморт — его рук дело. Ну не мог же сирота, впервые узнавший о магии за пару месяцев до Хогвартса, стать за год лучшим во всём! Да его наверняка с пелёнок готовили в том же Уизли-Хаусе или каком-нибудь ином мэноре. Во всяком случае, в доме твоего деда он чувствовал себя вполне вольготно.

— Но где же ты его увидел? Неужто в подвале среди тех… — мой не до конца заданный вопрос вызвал у Гарри досаду.

— Да нет же: ну сколько ещё можно повторять?! Он был в гостиной! Ну помнишь, когда Лонгботтом сношал Пинсиху, на них глядели двое девчушек и пацанёнок лет десяти?

— Помню. Та, что постарше — бабушка Сэдди, та, что помоложе — её младшая сестра Валли.

— А паренёк? Ты знаешь кто он такой?!

— Нет. Хочешь сказать…

— Да! Это Волдеморт собственной персоной! Точнее, пока ещё Том Риддл. Я видел его на шестом курсе в Омуте у Дамблдора якобы в магловском приюте.

— Но зачем Дамблдору было показывать тебе такую фальшивку? — спросил Джордж.

— Понятия не имею, — честно признался Гарри. — Может это была страшилка. Вроде «он-сирота и ты-сирота; его гнобили и тебя гнобили; слушайся меня или станешь таким как он».

— Слабоватый обоснуй, — покачав головой, сказал Фред.

— Уж какой есть. Главное, я на него тогда повёлся.

— Но что же получается? У нас теперь два врага: Дамблдор и Учитель. Причём настоящая личность последнего неизвестна.

— А вот тут ты, Рон, ошибаешься, — с улыбкой ответил Гарри. — У нас есть портрет Учителя: в воспоминаниях Пинсихи, в отличии от моих, он и не думал маскироваться. Мы можем сходить в архив Аврората. Готов поставить голову на отсечение — там он обязательно засветился.

— Ну, для начала, можно просмотреть старые подшивки «Пророка», — предложил младший из близнецов.

— У отца есть целый сарай, где они хранятся, — добавил Фред. — Возможно он успел мелькнуть на страницах газет.

— Отлично: вот с подшивок и начнём.

После этих слов Гарри разговор довольно быстро сошёл на нет. Ещё какое-то время ребята обсуждали планы на будущее, но в конце концов решили отложить это дело до следующего утра и отправились на боковую. Мне же спать совершенно не хотелось. Расположившись у костра, я время от времени подкидывал в него ветки и наблюдал, как пламя превращает их в угольки. В такие моменты казалось, будто всё увиденное в Омуте также сгорит без следа, рассыпится прахом, исчезнет... Наивные мечтания! Где-то спустя полчаса стало окончательно ясно, что и от этого тоже не будет никакого толка.

Едва сия мысль мелькнула в голове, и я уже задумал было отправиться к своему лежаку, как заметил идущую в мою сторону Гермиону и остановился. Кутаясь в клетчатый плед, любимая неуверенной походкой, подошла к костру и уселась напротив меня. Некоторое время мы, разделенные гаснущим пламенем, молчали.

— Тебе всё ещё больно, — наконец тихо произнесла Герми. — Ты до сих пор любишь его, но не можешь простить.

— А ты смогла бы простить того, кто оказался такой мразью?! Я почти до самого конца находил ему оправдания: даже когда он зарезал собственного брата, даже когда опозорил Пинсиху перед всей Англией… Но когда он отдал её на потеху тем тварям и погубил собственное ещё не рождённое дитя…

— Ирма могла соврать!

— Ошибаешься, Солнышко, не врала она. Ребёнок был. Его ребёнок. И он его сгубил. А теперь мы до сих пор расхлёбываем кашу, которую он заварил.

— Ему тоже пришлось вкусить собственных плодов, — возразила Гермиона. — Но самое главное твой дедушка осознал содеянное и раскаялся в нём.

— Это когда же?!

— Очень давно. Вспомни его слова о самой большой ошибке. Когда вы погрузились в воспоминания Гарри, я ощутила насколько сильно всё это его тяготит и как он всем сердцем, желает загладить причинённое зло.

— Жалкий скулёж подыхающей мрази, — буркнул я.

— Нет, Рон, это не просто скулёж — за этими стояли дела! Он сумел ослабить Клейма. Без этого мне бы не удалось их снять, будь я хоть сто раз Обретённой.

— И как по-твоему можно ослабить такое клеймо? — с досадой в голосе спросил я.

— Приняв чужого ребёнка, как своего, и всем сердцем его полюбив, — после некоторого размышления ответила Герми.

— И кто же тот усыновленный счастливчик? Случаем, не мой отец?

— Нет, это твой дядя Бернард. У носящих полноценное Клеймо практически никогда не бывает больше одного потомка. Некоторые утверждает, будто "сама Магия не даёт таким людям плодиться". Тем не менее, у твоего отца есть младший брат, а у тебя — дядя.

— Как-то слабо в это верится, — после краткого раздумья произнёс я. — Ты ведь смотрела наши старые семейные колдографии, где дед и дядя вместе. Неужели ты не заметила как они схожи?

— Это еще ни о чём не говорит, — в голосе Гермионы мелькнула абсолютная уверенность в собственной правоте. — Есть десятки зелий, придающих человеку сходство с другими людьми, но даже без них случается, что дети начинают походить на приёмных родителей. Поверь, Рон, так происходит даже у маглов.

— Почему?

— Точно не знаю, — со вздохом ответила Герми. — Наверное так получается из-за того, что дети тянутся к тем, кто их любит. Септимус Уизли, усыновив твоего дядю, принял его всем сердцем, ослабив тем самым проклятье. Может быть с этого момента он и начал меняться к лучшему.

От подобных слов я лишь брезгливо поморщился, чем вызвал у Гермионы укоризненный взгляд.

— Вспомни, как он сумел разглядеть таланты близнецов, — вновь заговорила она. — Ведь именно благодаря твоему дедушке, Фред с Джорджем получили свой первый опыт в алхимии. А Джинни? Помнишь, как ты рассказывал сколь много он сделал для неё в первые годы жизни, когда твоя сестра подолгу опасно болела?

В этом месте мне оставалось лишь склонить голову. Возразить любимой по сути не получалось. Первые годы жизни Джин не могла похвастаться отменным здоровьем. Болячки, кои все остальные дети-Уизли переносили достаточно легко, становились для сестрёнки тяжелым испытанием и лишь благодаря своевременному вмешательству деда всякий раз удавалось избегать непоправимого.

— А вспомни про себя. Ты не раз говорил, что не будь деда ты ни за что не стал бы волшебником. Когда остальные уже опустили руки, кто как не он придавал тебе сил? А как он радовался, когда у тебя всё получилось…

И опять крыть было нечем. Всё сказанное Герми действительно имело место… К середине осени восемьдесят шестого года я впервые в жизни осознал себя чужим среди Уизли. Нет, меня не запирали в чулан, не морили голодом и тем более не колотили. Просто бросаемые тайком печальные взгляды родителей говорили куда красноречивей любых слов. А ещё, думая, будто их не замечают, отец с матерью стали всё чаще уединяться и шёпотом о чём-то спорить. После этих «бесед» мама выходила заплаканной, а на вопрос, кто именно её обидел лишь мотала головой да отводила виноватый взор. Так продолжалось до тех пор, пока после очередного «секретного» разговора папа не отозвал меня в сторонку и преувеличенно-бодрым тоном завёл речь о замечательном дяде Роберте, у которого мне предстояло немного погостить. От одного упоминания этого человека я тогда впал в настоящую истерику. Почему? Представьте, будто вас топят в нажьем дерьме с ласковой улыбкой на лице. Представили? Вот примерно то же чувствовал и я во время единственной встречи, случившейся где-то за год до того, когда сей сквиб-бухгалтер трепал своими жирными пальцами меня по щеке. Гадливое скажу вам ощущение. Но знаете, что обидней всего? Артур Уизли моим словам не поверил ни на кнат, сочтя наговорами капризного сопляка на хорошего человека.

Трудно представить, чем бы закончилась новая встреча с подобным «хорошим человеком», не случись вмешательства деда. С перекошенным от ярости лицом он в тот же вечер ворвался в наш дом и устроил отцу с матерью настоящую головомойку. Наверняка Нора не испытывала на себе таких бурь с момента постройки. Не берусь судить, сколь погано чувствовали себя родители, находясь в самом её эпицентре. Даже сквозь заглушающие чары я, Джинни и близнецы слышали грозный рык Септимуса Уизли, обещавшего стереть в порошок любого, кто даже помыслит отдать его внуков «на потеху какому-то блядскому сквибу». Наконец, когда в доме воцарилась тишина, меня позвали вниз.

— Собирайся, внучек, мы ещё утрём им нос, — произнёс дед, едва я переступил порог гостиной.

Прижавшиеся друг к другу родители не посмели возражать. Если отец глядел на нас с явной тревогой, то на лице у мамы читалось облегчение. Она явно не горела желанием отправлять собственного ребёнка в лапы непонятно кого. Так я переселился в Беркшир, втайне надеясь вернуться оттуда великим волшебником. К сожалению, следующие полтора месяца принесли одни разочарования. Раз за разом попытки наколдовать даже нечто совсем простенькое терпели крах, и лишь одна причина заставляла не опускать рук: вера дедушки Тима. Когда же в самый канун Рождества у меня наконец-таки случился первый стихийный выброс, то не было на свете человека счастливее Септимуса Уизли. Растроганный дед даже пообещал на одиннадцатилетие отдать свою волшебную палочку, но выполнить обещанного не сумел. В следующем году его вместе с бабушкой не стало…

— Он любил всех вас, — фраза Гермионы, произнесенная слабым усталым голосом развеяла нахлынувшее воспоминание, пробудив вместе с тем злость.

— Значит, когда дед задумал женить папу на страшиле Тэтчер, это тоже была такая особая форма отцовской любви? — ехидно поинтересовался я.

— Можно сказать и так. Взяв Розмари Тэтчер в жены, Артур Уизли мог бы ещё тридцать лет назад очистить свой род от Клейма.

От таких слов Гермионы я слегка обалдел. Увидев мой раскрытый от удивления рот, любимая улыбнулась и приступила к рассказу.

— Ещё в Мунго, услышав от тебя историю об этой странной помолвке, мне показалось, будто я принимала участие в нечто подобном. Девушка, совершенно незнакомая с миром магии, вдруг становится невестой отпрыска благородной фамилии. Чем Розмари Тэтчер смогла заинтересовать Септимуса Уизли? Наверное, тем же, чем Гермиона Грейнджер заинтересовала Артура Уизли.

— Обретенная… Новая кровь для рода, — чуть слышно пробормотал я.

— Всё правильно. С помощью Дафны мне удалось найти подтверждение этой гипотезы.

— Ладно, с этим понятно. Но как быть с Чарли и Перси? Почему он называл их не иначе как выблядками или приблудышами?

— Твой дедушка мог сказать это… в запальчивости, — ответила любимая, тщетно стараясь отыскать хоть какое-то оправдание.

— Ошибаешься, Солнышко. В запальчивости такое можно произнести раз-другой, но не постоянно. Поверь, дед ненавидел Перси и делал всё, чтобы его пребывание в Уизли-Хаусе было невыносимым. Ну и мы четверо, чего греха таить, этому способствовали.

— Вы тогда были... слишком маленькими. Наверное вы просто не понимали, что делаете брату больно.

— Как знать, Солнышко, как знать, — со вздохом ответил я. — Главное, что в отличии от бабушки, дед, если и не подначивал, то смотрел на наши проказы сквозь пальцы. Как думаешь, чем это вызвано? Отчего он относился к нам и к Перси столь по разному?

— Думаю, мы… просто не знаем всего. Это могло быть... подготовкой... к какому-нибудь обряду. Может статься… что Перси готовили... к...

С каждым произнесённым словом речь Герми становилась всё тише и тише. Продолжая беззвучно шевелить губами, она склонилась к угасающему костру. Еще мгновение и её длинные волосы оказались бы охвачены пламенем. Вскочив с места, я сумел-таки подхватить теряющую сознание Гермиону и ужаснулся: несмотря на тёплый плед, кожа любимой была ледяной. В голове тут же промелькнуло с десяток мыслей одна страшнее другой. На какой-то миг мне даже почудилось, будто Солнышко впала в магическую кому. К счастью, я практически сразу сумел взять себя в руки, сотворил corpus conditione и облегчённо выдохнул. Диагностическое заклятье показало лишь то, что и так было видно любому зрячему — магическое истощение. Потратив уйму сил на погружение в Омут, Гермиона, вместо того, чтобы выспаться, пришла и терпеливо слушала душевные излияния одного рыжего придурка, а я, зациклившись на собственной боли, в упор не замечал насколько ей сейчас тяжело. Ну вот как можно оказаться таким слепцом?! Сей вопрос так и остался без ответа. Стараясь ненароком не разбудить любимую, я затушил костёр и, осторожно дотащив задремавшую Герми до походного лежака, рухнул рядом. Последним ощущением, перед тем как провалиться в сон без сновидений, стало прильнувшее ко мне худенькое тело Гермионы.

* * *

Пробуждение следующим утром вышло на удивление лёгким и приятным. К моменту, когда я наконец-то продрал глаза, Гарри с близнецами уже вовсю уплетали овсянку, при этом нахваливая стряпню Гермионы. Сама наша кулинарка выглядела несколько смущенной, но вполне здоровой — от её вчерашней болезненности не осталось и следа. Обрадованный таким поворотом дела, я присоединился к завтраку и понял, что ребята были недалеки от истины в своих славословиях — еда вышла просто восхитительной.

Через полчаса мы сытые и довольные принялись сворачивать лагерь и заодно подчищать следы позавчерашнего ритуала. Вскоре ничто вокруг не напоминало о произошедшем. Еще раз напоследок оглядев дело рук своих, наша компания двинулась к Норе, надеясь попасть туда, как было ранее обещано маме, к обеду. Увы, те надежды не оправдались. Если путь от дома до холма занял менее четырех часов, то дорога обратно вышла чуть ли не в три раз дольше, и причина задержки заключалась в Герми. Уже час спустя, наша змейка выглядела так, словно всё это время волокла на себе не меньше десяти стоунов⁽¹⁾ веса. Некоторое время Гермиона ещё пыталась хорохориться, однако в конце концов согласилась на привал, на котором Гарри бранил себя на чём свет стоит.

— Знал бы, что всё так выйдет — на пушечный выстрел не подпустил бы тебя к тому холму, — раз за разом повторял он сестре.

Я с близнецами был полностью на стороне друга. Более того, время от времени мне хотелось плюнуть на всё да вызвать Ночного Рыцаря. Останавливало только одно опасение: безбашенная езда сей многоэтажной колесницы могла доконать Герми. Из-за этого оставалось лишь ждать, пока Солнышко слегка придёт в себя и продолжать путь. До очередного вынужденного привала. Окончательно же картину возвращения домой испортила погода. Уже в сумерках, когда до Норы осталось совсем чуть-чуть, разразился настоящий ливень, буквально за пару минут промочивший нас до нитки. Едва мы мокрые насквозь вбежали в гостиную, я мысленно приготовился увидеть маму с бодроперцовым зельем в руках и неприятными вопросами на языке. Как мне казалось, она наверняка захочет узнать, отчего её дети вернулись столь поздно и почему Гермиона выжата словно лимон. Только вместо мамы нас встретили Джинни с Луной. Завидев насколько мы продрогли, сестрёнки первым делом помогли нам облачиться в сухую одежду, напоили целебным отваром и только затем приступили к разговорам, в ходе которых стало понятно, отчего в Норе столь малолюдно. И благодарить за это стоило... Лонгботтома.

Оказывается, ещё с утра отец вздумал развлечь хандрящего Пухляка, прокатив того на Фордике. Поначалу все шло вполне нормально: папа свозил Недоизбранного в Оттери-Сэнт-Кэчпул и благополучно вернулся домой, однако затем ему в голову пришла «гениальная» идея пересадить Лонгботтома на водительское кресло. Результат не заставил себя ждать. Едва папа вылез, дабы пересесть на заднее пассажирское место, оставленный без присмотра Пухляк дёрнул за рычаг, вероятнее всего перепутав газ с тормозом, мгновенно разогнал автомогиль до бешенной скорости и принялся носится вокруг нашего дома. Результат гонок оказался плачевным. Всего за несколько минут усилиями этого криворукого мудака оказались задавлены две не успевшие сбежать утки, загублена капустная грядка, разломана стойка с висевшим на нём бельём и повалено несколько старых деревьев в саду. Напрасно отец бегал за Фордиком, криком силясь объяснить, как именно надо останавливать четырёхколесный агрегат. Готов поставить галеон против кната: те вопли вогнали Недоизбранного в ступор. Даже боюсь представить, что бы стряслось, просиди Лонгботтом за рулём хоть чуток дольше. К счастью, худшего не случилось из-за нашего автомогиля. Не выдержав издевательств, на очередном вираже Фордик просто раскрыл дверь и вышвырнул Лонгботтома прочь да так удачно, что тот свалился прямо в середину пруда.

Следующую четверть часа папа с мамой под смех Джинни вытаскивали нашего гостюшку из воды. По словам сестры, то дело могло закончится куда быстрей, не верещи Пухляк громче резанной свиньи. От таких воплей у родителей раз за разом сбивалось Wingardium Leviosa, из-за чего Лонгботтом плюхался назад в грязную жижу. Мысленно представив эту картину, я поначалу даже улыбнулся, но та улыбка вскоре исчезла, поскольку конец истории вышел отнюдь не радостным.

Едва Недоизбранный оказался на твёрдой земле, как к Норе аппаририровало звено авроров и, спеленав отца точно закоренелого бандита, уволокло его в кутузку. Тщетно мама пыталась объяснить, что никто не пытался топить наследника благородного дома. Её просто не хотели слушать. Хуже того, возглавлявший звено Шекклбот намеревались арестовать и меня. Зачем? Видимо просто за компанию. Лишь после долгого объяснения, что её младший сын еще несколько дней назад ушёл с друзьями в поход заставило этого тупицу в форме оставить подобные намеренья и убраться восвояси. Едва авроры, прихватив стучащего зубами Лонгботтома, покинули наш дом, мама тут же ринулась к камину. По её решительному выражению лица, Джинни сразу поняла: Молли Уизли не сдастся. Так оно и вышло. Следующий час мама пыталась объясниться с МакКошкой, а когда поняла тщетность разговора, то отправилась на личную встречу, напоследок наказав дочерям встретить нас и не покидать Норы.

Слушая эту историю, Фред, Джордж, Гарри и я в бессильной злости сжимали кулаки, не зная, что именно надо предпринять. На лицах ребят читалось желание заскочить в камин, переместиться в Хогсмид и к драклам придушить МакГонагалл. Или ворваться в Аврорат, дабы хорошенько отмудохать недоизбранного стукача, из-за которого на Уизли обрушилось столько бед. Трудно представить сколь много было бы наломано дров, не случись вмешательства Гермионы.

— Действуя сгоряча, мы лишь навредим мистеру и миссис Уизли, — негромко произнесла она.

— Ты предлагаешь сидеть, сложа руки? — недоверчиво спросил Фред.

— Пока мы тут прохлаждаемся с ними могло произойти всё, что угодно, — добавил Джордж.

— Ты ошибаешься. Сейчас с ними всё в порядке.

— Откуда ты это знаешь?! — прокричала Джинни.

— От ваших часов.

Поначалу, такой ответ Герми вызвал у нас чувство недоумения, однако вскоре Луна догадалась, о чём именно идет речь. Хлопнув себя по лбу, сестрёнка потянула Джин куда-то в сторону, знаками увлекая остальных вслед за собой. Мы сделали буквально несколько шагов и застыли у напольных ходиков. В этот момент каждый из нас наверняка ощущал себя полным болваном. Ну вот как можно было забыть о такой вещи, как наши семейные часы?! Стрелки с изображением папы и мамы застыли в положении «задерживаются», даже не думая приближаться к отметке «смертельная опасность».

— Извини меня пожалуйста, Гермиона, — едва слышно пробормотала сестра, виновато склонив голову. — Я вела себя… вела…

— Всё в порядке, Джинни, — ответила моя змейка. — Ты переживаешь за папу и маму и хочешь им помочь. Давай поступим так: если завтра они не вернуться, то мы попробуем им помочь всеми доступными нам средствами. Хорошо?

При этих словах Герми выразительно посмотрела на близнецов и Гарри. Ребята нехотя кивнули, признавая её правоту: лучше сперва задействовать официальных юристов из Гринготтса и неофициальных знакомцев Фреда и Джорджа из Лютного, чем очертя голову бросаться в драку. Приняв такое решение, мы разошлись по кроватям.

Следующим утром стрелки с изображением родителей передвинулись в сторону «Мунго». Такая новость вселила в нас одновременно и страх, и надежду. Джинни первой схватила горсть дымолётного пороха, намереваясь переместиться в больницу, однако не успела этого сделать. В момент, когда сестра произнесла имя пункта назначения, каминная топка вспыхнула зеленоватым пламенем, которое вскоре приняло вид Молли Уизли.

— Мама, что произошло?! Что случилось?! Как вы там?! — на все голоса загомонили мы.

— Со мной всё в порядке. С папой тоже, — мамин голос был усталым и непривычно-тихим. — Целитель Блэтчли сказал, что нам стоит пройти небольшое обследование. Это лишь пустая формальность, но вы же знаете Сирилла — он такой настойчивый...

— А что с Авроратом? — уточнил я. — Они предъявили папе хоть какое-то обвинение?

— Нет, сынок, это было просто недоразумение. Кингсли принёс официальные извинения, и теперь папа свободен… Ну хватит о нас. Расскажите лучше, как вы добрались. Надеюсь вы не слишком задержались в своём походе? И почему у тебя, Гермиона, такой бледный вид?

— Из-за стихийного выброса. Вы же знаете, они у меня иногда случаются — вот и вчера он произошёл. Из-за него мы вынуждены были задержаться и в итоге попали под дождь.

— Ой, грехи мои тяжкие… — пробормотала мама.

— Не беспокойтесь, Молли. Когда мы прибежали в Нору, Джинни и Луна сразу же дали нам бодроперцового зелья.

— Ох, деточка, с выбросами в твоём возрасте не стоит шутить. У тебя кружиться голова?

— Немножко…

— Значит сегодня тебе надо будет отдохнуть. И это не обсуждается.

— Хорошо, Молли.

— И вот ещё… мы с папой постараемся вернутся к ужину. Вы уж дождитесь нас и не разнесите дом до нашего прихода.

Последние слова мама произнесла с улыбкой, явно показывая, будто с ней всё в порядке, однако для каждого из нас было очевидно совсем иное. На этом разговор завершился. После завтрака Гарри, близнецы и я отправились во двор, желая лично оценить нанесённый Лонгботтомом ущерб и по возможности устранить его. Гермиона тоже хотела пойти с нами, но здесь мы оказались непреклонны, напомнив мамин приказ: никому не хотелось повторения вчерашнего.

За следующие несколько часов нам четверым удалось подлатать повреждённый в нескольких местах забор, распилить на дрова поваленные деревья и загнать в гараж Фордик. Сделать последнее удалось далеко не сразу. Наш автомогиль долго не давал в себя забраться, раз за разом от нас убегая. Лишь где-то с десятой попытки вредный четырёхколесный паразит оказался загнан в угол, и Фред сумел-таки его обезмажить. Едва потерявший колдовскую силу Фордик оказался под замком, мы сразу же засобирались в дом, благо делать на улице было больше нечего, да и погода в очередной раз начала портиться, однако проходя мимо сарая, Гарри внезапно остановился.

— А не тут ли мистер Уизли хранит свои старые подшивки? — спросил он у близнецов.

— Здесь, — согласно кивнул Джордж. — У бати тут самая настоящая барахолка.

— Мы с братцем Форджем не раз там бывали — ничего интересного, — добавил Фред. — Одна магловская хрень от дяди Барни да газеты столетней давности.

— Зачем тебе понадобилось это старьё? — удивился я.

— Неужто вы забыли, что я вам говорил про Учителя? — вопросом на вопрос ответил нам Гарри.

На несколько секунд мы трое застыли в недоумении, но затем нас осенило. Ну конечно же! Как можно было забыть позавчерашний разговор у костра?! Гарри ведь хотел пробить рожу того драклова потроха по картотеке Аврората, но Джордж убедил его начать с папиных залежей. А раз так, то не стоит с этим делать затягивать. Сказано — сделано. Напрочь забыв о предстоящим обеде, мы гурьбой вломились в сарай и уставились на целую гору перевязанных бечёвками стопок газет. Поиск нужной колдографии среди подобного бумажного эвереста мог показаться сродни розыску иголки в громадном стоге сена. К счастью, у Гарри нашлось то, что облегчило задачу. Сунув руку в свой безразмерный кошель, друг извлек оттуда прибор, напоминающий сильно раздувшуюся улитку, и засунул в него рисунок с рожей Учителя. Заполучив такое угощение, «садовый вредитель» принялся шевелить рожками, иногда издавая попискивание. Некоторое время Гарри бродил по сараю, водя из стороны в сторону своим прибором да иногда указывая на ту либо иную пачку. С величайшей аккуратностью, дабы не поднять пыль, я, Фред или Джордж брали очередную находку и выносили её прочь из сарая. Минут через пятнадцать поиски оказались закончены, и мы принялись рассматривать добычу. Нашими трофеями стало девять стопок газет, судя по датам изданных между началом двадцатых и серединой сороковых годов. Большая часть публикаций не содержало никакой полезной информации: наш «герой» если и появлялся на колдовских фото, то где-то в массовке, оставаясь безымянным.

Так продолжалось до тех пор, пока Джордж не раскрыл экстренный выпуск «Пророка» от 18 мая сорок первого года, гласящий о спасении магической Британии. Не жалея красок, главный редактор во всех подробностях описывал случившееся за неделю до этого сражение при Ренфрушире, где доблестные авроры дали решительный отпор вторгнувшемуся вместе с приспешниками Гриндевальду и помогавшим ему подонками из числа местных ренегатов. Нетрудно догадаться, кто именно возглавлял последних — Учитель, он же Френсис Багшот, он же Мэйфлауэр. Если верить статье, то во всей Англии сложно было отыскать человека мразотней: черный маг, садист, педофил, преступный гений, оплетший своей отравленной паутиной страну и завлекший к себе не один десяток глупцов. Чем не кандидат в тёмные лорды? Разве только своей смертью. В ночь с десятое на одиннадцатое мая Френсис Теодор Багшот пал от рук стражей порядка. Последняя новость не вызвала доверия у Гарри.

— Это просто не может быть! Он наверняка инсценировал свою смерть, залёг на дно, а потом всплыл под чужой личиной и принялся за старое. Я точно помню — он жив! Он управлял нами!

— Спокойней, дружище, может этот драклов Учитель и не Багшот вовсе. Может это кто-то из его последышей нацепил маску кумира…

— Нет, Рон, Учитель и Багшот — одно и тоже лицо. Поверь мне.

— А, по-моему, Гарри, ты выдаёшь желаемое за действительное, — вмешался Фред.

— Неужто по-твоему в Аврорате работали слепцы, не умеющие отличить действительную смерть врага от мнимой? — спросил Джордж, полностью поддерживая старшего брата. — Интересно, как ему это удалось?

— С помощью ритуалов или оборотки, — уверенно ответил Гарри. — Таким как Учитель обвести всех вокруг пальца, что тебе высморкаться.

— Ты так в этом уверен? — усмехнулся младший из близнецов. — В те времена авроры сами не чурались магии, которую сейчас назвали бы чёрной. А тогда на многие вещи смотрели куда проще.

— Если Багшот действительно был так опасен, как писали в «Пророке», то наверняка авроры сделали всё, чтобы убедиться в его смерти, — поддержал братьев я. — По крайней мере обороткой их бы точно не провели. Её бы они проверили в первую очередь.

Следующие несколько минут ушли на жаркий спор. Гарри настаивал на своей правоте, приводя примеры, когда авроры обмишуливались по полной, Фред с Джорджем возражали, напирая на то, что приведенные случаи не показатель правоты. В конце концов, устав от бесполезных препирательств, я предложил наведаться в министерский архив дабы самолично изучить старые записи. Наверняка в них было то, что не попало в газеты, но могло подтвердить либо опровергнуть слова Гарри. Такое предложение устроило всех. Не желая откладывать дело в долгий ящик, мы решили отправиться в Министерство сегодня, сразу после обеда, аромат которого уже вовсю доносился с кухни. Почувствовав восхитительный запах супа из птах, задавленных Лонгботтомом, я с близнецами поспешил к столу. Гарри же ещё некоторое время копался в сарае, надеясь отыскать в папиных залежах хоть что-то полезное. Как нетрудно догадаться, ничего кроме пыли бывший Поттер там не нашёл и с небольшим опозданием присоединился к трапезе. Сам обед прошёл великолепно и был сметён вместе добавкой, чем привёл сестёр в прекрасное настроение. Свои пять кнатов в это дело внесли близнецы. Нахваливая юных стряпух, Фред с Джорджем ненавязчиво отвели Джинни и Луну в сторонку, давая мне и Гарри возможность поделиться добытой информацией с Гермионой. Услышанное заставило нашу змейку немного задуматься.

— Багшот-Багшот… Знакомая фамилия, — тихо пробормотала она. — Где-то я её раньше слышала, вот только где? Ну конечно же — наш учебник по истории магии! Его автор — Батильда Багшот.

— Хочешь сказать — она родственница Учителя? — спросил Гарри.

— Жена. Девичья фамилия Батильды — Вулли. Причём во всех её биографиях вопрос о супруге обходится стороной. Даже его полное имя не фигурирует нигде, упоминается только инициал: «в сентябре 1883 года вышла замуж за Ф.Багшота».

— Бинго! — лишь благодаря заглушающим чарам возглас Гарри не разнёсся по всей Норе. Осекшись под нашим шиканьем, друг замолчал, давая Гермионе возможность продолжить разговор.

— А ещё в биографии Батильды есть тёмный момент: пятьдесят лет назад она практически на целое десятилетие исчезла из жизни Британии. До сих пор неясно, что заставило её скрываться от остальных волшебников в Годриковой Впадине.

— Гриндевальд! — вскрикнул Гарри, но вновь осекся и уже шёпотом продолжил. — Вспомнил. У Скиттер было написано, что Батильда Багшот, живя в Годриковой Впадине, соседствовала с Дамблдором и поспособствовала его знакомству с Геллертом Гриндевальдом — своим двоюродным внуком. Понимаете, к чему это?

— Знакомству способствовала вовсе не она, — предположил я.

— В точку, Рон. Гриндевальд прибыл в Годрикову Впадину не к двоюродной бабушке, а к двоюродному дедушке! И наверняка не в первый раз.

— А ведь верно — задумчиво протянула Герми. — Гриндевальды состояли в родстве с Багшотами, а не с Вулли. Получается, что Френсис Багшот действительно мог быть тем самым родственником, у которого Геллерт Гриндевальд почерпнул запретные знания.

— Вот именно, сестрёнка, — в словах Гарри звучало неприкрытое торжество. — Скажу больше: «Пророк» называл Френсиса Багшота прихвостнем Гриндевальда. Как по мне, дело обстояло ровно наоборот. Пока племянник отвлекал внимание в Европе, дядя в тишине обделывал свои грязные делишки. Не удивлюсь, если авроры убили вовсе не Багшота, а Гриндевальда.

— и куда же делся сам Багшот? — спросил я.

— Сбежал на континент и под личиной племянника стал на место руководителя…

— А затем в сорок пятом одолел Дамблдора и уже под его личиной стал директором Хогвартса, — закончил я.

— Абсурд какой-то, — мотнув головой сказал бывший Поттер.

— По-моему, в словах Рона не больше абсурда, чем в твоих, — со вздохом произнесла Гермиона. — Ты, Гарри, слишком увлёкся красивой теорией… а красивые теории слишком часто заводили нас куда-то не туда.

— Но нельзя же отбрасывать её вот так походя!

— Нельзя. Поэтому вам надо пойти в архив. Там наверняка есть информация, не попавшая в прессу. Удачи вам. Надеюсь, вы отыщите нужные ответы.

При этих словах Гермиона сникла. Аврорское чутьё подсказывало, что любимая всей душой хотела бы отправится вместе с нами, но не могла. Даже беглого взгляда было достаточно, дабы понять насколько ей сейчас нездоровится. Видя это, я почему-то вспомнил слова доктора Тонкса насчёт вытягивания сил. Слишком явно описанная целителем ситуация походила на случившееся у холма. Раз за разом я погружался в Омут, чувствуя себя относительно неплохо за счёт магии Герми. Но как же такое могло произойти?! Ведь Гермиона по моему настоянию восстановила амулет и постоянно носила его в виде браслета на левой руке.

Очевидно догадавшись о моих мыслях, любимая грустно улыбнулась.

— Не беспокойся обо мне, Рон. Со мной всё будет в порядке. Не обращай внимания на мою хандру.

— Может тебе всё-таки стоит обратиться в Мунго? — спросил я.

— Рон прав, — поддержал меня Гарри. — Тебе надо вызвать колдомедика. Ты уже третий день в себя прийти не можешь. Вдруг это не просто истощение…

— Благодарю за заботу, со мной всё будет в норме, — упрямо ответила Солнышко, но встретившись с нашими строгими взглядами всё же пошла на попятный. — Давайте так, если завтра я не поправлюсь, то мы обратимся к колдомедикам. Идёт?

— Идёт, — согласились я и Гарри.

— Но для начала попробуйте отыскать ответы.

---

1) Стоун — мера веса приблизительно равная 6,35 кг.

Вернуться к тексту