Жить вопреки (джен)

С момента битвы с Красной Смертью прошло около года. Это было насыщенное повседневными заботами и изредка разбавляемое странными происшествиями время.

Сложнее всего пришлось в первые несколько недель после сражения — стая Красной Смерти, к тому моменту морально готовая к смене вожака, перешла под власть Арана, став частью Гнезда Драконьего Края.

Хотя в это время Драконий Край был условно говоря «столицей» стаи, а драконы ей принадлежащие, уже давно разделились по видам и жили на всей принадлежащей Гнезду территории — слишком много их было, чтобы жить на одном острове. Но вся стая в любой миг по первому зову своего Короля могла бросить все свои дела и устремиться прямо к Драконьему Краю.

Что было совершенно естественно, территории, ранее принадлежавшие Красной Смерти, тоже перешли к Арану.

В том числе, хоть и негласно, все людские острова — теперь драконам было запрещено нападать на поселения викингов, на их мирные суда и торговые караваны.

Никто не смел ослушаться приказа Короля — того, кто сумел задавить ментально саму Красную Смерть, боялись и любили. Драконы на своего нового Вожака чуть не молились.

А потому установился хрупкий мир — пришел конец полномасштабным драконьим налётам, и только Дикие нападали на людей, но и самих Диких истребляли — это было милосерднее, чем позволять им вести животное существование и продолжать разжигать ненависть людей.

Несмотря на всю эту практически идиллию, Аран не находил себе места — уходил с головой в учебу, поиск людей-Стражей, заботы о Гнезде и изучение нового — лишь бы не думать о происходящем.

И о произошедшем.

Когда он согласился убить Красную Смерть и освободить тем самым от её гнёта все две тысячи драконов её стаи, он не сомневался. Не сомневался, когда видел выжженные деревни или разорённые гнездовья маленьких стай. Не сомневался, когда слушал рассказ Тагуша. И когда получал благословение от Адэ’н.

Для него Красная Смерть была злом во плоти, виновницей всех смертей викингов и драконов на протяжении трёх веков.

И главной виновницей смерти Беззубика.

Если кого Аран и ненавидел, так это её.

Только её.

И он не сомневался, находясь в седле, гордо глядя на бушующего монстра со спины Алора.

Но потом пришло сначала абсолютное равнодушие — отродье Бездны казалось жалким в своих низменных желаниях. Мерзким и ничтожным, несмотря на поистине громадные размеры.

А потом Арану стало стыдно за это.

Когда он просматривал воспоминания Красной Смерти, заставляя её заново и заново переживать самые острые моменты её жизни, он, казалось, проживал их вместе с ней.

И ему невыносимо хотелось кричать.

От собственной глупости.

Как он мог ненавидеть это несчастное в собственной жестокости создание? Королева Драконьего острова была просто жертвой. Такой же жертвой, как и драконы, ею порабощенные, как и викинги, страдавшие от налётов.

Жертва собственного Голода.

Собственной природы.

Отказавшаяся от поедания своих собственных детей, но ставшая монстром в глазах абсолютно всех.

Красная Смерть была Монстром, и именно с большой буквы, но она была столь несчастна и столь жестока в своём желании жить, что её можно было понять.

А самое страшное было в том, что несмотря на показную агрессивность и самоуверенность, Королева знала, что не доживёт до захода солнца.

Она знала, что он согласился не столько ради установления мира и гармонии, сколько из банального желания отомстить за смерти всех его родных. Она знала, что её путь в этой жизни подошёл к концу, но хотела уйти достойно.

Хоть и сама даже себе в этом не признавалась.

И потому, когда Монстр рухнул из-под облаков, лишённый любого шанса на выживание, он только пожелал Красной Смерти быстрого избавления от страданий и счастья на Великом Пути.

На месте ненависти чернела пустота. Не было ликования от победы, не было злорадства.

Только капелька облегчения и непонятная горечь.

И пустота.

Уже позже, когда Адэ’н подтвердила его статус — около двух третей Архипелага теперь негласно находились в его власти. И только он был Законом и Правдой на этой территории — Старейшина показательно согласилась с Араном, что ни Высший Совет, ни она сама не смогут отдавать приказы драконам Гнезда Драконьего Края.

И к нему самому смогут обращаться только как к союзнику.

Это дало ему право устанавливать на своей территории только свои порядки. И никто из драконов не смел ему перечить на его землях.

Конечно, люди и подумать не могли, что оказались под опекой драконов, которых так старательно пытались истребить. Что именно драконы охраняли их караваны, что именно они внимательно следили за происходящим на большей части архипелага.

Люди очень настороженно приняли прекращение драконьих атак — они всё ждали, когда же это затишье перед бурей прекратится и налёты станут еще более яростными, как это всегда до этого бывало.

Впрочем, кто-то говорил, что Боги наконец их услышали.

Кто-то, что это заслуга Охотников на Драконов.

К слову, Охотники совсем обнаглели — взамен на два уничтоженных корабля спускали на воду три новых.

Они множили и множили своё влияние, всё больше и больше распространяясь по всему архипелагу, находя новых сторонников на союзных им островах, восполняя за их счёт свои потери и набирая экипажи для кораблей — охота на Драконов была хоть и рискованным, но прибыльным делом.

Они из неприятной проблемы становились реальной угрозой, и Аран понял — нужно действовать решительно и быстро, ведь всё чаще они просто не успевали напасть на караваны Охотников, уничтожить их.

А уж то, что Охотники стали использовать стрелы с наконечниками из Драконьего Корня, доставило ему множество неприятностей и седых волос.

Ранее испытывавший хоть какую-то жалость к убиваемым Охотникам — всё же они были такими же живыми существами, как и он, теперь Аран ощущал только холодную, отрезвляющую ненависть — что такое жизни пары сотен врагов в обмен на жизни тысяч его подданных?

Теперь корабли Охотников уничтожались при их первом же обнаружении — пощады те могли не ждать, Карающие не оставляли свидетелей.

Эх, и если бы Охотники были единственной проблемой!

Помимо них в последние годы на архипелаге всё больше стала заметна деятельность Ловцов Драконов, которые своих жертв не убивали, но ловили и продавали.

И покупатель их — третья проблема. О нём ходят слухи, как о человеке, который хочет собрать армию драконов, но при этом их самих ненавидит. И что в руках этого человека находится громадная сила — армада с тысячами вооруженных воинов.

И если Охотники были хитрыми и в своём деле справлялись неплохо, хотя уровень их мастерства из-за больших потерь заметно снизился, то воинами они были средненькими, и потому расправляться с ними было не особо трудно.

Но люди того таинственного человека… Они просто давили своим числом — армада — это не караван из пяти кораблей, и сотня стрел может миновать дракона, а сто первая угодить ему в сердце…

Но с Ловцами активно боролась Валка — Смутьян сам принимал непосредственное участие в уничтожении их крепостей и временных баз.

Да вот только если бы Охотниками и Ловцами дело ограничивалось!

Из какой-то бездны взялся Орден Ингерманов, члены которого тоже занимались уничтожением драконов, обучая этому и своих детей, натаскивая своих воинов на убийство драконов, а не на их поимку — и это было самое страшное.

Но самыми неудобными противниками были так называемые Драконьи Налётчики. Даже драконы Сети мало что могли про них рассказать — они просто предпочитали не оставаться на захваченных теми психами островами, но было доподлинно известно, что они каким-то образом сумели оседлать Пеклохвостов, самих по себе являвшихся грозными противниками, не признающими власть Вожака не своего вида, а уж обученные воздушному бою…

Аран ненавидел этих мерзавцев даже больше, чем Охотников, ведь те хотя бы не заставляли драконов сражаться против своих же.

Ярость, горевшая в Аране, была сравнима с пламенем Змеевиков — сжигала всё.

Но доселе он только слышал о Налётчиках, «прощупывал» их атаками маленьких групп, собирал информацию о них, и ни разу не сходился с ними в бою лично.

И не бросал против них Фурий.

Ведь они были его козырем.

Единственное, что сумел выяснить Аран, — Налётчики Стражами не были, они были самыми простыми людьми и драконов подчинили своей воле насильно, сломав их.

Это было отвратительно.

Потому что таких вот сломанных было невозможно излечить, сделать их прежними.

Налётчиков надо было уничтожить, благо они-то были намного более малочисленными, чем те же Охотники.

Но зато Аран точно знал, что ищут Налётчики. Осталось узнать зачем им понадобилась Великая Северная Библиотека, до поисков которой он никак не дойдёт — всё дела рутинные, никак не до древних свитков и книг, в которых хотелось всласть покопаться.

Да и ученице было бы полезно.

К слову, об учениках.

В гнезде было пополнение — после гибели Красной Смерти и объявления Араном независимости от Старшего Гнезда, ещё два десятка Фурий ушли на Драконий Край, признав главенстве Арана. Да и из тех, кто здесь уже жил, шесть прошли Великое Странствие.

Алор, гордо смотря на свой «выводок», не без помощи Тагуша начал ещё больше гонять молодняк, формируя полноценные боевые отряды.

Естественно, из добровольцев.

На основе опыта всех боёв, Алор решил разделить всех подчинённых ему Фурий на боевые тройки — самое эффективное количество в бою — так драконы и не мешали друг другу, и успевали прикрывать друг друга.

Самая первая боевая группа Фурий Драконьего Края стала примером в глазах других драконов.

Те двенадцать «фурёнышей» стали грозной силой и, в перспективе, каждый из них в своё время точно так же, как и Алор, возьмет себе учеников.

Аран гордился своим другом.

Да, другом.

Напарником.

Братом.

Никому парень не доверял так же сильно, как Алору, которого в день трёхлетия гнезда во всеуслышание назвал своим Братом.

Отношение к Фурии, позволившей себя оседлать, после этого стало соответствующим — с Братом Короля особо не поспоришь. И не пошепчешься о нём за его спиной. Впрочем, «фурёныши» на корню пресекали любые слухи и домыслы.

Небо, как же они пригодятся в скором времени…

Как там в своё время сказала Красная Смерть?

Она ведь при всех её отвратительных чертах была очень умна.

Грядёт буря, от которой нет спасенья…

* * *

Год прошел в постоянных странствиях и перемещению с места на место — в поисках Великой Библиотеки, и только случай помог Мирославе приблизиться к достижению своей цели. Драконы все так же не желали делиться информацией ни с Венту, ни с девочкой.

Хотя какая она девочка? Если раньше внешность не позволяла называть себя иначе, то сейчас она, смотря в зеркало видела молоденькую белобрысую девушку со слишком уставшими глазами древнего существа, да и разум во много раз опережавший развитие по сравнению со своими сверстниками, не позволял думать о себе, как о ребенке…

Тем не менее, жители лесов и озёр не считали ни человека, ни Полукровку достойными их знаний, а те, кто искренне недоумевал, что Ночное Сияние делало рядом с видящей, не знали того, что могло бы приблизить Мирославу к окончанию ее поисков.

Люди тоже препятствовали ее изысканиям, объявив на нее настоящую охоту — кто ради того, чтобы узнать о своем будущем, кто из чистого любопытства, кто из зависти или искренней ненависти желал «предать отступницу огню, дабы не сбивала она их, рабов Божьих, с истинного пути».

Причины были разными, но факт оставался фактом — свои исследования, ведущиеся параллельно с поисками Библиотеки, Мирославе пришлось сильно сократить — попасться в руки разъяренной или, ещё хуже, восторженной толпы она не желала — были способы пойти на Перерождение и более безболезненные.

Однако, став свидетельницей ещё нескольких сожжений так называемых ведьм, девушка приняла весьма непростое для нее решение — сократить до минимума контакты с людьми и сделать все возможное, чтобы их избежать и вовсе.

Ощущать чужую смерть для неё было невыносимо — даже через плотно сомкнутые щиты она прекрасно различала движения потоков энергии, чувствовала чужую боль от рвущейся связи, как собственную, и это не просто пугало — выводило из равновесия, в поисках которого она постоянно металась по этим землям.

Венту, несмотря на возмущения Мирославы, был этому только рад, искренне считая, что был способен обеспечить свою подопечную всем необходимым, защитить ее и помочь ей разобраться в трудных ситуациях.

Люди не нужны были его Видящей, по крайней мере непросвещённая чернь не должна была заставлять его подругу страдать.

Дракон прекрасно понимал, что на все это презрение со стороны других особей можно было спокойно не обращать внимания — они ему не родители, ни вожак, ни Пара, а потому и мнение их Венту волновать не должно даже с теории.

Объективно рассматривая ситуацию, он ничем, за некоторыми исключениями, имеющимися по не зависящим от него причинам, не уступал чистокровным Фуриям, а по навыкам скрытности и подчищения хвостов за собой — даже превосходил.

Он был опасен, но даже Жуткие Жути отказывались понимать это — в их глазах он был лишь плодом межвидовой любви, просто жизнеспособным гибридом.

Недооценка противника всегда вела к проигрышу, ещё никого она до добра не довела, и это известно всем.

Однако, все об этом почему-то на краткое время забывали.

Мирослава не понимала, чем руководствовались те недальновидные драконы, отказываясь получить в приятели и даже в должники Фурию. Однако глупость тех, кто не просто отказывался ей помогать, а откровенно мешал, не должна была её волновать — только раздражала.

Венту, наравне со своей подопечной, изучал людей — их повадки и их образ мышления, их привычки и традиции, пытаясь понять эти маленьких и слабых, но, безусловно, невероятно опасных в своей стадности существ.

Стая Жутких Жутей была способна убить Змеевика или даже Пристеголова.

Толпа людей была способна на многое.

И именно поэтому, дабы создать толпу вместо кучи индивидуальностей, этих людей держали в глупости и страхе. Ведь стадом намного легче было управлять, а народ для высших сословий был не более чем стадом полезного домашнего скота.

Мирослава это тоже видела, но первым понял это именно Венту, с горечью понимая, что ничем драконы не были лучше людей.

Как бы ни провозглашало Старшее Гнездо величие драконов, как бы ни утверждало их более высокое положение в мире по отношению к людям, но Фурия понимал, что всё это — ложь, причём неприкрытая и откровенная, и это расстраивало больше всего.

Ведь его существование — лучшее тому доказательство.

Как бы не были противны и глупы люди, они могли найти пользу в том, от чего его собратья просто отмахивались, как от несущественного.

Это было ошибкой.

Люди, беззащитные и слабые по сути своей, научились защищаться, и чем дальше дело заходило, тем сильнее развивались люди, тем сильнее становились беззащитными драконы.

Оружие людей уже было способно убивать их, они научились уничтожать ему подобных хитростью, на которую многие драконы были просто неспособны и просчитать, что там, где казалось безопасно, могла находиться ловушка, им просто не хватало ни опыта, ни понимания силы своего противника.

Драконы полагались на собственную силу, забыв, что самое страшное оружие — ум.

Но Венту никогда не забывал об этом.

Собирая информацию о Великой Библиотеке по осколкам, по крупицам, он видел закономерности и логику там, где Мирослава видела лишь полнейший абсурд.

Как ни крути, а он был старше девушки почти вдвое, а нелёгкая жизнь Полукровки накладывала свой специфический отпечаток — они ментально взрослели раньше своих чистокровных сверстников, а потому в выживании равным им не было и просто не могло быть.

Да, Мирослава тоже была необычной, она была намного старше, чем казалось это со стороны, да вот только реального опыта в этом мире ей катастрофически не хватало.

Конечно, его Видящая не сумела до конца понять, что это именно он подтолкнул её оказаться в деревне, рядом с которой, по его предположению, находилась Библиотека.

Точнее это людское поселение выросло, как грибы после дождя, рядом с местом, где находилась бесценная сокровищница знаний, многие из которых наверняка считались безвозвратно утерянными.

Конечно, Мирославу схватили люди.

Естественно, они попытались предать её своему суду и по воле разъярённой и дикой толпы сжечь её, как и других жертв собственной неосторожности.

Это было жестоко, но его подопечная должна была осознать, насколько же люди были жестоки к своим благодетелям, насколько неблагодарны и легковерны.

Разумеется, в последний момент, перед самым мигом, когда в сложенный костёр должны были кинуть горящий факел, Венту появился и спас свою Видящую, ведь только так он мог помочь ей избавиться от заблуждений насчёт людей.

И помочь ей перестать причислять себя к людям.

Она была одной из Одарённых — одной из детей, благословленных Небесными Странниками.

И лишь потом, спасаясь от пришедшей в священный ужас толпы, Венту с Мирославой наткнулся на расщелину в скале, которой быть здесь не могло в принципе.

Расщелина оказалась входом в пещеру.

Библиотека всё это время была рядом с ними, но они ещё в упор не замечали, и только когда Судьба, отчаявшись, ткнула их лицом в искомое, как нашкодивших котят, они осознали, что же за счастливая случайность произошла.

И какие последствия она будет иметь.

* * *

Сатин с непонятной ей самой эмоцией стояла за правым плечом своего Мастера, который в тот момент обсуждал с Малой местоположение союзных Охотникам островов и целесообразность их разорения.

С одной стороны, это бы обозлило людей и привело бы к новому витку многовекового конфликта, а это было весьма и весьма нежелательно.

Зачем им лишние жертвы?

Особенно, если можно придумать, как без них обойтись.

С другой стороны, уничтожение поселений силами нескольких отрядов драконов вряд ли будут казаться организованными, и Охотники всё ещё не будут знать, откуда ждать угрозу, однако будут значительно ослаблены.

Однако, опять-таки, сопутствующие жертвы…

Неприемлемо.

Охотники — их главная на данный момент проблема, но мирные жители союзных этой организации островов были совершенно ни при чём.

И их смерти были бы на совести Малы и Арана…

И на её, Сатин, как его ученицы, совести.

А ведь в списке потенциально вражеских островов была и её Родина.

И это несколько пугало.

Впрочем, за прошедший с момента становления Ученицей Короля Драконьего Края год она как-то сумела свыкнуться с мыслью о том, что некогда родные люди находились теперь по иную сторону противостояния и рано или поздно случится так, что ей придётся выбирать.

Год назад она бы колебалась бы.

Сейчас — нет.

Мастер стал для неё всем.

И миром, и семьёй, и примером, и чуть ли не божеством — одним словом, всем.

Высокий, темноволосый (а в волосах так и поблёскивали две седые пряди на висках!), зеленоглазый, какой-то изящно-грациозный и совсем-совсем молодой — лет двадцать, едва ли больше.

Он произвёл на девушку неизгладимое впечатление.

Все парни этого возраста из её племени были или бугаями под два метра ростом с горой мышц и с разной степенью глупости, в иных случаях доходившей даже до абсурда, или маленькими задохликами, зачастую не доживавшими даже до пятнадцати лет.

Аран не относился ни к одной из этих категорий — он был стройным и жилистым, быстрым и ловким, сильным и умным…

Он был идеальным Лидером.

Если искать отражения викингов в драконах, то виденные ею до этого люди были Громмелями и в редких случаях Ужасными Чудовищами. Но Арана не просто так называли Братом Фурии — отражение этих прекрасных в своей грациозной смертоносности созданий было заметно в нём любому внимательному человеку.

Король Драконьего Края, её Мастер, её Учитель был Фурией, заключенной в человеческое тело.

Так считала Сатин и пока ни разу не усомнилась в своих выводах — всё только подтверждало их.

Надо сказать, что, вежливо сопровождённые на Драконий Край, дабы предстать перед Королём этого Гнезда, границы которого им пришлось пересечь, Сатин и Буря не ждали снисхождения с его стороны.

О Брате Фурии ходили разные слухи.

И Убийцу Красной Смерти, как его льстиво прозвали некоторые драконы из стаи падшей Королевы, нельзя было не бояться. Хотя всем было прекрасно известно, что, по факту, её убили Фурии — отряд Алора, сам Брат Короля и Тагуш — агент Драконьего Края в Гнезде Красной Смерти.

Но для драконов было достаточно того факта, что Фурии последовали приказу человека, чтобы начать уважать, боготворить и бояться Короля Драконьего Края.

Про него говорили, что свою стаю он едва ли не баловал — не ограничивал свободу перемещений драконов на территориях Гнезда и союзных ему стай, защищал от Охотников и Ловцов, не заставлял делать какую-нибудь неприятную работу. И гарантировал безопасность Гнезда.

И про него же говорили, что к чужакам он относился настороженно и даже иногда враждебно — если те проявляли неуважение и агрессию.

Ну, тут было понятно и даже логично — на территории Драконьего Края его Король был в буквальном смысле Всем — Законом, Волей и Карой. И если чужаки проявляли неповиновение на территории Арана…

Что же, они сами были в таком случае виноваты в собственных бедах.

Но к Сатин и Буре он отнёсся с теплотой. Принял, обогрел и накормил. Очень забавным фактом оказалось то, что отец Бури был драконом матери Арана — такое вот странное и необычное родство, больше духовное, нежели кровное, но не суть.

А потому, когда Буря назвала девушку Стражем, ожидая, что Король Драконьего Края отправит их куда-нибудь в Старшее Гнездо, или куда-то наподобие того места, очень удивилась, узнав, что Аран имел полное право сам брать себе учеников.

Правда, по его словам, учеников себе искать пока он не планировал, но раз она, так сказать, сама прилетела к нему, то могла оставаться — выбор был за ней.

И между неизвестностью и человеком, которым она искренне восхищалась, она выбрала Арана.

И собственное ученичество.

И не пожалела.

В тот день, когда она встала на колени перед Королём Драконьего Края и поклялась в верности его учению (как было положено по обычаям всех народов, племён и цивилизаций — ритуал принятия становления учеником у всех одинаков), её новоиспеченный учитель её уже не в первый раз удивил — пустил под крышу своего дома.

И в уютной, домашней обстановке, угостив большим стаканом ароматного травяного отвара (запах которого ассоциировался у неё с солнцем, летом, теплом и, почему-то, с счастьем) стал расспрашивать о её знакомстве с Бурей, о жизни на её родном острове и о её отношении ко всему происходящему.

И Сатин рассказала.

И о том, как нашла Бурю раненой в лесу, и о том, как выхаживала её.

И о том, как та отказалась улетать без своей новой подруги и до последнего оставалась с ней. До самого побега, в результате которого они оказались на Драконьем Крае, хоть путь держали в Белое Гнездо.

Аран тепло улыбался и слушал очень внимательно, но по глазам — цепким, чуть лукавым и заглядывающим в самые потаённые уголки души — было понятно, что он не просто запоминал всё сказанное — он анализировал это, делал какие-то выводы относительно неё, Сатин.

Чуть-чуть стала болеть голова, словно кто-то аккуратно пытался надавить на неё, мягко и неотвратимо сдавливая виски.

Девушка чуть нахмурилась, замолчала, посмотрела в глаза своему Учителю и мягко попросила его прекратить — почему-то на каком-то неизвестном ей самой уровне её сознания она знала, что причиной этой боли был её собеседник.

Аран улыбнулся шире, чуть заметно кивнул и… боль пропала.

И вместе с этим фигура парня неуловимо расслабилась, и Сатин не знала, отчего же именно у неё наступило облегчение — потому что гул из головы ушёл, или потому что её Учитель стал ей доверять.

А потом он рассказал собственную историю.

О том, что был когда-то сыном вождя Лохматых Хулиганов, о своей дружбе с Ночной Фурией, назвавшей его своим Братом и о гибели Беззубика.

О знакомстве с Айвой, о Кочевниках, о Старшем Гнезде и ученичестве у Адэ’н.

О собственном Великом Странствии, о создании Драконьего Края.

Услышав историю Иккинга, о том, когда она оборвалась и начался путь Арана, Сатин была поражена — так это походило на собственную её историю, так это было всё близко и знакомо… а потому страшно.

Ведь на примере Иккинга девушка видела, чем могла закончиться её дружба с Бурей.

Разговаривать с человеком, понимавшим её, видевшим в её недостатках достоинства и готовым помочь ей развиваться, узнавать что-то новое, доселе бывшее тайной, было приятно.

И потому в тот день, а точнее в тот вечер и ночь, которые они потратили на разговоры, она всё для себя решила.

И потому этот год стал для неё лучшим за всю её жизнь.

Он был полон неизведанного и необычного, знакомств с новыми для неё людьми и драконами, нахождения и изучения новых островов.

И знаний.

Множество запретных, скрытых от людей знаний открылись ей за этот год.

Она успела неплохо изучить пару древних языков, побывала вместе со своим Учителем несколько раз на Кальдере Кей, где она познакомилась с королевой Малой и несколькими молодыми воинами и воительницами. Были они и в Старшем Гнезде, где она познакомилась со Старейшиной — Адэ’н, которая, следуя древней традиции, дала своё благословение на ученичество.

Они побывали в монастыре Атин’Туур, где она познакомилась с Мастером Галааром, обучившим когда-то её учителя фехтованию.

Её Мастер тоже стал учить её фехтованию, помог отточить навыки стрельбы из лука и даже сделал для неё арбалет — сила и точность стрельбы у того были намного больше.

Аран вместе с ней сделал себе новую броню — Ночные Фурии имели свойство во время своего роста сбрасывать старую чешую, как и любой другой дракон. Кожа драконья известна же тем, что спокойно выдерживает пламя, но Фурии и здесь выигрывают у других драконов — их кожа выдерживала попадание стрелы — именно поэтому Алор не раз просто закрывал своими крыльями Арана от стрел особо живучих Охотников — и даже мечом нужно сильно постараться, чтобы серьёзно ранить Фурию. Это было одним из секретов их живучести — пока Фурия быстра и подвижна — её почти невозможно сильно ранить, а царапины и порезы заживали за два-три дня и не приносили, кроме некоторого дискомфорта, никаких неудобств.

Новые доспехи Арана были сделаны как раз из кожи Ночной Фурии и, сохраняя все свои свойства, отлично защищали своего владельца.

Новую экипировку получила себе и Сатин, вместе с кулоном — странным прозрачным желтым камнем, на котором было вырезано символами древнего языка её собственное имя, точнее то, от которого её имя произошло — Satin — упорная.

Когда, спустя этот год, Сатин посмотрелась в зеркало, она даже немного испугалась — она не узнала себя.

Это была не мечтательная девчонка-викинг, худая и нескладная, а вполне себе симпатичная девушка-воин с пронзительно-жёлтыми глазами.

Когда они успели стать такими?

Да, она была приятно удивлена.

И гневно-ревнивые взгляды одной из воительниц Королевы Малы, её вроде звали Кира, стали постностью понятны.

Что же, Сатин здесь ни при чём — она ничего намеренно не дала. Оно всё само. Ну и благодаря Учителю, естественно.

Вот и сейчас, покивав умным словам Мастера о неприемлемости смерти невинных, девушка смиренно продолжила наблюдать за Королевой Малой и Араном, тихо мечтая оказаться где-нибудь в другом месте — да хоть на улице.

Учитель и Мала пришли к выводу, что Охотники совсем обнаглели, и пришла пора, наконец, перейти к наступлению — одним решительным ударом выжечь их острова один за другим, не давая опомниться.

Сатин согласно покивала, ведь любое окончательное решение относительно Охотников означало конец этого импровизированного совещания и обещало свободу от темноты и духоты зала. А ведь на улице красота — свежий воздух, ясное небо и яркое солнце, приятно греющее после долгих месяцев зимы.

О, свобода!

О, свежесть северного острова!

Сатин была готова петь хвалебные оды Небесным Странникам за то, что пытка нудными разговорами закончилась — она так хотела действовать, а не болтать!

Мастер уже несколько раз брал её с собой уничтожать караваны Охотников — в таких случаях Сатин приходилось работать вместе с Тагушем — уж больно хорошо она с ним подружилась, Буря же оставалась, потому не могла участвовать из-за своей слишком приметной расцветки. Да и не мог Шторморез угнаться за Фурией…

В первый раз уничтожая корабли Охотников, девушка несколько испугалась своего Учителя.

Конечно, она ему полностью и безоговорочно доверяла, но она привыкла видеть его просто плавным, бесшумным и добродушным. Она до того дня не знала эту его сторону — жестокую в своём милосердии.

Аран убивал быстро, используя минимум движений, доставляя минимум боли, и остановить его не мог никто.

Это было страшно.

И красиво.

До того дня Сатин никогда не задумывалась о том, насколько же силён её Мастер.

А поняв, что видела далеко не всё, девушка запретила себе думать на эту тему — она не хотела бояться и чувствовать себя беспомощной.

Хоть Мастер всеми силами и делал её сильнее.

* * *

Дагур достаточно много рассказывал Радмиру об Олухе, считая, что его самые доверенные подчинённые должны иметь в руках наиболее достоверную информацию.

По его словам, этот остров был самым крайним, приграничным — он находился ближе всего к Проклятому Проливу, а потому подвергался нападениям драконов намного чаще остальных племён.

В то время как все восхищались мужеством и упорством олуховцев, Радмир подивился только их глупости — постоянно подвергать свои семьи опасности только потому, что взыграла гордость, и идиотское упрямство не позволяло смотреть на проблему объективно?

Дагура сильно удивила, но, скрывать не стоит, даже порадовала подобная реакция — к Олуху он относился нейтрально, но силу племени, их храбрость и воинские умения уважал, а в этом не согласиться со своим Вождём парень не мог, ведь тот был безгранично в этом вопросе прав — те, кто веками выживали, находились на первой линии атаки не моги быть слабаками и трусами.

Глупцами, да.

Упрямцами — безусловно.

Но не слабаками.

Потому Радмир решил не судить сгоряча и сложить своё мнение о племени не из слухов, а из личных наблюдений и выводов, незамутнённых чьими-то эмоциями или холодным расчётом.

Такой подход оказался весьма действенным и полезным.

Плевать Радмир хотел на весь этот проклятый остров и заодно на всех его жителей, однако существовала проклятое «но» — Олух один в один подходил под описание уничтоженного Юношей-из-сна-Мирославы острова, ведь видение своё его сестрёнка записала крайне подробно, сделав даже по памяти некоторые зарисовки.

Не оставляла его в покое мысль, что странный Всадник Дракона был связан с этим странным островом. А это было нехорошо — слишком уж он был не то, чтобы зол на него, но недоволен — именно вероятности будущего этого парнишки не давали Мирославе нормально спать.

Именно они подорвали здоровье его сестрёнки.

Но винить парнишку было невероятно глупо и совершенно бессмысленно.

Можно было только понять его — пережил он, судя по записям Мирославы, немало, его и половина свалившихся на голову юноши событий сломала бы.

Какого же было удивление Радмира, когда он узнал, что у местного вождя когда-то был помимо уже имеющихся троих детей ещё и старший сын — наследник племени, будущий правитель.

Невероятная схожесть с описанным в дневнике Мирославы юноши наводила на нехорошие размышления, от которых Радмир решил не отмахиваться — это было очень важно, ведь хоть и косвенно, но связано с его сестрёнкой, ставшей невольной свидетельницей этих печальных событий.

Манера говорить и внешность, поведение и поступки — один в один.

И самое страшное, что мальчишку все считали мёртвым.

Но Радмир мог с абсолютной уверенностью сказать, что это было совершенно не так.

Иккинг не умер в ту ночь, что люди здесь прозвали Кровавой.

А уж когда Радмиру сказали, что новый наследник Стоика Обширного, нынешнего Вождя Олуха, Магни Хеддок — полная копия своего старшего брата, начиная от внешности и заканчивая выражениями, которые тот употреблял в своей речи, то он понял — ошибки быть не могло.

Ведь глазами юного Наследника на него смотрел тот юноша из селения, на которого совершенно случайно наткнулась Мирослава шесть лет назад.

Нет, не Юноша.

Иккинг.

Его ведь так звали?

* * *

Астрид с бесстрастным лицом смотрела на чужаков, приплывших для заключения союза с племенем Лохматых Хулиганов — это были некие Охотники на Драконов, в определённых кругах известные люди.

Организация, занимающаяся ловлей, убийством и продажей драконов.

До этого дня девушка более-менее хорошо знала только об одной подобной организации — Орден Ингерманов, в который ушёл окрылённый внезапным нахождением родственников Рыбьеног. Впрочем, и об Ордене она знала мало — только то, что эти люди тренировались на определённом виде драконов и этим самым сильно сократили количество этих тварей, практически полностью их истребив.

За прошедшие шесть с лишним лет с момента гибели Иккинга Астрид сильно изменилась — ожесточилась, стала меньше мучиться угрызениями совести, перестала сомневаться в правильности своих действий.

Теперь она до конца позиционировала себя исключительно как воина — не как девушку, которой надо бы замуж выйти да детей рожать, сидя у очага вышивать крестиком да очаг этот самый хранить, а как бойца, который наравне с мужчинами отправлялся в походы, завоёвывал новые земли и пировал на костях поверженных врагов.

Подобное поведение вызвало неудовольствие со стороны матери, отца и даже Инги, которая, нянчась с Викаром, стала более мягкой — вот уж кому материнство пошло на пользу.

Но Астрид никого не слушала — она, одна из Убийц Драконов, имела немалый вес в племени, как самый умелый воин своего поколения, а потому подобные замашки ей прощались.

Девушка стала больше и внимательнее наблюдать за своими племянниками — Мия и Магни стали слишком уж похожими на своего старшего брата.

И ладно, если бы они взяли у него только хорошие качества — ум, хитрость и любознательность… так нет!

Особенно Астрид стала подозревать что-то неладное, когда в последнем драконьем налёте, более года назад (о, а это вообще отдельный разговор!), Фурия не просто не убила близнецов — она спасла их от бешенного даже по меркам драконов Ужасного Чудовища.

Девушка хотела тогда обо всём сообщить вождю, но…

В самый последний момент передумала — в последний раз её поспешность и нетерпеливость обернулась гибелью нескольких десятков её одноплеменников (громадного числа для не слишком многочисленного племени) и стала причиной Кровавой Ночи, в годовщину которой люди привычно не выходили на улицу, боясь потревожить дух Ночной Фурии.

Хофферсон стала просто наблюдать за близнецами, ища в их поведении новые странности, запоминать и делать выводы.

Они и раньше любили в любой неподходящий момент оказываться рядом, появляясь словно из ниоткуда и исчезая в никуда, как только кто-то попытается к ним обратиться, так сейчас они стали ещё и специально абсолютно одинаково одеваться.

И ладно, если бы это были просто похожие одеяния, но эти зелёные туники с кожаным поясом, эти коричневые штаны и сапоги! Ей этот, с позволения сказать, стиль не просто напоминал кого-то — он откровенно кричал, что дети пытаются быть похожими на своего старшего брата.

Они даже стали отзываться на имя «Иккинг», пугая одноплеменников.

Близнецы Торстон умилённо смахивали скупые слёзы — на подобные шутки даже они были не способны, а потому с удовольствием охотились на маленьких конкурентов, пытаясь узнать, как же они так делают и безуспешно пытаясь повторить их успех.

Впрочем, безрезультатно.

И если с Мией странностей почти не наблюдалось — девочка напоминала Астрид её саму в этом возрасте, воспринимая все эти шалости только как развлечение, то Магни всегда был предельно серьёзен.

Иногда девушка думала, что этот мальчик совсем не умел улыбаться, смеяться или просто смотреть не с укором или осуждением, а мечтательно, счастливо…

Если бы она собственными глазами не видела, как Магни менялся, когда скрывался под сенью леса, скрытый от людских глаз и свободный.

Мальчик с каждым годом становился всё более похожим на брата в мелочах — какие-то фразы, жесты и мимика, походка и манера говорить и даже мыслить — всё в нём было от Иккинга.

И это пугало.

Впрочем, похож он был в мелочах, если лицо тоже считать мелочью, а в крупных событиях и чертах — отличался. Во взгляде была непонятная уверенность, не было загнанности и безысходности.

И смотрел он пронзительно и жёстко — никто не выдерживал, все отводили глаза.

Но вот чего девушка точно не ожидала, так это того, что мальчик подружится с Дагуром. Когда год назад молодой вождь Берсерков приплыл для подписания договора и познакомился с новой семьёй Стоика, тот тоже был ошарашен сходством старшего и младшего братьев.

И, что особенно поразило Астрид, опечален смертью Иккинга.

Этот новый Дагур был для неё незнаком — не следа былого безумия, показной жестокости и любви к насилию.

Перед ней тогда стоял мудрый вождь сильного племени, а не сорвавшийся с цепи дикий зверь.

Какова же была причина столь резких перемен? Почему этот парень резко повзрослел и называть его так стало уже… неправильно, что ли.

Это был мужчина.

Возможно, Иккинг тоже подружился бы с эти новым Дагуром. Они были неуловимо похожи в чём-то главном, но до сих пор не понятном ей.

После двух дней подозрительных взглядов и осторожных вопросов, вождь Берсерков и Наследник Лохматых Хулиганов общались вполне по-дружески.

И, что самое главное, Дагур вполне дружелюбно общался с мальчиком, не выказывая раздражения, и рассказы слушал очень внимательно, с искренним интересом.

Что-то изменилось в мужчине в ночь его прибытия на Олух. Он тогда зачем-то ушёл с пира, кажется пошёл в лес… Никто не знал зачем и что же там произошло, но после той ночи что-то надломилось в нём, что-то неведомое появилось в глазах.

И это тоже пугало.

Впрочем, это всё минувшее. Надо было думать о проблемах настоящего. Например, об Охотниках на драконов.

Союз с ними Астрид видела невыгодным по нескольким причинам.

В первую очередь, драконов-то, собственно, и не было теперь. Сгинули они разом куда-то, перестали нападать на острова, а жители ближайших к Проклятому Проливу поселений застыли в тревожном ожидании — затишье перед бурей само по себе тревожной тучей нависло над людьми.

Но драконы не напали ни через месяц, ни через два, ни через пять, ни через год.

Конечно, их видели на горизонте — маленькие стаи спокойно себе перелетали с острова на остров, не обращая на людей никакого внимания и не проявляя агрессии к ним.

Как выяснилось, такие странности были на всех островах, ранее подвергавшихся налётам.

И подобная закономерность заставляла серьёзно задуматься.

Даже полгода назад, если бы эти чужаки явились тогда, девушка могла с уверенностью сказать, что это точно не было результатом деятельности Охотников — они бы тогда не прибыли для заключения союза.

Но теперь-то она, как и некоторые другие викинги, знала правду.

Ведь они всё-таки нашли Драконье Гнездо.

Пустое.

Когда Стоик вновь снарядил экспедицию в Проклятый Пролив, никто не верил в её успех — столько раз Лохматые Хулиганы бывали там, и столько раз возвращались, оставив там, благо, если не половину кораблей и людей. И уж точно никто не мог представить, что же их будет ждать в этот раз.

Для начала, в Проклятом Проливе, самом по себе очень сложном для прохождения там кораблей (множество подводных скал и обломков ранее затонувших здесь драккаров были серьёзным препятствием даже для столь опытных моряков, как викинги — южане же здесь просто не прошли бы), ранее всегда окутанном молочно-густым туманом, был кристально-чистый воздух — все камни были прекрасно видны.

Одно это уже заставляло сильнее нервничать понимавших всю странность данной ситуации викингов — до этого дня такого не бывало никогда.

Не то, что бы драконов в скалах Проклятого Пролива совсем не было — несколько Злобных Змеевиков безразлично окинули взглядом людские корабли и продолжили свой путь в сторону от них, стайка Жутких Жутей мелькнула в дали, но и она не приблизилась к людям.

В почти кромешной тишине (люди чуть ли не затаили дыхание, если и переговариваясь, то шёпотом) викинги добрались до Драконьего Острова — это проклятое место искали много поколений их предков и вот, они нашли его!

Но торжества от победы не было — было видно, что остров мёртв.

Тишина стала оглушающей.

Конечно, скорее всего, с другой стороны острова были и леса, и ручьи, и зверьё — но этот берег был совершенно безжизненным. Ни птиц, ни драконов, ни деревьев и трав — голый камень.

И хорошо знакомый всем воинам смрад разлагающегося трупа.

Внимательный глаз Астрид заметил на скалах стеной возвышающегося над людьми берега очень характерные следы оплавившегося, потрескавшегося и почерневшего камня.

Потом девушка во всеобщей серости увидела, что когда-то деревья здесь всё же были, однако сейчас от них остались лишь обугленные коряги, выглядевшие жутко и даже чуть-чуть печально.

Впрочем, это всё девушка заметила потом.

В первую очередь она уставилась на громадное нечто, судя по всему и распространяющее запах разложения. И только рассматривая громадную гору чего-то, судя по всему бывшего когда-то живым, девушка поняла — это был дракон.

Громадный Монстр с изуродованной мордой, порванными в клочья крыльями и обугленными проплешинами в шкуре, сгнившим до костей хвостом и торчащими из прорех на брюхе явно сломанными рёбрами.

Да и сама поза уже давно (не меньше нескольких месяцев — примерно столько, сколько не нападали драконы) мёртвого Монстра словно говорила о том, что умер он от… падения?

Следы от залпов Ночной Фурии, прекращение драконьих налётов, слухи о том, что на южных островах Архипелага этих тварей стало намного больше…

Астрид, кажется, стало ясно, что конкретно тут произошло — твари что-то не поделили между собой, Фурия убила этого Монстра, судя по размерами являвшегося вожаком драконьей стаи и… забрал эту самую стаю на юг?

Так что ли?

Астрид всегда с бессильной ненавистью вспоминала тот поход на Драконий Остров — они даже не сумели отомстить за павших братьев и сестер — мерзкие твари потеряли своего вожака и трусливо сбежали.

Но почему же тогда, узнав о том, что Стоик категорически отказался сотрудничать с Охотниками, в сердце девушки расцвела мстительная радость?