Жить вопреки (джен)

Ледяной сухой ветер бил в лицо, однако даже он не способен был испортить впечатление. Только дополнял его.

Вершина.

Обзор на десятки, если не сотни километров вокруг.

И невероятное, пьянящее чувство свободы.

— Ты — первый человек за последнюю тысячу лет, удостоившийся стоять на этой вершине, — сказала Адэ’н, с гордостью смотревшая на своего ученика.

Мальчик вырос.

Птенец готов покинуть гнездо.

Её помощь как наставника больше не требовалась. Теперь, уверена Фурия, Аран придёт к ней только как к Старейшине.

Или как к союзнику.

Оба этих варианта её полностью устраивали.

— Но почему? Разве трудно сюда взлететь на драконе?

— Сюда могут взобраться лишь Ночные Фурии. Только мы способны выдержать такой ветер и разряженный воздух.

Именно поэтому Совет Ночных Фурий собирался только тут — здесь невозможно подслушать.

На этой дышащей древностью площадке, такой же, как и в Зале Посвящения, всё воспринималось чуть иначе — гул чужих мыслей наконец утихал.

Никто не знал, кто выстроил эти заполненные по контуру символами древнего языка Круги… Никто не сумел их разгадать до конца — только понять, что хотели донести древние символы до вошедших в Круг.

Ведь именно из-за этого Круга, из-за того, что в нём двенадцать секторов, Высший Совет имел именно такой состав.

Эти площадки были созданы задолго до рождения Адэ’н.

Даже её собственная наставница, ушедшая на перерождение много сотен лет назад в возрасте полутора тысяч лет, не знала, кто таинственные Строители. И учитель её наставницы — тоже.

— Даже я могу здесь дышать… — задумчиво пробормотал Аран. — Неужели другие драконы не могут?

Адэ’н ожидала этого вопроса. И без промедления ответила на него.

— Не все достойны. Не все способны. То, что ты здесь стоишь, означает, что ты готов. Посмотри. Облака находятся далеко внизу. Здесь не растут травы, здесь нет снегов и льда — слишком высоко.

Что-то странное мелькнуло в глазах юноши. Словно тень пробежала и исчезла, не успев толком показаться.

Мальчик что-то понял и отметил это про себя.

Хорошо.

— А мы стоим здесь.

— Именно это даёт нам право вмешиваться. Понимание. Здесь нет жизни, кроме нас, — ничто не забивает фон. Медитация в этом месте дарит больше, чем сотня внизу.

Аран усмехнулся. Наставница явно не это хотела сказать, но он не стал расспрашивать, поняв, что ему никто ничего объяснять более не будет.

Придётся теперь всё самому искать, узнавать и осознавать.

— Чем выше взойдёшь — тем больше падать, — коротко сказал юноша.

Фурия, до этого смотревшая вдаль, развернулась к Арану, посмотрела ему в глаза.

— Я рада, что ты это понимаешь. Ты готов. Отправляйся в своё Странствие, Страж, и найди тех, чей покой станешь ты защищать.

* * *

Алор обрадовался, узнав, что томительное ожидание окончилось, — пора в путь.

В последнее время ему в тягость была собственная Стая — на фоне всего, что он узнал про Фурий, находиться рядом с ними становилось, воистину, невыносимо.

Каким же ребёнком он ещё был, даже после своего Великого Странствия!

Сколько тогда ещё не знал.

Теперь вот, зато, знал.

Но было ли кому от этого лучше? Ему самому, другим драконам Старшего Гнезда?

Блаженно неведение обывателей!

Дракон устал от родного Гнезда, от всех скрытых маской деятельности во имя всеобщего блага игр, от лживых идеалов и лицемерных улыбок Совета, от вкрадчивых слов Старейшины, от собственной беспомощности и невозможности хоть что-то изменить. Он грезил путешествиями и открытиями. И вот, наконец, всё это из далёких планов скоро станет реальностью!

Сборы были недолгими — собирать-то больно и нечего. Оружие Аран носил с собой.

Потому в походную сумку отправились блокноты для записей, моток крепкой верёвки, несколько фляг с водой, несколько слитков чёрного металла, из которого были сделаны меч, кинжалы и кольчуга, а также кошель с деньгами.

В своё время он сделал несколько красивых кинжалов и украсил их, а сумел продать в ближайшем городе.

За оружие всегда хорошо платили, за хорошее оружие — очень хорошо платили, а потому можно будет спокойно прогуляться по какому-нибудь городу.

Смотря на ставшую такой родной за все эти три года пещерку, Аран ощущал странную тоску — он опять покидал дом. Покидал, чтобы, скорее всего, не вернуться сюда уже никогда.

Было решено залететь сначала в гнездо Айвы, проведать её, попрощаться.

Аран так ни разу не видел за эти три года свою подругу — Адэ’н не сделала послабления в правиле даже для собственного ученика, но её юноша не винил — прекрасно понимал, чем такие меры были продиктованы.

Путь туда, в родное Гнездо Айвы, занял один день, и на закате Аран и Алор предстали перед Тоуром, грозно глянувшим на юношу.

— Человек, которого привела с собой Айва… — с пренебрежением сказал вожак.

— Его зовут Аран, он ученик Адэ’н и мой товарищ! — прошипел Алор, загородив собой.

Имя Старейшины Старшего Гнезда Ночных Фурий поумерило гнев вожака, как-никак Фурию хоть и уважали, но боялись до безумия. Даже самые недальновидные и глупые.

И не без оснований.

О знаниях и могуществе Адэ’н ходили легенды среди остальных драконов.

И Аран не понаслышке был знаком с этим могуществом. Ведь именно оно обуздало пробудившийся дар, ведь оно и поделилось многими знаниями.

Да, многими.

Но далеко не всеми.

Старейшина была убеждена, что мудрость надо зарабатывать самому, и что собственные ошибки намного более поучительны, чем чужие. Так что, дав ученику больше, чем другим, но меньше, чем могла, она выгнала его в мир набивать шишки и учиться на собственных и чужих ошибках.

Сразу поменялось отношение к Арану со стороны других драконов.

Ведь брат Фурии — это одно, а ученик Адэ’н — совершенно другое.

— Моя дочь была расстроена запретом Адэ’н на общение с тобой до конца обучения, — сказала подошедшая Змеевица, в которой Аран опознал мать Айвы. — Её нет в гнезде. Она вместе с Тарином и частью молодых драконов ушла на Северные земли. Больше я её не видела.

— Переночуете в гнезде, и чтобы утром вас здесь не было! — объявил Тоур, поняв, что ничего иного сделать нельзя.

Аран был огорчён тем, что не сумел повидаться с подругой. Ведь именно она пришла на помощь, когда он медленно сходил с ума от собственного горя, ведь именно она привела его сюда!

Она заменила ему старшую сестру или даже мать! Да, их путешествие длилось всего месяц, но этот месяц был самым мирным и спокойным, как бы ни парадоксально это было, в жизни Арана.

А ведь он даже не попрощался с ней…

В последний раз, когда они виделись, Аран потерял сознание, а очнулся уже в пещере, для того чтобы пройти испытание…

А когда он покинул ту залу, Айвы уже не было в гнезде Фурий.

Досада обожгла юношу не хуже раскалённого железа. Айва так много для него сделала, а он не сумел её даже поблагодарить нормально!

Но сделанного не воротишь, а, того глядишь, их жизненные пути ещё пересекутся.

* * *

Вылетели Аран с Алором сразу же, отказавшись от гостеприимного приглашения переждать ночь в гнезде — ни Фурии, ни человеку не хотелось оставаться в обществе так агрессивно отнесшихся к ним драконов.

Они отправились вопреки первоначальному порыву на север, по длинному, но уже знакомому Арану пути, вместо того, чтобы сократить его.

Зрелище постепенно сходящих теней на горах бесконечно завораживало, но юноша не обращал на него никакого внимания — скорость полёта была просто запредельной, уши резал знакомый любому олуховцу свист, перебивающий даже грохот ветра.

Облака были где-то внизу, величественно плыли, громадные и холодные, а они мчались на недоступной раньше высоте!

Воздух здесь был тоже разряженным, но на этот раз это играло на руку — Алору лететь было проще.

Знакомое селение, где он уже появлялся несколько раз, промелькнуло снизу и осталось позади, так и не привлекшее внимание юноши.

Когда-то Айва сказала, что возле городов лучше не летать. Она тогда не упомянула, что можно было бы пролететь на большой высоте — она физически не могла тут летать.

И только Фуриям были нипочём ни сильный ветер, ломавший крылья любым другим драконам, ни жгучий мороз, ни разряженный воздух.

Впрочем, это селение — единственное в округе, с одной стороны — горы, а с другой, прямо у них на пути — бескрайние Дикие Степи.

К середине следующего дня путники увидели на горизонте город. Он был намного больше всех виденных ранее, и даже отсюда, издалека, он выглядел довольно внушительно.

Аран не понимал, как они с Айвой не заметили его три года назад? Неужели она настолько сильно огибала города? Или дело в том, что они летят сейчас выше и обзор, соответственно, лучше?

Внизу пестрели распаханные поля, на которых точками-муравьями виднелись люди — крестьяне? — а по дороге, вьющейся вдоль поля, перебегавшей достаточно широкую реку мостом, неторопливо ползла жирная точка телеги.

По ту сторону реки, на крутом её берегу сразу начинались строения, сейчас неразличимые из-за высоты.

Там, вдалеке, темнел лес, обступавший город с трёх сторон. Вдоль леса тоже пролегала дорога, прошивавшая город и выходящая на тот самый мост.

Аран не мог определиться — облететь город или посетить его.

С одной стороны, лишняя трата времени была явно ни к чему, но и посмотреть на жизнь простых людей хотелось до ужаса.

Да почему бы и нет?

Ведь в этом и смысл — познавать новое.

Поэтому было решено облететь город по дуге, оставить Алора в лесу, чему тот был невероятно рад — возможность отдохнуть, как-никак! — и дойти до города на своих двоих.

* * *

Хеттир, уже немолодая Полукровка, с удовольствием наблюдала за своими учениками, под её чутким руководством вошедших в состояние транса, выполняя новое задание.

Ночное Сияние, одна из немногих Видящих их скромной по своей численности стаи, была рада, что Небесные Странники дали ей шанс передать свои знания подрастающему поколению.

Любому Мастеру всегда нужны Ученики.

Ведь какой прок в накопленных за длинную и весьма продуктивную жизнь знаниях, если их некому будет передать, если они умрут вместе с их носителем?

Необходимо делиться своим опытом.

Их стая была совершенно необычной по меркам иных драконов, ведь не было ни Вожака, ни Старейшины. Не было у них такой необычной иерархии, как в Гнёздах Ночных, или как у вечно странствующих Дневных Фурий.

Не было смысла копировать Чистокровных, ведь, в отличие от них, они не занимались ни незримым контролем над другими драконами, ни исследованиями прошлого или настоящего.

Их стезя — выживание.

Вожак ведь в первую очередь был военным предводителем, и лишь потом занимался он просто организационными моментами. Но их стая ни с кем не сражалась, не пыталась захватить новые территории.

Им и собственных вполне хватало.

По странному стечению обстоятельств, их стая тоже оказалась хранителями уникальных знаний, но по большей части они совершенно не касались этого мира.

В одну группу сбились Отверженные за собственный гений, брошенные родителями птенцы и сироты.

И все они лишились блистательного будущего лишь из-за собственного происхождения, нечистой, по мнению остальных, крови.

Да, из драконов среди них были лишь Ночные Сияния, ведь только они были тем единственным гибридом, что был способен дожить до взрослого возраста и даже завести собственных детей.

Единственные жизнеспособные.

Такие ли они отсеянные жизнью, как о них говорили Чистокровные?

Впрочем, это мало касалось сегодняшнего дня и ближайшего будущего. Если ситуация и изменится, то точно не скоро. Возможно, они ещё даже застанут новый, изменившийся мир, а может, его увидят лишь их дети.

Или внуки.

Эта часть будущего была скрыта от Хеттир, но Фурия (плевать, что Чистокровные имели совершенно иное мнение на этот счёт, и кто бы что ни говорил, но они именно — Фурии!) не беспокоилась по этому поводу — она давно с неким фатализмом относилась к грядущему, лишь в крайних случаях пытаясь изменить его в пользу стаи.

Зачастую даже успешно.

Но два года назад один из молодых драконов вернулся из своего Великого Странствия (одной из немногих традиций иных стай, от которой они не отказались) не один — с молодой человеческой самкой.

Конечно, этот случай был не уникальным — частью стаи было два десятка таких подобранных детей — сирот или тех, кого бросили, как и самих Отверженных, родители.

Кого-то находили уже подростками, изгнанными семьёй, и именно такие люди, даже если они не имели способностей Стражей, становились способными говорить с драконами после многих лет жизни бок о бок с ними.

И именно такие люди воспитывали, не без помощи Ночных Сияний, естественно, найденных ими брошенных младенцев.

Ах, как быстро росли человеческие дети!

Казалось, совсем недавно ещё малыш Бетен был несмышлёнышем, не способным ни справиться со своим даром, ни защититься, ни даже убежать от угрозы — он был как новорожденный птенец.

Но теперь он стал весьма способным юношей, лишь на пару лет старше его новой ученицы.

Принесённая Венту в гнездо девочка, к удивлению стаи, оказалась Видящей.

Причём дар её, проявившийся раньше, чем это обычно происходило у людей, и развиваться начал невиданными темпами. Если бы Хеттир не была сама тому свидетельницей, то никогда бы она не поверила что двенадцатилетняя человеческая девочка, самоучка, даже лишённая доступа к знаниям древних библиотек, будет способна на то, чтобы самостоятельно перебирать ветки вероятностей и даже отсекать ненужные ей.

Но факт оставался фактом — Мирослава, как она представилась, ментально была намного старше, чем казалась со стороны.

Ребёнок с глазами древнего существа.

На деле, юная провидица многое умела, но не знала, не имела ни малейшего понятия, что именно она умела.

Она, пропуская всю запутанную, противоречивую и зачастую непонятную теоретическую часть невозмутимо просто делала то, на постижение чего у многих уходили долгие годы, а то и вся жизнь.

Видимо, именно так и проявлялись знания прошлых воплощений, за которыми так упорно охотились Ночные. Именно сны-воспоминания заставили ребёнка ударными темпами взрослеть.

Принятие своего таланта в полном объёме было невероятно болезненным процессом.

Не многие переживали это.

Ещё меньше не сходили с ума после этого.

Не таким уж, если быть откровенными, был редким среди людей дар Видящих, но принять и развить его могли лишь исключительные личности — единицы из тысяч.

Принятие дара ломало личность — не все были готовы отречься от привычных взглядов на мир, от собственной веры в придуманных кем-то давным-давно Богов.

Не все были готовы осознать ничтожество одной единственной жизни в масштабах бесчисленного множества миров.

И то, что Душа не есть Разум, а Разум не есть Тело.

Что Разум, Душа и Тело — три равноценно значимые составляющие абсолютно всех мыслящих созданий.

А девочка сумела понять, принять и пойти дальше.

Она сама (сама, без помощи брата или родителей, знакомых или кого-либо взрослого, и это в её-то возрасте!) рассчитала нужную ей ветку вероятностей, нашла приемлемые альтернативные варианты и даже, тихо и невозмутимо, отсекла все ненужные ситуации.

Это поражало.

Быть учителем столь талантливого ребёнка было честью для Хеттир, хоть Фурия и понимала, что ничему, по факту, научить не могла она девочку, лишь попытаться систематизировать имеющиеся у неё уже знания и помочь ей с разъяснением непонятных моментов её снов.

Этим и занималась Ночное Сияние последние два года, и как бы она не хотела продлить знакомство с юной провидицей, это не представлялось возможным, и тянуть дальше было нельзя — это лишь загубило бы такой талант.

Девочку ждало долгое Странствие в поисках знаний.

Возможно, путь и станет смыслом её жизни — вечное скитание, вечный поиск ответов.

Хеттир, конечно же, прекрасно заметила, что Мирослава неплохо сдружилась с Венту — и это было прекрасно, ведь лишь этому молодому дракону могла доверить своё юное сокровище Фурия.

Она могла помочь Мирославе лишь тем, чтобы сообщить о примерном местонахождении древних Великих Библиотек, на территориях, не принадлежащих Чистокровным, ведь в те же Дикие Степи соваться точно не стоило — не любили Ночные чужаков, а ту Библиотеку они явно считали своей собственностью, и не находилось глупцов, что попытались переубедить Старшее Гнездо в этом.

Ночное Сияние знала — грядут перемены, и не было ничего страшнее, чем та бездна неизвестности, над которой они повисли.

Оставалось только верить.

* * *

Город оказался скучнее, чем предполагал Аран. Всюду суетились люди, всюду были слышны голоса, шум, треск, скрежет…

Город дышал, смеялся и плакал…

Город жил.

И серые дома на узенькой улочке давили на юношу, привыкшего к простору. Аккуратно обходя прохожих, весёлых и беззаботных, Аран отчётливо понял — он не сумеет затеряться в толпе.

Он слишком от неё отвык.

А толпа, тем временем, вывела его на базарную площадь.

Всюду были слышны крики торговок, ругань и хохот.

Кто-то яро пытался продать ему своего худющего коня, кто-то с интересом его оглядывал, оценивая примерную стоимость его снаряжения.

Чумазые мальчишки в лохмотьях, что-то весело обсуждая, стайкой Жутких Жутей пробежали мимо.

Аран смотрел на них и до щемящего чувства внутри чувствовал себя здесь чужим. Он — человек из другого мира. Знающий о многих его тайнах. О том, что смерти как таковой и нет вовсе. Хранитель этих тайн. Страж запретных знаний…

— Здравствуй, — вырвал Арана из размышлений смутно знакомый голос.

Он оглянулся к говорившему и замер, рассматривая его.

Юноша лет шестнадцати. Длинные, собранные в высокий хвост, чёрные волосы, загорелая кожа, узкие карие глаза. И знакомое, пусть и повзрослевшее лицо. Стройный, среднего роста, одет был почти как Аран, только меч был прикреплен к поясу, за спиной виднелся лук и колчан со стрелами, а так же у юноши не было накидки и капюшона.

Сын вождя захватившего его племени кочевников.

Как тесен мир!

— Привет, — улыбнулся он мальчишке. — А ты вырос.

Он действительно вырос. Уже не чумазый мальчишка с ветром в голове, а юный воин, всем своим видом располагающий говорить с ним серьёзно.

— Ты тоже изменился. Тебя и не узнать совсем…

В глазах мальчишки больше не было того ужаса, с которым он смотрел на него в их первую встречу.

Юный воин смотрел гордо, но с почтением.

— А как узнал?

— По кинжалу. Видно работу одного мастера.

Повисла тишина.

— Твой медальон… — начал мальчишка. — Это же Дух Ночи, верно?

Аран не сразу сообразил, про что говорит его собеседник.

Духи…

Ведь так они называют драконов.

— Ты про Ночную Фурию? Да, это она.

Аран посмотрел на свой медальон, сделанный из чешуйки Беззубика. Точнее из чешуйки был только вырезан силуэт Фурии.

Было видно, как юноше резало слух словосочетание «Ночная Фурия», но, привыкший говорить так, Аран не собирался менять что-то в своей речи в угоду тем, кто его едва не убил. Пусть эти люди делали это не со зла, они искренне верили в то, что поступают правильно.

И Аран давно их простил.

И только потому так спокойно сейчас говорил с наследником их племени.

— Наш народ считает тебя Пророком из древних легенд, — прошептал вдруг кочевник. — Ты можешь с ними говорить?

Вопрос поставил Арана в тупик. Ответить правду или солгать? Людям не стоит знать о его возможностях, но… Но разве не должен Пророк нести Истину людям?

— С драконами? — уточнил на всякий случай Аран. — Да, могу. Да это и не трудно, надо просто знать как.

Какое-то странное чувство застыло на лице юноши. Он словно заставил себя посмотреть Арану в глаза. И вдруг признался, чуть смущенно:

— Многие иноземцы говорят, что духи — просто животные, что мы — глупые дикари.

Аран хмыкнул.

Четыре года назад он и сам бы так сказал, и был бы искренне уверен в собственной правоте. Три года назад он бы только частично согласился бы с этим утверждением.

И только сейчас он знает, какая это глупость.

Но множество людей до конца будут верить в это.

— У вас своя правда, — решился всё-таки Аран открыть часть. — Драконы действительно Души наших предков. И не только драконы. Наше тело погибает, а наша Душа возвращается в мир в виде нового человека. Или дракона.

Аран будет надеяться, что ему не выйдет боком его желание открыть глаза на мир этому юноше. Пусть он видит, пусть он знает!

— Это вера Духов?

— Это истина, — жёстко, пресекая любые домыслы и вопросы, сказал Аран. — Ваши жрецы говорят правду, но не всю. Убивать чужеземцев бессмысленно — они вернутся в другом воплощении. Все вернутся, просто они не будут помнить своего прошлого.

Все они вернутся.

У каждого будет ещё один шанс.

Вновь повисла тишина. Видимо, юноша усиленно обдумывал сказанное Араном.

— Куда ты держишь путь, Странник? — очень серьёзно спросил юноша.

Аран задумался.

Действительно, куда они с Алором направились? Куда они полетят, где будут искать новые знания, у кого? Можно было бы отправиться на далёкий юг, где веками колыхалось бескрайнее песочное море.

Можно было бы отправиться на восток. Там, говорят, за Горами, степями, лесами кончался материк и начиналось новое море. И никто не знал, что за тем морем. Можно было бы рискнуть и отправиться туда, но…

Но почему же он отправился на север? Неужели корни сильнее желания познать тайны мира? Неужели он, сам того не понимая, желал вернуться на землю, его породившую?

— На Северные земли, — скорее для себя, чем для собеседника ответил Аран. На свою родину.

Он с удивлением отметил, что юноша, кажется, ждал именно такого ответа!

— Племена стали объединяться в единую силу. Мы перестали захватывать чужие земли, перестали воевать между собой. Стали даже торговать с иноземцами. Ты одним своим появлением принёс мир нашему народу.

В глазах юного воина больше не было ужаса. Не было страха перед неизвестной силой. Там было безграничное восхищение.

Искреннее почитание.

Но разве он, Аран, что-то совершал, способное вызвать подобный взгляд у юноши, не намного его младше?

Конечно, подобный взгляд невероятно льстил ему — на Иккинга никто и никогда так не смотрел.

— Я ничего не делал намеренно. Но я знаю о вас по рассказам. Ваш народ близок к духам, близок к Истине. И ваш уклад мне очень напоминает жизнь моей семьи.

— Духов Ночи? — правильно его понял собеседник.

— Да.

— Моё имя Ктоор, сын Олада, наследник племени Ритта, — вдруг представился юноша. — И я буду рад назвать тебя своим другом.

Другом?

Кажется, этот Ктоор — первый человек, предложивший ему дружбу… Не считая Мастера Галаара, которого Аран тоже считал другом, но…

Как интересно закручиваются события! Три года назад его племя чуть не принесло Арана в жертву неким духам, а теперь их наследник, по вине которого он, собственно, и попался, сам предлагает быть друзьями.

А те, кому он всю свою жизнь верил… кому Иккинг верил… те люди предали, нанесли незаживающую рану его душе — разорванные смертью Связи никогда не излечатся…

Интересная всё-таки у этих кочевников традиция именования… Но что сказать Ктоору? У Арана отца нет, только мёртвый брат. Хотя, разве не он только что подтвердил, что его семья — Фурии?

— Моё имя Аран, ученик Адэ’н, брат Фурии, — после раздумий представился в ответ он. — Я всегда рад друзьям.

Что-то потеплело во взгляде юноши.

И вдруг он вздрогнул, нахмурился, оглянулся.

— Мне надо возвращаться — воины отца, скорее всего, уже ищут меня… — расстроено пробормотал Ктоор.

И Аран понял, про что не сказал юноша. Он не хочет раньше времени показывать своему племени их драгоценного Пророка. Ибо неизвестно, какую реакцию это может вызвать.

Аран понял, что вот сейчас он разойдётся с этим, в общем-то, неплохим пареньком и, скорее всего, вряд ли увидит его снова. Остро захотелось что-то подарить ему на память.

Чтобы хоть кто-то поминал его добрым словом.

Аран не нашёл ничего лучше, чем, покопавшись в походной сумке, вытащить из неё ещё один кинжал, сделанный на досуге и взятый просто, чтобы был.

— Так иди, — улыбнулся Аран, протягивая кинжал. — И помни — они все вернутся. Все самые дорогие тебе.

— Спасибо, — одними губами, беззвучно ответил юноша, так и не уточнив, за что именно.

* * *

Инга с улыбкой погладила живот.

Она снова ждёт ребёнка.

Сын.

Так ей сказала Готти, когда девушка опять пошла к ней с жалобами на здоровье. Старейшина посоветовала Инге меньше сидеть дома, больше гулять, желательно по лесу, ведь там нет ветра, неизбежного на берегу.

День стоял тёплый, солнце жарило изо всех сил. Это лето вообще выдалось на удивление жарким и сухим.

Детям исполнилось три года, и теперь они, подвижные, самостоятельные и умные, появлялись в самых неожиданных местах.

Именно поэтому молодая мама решила совместить приятное с полезным, гуляла по лесу вместе с детьми, искренне не понимая, почему же люди не любили бывать здесь.

Мия, весёлая и озорная девочка, оправдывая своё имя, порою бывала невероятно упряма и, если того требовала ситуация, то есть почти всегда, кулаками доказывала свою правоту своим друзьям.

Она всегда рвалась вперёд, за ней нужен глаз да глаз…

Девочка пыталась заставить брата играть с собой, пытаясь спрятаться, исчезнуть из виду.

Магни был с самых пелёнок серьёзен и молчалив. Он мало проводил времени со сверстниками, постоянно крутясь возле Плеваки.

Интерес к кузне радовал мужчину, явно воспарявшего духом, когда стал неожиданно обнаруживать рядом с собой берущегося словно из ниоткуда мальчишку, смотрящего на всё своими серьёзными глазами, в самой глубине таилось любопытство и что-то такое, что заставляло вздрагивать любого, кто вздумал играть в гляделки с сыном вождя.

Сходство с Иккингом было особенно ясно именно кузнецу. Только трёхлетний мальчишка походил на своего брата в возрасте десяти-двенадцати лет. А в три Иккинг был больше похож на Мию — любопытный, весёлый, озорной.

Походка, жесты, манера говорить, мимика…

Напившись, Плевака всегда называл мальчишку Иккингом, чем вызывал неудовольствие Стоика.

Ибо однажды чересчур серьёзный для своего более чем юного возраста мальчик подошёл к отцу и попросил: «Расскажи о братике!»

Мальчику до этого никто не говорил о погибшем старшем брате, не хотели травмировать психику ребёнка, ведь потом последовал бы весьма логичный вопрос: «А где братик?»

Магни всегда говорил про Иккинга «братик», очень злился, когда того поминали плохим словом и очень внимательно слушал редкие упоминания о брате, старательно всё запоминая и в меру своих сил обдумывая.

Магни любил лес.

Слишком серьёзный ребёнок только здесь столько улыбался. Особенно мальчику нравился овраг за Вороньим мысом.

Красивое, живописное место в этот раз было каким-то особенным. Резные тени от деревьев на сочной, молодой траве складывались в причудливые узоры.

Уже давно не были видны проплешины от пламени, не было копоти на каменных стенах, находящийся в укромном углу странный бугор зарос всё той же густой травой.

И лишь причудливым образом разбросанные рядом с тем бугром камни вызывали смутное беспокойство. Словно эти камни когда-то были одной глыбой. Да неизвестного происхождения узкие параллельные борозды на каменных стенах…

— Зря ты здесь ходишь, Инга, — вырвал из размышлений девушку голос Астрид. — Да и мелким здесь лучше не бывать.

Молодая жена вождя с недоумением посмотрела на свою неожиданно вышедшую из-за скалы подругу. Инга огляделась ещё раз, взглядом проходя по каждому камешку и каждой травинке в поиске угрозы для малышей, игравших сейчас на берегу пруда.

— Почему? — сдавшись, не найдя угрозы, спросила Инга. — Здесь красиво.

— Этот овраг считают проклятым, — пояснила Хофферсон. — Здесь убили Ночную Фурию.

Так получается те страшные события, про которые никто не хочет ей рассказывать, произошли тут?

Такое мирное место стало последним пристанищем Порождения Молнии и самой Смерти!

Кто бы мог подумать!

Но…

— Да? Я не знала… А Магни здесь нравится.

Как подтверждение этих слов раздался весёлый смех мальчика, заставивший вздрогнуть Астрид. Девушка прикрыла глаза, стараясь скрыть что-то в них мелькнувшее.

— Иккинг тоже любил это место, — с горечью сказала Астрид, отвернувшись.

Она до безумия боялась за мальчишку, ужасающе похожего на своего старшего брата.

Ничего, уж этому они даже повода оступиться не дадут.

Пример Иккинга был слишком показательным.

* * *

Радмир так и не сумел найти сестру, но, признаться, он и не надеялся — поиск был не ради того, чтобы найти, а ради того, чтобы не потерять себя, не сойти с ума от бесконечного одиночества.

Да, ему, сыну плуга и мотыги, простому селянину из западных земель до щемящей боли в груди полюбилась великая Дикая Степь.

И запах цветущих трав.

И сухой ветер.

И бесконечный простор.

Когда вышедшая однажды к его костру девушка, которой он совершенно не удивился, ведь он столько лет провёл рядом с маленьким чудом, совершавшим поистине невозможное, предложила пойти с ней, он огласился.

Она тоже не удивилась.

Философия Кабур Не’та Тал вообще не располагала к удивлениям — всё воспринималось людьми этого народа с определённой долей фатализма.

Чем-то это напомнило отношение Мирославы к жизни и действительности.

Различие во внешности не было барьером — никто не обратил на это совершенно никакого внимания.

В людях для них была важнее душа, их внутренний мир, а не внешность, ведь тело — всего лишь сосуд, всего лишь простая оболочка для чего-то большего, чем способен понять человек.

Чем больше он проводил времени рядом с Айшей, ставшей для него наставницей, сумевшей помочь найти свой внутренний покой, тем больше он он обретал равновесие.

Прекратил метания.

И Радмир успокоился.

Он всё ещё до безумия любил Степи, но в этом уже не было того полубезумного хватания за последний шанс.

В этом уже не было поиска избавления.

Это было его личное смирение.

Айша словно учила его жить заново. Жить не ради того, чтобы вкусно есть и много спать, а ради своей идеи, ради Цели, коей для юноши стала сестра, встреча с ней.

До самой весны Радмир странствовал вместе с кочевниками — народом Айши, до самого цветения яблонь он познавал их культуру и жизненный уклад.

Но до этого он столь же прекрасно познал на самом себе всю жестокую красу беспощадной Зимы в степях.

Да разве ж знал он раньше о буранах?

Ничего он не знал.

То, что видел он до этого, — не метели.

Истинная стихия предстала перед ним на третье полнолуние после первого снега — было невероятно холодно, на усах некоторых мужчин облачка пара оседали инеем, не успевая раствориться в морозном воздухе. Сугробы появлялись словно из ниоткуда: вот — ты стоишь на ровном месте, и вот — прямо перед тобой гора снега. Было невозможно увидеть даже соседнюю юрту — про что-то дальше речи и не шло.

И в самый отчаянный миг он был уверен — он видел белые силуэты странных созданий с крыльями.

Они, словно призраки, кружили над селением, но не нападали — лишь наблюдали непонятно за чем конкретно.

Никогда не видел таких зим доселе Радмир, путь и жил он севернее, и холода у них бывали и более страшными. Но не было у них никогда этого пронизывающего до костей ледяного ветра степей.

Можно было сколько угодно кичиться тем, что человек покорял природу, вырубал леса и покорял моря, как те торговцы, что часто посещали его родное селение, но на деле истинная Стихия не подвластна никаким разумным — она была равнодушна и жестока, и не было никакого смысла пытаться её укротить.

Можно было лишь восхищаться и преклоняться.

Что и делал Радмир, помня о словах сестры.

Да, он больше не верил в Богов — слишком откровенно и подробно об этом говорили дневники Мирославы, что та оставила зачем-то ему.

У юноши осталась лишь чистая, незамутнённая вера в чудо.

И в сестру.

За себя же Радмир не боялся — Айша взялась обучать его искусству боя, не желая, чтобы её юный друг пал жертвой собственной глупости или по причине недостатка знаний, которые она вполне могла ему дать.

Хотя, если быть честными, по-настоящему занимался учебой юноши отец Айши — Амир.

Тот, искусный воин, прошедший через множество битв, был доволен, что его ученик был с самого начала не безнадежен и с самого первого урока показывал весьма и весьма достойные результаты.

Зная, что дружинники и ратники Князя не часто сражались верхом на коне, предпочитая использовать скакунов лишь для передвижения и перевозки грузов, а в бой кидать пехоту.

Глупо и недальновидно — боец на коне был опаснее, ведь в него было труднее попасть, он был быстрее любого пехотинца и, что самое главное, он мог сражаться дольше.

Амир видел, что его ученик привык с помощью лошадей лишь обрабатывать землю, как и все люди с северо-западных селений.

Мужчина с усмешкой понимал, что народ Радмира воевал с такими, как они — кочевниками. Конечно, это были не Стражи Чёрных Гор, а иные, более агрессивные племена, что не гнушаясь ничем, устраивали набеги на мирных земледельцев.

Радмира не примет его народ теперь — чужаком он для них стал.

Предателем их веры.

Да и не было видно, чтобы тот был расстроен пониманием этого факта.

Как только сошёл снег, а новая, свежая, молодая трава показалась на покрытых сухими растениями полях, Радмир простился со своим учителем и той, кто многое ему поведала о странностях их мира.

Юноша с горечью решил оставить Айше своего коня — он знал, что им предстояло в любом случае расстаться, ведь путь юноша собирался держать дальше на север — в моря варягов.

Девушка, с благословения отца, сопроводила Радмира до самого Сангорода, откуда возвращалась уже одна.

И пути разошлись, но эта маленькая и столь короткая дружба будет жить в её сердце — не так уж часто удавалось найти чистых, незамутнённых предрассудками людей.

Радмир был одним из них, Айша была уверена.

* * *

Путешествие через Великую Равнину совсем не запомнилось — Аран провёл его в трансе. Оно мало чем отличалось от пути к Чёрным Горам, по крайней мере, мало наблюдавший за реальностью юноша почти не заметил разницы.

Однако до границ материка они добрались всего за неделю.

Аран, сам от себя не ожидая того, оказался до безумия, до щемящего чувства в груди рад вновь почувствовать солёный морской воздух…

Шум прибоя, крики чаек… Аран готов был поклясться, что, замерев, помимо стука собственно сердца, он слышал, как волны выбрасывают на берег песок и камни, что нормальный человек вряд ли смог различить за плеском воды…

Запах соли, водорослей, рыбы и мокрого песка… Теперь, чувствуя намного больше, Аран и видел мир намного ярче.

По-другому.

Это и радовало, показывая нагляднее все его изменения, и… печалило.

Отчего-то резко, неожиданно накатила невыносимая тоска. Он родился здесь, среди шума вод и свиста морского ветра! Не в подпирающих небо горах, не в бескрайних степях, а здесь, у бесконечно хмурого холодного моря!

Уже там, на Архипелаге, Аран надеялся посетить если не все острова, то многие. Коли ж его тянет на родину, то надо изучить её до последнего клочка земли.

Ближе к вечеру десятого дня путешествия Аран увидел очертания какого-то острова на горизонте и, утомлённый долгим перелётом, был готов просто кричать от счастья — таким желанным был близкий отдых и сон.

Минут пятнадцать понадобилось на то, чтобы добраться до того клочка земли и приземлиться на него.

Остров ещё с воздуха показался путникам достаточно гостеприимным. На другом его конце была какая-то деревенька, и потому Аран и Алор решили приземлиться подальше, дабы сначала разведать обстановку, понаблюдать за местными.

— Разделимся? — предложил Алор, здраво рассудив, что так они управятся намного быстрее.

— Почему бы и нет… — задумчиво ответил Аран. — Тогда я пойду на запад, в сторону местной деревни, а ты — на побережье.

— Хорошо. Зови, если что случится…

Ответив другу кивком, Аран отправился к лесу, ступая бесшумно, стараясь не привлекать внимание возможных наблюдателей.

Почему-то мирный на первый взгляд остров вдруг показался очень опасным. Всего на мгновенье, но этого хватило.

Своей интуиции юноша привык доверять. Слишком часто в последнее время она его спасала.

Преследователи были профессионалами — ни намёка на шумность и прямолинейность викингов. Внимание человека они бы и не привлекли.

Да, вот только он — уже не человек.

Он — что-то новое.

Брат Фурии.

Аран слышал тихое, слишком спокойное дыхание, еле заметный шелест сминаемой под их ногами травы и колоколом звучащий стук четырёх… семи… девяти… тринадцати сердец.

За мгновение до того, как быть подстреленным странным дротиком, Аран всё же сумел увернуться, выхватить меч из ножен и мысленно позвать Алора на помощь.

Хотел встретиться с местными?

Вот они! Сами пришли!

Укутанные в чёрные, совершенно не сковывающие движений одежды воинов фигуры напоминали тени. За капюшонами и повязками не было видно лиц, только глаза.

Злые глаза, недовольные.

— Да кто вы вообще такие?! — гневно прошипел Аран и зарычал, оскалив клыки.

Он больше не потерявший самого себя в бессмысленной войне мальчишка.

Он сумеет дать отпор любому врагу.

А Алор ему в этом поможет.