Жить вопреки (джен)

То, что только совсем недавно установившееся равновесие, хрупкое спокойствие было новым затишьем в череде накрывших Варварский Архипелаг штормов, Аран понимал, но даже представить не мог, что было настолько мрачно.

Но теперь парень знал наверняка — не обойдётся.

Слишком сильно он ушёл в дела Гнезда, лишь краем уха слушая доклады своих наблюдателей, мониторивших ситуацию на неподконтрольных или только условно подвластных Арану частях Архипелага.

Или просто в густонаселённых людьми частях.

Упустил момент!

Не обратил внимания…

И теперь появились две силы, которые раньше он вообще не принимал в расчёт!

И мало того, что вторая из этих сил активно укреплялась и захватывала всё новые и новые территории, так она ещё и откровенно враждебна его Стаям!

Лохматые Хулиганы, послушные своему Лидеру, провозгласили своей целью нахождение и уничтожение Покорителя Драконов, что они и доказывали делом, а не лишь словами. Они укрепили свои позиции слишком быстро и слишком крепко, чтобы можно быстро теперь их смести одним ударом.

Обученные воины, знавшие многие тактики драконов, привыкшие держать оборону во время их нападений.

Это не охотники, которым нужны были тела поверженных противников максимально целыми и невредимыми, ведь их можно было разделать и продать, чем и, собственно, зачастую промышляли подобные организации.

Целью олуховцев было именно убить.

Не поймать.

Не поработить.

Убить.

И поэтому они были наиболее опасны из всех, кого мог увидеть в противниках Аран. Даже Охотники, даже Армия Драго Блудвиста, даже пресловутые Берсерки не вселяли в сердце Драконьего Владыки столько беспокойства, сколько его бывшие соплеменники.

Пока они сидели тихо и мирно на своём клочке земли — они угрозы не представляли, но теперь…

Теперь они спокойно могли подмять под себя своих неудачных поработителей, а дальше — всю часть Варварского Архипелага, не принадлежавшую ещё Берсеркам.

Убивать своих бывших знакомых, как поступил он когда-то с большей частью Клана Гримборнов, Аран не хотел — это было не его племя, не его народ, но это люди его младшего брата.

Пусть наследником и стал теперь Викар, самый младший из Хеддоков, и которого Талик раньше просто не воспринимал как своего родственника, ведь в отличие от близнецов он не был похож на своего старшего брата совершенно ничем.

Ещё одной причиной для беспокойства стала неизвестная Армада, принадлежавшая какому-то Клану Охотников, либо просто крайне опасной личности — больно специфическим было оборудование, замеченное его разведчиками.

Но за этим странным флотом продолжали следить, потому о нём можно было пока что забыть.

Но вот Берсерки…

Слухи о них витали более чем поразительные.

Аран уже давно знал о том, что на острове-столице, точнее, в его глубинах, в подземных пещерах жил неизвестный Истинный (а судя по всему очень даже Левиафан, причём — самка), оберегая свой дом, а заодно и поселившихся на этом клочке суши людей, от посещения его драконами.

Поэтому территорию Дагура Король не трогал — уважение к недругу детства, сумевшему исправиться и взять себя в руки во имя собственного народа, было сильнее желания контролировать всё.

А ведь, как ни крути, Аран считал Архипелаг собственной территорией.

И люди, тут жившие, были не более чем неприятными соседями, некоторые — паразитами даже.

Что-то хищное, драконье, давало о себе знать.

Впрочем, это было ожидаемо.

Магни же о Дагуре, к удивлению, отзывался сугубо положительно, запретив (ему, старшему брату, Королю и Стражу!) Арану даже думать о том, чтобы развязывать конфликт с Берсерками.

Помимо дружбы со славным Вождём не менее славного вышеозначенного племени, у мальчика нашлась ещё одна причина для подобной весьма категоричной позиции.

Очень прозаичная причина.

Как оказалось, мужчина был ещё и другом матери близнецов, и искрило между ними только так.

Аран хмыкнул и пожал плечами — пусть так.

Тем более, что ему доложили о весьма и весьма интересном факте, который заставил молодого Короля сначала удивлённо, практически в ступоре, застыть, а потом практически истерически рассмеяться.

У Дагура в Советницах появилась Ведьма.

Точнее её так называли люди, а ведь не знали они, недалёкие, простую и очаровательную истину.

Видящая.

Вот, кем была неизвестная.

Однако не менее интересной была личность Хранителя молодой (ровесницы Сатин, максимум на год-два старше!) провидицы.

Было бы просто и скучно, если бы это был человек, простой или Страж, но ведь это не интересно!

Её Хранителем была Фурия.

Точнее — Ночное Сияние.

Один из тех самых Изгнанников, презренных и гонимых всеми Чистокровными, что всячески пресекал на своих землях Аран, — не вид, не таланты, а умение использовать собственные способности и трудолюбие, готовность развиваться ценил молодой Король.

Но даже не то, что дракон был извечным спутником Странницы, так позабавило парня.

Дракон преспокойно жил среди людей.

Среди Берсерков.

То, что не сумел когда-то воплотить Аран, небрежно и мимоходом сделала девчонка с Большой Земли, пусть и не полностью.

И люди не спешили нападать на Фурию!

Это было поразительно.

Впрочем, после недавней встречи со своей давней подругой вряд ли что-то могло сильно удивить его.

Айва сумела добиться многого.

Она тоже не теряла зря времени, пусть и не сумела достичь того, чем мог похвастаться Аран. Но и за ее успехами не стояла Старшая Стая и Старейшина Высшего Совета.

Она всего достигла сама.

Но перед ним предстала не юная и наивная ещё Змеевица, практически птенец ещё, а гордая, мудрая, пусть и молодая Королева.

Она повела за собой таких же, как и она сама, — молодых, амбициозных, полных идей, которые в родном Гнезде им просто не позволили бы воплотить.

Повела в светлое будущее.

Прямо под крыло к Арану…

Встреча давних друзей, двух сильных Вожаков, что неудивительно, закончилась принесением Айвой вассальной клятвы.

Теперь Талик, как Покровитель, нёс ответственность за своих новых подданных, но за все их проступки они будут отвечать перед собственной Королевой.

Айва рассказывала, что её Стая Молодых внимательно следила за ситуацией в Диких Степях, ведь от нее зависимо слишком многое.

Стражи Чёрных Гор все так же хранили свою святыню от надругательства чужаков.

Процессы, начатые десять лет назад Араном, и не думали прекращаться — пришествие своего Пророка племена Диких Степей обмусолили со всех сторон, но забывать и успокаиваться явно не собирались.

Они, воодушевлённые, лихо дали от ворот поворот захватчикам с Востока, так нагло и невозмутимо сокрушавших доселе войска своих противников, небрежно подчинявших себе все новые и новые территории.

Но об Кабур Не’та Тал они споткнулись.

А Ритта, под предводительством своего Вождя и молодого наследника, только закончили это.

Поставили жирную точку.

* * *

Гризельда почти сразу заметила поднявшуюся суету, и сердце её ёкнуло — оно! Вот тот миг, которого она ждала на протяжении последних дней. Поднявшаяся суета однозначно говорила женщине — он здесь.

Тот самый Охотник.

Ни Чагатай, ни Рагнар ровным счётом никакого внимания не обратили на крики подчинённых, привыкшие к постоянному шуму, которые теперь стал для них просто фоном для их собственных мыслей и дел.

Ведь так было проще.

Впрочем, после всех понесённых убытков им приходилось тесно соседствовать с представителями более низких ступеней их Армии. И шум Арены, на которой бойцы безустанно пытались повторить успех Драго — сломить волю драконов, подчинить их себе, действительно был привычен.

Безуспешно, конечно.

Кто мог сравниться с их Повелителем?

Тонкий слух женщины различил сразу несколько весьма интригующих фраз: «Тот самый Ловец!», «Лучники, быть наготове!», «Смертохваты…»

Последнее и вовсе ввело в состояние ступора.

Но прежде чем она сумела осознать смысл данного чуть испуганного (или вовсе не «чуть») высказывания, она увидела того, кого её товарищи, да и она сама, так долго ждали.

— Дорогие предводители, — ехидно начал мужчина, — ваш план по завоеванию мира выполнен?

Тон Охотника сразу не понравился Гризельде, но она совершенно ничего не могла с этим поделать — если этот человек действительно был тем, кем его описывал Рагнар, — убийцей Фурий, то он просто знал себе цену, а потому вполне мог смотреть на них свысока.

Женщина рассматривала его, и поражалась — похож.

Похож на того, кто мог им помочь.

Беловолосый, возможно даже просто седой, но явно не от возраста или не только от него, с вытянутым лицом и холодными, хищными какими-то глазами.

Безжалостными, внимательными глазами.

Он тщательно следил за их реакцией, словно желая не перегнуть палку, не нарваться на неприятности.

Но, к неудовольствию Гризельды, данная предосторожность была вызвана явно не сомнением в собственном успехе мужчины, а его банальным нежеланием марать руки о… недостойных.

Рагнар, увидев гостя, практически счастливо рассмеялся, и в приветственно-дружелюбном жесте (по крайней мере он должен был быть таким, но при весьма внушительных габаритах мужчины, больше похожего на медведя, это было весьма затруднительно воспринять на добрый жест) развёл руки, словно обнять хотел (или задушить).

— Гриммель! Старый друг, привет! Рад тебя видеть!

Названный же чуть брезгливо поморщился (внутренне Гризельда согласилась с ним), явно не желая быть другом своему нанимателю.

Очень практичный подход.

И тут взгляд женщины метнулся за спину гостя, подтвердив её самые неутешительные догадки — два Смертохвата, злобных дракона, поистине полным образом оправдывавших собственное название, следовали по пятам за своим… хозяином?

Одна из тварей бросилась на Рагнара, повалив его на каменный холодный пол и бешено зашипев, когда тот попытался по доброте своей душевной обнять своего приятеля.

Подобный исход явно удовлетворил Гриммеля.

Тот оценивающе окинул взглядом помещение, заменявшее Предводителям и кабинет, и Большой зал, и прочие подобные места.

— Уже три года как Драго разбит.

То, как назвал чужак и повелителя тоже не понравилось Гризельде, но она всё же решила промолчать.

Того, кто сумел подчинить своей воле таких тварей, как Смертохваты, и не боялся поворачиваться к ним спиной, надо было хотя бы уважать. Пусть не восхищаться, не петь восторженно дифирамбы, но признавать его силу.

— А Драконьей Армии как не было, так и нет, как я погляжу.

Было заметно, что Гриммель со скепсисом относился к идее Блудвиста о мировом господстве, полученного посредством захвата этого самого мира Армией Драконов.

И бил чужак по самому больному.

— Благодари за это Покорителя Драконов! — не выдержав, буркнула женщина. — И его людей.

Конечно, сложить два и два было нетрудно — сильный человек, оказавшийся способным победить и даже убить их Повелителя, подчинивший себе драконов, уведший их неизвестно куда и пропадавшая добыча Ловцов.

Естественно, за этим стоял не кто иной, как Покоритель.

— Воина-самоучку и детишек Стоика?

В голосе мужчины было столько сарказма, что стало просто не по себе.

— Да! Он и его драконы постоянно нападают на караваны, отбирают добычу наших охотников, — отозвался Рагнар, все ещё прижимаемый драконом к земле и безуспешно пытавшийся выбраться из ловушки, в которой опять оказался по собственной глупости.

Или добродушию?

— М-м-м… — многозначительно протянул Гриммель, повертев в руках фигурку корабля, взятую с огромной карты Архипелага, на которой были обозначены передвижения их Флота. — Это, конечно, серьёзная проблема. Но, а я тут причём? Моё дело — убивать драконов, а не возвращать вам.

Манера речи чужака до безумия бесила, но Гризельда, стиснув зубы, вновь промолчала, похоронив очередную обиду в себе.

В чём-то гость был прав.

Но были нюансы.

— Но Гриммель! — воскликнул наконец-то освободившийся Рагнар, ведь Смертохват, послушный воле своего хозяина, последовал за ним к выходу.

— Этот болван сделал всё за вас! — вновь поразил своей осведомлённостью чужак. — Собрал всех драконов в одном месте. Зачем я вам?

Гризельда поджала губы.

— А затем, что стаю охраняет Ночная Фурия! — впервые за всё время с момента прибытия Охотника подал голос Чагатай.

Гриммель застыл каменным изваянием самому себе, так, словно наткнулся на невидимую стену.

Мужчина резко переменился в лице и долго не мог найти слов.

Он шокирован?

Какая-то выборочная у него осведомлённость. Ведь всем известно, что на Варварском Архипелаге преспокойно чувствовала себя ещё одно Порождение Молнии и самой Смерти, помимо того, убитого десять лет назад на всё том же пресловутом Олухе.

— Невозможно! — буркнул Гриммель.

Чагатай ухмыльнулся и тихо издал несколько коротких, даже несколько злорадных смешков.

— Одна ускользнула у тебя из-под носа.

Чужак угрожающе глянул на говорившего, но начавший зарождаться конфликт был на корню пресечен в примирительном жесте поднявшим руки Рагнаром.

— Тише! Тише. Драконы Покорителя пойдут за своим Вожаком. Ты поймаешь его и приведёшь к нам. А уж мы тебе потом щедро заплатим.

Вот тебе и простодушный, наивный медведь.

Такого простого в своей гениальности решения их проблемы Гризельда почему-то не сумела увидеть сама. Это, конечно, больно укололо по самолюбию женщины, но не то чтобы слишком.

— И даже одолжим твою любимую приманку! — окончательно добил заинтересованно поднявшего бровь Охотника их товарищ, указав на одну из клеток, в которой мелькнул тускло-белый силуэт.

— Это всё, что они нам оставили после вчерашнего набега, — пояснил Чагатай-хан.

— Самка? — уточнил окинувший дракона взглядом Гриммель. — Хм…

— Ну что? — протянул Рагнар. — Договорились, старина?

В этот миг укрощаемый их солдатами Громорог сорвался с цепи и, разъяренный, бросился на ближайших увиденных им людей — Предводителей и Охотника.

— Гриммель! Берегись! — предупреждающе крикнул Чагатай, кинувшийся в сторону, как и остальные.

Мужчина и бровью не повёл, неуловимо плавным, но быстрым движением достал арбалет и выстрелил в упор.

Сердце Гризельды беспокойно сжалось — доводилось ей видеть размазанных Громорогами неудачников, и могла она с уверенностью сказать, что аппетитного в таким зрелище мало.

Ещё дышащая туша твари остановилась в метре от невозмутимого Охотника.

— В конце концов этот… юнец отдаст мне Ночную Фурию. Никакой он не Покоритель — всего лишь мальчишка.

Значение этих слов навсегда осталось загадкой для женщины.

* * *

Когда в воздухе раздался знакомый, но уже давно ставший привычным, свист, люди даже не обратили внимания, и только Мирослава нахмурилась — такого развития событий не предсказывали ей Вероятности.

Ведь это не мог быть Венту — вот он, сидел рядом, пытался разобраться в происходящем.

А оно было даже более, чем просто странным.

На главную площадь поселения приземлился словно бы сгусток первозданной тьмы. И только теперь все присутствующие там заметили его.

И замерли в ужасе.

Не ставший привычным и даже немного родным Венту гордо возвышался над людьми. Не Ночное Сияние.

Ночная Фурия.

Злобное Порождение Молнии и Самой Смерти.

Дракон свысока наблюдал за всеми шевелениями людей, прекрасно зная — его не тронут.

Видящая не позволит.

А она и не позволила.

Вскинув руку в жесте, призывавшем к сохранению спокойствия, она невозмутимо подошла к внезапному гостю. За нею на расстоянии шага следовал Венту.

Фурия в приветственном жесте склонила голову, причем, это было более чем очевидно, хотя оттого не менее удивительно, одновременно и человеку, и Ночному Сиянию.

— Да будет мирным небо твоё, мудрая Видящая. Да будет милосердным ветер, доблестный Хранитель.

Ритуальная фраза сразу показала, если не все, то очень многие намерения прибывшего.

Официальный визит.

— Да будут благосклонны к тебе и Королю твоему Небесные Странники, Дитя Ночи, — отозвалась в том же стиле Мирослава. — Для чего ты прибыл сюда?

— Наш Владыка желает встретиться с тобой, Видящая.

Пока шёл неспешный обмен любезностями и изложения сути вопроса, приведшего гордого дракона к людям, Венту переваривал событие.

Ночная Фурия отнеслась к нему, как к равному.

Ни словом, ни взглядом собрат не выразил испытываемой брезгливости или отвращения, которое привык замечать в глазах Чистокровных Ночное Сияние.

Только вежливый интерес и какое-то странное выражение, похожее почему-то на уважение.

— Что это было?! — подскочил к сестре Радмир, когда неожиданный гость неуловимо-быстрым движением рванул в небо.

Его восклик выразил настроения всего народа.

— Приглашение, — все столь же невозмутимо ответила Мирослава.

— От кого?

— От Покорителя Драконов.

* * *

Мала поджала губы.

Всё рушилось, всё ломалось. С момента битвы на Олухе Охотники более не донимали Кальдеру Кей и владения их племени, но от этого не становилось легче.

Ощущать себя зависимой от другого было непривычно и, надо сказать, весьма неприятно.

Аран возвысился на её глазах, став из уверенного в своих силах, но все равно немного наивного и доброго мальчишки-Скитальца, сильным, жестоким и властными Королём, настоящим Владыкой.

Истинным Кровавым Стражем.

Было немного жаль, что исчезла под каменной бронёй хладнокровия и жесткости доброта и мягкость парнишки, которого ей семь лет назад приволокли, как шпиона Охотников.

Сейчас и вспоминать смешно, ведь как можно было принять его за пособника бесчестных убийц?

Его, всегда верного данному слову?

В отличие от отца, от которого когда-то отрёкся.

А ещё страшно.

Страшно из-за того, что мог бы сотворить с ними Аран, если бы они по-настоящему разозлили его в их первую встречу.

И только милосердие парня их спасло.

Ночной Фурии им было совершенно нечего противопоставить.

Да и в принципе, в отличие от воюющих с драконами народов, они перед лицом Крылатых были практически полностью беззащитны — только бескрайние поля драконьей мяты были достаточно веским поводом драконам не нападать.

Но когда им прикажут?

Против приказа дракон не пойдёт.

Они и не шли.

И то давнее нападение Налётчиков было тому только подтверждением.

Они оказались беззащитны.

И это бесило.

Да ещё теперь и Аран, от которого зависело благополучие жителей Кальдеры Кей, как вассалов Драконьего Владыки, появлялся только раз в несколько месяцев, и всё мельком, и всё торопясь, — а чаще его Ученица.

И это тоже раздражало женщину.

К ней, к Королеве, отправляли девчонку!

И пусть та по всем статьям превосходила Малу, та была в любом случае ниже её по рангу, будь она хоть тысячу раз Ученицей Короля!

Но выражать своё возмущение было чревато.

Ведь и перед ужасающими темпами нарастившим свою силу Олухом Кальдера Кей была совершенно беззащитна — остров был маленьким, и закалённой битвами Армаде он был на один зубок.

Было дикое желание сделать гадость Арану.

В отместку, так сказать.

Чтобы знал, что не с портовой девицей дела имел, а с великой Королевой!

Впрочем, как-то раз Аран прибыл на её остров вместе со своей небольшой семьёй, если не считать таковой Учеников.

Знакомиться.

Мия и Магни, те самые упоминавшиеся при их знакомстве дети Вождя Олуха, оказались полной неожиданностью для Малы, ведь не верила она в то, что дети ушли за незнакомым для них старшим братом.

Зря не верила.

И с чего взяла она, что незнакомый?

Аран оказался хитрее и умнее, чем она предполагала, — он уже давно познакомился со своими младшими братом и сестрой, медленно подводя их к тому, что идеи их родителей были ошибочны и даже абсурдны, к тому, что они должны были, чтобы не вступать в конфликт со своими родными, просто уйти.

С ним уйти.

По крайней мере, Мала поняла это так.

Ещё более странным был младший Ученик Арана — Руни.

Мальчишка-сирота был невероятно похож на Киру и ещё больше — на её несколько лет назад погибшего младшего брата.

Но опять-таки — несвойственная детям серьёзность и невозмутимость, мудрость, сверкавшая в чисто-зелёных глазах, напополам с преданностью своему Мастеру…

Вот.

Вот!

Именно это зацепило её, не давало покоя…

Какая дикая преданность, какая искренняя, неподкупная верность плескалась в глазах Учеников Драконьего Владыки.

Как он научился так одурманивать умы, так привязывать Разумных к себе, вызывая такую преданность? Такую веру в него, в его величие и мудрость, правоту в конце концов!

Разве не этого желали все правители?

Верных слуг.

И вся проросшая за последние годы неприязнь к покровителю, оказывается, объяснялась просто и весьма обыденно.

Банальная зависть!

— Моя Королева! — оторвал её от размышлений вбежавший в помещение Фрок, впустивший своим неожиданным появлением холодный ветер, бушевавший сейчас над островом, как прощальный привет от свирепствовавшего ночью шторма. — Разрешите доложить!

И что, что она уже два года как замужем за этим воином и даже подумывала о наследниках?

Он всё ещё оставался ниже её по статусу, и на звание короля мог претендовать их нерожденный, только ещё планируемый сын.

И он будет обращаться к ней, как то предполагал их этикет.

— Докладывай, Фрок, — милостиво ответила женщина.

Зато муж её боготворил.

Он был готов назвать её хоть Богиней, ну, или Небесной Странницей, если говорить верой Драконов. Он был готов умереть за неё, славить её имя среди других народов, делом доказывая её величие.

Преклоняющий пред ней колено, сильный, искусный воин, несомненно, тешил самолюбие Королевы.

— Патруль нашёл на берегу какие-то обломки. Скорее всего — корабля, и рядом с ними была найдена девушка. Раненная и без сознания. Солдаты решились на свой страх и риск принести её нашему целителю.

Неужели всё-таки кто-то стал жертвами этого проклятого шторма?

Это, несомненно, было печально.

— Что же… Наградите патрульных — они поступили верно. Первые завещали нам быть милосердными и справедливыми, такими мы и будем, — величественно ответила Мала.

Да, будут.

Опустить Арана с небес на землю, это ведь справедливо?

* * *

Аран с удовлетворением выслушал доклад Фурии-посланника, побывавшего в гостях у Берсерков и пригласившего Видящую.

Молодой дракон с энтузиазмом отчитывался, радуясь, что ему сам Король поручил столь важную и ответственную миссию, с которой он блестяще справился.

Может, теперь Владыка будет поручать ему и дальше ответственные задания?

Алор мысленно смеялся над глупым юнцом, но не зло — по-отечески как-то. Все мысли Фурии для него были раскрытой книгой, и он понимал — все они были такие, все они желали великих свершений и побед.

И похвала Короля для этого почти ещё птенца была самой настоящей победой.

Высшей наградой.

И ведь ему будут завидовать!

По-белому, конечно, радуясь за товарища.

Как Аран выдрессировал, не без его, Алора, помощи, естественно, своих Фурий, да и просто драконов — те, чем старше становились, тем с большим восхищением смотрели на своего Владыку, тем больше искореняли несших смуту, пока их и вовсе не осталось.

Они всё больше и больше обожали собственного Вожака.

И ведь правда — все, кто жил бок о бок с Араном дольше, чем несколько месяцев, словно попадали под какие-то его чары, становясь преданными и ему лично, и его народу, стае, и, что самое главное — его идеям, учению.

И Ночные Фурии…

Они стали личной гвардией своего Короля, если быть откровенными.

Сколько их сейчас тут было? Две сотни, три? Да какая разница!

Король был всеми любим, и чем дальше всё заходило, тем сильнее, к удивлению Алора, ожесточался Кровавый Страж, всё больше оправдывая собственное прозвище, которое постепенно перестало его раздражать.

Зачем отрицать правду?

Впрочем, свои мысли Алору пришлось на том прервать, ведь вновь, как и всегда, в подобных случаях, по иронии злой судьбы, ему стало не до того.

На горизонте показалась тёмная точка.

Она всё росла и росла, пока не оказалась летевшим драконом, нёсшим на спине своего хрупкого с виду всадника.

Вернее — всадницу.

Фурия приземлилась и оказалась очень даже Полукровкой.

И почему же Фурии их не любили? Не желали признавать свои собственные ошибки и глупость? Это невероятно раздражало, бесило даже молодого Короля.

Ведь он мог честно сказать — Ночные Сияния были красивыми.

Такими же хищными и плавными, как Ночные, такими же незаметными, если то требовалось, и живучими, как Дневные.

Не убийцы, не шпионы — солдаты.

Бойцы.

И это было красиво.

Честно.

Аран улыбнулся и кивнул Хранителю, обозначив, что он не охрана гостьи, а сам — гость.

Да вот только личность гостьи подивила. Прекрасная, тренированная память подкинула воспоминания десятилетней давности, когда все сделало столь крутой поворот, когда только-только родился как личность Аран.

Вспомнилась и странная белобрысая девчонка, подбежавшая, схватившая за руку и ставшая говорить очень странные, но очень точные, меткие слова.

Слишком меткие.

Да, он узнал её.

— Ну, здравствуй, странная девочка с Большой Земли, — кивнул и ей Аран, вновь улыбнувшись приветливо.

Она его, безусловно, тоже узнала.

— Здравствуй, потерявший дом, но нашедший себя, мальчик, — подтвердила его догадки гостья, возвращая улыбку.

* * *

Когда шторм, словно жалкую щепку, кидал из стороны в сторону их драккар, Астрид с какой-то отстранённостью думала, что вот и пришло наконец-то время платить по счетам.

Какая была бы нелепая смерть!

Море…

Милостивое и безжалостное.

Оно давало им пищу и потом когда-то в один прекрасный миг забирало свою плату — человеческие жизни.

И всё-таки — как глупо!

Ей, воину, и не в битве, а в ожидании неизбежного.

Что она могла сделать стихии? Что она могла противопоставить бушующему морю, которое из тёмно-синего стало таким тяжёлым, густо-чёрным? Свою секиру, знания тактики и стратегии, владение мечом и луком?

Или, может быть, свои трофеи — драконьи головы?

В какой-то миг она осознала себя полностью окутанной этой непроглядной, безграничной тьмой. Она обволакивала, ластилась, словно добрая, умная и ласковая кошка, выпрашивавшая чуточку тепла и доброты для себя. Она дарила покой, безграничный покой и безразличие ко всему происходившему доселе.

Как же она, оказывается, устала…

Как устала бороться со всем миром, просто ради борьбы! Жить местью за того, кто не пожелал бы пролитых с его именем на устах рек крови. Жить своей бесконечной виной за предательство, за собственную поспешность, приведшую к катастрофе.

А ведь ровно десять лет с того дня прошло…

Ни днём меньше, ни днём больше.

Может, действительно, пришла её очередь платить за собственные ошибки и грехи, совершённые по собственному желанию и против него, но по приказу, которые, как известно, исполняли, а не обсуждались.

Она могла бы измениться.

Тогда, раньше.

Могла бы поступить иначе, и ничего из той череды случайностей, приведших к великому горю, не произошло бы. Если бы не её глупость, если бы не её юношеская самоуверенность!

Она о многом жалела.

Даже о слишком многом.

Но теперь было поздно пытаться что-то исправить, ведь она сама давным-давно сожгла все мосты за собой, уничтожила все пути назад, чтобы не сомневаться, не жалеть…

Какая глупость, какая нелепость…

Какая ирония!

Как там сказала та странная девчонка?

Она, Астрид — дуб.

Мощный, сильный, простоявший веками, переживший столько всего, что нельзя себе представить, столько всего повидавший.

Сломанный.

Она не прислушалась к мудрым словам, не стала тростинкой.

И сломалась.

Давно, на самом деле, она сломалась.

Слишком давно.

И теперь — слишком поздно для неё…

Открыв глаза, Астрид не поверила самой себе. Нет, она не была рада тому, что сумела как-то выжить. О, она была удивлена! И был у неё только единственный вопрос.

Как?!

Как она сумела вновь выйти сухой из воды, как сумела выкрутиться?

Неужели Боги решили дать ей ещё один, самый последний шанс?

Деревянный потолок, в который упёрся её взгляд, был совершенно незнаком, что и неудивительно, если честно.

Вдруг перед её лицом что-то мелькнуло, и Астрид увидела перед собой женщину. Высокую, стройную блондинку с суровым, но мудрым выражением лица.

— Добро пожаловать на Кальдеру Кей, путница. Я — Королева Мала. Расскажи о том, кто ты.

* * *

Когда её поймали, она была ещё совсем юной, глупой и слабой — оказавшейся неспособной противостоять людям, их воле.

Дальнейшее существование слилось в бесконечную череду страха за собственную жизнь, чужого ужаса, чужой и собственной боли за любую оплошность, любое неповиновение.

Из клетки было невозможно сбежать.

А она пыталась…

И за это получала новые рубцы и шрамы, которые не способна оказалась исцелить даже ее удивительная по сравнению со всеми знакомыми ей драконами регенерация.

Иногда ее отпускали, чтобы она, ведомая инстинктами и собственным страхом, волею Неба, наверное, находила сородичей.

Они были все так красивы…

Так сильны и опасны.

И пусть она ни разу не видела совершенно ей подобных — белых, словно свежий снег.

Все виденные ею были воплощённой Тьмой.

Но от этого менее желанной их компания не становилась.

Казалось, они были способны защитить ее. Спасти, уберечь, помочь вновь стать свободной, найти свою семью, свою стаю, если они ещё были живы…

Но они, эти странные её сородичи, относились к ней в лучшем случае снисходительно, совершенно не желая принимать всерьез, а в худшем…

Что она, взращенная в плену, приученная к покорности и смирению, не умевшая даже в должной мере защитить себя, могла противопоставить сильным, опытным и свободным драконам?

И обзаводилась она новыми шрамами.

А потом обидчики исчезали.

Она чувствовала от ее людей запах крови сородичей.

Крови и страха.

И тогда она была даже благодарна своим пленителям.

Она каждый раз сама возвращалась к ним, сама искала уже у них спасения и защиты.

Она была им нужна, а потому они не собирались ее убивать.

Эта мысль помогала держаться.

Она всегда была одна.

Сколько помнила.

У нее даже не было собственного имени, ведь его давала птенцам мать или кто-то, ее заменявший.

У нее был только страх.

Но одна она осталась намного раньше, чем в неволе.

Как она потерялась — отбилась от своей семьи, стало быть, она не помнила совершенно.

Её приютила ненадолго какая-то стая, но долго кормить и воспитывать чужого детёныша, да ещё и странного какого-то, они не решились — так же как и ее семья когда-то давно, просто оставили ее.

И это было больно.

А больше — обидно.

Но она выжила.

Зря, видимо.

И вот снова… Снова она мчалась неизвестно куда, неслась вдаль, послушная идущему изнутри зову.

Она не последняя.

Остались ещё Фурии.

Её пленители… её хозяева истребили не всех.

Не всех.

Самая безумная, жуткая мысль о том, что не все её сородичи были истреблены, что она повинна в гибели своего вида полностью.

Остался ещё один.

— Кто ты такая и что здесь делаешь?! — раздалось грозное рычание над головой Фурии.

Она и сама не поняла, как этот странный дракон неизвестного ей вида сумел подобраться к ней так близко, что теперь летел на одном уровне с ней, просто на некотором отдалении.

От говорившего шла какая-то неуловимая уверенность в собственных силах, осознание своего превосходства, но при этом без глумления над слабой и беззащитной.

Это был тот, кто привык сам защищать.

—Я путешествую, никак не могу найти себе пристанище.

Лгать было до безумия просто, ведь она сама в это верила. Ведь и лжи-то в словах ее было самое минимальное количество, просто недоговорки.

А дракон был странным.

В свою бытность пленницей она сумела изучить повадки других видов, по крайней мере всех тех, кого ей довелось увидеть, а через Арену и просто клетки ее хозяев прошли очень и очень многие.

— Хорошо. Мы отведём тебя к нашему Королю. Пусть он решает твою судьбу.

Мы?

Какое «мы»?

Только сейчас она поняла, что её аккуратно и незаметно окружила со всех сторон целая дюжина драконов того же вида, что и ее собеседник. Они ненавязчиво задали направление их движения.

— Вы мне не верите?

— Нет. Не верим.

И правильно.

Да, несомненно, правильно, но в ее случае — это, конечно же, плохо. Но доселе её ни разу не разгадали, ни разу не застукали за ее истинными намерениями.

— Но почему?

Однако свою роль нужно было играть до конца.

До любого конца.

Даже если исход был не самым счастливым для нее — все лучше, чем смерть или бесконечная, непрекращавшаяся и сводившая с ума боль.

Однако было и чисто как самке — любопытно.

Почему она была одна такая, почему сородичи относились к ней так странно?

Почему ей приходилось страдать?

— Потому что я ещё ни разу не видел ни одну белую Фурию, а потому не могу судить о вас никак, кроме рассказов. А по рассказам, согласись, вы не самые приятные личности.

— Не знаю. Я от своей стаи отбилась ещё будучи совсем птенцом.

А это была чистейшая правда…

Что за презрение в их глазах? Что за очередная… брезгливость?

Но направленная почему-то не на неё.

— Прекрасная иллюстрация морали Дневных Фурий.

— Что?

— Ночные за своих детей убили бы, искали бы годами, но нашли. Живыми или мёртвыми. Ночные своих не бросают.

— А ты откуда это знаешь?

Было действительно интересно — откуда этот дракон знал уклады жизни, как он их назвал, Ночных Фурий?

И почему он так подчеркнул их различие?

Почему ткнул в то, что её окрас был… не тем?

— Видел. Слишком уж долго живу бок о бок с Фуриями.

— Фуриями?!