Жить вопреки (джен)

Алор рассказывал Арану историю Фурий, уходящую своими корнями в глубокую древность — много тысячелетий уже существовало Старшее Гнездо, и никто, даже сама Адэ’н — старейшая из ныне живущих Фурий — не мог сказать, что же было до.

Была даже отдельная группа Стражей, посвятивших свою жизнь исследованию прошлого — они почти все время проводили в медитациях и укреплении своей связи с Душой в попытках, очень часто успешных, надо заметить, получить доступ к воспоминаниям из своих прошлых жизней.

Эти драконы были совершенно не бойцами — проведшие большую часть своей жизни в трансе, они, хоть и получали много навыков и знаний от своих прошлых воплощений, сражаться и даже защищаться, зачастую умели лишь на уровне птенцов-учеников, ведь как это распространено и у многих людских племён, драконы поголовно учили своих детей защищаться и нападать, ведь и нападение могло быть защитой, при том весьма неплохой.

А, по большей части, роль исследователя прошлого у них передавалась от одного их воплощения к другому, следующему, то и знания у них были весьма специфичными.

Хотя общаться с этими драконами было очень интересно — они, по долгу службы, знали очень и очень много, с ними можно было поговорить почти обо всём на свете и ещё кучу интересного узнать попутно.

С одним из таких драконов Аран стал общаться на постоянной основе — лекции и дискуссии на разные темы прекрасно расширяли кругозор Юного Стража.

Да и просто ему было приятно проводить время с образованными Разумными.

Алор, сопровождавший Арана практически на всех его уроках, тоже узнал множество самых разных весьма любопытных вещей — молодой дракон пояснил, что большую часть того, чем с юношей любезно делилась Бетен, та самая Фурия-исследователь, простым детёнышам не рассказывали.

Следовательно, Адэ’н имела большие планы на Арана, и на Алора заодно, раз ему было позволено присутствовать на этих импровизированных лекциях, на которых часто всплывали и весьма неприглядные факты, которые простым обывателям знать бы не стоило, но которые обязательно должны быть известны приближенным Старейшины.

Например, та самая, посмевшая ослушаться воли Полного Круга Совета Стая не просто так это сделала, и не по собственной глупости — эти драконы связались с давно затерянным и, как долгое время считалось, вымершим, более скрытным и агрессивным подвидом Фурий.

Дневные Фурии…

Как именно они появились — никто не знал, и Исследователи Прошлого пытались найти ответ и на этот вопрос в том числе. И пока не могли найти ответ — не получалось у них заглянуть так далеко в минувшее.

А это значило, что Дневные появились очень, очень давно — возможно, одновременно с Ночными, возможно — чуть-чуть позже.

Кто-то даже пытался выдвигать теории о том, что, собственно, Дневные и были прародителями Ночных Фурий, и именно они появились раньше.

Для, так сказать, широкой общественности такое мнение никогда не оглашалось — нечего своими руками… лапами сеять смуту в сердцах драконов, но полностью опровергнуть, как и подтвердить, эту теорию так никто и не смог.

И вряд ли сможет.

Вообще, проблема существования Дневных была весьма острой — их стая не подчинялась Старшему Гнезду и, соответственно, Высшему Совету, даже не поддерживала связь — не было возможности даже хоть как-то выяснить численность этих весьма сомнительных «Детей Света».

Свет…

День.

У всех это, обычно ассоциировалось с безопасностью, а тьма, ночь — со страхом, но в данной ситуации всё было не так однозначно.

Во-первых, Дневные Фурии назвали себя так только из-за снежно белой, в противоположность Детям Ночи, окраске, а потому чисто из вредности стали называть себя тоже противоположно, а что можно противопоставить Ночи?

Только День.

На самом деле, при условно одинаковом уровне опасности (запредельном, надо сказать, максимальном при их достаточно скромных размерах) Дневные были намного более агрессивными — и никто не знал, что тому было причиной.

Если у Ночных окраска была естественной маскировкой — после захода солнца их было найти просто невозможно, если ты сам не был представителем этого вида, то Дневные этого природного преимущества не имели — они могли, конечно, жить в снегах, но не желали этого — на самый север обычно загоняли только самых слабых — тех, кто не мог отвоевать себе место поближе к теплу.

И потому Дневные научились маскироваться — пролетать сквозь собственный залп плазмы, разогревающий чешую до невероятных температур, и в таком состоянии она начитает отражать окружающую местность — конечно, это не уровень мастерства в «невидимости», как у Разнокрылов, но на то, чтобы незаметно сбежать, оставив озадаченного противника недоумевать, куда же они делись, или же неожиданно ударить в спину вышеозначенному противнику, если, конечно, это не были другие Фурии — те всегда чуют таких, как они, и скрыться от них подобными способами было трудно, если вообще возможно.

Неожиданным открытием было то, что Ночные Фурии тоже так могли.

Потенциально, это необычное умение было доступно всем Фуриям, за маленьким исключением, но о нём речь зайдет позже, вот только многие просто не хотели учиться этому весьма полезному навыку, полагаясь на уже имеющуюся от природы маскировку.

Глупость.

Достоверно известно было лишь то, что численность Дневных была в разы меньше, чем у Ночных, а потому угрозу они для объединившихся Старшего и Младших Гнёзд не представляли.

Конечно, никогда конфликт Дневного и Ночного видов не доходил до открытого противостояния, и сложившуюся на данный момент ситуацию можно было бы назвать вооруженным нейтралитетом и полным невмешательством во внутренние дела друг друга.

Потому Совет практически ничего не знал о Дневных, но был твёрдо уверен — тем тоже мало что известно о Детях Ночи, а потому можно было не беспокоиться.

Пока.

Надо заметить, что иногда различия, больше психологические, естественно, между двумя подвидами Фурий сглаживались настолько, что те образовывали пары.

И даже заводили птенцов.

Вот только матери из Дневных были весьма специфическими — детёнышей-полукровок они терпеть не могли, и вообще крайне ценили чистоту крови своего вида. Ночные в этом плане были более терпимыми, но лишь чуть-чуть, ведь среди них тоже ценились именно Ночные, а не часто и вовсе нежизнеспособные гибриды.

Таких полукровок, словно издеваясь, называли Ночными Сияниями, убрав из их названия даже само слово «Фурия», словно подчёркивая их происхождение.

Если честно, то по мнению Арана, да и Алор, даром что чистокровный, тоже был с ним согласен, такое отношение к тем, кто в собственном происхождении точно не был виноват, было мерзким.

А как же слова о том, что все Фурии — братья, что Стражи должны держаться друг друга?

На словах так и было и, в большинстве случаев, даже и на деле, но вот такие исключения… мало приятного, в общем.

Безусловно, бывали случаи, когда отец, Ночная Фурия, сам выхаживал своих птенцов, но для этого ему приходилось полностью рвать все связи с родной стаей.

Бывало, даже Дневные оставались со своими детёнышами, но такие семьи просто вымирали, ведь если с чистокровной Дневной или Ночной другая Фурия ещё могла образовать Пару, но с полукровками никто связываться не хотел — зачем гарантированно ослаблять собственное потомство сомнительным наследством чужого вида?

Ведь Полукровки не могли использовать в полной мере ту прекрасную способность маскироваться, проходя сквозь собственное пламя и становиться невидимыми — с них этот эффект сходил намного быстрее.

Да и не могли родители в полной мере научить своих нечистокровных детей выживать, защищаться — да, нападать — возможно, охотиться — нет.

Но нередко бывало и такое, что родители бросали своих детёнышей полукровок, дабы им не приходилось покидать собственные стаи.

О таких фактах предпочитали молчать — нечем тут было хвастать.

Такие и подобные им рассказы, конечно, не оттолкнули Арана от Фурий, но зато сумели дать ему понимание происходящего и объяснить многие действия Совета.

Достаточно вспомнить запрет на общение с драконами иных Гнёзд.

Отдельных слов заслуживала реакция Алора на эти лекции и безвозмездное расширение кругозора — тот воспринял открывшиеся факты очень спокойно, но очень серьёзно — стало ясно, что ему тоже это немало странностей объяснило, немало вещей поставило на свои места.

Но дело не ограничивалось лекциями в исполнении Бетен — были ещё и другие Исследователи, посвятившие себя изучению не дел минувших дней, но видов драконов — их особенностей, слабостей и особых качеств.

Те тоже рассказывали очень много, крайне интересно и увлечённо — появившиеся в их распоряжении свободные уши, при чём, надо заметить, крайне благодарные и внимательные, весьма обрадовали ученых.

Они были уже более воинственными, но подходили ко всему с истинно учёным цинизмом — говорили всю неприглядную правду прямо и невозмутимо, даже то, о чём стоило бы всё-таки промолчать.

Боевые характеристики различных видов, конечно же, проверялись исключительно опытным путём, и далеко не всегда это было просто мирное наблюдение со стороны.

Часто — бой один на один.

Конечно, Фурии всегда побеждали — это было даже не смешно, они были сильнейшими в своей «весовой категории», и могли успешно побеждать и гораздо более крупных драконов, особенно имея численное преимущество.

Конечно, помимо лекций исследователей были многие другие уроки. Например, Алор пытался научить Арана выживать в дикой природе, не имея в запасе ничего, кроме собственных чешуи, когтей и клыков, а в исполнении юноши — одежды, кинжала и собственной наглости.

Приятным сюрпризом для Алора в лесу оказалось то, что, собственно, молодой Страж большую часть необходимого для выживания человеку умел, а то, что ему не хватало, — быстро и находчиво делал, будь то лук, копье или шалаш.

Осознание того, что он уже преодолел немалый путь, добираясь до Фурий, что он долго жил среди постоянно воюющих людей, отрезвило Напарника юноши, а то ведь дракон почему-то решил, что его подопечный по младости своей ничего не умел.

Он по-новому стал смотреть на своего Напарника, понимая, что ему ещё столько предстоит узнавать самому.

* * *

Как только Алор рассказал Арану о монахах, живущих на южных склонах малого хребта, юноша сразу загорелся идеей посетить их. Ну, или хотя бы посмотреть издалека.

Адэ’н, на удивление, была совершенно не против этого маленького путешествия, говоря, что Арану даже необходимо познакомиться с теми необычными людьми.

Она в первый раз отпустила Арана и Алора из Гнезда больше, чем на неделю.

Да и вообще впервые разрешила им обоим отлетать от Гнезда так далеко.

Ох, как счастлив был юноша вновь ощутить настоящий — не в обиду Айве, она тоже старалась — полёт! Но даже Змеевикам было далеко до Фурий, и только в относительно длительном путешествии Аран понял, насколько на самом деле они быстры.

По ощущениям они добрались за почти три дня туда, куда Айве пришлось бы лететь не меньше пяти дней, а то и все шесть!

Горы тут были не менее удивительными, чем люди, жившие тут.

Южный склон был более пологим, но тут, на немалой высоте, над уровнем хвойных лесов, были огромные поля и луга, отвесно обрывавшиеся в ущелья, ощетинившиеся острыми скалами, тёмно-серым камнем.

Аран не мог понять, каким именно образом сюда забрались люди — неужели драконы помогли?

Монахи жили в небольшой деревеньке.

Архитектура этих простых домов не была похожа ни на что виденное Араном прежде.

Тут, на самом юге, не наступала зима.

Это казалось Арану совсем удивительным, ведь перемена времён года была, хоть и не так сильно, но заметна даже в родном гнезде Айвы! С другой стороны, Айве потребовалось бы около десяти дней, чтобы добраться сюда…

Деревеньку, как и простые людские селения, окружали вспаханные поля. Но их было не так много, как на севере, и, видимо, люди здесь весь год могли выращивать какие-нибудь культуры.

На краю поля стоял человек.

Мужчина с длинными чёрными с проседью волосами и светло-серыми глазами, с загорелым лицом. Худой, среднего роста. Одежды его были серого, коричневого и чёрного цвета, незнакомые Арану.

Человек не обратил внимания на юношу и Фурию, увлечённо что-то обсуждая со стайкой Жутких Жутей. Арана подобная картина поразила до глубины души.

— Ты понимаешь драконов? — спросил он удивлённо, стараясь не выдавать своего шока.

— Да, — улыбнулся мужчина, повернувшись к неожиданному собеседнику. — Но я не тот, кого вы привыкли называть Стражами. Я — простой человек, путь и достигший просветления. Ведь укрепить связь с собственной Душой может каждый, всё зависит лишь от веры в себя и собственные силы.

— Я никогда не видел ничего подобного.

Сказав это, Аран тут же прикусил язык — ибо это была неправда.

Видел.

Айша, та странная всадница из племени Кабур Не’та Тал.

Жуткие Жути с интересом уставились сначала на Арана, а потом, с опаской, на Алора.

Даже эта стайка слышала о том, что в гнезде Фурий появился человек, но одно дело слышать, а совершенно другое — видеть это своими глазами.

— Ты пока ещё слишком юн, но это пройдёт, — согласно кивнул мужчина. — А мы рады тем редким гостям, что способны добраться до нас. В последний раз драконы приносили человека слишком давно.

Жуткие Жути всегда с большим почтением относились к Детям Ночи, зачастую выполняя поручения Старейшин и бывая гонцами. А потому они видели много деталей жизни Фурий и ко многому необычному для других привыкли.

Но человек, гордо стоящий рядом с опаснейшим драконом, вызывал трепет одним своим видом.

А ведь он даже и не старался производить такое впечатление!

Он ведь даже не замечал, как выглядит со стороны!

Стайка даже не пыталась понять суть людского разговора, дракончики всё и так поняли — перед ними стоит человек-Страж, легенда для таких, как они. И не менее легендарный дракон, служить и помогать которым считалось великой честью.

— Я благодарен вам за вашу гостеприимность, но я хотел бы спросить. Есть ли у вас кузня и, соответственно, кузнец? — спросил Аран.

— Как и у всех.

О, как Аран хотел сделать себе хорошее седло, собственный меч, новый, взамен потерянного, кинжал и вообще, ему много всего надо сделать! И кузня тут незаменима!

— А можно ли ей воспользоваться? И чем заплатить за это?

— Почему бы и нет? — согласился мужчина. — Я не против, ты мне кажешься хорошим человеком. А оплата… Драконы признали тебя равным себе, иначе не позволили бы оседлать. Значит, ты достоин.

Аран грустно усмехнулся, вспоминая жизнь Иккинга.

— С чего вы взяли, что я хороший человек?

— У тебя человеческие привычки и жесты, пусть они и разбавлены нечеловеческими, но живёшь ты с драконами. Это значит, что ты сумел выйти за внушённые тебе рамки, уйти от простой и обыденной жизни, сумев понять и принять истину.

Юношу поразила наблюдательность собеседника, его способность делать верные выводы из мелочей.

Достойное качество.

Однако одно слово царапнуло его, неприятно так, болезненно. И он решил озвучить тот простой факт, что усвоил за время своих странствий, пусть те длились не особо долго — всего-то месяц. Но крайне познавательный и насыщенный событиями месяц.

— Истины нет, — жёстко сказал Аран. — Правда — это лишь чья-то точка зрения.

Мужчина кивнул головой без тени улыбки и посмотрел, кажется, даже с сочувствием. Но это не вызвало отторжения у юноши — он понял, что выражаемые его собеседником эмоции были намного глубже, чем казались на первый взгляд.

Он сочувствовал не предполагаемой глупости, а тому, что мальчишке пришлось через слишком многое пройти, чтобы понять все то, что он озвучил.

— Мудрые слова, только следует внести маленькую поправку — ничто не правдиво, ибо правда — чья-то точка зрения. Истина — голые факты, без оценки какой-либо из сторон. Посему понятия «истина» и «правда» не тождественны.

— Я запомню.

Аран склонил голову, признавая, что уважает озвученную точку зрения и сказавшего её.

— Помни, Страж. Помни, и будь всегда в мире с собой. Ибо только ты сам — своя правда. И именно поэтому ты — прав всегда. Но не всегда следуешь истине.

Человека того звали Галаар, он был Мастером своеобразного Монастыря.

Появление в селении Арана никого не удивило.

Кузнец, мастер Кад-Точ, с радостью предоставил юноше пространство для работы, пусть и посмеиваясь, видимо, сомневаясь, что у столь молодого кузнеца выйдет что-нибудь путное.

Или он был просто уверен, как и большинство людей до того, как он приступал к работе, что он даже молот поднять не сможет, не то что выковать что-то путное, ведь это большой физический труд, а много ли силы в его тщедушном тельце?

Ну ничего… Фурии тоже не особо крупные драконы, а способны убивать Истинных!

Аран докажет этому недальновидному человеку, что не менее искусен!

* * *

Сангород они увидели издалека — высокие каменные стены, защищавшие город от предполагаемых нападений кочевников и просто набегов врагов, ведь город был лакомым кусочком, было просто невозможно не заметить или даже намеренно не обращать на них внимание — они были главным ориентиром на всей обозримой равнине.

Город был окружён вспаханными полями, на которых были видны фигурки людей, — во всю шла посевная, нужно было успеть, пока Духи Земли принимали семена и позволяли им взойти, пока погода благоприятствовала.

Ворота в город были громадными — они, как и стены, вызывали уважение и трепет своими габаритами. Тяжелые, окованные полосами железа, дубовые створки дверей сейчас были распахнуты, а двое часовых из дружинников зорко наблюдали за правопорядком.

Домики здесь были, конечно, не в пример больше и красивее, чем в их родном селении. Оно было и понятно — терема господ были всяко краше избушек крестьян.

Но и дома простого народа радовали глаз — красиво сложенные из толстых брёвен, с резными коньками и расписными ставнями на окнах.

Добраться-то до города они добрались, но что теперь?

Идти на базарную площадь не хотелось — в таких метах всегда шум и постоянные споры, у Мирославы может там голова заболеть, да и у него самого тоже — много людей всегда испытывают много эмоций, он что, разорваться должен?

Но идти пришлось — хотелось немного обжиться на новом месте, пока Мирослава не подрастёт, пока он не будет уверен в том, что она справится со всем тем, что могло на её долю выпасть на пути.

Нужно было найти где жить, не меньше пары недель — но тут начитались некоторые трудности — путников многие могли принять на ночь-другую, но на более длительное время… нет.

Базарная площадь.

Им повезло.

Они на базарной площади познакомились с одной весьма милой старушкой, начавшей не справляться со своим хозяйством. Она была совершенно одна — муж давно умер от, как сказали целители, сухотной, да никто теперь правды не скажет. Часть детей умерли ещё в младенчестве, а двое сыновей, коим посчастливилось повзрослеть, по дурости своей пошли в воины, надеясь выслужиться и стать дружинниками, да не успели — оба полегли на поле брани.

Она с удовольствием согласилась взять себе двоих жильцов с тем лишь условием, что они будут ей помогать — ту же корову подоить, полы вымыть, курицу зарубить и прочее.

Весьма приемлемая, даже щедрая, если говорить откровенно, цена.

На том и порешили.

Так и прошли две недели — Радмир нашёл себе временное занятие — помогал в поле, ведь сейчас там любые руки дороги, всем хотелось закончить посевную как можно скорее, и потому юношу приняли там, как родного.

Ну и заработать, естественно, он умудрился — были здесь и те, кому было проще заплатить за чужой труд, чем потеть на жарком солнце самому. Радмир не одобрял таких жизненных принципов, но пока он на них мог хлеб купить — ему было не столь важно, о чём думают окружающие его люди.

Его вообще волновало мнение только одного человека — Мирославы.

Она, кстати, тоже хорошо устроилась — недалеко от той старушки, пустившей их в свой дом, жила известная по всему Сангороду знахарка, и маленькая помощница с несколько специфическим опытом, но огромным багажом знаний и весьма неожиданными и крайне простыми рецептами весьма эффективных снадобий.

Настасья души не чаяла в Мирославе, хоть сначала отнеслась к девчонке ещё совсем, ведь только двенадцать исполнилось ей, весьма скептически — обмана боялась, видимо. И зря — способности сестры он не преувеличил, а поручая теперь ей несложные случаи, или наоборот — самые запущенные, называя на людях своей ученицей, приобрела ещё больший успех в народе.

Кто же знал, что чудеса целительства, недоступные мастерице-Настасье, творила совсем ещё девчонка?

Да и не надо это было, по мнению знахарки, никому знать.

Однако Мирославе она платила исправно — женщина ценила свой и чужой труд.

* * *

— Ну что на этот раз?

— Мне совершенно не нравится, что этот мальчишка интересуется прошлым Фурий.

— Тебе вообще всё не нравится!

— Не правда!..

— Правда!

— Небесные Странники, вы как дети малые, даром, что больше сотни лет каждому. Хватит!

— И правда, достаточно. То, что мальчик интересуется историей и хорошо, и плохо. В любом случае можно найти положительные стороны ситуации.

— Пока сам ищет знаний — хорошо, это прекрасный рычаг влияния на него. Да и простых боевиков среди людей, если очень уж понадобится, мы найдём, вот уж в чём точно сомневаться не стоит.

—  Но ни в коем случае нельзя пресекать его тягу к знаниям, ведь доселе нам приходилось пичкать ими людей, а тот сам берёт, всё, что ему дают, да и добавки просит! Если не слушает россказни Исследователей, значит, умчался с Алором к Синим Пикам, или к монахам опять наведался, или ещё что-нибудь! Он же ребёнок ещё, почему я ни разу не видела его играющим или просто развлекающимся! Всё время при деле!

— Даже и придраться не к чему.

— Твой сарказм сейчас неуместен — действительно не к чему.

— Как же мне это напоминает…

— …Беззубика?

— Да.

— Ну, они же братья, ничего удивительного в этом не вижу.

— О, ты знаешь, чем для Беззубика закончилась его весьма сомнительная дружба с человеком.

— Не смей его осуждать!

— Я и не осуждаю — просто не одобряю подобного поведения.

— Не все же такие эгоисты, как ты.

— Эгоисты — это те, кто наплодили Ночных Сияний и даже не сподобились обучить прописным истинам своё потомство.

— Вот как заговорил!..

— Да, единственное, что мне нравится в этих уроках от Исследователей, — изнанку красивой обёртки мальчишке тоже покажут, уже показали, и чем раньше он усвоит, что мир не так радужен и прекрасен, как его обычно видят легкомысленные детёныши вроде него, тем лучше.

— Знаешь, по сравнению со многими взрослыми Фуриями, посвятившими себя только детям, то есть простыми обывателями, — этот мальчишка просто образец здравомыслия и незашоренности взгляда. Так, к слову.

— Признаю — спорить с этим трудно. Многие просто создали себе в своём разуме картинку идеального мира, и не хотят выходить из неё, не хотят понимать, что суровая реальность совершенно не такая, и мечтательных идиотов она не потерпит.

— Ну, полно тебе. Не сгущай краски.

— Действительно. Обычно такие идиоты — самые живучие. И везучие. Ибо ни во что не вмешиваются, не разгребают ни за кем, кто пытался их картинку идеального мира поддерживать.

— Что на тебя нашло?

— Осознание неправильности происходящего.

— И что же тебя подтолкнуло к сим невероятным откровениям?

— Не поверишь — этот самый мальчишка. Человек по собственной воле идёт за драконом, желая изменить мир к лучшему, но при этом видит всю грязь мира, понимает её, да только не принимает, не до конца, по крайней мере, и он не является при этом ни чьей марионеткой! И ведь действительно меняет!

— Да ну?

— Ну да! Слышали, как всполошились жители Диких Степей после его грандиозного побега с собственного жертвоприношения?

— Не думала, что все так серьёзно.

— Всё серьёзнее некуда — люди верят в него, верят в пришествие своего Пророка, и нельзя нарушать и веру — нет для них ничего страшнее рушащихся идеалов.

— Тебе их жалко, что ли?

— Конечно жалко! Я не такой бессердечный, как ты считаешь.

— Да ты вообще образчик милосердия и сострадания.

— Очень смешно.

— Учусь у лучших.

— Какие же вы дети еще! Может, кто-нибудь лучше расскажет, что слышно от наших разведчиков.

— Ну, Клома продолжает строить Сеть, преодолевая трудности по мере их поступления.

— А Тагуш?

— О! А этот сумел внедриться в Гнездо Красной Смерти и сразу занял там высокое положение. Впрочем, он же Фурия, а там мы все нарасхват.

— Ну вот пусть и шпионит.

— Да будет так.

* * *

— Скажи, мастер Аран, из какого металла ты выковал этот меч? — задумчиво спросил Кад-Точ, разглядывая творение юноши.

Меч он сделал в последнюю очередь, оставив его, так сказать, на десерт.

Конечно, и седло, сделанное так, чтобы не мешать Алору, и новая одежда, и некоторые другие приятные мелочи грели сердце юноше одним своим наличием, но по-настоящему он был рад изготовленным кинжалам и мечу.

А меч действительно вышел на загляденье!

Глянцево-чёрный металл, простая рукоять, безо всяких украшений за исключением нанесённых на лезвие символов древней поговорки — «Si vis pasem — parа bellum».* Такая горькая истина…

Меч был легче в два раза своего аналога из железа и с лёгкостью резал и металл, и камень.

В это просто не верилось, да и Мастер Кад-Точ осознал увиденное далеко не с первого раза, заставив перед этим юношу буквально нарезать на пластинки свежеизготовленным мечом несколько булыжников.

Да, создавать это чудо было трудно, долго, Аран замучился только плавить металл! А уж ковать…

Но результат впечатлил даже его самого, что уж говорить о мастере Каде.

— Я не знаю его название… — задумчиво ответил Аран. — Мне Алор показал место, где можно найти этот металл, но это высоко в горах, туда добраться можно только верхом на драконе.

Металл достать было действительно трудно, и, на самом деле, Арана это бесконечно радовало, ведь это значило, что люди не разграбят это место, просто не сумеют туда добраться.

— Жаль… Но этот меч — произведение искусства, — восхищенно сказал Кад-Точ, но вдруг в его голову пришла идея. — А если так договоримся — ты выкуешь, скажем, пять мечей из этого же металла, а наши мастера помогут тебе отточить навыки обращения с этим оружием?

Аран представил, по силам ли это ему и, улыбнувшись, ответил:

— Почему бы и нет.

* * *

Она очнулась в очередном странном мире, но уже не удивилась этому — привыкла, стало быть.

Небо, для разнообразия, видимо, было почти нормально-голубым, но солнце светило всё так же холодно, потусторонне.

Даже воздух здесь казался странным, что уж говорить обо всём остальном?

Она огляделась и увидела, что стояла неподалёку от странного, громадного сухого дерева с необычной формы дуплом.

Казалось, что-то высосало жизнь из этого когда-то наверняка прекрасного древа. И не было объяснения, кто именно сделал это.

Страха не было.

Все вокруг было невероятно опасным — все чувства об этом буквально кричали, но она не видела ничего, что угрожало бы лично ей.

Она следовала теперь совету, данному ей на Башне Древних.

Помнила.

Просто помнила, что всё — сон, и никто или ничто не могли причинить ей вред в её собственном сне, зато она сама чувствовала себя намного сильнее, чем в реальном мире.

И главное, её сны — источник бесчисленных знаний.

Главное — внимательно смотреть.

Вот и сейчас она — видела.

Видела, как нечто непонятное, фонящее первозданной Тьмой и благополучно обжившее странное дупло исполинского дерева, весьма мирно беседовало с обычной, но только на первый взгляд, девушкой.

Они разговаривали на каком-то резком, угловатом языке, причём слова Тёмного нечто звучали словно раскаты грома — оглушительно и сопровождались каким-то непонятным эхом, но не совсем — словно много-много людей говорили одни и те же слова одновременно, и она не понимала ни слова из сказанного, но ей было достаточно и просто эмоций этих двух существ.

Девушка — растерянность и непонимание, но вместе с этим была непонятная уверенность в собственных силах, осознание своей ценности, как бойца, что ли…

Непонятно немного, не это — мелочи.

Ладно.

Странное нечто, порождение Великой Тьмы и прочих Злых Сил смотрело на смертную с превосходством, любопытством и в то же время — с некоторой опаской, словно эта девушка могла причинить ему ощутимый вред, может, даже и убить.

Девушка вдруг выпрямилась в струнку, гордо вскинула голову с чувством осознания собственной силы сказала одно-единственное слово, почему-то отпечатавшееся в её сознании.

Со стороны Духа (стало быть, именно дух — встретить Божество она вряд ли сумела бы, да и не верила она в Богов, не после всего, что с ней случилось, но и не смертный перед ней, ведь не могло от простого человека так разить Тьмой) пришла волна беспокойства за девушку, он велел ей что-то и та, по всей видимости, послушалась — распалась золотой пылью, что развеялась на ветру.

Неожиданно она поняла, что теперь внимание странного Духа Тьмы было приковано к ней.

Она непонятно как оказалась прямо перед Древним Древом и смотрела в единственный глаз ужасающего своей аурой существа.

Но почему ей не было страшно?

Она спокойно смотрела на него, изучая узоры на поверхности его чёрного тела и алое свечение, от него исходящее. Странная не то плёнка, не то что-то ещё («силовое поле» — пришло ей в голову) переливалась всеми цветами радуги, но она, похожая на стекло своей прозрачностью, не могла скрыть всей величественной и пугающей красы похожего на смесь ската и змеи Духа Тьмы.

Что-то словно попыталось надавить ей на виски, полубезумный и, казалось, просто бессвязный шёпот полился ей в уши, но на её лице не дрогнул ни один мускул — она была готова к такому.

Она только наклонила голову к плечу, обозначая так своё любопытство.

На виски давило нещадно, голова болела так, что хотелось кричать, закрыть уши и сжаться в комочек и спрятаться куда-нибудь подальше от этого страшного шепота, но она не подала виду.

Это её сон.

Её сон и ничей больше!

Она — хозяйка и владычица здесь, и только по её законам здесь всё будет говорить с ней. Не хватало ещё, чтобы ещё свёл с ума странный Дух из её собственного видения.

От того пахнуло удивлением, изумлением даже, и он оставил попытки проникнуть в её разум.

— Скажи мне, дитя, кто ты?

* * *

Учить Арана техникам разума взялась сама Адэ’н, не подпустив никого к этой важной и ответственной задаче, ведь по этой части не было среди Фурий мастера искуснее её.

Тот факт, что юноша сумел самостоятельно погрузиться в глубокий транс, что он издалека услышал её приглашающий ментальный зов, который она подала исключительно для галочки, ведь она уже ни на что не надеялась, радовал Старейшину.

Большая часть Фурий мало полагалась на силу разума, предпочитая силу физическую. Они учили различные способы убить противника или просто довести его до состояния, в котором он уже будет не способен сражаться, учились пускать в ход клыки и когти, бить хвостом и лапами — и тем, и другим Дети Ночи с легкостью могли за раз убить несколько человек или мелких драконов.

Но сила Арана была в его уме, остром и внимательном, а не в физической силе, которой он даже по сравнению со своими соплеменниками не блистал, что уж говорить о драконах?

Юноша понимал, что если не можешь убить сам, то можно не трусливо сбегать, а найти тех, кто сумеет, и договориться с ними. Или подчинить их себе.

Собственной Волей можно было сделать намного больше, чем силой.

Именно поэтому Адэ’н учила Арана тому, что открывала далеко не всякой Фурии.

Эти знания необходимы были вожаку.

Большей части драконов эти знания были просто не нужны — зачем они Исследователям или нянькам, сидевшим с птенцами и помогавшим им на первых шагах в жизнь?

А вот агенты Совета по всему миру уже нуждались в этих умениях, ведь те прекрасно облегчали им работу и повышали её эффективность, а, значит, и для Стаи отдача была больше. Куда ни глянь — сплошные выгоды.

Естественно, агентов учили далеко не всему — любому представителю Советов они были на один зубок, а потому Аран понимал, что ему дают гораздо больше, чем положено знать простому исполнителю воли совета.

Какие у Адэ’н были на него планы, он не знал.

И знать не хотел — не было смысла забивать себе голову глупыми и имеющими мало общего с реальностью догадками, а до истины он докопается, но позже, когда выжмет из этого ученичества как можно больше.

Как подавлять Волю более слабого ментально противника? Зачастую ментально слабы те, кто предпочитает идти исключительно по пути физического развития, то есть, в случае драконов, да и людей, на самом деле, это создание, живущее по принципу «сила есть — ума не надо», и, зачастую, таких противников достаточно просто вывести из себя, заставив их во гневе забыть про самые простейшие ментальные щиты.

А против ментального удара никто не устоит.

Аран знал это, проверял — работало прекрасно, а потому в этом плане он был полностью согласен с Адэ’н.

С людьми всё было намного сложнее и в то же время, как это ни парадоксально, проще — те, кто был способен сломить волю и подчинить себе дракона, легко разделывался с разумами людей, но тут и возникали препятствия — людские умы были намного нежнее драконьих, и грубое вмешательство просто свело бы человека с ума; средний человек заметит и поймёт, что с ним что-то не так, что нечто пыталось пробраться в его мысли; а действовать тонко можно было только имея невероятный контроль и терпение, но при этом надо было постоянно корректировать мысли вышеозначенного человека.

Право слово, проще запугать или заслужить верность, чем морочиться с постоянным контролем.

Одно дело — разово подчинить себе противника, заставить его ошибиться или, при достаточном мастерстве, если не начать атаковать его же союзников, то просто замереть и ничего не предпринимать; совершенно иное — заставить подчиняться на постоянной основе.

Для этого необходимо создать с подконтрольным одностороннюю Связь — по ней Вожак, то есть тот, кто приказывал, мог, собственно, приказывать дракону.

Все бы ничего, да только подобную Связь мог создавать, во-первых, исключительно представитель Истинных, во-вторых, тот, кто уже был признан кем-то Вожаком, причем желательно добровольно, то есть подчинить себе Волю дракона, создав с ним Одностороннюю Связь, могли лишь те, на ком уже было завязано несколько связей с другими драконами его стаи.

Исключений не было, и не предполагалось само существование в этом правиле этих самых исключений.

Двусторонняя Связь отличалась тем, что создавалась она исключительно на добровольной основе, и в ней обе стороны были равноправны, то есть подчинить через такие Узы было нельзя в принципе. Зато по ним можно было передавать сообщения даже на очень больших расстояниях, главное — иметь большой запас энергии.

Связь Вожака и Стаи отличалась от Связи между родственниками тем, что кровная связь являлась классическим примером Двусторонней Связи, в то время как Вожак всегда был главным элементом Связи.

Драконы из Стаи могли связываться со своим Вожаком, но тот мог закрыться от них — просто не позволить им сказать; драконы же никаким образом не могли проигнорировать приказ вождя.

Ментальные поединки — сражение разумов и Воли — были возможны только между двумя Вожаками, либо между Вожаком и кандидатом на его место, желательно Истинным.

Чем больше узнавал Аран, тем больше ему удавалось вспомнить из прошлой своей жизни. Нет, это не были воспоминания разума, это были какие-нибудь навыки, знания, умения.

Аран вспоминал и тренировался каждую секунду своего существования. Тренировался, учился, медитировал, вспоминая, снова тренировался.

Он стал намного сильнее, притом, что внешне это было мало заметно — он всё ещё был слишком худ по меркам викингов.

С каждым днём его тело всё сильнее менялось, подчиняясь воле Души. Зрение, слух, обоняние, рефлексы, регенерация, иммунитет — все эти показатели максимально приблизились к нормам Фурий, оставив человеческие далеко позади.

В разы повысилась гибкость, выносливость, физическая сила. Теперь Аран мог нормально дышать на огромной высоте при низком давлении, спокойно выносил низкие и очень низкие температуры, мог достаточно надолго задерживать дыхание, видел в темноте, стал невосприимчивым к очень многим ядам, опасным для людей.

Потрясающий список для человека, но далеко не предел для Стража. Многие до него добивались и больших успехов, это ему Адэ’н растолковала ясно и чётко.

Старейшина не желала, чтобы её ученик возгордился.

А потому Аран знал, что успехи у него хорошие, но не выдающиеся, не исключительные.

* * *

Естественно, прекрасная жизнь не могла длиться долго, к великой печали Радмира. Рано или поздно любая идиллия заканчивается и начинается реальность.

Но в этом случае получилось это проклятое «рано».

Мирослава опять взялась за своё — стала предсказывать людям на улице какие-то мелочи, и те, как назло, всегда сбывались.

Сестрёнка говорила, что ей больше не надо было засыпать, чтобы начать видеть, теперь достаточно было прикрыть глаза, отрешиться от всех мыслей и ощущений и сосредоточиться на конкретном человеке — и перед ней букетом расцветали вероятности его ближайшего будущего. Более сильные ветки, имевшие больше шансов на воплощение, «светились» в её сознании белёсым пламенем, они были более яркими и приметными, на самые тусклые вероятности же она и вовсе не обращала внимания — в этом просто не было смысла.

Радмир, конечно, радовался, что сестра сумела наконец обуздать свой взбесившийся дар, но он не знал, что подтолкнуло её к этому, и не знал — а стоило ли поздравлять её с этим.

Видеть тысячи вариантов тысяч жизней… Как Мирослава это выдерживала?

Это же безумие!

Люди, к слову, в Сангороде оказались более серьёзными — многие очень внимательно отнеслись к предупреждению от странной девочки, сказавшей то, чего она по определению знать не могла.

Самое страшное было в том, что с более-менее хорошей точностью она могла рассказать варианты на ближайшие два-три дня, не больше, ведь чем дальше в будущее — тем сильнее разветвляются вероятности, увеличиваясь с каждой минутой в разы.

И люди, которым она предсказала смерть через пять часов, действительно умирали.

Даже если прислушивались в словам юной провидицы и старались избежать сего весьма неприятного исхода, и от этого на душе у Мирославы было горько — она хотела помочь этим людям, но не могла.

Совсем.

Будущее, которое предсказали, не могло измениться, могли перемениться условия, но если большая часть вероятностей говорила об одном и том же результате, то именно им всё и окончится.

Как она ни старалась — это нельзя было изменить.

Не с её нынешними силами.

И недостатком знаний.

Нельзя же только на одной интуиции работать?

Нужно было найти себе Учителя. Такого, который не посмотрел бы на её юный возраст и воспринял бы её серьёзно.

Радмир не подходил — он был эмпатом, а не провидцем, и, кроме весьма толковых советов общего типа, дать ей ничего не мог. Но девочка всё равно была безмерно благодарна брату — за всё, что он для неё сделал, за всё то, что он сделает.

Но сейчас их пути должны были разойтись — она была слишком опасна для всех, а случайно навредить брату она точно не хотела — он был её самым дорогим человеком.

Решившись, Мирослава нашла себе достаточно тихое место в доме, где её никто не отвлекал, и где она могла сосредоточиться.

Прочь все мысли, прочь эмоции!

Прочь!

В голове стало пусто и гулко, словно в опустошённой бочке или пещере.

Лишь один единственный образ она не изгнала из своего разума — брата. Она стала с достоверностью вспоминать черты его лица, каждый волосок в ресницах, каждую родинку, каждый шрамик.

Сознание заполонили различные образы будущего — самые разнообразные, но усилием воли она усмирила их, заставила выстроиться в древо, с которым уже можно будет работать.

Не так давно она посмотрела все такие главные вероятности для её собственного будущего и примерно наметила план действий.

Осталось посмотреть, что будет с братом в этих вариантах. В зависимости от различных её действий с ним случалось всякое… Смотреть было страшно, но она повторяла для себя — этот ужас происходил только в её голове, и не стоило бояться, если она сейчас постарается и всё просчитает, то ничего из этого никогда не случится.

Наконец, Мирослава просчитала комбинацию своих действий, при которых нужная ей ветка вероятности становилась наиболее сильной, а альтернативные оставались приемлемыми — неприятно, но все негативные эффекты можно было в них нивелировать, а ошибки не были непоправимыми.

Решившись, девочка встала и надела собственноручно сделанный кулон — маленький артефакт, схему изготовления которого она узнала в одном из своих снов.

Эта безобидная и совершенно не представлявшая никакой ценности, кроме эстетической, безделушка была сильным накопителем энергии и с ней просчитывать варианты было намного проще — с ней удавалось заглянуть дальше и отбросить маловероятные ветки.

Жаль, что так досконально просчитать она могла только собственное будущее или что-то касавшееся брата, ведь их энергетика была очень схожа.

Только их.

Впрочем, пока этого было достаточно.

Вздохнув, Мирослава отправилась писать записку, которую требовалось оставить брату, ведь только в случае наличия предупреждения для Радмира, он не наделает глупостей в её поисках.

Да, ей, по факту, было лишь двенадцать лет, но ментально она была минимум в полтора, а то и в два раза старше. Как минимум, разумом она была ровесницей брату, которого его эмпатия тоже заставила повзрослеть рано.

Ничего, она справится.

Не могла не справиться.

Потому, выходя после захода солнца, но до возвращения Радмира, она ушла бродить по улицам.

Всё происходило так, как она и рассчитывала — за ней тенями увязались две женщины со странными амулетами, которые она чуяла буквально кожей, как и чужое внимание.

Неприятное ощущение, если честно, но именно они помогут ей в первой части её плана — покинуть Сангород и добраться до Диких Степей, откуда была масса направлений в разные наполненные необычными явлениями места.

Когда одна из женщин гибкой кошкой бросилась к ней, схватила и прижала какую-то тряпку к носу, Мирослава не испугалась — она знала, что так будет.

Даже чуть-чуть порадовалась, что не ошиблась.

Конечно, было обидно видеть во втором силуэте Настасью, но она ожидала чего-то подобного с самого начала.

Когда её сознание под действием слишком знакомого запаха определённой смеси трав померкло, и тёмная пелена застелила глаза, она в первый раз усомнилась — а всё ли она просчитала?