Слепота/Blindness (гет)

Гарри стоял, разглядывая себя и наблюдая за самим собой. Было странно видеть воспоминание внутри Омута памяти о себе, смотрящем воспоминание в Омуте, — словно глядеть сквозь слои луковицы.

До сегодняшнего дня он даже не пытался этого сделать; в последний раз Гарри проверял себя на предмет влияния осколка души, когда рядом с ним находилась Гермиона, просматривая год за годом и выискивая любые признаки того, что крестраж мог еще больше запятнать его.

Но сейчас все было иначе. Определенно хуже.

Гарри наблюдал, как зеленый узор его собственной души стоял на улице, огонь все еще горел по краям воспоминаний, инферналы были разбросаны по земле, словно осколки разбитых треугольников.

Он наблюдал за собой, смотрел, как опускается на колени, свет его пальцев тянулся к тому, что, как он теперь знал, было Воскрешающим камнем. Гарри видел, как его пальцы осторожно подняли кольцо, перевернули и положили в карман. Но пока ничего не изменилось.

Воспоминание вспыхнуло снова. Гарри был один в доме на площади Гриммо, сидел на деревянном стуле, достав кольцо и пытаясь изменить его, стараясь объяснить себе невероятную особенность камня.

Он посмотрел на себя в воспоминании внутри другого воспоминания, а затем взглянул на себя, смотрящего это воспоминание. Это было самое близкое к его отражению место, куда он когда-либо подходил, и, таким образом, он мог бы увидеть гораздо яснее, если что-то изменится.

Его прошлое "я" надело кольцо на палец, и Гарри следил за происходящими изменениями, такими незаметными, что он никогда бы не разглядел их, не наблюдая бок о бок со своим вторым "я".

Небольшой сдвиг в его человеческом узоре; сфера, слегка наклоняющаяся к конусу; квадрат, становящийся больше похож на призму. Такое крошечное изменение — небольшой угол в его узоре, ничего из того, что он сам мог бы заметить.

Нарастающий холод внутри усилился, укрепился. Гарри снова изменил воспоминание, как уже четыре раза проделывал прежде, когда видел, что это небольшое изменение ничего не значит. Ничто не могло сравниться с тем, что он видел, когда три года назад рассматривал себя самого.

Гарри наблюдал, как он сам разворачивает бумагу, обернутую вокруг мантии-невидимки. Он увидел, что узор на камне сдвинулся то ли от волнения, то ли от возбуждения; увидел, как вместе с ним сдвинулся и его собственный узор, так сильно взволнованный тем, что нашел еще один узор, который не мог объяснить.

Затем само воспоминание набросило вокруг него узор из звезд и теней и исчезло в его свете со смехом, который он в тот момент даже не осознавал.

Когда мантия была снята, ущерб был нанесен. Теперь она уже не была такой легкой. Еще больше конусов и призм, зелень его собственной души и человеческий узор его тела — все это безвозвратно изменилось. Как будто то, что делало его человеком, становилось все больше похожим на то, что влияло на узор камня и мантии, на острые углы и наклонные изгибы.

И рассеянные по его узору темно-зеленые тени мерцали, отражаясь более светлыми булавочными уколами бледно-зеленой тьмы.

Это не имело никакого смысла, ведь тени не могут светить, а свет — отбрасывать тьму.

Гарри не видел этого в себе, но опять же, он не просматривал многие воспоминания о своем нынешнем "я". Гермиона не заметила бы разницы в его узоре, так как была ошеломлена особенностями его зрения. Они оба слишком сосредоточились на его лице и на чертовом крестраже, чтобы заметить прочие малейшие изменения, происходящие внутри него.

Еще больше воспоминаний промелькнуло в голове: все, что он мог вспомнить о себе самом, носящем мантию-невидимку, о камне, постоянно присутствующем на его пальце.

Каждый раз еще один угол обострялся, хотя эффект был не таким сильным, как в его первоначальном опыте. Каждый раз, когда появлялась еще одна призма, еще один конус, и в его узоре становилось больше контрастов, появлялось больше звезд и теней, эти изменения были настолько крошечными, что даже он мог заметить их лишь при близком рассмотрении в течение длительного периода времени. И с каждым изменением Гарри видел, как его собственный узор реагирует на активность камня и мантии; а может быть, это они реагировали на его узор.

Когда он начинал волноваться, их поведение менялось. Когда Гарри злился, они мигали. Когда он глубоко задумывался, они пульсировали в противоположность его собственному изменчивому свету, словно питомцы, жаждущие внимания.

Он видел, что бессознательно отвечал им. Именно это он и делал, как дразнила его Гермиона, постоянно рассеянно проводя пальцами по мантии. И, действительно, время от времени крутил кольцо на пальце.

Он постоянно прикасался к ним. Это было схоже с нервной привычкой курильщика, тянущегося убедиться, что его следующая доза в кармане.

Гарри вынырнул из Омута памяти, слегка споткнувшись и упав в ближайшее кресло.

Эта история являлась великолепной смесью легенд, предупреждений и фактов.

Он не мог сказать, что все было выдумкой, так как видел собственными глазами, что мантия и камень оказались вполне реальными предметами. Он знал, что они особенные. Знал, что они меняют его. Хотя, возможно, одна из реликвий не влияла на него — камень практически ничего не изменил в нем.

Но это заставило Гарри задуматься об истине обладания всеми тремя дарами, и о том, что они, собранные вместе, могли бы сделать с человеком, хранившем их. С Повелителем Смерти .

Дать бессмертие? Телу или душе? Сознательная реинкарнация? Способность вызывать мертвых или возвращать жизнь? Или же вместо этого он умрет, превратившись в некую призрачную фигуру, которая с большим серпом в руках будет вводить других в царство мертвых?

Такая причудливая, ненаучная мысль. Гарри провел рукой по лицу и вздохнул. Мысленно отступив от проблемы, он попытался отделить эмоции и думать рационально.

Научно.

У него было два артефакта, по меньшей мере столетней давности. Два из трех объектов, созданных, без сомнения, гениальными волшебниками для целей, которые лишь они способны были понять. Предметы, являющиеся нерушимыми.

Гарри нуждался в записях оригинала легенды, самых старых, которые он только смог бы найти. Ему было необходимо поэкспериментировать с камнем. Нужно было решить, следует ли спрятать и мантию, и камень, и посмотреть, можно ли обратить их влияние вспять.

Ему нужно было рассказать обо всем Гермионе, погреться в ее успокаивающем свете, позволить ей разобраться во всем этом.

Но за шоком, за ощущением предательства от того, что его собственный узор был изменен вопреки его согласию, Гарри почувствовал кое-что еще, и это чувство с каждым мгновением становилось все сильнее.

Очарование. Явное возбуждение от открытия чего-то редкого, таинственного, того, с чем, как ему было известно, никто прежде еще не экспериментировал. Целая новая область, которая может открыться ему благодаря этому камню.

На его губах невольно заиграла улыбка, и Гарри посмотрел вниз на свою правую руку, на палец, на котором все еще было надето это невероятное кольцо.

— Замечательно, — пробормотал Гарри, вглядываясь в его глубину и видя, как растущий тусклый свет внутри его собственной кожи мерцает от этого чувства.

* * *

— Это детская сказка,— спокойно ответила Гермиона, глядя на мантию-невидимку, лежащую на коленях Гарри, мягкие серебристые складки которой рассыпались по его ногам. — Нет ничего необычного в том, что мифы и легенды вырастают из фактов. Посмотри на маггловские истории о Мерлине и Артуре; ведь только открыв для себя волшебный мир, мы узнали, что правда, а что ложь. Но это... это.

Она не знала, что сказать, как подобрать слова. Сама мантия-невидимка, пусть и нерушимая, не казалась ей такой уж необычной. Существовало много заклинаний, которые имели тот же эффект, и были гораздо практичнее ношения большого куска ткани.

Но камень — совсем другое дело. Если истории были правдивы, то он, возможно, мог бы сделать гораздо больше, чем то, на что был способен сам Гарри со своим зрением, когда дело доходило до возвращения людей к жизни.

— Ты еще не испробовал его?— спросила Гермиона, хотя знала ответ еще до того, как он покачал головой. — Окей. Ладно, — она снова замолчала, лихорадочно соображая.

Должны ли они вообще его проверять?

Кого они вернут к жизни в первую очередь?

— Хотел бы я знать, как их создали. Если мы кого-то и призовем, так это Певереллов, чтобы получить ответы из первоисточника.

Гермиона ощутила волнение, пробирающее до самых костей, когда начала вырисовываться новая возможность.

— Мы можем поговорить с кем угодно. Мы могли бы пообщаться с Эйнштейном! Тесла! Мерлином! Кем угодно!

Гарри ухмыльнулся в ответ, его темные волосы торчали слишком длинными и непослушными прядями, отчаянно нуждаясь в стрижке, которую его тетя уже и не надеялась ему сделать.

— Знаю.

— Но почему оно было у Волдеморта? И как оно у него оказалось? А твой отец, откуда у него эта мантия?

Взгляд Гарри был устремлен вниз, на его колени, — зеленые сферы камня лучше фокусировались на их форме, чем когда-либо фокусировались на чем-либо другом. Гермиона бы ревновала, если бы сама не была так очарована.

— В легенде говорится, что Игнотус передал мантию своему сыну. Палочка Антиоха была украдена после его убийства. Несомненно, и у другого брата были дети, претендовавшие на его собственность. Мне говорили, что многие волшебники исследовали свою родословную, ища реликвии. Мой отец и Волдеморт сами могли быть потомками Певереллов, или один из предков забрал их каким-то образом от потомков братьев.

Гермиона сжала руки вместе и внимательно посмотрела в лицо Гарри, ища в нем эмоции.

— Ты можешь спросить его самого. Твой отец. Твоя мать. Ты мог бы... поговорить с ними.

Она увидела, как расцвело изумление на его лице, и удивилась, что ей стало немного грустно от того, что Гарри сам не подумал об этой возможности.

— Думаю, что смогу, — в его голосе слышалось удивление. Он все еще не осознал это до конца.

— Если сработает, конечно, — быстро добавила Гермиона, уговаривая себя не ожидать слишком многого. В конце концов, история также утверждала, что те, кто вернулся, не были... ну, живыми. Кто мог знать, что принесет с собой этот камень? Она не могла не вспомнить историю, которую читала много лет назад, о трех желаниях на обезьяньей лапе.

Второе желание было использовано, чтобы вернуть сына к жизни. Сына, который уже больше недели как погиб в ужасном несчастном случае.

Последним желанием было отослать его обратно.

— Смерть, — голос Гарри был одновременно задумчивым и смущенным. — В этой истории речь идет о реальном человеке.

— Вряд ли, — возразила Гермиона, сдвинув брови. — Скорее всего, это простой способ сделать историю более захватывающей для детей.

— И все же все эти предметы так или иначе связаны со смертью. Один — чтобы принести смерть, другой — чтобы обратить ее вспять, а третий — чтобы предотвратить ее. Я думаю, что вызов смерти, антагониста — это не случайность. Братья Певерелл, должно быть, очень тщательно исследовали смерть через посредника — магию души. Возможно, кто-то даже обладал моим зрением, способностью видеть, что души куда-то уходят. Они могли разгадать эту тайну, — Гарри повысил голос, и Гермиона не могла не заметить, как его руки рефлекторно скользнули по мантии-невидимке, точно так же ее отец гладил свою кошку.

— Это может опровергнуть религию, — пробормотала Гермиона. — А почему бы не опубликовать их работу? Где книга с их открытиями? — она наклонилась вперед, желая встретиться с ним взглядом, хотя знала, что он видит ее лучше, чем кто-либо другой.— И почему никто из них не стал этим "Повелителем Смерти"? Потому что, если бы они это сделали, они все еще были бы живы сейчас, верно? И если ни один из них никогда не обладал всеми тремя артефактами, то и никто не обладал, и поэтому никто не может знать, что что-то особенное вообще происходит с обладателем всех трех реликвий.

Гарри откинулся на спинку стула, закрыв глаза и произнося свои мысли вслух.

— Если только сама легенда, о которой мне рассказывали, не была создана специально, может быть, самим Игнотусом, так как он — предположительно — прожил дольше всех. Предупреждение на тот случай, если кому-то когда-нибудь удастся совершить этот подвиг. Добавить достаточно ярких деталей, чтобы заставить легенду пережить годы, достаточно фактов, чтобы быть полезной, когда правильный человек задаст правильные вопросы. Это была бы блестящая стратегия.

— Проще было бы записать это, — пробормотала Гермиона. — В книге, которую каждый может прочитать.

— И что же, каждый сможет создать Воскрешающий камень? — он выпрямился, и она скрестила руки на груди, застыв в напряженной позе.

— Игнотус не должен был говорить, как он создал его, он просто сделал это. Даже если бы он хотел избежать публичной известности, то наверняка оставил бы записки своим потомкам. Зачем скрывать этот факт, зачем придумывать какую-то легенду вместо этого?

Губы Гарри скривились в гримасе. Он ненавидел проигрывать спор.

Как и она сама, если уж на то пошло. Это иногда делало их разговоры довольно интересными. Но в тоже время превращало в тягостные моменты для других, слушающих то, что иногда казалось затянувшейся битвой двух упрямых умов.

— Он мог стыдиться того, что сделал. Или испугался. Записки могли бы подвергнуть его семью опасности.

Гермиона застонала от подобной логики.

— Мы можем размышлять всю ночь, Гарри, а ужин, без сомнения, остыл. Мы собираемся испробовать камень или нет? Все наши ответы могут ожидать нас внутри этого маленького черного камешка.

Он усмехнулся, открыв глаза и уставившись куда-то в область ее груди.

— Я не голоден.

Она не могла не улыбнуться в ответ.

— И я тоже. Давай попробуем.

Он встал, не дожидаясь ответа, отложил мантию в сторону и протянул Гермионе руку, ее теплая кожа встретилась с его собственной, когда он поднял ее на ноги, заключив в импровизированные объятия.

— Я уже говорил тебе сегодня, что люблю тебя? У тебя есть с собой блокнот?

Она рассмеялась над этими двумя совершенно разными вопросами.

— Да, и еще раз да.

Его губы изогнулись в привычной ухмылке, выражающей предвкушение и, в то же время, слегка озорной.

— Тогда пройдемте в лабораторию, миледи.

— Сию минуту, милорд, — Гермиона повернулась с притворной торжественностью, сжимая его руку.

В коридоре Кричер закатил свои выпуклые глаза и отвернулся.

Согревающие чары были не единственными в арсенале домового эльфа.

* * *

— Кадмус Певерелл был тем, кто создал или получил Воскрешающий камень, — начал Гарри, когда они стояли в простой каменной комнате для экспериментов, и чары Гермионы освещали пустое пространство. — Он пытался вернуть свою невесту, но говорят, когда она вернулась, то была не мертва, но и не жива. Он покончил с собой, не справившись с горем. Возможно, она также испытала некоторую боль или травму, будучи возвращенной к жизни.

Гермиона смотрела, как Гарри стоит, держа в руке камень, извлеченный из кольца. Простой восьмигранник, тускло-черного цвета. Она могла бы поклясться, что раз или два видела что-то в его глубине, тускло светящее прямо на нее. Но она не изучала его так же тщательно, как Гарри.

Она просто не была настолько очарована им.

— Думаю, мы можем испробовать его, но не особенно надеяться на успех. Любая часть легенды может оказаться обманчивой. В истории говорится, нужно повернуть камень три раза. Ну что ж, начнем.

Гарри медленно начал вращать камень, пальцы осторожно двигались по восьмиграннику, пока он произносил имя.

— Кадмус Певерелл.

Гермиона заметила, что что-то изменилось, и тихо заговорила, в то время как волшебное перо на столе рядом с ними автоматически зафиксировало каждое сказанное ими слово.

— Внутри камня вспыхивает какой-то символ. Серебряные линии: линия внутри круга, круг внутри треугольника. Это символ Даров Смерти. Заметь, это наводит меня на мысль, что предметы действительно были созданы примерно в одно и то же время, или, по крайней мере, Кадмус знал об изобретениях своих братьев.

Гарри закончил поворачивать камень в третий раз, и у Гермионы перехватило дыхание.

Серебристый туман сгущался перед ними, извиваясь, кружась.

Растворяясь в пустоте.

— ...Гарри? — тихо спросила Гермиона.

— Я видел, как узор Даров Смерти расширился и покрылся рябью, а затем раскололся на части.

— А я видела серебристый туман, похожий на вещество призрака, а потом он исчез.

Гарри вздернул подбородок.

— Давай попробуем еще раз.

* * *

Он проделывал все эти эксперименты основательно, с непоколебимым терпением.

Они пытались поворачивать камень иное количество раз и в разных направлениях, и только три поворота по часовой стрелке в их первую попытку дали хоть какие-то результаты.

Они начали скандировать имя Певерелла вместо того, чтобы просто думать о нем, но в итоге получили тот же результат, что и в начале, когда просто произносили его имя.

Они подумывали, не позволить ли Гермионе попробовать провести призыв, но позже решили, что не стоит. Хотя она и сама была готова к экспериментам, ни один из них не хотел рисковать, опасаясь, что ее собственный узор подвергнется искажению, как это произошло с Гарри под влиянием Даров Смерти. Гарри все еще не был уверен, было ли это доброкачественное заражение или что-то, грозившее гораздо более темными последствиями.

— Нам нужно попробовать другое имя. Кто следующий в списке? — Гарри услышал шелест бумаги и твердые нотки, отчетливо прозвучавшие в голосе Гермионы. — Другие братья Певерелл. Затем ты упоминал Фламеля. Почему Фламеля? Николаса Фламеля, алхимика?

Гарри пожал плечами.

— Он единственный, кто создал еще один магический камень, который приобрел такую же дурную славу, как и Воскрешающий, и он тоже имел дело со смертью, в некотором роде.

— Логично, — пробормотала Гермиона.

— Возможно ли, что души, умершие много лет назад, не могут быть вызваны? А лишь недавно умершие?

Гарри рассеянно провел пальцами по углам маленького камешка в своей руке, размером едва ли больше гальки.

— С той же вероятностью, возможно, могут быть вызваны лишь магические души или только целые души, которые не подвергались каким-либо травмам.

— Дополнительные тесты,— Гарри отчетливо услышал улыбку в ее голосе и ответил своей.

— Дополнительные тесты.

Вот почему они потратили еще один час, пытаясь связаться с каждым из братьев Певереллов, методично проводя процесс и снова проверяя каждый потенциальный фактор.

Вращение, заклинание, вращение, заклинание, вращение, заклинание.

В животе у Гарри заурчало, досадно нарушив отработанный процесс.

— Николас Фламель, — наконец произнес Гарри, размышляя о том, что он знал об этом человеке.

Еще одна возможная загадка. Определенно, Николас Фламель был не единственным, кто носил это имя, и, конечно же, несколько потомков Певереллов были названы в честь их знаменитых предков. Как Магия камня узнает, кого именно нужно призвать?

Гермиона ахнула, и в тот момент, как пальцы Гарри закончили поворачивать камень, он увидел, что черные звезды расширяются, вздымаются и стекаются в яркое, резкое сияние.

Оно было чистым, незапятнанным, сплошным ало-красным, цветом прекрасной души. В нем не было ничего человеческого: не было углов, которые Гарри мог бы прочесть, не было узора, который управлял бы его формой. Оно имело очертания человека; даже человека в одежде, хотя сияние содержало только чистый свет души.

Гарри сказал бы, что душа была живой, но в то же время в ней не было ни проблеска жизни. Ничего такого, что можно было бы убить или воскресить.

Она просто существовала.

— Вы совершаете серьезную ошибку, молодые люди. Некромантия — это не то искусство, с которым можно шутить.

Красный свет души заговорил с ними, и Гарри онемел от изумления. Он вдруг осознал, что научная часть его души, хотя и была в восторге от открывшихся возможностей, но на самом деле не ожидала столь уж большого результата.

Гермиона откашлялась, и он увидел, как ее свет быстро опустился на металлический стул, а дыхание участилось.

— Н-Николас Фламель?— неуверенно прошептала она.

— Признаюсь, я не ожидал, что после смерти будут еще какие-то приключения. Я очень рассчитывал, что это будет конец. Я уже... забыл, каково это — злиться. Но сейчас я зол.

Голос был мужской, сильный, интеллигентный, с безошибочным французским акцентом. Душа не была ни старой, ни молодой.

Это был не призрак и не привидение. Это была не просто душа без тела, а душа, которая не нуждалась в теле. Она существовала за пределами физического мира, в каком-то другом месте. Она не был ни живой, ни мертвой. Ее не существовало, но она была здесь, перед ними.

Неудивительно, что Кадмус Певерелл сошел с ума.

— А на что это похоже? — Гарри снова обрел дар речи, удивляясь ее силе. Он чувствовал себя так же, как и Гермиона, когда сидел, чувствуя слабость в ногах. — Смерть?

— Это то, о чем ты решил спросить меня в первую очередь, темный маг?

Гарри не видел смысла спорить с ярлыками.

— Да.

Душа была неподвижна, ни звука дыхания, ни шороха одежды. Безмолвная, словно статуя, пародия на человека.

— Я не обязан отвечать вам, — в голосе Фламеля послышался намек на удивление. — Какую магию ты сотворил здесь?

Гарри почувствовал, как его рука сжалась вокруг камня, зажатого в ладони.

— Информацию за информацию. Вы расскажете мне о смерти, а я расскажу вам, как вы здесь оказались.

— И ты отправишь меня обратно, — ответил Фламель. — Мне здесь очень неудобно.

— Хорошо, — согласился Гарри, глядя в сторону Гермионы. Он увидел, как она слегка дернулась в кивке, и ее голос набрал силу, когда она ответила на его невысказанный вопрос.

— Хорошо.

Чистые алые тона двигались, меряя шагами комнату, и Гарри надеялся, что Гермиона запоминает все, что видит. Это был мужчина? Был ли он молод или стар? Был ли он одет в современную одежду или в одежду своего времени?

— Я предпочту поверить вам на слово, — свет души сделал паузу в своем движении, и Гарри почувствовал, как его взгляд упал на него, ощутил словно холодное прикосновение.

— Смерть — это не то, что я могу выразить земными словами. Мне трудно объяснить на любом языке который я знаю, масштабы этого. Это исцеление. Это... жизнь. Другая жизнь, но наоборот. Расплетение всего, что есть в этой жизни. Я уже начал забывать боль, недоверие и голод. Лишь на мимолетные мгновения я вспоминаю агонию и сожаления. Это понятия, они противоположны тому, чем я стал. Для меня это займет очень, очень много времени. Но я и прожил очень, очень долго. Я буду мертв в течение многих веков, прежде чем вернусь в качестве чего-то нового.

— Вернуться, — Гарри вздохнул, впитывая информацию, как пустыня дождь, мысли закружились вихрем.

— Ничто не бесконечно. Ничто не остается в стазисе навсегда, — Фламель размышлял вслух. — Смерть — это не то место, куда ты можешь войти. Там нет ни дверей, ни стен, ни земли под ногами, ни неба над головой. Это состояние бытия, время. Какое-то время я жил, а потом умер. А теперь я здесь, куда вы меня вызвали.

— Реинкарнация, — начал Гарри. — Вы говорите, что души развеиваются и возрождаются.

Фламель что-то напевал себе под нос и читал лекцию, возможно, как делал это уже много раз в своей жизни.

— И нет, и да. Трудно понять что-то, что происходит с вами, пока это происходит. Я понял это лучше, когда умер в первый раз; но я уже забыл многие из моих лет. Я разговаривал с другими, которые мне кое-что объясняли, и многое наблюдал сам. Может быть, пока ты жив, ты и умираешь. Те, кто был взят в младенчестве, проведут меньше всего времени в другом состоянии, потому что их души уже чисты, невинны и не сломлены.

— Не сломлены, — Гарри ухватился за это слово. — А что происходит с разбитыми душами?

Голос души был печален — пожилой дедушка с голосом человека средних лет.

— Некоторые, покрытые шрамами, проходят через это и становятся новыми. Другие не могут, они возвращаются как призраки, если у них достаточно сил. Остальные... их больше нет. У них больше нет времени.

Так много вопросов он получил в ответ, и все же ему не терпелось задать еще тысячу.

— А есть ли этому предел? Сколько раз можно переродиться? Я не могу призвать старые души, потому что они стали другими людьми? Живыми людьми?

Вспышка алого света, поднятая рука или пренебрежительный жест?

— Я ответил на ваш вопрос. Ответьте на мой. Я хотел бы знать, по какому темному пути начал ступать такой светлый ум, как ваш.

Разочарование поднялось, но было подавлено. Гарри раскрыл ладонь и протянул Воскрешающий камень.

— Я не понимаю, как это работает, знаю лишь, что работает. Воскрешающий камень — один из Даров Смерти. Я надеялся поговорить с Кадмомусом Певереллом, но призыв его души не сработал. Я хотел знать, как камень был создан. Хотел знать, так ли он неуничтожим и почему он начал манипулировать моей собственной душой. Я хотел знать, существует ли на самом деле Повелитель Смерти, и если да, то что бы это значило.

— Так много вопросов. Слишком молод, чтобы держать такую древнюю вещь. Я знаю о реликвиях, но никогда не держал их, — свет души потянулся к камню и прижался к его собственному свету, словно некое холодное давление, которое Гарри мог чувствовать, но оно не касалось его по-настоящему, а затем и вовсе исчезло. — И все равно я не могу. Это не та жизнь, что вы мне даете, но я уверен, что вы и сами это знаете. Что вы надеетесь получить?

Гарри опустил голову, вглядываясь в белые тени с россыпью темных звезд; все они были заключены в небольшой форме драгоценного камня.

— Вы сами это сказали. Я хочу получить ответы на свои вопросы.

— Некоторые вещи не предназначены для того, чтобы быть известными, — мягко ответил Фламель. — Некоторые вещи лучше оставить тайной, затерянной во времени.

— Как философский камень? — возразил Гарри, глядя на душу, представшую сплошным, чистым светом. — Вы никогда не делились своим секретом.

— Я никогда этого не сделаю, так же, как и братья Певереллы никогда не собирались делиться своими собственными. Те, кто создает вещи, которые позорят их, всегда стремятся так или иначе скрыть этот позор. Если я чему и научился в посмертии, так это тому, что смерть — это чудесная, необходимая вещь. Я больше не буду пытаться убежать от нее. Мне жаль только тех, кто убегает от нее, кто в страхе трепещет перед ней. Нам суждено умереть, так же, как и родиться. Никто не может остановить время.

— Это то, что делали братья Певерелл? Они должны были создать свои реликвии вместе. И их узор... он не похож ни на что, что я когда-либо видел. Для Даров не существует понятия времени. Они так же неизменны, как и вы в данный момент. Они представляют собой твердую сущность... чего-то. Что-то, что пытается сделать меня его зеркалом. Мне нужно знать, что это такое.

Фламель вздохнул.

— То, что осталось от братьев Певерелл, возродилось задолго до моей смерти. Если я когда-нибудь и встречался с ними в это время, то не помню этого. Мы все развеиваемся с разной скоростью, но развеивание само по себе неизбежно. Те, кто стар в своей смерти, также очень и очень молоды. Сначала мы теряем все то, что еще свежо в нашей памяти. Впечатления, потом воспоминания. Чувства уходят последними; я думаю, что-то осталось в нас, что всегда будет помнить тех, кого мы любили, и тех, кого мы ненавидели. Как я уже сказал, это трудно выразить словами. Все, что я вам сказал — правда; но это также и очень красивая ложь.

— Это одновременно свет и тьма,— тихо проговорил Гарри и не почувствовал облегчения, когда дух шевельнулся в удивленном согласии.

— Да, именно так! Это Заря понимания, переплетенная с темными тайниками невежества. Как вы описываете цвет слепым? Боль для бесчувственных? Звук для глухих? Как вы объясните смерть живым людям?

Сине-фиолетовый свет поднялся, обошел вокруг духа и встал рядом с ним, одна теплая рука скользнула в его собственную.

— Мистер Фламель. Ничего, если мы позовем вас снова? Если мы захотим поговорить с вами после того, как мы закончим... все это?

Гарри наклонился к ее твердой силе, благодарный за то, что она поняла, как много информации заставило его пошатнуться.

— Когда я здесь, я вспоминаю кое-что из того, что забыл. Мне трудно быть здесь. Трудно так долго идти и так долго оставаться. Вы можете позвать меня снова, я не могу остановить вас. Но я бы попросил вас быть краткими. Я не уверен, что еще вы могли бы получить от меня. Я не дам вам формулы моего камня. После смерти я полон решимости скрывать его лучше, чем при жизни, и эта решимость непоколебима.

— Мы все понимаем, — успокоила его Гермиона. — Мне очень жаль, что мы причинили вам столько неудобств.

— У меня есть утешение, моя дорогая, знать, что я не буду вспоминать об этом еще долго.

Гарри сжал свой камень, сосредоточился на духе перед ними и тихо заговорил.

Он не был уверен, когда начинал эксперимент, как именно можно отпустить призванный дух. Но обнаружил, что ответ был прост.

— До свидания, Николас Фламель, — и с этими словами повернул камень против часовой стрелки.

Сияние не угасло, оно распалось, словно произошел взрыв сияния души, и ничего не осталось.

— Гарри, — тихо заговорила Гермиона, ее губы потянулись к нему, чтобы говорить ему на ухо. — Пойдем поедим.

Гарри невольно улыбнулся, когда у него заурчало в животе.

В этом и заключалась особенность живых — можно обнаружить доказательство реинкарнации и все еще быть голодным после этого.

— Да. Пойдем.

И, взяв ее за руку, Гарри направился к двери.

* * *

— Я очень разочарован. Разве это не глупо? Все, что я узнал, все ответы породили лишь новые вопросы. Мы получили гораздо больше, чем могли надеяться. И все же я разочарован.

Гермиона нежно провела рукой по волосам Гарри, в то время как он продолжал тихо говорить. Она лежала на спине, растянувшись на диване, Гарри обнял ее ноги, положив голову ей на колени, и они мирно смотрели, на пламя за решеткой камина.

— Мне действительно понравилась идея поговорить с Мерлином, — согласилась Гермиона, точно определив, что именно беспокоит ее друга.

— Все ученые, которые давно умерли, или даже те, кто умер чуть меньше века назад, пропали для нас. Как будто они были у меня в руках, но только для того, чтобы ускользнуть. Все эти знания.

Она замурлыкала в знак согласия, нежно распутывая его непослушные волосы пальцами, проводя ногтями вниз по его голове, пока он не вздохнул от удовольствия.

— Наверное, это было бы слишком просто. Я представила себе, как мы сидим в комнате, заполненной всеми умершими гениями современной эпохи, решая проблемы голода во всем мире, мира во всем мире и бессмертия.

— А также сверхсветовые двигатели и космические путешествия, — добавил Гарри, и уголки его губ приподнялись в улыбке.

— Мы можем проверить, как давно души должны покинуть тело, чтобы они потеряли свою память, — она заколебалась, но все же рискнула: — Возможно, ты еще сможешь поговорить со своими родителями. Они погибли всего лишь чуть меньше двух десятилетий назад.

— Я знаю. Я хочу этого, и время работает против меня, если я буду ждать слишком долго. Но... не сейчас. Пока нет.

Она быстро кивнула и оставила эту тему.

— А пока пришло время изучить все, что можно, о реинкарнации. Если бы мне пришлось выбирать мировую религию, чтобы узнать больше о смерти, индуизм не был бы первым, на что бы упал мой выбор.

— Это заставляет меня задуматься о других вещах, — Гарри повернулся в ее объятиях, глядя ей в лицо своими зелеными глазами.

Яркие, красивые зеленые глаза. Гермиона улыбнулась им, ничуть не смущаясь того, что они были сосредоточены прямо на ее носе.

— О чем, например? — она подтолкнула его.

— Во-первых, дементоры. Возможно ли, что они были созданы с определенной целью? Чтобы найти и поглотить те разбитые, раздробленные души, которым удается избежать смерти? Может быть, это даже способ... утилизации призраков?

Гермиона рассмеялась, и перед ее мысленным взором промелькнула картина мусоровоза, запряженного жуткими парящими дементорами. Но она не могла отбросить логичность этой идеи.

— Если так, то это было творение, которое не выполнило поставленную перед ним задачу. Я никогда не слышал, чтобы дементоры охотились за призраками, только за совершенно нормальными человеческими существами. Они причиняют невообразимые страдания, даже когда не убивают. Это кажется излишним.

Он вздохнул и рассеянно потерся щекой о ее ладонь.

— Так же вполне вероятно, что они просто были неудачным экспериментом с магией душ. В любом случае, я не прочь уничтожить их всех. Я их ненавижу.

Гермиона знала, что было мало вещей, которые Гарри действительно ненавидел со всей страстностью. Она наклонилась и быстро поцеловала его в губы.

— Мы добавим это в список, — она усмехнулась. — Будет чем заняться в ближайшие десять лет.

— Пять лет, — усмехнулся Гарри в ответ. — Давай будем реалистами.

Они вместе рассмеялись, и Гермионе стало тепло, уютно и приятно.

Она позволила себе почти полностью забыть о Дарах Смерти.

* * *

Когда свет в его комнате погас, Гарри вернулся в пустую, теперь уже безмолвную гостиную. Он чувствовал, что часть жизни этого места ушла вместе с ней, хотя счастливое эхо ее присутствия осталось.

— Хозяин? Вам что-нибудь нужно? — тихо спросил Кричер, и Гарри быстро повернулся, чтобы посмотреть на эльфа.

— Нет, спасибо.

Эльф, невысокий и худощавый, не задавая никаких вопросов, с легким поклоном удалился в ответ на слова хозяина.

Он все еще был очень строгим и важным домашним эльфом, даже после многих лет, проведенных с Гарри в качестве его хозяина.

Гарри со вздохом сел, крутя кольцо, которое вернулось на свое место на его среднем пальце; камень напоминал черный раскаленный глаз на перекрученном золотом кольце. Гарри не удивился, почувствовав присутствие мантии-невидимки за спиной, ткань которой скользила по его плечам и мерцала, словно кусочек ночного неба.

Он не помнил, как несколько часов назад взял его с того места, где оно лежало в складках подушки, и надел, он слишком устал, чтобы беспокоиться об этом. Камень просто был там, когда Гарри этого хотел, как неоспоримая сила тяжести. Чтобы поверить, не нужно было ничего понимать.

— Все еще загадка, — прошептал Гарри в тишине комнаты, огонь в камине догорал, остались лишь угли. — Мои невероятные реликвии.

И вопреки себе, он задался вопросом: где же находится третья реликвия и кто ей обладает? И будет ли та же самая притягивающая сила стремиться снова собрать все три предмета вместе, как единое целое?

Он не станет ее искать. У него были и другие вопросы, на которые требовались ответы, другие проекты, которым он посвящал свое время. В их числе было и министерство, и Гермиона, и крестраж.

Но он уже не был уверен, что, столкнувшись с третьей реликвией, сможет отвернуться и не протянуть руку, чтобы взять ее.

Он просто был чертовски любопытен — для своего же блага.

* * *

Мартовское заседание Визенгамота оказалось жалкой рутиной. Гарри провел большую часть этого времени, пытаясь занимаясь вопросами котлов, собственности и предлагаемых штрафах вместо тюремного заключения. Единственным ярким моментом стало представление новых обязательств домовых эльфов, или, что более уместно, их отсутствие.

Домовые эльфы больше не будут рабами. У них будет выбор, когда и где работать, возможность уйти, если их не удовлетворит контракт. Они не будут вынуждены брать компенсацию, но их хозяев обяжут предложить эльфам выходные и зарплату. Семью эльфов нельзя будет насильно разлучить, и ни одного эльфа нельзя будет заставить взять себе пару и иметь детей против его воли.

Но лучше всего, по мнению Гарри, было введение новых штрафов за приказ домовому эльфу использовать телесные наказания при невыполнении приказа. Больше домовому эльфу не придется бить себя или других ради извращенного удовольствия своего хозяина.

Вон сказал ему, что когда голосование было объявлено, большинство присутствующих были на стороне Гарри. Лишь пять членов Визенгамота воздержались от голосования. Остальные последовали за Гарри, когда он поднял руку, чтобы выразить свое согласие.

Гермиона встретила его за дверью, ее свет пульсировал от волнения. Она обняла его, головокружительно смеясь.

— Мы сделали это! Мы это сделали!

Он засмеялся в ответ, неуклюже обняв ее, отчего они оба споткнулись.

Гарри услышал щелчки фотоаппаратов, но не обратил на них внимания.

Репортеры будут фотографировать их, но никто не приблизится к нему. Его репутация иногда действительно оказывалась полезной.

— Мы должны двигаться дальше. Там собирается целая толпа, — прошептал Вон им на ухо, и Гарри кивнул, быстро направляясь к лифтам, крепко держа Гермиону за руку.

Он не мог полностью сдержать улыбку на своем лице.

* * *

Гермиона топала по Косому переулку, дождь нещадно хлестал вокруг, а позади, по мокрой мостовой, шагал Фэллон.

На этот раз, достигнув входа в Лютный переулок, они не остановились. Гермиона быстро спустилась по кривым ступеням, держа в руке волшебную палочку, и настороженно огляделась в поисках того единственного магазина, хозяин которого ответил на ее письма о зеркале Еиналеж чем-то иным, нежели глупость или категорическое опровержение.

Она нашла магазин, чья тусклая вывеска гласила лишь одно слово — "Крап", над символом был изображен дьявольский хвост волшебного существа, ползущий средь деревьев в преувеличенном змеином движении.

Гермиона проигнорировала тихие проклятия Фэллона и распахнула дверь. Она поклялась, что это будет единственная остановка, простой поход туда и обратно, который продлится менее получаса. Она также поклялась, что никогда больше не войдет в Лютный переулок, но сомневалась, что сможет держать это обещание вечно.

Но она была искренна, по крайней мере, когда обещала это.

В магазине было темно и сыро — именно так, как она и ожидала. Обшарпанные деревянные полы, загроможденные полки с сомнительными артефактами, опасно покоящимися на них. Единственное окно было заколочено досками, и даже самый бледный луч послеполуденного солнца не пробивался сквозь него. Вместо этого витрина была освещена несколькими свечами в богато украшенном золотом и серебром канделябре, покоившемся рядом с украшенным золотом серебряным столовым сервизом.

Молодой человек, находившийся за прилавком, однако, совершенно не был похож на мистера Брендона, которого она ожидала увидеть на рабочем месте, нуждающемся по меньшей мере в сотне ремонтных заклинаний.

Гермиона никогда не понимала, как мир, в котором чистящие и ремонтные чары осуществлялись одним движением руки, мог быть все еще грязным и полуразрушенным.

— Могу я вам чем-нибудь помочь? — глаза мужчины были сосредоточены не на ней, а на Фэллоне, его акцент выдавал в нем иностранца. Он был лыс, точнее, гладко выбрит, должно быть, использовалось зелье для удаления волос.

Это также объясняло странное отсутствие бровей. Возможно, с приемом зелья был связан несчастный случай.

Гермиона сделала шаг вперед, попав в поле его зрения.

В конце концов, у нее было мало времени. И уж точно не на любезности.

Как будто это место к ним располагало.

— Я ищу мистера Брендона.

Глаза, казавшиеся черными в тусклом свете, уставились на нее, радужка была неотличима от зрачков. Мужчина был бледен, слишком бледен. И в свете свечей его лицо покрывали глубокие тени.

— Я мистер Брендон.

Интеллигентный, праздный тон, возможно, даже скучающий.

"Он чертов вампир, — зачарованно подумала Гермиона, все факты сложились в один бесспорный вывод. — Я разговариваю с вампиром! Гарри бы многое отдал, чтобы оказаться на моем месте!"

При этой мысли она почувствовала укол вины. Гарри здесь не было, потому что она хотела пойти одна. Она хотела сделать это для него. Если бы только она могла найти это проклятое зеркало.

— Отлично, — ответила Гермиона и практически почувствовала за спиной неодобрение Фэллона. Бывший аврор тоже не ожидал, что они будут разговаривать с вампиром. Хотя эти существа не были обязаны регистрироваться в министерстве, они в любом случае контролировались. Если Фэллон не знал, что мистер Брендон был темным существом, то только потому, что тот был либо новичком в переулке, либо успешно избегал сотрудников министерства.

Учитывая, что любой известный служащий министерства, идущий в Лютный переулок в одиночку, был мгновенной мишенью для любого упыря, ведьмы или преступника, она склонялась к последнему.

— Вы послали мне ответ о зеркале Еиналеж. Сказали, что у вас есть информация.

Мужчина улыбнулся, и она не знала, действительно ли заметила намек на острые клыки или же ее разум сыграл с ней злую шутку. Он слегка откинулся на спинку стула, и это движение было исполнено текучей грации.

— Да, это так. За определенную цену, конечно. Ничто, как говорится, не бесплатно.

Гермиона быстро кивнула, выуживая кожаный кошелек на шнурке из своей намокшей мантии. Кошелек звякнул монетами, когда она бросила его на прилавок.

— Ничто стоящее не дается бесплатно, — согласилась Гермиона, излучая столько уверенности, на сколько была способна. Хотя двадцать пять галлеонов и не были баснословной суммой, но и не малой. На эти деньги она могла бы легко купить несколько стоящих магических книг. Этого должно быть более чем достаточно для простого разговора об артефакте, который никому, казалось бы, не был нужен.

К тому же это были почти все волшебные деньги, имевшиеся у нее на руках, если не считать хранящиеся в банке галлеоны и не касаться личных сбережений, переводя маггловские деньги через гоблинов. Ей очень не нравилось, как они насмехались над ней, когда она это делала.

Гермиона не видела, как забрали мешочек: в одну секунду он был там, а в следующую — исчез. Впервые она почувствовала, как дрожь страха пробежала по спине.

Вежливая улыбка мужчины не дрогнула, но она могла поклясться, что увидела, как его глаза заблестели еще ярче. Правда ли, что вампиры могут чувствовать запах страха?

— Как мило,— заговорил вампир, переводя взгляд с нее на Фэллона и обратно. — Вы не привезли с собой лорда Поттера?

Гермиона вздернула подбородок.

— Зеркало Еиналеж,— многозначительно заявила она.

На этот раз, заметив его усмешку, она поняла, что видит слишком острые зубы.

— Да, конечно. Мы не помним ее точного имени, они, как правило, ускользают с течением времени, — он постучал длинными пальцами по дереву перед собой. — Но она была профессором чар в Хогвартсе. У нее были седые волосы, и эта седина ей очень шла. Мы ценим тех, кто стареет с достоинством.

У него была странная манера говорить о себе во множественном числе, если она, конечно, не ошибалась. Гермиона не знала, было ли это что-то присущее вампирам, уникальное лишь для него, или, возможно, это была вовсе не его особенность, и он не один управлял магазином. Фэллон пробормотал что-то позади нее, но она не совсем разобрала, что именно, но мистер Брендон, по-видимому, расслышал, потому что его постоянно играющая на губах улыбка ненадолго исчезла.

— Она купила зеркало, чтобы учиться в своей школе, и, насколько нам известно, оно там и осталось. Лет десять спустя мы слышали о попытке продажи зачарованного зеркала нынешним директором, но министерство назвало артефакт опасным из-за пары... несчастных случаев. Никого в магическом мире — из тех, кто обладал действующим разрешениями на его приобретение, — оно не интересовало. Оно просто не оправдывало хлопот или расходов по его приобретению, — еще одна быстрая улыбка, еще один намек на клыки. — Министерство очень любит получать свою долю прибыли от любых объектов третьего класса и выше. Любит набивать цену.

Хогвартс. Наконец-то зацепка!

Гермиона взглянула на Фэллона и увидела, что тот мрачно уставился на вампира с суровой сосредоточенностью.

Неужели он действительно ожидал нападения? Вампиры, в действительности, редко нападали на кого-либо, в основном, потому, что они не получали никакой защиты или второго шанса от министерства. При первом же нападении виновника выталкивали на яркий дневной свет, и больше никаких вопросов не задавалось. Вместо этого вампиры платили, и платили хорошо, чтобы питаться добровольно отданной кровью любой ведьмы или волшебника, нуждающихся в быстрых деньгах в обмен на пинту их крови.

— Благодарю вас, мистер Брендон.

Она уже начала разворачиваться, но остановилась, когда вампир вновь заговорил.

— Нас очень интересуют планы лорда Поттера на будущее. Это дело с домовыми эльфами... заставляет нас задаться вопросом. Если такие существа, как эти, благословенны его защитой от правил министерства, как насчет остальных из нас?

Это было сказано все тем же ленивым, скучающим тоном, но она уловила за ним намек на истинный интерес.

Гермиона расправила плечи, застав себя улыбнуться, и встретилась взглядом с его черными глазами.

— Каждый заслуживает того, чтобы с ним обращались справедливо.

Его улыбка стала шире, бледные тонкие губы раздвинулись, показывая сущность монстра.

— Мы согласны, Гермиона Грейнджер. Пусть будет так.

* * *

Выйдя на улицу, она вздрогнула, только сейчас осознав, насколько тепло было в лавке. Дождь в переулке все еще лил, рекой стекая по мостовой. Фэллон, шаркая ногами, подошел к ней.

— А теперь быстро уходим. Мы слишком долго здесь пробыли.

— Даже получаса не прошло, — запротестовала Гермиона, но его мрачный взгляд заставил ее замолчать.

— Целый час, может быть, больше. Рядом с этими монстрами время движется... по-другому.

Она не могла поверить в это, пока не поняла, что переулок стал еще темнее, потому что солнце наконец село, и мрак, заползавший в каждую щель, превратился в более естественную темноту.

— Как же так? — она не читала об этом явлении в своих книгах. Конечно, это должно было быть задокументировано.

Гермиона шаг за шагом следовала за Фэллоном, пока они шли по узким улочкам, шлепая по лужам, наполненным грязью — веществом, которое она не хотела считать слишком твердым.

— Не всегда и не со всеми. Лишь с самими старейшими, и в одном из их логовищ... они решают, как быстро все пройдет. Это не они двигаются быстро, это их магия способна замедлить наши собственные реакции. Короткий диапазон времени, умеренные чары стазиса, в сущности.

— Когда он взял монеты, — предположила Гермиона и увидела, как голова Фэллона дернулась в кивке под капюшоном мантии.

— Были еще моменты.

— А я и не заметила, — смущенно пробормотала Гермиона. Она всегда гордилась своими наблюдательными способностями.

— Большинство не замечает, министерство контролирует их не просто так, мисс. Они очень опасны.

— У каждого есть способности к насилию, — возразила Гермиона, желая, чтобы они вели этот разговор где-нибудь в другом месте, а не в темном переулке, который, как она теперь знала, был домом по крайней мере для одного вампира.

— Не все живут за счет человеческой крови, — продолжил Фэллон.

Она увидела впереди вход в Косую аллею и начала расслабляться.

И именно в этот момент ее удача, конечно же, иссякла.

* * *

Фергус Фэллон не мог провести сорок лет, работая аврором и не столкнуться с темными существами почти всех видов. Немало таких встреч произошло в Лютном переулке, имевшим дурную славу притягивать все плохое: грабежи, угрозы, насилие и даже убийства тех, кто был крайне непредусмотрителен, входя туда без должных мер предосторожности.

Примерно раз в несколько лет тот или иной министр принимал решение "очистить" переулок. Они арестовывали десятки человек, еще столько же ранили, и на несколько недель или даже месяцев это место становилось пригодным для жилья. Но преступники волшебного мира неизбежно возвращались в свои старые убежища, и незаконные сделки возобновлялись снова и снова.

Фергус ожидал неприятностей. Он всегда ожидал неприятностей, сопровождая своего хозяина или мисс Грейнджер. Это была черта, которая делала его хорошим телохранителем. Было это ожидание оправдано или нет, оно было данностью. А с таким великим волшебником, как Гарри Поттер, он ни на секунду не сомневался, что это был лишь вопрос времени, когда кому-то придет в голову отомстить или прославиться, угрожая или даже нападая на него.

Он лишь не ожидал этого так скоро. У лорда Поттера была репутация человека, склонного внушать страх всему населению магического мира.

Но Гермиона Грейнджер не была слепым колдуном. И они пробыли в переулке достаточно долго для того, чтобы слух об их присутствии распространился по переулку.

Заклинание прилетело спереди, затем справа. Еще одно сзади. Мисс Грейнджер была не промах, когда дело касалось заклинаний, и он отдал ей должное, когда она подняла относительно сильный щит при приближающемся проклятии. Он развернулся, чтобы защитить их тыл, ненавидя узкий переулок и все его укромные уголки, которые могли вместить армию потенциальных врагов.

— Продолжайте двигаться, как мы и говорили,— спокойно произнес он, и Гермиона решительно двинулась вперед, ее щит двигался вместе с ней.

Еще один магический огонь. Он каталогизировал цвет и форму каждого из заклинаний; стандартные связующие заклинания и пограничная темная магия — ничего фатального. Их либо предупреждали, либо заманивали в ловушку, либо преследовали только за тем, чтобы ограбить или похитить, а вовсе не убить.

Из-за грохота бури он не мог расслышать интонации брошенных проклятий, а также видеть достаточно ясно, чтобы определить местоположение нападавших. Они будут просто прикрываться щитом, пока не достигнут безопасности оживленной Косой аллеи.

— Фэллон, — ее голос был спокойным, ровным, но тем не менее предупреждающим. Он посмотрел вперед и увидел темную фигуру в мантии, преграждающую им путь, когда они остановились.

Черт возьми. Лорд Поттер наверняка уволит его.

— Смотрите, кто тут у нас, — это был веселый женский голос. — Две птички, которым здесь не место. Вы двое будете хорошо смотреться в моей коллекции, не так ли?

— Да.

Голос позади них согласился тем же самым жизнерадостным тоном.

— Ну да!

Женщина в мантии рассмеялась.

— И какая царственная птица! Как будет чувствовать себя так называемый слепой колдун, когда мы возьмем его маленькую птичку? Как ты думаешь, он придет навестить нас?

— О да! — согласился ее напарник. Фэллон прикинул свои шансы обезоружить их. Насколько он мог видеть, их было только двое.

— А он нам заплатит? Или будет угрожать? Насколько он заботится о тебе, маленькая птичка? Нравится ли ему его маленькая грязнокровная шлюха?

Гермиона напряглась, ее щит осветил переулок мягким золотистым светом. Когда она заговорила, ее голос был холоден и решителен.

— Он просто убьет тебя.

Женщины с минуту молча переминались с ноги на ногу. Фэллон прочувствовал это молчание до мозга костей и задался вопросом, пыталась ли Грейнджер напугать их, чтобы они разбежались, или просто констатировала правду. Он в сотый раз задавался вопросом, на кого именно Вон уговорил его работать. Он становился слишком стар для этого.

Но и оплата все же была очень высока.

Женщина впереди рассмеялась, но уже не так весело, как раньше.

— У него не хватит духу! Маленький избалованный ребенок, который думает, что он лорд.

Фергус скорее почувствовал, чем услышал доносящееся шипение.

Оно было темным, текучим, счастливым. Вздох хищника, чьи зубы погрузились в свежее, теплое и трепещущее жизнью мясо.

Он знал этот звук, видел последствия подобных кровавых расправ.

— Беги!— прокричал Фергус, толкая удивленную Грейнджер вперед себя, заставляя, спотыкаясь, бежать, в то время как женщина в мантии, стоящая впереди, испустила крик ярости.

— Джулия!

Ее летевшие заклинания были направлены не на Фэллона с Гермионой. Фергус даже не оглянулся, когда они пролетели мимо них по направлению Косой аллеи.

Он услышал, как ее крик оборвался, и снова распознал тот шипящий вздох удовольствия.

Гермиона спрыгнула с последней ступеньки, оказавшись в Косой аллее; толпа проходящих мимо волшебников лишь мельком взглянула на них.

Голос, донесшийся до них из тени Лютного переулка, был мягкий и ласковый.

— Одолжение за одолжение. Да будет так.

Гермиона начала поворачиваться назад, и Фергус железной хваткой взял ее за локоть, увлекая за собой к толпе, свету и людям, которые так или иначе вряд ли могли убить их, рыча проклятия в ночи.

— Чертовы проклятые, презренные монстры.

* * *

Гарри остановился в конце подъездной дорожки, ведущей к Тисовой улице — привычка, сформировавшаяся много лет назад, еще до того, как он понял и усомнился в том, что именно видит.

Раньше, когда он был маленьким, защитные чары над домом Дурслей представляли собой тонкие полосы яркого изумрудного света, похожие на решетку клетки, сквозь которую можно было легко увидеть темное небо над головой. Они всегда были там; и когда он спросил, почему его собственный дом и некоторые другие имеют такие "купола", ни у кого не нашлось простого ответа. Он размышлял о естественных энергетических ритмах и даже о возможной утечке газа.

Позже, в подростковом возрасте, Гарри понял, что это была своего рода защита, созданная его матерью-волшебницей, чтобы защитить единственную оставшуюся у нее семью. Значит, это хорошо, что Дурсли так и не переехали с этого места.

Но такая тонкая, хрупкая защита, точное назначение которой создатели защитных чар так и не могли определить, теперь не подходила его семье. Он нуждался в защитных чарах, достаточно сильных, чтобы удерживать нескольких волшебников на расстоянии достаточно долго, чтобы его семья могла обратиться за помощью. Он дорого заплатил за то, чтобы эти чары были созданы, и считал, что эти инвестиции более чем оправданы.

Гарри всерьез воспринял предупреждение министра. Он был знаменитостью в волшебном мире, а теперь еще и богатым членом правительства. Всегда найдутся те, кто захочет причинить вред ему и его семье, и в том числе даже семье Грейнджеров — могут найтись множество различных мотивов.

Так что теперь защитные чары, расположенные на доме номер четыре по Тисовой улице, сияли золотым светом, на который слегка влияло тусклое изумрудное свечение предыдущих чар, наложенных его матерью. Место, которое всегда будет его домом в той или иной степени, пока там живет его семья.

И он будет защищать этот дом любым известным ему способом.

Вот почему Гарри потратил некоторое время, внимательно осматривая эти чары, выискивая любое внешнее влияние или трещину в их броне, прежде чем двинулся дальше, приближаясь к дому размеренным шагом, свободно держа посох в руке.

Он увидел яркие души частных охранников под тонкой завесой магической силы, предназначенной скрыть их от обычного взгляда. Они стояли в стороне, один был повернут в сторону улицы, другой — в противоположную.

Гарри проигнорировал их присутствие, как и во время своих прочих визитов в дом дяди и тети, когда приходил к ним на ужин, и подошел к двери, распахнувшейся настежь, прежде чем он успел поднять руку и постучать.

— Гарри! Входите же! — с этими словами тетя Петуния схватила его за руку и втащила внутрь, к чему он совершенно не привык.

Гарри, спотыкаясь, вошел в коридор, изумленно глядя, как его обычно чопорная и благопристойная тетушка с довольным ворчанием захлопнула за ними дверь.

— Гарри, — взбудораженно прошептала она.

Гарри наклонился вперед, нахмурившись, когда душа его тети затрепетала от переполнявших ее чувств.

— Ну же, Гарри. Я не из тех, кто жалуется. Тем более что ты настаиваешь на оплате всех этих... мер безопасности и тому подобного.

Его тетя и дядя были недовольны его настойчивостью. И из-за необходимости этого, и из-за того, что он хотел заплатить за все средствами из хранилища Поттеров. Но что касается Гарри, то Дурсли рисковали из-за него, поэтому он был обязан все оплатить ради предотвращения риска.

— Но эти волшебники... ну, они просто... они ведут себя как миссис Хатчинсон, пока ее не бросил муж.

Миссис Хатчинсон. Если Гарри правильно ее помнил, пожилая женщина жила через два дома от него и была местной законодательницей моды. Примерно такой же высокомерной, какой может быть верхушка среднего класса, и отчасти по этой причине его тетя была так озабочена тем, чтобы Гарри всегда был одет безупречно, когда выходил за дверь.

Боже упаси, чтобы его одежда была неподходящей. Его тетя получала телефонный звонок еще до того, как он добирался до игровой площадки.

— Что именно произошло? —неуверенно спросил Гарри, понизив голос и естественно подражая пылкому голосу своей тетушки.

Она зашептала в ответ, ее руки оттенка пурпура рассеянно изгибались, создавая цветные блики.

— Ну... ничего особенного. Просто... этот их тон. Я стараюсь не обращать на это внимания, Гарри. Но у меня все время возникает ощущение, что с нами обращаются как с особо умными животными.

Гарри замер, чувствуя, как дрожь гнева пробегает по его жилам. Он знал, что охранники были чистокровками. Было достаточно трудно найти обученных охранников вне сил авроров, и лишь немногие из них знали хоть что-нибудь о мире магглов.

Нынешняя ротация между семействами Грейнджеров и Дурслей была одним из его последних вариантов, и только они были готовы "нянчиться" с группой магглов. Лучше, чем ничего, но он и представить себе не мог, что они будут так откровенно демонстрировать чувства по поводу своих обязанностей.

В конце концов, им платили, и платили хорошо. Самое меньшее, что они могли сделать, это быть профессионалами.

— Я посмотрю, что можно сделать.

Услышав его ответ, Петуния фыркнула и быстро похлопала его по плечу.

— Я могу справиться с несколькими наглыми мужчинами. Я просто подумала, что ты должен знать, если вдруг я потеряю самообладание.

Выведение его тети из себя могло означать несколько вещей, ни одна из которых не предвещала ничего хорошего, особенно если была нацелена на предвзятого по отношению к магглам волшебника. Гарри нахмурился еще сильнее, но все же позволил проводить себя в столовую, где запах еды встретил его прежде, чем он успел опуститься на стул.

— Дадли не приедет домой в эти выходные?

Его тетя вернулась из кухни, а затем подскочила с испуганным криком, когда громкий хлопок эхом разнесся по комнате, прямо вслед за ярким желтым водоворотом света.

— Кричер приносит извинения семье хозяина, — домашний эльф начал с кратких формальностей, поклон был выполнен с безупречным автоматизмом. — Хозяин, мисс Гермиона и мистер Фэллон ждут вас на площади Гриммо. Происходит перебранка, хотя никакого вреда это не приносит.

Гарри встал так же быстро, как и сел, уже протягивая руку и посылая тете извиняющуюся улыбку.

— Я тебе сейчас упакую порцию, — предупредила она, отмахиваясь от него рукой. — Так что тебе лучше вернуться и рассказать мне, что случилось, когда во всем разберешься.

— Конечно.

Гарри улыбнулся, хотя беспокойство росло в его животе при мысли о том, что именно Кричер мог классифицировать как "ссору".

Костлявая рука эльфа схватила его за руку, и желтая магия поднялась, унося его прочь.

* * *

— Это моя вина, сэр.

В центре гостиной дома на площади Гриммо стояла высокая и гордая фигура аврора, пульсирующая болотно-зеленым светом.

— Нет, м-моя, — заявил в ответ сине-фиолетовый узор. — Это именно я хотела туда спуститься. И это я не знала о способности вампира манипулировать временем, в противном случае я бы ушла, как только это поняла.

Гарри пытался понять, было ли с ним что-то не так, раз он почувствовал укол досады от того, что пропустил это приключение. Было ли это действительно манипулирование временем или просто замедление жизненной силы другого человека? Могут ли вампиры влиять на жизненную силу так же, как и он? И как выглядит узор вампира? Темных существ было мало, они жили далеко друг от друга, и их почти невозможно было найти. Конечно, убивать их было незаконно, но в любом случае, наказанием от министерства стал бы лишь значительный штраф.

— Это моя вина, сэр, — снова твердо заявил Фэллон.

Или, возможно, это была аура вампиров, часть их собственной магической силы, которая ослабляла или замедляла физиологические и неврологические реакции потенциальной добычи. Означало ли это для вампиров, что весь мир движется с меньшей скоростью?

Нет, время для них все равно двигалось бы с той же скоростью. Он мог лишь заключить, что, когда они использовали свою ауру, казалось, будто другие люди двигались очень и очень медленно.

Это было бы довольно скучно. Неудивительно, что не существовало ни одного задокументированного случая. Если они использовали свою силу осмотрительно, то всем казалось, что вампиры двигались чрезвычайно быстро, а не что сами наблюдатели двигались медленно.

— Если вы настаиваете, что это ваша вина, это значит, что и то, как мы вышли из этой ситуации, тоже. В этом случае мы равны, и вам не нужно так нелепо брать на себя ответственность за все.

Гермиона, как всегда логичная, громко топнула ногой, подчеркивая сказанное. Темно-зеленый свет устало вздохнул.

Гарри подумал, что они, вероятно, уже обсуждали это все то время, пока ожидали его на площади Гриммо.

— Я позволил нам попасть в ситуацию, которой манипулировало получеловеческое существо. Без сомнения, этот мистер Брендон нарочно задержал нас подольше, чтобы явиться и спасти, оставив нас в долгу. Долг, который он, без сомнения, намерен взыскать не с нас обоих, а с лорда Поттера....

— Гарри, — запротестовал тот. Он ненавидел, когда его называли лордом люди, которых он считал друзьями, даже если один из них был, технически, наемным работником.

Фэллон продолжил, не обращая на него внимания.

— ...Чтобы он мог выставить вопрос о вампирах на повестку дня в Визенгамоте. Это как раз то, что я должен был предотвратить.

Гермиона расхаживала по комнате, ее свет возбужденно мигал.

— Возможно, так и должно быть! Это ужасно, что единственные правила, защищающие вампиров и оборотней, которые имеют хоть какое-то значение — это пара строк юридической чепухи, гласящие: "Не убивайте их, но если вы это сделаете, мы вас простим!"

Гарри стоял, протягивая руку, стараясь привлечь их внимание, и ждал, когда их взгляды обратятся к нему.

— Фэллон. Я не виню вас, так что выкиньте это из головы. Вы сделали именно то, для чего я вас нанял. Не каждая ситуация находится в вашей власти. Гермиона. Ты же не знала, что там будет вампир. Вы не знали и до сих пор не знаете точно его мотивов. Так что вы оба, прекратите спорить о том, кто что сделал и когда. Я просто рад, что ты выбрались оттуда целыми и невредимыми.

И он был этому рад. Очень-очень сильно.

Гермиона подошла к Гарри, мягкий сине-фиолетовый свет ее руки взял его за руку.

— Я нашла то, что искала. Завтра попробую получить этот предмет, а потом все тебе расскажу.

— Если только он не находится в Лютном переулке, — ответил Гарри с усмешкой.

— Я тебе обещаю,— яростно воскликнула Гермиона. — Я не хочу больше туда ходить, если только это не будет очень важно.

Фэллон издал звук крайнего раздражения. Гарри рассмеялся.

* * *

Именно в те моменты, когда Гарри хотел остаться незамеченным, он больше всего сожалел о своей неспособности пользоваться заклинаниями невидимости или хотя бы использовать мантию-невидимку по ее прямому назначению.

Он все еще не понял, как можно заглянуть за магические барьеры, как он мог сейчас, в некоторой степени, заглядывать за физические. Они все еще ослепляли его своими магическими узорами, из-за которых он в буквальном смысле становился слепым.

Поэтому, желая пройти как можно незаметнее, Гарри низко накинул на лицо темный капюшон и вошел в Лютный переулок в самый колдовской час — три часа ночи, когда в Косой аллее уже почти не было волшебников, которые могли бы начать строить догадки о целях его присутствия.

У него все еще был посох феникса, но он, по крайней мере, мог скрыть его с помощью чар. Гарри еще не успел посетить лавку Олливандера и поручить ему новое задание министерства.

— Это ошибка, — пробормотал Вон ему в спину, как и несколько раз до этого.

В зависимости от того, как на это посмотреть, это могло быть и ошибкой. Гарри предпочитал называть это рискованным полевым экспериментом. Он просто не мог дождаться встречи с вампиром и сделать собственные выводы.

Неужели у них действительно нет души, как полагают книги? Оборотни обладали душами, как и вейлы, и все остальные получеловеческие существа. Домовые эльфы, хотя и не обладали очевидными уникально окрашенными душами, которые исчезали после смерти, казалось, имели другой тип узора, уникальный для них как индивидуумов, что-то, что, как Гарри приписывал им, было совершенно другим видом, который не мог воспроизводиться подобно человеческому.

У него была теория, что форма магического воспроизводства домовых эльфов передавала их образ души любому потомству, типа целенаправленного кодирования ДНК, который мог даже позволить унаследовать воспоминания или опыт. Это было действительно захватывающе.

Но вампиры... В книгах, которые он читал, о них почти ничего не говорилось. На протяжении всей истории человечества среди них жили несколько волшебников, один из которых даже называл себя их кровным братом. Вампиры были способны спариваться с человеческим видом, о чем свидетельствал документально подтвержденный получеловек — Лоркан.

Никто конкретно не мог сказать, были ли чистокровные вампиры созданы или родились. Гарри надеялся узнать что-нибудь об этом, когда наконец увидит одного из них.

В конце концов, было очевидно, что оборотни являлись в первую очередь людьми, но их первоначальный узор был испорчен волчьими шрамами.

Увидит ли он нечто подобное у вампиров?

Он должен был это узнать. Гарри не мог удержаться от вопросов, а когда они возникали, то искал ответы. Даже если эти ответы находились в Лютном переулке, который ни в коей мере не был таким же пустынным, как Косая аллея в этот поздний или, скорее, ранний час.

Цвета струились реками света. Он узнал оборотней, ведьм и гоблинов — почти людей, волшебниц и колдунов со сломанными узорами, разрозненными, словно оскверненные жертвы темной магии. Никто, казалось, не остановился в его присутствии; как позже неохотно подтвердил Вон, Гарри просто выглядел как типичный обитатель переулка.

Никто не входил в Лютный переулок в этот час случайно. Ни один здравомыслящий человек не войдет туда, если у него нет относительной уверенности в своей способности постоять за себя.

— А вот и он, — пробормотал Вон, и Гарри увидел лишь еще одно деревянное строение среди дюжины других, чье пурпурное основание покоилось на крепком каменном фундаменте. На его карнизах, дверях и окнах мерцали защитные чары — не мощнее и не специфичнее дюжины прочих, мимо которых они прошли.

Его охранник шел впереди, зеленый узор бангладешца казался каким-то более чистым среди узоров других волшебников, мимо которых они проходили, хотя бы потому, что он не был сломан. Воздух в магазине, который Гермиона посетила накануне, был странно теплым и сухим, с запахом, который Гарри приписывал пыльным книжным магазинам. Старые вещи лежали на виду, и несмотря на то, что все было окрашено в неузнаваемые цвета и имело неизвестные ему узоры, Гарри мог с уверенностью сказать, что многие из них были пропитаны сильной магией.

Внутри находился человек, оранжевого оттенка, пронизанный черным цветом вдоль неровных разрывов в его или ее узоре.

Это был кто-то, кто, без сомнения, был зависим от магии, которая требовала действий крайней жестокости или насилия. Поступков, которые превращали человека в монстра.

Но этот монстр был человеком.

Вон встал сплошным сине-зеленым щитом между Гарри и незнакомым узором, мерцавшим вдоль полок, очевидно, в поисках чего-либо; охранник был напряжен, его свет интенсивно вибрировал.

— Чем мы можем вам помочь?

Голос донесся до них из глубины магазина, интеллигентные тона звучали странно мелодично.

Оранжево-черная душа дернулась, напряглась и пробормотала отрицательный ответ почти неразборчивыми словами, которые он не мог определить как мужские или женские, прежде чем неуклюже двинуться к двери.

Гарри смотрел, как исчезает сломанный узор, и одновременно искал источник голоса.

Вон не двинулся с места, и Гарри обошел его, направляясь вглубь магазина.

Когда Вон не последовал за ним, он понял, что что-то не так.

— Что ты с ним сделал? — спросил Гарри, ощущая теплый пустой воздух, чувствуя, как он кружится и движется по его коже, когда кто-то вошел внутрь.

Скорее даже Что-то. Какое-то мгновение Гарри смотрел на него одновременно с отвращением и восхищением.

Это был человеческий образец. Он даже носил цвет души, хотя такого оттенка он никогда не видел у людей.

Черный, такой же черный, как тенистый свет Даров Смерти, настолько черный, что точные углы того, что делало его живым, трудно было различить самостоятельно. Он был виден лишь на фоне зеленого света дерева позади и чуть ниже его, словно живая тень. И сквозь нее, столь же отталкивающую, как и свет дементора, пробегали хаотические разноцветные оттенки жизненной силы другого существа.

Дементор был грязно-коричневым из-за душ, которые он забирал; вампир, казалось, был черным. Один пожирал души, другой — жизни. Гарри уже не был уверен, где проходит граница между чудовищем и человеком.

— Ничего такого, что могло бы ему навредить, — голос был молодой, но вполне нормальный. Ничто, кроме его души, не выдавало в нем что-то большее, чем просто человека. Его запах, насколько Гарри мог судить, даже не был особенным. Возможно, лаванда. Какие-то цветы. Ни малейшего намека на медный привкус крови.

Гарри заметил присутствие Вона и безошибочно увидел, как жизнь, которая до этого была наполнена адреналином, теперь билась так медленно, что на первый взгляд ему показалось бы, что Вон заснул.

Может, так оно и было. Возможно, вампиры просто обладали силой помещать своих врагов в сны наяву.

— Вы хотели поговорить со мной, — Гарри осторожно сформулировал свой вывод. Он пришел к выводу, что у вампира не было никакого желания причинить ему вред, и считал, что это уже очевидно. Если бы мистер Брендон хотел его смерти, он бы уже убил его.

— Мы хотели, — черный свет придвинулся ближе, достаточно близко, чтобы Гарри увидел, что это были в основном фиолетовые и синие тона, которые пробегали сквозь его душу, — два отчетливых узора, которыми вампир, должно быть, недавно питался. — Мы хотим вашего представительства.

Гарри ожидал именно этого, Скримджер предупредил его об этом несколько месяцев назад. Хотя он все же думал, что оборотни начнут просить его защиты первыми. Общественное мнение меньше боялось монстра, проявляющегося раз в месяц, чем того, кто являлся им ежедневно, не говоря уже о том, что оборотней, вероятно, было в сто раз больше, чем вампиров.

— Вы думаете, что можете добиться этого от меня?

Вампир зашипел; возможно, это был смех, и первый нечеловеческий звук, который издало существо. Гарри внезапно увидел, что у вампира нет волос — никаких цветных шипов, танцующих на лбу, как у большинства людей, которых он видел. Разве их тела не способны выращивать их? А если так, то разве у них не было ногтей? Или это просто часть вампирской культуры? Или особое вампирское предпочтение?

— Да. Если слепой колдун замолвит за нас слово, волшебники прислушаются.

— Однако они могут и ничего не предпринять,— ответил Гарри.

— Может, и да, а может, и нет. Мы хотим жить безнаказанно. Мы хотим быть свободными.

— Убивать вампиров — это преступление.

— Это преступление только тогда, когда оно насильственное, — вампир сплюнул. — Мы потеряли детей в этой битве.

Гарри почувствовал, как энергия вампира давит на него, теплым сухим жаром. Он думал, вампиры холоднокровные.

— Люди боятся того, чего не понимают. Ваш вид скрывается, едва ли была опубликована хоть какая-либо информация. Лишь достаточная, чтобы распознать вас, достаточная, чтобы... защищаться от вас.

Чесноком, например, они были сильно аллергичны к нему. Гарри было любопытно, почему.

— Для нашей же собственной безопасности. Мы прячемся сами, как все маги прячутся от магглов. Чтобы предотвратить конфликты. Но мы уже устали прятаться.

Гарри мог понять оба эти чувства. И в этом он был согласен с вампирами.

Его мысли лихорадочно метались, даже когда он снова посмотрел на узор, стоящий напротив него, представляющий собой так много вопросов без ответа.

— Вы можете видеть жизненную силу другого человека? — резко спросил Гарри. — Вот как вы можете замедлять свою цель?

Мистер Брендон заколебался, а потом прищелкнул языком по зубам.

— Нет. Мы чувствуем это, словно ощущение дождя на коже. Некоторые люди бушуют больше, чем другие. Мы... можем успокоить эту бурю.

— Захватывающе, — выдохнул Гарри. — Это неприятно? Ощущать подобное?

— Иногда. Людные места, молодые волшебники, могущественные колдуны.

— А что насчет меня? — снова спросил Гарри, удивленный столь быстрыми ответами и готовый воспользоваться ими.

— Ты грохочешь раскатами грома. Мы считаем, что попробовать тебя на вкус — значит, почувствовать пламя твоей жизни, словно удар молнии. Это было бы ужасно и одновременно прекрасно. Мы могли бы прожить год за счет твоих сил.

Гарри предположил, что от вампира это был комплимент.

— Значит, наибольшая польза исходит от питья тех, кто наиболее неприятен на вкус, — закончил он кивком головы.

— Если ты достаточно взрослый, достаточно упрямый, чтобы выдержать эту боль, — подтвердил мистер Брендон.

Тишина нарастала, и Гарри снова посмотрел на Вона, прежде чем уставиться в темноту.

— Я не буду представлять вампиров, пока не буду уверен, что не выступаю за вид, который имеет генетическую предрасположенность к увечьям или убийствам. Мне нужно знать, почему вы такой, какой вы есть, и как вы живете. Я изучал домовых эльфов в течение многих лет, прежде чем обратиться к Визенгамоту от их имени, и у них нет такой репутации, как у вампиров.

Еще одно шипение, на этот раз довольное.

— Мы сделаем это. Мы уже согласны.

Гарри почувствовал волнение, смешанное с ужасом.

— Почему вы всегда говорите во множественном числе?

Гарри почувствовал, как в воздухе что-то шевельнулось, увидел черную руку, поднимающуюся к нему, ее вены выделялись узорами других душ.

— Мы живем за счет других. Мы никогда не бываем одни, никогда не бываем... одиноки. Мы всегда сделаны из кого-то другого.

Так много вопросов. Гарри мог бы потратить целый месяц, просто спрашивая их. Но пока было не время.

— Мне нужно привести в порядок другие дела, прежде чем я смогу начать. Вы можете подождать? Возможно, еще год?

Гарри услышал улыбку в довольном шипении, эхом отозвавшемся в магазине.

— Мы созданы из ожидания.

Гарри улыбнулся этому заявлению — и ответу, и предостережению. Все ожидание должно, в конце концов, прийти к концу.

Затем, биением своего сердца, он взял жизнь Вона и пробудил ее, волшебник не колебался ни секунды, когда его свет снова начал вибрировать от напряжения.

Теперь Гарри видел, что это очень похоже на грозу. Физическое напряжение в воздухе действительно похоже на ощущение накапливающегося электричества.

Магглы все еще не знали точно, где и когда ударит молния. Они могли строить гипотезы и кое в чем даже быть уверены. Фульминология могла рассказывать об электрических разрядах и электронах, о десятках типов ударов, о триггерах, о частицах.

Но никто не мог сказать наверняка, где и когда будет нанесен удар. Действительно неприятно.

Вампир снова зашипел, отойдя на некоторое расстояние от них обоих, и Гарри повернулся к нему спиной и направился к двери.

Возможно, способность замедлять жизнь была также развита в целях самозащиты, а не просто как способ поймать добычу.

Вон открыл дверь, держа в руке волшебную палочку, похожую на полосу красного Феникса.

Гарри убедился, что его капюшон был низко натянут, и вышел на улицу.

Ему предстояло добавить еще кое-что к своему постоянно растущему списку целей.