Колдун из Азкабана (гет)

17 ноября 1999 года.

“Элессар, в связи с последними событиями спешу тебе сообщить, что я лично подал документы о твоем освобождении из Азкабана на время следствия.

К сожалению, вся эта бумажная волокита может растянуться на несколько месяцев, даже несмотря на курирование твоего дела Квином. Не знаю, дошли до тебя новости или нет, но слушанье назначили на 6 марта следующего года, и до этого срока ты, скорее всего, останешься в тюрьме. Поэтому Кингсли в данный момент вовсю пользует свои связи, чтобы выбить хотя бы разрешение на неограниченные посещения.

К твоей защите мы подключили Анджелину Джонсон, Алисию Спиннет, Гермиону Грейнджер и даже Перси Уизли. Они вчетвером собирают твою оправдательную базу, но официальным твоим адвокатом назначен Перси, так что, на тебя работает целая бригада юристов.

Мы уже выбили разрешение на свободную корреспонденцию с секретным грифом, поэтому переписка теперь безопасна.

Как только разрешат посещения (а их разрешат, или я взорву Министерство), будем работать уже лично.

Гарри.”

Эл отложил письмо и, немного покачавшись в кресле, пошел на маленький балкончик перекурить.

Солнце уже село, но небо у линии горизонта еще было огненно-бордовым. Стоял дивный тихий вечерок, высокие деревья отдыхали после нескольких дней проливных дождей.

Молодой человек втянул чистый лесной воздух, достал из помятой пачки не менее помятую сигарету и закурил.

Горький дым ударил по горлу и, иссушая дыхательные пути, направился в легкие. Эл уже давно перестал ощущать чувство головокружения от сигарет, которое испытывают все начинающие курильщики, да и бросить много раз порывался, но сигареты помогали концентрироваться. Да и странно было бы бросать курить в тюрьме.

Мысли вернулись к письму Гарри.

Конечно, Эл знал и прекрасно понимал, что Министерство — эдакий огромный шредер, его только корми и корми бумагой.

Сначала сварливые бабки с врожденным климаксом будут решать, достоин ли Эл освобождения. Наверняка во время принятия решения документы где-то потеряются, или ох обоссыт кот какой-нибудь кошатницы, которая сто процентов имеется во всей этой ораве старых бабуль, и его моча разъест чернила. Придется подавать повторное прошение и снова ждать своей очереди.

Бабки, наконец, решат, что Эл — говнюк, и не достоин освобождения.

Перси состряпает апелляционное письмо и отнесет в вышестоящие инстанции, которые надают бабулькам по головам и прикажут им пересмотреть свое решение. Те, в ответ, снова потеряют документы, придется подавать новое прошение, которое старухи уже не смогут отклонить и решат, что Эл все же хороший малый.

После этого будет издан указ о созыве Совета. Не Визенгамота, а именно Совета по таким вот делам. Пока толстозадые и толстопузые чиновники соберутся, пока поймут, что от них хотят, Эл уже сам станет толстозадым.

Но, допустим, что Совет собрался и постановил выпустить Лиммертайла из тюрьмы на время следствия. Тогда издается специальный приказ “о восьми томах”, который должен будет собрать хренову кучу подписей, начиная с подписи предпоследнего помощника третьего заместителя блюстителя Министерского туалета, и заканчивая подписью самого главного Говнюка.

И вот только после всех этих процедур Эла выпустят на поруки.

И то не факт, что надолго.

Молодой человек задницей чуял, что Министерские твердо решили засадить его, пусть и не на всю жизнь, но точно на пару-тройку лет.

Лиммертайл глубоко затянулся и продолжил размышлять.

В последнее время слишком много всего свалилось.

Арест, неделя в изоляторе, суд, приговор, Азкабан. Выброс магии в драке, знакомство с Анной, живой Фламель, новость о возможно живой матери и что он — сын Тома Реддла. Ну или Волан-де-Морта, кому как больше нравится.

А теперь еще заварушка в Министерстве, пересмотр дела и эта долбанная болезнь Малфоя, которую никак не удавалось диагностировать, хотя в распоряжении Эла была вся библиотека бессмертного алхимика.

Слишком быстрая смена положений и слишком маленькая голова. Слишком мало времени, чтобы осмыслить все произошедшее и разложить по полочкам.

Хотелось начать с поисков матери. Кто она, чем жила или живет, где сейчас — в общем, найти ее. Еще хотелось на волю, тюрьма порядком надоела. А еще узнать, что за игры ведутся в Министерстве, если Лиммертайла сначала арестовывают, а потом объявляют чуть ли не жертвой.

Навестить родителей тоже бы не помешало. Уж они-то точно знают, что к чему, раз Волан-де-Морт доверил им своего отпрыска. Ах да, и расспросить у них про папашу.

Родители — понятие весьма относительное. Есть те, кто тебя зачал, выносил, родил, в целом — дал тебе шанс на существование и больше участия в твоей жизни не принимал.

А есть те, кто о тебе заботился, растил, учил, помогал и поддерживал на протяжении долгих лет. Неизвестно, правда, искренне ли действовали Итан и Эмили Лиммертайл, воспитывая сына своего повелителя, или просто выполняли приказ.

Но после 81-го они не исчезли и не отреклись, стало быть — они его мама и папа.

А как классифицировать самого Тома? Ведь он просто ушел в тень, но никогда не терял своего сына из виду и направлял его издалека. То есть он принадлежал и той, и той группе родителей.

Кем тогда ему приходится настоящая мать? Хотя нет, не так. Кто его биологическая мать? Или та женщина готова была взяться за воспитание сына, но перечить Темному Лорду не стала и все же имеет право на эпитет настоящая?

Полемика, безусловно, не лучшее занятие для одного.

Эл затянулся. Он курил медленно, в отличие от Кристиана. Тот справлялся с сигаретой за чуть больше чем минуту, затягиваясь часто и тут же выдыхая. Для него это было привычкой и потребностью.

Эл же предпочитал подумать за сигаретой и порассуждать, расценивая перекур, как время для размышлений. Затягивался он глубоко и мощно, вдыхая концентрированный химикатами дым в самую глубину легких, держал там несколько секунд, а потом выпускал серые клубящиеся колечки.

Колечки его научила пускать Беллатриса. Была еще версия Беллатрикс, но сама она предпочитала первый вариант.

* * *

— Открой рот, напряги челюсть, округли губы, выдохни немного дыма и сделай жевательное движение. Смотри, — объясняла Беллатриса, выпуская два колечка подряд. — Челюсть должна как будто соскакивать, как будто переключается из одного положения в другое.

Из рта Эла вылетело бесформенное облачко.

Беллатриса усердно закивала головой.

— Да! Все правильно, только тренируйся, и со временем получится, — улыбнулась женщина. — Пошли в дом, ужин готов.

* * *

Беллатриса был той еще штучкой. Виртуоз боевых искусств и невероятно интересный собеседник. И магистр актерского мастерства. Она меняла сотни масок на дню, начиная с умалишенной фанатички, заканчивая инфантильной девчонкой. В промежутке можно было увидеть крайне рассудительного профессора философии, любящего поговорить на высокие темы.

Она была красивой, строгой, но не холодной, как сестра Нарцисса, а настоящей — горячей и эмоциональной.

С ней было весело.

Эл надеялся, что ему удалось разглядеть настоящую Беллатрису за ширмой сотен масок.

Она нравилась ему, но не как женщина или любовница. Скорее, как друг. Если слово друг вообще можно применить к Белле.

Лиммертайл разглядел черное пятно на фоне темного леса. Фестралы, наверно.

В общем и целом, воспоминаний, вопросов и желаний было слишком много. Изначально в голове парня была такая путаница, что Эл вообще не представлял, как разгребать весь этот хлам.

Но глаза боятся — руки делают.

Элессар решил начать с дел насущных, и самым насущным оказалась проблема Малфоя. Люциуса надо было спасать, но вот от чего, Эл пока не понял.

Три дня бесплодных поисков и бессмысленного перелопачивания трактатов, томов, научных трудов и прочей макулатуры на медицинскую тематику за несколько сотен лет.

В итоге, Лиммертайл решил сходить к Фламелю. Старикашка точно должен разообраться. С точки зрения этики, может, и не очень верное решение, но плевать.

Если Малфой хочет жить, придется использовать все доступные средства.

Эл затянулся последний раз, обжег верхнюю губу о нагревшийся желтый фильтр, выругался и выкинул сигарету. Постояв еще немного, молодой человек направился к алхимику.

Элессар не знал, который час, но Фламель все равно никогда не спал, так что ворваться к нему можно было в любое время.

Из библиотеки на третий этаж, свернуть в коридор направо, подняться по винтовой лестнице и вот он — кабинет бессмертного алхимика и создателя Философского камня Николаса Фламеля.

У входа Лиммертайл столкнулся с роскошно одетой женщиной лет сорока.

— Adieu, Nicolas. Auplaisirdevousvoirbientôt, — обернувшись, приятным нежным голосом произнесла незнакомка.

— Certes, mon cher, — улыбнулся старик, помахав на прощание рукой и послав воздушный поцелуй.

В дверях гостья задержалась на несколько мгновений.

Оценивающий взгляд скользнул по молодому человеку.

Эл ответил тем же.

Она была изысканной, даже шикарной.

Но самое главное, за что цеплялся взгляд — это глаза. Поразительной красоты пронзительные синие глаза, как будто холодным лезвием проникавшие внутрь. У Эла появилось неприятное чувство, будто он стоит без одежды.

Женщина снисходительно улыбнулась и, удовлетворенно кивнув головой, скрылась в изгибах лестницы.

— Очень эффектная, да? — рассмеявшись, спросил Фламель.

— Не то слово, — находясь в легкой прострации, ответил Эл и прошел в кабинет.

У алхимика в поместье не было стульев. Вообще. Ни разу Лиммертайл не видел стула, только диваны и кресла. В кабинете же кресел стояло целых пять.

Выбрав, на свой взгляд, самое удобное, Эл сел и молча протянул Фламелю письмо с поломанной печатью древнего и богатого рода Малфоев. В нем Люциус описывал свои симптомы.

— Когда ты уже зайдешь ко мне просто поговорить? — жалующимся тоном проворчал Николас, принимая и разворачивая конверт. — Все только по делу да по делу.

Эл не ответил и лишь внимательно смотрел на хозяина кабинета.

Чем ниже опускался, бегающий по строчка письма, взгляд Фламеля, тем все больше он превращался из улыбчивого дедули в хмурого старика.

— Что-то не так? — настороженно спросил Эл.

Алхимик промолчал, только покачал головой, продолжая чтение. Закончив, он повертел письмо в руках, изучил печать и еще раз перечитал.

— Сколько ты занимаешься этим? — Николас поднял встревоженный взгляд на молодого человека.

— Три дня, вроде. Сижу в библиотеке, ищу схожие симптомы, — пожав плечами, ответил тот.

Старик поднялся и принялся беспокойно нарезать круги по кабинету. Эл следил за его перемещениями и никак не мог понять, чем вызвано такое поведение.

— Продолжай поиски. В библиотеке есть второй уровень. Пройдешь в отсек магловской литературы, найдешь Артура Конана Дойла. Во втором ряду будет книга — Затерянный мир. Сдвинь ее вглубь, в северной стене откроется вход. На втором уровне найдешь много интересного.

— А вы что будете делать? — удивившись, спросил Лиммертайл.

— Мне придется отлучиться, — все еще расхаживая по кабинету обронил алхимик.

— То есть? Вы же заключенный.

Фламель остановился и посмотрел на него, как на полоумного.

— Вот ты вроде умный парень, Элессар, а порой несешь такую чушь. Я похож на заключенного?

— Но Дарми...

— Да прекращай ты верить всем на слово — Дамблдор, Дарми, еще кто-нибудь, — развел руками Николас. — Думай своей головой. Я немедленно выдвигаюсь, а ты беги в библиотеку и продолжай поиски.

— Может хотя бы намекнете, что вас так взволновало?

— Все слишком серьезно, и я искренне надеюсь, что ошибся. Но пока мои опасения не подтвердились, тебе это знание ни к чему, а если все будет так, как я предполагаю, тогда ты будешь первым, кому я сообщу, — пообещал алхимик. — А теперь бегом за работу.

Эл поднялся и направился к дверям, когда ему в голову пришел еще один вопрос.

— Вы надолго?

— Не знаю, мой юный друг, не знаю. Надеюсь, что нет, — с этими словами Фламель замахал на Эла руками, явно давая понять, что разговор окончен.

Лиммертайл вышел из кабинета. Странное поведение бессмертного старика сильно насторожило молодого человека.

Что такого Фламель увидел в письме, чего не увидел Эл?

Хотя да, странный вопрос. Николасу семь сотен лет, а Элу всего двадцать пять. Наверное, были причины.

Возвращаться в мрачную и темную библиотеку не хотелось, да и задница уже порядком болела от трехдневного сидения, так что Эл решил пройтись и развеяться.

Размышляя, он и не заметил, как дошел до корпусов. Было около девяти вечера, Азкабан еще не спал, но большинство заключенных уже разбрелись по своим клеткам.

Элессар подумал и направился к старой заброшенной башне, где не так давно оттащил от Гринграсс похотливого маньяка.

Несмотря на события, та смотровая площадка приглянулась Элу. Тишина, свежесть и лунный свет — самое оно для раздумий.

С Гринграсс он с тех пор так и не виделся, отчасти потому, что и сам не искал встречи, отчасти потому, что был занят поисками.

Хотя, что-то подсказывало ему, что сегодня он застанет Изумрудную Королеву на том же месте.

* * *

Дафна закрыла дверь и устало опустилась на край кровати.

Панси порой бывала невыносима. Особенно, когда терпела очередное фиаско на любовном поприще.

Вот и сейчас, получив от ворот поворот от Теодора Нотта, Паркинсон во всем обвинила Дафну.

У нее вообще была привычка во всех своих неудачах с парнями обвинять подруг, в частности красотку Гринграсс.

Вообще, Панс была хорошей подругой. Она умела слушать, давала дельные советы и умела хранить секреты, но, когда дело доходило до парней, у Паркинсон срывало крышу.

Кто виноват в том, что Панси родилась не уродиной, конечно, но по всем позициям уступающей Дафне?

И всегда этот обвинительный тон — “ты думаешь, я не видела, как вы друг на друга смотрели?”

Нашла место строить отношения.

Дафне нравился Тео, но то было на шестом курсе Хогвартса. Сейчас же все ее мысли были заняты сестрой и родителями.

Паркинсон изрядно вывела Гринграсс из себя. Начав с нытья, она быстро нашла виноватую и принялась крыть ее не самыми цензурными выражениями.

Когда разъяренная подруга переключилась на членов ее семьи, Дафна просто ушла.

Она уже порядком устала от этого загнивающего места. Устала от двусмысленных взглядов представителей мужской половины обитателей башни, которые с каждым днем становились все похотливее и похотливее.

Она устала от пресной еды, хотя Пожирателям грех было жаловаться на провизию — спасибо Малфою, тем не менее, по сравнению с привычным рационом, блюда Азкабана были едва ли не мочой бездомного пса.

Девушка поднялась и направилась к выходу из башни, решив прогуляться. Пока она подсчитывала в голове, какую часть от срока она уже отсидела, а какая ей только предстоит, пока думала, как там ее сестра и родители, девушка сама не заметила, как оказалась в своем излюбленном месте.

Смотровая площадка в заброшенной башне, где почему-то никто не селился, была залита лунным светом. Дафна села на ступеньку и посмотрела на пятно запекшейся крови на полу.

Если бы Лиммертайл тогда не успел, все закончилось бы иначе. Девушка поежилась и обняла себя, вспомнив вонь перегара из рта теперь уже кастрата.

Она подумала, что не стоит здесь задерживаться. Мало ли кто еще мог проследить за ней и заметить, где она любит коротать вечера.

— Ничему тебя жизнь не учит, Гринграсс, — когда за спиной раздался мужской голос, Дафна вскочила от неожиданности и испуга и развернулась.

Перед ней, сложив руки на груди, стоял Лиммертайл. Облегченно выдохнув, девушка села обратно.

— Я как-то машинально сюда пришла. Поссорилась с подругой, а здесь можно спокойно посидеть. Я не слышала, как ты поднимался.

Элессар пожал плечами, достал сигареты и опустился рядом с Дафной.

— Куришь?

— Нет.

— Ну и правильно, — ухмыльнувшись, ответил парень и прикурил. — Ты, насколько я помню, задолжала мне рассказ.

Разговаривать не было желания.

Дафне просто хотелось сидеть в тишине.

И в безопасности.

Она с некоторым удивлением подумала, что пока этот парень рядом, ей ничто не угрожает. Он не смотрел на нее с вожделением, не пытался прикоснуться и не делал грязных намеков, как большинство Пожирателей и других заключенных.

С каждым днем внутри нее росло неприятное чувство долга. У нее не было денег, чтобы расплатиться за все, что делали для нее Пожиратели, а единственная другая валюта Азкабана — на регулярной основе раздвигать ноги перед одним из них. И они знали об этом.

Лиммертайл же не лез к ней, а просто сидел рядом и курил. Едкий дым колол глаза, заставляя их слезиться.

— Эй, Гринграсс, ты чего?

Дафна вытерла слезы.

— Ничего, просто дым от сигарет в глаза попал.

— Да, неприятное ощущение.

Они еще посидели в тишине.

— У тебя странное имя. Откуда ты? — спросила Дафна, поднимая со ступеньки пачку с зажигалкой.

Элессар удивленно посмотрел на нее.

— Ты же сказала, что не куришь.

— Не курю, но попробовать хочу, — ответила девушка. — Так откуда ты?

Горький дым заполнил рот, горло и легкие. Голова закружилась, рвотный рефлекс смешался с сильным кашлем. Дафна выкинула только что прикуренную сигарету.

— Фу, как вы вообще можете курить?! — прокашляла девушка.

Лиммертайл снисходительно улыбнулся и выпустил еще одно колечко.

— Такие ощущение только сначала, потом проходит, — пояснил он. — А теперь, я жду рассказ о твоей нелегкой судьбе.

— Но ты не ответил на мой вопрос, — запротестовала Дафна.

— Ты первая не ответила, — парировал Элессар.

Против такого аргумента не попрешь. Дафна вздохнула и прикурила новую сигарету. В этот раз ощущения были практически такими же, но все же немного легче.

— Помнишь, что было после битвы за Хогвартс? — прокашлявшись, начала девушка.

— Конечно.

— К власти пришли люди Поттера. Мерлин, да его так обожали, что будь он постарше и сам бы сел в кресло министра.

— Всегда неприятно, когда враги побеждают.

— Не знала, что Поттер твой враг, — безразлично заметила Дафна.

— Я имел ввиду тебя.

Она покачала головой.

— Я никогда не считала Поттера врагом. Он мне не друг, конечно, но и не враг. Так вот. После смерти Сам-Знаешь-Кого, мои родители быстро смекнули, куда ветер дует. Они не были Пожирателями, но финансовую помощь оказывали, поэтому, когда Кингсли начал сжимать кулак, они быстро вывели капитал в другую страну и переехали. Тогда было плохо, но что будет еще хуже, мы даже не предполагали. Изначально мы задумывали, что я и сестра сразу после окончания школы присоединимся к родителям. Но в Министерстве приняли закон о дополнительном годе образования для всех выпускников, так как программа, измененная Пожирателями, не соответствовала стандартам. Родители оставили нам денег для подкупа нужных чиновников, чтобы мы могли беспрепятственно покинуть Англию. И все шло неплохо, пока в кресло не сел Квин. Вот тогда и началось. Репрессии, аресты, изъятия имущества, доступ к банковским ячейкам, обыски, допросы. Астория умудрилась зацепить Драко Малфоя, так что, когда за ней пришли, то тут же и ушли. А меня арестовали и осудили на полтора года за пособничество и укрывательство, а если называть вещи своими именами — за учебу в Слизерине и за невыдачу местоположения родителей.

Дафна замолчала. Она много раз вспоминала, анализировала, поэтому рассказ не вызвал в ней грусти или каких-либо других негативных эмоций.

— И сколько осталось? — спросил Лиммертайл.

— Только недавно считала, — усмехнулась девушка. — Меня осудили в конце июля, сейчас ноябрь. Еще год и три месяца. Теперь твоя очередь.

— Все еще интересует мое имя?

— Нет. Рассказывай, за что попал сюда. Ты же, вроде как, был среди победителей.

— Как-нибудь в следующий раз. Сегодня ты вернула мне долг, а я тебе ничего должен не был, — хитро улыбнулся парень и подмигнул ей.

— Тогда про имя, — потребовала Дафна.

— Не знаю, что оно дословно значит, но оно вроде как очень старое и королевское, — с некоторым пафосом ответил Лиммертайл. — А сам я отсюда, из Англии.

Девушка засмеялась. Она сама не знала почему, но ей показалось забавным, что грязнокровку назвали именем правителей магического мира. В детстве ее учили истории, как и всех чистокровных детей, и оттуда она помнила как минимум трех Элессаров.

Элессар Первый Жестокий, получивший прозвище во время одной из магических войн после казни нескольких сотен сдавшихся в плен солдат.

Элессар Второй Плантагенет, современник Ричарда Львиное Сердце. Это, кстати, был единственный в истории раз, когда монархи из одной династии правили одновременно как маглами, так и магами.

Третий, кого помнила Дафна, был Элессар Третий, но о нем мало что известно, так как правил он от силы года четыре.

— Не гоже правителям гнить во мраке тюремном, — процитировала Дафна одного поэта-волшебника.

Лиммертайл улыбнулся.

— Я и не буду.

Девушка внимательно посмотрела на него.

Что-то в нем цепляло ее. Его уверенность, или насмешка в глубине пронзительных синих глаз, или сами глаза. А может тонкая полоска губ, скривленная в едва заметную улыбку. Дафна не была уверена, что именно, но Лиммертайл определенно ей нравился. Рядом с ним было спокойно и безопасно, а это все, чего хотела Дафна в последнее время. Чтобы ее не трогали.

Хотя, если бы он прикоснулся к ней, она была бы не против.

Тряхнув головой и прогнав странные мысли, девушка отвела взгляд и уставилась на луну.

— Красиво здесь.

— Мне тоже нравится, — согласился Лиммертайл.

— Я не сказала, что мне нравится. Мне вообще вся тюрьма не нравится. Была бы возможность сбежать, я бы сбежала.

— О, ну если ты найдешь такую возможность, или сама придумаешь, как это сделать — дай знать. Я к тебе присоединюсь.

Дафна слабо улыбнулась и кивнула.

Еще около часа они сидели на одной ступеньке, курили и молча думали каждый о своем. Дафна размышляла о родителях, о сестре, о Лиммертайле. И что действительно было бы неплохо сбежать.

Когда девушка встала, он поднялся вслед за ней. Дафна вопросительно посмотрела на Элессара.

— Ты серьезно думаешь, что я тебя отпущу одну? — вскинув брови, спросил тот.

Ей было приятно.

— Спасибо. Пойдем уже, — слегка улыбнувшись, позвала она и направилась к лестнице.

Не услышав за собой шагов, она обернулась. Лиммертайл стоял, сунув руки в карманы мантии и смотрел на луну. Она развернулась и подошла поближе.

— Если вдруг что-то пойдет не так, тебя кто-то тронет или обидит, или не с кем будет поговорить, ну или еще что-нибудь, дай мне знать.

— Спасибо, Элессар Четвертый Понимающий.

Он рассмеялся.

— К вашим услугам, Изумрудная королева.

Они постояли еще немного, после чего Лиммертайл проводил ее до ворот башни Пожирателей.

— Спокойной ночи. Приятный был вечер, — обернувшись, попрощалась Дафна.

И как в прошлый раз, Лиммертайл лишь усмехнулся и скрылся в темноте коридора.

* * *

Какого черта у него вырвались те слова, Эл не догонял.

По какой-то странной причине, ему было не плевать на эту девчонку. Ему была неприятна сама мысль, что кто-то может сделать ей больно, но он не собирался произносить того, что произнес.

В общем-то, ничего такого, конечно, но она могла неправильно понять.

Элессар шел к поместью Фламеля, когда в его мозгу появилась одна идея.

А что, если шутка — не такая уж и шутка?