Колдун из Азкабана (гет)

6 ноября 1999 года.

— Давай, Лиммертайл, пшел! — тонкий, хлипкий голосок щупленького аврора-надзирателя неприятно резал слух, напоминая больше визг бьющейся в истерическом припадке женщины.

В Министерстве каждый вторник и четверг открывался защищенный от внешних атак стабильный канал каминной связи для транспортировки преступников в Азкабан. Эл замер в безотчетной нерешительности, будто прощаясь со свободным миром, и аврор, потеряв терпение, толкнул его в фиолетовое пламя.

Тюремный камин буквально выплюнул Элессара, больно приложив спиной о холодный плиточный пол. Кряхтя, новый заключенный поднялся, отряхнул серую мантию и огляделся. Прямо перед ним, словно каменная глыба, стоял настоящий гигант, который в маленькой комнатушке портального отсека выглядел неуместно и даже зловеще. Его огромные ручища не уступали размером ногам взрослого слона, мантия кровавого цвета едва сходилась на мощной груди, тяжело поднимавшейся в такт дыханию, могло даже показаться, что ребра богатыря вот-вот не выдержат и треснут под тяжестью мышц. Весил он килограмм сто десять, а то и сто двадцать, но при этом нельзя было назвать его толстым, напротив, смотрелся он достаточно гармонично со своим ростом около двух метров. Тело великана излучало здоровье, энергию и мощь, свойственную тем людям, кому при рождении дарованы задатки физического совершенства и которые грамотно распорядились своими преимуществами, развив их в выдающиеся достоинства.

Элессар пригляделся, моргнул, словно не веря своим глазам, и ошарашено выпалил:

— Кристиан?!

— Он самый, мать твою! — прогрохотал тот и сгреб Элессара в объятья.

— Ты меня сейчас сломаешь, чудовище! — простонал Эл, сжимаемый звериными ручищами Кристиана. Тот разжал хватку и шагнул назад, широко улыбнувшись.

— Ты чего зубы сушишь, громадина? — усмехнулся Эл.

— Рад тебя видеть, поцелуй мой член дементор! Времени-то немало прошло! — развел руками Кристиан.

Элессар солидарно кивнул, удивляясь неожиданной встрече. Они немного постояли молча, разглядывая друг друга.

— Чет тебя разнесло, Крис. Ты ложку-то ко рту можешь поднести?

— А ты как был червяком, так и остался! Говорил я тебе — займись спортом!

— Мерлин, да по сравнению с тобой даже взрослый мамонт будет нервно дуть в хобот! Ты же натуральная, мать твою, тонна мяса, если тебя порезать на сосиски, можно накормить добрую треть голодающих детей Африканского континента.

— Ты все еще мечтаешь о моей сосисочке? — поиграл бровями Кристиан, беззлобно ухмыляясь, и жестом указал следовать за ним. Они вышли из комнаты и оказались в сыром темном коридоре. Поднявшись по лестнице, они уперлись в тяжелую стальную дверь, отворившуюся при первом прикосновении Кристиана. Попав в очередной коридор, который оказался намного шире предыдущего, но с той же атмосферой мрачной безысходности и серых бесконечных будней, они медленно зашагали по скрипящему паркету.

— Так, я постараюсь быстро ввести тебя в курс дела, — своим громогласным голосом, сотрясая окна, заговорил Кристи.

— Я в тюрьме, какое, нахрен, дело.

— Заткнись, твою мать, и слушай. Чем меньше ты будешь пиздеть, тем меньше мне придется тебя пиздить.

— Осознал, прошу прощения, был напуган.

— Сейчас идем к начальнику Азкабана. Зовут его Брэндон Дарми. Он вообще редко общается с заключенными, но твою персону изъявил желание лицезреть.

— Еще бы, я ж сам Лиммертайл, — саркастично фыркнул Эл. — После тех статеек в Пророке даже бродячие собаки хотят трахнуть мою ногу.

— Захлопнись, твою мать. Значит, после Дарми я отведу тебя в тюремный блок. Действуй по ситуации, есть два варианта — хороший и не очень. В хорошем варианте проскочишь через двери незаметно, забьешься в угол и будешь ждать меня.

— А плохой вариант?

— Порой опущенные, настоящая шваль, короче говоря — отбросы, собираются в вонючую толпу ублюдков для встречи новичков.

— И что мне делать? Я, знаешь ли, не захватил с собой приветственного подарка.

— Это что-то вроде проверки. Они в принципе безобидные, обычно обходится оскорблениями, может, получишь пару раз в лицо. Лучше не огрызайся.

— То есть я должен терпеть, если кто-то будет покушаться на этот шедевр творения природы? — Эл указал на свое лицо и захлопал ресницами.

— Не позорь природу, она к твоей роже непричастна. Если кто-то тебе вмажет — да, смирись.

— Может мне сразу набить «Добро пожаловать» над анальным проходом?

— Имей в виду, ушатаешь кого-нибудь — тебя порвут на лоскуты. Твое счастье, что мы знакомы, в противном случае такой нежной принцессе здесь бы пришлось отсасывать за еду.

— Кристи, ты страус?

— Почему это?

— Потому, Кристиан, что у страуса объем мозга меньше, только представь себе, его глаз. Из всех известных мне существ, пожалуй, только это животное могло забыть, как я однажды вырубил тебя с одного удара. В связи с этим фактом мне никак не удается представить себе нежную принцессу, способную выключить такого берсерка, мать твою, как ты, но при этом отсасывающую за еду.

— Во-первых, не ты меня тогда вырубил, а Долохов в спину пустил паралич. Во-вторых, хоть ты и чутка владеешь рукопашкой, но до нормального уровня тебе как пешим ходом до Сайлансфилда. Поэтому вот что я тебе скажу — если у тебя в штанах не спрятан пулемет или хотя бы парочка осколочных гранат, в чем я сильно сомневаюсь, то я не вижу ни одного шанса, чтобы ты в одиночку раскидал несколько десятков человек, которые будут пиздить тебя, как в последний раз.

— Хм, это, конечно, в корне меняет ситуацию, — задумался Элессар, почесывая голову. — А у тебя, случайно, нигде лишняя гранатка не завалялась?

— Мы пришли. Я тебя здесь подожду.

Элессар окинул взглядом двустворчатые массивные двери, перед которыми они остановились, постучал для приличия пару раз и вошел внутрь.

В шикарном кабинете, обставленном добротной, явно старинной, но ухоженной мебелью, никого не оказалось. Эл огляделся, посмотрел под столом, заглянул в камин, поискал в стене характерные для секретных ходов зазоры, но ничего не нашел.

На секунду у него промелькнула мысль сбежать через сеть летучего пороха, но коробочка, стоявшая на стеклянном столике рядом с камином, оказалась пуста. Эл с досады пнул каменную кладку и подошел к окну.

За стеклом раскинулся темный, таинственный парк с высокими грозными деревьями, посаженными стройными рядами. У подножия металлической лестницы, ведшей вниз от балкона кабинета, расположился небольшой фонтанчик со скульптурой какого-то божества в центре. На скамейке у фонтана сидел человек. Подойдя к стеклянной двери, Эл вышел на улицу и вдохнул холодный воздух, пропитанный осенней сыростью, запахом мокрой земли и ароматом далекого моря.

Спустившись вниз, он присел на противоположный край скамьи, кутаясь в мантию в надежде укрыться от завывающего ветра. Удивительно, но стройные ряды деревьев нисколько не спасали от пронизывающего холода.

Эл не решился тревожить начальника тюрьмы и предпочел предоставить ему право начать разговор. Немного посидев в молчании, Дарми, чьи редкие и тонкие темные волосы забавно шевелил ветер, наконец, заговорил. Его скрипучий голос было едва слышно из-за шквальных порывов, будто стремящихся подслушать и своровать его слова.

— Здравствуйте, мистер Лиммертайл.

— Зачем вы меня вызвали? — Эл не хотел долго расшаркиваться с комендантом, не ожидая ничего хорошего от разговора. Еще во время службы он четко уяснил, что от начальства надо держаться подальше.

Внимательный взгляд умных черных глаз начальника Азкабана врезался в лицо своего молодого собеседника.

— А вы не очень-то учтивы, правда? Принимая во внимание, что наш разговор будет несколько продолжительным, вы могли хотя бы удостоить меня приветствием. Давайте попробуем еще раз. Добрый день, мистер Лиммертайл, — спокойно проговорил Дарми, забавно болтая в воздухе недостающими до земли ножками.

— Добрый день, мистер Дарми, — терпеливо ответил Эл, справедливо рассудив, что на рожон лезть не стоит.

— Чудесная сегодня погода, не правда ли?

— Я бы сказал, что весьма типичная для осени. Хотя на мой взгляд слишком ветрено.

— Вот я и говорю — чудесная. Я не люблю солнца, а потому в пасмурные дни стараюсь больше времени проводить на свежем воздухе.

— Мистер Дарми, и все же, какова цель нашей встречи?

— Как вам мой сад? — не обращая внимания на заданный вопрос, поинтересовался начальник тюрьмы, жестом окинув пейзаж.

— Мне показалось, что это парк, — хмуро заметил Элессар.

— Вы правы, это парк. Парк-сад, я бы сказал. И как он вам?

— Мрачноват. Но вполне соответствует общей атмосфере тюрьмы. Огромные деревья, как прутья решетки, полумрак, как в камере. Вполне себе клетка на свежем воздухе.

Дарми улыбнулся.

— В вас есть задатки поэта, мистер Лиммертайл. Давайте пройдемся, покажу вам море.

— Мистер Дарми, не уверен, что роба заключенного подразумевает прогулки.

— Расслабьтесь. В тюрьме я решаю, что вам положено или не положено. Идемте, — пригласил Дарми и бодро соскочил со скамьи. Именно соскочил, а не поднялся. Эл с любопытством отметил тот факт, что с ростом начальнику тюрьмы не повезло, всего метра полтора, а то и меньше, и по этой причине Дарми не доставал ногами до земли, сидя на широкой скамейке.

Погода резко ухудшилась. Хмурые тучи сменили окрас с серого на свинцово-багровый, погрузив мир в почти ночную тьму. Налетевший безудержный ветер старался пробраться в любую неосторожную щелочку в складках одежды. Дарми поднял воротник пальто и зашагал по аллее, взяв своего спутника под руку. Высокие деревья нависали с обеих сторон, недовольно качая своими кронами, будто не рады были видеть гостей.

— Знаете, я стал начальником этого мрачного места год назад, когда чиновники из Министерства решили убрать дементоров, а взамен поставили охрану из волшебников. Детей у меня, к сожалению, нет, жены тоже. Поэтому, после недолгих размышлений, я решил совместить места работы и проживания, — сказал Дарми.

— То есть, вы живете здесь, в Азкабане?

— Ну да, — невозмутимо ответил Дарми. — Азкабаном обычно называют саму тюрьму, но мало кто знает, что она занимает лишь две трети территории. Еще треть отведена под нужды персонала, и поверьте мне, эта треть достаточно внушительных размеров. К примеру, здание за вашей спиной в прошлом было поместьем какого-то дворянина, вот я и решил использовать его в бытовых целях.

— Лорд Дарми, виконт Азкабанский, — ухмыльнулся Элессар.

— Избавьте, мистер Лиммертайл. Я может и не лишен недостатков, но тщеславие не из их числа. Вернемся к нашей теме, — улыбнулся в ответ Дарми. — Решив жить на территории Азкабана, я приступил к обустройству моего нового места обитания. Знаете, какое у меня увлечение?

— Понятия не имею.

— Я развожу фестралов, — сообщил Дарми.

— Фестралов? — удивился Эл. — Вы из них стейки что ли жарите?

— Нет, я им скармливаю мясо тех, кто задает глупые вопросы, — усмехнулся Дарми. — А вот, кстати, и они. Знали ли вы, мистер Лиммертайл, что эти животные невероятно умны и ласковы?

— Я, честно говоря, спал на лекциях флоры и фауны, ну или как там они назывались.

Из глубины парка к ним направлялись две черные крылатые лошади. Приблизившись, они обнюхали Элессара, и один фестрал лизнул его ладонь. Дарми рассмеялся.

— А вы им понравились, это добрый знак! — воскликнул он, потрепав одну из лошадей по загривку.

— Может он просто хочет откусить мне руку?

— Фестралы очень тонко чувствуют человеческую натуру. Если забыть о высокомерии нашего вида, то у животных можно многому научиться. У фестралов, например, я учусь разбираться в людях.

— И что, в таком случае, вы можете сказать обо мне?

— Вы определенно не преступник.

— И кто же я тогда, раз не преступник, но нахожусь в Азкабане в серой робе? — иронично спросил Эл, поглаживая фестрала.

— Вы обычный человек, мистер Лиммертайл. А по реакции фестралов на вас можно предположить, что отнюдь не плохой человек.

— Каждый хороший человек может быть преступником.

— Верно, но не каждый преступник может быть хорошим человеком. Однако, если преступник — понятие весьма относительное и варьируется в пределах законодательства разных стран, то понятие хороший человек везде одинаково, — произнес Дарми, наблюдая, как фестрал снова пытается облизнуть руку Элессара.

— И что с того?

— Именно, что ничего. Тем не менее, вы не преступник, мистер Лиммертайл. Вы — жертва, как и ваши ровесники. По сути, вы — дети, которым довелось испытать ужасы военного времени. Вас искусственно вынудили повзрослеть.

— Мистер Дарми, я прошу прощения за дерзость, но неужели вы вызвали меня ради полемики?

— Я вызвал вас ради разговора, чем мы и занимаемся. Мы разговариваем, мистер Лиммертайл, общаемся, и в ходе этого процесса составляем мнение друг о друге. Если же вам неприятен мой интерес или мое общество, то советую вам потерпеть до конца прогулки, ибо у вас все равно нет другого выбора.

— Вполне себе аргумент. Но если я нападу на вас и лишу палочки, что тогда?

— О, в этом случае меня ждут большие неприятности с бюрократами, сидящими в Министерстве. Они крайне пренебрежительно относятся к ценности жизни заключенных, однако, излишне трепетны в вопросах отчетности. Знаете, все эти протоколы, акты, проверки и прочая административная возня. Бр-р-р.

— Звучит действительно жутко, — оценил уверенность Дарми Элессар, усмехнувшись. — Предпочту вас не обременять.

— Очень мудрое решение, мистер Лиммертайл.

— Так, как вы говорили? Нас заставили измениться? Я могу допустить, что это наблюдение применимо к школьникам, но я на момент войны уже прошел серьезную подготовку с конкретной областью практического применения. Так с чего вы взяли, что мне навязали мой выбор?

— А как иначе? У каждой войны есть свое время, и в этот раз время выбрало вас. Я не участвовал в боевых действиях, что позволило мне наблюдать за событиями со стороны. Война сама по себе неприятна, несправедлива, беспощадна. Но по-настоящему жутко становится от осознания, что в войне участвовали дети. Неокрепшие умы, которым пришлось столкнуться с животным ультиматумом «либо ты, либо тебя». Разве это допустимо в самой цивилизованной стране в мире?

Они помолчали некоторое время. Несмотря на то, что Дарми явно ожидал ответа, Элессар не собирался вступать в дискуссию. Дарми в конце-концов вздохнул, потрепал фестрала по загривку, вновь взял Эла под руку, и они направились дальше по тропинке.

— Понимаете, я нисколько не оправдываю беззакония. Но ушедшая война — великолепный индикатор порочности веками взращиваемой культуры. Она вскрыла гнойники социальных проблем, продемонстрировала, что несмотря на наши традиции и устои, мы остались животными.

— Я не люблю эту тему, господин Дарми.

— Что свойственно всем, кто был на войне. Но именно от вас должна исходить инициатива встряхнуть наш законсервированный мирок. Именно вы обязаны не допустить повтора, когда в бой оказались вовлечены не только взрослые, но и юнцы, которых судьба кинула в самое пекло и не дала насладиться всей красотой молодости. Ваше поколение слишком рано повзрослело, а потому вы пропустили самую чудесную и волшебную пору человеческой жизни, — с грустью произнес Дарми.

— Вот сейчас самое время по-отечески обнять меня и прижать к груди, — иронично усмехнулся Эл.

Начальник Азкабана нахмурился.

— Отвечая на ваш первый вопрос, мне не часто удается поговорить с живыми участниками боевых действий без предвзятого отношения и оценок с их стороны. Мне крайне интересно мнение человека, побывавшего по обеим сторонам конфликта и которому Министерство не смогло забить голову. Но мне не интересны люди, скрывающиеся за дешевыми насмешками.

— Как я уже сказал — я предпочитаю воздерживаться от оценок и избегаю разговоров на тему войны. Как вы уже сказали — вы не участвовали в боевых действиях, а потому мне нет ни нужды, ни желания что-либо вам объяснять, — огрызнулся Элессар.

— Не заблуждайтесь на мой счет. Несмотря на мою к вам симпатию, мне абсолютно неважно, кем вы были до приговора — героем или врагом общества, спасителем или убийцей. Мне также абсолютно неважно, за что вас осудили. Важно лишь то, что вы были настолько глупы, что дали себя поймать. Даже Малфои, и те сумели вывернуться.

— За Малфоев заступился Поттер, — возмутился Элессар.

— Тогда почему он не заступился за вас, мистер Лиммертайл? Насколько мне известно, вы с ним были знакомы, причем достаточно близко, и боролись вместе против Сами-Знаете-Кого. Какова причина того, что Поттер прикрыл семью пожирателей, а своего друга бросил на произвол суда?

— Резонный вопрос, но ответа я не знаю.

— Вы же связаны с Орденом Феникса, могли бы спросить, — пожал плечами Дарми.

— Поттер — не член Ордена, — отрезал Элессар. — До семнадцати Дамблдор был против его вступления, а потом небезызвестная Молли Уизли подняла крик, что Поттер еще ребенок, пусть уже и совершеннолетний.

— Эта та Уизли, которая расправилась с Беллатрисой?

— Она самая.

— Были бы вы на свободе, я бы непременно попросил нас познакомить! Восхищаюсь этой женщиной, — возбужденно воскликнул Дарми. — Как-то раз мы виделись с ней на приеме у тогда еще министра Кингсли, но мне не посчастливилось быть представленным ей.

Лиммертайл скептически пожал плечами.

— Вы не разделяете моих чувств? — удивленно спросил начальник Азкабана.

— Будь на свободе, я бы не был знаком с вами.

— И все же?

Элессар вздохнул.

— Честно говоря — нет. Беллатриса Лестрейндж была невероятно искусной и искушенной в магии волшебницей. Каковы шансы, что обычной домохозяйке удастся ее сразить, полагаясь лишь на собственные возможности? Так что победа миссис Уизли лишь прихоть случая.

— Вы с тревожащей меня нежностью отзываетесь о покойной миссис Лестрейндж. Куда больше меня впечатляет образ хранительницы очага, матери, которая встала на защиту детей и, как волчица, загрызла бестию, опрометчиво посмевшую замахнуться на ее потомство. Мне кажется, вам стоило бы пересмотреть свои взгляды, — серьезно проговорил Дарми.

Эл промолчал.

Они некоторое время шли в тишине, думая каждый о своем. Ветер стих, и аромат осенней свежести, хвои, сырой земли под ногами навевал на Элессара воспоминания о счастливых моментах детства, когда родители брали его на редкие прогулки. Интересно, где они сейчас? Отец, наверняка, как всегда на работе, да и мать, наверное, тоже. Они были вечно заняты, загружены работой и не замечали выплесков магической энергии сына. Когда пришло письмо из Хогвартса, отец вообще никак не отреагировал, а мать сказала что-то о предназначении и что всегда знала, что ее сын — особенный. Наличие магии они приняли, как само собой разумеющееся, нисколько не удивившись.

— Мистер Лиммертайл, — голос начальника Азкабана вырвал Эла из пучины детских воспоминаний и размышлений.

— Да?

— Смотрите.

В раздумьях Эл совсем не заметил, как они вышли на скалистый утес, под которым бурлящая вода сражалась с камнем береговой линии. Могучее, холодное, неприветливое Северное море бросало своих пенящихся солдат на приступ, словно ведя бесконечную осаду, как в давние времена римские легионы штурмовали города. Где-то вдали свинцовые облака объединялись с черной от глубины кромкой воды в размытый горизонт, и в их глубине короткими всполохами мелькала приближающаяся гроза.

В такие моменты созерцания грозного великолепия стихии слабый духом человек осознает свою ничтожность, и он старается покинуть источник своего унижения, в то время как сильные застывают, любуясь первозданной мощью природы, чувствуя единение и тоску по своей давно покинутой родине.

— Мне кажется, вам стоит знать одну вещь, — перекрикивая ветер, повернулся к Элу Дарми. — Сегодня утром меня вызвал начальник отдела Магического Правопорядка. По вашему поводу. Догадываетесь, чего он хотел?

— Думаю, да. Что вы ответили?

— Скажем так, я устроил ему маленький спектакль, — довольно рассмеялся Дарми.

— То есть вы на моей стороне?

— Я ни на чьей стороне, мистер Лиммертайл.

— Значит, вы не собираетесь выполнять приказ?

— Просьбу! И нет, не собираюсь! — Дарми снова повернулся к ревущему морю, с улыбкой подставляя лицо крупному бризу. — Вам пора, мистер Лиммертайл. Двигайтесь по дорожке, она выведет вас к фонтану!

Махнув на прощанье рукой, начальник Азкабана закрыл глаза и полной грудью вдохнул морской воздух. Элессар ненадолго задержался, но когда на его плечи упали несколько крупных дождевых капель, отчего тонкая тюремная роба моментально намокла, он поспешил по мощеной дорожке в сторону здания.

Кристиан встретил его за дверью кабинета коменданта.

— Как прошло? К морю водил? — с нескрываемым любопытством спросил он, увлекая своего подопечного в сторону тюремного корпуса.

Пересказывая по пути беседу, Эл с нарастающей тревогой наблюдал за медленно приближающимися огромными коваными воротами, чернеющими на фоне темной кладки тюрьмы, словно открытая для последнего поцелуя пасть дементора. Внутри него колыхнулось мрачное предчувствие, живот резануло спазмом в навалившейся тошноте, а на плечи каменной глыбой легла тяжесть защитных барьеров. У входа в Азкабан Эл замер в нерешительности.

— Ты не пойдешь со мной? — без особой надежды спросил Лиммертайл.

— Если пойду, будет только хуже. Лучше не стоит, поверь мне, — отказался Кристиан и легко подтолкнул Элессара. — Смелее, мать твою, ты не в туалете, чтобы ссать!

Эл оглянулся, посмотрел на небо и толкнул железную решетку.