Водоворот (гет)

Девушка осторожно пробиралась к подругам, лавируя между столиков, переступая через ноги и уклоняясь от встречных. Хотя, с последним проблем не было, подвыпившие посетители клуба, резонно опасаясь попасться под руку, издалека обходили Фабио, с каменным лицом поддерживающего её под локоть. Вот, и столик, за которым девушки устроились. Старшая из сестёр моментально оценила повреждения, которые понёс наряд её подруги, — помятую юбку, завязанную узлом на груди блузку и пропавший куда-то лифчик, — и зло уставилась на садовника:

— Этот козёл к тебе приставал? Что он с тобой сделал? — “козёл” привычно пропускал английскую речь мимо ушей, мрачно разглядывая окружающую обстановку сквозь тёмные стёкла очков.

— Успокойся! — устало произнесла шатенка. — Всё в порядке. — она поёжилась, как от холода. — Я хочу домой. Фабио, отвезёшь меня?

— Что значит — “отвезёшь”? А мы, что, здесь останемся?

— Вам совершенно нет необходимости уходить! Веселитесь!

— Нет уж! Я тебя не брошу. Что там произошло?

— Пожиратель... — девушка судорожно сглотнула. — Если бы не Фабио...

Блондинка нахмурилась:

— Да я уже поняла, что он у нас герой! Правда, Фабио? Герой? А, ты всё одно ничего не понимаешь! Малая, собирайся! — она достала из кошелька несколько купюр, бросила их на столик, и, подхватив подругу, потащила её к выходу. Младшая сестра, встав перед Фабио, пристально посмотрела в его скрытые очками глаза. Садовник приглашающе протянул руку в сторону выхода:

— Синьорина?

Девушка, усиленно крутя попкой, поспешила за остальными, убедившись, что Фабио следует за ней. У выхода они ещё несколько минут ждали, пока служащий подаст им лимузин со стоянки. Фабио предупредительно распахнул перед подругами заднюю дверь, но шатенка, пропустив вперёд сестёр, остановилась, глядя в упор на садовника. Тот захлопнул дверцу и открыл переднюю, на месте рядом с водителем. Девушка забралась в машину, и Фабио, закрыв за ней дверь, отправился к своей. С заднего сиденья блондинка громким шёпотом пыталась выяснить у подруги причину такой расстановки.

— Тише ты! — шикнула на неё младшая сестра и хихикнула: — Не видишь, у неё любовь!

— Какая-такая любовь? — недоуменно отозвалась старшая. — К нашему садовнику, что ли?

— Вот, увидишь, она к нему ночевать отправится!

Девушка на переднем сиденье, тем временем, нашла кнопку управления толстым стеклом, отделяющим кабину водителя от салона, и то поползло вверх, вызвав ещё большее недоумение её подруги. Садовник сел рядом, покосившись на поднятую загородку, пристегнулся и плавно тронул машину.

— Ты можешь снова снять очки! — сказала шатенка. — Никто не увидит!

Молодой человек послушно снял очки, засунув их в нагрудный карман, и бросил взгляд на девушку.

— Ещё болит? — спросил он по-английски, проводя обратной стороной ладони по её щеке.

— Нет, ты чудесно все залечил! Спасибо! — она повела головой, прижимаясь к его руке. Он замолк, напряжённо глядя вперёд.

— Ты как? — спросила она.

— Сама-то как думаешь?

— Так плохо? — он молча кивнул, глядя на дорогу. Шатенка положила руку на его предплечье и слегка сжала: — Я с тобой. Не волнуйся!

Он слабо улыбнулся её словам:

— Ты всегда со мной, ты же знаешь...

— Нет! — перебила она. — Я не знаю! Я тебя чёрт знает, сколько не видела!

Дальше они ехали молча, хотя руки девушка не убрала и продолжала теребить руку молодого человека, пока он не взял ладошку девушки в свою. Девушка почувствовала жар и поняла, что мысли её страшно далеки от превращённого её спутником в труху рыжеволосого трупа в туалетной комнате; наоборот, все её думы были сосредоточены в этой самой ладошке, которую сидящий рядом молодой человек нежно массировал большим пальцем.

— Малая, ты как думаешь, что они там делают?

— Не целуются, это точно. Слишком быстро едем!

В темноте за окном трудно прикинуть скорость, но по ощущениям в поворотах и по едва слышному повизгиванию покрышек можно было предположить, что водитель выжимает из бронированного лимузина всё, на что тот способен.

— А хорошо, что за окном темно...

— Ага, мне днём и медленно-то страшно в этих местах ездить!

— На всякий случай, достань палочку!

— Зачем? Левитировать?

— Нет, щит выставить, если с обрыва упадём.

Сёстры достали палочки и пристегнули, наконец-то, ремни безопасности. Еще через пятнадцать минут гонки автомобиль начал замедляться и остановился.

— Приехали, что ли?

— Ждём, когда ворота откроют.

Лимузин уже плавно тронулся и покатил по дорожке к дому. Затормозив у крыльца, Фабио вышел из машины и сначала распахнул переднюю дверь, подавая шатенке руку. Та приняла её и, выйдя из машины, прижала к груди:

— Я не оставлю тебя сегодня!

“Опять он надел эти чёртовы очки, и мне не видно его глаз! Ну, не молчи же!”

— Оставь окно открытым и дай мне пятнадцать минут!

— Ни секундой больше!

“Мне ещё душ принять и надеть что-нибудь... неприличное!”

— Договорились!

Фабио осторожно освободился от её захвата и направился к задней двери. Сёстры, буквально выскочив из салона, тут же скрестили подозрительные взгляды на своей подруге. Та спокойно встретила их любопытство:

— Что стоим? Кого ждём? — и направилась к двери, открытой дворецким. — Честно говоря, я очень устала и хочу спать!

— Постой! — остановила её подруга. — Ты же сама не своя!

— Ага, не своя! — радостно улыбнулась младшая сестра.

— Да погоди ты! — отмахнулась старшая и вновь обратилась к подруге, практически, бегом несущейся в свою комнату: — Хочешь, я... мы с тобой побудем?

— Нет, нет, всё хорошо! — шатенка забежала в свою комнату и сразу прикрыла за собой дверь, лишь только высунув носик наружу: — Не волнуйся за меня! Спокойной ночи, чмоки! — она захлопнула дверь, запирая её изнутри и привалилась к ней спиной, переводя дыхание.

— Что это она? — недоуменно спросила старшая.

— Ты, сеструха, иногда такая слепая! — опять хихикнула младшая и, оценив непонимание, написанное на лице сестры, добавила. — Какому-то парню сегодня повезёт!

— Какому? Садовнику, что ли?

— Да не садовнику!

— А кому? — изумлённо спросила старшая.

— Ой, сестрёнка, ты у меня временами такая блондинка! Неужели ты не видишь? — она безнадёжно вздохнула и всплеснула руками. — Ладно, пойдём уже, что ли, на кухню!

— А зачем на кухню?

— Мороженое жрать! Заснуть сейчас у меня точно не получится!

— Почему? — блондинка по-прежнему ничего не могла понять.

— Болеть буду. Переживать!

— За кого?

— “Интер” сегодня с “Челси” играет...

— О, я тоже хочу!

Младшая вздохнула и развела руками.

Выйдя из ступора, шатенка подбежала к окну, чтобы убедиться, что оно открыто, а потом в панике заметалась по комнате между комодом и ванной, готовясь к приёму гостя. Тщательно, но быстро помылась, опрыскала себя любимыми духами, надела давно дожидавшееся именно такого случая бельё, пеньюар сверху, растрепала волосы. Откинула с постели одеяло и взбила подушки, а потом выключила свет и улеглась, приняв самую соблазнительную позу. Подумав, повернулась, приняв другую, не менее соблазнительную позу. Взяла с тумбочки расческу и причесалась. Потом опять сменила положение и снова растрепала волосы. Потом, извертевшись, натянула на себя одеяло и свернулась калачиком, проклиная всё на свете.

Когда девушка уже готова была расплакаться, в окно, сквозь которое комнату заливало лунным светом, бесшумно скользнула тень. Она подскочила и села на кровати, недовольно глядя на молодого человека, который, идя к ней, сдирал с себя одежду:

— Я тебя так долго ждала! — с упрёком произнесла она.

— Ровно пятнадцать минут, милая!

Она вздохнула, скользя ладонями по его рукам, плечам, спине, повисая на нём, прижавшись всем телом:

— Дурак ты, всё-таки! Я тебя так долго ждала! — и довольно пискнула, придавленная сверху.

* * *

Через пару часов мерного галопа он понял, что силы на исходе. Сначала, рванув к цели изо всей мочи, он с непривычки запыхался, и ему пришлось полежать несколько минут, высунув язык и восстанавливая дыхание. Потом он ещё несколько минут лакал болотную воду, походя сметая с илистого дна мелкую живность широким шершавым языком. Потом он снова поскакал, но уже не так быстро, и постепенно выработал “крейсерский режим”, который позволял ему делать километров шестьдесят-семьдесят в час, не выдыхаясь при этом.

Он остановился и поглядел по сторонам. Ничего. Болота с мелочью вроде тритонов и лягушек, которая всё равно не могла его насытить, давно кончились и теперь он стоял посреди поросшей мхом пустоши на краю того, что раньше, когда белый туман ещё не укрыл землю от солнца, было лесом. Вдали между деревьев ему виделось несколько силуэтов, которые выглядели достаточно крупными и аппетитными. Гарри трансфигурировал в человека и сел на землю в ожидании, тихонько посвистывая. Силуэты не спешили приближаться и кружили в отдалении, очевидно, занятые своим делом. Он тоже не спешил. Земля вокруг буквально кишела червями и жуками, и один удар кошачьей лапы, в которую он превратил руку, вывернул на поверхность множество аппетитной закуски. Гарри мысленно благодарил Белёсую Тварь, которая щелчком по лбу начисто лишила его брезгливости, в иной ситуации помешавшей бы ему методично выковыривать из почвы сочных червяков и личинок и находить хрустящих жуков.

Наконец, его заметили. Прелесть его нынешнего облика была в том, что худой человек не нёс в себе угрозы потенциальным лесным хищникам, в отличие от чёрного котёнка весом в полторы тонны. Силуэты разошлись в стороны, охватывая Гарри полукругом и начали постепенно приближаться. Они пару раз уже мелькнули между обглоданных стволов деревьев, и он смог опознать в них что-то, похожее на помесь росомахи и волка. То есть, довольно крупные звери на коротких ножках, которые позволяли им на бегу отлично видеть в небольшой — до метра — просвет между землёй и туманом. Поттер насчитал около пятнадцати особей. Если каждая весит хотя бы по тридцать килограмм... В общем, кошака своего он накормит до отвала.

Всё так же лузгая жуков, как семечки, Гарри ждал. Атакующие тоже не торопились. Несколько остались в засаде — как он понял, самки с детёнышами, а остальные, резко ускорившись с дистанции пятьдесят метров, ринулись в атаку. Дождавшись, пока первые приблизятся на расстояние в десяток метров, он трансфигурировал в зверя и прыгнул вверх с таким расчётом, чтобы приземлиться ближе к последним из нападающих. Одного от нут же оглушил лапой, второй был перекушен пополам за один укус, и он сразу начал жевать то, что попало в рот. Третий был вспорот ударом когтей. Всё произошло за какие-то доли секунды, и звери даже не успели издать ни звука, как он опять взвился вверх, в туман.

Едва он вступил в схватку, как в нём сработал какой-то переключатель. Он уже ничего не соображал, и лишь одна мысль, одно желание стучалось в толстую стенку его кошачьей черепушки — убивать! Он стрелой метался от одного зверя к другому, круша, разрывая на части, вспарывая животы и откусывая головы. При этом он не забывал закинуть в рот кусок очередной тушки, которая, наполовину пережёванная, вываливалась на следующую жертву. Красная пелена застила ему глаза. Покончив с атакующими, он сожрал двоих из них, перетирая кости в труху вместе с мясом своими мощными челюстями, а потом стрелой бросился в сторону тех, что остались сзади, потому, что они были ещё живы. Вот, он приземлился рядом с двумя особями покрупнее и тремя совсем маленькими, и одна из самок бросилась на него в безнадёжную атаку, тут же с визгом отлетев в сторону от удара лапой. Вторая закрыла собой детёнышей и оскалилась, прикованная на месте ужасом и долгом.

“— Не-е-ет!” — где-то в глубине мозга огромной кошки раздался вопль отчаяния. Гарри остановился, опустил лапу и втянул пятнадцатисантиметровые когти, озадаченно разглядывая мягкие розовые подушечки. Угар схватки постепенно проходил, и он вновь обрёл способность мыслить. Последняя самка, поняв, что он не будет на неё нападать, захлопнула пасть и шагнула назад, почти садясь на пищащих от страха детёнышей. Он негромко рыкнул и пошёл к той, что угодила под удар его лапы. Она была без сознания, но ещё дышала. Он втянул длинные клыки, осторожно поднял её зубами за шкирку и отнёс к выводку. Положив свою ношу там, он запрыгал обратно на место побоища, откуда так вкусно пахло кровью. Стараясь не вдыхать дурманящий запах, он нашёл живого ещё самца и понёс его к остаткам стаи. Закончив гуманитарную миссию, он вернулся и устроил себе пиршество, в первый раз с момента попадания сюда и своего ранения наевшись досыта.

Когда он проснулся, оставшиеся звери уже исчезли. То ли они ушли, то ли их съел кто-то более многочисленный и сильный — его не волновало. Он пришёл сюда за Панси. То, что удалось набить желудок, было приятным дополнением к миссии. Не радовало внезапно обнаруженное помутнение рассудка в битве. С этим нужно было что-то делать, но что — он не знал. Он встал, добежал до ближайшей речушки, где, наконец, нашёл воду не чёрную, а просто мутную, и с удовольствием вылакал пару вёдер. Перепрыгнув водную преграду, он поскакал дальше, куда показывала указующая стрелка в его голове.

Место он узнал сразу, ещё только в предместьях. Поняв, где он находится, он набрал скорость, огромными прыжками перепрыгивая прямо через руины домов, заранее зная, куда его ведёт Белёсая Тварь. Перепрыгнув через то, что раньше было каменной оградой, а теперь было лишь полоской кирпича рядом с развалинами особняка, он резко затормозил, сразу найдя свою цель. Небольшой кусок камня, изящно отёсанный и отшлифованный, который каким-то чудом пощадило время. Выгравированное на нём лицо любимой.

Панси Паркинсон

которая не любила, когда её звали Персефона

6.8.1980 — 20.6.1998

Он присел рядом на корточки и провёл ладонью по верхнему краю камня, стряхивая пыль. Перед его глазами встало видение её родителей, печально стоящих у этого камня. Он встряхнул головой и понял, что цель его сменилась. И опять он знал, куда его ведут. Похоже, Тварь догадывалась о том, что её картинки могут оказаться недостаточно убедительными, и решила устроить ему выезд на природу. Чтобы прочувствовал, как следует. Гарри обернулся и поскакал, хотя тут и пешком было недолго. А вот и знакомый садик и в нём, отчего-то, пять надгробий. Сердце его сжалось при мысли, что Дафна уже была не одна, когда он её оставил.

Два надгробия без имён и без дат. Похоже, что их ставили чиновники из Министерства, желавшие поскорее покончить с этим.

Мистер Гринграсс

— 12.1.1999

Миссис Гринграсс

— 12.1.1999

... И умерли в один день. Через полгода после его исчезновения. Неужели настолько была важна его жизнь для выживания этих людей? Он коснулся надгробий, и перед ним встала картина — превратившаяся в бледную тень и состарившаяся миссис Гринграсс, с палочкой передвигающаяся по дому. Седой, как лунь, мистер Гринграсс, рыдающий над телом жены...

Астория Гринграсс

1.7.1982 — 1.7.1998

Гарри коснулся камня, и перед ним возникли картины свадьбы, если это можно так назвать, Астории. Бледная невеста в фате, задающий ей вопрос чиновник Министерства, проводящий обряд. Её гордо вскинутая голова и ответ, после которого она падает бездыханной. Отданная ненавистному ей человеку в день своего шестнадцатилетия.

Дафна Гринграсс

31.3.1980 — 19.10.1998

Зная, что он увидит, он коснулся камня. И увидел Дафну, безостановочно льющую слёзы. А потом — Гойла в окружении Пожирателей в масках, камнем добивающего истерзанное тело в переулке маггловского Лондона. Ускользающее сознание успело зафиксировать, что он опять превратился в зверя. Потом были какие-то стены и заборы, которые он просто прошибал лбом, разбегающиеся в страхе стаи местных животных, похожих одновременно на крыс и на собак, и, наконец, прохладные воды Темзы, в которые он нырнул и замер, позволив воде сомкнуться над ним. Очнулся он в том же садике неведомо, каким образом оказавшись в нём. Он посмотрел на камень на могиле Дафны, чувствуя, как ярость снова заполняет его. Теперь ему было понятно, зачем Белёсая Тварь направила его сюда. За мотивацией. Он должен спасти Дафну. Он должен спасти Асторию.

А кто же пятый?

Гарри Поттер

31.7.1980 — 20.7.1998

У него как камень с души свалился от осознания того, что, по крайней мере, Дафна не была беременна и его ребёнок не погиб вместе с ней. Превратившись в зверя, он двинулся к своей последней, как он надеялся, цели.

Время, казалось, пощадило Биг Бен. Крыши, правда, не было, как не было и часов. Его цель была там, где зиял чёрным глазом проём для циферблата. Гарри медленно зашёл вовнутрь. Лестницы не было. Раздумывать долго он не стал, и просто запрыгнул на торчащий метрах в шести над ним кусок перекрытия, как раз достаточный, чтобы на нём уместились четыре лапы и хвост. Посыпалась каменная крошка, но балка выдержала. Он высмотрел окошко ещё в четырёх метрах выше, в которое, в принципа, должен был пролезть, и прыгнул туда, чуть при этом не промахнувшись и с трудом удержав равновесие. На следующем прыжке он уже промахнулся без “чуть”, и свалился вниз, отчаянно крутя в полёте хвостом и лапами. Обошлось.

Он падал ещё два раза, причём, в последний раз — когда до площадки с часами оставался последний прыжок. Раскачиваясь перед тем, как прыгнуть, он позорно оступился и полетел, едва не зацепившись по пути за торчащую ниже балку. Каждый раз приходилось начинать снова, но очередное восхождение проходило быстрее, поскольку он скакал, уже почти не задерживаясь, заранее зная дорогу. Последний прыжок был для него самым страшным — всего три метра вверх, но — восемь вперёд, после чего он попадал на Т-образное пересечение трёх балок шириной сантиметров сорок каждая. И всё это — в более, чем тридцати метрах от земли. Чтобы попасть на площадку, нужно было пройти по центральной ещё с десяток метров. Он добрался до последнего уступа и сел, раскачиваясь и раскручивая внутреннюю пружину, прицеливаясь и подбираясь. Полуторатонная туша взмыла в воздух, обрушивая уступ и лишая Гарри надежды на ещё одну попытку, он пролетел по воздуху, выходя к балке по касательной, мягко принял вес на лапы и побежал по балке, гася горизонтальную скорость.

Целью его путешествия было огромное гнездо, свитое, точнее, сложенное из строительного мусора и тряпок, которые орёл-переросток собирал по всему городу, в углу рядом с огромным проёмом для циферблата. Внимательно оглядев окрестности, Гарри подошёл ближе и заглянул вовнутрь. В гнезде лежало яйцо. Панси нигде не было. Яйцо было большое, около полуметра длиной и сантиметров сорока в диаметре. Он залез в гнездо и, превратившись в человека, попробовал его поднять. Килограмм двадцать, не меньше. Тяжело, конечно, но — терпимо. Гарри потащил было яйцо к краю гнезда, но тут же понял, что яйцо должно оставаться там, где было — указующая стрелка в его голове упрямо показывала на центр гнезда. А Гарри, соответственно, должен оставаться с ним. Положив яйцо на место, он опять трансфигурировал и, обернувшись вокруг яйца, заснул.

Проснулся он от какого-то непонятного постукивания прямо ему в ухо. Гарри поднял голову и огляделся. Ничего. В этот момент из яйца снова раздалось постукивание. Он с недовольным ворчанием встал и отодвинулся от него, внимательно следя за происходящим. Стук из яйца участился, а потом на нём появилась трещинка. Гарри осторожно просунул в неё острый кончик когтя и покачал пытаясь расширить. Стук изнутри яйца не утихал, и очень быстро оно покрылось сетью трещинок. Поттер удалось таки подцепить кусочек оказавшейся очень толстой скорлупы, и почти сразу яйцо практически развалилось на глазах, явив ему белого пушистого цыплёнка, если можно было так назвать эту птицу с крючковатым носом размером с небольшого страуса. Цыплёнок сначала ошарашенно озирался по сторонам, а потом, разглядев перед собой милого чёрного котёнка, вдруг начал истошно вопить, переходя в ультразвук. Гарри, нежные уши которого такой пытки выдержать не могли, сначала упёрся мордой в дно гнезда, лапами укрывая уши, а потом, отчаявшись, рефлекторно трансфигурировал.

На удивление, птица сразу замолкла, разглядывая возникшего перед ней человека. Некоторое время она сидела, нахохлившись, а потом раскрыла клюв, задрала голову и сказала:

— Чив! — и, посмотрев на Гарри одним глазом, добавила специально для тех, кто не понял: — Чив!

— Ты, что, жрать хочешь? — спросил он.

— Чив! — сказала птица.

Он огляделся по сторонам и принялся собирать наиболее крупных жуков, которых мог найти в гнезде. Набрав две полные пригоршни, он протянул жуков цыплёнку. Тот посмотрел на еду и клюнул. Руку Гарри пронзило ужасной болью, и от вида крови, фонтаном брызнувшей из ладони, он непроизвольно трансфигурировал, а птица, сразу оторвавшись от жуков, начала истошно вопить. Он был вынужден закрыть уши и упасть мордой в гнездо, одновременно вновь превращаясь в человека. Птица тут же, как ни в чём не бывало, принялась подметать разбегающихся жуков, а Гарри с удивлением смотрел на свою ладонь, на которой опять не было ни царапинки.

Птица наелась и степенно вышагивала вокруг. Гарри видел, что его цель перемещается вместе с нею, но не мог понять, что он него требуется. Он осторожно погладил её, а потом, осмелев, взял на руки. Указующая стрелка в голове тут же развернулась, давая направление за горизонт. По его прикидкам, обратно в Окснам, к алтарю и Белёсой Твари. Он не знал, зачем твари птица, но точно знал, что ей нужна и Панси, и верил, что в конце концов Тварь ему покажет, где её найти. Оставалась только придумать, как отсюда спуститься. И думать даже не стоило о том, чтобы делать это в форме животного — глупая птица верещит так, что его моментально выбывает обратно в человеческий облик.

К счастью, Тварь, похоже, знала, что ему предстоит, и немного подготовила его. Рюкзак из непромокаемой паутины помимо других полезных вещей также нёс в себе верёвку из той же паутины, лёгкую и гибкую, но его чёрный кинжал упорно отказывался её резать, так же как не смог поджечь её его огонь. Гарри с трудом вылез из гнезда, машинально отметив, что стрелка в голове опять показывает на гнездо, а точнее, на его жильца, подошёл к краю площадки и размотал верёвку вниз. Она легко достала и ещё половина мотка осталась у него на плече. Он обмотал верёвку вокруг себя и стал разматывать второй конец, который, как оказалось, тоже достал. Отлично. Ему было жаль расставаться с лёгкой и прочной снастью, и возможность оставить свободным второй конец, за который можно было бы освободить верёвку, его сильно порадовала. Он нашёл торчащий из земли кусок арматуры, который должен был удержать его вес, если судить по тому, что загнуть его в нужном направлении у него не получилось, как он ни пыхтел. Пришлось перекидываться в зверя, загибать прут и превращаться обратно в человека, чтобы привязать к нему верёвку.

Проделав всё это, Гарри занялся самым сложным делом — предстояло уговорить птицу полезть в рюкзак. Оказалось — ничего страшного. Странное создание стоически терпело, пока он заворачивал его в постиранную в болотной воде и высушенную мантию, оставшуюся о Панси, а потом запихивал свёрток в рюкзак, слегка только повозмущавшись, когда он затянул горловину. Мелькнула мысль — превратиться в зверя и донести в зубах, но он не был уверен, не почувствует ли птица изменившийся запах. Он закинул рюкзак за спину и стал примеряться к верёвке.

Когда он был в последний раз у Дурслей, Гарри краем глаза зацепил передачу по телевизору, где несколько придурков спускались по верёвке с отвесной скалы. Они пропускали верёвку за спиной и над локтями, создавая достаточно трения, чтобы удерживать тело неподвижным, а потом, толкаясь от стены, скачками перемещались вниз. Ключевой момент был в том, что те скалолазы были одеты в перчатки, а у него перчаток не было. Гарри обмотал ладони концами мантии и проверил, крепко ли он держит верёвку. В принципе, в падении ничего страшного не было — сорвавшись, он мог мгновенно трансфигурировать и приземлиться на четыре лапы — но его беспокоила сохранность ноши за спиной. Еще раз проверив, крепко ли держится верёвка, он подошёл к краю и прыгнул вниз.

Сначала он не мог правильно подобрать усилие, с которым нужно было сжимать верёвку, потом — медленно опускался до следующей опоры для ног, потихоньку стравливая, а после этого спуск занял буквально десяток секунд. Несколько прыжков — и он уже на земле. Дёрнув за свободный конец, он освободил свою снасть и принялся наматывать её на локоть. Потом он отрыл горловину рюкзака, откуда тут же появилась любопытная головка птицы, и уложил туда верёвку. Теперь ему очень хотелось пить, и стоило поискать источник.

Проблема воды не вставала, когда он находился в животной форме. У зверя был поистине стальной желудок, легко переваривающий пойманных животных вместе с костями, и воду он лакал, откуда придётся — заболеть он не боялся, а к отраве его не подпустило бы чуткое обоняние. Превращаясь обратно в человека, он не мог себе позволить пить из луж и болот, но Белёсая Тварь предусмотрела и это. Она дала ему с собой особую бутылку, которая, как и всё, выданное ею, было соткано из паутины. Бутылку нужно было окунуть в воду, неважно, в какую. Главное — держать над водой горлышко, чтобы не дать воде попасть вовнутрь через него. Через некоторое время бутылка заполнялась кристально чистой водой — очевидно, стенки каким-то образом фильтровали грязь, позволяя очищенной воде с необходимым комплексом солей проникнуть внутрь.

Ближе к Брент Кросс он, как раз, прошёл мимо пруда и смог набрать воды. Птица снова раскричалась, требуя пищи. Гарри наловил жуков побольше и накопал червяков, чтобы хватило на ночь. Потом он привязал к птичьей лапе верёвку и лёг спать прямо на пригорке, где ловил насекомых. Проснувшись наутро, он застал птицу спящей, нахохлившись. Гарри ещё поел, набрал воды про запас и стал укутывать птицу, когда обнаружил в руке комочек белого пуха, очевидно, оторвавшегося от его питомицы. Он быстро нашёл на её спинке участок розовой кожи, откуда выпал пух, попытался было приделать на место, а потом, плюнув, просто замотал птицу и посадил. По его прикидкам, топать ему было около двух недель, хотя он и вышел на то, что когда-то в прошлом было дорогой А1, которая теперь уже потрескалась, местами просела и повсеместно заросла всё тем же мхом.

Он шёл, пока мог, потом останавливался, кормил и поил птицу, добывал обоим насекомых и мелкую живность, искал воду, усаживал птицу в рюкзак и шел дальше, пока ноги не уставали совсем. Птица постепенно росла, и если вначале она весила килограмм двенадцать-пятнадцать, то через пару дней уже приблизилась к двадцати, не в последнюю очередь благодаря усиленному питанию. На третий день он заметил, что совсем было поначалу микроскопические покрытые пухом крылышки цыплёнка стали быстро удлиняться, а отдельные пальцы на лапах начали срастаться. Пух на голове потемнел и стал длиннее. На пятый день, когда он остановился у дорожного указателя с надписью “Стамфорд”, он заметил, что и лапы у птицы удлинились, но она по-прежнему прыгает на полусогнутых. На шестой, когда он прошёл Грантэм, Гарри сделал открытие, которое повергло его в глубокий шок.

Пух с птицы облетал всё сильнее, но перья, тем не менее, не росли, и проплешины сверкали чистой розовой кожицей. Когда на грудке отвалился очередной клок, окончательно оголив всю левую сторону, под ним обнаружился сосок. Такой же тёмный сосок, как он уже видел совсем недавно, хоть в тот раз он усиленно заставлял себя на него не смотреть. Страшная догадка поразила его, и он начал лихорадочно снимать с себя куртку, рубашку и майку, чтобы последние два предмета надеть на ставшую внезапно столь драгоценной ношу. Вырядив птицу в своё бельё, он тут же прижал её к груди.

— Панси, милая моя! — он не обращал внимания на текущие слёзы, благодаря судьбу за то, что та вернула ему любимую. Птица притихла и не шевелилась, несмотря на то, что он её только что не душил в своих объятьях. Гарри же размышлял, как так могло случиться, что Панси оказалась цыплёнком в яйце, и что же эта за загадочная птица, которая её утащила, а, самое главное, почему она не прилетает за своей добычей.

На следующий день его любопытство было частично удовлетворено, хотя и не таким образом, как ему хотелось бы. В какой-то момент Панси-птица, которая уже помещалась в рюкзак только наполовину, начала дрыгаться у него за спиной и кудахтать. А потом с неба раздался крик. В этот раз благодаря своему третьему глазу он сразу смог увидеть огромного орла, по сужающейся спирали парящего в небе. Панси попыталась ответить “родительнице” таким же криком, но вышло лишь пищание. Птица в небе перестала кружить и камнем устремилась вниз, что, учитывая её размеры, выглядело устрашающе. Гарри зажег на ладони огонёк и приготовился защищаться.

Пернатый монстр смог увернуться лишь от первых двух огненных шаров, а третий, начисто сметя перья с левого крыла, заставил чудовище шлёпнуться оземь и застыть бесформенной кучей. Гарри осторожно подходил к нему. Он подумал, что можно было бы покормить котика, поскольку мяса в этой твари должно было быть предостаточно. Но его подопечная разрушила его планы. Она начала биться в рюкзаке столь отчаянно, что ему пришлось её выпустить, и Панси-птица тут же, смешно семеня и сверкая совсем уже человеческими голыми пятками из-под его рубашки, побежала к чудовищу и сразу нырнула под уцелевшее крыло, жалобно пища. Сама птица, полежав немного, подобралась и подняла голову. Гарри тут же зажёг на ладони огненный шар.

Он подходил всё ближе, а птица не атаковала, лишь глядя на него своим огромным жёлтым взглядом. Из-под крыла выползла Панси и встала перед нею, что-то жалобно квохча. Когда он до птицы осталось всего пять метров, он увидел, что из глаз Панси на пух на его лице скатываются слёзы. Она просила его. Гарри встал и погасил огонь, а потом, глядя в жёлтый глаз, показал сначала на Панси, а потом — на себя:

— Она — пойдёт со мной! — потом он показал на птицу и на землю. — Ты — останешься здесь! Понятно?

Птица задрала голову, заставив его отшатнуться, и издала жалобный клёкот. Тот самый, что ему снился, когда он шёл в Окснам. Жалобно пища, Панси повернулась к ней и опять забилась под крыло, лишь высунув наружу головку. Птица загнула голову и клювом погладила Панси, курлыкая в ответ на её писк.

— Пойдём, Панси! — позвал Гарри. Птица приподняла крыло и подтолкнула Панси к нему. Гарри заботливо укутал её в мантию и положил в рюкзак. Пора было идти.