Астерия: Ода меланхолии (гет)

Инстинкты гнали её вперед, всё дальше и дальше в лес. Перед глазами расползалась красная пелена, смазывая все краски, но её вел ветер, и еще запах, густой, резкий, насыщенный, он обжигал её гортань, и она бежала, ориентируясь на него, не останавливаясь. Она была зверем, хищным и грациозным, и длинные лапы её легко отталкивались от мерзлой земли, засыпанной опавшей хвоей и сухими ветками.

Вдруг она остановилась. Запах стал отчетливей, острые уши улавливали теперь перепуганное биение чужого сердца. Она припала к земле, чувствуя, как мелко дрожит под лапами земля. Кто-то бежал навстречу, загнанный и испуганный, и она прыгнула.

Лапы черпнули воздух, но острые, как ножи, зубы успели вцепиться в горло, и она, извернувшись, бросила добычу на землю. От лап её по земле мгновенно стал расползаться иней, из пасти вырывалось ледяное дыхание. Перед ней лежала крупная лисица, бока которой слабо вздымались.

Она склонила голову над лисицей, и шерсть жертвы стала покрываться изморозью. В глазах лисицы, почти подернутых мутной пленкой, отражались зрачки зверя, которым она была. Сверкнули в темноте алые глаза, и она вцепилась в шею лисицы, чувствуя, как течет по горлу чужая теплая кровь, согревая ледяные жилы.

Она подняла голову, только выпив всё до последней капли. В голову ударили новые запахи, волна звуков и шорохов накрыла её. И в тот же момент что-то выдернуло её из тела зверя и потащило назад, сквозь лесную чащу. По лицу больно хлестали ветки, разрывая тонкую, уже человеческую, кожу до крови, оставляя длинные царапины на бледных руках.

Она забыла своё имя.

А затем спина коснулась воды, и Астерию поволокло на самое дно. В ужасе закричала она, выпуская последний воздух из легких, вместе с ним — тонкую струйку крови, которая расплылась над ней, как распустившийся красный цветок мака, и это было последним, что она видела, прежде чем темнота стала застилать её глаза.

Она забыла своё имя.

Имя. Кто она?

— Мама.

Как же сложно было вынырнуть. Поверхность озера заледенела, пропуская лишь слабый зеленоватый свет. Она ударила рукой, но ногти лишь зацепили толстую корку льда. Дыхания не хватало. Имя?

— Мама.

Астерия открыла глаза. Она была в своей постели, под её пальцами был не лёд, а теплый хлопок белой простыни, которую она судорожно сжимала.

— Мама, — взволнованно повторил Скорпиус, легонько тряся её за плечо. — Мамочка, просыпайся, сегодня Рождество!

Утро было солнечное, и на кровать падали тонкие лучи, путаясь в золотистых волосах Скорпиуса. Астерия приподнялась, и, проведя ладонью по лицу, как паутину стряхивая остатки сна, улыбнулась.

— С Рождеством, дорогой, — сказала она, прижимая Скорпиуса к себе. — Ты уже открыл свои подарки?

Скорпиус смешно затряс головой и протянул Астерии зажатую в кулаке липкую полосатую конфету.

Выходя вслед за Скорпиусом из комнаты, Астерия на секунду задержалась и бросила взгляд на кровать. Соседняя половина кровати была аккуратно застеленной, словно на ней никто и не спал. И она знала, что так и было. Драко посмел пропустить даже праздничный ужин, сославшись на дела, и не было ничего удивительного в том, что он так и не пришел домой тем вечером.

Декабрь выдался холодным. Поместье гудело сквозняками, содрогаясь от сильных порывов ледяного северного ветра. Даже невозмутимые портреты, прежде молчаливо взиравшие на новое поколение Малфоев, брезгливо морщились и просили перенести их из сырых коридоров в библиотеку, где было относительно тихо и уютно.

Разогрев для Скорпиуса молоко, Астерия сварила себе кофе и села напротив сына на кухне. Скорпиус вдохновенно рассказывал о подарках от дедушки и бабушки, а Астерия просто смотрела на него. И ей хотелось плакать. Сын был самым дорогим для неё человеком. Из-за сына они с Драко всё еще были в браке.

Именно их общая любовь к сыну сближала и. Их отношения трещали по швам, и они оба видели это, видели и молчали.

Молчание могло бы стать девизом их распадающейся семьи. Ни слова о прошлом, о настоящем, о будущем. Ни слова о мечтах, надеждах и страхах. Ни слова о кошмарах, мучивших их ночами, ни слова о разочаровании, что жгло сердце раскаленной острой иглой.

Для всех остальных их семья была недостижимой сказкой, идеальной и красивой. Их семья была похожа на хрустальную вазу. И никто не вглядывался в мелкие трещины, что покрывали её поверхность, никто не вглядывался в многочисленные «Репаро», что удерживали кусочки вместе. Осколки. Пыль...

Между ними была какая-то странная стена, которая возникала, если молчание пытались нарушить. Что-то происходило, но это «что-то» ускользало от внимания, будто юркая змейка, заклятая заклинанием для отвода глаз... Год за годом.

Иногда Астерии казалось, что всё еще можно спасти. Это случалось в те редкие моменты, когда Драко брал отгулы и проводил время со своей семьей. В большинстве своём такие дни выпадали на праздники, а на праздники было не принято выяснять отношения или говорить о делах. И они забывались... И были счастливы. На самом деле были.

Астерия чувствовала любовь Драко к ней, к сыну, и она обманывала себя тем, что это всё покроет, всё искупит, всё исправит. Она говорила себе, что любовь важнее понимания, важнее слов. Любовь сильнее всего, любовь всё изменит.

Любовь. В искреннем заразительном смехе сына, съезжающего на новых санках с горки, в маленьких морщинках — «гусиных лапках» — в уголках глаз Драко, в его улыбках, таких редких, а от того — ценных.

Волшебная сила из её детских снов, сказка, которую она так хотела воплотить в жизнь, единственная и искренняя её мечта. Любовь.

Пусть немного наивная, в чем-то — трогательная, робкая, глупая, слепая, а Дафна сказала бы — близорукая, она всё равно оставалась любовью, как птица с перебитой лапкой всё равно оставалась птицей. И, как и в случае с птицей, Астерия не оставляла надежды, что однажды её любовь исцелится.

За окнами разыгралась настоящая буря, и в мольбе Скорпиуса пойти на прогулку пришлось отказать.

Поместье засыпало белым снегом, а глаза Скорпиуса радостно светились.

— Как в сказке, ма! — радостно восклицал он, прижавшись носом к холодному окну в библиотеке. — Как ты думаешь, к обеду снег перестанет идти?

— Всё может быть, дорогой, — невнимательно ответила Астерия. Она шла мимо длинных стеллажей, пробегая кончиками пальцев по корешкам в поисках новой сказочной истории для Скорпиуса.

— Предлагаю поискать в соседней секции, леди, — с сильным французским акцентом проскрипел портрет неизвестного Астерии Малфоя. — Моя жена собирала различные предания, если Люциус не сжег их, они там.

— Спасибо, — Астерия, закусив губу, пробежалась взглядом по названиям. Но тома, наверное, за столько лет были расставлены в совершенно другом порядке, и Астерии попадались только мифы и легенды, связанные с Норманским вторжением.

Наконец, нужная книга была обнаружена.

Пока Скорпиус с восторгом разглядывал лепреконов на движущихся картинках, Астерия вернулась к книжным полкам. Одна книга сильно выделялась на фоне других. Она была тонкой, очень потрепанной, и выглядела так, будто собиралась рассыпаться на куски от одного только прикосновения. На грязной рыжей обложке, сделанной из кожи животного, не было никаких надписей. На всякий случай Астерия провела кончиком волшебной палочки над книгой, сканируя на наличие вредного волшебства.

— Мам, так ты почитаешь? — Скорпиус аккуратно перелистывал страницы. — Я уже выбрал историю.

— Да, сейчас, — откликнулась Астерия. — Погоди минутку.

Из чистого интереса Астерия открыла странную книжечку на середине и едва не ахнула. Со страницы на неё смотрели злые звериные глаза, нарисованные чем-то, сильно напоминающим засохшую за долгие годы кровь.

Подавив желание закрыть книгу и брезгливо запихнуть её подальше в стеллаж, Астерия все же взглянула на подпись. Строчки витиеватых букв струились по потрепанной странице.

« В ночи рождалось и набиралось сил новое зло. В тёмных непроходимых лесах, врастая всем своим существом в узловатые корни угрюмых деревьев, оно таилось, оно ждало, ибо теперь ему принадлежала гулкая вечность.

Сверкали алым пустые мёртвые глаза, блестела пена у клыков загнанного волка, каждый раз — нового, и лес усеивали звериные трупы... И чернела призрачная шерсть, и не оставалось ни зверя, ни птицы, которые бы не слышали его воя.

И шло оно неслышно, обдавая ледяным дыханием выбранную жертву. И загорались во тьме красные огоньки, и скребли землю невидимые когти. А когда развеивался туман, люди видели лишь человека, держащегося за сердце. Дрожащими пальцами указывал он во тьму, и с уст его, мертвенно-холодных, слетало в последнем выдохе: «Скукка».

Демон.

Гэллитрот.

Шак.

Адский пёс.

Гримм.»

Бешено стучало её сердце, когда Астерия возвращала книгу на полку. Холодный воздух обжигал лёгкие, по щекам хлестали ветки...

Она взглянула на свои руки. Длинные пальцы с аккуратными розовыми ногтями, обручальное кольцо, голубоватые прожилки вен. Она помнила их другими

— Как странно, — вырвалось у неё.

— Ма? — Скорпиус немедленно отозвался. — Что там? Уже идешь?

Тряхнув головой, Астерия решительно запретила себе анализировать свои кошмары и вернулась к сыну.

К обеду метель немного унялась. Скорпиус ерзал на кресле, поглядывая на окно — ему очень хотелось если не слепить снеговика, то хотя бы вываляться в снегу.

— Ма, можно уже? — спросил он нерешительно, от нетерпения стуча ладошками по подлокотникам старого кресла.

Астерия выглянула в окно, но не успела ничего ответить, потому что дверь библиотеки с шумом распахнулась, и внутрь заглянул раскрасневшийся Драко, мантия которого была усыпана снегом.

— А вы почему дома? — возбужденно выкрикнул он. — Там же красота такая.

— Ма, можно? Можно? — Скорпиус аж на ноги вскочил. — Я тепло оденусь, ну, мам?

— Ладно, — сдалась Астерия, глядя Драко в глаза. — Пусть Милли тебя оденет.

Драко проводил промчавшегося мимо сына теплым взглядом и обернулся к жене.

— Прости, — сказал он.

— Я волновалась.

— Прости, — повторил Драко, а затем вдруг потянул её на себя, озорно улыбаясь. — Пойдем с нами, Асти. На улице так хорошо.

И хоть на сердце было тяжело, Астерия улыбнулась ему в ответ.

А к вечеру Малфои традиционно уже принимали гостей. Поместье было украшено еще роскошнее, чем обычно, а несколько эльфов в белых накрахмаленных полотенцах и чехлах для чайника, что они нацепили себе на голову вместо рождественских колпаков, сновали между гостями с подносами. Подливали вино гостям вежливые официанты, специально приглашенные из дорогого ресторана.

Перила лестниц обвивали длинные гирлянды из остролиста и таволги, а холе сверкала сотнями зачарованных свечей высокая ель.

Когда они с Драко впервые совместно отмечали Рождество, Астерия спросила, зачем он пригласил к ним в дом столько гостей. Это были послевоенные годы, и поместье Малфоев все еще окутывал морок страшных вещей, происходивших внутри. Астерия не могла поверить, что хоть кто-то из приглашенных придет.

Драко тогда ответил, что главная черта многих — любопытство. А еще — желание забыть и начать с чистого листа. И он оказался прав.

И теперь, спустя столько лет, гости улыбались и смеялись, кружились в танце. Они действительно забыли, приняли Малфоев, как принимали всегда, что бы не сотворили представители этой семьи.

Англия приняла новых Малфоев, о которых знала лишь детали, короткие строчки из газет, полные вежливых канцеляризмов.

Вот Драко Люциус Малфой, молодой сотрудник Министерства магии, оправданный по показаниям самого Гарри Поттера. На Драко прекрасно сидит его мантия и плечи его всегда прямые — он внушает уважение, и, наверное, скоро выбьется в руководители одного из отделов.

А вот его жена, Астерия Малфой, чистая перед взором общественности, хотя, ходили слухи, что она сильно болела и однажды едва не умерла. Сражалась за Хогвартс, есть сестра, знакомая многим, кто обращался в Мунго — бойкая Дафна Уоррингтон.

У Драко и Астерии есть сын — пятилетний Скорпиус, улыбчивый кудрявый мальчишка.

Идеальная семья, отбеленная многолетними связями.

— О, а ты знаком с моей женой? — в голосе Драко было нескрываемое самодовольство. Астерия глубоко вздохнула и заранее вежливо улыбнулась, оборачиваясь.

Возле Драко, смущенно улыбаясь, стоял недавно назначенный старшим аврором Гарри Поттер, а рядом с ним, сунув руки в карманы, топтался вихрастый рыжий мальчишка лет шести, как Астерия могла судить — его старший сын, Джеймс.

— Да, мы знакомы, — Гарри подмигнул Астерии. — Рад вас снова видеть. Спасибо, — кивнул он официанту, который протянул ему бокал с вином.

— Взаимно, Гарри, — впервые за вечер Астерия искренне улыбнулась. — Здравствуй, Джеймс.

Гарри сурово взглянул на сына и тот, смутившись, пролепетал тихое:

— Здрасьте.

Драко нахмурился.

— Что-то я не припомню, чтобы мы уже встречались семьями, — удивленно протянул он.

— Нужно чаще ходить со мной за покупками, — поддела его Астерия и вновь обратилась к Гарри: — А где же Джинни? Разве она не с вами?

— Осталась с Лили и Алом у матери, — Гарри потрепал Джеймса по макушке. — Но мы с Джимом решили к вам заскочить, елками померяться.

— И как? — Драко гордо оглянулся на ель, которую бедные домовики наряжали целый день.

— У нас красивее, — буркнул Джеймс, и покраснел.

Гарри засмеялся и шутливо руками, глядя на хмурого Драко:

— Дети, что с них взять.

— Пойду, поздороваюсь с Браун, — фыркнул Драко и выдернул из рук Поттера бокал, залпом выпивая содержимое, прежде чем развернуться на каблуках и скрыться среди толпы.

— Извини его, — Астерия закатила глаза. — Он иногда ведет себя... Это уму непостижимо.

Она вздохнула и взглянула на скучающего Джеймса.

— Ты не против, если я тебя кое с кем познакомлю? — предложила она.

Джеймс пожал плечами. Астерия улыбнулась.

— Пойдем.

Джеймс как-то нехотя зашаркал ногами, топая следом. Краем глаза Астерия заметила, как Гарри влепил ему слабенький подзатыльник и что-то шепнул.

У самой ёлки крутилась стайка детей разных возрастов под предводительством Скорпиуса, за пояс которого была заткнута почти настоящая пластмассовая сабля.

— Скорпиус, дорогой, к тебе гости. Отвлекись, будь добр.

Скорпиус заинтересованно оглянулся и с восторгом впился взглядом в Гарри. Драко всегда был против того, чтобы сын слушал сказки про Мальчика, который выжил, но Астерия и сама росла, слушая их, и не видела в этом ничего дурного. Скорпиусу истории нравились, и Гарри явно входил в десятку его любимых героев, на ряду с Мерлином и Агриппой.

Наконец, стряхнув оцепенение, Скорпиус важно надул щеки и выпалил:

— Здравствуйте, — это к Гарри. И Джеймсу:

— Привет. Я Скорпиус Гиперион Малфой. Рад познакомиться, — скороговоркой протараторил он и решительно протянул пухлую ладошку Джеймсу.

Джеймс взглянул на отца. Тот кивнул.

— Джим, — громко представился Джеймс. — Джеймс. И зачем-то добавил: — Сириус.

— Привет, Джим Джеймс Сириус, — Скорпиус весь светился. — Пойдешь с нами играть? Мы — пираты!

И не дав Джеймсу опомниться, потащил его за собой, намертво вцепившись в его рукав.

— Надеюсь, они подружатся, — сказала Астерия, увлекая Гарри за собой, туда, где пили грог и разговаривали о политике — к взрослым.

Когда гости разошлись, было уже глубоко за полночь. Скорпиус, размазывая слёзы по лицу, всё же поддался уговорам отправиться в постель, эльфы, вооружившись мешками, традиционно упаковывали оставшуюся еду для приюта при Святом Мунго — традиционная для Малфоев благотворительность.

Астерия была уставшей, но, на удивление, настроение у неё было хорошее, и она тихонько напевала, расчесывая волосы перед зеркалом.

— Праздник удался, — протянул Драко, стягивая мантию. — Репортёр пообещал, что обязательно сделает заметку в Пророке с моей фотографией. Домохозяйкам понравится. Смотри в оба, а то уведут.

— Угрожаешь? — фыркнула Астерия, глядя на него через отражение.

— Да, — ответил он, и комната вдруг стала слишком душной.

— Драко...

Он убрал её волосы на одну сторону, открывая шею. Скользнул руками по ее телу, схватил, притянув к своей груди близко.

— Но я только твой.

— Что ты делаешь, — Астерия попыталась высвободиться, но Драко держал крепко. — Не так.

— Почему? — Драко на миг прижался губами к обнаженной шее. — Я хочу.

Астерия закрыла глаза, позволяя Драко развернуть её лицом к себе. Сухие губы Драко мазнули по её скуле, и Астерия еще сильнее зажмурилась. Хорошее настроение словно испарилось.

От Драко ужасно несло выпивкой.

— Не сейчас, — она уперлась ладонями в его грудь и отстранилась. — Ты выпил...

— И что? — Драко вновь потянул Астерию на себя. — Мы давно уже не спали вместе... Просто помолчи.

Драко уткнулся носом в её шею, жарко и сбивчиво дыша.

— Ты мне нужна сейчас, — пробормотал он, слегка задевая зубами тонкую кожу, от чего Астерия вновь дернулась. — Ты моя жена, — Астерия втянула воздух сквозь плотно сжатые зубы и попыталась расслабиться.

Руки Драко грубо скользили по её телу, и от каждого его прикосновения к горлу Астерии подступала тошнота. Что-то в этом всём было неправильным, грязным, и ей хотелось оттолкнуть его от себя, а затем долго тереть кожу, стирая с кожи отпечатки его пальцев.

Он толкнул её к кровати, навалившись сверху.

— Я так люблю тебя, — пробормотал он. — Моя лучшая девочка... Разреши...

Она кивнула, закрывая глаза.

Она всего лишь хотела, чтобы это закончилось скорее.

Она всего лишь хотела чувствовать себя иначе.

Она всего лишь хотела...

Драко откатился в сторону, сразу же отключившись, а она так и осталась лежать, сжимая в кулаках простыни. На губе выступила и обсохла капля крови.

Она не знала, сколько прошло времени. Комнату заливал лунный свет, а Драко вдруг захрипел.

— Что...? — она, наверное, успела задремать. — Драко?

— Всё нормально, — ответил он, поднимаясь с кровати. — Я сейчас.

Он сделал несколько шагов, а затем схватился за горло.

— Ако... — прохрипел он. — Ако...

И ей вдруг стало действительно страшно. Драко развернулся к ней, держась за горло.

— А... — вновь позвал он, вслепую шаря рукой в воздухе. И тут Астерия закричала. Потому что из открытого рта Драко полилась кровь. Густая, слишком темная, она хлынула страшным потоком, стекая по его голой груди.

— Акон..., — страшный, булькающий хрип, а затем его ноги подкосились и Драко осел на пол.

Трясущимися от ужаса руками она нашарила волшебную палочку на тумбочке и упала на колени радом с мужем, поддерживая его.

— Экспето патронум, — крикнула она. И из кончика волшебной палочки возникла прозрачная серебристая лисица и замерла, ожидая приказаний.

— Проклятие крови! Малфой Мэнор! В Мунго и к Дафне! Быстрее!

Патронус-лисица в два прыжка подлетела к окну, растворяясь в воздухе.

Хрип. Еще кровь. Глаза Драко закатывались. Перевернуть его набок было так сложно, руки скользили в крови. В комнате пахло смертью. Зубами раскусила бусину на ожерелье, влила в его рот зелье — только замедлит, она не знала, не знала...

. — Эннервейт. Эннерв...ейт. Прошу подожди. Эннервейт.