Водоворот (гет)

Она проснулась от толчка, чуть не сбросившего её с широкой кровати.

— Что это было? — вопрос ушёл в никуда. Подушка рядом была пуста

“Куда он умотал на этот раз?” — в отчаянии подумала девушка и прислушалась. Откуда-то снаружи доносились толчки, но уже не такие сильные, а потом и они стихли.

“Понятно, куда! Защитничек...” — с трудом встав, она дотянулась до халата и, надев тапочки заковыляла вниз.

— Если ты не найдёшь ключи через минуту, я высажу дверь Бомбардой! — ещё на лестнице она услышала голос подруги, явно наседавшей на дворецкого. Так и есть!

— Хозяйка, и двери, и стены, и окна зачарованы. Пока держится защита, высадить дверь совершенно невозможно!

— А заавадить одного нерасторопного дворецкого? — растрепанная подруга внушала нечеловеческий страх в розовом халатике и тапочках с ушками.

— Мастер Клод! Мастер Клод! — к дворецкому спешила старшая горничная со связкой ключей.

— А, Бьянка! Спасибо! — тот благодарно принял её ношу и пошёл к двери.

— Нет, ну, ты видела? — обратилась блондинка к подруге. — Полчаса тут ждём, пока они ключи ищут!

— Могла бы и в окошко вылезти! — не удержалась от шпильки её сестра.

— Охота была — ноги ломать!

Сёстры выбежали на лужайку, оставив ковыляющую за ними подругу в одиночестве. Они вышли за кусты, и их взорам открылась живописная картина, — посреди лужайки, разметав вокруг землю и траву, лежал, выворотив корнями землю, огромный дуб. На стволе, размахивая в воздухе бутылкой, сидел садовник, источая аромат двухнедельного запоя.

— Фабио, что здесь произошло?

— Нон капишо, синьора! Же не парле па англес! Ищ шпрехен энглиш нихьт!

И, размахивая бутылкой, затянул какую-то жалобную итальянскую песню. Старшая сестра, поморщившись, пробормотала:

— И отчего я думала, что все итальянцы — замечательные певцы? Этому, похоже, не одно стадо медведей по ушам прошлось! — тут она заметила пришедшую с ними горничную, улыбавшуюся молодому человеку во все тридцать два зуба: — Бьянка, что сие значит?

— Простите, синьора? — переспросила та, поскольку как раз в этом момент садовник изображал из себя раненую белугу.

— Про что песня-то? — крикнула ей на ухо блондинка как раз в тот момент, когда Фабио замолк, набирая воздуха побольше.

— Это песня о бедном рыбаке, который попал из Неаполя в бурное море. А его бедная девушка ждала на берегу. Ждала-ждала, пока не дождалась. Тогда сбросила с себя последнюю одежду и тоже бросилась в бурное море. И сия пучина поглотила ее в один момент. В общем, все умерли... — хихикая, перевела горничная.

— Бред какой-то! И ничего смешного! — девушка строго посмотрела на давящуюся от смеха сестру. — Пойдём! — она развернулась и решительным шагом направилась к дому, утягивая за собой младшую. Навстречу им попалась ковыляющая шатенка. Подруга пронеслась мимо неё, буркнув по пути:

— Ничего интересного, пойдём спать!

Младшая сестра, оценив походку, на ходу улыбнулась и восторженно показала большой палец.

— Фиалки ушли, к Вам идёт трёхцветная, — шепнуло в ухе.

Наконец, девушка дошла до поваленного дуба. Увидев хромающую бедняжку, молодой человек бросился ей навстречу и подхватил на руки.

— Мой рыцарь! — улыбнулась слегка придушенная девушка.

— Отнести тебя в дом?

— Сначала расскажи мне, что здесь произошло! И спусти меня с рук!

Он хитро улыбнулся:

— А если я не хочу?

— Тогда ты садись, а я сяду к тебе на колени!

Садовник присел на траву у ствола дуба, и девушка вдруг поняла, что он чертовски измотан.

— Как-то ты не очень бодро выглядишь! Надолго же тебя хватило! — не преминула она уколоть любовника. Тот вымученно улыбнулся. Она прижалась к нему щекой:

— Мне нравится...

— Что?

— То, что ты сейчас не корчишь из себя Железного Человека. Но, хоть покрепче меня обнять у тебя силы остались?

— Да... любимая.

— Любимая? — она отстранилась, чтобы заглянуть в его поблёскивающие в лунном свете глаза. — Ты уверен?

Он лишь кивнул в ответ.

— Этому я тоже рада. Сегодня, вообще, замечательный день, несмотря ни на что!

— Ты думаешь?

— Уверена! Ты — мой!

— Ты выйдешь за меня? — неожиданный вопрос заставил девушку поперхнуться. Она опять всмотрелась в его глаза. спросив с сарказмом:

— Серьёзно? А что, у меня есть варианты?

— Ну, хорошо, — чуть помедлив, он переиначил вопрос: — Ты хочешь выйти за меня?

— Дурак ты, всё-таки!

— Я бы хотел твоего формального ответа, отражающего именно твоё отношение к вопросу, — улыбнулся садовник.

— Если ты так настаиваешь... — она замялась и подняла голову, подставляя лицо лунному свету. — Да, я хочу всегда быть с тобой. Нет, я за тебя не выйду...

— Почему? — в его голосу звучало непонимание и обида.

— Потому, что! Вот, почему! Ну, ну, не обижайся! — обхватив его голову ладонями, она с усилием повернула лицо к себе. — Мы же съедим друг друга!

— Почему?

Девушка склонила голову на плечо садовника:

— Пообещай мне, пожалуйста, что скажешь мне правду! — попросила она тихим голосом, гладя его грудь. Получив в ответ кивок, она продолжила: — Я тебе задам несколько вопросов... Ты должен на них ответить, понимаешь? — опять кивок.

— Скажи мне, ты на меня злился?

— Да! Очень! — глухо сказал молодой человек.

— Ты считал, меня виноватой, хоть отчасти?

— Нет.

— А отчего злился?

— Я на всех злился. На себя, на тебя... На нашу беспомощность в той ситуации. На неотвратимость нашего будущего.

— Ты по-прежнему считаешь, что поступил плохо?

Он поглядел ей в глаза:

— Ты же знаешь, что у меня не было другого выхода? Знаешь? — она кивнула. — Ты же с Ней общалась, Она наверняка тебе показала...

— Да, показала.

— Ты мне тогда помогла... Распределить ответственность. Я должен был уйти!

— Я тебе сегодня уже говорила, что ты — мой герой?

— Честно? Не помню.

Девушка звонко рассмеялась.

— Не так серьёзно, милый! Скажи мне... Ты и я вместе... Я ведь помню, что ты мне тогда сказал. Это по-прежнему правда?

— Да, это по-прежнему правда, — он улыбнулся, — с небольшим дополнением.

— Ты имеешь в виду, что добавилась младшая? — догадалась она. Он кивнул. — В общем, так, любимый, — она погладила его по груди. — Либо всё, точнее, все, либо — ничего, точнее, никого. Ты понимаешь, о чём я?

— А зачем это тебе? — поинтересовался он.

— Затем, любимый, что ты — мой.

— Любимый? — спросил он. Она, кряхтя, поднялась и задорно ему улыбнулась:

— А ещё я кое-чему научилась!

Он тоже с трудом встал, и она заметила, как он при этом опирается о дерево.

— Чему же?

— Да так, одному фокусу... — картинно зевая, протянула она в тот момент, когда за её спиной выросли огромные — метров четырёх в размахе — белоснежные крылья. Он восхищённо открыл рот:

— А... полностью превратиться можешь?

— Полностью могу, но зачем? — она коснулась пальчиком его носа, заворачивая обоих в крылья. — Летать можно и так.

— Ты изменилась!

— В хорошую сторону или в плохую?

— Я хочу тебе что-то сказать честно и без утайки, — тихо сказал молодой человек. Шатенка навострила ушки. — Я люблю тебя!

Она немедленно впилась в его губы глубоким влажным поцелуем. Почувствовав его руки у себя под халатом, девушка сначала было подалась навстречу, а потом решительно нашлёпала их:

— Убери руки, пошляк! — она оторвалась от него, тяжело дыша. — Сейчас — никак! Давай, ты проводишь меня к себе. И ещё... У нас есть целительница?

— У нас в отряде есть лекарь...

— Не пойдёт. Ладно, сама найду, не волнуйся!

Она сложила руки, а он подхватил её на руки и понёс к дому по мокрой лужайке, густо покрытой предрассветным туманом.

* * *

Он сел, прислонившись спиной к алтарю, а она устроилась у него на коленях и провела рукой по седой пряди в его волосах, вздохнула и стала рассказывать, уткнувшись носом ему в шею:

— Я сначала думала, что тебя потеряла! Мне даже не боялась, что со мной произойдёт. Мне было всё равно. Ты был...

— Не волнуйся! — он поцеловал её в макушку. — Всё это теперь позади.

— Мне было не важно, что со мной будет. Я лишь молилась, чтобы ты выжил.

— Я выжил, милая! — он прижал её к себе чуть крепче.

— Эта птица принесла меня к себе в гнездо и села сверху. Мне не было душно, а было тепло. Потом я заснула, а когда проснулась... Меня не было. Словно я растворилась. Я ощущала какие-то вибрации, и всё. А потом всё как-то постепенно поменялось. Я понемногу начала вновь ощущать себя, хотя по-прежнему меня окружала темнота. А ещё в какой-то момент я поняла, что я в какой-то клетке, да ещё и не могу пошевелить ни рукой, ни ногой. Я стала биться головой, пытаясь вырваться наружу, и клетка треснула, а я увидела самую кошмарную тварь, которую только могла себе представить. Нет, я теперь знаю, что это был чуждый мне страх, но я закричала, что было сил, и тогда я увидела тебя. Я хотела к тебе броситься, но оказалось, что я по-прежнему в клетке, только эта новая клетка была птичьим телом. Всё, что я могла делать — это постоянно просить есть и пугаться до смерти каждый раз, как ты превращался в этого чёрного саблезубого льва.

— Льва? — спросил Гарри.

— Ну да, пропорции у тебя львиные. Только, ты сильно больше обычного льва, весь покрыт длинным мехом и у тебя пушистый хвост. Готова поспорить, у тебя бы от львиц отбоя не было, — хихикнула она. — Потом, когда ты бился с птицей во второй раз, я почувствовала...

— Родство с ней?

— И это тоже, — сказала Панси. — В каком-то роде, но ещё... Она тогда пощадила тебя. Мне показалось...

— Что я должен отплатить тем же?

— Да. А потом ты превратился во льва, и я поняла, что уже вполне могу бороться со страхом и, как могла сидела тихо. А мою одежду ты в гнезде не нашёл? — вдруг спросила она. Гарри помотал головой и вздохнул:

— Я вообще до какого-то момента не понимал, что это — ты. Думал, что Твари...

— Твари? — переспросила она.

— Потом расскажу. Я думал, что ей сначала зачем-то нужна птица, а потом она мне скажет, где тебя искать.

— А кто эта Тварь? — спросила Панси.

— Сначала ты рассказывай.

— Да что тут рассказывать... Я уселась на тебя и поняла, и ты понёсся. А потом мы оказались здесь. А как ты понял, что я — это я?

— С тебя пух облетал.

— И?

— И то, что я тебя в эту одёжку завернул уже после того, как понял, что это ты.

Панси отстранилась и поглядела ему в глаза:

— Ты, что, наглец, опять меня голую разглядывал?

Поттер хихикнул.

— Что ты смеёшься? Отвечай, когда я тебя спрашиваю!

Он погладил её волосы, которые уже доставали до плеч, и снова притянул головку к своей груди:

— Ты — прелесть, Панси!

Потом Гарри рассказал ей про Тварь и про видения, умолчав, однако, о том, что ему нужно будет исчезнуть. Выслушав историю до конца, при этом несколько раз переспросив, когда он рассказывал ей про поедание жуков, она снова отстранилась от него с мрачным лицом.

— Ты что? — спросил он её.

— Ничего! — она опустила голову, разглядывая огромные ботинки Поттера, которые болтались на её ножках, словно клоунские башмаки. — Я, просто, кое-что вспомнила.

— И что, если не секрет? — поинтересовался он.

— Да так, одну дурацкую историю, которую я услышала в школе.

— Да? И что за историю?

Она оторвалась от ботинок и зло посмотрела на него:

— Может, перестанешь прикидываться? Ты прекрасно знаешь, что я имею в виду. Историю про то, как меня похитят, про птицу Рух, про Лаос...

— Ллос! — автоматически поправил Гарри. Панси сощурилась, и в глазах её зажглись опасные огоньки:

— Это всё — из-за тебя, Гарри, — сказала она, вскакивая и нависая над ним со сжатыми кулаками.

— Я тебя сразу предупредил! — он тоже вскочил, закипая. — Рядом со мной — опасно! Что, так трудно было развернуться и уйти?!!

— Да не могла я развернуться и уйти! — выкрикнула Панси, сжав кулаки от злости, и даже подпрыгнув, как петух наскакивая на обидчика.

— Почему? Что в этом сложного? — крикнул в ответ Поттер, чуть не в упор придвинув к ней своё лицо.

— Потому, что я люблю тебя, придурок! — сузив глаза, заорала Паркинсон так, что у него зазвенело в ушах.

— А я жить без тебя не могу! — заорал он в ответ. Ещё пару секунд они стояли друг напротив друга, хищно раздувая ноздри, а потом она прыгнула на Гарри, обвивая его одновременно руками и ногами, сбрасывая ботинки и жадно кусая его губы. Он ответил не менее яростно, лихорадочно сжимая её в объятьях. Оглянувшись, он развернулся и посадил Панси на алтарь. Она на секунду оторвалась, чтобы посмотреть, куда он её поместил, и, вернувшись к поцелую, расстегнула застёжку его мантии, сбросила её на землю, задрав майку, впилась в кожу когтями, оставляя глубокие кровавые борозды и издавая утробный кошачий рык. Гарри положил её на алтарь и стал помогать ей освободиться от одежды, забравшись на алтарь рядом с ней.

Капельки их крови, смешавшись, скатывались в борозды на алтаре, которые совершенно незаметно для молодых людей вдруг засветились голубым светом. Свет заструился вдоль линий узора, пересекаясь с другими сверкающими дорожками и сходясь там, где лежало съёжившееся тело Белёсой Твари. Вокруг веретенообразного комка, как бы закрывшегося подогнутыми лапами, сначала возникло голубое сияние, а потом все полости и выступы начали окутываться голубым туманом, который становился всё более плотным, превращая останки паучихи в кокон. Под громкие вопли и стоны, доносящиеся от алтаря, кокон покрылся такими же световыми узорами, какими уже был украшен весь пол и все стены.

— Смотри, Гарри, как красиво! — сказала Панси, высунув носик из-под мантии Поттера, которой они укрывались.

— Я видал и красивее! — улыбаясь, ответил он, глядя ей в глаза.

— Ах, ты, дамский угодник! — она потрепала его макушку. — Как ты думаешь, что это?

Её глаза расширились, и она вцепилась в плечо юноши, когда голубой узор стал пухнуть, расширяться, пускать побеги в камень и в туман, раздирая его в клочья, укутывая всё вокруг голубым узором, сплошным, как... небо! Перед ней было небо! Родное голубое небо! Они вернулись!

— Панси! Панси, что такое? Почему ты плачешь, Панси?

Не отвечая, Паркинсон лила слёзы, глядя на облака. Гарри тоже повернул голову и чуть не подскочил на месте. Они действительно были дома! Он тут же прижал к себе Панси, чуть не задушив её от радости. Потом он сел, плотнее укутав подругу в мантию, и огляделся. То, что раньше было жертвенным залом, стало большой ровной площадкой из мрамора с голубыми прожилками. Алтарь тоже стал мраморным, внезапно приобретя, несмотря на массивность, некоторое изящество форм. Поттер повернул голову, ожидая вместо чёрной статуи... увидеть тонкой работы мраморное изваяние самой прекрасной женщины, которую он когда бы то ни было видел. Её белое одеяние было всё увито тонкими голубыми и золотыми прожилками, создающими дивный узор на её одежде. Казалось, что богиня улыбалась ему... Не отрывая от статуи взгляда, он встал с алтаря и подошёл к ней, почтительно склонив голову. В его голове пронёсся столь знакомый шторм образов и картинок.

— Силунэ? — произнёс юноша. — Значит, тебя зовут Силунэ? Спасибо тебе за всё! Спасибо, что помогла мне вернуть мою любимую! — он склонился и коснулся губами слегка выставленной вперёд мраморной руки, которая совершенно неожиданно оказалась горячей, как живая плоть. В мозгу снова пронеслись картинки. Он обернулся. — Панси! Иди сюда! — позвал он.

Девушка приподнялась, тщательно заворачиваясь в мантию, как в банное полотенце, и, придерживая её под мышками, подошла к нему. Гарри с горящими глазами прижал её к себе, держа за руку.

— Благослови нас, Силунэ!

В воздухе раздался серебристый смех и как будто просыпалась золотая пыль, которая опала на молодых людей, как будто впитываясь в кожу и волосы.

— Гарри! — провела по его волосам Паркинсон.

— Что?

— Твоя... твоя седина... она исчезла!

Внезапно она покачнулась и сильнее ухватилась за него.

— Что такое? — заботливо спросил он, глядя в распахнутые зелёные глаза любимой.

— Н-ничего, — только и сумела прошептать она, пока перед её глазами мелькали образы, передаваемые ей богиней. Она всё сильнее мрачнела, а когда та закончила, упала на грудь Гарри, кусая губы. Знание того, что она должна сделать, давило на неё невыносимой ношей. Потом мир вокруг померк, и её сознание погрузилось во тьму.