Второй шанс аврора Уизли (гет)

— Ты жив! Вы все живы!

— Герми? Почему ты здесь?! Тебе же нельзя вставать! Целитель Тонкс запретил…

Гермиона попыталась что-то сказать в ответ, но зашаталась от слабости и едва не рухнула на пол. Я еле успел подхватить её и ужаснулся. Кожа любимой оказалась ледяной, а учащенное дыхание говорило, что она бежала к нам со всех ног. В её нынешнем состоянии это было смертельным риском. Увидев нас живыми и здоровыми, любимая улыбнулась так, будто с неё свалился тяжелый груз, и потеряла сознание. А дальше началась гонка со временем. Я уложил Гермиону на трансфигурированную Гарри каталку и со всей осторожностью двинулся вперед. Сам бывший Поттер окутал сестру согревающими чарами, пытаясь одновременно с этим вспомнить некие особые медицинские заклятья. Джордж, будучи сейчас наименее вымотанным из нас, ринулся вперед, надеясь привести помощь. Ослабевшему Фреду оставалось лишь, держась за пояс моего халата, плестись вслед за нами.

Мы двигались настолько быстро, насколько это оказалось возможно, однако чем дольше длился путь, тем сильнее было ощущение будто мы забрели куда-то не туда. С каждым поворотом окружающая обстановка менялась в сторону большей заброшенности и разрухи: в стенах всё чаще открывались зияющие бреши, будто бы пробитые магловскими гренадаметами, лестницы скрипели под нашими ногами, грозясь в любой момент провалится Моргане в глотку. А самое паршивое — нам ни встретилось ни единой живой души. Раз за разом младший из близнецов возвращался, не находя ни целителей, ни медперсонал, ни пациентов.

— Сюда! Бегите сюда!

Голос Хабиба раздался откуда-то сверху. Взяв Гермиону на руки — трансфигурированная каталка просто развалилась -, я опрометью бросился по лестнице, где стоял чародей с клиновидной бородкой. Мы с Герми оказались в безопасности, но остальные… Когда я был уже на самом верху, то почувствовал, как пояс больничного халата треснул и порвался. Бежавшие вслед за мной близнецы и Гарри вскрикнули и вместе с рушащимися ступенями полетели вниз. Н-Е-Е-Т!!!

* * *

Это кошмар… просто кошмар и ничего более. Луна как в воду глядела, оставляя те чудные наборы ниток. Как же они назывались? Ах да — ловцы снов. Энджи утверждала, что если такой повесить у изголовья кровати, то по магловским поверьям все ужасные сновидения будут обходить тебя стороной. Забавно звучит, не правда ли? Вчера вечером близнецы, дабы успокоить сестрёнку, положили своих «ловцов» под подушки, а я вот заартачился, опечалил Луну и увидел кошмар.

Отыскав в прикроватной тумбочке сестринский подарок, я крепко сжал его в руке. Это помогло. Дрожь с частым сердцебиением утихли, давая возможность оглядеться вокруг. За окном начинал брезжить тусклый зимний рассвет, Фред с Джорджем мирно посапывали в своих кроватях, делая окружающую картину успокаивающе-безмятежной. Везучие вы всё-таки ребята. Мы все четверо везучие. Везучие идиоты. Подумать только: добровольно забраться Мордреду в гузно, едва избежав при этом участи родаков пухляка. А ведь ещё чуток и быть бы нам с ними соседями по палате. Б-р-р, жуть какая. Даже не представляю, что стало бы с нашими родителями, случись непоправимое. И каково сейчас Герми…

Во время нашей последней встречи её состояние нельзя было назвать иначе чем паническим. Тщетно старшие Грейнджеры пытались успокоить дочь — ничего не помогало. Раз за разом Гермиона повторяла, что нас нужно отыскать, пока не стало слишком поздно. Наше появление дало возможность Эмме и Дэну облегченное выдохнуть. Не совсем понимая такое странное поведение любимой, я спросил о причинах страха, столь не свойственного моей отважной Герми. Ответ любимой обескуражил. Оказывается, она почувствовала момент начала просмотра воспоминаний и все переживания, испытанные нами тогда, аукнулись ей, усилившись в несколько раз. Когда же Гарри рассказал о погружении без Омута Памяти, то начался настоящий разнос. Не выбирая выражений, Гермиона буквально на пальцах объяснила обескураженному брату в какой куче драконьего помёта он нас чуть не утопил.

Если отбросить всю брань, доставшуюся в основном Гарри, то выходило следующее: основное предназначение Омута Памяти заключалось вовсе не в удобном просмотре произошедших ранее событий. Главной функцией артефакта была защита от слишком ярких эмоций, выплескивающихся при их совершении. Ведь зачастую в наших воспоминаниях присутствуют боль, гнев или ещё какое-нибудь иное сильное чувство, способное свести неопытного легилеманта с ума. Нырнув туда без всякой страховки, мы ужасно рисковали захлебнуться, превратившись в безумцев, наподобие родителей Лонгботтома. Лишь волей Мерлина, магловского Бога или иных высших сил нам удалось избежать подобной участи.

* * *

Я пробормотал отгоняющий кошмары обережный мамин заговор, скушал принесенную Луной печеньку и улегся поудобнее, надеясь еще немного подремать. Тщетно. Сон ни в какую не желал возвращаться. Потратив еще некоторое время и окончательно осознав, что отправиться в гости к Морфею в ближайшее время мне явно не светит, я решил пойти иным путем. Раз не получается выспаться, то стоит прогуляться. Сказано — сделано. Покрепче затянув пояс больничной робы, я встал, прихватил мамины пирожные и на цыпочках прошел мимо клюющей носом дежурной медведьмы. Немолодая Энн Петтигрю даже не шелохнулась, открывая возможность покинуть палату. Грех было не воспользоваться таким шансом.

Оказавшись в коридоре, я задумался о дальнейшем. Первой мыслью было навестить отца, однако по зрелому размышлению от неё пришлось отказаться. Несмотря на две с половиной недели, прошедшие с момента госпитализации, папино состояние здоровья по-прежнему вызывало опасение. Частые обмороки, рвота, странная реакция на многие лекарства, частичная потеря памяти, из-за которой он не смог описать напавших на него мразей — вот неполный список того, что с ним происходило. По словам целителей, больше всего папе были необходимы покой и сон. Примерно тоже самое они говорили и про Джинни. Лежащая в инфекционном боксе сестрёнка верно, но медленно поправлялась. Если очень повезёт, то спустя две недели её можно будет без опаски перевезти в Нору. Мысленно пожелав Джин скорейшего выздоровления, я решил навестить Гермиону. Наше с ней вчерашнее расставание прошло не слишком хорошо. Точнее, нас всех выгнал целитель Тонкс, вколов при этом любимой успокоительного, отчего та мгновенно заснула. Тем не менее, факт остается фактом — расстались мы если не в ссоре, то очень близко к ней.

За размышлениями о том, успела ли Герми остыть после вчерашнего или нет, дорога к ней не заняла много времени. Уже у самого порога я замер, не решаясь переступить черту, однако одного взгляда в сторону спящей Гермионы хватило дабы от нерешительности не осталось и следа. Будь, что будет. Вторая серия разноса? Значит заслужил. И я сделал шаг вперед. При моем приближении Гермиона встрепенулась, открыла глаза и её лицо озарилось радостью. С явным трудом она приподнялась.

— Рон... Это ты…Ты здесь... С тобой всё...

— Ну-ну, Солнышко, не бойся. Ты ведь увидела кошмар? А против кошмаров у меня есть отменное средство. Вот возьми-попробуй.

С этими словами я присел на краешек кровати и вытащил из кармана давешние сладости. В глазах Гермионы мелькнула неуверенность, но после моего подбадривающего кивка она всё же взяла угощение. И случилось маленькое чудо. Съев всего один кусочек, Гермиона улыбнулась, скушав еще немного — слегка зарумянилась, а когда от принесенного печенья не осталась ни крошки, мне осталось лишь поблагодарить маму с Луной за кулинарный шедевр.

— Просто объедение, — вынесла свой вердикт любимая.

— А то. После здешней стряпни по-настоящему начнешь ценить домашнюю еду. Когда Луна вчера вечером угостила наших, то все были просто на седьмом небе от счастья. Даже наша медведьма прослезилась. Мол так хорошо готовил только её бедный Питти. Даже жаль, что сестрёнка не зашла к тебе. Глядишь угостила бы тебя и…

— Не заслужила я таких угощений, — со вздохом ответила Герми. — Я вела себя как… не знаю кто. Орала, ругалась словно пьяный боцман, оскорбила Гарри, тебя… Мне так стыдно, так стыдно…

— Тебе было просто страшно за нас, ведь так? — спросил я. Гермиона утвердительно кивнула. — В этом нет ничего постыдного. Если хочешь, то я дам слово никогда не нырять в воспоминания без Омута.

— Ох, если бы дело было только в Омуте! Я должна была это заметить ещё тогда, в прошлом году...

— Заметить что? — недоуменно спросил я.

— Твои необычные способности: твою скорость, твоё владение техниками МакДуггана, твоей возможностью пользоваться Ивовой Иглой. Да то, что мы все смогли вернуться в прошлое, наконец! Это всё было магией времени.

— Ты хочешь сказать, что когда я разгонялся...

— Ты неосознанно применил свои врожденные способности. Я с самого начала должна была об этом догадаться, но не догадалась. Даже после того, как Кровавый Барон прямо заявил мне об этом. А вчера, после слов Гарри, всё встало на свои места и я испугалась.

— Да что же в этой магии времени такого страшного? Ну кроме усталости, после каждого применения.

— Эта магия очень опасна. Необученый должным образом волшебник может разделить судьбу Альбиона Прюэтта — твоего прапрадеда.

— С ним произошло нечто ужасное? — удивился я, лихорадочно пытаясь вспомнить, чем же успел "прославиться" мой далёкий предок.

— Он прожил всего двадцать три года и умер от старости.

— Двадцать три года и от старости?! Как такое возможно?

— Увы, это так. Дар Альбиона Прюэтта позволял ему окунаться в глубины памяти и видеть забытые воспоминания. Иногда ему даже удавалось проникать в поврежденные магические портреты и беседовать с их обитателями.

— Х-м, звучит круто. Ставлю галеон против кната, те портреты знали много такого, что подчас дороже золота. Наверняка прападеду хорошо платили за добытую информацию, и Прюэтты на этом наварили солидный куш.

— Ты прав. Только богатство не пошло твоему предку впрок. Альбион начал стремительно стареть: раз за разом погружаясь в прошлое, он тратил собственную жизненную силу, постепенно высыхая словно мумия. К двадцати трём годам он выглядел абсолютной развалиной, но всё равно продолжал свои штудии.

— Не удивлен этому, — с усмешкой произнёс я. — Прюэтты они такие: им бы всё хапать, хапать да хапать...Жмоты и твари — вот кто они.

— Рон, как ты можешь так говорить?! Они же твои родственники!

— Родственники... С такими родственниками и врагов не нужно. Когда мама вышла замуж за папу, они, не заморачиваясь родством, отсекали её от рода и потом ни разу не навестили... Хотя нет, вру: близнецы говорят, будто "дедуля" один раз до нас всё же снизошёл. Только та встреча не закончилась ничем хорошим.

— А как же тетя Мюриэль? Она ведь бывает у вас.

— Эта-та бывает. Только лучше бы старая кошёлка вовсе забыла дорогу в Нору.

— Рон!

— Что "Рон"? Ты просто не имела счастья общаться с этой молью. Эта старая тварь любит докапываться до всего: то ей не так, это ей не эдак. Маму бедностью попрекает, отца ни в кнат не ставит, на нас как на флоббер-червей смотрит. Ума не приложу зачем только папа перед ней лебезит, на что надеется? На наследство? Ха! У нее даже снега зимой не допросишься. Моргане в гузно такую гостью!

Упоминание о маминых родичах напрочь испортило моё настроение. Даже строгий взгляд Гермионы, которым она всякий раз пронзала нас с Гарри в случаях, когда мы по её мнению были неправы, не заставил изменить собственное мнение. На некоторое время в палате воцарилась тишина.

— Слушай, Герми, — спросил я, желая разрядить атмосферу. — А почему Барон мной заинтересовался? Он же обыкновенно недолюбливает гриффиндорцев.

— Не знаю, Рон. Это случилось, когда мы с Гарри затеяли поход в Запретный Лес. Мы уединились в одной из заброшенных комнат, думая, что к нам никто не сможет зайти. Но мы переоценили себя: лорд Роджер появился перед нами и сказал, что в тебе с каждым днём всё сильнее пробуждается гнилая кровь Альбиона Прюэтта и что, если я не желаю умереть во цвете лет, мне стоит обходить тебя десятой дорогой. Барон говорил о тебе с презрением, вот только за этим показным высокомерием скрывалось нечто иное… Даже не могу точно сказать, что именно.

— Вот так-так. Межфакультетский заговор привидений ширится, — усмехнулся я.— Сэр Николас с Монахом уже взяли меня в оборот, теперь вот Барон проявил интерес. Осталось только дождаться Серой Дамы для полного счастья. Правда она чего-то не особо разговорчива.

— Знаешь, Рон, а ведь леди Хелена один раз заговорила со мной, — задумчиво произнесла Гермиона. — Это случилось еще в сентябре. Однажды, когда я была одна, она появилась в моей комнате, посмотрела на меня и произнесла: «еще одна жертва проклятого рода: и тебя они завлекли в свои сети». А затем она исчезла.

— Интересно фестралы скачут, — пробормотал я. — Выходит не у одной библиотекарши имеется зуб на Уизли. Получается, что мы успели крупно насолить дочке самой Основательницы. Даже не думал, что наш род настолько древний.

— Ну насолить дочери Равенны твои предки не могли при всём желании: у неё просто не было дочерей. Только два сына: Гарольд и Годвин.

— Стоп-стоп-стоп! А почему же тогда Хелену называют дочерью Основательницы?

— Наверное, из-за «Дочерей Равенны» — ордена ведьм-учениц Хогвартса, жаждущих иной судьбы нежели участь жен-затворниц. Правда существовал этот орден недолго и в конце пятнадцатого века распался. Если я права, то и леди Хелена, и лорд Роджер жили сильно позже времен Основателей.

— Мм-да, дела… — пробормотал я. — Погоди, а ведь Почти-Безголовый Ник тоже помер в конце пятнадцатого века: у него как раз в этом году пятисотлетний юбилей смерти. А что, если и Толстый Монах тоже из того времени?!

— Мы можем расспросить их об этом. Я более чем уверена, что все они так или иначе связаны с Уизли. Сэр Николас может прояснить нам многое. В тот раз он пригласил нас троих на свои смертины, и похоже, что приглашение последует и в нынешнем году. Ты помнишь, что произошло тогда?

На этот вопрос у меня не было ответа. Тот учебный год смутно отложился в памяти крупными неприятностями, случившимися с Джинни. Кажется, сестренка провалилась в катакомбы, где её долго не могли найти. Мы с Гарри сунулись в то подземное гузно, только мне почему-то не удалось пройти далеко. Кажется, меня завалило песком или камнями, а вот брат Гермионы пошёл дальше и вернулся с обессиленной Джинни на руках. Но почему она там оказалась или кто её туда завел — не знаю.

— Ты ничего этого не помнишь, — Герми не задавала вопрос, она констатировала факт. — Не расстраивайся. У меня тоже бывает сумбур в голове, когда пытаюсь вспомнить что-то из прошлого. Особенно после этого…

— После кошмара? — спросил я. Гермиона кивнула в ответ. — Расскажи о нём и тебе обязательно станет легче.

— Я видела тебя. Мы кружили в каком-то безумном хороводе и, как казалось, были счастливы, но потом… Ты начал стремительно высыхать, также как твой предок. Я пыталась, остановить тот дьявольский хоровод, но не смогла, и ты рассыпался. В прах. Это было ужасно. Все происходило словно взаправду, как тогда…

— Тогда — это когда? — не понял я.

— Вчера. Я почувствовала, как вы погрузились в воспоминания Гарри, — на этих словах голос Гермионы упал почти до шепота. — Я вскочила… или мне показалось, будто я вскочила с кровати и помчалась к вам. По дороге у меня начала течь кровь, я шаталась от слабости, а когда почти упала, то меня подхватил какой-то странный целитель с клиновидной бородкой… Потом я очнулась здесь.

— У того целителя, кроме бородки, была смуглая кожа, волосы с проседью и восточный говор?

— Кажется да, — в голосе Гермионы сквозила неуверенность.

— Это был Хабиб, — едва слышно произнёс я, а затем меня прорвало. — Ты понимаешь, что если бы не он, то сейчас была бы сейчас мертва?!! Он второй раз тебя спас! Ты это понимаешь?! Тебе же нельзя вставать! Ты вообще, блять, соображаешь, что творишь?!

Не помня себя от нахлынувшей злости, я вскочил, намереваясь устроить выволочку минимум на полчаса, но увидев затравленный взгляд Герми остановился. Чего в нём было больше: ужаса от моей перекошенной от бешенства рожи или осознания случившегося — не знаю. Только именно эти полные слез карие глаза любимой стали сродни пощечине, на корню загасившей истерику. Сжавшись в комок, Гермиона схватилась за голову и тихо-тихо заплакала. Красный от стыда, я неуверенно присел на край кровати и приобнял её за плечи. В какой-то момент показалось, будто сейчас Герми меня оттолкнет. Я ошибся. Гермиона всем своим худеньким телом прижалась ко мне, как тогда, на крыше недостроенной многоэтажки. Некоторое время мы молчали.

— Обещай мне, — как можно более строго произнёс я. — Что никогда больше так не поступишь, никуда не побежишь и вообще… Ну ты поняла.

— Обещаю.

— И при первой же возможности восстановишь свой защитный амулет.

— Это не совсем то…, — Гермиона попыталась было что-то возразить, но осеклась на полуслове. — Хорошо. И… я напишу Дафне. Возможно, она сможет нам помочь.

— Дафна Гринграсс? — уточнил я. — Интересно, что она может сделать?

— Её дедушка довольно влиятельный человек, знакомый со многими волшебниками. Может статься, среди них найдутся маги, способные научить тебя контролировать свой дар.

Я задумался. Честно говоря, иметь дело с этой семейкой не хотелось — мутноватая она какая-то. Те же Лестрейнджи куда честнее: хоть вражины, зато явные. Зеленотравчатые же всю войну проболтались точно дерьмо в пруду. С одной стороны, к Змеемордому не пошли, с другой — нашим помогать не стали, из-за чего потом огребли по полной. К тому же, в «Пророке» писали о болезни Доминика Гринграсса, из-за которой он в итоге потерял место в Визенгамоте. Причём болячка у старика оказалась настолько серьёзной, что он перестал выходить за пределы своего мэнора. Можно ли в таких условиях сохранить влияние? Сомневаюсь как-то. Впрочем, попытка — не пытка.

— Думаешь Доминик Гринграсс сумеет нам помочь? — спросил я. — Хельга с Годриком считают, что меня бесполезно учить — возраст уже не тот.

— Но ведь попробовать-то стоит! Вдруг они ошиблись? Не может же наука стоять тысячу лет на одном месте! — Гермиона произнесла эти слова с такой убежденностью, что я поневоле улыбнулся, вспоминая прежнюю девочку-всезнайку.

— Ну хорошо-хорошо. Так и быть — встречусь с твоими магами, если они конечно существуют в природе. Надеюсь, твоя коварная подружка-слизеринка не запросит с тебя за это неподъёмную цену.

— Рон!

— Ладно-ладно. Не горячись, змейка моя. Это же просто шутка.

— Шуточки у тебя… Цена не будет высокой — у меня есть, что ей предложить. Дафне очень интересен магловский мир, а я в нём выросла и знаю многое, о чём большинство волшебников даже не подозревают.

— Что верно, то верно. Только вот как-то странно видеть чистокровную маглолюбку на Слизерине.

— Я бы не назвала её маглолюбкой. Дафна скорее исследовательница, ну и искательница выгоды конечно. Не без этого. К тому же в отличии от твоего отца, который, ты уж прости, больше изображает восторг, Дафна старается изучить наш мир по-настоящему.

По идее, на этих словах мне бы стоило вступиться за отца, однако в таком случае пришлось бы пойти супротив истины. Гермиона оказалась права. Наблюдая за папой на протяжении последнего года, я сделал тот же вывод. Несмотря на репутацию маглолюбца, Артур Уизли ни на кнат не разбирался в их мире — чего стоил один только подарок Луне на день её рождения. В тот вечер сестрёнка заполучила весьма оригинальное платье. Ничего не могу сказать: Луне оно очень понравилось и сидело на ней просто идеально, однако утверждать на полном серьёзе, будто это последний визг магловской моды было явным перебором. Когда же я попытался осторожно указать отцу на его заблуждения, то нарвался на гневную отповедь, чем изрядно подпортил праздник. В итоге каждый остался при своём мнении. Иногда казалось, будто за своей показной любовью к простецам Артур Уизли скрывал нечто важное. Игра в защитника маглов служила ему удобной ширмой. Для чего? Не могу сказать.

— Ты хочешь устроить ей экскурсию по Колфорду⁽¹⁾?

— Не только. Я думала пригласить её в гости на месяц— ответила Гермиона и, недоуменно поглядев на меня, задала уточняющий вопрос. — Отчего ты так погрустнел?

— Просто я хотел сделать тоже самое. В Норе сейчас куда уютней, чем раньше. Думал, уговорю маму с папой…

— Не расстраивайся. Летние каникулы длинные, и мы обязательно заглянем к тебе. Как насчёт приезда в канун дня рождения Джинни?

— Замётано.

Обрадованный будущей встречей, я улыбнулся, но в следующий момент радость испарилась без следа, поскольку из дальнего угла раздалось тиканье специальных часов, предупреждающих о скором визите целителя. Внешне этот механизм напоминал ходики, оставшиеся в Норе, правда в отличии от них, он имел всего одну стрелку, указывающую в настоящий момент на надпись «утренние процедуры». Как бы то ни было, но наш разговор подходил к концу: прибытие целителя Тонкса ожидалось с минуты на минуту, а мешать колдомедику в сложном ритуале явно не стоило. И всё же я решил задать последний вопрос, который давно надо было озвучить.

— Послушай, Солнышко, я всё хотел спросить тебя о Слизерине. Там же полно детей Пожирателей, а ты маглорожденная да еще замужем за мной. Ну чего ты хихикаешь?!

— Знаешь, Рон, в своё время я тоже верила всяким страшилкам о змеином доме, но все оказалась не так как нам рисовали. На Слизерине есть разные люди: хорошие и не очень. Одни любят задирать нос, другие — нет. В первые дни, на меня иногда бросали косые взгляды, но никому и в голову не пришло устраивать травлю.

— Никому-никому? Даже Малфою с гориллами?!

— Даже ему. Со временем мне удалось наладить отношения с большинством ребят, а с Дафной я даже подружилась. Она кстати недавно прислала открытку с подарками. Вот она.

— «Желаю скорейшего выздоровления…» и набор шоколадных лягушек.

— Они не отравлены, — с легкой усмешкой произнесла Герми, протягивая мне одну из них. — Возьми — не бойся.

Немного поколебавшись, я всё же принял подарок. На этом мы и простились. В самый последний момент, я незаметно подложил ловец снов под подушку Гермионы, после чего выскользнул из палаты, едва разминувшись с Тонксом. Попадаться на глаза целителю не хотелось: за нахождение в утреннее время вне койки можно было схлопотать нагоняй. К тому же не стоит забывать про нашу медведьму. У Энн Петтигрю и так уже имелись взыскания, подставлять старушку под раздачу начальственных люлей следовало в самую последнюю очередь.

С этими мыслями я пошёл в свою палату, стараясь лишний раз не мозолить глаза здешнему персоналу. Мне в очередной раз повезло. За всё время пути я не встретил ни одного волшебника в лимонной мантии. Казалось, будто это очередные проделки таинственного Хабиба, решившего снова подыграть моей персоне, однако реальность оказалась совсем иной. Столпившиеся волшебники обнаружились в конце коридора, где располагалась наша палата. Несколько целителей и с десяток дежурных костерили двоих магов в серо-зеленых одеждах технического персонала, которые копошились у статуи Дайлис Дервент. Судя по доносящимся обрывкам сдобренных крепкой бранью фраз, изваяние бывшей директрисы Хогвартса служило односторонним порталом из замка в больницу, который необходимо было немедленно активировать. В сложившейся нервной обстановке техники допускали ошибку за ошибкой. Лишь где-то с десятой попытки им повезло запустить артефакт. Блестнув фиолетовым цветом, статуя директрисы преобразилась, открываю ход, из которого тут же выскочило несколько авроров в изрядно покоцаных мантиях, несущих на руках своих менее удачливых товарищей. Последним досталось крепко — двоих постоянно рвало какой-то зеленой гадостью, еще у одного лицо и руки превратились в сплошной ожог, отчего тот стонал даже несмотря на обезболивающие чары, несколько стражей билось в припадке падучей.

По счастью, здешние целители не зря ели свой хлеб, не показав ни малейших признаков паники. Принимая очередного бедолагу, старший из врачей бросал короткую фразу на местном жаргоне, и санитары увозили новоприбывшего прочь. К моему облегчению слов «седьмой этаж» не было произнесено ни разу — это значило, что целители не считали раненых безнадёжными. Мысленно возблагодарив Мерлина, предков, магловского Бога за такую хорошую новость, я прижался к стене. Стоящие возле портала целители не заметили моего присутствия, давая возможность беспрепятственно юркнуть в палату. К счастью, здесь меня еще не успели хватится: Энн Питтегрю всё также посапывала за столиком, ребята тоже дремали. Недолго думая, я скинул халат и лёг в кровать. Сна правда не было ни в одном глазу, да и не хотелось чего-то дрыхнуть. Аврорское чутьё подсказывало, что в Хогвартсе случилось нечто ужасное. Наступивший день полностью подтвердил худшие опасения.

* * *

За несколько часов, прошедших с момента первого запуска портала, техникам пришлось еще четырежды его активировать и с каждым таким открытием состояние прибывающих с той стороны волшебников становилось всё хуже и хуже. Целители буквально валились с ног, пытаясь спасти раненых, но и они оказались не всесильными. Ближе к вечеру стало известно о смерти восьмерых магов, причём только трое из них работали в Аврорате — остальные пятеро были невыразимцами. Такая новость потрясла Мунго до основания: восемь погибших и более сорока раненых всего за один день! Подобных потерь магическая Британия не знала со времен войны с Сами-Знаете-Кем.

Не имея точной информации о произошедшем в Хогвартсе, мы ловили каждое оброненное слово, зачастую домысливая либо перевирая его. Из уст в уста передавались слухи один нелепей другого: некоторые говорили, будто авроры случайно вскрыли могилу Основателей, попутно выпустив на волю древнюю чуму Мордреда, иные придерживались версии о пробужденном ужасе Слизерина, третьи вообще утверждали, что старого замка больше нет и его утащил к себе гигантский кальмар из Черного озера. Масло в огонь добавляло долгое молчание «Пророка». Лишь спустя четыре дня официальная газета британского Министерства Магии опубликовала интервью с Фаджем, где старина Корнелиус призывал не поддаваться панике и заверял об абсолютном контроле над происходящем. Однако ответов на вопросы «что произошло», «кто виноват» и «что делать» так и не последовало. Зато на следующие сутки «независимая» пресса буквально сорвалась с цепи. Явно не без финансового вливания Люциуса Малфоя писаки, до того момента старавшиеся избегать прямых обвинений, обрушили на Дамблдора потоки нечистот, припоминая ему все промахи, совершенные им за прошедшие годы. Правда длилась эта атака недолго: неделю спустя директор Хогвартса нанёс ответный удар.

В опубликованной «Пророком» статье Альбус Дамблдор с помощью наводящих вопросов разъяснил ситуацию с Хогвартсом. Ведь кто, занимая пост главы совета попечителей, руководил школой в те злосчастные декабрьские дни? Кто необдуманно распустил оставшихся профессоров по домам? Кто ранее неоднократно отказывал в финансировании поиска затерянных артефактов, ссылаясь на бессмысленность данного дела? Не называя имён, старый интриган превращал Люциуса Малфоя из без пяти минут хозяина школы в потенциального клиента Азкабана. Причём последнее моё предположение было вовсе не фигурой речи, а вполне себе реальной перспективой для Снейпа и его закадычного дружка-блондинчика. Примерно в тоже время на страницах ряда журналов зазвучали предложения пересмотреть «излишне мягкие приговоры для ряда Пожирателей». Думаю, Люциус Малфой быстро понял столь прозрачный намёк и вскоре свернул обличительную кампанию. Правда папаша Драко не был бы собой, не организовав хорошую мину при плохой игре.

Пару дней спустя подконтрольный ему «Мир волшебных новостей» напечатал большое интервью с теми, кто первым сумел прорваться к нам на помощь. Сильванус Кеттлбёрн и Мэйбл Джонсон требовали привлечения к суду Септимы Вектор, бросившей нас на произвол судьбы. Для этого, по мнению старого профессора, необходимо было собрать показания пострадавших учеников, то есть нас.

Читая данную статью, ни я, ни Гермиона не предполагали, что она повлечёт за собой хоть какие-то последствия. Тем не менее наши изначальные умозаключения оказались ошибочными. Перво-наперво среди обитателей палаты на четвертом этаже нашёлся тот, для кого слова преподавателя ухода за магическими существами стали руководством к действию. Как нетрудно догадаться, им оказался Перси. В ожидании скорого, как ему казалось, визита следователя, наш зануда оккупировал столик медведьмы, где часами марал бумагу, составляя будущую обвинительную речь. И если бы он ограничивался лишь этим! С упорством, достойным лучшего применения, брат полоскал мозги Томпсону, Пенни и Оливеру, подчас доводя всех троих до белого каления. В такие моменты ребята наверняка завидовали Томсону. Стив избежал подобной участи лишь благодаря своевременной помощи своего отца, переправившего сына в какую-то крутую швейцарскую клинику.

Глядя на всё это со стороны, я поначалу лишь посмеивался над потугами брата, однако смех превратился в тревогу, когда вечером первого февраля в палату вернулся совершенно разбитый Оливер. Гриффиндорский префект был чем-то разозлён, но на все попытки рассказать о случившемся с ним отвечал грубостями. А спустя пару часов тревога превратилась в злобу, когда Энн Петтигрю ввела Пенелопу. Староста Равенкло с трудом могла идти и, бессильно рухнув на кровать, зарыдала. Единственное, что мне удалось разобрать среди всхлипов Пенни, были слова: «только не в Азкабан, только не в Азкабан». С огромным трудом её удалось успокоить. Лишь после дозы умиротворяющего бальзама, накапанного медведьмой, Пенелопа Клируоттер забылась тревожным сном. Едва дождавшись ухода Энн Питтегрю, Перси с утроенной силой насел на Олли.

— Ты скажешь, драклы тебя подери, что вообще произошло?! — грозно прошептал мой брат. — С утра вы с Пенелопой пропадаете, полдня о вас ни слуху, ни духу, а вечером она возвращается в слезах. Где вы вообще были?!

— В Аврорате у Стида, — обреченно ответил Вуд. — Он допрашивал сначала меня, а затем Пенни. Сука… тварь… Он сказал, что это я виноват во всём случившемся. Вместе с Пенни. Что это из-за нашего с ней преступного ротозейства жизнь главы рода оказалась в опасности.

— Какой ещё главы?! Какого ещё рода?! — не выдержал Перси.

— Лонгботтома. Его опекун готовит против нас двоих иск. А еще Стид сказал, что мы виноваты в смерти Филча.

— Но ведь это неправда! — воскликнула Энджи. — Ты и Пенни сделали всё, чтобы его спасти.

— А кого интересует правда? — риторически спросил Олли. — Нас решили сделать крайними: второй сын из захудалого рода и полукровка — идеальные козлы отпущения.

— Это всё Вектор, — со злостью произнес я. — Она решила прикрыть свою задницу.

— Мы этого так не оставим! — вспылил Перси. — Завтра же… Ведь допрос продолжится завтра? Так вот завтра же я пойду к нему и потребую вызова в качестве свидетеля. Ты, Стивен, — обратился он к Томпсону. — Пойдешь со мной и тоже дашь показания. Ты совершеннолетний и тебе не в праве отказать. Фред, Джордж, Рональд — вас вызовут позже. Я непременно поговорю об этом с отцом. Анджелина — думаю твои родители не станут препятствовать тебе. А теперь слушайте внимательно…

Дальше Персиваль толкнул длинную речь, объясняющую моменты, на которые нам стоило сделать акцент, и моменты, кои нужно обойти стороной. Внимая брату, мы кивали головами, лишь изредка задавая уточняющие вопросы. Ближе к полуночи импровизированное собрание завершилось. На следующее утро Оливер, как и ожидалось, был препровожден в Аврорат. Вместе с ним на допрос хотели вызвать и Пенелопу, но здесь стеной стала наша медведьма. Невзирая на явно неравные силы, Энн Петтигрю дала дюжим приставам настоящий бой. В конце концов, чинушам пришлось отступить: прибывший на подмогу главный целитель Гиппократ Сметвик выставил незваных гостей прочь, чем не преминул воспользоваться Перси. Пользуясь временной растерянностью посланцев Аврората, брат, прихватив с собой Томпсона, увязался вслед за ними. После этого нам пятерым оставалось только ждать. Так прошло несколько часов. Всё это время мы сидели словно на иголках, ловя каждый шаг, каждый шорох, доносящийся из коридора.

Перси вернулся незадолго до файв-о-клока ⁽²⁾. Не замечая никого, старший брат прошествовал до своей кровати, рухнул лицом в подушку и несколько раз ударил кулаком по матрасу. Такое поведение дисциплинированного Персиваля не на шутку встревожило всех нас. Дождавшись, когда брат слегка успокоится, я первым подошёл к нему и начал разговор.

— Они не приняли твоих показаний?

— «Без разрешения законных представителей ваши показания, мистер Уизли, не могут быть внесены в дело», — явно передразнивая следователя Стида, ответил Перси. — А «законный представитель» не придумал ничего лучше, чем запретить всем нам вмешиваться.

— Как запретил?

— А вот так! «Не стоит лезть в это дело, сынок: Аврорат никого не станет обвинять без веских причин». Я его просил, умолял, но он…

Перси еще продолжал говорить, но его дальнейшая речь стала сродни далекому шуму. Не в силах поверить в такое предательство отца, учившего нас всегда оказывать помощь попавшим в беду, я сжал кулаки. Где-то в мозгу теплилась призрачная надежда, будто брат ошибся или чего-то недопонял. Схватившись за эту мысль, точно за соломинку, я опрометью ринулся на второй этаж, страшась не успеть вовремя: обычно в пять вечера папу увозили на процедуры. Мне повезло. Хотя в отцовской палате пустовало две из трёх кроватей сам Артур Уизли всё еще дремал на своем месте.

— Папа, это правда?!

— Что случилась, сынок? Почему ты так запыхался?

— Это правда, что ты запретил Перси свидетельствовать? — вопрос остался без ответа — отец лишь виновато опустил глаза, чем разъярил меня ещё больше. — Как ты мог?! Олли и Пенни невиноваты! Из-за тебя их могут отправить в Азкабан…

Я кричал, распаляясь всё больше и больше. Напуганный папа склонил голову, признавая собственную неправоту, однако аврорское чутьё подсказывало, что так просто он не сдастся. Увы, на сей раз оно не подвело. Дождавшись момента, когда я стану выдыхаться, отец заговорил.

— Рон, тебе ведь нравится Гермиона? Она хорошая девочка и её родители достойные люди. Я знаю, как ты к ней привязан. И не только брачными узами.

— Причем тут она?!

— Не перебивай меня, — тихо, но твёрдо произнес отец. — К сожалению, из-за действий Гарольда она и её семья оказались под угрозой.

— Как «под угрозой»? — ошарашенно пробормотал я.

— Гарольд применил магию в присутствии маглов, не являющихся его кровными родственниками. Он грубо нарушил Статут о Секретности и поэтому вчера, в соответствии с законом Уилсона, было принято решение об изъятии детей. Гермиона пока останется в больнице, а Гарольда поместят в патронажную семью.

От такой новости я едва устоял на ногах. Изъятие детей… Грейнджеры просто не переживут такого, особенно Эмма. Ещё в той жизни, навещая родителей Гермионы, мне стала известна скорбная тайна их семьи. Разглядывая один старый альбом, я наткнулся на фотографию подростка, имеющего небольшое сходство с любимой. Как объяснил Дэн, это был их первенец Патрик, в возрасте четырнадцати лет зарезанный местным отморозком. Та мразь, будучи под действием какой-то магловской дряни, пырнула старшего брата Гермионы ножом прямо в сердце. Смерть сына едва не свела Эмму с ума. Больше двух лет мать Гермионы отходила от этой трагедии, и лишь чудо в виде незапланированной беременности и появления на свет дочери помогло ей вырваться из лап депрессии. Вот только цена подобного чуда оказалась высока. Во время родов сердце Эммы остановилось — магловским целителям с огромным трудом удалось его запустить. С тех пор оно у неё сбоит и никакие средства — ни магические, ни простецкие — не в силах ей помочь, а если у неё забрать детей…

— Этого нельзя допустить. Папа, ты слышишь, это нельзя допустить! Должен быть способ защитить их!

— Он есть, сынок. Мы станем той самой патронажной семьей.

— Нам придётся забрать его в Нору?

— Не придётся. Я, как патрон, могу назначить Гарольду временное место пребывания. А какое место может быть лучше, чем дом его приёмных родителей.

— Значит он останется у Грейнджеров? Но тогда…

— В нашей жизни, к сожалению, ничего не даётся за так. Наше молчание не такая великая плата за наше счастье и счастье Грейнджеров. Наверное, ты считаешь меня подлецом и бесчувственным болваном, однако…

Папа еще долго извинялся за мерзкий поступок, называя его меньшим злом, но красной нитью через его словеса проходила одна мысль: «сперва Уизли, а остальные — потом». Все это я слушал, не проронив ни слова. Да и о чём можно было говорить? Едва дождавшись прихода целителя-стажёра Пая, я скомкано попрощался с отцом и на совершенно ватных ногах побрёл прочь. Возвращаться на четвертый этаж не хотелось: смотреть в глаза Пенни и Оливеру, зная, что их ждёт, было тошно. Не замечая никого, я шёл без всякой цели. Мне хотелось одного — перестать чувствовать, стать сродни тем доспехам из Хогвартса или каменным горгульям. Так прошло несколько часов пока на меня не наткнулись Перси и Джордж.

— Ты где пропадал? — первым спросил меня младший из близнецов.

— У отца. Я говорил с ним. Он все подтвердил. Нам нельзя свидетельствовать.

— Можно, — возразил Персиваль. — Есть способ обойти запрет. Я могу подать заявление о досрочной эмансипации. У меня есть все шансы выиграть и тогда…

— Нет, — как можно тверже произнёс я.

— Что «нет»?

— Ты не сделаешь этого.

— Да как ты можешь такое говорить?! — Перси покраснел от обиды, выкрикивая эти слова.

— Ты не подашь никаких исков. Мы все будем молчать.

— Да что с тобой произошло? — в голосе Джорджа чувствовалось возмущение до самой глубины души.

— Не со мной — с Гарри, то есть с Гарольдом. Он обвиняется в нарушении Статута: якобы он колдовал в присутствии маглов. Папа сказал, что уже есть решение об изъятии его и Гермионы у Грейнджеров.

— Мордред и Моргана! Да как такое возможно? — потрясенно пробормотал младший из близнецов. — Отнимать детей у родителей и за что?

— За грубое нарушение закона, Джордж, — сухо проговорил Перси. — Раз отдел магического правопорядка вынес такое постановление, то значит на то были все основания. Эти маглы пренебрегли своими обязанностями по воспитанию.

— Да откуда ты знаешь?! — взъярился я. — Гарри не стал бы попусту светить магией. Наверняка он применил целительские чары, чтобы спасти Гермиону. Или может быть он вызвал целителей.

— Это решит суд. И пока нет решения Визенгамота он должен находится под стражей или под опекой.

— Под опекой, говоришь, — в этот момент я постарался напустить в голос ядовитых интонаций. — А ты знаешь, под чью опеку его передали? Под нашу. Взамен мы должны будем молчать и не рыпаться.

— Это просто немыслимо, — потрясенно прошептал Перси. — Ради каких-то маглов идти на такое… такое…

— «Такое» что? Ты хочешь, чтобы у Грейнджеров забрали детей?

— Да! Пускай заберут! — взвизгнул Перси. — Они всего лишь маглы! Им сотрут память, и они даже не вспомнят, что у них когда-то были дети! Волшебникам не место в их мире. А-А-А!!

Вопль Персиваля наверняка потряс Мунго до основания. Не в силах слушать подобные разглагольствования, я схватил его за левую руку, провёл болевой приём с выворачиванием, а затем рванул рукав больничной робы. Последний с жалобным треском порвался, обнажая предплечье.

— Странно, — мой голос звучал нарочито-спокойно. — Здесь по идее должен быть череп со змеёй. Или у тебя новая версия Черной Метки? И когда ты успел завербоваться в Пожиратели?

— Да что ты мелешь? А-А-А!!

— Слушай внимательно и не перебивай. Мы все будем молчать. И ты тоже будешь. Если ты попытаешься настрочить кляузу на отца или болтать об этом, то ты мне станешь врагом. А знаешь, как я поступаю с врагами?

Поражённый Перси молчал. Судя по всему, в его голове явно не укладывалось происходящее. Конечно же «маглы дороже волшебников» — наверняка подобное оказалось сродни крушению мироздания. Даже не скажу в кого он такой… Эх, ладно — пусть остается в своём мирке: главное, чтобы не лез с подобными идейками. С такой мыслью я оттолкнул Персиваля. Воспользовавшись свободой, тот быстрее снитча умчался прочь, поддерживая порванный рукав.

— Зря ты с ним так, Рон, — с грустью в голосе произнёс Джордж, едва Перси скрылся из виду. — Ему сейчас плохо, а ты…

— Мне думаешь сейчас хорошо? Или Грейнджерам? У Эммы ведь больное сердце. Прикинь, если она прочтет письмо от Министерства.

— Не прочтет. Для маглов оно нечитаемое.

— Дай-то Мерлин, брат, дай-то Мерлин.

— Но всё же есть одна хорошая новость, — при этих словах на лице Джорджа появилась натянутая улыбка. — Гарри ничего не грозит. Да и папа молодец: поступил честно…

— Отец поступил странно. В его речи чувствовалась какая-то фальшь…

— У-у-у, похоже у тебя разыгралась профессиональная деформация. Ты видишь двойное дно там, где его нет.

— Если бы…

— Не «если бы», а так и есть. Хочешь расскажу, как было дело?

— Валяй.

— Септима Вектор, после известной тебе статьи поняла, что дело пахнет Азкабаном, и решила прикрыть свою задницу. С помощью своего кузена Пия Тикнесса — не последней шишки в папином департаменте — она устроила наезд на Гарри, зная, что он брат твоей жены. После чего, она приходит в Мунго и предлагает отцу сделку. Папа соглашается, поскольку Гарри для него практически член семьи. Он и в той жизни его защищал, так что…

— Слабовата версия, — ответил я после краткого раздумья. — В тот раз папа защищал Гарри Поттера — жениха Джинни. А кто ему Гарольд Грейнджер? Никто. Так — сын забавных маглов, с которыми можно приятно поболтать, но не более того. Весь его интерес сосредоточен на Гермионе: новой крови для нашего рода.

— Что-то ты загнул, братишка, — усмехнулся младший из близнецов. — по-твоему выходит, будто папа весь из себя бездушный интриган.

— Нет. Просто для папы семья на первом месте, а Гарри в неё не входит. Ну и во-вторых, с чего ты вообще решил, будто Септима Вектор приходила к отцу?

— Я просто предположил, но это легко проверить. Пойдём к Сельрику. Он из здешней обслуги да к тому же из гриффиндорцев. Он выпустился как раз в прошлом году после С.О.В., а за тот год мы с братцем Дредом провернули благодаря ему пару делец.

— И через него вы имели выход на Стряпчего. Ну ладно — веди.

Путь к знакомцу близнецов оказался недолог, и в скором времени мы зашли комнату, служившую местом отдыха больничной обслуге. В настоящий момент здесь находилось всего шестеро волшебников в серо-зеленых мантиях, двое из которых, расположившись за небольшим столиком, увлеченно резались в магические шахматы, один, сидя чуть в стороне, читал газету, а остальные — глазели за игроками. Искомый Сельрик — невысокий темноволосый парень со слегка оттопыренным левым ухом — оказался одним из тех наблюдателей. Заметив младшего из близнецов, он сразу же оставил своих товарищей, подошёл к нам и после всех приветствий начал ни к чему не обязывающий разговор. Некоторое время Джордж поддерживал пустопорожний трёп, уводя при этом своего собеседника в сторону от прочей обслуги. Оказавшись вдалеке от коллег, Сельрик тут же сбросил маску балабола, спросив о цели визита.

— Тут, Эд, дело такое, — Джордж слегка замялся, подбирая нужные слова. — Дней десять назад в «Мире волшебных новостей» появилось интервью с профессором Кэттлбёрном.

— Ага, помню-помню. Я его в «Дайджесте» потом перечитывал. Надеюсь, у старика всё получится и эту тварину законопатят в Азкабан лет так на пяток.

— Смотрю не любишь ты её, — произнёс я.

— А с чего мне эту сучку любить? Она меня на С.О.В. прокатила и всё — прости-прощай Хогвартс. Из-за этой драной козы я теперь тут ошиваюсь.

— Эта, как ты назвал, драная коза не станет сидеть сложа руки, — сказал Джордж, вновь беря инициативу разговора в свои руки. — Братец Рон считает, будто она попытается надавить на отца, чтобы он запретил нам свидетельствовать. Может статься, она уже приходила к нему. Может даже чем-то ему угрожала.

— Угу: и приходила, и угрожала, — с усмешкой ответил Сельрик, почесав оттопыренное ухо. — Неделю назад заявилась и устроила скандал. Нас с Буллитом Пай вызывал, чтоб её утихомирить. Ты бы видел, как она в ногах валялась и причитала: «Артур, умоляю вас — не погубите!» — век бы на это смотрел.

— А папа? Он-то что сделал?

— А ничего. Твой батя был спокойней удава. Уже после того как мы ту драную козу вышвырнули он у меня вежливо попросил, мол: «Эдвард, а нельзя ли как-то избавить меня от общества этой назойливой госпожи?». Ну а я чего — я ничего: всегда рад помочь хорошему человеку.

— И она больше ни разу к нему не приходила? — задал уточняющий вопрос Джордж. — Как-то не похоже на Септиму Вектор. Слишком легко она сдалась.

— Она и не сдалась. Пару дней наши её на проходной гоняли, пока до неё не дошло, что тут ей ловить нечего — так она писульками стала твоего отца забрасывать. Мне об этом Агата — уборщица наша — рассказала. Они с Софи всё это видели.

— И как папа на эти писульки отреагировал? — спросил я.

— Рвал не читая. Агата сказала, один раз при ней конверт на клочки изодрал да пробурчал нечто вроде «никак не уймётся». Дня три эта мордредова пляска продолжалась: Пай даже подумывал к Сметвику сходить, чтобы он этаж для сов закрыл, но позавчера всё прекратилось и с тех пор там всё тихо.

— И к папе больше никто не заходил? — заданный Джорджем вопрос заставил Сельрика задуматься.

— Да вроде нет, — слегка неуверенно произнёс он. — Хотя… приходила к нему какая-то женщина: сама белобрысая, а девчушка при ней рыжая…

— Может наоборот: женщина была рыжей, а девчушка светленькой? — предложил я.

— Может быть, может быть, — неуверенно протянул Сельрик. — Я их мельком видел, когда на вызов бежал.

— Это были мама с Луной, — ответил младший из близнецов. — Ладно, Эд, благодарю за сведения — за мной не заржавеет. Извини, если сильно отвлёк. Мы с Роном пойдём…

— Погоди немного, — вмешался я. — Ты не мог бы поговорить со своими ребятами на проходной, чтобы они проследили за одним человечком.

— И за кем же?

— За Гарольдом Грейнджером. Можно сделать так, чтобы его ненадолго задержали при входе?

— Хочешь лично его встретить? — догадался Сельрик.

— Да.

— Ну, не знаю, — парень начал было тянуть книзла за хвост, однако после кивка Джорджа осёкся. — Ладно — скажу ребятам. Тебя оповестят.

На этом мы распрощались. Сельрик ушёл к своим, а я с младшим из близнецов направился в палату. Некоторое время наш путь проходил в тишине, хотя Джорджа прямо-таки распирало спросить о причинах такой нелепой прихоти. Увы нелепости в моих словах не было — в них был страх. Зная характер Гарри, можно догадаться как он поступит, получив на руки министерские бумаги. Не сдерживаемый мудрой сестрой, бывший Поттер примчится разбираться с отцом и наверняка скажет такие слова, после которых станет лютым врагом всей нашей семье. Звучит бредово? Пускай! Лучше выставить себя дураком, чем потом всю жизнь враждовать с когда-то близким человеком.

Наше возвращение прошло незаметно. Казалось будто обитателей палаты опутали сонными чарами: Энн Петтигрю дремала за своим столом, Пенни и Энджи посапывали, убаюканные смесью Морфея и умиротворяющего бальзама, обиженный на весь свет Перси, завернувшись в одеяло, лежал уткнувшись в стену. Один лишь Фред старался бодрствовать, хотя это получалось у него не слишком хорошо. Заметив наш приход, старший из близнецов оживился и вопросительно поглядел на нас, безмолвно требуя объяснений. Мы не стали томить брата. Джордж принялся шепотом объяснять ситуацию, в которую попали Грейнджеры. Старший из близнецов воспринял произошедшее с явным отвращением, однако в итоге смирился с отцовским приказом. Мой поступок в отношении Перси также не вызвал у него восторга, а вот известие о возможной задержке Гарри Фред встретил с полным одобрением. После этого мы трое как-то незаметно для себя уснули.

Следующее утро принесло неутешительные новости: ни Оливер, ни Стивен так и не объявились. Более того, вскоре после завтрака стало понятно, что возвращения ребят из Аврората можно не ждать. Это выяснилось, когда в палату зашёл волшебник в серо-зеленой мантии обслуги, тут же принявшийся собирать бельё с их пустующих кроватей. На все вопросы взбудораженной Пенни о судьбе парней он лишь пожимал плечами, не удостаивая её каким-либо ответом. Нам троим повезло несколько больше. Проходя рядом со мной, уборщик шепнул: «проходная — тебя там ждут». Повторять дважды ему не пришлось. Услышав такую новость, близнецы потихоньку направились к выходу. По нашей вчерашней договорённости Фред с Джорджем должны были пойти к Гермионе, дабы обрисовать ей ситуацию, в коей оказались Грейнджеры, мне же предстояло встретить её брата.

Спустившись на первый этаж, я обнаружил его у входа в окружении здешних охранников. Старший из них втирал Гарри какую-то несусветную чушь о новых правилах допуска, отчего бывший Поттер, очевидно понимавший, что над ним откровенно издеваются, всё больше закипал от ярости. Мое появление завершило этот затянувшийся фарс.

— И как это понимать?! — гневно спросил Гарри, едва мы зашли за ближайший угол. — Это ведь ты всё устроил?!

— Я. Ты ведь к папе хотел зайти — скандал устроить? Только так дело не пойдёт.

— Значит ты в курсе насчёт…

— Насчёт патронажа? Конечно. Поэтому сейчас мы пойдём к Гермионе — близнецы уже там и нам всем предстоит многое обсудить. И ещё одно: не думай ломиться к отцу — тем более не устраивай ему сцен.

Судя по неприязненному выражению лица, Гарри хотел высказать своё отношение ко всем нам, однако сдержался. Крепко сжимая в кулаке министерские бумаги, бывший Поттер лишь тяжело вздохнул, нехотя соглашаясь с моим предложением, да зашагал следом. Весь путь наверх он не проронил ни слова. Так мы добрались до пятого этажа. Зайдя в палату Гермионы, я обнаружил её бледной и взволнованной, но собранной. Судя по всему, близнецы успели ввести Герми в курс дела.

— Папа с мамой знают об этом? — таков был первый вопрос, который она задала Гарри.

— Нет. Когда мне вчера прилетела бумага от министерства, они еще были на работе.

— Это хорошо, — Гермиона выдохнула с явным облегчением. — Только скажи, ты правда колдовал при маглах или это ложь?

— Правда... А что мне ещё оставалось делать?! Ты истекала кровью, Симпсоны, даром что реаниматологи, не могли её остановить… Я тогда ступил. Надо было сразу вызывать целителей, а вместо этого я, совсем забыв о магии, побежал к соседям. Они ведь тоже врачи… Извини. Похоже, подставился я по полной.

— Тебе раньше не приходило никаких бумаг? — после некоторого молчания спросил Фред.

— Нет, никаких, — сокрушенный голос Гарри был неотличим от шепота. — Странно всё это: в тот раз при мне колдовал домовик, и Министерство сразу же прислало бумагу с предупреждением, а здесь… Месяц от них ни слуху, ни духу, а вчера сразу два вещуна один за одним.

При этих словах брат Гермионы протянул нам бумаги. Первая из них, датированная четырёхдневной давностью, была исполнительным листом об изъятии из магловской семьи. В ней Гарольду Грейнджеру предписывалось собрать необходимые вещи и дожидаться судебного исполнителя, который определит его в патронажную семью. Вторая бумага, составленная позавчера, оказалась исписана слабой рукой отца, где папа столь не свойственным ему официальным языком извещал Гарри о месте будущего проживания. Как не трудно догадаться, им становилась квартира Дэна и Эммы.

— «Документ заверен. Со всем уважением, Мафальда Хопкирк», — прочитал Фред и отложил бумаги. — Надо расспросить эту тетю с чувством, с толком, с расстановкой.

— Вы хотите её пытать? — с негодованием спросила Гермиона.

— Ну почему сразу пытать, — спокойно ответил Джордж. — Для начала мы с ней просто потолкуем. Глядишь -до крайних мер и не дойдёт. Может статься…

— Не может, — возразил я. — Дохлый это номер. Она, наверняка, знает не больше нашего. Если кого брать, то её начальника — Тикнесса. Только что-то мне подсказывает, что подловить его на мякине не получится.

— Ну попытаться всё же стоит.

Я лишь махнул рукой, не желая лезть в дальнейший спор, после чего разговор свернул к теме, послужившей причиной министерской активности — к случившемуся в Хогвартсе. За те несколько недель, прошедших с момента прибытия в Мунго, никто из нас троих так и не удосужился изложить Гарри полную картину произошедшего. Теперь мне, Фреду и Джорджу предстояло загладить данное упущение. Мы как могли изложили события, иногда путаясь, но стараясь при этом не упустить ни одной мелочи.

— Получается, тебе удалось пробудить второго фамилиара и вытащить Годрика Гриффиндора из Шляпы? — спросил Гарри, после того как я закончил рассказ.

— Ну да. Выходит, что так. И феникса освободил, и пухляка на свою голову. Хотя последнего, наверное, зря — он, сука, на Олли с Пенни теперь бочку катит.

— Положим, что бочку на ребят катит не сам Лонгботтом, а его опекун, — возразил Джордж.

— Ребятам от этого не легче, — покачав головой, сказал Фред.

— Странно всё это, — задумчиво произнесла Гермиона. — Зачем Невиллу опекун, если у него есть бабушка — леди Августа?

— Была, — со вздохом поправил Гарри. — Леди Августа погибла месяц назад.

— Как погибла?! — этот вопрос я, Гермиона и близнецы задали одновременно.

— Августа Лонгботтом проводила йольский обряд выпроваживания Дверенюха ⁽³⁾ и где-то допустила ошибку. В результате разгневанный дух так хлопнул дверью, что Лонгботтом-Хаус сложился будто карточный домик и насмерть завалил бабушку Невилла.

— Звучит как лютая хрень, — после краткого раздумья произнёс Фред. Я, Джордж и Герми согласно кивнули.

— Ну по крайней мере так написали в «Пророке», — пожав плечами ответил Гарри. — Один Мерлин знает, что там произошло на самом деле.

— А тебе известно кого назначили опекуном? — прозвучал вопрос младшего из близнецов.

— Минерву МакГонагалл. В «Пророке» правда написали, что Флинны хотят оспорить завещание, но пока суд да дело опекуном Лонгботтома остается она.

— Вот ведь засада, — сквозь зубы процедил я. — Зато теперь всё сходится: МакКошка прикрывает свою коллегу, а заодно и Дамблдора, старосты выставляются крайним. Правда непонятно, на чём ей удалось подловить отца.

— Опять ты за своё, — в голосе Джорджа прозвучало явное раздражение. — Ну нет в этой истории второго дна!

— Какого ещё дна? — недоуменно спросил Гарри.

— Наш братец Ронни, по своей аврорской привычке, решил, будто папу шантажировали…

— Его шантажировали, — закипая произнёс я. — Неделю ему было плевать на Гарри и Грейнджеров, а потом он резко меняет своё мнение. С чего бы так?

— С того, что в начале о них речи не шло, — предположил Джордж.

— Или папу совесть заела, — добавил Фред. — Признайся, Ронни, в тебе сейчас говорит злость. Ты, как и Перси, желал отправить всю ту шайку-лейку в гости к дементорам, а тут такой облом.

— Да причём тут злость?! В его словах звучала фальшь! Ты понимаешь меня?! Он лгал! Лгал тебе, мне, Перси — всем нам!

Разойдясь ни на шутку, я приготовился с боем отстаивать свою точку. Более того, Гарри встал на мою сторону. Остановил нас только взгляд Гермионы. В нём было всё: печаль, усталость, разочарование. Посмотрев на спорящих нас, Герми заговорила. Её голос был негромок, однако достаточен для того, чтобы словесный бой утих.

— Не о том вы сейчас спорите. Неважно, чем руководствовался мистер Уизли — главное, он защитил папу и маму.

— А их нельзя было защитить как-то иначе — без этих всяких патронажей? — с угасающей надеждой спросил Гарри.

— Можно, — ответила Гермиона. — Только скажи, готов ли ты к тому, чтобы у папы и мамы стерли память о нас? Готов пойти на суд без какой-либо надежды на успех лишь бы не быть ничем обязанным Уизли?

— Нет… просто этот патронаж… Чем он нам грозит и что это вообще такое?

— Вот это уже правильный вопрос, — сказал Фред. — Если не вдаваться в подробности, то наш отец берёт на себя ответственность за все твои будущие проступки, совершенные до совершеннолетия, но не усыновляет тебя и не принимает в род.

— И больше ничего? — уточняющий вопрос Гарри слегка озадачил близнецов.

— Об остальном тебе стоит поговорить с отцом, — первым ответил Джордж.

— Ты ведь и так собирался встретиться с ним? — уточнил Фред. — Вот и отлично. Вижу ты уже не так кипятишься, как раньше, поэтому…

— …давай-ка мы отведем тебя к нему. Главное уясни пару вещей: …

Спустя четверть часа абсолютно затюканный инструкциями близнецов Гарри в компании Фреда и Джорджа ушёл на второй этаж, оставляя нас с Герми наедине.

— Ты отлично придумал с регистратурой, — улыбнувшись произнесла она, едва голоса ребят смолкли вдалеке. — Даже не представляю, что было бы, доберись Гарри до твоего отца таким раздраженным.

— Вряд ли у меня чего получилось, не заведи близнецы знакомцев среди местной обслуги, — отмахнулся я. — Эх если бы у меня сейчас были знакомцы среди Аврората, может тогда ещё и Оливеру с Пенни можно было помочь. Дракловы потроха! Мы все Олли жизнью обязаны — без его волшбы те остроухие меня бы схарчевали. Чувствую себя последним скотом… Мордредовы подштанники, ну почему всё так! Вчера это решение казалось меньшим злом, а сейчас…

— Я понимаю тебя, Рон, только и ты пойми: мы не можем открыто бросить вызов Дамблдору. Пока не можем. К тому же наше вмешательство только усугубит положение.

— Почему?!

— Сейчас Оливер и Пенелопа находятся в положении, схожем с положением Хагрида пятьдесят лет назад. В тот раз он признался, отделавшись лишением палочки и исключением из Хогвартса.

— За него вроде бы тогда заступился Дамблдор.

— А за них заступится профессор Флитвик. Пенелопа — равенкловка и декан будет защищать её до последнего.

— А Оливер? Его он тоже будет защищать?

— Будет, — голос Гермионы излучал уверенность. — Они сейчас находится в одной лодке. Только такой благоприятный исход возможен лишь в одном случае — в случае их признания. Иначе с ними может произойти всё что угодно: от неудачной аппарации при конвоировании до «случайного» поцелуя дементора.

— Вот ведь… и не поспоришь, — нехотя признался я. — Сам однажды организовал такой «несчастный случай». Но всё равно звучит это…

— Мерзко? Гадко? Противно? Да это так. Только лучше сломанная палочка, чем сломанная жизнь в Азкабане. Если Оливер с Пенелопой останутся на свободе, то мы сможем помочь им встать на ноги, если же нет…

Гермиона замолкла на полуслове, давая возможность обдумать её слова. Надо сказать, что умом я понимал эти аргументы, но принять их сердцем увы не смог. Из-за этого весь наш дальнейший разговор пошёл наперекосяк. Погруженный в мрачные мысли я периодически терял нить беседы, иногда отвечая невпопад. В конце концов Герми поняла тщетность своих усилий расшевелить меня, и мы принялись прощаться.

— Знаешь, Рон, — сказала она перед моим уходом. — Кажется я догадалась, кто такой Хабиб. Его имя дало подсказку. В переводе с арабского оно означает «любимый», «возлюбленный». А знаешь, как оно звучит на латыни? Мунго.

Я не сразу понял, о ком вообще шла речь. Лишь на полпути к своей палате до меня дошло про какого человека говорила Гермиона. Мунго Бонем — основатель больницы, в которой мы все сейчас находились. Даже имя и необычная внешность этого волшебника объяснялась просто — он был сыном мавританской колдуньи и английского пирата. По слухам, Генри Бонем, будучи наёмником, торговцем и морским разбойником, однажды взял на абордаж купеческое судно, на котором среди прочих трофеев обнаружилась девочка-подросток. Её-то капитан забрал себе, сделав впоследствии наложницей. Позднее от этой связи родилось несколько детей, однако судьба большинства из них осталась покрытой мраком. Лишь про одного из потомков Генри Бонема можно сказать что-то определенное: Мунго, до того много лет бороздивший моря, в 1601 году сошёл на британский берег. Ступив на английскую землю со многими богатствами, сорокалетний волшебник купил к северо-востоку от Лондона довольно обширное заброшенное поместье, которое совершенно неожиданно для всех приспособил под лечебницу. Неизвестно, что именно заставило его поступить именно так, однако следующие пятьдесят лет Мунго Бонем посвятил целительству, не отказывая в помощи ни волшебнику, ни маглу, чем вызвал немало пересудов. Вот только к ним, как, впрочем, и к славе, бывший пират остался абсолютно равнодушен, посвящая всё свое время лечению страждущих да составлению медицинских трактатов. Годом смерти Мунго Бонема обычно считается 1659, однако даже здесь остались вопросы. Например, где находится его могила? По неподтвержденным данным его хотели похоронить в лондонском соборе Святого Павла, но готовое к погребению тело внезапно исчезло. Что с ним случилось — неизвестно. Ходили слухи, будто старый волшебник, владевший некими тайными знаниями, лишь имитировал свою смерть, превратившись в нечто вроде хранителя своего главного детища. Как вы видите, те слухи оказались правдой. Мунго Бонем по сей день остается на посту, стараясь держаться в стороне от мирской славы и людской подлости, которая подчас приходит от того, от кого меньше всего ожидаешь.

Надеюсь, вы не забыли мой последний разговор с Гермионой? Так вот, судя по всему схожую беседу провели с Оливером, и гриффиндорский префект, желая выгородить Пенелопу, взял всю вину на себя. Когда Пенни узнала об этом поступке, её первой реакцией было желание тут же бежать в Аврорат, дабы поступить также. Насилу нам с помощью Энн Петтигрю удалось её остановить. Чуть позднее, после того как медведьма напоила равенкловку умиротворяющим бальзамом, Перси разъяснил ей смысл действий Олли. Поступая так, Оливер Вуд давал возможность профессору Флитвику спасти Пенелопу от наказания. И наверняка у крохотного декана всё получилось, если бы не скандальное интервью, взятое Ритой Скиттер.

В нём Стивен Томпсон, нимало не заботясь о правде, смешал Пенни с дерьмом. Благодарю интервью подонка, Пенелопа Клируоттер выставлялась шлюхой, озадаченной лишь вопросом с кем бы перепихнуться. Выходило так, будто бы староста не один раз пыталась его совратить, однако он весь такой непорочный отверг грязные домогательства. Как по мне, дело обстояло строго наоборот. Скорее эта отрыжка флоббер-червя пыталась лезть к Пенни, получила отпор, затаила злобу, а теперь-вот наконец отомстила. Только от такого знания Пенелопе было не легче. Сломавшись от предательства того, кого, по её собственным словам, считала другом, равенкловская староста впала в чернейшую меланхолию, не реагируя ни на утешение, ни на слова поддержки. В таком состоянии спустя два дня её забрали старшие Клируоттеры, а в скором времени больницу Святого Мунго покинули уже мы.

* * *

Видимо решив, что больше нас держать не имеет смысла, Гиппократ Сметвик перевёл оставшихся обитателей палаты на четвертом этаже на амбулаторное лечение, а спустя еще пять дней выписанной оказалась Джинни. Возвращение в Нору вызвало у меня смешанные чувства. С одной стороны, я потерял возможность ежедневно общаться с Гермионой, а с другой — очутиться в доме, где ты вырос, да еще в окружении быстро поправляющих ребят оказалось весьма приятно. Благодаря последнему обстоятельству, мы постепенно втянулись в мирную жизнь. Наши будни занял уход за утками, копание огорода да некоторые работы по дому. Так незаметно пролетел февраль. Тринадцатого числа семья Уизли отпраздновала день рождения Луны, а в первый день марта именинником оказался уже я. Хотя праздник вышел довольно скромным на нём произошло то, чего я желал всей душой: Гарри сделал шаг к примирению с Джинни. Точнее приглашенный мной брат Гермионы сдержал своё слово и весь вечер без малейшей толики злобы или холодного презрения общался с сестрёнкой. Более того, между ними двумя даже завязалась переписка. Удивлены? Да я сам оказался удивлен, когда спустя пару недель после праздника случайно об этом узнал.

В тот вечер, когда после ужина все разбрелись по комнатам, готовясь ко сну, я спустился в гостиную, думая написать письмо Грейнджерам. Каково же было моё удивление, когда среди комнаты я застал Джинни. Сестренка, усевшись за столом, аккуратно выводила слова пером, исправляя помарки с помощью старой палочки Билла. За этим занятием Джин не сразу заметила моё присутствие, а когда всё же обнаружила, что в комнате ещё кто-то есть, то покраснела и попыталась спрятать бумаги.

— Ты чего испугалась? — спросил я.

— Вовсе я не испугалась — не выдумывай!

— А чего тогда покраснела? Небось к тебе пришло любовное послание от таинственного кавалера, и ты теперь пишешь ему ответ. Я угадал?

— Гарольд мне не кавалер, — Джинни вспыхнула, но смутившись опустила глаза. — Мама сказала, что если я хочу стать леди Поттер, то мне следует быть благоразумной девочкой. А писать письма чужим мальчикам — верх неблагоразумия. Так тетя Мюриэль говорит.

— Меньше слушай эту старую кошёлку. Она тебе еще не того насоветует.

— Не говори так про неё! Тетя Мюриэль хорошая! Пусть она иногда странно себя ведет, но она… она желает нам добра, — Джинни произнесла эти слова явно с маминого голоса.

— Угу-добра. Вот скажи, тебе нравятся полёты на метле? А тетя Мюриэль говорит, что это занятие роняет достоинство леди. А ты у нас хочешь стать благородной леди Поттер.

— Я… даже не знаю. Раньше мне казалось, будто эта мечта всей моей жизни, а теперь…

— Ты встретила Гарольда и решила…

— Нет! Тут всё не так! Гарольд немножко странный, но он хороший… и знакомый. Ты только не смейся, но мне кажется, я его уже где-то встречала раньше.

— Конечно ты его встречала — в прошлом году в Косой Аллее, а потом ещё на Кингс-Кросс.

— Нет. Я встречала его еще раньше — у дедушки Тима. Там…

Джинни почти один в один пересказала увиденное мной ранее воспоминание Гарри. Правда версия сестрёнки оказалась лишена кровавой развязки и больше напоминала добрую сказку.

— …а потом папа и мама сказали, что это лишь сон. Только даже если и так, то Гарольд точно был в том сне. Рон, почему ты задумался? Ты считаешь, что я говорю глупости.

— Вовсе это не глупости, — возразил я. — Может статься, что Гарольд — маг, который может путешествовать по грёзам.

— Как Сумеречный Гонец у барда Бидля?

— Может быть и так. Может статься, что он забрёл в твои грёзы, где вы и познакомились.

— А потом мы поругались, потерялись и позабыли другу друга. А когда встретились в Косой Аллее, он всё вспомнил и решил помириться. Вот почему он просил у меня прощения на твоём дне рождения.

— Всё может быть, Джин, — лукаво улыбнувшись ответил я, чем едва не испортил всё дело.

Судя по всему, моё выражение лица навело сестру на подозрение, будто её водят за нос. К счастью, Джинни не сумела разоблачить обман. Наоборот, после непродолжительного колебания она протянула мне открытку. На первый взгляд ничего особенного в ней не было: такие почтовые карточки продавались в большинстве книжных лавок Косой Аллеи. Лицевая сторона открытки также не представляла интереса: колдографии на медицинскую тему встречались в Мунго сплошь и рядом. А вот обратная сторона оказалась куда занятней. Во-первых, весь текст на ней был написан детской рукой, едва-едва овладевшей грамотой. Во-вторых, в качестве адресата указывался не конкретный человек, а папа из палаты с неразборчивым номером. В-третьих, левую сторону украшало изображение трёх стручков фасоли: двух — покрупнее, одного — помельче. Всё это художество сопровождалось пояснительной надписью: «папа, мама, я — дружная семья».

— Ты так ловко всё распутал, — произнесла Джинни, после того, как открытка оказалась в моих руках. — Может тебе удастся распутать и это?

— Где ты это нашла?

— Вчера у папы. Он вообще вёл себя очень-очень странно: сперва он назвал меня Софи…

— Он бы в очках или без очков?

— Без, — немного подумав ответила Джинни. — Я, когда вошла, он дремал и не сразу их отыскал.

— Всё ясно — папа просто обознался. Софи — это имя уборщицы. Если не веришь, можешь у близнецов спросить.

— Папа тоже сказал, что обознался, — вздохнув подтвердила Джинни. — Ну а почему у него на столике оказался этот рисунок?

— По ошибке. Ты видишь, номер палаты написан неразборчиво? Из-за этого открытка прилетела не туда, куда нужно.

— Получается, я забрала чужое письмо? — разочарованно спросила Джинни.

— Лучше всего в следующий раз, когда будешь у папы, положи его туда, откуда взяла.

— Ладно, я так и сделаю, — тихим голосом ответила сестра.

На этом наш разговор завершился. Джинни, пожелав спокойной ночи, ушла к себе, я же ненадолго задержался: та чудная открытка почему-то не выходила из головы. Чем она так привлекла внимание? Не знаю. В итоге, не придя ни к каким выводам, я отправился на боковую, решив обдумать всё завтра. Однако следующий день принёс хлопоты, за которыми последний разговор с Джинни, если не забылся, то ушел на второй план.

Всё началось с «Пророка». Ранним утром министерская сова принесла специальный выпуск газеты, целиком посвященный вопросу нашего дальнейшего образования. В нём Корнелиус Фадж с прискорбием сообщал о неготовности Хогвартса принять учеников и о временном переводе школы в Серенити Холл, занятия в котором должны будут начаться вскоре после Пасхи. Судя по размещенному в газете колдофото, расположенный в Норфолке особняк не отличался большими размерами, поэтому туда отправлялись лишь старшекурсники. Остальным же школярам на весь оставшийся семестр надлежало перейти к домашнему обучению.

Известие о скором возобновлении учёбы Перси встретил с нескрываемой радостью. Даже не закончив завтрака, наш зануда отправился паковать чемоданы, чем в очередной раз расстроил маму. Вообще говоря, весь последний месяц Персиваль Игнотиус вёл себя как последняя задница: отгородился ото всех, на любые попытки поговорить отвечал хамски, видимо подобным образом выражая своё гордое «фи» родичам-предателям, то есть нам. Поэтому ничего удивительного в том, что отъезд несостоявшейся звезды кляузного дела я, Фред и Джордж встретили с явным облегчением.

Следующие два месяца прошли для Уизли без особых происшествий, зато поводов для радости оказалось предостаточно. Например, в самом начале апреля из больницы выписали Гермиону и папу. В честь такого события мы устроили небольшой праздник у Фортескью. Непринуждённая обстановка кафе Флориана, его мастерски созданное мороженное, отлично подобранная музыка — всё это помогло сблизить наши семьи. Мои родители и родители Герми сумели отыскать множество тем для разговоров, за которыми теплый весенний день пролетел незаметно. Перед самым уходом нам удалось договориться о будущей встрече: ни Грейнджерам, ни Уизли не пришло в голову возражать против грядущего визита Гермионы и Гарри в Нору. В тот вечер мы расстались довольными друг к другом.

Увы, но ничто хорошее не длится вечно. Где-то в середине мая стало окончательно понятно насколько сильно папа сдал. Возвращаясь с работы, отец буквально падал с ног. Несколько раз он даже засыпал за ужином. Почему такое происходило? Колдомедики из Мунго не давали однозначного ответа, раз за разом выписывая различные зелья. Обращение к магловским целителям также не прояснило ситуацию. Видя всё это, мама несколько раз заводила разговор об увольнении из Министерства, однако папа и слышать об этом не хотел, считая творившееся с ним неурядицы явлением временным. Казалось, будто наступление лета подтвердило его слова. В начале июня отец почувствовал себя немного лучше, став меньше уставать и раздражаться, но улучшение длилось недолго и винить в этом стоило Перси.

Сдав С.О.В., брат написал письмо, в котором сухим тоном извещал папу с мамой, что оставшиеся летние месяцы он решил пожить отдельно, сняв комнату у родственников одноклассника, и просил не беспокоить его по мелочам. После такой новости родители неделю ходили сами не свои, а некоторое время спустя я заметил, как мама начала уборку в его комнате.

— Неужели у нашего блудного Перса проснулась совесть, и он решил-таки вернуться? — такова была моя первая реакция на увиденное.

— Нет, сынок, — с грустью ответила мама. — Я хотела приготовить комнату для гостя.

— Погоди, но Гарри с Гермионой приезжают в августе… Или это дядя Барни решил-таки приехать из своего Детройта?

— Нет, к нам приедет Невилл Лонгботтом.

М-да, пропало лето.

---

1) Колфорд — город в Глостершире. Малая родина Гермионы

Вернуться к тексту

2) 17:00

Вернуться к тексту

3) Дверенюх — один из персонажей исландского фольклора. Входит в число Йольских Парней. Имеет необычайно большой нос и острое обоняние, которое он использует, чтобы найти laufabrauð (рождественский хлеб особой выпечки). Согласно поверьям, приходит 22 декабря и уходит 4 января

Вернуться к тексту