Солнечная (гет)

Лили замерла, внимательным, цепким взглядом наблюдая за каждым движением Мэри, ожидая нападения. И в глазах у нее было столько яда и столько ненависти, что Поттер почувствовала странное удивление — почему? Что такого сделала Лили Поттер? Разве ненавидела ее Мэри так сильно в далекие хогвартские годы?

— Некоторые люди совершенно не понимают слов, — вдруг холодно и резко сказала Мэри, сверкнув глазами. В комнате было темно, но ее крашеные белесые волосы будто проступали сквозь мрак — настолько неестествен и ярок был их цвет. — Некоторые люди не понимают по-хорошему.

Она аккуратно переступила порог, безразлично обвела взглядом зал, а потом с тихой усмешкой посмотрела на Лили. В ее бледном лице не было привычной спеси или яркой улыбки — нет, Мэри совершенно не улыбалась, и это отчего-то пугало. Потому что сейчас Поттер отчетливо ощущала опасность, исходившую от нее. Отсутствие маски на кукольном лице было чем-то новым и даже необычным, а это означало… что ж, может быть, хотя бы сегодня Поттер могла наконец для себя узнать, когда и как именно началась их вражда, которая тонкой нитью тянулась сквозь годы, приобретая узлы.

А потому, усмехнувшись, Лили, помяв пергамент с описью своих предметов в руках, резко взмахнула палочкой, и в камине загорелся яркий огонь, освещая помещение. Это было почти ошибкой. Озаренное светом лицо напротив было пугающе хладнокровным и решительным, что лишь сильнее заставило Лили напрячься.

Мэри сморщилась, моргнула от яркости пламени, а потом вновь сконцентрировалась на Поттер. Она молчаливо разглядывала Лили так, словно никогда не видела, и блеск голубых глаз, как всегда, был безжалостным и слишком ослепительным. Странное дело, иногда Лили тоже казалось, что у нее почти такой же взгляд: решительный и полный лютой ненависти. Да. Очевидно. Они были очень схожи, и эта мысль не нравилась Поттер, она пугала ее, потому что тогда выходило, что Лили была действительно чуть ли не самым главным злом в ее семье.

Поведя головой в сторону, Лили решительно усмехнулась. А потом с улыбкой на лице кинула пергамент прямо в огонь, не отрывая взгляда от Мэри Томас. Ей хотелось добиться триумфа, но по мере того, как огонь сжигал бумагу, Лили понимала очевидное: в их борьбе никогда не могло быть победителя. Каждый так или иначе будет по-прежнему внутренне гнить, близясь к смерти.

— У тебя ничего не получилось, — спокойно сказала Лили, позволив себе опять улыбнуться. Мысли, так не вовремя пролезшие в сознание, путали ее, и, силясь не думать, Лили представляла перед собой одного только Малфоя. Слова Скорпиуса словно придавали ей внутреннюю силу, и теперь она без тени унижения или страха смотрела в такие знакомые голубые глаза. — Скажи-ка, Мэри… а не влюблена ли ты в Малфоя, а?

Улыбка на устах Лили стала шире, когда Мэри приподняла надменно бровь. И Поттер ждала ответа, зная, где-то интуитивно чувствуя правильный ответ, потому что в тот момент, когда Мэри сказала ей никогда не подходить к Малфою, в мысли ее закралось странное сомнение, и теперь, когда она могла посмотреть в ее глаза, Лили лишь сильнее начинала уверяться в собственной догадке.

Все эти хогвартские годы Мэри Томас безответно была влюблена. Не потому ли она так тщательно планировала свержение Лили, что знала, что именно с ней Малфой проводил ночи напролет, пропадая в темных залах замка? Это было почти глупо. Именно любовь, в конце концов, была камнем преткновения в их жизнях, и именно она вынуждала их разлагаться.

— Поэтому ты отдала ему пергамент и сняла заклинание? Да? Он пообещал тебе что-то, и ты поверила ему, как последняя наивная неудачница…

— Замолкни, — сморщившись, бросила Мэри, сделав еще один шаг вперед. Голос ее был ровен и спокоен, но глаза полыхнули не по-доброму, выдавая с потрохами. Как долго она так же, как Лили, хоронила свои чувства? И неужели Мэри считала, что так будет всегда; что они не прорвутся бессмысленным порывом в самый неподходящий момент?

— Глупая-глупая Мэри, — веселилась Лили, чувствуя ненависть к ней, и ненависть эта до боли напоминала изувеченную ревность. Ведь Скорпиус Малфой мог быть только ее. — Разве ты не знала, что в нашем обществе, любая эмоция — это мишень?

— И это говоришь мне ты? — выплюнула Томас, взмахнув волосами. Белесые волосы полыхнули рыжими бликами, а потом вновь стали словно выжженными, неживыми. — Из-за собственных чувств ты пала, Лили Поттер. Мерлин, ты же была такой непробиваемой, со своими ужимками и улыбочками, но я видела тебя насквозь и ждала, что однажды ты отступишься. Знаешь, каково было мое удивление, когда я поняла, что твоя слабость — это он?

Она усмехнулась, медленно приближаясь к Лили, и свет, отбрасываемый пламенем, игрался в ее волосах, выплавлял золото. Мэри Томас сейчас выглядела будто другим человеком, и Поттер, взиравшая на нее, хмурилась, прикусив губу, следя за каждым ее действием. Потому что чувство неизбежности какого-то рока, висевшего над ней, давило на Лили. Продавливало.

— Не понимаю, совершенно не понимаю, — тихо протянула Мэри, остановившись в паре шагов от Лили, и глаза ее блеснули, — почему вы все всегда встаете на моем пути? Мадлен, тупая шлюха, которую Малфой терпел из-за того, что вырос с ней… а затем ты, солнечная Лили Поттер, вытершая ноги об моего брата. Вы все купились на его харизму и игру на публику, а я полюбила его всего: со слабостями, с принципами, которые совершенно мне претят, — резко замолчала, она тяжело вздохнула, и лицо ее сморщилось в каком-то диком припадке ярости. — И я ждала, когда он, наконец, обратит на меня внимание. Тщетно. Скорпиус всегда выбирал других.

Тихо рассмеявшись, Мэри слегка склонила голову набок, стирая с лица своего всю свою злобу, чтобы потом улыбнуться премило. Почти так же, как в Хогвартсе.

— Мадлен никогда по-настоящему не была не соперницей. Я знала, что она умрет, потому что ее слабое здоровье… Мерлин, какой идиот не поймет, что она проклята? — милая усмешка резко перешла в оскал, обнажая белые зубы. — И я общалась с ней, чтобы быть ближе к Малфою, наблюдала за ними на балах, вечерах, общественных мероприятиях и знала, что Селвин умрет, уйдя с моего пути. Я лишь ждала этого момента, пока на моем пути не появилась ты.

— Какая милая исповедь, — холодно протянула Лили, чувствуя волну раздражения. Право, она не понимала, почему Мэри вообще рассказывает ей это все, какой в этом толк? — Я могу тебя лишь пожалеть: ты совершенно не нужна Скорпиусу.

— Да ты же ни черта не знаешь о нем! — яростно воскликнула Мэри, распахнув широко глаза, вздохнув так глубоко, что ее грудь будто расширилась под давлением воздуха. — Ты думаешь, что он любит Мадлен, не так ли? А перчатки… ты когда-нибудь замечала, что он никогда не обнажает свои руки? Что ты знаешь, Лили Поттер, — она резко схватила ее за плечо, и Лили почувствовала холодок, прошедший по спине. Потому что Мэри Томас откровенно пугала ее. И, вцепившись в свою палочку, Лили невольно посмотрела на змею на своей руке — подарок Малфоя сверкала изумрудными глазами, но это не придавало ни спокойствия, ни сил. — И почему?! Почему он выбирает тебя! Из года в год одно и то же!

Лили тряхнула головой, пытаясь освободиться из ее хватки, не решаясь применить заклинание, так как Томас выглядела слишком буйной, и Поттер откровенно боялась спровоцировать ее еще больше.

— Отпусти, — злобно рыкнула Лили, опять встряхнув головой.

— …только и слышу: Лили Поттер то, Лили Поттер се. На Гриффиндоре тебя одну и замечали — эй, посмотрите, это же дочь самого Гарри Поттера! — продолжала Мэри, словно не слыша ее, и речь ее, сбивчивая, эмоциональная, заставляла Лили сжиматься под давлением собственного настоящего отчаянья. — И Годрик… какой идиот! Влюбился в тебя и был так рад, когда ты обратила на него внимание. Знаешь, почему он бросил тебя? — Мэри вдруг ослабила хватку, посмотрев на Лили с сумасшедшем огоньком, и она замерла, внимательно следя за каждый искоркой в голубых глазах. — Когда он был пьян, я подложила ему Бекки. Мне хотелось, чтобы потом она могла унизить тебя, что Годрик Томас изменил солнечной Лили Поттер. Но когда он проснулся, Годрик сделал то, что просто убило меня: он бросил тебя, стал вести себя холодно, словно ненавидит. А сделал это лишь потому, что думал, что действительно изменил тебе. Какая глупость! Как он жалок! И это мой брат?!

Какое-то странное болезненное ощущение охватило Лили, и она, будто онемевшая, бессмысленно посмотрела на Мэри, чувствуя странные слезы, подступившие к горлу. Хогвартские годы пролетели перед глазами, и в них она видела свою борьбу с чувствами к Годрику, свою ненависть, которую она вложила в месть ему. Лили бесилась, когда он бросил ее, чувствовала себя униженной и где-то в глубине души — несчастной. Но до чего же была насмешлива и иронична ее жизнь — причиной всех ее бед было непонимание и… зависть Мэри?

— Я ненавидела тебя больше всех на свете. Но когда ты стала сбегать с Малфоем, и я видела, как он влюбляется в тебя… то я уже не чувствовала ненависти, нет, — не своим голосом протянула безразлично Мэри, резко посмотрев в упор на Лили. И в глазах ее не было ничего человечного. — Я чувствовала лишь желание тебя убить.

Вспышка слишком неожиданно озарила Лили, и, вскрикнув громко, она схватилась за голову, чувствуя, как она будто трещит. Перед глазами появились блики и едва различимые пятна, которые сгущались в черноту. Все плыло, и Поттер, упавшая на пол, пыталась подняться, а когда поняла, что едва может сфокусировать картинку перед глазами, нервно стала отползать от Мэри. Томас шла медленно и ровно, ее силуэт, непропорционально тонкий, был сплошным белым пятном, и Лили знала, что будет с ней. Это действительно был конец.

Когда, уперевшись в стенку, Лили едва смогла различить Мэри, которая присев на корточки, приблизилась к ней, случилось странное — змея на ее руке вдруг ожила и резко впилась в кисть Мэри, из-за чего она с полувскриком покосилась набок, пытаясь отцепить животное со своей кисти.

Не теряя ни минуты, нащупав стену, Лили на трясущихся ногах поднялась, не разгибая до конца колени, едва различая предметы перед собой, а потом попыталась отскочить к камину, возле которого лежала ее палочка. Держась лишь за стенку, спотыкаясь, чувствуя, как подушечки пальцев прознаются болью, она отчаянно старалась схватить свою палочку. Но в этот момент, споткнувшись, она навалилась всем телом на стол, почувствовав, как сзади Мэри схватила ее за волосы, оттаскивая подальше от камина.

Лили тяжело вздохнула, а потом, крутанувшись, чтобы быть теперь напротив лица Мэри, со всей силой схватила ее за руки. Она слышала голос Томас, видела, что та уже взметнула палочку и, собрав всю силу, что была у нее, толкнула Мэри в сторону, не различая ничего. Тишина, воцарившаяся в комнате, сначала вызвала в Лили страх. Оцепенение охватило ее тело, и Поттер, не двигаясь, хватаясь за кромку стола, повалилась на пол.

Но в комнате было так тихо, что можно было различить треск веток в камине, и, взметнувшись вверх, ударившись головой об выступающий угол стола, Лили резко оперлась на него. Картинка перед глазами все еще была расфокусирована, и она по-прежнему ожидала нападения, а потому, не думая ни о чем, на ощупь стала продвигаться к выходу. Лили шла медленно, и она не понимала, почему не слышит ничего: Мэри как будто больше не было в комнате.

Поттер остановилась, сжалась в комок, потому что странная мысль вдруг пришла ей в голову. И чем четче перед глазами становились предмет, лежавший на полу, тем сильнее Лили страшилась увидеть.

Это все было так иронично и глупо, что она почти закричала в голос. Она помнила. Помнила, как кровь струилась медленными каплями по ступенькам и как безжизнен был взгляд ее матери. Помнила этот запах смерти, помнила это чувство внутри себя — ощущение, словно она замерла и больше никогда не сможет отмереть. Это все всплыло в сознании, и, схватившись за голову, стиснув в пальцах рыжие пряди, она опять закричала со всей мощью, сгибаясь по полам. Потому что все это повторялось вновь.

Через минуты две, когда белые пятна почти рассеялись, оставляя легкую дымку, Лили на негнущихся ногах подошла к столу и увидела Мэри, лежавшую в луже крови на полу. Ее затошнило, и, вцепившись побелевшими пальцами в край стола, она почувствовала, как стучат ее зубы, издавая монотонный звук. Зажав рукой рот, Лили опять закричала, потому что белесые волосы, пачкаясь в алой жидкости, были так ужасны и так безжизненны, словно они и являлись ее окончательным приговором.

Бессмысленно взирая на мертвую Томас, Лили боялась сдвинуться с места и одновременно чувствовала, как страх вместе с ужасом полностью охватывают ее. Потому что картинка из детства так ярко стояла перед глазами, что, казалось, будто она опять вернулась в тот проклятый, ужасный день. Что она могла делать? Что ей нужно было делать опять? Вновь стоять и взирать на то, как крови с каждым минутой становится все больше, как пачкаются белесые волосы, как воздух в комнате словно сыреет? Что именно должна была сделать сейчас Лили Поттер?

Из оцепенения ее вывел громкий звук, так не сочетавшийся с тем внутреннем омертвением, которое она испытывала. Дверь хлопнула, и Лили явственно вздрогнула, круто повернув голову, забыв о руках, которыми все еще прикрывала рот. На пороге, отряхиваясь, стояла Малфой, и она смотрела на него глазами, полными ужаса, чувствуя, как опять и опять ее начинает мутить.

Скорпиус, улыбавшийся поначалу, хотел было что-то сказать, а потом улыбка медленно сползла с его губ, когда он поймал ее неживой, бессмысленный взгляд.

— Лили, — полувопросительно и тихо пробормотал Скорпиус, неуверенно зайдя в зал. А потом, переведя взгляд на пол, он замер. И Лили видела, как расширились его серые глаза словно в неверии.

Скорпиус молчал, и Лили, придавленная грузом воспоминаний, чувствовала странную слабость — она боялась упасть, и ей было так страшно, что хотелось забиться в угол этого зала и, сотрясаясь, смотреть на труп. Но Поттер не двигалась, оставаясь на месте, и, только слегка качнувшись, она схватилась за выступ стола, тяжело вздохнув, запустив другую руку в копну рыжих волос — страх, вязкий, тягучий, обступал ее тело.

— Что произошло? — опомнившись, первым делом спросил он, подойдя к Мэри, присев на корточки возле нее. Скорпиус нахмурился, а потом, откинув белесую прядь, увидел глубокую рану.

— Я… я… — руки у Лили задрожали, а язык заплетался. И было так тяжело дышать, что хотелось просто забыться. — Я не знаю!

Он резко посмотрела на нее, и, видимо, заметив, с каким ужасом смотрела Лили, как искажалось ее лицо от душевной муки, стремительно поднялся, подошел к ней и, схватив за руку, с минуту посмотрел прямо в глаза, чтобы потом уверенно повести за собой. На второй этаж.

Лили шла за ним, словно кукла, спотыкаясь об ступеньки, не разбирая дороги, чувствуя странную тошноту, подступавшую к горлу. Его теплые пальцы, крепко державшие ее руку, были словно чужеродными, потому что Лили было очень-очень холодно — все ее тело сотрясалось в ознобе. И, когда он завел ее в комнату, прикрыв дверь, и тут же прижал к стене, нависая, Лили почувствовала странную слабость и громко вздохнула, пряча свой взгляд.

— Расскажи, что случилось? — наигранно спокойно сказал он после минуты молчания, но Лили, нервно рассмеявшись, лишь упорнее прятала свои глаза, право, совершенно не понимая, что именно она может рассказать: то, что Мэри хотела ее убить, а Лили, защищаясь… что сделала она? Что? Толкнула? Или нет?

Мысли и воспоминания путались в голове, и Лили казалось, что она сходит с ума, а притихший Малфой лишь сильнее воспалял ее сознание. Поттер не понимала, почему он молчит, почему ничего не делает! Ей было так тяжело просто стоять на ногах, что она боялась обвалиться грудой костей на пол. И именно в тот момент, когда отчаянье дошло до апогея, у нее резко заболела голова, да так, что, схватившись руками за волосы, Лили согнулась и лишь молниеносная реакция Скорпиуса не позволила ей упасть. А потом Лили поняла, что произошла — он просто проник к ней в сознание.

— Малфой! — не своим голосом крикнула Лили, резко подняв голову, чувствуя странную истерику. Какой-то странный, изувеченный страх проник внутрь… Мерлин, что он мог так увидеть? Что мог он понять?

— А что я должен был делать? — серьезно проговорил Скорпиус, а затем резко дернул на себя и аккуратно повел к кровати, что стояла в самом углу. Лили сопротивлялась, но тщетно, он держал ее слишком крепко, и уже через пару секунду она сидела на голом матрасе, хватаясь за прутья кровати, словно за собственное спасение.

Предательские слезы подступали к глазам, и она думала, что еще немного, и она начнет биться в каком-то истеричном припадке. И это было страшно. Потому что свидетелем ее чувств был человек, которому она больше всего боялась открыться.

— Ты… ты ведь и правду подумал, что я могла ее убить? — сипло протянула Лили, и глаза ее нервно забегали. Что-то страшное было в ее состоянии: ни былого хладнокровия, ни ненависти не было — только лишь странное отчаянье и груда сожалений. Что же ей теперь делать? Как она посмотрит в глаза отцу? Элен? Годрику? Взвыв, Лили прикрыла глаза, схватившись рукой за горло, испытывая нечеловеческую боль.

— Нет, конечно нет, — уверенно проговорил он в ответ, подсев рядом, опять схватив ее за руки, вынуждая посмотреть на себя, но Лили упиралась, боясь увидеть эту безмятежную серую гладь, в которой неминуемо бы прочла свой приговор. — Посмотри на меня.

Она вздрогнула от той нежности, которая так и сквозила в его голосе, и, не сдержавшись, Лили неуверенно посмотрела, наконец, в его глаза, чувствуя то странное спокойствие, которое появлялось внутри нее еще в Хогвартсе — почему-то рядом со Скорпиусом Лили ощущала защищенность и уверенность, когда на самом деле вся ее жизнь летела в бездну. Ту, которую она заслужила.

— Ты ничего не сделала, — уверенно проговорил Скорпиус, — ты просто защищалась. Никто не сможет тебя наказать. Потому что наказывать не за что.

Тяжелый вздох сорвался с ее плотно сжатых губ, и Лили с сомнением посмотрела на него, слегка моргнув. Когда она видела его лицо так близко, то могла различить едва заметные морщинки возле изгиба бровей, темные круги под глазами и маленькие трещинки на его бледных губах. И его дыхание, такое спокойное ровное — Лили могла ощутить его, испытывая странную тоску. Потому что Скорпиус был рядом. Да. Но при этом он был очень далеко. Ведь за эти три года он вырос, выстроил свой путь и следовал ему, а что сделала Лили за эти годы? Изменили ли они ее?

Череда бессмысленных обстоятельств загоняла ее лишь дальше в бездну, и сейчас, пережив поражение Бекки, смерть Астората, раскол отношений с Фобосом и смерть Мэри, Лили думала лишь о том, что если бы была хотя бы одна возможность отмотать время назад, в далекие тринадцать лет, когда она впервые примерила маску и попыталась добиться непонятно чего, Лили бы никогда этого не сделала. Потому что ничего, кроме страданий, Лили не испытала. Ни одной минуты счастья.

— Что ты делаешь здесь? — тоскливо прошептала Лили, приблизившись к нему еще ближе, словно боясь, что он уйдет. — Это все очень навредит тебе и твоей политической карьере.

— Нет…

— Да! — перебив, воскликнула Лили, почувствовав, как слезы ярости и обиды наконец прорвались, омывая ее щеки. Перед глазами ее вновь замаячил труп в луже крови, и ей было так тяжело и так больно, что она совершенно не контролировала ни то, что говорит, ни то, о чем на самом деле думает. — Она — дочь человека, который является непосредственным твоим оппонентом. Мне ли рассказывать тебе, насколько сильно это подорвет твое положение?

— А не подорвет ли его то, что я отвернулся от тебя? — его голос, холодный и серьезный, заставил ее замолчать, упрямо вглядываясь в бледное лицо. Право, Лили хотелось сказать слишком многое, потому, наверное, ни одного слова ни сорвалось с губ. — Ты — часть того общества, за которую я борюсь. Ты — это мой электорат, Лили, неужели, не понимаешь? Чернокнижница, изгнанная из общества только за то, что посмела увлечься «неправильной» магией; человек, выгнанный из Хогвартса, вынужденный поехать в другую часть света ради мнимой позиции в обществе… люди не пытаются понять твоих мотивов, они лишь тыкают пальцем и говорят, посмотрите, кто ее родители и кем она стала, — ярость полыхнула в его глазах, и в этот момент он выглядел столь уверенным и ослепительным, что Лили почувствовала, как вместо страха в душе у нее рождается восхищение. Ей хотелось, чтобы он был только ее и чтобы его речи, уверенные, наполненные верой, принадлежали лишь ей, потому что только рядом с Малфоем Лили наконец обретала покой. И ту проклятую безмятежность. — Так что будет хуже: бросить тебя или встать на твою сторону? Что выгоднее мне, а?

Она молчала, прикусив губу, смотря на него, слегка склонив голову. Слабость становилась все сильнее, но одно лишь понимание их непосредственной близости сейчас будоражило кровь, заставляло Лили цепляться пальцами за дыры в матрасе — лишь бы не прижаться еще больше. Лишь бы сохранить хоть какие-то границы.

— Да и к тому же я не смогу бросить тебя, — он усмехнулся, словно забавляясь тем, как резко дернула руку Лили, немного отодвинувшись, — уж больно дорого мне стоило твое расположение, Лили Поттер.

Мысли путались, и Лили, прищурившись, почувствовала странную дрожь — ей было холодно и нестерпимо хотелось прижаться к Скорпиусу, который был так близко, что стоило только протянуть руку. Но Лили ничего не делала, возможно, боясь чего-то, и в полном молчании она внимательно смотрела ему в глаза, стараясь выравнять дыхание. Ей почему-то по-прежнему не верилось, что он сидит рядом с ней, что он вновь и вновь помогает ей.

«Ты думаешь, он любит Мадлен?», — стрелой пролетело в голове, и Лили, нахмурившись, резко отвела взгляд от Малфоя, который, поднявшись с места, отошел к шкафу, явно над чем-то размышляя. А потом, подняв голову, Лили посмотрела на его руки и увидела, что они облачены в перчатки. И это почему-то лишь причинило ей большую боль, ведь искаженное ненавистью лицо Мэри вновь вспыхнуло перед глазами, и Лили, сжавшись, тяжело задышала, возвращаясь к мыслям о ее кончине.

На первом этаже в собственной луже крови валялась Мэри Томас. Ее однокурсница. Ее подруга. Лили выросла с ней, она знала ее, возможно, не столь хорошо, как ей тогда казалось, но тем не менее — в определенный момент времени Мэри была важной частью ее жизни. И теперь ее нет. Лили убила ее.

— Я вызову сейчас авроров, они должны будут взять у тебя показания. Я подтвержу, что ты применила самооборону и что Мэри напала на тебя, — быстро заговорил Скорпиус, закатывая рукава черной рубашки, меряя шагами комнату. Он ходил взад-вперед, явно над чем-то размышляя, и лицо его было сосредоточено и серьезно.

Только Лили не чувствовала ни счастья, ни радости, только лишь тоску. И глядя на него, она только и могла, что вспоминать лужу алой крови и вымазанные в алый белесые волосы. Дыхание сорвалось. И Лили, прикрыв на секунду глаза, тихо прошептала, вынуждая Скорпиуса остановиться и внимательно посмотреть на нее:

— Доверять так сложно, Скорпиус. Пожалуйста, не заставь меня пожалеть об этом.

— Что ж, тебе не остается ничего, кроме как верить в меня, да?

Его мягкая улыбка вызвала внутри лишь новый прилив болевых ощущений, и, когда он подошел к ней и подал руку, Лили приняла ее с некоторым содроганием. Ноги были ватными, ступать по ступенькам — тяжело, и, увидев вновь распростертую на полу Томас, она задрожала, прижавшись к Скорпиусу, и тот, поглядев внимательно прямо в ее глаза, лишь сильнее сжал руку, подталкивая вперед.

Авроры нагрянули нескоро, и за это время Лили, вышедшая в другую комнату, нервно перекладывала стопки книг, ощущая всем своим телом пристальный взгляд Скорпиуса. В какой-то момент, не выдержав, она молча подняла голову и посмотрела на него в упор, чувствуя слабость. Ей было плохо, плохо так, что хотелось разразиться криком, но она молчала, усиленно хватаясь за книги, думая сразу обо всем и одновременно ни о чем.

Она не говорила с аврорами, лишь безразлично наблюдала за Скорпиусом, который, перешептываясь, давал показания. В какой-то момент Лили осознала, что совершенно не может сфокусироваться на том, что происходит перед глазами — перед глазами маячили черные пятна, и она с трудом заставляла себя держать глаза открытыми, чтобы видеть, как уверенно и четко говорит Скорпиус, как его лицо, безэмоциональное и холодное, не выдает ничего: ни той нежности, которой он одаривал ее совсем недавно, ни азарта, с которым рассуждал о политике.

Дышать было так тяжело, что в какой-то момент, ухватившись за стол, Лили быстро-быстро стала заглатывать воздух. Она не могла понять, о чем говорят люди вокруг, не могла видеть — реальность разлеталась, оставляя после себя лишь боль.

И когда рука ее заскользила по лакированной поверхности стола, Лили совершенно ни о чем не думала.

Проваливаясь во тьму, она ощущала внутри себя лишь яркую, отчетливую пустоту.

* * *

Раздражающий, монотонный тик заставил ее вздрогнуть и распахнуть глаза. Голова гудела, и, застонав, она попыталась было подняться, но тут же вынуждена была лечь обратно в кровать, ощущая острую боль в затылке. Лили нахмурилась, когда увидела белый потолок, а потом осознала — она в больнице. Она здесь после того, как убила Мэри Томас. Ее больше нет.

Воспоминания пролетали перед глазами, и, сжавшись, Лили зажмурилась сильно-сильно, стараясь прогнать будто впечатавшуюся в сознание картинку — Мэри, распростершаяся в луже крови, с перепачканными белесыми волосами, которые поблескивали от света пламени, горевшего в камине.

Дыхание сбилось, и, сжав рот, Лили вспомнила все: разговор с Томас, Скорпиуса, авроров. Все события, словно назло, выстраивались перед глазами, привнося в нее одну лишь горечь, и ей хотелось вскричать от той невыносимой боли, которая встала комом в горле.

— О, Лили, ты очнулась? — Она резко мотнула головой в сторону голоса и увидела перед собой Прю. Ее черные волосы, убранные в пучок, приковали внимание Поттер, а потом, посмотрев уже на нее саму, Лили резко убрала руку ото рта, боясь, что она поймет, насколько тяжело и больно ей. — Мерлин, поверить только, знаешь, как мы испугались?!

Лили молчала, внимательно наблюдая за Пруденс. Если здесь была она, значит, вся ее семья — тоже. И было так страшно отчего-то посмотреть в глаза отцу, что внутренне Лили вся сжалась: и дыхание ее участилось, вырывая из груди то и дело жалкие хрипы.

— Она проснулась? — встрепенувшись, проговорил резко Альбус, который, заглянув в комнату, тут же поймал взгляд Лили. — Черт побери, Лили! — громко воскликнул он в момент оказавшись рядом с ней. — И это я еще эгоист? Ты понимаешь, насколько сильно заставила нас переживать!

— Милый, — примирительно протянула Прю, схватив его за руку, не давая Альбусу вплотную приблизиться к кровати. — Лили еще не до конца пришла в себя, ей плохо…

— А мне не плохо? — сверкнув глазами, тут же откликнулся он, и, видел Мерлин, это было впервые, когда Лили видела, чтобы Альбус повышал голос на свою обожаемую жену. — Моя сестра чуть не сдохла от рук истерички из-за этой блядской лавки, которая никому ни хера не нужна.

— О чем вы? — тихо спросила Лили, резко встряв, слегка приподнявшись на локтях. Она не понимала, совершенно не понимала, о чем говорил Альбус, что именно ему было известно и самое главное… а какую версию событий изложил сам Скорпиус? Что именно он рассказал?

Альбус нахмурился, резко переведя взгляд на сестру, и, вздохнув, с громким скрипом придвинул стул к ее постели, вызывая у Лили невольное раздражение — даже сейчас ему как будто было совершенно плевать, что ей плохо!

— Дорогая моя сестренка, теперь ты по гроб жизни будешь должна Малфою. И какого соплохвоста он вообще с такой яшкается? Ты же ходячая проблема. Так и еще злая, что не подойдешь.

— Твоего мнения не спрашивали, — злобно прошипела Лили, яростно сверкнув глазами, отчего-то обидевшись.

Альбус цокнул.

— О как, — а потом очаровательно улыбнулся, вызывая в ней еще большее раздражение. — Мэри Томас напала на тебя, чтобы лавка, согласна законодательству, вернулась Беркам, с которыми их семья тесно связана. Все это поведал Малфой, засвидетельствовав свои показания собственными воспоминаниями, из-за чего тебе даже не докучали. Фактически, он взял всю ответственность на себя. Знаешь, какая шумиха поднялась?

Странное волнение охватило ее душу, и Лили совершенно не могла понять тех эмоций, что за секунду появились внутри нее. Хотелось отчего-то расхохотаться истерично, а потом схватиться за голову и думать, думать. Думать. О том, как много сделал для нее Скорпиус. И что могут значать все его поступки.

— Это правда? — тихо переспросила Лили, слегка склонив голову. — Скор… Малфой взял всю ответственность на себя?

— Да! — закачав головой, резко ответила Прю, накрыв руку Альбуса.

— Но это невозможно… — удивленно пролепетала Лили, совершенно не понимая, как у него это получилось. Почему ему все поверили? И какими именно воспоминаниями поделился с аврорами Скорпиус?

Дверь резко скрипнула именно в тот момент, когда непонимание, смешанное со странным смущением, охватило Лили. И, дернув голову, она уже знала, кто будет стоять у порога — это он. Скорпиус.

И, когда Лили увидела его серые глаза, которые внимательно следили за ней, его прямой, ровный профиль, словно выточенное изваяние, она почувствовала, как пересохло во рту и как дикое волнение охватило ее с ног до головы.

Кивнув головой Альбусу, Скорпиус неспешно вошел в палату, и Лили, резко отведя взгляд, уставилась на свои пальцы. Бледные, покрытые мелкими порезами, Лили сжимала и разжимала их, старательно пряча взгляд, делая вид, словно ничего интереснее их не видела.

— Ал, пойдем, — задергав за рукав мантии, быстро сказала Прю, усиленно качая головой в строну выхода.

— С чего бы это? — удивленный такой прыткости, протянул Альбус, но она, не обращая внимания на слова мужа, резко потянула его, цепко смотря на него в упор, словно стараясь передать какую-то информацию невербально.

Лили не особо поняла, когда они вышли и когда именно в палате установилась тишина. И только лишь в тот момент, когда нервозность слишком отягощала ее воспаленное сознание, Лили повернула голову в его сторону, видя, как он, слегка отодвинув стул от ее кровати, видимо, чтобы сохранить хоть какую-то дистанцию, наконец садится на него.

Ей хотелось сказать слишком много, но одновременно — ничего. И было так сложно понять, чего именно Лили хочется сейчас больше всего: сказать «спасибо» или просто схватить его за руку, облаченную в кожаную перчатку, и благодарно ее сжать, не нарушая этого молчания, такого родного и значимого, в котором смысла было, пожалуй, больше, чем в любых словах.

— Как ты себя чувствуешь? — спросил он, внимательно смотря на нее безмятежным взором.

— Довольно неплохо, — прохладно проговорила Лили, слегка нахмурившись. — Малфой… как у тебя получилось сделать… все это?

Скорпиус усмехнулся, слегка нагнувшись к ней, и безразлично произнес, абсолютно ничего не вкладывая в свой голос:

— Связи порой творят чудеса. А если ты еще знаешь, к кому обратиться, то… боюсь, нет ничего такого, что было бы невозможно в этом продажном обществе алчных людей. Каждого интересует лишь цена вопроса, и я не могу их винить за это.

Словно загипнотизированная его взором, Лили слабо качнула головой, не отрывая своего взгляда от его лица, чувствуя странное непонимание. Она совершенно не знала Скорпиуса: ни одна часть его жизни не была открыта для нее, и лишь воспоминания из Выручай-комнаты давали ей слабое понимание — Скорпиус мечтал перелопатить этот мир, чтобы тот извинился перед ним за то, что посмел помыкать им за его фамилию. Он ненавидел все это лицемерное общество, навешивавшее ярлыки, и Лили помнила, с какой чертовой самоотдачей он доказывал каждому, словно назло, что Скорпиус Малфой — не один из них. И он никогда не будет делать то, что считается «правильным» или «хорошим», если это противоречит его принципам.

Так почему еще тогда, в этом проклятом Хогвартсе, он связался с ней? Лицемерной, фальшивой девочкой, у которой, кроме добродушных улыбок и ярости где-то внутри, не было ничего; которая неизбежно старалась вырвать себе место в этом обществе, безвозмездно подчиняясь ему.

— Не понимаю, — нахмурившись сильнее, пролепетала Лили вслух, не отводя своего тяжелого взора, — совершенно не понимаю: зачем тебе все это? Почему ты это делаешь?

— Это же очевидно, — спокойно и просто сказал Скорпиус, слегка усмехнувшись. — Ты мне нравишься. Или, возможно, это называется «влюблен». Не знаю. Но ты всегда была единственным человеком, чье возвращение я ждал каждый день, за кем мне хотелось наблюдать и изучать… кого мне хотелось бы узнать намного ближе.

Нервно сглотнув, Лили вцепилась пальцами в одеяло, чувствуя волнение, охватившее душу. Ей было страшно, потому что она не понимала, что именно ей нужно было сказать сейчас, как стоило бы повести — и, вглядываясь в его серьезное лицо, она млела, постепенно ощущая странное тепло, разливавшееся по всему телу. И чем-то оно было так похоже на то «счастье», за которым Лили гонялась столько лет, из-за чего робость одолела любое ее проявление чувств.

— Что ж, отдыхай. Тебе стоит набираться сил.

Еще с минуту он смотрел ей прямо в лицо, а потом со вздохом поднялся со стула и спокойно пошел к двери. И Лили наблюдала за каждым его шагом, чувствуя странное желание сорваться с кровати и схватить его за рукав, чтобы он остался с ней, чтобы полностью ощутить то счастье, которое разливалось по венам, придавая ей сил.

Когда Скорпиус ушел, Лили резко посмотрела на свои руки, боясь хоть что-то сделать. Она была в оцепенении и чем дольше пыталась понять свое внутреннее состояние, тем сильнее наталкивалась на непонимание: Лили абсолютно не знала, как быть ей и что стоит сделать.

«Зачем я только отпустила его?» — с отчаяньем подумала она, по-прежнему стеклянным взором смотря перед собой.

Годы умерщвления чувств били обухом по голове, взывая к рациональности, но Лили сидела и не двигалась, боясь. Потому что… счастье было так близко, что, казалось, протяни руку, и оно будет в твоих руках. Но будет ли? И счастье ли это? Она просто боялась того, что все — обман и что над ней просто кто-то насмехается, ведь после стольких событий и неудач, ей было так сложно поверить, что она будет счастлива.

Скинув одеяло с постели, Лили обратила свой взор на дверь. А потом, не думая ни о чем, спрыгнула с кровати, испытав легкое головокружение, и резко распахнула дверь, стараясь понять, куда именно мог пойти Малфой. Но, не увидев его, она быстро побежала к лестнице, слыша чей-то громкий оклик, но, не оборачиваясь, Лили сломя голову неслась по ступенькам, пару раз спотыкаясь, больно ударяясь о бетон. Но она не думала об этом. Все ее мысли были заняты одним Скорпиусом, и Лили чертовски боялась, что не успеет, опоздает, и он уйдет.

Распахнув входную дверь, Лили оказалась на улице, а потом с гулко бившимся сердцем замотала головой, стараясь различить его силуэт. Она по-прежнему видела нечетко, и было так тяжело просто стоять, что, облокотившись спиной о стенку, Лили с отчаяньем старалась найти его. И, когда она наконец заметила его, стоявшего на последних ступеньках и всматривавшегося вдаль, она опять сорвалась, быстро преодолев расстояние между ними.

Схватив его за руку, она развернула Малфоя лицом к себе, замечая некоторое удивление и даже злость, но, когда взгляд его сфокусировался на ней и он признал Лили, то, видел Мерлин, на дне его зрачков промелькнул странный страх.

— Ты тоже… ты тоже мне нравишься! — на одном дыхании выпалили Лили, вздрогнув под конец. Ей было так страшно признаваться в собственных чувствах и так тяжело стоять, что она, право, боялась, что упадет прямо сейчас. И словно в подтверждение своих мыслей, Лили опять испытала слабость, из-за чего, качнувшись, навалилась назад, но Скорпиус, заметив это, резко схватил ее за плечи, притягивая к себе.

— Глупая, что ли? Зачем ты вообще встала с кровати? — спокойно протянул он, а потом, накинув на ее плечи мантию, Скорпиус посмотрел ей в глаза, слегка поправив челку, и Лили видела, как светло-серые глаза смотрели на нее с какой-то светлой тоской. — Тебе нужно вернуться обратно.

И, не давая ей ни минуты на размышления, он, слегка наклонившись, взял ее на руки, отрывая от земли, из-за чего, испугавшись, Лили неловко обвила своими руками его шею, с некоторой опаской посмотрела себе под ноги, испытывая странное волнение, ведь Скорпиус был так близко, что хотелось, право, рассмеяться.

— Ты чего? — зашептала она ему на ухо, когда он зашел в больницу, приковывая взгляды невольных свидетелей. — На нас же все смотрят!

— И, скорее всего, завидуют, — самодовольно усмехнувшись, ответил Скорпиус, на секунду посмотрев на нее.

И Лили плавилась, от его теплых рук, сжимавших тело, от глубокого, такого проникновенного взгляда и от той радости, что поднималась в груди. Она была счастлива. И так много было заложено в эти слова, что становилось даже страшно — Лили до ужаса боялась, что все это просто блажь.

Сильнее прижавшись, Лили, словно зачарованная, разглядывала его белые волосы, его лицо и серые, такие светлые глаза. Он, как и в Хогвартсе, был бесцветным, можно было сказать, никаким, но ничего красивее его уверенного взгляда, его черт лица Лили не видела никогда, и какая-то странная нежность обуревала все ее внутренности. Ведомая ненавистью, Лили так давно не испытывала этого чувства, что упивалась им по полной. Она растворялась в нем.

— Я знаю, о чем ты думаешь, — прошептал он ей на ухо, неотрывно смотря вперед, чтобы не споткнуться. — Я уничтожу тебя, Скорпиус Малфой. Да. Я уничтожу тебя своим присутствием в твоей жизни. Не так ли?

И, посмотрев наконец на нее, Скорпиус улыбнулся, так просто и так открыто, что уголки губ у Лили дрогнули. Потому что месть, желание уничтожить кого бы то ни было теперь казались ей такой глупостью, что, не сдержавшись, она прыснула, еще сильнее обвив его шею руками, прижимаясь ближе.

Потому что от той любви, которая поднималась в душе, было не спастись. Она, поглощая ее, привносила в Лили нечто новое — желание построить свою жизнь, а не уничтожить ее, превращая все хорошее и радостное в руины сожалений и горечи.