Солнечная (гет)

Они виделись слишком часто, и Лили начинала чувствовать себя совершенно сумасшедшей. В первую неделю они встретились всего два раза, но на второй не проходило ни дня, чтобы Лили, аккуратно раскрыв полог кровати, не выскальзывала из теплой постельки в холодную Выручай-комнату. Нет, она точно сошла с ума: иначе бы Поттер не смогла объяснить самой себе, почему ей было так наплевать на то, что скажут другие, если вдруг обнаружат, что Лили не спит ночью, а проводит время непонятно где.

В какой-то момент ей стало так плевать и на Мэри, и на репутацию, и даже на собственный недосып, который с трудом удавалось скрывать по прошествии уже первой недели, что Лили даже удивлялась. Смотря на Скорпиуса, что неизменно проходил мимо нее и даже не пытался делать вид, что они знакомы, Лили чувствовала всю тяжесть своего падения. Но… как же ей это нравилось.

Они почти не говорили в первое время: приходили и садились, куда придется — обычно Малфой выбирал кафельный пол у дивана, чтобы, откинув голову на его сиденье, расслабленно смотреть в потолок, тогда как Лили предпочитала садиться рядом с ним, но только на уютные подушки.

Молчание не было тяжелым или чужеродным, но с каждой секундой Лили чувствовала удивительный порыв просто взять и поговорить с ним, рассказать свою историю… Лили боялась, что однажды точно расскажет все, о чем так долго молчала, и почему-то ей не казалось это чем-то глупым, напротив, может в этом мог заключаться ее покой?

Первым молчание нарушил Скорпиус — он начал рассказывать ей о Темной магии, о заклинаниях, треть из которых были известны ей из-за брата, и Лили, предпочитавшая зелья взмахам палочки, слушала его, словно очарованная. Он говорил размеренно, и голос его с хрипотцой проникал прямо в сознание: Лили слушала и падала, так не вовремя вспоминая Некромантию, которую ей пришлось бросить из-за чрезмерного внимания к ее персоне в начале учебного года.

Она мечтала расспросить его о воскрешении мертвых, почему-то ей казалось, что Малфой мог рассказать так много, что у нее бы точно получилось. А потом она поняла, что ей… совершенно это неинтересно. Лили думала о Малфое, и ее мысли были наполнены им одним. Ничего другого для мисс Поттер просто не существовало.

— Ты настоящая ведьма, — как-то сказал он, и Лили, сидевшая на диване, поежилась, бросив на него беглый взгляд. Малфой облокотился головой о сидение и смотрел на нее, выдыхая сигаретный дым, и Лили казалось, что каждый день он подмешивал что-то новое. Запах был слишком дурманящим, из-за чего, чувствуя расслабленность во всем своем теле, Лили время от времени облизывала нижнюю губу, во всех красках представляя, как сильно бы ей хотелось прямо сейчас соскользнуть с дивана, перекинуть свои ноги через его бедра и целовать его до тех приятных болевых ощущениях, когда желание полностью охватывает воспаленный мозг.

Но она держала все свои мысли в узде, так не вовремя вспоминая Селвин, и какая-то непонятная ей ярость пронзала легкие.

— Еще бы, — злобно протянула Лили, смотря на его губы и думая о том, как, скорее всего, он проводил ночи напролет в гостиной Слизерина в компании шлюхи-Мадлен. — Я же волшебница.

— Нет, я не о том, — почему-то насмешливо ответил он, словно его забавлял ее гнев, из-за которого лицо Лили искажалось в каком-то припадке. — Ты ведьма из маггловских сказок: злая волшебница, летающая на метле под покровом лунного сияния… Женщина, которой бы пожелали смерти только из-за ее убийственной красоты.

Сердце ее билось, несчастное, изувеченное, оно колотилось так сильно всякий раз, когда они виделись наедине в этой тишине и мраке, что Лили понимала: никуда ей не деться ни от собственных чувств, ни от Малфоя. Она пропащая, Альбус, черт бы его побрал, был до ужаса прав. И что она могла поделать, если ей нравилось собственное низложение? Лили упивалась тем желанием, которое проецировала в свои сны, и снился ей Скорпиус, который, наконец, был полностью ее. Весь и целиком.

— Ты выглядишь такой уставшей, — меланхолично улыбнувшись, протянула Элен, когда они сидели в Библиотеке и дописывали очередное эссе по Трансфигурации. Они были одни, с Томасами и Льюисом общение возвращать никто не хотел, да и Спинетт, окрыленная мыслью о своей маленькой мести, вынашивала план полного унижения Мэри.

Лили почему-то это забавляло. И, посматривая на нее время от времени, она чувствовала, что ей комфортно находиться с ней. Она была доброй и сочувствующей, наивной и глупой, но при этом такой понимающей, что у Лили сводило скулы.

Хмыкнув, она перевела свой взгляд вперед, и ее сердце опять по-предательски дрогнуло. Она пришла в Библиотеку, чтобы увидеть его. Скорпиус, сидевший прямо напротив, уверенно записывал что-то в свой пергамент, и именно в такие моменты, когда рядом с ним не было Мадлен, Лили обожала больше всего. Потому что могла наконец спокойно смотреть на него, не ловя на себе въедливые взгляды его девушки.

Почему-то в этом всем ее напрягало лишь одно: однажды Лили случайно увидела Мадлен в компании Мэри Томас, и какое-то странное, слегка пугающее подозрение пролезло к ней в голову. Она не знала, чего именно можно было ожидать от этого тендема, а какая-то чрезмерно сладкая улыбка Мэри вызывала внутри лишь все больше вопросов. Лили ждала битвы и боялась, что выйти победителем из нее не получится, но… у нее же есть Малфой? Можно было бы попробовать защититься им?

Лили хмыкнула, слегка сверкнув глазами. Несмотря ни на какие странные, непонятные ей чувства внутри, она готова была бросить Скорпиуса в самое пекло, чтобы наслаждаться его страданиями, ведь иначе… не сгорит ли она сама от собственных чувств? Потому что Лили Поттер в первую очередь не знала, чего ожидать ей от самой себя.

— Эй, Малфой. — Лили вздрогнула, резко вскинув голову, и увидела двух гриффиндорцев с седьмого курса, которые, облокотившись о парту, за которой восседал Скорпиус, вызывающе ухмылялись. — Проваливай с места, здесь хочет сесть мой друг.

— Что? — спокойно переспросил Скорпиус, не дернувшись, а лишь расслабленно откинувшись на спинку стула. — Маклагген, проблемы со зрением? Здесь полно свободных мест.

— О нет, — рассмеявшись гнусаво, бросил он, резко похлопав своего друга по плечу. — К сожалению, меня интересует только это место, занятое пожирательской мордой. Не могу пройти мимо такого дерьма, как ты. Вставай, уступи место моему другу. Он магглорожденный.

Лили замерла, сжав до побеления костяшек перо, внимательно смотря на Скорпиуса. Конечно, в этом мире, где принадлежность к магглам и лояльность к ним возвеличивалась в норму, таким детям, как Малфой, было трудно ужиться. Издевки были меньшим из зол, намного серьезнее были откровенные провокации, из-за которых можно было со спокойной душой вылететь из школы. Только вот если раньше Лили было плевать, то теперь… она с каким-то напряжением наблюдала за Скорпиусом, который не повел даже бровью.

— Магглорожденные какой-то особенный сорт людей? — выразительно спросил он, ухмыльнувшись. — Или в правилах Хогвартса прописано что-то о полном им поклонении? Завязывай с квиддичем, а то начинаю искренне переживать за твое интеллектуальное развитие. Хотя постой… мне плевать? — ухмыльнувшись сильнее, Скорпиус слегка склонил голову. — Так что, думаю, свалить придется тебе. Ты мешаешь мне учиться.

Резко дернув парту, Маклагген схватил Скорпиуса за отворот рубашки и попытался было приподнять его, но Малфой, словно только этого и ожидая, решительно сомкнул свои руки на его запястьях и тряхнул их, вынуждая гриффиндорца ослабить хватку.

— Угомонись, — холодно проговорил Скорпиус, медленно поднявшись со своего места. Несмотря на полное внешнее безразличие, Лили видела, что он не так спокоен, как в самом начале. — И заруби себе на носу: никогда не наступит такой день, когда я стал бы выполнять прихоти умалишенных ублюдков, решивших, будто они имеют право заставлять меня брать в расчет идиотические просьбы кого бы то ни было только из-за их принадлежности к магглам и магглорожденным.

— Ну ты и чистокровное рыло, — со злобой прошипел Маклагген в ответ, и Лили, не видя его лица, почему-то подумала, что он, должно быть, кривится. — Еще не понял? Прямо сейчас ты должен встать на колени перед этим пареньком и просить у него слезно прощение за ту пожирательскую идеологию, что поддерживала твоя ублюдочная семейка на протяжении годов…

— Нет, — с какой-то странной, исковерканной злобой проговорил Скорпиус, вцепившись своими руками в парту. — Я никогда не стану просить прощения за то, чего не совершал. Я не буду нести наказание за своих предков. Потому что я не они. И плевать я хотел на магглов и магглорожденных, для меня они такое же пустое место, как и всякий человек, который мне не интересен.

Раздался грохот, и Лили, не думая ни о чем, вскочила резко с места, взяв палочку, напряженно наблюдая за тем, как Маклагген занес кулак, но, то ли не рассчитав удар, то ли Малфой вовремя успел среагировать, но он промахнулся. И, наблюдая за тем, как темнеют глаза Скорпиуса и как медленно потянулась его рука к карману, она понимала: чему-то не миновать.

— Лили, — шокированно протянула Элен, когда Поттер, откинув резко стул, что с грохотом приземлился на пол, уверенно подошла к Маклаггену и, схватив его за плечо круто развернула к себе.

— Элиот, — мягко улыбнувшись, Лили так сильно сверкнула глазами, что Маклагген замер в ступоре. Видел Мерлин, она сама не понимала, что творила, но прямо сейчас ей хотелось взять это личико и со всей дурью ударить им об парту. — Успокойся. Ты же не хочешь, чтобы мы потеряли баллы из-за… слизеринца?

Его друг, покрасневший до корней волос, резко развернулся, оставив тем самым Элиота один на один с Малфоем, и Лили боковым зрением видела, с каким странно нечитаемым выражением лица смотрел он на нее. Она знала, о чем он думает. И больше всего на свете ей не хотелось сейчас находить логическое оправдание своих поступков: потому что логики в этом всем не было.

— Но, Лили, — неуверенно начал было Элиот, пытаясь мягко освободиться из ее хватки, но Лили держала его настолько крепко, что могла бы точно оставить синяк. — Ты же понимаешь…

— Конечно, — с ослепительной улыбкой, проговорила уверенно Лили, перебив его специально, чтобы он даже не пробовал вновь произнести еще какие-либо оскорбления. — Но мы не можем терять баллы в конце года ради забавы и веселья.

Маклагген кивнул задумчиво, а потом, плюнув в сторону Скорпиуса, спрятал руки в карманы брюк, и, после того, как Лили, наконец, освободила его от своих рук, он стремительно направился прочь из библиотеки.

Наверное, именно в этот момент она вдруг осознала, что взгляды всех сидевших были обращены на нее, и, не выдержав, она повернулась вполоборота к Скорпиусу, который смотрел на нее с таким серьезным выражением, что Лили, тихо фыркнув, презрительно приподняла левую бровь, как бы говоря: «Какой ты неудачник, Скорпиус Малфой. Не смог даже выдержать такую дешевую провокацию».

Естественно, она бы никогда не призналась ни ему, ни себе, что была слишком взволнованна, что ей было… немного жаль его, и она не считала справедливым такое отношение к его персоне.

И, когда поняла, что смотрела на него уже слишком долго, Лили резко развернулась и прямо в этот момент наткнулась на взгляд Годрика Томаса, который, как-то не по-доброму усмехнувшись, глядел на нее с такой ненавистью, что Поттер стало до ужаса страшно. Оцепенев, Лили слишком медленно побрела к парте, в каком-то полубреду она запихивала книги в сумку и даже не попыталась понять, что говорит ей Элен. Лили хотела сбежать. Потому что чувство настигавшей ее трагедии так и давило, продавливало, черт возьми.

Она вышла из библиотеки на автомате, забыв про свою фирменную улыбку, не обращая внимание на многочисленных людей, что весело здоровались с ней. Впервые в жизни она смогла осознать, насколько устала улыбаться. Эта мерзкая, ослепительная, солнечная улыбка, вклеенная в уста… Лили просто хотелось проявить собственную ненависть. Хотелось накричать, опрокинуть парты в классах, раскидать склянки с ядовитыми зельями. Она так мечтала о собственном низложении, что даже забыла о том, как больно падать, и, понимая сейчас, что ходит по лезвию ножа, Лили начинала бояться, что ее тайное желание сбудется… и она станет никем.

Впрочем. Была ли она хоть кем-то? Бесконечные маски, вклеенные поверх друг друга, фальшивые слова и смех, не было у Лили ничего настоящего. Она никто. Пустая и гнилая, то самое маленькое зло, что проклинают во время неудач. И если раньше ей нравилась такая роль, то сейчас ей хотелось, чтобы ее просто обняли и сказали: «Все нормально, ты можешь быть слабой. Я защищу тебя».

Лили остановилась. Тяжело вздохнула, истерически хохотнув, а потом, оперевшись рукой о каменную стенку с маниакальным вниманием стала разглядывать собственные лакированные туфельки. Зная, предвидя, что прямо сейчас из-за поворота появится Годрик Томас, который последовал прямо за ней.

— Какого черта, Поттер? — со злобой бросил он, и Лили, резко вскинув голову, сощурила глаза, не пытаясь скрыть своего презрения. Как же раздражало ее то, что Томас все еще считал, будто она его собственность, бесконечно влюбленная в него правильная Лили Поттер. Знал ли этот идиот, как он слеп? — Ты никогда не вмешивалась в травлю слизеринцев. Откуда такое благородство?

— Не путай благородство с элементарной рассудительностью, — холодно бросила она, улыбнувшись и выпрямившись. Потому что ее внутренняя ненависть давала ей такую силу, что не было и мысли ни о побеге, ни о попытке стать слабой хотя бы на секунду. — Мы не можем потерять баллы.

— Дело в Малфое? — резко выпалил он, сощурив не по-доброму глаза. — Он нравится тебе?

— Мерлин, Годрик, откуда такие предположения? — насмешливо бросила она, чувствуя, как екает сердце.

— Мэри поделилась со мной кое-какой интересной информацией, ходят слухи, солнечная Лили Поттер, что вы видитесь по ночам. — С каждым словом его глаза приобретали какое-то поистине угрожающее выражение. И Лили не могла понять, чего боится больше: его, взбешенного и яростного, или того факта, что о ней пошли такие странные слухи. — Мадлен плачется Мэри, что Скорпиус почти месяц не уделяет ей внимание и вечно где-то пропадает. Какая ирония: Мэри не видела, чтобы ты ночевала в комнате уже третий день подряд.

Этого следовало ожидать. Лили знала, как сильно рисковала, но что она могла поделать с тем, что ей до безумия хотелось увидеть Малфоя? Как она могла противиться этому желанию? В конце концов, падение так сладко. Разве она могла отказать себе в удовольствии окунуться в самую бездну?

— Ты никогда не уделяла мне внимание, — со злобой выплюнул Годрик, и Лили, сморщившись, прикрыла глаза. — «Меня зовет декан, дополнительное занятие, контрольная»… у тебя было столько отговорок, что я сбился со счета. Мы были вместе, да? Уверена? Все, чего я дождался от тебя, — скупых поздравлений с днем рождения. Мы были вместе три года, но я так и не понял, что ты за человек, Лили Поттер. А сейчас… я вижу, что ты просто лицемерная дрянь, клюнувшая на то, что я популярен на нашем курсе. Ты одурачила всех, черт побери.

Рассмеявшись тихо, Лили резко распахнула глаза, а потом улыбнулась, только это была не та добрая, солнечная улыбка. Нет. Это был тот самый оскал, который говорил: «ты ничтожество». Медленно приблизившись к нему, Лили положила свою ладонь ему на грудь, слыша, как сильно бьется его сердце, а потом, склонившись, прошептала прямо в губы:

— О Годрик, если я сейчас скажу, что мы снова встречаемся, ты побежишь за мной, как собачонка. — Схватив его за галстук, Лили резко дернула за него, вынуждая Годрика слегка наклонить голову. — Такие унизительные отношения для тебя, словно косточка. Потому что ты чертовски влюблен в меня.

Он вздохнул рвано, когда Лили, приблизившись к нему совсем близко, слегка склонила голову, лукаво усмехнувшись.

— Как же жаль, что ты мне совсем не нужен, — прошептала она ему на ухо, а потом, резко оттолкнув его, Лили приподняла надменно бровь и безразлично посмотрела в это раскрасневшееся лицо.

В конце концов, все это было так предсказуемо и скучно: подступая к бездне, Лили уже знала цену своего падения. Но могла ли она осознать, насколько приятно в открытую говорить людям то, что она думает на самом деле?

Тяжело вздохнув, Лили нервно сглотнула. Потому что отчетливо осознавала: в момент, когда она стояла рядом с Годриком, Лили представляла Скорпиуса. И ей нестерпимо хотелось, чтобы Малфой так же был напряжен рядом с ней и чтобы он так же реагировал на ее прикосновения.

И вот это, стоя у самого края, Лили не смогла предугадать. Она не подумала о том, что чувства смогут взять верх в ее прагматичной натуре. Так что же ей теперь делать?

* * *

В ее день рождения, который наступил через два дня после инцидента в библиотеке, Лили волновалась по-особенному сильно. Поздравления от однокурсников были как никогда раздражающими, и она, спрятавшаяся в заброшенном классе, устало смотрела на простилавшийся за окном Запретный лес. Конец марта был ознаменован теплой погодой, и Лили тяжело дышала из-за этого спертого воздуха, то и дело прикрывая глаза.

Как ей осточертели все эти улыбчивые лица. Отвернись Лили, они тут же начинали поливать ее грязью, а тихие, едкие слухи о ее связи с Малфоем почему-то злили Лили больше всего: ей не хотелось, чтобы об их общении вообще знал хоть кто-то, не потому ли она так и не появилась в Выручай-комнате все это время? Она боялась посмотреть в глаза Скорпиуса, прекрасно осознавая, как сильно ей хотелось услышать его бархатный голос, подметить спокойствие в каждой черточки этого мраморного лица.

Сегодня все должно было закончиться. Не будет больше уютных ночей в спящем Хогвартсе, не будет лукавых улыбок и препираний. Вся ее жизнь вернется к тому серому, фальшивому существованию, и Лили думала, что больше не сможет так жить. Предстоявшие два месяца весны были слишком длинными, и даже идущее следом лето не давало надежд.

Но, усмехаясь своему отражению в окне, Лили, демонстративно откинув волосы за плечи, уверенно направилась в класс Трансфигурации, то и дело слыша по пути едкие поздравления и приветствия. Улыбаясь ярче обычного, она уверенно зашла в класс, проскользила взглядом по спине Годрика, который с того дня стал до подозрительного угрюмым, и, уверенно выпрямившись, села рядом с Элен.

— Смотри, Фолкнер достал нам билеты на концерт Лагуны Магик, — проговорила она, заметив Лили, и вытащила два билета. Почему-то говорить ей, что Лагуна совсем не нравилась Лили как певица, она не решилась, а потому, благодарно усмехнувшись, всего лишь пожала плечами. — Он такой забавный… думает, что если достанет мне билеты в первые ряды и одарит дорогими подарками, то только тогда я буду с ним…

— А разве это не так? — лениво протянула Лили, усмехнувшись мысленно. Конечно, возможно, к Спинетт это все же не относилось, но к большей части волшебников… еще как.

И молчание Элен лишь как-то сильнее раззадоривало Лили. Право, как хотелось ей разразиться гомерическим хохотом и, выплескивая отчаянье, корчиться от собственного смеха. Загнанная в рамки, Лили испытывала такое дьявольское веселье, что сама до конца не понимала, откуда в ней столько сил держаться и так упорно вклеивать маску в лицо.

А потом смеяться совсем перехотелось, потому что осознание собственного дня рождения, вызывало внутри шквал болевых ощущений. Лили думала о своей семье: об Альбусе, который уже не один месяц не мог найти для себя наконец дело, о Джеймсе, который, казалось, не замечал ничего, и даже об отце. О том самом знаменитом Гарри Поттере, что так и не смог спасти свою жизнь и семью от пучины того мрака, в который они все окунулись.

Но больнее всего было вспоминать одинокую, ухоженную могилку, обрамленную пионами. Потому что дни рождения — это бесконечные воспоминания о смехе матери, которая, веселясь, преподносила ей всевозможные подарки.

— С днем рождения, дорогая, — услышала она певучий голос за своей спиной, и, не выдержав, Лили резко развернулась, взглядом натыкаясь на Мэри. Ее белесые волосы ядовиты блестели от солнечного света, а подведенные красной помады губы изгибались змейкой. От Томас так и веяло мерзостью и фальшью, и иногда Лили казалось, что она сама совершенно ничего не отличается от нее.

— Спасибо, — сдержанно кивнув, проговорила Поттер, а потом, демонстративно отвернувшись к учебникам, бросила быстрый взгляд на Спинетт, замечая, как та будто бы съежилась. «Эта блеющая овечка не сможет даже глаз поднять, о какой мести может идти речь?», — со злобой подумалось ей, и Лили лишь сильнее сжала обложку книги.

— Как интересно, — протянула Томас, явно не собираясь останавливаться и уходить прочь. — Вы так хорошо спелись… Лили и Элеонора, лучшие подружки навек? — насмешливо бросила она, и Поттер наконец посмотрела на нее безразличным взглядом. — Скажи-ка, Спинетт, какого это ради одной только прихоти Поттер стелиться под Фолкнером? Совесть не грызет, подруга?

В классе стало до подозрительного тихо, и Лили, мысленно тяжело вздохнув, лишь удивленно вскинула брови, как бы задаваясь вопросом, что вообще имела в виду Мэри. Смотреть на Элен не хотелось: Лили была уверена, что та, уткнувшись глазами в пол, даже не смела вымолвить хоть слово.

— До сих пор не могу поверить, что Джастин вообще купился на весь этот цирк, — фыркнув, Томас обошла парту и остановилась прямо напротив Элен, смерив ее прожигающим взглядом. — Вот ты и оправдываешь свою истинную сущность. Такая же шлюха, как и Поттер, бегающая за Малфоем. О, вы определенно друг друга стоите.

— Мэри, я думаю, ты не осознаешь, что именно сейчас говоришь, — мило улыбнувшись, протянула Лили, боковым зрением внимательно наблюдая за публикой, которая, навострив уши, даже не пыталась сделать вид, будто ей нет дела до ссоры некогда самой крепкой и неразлучной компании.

Всем им хотелось крови и зрелищ. Что ж. Этого-то Поттер могла им дать.

— Все-то ты понимаешь, Поттер. Лицемерная дрянь, строившая святошу, ночью бегает к Скорпиусу Малфою пообжиматься в коридорах. И это после твоих заверений, как сильно ты влюблена в моего брата.

Лили усмехнулась. Глупая, недальновидная Мэри Томас. Знала ли она, что толпе нужны не только громкие слова, но и убедительные доводы? Думала ли о том, что не одна она такая стерва?

— Но, Мэри, — нагнувшись, протянула Лили, смокнув руки перед собой. Усталость накрыла ее тут же, но, вспоминая о всей той ненависти и злобе, что она испытывала к Мэри, Поттер улыбалась сильнее, вонзая свои острые коготки себе в ладонь. — Есть ли у тебя доказательства? Видел ли кто, как я якобы сбегала куда-то с Малфоем? Что за глупость? — недоуменно дернув плечом, проговорила Лили, распахнув глаза, вкладывая в них львиную долю удивления. — Я и Малфой? Как уморительно.

— В том и дело, — явно занервничав, протянула Томас. Ее эмоции выдавало то, с какой силой она вцепилась в парту и как забегали ее глаза. — Мадлен сказа…

— Вот поэтому мы больше и не общаемся с тобой, Мэри, — резко проговорила Элеонора Спинетт, встав из-за своего места. И Лили, удивленно вскинув брови, резко повернула к ней голову. Лицо у Спинетт было печальным, меланхоличным, и она выглядела такой хрупкой и простодушной, что среди людей в классе пробежался шепот. — Ты всегда обвиняешь нас в чем-то, пытаешься как-то исподтишка задеть. Зачем ты нападешь на Лили? Что она сделала тебе? Выдумываешь небылицы, а потом, словно Цербер, кидаешься на жертву, — переведя дыхание, Элен, резко вскинув голову, уверенно продолжила: — Я устала от твоей бессердечности и эгоизма. Ты никогда не вела себя, как наша подруга. Все, что ты делала, — пускала сплетни, хоть и знала, как больно нам. Почему ты поступаешь так с нами?

Испуг змейкой ютился в голубых глазах Томас, и Лили, мысленно аплодируя, во все глаза смотрела на Спинетт. Она не закатила истерику, не попыталась как-то вывести на эмоции Томас… вместо этого она лишь сказала то, что думала, и возымела такой эффект, о котором Поттер могла только мечтать. Потому что люди, так сильно любившие использовать добродушность Элен, не могли пройти мимо любой ее жалобы.

И громко прозвеневший звонок, так и не давший Мэри возможность ответить, был завершающим аккордом в возвышении Элеоноры.

Потому что искренность, несмотря ни на что, в этом обществе, где каждый только и делает, что вьет интриги, вызывала дикий восторг.

Искренность здесь была самым дорогим и диковинным товаром.