Орден Чертополоха (гет)

«Не всё позволено, значит, Бог есть», — говорила мне девушка с именем языческой богини. «Вы настолько убеждены, что не всё позволено?» — отзывался я. Если Минерва права, то как меня вообще земля носит?

Встреча с Риддлом выпала на Воскресение Христово. Минерва в этот день привычно поднялась ни свет ни заря и стала потихоньку, дабы не разбудить соседок по комнате, собираться. Она дольше обычного прокрутилась у большого старинного зеркала в резной раме, с которой облетела почти вся позолота. Зеркало шепотом поздравило Минерву с наступившим праздником и отметило:

— Мисс Макгонагалл, вы сегодня бледнее обычного. Намечается важная встреча?

Минерва кивнула.

— Может, тогда стоит чуть подрумяниться? Вашей подруге недавно прислали из Лондона превосходные румяна — вам бы они пришлись весьма кстати, — тоном знатока продолжило зеркало, и красивая компактная коробочка с новыми румянами, что недавно получила по совиной почте Августа, приподнялась с туалетного столика и устремилась Минерве в руки. Но Минерва решительно отклонила её, ибо в принципе почти не пользовалась косметикой, а сегодня тем более не возникло желания краситься.

Она пристально оглядела себя в зеркале. Сегодня Минерва намеревалась выглядеть как можно более непривлекательно, отчего-то ей этого отчаянно хотелось. Она не желала понравиться Риддлу. Такое с ней было впервые, потому что обычно Минерва всегда старалась производить на учителей самое благоприятное впечатление. Но сейчас ей совсем не хотелось казаться хорошенькой. Пожалуй, она даже предпочла бы выглядеть в некоторой мере отталкивающе.

Минерва собрала волосы в пучок. Это вышло не без труда, ведь волосы были густые и длинные, почти до талии. Минерве было жалко остричь их, хотя она и понимала, что могла бы облегчить себе жизнь короткой модной стрижкой, как у Августы.

Ее взгляд упал на шляпу, что она надевала на Хэллоуин. Шляпу нелепую и слишком взрослую для юной девушки. В будни такой головной убор могла носить нелюдимая ведьма преклонных лет, с утра до ночи корпящая в лаборатории над всевозможными зельями. Минерва водрузила шляпу на голову и осталась довольна увиденным в зеркале. Вообще-то, ей пора было подобрать себе подходящий строгий головной убор, чтобы производить на окружающих солидное впечатление, все-таки ей предстояло работать в Министерстве магии. А ещё перестать по-девичьи заплетать косы…

Минерва подумала о том, как в ее возрасте выглядела мама. Вспомнились старые колдографии, которые миссис Макгонагалл с грустной улыбкой однажды вытащила из всегда запертой на ключик шкатулки: со снимков беззаботно улыбалась юная и прекрасная Изабель Росс. У нее были такие же, как у Минервы, темно-зеленые глаза и блестящие черные волосы. Только прическа у мамы была уложена по моде двадцатых годов. А еще взгляд молодой Изабель был не таким строгим, как у дочери, он отличался мягкостью и игривостью, а губы у девушки были полные и чувственные. Минерве достались от отца тонкие губы, а также любовь к чтению и порядку во всем.

— Выглядите весьма нелепо! — вынесло вердикт зеркало, но Минерва махнула на него рукой и поспешила вниз, на первый этаж замка.

В холле ее уже дожидался Риддл. Он окинул каким-то странным взглядом ее шляпу, но затем пригласил Минерву следовать за ним. Прохладный уличный воздух взбодрил, а лучи утреннего солнца ударили в глаза. Минерва понятия не имела, куда они идут, но послушно шла рядом с Риддлом. Через некоторое время стало понятно, что побрели они по направлению к Хогсмиду.

Когда они уже прилично удалились от замка, Риддл снова окинул Минерву странным взглядом и с недовольством заметил:

— Ох, Минерва, вы снова надели эту кошмарную шляпу! Ладно, для Хэллоуина она еще годилась, но сейчас-то почему вы ее выбрали? Вам она совершенно не идёт! И прическа ваша слишком строгая. А излишняя строгость вам не к лицу!

Только его комментариев насчет ее внешнего вида сейчас и не хватало! Минерва мельком взглянула на Риддла и отметила, что он, как обычно, был одет с иголочки. Риддл меж тем приостановился, явно что-то вспоминая, а затем с улыбкой сказал:

— В детстве я любил читать сказки про колдунов и чародеек. И мне всегда представлялось, что у настоящей злой ведьмы волосы обязательно черны, спутаны и струятся до самого пояса.

— А на носу у нее непременно имеется здоровенная бородавка? — съязвила Минерва. — Извините, но вряд ли я смогу воплотить в реальность ваши фантазии о настоящей злой ведьме.

— Но у вас ещё не всё потеряно! Впрочем, злая ведьма предпочла бы скушать на завтрак невинных деточек, а вы вот всецело становитесь на их защиту, даже если эти дети оказываются не совсем, так сказать, живыми.

Риддл вдруг сделал резкий шаг к ней, и она попятилась назад. Минерва была сейчас сплошным комком нервов.

— Вы боитесь? Прихватили с собой чеснок для защиты, как вам мог посоветовать ваш коллега Лонгботтом? — мрачно пошутил он. Вот только ей было совсем не до шуток.

Тут Риддл взмахнул рукой, и шляпа слетела с ее головы, как от порыва сильного ветра. Шпильки, закреплявшие прическу, разлетелись в разные стороны, и волосы у Минервы рассыпались по плечам и спине.

— Так заметно лучше, — довольно заключил Риддл. — Давно было желание это сделать. То, что вам хорошо с распущенными волосами, я заметил еще в тот осенний денек в Хогсмиде, когда мы оба промокли под дождем. Тогда в пабе вы расплели свою косу, чтобы высушить волосы…

— Попрошу без подробностей! — перебила она, жутко смутившись. Минерва чувствовала, как ее щеки стремительно покрывает румянец.

Она попыталась быстро собрать волосы, но пряди выскальзывали у нее из дрожащих пальцев. Какой стыд! Зачем Риддл поставил её в столь неловкое положение? Он между тем не сводил с нее глаз.

Риддл как-то по-иному на нее сейчас смотрел… Однажды Минерва наблюдала в лондонском шляпном магазине за одной молодой парой, и там супруг смотрел на свою благоверную, примерявшую изящную шапочку-менингитку, как раз именно так, как сейчас Риддл глядел на нее, Минерву. Смотрел и… любовался?

Минерва кое-как совладала с волосами, заплетя их в более-менее аккуратную косу. Они пошли дальше. Какое-то время оба молчали, прислушиваясь к робкому щебетанию птиц. Солнце ярко освещало деревья, на ветках которых набухли почки. Совсем скоро появится листва.

— Итак, мисс Макгонагалл, — снова заговорил Риддл, и в его голосе не осталось и следа игривости, — я снова задам вам сакраментальный вопрос: вы все еще желаете оставаться среди серого большинства людей?

— А если бы и желала, то что с того?

— Ничего, но тогда почему вы занялись анимагией? Это редкое умение. За такое непростое дело не берутся заурядные волшебники. И почему вы так стараетесь выделиться в учебе? Не лукавьте, Макгонагалл. Вы поможете мне изготовить вечность и разлить её по хрустальным флаконам?

— А что я с этого всего получу? — серьезно спросила Минерва и испытующе посмотрела на него.

Риддл расплылся в улыбке.

— Ну вот, а вы уверяли, что не сможете воплотить мои фантазии о настоящей злой ведьме. Практичной, себе на уме. Кажется, вы движетесь в верном направлении. Вы истинная ученица Альбуса Дамблдора. Вам недостаточно обрести бессмертие и остаться навеки молодой?

— Мне это ни к чему, — отрезала она.

Риддл внимательно ее рассматривал.

— Отчего-то я не удивлен, — спокойно произнес он. — Что же тогда вы бы хотели получить?

— Вам нужен эликсир, а мне… Я бы хотела получить ту книгу, книгу Авраама. У вас прагматичные устремления, меня же интересует чистое знание. Не зря Распределяющая шляпа чуть было не определила меня в Равенкло. Среди серого большинства людей мне не быть, так что я бы хотела получить доступ к уникальной вещи.

Риддл задумался на мгновение, но затем уверенно ответил:

— Хорошо, я предоставлю вам книгу.

Минерва часто задышала. Все-таки она не ожидала, что Риддл так легко согласится. Складывалось необычно.

— Вы ее получите, мисс Макгонагалл, как только эликсир будет готов.

— Эликсир, в состав которого войдут лепестки цветка папоротника, а также загадочный порошок, что вряд ли купишь за все деньги мира?

— О нем вы узнаете больше, когда придёт время, — закончил Риддл, и Минерва больше не задавала вопросов, хотя ей и было жутко интересно узнать подробнее о философском камне.

Итак, ей предстоит поучаствовать в удивительной авантюре. Из азарта, который так свойственен гриффиндорцам. Или ей просто хотелось узнать, к чему всё это приведёт.

— Вы всё еще не верите, что нам с вами под силу достигнуть бессмертия? — снова задал неприятный для нее вопрос Риддл. — Мы уже с вами говорили о людях, которые добились успеха в интересующем нас начинании, а значит, нет ничего невозможного...

— Тем людям это на роду написано, по-видимому. Впрочем, и про них не всё до конца ясно. Кто знает, как дальше повернется их бессмертная жизнь. Вечность трудно проверить. Понятия не имею насчет нас с вами. Этого знать мне не дано.

— А кто знает?

Минерва скептически закатила глаза.

— Макгонагалл, жизнь в окружении маглов негативно на вас сказалась, и вы так до сих пор до конца и не поверили в чудеса. А я верю в чудеса столько, сколько себя помню. Во мне, наверное, всегда жила эта вера. А также знание, что я сам творец чудес в своей жизни. И все решаю я сам, а не кто-то свыше. Если бы я уповал на небеса, то сгнил бы в приюте еще лет в пять. Кстати, куда смотрел этот ваш Бог, когда мою матушку бросил ее же законный супруг, а я в итоге оказался в приюте? Так было предопределено волей Божьей, да, дочь пресвитерианского священника?

— Но ваша жизнь с тех пор сильно изменилась: теперь вы — могущественный волшебник, вас окружают другие волшебники, вас уважают. Вы давно уже не бедный магловский сирота! Вы сполна вознаграждены за свои детские страдания.

— Это верно, но я всего добился сам, своим трудом, не надеясь на милость свыше. Я выбил себе то, что мне было положено. Положено иметь с самого рождения.

— А вы не задумывались, что то, чего вы добились в жизни, на самом деле было предопределено свыше? Вселенная воздала вам по достоинству за все ваши былые лишения и так достигла собственного равновесия.

Риддл лишь выдавил смешок.

— Но вам недостаточно того, что у вас есть. Профессор, скажите, для чего вам физическое бессмертие? Каково ваше глубинное намерение? Дело явно не только в том, что вам не хочется стареть и умирать. Основная цель-то у вас какая? Управлять миром вечно? Как Бог, в которого вы не верите?

— Я верю в себя. Я всего добивался самостоятельно, и всё для себя определил я сам. Я вам это повторяю! — он повысил голос. — Впрочем, почему бы и нет? Прекрасно!

Риддл быстрым движением заправил за ухо выбившийся темный локон. Затем остановился и посмотрел на Минерву испепеляющим взглядом.

— Для меня никогда не существовало Бога! Вы это хотели услышать? — с жаром бросил он, сделав к ней резкий шаг, и Минерва отступила на два шага назад. — С каждым новым днем своей жизни я лишь убеждался в том, что его не существует. Общество изо дня в день старательно меня в этом убеждало. Оно неустанно твердило о некоем христианском милосердии и само же упорно его не проявляло. Если Бог есть, то тогда почему в мире происходит столько всего возмутительного, страшного, несправедливого? Почему все дозволено? Абсолютно всё! Почему приют, в котором я рос, больше смахивал на тюрьму? И не нужно снова напоминать мне про пресловутое предопределение! Я сыт по горло всеми этими религиозными сказочками!

Минерва не знала, что ответить на эту тираду, поскольку и сама считала, что с Риддлом в жизни произошло немало плохого. Он был лишен семьи, материнского тепла, отцу оказался не нужен, а в приюте… Кажется, все самые негативные воспоминания у Риддла были связаны именно с этим местом. Можно постоянно твердить себе, что так устроен мир, такова воля небес, но когда дело доходит до отдельно взятой искалеченной человеческой жизни, до конкретной несправедливости, то ты уже не можешь сохранять привычную беспристрастность.

— Кстати, как я однажды выяснил, мои родственники по отцовской линии, эти самые Риддлы, считали себя образцовыми христианами, регулярно посещали церковь, прилюдно молились. Все как полагается. При этом они никому ни разу даже доброго слова не сказали. Неудивительно, что местные жители терпеть не могли все это показушное семейство. Как же так? Как же ваш Бог допустил, чтобы такие лицемеры, как Риддлы, столь долго прожили в полном довольстве? То самое предопределённое зло, да? И почему моей несчастной матери оказалось отпущено так мало лет жизни? Чем я заслужил свое безрадостное детство и такого безответственного отца?

— Родителей не выбирают. Они в любом случае дали вам жизнь, а ваши дарования явно не свалились вам с потолка.

— Способности я унаследовал от матери, но я ничего против неё и не имею. Меня лишь бесит, что она опустилась до возмутительной связи с самым мерзким маглом — моим отцом. А он хорош, нечего сказать! Ах, бедного и несчастного опоила ведьма! Да мерзавец должен был радоваться, что такая женщина, как моя мать, вообще до него снизошла. Он и мизинца ее не стоил. Так что извините, но почитать своих родителей я не могу при всем желании. Мне о них даже вспоминать тошно. Они оба меня бросили!

Минерва постаралась на миг представить себя на месте Риддла, и у нее ком подкатил к горлу. Да, не все складывалось гладко в ее семье, но родителей связывала любовь, любили они и всех своих детей, с нетерпением ждали приезда дочери на каникулы, а с отцом Минерва всегда была по-настоящему близка. А у Тома… Жалость к нему проникала в её сердце все глубже.

— О каких пределах допустимого вы смеете мне говорить, Макгонагалл, если в этом мире позволено абсолютно всё? Скажете, что я снова заблуждаюсь?

Минерва закрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь хоть на мгновение отключиться от его отчаянных излияний.

— Скажу, что вы пережили тяжелую душевную травму, запутались, оказались надломлены и в отчаянии искали ответы на сложнейшие жизненные вопросы. Вы нуждались в объяснении и сложили его для себя. Небезосновательно.

— Вы не осуждаете меня?

— Нет, лишь стараюсь понять. Вы будто прикрылись непробиваемым щитом, а в душе носите страшную обиду и бесконечную боль. И интуиция мне подсказывает, что дело не только в потере родителей и тяжелом детстве. Есть что-то еще…

Он отвел глаза в сторону, в их разговоре возникла странная пауза. Минерве хотелось продолжить беседу на затронутую тему, а ему — нет. Тут Риддл вдруг рассмеялся.

— Не пытайтесь вывести меня на исповедь, дочь пастора! — он погрозил ей пальцем, сам при этом нервно усмехался. — Не нужно, подобно вашему наставнику Дамблдору, стремиться вызвать меня на откровенный разговор. Не стоит, Макгонагалл!

— Как вам будет угодно, — сказала Минерва со всей покорностью, какую смогла сейчас в себе найти. Но внутри она была вся напряжена до предела, на языке вертелось множество вопросов.

Они добрались до Хогсмида. По главной улице деревни туда-сюда сновали радостные местные жители и поздравляли друг друга с праздником. Рядом с магазинами прохаживался полненький мальчишка лет десяти на вид. Это был правнук престарелого мистера Реддинга, хозяина кондитерской «Сладкое королевство». Минерва часто видела этого мальчонку в кондитерской, тщательно заворачивавшего сладости в пеструю подарочную бумагу и с хитрой улыбкой протягивавшего их покупателям. Сейчас мальчишка держал в левой руке большую плетеную корзину и выкрикивал на всю улицу:

— Горячие крестовые булочки!

Горячие крестовые булочки!

Штука за кнат, две штуки за кнат,

Горячие крестовые булочки!

Если у вас нет дочек,

Дайте их своим сыночкам.

Штука за кнат, две штуки за кнат,

Горячие крестовые булочки!⁽¹⁾

Риддл и Минерва приостановились, разглядывая мальчика. Тот же не упустил момент и живо подскочил к ним.

— Вы не успели попробовать наши булочки в Страстную пятницу, да? А ведь они самые вкусные во всём Хогсмиде! Сэр, угостите булочками с крестом вашу очаровательную спутницу! Выпечка всего по кнату за штуку! А к ней горячий чай!

Мальчонка, недолго думая, достал из своей корзины пару булочек и термос, а Риддл, порывшись в карманах мантии, извлек горстку мелких монеток.

— Держи! Тут немного больше положенного. Погуляй на них вдоволь на грядущей ярмарке, — Риддл протянул деньги ребенку.

Глаза мальчика засияли.

— Благодарю, сэр! — он быстро спрятал монетки в карман, а затем добавил, серьёзно глядя Риддлу прямо в глаза: — Знаете, что мне всегда говорит мой дедушка? Говорит, что Иисус принял смерть, чтобы мы могли жить вечно! Светлой Пасхи!

И унесся предлагать другим прохожим свой товар.

— У школьных эльфов эти булочки получаются не такими приторными, — заметил Риддл, откусив от булочки кусочек и хлебнув горячего чая.

Минерва пожала плечами. Она чувствовала, как обжигающий напиток согревает ее изнутри, а сладкое поднимает настроение.

Вскоре их внимание привлекла необычная сцена: неподалеку от «Трех метел» собралась небольшая компания шумных ребятишек — все они были детьми местных жителей. Ребятишки весело смеялись, привлекая к себе внимание прохожих. Наконец они, переглянувшись друг с другом, принялись громко петь известные праздничные гимны. Получалось это у них весьма недурно, потому люди на улице начали подходить к ним поближе, чтобы послушать. Ближе подошли и Минерва с Риддлом.

Среди участников этого импровизированного детского хора Минерва узнала внука престарелого мистера Писсаро из канцелярской лавки, а вскоре к компании присоединился мальчик, несколько минут назад продавший им с Риддлом булочки, и тоже принялся подпевать.

Минерва посмотрела на Риддла, который еще ближе подобрался к детям, стал внимательно прислушиваться к их пению и как будто силился что-то вспомнить. Он словно в неосознанном порыве стащил с головы шляпу и крепко сжал ее в руках. В этот момент ребятишки запели один известный гимн, который давно нравился Минерве.

Дети хорошо исполняли этот гимн, особенно приятный голос был у внука мистера Писарро. Но Минерву удивило то, каким почти смиренным сейчас выглядел Риддл, вдруг начавший тихонько подпевать мальчишкам. Похоже, он отлично знал слова гимна.

И тут солнце засветило особенно ярко. Оно заливало своими лучами всю деревеньку, ударяло в глаза прохожим, заставляя их щуриться. Солнце осветило и милые личики поющих ребят. Минерва невольно залюбовалась игравшими в слегка вьющихся темных волосах Риддла солнечными бликами.

Внезапно ее охватило волнение, да такое сильное, что сердце учащённо забилось в груди. Минерва не могла отвести глаз от Риддла. Сейчас он не казался ей строгим учителем. На данный момент он был просто увлеченным мелодичной песней человеком. Просто Томом, когда-то маленьким мальчиком, вроде тех ребят, которым он сейчас активно подпевал. Вот только, в отличие от местных детей, у него все же не имелось родного дома, где бы его ждали любящие родители, куда ему всегда можно было бы вернуться за теплом и поддержкой близких людей. Местных ребят дома ожидал вкусный пасхальный обед, приготовленный заботливыми мамами и бабушками. Тома же нигде не ждали. Отца он не интересовал, а матери уже давно не было в живых. Том был глубоко одиноким человеком — это осознание словно кинжалом полоснуло по сердцу. Вновь вспомнилась Миртл, которой Риддл причинил страдания. Он заставлял страдать других людей, потому что ему самому было плохо.

Минерве вдруг стало невыносимо жаль и Миртл, и Тома. Два одиноких человека, чьи пути по воле судьбы пересеклись неожиданным образом.

Когда гимн достиг кульминационного момента, по щеке Минервы скользнула горячая слеза. Минерва попыталась смахнуть ее, но при взгляде на поющих Тома и детей по другой щеке потекла уже новая слеза. Слезы обжигали, а в горле стоял ком.

Когда ребята закончили петь, то невольные слушатели захлопали в ладоши, довольные столь непосредственным и душевным исполнением. Глаза людей сейчас были наполнены светом и радостью.

Когда Риддл вернулся к Минерве, то она опустила голову, украдкой стараясь смахнуть непрошеные слезы. Но Риддл все-таки заметил ее состояние и в легком недоумении поднял брови.

— Вы плачете, Минерва? — он извлек из кармана темно-зеленый платочек и протянул его ей. — Возьмите, он совершенно новый и ни разу неиспользованный.

— Спасибо, не нужно… Простите, выступление детей произвело на меня неизгладимое впечатление, — пробормотала Минерва и вспомнила, что в утренней спешке забыла собственный платочек. Она приняла платок Риддла и аккуратно утерла слезы.

— Да, у мальчишек красивые голоса. Моя учительница из приюта оценила бы, — прокомментировал Риддл и в ответ на ее вопросительный взгляд пояснил: — Была одна дама, которую страшно пугали выбросы у меня стихийной магии. Она аж обмирала от страха, когда видела, как я перемещаю предметы по воздуху. Однажды дама плотно за меня взялась: постоянно водила в церковь, била по рукам, если видела, что я колдую, а еще давала мне сборник с религиозными гимнами и заставляла заучивать оттуда тексты наизусть, считая, что мне жизненно необходим именно такой досуг вместо неугодного Богу колдовства. Все твердила, что мне стоило бы петь в церковном хоре, дабы это выбило всю дурь из моей головы. «Какой красивый мальчик!» — приговаривала она и заставляла меня часами петь ей гимны. Но я брал и назло начинал колдовать прямо у нее на глазах, чем приводил дамочку в еще больший ужас. «Не делай так больше, Том! Гадкий мальчишка!» — верещала она и била меня по губам и рукам. В наказание морила меня жаждой, приговаривая, что я не заслужил и глотка воды.

Риддл довольно усмехнулся. Ему, судя по всему, нравилось выводить из себя набожную истеричную учительницу.

— Хотите, чтобы я спел и вам, Макгонагалл? — спросил он ехидно, но Минерва отрицательно покачала головой.

«Не нужно, мне и без того очень-очень жаль».

— Минерва, идёмте обратно в замок, мы как раз вернемся к праздничному обеду. Эльфам всегда особенно хорошо удавалось приготовить ягненка. Да вы и сами знаете.

Примечания:

Булочки с крестом: https://readandeat.net/wp-content/uploads/2022/04/C70A3387.jpg

«Ye Watchers and Ye Holy Ones» — христианский гимн, который пели дети в Хогсмиде, а Том им подпевал. Слова написаны Ательстаном Райли на мелодию немецкого гимна 1623 года «Lasst uns erfreuen». Был впервые опубликован в сборнике «English Hymnal» в 1906 году. Его возвышающая мелодия и повторяющееся «Alleluia» делают это произведение излюбленным англо-католическим гимном во время Пасхи и в другие времена великой радости. Послушать его можно здесь: https://www.youtube.com/watch?v=uHq1gbyYe9w

1) «Hot Cross Buns» — популярная детская песенка, известная англоязычным детям практически с младенчества. Только в оригинале упоминаются не кнаты, а пенни.

Вернуться к тексту