Орден Чертополоха (гет)

Я в очередной раз наведался в теплицы к Бири. В этот раз престарелый учёный, чертыхаясь, размахивал волшебной палочкой над увеличенными в размерах жёлтыми тюльпанами. Оказалось, что Помона Спраут таки вняла моим наставлениям и при помощи нехитрых магических приёмов немного увеличила цветы.

Бири сердито на меня уставился. Затем цокнул языком и продолжил уменьшать тюльпаны до их естественного размера.

— Мистер Риддл, а вы, стало быть, взялись морочить мозги моим ученикам? — наконец укоризненно бросил он. Это был камень в мой огород, поскольку старику решительно не нравилось, что я даю советы по садоводству его любимой ученице Помоне. — Вы тут умничаете перед девушкой, а мне потом разгребать за вами последствия её глупых экспериментов?

— Я лишь стараюсь следовать заветам основателей школы, помогать способным ученикам. Хельга Хаффлпафф считала… — попытался оправдаться я.

— Я в курсе того, что считала основательница моего факультета, обойдёмся без цитат. А вот вы, голубчик, не слишком ли много на себя берете? — отрезал профессор Бири и посмотрел на меня снисходительно так, словно я всё ещё был пятнадцатилетним юнцом на его уроках. — Поживите с моё, поработайте в оранжереях лет так тридцать — тогда и поговорим. А сейчас спустились бы вы с небес на грешную землю да сняли корону со своей прекрасной головы. Умерили бы гордыню.

Я начинал ощущать раздражение. Бири довольно оглядел восстановленные тюльпаны, а затем посмотрел на меня искоса.

— Вы это, Том, нашли бы наконец себе хорошую девушку, женились, завели детей. Пора бы уже. Почти все ваши ровесники давно обзавелись семьями. Одинокими пока остаётесь только вы и вроде как Альфард Блэк, такой же гордец, как и вы. Неужели за столько лет ни одна девушка не запала вам в душу? Такой видный молодой человек пропадает зря! — он фамильярно похлопал меня по щеке, что мне страшно не понравилось. — Занялись бы уже делом и выбросили из головы бредни, которых нахватались в своих путешествиях. А то ходите как неприкаянный!

Заняться делом? То есть плодиться, размножаться и ходить каждый день на работу в Министерство магии как примерный волшебник? Разговор заходил в неприятную для меня плоскость.

— Профессор, вы же сами предпочли остаться холостяком! — хоть я и глубоко уважал этого старика, но я не намерен был покорно выслушивать его упреки.

— Не по своей воле, поверьте, — с лёгкой горечью сказал Бири. — В юности я получил жёсткий отказ. А потом… потом так и не сложилось, увы.

Он присел на скамейку и пригласил меня присесть подле него. Я устроился рядом с ним, Бири принялся, кряхтя, растирать больные колени — обезболивающего зелья, которое ему регулярно варил Слагхорн, хватало ненадолго, и сейчас оно как раз перестало действовать. Старость — не радость, и с этим ничего не поделаешь.

— Ах, Том, все мы были молоды, — устало вздохнул Бири. — И я не исключение, хотя со стороны может показаться иначе. Расскажу-ка я вам сказку, почти как у Барда Бидля. Хотя я помню, что вы не жалуете сказки. Ну да ладно.

Он уставился в потолок, силясь припомнить что-то, что происходило давным-давно.

— Жил когда-то один юноша, такой весь из себя тщедушный на вид, незаметный. Очень он любил ухаживать за всякими травами и цветами и был одержим поиском лучшего цветка на свете, поскольку хотел подарить его одной прекрасной, но бедной девушке. Девушка происходила из уважаемого чистокровного волшебного рода, а юноша был обычным полукровкой. Красавица свысока смотрела на поклонника с низким происхождением, и молодой человек вознамерился доказать ей, что он всё же достоин её любви. Тогда девушка сказала, что мечтает получить в дар самый драгоценный цветок на свете, цветок, который распускается лишь раз в году и открывает путь ко всем кладам на свете. Цветок легендарный, отыскать его на этом свете удавалось единицам смертных…

Я затаил дыхание. Впервые в жизни я с таким жгучим интересом слушал сказку. Сказку, главным героем которой выступал сам Герберт Бири.

— Нашёл бедный полукровка нужный папоротник, ведь далеко не всякий папоротник цветёт. Отважному юноше пришлось отправиться в непроходимый лес в далекой Трансильвании, где ему с большим трудом удалось договориться с местным лешим и пришлось фактически продать душу дьяволу. А всё ради любви и благосклонности девушки — это-то и поразило до глубины души местную нечисть, и она согласилась даровать влюблённому волшебный папоротник. Юноша вернулся домой и взялся растить цветок. Маг не особенно верил, что у него что-то получится, ведь не всякому было дано взрастить сей цветок своими руками. Здесь требовались особое созидательное начало, лёгкая рука, чистота помыслов, отсутствие какой-либо жажды наживы. Но у юноши получилось! Настала та самая ночь, когда пред его очами предстал легендарный бутон… Для возлюбленной способному садоводу оказалось не жаль этого цветка. Повторила красавица, что выйдет за юношу замуж, если он таки подарит ей желанный цветок папоротника. Но когда она получила заветный бутон, то взяла да и вышла замуж за другого волшебника. Чистокровного жениха ей выбрали родители, а девушка и возражать не стала.

— И жили супруги в согласии и богатстве?

— А вот и нет. Волшебный цветок-то у них довольно скоро украли, ведь стоил он как половина сокровищ мира. А супруги так и прожили в бедности всю оставшуюся жизнь, до конца своих дней во всем попрекая друг друга.

— А главный герой?

— Нечистая сила, как и обещала, наложила на него неизвестное проклятие — так юноша заплатил за добытый в лесах Трансильвании волшебный папоротник. Лишён оказался талантливый садовод простого человеческого счастья. Понял это поздно. Получил всемирное признание, стал вхож в лучшие оранжереи мира, у него появилось множество последователей, но он так и не обрёл семьи, детей, домашнего очага — всего того, о чём в глубине души мечтал всю жизнь. Так и скитался маг по свету, не находя покоя и счастья на родине. Утешением в жизни для него остались его любимые цветы: лилии, фиалки, подснежники.

Бири снова тяжело вздохнул, затем встал и, проковыляв к одному из кустов, принялся подравнивать его при помощи волшебных ножниц.

— Как думаете, такую сказку стоило бы поставить на сцене? — грустно спросил у меня профессор, и я лишь пожал плечами в ответ.

Разговор подошел к концу. Я услышал то, что меня интересовало.

На выходе из теплицы я чуть задержался, услышав бормотание старика:

— Ох, давненько свет не видывал столь пропащего молодого человека! Упустили мы парня, а Гораций всё не верит. Когда Бог хочет наказать человека, то он лишает его разума.

Минерва неспешно шла по улице по направлению к теплицам. В замке она сегодня так пока и не встретила Джозефа и не сообщила ему, что в ближайший вечер можно будет провести обряд снятия порчи. Потому Минерва решила передать эту новость Джозефу через Помону.

По дороге она приостановилась и залюбовалась подснежниками, которыми была усыпана вокруг вся оттаявшая земля. Кое-где виднелись небольшие кучки грязного снега, но ещё через пару солнечных деньков растают и они.

Подснежники были различных сортов, порой довольно редких — все они составляли внушительную коллекцию первоцветов профессора Бири. Корифей травологии слыл знатным коллекционером подснежников⁽¹⁾, и часть наиболее ценных и редких сортов он получил в дар за заслуги в науке от других цветоводов. Белые цветы были высажены по всей территории Хогвартса и радовали всех вокруг, даже жители Хогсмида любили приходить по весне к замку и любоваться на чудо природы. Восхищенные Уизли и вовсе однажды подарили Бири магловскую картину с подснежниками. Полотно теперь висело в кабинете профессора на самом видном месте.

А еще Элджернон не раз восторгался коллекцией Бири. Он мог лишь мечтать о том, чтобы однажды начать собирать подснежники, ведь несколько лет назад отец решительно не позволил ему спускать деньги на эти дорогостоящие цветы. «Вот добьёшься всемирного признания, как профессор Бири, заработаешь состояние — тогда хоть танцующие пальмы коллекционируй!» — однажды с раздражением заявил мистер Лонгботтом.

На входе в теплицу Минерва резко притормозила, услышав приглушенные голоса. То были голоса Риддла и Помоны. Минерва прислушалась. Конечно, подслушивать было нехорошо, но вдруг стало необычайно интересно узнать, о чём в очередной раз Риддл мог беседовать с Помоной. Наверное, даёт новый совет о том, как лучше всего ухаживать за манящими лилиями или ещё чем-то опасным.

Учитель и ученица устроились на скамье, стоявшей в самой глубине теплицы, где было довольно темно из-за обилия густо растущих растений.

— Усердие — это матушка успеха. У вас ведь так принято говорить на факультете, да, мисс Спраут? — вкрадчиво спросил Риддл.

— Да-да! Именно так! — Помона часто закивала головой. — Но всё же…

Риддл поднял ладонь, давая понять, что не желает слушать дальше ее возражения, и Помона немедленно замолчала.

— Ах, мисс Спраут, — покачал он головой, — вы можете годами холить и лелеять цветы в этих теплицах, но вы и сами понимаете, что растения на воле — это качественно иной уровень. А папоротник…

— Папоротник — вольное растение, — закончила за него Помона.

— Ну вот, вы и сами всё понимаете! Вы же умница, да? — голос Риддла был мягок и сладок, как мёд. — Я вот что вам скажу: если действительно хотите однажды увидеть цветение папоротника… А вы ведь этого пламенно желаете? — Помона застенчиво опустила голову. — То должны действовать.

— Профессор, я думала о папоротнике на воле, много лет об этом размышляла. Но мне страшно.

— Чего вы боитесь? — Риддл удивленно вскинул брови.

— Запретный лес пугает и манит одновременно, — дрожащим голосом призналась она. — И туда запрещено ходить.

— Что же, запрещено, так запрещено, — решительно отрезал Риддл и встал со скамьи, делая вид, что разговор подошёл к концу.

— Профессор! — остановила его Помона.

— Слушаю, мисс Спраут! — с готовностью обернулся Риддл и присел обратно. Он чуть выдержал паузу и вдруг взял в руки ладонь Помоны. — Вас давно стесняет пространство одних лишь теплиц. Вам необходимо идти дальше, ровно как ваш наставник в юности. Думаете, в ваши годы профессор Бири безвылазно сидел в оранжереях? Как бы не так! Вот и вам пора бы уже выйти из теплиц на солнечный свет.

Помона робко подняла на него глаза.

— Вы можете прождать в теплице всю жизнь и так и не увидеть цветения папоротника. Мне ли вам это объяснять? — Риддл крепко сжал её ладонь. — Профессор Бири наверняка не обнадеживал вас обещаниями, что вы точно сможете созерцать этот удивительный процесс, правда? Мисс Спраут, вы же исследователь! И подобный опыт мгновенно выделит вас из огромной толпы других садоводов. Вы обретёте уверенность в себе, а это то, чего вам так отчаянно не хватает. Я настаиваю на том, что вам стоит пойти в Запретный лес и попробовать там вырастить цветок папоротника. Запретный лес наполнен особой энергетикой, которая благоприятна для растений. Помните, с чего начинала знаменитая Сахарисса Тагвуд? Она попросила знакомого пятикурсника раздобыть в Запретном лесу гной бубонтюбера — ингредиент, который требовался для её зелья против прыщей. И где сейчас эта упорная ведьма? То-то и оно! Кстати, бесстрашный пятикурсник, который выполнил её просьбу, по сей день трудится в её успешной лаборатории. Кто не рискует, тот не пьёт огневиски!

Пока Помона мучительно боролась с собственными сомнениями, Риддл достал из кармана мантии уменьшенный до размера спичечного коробка потрёпанный фолиант. Пр помощи магии фолиант был увеличен до его истинных размеров.

— Это труд одного малоизвестного румынского садовода, — Риддл протянул Помоне книгу. — Румынские волшебники владеют искусством выращивания цветков папоротника. И держат в строгом секрете свои драгоценные знания.

Помона, прочитав название на обложке, издала удивлённый возглас и схватила книгу.

— Профессор, где вы её достали? Это же редчайшая книга!

— Кто ищет — тот всегда найдёт! — хитро прищурился Риддл. — Помона, не дайте мечте остаться мечтой, активно стремитесь к её воплощению! А я вам помогу чем смогу.

* * *

Минерва заперла дверь в кабинет трансфигурации, чтобы никто не помешал. Дэвид в это время взмахнул палочкой, и единственное открытое окно в классе захлопнулось.

— Сквозняк нам ни к чему! — пояснил Дэвид и извлёк из кармана церковную свечу, которую недавно раздобыл где-то в Хогсмиде. — Становись поровнее, Джозеф!

Джозеф стоял перед ним весь скованный и боялся шелохнуться.

— Расслабься, приятель! Ты чего? — рассмеялся Дэвид, чтобы немного разрядить напряженную обстановку.

Он зажёг свечу и стал справа налево медленно водить ею круговыми движениями перед Джозефом. Свеча негромко затрещала, и Дэвид удовлетворенно кивнул.

— Ну что же, сегодня значительно лучше! — заключил он и задул свечу. — Лишь лёгкий треск. Наша магия срабатывает. Помните, что происходило всего неделю назад?

Минерва отчетливо помнила, как в первый раз при проведении данной манипуляции свеча громко трещала, а огонёк на ней постоянно мигал и резко уклонялся в сторону. Дэвид тогда пояснил, что на Джозефа основательно наведена порча, и потому обряд очищения предстоит проводить каждый вечер в течение семи дней. Джозеф тогда упал духом, но Дэвид заверил, что нет ничего непоправимого в его случае.

И вот уже седьмой раз за неделю им втроем втайне ото всех приходилось потихоньку уходить в сторону Запретного леса, чтобы в очередной раз провести требуемый обряд.

Вот и сегодня они, следуя проторенной дорогой, осторожно обошли хижину лесника, дабы Хагрид не поймал их и не учинил им ненужный допрос. В любом случае для подстраховки их сопровождала Минерва и на правах старосты могла за них заступиться.

Добравшись до нужного места, они остановились. Ночь стояла непроглядная и холодная, как обычно бывало в первой половине марта. Дэвид развёл небольшой костёр, а Минерва и Джозеф достали старенький чугунный котелок да вскрытую пачку соли.

Минерва отсыпала немного соли в котелок, который был подвешен над костром, и все трое принялись внимательно следить за тем, что происходило с нагревающимся ингредиентом. Когда соль накалилась, они принялись дружно повторять:

— Что с ветру пошло, то на ветер ушло. Что с лесу пошло, то на лес ушло. Что с народу пошло, на народ ушло. Что с землицы пришло, в землю и ушло.

Соль в котелке негромко затрещала. Через несколько минут Дэвид, явно довольный проведенным обрядом, снял котелок с огня и принялся при помощи магии остужать соль. Вскоре он извлек из кармана мантии небольшую жестяную банку и аккуратно пересыпал в неё остывшую соль. Затем протянул банку Джозефу.

— Перед сном снова поставишь её подле своей кровати, а завтра соль вместе с начатой пачкой и котелком можно будет уничтожить.

— И всё?

— Этого достаточно, — Дэвид потушил костёр. — В общем-то всё выполнено по инструкции. Ты сам видел, что сегодня соль лишь тихонько потрескивала, а это означает, что порча с тебя практически снята.

Минерва вспомнила, что происходило в первый день обряда: при нагревании соль мгновенно почернела и стала неприятно пахнуть — все это были характерные признаки основательно наведённой порчи.

Благополучно вернувшись в замок, Минерва и Дэвид проводили Джозефа до его гостиной. Рядом с общей комнатой Хаффлпаффа привычно пахло свежеиспеченным хлебом, и Джозеф пояснил, что неподалёку от обители его факультета располагается школьная кухня. Рядом с входом в гостиную порой можно было встретить эльфов, готовых угостить сладостями. Дэвид напоследок постарался приободрить многострадального однокурсника:

— Посмотри на себя в зеркало, ты даже выглядеть стал заметно лучше. Не то что в начале обряда. Отёки с лица сошли, появился здоровый румянец. Еще немного и ты снова будешь в отличной форме! И, надеюсь, вскоре порадуешь нас своей новой ролью. Когда там у вас очередное представление?

— В апреле, на Пасху, — ответил Джозеф и неловко опустил глаза в пол. Он действительно выглядел уже гораздо лучше, черты его лица снова становились четко очерченными, а лишний вес потихоньку уходил.

— Кстати, твоя игра в день Святого Валентина была… — начала Минерва.

— О, она была отвратительна! — перебил Джозеф. — Никогда прежде я не играл столь фальшиво! Профессор Бири остался мной крайне недоволен. И есть за что. Я ведь так мечтал сыграть Валентина! Как мне по окончании школы поступать в Волшебную академию драматических искусств? Теперь я могу рассчитывать лишь на место какого-нибудь мима на рождественских ярмарках!

Стало ясно, что стресс последних месяцев окончательно добил Джозефа, и теперь парню требовалось как следует выговориться. Джозеф выглядел сейчас очень расстроенным. В свете факелов его глаза влажно сверкали, он прижал руки к груди и жалобно продолжил:

— Эпиктет говорил так: «Помни о том, что ты играешь свою роль в комнате, выбранной режиссером: в маленькой, если он выбрал маленькую комнату для твоей роли или же в просторной, если он предпочёл выбрать просторную. Если он дал тебе играть роль нищего, старайся сыграть её как можно лучше; и делай также, если придется играть хромого, чиновника или простого горожанина. Выбор роли — не твоё дело и не твоя забота»⁽²⁾. Знаете, я постоянно повторяю себе это, когда берусь за новый спектакль. А роль Валентина я с треском провалил. Какой из меня к чёрту актёр!

Минерва и Дэвид с сочувствием выслушали его.

— Ох, а в апреле мне предстоит сыграть римского императора Тиберия, — с отчаянием в голосе заявил Джозеф. — Не бог весть какая роль, но мне теперь хотя бы её исполнить достойно!

— Будем надеяться, что всё у тебя получится, — заключил Дэвид. — Но порчу на тебя, конечно, навели приличную. Умело сработано.

— Но кто мог? Кому я что сделал плохого, кому перешел дорогу? — в очередной раз недоумевал Джозеф.

— Кто знает? — задумчиво произнесла Минерва.

Но она не очень-то была удивлена происшедшим: Джозеф был удачливым красивым парнем, ему всё легко давалось, он постоянно находился в центре внимания как исполнитель главных мужских ролей в школьном театре — было чему позавидовать. Вопрос только в том, кто же так сильно ему позавидовал.

— Держи! — между тем Дэвид вытащил из кармана глаз Фатьмы и протянул его Джозефу. — Носи с собой, не прячь под одежду. Это неплохой оберег, на всякий случай. Если разобьётся, то немедленно сообщи мне.

Джозеф с благодарностью принял талисман, и Минерва с Дэвидом решили, что им уже пора к себе на факультет. Напоследок Джозеф попросил их подождать, а сам сбегал в школьную кухню и вернулся оттуда с огромной корзиной, заполненной разноцветными пончиками.

— Возьмите! Вчера приносил вам коричные булочки, а сегодня вот пончики, — на прощание улыбнулся он им.

По дороге в гостиную Дэвид пробормотал:

— Поглядим, как глаз Фатьмы сработает на Джозефе. Кстати, а как у тебя дела с талисманом? Целенький?

Минерва продемонстрировала ему начищенный до блеска оберег на правой руке.

— Хорошо, — успокоился Дэвид. — У Августы он тоже целый. Хвала Мерлину!

— А у тебя?

Дэвид почему-то промолчал. Они пришли в пустую в столь поздний час гостиную, присели за стол и поставили перед собой корзину с выпечкой.

— У меня глаз Фатьмы уже пару раз разбился с января месяца, — наконец ответил Дэвид с раздражением, затем взял ярко-розовый пончик и откусил от него половину. — Видимо, кто-то меня недолюбливает.

— Булстроуд?

— Ну а кому я ещё сдался? Но это ещё что! — он запихнул в рот остаток пончика. — Руперту я тоже давал оберег, так у него, представь себе, за последние три недели разбилось уже целых четыре талисмана! Я просто не успеваю выдавать ему новые обереги!

Минерва взглянула на догорающий огонь в камине. Ничего-то с Рупертом не наладилось — теперь это был факт.

Примечания:

Картина «Приход весны» шотландского художника Эдварда Аткинсона Хорнела, подаренная профессору Бири четой Уизли:

https://www.artrenewal.org/Common/Image?imageId=123322&artworkId=54379

1) Британцы любят коллекционировать подснежники. Английский садовник Эдвард Боулз даже придумал термин «галантофил», называя так в письмах своего знакомого коллекционера Оливера Уайатта. Так что наш профессор Бири тоже мог начать собирать подснежники.

Вернуться к тексту

2) Цит. «Эпиктет. Руководство к жизни». Эпиктет (около 50 г. — 138 г.) — древнегреческий философ-стоик.

Вернуться к тексту