Орден Чертополоха (гет)

В понедельник Макгонагалл проснулась в радостном предвкушении и едва дождалась окончания завтрака — времени, когда обычно совы доставляли почту. Именно сегодня должен был выйти апрельский номер журнала «Трансфигурация сегодня», в котором, как любезно сообщила редакция, стоило ожидать публикации статьи Минервы об анимагии.

Что только не приходило студентам в посылках: и домашние сладости, и ингредиенты для зелий, и каталоги новейших моделей метел. Макгонагалл же доставили тщательно запакованную бандероль с заветным журналом. Минерва не стала, как многие ученики, рвать бумагу на посылке, а аккуратно развернула содержимое бандероли и принялась неторопливо пролистывать журнал, и лишь слегка трясущиеся пальцы выдавали ее волнение.

Августа же, в это время внимательно просматривавшая свежий номер «Ежедневного пророка», вдруг радостно воскликнула:

— О, смотри, а вот и тетя Элизабет!

Макгонагалл отвлеклась и взглянула на страницу газеты, туда, куда ткнула пальцем подруга. Целых две страницы «Пророка» сегодня занимал обзор прошедшего Христова Воскресения. Довольно подробно освещался проведенный с грандиозным успехом ежегодный парад пасхальных шляпок от британских ведьм⁽¹⁾. В статье сообщалось, что традиционный проход волшебниц всей Британии возглавляла, как и в прежние годы, несравненная Элизабет Браун — самая стильная колдунья последних пяти лет по версии издания «Ведьмин досуг». На огромной колдографии в первом ряду дам в роскошных праздничных головных уборах на пасхальную тематику степенно вышагивала тетя Августы в модной мантии и очаровательно улыбалась. Голову ее венчала широкополая шляпа, затейливо украшенная множеством атласных лент и цветов.

— Ах, тетушка с Винки столько сил приложили, чтобы изготовить новую шляпу! У них ушло на это несколько месяцев, — захлопала в ладоши Спрингвейл. — Но шляпка бесподобна! Представляю, сколько денег удалось выручить на аукционе!

«Ничто так не поднимает настроение британской ведьме в этот прекрасный апрельский день как новая шляпка! — охотно делилась с репортером впечатлениями о параде миссис Браун. — А вдохновляли нас на создание новых изделий наши дети. Наша нынешняя модная коллекция предназначена для элегантных мам». «Все средства, вырученные от продажи головных уборов на аукционе, были традиционно направлены в Больницу магических болезней и травм Святого Мунго на лечение больных драконьей оспой», — такими словами заканчивалась статья в газете.

— А что у тебя, дорогая? — Августа выхватила из рук Минервы «Трансфигурацию сегодня» и быстро пролистала пока не нашла то, что искала. — Ну вот, я и не сомневалась, что у тебя все получится! А ты все молчала, как под «Силенцио». Слова было не вытянуть из тебя. Поздравляю, подруга! Ребята, смотрите, нашу Минерву напечатали! И где? В самом серьезном научном магическом издании, какое только существует! Победа в номинации «Самый многообещающий новичок»!

Она замахала журналом, привлекая внимание сидящих за столом. Гриффиндорцы заметно оживились и радостно захлопали в ладоши, а после все стали просить показать им статью, что вызвало суету за столом.

— Фантастика! — восхитилась Роланда. — Это же, наверное, как выиграть кубок в юношеском британском матче по квиддичу. Победителю — прямая дорога в большой квиддич.

Макгонагалл стало малость неловко, у нее совершенно не было желания привлекать сейчас к себе всеобщее внимание, но что поделать. Она сдержанно поблагодарила всех за поздравления и вернула себе журнал. А затем встретилась взглядом с Дамблдором, и декан даже по-дружески ей подмигнул, что вконец умиротворило Минерву. К концу завтрака она пребывала в совершенно замечательном настроении. Хотелось петь и расцеловать друзей. Но Макгонагалл, разумеется, сдержалась. Вместе с тем она решила, что в первую очередь пойдёт да напишет домой письмо, в котором сообщит родным о своём успехе на профессиональном поприще.

* * *

Розье в своем репертуаре: в самом конце длинного послания снова допытывался, не охмурил ли я какую-нибудь смазливую студентку. «Как ты только сдерживаешься, когда вокруг столько юных чаровниц? К чему изображать из себя монаха? Воздержание ещё никому не приносило пользу!» — докучал он. Я, как обычно, проигнорировал вопросы этого чемпиона по бестактности и велел ему заняться делом.

После обеда, когда все обязанности старосты были исполнены, необходимые письма отправлены, Минерва решила немного прогуляться на свежем воздухе, а уже вечер провести в библиотеке за домашними заданиями. Она давно не испытывала столь приятного чувства удовлетворения от достигнутого и то и дело мысленно возвращалась к своей статье, опубликованной в «Трансфигурации сегодня». Сейчас же можно было немного передохнуть и насладиться созерцанием природы вблизи замка.

На улице Макгонагалл огляделась. Солнце, постепенно клонящееся к закату, приятно ласкало взор, птички тихонько щебетали на ветках деревьев, на которых тут и там понемногу раскрывались нежно-зеленые листочки. Дыхание весны было мягким и теплым.

Минерва как раз проходила мимо теплиц как вдруг услышала красивое оперное пение. Ну конечно, сейчас середина весны, и фиалки в теплицах должны были как раз начать вовсю цвести, а вместе с тем и петь. Это были необыкновенные цветы: профессор Бири привез их из Италии как подарок от тамошнего садовода Матео Монти, безумно любившего оперу и вообще музыку. Итальянец этот сумел вывести удивительный сорт фиалок, умевших исполнять самые известные оперные арии.

С тех пор как Бири привез диковинные растения в Хогвартс, жители замка получили уникальную возможность встречать весну, услаждая свой слух пением фантастических фиалок. Вот и сейчас Макгонагалл замерла, прислушиваясь к завораживающему голосу, исполнявшему задорную «Сердце красавиц склонно к измене» из «Риголетто». Минерва пожалела, что в этот момент рядом не было отца, ведь он любил итальянскую оперу. Ему бы наверняка понравилось услышанное.

Макгонагалл прошла в теплицу, чтобы послушать оперу, а заодно поблагодарить Помону за труды. Ведь именно Спраут вложила немало сил и души в поддержание фиалок в надлежащем состоянии — только ей одной привередливый учитель Травологии и доверил ухаживать за его любимыми итальянскими цветами. Помоны, как ни странно, в теплице не оказалось, и Минерва, пожав плечами, подошла поближе к пёстрым фиалкам и, присев на скамейку подле них, стала наслаждаться пением. Исполнение оказалось столь дивным и успокаивающим, что Макгонагалл прикрыла глаза от удовольствия.

Она настолько расслабилась, что когда благозвучные итальянские слова внезапно сменились на родные английские, то даже вздрогнула. Минерва открыла глаза и внимательно прислушалась, думая, что ей померещилось. Но ей не показалось: фиалки нежными голосами затянули знаменитый христианский гимн, который особенно нравился Макгонагалл. Тот самый гимн, что вчера исполняли на улице хогсмидские дети.

Минерва резко поднялась со скамьи и теперь вся обратилась в слух. Разумеется, Бири, как истинный христианин, не мог не настроить свои любимые фиалки на исполнение одного из самых светлых праздничных гимнов. Но не это было важно. Важным оказалось другое: Макгонагалл замерла, завороженная пением, и мысленно перенеслась во вчерашний день, в тот час, когда она, пораженная услышанным и увиденным, пустила слезу.

Минерву охватило невероятное волнение, находиться в теплице больше не было желания, и она вышла на улицу. Затем ускоренным шагом пошла в сторону Запретного леса, в то место, где обычно пыталась взлететь без поддержки.

Макгонагалл поймала себя на том, что второй раз в жизни испытывала столь сильное волнение, смешанное с предвкушением. Минерва не заметила, что перешла на легкий бег, настолько она была возбуждена сейчас. Ей отчётливо вспомнился первый раз, когда ей довелось испытать такое же всепоглощающее волнение. Это было связано со временем, когда она проходила сложнейшие этапы обращения в анимага.

Накатила ностальгия. Сколько же времени и сил оказалось потрачено, прежде чем у нее всё получилось, и Минерва впервые превратилась в кошку — только ей известно и Дамблдору!

Она переживала, что сделает что-нибудь не так, и процесс трансформации просто-напросто обернется катастрофой. Наставник предельно серьезно разъяснил ей, что малейшее отклонение, нетерпеливость в долгом и сложном процессе становления анимагом способны привести к необратимым плачевным последствиям. Декан показал Макгонагалл множество колдографий с несчастными жертвами неудачных экспериментов в анимагии: разнообразные мутации поражали воображение, облик пугающих полулюдей, полуживотных способен был отбить желание стать анимагом у любого волшебника. А в Больнице Святого Мунго, увы, ни один колдомедик на сегодняшний день не имел возможности помочь беднягам. Человек оказывался обречен доживать свой век в столь жалком виде, почти как волшебники, которые имели несчастье стать оборотнями.

У Минервы в свое время ушли недели на то, чтобы переварить услышанное и таки принять решение действовать. И то оказалось лишь началом долгого тернистого пути. Макгонагалл поистине пришлось запастись ангельским терпением. Порой хотелось все бросить и, наверное, только поддержка Дамблдора и помогала ей продолжать начатое. А еще её чисто северное упорство в достижении поставленных целей не давало сойти с дистанции. Однако Минерва не представляла, как второй анимаг в школе (если он действительно являлся анимагом) вообще сумел довести дело до конца самостоятельно. Макгонагалл сомневалась, что он прибегал к активной помощи Дамблдора, хотя и замечала, как порой этот слизеринец после уроков весьма активно забрасывал учителя вопросами на тему анимагии. Но про анимагию из любопытства спрашивали у профессора и другие студенты, но, конечно, мало кто в итоге решался на реальные действия. Впрочем, тот слизеринец был не из робкого десятка и происходил из довольно суровой чистокровной семьи. Для него выполнение задуманного, верно, являлось делом принципа.

Интересно, этому парню приходилось также несладко в самом начале, как и ей? В соответствии с книжными инструкциями, Минерве пришлось целый месяц проходить с листком мандрагоры во рту. При этом нельзя было лист ни глотать, ни даже просто вынимать изо рта. Но и это не было самым странным. Странным оказалось воздействие на ее организм этого воистину растения чародеев. Целый месяц Минерву мучали галлюцинации, ей часто казалось, что она пьяна и теряет контроль над собой. Она опасалась, что за месяц попросту сойдет с ума. Дамблдор же лишь посмеивался и уверял ее, что всё идёт как надо. Макгонагалл тогда на все лето по разрешению директора осталась в Хогвартсе, чтобы выполнить задуманное под присмотром своего наставника.

По прошествии самого странного и бесконечного месяца в её жизни она наконец вынула надоевший до чертиков лист изо рта и поместила его в небольшой, наполненный слюной, хрустальный фиал, который поставила под прямой лунный свет. В сосуд затем были также добавлены ее собственный волос, куколка бабочки «мертвая голова» и роса, собранная в серебряную чайную ложку. С последним ингредиентом Минерва изрядно намучилась, ведь пришлось искать не какую попало росу, а такую, которую в течение последних семи дней не касались ни солнечный свет, ни человеческие ноги. «А никто и не обещал, что будет легко!» — прокомментировал Дамблдор, велел поместить получившуюся необычную смесь в тихое тёмное место и дал Макгонагалл строгий наказ до ближайшей грозы ни смотреть, ни беспокоить каким-либо иным образом фиал с заготовкой.

Тогда-то и началось самое тягостное — длительное ожидание. Ведь ожидание грозы могло затянуться на несколько недель, месяцев и даже лет. При этом все время, пока ждешь грозы, требовалось на восходе и на закате изо дня в день повторять заклинание «Амато Анимо Анимато Анимагус», поместив кончик волшебной палочки напротив сердца — много дней вместе с молитвами Минерва привыкла выполнять данную магическую процедуру. А как же велико оказалось искушение пойти и посмотреть, что же творится с зельем! Но было нельзя. Именно тогда Макгонагалл в полной мере ощутила силу слова «нельзя» — крепчайший блок, непробиваемая стена, если ты желаешь добиться своего.

А как Минерва в свое время встревожилась, когда в одно прекрасное утро, привычно коснувшись груди палочкой, она явственно почувствовала, что второй удар сердца порой сильнее, а порой слабее первого. У нее возникло пугающее ощущение, будто она теряет контроль над собственным телом. И снова рядом оказался надёжный наставник Дамблдор, который успокоил её и заверил, что все по-прежнему идет как нужно.

В день, когда случилась гроза, Макгонагалл уже даже и думать забыла о фиале с зельем. Возникшее долгожданное погодное явление показалось чем-то нереальным, подобным сну. Но час, когда загремел первый весенний гром, Минерва запомнила навсегда. Она в тот год тщательно отслеживала прогнозы погоды, и ее охватывало едкое чувство досады всякий раз, когда синоптики предсказывали исключительно ясную погоду и отсутствие дождя.

Но в тот знаменательный день у Макгонагалл появилось совершенно особое предчувствие, совсем как сегодня. И пятикурсница Минерва тогда нутром почувствовала, что время пришло, настал момент, когда может произойти желанная трансформация. Ее сердце стучало как бешеное за себя — человека, и за то животное, в которое ей предстояло превратиться.

Семикурсница Минерва уже добралась до места, откуда она пыталась совершать свои полеты без метлы. Остановилась вся запыхавшаяся. Неужели снова пришло время, настал нужный момент, совсем как два года назад? Тогда над Хогвартсом стянулись тучи, предвещавшие обильный дождь, а сейчас небо было лишь в облаках, но воздух всё равно казался наполненным напряжением как перед грозой.

Два года назад Макгонагалл извлекла на свет сосуд с зельем и обнаружила, что смесь приобрела кроваво-красный цвет. Все как по инструкции. Сейчас же Минерва взглянула вверх и увидела, что солнце уверенно клонилось к закату, а небо окрашивалось в красный цвет. Багряное небо, зелье цвета граната… Как много сходств у прошлого и настоящего!

Когда-то при виде правильно приготовленного анимагического зелья Макгонагалл испытала ликование — у нее получилась половина из задуманного. А сейчас… что она испытывала сейчас?

Половину четвертого курса Минерва посвятила тщательному изучению теории анимагии, весь пятый курс ушел у нее на ожидание чуда, на шестом курсе она доводила до ума свою анимагическую форму, а к концу седьмого курса даже стала зарегистрированным анимагом. Итого, почти четыре года упорного труда.

Сейчас же еще и года не прошло с тех пор, как Макгонагалл взялась осваивать полеты без метлы. Ее учитель нетерпелив, жёсток и требователен. Он одновременно и похож, и не похож на Дамблдора. А она… Пожалуй, анимагия помогла ей выработать главное — терпение.

В весенний полдень 1952 года вся мокрая от дождя Минерва дрожащими пальцами подняла заветный хрустальный фиал и, проговаривая про себя заклинания, поднесла его ко рту и осушила до дна. От великого мига превращения в животное Макгонагалл отделяли считанные минуты…

Рука Минервы сама потянулась к карману мантии и извлекла на свет аккуратно сложенный платочек Риддла, что так и остался у нее. Она поднесла к лицу платок — от него исходил тонкий, едва уловимый аромат розы, пленительный и нежный, он еще явственнее напомнил ей о вчерашнем.

Макгонагалл воспарила к самым верхушкам молодых деревьев. Такая привычная левитация. Новым оказался лишь аромат розы, который обволакивал, волновал, заставлял трепетать… Сейчас она, верно, упадет…

В голове зазвучало «Аллилуйя», повторяемое голосами хогсмидских ребятишек. Самая трогательная песня в её жизни исполнялась детьми, и в хоре тех детей для нее непременно был слышен и голос Тома Риддла.

В глазах Минервы проступили слезы, все вокруг поплыло, и в тот момент, когда ей казалось, что она рухнет на землю в обмороке, перед ее глазами возник Том Риддл из ее снов. Такой юный и неискушенный на вид, он протянул Макгонагалл руку, на его губах играла лучезарная улыбка. Том поманил ее к себе, его глаза словно говорили: «Давай, не бойся, ты сможешь, я рядом!» И Минерва сделала робкий шаг вперед. Зажмурилась, представив, что прямо сейчас полетит вниз. Но падения не произошло. Макгонагалл разомкнула глаза и обнаружила, что по-прежнему висит в воздухе. Она взглянула на Риддла, ее глаза расширились от удивления. Том кивнул ей и снова поманил к себе. Минерва сделала еще один шаг, и еще, и не упала.

Она медленно ступала по воздуху и ощущала себя ребенком, делающим свои первые шаги. Ребенком, верящим, что у него все получится. За плечами словно выросли крылья и не такие ненадежные, как у Икара, а настоящие, как у птицы, крылья, которые может даровать своему созданию только Всевышний. Макгонагалл не летала сейчас столь уверенно, как Риддл, чей полет был подобен порыву сильнейшего ветра, пока у нее выходили лишь первые шаги по воздуху, но они удавались! Взрослое и рациональное в ней отступило, сдерживавшие блоки рассыпались, осталась только вера, вера в то, что она все сможет, что для нее нет на свете ничего невозможного.

Когда Минерва спустилась на землю, то стояла несколько минут, закрыв глаза, прижав к груди руки, и часто дышала. И почему только воздуха стало так мало?

Иосиф Купертинский, воспаряя к небесам, благоговел перед Богом и Девой Марией, она же благоговела…

Еще ни разу путь до замка не проходил для Макгонагалл столь стремительно и незаметно. Необъяснимое чувство тревоги, охватившее ее сию минуту, гнало ее в родные каменные стены, словно коршун, преследовавший голубку. Минерва бежала от нахлынувших чувств, от правды, которой она боялась взглянуть в глаза, бежала от самой себя. Горестное осознание охватило все ее существо и направляло ее в то тайное место в Хогвартсе, где Макгонагалл намеревалась получить ответ на самый страшный для неё на данный момент вопрос.

Чувство религиозного трепета? А ведь она его испытала и даже не заметила этого. Минерва испытала его в тот миг, когда слушала религиозный гимн, исполняемый счастливыми детьми, а вишенкой на торте явился Риддл, к которому она испытала щемящее чувство жалости. Все вместе создало невероятный коктейль, то самое сильное впечатление, что требовалось для движения во время полета.

В замке Макгонагалл постаралась не привлекать всеобщее внимание своим появлением, отмахивалась от студентов, говоря им, что у нее срочные дела. Ей впервые стало тяжело отвечать на их вопросы, а встречающимся студентам, как назло, именно сейчас требовалось что-либо у нее уточнить. Впервые должность старосты показалась Минерве обременительной. Сейчас ей просто необходимо было остаться наедине с собой.

Добравшись до нужной комнаты, она замедлила шаг. Прежде Макгонагалл старалась не заходить в эту комнату, чтобы не впасть в искушение и не воспользоваться тем, что там хранилось. Теперь же Минерва в нерешительности взялась за скользкую дверную ручку и подумала про себя: «Прям как жена Синей Бороды, решившая нарушить запрет супруга».

Внутри помещение, почти наполовину заставленное старой мебелью, уже погрузилось в полумрак. Макгонагалл зажгла свет на кончике палочки. У самой дальней стены обнаружилось огромное зеркало в золотой раме, украшенной орнаментом. На верхней части рамы была выгравирована надпись: «Я показываю не твоё лицо, но желание твоего сердца».

Минерва знала о зеркале Еиналеж то, что оно старинное и было привезено одним преподавателем из путешествия. Артефакт, созданный не то в шутку, не то с нехорошими намерениями, имел свойство показывать смотрящему в него человеку самые глубокие и невероятные желания его сердца. Те, о которых смотрящий мог и не подозревать или же боялся о них даже помыслить.

Узнав об этом зеркале несколько лет назад, Макгонагалл решила, что вряд ли когда-либо даже близко к нему подойдет. А зачем? Она хорошо знала себя и свои желания, много лет Минерва самой себе казалась открытой прочитанной книгой. Этот артефакт также мало ее интересовал, как и мутный предмет Прорицания с его разнообразными гаданиями, которые Макгонагалл считала чепухой. Но, вопреки всему, Минерва продолжала помнить о Еиналеж, а в последние месяцы, проходя мимо кабинета с зеркалом, отчего-то в практически суеверном страхе ускоряла шаг. Старалась поменьше думать об этом диковинном артефакте, а комнату с ним мысленно запереть на множество замков.

Но вот она здесь, и момент истины настал. Она должна посмотреть правде в глаза, какой бы жестокой та не оказалась. Макгонагалл ступила к зеркалу, осветила его сиянием от палочки и взглянула в него. Она хотела увидеть в отражении что угодно, любое сумасбродное желание, хоть сидящей себя в кресле директора Хогвартса. И только одно желание Минерва отчаянно гнала от себя и очень надеялась не увидеть его в зеркале.

Вначале она разглядела в отражении только себя и хотела уже было вздохнуть с облегчением, но тут в темной глубине зеркала начал прорисовываться силуэт. Темный силуэт высокого стройного юноши. Одет молодой человек был в длинную школьную мантию, тщательно выглаженную белоснежную рубашку, на шее его был туго повязан серебристо-зеленый галстук. У парня были точеные черты лица и черные, как омут, глаза. В отражении рядом с Макгонагалл, лицо которой выглядело побледневшим и испуганным, вырисовался Том Риддл. Два самых ответственных старосты, два лучших ученика школы. Один — из страшного военного прошлого, а другая — из благополучного послевоенного настоящего. Парень и девушка, которые, наверное, и не должны были встретиться, но по воле судьбы встретились.

Минерва тяжело сглотнула. Теперь она могла быть полностью откровенна сама с собой: все последние месяцы она боялась увидеть перед собой в зеркале Еиналеж именно этого человека. Вот почему Макгонагалл так опасалась этой комнаты и этого артефакта. Она моргнула в надежде, что образ Риддла растает, как дым, и увиденное окажется лишь иллюзией. Но красивый слизеринский староста так никуда и не делся, он продолжал с несколько ироничным выражением на лице рассматривать ее и словно желал что-то спросить.

И тут Минерва быстро потушила свет на кончике палочки и бросилась к выходу. Она громко захлопнула за собой дверь и прямиком устремилась в ближайший пустой класс, которым оказался кабинет Древних рун.

Войдя в класс, Макгонагалл подошла к небольшому шкафу с книгами и взяла в руки первый попавшийся фолиант. Открыла книгу на середине и всмотрелась в затейливые мелкие значки, которыми были испещрены страницы. Впервые руны показались Минерве китайской грамотой, она ни слова не могла разобрать из написанного. Руны перед глазами начали расплываться.

Тяжелый фолиант выскользнул из рук Макгонагалл и с грохотом упал на пол. Минерва же прислонилась спиной к стенке шкафа и медленно сползла вниз. Сидя на полу, она сжала пальцами ткань мантии, по ее щеке скользнула слеза. Затем еще одна. Макгонагалл, будучи не в силах более сдерживаться, горько заплакала.

Еще никогда ей не становилось так тоскливо на душе, как сейчас. На сердце словно лег тяжелый камень. Минерва, всхлипывая, принялась лихорадочно прокручивать в голове все, что происходило с ней за последние месяцы. Вспоминала все события, отчаянно пытаясь выхватить из их нескончаемого потока тот роковой момент, когда она…

Макгонагалл пыталась понять, в какой момент полюбила Тома Риддла, но все лишь начинало путаться у нее в голове. Сегодня, когда она научилась ходить по воздуху? Или когда Риддл подарил ее матери цветы? А может, когда сказал Миртл, что не намерен оставаться в Хогвартсе? Или в момент танца с ним в тот злополучный вечер Хэллоуина? Мерлин всемогущий, когда это произошло? В какой момент в ее душе заронилось зернышко любви, которое постепенно проросло в запретное чувство, заполнившее сейчас все ее существо? Мама оказалась права, сказав дочери, что та влюблена и не желает признаться себе в этом. Больше Минерва не могла обманывать саму себя.

Наверное, Том околдовал ее, и ему для этого даже не понадобилась «Амортенция». Как она это допустила? А ведь еще в начале учебного года у нее хватило глупости осудить интерес Августы к учителю. Впрочем, чему теперь удивляться? Разве так сложно было Риддлу добиться расположения какой угодно студентки? Взрослый, сильный, талантливый волшебник. Блистательный, наверняка искушенный в искусстве обольщения, молодой мужчина. Что Риддлу стоило вскружить голову юной неопытной девушке, вроде неё? Ему определенно было чем ее заинтересовать. Том был красив и обаятелен — этого оказалось достаточно, чтобы привлечь и пленить Макгонагалл, поймать её в свои сети подобно пауку.

Зачем Минерва вступила с ним в более плотное общение? Зачем шла на дополнительные занятия? Почему соглашалась на все новые и новые встречи? Её разбирало любопытство? Вот и получила что хотела! Как пропустила тот опасный момент и позволила себе увлечься? Почему сейчас она вся в слезах, и ее сердце наполнено щемящей тоской? Макгонагалл теперь перебирала в памяти каждый жест Риддла, каждое его прикосновение — все это прожигало её изнутри. Ей хотелось пойти и принять душ, смыть с кожи его прикосновения, стереть из памяти их разговоры. Безумно хотелось забыть дискуссии об эликсире бессмертия, уроки полетов, больше никогда не подниматься в воздух даже на метле. И никогда более не видеть Тома, вычеркнуть его из своей жизни. Вырвать из сердца зародившуюся любовь.

«Любовь — это великий дар небес!» — повторял ей отец, и раньше эти слова воспринимались лишь как прекрасное изречение. Сейчас же они отозвались в сердце ноющей болью. То, что с ней произошло выглядело скорее как проклятие, а не дар небес. Первая любовь — это всегда так больно? Нет, то, наверное, не любовь, а искушение дьявола.

От отчаяния и слез у нее нестерпимо разболелась голова. Минерва осознавала, что сейчас кто угодно может войти в класс и застать ее в столь ужасном состоянии. Растерянная, беззащитная, горько плачущая староста — такой ее еще никто ни разу не видел. Макгонагалл сама не ожидала от себя такого.

А ведь ей просто нравилось быть рядом с Томом, беседовать с ним, спорить, видеть его подкупающую улыбку. Дорого же она заплатила за все эти месяцы всепоглощающего общения с самым строгим и загадочным преподавателем Хогвартса. И поделом!

1) В Британии на Пасху проводят различные парады и фестивали. Например, в лондонском парке Баттерси устраивают традиционный парад пасхальных шляпок, на который дамы надевают шляпки ручной работы, украшенные цветами и лентами. Представим, что и маги могли проводить аналогичное мероприятие.

Вернуться к тексту