Орден Чертополоха (гет)

«Не всё позволено, значит, Бог есть», — говорила мне девушка с именем языческой богини. «Вы настолько убеждены, что не всё позволено?» — отзывался я. Если Минерва права, то как земля вообще носит меня и подобных мне?

Встреча с Риддлом выпала на Воскресение Христово. Макгонагалл в этот день привычно поднялась ни свет ни заря и стала потихоньку, чтобы не разбудить соседок по спальне, собираться. Она дольше обычного прокрутилась у большого старинного зеркала в резной раме, с которой почти облетела позолота. Зеркало шепотом поздравило Минерву с наступившим праздником и отметило:

— Мисс Макгонагалл, вы сегодня бледнее обычного. Намечается важная встреча?

Минерва кивнула.

— Может, тогда стоит чуть подрумяниться? Вашей подруге недавно прислали из Лондона отменные румяна — вам бы они пришлись весьма кстати, — с тоном знатока продолжило зеркало, и красивая расписная коробочка с новыми румянами, что недавно получила по совиной почте Августа, приподнялась с туалетного столика и устремилась в руки Минервы. Но Макгонагалл решительно отклонила её, ибо в принципе почти не пользовалась косметикой, а сегодня тем более не было желания краситься.

Минерва пристально посмотрела на себя в зеркало. Сегодня она намеревалась выглядеть как можно более непривлекательно, отчего-то ей этого отчаянно хотелось. Макгонагалл осознавала, что не желает понравиться Риддлу. Такое с ней было впервые, потому что обычно она всегда старалась производить на учителей самое благоприятное впечатление, какое только могла. Но сейчас ей совсем не хотелось казаться хорошенькой. Даже не так, наверное, Минерва не отказалась бы выглядеть совсем непривлекательно и даже в возможной мере отталкивающе.

Она собрала волосы в пучок на затылке. Это вышло не без труда, ведь волосы были густые и длинные, почти до талии. Макгонагалл было жаль остричь их, хотя она понимала, что могла бы облегчить себе жизнь короткой модной стрижкой, как у Августы.

Ее взгляд упал на шляпу, что она надевала на Хэллоуин. Шляпу нелепую и взрослую для юной девушки. В обычные дни такой головной убор могла носить нелюдимая ведьма преклонных лет, с утра до поздней ночи корпящая в лаборатории над всевозможными зельями. Минерва водрузила шляпу на голову и наконец увидела в отражении то, что хотела. Вообще ей стоило начинать носить головной убор, ведь ей предстояло работать в Министерстве Магии и пора было подобрать подходящую строгую шляпу для солидности, а ещё перестать по-девичьи заплетать косы…

Макгонагалл подумала о том, как в ее возрасте выглядела мама. Вспомнились старые колдографии, которые миссис Макгонагалл с грустной улыбкой однажды вытащила из всегда запертой на ключик шкатулки: со снимков улыбалась юная прекрасная Изабель Росс, с такими же, как у Минервы, темно-зелеными глазами и блестящими черными волосами. Только прическа у мамы была уложена по моде двадцатых годов. А еще взгляд молодой Изабель был не таким строгим, как у дочери, он отличался мягкостью и кокетливостью, а губы девушки были полные и чувственные. Минерве достались от отца тонкие губы, а также любовь к чтению и порядку во всем.

— Выглядите весьма нелепо! — вынесло вердикт зеркало, но Макгонагалл махнула на него рукой и поспешила вниз, на первый этаж замка.

Стук ее каблуков отдавался эхом по пустынному в столь ранний час холлу, где ее уже дожидался Риддл. Он окинул каким-то странным взглядом ее шляпу, но затем пригласил Макгонагалл следовать за ним. Свежий прохладный воздух улицы взбодрил, а лучи утреннего солнца ударили в глаза. Минерва понятия не имела, куда они идут, но послушно шла рядом с учителем. Только через некоторое время стало понятно, что побрели они по направлению к Хогсмиду.

Когда они уже прилично удалились от замка, Риддл снова окинул Макгонагалл странным взглядом и недовольно заметил:

— Ох, Минерва, вы снова надели эту кошмарную шляпу? Ладно, для Хэллоуина она еще годилась, но сейчас-то почему вы ее выбрали? Вам она совершенно не идёт! И прическа ваша слишком строгая. А излишняя строгость вам не к лицу!

Макгонагалл лишь хмыкнула в ответ: еще только его комментариев насчет ее внешнего вида сейчас не хватало! Минерва взглянула на него мельком: он-то, разумеется, как и всегда был одет с иголочки. Профессор меж тем приостановился, как будто что-то вспоминал, а затем с улыбкой сказал:

— В детстве, когда читал сказки про колдунов и ведьм, мне всегда представлялось, что у настоящей злой ведьмы должны быть распущенные спутанные черные волосы до пояса.

— И здоровенная бородавка на носу? — съязвила Макгонагалл. — Извините, но вряд ли я смогу воплотить в реальность ваши фантазии о настоящей злой ведьме.

— Но у вас ещё не всё потеряно, Минерва! Впрочем, злая ведьма предпочла бы скушать на завтрак невинных деточек, а вы вот всецело становитесь на их защиту, даже если эти дети оказываются не совсем, так сказать, живыми.

Риддл вдруг сделал резкий шаг к ней, и она попятилась назад. Макгонагалл сейчас была просто комок нервов.

— Вы боитесь? Чеснок с собой прихватили для защиты, как вам мог посоветовать ваш коллега Лонгботтом? — мрачно пошутил он. Вот только ей было совсем не до шуток, особенно его.

Тут учитель вдруг взмахнул рукой, и шляпа слетела с ее головы, как от порыва внезапного ветра, шпильки в пучке разлетелись в разные стороны, и волосы Минервы тяжелой темной волной рассыпались по плечам и по спине.

— Так заметно лучше, — довольно заключил Риддл. — Давно было желание это сделать. То, что вам хорошо с распущенными волосами я заметил еще в тот осенний день в Хогсмиде, когда мы оба с вами промокли под дождем. Вы тогда в пабе расплели свою косу, чтобы высушить волосы…

— Попрошу без подробностей! — перебила она, ужасно смутившись. Макгонагалл чувствовала, как ее щеки стремительно покрывает румянец — то, что как раз и желало бы увидеть зеркало в спальне.

Минерва попыталась быстро собрать волосы, но пряди выскальзывали у нее из дрожащих пальцев. Какой стыд! Зачем Риддл поставил её в столь неловкое положение? Учитель между тем не сводил с нее глаз.

Он как-то иначе на нее сейчас смотрел, чем раньше… Когда Макгонагалл была в Лондоне, то как-то раз видела молодую пару в одном из шляпных магазинов, и там дама примеряла изящную шапочку-менингитку, и спутник смотрел на свою суженную как раз именно так, как сейчас Риддл глядел на нее, Минерву. Смотрел и… любовался?

Макгонагалл кое-как совладала с волосами и заплела их в более-менее аккуратную косу. Они пошли дальше. Какое-то время оба молчали, прислушиваясь к робкому щебетанию птиц. Солнце ярко освещало деревья, на ветках которых набухли почки, а значит еще немного и начнет появляться листва.

— Итак, мисс Макгонагалл, — снова заговорил учитель, и в его голосе не осталось и следа игривости, — я снова у вас спрашиваю: вы все еще желаете оставаться среди серого множества людей?

— А если бы и желала, то что с того?

— Ничего, но тогда почему вы занялись анимагией? Это редкое умение. За такое непростое дело не берутся заурядные волшебники. И почему вы так стараетесь выделиться в учебе? Не лукавьте, Минерва. Вы поможете мне изготовить вечность и закупорить её в хрустальный флакон?

— А что я с этого всего получу? — серьезно спросила Макгонагалл и испытующе посмотрела на него.

Риддл тут же расплылся улыбке.

— Ну вот, а вы уверяли, что не сможете воплотить мои фантазии о настоящей злой ведьме. Практичной и себе на уме. Кажется, вы движетесь в нужном направлении. И вы истинная ученица своего наставника Альбуса Дамблдора. Вам мало перспективы бессмертия и вечной молодости?

— Мне это ни к чему, — отрезала она.

Профессор внимательно ее рассматривал.

— Отчего-то я этим не удивлен, — спокойно произнес он. — Что тогда вы бы желали получить?

— Вам нужен эликсир, а мне… Я бы хотела получить ту книгу, книгу Авраама. У вас прагматичные устремления, меня же интересует чистое знание. Не зря Распределяющая шляпа чуть было не определила меня в Равенкло. Среди серого множества людей мне не быть, как вы дали понять, так что я бы хотела получить доступ к уникальной вещи.

Риддл задумался на мгновение, но затем уверенно ответил:

— Хорошо, так и быть, я предоставлю вам книгу.

Минерва чаще задышала, все-таки она не ожидала, что учитель так легко согласится. Складывалось необычно.

— Источник великого знания будет у вас, мисс Макгонагалл. После того как эликсир будет готов.

— Эликсир, в состав которого войдут лепестки цветка папоротника, а также один загадочный ингредиент, а именно порошок, что вряд ли купишь за все деньги мира?

— О нем вы узнаете больше, когда придёт время, — закончил профессор, и Минерва решила не настаивать, хотя ей и было жутко интересно узнать подробнее о философском камне.

Что же, ей предстоит поучаствовать в этой удивительной авантюре. Как сказал некогда Риддл, из спортивного интереса, азарта, свойственного гриффиндорцам. Или ей просто хотелось понаблюдать за тем, к чему всё это приведёт. Макгонагалл лишь усмехнулась про себя. А, возможно, из-за чего-то еще, чего-то, в чем боялась признаться себе самой. Она отринула непрошенные мысли прочь.

— Вы всё еще полагаете, что нам с вами не под силу достигнуть бессмертия? — снова задал неприятный для нее вопрос учитель. — Так-то существуют примеры, когда людям удавалось данное мероприятие — это мы с вами обсуждали ранее.

— Тем людям это на роду написано, по-видимому. Впрочем, и про них не всё ясно до конца. Кто знает, как дальше повернется их бессмертная жизнь. Вечность — явление трудно проверяемое, надо заметить. Понятия не имею насчет вас и меня. Этого знать мне не дано.

— А кто знает?

Минерва скептически закатила глаза.

— Макгонагалл, вы слишком долго прожили среди маглов и до сих пор до конца не можете поверить в возможность чудес, да еще в отношении себя! А я в них верю столько, сколько себя помню. Во мне, наверное, всегда жила эта вера. И что я сам могу решать, судьба мне или нет. Я сам творец чудес в своей жизни. И решаю я, а не кто-то свыше. Если бы я постоянно уповал на небеса, то сгнил бы еще лет в пять в том приюте. Кстати, куда смотрел этот ваш Бог, когда мою матушку бросил ее же законный супруг, а я в итоге и вовсе оказался в приюте? Это так предопределено волей Божьей, да, дочь пресвитерианского священника?

— Это несправедливо на первый взгляд, но ваше положение сейчас уже иное: вы — могущественный волшебник, живёте среди подобных себе, вас уважают. Вы давно уже не бедный магловский сирота! Ваши детские страдания были компенсированы сполна.

— Это верно, но всего этого я добился сам, своим трудом, не надеясь на милость свыше, поверьте! Я наверстал то, что и так было мне положено по моему происхождению. Хотя должен был иметь это всё с самого рождения.

— А вы не задумывались, что на самом деле это могло быть предопределено свыше: то, чего вы добились в жизни? И мироздание в вашем случае достигло определённого равновесия и воздало вам по достоинству за все ваши былые лишения.

Риддл лишь выдавил смешок.

— Но вам недостаточно того, что у вас есть. Сэр, скажите, для чего вам физическое бессмертие? Каково ваше глубинное намерение? И дело не в том, что вам не хочется стареть и умирать — это понятно. Но основная цель-то какая? Управлять миром вечно? Как Бог, в которого вы не верите?

— Я верю в себя. Я всего добивался самостоятельно, и всё для себя определил я сам. Я вам это повторяю! — он повысил голос. — Впрочем, почему бы и нет? Прекрасно!

Учитель быстрым движением заправил выбившийся волос за ухо. Затем остановился и посмотрел на Минерву испепеляющим взглядом.

— Для меня Бога никогда не существовало! Вы это хотели услышать? — с жаром бросил он, сделав к ней резкий шаг, и Макгонагалл отступила на два шага назад. — С каждым новым днем своей жизни я лишь убеждался в том, что его не существует. Общество старательно меня в этом убеждало изо дня в день. Оно лицемерно твердило о некоем христианском милосердии и само же упорно его не придерживалось. Если Бог есть, то почему тогда в мире происходит столько всего возмутительного, страшного, несправедливого? Почему все дозволено? Абсолютно всё! Почему приют, в котором я находился, больше смахивал на тюрьму? И не нужно снова мне напоминать про пресловутое предопределение! Я сыт этими религиозными сказочками по горло!

Минерва не находила, что ему сейчас ответить, поскольку сама чисто по-человечески считала, что с ним произошло немало несправедливого и жестокого. Риддл еще ребенком был лишен семьи, материнского тепла, отцу он оказался не нужен, а в приюте… Кажется, половина всего самого негативного в его жизни было связано именно с этим местом. Приют ли то был? Можно постоянно уговаривать себя, что такова жизнь, так устроен мир, такова воля небес, но когда дело доходит до частных случаев, до отдельно взятой искалеченной человеческой жизни, до конкретной несправедливости…

— И, кстати, как я узнал позднее от местных жителей, мое семейство по отцовской линии, эти самые Риддлы считали себя образцовыми христианами, регулярно посещали церковь, прилюдно молились. Все как полагается. При этом местные жители терпеть не могли все семейство. Никому Риддлы не нравились и никому эти лицемеры даже доброго слова не сказали. Как же так? Как же ваш Бог допустил такое? То самое предопределённое зло, да? А как вышло, что моей матери оказалось отпущено так мало лет жизни? Чем я заслужил такое детство, что было у меня? Такого безответственного отца?

— Родителей не выбирают. Они в любом случае дали вам жизнь, а ваши дарования явно не взялись с потолка.

— Способности я унаследовал от матери, но я ничего против неё и не имею. Меня лишь бесит, что она опустилась до возмутительной связи с самым мерзким маглом — моим отцом. А он хорош, нечего сказать! Ах, бедный и несчастный, его опоила ведьма! Да мерзавец должен был радоваться, что такая женщина, как моя мать, вообще до него снизошла. Он и мизинца ее не стоил. Так что извините, но почитать своих родителей я не смог при всем желании. Мне обо всей этой ситуации даже вспоминать противно. Нелепая абсурдная связь… Каждый раз, думая об этом, мне кажется, что я вывалялся с головой в грязи.

Макгонагалл на миг постаралась представить ситуацию, при которой в ее семье разыгралась бы такая трагедия, как у Тома, и у нее ком подкатил к горлу. Да, не все складывалось гладко в ее семье, но родителей связывала любовь, любили они и всех своих детей, с нетерпением ждали приезда дочери на каникулы, а с отцом Минерва всегда была по-настоящему близка. А у Тома… Жалость к нему проникала в её сердце все глубже.

— О каких пределах возможного вы смеете говорить, Макгонагалл, если в этом мире позволено абсолютно всё? Ну что, скажете, что я окончательно попутал берега?

Минерва закрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь хоть на мгновение отключиться от его отчаянных излияний.

— Нет, скажу, что вы пережили тяжелую травму, и не одну, запутались, были надломлены и искали ответы на сложнейшие жизненные вопросы. Вы отчаянно нуждались в объяснении и сложили его для себя. Небезосновательно.

— Вы не осуждаете меня за высказанное?

— Нет, лишь стараюсь понять. Вы напоминаете человека, который закрылся непробиваемым щитом, затаил в душе сильную обиду и внутри скрывает только ему одному известную бесконечную боль. И интуиция мне подсказывает, что дело не только в потере родителей и тяжелом детстве. Есть что-то еще…

Он отвел глаза в сторону, в разговоре возникла странная пауза. Ей хотелось об этом поговорить, а ему — нет. Риддл — эта фамилия означала «загадка», Макгонагалл уже не первый раз задумывалась об этом, и ей очень хотелось разгадать эту загадку.

В повисшей тишине Том вдруг рассмеялся.

— Не пытайтесь вывести меня на исповедь, дочь пастора! — он погрозил ей пальцем, сам при этом нервно усмехался. — И, подобно Дамблдору, не нужно стремиться склонить меня к откровенному разговору. Не стоит, Макгонагалл!

— Как вам будет угодно, — сказала Минерва со всей покорностью, какую смогла сейчас в себе найти. Но внутри она была вся напряжена до предела, как и Риддл, на языке вертелось множество вопросов.

Так они за столь непростым разговором добрались до Хогсмида. Деревня в это прекрасное солнечное утро ликовала: по улице туда-сюда сновали радостные местные жители и поздравляли друг друга с праздником. Тут же рядом с магазинами прохаживался полненький мальчишка лет десяти на вид. Это был правнук престарелого мистера Реддинга, хозяина кондитерской «Сладкое королевство». Нередко Макгонагалл видела этого мальчонку в кондитерской, тщательно заворачивавшего сладости в пеструю подарочную бумагу и с хитрой улыбкой протягивавшего их покупателям. Сейчас этот мальчишка держал в левой руке большую плетеную корзину и выкрикивал на всю улицу:

— Горячие крестовые булочки!

Горячие крестовые булочки!

Штука за кнат, две штуки за кнат,

Горячие крестовые булочки!

Если у вас нет дочек

Дайте их своим сыночкам.

Штука за кнат, две штуки за кнат,

Горячие крестовые булочки!⁽¹⁾

Минерва с учителем приостановились, разглядывая мальчика. Тот же не упустил момент и живо подскочил к ним.

— Вы ведь не успели попробовать наши булочки в Страстную пятницу, да? А ведь они самые вкусные во всём Хогсмиде! Сэр, угостите булочками с крестом вашу очаровательную спутницу! Выпечка всего по кнату за штуку! А к ней горячий чай!

Мальчонка, недолго думая, достал из своей корзины пару булочек и термос, а Риддл, порывшись в кармане мантии, извлек горстку мелких монеток.

— Держи! Тут немного больше положенного. Погуляй на них вдоволь на грядущей ярмарке, — учитель протянул деньги ребенку.

Глаза мальчика засияли.

— Благодарю, сэр! — он моментально спрятал монетки в карман, а затем добавил, серьёзно глядя Риддлу прямо в глаза: — Он принял смерть, чтобы мы могли жить вечно! Мне так всегда говорит дедушка. Светлой Пасхи!

И унесся предлагать другим прохожим свой товар.

— У школьных эльфов эти булочки получаются не такими приторными, — заметил учитель, откусив от булочки кусочек и хлебнув горячего чая.

Макгонагалл лишь пожала плечами. Она чувствовала, как обжигающий бодрящий напиток согревает ее изнутри, а сладость выпечки поднимает настроение.

Вскоре их внимание привлекла необычная сцена: неподалеку от «Трех метел» собралась небольшая компания шумных ребятишек — все они были детьми местных жителей. Ребятишки весело смеялись, привлекая к себе внимание прохожих. Наконец они, переглянувшись друг с другом, принялись громко петь. Пели они известные праздничные гимны, и получалось это у них весьма неплохо, потому люди на улице начали подходить к ним поближе, чтобы послушать. Ближе подошли и Минерва с Риддлом.

Среди участников этого импровизированного детского хора Макгонагалл узнала внука престарелого мистера Писсаро из канцелярской лавки, а вот к компании присоединился и мальчик, несколько минут назад продавший им с Томом булочки, и тоже принялся подпевать.

Минерва посмотрела на Риддла, который еще ближе подобрался к детям, стал внимательно прислушиваться к их пению и как будто силился что-то вспомнить. Он словно в неосознанном порыве стащил с головы шляпу и крепко сжал ее в руках. Наконец ребятишки запели один известный гимн, который давно нравился Макгонагалл, и она его специально отыскала в сборнике, что хранился в домашней библиотеке.

Дети хорошо исполняли этот гимн, особенно приятный голос был у внука мистера Писарро. Но сейчас Минерву удивило другое: она перевела взгляд на Риддла и заметила, что его губы едва заметно шевелятся. Он тихонько подпевал мальчишкам. Похоже, учитель прекрасно знал слова гимна и его мелодию.

И тут солнце засветило особенно ярко. Оно заливало своими лучами всю деревеньку, ударяло в глаза прохожим, заставляя их щуриться. Солнце осветило милые личики поющих ребят, оно же осветило классические черты лица Риддла, сделав их еще прекраснее.

Так Макгонагалл стояла и завороженно переводила взгляд с поющих мальчиков на Риддла и обратно. На чуть вьющихся волосах учителя играли солнечные лучики. А дети всё продолжали петь, а Риддл им подпевал.

Внезапно охватившее Минерву волнение не давало ей вздохнуть полной грудью. Сердце в груди учащённо забилось. Она все не могла отвести глаз от Риддла. Сейчас он не казался ей строгим профессором. Он был просто увлеченным мелодичной песней человеком. Просто Томом, когда-то маленьким мальчиком, вроде тех ребят, которым он сейчас активно подпевал. Вот только, в отличие от местных детей, у него все же не имелось родного дома, места, где бы его ждали родители, куда ему всегда можно было бы вернуться за теплом и поддержкой близких любящих людей. Местных ребят дома ожидал вкусный пасхальный обед, приготовленный заботливыми мамами и бабушками. Тома же не ждали нигде. Тем более в его приюте. Отца он не интересовал, а матери уже давно не было в живых. Том являл собой пример глубоко одинокого человека — это осознание словно кинжалом полоснуло по сердцу. Макгонагалл вновь подумала о Миртл, которой Риддл причинил страдания. Том причинял страдания другим людям, потому что ему самому было плохо.

Минерве вдруг стало невыносимо жаль и Миртл, и Риддла. Два глубоко одиноких человека, чьи пути по воле судьбы переплелись неожиданным образом.

Когда гимн достиг кульминационного момента, то по щеке Макгонагалл скользнула горячая слеза. Минерва попыталась смахнуть ее, но при взгляде на поющих Тома и детей по другой щеке потекла уже новая слеза. Слезы обжигали, а в горле стоял ком.

Когда ребята закончили петь, то невольные слушатели захлопали в ладоши, довольные столь непосредственным и душевным исполнением. Глаза людей сейчас были наполнены светом и радостью.

Когда Риддл вернулся к Макгонагалл, то она опустила голову, украдкой стараясь смахнуть непрошенные слезы. Но учитель все-таки заметил ее состояние и в легком недоумении поднял брови.

— Вы плачете, Минерва? — он извлек из кармана темно-зеленый платочек и протянул его ей. — Возьмите, он совершенно новый и ни разу неиспользованный.

— Спасибо, не нужно… Простите, выступление детей произвело на меня неизгладимое впечатление, — пробормотала Макгонагалл и вспомнила, что в утренней спешке забыла собственный платочек. Она приняла платок Риддла и аккуратно утерла слезы. Минерва отвернула голову, чтобы он не видел ее в таком состоянии.

— Да, у мальчишек красивые голоса. Моя учительница из приюта оценила бы, — прокомментировал Том и в ответ на ее вопросительный взгляд пояснил: — Была одна дама, ее страшно пугали проявления у меня стихийной магии. Она аж обмирала от страха, когда видела, как я перемещаю предметы в воздухе. Дама однажды плотно за меня взялась, постоянно водила в церковь, била по рукам, когда видела, что я колдую, а потом в эти же руки давала мне сборник с религиозными гимнами и заставляла заучивать оттуда тексты наизусть, считая, что мне необходим такой вот досуг вместо неугодного Богу колдовства. Все твердила, что мне стоило бы петь в церковном хоре, дабы это выбило всю дурь из моей головы, — с отвращением выплюнул Риддл. — «Какой красивый мальчик!» — приговаривала она и заставляла часами петь ей гимны из этого и других сборников. Но я брал и начинал назло ей колдовать прямо у нее на глазах, чем приводил дамочку в еще больший ужас. «Не делай так больше, Том! Гадкий мальчишка!» — верещала она и била меня по губам и рукам, а в наказание морила жаждой, приговаривая, что я не заслужил и глотка воды.

Риддл довольно усмехнулся, ему, судя по всему, нравилось выводить из себя набожную истеричную учительницу.

— Хотите, чтобы я спел и вам, Минерва? — спросил он ехидно, но Макгонагалл отрицательно покачала головой.

«Не нужно, мне и так очень-очень жаль».

— Минерва, идёмте обратно в замок, мы как раз вернемся к праздничному обеду. Эльфам всегда особенно хорошо удавалось приготовить ягненка. Да вы и сами знаете.

Примечания:

Булочки с крестом: https://readandeat.net/wp-content/uploads/2022/04/C70A3387.jpg

«Ye Watchers and Ye Holy Ones» — христианский гимн, который пели дети в Хогсмиде, а Том им подпевал. Слова написаны Ательстаном Райли на мелодию немецкого гимна 1623 года «Lasst uns erfreuen». Был впервые опубликован в сборнике «English Hymnal» в 1906 году. Его возвышающая мелодия и повторяющееся «Alleluia» делают это произведение излюбленным англо-католическим гимном во время Пасхи и в другие времена великой радости. Послушать его можно здесь: https://www.youtube.com/watch?v=uHq1gbyYe9w

1) «Hot Cross Buns» — популярная детская песенка, известная англоязычным детям практически с младенчества. Только в оригинале упоминаются не кнаты, а пенни.

Вернуться к тексту