Орден Чертополоха (гет)

Риддл и Макгонагалл пришли аккурат к началу спектакля профессора Бири, после которого ожидался праздничный обед. В Большом зале стояла суета, связанная с хлопотами хаффлпаффцев по водружению на сцену вычурного императорского трона, а также полуразрушенных античных колонн и украшению их весенними цветами и разноцветными лентами. Студенты остальных факультетов помогали главным трудягам школы или просто с любопытством наблюдали со стороны за происходящим, так что мало кто заметил, что Минерва, обычно всегда оказывавшаяся на месте раньше всех и неустанно следившая за порядком, в этот раз немного запозднилась и выглядела несколько уставшей после утренней прогулки. Она поспешно подошла к гриффиндорцам и начала их расспрашивать о том, все ли в порядке. Через несколько минут к учительскому столу неторопливо проследовал Риддл и вежливо приветствовал коллег. Макгонагалл на мгновение показалось, что Августа как-то странно посмотрела сначала на Риддла, а затем на неё.

— Ты какая-то немного… расстроенная? — с тревогой заметила Спрингвейл. — Что-то не так?

Минерва открыла было рот, чтобы заверить подругу, что все нормально, но тут послышался скрипящий голос Бири, и внимание Августы переключилось на происходящее на сцене.

— Дорогие студенты, особенно наши самые юные ученики, — учитель Травологии ласково поглядел на первокурсников, и те довольно заулыбались, — а вы часто задумывались о том, благодаря кому мы сегодня имеем всеми нами любимую традицию дарить друг другу крашеные яйца в день Воскресения Христова?

Его вопрос не на шутку озадачил малышей.

— Это всё Мария Магдалина! — выпалил второкурсник Диггори.

— Верно, мистер Диггори! Вы первым отведаете сегодняшний десерт, — Бири взмахнул палочкой, и перед мальчиком в воздухе возникло большое шоколадное яйцо. — Ну а теперь я передам слово нашим замечательным актерам.

На сцене на позолоченном троне величественно восседал император Тиберий собственной персоной. Сегодня Джозефа немного состарили для роли при помощи «Старящего зелья». Получилось весьма неплохо: хаффлпаффец выглядел в меру взросло, на его вьющихся светлых волосах сверкал золотой венок, а взгляд парня был преисполнен уверенности и достоинства. Смит выглядел блистательно и царственно. На перемены к лучшему обратили внимание многие девушки в зале и принялись шептаться о том, «какой же Джозеф красавчик!» Минерва и Дэвид довольно переглянулись: их многодневные труды по снятию порчи с однокурсника увенчались успехом.

Перед публикой начал разыгрываться примечательный диалог между императором и Марией Магдалиной, которую играла Миранда Макмиллан. Хаффлпаффка, то и дело поправляя на голове платок, с невероятной убежденностью рассказывала собеседнику о жизни, чудесах и учении Христа. В довершение она торжественно объявила: «Христос воскрес!». В качестве подарка Мария Магдалина преподнесла властителю белое яйцо. Тиберий же, внимательно выслушав рассказчицу, чуть насмешливо оглядел подаренное яйцо и, как и положено по легенде, усомнился в известии о воскресении.

— Как яйцо не может из белого стать красным, так и мёртвые не воскресают, — Смит настолько убедительно и твёрдо выразил сомнение в услышанном, что буквально все в зале затаили дыхание, слушая его. Сегодня его игра явно была на высоте.

В ответ Мария Магдалина лишь мягко улыбнулась. И тут на глазах у римского владыки яйцо из белого окрасилось в красное, явив таким образом удивительное чудо, и увиденное невероятно поразило правителя и его придворных. Изумление озарило прекрасное лицо Джозефа, он с благоговением посмотрел на Миранду, и от его взгляда та даже чуть покраснела, что, кажется, не утаилось от зрителей.

Спектакль подошёл к концу, а Смит и Макмиллан продолжали как завороженные смотреть друг на друга. Наконец Джозеф очаровательно улыбнулся бывшей девушке и медленно, с достоинством встал с трона. Миранда тяжело сглотнула, она оказалась не в силах отвести взгляд от бывшего возлюбленного, а с ее головы слетел шелковый платок и упал к ногам императора. Смит, недолго думая, поднял платок и протянул его уже чуть покрасневшей Макмиллан. В этот момент только малыши и невнимательные люди не поняли, что Джозеф и Миранда до сих пор друг в друга влюблены.

— С тех незапамятных времен христиане, узнав о силе впечатления, что произвела своим подношением Мария Магдалина на императора Тиберия, и стали подражать святой да дарить красные яйца в праздник, — подытожил профессор Бири, взмахнул палочкой, и тут уже перед каждым студентом возникло по красивому шоколадному яйцу в качестве подарка. — Всех с Пасхой!

Послышались аплодисменты, сцену закидали цветами. Минерва сделала знак Дэвиду, и тот достал приготовленные заранее огромные букеты ярко-желтых нарциссов. Лонгботтом подошел к сцене и вручил самый большой букет профессору Бири, а букеты чуть поменьше преподнёс Макмиллан и Смиту. Джозеф задержал на Дэвиде благодарный взгляд и еле заметно коснулся рукой глаза Фатьмы на запястье, демонстрируя что оберег в целости и сохранности. Макгонагалл помнила, как друг на днях отмечал, что Смит не жаловался на разбитый оберег, а значит у парня все наконец наладилось в жизни. И это, наверное, было одно из немногих событий последнего времени, что порадовало Минерву.

На обед, как и предсказывал Риддл, подали запеченного с овощами нежнейшего ягненка, от вкусного аромата которого у всех потекли слюнки. И все могло казаться прекрасным в этот праздничный полдень, но внимательная Минерва отметила, каким поникшим выглядел сейчас Брут Уоррингтон, не сводивший глаз с Джозефа и Миранды. Последние играли друг с другом в переглядки за столом и, похоже, уже не замечали никого вокруг. Кажется, слизеринцу так и суждено было остаться лишь другом прекрасной хаффлпаффки.

* * *

После обеда Макгонагалл предстояло немного позаниматься с неизменно отстающей в учёбе Роландой. Минерва настояла на дополнительных занятиях, поскольку опасалась, что пятикурсница таки завалит СОВ по Трансфигурации.

В гостиной Хуч с огромной неохотой разложила на столе пособия и конспекты и, ссутулившись, принялась решать заданную Макгонагалл задачку для разминки. От благих начинаний в учебе их внезапно отвлек разговор Августы и Дэвида. Общение последних вдруг стало проходить на повышенных тонах и соответственно привлекать внимание остальных немногочисленных студентов. Минерва с неудовольствием отвлеклась на нарушителей спокойствия, а Роланда поставила жирную кляксу на страницы своего и без того заляпанного чернилами конспекта.

— Да, похоже, что кольцо действительно могло использоваться в качестве проводника, — пробормотал Лонгботтом. Своими затруднениями в расследовании «дела об артефакте Паркинсона» он поделился теперь уже со второй своей подругой.

— А то! — кивнула Спрингвейл с видом будто вынуждена объяснять элементарные вещи несмышлёному ребенку. — Другой вопрос, что имеющееся серебро в каждом конкретном случае еще до ума довести надо, чтобы свойства этого металла сработали. Слагхорн мне как-то поведал, что некоторые алхимики еще в средние века обнаружили у серебра проводниковые свойства. Помнишь, я на пятом курсе активно интересовалась темой применения тех или иных котлов, вплоть до металла из которого они изготовлены, а также размера и формы? Общеизвестно, что серебряный котел необходим для приготовления наиболее горячих зелий — зачастую для этого его и используют обычные волшебники, опытные же зельевары, вроде Слагхорнов или Принцев, владеют большей информацией и используют серебро и по иному назначению. Это тебе не просто справочник «Тысяча магических растений и грибов» пролистать. Ты, кстати, так его и не осилил, Дэйв? — не удержалась от колкости Августа. — Давно бы уже у меня спросил про металлы. Но ты, вероятно, по сей день полагал, что я просто так, для красоты использую на уроках Зельеварения серебряный нож?

По виду Дэвида стало ясно, что он так и думал. Спрингвейл покачала головой.

— Ты еще с остальными мальчишками высмеял это. Дескать, глупые ведьмовские штучки.

— Я не высмеивал! — неуверенно возразил Лонгботтом.

— Как же! Высмеивал, да еще как! Ох, Дэвид, ты уже позабыл как дразнил меня на тему зелий, а сам при этом сдавал экзамены по этому предмету кое-как? — Августа резко поднялась со своего места. — Признайся, у тебя ведь всегда было предубеждение насчет женщин?

— У меня никогда не было предубеждения насчет женщин!

— Кроме разве что одной — меня, — их разговор окончательно свернул в русло старых обид, и Макгонагалл лишь вздохнула в ожидании очередной ссоры друзей. Но Спрингвейл вдруг хитро прищурилась и огорошила друга вопросом: — Дэйв, скажи-ка, а у тебя уже появилась невеста?

— Что? — встрепенулся Лонгботтом. — Почему ты спрашиваешь?

— Я это к тому, что если она вдруг у тебя появится, то советую быть с ней поделикатнее. Не то что со мной все предыдущие годы. Когда в следующий раз вздумаешь с дружками смеяться над «всякими женскими заморочками», то вспомни: я начала использовать серебряный ножичек на занятиях Слагхорна для наилучшей проводимости своей воли как зельевара, а не в качестве женского аксессуара, как вы там шептались со Смитом и Финниганом.

Она уперла руки в бока и грозно нависла над Дэвидом, который теперь сидел, пристыженно опустив голову. Дождался, как говорится! Минерве вспомнилось, как пару лет назад друг, комментируя новое приобретение Августы, и правда перебрал с шуточками на тему того, что девочки любят красивые серебряные безделушки. Спрингвейл тогда не осталась в долгу и с ехидством посоветовала Лонгботтому старательнее варить противоугревое зелье с соком бубонтюбера, дабы поскорее сумел применить его к себе. Дэвид, лицо которого в те годы было усыпано подростковыми прыщами, лишь надулся в ответ. «Ох, ну зачем ты так опрометчиво дразнил на младших курсах свою будущую любовь, Дэйв?» — сокрушилась про себя Макгонагалл.

Хуч, разинув рот, во все глаза рассматривала эту беснующуюся парочку. Наконец она воскликнула:

— Черт! Милые бранятся — только тешатся! Мне одной кажется, что эти двое препираются, а сами небось хотят поцеловаться? Но оба упрямые, как два гиппогрифа, и никто не желает уступить.

— Не тебе одной так видится, Роланда, — Минерва взялась очищать стол от чернил, пролитых Хуч. Макгонагалл немало отдала бы за то, чтобы лучшие друзья уже раз и навсегда выяснили отношения.

Кажется, терпение Лонгботтома лопнуло, и тут уже он, резко встав, бросил:

— Я был не прав! Ох, как не прав! Во всем не прав! Кругом не прав! — Дэвид ударил себя кулаком в грудь. — Ты это хотела услышать? Теперь-то твоя душенька довольна?

И он, не дожидаясь ответа Августы, быстро устремился в сторону спален мальчиков, оставив подругу замолкшей на полуслове.

* * *

На днях Кровавый Барон мне сказал, что уважает моего великого предка Салазара Слизерина и меня, как его достойного потомка и последователя, а также одобряет жесткость, но всему есть свои пределы.

Опять пресловутые пределы. Я спросил, о чем это он, но призрак лишь зловеще улыбнулся и пробормотал что-то про непослушных плаксивых девочек, что совали свой нос куда не следует и за это поплатились жизнью. «Сохраняйте лицо, оставайтесь достойным имени своих великих предков, относитесь с уважением ко всем существам волшебного мира, вплоть до самых ничтожных представителей нашего великого сообщества привидений», — с легким укором напутствовал меня наш факультетский призрак.

Закончив занятие с Роландой и не желая выслушивать очередную жалобу Августы на Дэвида, Макгонагалл поспешно ретировалась из гриффиндорской башни. В коридорах она встречала веселых первокурсников, которые с удовольствием поедали на ходу шоколадные яйца. Ноги сами привели Минерву в заброшенный туалет на втором этаже.

Все дети сегодня были радостны, кроме одной девочки — Миртл. Макгонагалл продолжала навещать грустное привидение и пытаться с ним беседовать даже через «не могу». У Минервы возникло некое необъяснимое чувство долга продолжать общение с этой несчастной девочкой.

В этот раз Макгонагалл обнаружила Миртл, распластавшейся на полу у самой дальней кабинки. Призрак выглядел совершенно безучастным и равнодушным ко всему вокруг. Девочка неподвижно лежала на полу, такая тихая и одинокая. Она уже несколько дней как перестала плакать, но то, что Миртл больше не плакала выглядело ненамного лучше. Девочка словно погружалась все глубже в депрессию, и это только больше обеспокоило Минерву.

— Миртл, хочешь я завтра целый день проведу с тобой в облике кошки? — предложила Макгонагалл привидению, присев рядом на корточки. — Или, если желаешь, мы можем пойти в ванную старост и открутить там все краны одновременно, так что появится сразу много разноцветных мыльных пузырей. Станет очень красиво!

Но девочка никак не реагировала на ее призывы, она словно вообще не замечала Минерву. Макгонагалл не испытывала иллюзий на свой счёт, она понимала, что вытащить этого ребенка из депрессии способен лишь Том Риддл одним своим появлением. Но, разумеется, жестокий учитель и думать сейчас, наверное, забыл о своей старой школьной знакомой. Удивительно: Миртл только и мечтала о встрече с Томом, а Минерва же видеть его лишний раз не хотела. Ирония жизни.

— Не стоит, мисс Макгонагалл. Оставьте девочку, — услышала позади себя Минерва и, обернувшись, увидела парящего у раковин Толстого Монаха.

Для неё стало полной неожиданностью его появление, ведь обычно этот призрак проводил время на своем родном факультете Хаффлпафф, беседуя с тамошними студентами о пользе трудотерапии, либо спорил на религиозные темы с другими привидениями в холле замка. В заброшенном туалете второго этажа Макгонагалл видела его впервые.

— Мне понятны ваши благородные порывы, — продолжил Толстый Монах, чуть поправив пояс-веревку на своей грубой рясе. — У вас доброе сердце, вы склонны к состраданию и наверняка станете хорошей матерью. Но вам лучше оставить Миртл в покое. Девочка должна смириться.

— Смириться? — она не ослышалась? — Миртл лет десять страдает, и ей становится только хуже!

Минерва указала на безжизненно (если такое можно сказать о привидении) лежащее на полу тело девочки. В сравнении с Миртл ярко сверкающий сейчас жемчужно-белый Толстый Монах выглядел прямо-таки наполненным жизнью.

— Что такое десять лет, мисс Макгонагалл, в сравнении с вечностью? — назидательно произнес Толстый Монах. — Ну же, вы ведь читали литературу о нас, о привидениях, и знаете, что десять лет по нашим меркам — это совсем ничего! Для призрака сие даже не младенчество. Лишь пролетевшая тысячная доля секунды, а то и меньше. Миртл — совсем юное привидение, такое незрелое, к тому же, лишилась жизни еще ребенком. Она пока слишком близко все принимает к сердцу — это совершенно нормально для столь юного создания мира загробного. Ей нужно время, чтобы привыкнуть, принять все как должное…

— Но она так мучается! — Минерва отметила пустые глаза девочки, устремленные в никуда.

— Ох, да, она — несчастное дитя, — согласился Толстый Монах, и во взгляде его отразилась скорбь, — ставшее жертвой несчастного случая. Нам всем, призракам Хогвартса, на самом деле, ужасно ее жаль. Ей просто не повезло. Но время лечит. Миртл должна смириться, свыкнуться наконец со своей смертью.

— Свыкнуться со смертью? — для Макгонагалл услышанное звучало так странно и пугающе, хотя она понимала, что говорит с призраком, и для него обсуждаемая сейчас тема являлась обыденной. Но она сама-то была живым человеком! — А вы, уважаемый, вы свыклись со своей смертью?

Тут Толстый Монах опустил свою выстриженную по монашескому обыкновению голову.

— Нет, — после некоторых раздумий ответил он. — Конечно, нет. Строго говоря, ни одно привидение никогда не смирится со своей смертью, если вы это хотели узнать. Вот и появляется на свете очередной призрак, а все потому что умерший человек как раз и не принял свою гибель. Чья смерть естественна — тот не задерживается в человеческом мире и без колебаний возносится на небеса. Вы нашли об этом информацию, так?

Нашла, и несколько дней подряд у нее на душе кошки скребли после прочитанного. Меж тем Толстый Монах говорил чуть дрожащим голосом, от его привычной веселости не осталось и следа:

— Если бы только… — он замолк на мгновение, но Минерва молила его продолжать говорить. — Если бы только тот, кто повинен в том несчастном случае, раскаялся, решил отпустить это ни в чем неповинное дитя… Вот я тоже мог уйти в мир иной, если бы раскаялись те, кто меня казнил, но они никогда так и не раскаялись в содеянном, так что мне дорога на небеса заказана. Ну да ладно, я уже привык, мне и здесь неплохо, — словно спохватившись, добродушно добавило привидение. — И Миртл привыкнет. Таков удел призраков.

Макгонагалл перебрала в памяти детали жизни Толстого Монаха, то, о чём прочла в брошюре о призраках Хогвартса. Минерву весьма тронула эта трагическая история. Толстый Монах родился в конце десятого века и оказался одним из первых учеников Хогвартса, удостоившись чести учиться еще у самих основателей. По окончании школы он принял духовный сан и вступил в орден нищенствующих монахов. К его несчастью, старшие церковники со временем сочли весьма подозрительным умение Толстого Монаха излечивать оспу у крестьян лишь при помощи палки, которой он постоянно тыкал тяжело больных. В один момент тучи окончательно сгустились над головой отзывчивого и доверчивого мага и его приговорили к смертной казни. Много таких историй можно было найти в исторической литературе, но одно дело просто прочесть их, и совсем другое — самой повстречать призрака такого вот, павшего жертвой несправедливости, человека прошлого.

— Салазар, Годрик, Ровена и Хельга были свидетелями того, как несправедливо вас обрекли на казнь! — воскликнула Макгонагалл. — И никто не сумел вам помочь!

— Это было несправедливо, как вы полагаете, — спокойно ответило привидение. — По-человечески я понимаю ваше возмущение, юная гриффиндорка. Но, знаете, я ведь простил их, всех тех, кто был причастен к моей казни. Я не держу зла на этих людей. Да и никогда не держал. Ибо они не ведали, что творили. А времена, какие тяжелые времена были тогда, вы не представляете! О времена, о нравы! — процитировал он Цицерона, о котором так часто любил рассказывать студентам.

Его глаза затуманились, Толстый Монах словно снова мысленно переживал те дни, когда еще был жив.

— Единственное... — вдруг заикнулся он. — Единственное, о чем я все же жалею в связи со своей смертью — это то, что моя жизнь оборвалась так скоро, и я не успел помочь стольким нуждающимся беднякам, вылечить их, направить на путь истинный, утешить в трудные часы! А ведь скольким несчастным я еще мог бы помочь! Я же оказался лишен такой возможности. Эти руки больше никого не смогут исцелить.

Призрак вытянул вперед свои полупрозрачные руки и с тоской осмотрел их. Стало ясно, что вот и болевая точка у такого всегда спокойного и добродушного привидения — горечь и сожаления имелись и у него, просто по истечении стольких веков Толстый Монах глубоко запрятал всё это в себе.

— Миртл постоянно думает и говорит о… — начала Минерва, снова переведя взгляд на девочку, которая даже не прислушивалась к их разговору.

— Мистере Риддле? — закончил за нее Толстый Монах. — Это так. Ох, что-то всегда было в этом молодом человеке не то. Вроде вежливый исполнительный староста, а теперь и компетентный учитель, но что-то в нем всегда меня настораживало. Слишком хорош, да? В особенности пугало, что Кровавый Барон гордился тем, что на его факультете учился столь талантливый необыкновенный юноша.

Призрак с опаской огляделся так, словно прямо сейчас из стены могло появиться слизеринское привидение. Но никто не появился, и Толстый Монах успокоился и аккуратно приблизился к Миртл.

— Миртл, крошка, идем со мной. Пора обедать, — ласково позвал он девочку, склонившись над ней.

— Я не хочу есть эту еду, — безжизненно выдавила Миртл.

— А другой у нас и нет, увы, — развел он руками. — Я понимаю, деточка, тебе хочется поучаствовать в трапезе в Большом зале, но не получится. Идем, милая.

Толстый Монах протянул ей руку, и девочка с большой неохотой поднялась с пола.

— И вот так вот уже около десяти лет, — грустно улыбнулся он, и Макгонагалл эти слова привели в уныние, хоть призрак и сказал это буднично.

Да, для большинства «поживших» привидений десять лет — это ничто, мгновение в вечности, на которую они подписаны. Но, кажется, для Миртл это было совсем не так, наверняка, для нее десятилетие тянулось невыносимо медленно в вечном ожидании… Тома? Чего-либо еще?

— Идем, за обедом я расскажу тебе поучительную историю о мальчике, которого мне однажды довелось учить слову Божьему. Непослушный был мальчик, вредный, не любил трудиться и отказывался читать Библию… А во взрослом возрасте вступил в бенедиктинский орден.

И доброе хаффлпаффское привидение медленно повело Миртл к выходу из уборной.

— Вы это, мисс Макгонагалл, лучше подумайте о живых, о ближних, что рядом с вами и над которыми уже занесён острый меч расправы… — вдруг, обернувшись, напоследок сказал Толстый Монах. — Живые больше нуждаются в помощи.

— Вы о ком-то конкретном? — насторожилась Минерва.

— Мои думы о тех, кто мнит, что имеет право управлять другими людьми, презрев все заповеди, данные нам свыше, — нахмурилось привидение. — Впрочем, Господь знает, что делает.