Орден Чертополоха (гет)

Ранним утром второго сентября тысяча девятьсот пятьдесят третьего года, пока студенты в большинстве своем еще крепко спали, школьная староста Минерва Макгонагалл была уже на ногах. Она привыкла подниматься ни свет ни заря, ведь у нее имелось великое множество обязанностей, для исполнения которых обычно требовалось довольно много времени. Минерва всегда старалась все делать вовремя и на совесть, а потому считалась одной из самых ответственных и исполнительных старост Хогвартса.

Вот и в первый учебный день она со всем усердием взялась за привычные дела: уже совершила утренний обход вверенных ей помещений замка, доложила о новых проказах полтергейста Пивза школьному завхозу, побывала на собрании старост, а также буквально за ручку привела первокурсников в Большой зал ровно к началу завтрака. Сейчас же Минерва наспех допивала свой чай и собиралась наведаться к декану Гриффиндора Альбусу Дамблдору за учебным расписанием.

Легкое волнение охватило ее, ведь столько всего сегодня еще надо было успеть сделать. Вместе с тем Минерве хотелось поскорее хоть что-нибудь узнать о новом преподавателе по защите от тёмных искусств. Дело в том, что на вчерашнем банкете по случаю начала учебного года он так и не появился, что выглядело довольно странно. Прежний преподаватель оставил должность по старости, а нового так до сих пор и не нашли? У Минервы не имелось ни малейшей информации по данному вопросу, что заставляло ее чувствовать себя не в своей тарелке. Все-таки она должна была быть в курсе всего происходящего в школе — такова её обязанность как старосты.

Минерва получила расписание и быстро пробежала его глазами. Сегодня первым уроком у седьмого курса как раз значилась защита от тёмных искусств, которую должен был вести некий Томас Марволо Риддл. Минерва повторила про себя фамилию преподавателя и задумалась. Неужели он тот, о ком она подумала?

Раздав студентам расписание и доведя растерянных первокурсников до самых дверей нужного им кабинета, Минерва поспешила вместе с однокурсниками на свой первый урок в этом учебном году. У нужного кабинета уже собрались хаффлпаффцы, среди которых Минерва быстро отыскала глазами Помону Спраут, свою добрую приятельницу еще с младших курсов. Дверь в класс была слегка приоткрыта, и ученики, недолго думая, вошли в кабинет, заняли каждый свое место и принялись ждать прихода преподавателя.

Однако прошло пятнадцать минут, а учителя все не было. Пунктуальной Минерве это сразу не понравилось. Все-таки ни один преподаватель Хогвартса никогда не позволял себе опаздывать на урок. Однокурсники же постепенно расслабились и принялись болтать о всякой чепухе.

Но в один прекрасный момент все замолкли, почувствовав, что уже далеко не одни в классе. Ученики с интересом взглянули на высокого молодого человека, тихонько появившегося в аудитории словно бы из воздуха. На вид ему можно было дать не больше двадцати пяти лет, одет он был в элегантную черную мантию, а его бледное лицо с тонкими чертами обрамляли слегка вьющиеся тёмные волосы. Сказать, что молодой человек был симпатичным — значило ничего не сказать. Он был красив и статен, на таких людях взгляд всегда задерживался дольше обычного. Вот и Минерва поймала себя на том, что не может отвести глаз от загадочного гостя. Ей стало малость не по себе, ведь она никогда прежде не засматривалась на мужчин.

Однако появление этого видного преподавателя произвело впечатление не только на неё. Девушки, слегка покраснев, завороженно рассматривали прекрасного незнакомца, а парни начали переговариваться. Воздух так и наполнился напряжением — магия первого впечатления делала свое дело. Минерва тряхнула головой, а вместе с ней и все остальные начали выходить из оцепенения.

Преподаватель же, поправив полы тяжелой мантии, неторопливо присел за учительский стол. И лишь тогда поднял на учеников выразительные тёмные глаза и заговорил холодным, но все же весьма приятным голосом:

— Доброе утро, класс! Я ваш новый преподаватель по защите от темных искусств. Зовут меня Томас Марволо Риддл.

Произнося собственное имя, он почему-то недовольно скривил губы.

— Чего это он в таком случае не присутствовал на вчерашнем банкете? — спросил Минерву сидевший с ней за первой партой Дэвид Лонгботтом.

— Откуда же мне знать! — вспылила Минерва. Она страшно раздражалась, если не владела всей полнотой информации по тому или иному вопросу.

Между тем профессор Риддл спокойно продолжил:

— Я понимаю, что все вы ожидали увидеть препода, с которого песок сыпется, какого-нибудь очередного отставного аврора. — В аудитории послышались редкие смешки. — Но, боюсь, вам придется смириться с выбором профессора Диппета. Расслабляться не советую, ибо легко вам не будет. Всем желающим в полной мере овладеть искусством защиты от темных сил придётся поработать на славу. Итак, к следующему занятию в обязательном порядке прочесть от корки до корки «Продвинутый курс защиты от тёмных сил для седьмого курса» Элвиса Доэрти, сборник статей Николаса Фламеля «О жизни и смерти», труд Адрианы Фокс «Оборотни и как с ними бороться».

— Но, профессор... — постаралась возразить Минерва. Учителя частенько прислушивались к её мнению по учебным вопросам, а потому она уверенно продолжила: — Труд Адрианы Фокс включает в себя более семисот страниц — ученикам просто физически не одолеть подобный объем к следующей неделе. Возможно, стоило бы задать учащимся прочесть из данной книги лишь отдельные главы, как и рекомендует Министерство…

Риддл, глядя на нее, сузил глаза. И тогда Минерва подумала, что лучше бы промолчала.

— Староста, да? — Он задержал взгляд на сверкающем серебряном значке на ее груди. — Ничего, скоро для вас станет обычным делом изучение огромного количества фолиантов в кратчайшие сроки. Я же сказал, что прочесть нужно в обязательном порядке! Повторить для особо одарённых?

Минерва поджала губы, а класс погрузился в полнейшую тишину. Слова преподавателя прозвучали как издёвка, причём издёвка над лучшей ученицей школы. И про себя Минерва возмутилась: они не какие-нибудь малыши-первогодки, а старшекурсники, которые давно привыкли прочитывать фолианты в кратчайшие сроки. Однако даже лучшему студенту было не по силам изучить к следующему занятию всю литературу, что задал Риддл.

— Ещё вопросы? — напоследок спросил Риддл. В этот раз никто не посмел и рта раскрыть, и он решительно встал, окинул класс прощальным взглядом и покинул кабинет.

* * *

На перемене ученики бурно обсуждали нового учителя.

— Он или гений, или самодур! — делился своими предположениями Дэвид.

— Нет, вы это видели? Немыслимая дерзость! — возмущалась Августа Спрингвейл, лучшая подруга Минервы. — Риддл является самым молодым преподавателем в школе, а такое себе позволяет! Мало того что опоздал, так ещё и через пятнадцать минут закончил урок!

— Он очень странный. И мрачный. Я его побаиваюсь, если честно, — призналась Помона. В своих страхах она оказалась не одинока, ибо даже отъявленные смутьяны с перепугу присмирели на уроке Риддла, и Минерва даже восхитилась подобной способностью нового учителя утихомирить класс за считанные минуты.

— Примечательно, что этот Риддл уже пытался получить должность преподавателя в Хогвартсе сразу по окончании учебы, но получил отказ, поскольку ему как вчерашнему выпускнику все же недоставало опыта работы и глубоких практических знаний по предмету — об этом невзначай обмолвился однажды Слагхорн на вечеринке, когда в очередной раз с восторгом рассказывал об одном из самых своих способных учеников, — припомнила Минерва. — Однако Риддл не отступился и уже во второй раз предложил свою кандидатуру спустя восемь лет. И теперь-то уж добился своего!

— Немудрено, ведь знаний и опыта у него теперь хоть отбавляй! — с уверенностью заявил Дэвид. — Риддл считается одним из самых многообещающих молодых волшебников. Невероятный карьерный рост ему пророчат ещё с тех времен, когда мы только учились произносить Алохомора. Он со школьных лет серьезно увлекается изучением тёмной магии. А вы прекрасно понимаете, что это значит, правда? Это бесконечное собирание по крупицам редчайшей информации, в том числе и из запретных отделов библиотек и архивов. Говорят, Риддл много где успел побывать за последние семь лет и много чего узнал о самых темных видах магии. Вы только представьте, о сколь интересных вещах он может нам поведать! Поверьте, это дорогого стоит!

Ему верили, ведь он считался лучшим на курсе по защите от тёмных искусств. По окончании школы Дэвид намеревался стать аврором и уже сейчас очень серьезно относился к своей будущей профессии.

— В таком случае преподавать школьникам защиту от темных искусств — это его призвание, — заключила Помона. — Вы уже подумали о том, как нам успеть прочесть к следующему уроку всю литературу, что задал этот гений темной магии? Маховиков времени нам, к сожалению, так и не выдали...

Друзья нервно рассмеялись и условились позже встретиться в библиотеке.

— Ну, что я говорила? — Минерва не без торжества положила перед сокурсниками увесистый пыльный фолиант вечером в читальном зале. — Знаменитая охотница на оборотней Адриана Фокс написала семьсот шестьдесят пять страниц про своих оборотней.

— А Элвис Доэрти накатал нечитабельный кирпич в пятьсот семьдесят восемь страниц, который впору сбросить на самого назойливого докси — от нечисти останется лишь мокрое место. — Августа с остервенением отодвинула от себя внушительных размеров учебник. — Но ведь существует же «Стандартный курс по защите от тёмных сил для седьмого курса», в котором все изложено простым и понятным языком. Зачем такие сложности? Риддл издевается, голову даю на отсечение!

— Смотри, останешься без головы, как Почти Безголовый Ник, — предупредил Дэвид. — Хотите, я вас ещё больше обрадую? Статьи Николаса Фламеля нам не выдадут просто так, поскольку находятся они в запретной секции.

— Риддл! — прошипела Августа и плюхнулась на стоящий рядом стул. Стул жалобно скрипнул.

* * *

Новость о новом преподавателе по защите от тёмных искусств разнеслась по школе со скоростью гоночной метлы. Но Минерву в те дни волновал лишь один вопрос: как успеть прочесть за неделю всё, что задал Риддл? И чем ближе подбирался день нового занятия, тем более отчетливо она понимала, что катастрофически не успевает изучить все заданные книги. Помимо защиты от темных искусств было немало других не менее значимых курсов, которые также требовали много времени и усердия. И Минерва впервые в жизни ничего не успевала. Впору было пробраться в Министерство магии в образе кошки и стащить маховик времени, чтобы хоть немного поправить свои дела.

Накануне нового занятия по защите от темных искусств она вновь открыла уже просто ненавистную Адриану Фокс на пятьсот двадцать второй странице. Минерва была так взвинчена, что на полном серьёзе готовилась, если ее об этом попросят на уроке, продемонстрировать единственное действенное, по её мнению, средство борьбы с оборотнем — трансфигурировать монстра в комнатную собачонку. На большее её сил и терпения уже не хватало. Она так устала и перенервничала, что в итоге заснула прямо в гостиной, уронив голову на раскрытую книгу.

* * *

Утром ее разбудил удивлённый возглас Августы:

— Ты что, провела здесь всю ночь?

Минерва чуть не подпрыгнула на месте от подобного громкого обращения и несколько секунд пыталась сообразить, где находится. И тут до неё дошло, что заснула она за книгой в гостиной факультета. Все тело ныло после ночи, проведенной в неудобном полусидячем положении.

— Ты прочла целых пятьсот тридцать семь страниц! — восхитилась Августа, забирая у неё увесистый фолиант. — Браво! Меня хватило лишь на десяток страниц!

— Было увлекательно, — мрачно доложила Минерва.

— Правда? А может быть, ты просто влюбилась в Риддла и решила ему угодить, прочитав всю заданную литературу? Все же он будет помоложе и посимпатичнее Дамблдора.

На миг Минерву бросило в жар от абсурдных слов Августы. Она открыла было рот, чтобы возразить, но в гостиную спустился Дэвид и спас её от объяснений бодрым заявлением, что за ночь ему таки удалось осилить весь томик Элвиса Доэрти.

— Не бреши! — одёрнула его Августа. — Ты прочёл его ещё на каникулах в качестве дополнительной литературы — ты сам об этом громогласно сообщил еще в поезде по пути из Лондона.

Дэвид залился краской. Ему давно нравилась Августа, и он всякий раз искал повод порисоваться перед ней. В этот раз у него не вышло выставить себя в лучшем свете. Однако Августа тут же бойко добавила:

— Но бьюсь об заклад, что ты единственный на курсе, кто прочитал-таки этот учебник от корки до корки. Не зря ты у нас лучший по защите на всем курсе. Так что тебе все равно есть чем гордиться!

— Ничего, скоро Риддл наверняка спустит меня с пьедестала, задав мне кучу каверзных вопросов на уроке, — вздохнул Дэвид. — И я уже не буду лучшим.

* * *

Риддл вновь опоздал на урок. Стоило ему войти, как класс сразу же умолк. Минерва привычно устроилась за первой партой перед учительским столом. И впервые почувствовала себя не на своем месте. Вдруг Риддл прямо сейчас задаст ей вопрос по прочитанному, а она не сможет ответить? Но, похоже, ему было все равно, он даже не удостоил её взглядом.

Минерва заметила, что у него ничего не было с собой. Необычно, ведь, как правило, преподаватели приносили с собой на уроки опорные конспекты или учебники. У Риддла не было с собой даже волшебной палочки, что выглядело ещё более странно. Все-таки мало какой маг мог позволить себе колдовать без палочки. Подобное было по плечу лишь самым одарённым волшебникам, способным управлять своей магической силой лишь при помощи собственной недюжинной воли. Несколько раз Минерва с восхищением наблюдала, как профессор Дамблдор на факультативах по трансфигурации исправлял ученические ошибки при помощи беспалочковой магии. Но то ведь Дамблдор — величайший маг настоящего времени.

Риддл между тем бодро приветствовал класс:

— Рад видеть на своем уроке будущую элиту волшебного мира!

Так к ним никто раньше не обращался, и весельчак Руперт Финниган не выдержал и прыснул. И пожалел, что не сдержался, поскольку Риддл сурово взглянул на него исподлобья и попросил представиться. Руперт еле слышно пробормотал свои имя и фамилию. Он уже был не рад, что так скоро привлек к себе внимание строгого учителя.

— Ну, мистер Финниган, перейдем к проверке ваших остаточных знаний за прошлый год, — сказал Риддл и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу. — Ответьте, что такое невербальное заклинание?

Руперт замялся, пытаясь вспомнить хоть что-нибудь. Студентом он был ленивым и посредственным, а за лето успел позабыть то немногое, что усвоил в прошлом году. Так что ответить ему оказалось нечего. Зато Дэвид знал ответ, так как его рука незамедлительно взметнулась вверх.

— Ваши имя и фамилия? — Риддл указал на него рукой.

— Лонгботтом. Меня зовут Дэвид Лонгботтом, — представился Дэвид, еле сдерживая дрожь в голосе. — Невербальные заклинания — это заклинания, которые произносятся не вслух, а про себя, что дает колдующему преимущество в...

И он взялся излагать доходчивым языком основные принципы действия обозначенных заклинаний. Дал правильный и четкий ответ, который обычно устраивал учителей. Но Риддл, похоже, остался неудовлетворен услышанным, поскольку не присудил ученику заслуженные баллы, а лишь с издевкой прокомментировал:

— «Стандартная книга заклинаний для шестого курса». Выбираете самый легкий путь, коллеги. Я разочарован. — Дэвид тяжело сглотнул. — А кто-нибудь сможет ответить, на ком впервые был опробован столь замечательный вид заклинаний?

Дэвид теперь уже робко поднял руку, но Риддл даже не взглянул в его сторону. Словно ученик уже упустил возможность произвести впечатление блестящим ответом, и теперь его попросту решили не замечать.

— Какая жалость… — без капли сожаления протянул Риддл. — Впервые невербальное заклинание было опробовано на Джоне Маккормаке. Бедолага так и не узнал, что к нему применили смертельное проклятие. Я удивлен, что вы этого не знали. А ведь любой из вас может угодить на тот свет ровно так, как этот Маккормак. Знающий — вооружен!

Он устало оглядел класс и велел всем разбиться на пары и продемонстрировать свои умения в невербальной магии. Сам же стал молча прохаживаться рядом с дуэлянтами, при этом даже не пытался указать им на ошибки, просто наблюдал.

— В свободное время выполняете эти же заклинания, но теперь пробуете колдовать без волшебной палочки, — задал Риддл в конце урока сложное, почти невыполнимое задание.

В довершение велел Руперту подготовить к следующему занятию доклад об инферналах. Непонимание тут же отразилось в глазах Руперта. Ещё бы! Столь сложная и малоизученная тема! Вряд ли он вообще знал, о чём шла речь.

— Но, профессор, инферналы — это крайне спорная и малоизученная тема, и она уж точно не входит в школьный курс! — вмешалась Минерва и снова пожалела, что не сдержалась. Но непутевому однокурснику было просто не по силам подготовить столь сложный доклад, и учитель явно это понимал.

— Староста? — искоса взглянув на нее, сухо отозвался Риддл. — Вы поможете мистеру Финнигану с подготовкой доклада. Это ведь входит в круг ваших обязанностей?

Ей нечего было возразить. Руперт же буркнул себе под нос:

— За особые заслуги перед школой.

— Вы что-то сказали? — переспросил Риддл.

— Нет, профессор.

А ведь в Зале трофеев хранилась когда-то врученная Томасу Риддлу награда «За особые заслуги перед школой». И Минерве, как и остальным учащимся, оставалось лишь гадать, за какие такие заслуги в свое время оказался удостоен столь почетной награды их новый учитель.

Подбежал грязнокровка, заявил, что не успеет подготовить доклад к ближайшему понедельнику, но, возможно, успеет к последнему занятию в сентябре. Отлично, грязнокровка получил второй доклад. А на кошек у меня с детства аллергия.

Давно Минерва не чувствовала себя настолько растерянной. До чего же сложно оказалось освоить беспалочковое волшебство! Сразу стало ясно, что невербальная боевая магия без использования палочки их группе пока не по зубам. Следовало начать с чего-то элементарного. Так в один из вечеров Минерва сложила аккуратной стопочкой на столе в гостиной учебники и предложила друзьям при помощи силы мысли притянуть к себе манящими чарами хотя бы эти книги.

— Необходимо всем своим существом, каждой клеточкой своего тела пожелать выполнения заклинания, — процитировала она учебник собравшимся вокруг однокурсникам.

Однако легко сказать, а куда сложнее сделать. У большинства учеников книги и не подумали сдвинуться с места. Только лишь у Дэвида учебник медленно поднялся в воздух, но вскоре с грохотом упал на стол. Минерве же удалось поднять в воздух томик про оборотней, но тот повис в воздухе и упорно не желал направляться в руки. Минерва чувствовала, что ей не хватает спокойствия и уверенности в себе, которые помогли бы выполнить задуманное до конца.

— Удивительно, ведь в детстве мы могли творить стихийную магию без всяких палочек, — нервно посмеиваясь, пробормотала Августа. Пока её книга лишь непослушно уползла на самый край стола. — Опрокидывать, поджигать, взрывать — всё это удавалось без каких-либо усилий. Мы разве что контролировать всё это не могли. А сейчас даже книжку не можем сдвинуть с места. Без палочки как без рук.

А ведь когда-то древние маги творили магию без палочек. В пособии по истории магии утверждалось, что палочки были изобретены довольно поздно, с их помощью волшебники смогли с легкостью брать под контроль собственные магические силы. Со временем же несколько семей занялись довольно прибыльным бизнесом по производству волшебных палочек. Изделия Олливандера и Грегоровича ценились во всем мире на протяжении многих веков.

Минерва впервые в жизни задумалась: а таким ли уж замечательным помощником оказывается палочка в руках мага? Всех волшебников ещё с детства приучают пользоваться палочкой, но так ли это необходимо? А если детей сразу учить применять заклинания без использования палочки? Уметь лишь силой собственной мысли контролировать магические способности — не это ли сделает всякого мага менее уязвимым, более собранным? Минерва начинала понимать, почему профессор Слагхорн так не любил, когда ученики ленились руками измельчать и отправлять в котлы ингредиенты и пытались всё проделать при помощи палочек. Он настаивал, чтобы учащиеся убирали в сумки палочки и работали только при помощи рук. Наверное, Слагхорн не хотел, чтобы они становились всецело зависимыми от палочек.

Но если Минерва и её друзья худо-бедно старались подготовиться к занятиям по защите от тёмных искусств, то Руперт, кажется, вовсе не был озабочен выполнением домашних заданий. Минерву это беспокоило, и через пару дней она осведомилась у него об успехах в подготовке доклада об инферналах. На что получила поразительный ответ:

— Риддл не дал мне разрешение в запретную секцию библиотеки. — Руперт развёл руками. — Усмехнулся гадко, как он это умеет, и сказал, что для смышленого школьника не существует закрытых дверей. При этом своим слизеринцам направо и налево раздаёт разрешения, я видел это собственными глазами!

— Не может этого быть! — изумилась Минерва.

Она совсем не ожидала такого поворота событий. На её памяти преподаватели обычно без особых уговоров выписывали ученикам разрешения в нужные секции библиотеки, если это требовалось для учёбы. Это было обязанностью учителей.

— Ну и что ты собираешься предпринять? В школьных правилах указано…

— Да ничего! — бросил Руперт. — Пошёл этот Риддл куда подальше! Мне к квиддичу надо начинать готовиться. Не за горами осенние матчи.

— Мне тоже, — напомнила Минерва. — Но доклад-то надо выполнить! Нельзя запускать учёбу!

— Попрошу Риддла перенести доклад на другую неделю. — Руперт почесал в затылке. — А потом что-нибудь придумаю.

— Ты это сделаешь?

— А что в этом такого? Слагхорн вот всегда с пониманием относился к таким вещам…

— Но Риддл, очевидно, не Слагхорн! — Минерва не переставала поражаться легкомысленности Руперта. Он и так, судя по всему, попал в немилость у строгого преподавателя, а теперь решил продолжить испытывать судьбу.

— Ай, Минерва! — отмахнулся Руперт. — Вот прям сейчас схожу и договорюсь с Риддлом!

Он соскочил с дивана и бодрым шагом направился к выходу из гостиной. Правда, уже через каких-то полчаса вернулся, понурив голову. Затем с возмущением в голосе рассказал, что Риддл хоть и согласился перенести злополучный доклад, но к нему добавил ещё один.

* * *

Если Руперт не спешил решать проблему с докладом, то Минерва не могла позволить себе бездействовать. Руперт не имел возможности попасть в запретную секцию библиотеки, но она могла. И для этого Минерва не собиралась обращаться к Дамблдору или кому-либо ещё из учителей. Она намеревалась пробраться в запретную секцию в облике кошки. Минерва иногда так делала ещё на шестом курсе, когда наконец овладела искусством анимагии.

В один из вечеров она покинула читальный зал почти перед самым его закрытием и направилась в заброшенный туалет на втором этаже. Данная уборная была весьма удобна, так как в неё обычно никто не решался зайти, и потому она пустовала. А все из-за девочки по имени Миртл, несколько лет назад погибшей при странных обстоятельствах и оставившей после себя привидение, которое и поселилось в этом туалете. Призрака все и сторонились.

Но сегодня Миртл не было, и Минерва, с облегчением вздохнув, подошла к одной из раковин туалета и взглянула на себя в зеркало. Из отражения на неё смотрела побледневшая девушка с блестящими чёрными волосами, заплетенными в аккуратную толстую косу. В её темно-зелёных глазах затаилось некоторое замешательство, а грудь высоко вздымалась. Минерва всё еще волновалась перед превращениями. Она прикрыла глаза, твёрдо сжала в руке волшебную палочку и начала шептать заклинания. Как же медленно пока ещё давалось превращение, и это огорчало. Хотя профессор Дамблдор уверял Минерву, что ей просто необходимы регулярные тренировки, и тогда со временем её преобразования станут быстрыми и плавными.

Через несколько минут по старинному мраморному полу переминалась с ноги на ногу полосатая кошка, которая мгновениями ещё напоминала подросшего котёнка. Теперь оставалось незаметно прошмыгнуть в запретную секцию мимо мадам Мельцер, школьного библиотекаря.

Пройти мимо зевающих от усталости учеников и библиотекаря удалось легко. Кошка проскользнула в направлении заветного запретного отдела и добралась до нужных полок с книгами по тёмной магией. Осталось теперь лишь немного подождать закрытия библиотеки, а затем начать поиски нужной литературы, следя за тем, чтобы ненароком не попасться школьному смотрителю.

Минерва притаилась в тени высоченного книжного стеллажа. При этом у неё вдруг появилось тревожное чувство, будто она не одна в запретной секции. Какой же ужас охватил Минерву, когда она увидела возникшего буквально из ниоткуда профессора Риддла. Минерва непроизвольно вжалась в ближайшую стену. Одно дело пройти мимо студентов и библиотекаря-сквиба, и совсем другое — не попасться преподавателю, причём очень сильному и строгому. Может, Риддл не догадается, что кошка является на самом деле анимагом?

Она принялась ждать, боясь шелохнуться. Риддл остановился у книжных полок и взялся разглядывать их содержимое. За ним по одному лишь мановению его изящной руки проплыли два толстенных старых фолианта. Минерва понадеялась, что Риддл, увлекшись книгами, пройдет и не заметит её.

Он провел пальцами по корешкам нескольких книг и направился дальше. Вот уже прошел мимо замершей на месте кошки…

— Достойное применение своих сильных сторон, староста, — вдруг негромко произнёс Риддл.

От его слов Минерва просто опешила. Неужели он понял, что кошка — это она? Как же так? Риддл ведь даже ни разу не взглянул в её сторону. Как догадался?

— Вот только я хотел, чтобы ваш коллега Финниган приложил усилия и сам достал нужную литературу. Если однажды надумаете стать педагогом, то имейте в виду, что это не лучшая идея чрезмерно опекать учеников и приносить им всё на блюдечке.

Минерва снова была поражена. А как же слизеринцы, которым он так охотно раздавал разрешения на посещение запретной секции? Но она не могла не признать, что в отношении неё и Руперта Риддл оказался все же прав.

Минерва вышла из тени книжного стеллажа, но Риддл даже не обернулся, а спокойно проследовал к одной из полок со старинными манускриптами.

Через некоторое время Минерва немного успокоилась, в той степени, в какой это было возможно в сложившейся ситуации. Безусловно, можно было продолжать паниковать, но для того ли она здесь? Слова Риддла придали ей некоторую уверенность в том, что он не станет её кому-либо выдавать. Да и зачем ему это, если он сам задал задание, требующее посещения запретной секции? Сейчас же пора приниматься за дело.

Минерва неожиданно быстро нашла нужную книгу по тёмной магии. Она собралась было принять человеческий облик, чтобы взять её в руки, но остановилась и попыталась сосредоточить все свои мысли на заклинании. Так, ей, как и Руперту, была необходима эта книга. Невербальное Акцио. Книга сдвинулась с места, уверенно поплыла к ней по воздуху, но вдруг резко хлопнулась на пол. Не вышло! Краем глаза Минерва заметила, что Риддл отвлёкся от своих манускриптов и с интересом поглядывал на неё и упавшую книгу. Однако затем он прихватил нужные ему пергаменты и проследовал к выходу из библиотеки.

На следующее утро Минерва разложила перед Рупертом добытую вчера в запретной секции литературу.

— Вот книга по тёмной магии и кое-что из периодики прошлых лет, — пояснила она и строго на него посмотрела. — Не подведи меня!

* * *

А что у нас было сейчас? Сейчас у нас была защита от тёмных искусств у седьмого курса. Хехе, веселая, но запредельно ленивая группа. Гриффиндорцы в своём репертуаре: шумные и наглые. У некоторых учеников до сих пор не выходят хоть сколько-нибудь сносные невербальные заклинания. И чем они занимались все предыдущие шесть лет в школе? Сегодня проходили инферналов. Из-за того, что маленький грязнокровка отвратительно подготовил доклад, пришлось всю группу заставить писать контрольную.

Минерва решила больше не садиться за первую парту на защите от тёмных искусств. Одно дело приходить на трансфигурацию уверенной в своих знаниях и готовой отвечать на любые вопросы благожелательного профессора Дамблдора, и совсем другое — отправляться на занятия к необычайно строгому преподавателю, не успев дочитать всю заданную литературу. Да и защита от тёмных искусств никогда не входила в число ее любимых предметов.

Так Минерва и оказалась на последних рядах, за одной партой с Рупертом, никогда не утруждавшим себя учёбой. И почувствовала себя посредственной ученицей. А в это время Дэвид продолжал бороться за своё законное место под солнцем, стараясь отвечать на все каверзные вопросы строгого учителя. Однако реакция Риддла на его старания была непонятной. Риддл больше не отпускал язвительных комментариев в адрес Дэвида, но и не хвалил его. Просто выслушивал его ответы с равнодушным видом. Иначе говоря, их лучший ученик по защите от тёмных искусств являлся для нового преподавателя пустым местом. Для Дэвида это было, безусловно, обидно, но он ничего не мог с этим поделать.

Более туго приходилось только Руперту, который всё-таки соизволил выполнить заданные доклады. Правда, качество их оставляло желать лучшего. К тому же Руперт не отличался красноречием и крайне неудачно начал излагать свой первый доклад. В конце концов, Риддл прервал его злобным смехом, от которого у всех присутствующих пробежал холодок по спинам:

— Выпускной курс, а вы, Финниган, так и не научились делать доклады!

— Да нет же, профессор! Я прочитал…

— Садитесь, Финниган. Ваши доклады не засчитаны.

Минерва стиснула зубы от негодования. Как же так? Весь её труд пошел насмарку. Руперт, конечно, мог бы и получше подготовиться, но и Риддл явно вёл себя необычайно предвзято.

— А кто-нибудь в состоянии ответить на вопрос о том, чего боятся инферналы? — вновь взялся за допрос Риддл.

К удивлению всех, в воздух взметнулась рука Августы. Риддл кивнул.

— В борьбе с инферналами волшебникам не помогут ни какие-либо простые защитные заклинания, ни даже Авада Кедавра, — без запинки выдала Августа и нервно заправила за ухо светлый локон. — Но известно, что инферналы боятся света и огня.

Ответ был верен, без сомнения. Когда она закончила говорить, в классе повисла тишина. Однако ни один мускул не дрогнул на лице Риддла.

— Как думаешь, на него произвел впечатление мой ответ? — шепотом спросила Августа Минерву. — По его лицу так трудно что-либо разобрать.

Риддл, встав, неожиданно скомандовал:

— Достали листы. Контрольная.

Класс недовольно загалдел. До конца занятия оставалось всего пятнадцать минут, о какой контрольной могла идти речь? Да и Риддл ведь даже не предупредил о ней заранее, как это обычно делали остальные учителя. Что и говорить, группа пребывала в шоке, но протестовать никто не осмелился. Многие надеялись списать. Так Руперт стащил и спрятал под партой конспект Минервы, надеясь втихаря воспользоваться им. Но Риддл прошептал заклинание, и конспект мгновенно выскочил из рук Руперта и оказался на учительском столе.

Вопросы контрольной оказались до абсурда сложными. Минерва смогла на них ответить только благодаря тому, что много читала. Многие же ученики, отчаявшись написать правильные ответы, махнули на контрольную рукой и стали собираться на следующий урок.

Минерва тоже решила не засиживаться. Вот только ей надо было забрать свой конспект, лежавший на учительском столе. В этот раз Риддл будто бы и не торопился уйти раньше. Когда она подошла к его столу, из класса уже выходили два последних человека. Риддл протянул ей ее записи. Минерва взяла было конспект, но заметила, что Риддл продолжил держать его. У неё промелькнула мысль: «А если сейчас попробовать задать ему вопросы, возникшие при подготовке к урокам?» Не успела Минерва об этом подумать, как Риддл сказал:

— Спрашивайте.

Видимо, в её глазах отразилось удивление, и он пояснил:

— У вас ведь возникли вопросы по прочитанному, не так ли, мисс Макгонагалл?

Минерва удивилась, что Риддл обратился к ней по фамилии, ведь он ещё ни разу не просил её представиться. Быть может, успел прочесть её имя и фамилию на конспекте.

— Понимаете, в книге Дориана Брауна есть один неясный момент… — пролепетала она и задала-таки один из мучивших её вопросов: — Автор пишет, что для создания инфернала волшебнику может понадобиться особый предмет. Вот только не указывается, что же именно это за предмет. Могли ли странные эксперименты Геллерта Гриндевальда с воскрешающим камнем быть попыткой создания армии инферналов?

Риддл сузил глаза.

— Хороший вопрос, — заметил он. — Министерство магии до сих пор занимается расследованием данного дела и не уверено в своих выводах… Но авторитетные исследователи убеждены, что да, Гриндевальд пытался создавать инферналов.

— У него ничего не вышло, поскольку он ошибся и воскрешающий камень не был тем самым предметом, о котором писал учёный девятнадцатого века, так? — Минерва пристально взглянула в глаза Риддлу. Кому ещё из преподавателей она посмела бы задать столь рискованные вопросы?

Риддл внимательно на неё посмотрел.

— Пожалуй.

У неё на языке так и вертелся вопрос о том, что же это на самом деле за особый предмет, но Минерва не решилась спросить. Вместо этого она перешла на другие вопросы по учебнику Элвиса Доэрти. Удивительно, но внимание к задаваемым вопросам у Риддла было исключительным, а ответы лаконичными, он умел просто изложить сложные моменты. В этом он напомнил ей… Дамблдора? Когда Минерва получила ответы на все интересующие её вопросы, то испытала невероятное чувство облегчения, словно гора рухнула с её плеч.

Когда их беседа была окончена, она вновь протянула руку за своим конспектом, но и теперь Риддл продолжил крепко держать его железной хваткой.

— Мысленно проговорите про себя заклинание Реамбре при следующей попытке применения беспалочковой магии, — посоветовал он.

— Что?

— Вам не удается сосредоточиться в нужный момент, как я заметил. Реамбре должно помочь, — пояснил Риддл и отпустил тетрадь. — Это все.

Минерва поблагодарила за совет, попрощалась и поспешила к двери.

— Прочесть статьи Николаса Фламеля! — Риддл обронил эти слова, уже глядя в окно.

* * *

Когда Минерва вышла от Риддла, то с удивлением обнаружила, что проговорила с ним добрых полчаса. Из-за этого она опоздала на трансфигурацию, чем всех очень удивила, в том числе и профессора Дамблдора. Минерва второпях заняла своё привычное место за первой партой рядом с Помоной и попыталась вникнуть в смысл того, что рассказывал Дамблдор о частных случаях оживления некоторых неодушевлённых предметов.

Однако её усилия оказались тщетны. Она не могла перестать прокручивать в голове разговор с Риддлом. Минерва была поражена тем, как точно Риддл определил, что в действительности мешало ей совладать с беспалочковой магией. Но ведь он сильный и опытный волшебник, так что чему удивляться?

Но более всего её заинтриговал его совет, ибо ни в одной из известных ей книг Минерва не встречала даже упоминания о таком заклинании как Реамбре. А ведь она перерыла уже массу дополнительной литературы по беспалочковой магии! Что же это за такое новое заклинание? А вдруг оно относится к тёмной магии? Минерва вспомнила слова Дэвида о том, насколько серьёзно Риддл увлечён изучением тёмной магии ещё со школы. По словам Риддла, заклинание должно помочь ей сосредоточиться. Но тогда почему она до сих пор о нём не знала?

«Прочесть статьи Николаса Фламеля!» — этот наказ то и дело всплывал в памяти в течение всего урока. Слова прозвучали в приказном тоне. Вот только со многими учениками Риддл разговаривал подобным образом. Почему она, Минерва, должна стать исключением? Ее больше встревожило другое: как Риддл узнал, что она ещё не читала этих статей? Почему так настаивает на том, чтобы она с ними ознакомилась? Начинало казаться, что он умеет читать чужие мысли. Неужели профессор Риддл легилимент?

— Чего молчишь, Минерва? — оторвала её от размышлений Помона. — Дамблдор же обещал отпустить нас пораньше, если мы расскажем, как оживить шахматы. Ты ведь знаешь правильный ответ?

Минерва дала идеальный ответ и даже продемонстрировала свои умения. Однако Помона как-то недоверчиво на неё поглядывала.

— Ты какая-то рассеянная, — заметила она. — Забрала у Риддла свои записи?

— Конечно.

— А почему так задержалась?

— Да так, — уклончиво произнесла Минерва. — Задала пару вопросов…

— В самом деле? — Помона удивлённо приподняла бровь. — И Риддл ответил?

— Дал вполне исчерпывающие ответы.

— Ты молодец! Я вот боюсь на него даже глаза поднять.

«Поверь, Помона, я тоже!»

Никогда особенно не любил колдовать палочкой. Это словно тебя ограничивает. Твои силы сковываются жалким куском дерева. Маг не должен настолько сильно зависеть от действия какого-то пера феникса или волоса единорога в его палочке. Ненавижу ограничения. Могущественный волшебник способен колдовать одной только силой мысли. По-настоящему сильная магия не имеет ни начала, ни конца, так считала великая Ровена Равенкло, и уж в чём, а в уме ей было не отказать.

Почти всю неделю Минерва буквально не вылезала из библиотеки. Она перелопатила всю известную ей литературу о заклинаниях, даже снова тайно побывала в запретной секции. Но так ничего и не нашла о заклинании Реамбре. Можно было спросить о нем у Флитвика или Дамблдора, но что-то её останавливало. С чего бы ей не доверять преподавателю по защите от тёмных искусств?

При этом не одна Минерва в эти дни с особым старанием грызла гранит науки. За Августой тоже был замечен небывалый энтузиазм. В один из вечеров та битый час корпела в библиотеке за домашними заданиями, а неподалёку от неё уже собралось несколько знакомых поклонников с курса помладше, которые надеялись на малейший знак внимания с её стороны. Августа вообще имела большой успех у противоположного пола и не упускала возможности этим воспользоваться.

— Ну, кто-нибудь поможет мне отнести библиотекарю все эти книги? — Она кокетливо улыбнулась ожидавшим её обращения мальчишкам.

Августа была в своем репертуаре. Сразу трое ребят с готовностью подхватили тяжёлые фолианты и отнесли их мадам Мельцер.

— Августа, ты с таким усердием читаешь об инферналах и прочей нечисти, — заметила Помона.

— Это оказалось очень увлекательно! — откликнулась та, почему-то с раздражением поглядывая на Помону, которая уже собирала со стола свои справочники по травологии. Августа словно ждала, когда Помона наконец уйдёт, ей явно хотелось о чем-то посекретничать с Минервой.

— Наконец-то Спраут ушла! — с облегчением вздохнула Августа. — Она в последнее время очень навязчива, тебе не кажется?

Минерва пожала плечами. Её-то всё устраивало в поведении Помоны, а вот Августа всегда как будто малость недолюбливала хаффлпаффку, заявляя, что та немного не от мира сего со своей повальной страстью к магическим растениям.

— Только и может, что говорить об этих своих капризных мандрагорах и поющих фиалках. Она бы, наверное, поселилась в теплицах! Надоело! С ней невозможно говорить ни о чём другом. Вот, например, Помона совсем не интересуется парнями…

Минерва выдавила из себя улыбку. Ну да, кто бы сомневался, что речь опять зайдёт о каком-нибудь новом симпатичном мальчике.

— Ладно, кто тебе приглянулся на этот раз?

— Минерва, ты не поверишь!

— Уж постараюсь.

— Мне нравится Том Риддл! — Августа застыла на месте, с нетерпением ожидая её реакции.

— Учитель?

— А ты знаешь другого Тома Риддла?

— Нет, — постаралась ответить как можно более равнодушным тоном Минерва. — Просто он преподаватель.

— И что с того?

— Ну как же? Это… неэтично, — Минерва запнулась, пытаясь подобрать наилучшее объяснение.

— Да при чем тут этика? — возразила Августа. — Ну да, он преподаватель. Но и мы ведь тоже уже не маленькие, в следующем году заканчиваем школу. А Риддл молод. Подумай только, Минерва, он старше нас всего на девять лет! Моя тётушка Элизабет всегда утверждала, что это идеальная разница в возрасте между мужчиной и женщиной. А ещё он такой красивый! Наши ровесники в сравнении с ним просто глупые прыщавые мальчишки! Том такой взрослый, такой сильный… Представляешь, каково оказаться в его объятиях?

Нет, о таком и помыслить недопустимо!

— Но он же учитель! — Минерва упорно стояла на своём. — Так нельзя!

— Да что ты своё заладила! — Августа начала горячиться. — Ну и что с того, что он учитель? Я же не собираюсь выходить за него замуж! Я просто хочу ему понравиться. Хочу, чтобы он всегда смотрел на меня, любовался мной, поведал мне о своих странствиях в поисках разгадок тайн тёмной магии… Это ведь так романтично!

Да она просто сошла с ума! Минерва отказывалась верить в услышанное. Ах, Дэвид, если бы ты только знал, какой у тебя появился соперник!

— А может, он тебе самой нравится?

— Вот еще! — Минерва начинала терять терпение. — Как тебе такое в голову могло взбрести?

— Тогда порадуйся за меня! — уговаривала Августа. — Кажется, я наконец-то влюбилась!

— Поздравляю! — Минерва фыркнула и принялась поспешно собирать со стола учебники и конспекты.

— Вот и прекрасно! — Августа почти с любовью прижала к груди книгу по темной магии. — На последнем уроке, как ты помнишь, я предприняла первый шаг и правильно ответила на вопрос Риддла об инферналах. Надеюсь, так я привлекла к себе его внимание. Как считаешь, я могу понравиться ему как девушка?

Минерве стало совсем не по себе от этого разговора. Учитель и влюблённая в него ученица… Предосудительно, неэтично, аморально? Она не знала, как к этому относиться.

Минерва уже не слушала Августу, а вместо этого просто буравила взглядом лежащий перед ней журнал «Трансфигурация сегодня». Была не была. Она проговорила про себя заветное заклинание Реамбре, а за ним Акцио. Журнал взлетел со стола, и Минерва опомниться не успела, как он уже врезался своим жёстким корешком в её раскрытую ладонь. Она сомкнула пальцы на мягкой обложке.

— Ого! — посерьёзнев, воскликнула Августа, а вместе с ней на Минерву с восхищением уставились немногочисленные школьники. — У тебя получилось!

* * *

Минерва, войдя в кабинет трансфигурации, вежливо поздоровалась с присутствовавшими там учителями. В просторной комнате собрались Дамблдор, Слагхорн, Флитвик и Риддл. Кажется, до её прихода они что-то увлечённо обсуждали.

— Проходите, мисс Макгонагалл, не стесняйтесь, — пригласил её Слагхорн и широко улыбнулся. — Профессор Дамблдор любезно сообщил нам, что ваша заявка принята на рассмотрение Министерством…

Минерва готовилась ко дню, когда ей предстояло под патронажем Дамблдора презентовать перед комиссией из Министерства магии свои умения в трансфигурации. Она планировала стать зарегистрированным анимагом. Сегодня же Минерва должна была продемонстрировать свою анимагическую форму нескольким учителям — это счёл необходимым Дамблдор.

— Новый анимаг — это всегда очень занятно, — присоединился к разговору профессор Флитвик, маг средних лет, один из самых любимых преподавателей у студентов. — Мисс Макгонагалл, мы все в нетерпении!

Она внимательно оглядела учителей. Прежде её превращения видел только Дамблдор, теперь же ей предстояло показать результат своих многолетних трудов остальным преподавателям. Слагхорн и Флитвик снова ободряюще улыбнулись, а Дамблдор кивнул ей.

Минерва краем глаза посмотрела на Риддла, сидевшего за столом поодаль. Он подпёр голову рукой и взглянул на неё. Это был такой неприятный, оценивающий её снизу вверх взгляд. В нём улавливалось что-то ещё, нескромное. Минерва вдруг поняла, что не хочет, чтобы Риддл на неё смотрел. Не сейчас, когда она превращается. Процесс преобразования все ещё оставался для неё чем-то интимным. Минерва не испытывала смущения перед Дамблдором, который много лет был её наставником, ему она доверяла. К Слагхорну и Флитвику у неё также было ровное отношение, они всегда были к ней благосклонны. Но Минерва осознавала, что ей необходимо привыкать превращаться в любой ситуации. А присутствие при её преобразованиях неприятного молодого учителя должно было стать для неё некоего рода испытанием, и это нужно было воспринимать как норму.

Минерва прикрыла глаза, начав привычно шептать заклинания и водить в воздухе палочкой. При этом она продолжала ощущать на себе пристальный взгляд Риддла.

В этот раз Минерва была так взволнована, что почувствовала, как всё её тело сильнее обычного начало обволакивать тепло магии, даже щёки покрылись румянцем. Для анимагии требовалось вдохновение, и у неё его всегда имелось в избытке. Преобразование вышло ощутимо более плавным, рост уменьшался постепенно, зрение становилось острым, совсем как у настоящих кошек. Да, сегодня все получилось, и весьма успешно!

— Талант и красота идут рука об руку! — С восхищением захлопал в ладоши Слагхорн. — Браво, мисс Макгонагалл! Вы по-настоящему талантливая волшебница! Ваши превращения завораживают!

— Мне всегда казалось, что вы смогли бы прекрасно учиться на Равенкло, ведь вам не занимать тяги к академическим знаниям, — похвалил Флитвик. — Профессор Дамблдор, не в обиду вам было сказано.

Он с виноватым видом оглянулся на Дамблдора. Тот улыбнулся.

— Ну что вы! А Минерва и могла учиться на Равенкло. — Он подмигнул ей. — Распределяющая шляпа мне как-то обмолвилась, что с мисс Макгонагалл она испытала затруднение и не сразу смогла выбрать между Гриффиндором и Равенкло.

— Надо же! — Флитвик добродушно рассмеялся. — У меня была похожая история! Шляпа тоже долго не могла выбрать между Гриффиндором и Равенкло, но в итоге определила меня на Равенкло. Забавно выходит, мисс Макгонагалл!

Риддл тихонько кашлянул.

— Коллеги, прошу меня извинить, но придётся мне вас покинуть. Пора на урок. Благодарю за столь приятное и живое общение. — Он поднялся и почтительно поклонился присутствующим. — Спасибо и за вашу презентацию! — Кивнул Минерве.

Проследовав мимо Минервы, уже вернувшей себе человеческий облик, Риддл приостановился рядом с ней.

— Вы знаете, что вам надо делать дальше. Учитесь превращаться без использования палочки — облегчите себе жизнь, — так, чтобы было слышно только ей, сказал он и ушёл. Минерва успела заметить, как внимательно рассматривал их Дамблдор.

— Ах, а Том всё также сдержан и серьёзен! — заметил Слагхорн. — Как и в школьные годы.

* * *

Сегодня я послал сообщение. Надеюсь, я сделал верный выбор, и чаяния мои оправдаются.

С лёгкой подачи Августы однокурсники вскоре узнали, что Минерва овладела беспалочковой магией. Все пребывали в шоке, ведь она оказалась единственной на курсе, кто справился с волшебством столь высокого уровня. Даже у Дэвида до сих пор ничего не получалось, а у неё вышло. И для этого не понадобились месяцы тренировок, как это обычно бывало. Разумеется, все начали расспрашивать Минерву о том, как ей удалось совладать со столь сложной магией. Но она не решалась рассказать о заклинании Реамбре и сама не понимала почему. Возможно, потому что она так до сих пор и не нашла ни малейшей информации о нём. А тем, в чём Минерва не была уверена, она не решилась бы поделиться с остальными.

Но её заботило и другое. Минерва несколько дней подряд откладывала в сторону раздобытый в запретной секции сборник статей Николаса Фламеля. В один из вечеров она наконец нашла время и настрой его просмотреть. И буквально провалилась в чтение.

«Однажды Фламель поведал, что был знаком с Амвросием Великим, этим выдающимся зельеваром четырнадцатого века, что несколько раз был у него в гостях, где его потчевали самыми разнообразными яствами того времени. Граф Сен-Жермен ⁽¹⁾ подумал, что Фламель скармливает ему очередную свою байку, и тогда обратился к слуге знаменитого алхимика, молодому и весьма энергичному на вид, Пьеру Дюбуа: «Молю, развейте мои сомнения! Ведь ваш хозяин, верно, шутит? В то, что он умеет изготавливать золото, я ещё могу поверить, но у меня в голове не укладывается, что господину Фламелю может быть уже несколько сотен лет, и что он состоял в дружбе с самим Амвросием Великим». На что получил спокойный ответ от слуги: «Боюсь, мне это неизвестно. Я состою на службе у господина Николаса Фламеля всего только триста лет».

Это была выдержка из рассуждений некоего Франсуа Фурнье, волшебника девятнадцатого века. Книжка, которую достала Минерва, не вышла из-под пера Николаса Фламеля, она лишь представляла собой сборник статей разных учёных о великом алхимике. Книга оказалась настолько увлекательной, что Минерва читала её даже во время приёмов пищи, переставая замечать всё вокруг.

Минерва задавалась вопросом, зачем Риддл так настаивал на том, чтобы она прочла этот сборник? Вряд ли лишь для общего развития. Минерва и раньше знала о Николасе Фламеле, как-никак поговаривали, что он совместно с Дамблдором занимался экспериментами в области алхимии. Но самое главное, он создал философский камень, с помощью которого можно было превращать обычные металлы в золото, а также обрести бессмертие. Но зачем это ей? Зачем это Риддлу? Сборник статей был полон различных рецептов изготовления Эликсира бессмертия. Риддла так интересовал процесс его создания? Его так волновали вопросы вечной жизни? И он желал заинтересовать этим учеников?

— Слушай, Минерва, может, уже поведаешь нам, какому дьяволу ты продала душу за то, чтобы совладать с беспалочковой магией? Раскрой свой секрет! — Пока она привычно читала за ужином книгу о Фламеле, к ней незаметно подкрался сзади Руперт.

— Да, а то ведь Руперту не видать зачета у Риддла! — поддела Августа.

— Прекрати! Что-что, а зачет по этому дурацкому предмету я получу! — Зло сверкнул на неё глазами Руперт.

— Да ну? У тебя же крупные проблемы с Риддлом!

— К чёрту Риддла! Я отлично знаю свои права как учащегося Хогвартса, и я ими воспользуюсь.

— Нет, Руперт, даже не думай об этом! — Минерва догадывалась о том, что он задумал.

— Отчего же? Я не обязан сдавать зачет именно Риддлу. Ученик, уверенный в своих знаниях, имеет право сдать предмет любому другому преподавателю…

— Тебе не сносить головы! Риддл уничтожит тебя за такое! — Августа покачала головой. — И ты настолько уверен в своих знаниях?

— Эй, подруга! — возмутился Руперт. — С Флитвиком не обязательно знать наизусть всю школьную программу. Он всё и так поставит. Он добрый.

— Да-да, иди сдавай Флитвику, на большее-то у тебя мозгов не хватит, грязнокровка! — вставил свои пять кнатов мимо проходивший слизеринец Ричард Паркинсон. — Риддлу смогут сдать только лучшие!

С этими словами он достал палочку и ловко продемонстрировал применение невербального заклинания: не успел Руперт и глазом моргнуть, как ему на голову перевернулось блюдо с макаронами.

— Смотри и учись! — с вызовом кинул Паркинсон Руперту, принявшемуся поспешно стряхивать макароны с одежды и волос. — Говорят, ты до сих пор не освоил невербалку. А Риддл лучший!

Минерва вспомнила, что последние недели Паркинсон и другие слизеринцы просто прохода не давали Риддлу, постоянно его окружая и интересуясь его мнением по тому или иному вопросу. Они были в неописуемом восторге от нового учителя по защите от тёмных искусств и хвастались тем, как много действительно стоящего он рассказывает им на уроках о тёмной магии. Паркинсон не раз сообщал, что Риддл весьма щедро начисляет слизеринцам баллы за отличную учёбу, а самым одарённым ученикам даже даёт почитать книги из личной библиотеки. Словом, со своим родным факультетом Риддл был невероятно лоялен.

— А ну сейчас же прекратили! — Минерва резко встала и грозно посмотрела на в край обнаглевшего слизеринца.

— Зато у вас на Слизерине пока ещё никто не освоил беспалочковую магию, правда? — в разговор вдруг вмешался Дэвид. — В то время как у нас это уже получилось у Минервы.

Паркинсон прикусил язык и с недовольным видом проследовал к столу своего факультета.

Минерва же, покончив с ужином, отправилась в гриффиндорскую башню. По дороге ей встретился Риддл, неспешно спускавшийся по Парадной лестнице. Казалось, он был глубоко погружён в свои мысли и смотрел лишь себе под ноги. Минерва подивилась подобной погружённости в себя и собралась уже было вежливо приветствовать преподавателя.

— Добрый вечер, мисс Макгонагалл! — он обратился к ней раньше и медленно поднял на неё глаза.

— Здравствуйте, профессор!

Тут она поняла, что Риддл всё это время искоса поглядывал на неё. Ей стало от этого неуютно, почему-то бросило в жар, и Минерва замедлила шаг. Риддл же спокойно продолжил свой путь.

Дорога до гостиной Гриффиндора показалась ей до странности долгой и утомительной. Назвав пароль Полной Даме, Минерва очутилась в родной факультетской гостиной с её умиротворяющей атмосферой. Бросив на стул сумку с книгами, Минерва рухнула в ближайшее кресло. Она, конечно, и раньше уставала к вечеру, но сейчас просто валилась с ног.

Отдохнув, Минерва потянулась к сумке и попыталась за раз извлечь из неё все учебники. Ей это почти удалось, как вдруг из кипы книг выскользнул сборник статей о Николасе Фламеле. Книга упала на пол и раскрылась на уже прочитанной ранее странице. Минерва собиралась было закрыть сборник, как вдруг её внимание привлекла непонятно откуда возникшая мелкая надпись в правом верхнем углу страницы. Надев очки, Минерва пригляделась к переливающейся серебром надписи, гласившей: «Люмос+Реамбре к вашей жертве».

Минерва сняла очки и протёрла глаза руками, полагая, что под вечер зрение её подвело. Ещё сегодня утром она прочла эту страницу книги и никаких серебряных надписей на ней не заметила. Минерва снова надела очки и осмотрела страницу. Надпись оставалась на месте.

Минерва мысленно перебрала события дня, начиная с занятия по зельеварению и заканчивая встречей с Риддлом у Парадной лестницы. Всё сводилось лишь к последней. Но ведь Риддл и пальцем не прикоснулся к Минерве, а уж оставить запись в книге, которая находилась в её сумке, и вовсе не мог. Или все же мог?

Минерва хорошо знала почерки своих однокурсников и большинства учителей. Надпись же, сделанная незнакомым каллиграфическим почерком, упоминала знакомое ей и Риддлу заклинание Реамбре. Получалось, что надпись в книге мог оставить только Риддл. Минерву не сильно заботило, как именно ему это удалось. Риддл чуть ли не читал её мысли, так что казалось, что её мало чем уже можно было удивить. Но для чего он это сделал?

Минерва позволила собственной фантазии хорошенько разгуляться. Допустим, Риддл неким образом сделал пометку в сборнике Фламеля. «Люмос+Реамбре» — это, конечно, нечто новое. Отправитель, разумеется, рассчитывает, что она испробует комбинацию заклинаний на практике. Словосочетание «к вашей жертве», правда, смущало. Люмос — это более чем безобидное заклинание, способное зажечь на кончике волшебной палочки свет. Это не заклинание обороны или нападения, а лишь элементарное вспомогательное заклинание для повседневной жизни. Но что стоило ожидать от сочетания «Люмос+Реамбре»? Прежде Минерве представлялось, что Реамбре — это заклинание, помогающее сосредоточиться. Итак, «Люмос+Реамбре»... Сосредоточиться, чтобы зажечь свет на кончике волшебной палочки? Получалась полная бессмыслица!

Минерва захлопнула сборник Фламеля и принялась за домашнее задание по зельеварению. Однако ей не давала покоя мысль о новом сообщении Риддла. О непонятной комбинации заклинаний, которая могла нести с собой… опасность? На задворках сознания уже разгорались искорки невесть каких опасений.

1) Граф Сен-Жермен (1712 — 1784) — французский алхимик и оккультист. С его именем связано множество легенд, является одной из самых загадочных фигур восемнадцатого века. Поговаривали, что ему несколько сотен лет, и он познал секрет философского камня, а также занимался алхимическим получением золота.

Вернуться к тексту

«Цель оправдывает средства» — этой известной максимы в течение всей жизни придерживался великий Салазар Слизерин, чистокровный основатель знатного факультета. А задолго до него ею руководствовался не менее выдающийся предок из Древней Греции Герпий Злостный. Маглы же по незнанию привыкли приписывать эту истину исключительно своим мыслителям. Маги всегда находились над системой, знали больше и видели дальше своего носа, в отличие от жалких маглов.

По окончании урока по травологии у Минервы образовалась лишняя минутка, и она решила заглянуть в одну из теплиц, где обычно всё своё свободное время проводила Помона. Когда Минерва зашла в теплицу, где профессор Бири выращивал одни из самых редких растений в своей коллекции, то заметила Помону, сидевшую на корточках и возившуюся со своими любимыми фиалками.

— А, Минерва, это ты! — обрадовалась Помона и, встав, принялась прохаживаться между рядами с папоротниками. Притянув к себе манящими чарами старую потёртую лейку, она взялась поливать растения. — Я всё ещё рассчитываю хоть раз в жизни увидеть их цветение, — рассмеялась Помона, указывая на папоротники.

К ним вдруг резко устремилась плотоядная древесная лиана, но Помона быстро нацелила на нее палочку и выкрикнула заклинание. Растение отдёрнуло ствол обратно, чуть было не задело Минерву, а затем вновь затаилось в глубине теплицы. И как только Помона выносила постоянное нахождение рядом со столь опасным растением? Привыкла, наверное.

— Ох, вечно она лезет в самый неподходящий момент! — пожаловалась Помона, погрозив пальцем лиане. — Да уж, в схватках с ней мне определённо не помешала бы беспалочковая магия. И вообще, я ведь работаю в основном руками, палочка не всегда удобна. Пожалуй, мне надо усерднее тренироваться на уроках Риддла. Да и по окончании школы хочется попасть на стажировку в Лондонский магический сад, а там тем более это умение пригодилось бы. Профессор Бири сказал, что у меня хорошие шансы, и он рекомендует меня Правлению сада. Ты бы видела, каких гигантских размеров там достигают магические пальмы! А ещё именно там в особых условиях выращивают жабросли…

Минерва могла бы посоветовать ей заклинание Реамбре, но после загадочного послания в книге о Фламеле она ещё более разуверилась в безопасности и однозначности этого заклинания.

Помона заправила выбившуюся прядь волос в чепчик, который она всегда надевала в теплицах, а затем машинально поправила перепачканный в грязи желто-чёрный галстук. У Минервы, которая любила чистоту и порядок, так и потянулась рука за палочкой для того, чтобы вычистить простейшими заклинаниями запачканную одежду Помоны.

— У тебя всё получится! — заверила Минерва и направила на Помону палочку. — Даже не сомневайся.

Одежда той мгновенно очистилась, а волосы аккуратно заправились в чепчик. Помона благодарно улыбнулась.

— Спасибо тебе. Я сегодня тут засиделась, даже о внешнем виде позабыла. Наверное, была похожа на какую-нибудь неряшливую лесную ведьму. Хорошо, учителя не видели.

Она снова отразила заклинанием очередную попытку лианы вцепиться ей в чепец, а затем, позвав с собой Минерву, устремилась в соседнюю теплицу. Войдя туда, Минерва услышала громкое квакание лягушек. Помона объяснила, что профессор Бири разводит их здесь, чтобы потом кормить ими хищные лианы. Каких только лягушек тут не было: и оранжевые, и голубые в красную крапинку, и переливающиеся всеми цветами радуги!

Минерва вспомнила о Поппи Помфри, своей приятельнице с Равенкло, которая в прошлом году закончила Хогвартс и продолжила своё обучение в Медицинском магическом колледже. Поппи регулярно писала Минерве письма, в которых подробно рассказывала о своей непростой учёбе на колдомедика. Она несколько раз сообщала, что в колледже они учатся искусству врачевания на лягушках. «Лягушки — это оптимальный и недорогой материал для обучения, ты не представляешь, как много мы их препарировали! А сколько лечебных снадобий на них испробовали — не перечесть!» — увлечённо описывала Поппи.

Минерва рассматривала лягушек, перепрыгивавших с одного листа лопуха на другой, и тут ей пришла в голову идея: а если испробовать комбинацию заклинаний «Люмос+Реамбре» на одной из лягушек? Наколдованный предмет не даст необходимой чистоты и точности эксперимента, а о том, чтобы испробовать эту неизвестную комбинацию заклинаний на ком-то из людей, и речи быть не могло. Кто знает, к каким непредсказуемым последствиям это может привести! «Люмос+Реамбре к вашей жертве» — даже звучит пугающе. О какой такой жертве могла идти речь? Минерва даже вообразить себе не могла, что у неё могут быть враги среди знакомых, а уж тем более жертвы. Но исследовательский интерес брал своё, и она понимала, что так или иначе должна испробовать предложенное Риддлом заклинание.

Итак, лягушки… Их было здесь так много, что вряд ли профессор Бири хватится, если пропадёт хоть одна. И их всё равно использовали в качестве корма для плотоядных растений. Минерва оглянулась на Помону, которая прихватила парочку лягушек и двинулась к выходу из теплицы.

— Пойду и покормлю лиану, ей всё равно пора обедать, а мне ещё надо заниматься фиалками. Не хочется, чтобы хищники мне мешали в ближайшие пару часов, — пояснила Помона.

Минерва кивнула, а сама задержалась. Она выбрала самую обычную зелёную лягушку, наставила на неё палочку и проговорила про себя нужную комбинацию заклинаний. И замерла в ожидании.

Да, Минерва определённо ждала результата от применения заклинаний. Хоть какого-нибудь. Она свыклась с мыслью, что что-то да и должно произойти. Однако, к её удивлению, не случилось ровным счетом ничего. А на кончике её палочки даже не зажёгся свет. Лягушка как сидела на своём месте, так и продолжала сидеть как ни в чём не бывало.

Это оказалось так странно, словно заклинания не сработали. Минерва почувствовала себя глупо. А что конкретно она ожидала? Минерва помедлила пару минут в ожидании, что лягушка… Превратится в принца, как в магловских сказках? Она невесело усмехнулась про себя. Вроде ей даже стало легче от того, что ничего не произошло, но… Неизвестно, какой отложенный эффект может явить в дальнейшем применённое сочетание заклинаний.

Минерва вернулась в теплицу к Помоне, которая как раз в этот момент протянула плотоядной лиане оранжевую лягушку. Растение медленно обвило животное собой, а потом заглотило его, словно змея свою жертву. Это было не самое приятное зрелище, и Минерва поёжилась. Лицо же Помоны оставалось бесстрастным — ей к таким представлениям было не привыкать.

Минерва подумала о хищной лиане, о заклинаниях, примененных к лягушке, и ей вдруг стало нехорошо. Перестало хватать воздуха, и Минерва поскорее покинула теплицы.

На улице ей полегчало, и она задумалась. Минерва никогда прежде не проделывала подобных экспериментов с настолько непредсказуемым результатом. Раньше она всегда знала, что делает и чего желает добиться. То, что Минерва проделала только что — было в этом что-то скверное, в корне неправильное, и она это чувствовала. Можно было оправдывать себя, что это лишь эксперимент, заданный учителем, что лягушки — лишь пища для растений, но всё же… Минерва ни разу прежде так не применяла неизвестные заклинания к живому существу. И она уже начинала понемногу жалеть о содеянном.

Уже вернувшись в гриффиндорскую башню, Минерва достала из своей сумки учебники, среди которых лежал сборник о Николасе Фламеле. Она забралась в уютное кресло у окна и открыла заложенную страницу в сборнике. Серебряная надпись оставалась на месте, она блестела всё в том же правом верхнем углу страницы, а рядом имелся заголовок: «Эликсир бессмертия недельной выдержки». Вдруг подумалось: ведь не случайно автор послания выбрал именно эту страницу книги? Или же случайно? Нет, ничто в этом мире не происходит просто так, всё взаимосвязано. Особенно, если это касается странного нового преподавателя. Итак, «Эликсир бессмертия недельной выдержки». А если… Комбинация «Люмос+Реамбре» недельной выдержки? Не может быть! Или может? Колдовство не сработало сейчас, а вдруг оно сработает спустя неделю?

* * *

Сегодня на уроке тот самый грязнокровка надеялся отвести от себя мой гнев, пытаясь отвлечь всё внимание на коллегу. Меня это разозлило. Что же, в ближайшее время, пожалуй, возьмусь за него. В принципе, он намечался у меня в планах…

Так, терзаемая раздумьями о загадочном заклинании, испробованном в теплицах, Минерва не заметила, как началась новая неделя, а вместе с ней и очередной урок по защите от тёмных искусств. Весь остаток прошлой недели она наблюдала за Августой, не на шутку окунувшейся в изучение тёмных искусств. Дэвид только удивлялся, глядя на Августу, которая уверенно одолевала «Продвинутый курс защиты от тёмных сил Элвиса Доэрти». Он теперь подшучивал насчёт ее небывалого интереса к тёмным искусствам, и только Минерва знала, что Августа всё прочитывает лишь ради привлечения внимания Риддла.

Надо заметить, Августа не зря так корпела над учебниками: на очередном занятии ей удалось верно ответить уже на два вопроса Риддла и получить несколько баллов для факультета.

— Как думаешь, — с волнением в голосе спросила она Минерву, — почему он до сих пор так и не спросил моего имени?

— Может быть, он его уже знает?

— Откуда?

— Риддл же устраивал недавно контрольную работу. Помнится, ты первой отдала лично ему в руки свою подписанную работу. Должно быть, он прочёл мельком твоё имя на пергаменте…

— Возможно! — воодушевилась Августа. — Тогда он очень внимательный!

«Не то слово!»

В середине урока Риддл вновь велел всем упражняться в беспалочковой магии, и класс обречённо вздохнул, ведь мало у кого из студентов за последние недели наблюдался хоть сколько-нибудь заметный прогресс. У многих заклинания без использования палочки или вовсе не выходили, или срабатывали совсем не так как требовалось.

Бедняге Руперту опять не везло: в этот раз он оказался в паре с Дэвидом и не смог отразить весьма замедленную и ослабленную версию заклинания Петрификус Тоталус. Риддл язвительно это прокомментировал:

— Ну, и что будете делать, если ваша палочка сломается, а вас атакует враг? Так и будете стоять истуканом, Финниган? Что же вы за гриффиндорец, если не в состоянии элементарно себя защитить? Доблестный основатель вашего факультета, верно, в гробу переворачивается сейчас!

Гриффиндорцы недовольно переглянулись, а хаффлпаффцы затаились, боясь тоже попасть под раздачу.

— В мире существуют регионы, где и вовсе не принято использовать волшебные палочки, и маги там вполне себе успешно справляются, — уже спокойнее продолжал Риддл. — В ряде африканских стран местные колдуны вам в лицо рассмеются, если вы спросите их о палочках…

— Слизеринцы рассказывали, что он и по Африке путешествовал, — зло прошептал Руперт, когда Риддл отошёл от него. — Кто бы сомневался! Жаль, что его там не съели местные людоедские племена.

— Они бы подавились, — тихонько откликнулся Дэвид, — или отравились.

— Минус десять баллов с Гриффиндора за отсутствие хоть какого-либо прогресса! — Риддл резко повернулся к Руперту. — А ещё отработка в ближайшую пятницу вечером! Как студент вы топчетесь на месте!

Тут Руперт уже не выдержал и бросил:

— Профессор, по-вашему я топчусь на месте, но вот наша Минерва вполне овладела искусством беспалочковой магии!

— Вот как? — ехидно спросил Риддл. — Почему бы в таком случае ей не продемонстрировать свои умения?

Он пристально посмотрел на Минерву. Она готова была поклясться, что Риддл сейчас как раз и не сомневался в её умениях по части беспалочковой магии. Но аудитория оставалась аудиторией, и Минерва, до сих пор старавшаяся держаться в стороне, применила беспалочковое волшебство к Руперту. Она мысленно проговорила заветное Реамбре, а затем Экспеллиармус. У Руперта выскочила из рук палочка и, упав на пол, покатилась в сторону Минервы.

Все с нетерпением взглянули на Риддла. Но зря. На его лице не читалось ровно никаких эмоций. Совершенно каменное выражение лица. Конечно, какие могут быть эмоции, когда знаешь, чем тебя «удивят».

— Урок окончен, — скучающим тоном сказал Риддл и привычно покинул класс раньше положенного времени.

— Интересно, его вообще невозможно ничем удивить? — недоумевал Руперт, поднимая палочку с пола. — Даже ни одного балла не присудил Минерве. Вот урод!

* * *

Через несколько дней Минерва выкроила время и снова заглянула к Помоне в теплицы. Ей впервые оказалось волнительно и даже тягостно идти во владения профессора Бири. Помона была лишь предлогом, на самом же деле Минерву интересовала судьба лягушки, к которой она применила, один только Мерлин знает, насколько опасное заклинание. Скорее всего, Помона или профессор Бири уже давно скормили многострадальную лягушку лиане, так что вряд ли ей, Минерве, сегодня откроется что-то новое.

Однако, войдя в теплицу, она увидела Помону с несколько озабоченным видом. Та склонилась над одним из лопухов, по которым любили прыгать лягушки. Помона поднялась, а в руках у неё сидела та самая зелёная лягушка. Итак, лягушка так пока и не стала обедом для плотоядного растения, однако…

— Интересно, я уже несколько дней наблюдаю за ней. Что-то здесь не так. — Помона протянула Минерве лягушку, желая показать поближе. — Чем-то она заболела. Почти неделю практически неподвижно сидит на одном и том же камне. И вся горячая…

Лягушка действительно почти не шевелилась. Ещё неделю назад её шкурка была ярко-зелёной, теперь же она заметно потемнела. Минерва коснулась рукой лягушки — та вся буквально горела.

— Что это может быть?

Помона пожала плечами.

— Пока точно неизвестно. Профессор Бири предположил, что это может быть какая-нибудь вирусная инфекция. Я пробовала подлечить её несколькими снадобьями, но безрезультатно. Надо спросить у профессора Кеттлберна — ему виднее. Завтра, пожалуй, к нему и зайду.

«Если только лягушка доживёт до этого часа!» — мрачно подумала Минерва, вычислив количество дней, прошедших с того момента, как к лягушке было применено загадочное заклинание. Завтра в полдень будет ровно неделя. Минерва почувствовала, как у неё учащённо забилось сердце.

* * *

Первую половину следующего дня Минерва провела как на иголках в ожидании результата от применения заклинания. Ей очень хотелось ошибаться в своём неутешительном прогнозе. Ведь если её гипотеза о комбинации заклинаний из сборника Фламеля подтвердится, то это означает, что она имеет дело с новым изощрённым способом убийства. Минерва больше не могла обманывать саму себя и честно сформулировала пугающие вопросы, которые все эти дни отгоняла от себя: какие цели преследует волшебник, оставивший в книге о Фламеле столь страшную по своей сути надпись? Что было нужно от неё профессору Риддлу?

Новые утренние занятия по травологии подходили к концу, а Минерва, будучи вся на нервах, никак не могла совладать с дьявольскими силками. У неё буквально всё валилось из рук. Наконец, покончив с учебным заданием, она с трясущимися руками направилась в теплицу с лягушками. Там Минерва, как и ожидалось, повстречала Помону, мирно пересаживающую цветы.

— Привет! Как дела? — Минерва старалась говорить как можно более непринужденно.

— Да вот, занимаюсь пересадкой, — откликнулась Помона.

— А как там с…

— Ты про лягушку? — Лицо Помоны помрачнело. — Представляешь, она померла!

Минерва поджала губы, не зная, что сказать, как вдруг Помона озабоченно добавила:

— Профессор Кеттлберн обмолвился, что к лягушке могла быть применена какая-то редкая черная магия.

* * *

Пятничным вечером на отработку к Риддлу непутёвого Руперта весело провожали всей факультетской гостиной.

— Давай, приятель, в добрый путь! — подбадривали его ребята.

— Или в последний… — мрачно пошутил Руперт.

— Прекрати! — Дэвид замахал на него руками. — Тебе же не червей идти перебирать у Слагхорна. Риддл, наверное, просто заставит тебя разобрать горы книг по тёмной магии! Вдруг что интересное увидишь.

— Отличное напутствие, ничего не скажешь! — бросил напоследок Руперт. — Ладно, не поминайте меня плохо!

* * *

Ровно в полночь Руперт вернулся с отработки. Гостиная давно опустела, только Минерва дописывала эссе по трансфигурации. На самом же деле ей хотелось дождаться возвращения Руперта.

— Ты ещё не легла спать, — устало произнёс он, отирая пот со лба.

— Неважно выглядишь, — заметила Минерва. — Риддл тебя замучил?

— Уж спасибо на добром слове! — Руперт плюхнулся на стул рядом с ней. — Он заставил меня тридцать пять раз перемыть пол в его кабинете без применения магии. А сам всё это время сидел и расшифровывал какие-то руны. Ну да ладно, мне не привыкать к физической работе. Ты знаешь, у меня оба родителя — маглы, да ещё бедняки, так что мытьё полов — это для меня обычное дело.

Он устало положил правую руку на стол. На его указательном пальце что-то блеснуло. Минерва пригляделась и увидела аккуратное серебряное кольцо в виде змейки.

— Откуда оно у тебя? — строго спросила она.

— Да так, — замялся Руперт. — Когда возвращался от Риддла, то встретил этого придурка Паркинсона, ну мы и… В общем, он проспорил мне своё фамильное кольцо.

— И ты его взял? Это же чужая вещь, да ещё фамильная!

— Ну и что! Спор есть спор! Проигрался — плати!

Он беззаботно откинулся на стуле, но потом напрягся под осуждающим взглядом Минервы.

— Да верну я ему это кольцо, не переживай ты так! — заверил её Руперт. — Только поношу его немного, чтобы все на курсе узнали, что Паркинсон проиграл мне спор. А потом верну или толкну кому-нибудь в Хогсмиде. Как получится!

И он беспечно рассмеялся.

По завету основателей Хогвартса, всякий могущественный волшебник должен покровительствовать одарённым людям, выказывать уважение тем, кто достиг высот в какой-либо области знания, будь то искусство зельеварения или история магии, помогать наиболее способным ученикам. Делать это следует с достоинством и величием, которое должно присутствовать в каждом поступке мага.

Минула середина октября, пришла очередная суббота, а вместе с ней и возможность развеяться в Хогсмиде. Минерва решила прогуляться до деревни с друзьями, чтобы хоть немного отвлечься от домашних заданий и тревожных мыслей.

Осень в этом году выдалась холодная и промозглая, так что Минерва, Дэвид и Августа, добираясь до Хогсмида, порядком продрогли. Сегодня в деревне, как обычно в выходные, было многолюдно. Торговые лавки были заполнены покупателями до предела. Дэвид и Августа захотели заглянуть в «Сладкое королевство», чтобы купить там шоколадных лягушек и лакричных палочек, а Минерва решила наведается в магазин перьев Писарро за пергаментом для учебы.

Минерва выбрала нужную ей канцелярию в магазине, и суетливый продавец, из огромных карманов мантии которого тут и там торчали перья самого разного размера и дизайна, уже заворачивал её покупки, как вдруг с улицы послышался раскат грома. Минерва недовольно цокнула языком. Ну вот, ей еще только под дождь не хватало попасть! Но что поделать, нынче уже середина осени, золотые листья в этом году слетали с деревьев раньше обычного, а дожди участились.

Минерва глянула в окно магазина и увидела в небе тяжёлые серые тучи. Можно было подумать, что пойдёт не дождь, а снег. Прихватив покупки и расплатившись, Минерва решила поспешить к друзьям, чтобы они уже вместе добрались до нужного им паба. Она уже мечтала о кружке сливочного пива в тёплой и умиротворяющей атмосфере «Трёх метел». Распахнув на улицу тяжёлую вековую дверь и услышав тонкий звон дверного колокольчика, Минерва ступила за порог и вдруг замерла.

Прямо перед ней неспешным шагом проходил профессор Риддл, и она чуть было не задела его дверью. Риддл приостановился. Сегодня на нём была тёплая осенняя мантия глубокого тёмно-зелёного цвета, а голову его покрывала широкополая фетровая шляпа, которая очень ему шла. Выглядел он, как и всегда, сдержанно и элегантно.

— Здравствуйте, профессор! — вежливо поздоровалась Минерва.

— Добрый день! — Риддл в приветствии снял перед ней шляпу.

Она, почувствовав себя малость неловко, отпустила дверь и двинулась в сторону кондитерской.

— Мисс Макгонагалл? — послышался сзади оклик Риддла.

Минерва обернулась. Они отошли в сторону, дабы не мешать прохожим. Риддл поправил на руках чёрные кожаные перчатки и посмотрел ей в глаза. Этот долгий взгляд был неприятен, поэтому Минерва отвела глаза в сторону.

— Как поживают лягушки профессора Бири? — неожиданно спросил Риддл.

Она испуганно взглянула на него и отшатнулась.

— Вижу, вы выполнили домашнее задание и сделали выводы. — Риддл покачал головой так, словно его домыслы подтвердились.

— Зачем вы сообщили мне об этом заклинании? — Минерва наконец могла задать вопрос, который мучил её много дней.

Риддл удивлённо приподнял бровь и продолжил с усмешкой:

— Знаете, мисс Макгонагалл, надо признать, вы хорошо сработали. Вы взялись испытывать заклинание довольно осторожно…

— Этим заклинанием можно убить!

— Верно. — Он кивнул. — И теперь вам известна и тёмная сторона столь необычного заклинания. Так сказать, перед вами явлены обе стороны одной монеты. Тёмные силы могут поджидать нас где угодно, в любом обличии — это азы защиты от тёмных искусств, вы это итак знаете. К гибели может привести даже самое, казалось бы, на первый взгляд безобидное заклинание вроде Люмоса. В зависимости от того, как вы его используете. Такова сложность и ирония жизни. Это мой вам урок номер один. В общем, не одной Авадой Кедаврой единой…

— Это заклинание будет пострашнее Авады Кедавры!

— Авада Кедавра — весьма тривиальное заклинание, — с улыбкой заключил Риддл. — Хотя в тривиальности состоит и его особая прелесть.

Прелесть? Минерва была поражена, что услышала подобное от школьного учителя. И без этого такой всегда неоднозначный для неё предмет, как защита от тёмных искусств, обретал в устах Риддла новое значение.

— Вы ведь как истинная гриффиндорка хотите поразить неприятеля, если он нападёт на вас, а для этого надо знать врага лучше самой себя, — продолжал Риддл. — Годрик Гриффиндор был превосходным дуэлянтом, для него не существовало заклинания, которое он не смог бы отразить. Полагаю, ваш коллега Лонгботтом стремится достичь чего-то подобного, не так ли? И, наверное, мечтает стать аврором? А потому досконально изучает тёмные искусства для того, чтобы быть во всеоружии.

Минерва и раньше замечала присутствие неоднозначности в таких предметах, как заклинания и защита от тёмных искусств, наличие двойного дна, особой изощрённости. И не такому её учил все эти годы Дамблдор на трансфигурации. Совсем не такому. Он учил её четкости и однозначности в работе. Это было отличительной чертой точной, как математика, науки превращений. Трансформация либо проведена правильно, либо не состоялась. Третьего не дано. И почему только Риддл, так любящий неоднозначность, порой напоминал ей Дамблдора, отдававшего предпочтение точности и ясности трансфигурации?

Риддл предлагал во всей полноте рассматривать явление, но было в его позиции какое-то ложное звено, нечто недоговорённое. Точно для него самого не существовало предела возможного. Грани, которая позволительное отделяла бы от недопустимого. Риддл явно отдавал предпочтение недопустимому, при этом достаточно деликатно говоря об этом.

— А предела нет, — заключил он, с высочайшей точностью прочтя её мысли.

Нет, предел есть всегда, так учил её отец, пресвитерианский пастор. Всегда есть граница между добром и злом, праведным и неправедным, если на то дело пошло.

Риддл усмехнулся.

— Заклинание Реамбре не отнесено к запрещенным, — продолжила Минерва. — Вероятно, оно вообще мало кому известно…

— Вот как?

— Я перерыла всю, какую только смогла достать, литературу в школе и нигде не нашла о Реамбре ни слова! — сказала она, опустив глаза. Библиотека Хогвартса считалась одной из крупнейших и старейших библиотек в стране, можно было бы поискать информацию и в Лондонской магической библиотеке, но что-то ей подсказывало, что и там её поиски вряд ли увенчаются успехом.

— Вижу, вы основательно поработали с литературой, — наконец ответил Риддл. — Вот только вы нигде и не найдете даже упоминания об этом заклинании, обратитесь вы хоть ко всем библиотекам мира.

— Значит…

— Вы верно всё поняли.

У неё имелось так много к нему вопросов, но Минерва сдерживалась, посчитав, что не стоит всё спрашивать сразу. Надо быть особенно осторожной с человеком, который к своим двадцати семи годам создал столь сложное и витиеватое заклинание, применимое для решения как безобидных повседневных задач, так и служащее орудием для изощрённого убийства. Вот и то ложное звено, что не давало ей покоя. Возможно, мистер Риддл и был тем воплощением тёмных сил, о которых сам и говорил.

— Мисс Макгонагалл, жду вас завтра в восемь вечера у себя в кабинете на дополнительное занятие. Вам оно определенно не помешает.

— А если я не приду? — эти слова сорвались с её языка прежде, чем Минерва успела сообразить, что говорит.

Риддл нахмурился.

— На мои дополнительные занятия охотно приходили ученики, ещё когда я сам был старостой, как вы. А вы отказываетесь, — произнес он задумчиво. — Что же, тогда вам положено взыскание. Выбирайте, что вам ближе: занятие или наказание, — его слова прозвучали одновременно с новым раскатом грома.

Внезапно хлынул дождь. Это был самый настоящий ливень. Голова и одежда Риддла мгновенно намокли, но он спокойно пошёл дальше, словно и не замечал дождь.

* * *

И кто бы только встряхнул Минерву за плечи в момент, когда хлынул этот сильный холодный дождь! После слов Риддла она словно приросла к земле, на которой стояла. Минерва не успела и глазом моргнуть, как дождь намочил её волосы, лицо и одежду. Но, казалось, она этого не замечала. Просто стояла и переваривала разговор с Риддлом.

В голове отчаянно пульсировала мысль: «Он опасный, очень опасный человек!» Теперь Минерва в этом ни капельки не сомневалась. А ещё он гениальный. Да, уж кому, а Риддлу в гениальности было не отказать. Мерлин, создать к своим годам столь завуалированный способ убийства, так виртуозно свести воедино различные магические свойства в одном заклинании — такое было под силу лишь зрелым и опытным волшебникам вроде Дамблдора или Слагхорна. И это уже даже не элементарная Авада Кедавра. Как часто Риддлу довелось использовать собственное заклинание с целью расправы? И на ком? Сколько могло быть вполне реальных человеческих жертв в результате применения этого заклинания?

— Минерва! — раздался знакомый голос вдалеке. — Вот ты где!

Минерва протёрла глаза от дождя и разглядела Августу, которая бежала к ней с огромным красным зонтом в руке.

— Да ты вся промокла до нитки! — воскликнула Августа, хватая её за руку и увлекая под зонт. — Ты почему без зонта?

Только теперь Минерва очнулась от своих размышлений. Действительно, можно же было в мгновение ока трансфигурировать зонтик из любого лежащего на земле камня. Но она была так поглощена своими думами о Риддле…

— Бежим в «Три метлы»! Дэвид позже подойдет — ему ещё что-то нужно докупить. — Августа потянула её за собой.

Оказавшись в пабе, Минерва попыталась пробраться в уборную, чтобы привести себя в порядок. Однако, как назло, в уборной было просто не протолкнуться, ведь так многих некстати застал дождь.

— Ладно, что поделать! — Она присела за свободный столик. — И так справлюсь.

— Держи! — Августа протянула ей маленькое золочённое зеркальце, украшенное по краям крохотными блестящими дракончиками. При виде Минервы один из дракончиков попытался выпустить из ноздрей едва заметные струйки дыма, из-за чего зеркало немного запотело.

Увидев своё отражение, Минерва поморщилась: до чего же она сейчас неопрятно выглядела! Пришлось аккуратно расплести косу, чтобы привести волосы в надлежащий вид. Взмах волшебной палочкой, и они уже не такие мокрые.

— Смотри, там профессор Риддл! — вдруг воскликнула Августа, схватив её за руку. — Позади тебя, в самом дальнем углу.

Минерва вздрогнула, но не обернулась. От мысли, что он мог видеть её манипуляции с волосами, ей вдруг стало очень неудобно.

— Ясно, — с как можно большим безразличием отозвалась она. — Рада за тебя.

— Похоже, Риддл нас не заметил. Сейчас просматривает какие-то записи. Он, как и ты, попал под дождь и весь промок. Но как же он хорош с мокрыми волосами! — с придыханием произнесла Августа. — Такой трогательный… Ему на вид дашь не больше двадцати лет.

«Трогательный… убийца?»

— Ну неужели тебе даже не интересно взглянуть? — уговаривала Августа.

— Нет! Это тебя интересует этот учитель, а не меня. Он мне не нравится.

— Какая ты!

— Он мне не нравится, — больше уже для себя повторила Минерва, и Августа нахмурилась. — Он опасный человек.

— Почему?

— Знаешь, я нехорошо себя чувствую, — попыталась закончить неприятный разговор Минерва. — Давай уже вернёмся обратно в Хогвартс, а?

— И правда, ты неважно выглядишь, — согласилась Августа и потрогала её лоб. — Ладно, пошли. Дождь вроде закончился. Только найдём Дэвида…

Накинув на себя мантии, которые успели просушить с помощью магии, они двинулись к выходу из паба. Проходя мимо Риддла, Минерва всё-таки не удержалась и украдкой посмотрела на него. Он притягивал к себе взгляды, словно магнит, причем не только её и Августы. Его окружили три симпатичные слизеринки с шестого курса и начали о чём-то расспрашивать. При этом все три девушки ужасно покраснели. Риддл же спокойно кивнул им и доходчиво ответил на заданные вопросы.

В один момент его взгляд упал на Минерву, и она, потупившись, потянула за руку Августу. Минерва вспомнила о дополнительном занятии, что он ей назначил, затем бросила взгляд на трех слизеринок, которые были бы счастливы, предложи он им такое. Но, в отличие от этих девушек, Минерве нечему было радоваться. У неё не было ни малейшего желания идти к Риддлу, и она, наверное, с большей охотой провела бы вечер в компании хищной лианы в теплице профессора Бири. Ведь то плотоядное растение и то казалось ей куда менее опасным, чем Риддл.

* * *

Сегодняшняя защита от тёмных искусств без дотошной гриффиндорской старосты оказалась не такой интересной, как раньше. Всё-таки пытливый ум рядом помогает поддерживать твой мозг в тонусе.

Стояние под проливным осенним дождем имело для Минервы неприятные последствия: к вечеру субботы у неё поднялась температура, а в воскресенье она просто-напросто слегла с сильной простудой. Безусловно, вся её учебная подготовка накрылась медным котлом. А к вечеру воскресенья Минерва и вовсе не смогла встать с постели. Разумеется, ни о каких походах на дополнительное занятие к профессору Риддлу не могло быть и речи.

В понедельник из-за болезни она пропустила все занятия. Вечером Минерва все же нашла в себе силы спуститься в общую гостиную, чтобы получить хоть какие-нибудь новости о том, что творится в школе, пока она болеет. К друзьям у неё был важный вопрос: как на её отсутствие на уроках отреагировали Дамблдор и Риддл?

— Дамблдор, конечно, встревожился, — сообщила Августа и протянула ей парочку лакричных палочек, купленных в Хогсмиде. — Всё-таки ты впервые за все годы обучения не явилась на его урок… А вот Риддл просил передать, что за прогул занятия тебя ожидает взыскание.

Августа приблизилась к Минерве и прошептала ей на ухо: «Как же тебе повезло! Весь вечер отбывать наказание у красавца Тома!»

— Какой же всё-таки этот Риддл мерзавец! — не выдержал Дэвид. — Мы пытались объяснить ему, что ты заболела, что ни за что не пропустила бы урок, но он был непреклонен. Уже после пяти минут от начала занятия он заметил твоё отсутствие и спросил: «А где ваша староста Макгонагалл?»

— Да! А где ваша староста Макгонагалл? — Руперт манерно растягивал слова в попытке изобразить Риддла. — Как же он меня бесит!

Минерва лишь уныло покачала головой, представив себе безрадостные перспективы общения с самым строгим и неприятным для нее учителем.

* * *

В последующие дни болезнь отступила, и уже к пятнице она могла уверенно ходить, хотя и чувствовала некоторую слабость в теле. Спасибо школьному целителю за Бодроперцовое снадобье, которое он передавал через Августу.

В пятницу вечером Минерва отправилась в читальный зал, желая поскорее наверстать упущенное в учёбе. За книгами она просидела почти до самого закрытия библиотеки.

Минерва пролистывала любимый словарь по трансфигурации и вдруг услышала, что дверь в библиотеку со скрипом отворилась. Она бросила усталый взгляд на дверь и увидела профессора Риддла. Нет, только его ей сейчас не хватало! Уж кому, а ему ей точно не хотелось в ближайшее время попасться на глаза.

Минерва вновь уткнулась в книгу, пытаясь сделать вид, что не заметила его. Но Риддлу было все равно. Он неторопливо подошел к её столу, бросил прямо перед ней тяжёлый фолиант и сел напротив.

Делать вид, что она увлечена чтением, было теперь бесполезно. Минерва подняла глаза на Риддла. Он явно был не в духе.

— Здравствуйте, Макгонагалл! — поприветствовал Риддл, и Минерва почувствовала, как лёгкий озноб прошёл по всему её телу. Или это всё ещё давала о себе знать простуда?

— Добрый вечер, профессор! — как можно более спокойным голосом постаралась ответить она.

— Что читаете?

— Словарь по трансфигурации.

— Ну-ну, — произнёс Риддл, и в его голосе отчётливо послышались нотки издевки. — И вы, наверное, уже придумали оправдание вашему отсутствию в воскресенье и понедельник?

— Прошу меня извинить, я сильно заболела, а потому и не смогла прийти! — объяснила Минерва, вставая со своего места и закрывая книгу. — Я всё отработаю! Мне пора на вечерний обход замка.

Минерва была обескуражена настолько гневной реакцией с его стороны, она не помнила ни единого раза, чтобы преподаватели так жёстко обращались с ней.

Минерва хотела было направиться к столу мадам Мельцер, но Риддл, ко всему прочему, схватил её за локоть.

— Никто в этом и не сомневается! — поспешно сказал он. — В том, что вы всё отработаете.

— Отпустите меня, профессор!

Она попыталась высвободить руку, но не тут-то было: хватка Риддла оказалась железной. Минерва отчего-то в надежде взглянула в сторону библиотекаря, но мадам Мельцер скрылась за книжными стеллажами.

— Спокойно! — всё тем же неприятным тоном продолжил Риддл. — Неужели вы меня боитесь?

Попал в точку! Ей ужасно хотелось вырваться и уйти от него подальше.

— Макгонагалл, вижу, вы всё-таки выбрали взыскание. Жду вас завтра вечером в моём кабинете!

— Профессор, я готова отбыть положенное мне наказание… — начала Минерва. — Но завтра вечером у меня, как и у остальных старост, назначено занятие с отстающими студентами пятого курса в Большом зале. Ребят необходимо начинать подготавливать к СОВ. Таково распоряжение профессора Диппета. Я готова прийти к вам в любой другой вечер…

— Слабая отговорка, Макгонагалл. Завтра и только завтра! — отрезал Риддл. — Неужели вы намерены и дальше продолжать бороться со своим интересом? Решили поставить крест на своём потенциале?

Минерва подняла на него глаза.

— Вам ведь интересно, правда? — Он хитро прищурился. — И вам этого не скрыть.

Риддл смотрел на неё испытующе, и она не смела теперь опустить глаза. Внутри неё уже поднималась волна сопротивления, а во взгляде читался вызов.

Или она это сейчас попробует, или никогда. Минерва, не имея под рукой палочки, принялась проговаривать про себя анимагические заклинания, а в довершение, словно вишенку на торте, добавила Реамбре. Она начала превращаться и была потрясена происходящим: никогда прежде процесс преобразования не происходил настолько быстро и плавно как сейчас. Ей самой не верилось. Будто оказались преодолены сдерживавшие её блоки. Границ больше не было — всё стало возможным! «А предела нет», — промелькнули в голове недавние слова Риддла. Трансформация получилась быстрой, плавной, красивой и без использования волшебной палочки! То самое колдовство лишь силой мысли во всей своей красе!

Её рука, цепко схваченная Риддлом, превратилась в кошачью лапу. Риддл явно от неожиданности отпустил её, и Минерва, освободившись, оцарапала заострившимися, как нож, коготками его руку. Нет, она не сделала это специально, просто так получилось. На его белой коже выступила яркая алая кровь, и Риддл машинально приложил руку к губам. Минерва между тем легко приземлилась на все четыре лапки на каменный пол и устремилась к выходу. Вот её истинный потенциал!

Она оглянулась на Риддла и заметила на его лице полуулыбку.

Вчера лицезрел очередное превращение школьницы в кошку. Эмерик Свитч, гуру трансфигурации, считал процесс трансформации человека венцом науки преобразований. Простой, как три сикля, Флитвик говорил, что анимагия — это занятно, но, по моему мнению, это не просто занятно, это чудесно. Волшебство раскрытия в себе человеком второй сущности, но уже животного, подчинение её себе при помощи сильной воли и многолетних трудов — вот что есть анимагия! И это может быть полезно. Но всё теряет смысл, если волшебник становится зарегистрированным анимагом, тем самым отдавая свои достижения на откуп пресловутому Министерству магии. Что же до девушки, то в своих превращениях она напомнила бутон, который стремительно распускается и становится прекрасной розой. Хотя мне по-прежнему неприятна её анимагическая форма. Кошка — это животное, которое гуляет само по себе.

Во время позднего субботнего завтрака Минерве кусок не лез в горло. Она нервничала как перед сложным экзаменом. Вернее даже самый сложный экзамен сейчас казался ей пустяком в сравнении с перспективой идти на отработку к Риддлу. Минерва вообще впервые за семь лет учёбы заработала себе взыскание, да ещё от столь сурового преподавателя. Было из-за чего переживать. И Минерва беспокоилась не из-за работы, которую может заставить её выполнить Риддл в наказание, на неё больше морально давил сам факт, что она получила взыскание. К тому же Минерва понимала, что одной только уборкой учительского кабинета, как в случае с Рупертом, ей не отделаться. Отработка — это лишь предлог, Риддлу было нужно от неё что-то ещё. Не просто же так он ранее назначил ей дополнительное занятие, на котором ей не позволила побывать болезнь.

— Зря ты сегодня не идёшь в Хогсмид, — обратился к Минерве Руперт. — Неужели ты не понимаешь, дорогая наша староста, что сидение в стенах этого замка ещё больше испортит тебе настроение? А с нами ты бы развеялась и к вечеру была бы готова к тяжёлой физической работе у Риддла!

— Считаешь, Риддл заставит Минерву драить полы, как тебя? — усомнился Дэвид.

— Меня же заставил! — простодушно отмахнулся тот. — Чем она от меня отличается?

— Ты в самом деле не понимаешь? — Дэвид даже подавился бутербродом.

— Чего не понимаю?

— Как бы тебе это объяснить… — вздохнул Дэвид. — Просто Минерва всё-таки… девушка! Это же как-то особо унизительно заставлять девушку драить полы у тебя на глазах и без всякой магии.

— О, Дэйв, мы вообще об одном учителе говорим? — горячо воскликнул Руперт и поднёс к щеке руку, на которой блеснуло кольцо Паркинсона. — Это ты у нас тут джентльмен! Унизительно заставить девушку драить полы? Да Риддл же изверг! Он нас всех, в конце концов, изведёт! Попомните мои слова!

Он вскочил из-за стола и принялся ругать Риддла на чём свет стоит. Это привлекло внимание всего стола, а Минерва опешила. Руперт и прежде был импульсивным юношей, но сейчас прямо-таки превзошел самого себя: его лицо перекосилось от злости, глаза лихорадочно горели, а руки дрожали. Он и без того в последние дни был какой-то взвинченный, Минерве даже показалось, что он начал терять в весе от перевозбуждения, под глазами у него пролегли тёмные круги, но сейчас… Сейчас Руперт уже напоминал человека близкого к нервному срыву. Попросить, что ли, для него у школьного целителя Умиротворяющего бальзама?

* * *

Я по сей день помню каждый раз, когда мне приходилось драить полы в проклятом приюте. Помню каждую комнату, каждый угол. Полы были так холодны, что и без того вечно мёрзнущие коленки окончательно коченели. Одним разом никогда не отделывался. Чёртов персонал всегда заставлял перемывать полы. Делали они это из вредности, чтобы унизить. Приходилось брать в руки вонючую тряпку, рядом ставить неподъёмное железное ведро с ледяной водой, вставать на колени…. И вперёд! Первый круг, второй, десятый, тридцатый…

Старинные часы в гриффиндорской гостиной мрачно отбили половину восьмого вечера. Пора было отправляться на отработку. Тихонько проскользнув мимо портрета со спящей Полной Дамой, Минерва неторопливо направилась к кабинету защиты от тёмных искусств. Она с тоской подумала о других старостах, которые сейчас, наверное, уже планомерно работают с пятикурсниками в Большом зале. Минерва бы многое отдала, чтобы сейчас быть с ними и исправлять ошибки Роланды Хуч, их капитана сборной по квиддичу, которая, преуспевая в спорте, совсем не поспевала в учёбе.

Минерва старалась идти как можно медленнее, чтобы хоть немного оттянуть момент встречи с неприятным преподавателем, но, как назло, лестницы доезжали до очередного этажа необычайно быстро, а все двери отворялись от одного только её прикосновения к ним. Появилось ощущение, что всё в замке сегодня заколдовано для того, чтобы ускорить её путь на эшафот… Мерлин, ну и мысли уже лезли ей в голову!

Вот только как бы Минерва ни медлила, но минут через десять она была уже на месте. Минерва застыла перед такой привычной за шесть лет обучения и такой нежеланной на данный момент дверью, которая была слегка приоткрыта — так любил Риддл. Вежливости ради Минерва постучала в дверь, при этом лелея мысль не обнаружить за ней учителя. К её удивлению, она не услышала привычного «Войдите!», каким преподаватели приглашали к себе учеников. С неприятным скрипом дверь перед ней лишь шире отворилась. Минерва неуверенно заглянула в кабинет. Вся комната была в полумраке, освещали её лишь две свечи, стоявшие на столе, за которым сидел…

— Проходите, Макгонагалл. Нет необходимости стоять в дверях, — Риддл поприветствовал её, даже не подняв глаз от множества пожелтевших пергаментов.

Минерва всё так же неуверенно прошла на середину комнаты. Она всё ещё не была полностью здорова и продолжала отходить от затяжной болезни.

— Поживее! — поторопил Риддл. — У книжного шкафа стоит ведро с водой, а рядом лежит тряпка. Тридцать шесть раз пройтись по полу кабинета этой тряпкой без какой-либо магии. Приступайте!

Минерва поджала губы. «Действительно, чем она отличается от Руперта?»

— Что, Макгонагалл, не привыкли к тяжёлой работе? — впервые в голосе Риддла послышались какие-то детские капризные нотки. — Давайте, начинайте! Времени у вас до полуночи.

Минерва приблизилась к ведру с водой (она уже возненавидела это ведро) и наклонилась за тряпкой. Это она-то не привыкла к тяжёлой работе? Родившись в семье простого священника и всё детство прожив в скромном деревенском доме? В их семье у каждого были свои обязанности, в том числе и у неё, тем более у неё, как у старшей дочери, маминой помощницы… Минерва не какая-то белоручка, которая в жизни не держала тряпки в руках!

Ей вдруг стало так досадно, что она резко опустила руку с тряпкой в ведро по самый локоть, не потрудившись при этом даже закатать рукава своей мантии. И тут же вскрикнула от жгучей боли, охватившей её руку. Точно она сунула её в огонь. Минерва молниеносно вытащила руку из ведра и оглядела ее. И снова вскрикнула: от локтя до кончиков пальцев рука начала стремительно покрываться жуткими волдырями. Минерва взглянула на жидкость в ведре: прозрачная, как ключевая вода, до момента, как она сунула в неё руку, и чёрная, как кипящая смола, сейчас — вот она эта «вода» для мытья полов.

Минерва бросила возмущённый взгляд на Риддла. К её негодованию, он просматривал свои бумаги всё так же безмятежно, словно и не слышал её криков. Конечно, ведь он был готов к этим крикам, ожидал их.

Минерва резко встала и отбросила в сторону тряпку.

— Да какая же это вода!

— Вы весьма сообразительны, Макгонагалл, — елейным голосом отозвался Риддл. — Впрочем, в названии этого зелья действительно присутствует слово «вода». Ну, вы ответите мне, что это за зелье?

Он оторвался от своих бумаг и взглянул на неё.

— Огненная вода! — довольно ответил на свой собственный вопрос Риддл. — Профессор Слагхорн вас этому не учил? Отлично справляется с пылью и грязью. Разъедает их только так. Вам поможет…

— Мне нужна обычная вода! — потребовала Минерва, стараясь не смотреть на свою обожжённую руку.

— Нет, Макгонагалл, обычная вода — это для маглов. А вы — волшебница, потому и вода должна быть волшебной. — Он улыбнулся самой что ни на есть сладкой улыбкой. — Вы не уйдете отсюда до тех пор, пока пол в кабинете не засверкает чистотой. Живо беритесь за дело! И не отвлекайте меня от работы своими жалобами.

После этих слов Риддл снова погрузился в чтение своих записей. Минерва же несколько минут стояла, не зная, как действовать дальше. Кожу на руке больно щипало, к горлу подступила тошнота. Что ей оставалось делать?

Она медленно наклонилась к ведру. На этот раз Минерва опустила тряпку в обжигающую жидкость, стараясь не задеть её даже ногтем мизинца. Смочив тряпку в зелье, она предприняла попытку выжать её. Касаясь обожженными пальцами мокрой тряпки, Минерва думала о том, что ещё мгновение, и её руки начнут растворяться. Она украдкой взглянула на Риддла и увидела, что он что-то увлечённо выписывает на бумагу.

Её охватила злость. Хотелось перевернуть ведро с едким зельем и послать всё к чертям. Риддл уже напоминал ей, что она гриффиндорка. И что же, она не выдержит и сломается? Расплачется как какая-нибудь изнеженная слизеринская аристократка? Нет, она дочь Шотландии — это часто повторял ей отец, надо быть готовой претерпевать невзгоды, выдерживать самые сложные испытания. Минерва не покажет Риддлу своей слабости!

Она пересилила себя, отжала тряпку, встала на колени и принялась вытирать пол, наблюдая за тем, как на её руках возникает всё больше волдырей самых разных размеров. Боль Минерва предпочитала терпеть, стиснув зубы так сильно, что казалось, будто они вот-вот рассыпятся у неё во рту. Нужно не обращать внимания, не смотреть, думать о другом. Риддл запретил ей колдовать, но теоретические основы магии Патронуса — это ещё не магия. Важно думать о чём-то хорошем — это не возбраняется и всё равно способно помочь волшебнику, ведь магические способности никуда не делись. Можно вспомнить о родном доме.

Что там сейчас делают родители? Мама, наверное, украдкой достав из тайника волшебную палочку, старается немного увеличить в размерах небольшой пирог с бараниной, ведь ей нужно вечером накормить мужа и двух подрастающих сыновей.

Отец, наверное, сегодня задерживается у кого-нибудь из прихожан, ведь так многим в их деревне требуются его поддержка и доброе слово. К ночи его ноги будут опять сильно болеть, но он снова твёрдо откажется от обезболивающего зелья, что попытается предложить ему мама. Отец отказывается от всего, что может быть связано с магией. Во всяком случае, от всего явно волшебного.

Во время мытья пола Минерва чувствовала, что с каждым новым кругом боль в обожжённых руках становилась всё более затяжной, а перед глазами всё расплывалось. Волшебные способности вкупе с использованием азов магии Патронуса помогли отвлекаться от боли, но и они не всесильны.

И вот пятнадцатый круг, а у неё нестерпимо зачесалась правая щека. Как же начало жечь то место на щеке, где Минерва, забыв обо всём, коснулась пальцем, смоченным в едкой жидкости! Теперь у неё и на лице появятся волдыри? Поясница нестерпимо заныла на двадцать первом круге от крайне неудобного положения. Пол же, казалось, даже на двадцать третьем круге оставался всё таким же пыльным и грязным.

Нет, ей стоит продолжить думать о доме. О братьях, что учатся пасти овец под присмотром Дугала Макгрегора, юноши из соседнего дома, с которым она дружит с пяти лет…

Двадцать седьмой круг. Риддл продолжал что-то старательно выводить роскошным орлиным пером на чистом пергаменте. Двадцать восьмой круг. Минерва вспоминает, как ей пришло письмо из Хогвартса, и как заплакала мама, увидев заветный конверт в клюве маленькой серой совы. Заплакала от зависти и тоски по миру магов. Тридцать второй круг. Осталось совсем немного. Её голова была уже так тяжела, словно в неё поместили целый Хогвартс-Экспресс со всем его багажом. Она покупает свою первую волшебную палочку у Олливандера, и это была пихта и сердечная жила дракона — идеальная палочка для превращений. По виду напоминала красивую учительскую указку и знала Минерву на тот момент лучше, чем Минерва знала саму себя. Тридцать четвертый круг. Почему Риддл задал тридцать шесть кругов? И тут её окончательно отяжелевшая голова рухнула на конечности, которые некогда были руками.

Казалось, прошла вечность с тех пор, как Минерва просто перестала двигаться, распростёршись на холодном полу. Но вот откуда-то издалека она почувствовала, как что-то прохладное коснулось её головы и приподняло её за подбородок. Прямо перед собой Минерва смутно различила черты лица Риддла. Риддл провел своими пальцами, смоченными в чём-то приятно-прохладном, по её горящей от ожога щеке. Затем взял её многострадальные руки в свои и стал мягко водить по ним всё той же приятной прохладной жидкостью. Зрение Минервы восстанавливалось, а волдыри на руках стремительно уменьшались. В то же время к голове возвращалась лёгкость. Черты лица Риддла становились все более чёткими.

Именно в тот момент, когда Минерва решила, что ещё немного и её руки вновь станут прежними, что целебный эликсир их излечит, Риддл резко встал, возвысившись над нею, словно высоченная тёмная башня.

— Поднимайтесь! — скомандовал он и направился к своему столу.

Минерва, всё ещё ощущая боль в пальцах, медленно поднялась на ноги, расправила длинную юбку и направилась было в сторону двери.

— Куда это вы собрались? — резкий голос Риддла остановил её.

— Я ведь всё отработала, профессор, не так ли? — спросила Минерва еле слышно, изо всех сил стараясь добавить голосу твёрдости.

Риддл расхохотался. Смех его был злым, наполненным каким-то, только его обладателю известным, торжеством. Она действительно ожидала, что её наказание на сегодня окончено?

— Макгонагалл, вы думали, что я вас так просто отпущу? Нет, напоследок вы получите ещё литературу для дополнительного изучения, а значит и новую пищу для размышлений. В этот раз пойдём уровнем сложнее и…

— Я сыта по горло вашей дополнительной литературой! — перебила его Минерва и решительно двинулась к двери. Таких издевательств над ней ещё никто не учинял!

— Неужели? Помнится, профессор Дамблдор рассказывал, что вы чуть было не попали на Равенкло, а там, между прочим, ученики ни дня не могут прожить без дополнительного чтения, настолько они любят гранит науки грызть, — усмехнулся он ей вслед. — Вы хотите, чтобы я усомнился в словах вашего наставника?

Издевается? Схватившись за дверную ручку, Минерва обнаружила, что дверь наглухо закрыта. Аллохомора тоже не помогла.

— Профессор, пожалуйста, откройте дверь! Иначе я закричу! — заявила она и тут же почувствовала себя глупо, ведь, конечно же, Риддл установил на дверь чары, способные заглушить даже самые душераздирающие крики.

Он игнорировал её возмущения. Минерва принялась искать в карманах своей одежды волшебную палочку, но так и не нашла её. Тогда ей не оставалось ничего иного, как вернуться к учительскому столу. Его взяла! Проклятый тиран! Риддл же явно только этого и ждал.

— Присаживайтесь, — пригласил он, и стул рядом с ним сам придвинулся к Минерве. — Итак, я обещал вам литературу, — Риддл протянул ей один из пожелтевших свитков. Затем коснулся его своей волшебной палочкой, и на поверхности проступили символы.

— Руническое письмо?

— Верно. Я думаю, вы уже поняли, что вам предстоит сделать?

— Перевести? — Минерва удивлённо вскинула брови. Она немного изучала руны на шестом курсе, чтобы переводить некоторые манускрипты по трансфигурации. — Зачем вы заставляете меня всё это делать? Чего вы добиваетесь?

— Вы не догадываетесь? — С его губ исчезла усмешка, лицо стало серьёзным.

— Нет, и не намерена всё это продолжать! — Минерва резко поднялась со стула.

— Продолжите! — отрезал Риддл и крепко сжал её руку, по которой сразу же разлилась утихшая было боль.

— Зачем я вам? — Она сморщилась от дикой боли.

— Не притворяйтесь, что не знаете!

— Я не знаю! — в сердцах бросила Минерва.

— У вас есть потенциал. К тёмным искусствам.

— Есть всего лишь элементарное желание защитить себя. А вообще, у меня не лежит душа к темной магии. Это не моё! И потенциала у меня к этому нет! Лучше обратите своё внимание на Дэвида Лонгботтома. А на мой счёт вы ошиблись.

— Вы не смеете заявлять, что я ошибся! — Риддл повысил голос, и она вздрогнула.

Затем он все же отпустил её руку.

— Или вы по девичьей наивности сочли, что я настойчив, поскольку вы привлекли меня как женщина? — спросил вдруг Риддл уже более спокойным тоном, и Минерва почувствовала, как её щеки начинают гореть. — Но подобные фантазии — это удел легкомысленных школьниц, а вам хватает ума для понимания, что меня заинтересовало в вас другое. Думаю, вы и не поверили бы мне, если бы я сказал вам, что безмерно вами очарован. Меня влекут ваши магическая сила и тяга к знаниям.

Она молчала, не зная, что на это ответить.

— Держите ваше новое задание! — Риддл протянул ей пергамент. — Вы свободны.

* * *

После отработки Минерва решила зайти в то место, где сможет побыть одна. Ну или почти одна. В туалет Миртл она заглянула и услышала привычные всхлипывания привидения в одной из дальних кабинок. Ну и ладно! Минерва приблизилась к раковинам и взглянула на себя в зеркало. И не поверила своим глазам: кожа на её лице сияла свежестью, точно Минерва только что умылась утренней росой. На щеках заиграл лёгкий румянец, который сделал Минерву еще краше. Она сейчас выглядела такой хорошенькой! С руками тоже всё было в порядке, на них не осталось ни царапинки, словно и не этими руками она недавно отмывала полы обжигающим, как огонь из преисподней, зельем. Выходит, это всё действие исцеляющего эликсира, который применил к ней Риддл? Это было, как если бы Сахарисса Тагвуд, исследовательница зелий красоты, изобрела своё лучшее косметическое средство для омоложения.

Минерва осталась так поражена увиденным, что не заметила, как сзади к ней подкралась Миртл.

— Ах, это опять ты, — разочарованно протянула Миртл. — Гриффиндорская староста, которая постоянно оборачивается кошкой. Всегда хотелось тебя погладить, когда ты бываешь кошечкой. Можно?

Она с готовностью протянула к ней полупрозрачную руку.

— Нет, Миртл! — Минерва отпрянула от нее. Ей ещё только сегодня не хватало ледяного прикосновения призрака!

— Как хочешь, — скучающе отозвалась Миртл.

— Ты ждала кого-то другого?

— Да так… — Миртл поковыряла в носу. — Думала, он наконец заглянет ко мне…

Минерва вопрошающе на неё взглянула.

— Когда Том учился, то приходил ко мне чаще, чем сейчас, — пожаловалась Миртл. — Но я понимаю, он сейчас занят, у него работа, теперь он учитель…

Ну вот, речь о профессоре Риддле.

— Ты его знала? — устало спросила Минерва.

— Конечно! Его знали все! Том был старостой и лучшим учеником школы! — охотно начала рассказывать Миртл. — И он единственный, кто хорошо ко мне относился. Надо мной вечно все смеялись, а Том на правах старосты всегда заступался за меня. А когда я училась на третьем курсе, то он даже помогал мне с зельеварением, так как его об этом попросил профессор Слагхорн. Том был добр ко мне, никогда не смеялся, если я путала ингредиенты, допускала ошибки. Все девочки могли только мечтать, чтобы он хоть к одной из них просто подошёл, но помогал он мне, понимаешь, гриффиндорка? Только мне! Том шутил, что это его первый серьёзный педагогический опыт. Всегда подбадривал меня и советовал ко всему относиться проще и с юмором. Меньше слёз — больше смеха. Обещал, что у меня всё получится со временем. Он…

Миртл даже покраснела, разумеется, настолько, насколько могло покраснеть привидение. Кажется, даже после смерти она всё ещё по-детски была увлечена Томом, тогдашним красивым, талантливым, обходительным старшекурсником.

— А когда я умерла, — вдруг погрустнев, сказала Миртл, — то он был единственным, кто продолжал навещать меня и интересоваться моими делами. Говорил, что очень сожалеет о случившемся, что так тогда и не смог уберечь меня от гибели, хотя был рядом. Я спрашивала его, сможет ли он, как и я, умереть и поселиться здесь со мной и снова начать объяснять мне зельеварение. Том почему-то не отвечал. А я так его жду! О, Ровена, так жду! А его все нет!

Теперь у Миртл проступили слёзы, но не такие, как обычно. Теперь в них виделась невыплаканная тоска, тоска по Тому. Минерве стало не по себе. Она начинала чувствовать себя лишней, точно непрошено заглянула в чужую израненную душу. Минерва тихонько покинула туалет, а Миртл даже этого не заметила, она была всецело погружена в свои воспоминания.

Метла — это такой же сомнительный в плане пользы инструмент в руках мага, как и волшебная палочка. Неудобное, ненадёжное, непрактичное устройство — я послал ко всем чертям это древнее изобретение волшебников по окончании курса полётов на метлах. Пока знакомые квиддичные игроки, как оголтелые, носились по полю за безумными мячами, я собирал всевозможный материал о левитации.

Во время своих первых проб полётов я часто оказывался на волоске от падения. Однажды я чуть не убился, когда решил испытать себя, прыгнув с башни Топхане в Бурсе. Падение тогда замедлилось лишь в нескольких футах от земли — это был мой первый успех в начатом деле. Что многих останавливает от попыток научиться летать без метлы — это боязнь покалечиться или даже погибнуть, я же в очередной раз доказал себе, что не страшусь смерти. Не страшился её и Хезарфен Ахмет Челеби ⁽¹⁾, стамбульский чародей, который, прикинувшись магловским изобретателем, совершил перелёт через Босфор при помощи левитации. Он меня вдохновлял.

Почти год тренировок, и я научился ходить по воздуху, а ещё через пару лет уже неплохо парил в небе, скрытый чарами невидимости, пока остальные волшебники тратили время на изучение метел и их подбор в магазинах. Я добился нужного результата и зафиксировал его в собственном заклинании. Я сам стал птицей, стал ветром, меня ничто не сдерживало, и я ни от чего не зависел. Когда у меня всё получилось, я впервые в жизни напился огневиски.

Октябрь принёс с собой не только плохую погоду, но и долгожданный праздник — Хэллоуин. Школьники особенно любили этот день, потому что, помимо красиво украшенного Хогвартса и невероятно вкусного ужина, они получали возможность нарядиться на праздник в костюм какой угодно нечисти волшебного мира и явиться так в Большой зал. Во время ужина учителя включали мистическую музыку, а профессор Бири представлял очередную постановку своего любительского театра, состоявшего преимущественно из хаффлпаффцев.

Всю неделю накануне праздника Августа не могла до конца определиться с нарядом на Хэллоуин. Она всё никак не могла выбрать шляпу к своему блестящему синему платью безумной чародейки.

Августа крутилась у зеркала в спальне, примеряя необычную громоздкую шляпу, украшенную чучелом райской птицы с пушистым красным хвостом.

— Ну как, мне идёт? — Она изогнула бровь. Симпатичную Августу, кажется, ничто не могло испортить. Выглядела она в этой странной шляпе весьма экстравагантно, но в целом хорошо в силу своего задорного характера и миловидного личика. — Тётушка прислала из Лондона.

— Для Хэллоуина в самый раз, — заверила Минерва.

— Или лучше эту? — Августа достала ещё одну шляпу — чёрную и остроконечную, немного напоминающую Распределяющую шляпу. Но потом этот головной убор оказался отложен в сторону. — Нет, предыдущая колоритнее! Я бы ее даже однажды надела на какой-нибудь урок, чтобы посмотреть на реакцию учителя. Было бы весело!

И выбрала шляпу с птицей.

— Как думаешь, Риддл оценит? Он же будет на банкете, как и остальные учителя? — Августа взмахнула волшебной палочкой, и её губы мгновенно покрыла нежно-розовая губная помада, а на щеке появилась мушка.

— Какая разница! — бросила Минерва и принялась поправлять своё простое тёмно-зелёное платье, украшенное шарфом из шотландки.

— Это весь твой наряд? — удивилась Августа.

— Этого достаточно. Мне всё равно по большей части надо будет следить за порядком в коридорах, когда младшие классы начнут отбирать друг у друга сладости и насылать на всех вокруг шуточные проклятия. Лишний маскарад мне ни к чему.

— Надень хоть это! — Августа протянула ей ту остроконечную шляпу, которая напоминала Распределяющую шляпу. Голова Минервы почти утонула в громоздком головном уборе, откинувшем тень почти на всё лицо. Что же, наверное, так лучше, всё-таки сегодня Хэллоуин, решила Минерва и не стала применять к шляпе уменьшающее заклинание.

В коридорах школы уже шалили первокурсники, разодетые в привидения.

— Дай мне сладость, а не то нашлю проклятие! — донеслось до Минервы с нескольких сторон. Она поспешила к передвижным лестницам, где второкурсники уже затеяли потасовку за сахарные черепушки и «Друбблс» в огромном кульке у первокурсника.

— Сейчас же прекратили! — одёрнула их Минерва, и они удивлённо воззрились на её огромную шляпу. — Никаких драк на лестницах. Все марш в Большой зал!

Дети присмирели от одного только её строгого вида и, недолго думая, разбежались в разные стороны.

Большой зал преобразился к празднику, в воздухе висели огромные, подсвеченные изнутри свечами, тыквы. Поговаривали, что тыквы были такими большими с тех пор, как лесником в Хогвартсе стал молодой парень по имени Рубеус Хагрид, которого некогда исключили из школы. Ему было запрещено колдовать, но он всё же иногда баловался с волшебством: однажды тыква у него получилась настолько большой и тяжёлой, что заклинание левитации не сработало, и плод, свалившись прямо на стол хаффлпаффцев, развалился на несколько кусков. К счастью, никто не пострадал, а Хагрид теперь был сдержаннее в своих экспериментах.

Пока студенты рассаживались за своими столами, труппа профессора Бири заканчивала последние приготовления перед выступлением. В этот вечер, полжизни мечтавший о работе в театре, Бири предпочёл, чтобы его актеры были наряжены в красивые средневековые наряды и имели немного мрачноватый грим на лицах.

— Сегодня вашему вниманию будет представлена замечательная сказка. Но так как нынче Хэллоуин, то история будет мрачная и даже страшная. И весьма поучительная для многих молодых людей, — торжественно объявил Бири скрипящим старческим голосом, когда все студенты замолкли и устремили взгляды на наколдованную сцену. — Итак, бессмертная классика «Волосатое сердце колдуна» из сборника сказок Барда Бидля! Прошу любить и жаловать!

Под аплодисменты на сцену вышел однокурсник Минервы Джозеф Смит. Это был рослый юноша со светлыми волосами и немного надменным видом, что, однако, шло на пользу роли, которую он готовился исполнить.

— Давным-давно на свете жил один молодой колдун. — Бири указал рукой на Джозефа, и тот ещё выше задрал нос. — Колдун этот решил никогда в жизни не влюбляться, потому что считал это великой слабостью для мужчины. Для этого он прибег к использованию тёмной магии.

Джозеф взмахнул рукавами своей блестящей чёрной мантии, и от него в разные стороны разнёсся чёрный дым, от которого, сидящие вблизи сцены, первокурсники закашляли. Бири с опаской покосился в сторону детей, но продолжил дальше:

— Его родные и друзья не знали о методах, которые он применил, и лишь посмеивались над ним, считая, что однажды колдун встретит девушку, ради которой он будет готов изменить свои взгляды на брак и любовь.

На сцену вышла группа хаффлпаффцев, и среди них была и Помона, наряженная в длинное платье служанки, в котором она путалась. Хаффлпаффцы принялись посмеиваться над персонажем Джозефа, а профессор Бири продолжил свой рассказ:

— Но в колдуне проснулась гордыня, он считал, что всё делал правильно. Друзья и родные со временем обзаводились семьями, у них появлялись дети, а колдун оставался один. Полное одиночество его постигло, когда у него умерли родители, но он совсем не огорчился, а с радостью переехал в родительский особняк и перевёз с собой в подвал дома плод собственных экспериментов с тёмной магией. Но однажды колдун услышал сплетни его слуг о нём…

— Бедный наш хозяин! — взялась причитать Помона. — У него так и не появилось любимой жены и прекрасных деток! Его жизнь лишена смысла!

— Да так ему и надо, этому гордецу! — отозвался пятикурсник Джеймс Фоули, одетый в скромный костюм слуги. — Ну какая добрая женщина пожелает связать свою жизнь с таким скверным типом?

— И тогда колдун решил назло всем жениться на самой красивой, талантливой и богатой ведьме на свете, — рассказывал Бири. — И очень скоро появилась та самая прекрасная и богатая женщина…

На сцену вышла Миранда Макмиллан, красивая девушка, наряженная в воздушное платье феи. Джозеф тут же кинулся к ней, наколдовав для неё из воздуха букет полевых цветов.

— Колдун пригласил её на пир в своём доме, и красавица хоть и испытывала к колдуну неприязнь, но всё же пришла к нему в гости. Он попытался добиться на празднике её согласия на брак, делал комплименты, угощал её самыми изысканными яствами. — Бири взмахнул палочкой, и с заколдованного потолка Большого зала внезапно посыпалось разноцветное конфетти вперемешку с крохотными леденцами.

Младшие классы принялись ловить конфеты, а профессор Бири, покашляв, рассказывал дальше:

— В конце концов, прекрасная ведьма заявила ему, что поверит его словам лишь тогда, когда он докажет ей, что он не бессердечен. Колдун с готовностью отвёл гостью в подземелье, где гранил хрустальный ларец, из которого извлёк своё бьющееся сердце…

Джозеф наколдовал мягкую игрушку в виде волосатого сердца и продемонстрировал её ведьме, отчего та в картинном ужасе поднесла ко рту ладонь.

— Верни его обратно! Молю тебя! — воскликнула она.

Джозеф в ответ распахнул на себе мантию и приложил к груди игрушку. Миранда на радостях бросилась к нему в объятия.

— Девушка поверила, что он способен на любовь! — громко прокомментировал Бири. — Однако изуродованное сердце колдуна оказалось пронзено красотой кожи ведьмы, чудесным ароматом её волос. И оно, будучи жестоким и отвыкшим от человеческого тела, заставило колдуна накинуться на девушку.

Зрители с интересом наблюдали, как Джозеф изобразил убийство ведьмы, извлёк её сердце, поцеловал его и попытался приложить к своему телу. Но его собственное волосатое жестокое сердце отказалось покидать его тело.

— Я никогда не стану его рабом! — закричал Джозеф и вытащил своё сердце из груди. Затем он замертво упал на пол рядом с ведьмой.

Целую минуту Большой зал молчал в оцепенении, но затем один за другим послышались хлопки, переросшие в аплодисменты. Под крики студентов Миранда и Джозеф поднялись с пола, заулыбались и раскланялись. Учителя с улыбками рассматривали актёров, и Минерва обратила внимание, что в зале отсутствовали Дамблдор и Слагхорн. Её взгляд упал на Риддла, на лице которого, в отличие от остальных преподавателей, не читалось ровно никаких эмоций. Понравилась ему постановка или нет — было невозможно определить.

В это время хаффлпаффцы сошли со сцены и заняли места за своим столом. Профессор Флитвик коснулся палочкой патефона, и заиграла музыка. На столах появились закуски, и студенты стали активно обсуждать увиденный спектакль. Впереди их ожидал вкусный ужин и безудержное веселье.

Наряд Августы в этот вечер вызвал всеобщие восторги. Августу окружила стайка девчонок с шестого курса, которые принялись расспрашивать, в каком магазине та отыскала столь шикарное платье и каким заклинанием добилась такого аккуратного макияжа.

Пока Августа наслаждалась всеобщим вниманием, Минерва потихоньку выскользнула из Большого зала. Она вышла к Парадной лестнице, музыка и здесь была хорошо слышна. Портреты на стенах оживлённо переговаривались друг с другом. В холл случайно выплыли три тыквы-фонарика и застыли вблизи лестницы. Если не считать Минерву и портреты, то вокруг не было ни души, ведь праздник едва успел начаться, и все студенты сейчас веселились в Большом зале.

Минерва провела рукой по перилам мраморной лестницы и услышала позади себя глухие шаги. Обернулась и увидела профессора Риддла. Он, заметив её, приостановился. По всей видимости, для него на сегодня праздник был окончен.

Минерва смогла рассмотреть его выходной наряд. Это была чёрная мантия самого простого кроя, которую украшал высокий стоячий воротник, и Риддл отчего-то напомнил Минерве в этом одеянии тёмного властелина из магловских сказок.

— Знаете, Хэллоуин — это особенное время для концентрации магии, — негромко произнёс Риддл, подходя к ней ближе. — Каждый волшебник сегодня занят чем-то, что давно желал претворить в жизнь. Профессор Слагхорн, например, корпит над сложнейшим зельем, профессор Дамблдор занят трансфигурацией статуй во дворе, что весьма непростой труд. А профессор Бири… Он увлечён своим театром. Что же, бывает и так. Ох уж это «Волосатое сердце колдуна»! — пренебрежительно отозвался он и скривил губы. — А чем заняты вы, мисс Макгонагалл?

Риддл вопросительно посмотрел на неё.

— Слежу за порядком в коридорах. В праздник сама традиция дала детям право нарушать правила ещё чаще, чем в обычные дни. Приходится управляться.

Он покачал головой.

— Какая же это скука! Помню всё это, когда-то ведь сам, будучи старостой, патрулировал коридоры. — Риддл легонько махнул рукой в сторону парящего в воздухе светильника Джека, и усмешка на мордочке тыквы стала шире. — Ну, мисс Макгонагалл, пожалуй, постараюсь разнообразить ваш вечер и подарю вам волшебный танец. Незабываемое впечатление. Чтобы вам было, о чём вспомнить на закате жизни. Вас ведь учили танцам перед Святочным балом в год Турнира трёх волшебников? А сегодня канун Дня всех святых, и любая магия многократно усиливается.

— Нет, профессор, боюсь, мне придётся вам отказать. Я должна проверить третий этаж…

— Обязанности подождут. — Он протянул ей руку. — Я покажу вам кое-что интересное.

Заиграла немного мрачная, но мелодичная музыка. Минерва огляделась по сторонам, но, конечно, никого вокруг не было — праздник в Большом зале был в самом разгаре. Она неуверенно вложила руку в его правую ладонь. Левой рукой Риддл подправил ей громадную шляпу так, что стали лучше видны её немного растерянные глаза. И они начали танцевать.

Поначалу Риддл вёл танец медленно, но постепенно в такт музыке его движения становились всё энергичнее, и он всё крепче сжимал рукой её талию. В какой-то момент музыка достигла пика, и они кружились в танце так быстро, что Минерве казалось, что их теперь не остановить. Вокруг них всё проносилось в бешеном темпе: лестницы, портреты, двери — всё слилось воедино, образуя безумный водоворот красок. Плавающие в воздухе праздничные тыквы пролетали мимо, и улыбки на их мордочках расплывались, превращаясь в коварные гримасы. Фонарики словно насмехались над Минервой в этот вечер. Всё это уже начинало напоминать какой-то странный ритуальный танец.

Риддл между тем прижимал её к себе всё крепче, он был так близок к ней, что её обдавало жаром, исходившим от его тела. «Представляешь, каково оказаться в его объятиях?» — вспомнились слова Августы, и Минерва почувствовала, как горят её щёки. Она ощущала себя тростинкой в его изящных и в то же время крепких руках. Риддл был физически и магически намного сильнее её, и Минерву отчего-то напугала эта мысль. Она сжала тонкие от природы губы и чуть повернула голову вправо, чтобы хоть немного отстраниться от Риддла. И ощутила его горячее судорожное дыхание на своей щеке. Сердце у нее отчаянно заколотилось. Ей некстати вспомнился эпизод из спектакля, когда колдун вытащил из груди девушки её сердце. У Минервы возникло нестерпимое желание высвободиться из объятий Риддла и бежать без оглядки.

И тут начало происходить нечто невообразимое: она вдруг ощутила, как её ноги легко оторвались от пола. Минерва посмотрела вниз и обнаружила, что они с Риддлом зависли в воздухе. Это произошло так неожиданно, что у неё перехватило дыхание. Мерлин, что это? Парение в воздухе? Она вопросительно посмотрела на Риддла.

— Левитация, — пояснил он с самым серьёзным видом.

Как такое возможно? Минерва слышала о таком волшебстве от профессора Флитвика, как об исключительно редком случае левитации. Она не сводила глаз с Риддла. Это при помощи его магических сил они сейчас держались в воздухе.

Только теперь Минерва заметила, что крепко вцепилась в его плечи. Риддл опустил взгляд на её руки, и она разжала пальцы. И продолжила держаться в воздухе, при этом не прилагая к этому ни малейших усилий. Поразительно, насколько была сейчас сильна магия Риддла, что могла их обоих держать в воздухе.

— Я же говорил, что в канун Дня всех святых магия усиливается. Можно сказать, вам сегодня повезло. В обычный день вам понадобилось бы больше сноровки.

Риддл сделал ей знак рукой, что она может лететь, и Минерва отстранилась от него. Теперь она не чувствовала себя левитируемым предметом, как ей показалось сначала, Минерва уверенно двинулась по воздуху к одному из портретов. Шляпа от движения слетела с её головы, но Минерва заметила, что Риддл сделал лёгкий взмах рукой, и шляпа поплыла прямо к нему в руки. Сам он как будто уже даже не замечал, что парит в воздухе, его мантия развевалась. Минерва сама управляла своими движениями, а Риддл продолжал держать её в воздухе при помощи своих сил, помноженных на магию праздника. Она оглянулась на него, лицо его было крайне сосредоточенным.

Сколько волшебников погибло при попытках освоить этот вид магии! «Полёт без метлы — это самая смелая и безумная мечта романтиков испокон веков!» — вспомнились рассуждения Флитвика. Не думала Минерва, что сама когда-нибудь испытает нечто подобное. Значит, это не выдумки слизеринцев, и Риддл действительно умеет летать без метлы?

Когда он опустил Минерву вниз, то сделал это плавно, приземлившись вслед за ней. Лишь негромкий стук её каблуков разнёсся по холлу. Музыка к этому моменту уже стихла. Минерва разгладила на себе платье, заново завязала шарф, а Риддл протянул ей её шляпу.

— Приятного вечера, мисс Макгонагалл! — просто, даже буднично пожелал Риддл и направился в сторону подземелий так спокойно, точно и не он только что демонстрировал чудеса левитации и полётов.

После такого мощного всплеска магии тело Минервы обволокло густое тепло, ей даже стало душно, и она устремилась к выходу из замка.

На улице Минерва сделала глубокий вдох и огляделась вокруг. Окрестности замка залил лунный свет и, казалось, стало видно каждую веточку на дереве, каждую травинку на земле, воздух был свеж и наполнен множеством звуков: карканьем ворон, уханьем сов, шелестом ещё не опавшей листвы. Это был невероятный по энергетике вечер, наполненный магией до предела.

Внезапно послышался ещё один звук. Это был свист летящей метлы. Минерва задумалась: кто мог летать так поздно вечером? Кто-то из учителей или учеников? Зачем?

И тут она рассмотрела, как в небо на метле поднялась ведьма. Минерва прищурилась, внимательно её разглядывая, и тут поняла: это был не человек, а ожившая статуя. То была скульптура тощей карги с огромным крючковатым носом, которую почти каждый день Минерва видела в одном из коридоров школы. Карга всегда хитро поглядывала на всех проходивших мимо неё учеников, и Минерве не раз казалось, что статуя, не ровен час, возьмёт да и оживёт, а затем разразится злорадным смехом. И вот, она абсолютно живая! Летящая ведьма действительно расхохоталась, да так звонко, что у Минервы побежали мурашки по коже.

Ей всё это, наверное, снилось! Сегодня самый мистический Хэллоуин в её жизни! Наверное, так подействовала магия Риддла, и теперь у неё галлюцинации. Но через минуту всё разъяснилось.

Из-за деревьев вышел профессор Дамблдор.

— Профессор, это… это сделали вы? — восхищённо спросила у него Минерва, показывая на статую ведьмы в небе. — Невероятно!

— Давно хотел попробовать это заклинание, — признался Дамблдор. — Сегодня самый что ни на есть подходящий для этого вечер.

Выглядел он довольным, ему явно удалось задуманное.

— Мне давно не давала покоя эта скульптура, всегда хотелось вдохнуть в неё жизнь, — пояснил Дамблдор. — И вот результат. Только не ожидал, что её смех получится настолько громким. И таким заразительным!

И сам рассмеялся. Затем пообещал:

— Как-нибудь я научу вас данному заклинанию, Минерва. Дам вам всю раскладку. Будет непросто, но вам понравится. Придание жизни скульптурам — это особый раздел в науке. Когда-нибудь, быть может, вы оживите данные статуи.

Он указал на скульптуры рыцарей, стоявшие на входе в замок — то были настоящие грозные исполины с секирами в руках. Да, когда-нибудь и она будет владеть трансфигурацией также хорошо, как её наставник!

— Кстати, у вас замечательная шляпа, Минерва! — заметил Дамблдор напоследок и подмигнул ей.

А карга на метле всё продолжала неутомимо летать над башнями замка, оглашая окрестности смехом.

Примечания:

Полет Ахмета Челеби: https://www.derintarih.com/wp-content/uploads/2020/12/MUSTAFA-KACAR-1536x864.jpg

А вот и часовая башня Топхане в Бурсе, которую однажды выбрал для своих тренировок Том: https://www.lhc-s.org/2019/abd25f984915718f19d2db5e4efbeafb7abccb8f.jpg

1) Хеза́рфен Ахме́т Челеби́ (1609 — 1640) — легендарный османский инженер-изобретатель из Стамбула. Перелетев через Босфор на самодельных крыльях в 1632 году, он вошёл в историю как один из пионеров авиации.

Вернуться к тексту

— Ребят, побыстрее! У нас на всё про всё всего сорок минут. Нам нужно успеть пробежаться по основным моментам новой атаки. Руперт, Мэтью, Брайан, вас это в первую очередь касается! — Роланда торопила зевавших игроков, которые, поёживаясь от прохлады хмурого ноябрьского утра, неохотно плелись к квиддичному полю.

Минерва и вратарь Джулия Джонсон уже ожидали всех на месте. Сегодня была их последняя тренировка накануне первого в этом учебном году матча, и некоторое волнение уже витало в воздухе. Игроки один за другим взмыли вверх, проверяя свои мётлы на исправность. Минерва аккуратно оседлала свою начищенную до блеска «Комету», доставшуюся ей ещё от мамы, некогда тоже игравшей за факультетскую сборную.

Минерва окинула взглядом новенький «Порох» её напарника по полю Стефена Белла. Родители подарили эту метлу Стефену на его шестнадцатилетие. То была одна из самых скоростных метел последних лет, и это весьма воодушевило их команду. Роланда так вообще при виде неё радостно воскликнула: «Ну всё, Слизерину в этом году точно крышка!»

Минерва не жаловалась на свою «Комету». Метла была добротная, проверенная временем, в сохранном состоянии, ведь мама очень ею дорожила и все годы жизни среди маглов продолжала потихоньку ухаживать за ней.

Минерва неспешно поднялась в воздух. Она никогда не торопилась при подъёме, в отличие, например, от Роланды или Руперта, которые обычно взмывали в небо со скоростью квиддичных мячей. Минерва всегда всё делала с чувством, с толком, с расстановкой, и это касалось и полётов на мётлах.

«Комета» была, как всегда, послушна при подъёме, ни малейшего дрожания, хотя скорость, конечно, могла быть и чуток побольше. Но это мелочи. За отбивание бладжеров в сторону противника у них обычно отвечал Стефен, первый загонщик, особенно теперь со своей новенькой метлой. Минерва была вторым загонщиком, от неё требовалось в первую очередь уберегать от бладжеров свою команду.

Волосы Минервы, собранные в тугой пучок на затылке, овеял прохладный ветер. Пару лет назад Дамблдор посоветовал ей пройти пробы в сборную по квиддичу. Он считал, что ей пойдёт на пользу данный вид спорта, так как поможет ей немного развеиваться после постоянного сидения за книгами. И Дамблдор оказался прав: она успешно прошла в сборную на шестом курсе, и игра отлично помогала ей сбрасывать стресс от усиленной учёбы и вообще упорядочивать мысли. Погоняешь с битой бладжеры в течение часа — и снова в тонусе и приподнятом настроении! А ещё мама очень гордилась ею, когда узнала, что Минерва пошла по её стопам.

Минерва притянула к себе манящими чарами игровую биту — её главное оружие в игре.

Чувство полёта — это нечто особенное, оно ни с чем не сравнимо. Возникают лёгкость, какой волшебник не имеет на земле, и постепенно нарастающая эйфория от набираемой скорости. Мир вокруг преображается, появляется возможность увидеть его с нового ракурса. Неожиданно Минерва вспомнила недавнюю левитацию с Риддлом в Хэллоуин. А ведь она впервые видела холл замка, лестницу, портреты с позиции парящего в воздухе человека. Мётлами-то было запрещено пользоваться в помещениях.

Всякий раз, когда Минерва вспоминала тот вечер, у неё начинало сладко томиться в груди. Она не могла забыть то яркое впечатление от неожиданного подъёма в воздух в холле замка. И не могла не сравнивать то состояние с полётом на метле. На квиддичном поле опорой ей служила метла, а тогда в замке — Риддл. Как ни странно, Минерва так пока и не определилась, что было лучше. Нет, разумеется, лучше быть на метле — это несопоставимо надёжнее.

Она вспомнила танец, и томление в груди усилилось. Минерва не впервые в своей жизни танцевала. Она присутствовала на Святочном балу в год проведения Турнира трёх волшебников. Минерва училась на пятом курсе, и соревнование как раз проходило в Хогвартсе. Августу тогда на бал пригласил Джозеф Смит, а Минерва отправилась на праздник с Дэвидом. Дэвид тогда же оказался единственным её партнёром по танцам за весь вечер, ибо остальных юношей, как и всегда, отпугивал её неприступный вид. Так что единственные танцы в её жизни на тот момент были с хорошим другом, и это оказалось легко и весело.

В вечер Хэллоуина всё было по-другому: Минерва танцевала с Риддлом и испытывала совершенно иные эмоции. Её партнёр — не друг, которому доверяешь, и не сокурсник, к которому испытывала бы романтичные чувства, а загадочный, могущественный, взрослый волшебник, от которого исходила опасность. Не просто танец, а нечто большее, что несло с собой совершенно невероятную концентрацию и реализацию магии. Смущение, волшебство, почти удушающее объятие, затем чувство эйфории — вот что представлял собой тот танец.

Минерва размышляла обо всём этом, пока тренировалась. Она привычным движением отбила бладжер, летевший в сторону Роланды, которая, зависнув в воздухе, в очередной раз объясняла Мэтью и Брайану Вудам свои требования к игре:

— Никаких запрещённых приёмов, особенно в игре с Равенкло! Слышали?

— Слышали! А можно на равенкловцах опробовать «Голову ястреба»⁽¹⁾? Благодаря этому приемчику «Кенмарские коршуны» уже не раз весьма эффективно устраняли соперников, — поинтересовался Мэтью, послав квоффл в ворота. Он игриво улыбнулся красавице Джулии, которая ловко перехватила мяч.

— Не, слишком агрессивная атака. Только не с Равенкло! У нас же с ними уговор...

— А со Слизерином можно? — Мэтью хитро прищурился.

— Валяйте! — Роланда взъерошила пальцами свои короткие светло-русые волосы и повернулась в сторону пролетавшего рядом снитча.

* * *

В обеденный перерыв Минерва наскоро поела и поспешила в библиотеку. Там мадам Мельцер уже сложила для неё на столе подшивку «Ежедневного пророка» за первое полугодие 1949 года. Минерва уже вторую неделю подряд перебирала старые номера издания в попытках найти то, о чём мельком читала несколько лет назад.

За эти дни она так утомилась просматривать газеты, что теперь, внезапно наткнувшись на то, что искала, даже не поверила своим глазам. Нужный номер был найден, и в нём скудно сообщалось, что в далёкой Турции случилась очередная сенсация: молодой амбициозный британский волшебник предпринял попытку полёта с часовой башни в Бурсе. «Безумец?» — задавалась вопросом турецкая общественность. «Новый Ахмет Челеби или чудом спасшийся Икар?» — пестрели тамошние газеты заголовком, от которого веяло желтизной.

Минерва перечитала абзац, в котором журналист сообщал, что работникам турецкого Министерства магии пришлось немного поработать с памятью местных маглов, оказавшихся свидетелями происшедшего. Безумцем же оказался выпускник Хогвартса Томас Марволо Риддл. Юноша едва не разбился, но успел применить удерживающие чары и в итоге даже не заработал синяков.

«Пророк» писал об этой истории вскользь, точно об этом не нужно было подробно знать широкой британской общественности, в газете делался больший акцент на происшествиях в Лондоне. А с Турцией каких только легенд не связано! Там постоянно происходят всевозможные чудеса, которые даже маглы уже устали обсуждать, а турецкое Министерство магии всегда отличалось ленью и нерасторопностью.

Минерва задержала взгляд на небольшой колдографии рядом с текстом, на которой был изображён Том Риддл в форме выпускника Хогвартса, на голове у него громоздился высокий остроконечный колпак, а на груди сверкал значок Слизерина. Видимо, у редакции «Пророка» не нашлось фотокарточки поновее, раз сотрудники выбрали для статьи столь старое изображение. На портрете Риддл был ещё совсем юн, но уже тогда в его обманчиво спокойном взгляде можно было заметить сильную волю и непреклонную энергию. С годами Риддл не утратил своей красоты, просто черты его лица стали чуть более заостренными, а на всём его облике отметился благородный отпечаток, показывавший, что молодой человек уже немало пережил, перечувствовал и испытал.

Минерва отложила в сторону газету и извлекла на свет сборник Фламеля, а также исписанный пергамент, который дал ей Риддл. При переводе рунического текста Минерва обнаружила, что он представлял собой не что иное, как очередной рецепт Эликсира бессмертия, наподобие тех, что она в немалом количестве нашла в сборнике Фламеля.

Минерва в принципе не без интереса сравнила самые разные рецепты эликсира и только подивилась тому, насколько разными они были. Одно только разнообразие предлагаемых ингредиентов поражало воображение. В некоторых рецептах в качестве основы рекомендовалось использовать янтарь, в других — исключительно золото, как едва ли не самый, по мнению средневековых алхимиков, бессмертный металл на свете. Предлагались вниманию и эликсиры с использованием всевозможных драгоценных камней, жемчуга, слоновой кости. Ах, если бы всё было настолько легко, то, наверное, уже половина волшебного мира обрела бы бессмертие!

Занятным оказался древний восточный рецепт, автор которого советовал найти жабу, прожившую десять тысяч лет, и летучую мышь возрастом не менее тысячи лет, высушить их в тени, истолочь в порошок, а затем принимать натощак. Для приготовления такого снадобья потребовались бы немыслимые деньги из-за дороговизны рекомендуемых ингредиентов. Да и никто не мог гарантировать, что приобретенное оказалось бы настолько древним.

Однако почти половина рецептов в основе своей содержала особый золотой порошок, который, по всей вероятности, использовал и Фламель. Собственно, философский камень. Помимо этого порошка предлагались и вполне себе обычные ингредиенты. В рецепте, написанном рунами, также фигурировал философский камень, а ещё лирный корень, кое-какие травы, обычно используемые при изготовлении омолаживающей косметики, да цветок лотоса — единственный элемент, который Минерва не встречала в остальных рецептах. Все ингредиенты достать несложно, правда? Особенно тот самый золотой порошок. Конечно, ведь нужно всего лишь отправиться в Косой переулок и приобрести философский камень — в каждой лавке в наличии! Или заглянуть на чашечку кофе к господину Фламелю и лишь попросить у него щепотку-другую порошка. И всё, ты обрёл бессмертие всем на зависть! Много ли на свете бессмертных людей? Единицы, и истории их жизней обросли всевозможными легендами.

Ей казалось, что она тратит время на сказки.

После одного из уроков, дождавшись пока аудиторию покинут все ученики, Минерва подошла к Риддлу и положила перед ним на стол пергамент с рунами, показывая, что закончила их перевод. Риддл предложил ей присесть напротив.

— Это оказался очередной рецепт Эликсира бессмертия, — начала она.

— Так... — Риддл устроился поудобнее и приготовился слушать.

— Подобные можно найти в сборнике Фламеля. Но вы отметили именно этот эликсир. — Минерва многозначительно посмотрела на него. — Как я понимаю, это наиболее близкий к истинному рецепт?

Его губы тронула довольная улыбка.

— Верно, эликсир этот наиболее близок к тому, что использует Фламель и некоторые другие зельевары.

— Откуда у вас этот рецепт? Да ещё записан в виде древних рун.

— Скажем так, у великих свои причуды. Руны предпочитает Фламель, ибо ему удобно с ними работать. Они действительно намного удобнее, нежели тот набор символов, над которыми великому алхимику пришлось биться много лет в поисках разгадки. И хорошо, что он сделал хотя бы перевод на руны. Вам же не хотелось бы иметь дело с древними малоизученными знаками, для разгадки которых вам так же, как и Фламелю, пришлось бы искать знатока древнеиудейской символики?

— Выходит, что это рецепт из той самой книги? «Книги еврея Авраама»?

Минерва готова была рассмеяться. Снова сказка на ночь. Ведь этого не могло быть. Книга эта утеряна в веках, вроде её находил кардинал Ришелье, но дальше она уже нигде не упоминается. Совершенно легендарная вещь, которую когда-то, будучи книготорговцем, Фламель приобрёл за два флорина и бился над её расшифровкой десятилетия. Почти отчаявшись, однажды он отправился в путешествие по Испании и там встретил ученого раввина, который, вероятно, и дал ему ключ к расшифровке. Вскоре Фламель перевёл книгу, а некоторое время спустя сказочно разбогател. Помогла ему книга, которая раскрыла Фламелю секрет изготовления философского камня и, судя по всему, содержала также и рецепт Эликсира бессмертия. Неужели эта книга есть у Риддла?

— Да, из той самой книги, — спокойно подтвердил Риддл. — Но не это сейчас важно. Я упомянул, что эликсир близок к тому, который использует господин Фламель. Близок, но всё же не до конца достоверен. Фламелю пришлось непросто как с изготовлением золота, так и с Эликсиром бессмертия. Книга, как он обнаружил, не готова была раскрыть перед ним все свои тайны сразу. Держите кое-что ещё. Это вам новое задание. Оцените, что вам даже не придётся отправляться в Париж и там тщетно пытаться получить доступ к некоторым особо важным сочинениям Фламеля. А ведь французы страшно не любят, когда с трудов их главного алхимика снимают копии, но возможно всё, как я вам уже объяснил в одну из наших прошлых бесед. Вы ведь хорошо владеете французским? Нет ничего ценнее, чем чтение в оригинале.

Минерва изучала французский ещё в магловской школе, что отец считал крайне полезным, поскольку желал, чтобы дочь читала сочинения теолога Кальвина⁽²⁾ также и на французском. Минерва помедлила, но всё же взяла из рук Риддла новые свитки. Ей очень хотелось узнать подробнее про порошок, упоминаемый в рецептах эликсира, но она решила отложить этот вопрос на потом и вместо этого спросила:

— Профессор, позвольте поинтересоваться. Существует одна статья в «Пророке» четырёхлетней давности об инциденте с вами в Бурсе…

— Ах, вы о том... — Риддл расслабленно откинулся на спинку стула. — Так вышло, что при падении с меня слетели чары невидимости — что-то пошло не так, подобное случается в этом деле в самом начале тренировок. Если бы этого не произошло, то и новостных заголовков могло не быть. А работники турецкого Министерства магии не особенно оперативны в сокрытии фактов, и потому эта история вскоре добралась и до Британии.

— А тот танец в Хэллоуин… — смущаясь, продолжила Минерва. — Он напомнил ритуал.

— Верно. Танец как ритуал, как доведение до экстаза для высвобождения внутренних магических сил и соединения их с силами внешними. Дервиши⁽³⁾ в Турции используют свой танец для единения с Всевышним, для подчинения духа и тела божественному, как они это понимают. Для магов это имеет сходное значение, но уже для единения с высшими магическими силами. В один момент мы с вами, если можно так выразиться, стали одним целым — магия Хэллоуина помогла. Если желаете обсудить это подробнее, можете подойти ко мне чуть позже, вечером.

— Благодарю за пояснения. Прошу извинить, но прийти не смогу. Завтра квиддич, нужно сосредоточиться перед игрой.

Тут она неожиданно увидела на его лице усмешку.

— Квиддич? Серьезно, Макгонагалл? Узнав вкус полёта без метлы, вы всё ещё желаете садиться на метлу? — Риддл с удовольствием отметил, как широко раскрылись её глаза от возмущения. — Мой вам совет: выбросьте вы эту свою метлу на помойку или продайте уже. Так и будете везде её с собой таскать или ждать, пока она прилетит к вам по вашему зову? Вам стоит подумать о собственной левитации. Можете для начала побеседовать об этом с профессором Флитвиком.

— Левитация человека под силу единицам волшебников, и это крайне опасно. И мне нравится квиддич!

— А вы желаете оставаться среди серого множества? Освоите полёт без метлы — моментально позабудете свои бредовые идеи про пределы и границы возможного, поверьте! Да и квиддич — не то, на что стоило бы вам тратить свои силы и время.

Минерва подумала о матери, которая в школе была капитаном квиддичной команды и с блеском в глазах рассказывала об этом. Риддл одним махом обесценивал всё, что Минерве казалось значимым и дорогим сердцу. Внутри неё начинала подниматься новая волна негодования, но она постаралась подавить её в себе.

— Вам так не нравится летать на метле? — как можно спокойнее спросила Минерва.

— Мне это быстро надоело. Это вечное дребезжание некоторых метел при смене скорости всегда действовало мне на нервы. А уж про саму скорость я вообще молчу. Черепаха и та быстрее передвигается. И не надо рекомендовать мне купить устройство понадёжнее и поновее — я в свое время наслушался этих советов от Альфарда Блэка, капитана нашей факультетской сборной по квиддичу. И сыт всем этим по горло. Мне это не нужно, я сделал выбор раз и навсегда. И не в пользу метел. Чего и вам желаю.

Он решительно встал из-за стола, показывая, что разговор окончен.

* * *

Я велел Ричарду Паркинсону в обязательном порядке фиксировать всё, что он наблюдает в ходе эксперимента. Пригрозил, что если он вздумает пропускать записи, то я это обязательно обнаружу и накажу его. Пока ученик ведёт всё исправно, впрочем, ему и самому это явно крайне интересно. Вижу, как часто его глаза горят огнём азарта, и меня это устраивает. Из него может получиться убежденный сторонник. И родословная у Ричарда безукоризненная, что немаловажно.

Недавно он предоставил свой первый отчёт о проделанной работе. При помощи подпольной гоблинской экспертизы ученик подобрал самое чистое по составу серебряное кольцо (примесей не должно быть никаких) из семейной сокровищницы. Затем нашёл самое дальнее и надёжное подземелье и провёл с кольцом требуемые манипуляции. Ричард заявил, что почувствовал себя немного Николасом Фламелем за работой с металлами. Меня это позабавило. Позднее он подкараулил маглорожденного, затеял с ним спор, убедительно проиграл ему и вручил кольцо. Теперь Ричард начал наблюдать за изменениями в поведении маглорожденного.

— Стеф, ты, как обычно, как только мы наберём хотя бы пятьдесят очков, постарайся вырубить ловца, — напутствовала Роланда, практически процитировав «Библию загонщика» Брута Скримджера.

— Будет сделано! — пообещал Стефен. Он был лучшим другом Роланды, и они всегда понимали друг друга с полуслова.

— Ты, Минерва, как всегда, следишь, чтобы наших не вырубило шальным мячом.

Минерва коротко кивнула, а Роланда между тем в очередной раз выглянула из палатки для игроков.

— О, преподы подтягиваются, — сообщила она. — Вон Флитвик и Риддл идут!

— Чтоб ему провалиться сквозь землю! — в очередной раз выругался Руперт, и никому не нужно было пояснять, кого он имел в виду.

— Да ладно, может, не так он и ужасен, — неуверенно возразила Роланда, и почти вся команда удивлённо на неё воззрилась. — Риддл явно профи в своей области. Слизеринцы на него молятся, равенкловцы уважают. Однажды я спросила у него про проклятия, накладываемые на мётлы, так вот, я еле успела записать всё, что он перечислил!

Брайан присвистнул от удивления.

— Небось, когда учился, то сам и накладывал проклятия на метлы соперников команды своего факультета, — съязвил он.

— Откуда Риддл так много знает? — продолжала Роланда. — Мне вовек не прочесть столько, сколько прочел он.

— Книжный червь — вот он кто, — пояснил Мэтью.

— Тогда уж книжный змей, — поправила Джулия, — учитывая, с какого он факультета.

— Не представляю, как буду сдавать ему СОВ... — Роланда обреченно закатила глаза, и Стефен с ней согласился.

Пришла их очередь появиться на поле. Сегодня им предстоял матч со сборной Равенкло. С ребятами этого факультета они состояли в дружеских отношениях. По настоящему серьёзным соперником для обеих команд являлся только Слизерин. А сегодняшний матч должен был стать обычным в череде игр.

Все шло как обычно, команды стабильно забивали друг другу голы, как вдруг кое-что стало происходить не по плану.

Минерву и прежде беспокоило нестабильное настроение Руперта, но сегодня оно явило себя во всей неприглядности. Когда охотник Равенкло заслуженно забил мяч в гриффиндорские ворота, то Минерва заметила небывалую злость на лице Руперта. Он подлетел к равенкловцу и толкнул того в бок.

— Эй, ты чего, Финниган? — не понял тот.

Джулия окликнула Руперта и показала жестами, что гол забит справедливый. Руперт с досадой отлетел в сторону в ожидании подачи квоффла от Мэтью. Забитый мяч в кольца Равенкло порадовал было его, он обменялся поднятыми большими пальцами с Мэтью.

Однако затем инициатива в игре снова перешла к соперникам, и Минерва проследила, как Руперт резко рванулся за охотником Равенкло. Вот тут и произошло то, что всех поразило: Руперт со всей силы ударил противника по лицу локтем, и у того хлынула из носа кровь. Но на этом Руперт не остановился: перехватив квоффл и передав его Брайану, он устремился к пострадавшему равенкловцу, но не для того, чтобы помочь. Руперт со всей силы ударил его ногой вбок, и теперь соперник уже стремительно падал вниз.

Звук судейского свистка был пронзительным, отмечалось грубое нарушение правил, а сам судья уже несся к лежавшему на земле игроку.

— Руперт, ты что творишь? — возмутилась Роланда и даже не заметила, как в её сторону уже понёсся бладжер. — Мы так не договаривались!

Минерва молниеносно отбила бладжер, который вот-вот сбил бы Роланду.

— Это ещё что за фокусы? — Роланда между тем снизилась и поравнялась с Рупертом.

Однако тот неожиданно отпихнул её в сторону. Маленькая, идеально сложенная для ловца, Роланда все же не растерялась, а дала сдачу и показала ему неприличный жест.

— Отстань! Надоела! — с раздражением крикнул Руперт, а команда на него пораженно уставилась. Игра игрой, но зачем добивать соперника и вообще разбивать ему нос? Подобное обычно было в духе Слизерина, что с него взять. Но гриффиндорцы привыкли уважать противника и играть по правилам. А уж толкнуть капитана своей сборной, да ещё во время игры — это было просто немыслимо!

Роланда была явно недовольна ходом игры, она яростно сверкнула своими глазами цвета янтаря, закусила губу и резко устремилась вверх. Через несколько минут снитч уже был у неё в руке и игре пришел конец.

1) «Голова ястреба» — атакующая позиция в квиддиче. Приём был изобретён в период между 1947 и 1960 годами вратарём «Кенмарских коршунов» Дарреном О'Хара. В этой позиции охотники образуют группу в форме стрелы и таким порядком летят к воротам. Приём в высшей степени устрашает соперников и очень эффективен для устранения других игроков.

Вернуться к тексту

2) Жан Кальви́н (1509 — 1564) — французский теолог времён Реформации. Пресвитериане (в их числе и Минерва Макгонагалл) считают себя его духовными наследниками, хоть разделяют и не все его взгляды.

Вернуться к тексту

3) Дервишами называют приверженцев суфизма (мистико-аскетическое направление в исламе). Дервиши пытаются приблизиться к Богу посредством добрых дел и духовного опыта, а не посредством догм. Сама (суфийский танец) — это традиционная медитативная практика, с помощью которой дервиши стремятся достичь более тесной связи с Аллахом. Одни дервиши являются нищими аскетами, принявшими обет бедности, другие же ведут обычный образ жизни, могут жениться, иметь работу. Фольклор часто приписывает им способность творить чудеса.

Вернуться к тексту

Когда Минерва переступила порог факультетской гостиной, то увидела Роланду и Стефена, которые вовсю отчитывали Руперта. Тот развалился на диване и жевал тыквенное печенье, прихваченное с ужина.

— Ну и зачем так грязно играл? У нас же был уговор, что нужна только чистая игра, чтобы ни у кого не возникло вопросов. А теперь мне ещё объясняться с судьёй Хопкинсом. Не успела я возглавить сборную, как сразу же заработала такие проблемы. Да и перед равенкловцами теперь неудобно, — возмущалась Роланда, уперев руки в бока.

— Мы узнавали, пострадавший равенкловец Джон Корнер сейчас в больничном крыле с переломом руки и разбитым носом, — присоединился Стефен. — Твои зверства стоили нашему факультету кучи баллов. Так дело не пойдет, приятель!

— Выиграли матч — и ладно! — отмахнулся Руперт.

— Ладно? И это все, что ты можешь сказать в свое оправдание? — повысила голос Роланда.

— Рол, довольно! Будешь распекать меня вплоть до финальной игры со Слизерином?

— Она ругает тебя по делу, — наконец вмешалась в разговор Минерва. — А вот тебе, голубчик, лучше поубавить пыл. Я принесла Умиротворяющий бальзам. Выпей, пожалуйста!

Она протянула ему флакон со снадобьем, но, к всеобщему удивлению, Руперт, схватив его, со всей яростью швырнул в ближайший портрет. Послышался звон разбитого стекла, и бальзам потёк по резной раме картины и закапал на ковёр. Степенная пожилая дама с пекинесами на портрете в испуге отскочила в угол картины и принялась возмущаться, грозя спустить своих питомцев на нарушителя спокойствия. Её собаки громко залаяли.

— Пей сама это варево! — огрызнулся Руперт и соскочил с дивана.

Минерва была вне себя от негодования. Ну у парня и характер! Она оглянулась на Роланду и Стефена — те тоже были ошарашены. Всё это было так не похоже на Руперта. Он был хоть и взбалмошный, но в целом хороший парень и со всеми держался по-дружески. И никогда не кричал ни на Роланду, ни на Минерву, ни на кого-либо ещё. Исключением был разве что Паркинсон, но к этому все давно привыкли.

Минерва нахмурилась и, недолго думая, направила на него палочку да выкрикнула: «Петрификус Тоталус!» Руперт замер на месте и повалился на потёртый цветастый ковёр. Ребята быстро перетащили его на диван, усадили, а Минерва достала ещё один флакон с бальзамом — она предусмотрела подобное буйное развитие событий. Затем влила Руперту в рот снадобье и только потом сняла с него парализующее заклинание. Они просидели так несколько минут, пока лекарство не начало действовать, и раскрасневшееся лицо Руперта не стало спокойным. Когда Руперт расслабился, то с виноватым видом обратился к Минерве:

— Прости, я не знаю, что на меня нашло. В последние недели я сам не свой. Наверное, действует на нервы проклятая осень. Да еще мать писала, что отец простудился, и зачеты на носу, а потом готовиться к ЖАБА.

— Нам всем предстоит сдавать экзамены, — заметила Минерва, — но не бросаться же теперь на людей вокруг. И извиниться ты должен не передо мной, а перед Роландой.

Он кивнул и обратился уже к Роланде:

— Извини, Рол. Такого больше не повторится.

— Очень на это надеюсь! — сердито отозвалась Роланда и, схватив со стула свой изрядно помятый свитер, небрежно повязала его на талии. — Ладно, забыли. Схожу в больничное крыло, навещу того несчастного, на котором ты отыгрался, подарю ему шоколадных лягушек.

— Руперт, подойди ко мне позже, перед сном, я дам тебе парочку флаконов Бодроперцового снадобья — оно поможет твоему отцу, — обратилась Минерва напоследок к Руперту. Тот кивнул в ответ.

Она подошла к картине, заклинанием вычистила с рамы и ковра остатки снадобья и убрала стекло. Затем извинилась перед дамой на портрете, которая всё ещё пыталась утихомирить собак.

* * *

Минерва присела на скамью у кабинета заклинаний. Она дожидалась окончания урока Флитвика у первокурсников. Делать было нечего, и Минерва принялась пролистывать свои свежие записи, посвященные теме полётов без поддержки. По правде сказать, она впервые не знала точно, зачем ей всё это было нужно. Левитации в рамках школьной программы ей всегда хватало, и Минерва не интересовалась этим явлением глубже, а уж тем более левитацией человека. Об этом её подтолкнул задуматься исключительно Риддл.

А ещё чем больше времени проходило, тем сильнее не давало ей покоя воспоминание о полёте в холле замка в Хэллоуин. Однажды ночью Минерве даже приснился до странности реалистичный сон о том, как она парит в небесах, легко и непринужденно, овеваемая ветром. Ближе к концу сна перед ней возник Риддл, выглядевший лет на семнадцать, одетый в школьную форму Слизерина, совсем как на найденной в газете колдографии. Он тоже свободно парил в воздухе и лучезарно улыбался. Когда Минерва проснулась, то ещё несколько минут не могла отойти от этого сна, настолько увиденное показалось ей реальным.

Всю последнюю неделю по утрам в любую погоду она садилась на метлу и по часу летала над окрестностями замка. Но всё это было не то. Ей по-прежнему нравились полёты на метлах, но чего-то явно не доставало. Минерва вспоминала свои впечатления от левитации в Хэллоуин и осознавала в чём причина: тогда не ощущалось ровно никаких ограничений. Совершенная свобода! То, чего уже не могли дать ей полёты на метле. Так, попробовав однажды наркотик, человек желает снова испытать то самое первое невероятное чувство кайфа. И не может найти его в привычных вещах, от которых прежде получал удовольствие.

Всякий раз после очередного полёта на метле Минерва, усталая и неудовлетворенная, возвращалась в замок и упорнее прежнего бралась за штудирование книг. Левитация человека оказалась самым сложным видом левитации из всех. Там было недостаточно одного лишь верного взмаха палочкой. Требовалась целая система точнейших расчетов, ведь левитация в данном случае применялась магом к самому себе. Но Минерву этим было не напугать, она давно привыкла к стройным рядам формул в трансфигурации.

Колокольный звон возвестил об окончании урока, и через минуту в кабинете послышался скрип отодвигаемых стульев и топот ног. Вскоре целая орава детей высыпала в коридор, бурно обсуждая свои успехи в учёбе.

Минерва дождалась, пока все ученики покинули аудиторию, и заглянула внутрь. Флитвик, стоя к ней спиной, аккуратно левитировал в одну кучу раскиданные по всему классу перья, которые на прошедшем уроке учились перемещать по воздуху первокурсники. Его взмахи палочкой выглядели завораживающими. Она вспомнила, как Риддл колдовал одним небрежным взмахом руки и изредка использовал палочку. По Флитвику же было видно, что он очень любил свою палочку и получал несказанное удовольствие от пользования ею.

Минерва позвала профессора, и книга, которую он перемещал, резко зависла в воздухе. Флитвик повернулся к Минерве лицом, небрежно, совсем как Риддл, взмахнул свободной рукой, и книга сама встала на полку. Стало понятно, что он легко, даже без осознания, способен был переходить с палочковой на беспалочковую магию и обратно. И выходило это у него совершенно непринуждённо. Минерва обратила внимание, что Риддл будто нарочно демонстрировал, что ему ни к чему палочка, Флитвик же предпочитал спокойно использовать и то и другое. В зависимости от ситуации. Её вдруг до глубины души поразило подобное отсутствие претенциозности, скромность, спокойная уверенность в своих силах профессора Флитвика. Истинный равенкловец!

— Вы уже здесь, мисс Макгонагалл! — радушно приветствовал он её и, на мгновение задумавшись, спросил: — А помните своё первое Вингардиум Левиоса?

Как же не помнить? Одно из первых заклинаний в её жизни и сразу успешное. «Я тоже так хочу!» — восхищённо воскликнула тогда Августа и попросила Минерву немедленно научить и её так же ловко поднимать в воздух предметы. С того дня они стали подругами.

— Вы с такой точностью и основательностью левитировали перо, что я сразу понял: быть вам отличницей! У вас тогда был очень серьёзный, сосредоточенный и даже суровый вид, и я подумал, что даже если взмахи палочкой не сработают, то перо всё равно взлетит в воздух от одной только силы вашего требовательного взгляда.

Они рассмеялись.

— Ну что же, мисс Макгонагалл, вы, наверное, хотели узнать что-то ещё о левитации? Хотя я сомневаюсь, что для вас в этой теме нашлось что-то неясное. Для лучшей-то ученицы по трансфигурации! Если решите перейти к практике, то также не думаю, что это окажется для вас чем-то действительно сложным. Вам лишь понадобится несколько месяцев тренировок. Но самое сложное в данном деле — это, разумеется, кропотливые расчеты. Я упоминал, что левитация как явление была темой моей научной работы. В одной из глав речь как раз шла о левитации человека. И мне пришлось в своё время немного попотеть с расчётами. Ведь, как вы уже узнали, многое зависит от пола, возраста, веса волшебника и прочих переменных. Человек — нечто непостоянное. Его вес, например, может меняется в течение дня, месяца, года, жизни. Согласитесь, это не то же самое, что поднять в воздух перо или пергамент. Да и не страшно, если перо упадёт на пол. То ли дело человек! Малейшая ошибка в расчётах, и вы полетите вниз и расшибётесь, что весьма неприятно.

— А вы, профессор, конечно…

— Да, я владею техникой. Могу вам продемонстрировать.

— Буду вам признательна!

Флитвик кивнул и вышел на середину класса. Он вздохнул, а затем сделал несколько витиеватых движений палочкой. Его ноги оторвались от пола, и он медленно приподнялся в воздух. Совсем как они тогда с Риддлом. Только Минерва ещё заметила вокруг Флитвика еле заметное золотое свечение.

Она вспомнила об Иосифе Купертинском⁽¹⁾, знаменитом мистике и святом семнадцатого века, очень глупом человеке, однако же обладавшем удивительной способностью непроизвольно подниматься в воздух и парить в небесах, словно ангел. Ему была посвящена целая глава в одной из толстенных книг по левитации, а также в детстве о нём рассказывал отец в качестве сказки на ночь. Согласно легендам, вокруг этого мистика во время полета возникало ярчайшее золотое сияние.

— Это прекрасно, профессор! — восхитилась Минерва.

— Так заключила и аттестационная комиссия, — ответил Флитвик, спустившись вниз. — Зрелищное явление, но, по мнению некоторых людей, совершенно бесполезное. Лишь парение в воздухе, не более того. Но это только на первый взгляд. На самом деле данный навык может оказаться весьма полезным для других начинаний, послужить основой для чего-то более сложного и монументального.

— Например, для полётов без какой-либо поддержки? — осторожно спросила Минерва.

— И для них, в том числе. Но надо иметь в виду, что в основе полёта лежит движение, а не простое зависание в воздухе, хотя первоначальные расчёты для левитации и крайне важны. Полёт без метлы — это намного более сложная технически и непредсказуемая вещь. Причем с психологической точки зрения. Очень важно не упасть во время полета. Здесь в первую очередь необходима тщательная работа с собственными магическими способностями: откат их до уровня стихийных выбросов, фиксация оных в заклинании, а затем дальнейшее их использование тогда, когда вам понадобится. В общем, стихийные выбросы магии должны иметь место быть и при этом использоваться по вашей воле. Это поможет вам не упасть в полёте.

Флитвик заложил руки за спину и прошёлся по классу в раздумьях.

— А для самого движения в полёте вам нужно кое-что ещё очень важное. Помните монаха Иосифа из Купертино? Как вы знаете, он владел искусством левитации. Правда, делал это вопреки собственной воле. А всё почему? Дело в том, что он не учился колдовать, не заканчивал школ волшебства, его магия так и осталась стихийной и бесконтрольной на всю жизнь. Он непроизвольно взлетал в небеса, когда испытывал религиозный трепет. Также известно, что он умел лечить руками больных, поскольку не владел волшебной палочкой. Так сказать, своеобразный адепт беспалочковой магии не по своей воле — крайне любопытный случай, согласны, мисс Макгонагалл?

— Да, профессор. Основополагающим элементом в его умениях была стихийная магия, которая никогда ничем не ограничивалась, — пробормотала Минерва. — Позвольте спросить: а вы интересовались подобными полётами?

Флитвик молчал. Его лицо приобрело странное выражение.

— Эти полеты, конечно, любопытны, но это не мой раздел. Левитация вообще — вот моё всё.

У Минервы возникло ощущение, что он что-то не договаривает. Флитвик пробовал летать? У него получилось? Или же нет? Было что-то, что ему помешало?

Разговор подошел к концу, и Минерва двинулась в сторону двери, как Флитвик вдруг сказал напоследок:

— Для движения в полёте без поддержки необходима полная активизация внутренних магических способностей, доведение их до предела возможного, а достигается это сильным вдохновением, потрясением. Почти как с анимагией. Имейте в виду, что при полётах, как и при магии Патронуса, хорошо бы иметь в запасе воспоминание, но не просто счастливое, а то, от которого вы преисполнились благоговения. Совсем как это было у Иосифа Купертинского, — сказал он наставительным тоном и тут же немного грустно добавил: — Увы, у меня в закромах памяти такого не нашлось. Скорее всего, это особенность большинства равенкловцев. Наверное, мы чрезмерно рациональны и совсем не религиозны во все времена.

— А слизеринцы? — не удержалась Минерва.

— Религиозного трепета у них порой хоть отбавляй. — Флитвик посмотрел на неё со всей серьёзностью.

Затем он взглянул на перья, собранные в кучку, и разом отлевитировал их на книжную полку. Затем начал себе под нос негромко напевать какую-то песенку, напоминавшую по смыслу ту, что обычно исполняла Распределяющая шляпа в начале учебного года для первокурсников.

* * *

Я помню, когда первый раз упал. Это произошло ещё в Британии. Лет девятнадцать мне тогда исполнилось или чуть больше?

То были Пеннины⁽²⁾ — один из наименее населённых уголков страны. Тишина, чистейший горный воздух, кругом ни души, только парящие в небе соколы — казалось бы, что ещё надо для успеха? Я был тогда особенно воодушевлён. Скажу сразу: было не очень больно, остались лишь ссадины и синяки, от которых я без труда избавился при помощи Рябинового отвара. Его я прихватил с собой немного, наивно полагая, что он мне не пригодится. Больно тогда мне было от другого: от того, что я в принципе упал и покатился, как камень, от своего первого поражения.

Те дни оказались невероятно сложными эмоционально, даже были мысли немного выпить, чтобы расслабиться и попробовать снова, но я всеми силами удерживал себя от столь опрометчивого поступка. Действовать следовало исключительно на трезвую голову. А к алкоголю прибегают лишь слабаки. Выпить можно только тогда, когда празднуешь победу. Мне нужно было собраться с силами, полностью сосредоточиться на поставленной цели, нельзя было отвлекаться на что-то другое. Прошло некоторое время, прежде чем я возобновил попытки. Просто левитация, то есть скучное висение в воздухе, меня уже давно не устраивала, пора было переходить на новый уровень.

Весь остаток дня Минерва ходила под впечатлением от разговора с Флитвиком. Вечером ей, как и остальным старостам, необходимо было совершить обычный осмотр этажей замка. Она обошла уже почти все коридоры, которые ей были поручены, оставалось только проверить Астрономическую башню — вдруг кто-нибудь из непоседливых школьников наведался туда вопреки запретам.

Этой ночью не было запланировано уроков астрономии, потому Минерва особо не рассчитывала встретить кого-либо в башне. Только если учителя астрономии. Однако, поднявшись почти на самый верх, она увидела среди школьных телескопов Риддла, сосредоточенно перебиравшего очередные свои записи. Он вообще когда-либо отдыхает?

Риддл коротко кивнул ей и вновь погрузился в свои бумаги. Минерва проследовала на самый верх башни — высочайшую точку Хогвартса. Отсюда в хорошую погоду открывался великолепный вид на лес, озеро и бесконечное небо. Летом старшекурсники любили потихоньку приводить сюда девушек на свидания, чтобы полюбоваться на закаты.

Но сегодня с погодой не повезло: осень подходила к концу, небо было серым и низким, лес — черным и плохо различимым в сумерках, а в воздухе присутствовала неприятная морось. Когда же Минерва приблизилась к парапету и посмотрела вниз, то глазам её предстала кромешная тьма. Казалось, что земли внизу не было, или она была бесконечно далеко.

Минерве стало зябко то ли от увиденного, то ли от резкого порыва ветра, который всегда присутствовал на такой высоте. Однако этот ветер принёс с собой золотистый кленовый листок, который внёс неожиданное разнообразие в унылую картину вокруг. Минерва только подивилась тому, что листок занесло на такую высоту.

— Примериваетесь, мисс Макгонагалл? — Она обернулась, услышав позади себя голос Риддла. Надо же, в какой-то момент Минерва позабыла, что не одна здесь.

Она резко отступила от парапета.

— Нет, профессор, я просто осматривала… Вдруг что-нибудь повредилось из-за столь сильного ветра… — Минерва принялась нелепо оправдываться.

Риддл сузил глаза, будто что-то обдумывая. Она хотела уже было направиться к лестнице, ведущей вниз, как вдруг увидела, что Риддл резко взмахнул в её сторону рукой. Минерва и моргнуть не успела, как на неё хлынула мощная воздушная волна и, подхватив её, выбросила за парапет башни, словно пылинку.

Насколько всё-таки может быть быстра мысль человеческая! Минерва только перелетела парапет, а в голове молнией пронеслось: «О, Боже! Я падаю!» Дальше для неё всё происходило, как в замедленной съемке: она несётся далеко вниз, в черноту, а рядом с ней в один краткий миг возникает тот самый крохотный кленовый листок, который с каждой долей секунды становится для неё недосягаемо выше.

Падение резко прекратилось почти у самой земли. Так, во всяком случае, ей показалось. Минерва повисла в воздухе, точно её удерживали невидимые сильные руки, она лихорадочно наблюдала, как сверху к ней пикирует пожухлый листок.

Перестав просто висеть в воздухе, ее тело постепенно устремилось вверх, удерживаемое все теми же невидимыми руками. Это была какая-то ужасающая беспомощность, с которой Минерва ничего не могла поделать. Вот она оказалась уже у самой верхушки башни и увидела у парапета Риддла, сосредоточенно осуществлявшего уверенные взмахи рукой. Когда Минерва почти поравнялась с ним в воздухе, он протянул ей руку, за которую она судорожно ухватилась.

— Тихо, тихо! — пробормотал Риддл, помогая ей встать на каменный пол башни.

Минерва ватными ногами ступила на пол, обнаружила, что она босиком, а туфли, наверное, сейчас валяются где-нибудь внизу на земле. Минерва сделала несколько неуверенных шагов и замерла. Её начала пробирать дрожь. Во рту зуб на зуб не попадал. Она оглянулась на Риддла, который уже поднял наверх и её потерянную обувь.

— Минерва, у вас сейчас так широко раскрыты глаза! — промолвил он, протягивая ей туфли. — Вы напряжены до предела! Не стоит так переживать…

— Как вы посмели? — наконец, заикаясь, смогла произнести Минерва. Она чувствовала, что уже не владеет собой от пережитого испуга и бросилась было на него с кулаками.

— Спокойно, ваша стихийная магия сработала — это хороший знак, теперь вы об этом знаете. — Риддл перехватил её запястья и крепко сжал. — Сказывается, что вы анимаг. Я предполагал, что так и будет. Когда вы начали работать с анимагией, вам ведь тоже пришлось пройти этап некоторого возврата к стихийной магии. Кроме того, я применил немного чар удержания и, таким образом, вы даже не коснулись земли и не получили ни царапинки. Крики ваши также не были слышны — я использовал соответствующие чары. И, конечно, заклинание невидимости — нечего будоражить общественность, готовящуюся ко сну.

Минерва так и застыла, поражённая тем, что он так спокойно говорил. Между тем Риддл уверенно продолжил:

— Предвосхищая вопрос, почему я вас не предупредил — эффект был бы не тот. Вы бы, наверное, ещё полгода ходили вокруг этой башни и приценивались. Взвешивали бы все за и против, как вы привыкли. Хотя у вас, как у гриффиндорки, должны были проснуться азарт и желание поскорее попробовать. На курсах авроров и не такое проделывают — спросите у мистера Лонгботтома.

— Мы не на курсах авроров!

Минерва не знала, что разозлило её больше: что Риддл в принципе провёл с ней столь опасную манипуляцию или всё-таки то, что он не предупредил её о своем намерении и таким образом лишил права принятия решения. Злой язычок нашептывал, что всё же второе. Дамблдор вот никогда не решал за неё, что ей нужно было сделать в том или ином случае.

— Мы в Хогвартсе — одной из лучших в мире магических школ с самыми сильными учениками! — пафосно продолжил Риддл. — Ну так будьте олицетворением силы!

И он отпустил её запястья, которые болели от его жёсткой хватки. Затем немного помолчал и добавил:

— Знаете, вернувшись к себе, выпейте немного разбавленного сока мандрагоры. Хватит маленькой капли. Загляните в теплицы к профессору Бири, у него с некоторых пор всегда остаются корни мандрагоры про запас, на всякий случай. Быстрее придёте в себя.

Минерва попыталась было ответить что-то невнятное, но Риддл её оборвал:

— Не нужно заявлять, что были не готовы. Вы поднялись на эту башню — вы сделали свой выбор.

С этими словами он проследовал вниз к телескопам как ни в чём не бывало. А Минерва огляделась вокруг и закуталась поглубже в мантию.

Примечания:

Иосиф Купертинский на картине «Экстаз святого Джузеппе после посещения Святой Хижины в Лорето» работы Людовико Маццанти (1781) https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/84/San_Giuseppe_da_Copertino_si_eleva_in_volo_alla_vista_della_Basilica_di_Loreto.jpg

Пеннинские горы, которые некогда пытался покорить Том: https://sportishka.com/uploads/posts/2022-11/1667498067_8-sportishka-com-p-peninskie-gori-instagram-8.jpg

1) Иосиф Купертинский (1603 — 1663) — итальянский монах-францисканец. Во время шествия в день памяти святого Франциска Ассизского Иосиф, участвовавший в процессии, по легенде, вдруг взмыл в небо, где оставался парящим над толпой. Это был первый из многих его полётов, благодаря которым он вскоре получил прозвище «Летающий святой». Во время массовых молитв или пения гимнов Иосиф внезапно преисполнялся благоговения, переходил в полубессознательное состояние и парил в воздухе, оставаясь там, пока кто-либо из вышестоящих священнослужителей не приказывал ему опуститься на землю.

Вернуться к тексту

2) Пеннины — невысокие (не более 900 метров высоты) горы в Великобритании, расположенные в северной Англии.

Вернуться к тексту

Герберт Бири совсем постарел и ни о чём другом, кроме как о своих театральных постановках, думать не может. Так я в очередной раз убедился, что старость и близость смерти способны даже самый ясный ум привести к деградации. После разговора с некогда блистательным мастером травологии я заглянул в одну из теплиц. Там в это время работала ученица с Хаффлпаффа Помона Спраут. Что всегда импонировало в учениках данного факультета — это безграничные трудолюбие и упорство в достижении поставленных целей. Недостаток сильных магических способностей и изворотливого ума хаффлпаффцы компенсируют прилежанием и упорным трудом. И приходят к результату хоть и позже, но вернее, чем все остальные. Там, где гриффиндорец и слизеринец потеряют терпение и психанут, хаффлпаффец проявит железную выдержку и доведёт дело до конца как должно.

У мисс Спраут лёгкая рука: эта школьница может воткнуть прутик в сухую землю, и тот через пару дней примется и зацветёт. Вот уж чего, а чутья на способных учеников Бири пока всё же не утратил.

В один из последних ноябрьских дней в перерыве между занятиями Минерва и Августа решили наведаться в теплицы. Минерва собиралась взять немного корня мандрагоры для тонизирующего напитка, а Августа хотела попросить у профессора Бири особых лечебных ромашек для косметического эликсира.

К концу осени погода окончательно испортилась, задули сильнейшие холодные ветры, постоянно шли дожди, все жаловались на сырость в коридорах замка, и только в теплицах всегда было зелено и тепло. Минерва и Августа под общим зонтом мелкими перебежками добрались до теплицы с редкими растениями. Там им предстала неожиданная картина: среди рядов разросшихся папоротников стоял профессор Риддл и увлечённо наставлял Помону, которая слушала его, ловя каждое слово.

— Мисс Спраут, наука ведь не стоит на месте. В Амстердаме сейчас уже активно используют эту новую волшебную смесь, и тюльпаны, говорят, достигают там размеров Распределяющей шляпы. Попробуйте и вы, потом расскажете, не врут ли голландцы.

— Я читала об этом в апрельском «Вестнике садовода». Вот только профессор Бири не приветствует… — возразила было Помона.

— Герберт Бири — видный представитель английской классической школы травологии, которая придерживается концепции абсолютной естественности в обращении с растениями. — Риддл склонил голову набок и продолжил мягким вкрадчивым голосом: — Вы можете принять эту точку зрения — она несомненно верна. Но можете разнообразия ради попробовать и новомодный способ голландских мастеров — вам это может пригодиться. Не сомневаюсь, что в вашем возрасте ваш наставник и сам бы охотно испробовал подобную новинку. Профессор Бири упоминал, что вы желаете стажироваться в Лондонском магическом саду. Поверьте, там это оценят.

Минерва осталась заинтригована увиденным и услышанным. Прежде могло показаться, что Риддл даже не замечает на своих уроках Помону, да и она сама никогда особо не хватала звёзд на его занятиях. Сейчас же между ними шла оживлённая беседа о неких новшествах в мире растениеводства. Кажется, это поразило и Августу, которая стояла, чуть ли не раскрыв рот от удивления.

— Риддл и… Спраут? — Она не могла отвести глаз от маленькой полненькой Помоны и высокого стройного преподавателя. От привычной холодности Риддла, казалось, не осталось и следа. Со стороны могло показаться, что беседует он с одной из своих любимых учениц. — Нет, ты это видишь? Я тут к каждому занятию штудирую книги по тёмной магии, отвечаю на все вопросы, а он сейчас именно её любезно просвещает на тему того, как голландцы выращивают тюльпаны. Вот ведь тихушница эта Помона! Ух, ведьма!

Ее губы расплылись в хитрой улыбке. Их появление заметили Риддл и Помона. Риддл учтиво кивнул Помоне, показывая, что разговор подошёл к концу, а затем двинулся к выходу из теплиц. По пути он сдержанно ответил на приветствие Минервы и Августы.

После его ухода Августа подскочила к Помоне.

— Здравствуй, любимая ученица профессора Риддла! — поддразнила она. — Том здесь часто бывает?

— Ну что ты! Я не… — начала было оправдываться Помона, но запнулась под насмешливым взглядом Августы. — Так, несколько раз заходил, обычно он приходит поговорить с профессором Бири, а мне заодно даёт пару советов по садоводству. Буду пробовать. На прошлой неделе Риддл поделился со мной одним секретом о том, как управляться с лианой. И, знаешь, помогло — она стала намного послушнее и меньше мне докучает.

— Эта? — Августа с опаской показала на плотоядное растение, что притаилось в глубине теплицы.

— Единственное, был один необычный момент… — Помона почесала в затылке. — Я даже не уверена, что мне не показалось. Когда Риддл приблизился к лиане, она метнулась в его сторону — данное растение всегда так реагирует на новых посетителей. Но он протянул к ней руку, что-то тихонько прошептал, а точнее даже прошипел, и лиана замерла на месте. А потом оттянула ствол обратно. Как говорит Бири, такое происходит, если лиана признаёт кого-либо равным себе. Меня вот не признаёт, мне ещё долго придётся пытаться поладить с ней — профессор предупреждал. Бири вот рассказывал, что его она приняла практически сразу. Но мне он посоветовал набраться терпения и не отчаиваться.

— А Риддла, выходит, лиана признала сразу, — задумчиво произнесла Минерва. — Для такого её поведения есть более развернутое объяснение?

— Можно только предполагать. Риддл мог ей понравиться, ведь он сильный маг, характер его близок к её собственному. Но не исключено, что она даже испугалась немного. Знаете, эта лиана ведь весьма умное и проницательное растение, но ее реакции так до конца не изучены.

Значит, признаёт равным себе? Что же, это не лишено логики, учитывая, с какого Риддл факультета — змеиного, хищнического, затаившегося в глубине тёмных подземелий — это так похоже на данное плотоядное растение.

— Вы что-то хотели? — наконец спросила Помона.

Через несколько минут она принесла им охапку засушенных ромашек да кусочек корня мандрагоры.

— У профессора Бири его всегда полно в запасах, — пояснила Помона, протягивая мандрагору, завёрнутую в старый номер «Ежедневного пророка». — С тех самых пор как умерла та несчастная девочка с Равенкло.

— Миртл Уоррен? — уточнила Минерва.

— Наверное, не помню точно её имени. Но Бири, как я поняла, был очень напуган происшедшими тогда событиями. Эта Миртл погибла, но были и просто пострадавшие, которые впали в оцепенение. И для приведения их в чувство требовался Тонизирующий глоток мандрагоры из повзрослевших растений, а у профессора, как назло, в тот год закончились нужные запасы. Заказать из Лондона оказалось проблематично — война в те годы всё усложняла. Он раз сто пожалел о том, что не имел достаточных запасов. Кстати, Риддл тогда, ещё будучи школьником, постоянно наведывался в теплицы, чтобы узнать, не созрели ли ещё мандрагоры, и даже ассистировал Слагхорну, когда тот готовил зелье для приведения в чувство пострадавших.

— Ничего себе, какая забота со стороны Тома! — восхитилась Августа.

— Да, Бири рассказывал, что парень очень переживал за потерпевших. Среди них, кажется, была даже тогдашняя девушка Тома, вроде его однокурсница с Равенкло. Риддл был самым ответственным старостой в школе. Совсем как наша Минерва!

Минерва смущённо опустила глаза и хотела было заспорить, но решила всё-таки воздержаться от этого.

* * *

Выпив напиток из мандрагоры, Минерва пришла в себя, к ней снова вернулось прежнее спокойствие, а пережитое потрясение улеглось. Это оказалось весьма кстати, поскольку в ближайшее воскресенье должен был состояться последний в этом году матч по квиддичу, он же наиболее сложный из-за соперника, ведь играть предстояло со Слизерином.

После прошедшей игры с Равенкло Руперт получил от Мэтью и Брайана кличку «Лютый», и братья на полном серьёзе предлагали ему позверствовать на грядущем матче уже над слизеринцами.

— Пусть только попробует! — услышав это, тут же запретила Роланда. — Мы должны стараться вести со Слизерином максимально честную и чистую игру!

— Да ладно тебе, Рол, — возразил Мэтью. — Зазнаек из подземелий давно пора приструнить, а Руперт нынче в ударе, причём буквально — воспользуемся этим по полной программе. Хоть не так обидно будет, если кого-то из наших слизеринцы собьют с метлы. Лютый, вырубишь Паркинсона?

— Не вздумай! — теперь уже возмутилась Минерва, а про себя решила, что заставит Руперта перед игрой выпить немного Умиротворяющего бальзама.

Что она и сделала в воскресенье утром, когда они всей командой поспешно собирались на поле, где зрители уже занимали лучшие места на трибунах. Минерва была спокойна, ведь предполагалось, что всё под контролем.

Так казалось и в самом начале матча, но до тех пор, пока Руперт, выждав подачу квоффла в свою сторону, не вступил в игру. Он ловко забил мяч с весьма дальнего расстояния в слизеринские ворота, так что братья Вуды довольно подняли большие пальцы в воздух в ответ. Вот он, старина Руперт, который был известен всей школе именно такими высокоточными бросками!

— Совершенно потрясающий по точности гол в ворота Слизерина от Финнигана! — похвалил Джозеф Смит, который сегодня выступил комментатором матча. — Даже охотники из «Кенмарских коршунов» оценили бы!

Естественно, этого не оценили слизеринцы и яростно ринулись в атаку. Но сегодня, кажется, удача сопутствовала Гриффиндору, и воодушевлённые братья Вуды смогли перехватить мяч и снова пасовать его Руперту. Вратарь противника даже опомниться не успел, как Руперт забил уже новый гол. Трибуна гриффиндорцев громче прежнего взорвалась криками и аплодисментами.

— Браво, Финниган! Второй гол ещё красивее предыдущего! — не замедлил сообщить Джозеф. — Гриффиндор ведёт со счетом 40:10!

Сегодня Руперт определенно был в ударе. Это заметила и Роланда, на лице которой появилась одобрительная улыбка.

Гриффиндорские охотники успешно использовали прием «Голова ястреба». Казалось, дальше всё должно было продолжаться также хорошо. Но, разумеется, так не случилось, ведь играли-то со Слизерином. Минерва с тревогой поглядывала на Паркинсона, от которого привычно стоило ожидать какой-нибудь гадости. Он был охотником в своей команде и, судя по виду, был не на шутку раздосадован ходом игры.

Ждать подлянки пришлось недолго. Минерва заметила, что недовольный Паркинсон не сводил глаз с Руперта, который снова завладел квоффлом. Паркинсон молниеносно подлетел к сопернику и со всей силы ударил того в бок. Руперт отпихнул от себя противника и уверенно устремился к вражеским кольцам.

И тут Минерва заметила, как Паркинсон, притормозив и сузив глаза, взмахнул рукой в сторону Руперта. Это было что-то новенькое, и Минерва, окликнув Роланду, указала той на Руперта. К удивлению всех, хвост его метлы вдруг вспыхнул огнём, точно порох. Зрители на трибунах охнули, указывая на Руперта, от метлы которого повалил густой серый дым.

Руперт, выпустив из рук мяч и потеряв управление метлой, полетел вниз. Минерва была так поражена увиденным, что, забыв обо всём на свете, устремилась вниз, чтобы попытаться поймать Руперта. То же самое сделал и Брайан. Среди клубов едкого дыма от горящей метлы они вдвоём смогли выхватить Руперта.

— Держим! — выкрикнула Минерва, крепко ухватив Руперта за плечи. К своему несчастью, она не заметила, что в их сторону на бешеной скорости летел бладжер. Когда Минерва замахнулась битой, то было уже поздно: мяч со всей силы ударил её по правой руке, а бита отлетела в сторону.

От столкновения с бладжером они все втроём полетели вниз. И от души проехались по мокрой от дождя земле. Где-то наверху комментатор уже громко возвещал всех об окончании игры. Джозеф с разочарованием в голосе сообщил, что ловец Слизерина Брут Уоррингтон завладел снитчем, в прямом смысле вырвав победу из рук Роланды Хуч.

Но Минерве уже стало не до того, она взвыла от дикой боли в руке. На мгновение у неё даже потемнело перед глазами. Бладжер сделал своё дело. Вниз к ним уже устремился судья Хопкинс с тревожным видом. С Брайаном и Рупертом всё обошлось, они отряхивались от грязи. Серьёзно пострадала только Минерва. А ещё на земле валялась обгоревшая метла Руперта, которую немедленно потушил заклинанием Акваменти мистер Хопкинс.

— Как вы? — Хопкинс помог ей встать и принялся осторожно осматривать её руку. — Похоже, удар пришёлся прямо по запястью. Пойдёмте, я отведу вас в больничное крыло.

— Ну что, мисс Макгонагалл, потребуется сращивать кости, что поделаешь. Нехитрое дело, но после этого ещё несколько месяцев вам придётся беречь руку, пока она окончательно не восстановится, — уже в лазарете заключил мистер Браун, их школьный целитель. — Плохо, что пострадала правая рука, придётся вам пока держать палочку левой и писать на лекциях очень осторожно, не делая резких движений.

— Не переживайте, мисс Макгонагалл, всё быстро заживёт, — попытался её подбодрить мистер Хопкинс. — Это вроде как ваша первая травма на поле, да? Так вот, у вашей матери было столько травм за все годы игры — не перечесть! И ничего, все пережила. Выносливая была девушка! А как играла! Вам определённо передались её собранность и основательность.

Минерва и раньше не раз слышала похвалы в адрес мамы от мистера Хопкинса. Он отмечал, что Изабель Росс была одним из лучших игроков на его памяти и весьма надёжным капитаном, она крепко держала команду под своим управлением. «Я говорил вашей маме, что ей стоило пробоваться в одну из команд Англии, но она, увы, так и не попыталась», — с горечью как-то рассказал Хопкинс. Минерва знала причину: мама в восемнадцать лет вышла замуж за магла, окончательно осела в шотландской деревушке, приняла магловский образ жизни, родила дочь, и уже ни о какой карьере в квиддиче не могло идти речи.

— Ричард Паркинсон применил к метле Руперта невербальное заклинание без использования палочки, — сообщила Минерва, как ей показалось, важные сведения. — Метла и загорелась.

— Знаю. — Хопкинс кивнул. — Ох уж эти самоуверенные семикурсники в командах! К этому времени они осваивают и невербалку, и беспалочковую магию и стремятся как можно скорее применить всё это там, где не следует. Несомненно, со Слизерина будут сняты соответствующие баллы за столь грязное нарушение. А вот и ваши друзья!

В лазарете показались обеспокоенные Дэвид, Августа и Стефен. Мистер Хопкинс деликатно удалился.

— Слизеринцы вконец обнаглели! — возмутилась Августа и провела рукой по волосам Минервы. — Как ты, дорогая?

— Терпимо, — отозвалась Минерва, вспоминая мерзкий вкус лекарства для сращивания костей, что несколько минут назад дал ей выпить целитель.

— Их ловец, этот громила с шестого курса, ударил Роланду и таким образом отобрал снитч, — с досадой в голосе рассказал Стефен. — Сегодня не прёт по полной программе! Теперь ещё Руперт остался без метлы. От неё теперь только рожки да ножки. Паркинсон совсем оборзел, и наши уже обещали утопить его вечером в Черном озере.

— Не вздумайте! — запротестовала Минерва. — Нам ещё не хватало потерять баллы для факультета, если вас поймает кто-то из учителей.

— Не бойся, лучше съешь конфетку! — Стефен протянул ей шоколадную лягушку. — Глядите, снег пошёл!

Они посмотрели в стрельчатые окна лазарета, за которыми крупными белыми хлопьями повалил первый снег. Так пришла зима.

* * *

На следующее утро Минерву отпустили из больничного крыла, и она, явившись в Большой зал на завтрак, обнаружила удручающую картину: мальчишки со старших курсов сидели за гриффиндорским столом кто с синяком под глазом, кто с разбитым носом. Разумеется, они не преминули воспользоваться её нахождением в лазарете и устроили очередную потасовку со слизеринцами. Последние в свою очередь тоже сидели за своим столом с побитыми физиономиями. И куда только смотрели остальные старосты, пока она, Минерва, отсутствовала?

Из-за всего происшедшего накануне Минерва пребывала в самом что ни на есть дурном расположении духа и была готова, как рассерженная кошка, оцарапать любого, кто попадется ей под горячую руку.

— Безобразие! — отчитывала она парней, стараясь при помощи палочки в левой руке убрать заклинаниями с их лиц ссадины. Ребята молча слушали её возмущения, не решаясь возражать. Исходом вчерашней битвы они, судя по их довольным лицам, были вполне удовлетворены.

Августа помогала замаскировать синяки у ребят на лицах при помощи косметических заклинаний.

— Ты сегодня прекрасно выглядишь! — Стефен игриво улыбнулся Августе, когда она принялась убирать его синяки. — Мы вчера отстояли честь факультета в сражении с недругом. Видела, как мы их разукрасили? Между прочим, прекрасной дамой, мысли о которой поддерживали меня перед боем, была ты, милая Августа. Пойдёшь со мной в Хогсмид на выходных?

— Мал ты для меня ещё. Вот подрастёшь и сдашь СОВ — тогда возможно! — отшила та.

— Тебя прокатили, Стеф! — загоготали парни рядом. — Она предпочитает кое-кого постарше.

— Это кого же? — Стефен попытался было оглянуться на ребят, но Августа крепко взяла в руки его лицо, не давая повернуть голову, и продолжила косметические процедуры.

— Потом скажу, — шепнул ему Мэтью.

Минерва краем глаза заметила, как напрягся Дэвид от этих разговоров. Ему всё сложнее удавалось скрывать ревность. Он был единственным старшекурсником, который не выглядел побитым в драке. Само собой, Дэвид принимал участие во вчерашней разборке, ведь это было делом принципа, но так как он был лучшим в школе в дуэлях, то, разумеется, не пострадал.

Хоть Минерва когда-то и тренировалась колдовать левой рукой на всякий случай, но сейчас справляться лишь ею одной оказалось не так просто. Потому Минерва задержалась с мальчишками, не решаясь кого-либо из них отпустить на занятия в столь неприглядном побитом виде. Из-за этого они с Дэвидом и Августой немного опоздали на урок по защите от тёмных искусств.

Когда они добрались до аудитории, то обнаружили, что хаффлпаффцы и некоторые из гриффиндорцев уже сидели на своих местах и внимательно слушали преподавателя.

— Итак, как я уже сказал, близится конец первого семестра, грядёт зачёт. С чем всех вас и поздравляю! — с ангельской улыбкой объявил Риддл.

Лица учеников помрачнели. Один лишь Руперт усмехнулся, сообщив соседу по парте, что без проблем отправится сдавать зачёт профессору Флитвику. Между тем Риддл медленно протянул в сторону учеников правую руку и сделал лёгкое движение, характерное для манящих чар.

Внезапно палочки, лежавшие на столах учеников, одновременно резко взмыли в воздух и послушно метнулись к Риддлу в руки. Руперт широко раскрыл глаза от изумления, когда палочка выскользнула из его рук и также прямиком поплыла к Риддлу, который держал уже целую охапку палочек.

— У вас есть время до середины декабря, чтобы вернуть их себе обратно. — Риддл окинул класс торжествующим взглядом. — Вы должны призвать их к себе элементарными манящими чарами. Просто по-магловски взять палочку со стола вы не можете, все-таки вы волшебники и обязаны помнить об этом всегда. Потребуются только ваша сильная воля и навыки беспалочковой магии, что вы отрабатывали весь семестр. Не сможете притянуть палочку — вам же и хуже. Проведёте зимние каникулы без зачёта и инструмента, призванного облегчить вам жизнь. Справитесь — получите зачёт и, по крайней мере, поставите галочку в списке выученных заклинаний. Попытки обмануть систему не пройдут, поверьте. Палочки будут заколдованы так, что смогут реагировать лишь на действия своих хозяев и никуда не денутся без их желания. Дверь кабинета, как и всегда, остаётся приоткрыта. Ну как, есть желающие получить зачёт прямо сейчас и уйти с чувством выполненного долга?

Он испытующе оглядел класс, который пребывал, мягко говоря, в растерянности от услышанного. Хотя бы потому что далеко не все смогли в полной мере освоить беспалочковую магию. Ученики испуганно переглянулись и развели руками. И только Дэвид лишь пожал плечами и оглянулся на Минерву. Она кивнула, уступая ему право первым продемонстрировать свои умения.

Дэвид произвёл еле заметное манящее движение рукой, и его палочка, растолкав своих сестёр, выпрыгнула из рук Риддла и уверенно устремилась к хозяину. Дэвид аккуратно сжал её в руке и только тогда посмотрел прямо в глаза Риддлу. Безупречное выполнение задания. На лице Риддла не дрогнул ни один мускул, он, не отрываясь, долго смотрел на Дэвида, который в свою очередь держался уверенно и с достоинством. Между ними словно установился молчаливый диалог, в котором речь шла о том, что всё сделанное — это норма для мужчины, а восторги и похвалы по поводу успешно выполненных заданий стоит оставить для девушек.

Далее пришёл черед Минервы, и она без труда притянула к себе палочку, которая среди остальных оказалась самой длинной. Риддл одобрительно кивнул, лишь на мгновение задержав взгляд на её больной правой руке, а затем посмотрел на остальных учеников.

Остальные тоже решились попробовать. Однако их палочки либо неохотно зашевелились в руках Риддла, либо так и остались неподвижны — у хозяев последних, по-видимому, совсем плохо обстояли дела с освоением требуемых навыков. Две палочки, правда, всё же выскочили из рук Риддла, но тут же упали на пол. Одна, которая была прямой и совершенно гладкой, принадлежала Джозефу, а другая, что была украшена изящными узорами — Августе. Риддл оценивающе взглянул на этих двоих учеников, а палочки, что остались у него в руке, сложил на свой стол. Палочки Джозефа и Августы так и остались лежать на полу.

Семикурсники в основной своей массе почти всю неделю провели без своих волшебных палочек. Для многих это оказалось равносильно катастрофе: приходилось всё по-магловски делать руками, от чего большинство отвыкло ещё на первом курсе. Или же нужно было просить о помощи ребят с курсов помладше, что со стороны последних вызывало всевозможные шутки.

Туго приходилось и шестикурсникам, на которых Риддл наложил мощнейшее Силенцио, чтобы они продемонстрировали на зачёте свои умения в невербальной магии. От учеников требовалось притянуть к себе свои учебники по защите от темных искусств из кабинета учителя.

Но хуже всего оказалось на уроках. Преподаватели по-разному реагировали на то, что ученики приходили на занятия без волшебных палочек. Профессор Дамблдор неторопливо прошёлся по классу, оценивая положение, а затем улыбнулся.

— Раз вы пришли сюда сегодня без палочек, то, значит, пока ещё не сдали зачет профессору Риддлу. — Он хитро прищурился. — Мне остаётся лишь пожелать всем вам успеха в столь непростом деле!

В ответ гриффиндорцы принялись бурно жаловаться ему на Риддла, на то как тот без малейшего предупреждения отобрал у них палочки одним движением, а потом задал непосильное для них задание. Дамблдор терпеливо их выслушал, а затем молча проставил всем зачёты по своему предмету, вызвав всеобщее ликование.

Слагхорн с воодушевлением воспринял задумку своего любимчика Риддла:

— Ах, Том! Каков затейник! По-видимому, он решил окончательно перейти на агрессивный стиль обучения. Не скажу, что я всецело согласен с таким подходом, но что-то в этом определённо есть!

И задал сварить Воодушевляющее зелье, которое велел принять для бодрости всем ученикам, пока не получившим зачёт у Риддла. Хотя некоторые ученики нервно пошутили, что им больше помог бы Феликс Фелицис.

Как ни странно, самым недовольным из преподавателей оказался профессор Бири, на уроках которого не особо и часто приходилось использовать палочки. Он проворчал что-то про «молодых учителей, которые всё надеются открыть Америку в педагогике», а затем выставил перед каждым учеником по кадке с манящими лилиями, сладостный аромат которых был способен одурманить и заставить упасть в обморок любого. Для нейтрализации запаха растения необходимо было использовать связывающие чары, которые бы закрыли цветки. Данное заклинание профессор Бири и предложил ученикам наколдовать при помощи беспалочковой магии, раз уж «так вздумалось мистеру Риддлу». Школьники взвыли от негодования: Бири определённо переплюнул в сложности заданного задания учителя по защите от темных искусств.

Многие ученики, тщетно пытаясь совладать с лилиями, попадали в обмороки от дурманящего аромата, и Бири сухо пояснил, что через несколько минут они все придут в себя. Сам же отошёл в соседнюю теплицу. Те же, кто справился с заданием, нервно переглянулись. По большей части это были слизеринцы, которые в основной своей массе уже получили зачёты у Риддла. Что оказалось весьма позорно для остальных факультетов. Особенно плачевно дело обстояло у хаффлпаффцев — у них зачёт по защите от темных искусств так пока никто не получил.

— Эй, Спрингвейл! — позвал слизеринец Милтон Булстроуд Августу, когда та пришла в себя после неудачной попытки справиться с лилией. Он подал ей руку и помог подняться на ноги с видом, будто делал большое одолжение. Его можно было, как и Паркинсона, назвать симпатичным юношей, всё портило лишь извечно надменное выражение на лице, свойственное так многим слизеринцам. — Если поцелуешь меня, то я быстро научу тебя колдовать без палочки.

— Дёшево берёшь, Милтон, — вклинился Паркинсон. — Требуй большего!

— Отстаньте от неё! — вмешался Дэвид.

— Тебя никто не спрашивал, Лонгботтом! — огрызнулся Булстроуд. — Не к тебе обращались, а к девушке. Ещё вызови на дуэль.

— Вызываю!

Но Минерва тут же толкнула Дэвида локтем в бок. В последнее время приступы рыцарства у него заметно участились и начинали постепенно её напрягать, ибо всё чаще возникали не в нужное время и не в нужном месте. Ещё пару лет назад Дэвид вел себя куда спокойнее, нежели сейчас.

— Прекратили! — выкрикнула Минерва. — Сейчас не время для петушиных боев. Нам всем надо спешить на следующий урок. Вам мало разборки, что вы учинили после квиддича?

— Булстроуд, если ты обучаешь беспалочковой магии так же, как целуешь, то мне вовек ничему не научиться, — презрительно фыркнула Августа, решившая не отмалчиваться в стороне. — Наслышана, что ты неважно целуешься.

Гадкая улыбочка сползла с лица Булстроуда. Враждующие факультеты были готовы схватиться в поединке прямо здесь, в теплицах. Чего не могла допустить Минерва.

— Расходимся! — грозно отрезала она. — Иначе мигом позову профессора Бири.

Булстроуд, проходя мимо, наколдовал из воздуха серебряную розу и протянул Августе.

— Вот и проверь сама, Спрингвейл, каков я в поцелуях, вместо того, чтобы слушать враньё дурочек!

Дэвид яростным взмахом руки превратил цветок в серебристую пыль, которая посыпалась на одну из лилий. Растение незамедлительно отряхнулось.

Профессор Флитвик воспринял появление учеников на его занятии без волшебных палочек со стоическим спокойствием, достойным истинного равенкловца.

— Знаете, я согласен с профессором Риддлом. Беспалочковая магия — это важно и полезно! В определенных ситуациях может сослужить вам хорошую службу, — высказался он и на миг задумался. — Впрочем, а почему бы и нет?

И вместо привычного изучения сложнейших случаев невербального колдовства Флитвик предложил им попрактиковать манящие чары без палочки. Поразительно, но у некоторых учеников даже стало заметно лучше получаться. Вероятно, спокойный и доброжелательный тон мастера по заклинаниям благотворно воздействовал на учеников. Педагог по призванию.

— Вот зря вы, мисс Спрингвейл, все эти годы пренебрегали наукой заклинаний. У вас имеются все задатки мастерицы чар, — мягко пожурил Флитвик Августу, которая с заметным прогрессом притягивала к себе исписанные свитки. Августа по сей день выходила из себя, если кто-то из друзей напоминал ей, как она в своё время пренебрегла подготовкой к экзамену и завалила СОВ по заклинаниям, предпочтя сосредоточиться на любимом зельеварении.

* * *

Я предупреждал Ричарда Паркинсона, что он будет встречать активное сопротивление со стороны испытуемого. Столь сложная тёмная магия не даётся просто так. Хочешь результата — изволь потрудиться.

Особенно сложно в самом начале. Всё зависит от твоих силы воли и желания подчинить себе другого человека. Хочешь стать повелителем — прояви величайшую выдержку и сумей переломить волю другого. Кроме того, невелика хитрость подчинить себе какого-нибудь магла или сквиба, а вот околдовать волшебника — это уже более сложная задача. Серебро — это лишь катализатор, в использовании которого со временем отпадёт надобность.

Я сказал Паркинсону, что если он, потомок уважаемого чистокровного семейства, дал слабину, то может и дальше довольствоваться Империусом, на который много ума не надо. Мои поддёвки сработали, и Ричард пылко заверил, что возьмёт волю в кулак и непременно довершит начатое.

В одно зимнее пасмурное утро в Большой зал вбежал взволнованный и взмыленный Руперт. Он с победным видом извлёк на свет из сумки свою волшебную палочку и продемонстрировал её всем вокруг. Школьники позабыли про завтрак и принялись расспрашивать Руперта о том, как ему удалось её добыть, а значит получить зачёт. Успех Руперта выглядел невероятным, поскольку весь семестр этот ученик не показывал ни малейшего прогресса в деле освоения беспалочковой магии.

— Как тебе это удалось? — вопрошала его Августа.

— Да никак! — Руперт небрежно махнул рукой, словно речь шла о пустяке. — Старый как мир способ: я просто-напросто стащил палочку. Плевать на зачёт и на Риддла.

— Но ведь палочки должны были быть заколдованы, их нельзя было просто взять руками...

— Должны были, но, как видишь, мне удалось обмануть систему! И ничего не произошло! Может, даже зачёт у меня в кармане, — размечтался он. — Риддл, наверное, просто всем нам навешал лапши на уши…

Но тут Руперт замолк, ибо на него удивлённо уставились десятки глаз в зале, а некоторые ребята стали показывать на него пальцами. И было из-за чего: у него на лбу медленно, но верно начало проступать слово ярко-красного цвета «магл».

— Говоришь, обманул систему? — Августа протянула ему зеркальце, чтобы он воочию всё увидел.

— Ненавижу! — Лицо Руперта потемнело от гнева. — Проклятый Риддл!

— Ты сам виноват, — негромко произнесла Помона, и все взгляды моментально оказались обращены в ее сторону. Она тут же опустила глаза в пол, поскольку не привыкла к вниманию стольких человек сразу. — Ты не стал выполнять задание добросовестно. Просто наплевал на все правила.

— Ты такая умная, да, Спраут? Тогда покажи, как надо выполнить это задание!

Помона лишь отвела взгляд в сторону — ей тоже пока нечем было похвастаться.

— Магл, да? Кто бы сомневался! — послышался знакомый издевательский голос Паркинсона.

— Какой я тебе магл? — вдруг рявкнул Руперт, и палочка выскользнула из его рук, упала на пол и закатилась под стол.

Паркинсон открыл было рот, чтобы извергнуть очередную порцию оскорблений, но тут произошло неожиданное: его вдруг резко отбросило назад и с силой ударило о стену. Он медленно сполз по стене.

Все поражённо уставились на Руперта, который стоял в позе человека, готового к новой атаке, брови его были нахмурены, а зубы стиснуты. До всех начало доходить, что он только что у всех на глазах отшвырнул к стене противника мало того что невербально, так ещё и без использования палочки.

Минерва кинулась к распластавшемуся на полу слизеринцу. Слава Мерлину, он быстро пришёл в сознание. Когда Минерва с величайшей осторожностью помогала ему подняться, Паркинсон злобно выплюнул в сторону Руперта:

— Твою ж мать! Твою грязную магловскую мамашу!

Минерва окинула взглядом учительский стол: благо, тот пустовал, так как завтрак уже подходил к концу. Никто из преподавателей не стал свидетелем столь отвратительной сцены.

— Да ты с ума сошёл! — с возмущением бросила она Руперту, который сам выглядел ошарашенным. — Двадцать баллов с Гриффиндора!

Но так негативно, кажется, отреагировала лишь Минерва. Остальные присутствующие принялись восторгаться:

— Ну ты даёшь, Финниган! Увидь тебя сейчас Риддл, то ты первым на курсе получил бы зачёт! Ну и зачем было красть палочку? Как у тебя получилось? Поздравляем!

Лицо Руперта оставалось растерянным.

— Да я сам не знаю! — Он упал на колени и победно воздел руки над головой. Затем разочарованно застонал: — Что за закон подлости? Почему раньше не выходило-то? Надо было очень сильно разозлиться, прям как в детстве, когда срабатывала стихийная магия!

Мальчишки похлопали его по спине. И тут с его лба начала исчезать позорная надпись.

— Так я сдал зачет? — не веря увиденному в зеркальце, спросил Руперт.

— Вероятно! — подтвердил Дэвид, который как-то озадаченно посматривал на него.

— Ты покойник, Финниган! — угрожающе бросил напоследок Паркинсон, увлекаемый Минервой из Большого зала.

В лазарете целитель применил к нему диагностирующие чары.

— Сейчас дам лекарство. Ничего страшного, всего лишь небольшое сотрясение мозгов, — успокоил мистер Браун.

— Куриных мозгов, — процедила Минерва сквозь зубы, а затем принялась выговаривать Паркинсону: — Кто тебя за язык тянул? Тебе мало было сжечь его метлу?

— Не сжигал я! О чём ты? — соврал прямо в лицо Паркинсон. — Метла у него, наверное, настолько старая, что взяла и вышла из строя да сгорела. У его магловских родителей, вероятно, денег нет на что-то поновее. И вообще, прекращай строить из себя строгую мамочку, Макгонагалл, я уже сыт по горло твоими нравоучениями. Лучше за придурком Финниганом присмотри, пока он ещё кого-нибудь не покалечил. Словом, отвали!

У Минервы возникло желание ответить словцом покрепче, примерно так, как у них выражались мужики дома в деревне, но передумала — тратить ещё нервы на идиота.

В гостиной она встретила Дэвида, который лишь раздражённо пробормотал:

— Ну что тут добавить? Эти два придурка Финниган и Паркинсон рано или поздно от души набили бы друг другу физиономии. Их вражда тянется с тех пор, как Ричард впервые обозвал Руперта грязнокровкой. Помнишь, как они швыряли друг в друга книжки ещё на первом курсе на заклинаниях, а Флитвику приходилось их разнимать?

— Помню. В итоге Руперт взорвал над головой Паркинсона пресловутое перо, и слизеринца пришлось отправить в больничное крыло.

Да, такое не забудешь. Флитвик тогда единственный раз на её памяти вышел из себя и снял с обоих факультетов по пять баллов.

— Оба надоели до чёртиков со своими разборками. Они напоминают двух быков, которые регулярно сходятся в поединке и пробуют на прочность свои рога и копыта. Будем надеяться, что к окончанию школы эти двое не подорвут в своём противостоянии замок, — мрачно пошутил Дэвид, и Минерва невесело усмехнулась.

* * *

К середине декабря большая часть учеников уже худо-бедно справилась с заданием Риддла: кто-то с великим трудом за раз притянул к себе свою палочку и выбился из сил, а кто-то смог достичь цели лишь в несколько заходов, и палочки таких магов нередко валялись тут и там в кабинете по защите от темных искусств в ожидании дальнейших действий своих хозяев.

Так все с интересом наблюдали за Помоной, которая в течение нескольких дней подряд упорно пыталась понемногу выполнять задание, стараясь беречь свои силы. С каждым новым днём её палочка всё ближе подбиралась к приоткрытой двери в кабинет и однажды пересекла заветный порог. Помона, тяжело дыша от напряжения, сжала в дрожащей руке палочку, по виду напоминавшую веточку дерева.

Однокурсники были так рады за Помону, что восхищённо захлопали в ладоши.

— Я буду дальше работать над собой, — пообещала зардевшаяся Помона.

Августа выглядела раздражённой: палочка валялась у самых её ног, всё ещё упорно не желая устремиться прямо ей в руки. Минерва заметила, как Дэвид украдкой взмахнул рукой, что-то прошептал, и при новой попытке палочка всё-таки устремилась в раскрытые ладони Августы. Августа, покраснев, тихонько поблагодарила Дэвида и устало присела на подоконник в коридоре. Дэвид смущённо кивнул и пояснил в ответ на вопросительный взгляд Минервы, что, мол, есть у него на всякий случай несколько хитроумных заклинаний, которые ему посоветовал его знакомый Аластор Муди.

* * *

Давным-давно читал, что многие преступники оправдывают воровство, считая его лишь вынужденным средством к пропитанию. При этом эти же люди с презрением относятся к убийствам. Говорят, что, дескать, проливается кровь. Одно дело обокрасть человека, и совсем другое — убить. Так уж сложилось, что убийство с тех пор стало у меня совершенно буквально ассоциироваться с пролитой кровью, даже если в реальности жертва оказывалась лишь отравлена или задушена.

Когда я открыл Тайную комнату и организовал серию нападений на грязнокровок, то вместе с осознанием собственного могущества пришёл и страх. Вполне естественный страх быть пойманным и посаженным в Азкабан. В те дни в каждом человеке, который мог косо на меня посмотреть, я подозревал чуть ли не аврора, стремящегося раскрыть мои преступления. Мне казалось, что в любой момент меня могут отследить, догнать, арестовать и упечь в тюрьму. Но при этом я успокаивал себя мыслью, что я наследник самого Салазара Слизерина, а значит я особенный. Всё, что я делаю — правильно и, скорее всего, этого ожидал бы от меня мой великий предок. Потому я, уверенный в своей правоте, продолжал выпускать василиска, но на всякий случай усиленно отрабатывал магию Патронуса, дабы быть во всеоружии, если меня всё-таки поймают и посадят в Азкабан. Я был уверен, что смогу защититься от дементоров — счастливого мига, когда я осознал, что я из выдающегося чистокровного рода Гонтов, мне более чем хватило бы для этого. А дальше что-нибудь придумал бы.

Итак, убийство у меня прочно ассоциировалась с кровью. И тут вопреки моей воле от смертоносного взгляда василиска погибла Миртл из Равенкло. И не было никакой крови, ни единой капли. На первый взгляд девочка будто оцепенела от простого Петрификуса Тоталуса. Но с того злополучного дня мне начала сниться Миртл, бегущая по берегу моря. Маленькая и очень напуганная. В какой-то момент ее настигала гигантская бушующая волна крови. Миртл взывала ко мне, молила о помощи, пока, в конце концов, не захлебывалась в кровавой пучине.

Те сны мне страшно докучали. Часто я быстро добирался до ванной старост и там до мозолей на ладонях застирывал в ледяной воде манжеты своих рубашек совершенно магловским способом, так как мне часто мерещилось, что моя одежда забрызгана кровью. Все свои вещи я тогда приводил в порядок сам, домовым эльфам я опасался оставлять одежду для стирки, поскольку боялся, что и они заметят малейшее красное пятнышко на белоснежной рубахе безупречного во всём школьника. Прошло некоторое время, прежде чем данное сумасшествие меня отпустило.

Близилось Рождество, а вместе с ним и долгожданные каникулы. Хагрид доставил в школу пару десятков пушистых высоченных ёлок, а Флитвик и старосты развесили на них блестящие золотые и красные шары. Большой зал осветили сотни крохотных праздничных свечек, источавших аромат имбирных пряников.

За пару дней до отъезда домой Минерва вместе с остальными старостами обходила замок, тут и там поправляя рождественские гирлянды, которые пытался сорвать неугомонный Пивз. Так она добралась до заброшенного туалета на втором этаже. Минерва давно туда не заходила и не встречала Миртл. А тут её потянуло проведать напоследок грустное привидение.

Она уже была готова зайти внутрь и вдруг услышала непривычно тихий голос Миртл, обращенный к кому-то. Минерва приостановилась, затаилась у входа, и тут ей открылась неожиданная картина: у одной из раковин примостился Риддл, а рядом с ним висела в воздухе, легонько покачиваясь, Миртл.

— Мне здесь так тоскливо и одиноко, когда тебя нет рядом, — жалобным голосом говорила Миртл. — Меня никто не воспринимает здесь всерьёз. Я самая маленькая среди остальных призраков, надо мной постоянно потешаются даже после смерти. Обзывают «уродиной Миртл», «туалетной плаксой Миртл». Том, ты останешься здесь со мной?

Риддл помотал головой.

— Ты все-таки уйдешь отсюда? Покинешь школу? Тогда ты заберёшь меня с собой? Ах, Том, я согласна на всё! Только не бросай меня! — молила она. — Ты говорил, что где-то есть лучшие миры, на Земле полно интересных мест, которые ты желаешь посетить, что существует много заклинаний, которые надо изучить. Возьми меня с собой!

Риддл поднял на неё свои выразительные глаза и протянул ей руку. Миртл аккуратно коснулась его ладони своей полупрозрачной ручкой. Ее окутало мягкое серебристое свечение, которое распространилось и на Риддла.

— Нет, Миртл, не могу, — твёрдо отказал он. — Ты должна оставаться здесь, хранить это место. Оно для меня особенно дорого. Однажды я вернусь сюда. Ты сделаешь это для меня?

Миртл грустно кивнула.

— Поклянись! — его голос зазвучал требовательнее.

— Клянусь! Когда ты собираешься покинуть Хогвартс?

— Когда придёт время. А пока я здесь с тобой.

Она осторожно положила свою голову ему на плечо. Риддл еле заметно вздрогнул от ледяного прикосновения призрака, но затем медленно провёл рукой по косичкам на голове Миртл.

Милтон Булстроуд обладает замечательным даром: у него, как и у некоторых других членов его семьи, дурной глаз. Я это заметил ещё при первой встрече с ним. Ученик поведал, что его предки ещё в Средневековье легко избавлялись от врагов при помощи сглаза, порой уничтожая целые семейства. Я объяснил Милтону, что он может успешно развить и даже довести до совершенства свои способности. Они не должны пропасть зря. В качестве полезного упражнения для их тренировки ещё осенью я посоветовал парню следующее: смотреть на пролетающую птаху, не сводить с неё глаз, даже если веки нестерпимо отяжелеют. Итогом должна стать упавшая замертво птица.

За день до отъезда домой Минерва наведалась в Хогсмид. Ей нужно было заглянуть в «Сладкое королевство», где она намеревалась прикупить сладостей для родных. Минерва, как всегда, приобрела пару баночек сливочного пива для мамы, которое та очень любила, так как оно напоминало ей о магическом мире и её молодости. Братьям было куплено тыквенное печенье, лакричные палочки и прочие безобидные лакомства волшебного мира, которые вполне могли сойти за магловские сладости. Роберт и Малькольм очень любили их и с особым нетерпением ждали, когда же приедет сестра и привезёт что-нибудь вкусненькое. Папе Минерва всегда выбирала горький тонизирующий шоколад, который наполняла лекарственным зельем, облегчающим боли в коленях. Отец с благодарностью принимал всё, что она ему привозила, не взирая на то, было это волшебным или нет — дочь была его любимицей, и он закрывал глаза на многое из того, что не стал бы терпеть от жены.

Разобравшись с покупками, Минерва устремилась к магазину со спортивным инвентарём, где договорилась встретиться их квиддичная команда. На улице Минерва приостановилась, любуясь преобразившейся к празднику деревней. Хогсмид всегда был сказочно прекрасен перед Рождеством: в окнах магазинов виднелись гирлянды, на дверях висели венки из остролиста, а почти у каждого входа в дом стояло по маленькой ёлочке, увешанной простенькими бантиками из оранжевых, розовых и голубых лент. Воздух был наполнен ароматами глинтвейна и выпечки. Местные жители и школьники суетливо выискивали подарки для родных и друзей, так что колокольчики на дверях магазинов звенели тут и там — всё это создавало приятную предпраздничную атмосферу.

И тут взгляд Минервы упал на тёмный лес за деревней. Там, в начинающих подбираться сумерках, она разглядела одинокую худощавую фигуру. В ней Минерва узнала Булстроуда. Что-то в нём ей показалось подозрительным. Минерва потихоньку прошла в сторону леса, стараясь держаться стен домов.

Она затаилась рядом с одной из хижин, наблюдая за однокурсником. Тот замер, словно статуя, и, не моргая, смотрел на дуб перед собой. Прищурившись, Минерва разглядела ворону, сидевшую на ветке дуба. С птицы-то и не спускал глаз Булстроуд.

Минерва внезапно поняла, кого он ей напоминает — ворона. Булстроуд был высокий, худощавый, с заострёнными чертами лица и угольно-чёрными волосами. Самым необычным в его внешности были тёмные глаза, в которых почти не было видно зрачков и, казалось, в них можно было увязнуть, как в болоте.

Булстроуд проводил взглядом ворону, которая, громко каркнув, сорвалась с ветки и взлетела. Булстроуд, не отрываясь, следил за ней, и тут Минерва увидела совершеннейшую чертовщину: птица, пару раз взмахнув крыльями, вдруг камнем полетела вниз. Она упала в снег и даже не пошевелилась после этого.

Булстроуд подошёл к птице, носком сапога ткнул её в бок и, убедившись, что она мертва, радостно сжал кулаки. Его лицо озарилось улыбкой человека, который наконец добился желаемого результата.

Но тут он заметил, что за ним наблюдают, и в испуге повернул голову в сторону Минервы. Однако, узнав её, постарался быстро взять себя в руки: широко раскрытые глаза сузились, на лице появилось привычное пренебрежительное выражение.

— Это ты, Макгонагалл, — раздосадованно произнёс Булстроуд.

— Чем ты тут занимался? — потребовала она объяснений, подозрительно глядя на него.

— Ничем! — быстро ответил Булстроуд. Было видно, что ему помешали. Но затем, криво улыбнувшись, уже ровным тоном продолжил: — Слушай, я тут подумал… Мне приглянулась твоя подруга Спрингвейл. Может, замолвишь за меня перед ней словечко, а?

«Если только убедительно объясню ей, что с тобой лучше не связываться!»

— Я не так плох, как она думает, — в ответ на её молчание сказал он.

— Разумеется, — процедила сквозь зубы Минерва. Ещё в конце шестого курса она заметила, что этот слизеринец стал с интересом поглядывать на Августу.

Булстроуд потоптался на месте, утрамбовывая снег, а затем неожиданно добавил:

— Моя семья знает твоих родных по линии матери. Это уважаемые люди из старинного чистокровного шотландского рода. Отец рассказывал, что твоя прабабка является могущественной ведьмой. Тебе ведь от неё передались способности к трансфигурации? И назвали тебя в ее честь, верно?

Минерва кивнула.

— Говорят, она умеет одним взглядом трансфигурировать что угодно во что угодно. В общем, богиня в своём деле. А твоя мать…

— Ее родители разорвали с ней все связи, когда она сбежала с моим отцом-маглом, — перебила Минерва. У неё не было ни малейшего желания выслушивать от другого человека, особенно от слизеринца, мнение о своём отце. Подобные разговоры она всегда старалась пресекать на корню.

Булстроуд хотел было сказать что-то ещё, но передумал. Попрощавшись, он двинулся в сторону «Сладкого королевства».

Минерва подошла к мёртвой птице и несколько минут разглядывала её. Вспомнились прошлогодние уроки защиты от тёмных искусств, когда они проходили сглазы и учились распознавать людей, активно их использующих. Дэвид тогда обмолвился, что ему не нравится Булстроуд и его недобрый взгляд. Опытного мага, намеренно использующего сглаз, выявить хоть и не всегда просто, но возможно. А вот того, у кого всё лишь на уровне начальных способностей и неосознанно — куда как сложнее.

Сегодня же Минерва воочию убедилась, что Дэвид оказался прав: Булстроуд одним взглядом убил ворону, а это уже вполне осознанное использование своих способностей. Салазар знает, на ком ещё Булстроуд вздумает опробовать свои развивающиеся дарования. Птица — лишь начало, до убийства человека таким способом Булстроуду ещё учиться и учиться, но, как знать, насколько скоро он начнёт успешно экспериментировать на людях, насылая на них хворь или даже просто усталость. Надо рассказать об увиденном Дэвиду и кому-нибудь из учителей, лучше декану Слизерина Слагхорну.

С этими серьёзными думами она добралась до магазина со спортивными товарами, где уже собрались игроки их команды. Все окружили Стефена, который внимательно осматривал хоть и подержанную, но все равно в достаточно хорошем состоянии метлу.

— Порядок! — заключил он, и ребята согласно кивнули ему.

Стефен извлёк из кармана кожаный мешочек и высыпал из него на прилавок золотые и серебряные монеты. Продавец пересчитал деньги, упаковал метлу и передал её Стефену, который удовлетворённо кивнул и с довольной улыбкой протянул покупку Руперту. У последнего глаза так широко раскрылись, что напоминали два чайных блюдца.

— Ты что, Стеф? Я не могу её принять! — Руперт замахал руками и отступил назад.

— Можешь! — заверил Брайан, но Руперт лишь отрицательно замотал головой.

Тогда Стефен положил ему руку на плечо.

— Слушай, сколько ещё ты собирался летать на старой школьной метле? У неё уже даже стёрлось название на рукоятке. Это была «Серебряная стрела»? Чистой воды антиквариат! Ей было самое место в каком-нибудь музее древностей. Такие уже давно вышли из производства. Брайан устал постоянно поправлять на ней прутья, ибо они того и гляди отвалились бы прямо на лету. Забудь уже об этой метле. Она своё отлетала, — спокойно пояснил он. — Новый «Порох» нам, конечно, не по карману, но на хороший подержанный «Чистомет-4» мы, как видишь, деньжат наскребли. Я на днях пролистал парочку каталогов метел и присмотрел его тебе. Метла вполне себе приличная, для квиддича в самый раз. Считай, это рождественский подарок тебе от факультета. Да и по весне нас ждёт матч с Хаффлпаффом, так что хотелось бы сыграть уверенно.

— Но я ни кната не вложил… — замялся Руперт.

— Забудь! Ты, главное, покажи весной отличную игру. А сегодня угостишь всех нас сливочным пивом. Делов-то! Там какой-то рождественский сорт продаётся в «Трёх мётлах» — его и попробуем. Вот и весь твой вклад.

Минерва вспомнила, как накануне вечером старшекурсники скидывались на новую метлу Руперту: мальчишки протянули Стефену галлеоны и сикли, которые многие упорным трудом заработали на летних подработках. От девушек же принять какие-либо деньги ребята напрочь отказались.

— Мы тоже хотим сделать подарок Руперту! — возмутилась тогда Роланда. — Долой уже дискриминацию по половому признаку!

— Рол, если тебе некуда девать деньги, то сходи завтра да купи всем хлопушек в лавке «Зонко», — насмешливо предложил ей Мэтью, и Роланда в ответ надулась.

Стефен снова протянул метлу Руперту, и тот в этот раз уже принял её. Выглядел при этом растроганным.

— Не подведи, приятель! — сказал Мэтью. — Пока твоя старая метла была еще жива, ты успел позабивать немало голов Слизерину. Продолжай в том же духе. У нас всё равно неплохой общий балл получился, хоть победа и осталась за слизеринцами. Есть все шансы выйти в финал, а для этого надо обыграть Хаффлпафф. Мы на тебя очень рассчитываем!

В «Трёх мётлах» они заняли самый большой стол и заказали рождественского пива, которое на пробу оказалось заметно слаще обычного — к такому выводу пришла вся компания. Пенный напиток и тепло паба разморили всех, началось бурное обсуждение последнего матча между Хаффлпаффом и Равенкло. Мэтью попытался заигрывать с Джулией, но та отодвинулась от него — однокурсник её не особенно интересовал. Джулия неожиданно принялась расспрашивать Минерву о школьном дуэльном клубе, можно ли в него записаться.

— Там вроде сплошные мальчишки, — пояснила она. — Но мне нужно срочно что-то делать с невербальными заклинаниями. Я с горем пополам на днях сдала по ним зачёт Риддлу. Но дальше, подозреваю, легче не станет. В клубе ведь помогут с отработкой невербалки, как считаешь? А то Риддла я боюсь, хоть он и красивый. Вечно мямлю перед ним на уроках что-то невнятное, аж стыдно.

Джулия слегка покраснела, когда речь зашла о Риддле. Минерва подумала о дуэльном клубе, который собирался почти каждую субботу в Большом зале, и там энтузиасты обсуждали друг с другом разные боевые приёмы и отрабатывали их. Данный кружок предложил открыть ещё пятикурсник Том Риддл в тот самый печально известный год, когда на школьников начали совершаться нападения. Эту идею горячо поддержал его сокурсник Аластор Муди. Со временем нападения прекратились, и популярности у клуба поубавилось, но в нём продолжали состоять наиболее увлечённые боевой магией ребята. Сегодня клуб возглавлял Дэвид Лонгботтом.

— Не знаю, тебе нужно подойти к Дэвиду и спросить его — он курирует кружок, — ответила Минерва.

Джулия поправила свои каштановые волосы, собранные в конский хвост, и вдруг продолжила с энтузиазмом:

— Дэвид, наверное, лучше всех в невербальной магии, да? Я видела, как он отражал атаки слизеринцев. А как нападал на них сам, ты бы видела! Делал это молча, без использования палочки, лишь взмахами рук. Наши в немалой степени победили в схватке со слизеринцами именно благодаря Дэвиду!

Минерву это совсем не удивляло, ведь Дэвид, правда, был лучше всех в боевой магии. Но для этой шестикурсницы данный факт, судя по её восторгам, стал большим открытием.

— Дэвид такой серьёзный, такой интересный, за ним, наверное, как за каменной стеной, — продолжила Джулия и вздохнула. Её щёки стали ещё краснее, чем когда она говорила о Риддле. — И у него красивые, немного грустные глаза, но ему это так идёт. В общем, Дэвид такой…

Она мечтательно закатила глаза. Интересно, услышав всё это сейчас, Августа взглянула бы на Дэвида немного иначе, нежели просто как на друга?

— Ты же его бывшая? — огорошила неожиданным вопросом Джулия.

— Что?

— Девочки рассказывали, что ты ходила с ним на Святочный бал на пятом курсе и танцевала там только с ним…

— Вздор! Мы с Дэвидом просто друзья, ходили вместе на бал, чтобы составить друг другу компанию. Не более того.

Воодушевлённый вид Джулии не оставлял сомнений: ей точно нравился Дэвид. И она, кажется, нашла неплохой повод пообщаться с ним поближе — дуэльный клуб.

Минерва переключила внимание на Руперта, который сделал большой глоток пива из кружки. На его руке по-прежнему сверкало тоненькое серебряное колечко в виде змеи.

— Руперт, ты до сих пор не вернул кольцо хозяину. — Она выразительно взглянула на его пальцы. — Когда ты все-таки это сделаешь?

— Самое время об этом говорить, Минерва! — весело отмахнулся Руперт, но, увидев, что на её лице нет и тени улыбки, бодро пообещал: — Если завтра встречу Паркинсона в холле или в Хогвартс-экспрессе, то сразу же отдам. Если нет, то верну уже после каникул.

И, залпом допив пиво, отставил кружку в сторону. Выглядел он совершенно счастливым и окрылённым.

* * *

Мои магические способности приводили в ужас весь персонал приюта. Воспитатели обмирали от страха, когда замечали, что я одной лишь силой мысли оказывался способен передвигать предметы. Однажды на уроке на глазах у всего класса я взглядом поднял вверх учебник, удерживал его в воздухе и улыбался. При виде этой сцены набожная учительница в суеверном страхе ударила указкой сначала по книге, а затем по моим рукам, которыми я еле заметно водил, обозначая направление движения предмета. После этого учительница несколько раз таскала меня в церковь и заставляла замаливать какие-то неизвестные грехи. Она видела во мне настоящее исчадие ада. Меня жутко злило то, что я жил тогда с такими вот скудоумными маглами, а не с подобными мне — с волшебниками.

Выражение «отправиться на край земли» в случае Минервы можно было воспринимать почти буквально. Дело в том, что её родной дом находился на севере Шотландии, в Кейтнессе, в деревне Даннет. Недалеко располагалось море, а также Даннет Хэд — самая северная точка всей Британии.

Для Минервы не имело смысла ехать до Лондона на Хогвартс-экспрессе, как это было привычно для большинства школьников. Армандо Диппет договорился с Отделом магического транспорта Министерства, и она добиралась из дома в Хогсмид и обратно при помощи порталов.

После последнего перемещения у неё немного кружилась голова, и мама предложила ей прилечь и отдохнуть с дороги. Минерва, укрытая тёплым клетчатым пледом, наблюдала, как мама в буквальном смысле колдовала над котлом. Дома никого в это позднее утро не было: братья ушли в школу, отец пошёл навестить прихожанку миссис Макгрегор, которая на днях слегла с простудой. Для миссис Макгрегор мама сейчас потихоньку и варила несложное лечебное снадобье, которое намеревалась попозже отнести больной. Миссис Макгонагалл была известна в округе как травница, грамотно использующая всевозможные лекарственные растения. И только Минерва знала, что мама украдкой из трав и некоторых ингредиентов из Косого переулка также иногда готовила лечебные зелья.

Мама, сделав несколько необходимых помешиваний против часовой стрелки, подошла к корзине со свежеиспеченным хлебом и взяла самую румяную лепёшку. Затем аккуратно завернула её в кружевную салфеточку и отодвинула на самый край кухонного стола, где стояла крынка со сливками. Это была благодарность их домовому за помощь по дому.

— Малькольм уже видел Тинки? — спросила Минерва.

— Видел, ещё в сентябре. У него тогда как раз впервые проявилась стихийная магия, — устало ответила мама.

Минерва заметила, что со времени их последней встречи у мамы в ее чёрных локонах появилось больше седых волосков, а руки стали тоньше. Время неумолимо летело, заботы о семье и магловский деревенский быт заедали миссис Макгонагалл, так и не переставшей тосковать по миру волшебников. Обычно маги старели не так быстро, как маглы, но, казалось, что про нее этого уже нельзя было сказать. Минерве было печально это всё подмечать.

Её взгляд задержался на лепёшке, и мысли перескочили на их домового. Тинки был брауни ⁽¹⁾. В их изначально магловском доме не мог жить эльф-домовик, но со временем их жилище облюбовал брауни. Он давно привязался к миссис Макгонагалл и часто помогал ей по хозяйству, пока она не видела: штопал одежду, убирался в доме, иногда чинил какие-то вещи, вроде настенных часов. Был немногословен и являлся только перед миссис Макгонагалл. Мистер Макгонагалл не мог его видеть в силу того, что был маглом.

Но наступил день, когда Тинки явился и Минерве. Это произошло тогда, когда у неё случился один из первых выбросов стихийной магии в пять лет. Минерва тогда, оставшись на мгновение одна, нечаянно скинула со стола глиняный кувшин с водой. К её изумлению, кувшин не разбился, он даже не коснулся пола, лишь повис в воздухе. Именно в тот момент на кухне рядом с печкой из ниоткуда появился брауни, маленький человечек с копной нечёсаных коричневых волос на голове и с выпученными ярко-голубыми глазами. Он молча таращился на Минерву своими огромными глазищами, а потом посмотрел на кувшин, повисший в воздухе, и тот вернулся на стол и аккуратно встал на свое привычное место. Не пролилось ни капельки. С тех пор Минерва иногда видела Тинки и слышала его копошение, когда он приводил в порядок ту или иную вещь в доме.

Со временем о существовании Тинки узнал и брат Роберт, у которого уже несколько лет как начали происходить стихийные выбросы магии. А теперь дошла очередь и до младшего семилетнего Малькольма.

— Почему ты мне не написала, что у Малькольма начала срабатывать стихийная магия? — спросила Минерва.

— Не хотела беспокоить, ты уехала учиться, тебе предстоит сдавать ЖАБА, — пояснила мама, заливая готовое снадобье в глиняный сосуд. — Да и у Малькольма, судя по всему, эти проявления достаточно безобидные в отличие от Роберта, у которого то кусок овечьей шкуры загорится в руках, то ещё что-нибудь. Думаю, с Малькольмом я справлюсь, он спокойный мальчик, у него магия проявляется примерно так, как у тебя в том же возрасте. А вот Роберт… Ему всё труднее контролировать выбросы своей магии. Мерлин, когда же уже придёт письмо из Хогвартса, он приступит к учёбе, и его силы будут обузданы волшебной палочкой?

— Ты объясняла ему, что он должен сдерживаться? Не дай Мерлин, увидит кто-то из местных!

— Много раз говорила. Но Роберт так нетерпелив! Он всё ещё думает, что с ним что-то не так. Ему бесполезно объяснять, что с отцом на эту тему лучше не заговаривать. И у него столько вопросов!

Как же непросто приходилось матери с подрастающим сыном! Тем более, что Роберт был весьма горячим и нетерпеливым мальчиком. И в кого он такой уродился? «В деда, моего отца», — отвечала мама. Но, конечно, она не могла объяснить сыну абсолютно всё о магическом мире. Ему следовало самому во всё это окунуться, узнать что к чему. А для этого Роберт должен был всего лишь получить пресловутое письмо из Хогвартса и поехать учиться среди таких же, как он. А сейчас ему следовало должным образом скрывать свои способности от местных маглов.

Когда мама ушла проведать миссис Макгрегор, Минерва проверила стены дома на наличие повреждений, затем, накинув на себя зимнее пальто, вышла на улицу и оглядела жилище уже снаружи. Дом из песчаника был прочен и морозоустойчив, да и матушка с Тинки, разумеется, следили за его состоянием, однако Минерва уже привыкла в каждый свой приезд осматривать его и при необходимости накладывать на него новые защитные чары, в том числе и от возможного воздействия негативной энергии или магии.

Действовать она всегда старалась осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил. Однажды ей довелось услышать, как миссис Макгрегор рассказывала соседке о том, что дом пастора до въезда в него Макгонагаллов пребывал в полуразрушенном состоянии. Но в последние годы он с каждым днём выглядит всё лучше и лучше, словно по волшебству. Минерва испугалась, когда услышала это, но из дальнейшего разговора поняла, что соседки лишь нахваливали таланты миссис Макгонагалл как хозяйки. «Изабель такая умница, просто кудесница! При ней обветшалый дом столетней давности преобразился на глазах. Вот что значит домовитые соседи! Всё-то у них ладно!» — восклицала миссис Макгрегор. Минерва тогда вздохнула с облегчением, но впредь была осторожна в вопросах магии применительно к внешнему облику дома. А заодно наложила на дом чары от сглаза.

С крышей дома всё было в порядке, с забором тоже. Минерва втянула носом с детства родной для неё запах — запах печного дыма из дымоходов. Так приятно пахло только дома. И ей сразу стало спокойно на душе, как не было с самого начала учебного года. Определённо, магия дома умиротворяет.

1) Брауни — домашние духи в мифологии Шотландии и северной Англии. Они выбирают в зоне своего обитания семью, которая соответствует их моральным стандартам. Пока люди отдыхают, брауни выполняют всевозможную работу по дому: ткут, готовят, прибираются, чинят людские орудия труда. В ответ домовые ожидают благодарности в виде крынки сливок и сдобной лепешки, которые хозяйка оставляла бы там, где они легко могут всё это найти. Любая попытка заплатить домовому за его труды оканчивалась его уходом из дома.

Вернуться к тексту

Терпеть не мог одного мальчишку в приюте. Бесило в нём всё: и писклявый голос, и бегающий взгляд, и дурацкие очки в пол-лица, но более всего выводили из себя его угрозы, что он расскажет воспитателям, как я взглядом перемещаю по воздуху предметы и творю прочие чудеса. В один прекрасный день я с ним разобрался: натравил на него гадюку. Он визжал как поросёнок, жаловался персоналу приюта, что это я напустил на него змею. Его увезли покусанного в больницу. Таким образом, я на время избавил себя от его мерзкого присутствия. После этого инцидента воспитатели заперли меня в тесном пыльном чулане на целый день, а на обед дали лишь стакан воды да корку заплесневевшего хлеба. Они меня ненавидели и боялись. А я ненавидел их. Дети вокруг обычно мечтали о собачках и кошечках, я же не раз представлял себе в качестве питомца здоровенную змею, которой бы скормил всех ненавистных воспитателей.

Убедившись, что дома все в порядке, Минерва в каждый свой приезд обычно спешила посетить их деревенскую церковь. Умиротворяли не только стены родного дома, но и стены родной церкви. А еще Минерва всякий раз с удовольствием слушала выступления местного хора, исполнявшего торжественные гимны. И, разумеется, проникалась проповедями пастора, всегда наполненными спокойствием и оптимизмом.

Преподобный Роберт Макгонагалл в черном церковном облачении и сегодня, стоя за кафедрой, обращался к пастве невероятно приятным голосом, а речь его, как обычно, была безукоризненна и прекрасна. Но голос... Столь же мелодичный голос Минерва слышала еще у… профессора Риддла?

Она глубоко вздохнула и оглядела старинные стены культового сооружения. Поговаривали, что приходская церковь Святой Марии на этом месте возникла ещё в тринадцатом столетии, а во дворе виднелись надгробия, появившиеся до шестнадцатого века. Местные жители с удовольствием отмечали, что церковь имеет ещё дореформационное происхождение. Данную церковь в Даннете все любили, она считалась главной достопримечательностью деревни.

Минерва вспомнила один давний эпизод из детства. Ей исполнилось десять лет, и у неё в очередной раз случился выброс стихийной магии. Она тогда сидела на скамье в церкви в ожидании отца и рассматривала привычную обстановку. Ей давно не давала покоя одна заметная трещина в стене здания, глаз всякий раз цеплялся за неё, стоило Минерве только войти в церковь. И тут при очередном её настойчивом взгляде трещина медленно, но верно стала исчезать со стены. Минерву это так поразило тогда. Но ещё более поразило отца, который тоже всё это увидел.

Возможно, это был первый раз, когда папа стал очевидцем того, как она творит чудеса. Или это ей лишь так казалось. Знать-то он, конечно, знал, что у дочери происходят стихийные выбросы магии — мама его об этом предупредила. Но Минерва обернулась, услышав его взволнованный голос, и увидела, как широко были раскрыты от изумления его небесно-голубые глаза. В его взгляде так много тогда смешалось: испуг, замешательство, толика любопытства. Минерва тогда вся сжалась, словно её поймали на чём-то неприличном, ведь мама настойчиво просила стараться контролировать выбросы магии, сдерживать свои порывы. А тут у неё не вышло, да ещё свидетелем стал отец-магл.

Папа тогда молча подошёл к ней, взял за руку и вывел на улицу. Затем наклонился к ней и заверил её, что всё в порядке, всё хорошо. Хотел добавить что-то ещё, но не подобрал на тот момент подходящих слов. Лишь крепко прижал к себе и часто-часто гладил Минерву по волосам. Руки его тогда слегка дрожали.

Вечером с ней уже поговорила мама с довольно озабоченным видом, ведь одно дело творить неконтролируемую магию в стенах родного дома, и совсем другое — в общественном месте, где всё это могут увидеть посторонние люди. Хорошо ещё, что в этот раз свидетелем стал лишь отец. Минерву попросили без надобности не ходить в церковь, хотя бы пока. Пока она не получит письмо из Хогвартса и не уедет учиться контролируемой магии в законно отведённом для этого месте.

Минерва обдумывала этот эпизод и тогда, когда позже дома зашла в тесный отцовский кабинет, который был плотно заставлен стеллажами со старыми потрёпанными магловскими книгами — то была библиотека Макгонагаллов, что осталась папе от его родителей.

Отец сидел за столом перед раскрытой книгой, но сам при этом смотрел в окно. Но теперь взглянул на Минерву.

— Там Макгрегоры вернулись из Глазго. Ты ещё не виделась с Дугалом. А он, между прочим, о тебе постоянно спрашивает. — Он многозначительно на неё посмотрел сквозь очки и в этот момент немного напомнил ей профессора Дамблдора. — Славный парень, настоящая опора для родителей, да и девушкам в округе люб.

Минерва смущённо отвела глаза в сторону и подошла к одному из стеллажей.

— Я закончила чтение сборника древнеримской поэзии. Дала его почитать моему другу, ты же не против?

— Наверное, Дэвиду? Ты часто о нём упоминаешь, — заметил отец и улыбнулся краешками губ. — Разумеется, не против.

Минерва кивнула и зачитала любимый кусочек из особенного понравившегося ей стихотворения Вергилия:

«Как я завидую вам, о поля и прекрасные долы,

Тем вы прекрасней вдвойне, что с моею красавицей вместе

Вам и молчать, и вздыхать дано о нашей любови!

Ныне взирает на вас моя Лидия, с вами играет,

С вами беседует, к вам обращает весёлые взоры,

Вам потихоньку она мои напевает напевы,

Коими некогда мне, влюблённому, слух услаждала».

Она замолчала и посмотрела на отца, в глазах которого заблестели слёзы. В ответ он прочёл свои любимые строчки из того же стихотворения:

«Бедное тело моё застыло в холоде смертном,

Ибо рассталась со мной ненаглядная. С нею сравниться

Может ли кто красотою и мудростью?»⁽¹⁾

Отец выдержал паузу, на его лице появилась лёгкая улыбка.

— Я тоже в юности любил это стихотворение. Также оно нравилось и твоей маме. Я прочёл его ей, когда она в очередной раз приехала на каникулы. — В его глазах появилась лёгкая грусть. — Всякий раз, когда твоя мать уезжала учиться в вашу школу, я боялся, что однажды она оттуда не вернётся или вернётся, но с женихом. И её для меня не станет. В те годы Вергилий и Катулл были моими настольными авторами.

Вот потому отцу и нравилось столь грустное стихотворение, ведь на заре своей любви к будущей супруге он пережил немало печальных и отчаянных дней. Минерва знала, что папа особенно ценил именно сурового эпичного Вергилия ⁽²⁾, чистого душой, не от мира сего, который приобрёл свое особое значение для церкви. Для мира магов этот древнеримский поэт был прежде всего блистательным волшебником, использовавшим свою магическую силу для защиты Неаполя от всевозможных напастей, вроде голода или смертельных болезней. Некоторые итальянские волшебники и по сей день носили с собой талисманы с изображением поэта — об этом поведал Биннс на уроках истории магии.

— Надеюсь, ты вскоре прочтёшь и «Энеиду», — высказал пожелание отец и озвучил крылатую строчку из поэмы Вергилия: — «Бойтесь данайцев, дары приносящих!»

Он снова замолчал, словно что-то обдумывая, но затем поинтересовался:

— А Вергилий был из ваших? — в его голосе звучала неловкость. — В смысле, он был…

— Волшебником? — помогла Минерва. — Да, «мантуанский лебедь» для магического античного мира был выдающимся чародеем.

Отец поджал губы почти так же, как она сама обычно.

— Вергилий, правда, оберегал свой любимый город? — недоверчиво спросил он. Его явно одолевало любопытство. — Поэт в самом деле создал муху, которая изгнала из Неаполя других мух, и в итоге город был спасен от чумы?

Минерва кивнула. И тут на лице отца появилась одобрительная улыбка. Кажется, услышанное весьма порадовало его. Минерва, видя его хорошее настроение, решила спросить отца о том, что интересовало её уже несколько недель.

— Помнишь, мы обсуждали Иосифа Купертинского? Позволь спросить: а ты сам когда-нибудь по-настоящему испытывал религиозный трепет?

Его лицо посерьёзнело. Он снова тщательно обдумывал ответ.

— Пожалуй, я испытывал подобное чувство несколько раз в жизни. Последний раз это случилось, когда ты появилась на свет, и я взял тебя на руки.

Отец внимательно посмотрел ей прямо в глаза.

— Потому что нет ничего прекраснее и естественнее младенца, появившегося на свет в браке, скреплённом любовью и взаимным согласием. Да, я испытал тогда глубокое чувство благоговения.

— А рождение сыновей уже не вызвало подобного чувства?

На его лбу пролегла глубокая морщина. Минерва понимала, что затрагивает опасную тему, но рано или поздно это бы всё равно произошло.

— Что же, я предполагал, что однажды об этом зайдет разговор. — Отец тяжело вздохнул и закрыл книгу перед собой. — Когда ты родилась, я ощущал себя совершенно счастливым человеком. Казалось, ничто не могло омрачить мою жизнь.

— Тогда ты ещё не знал, что твоя жена колдунья, — закончила за него Минерва, и он бросил на неё колючий взгляд. — А сыновья родились позже, когда ты уже знал всё о её сущности. И былого трепетного отношения уже не было.

— Дочь, ты должна понять одну вещь. — Отец устало помассировал пальцами виски. — Твоя мама является самым дорогим для меня человеком. Но и отношения в браке должны строиться на доверии. А мама даже сейчас пытается многое скрывать от меня. Думаешь, я не в курсе, что она варит зелья украдкой? И мне известно обо всём, что происходит с Робертом и Малькольмом.

— Но ты ведь так и не принял того факта, что она ведьма? — нетерпеливо отозвалась Минерва.

— Нет, этот факт я принял и довольно давно, — не согласился он. — Но плохо, когда в отношениях присутствует неискренность. А у нас, как я понял, с твоей матерью так сложилось с самого начала.

Да, мама довольно продолжительное время скрывала от него, что она ведьма. И, вероятно, именно тот факт, что всё утаивалось, да так долго, и дал некую трещину в отношениях. Как прекрасное разбитое блюдце, которое не будет прежним, даже если его старательно склеить.

— Мама не могла раскрыть всю правду! — принялась защищать мать Минерва. — Её действия ограничены Международным Статутом о Секретности…

— Она говорила мне об этом Статуте. Но ей всё равно следовало рассказать мне обо всём с самого начала!

— И что, тогда бы ты на ней не женился? — Минерва наконец озвучила ту тревожную мысль, что годами витала в их доме.

У отца было такое выражение, словно ему влепили пощёчину.

— Я не представляю своей жизни без неё…

— Ты не ответил на вопрос!

— Мне горько думать, что такие мысли возникли в твоей голове. Отчасти я сам, наверное, в этом виноват. — Он посмотрел на нее твёрдо. — Если хочешь знать, я бы женился, но тогда между нами с самого начала возникло бы полное доверие, которое должно быть между супругами.

Минерве стало очень стыдно. Но всё, что накопилось за все эти годы в её душе, все недомолвки — наконец-то это выплеснулось наружу. И после этого заметно полегчало.

— Отец, мне безумно жаль, что так произошло у вас с мамой. И я…

— Нет, не говори ничего. Минерва, ты — дитя, ниспосланное мне небесами, мироздание распорядилось, чтобы ты была именно такой. Волшебница ты или нет — какое это имеет значение? Это твоя природа, ты должна принять это. И твои братья — они оба из того, твоего мира. Вы должны это принять. И я это приму. Рано или поздно.

— Прости меня, папа! — Она прижалась к его теплой груди, а отец снова, как в детстве, принялся гладить её по волосам.

* * *

Интересно, что Минерва нашла в том неотёсанном деревенском парнишке? В этом она напомнила собственную мать, которая в своё время спуталась с маглом и этой связью осквернила свой славный магический чистокровный род. Равно как и моя мать, которая опустилась до применения Амортенции к моему отцу, этому поганому маглу, хотя могла при желании заполучить достойного чистокровного волшебника себе под стать.

Когда на следующий день Минерва вышла на улицу, то встретила Дугала Макгрегора, который вовсю расчищал от снега дорожку перед своим добротным домом. Минерва окликнула его, и он оторвался от работы. Его лицо расплылось в дружеской улыбке.

— Привет, Минни! — так к ней с младых лет обращался только Дугал. Такое обращение, сказанное веселым тоном, всегда возвращало Минерву в детство.

Но сейчас Дугал уже не был ребёнком, и это стало заметно ещё год назад. Перед ней стоял рослый, крепко сложенный юноша с открытым лицом, с вьющимися рыжими волосами, которые он постоянно заправлял за уши, с пыльными от физической работы руками. Невольно вспомнился Риддл, его непроницаемые глаза, изящные длинные пальцы, которыми он неспешно перелистывал страницы старинных фолиантов. Какие же они были разные: открытый во всем Дугал Макгрегор из древнего шотландского магловского клана, гордо носящий свою фамилию, и Том Риддл — человек с непонятным прошлым и с фамилией, означающей «загадка». Дугал располагал к себе весёлым нравом, с ним было легко и надёжно, Риддл же притягивал к себе, словно магнит, и одновременно отталкивал. Минерва не понимала, почему вдруг начала их сравнивать.

— Давно вернулась из своей английской школы для девочек? — Дугал широко улыбнулся. Половина его обаяния заключалась в его улыбке и лукавом прищуре голубых глаз. — Ну как, всё колдуете там, словно ведьмочки? Матушка не зря повторяет, что в душе каждая женщина немного ведьма.

— Она права! — Минерва рассмеялась. Друг детства всегда умел ее рассмешить доброй шуткой. — А как ты? Удачно съездили в Глазго?

— Весьма! Продали всю шерсть без остатка. Нашёлся отличный покупатель из Лондона.

Пока он увлечённо рассказывал о поездке в Глазго, Минерва с интересом его разглядывала. Она иногда гадала, а что было бы, окажись Дугал магом. На какой факультет в Хогвартсе он тогда бы попал? Воинственный характер, унаследованный от его предков, наверное, привёл бы его в Гриффиндор, а вот трудолюбие — в Хаффлпафф. Когда Минерва об этом размышляла, то в итоге ей становилось немного грустно. Грустно от понимания, что она так всего этого никогда и не узнает, потому что Дугал был маглом. Он часто расспрашивал её об учебе в закрытой школе для девочек, а Минерва всегда отвечала уклончиво, хотя порой ей так хотелось рассказать всю правду. Но этого делать было нельзя. Да и она умом понимала, что Дугалу никогда не понять в полной мере её положения, не узнать ее мира. «А Том?» — вдруг подумалось ей. Том Риддл, конечно, мог её понять. Он волшебник, да ещё какой! Возможно, куда фанатичнее, чем она. Минерва заметила, что впервые назвала его про себя Томом. Прежде было просто «профессор Риддл» или «мистер Риддл».

— Ты выглядишь подавленной, — обеспокоенно заметил Дугал. — Что-то случилось? Я могу чем-то помочь?

— Всё хорошо!

Он потоптался на месте, но потом хлопнул себя по лбу, будто что-то вспомнил. Затем извлёк из кармана маленькую коробочку и протянул Минерве.

— Это тебе. Когда увидел её на городской ярмарке, то сразу подумал о тебе, — сказал Дугал нарочито весело и беззаботно, явно пытаясь скрыть волнение.

Минерва открыла коробочку и увидела серебряную заколку для волос в виде цветка чертополоха. Совершенно простую в исполнении, но тонкой работы. Минерва поблагодарила Дугала, и его лицо вдруг стало серьёзным. Он приблизился к ней, его волнение только усилилось. Их лица стали близки друг к другу. Дугал, кажется, боялся даже вздохнуть…

— Дугал! — вдруг послышался звонкий голос миссис Макгрегор.

Момент рассеялся. Дугал отпрянул от Минервы и крикнул:

— Иду, матушка!

Он улыбнулся на прощание и поспешил в дом. А Минерва осталась стоять, смотря ему вслед и сжимая в кулаке прохладную тяжёлую заколку.

— Добрый день, мисс Макгонагалл! — Она вздрогнула, услышав позади себя знакомый мелодичный голос, и не поверила своим ушам. Но тут же обернулась.

Всего в нескольких шагах от неё стоял профессор Риддл собственной персоной. Он был подобен снегу, который неожиданно свалился на голову. Одет Риддл был в магловское зимнее пальто, а голову его покрывала тёплая меховая шапка. Одежда выглядела просто, но даже в таком наряде Риддл смотрелся импозантно. Точно сын какого-нибудь английского лорда, решивший выйти в народ. «Подлецу всё к лицу!» — невольно подумалось Минерве.

— Почему вы здесь, профессор? Что-то случилось? — забеспокоилась она.

— Нет, в школе всё в порядке. Я к вам с визитом по учебным вопросам. Решил обратиться к вам как к старосте.

— Слушаю, профессор.

— Впереди очередной учебный семестр. Мы начинаем осваивать новую большую тему: «Превращение, направленных против мага, объектов в другие». Я бы хотел, чтобы ученики немного освежили в памяти некоторые знания по трансфигурации, дабы не тратить попусту время в аудитории. Пускай поразмышляют о предметах и стихиях, которые могут трансфигурировать быстрее всего. Я был бы вам признателен, если бы вы сообщили об этом учащимся.

— Вы могли прислать мне сову с просьбой, но вы прибыли сюда лично. Почему?

— Я давно мечтал побывать в этих краях, хотел своими глазами увидеть местные плоскогорья, — не сразу ответил Риддл. — Вообще, меня всегда привлекала суровая природа Шотландии. Детство я провёл в убогом приюте в затхлом Лондоне. Там я задыхался. А здесь могу вздохнуть полной грудью. Вот и решил совместить приятное с полезным.

— Вижу, вы довольны визитом.

— Безмерно. В ближайшие дни я хочу побывать в самой северной точке Британии. Буду признателен, если вы составите мне компанию. Вы ведь хорошо знаете упомянутое место, правда?

— Но, профессор…

— Вы снова желаете получить взыскание? — Риддл прищурился, и Минерва не нашлась что ответить.

И тут до них донёсся мамин голос. Миссис Макгонагалл степенно подошла к ним и вопросительно посмотрела сначала на Риддла, а затем на Минерву.

— Матушка, я бы хотела познакомить тебя с профессором Риддлом... — спохватилась Минерва. — Профессор, рада представить вам мою мать...

Миссис Макгонагалл окинула Риддла оценивающим взглядом, не всякий визитёр удостаивался с ее стороны столь пристального внимания. Хотя, по правде сказать, в их местах гости были редки.

— Позвольте пригласить вас на чай, профессор. Вы оказали бы нам честь, — сказала мама учтивым тоном.

Они прошли в дом, миссис Макгонагалл скрылась в кухне, Минерва предложила гостю кресло в гостиной. Камин уже топился, и от его тепла на щеках Риддла заиграл румянец. Когда мама вернулась с подносом, Риддл в одной руке держал головной убор, а в другой — большой букет из крупных белых роз, будто только что срезанных с куста, на лепестках даже виднелись капельки росы. Риддл беззастенчиво наколдовал цветы буквально из воздуха, и Минерва напряглась при мысли, что кто-нибудь из соседей мог увидеть подобные чудеса с улицы, ведь окна в гостиной не были прикрыты занавесками.

— Прямо из Лондона, из славного местечка под названием Косой переулок, где можно найти всё, что душе угодно. — Риддл очаровательно улыбнулся. Одну розу из букета он извлёк и протянул Минерве, а букет вручил миссис Макгонагалл. «Бойтесь данайцев, дары приносящих», — вдруг промелькнула в уме у Минервы цитата из «Энеиды», которую на днях упоминал отец.

— Благодарю. — Мать сдержанно улыбнулась. — Раз вы из Лондона, то, боюсь, мне нечем вас угостить, вы ведь привыкли к настоящему чаю, заваренному по всем правилам. Мы же люди простые, у нас принято пить отвары местных трав, обладающих успокоительным и целебным эффектом.

— Ну что вы! Не стоит беспокоиться. Я с удовольствием попробую ваши отвары местных трав. В Лондоне, да и в школе, мне такая возможность не представится.

Мама подала ему изящную расписную чашечку с ароматным чаем и придвинула поближе тарелку с имбирным печеньем.

— Мне было бы интересно узнать о травах, используемых в этом напитке, — заметил Риддл, отпив немного. — Явно ромашка, примула и кое-что ещё…

— Вереск, — подсказала мама и пристально посмотрела ему в глаза. — Да, и кое-что ещё.

— Как моментально действует ваш чай. — Риддл тоже смотрел на неё, не отрываясь. — Я никогда прежде не испытывал такое спокойствие и умиротворение. Настоящая магия!

В комнате повисла звонкая тишина. Кажется, мама впервые за многие годы вела беседу с волшебником, не считая её детей.

— А как моя дочь, как её успехи в учебе? — наконец она прервала молчание.

Риддл, допив чай, аккуратно поставил чашку на столик рядом.

— Минерва уверенно поддерживает свой статус лучшей ученицы школы, в том числе и по моему предмету…

— А что за предмет, позвольте узнать?

Но тут в дверь громко постучали.

— О, миссис Макгонагалл, я получил несказанное наслаждение от визита к вам, но мне уже пора! — Риддл засуетился. — Благодарю за чай.

Мама выдавила вежливую улыбку и, извинившись, отошла. Риддл поднялся, прихватил свою шапку. Выйдя на улицу, он деловито оглядел Минерву.

— Я пришлю вам сову со временем встречи. — Риддл, похоже, не был расположен принимать какие-либо возражения.

— Профессор, в это время года погода не особенно располагает к прогулкам…

— А вы разве не ведьма с самого севера Шотландии? Забыли курс утепляющих заклятий, что вам читал профессор Флитвик? Для хорошего мага не существует препятствия в виде плохой погоды.

Похоже, спорить с ним было бесполезно. И тут Минерва, замешкавшись, попросила его подождать с минуту, а сама вернулась в дом и быстро собрала на кухне в небольшую корзинку домашнего печенья с имбирём.

— С наступающими праздниками вас, профессор! — Вернувшись, она протянула ему корзину. — С грядущим днём рождения!

Минерва помнила дни рождения всех преподавателей. Риддл родился тридцать первого декабря. Он немного смутился или сделал вид, что смутился, но подарок принял со сдержанной благодарностью и вскоре скрылся за воротами дома.

Примечания:

Церковь в Даннете, о которой шла речь в главе: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/3/3f/Dunnet_Parish_Church_-_geograph.org.uk_-_14703.jpg

1) Взяты отрывки из стихотворения Вергилия «Лидия».

Вернуться к тексту

2) Вергилий (70 год до н. э. — 19 год до н. э.) — римский поэт, его творчество дало средневековым комментаторам повод видеть в нём предвестника христианства, который предсказал рождение Спасителя. Также обрёл репутацию чародея, который изобретал всевозможные чудеса.

Вернуться к тексту

Подаренные розы стояли на столе в гостиной в большой керамической вазе. Роскошные белые бутоны не утрачивали своей свежести, так как мама украдкой заколдовала букет. Появление дома свежих цветов в разгар зимы вызвало бурные восторги братьев и лёгкое удивление отца. Минерва аккуратно пояснила, что это она выполняла школьное задание, согласно которому требовалось превратить пару хвойных веток в букет роз. Отец понимающе кивнул, а братья принялись перешёптываться.

В один из дней Минерва помогала матери на кухне с приготовлением кекса. В какой-то момент она ощутила на себе несколько странноватый взгляд мамы. Словно миссис Макгонагалл очень хотела о чём-то поговорить, но не знала, с чего начать. Наконец мама отставила в сторонку замешанное тесто и высказалась:

— Мистер Риддл весьма хорош собой. Для англичанина он и вовсе редкостный красавец, — с некоторой язвительностью, с какой шотландцы порой высказывались об англичанах, заметила она. — Сколько ему лет? Двадцать пять? И он из нашего… хм, твоего мира. Я тебе рассказывала, что в школе тоже была влюблена в учителя?

Тоже? Минерву задела эта словесная шпилька, но она предпочла не цепляться к словам.

— Нет, не рассказывала.

— Со мной это случилось в конце шестого курса. Он был учителем по полётам.

«Что? Неужели мистер Хопкинс?» Минерва вспомнила их квиддичного судью, этого довольно видного мужчину, которому недавно исполнилось пятьдесят лет.

— Знаешь, квиддич на седьмом курсе для меня тогда превратился в настоящую пытку: я вечно краснела на тренировках, стоило учителю на них появиться. Казалось, что это замечала половина школы. Девчонки постоянно хихикали надо мной.

— А он?

— Он, конечно, ничего не замечал или делал вид, что не замечал. Вёл себя крайне корректно, при этом часто отмечал, что у меня особый талант к квиддичу. А потом я закончила школу, вернулась домой, и здесь моё увлечение постепенно сошло на нет. Позднее я вышла замуж за твоего отца.

«О, мама! Мне ведь ещё полгода играть в квиддич в школе и пересекаться с мистером Хопкинсом. И теперь испытывать неловкость».

Минерва тяжело сглотнула и высыпала на кухонный стол изюм и миндаль для кекса. При этом ощущала на себе мамин взгляд исподлобья, из-за которого ей всегда становилось не по себе. Это не был прямой, открытый взгляд отца.

— Будь я на твоем месте, я бы добилась любви этого мистера Риддла, — наконец тихо, почти заговорщически произнесла мама.

— Мама! — Минерва едва не подскочила на месте от услышанного.

— Решать, конечно, тебе, — спустя пару минут молчания спокойно сказала миссис Макгонагалл. — Но видно, что он к тебе расположен. Он не женат? Я не заметила на его руке обручального кольца. Тебе подойдет мужчина, который равен тебе по интеллекту или даже выше. Кроме того, мне кажется, Риддл довольно страстный человек, что немаловажно.

Минерва с силой раздробила миндаль скалкой и с возмущением взглянула на мать.

— Да, милая, это так! Это заметно по его глазам, хотя в поведении он сама сдержанность. Горящий лёд, если угодно. А теперь послушай меня внимательно. — Мама мягко перехватила ее руку. — Здесь, в деревне, тебе делать нечего. Не повторяй моих ошибок! Дугал тебе не пара, со временем ты с ним заскучаешь. Вас объединяет лишь детство. Ты совершеннолетняя волшебница, а до окончания школы тебе осталось совсем чуть-чуть, различия в положении с этим Томасом со временем уйдут, а разница в возрасте не особенно велика. Ты должна искать себе мужчину среди своих, среди волшебников.

— Я никого не должна искать! — Минерва резко вырвала руку и принялась быстро развязывать кухонный фартук. — Мне никто не нужен! Я должна работать над статьёй по трансфигурации.

Она бросила взгляд в сторону своей комнаты, где её верно дожидались учебники и монографии по магии да пергамент с перьями. Её убежище. Затем, повесив фартук на место, Минерва поспешно направилась к себе.

— Вся в своего отца! — крикнула ей вдогонку мама. — Милая, не стоит хоронить себя в науке раньше времени! И ты влюблена. По уши. Просто пока не готова признаться в этом самой себе.

Минерва зажала уши ладонями, не желая слышать её слов, которые однако же оглушительно звенели в голове на фоне тишины запертой комнаты.

«Влюблена! Влюблена...»

* * *

Формула успешного полёта без поддержки сложна и проста одновременно. Сложна в достижении состояний, необходимых для полёта, как, например, отсутствие страха падения. Ведь птицы не боятся упасть, нахождение в воздухе, перемещение по нему — это естественные для них состояния. Вот и маг должен воспринимать нахождение в воздухе как нечто естественное. Простота же формулы состоит в том, как легко она срабатывает, когда её немногочисленные составные части объединяются, и заклинание мгновенно срабатывает.

С Риддлом Минерва договорилась встретиться утром в заброшенном сарае на краю деревни. Она наложила на себя несколько утепляющих заклинаний, ведь ей было известно, насколько ненастной могла быть в это время погода в Даннет Хэд.

Между тем Риддл уже терпеливо дожидался её в условленном месте. Минерва очень надеялась, что никто из местных его не видел. Миссис Макгрегор и без того уже спрашивала ее о «незнакомце, который на днях заглядывал в дом пастора». Пришлось со всей осторожностью подчистить ей и остальным Макгрегорам память.

Риддл поправил воротник своего зимнего тёмно-зелёного пальто и повернулся к вошедшей в сарай Минерве. Не теряя времени, они трансгрессировали.

На месте Минерву чуть было не сбил с ног резкий порыв ветра. Конечно, как она и ожидала: яростный зимний ветрище, тёмное холодное море, волны которого с неистовым грохотом ударяли по прибрежным скалам. Ещё оставались свежи в памяти воспоминания о Великом шторме ⁽¹⁾, разразившемся в январе уходящего года. Для Британии это были сложнейшие дни, Министерство магии отправило спасателей помогать волшебникам и маглам, оказавшимся в беде в результате шторма. Минерва тогда находилась, как и положено, в Хогвартсе, но, несомненно, очень переживала за семью, которая на время перебралась в глубь Британии к родственникам отца.

Пытаясь отогнать печальные мысли, Минерва взглянула на Риддла, который стоял на ногах уверенно и твёрдо. Кажется, ему были нипочём ни холод, ни ветер. Вдалеке виднелись очертания старого маяка.

— Собственно, маяк был построен ещё в тысяча восемьсот тридцать первом году Робертом Стивенсоном, знатным строителем портов. У этого же Стивенсона, к слову, был внук — всемирно известный магловский писатель... — Минерва уже минут двадцать увлечённо рассказывала историю этих мест, пока они неспешно прогуливались по берегу. — Местные жители всегда особенно любили этот маяк из-за его статуса самого северного пункта Великобритании.

— Прекрасно, шотландскому народу определённо есть чем гордиться, — внимательно выслушав её, с улыбкой заметил Риддл. — Маяк впечатляет, а Джон Сильвер из «Острова сокровищ» нравится мне по сей день. Благодарю за экскурс в историю, мисс Макгонагалл. Десять баллов Гриффиндору!

Его слегка насмешливый тон вернул Минерву из мира прочитанных книг в реальность. Похоже, она чрезмерно увлеклась изложением сведений о знакомых ей с детства местах. И это ещё не зашла речь о местных флоре и фауне.

— Ну что же, мисс Макгонагалл, — продолжил Риддл, окинув взглядом местность вокруг. — Думаю, пришло время полетать.

— Сейчас? В такую погоду? — Минерва поёжилась от очередного порыва зимнего ветра.

— А что такого? Смотрите! — Риддл заставил её обернуться.

Минерва приоткрыла рот от удивления. Они стояли почти на самом краю обрыва, внизу плескалось буйное море, а в небе сквозь серые тучи вдруг начали пробиваться слабые солнечные лучи.

— Вы так удивлены, — насмешливо заметил Риддл. — Но разве вы у себя в деревне не поджигали бревно в Рождество?

— Поджигали.

Она вспомнила, как их местная молодежь во главе с Дугалом Макгрегором любила жечь Святочное полено. Так они шуточно обращались к Солнцу, прося его вернуться. А с возвращением Солнца увеличивался и световой день.

— Нередко маглы сами проводят абсолютно магические ритуалы. Это действенно, когда в их компании имеется хотя бы одна ведьма. В случае вашей деревни ведьм оказывается куда больше. — Риддл ухмыльнулся. — Вот солнце и выглянуло сейчас и будет светить всё ярче и ярче — ритуальная магия в действии.

И будто в подтверждение его слов солнечные лучи всё активнее светили сквозь густую пелену облаков. Риддл взял в руки правую ладонь Минервы. Кисть уже почти зажила после злополучного удара бладжером, но для полного выздоровления ещё требовалось некоторое время.

— Вот и любимый вами квиддич. И ваша хвалёная метла, — укоризненно заметил Риддл и ощупал её ладонь. Его прикосновения и слова моментально спустили Минерву с небес на землю. — На ней больше шансов свернуть шею, нежели в своих полётах вы станете полагаться исключительно на свои магические силы. Потому что ваш мозг в полной мере будет управлять вашим телом без надежды на примитивное устройство, которое подходит лишь для уборки помещений.

Минерва отшатнулась от него. Он предлагал снова испытать на себе то, что произошло при падении с Астрономической башни? Нет, только не сейчас и не здесь! Она до сих пор помнила ужас при падении с такой высоты. Но Риддл был непреклонен и продолжал:

— Вы пытаетесь отойти от испуга, который не так давно испытали. Это нормально. Замкнуться в себе и топтаться на месте — вот это ненормально. Лучший способ преодолеть — попробовать снова.

Она отрицательно замотала головой.

— Страх разбиться — самое большое препятствие в этом начинании, — сказал Риддл. — Вы в полной мере на себе его испытали. Но вы также выяснили, что необязательно разобьётесь, если вы маг, разумеется. Бесславную гибель от падения на землю лучше оставить маглам. Вы должны перестать бояться упасть.

Минерва неуверенно посмотрела на тёмное бушующее море. В ней боролись два скорпиона: страх и желание во что бы то ни стало попробовать снова, пусть даже она к этому и не особо готова. Но, Мерлин, чтобы решиться вот так просто прыгнуть с такой высоты в никуда — тут впору разве что напиться огневиски или какого-нибудь зелья храбрости перед прыжком.

— Ни в коем случае, никакого алкоголя или зелий. Исключено! — возразил Риддл. — Это же приведет к развитию самой настоящей зависимости, если не от волшебной палочки или метлы, то от другого. И всякий раз, когда вам нужно будет воспользоваться этой магией полёта, вы будете хлебать виски или зелье? Путь в никуда. Вам необходимо своими силами преодолеть страх, вы должны владеть собой и понимать, что вы делаете, быть абсолютно трезвой. И должны верить, что взлетите. Вера — одна из руководящих частей. Однажды вы уже летали.

— Это было осуществлено не моими силами.

— Но вам была предоставлена редчайшая возможность, и вы её оценили.

Риддл медленно обошел Минерву, остановился и устремил взгляд вдаль, в море.

— Так вы будете пробовать? — нетерпеливо спросил он.

— Нет!

Тогда Риддл снова повернулся к Минерве и, резко схватив её за талию, притянул к себе.

— Вы должны почувствовать себя дымом! — выдохнул он ей в ухо, а затем, прошептав чары невидимости, резко взмыл вверх.

Они вдвоём так стремительно взлетели в небеса, что сердце у Минервы ухнуло вниз. Она мёртвой хваткой вцепилась в руку Риддла. Он же держал её с удивительной лёгкостью, точно Минерва была пушинкой. Далеко внизу остались высокие величественные скалы, маяк, который теперь выглядел совсем игрушечным. Потрясающе красивые виды! Совсем рядом пролетела стайка птиц, и Минерве даже показалось, что одна из птиц легонько задела крылом ее щеку. Возникло чувство эйфории, близкое к тому, что было испытано в Хэллоуин. Но всё равно ещё не то.

Между тем Риддл продолжал набирать высоту, словно его мало интересовало то, что оставалось внизу, он уверенно нёсся навстречу солнцу. Зимнему, тусклому, больше напоминавшему немытую лампу, но всё же солнцу. Риддла явно охватил азарт, и Минерве стало немного страшно. Казалось, солнце приближалось к ним с космической скоростью. У Минервы при взгляде на светило заслезились глаза.

— Не поднимайтесь так высоко! — взмолилась она. — Пожалуйста!

Но Риддл будто и не услышал её слов, а упрямо продолжал мчаться всё выше и выше.

— Я не он! — вдруг выкрикнул он, и Минерва впервые услышала в его голосе почти мальчишеский задор. — Я не Икар! Вы этого не поняли, Минерва? Солнцу не растопить воск на моих крыльях!

В этот невероятный миг она была готова даже поверить, что воск на крыльях, которые ему бы предоставил Дедал⁽²⁾, Риддл бы попросту заколдовал. И полёт, несомненно, увенчался бы успехом. Сколько же магической силы в человеке, что так крепко держал её сейчас и столь отчаянно бросал вызов небесам! Он — само волшебство!

Когда они немного снизились, Риддл предупредил, что скоро отпустит её, и Минерва дала согласие, сжав его руку. Риддл отпустил её, и она полетела вниз камнем, почему-то лихорадочно думая лишь о том, чтобы с неё не слетели чары невидимости.

Минерва вновь зависла в воздухе, как тогда в Хогвартсе. Только теперь она висела в нескольких футах от огромных тёмных валунов, о которые с шумом ударялись морские волны. Ей не хотелось больше испытывать знакомое неприятное чувство беспомощности в ожидании, когда Риддл ей поможет, а потому Минерва мысленно проговорила про себя все необходимые заклинания и превратилась в кошку — животное ловкое, привычное к прыжкам. И приземлилась на один из скользких валунов, где её сразу же обдало ледяными морскими брызгами. Чары невидимости слетели. Минерва впервые использовала трансфигурацию в столь экстремальных условиях и теперь испытала глубокое чувство удовлетворения. Пускай пока до самих полетов ей ещё и очень далеко.

Через мгновение на соседнем камне приземлился Риддл, снявший с себя чары невидимости. Минерва с изумлением отметила на его лице лучезарную улыбку. Такую, как в её сне. Сейчас Риддл, как и в её грёзах, выглядел совсем юным, точно сбросил с себя бремя прожитых лет. Его глаза озорно блестели. Никогда прежде Минерва не видела его таким… воодушевлённым?

— Удобно быть анимагом, правда, Макгонагалл? — довольно спросил он. — Тем более, что у кошки девять жизней!

— Удобно! — бодро согласилась Минерва, снова приняв человеческий облик.

Солнце уже скрылось за набежавшими тучами, и в воздухе появилась противная морось. Риддл сказал, что на сегодня прогулок достаточно, и им нужно перебраться в место потеплее. Он молча взял её за руку, последовала аппарация.

Перенеслись они в небольшой городок под названием Уик⁽³⁾, в котором Минерве прежде доводилось бывать несколько раз. Их встретили серые мрачные дома и строгое здание Ратуши, выполненное в неоклассическом стиле. Некоторые дома, поврежденные в годы войны, всё еще восстанавливались. Послышался приглушённый церковный звон. Мимо них прошли угрюмые прохожие в поношенных шинелях. Риддл увлёк Минерву в тёмную подворотню, где они сбросили чары невидимости. Затем они вышли на одну из узких городских улочек и прошли совсем немного, прежде чем остановились у очередного серого трёхэтажного дома. На первом этаже этого неприглядного здания располагалось магловское кафе, которое им и было нужно.

Заведение оказалось тёмным и неуютным, на его стенах висели старые пыльные картины, на которых были изображены то рыбаки, то просто пойманная сельдь — это служило напоминанием о сельдяном буме, что затронул город в прошлом столетии. Посетители в основном лениво попивали чай, а кто-то и что-то покрепче. Одна компания молодых мужчин, по виду простых работяг, принялась с интересом разглядывать их с Риддлом. Минерва отлучилась в уборную и быстро привела там в порядок растрепавшиеся волосы. Щёки её были румяны от мороза.

Они заняли столик у окна, и Риддл сделал заказ. В это время один из мужчин, что беззастенчиво их разглядывал, воскликнул:

— Погляди-ка, Фергус, какой щёголь к нам пожаловал!

И тут мужчина, самый старший по виду, которого, судя по всему, и звали Фергус, сказал:

— Так это же Том!

В ответ на вопросительные взгляды пояснил:

— Он из Лондона. Как-то помог мне одну вещицу починить несколько лет назад.

Риддл неторопливо подошёл к компании и обменялся с мужчинами рукопожатиями. Знакомые у него, похоже, находились даже в таком захолустье, как Уик.

— Берк не зря тебя нахваливал, — продолжил Фергус. — Премиальные он тебе тогда хоть выплатил-то?

— Выплатил. — Риддл кивнул.

— А старушка Хепзиба тобой как была довольна, а? — продолжил тот и, повернувшись к остальным собеседникам, пояснил: — Помните, поставлял я некоторое время сельдь одной очень богатой даме? Она покушать-то любила, дородная какая была! Ух! И денег не скупилась за рыбу отваливать, привередливая особа была, ибо только нашу продукцию ей и подавай!

Тут Фергус придвинулся ближе к Риддлу:

— Даме ты приглянулся, кстати! Обмолвилась она как-то с придыханием, что, мол, ждёт дорогого гостя — тебя. И покраснела при этом, как юная девица. Антиквариат ей, видите ли, подавай. Как же! Хепзиба сама была тем еще антиквариатом, похотливая старушенция! Руку даю на отсечение, что она за тебя и замуж пошла бы, предложи ты ей это. Только вот престарелая служанка взяла да и притравила внезапно ведьму поганую! С прекрасной спутницей не познакомишь?

Он с интересом оглядел Минерву.

— Не сегодня, — отрезал Риддл.

— Правильно, а то девушку уведут! Наши парни такие…

Происходящее весьма развеселило компанию, и молодые люди принялись напевать отрывки из одной старой баллады:

«В зеленый шелк обут был Том,

В зеленый бархат был одет.

И про него в краю родном…»

Тут один из парней в упор посмотрел на Минерву.

— Не подскажешь концовку стишка, милая?

— «Никто не знал семь долгих лет!»⁽⁴⁾ — уверенно закончила Минерва.

— Поглядите, какую умницу нашёл себе Том! — Фергус подмигнул Риддлу.

Между тем хозяин заведения со скучающим видом поставил перед ней чашки с чаем да тарелку с печеньем и сэндвичами. Риддл перекинулся ещё парой слов с Фергусом, а затем присел напротив Минервы.

— Теперь можно выпить горячего чая, сейчас самое время. — Он взглянул на настенные часы с кукушкой, которые отбили ровно одиннадцать утра. Затем придвинул к Минерве поближе тарелку с сэндвичами. — Ешьте! Я должен вернуть вас вашей матушке в сохранности и сознании. Вы устали и замёрзли.

Но от волнения у Минервы не было аппетита. Риддл сделал маленький глоток из своей чашки.

— Одиннадцатичасовой чай, — произнёс он задумчиво, аккуратно поставив чашку на блюдце. — У нас в приюте каждое утро воспитатели выкраивали на него чуть ли не целый час. Для них это была обязательная часть дня, никогда не пропускали чаепитие, пусть хоть вокруг потоп. Специально подобранный сорт чая — всё как полагается. Некоторые дети подглядывали за всем этим действом в замочную скважину, и у них сводило животы от голода. Ведь довольствовались мы скудными приёмами пищи, где чуть отвлечёшься, и у тебя обязательно стащат твой черствый крохотный кусок. Нам регулярно напоминали, что мы должны быть безмерно счастливы, что не умираем с голоду благодаря милости наших сердобольных попечителей. Половину продуктов персонал, разумеется, воровал. Теперь-то я, конечно, в состоянии позволить себе одиннадцатичасовой чай.

Последнее было сказано с горькой усмешкой.

— А как в Хогвартсе? — спросила Минерва, отхлебнув из чашки горячий напиток.

— Поначалу я был поражён изобилием блюд там. Большую часть их я видел впервые в жизни. Однажды даже переел с непривычки и тогда, кстати, и узнал, что значит переесть в принципе. А в последующие годы началась война, и пища стала очень скудной, порой не лучше той, что потчевали в приюте. Я давно уже не ребёнок, но привычка есть мало так и осталась. А привычка — вторая натура, знаете ли.

Минерва обратила внимание, что Риддл не притрагивался к сэндвичам и печенью, лишь пил чай мелкими глотками.

— Вам повезло, — после некоторого молчания заговорил он. — Для меня в свое время не нашлось учителя по полётам без метлы. У меня книги были учителями. Те немногие маги, которые так или иначе умеют летать без поддержки, не горят желанием брать себе учеников из-за повышенной опасности этого дела. Так что мне пришлось всё постигать самостоятельно. Вам вот проще, вам есть кому помочь, подсказать. Вы уже преодолели страх падения, верно?

«Как же!» — с сарказмом подумала Минерва, но понимала, что если бы не Риддл, то она, скорее всего, даже ничего и пробовать не стала, побоялась бы.

— Теперь дело за малым. — Он как-то странно посмотрел на неё.

— Малым? — переспросила Минерва. — Религиозный трепет — это так просто?

— А что, сложно? — в его голосе послышалась издёвка. — Вы же дочь пастора, не так ли? Для вас вообще сие не должно представлять трудности.

— Конечно, — пробормотала Минерва, но затем взглянула ему прямо в глаза. — Вы, разумеется, легко испытали чувство религиозного трепета…

Риддл не ответил, лишь опустил глаза и медленно обвёл пальцем каёмку по краю чашки. Лёгкая улыбка появилась в уголках его губ.

— Что же, нам пора, а то вас родные хватятся, — после некоторого молчания заговорил он, затем неторопливо встал и пошёл расплатиться с хозяином кафе.

Фергус на прощание бросил ему напоследок:

— Если кому из твоих приятелей снова понадобится помощь, то обращайся. Буду рад!

Примечания:

Виды Даннет Хэд:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/f/f8/Dunnet_Head_lighthouse_2017-05-23_-_1.jpg/640px-Dunnet_Head_lighthouse_2017-05-23_-_1.jpg

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/3/30/Dunnet_Head_view_061915.jpg

Город Уик в наши дни: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/2/22/Wick%2C_Highland_02.jpg

1) Великий шторм — крупное наводнение зимой 1953 года, вызванное сильным штормовым нагоном, который обрушился на Нидерланды, северо-западную Бельгию, Англию и Шотландию. Вероятно, это был самый разрушительный шторм, обрушившийся на Шотландию за последние пятьсот лет. Ветер на море достигал 200 км/ч.

Вернуться к тексту

2) Дедал — персонаж древнегреческой мифологии, отец Икара. Спасаясь от раздражённого царя Миноса критского, Дедал сделал для себя и сына крылья, скреплённые воском. Дедал просил Икара: «Не поднимайся слишком высоко, иначе солнце растопит воск. Не лети слишком низко, иначе морская вода попадёт на перья, и они намокнут». Но уже во время перелёта в Элладу Икар настолько увлёкся полётом, что забыл наставление отца. Он поднялся очень высоко, подлетел слишком близко к солнцу, и солнечные лучи растопили воск. Икар упал и утонул.

Вернуться к тексту

3) Уи́к — город в графстве Кейтнесс, север области Хайленд в Шотландии.

Вернуться к тексту

4) Взят отрывок из шотландской народной баллады «Томас-Рифмач».

Вернуться к тексту

— Проходите, девочки, не стесняйтесь! У Винки как раз подоспел чай. — Миссис Браун суетилась, пытаясь усадить гостей поудобнее. При свете зажжённой хрустальной люстры крупный белый жемчуг на её шее красиво сверкал, а от неё самой распространялся тонкий аромат дорогого французского парфюма.

Минерва и Августа присели на диванчик напротив гостеприимной хозяйки, которая пристроилась в изящном кресле с резными подлокотниками и позвонила в колокольчик.

— Винки! — почти пропела миссис Браун. — Подавай чай, девочки уже пришли!

— Тётушка Элизабет, ну не стоило беспокоиться... — попыталась было возражать Августа при виде эльфини, которая доставила в гостиную небольшую этажерку, уставленную сэндвичами, сконами и пирожными.

— Винки всё утро старалась! Здесь любимые вами сладости по особому рецепту вашей прабабушки, — сообщила эльфиня, и по одному щелчку её пальцев перед ними в воздухе возникли чайник и чашечки с блюдцами. — Юная госпожа не может обидеть Винки!

— Слышишь, что она говорит? — усмехнулась миссис Браун. — Да и у вас сегодня намечается выход в свет, да, мои дорогие? Так что вам надо как следует поесть здесь. Не нужно там, куда вы приглашены, показывать неженский аппетит.

И она придвинула к ним поближе тарелки с едой. Стены гостиной были увешаны портретами родственников Браунов. Леди и джентльмены, изображенные на этих портретах, в свою очередь принялись распивать собственный чай.

— Я тебя умоляю, тётушка, мы лишь идём в гости к Лонгботтомам и делаем это уже не первый раз, — воскликнула Августа, но взяла сэндвич с огурцом. — Впрочем, у них на ужин опять будет седло барашка, а для меня это слишком тяжёлое блюдо.

— Сильным мужчинам их семейства требуется питательная пища. — Миссис Браун имела своё мнение на этот счёт. — Вообще-то они, Лонгботтомы, и есть свет, дорогая.

Она многозначительно посмотрела на племянницу, которая, кажется, пропустила мимо ушей это замечание. К Лонгботтомам Минерва с Августой были приглашены к семи вечера. Отец Дэвида позаботился о портале для Минервы, который без проблем перенёс её из Даннета прямиком в Лондон, в «Дырявый котел», где её встретила Августа.

— Их старший сын Элджернон, по слухам, ещё тот бездельник, — продолжила рассуждать миссис Браун, добавив себе в чай дольку лимона. — Всё никак не нарезвится с коллекционированием диковинных растений. Его увлечение выливается Лонгботтомам в кругленькие суммы. Об этом пол Лондона судачит. А вот их младшенький, поговаривают, подрастает вполне достойным молодым человеком…

— Дэвид? — перебила Августа. — Вообще-то, он наш школьный друг.

— А у него уже появилась невеста? — поинтересовалась миссис Браун.

— У него-то? — Августа рассмеялась так звонко, будто не верила, что у Дэвида может быть невеста. — Насколько нам известно, нет. Надо будет спросить.

Но миссис Браун перевела ласковый взгляд на Минерву.

— Дорогая, лучше ты расскажи о нём. Какой он?

Минерва задумалась на мгновение.

— Он воспитанный, серьёзный, прилежный ученик, лучший на курсе по защите от тёмных искусств…

— Так я и думала! — Миссис Браун явно услышала то, что и хотела услышать. — Лонгботтомы уже не первое поколение служат в Аврорате и охраняют спокойствие магической Британии. Если бы не они, да ещё некоторые представители столь благородной профессии, то страна давно бы уже погрузилась в пучину черной магии. Они — луч света в нашем тёмном королевстве. Повезёт той девушке, которая составит партию юноше из столь достойной семьи.

Августа закатила глаза, на что миссис Браун лишь кашлянула, а затем с помощью манящих чар призвала из соседней комнаты роскошный кружевной веер.

— Наш род Спрингвейлов им вот не чета, хоть мы и чистокровные в сравнении со многими другими семействами. — Она принялась обмахиваться веером. — Тот факт, что вейла Жюли вскружила голову твоему прадеду и таки затесалась в наш род в прошлом веке, не делает нам чести. Даже фамилия претерпела некоторые метаморфозы потому, что прадеду наутро после свадьбы пригрозили горстью огня, если он не внесёт требуемые изменения. Жюли категорически не нравилось, как рядом с её именем звучала наша старая фамилия Спрингстин. Вот нам теперь и приходится расплачиваться целыми поколениями за капризы предков…

— Тётушка, прекрати! — с раздражением оборвала Августа. — Да никому сейчас нет особого дела до того, кто у кого был в роду. Разве что каким-нибудь Блэкам, которые окончательно спятили на теме чистоты крови. Но они всегда были невыносимыми фанатиками. Времена списка чистокровок канули в прошлое. Мы живём в новое время!

Миссис Браун лишь обреченно покачала головой, и Минерва понимала, почему. У миссис Браун ещё оставались свежи в памяти воспоминания о временах публикации пресловутого каталога «Священных двадцати восьми». Мало кто из волшебных семей попал в этот список, в том числе и Спрингвейлы в нём себя не нашли. Лонгботтомы были в него внесены, но вслед за Уизли они выразили скепсис относительно подобных классификаций. Миссис Браун иногда не то шутила, не то на полном серьёзе утверждала, что если бы выпустили ещё один дополнительный список с некоторыми допущениями, то и Спрингвейлы наверняка попали бы в него. Всего-то одна вейла в роду за столько веков и не единого магла!

Они неспешно пили душистый чай, и между миссис Браун и Августой, как обычно, завязался спор о чистокровности, который затем всё же уступил место обсуждению последних косметических новинок лаборатории Сахариссы Тагвуд.

— Осанку, Августа, держи осанку! — в очередной раз сделала замечание миссис Браун племяннице, когда им уже пора было уходить.

— Конечно, тётушка! — послушно отозвалась Августа, поправляя на себе нарядную лиловую мантию.

* * *

Минерва и Августа бросили в огонь по щепотке летучего пороха и уже через пару секунд вышли из камина Лонгботтомов. Дэвид, сидевший в кресле у камина, отложил в сторону томик древнеримской поэзии, быстро встал и поприветствовал их. Как ни странно, в гостиной никого не было, и он пояснил:

— Все в саду, смотрят на новые растения, что привёз Элджи из последней поездки. Пойдемте со мной, тоже поглядите.

У Лонгботтомов был чудесный сад, закрытый на зиму мощным магическим куполом. За садом ухаживал лично Элджернон, старший сын четы Лонгботтомов. Он не доверял заботу о растениях домовым эльфам. На это мать семейства лишь приговаривала, что чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не плакало. Миссис Лонгботтом по сей день считала старшего сына ребёнком, хотя он уже даже был женат. А все из-за того, что Элджернон толком нигде не работал, лишь перебивался редкими заработками, предпочитая ездить по миру в поисках необычных растений. Он с восторгом отзывался о профессоре Бири, у которого был одним из любимых учеников.

— Хотел ещё привезти мимбулус мимблетонию, но финансы уже поджимали, — весело рассказывал Элджернон, с удовольствием отмечая удивленные реакции гостей на те или иные экземпляры из его коллекции.

— Что привезти, прости? — переспросила Августа. — Сумасшедший! Тебя надо познакомить с нашей однокурсницей Помоной Спраут — станете друзьями на всю жизнь!

— Очень редкое растение, между прочим! — с раздражением отозвался Элджернон. — Произрастает в Абиссинии и способно выбрасывать мощную струю Смердящего сока. Тебе бы понравилось, Августа!

Та в ответ скорчила гримасу, показывая, что не желает слушать подробности. Гостей пригласили в столовую. И тут же взгляды всех оказались прикованы к гобелену, висевшему на одной из стен. На нем было изображено раскидистое апельсиновое дерево, на ветках которого висели поспевшие плоды. Подул лёгкий ветерок, и листья на дереве зашелестели, а птицы, сидевшие на ветках, зашевелились.

— Уизли подарили на Рождество, — с гордостью сообщил мистер Лонгботтом. — Сказали, что это полотно называется «Дятел» и создано оно одним талантливым магловским художником по фамилии Моррис ⁽¹⁾. Только вы же знаете Уизли: они не удержались и немного оживили на гобелене дерево и птиц. Всё печалятся, что у маглов картины статичны.

Минерва с трудом представляла, что в доме Лонгботтомов могла появиться чисто магловская вещь. Разве что такая вот картина, пропитанная волшебством. Все-таки это был старинный особняк самого что ни на есть чистокровного волшебного семейства. И если магия в жилище Макгонагаллов присутствовала, но всегда стыдливо пряталась, как их домовой за печкой, то в таких домах, как у Браунов или Лонгботтомов, она жила совершенно вольготно: повсюду слышались разговоры людей с портретов, из комнаты в комнату летали тарелки и книжки, в воздухе парили свечи, а домовые эльфы свободно наводили порядок.

Сегодня на ужине присутствовало «молодое поколение магов», как любил называть молодежь мистер Лонгботтом. Среди присутствующих значились Энид, жена Элджернона, такая же веселая и беззаботная, как и её муж, двое однокурсников Элджернона, среди которых был Энтони Эббот, молодой человек несколько высокомерного вида. Но, кажется, хозяева с нетерпением ждали кого-то ещё.

И вот, когда все уже расселись за длинным столом, покрытым белоснежной скатертью, прямо в столовую аппарировал Аластор Муди. Одежда у него была вся в пыли и помята, светлые волосы всклокочены — все буквально кричало о том, что сегодня у Аластора выдался сложный и насыщенный трудовой день.

— Всем добрый вечер! Вот только закончил с работой! — пояснил он и принялся пожимать мужчинам руки. Затем особенно радостно приветствовал Минерву: — Здравствуй, землячка!

Аластор, присев за стол по правую руку от хозяина дома, шумно выдохнул и вытер платочком со лба крупные градины пота.

— Ох, извините, что я так, набегом. Прямиком к вам из Мейденхеда⁽²⁾, — сообщил он. — Там сегодня такое дельце пришлось разруливать!

Степенная миссис Лонгботтом сделала знак эльфу, чтобы начинал подавать ужин.

— Это там тебя так отделали? — поинтересовался Энтони, указывая на небольшой свежий шрам на щеке Аластора.

— Ты про эту царапину? — отмахнулся тот. — Именно! Вот помогали группе по борьбе с упырями ловить одного упыря. Наши ещё поначалу поржали, что типа та группа даже со своими прямыми обязанностями справиться не в состоянии — авроров им подавай. Но те заверили, что больно борзый попался упырь, а на деле выяснилось, что это маг, спьяну нахлебавшийся какого-то не того зелья.

И расхохотался каркающим смехом.

— Шрамы, между прочим, украшают мужчину. — Августа подняла вверх указательный палец, и Аластор послал ей воздушный поцелуй.

— А чем история-то закончилась? — выпучив глаза, спросила Энид.

— Упыря, тьфу, мага потом увезли в Мунго. Так ведь этот волшебник на кучу маглов успел напасть. И память чистить им понадобилось. А эти парни из группы по борьбе с упырями беззастенчиво так посмотрели на меня в ожидании, что я это сделаю. А я им: «Я вам что, обливиатор? За других выполнять их грязную работенку? Вызывайте наряд обливиаторов! У меня ещё с десяток вызовов по всему Лондону!» А им хоть бы что! Такие простые! — жаловался на трудовые будни и коллег Аластор. — Ну что, я тогда расслабился, присел на лавочку, достал термос с чаем и сказал им, что раз мне, компетентному аврору, за элементарную обливиацию платят, то хорошо, дело будет сделано. Это же проще, чем с гиппогрифом поладить.

Как и предполагалось, на ужин подали барашка в мятном соусе — любимое блюдо хозяина дома. Дэвид, зная, что Августа не жалует баранину, предупредительно отлеветировал ей салат с индейкой. А затем поухаживал и за Минервой.

— Да я и сам не очень-то люблю баранину, но она нравится отцу, — шепнул он Минерве. — В Хогвартсе сейчас, наверное, вкуснейший пирог с говядиной и почками подают, да?

— А ты вполне сносно управляешься без волшебной палочки, — отметил Аластор. — Погляжу, вы уже освоили беспалочковую магию?

— С нашим профессором Риддлом попробуй не освой, — вздохнул Дэвид.

— Препод держит вас в дьявольских силках? — Аластор усмехнулся.

Дэвид пожал плечами.

— Хм, Риддл весьма хорош в беспалочковой магии, переходить на неё начал ещё на шестом курсе, обгоняя школьную программу. — Аластор принялся с серьёзным видом проверять заклинанием еду и питьё перед собой. — Сложилось впечатление, что ему так удобнее колдовать. То есть обычно волшебники от палочки не могут отвыкнуть, а этому парню наоборот сей артефакт будто только мешал.

— Ты совсем рехнулся? — изумился Энтони, наблюдая за его манипуляциями с едой. — Думаешь, тебя здесь травить станут?

— Аластор всё правильно делает. Лишняя бдительность не помешает. Это профессиональное, — похвалил мистер Лонгботтом и, пристально поглядев на Энтони, спросил у того: — Ты лучше о себе расскажи. На какие сборища начал ходить?

— На просветительские лекции Уильяма Нотта, — ответил Энтони.— Там рассказывают об истории чистокровных семейств со времен Древней Греции…

— Ну и как, Тони, что-то интересное узнал? — скептически спросил Аластор и отправил в рот большой кусок баранины.

— Нотт хорошо читает лекции, было познавательно.

— Еще бы! У него ещё со школы хорошо подвешен язык. В отличие от его косноязычного папаши, у которого духу хватило лишь анонимно толкнуть в массы свой сомнительный список из двадцати восьми фамилий.

— Ты так пренебрежительно говоришь, — обиженно отозвался Энтони. — Признайся, Аластор, тебе обидно, что твой род не вписали в этот список?

— Угу, есть и спать не могу по сей день, а всё из-за того, что я не попал в этот дурацкий список! — буркнул Аластор и добавил себе в тарелку ещё мяса.

— Тебе не помешало бы побывать на лекциях Уильяма и прослушать историю и своего семейства…

— Я достаточно хорошо знаю историю собственной семьи. А вообще, Тони, продолжай посещать эти лекции и непременно сообщи, когда Нотт начнет задвигать речи о превосходстве чистокровных — это уже будет занятнее.

— Но ведь в этом есть рациональное зерно…

— Разумеется.

— Чистокровные семейства испокон веков являются хранителями древнейших магических знаний! — Энтони разгорячился так, что покраснел до самых корней своих жиденьких светлых волос. — Что вообще в древней магии могут понять полукровки и маглорожденные?

— Позвольте! — вклинилась Минерва. — Я являюсь полукровкой…

— Между прочим, род Минервы по материнской линии старинный и восходит к древним шотландским волшебникам, которые колдовали уже тогда, когда твои предки, Тони, наверное, даже ещё не обнаружили у себя магических способностей, — поддержала ее Августа.

— Но мой отец является маглом, и он также считается весьма уважаемым и достойным человеком в наших краях, — холодно продолжила Минерва.

— А ваша прекрасная матушка не выбрала бы себе в мужья вашего отца, не будь он достойным человеком, — вставил мистер Лонгботтом. — Я помню Изабель по школе, она всегда была умной волшебницей, лишённой предрассудков.

Он строго посмотрел на нахмурившегося Энтони. Тему разговора явно стоило сменить.

— Дэйв, это правда, что юный Уоррингтон собрался поступать к нам в Аврорат по окончании школы? — обратился Аластор к Дэвиду. — Его отец все уши нам прожужжал про это. Дескать, новый учитель по защите от тёмных искусств помог сыну окончательно определиться с будущей профессией. Якобы получилось сделать то, что предыдущим преподавателям не удавалось за прошлые пять лет учёбы.

— Мне казалось, он квиддичу собрался посвятить жизнь. — Дэвид пожал плечами.

Минерва подумала о слизеринском ловце, который был в состоянии выигрывать матчи, лишь силой сталкивая с метел соперников. Что он и проделал в последнюю игру с Роландой. В какой спорт ему идти? В большом квиддиче далеко не улетишь на метле, уповая лишь на физическую силу. А вот в боевой магии Уоррингтон весьма преуспел. Минерва заметила, что Дэвид выглядел удручённым.

— Только этого в Аврорате не хватало! Не хотелось бы с таким, как Уоррингтон, работать в будущем, — пробурчал он. — Но понятно, что ему несложно будет поступить на курсы. Риддл натренирует его в боёвке, Слагхорн поставит высокие баллы по зельеварению...

— Ему могут отказать? — спросила Минерва, но Аластор отрицательно помотал головой.

— В последние годы у нас жуткий дефицит кадров, много старой гвардии ушло на покой, люди до сих пор приходят в себя после войны, так что работать некому, —пояснил он. — Скорее бы Дэвид уже заканчивал школу да курсы. Нам позарез нужны дополнительные руки. Происшествий ежедневно, как грибов после дождя. Приползаю домой и валюсь с ног от усталости! Что до Уоррингтона, то кто же ему откажет-то, если он хорошо сдаст вступительные экзамены? А если что не так, то за него замолвит словечко тот же Паркинсон, нынешний глава Отдела магических происшествий и катастроф. Кстати, а как сын Паркинсона?

— Ричард отшучивается, что вряд ли станет на кого-либо вкалывать, ибо благосостояние его семьи позволяет ему не работать, но понятно, что отец без проблем может его пристроить у себя в каком-нибудь подразделении, — сухо ответил Дэвид.

— Кстати, о его дружке Булстроуде... — вспомнила Минерва и тихонько рассказала Дэвиду историю о Булстроуде и вороне, пока взрослые волшебники принялись переговариваться о чём-то своём.

— Я же говорил! — Дэвид, торжествуя, чуть не подпрыгнул на своем стуле. — Надо срочно обзаводиться амулетами от сглаза! На днях Аластор как раз обещал взять меня с собой в Лютный переулок посмотреть там кое-что.

— Милтон симпатичный, — хихикнула Августа, — но уж больно наглый. А я наглых не люблю.

Кажется, Дэвид услышал только её слова о том, что Булстроуд симпатичный, и его это не на шутку разозлило.

— Ты его уже по имени начала называть? — вскипел он. — Не вздумай с ним встречаться! Один Салазар знает, что у этого прохвоста на уме! Вон что поведала Минерва об его экспериментах с птицами. Сама не заметишь, как Булстроуд тебя сглазит!

— Да я и не собиралась с ним сближаться. Он всё равно не в моём вкусе, какой-то худосочный, словно его изнутри поедает злость. — Августа удивилась столь требовательному тону Дэвида. — Ты чего раскомандовался, Дэйв? Ты мне не отец или старший брат! Думаешь, у меня своей головы на плечах нет?

Дэвид насупился и перевёл взгляд на Аластора, который, разобравшись с бараниной, принялся за йоркширский пудинг. А Минерва в очередной раз вспомнила, что Аластор повсюду таскал с собой великое множество всяких оберегов от сглазов и всевозможных проклятий: под форменной аврорской мантией он был обвешан ими буквально с головы до пят, они у него разве что из карманов не выпадали. Аластор слыл мастером самозащиты. И Дэвид наверняка решил брать с него пример.

Тут Энтони собрался уходить, сославшись на необходимость быть дома в районе девяти вечера, чтобы мать не волновалась. Когда он ушёл, ещё несколько минут в столовой стояла тишина, только звенели столовые приборы.

— Энтони считает, что все его неудачи из-за засилья маглорожденных и полукровок, — наконец прервал молчание мистер Лонгботтом. — Однако причина в нём самом. Он сам виноват, что завалил курсы авроров в первые же учебные месяцы. Мы итак его тогда зачислили в школу авроров лишь из уважения к его родителям, а оказалось, что зря.

— Удивлен, что Тони в своё время не попал в Слизерин, — усмехнулся Элджернон.

— Да какой из него слизеринец! — отрезал Аластор.

— Но сочувствует он чистокровным, как заправский слизеринец!

— Это только так кажется. — Мистер Лонгботтом махнул рукой. — У него ничего не клеится по жизни, вот Энтони и выдумывает причины своих неудач. И заодно пребывает в рядах колеблющихся.

— Проблема в том, что таких, как он, становится всё больше, — с тревогой сказал Аластор. — В Министерстве и без того постепенно увеличивается доля фанатичных чистокровных. Их и раньше хватало, но сейчас они становятся более активными, что ли. И такое чувство, что за ними стоит кто-то вполне решительный.

— Кто же? — спросил Элджернон, посерьёзнев.

— Принято считать, что Абраксас Малфой, но, как по мне, это обманчивое впечатление. Малфой — лишь красивая витрина, которая у всех на виду, а за всем этим стоит фигура посильнее. Да ещё этот странный Риддл вернулся в Британию.

— За ним замечено что-то нехорошее? — живо поинтересовался мистер Лонгботтом.

— Да нет, особых зацепок нет. Либо просто всё неплохо заметено. Он кучу времени провёл за границей, учась то полетам без метлы, то целительной магии. Целый год прожил в Бурсе, таскаясь там за местными дервишами. Учился их древней мудрости и магии. Один из дервишей, правда, умер от остановки сердца, но в то лето в Турции стояла невообразимая жара, многим нездоровилось — это отмечали местные колдомедики. Вроде ничего особенного, но неприятный осадочек от всех этих сведений остался. Не совсем понимаю, с какой целью Диппет всё-таки взял этого Риддла на должность преподавателя. Любимый ученик Слагхорна?

— Нет, наслышан, что вроде как Дамблдор посоветовал взять, — сообщил мистер Лонгботтом.

— Да? — тут уже Аластор удивился.

— Ты ведь учился с Риддлом, Аластор? Какой он?

— Да не знаю, мы не особо со слизеринцами тогда общались. — Тот почесал в затылке. — Парень как парень, эдакий пай-мальчик, одно только, что со Слизерина. Девки все на него слюни пускали, красавчик же. Ахаха. Но компания друзей странноватых у него набралась — это уж точно. Вечно какие-то проделки и драки учиняли эти ребята, но, надо заметить, всегда выходили сухими из воды. Мы шутили, что прилизанный староста Риддл их покрывает. Ну что, отличник весь такой из себя был, даже обставил меня на ЖАБА на несколько баллов по защите от темных искусств. Я сходился с ним несколько раз в дуэлях, когда мы только открыли дуэльный клуб. Отлично у парня с реакцией, и всегда не покидало чувство, что у этого тихони в запасе припрятано какое-нибудь тёмное боевое заклинание, которое он непременно использует, когда ты потеряешь бдительность.

— А что там с нападениями было в сорок третьем году? — спросил Элджернон.

— Мутная история вышла. То всех кошмарили надписями от наследника Слизерина с его Тайной комнатой, то вдруг виноватым во всем выставили нашего третьекурсника Рубеуса Хагрида с его жутковатым питомцем. Ну кто в здравом уме поверит, что паук тогда оказался всему виной? Видел того детеныша акромантула и скажу, что ничего там особенного. Дело шито белыми нитками. Там была какая-то первоклассная черная магия — профессор Меррисот обмолвилась. Но всё это для малодушного Диппета оказалось очень некстати, он всегда опасался шумихи вокруг школы. Да и Министерству тогда, мягко говоря, было не до Хогвартса — вовсю шла война. Вот и замяли дело при первой же возможности, а Риддл Диппету в этом помог. Поверьте, однажды мы пойдем на дно из-за всех этих «кому что удобно и неудобно».

— Но партия фанатичных чистокровных магов действительно как-то активнее стала себя проявлять, — согласился мистер Лонгботтом. — У них предостаточно денег, и они стали чаще влиять на принятие тех или иных законов и решений. Стали активнее вводить в Министерство своих родственников, даже самых дальних. С этим ничего не поделаешь, их влияние медленно, но верно возрастает последние пару лет.

— Риддл с ними связан? — осторожно спросил Дэвид.

— Кто знает? Многие из них являлись его однокашниками, и вроде бы он с ними поддерживает связи. Впрочем, как и с остальными однокурсниками, с тем же своевольным Альфардом Блэком. Даже со мной был приветлив, когда как-то пересеклись с ним в Министерстве. — Аластор пожал плечами. — Риддл не привередничает, он ведь полукровка. Хоть и с весьма ядреными корнями, ибо, по слухам, состоит в родстве с самими Гонтами. Отчасти из-за своего непростого происхождения Риддл вероятно и попал на Слизерин. Про таких принято говорить, что они «с подпорченной кровью». Представитель старинного чистокровного рода берёт и однажды связывается с каким-нибудь маглом. От такого союза рождается полукровка. Родовитый Розье обычно придирается даже к таким вот, к полукровкам, повсюду таскает с собой пресловутый список двадцати восьми семеек и тычет им всем в лица. Но Риддла вроде как вполне переваривал в школе, что не может не удивлять.

— И что же такого особенного во всём этом? — всё ещё не понимала Энид, растерянно хлопая длинными светлыми ресницами.

— Скверно то, что в свои ряды фанатиков они стали стягивать даже тех чистокровных, которые ранее не были замечены в радикальных взглядах. Тот же Тони Эббот стоит на распутье, и меня это беспокоит, — озадаченно пояснил мистер Лонгботтом. — К ним же подтягиваются и некоторые полукровки, пытающиеся в своём происхождении найти былую знатность и чистокровность и стремящиеся выставить всё это на первый план. А фанатики, подозреваю, прибегают к самым разным способам вербовки: кого-то убеждают, кого-то, вероятно, подкупают, а кого-то даже запугивают. Но чистокровные явно не так брезгуют полукровками, как пытаются показать. Пользуются тем, что те находятся в самом обидном положении: с одной стороны, полукровка принадлежит к старинному чистокровному семейству, а с другой — состоит в родстве со случайно затесавшимся маглом. Как Риддл.

— Получается, что чистокровность не настолько важна, как пытаются выдать?

— Именно.

— И цели их шире, чем просто борьба за чистоту крови?

Мистер Лонгботтом хотел было ответить, но вдруг что-то зазвенело в кармане у Аластора.

— Ну вот! — Аластор поморщился. — Снова неспокойно в Соединенном Королевстве. Опять вызов! Хорошо, что хоть перекусить успел! Ваша эльфиня сегодня превзошла себя! Было очень вкусно!

И отвесил поклон хозяевам дома.

— Так, Дэйв, с тобой мы на днях еще увидимся, жди сову, пойдём выбирать амулеты. Кому я ещё что-то обещал? — Аластор машинально окинул взглядом присутствующих и похлопал карманы на своей черной мантии. — Ладно, мне пора. Работы невпроворот, а жалование — курам на смех! Для чего мне всё это? Я не знаю! Ахаха!

Примечания:

Гобелен в столовой Лонгботтомов: https://cs11.livemaster.ru/storage/topic/NxN/e5/59/60f2fa90a6ccab03e9a8a86a6e2d436d1d3cn7.jpg?h=YuYSJPb74UUrdoR0AKCdEA

1) Уильям Моррис (1834 — 1896) — английский художник, проектировщик тканей, гобеленов, витражей, мебели.

Вернуться к тексту

2) Мейденхе́д — город, расположенный на юге Англии, в восточной части графства Беркшир. Путь на автомобиле или автобусе от Мейденхеда до Лондона занимает около получаса.

Вернуться к тексту

В декабре Брут Уоррингтон чуть было не завалил мне зачёт. А ведь он вполне успешно осваивал невербальные заклинания. Физическая и магическая силы этого ученика соответствуют его суровой, почти скандинавской внешности. В дуэлях Уоррингтон уступает разве что ловкому Лонгботтому. В общем, парень далеко пойдёт при должном усердии.

Я оставил Брута после урока и потребовал объяснений. Ученик выглядел раскисшим и в итоге выдал причину своих неудач: Миранда Макмиллан с Хаффлпаффа отшила его, стоило ему только подойти к ней на правах победителя после матча с Гриффиндором. Я повторил, что квиддич не гарантирует ему успеха у девушек. Он принялся жаловаться на красавчика Смита, который давно бесил его на играх как спортивный комментатор, а теперь ещё и красивую девушку увёл.

Я влепил Бруту отрезвляющую пощёчину и спросил у него, мужчина ли он. У него сразу же высохли слёзы на глазах. Я пояснил ему, что женщины предпочитают мужчин, а не хнычущих мальчиков. Посадил парня перед собой и разъяснил ему: «Ты не урод, играешь в квиддич, мало кто может составить тебе конкуренцию в боевой магии, а пасуешь перед трудностями в личной жизни». Он промямлил что-то в духе: «У вас-то наверняка никогда не возникало проблем с противоположным полом». Я соврал ему, что, разумеется, проблемы возникали, однако не боги горшки обжигали, а потому надо действовать, как я всегда и делал. Брута это подбодрило. Я сказал ему, что существует немало действенных способов заполучить желанную девушку. Он заявил, что не намерен заморачиваться с Амортенцией. Я же повторил, что есть и иные способы, не столь очевидные, но работающие. В первую очередь нужно отодвинуть в сторону соперника. Когда-то на седьмом курсе я посоветовал нечто подобное Мордреду Эйвери, и у того всё получилось.

Школьники, уехавшие на рождественские каникулы домой, как выяснилось, пропустили самое невероятное и драматичное событие за последние несколько лет: грандиозный пожар в Большом зале в сочельник. По возвращении в Хогвартс Минерва и ее друзья поутру пришли на завтрак и не поверили своим глазам: часть зачарованного потолка выглядела закопченной, а в воздухе стоял запах гари. Несколько преподавателей, поднявшись в воздух на мётлах, аккуратно колдовали, стараясь мало-помалу очистить потолок от сажи и вернуть ему естественный на сегодняшний день вид пасмурного зимнего неба.

Сказать, что Минерва была шокирована — значило ничего не сказать. Правда, не успела она и рта раскрыть, чтобы спросить о случившемся, как получила короткое заверение от однокурсников: «Все живы». Минерва с облегчением выдохнула. Для неё происшедшее стало ужасной новостью, и она была возмущена, что узнала обо всём одной из последних. Никто из школьников или учителей не удосужился ни строчки написать ей о пожаре, а ведь Минерва настойчиво просила сообщать ей обо всём происходящем в школе. Даже профессор Дамблдор ничего ей не сказал. Почему? Как можно было о таком не сообщить ей, старосте? Вдруг кто-то всё же пострадал, а её не оказалось рядом, чтобы помочь? Она не должна была уезжать домой на праздники.

— Мерлин, что здесь всё-таки стряслось? — дрожащим голосом потребовала Минерва объяснений у учеников, которые провели Рождество в школе.

Все рассказать вызвалась Джулия, ведь она была одной из немногих, кто оказался очевидцем происшедшего.

— Здесь такое случилось! Вы себе даже не представляете! — Джулия широко раскрыла глаза, и на неё мгновенно уставилось несколько десятков глаз. — Вы же в курсе, что в канун Рождества профессор Бири готовился инсценировать сказку Барда Бидля «Фонтан феи Фортуны»?

Все закивали, поскольку были наслышаны, что Бири собирался поставить едва ли не самый зрелищный и технически сложный спектакль за всё время существования его театрального кружка. И к подготовке столь впечатляющего мероприятия он даже сумел привлечь некоторых преподавателей.

— Поначалу всё выглядело просто волшебно: Дамблдор наколдовал на месте учительского стола тот самый фонтан феи Фортуны. Масштаб работы поразил всех. Статуя Нептуна вышла грандиозной! Дамблдор заверил, что получилась почти точная копия фонтана Треви в Риме. Вы бы знали, как расчувствовался старик Бири, увидев творение нашего декана! Даже начал вспоминать молодость и поездку в Италию...

— Так что случилось-то? — Минерва теряла терпение.

— Всё пошло не так, когда на сцену вышел Джозеф Смит, исполнявший главную мужскую роль. Миранде Макмиллан тогда померещилось, что он строит глазки Помоне Спраут, игравшей одну из главных женских ролей. Представляете, Смита приревновали к Спраут!

Парни прям присвистнули, а девушки покатились со смеху от услышанного. Такая новость заслуживала чуть ли не первой полосы «Ведьминого досуга»!

— Помните, Смит и Макмиллан начали встречаться ещё в декабре? А тут Миранда ни с того ни с сего начала ревновать Джозефа к другим девушкам. Во время спектакля она и вовсе закатила ему скандал, а потом даже накинулась на Спраут да выдрала у той клок волос! И это всё на сцене на глазах у учителей! В довершение Миранда даже обвинила бедолагу Джозефа в том, что он до сих пор вздыхает по Августе, с которой ещё на пятом курсе ходил на Святочный бал.

— А я-то тут причем? — здесь уже поразилась Августа. — Бал состоялся два года назад, с тех пор мы с ним видимся только на занятиях да в Большом зале. Ни он, ни я не давали ни малейшего повода для ревности!

— Девочек принялись разнимать, образовалась свалка. Таких драк даже Паркинсон с Финниганом отродясь не учиняли. Но это ещё были цветочки…

— Каковы ягодки? — мрачно осведомилась Минерва.

— Профессор Кеттлберн на роль гигантского змея из сказки выбрал увеличенную в размерах огневицу и привел ее в зал. Но из-за ученической драки всем стало не до неё, и она улучила момент, заползла под стол слизеринцев и в мгновение ока отложила там яйца. Все были отвлечены потасовкой, и потому никто не успел заморозить кладку, как рекомендует Скамандер в своей книге. И это привело к пожару.

— Кто-то пострадал?

— Только профессор Бири. Когда пошла ещё большая неразбериха, в него случайно попало чьё-то заклятие. В результате голова профессора раздулась, и вот уже несколько дней Бири находится в больничном крыле. Но целитель заверил, что худшее уже позади, и Бири скоро вернётся к работе совершенно здоровый.

Гриффиндорцы ещё несколько минут сидели, переваривая услышанное. Наконец в Большой зал вошла Миранда в компании… Казалось, после услышанной остросюжетной истории уже просто нельзя было удивиться ещё больше, но все так и разинули рты, увидев рядом с одной из красивейших девушек школы слизеринца Уоррингтона. Однокурсника, которого Миранда уже не первый месяц игнорировала, как бы он ни пытался привлечь её внимание. Сейчас же они шли, перебрасываясь шутками, как старые друзья.

— А это как понимать? — Августа не верила своим глазам.

— Ровно так, как видишь. — Джулия развела руками. — Уоррингтон помог Макмиллан потушить огонь на её платье в тот ужасный вечер, и с тех пор они не разлей вода. А Смита Макмиллан бросила, теперь он гордо носит звание главного неудачника школы.

Минерве казалось, что за время коротких зимних каникул в Хогвартсе произошло столько событий, сколько иной раз и за год не случается. Услышанное воспринималось как нелепая шутка. Но Минерва точно знала одно: после занятий она обязательно выкроит время и поможет учителям с реставрацией потолка Большого зала.

* * *

На очередном занятии по защите от тёмных искусств профессор Риддл вернул волшебные палочки ученикам, провалившим зачёт. Все-таки некоторые из ребят так и не сумели притянуть к себе свои палочки из кабинета учителя. Риддл смерил класс насмешливым взглядом и произнёс почти ласковым голосом:

— Разумеется, это ваше дело: использовать в дальнейшем беспалочковую магию или нет. Это будет зависеть от степени вашей лени. И того, насколько высоко вы себя оцениваете: как просто заурядного волшебника или же как по-настоящему сильного мага. Почти каждый из вас справился с заданием с разной степенью успеха. Ваши палочки при вас, они вам снова очень понадобятся, так как сегодня мы начинаем осваивать новую большую тему: «Превращение, направленных против мага, объектов в другие».

Ученики, которые провалили зачёт, выглядели совсем приунывшими, иные, вроде Дэвида, напротив — собранными и готовыми осваивать новый материал. Риддл подозвал к себе Джозефа и озвучил просьбу: тот должен был атаковать учителя при помощи водяного вихря. Джозеф замешкался, не решаясь выполнить задание.

— Смит, вам только что вернули палочку, так какого дементора вы ждёте? — нетерпеливо спросил Риддл.

Джозеф выкрикнул заклинание, и из его палочки вырвался водяной смерч, который направился прямиком к Риддлу. Но Риддл в ответ взмахнул палочкой, и вихрь вдруг резко обратился в пыль. Ученики подались вперед, чтобы рассмотреть получше небольшую горку из песка у ног Риддла. И ни капли воды.

— Теперь ваша очередь проделать подобный трюк. Вот сейчас и узнаем, насколько серьёзно вы относились все эти годы к науке превращений. — Взгляд Риддла задержался на Минерве.

Все в классе тоже уставились на нее, что было неудивительно: из них из всех по-настоящему серьёзно к трансфигурации, наверное, относилась лишь она. Остальные просто старались более или менее сносно сдавать экзамены по данному весьма сложному и точному предмету.

— Ну, кто-нибудь сегодня сможет выйти сухим из воды? — дразнящим тоном спросил Риддл.

— А можно превратить воду не в песок, а в лепестки роз и перенаправить их в противника? Это выглядело бы куда эстетичнее, а иной раз наверняка и войны могло бы прекращать, — неожиданно игриво спросила Августа, и Дэвид резко повернул в её сторону голову.

— Можно, коли сумеете, — ответил Риддл, и на его губах промелькнула улыбка.

Девушки начали было хихикать и перешёптываться, но вскоре перестали, так как Риддл велел всем разбиться на пары. Что и говорить, спустя минут пять тренировки почти все ученики в классе оказались мокрыми с головы до пят. Скорость водяного вихря просто не давала времени на трансфигурацию жидкости в песок. И только Минерва с Дэвидом, переглянувшись напоследок, ответили на атаки своих соперников не так, как все: оба молниеносно использовали заклинание Импедимента и таким образом несколько замедлили движение в их сторону столбов воды. Это дало им значимые дополнительные секунды, позволившие хотя бы часть воды обратить в песок. Конечно, у обоих вышло отнюдь не идеально, в них полетели холодные брызги, которые не удалось трансфигурировать. Однако перед Минервой и Дэвидом в итоге образовались небольшие кучки мокрого трансфигурированного песка. Дэвид лукаво улыбнулся Минерве.

— Вижу, сегодня настроены на работу лишь Лонгботтом и Макгонагалл, — прокомментировал Риддл, и все в классе пристыженно опустили головы.

Но вскоре, продолжив тренировку, ученики нашли для себя своего рода забаву: некоторые уже просто посылали в противников лёгкие брызги и при этом заразительно смеялись. Многие к концу занятия оставили попытки противостоять водяным атакам и лишь старались уворачиваться от брызг. Всё свелось к детскому баловству. Руперт хохотал с вида растрёпанной Помоны, с которой ручьями стекала вода. Мокрая с головы до ног Августа бросила косой взгляд на совершенно сухого Риддла. Лепестков роз сотворить ей пока не удалось.

— Многое отдал бы за то, чтобы сухонького и прилизанного препода увидеть мокрым и растрёпанным! Мы-то все мокрые, а вот он… — шепнул Августе на ухо Руперт и подмигнул ей.

И он будто бы нечаянно направил водный вихрь в сторону Риддла, когда тот проходил рядом. Однако Риддл, даже не обернувшись, одним взмахом руки обратил воду в горстку песка. Минерва невольно вспомнила слова Аластора о том, что у Риддла отлично с реакцией в боевой магии.

— Вот дьявол! — выругался Руперт, и мальчишки рядом разразились смехом.

Дэвид отряхнулся от воды, при этом не сводя с Риддла пристального взгляда. Риддл в свою очередь также очень внимательно смотрел на него.

— Профессор, а когда мы начнем перенаправлять в противника трансфигурированные предметы? — наконец спросил Дэвид.

— Расслабьтесь, Лонгботтом! Вы сначала это задание выполните как следует, — насмешливо отозвался Риддл.

По окончании урока ученики взялись было приводить себя в порядок, но Риддл погнал всех из кабинета.

— Своим внешним видом попрошу заниматься снаружи. Благодарю, коллеги!

И в мгновение ока выставил всех из класса. Ученики поспешили в свои гостиные, на ходу пытаясь просушить одежду магией. Минерва быстро привела себя в порядок и принялась помогать остальным.

— Эй, вы чего мокрые как курицы? — спросила Роланда, мирно сидевшая в гостиной на диване. Она старательно наводила блеск на метловище своей «Серебряной стрелы».

— Да вот, сходили на очередной урок Риддла. И никому не удалось выйти сухим из воды! — отозвался Руперт, и на лице Роланды отразилось недоумение.

— Это явление временное, — твёрдо заявил Дэвид. На его лице читалась какая-то особая решимость. Он явно вознамерился во что бы то ни стало освоить данный вид магии. И будто не только для самого себя, а словно что-то хотел доказать преподавателю.

* * *

В один из длинных январских вечеров я снова объяснял Паркинсону, что легилименция — в основном врождённое свойство, это или есть, или нет. Нужно иметь малейшие задатки, чтобы преуспеть. Иначе можно потратить годы впустую. Даже несмотря на то что у некоторых из Паркинсонов в позапрошлом веке и могли наличествовать некие способности, но если эти способности не проявляются у Ричарда сейчас, то и развить попросту нечего. Умение же управлять другим человеком посредством легилименции — это и вовсе высший пилотаж, к этому я и сам рассчитываю прийти со временем.

Я напомнил Ричарду, что существуют и иные способы управления людьми, и это не только Империус — эффективное заклинание, но в определённых ситуациях. Ученик, как всегда, горячо заявил, что желает управлять не только действиями, но и мыслями человека. Тогда я повторил, что поработать ему придётся как следует, и ничто не дастся сразу. Я пенял невыдержанному парню, что ему вечно не хватает терпения, а без терпения и прилежания ему никак не добиться успеха, проявись у него способности к легилименции хоть сию минуту.

«Хочешь повелевать — умей хотя бы выдержать чужой взгляд и не отвернуться!» — так я наставлял Ричарда на очередном витке эксперимента. Велел ученику потихоньку тренировать следующий навык: смотреть в упор, пока человек сам не опустит глаза, сверлить взглядом спину другого волшебника, пока тот не обернётся. Данное умение должно лечь в основу дальнейшего подчинения маглорожденного уже без посредства серебряного кольца.

Перед ужином Минерва вызвалась помочь профессору Флитвику с реставрацией потолка в Большом зале. Они вместе взмыли на мётлах (их использование было разрешено для столь нужного дела) к потолку и принялись за кропотливую работу.

— Мисс Макгонагалл, вы показываете себя весьма умелой помощницей! — похвалил после получаса работы Флитвик. — Вы так точны и аккуратны в своих манипуляциях! Такое впечатление, что вы занимались чем-то подобным раньше.

Тогда Минерва поведала ему о своих скромных попытках реставрации родительского дома, а также о случае заделки трещины в отцовской церквушке при помощи стихийной магии. Да, ей всегда хотелось что-либо улучшить, неровное — подправить, сломанное — починить.

Закончив работу, они спустилась вниз. Держа метлу в руках, Минерва с любовью провела пальцами по безупречно ровным прутикам. «Комета» всегда напоминала ей о маме, и на душе сразу становилось тепло. И тут она почувствовала на себе взгляд. Человек всегда оборачивается, ощутив на себе чей-либо взгляд. Так и Минерва обернулась и увидела Паркинсона, который не сводил с неё своих карих глаз.

— Какие-то проблемы, Ричард? — строго спросила она у него, но тот отвернулся и направился к столу своего факультета.

Ей показалось несколько странным, что Паркинсон так на неё глазел, ведь раньше Минерва ничего подобного за ним не замечала. Во время трапезы она то и дело поглядывала в его сторону, но Паркинсон на нее уже не смотрел. Он весело переговаривался с Булстроудом. Последний также вызывал у неё тревогу. Впрочем, не только у неё: по окончании ужина Дэвид извлёк из кармашка своей сумки горстку разноцветных стекляшек, которые тихонько зазвенели в его ладони, ударяясь друг о друга.

— Что это? — Августа с интересом потянулась их рассматривать. — Глаза?

Цветные стекляшки представляли собой синие бусины, изображавшие глазное яблоко с голубой радужкой. Минерве вспомнилась аптека в Косом переулке, где в огромных деревянных бочках плавали глаза самых разных животных. В Лютном переулке, поговаривали, можно было найти подобные бочки, но уже с человеческими глазами.

— Это такие талисманы, — с энтузиазмом начал объяснять Дэвид. — Называются синий глаз Фатьмы. Одни из самых эффективных оберегов от порчи и прочей дряни. Особенной популярностью пользуются в Турции. Как выразился Аластор, турецкие волшебники книззла на этом съели.

— Такая странная штука! — Августа взяла в руки талисман.

— Этот голубой глаз уберегает своего владельца от недоброжелателей. Аластор говорил, что встречал данные обереги также в Египте и Греции. В последней он видел их буквально на каждом шагу. Используют их там не только маги, но и маглы: вешают на дверях домов, на рабочих местах, носят на руке.

— И я теперь должна это носить? — с неудовольствием в голосе спросила Августа. Кажется, внешне ей эти талисманы не особенно понравились.

— Конечно! Вы обе! — Дэвид протянул стекляшку и Минерве. — Только не прячьте его под одежду или в карманах. Он должен быть на виду для того, чтобы вас защитить. И раз в неделю талисман необходимо очищать, подержав его под проточной водой и тщательно высушив.

Он наставлял их с таким серьёзным видом, что Августа невольно рассмеялась.

— Что смешного? — недоумевал Дэвид. — Повесь его себе на шею…

— И на кого я стану похожа? На корову с колокольчиком? Талисман хоть не звенит?

— Если не хочешь на шею, то тогда надень на руку в качестве браслета. Бери и не спорь! — Дэвид наколдовал тонкую верёвочку, вдел её в стекляшку и попытался повязать Августе на запястье. — И сообщи, если вдруг он разобьётся. Это будет означать, что против тебя был направлен мощный удар энергии. И вдобавок старайся держаться подальше от Булстроуда.

— Это будет проблематично, знаешь ли. Мы как-никак учимся с Милтоном на одном курсе, у нас общие занятия, если ты не заметил, — съязвила Августа. — И вообще, Дэйв, обереги — это ведь такая чушь! Игрушки для суеверных.

— Я же не называю чушью тщательнейшее взвешивание ингредиентов для зелий! — Щёки Дэвида стали пунцовыми.

— Ещё бы ты так считал! Зельеварение — точнейшая наука! — Тут уже Августа была готова присесть на своего конька. — Малейшее отклонение от чётко указанной в рецепте дозы ингредиента, и зелье попросту взорвётся в твоём котле. Впрочем, что я доказываю криворукому магу, у которого лишь к третьему курсу перестали взрываться котлы на уроках! Ты долго оставался ходячей катастрофой для Слагхорна!

Дэвид уже готов был резко ответить ей, как мимо него прошла Джулия.

— А мне можно такой амулет? — спросила она, очаровательно улыбнувшись ему.

Дэвид удивлённо приподнял бровь, но протянул и ей глаз Фатьмы.

— Да, конечно.

— Первая встреча дуэльного клуба в этом году в субботу, да? — Джулия сжала в кулачке талисман так крепко, словно ей подарили дорогое украшение.

— Надеюсь, если остальных ребят не завалят домашними заданиями, — ответил Дэвид.

Джулия с довольным видом ушла показывать талисман однокурсницам.

— Подружился с вратарем сборной, Дэйв? — усмехнулась Августа.

— Да нет, — отмахнулся Дэвид. — Девушка попросила помочь ей с невербальными заклинаниями, а то она чуть было не завалила зачёт Риддлу.

— Ну-ну! — Августа явно не поверила ни одному его слову, но продолжать расспросы не стала. Она старательно повязала себе на руку глаз Фатьмы и помогла это сделать и Минерве.

Примечания:

Фонтан Треви в Риме: https://www.csair.com/h5/cn/tourism_strategy/europe/Roma2/resource/ae81bedca2fe652de781443e46ab09c2.jpg

Глаз Фатьмы: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/c/c8/Blue_eyes.JPG/1024px-Blue_eyes.JPG

Граф Сен-Жермен присел в старенькое кресло-качалку. Лицо и осанка у этого волшебника оставались всё такими же, как на портретах примерно двухсотлетней давности, но теперь Сен-Жермен был одет в современную элегантную домашнюю мантию и не носил парика на голове. Лукавая улыбка не сходила с его уст.

Он обратился ко мне своим бархатным голосом: «Милый юноша, а вы спросите у своего замечательного учителя о том, что он так упорно искал в юности, ради чего подвергал себя смертельной опасности. Спросите, спросите Гелберта Бири о его путеводной звезде. О том как ему, одному из немногих, удалось вернуться из Хоя-Бачу ⁽¹⁾, самого страшного леса в мире, мало того, что целым и невредимым, так ещё и с заслуженным трофеем в руках. То, о чём он вам поведает, и станет ответом на вопрос о тех самых чудодейственных лепестках».

Сен-Жермен рассмеялся и повертел в руках свой мундштук. По выражению лица этого человека, как и всегда, сложно было определить, говорил он правду или выдавал очередную байку. «Всё такая суета сует — то, о чём вы хотите узнать. Лучше взгляните туда — вот что по-настоящему вечно!» — с этими словами бессмертный француз указал на цветущие лавандовые поля за окном.

Минерва долго оставляла на потом чтение выдержек из сочинений Николаса Фламеля, которые дал ей профессор Риддл. Она нарочно находила множество других важных дел, выполняла всевозможные иные задания, которые прежде откладывала в долгий ящик. Но минула середина января, и Минерва всё-таки закончила чтение работ создателя философского камня.

В прочитанном содержались отрывочные сведения о процессе создания философского камня, но в большей степени речь шла об Эликсире бессмертия. Фламель делился первыми впечатлениями от употребления данного эликсира в качестве напитка им и его супругой Перренелль, описывал дальнейшие ощущения от действия снадобья спустя много лет. Он писал о том, как в трудах его поддерживала чуткая жена. Но самым интересным Минерве показался отрывок, который добавлял дополнительную важную информацию к рецепту эликсира, что не так давно она перевела с рун:

«Одному Богу известно, сколько времени я потратил на разгадку этой тайны, сколько бессонных ночей я провёл в раздумьях. Как много жарких дискуссий у нас состоялось с Перренелль в её чудесном саду, какое великое множество растений ей пришлось раздобыть для моих экспериментов! Страшно вспомнить количество ингредиентов, что я перевёл зазря, сколько ключевого реактива я истратил, прежде чем отыскал то, что действительно оказалось единственно верным. Благо, наше тогдашнее богатство позволяло нам подобные дорогостоящие эксперименты. Спустя много лет всё наконец сработало, и я понял это по особому запаху кипящего в котле зелья. Я с лёгким сердцем завершил приготовление снадобья. Господи, у меня ушло столько драгоценных лет жизни на создание магистерия, а затем и на поиск ложного ингредиента в рецепте Эликсира бессмертия! Это оказался не цветок лотоса. Когда всё сошлось, то жена рассмеялась: «Конечно, с лотосом всякий колдун смог бы приготовить Эликсир вечной жизни!»

А произошло знаменательное событие в нашем доме в Ветёе⁽²⁾ поздним вечером двадцатого января 1385 года. В присутствии Перренелль я использовал необходимое, строго отмеренное, количество реактива, а затем после десяти помешиваний против часовой стрелки супруга бросила в котёл высушенные лепестки. Все решили эти лепестки драгоценного цветка, который, казалось, не мог существовать в природе».

Итак, цветок лотоса оказался ложным ингредиентом в наиболее истинном, по мнению Риддла, рецепте. У Фламеля ушли годы на то, чтобы это выяснить.

Минерва сняла очки и потёрла переносицу. В этот момент из-за книжных стеллажей показалась Августа с внушительной стопкой книг по зельеварению. Минерва понимала, что до большинства из этих фолиантов у неё самой вряд ли когда-либо доберутся руки, настолько они были специфичны по содержанию.

— Собралась открыть собственную лабораторию и составить конкуренцию Слагхорну? — поинтересовалась Минерва.

— Если только совсем маленькую, — весело отозвалась Августа и хитро на неё посмотрела, — чтобы как раз выполнить задание, которое мне задал Слагхорн.

Теперь Минерве стало по-настоящему любопытно.

— Помнишь, я тебе рассказывала про новый крем «Волшебная ночь», который скоро должен выйти небольшим тиражом? — Минерва нахмурилась в попытке вспомнить, поскольку Августа очень часто информировала её о новых косметических новинках — всё было просто не упомнить. — Так вот, Слагхорн поручил мне выяснить его состав, который лаборатория Тагвуд пока держит в секрете. Слагхорн обещал рекомендовать меня Сахариссе Тагвуд, с которой он знаком много лет, если я верно определю состав крема. Тогда меня возьмут на стажировку в косметическую фирму Тагвуд! Это такой шанс! Вот и мне улыбнулась удача! Новый год так прекрасно начинается!

Она выглядела такой воодушевлённой, точно на её пути перевернулась целая тележка со сладостями из Хогвартс-Экспресса. Августу можно было понять: Сахарисса Тагвуд являлась кумиром для тысяч волшебниц, эта талантливая женщина сделала себя сама, добившись впечатляющих результатов в сфере, которая была традиционно занята мужчинами. Начав придумывать косметические зелья ещё во время учебы в Хогвартсе, она в итоге открыла собственную лабораторию и вполне преуспела в бизнесе.

Тут Августа внезапно покрылась румянцем.

— А почему ты вся красная как рак? — удивилась Минерва.

— Да потому что нашу беседу об этом самом креме услышал Риддл, когда заглянул к Слагхорну в подземелья. Слагхорн ещё пролепетал: «Ах, Том, надеюсь, вы не станете подсказывать нашей юной мастерице зелий состав столь интересной новинки моей коллеги Сахариссы!»

— И что с того?

— Крем-то с эффектом афродизиака. Мне вдруг стало жутко неловко обсуждать данное косметическое зелье с этими двумя преподавателями. Что вы думаете о «Волшебной ночи», профессор Риддл? — хихикнула Августа. — Попробовать этот крем однажды, как считаешь? Любопытно глянуть на реакцию парней. Превратятся на часок-другой в очарованных дурачков, наверное. Как при Амортенции. Интересно бы увидеть физиономию вечно важного Дэйва…

«Дэвид и без этих косметических штучек безмерно околдован тобой. К чему ему дополнительные потрясения?» — подумала Минерва и лишь покачала головой.

— Но Слагхорн предупредил, что у меня нет права на ошибку. Всего одна попытка. Так что я должна быть предельно точна в своей работе. Пожелай мне удачи!

И Августа плотно обложилась книгами да активно взялась за работу. Что же, теперь и у неё появилась заветная цель. Итак, Августе предстояло корпеть над косметическим средством, а ей самой нужно будет довести до ума статью по анимагии, которую она начала писать ещё в прошлом году. Минерва мечтала опубликовать статью в «Трансфигурации сегодня». А ещё остались считанные месяцы до ЖАБА. И матчи за кубок по квиддичу на носу. В общем, забот по горло.

* * *

А что, кстати, писали более близкие к нам по времени авторы о процессе получения философского камня? Знатный церемониальный маг Элифас Леви утверждал, что «Великое делание — прежде всего само создание человека, то есть полное завоевание своих способностей и будущего, в особенности же это — совершенная эмансипация воли». ⁽³⁾ Николас Фламель произвел все стадии великого делания, потому стал величайшим из людей и в награду получил бессмертие. Этот волшебник бросил вызов обычному течению жизни, преодолел все преграды на своём пути, сделал невозможное возможным, остановил время хотя бы для себя самого и для тех, кого он отметил своей милостью. Фламель перестал быть просто человеком. Он разорвал путы смерти и уподобился бессмертным греческим богам. И сотворил свой багряный нектар.

Минерва заглянула в кабинет профессора Риддла. Второкурсники в основной своей массе уже покинули класс. Две девочки укладывали учебники в ранцы, а один мальчик всё ещё не оставлял попыток выполнить задание учителя: загнать непоседливого пикси в клетку. У ученика что-то пошло не так с замораживающими чарами, и пикси изо всех сил держался за дверцу клетки, не давая её закрыть, и истошно пищал. Тогда Риддл подошёл и легким взмахом руки заморозил нечисть.

— А когда и мы будем колдовать без палочек, профессор? — спросил мальчик, теперь уже без проблем закрывая клетку с пикси.

— Скоро, мистер Диггори, совсем скоро! А пока ещё поупражняйтесь с заклинанием. Увереннее взмахивайте палочкой.

Когда дети покинули кабинет, то пикси в клетках начали было переговариваться на своём неизвестном языке, но Риддл сурово взглянул на самого крикливого из них, и тот, тяжело сглотнув, предпочёл замолчать и вжаться в стенку клетки. Кажется, для того чтобы угомонить подобную нечисть волшебного мира, Риддлу не требовалось даже взмаха руки, ему хватало невербального колдовства при помощи лишь взгляда. Пикси выглядели совершенно смирными и с интересом посматривали на Минерву.

— Они вас смущают, — Риддл не спросил, а констатировал.

Он наколдовал тёмное полотнище, которое в мгновение ока накрыло клетки с нечистью. Затем Риддл устроился за преподавательской кафедрой. Минерва аккуратно извлекла на свет свитки с сочинениями Фламеля и передала их ему.

— Итак… — начал Риддл.

— В сухом остатке: особый порошок и цветок лотоса. — Минерва выразительно взглянула на него. — Это самые загадочные ингредиенты в рецепте Эликсира бессмертия.

Губы Риддла тронула полуулыбка. Минерва собралась с духом и наконец озвучила:

— Профессор, вы из раза в раз поднимаете тему Эликсира бессмертия. Собираетесь его приготовить?

Говорила, а сама не верила, что начала разговор на такую фантастическую тему. Хотя за столько лет жизни в магическом мире и должна была привыкнуть к чудесам. Но она так до конца и не привыкла.

В тёмных глазах Риддла отражался свет от зажжённых рядом свечей.

— Почему бы и нет? — ответил он вот так просто.

— Хотите быть как граф Сен-Жермен? — насмешливо спросила Минерва. — Кстати, он в самом деле встречался с Юлием Цезарем?

— Это одна из лучших баек, что он сам и выдумал. — Риддл улыбнулся. — Сен-Жермен обожал сочинять подобные сказочки и выдавать их за правду. Он невероятно убедительно рассказывал многочисленным слушателям о Клеопатре и её большой любви к Цезарю. Его голос в такие моменты проникновенно дрожал, и дамы, растроганные услышанным, только и успевали утирать слезы платочками. Можно предположить, что ему посчастливилось воспользоваться маховиком времени, но это маловероятно. На самом деле Сен-Жермен просто прекрасно знал историю древних и буквально жил ею. Но вот знакомство с Фламелем — это реальный факт. Именно после общения с величайшим алхимиком Сен-Жермен и начал делать заметные успехи в алхимии золота, а ещё перестал внешне стареть. Кто-то встречал его не так давно в предместьях Парижа и заявлял, что сейчас граф уже заметно постарел, но кое-кто утверждает, что Сен-Жермен по-прежнему выглядит на ухоженные сорок лет.

— Вы его навещали?

Во взгляде Риддла промелькнула странная тень, и Минерва не решилась повторить вопрос.

— Несомненно, есть и иные способы обрести бессмертие, — несколько неохотно продолжил Риддл, — но мало какой из них может помочь волшебнику сохранить физическое состояние в неизменном виде, а самое главное — защитить его интеллект от возрастных и прочих негативных изменений. Да, я был бы не против стать как Сен-Жермен. У него вид мужчины в самом расцвете сил, ум его ясен и изворотлив. И так уже пару веков подряд. Производит благоприятное впечатление, знаете ли. Фламель вот создал Эликсир бессмертия, будучи уже в преклонном возрасте. Так уж вышло, что ему для этого понадобилось так много времени. Он проделал колоссальную работу. Но к моменту создания данного эликсира Фламель ещё сохранил живость ума и успел зафиксировать это. Даже спустя сотни лет его интеллект по-прежнему силён благодаря Эликсиру бессмертия.

Он говорил, а Минерва сфокусировала взгляд на его длинных и тонких пальцах, унизанных тяжёлыми перстнями.

— Вот вы знаете, каким был во цвете лет профессор Бири? — неожиданно спросил Риддл, и она посмотрела ему уже в глаза. — Когда я пришёл учиться в Хогвартс, то застал его уже стареющим и дряхлеющим ученым, который постепенно отходил от науки. А сейчас, погляжу, процесс лишь усугубляется. А ведь некогда этот человек работал в лучших оранжереях мира и выращивал редчайшие растения. Говорят, Герберт Бири мог одним взглядом своих глаз цвета весенней листвы привести в тонус увядающие цветы, а высохшие деревья заставить плодоносить. Розы распускались при одном его появлении и закрывались, когда он уходил. Профессор Бири по всему миру собирал уникальные растения, совсем как Ньют Скамандер — магических животных. То, что вы видите сейчас в его теплицах — это лишь остатки былой роскоши, ведь большую часть своей коллекции Герберт Бири передал в дар Лондонскому магическому саду, составив его основную коллекцию. Поистине королевскую коллекцию! И чем этот корифей травологии занят сейчас? Постановками сказок? Да лучше бы он уже отправился на тот свет, нежели продолжал влачить свое нынешнее жалкое существование…

— Вы не смеете так говорить! — Минерва сжала кулаки от негодования. Её до глубины души возмутили последние слова Риддла. — Это крайне неуважительно с вашей стороны!

— Профессор Бири угасает на глазах как мастер своего дела, — продолжил Риддл с ещё большей убеждённостью. — Лично у меня это вызывает лишь жалость и даже брезгливость. Сейчас его старыми теплицами с редкими растениями занимаются в основном Помона Спраут и другие ученики…

— Но ведь так и должно быть, разве нет? Преемственность поколений ведь никто не отменял?

— Нет, только не в случае с Гербертом Бири, не с другими волшебниками, ему подобными, и… — в сердцах воскликнул Риддл, и Минерва впервые за всё время уловила в его обычно холодном голосе затаённую боль. Видимо, была затронута крайне важная для него тема.

— Не с вами, вы хотели сказать? — вкрадчиво уточнила Минерва.

— Вы проницательны, Макгонагалл! — воскликнул он, а пальцы его крепко сжали кафедру. — Не для того я столько лет изучал самые разные виды магии, совершенствовался в них, чтобы так скоро расстаться с жизнью, кануть в небытие, постареть. Увядание — самая печальная вещь на свете, так быть не должно. Профессор Бири не позволял своим цветам погибнуть, а сам прямиком идет к упадку и смерти…

Поразительно, сколько горечи звучало в его голосе!

— Старение — закономерный этап, таков мировой порядок, профессор. По весне почки на деревьях набухают, цветы распускаются. И все это ненадолго, заметьте. Затем цветам на смену приходят плоды, которые в свою очередь могут дать жизнь уже чему-то другому, новому. И так из раза в раз. Вы же не восстаёте против смены времён года?

Риддл колюче посмотрел на неё, и она поняла, что даже такая вещь, как смена времён года, могла его не устраивать.

— Я не собираюсь увядать и умирать, подобно цветку, отдавая в небытие всё, чего я достиг, чему научился. Столько трудов и жертв! И все впустую? — Риддл стоял на своем. — А вы, Минерва, вы не боитесь старости? Не боитесь, что однажды не сможете превратиться в кошку из-за дряхлости и старческого слабоумия? Вы бы не хотели остаться такой, как сейчас, на долгие годы и не меняться?

Этот вопрос застал её врасплох. На него можно было так сразу дать ответ?

— Но ведь я могу и не желать того, о чём мечтаете вы, правда? — тихо спросила Минерва.

— Глупости! Все желают этого в глубине души. Все хотят жить вечно. Но мало кто признается в этом открыто. Многие бы хотели приблизиться к бессмертным олимпийским богам, а то и стать ими и испить той самой амброзии. Но не все способны такое организовать. Иначе не было бы столько пересудов насчёт алхимии.

Минерва смотрела на Риддла широко раскрытыми глазами. Он нависал над ней за кафедрой и напоминал сейчас в своём тёмном облачении… её собственного отца в церкви за проповедью перед паствой! Минерву поразила эта мысль как гром среди ясного неба.

— Профессор, нам не стать богами! Ни вам, ни мне!

Риддл резко дёрнулся как от пощёчины.

— Зачем же вы в таком случае носите имя богини?

Кажется, их разговор начинал уходить в совсем странную плоскость.

— Не я себе его выбрала.

— А я сам себе выбрал имя, — вдруг негромко произнес Риддл. — Ещё когда был совсем юным. Примерно, как вы.

В ответ на её вопросительный взгляд он прошептал:

— Волдеморт.

«Полёт смерти?» — Минерва мысленно перевела с французского и похолодела. Звучало как какая-то жуткая шутка. Полёт? Риддл умел летать. Смерть…

— По-вашему, звучит пафосно?

— Скорее… страшно.

— Я не желал до скончания века носить имя отца. Отца, который бросил мою мать и меня! То, что сделал он — вот это страшно! — выкрикнул Риддл с обидой и злостью в голосе.

Минерва сидела застывшая и не находила слов для ответа. Она совсем не ожидала, что разговор примет такой оборот.

— Мне жаль, профессор.

Её слова словно отрезвили Риддла. Его пылавшие гневом глаза потухли. Риддл поправил сбившиеся рукава мантии.

— Не стоит, — бесцветно произнёс он и, немного помолчав, добавил уже спокойнее: — Да, нам не стать богами. Но попытаться всё же можно. Я уже отмечал, что путь к бессмертию — это очень и очень сложно, но возможно. Фламель на собственной шкуре это испытал. Знаете, Макгонагалл, здесь в школе не все к выпускному классу овладевают невербальными заклинаниями в должной мере, некоторые умудряются допускать элементарные ошибки в приготовлении снадобий, да такие, что котлы у горе-зельеваров взрываются даже на седьмом курсе. Профессор Слагхорн о стольких случаях мне уже рассказал! Курьезных и не очень. Что уж тогда говорить об Эликсире бессмертия. Не каждому это дано.

— Вам дано?

— Кто знает? Не попробуешь — не узнаешь. — Риддл улыбнулся мечтательно, затем посмотрел на Минерву, и улыбка сползла с его губ. — Вы всё равно не верите, что это возможно.

— Я не… Я не понимаю, зачем я вам?

— Вы поможете мне изготовить Эликсир бессмертия. — Предвосхищая её вопросы и возражения, он поднял руку в просьбе выслушать. — Вы, наверное, знаете, какое особое значение всегда придавали алхимики пресловутому женскому началу? Знаменитая «Немая книга» шестнадцатого века содержит иллюстрации, на которых алхимик, трудящийся над созданием философского камня, символически изображается вместе с женой. И вы в курсе, что и самому Фламелю содействовала в его великих начинаниях его дражайшая супруга Перренелль. В том числе и при приготовлении Эликсира бессмертия.

— Они связаны брачными узами…

— Не суть важно!

Минерва опустила голову, чтобы Риддл не увидел на её лице смущения.

— Профессор, в таком случае вы могли обратиться за помощью к любой другой женщине или девушке… Почему ваш выбор пал именно меня?

— Потому что мы с вами оказались весьма хорошо совместимы магически. Ритуал в вечер Хэллоуина это показал. Иначе вы не сумели бы так легко и непринуждённо взлететь в воздух. Я бы не смог так просто и с удовольствием управлять вашим полётом, если бы мы с вами не были в тот момент единым целым. А еще вы сами с первых дней учёбы проявили интерес к теме Эликсира бессмертия.

Минерва сидела за партой, опустив голову, а Риддл взялся разбирать бумаги на своём столе.

— У вас есть время на раздумья. — Он приблизился к ней, и Минерва подняла на него глаза. — Поразмыслите хорошенько, а затем сообщите мне своё решение.

Риддл придвинул к ней стул и присел.

— Неужели вам самой не любопытно, Минерва? Хотя бы из спортивного интереса завершить начатое. Вы же спортсменка, не так ли? — Он хитро прищурился. — А спортсменам свойственен азарт. Подумайте. Полагаю, вы и сами понимаете, что не каждой волшебнице, а уж тем более школьнице, выпадает такая уникальная возможность, как сейчас вам. То, что я выбрал вас — дорогого стоит, поверьте.

И Риддл накрыл её руку своей тяжёлой ладонью. Минерву вдруг резко бросило в жар от этого его прикосновения, и она, отдёрнув руку, встала, бросила пару слов на прощание и быстро устремилась к выходу. Только частый стук её каблучков по каменному полу нарушил тишину кабинета.

Примечания:

Граф Сен-Жермен: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/62/Count_of_St_Germain.jpg

1) Хоя-Бачу — таинственный лес в Трансильвании, его часто называют местным «Бермудским треугольником» из-за неоднократных случаев исчезновения людей в лесу. Жители близлежащих поселений ещё с давних времён старались обходить Хоя-Бачу стороной и без особой необходимости там не появляться, поскольку считали, что в этом румынском лесу есть места, которые являются временными порталами, вернуться из которых ещё никому не удавалось.

Вернуться к тексту

2) Ветёй — небольшой городок, расположенный неподалёку от Парижа.

Вернуться к тексту

3) Цитата взята из книги «Учение и ритуал высшей магии» Элифаса Леви. Элифас Леви — французский оккультист и таролог девятнадцатого века.

Вернуться к тексту

После убийства своих родственничков я, кажется, абсолютно ничего не почувствовал. Наверное, это потому что я глубоко презирал их. Или просто пребывал в состоянии шока, не знаю. Быть может, я таки достиг пресловутого дна, с головой окунувшись в море крови, что, собственно, и должен был сделать, дабы преодолеть личные кошмары, связанные с Миртл. Клин клином вышибают, как говорится. Не в моих правилах было отступать.

Я снова встретился с той, что мучила меня во снах всё лето. Случилось это, когда я вернулся в школу уже шестикурсником. Я тогда впервые с начала нового учебного года наведался в пресловутый женский туалет на втором этаже. Пришлось преодолеть великое искушение снова отправиться в Тайную комнату и навестить василиска. Было понимание, что теперь уже это делать категорически нельзя, если я желал-таки закончить школу. Я постоял у раковин и решил снова поупражняться в собственной левитации, как не раз делал это в пустых классах после занятий. Я завис в воздухе над одной из раковин, ощущая лёгкость бытия. Хотя бы на эти мгновения.

— Мальчик Том снова пробует летать?

Я рухнул на твёрдый каменный пол, услышав позади себя голос. Знакомый тонкий голосок. Я не верил своим ушам, а затем и глазам. От одной из кабинок ко мне медленно подлетела Миртл. У меня ёкнуло в груди.

Мне понадобилось несколько секунд, дабы осознать, что передо мной предстало новоиспеченное привидение. Миртл же с довольной улыбкой наблюдала за моей реакцией.

— Наконец мы снова с тобой встретились, Том. Я так ждала, когда ты меня проведаешь.

Она в тот момент выглядела такой настоящей, такой… живой. Померк вид её трупа, который так и стоял у меня перед глазами все последние месяцы. Миртл передо мной сейчас была совершенно живая! Я видел её озорную улыбку, косички, торчащие в разные стороны, и… мертвенно-бледную кожу, сквозь которую были видны стены и раковины.

— Вокруг тебя было еле заметное серебристое свечение, когда ты висел в воздухе, — продолжила Миртл. — Между прочим, теперь я умею летать. Смотри, как здорово у меня это получается!

И она с лёгкостью облетела весь туалет.

— Прекрасно, — только и смог выдавить я, всё ещё не придя в себя от этой неожиданной встречи.

— У тебя так пока не получается, да? — поддразнила Миртл. — Но я уверена, что совсем скоро получится. Ты ведь лучший ученик!

И тут она подлетела совсем близко ко мне.

— Можно я сделаю кое-что, на что не решалась при жизни? Но мне так этого хотелось.

— Сделаешь что?

Миртл смущённо опустила глаза.

— Поцелую тебя, Том.

Я кивнул. Она медленно приблизилась ко мне и легонько коснулась моей щеки своими ледяными губами. Такой невинный детский поцелуй. После этого Миртл так застеснялась, что мне и самому стало малость неловко.

— Спасибо за помощь с зельеварением! Я действительно стала в нём лучше разбираться, — сказала она и провела пальчиком по значку старосты на моей груди. — Мы же друзья навеки?

— Конечно.

Миртл выглядела почти счастливой в тот момент.

— Ах, Том, всё бы ничего в моём новом положении, но я теперь не могу почувствовать вкус простой человеческой пищи. Я помню, что нас не особенно баловали обильной стряпнёй в школе в последнее время. Но мне все равно так этого не хватает. Всё бы отдала за то, чтобы снова ощутить во рту вкус тёплого тоста со сливовым джемом. А еда у призраков отвратительна! Мне никогда к ней не привыкнуть.

Она продолжала и продолжала рассказывать о своих буднях в качестве привидения, и ее голос для меня звучал, как самое сладкое пение. Когда я видел перед собой такую вот почти живую Миртл, ко мне хоть ненадолго, но возвращалось некое подобие спокойствия. Словно на мою истерзанную душу лился целительный бальзам. А может быть, я обманывал себя.

— Мисс Макгонагалл, я весь внимание! — ободряюще обратился Флитвик, отложив перо и пергамент в сторону.

Минерва вышла на середину класса, совсем как несколько месяцев назад это сделал профессор Флитвик. Она глубоко вздохнула и мысленно сосредоточилась на выведенных формулах. Сделала витиеватые движения палочкой. Куда более сложные, нежели элементарные взмахи для простенького Вингардиум Левиоса. Её тело медленно поднялось в воздух.

До этого Минерва демонстрировала собственную левитацию лишь брату Роберту ещё в конце декабря. Она тогда разбудила Роберта глубокой ночью и увела его далеко-далеко в заснеженные просторы местных плоскогорий. Туда, где не было ни одной живой души в это время. Минерва в те дни только закончила сложные расчёты для левитации и немного волновалась. Но всё сошлось верно. Все-таки постоянная работа с формулами в трансфигурации сделала своё дело, и Минерва поднаторела в расчётах.

— Вау! — восторгался Роберт. — Как здорово! Да ещё вокруг тебя такое красивое золотое сияние!

При свете от её палочки, которую он крепко держал в руках, Минерва видела, как широко были раскрыты от удивления его глаза. Когда она спустилась на землю, то заметила, что Роберт уже несколько успокоился. Он лукаво прищурился.

— А у меня так уже было, между прочим! — сообщил Роберт и помахал палочкой так, что огонёк на её конце замельтешил перед глазами. — Я непроизвольно взлетел в воздух год назад на глазах у мамы и Малькольма. Ты бы видела, как мама испугалась!

Можно себе представить!

— А больше не взлетал? — хитро отозвалась Минерва.

— Нет, больше не получалось, — грустно сказал он, но затем весело попросил: — Сестра, покажи ещё бенгальский огонь!

— Вот! — Минерва забрала у него палочку, пробормотала заклинание, и на кончике палочки засверкали белые искры. — Как ты только что видел, я по своему желанию поднялась вверх. А у тебя это получилось вопреки твоей воле. Стихийная магия. Мама тебе о ней рассказывала много раз.

— Рассказывала.

— А ещё наверняка просила тебя хоть немного стараться контролировать вспышки гнева и перепады настроения? — продолжила она говорить уже менторским тоном. — Это необходимо для того, чтобы никто из соседей ничего не узнал ненароком. Нам же не надо, чтобы у них возникли ненужные вопросы? Тебе необходимо спокойно дождаться письма из Хогвартса. А уж в Хогвартсе тебя научат вот так вот летать, как я сейчас, полностью контролируя процесс. И еще много чему интересному обучат.

— Я мечтаю поскорее уехать из нашей деревни. Думаешь, охота пасти овец до конца жизни? Я жду не дождусь, когда придёт письмо из этого самого Хогвартса!

Роберт клятвенно пообещал быть послушным мальчиком весь следующий год. Минерве только оставалось поверить ему на слово и пожелать родителям терпения.

— Всё как надо, мисс Макгонагалл! — одобрил Флитвик, и она спустилась обратно на каменный пол кабинета. — Я же говорил, что у вас на освоение этого вида левитации уйдут считанные месяцы! Думаю, вместе с презентацией своей анимагической формы вы сможете козырнуть перед комиссией Министерства и этим новоприобретённым умением — это впечатлит тамошних чиновников!

Минерва приняла его похвалы как должное. Её беспокоило кое-что ещё, и она решила это озвучить:

— Профессор, когда вы демонстрировали мне собственную левитацию, то я видела вокруг вас полупрозрачное золотое сияние. Вокруг меня появляется такое же сияние, стоит мне зависнуть в воздухе...

Флитвик кивнул, понимая, о чём речь.

— Все правильно, мисс Макгонагалл. Так и должно быть. Это немало говорит о вашей душе, чистой и непорочной. Помните нашего с вами вдохновителя Иосифа из Купертино? Его, человека блаженного, чистого душой и помыслами, во время левитации обволакивало яркое золотое сияние — все это поражало воображение простого люда, нередко становившегося свидетелем столь удивительного проявления стихийной магии.

— Да, профессор, это так. — Минерва пребывала в некотором замешательстве, не зная как спросить. — А если вокруг человека при парении в воздухе нет этого самого сияния?

Она неоднократно вспоминала вечер Хэллоуина и момент левитации Риддла. Когда они вдвоём только оторвались от пола в холле. Вокруг Риддла, когда он парил в воздухе, не было никакого сияния. Ни такого, как у знаменитого «Летающего святого», ни даже такого, как у нее или Флитвика. Её давно беспокоил этот вопрос.

И не напрасно. Потому что, услышав данный вопрос, Флитвик перестал улыбаться, брови его сошлись на переносице, а в уголках губ появились складки, из-за чего все его лицо вдруг приобрело несколько скорбный вид. Он молчал, подыскивая подходящие слова.

— Боюсь, такому человеку можно только посочувствовать, — наконец тихо произнёс Флитвик. — Скорее всего, у него серьёзный душевный разлад. Раскол. Это заблудшая душа, которой уже давно не ведом покой.

* * *

Минерва возвращалась в гриффиндорскую башню ещё более подавленной, чем после недавнего разговора с Риддлом. Слова Флитвика о заблудшей душе подействовали на неё даже более гнетуще, нежели неожиданные грустные откровения Риддла о его семье. Отчего-то вспомнились трещина в старинной церкви отца и закопченный зачарованный потолок в Большом зале. Испорченные вещи, которые она стремилась исправить, починить. Том Риддл тоже неожиданно напомнил ей… испорченную вещь. Вроде красивой тарелки, по середине которой пошла трещина, а то и не одна.

Минерва чувствовала себя очень уставшей. В гостиной она застала сидящего у камина Руперта. Он просушивал с помощью магии мантию.

— Ты где так промок?

— Да это всё Паркинсон! — пожаловался Руперт. — Я потребовал объяснений, почему он на меня так таращился весь ужин. А этот придурок в ответ окатил меня водой и заявил, что решил проверить, насколько успешно даётся мне освоение новой темы по защите от тёмных искусств. Урод, как будто сам уже всё выучил!

— Ты до сих пор не вернул ему кольцо? — Минерва окинула взглядом его руку, на которой по-прежнему сверкало колечко в виде змейки.

— Да что ты ко мне прицепилась с этим! — Руперт моментально вышел из себя.

Тут уже Минерва потеряла терпение. Она и без того пребывала в скверном настроении, а тут ещё под руку подвернулся этот упрямый однокурсник! Минерва быстро подошла к нему, схватила его за руку и постаралась силой снять кольцо с его пальца.

— Ты ополоумела! — Руперт принялся сопротивляться и в ответ схватил её за плечо.

Ей следовало применить к нему парализующее заклинание прежде, мелькнула запоздавшая мысль. Но расстроенные чувства после беседы с Флитвиком явно притупляли работу мозга. Между тем физически Руперт, конечно, был сильнее её. Он резко встал и толкнул Минерву на диван.

— Отстань! — прикрикнул Руперт.

Агрессия из него буквально выплескивалась!

— Эй, полегче! — послышался звучный голос вошедшего в гостиную Дэвида.

Дэвид быстро подошёл к ним, отпихнул в сторону Руперта, присел рядом с Минервой и притянул её к себе. При этом его взгляд задержался на руке Руперта, на серебряном кольце. Руперт бросился в спальни мальчиков, перепрыгивая через две ступеньки.

* * *

— Какая же вы у нас умница, мисс Спрингвейл! Прямо глаз радуется, когда видишь столь виртуозное владение беспалочковой магией. Непременно сообщу об этом профессору Риддлу! — Восторгам Слагхорна в отношении одной из своих любимых учениц, кажется, не было конца. — Двадцать баллов Гриффиндору!

Но сегодня Августа действительно демонстрировала чудеса беспалочкового волшебства: она лишь легонько взмахивала в воздухе своими изящными руками, и ее серебряный ножик тут же аккуратно нарезал шляпки мухоморов, а ступка быстро измельчала засушенное сердце дракона. Августа кивала головой, и ингредиенты сами собой отправлялись в котёл. Проделывала она всё это настолько грациозно и завораживающе, что почти все присутствовавшие мальчишки, позабыв о собственных зельях, буквально глаз не могли отвести от неё. А еще от котелка Августы исходил приятный запах дождя в знойный летний день. Этот запах был характерен для последней стадии приготовления печально известного Минерве зелья Огненная вода. Данное средство для чистки помещений было изобретено в Средневековье одной своенравной французской колдуньей, которая вечно оставалась недовольна результатами уборки в её замке. Огненная вода неожиданно показала невероятную эффективность, и потому активно использовалась эльфами в домоводстве по сей день.

— Вот только наши мальчики уже прямо посворачивали шеи, и у кое-кого сейчас польётся зелье из котла! Осторожно, ведь оно адски жгучее! Милтон, мне понятны ваши воздыхания по красивой и талантливой гриффиндорской ведьме, но и об учебном задании не стоит забывать! — Слагхорн дёрнул за рукав мантии Булстроуда, и тот повернулся к своему котлу, в котором снадобье уже просто закипало.

По окончании занятия Булстроуд, проходя мимо Августы, бросил:

— Молодец, Спрингвейл, освоила-таки беспалочковую магию.

— Заметь, без твоей помощи.

— А жаль. — Булстроуд изобразил на лице сожаление. — Очень ароматное зелье у тебя сегодня получилось. Я будто снова побывал дома в знойный полдень, и меня застал тёплый летний ливень. Я даже был бы готов выпить это зелье, если бы оно для этого предназначалось. — Он приблизился к ней и прошептал ей на ушко: — Готов выпить любое твое снадобье.

— Даже Напиток живой смерти, а, Милтон? — Августа хитро ему улыбнулась.

— Прихвачу с собой Рябиновый отвар в качестве противоядия! — парировал тот. — Как сладко звучит моё имя, когда ты его произносишь. Августа, прогуляемся как-нибудь вместе до озера?

— Я пойду с тобой ровно тогда, когда на Слизерине начнут учиться одни маглорожденные!

Гриффиндорцы прыснули от смеха. И лишь у Дэвида сжались кулаки от злости. Ему претили любые знаки внимания Августе со стороны молодых людей, тем более слизеринцев.

— Обижаешь, Спрингвейл! — ответил Булстроуд и, закинув сумку на плечо, направился к выходу из подземелий.

Минерва подождала, пока ученики покинули кабинет, и подошла к Слагхорну. Тот суетливо собирал со стола разноцветные баночки с ингредиентами. Он взглянул на Минерву и широко улыбнулся, на его лбу блестел пот от жара, исходившего от множества котлов вокруг.

— Профессор, я должна кое о чем вас предупредить, — начала Минерва. — Дело в том, что у мистера Булстроуда недобрый глаз…

— Ах, вы об этом! — Слагхорн вздохнул, вид его стал озадаченным. — Делал я этому ученику замечание ещё в прошлом году, но он не слушается. Упрямец! Придётся быть с ним построже и дать ему выпить какое-нибудь зелье, которое ослабит его нехорошие способности. Ох, Милтон! И кто его только надоумил?

Он принялся раскладывать баночки по полочкам. Минерва не торопилась уходить, потому Слагхорн осведомился, о чем ей не терпелось его спросить.

— Профессор, довелось мне недавно немного почитать о нашем великом современнике Николасе Фламеле…

Слагхорн кивнул и протёр тряпочкой большую банку, доверху наполненную мелкими жуками.

— Эликсир бессмертия — необычное зелье, на расшифровку рецепта которого у алхимика ушло несколько лет, — продолжила она. — Позвольте поинтересоваться, а вы сами когда-нибудь готовили этот самый эликсир? Подобно…

— Господину Фламелю? — Слагхорн резко повернулся к ней лицом. — А что, мисс Макгонагалл, вы вознамерились приготовить данный эликсир?

И он рассмеялся.

— Нет! — быстро ответила Минерва, и Слагхорн перестал смеяться.

— Эликсир бессмертия — любопытная вещь, — произнёс он задумчиво и присел за преподавательский стол. — Ох, люди веками искали действенные рецепты. Какой только ерунды не навыдумывали! Но, кажется мне, на самом деле им больше стоило задаваться вопросом, а для чего им это зелье.

Слагхорн сделал паузу, позволяя Минерве проникнуться услышанным.

— Для вечной жизни.

— А для чего вечная жизнь? — Он приподнял бровь.

— Ну, чтобы успеть многое сделать, оставаясь в здравом уме и физически молодым, изменить мир к лучшему… — начала перечислять Минерва, не особо задумываясь.

Слагхорн, улыбнувшись, отрицательно помотал головой.

— И что, сильно изменили мир те немногие бессмертные люди? Это всё демагогия идеалистов, милая Минерва.

— А как же Николас Фламель?

— Фламель изменил его лишь в том смысле, что адаптировал знание о бессмертии для мира. Имейте в виду, что этот волшебник в принципе стоит особняком среди всех немногочисленных бессмертных людей. Дело в том, что его по большей части интересовал сам процесс создания философского камня и эликсира. Фламель не мог не пытаться узнать, исследовать. Это ученый до мозга костей, им двигала жажда познания. Его захватывал сам процесс создания, а не результат. Поверьте, это так. Мне доводилось с ним общаться. Богатство и бессмертие не были основными целями Фламеля, но он обрел их. Строго говоря, он и не изменил мир. Его открытия так и остались чем-то завуалированным, малоприменимым. А знаете, почему?

— Почему?

— Да потому что философский камень и Эликсир бессмертия для широких масс — крайне неоднозначная вещь. Чревато неизвестными последствиями: величайшим благом или же полнейшей катастрофой. И Фламель не пожелал брать на себя такую гигантскую ответственность за судьбы человечества. Он понимал, что его разработкам так и суждено остаться малоприменимыми. Всё, что обыватели получили от этого алхимика — это лишь фонтан с целебной водой в Шармбатоне. И на том спасибо.

Слагхорн взял со стола небольшие песочные часы и перевернул их. Тонкая струйка золотистого песка начала медленно сыпаться на дно часов.

— Чтобы творить историю, мисс Макгонагалл, не обязательно становиться бессмертным. Для этого даже не нужно быть долгожителем. Для чего ещё нужна бесконечная жизнь?

— Получить возможность увидеть, как меняется мир с течением времени? — Минерва пожала плечами.

— И в полной мере постичь, что меняются лишь декорации, совсем как в спектаклях профессора Бири? А человеческая сущность при этом остаётся неизменной. И это того стоит? Об этом достаточно прочесть в учебниках истории.

Они помолчали, рассматривая часы, в которых сыпался струйкой песок. Песка стало поровну в обеих частях часов. Минерву удивил скепсис Слагхорна касательно темы бессмертия. Ведь в остальном Слагхорн был весьма увлечённым и интересующимся человеком. Во всём, что касалось ближайшей перспективы и маленьких радостей в жизни. Он познал счастье в простых мелочах? Давно решил для себя жить только здесь и сейчас?

— А может, человек желает уподобиться Богу и потому в своём тщеславии стремится обрести бессмертие. — Слагхорн вдруг серьёзно взглянул Минерве прямо в глаза. — И тогда он даже не подозревает, что его ждёт самое большое разочарование в жизни. Человеку, решившему ступить на этот путь, можно только посочувствовать. Он не осознает, на что подписывается. Он так и будет переворачивать свои песочные часы до бесконечности. Пока не сойдет с ума.

И Слагхорн снова перевернул часы.

— Но вернемся к вашему первоначальному вопросу. Имел я однажды честь сварить Эликсир бессмертия для одной прекрасной дамы. У нее имелись все необходимые ингредиенты, а также рецепт, ей требовался лишь надёжный зельевар. Почему было не поучаствовать?

— А вы…

— Я догадываюсь, о чём вы хотите спросить. Да, по юности и неопытности возникло искушение и самому попробовать готовый эликсир. Там ведь, как с отменными французскими духами, совсем немного требуется. Но я сдержался.

Слагхорн легонько толкнул песочные часы, и они завалились на бок.

— Думаю, мне и без того предстоит долгая жизнь, во всяком случае пока обо мне будут помнить друзья и коллеги, а самое главное — мои ученики. Я так однажды решил. Как бы патетично и банально это ни звучало. Сколько лет меня будут помнить, столько лет я и прожил на свете. А еще я не смог представить себе мою дальнейшую бесконечную жизнь без значимых для меня людей. Ведь однажды начнут умирать не только мои ровесники и люди старшего возраста, но и те, кто значительно моложе меня — мои ученики. Это было бы противоестественно. Невыносимая утрата. Мне стало горько от одной только мысли. Ведь со временем я остался бы совсем один. Потерялся бы в веках. Утратил чувство времени. Зачем мне вечность без дорогих мне людей? Хотя однажды я и подсказал одному моему ученику способ достичь бессмертия, поскольку мне вдруг нестерпимо захотелось, чтобы мой любимчик пережил меня наверняка. То была шальная мысль, я был моложе, а юноша такой замечательный. Но его это интересовало лишь с научной точки зрения. Я надеюсь.

Он тяжело сглотнул. Чем-то нехорошим повеяло от его слов.

— Только по-настоящему сильные личности в состоянии справиться с бременем бессмертия и не сойти с ума рано или поздно. Это бремя чревато утратой смысла жизни и ориентиров. А сейчас этот смысл у меня есть, и я не желаю его потерять.

Слагхорн встал и принялся перебирать пробирки. Жары от котлов как не бывало. Снова подступал привычный холод подземелий, и Минерва поежилась.

— Так что, мисс Макгонагалл, надо думать, хорошо думать, для чего нужен Эликсир бессмертия. Зачем вам вечность? С бессмертием можно обрести совершенно уникальные проблемы. А само приготовление данного эликсира — это так…

К февралю все обитатели Хогвартса изрядно устали от зимы. Задули привычные для этого месяца метели, школьники старались лишний раз не высовывать носы на улицу. Занятия по уходу за магическими существами стали настоящим испытанием на прочность, поскольку по большей части проходили на улице в морозную погоду. В один особенно ветреный четверг профессор Кеттлберн сетовал на отсутствие учебного рвения у учеников на его уроках, сами же учащиеся стучали зубами от холода, каждые пять минут накладывая на себя согревающие чары и мечтая о чашке горячего чая. Им определенно было не до лукотрусов, которых в качестве учебного задания Кеттлберн велел отыскивать на заснеженных деревьях.

— Иголку в стоге сена и то проще найти! — ворчал Руперт, в десятый раз осматривая старый дуб в поисках маленького магического существа, внешне напоминавшего древесный прутик с крошечными карими глазами. — Кеттлберн издевается!

— Да что тут искать-то, юноша? — Подошёл лесник Рубеус Хагрид, снял с одной из веток повыше лукотруса и протянул его Руперту. — Вот же он, этот маленький дьявол!

Добрый Хагрид помог и остальным школьникам с поисками крохотных животных. Наспех выполнив задание, ученики поспешили в замок отогреваться в своих гостиных у каминов.

Примерно за неделю до дня Святого Валентина школьники, утомлённые холодами и серым низким небом над головой, стали оживать в ожидании романтичного праздника. Девочки начали шушукаться и хихикать, поглядывая на мальчишек и обсуждая, кому из них они в этом году отправят валентинки. Парни же со старших курсов накануне праздника собрались вечером в одном из пустых классов, наколдовали небольшую урну и принялись один за другим бросать в неё билетики, количество которых соответствовало числу участвующих. Каждый клочок бумажки содержал имя девушки с того или иного факультета. Затем каждый юноша вынимал из урны один такой билетик. Девушка, имя которой молодой человек обнаруживал на бумажке, становилась на предстоящий год его «Валентиной», а он — её «Валентином», что влекло за собой установление между молодыми людьми отношений вроде тех, какие, по описаниям средневековых романов, существовали между рыцарем и его «дамой сердца». Старинный обычай был весьма распространён в Англии и Шотландии, и Минерва, когда ещё была маленькой, имела возможность несколько раз наблюдать его исполнение и в своей деревне.

Утром четырнадцатого февраля Августа выглядела довольно празднично: она прикрепила к строгой школьной блузе тонкий, как паутинка, ажурный воротничок, который ей на Рождество подарила тётя Элизабет. Что и говорить, наряд произвел фурор среди женской половины факультета.

В гостиной же к Августе с совершенно серьёзным видом подошёл Дэвид, протянул ей клочок смятого пергамента и чинно сообщил:

— Августа, в этом году твоим Валентином буду я. Позволь проводить тебя на завтрак. Разумеется, я буду защищать тебя, как и положено рыцарю.

— Право, я даже не знаю, радоваться мне теперь или плакать. — Августа смерила Дэвида насмешливым взглядом, но вложила в его ладонь руку. Она, как и все старшекурсницы, была в курсе насчёт лотереи, которую устроили накануне мальчики, и готова была подыграть.

— А твоим рыцарем, твоим Валентином, дорогая наша староста, буду я! — К Минерве подскочил Руперт, да так внезапно, что та даже отшатнулась от него. Простой ирландский парень из магловской рабочей семьи явно не отличался особой обходительностью, но уж каким был.

— Ох, Руперт, не сейчас! Мне ещё надо заглянуть к декану за обновлённым расписанием... — Минерва попыталась отвязаться от новообретённого «Валентина», но не тут-то было!

— Я провожу! — настаивал он, и ей ничего не оставалось, как вложить руку в его ладонь.

На ходу Минерва стала пристально разглядывать Руперта и заметила, что с его пальца исчезло кольцо Паркинсона.

— Ты его вернул? — обрадовалась она.

— Конечно, я же обещал этой своей прекрасной даме. — Руперт подмигнул ей. — Если дашь мне свой платочек, то я, так уж и быть, повяжу его на своём шлеме, когда стану защищать твою честь в турнире со слизеринцами!

Он рассмеялся, довольный своей шуткой. Минерва лишь укоризненно покачала головой. Ох, Руперт, тебе самого себя хотя бы защитить! Вспомнились его значительные «успехи» в мальчишеских потасовках, после которых он всегда возвращался изрядно побитым.

— Ладно, Руперт, довольно! Ты доказал, что рыцарь из тебя хоть куда! — У кабинета декана она высвободила руку из его хватки, и Руперт лишь пожал плечами.

Прихватив стопку бумаг с расписанием, Минерва поспешила в Большой зал и как раз подоспела к сцене, приковавшей взгляды половины студентов: когда Августа неспешно вошла в зал, то ей на голову посыпались лепестки нежно-розовых роз. Выглядело это по-настоящему эффектно, и девушки вокруг заахали от умиления. Августа поискала глазами устроителя дождя из роз и остановила взгляд на самодовольном лице Булстроуда.

— Эти розы из сада моих родителей, — деловито заявил ей Булстроуд. — Домовики очень старательны при уходе за ними, поскольку данные цветы очень капризны, совсем как ты! Но мне даже нравится, что ты капризная — куда уж без этого чистокровной ведьме? Ты можешь стать хозяйкой этих роз, а также сада и замка. И, между прочим, я единственный сын у родителей, а потому наследник абсолютно всего состояния моей семьи, в отличие от некоторых!

И он смерил уничижительным взглядом Дэвида, который просто побагровел от злости.

— Кстати, я твой Валентин! — Булстроуд продемонстрировал билетик с именем Августы. — А лепестки нашей особой местной шиповниковой розы обладают омолаживающим эффектом. Моя матушка регулярно делает из них себе косметические маски и по сей день выглядит как цветущая роза!

На лице Дэвида читалось негодование. Вчера парни вроде как вполне честно и открыто кидали бумажки в урну. Как же так вышло? Неужели слизеринец всё-таки смухлевал? Дэвид принялся стряхивать с Августы розовые лепестки и применять к ней отводящие порчу заклинания. Его поведение вызвало у Августы лишь раздражение.

— Прекрати! — Она оттолкнула его. — Ты окончательно спятил на теме порчи! Кончай свои аврорские штучки!

И с гордым видом двинулась к своему столу. Ближе к концу завтрака к Августе подсела Миранда Макмиллан и шепнула ей:

— Ты знала, что замок Булстроудов находится в промышленном городе под названием Брайерли-Хилл? Там маглы производят стекло и сталь. Говорят, там, куда ни посмотри, повсюду возвышаются трубы заводов. И из этих труб постоянно извергаются огромные клубы ядовитого дыма. Хозяевам замка постоянно приходится очищать воздух вокруг при помощи чар. Дышать там попросту нечем, а еще повсюду бродят угрюмые магловские рабочие. Так что хорошенько подумай насчёт Милтона.

Минерва уже слышала обо всем этом от Дэвида, который, кажется, за последнее время выяснил всё о своём сопернике. Булстроуды действительно жили в Чёрной стране. Данная область была известна как место зарождения промышленной революции в стране. Деятельность сталелитейных, кирпичных и стекольных заводов наносила серьезный вред окружающей среде региона. О самих же Булстроудах ходили слухи, что в прошлом столетии грозный прадед Милтона при помощи сглаза и прочей тёмной магии запугал владельца одной из местных угольных шахт, и последний был вынужден долгое время отдавать часть прибыли от своего бизнеса чистокровному волшебному семейству. Угольная промышленность в Британии до последнего времени являлась очень прибыльной отраслью, и Булстроуды успели сколотить приличное состояние и по сей день могли позволить себе не работать.

Августу все эти сведения как будто не сильно занимали, она лишь махнула рукой на слова Миранды. Её больше интересовала утренняя почта: в этот момент в Большой зал как раз влетели десятки сов. Сегодня почты было заметно больше, ведь почти половину её составляли валентинки. Шесть школьных сов сбросили Августе открытки с шуточными признаниями в любви. Минерве, как обычно, пришли поздравительные открытки от друзей и родных.

Позже в библиотеке Минерва заметила, как Августа с серьезным видом раз за разом перечитывала одно и то же послание. Оторвавшись от чтения, Августа протянула Минерве клочок пергамента, и та, пробежавшись глазами по строчкам, осталась немного удивлена. Валентинка содержала двустишие Катулла:

«И ненавижу тебя и люблю. — Почему же? — ты спросишь.

Сам я не знаю, но так чувствую я — и томлюсь».⁽¹⁾

Анонимная записка была написана явно измененным почерком простыми чёрными чернилами. Минерва поинтересовалась у Августы, что же такого примечательного та нашла именно в этой валентинке. Августа ответила немного смущенно:

— Это послание разительно отличается от остальных. Обычно поклонники шутливо восторгаются моими «глазами чаровницы, прибегшей к магии Амортенции», а также моим «сладким вейловским голосом». Кто-то просто написал с ошибками, что без ума от меня. Здесь же неизвестное стихотворение, первый раз такое встречаю. Оно столь драматично звучит…

— Это известное магловское произведение, написанное древнеримским классиком Катуллом, — пояснила Минерва.

— В самом деле? — с любопытством спросила Августа.

Тогда Минерва поведала, что поэт этот был очарован одной ветреной римской матроной, которую называл в своих произведениях Лесбией. Женщина эта имела интрижки со многими мужчинами, она не была верна Катуллу. Страстная любовь вперемешку с ревностью и обидой вдохновляли талантливого поэта на написание стихов, в том числе и этого, самого знаменитого из всех.

— Как она могла быть так жестока с поэтом? — выслушав историю, возмутилась Августа, а потом вспыхнула. — Это что же, приславший мне послание с данным двустишием считает, что я похожа на эту вертихвостку Лесбию?

Как знать, Августа, как знать! Минерва догадывалась, кто мог прислать это послание, но решила промолчать и понаблюдать за развитием ситуации.

— Кто бы это мог быть? — Августа все ломала голову над столь неожиданно подкинутой ей загадкой. — Раз стихотворение магловское, то, скорее всего, чистокровные волшебники как вариант отпадают. У них зачастую очень туманное представление о жизни маглов. Куда уж им до их поэзии! Остаются полукровки и маглорожденные. Надеюсь, мой тайный воздыхатель это не Финниган!

И они обе рассмеялись, представив шалопая Руперта вдумчивым читателем магловской древней лирики.

* * *

Валентин Римский⁽²⁾. Какой трагичный конец жизни столь талантливого мага! Грустное четырнадцатое февраля по иронии судьбы со временем обрело омерзительный розовый флёр романтичности. От предсмертного исцеляющего послания сильного духом римлянина к слащавым открыткам глупых британских школьниц. Праздник для влюблённых в нынешнем виде — это гнусная насмешка над мучеником, давшим этой дате своё благозвучное имя.

К праздничному вечеру реставрация потолка Большого зала была завершена. На радостях учителя и ученики запустили вверх множество разноцветных шаров. Шары медленно взмыли к потолку, который к вечеру представлял собой низкое зимнее небо. В честь праздника профессор Бири решил представить публике перед ужином свою очередную пьесу. В этот раз, памятуя о своём неудачном опыте в Рождество, он воздержался от использования сложных декораций и магических эффектов, явив в постановке предельную минималистичность.

Роль Валентина, как и ожидалось, исполнял Джозеф Смит. Сегодня Джозеф на удивление не выглядел самодовольным. Во всём его облике как раз читалась некоторая растерянность. Прежде Джозеф считался главным красавчиком школы, он упивался бесконечным вниманием девушек, имел возможность самовыражаться в любительском театре, да и с учёбой у него всегда был полный порядок. Сейчас же от этого мало что осталось. Зачёт Риддлу так и не был сдан, а любимая девушка со скандалом бросила Джозефа. На общих занятиях Минерве даже стало казаться, что у парня всё буквально валилось из рук в последнее время: заклинания не получались, а оценки стали заметно хуже. Джозефа словно постигла чёрная полоса в жизни. Единственной отдушиной для него пока оставался театр.

— Дорогие зрители, сегодня у нас появился замечательный повод отдать дань уважения замечательному волшебнику Валентину Римскому. Этот маг известен не только поистине впечатляющими способностями к целительству и зельеварению, он также вошел в историю как человек великодушный, сочувствующий простым людям, — с такой вступительной речью обратился в этот раз профессор Бири к зрителям. — Давайте-ка вспомним лекции нашего эрудита профессора Биннса…

Школьники не горели желанием вспоминать усыпляющие речи их историка магии, но с интересом наблюдали за разыгрываемым спектаклем.

На сцене появился Джеймс Фоули в древнеримских одеяниях, на голове его блестел золотой венок. Играл он жестокого и властного правителя Клавдия II и, кажется, вполне был доволен своей ролью.

— С сегодняшнего дня постановляю запретить мужчинам и женщинам жениться. Одинокий мужчина — сильный мужчина! Он стоек перед врагом, у него нет ахиллесовой пяты в виде жены и детей! Защитим же рубежи нашего великого государства! — с пафосом воскликнул Джеймс.

Массовка радостно загудела во славу Цезаря. И только парочка влюблённых изобразила ужас на лицах, ведь они желали в скором времени пожениться.

Тут-то на сцену и вышел Валентин, облачённый в простой дорожный плащ. Он поманил к себе влюбленных и выразил им свое сочувствие. К нему приблизились Миранда Макмиллан, игравшая простую римскую девушку, и Брут Уоррингтон, который старательно изображал её жениха. Брут при этом сиял как начищенный сикль.

Школьным сплетницам снова было что обсудить: Миранда затащила своего нового друга Брута в театральный кружок, и теперь по удивительному совпадению он дебютировал в роли возлюбленного героини Миранды. Да ещё Валентин в лице бывшего парня красотки Миранды сейчас разыгрывал на сцене венчание этой пары.

На Джозефа в этот момент стало жалко смотреть, ведь было видно, что его по сей день мучают обида и ревность в отношении бывшей девушки, с которой он так нелепо расстался. Словом, игра Джозефа сегодня оставляла желать лучшего. Тем более, что в момент так называемого «венчания» он ещё и умудрился наступить на свадебное платье невесты и этим вызвал её сердитое восклицание: «Ты что, Смит!»

Сцена «свадьбы» Брута и Миранды была исполнена с горем пополам. Когда парочка новобрачных покинула сцену, то Джозеф вроде как вздохнул с облегчением. В этот момент к нему подбежали хаффлпаффцы, изображавшие стражников, и схватили его.

— Нарушитель закона Цезаря! В темницу его, в темницу! — послышались крики жадной до зрелищ толпы. «Казнить!» — было единоличное решение беспощадного правителя.

Бедолага Джозеф выглядел настолько несчастным после «свадьбы» бывшей девушки с ненавистным слизеринцем, что ему даже играть особо не пришлось: на его лице читались страдание, обида, отчаяние. Несчастный вид его не на шутку растрогал пятикурсниц с Равенкло, которые сидели ближе всего к сцене.

Между тем приговорённый римлянин по имени Джозеф уже строчил на коленках своё прощальное послание для слепой дочери тюремщика, которая утешала его добрым словом все дни заточения. К нему приблизилась Помона. Ее попытки изобразить слепоту выглядели довольно убедительными.

— Держи, прекрасная дева, и будь благословенна! — прочувствованно изрёк Джозеф и протянул ей письмо.

Помона едва коснулась послания рукой, как её всю осветило золотое сияние. Мгновение спустя милосердная дочь тюремщика обрела зрение. Святой Валентин был известен в магловской среде как полевой врач, и лишь самые его близкие люди знали, что, помимо медицинских знаний, он также обладал чудесным даром исцеления и мог приготовить отменное лечебное зелье. Именно чудодейственное снадобье, в которое и было обмакнуто письмо для слепой девушки, волшебник и успел сварить перед своим заточением. Валентин перед смертью сотворил настоящее чудо.

Между тем профессор Бири поднял волшебную палочку и нарисовал в воздухе золотые цифры и буквы: «14 февраля 269 года». Дата, когда был казнён Святой Валентин. Джозеф упал навзничь, изобразив смерть своего персонажа.

В глазах сентиментальных пятикурсниц уже стояли слёзы. Даже некоторые парни выглядели растроганными. Минерва взглянула на Риддла и ожидаемо отметила на его лице скептическое выражение. Весь зал взорвался аплодисментами, а в актёров полетели букеты из фрезий, хризантем и ромашек. Вся сцена оказалась завалена цветами. И именно в этот момент все вокруг впервые за последние дни ощутили, что весна уже не за горами. Надо только немного подождать. Грёзы о весне никому теперь не давали покоя.

Актёры заняли места за своими столами. Джозеф выглядел раздосадованным, он порывистым движением сорвал с себя театральный плащ и остался в обычной белой рубашке и тёмных брюках. Джозеф был явно недоволен собой. А ведь прежде после каждой отыгранной роли он выглядел радостным и очень гордым собой.

После ужина гриффиндорцы продолжили веселье уже в факультетской гостиной, куда украдкой прихватили немного праздничной еды. К Августе, устроившейся на диване у камина, подсели девушки с младших курсов и принялись расспрашивать её о том, не выяснила ли она имя поклонника, приславшего ей необычное магловское стихотворение. К Августе приблизился и Стефен и попытался заглянуть ей через плечо, чтобы прочесть валентинку, которую та показывала подружкам. Но Августа мгновенно спрятала записку в карман блузы, и Стефен отпрянул. Он подошёл к Руперту, что-то шепнул ему, и тот кивнул.

Они оба взяли со стола по кубку с тыквенным соком, прокашлялись и начали громко читать:

«В губы входит вино,

В очи любовь вникает:

Большего знать не дано

Нам до смертного края.

Подношу я к губам вино

И гляжу на тебя, вздыхая».⁽³⁾

Последние строки Стефен произнёс с придыханием, наклонившись к Августе. Затем осушил кубок до дна.

— Мой отец как наклюкается в пабе, так непременно затягивает с друзьями эту «Застольную песню», — поделился Руперт, вытерев рукавом с губ тыквенный сок, — а потом, конечно же, от души набивает кому-нибудь морду.

— Мой тоже, — сказал Стефен и снова обратил свой взор на Августу. — Милая, пойдём со мной в Хогсмид! СОВ я уж как-нибудь сдам! А ты ведь закончишь школу, уйдёшь и так и не побываешь со мной в кафе мадемуазель Паддифуд. Я этого не переживу!

С этими словами он шутливо изобразил страдание на лице.

— О, если она сейчас ему откажет, то уже не согласится никогда! — стали переговариваться ребята. Дэвид только покачал головой, наблюдая весь этот балаган. Он старался держаться в стороне с книжкой в руках.

— Салазар тебя побери, Стеф! — Августа нахмурилась. — Ладно, так уж и быть, пойду!

— Глядите-ка, уломал! — воскликнул Руперт.

Стефен победно воздел руки над головой и принялся принимать поздравления от мальчишек. Августа лишь скорчила недовольную гримасу в ответ на улыбку Минервы, мол, что поделать, парень взял измором. Дэвид же смерил Стефена хмурым взглядом и притянул к себе со стола манящими чарами сдобные котелки и парочку леденцов-сердечек. Минерва давно заметила, что когда он нервничал, то начинал поглощать много сладостей.

Руперт и Стефен совсем разошлись в своём веселье и готовы были уже устроить танцы на столе под аккомпанемент волынки, которую где-то раздобыли Брайан и Мэтью. Тогда Минерва догадалась, что в свои кубки с тыквенным соком они добавили огневиски.

— На сегодня хватит! Марш спать! — строго одёрнула она двух разгулявшихся ирландцев, и те неохотно двинулись в сторону спален для мальчиков.

1) «Odi et amo» (с лат. — «Ненавижу и люблю») является условным названием данного стихотворения. У античных лириков стихотворения обычно не имели заглавий.

Вернуться к тексту

2) Святой Валентин, официально известный как Валентин Римский, является римским мучеником третьего века нашей эры, праздник памяти которого четырнадцатого февраля обычно ассоциируется с любовью и романтикой. Тем не менее, ранняя церковная история свидетельствует о том, что во второй половине третьего века существовало по крайней мере три святых Валентина, претендующих на эту роль. Все они являлись мучениками и имели отношение к четырнадцатому февраля. Один был священником в Риме, второй был епископом Интерамны, а третий Валентин был мучеником в римской провинции Африка. У каждого из них была своя история. В фанфике за основу взята одна из версий.

Вернуться к тексту

3) Стихотворение «Застольная песня» Уильяма Батлера Йейтса. Уи́льям Ба́тлер Йейтс (1865 — 1939) — ирландский писатель, поэт, драматург, выдающийся деятель западноевропейской литературы двадцатого века.

Вернуться к тексту

Дал я почитать Паркинсону трактат Фламеля, в котором великий алхимик описал свои эксперименты с различными металлами. При проведении исследований Фламель получил немало ран, которые старательно залечивала Перренелль при помощи целительной магии. Но все эти эксперименты не прошли зря, ведь алхимик в процессе обнаружил немало интересных свойств у некоторых металлов. Например, серебро может служить хорошим проводником воли волшебника, оно более сговорчиво, нежели золото или бронза. Только действовать надо тонко и взвешенно.

Я поинтересовался у Ричарда, не задавался ли он вопросом, почему у слизеринцев так много серебра во всём. Мало кто всерьёз об этом задумывался. Большинству людей достаточно лишь факта, что серебряный — это один из цветов, выбранных Салазаром Слизерином много веков назад. Немногие стремились выяснить, почему основатель предпочёл именно этот цвет. В упомянутом сочинении Фламель уточнил, что варил Эликсир бессмертия в серебряном котле для наилучшей проводимости собственной воли как зельевара.

В морозный субботний полдень в Хогсмиде небольшая компания гриффиндорцев весёлыми напутствиями провожала на свидание известную теперь на весь факультет сладкую парочку: Стефена и Августу. Ребята собрались рядом с вычурным кафе мадемуазель Паддифуд и дружно принялась лепить снеговика.

— Стеф, когда сделаешь девушке предложение руки и сердца, то не забудь всех нас позвать на свадьбу! — Мэтью Вуд протянул Стефену пышный букет бордовых хризантем, дабы неопытный пятикурсник не ударил в грязь лицом перед девушкой и порадовал её цветами. — А мы пока сходим и подберём вам свадебный подарок!

Его брат направил палочку на снеговика и при помощи невербального заклинания оживил его. Снеговик заморгал нарисованными глазами, втянул воздух носом-морковкой и поправил на голове чёрный котелок. Брайан сунул снеговику в лапки свою гоночную метлу, на которой долетел до деревни.

— Ни дать ни взять министерский чиновник! — Руперт с гордостью оглядел совместное творение, и снеговик, услышав его слова, важно надулся.

Стефен протянул букет Августе и широко улыбнулся. Та закатила глаза и потянула кавалера в кафе.

Вечером по возвращении в замок Стефен выглядел довольным, как если бы его команда выиграла Кубок Хогвартса по квиддичу. И неудивительно, ведь состоялось его первое свидание. А вот Августа казалась уставшей. Она довольно уклончиво отвечала на расспросы подружек о прошедшем свидании и только поздно вечером тихонько призналась Минерве, что чуть не померла от скуки в компании Стефена. Выяснилось, что поклонник совсем не был к ней внимателен, поскольку всё время пребывания в кафе он говорил только о своем любимом квиддиче. Стефен добрых полчаса перечислял Августе все достоинства новейших моделей мётел, затем в мельчайших подробностях поведал обо всех своих любимых квиддичных загонщиках. Он ошибочно полагал, что все это безумно интересно собеседнице. Августа не особенно любила квиддич, а потому едва не уснула на втором часе встречи. В итоге она с раздражением заявила, что это было худшее свидание в её жизни.

— Лучше бы я с Булстроудом прогулялась до озера, — проворчала Августа, раскладывая перед собой на столе свитки с рецептами снадобий да справочники по зельеварению. — С ним наверняка было бы веселее!

Дэвид выслушал рассказ о её приключениях со стоическим терпением. Он напоминал сейчас мудрого не по годам человека, который понимал, что взбалмошной подруге надо вдоволь пообщаться с разными молодыми людьми, прежде чем она остепенится и остановит свой выбор на одном парне. Да и, как показала практика, вряд ли Стефена Белла стоило воспринимать в качестве серьезного соперника.

Между тем Минерва заметила, что в последние дни Августа стала довольно раздражительной, и дело было не только в скучном свидании со Стефеном. Вот уже месяц Августа с невероятным усердием корпела за книгами по зельеварению и почти всё свободное время проводила в лаборатории Слагхорна. Но пока ее старания не увенчались успехом. Выяснение состава косметического крема оказалось непростым делом, и Августа в своих исследованиях будто в чём-то сомневалась или даже зашла в тупик. В общем, попасть в фирму Сахариссы Тагвуд на поверку оказалось не так легко, как могло показаться на первый взгляд. И это расстраивало Августу.

Так в один из вечеров она вернулась из подземелий взмыленная и утомлённая. Её коротко остриженные светлые локоны были малость растрепаны, а на лбу виднелась испарина после многочасовой работы у котла. Вид у Августы был как никогда прежде озадаченный. Минерва подсела к ней и аккуратно поинтересовалась, как у неё обстоят дела. Августа весьма недовольным тоном рассказала:

— Расклад крема на составные элементы я предприняла ещё три недели назад. Все делала по учебнику. Как я и предполагала, в основу крема положена Амортенция, но не доведенная до абсолюта, как если бы любовное снадобье хорошо разбавили. Скорее всего, так было нужно, чтобы эффект был не столь резкий, как в случае с привычной Амортенцией. Требовались лишь лёгкое очарование и воздействие не на конкретного человека, а на мужчин в радиусе нескольких футов. Кроме того, использован шоколад, ведь он также является весьма действенным афродизиаком. Ещё кое-какие элементы для стойкости эффекта… Но вот один ингредиент не даёт мне покоя, вызывает сомнения. Он же, пожалуй, и лежит в основе тонкого аромата крема. Такой лёгкий, едва уловимый запах розы. Ох уж этот цветок! Разновидностей розоцветных ведь не перечесть, как тех, что разводят маглы, так и тех, что удалось вывести и волшебникам. И в состав зелья явно входит магический сорт. Загвоздка в том, что мне не удается с точностью определить его. А я не имею права на ошибку, как сказал Слагхорн. Проведённый анализ не позволил мне определить всё с малейшей точностью, а лаборатория Хогвартса не располагает такими дорогостоящими редкими артефактами, которые помогли бы мне легко установить истину. Подобное под силу лишь опытным волшебникам, работающим в косметических лабораториях, оснащённых современнейшими магическими приборами. Надо же, всего-то какая-то роза! Эх, сейчас бы сюда какого-нибудь Жана-Батиста Гренуя⁽¹⁾ с его невероятным обонянием! Уверена, он бы моментально определил сорт данной розы по одному только запаху крема. Помнишь, в прошлом году Биннс столько всего любопытного рассказал об этом волшебнике?

Минерва вспомнила главу из учебника по истории магии, в которой сухим научным языком была изложена удивительная история парижского колдуна-парфюмера Жана-Батиста Гренуя, обладавшего феноменальным по остроте восприятия обонянием. Фанатичный волшебник, желая создать аромат абсолютной красоты, который бы внушал каждому вдохнувшему чувство истинной любви, наворотил по-настоящему чудовищных дел во Франции в восемнадцатом веке. То была одна из самых страшных историй про серийных убийц, когда-либо случавшихся на белом свете. Французскому Министерству магии пришлось тогда несладко. Всем многочисленным маглам, оказавшимся втянутыми в те кошмарные события, память было не исправить, по всей стране пришлось применять особые чары, из-за которых со временем происшедшее стало казаться обывателям невероятным сном. Не то быль, не то сказка.

Захватывающая история о маньяке, который ради создания невероятных духов убил множество прекрасных невинных девушек, пробуждала учеников ото сна на уроках истории магии и заставляла ловить каждое слово учителя-призрака, как бы нудно не читалась лекция. Минерва помнила, как горько плакали после урока Биннса особенно впечатлительные однокурсницы. Всем им было ужасно жаль убитых девушек, ароматы тел которых маг собирал и использовал при изготовлении духов. Но Августа, кажется, имела своё мнение насчёт великого убийцы: она, как и многие волшебники-косметологи, считала Гренуя гениальным парфюмером, при жизни создавшем множество поистине роскошных ароматов. По слухам, французское Министерство магии хранило в одном из своих секретных отделов чудом сохранившиеся экземпляры духов, созданных пару веков назад этим волшебником.

— Да не дай Мерлин нам подобного Гренуя в нашей стране! — ужаснулась Минерва. — Не боялась бы стать его жертвой, дорогая?

— Ещё бы посмотрели, кто из нас двоих стал бы жертвой! — парировала Августа. — Гренуй нападал на магловских девушек. Неизвестно, что с ним стало бы, попадись он под руку какой-нибудь коварной ведьме!

Разумеется, к таким коварным ведьмам она причисляла и себя. Ох, Августа!

— Я уже с десяток раз пыталась приготовить нужное зелье, просила маму прислать мне лепестки различных сортов роз, но опытным путём выяснила, что они не подходят. Даже испробовала немного лепестков, что подарил Булстроуд. Они действительно обладают омолаживающим эффектом, но не являются тем самым элементом. Я уже перерыла все возможные справочники по травологии, что мне посоветовала Спраут. У меня есть предположение о нескольких сортах розы, которые могли использоваться в этом креме, но цветы эти очень дорогостоящие. Да еще их очень непросто достать даже в Лондоне. Хоть в Грассе⁽²⁾ их заказывай за баснословные деньги. Вот только не факт, что заказ выполнят в ближайшие месяцы. А я не могу позволить себе рисковать, высказав Слагхорну лишь свои предположения. Мне нужно знать точный состав зелья.

Усталая Августа удалилась в спальню для девочек. В гостиной остались лишь Дэвид и Минерва. Дэвид уединенно сидел в углу за столом и словно решал в уме какую-то сложную задачу. Пальцы его вертели что-то блестящее. Каково же было удивление Минервы, когда она разглядела в его руках серебряное колечко в виде змеи. Фамильная драгоценность Паркинсонов!

Дэвид почувствовал на себе пристальный взгляд Минервы и слегка повернул в её сторону голову. Минерва присела на стул напротив него и скрестила руки на груди.

— Ты отобрал это кольцо у Руперта? — наконец она прервала молчание, и Дэвид поднял на неё глаза.

— Точнее будет сказать, что выторговал, прям как на рынке. Сунул парню несколько золотых…

И он невесело усмехнулся.

— Отобрал, конечно. Чего мне с Рупертом-то возиться? У меня нет столько терпения, как у тебя. — Дэвид положил кольцо перед собой на стол. — Хм, я ведь так ничего и не обнаружил в этом кольце… странного.

Он многозначительно посмотрел на Минерву. В этот момент в гостиной повисла звонкая тишина, стало ясно, что к их разговору прислушиваются люди на портретах, а пекинесы пожилой дамы навострили уши.

— Оно чистое. — Дэвид указал пальцем на кольцо. — Мне казалось, что в нём всё дело. Полагаю, и у тебя были те же мысли, правда? Ведь существуют же вещи, на которые наложены различные проклятия. В прошлые годы знакомые ребята иногда приносили мне те или иные предметы и просили помочь обнаружить на них тёмную магию. И я часто находил на вещах проклятия. Но в этот раз я не нашёл ровным счётом ничего. Я проверил кольцо всеми известными мне способами. Обычное фамильное украшение и ничего более.

— Совсем ничего? — Минерва отказывалась верить, что всё столь однозначно.

— У меня есть одно подозрение. — Дэвид положил кольцо себе на ладонь. — Отправлю-ка я эту вещицу отцу или Аластору. Поглядим, что скажут.

Минерве невольно вспомнилось сочинение Николаса Фламеля, в котором с привычной для себя скрупулёзностью алхимик сообщал, что варил Эликсир бессмертия в серебряном котле. В справочниках по зельеварению указывалось, что котлы из серебра устойчивы к самым высоким температурам, а потому волшебники зачастую использовали их для приготовления особенно горячих зелий. Вроде не особенно примечательная деталь, но Минерва учитывала, что Эликсир бессмертия не относился к особо горячим зельям. Так что серебряный котел явно использовался Фламелем не по общеизвестному назначению. Минерва пока не знала, как эту информацию можно было связать с кольцом Паркинсона, но теперь ей казалось, что им с Дэвидом только предстояло отыскать недостающее звено, которое не лежит на поверхности. Фламель считался выдающимся алхимиком, он наверняка использовал серебряный котёл не просто так.

— Как считаешь, на Руперте положительно скажется избавление от кольца? — спросила Минерва с надеждой. — Парень перестанет вести себя странно?

Дэвид спрятал кольцо в карман брюк.

— Дай Мерлин, чтобы так и было! — Он поднял на неё глаза, в которых отражался огонь в камине. И Минерва поняла, что их обоих продолжает одолевать сомнение. Юная рыжеволосая красавица на портрете, внимательно слушавшая их разговор, прижала к груди сложенные ладони, в глазах её затаилась надежда — ей тоже хотелось верить, что всё наладится.

— Наш отважный Годрик Гриффиндор чаще всего предпочитал золото — благороднейший из металлов! — воскликнула старушка с пекинесами. — Однако его любимый меч гоблины выковали из серебра — одного из самых «хитрых» металлов в природе! А маленькие злобные хранители Гринготтса определённо знают толк в металлах и тонкой работе с ними. Представьте себе, легендарный меч способен вбирать в себя магическую силу всего, к чему только прикоснётся! Сколько трудов о магических свойствах серебра ещё только предстоит написать алхимикам!

Её речь прервал громкий лай собак, и старая дама принялась привычно утихомиривать своих питомцев.

* * *

Юный Лонгботтом вздумал разыграть из себя Годрика Гриффиндора? Очаровательно. Я не буду пытаться изобразить из себя Салазара Слизерина, мне достаточно скромно оставаться его наследником.

В субботу Минерва решила забежать на очередную встречу клуба дуэлянтов. Когда она вошла в Большой зал, то из окон в глаза ей ударил яркий солнечный свет. Вторая половина февраля всё чаще радовала ярким, уже совсем не зимним солнцем. Минерва прикрыла глаза ладонью и пригляделась к происходящему в зале: участники клуба дружно помогали Джулии Джонсон отрабатывать навыки невербальной боевой магии.

Дэвид говорил, что дал Джулии на время одну свою старую волшебную палочку, произведенную из сосны. Хвоя, по его заверениям, считалась наиболее чувствительной к невербальной магии древесной породой. Старенькая палочка Джулии, изготовленная из несговорчивого, по словам Дэвида, кизила, лишь усложняла процесс обучения, и отчасти поэтому девушка все никак не могла освоить невербальные заклинания как следует. Джулия светилась от счастья, ей очень льстила забота со стороны парня, к которому она была неравнодушна.

Минерва напомнила Дэвиду о том, что каждый все же должен пользоваться своей палочкой. На это Дэвид лишь отмахнулся, заявив, что Джулии не помешает пока хотя бы просто натренировать невербалку, набить руку, обрести уверенность в своих силах. Тем более, что одолженная палочка вполне подошла Джулии, а к собственной она сможет вернуться со временем. «Брат одалживал мне свою старую волшебную палочку до тех пор, пока родители не купили мне мою собственную. Я часто помогал Элджи, когда он не мог справиться в одиночку с нашим домашним живым плющом. И ничего, у меня вполне неплохо выходили в те годы элементарные связывающие заклинания. Эту старую палочку я так и оставил у себя на всякий случай, теперь вот она пригодилась Джулии. Надо помочь девчонке, ей ещё экзамены Флитвику и Риддлу сдавать», — пояснил Дэвид, и Минерва решила более с ним не спорить.

Сейчас Джулия вполне успешно применила невербальное обезоруживающее заклинание к двум противникам. Дэвид одобрительно улыбнулся ей, и Джулия вся зарделась. Это заметила Августа, которая тоже забежала посмотреть на занятие дуэльного клуба.

— Это что же, наш Дэви стал совсем большим и завел себе подружку? — спросила она, удивленно вскинув брови, и Минерва готова была поклясться, что услышала в её голосе нотки ревности.

— А почему бы и нет? — язвительно отозвалась Минерва.

— Действительно! — Августа расхохоталась, но тут же добавила: — Ждем момента, когда он сделает ей предложение и пригласит нас на свадьбу как своих лучших друзей!

— Ждем! Вот только ты чего-то занервничала...

— Я? Занервничала? — Августа вспыхнула. — Тебе показалось!

— Конечно. Вообще-то наш школьный друг всего лишь помогает девушке с невербальными заклинаниями, если ты не заметила.

— Отлично! Пусть и дальше помогает, кто же ему запретит! — буркнула Августа и ушла в самый дальний угол в зале. Минерва так и осталась стоять на месте, удивлённая ее столь резкой и негативной реакцией.

В это время дуэлянты отвлеклись на появление в зале профессора Риддла. Тот подошёл к ним поближе и наблюдал их атаки друг на друга. Он впервые почтил своим присутствием дуэлянтов на их встрече. Выглядело это символично, поскольку именно Риддл более десяти лет назад организовал клуб и первое время на пару с Аластором Муди помогал ученикам с младших курсов осваивать на встречах клуба простейшие защитные заклинания.

Сейчас дуэлянты прекратили сражения и захлопали в ладоши, приветствуя своего идейного вдохновителя. Риддл сдержанно кивнул на их приветствие, а затем неторопливо прошёлся между учениками, внимательно оглядел их, словно мысленно оценивая каждого. Многие смущённо опускали глаза. Только Дэвид и ещё двое мальчишек смотрели на Риддла твёрдо.

Риддл остановился рядом с Дэвидом и окинул того оценивающим взглядом. Именно так на Минерву смотрел Риддл, когда она еще в сентябре презентовала перед ним и другими учителями свою анимагическую форму.

Сейчас уже нельзя было сказать, что Дэвид Лонгботтом был для преподавателя пустым местом. Риддл мог игнорировать Дэвида все предыдущие месяцы, делать вид, что не замечает его стараний на уроках. Но только не сегодня. Всё внимание Риддла было приковано сейчас к Дэвиду. И последний не преминул этим воспользоваться: он коротко кивнул, затем поклонился. Между ними предстояла схватка. Тут Минерва поняла, что впервые увидит дуэль между Риддлом и Дэвидом. Два сильных дуэлянта. Основатель клуба и нынешний куратор. Это заинтриговало всех присутствующих в зале, ибо ученики так и замерли в нетерпении, ожидая небывалого зрелища.

Как и полагается, дуэлянты учтиво приветствовали друг друга перед боем, а затем отошли в противоположные стороны на должное расстояние. Весь зал наполнила напряжённая тишина. Если бы сейчас запищал комар, то все бы его услышали.

Дэвид атаковал первым, наколдовав водяной вихрь. Риддл защитился, непринуждённо превратив воду в сухой песок, который тонкой струйкой просыпался всего в паре дюймов от него. Дэвид с лёгкостью обратил направленный уже против него водяной смерч в песочный вихрь и немедленно послал его в противника. Среди зрителей послышались восхищенные возгласы. Риддл в свою очередь обратил вертящийся песок в лёгкий ветер, который овеял волосы стоявших рядом учеников.

— Том такой красавчик! — прошептала Августа, подойдя к Минерве.

— Дэвид не хуже! — отозвалась Минерва, и Августа поджала губы.

Послышались негромкие хлопки в ладоши. Все обернулись и увидели неторопливо вышагивающего Флитвика. Тот уже звонко захлопал в ладоши, и некоторые ученики к нему присоединились.

— Браво, мистер Лонгботтом! — восхищённо воскликнул Флитвик. — Вы опережающими темпами научились отражать летящую в вас стихию, одновременно трансфигурируя её. Это определённо успех! Даже не сомневаюсь, что в жизненно важный миг меч Годрика Гриффиндора моментально появится в ваших сильных руках.

Дэвид смущённо опустил глаза. Флитвик время от времени захаживал на встречи клуба, давал полезные советы дуэлянтам, а порой даже сам принимал участие в схватках, что всегда очень нравилось ученикам. Он был известен как превосходный дуэлянт, и всякий учащийся почтил за честь сразиться с ним. И вовсе было бесценно услышать из его уст похвалу, какой сейчас удостоился Дэвид.

Потому Дэвид весьма воодушевился, в его глазах загорелся огонёк азарта. Он бросил одному из парней свою волшебную палочку. Затем многозначительно посмотрел на Риддла. Тот помедлил, но затем всё-таки убрал свою палочку в карман мантии. Он принял вызов сразиться без использования палочек. Такое развитие событий ещё больше взбудоражило публику, казалось, что подобное зрелище могло сейчас сравниться по напряжённости с важным школьным матчем по квиддичу. Многие ученики пока еще не могли освоить азы магии обращения предметов на лету в другие предметы, что уж говорить о колдовстве подобного уровня без использования волшебных палочек!

Дэвид одним взмахом руки послал в противника водяной вихрь. Риддл лёгким движением руки отразил атаку, и теперь уже в Дэвида летел песчаный смерч. Дэвид замешкался на долю секунды, но затем обратил направленную против него атаку в огненный вихрь. Пламя вспыхнуло так ярко и неожиданно, что зрители невольно попятились назад. Минерва успела заметить ярость в глазах Дэвида, когда он колдовал. Откуда только взялась эта ярость? Да ещё в отношении преподавателя.

Конечно, Риддлу отразить подобный огненный вихрь оказалось несложно. Огонь плавно трансфигурировался в водяной смерч и направился Дэвиду. Видимо, предыдущие манипуляции потребовали от Дэвида немалых усилий, так что он немного не успел и обратил в песок лишь малую часть жидкости. Основная масса воды накрыла его, изрядно намочив одежду и голову.

Дэвид невозмутимо отбросил назад мокрые волосы и с вызовом взглянул на противника. Внешний вид Риддла оставался всё таким же безупречным: на мантии ни песчинки, ни один волос не выбился из аккуратно уложенной причёски, а на лбу и шее не появилось ни единой капельки пота. Риддл медленно подошёл к Дэвиду и протянул ему руку. После крепкого рукопожатия, на которое смотрели, раскрыв рты, все присутствующие, он чуть наклонился к Дэвиду и что-то прошептал ему на ухо.

В зале послышались аплодисменты. На лице Флитвика играла довольная улыбка — он явно получил несказанное удовольствие от лицезрения боевой магии столь высокого уровня. Минерва услышала, как один из учеников шутливо сказал другому, что «Лонгботтом получил боевое крещение от самого основателя клуба».

По окончании поединка Риддл покинул Большой зал в компании Флитвика, а школьники, вдохновлённые успехами Дэвида, снова принялись отрабатывать боевые навыки.

Позднее за ужином Минерва решилась спросить у Дэвида, о чём шепнул ему на ухо Риддл.

— По-настоящему сильный дуэлянт не показывает до конца все свои силы в сражении, не позволяет узнать об уязвимых местах. Риддл велел иметь это в виду, — немного смущенно ответил Дэвид. — Важно оставаться непредсказуемым. Это на будущее.

— Интересно, насколько сам Риддл придерживается всего этого?

— Кто же его знает?

А ведь Аластор рассказывал, что Том Риддл производит впечатление мага, который имеет в запасе какое-нибудь тёмное боевое заклинание и непременно его использует, стоит только противнику потерять бдительность.

1) Жан-Батист Гренуй — главный герой романа «Парфюмер. История одного убийцы» немецкого писателя Патрика Зюскинда.

Вернуться к тексту

2) Грасс — город во Франции, здесь уже в шестнадцатом веке начало активно развиваться парфюмерное производство, для нужд которого в окрестностях разбили цветочные плантации.

Вернуться к тексту

Минерва и Дэвид подошли после уроков в теплицы. Там их уже дожидались Помона и Джозеф для разговора. Эти двое хаффлпаффцев, ко всеобщему удивлению, особенно сдружились в последнее время.

Минерва тревожилась за Джозефа: парень выглядел уставшим, каким-то потухшим и немного растолстевшим, хотя по своей природе явно не был расположен к полноте. Было непривычно видеть таким обычно жизнерадостного и пышущего здоровьем главного красавчика школы. В последнее время его будто подтачивала изнутри неизвестная хворь, которая, собственно, и стала предметом разговора.

— Со мной что-то не так, — начал свой безрадостный рассказ Джозеф, поднявшись с садовой скамейки. — Я это заметил ещё в декабре. У меня с некоторых пор всё прямо-таки валится из рук. Не выходит колдовать как надо, учиться стало трудно, мелкие простуды измотали, вес стал набирать ни с того ни с сего, хотя аппетит прежний. Риддлу я так и не сдал зачёт — это просто нонсенс. Я ведь ещё осенью начал вполне уверенно осваивать беспалочковую магию, а сейчас даже собственная палочка не всегда меня слушается. В общем, какая-то сплошная полоса невезения. И меня начали терзать смутные сомнения…

— Ты пробовал сам выявить порчу? — спросил Дэвид, для которого не впервой было иметь дело с чем-то подобным, и Джозеф обратился к нему за помощью как к самому сведущему в этом вопросе знакомому.

— Да, на днях разбивал в миску яйцо и ставил его под кровать на ночь. Всё делал в соответствии с рекомендациями из пособия по снятию порчи и проклятий. — Джозеф показал упомянутую книгу. — Наутро обнаружил в желтке новообразование — верный признак порчи. Ещё серебряный крестик на цепочке теперь не могу носить, ибо сразу становится неудобно шее. А ведь ношу я его с детства, и он никогда раньше не доставлял мне неудобства. Ко всему прочему, при взгляде в зеркало меня всякий раз охватывает чувство необъяснимого страха. В пособии упомянуто, что всё это также относится к явным признакам тёмной магии. Дэйв, прошу тебя, помоги избавиться от этой дряни. Я могу довериться только тебе.

Дэвид вздохнул, на лбу у него пролегла морщина. Помона скорбно поджала губы. Минерва же удостоверилась, что не зря в последние недели её беспокоили неважный вид Джозефа и вообще всё, что с ним происходило. Дэвид положил на плечо Джозефу руку и попытался его приободрить:

— Не переживай. В твоём случае порчу снять несложно, надо только хорошо подготовиться. Мне нужно раздобыть кое-какие предметы для этого. Мы проведём обряд очищения, как только я достану все необходимое. — Он немного помолчал, а потом добавил: — Молодец, Джозеф! Ты всё правильно сделал, не стал затягивать и вовремя обратился за помощью.

— Вовремя? — усомнился тот. Его прежде привлекательное лицо выглядело сейчас одутловатым, а потому уже менее симпатичным.

— Конечно! Зачастую люди годами страдают от порчи или сглаза и всё списывают на горькую судьбу да тотальное невезение, даже не удосуживаясь при этом наведаться к соответствующему специалисту и провериться. Особенно плачевно обстоит дело с маглами: они обычно с недоверием относятся к разного рода экстрасенсам, считая их шарлатанами, и стараются не замечать постигший их недуг. И даже в церковь не заглядывают, хотя это могло бы оказать благотворное воздействие. В итоге наступает момент, когда ситуация заходит слишком далеко. Провести обряд очищения становится невероятно сложно или невозможно, и заколдованный человек на всю оставшуюся жизнь остаётся изувеченным морально или даже физически. Да-да! Ты же заметил, что у тебя всё буквально из рук валится? Некоторым несчастным с особенно запущенными формами порчи даже обрушиваются на головы надёжные и крепкие крыши их собственных домов. Ты не представляешь, как много жертв порчи ныне обитает в Мунго! Мой знакомый аврор Аластор рассказывал поистине жуткие истории. Я уже не говорю о том, что человек становится до смерти запуганным. Порча — скверная штука сродни драконьей оспе. Не выявишь вовремя — наплачешься в будущем.

Джозеф часто закивал, заверений Дэвида ему хватило в полной мере. Он захотел уточнить у Дэвида что-то ещё, и они вдвоём двинулись к выходу из теплиц, продолжив беседу. Минерва повернулась к Помоне и застыла, удивлённая отстранённым выражением на лице у той. Затуманенный взгляд Помоны был устремлён на грядки с папоротниками. Минерва и раньше замечала за подругой подобную погруженность в собственные мысли и не придала бы увиденному сейчас особого значения, если бы не услышала бормотание Помоны:

— Он заявил, что они у меня так просто не зацветут!

Минерва не удержалась от вопроса:

— Кто он?

— Никто! — быстро ответила Помона с видом застигнутого врасплох человека. Она попыталась улыбнуться и перевести разговор в другое русло: — Как дела у Августы? Что там с её чудесным кремом? Она просмотрела справочники, которые я ей посоветовала?

— Просмотрела. У неё есть предположение, но она боится ошибиться.

— Понимаю, — равнодушным тоном ответила Помона и перевела задумчивый взгляд на фиалки. Минерва не стала больше отвлекать ее от размышлений.

* * *

Так что же вызвало у меня религиозный трепет? Этот вопрос явно не даёт покоя Макгонагалл. Что же, это та ещё головоломка для педантичной гриффиндорки.

Между тем всё просто и сложно одновременно. Нет, я не впал в экстаз, слушая церковный хор или проповедь пастора. Меня в этой жизни поразило совсем другое. Когда я впервые открыл Тайную комнату и побывал в ней… О, мой великий предок Салазар, я оказался в прекраснейшем из залов и испытал самое великое и прекрасное потрясение в своей жизни! То был зал, созданный для меня.

Несколько дней после своего грандиозного открытия я не мог прийти в себя. Отныне я не был просто Томом без роду и племени, жалким сироткой из убогого приюта. Я оказался наследником самого Слизерина! Сошлись все детали сложной мозаики, стало ясно, откуда у меня взялись все те недюжинные магические способности, которые многих пугали, а мне казались удивительным даром. Вся моя жизнь резко наполнилась смыслом, я нашёл то, что искал всё мое детство. Я обрёл себя! Я стал не просто Томом, коих сотни тысяч по всему миру, я обрёл личность! Это было непередаваемое чувство значимости. Подобного чувства я никогда в жизни больше не испытывал. Оно переполняло меня, это было больше, чем просто счастье.

Тогда под многовековыми сводами монументальной Тайной комнаты я поверил в самого себя — то была сильнейшая из религий. Ко мне пришло осознание, что я выдающийся волшебник, мои возможности безграничны, а Тайная комната — это мой храм, моё пристанище. И всё это дал мне Хогвартс — моя Alma mater⁽¹⁾. Тогда-то я и испытал чувство благоговения, с помощью которого мне в итоге удалось научиться летать со скоростью самого сильного ветра.

Долгая холодная зима неохотно отступала, а на смену ей уже спешила долгожданная весна. Последние февральские деньки радовали высоким голубым небом над головой и всё более уверенными солнечными лучами, которые хоть ещё и не грели в полной мере, но уже потихоньку растапливали снежный покров.

В выходной Минерва, проснувшись раньше всех, обошла порученные ей этажи замка. Убедившись, что всё в полном порядке, она позволила себе небольшую прогулку по окрестностям Хогвартса. Пора было возобновлять полёты на метле, ведь вскоре предстояли новые тренировки перед решающими квиддичными матчами. Но Минерве сейчас было немного не до этого. Её упорно занимало кое-что другое.

За зиму она достаточно натренировалась в собственной левитации и теперь поднималась в воздух легко и непринуждённо. Всё происходило само собой, автоматически, почти как с анимагией. Пора было учиться понемногу перемещаться по воздуху. Минерва не рассчитывала, что в ближайшее время научится летать подобно птице. Но сейчас от нее требовалось хотя бы просто начинать ходить по воздуху мелкими шагами. Пока что все попытки Минервы сделать хоть один шаг и при этом не упасть не имели успеха. Стихийная магия не давала ей рухнуть на землю и разбиться, но этот этап Минерва прошла ещё в прошлом году при поддержке профессора Риддла.

Она поправила на голове тёмно-зелёную вязаную шапочку, откинула назад волосы, заплетённые в две тугие косы, и огляделась. Минерва дошла до места, где обычно никого нельзя было застать в столь ранний час. Здесь никто не помешает ей тренироваться. Она аккуратно обошла серые сугробы, остановилась и прикрыла глаза. Затем полной грудью вдохнула весенний запах талой воды. Сделала это так глубоко, что от свежего воздуха у неё закружилась голова. Минерва чуть развела руки в стороны, её ноги оторвались от земли. Она медленно поднялась до нужной высоты и наконец открыла глаза. Мир на уровне макушек пока ещё голых деревьев казался непривычным, цвета природы, которая только просыпалась после зимней спячки, выглядели ярче обычного.

Пришло время очередной попытки. Сколько же у Минервы их было за последние пару недель! Сколько счастливых мгновений жизни было перебрано в памяти, и пока ни одно из них не сработало. Просто счастливого воспоминания, как в случае с магией Патронуса, было недостаточно. Флитвик оказался прав. Между тем Минерва могла похвастаться редким умением производить несколько Патронусов одновременно. Флитвик не раз нахваливал перед классом это ее умение.

В деле же полётов Минерве не помогли тёплые воспоминания ни о рождественских ужинах в кругу семьи, ни о весёлых детских играх у дома с Дугалом, ни о долгожданном письме из Хогвартса, ни даже о первом успешно выполненном заклинании. Всё это были просто приятные эпизоды из жизни, способные приподнять настроение в минуты грусти, но их силы не хватало для магии полёта. В них не доставало чего-то пронзительного, всепоглощающего, что и заставило бы сделать хоть один шаг в воздухе.

Тогда Минерва решила использовать более сложные эпизоды из своей жизни. Сегодня она снова постаралась освежить в памяти давнюю поездку в Эдинбург с родителями. Тогда ей довелось посетить знаковый Собор Святого Эгидия⁽²⁾. Минерва зажмурилась, представляя себе совершенные архитектурные формы храма, его витражи, которые играли всеми цветами радуги в солнечную погоду. Как же её, восьмилетнюю девочку, тогда поразило невероятное по красоте церковное убранство. А как роскошна оказалась часовня ордена Чертополоха⁽³⁾! Кажется, все фантазии Минервы о загадочном храме из книги «Собор Парижской Богоматери» Виктора Гюго воплотились тогда в увиденном готическом сооружении. Этот собор-корабль словно стремился в небеса, он внушил ей, ещё ребенку, трепет, ощущение себя песчинкой во Вселенной. Конечно, позднее Минерва увидела Хогвартс и также осталась покорена его сказочной красотой. Но Эдинбургский собор навсегда остался для неё чем-то особенным, непревзойдённым.

Грезя о любимом храме детства, Минерва начала мысленно перебирать в голове заклинания и формулы для полета. Вот она всё ещё просто висит в воздухе, а вот делает робкий шаг вперед…

И мягко приземляется в почти растаявший сугроб. Снова не получилось.

И снова накатило такое сильное чувство досады, какое ей не доводилось испытывать даже при неудачах в анимагии. А с каждой новой неудавшейся попыткой едкое чувство недовольства заметно усиливалось.

Минерва посмотрела себе под ноги, под ботинками у неё хрустнула тонкая ледяная корочка.

Религиозный трепет. А испытывала ли она его хоть раз в жизни по-настоящему? Когда Минерва начинала об этом думать, то у неё к горлу подкатывал ком. Ей всегда казалось, что вся её жизнь от рождения до сегодняшнего дня была пронизана религией, ведь не зря она выросла в семье пастора. Церквушка в Даннете стала для неё не менее родной, чем родительский дом, а в голове всегда звучали умиротворяющие отцовские молитвы. Кажется, она впитала в себя религию с молоком матери: дома постоянно обсуждались увлекательные библейские сюжеты, отец был прекрасным рассказчиком, и Минерва всегда с нетерпением ожидала от него всё новых историй. Она любила помогать отцу упорядочивать религиозные книги в их домашней библиотеке, а в церкви могла сидеть часами, слушая пение местного хора.

Когда Минерва подросла, то стала запоем прочитывать многочисленные книги, которые ей рекомендовал папа. А регулярные бурные обсуждения прочитанного, будь то очередная легенда, найденная в сборнике мифов Древней Греции, или роман Стивенсона, еще более сблизили отца и дочь. Когда Минерва стала постарше, то они с папой перешли на обсуждение уже серьёзной религиозной литературы. Как же много чая они однажды выпили за беседой об «Исповеди» Августина⁽⁴⁾ — одной из любимых отцовских книг!

Словом, тема религии сопровождала Минерву всю её сознательную жизнь. Религия увлекала, давала пищу для размышлений, а в трудные минуты способна была утешить и придать новых сил. Вот только с годами интерес к ней явно становился всё более научным, рациональным. Минерве нравились старинные иконы, церковное убранство в готическом стиле, но она всё чаще воспринимала всё это лишь с художественной точки зрения, как произведение искусства. Минерва начала воспринимать вещи под иным углом зрения с момента поступления в Хогвартс, когда ей открылся мир волшебников. Нет, прежняя картина мира не была перечеркнута, она лишь дополнилась новым знанием. Отец уверял, что нет ничего ненормального в её изменившемся восприятии всего вокруг, в том числе и религии. Минерва взрослеет, узнаёт больше о мире, осознает, что он намного сложнее, чем казалось прежде. Детское эмоциональное восприятие остаётся в прошлом, а попытки все объяснить, рационализировать — это совершенно естественная потребность для мыслящего человека.

Минерва замечала, что в последнее время рациональность все чаще выходила для нее на первый план. Обсуждать с отцом труды знаменитых богословов по-прежнему было занятно, но их дискуссии всё больше походили на обсуждения тонкостей трансфигурации с профессором Дамблдором. Ей доставляло удовольствие с чисто научной точки зрения разбирать с отцом трактаты Фомы Аквинского⁽⁵⁾, а с деканом — статьи Эмерика Свитча из старых номеров «Трансфигурации сегодня».

Но как же хотелось сейчас просто взять и поверить! Во что угодно. Без стремления это что-то поставить под сомнение и объяснить. Отринуть в сторону опостылевший рационализм и некоторую отстраненность. Включить в себе иррациональное начало. Совсем как в своё время обнаружить в себе вторую сущность — кошки, движимой лишь инстинктами. Вот просто взять и преисполниться благоговения как Иосиф Купертинский и унестись в небеса только лишь от услышанной молитвы священника.

Минерва постоянно обдумывала слова Флитвика о том, что у него не заладилось с полётами из-за отсутствия подходящего воспоминания, связанного с религиозным трепетом. Когда-то Распределяющая шляпа готова была определить Минерву в Равенкло — самый рациональный факультет, у учащихся которого обычно не важно обстояли дела с религиозностью. Значит, и у неё, как у Флитвика, не получится научиться летать? Ещё ни разу она не ощущала состояние тупика столь явственно.

А вот у Риддла все получилось. Интересно, что же вызвало у него религиозный трепет? Насколько легко ему всё далось? Казалось, сейчас Минерва отдала бы многое, чтобы раскрыть его секрет. Между тем знакомый приятный голос заставил ее отвлечься от размышлений:

— Вы привыкли вставать с петухами! Впрочем, так и положено прилежной старосте и собранной ученице. Доброе утро, мисс Макгонагалл!

Профессор Риддл неторопливо к ней подошёл, и Минерва вежливо ответила на его приветствие. Она наивно рассчитывала, что в столь ранний час вокруг не будет ни души. Как давно Риддл наблюдал за её попытками взлететь? Наверное, видел он достаточно, потому что в его тёмных глазах читалось участие.

— Вам не сопутствует успех в ваших начинаниях? — Риддл поправил полы своего длинного шерстяного пальто. — Что-то не так, мисс Макгонагалл?

Теперь Минерва отчётливо услышала нотки издёвки в его голосе. Он прекрасно знал, в чём заключалась её проблема. Между тем Риддл продолжил уже откровенно глумливым тоном:

— А что, с религиозным трепетом у вас таки неважно? У дочери пастора-то?

Она, занервничав, перевела взгляд на старый трухлявый пень.

— Я работаю над этим.

Минерва чувствовала на себе изучающий взгляд Риддла, от которого ей всегда становилось неуютно.

— Значит, работаете? Почему у вас такое выражение лица, словно вы потерпели полное фиаско? Вы же выросли в семье священнослужителя, так что всякая вещь, связанная с религией, вас должна неимоверно впечатлять. Вы обязаны были иметь в арсенале внушительную коллекцию соответствующих впечатлений, не правда ли?

Она не удержалась от колючего взгляда в его сторону.

— Что же вы молчите? Вы уже перебрали все свои незабываемые впечатления от прочитанных книг, увиденных картин и прочих шедевров на религиозную тематику, а? Ничего так и не помогло? — между тем продолжал он ёрничать. — Неужто даже непревзойдённая Сикстинская капелла⁽⁶⁾ не произвела на вас должного впечатления? Вы её посещали, не так ли?

Минерва прикусила губу и почувствовала стальной вкус крови во рту. Конечно, посещала! После пятого курса ей посчастливилось отправиться в поездку с отцом в Италию, где ей довелось увидеть своими глазами прославленные шедевры Ватикана, в том числе и знаменитые фрески Сикстинской капеллы. Впечатление от созерцания последних Минерва уже также пыталась использовать при попытках научиться летать, но и это не помогло.

До чего неприятный разговор у них завязался! Риддл как будто знал, куда побольнее ударить.

— Профессор, я оценила ваше умение отпускать колкости — оно совершенно! — не сдержалась она.

Риддл перестал насмехаться и вдруг посерьезнел. Он приложил руку в чёрной перчатке к губам и о чём-то задумался.

— Ах, пресловутая капелла! Величественная, поражающая воображение всякого посетителя, однако… Знаете, я ведь сам как-то особенно прикипел душой к одной ватиканской фреске, но не из капеллы.

Риддл сделал эффектную паузу, чтобы у Минервы разыгралось любопытство.

— К которой?

— Это «Афинская школа» Рафаэля. — Он улыбнулся. — Право, мисс Макгонагалл, мне определённо нравится, когда в ваших ясных зелёных глазах зажигается огонёк нетерпения.

— Почему именно эта картина?

Минерва вспомнила это масштабное полотно, которое видела в одной из комнат Папского дворца. Фреска, рядом с которой просто нельзя было не остановиться. Скорее можно было не заметить потраченных добрых полчаса на ее созерцание. И потом помнить эту картину до конца жизни.

Риддл чуть потоптался на месте, приминая ботинком мокрый снег, а потом достал палочку и взмахнул ею. В воздухе стали отчётливо вырисовываться линии, которые постепенно преображались в фигуры людей. Людей становилось всё больше и больше, а позади них возникали контуры громадной арки. Риддл резко взмахнул волшебной палочкой, и наколдованная картина заиграла множеством красок, а люди на ней ожили. Получилась одна из самых искусных иллюзий, которую Минерве когда-либо доводилось видеть. И эта иллюзия воссоздавала не что иное, как великолепную фреску «Афинская школа» Рафаэля.

Минерва, широко раскрыв глаза, разглядывала грандиозное полотно, повисшее в воздухе. Репродукция фрески предстала перед ней в масштабе оригинала. Но в копии наблюдалось то, чего не могло быть у оригинала: персонажи иллюзии сейчас выглядели абсолютно живыми! Как если бы Уизли решили оживить очередную понравившуюся им магловскую картину.

Великие люди прошлого на этой фреске двигались, поправляли на себе длинные одежды, спорили друг с другом, хмурились, смеялись, восторгались. Стоявшие в центре композиции величайшие философы Древней Греции Платон и Аристотель вели между собой тихую беседу, Евклид что-то сосредоточенно объяснял своим слушателям, Гераклит, кажется, ещё больше нахмурился, думая о чём-то своём…

Риддл, закончив колдовать, повернулся к Минерве, его глаза горели огнём энтузиазма.

— Почему именно эта картина? — повторил он ее вопрос. — Дело в том, что на этой фреске, на мой скромный взгляд, изображена наша с вами нынешняя жизнь, то, чем мы с вами занимаемся все последние месяцы. Я учу, а вы учитесь. А кого вы видите на этом полотне? Верно, ученики внимают каждому слову своих наставников, великие умы древности ведут друг с другом споры, в которых рождаются истины. Вам это ничего не напоминает? Занятно, не правда ли? Персонажи этой интересной картины были творцами великих идей. Лучшие из маглов. Их труды вечны. Совсем как труды Николаса Фламеля, Герберта Бири, Альбуса Дамблдора…

Минерва начинала понимать, куда он клонит. На картине Рафаэля была талантливо изображена Платоновская Академия — знаменитый центр знаний в древности, школа того времени, где ученикам прививали способность глубоко мыслить и жить разумно, где изучались различные дисциплины: математика, астрономия, естествознание. Здесь велись диспуты на вечные темы: о дружбе, о любви, о прекрасном, о бессмертии души…

И Хогвартс — школа, в которой юным несмышлёным волшебникам преподавали трансфигурацию, зельеварение, древние руны… По окончании Платоновский Академии в мир выходили люди с широким кругозором, по окончании Хогвартса — сильные волшебники.

Риддл снова взмахнул палочкой, и черты лица Платона вдруг начали меняться и стали напоминать черты… Николаса Фламеля? Да-да! Совершенно точно угадывался знаменитый алхимик, в руках которого можно было разглядеть небольшой сверкающий камень насыщенного кровавого цвета. Философский камень?

Сердце у Минервы учащённо забилось, она подалась вперед, чтобы разглядеть картину поближе. Лик Аристотеля тоже стал меняться и удивительным образом обрёл черты… Альбуса Дамблдора, крепко державшего в руках толстый фолиант с изображением дракона на обложке! Монументальный труд декана Гриффиндора о свойствах драконьей крови?

Риддл продолжал колдовать над фреской, выставляя напоказ собственные фантазии. На месте задумчивого Гераклита появился Салазар Слизерин, чуть выше харизматичный Александр Македонский превратился в доблестного Годрика Гриффиндора в тяжёлых доспехах. Основатель факультета храбрецов вёл горячую дискуссию с философом Сократом. Ровена Равенкло стояла на месте женщины-философа Гипатии. Мудрая, с чуть насмешливым взглядом. Евклид превратился в профессора Бири. Гениальный садовод, как обычно, был окружён своими учениками, среди которых узнавалась Помона… Он склонился над громадным кустом тёмно-зелёного папоротника, среди стволов которого виднелся крохотный цветочек. Бири заботливой рукой коснулся цветка, и лицо Помоны при этом выразило почти детский восторг.

Увиденное заставляло фантазию работать на полную катушку. Риддл предлагал переосмыслить магловский шедевр с позиции современного волшебника. Древние магловские мудрецы и не менее знаковые для волшебного мира маги прошлого и настоящего чудесным образом соединилось в одной картине. Магловская философская школа и уважаемые школы чародейства Хогвартс и Шармбатон — центры просвещения разных времён и миров. Вселенная была сложна и многогранна! Риддл снова предлагал воспринимать мир во всей его полноте.

— Нет никаких границ, Минерва! Всегда помните об этом! — пафосно воскликнул он. — Хогвартс — это наша с вами Афинская школа, наше убежище, наша сокровищница знаний, наш свет. Священное место, где мы научились мыслить, творить чудеса, обрели наставников и единомышленников. Здесь мы нашли самих себя.

Чары постепенно рассеивались, и иллюзия фрески стала меркнуть. Но глаза Риддла продолжали гореть безумным огнём.

— Какая прекрасная картина, вы согласны? Человек на ней представлен как центр мироздания. А магия волшебника — это ведь, по сути, проявление высших способностей человека. Минерва, вы должны уяснить одну простую вещь: волшебнику вовсе не обязательно благоговеть перед иконой. То был способ Иосифа Купертинского вознестись к небесам. У вас может быть иной способ. Вот что вдохновило этого магла Рафаэля на создание его фрески? Он восхищался талантливыми людьми с их знаниями, умениями, великими достижениями и безграничными возможностями. Антропоцентризм⁽⁷⁾ в одном из лучших своих проявлений! Так и мы, волшебники, восхищаемся Мерлином или Николасом Фламелем. Восхищение человеком как венцом творения, если вам будет угодно.

Он спрятал волшебную палочку в карман пальто.

— Минерва, вы и сами должны осознавать, что понятие религиозного трепета можно трактовать удивительно широко. Источником благоговения может послужить не только искусно выполненная икона или проникновенно исполненный церковный гимн. Потрясение может к вам прийти оттуда, откуда вы и не ждали. Испытать чувство религиозного трепета можно от многих вещей, порой не сразу очевидных. Совсем как Рафаэль, черпавший вдохновение в человеке. Полёт воображения художника достиг невероятных высот, и блистательное воплощение самых смелых фантазий творца не заставило себя долго ждать. Что вам мешает взять пример с этого гения?

Риддл взглянул на замок, залитый утренним солнцем. Затем снова посмотрел на Минерву.

— Ведь предела нет. Я на этом настаиваю. Человек сам выстраивает себе границы, сам заточает себя в темнице стереотипов. Отриньте всё это, взгляните на мир под иным углом зрения, приподнимитесь немного над системой. Тогда вы сами не заметите, как изменится ваше мировоззрение. И тогда вы взлетите как птица, свободная и независимая. Сегодня был мой вам урок номер два. Плодотворных вам выходных!

И он, поправив на голове фетровую шляпу, прогулочным шагом двинулся по направлению к замку. Минерва заметила, что на месте, где только что стоял Риддл, сквозь тонкую корку грязного снега пробился хрупкий подснежник. Крохотная головка цветка была застенчиво опущена вниз.

Примечания:

Так выглядит Эдинбургский собор, о котором шла речь в главе:

http://travelalone.ro/wp-content/uploads/2012/09/obiective-turistice-edinburgh.jpg

https://www.indiaimagine.com/wp-content/uploads/2021/05/St.Giles_.Cathedral-2048x1358.jpg

Часовня ордена Чертополоха в соборе:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/thumb/9/99/St_Giles_eagle_02.jpg/1024px-St_Giles_eagle_02.jpg

А вот и фреска «Афинская школа» Рафаэля, к которой прикипел своей расколотой душой Фомушка:

https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/6/68/Raffael_058.jpg

В главе отдельно упоминаются следующие персонажи с фрески:

https://ibb.co/dfV4TBq

1. Платон

2. Аристотель

3. Гераклит

4. Александр Македонский

5. Сократ

6. Гипатия

7. Евклид

1) Alma mater (дословно с лат. — «мать-кормилица») — учебное заведение, в котором человек получал образование. Нередко студенческая жизнь считается лучшим временем в жизни человека, ведь ученики в эти годы не только получают знания, но и находят друзей, веселятся, влюбляются, взрослеют.

Вернуться к тексту

2) Собор Святого Эгидия принадлежит Шотландской пресвитерианской церкви. В течение девятисот лет храм был центром религиозной жизни Эдинбурга, он до сих пор рассматривается как главный центр пресвитерианства.

Вернуться к тексту

3) Орден Чертополоха — рыцарский орден, связанный с Шотландией.

Вернуться к тексту

4) Блаженный Августин (13 ноября 354 г. — 28 августа 430 г.) — богослов и философ. Его труды повлияли на развитие западной философии и западного христианства, является одним из величайших Отцов Церкви.

Вернуться к тексту

5) Фома Аквинский (1225 г. — 7 марта 1274 г. ) — итальянский теолог и философ, систематизатор ортодоксальной схоластики.

Вернуться к тексту

6) Сикстинская капелла — бывшая домовая церковь в Ватикане, сейчас является музеем, используемым также для проведения конклавов, на которых кардиналы избирают нового папу римского. Капелла расписана лучшими художниками эпохи Возрождения, а венцом творения считаются фрески на потолке, созданные Микеланджело.

Вернуться к тексту

7) Антропоцентризм — философское мировоззренческое представление, согласно которому человек является средоточием Вселенной и целью всех совершающихся в мире событий. Часто противопоставляется теоцентризму, где центром всего считается Бог.

Вернуться к тексту

Я в очередной раз наведался в теплицы к Бири. В этот раз престарелый учёный, чертыхаясь, размахивал волшебной палочкой над увеличенными в размерах жёлтыми тюльпанами. Оказалось, что Помона Спраут таки вняла моим наставлениям и при помощи нехитрых магических приёмов немного увеличила цветы.

Бири сердито на меня уставился. Затем цокнул языком и продолжил уменьшать тюльпаны до их естественного размера.

— Мистер Риддл, а вы, стало быть, взялись морочить мозги моим ученикам? — наконец укоризненно бросил он. Это был камень в мой огород, поскольку старику решительно не нравилось, что я даю советы по садоводству его любимой ученице Помоне. — Вы тут умничаете перед девушкой, а мне потом разгребать за вами последствия её глупых экспериментов?

— Я лишь стараюсь следовать заветам основателей школы, помогать способным ученикам. Хельга Хаффлпафф считала… — попытался оправдаться я.

— Я в курсе того, что считала основательница моего факультета, обойдёмся без цитат. А вот вы, голубчик, не слишком ли много на себя берете? — отрезал профессор Бири и посмотрел на меня снисходительно так, словно я всё ещё был пятнадцатилетним юнцом на его уроках. — Поживите с моё, поработайте в оранжереях лет так тридцать — тогда и поговорим. А сейчас спустились бы вы с небес на грешную землю да сняли корону со своей прекрасной головы. Умерили бы гордыню.

Я начинал ощущать раздражение. Бири довольно оглядел восстановленные тюльпаны, а затем посмотрел на меня искоса.

— Вы это, Том, нашли бы наконец себе хорошую девушку, женились, завели детей. Пора бы уже. Почти все ваши ровесники давно обзавелись семьями. Одинокими пока остаётесь только вы и вроде как Альфард Блэк, такой же гордец, как и вы. Неужели за столько лет ни одна девушка не запала вам в душу? Такой видный молодой человек пропадает зря! — Он фамильярно похлопал меня по щеке, что мне страшно не понравилось. — Занялись бы уже делом и выбросили из головы бредни, которых нахватались в своих путешествиях. А то ходите как неприкаянный!

Заняться делом? То есть плодиться, размножаться и ходить каждый день на работу в Министерство магии как примерный волшебник? Разговор заходил в неприятную для меня плоскость.

— Профессор, вы же сами предпочли остаться холостяком! — Хоть я и глубоко уважал этого старика, но я не намерен был покорно выслушивать его упреки.

— Не по своей воле, поверьте, — с лёгкой горечью сказал Бири. — В юности я получил жёсткий отказ. А потом… потом так и не сложилось, увы.

Он присел на скамейку и пригласил меня присесть подле него. Я устроился рядом с ним, Бири принялся, кряхтя, растирать больные колени — обезболивающего зелья, которое ему регулярно варил Слагхорн, хватало ненадолго, и сейчас оно как раз перестало действовать. Старость — не радость, и с этим ничего не поделаешь.

— Ах, Том, все мы были молоды... — Бири устало вздохнул. — И я не исключение, хотя со стороны может показаться иначе. Расскажу-ка я вам сказку, почти как у Барда Бидля. Хотя я помню, что вы не жалуете сказки. Ну да ладно.

Он уставился в потолок, силясь припомнить что-то, что происходило давным-давно.

— Жил когда-то один юноша, такой весь из себя тщедушный на вид, незаметный. Очень он любил ухаживать за всякими травами и цветами и был одержим поиском лучшего цветка на свете, поскольку хотел подарить его одной прекрасной, но бедной девушке. Девушка происходила из уважаемого чистокровного волшебного рода, а юноша был обычным полукровкой. Красавица свысока смотрела на поклонника с низким происхождением, и молодой человек вознамерился доказать ей, что он всё же достоин её любви. Тогда девушка сказала, что мечтает получить в дар диковинный цветок, который цветет лишь одну ночь в году и открывает его владельцу путь ко всем кладам на свете. Цветок легендарный, отыскать его на этом свете удавалось единицам смертных…

Я затаил дыхание. Впервые в жизни я с таким жгучим интересом слушал сказку. Сказку, главным героем которой выступал сам Герберт Бири.

— Нашёл бедный полукровка нужный папоротник, ведь далеко не всякий папоротник цветёт. Отважному юноше пришлось отправиться в непроходимый лес в далекой Трансильвании, где ему с большим трудом удалось договориться с местным лешим и пришлось фактически продать душу дьяволу. А всё ради любви и благосклонности девушки — это-то и поразило до глубины души местную нечисть, и она согласилась даровать влюблённому волшебный папоротник. Юноша вернулся домой и взялся растить цветок. Маг не особенно верил, что у него что-то получится, ведь не всякому было дано взрастить сей цветок своими руками. Здесь требовались особое созидательное начало, лёгкая рука, чистота помыслов, отсутствие какой-либо жажды наживы. Но у юноши получилось! Настала та самая ночь, когда пред его очами предстал легендарный бутон… Для возлюбленной способному садоводу оказалось не жаль этого цветка. Повторила красавица, что выйдет за юношу замуж, если он таки подарит ей желанный цветок папоротника. Но когда она получила заветный бутон, то взяла да и вышла замуж за другого волшебника. Чистокровного жениха ей выбрали родители, а девушка и возражать не стала.

— И жили супруги в согласии и богатстве?

— А вот и нет. Волшебный цветок-то у них довольно скоро украли, ведь стоил он как половина сокровищ мира. А супруги так и прожили в бедности всю оставшуюся жизнь, до конца своих дней во всем попрекая друг друга.

— А главный герой?

— Нечистая сила, как и обещала, наложила на него неизвестное проклятие — так юноша заплатил за добытый в лесах Трансильвании волшебный папоротник. Лишён оказался талантливый садовод простого человеческого счастья. Понял это поздно. Получил всемирное признание, стал вхож в лучшие оранжереи мира, у него появилось множество последователей, но он так и не обрёл семьи, детей, домашнего очага — всего того, о чём в глубине души мечтал всю жизнь. Так и скитался маг по свету, не находя покоя и счастья на родине. Утешением в жизни для него остались его любимые цветы: лилии, фиалки, подснежники.

Бири снова тяжело вздохнул, затем встал и, проковыляв к одному из кустов, принялся подравнивать его при помощи волшебных ножниц.

— Как думаете, такую сказку стоило бы поставить на сцене? — грустно спросил у меня профессор, и я лишь пожал плечами в ответ.

Разговор подошел к концу. Я услышал то, что меня интересовало.

На выходе из теплицы я чуть задержался, услышав бормотание старика:

— Ох, давненько свет не видывал столь пропащего молодого человека! Упустили мы парня, а Гораций всё не верит. Когда Бог хочет наказать человека, то он лишает его разума.

Минерва неспешно шла по улице по направлению к теплицам. В замке она сегодня так пока и не встретила Джозефа и не сообщила ему, что в ближайший вечер можно будет провести обряд снятия порчи. Потому Минерва решила передать эту новость Джозефу через Помону.

По дороге она приостановилась и залюбовалась подснежниками, которыми была усыпана вокруг вся оттаявшая земля. Кое-где виднелись небольшие кучки грязного снега, но ещё через пару солнечных деньков растают и они.

Подснежники были различных сортов, порой довольно редких — все они составляли внушительную коллекцию первоцветов профессора Бири. Корифей травологии слыл знатным коллекционером подснежников⁽¹⁾, и часть наиболее ценных и редких сортов он получил в дар за заслуги в науке от других цветоводов. Белые цветы были высажены по всей территории Хогвартса и радовали всех вокруг, даже жители Хогсмида любили приходить по весне к замку и любоваться на чудо природы. Восхищенные Уизли и вовсе однажды подарили Бири магловскую картину с подснежниками. Полотно теперь висело в кабинете профессора на самом видном месте.

А еще Элджернон не раз восторгался коллекцией Бири. Он мог лишь мечтать о том, чтобы однажды начать собирать подснежники, ведь несколько лет назад отец решительно не позволил ему спускать деньги на эти дорогостоящие цветы. «Вот добьёшься всемирного признания, как профессор Бири, заработаешь состояние — тогда хоть танцующие пальмы коллекционируй!» — однажды с раздражением заявил мистер Лонгботтом.

На входе в теплицу Минерва резко притормозила, услышав приглушенные голоса. То были голоса Риддла и Помоны. Минерва прислушалась. Конечно, подслушивать было нехорошо, но вдруг стало необычайно интересно узнать, о чём в очередной раз Риддл мог беседовать с Помоной. Наверное, даёт новый совет о том, как лучше всего ухаживать за манящими лилиями или ещё чем-то опасным.

Учитель и ученица устроились на скамье, стоявшей в самой глубине теплицы, где было довольно темно из-за обилия густо растущих растений.

— Усердие — это матушка успеха. У вас ведь так принято говорить на факультете, да, мисс Спраут? — вкрадчиво спросил Риддл.

— Да-да! Именно так! — Помона часто закивала головой. — Но всё же…

Риддл поднял ладонь, давая понять, что не желает слушать дальше ее возражения, и Помона немедленно замолчала.

— Ах, мисс Спраут, вы можете годами холить и лелеять цветы в этих теплицах, но вы и сами понимаете, что растения на воле — это качественно иной уровень. А папоротник…

— Папоротник — вольное растение, — закончила за него Помона.

— Ну вот, вы и сами всё понимаете! Вы же умница, да? — Голос у Риддла был мягок и сладок, как мёд. — Я вот что вам скажу: если действительно хотите однажды увидеть цветение папоротника… А вы ведь этого пламенно желаете? — Помона застенчиво опустила голову. — То должны действовать.

— Профессор, я думала о папоротнике на воле, много лет об этом размышляла. Но мне страшно.

— Чего вы боитесь? — Риддл удивленно вскинул брови.

— Запретный лес пугает и манит одновременно, — дрожащим голосом призналась она. — И туда запрещено ходить.

— Что же, запрещено так запрещено, — решительно отрезал Риддл и встал со скамьи, делая вид, что разговор подошёл к концу.

— Профессор! — остановила его Помона.

— Слушаю, мисс Спраут! — Риддл с готовностью обернулся и присел обратно. Чуть выдержал паузу и вдруг взял в руки ладонь Помоны. — Вас давно стесняет пространство одних лишь теплиц. Вам необходимо идти дальше, ровно как ваш наставник в юности. Думаете, в ваши годы профессор Бири безвылазно сидел в оранжереях? Как бы не так! Вот и вам пора бы уже выйти из теплиц на солнечный свет.

Помона робко подняла на него глаза.

— Вы можете прождать в теплице всю жизнь и так и не увидеть цветения папоротника. Мне ли вам это объяснять? — Риддл крепко сжал её ладонь. — Профессор Бири наверняка не обнадеживал вас обещаниями, что вы точно сможете созерцать этот удивительный процесс, правда? Мисс Спраут, вы же исследователь! И подобный опыт мгновенно выделит вас из огромной толпы других садоводов. Вы обретёте уверенность в себе, а это то, чего вам так отчаянно не хватает. Я настаиваю на том, что вам стоит пойти в Запретный лес и попробовать там вырастить цветок папоротника. Запретный лес наполнен особой энергетикой, которая благоприятна для растений. Помните, с чего начинала знаменитая Сахарисса Тагвуд? Она попросила знакомого пятикурсника раздобыть в Запретном лесу гной бубонтюбера — ингредиент, который требовался для её зелья против прыщей. И где сейчас эта упорная ведьма? То-то и оно! Кстати, бесстрашный пятикурсник, который выполнил её просьбу, по сей день трудится в её успешной лаборатории. Кто не рискует, тот не пьёт огневиски!

Пока Помона мучительно боролась с собственными сомнениями, Риддл достал из кармана мантии уменьшенный до размера спичечного коробка потрёпанный фолиант. При помощи магии фолиант был увеличен до его истинных размеров.

— Это труд одного малоизвестного румынского садовода. — Риддл протянул Помоне книгу. — Румынские волшебники владеют искусством выращивания цветков папоротника. И держат в строгом секрете свои драгоценные знания.

Помона, прочитав название на обложке, издала удивлённый возглас и схватила книгу.

— Профессор, где вы её достали? Это же редчайшая книга!

— Кто ищет — тот всегда найдёт! — Риддл хитро прищурился. — Помона, не дайте мечте остаться мечтой, активно стремитесь к её воплощению! А я вам помогу чем смогу.

* * *

Минерва заперла дверь в кабинет трансфигурации, чтобы никто не помешал. Дэвид в это время взмахнул палочкой, и единственное открытое окно в классе захлопнулось.

— Сквозняк нам ни к чему, — пояснил Дэвид и извлёк из кармана церковную свечу, которую недавно раздобыл где-то в Хогсмиде. — Становись поровнее, Джозеф!

Джозеф стоял перед ним весь скованный и боялся шелохнуться.

— Расслабься, приятель! Ты чего? — Дэвид рассмеялся, чтобы немного разрядить напряженную обстановку.

Он зажёг свечу и стал справа налево медленно водить ею круговыми движениями перед Джозефом. Свеча негромко затрещала, и Дэвид удовлетворенно кивнул.

— Ну что же, сегодня значительно лучше! — заключил он и задул свечу. — Лишь лёгкий треск. Наша магия срабатывает. Помните, что происходило всего неделю назад?

Минерва отчетливо помнила, как в первый раз при проведении данной манипуляции свеча громко трещала, а огонёк на ней постоянно мигал и резко уклонялся в сторону. Дэвид тогда пояснил, что на Джозефа основательно наведена порча, и потому обряд очищения предстоит проводить каждый вечер в течение семи дней. Джозеф тогда упал духом, но Дэвид заверил, что нет ничего непоправимого в его случае.

И вот уже седьмой раз за неделю им втроем втайне ото всех приходилось потихоньку уходить в сторону Запретного леса, чтобы в очередной раз провести требуемый обряд.

Вот и сегодня они, следуя проторенной дорогой, осторожно обошли хижину лесника, дабы Хагрид не поймал их и не учинил им ненужный допрос. В любом случае для подстраховки их сопровождала Минерва и на правах старосты могла за них заступиться.

Добравшись до нужного места, они остановились. Ночь стояла непроглядная и холодная, как обычно бывало в первой половине марта. Дэвид развёл небольшой костёр, а Минерва и Джозеф достали старенький чугунный котелок да вскрытую пачку соли.

Минерва отсыпала немного соли в котелок, который был подвешен над костром, и все трое принялись внимательно следить за тем, что происходило с нагревающимся ингредиентом. Когда соль накалилась, они принялись дружно повторять:

— Что с ветру пошло, то на ветер ушло. Что с лесу пошло, то на лес ушло. Что с народу пошло, на народ ушло. Что с землицы пришло, в землю и ушло.

Соль в котелке негромко затрещала. Через несколько минут Дэвид, явно довольный проведенным обрядом, снял котелок с огня и принялся при помощи магии остужать соль. Вскоре он извлек из кармана мантии небольшую жестяную банку и аккуратно пересыпал в неё остывшую соль. Затем протянул банку Джозефу.

— Перед сном снова поставишь её подле своей кровати, а завтра соль вместе с начатой пачкой и котелком можно будет уничтожить.

— И всё?

— Этого достаточно. — Дэвид потушил костёр. — В общем-то всё выполнено по инструкции. Ты сам видел, что сегодня соль лишь тихонько потрескивала, а это означает, что порча с тебя практически снята.

Минерва вспомнила, что происходило в первый день обряда: при нагревании соль мгновенно почернела и стала неприятно пахнуть — все это были характерные признаки основательно наведённой порчи.

Благополучно вернувшись в замок, Минерва и Дэвид проводили Джозефа до его гостиной. Рядом с общей комнатой Хаффлпаффа привычно пахло свежеиспеченным хлебом, и Джозеф пояснил, что неподалёку от обители его факультета располагается школьная кухня. Рядом с входом в гостиную порой можно было встретить эльфов, готовых угостить сладостями. Дэвид напоследок постарался приободрить многострадального однокурсника:

— Посмотри на себя в зеркало, ты даже выглядеть стал заметно лучше. Не то что в начале обряда. Отёки с лица сошли, появился здоровый румянец. Еще немного и ты снова будешь в отличной форме! И, надеюсь, вскоре порадуешь нас своей новой ролью. Когда там у вас очередное представление?

— В апреле, на Пасху, — ответил Джозеф и неловко опустил глаза в пол. Он действительно выглядел уже гораздо лучше, черты его лица снова становились четко очерченными, а лишний вес потихоньку уходил.

— Кстати, твоя игра в день Святого Валентина была… — начала Минерва.

— О, она была отвратительна! — перебил Джозеф. — Никогда прежде я не играл столь фальшиво! Профессор Бири остался мной крайне недоволен. И есть за что. Я ведь так мечтал сыграть Валентина! Как мне по окончании школы поступать в Волшебную академию драматических искусств? Теперь я могу рассчитывать лишь на место какого-нибудь мима на рождественских ярмарках!

Стало ясно, что стресс последних месяцев окончательно добил Джозефа, и теперь парню требовалось как следует выговориться. Джозеф выглядел сейчас очень расстроенным. В свете факелов его глаза влажно сверкали, он прижал руки к груди и жалобно продолжил:

— Эпиктет говорил так: «Помни о том, что ты играешь свою роль в комнате, выбранной режиссером: в маленькой, если он выбрал маленькую комнату для твоей роли или же в просторной, если он предпочёл выбрать просторную. Если он дал тебе играть роль нищего, старайся сыграть её как можно лучше; и делай также, если придется играть хромого, чиновника или простого горожанина. Выбор роли — не твоё дело и не твоя забота»⁽²⁾. Знаете, я постоянно повторяю себе это, когда берусь за новый спектакль. А роль Валентина я с треском провалил. Какой из меня к чёрту актёр!

Минерва и Дэвид с сочувствием выслушали его.

— Ох, а в апреле мне предстоит сыграть римского императора Тиберия, — с отчаянием в голосе сообщил Джозеф. — Не бог весть какая роль, но мне теперь хотя бы её исполнить достойно!

— Будем надеяться, что всё у тебя получится, — заключил Дэвид. — Но порчу на тебя, конечно, навели приличную. Умело сработано.

— Но кто мог? Кому я что сделал плохого, кому перешел дорогу? — в очередной раз недоумевал Джозеф.

— Кто знает? — задумчиво произнесла Минерва.

Но она не очень-то была удивлена происшедшим: Джозеф был удачливым красивым парнем, ему всё легко давалось, он постоянно находился в центре внимания как исполнитель главных мужских ролей в школьном театре — было чему позавидовать. Вопрос только в том, кто же так сильно ему позавидовал.

— Держи! — Дэвид вытащил из кармана глаз Фатьмы и протянул его Джозефу. — Носи с собой, не прячь под одежду. Это неплохой оберег, на всякий случай. Если разобьётся, то немедленно сообщи мне.

Джозеф с благодарностью принял талисман, и Минерва с Дэвидом решили, что им уже пора к себе на факультет. Напоследок Джозеф попросил их подождать, а сам сбегал в школьную кухню и вернулся оттуда с огромной корзиной, заполненной разноцветными пончиками.

— Возьмите! Вчера приносил вам коричные булочки, а сегодня вот пончики. — Он улыбнулся им на прощание.

По дороге в гостиную Дэвид пробормотал:

— Поглядим, как глаз Фатьмы сработает на Джозефе. Кстати, а как у тебя дела с талисманом? Целенький?

Минерва продемонстрировала ему начищенный до блеска оберег на правой руке.

— Хорошо, — успокоился Дэвид. — У Августы он тоже целый. Хвала Мерлину!

— А у тебя?

Дэвид почему-то промолчал. Они пришли в пустую в столь поздний час гостиную, присели за стол и поставили перед собой корзину с выпечкой.

— У меня глаз Фатьмы уже пару раз разбился с января месяца, — наконец ответил Дэвид с раздражением, затем взял ярко-розовый пончик и откусил от него половину. — Видимо, кто-то меня недолюбливает.

— Булстроуд?

— Ну а кому я ещё сдался? Но это ещё что! — Он запихнул в рот остатки пончика. — Руперту я тоже давал оберег, так у него, представь себе, за последние три недели разбилось уже целых четыре талисмана! Я просто не успеваю выдавать ему новые обереги!

Минерва взглянула на догорающий огонь в камине. Ничего-то с Рупертом не наладилось — теперь это был факт.

Примечания:

Картина «Приход весны» шотландского художника Эдварда Аткинсона Хорнела, подаренная профессору Бири четой Уизли:

https://artuk.org/discover/artworks/the-coming-of-spring-84539

1) Британцы любят коллекционировать подснежники. Английский садовник Эдвард Боулз даже придумал термин «галантофил», называя так в письмах своего знакомого коллекционера Оливера Уайатта. Так что наш профессор Бири тоже мог начать собирать подснежники.

Вернуться к тексту

2) Цитата взята из книги «Эпиктет. Руководство к жизни». Эпиктет (около 50 г. — 138 г.) — древнегреческий философ-стоик.

Вернуться к тексту

Когда у меня с моим любимчиком из Слизерина зашел разговор о необходимости регистрации анимагов в Министерстве, то я услышал от ученика предельно ясный ответ: «Вот ещё! Может быть, им вдобавок ключи от отцовского поместья принести да все счета в Гринготтсе предъявить? Вы уж извините меня, учитель, за столь резкие слова, но я потратил так много лет на изучение анимагии не для того, чтобы в итоге выложить о себе всю правду Министерству, а потом оказаться у него в услужении и прибегать по первому зову. И мой отец, и мой дед всегда обходили стороной Министерство магии. Так что чиновники обойдутся!»

В то знаменательное утро Лондон встретил Минерву и профессора Дамблдора лёгким туманом. Минерва чуть дрожала не то от мартовского холода, не то от лёгкого волнения. Волнение было абсолютно естественным, ведь сегодня ей предстояло продемонстрировать свои умения в анимагии перед специальной комиссией Министерства магии. Дамблдор уверял, что всё должно пройти гладко. Выглядел декан при этом, как всегда, спокойным, а когда они уже подходили к нужной телефонной будке в одной из подворотен города, то он даже что-то негромко напевал себе под нос.

Минерва и Дамблдор зашли в красную будку, служившую входом для посетителей Министерства. Приятный женский голос внутри будки незамедлительно попросил их назвать цель визита. Дамблдор кратко сообщил, что им назначена встреча для регистрации нового анимага, и им выдали специальный серебристый значок с их именами и целью визита. Минерва моргнуть не успела, как будка резко опустилась вниз, и они очутились в том самом Атриуме, который часто можно было увидеть на колдографиях в «Ежедневном пророке». Вот только на картинках помещение было черно-белого цвета, в реальности же оно заиграло всеми возможными красками. А сколько здесь было людей в столь ранний утренний час! И все куда-то отчаянно опаздывали, словно Белый Кролик из сказки про Алису.

Минерва вертела головой по сторонам, стараясь ничего не упустить из виду. Дамблдор заметил её живой интерес ко всему вокруг и предложил ей подождать его в Атриуме, пока он сообщит нужным людям об их прибытии.

Минерва лишь кивнула ему. Охранник на входе зарегистрировал их волшебные палочки — стандартная процедура, которую необходимо было пройти каждому посетителю. После этого Дамблдор скрылся в зале с лифтами, сновавшими туда-сюда и перевозившими спешащих волшебников.

Минерва отошла в сторонку, чтобы не мешать работникам, активно прибывающим через золочённые камины. Суета наблюдалась поразительная, даже шумный Хогвартс не мог в этом сравниться с Министерством магии. Минерва словно очутилась в Косом переулке в разгар рабочего дня.

Она прошлась, рассматривая стены, обшитые панелями из блестящего темного дерева. Наконец Минерва добралась до знаменитого Фонтана Магического Братства. Пред ней предстал ансамбль из золотых статуй волшебника, ведьмы, кентавра, гоблина и домашнего эльфа, которые украшали круглый мраморный бассейн, до краев наполненный журчащей водой.

В уже далеком 1932 году об этом фонтане ходило много толков в британском магическом сообществе. Создатели скульптурной группы уверяли, что в их творении воплощена прекрасная идея равенства магов и различных магических существ. Но далеко не все волшебники сочли данное объяснение убедительным.

Минерва принялась разглядывать каждую статую по отдельности. Величественные фигуры волшебника и ведьмы являлись двумя фокусными точками фонтана, они грозно возвышались над остальными скульптурами. На лицах же эльфа, гоблина и кентавра читалось откровенное благоговение. Это было и реалистичной картиной, и одновременно надуманной: если домовик в жизни ещё вполне себе относился с рабским почитанием к хозяину-магу, то ничего подобного нельзя было сказать о кентаврах или гоблинах.

Размышляя о домовиках, Минерва невольно вспомнила Тинки, который обладал собственным непростым характером, он сам выбрал их семью и помогал им по своей воле. Но Тинки и не был эльфом, он был брауни — вольным своенравным существом. Тогда Минерва подумала о домах Браунов и Лонгботтомов: там к эльфам относились в целом хорошо и с уважением. Но эльфы все равно от рождения принадлежали этим семьям, а ношение полотенца или наволочки вместо нормальной одежды являлось отличительным признаком домашнего рабства. Даже если хозяева оказывались милостивы и добры к своему домовику, он все равно оставался рабом. А что же тогда творилось в семьях, в которых хозяева были не особенно терпимы со своими эльфами? Всю правду знали лишь сами домовики и все воспринимали как норму, ведь так давным-давно повелось. На многие века установилась негласная иерархия, которая и была отчасти отражена в грандиозном скульптурном ансамбле Атриума.

— Любопытный памятник тщеславию волшебников, лишь отражение мышления некоторой части магического сообщества, — прокомментировал Дамблдор. Он вернулся и тоже теперь с интересом разглядывал фонтан. — Нереализуемая мечта, ведь прежде волшебники веками плохо обращались со своими собратьями, и теперь нам лишь остается пожинать плоды этого недальновидного поведения наших предков. И никакие оправдания создателей фонтана не изменят вполне себе однозначное впечатление от скульптурной группы, правда? А в реальности гоблин так и останется озлобленным, а кентавр так и сохранит при себе свои тайны, решив, что их не стоит поверять столь недалёкому существу как человек. Идёмте, мисс Макгонагалл! Нас уже ждут в Отделе магического правопорядка.

Дамблдор поманил за собой Минерву. Они поднялись на лифте на второй уровень и прошли к самому дальнему кабинету по длинному узкому коридору, освещенному многочисленными свечами. Минерва чуть замедлилась у двери кабинета, машинально смахнув с себя несуществующие пылинки. Длинная чёрная мантия, строгое коричневое шерстяное платье, волосы собраны на затылке в тугой пучок, из которого не выбивалось ни единой прядки — выглядела сейчас Минерва по-деловому, как и полагалось. А еще в школе перед выходом она приняла одно успокаивающее зелье, которое иногда использовала перед самыми сложными экзаменами.

Когда Минерва вошла в кабинет, то в глаза ей ударил яркий солнечный свет. Дело в том, что сотрудники Министерства имели возможность выбирать, какую погоду им предстояло наблюдать целый день из особых зачарованных окон. Вот и сейчас по всему Лондону властвовал туман, а в Министерстве магии чиновники наслаждались ярким солнцем, щедро льющимся из окон.

Когда глаза привыкли к свету, Минерва разглядела в комнате трёх человек. Двоих из них она узнала сразу же. Элфинстоун Урхарт являлся главой Отдела магического правопорядка, и его Минерва иногда видела на колдографиях в «Пророке» — он периодически комментировал дела своего серьезного подразделения. «У Урхарта репутация одного из самых компетентных чиновников Министерства. Трудяга! Как рыба в воде в законодательстве. Все разберет по косточкам как следует!» — однажды высказал мнение Аластор. Элфинстоуну Урхарту было на вид лет тридцать пять, это был довольно строгий и серьёзный на вид волшебник, с таким явно было лучше не вступать в споры, костюм на нем сидел как литой, а взгляд был тяжелый. Перед ним лежали исписанные бумаги, которые он торопливо просматривал.

Рядом с ним сидела ведьма по имени Гризельда Марчбэнкс. Это была невысокая пожилая волшебница, Минерва отлично помнила её по экзаменам СОВ, ведь эта дама возглавляла экзаменационную комиссию и считалась одним из самых требовательных и неподкупных экзаменаторов. Минерва тогда не без труда заработала все свои высшие баллы по СОВ и удостоилась заслуженной похвалы от мадам Марчбэнкс на экзамене по трансфигурации.

Третьим присутствующим оказалась молоденькая ведьма в ярко-розовой блузе с пышным бантом на груди. Перед этой волшебницей лежали перо и чистый пергамент.

— Проходите, проходите! — приветствовала, чуть кашлянув, мадам Марчбэнкс и представила девушку в розовом: — Наша незаменимая мисс Амбридж из Сектора по борьбе с неправомерным использованием магии будет всё фиксировать и перенесет необходимые сведения в Реестр. Альбус, давненько мы с вами не виделись! А я ведь до сих пор помню чудеса, которые вы мне показывали, когда сдавали ЖАБА. На экзамене по заклинаниям вы были безупречны, но то, что вы демонстрировали на трансфигурации — просто уму непостижимо! Вот так взяли и с лёгкостью оживили крохотную статуэточку лесной феи на моём столе, а потом заставили её плясать и колдовать на глазах у всей экзаменационной комиссии. Фея выглядела абсолютно живой и такой непоседливой! Я отродясь не видела столь изящного волшебства от семикурсника!

— Всё для вас, уважаемая мадам Марчбэнкс! — Дамблдор учтиво улыбнулся и присел напротив Урхарта. — Я тогда был совсем юн и очень нервничал, надо признаться.

— Вы все также милы и обходительны, Альбус! — Мадам Марчбэнкс сощурилась так, что в уголках ее глаз пролегло множество мелких морщинок. Перед ней стояла изящная чашечка с уже остывающим чаем. На чашечке был изображён котёнок, который вилял пушистым хвостом и жалобно мяукал. — Вам, милочка, несказанно повезло с наставником!

Она улыбнулась Минерве. Та с гордостью ответила:

— Я знаю, а потому благодарна школе за такого наставника как профессор Дамблдор! Без его поддержки мне просто было не справиться с поставленными задачами.

— Ну, мисс Макгонагалл, вас я тоже помню, вы уверенно действовали на своих СОВ, вами я также осталась довольна. Чем порадуете нас сегодня?

Мадам Марчбэнкс и мистер Урхарт внимательно посмотрели на Минерву, давая понять, что она может начинать презентацию своей анимагической формы. Мисс Амбридж придирчиво оглядела Минерву с головы до ног и поморщилась — этой молодой ведьме явно пришлись не по вкусу сдержанные и темные тона в одежде гостьи. Минерве же совершенно точно не понравились ванильные духи мисс Амбридж, которых та вылила на себя едва ли не целый флакон, и теперь в комнате было не продохнуть.

Но Минерва не стала на все это обращать внимание и сосредоточилась на превращениях. Активная практика в последние месяцы сделала свое дело, и Минерва легко и непринуждённо без использования волшебной палочки перекинулась в кошку. Когда она вернула себе человеческий облик, то отметила зажегшийся интерес в глазах мистера Урхарта, одобрительную улыбку на лице мадам Марчбэнкс и легкую зависть во взгляде мисс Амбридж.

— Долорес, чего вы ждете? Фиксируйте! — скомандовала мадам Марчбэнкс, и стажёрка, словно очнувшись, быстро схватила перо и принялась что-то строчить на пергаменте корявым почерком. Котенок на чашке с чаем ещё громче замяукал, что, кажется, начало раздражать пожилую даму. — И сделайте с этой чашкой что-нибудь! Не будет же он мяукать так все время? У нас на обозрение сегодня заявлена всего одна кошка по имени Минерва Макгонагалл.

— Простите, я увлеклась! — пролепетала Амбридж, направила свою волшебную палочку на чашку, и котенок, обиженно фыркнув, замолк. — Просто не каждый день у нас в Секторе регистрируются новые анимаги. Это мой первый опыт. Итак, я уже записала основные признаки нашего нового анимага: полосатая кошка с еле заметными отметинами вокруг глаз… Вы, мисс Макгонагалл, иногда пользуетесь очками?

Минерва кивнула. Она все чаще использовала очки во время чтения, поскольку в человеческом обличии зрение ее оставляло желать лучшего. То ли дело, когда Минерва становилась кошкой! Тут острота зрения удивительным образом возникала сама собой, и даже в кромешной тьме Минерва могла видеть почти всё.

— Понимаю, Долорес, это и правда нечастое зрелище, особенно в последнее время. Похоже, далеко не всякий анимаг желает нынче заявлять о себе Министерству, что несколько тревожит, — примирительно сказала мадам Марчбэнкс и, порывшись в своих бумагах, извлекла смятое письмо. Она чуть было не перевернула чашечку с чаем, но мистер Урхарт вовремя взмахнул своей волшебной палочкой, и чашка удержалась в равновесии. — Тут кое-что еще. Мистер Флитвик позавчера прислал мне письмо, в котором с восторгом расписал, что мисс Макгонагалл, помимо анимагии, может нас также порадовать чудесами собственной левитации. Вы не против нас этим удивить, мисс Макгонагалл?

— Да, конечно! — Минерва встретилась взглядом с Дамблдором, и тот кивнул ей.

Когда она зависла в воздухе на высоте примерно три фута от пола, то заметила, что Долорес Амбридж совсем приуныла, а вот Урхарт и Марчбэнкс стали о чем-то оживлённо переговариваться. Когда Минерва плавно опустилась вниз, то в кабинете повисла тишина, все словно переваривали увиденное. Наконец мистер Урхарт высказался, и, кажется, Минерва впервые услышала его голос, низкий и отрывистый.

— Ну что же, мисс Макгонагалл, можете считать, что вы приняты в Отдел магического правопорядка, — бодро заявил он, и Минерва не поверила своим ушам. Она планировала по окончании школы подать резюме в Министерство магии, но никак не ожидала, что прямо сегодня ей будет предложена работа. — Что же вы так удивлены? Нам как раз требуются трудолюбивые и серьёзные сотрудники. Вы нам подходите. Завершите учебу — заходите в наш отдел уже с документом об окончании школы. А сейчас я вынужден всех вас покинуть. У меня еще столько нерешенных дел на сегодня!

Мистер Урхарт заторопился уйти, и Минерва едва успела его поблагодарить, на что он сдержанно кивнул головой.

— Кстати, пора и мне. — Поднялась со своего места и мадам Марчбэнкс. — У меня впереди еще два судебных заседания. Так что пожалейте старуху… — Она подняла руку, предвосхищая возражения Дамблдора. — Альбус, мой джентльмен, не стоит, я знаю, сколько мне лет. А вам, моя дорогая, хотела бы выразить восхищение, ведь у вас столь плавные превращения в таком юном возрасте. Такое встретишь нечасто. Вам ведь полных восемнадцать лет?

— Да, мэм. — Минерва кивнула. — Я как раз описала свой анимагический опыт в дебютной статье…

— Оу, даже так! — Мадам Марчбэнкс широко раскрыла глаза от удивления. — Так почему бы вам в таком случае не поучаствовать в конкурсе «Самый многообещающий новичок», который ежегодно проводит журнал «Трансфигурация сегодня»?

— Я уже отправила им свою статью, сейчас жду ответа от редакции. Опубликоваться в данном издании — это моя давняя мечта!

Мадам Марчбэнкс с еще большим интересом стала разглядывать Минерву.

— А я ведь помню ваших прабабушку и маму, — вдруг заявила она. — Ваша матушка хорошая волшебница, но вот ваша прабабушка... Я внимательно наблюдала за вами сегодня, в один момент мне показалось, что я снова вижу перед собой ту самую Минерву, с которой знакома почти всю свою жизнь. Такую всегда строгую, серьезную, собранную. В вас чувствуются сила и упорство вашей прабабушки, вы практически с такой же уверенностью трансфигурируете вещи, как она. Славная у вас ученица, Альбус! Вам с ней повезло! — Мадам Марчбэнкс засмеялась по-доброму, и Дамблдор заулыбался в ответ. — До встречи летом в экзаменационный месяц! Долорес, благодарю за чай и вашу работу!

И она в прекрасном настроении прошла к выходу, а за ней с кипой бумаг в руках поспешила мисс Амбридж, оставляя за собой шлейф тошнотворных духов.

* * *

По возвращении в Хогвартс у Минервы возникло ощущение, будто она вернулась в родной дом. У нее не было уверенности, что ей понравилось в Министерстве магии. Там оказалось шумно, суетливо и пафосно. А в школе было уютно и спокойно. Сейчас они с профессором Дамблдором привычно сидели у него в кабинете. Здесь приятно пахло старыми книгами, а не чужими слащавыми духами, из окна можно было наблюдать реальную погоду, а не иллюзию, придуманную каким-то министерским работником. А еще в школе не было помпезных золоченных скульптур.

Пока декан наводил порядок на своем рабочем столе, Минерва заваривала чай и раскладывала на блюдце сладости. Она всегда заранее покупала их в Хогсмиде на случай обсуждения тонкостей трансфигурации за чаем со своим наставником.

Когда ароматный чай с жасмином был разлит по чашкам, на стол выставлены в качестве угощения фигурный тёмный шоколад да лимонные дольки, Минерва присела и вдохнула аромат любимого бодрящего напитка. Она снова дома, в Хогвартсе! Родные пенаты!

Дамблдор с удовольствием отхлебнул из своей чашки чай, а затем спокойно сказал:

— Минерва, сегодня вы блеснули своими умениями перед комиссией, так что теперь вы можете спокойно убрать дополнительный элемент из своих анимагических превращений.

— Профессор?

— Я не очень жалую подобные катализаторы, а вы все-таки прибегли к одному из них. Но теперь вы обрели уверенность в себе, так что можете смело убирать из формулы это неизвестное мне заклинание. Не бойтесь, первые пару превращений вам будет чуть сложнее, чем вы привыкли, но скоро все войдет в норму. Молодость так спешит жить. Не стоит стремиться раскрыть бутон розы раньше положенного срока.

Дамблдор, конечно, догадался о заклинании Реамбре, которое Минерва уже фактически на автомате использовала при превращениях. Что же, было наивно ожидать, что столь опытный волшебник не поймёт, что она использует в своей магии дополнительный элемент. Минерва обещала Дамблдору исполнить все его указания.

По возвращении в гриффиндорскую башню ей хотелось лишь одного: завалиться на мягкую кровать под тяжелым балдахином и в спокойной обстановке уложить в голове события уходящего дня.

Но только Минерва переступила порог гостиной, как тут же громко выстрелили хлопушки, посыпалось разноцветное конфетти, истошно завопила волынка. Послышались аплодисменты и радостные приветствия.

— Поздравляем! Наша любимая староста стала совсем взрослой кошечкой и сегодня пошла регистрироваться в Министерство! Молодец! — дружно скандировали ребята. Когда конфетти осело на пол, Минерва разглядела всех своих друзей. Гостиная была украшена разноцветными воздушными шарами.

— Ну так что там? Получилось? — нетерпеливо спросила Роланда, размахивая красным флажком в руке.

Минерва сдержанно улыбнулась.

— Отныне я являюсь зарегистрированным анимагом.

— Ура!

Мэтью и Брайан на радостях продолжили импровизировать на волынках, а вся компания весело загудела. Девочки принялись обнимать Минерву и шептать ей на ухо пожелания профессионального успеха. Дэвид и Августа, сидя в сторонке, помахали Минерве флажками и подняли вверх кубки с тыквенным соком. Рядом с ними на диване расположились Помона и Джозеф, которые, вероятно, и прихватили с кухни с десяток корзин, заполненных сэндвичами и сладостями. Еда уже была разложена на столе и дожидалась своей очереди. Минерва отметила, что Джозеф сегодня выглядел еще лучше, чем неделю назад. Он в самом деле шёл на поправку, и порча с него была окончательно снята.

— Нам есть чем гордиться. Ведь сейчас в школе больше нет анимагов. Только наша Минерва! — на радостях провозгласил Руперт. — Вроде как.

У Минервы имелись некоторые сомнения на этот счет, но она не стала их озвучивать. Минерва лишь отметила странное выражение на лице Дэвида.

— У остальных кишка тонка попробовать. В лучшем случае втихаря пытались начать, но у кого мозгов и выдержки хватит довести дело до победного конца? — Стефен повернулся к Минерве и заявил: — Я подсмотрел как-то раз твое превращение в прошлом году, хотя я знаю, как ты не любишь, чтобы тебя видели за этим серьёзным занятием. Но выглядело здорово! У меня так никогда не получится. Я пришел в ужас от самого тонкого по объёму руководства по анимагии. Открыл его разок, а там сплошь формулы да расчёты. У меня голова пошла кругом. Закрыл пособие и больше ни разу его не открывал.

Минерва позволила друзьям вдоволь отпраздновать её успехи. Когда она сообщила, что ей предложили работу в Министерстве магии, то все единогласно заключили, что это «весьма солидно». К десяти вечера ребята стали закругляться с вечеринкой, решив не злоупотреблять доверием Минервы.

Наконец к Минерве подошла Августа, крепко обняла ее и поздравила.

— Пока ты сегодня была в Министерстве, со мной тоже кое-что радостное приключилось! — шепнула она ей на ухо, и Минерва попросила рассказать поподробнее.

Они присели в укромном уголке гостиной, и Августа начала рассказывать:

— После завтрака я повстречала у лестницы Тома Риддла, и он, ты не поверишь, остановил меня и попросил зайти к нему в кабинет. Я пришла, а Том так хитро на меня поглядел и сказал: «Ну что, мисс Спрингвейл, показывайте уже свои наработки. Каких вы там рецептов крема насочиняли? Сахариссе Тагвуд позарез нужны новые стажеры, так что, считаю, вам прямая дорога в её фирму». Я сунула ему два наиболее вероятных рецепта, и один таки оказался абсолютно верным! Риддл подтвердил!

Августа просто светилась от счастья, и Минерва похвалила ее за успехи в зельеварении.

— Том просто душка! — радостно восклицала Августа. — Еще, как выяснилось, он очень много знает о зельях. Неудивительно, что Слагхорн души в нем не чает! И Том, кстати, тоже считает парфюмера Гренуя гениальным волшебником.

Минерве вдруг стало неприятно все это слушать. «Сначала я, потом Помона, а теперь и Августа?»

Было радостно за подругу. Августа справилась со сложным заданием Слагхорна, в будущем она наверняка будет обеспечена работой мечты. Но было так странно, что отчасти помог Августе со всем этим Риддл. Непонятное чувство закралось в душу Минерве. Оно было неприятное и колющее. Такое она прежде ни разу не испытывала. Беспокойство? Ревность?

Минерва ощутила, как учащенно забилось сердце в груди. Она аккуратно сказала Августе, что еще должна этим вечером написать письмо Помфри. Августа понимающе кивнула и заявила, что ей самой не мешало бы наведаться в совятню да отправить письмо родителям.

Так они разошлись каждая по своим делам. Минерва достала свежий пергамент, чернильницу и начищенное до блеска перо. Затем окунула перо в водостойкие чернила изумрудного цвета и… впервые в жизни поставила жирную кляксу. То ли от волнения, то ли ещё от чего… Но ее правая рука чуть дрожала.

Минерва отложила перо в сторону, зажмурилась, досчитала про себя до тридцати и принялась перебирать в уме сегодняшние события в Министерстве. Воспоминания об успехе её успокоили. Минерва медленно открыла глаза и достала чистый пергамент. Она сейчас спокойно возьмется за письмо к Поппи, в котором расскажет о своих профессиональных успехах, а также поинтересуется, как у подруги проходит практика в Мунго. А странное чувство, состоящее из беспокойства и ревности, испарится как дым. Это все усталость от зимы и страх перед надвигающимися экзаменами действуют на нервы.

Долгое время рядом с приютом околачивался один драный кот, с которым любили возиться дети. Но однажды в наш двор забрел другой кот, и старый питомец жутко разозлился из-за появления чужака. Незабвенная миссис Коул разъяснила, что нередко кошка считает хозяина своей собственностью и крайне негативно реагирует на появление в доме нового человека или животного. Кошки могут воспринять перемены как угрозу своему благополучию и начать ревновать. Возьмут и выпустят коготки, примутся шипеть, рычать и вообще проявлять агрессию. Макгонагалл нынче с явным трудом справляется со своей кошачьей сущностью.

В один прекрасный день Риддлу наскучило проводить уроки в прежнем формате и разбивать учеников на пары для отработки заклинаний в дуэлях. Он вышел на середину класса и громко вызвал к себе Дэвида Лонгботтома.

Дэвид послушно подошел к нему, предполагая, что сейчас ему предстоит сражаться с педагогом. Но Риддл тут же подозвал к себе и Джозефа Смита. Джозеф в недоумении уставился на преподавателя, не понимая, что от него требуется.

— И чего вы опять дожидаетесь, Смит? — холодно осведомился Риддл, и Джозеф лишь еще больше растерялся. — Что, опять не желаете меня атаковать? Ну как хотите! Ступайте в таком случае к мистеру Лонгботтому, пусть он вас тренирует, не отнимайте у меня и у остальных время.

Все в классе удивленно переглянулись. Что это еще за новые фортели у профессора? Джозеф пожал плечами и неуверенно подошёл к Дэвиду.

— Ну, мистер Лонгботтом, нынче вы у нас практически профи, у вас есть чему поучиться вашим коллегам. Так что попрошу вас немного помочь мне, — сказал Риддл в ответ на недоверчивый взгляд Дэвида.

Джозеф собрался с силами и напал на противника при помощи водяного вихря. Дэвид привычным образом отразил атаку, трансфигурировав ее в песочный столб. Джозеф попытался ответить, но у него, как и у большинства учеников, получалось это с переменным успехом, так что в Дэвида полетела беспорядочная смесь из воды и песка. Риддл сделал знак Дэвиду, и тот не стал отражать атаку, а обратил её в грязевую лужу на полу.

— Следующий! — скомандовал Риддл, давая понять, что Джозеф свободен.

А следующим оказался Руперт, который вышел вразвалочку и ехидно поинтересовался:

— Профессор, а можно мне тоже к Дэвиду?

— Вперед! Вас никто не держит! — Риддл дал отмашку, и Руперт радостно вступил в тренировочный бой с Дэвидом.

Следующей оказалась Помона, боявшаяся даже глаза поднять на учителя. Она промямлила еле слышно, что тоже хотела бы отправиться к Дэвиду. Риддл молча кивнул, но на его лице отразилась легкая досада. Ему стало жаль, что Помона выбрала для сражения однокурсника, а не его?

Ситуация становилась все более курьёзной, ведь вслед за Рупертом и Помоной остальные учащиеся один за другим перекочевали к Дэвиду. Они просто побоялись вступать в схватку со строгим сильным преподавателем, а в добром однокурснике увидели возможность выполнить задание с наименьшими физическими и психологическими потерями для самих себя. В один момент Дэвид даже немного запыхался, отражая атаку уже десятого ученика. Риддл же наблюдал за происходящим с любопытством. Могло даже показаться, что вся эта ситуация его забавляла. Дэвид же отер со лба выступивший пот и устало посмотрел на очередного однокурсника, готовящегося на него напасть.

Что же это было? Преподаватель решил поиздеваться над Дэвидом, которого прежде так долго игнорировал? Или же нет?

Когда дошел черед до Августы, то Дэвид так весь и подобрался. Но Августа, к удивлению всех, после некоторых раздумий бросила на профессора чуть кокетливый взгляд и нацелила на него свою палочку.

Риддлу ничего не стоило отразить ее медленную водяную атаку. Наколдованный им песочный столб на мгновение обрел очертания стройной женской фигуры, а затем неторопливо направился к Августе. Тут-то, судя по всему, Августа и решила испробовать то, что ей давно хотелось: она уверенно взмахнула палочкой, и песчинки обернулись целым ворохом ярко-розовых цветочных лепестков. Лепестки небрежно полетели в сторону Риддла, повисли над его головой, а затем осыпались на него розовым дождем.

Трюк Августы получился эффектным, и ученики захихикали. Недовольным остался лишь Дэвид. Он с презрением рассматривал, как Риддл изящным движением руки смахнул оставшиеся на волосах и одежде лепестки. Казалось, Дэвид готов был прямо сейчас вызвать на дуэль уже Риддла, настолько ему не понравилась увиденная сцена. Он рассеянно кивнул Помоне, та снова приблизилась к нему и послала в него водяной вихрь. Но Дэвид отвлекся на Августу, которую Риддл благодарил за оригинальность, а потому прозевал атаку и оказался с головы до ног облит водой.

Риддл с интересом взглянул на Минерву. Пришла ее очередь тренироваться.

Она уверенно приблизилась к Риддлу, посчитав, что не имеет права идти к другу. Отрабатываемые атаки непосредственно касались трансфигурации, и Минерва не намерена была пасовать перед строгим преподавателем. В Министерстве магии признали ее достижения в трансфигурации, а еще на днях ей пришел ответ от редакции журнала «Трансфигурация сегодня». В письме любезно сообщалось, что статья Минервы признана лучшей и выбрана для публикации в издании в следующем месяце. Минерва пока никому не сообщила эту новость, так как хотела сначала сама увидеть опубликованную статью в любимом журнале.

Минерва переглянулась с Дэвидом, и он понимающе ей кивнул. С ним ей не было никакого интереса сражаться, ведь она итак на досуге провела с ним достаточно тренировочных боев в школьном дворе.

Направленный в нее песчаный вихрь Минерва лихо обратила в столб огня, подражая Дэвиду в его недавнем поединке с учителем в дуэльном клубе. Минерва, конечно, не была столь ловкой, как друг, но в целом сработала она сейчас вполне неплохо.

Риддл одобрительно кивнул, оценив ее старания, и, похоже, готовился закончить поединок. Он обратил огонь в ветер, который незамедлительно подул в сторону Минервы. Но тут Минерва резко взмахнула палочкой, и воздушный вихрь обратился в воду. Риддл шире раскрыл глаза от удивления, но атаку отразил, обратив ее в песчаный вихрь. Ученики же с еще большим интересом стали следить за продолжившимся сражением.

Минерва с энтузиазмом продолжила обмен стихиями, направив в противника бурлящий водяной столб. Риддл ответил изрядной долей огня. Скорость их атак заметно увеличилась. Огонь едва не опалил рукав ее мантии, но Минерва умело трансформировала горячую стихию в свирепый ветер. Действовала со всей силой, какую сейчас в себе нашла.

Обмен стихиями. Основных всего четыре. Все просты и сложны одновременно. Четыре ипостаси одной и той же материи, которая может легко переходить из одного состояния в другое — так было написано в основополагающем учебнике Эмерика Свитча по трансфигурации. То были стихии каждого из четырёх факультетов Хогвартса: для Слизерина — это вода, для Хаффлпаффа — земля, для Равенкло — воздух, а для её родного Гриффиндора — неумолимый огонь. А еще стихии напоминали четыре времени года, которые по очереди сменяют друг друга: зима, весна, лето и осень. Порядок мироздания, к которому привыкло все сущее на протяжении тысячелетий. Он столь же естественен, как и четыре возраста в жизни всякого живого существа на Земле: детство, молодость, зрелость и старость. Совсем как на старинной картине «Четыре возраста человека» кисти французского художника Валантена де Булоня, которую Минерве довелось однажды видеть в Лондонской Национальной галерее. Часть этих жизненных этапов профессор Риддл упрямо не желал принимать как должное, стремясь создать свой Эликсир бессмертия.

Отразив очередную атаку Риддла, Минерва взглянула ему прямо в глаза, как если бы пожелала вести с ним немой диалог.

«А вы, профессор, видели ту картину в Лондоне? — отправила она ему мысленное послание. — На ней еще изображены малыш с игрушкой как олицетворение детства, юноша с лютней — молодости, рыцарь с книгой — зрелости, старец с бокалом — старости, которую вы так желаете избежать. Вы не могли пройти мимо этого полотна, ведь оно посвящено вашей любимой теме, правда?»

Риддл улыбнулся краешками губ и лихо отбил новую огненную атаку Минервы. А она его. Минерва чувствовала, как ее уже с головы до пят обволок жар, сердце учащенно билось, все тело было напряжено до предела.

Перед ней упрямец, захотевший остановить для себя время, решивший бросить вызов бессмертным богам, сравняться с ними в могуществе. Пожелавший создать свою амброзию. Волшебник, который морочит этой безумной идеей ей голову уже который месяц. И не ей одной при этом пудрит мозги. Вон с каким блеском в глазах Августа рассказывала на днях о своих научных дискуссиях с Риддлом! Он тоже считает маньяка Гренуя гением? Да неужели? Этот до мозга костей слизеринец добрался и до её лучшей подруги!

Минерва стиснула зубы и с небывалым ожесточением отправила в противника самый яростный сгусток огня, на который у нее только хватило энергии. Риддл ухмыльнулся и изящно взмахнул палочкой. Сгусток огня, к удивлению всех присутствующих, обратился в охапку крупных белых роз. Цветы устремились к Минерве и упали к ее ногам. Те самые громадные белые бутоны, что Риддл подарил ей и её матери на Рождество. Поединок подошел к концу.

— Ого! — только и вымолвили ученики.

Риддл положил свою палочку на учительский стол и неторопливо прошелся до шкафа с книгами. Затем с довольным видом обратился к Августе:

— Как вы тогда сказали, мисс Спрингвейл? Так можно было бы прекращать войны? Что же, в некоторых случаях это вполне себе уместно! — Августа улыбнулась в ответ, и Риддл перевел насмешливый взгляд на Минерву. — Да, мисс Макгонагалл, вы сегодня явно не в духе. Что, кстати, иной раз может сыграть вам на руку в реальных сражениях. Ярость — сильное оружие! А мистеру Лонгботтому за сегодняшние труды присуждается тридцать баллов! Все свободны!

Обрадованные ученики стали поспешно собирать свои вещи и предвкушать грядущий обед, а Минерва принялась при помощи магии уничтожать одну за другой розы у себя под ногами. К ней подошла Августа.

— Красивые цветы! — Она подняла с пола самую крупную розу. — Идём, обеденный перерыв сегодня короткий, а нам потом ещё на уход за магическими существами плестись.

Когда на полу не осталось ни единого лепестка, они наконец покинули опустевший кабинет.

— Слушай, Дэйв, а Риддл-то тебя любит! Суровой такой любовью, — пошутил Руперт за обедом. — Щедро присудил целых тридцать баллов и обратился к тебе за помощью на уроке так, словно признал тебя за равного себе.

— Это только так кажется... — отмахнулся Дэвид. Выглядел он при этом смущённым.

— Ну не скажи! Надо Паркинсону рассказать, а то он себе возомнил, что является любимчиком у Риддла. А фаворитом между тем оказался ты! Пускай Паркинсон расстроится и примет новую реальность. Но знаешь, Дэйв, легче тебе от этого вряд ли станет. Риддл же грёбаный извращенец!

— Это уж точно, — тут Дэвид согласился. Он и сам не был уверен, что ему стоит радоваться вниманию со стороны такого учителя.

— А тебе-то, Минерва, чем Риддл насолил? — вдруг спросил Руперт, и Августа с интересом прислушалась к нему. — У тебя же вроде всё нормально с его предметом. Или ты до сих пор не можешь забыть ту несправедливую отработку, которую он тебе когда-то устроил? У тебя сегодня на уроке во время боя было такое выражение лица… словно ты пустила бы в препода все стрелы и кинжалы, что у тебя оказались бы под рукой. Риддл вон даже немного растерялся при виде тебя такой. Злой и беспощадной. Впрочем, так этому слизеринскому гаду ползучему и надо!

— Просто выдалась сложная неделя, — ответила Минерва и поправила салфетки в салфетнице перед собой.

— Ты, наверное, нервничаешь из-за того, что так пока и не получила ответа из редакции «Трансфигурации сегодня», да? — тихонько спросила Августа, и Минерва нехотя кивнула. — Не переживай! Думаю, сова с положительным ответом просто немного заплутала, и через пару дней ты порадуешь нас хорошей новостью.

* * *

Учась на шестом курсе, я продолжил захаживать в женский туалет на втором этаже, но уже ради встреч с призраком Миртл. Для меня это стало своего рода лекарством, успокоительным, а позже и вовсе наркотиком. В каждой встрече с Миртл я искал утешение, в котором так нуждался в последние месяцы. Я изо всех сил цеплялся за иллюзии, порой даже начинал верить, что Миртл жива, ведь в любой момент ее можно было встретить в женской уборной, такую смешную и болтливую, хоть и полупрозрачную…

В глубине души я понимал, что обманывал самого себя. Девочка погибла по моей вине, её больше нет на свете, а призрак не заменит некогда живого человека. В такие моменты тягостного осознания меня начинал бить озноб, а сердце сжималось в груди. Я понимал, что долго так продолжаться не могло, пора было приходить в себя. Я боялся окончательно тронуться умом.

Подмога пришла оттуда, откуда я и не ожидал. Хоркруксы — именно так называлось мое спасение. Когда я их создавал, то даже не подозревал, насколько сильно повлияет эта чёрная магия на мой организм, на мою душу. Я сотворил из личного дневника свой первый хоркрукс, положив в его основу смерть Миртл — как раз то, что надломило меня сильнее всего. Тогда и произошло совершенно неожиданное для меня событие: боль и страдание, вызванные гибелью девочки с Равенкло, вдруг резко притупились во мне. Словно я принял обезболивающее снадобье, которое эффективно устранило боль во мне хотя бы на некоторое время.

Я в кои веки почувствовал сладостное облегчение. У меня словно оттяпали конечность, поражённую гангреной, прижгли рану, и всё стало заживать. Мысли о смерти Миртл уже не так мучали меня, как раньше. Я по-прежнему захаживал к призраку в гости в уборную, но теперь потеря девочки уже не воспринималась мной как невосполнимая утрата. Иногда я себя одёргивал, вспоминал, что Миртл была невинным дитя, не заслужившим такой несправедливой участи. Она ровным счетом ничего плохого мне не сделала. Но потом я утешал себя мыслью, что Миртл на момент смерти уже не была таким уж маленьким ребенком, ей исполнилось тринадцать лет — вполне себе подростковый возраст. И нечего ей было при жизни шататься по запрещенным коридорам, о чем регулярно напоминали всем учащимся. Мне даже стало казаться, что Миртл подставила меня, спутала все карты своей гибелью. Из-за нее я больше не имел возможности выпускать василиска и продолжать дело своего предка. Так что общался я с девчонкой уже без прежнего трепета.

Парадоксально, но смерть Миртл лишила меня душевного покоя и тут же даровала мне вожделенное бессмертие и притупление чувств. С каждым новым хоркруксом боль от потери беспокоила меня все меньше и меньше. Порой где-то в глубине души начинало внезапно кровоточить, но продолжалось это недолго. Моя душа планомерно черствела, чувства всё чаще отходили на десятый план. Вид крови все реже приводил меня в ужас. Моя броня делалась всё крепче, я становился всё более неуязвимым для атак тех или иных чувств. Гибель моей первой жертвы стала для меня страшной трагедией, а уже следующие убийства — так, череда закономерных событий в моей жизни.

В этот раз, когда судьба снова привела меня в Хогвартс, я убедился, что уже практически ничего не чувствую к Миртл. Она стала для меня одним из множества привидений, коих в школе было так много. Как Толстый Монах или Кровавый Барон. А со временем девчонка мне изрядно надоела со своими бесконечными слезами и унылыми жалобами на свою беспросветную жизнь после смерти. Прямо вселенская тоска! Как же мне это осточертело! Пришло время ставить жирную точку в этой истории раз и навсегда.

Минерва оглядела себя в зеркале в уборной и принялась проговаривать анимагические заклинания. При этом не стала использовать заклинание Реамбре. Дамблдор или Риддл? Так странно было оказаться перед таким необычным выбором. Разумеется, Дамблдор! Эта мысль придала ей уверенности, и заклинания трансформации лихо заработали. Пока не так быстро, как она привыкла за последние полгода, но сейчас уже и в помине не было той робости в превращениях, что присутствовала еще в сентябре. Дамблдор, как всегда, оказался прав.

Превратившись в кошку, Минерва тихонько выскользнула из туалета в коридор. И вдруг услышала вдалеке гулкие шаги. Она метнулась за статую карги, которую в Хэллоуин искусно оживил Дамблдор.

Тут прямо из стены явилась Миртл и воскликнула:

— О, это Том! Он пришел! Он не забыл обо мне!

Минерва глянула туда, куда на всех парах устремилось привидение. Миртл летела к Риддлу, а на ее лице читалась радость от долгожданной встречи. В какой-то момент даже показалось, что в это прозрачное тело может вернуться жизнь, настолько Миртл выглядела сейчас счастливой.

Риддл остановился и поманил привидение к себе. Миртл чуть ли не на крыльях устремилась к нему и замерла в нетерпении, их разделяли дюймы. Это выглядело так необычно: красивый волшебник в темных дорогих одеяниях и неказистая девочка-призрак в нелепых очках. Тут Риддл прошептал что-то на ушко привидению, и Минерва, конечно, не смогла ничего расслышать. Но увидела, как с лица Миртл вдруг сползла приветливая улыбка. Призрак так и повис неподвижно в воздухе. Риддл же продолжил свой путь. Он шел и даже ни разу не обернулся, чтобы взглянуть на Миртл. Наконец его стройная фигура исчезла за поворотом.

Миртл молниеносно унеслась в женский туалет, а кошка поспешила за ней. В уборной Минерва, услышав негромкое сопение, принялась заглядывать во все кабинки и обнаружила Миртл в самой дальней из них. Привидение, опустив голову, сидело на мраморном полу рядом с унитазом. Кошка мягко пробралась к Миртл и коснулась мордочкой ее опущенной вниз руки. Миртл вздрогнула от неожиданности, но потом принялась робко поглаживать животное по спинке. Ледяные прикосновения следовали одно за другим, но их необходимо было вытерпеть.

Послышались всхлипывания. Отойдя в сторонку, Минерва приняла человеческий облик и кротко обратилась к привидению:

— Миртл?

Та медленно подняла голову, по ее посеревшему лицу, которое, казалось, стало еще прозрачнее, стекали крупные слезы. Минерва еще ни разу не видела Миртл настолько потерянной и опустошенной. Точно та умерла во второй раз.

— Том сказал, что больше не придёт ко мне, — бесцветно пробормотала Миртл.

Минерва смотрела на эту мертвую девочку, которая навсегда так и останется ребенком. И тут у Минервы сжалось сердце от жалости. Сколько Миртл должно было быть лет, если бы она осталась жива? Она была бы на пару лет младше Риддла? Могла бы жить, как все обычные люди, закончить школу, начать работать, обзавестись семьей… А не постоянно вспоминать о пятикурснике, который ей когда-то помогал с учебой, а теперь она вдруг стала ему безразлична. Миртл бы менялась с годами, проходя свой жизненный путь. Теперь же она на веки вечные этого лишена, ей уготовано лишь жалкое существование в виде призрака длиной в вечность.

Миртл встала на ноги и потянулась к Минерве всем телом. Минерва позволила себя крепко обнять, но у нее возникло ощущение, будто она окунулась в ведро с ледяной водой. Но Минерва лишь стиснула зубы и коснулась плеч Миртл, продолжив погружаться в этот пронизывающий до самого нутра холод призрака. Холод, характерный для самых глубоких и сырых слизеринских подземелий. А Миртл горько рыдала, и, казалось, что с ней плакала душа Хогвартса.

— Почему он так поступил? Почему Том бросил меня? Мне не прожить без него! У меня больше никого не осталось на этом свете. Я погибла!

Примечания:

Картина «Четыре возраста человека» Валантена де Булоня, которую Минерва мысленно «обсудила» с Томом: https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/c/c6/Valentin-les-quatre-ages-national-gallery.jpg

Утомленные учебой школьники с нетерпением ждали первого в этом году матча по квиддичу. В начале апреля должна была состояться игра Гриффиндора с Хаффлпаффом. Гриффиндорцы не особенно волновались перед матчем, ведь хаффлпаффская сборная не относилась к числу сильных команд и крайне редко одерживала победы. Роланда рассчитывала, что её команда без особого напряга наберёт максимальное количество игровых очков и в обязательном порядке выйдет в финал.

— Да что там с этими аутсайдерами бороться? — самоуверенно заявил Руперт, когда их сборная уже выходила на игровое поле под приветственные крики зрителей. — Они вечно болтаются в самом низу турнирной таблицы, как какие-нибудь «Пушки Педдл»! Хаффлпаффцы уверенно себя чувствуют только на театральных подмостках и в теплицах Бири, но никак не на квиддичном поле.

Минерва лишь хмыкнула в ответ на его пренебрежительные слова о сопернике. Однако на деле Хаффлпафф и правда играл сегодня слабенько, и гриффиндорская команда сразу же начала довольно уверенно забивать голы. Ко всему прочему, сегодня на поле Руперт впервые вышел со своей новой метлой, и все ожидали от него отличной игры.

Играл он сегодня и в самом деле прекрасно. Руперт вообще был хорошим охотником, но новая метла заметно улучшила его манёвры в небе, и он, смеясь, без труда забрасывал квоффл во вражеские кольца раз пять за матч, что очень радовало Роланду. Минерва же, отбивая опасные для ее команды бладжеры, то и дело с опаской поглядывала на трибуны, занятые слизеринцами. Дэвид пообещал, что глаз не спустит с коварного Паркинсона и не позволит тому испортить игру. «Пожалуйста, пожалуйста! Вся надежда только на тебя, Дэйв!» — попросила Джулия Джонсон, сложив ладони в умоляющем жесте, и Дэвид добродушно заверил, что сделает все возможное.

Минерва доверилась другу, но все равно не могла не следить за Паркинсоном, ведь тот прямо-таки не сводил злых глаз с Руперта и, казалось, в любой момент мог послать какое-нибудь проклятие в закоренелого врага.

Однако в этот раз все прошло без эксцессов, Роланда не подвела команду и красиво поймала снитч, а Хаффлпафф проиграл с разгромным счетом. Минерва проследила, как Паркинсон с недовольным лицом покидал зрительскую трибуну. И, как оказалось позднее, не зря её это встревожило.

Вечером в Большом зале привычно проходила встреча дуэльного клуба, на которой в этот раз собралось довольно много зевак, желавших из праздного любопытства поглазеть на поединки юных мастеров боевой магии. После утренней победы в квиддиче Джулия была особенно воодушевлена, а потому обратилась к Дэвиду с просьбой обучить её беспалочковой магии прямо сегодня.

— У тебя это так здорово получается! — заявила она ему. — Ты видел, кстати, какие шикарные голы наши сегодня забили Хаффлпаффу?

— Видел, конечно! Молодцы! А ты не позволила забить в наши ворота ни единого мяча — это потрясающе! — похвалил Дэвид, и Джулия зарделась. — Но за беспалочковую магию тебе рановато браться, ведь это программа седьмого курса. Тебе будет пока просто сложновато и…

Он не договорил, потому что в зал ураганом влетели Финниган и Паркинсон. Заклятые враги выскочили на самую середину зала, потеснив дуэлянтов, и принялись посылать друг в друга Риктусемпры. Дэвид так и побагровел от негодования — он очень не любил, когда их клубу начинали мешать, особенно столь беспардонным образом.

Однако вечным противникам, кажется, сейчас было наплевать на всех вокруг, они со всё возрастающим ожесточением атаковали друг друга. В Паркинсона таки угодила Риктусемпра, и он расхохотался от щекотки, но затем быстро взял себя в руки и направил в соперника мощный водяной вихрь.

— Вот ты как! — Руперт яростно сверкнул глазами и ответил на атаку. Вот только, к удивлению всех, водяной смерч понесся в сторону слизеринца, на лету превратившись в… острые ледяные осколки, хищно сверкнувшие в свете свечей.

У Минервы замерло сердце. А острые как ножи осколки уже почти достигли Паркинсона, который все еще хихикал из-за остаточного действия чар щекотки.

— Нет! Нет! — закричал Дэвид и молниеносно взметнул палочку вверх. — Импедимента!

Опасные осколки замерли в паре дюймов от лица Паркинсона. Затем камешками попадали к ногам слизеринца и тут же растаяли.

— Ах ты! Паршивый грязнокровка! — выплюнул в гневе Паркинсон, однако все заметили, что он весь прям побелел от пережитого испуга. Его тут же схватили мальчишки рядом, чтобы он снова не сцепился с Рупертом.

— Прекратите, ребята! Ну вы чего в самом деле? — принялась отчитывать их Джулия. — Не успокоитесь, пока не поубиваете друг друга, да?

— Слышь, Ричард, а ведь ты теперь в долгу у Дэвида, — рассудили мальчишки из клуба, отпустив успокоившегося Паркинсона. — Если бы не он, то тебя сейчас вели бы в лазарет. В порезах, истекающего кровью. А если бы ледышка ещё и в глаз попала…

Паркинсон в ответ лишь грубо растолкал локтями парней.

— Тебе крупно повезло, что Дэйв оказался рядом. Он у нас профи в защитной магии — это сам Риддл признал, — напоследок ввернул Руперт. — Тебе не рассказывали, что препод поручил Дэйву тренировать нас на недавнем уроке по защите от темных искусств? К тебе с такими просьбами Риддл не обращался, а, Паркинсон? Нет? Видимо, не так уж ты и хорош в боевой магии...

По растерянному виду Паркинсона стало понятно, что учитель не выделял его подобным образом на занятиях.

— Так, моему терпению подошел конец! Достали! — Дэвид не выдержал и с остервенением послал в Руперта Силенцио. — А ну поутихли оба, а еще лучше проваливайте отсюда подобру-поздорову, выясняйте отношения где-нибудь во дворе! Нечего тут мешать клубу заниматься!

— Ты кто такой, Лонгботтом, чтобы что-то нам указывать? — огрызнулся Паркинсон. — Что, стоило Риддлу чуть снизойти до тебя, как ты сразу возомнил о себе невесть что? На каких правах ты тут командуешь?

— На правах куратора клуба, дубина! — Дэвид закатил глаза с видом, будто говорил с умственно отсталым.

Паркинсон хотел добавить ещё что-то дерзкое, но передумал и ушел. Когда оба нарушителя порядка убрались восвояси, Минерва взмахнула палочкой, и массивные двери в зал со скрипом затворились — больше никто не должен был помешать дуэлянтам.

* * *

Кольцо преждевременно сняли с испытуемого, и Ричард теперь из-за этого кусает локти. Предлагает отправить Фергусу из Уика новое кольцо на экспертизу. Я сказал, что это исключено. Раз кольцо сняли, то тут уж ничего не поделаешь. Теперь действовать станет сложнее, но нет ничего невозможного. И теперь Ричард будет четко знать, что в дело в любой момент может вмешаться третья сторона и спутать карты. Но нужно уметь ориентироваться и в таких непростых ситуациях. И я не обещал Ричарду, что лишь по одному щелчку пальцев ему удастся вернуть влияние на маглов и маглорожденных, что некогда имелось у его рода.

В один из будних вечеров Минерва застала Дэвида в библиотеке, обложившегося несколькими толстенными справочниками. Рядом с ним медленно проплывали свитки и книги, которые призывали к себе манящими чарами прямо с книжных полок школьники. Библиотекарь страшно не любила такие трюки, считая, что подобное приводит к бардаку в читальном зале и мешает остальным учащимся. Но школьники ленились лишний раз подниматься со своих рабочих мест и все равно украдкой использовали Акцио, как только мадам Мельцер отвлекалась или куда-либо уходила. Дэвид придвинул Минерве стул.

— Ох, не нравится мне все это. Очень не нравится. — Дэвид выглядел весьма обеспокоенным. — Нехорошо Финниган атаковал на днях Паркинсона в Большом зале. Вот что хочу сказать тебе: ну нет у Руперта таких умений. У него неплохие магические способности, но ведь он лентяй. А талант без трудолюбия ничего не стоит. Мы с тобой тратим уйму времени на отработку заклинаний и получаем хороший результат после упорной работы. Атака, которую Руперт продемонстрировал на днях, мне под силу, потому что я много практикуюсь на досуге, а запала нашего весёлого однокурсника хватает лишь на квиддич. Руперт и учебники-то открывает разве что накануне экзамена для того, чтобы сделать хоть какие-нибудь шпаргалки. Ты и сама это знаешь.

— Что ты там изучаешь? — Минерва обнаружила, что почти все книги перед ним были на тему алхимии. Кажется, к этим древним фолиантам годами никто не притрагивался, настолько толстым слоем пыли они были покрыты.

Тогда Дэвид извлек из кармана кольцо Паркинсона.

— Пытаюсь найти хоть что-то толковое о металлах. Но отыскать что-нибудь путное про серебро оказалось непросто, ибо это какой-то малоизученный металл. — Он взвесил в руке кольцо. — Аластор мне написал, что на кольце не обнаружено никакой свежей темной магии, выявлено только что-то старое, наколдованное Паркинсонами много веков назад, но то лишь остаточный эффект от некогда мощных защитных чар. Ты в курсе, что в прошлом Паркинсоны враждовали с Булстроудами? Как думаешь, кто выступал агрессором?

— Паркинсоны? — предположила Минерва.

Глаза Дэвида заблестели, и он продолжил увлеченно говорить:

— Не угадала! Это были Булстроуды. Они тогда клали глаз на всё, что плохо лежало, особенно на богатства тех, с кем разругались. Булстроуды расправлялись с врагами, насылая на тех страшные сглазы. Сглазы были настолько мощные, что от них не помогли бы ни глаз Фатьмы, ни какой-либо другой оберег. В один прекрасный день Булстроуды добрались и до вздорных Паркинсонов. Но последние в те мрачные времена были прекрасными легилиментами и могли буквально считывать намерения врагов. Так Паркинсоны разведали, что их собственное родовое гнездо стоит следующим на пути грозных Булстроудов. Потому вовремя озаботились мощными защитными заклинаниями, взяли да заколдовали фамильные драгоценности и раздали их каждому члену семьи в качестве оберега. А заодно навели защитные чары и на маглов, работавших на их землях и приносивших Паркинсонам стабильный доход.

Минерва недоверчиво покосилась на Дэвида. Кажется, он не на шутку увлекся историей чистокровных волшебных семейств, таившей в своих недрах удивительные малоизвестные факты.

— Не смотри на меня так. Паркинсоны не симпатизировали маглам, как Уизли, в своих действиях они руководствовались лишь собственной выгодой. В настоящее же время им осталось лишь сокрушаться о том, что они уже давно не имеют той власти над маглами-крестьянами. — Дэвид довольно забарабанил пальцами по столу. — Что же до схватки Булстроудов с Паркинсонами, то там свершилась практически полноценная осада крепости, но Булстроуды получили хороший отпор и с тех пор больше не лезли к Паркинсонам. Какой-то из Булстроудов спустя много лет даже женился на одной из дочерей Паркинсонов. Вроде даже симпатия имела место быть в том союзе. Об этом рассказал Тони Эббот после посещения очередной лекции Нотта. Кстати, Тони упомянул, что моему роду была посвящена полноценная лекция в рамках большой темы «Чистокровные лондонские семейства». А про твой по матери и Аластора роды вроде как будет упоминаться в цикле «Знаковые шотландские магические фамилии».

Дэвид лукаво улыбнулся. По его виду стало понятно, что он сам, наверное, не отказался бы посетить парочку лекций Уильяма Нотта.

— Кстати, а на вашу семью в то смутное время нападали Булстроуды? — полюбопытствовала Минерва.

— Лонгботтомов миновала сия чаша. Булстроуды никогда не совались в Лондон, всячески избегали взаимодействия с властями, предпочитали довольствоваться владениями в более отдалённых землях. Да и мои предки совместно с другими волшебными семействами еще в Средневековье работали над защитными чарами для столицы, так что до неё не так просто было добраться.

Кто-то из учеников слишком резко призвал к себе манящими чарами толстенный учебник по истории магии, и книга со свистом пролетела у самого уха Дэвида, едва его не задев. Минерва погрозила пальцем неосторожному третьекурснику.

— Ну так вот, со временем Паркинсоны и Булстроуды окончательно примирились. Время-то идет, все меняется. Ричард и Милтон вон даже дружат. И, наверное, со смехом обсуждают похождения своих прапрадедов…

— Ну а что с кольцом-то?

— Вот пытаюсь выяснить. — Дэвид продолжил пролистывать справочник. — На кольце нет проклятия — это теперь доподлинно известно. Но для чего-то же оно использовалось. Пытаюсь проверить гипотезу о ключевом значении самого металла. Помнишь, о чем говорила пожилая дама с портрета в нашей гостиной?

— Полагаешь, что имеешь дело с неким катализатором, проводником?

— Типа того, но знать бы поточнее. Я совсем ничего не смыслю в магии металлов. А ведь у каждого металла свои особые свойства, которые способны раскрыться определенным образом вкупе с какой-нибудь темной магией. И малоизученное серебро не является исключением. Жалею, что раньше всем этим не интересовался. Теперь вот приходится усиленно восполнять пробелы в знаниях.

Минерва покачала головой. Что поделаешь, все знать просто невозможно, хотя она и понимала растерянность Дэвида и тоже, как и он, пыталась собрать воедино разрозненные знания, полученные из различных источников. Дэвид мыслил в том же направлении, что и она сама. Минерва решила более не отвлекать его от чтения и направилась к нужному ей книжному стеллажу.

В последние дни она просматривала литературу о привидениях. Скажи Минерве еще пару месяцев назад, что ей вскоре предстоит копаться в книгах на подобную тематику, она бы не поверила. Но печальная история Миртл взбудоражила её, лишила покоя. А еще Минерва испытывала потребность поговорить об этом с отцом с глазу на глаз, но, увы, сейчас не имела такой возможности. Потому ей оставалось лишь искать нужную информацию в школьной библиотеке.

Она перелопатила горы литературы о призраках. Это были и занимательные монографии об их специфическом быте, о котором и без того немало рассказывал Почти Безголовый Ник, и внушительные тома по истории привидений за последние пару тысячелетий. Попалась и любопытная брошюрка по истории призраков Хогвартса. Материала было много, но пока Минерва так и не нашла того, что искала, а искала она полезные сведения о том, как помочь привидению обрести покой.

Минерва заострила внимание на небольшой статье о феномене призраков. Там объяснялось, что нередко привидение — это человек, который мог даже не подозревать, что умер, а потому продолжал жить в привычной для него обстановке, будто бы ничего и не случилось. Минерва, прочитав об этом, сразу же подумала о профессоре Биннсе, который продолжал преподавать в школе так, словно до сих пор был живым человеком. В других случаях, пояснял автор статьи, покойник не мог свыкнуться с мыслью о расставании с предметами, событиями и привычками, что сопровождали его при жизни, и также оставался на этом свете в виде призрака. Добрая половина привидений Хогвартса могла здесь послужить в качестве примера. В исключительных случаях умерший осознавал свою гибель и желал бы изменить ситуацию, но совершенно не знал, как это сделать, а потому решал «подождать» в ожидании чего-то или кого-то. Последнее, наверное, и можно было отнести к Миртл.

Минерва в очередной раз прокрутила в голове свой недавний диалог с привидением из заброшенного женского туалета.

— И ты его защищаешь? — Минерва тогда очень рассердилась. — Я сейчас же пойду и поговорю с ним! Том не должен так с тобой поступать!

— Нет, не нужно с ним говорить! Не надо с ним так! — взмолилась Миртл. — Том не хотел! Просто так получилось. Наверное, я сама виновата… Да, я виновата, надоедала ему в последнее время, а у него столько забот: уроки, факультативы. У него непростая жизнь, а тут я ещё лезу со своими проблемами. Ах, Том!

Слезы стекали по ее щекам крупными прозрачными бусинами. И Минерва совсем растерялась, не знала, как дальше вести себя с Миртл. С любой толпой непослушных первогодок она и то увереннее бы справилась. Но только не с убитой горем тринадцатилетней девочкой-призраком.

— Он так несчастен! — продолжила меж тем жалеть Риддла Миртл. — Том рассказывал мне грустную историю своей жизни. Он поведал, что вырос в лондонском приюте, куда добралась его обессилевшая беременная мать, которую бросил жестокосердный муж. И муж этот даже ни разу не поинтересовался судьбами оставленных им жены и сына. А мама Тома… Меропа умерла от разбитого сердца, ведь мужчина, которого она любила больше жизни, отказался от нее так, словно она для него ровным счетом ничего не значила. Несчастная женщина не выдержала столь жестокого удара судьбы, ее не стало уже через пару часов после рождения Тома. Ты не представляешь, гриффиндорка, как это печально! Том остался сиротой, один-одинешенек на всем белом свете. Он не заслужил такой жестокой участи. Бедный Том!

После этих причитаний Миртл плакала уже навзрыд, и Минерва пожалела, что вообще затеяла этот разговор о Риддле.

Сейчас же Минерва так увлеклась думами о Миртл, что не заметила, как к ней тихонько подошёл профессор Риддл. На его губах играла привычная ироничная полуулыбка. В руках у него, как всегда, было несколько новых книг. Интересно, он уже всю литературу в школьной библиотеке прочёл?

— Да, где же еще вы могли находиться в такой час? — произнес Риддл мягко. Затем прижал к себе покрепче увесистые фолианты и уже тверже продолжил: — У вас было достаточно времени поразмышлять о вечности, мисс Макгонагалл. Вы готовы дать мне ответ?

— Готова, но поговорить нужно в другой обстановке.

— Согласен. — Он кивнул. — Предлагаю встретиться часов в семь утра в ближайшее воскресенье и обстоятельно побеседовать вне стен школы. Я буду ждать вас у парадного входа. Или вы будете ждать меня. На улице в ближайшие дни ожидается тёплая солнечная погода, так что было бы преступлением оставаться в холодных стенах замка. Побудем малость учителем и ученицей в Афинской Академии. Погуляем на свежем воздухе, вдохнём будоражащие ароматы весны. Подискутируем. Глядишь, и истина откроется в споре.

Минерва кивнула, стараясь не смотреть ему в глаза. Ей не хотелось, чтобы Риддл сейчас обнаружил с ее стороны неприязнь. Но он все равно почувствовал некоторый холодок в общении.

— Вы сохранили мои розы, как это умело делала ваша матушка? — Минерва не смотрела на Риддла, но по его тону ощущала, что он улыбается.

— Нет, они завяли. — Она вспомнила, как уничтожила розы одну за другой после недавнего урока.

— Вот как? Значит, завяли... — Риддл усмехнулся, его глаза сузились. — Подводите вы, однако, прославленного профессора Бири. Не заслужили вы своих высоких оценок по его предмету.

Тут он прочёл название книги в ее руках. На обложке было выведено полустёртыми коричневыми буквами с завитушками: «Призраки: жизнь после смерти».

— Так-так… — недовольно протянул Риддл. — Вместо тщательного изучения травологии вы зачем-то перебираете литературу про загробную жизнь. Любили читать готические романы в детстве? Меня вот весьма увлекало подобное чтиво, оно неплохо помогало мне коротать время в опостылевшем приюте. А потом я поступил в Хогвартс, и некоторые книжные фантазии отчасти воплотились здесь, в этом загадочном замке.

Говорил он теперь откровенно глумливо, что всегда выводило Минерву из себя. Она тут же вспомнила, как будто это произошло пять минут назад, сцену с ним и Миртл, душераздирающие рыдания брошенной девочки. У Минервы начинала внутри закипать злость. Пока невинное дитя безутешно плачет в заброшенном туалете, Риддл, значит, спокойно себе так продолжает жить и заниматься своими делами? Да еще отпускает колкости в ее, Минервы, адрес. Нет, больше молчать у нее нет сил!

— Ах, ну что же вы за человек, мистер Риддл! Как вы могли? Нельзя так поступать с ребенком! — начала говорить на повышенных тонах Минерва, и Риддл от нее отшатнулся. Но теперь ее уже было не остановить, и она продолжила высказывать всё, что у нее накипело: — Для Миртл вы являетесь всем, вы — свет в ее тёмном бытии после смерти. Она до сих пор к вам привязана. Зачем вы так жестоко обошлись с девочкой? Она всего лишь ранимое дитя, чья жизнь трагично оборвалась. Где ваше сочувствие? Почему вы уподобились бессердечным педагогам, от которых сами натерпелись унижений в магловском приюте? Так нельзя!

Риддл словно не находил ответа на ее тираду, между ними повисла напряженная тишина. Наконец он медленно провел своими тонкими пальцами по корешкам книг и холодно ответил:

— Макгонагалл, вы решили изобразить из себя строгую учительницу, отчитывающую нерадивого ученика? Советую потренировать свои педагогические навыки на ком-нибудь другом! Попрошу не забываться! Жду вас в назначенное время в назначенном месте. И соблюдайте тишину в библиотеке.

— Прошу извинить меня за этот порыв, — глухо произнесла Минерва. — Я все высказала.

Риддл кивнул в ответ и, гордо вздернув подбородок, проследовал к выходу из читального зала.

«Не всё позволено, значит, Бог есть», — говорила мне девушка с именем языческой богини. «Вы настолько убеждены, что не всё позволено?» — отзывался я. Если Минерва права, то как меня вообще земля носит?

Встреча с Риддлом выпала на Воскресение Христово. Минерва в этот день привычно поднялась ни свет ни заря и стала потихоньку, дабы не разбудить соседок по комнате, собираться. Она дольше обычного прокрутилась у большого старинного зеркала в резной раме, с которой облетела почти вся позолота. Зеркало шепотом поздравило Минерву с наступившим праздником и отметило:

— Мисс Макгонагалл, вы сегодня бледнее обычного. Намечается важная встреча?

Минерва кивнула.

— Может, тогда стоит чуть подрумяниться? Вашей подруге недавно прислали из Лондона превосходные румяна — вам бы они пришлись весьма кстати, — тоном знатока предложило зеркало, и красивая компактная коробочка с новыми румянами, что недавно получила по совиной почте Августа, приподнялась с туалетного столика и устремилась Минерве в руки. Но Минерва решительно отклонила её, ибо в принципе почти не пользовалась косметикой, а сегодня тем более не возникло желания краситься.

Она пристально оглядела себя в зеркале. Сегодня Минерва намеревалась выглядеть как можно более непривлекательно, отчего-то ей этого отчаянно хотелось. Она не желала понравиться Риддлу. Такое с ней было впервые, потому что обычно Минерва всегда старалась производить на учителей самое благоприятное впечатление. Но сейчас ей совсем не хотелось казаться хорошенькой. Пожалуй, она даже предпочла бы выглядеть в некоторой мере отталкивающе.

Минерва собрала волосы в пучок. Это вышло не без труда, ведь волосы были густые и длинные, почти до талии. Минерве было жалко остричь их, хотя она и понимала, что могла бы облегчить себе жизнь короткой модной стрижкой, как у Августы.

Ее взгляд упал на шляпу, что она надевала на Хэллоуин. Шляпу нелепую и слишком взрослую для юной девушки. В будни такой головной убор могла носить угрюмая ведьма средних лет, для которой слово «элегантность» ровным счетом ничего не значило. Как раз то, что и требовалось. Так что Минерва водрузила шляпу на голову и осталась довольна увиденным в зеркале. Вообще-то, ей пора было подобрать себе подходящий строгий головной убор, чтобы производить на окружающих солидное впечатление, все-таки ей предстояло работать в Министерстве магии. А ещё следовало перестать по-девичьи заплетать косы.

Минерва подумала о том, как в ее возрасте выглядела мама. Вспомнились старые колдографии, которые миссис Макгонагалл с грустной улыбкой однажды вытащила из всегда запертой на ключик шкатулки: со снимков беззаботно улыбалась юная и прекрасная Изабель Росс. У нее были такие же, как у Минервы, темно-зеленые глаза и блестящие черные волосы. Только прическа у мамы была уложена по моде двадцатых годов. А еще взгляд молодой Изабель был не таким строгим, как у дочери, он отличался мягкостью и игривостью, а губы у девушки были полные и чувственные. Минерве достались от отца тонкие губы, а также любовь к чтению и порядку во всем.

— Выглядите весьма нелепо! — вынесло вердикт зеркало, но Минерва махнула на него рукой и поспешила вниз, на первый этаж замка.

В холле ее уже дожидался Риддл. Он окинул каким-то странным взглядом ее шляпу, но затем пригласил Минерву следовать за ним. Прохладный уличный воздух взбодрил, а лучи утреннего солнца ударили в глаза. Минерва понятия не имела, куда они идут, но послушно шла рядом с Риддлом. Через некоторое время стало понятно, что побрели они по направлению к Хогсмиду.

Когда они уже прилично удалились от замка, Риддл снова окинул Минерву странным взглядом и с недовольством заметил:

— Ох, Минерва, вы снова надели эту кошмарную шляпу! Ладно, для Хэллоуина она еще годилась, но сейчас-то почему вы ее выбрали? Вам она совершенно не идёт! И прическа ваша слишком строгая. А излишняя строгость вам не к лицу!

Только его комментариев насчет ее внешнего вида сейчас и не хватало! Минерва мельком взглянула на Риддла и отметила, что он, как обычно, был одет с иголочки. Риддл меж тем приостановился, явно что-то вспоминая, а затем с улыбкой сказал:

— В детстве я любил читать сказки про колдунов и чародеек. И мне всегда представлялось, что у настоящей злой ведьмы волосы обязательно черны, спутаны и струятся до самого пояса.

— А на носу у нее непременно красуется здоровенная бородавка? — съязвила Минерва. — Извините, но вряд ли я смогу воплотить в реальность ваши фантазии о настоящей злой ведьме.

— Но у вас ещё не всё потеряно! Впрочем, злая ведьма предпочла бы скушать на завтрак невинных деточек, а вы вот всецело становитесь на их защиту, даже если эти дети оказываются не совсем, так сказать, живыми.

Риддл вдруг сделал резкий шаг к ней, и она попятилась назад. Минерва была сейчас сплошным комком нервов.

— Вы боитесь? Прихватили с собой чеснок для защиты, как вам мог посоветовать ваш коллега Лонгботтом? — мрачно пошутил он. Вот только ей было совсем не до шуток.

Тут Риддл взмахнул рукой, и шляпа слетела с ее головы, как от порыва сильного ветра. Шпильки, закреплявшие прическу, разлетелись в разные стороны, и волосы у Минервы рассыпались по плечам и спине.

— Так заметно лучше, — довольно заключил Риддл. — Давно было желание это сделать. То, что вам хорошо с распущенными волосами, я заметил еще в тот осенний денек в Хогсмиде, когда мы оба промокли под дождем. Тогда в пабе вы расплели свою косу, чтобы высушить волосы…

— Попрошу без подробностей! — перебила она, жутко смутившись. Минерва чувствовала, как ее щеки стремительно покрывает румянец.

Она попыталась быстро собрать волосы, но пряди выскальзывали у нее из дрожащих пальцев. Какой стыд! Зачем Риддл поставил её в столь неловкое положение? Он между тем не сводил с нее глаз.

Риддл как-то по-иному на нее сейчас смотрел… Однажды Минерва наблюдала в лондонском шляпном магазине за одной молодой парой, и там супруг смотрел на свою благоверную, примерявшую изящную шапочку-менингитку, как раз именно так, как сейчас Риддл глядел на нее, Минерву. Смотрел и… любовался?

Минерва кое-как совладала с волосами, заплетя их в более-менее аккуратную косу. Они пошли дальше. Какое-то время оба молчали, прислушиваясь к робкому щебетанию птиц. Солнце ярко освещало деревья, на ветках которых набухли почки. Совсем скоро появится листва.

— Итак, мисс Макгонагалл, — снова заговорил Риддл, и в его голосе не осталось и следа игривости, — я снова задам вам сакраментальный вопрос: вы все еще желаете оставаться среди серого большинства людей?

— А если бы и желала, то что с того?

— Ничего, но тогда почему вы занялись анимагией? Это редкое умение. За такое непростое дело не берутся заурядные волшебники. И почему вы так стараетесь выделиться в учебе? Не лукавьте, Макгонагалл. Вы поможете мне изготовить вечность и разлить её по хрустальным флаконам?

— А что я с этого всего получу? — серьезно спросила Минерва и испытующе посмотрела на него.

Риддл расплылся в улыбке.

— Ну вот, а вы уверяли, что не сможете воплотить мои фантазии о настоящей злой ведьме. Практичной, себе на уме. Кажется, вы движетесь в верном направлении. Вы истинная ученица Альбуса Дамблдора. Вам недостаточно обрести бессмертие и остаться навеки молодой?

— Мне это ни к чему, — отрезала она.

Риддл внимательно ее рассматривал.

— Отчего-то я не удивлен, — спокойно произнес он. — Что же тогда вы бы хотели получить?

— Вам нужен эликсир, а мне… Я бы хотела получить ту книгу, книгу Авраама. У вас прагматичные устремления, меня же интересует чистое знание. Не зря Распределяющая шляпа чуть было не определила меня в Равенкло. Среди серого большинства людей мне не быть, так что я бы хотела получить доступ к уникальной вещи.

Риддл задумался на мгновение, но затем уверенно ответил:

— Хорошо, я предоставлю вам книгу.

Минерва часто задышала. Все-таки она не ожидала, что Риддл так легко согласится. Складывалось необычно.

— Вы ее получите, мисс Макгонагалл, как только эликсир будет готов.

— Эликсир, в состав которого войдут лепестки цветка папоротника, а также загадочный порошок, что вряд ли купишь за все деньги мира?

— О нем вы узнаете больше, когда придёт время, — закончил Риддл, и Минерва больше не задавала вопросов, хотя ей и было жутко интересно узнать подробнее о философском камне.

Итак, ей предстоит поучаствовать в удивительной авантюре. Из азарта, который так свойственен гриффиндорцам. Или ей просто хотелось узнать, к чему всё это приведёт.

— Вы всё еще не верите, что нам с вами под силу достигнуть бессмертия? — снова задал неприятный для нее вопрос Риддл. — Мы уже с вами говорили о людях, которые добились успеха в интересующем нас начинании, а значит, нет ничего невозможного...

— Тем людям это на роду написано, по-видимому. Впрочем, и про них не всё до конца ясно. Кто знает, как дальше повернется их бессмертная жизнь. Вечность трудно проверить. Понятия не имею насчет нас с вами. Этого знать мне не дано.

— А кто знает?

Минерва скептически закатила глаза.

— Макгонагалл, жизнь в окружении маглов негативно на вас сказалась, и вы так до сих пор до конца и не поверили в чудеса. А я верю в чудеса столько, сколько себя помню. Во мне, наверное, всегда жила эта вера. А также знание, что я сам творец чудес в своей жизни. И все решаю я сам, а не кто-то свыше. Если бы я уповал на небеса, то сгнил бы в приюте еще лет в пять. Кстати, куда смотрел этот ваш Бог, когда мою матушку бросил ее же законный супруг, а я в итоге оказался в приюте? Так было предопределено волей Божьей, да, дочь пресвитерианского священника?

— Но ваша жизнь с тех пор сильно изменилась: теперь вы — могущественный волшебник, вас окружают другие волшебники, вас уважают. Вы давно уже не бедный магловский сирота! Вы сполна вознаграждены за свои детские страдания.

— Это верно, но я всего добился сам, своим трудом, не надеясь на милость свыше. Я выбил себе то, что мне было положено. Положено иметь с самого рождения.

— А вы не задумывались, что то, чего вы добились в жизни, на самом деле было предопределено свыше? Вселенная воздала вам по достоинству за все ваши былые лишения и так достигла собственного равновесия.

Риддл лишь выдавил смешок.

— Но вам недостаточно того, что у вас есть. Профессор, скажите, для чего вам физическое бессмертие? Каково ваше глубинное намерение? Дело явно не только в том, что вам не хочется стареть и умирать. Основная цель-то у вас какая? Управлять миром вечно? Как Бог, в которого вы не верите?

— Я верю в себя. Я всего добивался самостоятельно, и всё для себя определил я сам. Я вам это повторяю! — он повысил голос. — Впрочем, почему бы и нет? Прекрасно!

Риддл быстрым движением заправил за ухо выбившийся темный локон. Затем остановился и посмотрел на Минерву испепеляющим взглядом.

— Для меня никогда не существовало Бога! Вы это хотели услышать? — с жаром бросил он, сделав к ней резкий шаг, и Минерва отступила на два шага назад. — С каждым новым днем своей жизни я лишь убеждался в том, что его не существует. Общество изо дня в день старательно меня в этом убеждало. Оно неустанно твердило о некоем христианском милосердии и само же упорно его не проявляло. Если Бог есть, то тогда почему в мире происходит столько всего возмутительного, страшного, несправедливого? Почему все дозволено? Абсолютно всё! Почему приют, в котором я рос, больше смахивал на тюрьму? И не нужно снова напоминать мне про пресловутое предопределение! Я сыт по горло всеми этими религиозными сказочками!

Минерва не знала, что ответить на эту тираду, поскольку и сама считала, что с Риддлом в жизни произошло немало плохого. Он был лишен семьи, материнского тепла, отцу оказался не нужен, а в приюте… Кажется, все самые негативные воспоминания у Риддла были связаны именно с этим местом. Можно постоянно твердить себе, что так устроен мир, такова воля небес, но когда дело доходит до отдельно взятой искалеченной человеческой жизни, до конкретной несправедливости, то ты уже не можешь сохранять привычную беспристрастность.

— Кстати, как я однажды выяснил, мои родственники по отцовской линии, эти самые Риддлы, считали себя образцовыми христианами, регулярно посещали церковь, прилюдно молились. Все как полагается. При этом они никому ни разу даже доброго слова не сказали. Неудивительно, что местные жители терпеть не могли все это показушное семейство. Как же так? Как же ваш Бог допустил, чтобы такие лицемеры, как Риддлы, столь долго прожили в полном довольстве? То самое предопределённое зло, да? И почему моей несчастной матери оказалось отпущено так мало лет жизни? Чем я заслужил свое безрадостное детство и такого безответственного отца?

— Родителей не выбирают. Они в любом случае дали вам жизнь, а ваши дарования явно не свалились вам с потолка.

— Способности я унаследовал от матери, но я ничего против неё и не имею. Меня лишь бесит, что она опустилась до возмутительной связи с самым мерзким маглом — моим отцом. А он хорош, нечего сказать! Ах, бедного и несчастного опоила ведьма! Да мерзавец должен был радоваться, что такая женщина, как моя мать, вообще до него снизошла. Он и мизинца ее не стоил. Так что извините, но почитать своих родителей я не могу при всем желании. Мне о них даже вспоминать тошно. Они оба меня бросили!

Минерва постаралась на миг представить себя на месте Риддла, и у нее ком подкатил к горлу. Да, не все складывалось гладко в ее семье, но родителей связывала любовь, любили они и всех своих детей, с нетерпением ждали приезда дочери на каникулы, а с отцом Минерва всегда была по-настоящему близка. А у Тома… Жалость к нему проникала в её сердце все глубже.

— О каких пределах допустимого вы смеете мне говорить, Макгонагалл, если в этом мире позволено абсолютно всё? Скажете, что я снова заблуждаюсь?

Минерва закрыла глаза и глубоко вдохнула, пытаясь хоть на мгновение отключиться от его отчаянных излияний.

— Скажу, что вы получили тяжелую душевную травму, запутались, оказались надломлены и в отчаянии искали ответы на сложнейшие жизненные вопросы. Вы нуждались в объяснении и сложили его для себя. Небезосновательно.

— Вы не осуждаете меня?

— Нет, лишь стараюсь понять. Вы будто прикрылись непробиваемым щитом, а в душе носите страшную обиду и бесконечную боль. И интуиция мне подсказывает, что дело не только в потере родителей и тяжелом детстве. Есть что-то еще…

Он отвел глаза в сторону, в их разговоре возникла странная пауза. Минерве хотелось продолжить беседу на затронутую тему, а ему — нет. Тут Риддл вдруг рассмеялся.

— Не пытайтесь вывести меня на исповедь, дочь пастора! — Он погрозил ей пальцем, сам при этом нервно усмехнулся. — Не нужно, подобно вашему наставнику Дамблдору, стремиться вызвать меня на откровенный разговор. Не стоит, Макгонагалл!

— Как вам будет угодно, — сказала Минерва со всей покорностью, какую смогла сейчас в себе найти. Но внутри она была вся напряжена до предела, на языке вертелось множество вопросов.

Они добрались до Хогсмида. По главной улице деревни туда-сюда сновали радостные местные жители и поздравляли друг друга с праздником. Рядом с магазинами прохаживался полненький мальчишка лет десяти на вид. Это был правнук престарелого мистера Реддинга, хозяина кондитерской «Сладкое королевство». Минерва часто видела этого мальчонку в кондитерской, тщательно заворачивавшего сладости в пеструю подарочную бумагу и с хитрой улыбкой протягивавшего их покупателям. Сейчас мальчишка держал в левой руке большую плетеную корзину и выкрикивал на всю улицу:

«Горячие крестовые булочки!

Горячие крестовые булочки!

Штука за кнат, две штуки за кнат,

Горячие крестовые булочки!

Если у вас нет дочек,

Дайте их своим сыночкам.

Штука за кнат, две штуки за кнат,

Горячие крестовые булочки!»⁽¹⁾

Риддл и Минерва приостановились, разглядывая мальчика. Тот же не упустил момент и живо подскочил к ним.

— Вы не успели попробовать наши булочки в Страстную пятницу, да? А ведь они самые вкусные во всём Хогсмиде! Сэр, угостите булочками с крестом вашу очаровательную спутницу! Выпечка всего по кнату за штуку! А к ней горячий чай!

Мальчонка, недолго думая, достал из своей корзины пару булочек и термос, а Риддл, порывшись в карманах мантии, извлек горстку мелких монеток.

— Держи! Тут немного больше положенного. Погуляй на них вдоволь на грядущей ярмарке. — Риддл протянул деньги ребенку.

Глаза мальчика засияли.

— Благодарю, сэр! — Он быстро спрятал монетки в карман, а затем добавил, серьёзно глядя Риддлу прямо в глаза: — Знаете, что мне всегда говорит мой дедушка? Говорит, что Иисус принял смерть, чтобы мы могли жить вечно! Светлой Пасхи!

И унесся предлагать другим прохожим свой товар.

— У школьных эльфов эти булочки получаются не такими приторными, — заметил Риддл, откусив от булочки кусочек и хлебнув горячего чая.

Минерва пожала плечами. Она чувствовала, как обжигающий напиток согревает ее изнутри, а сладкое поднимает настроение.

Вскоре их внимание привлекла необычная сцена: неподалеку от «Трех метел» собралась небольшая компания шумных ребятишек — все они были детьми местных жителей. Ребятишки весело смеялись, привлекая к себе внимание прохожих. Наконец они, переглянувшись друг с другом, принялись громко петь известные праздничные гимны. Получалось это у них весьма недурно, потому люди на улице начали подходить к ним поближе, чтобы послушать. Ближе подошли и Минерва с Риддлом.

Среди участников этого импровизированного детского хора Минерва узнала внука престарелого мистера Писсаро из канцелярской лавки, а вскоре к компании присоединился мальчик, несколько минут назад продавший им с Риддлом булочки, и тоже принялся подпевать.

Минерва посмотрела на Риддла, который еще ближе подобрался к детям, стал внимательно прислушиваться к их пению и как будто силился что-то вспомнить. Он словно в неосознанном порыве стащил с головы шляпу и крепко сжал ее в руках. В этот момент ребятишки запели один известный гимн, который давно нравился Минерве.

Дети хорошо исполняли этот гимн, особенно приятный голос был у внука мистера Писарро. Но Минерву удивило то, каким почти смиренным сейчас выглядел Риддл, вдруг начавший тихонько подпевать мальчишкам. Похоже, он отлично знал слова гимна.

И тут солнце засветило особенно ярко. Оно заливало своими лучами всю деревеньку, ударяло в глаза прохожим, заставляя их щуриться. Солнце осветило и милые личики поющих ребят. Минерва невольно залюбовалась игравшими в слегка вьющихся темных волосах Риддла солнечными бликами.

Внезапно ее охватило волнение, да такое сильное, что сердце учащённо забилось в груди. Минерва не могла отвести глаз от Риддла. Сейчас он не казался ей строгим учителем. На данный момент он был просто увлеченным мелодичной песней человеком. Просто Томом, когда-то маленьким мальчиком, вроде тех ребят, которым он сейчас активно подпевал. Вот только, в отличие от местных детей, у него все же не имелось родного дома, где бы его ждали любящие родители, куда ему всегда можно было бы вернуться за теплом и поддержкой близких людей. Местных ребят дома ожидал вкусный пасхальный обед, приготовленный заботливыми мамами и бабушками. Тома же нигде не ждали. Отца он не интересовал, а матери уже давно не было в живых. Том был глубоко одиноким человеком — это осознание словно кинжалом полоснуло по сердцу. Вновь вспомнилась Миртл, которой Риддл причинил страдания. Он заставлял страдать других людей, потому что ему самому было плохо.

Минерве вдруг стало невыносимо жаль и Миртл, и Тома. Два одиноких человека, чьи пути по воле судьбы пересеклись неожиданным образом.

Когда гимн достиг кульминационного момента, по щеке Минервы скользнула горячая слеза. Минерва попыталась смахнуть ее, но при взгляде на поющих Тома и детей по другой щеке потекла уже новая слеза. Слезы обжигали, а в горле стоял ком.

Когда ребята закончили петь, то невольные слушатели захлопали в ладоши, довольные столь непосредственным и душевным исполнением. Глаза людей сейчас были наполнены светом и радостью.

Когда Риддл вернулся к Минерве, то она опустила голову, украдкой стараясь смахнуть непрошеные слезы. Но Риддл все-таки заметил ее состояние и в легком недоумении поднял брови.

— Вы плачете, Минерва? — Он извлек из кармана темно-зеленый платочек и протянул его ей. — Возьмите, он совершенно новый и ни разу неиспользованный.

— Спасибо, не нужно… Простите, выступление детей произвело на меня неизгладимое впечатление, — пробормотала Минерва и вспомнила, что в утренней спешке забыла собственный платочек. Она приняла платок Риддла и аккуратно утерла слезы.

— Да, у мальчишек красивые голоса. Моя учительница из приюта оценила бы, — прокомментировал Риддл и в ответ на ее вопросительный взгляд пояснил: — Была одна дама, которую страшно пугали выбросы у меня стихийной магии. Она аж обмирала от страха, когда видела, как я перемещаю предметы по воздуху. Однажды дама плотно за меня взялась: постоянно водила в церковь, била по рукам, если видела, что я колдую, а еще давала мне сборник с религиозными гимнами и заставляла заучивать оттуда тексты наизусть, считая, что мне жизненно необходим именно такой досуг вместо неугодного Богу колдовства. Все твердила, что мне стоило бы петь в церковном хоре, дабы это выбило всю дурь из моей головы. «Какой красивый мальчик!» — приговаривала она и заставляла меня часами петь ей гимны. Но я брал и назло начинал колдовать прямо у нее на глазах, чем приводил дамочку в еще больший ужас. «Не делай так больше, Том! Гадкий мальчишка!» — верещала она и била меня по губам и рукам. В наказание морила меня жаждой, приговаривая, что я не заслужил и глотка воды.

Риддл довольно усмехнулся. Ему, судя по всему, нравилось выводить из себя набожную истеричную учительницу.

— Хотите, чтобы я спел и вам, Макгонагалл? — спросил он ехидно, но Минерва отрицательно покачала головой.

«Не нужно, мне и без того очень-очень жаль».

— Минерва, идёмте обратно в замок, мы как раз вернемся к праздничному обеду. Эльфам всегда особенно хорошо удавалось приготовить ягненка. Да вы и сами знаете.

Примечания:

Булочки с крестом: https://readandeat.net/wp-content/uploads/2022/04/C70A3387.jpg

«Ye Watchers and Ye Holy Ones» — христианский гимн, который пели дети в Хогсмиде, а Том им подпевал. Слова написаны Ательстаном Райли на мелодию немецкого гимна 1623 года «Lasst uns erfreuen». Был впервые опубликован в сборнике «English Hymnal» в 1906 году. Его возвышающая мелодия и повторяющееся «Alleluia» делают это произведение излюбленным англо-католическим гимном во время Пасхи и в другие времена великой радости. Послушать его можно здесь: https://www.youtube.com/watch?v=uHq1gbyYe9w

1) «Hot Cross Buns» — популярная детская песенка, известная англоязычным детям практически с младенчества. Только в оригинале упоминаются не кнаты, а пенни.

Вернуться к тексту

Риддл и Минерва пришли аккурат к началу спектакля профессора Бири. В Большом зале шли последние приготовления перед представлением: хаффлпаффцы изо всех сил старались водрузить на сцену вычурный императорский трон и полуразрушенные античные колонны. Ученики с остальных факультетов помогали главным трудягам школы или просто с любопытством наблюдали со стороны за происходящим, так что мало кто заметил, что Минерва, обычно всегда оказывавшаяся на месте раньше всех, в этот раз немного запозднилась и выглядела несколько уставшей после утренней прогулки. Она поспешно подошла к гриффиндорцам и начала их расспрашивать о том, все ли в порядке. Через несколько минут к учительскому столу неторопливо проследовал Риддл и вежливо приветствовал коллег. Минерве на мгновение показалось, что Августа как-то странно посмотрела сначала на Риддла, а затем на неё.

— Ты какая-то немного… расстроенная? — с тревогой заметила Августа. — Что-то не так?

Минерва открыла было рот, чтобы ответить, но тут послышался скрипящий голос профессора Бири, и внимание Августы переключилось на происходящее на сцене.

— Дорогие студенты, особенно наши самые юные ученики, — Бири отдельно отметил в своем обращении первокурсников, и те довольно заулыбались, — а вы знаете, кому мы обязаны традицией дарить друг другу крашеные яйца в день Воскресения Христова?

Его вопрос не на шутку озадачил малышей.

— Марие Магдалине! — выпалил второкурсник Диггори.

— Верно, мистер Диггори! Вы первым отведаете сегодняшний десерт! — Бири взмахнул палочкой, и перед мальчиком в воздухе возникло большое шоколадное яйцо. — Ну а теперь я передам слово нашим замечательным актерам.

На позолоченном троне величественно восседал император Тиберий. Сегодня Джозефа немного состарили для роли при помощи Старящего зелья. Получилось весьма неплохо: Джозеф смотрелся в меру взросло, взгляд его был преисполнен уверенности и достоинства, а на вьющихся светлых волосах сверкал золотой венок. На перемены к лучшему обратили внимание многие девушки в зале и принялись шептаться о том, «какой же Джозеф все-таки красавчик!» Минерва и Дэвид довольно переглянулись, ведь их многодневные труды по снятию порчи с однокурсника увенчались успехом.

Перед публикой начал разыгрываться примечательный диалог между императором и Марией Магдалиной, которую играла Миранда Макмиллан. Миранда, то и дело поправляя на голове платок, с невероятной убежденностью рассказывала собеседнику о жизни, чудесах и учении Христа. В довершение она торжественно объявила, что Христос воскрес, а в качестве подарка преподнесла властителю белое яйцо. Тиберий же, выслушав рассказчицу, насмешливо оглядел подаренное яйцо и, как и положено по легенде, усомнился в правдивости известия о воскресении.

— Как яйцо не может из белого стать красным, так и мёртвые не воскресают! — Джозеф настолько убедительно и твёрдо выразил сомнение, что буквально все в зале затаили дыхание, слушая его. Сегодня его игра явно была на высоте.

В ответ Мария Магдалина лишь загадочно улыбнулась. И тут на глазах у римского владыки яйцо из белого окрасилось в красное, явив таким образом зрителям удивительное чудо, и увиденное просто поразило правителя и его придворных. Изумление озарило прекрасное лицо Джозефа, он с благоговением смотрел на Миранду, и та даже чуть покраснела.

Спектакль подошёл к концу, а Джозеф и Миранда все не могли наглядеться друг на друга. Наконец Джозеф ослепительно улыбнулся бывшей девушке и медленно, с достоинством встал с трона. Миранда тяжело сглотнула, она оказалась не в силах отвести взгляд от бывшего возлюбленного, а с ее головы слетел шелковый платок. Джозеф изящным движением поднял платок и протянул его Миранде. В этот момент только малыши и совсем невнимательные люди не поняли, что эти двое актеров до сих пор друг в друга влюблены.

— С тех незапамятных времен христиане и стали подражать святой да дарить друг другу красные яйца в праздник, — подытожил профессор Бири, взмахнул палочкой, и тут уже перед каждым студентом возникло по красивому шоколадному яйцу в качестве подарка. — Всех с Пасхой!

Послышались аплодисменты, сцену закидали цветами. Минерва сделала знак Дэвиду, и тот достал приготовленные заранее огромные букеты ярко-желтых нарциссов. Самый большой букет Дэвид преподнес профессору Бири, а букеты поменьше вручил актерам. Джозеф задержал на Дэвиде благодарный взгляд и еле заметно коснулся пальцами глаза Фатьмы на запястье, давая понять, что оберег в целости и сохранности. Джозеф ни разу не сообщал о разбитом обереге, а значит, порча с этого парня была снята окончательно. И это, пожалуй, стало для Минервы самым радостным событием последнего времени.

На обед, как и предсказывал Риддл, подали нежнейшего запеченного ягненка, от вкусного аромата которого у всех потекли слюнки. И все вроде казалось прекрасным в этот праздничный полдень, но внимательная Минерва отметила, каким поникшим выглядел Брут Уоррингтон, не сводивший глаз с Джозефа и Миранды. Последние играли друг с другом в переглядки за столом и уже не замечали никого вокруг. Кажется, Бруту так и суждено было остаться лишь другом прекрасной Миранды.

* * *

Минерва проводила дополнительные занятия с Роландой Хуч, поскольку опасалась, что эта пятикурсница, не особо утруждавшая себя учебой, таки завалит СОВ по трансфигурации.

В гостиной Роланда с огромной неохотой разложила на столе пособия и конспекты и, ссутулившись, принялась решать заданную Минервой задачку для разминки. Внезапно они отвлеклись на Августу и Дэвида, разговор между которыми вдруг стал проходить на повышенных тонах. Минерва с неудовольствием оглянулась на нарушителей спокойствия, а Роланда поставила жирную кляксу на страницы своего и без того заляпанного чернилами конспекта.

— Похоже, кольцо действительно могло использоваться в качестве проводника, — пробормотал Дэвид. О сложностях, с которыми ему довелось столкнуться при расследовании «дела об артефакте Паркинсона», он в конце концов поведал и Августе.

— А то! — Августа кивнула с видом взрослого, вынужденного объяснять элементарные вещи несмышлёному ребенку. — Другой вопрос, что имеющееся серебро в каждом конкретном случае еще до ума довести надо, дабы свойства этого металла сработали. Слагхорн мне как-то поведал, что некоторые алхимики еще в средние века обнаружили у серебра проводниковые свойства. Помнишь, на пятом курсе я активно интересовалась темой использования в зельеварении тех или иных котлов? Так в серебряных котлах обычные зельевары варят самые горячие зелья, опытные же маги, вроде Слагхорнов или Принцев, владеют куда большей информацией и используют серебро и по иному назначению. Это тебе не просто справочник «Тысяча магических растений и грибов» пролистать. Ты, кстати, так его и не осилил, Дэйв? Давно бы уже спросил у меня про металлы. Но ты по сей день на полном серьезе полагал, что я использую на уроках зельеварения серебряный нож просто так, для красоты, не так ли?

По виду Дэвида стало ясно, что именно так он и думал. Августа покачала головой.

— Ты еще как-то высмеял это с остальными мальчишками. Дескать, глупые ведьмовские штучки.

— Я не высмеивал! — неуверенно возразил Дэвид.

— Как же! Высмеивал, да еще как! Уже позабыл, как дразнил меня на зельеварении? — спросила Августа и еще более едко добавила: — Признайся, у тебя ведь всегда имелось некое предубеждение по отношению к женщинам?

— У меня никогда не было предубеждения по отношению к женщинам!

— Разве что в отношении одной женщины — меня. — Их разговор окончательно свернул в русло старых обид, и Минерва лишь тяжело вздохнула в ожидании очередной ссоры друзей. Но Августа вдруг удивила всех вопросом: — Дэйв, скажи-ка, а у тебя уже появилась невеста?

— Что? — встрепенулся тот. — Почему ты спрашиваешь?

— Я это к тому, что если она вдруг у тебя появится, то будь с ней поделикатнее. Не так, как когда-то со мной. Когда в следующий раз вздумаешь с дружками высмеивать «всякие женские заморочки», то вспомни обо мне. Серебряный нож является отличнейшим проводником моей воли, когда я готовлю зелья. Это не просто красивый женский аксессуар, как вы там шептались со Смитом и Финниганом.

Она уперла руки в бока и грозно нависла над Дэвидом, который теперь сидел, пристыженно опустив голову. Дождался, как говорится! А ведь пару лет назад Дэвид и правда перебрал с шуточками насчет девочек, любящих красивые серебряные безделушки. Августа тогда не осталась в долгу и с ехидством посоветовала ему поскорее научиться варить противоугревое снадобье, ибо у нее больше сил не осталось смотреть на его прыщавую физиономию. Дэвид, лицо которого в те годы было густо усыпано подростковыми угрями, лишь надулся в ответ. Черт его дернул дразнить на младших курсах понравившуюся девчонку.

Роланда, разинув рот, во все глаза рассматривала эту беснующуюся парочку. Наконец она не выдержала:

— Эх! Милые бранятся — только тешатся! Эти двое препираются, а сами небось хотят поцеловаться! Но оба упрямые, как парочка гиппогрифов, и никто не желает уступить.

— Не тебе одной так кажется, — отозвалась Минерва и взялась очищать стол от чернил, пролитых Роландой. Как же хотелось, чтобы лучшие друзья уже раз и навсегда выяснили отношения!

Тут уже Дэвид потерял терпение и, резко встав, бросил:

— Я был не прав! Ох, как не прав! Во всем не прав! — Он ударил себя кулаком в грудь. — Ты это хотела услышать? Теперь-то твоя душенька довольна?

И он, не дожидаясь ответа, быстро устремился в сторону спален мальчиков, оставив Августу замолкшей на полуслове.

* * *

На днях Кровавый Барон мне сказал, что уважает моего великого предка Салазара Слизерина и меня как его достойного потомка и последователя. При этом добавил, что одобряет жесткость, однако всему есть свои пределы.

Опять пресловутые пределы. Я спросил, о чем это он, но призрак лишь зловеще улыбнулся и пробормотал что-то про непослушных плаксивых девочек, что совали свой нос куда не следует и за это поплатились жизнью. «Сохраняйте лицо, оставайтесь достойным имени своих великих предков, относитесь с уважением ко всем существам волшебного мира, вплоть до самых ничтожных представителей нашего великого сообщества привидений», — с легким укором напутствовал меня наш факультетский призрак.

Закончив занятие с Роландой и не желая выслушивать очередную жалобу Августы на Дэвида, Минерва поспешно ретировалась из гриффиндорской башни. В коридорах она встречала веселых первокурсников, которые с удовольствием поедали на ходу шоколадные яйца. Ноги сами привели Минерву в заброшенный туалет на втором этаже.

Все дети сегодня были счастливы, кроме одной девочки — Миртл. Минерва продолжала навещать грустное привидение и пыталась с ним беседовать даже через «не могу». У Минервы возникло некое необъяснимое чувство долга продолжать общение с этой несчастной девочкой.

В этот раз Миртл предстала распластавшейся на полу у самой дальней кабинки. Выглядела она совершенно равнодушной ко всему вокруг. Просто неподвижно лежала на полу, такая тихая и одинокая. Миртл уже несколько дней не плакала, но это не выглядело обнадеживающе. Она словно все глубже погружалась в депрессию, и это вызывало только большее беспокойство.

— Миртл, хочешь я завтра целый день проведу с тобой в облике кошки? — предложила Минерва привидению, присев рядом на корточки. — Или мы можем пойти в ванную старост и открутить там все краны одновременно, чтобы появилось сразу много разноцветных мыльных пузырей. Станет очень красиво!

Но Миртл никак не реагировала на ее призывы. Минерва не испытывала иллюзий на свой счёт, понимая, что вытащить этого ребенка из депрессии способен лишь Том Риддл одним своим появлением. Но, разумеется, жестокий учитель и думать сейчас, наверное, забыл о своей старой школьной знакомой. Удивительно, что Миртл только и мечтала о встрече с Томом, а Минерва же видеть его лишний раз не желала. Ирония жизни.

— Не стоит, мисс Макгонагалл. Оставьте девочку в покое, — послышался у самых дверей туалета сдержанный голос Толстого Монаха.

Появление этого призрака стало для Минервы полной неожиданностью, ведь обычно Толстый Монах проводил время на своем родном факультете Хаффлпафф, беседуя с тамошними студентами о пользе трудотерапии, либо спорил на религиозные темы с другими привидениями в холле замка. В заброшенном туалете второго этажа Минерва видела его впервые.

— Мне понятны ваши благородные порывы, — продолжил говорить Толстый Монах, чуть поправив пояс-веревку на своей грубой рясе. — У вас доброе сердце, вы склонны к состраданию и наверняка станете хорошей матерью. Но вам лучше оставить Миртл в покое. Девочка должна смириться.

— Смириться? — Минерва не верила своим ушам. — Миртл страдает уже десять лет, и ей становится только хуже!

Она указала на безжизненно (если такое можно сказать о привидении) лежащее на полу тело девочки. В сравнении с Миртл ярко сверкающий сейчас жемчужно-белый Толстый Монах выглядел прямо-таки наполненным жизнью.

— Что такое десять лет, мисс Макгонагалл, в сравнении с вечностью? — назидательным тоном произнес Толстый Монах. — Ну же, вы ведь читали литературу о нас, о привидениях, и знаете, что десять лет по нашим меркам — это совсем ничего. Для призрака сие даже не младенчество. Лишь пролетевшая тысячная доля секунды, а то и меньше. Миртл — совсем юное привидение, такое незрелое, вдобавок лишилась жизни, еще будучи ребенком. Она пока слишком близко все принимает к сердцу — это совершенно нормально для столь юного создания мира загробного. Ей нужно время, чтобы привыкнуть, принять все как должное…

— Но она так мучается!

— Ох, да, она — бедное дитя, — согласился Толстый Монах, и в добрых глазах его отразилась скорбь, — ставшее жертвой несчастного случая. Всем призракам Хогвартса на самом деле ужасно ее жаль. Ей просто не повезло. Но время лечит. Миртл должна смириться, свыкнуться-таки со своей смертью.

— Свыкнуться со смертью? — Услышанное прозвучало так странно и пугающе, хотя Минерва и понимала, что говорит с призраком, а для призрака обсуждаемая сейчас тема являлась обыденной. Но она сама-то была живым человеком! — А вы, уважаемый, свыклись со своей смертью?

Тут Толстый Монах опустил свою выстриженную по монашескому обыкновению голову.

— Нет, — после некоторых раздумий ответил он. — Конечно, нет. Строго говоря, ни одно привидение никогда не смирится со своей смертью, если вы это хотели узнать. На белом свете появляется очередной призрак именно потому, что умерший человек как раз и не принял свою гибель. Чья смерть естественна — тот не задерживается в человеческом мире и без колебаний возносится на небеса. Вы ведь нашли об этом информацию, так?

Нашла. И прочитанное произвело на нее настолько гнетущее впечатление, что несколько дней подряд на душе кошки скребли.

— Если бы только… — Толстый Монах замолк на полуслове, но Минерва молила его продолжать говорить. — Если бы только тот, кто повинен в том несчастном случае, раскаялся, решил отпустить это ни в чем неповинное дитя… Вот я тоже мог уйти в мир иной, если бы раскаялись те, кто меня казнил, но они так и не раскаялись в содеянном, так что мне дорога на небеса заказана. Ну да ладно, я уже привык, мне и здесь неплохо, — словно спохватившись, добродушно добавил он. — И Миртл привыкнет. Таков удел призраков.

Минерве вспомнилась трагическая история жизни и смерти Толстого Монаха. Весьма трогательная история. Толстый Монах родился в конце десятого века и был в числе первых учеников Хогвартса, удостоившись чести учиться еще у самих основателей. По окончании школы он принял духовный сан и вступил в орден нищенствующих монахов. К его несчастью, старшие церковники со временем сочли весьма подозрительным умение Толстого Монаха излечивать оспу у крестьян лишь при помощи палки, которой он постоянно тыкал тяжело больных. В один день тучи окончательно сгустились над головой отзывчивого и доверчивого мага и его приговорили к смертной казни. Много подобных историй можно было найти в исторической литературе, но одно дело просто прочесть их, и совсем другое — самой повстречать призрака такого вот человека прошлого, павшего жертвой несправедливости.

— Салазар, Годрик, Ровена и Хельга явились свидетелями того, как несправедливо вас обрекли на казнь! — в сердцах воскликнула Минерва. — И ни один из них вам не помог!

— Вам кажется, что это было ужасно несправедливо, — спокойно ответил Толстый Монах. — По-человечески я понимаю ваше возмущение, юная гриффиндорка. Но, знаете, я ведь простил всех тех, кто оказался причастен к моей казни. Я не держу зла на этих людей, ибо они не ведали, что творили. А времена какие тяжелые были тогда, вы себе даже не представляете! О времена, о нравы! — процитировал он Цицерона, о котором так часто любил рассказывать школьникам.

Его глаза затуманились, он словно снова мысленно переживал те дни, когда еще был жив.

— Единственное, о чем я все же жалею в связи со своей смертью... — вдруг заикнулся Толстый Монах. — Я жалею, что моя жизнь оборвалась так скоро, и я не успел помочь стольким страждущим, вылечить их, направить на путь истинный, утешить в трудные часы их бытия. А ведь скольким несчастным я еще мог бы помочь! Я же оказался лишен такой возможности. Эти руки больше никого не смогут исцелить...

Он вытянул вперед свои полупрозрачные руки и с тоской оглядел их. Вот и вскрылась застарелая душевная рана у такого всегда спокойного и добродушного привидения. Печаль и сожаления имелись и у него, просто по истечении стольких веков Толстый Монах глубоко запрятал всё это в себе.

— Миртл постоянно думает и говорит о… — начала Минерва, снова переведя взгляд на девочку-призрака, которая даже не прислушивалась к их разговору.

— Мистере Риддле? — закончил за нее Толстый Монах. — Ох, что-то не так всегда было с этим молодым человеком. Вроде вежливый и исполнительный староста, а теперь и компетентный учитель, но что-то в нем всегда меня настораживало. Слишком хорош, да? Особенно пугало, что Кровавый Барон весьма гордился тем, что на его факультете учился столь талантливый и необыкновенный юноша.

Он с опаской огляделся так, словно прямо сейчас из стены могло появиться мрачное слизеринское привидение. Но никто не появился, и Толстый Монах успокоился и аккуратно приблизился к Миртл.

— Миртл, крошка, идем со мной. Пора обедать, — ласково позвал он ее.

— Я не хочу есть эту еду, — безжизненно выдавила Миртл.

— А другой у нас и нет, увы. — Толстый Монах развел руками. — Я понимаю, деточка, тебе хочется поучаствовать в трапезе в Большом зале, но не получится. Идем, милая.

Он протянул ей руку, и Миртл с большой неохотой поднялась с пола.

— И вот так продолжается уже около десяти лет, — с грустной улыбкой сказал Толстый Монах, и Минерву его слова привели в уныние.

Да, для большинства «поживших» привидений десять лет — это ничто, лишь мгновение в вечности, на которую они подписаны. Но, кажется, для Миртл это было совсем не так, для нее десятилетие явно тянулось невыносимо медленно в вечном ожидании… Тома?

— Идем, за обедом я расскажу тебе поучительную историю о мальчике, которого мне однажды довелось учить слову Божьему. Непослушный был мальчик, вредный, не любил трудиться и отказывался читать Библию… А во взрослом возрасте вступил в бенедиктинский орден.

И доброе хаффлпаффское привидение медленно повело Миртл к выходу из уборной.

— Вы это, мисс Макгонагалл, лучше подумайте о живых, о ближних, что рядом с вами, над кем уже занесён острый меч расправы… — обернувшись, вдруг напоследок обронил Толстый Монах. — Живые больше нуждаются в помощи.

— Вы о ком-то конкретном? — Минерва насторожилась.

— Мои думы о тех, кто мнит, что имеет право управлять другими людьми, презрев все заповеди, данные нам свыше. — Он нахмурился. — Впрочем, Господь знает, что делает.

В понедельник Минерва проснулась в радостном предвкушении и едва дождалась окончания завтрака — времени, когда обычно совы доставляли почту. Именно сегодня должен был выйти апрельский номер журнала «Трансфигурация сегодня», в котором, как любезно сообщила редакция, стоило ожидать публикации статьи Минервы об анимагии.

Что только не приходило школьникам в посылках: и домашние сладости, и ингредиенты для зелий, и каталоги новейших моделей метел. Минерве же доставили тщательно запакованную бандероль с заветным журналом. Минерва не стала, как многие ученики, рвать бумагу на посылке, а аккуратно развернула содержимое бандероли и принялась неторопливо пролистывать журнал, и лишь слегка трясущиеся пальцы выдавали ее волнение.

Августа же, в это время внимательно просматривавшая свежий номер «Ежедневного пророка», вдруг радостно воскликнула:

— А вот и заметка о тете Элизабет!

Целых две страницы газеты занимал обзор прошедшего Христова Воскресения. Довольно подробно освещался проведенный с грандиозным успехом ежегодный парад пасхальных шляпок от британских ведьм⁽¹⁾. В статье сообщалось, что традиционный проход волшебниц всей Британии возглавляла, как и в прежние годы, несравненная Элизабет Браун — самая стильная колдунья последних пяти лет по версии издания «Ведьмин досуг». На огромной колдографии были запечатлены степенно вышагивающие дамы в праздничных головных уборах на пасхальную тематику. Тетя Августы, облаченная в модную мантию, очаровательно улыбалась со снимка. Голову ее венчала широкополая шляпа, затейливо украшенная множеством атласных лент и цветов.

— Ах, у тетушки ушло целых три месяца на изготовление новой шляпы! — Августа захлопала в ладоши. — Но шляпка бесподобна! Представляю, сколько денег удалось выручить на аукционе!

«Ничто так не поднимает настроение британской ведьме в этот прекрасный апрельский день как новая шляпка! — охотно делилась с репортером впечатлениями о параде миссис Браун. — На создание новых изделий нас вдохновляли наши дети. Нынешняя модная коллекция предназначена для элегантных мам». «Все средства, вырученные от продажи головных уборов на аукционе, были традиционно направлены в Больницу магических болезней и травм Святого Мунго на лечение больных драконьей оспой», — такими словами заканчивалась статья в газете.

— А что у тебя, дорогуша? — Августа выхватила у Минервы «Трансфигурацию сегодня» и быстро пролистала. — Ну вот, я и не сомневалась, что у тебя все получится! А ты все молчала, как под Силенцио. Слова было не вытянуть из тебя. Поздравляю! Ребята, смотрите, статью Минервы напечатали! И где? В самом серьезном научном издании, какое только существует! Победа в номинации «Самый многообещающий новичок»!

Она замахала журналом, привлекая внимание сидящих за столом. Гриффиндорцы заметно оживились, радостно захлопали в ладоши и стали просить показать им статью.

— Фантастика! — восхитилась Роланда. — Это же, наверное, как выиграть кубок в британских квиддичных соревнованиях среди юниоров. Победителю — прямая дорога в большой квиддич.

Минерве стало малость неловко, у нее совершенно не было желания привлекать сейчас к себе всеобщее внимание, но что поделать. Она сдержанно поблагодарила всех за поздравления и вернула себе журнал. Затем встретилась взглядом с Дамблдором, и тот даже по-дружески ей подмигнул, что вконец ее умиротворило. К концу завтрака Минерва пребывала в совершенно замечательном настроении. Хотелось петь и танцевать. Но она, разумеется, сдержала подобные порывы. Лишь подумала, что хорошо бы написать домой письмо, в котором можно будет сообщить родным о своём успехе на профессиональном поприще.

* * *

Розье в своем репертуаре: в самом конце длинного послания снова допытывался, не охмурил ли я какую-нибудь смазливую студентку. «Как ты только сдерживаешься, когда вокруг столько юных чаровниц? К чему изображать из себя монаха? Воздержание ещё никому не приносило пользу!» — докучал он. Я, как обычно, проигнорировал вопросы этого чемпиона по бестактности и велел ему заняться делом.

После обеда, когда все необходимые письма были отправлены, Минерва решила немного прогуляться на свежем воздухе, а уже вечер посвятить выполнению домашних заданий. Она давно не испытывала столь приятного чувства удовлетворения от достигнутого и то и дело мысленно возвращалась к своей статье, опубликованной в «Трансфигурации сегодня».

На улице стояла прекрасная погода. Солнце клонилось к закату, птички тихонько щебетали, на ветках деревьев тут и там понемногу раскрывались нежно-зеленые листочки. Дыхание весны было мягким и теплым.

Проходя мимо теплиц, Минерва вдруг услышала красивое оперное пение. А ведь к середине весны фиалки в теплицах как раз должны были начать цвести и петь. Профессору Бири эти необыкновенные цветы подарил итальянский садовод Матео Монти, безумно любивший оперу и музыку вообще. Итальянец сумел вывести удивительный сорт фиалок, умевших исполнять самые известные оперные арии.

С тех пор, как диковинные растения появились в Хогвартсе, жители замка получили уникальную возможность встречать весну, услаждая свой слух пением фантастических фиалок. Вот и сейчас Минерва замерла, прислушиваясь к завораживающему голосу, исполнявшему задорную «Сердце красавиц склонно к измене» из «Риголетто». Минерва пожалела, что в этот момент рядом не было отца, ведь он любил итальянскую оперу. Ему бы наверняка понравилось услышанное.

Минерва прошла в теплицу, чтобы послушать оперу, а заодно поблагодарить Помону за труды. Именно Помона вкладывала немало сил в поддержание фиалок в надлежащем состоянии — только ей одной привередливый профессор Бири и доверил ухаживать за его любимыми итальянскими цветами. Помоны, как ни странно, в теплице не оказалось, и Минерва, пожав плечами, подошла поближе к пёстрым фиалкам и, присев на скамейку подле них, продолжила слушать пение. Исполнение оказалось настолько приятным и успокаивающим, что она прикрыла глаза от удовольствия.

Минерва настолько расслабилась, что когда благозвучные итальянские слова внезапно сменились на родные английские, то даже вздрогнула. Она открыла глаза и внимательно прислушалась: фиалки нежными голосами затянули знаменитый христианский гимн, который так ей нравился. Тот самый гимн, что накануне исполняли на улице хогсмидские дети.

Минерва резко поднялась со скамьи и теперь вся обратилась в слух. Разумеется, Герберт Бири, как истинный христианин, не мог не настроить свои любимые фиалки на исполнение одного из самых светлых праздничных гимнов. Но куда более важным оказалось другое: Минерва замерла, завороженная пением, и мысленно перенеслась во вчерашний день, в тот час, когда она, пораженная услышанным и увиденным, пустила слезу.

Ее охватило невероятное волнение, находиться в теплице больше не было желания, и она вышла на улицу. Затем ускоренным шагом направилась в сторону Запретного леса, в то место, где обычно предпринимала попытки взлететь без поддержки.

Минерва второй раз в жизни испытывала столь сильное волнение вперемешку с предвкушением. И даже не заметила, как перешла на легкий бег. Отчётливо вспомнился первый раз, когда ей довелось испытать такое же всепоглощающее волнение. А связан тот первый опыт был со временем, когда она проходила сложнейшие этапы обращения в анимага.

Сколько же нервов и сил оказалось потрачено, прежде чем у нее впервые получилось превратиться в кошку — только ей и Дамблдору и известно! Минерва тогда жутко переживала, что что-то пойдет не так. Наставник предупредил, что малейшее отклонение в долгом и сложном процессе становления анимагом способно привести к необратимым и весьма плачевным последствиям. Дамблдор показал Минерве множество колдографий с несчастными жертвами неудачных экспериментов: разнообразные мутации поражали воображение, изображения пугающих полулюдей-полуживотных способны были отбить желание стать анимагом у любого волшебника. И ни один колдомедик на свете не имел возможности помочь беднягам. Человек оказывался обречен доживать свой век в столь жалком виде, подобно волшебникам, имевшим несчастье стать оборотнями.

У Минервы в свое время ушли недели на то, чтобы переварить полученную информацию и таки принять решение действовать. И это оказалось лишь началом долгого, тернистого пути. Пришлось запастись ангельским терпением. Порой хотелось все бросить, лишь поддержка наставника и помогала продолжать начатое. А еще её чисто северное упорство в достижении поставленных целей не давало сойти с дистанции. Однако Минерва не представляла, как второй анимаг в школе (если он действительно являлся анимагом) вообще сумел довести дело до конца самостоятельно. Она сомневалась, что он прибегал к активной помощи Дамблдора, хотя и замечала, как порой этот слизеринец после уроков с энтузиазмом забрасывал учителя вопросами на тему анимагии. Но из любопытства про анимагию спрашивали у профессора и другие студенты, но, конечно, мало кто в итоге решался на реальные действия. Впрочем, тот слизеринец был не из робкого десятка. Он происходил из довольно суровой чистокровной семьи, для него выполнение задуманного наверняка являлось делом принципа.

Интересно, этому парню приходилось также несладко в самом начале, как и ей? В соответствии с книжными инструкциями, Минерве пришлось целый месяц проходить с листком мандрагоры во рту. При этом лист нельзя было ни глотать, ни даже просто вынимать изо рта. Но и это не было самым странным. Странным оказалось воздействие на организм этого воистину чародейского растения. Целый месяц Минерву мучали галлюцинации, часто ей казалось, что она пьяна и теряет рассудок. Она опасалась, что за месяц попросту сойдет с ума. Дамблдор же лишь посмеивался и уверял, что всё идёт как надо. Директор тогда разрешил Минерве на все лето остаться в Хогвартсе, дабы она выполнила задуманное под присмотром наставника.

По прошествии самого странного и длинного месяца в её жизни Минерва вынула изо рта надоевший до чертиков лист и поместила его в небольшой, наполненный ее собственной слюной, хрустальный фиал, который затем поставила под прямой лунный свет. В сосуд также были добавлены ее собственный волос, куколка бабочки «мертвая голова» и роса, тщательно собранная в серебряную чайную ложку. С последним ингредиентом Минерва изрядно намучилась, ведь пришлось искать не какую попало росу, а такую, которую в течение последних семи дней не касались ни солнечный свет, ни человеческие ноги. «А никто и не обещал, что будет легко!» — с иронией прокомментировал Дамблдор, велел поместить получившуюся смесь в тихое тёмное место и дал Минерве строгий наказ до ближайшей грозы даже не приближаться к фиалу с заготовкой.

Тогда-то и началось самое тягостное — длительное ожидание. Ведь ждать грозу можно было как несколько недель, так и несколько месяцев и даже лет. А, как известно, нет ничего тягостнее, чем ждать и догонять. При этом все время ожидания требовалось на восходе и на закате изо дня в день повторять заклинание Амато Анимо Анимато Анимагус, поместив кончик волшебной палочки напротив сердца — много дней подряд вместе с молитвами Минерва выполняла данную магическую процедуру. А как же велико оказалось искушение пойти и выяснить, что же творится с зельем! Но было нельзя. Именно тогда Минерва в полной мере ощутила силу слова «нельзя» — крепчайший блок, непробиваемая стена, если ты желал добиться своего.

В день, когда разразилась гроза, Минерва уже и позабыла о фиале с зельем. Зачастую желаемое получаешь тогда, когда о нем уже и думать перестаешь. Однако час, когда прогремел первый весенний гром, Минерва запомнила навсегда. Она в тот год тщательно отслеживала прогнозы погоды, и ею овладевало едкое чувство досады всякий раз, когда синоптики предсказывали исключительно ясную погоду и отсутствие дождя.

В тот знаменательный день у Минервы появилось совершенно особое предчувствие, совсем как сегодня. Она тогда нутром почуяла, что время пришло, настал момент, когда должна была произойти желанная трансформация. Ее сердце бешено стучало за себя — человека, а также за то животное, в которое ей предстояло превратиться.

Сейчас же запыхавшаяся Минерва уже добралась до места, откуда она пыталась совершать полеты без метлы. Неужели снова пришло время, настал нужный момент, совсем как два года назад? Тогда над Хогвартсом стянулись тучи, предвещавшие обильный дождь, сейчас же небо было заполнено легкими облаками, однако воздух всё равно казался наэлектризованным, как бывает перед грозой.

Два года назад Минерва извлекла на свет сосуд с зельем, приобретшим к этому времени кроваво-красный цвет. Все как по инструкции. Сейчас же Минерва взглянула на небо, которое окрасилось в красный цвет. Багряное небо и зелье цвета граната… Как много сходств у прошлого и настоящего! Когда-то при виде правильно приготовленного анимагического зелья Минерва испытала ликование. А что она испытывала сейчас?

На четвертом курсе Минерва тщательно изучала теорию анимагии, на пятом — ожидала чуда и одновременно училась терпению, на шестом — доводила до ума свою анимагическую форму, а к концу седьмого — стала зарегистрированным анимагом. Четыре года упорного труда. А тут и года не прошло с тех пор, как она взялась осваивать полеты без метлы. Все так стремительно происходило! Ее нынешний учитель нетерпелив, жёсток и требователен. Он и похож, и не похож на Дамблдора.

Минерве вспомнилось, как весной пятьдесят второго года вся мокрая от дождя она дрожащей рукой поднесла ко рту заветный хрустальный фиал и, проговаривая про себя заклинания, осушила его до дна. От великого мига превращения в животное ее отделяли считанные минуты…

Теперь же Минерва извлекла из кармана мантии аккуратно сложенный платочек Риддла, что всегда у нее был при себе. Поднесла к лицу платок и вдохнула исходивший от него тонкий, едва уловимый аромат розы. Этот пленительный аромат еще явственнее напомнил ей о вчерашнем.

Минерва воспарила к самым верхушкам молодых деревьев. Аромат розы обволакивал, волновал, заставлял трепетать. Сейчас она, верно, упадет…

В голове зазвучало «Аллилуйя», повторяемое голосами хогсмидских ребятишек. Самое трогательное исполнение ее любимого религиозного гимна принадлежало детям и Тому Риддлу.

К глазам подступили слезы, все вокруг поплыло, и когда ей казалось, что она вот-вот рухнет на землю, перед ней возник Том Риддл из ее снов. Совсем юный и неискушенный. Он протянул ей руку, на его губах при этом играла лучезарная улыбка. Риддл манил к себе, его глаза словно говорили: «Давай, не бойся, ты сможешь, я рядом!» И Минерва сделала робкий шаг вперед. Зажмурилась, представив, что прямо сейчас полетит вниз. Но падения не произошло. Минерва разомкнула глаза и обнаружила, что по-прежнему висит в воздухе. Она взглянула на Риддла, ее глаза широко раскрылись от удивления. Риддл ободрительно кивнул ей и снова поманил к себе. Минерва сделала еще один шаг и не упала.

Она медленно ступала по воздуху и ощущала себя ребенком, делающим свои первые шаги. Ребенком, верящим, что у него все получится. За плечами словно выросли крылья, не такие ненадежные, как у Икара, а настоящие, как у птицы, крылья, которые мог даровать своему созданию только Всевышний. Минерва не летала сейчас столь уверенно и свободно, как Риддл, чей полет был подобен порыву сильнейшего ветра. Пока у нее выходили лишь первые шаги по воздуху, но они удавались! Взрослое и рациональное в ней отступило, сдерживавшие блоки рассыпались, появилась вера в то, что все получится, что на свете нет ничего невозможного.

Когда Минерва спустилась на землю, то стояла несколько минут, закрыв глаза, прижав к груди руки, и часто дышала. И почему только воздуха стало так мало?

Иосиф Купертинский, воспаряя к небесам, благоговел перед Богом и Девой Марией, она же благоговела…

Впервые путь до замка Минерва преодолела очень быстро и незаметно для самой себя — необъяснимое чувство тревоги гнало ее в родные каменные стены. Минерва бежала от нахлынувших чувств, от правды, которой она боялась взглянуть в глаза, бежала от самой себя. Горестное осознание охватило все ее существо и направляло Минерву в то тайное место в Хогвартсе, где можно было получить ответ на самый страшный на данный момент вопрос.

Чувство религиозного трепета? Да ведь она его испытала и даже не заметила этого. Минерва испытала его в тот миг, когда слушала религиозный гимн в исполнении счастливых детей. А к поющему Риддлу она тогда прониклась щемящей жалостью. Все вместе создало невероятный коктейль, то самое сильное впечатление, что требовалось для движения во время полета.

В замке Минерва постаралась не привлекать всеобщее внимание, отмахивалась от школьников, говоря им, что у нее срочные дела. Ей впервые стало невмоготу отвечать на вопросы, а ученикам, как назло, именно сейчас требовалось что-либо у нее уточнить. Впервые должность старосты показалась Минерве обременительной. Сейчас ей просто необходимо было остаться наедине с собой.

Добравшись до нужной комнаты, она замедлила шаг. Прежде Минерва старалась не заходить в эту комнату, дабы не впасть в искушение и не воспользоваться тем, что там хранилось. Теперь же она в нерешительности взялась за скользкую дверную ручку, чувствуя себя при этом женой Синей Бороды, которая решила нарушить запрет супруга.

Внутри помещение, почти наполовину заставленное старой мебелью, уже погрузилось в полумрак. Минерва зажгла свет на кончике палочки. У самой дальней стены обнаружилось огромное зеркало в золотой раме, украшенной орнаментом. На верхней части рамы была выгравирована надпись: «Я показываю не твоё лицо, но желание твоего сердца».

Зеркало Еиналеж давным-давно было привезено одним преподавателем из путешествия. Некогда созданное не то в шутку, не то с дурными намерениями, оно имело свойство показывать смотрящему в него человеку самые глубокие и невероятные желания его сердца. Те, о которых смотрящий мог и не подозревать или же боялся о них даже помыслить.

Узнав об этом старинном зеркале несколько лет назад, Минерва решила, что вряд ли когда-либо даже близко к нему подойдет. А зачем? Она хорошо знала себя и свои желания, много лет Минерва самой себе казалась открытой, давно прочитанной книгой. Загадочный артефакт также мало ее интересовал, как и мутный предмет прорицания с его разнообразными гаданиями, которые Минерва считала чепухой. Однако же она продолжала помнить о Еиналеж, а в последние месяцы, проходя мимо кабинета с зеркалом, отчего-то в практически суеверном страхе ускоряла шаг. Старалась поменьше думать о диковинном артефакте, а комнату с ним мысленно запирала на множество замков.

Но вот она здесь, момент истины настал. Нужно взглянуть правде в глаза, какой бы жестокой та не оказалась. Минерва ступила к зеркалу, осветила его сиянием от палочки и взглянула в него. Хотелось увидеть в отражении что угодно, любое сумасбродное желание, хоть саму себя в качестве директрисы Хогвартса. И только одно желание она отчаянно гнала от себя и очень надеялась не увидеть его в зеркале.

Вначале Минерва разглядела в отражении только себя и хотела уже было вздохнуть с облегчением, но тут в темной глубине зеркала начал прорисовываться силуэт. Темный силуэт высокого стройного юноши. Одет молодой человек был в длинную школьную мантию, тщательно выглаженную белоснежную рубашку, на шее его был туго повязан серебристо-зеленый галстук. У парня были точеные черты лица и черные глаза, напоминавшие омуты. В отражении рядом с испуганной и побледневшей Минервой вырисовался Том Риддл. Два самых ответственных старосты, два лучших ученика школы. Один — из страшного военного прошлого, а другая — из непростого послевоенного настоящего. Парень и девушка, которые, наверное, и не должны были встретиться, но по воле судьбы встретились.

Минерва тяжело сглотнула. Теперь можно было быть полностью откровенной с самой собой: все последние месяцы она боялась увидеть перед собой в зеркале Еиналеж именно этого юношу. Вот почему она так опасалась этой комнаты и этого артефакта. Минерва моргнула в надежде, что образ Риддла растает, как дым, и увиденное окажется лишь обманом зрения. Но красивый слизеринский староста так никуда и не делся, он продолжал с несколько ироничным выражением на лице рассматривать ее и словно желал что-то спросить.

И тут Минерва быстро потушила свет на кончике палочки и бросилась к выходу. Она громко захлопнула за собой дверь и прямиком устремилась в ближайший пустой класс, которым оказался кабинет древних рун.

Войдя в класс, Минерва подошла к шкафу с книгами и взяла в руки первый попавшийся фолиант. Открыла его на середине и всмотрелась в затейливые мелкие значки, которыми были испещрены страницы. Впервые руны показались ей китайской грамотой, ни слова не удавалось разобрать из написанного. Руны перед глазами начали расплываться.

Тяжелый фолиант выскользнул из рук и с грохотом упал на пол. Минерва же прислонилась спиной к стенке шкафа и медленно сползла вниз. Сидя на полу, она сжала пальцами ткань мантии, по ее щеке скользнула слеза. Затем еще одна. Минерва, будучи не в силах более сдерживаться, горько заплакала.

Еще никогда ей не становилось так тоскливо на душе, как сейчас. На сердце словно лег тяжелый камень. Минерва, всхлипывая, принялась лихорадочно прокручивать в голове все, что происходило с ней за последние месяцы. Вспоминала все события, отчаянно пытаясь выхватить из их нескончаемого потока тот роковой момент…

Минерва пыталась понять, в какой момент полюбила Тома Риддла. Однако все лишь еще больше путалось у нее в голове. Сегодня, когда она научилась ходить по воздуху? Или когда Риддл подарил ее матери цветы? А может, когда сказал Миртл, что не намерен оставаться в Хогвартсе? Всемогущий Мерлин, когда это произошло? В какой момент в ее душе заронилось зернышко любви, которое постепенно проросло в запретное чувство, заполнившее сейчас все ее существо? Мама оказалась права, когда сказала, что Минерва по уши влюблена, но не желает признаться себе в этом. Больше было невозможно обманывать саму себя.

Наверное, Риддл околдовал ее, и ему для этого даже не понадобилась Амортенция. Как она это допустила? А ведь еще в начале учебного года у нее хватило глупости осудить Августу за романтический интерес к учителю. Впрочем, чему теперь удивляться? Разве так сложно было Риддлу добиться расположения какой угодно студентки? Взрослый, сильный, талантливый волшебник. Блистательный молодой мужчина, наверняка искушенный в искусстве обольщения. Что ему стоило вскружить голову юной неопытной девушке? Риддлу определенно было чем ее, Минерву, заинтересовать. Он был красив и обаятелен — этого оказалось достаточно, чтобы привлечь и пленить ее, поймать в свои сети подобно пауку.

Зачем она только вступила с ним в плотное общение? Почему соглашалась на все новые и новые встречи? Как пропустила опасный момент и позволила себе увлечься? Почему сейчас она вся в слезах, а ее сердце наполнено щемящей тоской? Вспоминался каждый жест Риддла, каждое его прикосновение — все это прожигало её изнутри. Хотелось пойти и принять ледяной душ, смыть с кожи его прикосновения, стереть из памяти их разговоры. Безумно хотелось забыть дискуссии о бессмертии, забросить уроки полетов, больше никогда не подниматься в воздух даже на метле. И никогда более не видеть Риддла, вычеркнуть его из своей жизни. Вырвать из сердца зародившуюся любовь.

«Любовь — это великий дар небес!» — раньше эти отцовские слова воспринимались лишь как прекрасное изречение. Сейчас же они отозвались в сердце ноющей болью. Произошедшее с ней выглядело скорее как проклятие, а не дар небес. Первая любовь — это всегда так больно? Нет, то, наверное, не любовь, а искушение дьявола.

От отчаяния и рыданий у Минервы нестерпимо разболелась голова. Она осознавала, что сейчас кто угодно может войти в класс и застать ее в столь ужасном состоянии. Растерянная, беззащитная, горько плачущая староста — такой ее еще никто ни разу не видел. Минерва сама не ожидала от себя такого.

А ведь ей просто нравилось быть рядом с Риддлом, беседовать с ним, спорить, видеть его улыбку. Дорого же она заплатила за месяцы всепоглощающего общения с самым строгим и загадочным преподавателем Хогвартса. И поделом!

1) В Британии на Пасху проводят различные парады и фестивали. Например, в лондонском парке Баттерси устраивают традиционный парад пасхальных шляпок, на который дамы надевают шляпки ручной работы, украшенные цветами и лентами. Представим, что и маги могли проводить аналогичное мероприятие.

Вернуться к тексту

Человек сам создает себе богов: одного, двух, с десяток. Сколько пожелает. Потому что ему так удобно. И с тем же успехом человек во все времена ниспровергал одних идолов, но взамен тут же придумывал новых. Боги будут всегда, пока есть человек, и боги без людей — ничто.

Всю неделю Минерва пребывала в скверном настроении. Она механически выполняла школьные обязанности, заставляла себя много учиться в надежде, что хоть умственный труд немного отвлечет ее от грустных мыслей. Но все давалось с приложением неимоверных усилий.

Когда Минерва встречала Риддла в коридорах, то бросала ему дежурные сухие приветствия и тут же старалась поскорее затеряться в толпе студентов. При виде него у нее всякий раз начинали потеть ладони. Но даже когда она не сталкивалась с Риддлом лицом к лицу, то все равно каждой клеточкой своего тела ощущала его присутствие неподалеку. Минерва постоянно вздрагивала, едва заслышав его голос, жадно прислушивалась к его беседам с другими педагогами и учениками. В Большом зале она старалась лишний раз не смотреть на Риддла, поскольку боялась, что сразу же зальется краской, и все вокруг моментально поймут, что Минерва Макгонагалл, эта примерная студентка, по уши влюблена в учителя по защите от темных искусств. Такое было просто недопустимо! Минерва не представляла, как пойдет на ближайший урок Риддла. Она была напряжена, как до предела натянутая струна.

Лишь разглядывая Риддла в зеркале Еиналеж, Минерва позволяла себе немного расслабиться. Она каждый вечер захаживала в комнату с таинственным артефактом. Продолжалась это уже несколько дней подряд, и Минерва осознавала, что эти походы необходимо было прекратить, но пока ничего не могла с собой поделать. Только здесь, в темном заброшенном кабинете, она оставалась наедине с собой, своими мыслями и с… Томом — безмолвным школьником, за которым Минерва могла часами наблюдать, не боясь, что кто-то истолкует ее взгляды не в том ключе, каком следовало.

Вот и в четверг она снова пришла в комнату с Еиналеж и, наколдовав небольшой коврик и устроившись на нем поудобнее, продолжила наблюдать за Риддлом в зеркале. Приветственно помахав ей рукой, Том взялся поправлять изысканные серебряные запонки на манжетах своей белоснежной сорочки. Откуда только у бедного шестнадцатилетнего сироты в голодные сороковые годы могли взяться ювелирные украшения? Минерва списала увиденное на свое непомерно разыгравшееся воображение. Том между тем тоже наколдовал себе коврик, устроился на нем поудобнее, достал тетрадку в черной обложке и начал что-то в ней писать. Конспект? Личный дневник?

Минерва извлекла из кармана мантии платок Риддла. На уголке платка были вышиты крохотные инициалы «Т.М.Р.» — имя, которое Риддл ненавидел всеми фибрами души, но вынужден был носить по сей день.

Минерва поднесла платок к губам, прикрыла глаза и вспомнила вчерашний сон, от которого проснулась в холодном поту. То был липкий, удушливый кошмар. «Летим со мной, моя сладкая девочка!» — звал Том Риддл в этом сне. Черная мантия на нем была бесконечно длинной, она буквально сливалась с ночным небом. Риддл увлекал Минерву за собой в их бесконечном полете, метла в ее руках при этом с громким треском ломалась пополам, а затем разлеталась на мелкие щепки. Минерва при всех стараниях не могла удержать в руках ни единой щепки — они уносились вдаль под порывом сильного ветра. Саму Минерву при этом все крепче оплетала мантия Риддла, в один миг превратившаяся в гигантскую змею в сверкающей чешуйчатой шкуре. И вслед за метлой Минерва теряла все в этой жизни: и отчий дом, и друзей, и себя. Какое имя придумал себе Риддл? Волдеморт? Полет смерти?

Минерва распахнула глаза, убрала платок в карман и постаралась поразмышлять трезво. Когда она пыталась что-либо осмыслить, то стремилась разложить явление по частям, расписать все «за» и «против», составляя таким образом список. В ее жизни всегда было много различных списков: домашних дел, учебной литературы, необходимых ингредиентов для зелий...

Странный, деспотичный, бессердечный и просто опасный человек — таковы были весомые «против» в списке, посвященном Тому Риддлу. Не стоило также забывать и о том, что Риддл был учителем, а Минерва — всего лишь одной из множества его учениц. На что она только могла рассчитывать при таком раскладе? Но все «против» меркли перед глазами, когда ее охватывало необъяснимое чувство нежности к Риддлу. Вспоминалась его прекрасная улыбка, которой он одаривал ее в те моменты, когда у нее что-либо получалось. Полуулыбка, обращенная лишь к ней одной. В такие мгновения Минерве казалось, что Риддл заглядывал ей в душу. «Ты никому больше не должен так улыбаться!»

«Запретный плод сладок, да, Минерва? — она начинала иронизировать над собой. — Ева тоже вошла в искушение. А кто ее побудил к греху, помнишь? Что, Минерва, возжелала, как и Ева, познать Добро и Зло, уподобиться Богу? И стать еще ближе к змею-искусителю Тому, бросившему вызов небесам?»

Коварное зеркало, конечно же, прочитало эти мысли, и в отражении у Риддла на ладони тотчас появилось спелое красное яблоко. Плод с дружелюбной улыбкой был протянут Минерве. Однако Риддл, увидев, что его подношение лишь раздосадовало гостью, пожал плечами и положил яблоко на отставленную в сторонку черную тетрадь.

Так Минерва сидела, второй раз в жизни потеряв счет времени. Первый такой раз случился с ней в тот знаменательный день, когда она впервые превратилась в кошку. Минерва, потрясенная тогда тем фактом, что ей удалось стать анимагом, отправилась гулять по окрестностям Хогвартса. В состоянии эйфории просто шла, куда глаза глядят, и не замечала пройденного расстояния. Не обращала внимания ни на дождь, ни на ветер, ни на грязь под ногами. Кошка, гуляющая сама по себе. Ее переполняло пьянящее чувство свободы, она могла отпустить на волю инстинкты, быть не по-человечески любопытной. Мир с позиции кошки виделся иным, Минерва привыкала к ощущениям и запахам, которые были ей неведомы прежде. Лучшей анимагической формы просто нельзя было пожелать! Довольная Минерва прогуляла всю ночь напролет, забыв о времени, об обязанностях старосты, вообще обо всех чисто людских заботах.

А сколько сейчас уже прошло времени, пока она сидит в комнате с Еиналеж? Час, два, больше? Но это мало ее волновало, ведь она сидела рядом с воображаемым Томом Риддлом, могла свободно любоваться им, поведать ему о чем угодно. На задворках сознания билась мысль, что все происходящее с ней сейчас — это эффект волшебного зеркала. Минерва была в курсе, что человек, вновь и вновь возвращающийся к этому коварному артефакту, может не заметить течения времени. Вот и сейчас время стремительно утекало, словно песок в песочных часах, но в один миг Минерва отчётливо почувствовала чье-то присутствие в комнате.

Увидев Альбуса Дамблдора, она вздрогнула. Минерва мельком взглянула в зеркало, очень испугавшись, что декан мог увидеть в отражении ее постыдное желание. Но Дамблдор выглядел спокойным, его ласковый взгляд был устремлен на нее, а не на зеркало. Минерва машинально посмотрела на наручные часы и с ужасом обнаружила, что было уже далеко за полночь. Между тем Дамблдор в очередной раз поразил ее спокойным могуществом своей магии, появившись рядом столь тихо и мягко.

— Здравствуйте, профессор! Так поздно, а вы не спите? — пролепетала Минерва первое, что пришло на ум. Разумеется, с ее стороны было невежливо задавать подобный вопрос декану, а самой при этом полуночничать, так что она почувствовала себя крайне неловко.

Однако Дамблдор лишь нежно улыбнулся в ответ.

— Когда человек достигает определённого возраста, то ему становится жаль тратить драгоценное время на сон. Или же его просто посещает старческая бессонница в результате многочисленных дум о былом, о прожитом. — Он поправил на носу очки-половинки. — Старики любят порефлексировать. Какое объяснение вам ближе, Минерва?

— Ну что вы, профессор! По меркам волшебного мира вы совсем еще не стары! — воскликнула Минерва.

— Ценю вашу деликатность. — Дамблдор покачал головой и вдруг немного грустно добавил: — Вот и вы здесь, Минерва. Я все же надеялся, что вам удастся избежать этого, но увы.

— Мне так стыдно, профессор, — пробормотала она, ощутив укол совести. — Этого больше не повторится!

— Чего вы стыдитесь? — спросил Дамблдор, чем немало ее удивил. Минерва ожидала, что он начнет сейчас ее распекать, хоть подобное и не было в его духе. — Своих желаний? Но ведь они так естественны для человека. Все мы люди, живые существа. Мы живы, пока у нас имеются желания.

Минерва не знала, продолжать дальше или нет. Доверительный тон собеседника все же убедил ее продолжить.

— Но если желание совсем не то… — она запнулась. — Это желание такое, что… Его следовало бы выжечь калёным железом!

Дамблдор внимательно на нее посмотрел.

— Речь идет о любовном желании? — просто спросил он, будто прочитав ее мысли. — Я угадал?

Минерва поджала губы, но Дамблдор покачал головой, словно понимал ее терзания, как никто другой.

— Мне сие знакомо, как бы непривычно это ни звучало из моих уст. Я тоже был молод и горяч. — Он приблизился к ней. Прежде столь откровенно Минерва могла говорить лишь с отцом. Но, что уж тут таить, она уже давно воспринимала Дамблдора как своего второго отца, и доверительная связь между ними год от года крепла. — Минерва, вам тем более не стоит стыдиться своих желаний. Любовь — это самая прекрасная и сильная магия на свете! Не воспринимайте ее как наказание, наказанием является полное отсутствие любви. Вы юны, многое воспринимаете излишне драматически, но вот что я вам скажу сейчас… — Он взмахнул волшебной палочкой, и зеркало накрыло толстым покрывалом. — Тот, кого вы полюбили — баловень судьбы! Ему невероятно повезло! Вы — редкая девушка. Надеюсь, счастливец не упустит своего счастья, ведь в жизни ему выпал такой шанс! Идемте, Минерва, вы проводите меня до моего кабинета и напоите чаем. Только вы умеете заваривать чай так, как нравится мне.

Они добрались до кабинета декана, где Минерва привычно взялась за приготовление чая.

— В шкафчике лежит печенье, которое на Пасху мне по сложившейся традиции прислала ваша матушка. — Дамблдор указал на небольшой шкаф. — А вы знаете, что песочное печенье ее изготовления я нахожу самым вкусным. Так что отдельно большое спасибо вашей матушке за лакомства к нашему с вами столу! Мы с вами, конечно, в этот раз совсем уж поздно собрались чаевничать…

Минерва поставила на стол по чашке чая с ромашкой да сладости, и несколько минут они пили молча. Минерва, делая глоток за глотком, разглядывала статуэтку лесной феи на письменном столе декана. По словам Дамблдора, это была та самая статуэтка, которую он триумфально оживил в бытность студентом перед экзаменационной комиссией. Иногда Минерве мерещилось, что фея еле заметно подмигивала ей. Прямо как сейчас. А еще милое личико феи до странности напоминало чертами лицо самого Дамблдора. Рядом на жердочке сидел и спал сном младенца молодой феникс. Дамблдор проследил направление взгляда Минервы и усмехнулся.

— Динь-Динь тоже нынче не спится, как нам с вами. — Он с нежностью оглядел статуэтку. — Она мне, к слову, по сей день дорога как напоминание о славных днях, когда я был совсем юн. Глядя на нее, я иногда представляю себя Питером Пеном. Это расслабляет.

— В вас столь сильно созидательное начало, профессор, — отметила Минерва.

Она давно уже обратила внимание, с каким завидным упоением наставник порой колдовал, особенно когда старался оживить неодушевленный предмет. Дамблдор в таких случаях действовал с какой-то особой ювелирной точностью, а также со страстью, готовой перейти в одержимость. Он словно пытался что-то доказать самому себе, в его отношении к делу порой сквозило что-то глубоко личное. Минерва заметила это не сразу, но многолетние наблюдения за профессором позволили ей подметить то, что не было видно с первого взгляда. «Истинное мастерство!» — так считала Минерва и мечтала научится однажды колдовать так же искусно, как наставник.

— Мне бы очень хотелось, чтобы так оно и было… — неуверенно произнес он, и Минерва в очередной раз подивилась тому, что Дамблдор, достигнув невероятных успехов в науке, все равно все еще сомневался в своих умениях. — Проходит много весен и зим, а ты все стараешься. Стремишься хотя бы через магию преобразований вдохнуть жизнь в неживое.

Последние слова были произнесены до странности меланхолично. Дамблдор аккуратно поставил чашку с чаем на блюдце и провел пальцем по тоненькой фарфоровой ручке молочника. Делал это с такой осторожностью, словно боялся разбить.

— Знаете, Минерва, по молодости в человеке может не быть ни толики созидательного, а беспечность и нетерпеливость способны подтолкнуть его к неосторожным действиям, могущим привести к трагическим последствиям. Глупости юности заставляют человека совершать непоправимые ошибки, а в итоге остается лишь сожаление о содеянном, причем на всю оставшуюся жизнь. Маг уже не в состоянии ничего исправить, но, достигнув зрелости и набив шишек, все равно пытается тем или иным образом вернуть потерянное, хотя бы путем создания иллюзии. В моем случае — это бесчисленные попытки неживое сделать живым. Так я отвожу душу и на доли секунды начинаю верить, что невозможное может стать возможным. Что рано или поздно я смогу вернуть к жизни давно умерших близких, по которым безумно скучаю. Оживить статую же получилось! Это сладкий самообман, пустая трата времени, вроде многочасового просиживания перед зеркалом Еиналеж, но мне становится хоть немного легче на душе.

Выходит, оживление статуй для него — это своего рода терапия, облегчающая боль застарелых ран? Дамблдор так до сих пор и не смог отпустить давно умерших родственников? Все еще не оправился от их потери?

— Знаете, с легкостью верить в то, что все возможно — это свойство молодости, — продолжал он грустно. — Но жизнь все расставляет по своим местам и накладывает ограничения. Она жестоко наказывает человека за его тщеславие, за гордыню, и человек понимает, что является всего лишь простым смертным, песчинкой во Вселенной, винтиком в сложном механизме. По юности человеку кажется, что он хитроумен и ловок, словно царь Итаки Одиссей, но затем стареет и, как Одиссей же, прогневавший бога, проводит долгие годы в бесконечных скитаниях и испытаниях. Учится необходимому смирению. И приходит к выводу, что без Высшего Разума человек — ничто. Высшие силы способны создавать жизнь, а человеку по плечу лишь творить иллюзии.

Минерва перестала чувствовать вкус выпитого чая. Она была заинтригована услышанным. И такие вещи говорил величайший волшебник настоящего времени, победитель Гриндевальда? Достигнув вершины, он смиренно считал себя песчинкой во Вселенной? Это так диссонировало с тем, что Минерва слышала, например, от молодого дерзкого профессора Риддла. Два полярных мнения. Так молодость и старость встречались в противоборстве, совсем как камень с водой. Вода, как известно, точит камень. А еще Дамблдор хранил у себя в кабинете добрую лесную фею, Риддл же мечтал о злой ведьме со спутанными черными волосами.

— Люди много о себе воображают, но их возможности при этом небезграничны. Человек конечен, как бы ему ни хотелось полагать иначе. — Дамблдор допил свой чай. — Эту простую истину довольно скоро поняли я и еще один волшебник. Ты могущественен, творишь невероятные чудеса, но близких своих ты лишаешься. С одной стороны, мироздание многое дает человеку, но с другой стороны, забирает самое дорогое. Так складывается вселенское равновесие. В противном случае мир давно бы прекратил свое существование.

Он заметил, с каким невероятным интересом слушала его Минерва, и рассмеялся.

— Минерва, не стоит казнить себя за то, что вам дана любовь не в том воплощении, как вам бы хотелось. Не нужно выжигать чувство калёным железом — ни к чему хорошему это не приведет, и это не будет путь созидания, по которому вы желаете идти. Люди без любви в жизни — вот кому стоит посочувствовать. А сейчас ступайте к себе. И вам, и мне все же стоит хоть немного отдохнуть перед новым днем.

Минерва не стала задавать лишних вопросов, лишь кивнула и стала убирать со стола. У всякого пожившего человека спрятана в душе своя боль. Не являлся исключением и непревзойденный Альбус Дамблдор. Она не станет настаивать на разъяснениях, всему свое время.

Минерва медленно брела по пустынным коридорам, погруженная в раздумья. Занимался рассвет, обычно в это время для нее начинался новый день. Сегодня же она выбилась из привычного графика, очутилась в некоем вакууме, где время не имело значения. Минерва тихонько разбудила похрапывавшую Полную Даму. Та сонно и с легким изумлением взглянула на нее, но все же воздержалась от вопросов. Уже наслаждаясь теплом и уютом гостиной и посматривая на догорающий огонь в камине, Минерва решила, что в ближайшие дни возьмется изготовить для себя Отворотное зелье. Дамблдор, конечно, прав, но все же… Рабой любви она становиться не намерена.

* * *

После бессонной ночи Минерва весь следующий день пила много чая для бодрости. Ей совершенно не хотелось клевать носом на занятиях, ибо подобную роскошь она, будучи старостой и лучшей ученицей, не могла себе позволить. И лишь вечером в факультетской гостиной Минерва дала себе немного расслабиться за чтением письма из дома. Мама, как обычно, писала, что дома все идет своим чередом, перечисляла интересные снадобья, которые за последнее время приготовила, при этом упорно умалчивала о том, как протекали выбросы стихийной магии у сыновей. Минерва про себя лишь молилась, чтобы Роберт не натворил чудес на глазах у местных маглов.

От чтения письма ее отвлекло появление Августы. Выглядела подруга довольной, словно выиграла в магической лотерее миллион галлеонов. На нее с интересом воззрился и Дэвид, тут же взявшийся листать новенькую книгу о вампирах. В ответ на расспросы Августа продемонстрировала им засушенный бутон розы темно-синего цвета.

— Вы не поверите! — Августу так и распирало поделиться своей новостью. — Это голубая роза, которую зельевары сильно заранее заказывают в Грассе. Тот самый трудноопределимый ингредиент, который понадобится для изготовления зелья, заданного мне Слагхорном. Угадайте, кто помог мне вне очереди достать эту штуку?

Дэвид пожал плечами, а Минерва догадалась. И догадка не особенно ее радовала.

— Риддл! — торжественно сообщила Августа. — У знакомого его знакомого нашелся знакомый, который и сумел раздобыть в парфюмерной столице этот цветок. Том сказал, что у меня есть уйма времени на то, чтобы как следует подготовиться и продемонстрировать летом Слагхорну процесс приготовления косметического средства фирмы Тагвуд.

Она старательно завернула драгоценный ингредиент в газетный лист, а затем бросила на Дэвида короткий взгляд. Августа явно с особым вниманием следила за реакцией друга. Дэвид заерзал на месте. Минерва же пожелала подруге удачи в ее начинаниях, а сама задумалась о том, стоило ли ей начинать ревновать Августу к Риддлу? Дэвид вон как раз и не мог скрыть своей ревности, как бы ни старался. Он так крепко сжал в руках книгу, что костяшки его пальцев побелели. Дэвид изо всех сил старался изобразить, что увлечен чтением.

— Что же ты там такое интересное читаешь, что не в силах оторваться? — Августа попыталась выхватить у него из рук книгу. — «Братьев по крови» Элдреда Уорпла?

— Да, собирался дочитать главу, в которой автор как раз пишет о психологических вампирах. — Он отодвинулся, не давая ей забрать книгу.

— Вот как? — язвительно отозвалась Августа. — Автор сего чтива, кстати, является любимчиком у Слагхорна. Слагхорн хвастался, что Уорпл прислал ему экземпляр книги задолго до ее выхода в свет. Ладно, не буду мешать, дочитывай. Только переверни книгу, Дэйв. Она у тебя вверх тормашками.

Дэвид густо покраснел и перевернул книгу. А Августа, звонко рассмеявшись, направилась к лестнице, ведущей в спальни девочек. Дэвид проводил ее долгим взглядом и попытался было погрузиться в чтение, но у него не очень-то получалось сосредоточиться на книге. Наконец он громко захлопнул «Братьев по крови» и отодвинул в сторону. Скрестил руки на груди и уставился на огонь в камине. Наблюдая за другом, Минерва улыбнулась, что не скрылось от его глаз. Тогда Дэвид бросил с раздражением:

— Вот чему, скажи, так радуется Августа?

— Она получила ценный ингредиент и стала на шаг ближе к своей цели, — спокойно пояснила Минерва и нацелила волшебную палочку на его помятый галстук. Через секунду галстук на шее Дэвида снова выглядел безупречно.

— То есть к Риддлу?

Ясно, к чему он клонил. Юная рыжеволосая красавица на портрете с интересом прислушалась к их беседе.

— Нет, Августа стремится попасть в косметическую фирму. Учитель — лишь средство для достижения этой цели…

— Брось! — перебил Дэвид. — Ей нравится учитель. Будь он неладен! Он — ее основная цель! Я не слепой!

«Нравится, и не одной Августе».

— Ерунда, ты вообразил себе невесть что. Кстати, а почему это тебя так задевает? — Минерва испытующе посмотрела на него. — Ты настолько боишься не выдержать конкуренции со стороны учителя?

Он хотел было возмутиться, но через силу смолчал. Минерва продолжала буравить его взглядом. Дэвид сжал было подлокотники кресла, но вдруг расслабился. Выдохнул и понуро опустил голову. Минерва придвинула к нему поближе свой стул и присела рядом.

— Ты безумно влюблен в Августу. — Она ласково потрепала его по волосам.

Дэвид поднял на нее глаза, и Минерва тепло ему улыбнулась.

— Это так заметно? — подавленно спросил он. Выглядел при этом таким несчастным.

— Конечно.

Кажется, ее слова и улыбка затронули глубинные струны его души, и Дэвид заметно смягчился:

— Ох, ты всегда знала меня как облупленного, — сдался он. — Да, я влюблен в Августу, давно и безнадежно. Но куда уж мне тягаться с Риддлом? Нет, правда! — Дэвид решительно не желал выслушивать ее возражения. — Я еще могу справиться с поклонниками Августы с нашего курса, но сравниться с этим преподом… Я проигрываю по всем фронтам. Это же очевидно!

— Далеко не очевидно.

Он упрямо замотал головой.

— Ты так говоришь потому, что я тебе друг. Но давай взглянем правде в глаза: Риддл такой взрослый и сильный, первоклассный маг, преподаватель в Хогвартсе. Наверное, он еще в школьные годы пользовался огромным успехом у девушек. Я же в заведомо проигрышной позиции.

В голосе Дэвида прозвучала такая горечь, что Минерве стало его жаль. Ей вдруг очень захотелось сказать, что Риддл и мизинца на его руке не стоит.

— Послушай, ты хороший парень, и я это говорю тебе не только как твой друг, я стараюсь быть объективной.

— Да кому интересны хорошие парни? — Дэвид не желал воспринимать ее аргументы всерьез. — Всех девушек тянет на плохих. На загадочных красавчиков. Вроде этого Риддла. Я не вчера родился. А Августа воспринимает меня как друга, а не как парня. Вряд ли она когда-нибудь оценит меня так, как мне бы хотелось...

— Ну, если Августа тебя не оценит, то кнат ей цена! — сердито бросила Минерва. Ей не нравилось, что друг совсем расклеился. — Тебе симпатизируют другие девушки, если ты не заметил. Тобой интересуется Джулия Джонсон, а она одна из самых красивых и популярных девушек в школе. Ты впечатлил ее своими умениями в боевой магии, и она считает тебя весьма привлекательным молодым человеком. Думаешь, Джулия от нечего делать записалась в дуэльный клуб, который курируешь ты?

— Она лишь желает освоить боевую магию, и я стараюсь ей в этом помочь… — смущенно пробормотал Дэвид. Он напрочь отказывался замечать, что нравится другим девушкам.

— Почему послал Августе анонимную валентинку? Захотел помучить подругу?

— Ну не мог же я подписаться, в самом деле! — Дэвид определенно считал, что поступил совершенно верно.

— Отчего же? Впрочем, она осталась весьма заинтригована, ей до сих пор интересно узнать имя ее тайного воздыхателя. Кстати, стихи Катулла ей понравились.

— Правда? — с надеждой спросил Дэвид и в этот момент напомнил неуверенного в себе четырнадцатилетнего юнца, который не решается пригласить на Святочный бал понравившуюся девчонку.

— Почему бы тебе просто прямо не признаться в своих чувствах Августе?

В его ясных серых глазах отразился ужас.

— Ни за что! — решительно отрезал он.

— Почему?

— Потому что Августа звонко рассмеется мне в лицо! Она меня отошьет! — Дэвид взялся теребить на пальце тяжелый золотой перстень с рубином. — Нет, я не могу так унизиться.

Между тем девушка на портрете, поправив несколько оборок на своем пышном бальном платье, осмелела и обратилась к нему:

— Если мисс Спрингвейл посмеет вам отказать, то знайте, что вашей невестой могу стать я, мистер Лонгботтом! — выпалила и покраснела до корней своих волос цвета меди.

— Благодарю, мисс Прюэтт, я весьма польщен. — Дэвид ей вежливо улыбнулся, и девушка застенчиво прикрылась кружевным веером.

— Видишь, какие у тебя поклонницы! — Минерва кивнула на портрет. — Но ты настолько убежден, что Августа непременно станет смеяться? И откажет тебе?

— Ну а как иначе-то? Думаешь, она на радостях кинется мне на шею? — Он засуетился, явно не желая продолжать неприятный для него разговор. — Ладно, мне еще в библиотеку надо заскочить и вернуть учебники по алхимии.

Дэвид прихватил с собой книги и поспешил к выходу из гостиной. Напоследок он наколдовал букетик незабудок и преподнес его мисс Прюэтт.

Как-то раз пришлось готовить Отворотное зелье для Розье, ни с того ни с сего воспылавшего невиданной страстью к грязнокровке. На седьмом курсе его ухитрилась напоить Амортенцией Эмили Миджен, которую он всегда считал убогой и не упускал случая оскорбить при всех. Выяснилось, что эта страшная как смертный грех гриффиндорка неровно по нему дышала. Может, заодно и отомстить ему решила за прошлые обиды. Когда Эдгар узнал, что его околдовали, то поначалу взбесился, но потом вдруг стушевался. В ответ на расспросы он с несвойственным ему смущением признался, что Миджен хоть и дрянь, однако же оказалась довольно горячей в постели. «Для такой страхолюдины с поганым происхождением использование любовного зелья по ходу стало единственным способом меня заарканить!» — хвастал Розье, но впредь не решался задирать коварную гриффиндорку.

Минерва открыла самое известное пособие по противоядиям на странице с рецептом Отворотного зелья. В прошлом году Слагхорн рассказывал об этом снадобье, когда они изучали Амортенцию. Слагхорн тогда упомянул, в каком учебнике каждый сможет найти рецепт данного антидота. «Это на тот случай, если вас или вашего друга кто-нибудь сподобится напоить каким-нибудь приворотным зельем», — посмеиваясь, прокомментировал он. Минерва тяжело вздохнула при мысли, что вот и настал тот день, когда ей самой потребовался указанный рецепт.

В пособии отмечалось, что у пострадавшего при употреблении противоядия мгновенно снимаются симптомы, вызываемые всевозможными любовными зельями. Минерва не испытывала иллюзий на свой счет, было смешно даже представить, что профессор Риддл решил подсунуть ей приворотное снадобье, но найденный в книге антидот, однако, мог на время облегчить мучения страдающего от неразделенной любви человека — это она однажды услышала от знакомых девчонок. Прежде обсуждения школьницами полезных свойств Отворотного зелья казались Минерве забавными, она и помыслить не могла, что услышанное однажды ей самой пригодится.

Противоядие оказалось несложным по составу и, судя по инструкциям, простым в приготовлении. Веточки волшебной рябины всегда можно было найти в теплицах профессора Бири, а вот касторовое масло у Минервы закончилось — остатки одолжила Августа для какого-то очередного косметического эликсира. Касторового масла не нашлось и в больничном крыле, и целитель сам ждал со дня на день поставки оного вместе с другими лекарственными препаратами. Кроме того, для Отворотного зелья требовался лирный корень, который, увы, закончился и у колдомедика, и у Слагхорна. Слагхорн, любивший обильно поесть и впоследствии страдавший от болей в животе, рассказал, что остатки корня у него ушли на изготовление чудодейственного отвара, помогающего от желудочных спазмов.

Так что в выходной Минерва решила наведаться в хогсмидскую аптеку и докупить там недостающие ингредиенты. В этот ее визит полки аптеки буквально ломились от множества колбочек с цветочными маслами и коробочек с магическими травами, бочки были переполнены засушенными насекомыми, даже имелся толченый рог единорога по цене в два раза выше, чем в Косом переулке. Но, как по закону подлости, в продаже не осталось лирного корня.

— Мисс, а что вы хотели? — Аптекарь развел руками и посмотрел на входную дверь, над которой зазвенел колокольчик, возвещавший о приходе нового покупателя. — Ингредиент-то крайне востребованный, особенно весной. Его целебные свойства — это находка для любого зельевара или колдомедика!

Минерва оглянулась и, увидев в дверях профессора Риддла, обреченно вздохнула. Она бы предпочла сейчас встретиться с горным троллем, но только не с ним!

— Через неделю привезут ваш лирный корень, мисс. Так что приходите в следующую субботу или сами заказывайте в Лондоне. — Аптекарь поставил перед ней на прилавок коричневый стеклянный пузырек с касторовым маслом.

— Вам требуется лирный корень, мисс Макгонагалл? — аккуратно сняв с головы шляпу, с интересом спросил Риддл у Минервы. — Можете зайти ко мне вечером в кабинет, я дам вам этот ингредиент. У меня его еще сегодня спрашивал профессор Слагхорн…

— Спасибо, но не стоит беспокоиться, профессор, — попыталась отказаться она и опустила взгляд на пузырек с касторовым маслом. — Я уж как-нибудь сама раздобуду… Мне не к спеху!

Риддл осмотрел ее покупку.

— Так-так, касторовое масло, лирный корень… — задумчиво произнес он. — Никак Отворотное зелье собрались сварить?

Риддл переглянулся с гаденько заулыбавшимся аптекарем.

— Нет! — быстро ответила Минерва. — Это ингредиенты для разных снадобий. Касторовое масло по весне незаменимо для ослабших за зиму волос. А лирный корень мне нужен для приготовления противоядия от Икотного зелья, которое раздобыли пятикурсники и подлили в тыквенный сок детям с курса помладше. Мне срочно надо спасать пострадавших! А беспокоить по таким пустякам декана или школьного целителя не хотелось бы, — без запинки отчеканила она. — Ладно, мне пора! Не буду отнимать у вас время, профессор!

И Минерва, быстро бросив на прилавок несколько бронзовых монеток и прихватив с собой свою покупку, поспешила на выход. Когда она уже затворяла за собой скрипящую дверь, то услышала комментарий аптекаря:

— До чего же серьезная девушка!

— Круглая отличница, что с нее взять! — послышался чуть насмешливый ответ Риддла. — Мне, пожалуйста, маленький ковш засушенных майских жуков, а еще…

Дальше Минерва уже не слышала, поскольку закрыла за собой дверь. Она глубоко вдохнула. Еще щеки пылали. Еще ни разу ни от одного преподавателя ей не доводилось слышать столь насмешливо произносимое «круглая отличница». Прозвучало так, словно речь шла о старательной первокурснице, и Минерва моментально почувствовала себя маленькой девочкой. Впрочем, разве взрослым сейчас выглядело ее поведение? Даже ответить на вопрос спокойно, с достоинством, как подобает старшекурснице, она не сумела. Настоящая глупенькая первогодка! Удивительно, но чем более взрослым, недосягаемым и прекрасным ей виделся Риддл с каждым божьим днем, тем более незрелой, глупой и неуклюжей Минерва казалась самой себе.

Она возвращалась в школу, по пути любуясь окружающим миром. На деревьях зеленела молодая листва, а по небу пролетала стая гусей. Все вот-вот зацветет вокруг, и воздух наполнится умопомрачительными цветочными ароматами. Все живое радовалось весне. И только Минерва впервые за многие годы оказалась не в состоянии радоваться приходу самого оптимистичного времени года.

Наверное, познавший несчастье любви всегда превращается в пленника своих мучительных страстей. Вот и она сейчас чувствовала себя несвободной. Это было так дико, так непривычно для нее, выросшей среди северных просторов, у самого берега своенравного буйного моря — места, где всегда дышалось полной грудью и свобода ощущалась сильнее, чем где-либо еще. Где собственное «я» обреталось в полной мере. У моря всегда думалось особенно хорошо. Как ей нынче не хватало родного морского запаха да соленых брызг у себя на лице! Том рассказывал, что ему тоже особенно хорошо и легко дышалось на севере Шотландии.

И все же ей не следовало выискивать общее между ней и Риддлом. И пленницей собственных страстей она не станет, прежние свободу и самообладание себе вернет. Ей нужно поскорее изготовить Отворотное зелье и начать его принимать. Так удастся дотянуть до конца учебного года, достойно выдержать экзамены и помочь Риддлу изготовить его треклятый Эликсир бессмертия. Потом она навсегда распрощается с учителем, уедет домой, а затем в Лондон, где будет под завязку занята работой в Министерстве магии. Со временем ей удастся позабыть свою любовь так, как когда-то получилось у ее матери позабыть страсть к мистеру Хопкинсу.

Минерва остановилась и долго смотрела в небо. Небеса на ее голову не обрушились, когда она перекинулась парой слов с Риддлом. Все идет своим чередом. Обычно Минерва воздавала хвалы Господу за каждый прожитый день. Благодарила она Бога и сегодня, а заодно молила дать ей сил выдержать все ниспосланные испытания, пройти их с честью и достоинством. «Только бы Том Риддл исчез так, будто его никогда и не было!» — в отчаянии взмолилась Минерва, но тут же одернула себя. Она не должна просить о подобном, не должна падать духом.

Ей оставалось лишь молиться и колдовать. Бог дал ей магические способности. Надейся на Всевышнего, но и сам не плошай. Отворотное зелье будет сделано. Минерва решила, что лучше выпишет ингредиент из Лондона, но не подойдет к Риддлу лишний раз. Необходимо сокращать количество их встреч, стараться как можно меньше общаться с ним, а в комнату с зеркалом Еиналеж она больше ни ногой. Рано или поздно все вернется на круги своя.

Вечером Минерва отправила срочное письмо в Лондон и настроилась получить посылку с лирным корнем в начале следующей недели. Сразу пришло некоторое облегчение.

Однако на следующее утро, когда в Большом зале подходил к концу завтрак, к Минерве неторопливо подошел Риддл. На миг она превратилась в комок нервов. Но Риддл лишь положил перед ней на стол небольшой, тщательно завернутый сверток.

— Вы так и не зашли ко мне вчера, — в его голосе прозвучал легкий укор. — Держите свой лирный корень, староста. Помогите с противоядием вашим студентам, мне икающие на уроках не нужны. Удачи!

Он произнес последние слова с заметной иронией, и на краткий миг Минерве стало не по себе при мысли, что Риддл мог понимать, для какого противоядия на самом деле ей требовался лирный корень. Но, скорее всего, это лишь ее досужие домыслы. Риддл вечно говорил с иронией, пора уже было привыкнуть к его манере общения.

Когда он ушел, Минерва сунула в карман оставленный им сверток. И тут же поймала на себе заинтересованный взгляд Августы.

— Профессор лишь принес мне недостающий ингредиент для зелий. Я просто забыла вчера зайти к нему и забрать… — отчего-то начала она сбивчиво оправдываться перед подругой, которая явно не особенно поверила услышанному. Минерва Макгонагалл могла о чем-либо забыть? Вранье. Она начинала погрязать во вранье.

— А я ведь ничего и не спрашивала. — Августа хитро прищурилась, и Минерва замолкла на полуслове, почувствовав себя полнейшей дурой.

Действительно, к чему эти непрошенные оправдания? Кто ее за язык тянул? Вот только Августа еще пристальнее к ней пригляделась.

* * *

Паркинсон вполне успешно освоил окклюменцию (выстраивание ментальных блоков проходит у студента на ура) и теперь рассчитывает, что в ближайшем будущем у него проявятся и способности к легилименции. Я лишь загадочно улыбнулся в ответ, решив не обнадеживать парня раньше времени, а не то он расслабится и возомнит о себе слишком много.

Ему бы хоть каплю выдержки, что имеется у того же Булстроуда. Однажды нетерпеливость может сыграть с Паркинсоном злую шутку. Что же до его дарований, то длительная планомерная работа с темной магией да ментальные упражнения постепенно пробуждают в нем дремлющие способности к легилименции. Способности эти вполне могут активизироваться в ближайшее время и развиться хотя бы на самом примитивном уровне.

В один из вечеров слизеринский староста приболел, и Минерва вызвалась вместо него обойти перед сном порученную ему часть замка. Не то чтобы это доставляло ей удовольствие, но хотелось помочь Слагхорну, который итак в последние дни выглядел неважно и уже готов был слечь с больным животом, а нужный ему лечебный отвар еще должен был некоторое время настояться. Так что Слагхорну стало совсем не до дел его факультета.

Так Минерва, согласовав действия с остальными старостами, отправилась осматривать вверенные ей подземелья. Мрачные запутанные коридоры, в которых легко было заблудиться, низкие потолки, осклизлые стены, пронизывающий холод даже в теплое время года — из-за всего этого Минерва лишний раз не любила наведываться в слизеринские владения. А еще мог буквально из ниоткуда возникнуть Кровавый Барон, который, однако же, всегда был с ней вежлив и учтив, как и с остальными старостами. Но все равно производил весьма неприятное впечатление.

Обычно поздними вечерами подземелья были пугающе тихими, но в один миг Минерве показалось, что она услышала приглушенные голоса. Минерва пошла на звук голосов и уже готова была завернуть в соседний коридор, но вовремя притормозила. Она узнала голоса Ричарда Паркинсона и Дэвида Лонгботтома.

Минерва тихонько прокралась поближе и спряталась за рыцарскими доспехами, которые в этой части подземелий встречались на каждом шагу. Она присмотрелась к мальчишкам и заметила, что Дэвид выглядел довольно напряженным и сосредоточенным, а Паркинсон — совершенно расслабленным и спокойным. До нее донеслись обрывки разговора, больше напоминавшего допрос:

— Вещь-то твоя? — Дэвид раскрыл ладонь и продемонстрировал серебряное кольцо в виде змейки.

Паркинсон кивнул и протянул было руку за своей фамильной драгоценностью, но Дэвид сжал кольцо в кулаке и продолжил задавать вопросы:

— Заколдовал кольцо?

— Нет.

— Использовал его проводниковые свойства?

— Нет.

— Желал когда-либо наслать отменное проклятие на Руперта Финнигана?

— Конечно. Но хотеть — не значит сделать. Ваш грязнокровка всегда меня раздражал, еще с первого курса. Ладно бы он знал свое место, но ведь хам еще тот. Всегда хотелось врезать ему как следует. Но и только… — Паркинсон должен был ответить с ненавистью и презрением, однако слова его прозвучали на удивление отстраненно. Так мог говорить лишь человек, находящийся под действием какого-то вещества или заклинания.

— Понятно! — нетерпеливо прервал его монотонную речь Дэвид. — То, что набить ему морду ты мечтаешь со дня знакомства — ясно как белый день. Но ты утверждаешь, что он должен знать свое место. Это какое же?

— Их, грязнокровок, место на одной ступеньке с домовыми эльфами, что испокон веков нам безропотно прислуживают. Им никогда не сравняться с нами — чистокровными волшебниками. Да ты и сам это понимаешь, а?

— Не особенно. Для нас, чистокровных, эльфы — это слуги, как ты отметил, и ими мы успешно управляем. Желаешь управлять Рупертом Финниганом?

— Нет.

— Не ты ли только что утверждал, что место грязнокровок рядом с домовыми эльфами?

— То другое…

— Почему же другое? Еще раз: управлять поведением Руперта Финнигана хочешь? Желаешь, чтобы он тебе прислуживал? — Дэвид медленно повторил каждое слово.

— Нет. Я же сказал.

— Да как же нет?! — разъярился Дэвид, взметнул палочку и нацелил ее на Паркинсона. На мгновение замешкался, будто не решался использовать заклинание. Тут-то Минерва внимательнее пригляделась к Дэвиду и испугалась: на его лице читались решимость и жестокость, которые были необходимы для применения… «Нет, Дэйв, только не вздумай использовать непростительные или какие-либо пыточные заклинания! Не смей!»

Минерва вышла им навстречу, громко стуча каблуками по каменному полу.

— Вы что тут затеяли? — строгим тоном обратилась она к ним.

Оба тут же оглянулись на нее. На лице Дэвида отразилась некоторая растерянность — подруга явно ему очень помешала. Он быстро опустил палочку. Паркинсон криво улыбнулся.

— Спроси у своего приятеля! Набросился на меня, как взбесившийся гиппогриф, пристал с глупыми расспросами! — Паркинсон усмехнулся и сделал невинное ангельское лицо. Вот только где ангелы, а где Паркинсон? Он перевел взгляд на Дэвида и лениво протянул: — Колечко-то вернешь, а?

— Забирай! — Дэвид кинул ему кольцо с явной неохотой. Затем шумно выдохнул и предостерегающе произнес: — Только отмочи какой-нибудь номер! Я слежу за каждым твоим шагом, Паркинсон. Вы с Финниганом мне уже как кость поперек горла! Я тебя предупредил!

— Конечно-конечно! — Тот послушно закивал, но кто ему поверил?

Минерва и Дэвид покинули подземелья, оставив Паркинсона одного. Когда они добрались до своей башни, то Минерва задала вопрос:

— Где-то раздобыл или же сам сварил Веритасерум?

— Августу попросил приготовить, — неохотно ответил Дэвид. — Так надежнее. Можно было, конечно, и самому заморочиться, но как представлю, что надо кромсать на микроскопические кусочки всяких жучков и тараканов, потом взвешивать все это добро на весах… Бррр! Становится тошно от одной только мысли о подобном времяпрепровождении. Никогда не любил это занятие! Да и зелье не входит в школьный курс, и я счел разумным поручить его изготовление действительно умелому зельевару.

— Ты с ума сошел? Насколько мне известно, для применения Веритасерума необходимо специальное разрешение.

Но Дэвид махнул рукой так, словно речь шла о пустяке.

— А то, что устраивает Паркинсон — это нормально?

— Нет.

— Использование Веритасерума — невинная детская забава в сравнении с тем, что пытается провернуть Паркинсон, ты не находишь?

«Нахожу, черт бы побрал этого неугомонного слизеринца!»

— Да и рано или поздно все равно пришлось бы испробовать это зелье, — буднично продолжил Дэвид. — Давно хотелось увидеть его в действии. Вот только все прошло не совсем так, как мне хотелось…

Но Минерву сейчас больше тревожило другое.

— А позже, когда я вам помешала, ты намеревался применить к нему какое-нибудь пыточное? Отвечай, Дэйв! — строго потребовала она.

— Тебе показалось, — уклончиво ответил он, стараясь избегать ее взгляда.

Ее начинало беспокоить, что Дэвид явно не гнушался использовать жесткие, порой запрещенные методы. Минерва была уверена, что он наверняка применил бы какое-нибудь пыточное заклинание к Паркинсону, если бы ему не помешали. У нее перед глазами так и стояло искаженное жестокостью лицо Дэвида.

Августа с нетерпением дожидалась их возвращения.

— Ну как, зелье помогло? — спросила она, едва они переступили порог гостиной. Но недовольный вид Дэвида ее расстроил. — Нет? Неужели я что-то неправильно сделала? И цвет, и консистенция у снадобья получились такими, как надо. И я проверила это зелье на…

И тут же замолкла, словно поняла, что может сболтнуть лишнего.

— На ком ты его проверила? — неожиданно заинтересовался Дэвид.

— Да так, ни на ком! На одной второкурснице, — отмахнулась Августа и принялась рассматривать завитки на люстре.

— Проблема не в тебе, — успокоил ее Дэвид. — Ты наверняка хорошо поработала, в тебе я как раз не сомневаюсь. Тут другое. Результат получился не совсем тот, на который я рассчитывал. Впрочем, это тоже результат! — Однако было видно, что он несколько раздосадован. Поразмыслив немного, Дэвид добавил: — Знаете, я не удивлюсь, если выяснится, что Ричард неплохо владеет окклюменцией или каким-нибудь контрзаклинанием. Паркинсоны всегда были хорошими легилиментами — у них это в крови. А легилиментам практически не составляет труда освоить окклюменцию. А значит, они с легкостью могут противостоять Веритасеруму. Не знаю, как у Ричарда обстоят дела с легилименцией, но держу пари, что он сумел противостоять нашему Веритасеруму при помощи окклюменции.

— М-да, это все усложняет, — согласилась Августа, но тут же попыталась подбодрить Дэвида: — Но ты не вешай нос. Еще что-нибудь придумаем. Не сомневаюсь, что рано или поздно ты выведешь Паркинсона на чистую воду.

Сегодня Августа была на удивление добренькой и даже не отпустила в адрес Дэвида ни единой колкости. Вероятно, ее эксперименты с зельем лаборатории Тагвуд проходили успешно. Когда друзья разошлись по своим спальням, Минерва присела за письменный стол, решив немного поработать над эссе по заклинаниям. И вдруг услышала недовольное цоканье с портрета. Минерва повернулась к мисс Прюэтт и поинтересовалась ее делами. Девушка выглядела очень рассерженной, она намотала на палец рыжий локон и полушепотом принялась рассказывать:

— Мисс Макгонагалл, а ведь ваша подруга, как ни прискорбно мне вам это сообщить, нехорошая ведьма! Бедный, бедный мистер Лонгботтом! Мисс Спрингвейл ведь как-то поздно вечером устроила ему допрос с пристрастием. Все портреты уже заснули, кроме меня. И мисс Спрингвейл действовала абсолютно бесчестно. Истинные леди так не поступают! Она... она зажала его вон в том углу! — Прюэтт указала дрожащим пальчиком и так засмущалась, что хотела было прекратить рассказ, но Минерва потребовала продолжать. — Затем прямо спросила, что он о ней думает. Представляете? Ваша подруга, я уверена, испробовала на нем Веритасерум, ведь мистер Лонгботтом выложил все как на духу, признался в своих чувствах к ней. Говорил при этом ужасно монотонно и отстраненно, как околдованный.

Минерва вспомнила, как за ужином Августа передала Дэвиду кубок с тыквенным соком. Он же, увлеченный обсуждением с ребятами последней встречи дуэльного клуба, привычно взял из ее рук напиток. Быть может, именно тогда Августа улучила момент и подсунула ему питье с Веритасерумом.

— Потом мерзавка взяла и подчистила ему память! — Прюэтт была возмущена до глубины души. — Он выглядел таким растерянным, когда она сунула ему в руки фиал со снадобьем и пробормотала: «Ну, держи свой Веритасерум, дорогуша. Все работает!» И упорхнула в спальню для девочек такая довольная, мне аж противно стало! А несчастный мистер Лонгботтом так и остался стоять с фиалом в руках. Ах, до чего же коварная ведьма эта Августа!

Миртл Уоррен лишь в личных беседах раскрывалась как личность. Однако никто не пытался заговорить с ней по-дружески, подобрать к ней ключик. Никто, кроме меня. Для всех окружающих Миртл оставалась занудой и плаксой, которую легко задеть, ей неустанно придумывали всевозможные обидные прозвища. Для меня же она всегда являлась просто Миртл. Девочкой, с которой мне было спокойно, просто и светло. И мной же был погашен теплый свет, что исходил от нее и согревал меня.

Я давно привык носить одежду исключительно темных тонов. Изредка позволяю себе белые розы в руках — цветами я выражаю симпатию тому или иному человеку. А так я давно не ношу белые рубашки. Со времен окончания школы. Не ношу белые рубашки — не вижу пятна крови. Не вижу кровь — не вспоминаю о смерти Миртл. И не начинаю размышлять об убийстве как о преступлении. Вот только смотрю в зеркало и все равно порой замечаю в глубине своих глаз кровавый блеск, от которого никак не избавиться.

Прошло уже девятнадцать дней, двадцать два часа и тридцать четыре минуты с тех пор, как я в последний раз виделся с Миртл. Когда окончательно решил прекратить с ней общаться. Я не встречаюсь с Миртл, но нет-нет да и задумываюсь о том, чем она занята в тот или иной промежуток времени. Принимает участие в странной обеденной трапезе призраков? Слушает проповеди Толстого Монаха? Вынашивает очередной план мести вечной обидчице Оливии Хорнби? Или сидит одна-одинешенька в злополучном женском туалете? Для Миртл время тянется бесконечно, для меня — неумолимо летит.

Отворотное зелье не смогло полностью решить проблему, но польза от него все же имелась. Минерва больше не переживала запретное чувство к Риддлу с прежней остротой. Чувство это будто и вовсе притупилось. Минерва больше не робела перед Риддлом, снова говорила с ним уверенно и спокойно. Возникло, правда, странноватое чувство отстранённости от происходящего с ней, словно она превратилась в стороннего наблюдателя. Появилась вялость — побочный эффект от использования не самого обычного противоядия. Происходящее не являлось чем-то хорошим, но у Минервы не оставалось выбора, ей надо было как-то дотянуть до окончания школы. А Отворотное зелье хоть немного, но помогало держать себя в руках.

Минерва предпочла готовить противоядие в туалете Плаксы Миртл, ибо гости здесь были крайне редки. Можно было, конечно, воспользоваться лабораторией профессора Слагхорна, но Минерва не хотела, чтобы кто-то узнал, что она готовит антидот от любовных снадобий. Это могло вызвать ненужные вопросы и пустить сплетни по школе — такое ей было совсем ни к чему.

Несколько дней подряд Миртл не показывалась в туалете, но сегодня она появилась и теперь тихонько сидела на подоконнике да равнодушно поглядывала в давно немытое окно. Кажется, в этой уборной эльфы появлялись лишь при крайней необходимости, ибо даже их отталкивала гнетущая атмосфера данного места.

Миртл не оглянулась на Минерву, когда та вошла, поздоровалась и начала раскладывать на полу все необходимые для приготовления зелья предметы. Однако когда варево в котелке закипело и окрасилось в фиолетовый цвет, Миртл подлетела к раковинам.

— Что ты там варишь, гриффиндорская староста? — Впервые за последние недели в ее глазах появились проблески интереса к происходящему вокруг. — А это случаем не Отворотное зелье?

Было необычно, что третьекурсница легко узнала снадобье, о котором упоминалось на уроках зельеварения аж на шестом году обучения. Но все стало понятно, когда Миртл продолжила говорить:

— На этой стадии, объяснял Том, зелье должно быть фиолетовое. Тогда можно будет добавить лирный корень. Снадобье сразу окрасится в насыщенный красный цвет. Том несколько раз повторил, что ни в коем случае нельзя напутать очередность ингредиентов при добавлении их в готовящееся зелье, иначе придется все начинать заново. Малейшую ошибку никак не исправишь, а ингредиенты переведешь понапрасну — в военные годы то была непозволительная роскошь! — Она развела руками и на вопросительный взгляд Минервы пояснила: — Том однажды готовил это противоядие для своего однокурсника Эдгара Розье, которого, между прочим, опоила Амортенцией студентка с твоего факультета. Для Розье я, естественно, всегда была пустым местом, не то что для Тома. Том вообще всегда всех замечал и для каждого находил время. И я не являлась исключением.

Разумеется, Миртл весьма неплохо разбиралась в зельях, ведь зельеварению ее когда-то обучал Риддл.

— Том варил это противоядие и приговаривал, что сил у него нет смотреть на друга, ведущего себя как дурачок, — со все возрастающим интересом продолжила рассказывать она. — Тогда я спросила, а не дурачок ли его друг и в обычное время, без каких-либо приворотных снадобий. Том задумался на минутку, а потом рассмеялся, признав мою правоту. Но заметил, что Эдгар хоть и дурак, но все же его дурак, а значит, Том обязан о нем позаботиться. Как и обо мне. Но мне Том всегда говорил, что я умница, ведь я с Равенкло.

Похоже, Риддл говорил о своих друзьях так, словно они были его собственностью. Как вещь, скот или эльф-домовик. Вот еще один настораживающий штрих к портрету Риддла.

— С Томом всегда было легко и интересно, — предавалась сладким воспоминаниям Миртл. — На уроках Слагхорна надо мной все вечно смеялись, толкали в бок, украдкой подменяли мне свежие ингредиенты на испорченные, стоило мне только отвернуться. Из-за всего этого я постоянно нервничала, у меня перестали получаться зелья, я начала отставать в зельеварении. А вот под руководством Тома у меня сразу все наладилось.

Миртл мечтательно закатила глаза к потолку. Она явно была готова часами рассказывать о своем школьном друге.

— А знаешь, гриффиндорка, я ведь однажды спросила у Тома, какие ему нравятся девочки, — с заметным волнением произнесла Миртл, — а он ответил, улыбаясь, что ему нравятся умненькие девочки. Которые много читают, много знают. Такие, как на Равенкло. Представляешь?

Минерва лишь грустно покачала головой в ответ, сочтя, что и Миртл при жизни следовало принимать Отворотное зелье, дабы окончательно не подпасть под очарование Риддла.

* * *

После разговора с привидением Минерва чувствовала себя как выжатый лимон. Она добралась до своей спальни и устало бросила приветствие Августе, в это время наводившей порядок на туалетном столике. Затем Минерва взялась выкладывать из сумки учебники и утварь для приготовления зелий. Она постаралась как можно быстрее и незаметнее сунуть флакончик с ярко-розовым Отворотным зельем в свою тумбочку, но тут Августа, как назло, повернулась к ней лицом.

— Что это у тебя там за снадобье, дорогая? — Минерва вздрогнула от одного только голоса подруги. Вопрос и вовсе ввергнул в панику.

— Да так, ничего особенного! — попыталась отмахнуться Минерва, лихорадочно перебирая в уме зелья, которые по цвету и консистенции могли напоминать противоядие от любовных снадобий. Но так с ходу ничего не приходило в голову. Подобную неловкую ситуацию следовало предусмотреть и заранее подготовить убедительный ответ.

Августа же буравила ее взглядом и, казалось, не верила ни единому слову.

— Отворотное зелье, да? — даже не спросила, а констатировала она. Минерва открыла было рот, чтобы возразить, но Августа не дала ей и слова вымолвить. — Его цвет и густую консистенцию трудно перепутать с чем-то другим. Тем более, мне не раз приходилось помогать знакомым девушкам с его приготовлением. Востребованное оно, знаешь ли.

Повисла звонкая тишина. Минерва благодарила небеса за то, что в спальне сейчас не оказалось второй соседки, которая могла стать свидетельницей столь позорной для примерной старосты ситуации. Впрочем, от этого положение Минервы становилось ненамного лучше.

— Это все из-за профессора Риддла? — вкрадчиво спросила Августа. Вот так просто и в упор.

Этот вопрос буквально все перевернул в Минерве. Глубокий вдох и выдох. Она нерешительно кивнула. Пытаться на ходу выдумать хоть какое-то объяснение больше не имело смысла. Минерва не умела врать. Наверное, у нее сейчас все было написано на лице.

— Ты давно поняла? — тихо спросила она и поставила на тумбочку флакон со злополучным зельем.

— И да и нет, — задумчиво проговорила Августа. — Твое поведение стало мне казаться странным еще в конце прошлого года. Дэвид тоже обратил внимание, что с тобой что-то не то, но списал все на волнение перед выпускными экзаменами. Парни мало что смыслят в чувствах девушек — это факт. Но тогда, в ноябре, ты как будто переменилась. Стала более задумчивой. И нечто новое появилось в твоем обхождении с Риддлом. Что-то едва уловимое, чего не было заметно при твоем общении, например, с Дамблдором или Флитвиком. Это трудно объяснить, но ты на это обращаешь внимание. Мимолетные жесты и взгляды заставляют задуматься. Возникло чувство, будто между вами протянулась тончайшая незримая нить. Я долго объясняла самой себе, что в увиденном нет ничего примечательного. Все-таки ты являешься старостой и лучшей ученицей, вполне естественно, что ты контактируешь с учителем больше, чем остальные студенты. Да и у Риддла хватает учеников, с которыми он поддерживает тесное общение. Почему же тебе быть исключением? Вот только после рождественских каникул ваша связь словно укрепилась. Ты все чаще бросала короткие нервные взгляды в его сторону, напрягалась, когда он к тебе обращался. Ты никогда так не напрягаешься, когда с тобой заговаривают Дамблдор или Слагхорн. И это не выглядело с твоей стороны как страх. Тут другое…

— Риддл постоянно устраивал мне дополнительные занятия, — призналась Минерва. — Все началось с отработки, которую он мне назначил в наказание за пропущенный по болезни урок. Потом задал дополнительное задание, а в один прекрасный день начал обучать меня полетам без метлы.

— Ух ты! В самом деле? — поразилась Августа. — Но ведь это невероятно сложная магия! Говорят, научиться летать без метлы удается единицам волшебников. Вроде это технически сложнее и опаснее, чем даже анимагия. Как успехи?

— Они есть, — сказала Минерва, с тоской подумав о воспоминании, что помогло ей научиться ходить по воздуху. — Да только лучше бы их и не было! Не той ценой! Все обернулось хуже некуда!

И она, тяжело сглотнув, принялась рассказывать собственную историю освоения полетов без метлы. Выплеснула накопившиеся эмоции — наверное, это была естественная потребность наконец выговориться близкой подруге. При этом голос ее, поначалу громкий, постепенно стал глухим, а на глаза навернулись слезы. Ближе к концу своих откровений Минерва старалась не смотреть в лицо собеседнице, нервно теребила ткань своей юбки и все чаще поглядывала в окно — из их спальни открывался чарующий вид на вечернее озеро.

— Риддл проявлял невероятную настойчивость и не терпел отказов. Умом я понимаю, что всегда могла это все пресечь одним махом, но я этого не делала. Осознаю, что отчасти сама виновата, поскольку продолжала с ним общаться. Он помогал мне с тренировками, даже однажды заявился ко мне домой, а мама… Риддл подарил моей маме огромный букет белых роз! — Минерва рассказывала и сама только сейчас начала испытывать ужас от осознания того, насколько далеко зашли ее отношения со школьным учителем. — А потом мы гуляли с ним в Даннет Хэд. И в каждую нашу с ним встречу прогресс в полетах был налицо. Риддл так много времени проводил со мной, а его магические способности столь впечатляющи, вот я и…

Ее голос сорвался.

— Влюбилась! — закончила Августа с понимающей улыбкой на устах. Затем порывисто обняла Минерву. — Ах, бедная моя подружка!

На Минерву накатила волна жгучего стыда и отвращения к самой себе. Августа же гладила ее по волосам. Казалось, так они просидели вдвоем целую вечность. Наконец Августа чуть отстранила Минерву от себя и ласково поглядела ей в глаза.

— Милая, ты так трогательна в своей несчастной любви! На твоих щеках играет дивный румянец, а глаза печальны и полны надежд одновременно. Погоди, у меня кое-что есть для тебя!

Августа сделала знак подождать, сама соскочила с кровати и, подойдя к своей тумбочке, принялась что-то в ней искать. Наконец она извлекла на свет толстенный учебник по трансфигурации за шестой курс и раскрыла его на середине. А в середине лежала засушенная белая роза, которую Августа некогда прихватила с собой с урока по защите от темных искусств.

— Почему-то мне захотелось ее сохранить. — Августа повертела цветок в руках и протянула его Минерве. — Оказалось, что сохранила я ее для тебя, дорогая подруга.

Минерва сжала в руке хрупкую сухую ветку, оглядела пожелтевший бутон. Все, что буйно цветет, рано или поздно увядает. Все живое — умирает. Вот и когда-то свежая благоухающая роза не устояла перед течением времени. Минерва не стала рассказывать подруге об Эликсире бессмертия. Словно это так и должна была оставаться их с Риддлом тайна. Виделось в этом нечто совсем интимное. А еще ее по сей день смущал тот факт, что готовить данное снадобье мужчина должен был в паре с женщиной. Средневековому алхимику обычно помогала верная жена. Но то была лишь красивая аллегория, не всю информацию из старинных алхимических трактатов стоило воспринимать буквально. Не всегда звезды на небе сходятся и складываются образцовые супружеские пары, одной из которых как раз оказалась чета Фламелей. Вполне достаточно, что Минерва — женщина, а Том — мужчина.

— А как же ты? Тебе ведь нравился профессор Риддл? Не ревнуешь? — спохватившись, спросила Минерва.

— Да в общем-то нет, не ревную. Если только самую малость. Том ведь такой красавчик! — хихикнула Августа. Прозвучало вполне себе искренне. — Меня твое состояние беспокоит. Хочется для тебя только счастья. И очень не хочется, чтобы ты страдала.

— Боюсь, страдания неизбежны, — грустно вздохнула Минерва. — Я не должна любить Риддла.

— Но почему? Вполне естественно, что он тебе нравится. — Августа снова подсела к ней поближе. — Теперь уже интересно, что думает о тебе Том.

— Какое это имеет значение? Я лишь одна из множества его студенток…

— Большое! Интересно, он находит тебя привлекательной девушкой?

Минерва даже ни разу не осмелилась задать себе подобный вопрос.

— С чего бы он вдруг стал интересоваться мной в таком ключе?

— А с того, что Риддл хоть и суровый преподаватель, сильный волшебник, но все равно в первую очередь он — мужчина. А ты у нас умница и красавица. Так почему бы ему не увлечься тобой?

— Ты что, Августа! Он же учитель! Он не должен…

— Ты тоже не должна была, но вот взяла и влюбилась. Сердцу не прикажешь.

Вот это уже полный вздор! Августе следовало поменьше читать бульварных романов о запретной любви злого колдуна к прекрасной доброй фее!

— Сердцу не прикажешь, — повторила Августа, но уже с какой-то затаенной печалью. — Любовь поселяется в сердце вопреки твоей воле. От любви не так просто избавиться. Да ты и сама теперь знаешь.

— Ты тоже к кому-то неравнодушна?

— Да так, есть один молодой человек, — с иронией отозвалась Августа, и теперь пришел уже ее черед любоваться сказочным пейзажем за окном. — Парень, из которого правду вытянешь лишь при помощи всевозможных колдовских ухищрений, зелий там всяких… Он сказал, что до конца своих дней прожил бы рядом со мной. Но тут же заявил, что ни за что не признается мне в своих чувствах, хоть я его пытать Круциатусом возьмусь. Признаться в любви — это он ни в жизнь! Но ревностью своей изведет кого хочешь! Ох, невозможный парень! Вот что с ним таким делать?

Минерва с горечью подумала о том, в сколь незавидном положении пребывают влюбленные, что все никак не могут раз и навсегда выяснить отношения.

* * *

Дэвид в очередной раз страшно приревновал Августу к другому молодому человеку уже в ближайшие дни. По окончании сдвоенного зельеварения Булстроуд снова задержался рядом с Августой, начищавшей до блеска свой котелок.

— Погляжу, дома тебя хорошо обучили основам магического домоводства, моя будущая супруга! — похвалил он и приобнял ее за талию.

В ответ же получил от Августы звонкую пощечину и беспощадный ответ:

— Руки прочь! Домоводством у нас дома занимается эльф. Ну а за тебя, будь ты хоть последним мужчиной на земле, я замуж не выйду! Так что подыскивай себе жену в другом месте!

Услышав это, Паркинсон громко расхохотался.

— Милтон, тебя снова отшили! Когда наконец укротишь гриффиндорскую львицу?

Минерва с тревогой следила за Дэвидом, чаша терпения которого готова была вот-вот переполниться. Он и без того в последние недели выглядел неважно, а под его глазами пролегли темные круги от недосыпа — видимо, снова засиживался допоздна за бесчисленными толстенными фолиантами по темной магии.

Булстроуд собрался было отпустить еще какую-то шутку, но ему помешал Дэвид, выкрикнув:

— Отстань от нее! Девушка же попросила!

— Что, Лонгботтом, палочка уже наготове, как и всегда? — привычно рассмеялся в ответ Булстроуд.

— Наготове! — между тем низким голосом произнес Дэвид. — Вызываю на дуэль!

Смех резко прекратился. Вот уже несколько месяцев нараставшее напряжение между двумя соперниками наконец достигло пика.

— Дуэль, значит? — Булстроуд криво усмехнулся. — Ну хорошо, будь по-твоему. Я принимаю вызов. Выясним все раз и навсегда. Кто победит — тому и достанется девушка!

— Да вы вконец обнаглели! — встряла Августа. — Я не приз, чтобы кому-то доставаться по итогам боя!

Булстроуд окинул ее ласковым взглядом.

— Прелесть моя, начинай готовить приданное, поскольку летом я познакомлю тебя с моими родителями! — Он провел пальцем по начищенной стенке ее медного котелка. — Они должны наконец повидаться с будущей снохой!

Его слова пуще прежнего разозлили Дэвида.

— Итак, дуэль состоится завтра, в девять вечера, неподалеку от квиддичного поля, — мрачно объявил Дэвид и, подойдя к Августе, торжественно сказал ей: — И ты не какой-то там приз! Знай, я буду отстаивать твою честь как твой самый лучший друг!

— Хорош заливать, Лонгботтом! — высмеял Булстроуд и переглянулся с Паркинсоном. — Друг, как же! Держишь тут всех за идиотов! Семь лет сохнешь по девчонке и все смелости не наберешься сказать ей о своей симпатии! Тоже мне доблестный гриффиндорец! Битва будет не на жизнь, а на смерть!

Он протянул руку Дэвиду, и тот ответил крепким рукопожатием. Весна со всеми творила что-то уму непостижимое! Минерва хотела было возмутиться, но Дэвид не дал ей и рта раскрыть.

— Дуэль проведем в узком кругу при минимуме свидетелей, — уточнил он. — С моей стороны будет присутствовать Минерва Макгонагалл, а с твоей — Ричард Паркинсон.

— Ты будешь истекать кровью, а левитировать тебя до больничного крыла предстоит девчонке? Хорош рыцарь, нечего сказать! — ввернул Паркинсон. — Минимум свидетелей? Боишься, что твой позор увидит вся школа, Лонгботтом?

— Меня левитировать не придется, нам лишь необходимо присутствие старосты, а вот твоя помощь может понадобиться Булстроуду. Что же до минимума свидетелей, то это я забочусь о том, чтобы как раз твой закадычный дружок не опозорился на всю школу, — парировал Дэвид. — Нам ни к чему устраивать представление для жадных до зрелищ зевак. Мы не бойцы на магическом ринге для потехи публики. Поступим по-взрослому.

С этим аргументом слизеринцы спорить не стали. Все разошлись по своим делам.

Дэвид быстрым широким шагом поднимался по лестнице в гриффиндорскую башню, а Августа и Минерва еле поспевали за ним.

— Дэйв, подожди! Да остановись же ты! — звала Августа, но тот даже не оглянулся на нее.

Тогда Августа впопыхах раскрыла свою изящную розовую сумочку и вытащила из нее первое, что попалось под руку — серебряный нож, который обычно использовался на уроках зельеварения. Минерва даже глазом моргнуть не успела, как нож со свистом полетел в Дэвида. Пролетел нож всего в нескольких дюймах от его головы и врезался прямиком в раму портрета с Полной Дамой. Полная Дама истошно завизжала.

— Стоять, Лонгботтом! К кому я обращалась? — процедила сквозь зубы Августа.

Ошарашенный Дэвид остановился, вытащил из рамы нож и вернул его хозяйке со словами:

— Совсем сдурела?

— Сдурел ты!

— Они оба тронулись умом! — заключила Минерва и принялась извиняться перед Полной Дамой.

В гостиной Августа взялась вовсю отчитывать Дэвида.

— Вот зачем, скажи, ты вызвал Булстроуда на дуэль? Что за ребячество? Дэйв, я к тебе обращаюсь! — она понизила голос и яростно сверкнула глазами. В этот момент можно было поверить, что в ее жилах в самом деле течет кровь суровой вейлы, всегда готовой угостить оппонента горстью огня.

— Ты действительно считаешь мой поступок ребячеством? — с обидой в голосе спросил Дэвид. — Булстроуд был прав, когда сказал, что нам пора все выяснить. Как мужчине с мужчиной. И отступать я не намерен, если ты еще надеешься уговорить меня пойти на попятный.

— Но если Булстроуд сумеет… Ты сам говорил, что у него недобрый глаз! Ты требовал держаться от этого слизеринца подальше, заставлял носить всякие дурацкие побрякушки, а сам решил в итоге схлестнуться с ним в бездумном поединке? — Августа тряхнула перед самым носом Дэвида браслетом с глазом Фатьмы.

— Почему бездумном? Ты сомневаешься в моих знаниях, силах и умениях? — рассердился Дэвид — его явно задели слова подруги. — За кого ты меня принимаешь? За слабака и неуча, который все последние семь лет лишь просиживал штаны за школьной партой, ничего не читал и ничему не учился? Давай сделаем вид, что я ничего от тебя не слышал. У меня имеется в запасе парочка фокусов, надеюсь, не разочарую! Спокойной ночи, дамы!

И он, не желая более выслушивать ее разглагольствования, скрылся в спальне для мальчиков.

— Нет, ты его слышала? Отступать он, видите ли, не намерен! Спокойной ночи, дамы! — передразнила его Августа и скрестила руки на груди.

— Действительно, чего ты так переживаешь? — спросила Минерва. — Очевидно же, что Дэвид сильнее Милтона. Он явно больше смыслит в боевой магии, владеет сложными приемами борьбы. Ты же не боишься за него?

Августа потупила взгляд. Она в самом деле боялась за Дэвида и отчаянно пыталась скрыть страх за громкими возмущениями. Минерва же больше опасалась за Булстроуда, памятуя о недавнем намерении Дэвида применить пыточное заклинание к Паркинсону. Но все-таки надеялась, что благоразумный друг воздержится от злоупотреблений на поле боя.

Мужское соперничество за внимание хорошенькой женщины нередко заканчивается самыми ожесточенными и горячими поединками. Дуэль Лонгботтома и Булстроуда — классика жанра. Эдгар Розье, не зная реальной расстановки сил, поставил на то, что победит Милтон. «Булстроуды испокон веков были жесточайшими колдунами. Одно время они являлись прямо грозой всех британских островов. Нравом и дарованиями Милтон явно пошел в своего деда, так что у Булстроудов нынче подрастает вполне себе достойный наследник. Да Милтон в два счета уделает младшего Лонгботтома!» — с уверенностью заявил он. Милтон приходится ему каким-то там троюродным племянником или типа того, так что вполне естественно, что Эдгар болел за своего хоть и неблизкого, но все же родственника. Что и говорить, в нашем споре Розье проиграл мне десяток галлеонов.

Августа и слышать не желала никаких возражений. Она в обязательном порядке намеревалась присутствовать на дуэли Дэвида и Милтона.

— Раз я являюсь яблоком раздора, то тем более имею право побывать на этом потешном петушином бое! — заявила Августа. — Хочу поглядеть, что на сей раз выкинут эти недоумки!

Она целый час провела у зеркала, экспериментируя с различными косметическими заклинаниями. И все ворчала, оставаясь недовольной результатами увиденного в зеркале. Минерва понимала, что эта суета за туалетным столиком — лишь последствие небывалого волнения Августы, которая с самого утра была крайне раздражительна и при каждом удобном случае поддевала Дэвида. Когда Минерва нервничала, то начинала в три раза усерднее наводить порядок вокруг себя, нервничающая же Августа гораздо усерднее наводила порядок в своей внешности. Дэвид же, как ни странно, оставался совершенно спокоен, точно он и не сомневался в своей победе в грядущем поединке. Так спокоен Дэвид обычно бывал перед экзаменами по защите от темных искусств, поскольку всегда был уверен в своих знаниях.

Так или иначе, вечером Августа выглядела особенно нарядной, что отметил Паркинсон, когда они все вместе шли прогулочным шагом в направлении квиддичного поля.

— Ты сегодня… эмм… какая-то особенная, Спрингвейл, — обронил он, дольше обычного задерживая на ней взгляд. — Красивая, в общем.

— На магических боях дамы должны особенно хорошо выглядеть, не так ли? — кокетливо ввернула Августа.

— Да там дамочек вообще почти не бывает. Отец пару раз водил меня на такие мероприятия, так что могу доподлинно сказать, что основная масса зрителей — мужчины.

Паркинсон на ходу достал кожаный портсигар, на котором красовалась буква «П». Деловито извлек из него сигару, повертел ее в руках и закурил, чем вызвал бурное недовольство Августы. Видимо, он рассчитывал порисоваться перед девушками, но вышло иначе.

— Ну и вонь! — Августа замахала руками, ее лицо скривилось от отвращения. Она ускорила шаг.

— А вот и нет, пахнут они прекрасно! Оцени, какой в начале приятный ореховый аромат! — Паркинсон догнал Августу и выдохнул дым ей прямо в лицо. — «Гаваны» — удовольствие не из дешевых, отцу их эксклюзивно поставляют кубинские колдуны. Зрелище предстоит долгое и занятное, так что джентльмену можно и покурить⁽¹⁾!

— Истинный джентльмен все же воздержался бы от курения при дамах. Впрочем, ты у нас всего лишь мальчик, который таскает сигары у папочки.

— Будешь? — Он протянул ей новую сигару.

— Буду!

— Августа! — попыталась одернуть ее Минерва, но та пропустила мимо ушей ее возглас.

Августа, приостановившись, закурила от зажжённой палочки Паркинсона. И тут же закашлялась. Паркинсон взмахнул палочкой, и она перестала кашлять.

Когда они добрались до места назначения, то встретили там Дэвида, который внимательно осматривал все вокруг и старался визуально замерить территорию. Булстроуд со скучающим видом наблюдал за ним со стороны. Солнце клонилось к закату. Воздух так и был пропитан напряжением, как перед грозой, точно природа понимала, что грядет нешуточная разборка между двумя юными волшебниками.

— Макгонагалл, трансфигурируешь бревно в скамейку? — лениво попросил Паркинсон и пнул ногой лежащее рядом бревно.

Минерва лишь хмыкнула в ответ и принялась колдовать. Скамейка получилась удобная для сидения, спинка ее была украшена тонкой резьбой, а на ножках виднелись руны оберега, на всякий случай.

— Ух ты! Даже узоры в наличии! Не хватает лишь бантика сбоку. В шотландскую клетку! — Паркинсон усмехнулся. — Видать, не зря к Дамблдору ходишь на дополнительные занятия. Мы-то с парнями думали, что ты любовь крутишь со старым хрычом, потому и засиживаешься допоздна у него в кабинете, а оказывается, делом была занята…

Августа больно ткнула его в бок локтем. Минерва же поджала губы, легонько взмахнула палочкой, и галстук на шее Паркинсона сделался туже. Паркинсон схватился за горло и закашлял.

— Ладно-ладно, беру свои слова обратно! Извини! Просто наши ребята не верят, что ты вообще ни на кого в жизни не западала. Вот и предположили, что сохнешь ты по старикану Дамблдору. Правда, поговаривают, что он не девочек любит, а…

— Свои предположения оставь при себе, Ричард! — отрезала Минерва и нахмурилась. Она не терпела сплетен в отношении учителей, а уж тем более ее наставника.

В это время Дэвид, осмотрев все вокруг, наконец одобрительно кивнул и сказал:

— Ну что, не будем тянуть книззла за хвост и начнем?

— Давно пора! — зевнув, отозвался Булстроуд.

Дуэлянты отошли друг от друга на требующееся расстояние, поздоровались и подняли палочки на манер шпаг — все выполнялось по правилам дуэлей, которые им когда-то подробно изложил профессор Флитвик. Вот только когда Дэвид поднял свою палочку, то на его руке зазвенел браслет из десятка крохотных глазков Фатьмы. В ответ на удивленные взгляды Дэвид распахнул мантию и показал множество турецких оберегов, тут и там прикрепленных к одежде. При движениях обереги тихонько позвякивали.

— Ну это ты дал маху, Лонгботтом! — Булстроуд прыснул от смеха. — Выглядишь и звучишь, как рождественская елка. Долго развешивал?

— Недолго, — мрачно ответил Дэвид. — Это на случай, если тебе захочется порезвиться. Вдруг ты так и не наигрался за последние месяцы.

— И это все, чему тебя научил за год Риддл? — продолжил насмехаться Булстроуд. — Обвешаться стекляшками с головы до ног?

— Отнюдь! Это тебя чему не учи — все бесполезно!

Булстроуд первым ринулся в бой: вокруг его палочки в мгновение ока образовалось ярко-красное пылевое облако.

— Коньюнктивитус? — Дэвид нейтрализовал проклятие, используемое для ослепления противника. — Браво, Булстроуд! Рад, что ты хоть какое-то проклятие выучил за семь лет учебы.

Булстроуд продолжил атаковать: теперь из его палочки выскочил огромный водяной змей и молниеносно кинулся на Дэвида. Но у последнего, как всегда, отлично обстояло дело с реакцией, и агрессивному змею в глотку моментально вцепился громадный огненный лев. Монументальная встреча воды с огнем привела к тому, что прохладный вечерний воздух наполнился густым паром.

— Неплохо! — скупо похвалил Дэвид. — Флитвик наверняка поставил бы тебе уверенное «Удовлетворительно»!

— Отец не зря говорил, что у вас, Лонгботтомов, всегда было в избытке болезненного гонора. — Булстроуд замахал руками в попытке развеять вокруг себя пар. — Сидите в этом своем Лондоне, высоко задрав носы. Такие все из себя высоколобые, неприступные! К вам на хромом кентавре не подъедешь! Охранители столицы, будьте вы неладны!

Заговаривая Дэвиду зубы, он отправил в него Экспеллиармус.

— А это для того, чтобы такие сомнительные типы, как твой дед и ты, даже не вздумали соваться в столицу! — Дэвид ловко увернулся от направленного в него обезоруживающего заклинания.

— Что, Лонгботтом, боишься сразиться без палочки? Слабо показать высший класс? До Риддла тебе далеко, да?

— Нет, просто без палочки не протянешь ты! Я лишь тебя жалею!

— Скажите, пожалуйста! Жалеет он! — Булстроуд взмахнул рукой, и с ближайшего дерева сорвались едва раскрывшиеся светло-зеленые листочки.

Листочки как по команде один за другим изящно облетели Булстроуда. Данное зрелище приковало к себе взгляды всех присутствующих, особенно Августы, которая подалась вперед, чтобы разглядеть все поближе.

— Вот позер! — не сдержалась она, но было видно, что увиденное ее очень впечатлило.

— Так для тебя же старается, глупышка! — бросил ей Паркинсон. — Милтон вообще о тебе за этот год все уши прожужжал. Только о тебе и мечтает. Все твердит: «Непременно женюсь на ней!» Я даже стал думать, не приворожила ли ты его, не опоила ли каким приворотным зельем…

— Вот тебе, Лонгботтом! — Булстроуд прекратил забавляться с листочками и превратил их в целую дюжину пестрых канареек.

Минерва помнила, что Булстроуд всегда получал по трансфигурации хорошие отметки, и только что продемонстрированный трюк лишь подтвердил то, что этот слизеринец довольно неплохо владел искусством превращений. Птички, громко защебетав, с невероятной скоростью ринулись прямиком на Дэвида, но тот не растерялся и успел обратить их в мелкие стеклянные осколки да направить в Булстроуда. Реакция у последнего не была столь молниеносной, как у Дэвида, он сумел обратить в пыль большую часть осколков, но некоторые из них все же успели оцарапать его руки.

— Эх, видел бы их сейчас Риддл! — восхищенно воскликнул Паркинсон. — Думаю, оба получили бы «Превосходно» по его предмету на ЖАБА без сдачи экзамена. Спрингвейл, хоть осознаешь, какие ребята бьются друг с другом из-за тебя?

Августа лишь закатила глаза, делая вид, что воспринимает происходящее как должное.

Сражение становилось все более ожесточенным. Но Минерва заметила, что атаковал только Булстроуд. Дэвид же пока занимал оборонительную позицию. А еще Булстроуд, совершив ту или иную атаку, то и дело поглядывал на Августу, желая видеть ее реакцию на происходящее. Дэвид же так ни разу и не посмотрел в сторону Августы, словно ее и не было рядом. Он был целиком сосредоточен на поединке и будто специально берег силы в противоположность Булстроуду, который со всей мощью демонстрировал атаки, одну зрелищнее другой. Становилось ясно, что Дэвид просто дожидался, когда противник выдохнется. И Булстроуд действительно постепенно становился все более уставшим. На его лбу выступили мелкие капельки пота, дыхание стало прерывистым, в то время как Дэвид оставался все таким же бодрым и невозмутимым, как и в начале сражения. На все это обратил внимание и Паркинсон и заметно напрягся. Он продолжал курить, но уже без прежнего удовольствия.

Булстроуд начал злиться. Его стало утомлять однообразие в сражении.

— А чем удивишь ты, прославленный куратор провального дуэльного клуба? — выдохнул он, тяжело дыша. — Твои унылые попытки отбить мои атаки ввергают в скуку…

— Скучно тебе стало, значит? — Дэвид прищурился и в один миг как-то весь подобрался.

Стало ясно, почему он так берег силы. Дэвид атаковал противника с невиданной прежде яростью. Различные боевые заклинания полетели в Булстроуда один за другим так быстро, что тот едва успевал их отбивать. Сам нападать Булстроуд уже просто не успевал. Паркинсон нервно уничтожил окурок от сигары, а Августа так и замерла на месте.

Череда быстрых несложных атак очень напоминала метание одного за другим мелких колющих предметов. Словно это были пощечины, которыми Дэвид давно мечтал наградить ненавистного соперника. И чем дальше, тем неистовее действовал Дэвид. Булстроуд же с величайшим трудом отбил очередную атаку и, задыхаясь, выдавил:

— До чего же ты примитивен, Лонгботтом! Красота и размах сражения — это не для тебя!

Поток заклинаний от Дэвида резко оборвался. Минерва, Августа и Ричард так и застыли на месте в ожидании того, что будет дальше.

— Примитивен, говоришь? Красоты тебе не хватает? — зло пробормотал Дэвид. — Сейчас ты все получишь!

Он нахмурился, тяжело сглотнул и медленно навел палочку на противника. Тут-то у Минервы и прошел холодок по спине. Сейчас Дэвид, скорее всего, и выкинет тот самый фокус, о котором вчера упоминал.

И она не ошиблась. Дэвид, максимально сосредоточившись, невербально послал в противника заклинание. Поначалу Минерве показалось, что ничего не произошло, лишь внезапно подул холодный ветер. Но стоило ветру утихнуть, как вокруг Булстроуда ярко вспыхнуло ярко-оранжевое пламя. То, что это был не самый обычный огонь, выяснилось чуть позднее. Сейчас же языки пламени вокруг Булстроуда резко устремились вверх, создав некое подобие высоченных огненных стен.

Булстроуд незамедлительно воспользовался заклинанием Акваменти, но потерпел фиаско: мощный водяной поток хлынул из его палочки, однако вода, столкнувшись с пламенем, обратилась в легкий пар и при этом не оказала на огонь ровно никакого действия. Булстроуд повторил манипуляцию, заметно увеличив количество используемой воды. Но все оказалось напрасно: вода снова испарилась так, словно ее и не было. Булстроуд попробовал заморозить огонь, но и эти попытки не увенчались успехом.

Минерва оглянулась на Дэвида и увидела, как он легонько взмахнул палочкой. Языки пламени, до этого устремлявшиеся вверх, вдруг резко придвинулись к Булстроуду.

— Дэвид, это что такое? — строго потребовала объяснений Минерва. Ей решительно не нравилось то, что он начал вытворять.

Дэвид не ответил, поскольку внимательно следил за противником. Булстроуд попытался выстроить вокруг себя мощный защитный купол. И у него получилось. Вот только Дэвид снова легонько взмахнул палочкой, и купол рассыпался, оставляя своего создателя без должной защиты.

— Это уже перебор! Немедленно прекрати! — потребовала Минерва, уперев руки в бока.

— Ты обалдел, Лонгботтом? Это Адское пламя, да? — Паркинсон не на шутку встревожился, портсигар выскользнул из его пальцев.

— Что-то вроде его слабой версии. Адское пламя с трудом поддается контролю, здесь не тот случай, — наконец ответил Дэвид.

— Ты уверен? — усомнилась Августа и отерла со лба капельки пота.

Новый магический щит Булстроуда буквально лопнул на глазах, замораживающие чары не помогали. Не было толку и от каких-то заклинаний, которые Булстроуд принялся судорожно проговаривать. Огонь, которым умело управлял Дэвид, лишь сильнее разгорался.

— И это твоя парочка фокусов про запас, Дэйв? — Августа не верила своим глазам. Она принялась шарить в карманах мантии в поисках волшебной палочки.

В это время Минерва уже сама молниеносно вытащила свою палочку. Нужно было немедленно прекратить то, что устроил Дэвид. Это уже переходило разумные пределы. Минерва взглянула на Паркинсона — у того палочка тоже уже была наготове. Это увидел Дэвид и крикнул им:

— Лучше не вмешивайтесь! Впрочем, вряд ли кто-то из вас знает контрзаклинание, ибо это редкая и довольно сложная боевая магия.

Минерва почувствовала себя беспомощной, потому как действительно не знала контрзаклинания. Знание — это сила. И не было ничего страшнее чувства беспомощности. Минерва всегда стремилась владеть ситуацией, а сейчас, кажется, все внезапно вышло из-под ее контроля. Да еще виновником происходящего безобразия оказался ее лучший друг.

Она растерянно смотрела на Булстроуда, тщетно пытавшегося отбиться от подступающего огня, и ей вдруг вспомнились иллюстрации из учебника по истории, на которых изображались казни средневековых ведьм на костре. Приговоренные ничего не могли поделать, их тела медленно начинали лизать языки пламени, и несчастные погибали мучительной смертью. Из уроков истории магии Минерва знала, что маглы по больше части казнили таких же маглов, ложно обвиняя тех в колдовстве. Как писала историк Батильда Бэгшот, для настоящих ведьм простой огонь не представлял особой опасности, поскольку те умели его замораживать и во время «казни» испытывали лишь приятное покалывание по всему телу.

Но происходящее сейчас выглядело по-настоящему пугающе. Булстроуда окружало мощное пламя, и он при этом ничего не мог с этим поделать. Огонь, против которого было невозможно выстоять, противостоять подобному колдовству мог только взрослый опытный волшебник, но никак не школьник, хоть и способный.

Августа и Ричард тоже пребывали в ужасе. Паркинсон таки не выдержал и послал было какое-то заклинание в сторону огня, но оно не сработало.

— Не вмешивайся! — повторил Дэвид. — Обожди немного! Ничего страшного с твоим приятелем не случится, поверь. Как говорил мне профессор Риддл, каждый гриффиндорец обязан уметь зажечь огонь — стихию собственного факультета. Такой вот огонь в былые времена с легкостью зажигал Годрик Гриффиндор, но использовал он его в крайних случаях и очень осторожно. У Булстроуда есть только один выход…

В ясных глазах Дэвида отражался созданный им жуткий огонь. Минерву сковал ужас уже от услышанного.

— Да какой же? — Августа откровенно запаниковала.

— Ну же, при пожаре всякое животное стремится убежать… — негромко приговаривал Дэвид, уже явно не обращая внимание на присутствующих. Он так крепко сжал палочку в руке, что та, казалось, вот-вот переломится пополам. — Олени бегут, птицы улетают так быстро, как могут…

Что еще мог предпринять Булстроуд в сложившейся ситуации? Было очевидно, что он не знал, как совладать с таким огнем.

— Трансгрессировать на территории Хогвартса невозможно, с метлой действовать непросто, даже если он и попытался ее вызвать, — лихорадочно рассуждала вслух Минерва. — А просто летать Милтон не умеет…

— Ну это как посмотреть… — вдруг язвительно вставил Дэвид.

Он взмахнул палочкой, и языки пламени в один миг уже оказались готовы сомкнуться высоко над головой Булстроуда. Огненная клетка вот-вот будет заперта... Булстроуд в панике взглянул вверх, понимая, что его ожидает. Минерва смотрела на Дэвида, но, как ни странно, не видела на его лице ни тени удовольствия и торжества. Дэвид словно терпеливо дожидался чего-то, какого-то решающего момента. И, похоже, таки дождался.

В один миг Минерве показалось, что у нее случился обман зрения, так как при очередном взгляде на огонь прямо у нее на глазах Булстроуд просто-напросто исчез, растворился в воздухе, как если бы аппарировал или накинул на себя мантию-невидимку. Августа и Ричард издали удивленные возгласы.

Дэвид в этот момент резко подался вперед и быстро взмахнул палочкой. Тут-то и произошло нечто необычное: у самых кончиков огненных языков вдруг из ниоткуда возникла здоровенная черная птица. Она словно материализовалась из воздуха. Молодой гриф взмахнул мощными длинными крыльями, едва не задев ими вздымавшийся вверх огонь.

— Что за чертовщина? — воскликнула Августа.

Птица отлетела от огня на безопасное расстояние и окинула взглядом происходящее внизу. Дэвид метнул в ее сторону заклинание. Но меткость в этот раз его подвела, и заклинание пролетело мимо, не задев грифа. Птица в свою очередь резко бросилась на Дэвида и попыталась вцепиться ему в лицо. Дэвид едва успел укрыться магическим щитом.

Августа было кинулась к Дэвиду, но Паркинсон остановил ее, схватив за руку. На его лице отразилось понимание происходящего. Он, как и Минерва с Дэвидом, понимал, что происходит, знал об анимагической форме Булстроуда. В недоумении пока оставалась лишь Августа.

Дэвид не без труда отбивался от атак огромной птицы, палочка выскользнула у него из рук и упала в траву. Магический щит вокруг него заметно ослабел. Гриф неистово махал громадными черными крыльями, а своими острыми когтями хищника старался вцепиться в лицо Дэвиду, и наконец у него это получилось. Дэвид вскрикнул от боли и с силой отпихнул от себя птицу.

Гриф отлетел в сторону, бросил на врага яростный взгляд, словно готовился к новой атаке. Его глаза хищно сузились, всецело сфокусировавшись на противнике. Дэвид тоже смотрел птице прямо в глаза и не моргал. По его щеке текла кровь.

— Коньюнктивитус! — послышался отчаянный вопль Августы, и вокруг ее палочки возникло пурпурное пылевое облако.

Гриф оторвал взгляд от своей жертвы и увернулся от летевшего прямо в него заклинания ослепления. На миг птица замерла, она словно решала, как поступить дальше. И тут неожиданно для всех гриф кинулся к Августе, все еще направлявшей палочку вверх. Птица, достигнув своей цели, облетела Августу три раза и легонько коснулась ее плеча своим тяжелым крылом. Затем гриф развернулся и на всех парах устремился в сторону Запретного леса. Наконец его перестало быть видно из-за множества деревьев, которые только-только покрылись молодой зеленью.

Августа прерывисто дышала. Дэвид одним взмахом палочки потушил пламя, оно исчезло так, словно его и не было. Минерва подбежала к Дэвиду и быстро осмотрела рану на его щеке.

— Скорее в больничное крыло! Рану надо немедленно обработать! — скомандовала Минерва и потянула Дэвида в сторону замка.

Паркинсон задержался на месте, его взгляд был устремлен в сторону Запретного леса. В вечерних сумерках он все пытался высмотреть вдалеке улетевшего грифа. Но так ничего и не увидел. Лес оставался тихим и безмятежным, словно и не был свидетелем происшедшей всего несколько минут назад горячей кровавой схватки.

— Идем, Ричард! — позвала Минерва. — Милтону надо побыть одному…

1) Принято считать, что судьбоносной в отношении курения сигар и сигарного этикета в салонах Англии и мира стала фраза короля Эдуарда VII (1841—1910): «Джентльмены могут курить». Так курение сигар стало неотъемлемой традицией английского общества.

Вернуться к тексту

С раной Дэвида мистер Браун провозился около часа. Дэвид, и глазом не моргнув, соврал, что он безмятежно прогуливался рядом с Запретным лесом, и там ни с того ни с сего на него напала здоровенная птица. Еле от нее отбился. Целитель, кажется, не особенно поверил этим россказням, но решил не углубляться в детали истории, лишь устало пробурчал: «Вечно вам, ребятам, надо влезть в какие-нибудь неприятности! Даже вы этим грешите, мистер Лонгботтом!»

Когда он закончил с лечением раны, то заверил, что в целом все в порядке и при должном уходе у Дэвида со временем не останется и царапины. Когда мистер Браун удалился к себе в кабинет, к Дэвиду на больничную койку подсела Августа и принялась при помощи косметических заклинаний приводить его лицо в более-менее приличный вид.

— Ну вот, теперь ты напоминаешь Аластора! — ворчливо приговаривала она, оглядывая его лицо.

— Это плохо? — недовольно отозвался Дэвид.

— Вовсе нет. Не двигайся! Я еще не закончила! — одернула его Августа. — Я же говорила, что шрамы украшают мужчину. Забыл?

— Довольно! — не выдержал Дэвид. Было заметно, как сильно он напрягся, когда Августа легонько коснулась пальцами его щеки. Дэвид вообще напрягался от всякого ее прикосновения. — Что же, я ведьма в салоне красоты? До свадьбы заживет!

— Это до чьей же свадьбы? — язвительно поинтересовалась Августа. — До твоей и Джулии Джонсон?

— До золотой свадьбы моих деда и бабки! Чьей же еще! — бросил он и попытался отстраниться от нее. — Оставь меня, не надо ничего делать! Я что, помру от этой царапины, в самом деле?

— Я пытаюсь тебе помочь, упрямец! Может остаться некрасивый след. Что бы сказала твоя мать, если бы увидела тебя в таком неприглядном виде?

— Поохала и поахала бы, а потом оставила бы меня в покое! — Дэвид изо всех сил делал вид, что воспринимает полученную рану как пустяк, на который даже не стоит обращать внимания. — Я дитя малое что ли, чтобы столько возиться со мной из-за подобных мелочей?

— Да ты хуже любого ребенка! Вот скажи, какой взрослый человек вообще ввяжется в подобную мальчишескую разборку? Неужели нельзя было выяснить отношения более цивилизованным способом, без кровопролития?

— А как можно было иначе в данном-то случае? Я ведь защищал твою честь, забыла? Или тебе в самом деле доставляли удовольствие приставания Булстроуда? Этот гад летучий тебе нравится? Признавайся!

— А что это ты мне допросы устраиваешь? Ты мне не отец и не жених! Ты вот пострадал. А если бы из-за твоих этих боевых штучек и Булстроуд тоже пострадал?

— И ты бы пошла лечить его раны, да? — Дэвид так резко дернулся, что у Августы чуть не выскользнула из рук палочка. — Ну заработал бы он себе парочку ожогов, ничего бы с ним не стало. Аластор и не в такие передряги попадал, между прочим! Раз так волнуешься за этого слизеринца, то тогда ступай и утешь его! Он сейчас как раз летает где-нибудь над Хогсмидом и очень в тебе нуждается! Заодно посидите в «Трех метлах», выпьете сливочного пива, а через недельку Булстроуд познакомит тебя со своими родителями…

— Дэйв, прекрати!

Он, покраснев до самых ушей, отстранил от себя Августу и резко встал с больничной койки. Явно не знал, куда девать глаза. Видя его взвинченность, Минерва попросила Августу таки оставить Дэвида в покое. Та неохотно все же покинула лазарет, хоть и порывалась сказать ему еще пару ласковых.

Когда Августа ушла, то Дэвид все еще продолжал злиться. Он взялся протирать носовым платочком свою палочку, заодно осматривая ее на предмет повреждений. Кажется, сохранность палочки заботила Дэвида куда больше, нежели рана на собственной щеке. Он глянул в огромное стрельчатое окно, за которым была уже темень.

— Ну и где этот воробушек? Забыл дорогу в школу? Никак не налетается? — Дэвид в нетерпении забарабанил пальцами по прикроватному столику. Затем перевел взгляд на Минерву и криво улыбнулся: — Только представь эту картину маслом: в мрачной Черной стране, окутанной черным-пречерным ядовитым смогом от магловских заводов, над черными владениями своих черных предков пролетает черный-пречерный молодой гриф по кличке Милтон и бдительно следит за порядком! Хорошее начало для сказки с плохим концом, не находишь?

И они с Минервой посмеялись от души.

— Пока что Булстроуд в своих умениях лишь подрастающий птенец, может наслать на недруга мигрень, не более того. Турецких оберегов пока вполне достаточно, чтобы защититься от его дурного глаза, — сказал уже серьезнее Дэвид и потеребил пальцем браслет из стекляшек на руке. — Вот если Булстроуд продолжит активно работать над собой, своей магией сглаза, то тогда дело плохо. Спроси меня об этом лет так через десять.

Минерва задумалась о том, что Булстроуд никогда особо не блистал в защите от темных искусств. Все последние годы у него ушли на освоение анимагии. Минерва осознавала, сколько трудов он приложил, прежде чем добился нужного результата. При этом она-то работала над своей анимагической формой под руководством опытного наставника. А был ли наставник у Булстроуда? Если Милтон был самоучкой, то ему пришлось вдвойне сложнее. И это не могло не вызывать уважение.

— Услышал я ведь как-то краем уха разговор Булстроуда с одним из слизеринцев, — продолжил Дэвид, и лицо его сделалось мрачнее тучи. — Он поведал, что отец дал ему время самому выбрать себе невесту из чистокровных ведьм. И тогда Милтон решил, что если у него выгорит дело с Августой Спрингвейл, то вряд ли родители будут особо привередничать: все-таки она девушка чистокровная, хоть ее семья и не входит в список «Священных двадцати восьми». Милтон заявил, что решительно не желает дожидаться момента, когда родители навяжут ему какую-нибудь подходящую, по их мнению, невесту. Еще окажется хоть и из приличной семьи, но страшной как смертный грех и чванливой. А в Августе, как он выразился, его абсолютно все устраивает. В общем, пора мне было разобраться с этим Булстроудом раз и навсегда. А то глядите-ка, присмотрел себе невесту! Негодяй!

И тут раздался негромкий стук по оконному стеклу. Они оглянулись и увидели за окном черного грифа. Тот махал крыльями и царапал когтями стекло, готовый вот-вот его разбить. Минерва взмахнула палочкой, и стекло на миг исчезло, пропуская в помещение здоровенную птицу.

Гриф приземлился на пол, чуть прошелся, а затем, остановившись, начал превращаться в человека. Минерва отметила, что превращение давалось ему практически так же быстро, как и ей. Вероятно, что и Булстроуду в этом деле помог профессор Риддл. Обретя человеческий облик, Булстроуд немного постоял, опустив голову, сделал вид, что внимательно рассматривает свои ботинки, но затем поднял глаза на Дэвида, неспешно к нему подошел и протянул ему руку. Они обменялись крепким рукопожатием.

— Я умею проигрывать. Ты сегодня действительно оказался сильнее меня, ловчее, хитрее. Но самое главное, что Августа Спрингвейл сделала свой выбор. Так что мне остается лишь признать свое поражение, — высказался Булстроуд спокойно и с достоинством. — А это я тебе сделал от досады.

Он указал на раненую щеку Дэвида.

— Я так и понял. Значит, ты у нас незарегистрированный анимаг?

— И ты теперь будешь меня этим шантажировать, да? — Булстроуд нервно усмехнулся. — Небось захочешь заиметь ручную птичку под боком, я угадал? Это ведь так удобно! Или изобразишь из себя совершенно законопослушного гражданина и сразу же сдашь меня Министерству?

Дэвид вместо ответа медленно прошелся до окна и обратно.

— Мне известен твой свободолюбивый и независимый характер, — наконец заговорил он. — Ручной птички из тебя не выйдет. А с министерскими работниками у меня нет ни малейшего желания лишний раз общаться на эту тему. Это твое личное дело: регистрироваться или нет. Ты приложил колоссальные усилия для того, чтобы стать анимагом. И это вызывает уважение и даже восхищение. Успеха в этом деле добиваются единицы из тысяч волшебников. Я вот не уверен, что таки смог бы стать анимагом. Я сохраню твою тайну, свидетелями, кроме меня и Минервы, являются еще Августа да Ричард. Будь уверен, мы никому ничего не скажем. Если захочешь, то мы даже какой-нибудь обряд неразглашения тайн проведем…

— Теперь это уже сложно назвать тайной, — скептически произнес Булстроуд.

— Мы точно тебя не выдадим, но ты должен выполнить одно условие, — повторил Дэвид и внимательно посмотрел в черные бездонные глаза Булстроуда. — Оставь Августу в покое. Прекрати свои притязания, забудь о ней.

— Ну, как я и сказал, Августа сделала вполне очевидный выбор. — Булстроуд пожал плечами. — Я больше не буду ей навязываться. Не дурак, все понимаю. Ты в любом случае в выигрыше.

— Да моя победа — это не что-то такое уж примечательное. Мне особо нечем гордиться, я так считаю, — заметил Дэвид, задумавшись. — Просто каждый из нас силен в чем-то своем. Ты углубленно изучал все эти годы анимагию, а я — боевое искусство. Я продемонстрировал тебе то, что освоил за время учебы я, а ты показал мне свои умения. В сегодняшнем бою наши силы не были равны, поскольку мы играли на моем поле. Я лишь могу поблагодарить тебя за интересное сражение и выразить тебе свое уважение.

Разговор их подошел к концу. Минерва протянула Булстроуду палочку, которую он выронил на поле боя. Булстроуд взял палочку и внимательно посмотрел на Минерву. Ей давно казалось, что он хочет о чем-то с ней поговорить, но как будто все не находилось случая. Теперь же, похоже, настал подходящий момент, потому что Булстроуд заговорил с ней серьезно и в то же время слегка мечтательно:

— Не знаю, замечала ли ты, но я ведь по возможности наблюдал за твоей работой все эти годы, брал те же книги по трансфигурации в библиотеке, что брала ты. Всегда внимательно прислушивался к твоим ответам на уроках профессора Дамблдора. Ты стала для меня примером для подражания. И мне давно любопытно и важно услышать именно твое мнение о моих превращениях. Итак, что скажешь, Макгонагалл?

Конечно, Минерва не раз ловила на себе его пристальные взгляды. То, что Булстроуд является анимагом, она подозревала давно. Углубленное изучение трансфигурации позволило ей подмечать многое из того, что могли не видеть остальные. В том числе, Минерва сумела распознать и начинающего анимага.

— Будь я учителем, то ты получил бы у меня оценку «Отлично» с натяжкой, и то в силу твоего юного возраста, — сдержанно высказала она свое мнение. Минерва оглядела с головы до ног Булстроуда, и ее взгляд задержался чуть дольше обычного на воротнике его рубашки — там виднелась парочка мелких птичьих темно-серых перьев. — Разумеется, с оговорками.

И она сняла с его воротника перья.

— Ах, ты об этом! — Булстроуд тут же отряхнул пылинки с рукавов мантии. — Все никак с этим не совладаю. Не выходит. Не покажешь точную формулу? А то я голову за последние месяцы поломал, не зная, что еще сделать, подумывал уже обратиться к учителю за подсказкой…

— Коварная ошибка закралась в твои расчеты. Подойди как-нибудь вечером после уроков в библиотеку, мы выясним, где ты там что неправильно насчитал. А еще вот это вот нехорошо. — Минерва указала на его пальцы, на которых местами виднелись мелкие перышки.

— Ох, у меня это сохраняется порой в течение нескольких часов, приходится прятать руки в рукавах. Но понимаю, что так быть не должно.

— С этим надо бороться, — сказала она со всей серьезностью. — Это значит, что твоя сущность животного перевешивает человеческую сущность, а должно существовать полное равновесие между этими двумя сущностями. Чревато тем, что однажды ты можешь окончательно превратиться в животное и потеряешь в себе человека как внешне, так и внутренне. Ты об этом наверняка читал у Эмерика Свитча. В свободное время я расскажу тебе, какие упражнения нужно делать изо дня в день. С птичьими перьями бороться в действительности бывает несколько сложнее, чем с кошачьей шерстью, например. Но избавляться от такого необходимо. Вдруг злопыхатель украдкой снимет с твоей одежды такое вот перышко, а потом возьмет и использует его, например, в Оборотном зелье. Мало ли кто прознает про твою анимагическую форму… Волшебник и без того должен быть крайне осторожен и внимателен с собственными волосами и ногтями, должен стараться их убирать, чтобы никто не смог лишний раз использовать их в колдовстве. Так что до ума твои превращения нам еще предстоит довести.

Булстроуд согласно закивал, а затем напоследок сказал:

— Знаешь, для меня было бы большой честью однажды познакомиться с твоими родными по материнской линии. Я уже говорил, твоя прабабушка считается богиней трансфигурации. Как видишь, мне эта тема оказалась очень близка.

Ох, Минерва и сама желала бы познакомиться когда-нибудь со своими родными по линии мамы. Вот только они решительно вычеркнули из своей жизни Изабель, а вместе с ней и ее детей!

— Слушай, Милтон, а как тебе дался этап в анимагии с листком мандрагоры во рту? — полюбопытствовала Минерва.

— О, это был сущий ад! — Булстроуд поморщился. — Думал, с ума сойду от галлюцинаций. Всех домашних эльфов замучил своим неадекватным поведением. Родители вздохнули с облегчением, когда этот этап анимагических превращений закончился. Мать хваталась за голову. Но вот отец всецело поддерживал мои начинания. Знаешь, сколько мне грозу пришлось ждать? Почти год! Но после запах дождя стал для меня самым любимым и желанным запахом на свете! Поэтому, когда Августа варила зелье Огненная вода на уроке, и оно заблагоухало ароматом дождя в летний зной, мне показалось, что я попал в рай! Тогда я и решил, что непременно женюсь на твоей подруге…

Он осекся под тяжелым взглядом Дэвида. На этом их беседа и закончилась. Так они разошлись по своим гостиным в тот знаменательный вечер.

* * *

Народная мудрость гласит, что в любой неясной ситуации нужно точить ножи. «Нож в печень — никто не вечен!» — мысленно посылала мне сообщение Минерва. Зелень ее глаз при этом была ровно того же оттенка, что и вспышка при Аваде Кедавре. Девушка с цветом глаз моментальной смерти? И ее взгляд, упорно твердящий мне о конечности всего сущего? «С острого ножа еда вкуснее!» — отвечал я, с готовностью принимая вызов упрямой гриффиндорки.

В одно погожее майское утро профессор Риддл предложил освоить на практике тему «Трансфигурация на лету вещей в колюще-режущие предметы и дальнейшее их метание в противника».

— Профессор, практические занятия по данной теме не предусмотрены учебным планом! — попыталась возмутиться Минерва. — Министерство так решило в связи с повышенной опасностью подобного колдовства…

— Хм, говорила мне уже нечто подобное одна мелкая чиновница в розовом кисейном платьице… Эта же дамочка, кстати, должна была внести ваши анимагические данные в соответствующий Реестр. Что же, это так в духе Министерства сводить все, что только возможно, к бесполезной теории, — холодно отозвался Риддл. — Но что потом делать ученикам, попади они в реальную передрягу? Судорожно пытаться выудить из памяти жалкие остатки теоретических знаний? Или все же рука вчерашнего школьника не дрогнет, и юный маг сможет уверенно показать свои умения в бою, первоклассные умения, спешу заметить. Ну же, Макгонагалл, не занудствуйте! Впрочем, я никого не принуждаю. Те, кто не желают переходить к практике, могут спокойно покинуть кабинет и отправиться к эльфам на кухню перекусить свежеиспеченным тыквенным печеньем.

Раздался громкий смех. Минерва тяжело сглотнула. Она занудствует? Риддлу плевать на рекомендации Министерства магии, он поступает так, как ему заблагорассудится. Впрочем, она ожидала чего-то иного от преподавателя, который обучал ее полетам весьма рискованным и авторитарным способом? Ей стоило уже привыкнуть ко всему, что он делает. Почему же Минерва так и не смогла привыкнуть? Зачем снова возражала ему? Что, к ней таки вернулось самообладание после многодневного употребления Отворотного зелья? Снова могла твердо смотреть Риддлу в глаза, не боясь покраснеть в его присутствии? Уверена, что перестала страстно желать его внимания, долгих бесед с ним, взаимности с его стороны, наконец?

Риддл меж тем помолчал, предоставляя возможность желающим покинуть кабинет. Парочка разгильдяев с Хаффлпаффа и Гриффиндора предпочла облегчить себе жизнь и приятно провести время за пределами его класса. Они, звонко смеясь, ушли восвояси. Остальные ученики все же предпочли остаться.

В ближайшие пятнадцать минут по всему кабинету так и летали туда-сюда колюще-режущие предметы. Риддл настоял, чтобы ученики применяли к выданным им перьям частичную трансфигурацию: требовалось лишь максимально заострить при помощи магии кончики перьев и посылать их в противников на замедленной скорости.

— Проявим милосердие, — елейным голосом прокомментировал Риддл, искоса поглядывая на Минерву. — Кажись, чему-то и научимся к концу семестра, правда, мисс Макгонагалл? Не составите мне компанию в битве? Обещаю быть нежен и деликатен.

Его слова прозвучали издевательски и с некоторой двусмысленностью, которую уловили ученики и захихикали. Минерве же ничего не оставалось как согласиться. Она заметила, что однокурсники, прекратив сражаться друг с другом, с интересом уставились на нее и Риддла. Практика так практика.

Все-таки сегодня Минерва выпила достаточно Отворотного зелья, и оно отлично работало. Минерва смотрела на Риддла, и у нее имелось лишь желание стереть с его лица ироничную улыбку. И ничего более. Никакой нежности, никакого смущения, никаких подгибающихся коленей при взгляде на него. Только холодная ярость бойца, готового использовать все свое оружие.

И она его использовала. Перья, которые Риддл направлял в ее сторону одно за другим, Минерва отбивала со всем изяществом, на которое только была способна. Каждое перо обращалось в тот или иной кинжал. Можно было увидеть кинжалы из самых разных стран: и итальянский стилет, и швейцарский баселард, и японский танто и даже персидский кард. Все-таки не зря Минерва некогда провела несколько бессонных ночей за чтением толстенного труда по трансфигурации холодного оружия, который ей любезно порекомендовал профессор Дамблдор. Великолепное издание с красочными иллюстрациями и всеми необходимыми формулами. Да, Минерва прекрасно подготовила теорию по сегодняшней теме. Иначе она просто не привыкла.

Увидев все разнообразие холодного оружия, которое Минерва отправляла Риддлу, многие ученики просто ахнули от восхищения. Мальчишки обычно считали, что только им может быть интересна тема оружия, а удел девушек — это фарфоровые куклы да красивые наряды. Сегодня Минерва определенно оказалась готова разрушить устоявшиеся стереотипы. Она видела потрясенные лица Руперта, Джозефа и остальных ребят, и только на лице Дэвида читалась спокойная поддержка — для него не стало сюрпризом увиденное, ведь он по ее же совету также изучил от корки до корки фолиант по трансфигурации холодного оружия. Минерва взглянула на Риддла, на его лице продолжала играть ироничная улыбка. Он все воспринимал как должное.

Отчего-то его спокойная реакция разозлила Минерву. Ей не удавалось его удивить, поразить? Минерва окинула взглядом все перья на полу, а затем одним только взмахом палочки взметнула их вверх. Еще один уверенный взмах палочки, и все перья моментально превратились в американские тычковые кинжалы. Около двадцати коротеньких клинков с невероятной скоростью одновременно метнулись в Риддла и замерли буквально в нескольких дюймах от него. Затем один за другим попадали к его ногам.

Минерва вся подобралась, как готовая к прыжку кошка. Она притянула к себе манящими чарами орлиное перо Риддла, аккуратно лежавшее на учительском столе. Как же давно оно не давало ей покоя! С того самого дня, когда ей пришлось выдержать ненавистное взыскание осенним вечером в прошлом году. Минерва вспомнила, как спокойно Риддл выводил что-то на пергаменте этим самым пером, пока она в муках отмывала пол в его треклятом кабинете.

Давнишняя обида застила разум. Минерва полностью сконцентрировалась на роскошном дорогом пере и решительно взмахнула палочкой. В Риддла полетел широкий скин-ду. Точно такой же кинжал Минерва однажды видела у Дугала. Риддл уверенно поймал правой рукой кинжал, его тонкие длинные пальцы сомкнулись на красивой черной рукоятке. Ни капли крови на его руке. Лишь темный локон выбился из его всегда безупречно уложенной прически. Риддл медленно перевел взгляд на Минерву, его глаза блестели. Он выпустил кинжал из рук, и тот со звоном упал на пол.

— Обалдеть! Минерва сегодня просто в ударе! — пробормотал Руперт, во все глаза разглядывая кинжал у ног Риддла. — Не зря говорят, что девушки бывают особенно яростны и беспощадны на определенной стадии этого… женского цикла. Вот! Дэйв, помнишь, ты в одной книжке по боевой магии вычитал, что с ведьмами лучше не связываться в определенные дни, а не то огребешь по полной программе?

И он расхохотался по-идиотски. Дэвиду явно не хотелось сейчас говорить на столь щекотливую тему, и он толкнул того в бок.

По окончании занятия весь пол был усеян перьями и различными колюще-режущими предметами.

— Ничего себе! — Джозеф Смит, наклонившись, с интересом рассматривал кинжалы на полу. — Как из какого-нибудь музея древностей. Столь четкая проработка рукояток! Вот так Макгонагалл!

Пока остальные ученики спешили покинуть класс, Августа взялась помогать Минерве собирать весь мусор с пола в одну кучу. Когда Минерва отлевитировала последнее перо на первую парту, к ней подошел Риддл.

— А вас, мисс Макгонагалл, я попрошу остаться после уроков, — сказал он мягко и в то же время требовательно.

Ее сердце забилось быстрее.

— Простите, профессор, но мне нужно помочь нашему декану…

— Думаю, у вас и для меня найдется свободный вечер, не правда ли? — настаивал Риддл.

Минерва беспомощно оглянулась на Августу, в глазах которой мелькнула тревога.

— Профессор, всю ближайшую неделю после уроков я и Минерва должны будем помогать отстающим в учебе пятикурсникам готовиться к СОВ. До экзаменов остался всего месяц. Нас об этом очень просил профессор Дамблдор. Да и нам самим приходится вовсю готовиться к ЖАБА. Так что время расписано буквально по минутам, — попыталась помочь Августа. Прозвучало не сильно убедительно, но все же.

Августа старалась всячески поддерживать Минерву, ведь теперь доподлинно знала о ее чувствах к Риддлу, а также то, какие переживания они той доставляли.

— Хорошо, профессор, — вдруг низким голосом обронила Минерва, и Августа удивленно вскинула брови, — я подойду к вам сразу, как только освобожусь.

У нее не выйдет вечно избегать Риддла. И сколько уже можно убегать от него подобно напуганной первокурснице? Пора вести себя по-взрослому, нужно прекратить играть в прятки. В любом случае она примет необходимую дозу Отворотного зелья перед разговором с ним.

Августа молча собрала с пола оставшийся мусор.

Примечания:

Так выглядели кинжалы, которые Минерва трансфигурировала из перьев:

Итальянский стилет https://www.monetnik.ru/storage/blog/zzd9gvs9ut/2023-12-2330.800.webp

Швейцарский баселард https://www.monetnik.ru/storage/blog/zzd9gvs9ut/2023-12-2320.800.webp

Японский танто https://www.monetnik.ru/storage/blog/zzd9gvs9ut/2023-12-2318.800.webp

Персидский кард https://www.monetnik.ru/storage/blog/zzd9gvs9ut/2023-12-2314.800.webp

Американский тычковый кинжал https://www.monetnik.ru/storage/blog/zzd9gvs9ut/2023-12-2332.800.webp

Шотландский скин-ду https://www.monetnik.ru/storage/blog/zzd9gvs9ut/2023-12-2328.800.webp

Меня всегда забавлял тот факт, что дочь священника является ведьмой. Да еще какой! Просто ирония жизни!

Лицезрея левитацию Минервы Макгонагалл, я думал о том, что впервые видел левитацию ведьмы.

Минерва всегда медленно воспаряет в небо. В том, как она это делает, есть свой шарм. Ее движения плавны и по-кошачьи ленивы. Не зря Слагхорн говорил, что магия этой девушки завораживает.

Минерва старается все выполнять с чувством, с толком, с расстановкой. Но уже наверху ее внезапно обволакивает золотистое, совершенно гриффиндорское сияние. Оно словно освещает ее изнутри. Глаза Минервы полуприкрыты, длинные темные ресницы чуть дрожат, черные косы и мантия развеваются на легком весеннем ветру. Скромные школьные туфельки вот-вот слетят с ее ног… Когда Минерва распахивает свои ясные темно-зеленые глаза и устремляет их на меня, ее щеки пылают, а высокая грудь вздымается часто-часто. В этот момент я снова слышу свист летящего в меня со скоростью мысли острого скин-ду. Нет безжалостнее бойца, чем женщина, которую разозлили как следует!

Где-то далеко в Лондоне за бокалом дорогого огневиски торжествующе посмеивается Эдгар Розье. «Вот так пасторская дочка, а, Том? — отчетливо представляю, как он мне это говорит и ухмыляется. — И где же ты так согрешил-то?»

О том, что весна в самом разгаре, свидетельствовало повсеместное буйное цветение самых разных растений. Но особенно в это время были прекрасны колокольчики, которыми вокруг были усеяны абсолютно все поляны — профессор Бири и его ученики очень старались, чтобы именно эти цветы радовали всех в мае.

Минерва шла в сопровождении профессора Риддла. Она не удержалась и, наклонившись к цветам, вдохнула их нежный сладковатый аромат, который как никакой другой ассоциировался у нее с весной. Колокольчики столь насыщенного сине-фиолетового цвета Минерва встречала только здесь, в Хогвартсе. И, наверное, частенько будет о них вспоминать в сером Лондоне. Цветы смирения и вечной любви. В детстве мама рассказывала, что если позвонить в такой вот колокольчик, то мигом явится фея. Но Минерва никогда не пробовала звонить в колокольчик, потому что лишний раз не хотела беспокоить лесных духов.

Она оглянулась на Риддла, который улыбался краешками губ, наблюдая за ней. Они продолжили свой путь к Черному озеру. Минерва излучала спокойствие и умиротворение, ведь перед выходом она выпила целый флакон Отворотного зелья, так что сейчас ей было почти все равно, кто ее сопровождает на прогулке: Флитвик, Слагхорн или Риддл. Жить было можно, жизнь продолжалась. Вот только Риддл посматривал на нее как-то с недоверием, словно ее поведение казалось ему несколько неестественным. Наконец он озвучил свои мысли:

— Мисс Макгонагалл, такое впечатление, что в последнее время вы меня избегаете. Вас словно что-то гонит от меня.

— Вам показалось, профессор, — быстро ответила Минерва и коснулась рукой ивовой ветки, усеянной свежими светло-зелеными листочками.

— Ну что же, показалось, так показалось. — Риддл вздохнул, но затем вкрадчиво продолжил: — Что-то давненько мы с вами не обсуждали ваши успехи в деле освоения полетов. У вас что-то не получается?

Ее бросило в жар. Она в самом деле рассчитывала, что Риддл не станет заводить разговор на эту тему?

— Получается! — выпалила Минерва, но потом пожалела о сказанном, так как Риддл продолжил:

— Тогда мне бы хотелось увидеть ваш прогресс…

— Но, профессор…

— Что?

— Прогресс пока весьма относителен, малозаметен. Все еще не настолько хорошо получается, чтобы было что вам продемонстрировать. Мне еще нужно немало поработать…

— Вот и прекрасно! Я могу взглянуть и указать вам на ваши ошибки, дать дельные советы. Давайте, Макгонагалл, сейчас весьма подходящий момент. Показывайте свои умения!

Минерва застыла в растерянности. У нее совершенно не было желания демонстрировать Риддлу свои достижения в полетах. С тех пор, как ей удалось сделать в воздухе свои первые шаги, Минерва вообще больше не предпринимала попыток летать. Слишком болезненным в эмоциональном плане для нее оказался тогдашний результат. К тому же, полеты без поддержки неизменно напоминали ей о Риддле, человеке, о котором она хотела бы напрочь забыть. Минерва даже решила сгоряча, что больше никогда не поднимется в небо при помощи левитации. Летать теперь будет только на метле, как привыкла за последние семь лет.

Риддл, видя ее замешательство, скрестил руки на груди и чуть склонил голову на бок.

— Воспоминание, которое вы используете для полета, срабатывает? — спросил он. — Ну же, вы уже должны были достигнуть определенного успеха в хождении по воздуху. Хотя бы один шажок или даже два. У меня так было примерно в то же время…

— Я не вы! — резко оборвала Минерва.

— Определённо! — уверенно заключил Риддл. — Макгонагалл, так сколько ангелов в конечном итоге поместится на кончике иглы? Вы же уже разобрались с этим занятным религиозным вопросом, не правда ли?

Минерва хмуро взглянула на него исподлобья. Опять он за свое. Снова начнет высказывать пренебрежение в адрес религии? Она оставила его вопрос без ответа. Зато подумала о том, что с удовольствием еще раз послала бы в Риддла скин-ду.

— Похоже, что все-таки разобрались. Вам наверняка помог с решением сего вопроса ваш ученый отец, — со снисходительностью в голосе сказал Риддл, и этот его тон начинал выводить ее из себя. — И с темой религиозного трепета вы тоже должны были уже совладать. У вас же нашлось подходящее воспоминание для полета? Нашлось. Итак, я жду. Мы как раз добрались до места, откуда вы любите подниматься в воздух при помощи левитации.

Судя по всему, отказываться было бесполезно. Минерва недовольно поджала губы, но послушно прошла к небольшому пустырю. Придется все делать через силу. Она снова повернулась лицом к Риддлу, окинула его коротким ледяным взглядом и, прикрыв глаза, начала левитировать.

Закрытые глаза не особенно помогали, Минерва все равно ощущала на себе пронизывающий взгляд Риддла. У нее вспотели ладони.

Набрав нужную высоту, она раскрыла глаза и увидела пролетающего высоко в небе черного грифа. Милтон? Вон как высоко и свободно парит в небесах! Совершеннейшая свобода! Так, наверное, могут летать только птицы, ни одной другой живой твари подобного не дано. Разве что анимагу, которому повезло с анимагической формой. Вот ей подобного не дано, она так не сможет.

Минерва посмотрела вниз, на Риддла. Заметила в его взгляде что-то затаенное, нескромное, совсем как тогда, когда она показывала ему и другим учителям свою анимагическую форму. Стало еще жарче. Пронзила мысль, что ей не доводилось видеть на свете мужчину красивее, желаннее и недоступнее. Черты его лица были прекрасны, а взгляд порочен. Голос сладок, а речи безумны. Как Бог мог создать столь совершенного и одновременно несовершенного человека? За что ей такое наказание?

Как все плохо! Полный провал! Вот ее броня и разлетелась на множество кусочков. Вся магия Отворотного зелья рассеялась, как будто ее и не было. Чувства вновь нахлынули, да с такой неудержимой силой, что снова стало нестерпимо больно, как если бы ее же скин-ду вернулся и поразил Минерву в самое сердце. Она в отчаянии сделала шаг вперед и камнем полетела вниз. Теперь это полнейший провал! Сегодня ничего не получается!

Минерва рухнула прямо на цветущую поляну, и ее тут же окутал густой цветочный аромат. Стала ощущаться боль от падения. Вряд ли что-либо себе поломала, но наверняка заработала приличный ушиб. Она попыталась подняться и тут же почувствовала, как ее крепко взяли за плечи. Риддл помог Минерве встать на ноги, но от его прикосновений прошла дрожь по ее телу.

— Не прикасайтесь ко мне! Я сама! — Она постаралась от него отстраниться, но Риддл только крепче сжал ее плечи. Минерву охватила дикая паника, сердце бешено заколотилось в груди. — Оставьте меня, умоляю!

Риддл взглянул на ее пальцы, которые так и дрожали, вцепившись в его плечи. Затем снова посмотрел ей в глаза, во взгляде его читался все тот же нескромный интерес. Приличный мужчина не посмел бы так смотреть на девушку. Минерва ощущала себя беззащитной голубкой, которую схватил своими цепкими когтями голодный коршун.

Нет, так быть не должно! Она сама по своей второй, животной натуре хищница. Маленькая, но хищница. Способная защититься. Стоило этой мысли возникнуть в голове, как Минерва моментально обернулась кошкой. В любой неприятной ситуации ее всегда тянуло принять свою анимагическую форму. Как теперь. Минерва проделала это стремительно и поспешно. Затем ловко выскользнула из цепких рук Риддла.

Когда ее кошачьи лапки коснулись мягкой травы на земле, то ей показалось, что она высвободилась из пут. Минерва что есть духу припустила прочь. Еще ни разу в жизни она не бежала столь быстро, так бегут животные, спасаясь от неминуемой гибели.

И тут начало происходить что-то непонятное. Лапы перестали ее слушаться, и Минерва взмыла в воздух. Пару секунд ее маленькое тельце повисело над землей, словно левитируемый предмет, а затем его понесло куда-то назад. Минерва просто не могла управлять своим телом.

Стало ясно, что произошло, когда вокруг ее хрупкого пушистого тельца сомкнулись две сильные ладони. Так вредный мальчишка хватает кота в подворотне и уносит с собой для своих забав. Минерва была готова задохнуться от возмущения, ведь Риддл применил к ней манящие чары. Да как он посмел? Какая наглость! Она что есть силы вцепилась когтями ему в руку, постаралась оцарапать, затем укусить. На тыльной стороне его ладони сверкнула красная полоса, и выступили крохотные капельки крови. Но Риддл только крепче перехватил кошку и прижал к своей груди. А потом провел рукой по гладкой шерсти на ее спинке. И еще раз. И еще.

— Тихо-тихо! Не шипи! И не кусайся! — прошептал ей Риддл. Его пальцы принялись ласково чесать ей за ушком. Было особенно подло с его стороны так беззастенчиво воспользоваться слабостями ее анимагической формы, но Минерва так и замерла, совершенно по-кошачьи ощутив прилив удовольствия.

Риддл неторопливо двинулся в сторону замка, продолжая на ходу гладить притихшую кошку. Минерва ничего не могла поделать и только удерживала себя от естественного порыва прикрыть глаза и замурлыкать от наслаждения. Ей лишь хотелось, чтобы он продолжал прижимать ее к своей теплой груди и никогда не отпускал. Натура животного ее подвела? А может, все же человеческая? Или и та, и другая?

Минерва не заметила, как они добрались до замка. Не заметила длинных школьных коридоров и того, насколько быстро они дошли до кабинета по защите от темных искусств. Когда Риддл затворил за собой дверь класса, Минерва словно очнулась от сладкого забытия. Риддл подошел к одной из последних парт и аккуратно усадил кошку на потертую скамью. На парту он положил сорванный темно-фиолетовый колокольчик. Минерва заметила, что глаза у Риддла заметно покраснели, а сам он с трудом подавил желание чихнуть.

Ну вот, у него аллергия на кошек. У него аллергия на нее.

Риддл быстро подошел к своему столу, выдвинул из него нижний ящичек и извлек на свет небольшой стеклянный пузырек. Откупорив емкость, он сделал из нее пару глотков, затем присел за стол. Покраснения на его глазах стали стремительно исчезать — действие лекарства от аллергии было моментальным. К Риддлу возвращался его безупречный вид.

— Это ничего, пустяки! — Он махнул рукой, поймав на себе внимательный взгляд кошки. Риддл словно пытался показать, что аллергия ему несильно докучает. Он вел себя так, потому что не желал показать ей, Минерве, свою уязвимость? Или не хотел обидеть ее? А может, и то, и другое?

— Аллергия у меня обнаружилась еще в приюте, когда к нам захаживали бродячие коты. И мне всегда приходилось держаться от них подальше. Теперь вот не получается.

Риддл усмехнулся и отлеветировал Минерве небольшой флакон с другим зельем.

— А вам не помешает выпить пару глотков Рябинового отвара. — Он снова принялся рыться в столе. — Вы ушиблись при падении.

Риддл достал толстую тетрадь в черной кожаной обложке. Точно такую же Минерва видела у него в зеркале Еиналеж. Пролистав тетрадь, он принялся сосредоточенно что-то писать в ней. Делал это так, словно Минервы и не было рядом. Не поднял на нее голову даже тогда, когда она снова приняла человеческий облик.

Минерва продолжила сидеть на скамье неподвижно, словно статуя. Ее внимание оказалось приковано к флакону со снадобьем и к крохотному цветку. К зелью она не притронулась. А колокольчик уже начал вянуть, показывая, сколь недолог век сорванного цветка. Минерве вспомнилось, как мама объясняла Роберту, что срывать и уносить с собой колокольчики нехорошо, так как это может обидеть фей, которые избрали своим жилищем сине-фиолетовые соцветия. Правильно просто полюбоваться цветами и уйти, не тронув их. Маг, сорвавший колокольчик, нарушает покой лесной феи, разрушает ее жизненный уклад. Риддл, очевидно, без особого пиетета относился к лесным духам.

Разглядывая увядающий цветок, Минерва вспомнила, как некогда мама часто напевала за домашней работой одну старенькую песенку:

«О, где, о, где живет твой горец?

Живет он в веселой Шотландии, где сладко пахнут колокольчики,

И парня моего всем сердцем я люблю».

Напевая эту незатейливую песенку, мама не переставала думать об отце, о том, чем он занят на работе. И она всегда с нетерпением ждала его возвращения домой в конце утомительного трудового дня. Вот только с годами мама все реже и реже напевала эту песенку. Работу все чаще она выполняла молча, а когда отец раньше времени возвращался домой, то вздрагивала в страхе, что он мог застать ее за колдовством. Мама уже давно увядала, как этот сорванный колокольчик. Увядала вне мира магии, в чуждой для нее магловской среде. А атмосфера каждодневной лжи, неискренности в отношениях медленно, но верно убивала остатки прежней любви между ней и мужем. Что в итоге останется от их семьи?

Сидя и так размышляя, Минерва забыла о времени. Она рассматривала умирающий цветок перед собой, а Риддл тихонько возился со своими бумагами. Сколько они так просидели? Час или два? Минерва взглянула в окно и увидела, что солнце уже садилось, а Запретный лес постепенно погружался во мрак. И тут она ощутила на себе пристальный взгляд Риддла. Он наконец отвлекся от своих записей и теперь наблюдал за ней.

— Минерва, вы успокоились? — осторожно спросил Риддл. Его лицо было серьезно. Он повертел в руках орлиное перо, словно что-то обдумывая, а затем снова обратился к ней: — Вы повели себя так потому, что… Я вам небезразличен, да?

Наверное, этот вопрос должен был ее обескуражить. Но нет, ничего подобного. Пожалуй, основная гроза в ее душе отгремела несколько часов назад. И теперь Минерва ожидала подобного вопроса. Потому спокойно подтвердила:

— Это так. И что с того?

Риддл не ответил. Она собралась с духом, включила все свое самообладание и произнесла:

— Не стану ничего отрицать и буду предельно честна. Да, я вас полюбила. Чувство мое к вам чистое, и я его не стыжусь. Теперь уже.

Риддл отвел взгляд в сторону. Рубикон был перейден, так что Минерва продолжила своё признание уверенным тоном:

— Со мной такое впервые. Совсем голову потеряла. Ничего с собой сделать не смогла. Ничего не помогло. Столько Отворотного зелья выпила — и все впустую. Один ваш взгляд, и я обо всем на свете забываю. Когда вы рядом, то я только вас и вижу. Глаза закрываю, чтобы не видеть вас, но ничего не выходит. Вы даже во снах мне являетесь.

Она встала и прошла к окну, чтобы увидеть последние лучи заходящего солнца. После все погрузится в непроницаемые мрак. Такой же мрак был в душе Риддла.

— Я люблю ваш преисполненный достоинства вид, ваши черные как ночь глаза, ваш чарующий голос. Для меня вы являетесь воплощением древней могущественной магии. Ваши нескончаемые сила и воля поражают, а страсть к жизни, к знаниям восхищают. Кажется, Бог щедро наградил вас всем. Для меня вы почти совершенный человек. Да, вы всего лишь человек, не божество, что бы вы не мнили о себе. Живой человек со своими слабостями, мечтами, огорчениями. А сколько в вас чисто людских пороков! Безрассудный, тщеславный, жестокий! Гордыня — это ваше второе я!

Ее голос дрогнул, но Риддл на нее даже не посмотрел. Он продолжал вертеть в руках перо, а взгляд его был устремлен в одну точку — на высокую стопку учебников на первой парте.

— При этом, подозреваю, ваши пороки вам же и отравляют жизнь так, как никому другому. С вами происходит что-то в корне нехорошее. В вас чувствуется какая-то затаенная боль, и вы много лет носите ее в своем сердце. Ее так много, этой боли! Мне кажется, вы глубоко несчастный человек. И все вы про себя понимаете, все знаете, потому и страдаете, — сказала Минерва и украдкой смахнула крохотную слезинку. — Мерлин, да я, наверное, не встречала человека более странного, противоречивого и непредсказуемого, чем вы! Но, вопреки всему, я люблю вас всем сердцем. Поэтому я помогу вам с пресловутым Эликсиром бессмертия, если это сделает вас хоть чуточку счастливее. Я много размышляла об этом. И я понимаю, что вами движут более серьезные мотивы создать этот эликсир, нежели банальное желание оставаться вечно молодым и никогда не умирать. Вы явно что-то недоговариваете. Вам очень хочется остановить время, для вас это будто жизненно необходимо, как для смертельно больного человека. Эликсир напоминает соломинку, за которую вы отчаянно пытаетесь зацепиться. Прямо-таки вопрос жизни и смерти. Я могу лишь строить догадки. Но мне давно не дает покоя тот факт, что во время левитации вокруг вас нет сияния, которое обычно сопровождает при парении в воздухе благочестивого и доброго человека. Когда оно у вас пропало? Было ли вообще? Я бы так хотела, чтобы свет вернулся к вам, а тьма вокруг вас рассеялась.

Минерва действовала сейчас по наитию, признание лилось из ее уст бурной рекой. Ей хотелось, чтобы Риддл все это знал, она больше не могла подавлять в себе любовное чувство, которое из-за запретности становилось все более глубоким и неистовым.

И она ждала реакции Риддла. Сейчас он как взрослый и здравомыслящий человек выслушает ее до конца. Возможно, рассмеется, приняв ее слова за что-то несерьезное, за глупую влюбленность юной девушки. А быть может, отнесется с пониманием и заверит, что ее чувство вскоре пройдет, что подобное случается по юности и впечатлительности… Ей станет легче после признания, и Риддл ее выпроводит, как и полагается. Но он молчал, продолжая сверлить взглядом стопку книг.

Риддл молчал, когда она закончила говорить. И тут-то к ней и начало подкрадываться жгучее сожаление. И Минерва сбивчиво произнесла:

— Вот, пожалуй, я все и сказала. Позвольте мне уйти.

Риддл кивнул, все еще не глядя на нее. Он так и продолжал держать перо в руке. Еще ни разу в жизни Минерве не становилось столь неловко. Хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Тогда она круто развернулась на каблуках и устремилась к двери.

— Минерва, — его приглушенный голос остановил ее на полпути, — мой свет давно погас. И его никогда не вернуть.

В этот миг Минерве показалось, что где-то далеко-далеко с жалобным звоном разбилась о каменный пол тончайшая фарфоровая тарелка. Тысячи мельчайших сверкающих осколков рассыпались повсюду, и их стало невозможно собрать. Тарелку было не починить ни магловским способом, ни магическим. Склеишь ее хоть как-нибудь, но она все равно уже не будет прежней. Совсем как разбитые отношения ее родителей. Что же такое непоправимое произошло в твоей жизни, Том? Это связано с Миртл? С твоими родственниками? Или с кем-то другим? Почему от твоих слов душу наполняет бесконечная тоска?

Минерва тихонько затворила за собой дверь. Был мучительный миг, когда она порывалась вернуться и задать Риддлу еще тысячу вопросов, все узнать, крепко обнять его и никогда не отпускать. Готова была потерять счет времени, выслушивая его откровения. Хотела убедить его, что все в этой жизни на самом деле поправимо. Но она сдержалась. Почему не вернулась? Сама не знала. Сказал бы Риддл ей всю правду о себе? Раскрыл бы перед ней свою душу? Или бы обманул, обвел вокруг пальца? И действительно ли можно исправить то, что с ним стряслось?

Эти тягостные мысли роились в ее голове, как пчелы в улье. Минерва еле добрела до ближайшей лестницы и снова обернулась кошкой. И так и бродила по бесконечным коридорам, не разбирая пути, не обращая внимания на пролетающих призраков. Впрочем, и им не было до нее никакого дела. Даже полтергейст Пивз не отпустил в ее сторону ни единой колкости, а на всех парах пронесся мимо.

Минерва не хотела сейчас видеть Риддла. Боги, она призналась ему в любви! До нее только сейчас дошло, что она натворила. И чем больше Минерва размышляла, тем сильнее начинала сожалеть о содеянном. Она всегда была довольно сдержанным человеком. Почему же в этот раз не сдержалась? Запретное чувство должно было уйти с ней в могилу. Остаться в самых глубинах ее души. Как знать, может, много лет спустя, уже будучи умудренной жизненным опытом женщиной, она лишь с теплой ностальгией вспомнит времена своей первой любви, по-доброму посмеется над своими былыми сердечными переживаниями…

Зачем же она раскрыла Риддлу самые потаенные желания своего сердца? На что только надеялась? Влюблённая дурочка! Как же все глупо обернулось! Но дело сделано, и время не повернуть вспять. Минерва впервые сильно пожалела, что у нее не было маховика времени.

Примечания:

«Колокольчики Шотландии» — шотландская народная песня, которую напевала мама Минервы. Послушать песню можно здесь: https://www.youtube.com/watch?v=Ar6gez4D7wE&t=20s

Уоррингтон опять раскис. То-то на уроках он снова стал рассеянным, а его атаки в учебных дуэлях утратили мощь и стремительность. Парень опять поник из-за неудач на любовном фронте. Брут пожаловался, что красотка Макмиллан дала ему пощечину, когда он попытался ее поцеловать. При этом заявила ему, что она приличная девушка и воспринимает его только как хорошего друга.

Я напомнил Бруту, что не всегда девичье «нет» означает отказ. Порой надо просто проявить больше настойчивости, и девушка сдастся. Брут в ответ лишь начал высказывать сомнения. Тогда я посадил его напротив себя и спросил, а что ему, собственно, надо от девушки. Он густо покраснел.

— Жениться, что ли, надумал на ней? — задал я ему вопрос в лоб.

— Нет! — поначалу быстро ответил Брут, но потом замялся. — Я не знаю. Я совсем запутался. Но я бы хотел, чтобы Миранда любила меня. Всегда была рядом. Она такая красивая, совершенно необыкновенная! Я прежде не встречал таких девушек, как она. Мне кажется, я ее люблю…

Я не удержался от смеха. Какая чушь! Ох уж эти шестнадцатилетние молокососы, которые и жизни-то толком еще не видели, а берутся рассуждать о женщинах, любви… Значит, не встречал таких раньше? А ведь Макмиллан глупа как пробка, совершенно заурядная волшебница. Актриска из погорелого театра Герберта Бири. Такие, как она, в итоге выскакивают замуж, а потом целыми днями сидят и скучают с подружками за рукоделием да без конца пилят мужей. Скучные, фригидные, самовлюбленные девицы.

— Все это глупости! — отрезал я. — Ты просто хочешь эту девушку. У тебя это на лице написано. Вся твоя любовь сосредоточена у тебя ниже пояса. Всего лишь физическое влечение. Вполне естественное желание молодого парня. И желание это надо поскорее удовлетворить и смело идти по жизни дальше.

Он жутко смутился и пробормотал, что уже ни в чем не уверен.

— Брось! У тебя еще столько таких девушек будет в жизни! Вот увидишь! Даже различать их перестанешь. Доверься моему опыту. Нельзя становиться настолько зависимым от женщины, так унижаться перед ней. Со временем еще вспомнишь мои слова и посмеешься над своими подростковыми переживаниями.

Брут продолжал колебаться, и тогда я уже жестко ввернул:

— Что же, просаживай отцовские денежки на бордели. Что тебе еще можно посоветовать? А все сливки с твоей ненаглядной рано или поздно снимет смазливый лицедей Смит. Или решаешь несложную проблему с девушкой и движешься вперед, или сидишь и хнычешь дальше, как первокурсница.

Это сработало, Брут все-таки решил действовать. Вложив парню в дрожащую ладонь флакончик с любовным снадобьем, я напомнил ему, что после всего он обязательно должен поработать с памятью девушки да дать ей выпить какого-нибудь контрацептивного зелья, ведь он же не намерен в ближайшее время обзаводиться наследниками. Ему лишь надо привыкать действовать решительно.

В каких бы расстроенных чувствах Минерва не прибывала, а вечерний обход замка ей в любом случае необходимо было совершить. Когда опостылевшая обязанность была исполнена, она напоследок завернула в коридор, ведущий во владения Хаффлпаффа, на всякий случай. Рядом с факультетской гостиной запахло жареной рыбой, и Минерва, все еще пребывавшая в облике кошки, принялась облизываться. Вспомнилось, что из-за разговора с Риддлом она пропустила ужин.

Только Минерва подумала, что хорошо бы превратиться обратно в человека, как вдруг услышала приглушенные голоса недалеко от школьной кухни. Она пошла на звук голосов, так и оставшись кошкой. Внезапно приостановилась и прислушалась. Тут совсем некстати возник буквально из воздуха эльф. Он с любопытством взглянул на Минерву и протянул ей было плошку с молоком. Но, услышав голоса, эльф испугался и, щелкнув пальцами, исчез, а посудина с молоком так и осталась висеть в воздухе. Между тем в конце коридора показались парень и девушка. Это были шестикурсники Брут Уоррингтон и Миранда Макмиллан. Минерва затаилась в тени грузной статуи Хельги Хаффлпафф, присмотрелась к этим двоим и заметила, что вели они отнюдь не милую беседу.

— И ты, Брут, решил меня сегодня достать с расспросами? — с раздражением бросила Миранда. — Мне сейчас ни с кем не хочется говорить. Ни с тобой, ни с Джозефом, ни с кем-либо еще.

Ее лицо выглядело заметно осунувшимся. Минерва заметила, что в последние пару недель обычно самодовольная и сияющая красотой Миранда выглядела как в воду опущенная. Словно ее гложила какая-то проблема. Во взгляде ее читались растерянность и даже затаенный страх. Минерва несколько раз интересовалась у Миранды, в чем дело, но та всегда уходила от ответа, быстро бросала дежурные фразы о том, что все нормально. Но Минерву не покидало чувство, что у Миранды, однако же, не все было в порядке. Оставалось лишь гадать, какие проблемы не давали покоя этой обычно беззаботной девушке. Сложности дома? Нервозность перед годовыми экзаменами? Отношения с Джозефом не складываются?

— Прошу тебя, прости меня! — Уоррингтон вдруг резко схватил Миранду за руку.

Та остановилась и удивленно взглянула на него.

— За что? Я не понимаю.

Уоррингтон отпустил ее и принялся нервно теребить свой серебристо-изумрудный галстук. И вдруг повел себя совершенно неожиданно: высокий, выше Миранды на целую голову, он вдруг встал на одно колено, извлек из кармана кольцо и протянул его дрожащими руками Миранде.

— Выходи за меня замуж! — произнес Уоррингтон, умоляюще глядя на нее снизу вверх.

Миранда просто оторопела от такого поворота событий. Она сделала два шага назад.

— Ты что, Брут! Что это ты удумал? Не смешно!

— Я не шучу! Выходи за меня!

Ей стало страшно неловко. Она даже огляделась по сторонам в страхе, что кто-то мог увидеть разыгравшуюся сцену.

— Брут, прекрати! Не надо! Встань сейчас же!

Но тот был непреклонен. Быстро поднявшись с колена, Уоррингтон схватил трясущимися руками Миранду за запястья и попытался надеть ей кольцо на палец.

— Умоляю, стань моей женой! Не отвергай мое предложение, дай свое согласие! Так надо! — в отчаянии молил он. Такое поведение было так несвойственно для грубого, жесткого слизеринского ловца, который на квиддичном поле мог без зазрения совести ударить со всей силы другого игрока.

— Почему надо? — не понимала Миранда. — Послушай, Брут, мы с тобой только друзья. Как ты этого не можешь понять?

Но тот только сжал ее запястья, да так сильно, что ей стало больно.

— Я люблю тебя, я позабочусь о тебе! Поверь мне! — Уорринтон вел себя, словно одержимый. — Я должен на тебе жениться!

— Отпусти! Мне больно! — Миранда попыталась высвободиться. — Ты выглядишь глупо, безумно!

Тут он, не обращая внимания на просьбы Миранды отпустить ее, притянул ее к себе и попытался обнять, но она оттолкнула его и ударила по щеке. Смерив его гневным взглядом, Миранда немедленно скрылась за дверью своей гостиной. А Уоррингтон так и остался стоять с кольцом в руках совершенно растерянный и подавленный.

Минерва еле добрела до гриффиндорской башни. Ее упорно не покидало чувство, что она только что явилась свидетельницей чего-то очень нехорошего, даже грязного. Но ей хватило с головой потрясения от собственного сегодняшнего признания Риддлу. На чужие драмы у нее уже не оставалось сил. Голова гудела, хотелось отключиться ото всего происходящего вокруг и хотя бы на часок забыться крепким сном.

Но, кажется, сегодня ей была не судьба обрести покой. Минерва добралась до гостиной и обнаружила, что Полная Дама в очередной раз ушла в гости и забыла плотно прикрыть за собой вход в общую комнату картиной, и теперь кто угодно мог пройти в обитель гриффиндорцев. Все еще пребывая в облике кошки, Минерва прошмыгнула в гостиную и тут же замерла на месте, услышав громкий разговор своих лучших друзей.

Она, конечно, ожидала, что Дэвид и Августа в очередной раз разругаются в ее отсутствие. Но сегодня они, судя по всему, решили основательно выяснить отношения, поскольку взялись припоминать обиды семилетней давности. Они сидели за дубовым столом друг напротив друга и высказывали свои претензии. Стоило только Минерве добраться до дивана и запрыгнуть на него, как Августа резко повернула к ней голову и ткнула пальцем в ее сторону.

— Вот! Вот кошечка наша не даст соврать, что это вы с этим ирландским балбесом Рупертом тогда на первом курсе подсунули мне в сумку клыкастую песчанку! — горячо заявила Августа и умоляюще взглянула на кошку, ожидая от той поддержки. Но Минерва лишь молча свернулась на алой бархатной подушечке с золотыми кисточками, всем своим видом показывая, что не желает принимать ничью сторону.

— Было дело. Но мы же просто пошутили… — попытался оправдаться Дэвид.

— Хороша шуточка! Песчанка мне чуть палец не откусила! Я тогда так напугалась!

Минерва помнила этот эпизод⁽¹⁾, вот только Августа тогда не столько напугалась, сколько жутко разозлилась и заявила, что по ветру развеет виновников этого безобразия.

— Так я по сей день вынуждена таскать в сумке мышеловку. Мало ли еще какого монстра вы надумаете мне подсунуть! Можешь прямо сейчас убедиться, что мышеловка на месте. Сунь руку! Давай-давай! — Августа распахнула перед Дэвидом свою изящную красную сумочку.

— Вот еще! Не буду! — Он отпрянул.

— Что так? — Августа с громким щелчком захлопнула сумочку и швырнула ее в ближайшее кресло. — Трусишь? Совсем как на пятом курсе, когда у тебя духу не хватило пригласить меня на Святочный бал?

— Так тебя же тогда позвал на бал Джозеф Смит, и ты на радостях согласилась! И на всю школу об этом растрезвонила! — Дэвид вмиг покраснел как помидор.

— Да потому что от тебя уже было не дождаться приглашения! Мне что, следовало идти на бал в одиночестве или вовсе остаться сидеть в спальне и плакать? Ведь ты тогда со страху запрятал голову в песок, как страус, и ходил обиженный на весь свет и всем недовольный!

— По-твоему я должен был радоваться, глядя на то, как ты миловалась со своим ненаглядным Джозефом? — взвился Дэвид. — Небось, в те дни уже мысленно примеряла наряд невесты?

— Естественно!

— Почему тогда порвала с Джозефом?

— Потому что не любила его! — воскликнула Августа, а затем, хмуро взглянув на него исподлобья, добавила еле слышно: — А любила тебя.

Дэвид чуть не свалился со стула от услышанного. Она язвительно продолжила:

— Для тебя это новость, как вижу? А ведь я всегда тебя любила, если хочешь знать. Любила тебя, такого вспыльчивого, занудного и горделивого. Да, именно так! — Августа решительно не дала ему вставить и слова. — Как же порой бесил этот твой вечно напыщенный и заумный вид будущего великого защитника всей Британии! В такие моменты отчаянно хотелось выбросить навязчивые мысли о тебе из головы! Доблестные Лонгботтомы — эдакие чемпионы в борьбе без правил с нечистью и темной магией! Отец служил в Аврорате, дед служил Аврорате, прадед… Сплошные выдающиеся бойцы со времен сотворения мира!

— Да никогда я себя так не вел! — неуверенно возразил Дэвид.

— Как же! Это ты сейчас так говоришь. Иногда мне казалось, что однажды ты притащишь в школу альбом с семейными колдографиями и примешься рассказывать про всех этих ваших защитников Англии. А как ты хвастался на втором курсе тем, что твой отец, еще когда ты только начал учиться в Хогвартсе, показал тебе с десяток способов приручить пикси! Забыл уже?

— Я лишь хотел со всеми в классе поделиться информацией о том, как легко и эффективно можно утихомирить пикси, помимо использования пресловутого замораживающего заклинания!

— Вот только благие намерения не помешали тебе за компанию с Финниганом надрываться от смеха, когда стайка взбесившихся пикси схватила меня за уши и забросила на самый высокий книжный шкаф… А ведь препод тогда покинул кабинет всего на каких-то пять минут!

— Да не смеялся я! Ты все неправильно поняла! Да и мы с Минервой тогда мигом загнали всех пикси в клетку, а Руперт с Милтоном помогли тебе спуститься со шкафа! — продолжил оправдываться Дэвид, но потом в отместку добавил: — А ты, между прочим, всегда смеялась над моими неудачными зельями на уроках Слагхорна!

При этом в его поведении было заметно сильное смущение. Он постепенно осознавал, что Августа только что призналась ему в любви.

— Мне надо было как-то ответить тебе! Ты был просто невыносим в те годы! Я и косички-то на четвертом курсе состригла, чтобы вы с Рупертом на уроках не дергали меня за них! — Она поправила свои короткие светлые кудряшки.

Минерва, лениво потянувшись на мягкой подушке, принялась вспоминать, как Дэвид за компанию с однокурсниками действительно вплоть до старших курсов не упускал случая поддразнить Августу. На третьем году обучения, когда Августа не смогла одолеть на уроке красных колпаков, он имел неосторожность ляпнуть, что «не женское это дело — с нечистью сражаться». Чуть позже, когда у Дэвида в очередной раз взорвался котёл с зельем на занятии Слагхорна, Августа в отместку заявила, что «только исключительные мужчины способны постичь тонкости изящной науки зельеварения». После этих пререканий они несколько дней друг с другом не разговаривали. Но до тех пор, пока Августа все-таки не пошла Дэвиду навстречу и не помогла ему правильно приготовить Уменьшающее зелье, чтобы, как она выразилась, «неумеха наконец прекратил позорить их факультет на уроках Слагхорна». Дэвид в ответ стал периодически помогать ей на защите от темных искусств. Так они постепенно примирились и подружились. А в конце пятого курса Августа решительно взялась поднатаскать Дэвида в зельях, чтобы он умел как следует распознавать яды, раз уж собрался в Аврорат. На шестом же курсе Августа, как и остальные девушки, стала хорошеть день ото дня, и Дэвид, к своему ужасу, обнаружил, что окончательно и бесповоротно в нее влюбился. С тех пор он наверняка сам горько жалел, что все предыдущие годы так неосмотрительно донимал подругу.

Сожаление и сейчас читалось на его лице. А еще Дэвид явно переживал какую-то ожесточенную внутреннюю борьбу. Но наконец он с видом человека, готовящегося идти на эшафот, поднялся из-за стола, подошел к Августе, придвинул с громким скрипом к ней стул и присел.

«И ненавижу тебя и люблю. — Почему же? — ты спросишь.

Сам я не знаю, но так чувствую я — и томлюсь».

Дэвид с трудом произнес каждое слово бессмертного стихотворения Катулла, смотря Августе прямо в ее широко распахнутые голубые глаза. Так Валентин раскрыл свою личность.

— Ах, Дэйв! — только и смогла вымолвить она, чем вогнала его в такое дикое смущение, что Дэвид, резко встав, быстро направился к лестнице в спальню мальчиков. Он будто страшно пожалел, что все-таки не сдержался и признался в своих чувствах.

Воистину, сегодня сложился вечер откровений! Кошка Минерва проковыляла к Августе и коснулась хвостом ее ноги. Августа вздрогнула от неожиданности, но потом наклонилась, взяла кошку на руки и погладила.

— Ты слышала, Минерва? — На ее лице играла довольная улыбка. — Этот упрямец меня любит. В самом деле любит! Думал, я не замечала, как он повсюду с собой вместе с книжками про вампиров и оборотней таскал томик магловской древнеримской лирики? Мой наивный Дэйв!

* * *

Минерва, как обычно, поднялась спозаранку. Помимо привычных забот по обходу замка ее волновало кое-что еще. Она тихонько затворила за собой массивную входную дверь замка и окинула взглядом серое предрассветное небо. В столь ранний час лесничий Хагрид еще и на ноги-то не встал, и этим, по-видимому, кое-кто воспользовался. Помона Спраут, как и ожидалось, спешно шла со стороны Запретного леса. Похоже, она все же не ожидала кого-то встретить на своем пути, потому что вздрогнула, когда ее окликнула Минерва. Помона так и замерла в испуге, словно ее поймали за каким-то неприличным занятием. Так оно и было, ведь школьникам строго запрещалось ходить в Запретный лес, особенно в ночное время. Но правила существовали, чтобы их нарушали. И нарушали их даже такие примерные ученицы, как Помона.

— Не дают покоя лавры вашей блистательной выпускницы Сахариссы Тагвуд? Тоже захотела какие-нибудь интересные травки поискать в Запретном лесу? — как можно более весело спросила Минерва, но даже такой ее тон ввел Помону в ступор.

— Я? Да нет же! Я не ходила в Запретный лес! Просто хотела посмотреть колокольчики, на них сейчас совершенно чудесная утренняя роса, которую можно использовать в зельях. Профессор Слагхорн ведь столько раз упоминал о чудодейственной силе утренней росы! — пролепетала та.

Помона совсем не умела врать. Минерва лишь покачала головой, рассматривая заляпанные свежей лесной грязью башмаки подруги. Весь вид Помоны говорил о том, что она всю ночь напролет провозилась с растениями. И явно не с теми, что произрастали в теплицах профессора Бири.

— Что с тобой? Ты не заболела? — Минерва обеспокоенно коснулась рукой лба Помоны.

— Ах, нет! Что ты! Со мной все в полном порядке! — пробормотала та.

Лихорадочный блеск в глазах, нервозность, бледность, даже небольшая потеря в весе — Минерва впервые видела Помону такой. Помона и раньше производила впечатление человека немного не от мира сего, была зациклена на своих любимых растениях и могла не замечать людей вокруг. Но в последнее время к этому добавилась поразительная отстраненность от происходящего на уроках: порой Помона не слышала обращений к ней учителей, а это уже было совсем на нее непохоже. А еще она машинально занималась своими нежными фиалками, но мыслями будто была не в теплицах, а совсем в другом месте. Быть может, даже в Запретном лесу.

Минерва решила не донимать Помону расспросами, и они уже вместе вернулись в замок. Тогда Минерва решила спросить заодно:

— Ты не в курсе, что происходит с вашей Мирандой Макмиллан?

— А что, с ней что-то происходит? — Помона удивленно уставилась на нее.

Минерва вздохнула. Конечно, нашла, у кого спрашивать. У замкнутой подруги, которая всецело погружена в собственные мысли. Однако данное впечатление оказалось весьма обманчивым, потому что Помона, когда они поднимались по широким ступеням Мраморной лестницы, обронила:

— Уже несколько вечеров подряд по пути до Запретного леса я каждый раз вижу сражения двух дуэлянтов: вашего Дэвида и профессора Риддла. И это так красиво! А ты видела их?

Минерва кивнула. Что же, с выводами насчет отсутствия у Помоны интереса к людям она, пожалуй, все же поспешила.

— Совершенно захватывающее зрелище каждый вечер! — восхищенно продолжила Помона. — У обоих столь быстрая реакция на атаки, аж завидно становится. Отбиваются они с такой легкостью, словно просто играются. Кажется, что Дэвиду ничего не стоит отправить в противника несколько мощных огненных вихрей одновременно, а Риддлу — обернуть их в сильнейший пылевой ветер. И проделывают все без волшебных палочек! На лицах обоих в такие моменты написаны восторг и азарт! Похоже, что эти бои доставляют им невероятное удовольствие. У нас на курсе больше никто столь виртуозно не проводит дуэли.

Минерва понимала, что та имела в виду. Ей самой так пару раз поздними вечерами довелось наблюдать со стороны дуэли Риддла и Дэвида недалеко от замка. Тогда-то она и нашла объяснение, почему Дэвид вот уже несколько недель подряд выглядел заметно уставшим и вымотанным. Еще бы! Ведь он почти каждый вечер проводил в компании неугомонного учителя, шлифуя свои навыки в боевой магии. Риддл явно не давал ему ни минуты покоя, выматывая его поединками, но Дэвид, кажется, с готовностью принимал всякий вызов. По-видимому, он вознамерился получить на ЖАБА по защите от темных искусств такой же высокий балл, как когда-то заработал сам профессор Риддл.

Снова усталым и невыспавшимся Дэвид выглядел и на завтраке, но точно не из-за утомительных дуэлей с Риддлом. Причиной его сегодняшнего состояния явно был вчерашний судьбоносный разговор с Августой. Вряд ли Дэвид смог заснуть в прошедшую ночь. Жалел о признании в любви Августе? Наверняка! Потому что за трапезой он старательно избегал смотреть Августе в глаза и сквозь зубы приветствовал ее, когда она села рядом с ним. Дэвид раскрыл на середине толстенную книжку «Самые страшные проклятия семнадцатого столетия» и уткнулся в нее, делая вид, что внимательно читает. На все попытки Августы заговорить с ним он отвечал коротко и односложно.

Августе, разумеется, надоело такое его поведение, и тогда она, резко встав, взяла со стола половник и зачерпнула им из котелка овсянки да навалила ее в самую глубокую миску. Затем с громким стуком о стол поставила миску прямо перед самым носом Дэвида и, уперев руки в бока, пробормотала:

— Ну и? Долго будешь сидеть как надутый индюк, дорогой? Мое терпение небезгранично! Я тебе рассказывала, что моя прабабка сделала с моим прадедом, когда он попытался показать характер и отказался есть на завтрак ее свежеиспеченные круассаны?

Эта сцена привлекла внимание всего стола, школьники так и замерли с ложками и бутербродами в руках, глядя на Августу. Дэвид медленно перевел взгляд с миски, полной дымящейся каши, на Августу, и на его губах промелькнула улыбка.

— Нет, не рассказывала. — Он хитро прищурился. — Расскажешь, дорогая?

— Конечно, дорогой! — уже более миролюбиво отозвалась Августа и присела. — Но сначала ты съешь свою овсянку. Давай-давай! Пока она не остыла…

Примечания:

Короткометражку про королевскую сумочку можно посмотреть здесь: https://www.youtube.com/watch?v=4y3R9VQoi-k

1) Клыкастую песчанку в шутку положил в сумочку Августы ее муж в 1947 году. После этого Августа постоянно держала в сумке мышеловку. Невилл эту историю рассказывал в короткометражке «Сумочка королевы».

Вернуться к тексту

Дэвида Лонгботтома упрекнуть можно лишь в том, что он, как и вся его семейка, выбрал не ту сторону. Сторону эту еще пафосно называют светлой.

Май, воистину, выдался жарким месяцем! И я, и Лонгботтом с нетерпением дожидались сумерек, чистого неба над головой и полной тишины в округе. Мы раз за разом сходились в боевом танце. Он — бесстрашный юноша с совершенно идеальной родословной, гордо носящий свою фамилию, и я — потомок Салазара Слизерина, чей дом навеки осквернен родством с паршивым маглом. Какая горькая насмешка судьбы! Лонгботтом в свои восемнадцать имел многое из того, чего у меня никогда не было и не будет: чистокровную благополучную семью, поддержку со стороны близких, безупречную репутацию. Он смело строил планы на будущее, все двери были перед ним открыты.

Я неизменно брал верх над этим юношей в одном, в другом же он оставался подобен самой крепкой твердыне. Так Дэвид уступал мне в школьных дуэлях, но не желал отказываться от своих «правильных убеждений». С первого дня знакомства я жестко игнорировал этого сильного ученика и в итоге преподнес ему свое внимание как ценную награду за старания в учебе. Лонгботтома это не оставило равнодушным. Юный отпрыск уважаемого рода был по натуре охотником, человеком азартным, увлеченным.

Антонин предложил простое, по его мнению, решение: «Выкрасть парнишку, раз так он хорош, что в любимчиках у тебя ходит, да как следует поработать с его мышлением, чтобы все-таки начал думать правильно». Эдгар, которому все забавы подавай, горячо поддержал данное предложение: «А это был бы веселый ход конём! Вот так взять и выкрасть гордость семейства Лонгботтомов? Весь Лондон просто встанет на уши! И останется у прославленной семейки из двух сыновей всего один: никчемный садовод-огородник. Взглянул бы я тогда на физиономии старшего Лонгботтома да Аластора Муди!»

В ответ я велел обоим попридержать гиппогрифов до лучших времен. Что ни говори, а с Лонгботтомами можно огрести нежелательных проблем, если только тронешь их сына. И вообще, такой юноша должен сам стать убежденным сторонником, сам прийти. Обычная темная магия тут мало поможет. Крепкий орешек так просто не расколоть.

А темной или светлой стороны не существует. Есть лишь противоборствующие стороны, и у каждой из них своя правда.

Рассказ Августы о ее непутевом прадеде весьма позабавил Дэвида. Прямо-таки добрая сказочка на ночь. Дэвид готов был слушать россказни Августы хоть целый день, потому что душа его пела, ему хотелось одолжить у Стефена Белла «Порох» и облететь на нем без остановок всю Шотландию, хоть и никогда не любил полеты на метлах. Происходящее казалось прекраснейшим сном. Августа Спрингвейл в самом деле любила его! Так что пускай любимая рассказывает о чем угодно, а он с удовольствием послушает!

Выясняется, что грузный дед, пардон, прадед бегал как ужаленный по своему же поместью от разъяренной вейложены, принявшей облик жуткой птицы? Ничего, физические нагрузки явно пошли на пользу мистеру Спрингстину. Да и разве не понимал он, на ком женится? Все-таки нельзя недооценивать непростой характер столь коварного магического создания как вейла! Об этом не раз говорили польские авроры, а уж у них опыта общения с такими опасными существами хоть отбавляй! А мистеру Спрингстину надо было еще до свадьбы прибегнуть к старому как мир способу: отвести невесту к водоему, пускай бы она перед купанием сбросила свои вейловские крылышки. А жених бы их хвать и припрятал за семью замками! Стала бы вейла Жюли обычной женщиной, тогда-то ее и можно было бы смело брать в жены. Но и потом рот не разевай, чтобы женушка хитростью не выманила крылья да не улетела восвояси, бросив незадачливого мужа с кучей детей. Все-таки женитьба на вейле — это не для слабака!

Обдумывая все это, Дэвид добрался до гриффиндорской башни. Прогулка на свежем воздухе вышла отличная, а баночка у него в руках была битком набита свежепойманными жуками. Он вошел в спальню семикурсников и оценил степень царившего в ней беспорядка как довольно высокую. Дело в том, что Руперт опять не мог отыскать с утра учебник по зельеварению, а потому все перевернул в комнате вверх дном и, конечно же, так и не прибрал за собой, понадеявшись на помощь эльфов. Дэвид взмахом палочки отлеветировал разбросанные носки Руперта на кровать их владельца. Затем прошел к небольшому аквариуму, что стоял на прикроватной тумбочке. Пришло время кормить питомца. Дэвид открыл баночку, вытащил из нее несколько жуков и бросил их в аквариум, где тут же закопошилась жирная жаба терракотового цвета. Она с аппетитом принялась поедать жуков.

Жабу по кличке Сандра Дэвиду на тринадцатилетие подарил брат. В тот год многие волшебники стали заводить себе в качестве домашних питомцев жаб, и Элджи решил не отставать от моды. Он в красках расписал, с каким трудом изловил жабу в заросшем саду Эбботов. Животное оказалось весьма необычным: когда у Сандры было хорошее настроение, то она начинала переливаться всеми цветами радуги, когда же становилась чем-то недовольна, то сразу приобретала терракотовый цвет. «Интересная порода, — считал Элджи. — Животное капризное, вредное, но, думаю, ты справишься. У всех наших знакомых обычные жабы, а у тебя зато будет такая вот! Если совладаешь с этой жабой, то справишься с самой строптивой девушкой!»

Дэвид улыбнулся: с жабой он худо-бедно поладил, с капризной девушкой по имени Августа вроде бы тоже…

Из ванной вышел Руперт.

— «Не смейтесь надо мной, потому что я дурак! Да, я дурак!»⁽¹⁾ — он весело напевал какую-то забавную песенку. — Я же дурак, Дэйв?

«Еще какой! К тому же жуткий неряха!» — подумал Дэвид и пристально посмотрел на Руперта.

— Слушай, ты за собой хоть прибрал бы, а? Вот Минерва разозлится, если увидит такой бардак!

— Да не увидит она ничего. Минерва давно уже на правах старосты не заглядывает в спальни мальчиков, — отмахнулся Руперт. — У нее наконец поубавилось энтузиазма везде совать свой нос и наводить порядки. Ужасно настырной она была только на пятом курсе. Теперь, наверное, надеется на наши «сознательность и самоорганизованность». Или как там Минерва обычно выражается? Ха-ха! Эльфы приберут. Вот скажи, Дэйв, разве за тобой дома не убирают эльфы?

— У них, помимо того, чтобы за мной убирать, есть еще немало других забот по дому. Зачем мне лишний раз отвлекать домовиков от дел? — Дэвид с удовлетворением отметил, что жаба, наевшись до отвала, начала переливаться самыми разными цветами.

— Эх ты! — Руперт откинулся на кровать и мечтательно закатил глаза. — Будь у меня эльф, я бы вообще ничего сам по дому не делал. А то вечно слышу от матери: «Руперт, вымой пол и помоги отцу починить крышу! Руперт, присмотри за сестрой!» Домовым эльфом у нас в семье определенно являюсь я!

— Мне тоже иногда приходится присматривать за братом, хоть он и старше меня, — усмехнувшись, поделился Дэвид. — Во всем, что не касается его любимых растений, Элджи тот еще растяпа, вечно у него все валится из рук. Иногда, когда нас видят вместе, меня ошибочно принимают за старшего брата, а его за младшего. Ты все же прибери за собой, а то точно увязнем с тобой в грязи, как в болоте. Самому не противно?

— Не будь занудой, Дэйв! Потом все приберу! Ты лучше присядь, я тебе сейчас такое расскажу! Упадешь! — Руперт мгновенно поднялся с постели и приготовился рассказывать. — Речь как раз пойдет о нашей старосте. Птичка напела, что Макгонагалл по уши втрескалась в препода.

Дэвид обреченно закатил глаза.

— Опять эти бредни про Дамблдора? Ну сколько можно? Тебе самому не надоело?

— Да я же не про Дамблдора.

— А про кого? — Дэвид насторожился.

— Не поверишь! — Синие глаза Руперта ярко заблестели в свете горящих свечей. — Паркинсон обмолвился, что Булстроуд на днях видел Минерву с профессором Риддлом!

— Ну и что тут такого? — Дэвид пожал плечами. — Ты же знаешь Минерву… Наверное, какие-нибудь дела по учебной части…

— Знаем мы эти дела! Она прогуливалась с преподом до леса, по дороге нюхала цветочки, а потом взяла и поднялась в воздух без метлы, представляешь? А Риддл все на нее пялился. Булстроуд уверяет, что увиденное больше на романтическое свидание смахивало. Говорит, эти двое та-а-ак друг на друга смотрели, что там и дураку все стало бы понятно. Да и не помнишь разве, как Минерва швыряла в Риддла на уроке ножи? У меня мать с таким же выражением лица, как было у нее, иногда гоняет отца по дому со сковородой в руках. Как думаешь, Риддл уже трахнул Минерву?

— Заткнись, а! — Дэвид совершенно по-магловски заехал Руперту кулаком в нос. — Чтобы я больше такого не слышал!

— Ты чего дерешься? — Тот схватился за нос. — Да я же просто…

— Просто? Как тебе не стыдно говорить такое о нашей однокурснице? Она тебе не доступная девка, вроде тех, с которыми ты любишь развлечься дома! — Дэвид отошел в сторону. — И побольше слушай этого балабола Паркинсона! Он тебе и не такое наплетет, а ты и уши развесишь! Я разве не говорил тебе держаться от него подальше?

— Да я почти с ним не общаюсь. Но ты объяснил бы толком, что происходит. Ты упоминал про какое-то не то проклятие, не то порчу… Но тогда почему ты с меня не снимешь эту гадость? С других же тебе легко и просто удается снимать любую порчу.

«Потому что. Потому что на тебе, приятель, не любая порча и снять ее непросто».

Какое-то особо изощренное колдовство, в основе которого, вероятно, лежит противоборство двух человеческих воль. В данном случае пачка соли да огонь уже не помогут. Со столь сложной темной магией Дэвид имел дело впервые. Наверняка Ричард нарыл в тайниках старинной библиотеки своей семьи редкую литературу о каких-нибудь проклятиях, начитался, а затем решил перейти от теории к практике. А может, кто постарше и поопытнее что подсказал. Это ведь вполне в духе этой нехорошей семейки взять и подчинить себе маглов если не легилименцией, так чем-нибудь другим.

— Рябиновый отвар найдешь в тумбочке, на которой стоит аквариум, — напоследок бросил Дэвид, задержав взгляд на разбитом носе Руперта.

Он уже покинул спальню и спустился в гостиную, а кулак его все еще оставался сжат. Все-таки порой ему были понятны порывы Паркинсона врезать как следует болтуну Руперту. Это же надо такие небылицы сочинить о Минерве!

Повсюду этот Риддл! Все разговоры так или иначе к нему сводятся. А на встречу с ним Дэвид как раз сейчас и направлялся. Потому что был одержим дуэлями. Потому что Аластор твердил, что у Риддла определенно есть чему поучиться. Что Дэвид должен извлекать максимальную пользу от общения с этим сильным преподавателем, мотать все на ус. И Дэвид старался ничего не упустить. Как ни крути, а профессор Риддл на его памяти оказался лучшим учителем по защите от темных искусств, предыдущие преподаватели и рядом с ним не стояли. Все они, разумеется, владели различными способами защиты от нечисти, но ни один из них не изучил темные искусства настолько досконально, не видел их столь объемно, ярко, во всей мощи и пугающей красоте, как Риддл. Чтобы победить нечистую силу, недостаточно просто познакомиться с ней поближе, нужно повариться с ней в одном котле, узнать все ее повадки. Риддл как будто не только побывал в этом котле, но еще и сам подкидывал дровишек в костер да со смаком помешивал варево.

А еще Риддл казался невероятно притягательным человеком. В нем словно был заключен мощнейший магнит, который притягивал к себе других людей. Дэвид был уверен, что с легкостью разглядит Риддла в любой толпе, поскольку тот никогда с ней не сольется. Риддл просто возглавит эту толпу. А заодно высмотрит в ней своим зорким глазом Дэвида. Отыщет любого, кто ему только понадобится. Из-под земли достанет.

На улице смеркалось, но природа и не думала засыпать, ведь для сна и зимы хватило. Воздух был наполнен ароматами трав и цветов. Дивный весенний вечер. Как и все предыдущие. И во все предыдущие вечера Дэвида всегда дожидался в условленном месте профессор Риддл. Сегодняшний день не стал исключением.

Они сдержанно друг друга поприветствовали, и Дэвид привычно извлек палочку из кармана. Заодно припомнил предыдущие дуэльные вечера, которые всегда одинаково начинались с кратких приветствий и поклонов. Но все бои проходили по-разному. То весь поединок сражались при помощи волшебных палочек, то бились только с применением беспалочковой магии. Иногда Риддл в мгновение ока разоружал Дэвида и последнему приходилось отбиваться при помощи силы собственной мысли от опытнейшего противника с палочкой. Бои получались неравные, но как часто в реальной жизни враги оказывались в равном положении?

Так что дуэли выходили то абсолютно джентльменскими, с церемонными поклонами и щадящими атаками, то совершенно грязными и беспощадными, наполненными вероломством противников. «Тяжело в учении, но зато будет легко в бою!» — подбадривал Риддл в моменты, когда Дэвид в очередной раз оказывался распластанным на земле.

Победителем из всех поединков неизменно выходил Риддл. Иной исход было трудно себе даже вообразить. Дэвид терпел поражения в дуэлях только от Риддла, иногда от Флитвика. И такой опыт был ему необходим, поскольку отрезвлял и закалял. Был эдакой жизненно важной прививкой от завышенного самомнения. А еще Дэвид подспудно все ждал от Риддла применения какого-нибудь изощренного темного боевого заклинания. Но Риддл так пока ни разу не использовал ничего такого, просто всегда оказывался сильнее и ловчее. А зачем прибегать к редкой темной магии, если ты и без того укладываешь противника на обе лопатки лишь при помощи колдовства, изучаемого в школе? Молоко у тебя на губах еще не обсохло, Дэйв! Не дорос ты пока до серьезных сражений! Риддлу даже напрягаться не приходиться, чтобы тебя одолеть!

Дэвид за последние несколько дней десятки раз падал навзничь в поединках, Риддл же всегда терпеливо дожидался, когда тот поднимется и снова будет готов к бою. Вот как сегодня, прямо сейчас. Песчаный вихрь, посланный Риддлом, оказался настолько быстрым и мощным, что Дэвид едва успел замедлить стихию заклинанием Импедимента. Риддл не преминул воспользоваться легким замешательством противника и успешно применил к Дэвиду старое доброе Эверте Статум.

«Молодец, Дэйв, одну атаку ты худо-бедно отбил, зато со второй потерпел полное фиаско, как какой-нибудь бездарный второкурсник! Теперь лежишь на травке и любуешься прекрасным ночным небом. И ты все еще числишься куратором дуэльного клуба?»

— Стихия не станет ждать, пока ничтожные людишки соберут все свое барахло и сбегут, куда глаза глядят. Ураган просто сметет с лица земли и людишек, и их лачуги, и весь их убогий скарб! Считайте, вы уже под завалами, мистер Лонгботтом! — Риддл не упустил отличной возможности его подначить. — Поднимайтесь на ноги, пока враг не атаковал вас уже лежащего! От валяющегося на земле аврора проку мало. Лежать и нежиться будете в теплой постельке в родовом гнездышке со своей супругой, когда на ней женитесь. Кстати, вы уже сделали своей девушке предложение?

Дэвид мгновенно вскочил на ноги и со всей яростью послал в противника огненный столб. Риддл отразил эту атаку с такой легкостью, словно назойливого комара поймал у самого уха.

— Вы не ответили. Так предложили уже своей возлюбленной выйти за вас замуж? Она согласилась? Или у меня еще есть шанс сделать ее своей невестой? — Риддл хитро прищурился.

Он определенно умел вывести другого человека из равновесия. И получалось у него это намного лучше, чем у того же Булстроуда или любого другого ухажера Августы. Просто по Риддлу было видно, что он, в отличие от этих молодых людей, действительно при желании мог с легкостью отбить у любого парня любую девчонку. В общем, вполне себе реальный соперник. Дэвид вспомнил все моменты, когда Августа с обожанием отзывалась о Риддле, и ревность в его душе вспыхнула с новой неистовой силой. А ведь только на днях они с Августой выяснили отношения, признались друг другу в глубокой симпатии.

Какие колюще-режущие предметы изучали на недавнем занятии по защите от темных искусств? Дэвид обратил атаку Риддла в меч. И меч вышел непростой, ибо был легким как перышко, выкован из серебра, а на рукояти его сверкали крупные кроваво-красные рубины — почти такие же украшали фамильные драгоценности Лонгботтомов. На лезвии клинка было выгравировано: «Годрик Гриффиндор». Изящные кинжальчики типа скин-ду — это баловство для смелых девчонок вроде Минервы Макгонагалл, мечта же любого мальчишки с Гриффиндора — легендарный меч основателя их славного факультета! Правда, наколдованный меч вышел несколько топорным на вид, и Риддл, поймав его за рукоять, не преминул это высмеять:

— Эх вы! Силенок хватило лишь на недостоверную копию? Для ученика Альбуса Дамблдора — это не комильфо! И вообще, такой меч должен быть только настоящим, а еще явится он лишь истинному гриффиндорцу. Вы вот истинный гриффиндорец, Лонгботтом?

Дэвид насупился. Опять поддевает, чертяка!

— Пока сие известно лишь мечу Годрика да Распределяющей шляпе. Я вот понятия не имею. Истинный ли я гриффиндорец выяснится только тогда, когда я окажусь в по-настоящему опасной ситуации! — дерзко ответил он, и Риддл криво усмехнулся. — Сейчас же мне ничего не угрожает, верно, профессор? Так что и настоящему мечу Гриффиндора здесь быть ни к чему.

Риддл перестал улыбаться и внимательно оглядел Дэвида с головы до ног. Дэвид же улучил момент и послал в противника невербальный Экспеллиармус. Палочка выскользнула из рук Риддла и бесшумно упала в траву. Ну наконец-то! Пустяком было разоружить знакомого мальчишку из дуэльного клуба, но выбить палочку из рук профессора Риддла являлось достижением само по себе, как бы смешно это ни звучало.

Вот только так ли нужна была палочка Риддлу? Стоило только этой мысли пронестись в голове Дэвида, как он почувствовал, что руки его против воли прижались к бокам, а ноги слепились вместе. В следующий миг Дэвид уже парализованный лежал на земле и вдыхал аромат свежей травы вокруг. Валялся, побежденный каким-то смехотворным Петрификусом Тоталусом! Семикурсник, почти выпускник! Он отродясь не подвергался такому позору. Скорее сам всегда успешно применял данное заклинание к противникам. В общем, о случившемся лучше не рассказывать внукам. Вот и изучен школьный курс боевой магии! Выучил самые изощренные боевые приемы, а оказался в итоге повержен чем-то совершенно элементарным. Так тебе и надо, Дэйв!

— Фините Инкантатем! — выкрикнул Риддл контратакующее заклинание. В следующий миг он вырос перед Дэвидом, словно высоченная черная башня.

«Вставай, лентяй! Чего развалился?» — приказал себе Дэвид и попытался подняться. Но это оказалось не так просто, тело ныло от усталости. Сегодняшняя дуэль изрядно его вымотала, даже закружилась голова при попытке резко встать на ноги. Дэвид не удержал равновесие и снова упал. И почувствовал, как его крепко схватили за плечо. Он поднял голову и взглянул прямо в глаза склонившемуся над ним Риддлу. И тут увидел то, что не видел раньше: в обычно холодных темных глазах Риддла вдруг вспыхнул недобрый огонь. Огонь не то алчности, не то чего-то еще, готовый пожрать все, до чего дотянется. Глаза — это зеркало души? Тогда насколько пугающая душа у Риддла! У Дэвида во рту пересохло.

И тут в устремленном на него взгляде он заметил нечто такое, от чего мороз прошел по коже, хоть на улице и стоял теплый май. В глазах Риддла читалось плохо скрываемое желание. Желание подчинить, которое заставляет одних людей затевать войны с целью заполучить других людей, их ресурсы, их души. Дэвида пронзила мысль, что, возможно, сейчас ему приходится переживать один из самых жутких моментов в своей жизни. Раньше ему казалось, что напугать его уже ох как непросто, почти невозможно. Но сейчас… Он впервые в жизни почувствовал себя добычей, причем давно желанной добычей. Так гигантская змея оказывается готова вцепиться в свою жертву мертвой хваткой и заглотить ту целиком. Дэвиду подумалось, что Риддл даже был бы способен его украсть, увести силой, находись они сейчас не в Хогвартсе. Ощутил себя случайно забредшим в Лютный переулок десятилетним мальчиком, к которому подошел подозрительный дяденька с недобрыми намерениями. Охватил какой-то давно забытый страх родом из детства.

И тут Риддл внезапно его отпустил. Помог встать на ноги, затем поднял с земли собственную палочку, взмахнул ею, и в воздухе возник кубок с тыквенным соком. Риддл протянул кубок Дэвиду. Дэвид попытался отказаться от напитка, хоть его и мучила дикая жажда.

— Ну давайте, проверяйте питье на наличие ядов! Вы же это хотели сделать? — На лице Риддла снова возникла обычная усмешка. — Пей, аврор! Не то помрешь от жажды.

Ох, сейчас бы не тыквенный сок, а крепчайшего огневиски накатить после испытанного только что сильного испуга. Ведь чуть было не обделался на месте со страху, когда как будто самому дьяволу в глаза взглянул!

— Не называйте меня так, профессор! Я еще даже не выпускник Хогвартса, лишь ученик! Мне только предстоит поступать на курсы авроров. — Дэвид с опаской взял кубок.

— И то верно! — одобрительно отозвался Риддл. Кажется, ему понравился ответ ученика.

Они возвращались в замок, Дэвид по дороге мелкими глотками пил охлажденный сок. Туман в голове рассеивался. Начинало казаться, что красный алчный огонь в глазах учителя лишь померещился. Все дело в банальной усталости. Вот до чего способен довести многодневный недосып! Да и книг про нечисть, наверное, слишком много перечитал за последнее время, теперь сам черт привидится. Минерва давно ему пеняет на то, что он совсем перестал соблюдать правильный режим дня. Дэвид и без того не рассказывал ей, что все предыдущие годы привык до поздней ночи зачитываться книжками о всевозможной нечисти. С утра ему всегда оказывалось достаточно выпить пару чашек чая или кофе для того, чтобы быть в форме. Но регулярные дуэли с профессором Риддлом, конечно, выматывали на нет — это факт. Однако Дэвид ни о чем не жалел и не смел жаловаться. Лишь с готовностью брал то, что дают.

Уже в кабинете по защите от темных искусств Дэвид присел на скамью и перевел дух. Настенные часы пробили полночь. Риддл попросил немного подождать, а сам принялся перебирать книги в своем шкафу.

Внимание Дэвида переключилось на пикси в клетках. Разбуженные шумом зловредные существа принялись взволнованно переговариваться между собой. Дэвид прищурился, взглянув на самого шумного из них, сконцентрировался и попытался при помощи лишь одной силы взгляда заставить замолчать пикси, как это получалось у Риддла. Но не вышло. Тогда Дэвид с досадой сделал резкий взмах рукой, и пикси все-таки умолкли. Беспалочковая магия лишь при помощи одного только взгляда давалось ему пока с большим трудом.

— Что, перфекционизм не дает покоя, мистер Лонгботтом? — иронично спросил Риддл, при этом даже не подняв глаз от толстого фолианта. — Успокойтесь, вам пока достаточно утихомиривать пикси лишь взмахом руки. С годами и активной практикой к вам придет нужное умение. Некоторые ваши ровесники и люди постарше не умеют справляться с пикси даже при помощи палочек.

— Это их проблемы! — упрямо отозвался Дэвид. Уж он-то достаточно наслушался историй Аластора о том, как авроров пару раз на неделе вызывают разобраться с разбушевавшимися пикси. — Я не они!

— Очевидно, что так! — Риддл извлек из книги аккуратно сложенный листок, подошел к Дэвиду, сел напротив него и положил перед ним этот листок. — Вот то, о чем вы спрашивали. Здесь описано, как заставить Адское пламя сомкнуться над головой противника. Так ваш враг никуда от вас не денется.

— Откуда только? — пробежав написанное глазами, подивился Дэвид. Он столько книг пересмотрел по этой теме, отца не раз расспрашивал, но тот загадочно молчал, а Аластор в ответ старался перевести разговор на другую тему. В общем, интересующая информация оказалась получена только сейчас от профессора Риддла.

— Места знать надо! — Риддл поднял вверх указательный палец и хитро улыбнулся.

Еще бы! Наверняка добыл столь ценную информацию в сверхсекретном архиве на другом конце планеты или в библиотеке каких-нибудь Ноттов. А ведь профессор Риддл в самом деле является тем самым подозрительным дяденькой из Лютного переулка, от которого захочется убежать без оглядки! Колдуном, который взломает любой замок, отопрет какую угодно дверь в поисках того, что ему нужно.

— Только имейте в виду, что Годрик Гриффиндор хоть и знал это заклинание, но так ни разу в жизни его не применил, — добавил Риддл.

— Салазар Слизерин тоже?

Ответом послужило многозначительное молчание.

— Кстати, о сегодняшнем… — Риддл решил сменить тему разговора. — Ярость — сильная штука! Она делает всякое оружие сильнее: клинок становится острее, кулак тяжелее, палочка живее. Враг оказывается обескуражен. Ваша ярость, разогретая за последние месяцы, прекрасна! Ну как, выплеснули накопившиеся на меня обиды? Все? Больше не злю?

— Какая злость, профессор? О чем вы?

— Я не договорил, Лонгботтом! — Риддл повысил голос. — Запомните это состояние ярости — оно вам еще не раз пригодится в жизни! И вы должны уметь соединить данную ярость с холодным расчетом, спокойствием и непоколебимостью. Противоположности, но они способны дать потрясающий эффект в бою. Дело не в силе бойца, а в его ловкости и умении сочетать ее с яростью и холодной головой. А насчет злости… — продолжил он уже тише и придвинулся к Дэвиду поближе. — Послушай, что я тебе скажу: заканчивай ревновать ко мне свою подружку. Серьезно! Поиграли и хватит.

— Я не ревную! Вы что!

— Ай, брось! Кому ты это рассказываешь? — Риддл махнул рукой, не поверив ни единому его слову. — Ревнуешь так, что искры у тебя из глаз летят. Готов испепелить меня на месте. Зато с какой яростью нападал на меня в поединках! Красота! Но, как я уже сказал, достаточно. Работай и дальше над собой, чтобы впечатлить свою любимую девушку. А ревновать ее ко мне прекращай.

Дэвид лишь молча принялся разглаживать бумажный листок, который дал ему Риддл.

— Я не имею никаких видов на твою девчонку. Можешь быть спокоен. Я лишь решил немного помочь мисс Спрингвейл попасть в фирму Тагвуд. Ведьма она небесталанная, пускай дальше возится со своими зельями и пробирками на благо британской косметической индустрии. Ты же не против того, чтобы твоя ненаглядная работала? Девушке не помешает свое занятие по душе, а не то возня с детьми и домашний быт ее просто-напросто заедят со временем. По крайней мере, заработает себе на шпильки для волос и не полезет на стенку от скуки. Мающаяся от скуки женщина — жалкое зрелище. И тебе же всегда будет о чем с ней поговорить, что для брака немаловажно.

«Так, тогда что у вас за шуры-муры с другой моей подругой? Что у вас с Минервой?»

— С чего такая забота, профессор? — осведомился Дэвид. — Вы даже немного напомнили мне мою добрую фею-крестную. Но даже она меня так исправно не поит тыквенным соком, как вы.

— Фея-крестная? Как у Золушки? — с интересом спросил Риддл.

— Ага. Мама с детства дружит с одной лесной феей. Но Золушке ее крестная, как известно, помогала весьма активно, как-никак крестница осталась на попечении злой мачехи. И выдать замуж надо было бедняжку поскорее, пока вредные сестры ее со свету не сжили. Мне, надеюсь, все же не понадобится столь масштабная помощь моей крестной.

Риддл понимающе кивнул.

— А забочусь я о тебе потому, что ты мне нравишься, аврор! — наконец ответил он и посмотрел Дэвиду прямо в глаза. — Есть в тебе отвага и мужество, которых многим недостает. И упертость. Этим и располагаешь к себе.

«Лучше бы не нравился, наверное», — промелькнула мысль, и Дэвид сам не верил, что сейчас так думает. Он ведь целый год пытался добиться внимания этого преподавателя. И вот, добился. Ликуй! Отпразднуй успех с бокалом эльфийского вина, которое мать приберегает для особых случаев. Дэйв, ты в числе любимчиков! Может, Паркинсон тебе даже позавидовал бы. Вот только теперь тебе, наверное, в ночных кошмарах приснится профессор Риддл с его горящим алчным взглядом.

Их разговор был окончен. Риддл встал и привычно бросил напоследок:

— Завтра встречаемся в том же месте и в то же время. Придете?

— Приду! — коротко ответил Дэвид и отметил, что снова уходит от Риддла в час ночи. С этим преподавателем время всегда пролетало незаметно.

Когда Дэвид потянул на себя дверь из кабинета, Риддл вдруг добавил уже серьезно:

— Безопасность магической Британии в наших с вами руках. В ваших и в моих! Помните об этом!

Дэвид вернулся к себе в спальню и обнаружил, что Руперт вовсю храпел и наверняка видел уже десятый сон. В комнате, конечно, так и осталось не прибрано. Переодеваясь перед сном, Дэвид обнаружил на плече, ровно в том месте, где его схватил Риддл, здоровенный синяк. Такого ему не доводилось получать ни на одной дуэли.

Примечания:

Песню «Don't Laugh at Me ('cause I'm a Fool)» можно прослушать здесь: https://www.youtube.com/watch?v=lyLBBmnVKzc

1) Популярная в 1954 году песня британского комика, композитора и певца Нормана Уиздома «Don't Laugh at Me ('cause I'm a Fool)».

Вернуться к тексту

Миранда Макмиллан послушно проследовала за Минервой в пустой класс. Минерва плотно закрыла дверь кабинета, а на стены наложила звукоизолирующие чары, дабы никто не смог подслушать их разговор.

Они оказались в кабинете магловедения, и, пожалуй, это был самый немагический класс во всей школе, поскольку все тут было лишено волшебства. Так на стенах не имелось ни одного магического портрета, который мог стать невольным слушателем, висели лишь многочисленные магловские фотографии, столь непривычные для волшебников своей статичностью. Громадный книжный шкаф был под завязку забит магловскими книгами, среди которых виднелись томики Диккенса и Голсуорси, а на верхней его полке рядом с шахтерской совковой лопатой лежал потрепанный футбольный мяч, служивший наглядным материалом на занятиях, на которых заходила речь об одной из любимейших игр британских маглов. На краю комода, что стоял у самой двери, сидела тряпичная темнокожая куколка Голливог⁽¹⁾.

Минерва отметила, насколько осунувшейся выглядела Миранда.

— Я уже несколько недель за тобой наблюдаю и вижу, что у тебя не все в порядке. Я бы хотела помочь тебе, если это в моих силах, разумеется, — присев за стол напротив Миранды, Минерва доверительным тоном обратилась к той. — Скажи, пожалуйста, что стряслось? Что бы это ни было. Ты можешь мне довериться, я ни с кем и словом не обмолвлюсь. Что-то с родными?

Миранда отрицательно замотала головой, резко встала из-за стола и прошла до окна. Затем повернулась, и тут по ее щекам одна за другой покатились слезы.

— Минерва, я… даже не знаю, как сказать… — начала она дрожащим голосом. Затем снова присела за стол. — Я вела себя в высшей степени неосмотрительно! Все так глупо вышло…

Минерва нахмурилась.

— Дело в том, что я… — Миранда все никак не могла подобрать слова. — Минерва, я уже не девушка. Ты понимаешь, о чем я... И моим первым стал Брут Уоррингтон из Слизерина. И самое ужасное, что я сама во всем виновата: мне не стоило в тот вечер пить сливочное пиво. Я даже толком ничего не помню из происшедшего, в голове туман! Только какие-то нелепые отрывки, словно из некоего безумного сна!

Она закрыла лицо руками.

— Что? — только и смогла ошарашенно выдавить Минерва.

— Я опьянела и потеряла над собой контроль! Да так, что ничего толком вспомнить не могу.

Опьянела от сливочного пива? Сколько же его нужно было выпить? Бочку? Это что-то невероятное!

— Постой, погоди! — прервала Минерва. — А тебя не могли просто-напросто опоить каким-нибудь приворотным зельем, подлив его в это самое пиво?

— Я не знаю! — в отчаянии выкрикнула Миранда. — Я сама уже ничего не понимаю! Но Брут в итоге признался, что тоже подвыпил, обстановка была располагающая, мы с ним не сдержались и… Он сказал, что после всего происшедшего нам обоим стало жутко стыдно. Брут объяснил, что это было некое умопомрачение, а я еще и сама его в тот же проклятый вечер попросила стереть мне память, чтобы позабыть о случившемся…

— И ты всему этому поверила? — поразилась Минерва.

— Я уже не знаю, чему и кому верить! — Миранда размазывала по покрасневшим щекам слезы отчаяния.

— Но ведь Брут наверняка просто-напросто напоил тебя зельем! Ни для кого не секрет, что ты давно ему нравишься, но взаимностью ему не отвечаешь. И он вполне мог прибегнуть к старому как мир способу. И поступил в высшей степени недостойно! И если это все так, то надо немедленно сообщить об этом…

— Нет! Ни в коем случае! Никому нельзя говорить! — Миранда в ужасе прижала ко рту ладонь. — Я не вынесу такого позора! Если отец узнает, то убьет меня! Сочтет, что я гулящая, что я порченный товар! Он и без того не доволен, что я играю в любительском театре. А вдруг в Лондоне кто прознает и пойдут разговоры? Да я сгорю со стыда! Я покончу с собой!

Она снова соскочила со своего места, Минерва тоже встала.

— Но если Уоррингтон так с тобой поступил…

— Но я ведь ни в чем не уверена… Просто мы с ним много времени проводили вместе. Он ведь симпатичный, милый, несколько раз меня поцеловал. И я сама, наверное, виновата, улыбалась ему, подавая ложные надежды. Как знать, может, я сама и не устояла перед ним… А может, мне даже понравилось. А еще Брут смотрит на меня такими влюбленными глазами! Он обещал не рассказывать никому о случившемся, если только я выйду за него замуж. Сказал, что единственный выход для нас обоих — это пожениться. И что он сам пойдет просить моей руки у моего отца.

Обещал не рассказывать, если Миранда выйдет за него замуж? Уоррингтон еще и шантажировал ее? Какой кошмар!

Но самым ужасным было то, как Миранда говорила, она будто уже мысленно готовилась пойти под венец с Брутом и теперь изо всех сил старалась отыскать в этом парне хоть что-то положительное. А ведь эта высокородная девушка еще в феврале пыталась убедить Августу, что Милтон Булстроуд не самая лучшая партия на свете для чистокровной ведьмы. А сейчас сама же и оправдывала совершенно подлый поступок другого молодого человека.

— Но ты же не примешь его предложение?

— Не знаю… — с сомнением произнесла Миранда. — Брут заваливает меня цветами, готов на руках меня носить. Он меня любит, я знаю. К тому же он чистокровный волшебник, собирается работать в Аврорате, то есть намерен охранять покой в нашей стране, семья его живет в достатке. А отец мой все равно был бы против Джозефа Смита, ведь тот не из чистокровных, да еще без сикля в кармане…

Кажется, она уже все для себя решила. Минерва помнила, как пару раз Уоррингтон на глазах у всей школы заваливал Миранду цветами, но это не выглядело романтично и весело, как в случае Милтона и Августы. У Брута при этом было какое-то умоляющее выражение лица, и со стороны все эти сцены выглядели довольно жалко.

Услышанное не укладывалось в голове, хотелось немедленно пойти к декану Хаффлпаффа и все ему рассказать. Хотя Минерва не представляла, как вообще могла бы начать разговор на столь щекотливую тему с чопорным пожилым профессором Бири. Она не была уверена, что сумела бы заговорить о таком даже с деканом своего факультета. Минерва ощущала полную растерянность, глядя на Миранду, глаза которой выражали небывалые стыд и страх. Имеет ли она, Минерва, право вмешиваться в столь деликатное дело? Дело, которое может обернуться скандалом? Миранда явно желала все скрыть. А начнешь действовать вопреки ее воле, так сразу заполучишь себе врага на всю жизнь. Да и неизвестно, к каким последствиям может привести огласка столь грязной истории.

— Мне очень и очень жаль, что все так вышло! — Минерва изо всех сил старалась взять себя в руки. — Но даже из самой кошмарной ситуации есть выход. Любую проблему можно решить…

— Вот я и буду принимать решение, наиболее оптимальное в сложившейся ситуации! — неожиданно жестко заявила Миранда. — Оптимальное для сохранения хорошей репутации моей семьи…

— Подожди! Тобой воспользовались самым грязным образом! — Минерва пребывала в ужасе от того выбора, какой сделала Миранда. — Нельзя вот так все это оставлять! И жизнь невероятна коротка, чтобы гробить ее столь немыслимым замужеством…

Но Миранда зло сверкнула глазами.

— И кто мне это говорит? Дочь волшебницы, сбежавшей с маглом и таким образом испортившей себе жизнь и опозорившей свой старинный род? Ты ничего не знаешь о нравах нашего чистокровного магического общества! Понятия не имеешь, что за каждым шагом высокородной ведьмы пристально наблюдает весь высший свет и делает выводы, зачастую безжалостные! — Она подскочила к Минерве и грубо схватила ее за плечи. — Поклянись, Макгонагалл, что ты никому ничего не расскажешь! Я и без того уже сильно пожалела, что открылась тебе. И мне не нужна ничья жалость, особенно твоя. Если ты хоть слово кому-то скажешь, то я позабочусь о том, чтобы в Министерстве магии тебе жизни не было. Вот увидишь! Макмилланы не последние люди в британском магическом сообществе, а ты всего лишь полукровка, так что…

— Да-а, похоже, у нас с тобой разные представления о том, что позорно, а что нет. — Минерва высвободилась от ее хватки. — Будь спокойна, если кто-то вдруг что и узнает, то уж точно не от меня.

У Миранды задрожали губы. Она поспешно покинула кабинет и с такой яростью захлопнула за собой дверь, что куколка Голли упала с комода. А Минерва так и осталась стоять на месте, взгляд ее был прикован к игрушке, валявшейся на полу.

* * *

В последнее воскресенье мая должен был состояться решающий матч по квиддичу. Играть предстояло Гриффиндору, который еле-еле наскреб себе необходимые баллы для выхода в финал, со Слизерином, который не проиграл ни одного матча, буквально разгромив на поле боя всех своих соперников. Слизерин считался фаворитом сезона и чувствовал себя вполне себе уверенно, так что уже за неделю до игры вся гриффиндорская команда начала сильно волноваться, у многих игроков даже пропал аппетит, что очень не нравилось невозмутимой Роланде Хуч.

— Не будете жрать как следует — на метлы сил не хватит взобраться! — выговаривала она тем игроками, кто на завтрак перед матчем отказался съесть хотя бы кусочек поджаренного хлеба. — Мне такой расклад ни к чему! Живо выгоню из команды всех раскисших! Мы сегодня идем за победой! А ну-ка, Белл, Джонсон, дружно съели по сосиске!

Роланда внимательно проследила за тем, чтобы те через силу проглотили хотя бы по кусочку. Стол ломился от всевозможных кушаний — эльфы в дни квиддичных матчей всегда подавали особенно много питательных блюд, дабы игроки и болельщики как следует подкрепились перед захватывающим зрелищем. Но, увы, как раз в такие дни у школьников не возникало особенного желания плотно завтракать. Сегодня же с аппетитом ели только Августа и Дэвид. Но им, судя по их виду, явно было не до игры, они всецело были увлечены общением друг с другом — в их отношениях настала пора сладчайшей ванильной романтики, от парочки исходили ощутимые флюиды любви. Августа что-то увлеченно рассказывала Дэвиду, а он ловил каждое ее слово, уминая за милую душу свой любимый черный пудинг⁽²⁾.

— Вы только поглядите на этих воркующих голубков! — воскликнула Роланда, стремясь отвлечь команду от тревожных дум. — Давно бы так! А то всех достали своими разборками, они у них порой бывали похлеще тех, что у нас случаются со Слизерином. Я же говорила, что милые бранятся — только тешатся.

Счастливый вид друзей, которые окончательно выяснили отношения, несказанно радовал Минерву. Иных же поводов для радости у нее не было. Она через силу доела свой тост с маслом и мельком оглядела слизеринский стол. Взгляд моментально выцепил рослую фигуру Брута Уоррингтона. Минерва успела возненавидеть этого слизеринца настолько сильно, что ей хотелось послать в него все молнии на свете. И это за час до игры!

Минерва до сих пор не могла смириться с решением Миранды, не могла поверить, что та оказалась готова связать свою жизнь с Уоррингтоном после его в высшей степени низкого поступка. А еще не шли из головы оскорбления Миранды: «Ты всего лишь полукровка!» Услышать данные слова из уст этой девушки оказалось равносильно получению удара под дых. Но Минерва не могла всерьез держать за это обиду на Миранду, ведь последняя столь резко высказалась, пребывая в состоянии сильнейшего стресса. Но все же, все же…

Так Минерва вышла на игровое поле в совершенно отвратительном настроении, злая до предела. Она думала о том, что ей необходимо сдержаться во время игры и не попытаться грубо спихнуть с метлы омерзительного Уоррингтона. Минерва окинула взглядом зрительскую трибуну, которую занимали учителя, и заметила мило беседовавших Слагхорна и Риддла.

В последние недели Риддл вел себя с Минервой довольно сдержанно, даже несколько прохладно, как ей показалось. Он будто перестал выделять ее из толпы учащихся, говорил с ней мало и подчеркнуто сухо. С одной стороны, Минерва ощущала легкую обиду, все-таки в глубине души она чего-то от него ждала, правда, сама толком не могла разобрать, чего именно. С другой стороны, разум твердил ей, что все складывается правильно, так профессор Риддл и обязан отныне вести себя с ней.

Игра бодро стартовала с голов, забитых гриффиндорцами в слизеринские ворота. Самым активным охотником нынче показывал себя Руперт. Еще бы! Сегодня ведь был их с Минервой последний выход в качестве игроков в школьной команде, так что закончить квиддичный сезон хотелось триумфально.

Довольно скоро Минерву снова начало беспокоить поведение Паркинсона: тот опять переключил все свое недоброе внимание на заклятого врага Руперта, тем более что последний играл сегодня особенно хорошо. Это не понравилось и Стефену, который не упустил шанса отправить в Паркинсона бладжер. Слизеринец увернулся, но тут же громко позвал Руперта:

— Эй, Финниган! Есть свежая вакансия! Ты в курсе, что «Пушки Педдл» ищут себе мальчика на побегушках? Ну там приносить кофе игрокам, стирать их спортивную форму…

— Мне это неинтересно! Отвали! — отрезал Руперт, получив передачу от Мэтью.

— Жалование составляет аж пятнадцать кнатов в неделю! Больше эти аутсайдеры⁽³⁾, увы, предложить не могут, — продолжил дразнить Паркинсон. — Но должность очень ответственная и уважаемая! И, как знать, вдруг ты принесешь удачу этим неудачникам, и они выиграют хоть один матч в этом столетии...

Слизеринские игроки засмеялись, а Руперт сжал квоффл так сильно, что костяшки на его пальцах побелели.

— Не обращай на них внимания! — крикнула Минерва Руперту и отбила бладжер, который летел прямиком в него.

— Подумай хорошенько, Финниган! — не унимался Паркинсон, пристально глядя на противника. — Для грязнокровки, вроде тебя, такая работенка — единственный шанс выбиться в люди! Там даже результатов СОВ с тебя не спросят.

Руперт, к удивлению Минервы, так и замер в воздухе, не сводя глаз с Паркинсона, который также застыл на месте. Брайан Вуд окликнул Руперта, напоминая тому о необходимости забить очередной гол в слизеринские кольца. Но Руперт точно никого не слышал в этот момент, он лишь смотрел на Паркинсона, словно завороженный. И тут вдруг круто развернулся на месте и со всей силы послал мяч в ворота собственной команды.

Это явилось полной неожиданностью для вратаря Джулии, она даже глазом не успела моргнуть, а квоффл уже угодил в крайнее кольцо Гриффиндора. На лицах остальных игроков читалось изумление. Минерва оглянулась на Паркинсона и успела отметить на его лице улыбку, полную торжества. Слизеринцы надрывались от смеха.

— Ты что творишь? Враг вон там! — Роланда обескураженно указала Руперту рукой на слизеринские кольца. Сам же Руперт выглядел до странности удивленным, словно вдруг очнулся ото сна и осознал, какую глупость только что совершил.

Смятение Роланды вызвало новый взрыв хохота со стороны слизеринцев. Громко засмеялся и слизеринский ловец. Его смех, улыбка… Минерва вся похолодела, невольно представив эту его улыбку в момент, когда он мог подливать Миранде в питье приворотное зелье…

Минерва каждой клеточкой своего тела ненавидела Брута Уоррингтона. Все в его облике ей казалось отвратительным: и светлые жесткие волосы, и холодные голубые глаза, и крепкие сильные руки. Даже имя у этого слизеринца было недобрым! А ведь наверняка он и навел порчу на Джозефа Смита. Вот кому перешел дорогу безобидный хаффлпаффец! Как же она раньше не догадалась-то?

Тут Минерва заметила летящий в ее сторону бладжер, и у нее отчаянно заколотилось сердце. Она много раз видела, как Стефен пытался сбить бладжером Уоррингтона, но пока старания напарника так и не увенчались успехом. Дело в том, что слизеринский загонщик, отлично знавший об опасности, исходившей от Стефена, всегда уберегал от ударов своего ловца. А вот от Минервы удара обычно никто не ожидал, ведь зачастую она лишь заботилась о безопасности игроков собственной команды.

Но вот настал час, когда Минерва оказалась готова примерить на себя роль нападающего… Она быстро перевела взгляд с иссиня-черного мяча на Уоррингтона, повернувшегося к ней спиной и не сводившего глаз со своей соперницы Роланды. Более удачного момента больше может не представиться. Сегодня финальная игра, на кону — школьный кубок по квиддичу.

Бладжер был уже совсем близко, и Минерва решительно сжала в руках тяжелую биту, передавая этому здоровенному куску дерева всю свою ярость... Отбитый мяч прямиком угодил в слизеринского ловца, который даже не понял, что произошло. Послышался громкий треск переламывающейся метлы. Игрок с поломанной метлой — уже не игрок! Уоррингтон камнем полетел вниз, а вместе с ним и все надежды слизеринцев выиграть кубок по квиддичу. Зрители на трибунах одновременно вскрикнули от удивления.

— Зрение меня не обмануло, дорогие болельщики? Все это видели? Полагаю, мы только что явились свидетелями судьбоносного удара, способного решить исход нынешнего игрового сезона! — буквально заорал комментатор Джозеф Смит. — Загонщик Макгонагалл, школа этого не забудет!

Зрители в основной своей массе радостно загудели, стало ясно, что победы Гриффиндора очень ждали все факультеты, кроме Слизерина. И тут к Минерве подлетел Паркинсон, смерил ее ненавистным взглядом и бросил насмешливо:

— Что, кошка драная, коготки выпустила? Риддл тебя не приласкал, за ушком не почесал, ты и осерчала?

Минерва почувствовала, как кровь прилила к щекам. Паркинсон же гадко рассмеялся и быстро кивнул кому-то, кто находился позади нее. Минерва едва успела повернуться, но уже было поздно, и бладжер ударил прямо по ее метле. Минерва, потеряв управление метлой, полетела вниз со страшной высоты.

Она успела проговорить про себя заклинания, смягчающие падение, однако это все равно не уберегло ее от неудачного падения. Уже лежа на земле, Минерва попыталась пошевелиться и тут же почувствовала дикую боль в области груди. Минерва замерла, боясь шелохнуться, попыталась сделать глубокий вдох и не смогла. Видимо, не обошлось без переломов. К ней уже спешили с испуганными лицами школьный целитель и старосты.

* * *

Впервые видел, чтобы девчонка так упорно старалась не показать, как ей больно после полученной травмы. Валбурга Блэк и та, послав в противников в отместку пару действенных проклятий, обычно сразу же принималась громко браниться и демонстративно вздыхать в ожидании, когда эльфы придут и залечат ей раны, полученные в школьных дуэлях. Макгонагалл же сохраняла завидное самообладание и не желала подпускать к себе никого, кроме колдомедика. Так проявлялся ее нордический характер. Лежащая в лазарете с переломанными ребрами Макгонагалл? Даже представить себе сложно столь невероятную картину!

Вообще, в квиддичные команды стоило бы запретить набирать девушек. Столь грубый спорт явно не для прекрасной половины человечества. И о чём только думает этот Хопкинс? Что в головах у чиновников из Комитета по квиддичу Международной конфедерации магов? А Флитвик еще с недоверием на меня уставился, когда я пояснял, что у Макгонагалл намного больше шансов свернуть себе шею, играя в квиддич, нежели обучаясь полетам без метлы под моим руководством. Встал на мою сторону тогда, к моему удивлению, лишь Дамблдор.

Минерва лежала в лазарете, стиснув зубы, и изо всех сил изображала невозмутимость, а я раздумывал о том, что в жизни больше не позволю этой упрямой гриффиндорке сесть на ее проклятую метлу. Пускай лучше играет в шахматы. Со мной.

Мистер Браун диагностировал у Минервы перелом двух ребер. И, по его заверениям, она еще легко отделалась, ведь могли быть повреждены внутренние органы, чего, хвала Мерлину, все же удалось избежать.

По окончании игры гриффиндорцы ввалились в лазарет, чтобы справиться о состоянии Минервы. При этом принесли с собой кучу конфет и цветов, а также новость о победе Гриффиндора.

— Рол без труда поймала снитч, а все благодаря тебе! — Брайан и Мэтью с гордостью продемонстрировали начищенный до блеска кубок по квиддичу, который прихватили с собой. — Так четко вывела из игры Уоррингтона, что слизеринцы рты пораскрывали! А Брут теперь до конца жизни будет стыдиться посмотреть в глаза друганам, ведь в финале его сбила бладжером девчонка! Ты бы видела его физиономию, когда их капитан взялся его распекать — на беднягу было жалко смотреть, честное слово! Да еще без метлы, считай, остался, ему проще теперь будет купить новую.

Минерва улыбнулась, попыталась сделать глубокий вдох и тут же поморщилась от боли. Без метлы, значит, Уоррингтон остался и проиграл матч? Да это меньшие из зол, что должны были бы с ним случиться!

— А ведь Минерва соблюла главную заповедь для всякого загонщика: «Вывести из строя ловца»! — Роланда не поленилась захватить с собой «Библию загонщика» и теперь на радостях ее цитировала. — Вот видите, ребята, Слизерин вполне можно победить честно, придерживаясь всех правил!

Она с торжеством поглядела на Мэтью и Брайана, те не смогли ничего ей возразить.

— Так, а с тобой-то что сегодня случилось? — Роланда переключилась на Руперта, присевшего на одну из больничных коек. — Никак пространственный кретинизм возобладал?

Все прыснули от смеха.

— Да я сам не понимаю, как так вышло… — Руперт развел руками. — Прямо бес попутал!

— Бес? — усомнилась Роланда. — И у беса этого фамилия Паркинсон. Меньше надо было отвлекаться на болтовню с ним! Вот!

— Ладно, с кем не бывает? — примирительно вставил Стефен. — Вон даже охотник «Сканторпских Стрел» в позапрошлом году во время игры с «Уимбурнскими Осами» тоже забил мяч в свои ворота. Потом еще попытался обвинить противника в том, что тот применил к нему Империус прямо на поле, но, как известно, так ничего и не смогли тогда доказать…

— Там у команд вражда длится века так с семнадцатого⁽⁴⁾! — отмахнулась Роланда. — Уже и не разберешь, кто там кого хотел на самом деле подставить...

Минерва заметила, как посерьезнел Дэвид, когда стали обсуждать курьез, случившийся с Рупертом. Прислушивался к каждому слову и про себя делал явно неутешительные выводы.

Вскоре мистер Браун выпроводил всех посетителей из лазарета, пояснив, что больной необходим покой.

Весь вечер Минерва принимала невероятно противный на вкус Костерост, который с трудом удавалось проглатывать. А каждая попытка глубоко вдохнуть оборачивалась мучительной болью в груди. Предстояла бессонная ночь, оставалось лишь надеяться, что к утру поломанные кости срастутся как надо, и целитель позволит ей уйти.

К полуночи Минерва совсем измучилась, от лекарства тошнило, лежать становилось все неудобнее, а дыхание оставалось затрудненным. Стоила ли сегодняшняя победа Гриффиндора всех этих мучений? Стоила, в этом не было ни малейшего сомнения!

Только Минерва в очередной раз поднесла к губам кубок с лекарством, как дверь в лазарет тихонько скрипнула. Посетители в столь позднее время? Целитель решил справиться о ее самочувствии?

Это оказался худший посетитель из всех, что Минерва могла себе вообразить: к ее койке неспешно проследовал профессор Риддл! Только его сейчас и не хватало рядом, чтобы она почувствовала себя еще хуже. Минерва едва не поперхнулась лекарством. Что ему только понадобилось от нее? Да еще когда она пребывала в столь плачевном состоянии!

Риддл невозмутимо придвинул к ее койке стул и присел, затем устремил на Минерву внимательный взгляд, пронизывавший не хуже медицинских диагностирующих чар. Наконец Риддл тяжело вздохнул и высказался:

— Вот до чего довели эти ваши безумные гонки на метлах. В очередной раз убеждаюсь, что полет без каких-либо приспособлений предпочтительнее и безопаснее. При падении вам даже не помогла стихийная магия, настолько ваше магическое «я» понадеялось на засохший кусок дерева… Я по-прежнему придерживаюсь мнения, что квиддич не для вас. Лучше больше уделяйте внимания интеллектуальной работе.

— Я сама в состоянии разобраться, что для меня лучше, уж извините за резкость! — не выдержала Минерва. Меньше всего ей сейчас были нужны его едкие комментарии. — Мистер Риддл, если вы пришли читать мне нотации, то вам стоит уйти прямо сейчас…

— Спокойно, Макгонагалл! Не стоит так бурно реагировать! Вам это противопоказано! — Риддл поднял руки в примирительном жесте. — Я пришел сюда не для того, чтобы вам досаждать.

Он вытащил из кармана хрустальный флакончик и, откупорив его, поднес к губам Минервы.

— Сделайте пару глотков, — велел Риддл, и она попыталась отвернуться. — Ну же, будьте послушной девочкой! Не упрямьтесь! Вам сразу станет легче, боль как рукой снимет.

Он укоризненно покачал головой и терпеливо дождался, когда Минерва все же решилась сделать небольшой глоток.

— Действенное средство, которое издавна используют турецкие дервиши для помощи ближнему, облегчения его страданий, — пояснил Риддл. — Сращивание костей — неприятнейшая процедура, Костерост — эффективное средство, но уж больно мерзкое. А это восточное зелье освободит вас от дальнейших мучений, вам станет легче дышать, а к завтрашнему полудню вы уже сможете вернуться к исполнению своих школьных обязанностей. Вы самая ответственная староста, вам лучше поскорее вернуться в строй. Снадобье немного сладкое?

В его глазах читался неподдельный исследовательский интерес.

— Как тыквенный сок. А вы…

— В теории я знаю, каким оно должно быть на вкус, но мне так пока не довелось его попробовать самому. Также еще не давал попробовать его кому-то другому. Теперь вот представился случай проверить действие этого снадобья на практике. Так что я не добрый самаритянин, как вы могли вдруг подумать, мной движет исключительно интерес исследователя. Но вы не бойтесь, у меня было «Превосходно» по зельеварению и на СОВ, и на ЖАБА, так что риски отравиться неверно приготовленным зельем равны нулю. Вы можете довериться мне…

Довериться ему как отличному зельевару? Пожалуй, можно. Довериться ему как человеку? Минерва не удержалась и нервно рассмеялась. И тут же пожалела об этом, почувствовав боль в груди. Боль сквозь горький смех.

— Кстати, обжигающий Костерост после этого снадобья должен будет восприниматься на вкус как этот самый тыквенный сок или другой приятный напиток, — продолжил Риддл. — Скажете мне, так ли это…

— Вы ни разу не испытывали невыносимую боль, от которой желали бы как можно скорее избавиться? — уже серьезно спросила Минерва.

— Отчего же, испытывал. И неоднократно. Но обычно я предпочитал все же превозмогать боль, претерпевать ее. Закалять себя таким образом, как и положено мужчине.

Совсем как Дэвид, который никогда не любил говорить о своих травмах, полученных на дуэлях. Как и ее отец, который всегда умалчивал о том, как сильно у него болят ноги, и лишь по его глазам было видно, сколь сильные мучения ему приходится претерпевать.

— Да и есть боль, которая будет пострашнее боли физической… — вдруг обронил Риддл.

— Душевная? — вкрадчиво спросила Минерва. — И лекарством является Эликсир бессмертия?

— Возможно, — уклончиво ответил он и быстро добавил: — Но вам, Макгонагалл, как девушке боль терпеть ни к чему. Ни физическую, ни какую-либо еще. Выздоравливайте!

Риддл резко поднялся и двинулся к выходу.

— Благодарю, профессор! — сказала она тихо, но в вечерней тишине слова оказались хорошо слышны.

Риддл приостановился, коротко кивнул и вдруг спросил буднично:

— Вы играете в шахматы?

— Иногда, с братом и ребятами из Равенкло, — удивленно ответила Минерва. — Почему вы спрашиваете?

— Поправитесь — сыграем с вами партию-другую. — Улыбнувшись, он взялся за дверную ручку.

Минерва сделала глубокий вдох и почувствовала, как ей снова стало легко дышать — зелье дервишей действовало моментально. Вскоре она крепко заснёт, а завтра будет как новенькая и вернется к исполнению своих обязанностей, как и сказал Риддл.

Вел себя Риддл так, словно и не было ее неуместного признания несколько недель назад. Даже предложил в шахматы сыграть. Что же, наверное, это и к лучшему. Она выговорилась в тот странный майский день, облегчила душу — этого достаточно. А Риддл просто деликатно сделал вид, что ничего не произошло, что он не явился свидетелем ее минутной слабости. Так должно, так правильно! Риддл поступает совершенно верно, корректно, профессионально, как и полагается человеку его статуса. А все ее непонятные надежды со временем рассеются как дым, оставят ее в покое, совсем как боль от травмы, что уже потихоньку утихает благодаря целебным зельям.

1) Голливог — кукла, которая была популярна в Британии и США в конце девятнадцатого — первой половине двадцатого веков.

Вернуться к тексту

2) Черный пудинг представляет собой кровяную колбасу с добавлением в фарш злаков или гречки, важный компонент полного традиционного завтрака в Британии.

Вернуться к тексту

3) Команда побеждала в национальном чемпионате двадцать один раз, но в последний раз это произошло в 1892 году, а ее выступлениям в двадцатом веке не хватало блеска, традиционно болтается в самом низу турнирной таблицы Британской и Ирландской лиги по квиддичу.

Вернуться к тексту

4) В середине семнадцатого столетия во время матча со «Сканторпскими Стрелами» загонщик «Уимбурнских Ос», пролетая мимо дерева на краю поля, увидел на нём осиное гнездо и выбил его в сторону ловца «Стрел», пострадавшего столь сильно, что ему пришлось покинуть игру.

Вернуться к тексту

Какой хоть сколько-нибудь амбициозный чиновник в Министерстве не стремится занять даже самую незначительную, но все же управленческую должность? А уж возглавить целый отдел или и вовсе стать Министром магии — вообще предел мечтаний для большинства. Такие заурядные мечты читались и в плутовских глазах честолюбивой дамочки по фамилии Амбридж, такой ароматной, приторной лилии, приблизившись к которой, однако же, доверчивый созерцатель рискует стать ее добычей. Не зря Шляпа в свое время определила ее в Слизерин. Если бы змея любила пить чай с пирожными, то выглядела бы как Долорес Амбридж.

Власть притягательна, открывает широкие возможности для чего угодно. Однако ни один из министерских управленцев даже и помыслить не смеет о той полноте власти, что имеет интеллигенция в школах чародейства и волшебства. Власть над юными, еще неокрепшими умами. Тесто, из которого можно вылепить что угодно, все зависит лишь от мастерства и фантазии пекаря. Все обычно удивляются, почему великий и могущественный Альбус Дамблдор не стремится возглавить Министерство магии, а довольствуется скромной, хоть и уважаемой должностью профессора трансфигурации. Дело в том, что благообразный учитель и без того давно имеет весомое влияние в пресловутом Министерстве, но именно здесь, в учебном заведении, может по-настоящему воздействовать на будущее магической Британии. Потому что дети — это завтрашний день. А кто способен влиять на их умы, тот и владеет будущим. И Дамблдор давным-давно это уяснил. Сколько его учеников уже трудится в том же Министерстве магии? Двое или трое? Сотни?

Власть этого выдающегося чародея подобна незримым нитям, их нельзя потрогать, регалии не определяют их толщину, но эти нити прочнее любого каната, их не разрубить даже самым хорошо наточенным топором. Министры магии сменяют один другого, звезда каждого из них стремительно загорается на небосводе и столь же стремительно гаснет. Альбус Дамблдор же, эдакий Цинциннат⁽¹⁾ нашего времени, долгие годы остается негласным гарантом благополучия Хогвартса, а заодно и целой страны…

Летом окрестности Хогвартса с раннего утра до позднего вечера были залиты солнцем, чистое голубое небо отражалось на поверхности Черного озера, лужайки были усыпаны пушистыми ярко-желтыми одуванчиками, а птицы громко щебетали на деревьях, покрытых густой зеленью. Наступил июнь, а вместе с ним пришла пора экзаменов. Школьники нервничали из-за любой ерунды, наибольшей раздражительностью отличались пятикурсники, ведь им предстояло сдавать СОВ — первые серьезные экзамены в их жизни. Роланда стала просто невыносимой и срывалась на каждом, кто имел неосторожность о чем-либо ее спросить. Радости от обладания кубком по квиддичу как не бывало.

Минерва чувствовала лишь легкое волнение. Оно усилилось, когда на последнем в этом учебном году уроке трансфигурации декан раздал ученикам расписание экзаменов. Выглядел Дамблдор при этом неизменно спокойным и умиротворённым, словно его подопечные уже сдали все экзамены.

— Мистер Финниган, вы уже подготовили все необходимые шпаргалки? — лукаво поинтересовался он у Руперта, и класс взорвался смехом — все вспомнили, как когда-то на СОВ мадам Марчбэнкс изъяла у их непутевого однокурсника почти все шпаргалки прямо на экзамене. — На днях мне довелось услышать от пятикурсников, что в лавку «Зонко» завезли новые усовершенствованные самоотвечающие перья. Надиктовываешь такому перу хоть семисотстраничный труд — оно все запомнит и воспроизведет на бумаге в нужный момент. Вы уже приобрели хоть одно такое?

— Далеко не одно, профессор! — Руперт с гордостью продемонстрировал всему классу целую дюжину новеньких перьев-шпаргалок. — Еще в пасхальные каникулы прикупил в Лондоне на распродаже!

Минерва недовольно цокнула языком. Она была категорически не согласна с профессором Дамблдором в том, что изготовление шпаргалок является одним из видов подготовки к экзаменам. Минерва считала, что прилежно готовиться к ЖАБА следовало в течение всего учебного года, а то и последних пары лет. Лишь разгильдяй, по ее мнению, будет судорожно пытаться наверстать все упущенное в последнюю ночь перед экзаменом. И прочных знаний так и не приобретет.

Дамблдор пояснил, что ЖАБА им предстоит сдавать в течение двух недель, результаты придут уже в конце июня, а вместе с ними и документы об окончании школы.

В один из вечеров Минерва, ведя по Парадной лестнице первокурсников, успокаивала их накануне первых экзаменов и вдруг заметила в вестибюле небольшую группу важных на вид волшебников самых разных возрастов. Это были члены Волшебной экзаменационной комиссии, и Диппет с Дамблдором радушно приветствовали их, приглашая пройти с ними в учительскую выпить чаю с дороги. Первокурсники не на шутку перепугались, увидев незнакомых людей, но Минерва отвела детей в сторонку и успокоила словами, что это всего лишь прибыла экзаменационная комиссия для проверки знаний старшекурсников.

Минерва узнала всех экзаменаторов, поскольку они же принимали у нее СОВ два года назад. Новым лицом среди них оказалась мисс Амбридж, которую мадам Марчбэнкс представила директору Диппету как свою незаменимую помощницу на экзаменах.

— Мисс Амбридж побудет у нас вместо Прытко Пишущего Пера и поможет фиксировать решения и замечания членов комиссии, — пояснила Марчбэнкс и фамильярно погладила розовощекую Амбридж по пухлому плечу. — Вы же не против, Долорес? Признаюсь, что без вас я как без рук! Лучшего секретаря мне не найти на всем белом свете! Даже не знаю, что я буду без вас делать, когда вас повысят по службе…

Амбридж в ответ лишь заискивающе заулыбалась.

ЖАБА, вопреки некоторым опасениям, сдавать оказалось заметно легче, чем СОВ. Объяснялось это тем, что дисциплин в этот раз приходилось сдавать почти в два раза меньше, и это были те предметы, что учащиеся выбрали сами еще в начале шестого курса. Вдобавок экзаменаторы явно считали семикурсников уже вполне себе сформировавшимися личностями и предпочитали вести с ними скорее непринужденную беседу практически на равных, нежели устраивать допрос с пристрастием. Это весьма успокаивало и настраивало на нужный лад.

Минерва с легкостью сдала экзамен по заклинаниям, на котором ее лишь попросили применить несколько сложных чар невербальным способом. Она давно поймала себя на том, что настолько привыкла к невербальной магии, что уже даже стала лениться произносить заклинания вслух.

Чуть сложнее оказалось на травологии, где пришлось при помощи беспалочковой магии одолеть целую дюжину манящих лилий, которые в этот день оказались в очень дурном расположении духа и потому особенно неистово пытались отравить своим запахом всех экзаменуемых. Так Руперт не справился с заданием и на глазах у экзаменационной комиссии упал в обморок, одурманенный ароматом хищных цветов. Мисс Амбридж едва не хлопнулась в обморок вслед за ним, напуганная столь суровым, по ее мнению, зрелищем. Профессор Бири, желая отвлечь экзаменаторов от инцидента с Рупертом, пригласил их пройти в теплицу с самыми опасными и капризными растениями, дабы явить результаты кропотливой двухлетней работы его любимой ученицы Помоны Спраут.

— Почтенная публика! — на театральный манер воскликнул он, и некоторые ученики не удержались от улыбок — Бири все чаще путал школьную аудиторию со сценической площадкой. Школьники предпочитали эти причуды списывать на старческий маразм профессора. — Теперь у вас тем более не имеется ни единого вопроса к моей трудолюбивой ученице, и она заслуженно получит свой высший балл?

Все до одного экзаменаторы не имели вопросов к Помоне, оставшись под большим впечатлением от ее любимых поющих фиалок, торжественно исполнивших государственный гимн Британии. Расчувствовавшаяся мадам Марчбэнкс даже украдкой смахнула слезинку. По окончании экзамена Помона выглядела как никогда прежде довольной и даже не обращала внимание на насмешки Паркинсона и Булстроуда, весь остаток дня при встрече с ней горланивших «Боже, храни королеву».

— Подумать только, нами управляет магла! — буркнул Паркинсон, когда они всем курсом направлялись на обед. — С самой настоящей короной на голове! О коронации даже в «Ежедневном пророке» писали...⁽²⁾

— Управлять-то управляет, но не столь безгранично, как тебе представляется, — заметил Булстроуд. — Королева в большей степени сегодня — лишь дань традициям, которые весьма важны даже для наших маглов. Традиции, на которых веками зиждется наша страна. Так что нам, волшебникам, все же стоит быть снисходительными… И, между прочим, магловский премьер-министр всегда считается с мнением нашего министра магии. Ты бы это хорошо знал, если бы все-таки ходил на уроки магловедения.

О том, что Булстроуд с шестого курса посещал магловедение, Минерве стало известно от Дэвида, который также, по совету отца, выбрал себе данный предмет на старших курсах. «Во многом благодаря непосильному труду шахтеров-маглов Булстроуды нажили свое состояние, — пояснял Дэвид. — Понятно, что Милтону хотелось узнать больше об этих самых маглах».

— Сдалось оно мне! Стал бы я еще тратить время на все эти магловские заморочки! А ты после двух лет вонючего магловедения того и гляди вместо грифа превратишься в магла! — отмахнулся Паркинсон, кажется, совсем не стеснявшийся своего невежества, но замолчал, когда Минерва на него шикнула.

На защите от темных искусств уже не было столь легко, как на предыдущих экзаменах. Практическая часть предполагала проведение дуэлей, и Минерве в пару поставили Дэвида. Она настойчиво попросила друга не щадить ее во время поединка и показать комиссии все свои умения. Дэвид кивнул, но на поле боя все равно сражался вполсилы. Тогда Минерва атаковала его со всей яростью и неистовостью, и он явил во всей красе все свои умения, да так, что экзаменаторы затаили дыхание, наблюдая захватывающее зрелище. Дэвид был хорош как никогда прежде, беспалочковые атаки давались ему с легкостью, играючи — вечерние тренировки с Риддлом не прошли даром. Движения же Минервы отличались сегодня некоторой скованностью — недавняя травма на квиддичном поле давала о себе знать, и целитель сказал, что понадобится еще несколько месяцев для полного восстановления. Все еще нездоровая Минерва не смогла вовремя отразить огонь, который в нее послал Дэвид, и стихия опалила рукав ее мантии. Дэвид в мгновение ока применил заклинание Акваменти и загасил огонь.

Профессор Тофти, пребывая в восхищении от увиденного, обратился к Дэвиду:

— Мистер Лонгботтом, вы блистательны как никогда прежде! Ваш прогресс со времен СОВ виден невооруженным глазом! Ваш уважаемый отец может вами гордиться! Хочется лишь пожелать вам дальнейших успехов на профессиональном поприще. Не сомневаюсь, что наша страна будет находиться под надежной защитой, пока ее будут охранять такие таланливые молодые люди, как вы!

Дэвид горячо поблагодарил экзаменаторов и выразил отдельную признательность профессору Риддлу, на что тот сдержанно кивнул.

Мисс Амбридж утерла со лба пот розовым кружевным платочком и заметила, что в подобных поединках школьники подвержены опасности получить серьезные травмы. Не зря некоторые чиновники в Министерстве предлагают убрать столь опасные дуэли из школьной программы. На это мадам Марчбэнкс лишь со смехом заявила, что хорошая практика еще никого не убивала, и лучше подросток получит травму в стенах школы, нежели позже в реальном сражении с врагом покалечится или даже погибнет.

— Мадам, о каких сражениях речь? О каких врагах? — в ужасе заверещала Амбридж. — Да упаси нас Мерлин! Мы живем в самое мирное и благополучное время! Всем войнам пришел конец! Да-да! Никогда ничего столь кошмарного не должно повториться — об этом громко заявил в сорок пятом году наш уважаемый министр Леонард Спенсер-Мун⁽³⁾. А подобные дуэли, да еще с применением огня, способны склонить школьников к агрессии и насилию! И профессор Риддл не может этого не понимать…

— Полно, Долорес! — мягко прервал Амбридж профессор Тофти. — Нет здесь никакой агрессии, юные волшебники лишь продемонстрировали академический уровень владения боевой магией. Просто красивое зрелище, не более того! В реальных же сражениях, которые порой имеют место быть даже в мирное время, вы судорожно схватитесь за палочку и в лучшем случае успеете применить щитовые чары, которыми должны владеть в совершенстве как раз благодаря школьным дуэлям. Дуэли в Хогвартсе просто необходимы — так считал еще сам Годрик Гриффиндор. Или вы и с ним готовы вступить в горячий спор?

Осаженная Амбридж скрестила руки на груди и надулась, напомнив в этот момент небольшую молодую жабу. Профессор Тофти перевел взгляд на Минерву, и Риддл что-то прошептал ему на ухо, и тот понимающе кивнул.

— Профессор Риддл сообщил, что мисс Макгонагалл сегодня немного не в боевой форме, потому что чуть больше недели назад она получила серьезную травму во время игры в квиддич, однако же принеся своей команде оглушительную победу, — сказал Тофти, — что не может не вызывать восхищение. Мисс Макгонагалл, а вы не покажете нам своих Патронусов? За дополнительные баллы, которые вам, согласитесь, не помешают для высшей оценки. Профессор Флитвик сегодня обмолвился, что вы умеете создавать сразу несколько Патронусов одновременно — редкое умение, говорящее, в том числе и о том, сколь много счастливых воспоминаний имеет в своем арсенале создающий Патронусов маг. Оттого особенно любопытно лицезреть магию настолько счастливого и довольного жизнью человека.

Минерва с энтузиазмом взялась выполнить одно из своих самых любимых заданий. Стоило ей звучно произнести заклинание Патронуса, как из кончика ее палочки одна за другой выскочили четыре разных кошки: крайне подвижный сфинкс одним прыжком преодолел расстояние до профессора Тофти и уселся подле него, гибкая сиамская свернулась клубком рядом с мадам Марчбэнкс, своенравная персидская вальяжно прошла мимо Амбридж и взмахнула пушистым хвостом у самого носа той, а британская короткошерстная, задрав хвост трубой, неторопливо прошлась, присела рядом с Риддлом и попыталась потереться о его руку. Экзаменаторы признали кошачий квартет весьма харизматичным.

На трансфигурацию Минерва шла, готовясь превратить что угодно во что угодно, совсем как ее прабабушка. Ну или хотя бы показать свои неплохие начинания в данном направлении. Но когда их курс пришел на экзамен, то обнаружил посередине класса огромный стол со столешницей в виде шахматной доски, заваленной осиновыми веточками. Профессор Тофти загадочно переглянулся с профессором Дамблдором и сообщил, что экзаменационная комиссия решила предложить ученикам выполнить весьма любопытное творческое задание: каждый экзаменуемый должен был превратить ветку в ту или иную шахматную фигурку. При этом фигурки должны были получиться абсолютно живыми, наподобие тех, что можно было купить во «Флориш и Блоттс» за десяток сиклей. Тофти, потирая свои жилистые узловатые ручки, пояснил, что после экзамена комиссия хотела бы провести славный вечер за чаем и игрой в волшебные шахматы. Каждый ученик вытянул билет с названием фигурки, которую ему и требовалось создать.

— Шахматы — одна из немногих игр, в которую с равным удовольствием играют как маглы, так и маги на протяжении многих веков — на уроках магловедения вам наверняка об этом рассказывали, — важно произнес профессор Тофти, поправив пенсне на носу. — Вся наша жизнь — это вечная борьба. Борьба противоборствующих лагерей. Белых и черных. Светлой стороны с темной. Добра со злом? Это уже по вашей части, не так ли, профессор Риддл?

Риддл кивнул, но лицо его являло собой непроницаемую маску вежливости, так что оставалось только догадываться, о чем он думал на самом деле.

Руперт вздохнул с облегчением, прочитав содержание своего билета. И тут же вызвался отвечать первым, поскольку ему выпала, по его мнению, самая простая фигура в игре. Он без долгих раздумий трансфигурировал осиновую ветку в самую примитивную белую пешку. Выполнена она оказалась весьма схематично, топорно и вяло передвигалась с одной клетки на другую, через раз реагируя на громкие команды игрока. Экзаменаторов раздосадовало столь небрежное выполнение учеником задания. На экзамене уровня ЖАБА от школьника явно ожидали более изощренного и искусного колдовства.

— Пешка? Кто бы сомневался? Расходный материал в игре! — Паркинсон отпустил едкий комментарий в сторону Руперта, занявшего свое место рядом с остальными учениками. Его замечание не осталось без внимания мадам Марчбэнкс.

— Между прочим, каждая фигура важна в игре, что бы вы там себе ни думали. От пешки до короля. Да, мистер Паркинсон, это так, не ерничайте, — одернула она, и тот перестал усмехаться в кулак. — У пешки есть возможность стать другой фигурой, в том числе и конем. Кстати, вам, голубчик, в билете как раз конь и выпал? Не порадуете нас своими умениями?

Паркинсон несколько раз витиевато взмахнул волшебной палочкой, и веточка перед ним превратилась в вороного арабского жеребца, который при каждом передвижении по шахматной доске начинал громко ржать.

— Коняшка? — теперь пришла очередь Руперта дразниться. — Это что же, на тебе всю жизнь кто-то ездить будет? Посильнее фигура тебе так и не выпала? Тура или королева?

А тура досталась Булстроуду. Тут комиссия уже с заметным интересом рассматривала результат ученической работы. И не зря, поскольку Булстроуд постарался: его фигурка действительно представляла собой уменьшенную копию осадной башенки с катапультами. На башне можно было, прищурившись, разглядеть крохотных воинов с луками и стрелами в руках. Передвигалась тура по игровому полю при помощи лебедки, и игроку не требовалось даже произносить вслух команды, ибо фигура буквально угадывала его намерения.

— Штурмовая башня с незапамятных времен являлась эффективным вооружением, применявшимся при осаде крепостей, — пояснил с видом знатока Булстроуд. — Особенной популярностью пользовалась в Средневековье. На одной такой могли помещаться две сотни лучников, а также одиннадцать катапульт. В шахматах считается тяжелой фигурой. Впечатляет, не правда ли?

Экзаменаторы действительно остались под впечатлением, а Дамблдор лишь лукаво поглядывал на одного из своих лучших учеников, совсем не удивленный серьезным подходом того к делу.

Дэвид наколдовал аккуратную фигурку белого рыцаря в доспехах, которая послушно ходила по диагонали только по белым клеткам. Чертами лица рыцарь разительно напоминал Чарльза Брэндона⁽⁴⁾, за что работа Дэвида удостоилась одобрительных возгласов экзаменаторов.

Пришел черед Августы. Ее королеву в роскошном красном платье, с короной на копне темных волос можно было легко принять как за злую средневековую ведьму, так и за роковую даму Анну Болейн, печально известную супругу Генриха VIII. Фигурка величаво передвигалась и по диагонали, и по горизонтали, и по вертикали. «О боже, сохрани же нашу королеву! Осторожнее, Ваше Величество, враги не дремлют!» — съязвил Булстроуд, когда Августа проходила мимо него, самодовольно вздернув подбородок.

Cтатного, широкоплечего короля Генриха VIII на радость всем присутствующим сотворил Джозеф Смит. Помона же поставила рядом с его фигуркой тоненькую, почти невесомую фигурку покорной белокурой Джейн Сеймур, любимой жены короля.

Очередь дошла до Минервы. Согласно билету, ей было предоставлено право самой выбрать фигуру. Одним взмахом палочки она создала целую команду белых и черных пешек, которые стройными рядами заняли свои позиции для игры. Экзаменаторы подались вперед, чтобы получше рассмотреть каждую фигурку. И разглядывать действительно было что: каждая пешка представляла из себя того или иного обычного человека со своим запоминающимся лицом, своим нравом, настроением. Здесь были и предприимчивые фермеры, и чумазые шахтеры, и сердобольные гувернантки, и даже убогие оборванцы из беднейших лондонских кварталов. Одни пешки выглядели решительными и так и рвались в бой, другие позевывали, а третьи с опаской поглядывали на учеников и экзаменаторов в ожидании команд.

— Я считаю пешки весьма интересными фигурами, обладающими огромным потенциалом в игре. Некоторые с пренебрежением относятся к этим фигурам, воспринимают их как нечто незначительное, обезличенное, но если приглядеться к пешкам повнимательнее, то можно увидеть в них конкретных людей со своими удивительными характерами, своими судьбами. Да, одна пешка уйдет из игры, и вы даже не придадите этому особого значения. — Минерва указала на фигурки простых работяг, которые поклонились зрителям и шагнули вперед на одну клетку. — Другой же суждено дойти до самого конца, стать сильной фигурой и оказать значительное влияние на ход истории. — Все взгляды оказались устремлены на темную, поначалу совсем неприметную фигурку Томаса Кромвеля⁽⁵⁾. — Необходимо понимать, что и слабенькие пешки имеют значение, каждая из них — это винтик в сложной системе. Даже самый простой и неприметный человек важен. Ценен никому не нужный обитатель магловского приюта. — Она невольно задержала взгляд на Риддле, а затем посмотрела на Амбридж, на лице которой читался скепсис. — Значим и заурядный на первый взгляд клерк. И королю, и королеве лучше всегда знать о всякой пешке в их королевстве, ведь та в жизненно важный момент должна будет пойти в бой за своего самодержца. Пока важнейшие фигуры на шахматной доске будут помнить о каждой пешке, они останутся истинными государями.

В аудитории послышались аплодисменты. Минерва больше всего переживала именно за экзамен по трансфигурации, поскольку боялась подвести своего наставника и хотела показать себя в лучшем свете. Но, кажется, все прошло благополучно, она достойно выдержала экзамен, а министерская комиссия в сопровождении Дамблдора удалилась пить чай во вполне себе благостном настроении.

Минерва чуть задержалась у кабинета трансфигурации, в очередной раз напомнив своей группе о дате и времени их последнего экзамена. После этого однокурсники поспешили в Большой зал на ужин — после столь напряженного экзамена аппетит у всех разыгрался нешуточный.

Последним кабинет трансфигурации покинул профессор Риддл. Остановив взгляд на Минерве, он со сдержанной улыбкой сказал:

— Ну что же, поздравляю, мисс Макгонагалл! Фигурка Кромвеля удалась вам на славу! Вы достойно сдали сегодняшний экзамен. Да и все предыдущие, как я слышал, тоже. Если что, я поставил вам достаточно высокий балл на защите от темных искусств, выше выставил только мистеру Лонгботтому, но вы и сами понимаете, что так справедливо и честно…

— Конечно, профессор, это справедливо. Благодарю! — Она улыбнулась краешками губ и собралась проследовать за однокурсниками в Большой зал. — Мне пора!

Но Риддл остановил ее:

— Вы не проводите меня до моего кабинета?

Зачем? Ей нужно было быть сейчас со своей группой…

— Но, профессор, мне необходимо…

— Прошу вас! — настаивал Риддл и тут уже тише добавил: — Мы же с вами так тогда и не договорили, правда?

Когда? Минерва в недоумении воззрилась на него.

— В день буйного цветения колокольчиков, — вкрадчиво пояснил он, и Минерва заметно напряглась.

Колокольчики в упомянутый день и правда цвели буйным цветом, а она тогда сказала Риддлу о своей любви. Но Минерва полагала, что их разговор тогда все же окончился, даже несмотря на кажущуюся недоговоренность. Вернулось чувство неловкости. У Минервы моментально вспотели ладони.

Они двинулись в направлении кабинета по защите от темных искусств. Молчание тяготило, и Минерва сочла, что у нее появилась возможность изменить к лучшему положение, в которое сама себя загнала тогдашней неловкой беседой, так что она сбивчиво заговорила:

— Прошу меня извинить за тот день, за те слова. Я тогда была несколько не в себе и наговорила глупостей…

— Глупостей? — Риддл удивленно приподнял бровь.

— Да, пожалуйста, простите мне мою несдержанность тогда. Все это сумасшествие студентки перед экзаменами… Весна свела с ума! Я, разумеется, сейчас уже не думаю так, как в тот день…

— В самом деле?

Стало так стыдно, и Минерва уже готова была позорно убежать.

— Я вела себя самонадеянно. Не знаю, что на меня тогда нашло… Простите, мне нужно к моему декану!

И она развернулась было, чтобы следовать теперь уже в направлении учительской, но тут Риддл внезапно схватил ее за руку, сжал запястье. Минерва остановилась и устремила на него растерянный взгляд. Его черные глаза блестели, и в них появилось нечто такое, от чего Минерву бросило в жар. Риддл распахнул дверь в свой кабинет и пригласил ее войти. Ей не осталось ничего иного, кроме как подчиниться.

Риддл неторопливо прошелся до профессорской кафедры и занял ее. Чуть расслабил на шее туго завязанный темно-зеленый галстук, а затем как бы невзначай спросил:

— У вас остался последний экзамен? Наверное, зельеварение? — Минерва кивнула. — Это сущий пустяк. Для вас определенно. Считайте, вы уже сдали все экзамены, почти выпускница и...

Она не понимала, почему Риддл ей об этом говорит. Пустословие было не в его стиле.

— У вас буквально через пару недель будет на руках такой же документ об окончании школы, что и у меня, — спокойно продолжил он и словно что-то прикидывал в уме. — Формальности практически соблюдены. Если вас они, конечно, волновали. А вас они, несомненно, волновали.

Ей вдруг стало как-то не по себе.

— Это не глупости — то, о чем вы мне сказали тогда, — выдержав паузу, произнес Риддл глубоким голосом, который Минерва раньше не слышала. Затем указал ей на стул. — Вам лучше присесть, Макгонагалл. Я поразмыслил над тем, что вы мне рассказали, и готов поделиться своими соображениями.

— Профессор, не стоит обо всем этом даже думать! Это неважно! — Она проигнорировала его приглашение присесть.

— Важно! Теперь уже я попрошу вас выслушать меня. Вы все же присядьте, речь пойдет о полетах без метлы, — настоял он, и Минерва повиновалась. — Насколько я заметил, вы учли сказанное мной в марте. Вы вышли из строгих рамок бытия, которыми сами себя ограничивали, которыми ограничивало вас окружение. Мой урок, посвященный Афинской школе, не прошел зря. В своих попытках взлететь вы сдвинулись с мертвой точки. Вам удалось выйти за границы. По-настоящему сильная магия не терпит границ, она всеобъемлюща, может принимать самые разные формы. А столь мощная магия как полет так трансцендентна! И вы испытали это на себе! — Риддл не дал Минерве возразить. — Но тут же, увы, споткнулись. Споткнулись о существующие предрассудки, ограничения, навязанные обществом, религией. И это завело вас в тупик, не дало дальше с успехом продолжить начатый путь. Теперь вам нужно вновь выйти из узких рамок, высвободиться из пут. Совсем как талантливый османский инженер Ахмет Челеби в свое время. Этот неисправимый романтик, вдохновившись трудами Леонардо да Винчи, поспорил с самим Всевышним, заявив, что летать может быть дано не только птицам. Его делали счастливым одни только эти дерзкие мечты и вера в безграничные возможности человека. Человек Ренессанса, страстный и раскрепощенный! «Спятивший чернокнижник, воспаривший над Босфором!» — со злостью твердили невежественные современники, а сами в душе безумно завидовали его счастью. Ведь когда человек счастлив, то он готов летать. А что есть счастье? Счастье — это полная свобода, свобода от страхов. Это чувство сопровождает вас, когда вы добились своего, когда сбылось ваше заветное желание. Это чувство наделяет человека невероятной силой, которая способна взметнуть его к небесам.

Он замолчал и наблюдал за ее реакцией. Минерва слушала, боясь шелохнуться.

— На самом деле вы сейчас одновременно и близки к счастью, могущему вознести вас в небеса, и далеки от него. Я понимаю, вы ко мне неровно дышите, а запретный плод сладок, не так ли, Минерва?

Ей решительно не нравилось то, в какую сторону клонил Риддл.

— Как я уяснил, для преодоления сложностей со стадией собственно полета вам нужен я. Вы юны, впечатлительны, а я… Это вполне естественно, что старшекурсница увлеклась молодым привлекательным преподавателем ненамного старше ее самой. И увлеклась сильно! Я вас весьма заинтриговал. Вы воспылали ко мне страстью, да такой, что вспыхиваете, как спичка, от малейшего моего прикосновения. Вот только желание ваше остается нереализованным, и это тормозит всю вашу практику полетов. Лучший же способ побороть желание и идти дальше — реализовать это желание. Человек обременен условностями общества, вынужден исполнять ту или иную социальную роль. Свои роли играем и мы с вами, хотя если взглянем на все по существу, то обнаружим, что я лишь мужчина, а вы женщина. Все просто. Адам и Ева, если вам будет угодно. И путь к свободе не так сложен, как кажется. Для полета вам требуется еще одно сильнейшее впечатление, и хорошо если оно будет связано со мной… Счастье от обладания предметом вожделения окрыляет. Выражение «на седьмом небе от счастья» не пустое для волшебника, поверьте.

Минерва не могла оторвать взгляд от него, не могла пошевелиться, она словно приросла к стулу, на котором сидела. А между тем Риддл добавил так непринужденно, словно любая проблема на свете могла быть с легкостью решена:

— Ну так вот, Минерва, я весь ваш. Раз так нужно. Химия, возникающая между мужчиной и женщиной, способна дать мощный импульс в тех или иных начинаниях, в состоянии снести на своем пути многие преграды. Алхимики давно об этом пишут…

— Вы же не имеете в виду…

Она не ослышалась, и ей только что на полном серьезе было сделано… непристойное предложение? В прошлую их встречу Минерва раскрыла перед этим мужчиной свое сердце, он же… Он словно забыл сказанное ею или трактовал все в ином, превратном смысле. Не поверил в чистоту и серьезность ее чувств, предпочтя низвергнуть их до уровня чувственного влечения?

— А что такого? — На лице Риддла читалось искреннее недоумение. — Вы ведь еще ни разу не были с мужчиной, который был бы способен вас по-настоящему взволновать, вознести до самых вершин блаженства? Подарить неповторимое чувство свободы, помочь достигнуть того самого желаемого состояния благоговения. Ну так вот, вам предложено почувствовать себя женщиной в полной мере, женщиной желанной. Это важный опыт, поверьте. И важно, кто вам этот опыт подарит. Вы совершеннолетняя волшебница, скоро станете равной мне по положению, так что разница между нами сойдет на нет. Простой школьный учитель и рядовая министерская работница… Звучит обыденно и даже скучно. Но вам так будет проще, правда?

Она не верила своим ушам. Ведь не мог он в самом деле говорить ей такие неприличные вещи?

— Скольким студенткам вы предлагали подобное? Это полное бесстыдство с вашей стороны! — Минерва резко встала со своего места.

— Почему же? Представьте себе, вам одной. Женщин мне и среди ровесниц хватает, так что с личной жизнью у меня все в полном порядке. Но я готов помочь вам. Предлагаю оптимальный способ решения задачи. — Риддл на мгновение задумался. — Тот платок, что я подарил вам на Пасху… Он у вас с собой?

Минерва густо покраснела. Конечно, всегда с собой. Риддл покачал головой, будто в чем-то убедился.

— Признайтесь, Минерва, что вы не единожды подносили его к губам, грезя при этом обо мне…

Она стыдливо опустила глаза. И теперь сильно пожалела, что вообще не сожгла этот платок в Адском пламени.

— Вы надушили его косметическим средством компании Тагвуд, оно еще с афродизиаком. «Волшебная ночь»? С этим зельем несколько месяцев возилась моя подруга Августа. — Минерва вытащила из кармана платок и положила на стол. — Было подло с вашей стороны так использовать данное средство…

— Но ведь сработало? «Одна капля «Волшебной ночи» и весь мир у ваших ног» — таков свеженький рекламный слоган данной новинки. Сотрудники лаборатории Тагвуд явно вдохновлялись историей французского парфюмера Гренуя, — невозмутимо продолжил Риддл. Сын своей матери, затащившей мужчину под венец при помощи Амортенции. — Это приворотное зелье отлично сработало: оно усилило ваши чувства, помогло вам достичь нужного состояния, и вы сумели сделать несколько маленьких шажков по воздуху. Все так?

Все так. Возразить было нечего. Глаза Риддла горели торжеством. Он знал ее как облупленную. Прирожденный учитель или жутчайший маньяк? Жан-Батист Гренуй: гениальный парфюмер или всего лишь гнусный убийца?

— Гренуй плохо закончил свой жизненный путь, — саркастически заметила Минерва. — Желая создать аромат истинной любви, в жизни он так и не познал эту самую любовь. Глубоко несчастный человек!

И тут Риддл вышел из-за кафедры, приблизился к Минерве и нежно провел рукой по ее щеке. Как дуновение ветерка в жаркий полдень! Минерва резко отпрянула от Риддла, как от прокаженного. Как от змея со сладким голосом и искусительными речами. Ни стыда у этого человека, ни совести! Убить его мало! И за что она только его полюбила?

— Как вы посмели сделать мне столь непристойное предложение? Сочли, что раз я в вас влюблена, то меня можно и к непотребствам склонить? — Минерва просто задыхалась от негодования. — Я, конечно, сама виновата, что не сдержалась и разоткровенничалась тогда, но вы… За кого вы меня принимаете?

У Риддла был такой вид, словно его весьма забавляло возмущение с ее стороны.

— За трезвомыслящую особу. Исключительно талантливую волшебницу. Хоть и юную, но весьма зрелую умом девушку. Вы подумайте спокойно, Минерва. Я предельно честен с вами сейчас. А вы ведь цените прямоту и честность? Я мог легко вас соблазнить, спев вам серенаду под окном, и добиться нужного результата, но я не желаю вас обманывать. Хочу, чтобы вы сами приняли решение. Отринете ли вы общественные ограничения, выйдете за пределы должного и воспарите в небо, как ласточка, или так и останетесь в плену стереотипов, как и большинство людей…

У Минервы стоял ком в горле, слезы уже подступали к глазам, она сдерживала себя изо всех сил.

— Хотели оскорбить меня в ответ на мое признание в любви? — Минерва с презрением сузила глаза. — Посмеяться надо мной, моими чувствами? Развлечься? Показать, что путь к вашему сердцу для меня закрыт, что нормальные человеческие отношения мне с вами не светят, и мне стоит рассчитывать лишь на постыдную связь с вами?

Она говорила низким гневным голосом. Риддл же улыбался, как если бы выслушивал пустяковые жалобы несмышленого ребенка. Так улыбаясь, он глумился над ней. Показывал свое пренебрежение к ней как к женщине, демонстрировал свое несерьезное отношение к ней, его не заботило ее целомудрие. Слушал вполуха все, что она говорила, поскольку извлек из кармана мантии небольшую темно-зеленую бархатную коробочку и вложил ее в руки Минерве со словами:

— Возьмите! Закрепите ею волосы на выпускной вечер. Камни, между прочим, того же оттенка, что и ваши глаза.

Минерва шла по коридору, не разбирая дороги, не обращая внимания на учеников, желавших что-то спросить у нее.

Ей словно плюнули в душу. Щека, которой Риддл мягко коснулся, горела безумным огнем. Огнем стыда и похоти.

Минерве казалось, что если бы Риддл просто отверг ее, сказал, что она его не интересует, то это не ранило бы ее так сильно, как то, что он наговорил ей только что. Человек не знавший любви, потому не умевший ее принять или достойно отклонить. Выстраивавший вокруг себя высоченные стены цинизма и расчета. Предельно честен? Как же! Закрылся на дюжину замков, а ключи выбросил в океан!

Нет, она не будет плакать из-за него! И вторую щеку ему не подставит! Пошел он ко всем чертям со своими «прямотой и честностью»! С глаз долой — из сердца вон!

И только уже взбежав по лестнице в спальню девочек, Минерва обнаружила, что крепко сжимает в руке коробочку, что дал ей Риддл. Вещь, от которой следовало сразу же отказаться. Чего Минерва не сделала.

Примечания:

Британский гимн «God Save the Queen» послушать можно здесь: https://www.youtube.com/watch?v=_wc4zaqq7vs&t=2s

1) Лу́ций Кви́нкций Цинцинна́т (около 519 года до н. э. — после 439 года до н. э.) — римский военачальник, один из героев ранних годов Республики, считался образцом добродетели и простоты. Разбил вражеские войска, угрожавшие Риму. Отказался от власти, выбрав скромную сельскую жизнь.

Вернуться к тексту

2) Церемония коронации Елизаветы II состоялась второго июня 1953 года.

Вернуться к тексту

3) Возглавлял Министерство магии в 1939-1948 годах.

Вернуться к тексту