Соперница (гет)

Поезд мерно покачивало. Слизеринцы, вдоволь наобщавшись за каникулы и в первые часы пути, дремали, уронив головы на сложенные на столе руки. Эмили, в отличие от своих однокурсников, подложила под голову подол мантии, чтобы не биться о стекло, и прислонилась к окну. Несмотря на поздний подъем, они спали около семи часов, потратив половину ночи на разговоры и различные игры. Теперь клонило в сон.

За прошедшие выходные это был первый раз, когда им захотелось собраться у кого-то в комнате и устроить нечто вроде пижамной вечеринки. Конечно же Драко тут же предложил свою спальню. Никто не возражал. Но прежде чем они приступили к поеданию пирожных, которые Малфой запросил у эльфов, им пришлось прослушать экскурсию по его вещам. Судя по всему, Дафна и Теодор не первый раз слушали о том, чем обладает их однокурсник, а вот Эмили проявила интерес. Прежде всего потому, что Малфой преимущественно показывал колдографии, сделанные с самого его рождения, а Эмили в них видела не его, Драко, историю, но свою. Все места, люди, что присутствовали на колдографиях, были ей знакомы, а в душе от них растекалось ностальгическое тепло, часть причин которого Эмили даже не осознавала.

Она нехотя потянулась к печенью, горой разложенному на столе, после чего вернулась в удобное положение и, откусив кусочек, возвратилась воспоминаниями к одной из карточек. На ней счастливые Люциус и Нарцисса, держащие недавно рожденного сына, тщательно скрывали свое волнение. Никто из ребят этого не замечал, даже сам Драко не предположил ничего подобного, но Эмили видела, как оба супруга искоса посматривали за левую рамку кадра, и она знала, кто там стоял во время съемки. А затем, пока Дафна с Тедом шутили над маленьким Драко, она искала в памяти ниточки к тому событию. Некое чувство не давало ей покоя, оно же тревожило ее — Волдеморта — и тогда, и эта нервозность угнетала всех, собравшихся на том радостном событии.

Чтобы распутать клубок мыслей, Эмили прикинула, в каком году это происходило, и тут же осознала, что это был год и ее рождения тоже. «Вот в чем дело! Ждали того, кто родится... э-э-э... где-то летом. Мерлин, такая каша в голове», — она выдохнула и, закрыв глаза, сделала попытку отмотать события к тому моменту, когда Волдеморт вообще решил ожидать рождение детей. Задача оказалась трудной, потому что желание найти ребенка набатом било в мыслях, не позволяя вспомнить что-либо детально.

Поезд въехал в границы Шотландии — половина пути миновала. Подходило время обеда, а сладости голод почти не утоляли. Эмили пришлось вновь выползти из своего уютного угла и отыскать в сумке сохранившие тепло пирожки с печенью, которые им всем вручили у Малфоев перед отъездом. Захватив со стола бутылку с тыквенным соком, Эмили вернулась в прежнее положение. Наевшись, она спустя некоторое время почувствовала, что раздражающих факторов стало меньше, и смогла сосредоточиться на дальнейших размышлениях.

Она решила оставить в покое причину, по которой Волдеморт начал охотиться на детей, родившихся в некое еще не ясное время. Эмили точно помнила, что на момент рождения Малфоя Волдеморт не думал о том, чтобы убить именно ее. «Вот бы вспомнить, одна я родилась в тот срок, который он рассматривал, или нет? И если были другие, то почему он все же выбрал меня?» Эмили чувствовала, что это было очень важное знание, и по отрывочным воспоминаниям сделала вывод, что Волдеморт именно сделал выбор, а не принялся убивать всех, родившихся в роковые дни. Почему-то он посчитал, что из всех кандидатов только дочь Эмилиов была для него опасна, что-то их связывало. Но что?

Итак, она отложила эти мысли в сторону, давая себе обещание расписать все это на листах пергамента, когда заново научится скрывать написанное, чтобы не запутаться и всегда держать с собой уже расшифрованные воспоминания.

За окном начался первый за весну ливень. Эмили прильнула к стеклу, наслаждаясь скатывающимися по нему каплями. За зиму она успела соскучиться по звуку дождя, шелестящему и освежающему. Она уже предвкушала запах воздуха, когда выйдет на улицу.

А в мыслях невольно появились ее новые знакомые — Чарльз Нотт и Люциус Малфой. Для Эмили встреча с ними принесла неоднозначные впечатления. Наверное, из-за этого она так долго не разрешала себе анализировать полученную информацию, а может быть, еще и потому, что подсознательно опасалась мыслей, которые могла потом неосторожно выдать. Честно говоря, она боялась того, что ее могло ждать в поместье Пожирателя, и уж тем более не ожидала, что к ним присоединится еще более опытный и старейший последователь Волдеморта. Но едва она их увидела, все волнения отпали сами собой. Что уж говорить о чувствах, когда она зашла в дом.

Шквал воспоминаний захватил ее тогда в свой плен, и первое время она не могла отойти от пьянящей эйфории нахождения в еще одном родном, как оказалось, месте. Эмили знала этих людей, знала эти места. Она чувствовала себя так уместно в сборище прирожденных аристократов, что забыла, кто она на самом деле. Пару раз она ловила себя на том, что слишком по-хозяйски вела себя в этом поместье. Одним из таких конфузов стало открытие тайного штаба в сердце сада. Когда они искали Драко, ей и в голову не пришло, что здесь есть нечто подобное, — так было оно заколдовано, что только те, кто знал маршрут, могли дойти, не задумываясь при этом над тем, что от других это место спрятано. Для знающих оно всегда было на своем месте, а потому из-за не возникшего в голове напоминания Эмили едва не скомпрометировала себя. Хорошо хоть Теодор не был занудой и не стал настаивать на верной версии трактовки тату.

«Вот, значит, как мы все были связаны. Черная метка», — вспомнила она и название, и принцип действия, и даже почти вспомнила, как одаряла этими знаками самых верных последователей. Хорошенько поразмыслив над природой метки, Эмили выяснила, что, вероятнее всего, в момент падения Волдеморта все они разом погасли, а в эту новогоднюю ночь, когда она встретилась с ним и вызвала всплеск магии и осознала себя его частью, все Пожиратели тоже получили оповещения о пробуждении той силы, что их питала.

Следующей мыслью стал образ миссис Малфой. Эмили даже предположить не могла, что мама Драко будет так похожа на ту, с кем Волдеморт учился в свои годы, — на свою мать Друэллу Блэк, Розье в девичестве. Дрю, насколько помнила Эмили, училась на одном курсе с Волдемортом и была заносчивой представительницей аристократов того времени. «Они все были заносчивыми», — промелькнула злая мысль. Эмили, поморщившись, тряхнула головой, прогоняя непрошеные чувства Волдеморта тех лет.

Нарцисса Малфой казалась настоящим воплощением своей матери, и Эмили невольно любовалась ею, впитывая ее движения, манеры и даже взгляды. Она очаровывала Эмили, заставляя последнюю желать быть похожей на нее, подражать ей. «Кто знает, может, Волдеморту нравилась эта Друэлла?» — нехотя задумалась Эмили, после того как не один раз кинула взгляд на тонкие черты лица миссис Малфой.

Эмили не заметила, как начала улыбаться своим воспоминаниям о самых счастливых каникулах за прошедшие несколько лет. Только одно омрачало ее и вносило в душу проклятую смуту: она точно помнила, что Волдеморт не всегда был дружен с теми, кто занимал полноценное место в магическом сообществе. И все же Чарльза, его однокурсника, она воспринимала как очень близкого человека.

Люциуса Малфоя она, конечно, вспомнила тоже. Воистину, это был чудовищный человек, судя по вспыхнувшим воспоминаниям о нем. И тогда же Эмили почувствовала, что, узнай тот о Волдеморте, тут же переметнулся бы к нему. Мотивом этого было бы не желание поддержать единомышленника, иначе он давно бы стал искать Темного Лорда, а исключительное желание оказаться под крылом сильного и опасного властелина. Эмили взяла на заметку его страх перед Волдемортом.

Она не заметила, как задремала, а очнулась от того, что поезд принялся качаться слабее: они подъезжали к станции около магической деревни, что находилась через озеро от замка. Эмили растолкала друзей, и в течение получаса они доели сладости и рассовали по карманам остатки.

Вскоре они очутились на вечерней промозглой улице и поспешили забраться в ближайшую карету, запряженную фестралами. Их, как выяснилось во время отбытия на каникулы, видел и Теодор: в детстве у него умерла мама. Тогда Эмили всего лишь посочувствовала ему, но после повторного знакомства с Ноттом-старшим восприняла смерть матери Теда как смерть близкого человека. В конце концов, и с Клеменс — рейвенкловкой из сороковых, на пару курсов старше — Волдеморт, а значит и она, был знаком.

Тогда Эмили впервые осознала, что многие из тех, кого она знала в прошлой жизни, сейчас могли быть мертвы. Это заставляло грустить куда больше, чем когда она узнала, что ее биологических родителей нет уже в живых.

Теперь она боялась вспомнить еще множество смертей, которые Волдеморт видел — или причиной которых он стал! — за прошедшие десятки лет.

* * *

Избегать расспросов Маркуса и его компании удавалось чуть меньше чем неделю. Все это время Эмили оставалось только игнорировать то ли обиженные, то ли упрекающие взгляды Хиллиарда, когда она появлялась в гостиной Рейвенкло.

Но в воскресенье, когда она, оставив в замке всех своих знакомых, отправилась к любимому дереву около озера, чтобы поразмышлять о некогда минувших днях ее прошлого «я», она привлекла внимание слизеринцев.

В конце апреля погода разыгралась не на шутку, даже пришлось надеть демисезонную мантию. Эмили, предварительно заколдовав одежду, сидела прямо на берегу. Она запускала руку во влажный песок, а редкие, еще не прогретые солнцем волны накатывали сверху. Утром прошел ливень, но теперь лучи грели спину, а землю в радиусе одного фута Эмили прогрела сама, сотворив волшебный огонь, который спрятала в выкопанную ямку. Сегодня ей было особенно грустно.

— Привет!

Робин и Теренс подошли внезапно. Она вздрогнула и, обернувшись, улыбнулась так искренне, точно видела самых дорогих на свете людей. Эмили часто замечала, что улыбалась тогда, когда на самом деле не хотела. С одной стороны, она избегала докучавших ее вопросов о состоянии, но с другой — переживала, что ее могли неправильно понять.

— Привет. — Эмили ответила почти лениво, убирая с лица волосы, что бросил в него легкий порыв ветра.

— О, огонек, — радостно воскликнул Робин, присаживаясь на корточки и подставляя руки к костру Эмили.

Эмили неодобрительно покосилась на него: он оказался рядом. Ближе, чем она хотела, чтобы к ней приближались.

— Колдуй себе сам, — она попробовала убрать его руки.

— Да ладно, Поттер, тебе жаль для друзей огонька? — Робин ухмыльнулся, возвращая их обратно.

Не вовремя они пришли. Общение с ними без Маркуса напрягало.

Теренс продолжал находиться неподалеку за ее спиной, вызывая желание подняться и встать так, чтобы видеть их обоих. Эмили упрямо пропустила вопрос мимо ушей, нервно водя пальцем по песчаной S.

— А что делала у Малфоев, расскажешь? — Робин сел слева от нее и, подмигнув, легонько толкнул ее в плечо, привлекая внимание.

Такое поведение было не впервой и с каждым разом раздражало Эмили все сильнее. Маркус говорил ей быть менее серьезной и учиться понимать шутки, но подтрунивание Робина она не могла воспринять иначе, как доведение ее до белого каления. Даже Хиллиарда она не воспринимала настолько остро. Напротив, до Эмили недавно дошло осознание того, что с ним у нее складывались очень странные отношения. Она много раз вспоминала, как в последнюю их встречу разгадала загадку раньше него и оставила его за дверью, а за прошедшую неделю несколько раз ловила его взгляды, которые теперь содержали чуть больше интереса, нежели пренебрежения. Эмили решила, что он оценил ее отпор.

Волдеморт когда-то тоже сделал вывод о том, что люди прогибаются под тех, у кого хватает смелости показать свою силу. Развив эту мысль, Эмили пришла к выводу, что он сам присматривался к тем, кто сильнее, но в итоге перепрыгнул всех своих учителей.

— Где Маркус? — вместо ответа спросила она голосом чуть более требовательным, чем обычно.

Робин сложил руку козырьком и посмотрел в небо.

— Вон, летит. — Он указал пальцем куда-то вверх.

Щурясь, Эмили исподлобья взглянула в указанном направлении. К ним действительно кто-то приближался. Вскоре бесформенное нечто превратилось в две фигуры, за спинами которых развевались мантии. А несколько минут спустя, проведенных в напряженном молчании, они увидели Хиллиарда и Маркуса, пикирующих вниз.

— Левее бери, левее! — донесся зычный голос Маркуса, а Хиллиард, едва выровняв метлу, соскочил на землю и еще по инерции сделал пару шагов в сторону.

Маркус приземлился изящнее, уверенно держась за древко метлы, рядом с Эмили и своими однокурсниками.

— Как вам погодка? — сдержанно спросил он, будто пытаясь разрядить обстановку.

Пока парни перекидывались одним им понятными фразами, Эмили смотрела в даль озера. Водная гладь разрывалась всплесками хвостов — вероятно, русалочьих, — а брызги мерцали в лучах солнца. Она не заметила, как Маркус сел с другой стороны от нее, похожим образом заколдовав мантию, и оперся руками на колени.

— Ты была у Малфоев, — без предисловий начал он, а все вокруг замолчали и уселись рядом.

Эмили, не отрывая взгляд от играющихся русалок, хмыкнула:

— Я знаю, где я была.

Но внутри у нее все сковало неуютным холодом. До тошноты не хотелось оправдываться и выслушивать обвинения в глупости, неосмотрительности и еще Мерлин знает в чем.

— А обещала не связываться с ними, — укоряюще посмотрел на нее Маркус.

Эмили вздернула подбородок.

— Я сказала, что Хиллиард выдумал мои слова, — и улыбнулась, — а также, что понимаю, что с ними опасно связываться. И только потом приняла решение к ним съездить.

Она посмотрела в глаза Флинту. Солнце, освещавшее его правую половину лица, превращало серые глаза практически в прозрачные. Они долго держали зрительный контакт, и в конце концов Эмили не удержалась от смешка.

— Ну а что это тебе дало хоть? — в разговор вклинился Теренс, выглядывая из-за спины Маркуса.

— Они увидели, что я им не враг, как минимум.

— Кто «они»? Люциус и Драко? — на всякий случай уточнил Флинт.

— А... это, — она замялась, опустив голову, — Ну, там еще отец Теодора Нотта был.

Маркус понимающе покивал головой.

— Понял кто. Он, выходит, тоже Пожиратель или песик Малфоя?

— Песик, — фыркнула Эмили, — скажешь тоже. Он в два раза старше Люциуса.

— И что? — подключился Хиллиард. — Возраст ничего не значит.

— О, правда, что ли? — Эмили вспыхнула; голос стал выше на октаву, и сама она стала говорить менее лениво, чем до этого. — Что ж ты тогда смотришь на меня, как на мелочь какую-то?

— Ой, началось, — принялся хохотать Робин.

Складывалось впечатление, что им всем только нравилось наблюдать за перепалками Хиллиарда и Эмили. Маркус и Теренс заухмылялись.

— Ведешь себя, как мелочь, вот и смотрю так, — буркнул Хиллиард в ответ.

— Это как же, интересно? — голос приобрел опасные нотки ярости.

— Да головой своей не думаешь совсем. Тебе сказали, не суйся к Малфоям, а ты к ним поперлась!

Возмущение и обида затопили все внутри, Эмили даже слова не смогла произнести от нахлынувших эмоций. Она вскочила на ноги, отчего Маркус и Робин отшатнулись в стороны, посмотрев затем на нее снизу вверх.

— Тебе знакомо выражение «держи друзей близко, а врагов еще ближе»? Или твой кругозор ограничен формулами заклинаний? — Сейчас она стояла, словно коршун, и повышала голос, давая чувствам выход.

Старшекурсники, не ожидавшие такой вспышки гнева, мрачно переглянулись. Эмили редко на их памяти так яростно отстаивала свое решение.

— Вам ничего против него не сделать, если вы не будете знать его планы, цели и положение, — запальчиво продолжала Эмили.

Возникло молчание, прерываемое ее тяжелым дыханием. Трое из парней понурили головы, один только Маркус смотрел на нее в упор и, чуть улыбаясь, слушал.

— Маркус! — Эмили, тряхнув волосами, обернулась к нему. — Вы мне не доверяете или думаете, что я дура?

— С чего ты?..

— Ты считаешь, я от нечего делать к Пожирателям в гости пошла, учитывая, что из-за меня их предводитель исчез?

— Да не ори ты! — Маркус сам повысил голос и встал, чтобы закрыть ей рот.

Она скинула его руку, шагнув назад, и выхватила палочку. Остальные старшекурсники тоже вскочили на ноги.

— Эй, ты потише давай? — Маркус не шелохнулся, разговаривая с ней на расстоянии.

Но Эмили всего лишь погасила магический импровизированный костер.

— У меня ощущение, будто вы думаете, что все решится само собой. Вы только говорите, говорите, но ничего не делаете. — Она развернулась и, сложив палочку во внутренний карман мантии, пошла прочь.

— А что, по-твоему, мы должны делать? — поинтересовался догнавший ее Робин.

Остальные тоже не отставали.

— Например, не возмущаться, что я пошла разведывать ситуацию к человеку одних из радикальных взглядов. Вот вы слизеринцы, а такую возможность могли упустить, если бы я покорно вас слушалась! — А пылу злости она невольно ускорила шаг, так что старшекурсники едва поспевали за ней.

— Ну, все-все, ты молодец, а мы болваны, — не выдержал Роберт.

— Выпендрежники вы, а не болваны, — тихо произнесла Эмили, надеясь, что эти слова они не услышали.

— Так ты теперь с Малфоем будешь дружить? — едко спросил Робин.

— Я буду продолжать с ним дружить, а вот с отцом его пока не буду ссориться. Мы с ним, кажется, нашли общий язык. — Она ухмыльнулась. — Сейчас нужно прощупать почву и не дать ему волноваться лишний раз.

— Слушай, ты откуда таких слов и мыслей понабралась? — спросил вдруг Теренс, который почти все время молчал.

— Книжки умные читала, — недолго думая, пробормотала Эмили.

Не говорить же ему, что вся ее голова в последние месяцы непрестанно наполнялась различными фразами и идеями, которые одиннадцатилетнему ребенку не услышать просто так.

— Ну, хватит злиться, — примирительно произнес Маркус, кладя руку ей на плечо, чтобы она притормозила. — Съездила, и ладно. Главное, что закончилось все благополучно. В следующий раз советуйся с нами, хорошо?

— Посмотрим, — уклончиво ответила Эмили, сбавляя скорость.

— Марк, вот такая бы и сестра у тебя была, — хохотнул Робин. — Одиннадцать лет, а вся из себя взрослая, самостоятельная, куда деваться!

Остальные тоже расхохотались, только Эмили, стиснув от досады зубы, молча пошла вперед. К недавней тянущей грусти добавилось бессилие, связанное с конфликтом ее тела и души. На одиннадцать она не чувствовала себя вот уже пару месяцев. Сложно сказать, сколько было лет ее сознанию. Может, пятьдесят, сколько по быстрой прикидке могло быть Волдеморту, а может, всего лишь тринадцать или около того, если взять за предположение, что его душа лишь способствовала ускоренному развитию, но не замещала полностью своим опытом.

Эмили склонялась ко второй версии, потому что она еще многого не знала, только подозревала о бездонном кладезе знаний и опыта прожитых дней. Но факт оставался фактом — хлынувшие воспоминания Волдеморта дали резкий скачок ее самообразованию, оставив неизменными биологические процессы. «И вот во что это вылилось. — Произошедший казус с поездкой к Малфоям помог ей сформулировать мысль точнее. — Они думают, это переходный возраст, и не воспринимают меня всерьез. Нет, о том, чтобы открываться Пожирателям, и речи идти не может».

Эмили поняла, что до решительных действий с ее стороны, которые поддержали бы взрослые волшебники, еще жить и жить. Она решила потратить это время на подготовку почвы и изучение ситуации со всех сторон и формированию четкого представления о том, чего бы она сама хотела. Конечно, прежде всего ей необходимо было продолжить самоанализ, чтобы лучше понимать тех, с кем ей придется иметь дело в дальнейшем. Все-таки Эмили росла, и когда-нибудь ее перестанут считать ребенком. В тему об этом вспомнилась книга из «Вампирских хроник», где обращенная в вампира пятилетняя девочка навсегда осталась в недоразвитом теле при постоянно эволюционирующем сознании. Эмили искренне порадовалась, что ее миновала эта участь. Такого проклятия она не вынесла бы.

Тем временем до замка осталось несколько футов.

* * *

Эмили перестала дуться на парней уже на следующий день. Все же они не виноваты в том, что считают, будто, раз она младше их, так ничего не может и не знает — каждый бы так думал по отношению к первокурснице, которая еще полгода назад не могла и перо заклинанием поднять.

Эмили вновь стала чаще общаться со слизеринцами, нежели со Сью и Падмой. Те, как было видно по их тесному общению, провели эти каникулы вместе. Казалось, Эмили стала остро лишней в их компании. Она почувствовала это по непонятным вдруг недомолвкам, когда попыталась узнать, как там ситуация с Энтони.

Слегка расстраиваясь, Эмили просто уделяла больше времени Драко и Дафне. Те вместе с Теодором стали словно ее лучшими друзьями. Им было что вспомнить с их вечеринки у Малфоев, но одним этим разом причины их с каждым днем крепнувшей дружбы не ограничивались.

В конце мая Эмили сидела вместе с Тедом и Дафной в библиотеке за очередным эссе по истории магии. Они молча поскрипывали перьями и шелестели фолиантами.

— Эх, — Дафна оторвалась от своего свитка, а перебрав кипу книг и не найдя нужной, встала из-за стола.

— Ты в раздел девятнадцатого века? — подняла на нее взгляд Эмили. — Вернешь туда вот эти?

Она через Теодора передала Дафне два тома очерков о подпольной группе борцов того времени, выступавших за расширение прав гоблинов. Эссе по истории можно было считать законченным, оставалось переписать его на чистовую. «А вообще, Бинсу все равно, как написано, лишь бы было», — вспомнила Эмили и со спокойной совестью отложила едва не испорченный пергамент.

Они с Теодором впервые после того случая у Малфоев остались наедине. Эмили поймала его быстрый взгляд и усмехнулась. Сладко потянувшись и выгнув спину, она вздохнула. Теодор поставил последнюю точку и отложил перо. Прежде чем заговорить, он несколько минут смотрел в пергамент.

— Я не съем тебя, если ты спросишь, — мягко и тихо произнесла Эмили, все это время наблюдавшая за ним.

— Я просто не понимаю, — Нотт все так же не смотрел на нее, — почему ты сделала вид, будто не знаешь, что это за метка.

Он понизил голос, но Эмили прекрасно расслышала его слова. Она задумалась: знал ли Теодор, что эту метку Волдеморт поставил всем Пожирателям и так они узнавали друг друга? Или он просто понимает, что такое тату не может быть ничем хорошим?

— И за месяц так и не догадался? — она склонила голову на бок, сощурив глаза и улыбнувшись.

— Ну, это ладно, а почему ты продолжаешь с нами дружить? Мы ведь дети тех, кто служил убийце твоих родителей.

— Разве лично вы кого-то убили? Разве ваши родители готовят вас к тому, чтобы убивать? — посерьезнев, негромко спросила Эмили.

Теодор яростно замотал головой.

— Вот и все, — она снова улыбнулась, беспечно пожав плечами.

— А тебе не страшно было увидеть метку? — видимо, этот вопрос мучил его давно.

— Нет.

Сердце зашлось в странном ритме при воспоминании вечера на Кингс-Кросс, когда она оглядывалась, чувствуя на себе взгляды. А потом она увидела их — Пожирателей, пусть еще и не знала, чем и как они были связаны между собой и Волдемортом. Она просто знала их, помнила их.

— Тед, тебе не нужно париться по этому поводу. Волдеморта нет, ваши родители ни в чем не подозреваются, а я слишком хорошо живу, чтобы жаловаться на то, что убили родителей, которых я, в общем-то, и не знала, — она помедлила. — Это ужасно звучит, правда? Самой тошно.

Противно и стыдно было еще и от того, что она могла вспомнить многих погибших Пожирателей, особенно тех, кто вошел в ряды Волдеморта в самом начале, и скорбеть о них. Эмили убеждала себя в том, что это нормально, ведь с ними она провела гораздо больше времени и помнила их лучше, чем Поттеров, о которых практически ничего не знала.

— А ты их видела когда-нибудь? На колдографиях, например.

— Да, однажды. — Она откинулась назад и, опершись руками на скамью, задрала голову вверх, разглядывая каменные своды библиотеки. — Я на маму очень похожа.

Эмили, улыбнувшись, перевела взгляд на Теодора, продолжая сидеть с откинутой назад головой.

— На тетю тоже, к слову, поэтому никто не догадывается, что я ей не родная дочь.

Их разговор прервала Дафна. С ней Эмили уже сто раз обсудила свою семью, а Теодор больше ничего не спрашивал. Пришлось вернуться к домашним заданиям: на сегодня осталось дочитать двадцать шестую главу из учебника по травологии. Еще полчаса они просидели в молчании, изредка прерываемом чьим-нибудь удивленным возгласом или уставшим вздохом. А затем вдруг:

— А-а-а! Мамочки, тут оса-а-а, — тонко протянула Дафна.

Она сидела около открытого окна и метнулась в сторону Нотта, сбив по пути чернильницу. Та упала им на мантии, разлившись темным пятном. Они оба вскочили, с грохотом отодвинув скамью. Только Эмили, хоть и вздрогнула, не шевелилась и одним взглядом искала источник испуга Дафны.

Из другого конца библиотеки послышался стук молотка мадам Пинс, призывавшей к тишине. Они находились слишком далеко от нее, чтобы она разглядела причину шума.

— Дафна, тише, — понизив голос, произнесла Эмили, чтобы успокоить подругу, которая не на шутку боялась насекомых.

Жужжащее нечто кружило над рамой окна, зависая на несколько мгновений в воздухе, отчего его было прекрасно видно. Эмили сощурилась, приглядевшись.

— Это пчела. — Рука судорожно вцепилась в бортик скамьи. — Дафна, ты просто стой и не шевелись.

Эмили обернулась на слизеринцев. Дафна уже убрала пятно со своей одежды и теперь помогала Теодору, водя волшебной палочкой по ткани и собирая ею чернила. Медленно обернувшись к окну, Эмили в ужасе осознала, что пчела потерялась из виду, но ее жужжание было где-то очень близко.

— Лия, она около тебя, — в панике прошептала Дафна.

Эмили уже услышала — справа над головой. Наверняка она привлекла насекомое духами с запахом ландыша, которые взяла на пробу у Дафны. Эмили продолжала сидеть, не шевелясь, зная, что пчела ничего ей не сделает, если она сама не будет пытаться ее атаковать. Но внутренности покалывало от близкой опасности — Эмили и сама ненавидела всех жужжащих и ползающих насекомых. Губы кривились в легком отвращении.

— У кого палочка в руках? Просто отдалите ее от меня потоком воздуха, — несмотря на волнение, говорить она старалась спокойно, прежде всего, чтобы самой не поддаться панике, которую распространяла испугавшаяся Дафна.

Теодор пчелу опасался, но похихикивал над однокурсницей, за что та дала ему подзатыльник.

— Черт, а как? А, вот, кажется, получается. — Нотт с усердием на лице вел палочку к окну.

Едва Эмили увидела, что насекомое оказалось далеко от нее, она отсела на самый край скамьи.

— Эх, зараза! — воскликнул Нотт, когда поток воздуха из палочки сорвался, и пчела, зажужжав более сердито, стала кружиться у открытого окна.

Эмили выхватила палочку и сама направила ее на пчелу. Ту снова подхватила воздушная волна, и ее понесло на улицу.

— Так, Тед, я ее вывожу, а ты закрываешь окно, — бросила Эмили через плечо, осторожно придвигаясь к окну.

Нотт зашел с другой стороны и, едва пчела оказалось за окном, закрыл его створки. Все трое облегченно вздохнули.

— Мерлин, я чуть не умерла! — выдохнула Дафна, присаживаясь обратно и придвигая к себе вещи с другого конца стола, где теперь сидел Теодор.

— Все, тише, а то на нас уже косились. — Эмили приложила палец к губам, расслабленно улыбаясь.

— Почему до сих пор защиту от пчел не поставили? — продолжала возмущаться Дафна, у нее все еще дрожали руки.

— Видимо, это окно пропустили. Я уже столько этих пчел видела, но ни одна в замок не залетала, — пожала плечами Эмили. — Ну, хоть взбодрились, а то последние две страницы у меня сквозь голову проходят.

«Даже несмотря на то, что в этом году я прохожу этот материал повторно», — про себя заметила Эмили.

— Ох, я так переволновалась, пить хочется. Я вернусь скоро. — Поднявшись, Дафна еще обмахивала покрасневшие щеки развернутым учебником по трансфигурации.

— Постой. — Эмили спешно поискала на столе закладку для книги и поднялась тоже. — С тобой схожу.

— Принесите мне сок, что ли, — перекинулся через стол Нотт, привлекая их внимание. — И шоколад.

Последнее он произнес шепотом. Девочки заговорщически подмигнули ему: протаскивать еду в библиотеку в последнее время стало их любимым делом. Еще полгода назад Эмили ни за что не нарушила бы правила, но сейчас, разыскав воспоминание о том, как в свое время это делали Волдеморт с друзьями, она почувствовала безопасность и легкий азарт — главное знать, как прятаться.

* * *

Подготовку к экзаменам Эмили начала задолго до того, как остальные ее однокурсники вообще вспомнили о них. По такому вниманию к последней неделе июня с ней могли посоревноваться разве что Падма и Гермиона Грейнджер. Последнюю Эмили каждый день видела в библиотеке и, понаблюдав, выяснила, что та не просто штудировала учебники и конспекты, а делала это в соответствии со страшным графиком, разрисованным разными цветами.

Однажды Эмили специально прошла мимо, чтобы взглянуть на него пристальнее. Ее пробрала дрожь от одной только мысли о том, как гриффиндорка разбиралась с планированием, и к тому же, судя по галочкам, не пропускала ни дня из графика. Эмили понимала необходимость плана, но никогда не стала бы составлять его сама: было жаль времени. Она считала, что и без него отлично справлялась с нагрузкой, к тому же материал был ей не нов, и, по сути, с такой тщательностью она прогоняла его в третий раз. Этого было вполне достаточно, чтобы освежить в памяти уложенные знания.

И вот, когда наступили экзамены, она с невероятным чувством легкости писала ответы, готовила зелья по давно въевшимся в память рецептам, превращала одни предметы в другие и колдовала над перьями, стульями, дверями и еще много чем. Все ученики сдавали нормативы с разным уровнем мастерства, но Эмили, к своему невероятному удовольствию, отметила, что наконец добралась до лучших из лучших.

Результаты стали известны в последний день задолго до заключительного праздничного пира — трое суток ученики волновались, переживали и по несколько раз сравнивали ответы и полученные цвета зелий друг с другом. Эмили же волновалась не столько о том, как она сдала задания — в их правильности она была уверена почти на все сто процентов, — больше ее волновало то, не заподозрят ли преподаватели, будто она списывала или как-то еще мухлевала. Успокаивала она себя тем, что за последние полгода и на уроках показывала результаты, которые улучшались с каждым разом. Разве что один Снейп мог придраться. Даже без повода.

Увидев утром оценки, вывешенные на доске в гостиной, она зажмурилась и подпрыгнула от радости: отличные баллы абсолютно везде. Эмили была так горда собой и вся светилась от счастья, что даже косые взгляды однокурсников не расстроили ее. Лишь только когда Сью высказала ей свою похвалу, Эмили задело. Удивление и возгласы: «Ну ты даешь! Молодец, взяла себя в руки, постаралась» — вызывали только раздражение. Как можно было не заметить изменения, которые в ней произошли с января?

Мысленно отправив всех заниматься своими делами, Эмили спустилась в учительскую. Рейтинг успеваемости лежал пока только там, но ей не терпелось узнать, на сколько строчек она поднялась. Идя по коридору, она глубже заталкивала мысль о том, что, вообще-то, могла и опуститься — все-таки другие рейвенкловцы тоже учились с большим усердием.

Эмили подошла к двери, игнорируя стоявших по ее краям говорящих каменных горгулий, и в нерешительности остановилась. Не хотелось бы попадать на собрание или еще что-то, вдруг она помешает? Эмили прислушалась: в кабинете явно кто-то находился, но разговоров не было слышно. Она развернулась, отошла, а собравшись с духом, вернулась и отбила четкую громкую дробь по двери.

— Можно? — она заглянула внутрь, почти не дождавшись ответного «да-да?».

У натопленного камина в бархатном кресле сидел Альбус Дамблдор. Он тепло улыбнулся ей, и Эмили осмелилась шагнуть внутрь.

— Здравствуйте, сэр, — Эмили улыбнулась в ответ.

— Здравствуй, девочка моя. Как поживаешь? — Директор указал рукой на кресло напротив.

Эмили тут же присела туда, неловко поглядывая на директора.

— Я в порядке, сэр, спасибо. Я, вообще-то, ненадолго. Мне бы только рейтинг увидеть, если можно.

— Ах, да, конечно! Я его еще не подписал, не успел к утру. — Дамблдор издал легкий смешок, доставая пергамент из глубины папки, лежащей на столике рядом.

Эмили бегло осмотрела свиток и улыбнулась своему третьему месту. До Драко ей не хватило каких-то двух баллов.

— Спасибо, сэр. — Продолжая счастливо улыбаться, она вернула пергамент на столик.

А затем закусила губу.

— Не стесняйся спрашивать, если что-то волнует. — Дамблдор даже и не думал отворачиваться, словно знал о том, что пришло ей в голову.

— М-м-м, — нерешительно протянула она. — Я хотела узнать... Есть ли возможность перевестить на Слизерин со следующего года?

Возникло молчание, отчего Эмили пожалела о своем вопросе.

— Таких случаев не было, — начал директор, но лицо его оставалось вежливо-любопытным. — Но и не сказать, что такое невозможно в принципе. Проблема лишь в бумагах.

— Значит, можно? — радостно расширила глаза Эмили.

— Для этого нужны веские основания и согласие Шляпы. — Дамблдор посмотрел на нее поверх своих очков-половинок.

— А Шляпа будет согласна, она сразу хотела меня туда определить, — тут же выпалила Эмили.

Сердце стучало как ненормальное.

— И ты сама сделала выбор в пользу Рейвенкло. Почему же сейчас ты хочешь на другой факультет? Ты не нашла друзей на родном?

— Нет, я там общаюсь с некоторыми, но мои настоящие друзья на Слизерине, и мне бы хотелось учиться и жить с ними.

— Что ж, а если бы ты нашла друзей на Гриффиндоре, туда бы ты попросилась? — Его улыбка затерялась в серебристой бороде.

— Нет, сэр, — смущенно пробормотала Эмили.

— Тогда я повторю вопрос: почему ты хочешь перейти именно на Слизерин?

— Ну... — Все мысли разлетелись, и их никак не удавалось собрать вместе.

Еще недавно она строила в голове этот диалог, находила убедительные аргументы, а Дамблдор взял и сломал ей всю игру. И действительно, зачем ей на Слизерин? Возникло чувство, будто она туда и не хотела вовсе. Эмили эта смена мнения в присутствии директора очень не понравилась. В голову лезли разные подозрения о его манипуляциях с ее сознанием или чем-то подобном.

— Мне нравятся ценности этого факультета, я думаю, что буду чувствовать себя более уместно там, чем где-либо еще, — медленно, с расстановкой произнесла она.

— Скажи мне, почему же ты с самого начала воспротивилась решению Шляпы?

— Ну, я же не знала, что тут да как! А мне еще сказали, что там у меня будет много врагов.

Смотреть в лицо Дамблдору было невыносимо, так что Эмили перевела взгляд на свои пальцы. Руки горели от жары и волнения.

— Эмили, смею напомнить, что это мало кто знает, — директор продолжал тепло улыбаться, — но каждый из учеников сполна несет свою долю. Тем более, если он сам выбрал ее.

Эмили ясно слышала «сама виновата, теперь терпи». Она понимала, что в его словах была справедливость, но все же ее не отпускало ощущение, что он упирался исключительно из-за того, что она просит о переводе на Слизерин. Впрочем, ответить ей пока было нечем.

— Напомню, что с этим связана большая бумажная волокита. Что же мне делать, если ты, побыв слизеринкой, снова чем-нибудь останешься недовольна?

— Я уже не изменю своего решения! — воскликнула Эмили, зацепившись за эту хрупкую возможность убедить директора.

— Изменишь, если по прошествии года разругаешься с друзьями с этого факультета. Если ты действительно хочешь туда попасть, то нужен куда более весомый повод, чем мимолетное «у меня там друзья» и уж тем более «я так захотела».

Эмили понурила голову, пытаясь что-то придумать.

— Я не подхожу на Рейвенкло! У меня проблемы с отгадыванием пароля.

— Разве? — в голубых глазах Дамблдора появились искорки. — А я слышал, ты делаешь успехи. Человек, бегущий от трудностей, не заслуживает похвалы. Замечу, что это не укор многим представителям Слизерина. Такой слабости подвластны сердца самых разных людей. Я бы не хотел, чтобы ты была в их числе.

Вздохнув, Эмили попыталась предпринять что-нибудь еще, но Дамблдор не дал ей времени.

— Предлагаю тебе побыть на Рейвенкло еще год. В конце года ты мне скажешь действительно стоящую причину, по которой я должен буду провести ряд сложных мероприятий по переводу. Договорились?

— Да, сэр, — Эмили заставила себя улыбнуться. Еще не все было потеряно.

— Тогда не буду тебя задерживать. — Тон Дамблдора не изменился хоть сколько-нибудь, продолжая быть мягким и умиротворяющим. — Приятного тебе окончания года.

— Спасибо, сэр. До свидания.

Эмили вышла из учительской, тихо прикрыв за собой дверь, и небыстрым шагом направилась в сторону выхода из замка. Радость смешивалась с неприятным чувством поражения. Ей было о чем подумать наедине с собой до того, как нужно будет собраться на последней трапезе в этом учебном году.

Праздничный пир проходил под знаменами зеленого факультета. Эмили от всей души хлопала в ладоши, когда объявили результаты Кубка школы. Рейвенкло отставал от слизеринцев всего на семьдесят девять баллов, затем шли хаффлпаффцы, а Гриффиндор занимал четвертое место с отрывом в десять баллов.

Сразу после банкета всех отправили собирать чемоданы и опустошать личные шкафы. Выйдя во двор с уже упакованными вещами, Эмили дожидалась Маркуса. Была вероятность, что в поезде и на платформе они не застанут друг друга, чтобы попрощаться. Они пообещали друг другу связываться по зеркалу и не теряться, после чего Эмили последовала за остальными первокурсниками под предводительством Хагрида на традиционную переправу через озеро.

Лодки качало на волнах. Впереди слышались испуганные крики увидевших знаменитого гигантского кальмара, что поднялся на поверхность и грелся в лучах летнего солнца. Дафна и Теодор наперебой рассказывали о планах на лето, соревнуясь с Драко в том, кто насыщеннее его проведет.

А Эмили, сидя лицом к отдаляющемуся Хогвартсу, вела рукой по теплой воде и наблюдала за тем, как бороздки разрывали водную гладь. Уезжать из магического мира на целых два месяца было нестерпимо грустно.

— ...Эй, Риддл! Возвращаешься к своим вонючим магглам?

— ...Извини, Том, ты не можешь остаться в Хогвартсе. Нужны веские причины для того, чтобы министерство дало разрешение.

— ...Противный мальчишка, только попробуй вытворить какую-нибудь пакость, тут же ляжешь под розги!

— ...Сожалею, Том, но тебе снова придется вернуться в приют.

В приют...

Том Риддл...

Том...

Риддл...

«Волдеморта звали Том Риддл. Я была раньше мальчиком по имени Том Риддл», — Эмили смотрела в одну точку, стараясь сдержать слезы. Врала ребятам, что глаза слезятся от солнца, не беря во внимание, что оно светило в спину, и, прикрыв веки, вспоминала, сравнивала, возвращала утерянные знания о той себе, что когда-то была в другом теле, в другой жизни.

И сделала вывод: ей очень нравилось, что теперь она Эмилия Поттер.