↓
 ↑
Регистрация
Имя/email

Пароль

 
Войти при помощи
Временно не работает,
как войти читайте здесь!
Размер шрифта
14px
Ширина текста
100%
Выравнивание
     
Цвет текста
Цвет фона

Показывать иллюстрации
  • Большие
  • Маленькие
  • Без иллюстраций

Соперница (гет)



Они должны были стать врагами, но, когда узнали, что их связывает, стали больше, чем соперниками. Эта история — трагедия двух непохожих людей, которым волею судьбы пришлось пройти болезненные преображения: через взгляд друг в друга, через роковые узы, через ужас и любовь, что сопровождали их до самого конца, пока не сбылось давно сброшенное со счетов пророчество.
QRCode
↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑

Пролог

2 ноября, 1981 г.

Раннее ноябрьское утро на Привит-драйв обещало быть самым обыкновенным и ничем не примечательным. Петуния Дурсли, жительница дома под номером четыре, выносила пустые бутылки из-под молока. Ее муж Вернон безмятежно попивал кофе и читал свежую газету, не изменяя своему ежедневному ритуалу перед работой. Их полуторагодовалый сын Дадли сопел в кроватке в своей огромной спальне, набираясь сил перед грядущим днем.

Но в этот раз надежды семьи Дурсли на очередной размеренный день не оправдались. Едва выйдя за порог, Петуния обнаружила на крыльце сверток с тепло укутанным ребенком, мирно спящим на холодном ветру. Нервно оглядевшись, она подняла сверток и внесла в дом.

— Вернон! — крикнула она высоким голосом. — Вернон, нам подкинули ребенка! — возбужденным шепотом продолжила Петуния, входя в гостиную. Муж дочитывал газету в кресле у камина.

— Ты только посмотри! И что нам теперь делать? — сказала она по-прежнему шепотом, боясь, что услышит соседка.

— А какого черта он тут делает? Какие-то проходимцы нагуляли ребенка, а нам отдувайся! — проворчал грузный Вернон, переворачивая страницу. Он буркнул под нос что-то про органы опеки, и Петуния согласно закивала.

Раздался плач — это ребенок проснулся от громких голосов. Петуния поморщилась и ощупала его тело: мокрое. Она вздохнула и положила ребенка на диван, чтобы перепеленать и внимательно осмотреть его. «Он» оказался девочкой. Выглядела она здоровой и чистой — непохоже, что от нее избавились бродяги, — только лоб справа рассекал шрам, напоминавший знак молнии. Он был багровым, но тонким, и все же Петуния покачала головой, представив, как некрасиво он будет смотреться, когда девочка вырастет.

— Что это такое? Что там упало? — Вернон отложил «Уингинг Таймс» в сторону, смотря под ноги жене.

Петуния опустила глаза. На ковре лежал желтый конверт — вероятно, выпал из пеленок. Девочка больше не плакала. Переложив ее на край дивана, Петуния медленно нагнулась и перевернула конверт дрожащей рукой. Косой почерк, которым письмо было адресовано ей, оказался хорошо знакомым.

— Вернон... это они! — в ужасе прошептала она, оседая на диван.

Вернон поднялся с кресла, едва не опрокинув свой кофе, и поспешил к ней. Глаза перебегали с конверта на ее лицо и обратно.

В их семье было запрещено обсуждать тех, ненормальных людей. Именно поэтому Вернон так и не осмелился рассказать жене о том, что увидел и услышал вчера в Лондоне. По улицам ходили люди в мантиях, сбивались в группки и шептались о чем-то. Вернон не раз слышал, что речь шла о Поттерах и их дочери Эмилии. Но мало ли сколько Поттеров живет в Великобритании! И Вернон не был уверен, как зовут малявку тех ненормальных Поттеров, которых по несчастью знали они с Петунией, ведь Лили Поттер приходилась Петунии родной сестрой.

Только об этом имени Вернон решился спросить вчера. Оказалось, что племянницу действительно зовут Эмилия. Но Петуния страшно разозлилась при упоминании Поттеров. В конце концов, уже несколько лет в семье Дурсли делали вид, будто у Петунии вовсе нет никакой сестры. Больше Вернон не рассказывал жене ни о чем странном: ни о совах средь бела дня, про которых говорили в новостях, ни про полосатую кошку, которая вчера весь день сидела неподвижно возле их дома.

Даже если вся эта чертовщина связана с Поттерами, подумал Вернон, они сюда не явятся: они знают, что Дурсли их терпеть не могут и не желают видеть в своем доме. Вернон пообещал себе, что не даст никому втянуть его семью в какие-либо странности, и с этой мыслью спокойно уснул.

А теперь это письмо… Но может быть, Петуния обозналась?

— П-петуния, солнышко, — нервно начал он, садясь рядом, — ты уверена?

Петуния кивнула. Она плотно сжимала тонкие губы, пристально глядя на конверт. Наконец любопытство перевесило, и она вскрыла письмо. С первых строк в груди стала нарастать глухая боль. Не веря глазам, Петуния пробежала взглядом по первым строчкам письма еще раз, а затем уткнулась в плечо мужа:

— Она умерла. Вернон, Лили больше нет!

Вернон отрешенно погладил рыдающую жену по спине и забрал письмо из повисшей руки.

— Петуния, — прочистив горло, начал он через некоторое время, — э-э-э... значит, этот подкидыш...

— Это Эмилия. Дочь Лили и этого... Поттера. — Вытирая слезы, Петуния отстранилась от мужа.

Пробило девять утра. Вернон вскочил на ноги.

— О, уже опаздываю! Туния, не бери в голову. Отдадим девчонку в приют и раз и навсегда забудем об этих уродах, — неестественно бодрым голосом сказал он, чмокнув жену на прощание. — Обещаю тебе, никто не узнает, что эти Поттеры имеют к нам какое-то отношение.

Мысль показалась хорошей. Петуния немного успокоилась, и Вернон уехал в Лондон.

Раскричался проснувшийся Дадли. Петуния отложила мысли о судьбе племянницы на вечер и поспешила заняться сыном и домом. Но иногда Эмилия плакала, и приходилось подходить к ней — кормить, укачивать. И каждый раз взгляд скользил по письму. Петуния брала его в руки и перечитывала снова и снова.

Дурсли не любили Поттеров потому, что те были совсем другими людьми. Хуже того, они были волшебниками. Страшно представить, что сказали бы соседи, узнай они эту страшную правду! Самих бы Дурсли посчитали ненормальными, заикнись они о том, что волшебники вообще существуют.

Так вот в послании говорилось, что обоих Поттеров убил некий темный волшебник со странным именем Лорд Волдеморт и их дочь теперь сирота, а Волдеморт исчез, попытавшись убить и ее. Автор сообщения просил Петунию приютить племянницу и отнестись к ней с заботой, как к собственному ребенку. Он был уверен, что это поможет защитить девочку от Волдеморта, который рано или поздно вернется. А пока Эмилия будет жить здесь, он не сможет добраться до нее и до самих Дурсли.

Весь день она обдумывала письмо и смерть сестры. Они с Лили ужасно расстались много лет назад и больше не говорили. Все это время Петуния думала, что вычеркнула сестру из жизни, но вот теперь ее действительно нет, и Петунии от этого было нестерпимо больно. Она чувствовала, что должна взять ее дочь под опеку. Чувствовала, что так будет правильно.

— Вернон, думаю… Думаю, мы не можем избавиться от нее… Нам надо оставить девочку. Ты ведь видел, что мне написали, — тихо произнесла Петуния за ужином. Она теребила малиновую салфетку и сосредоточенно глядела на свои тонкие пальцы.

— Но послушай, — неловко начал Вернон. Он-то считал, что по поводу свалившейся на них обузы все решено. — Если этот Какой-то-там-морд может вернуться и прийти за ней, мы из-за нее будем в опасности. Пусть эти в… ну, они заберут ее к себе и сами защитят.

— Альбус Дамблдор пишет, что здесь и только здесь для нее будет самая сильная защита. Если… Если мы дадим ее.

— Какая-то чертовщина, — проворчал Вернон. — Мы что, сковородкой или дрелью прогоним этого Мордишморта? А? Как он это представляет?

Петуния дотянулась до письма, который отложила на буфет.

— М-м, — нахмурила она брови, ища глазами нужную строчку. — Я не уверена, что правильно понимаю его, но похоже, он наложил на это место какие-то чары. Он пишет… да, вот… «Петуния, прошу вас об одном: примите Эмилию в свою семью. Это очень важно. Ей нужна кровная защита, которую она найдет у единственной родни Лили — у вас, ее сестры. Лили пожертвовала собой, чтобы защитить ее, поэтому чары Волдеморта обернулись против него самого, но у девочки остался шрам. Я сделал так, чтобы ваша кровь точно так же не дала ему добраться до ребенка, но важно, чтобы Эмилия считала ваш дом своим домом. В ее совершеннолетие чары спадут, но тогда она сможет защитить себя самостоятельно. Все, чего я прошу, дать ей эти безопасные годы. Надеюсь, вы сможете полюбить ее и объяснить, что с ней произошло».

— Дать ей безопасные годы, посмотрите-ка! — пробасил Вернон. Его лицо начало багроветь. — А нам кто их даст? Она же будет такая же… ну, как они. Ненормальной! А если она что-то сделает нашему сыну? А если это увидят соседи?

— Она не будет… делать ничего странного, — сквозь зубы произнесла Петуния. — Мы ей не позволим.

Вернон просиял:

— Точно! Мы всю эту дурь из нее выбъем. Уж раз отдали нам, нам и решать, как ее воспитывать. А странностей в нашем доме не будет.

Он протянул пухлую руку к Петунии и заботливо сжал ее пальцы, которые все еще стискивали салфетку. Петуния расслабилась и отпила вина.

— Мы с ней справимся, — проговорила она слабо и поцеловала мужа в щеку. — Наша мама потакала чудачествам Лили, вот она и… А потом этот волшебник ее…

— Да, она такой не станет, и с ней ничего плохого не случится, — заверил Вернон, приобнимая жену. Он все-таки немного побаивался Петунию, и именно она была хозяйкой в доме. Если уж она согласна приютить эту девочку, Вернон сделает все, чтобы у той не проявилась дурная наследственность. — Сделаем из Эмили нормального человека, раз уж нам растить ее.

— Кажется, Лили в письмах по-другому сокращала ее имя… — Петуния задумалась. — А впрочем, пусть будет Эмили.


* * *


Лили была младше Петунии на несколько лет и колдовать начала очень рано. Уже лет в шесть она при помощи волшебства отбирала у Петунии игрушки, а в восемь перекрашивала куклам волосы, просто помечтав об этом. Поэтому первые годы жизни Эмили на Привит-драйв напоминали пороховую бочку. Петуния с Верноном со дня на день ждали, когда Эмили начнет колдовать. Ее и Дадли, который любил щипаться, Дурсли старались держать друг от друга подальше и на всякий случай скрывали племянницу от соседей.

Долгое время ничто в доме не говорило о том, что здесь живет еще один ребенок, девочка. На каминной полке стояли фотографии со светловолосым крупным мальчиком, который то катался на велосипеде, то играл с отцом в компьютерные игры. Во всем доме не было даже комнаты, где могли бы показаться куклы, коляски, игрушечная посуда — все то, во что играют девочки. А когда к Дадли приходили друзья или к Вернону — его партнеры по бизнесу, Эмили тихо сидела в чулане под лестницей, где и была ее комнатка.

Эмили была почти что копией Лили: стройненькая, с темно-рыжими вьющимися волосами, вот только глаза были круглые, как у самой Петунии, и голубо-зеленые, а веснушек было совсем немного. И еще Эмили была на редкость понимающим ребенком. Она быстро переставала плакать, стоило ей показать, что в этом доме не терпят ее слез; быстро научилась быть самостоятельной. Сразу же усвоила, что нельзя задавать вопросы про настоящих родителей — достаточно знать, что те погибли в автокатастрофе, — и про шрам на лбу. Эмили вообще была молчаливой, почти никогда ничего не просила, а если к ней обращались, кротко улыбалась и была вежливой и милой.

Чем больше она взрослела, тем меньше поводов было ругать ее. А в глубине души Петуния даже надеялась, что у девочки не будет никаких странностей и вскоре можно будет сделать ее членом семьи. Непросто было видеть, как мини-Лили послушно уходит в чулан после того, как поможет Петунии по дому. И было бы пыткой видеть, как она тоже колдует.

Первое колдовство случилось в семь лет. Эмили захотела взять яблоко из вазы, а оно само прыгнуло ей в руку прямо во время ужина. Петуния и Вернон вместе отругали ее и отправили без еды в чулан. Эмили в слезах вышла из-за стола, но не перечила. На следующий день она попыталась узнать у Петунии, что сделала не так, но Петуния только бросила ей: «Ты сама знаешь что. Будь нормальной ради своего же блага».

Для семейства Дурсли это были тяжелые месяцы. Они боялись, что к ним придет классная руководительница и расскажет, что их племянница сделала что-то странное, необъяснимое. Они боялись, что Эмили взлетит во время прогулки, и это увидят соседи. Каждый день они были начеку и готовы были наказать Эмили за малейшую странность.

Однако странности закончились так же быстро, как и начались. Потребовалось не больше семи раз, чтобы Эмили поняла, что не нужно делать, если она хочет жить в мире со своими дядей и тетей. Всего три месяца ушло, чтобы перевоспитать племянницу, но еще больше года Дурсли наблюдали, вернутся ли странности.

Но странностей больше не было, даже шрам на лбу становился все бледнее, а вскоре и вовсе стал едва заметен на светлой коже. Дурсли посчитали это хорошим знаком и даже разрешили Эмили отрастить челку, которая до этого прятала ее лоб.

Вернон и Петуния по-прежнему ограничивали и контролировали племянницу, но с каждым днем все меньше опасались, что она покажет свою ненормальность и опозорит их перед соседями. С ней теперь не было страшно оставить сына, сходить в ближайший магазин, Петуния больше не боялась отпускать ее в школу — словом, с Эмили не было совершенно никаких проблем, и Дурсли решили, что справились со своей задачей.

К девятилетию племянницы было совершенно ясно, что больше колдовать она не будет, но еще оставалась ее «волшебная» фамилия. Дурсли не хотели слышать ее и вспоминать все, через что прошли. Так, в ее девять лет дядя и тетя стали для Эмили мамой и папой, а у нее появилась настоящая комната, пусть и не такая большая, как у ее двоюродного брата. Петуния, правда, с опаской ждала одиннадцатилетия племянницы, когда той должно будет прийти письмо из Хогвартса — школы магии, в которую приглашали волшебников Великобритании. В этой школе училась и Лили. Но Вернон подсказал здравую мысль: если девочка не колдует, никто не пригласит ее в магическую школу. А раз с магией в их доме покончено, можно снова забыть о Поттерах и всем, что с ними связано.

Эмили Дурсли росла нормальной девочкой, спокойной, милой и хозяйственной. Она во многом подражала своей тете, неплохо училась и ни с кем не ругалась. Ею гордились, а она втайне от родителей любопытствовала, что же такого находится в тех книгах и мультиках, которые ей не разрешали смотреть. Но что бы она в них ни встречала, Эмили Дурсли знала, что магии не существует.

Глава опубликована: 22.09.2014

Часть I. Нигредо

Кто сражается с чудовищами, тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем.

И если ты долго смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя.

 

«По ту сторону добра и зла. Прелюдия к философии будущего», Ф. Ницше

Глава 1. Открытия

«Боже мой, как же я ее ненавижу…» — десятилетняя Эмили Дурсли сильнее куталась в тонкое одеяло, накрывая голову подушкой. Утро в этот июльский день выдалось промозглое и дождливое. В дверь безудержно колотили.

— Просыпайся! Уже десять часов, а ты все валяешься. Вся в своих родителей-бездельников. Сидишь, нахлебница, на шее дяди и тети. Да если б не они…

«Я была бы в приюте и бла-бла-бла. Сколько можно повторять одно и то же, как попугай?» — с ненавистью думала Эмили, поднимаясь с теплой постели.

— Я уже встала, тетушка Мардж! — громко произнесла она как можно более бодрым и приветливым голосом. А потом на глаза навернулись злые слезы.

Эмили уже два года жила в этой комнатке на втором этаже. Стены здесь специально обклеили нежно-розовыми обоями — не для нее, так нравилось тете Петунии. Эмили предпочла бы сине-зеленый, но даже не думала жаловаться: когда тебя награждают переездом из тесной каморки под лестницей в настоящую комнату, ты просто принимаешь эту награду. Даже будь эта комната без обоев, Эмили была бы рада одной только возможности смотреть в окно, делать несколько шагов от кровати до двери, переодеваться, не боясь стукнуться головой о потолок.

Эту награду было непросто заслужить, и Эмили была не до конца уверена, чем же в конце концов удалось смягчить тетю и дядю. Сколько себя помнила, она всегда чувствовала, что они недовольны ей. Конечно, она была не родная им, поэтому к ней относились иначе, чем к Дадли. Ему дарили игрушки, он мог приглашать домой друзей. В конце концов, он мог смотреть какие угодно передачи и читать любые книги.

Нельзя было сказать, что тетя и дядя совсем уж не хотели видеть ее в своем доме. Напротив, они требовали, чтобы она всегда была на виду и занималась чем-то полезным по дому. Эмили старательно училась мыть посуду, стоя на табуретке, расспрашивала тетю Петунию, как лучше ухаживать за цветами в клумбах, знала график уборки и без напоминаний бралась за тряпку. При этом она всегда улыбалась дяде и тете и не забывала про «спасибо» и «пожалуйста». От этого Дурсли начинали относиться к ней теплее, говорили без раздражения и даже разрешали посидеть с ними вечером в гостиной и посмотреть какой-то фильм.

Эмили думала, что дальше будет только лучше, но с шести до девяти лет был самый тяжелый период, какой она помнила. Вернее сказать, его-то она и не помнила толком. В памяти осталось только напряжение, которое появлялось у дяди и тети в ее присутствии, да ощущение, будто своими мыслями она может управлять предметами вокруг.

Эмили была убеждена, что все дело в этих ее фантазиях. Дурсли раздражались даже от мультиков о волшебстве и не разрешали читать книги, в которых происходило что-то странное. И когда она перестала выдумывать, что тоже владеет колдовством, она заметила, что это успокоило дядю и тетю. Они стали относиться к ней почти так же, как к Дадли. По крайней мере, у Эмили теперь была настоящая комната.

А вот тетушку Мардж, сестру дяди Вернона, никак не получалось расположить к себе. Эмили знала, что с ней нужно быть особенно вежливой, но тетушка была все такой же громогласной и грубой, даже милые улыбки не смягчали ее. Она тоже жила в пригороде, но на Привит-драйв была не частым гостем: не хотела оставлять любимых бульдогов, которых разводила в своем особняке.

Последний раз тетушка приезжала год назад, и каждый ее приезд ужасал Эмили. Мардж тоже хотела, чтобы Эмили постоянно была на виду и занималась чем-то полезным. Она обожала учить ее манерам и воспитывать. Сначала Эмили старалась прислушиваться к ней, как ей велели дядя с тетей, но ей так и не удалось понять, чем именно недовольна Мардж. В конце концов Эмили смирилась с тем, что эта тетка не любит ее просто за само существование в этом доме и старалась не принимать ее ругань близко к сердцу. Но все равно ей постоянно хотелось спрятаться от тетушкиного громкого голоса, занудства и нескончаемого недовольства.

Эмили некоторое время посидела на краю кровати, вытирая краем пижамы проступившие от обиды слезы. «Хватит думать об этом! Надо просто переждать пару дней, и она уедет», — разозлилась она на себя. Нельзя показываться перед семейством в таком виде, нужно срочно взять себя в руки.

Чтобы отвлечься, Эмили подошла к зеркалу и начала расчесывать волосы. Грустно взглянув на свое отражение, она собрала волосы в хвост, тщательно приглаживая их, чтобы не было петухов, и оглянулась в поисках домашней одежды.

За два года у Эмили накопилось очень мало вещей. Ей почти нечего было переносить из чулана, только пару книг, альбомы для рисования, краски и кисти, немного одежды. А покупали ей что-то не так часто, как Дадли. Самые любимые покупки — музыкальный проигрыватель и плеер с наушниками, которые ей подарили на десятилетие.

Скользя взглядом по комнате, Эмили невольно продолжала думать о тетушке Мардж: «Как же я не хочу ее видеть, а она, конечно, захочет, чтобы я ей завтрак приготовила. Зачем вообще нужно было к нам заезжать? Ограниченная… Как и дядя Вернон. Оба уже старые, поскорее бы они умерли… Как было бы хорошо только с тетей и Дадли…»

Ей тут же стало стыдно за эти мысли, хотя появились они не впервые. «Наверное, Мардж права… ты неблагодарная, — сказала себе Эмили, яростно переодевая одежду. — Просто спустись уже скорее, не заставляй ждать себя».

Она прислонилась лбом к прохладной двери. «Не хочу ее видеть…» — Эмили сильно сжала ручку, чтобы ощутить боль и прийти в чувство, заставить себя покинуть родное обиталище, где было безопасно и тихо.

— Эмилия, живо сюда! Мою крошечку нужно покормить, — гневный крик тети Мардж сменился отвратительными звуками сюсюканья с ее питомцем — бульдогом Злыднем.

Собаку Эмили не боялась, хоть та и внушала опасения, постоянно рыча и огрызаясь. Эмили давно уже уяснила, что животных любит гораздо больше, чем людей, а опасаться нужно последних. Порой она сильнее сочувствовала раненому псу, нежели получившему по заднице мальчишке, который совершил плохой проступок. Второму она еще и добавила бы, будь это в ее силах.

Сделав успокаивающий вдох и вытерев вновь подступающие слезы, Эмили вышла из комнаты. Наскоро умылась и спустилась на кухню, на ходу заставляя губы растянуться в естественной улыбке.

— Доброе утро, — произнесла она в меру громко, как было бы наиболее прилично поздороваться со всеми присутствующими на кухне, и отдельно кивнула тете Петунии. Голос чуть дрогнул и взял выше. Нужно постараться ничего не говорить, пока она не вернет контроль над эмоциями.

Дурсли, все светловолосые, уже были на кухне. Темно-рыжая Эмили сейчас как никогда чувствовала себя чужой в этом доме. Только присутствие тети Петунии напоминало ей, что это ее семья. Петуния была стройной белокожей блондинкой с изящной длинной шеей и совсем не походила на крупных краснолицых короткошеих родственников. Она сухо кивнула Эмили в ответ и отвернулась.

Вернон и Дадли уже поглощали свой завтрак и что-то промычали в ответ, а Мардж читала утреннюю газету и только взглянула поверх нее на вошедшую. Эмили старательно не замечала ее взгляд, подходя к своему месту за столом, и с трудом сдерживалась, как бы не потянуться к волосам и не проверить, все ли петухи она причесала.

— Держи, — Петуния поставила перед ней завтрак, — я пса сама покормлю.

— Петуния, ты слишком балуешь девчонку! Как бы бездельницу не вырастила, — заметила Мардж, брызжа слюной.

Эмили внутренне сжалась, но не подняла взгляда. Она помешивала горячую овсянку и думала о том, что хочет побыстрее съесть ее и оказаться как можно дальше от своей громогласной родственницы.

В прихожей зашуршали письма, брошенные почтальоном в дверную щель.

— Я возьму, — выпалила Эмили и выбежала из-за стола.

— А ну-ка не бегай! — раздалось ей вслед. — Петуния, почему?.. — Но чем Мардж хотела попрекнуть тетю Петунию, Эмили уже не услышала: голоса поглотила закрывшаяся дверь.

На коврике у выходной двери Эмили нашла небольшую пачку корреспонденции: письмо для Мардж, вероятно, от полковника Фабстера, который сейчас приглядывал за остальными ее собаками, пока она гостила у брата. Коричневый конверт — должно быть, счет. И… письмо для Эмилии Поттер.

Внутри у Эмили все похолодело, когда она увидела свое имя. Кто мог написать ей, используя старую фамилию, да еще и на таком необычном конверте: нестандартного размера, желтоватого цвета и с геральдической печатью сзади? Но больше всего ее привел в ужас адрес — с точностью до комнаты, в которой она жила. На письме так и было указано: «Самая маленькая спальня». От этой фразы Эмили словно приросла к полу, боясь пошевелиться.

«Кажется, письмо действительно для меня. Это могла бы быть Софи, но она, как и все, уже два года знает, что у меня теперь другая фамилия», — пыталась размышлять Эмили.

Софи — это ее единственная подруга, которая когда-то жила неподалеку. Они с Эмили часто играли в «Дочки-матери» и прочие девчачьи игры, чему, слава Богу, Дурсли не препятствовали, считая такое времяпровождение совершенно нормальным и соответствующим их представлениям о детских играх. Софи была одной из немногих людей, с кем Эмили близко дружила и чувствовала себя самой собой. Но семья Софи две недели назад переехала в Лондон, потому что она поступила в одну из элитных школ. Эмили стала переписываться с ней по почте и ждала ответ со дня на день, но, кажется, письмо пришло не от нее.

— Ну, ты где там? — гаркнула Мардж так, что даже закрытая дверь не смогла противостоять ее голосу.

«Им нельзя видеть это», — мелькнула внезапная мысль. Дурсли проверяли все письма, которые касались Эмили. Они ведь были взрослыми. Но когда пришло первое письмо от Софи на ее имя, они не на шутку перепугались. Вскрыли его и не давали читать, пока не изучили вдоль и поперек. Эмили тогда с трудом убедила их, что ей пишет та самая Софи Уиллис с Вистерия Уолк.

Эмили задумчиво сложила письмо пополам и спешно засунула его в задний карман джинсов. Ее любопытство росло с каждой минутой, но нельзя было допускать опрометчивых поступков. Из кухни послышались звуки отодвигаемых стульев.

«Черт, нет, выпячивается!» — она стала доставать конверт обратно. Из-за паники дрожали руки, и она выронила все письма. Послышались тяжелые шаги дяди Вернона. Сердце, казалось, скоро выпрыгнет из груди; мысли никак не удавалось собрать в кучу. «Куда спрятать? В складки одежды? Нет, дядя Вернон сейчас возьмет свой плащ. Так, вот щель в чулан… тоже нет, как я потом возьму от него ключ? Господи, куда же?.. А что, если?..» — Эмили лихорадочно искала вариант, оглядываясь по сторонам. Едва открылась дверь в прихожую, она успела засунуть письмо под коврик.

— Что ты тут копаешься? Дай пройду. — Ей пришлось подняться на лестницу, чтобы пропустить грузного дядю, собирающегося на работу.

— Письма, — коротко бросила Эмили, боясь, что голос может выдать ее секрет, и протянула конверты. Еще слегка дрожа от волнения, она села на ступеньки, наблюдая за одевающимся Верноном.

— Так… Мардж, тут сообщение для тебя… — Он отдал письмо подоспевшей сестре. Фыркнул, разорвав конверт со счетом, затем поцеловал жену и сына, вышедших проводить его, и отправился на работу, громко хлопнув дверью.

Молчание затянулось. Эмили молилась, лишь бы они не обнаружили выпуклость на тонком ковре — в том конверте находился явно не один лист. Ее сердце бешено колотилось.

Наконец Мардж, уже прочитавшая свое письмо, нарушила молчание.

— Увы, Петуния, я вынуждена прервать свой отпуск. Завтра возвращаюсь к моим песикам, они соскучились по мамочке, — пробасила она.

Эмили тихонько хмыкнула, стараясь не привлекать внимание — необходимо было дождаться, когда они уйдут обратно на кухню, чтобы вытащить конверт и отнести его к себе в комнату до того, как они вспомнят о ее существовании, иначе запрягут готовкой прощального ужина по поводу отъезда Мардж.

— Эмили! Не сиди на ступенях, пол холодный, — обернувшись в поисках нее, воскликнула тетя Петуния. — Иди доедать свой завтрак, ты мне сейчас будешь нужна.

Мысленно проклиная все на свете, Эмили отправилась к своей уже остывшей овсянке. Моя за собой посуду, она размышляла о том, как бы стащить письмо. Задача оказалась не из простых. Если Дадли и Мардж разошлись по своим комнатам, то тетя Петуния все время находилась рядом и ни на минуту не отпускала ее, давая разные задания. Эмили почистила картошку, от беспокойства за конверт порезав палец, взбила белки яиц до твердых пик, несколько раз помыла посуду и накрыла обед.

— Мам, я закончила, — осторожно произнесла Эмили, присаживаясь на ближайший стул.

До этого сосредоточенная на нарезании лука тетя Петуния слегка улыбнулась, на секунду прикрыв глаза. Когда Эмили удочерили, она спросила, как ей теперь обращаться к дяде и тете. Дурсли стушевались и не дали четкого ответа. Тогда она попробовала однажды обратиться к ним как к маме и папе. Дядя Вернон от этого морщился, а тетя Петуния волновалась, но потом становилась с Эмили очень ласкова. С тех пор Эмили не называла ее тетей. Особенно, когда они были наедине.

В такие редкие моменты Эмили чувствовала, что она полноценный член семьи и у нее есть такие же права на заботу и любовь тети, какие есть у ее родного сына.

— Сходи в магазин за тортом, не хочу тратить весь день на готовку. Думаю, Мардж все равно, мой это торт или магазинный, — произнесла тетя Петуния. — Сдачу можешь не возвращать, — слегка улыбнувшись, добавила она, протягивая приготовленные купюры. Взяв их, Эмили тепло улыбнулась в ответ.

Она любила такие моменты — карманные деньги ей почти не давали, в отличие от Дадли. Раньше Эмили задевало, что дядя и тетя во всем ее контролируют, а Дадли может делать что угодно. Но последние два года Дурсли и к ней стали относиться благосклонно, и Эмили считала, что отчасти это произошло благодаря ее верному поведению. У Дадли такого навыка не будет, а другие люди не бросятся исполнять его капризы.

Но в этот раз ее не прельщала покупка шоколадного батончика, которым она может ни с кем не делиться. Сегодня Эмили волновало лишь то загадочное письмо. Выйдя из кухни, она прошла коридор, удовлетворенно отметив, что конверт еще под ковром, и остановилась внизу лестницы. Сверху послышался топот брата. «Черт…» — подумала Эмили и раздосадованно начала подниматься на второй этаж.

— О, ты в магазин? — обрадовался Дадли, увидев деньги в руках Эмили.

— Мне дали только на торт, у тетушки Мардж проси, — недовольно буркнула она, зная, что он потребует купить ему сладостей. Дадли преградил ей путь.

— Да уйди ты. — Эмили раздраженно ударила его по руке, которой он опирался на стену, но тот упрямо помотал головой, ухмыляясь. — Ох, Дадли, не зли меня.

— Тебе жалко, что ли? — напрягая мышцы руки, продолжал он.

— Нет. Имей совесть, ты шоколад с утра ел, а со мной не поделился. Почему я должна свои деньги на тебя тратить? — возмутилась Эмили.

Дадли на мгновение задумался, отчего его лицо приняло тупое выражение. Эмили воспользовалась заминкой, пригнулась и быстро проскользнула под его рукой. Брат, опомнившись, попытался схватить ее за футболку, но лишь поцарапал бок. Взбегая по ступеням, Эмили прошипела:

— Ногти постриги, или ты и это не способен сам сделать?

Она ворвалась в свою комнату и, запираясь, приложилась ухом к двери. «Кажется, не пошел за мной. Ух, как бесит. Теперь письмо на улице придется читать. Главное, чтоб он его сейчас под ногами не почувствовал!» — с каждым вздохом волнение нарастало. Дрожащими руками Эмили переодела джинсы на те, что выглядели более прилично, схватила рюкзак, сложила в него деньги и вышла из комнаты.

В прихожую она спустилась, перепрыгивая через ступеньку, и сразу же окинула взглядом коврик. К ее облегчению, бугорок на нем говорил о том, что конверт остался незамеченным. Сердце радостно заколотилось. Эмили в спешке обулась и накинула ветровку. Затем, прислушавшись, убедилась, что все обитатели дома находятся в комнатах и не идут в коридор. Рывком пригнулась и вытащила письмо. Засунула его под футболку, прижала рукой, другой схватила свой темно-зеленый зонт и выскочила из дома.

Оказавшись на улице, Эмили быстрым шагом направилась в сторону ближайшего супермаркета. Завернув за угол, перешла на бег. Мелкий дождь бил в лицо, но Эмили была сосредоточена на том, чтобы оказаться как можно дальше от своего дома и не потерять конверт. Наконец, она выбежала на Магнолия Кресент. Супермаркет находился неподалеку, но Эмили решила сначала свернуть на детскую площадку и прочесть письмо там.

Волнуясь, она села на одни из качелей, раскрыла зонт, вытащила конверт из-под футболки и, оглянувшись, еще раз прочитала красивую изумрудную надпись на конверте:

Графство Суррей

Литтл Уингинг

Привит-драйв, дом 4

Самая маленькая спальня

Мисс Эмилии Поттер

Закусив губу, Эмили перевернула конверт: марок не было, а конверт скрепляла восковая печать пурпурного цвета, украшенная гербом. Эмили пригляделась к нему. В центре изображалась большая буква «Х», по краям располагались животные: лев, змея, орел и барсук.

«Красиво!» — восхитилась Эмили, осторожно вскрывая конверт, чтобы не сломать печать. Руки снова начали дрожать, пока она доставала содержимое: в конверте действительно оказалось два листа пергамента, сложенные втрое. Эмили раскрыла верхний из них и окинула взглядом написанное:

ШКОЛА ЧАРОДЕЙСТВА И ВОЛШЕБСТВА «ХОГВАРТС»

Директор: Альбус Дамблдор

(Кавалер ордена Мерлина I степени, Великий волшебник, Верховный чародей, Президент Международной конфед. магов)

Дорогая мисс Поттер!

Мы рады проинформировать Вас, что Вам предоставлено место в Школе чародейства и волшебства «Хогвартс». Пожалуйста, ознакомьтесь с приложенным к данному письму списком необходимых книг и предметов. Занятия начинаются 1 сентября. Ждем Вашу сову не позднее 31 июля.

Искренне Ваша,

Минерва МакГонагалл,

заместитель директора

К удивлению Эмили, это было не столько личное письмо, сколько официальное: шапка, подпись, официальный слог — она видела такие заявления у дяди Вернона на столе в его лондонском офисе, куда он пару раз брал их с Дадли. Но это было очень странное письмо. Вчитываясь в написанное, Эмили чувствовала, как по коже пробегает мороз. «Школа магии? Вы серьезно? — разочарованно думала она, перечитывая письмо снова и снова. — Ничего не понимаю, это шутка какая-то? Что за бред?..»

Эмили опустила руку с пергаментом на колени и откинулась на спинку качелей. Оттолкнувшись ногами от влажной почвы, она немного раскачалась, задумчиво подставив лицо ветру. В голове было пусто, а возбуждение от тайны как рукой сняло. Эмили рассчитывала увидеть сообщение от таинственного незнакомца, который рассказал бы ей всю правду о настоящих родителях. Как бы тепло она ни относилась к своей нынешней семье, Эмили безумно хотела узнать какую-нибудь тайну. Вдруг ее родители были секретными шпионами Великобритании, которые погибли на задании? Не спроста же эта тема была под запретом.

Но вместо этого она получила письмо, лишенное смысла. «Ну не может ведь магия и вправду существовать? Тетя и дядя хотели, чтобы я как можно раньше перестала витать в облаках и верить в волшебников и фей. Не существует магии. Ее просто не может быть. Кто-то пошутил, наверное… Кто хотел бы, чтобы дядя с тетей снова раздражались из-за меня? Хм… Для Дадли это слишком продуманно…» — пыталась рассуждать Эмили, качаясь под усилившимся дождем.

Однако полностью игнорировать текст письма она не могла. «Ждем сову до тридцать первого июля — даже день рождения мой знают! Нет, это наверняка Дадли. И что значит "ждем сову", откуда мне взять ее?.. Ну и шутки у него…» — разочарование перешло в раздражение. Вспомнив про второй лист пергамента, Эмили остановила качели и развернула его.

«Еще не лучше! Книга заклинаний, волшебная палочка, котел. Бред, полнейший бред. Точно Дадли постарался. Он знает, что его родителей это с ума сводит… Это была его комната, он хочет, чтоб у меня забрали ее», — больше никакого объяснения Эмили не видела. Нет, у него не выйдет подставить ее.

Мотнув головой, Эмили решительно встала на землю. «Так, за тортом пора. Сколько я тут сидела: минут десять-двадцать? Меня потеряли уже, наверное», — она отряхнулась и направилась к супермаркету.

— О, мистер Лапка! — воскликнула она, заметив неподалеку от качелей знакомого серого кота их соседки миссис Фигг. Эмили гостила у нее пару раз, когда Дурсли еще боялись брать ее куда-то с собой.

— Кис-кис, пошли со мной, холодно же здесь, — негромко позвала она его, на ходу разрывая на мелкие кусочки конверт и оба пергамента.

Внимательно наблюдая за этим, кот остался сидеть неподвижно.

— Ну, как хочешь, я тороплюсь, — все так же негромко бросила Эмили через плечо.

Она перешла на другую сторону улицы, выбросила разорванное письмо в урну и направилась к магазину.

Некоторое время мистер Лапка провожал девочку настороженным взглядом, а затем бросился обратно на Вистерия Уолк, где жила его хозяйка.

Глава опубликована: 22.09.2014

Глава 2. Перемены

Вернувшись из магазина, Эмили зашла на кухню, чтобы положить торт в холодильник.

— Есть хочешь? — обернулась тетя Петуния на открывшуюся дверь, продолжая помешивать лук на сковородке. На кухне пахло запекающимся мясом для ужина. В животе у Эмили заурчало, и она только сейчас поняла, как проголодалась. — Убежала ведь, не пообедав. Иди переодеваться, мой руки и разогревай еду.

— Да-да, сейчас, — рассеянно ответила Эмили, выходя из кухни.

«Подумать только, из-за глупого письма я забыла про обед», — с досадой подумала она, поднимаясь в свою комнату. Ее душу наполняло странное, неясное чувство. Эмили не могла объяснить себе, что с ней происходило, и не знала, как вернуть равновесие. Это письмо явно выбило ее из колеи. Сначала Эмили думала, что это всего лишь досада на провокацию Дадли, но текст письма не выходил из головы. Было страшно подумать, что какая-то часть… поверила в то, что магия существует.

«Ну ты даешь… — мысленно сказала она себе, переодеваясь в домашнюю одежду. — Выкинь эту чушь из головы. Дадли только этого и хочет, чтоб ты размечталась и ляпнула что-то лишнее. Ты никогда и не видела, чтоб у тебя была магия». Но в голове тут же мелькнули смутные картинки. Эмили нахмурилась и тряхнула головой: «Сны… фантазии… Зачем все это в голову лезет? Дурацкое письмо…»

Эмили еще раз тряхнула головой и вышла из комнаты.


* * *


Настал вечер. Семейство Дурсли собралось на ужин по поводу отъезда тетушки Мардж. Едва дождавшись десерта и наскоро проглотив его, Эмили отпросилась у дяди уйти с ужина пораньше: не хотелось слушать тетушку, которая напилась бренди. К ее радости, Вернон разрешил покинуть застолье.

Поднявшись к себе, Эмили вновь осталась наедине со своими мыслями. Несмотря на твердое решение воспринимать письмо не более чем как глупый розыгрыш, разум ее упорно возвращался к тексту. Эмили села на кровать и задумалась. Жаль, что на письмо теперь не взглянуть, но нельзя было оставлять его у себя. Кажется, оно слишком хорошо сделано для Дадли все-таки. И за ужином он не провоцировал Эмили, разговаривал со своей любимой тетушкой. Неужели не он подкинул?

Посидев так некоторое время, Эмили потянулась и встала. Захватив с собой декоративную подушку с кровати, она подошла к столу с магнитофоном. Рядом с ним на столике стояла коробка с аудиокассетами и грампластинками. Эмили вытащила пачку винила и села на пол, подложив под себя подушку. Перекладывая пластинку за пластинкой, она просматривала список песен на обложках, а затем вытащила последний альбом Scorpions. Вернув остальные группы в коробку, подняла крышку устройства для проигрывания, встроенного в магнитофон, осторожно нанизала пластинку и опустила иглу так, чтобы началась одна из ее любимых песен.

Мелодия заиграла, приятно поскрипывая. Эмили подняла подушку и, прижав ее к животу, подошла к окну. Забралась на подоконник, откинулась на стену, глядя на улицу, и стала тихо подпевать:

«В воздухе пахнет будущим.

Оно везде и всюду,

Ветер перемен раздувает его».*

Эмили рассеянно наблюдала, как ветер поднимает тюль в окнах соседей, нагибает деревья и вырывает зонты у прохожих.

И вдруг встрепенулась. Воспоминание, более отчетливое, чем днем, прорвалось в ее голову и заставило узнать себя. «Я делала это. Поднимала предметы!» — Эмили вскочила. Подушка полетела на пол.

«Это не снилось мне… Я не придумывала… Если письмо не шутка… Боже, это было на самом деле! На чем бы потренироваться?..» — она оглянулась в поисках подходящих предметов: настольная лампа, семейная фотография, ваза с ромашками — это было жаль разбить, если все получится.

Взгляд упал на подушку. Эмили подняла ее и, положив в центр комнаты, уставилась на нее немигающим взглядом. «Господи, какой глупостью я занимаюсь, — с легким стыдом поймала она себя на мысли. — Наверное, нужно представить ее летающей в воздухе». Она смотрела на подушку, пытаясь мысленно поднять ее, но та оставалась лежать на полу. Тогда Эмили попробовала направить усилие жестами, как Дарт Вейдер из «Звездных войн». «Если бы не Софи, не увидеть мне этот фильм никогда, — с легкой грустью подумала она про подругу. — Черт, не получается. Может, подушка слишком тяжелая?»

Отряхнув ее и бросив на кровать, Эмили метнулась к ящикам стола, достала первую попавшуюся старую тетрадь, вырвала листок и скомкала его. Положив комок бумаги на стол, она вновь сосредоточилась на мысленном образе парящего предмета.

Ничего не выходило.

«Я как-то неправильно это делаю? Или мне действительно все приснилось…» — разочарованная, Эмили села на стул, сверля недовольным взглядом скомканный лист, который не хотел подчиниться ее воле.

— Выключай свою бренчалку, поздно уже! — громко постучала в дверь тетушка Мардж. От неожиданности Эмили подскочила.

«Всего-то девять часов», — она возвела глаза к потолку, но все же встала. Небрежно выбросив комок бумаги в мусорную корзину под столом, она кинула подушку на кровать и оглядела комнату. Над столом висел календарь. Заметив его, Эмили улыбнулась. «До дня рождения всего неделя! Будет одиннадцать… Хоть бы тетя разрешила красить глаза…» — она с воодушевлением зачеркнула черным маркером сегодняшнее число. Затем неторопливо подошла к музыкальному центру и сняла иглу с пластинки.


* * *


Пару часов спустя, разморенная горячим душем, Эмили лежала в кровати. Неясная тревога не давала уснуть. Лунный свет пробивался в окно. Эмили нехотя встала и задернула шторы. Затем взяла со стола плеер с кассетой группы Enigma и забралась обратно в кровать, пряча под одеяло холодные ноги.

Слушая успокаивающую музыку, она вернулась к мыслям о письме. Ей больше не казалось, что это шутка Дадли, чтобы подставить ее. Значит, не было ничего опасного в том, что она немного подумает об этой школе Хогвартс. «Интересно… Если волшебники действительно существуют, то где они живут? Как их учат?» — Эмили мечтательно закрыла глаза. Она решила, что эта школа находится в одном из районов Лондона (как и та элитная частная школа, в которую она пойдет в сентябре), но спрятана от взора обычных людей. Хогвартс в ее представлении был красивым викторианским зданием, окруженным садом с черными розами и говорящими лилиями. А по саду летали бабочки с телом слона и прогуливались прочие несуществующие звери.

Эмили улыбалась этим фантазиям, засыпая под звуки песни.

Очертания огромного замка едва виднелись во мраке полуночи. Она плыла по ровной глади озера на лодке без весел и гребцов. До замка оставалась еще половина пути, а ей нестерпимо хотелось попасть в него быстрее. Здание манило все ее существо; древняя магия Великих, основавших его, звала к себе. Она закрыла глаза, встав на ноги и едва удержав равновесие. Ветер развевал полы длинной одежды и трепал волосы. Она подняла руку, чувствуя, как горячая сила вырывается наружу, волнуя спокойные воды. Лодка ускорила свой ход, подгоняемая волнами. «Быстрее, быстрее», — шептали замерзшие губы. Сердце наполнялось радостью и счастьем. Она возвращалась в магический мир. Она возвращалась домой.

Мрачные краски озера сменились ярким пламенем. Люди кричали, со всех сторон слышались взрывы. Она шла вперед, не обращая внимания на хаос вокруг, и время от времени жестом ставила щит от летящих в нее проклятий. Они не должны проиграть: эта битва решит исход всей войны. Верные слуги сражались поодаль, защищая свою Королеву. Она же, в свою очередь, все силы отдавала на поддержание их духа, делясь с ними могуществом. Высоко в небе зеленым светом горел знак, объединяя и воодушевляя участников, у которых этот же знак был вытатуирован на руках.

Огромная пылающая птица спускалась с небес. Защитники Королевы вскинули руки вверх, выпуская гигантскую волну. Она водопадом образовала купол вокруг них, спасая от живого огня.

«Да воцарится безмолвие на небесах,

когда агнец вскроет седьмую печать»,** —

раскатисто прозвучал голос, исходящий одновременно из сердца и из ниоткуда. Ритмично забили барабаны, и заиграла флейта, заполняя звуками все сущее.

Она сжала руки и сосредоточилась на очередном ударе. Почувствовав, как магия, накатывая волнами, собирается в самом сердце, она развела руки, позволяя могуществу вылиться наружу и смести остатки вражеского огня. Вода стеной окружала их, охлаждая воздух и давая легким немного свежести. Пламя шипело и растворялось, слуги Королевы ликовали и славили ее мощь. Сила пьянила ее. Она раскручивала водяную стену, уплотняя и вытягивая вверх. Ветер хлестал по лицу, раздувал полы одежд. Небольшое усилие — и волна чудовищной силы обрушилась на недруга.

Глухой щелчок прервал сон Эмили. Тяжело вздохнув, она повернулась на бок и натянула одеяло на похолодевшие плечи. Уткнувшись щекой в сползший во время сна наушник, Эмили встрепенулась и, с трудом разлепив глаза, поднялась на руках. Медленно выпутывая переставший играть плеер из проводов, она глянула на часы. «Еще двенадцать… Отлично…» — ее ужасно тянуло обратно в мягкую постель. Эмили легла, опуская руку с плеером вниз и осторожно кладя его на пол.

И только коснувшись головой к успевшей охладеть простыни, Эмили почувствовала, как горит правая сторона лба. Было небольно, только жар разливался по телу, беря начало из причудливого шрама в виде молнии. Тетя и дядя сказали Эмили, что она получила его во время автокатастрофы, унесшей жизни ее родителей. Шрам был невзрачный и со временем совсем потерялся на светлой коже, про него все забыли.

Решив, что в этом жаре нет ничего страшного, Эмили вновь уснула.


* * *


Проспав завтрак, Эмили стремительно спускалась на кухню, предвосхищая гнев Мардж. Однако по пути она заметила, что в прихожей нет верхней одежды тетушки. «Уже уехала?» — обрадовалась Эмили и, почуяв запах приготовленной овсянки, с легким сердцем направилась на кухню.

Тетя Петуния вытирала свежевыстиранным салатовым вафельным полотенцем вымытую посуду и напевала что-то себе под нос. Эмили улыбнулась, когда та повернулась на ее шаги.

— Тетушка Мардж уже уехала? — вместо приветствия спросила Эмили, накладывая себе немного каши.

— И слава Богу, — вздохнула Петуния, ставя в шкаф вытертую салатницу. — В субботу наконец-то поедем покупать тебе школьную форму.

Эмили нерешительно посмотрела на тетю.

— Мам, а как мы мой день рождения праздновать будем? — выпалила она и, отвернувшись, стала намазывать масло на тост в ожидании ответа.

— А что хочешь? Можем в субботу же купить тебе подарок, а отпраздновать дома. Я испеку твой любимый торт, — ответила ей Петуния, закрывая кран с водой. — Как доешь, жду тебя прибираться. От этой собаки столько грязи!

— Угу. — Эмили уткнулась в тарелку. «А Дадли водили в зоопарк и подарили около сорока подарков», — с завистью подумала она.

Остаток дня Эмили с тетей приводили дом в порядок после Мардж и ее пса. Дел было невпроворот: помыть полы, сменить белье в гостевой комнате, приготовить ужин к приходу дяди Вернона. У Эмили не было ни минуты отдыха, поэтому, когда Петуния отпустила ее, она поднялась в свою комнату, без сил упала на кровать и мгновенно уснула.

Ее разбудили женские крики внизу и бас дяди Вернона. Эмили никогда не видела, чтобы дядя и тетя ругались или спорили. Ей казалось, что у них полное взаимопонимание. Эмили часто этим пользовалась: просила что-то у тети, зная, что у той есть влияние на дядю. Просить что-то у дяди прямо Эмили не рисковала.

Но, кажется, внизу был кто-то еще. «Грабители?» — промелькнула паническая мысль. Эмили резко села на кровати и прислушалась, затаив дыхание. Сердце пустилось вскачь. Внезапно крики стали едва слышны. «Видимо, прошли на кухню», — Эмили тихо подошла к двери и приоткрыла ее.

— …Никуда не поедет, и не смейте говорить таким тоном в моем же доме! — раздался приглушенный гневный голос дяди Вернона. Эмили живо представила, как сейчас его лицо приобретало все более багровый оттенок — так всегда с ним случалось, когда он злился.

На лестнице раздались торопливые тяжелые шаги.

— Дадли! — Эмили шепотом окликнула пробегающего мимо ее комнаты кузена.

— Мама и папа сказали запереться в комнатах! Там какая-то странная тетка. Я не понял, что она хочет, но папа ужасно злится! — запыхаясь, ответил он.

Не успела Эмили узнать подробности, как Дадли захлопнул дверь в свою комнату, из которой сразу же послышались звуки баррикадирования. «Неужели эта женщина так опасна?» — Эмили отпрянула от двери, оставив ее приоткрытой, и юркнула в угол комнаты. Если бы дверь открылась, ее не было бы видно.

Крики внизу нервировали. Внутри все сжималось, словно змея перед броском. Нечто в душе, дремавшее до этого момента, пробуждалось и готовилось защититься. Эмили стремительно обдумывала, чем можно обороняться.

Но, кажется, внизу были не грабители.

— Вы не имеете права лишать ее возможности ехать в Хогвартс! Место для нее там было определено с самого рождения, — гневно произнес незнакомый голос. Похоже, он принадлежал даме в возрасте.

Эмили осела на пол и зажала рот ладонью: «Не может быть… Я ведь не ослышалась? Она сказала “Хогвартс”?» Что-то внутри, что готово было защищаться, расслабилось. Больше Эмили не чувствовала опасности. Но теперь она чувствовала, что пол уходит у нее из-под ног. «Значит, письмо и правда не шутка… Но магия?.. Поверить не могу…» — она ошарашенно смотрела в одну точку.

А потом пришла в ужас. Часть нее уже все поняла, но Эмили не хотела всерьез обдумывать догадки, которые напрашивались. Со всех сторон все складывалось очень плохо. Скрутило живот, и Эмили почувствовала себя очень несчастной. Она обхватила колени и опустила голову на руки.

Но на кухне все еще ругались. Голоса не разобрать. Быть в неведении было еще тяжелее, чем вытаскивать на свет болезненную правду, поэтому Эмили собралась с духом и вышла из комнаты. Спустившись на пару ступенек, она присела на лестнице и взялась за перила — здесь голоса звучали отчетливее.

— Повторяю еще раз: мы поклялись выбить из нее всю эту дурь и вырастить нормального человека, что у нас, слава Богу, получилось! У Эмили нет никаких наклонностей к… магии, — последнее слово Вернон Дурсль сказал шепотом.

Эмили словно оглушило. Она закрыла глаза и прислонила голову к перилам. Мир перестал казаться реальным. Да… она правильно догадалась. Она ничего не выдумывала, она правда колдовала. И Дурсли страшно злились на это. Они не просто пытались отучить ее выдумывать всякое — они хотели, чтобы она не колдовала. Так вот чем она заслужила все это: комнату, семью, мир в доме, — она смогла взять себя под контроль. От этой мысли Эмили ощутила гордость за себя.

Откуда-то из глубин сознания снова начала подниматься змея. Неясное ощущение коснулось Эмили, но его было сложно назвать. Она только поняла, что это было похоже… на злость.

— Вы ошибаетесь, мистер, — сухо ответила дяде Вернону незнакомка, — я обязана донести до нее эти сведения. Уму непостижимо, чтобы девочка, победившая самого темного волшебника всех времен, не имела магических способностей и оставалась в магловском мире. Где ее комната? — требовательно спросила женщина.

Ужас вернулся к Эмили. Из-за этой женщины она может все потерять. Но тут же ее успокоила мысль: «Нет, меня не будут ругать. Я не при чем… Я же не колдую. Надо этой женщине объяснить… Она узнает, что я не колдую, и уйдет».

Это решение вернуло уверенность. Эмили поднялась и стремительно спустилась на кухню. Она взялась за ручку двери, но кто-то снаружи уже толкал ее вовнутрь коридора. Эмили отступила, в дверях показалась высокая женщина в длинной изумрудной одежде. Собранные в тугой пучок темные волосы с несколькими седыми прядками и квадратные очки придавали ей строгий вид. Эмили растеряла остатки храбрости и не решалась заговорить. К счастью, строгая дама вышла в коридор и первая произнесла:

— Здравствуйте, мисс Поттер. Меня зовут Минерва МакГонагалл, я заместитель директора в Школе чародейства и волшебства…

— Хватит! Замолчите и не говорите больше ничего, я вам запрещаю! — вышли из кухни Дурсли.

Тетя Петуния пряталась за мужем, глаза ее были мокрыми от слез. Она поджимала губы, и Эмили снова стало страшно. Показалось, что в коридоре слишком тесно и душно.

Минерва МакГонагалл, обернувшись, смерила обоих холодным взглядом и снова обратилась к Эмили:

— Мисс Поттер…

— Она Дурсли, — прервал дядя Вернон, шумно вдыхая воздух.

— Мы не подчиняемся магловским законам. В нашем мире она остается наследницей семьи Поттер и получает все завещанные ей деньги и ценности, а также место в школе, где ей помогут развить свои способности, — парировала заместитель директора, давая понять, что разговор окончен.

Пора было вмешаться и покончить с этим.

— У меня нет никаких способностей! — Голос вышел слишком высоким. Эмили сглотнула и продолжила: — Папа прав, я не волшебница и не могу ей быть. Поэтому, к сожалению, не могу поступить в вашу школу. Извините.

Минерва МакГонагалл на секунду опешила от такого заявления, но затем, взяв себя в руки, достала из-за пазухи желтоватый конверт, похожий на тот, что Эмили выбросила.

— Я против того, чтобы вы забивали этой глупостью голову нашей дочери! — похрабрев, вновь разъярился дядя Вернон. Тетя Петуния с непонятным Эмили омерзением смотрела на письмо.

— Пусть вы воспитывали ее, о чем вас и просили, но вас также ставили в известность о том, кто эта девочка и какую ценность ее жизнь несет магическому сообществу! — повысила голос Минерва.

Эмили вытирала наворачивающиеся слезы. Мир готов был рухнуть. А змея внутри злилась все сильнее. Это нарастающее чувство стало пугать Эмили. Ей нельзя было злиться на дядю с тетей за то, что у нее теперь нет магии. Что им было делать, если в их доме появилась волшебница, которую они не ждали? Неудивительно, что они хотели сделать ее нормальной, как они.

Это слово — «нормальная»… Змее внутри оно не понравилось. У Эмили могла быть магия, сколько всего можно было сделать с помощью нее!

Эмили становилось дурно. Воздух будто давил на нее, взрослые казались такими высокими и большими, что заполняли собой весь коридор. Нужно было больше воздуха. Эмили не обратила внимания на протянутое ей письмо, толкнула дверь на кухню и устремилась к окну.

— Я требую, чтобы вы немедленно покинули наш дом и не говорили больше ни слова, — слышались гневные возгласы дяди из коридора.

Трое взрослых вошли на кухню следом. Эмили перевела дух, сделав несколько глубоких вдохов у открытого окна, и обратилась к женщине:

— А мои родители, я имею в виду, — она метнула виноватый взгляд на Петунию, — мои биологические родители были волшебниками?

Это был, возможно, единственный шанс узнать, кем были ее мама и папа и почему они умерли. Ее не отпускало ощущение, что Дурсли что-то не договаривали. «Наверное, им неприятно было об этом говорить», — думала Эмили. А змея внутри тихо подсказывала, что Дурсли просто хотели исправить ее и скрывали о родителях нечто важное.

— Разумеется, были! — внезапно подала голос тетя. — И ты не могла не быть такой же, как они. О, моя сестра была так горда, когда получила письмо! А как были счастливы родители, что в семье появилась ведьма: Лили то, Лили се. Но я одна знала, что она такое! Они все были ненормальные: она, ее муж и все, с кем они общались. И когда родилась ты, я знала, что ты обязательно станешь такой же! — Петуния, казалось, выливала все, что долгие годы копилось у нее в душе.

По щекам Эмили потекли слезы. Она смотрела на тетю, не в силах сказать хоть слово в утешение. Понятно, почему нельзя было спрашивать про автокатастрофу. Ее родители колдовали, у нее тоже появилась магия. Они все были ненормальные. Но Дурсли не смотря ни на что приняли ее и помогли стать обычной.

А змея внутри злилась все сильнее. Эмили чувствовала, что ее всю трясет, и пыталась справиться с собой.

— Мы с Верноном приложили все усилия, чтобы Эмили выросла обычной девочкой! Мы хотим, чтобы она была счастлива, окончила лучшую школу, поступила в университет, добилась чего-то, а не была убита, как родители, маньяком, которому вздумалось покорить ваш чертов магический мир! — Петуния обратила свою гневную речь Минерве.

— Убита? — вскинула голову Эмили, не сразу осознав, что именно она услышала. — А разве не погибли в автокатастрофе?..

«Ты жила во лжи… Тебя просто хотели переделать», — змеиные мысли обрели голос. «Конечно, хотели! Они этого боялись, это нормально, — возразила себе Эмили. — И все теперь в порядке. У меня нет магии, я никуда не поеду, я буду, как они, и буду жить, как обычные люди». Другая ее часть разозлилась сильнее. Она могла быть волшебницей, она принадлежит другому миру. Она не такая, как Дурсли, они поломали ее.

— Что? — разъяренно произнесла Минерва МакГонагалл. — Вы скрыли от нее, какую роль она сыграла в истории магического сообщества? Вы оболгали ее родителей, талантливейших Лили и Джеймса Поттеров? Да как у вас хватило наглости нарушить указание!

Гостья и Дурсли кричали друг на друга, Эмили перестала что-либо понимать и больше не сдерживала слезы. Хотелось оказаться сейчас как можно дальше от них всех. Она вновь отвернулась к окну, желая, чтобы этого проклятого письма и Хогвартса никогда не было. А змея внутри желала обрести не только голос, но и силу — она хотела вырваться из клетки.

Кровь пульсировала в висках, было тяжело дышать. Эмили оперлась руками на подоконник, чувствуя, как подкашиваются ноги. Все тело, начиная с головы, охватил жар. Эмили закрыла глаза, зажимая ладонями уши. По щекам не переставая текли слезы.

— Мисс Поттер, вам плохо? — метнулась к ней гостья.

— Не смейте и пальцем касаться ее! Видите, вы ее пугаете, покиньте наш дом немедленно! — кричал Вернон Дурсль, преграждая той путь, в то время как Петуния бросилась к Эмили.

Непонятно откуда взявшийся ветер вихрем пронесся по кухне, сбивая пустые бутылки из-под молока и заставляя посуду греметь. Петуния остановилась на полпути и в ужасе отпрянула назад. Вернон оглянулся на Эмили; его глаза расширились. Минерва МакГонагалл медленно потянулась к внутреннему карману своей мантии.

— Нет, нет, нет! — закричала Петуния, закрывая руками глаза, приглушенно рыдая, и попятилась назад. — Она была нормальная! Нормальная! Что вы с ней сделали? Зачем вы пришли? Вы, все вы разрушаете мою семью! Убирайтесь из нашего дома! — закричала она, накинувшись на гостью, но Вернон успел перехватить супругу за локоть.

— Петуния, дорогая, держи себя в руках! Мы не знаем, что такие, как она, могут сделать! Не давай ей повод навредить тебе, — прикрикнул на жену Вернон, оттаскивая подальше от Минервы и гневно следя за палочкой в руке той.

Женщина едва уловимыми движениями успокоила дребезжащую посуду, зашторила окно, закрыла дверцы шкафчиков и остановила качающуюся люстру. Порывы ветра продолжали биться обо все, что встречалось ему на пути, но теперь вещи были словно приклеены и больше не двигались с места.

Эмили все еще сидела с закрытыми глазами, зажимая уши. Вокруг нее происходило что-то, что она не могла остановить. Она чувствовала, что проваливается куда-то вниз от ужаса. Мир рухнул… Как теперь смотреть в глаза дяде и тете? Она все-таки оказалась ненормальной, недостойной считаться полноценным членом их семьи.

«Здесь очень тесно, я могу их задеть. Нужно на улицу… на улицу», — сквозь шум в голове наконец-то пробилась единственная четкая мысль. Эмили ухватилась за нее, в страхе полностью потерять контроль над телом. Открыв глаза, она встала и на ватных ногах пошла в сторону двери. Женщина из Хогвартса хотела остановить ее, но ветер, превращающийся в небольшой ураган, то и дело бил в разные стороны и не давал женщине подобраться к ней и на шаг.

Эмили выбежала в коридор. Ураган последовал за ней, срывая с вешалок пальто и шапки. «Ключ… мне нужен ключ», — Эмили пыталась сосредоточиться на том, что встало у нее на пути. Но дверь распахнулась сама собой, и она, оперевшись на дверной косяк, полной грудью вдохнула свежий воздух. Голова кружилась. За спиной раздавались женские крики.

Эмили собралась с последними силами и побежала в сторону детской площадки на Магнолия Кресент. Поток магии разлился ураганом по улице. Стало легче. Эмили бежала, а вихрь проносился вместе с ней, срывая с деревьев листья и поднимая дорожную пыль.

Оказавшись на просторной детской площадке, Эмили упала коленями на мокрую траву. Рыдая, она чувствовала, как магия продолжала течь по жилам и выплескиваться наружу. Эмили словно знакомилась со своим внутренними миром, со всем своим существом, которое пряталось до этого глубоко в душе. Она не знала, как с этим обращаться и как успокоиться, настолько это было незнакомо и чужеродно ей. Или знакомо?

Подброшенные магическим всплеском, в памяти всплыли забытые сцены из прошлого. Как Эмили тянулась к вещам, и они прыгали ей в руку. Как злилась, и рядом что-то взрывалось. Как хотела чего-то, и это тут же происходило. Это были не сны и не фантазии — теперь Эмили поверила в это.

Яростный ветер гремел качелями и простирался далеко по площадке. Пошатываясь, Эмили встала и расправила руки, чтобы удержать равновесие. Людей вокруг не было, никто не последовал за ней. Волны магии накатывали, и не было сил сдержать их, как Эмили делала когда-то в детстве. Она попробовала расслабиться и позволить силе заполнить каждую клеточку тела. «Словно в сегодняшнем сне, — подумала Эмили. — Но я не могу подчинить эту магию, мне не остановить это, будто кто-то другой управляет моей магией…»

Эмили теряла сознание и падала на спину. Незнакомый мужской голос звал ее по имени, а может быть, ей это только казалось. Она закрыла глаза, проваливаясь в темноту.

Прежде чем скрыться за горизонтом, закатное солнце последний раз осветило волосы девочки, раскинутые на лиловой мантии седовласого старика, который ее подхватил. Рядом с ним беспокойно крутился серый кот. Альбус Дамблдор, улыбаясь, посмотрел на него, и тот, взобравшись на живот девочки, свернулся в клубок, мерно задышав. Смерч, сотворенный магией Эмили, все еще трепал деревья, но, не получив от нее подпитывающей энергии, вскоре затих.

 

* The future's in the air

I can feel it everywhere

Blowing with the wind of change

Scorpions — «Wind of Change» («Ветер перемен»)

 

** And when the Lamb

Opened the seventh seal

Silence covered the sky

Enigma — «The Rivers of Belief» («Реки веры»)

Глава опубликована: 07.10.2014

Глава 3. Уговоры

Тяжело дышать. Сердцебиение заглушало окружающие звуки. Эмили бежала из полуразрушенного города, спотыкаясь о корни растений и падая на влажную землю. «Все погибло… я не могу это остановить», — раз за разом в голове проносилась одна и та же мысль.

Эмили обернулась. Гигантская темно-бирюзовая волна накрывала Привит-драйв. Она сметала здания и деревья, словно те были из картона, и надвигались на Эмили. В небе клубились грозовые тучи, и фиолетовые молнии то и дело подсвечивали их вены.

Эмили выставила руки вперед, пытаясь остановить волну, но вода не подчинялась ей. Море, вышедшее из берегов, свирепствовало и, будто живое, требовало внимания, звало, забирало к себе. Эмили закричала и бросилась бежать вновь. Но куда бы она теперь ни стремилась, в какую бы сторону ни смотрела — везде видела лишь бушующие воды.

Наконец они нагнали ее и закружили в водовороте. Вырываясь из этой странно теплой и невесомой субстанции, Эмили чувствовала, что тело почти не подчиняется ей. Руки и ноги немели, не позволяя двигаться навстречу небу. Она опускалась на дно, но по-прежнему дышала, словно находилась не в водном царстве, а там, наверху, где остались родные ей люди.

Рука неосознанно тянулась вверх, к яркому и теплому свету, который пробивался через толщу воды. Этот свет зеленел и тускнел, а Эмили проваливалась в темноту.

— Не сопротивляйся, — возник в голове тихий шипящий голос.

Вздрогнув, Эмили пришла в себя. Не хотелось открывать глаза, было жарко, и все мышцы болели, как после долгой тренировки. Тянуло снова уснуть. Эмили повернулась на бок и поняла, что лежит в одежде под тяжелым одеялом.

— Мисс Поттер? — позвал женский голос, показавшийся знакомым.

«Не Мардж, не мама… не могу вспомнить. Какое сегодня вообще число?» — попыталась отойти от сна Эмили. Сердце екнуло от нахлынувших воспоминаний. Резко открыв глаза, она увидела фигуру женщины, сидящую на стуле рядом с кроватью. Из-за зашторенных окон и выключенной лампы в комнате царил полумрак, Эмили не могла разглядеть лицо незнакомки.

— Не вставайте. Откройте рот, я дам вам Укрепляющее зелье. У вас упадок сил из-за всплеска стихийной магии, которую вы не проявили в детстве, — произнесла женщина, поднося к ее рту ложку со странно пахнущей жидкостью. Ничего не понимая и боясь задавать лишние вопросы, Эмили проглотила зелье, слегка поморщившись. Она оглянулась, осмотрела комнату и осознала, что находится у себя.

— А можно попить? — неожиданно для себя хрипло спросила Эмили, желая избавиться от странного привкуса «лекарства». Принимая стакан воды, она облокотилась на кровать и попыталась сесть.

— Вы помните, что случилось? — спросила женщина, в которой Эмили наконец признала Минерву МакГонагалл.

Допивая остатки показавшейся ей очень вкусной воды, Эмили кивнула.

— Ваши… приемные родители не очень довольны произошедшим, — поджав губы, продолжила профессор Хогвартса.

Эмили снова охватил ужас. Она не знала, как теперь объясниться с тетей, и тем более не представляла, что скажет дяде, который, казалось, еще пуще не терпел никаких сказок и магии.

— К счастью, не им решать вашу судьбу. По магическим законам они ваши опекуны и не более. Это значит, что они не имеют права не пускать вас получать магическое образование в нашу школу. Все волшебники обязаны получать знания в одной из магических школ, чтобы контролировать свои способности и не раскрывать существование магии обычным людям.

— А если я не хочу? — уточнила Эмили, представляя в какой кошмар могут превратиться отношения с дядей и тетей, поступи она в Хогвартс.

— Мисс Поттер, образование необходимо любому уважающему себя человеку, — слегка улыбнувшись, начала МакГонагалл.

— Я не об этом, — неожиданно для себя резко прервала ее Эмили, — я не хочу поступать именно в магическую школу. Хочу учиться здесь, в нормальной школе. Могут со мной что-нибудь сделать? Ну… магии лишить, например, — цепляясь за эту возможность, она взглянула прямо в глаза женщине.

Профессор посмотрела на нее со странным выражением лица, затем тихо сказала:

— Простите, мисс Поттер, но это невозможно. Не в вашем случае. — Она грустно покачала головой.

— Но почему? — расстроилась Эмили, начиная ненавидеть свою особенность все больше.

— Вы героиня нашего мира. Все ждали целых десять лет, чтобы посмотреть на вас, принять обратно в мир, которому вы принадлежите по рождению.

— А что я сделала? — опешила Эмили. Вот это да: кто-то ждет ее в том месте, о котором она и не слышала никогда.

— Благодаря вам исчез самый страшный маг всех времен, — осипшим от волнения голосом произнесла МакГонагалл, — никто не знает как, но ему не удалось убить вас, при этом сам он погиб. Вас отдали единственным живым родственникам, которым сообщили и о причине гибели четы Поттеров, и о том, что через десять лет вам придет письмо о зачислении в школу магии. По непонятным мне причинам, ваши… новые родители противятся этому указу.

— Так почему бы не оставить меня здесь? Вы хотите, чтобы я пошла в эту школу только потому, что все хотят увидеть меня? — Эмили непонимающе покачала головой.

— О, разумеется нет! — еще один незнакомый голос раздался со стороны двери.

МакГонагалл обернулась на звук, Эмили посмотрела туда же. В проходе стоял высокий седовласый старик с длинной бородой.

— Минерва, благодарю за заботу об Эмили. Вы уже слышали? Помона вернулась из отпуска. Ах, Индия! Интересно, какие чудные растения Помона подобрала для семикурсников на этот раз? — задорно улыбаясь, произнес он, входя внутрь.

Женщина, едва скрывая улыбку, встала:

— Пожалуй, нужно внести их в план занятий, — серьезно ответила она, подходя к выходу, и напоследок обернулась: — Мисс Поттер, я буду рада видеть вас первого сентября. Всего хорошего, — она скрылась за дверью, оставив Эмили наедине с незнакомым той стариком.

Эмили почувствовала себя неуютно и внимательно следила за тем, как он присаживался на освобожденный стул рядом с кроватью.

— Рад вновь тебя видеть, Эмили, — как будто не замечая неловкости, заговорил старик. — Меня зовут Альбус Дамблдор, я директор школы Хогвартс — школы для волшебников, таких как ты.

Он замолчал, будто бы ожидая вопросов от Эмили. Но Эмили молчала, выжидательно глядя на старика.

— Я полагаю, ты хочешь есть. Как насчет пирога с почками? — он вопросительно глянул на нее из-под своих очков-полумесяцев. Эмили неопределенно дернула плечами, не ожидая такого вопроса.

— Наши повара готовят восхитительную еду. Какой пир нам закатят первого сентября! — Он подмигнул ей, доставая из внутреннего кармана длинной одежды ребристую указку. Она оказалась слегка короче тех, что Эмили видела в школе. Легкий взмах — и рядом с Дамблдором появился столик; еще взмах — и на его поверхности очутились золоченые тарелки с разными видами пирогов, кубок с напитком и такие же золоченые столовые приборы.

— Эмили, прошу тебя, угощайся. Тебе нужно как можно быстрее набраться сил; поход на Диагон-Аллею произведет на тебя большое впечатление.

Эмили широко раскрытыми глазами наблюдала за тем, что происходило перед ней. «Магия… это же настоящая магия!» — восхищенно думала она.

— Это правда наколдованная еда? — спросила Эмили, дотрагиваясь пальцем до мякоти. Ощутив упругое горячее тесто, она издала удивленный возглас.

— Позаимствованная с кухни Хогвартса, — улыбнулся директор. — К сожалению, а может, и к счастью, не все можно наколдовать. Но ты совсем скоро все это узнаешь и сама.

— Спасибо… — смущенно пробормотала Эмили, откидывая одеяло, и приблизилась к столику. В этот момент она осознала, что от боли в мышцах не осталось и следа; физически Эмили чувствовала себя почти прекрасно.

Директор встал и, подойдя к окну, скрылся за шторой. Эмили почувствовала облегчение оттого, что никто теперь не смотрит, как она ест. Взгляды незнакомых людей всегда смущали ее. Наскоро проглотив основное блюдо, она принялась за десерт.

— Ого! Необычный вкус. — Эмили не удержалась от восклицания, настолько ей понравился пирог.

— А! Пирог с патокой. Нравится? — выглянул из-за шторы директор.

— Ничего вкуснее до этого не ела, — улыбнулась Эмили, запивая пирог жидкостью из кубка, которая оказалась тыквенным соком.

— Наши повара работают на славу — это точно, — сказал он, раздвигая шторы и возвращаясь на стул. Солнечный свет наполнил комнату; Эмили слегка сощурилась. «Видимо, уже день, так ярко!» — она вдруг поняла, что не знает даже, сколько сейчас времени.

Сытая и уже совсем оклемавшаяся Эмили поймала себя на мысли, что от этого старика веет чем-то весьма дружелюбным. Дамблдор вновь взмахнул своей указкой, заставляя стол и опустевшую посуду исчезнуть.

— А у меня тоже такая будет? — Эмили, расслабившись, решилась задать волнующий ее вот уже несколько минут вопрос.

— Только если ты решишь присоединиться к магическому сообществу, — склонив голову на бок, проговорил директор.

— Дядя с тетей не позволят. Они не любят… такое, — закусив губу, ответила Эмили. Она свесила ноги на пол и накрыла плечи одеялом.

— Именно поэтому они и согласились отправить тебя к нам. Я с ними уже поговорил. Очень важно теперь, чтобы хотела поехать ты сама.

— Поехать? Это школа-пансион? Погодите… согласились? — взволновалась Эмили.

«Кажется, в письме не уточняли, что это за школа. Я не хочу в пансион!» — расстроенно подумала она. Меньше всего ей хотелось уезжать из дома к чужим людям, делить спальню с незнакомыми девочками, пользоваться общественным душем и видеть семью лишь в редкие каникулы. Еще выбирая среднюю школу, она уперлась в решении ходить в дневную, не желая ехать в школу-пансион. Тетя Петуния тогда была этому только рада, так что заставило ее поменять решение теперь?

Что вообще заставило Дурсли передумать и разрешить ей пойти в эту ненормальную, по их мнению, школу? При этой мысли Эмили внимательнее посмотрела на профессора Дамблдора. Этот старик сумел найти к ним подход, поняла она, и в этом понимании обнаружила клубок разных чувств. Ее это одновременно восхитило и возмутило, а еще испугало — ведь точно так же он теперь искал подход к ней. Ему почему-то очень важно, чтобы она пошла в эту школу.

— Тебе вовсе не о чем беспокоиться! У нас маленькие учебные группы, а все ученики делятся на четыре факультета, распределяясь по своим чертам характера. Это значит, что ты будешь большую часть времени проводить с близкими тебе по духу людьми. Разве это не здорово? — Дамблдор словно читал мысли Эмили, рассказывая о вещах, которые ее больше всего волновали. — А Основатели школы постарались сделать пребывание в замке удобным для каждого своего ученика.

Эмили погрузилась в свои мысли, обдумывая услышанное. В чем тут подвох? Она не успела отойти от новости, что магия все-таки существует и есть вот прямо у нее. А тут еще странные недомолвки о какой-то ее роли в гибели кого-то там. И ехать придется непонятно куда. От всего этого скручивало живот. Может, получится отвертеться? В конце концов, дядя с тетей были так против этих способностей и этой школы, они ее поддержат.

— Сэр, извините… Так все-таки нельзя ли лишить меня этой силы? Та женщина сказала, что «не в моем случае». Что это значит?

Старик склонил голову и задумчиво посмотрел на нее. Эмили ответила ему взглядом. Глаза профессора были обрамлены морщинами, но светились так ярко, будто старость их не тронула. Эти глаза были добрыми, хоть и повидали многое. Теперь они что-то видели в Эмили, и у нее от этого внутри все перевернулось. Это чувство напомнило ей о «змее», которая взяла контроль над ее магией, и по коже от этого пошли мурашки.

— То, что ты просишь… — медленно начал Дамблдор, — похоже на просьбу отрубить тебе руки и завязать рот. Магия — это врожденная способность, ни у кого нет ни права, ни способности лишить тебя ее.

— Но ведь я как-то смогла…

— И к чему это привело? — возразил Дамблдор, окидывая ее взглядом. — Она устроила бунт. Повезло, что ты… не пострадала.

Эмили помолчала, обдумывая слова Дамблдора и то, что произошло вчера, когда магия вырвалась наружу и чуть не разнесла начищенную кухню тети Петунии.

— И в этой школе… В Хогвартсе… Там помогут контролировать ее?

Дамблдор хохотнул:

— Контролировать! Тебя научат понимать и чувствовать ее, быть с ней единым целым. И делать с ее помощью разные забавные вещи.

Старик подмигнул и указал своей палочкой на кубок Эмили. Тот встрепенулся, будто был маленьким птенчиком, и пустился отбивать чечетку выгнувшимися краями донышка. Эмили сначала опешила, а потом залилась смехом от того, что Дамблдор стал насвистывать кубку музыку в такт.

От этого зрелища у нее поднялось настроение. Что-то в движениях палочки и в том, как профессор держал ее, было как будто родное. «Змее» внутри тоже понравилось представление, и неуютное чувство в животе рассосалось, будто его и не было.

— Хорошо-хорошо. Но мне все равно нужно будет поговорить с родителями, — сказала Эмили, переведя дух.

— Разумеется! — живо откликнулся Дамблдор, убирая палочку в карман. Кубок последний раз отбил «ножкой» и замер. — Но я ручаюсь: никаких проблем с ними не будет. Вы празднуете твой день рождения заранее, в эту субботу, верно? В этот же день Рубеус Хагрид поможет купить все необходимое, вы встретитесь с ним в Лондоне. Я уже предупредил твоих опекунов, они совсем не против.

Эмили согласно кивнула.

— Что ж, дела ждут! — проговорил Дамблдор, поднимаясь. — Надеюсь увидеть тебя за одним из факультетских столов, — произнес он на прощание, закрывая дверь.

— До свидания! — только и успела промолвить Эмили.


* * *


После ухода Альбуса Дамблдора Эмили наконец могла привести себя в порядок. В первую очередь она направилась в душ. Захватив свое любимое полотенце сине-зеленого цвета и чистую одежду, она сунула ноги в тапочки и вышла из комнаты. Оказавшись в ванной, Эмили заперлась, гулко щелкнув замком, и начала раздеваться, повернувшись к зеркалу, висевшему на двери. Взглянув на свое отражение, Эмили зацепилась взглядом за шрам на лбу и нахмурилась.

Молниеподобный шрам рассекал правую часть лба и сегодня очень сильно выделялся на его фоне. «Кажется, он воспален. Может, я занесла какую-то заразу этой ночью? Помню, что падала на землю…» — обеспокоенно подумала Эмили, притрагиваясь ко лбу; шрам, казалось, набух и теперь явно чувствовался под пальцами, обдавая их жаром. Решив разобраться с этим позже, она залезла в душевую кабинку и включила воду.

Эмили спустилась в гостиную спустя несколько часов, высохнув после душа и тщательно продумав предстоящий разговор с дядей и тетей. Множество мыслей по поводу произошедших событий крутились сейчас в ее голове. Все внутри словно было радо тому, что Эмили все-таки поступит в загадочную школу и будет учиться магии. Только разум подкидывал картины неловких и неприятных каникул с Дурсли.

Нервничая, Эмили зашла в гостиную. Вся семья смотрела очередное юмористическое шоу, сидя спинами ко входу в комнату. Эмили нерешительно переминалась с ноги на ногу, держась за косяк двери. Сердце бешено колотилось от волнения. Эмили даже точно не знала, какой реакции боится больше. Если Дурсли и правда не против, чтобы она осваивала магию, то жизнь круто изменится и придется с этим справиться. Но если Дурсли передумали, Эмили пугало, что теперь может сделать ее неконтролируемая магия и как в таком случае налаживать с дядей и тетей мир.

Простояв так несколько минут, она наконец решилась привлечь внимание родственников.

— Кхм, — робко кашлянула Эмили, но, по всей видимости, Дурсли ее не услышали. «Проигнорировали…» — смущаясь и робея сильнее с каждой секундой, подумала Эмили. Стесняясь подать голос еще раз, она отступила назад, скрипнув половицей. Все обернулись; лица их мгновенно преобразились: Петуния слегка поджала губы, Вернон нахмурился, Дадли же с непонятным и несвойственным ему страхом посмотрел на Эмили во все глаза.

«Черт, все-таки злятся, но ведь тот директор говорил, что все хорошо!» — Эмили закусила губу и посмотрела в пол, разглядывая узор паркета. Веселый голос ведущего шоу был ужасно неуместным.

— Дадли, солнышко, — негромко произнесла Петуния, погладив сына по спине, — поднимись к себе, поиграй на компьютере.

Дважды повторять ему не пришлось. Дадли соскочил с дивана и бочком прошел мимо посторонившейся Эмили, продолжая следить за ней взглядом, словно она могла съесть его. Эмили с грустью понимала, почему Дадли так неадекватно начал на нее реагировать, но мысль о том, что он наконец-то прекратит ее дразнить и всячески донимать, в какой-то мере утешала.

— Сядь, нужно обсудить важную вещь. — Продолжая хмуриться, Вернон указал на освободившееся место между ним и Петунией. Эмили обогнула диван со стороны тети и села.

— Лоб рассекла? — спросила та у Эмили, убирая с ее лица часть волос.

— Не болит. Потом помажу чем-нибудь, — шепотом ответила Эмили, покосившись на дядю.

Вернон тем временем выключил телевизор, и Эмили в гнетущей тишине почувствовала на себе его с Петунией тяжелые взгляды.

— В общем, — дядя встал, засунув руки в карманы, — ты едешь в этот… в эту школу. И это не обсуждается.

Эмили изумленно посмотрела на него. «Они все-таки согласились!» — воскликнула про себя Эмили, не зная, что в этой мысли было больше: страха, что скоро ей придется жить в пансионе, или радости, что скоро она будет колдовать. Она обернулась к тете — та, все еще держа губы поджатыми, смотрела на свои колени и лишь кивнула на незаданный вопрос.

— Но это не все. — Спустя пару секунд продолжил глава семьи. — Есть вещи, которые тот человек пообещал нам и которые ты должна будешь исполнять.

— Хорошо, какие? — спросила Эмили, быстро рассудив, что, раз теперь для мирной жизни в этом доме нужно ехать в Хогвартс, придется перебороть все страхи и пережить разлуку с тетей.

— Во-первых… никаких чудачеств на каникулах. К тому же вам это будет запрещено. И сейчас, когда у тебя появится… хм… волшебная палочка, — он быстро проговорил последние слова, — ты сдашь ее нам на хранение вплоть до отъезда. Это понятно?

— Да, хорошо, — согласно кивнула Эмили, ожидавшая гораздо худших указаний.

Теперь она стала догадываться, почему Дурсли согласились: раз магия проявилась, несмотря на их усилия, лучше отправить Эмили подальше от нормальных людей. А на каникулах ей запрещено колдовать законом, так что в этом доме не будет никакой магии. «Значит, мне точно нужно ехать в эту школу и учиться контролировать… в смысле понимать свою магию», — подумала Эмили.

— Далее. — Вернон начал мерить гостиную шагами. — Нам сказали, твои биологические родители скопили для тебя состояние. Вот на него и купишь себе книжки, форму и что там вам еще нужно, — мужчина небрежно махнул рукой, не смотря на Эмили. Та внимательно следила за его движениями и слушала, не прерывая монолог.

— Для всех остальных ты считаешься ученицей школы-пансиона Святой Кэтрин. И ни слова о той ненормальной школе и о… сама-знаешь-чем! — закончил он с шипением. Эмили согласно закивала, радуясь тому, что все оборачивается так хорошо.

Петуния посмотрела на мужа, словно ожидая продолжения. Но Вернон молчал, тогда она коснулась плеча Эмили.

— Есть еще кое-что, — тихо, с несвойственной для нее мягкостью произнесла тетя.

— Да? — вопросительно взглянула на нее Эмили.

— По их законам, совершеннолетие наступает в семнадцать лет, но ты еще год после него должна будешь пробыть здесь, чтобы не возникало подозрений у наших соседей. А потом… — Петуния прикрыла глаза, собираясь с мыслями, — потом ты уйдешь.

Это был удар под дых. Эмили растерянно повернулась обратно к дяде.

— Почему? — не найдя слов получше, обескураженно спросила она.

— Будешь уже взрослая, сама захочешь, — подал голос дядя Вернон, остановившись перед телевизором, — а нам твои ненормальные хахали и прочие дружки здесь не нужны. Кстати, их сюда на протяжении этих лет не водить. Все, касающееся того мира, спросишь завтра у провожающего. Еще вопросы?

Эмили, слегка расстроенная требованиями, не была уверена, что хочет спрашивать что-либо еще. Но оставался один нерешенный момент.

— А как мы завтра… — неуверенно начала она, переживая за празднование своего дня рождения, который ждала с таким нетерпением.

— С утра едем в Лондон, отдаем тебя мистеру… — Вернон, наклонившись, взял листок бумаги, лежащий поверх газет на низком столике возле окна, — Хагриду. С ним купишь все, что тебе там нужно, а мы пока съездим за формой Дадли. Вернемся часа через четыре, а потом посидим в каком-нибудь кафе. Устраивает? — грозно закончил он.

Эмили в очередной раз кивнула. Все складывалось неплохо. Мир рухнул не окончательно, и его вполне можно склеить. С этой радостной мыслью Эмили провела остаток вечера, ужиная в кругу семьи. Засыпая, она старалась отодвинуть на задний план переживания о том, что ей придется почти год прожить вдали от дома, знакомых людей и мест, и предвкушала первую волшебную субботу в своей жизни. «Змея» внутри тоже была довольна.


* * *


Эмили проснулась за несколько минут до звонка будильника. В обычное время она пролежала бы еще полчаса, но сегодня с улыбкой потянулась и заставила себя сесть. «Уже сегодня, — воодушевленно думала она. — Кажется, я сам день рождения не так сильно жду, как поход в волшебный магазин».

Эмили соскочила на пол, накинула халат, подошла к окну, и, раздвинув шторы, глянула на залитую июльским солнцем улицу. Радостная улыбка озарила ее лицо; день обещал быть замечательным. Заправив кровать, Эмили направилась к выходу, мельком глянув на свое отражение. Резко остановившись, она отступила назад к зеркалу; шрам по-прежнему горел красной молнией на ее лбу. «Точно воспалился, — тыльной стороной руки она коснулась выпуклой молнии, ощущая несошедший жар. — Только не в этот день!» У Эмили не было челки — она намучилась с ней несколько лет назад, — поэтому это уродство на лице даже нечем было прикрыть. Решив, что разберется с ним перед выходом, Эмили отправилась умываться, а после этого намазала шрам противовоспалительной мазью, которую ей дала тетя.

Спустившись через несколько минут на кухню, она обнаружила, что только Дадли еще не проснулся к завтраку.

— Доброе утро, — негромко произнесла она, подходя к плите с кастрюлей свежесваренной овсянки.

— Угу, — пробубнил Вернон из-за газеты, отхлебнув крепкий кофе.

— Доброе. Быстрее ешь, нам уже скоро выезжать. — Тетя Петуния, домыв тарелки, вытирала руки полотенцем. Затем она направилась к выходу из кухни.

— Дадли! Солнышко, вставай, — высоким голосом пропела она; шаги слышались уже на лестнице, ведущей на второй этаж.

Эмили доела кашу и намазывала тост персиковым джемом, когда на кухню вернулась Петуния вместе с явно невыспавшимся Дадли. Тот, заметив кузину, дернулся и остановился, но тетя мягко подтолкнула его вперед:

— Ничего не бойся, сладкий, она обещала тебя не обижать, — проворковала она.

Эмили, не удержавшись, вскинула брови: «Такого обидишь, как же», — но ничего не сказала, лишь кивнула, подтверждая, что у нее нет злых намерений, и откусила кусочек тоста.

Пока тетя Петуния накладывала кашу в тарелку Дадли, украшая ее джемом, Эмили уже доела свой завтрак и направилась в комнату собираться. Оказавшись перед шкафом, она задумалась: «А где находится магазин? Может быть, мы попадем в другое измерение, где люди одеты совсем по-другому — как те, что приходили вчера. Надо надеть что-то такое, чтобы не выделяться…» Одежды у нее было не много, но все самое необходимое имелось всегда. Вынув вешалку с простым летним платьем персикового цвета, Эмили удовлетворенно кивнула сама себе: должно быть прилично.

Надев его, она встала спиной к зеркалу и, обернувшись, попыталась застегнуть пуговицу сзади. А справившись с этим, принялась расчесывать волосы — и вновь обратила внимание на шрам. Воспаление прошло. Похоже, мазь помогла, но шрам продолжал заметно выделяться красным зигзагом на лбу. Эмили недовольно рассматривала себя, думая, как бы спрятать его. Она перекинула часть волос на правый бок, чтобы создать пробор, — шрам прикрылся лишь слегка.

«Ладно, хоть что-то. Буду стоять ко всем правым боком», — решила Эмили, оставив волосы в покое и достав из шкатулки небольшой флакончик цветочных духов. Дурсли разрешали пользоваться ими только по особенным случаям, поэтому в обычные дни Эмили могла только украдкой доставать их, принюхиваться к флакону и возвращать на место. Сейчас она нанесла их, как тетя Петуния учила ее — совсем чуть-чуть, чтобы не переборщить! — и продолжила собираться дальше.

Наконец, полностью готовая, она схватила сумку и направилась в прихожую. Следом за ней спустился Дадли, которого Петуния одела в хлопковые бриджи и футболку. Сама же чета Дурслей тоже оделась так, словно они собирались по меньшей мере в театр.

Все семейство село в машину и отправилось в Лондон. Путь занял около получаса; за это время они успели прослушать примерно десять песен времен молодых Вернона и Петунии. Дадли, которому никакая музыка не нравилась в принципе, закатывал глаза и требовал выключить «бренчалку», как он любил повторять за своей обожаемой тетушкой Мардж. Эмили же в том, что ее дядя и тетя вместе слушали знакомую обоим музыку, находила что-то очень романтичное и милое, к тому же сама мелодия песен была приятна слуху. К ее радости, Петуния, захватившая тетрис, увлекла им Дадли, который жить не мог без игр, даже самых примитивных.

Эмили всю дорогу смотрела в окно: день намечался ясный, что редко бывало этим летом, мимо проплывали дома, леса, и вскоре показались лондонские строения. Эмили вновь почувствовала нарастающий в груди восторг — так всегда было в редкие моменты, когда Вернон брал их с Дадли с собой на работу. Она обожала этот старинный город с его красивыми зданиями и яркими витринами магазинов. Вот они выехали на Чарринг Кросс Роуд; скоро будет площадь, где Эмили передадут в руки мистеру Хагриду.

Вернон плавно свернул на парковку и вытянул короткую шею, высматривая свободное место. Заметив одно, напротив красного внедорожника, он уверенно повел машину вперед. Припарковавшись, семейство вышло из машины. Эмили смотрела поверх всего прямо на высокую серо-каменную колонну, расположившуюся среди фонтанов в центре площади. Щурясь от яркого солнца и ставя руку козырьком, она осматривала все пространство, любуясь красотой огромного города. В груди словно надувался огромный пузырь счастья; она улыбнулась шире и бросилась догонять Дурслей, которые окликнули ее, уйдя уже на несколько машин вперед.

Они направлялись к огромному белому зданию с колоннами и полукруглым куполом на крыше. Шаги звонко отдавались цоканьем по мощеной площади. Теплый июльский ветер мягко дул навстречу. Эмили шла позади всех, успевая оглядываться и рассматривать подстриженные кустарники, искрящиеся в лучах солнца фонтаны, каменные статуи вокруг колонны и сидящих на каменных плитах монументов людей.

— Прошу прощения, сэр. Это вы мистер Хагрид? — необычно громко раздался голос дяди Вернона. Эмили удивленно повернулась на звук, увидев перед собой часть туловища гигантского человека в черном плаще. Она подняла взгляд на его лицо: косматые черные волосы и такая же борода украшали голову так, что были видны лишь одни темные глаза-жучки; только по ним Эмили определила, что это действительно тот мистер, который должен проводить ее в волшебный магазин, — настолько тепло и приветливо они щурились.

— А, вот и вы! Эмили, это ты, что ль? Какая выросла! — пробасив, он повернулся к ней, когда Дурсли расступились.

Эмили смущенно произнесла:

— Здравствуйте.

— Э-э… — замялся дядя Вернон, по-видимому, ожидавший в провожатые более солидного человека.

— Не бойтесь, со мной Эмили будет, это, в полной безопасности. Альбус Дамблдор лично доверил мне такое важное дело. А это очень, знаете ли, мудрый человек, который, это, знает, кому надо доверять, вот, — довольно произнес он, с теплотой говоря о директоре школы. Его засоренная словами-паразитами речь резала уши тете Петунии. Она недовольно поджимала губы и морщилась на каждое произнесенное «это».

— Наслышаны о нем, это точно, — пробормотал Вернон. — Ну что ж! В таком случае встречаемся здесь же через четыре часа.

И Дурсли, попрощавшись, направились к машине. Эмили тут же почувствовала себя неуютно, оставшись наедине с незнакомым человеком. По спокойному поведению родителей она решила, что они знают, с кем оставляют ее на несколько часов. Ей хотелось бы, конечно, чтобы они пошли вместе с ними, но она не могла даже заикнуться об этом, представляя, как им может там не понравиться. Если уж от одного только открытия, что она не такая нормальная, как они привыкли считать, их спокойной жизни едва не пришел конец, что будет, если им придется провести время среди прочих странных людей?

Хагрид, будто почувствовав скованность Эмили, воодушевленно произнес:

— Ну что, пошли за покупками. Просто держись рядом и не отставай. Есть лишь одно место, где все волшебное продается, да. Целый переулок с магазинчиками. Но сначала мы, это, в «Дырявый Котел» зайдем, только через него туда попасть можно.

Они двинулись в сторону одного из переулков, уводящего с площади. Эмили едва поспевала за Хагридом: у этого очень крупного человека были широкие шаги. Они шли вдоль различных магазинов: книжные, аптеки, супермаркеты, а Эмили пыталась угадать, в какую из ярких витрин они сейчас зайдут.

— Ты, это, даже ведь не знаешь меня! — он вдруг хлопнул огромной ручищей себя по лбу. — Хагрид я, так просто и зови. Лесничий и хранитель ключей Хогвартса. А о тебе я все знаю, — великан подмигнул ей, — ты ж у нас, это, знаменитость, во! Каждый нынешний ребенок с младенчества о тебе знает.

— А… извините, вы не могли бы мне рассказать почему? — Эмили решила разведать информацию, которую до сих пор не могла получить целиком, а то, что она уже услышала от МакГонагалл, лишь сбивало ее с толку.

— Так это… Дурсли-то, что ли, ничего тебе не рассказывали? — нахмурившись, произнес Хагрид.

— Мы не обсуждали это, — поспешила сгладить недовольство великана Эмили.

— Эх, не мне тебе это говорить нужно. Я-то думал, ты уже все знаешь. Что, и про родителей своих ничего не слышала, о геройстве их? — Он с недоверием посмотрел на нее.

Эмили покачала головой и опустила глаза вниз, рассматривая свою тень на выложенной плиткой дороге.

— Ладно, так и быть. Уж лучше от меня узнаешь, чем от… — Хагрид покосился на нее, — ну, всяких там недоброжелателей. В общем, были у нас, то есть волшебников, темные времена. Хозяйничал один плохой человек, возомнивший себя Темным Лордом. Многие, родители твои в их числе, сражались против него. Много славных людей полегло в попытке его остановить, да… А потом он на твою семью напасть решил. Мамку-то с папкой убил, — кажется, великан всхлипнул, — а тебя, вот, не смог. Шрам только оставил.

— А я всю жизнь думала, это после автокатастрофы. Мне сказали, что мои настоящие родители в ней погибли, а я выжила, только этот шрам остался.

— Брехня! Это он оставил, точно тебе говорю. Я тебя сам вот этими вот ручищами из дома вынес. — Он показал ей свои лапищи ладонями вверх. — Дамблдор же все в письме написал, тебе ничего не рассказывали? «Автокатастрофы», ты посмотри!

— М-м… — неуверенно протянула Эмили, не зная, стоит ли выдавать этому человеку семейные недомолвки. — А вы не знаете, почему у меня шрам вдруг стал так сильно на лбу выделяться? Он раньше всегда бледный был.

— Выделяться? Не разбираюсь я в таких вопросах. Но это серьезное дело, вот что тебе скажу. Как окажешься в Хогвартсе, ты лучше, это, Дамблдору сообщи. Он великий человек; знает, чем помочь. А может, это что и важное. Этот шрам-то, он же магического происхождения. А с магией шутки плохи, да. А, вот мы и на месте!

Они остановились перед неприметным зданием, выцветшая вывеска которого гласила «Дырявый Котел». Эмили вопросительно глянула на Хагрида — тот ступил вперед, кивком головы приглашая ее следовать за ним. Войдя внутрь, они очутились в темном и крайне убогом баре. Бармен наливал клиенту какую-то жидкость в стакан, тут и там сидели люди в таких же странных одеждах, что и у профессоров из Хогвартса. Сперва Эмили испугалась и пожалела, что побоялась упросить папу пойти с ними, но как только они вошли, все разговоры прекратились, а люди стали дружелюбно махать Хагриду. Немного расслабившись, Эмили примкнула к нему поближе, чтобы все знали, что она со взрослым, а не сама по себе.

— Это же!.. — вдруг зашептались все, обратив на нее внимание.

— Как Лили, Мерлин Великий! Маленькая копия Лили, я вам говорю, я знавал ее еще ученицей, — воскликнул один из посетителей — худощавый старик с пенсне.

Один за другим они подходили к ней и пожимали руки, говоря разные поздравления и благодарили Мерлина за такое знакомство. Эмили в замешательстве посмотрела на Хагрида: не каждый день кто-то незнакомый счастлив просто поздороваться с тобой. Это удивляло ее и в некотором роде даже льстило. С каждым подходящим к ней волшебником она убеждалась, что в этом сомнительном месте ей безопасно.

— Э-ге-гей, народ! Вы ведь не хотите раздавить нашу спасительницу? — Все тут же прекратили натиск. — Да и пора нам. Я еще загляну, Том.

Хагрид улыбнулся бармену и подтолкнул Эмили в сторону черного выхода. Она слегка нервничала: произошедшее в баре показалось ей чем-то неправильным и даже постыдным. Эмили с самого детства с трудом, в отличие от Дадли, заслуживала похвалу родителей и знала цену настоящей похвалы. Неужели теперь каждый встречный будет так общаться с ней просто за то, что она, сама того не желая, повергла самого темного волшебника? Это же могла бы случайность, и она совсем не при чем.

Во внутреннем дворике бара не было ничего, кроме голой стены, мусорного бака и пары сорняков. Но Хагрид, кажется, знал, что делать. Он подошел к стене и, вытащив из-за пазухи розовый зонт, отсчитал нужный кирпич. Затем великан трижды коснулся этого места кончиком зонта, и Эмили увидела очередное чудо: кирпичи начали двигаться, образовывая арку, сквозь которую был виден абсолютно другой мир. Люди в длинных одеждах сновали вдоль извилистой мощеной дороги, по краям которой виднелись магазинчики, продающие котлы, метлы для полета и многое другое, чего Эмили не видела издалека.

Дыхание перехватило от волнения. Эмили вновь заулыбалась, стараясь снять напряжение.

— Идем, что ль? — подбодрил ее Хагрид.

И она торжественно переступила кладку кирпичей на земле, отделявших магический мир от мира обычного, чувствуя, как сам воздух наполняется чем-то иным и, похоже, весьма знакомым. Весь переулок был пронизан магией.

Глава опубликована: 22.10.2014

Глава 4. Знакомства

— Добро пожаловать на Диагон-аллею! — провозгласил Хагрид, входя в арку следом за Эмили. За их спинами послышался шум камней, собирающихся в стену. Эмили оглянулась и лишь успела заметить, как последний кирпич встает на свое место.

— Обратно вернемся таким же путем, — подмигнул ей великан, поднимая в воздух свой розовый зонт в форме трости. Эмили кивнула, улыбаясь, и повернулась к лавочкам и магазинам.

— Ну что, вперед! Зайдем сначала в «Гринготтс», банк наш. Твои родители о тебе позаботились, так что… вот. Самое безопасное место после Хогвартса, да! Что угодно хранить можно. Да и мне туда по кой-каким делам надо. Мне Дамблдор всякие важные поручения доверяет.

Но Эмили его почти не слушала, рассматривая людей и здания. Они настолько отличались от того, к чему она привыкла, что ей на секунду показалось, будто все это лишь сон. Вот у ближайших дверей выставлены котлы разных цветов и размеров, а с другой стороны улицы раздается уханье сов. Эмили легонько щипнула тыльную сторону руки, делая несмелый шаг вперед.

Она держалась по левую сторону от Хагрида, чтобы никто из прохожих не увидел ужасный красный шрам на лбу, едва прикрытый волосами, и цокала небольшими каблучками по камням, из которых складывалась петляющая дорога. Хагрид занимал почти все и так тесное пространство между магазинчиками, поэтому прохожие — некоторые с явным недовольством — давали им дорогу.

С одеждой Эмили не прогадала. Люди здесь были одеты старомодно: они носили длинные мантии, расшитые звездами, магическими символами или существами, однотонные и даже меняющие цвет. Но под этими мантиями виднелась обычная одежда: у кого платье, а у кого брюки. Но также в толпе находились люди в современной одежде: джинсах и футболках. Эмили подумала, что это, должно быть, такие же, как она, кто жил в обычном мире и не знал о существовании магии.

— А вот и банк! — окликнул Эмили великан, когда они приблизились к белоснежному зданию, возвышавшемуся над невысокими магазинчиками. Перед входом их встречал необычайно низкий смуглый человек — он был на голову ниже Эмили — с острой бородкой и весьма длинными пальцами.

— Эт гоблин, — тихо проговорил Хагрид, кивнув поклонившемуся охраннику, — очень гордый народец, лучше с ними не шутить.

Далее следовала еще одна дверь, на которой были выгравированы строчки, похожие на стих. Эмили, кивнув очередным двум гоблинам, мельком глянула на текст и перед тем, как войти в сам банк, успела прочитать лишь «к жадным возмездье всегда найдет путь». Внутри Эмили все похолодело от этих слов. В голове стали прокручиваться отдельные картинки из жизни — она пыталась вспомнить случаи, в которых могла проявить жадность. Эмили прикусила губу и постаралась не думать о шоколадках и прочих сладостях, которые украдкой покупала на редкую сдачу и не делилась с родственниками.

Вместо этого она огляделась по сторонам. Они с Хагридом прошли уже половину зала, вдоль стен которого находилось около сотни гоблинов, перебирающих монеты, драгоценные камни и листы документов. Некоторые из них обслуживали немногочисленных клиентов.

Взгляд Эмили остановился на высоком темноволосом парне на вид года на четыре ее старше. Он следовал за служащим банка в сторону одной из дальних дверей. «Интересно, почему он один? Почти все дети здесь с родителями…» — стало любопытно Эмили. Парень был одет в брюки, белую рубашку и черный атласный жилет, а черная мантия была перекинута через руку. Его походка отличалась уверенностью и некоторой важностью, словно он всем своим видом показывал значимое занимаемое положение. Эмили поймала себя на мысли, что не может оторвать от него взгляд и ужасно хочет взглянуть на его лицо, но парень не думал оборачиваться.

— Здрасте! Мы хотим снять денег со счета мисс Поттер.

Эмили показалось, что Хагрид слишком громко это сказал. Пока она интересовалась брюнетом, великан уже подвел ее к свободному от прочих дел гоблину. Эмили повернулась к стойке, рассматривая существо за ней. Оно своим длинным крючковатым пальцем поправило пенсне и подняло на них голову.

— Доброе утро. Ваш ключ, пожалуйста, — с почтительным видом обратился к ним работник. Эмили ожидала услышать скрипучий противный голос, но он оказался почти похожим на человеческий.

— А, да, сейчас! — Хагрид начал вытряхивать содержимое своих карманов на стойку перед гоблином. Тот слегка поморщился, но тут же его лицо приняло нейтральное выражение. Эмили обернулась, снова ища взглядом незнакомого юношу, но того уже не было видно. Раздосадованно Эмили принялась разглядывать прочих посетителей.

Через стойку справа от них стояла молодая пара, тихо о чем-то переговариваясь с гоблином. Эмили вытянула голову, пытаясь рассмотреть зал за этими волшебниками. Увидев семью из трех человек, одетых совершенно обычно, она прищурилась. Они только что вошли в банк и сейчас выискивали свободного гоблина. Глава семейства явно чувствовал себя сковано: нервно озирался и кривил губы.

«Я так же чужеродно здесь смотрюсь?» — поймав себя на этой мысли, Эмили заметила, что горбит спину. Она медленно расправила плечи, следя за своим отражением на полированной поверхности стойки, и почувствовала себя гораздо увереннее.

— ...Письмо от профессора Дамблдора насчет Вы-Знаете-Чего в сейфе семьсот тринадцать, — донесся до ушей Эмили громкий голос Хагрида. На миг ей показалось, что он специально привлекает ее внимание — слишком ясно слышался акцент на этой фразе.

— Ой! Извините, — спохватилась она и сделала пару шагов в сторону, отворачиваясь от великана; тот проводил ее растерянным взглядом. Эмили подняла голову: высокий куполообразный потолок был украшен росписью, а с него свисали огромные хрустальные люстры. «Мама сказала бы, что это полная безвкусица», — улыбнулась она про себя.

— Хей! Ты чего убежала? Пошли, сейчас золото свое увидишь, — окликнул ее Хагрид веселым голосом и жестом пригласил следовать за ним.

Гоблин — вроде бы совершенно другой, но Эмили они все казались на одно лицо — вел их по направлению к одной из многочисленных дверей в зале. Эмили с предвкушением поспевала за Хагридом.

Работник придержал им дверь. Помещение за ней оказалось узким каменным коридором, освещаемым факелами. Эмили едва не прыгала от восторга, оглядывая таинственное место. Но тут сердце пропустило удар: коридор круто уходил вниз. На полу виднелись рельсы, по которым с тихим лязганьем подъехала тележка, вызванная гоблином.

— Э-э-э… мистер Хагрид, а мы не выпадем? — жалобно произнесла Эмили. Ее охватил ужас при мысли, что на ней нужно будет катиться вниз.

— Ха! Ее ж магия защищает. Садись, не бойся. Я, правда, их сам не люблю. Но за безопасность в этом банке на все сто процентов отвечают, — пропыхтел Хагрид, влезая в тележку. Эмили оперлась на него рукой и аккуратно забралась внутрь, придерживая юбку платья. — И, это, давай меня Хагридом зови, не люблю всяких этих «мистеров», — добавил он и, наклонясь к Эмили, добродушно подмигнул.

Эмили лишь смущенно улыбнулась в ответ. Только она села, как тележка тронулась и с грохотом покатилась вниз. Эмили крепко схватилась за край с одной стороны, а за плащ великана — с другой; дыхание перехватило, не давая ей даже вскрикнуть от страха. Этот сумасшедший спуск занимал около пяти минут. Тележка катилась столь быстро, что Эмили, стиснув зубы, удивлялась ее маневренности. Поразительно было и то, что Эмили действительно держалась в тележке словно приклеенная. «С ума сойти, что могут волшебники. Можно было бы заколдовывать целые поезда, чтобы они не сходили с рельс! Или заколдовывать машины, чтобы не было аварий. Почему же мы ничего не знали о магах?» — подумала она, отстраненно наблюдая за пролетающими мимо озерами и соляными наростами на стенах.

Тележка наконец остановилась возле небольшой двери. Выбравшись наружу, Хагрид прислонился к стене — вид у него был такой, словно его сейчас стошнит. Ноги Эмили тоже слегка дрожали от бешеной поездки.

— Почти так же круто, как на аттракционе, — оказавшись на твердой поверхности и слегка пошатнувшись, хмыкнула Эмили. Хагрид ничего не ответил, лишь притворно хмуро глянул на нее. Эмили негромко хихикнула, а тем временем гоблин уже отпер сейф, открытие которого сопроводилось клубами зеленого дыма.

Эмили подошла ближе и ахнула от количества монет разных цветов, заполнявших достаточно глубокую комнатку. Золотые, серебряные и бронзовые монетки грудились на полу, переливаясь в свете факелов снаружи.

— Все твое! — торжественно провозгласил Хагрид, наконец придя в себя и заглядывая в сейф поверх голов гоблина и Эмили.

«Подумать только… я богаче Дадли», — Эмили присела на корточки и взяла одну из золотистых монет.

— Это галлеон. Серебряные монетки зовутся сиклями, а бронзовые — кнатами. Один галлеон — это семнадцать сиклей, а один сикль — это двадцать девять кнатов. Все просто, да ведь?

«Один золотой — это семнадцать серебряных, а один серебряный — это двадцать девять бронзовых, ага», — мысленно повторила Эмили, кивнув Хагриду в знак понимания.

— Мистер… ой, Хагрид, — Эмили обернулась к великану и поймала его укоряющий взгляд, — а сколько мне понадобится на покупки?

— А вот давай возьмем пару десятков галлеонов, чуть больше возьмем сиклей, ну и кнатов. Тебе этого хватит на сегодняшние покупки, да на сладости в поезде, когда в Хогвартс поедешь. И еще останется, если вдруг какие траты в течение года будут, — Хагрид помог ей сложить нужную сумму денег в сумку.

— А теперь сейф семьсот тринадцать, пожалуйста. И, это, помедленней можно? — простонал великан, когда они забрались обратно в тележку.

— Здесь только одна скорость, — равнодушно отозвался гоблин, и тележка покатилась дальше вниз.

Эмили прикрыла веки — на такой скорости все мелькало перед глазами, и ее уже начинало слегка тошнить. Она сильнее прижалась к Хагриду, ловя странное щекочущее чувство от полета.

Наконец тележка остановилась, и они оказались перед дверью без замка.

— Отойдите, — голос гоблина эхом отозвался от стен. Он поднял руку и своим длинным пальцем провел вдоль двери. Та мгновенно растаяла в воздухе.

— Если кто другой кроме работников банка сделает это, то его засосет внутрь, — пояснил гоблин, давая Хагриду протиснуться в сейф.

Эмили было неловко, что она видит, как Хагрид выполняет секретное поручение. Это совсем не ее дело, и она старалась не замечать, что он забирает, чтобы не поставить его в неловкое положение. Хагрид наверняка решил сделать два дела одновременно, чтобы не спускаться на этой тележке еще раз. Эмили отвернулась от сейфа и стала разглядывать стены, на которых плясали огни факелов. У нее никогда не было клаустрофобии, но в этом месте, глубоко под землей, она чувствовала необыкновенную тяжесть, давящую со всех сторон.

— Пошли к этой адовой тележке, — обреченно вздохнул Хагрид у нее за спиной.

Они забрались в транспорт и помчались вверх. Эмили подняла голову на великана: того, кажется, вот-вот должно было стошнить — настолько плохо он выглядел. Эмили сочувственно похлопала его по руке.


* * *


Еще несколько минут бешеной гонки, и они оказались на улице, ярко освещаемой солнцем.

— Ты, это, сходи пока одежду купи, — слабо проговорил Хагрид, опираясь рукой на белокаменное здание банка. Эмили, проследив за его взглядом, увидела вывеску одного из магазинов, гласившую «Мадам Малкин. Мантии на все случаи жизни». — А я пока схожу в «Дырявый котел», пропущу стаканчик. Нехорошо мне после этих гонок. Ты как, не против? — умоляюще взглянул на нее великан.

Выглядел он все еще плохо, но Эмили очень не хотелось оставаться в этом незнакомом месте одной.

— Но я даже не знаю, как тут покупают вещи. Давай я лучше тебя там подожду?

Ее бросило в жар при мысли о том, что она может показаться глупой продавщицам и посетителям в магазине одежды. Она сама ее никогда не покупала, всегда ездила только с тетей, которая подбирала и нужный размер, и нужный цвет.

— Э-э-э, ну ладно. — Хагрид не стал уговаривать Эмили и медленно двинулся в сторону каменной стены в конце улицы — выхода в бар.

Эмили облегченно засеменила рядом. Но как только они подошли к стене, она заметила в витрине книжного магазина знакомую спину в атласном жилете. «Это тот парень! Или нет?» — она разрывалась между желанием увидеть его лицо и страхом оказаться наедине с чужими людьми совершенно другого склада жизни. Почему-то он ей кого-то напоминал, и никак не получалось отделаться от этого навязчивого желания узнать, как он выглядит.

— Хагрид, я могу посмотреть книги. Думаю, пока я буду их выбирать, ты уже вернешься, — решилась она. Тот лишь кивнул, проходя в открывшуюся арку.

Нервничая, Эмили зашла внутрь магазина. Тихо звякнул дверной колокольчик, продавец на миг отвлекся от клиента, поприветствовав Эмили, и тут же вновь обратился к покупателю. Стеллажи от пола до потолка были заставлены книгами самых разных размеров. Некоторые из них были покрыты непонятными символами.

Она свернула в проход между стеллажами и оказалась по ту сторону от незнакомца в атласной жилетке. Теперь Эмили слышала, как он разговаривает с еще одним парнем, на которого она не обратила внимания, будучи на улице.

— ...Не хочу ехать. Еще эта должность капитана некстати, — донесся до нее тихий раздраженный голос одного из говоривших.

— Несчастья у всех случаются, Марк. — У его собеседника был высокий резкий голос; прозвучал хлопок по плечу. — Впрочем, я буду не против, если ты откажешься от этой должности.

— Вам, рейвенкловцам, Кубок по квиддичу не видать. Даже наша дружба не помешает мне размазать вас на поле, — буркнул первый парень.

— Уже есть план? — собеседник зашелестел листами книги.

Эмили взяла первую попавшуюся книгу с полки и, не видя текста, уставилась в нее, завороженно слушая странный разговор. «Надо будет обязательно спросить у Хагрида обо всем. Или книг купить каких-нибудь. Должен же быть здесь какой-то справочник для таких, как я. Насколько я поняла, в Хогвартс поступает много тех, кто и не знал о магии», — Эмили мысленно сделала заметку.

— Так я тебе и сказал, — хмыкнули в ответ.

Парни за стеллажом начали двигаться вдоль него. Эмили хотела последовать за ними, но не успела сделать и шага, как они уже обогнули книжные полки и оказались с ней лицом к лицу. Она поспешно уткнулась в книгу и со стыдом осознала, что все это время подслушивала то, что не предназначалось ее ушам.

— Ты ее вверх ногами держишь, — усмехнулся обладатель резкого голоса. К радости Эмили, это был не тот парень, чье лицо она так хотела рассмотреть, но и эти слова вызвали жар на щеках. Она поспешно перевернула книгу и продолжила смотреть на страницы, не различая текста. Ей хотелось провалиться сквозь землю, лишь бы они сейчас не стояли здесь и не потешались над ней за то, что она подслушала их разговор.

— Очередная Уизли? Они, кажется, на седьмой раз девчонку родили, — протянул парень в атласной жилетке — Марк, как поняла Эмили. Она так и не разглядела его лицо, лишь успела оценить, что на вид он довольно суров, но вполне симпатичен.

— Не думаю. Мамаша была бы рядом, да она и выглядит прилично, этих ужасных веснушек нет, даже цвет волос другой, — оценивающим взглядом посмотрел на нее друг Марка. Парни были примерно одного роста, только этот был не настолько мускулист, как Марк, и носил очки.

Эмили вспыхнула еще больше и тряхнула головой. Зря она зашла сюда без Хагрида — вот теперь нашла себе проблем. Марк хмыкнул и, к ее облегчению, уже было прошел мимо. Но тут он словно что-то заметил в ней и остановился, а его маленькие серые глаза забегали по ее лбу.

Дрожащими руками Эмили поставила книгу обратно на полку и развернулась, чтобы уйти от мальчишек, пока они не спросили про шрам, но парень в черной жилетке ее задержал.

— Эй, подожди! Книга-то хорошая, взяла бы. Ты же первокурсница? — окликнул он ее и ухватил за локоть.

Эмили резко обернулась; глаза встретились с серым тяжелым взглядом парня. Ее волосы перекинулись за спину. А Марк вперился взглядом в ее лоб. Затем он бегло осмотрел Эмили, сощурил глаза и слегка скривил губы наподобие улыбки, обнажая крупные зубы. Он медленно опускал руку, продолжая буравить ее бегающим взглядом. Эмили торопливо вернула пряди волос на место, причесав их пальцами свободной руки.

— Я Маркус, приятно познакомиться. — Рука парня скользнула по ее предплечью и коснулась ладони. Крепко взяв Эмили за руку, он наклонился и поцеловал тыльную сторону.

— На вас, слизеринцев, посмотреть, так вы все чертовски галантные, — возвел к потолку глаза его товарищ. Он подошел к ним и, кивнув смутившейся Эмили, представился: — Роберт Хиллиард, пятый курс, староста факультета Рейвенкло.

— Эмили, — процедила Эмили, высвобождая влажную руку из крепкой хватки Маркуса.

Кажется, Роберт тоже заметил плохо скрытый волосами шрам и, сопоставив увиденное с известным ему с пеленок именем, пораженно обернулся на Маркуса, но тот лишь на мгновение прикрыл глаза, а когда вновь распахнул их, достал с полки книгу, которую ранее держала в руках Эмили.

— «История магии» от старушки Батильды. Кажется, она у вас в списке есть? — он вопросительно глянул на нее, протягивая тяжелый фолиант.

— Я не смотрела список, — тихо произнесла Эмили, принимая книгу. Прижав ее к себе, она обернулась к выходу, мечтая, чтобы Хагрид наконец зашел сюда.

— Кто тебя сопровождает? — Маркус проследил за ее взглядом.

— Мистер Хагрид.

— Мистер? — прыснул в кулак парень в очках, пытаясь выдать это за кашель. Маркус тоже не сдержал ухмылки. «Ужасно ничего не знать и оказываться в дурацком положении. Хагрид, ну где же ты?» — Эмили пребывала в замешательстве, покраснев от нахлынувшего стыда.

— Если хочешь побольше узнать о нашем мире и избежать неловких ситуаций, могу посоветовать литературу, — сказал Маркус.

Его взгляд постоянно бегал, перескакивая с одного ее глаза на другой и изредка задерживаясь на лбу, заставляя Эмили чувствовать себя еще более неловко. Она неопределенно пожала плечами, отступая на шаг назад.

— Первым делом возьми вот это, — оглядев полку, он вытащил толстую книгу в твердой обложке темного цвета, — здесь описаны последние важные события. Уверен, тебе будет интересно.

— И полезно, — негромко вставил Роберт, отойдя к противоположному стеллажу. Эмили исподлобья покосилась на него, принимая фолиант из рук Маркуса.

— «История Хогвартса» — еще одна полезная вещь, — бросил Роберт, доставая с одной из полок еще более толстую книгу. Маркус, заметив, что хрупкой Эмили и так уже тяжело, взял книгу вместо нее.

— Почитай перед отъездом обязательно и не попадешь в глупое положение из-за предрассудков, — подмигнул ей Маркус. Эмили не решалась встречаться с его пронизывающим взглядом, от которого у нее начинало замирать сердце, поэтому сосредоточилась на губах.

— Эй! Чегой-то вы тут? Нечего к первокурснице лезть, — недовольно пробасил вошедший в магазин Хагрид. Эмили резко обернулась и хотела уже сказать, что все в порядке, но Маркус ее опередил:

— Не переживайте, мистер Хагрид, — с легкой ухмылкой начал он; Роберт, не сдержавшись, вновь прыснул, но тут же сделал серьезное лицо, — мы всего лишь давали небольшие советы будущей… ученице.

— Знаю я ваши советы. Эмили, пошли, нам еще столько всего купить надо, — отрезал Хагрид, забирая у нее книги и рассматривая обложки. Эмили покорно отдала их, растерянно обернувшись на Маркуса.

Тот, холодно окинув взглядом великана, протянул ей «Историю Хогвартса» и, медленно проходя к выходу из магазина, проговорил:

— Тебе будут рады не только на Гриффиндоре. Почитай книги, — он метнул на нее быстрый взгляд и вновь недобро посмотрел на Хагрида. Роберт обогнул великана и, поравнявшись с Маркусом, засунул руки в карманы брюк.

— Увидимся в Хогвартсе. И не прячь шрам, он тебе идет, — бросил Маркус через плечо, выходя наружу. Эмили, покраснев, поправила волосы, прикрывавшие правую сторону лба.

— До свидания, — нарочито вежливо проговорил Роберт, выходя следом за другом.

— Не обижали тебя, нет? — обеспокоенно спросил у Эмили Хагрид и забирал у нее третью книгу, поднимая тяжелый фолиант словно пушинку. — Ты их не слушай.

— Вроде бы они хотели помочь. Хагрид, ты можешь мне все объяснить? Я же совсем ничего не знаю об этом мире. Они, вон, кое-что полезное почитать посоветовали… — Эмили тяжело вздохнула, доставая из сумки список необходимых предметов к школе и прокручивая в голове слово «гриффиндор», будто повторение могло объяснить его значение.

— Давай купим сначала тебе все, а потом посидим где-нибудь, — кивнул Хагрид, принимая лист пергамента и направляясь к другому ряду стеллажей.

Выбрав все книги из списка, Хагрид понес их на оплату. К радости Эмили, он не стал возражать, что она купит книги, которые ей посоветовали парни. Хагрид даже рассмотрел их и сказал, что они действительно помогут ей разобраться в магическом мире.

Расплатившись, они вышли на улицу. Время близилось к полудню, и аллея наполнялась все большим количеством людей. Хагрид повел Эмили покупать котел и прочие инструменты, а также ингредиенты для зелий. В аптеке пахло чем-то тухлым, поэтому они поскорее расплатились за несколько пакетов с покупками и вышли на свежий воздух. Потом прошлись по всей Диагон-аллее, периодически сверяясь со списком, пока не осталась не купленной лишь волшебная палочка.

Хагрид таскал все на себе. Кажется, это его совсем не утруждало, но великану приходилось передвигаться боком, чтобы протиснуться сквозь толпу и не ударить никого пакетами. Эмили не представляла, как повезет тяжеленный чемодан с этими вещами в Хогвартс, поэтому увидев на прилавке заколдованный вариант, настояла на его покупке. Он обошелся в три раза дороже, но теперь Эмили была спокойна, что сама справится с ношей.

— Хагрид, это же так облегчает жизнь! Смотри, все вмещается. И даже я смогу поднять его, когда буду загружать в поезд, — радовалась Эмили, выходя из очередного магазина следом за Хагридом. Вместо пакетов с покупками он держал новенький черный кожаный чемодан, который под воздействием магии внутри был гораздо больше, чем снаружи.

— Ну… верно-верно, — вымученно улыбнулся Хагрид, — ну, все, за палочкой пора. А! У тебя ж день рожденья скоро. Давай питомца тебе в качестве подарка куплю? Совы письма приносят, классные птицы, тебе понравятся!

— Ой, не стоит… — начала Эмили, но Хагрид уверенно пошел в сторону зоомагазина.

— Ну как это? Порадовать тебя хочу в честь праздника-то, — удивился он.

— Хагрид… Нет, пожалуйста. Это меня не порадует, — твердо сказала Эмили, вставая у него на пути.

«Не хватало еще за животным в Хогвартсе ухаживать, будто у меня других забот не будет. Не-не-не, не надо мне лишней ответственности», — испугалась она. Хагрид остановился и растерянно посмотрел на нее.

— Э-э-э, ну, хорошо, как скажешь, — он почесал свободной рукой затылок. — А что тебя порадует?

— Если хочешь, то можно что-нибудь полезное... — предложила Эмили, решив не обижать Хагрида и дать ему возможность сделать подарок, если он так этого хочет.

— Так совы же…

— ...но такое, чтоб мне не нужно было переживать, живо оно или нет, — погромче сказала Эмили. — Давай потом решим? Очень хочу наконец купить палочку, — мирно закончила она, не желая ссориться с единственным более-менее знакомым человеком в этом новом мире.

Вздохнув, Хагрид направился в сторону здания, находящегося рядом с банком. С вывески над дверью: «Олливандеры — лучшие производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры» — осыпалась позолота, и сам магазин выглядел захудало.

Внутреннее убранство тоже отличалось от всего, что Эмили видела раньше: в крошечном помещении были лишь стул и множество узких коробок, штабелями уложенных вдоль стен.

— Добрый день, — прошелестел голос появившегося, казалось бы, из ниоткуда пожилого человека с водянистыми глазами — мистера Олливандера собственной персоной.

— Здравствуйте, — прошептала Эмили, боясь нарушить гармонию таинственного помещения, которое было пронизано настолько особой магией, что даже по спине побежали мурашки.

— А, Эмилия Поттер. Я ждал, что вы придете. Вы очень похожи на Лили, прекрасная была женщина. Подумать только, ведь совсем недавно и они с Джеймсом покупали свои первые палочки. Как сейчас помню… — грустно произнес он, подходя ближе и рассказывая Эмили о том, какие палочки выбрали ее родителей и как на самом деле волшебники приобретают палочки. Оказывается, палочка сама выбирает волшебника, и нужно перепробовать несколько разных, чтобы одна из них откликнулась подходящему ей хозяину.

Эмили с досадой подумала, что принцип, по которому человек приобретает палочку, может определить ей не самую лучшую: «Хоть бы факультет можно было самой выбрать! С другой стороны, это повод узнать себя получше. Но что, если я окажусь слабой и мне достанется что-то неинтересное? А что, если еще хуже: палочка укажет на что-то плохое во мне? А что, если я не подойду вообще никакой палочке из-за того, что я так долго подавляла свою магию?..»

— Так вот куда… — Олливандер приблизился еще ближе, в тусклом освещении магазина разглядывая шрам Эмили. Она отстранилась и наткнулась на Хагрида.

— О, Рубеус! — заметил великана продавец. — Рад снова вас видеть… Дуб, шестнадцать дюймов, довольно гибкая, верно?

— Да, сэр, все верно, — отозвался Хагрид.

Оставив взрослых вспоминать былое, Эмили прошлась вдоль полок, рассматривая пыльные коробки.

— Что же, давайте приступим. Мисс Поттер, какой рукой будете колдовать? — обернулся к ней Олливандер.

— Ну… я правша, — неуверенно ответила Эмили, возвращаясь к мужчинам.

— Будьте добры, вытяните руку. Отлично.

Олливандер начал делать замеры. Эмили стояла, не шевелясь, и наблюдала за его странными действиями: он измерял все расстояния на руке, которые смог найти, в том числе от подмышки до колена и от плеча до пола, и даже зачем-то измерил окружность головы.

Тем временем он рассказывал о свойствах субстанций, которые используются в качестве наполнения палочки. Эмили пыталась определить, палочка с какой из трех основных сердцевин ей достанется: с жилой дракона, пером феникса или волосом единорога. Ее впечатлила первая: дракон — существо мощное и грозное, по крайней мере такими были драконы в представлении обычных людей.

Мистер Олливандер отошел к полкам и достал несколько коробочек. Сантиметр тем не менее продолжал свою работу.

— Достаточно, — произнес продавец, и сантиметр, закончив измерять расстояние между ноздрями, упал на пол, свернувшись в клубок. — Итак, мисс Поттер, попробуйте эту палочку. Бук и сердечная жила дракона. Девять дюймов. Хорошая, пластичная. Просто взмахните ею.

«О, он сразу предложил мне с жилой дракона!» — обрадовалась Эмили, принимая палочку. Но, взмахнув ею в воздухе, Эмили почувствовала себя довольно глупо — ничего не случилось. Олливандер же, выхватив палочку, был вполне доволен и уже протягивал ей другую — из клена с пером феникса.

— Нет, нет, нет, — тут же воскликнул он, как только Эмили коснулась шероховатой поверхности дерева. — Попробуйте эбеновое дерево и волос единорога, восемь с половиной дюймов, упругая.

На стуле скопилась гора не выбравших Эмили палочек. Ей казалось, она перепробовала половину из того, что было в магазине. Если бы не веселевший с каждой попыткой Олливандер, Эмили подумала бы, что она все-таки недостойна учиться магии, раз даже палочки — проводники этой самой магии — отказываются работать с ней.

— Мисс Поттер, не отчаивайтесь! Ни разу еще не было случая, чтобы я не подобрал палочку. А вы исключительный покупатель, не так ли? Давайте попробуем… да, точно, а почему бы и нет? Знаете, у меня, кажется, есть то, что точно подойдет вам. Граб и перо феникса, одиннадцать дюймов, гибкая. Попробуйте.

Эмили взяла в руку беловато-серую палочку средней длины. Сперва ничего особенного не произошло, и она уже думала отложить в сторону и эту, но Олливандер продолжал наблюдать за ее реакцией:

— Взмахните, — прошептал он, немигающим взглядом следя за палочкой в тонких пальцах Эмили.

Она, повинуясь, подняла руку вверх, рассекая воздух. И тут же поняла, что наконец нашлась та единственная палочка, которая откликалась на ее магию. Начиная от кончиков пальцев, по всему телу разливалось едва ощутимое тепло, словно палочка пыталась наладить связь с магией Эмили. Эмили вновь почувствовала то пьянящее чувство, которое возникало в ее снах и которое впервые проснулось в ней больше суток назад.

Эмили, прикрыв глаза и пытаясь сохранить это ощущение, провела рукой вниз. Из палочки вырвалось несколько светлых искр, ярко различимых в мрачном помещении магазина.

— Ну, конечно же, граб. Как я сразу не догадался? — с легким смешком посетовал продавец, забирая палочку, чтобы сложить ее в футляр и упаковать в коричневую бумагу. — У меня самого палочка из граба, знаете ли. Это дерево выбирает себе волшебника с единственной, чистой страстью, я бы даже сказал — одержимостью, хотя предпочитаю называть это мечтой. Граб особенно тонко чувствует магию своего владельца и лучше остальных приспосабливается, настраивается на него. Такая палочка не подведет вас, что бы вы ни задумали, только если будете следовать своим принципам, потому что граб усваивает кодекс чести своего хозяина.

Олливандер долго возился с упаковкой.

— А вот сердцевина… н-да… Любопытно, очень любопытно, — пробормотал он.

— М-м-м… а что в ней любопытного? — спросила Эмили, довольная, что ее выбрала такая интересная палочка, раз даже сам продавец оживился.

Олливандер повернул к ней голову:

— Я помню каждую проданную палочку, мисс Поттер. Каждую. И так получилось, что когда-то я продал палочку с такой же сердцевиной, как и у вас. Видите ли, феникс, давший перо той палочке, дал еще одно перо — то, которое находится в вашей. И эта палочка выбрала вас, а ведь именно владелец ее сестры оставил вам этот шрам, — он подошел к Эмили, задержав взгляд на ее лбу. — Думаю, мы можем ожидать от вас великих свершений. В конце концов, Тот-Кого-Нельзя-Называть творил великие вещи. Ужасные, да… и все же великие.

От слов Олливандера у Эмили одновременно екнуло сердце и загорелись глаза. «Это гораздо лучше, чем сердцевина из жилы дракона», — удовлетворенно подумала одна ее часть, отдавая за палочку семь галлеонов. А другая подтвердила свои страхи: в ней действительно есть что-то плохое, и второе подтверждение этому то, что ее так впечатлила общая с тем темным волшебником сердцевина палочки.

Продавец с поклоном проводил их с Хагридом до двери и еще долго смотрел в окно за тем, как они удаляются в сторону «Дырявого котла».

Глава опубликована: 08.11.2014

Глава 5. Истоки

Семейство Дурсли возвращалось на Привит-драйв в полной тишине, только Дадли сидел насупившись и громко пыхтел, потому что папа не разрешил ему сесть на переднее сидение. Он остался в форменной коричнево-оранжевой одежде, которую ему купили в Лондоне для будущей школы, и иногда постукивал кресло отца тростью — неотъемлемым атрибутом формы.

Петуния вжималась в спинку сидения, изредка поглядывая на бардачок. Там лежала волшебная палочка в бархатном пурпурном футляре. Как только Хагрид передал Эмили семейству, Вернон потребовал выполнить уговор.

Эмили подалась вперед, чтобы рассмотреть в зеркале заднего вида лицо тети. «Хмурится и поджимает губы... Прямо как когда мне принесли письмо», — грустно подумала она, откидываясь назад. Отвернувшись к окну, Эмили закрыла уставшие глаза и стала обдумывать все, что узнала от великана.


* * *


Они направлялись к выходу с Диагон-аллеи.

— Смотри-ка, мы быстро управились! У нас есть еще час, куда пойдем? — Хагрид глянул на часы и, сложив их в карман, обернулся к Эмили.

— Ты обещал рассказать мне побольше об этом мире, — подняла она голову, отвлекаясь от коробки с палочкой.

— Верно. А еще, это, перекусить бы, а? — он подмигнул ей и коснулся кончиком зонта кирпичной стены.

Войдя в «Дырявый котел», Хагрид усадил Эмили за один из дальних столиков, примостив чемодан под ногами, а сам двинулся к бармену заказать еду. Эмили, облокотившись на стол, подперла руками голову и посмотрела в окно. Люди сновали из стороны в сторону: кто прогуливался, попивая кофе, кто на ходу листал папку с бумагами, — но она не видела прохожих. Все ее мысли крутились вокруг прошедших нескольких часов. Нужно было вспомнить все, что ей хотелось спросить у Хагрида, и решить, какой вопрос задать первым.

— Ну, все, скоро принесут, — потирая руки, Хагрид сел напротив. — Могу на пару легких вопросов ответить.

— М-м-м... расскажи мне про того волшебника. Ну, про того, который меня хотел убить. Какие такие «великие, но ужасные» дела он совершал?

Хагриду эта тема, видимо, не понравилась. Он нахмурился и выдавил:

— Никаких «великих» дел он не совершал. Жестокий убийца и маньяк — вот он кто. Не знаю я, чего там Олливандер наплел. Не-не, совершенно ничего великого в нем нет, как и в его приспешниках. Ты, это, кстати, в школе потом аккуратна будь. Там много кто учится, у кого, это, родители ему служили. Особенно на Слизерине. Держись от них подальше...

— А как я узнаю, кто из них?.. — Эмили невольно вспомнила темноволосого мальчика в жилетке.

— Да ты от всего Слизерина держись подальше. Он же сам оттудава, вот и дружков-слизеринцев себе в слуги взял, а потом и детей их, и внуков бы их взял, если бы не ты! — всхлипнул Хагрид. Эмили, не ожидавшая такой бурной реакцией, отстранилась от столешницы и сглотнула. По спине побежали мурашки.

— Думаешь, они что-то мне сделают? Его ведь давно уже нет... — обеспокоенно произнесла она. В голову закралась опасливая мысль постараться не попасть на Слизерин, пусть даже тот Маркус казался неопасным.

— Да кто ж его знает, как оно было. Министерство утверждает, что мертв он, конец ему пришел тогда. Но вот Дамблдор в этом не очень уверен. Думает, он силы потерял, развоплотился, понимаешь? А я Дамблдору больше верю, он никогда еще не ошибался.

— То есть... он вернется? — У Эмили похолодело все внутри. — А он знает, что я жива? Снова захочет убить меня?

— Пока ты будешь у Дурсли, он тебя тронуть не сможет в любом случае. Тебя защищает древняя магия. А в Хогвартс он не сунется, Дамблдора боится, так-то! Да и вернется нескоро, смотри, десять лет его уже нет, — успокоил он Эмили.

Эмили помрачнела, а живот неприятно скрутило. Снова захотелось никуда не ехать. Кто знает, может, за эти десять лет этот волшебник набирал силы и ждал, когда она появится в магическом мире.

— Думаешь, слизеринцы могут меня сдать ему, когда он вернется? Они же его не знают. Не может быть так, что они поддержат его только потому, что он слизеринец, — произнесла она.

Бармен принес тарелки с едой. Подождав, когда тот уйдет, Хагрид ответил:

— Они все объединены одной идеей: избавить наш мир от людей якобы нечистой крови, то есть тех, кто родился у маглов. Все слизеринцы известны своим высокомерием и подобной фанатичностью. Сам основатель факультета брал себе в ученики только «истинных магов», как он их называл. А я думаю, чепуха это все! Магия — она либо есть, либо нет, и неважно, у кого она взялась. Потому и тебе бы туда не соваться. Не понравится им, что ты у неволшебников росла. И если не они сдадут, так их родители.

— Ясно, а какие есть еще факультеты? — нахмурившись, Эмили потерла лоб.

— Всего их четыре: Слизерин, Рейвенкло, Хаффлпафф и Гриффиндор. Я думаю, ты гриффиндоркой будешь, как и твои родители, — проговорил Хагрид с набитым ртом.

— Там, что ли, везде по родителям определяют? Мне сказали, что по качествам делят, — подняла брови Эмили, вспомнив разговор с Альбусом Дамблдором.

— Ну, да, по качествам. Э-э-э... — великан почесал голову, — но чаще всего вся семья оказывается на одном факультете, каждый ведь считает свой самым лучшим, что и передает детям...

— М-м-м, Хагрид, но мне некому было передать любовь к Гриффиндору, — слабо улыбнувшись, прервала его Эмили. Великан заметно стушевался. — Расскажи лучше про качества каждого из них.

— Ну, это, Гриффиндор себе храбрых берет и благородных. Я вот оттудава, родители твои и сам Дамблдор там учился, во! Очень дружный факультет. Декан их, профессор МакГонагалл, ты с ней уже знакома, собственно, тоже оттудава. Тебе там очень рады будут, вот увидишь, — Хагрид с такой любовью рассказывал о Гриффиндоре, что Эмили не смогла сдержать улыбки. — Хаффлпаффцы тоже славные ребята. Некоторые считают их тугодумами, но я считаю, они так из зависти. Эти ребятки ведь трудолюбивые и верные, очень исполнительные и добрые. Думаю, тебе там тоже понравится. Пусть репутация у них не столь радужная, как у гриффиндорцев, но уж лучше к ним, чем в Слизерин, откуда выходят одни темные волшебники. А рейвенкловцы, они, это... ну, умные слишком и гордятся этим к тому же. Б-р-р... Ну, про четвертый факультет я уже рассказывал. Но я уверен, что ты по родительским стопам пойдешь...


* * *


Июльское солнце медленно опускалось за горизонт. Хагрид, недавно вернувшийся с Диагон-аллеи, смотрел в окно, напевая себе под нос. От раздумий его отвлек свист чайника и, опомнившись, он поспешил снять его с огня. В дверь мягко, но достаточно громко постучали.

— Иду-иду! — мигом откликнулся Хагрид, хватая подставку под горячий чайник.

Через минуту он открыл дверь.

— Здравствуй, Хагрид! — тепло улыбнулся ему высокий седовласый старик в лиловой мантии, расшитой золотом.

— А, профессор Дамблдор! Я вот как раз чай вскипятил. Проходите-проходите, что вы как неродной! — Хагрид дружелюбно похлопал директора школы по плечу. — Присаживайтесь. Печенье будете?

— Чай с тебя, а угощение с меня, — лукаво улыбнулся тот, проворно взмахивая палочкой.

На столе появился поднос с разнообразными десертами. Налив чай в две огромные кружки, Хагрид поставил их на стол, а сам стал рыться в своих карманах.

— Вот, сэр. Сделал все, как вы просили. Только, это... не сработало оно, — понурив голову, он протянул Дамблдору маленький сверток, завернутый в коричневую бумагу.

— Совсем? — ничуть не печалясь, поинтересовался Дамблдор, откусывая эклер.

— Эмили очень милая девочка. Думаю, ее так воспитали, что она считает недостойным лезть в чужие тайны. Совсем не заинтересовалась, что там в свертке. Думала, небось, что не ее дело.

— Это, безусловно, хорошее качество, — с улыбкой кивнул Дамблдор, отхлебывая чай.

— А еще, сэр, я боюсь, не попадет она на Гриффиндор. Характер не тот, совсем не поттеровский. — Хагрид приуныл еще больше и тоже взялся на пирожные.

— А нам и не нужно, чтобы она непременно попала на Гриффиндор. Главное, чтобы она не наделала ошибок. У человека всегда должен быть выбор, Хагрид. Важно, чтобы он сам его сделал и нес за него ответственность.

— Да-да, — согласно закивал Хагрид, с грохотом ставя свою кружищу на стол, — и все же мне пришлось рассказать ей, как попасть на платформу. Чесслово, профессор, нельзя с ней загадками. Вы ж видели, какие люди ее воспитывали. Для нее запреты словно законы, и ей все досконально изучить нужно прежде, чем действовать. Ох, боюсь я, не получится у вас, что вы задумали, при всем к вам уважении.

— Спасибо за беспокойство, Хагрид, — улыбнулся Дамблдор. — Молли, конечно, расстроится. Я обещал дать шанс познакомить Рона с Эмили. Девочке нужно помочь приобщиться к нашему миру. Ты, я надеюсь, тоже будешь ей помогать?

— Разумеется, сэр! Она мне очень понравилась. Славная девочка, пусть и не пошла в родителей, но я вижу — сердце у ней доброе.

— Верно, Рубеус, — Дамблдор тепло посмотрел на него из-под своих очков-половинок, — никогда не переставай верить в хорошее в людях, и тогда они тоже смогут разглядеть в себе свет.

Хагрид нечленораздельно промычал, отхлебывая из кружки.

— Кстати, о хорошем в людях. Говорите, в этом году к нам едет очередной Уизли? Как думаете, Хогвартс выстоит?

— Школа и не такое выдерживала, а вот за нервы нашего дорогого декана Гриффиндора я всерьез переживаю.

Оба засмеялись, и разговор свернул совсем в другую сторону.


* * *


Домой Дурсли вернулись в восьмом часу. Поужинав с родственниками в непривычной тишине, Эмили поднялась к себе, где ее ждал целый чемодан волшебных покупок. Но день вымотал ее настолько, что не оставалось сил рассмотреть их все.

Эмили опустилась на кровать и положила тяжелую голову на прохладную мягкую подушку. Тело ломило от усталости, и, оказавшись в горизонтальном положении, она почувствовала большое удовольствие от того, как оно расслабляется. Медленно подтянув ноги на кровать, Эмили повернулась к стене и устроилась поудобнее, прижимая к себе уголок одеяла.

Невольно вспомнился Маркус. Брюнет с бегающими взглядом, слизеринец — ученик факультета, куда она больше всего теперь, после слов Хагрида, опасалась попасть. «Даже обидно, — сонно пыталась размышлять Эмили. — Он, кажется, намекнул, что мне и там будут рады. И он не выглядел, как человек, который ненавидит меня. Может, обойдется? Впрочем... если там действительно учатся такие, которые о Хогвартсе знали с рождения, то надо мной наверняка будут смеяться... Слизерин... это слово будто мне давно знакомо... Сли-зе-рин... Сли-зе...»

Эмили находилась посреди океана: беспокойного и величественного. Волны подхватывали ее и уносили вдаль. Изумрудные воды свирепо бились о скалы, рискуя накрыть Эмили с головой. Но страха не было. Эмили чувствовала, что она не утонет, что бы с ней ни случилось посреди этого буйства стихии. Казалось, океан живой и пытается держать ее на плаву, выталкивая к небу. Не было и холода от ледяных капель — лишь ощущался мокрый ветер, который хлестал по лицу, поднимая воды и вырисовывая в них причудливые фигуры. Эмили с восхищением смотрела, как бирюзовая волна взвивается к облакам, на миг замирает и с шумом обрушивается обратно в свою обитель.

— Иди к нам! — раздался чей-то голос. Сквозь шум волн было не разобрать, принадлежал ли он мальчику или девочке.

— В Слизерин, — прошипели прямо за спиной.

Мерно тикали часы. Эмили повернулась на спину и потянулась. «Эти сны такие реальные. А голос... кажется, он мне тоже однажды снился...» — с закрытыми глазами она села и попыталась нащупать тапочки еще не проснувшимися ногами.

Наконец глаза разлепились. За окном было уже темно — заполночь. Пересиливая себя, Эмили направилась в ванную. Из комнаты Дадли слышались его едва сдерживаемые крики из-за проигрыша в видеоигре, а остальной дом пребывал в ночной тишине.

Закрыв за собой дверь, Эмили взглянула на свое отражение в зеркале. «Да когда же он пройдет!» — раздраженно подумала она, нанося очередной за этот день слой противовоспалительной мази на шрам. После сна он как будто раскраснелся еще больше.

Но беспокоила ее не только краснота, которая теперь сильно выделяла его на коже, а еще и необъяснимое пробуждение шрама. «Словно он проснулся вместе с моей магией, — вдруг пришло Эмили в голову, когда, умывшись, она возвращалась в комнату, — по крайней мере, все это произошло практически одновременно. Здесь наверняка есть какая-то связь. Надеюсь, в Хогвартсе мне объяснят, в чем дело...»

Эмили забралась под одеяло и постаралась заснуть, пообещав себе завтра в первую очередь просмотреть ту книгу, которую настоятельно рекомендовал ей Маркус. Нужно узнать, что происходило последние несколько лет в том мире и что это за темный волшебник, которого одни так боятся, а другие превозносят.


* * *


«31 октября 1981 г. — Первая Магическая война, длившаяся несколько лет, завершилась победой. Тот-Кого-Нельзя-Называть повержен собственным Смертельным заклятием, отскочившим от его очередной жертвы — годовалой Эмилии Роуз Поттер, дочери Джеймса и Лили Поттер...»

«Это случилось на Хэллоуин! Как символично...» — следующим вечером Эмили зачитывалась купленными книгами, сидя у себя в комнате и поедая пиццу. Имя темного волшебника она так и не нашла, почему-то даже столько лет спустя авторы не называли его имя. Неужели он наводил такой ужас?

Зато она узнала свое второе имя и теперь пыталась угадать, в честь кого ее так назвали. «Эмилия Лили Поттер» не звучит — наверное, поэтому ее настоящая мать не дала ей свое имя. Спрашивать тетю Эмили не хотела: та и без того не любила говорить о Лили Поттер, да и вряд ли знала что-то о том, как сестра выбирала имя дочери. Так могли звать бабушку, их мать, но про бабушек и дедушек в этом доме тоже не говорили. Эмили сказали, что все они давно умерли, а фотографии не сохранились.

Хорошо, что ее назвали так, как привычно обычным людям, иначе Дурсли поменяли бы ей не только фамилию. «Надеюсь, в Хогвартсе я буду одна с таким именем, а то вдруг родители решили назвать своих детей в честь меня», — подумала она, вспоминая всех Эмилий, которых знала в обычном мире. Одна из них училась в ее классе — Эмилия Райан. Светло-рыжая девочка с веснушками по всему лицу. Тоже отличница, но подруг у нее было больше, она была активнее. Эмили всегда хотела понять, как это у нее получается. Что-то нужно было делать по-другому, чтобы заводить друзей, а пока у нее получилось найти подход только к семье.

«В Хогвартсе меня никто не будет знать, и можно будет показать себя с более дружелюбной стороны», — эта мысль понравилась Эмили, и она перенесла внимание на «Историю Хогвартса», которую уже несколько минут задумчиво перелистывала. Книга была массивной и тяжело читалась, потому что в ней было много незнакомых слов.

Эмили начала искать информацию о распределении и школьном быте, решив почитать остальное позже. Прежде всего она наткнулась на тот факт, что в Хогвартсе совсем нет электричества, а значит, она не сможет взять с собой плеер. «Надо будет выяснить, есть ли у них что-то подобное... я не смогу почти десять месяцев каждого года обходиться без музыки!» — огорчилась она и вновь подумала о том, что лучше бы остаться здесь и пойти в школу в Лондоне. Но выбора не было: в ней открылись магические силы, и ради спокойствия дяди с тетей придется ехать в Хогвартс и учиться эти силы обуздывать.

Подперев голову левой рукой, другой Эмили продолжила следить по тексту, вычитывая прочие полезные факты. Если уж ехать, то надо узнать о том мире как можно больше, чтобы не казаться там чужой.

Вернувшись к началу книги, Эмили внимательно прочитала всю информацию об основателях, которой оказалось меньше, чем она ожидала увидеть в столь больших статьях. Почти ничего толком нельзя было сказать ни о их личности, ни о том, кем они были до основания школы. Эмили стали известны лишь качества, по которым они отбирали себе учеников, из каких мест они пришли, их геральдические символы и цвета.

Как и говорил Хагрид: Годрик Гриффиндор брал себе в ученики мужественных, смелых и благородных. Ровена Рейвенкло — тех, кто больше всего ценил знания и стремился к просвещению, поэтому теперь Шляпа отбирала на ее факультет интеллектуально одаренных детей, а также тех, кого можно было смело назвать неординарными. Салазар Слизерин ценил в людях амбиции и, видя в определенных учениках зачатки величия, отбирал поистине талантливых ребят, не уступающих остротой ума детям Ровены и отличающихся хитростью. И лишь Хельга Хаффлпафф верила в упорство и верность всех тех, кто не был ни амбициозен, ни смел, ни мудр.

«Тут ни слова о том, что на Слизерине учатся только темные маги, которые против неволшебников... хм... а, вот: они поругались с Годриком из-за обучения маглорожденных, после чего Салазар покинул школу, по преданию, оставив тайник с чудовищем. Интересно... увидел бы он величие и талант во мне? Есть ли хоть что-то, помимо удачного выживания после Смертельного заклятия, чем я могла бы гордиться?» — стала размышлять Эмили.

Она примерила на себя качества всех факультетов и не смогла ответить на вопрос, какому больше подходит. Хотелось видеть в себе и то, и другое, и третье, но всему находилось опровержение. Эмили оставила бы эти пустые размышления, если бы не чувство, что у нее будет выбор при распределении. Из «Истории Хогвартса» она уже выяснила, что нужно будет надеть особую Шляпу, которая вынесет вердикт, но Маркус так звал ее на Слизерин, а Хагрид так от него отваживал, что возникло ощущение, будто не все так однозначно.

Чем больше она думала, тем сильнее тяготилась мыслью о том, что может попасть не к тем людям. Хотелось, чтобы вокруг была благоприятная обстановка и единомышленники. Так будет проще справиться с разными неурядицами. А их у нее, как Эмили полагала, будет полно — хоть она и изучила основные бытовые моменты и взаимоотношения магов, многое оставалось неизвестным. Страшно было ударить в грязь лицом, не оправдать надежд тех, кто так долго ждал ее обратно, оказаться слабой волшебницей, в конце концов, попасть на Слизерин и, таким образом, оказаться среди детей, чьих родителей она лишила хозяина, обещавшего им лучший мир.

И в то же время этот факультет манил ее. Что-то в нем было родное. До конца лета Эмили не раз открывала книгу и рассматривала эмблемы факультетов, особенно уделяя внимания изумрудному Слизерину. Она никак не могла понять, что ее так привлекает в этом факультете. Уж не желание ли величия и признания особого таланта? Но она старалась не думать об этом много. «Все-таки там учатся те, чьи родители служили тому темному волшебнику. Лучше не соваться туда», — напоминала она себе.

За всеми этими переживаниями Эмили не забывала о покупках, с которыми ей предстояло ознакомиться прежде, чем ехать в Хогвартс, чтобы как можно быстрее стать в магическом мире своей и быть наравне с теми, кто знал о магии с самого рождения. Эмили погладила и примерила форму, прочитала содержания и первые главы учебников, выучила пару фактов, рассчитывая в школе поддержать разговор с теми, кто все это узнавал от родителей.

Несколько дней потратила на освоение письма пером и чернилами. Перевела несколько десятков дюймов пергаментного свитка, протыкая его острым кончиком пера и заляпывая чернилами. Быстро писать без клякс было сложно, поэтому, собирая чемодан в последний день августа, она на всякий случай сложила в пенал обычную ручку.

«Ну, вот... все вещи собрала, пора сообщить дяде с тетей, куда меня нужно завтра везти», — думала Эмили в последний день августа перед тем, как спуститься на ужин, и вспоминала инструкции Хагрида.


* * *


…Они обсудили почти все вопросы, начиная от покупки дополнительных письменных принадлежностей, заканчивая полезными советами для жизни в замке. Их тарелки опустели, и лишь Эмили доедала необычайно вкусное мороженое темно-фиолетового цвета.

Сытый великан, откинувшись на стуле, достал из кармана сверток, который взял из Гринготтса, и принялся его разглядывать. Эмили, заметив, что Хагрид занят изучением секретной вещи, уткнулась в пиалу с подтаявшим десертом, чтобы не смущать его.

— Кхм... такая мелкая вещица, а сколько проблем с ее укрытием, ты бы знала! — внезапно начал он, прочистив горло.

Эмили подняла на него глаза:

— Да? А от кого ее укрывают? — без особого интереса спросила она, чтобы поддержать разговор, раз великан сам поднял такую тему. Возможно, это не такая уж и секретная вещь.

— Э-э-э, я, вообще-то, не должен тебе рассказывать. Это не моя тайна, я ж это для Дамблдора делаю, — промямлил Хагрид, но Эмили его перебила:

— А, ну, хорошо, — и решила, что все-таки Хагрид и сам не осознает, что невольно рассказывает ей о тайне, а значит, лучше не обращать на его слова внимания, а то он еще скажет что-то, чего она не должна знать, и потом будет жалеть.

— Но, это, его в Хогвартсе нужно спрятать. Там с Дамблдором надежнее будет — не в обиду гоблинам, — которого Сама-Знаешь-Кто боится!

Нахмурившись, Хагрид еще несколько секунд повертел сверток в руках, но заметив, что Эмили увлечена вылавливанием последнего орешка со дна пиалы, сложил его обратно во внутренний карман пальто.

— А Сам-Знаешь-Кто — это тот самый темный волшебник? Как его зовут? — спросила Эмили, желая увести разговор от того таинственного свертка.

— Это, не произносим мы его имя. Все боятся: оно много страданий людям принесло. Уж прости, никак не проси меня его произнести. Только Дамблдор может называть его по имени без страха...

— ...Потому что сам этот волшебник его боялся, — смеясь, закончила за него Эмили, начавшая под конец считать, как часто Хагрид упоминает директора и его превосходство над Тем-Кого-Нельзя-Называть.

— Ой! Хагрид, а как я в школу-то попаду? — Эмили бросило в дрожь от своей непредусмотрительности.

— А! Вот, держи свой билет, — кряхтя, великан достал из очередного кармана белый конверт. — Первое сентября, вокзал Кингс-Кросс, ну, там на билете все написано. Это, пошли уже, нас, наверное, Дурсли заждались.

Пока Хагрид доставал ее чемодан, Эмили мельком глянула на билет, выхватывая взглядом самую важную информацию, как учил ее дядя: вокзал, платформа, время.

— Девять и три четверти? Хагрид, а где она находится? — занервничав, Эмили прикусила губу. Как можно было упустить этот момент?!

Хагрид отчего-то тяжело вздохнул.

— Ну, это, там разберешься, увидишь таких же, как ты, — он опустил глаза и покрепче сжал чемодан, направляясь к выходу.

— Хагрид, но как я их узнаю? Маги же должны скрываться. — Эмили ничего не понимала. Почему Хагрид не мог объяснить такую важную вещь?

— Э-э-э, да-да, конечно. Ну, это, она, в общем, между платформами девять и десять находится. Там просто в стену между ними пройти надо.

Они уже возвращались на Трафальгарскую площадь. Завидев Дурсли у ступеней галереи, Хагрид ускорил шаг. Эмили озадаченно поспешила за ним.

— В стену? А нужно произнести какое-то заклинание? А кому потом отдавать билет? А куда идти после поезда? А когда надевать форму? — Эмили вдруг взорвалась фонтаном вопросов, продолжая корить себя, что не задала их раньше, а сейчас, при Дурсли, этого нельзя будет сделать.

За несколько метров до ее родственников Хагрид резко остановился и, продолжая хмуриться, повернулся к ней. Эмили замолчала, испугавшись его грозного вида.

— Стена — это портал в наш мир, тебе необходимо просто пройти сквозь нее, — начал он куда добродушнее, чем выглядел, — билет — просто напоминание. Только смотри, не опоздай: поезд отходит ровно в одиннадцать. После поезда я вас всех встречаю. А переодеться и оставить багаж нужно в самом поезде. Ну, если что, в «Истории Хогвартса» подробнее все написано.


* * *


И действительно, такую информацию в книге Эмили отыскала и выучила наизусть все, что касалось посадки.

Спустившись к ужину, она не спеша доела свою картошку и, дождавшись, когда Дадли уйдет из кухни, произнесла:

— У меня завтра поезд в одиннадцать с вокзала Кингс-Кросс, во сколько выезжаем?

— В полдесятого, — глухо ответили ей из-за газеты. — Какая платформа?

— Девятая, — вставая из-за стола, коротко ответила Эмили, чтобы не нервировать дядю с тетей.

Тетя Петуния забрала у нее грязную тарелку, отправив готовиться ко сну. Эмили тихо вышла из кухни и начала подниматься по лестнице. Тяжелая тоска опустилась на сердце. Отношения с родственниками последний месяц были напряженными, хоть Эмили следила за своими словами, избегая говорить что-либо о магическом мире или каких-то других непонятных вещах.

Но грустнее всего было от того, что с этими людьми она больше не сможет поделиться ни своими успехами в учебе, ни проблемами с однокурсниками, да и вообще ничем, потому как они точно не потерпят у себя дома совиную почту и не пожелают общаться с ней таким образом.

Странная складывалась ситуация: ни она, ни Дурсли не хотели, чтобы она ехала в Хогвартс, но всем будет лучше, если она поедет. С такими мыслями Эмили ложилась спать, не подозревая, что впереди ее ждет не один такой парадокс.

Глава опубликована: 28.11.2014

Глава 6. Возвращение

Эмили сидела вместе с Дадли на заднем сидении машины и репетировала свое появление в магическом мире: «Привет! Я Эмили Дурсли... ой, нет... Привет! Я Эмили Поттер. Поттер... главное не забыть, что тут я Поттер, и услышать свою фамилию на распределении».

Семейство только въехало в Лондон, а поезд до Хогвартса отъезжал примерно через три четверти часа. В машине висело напряжение, но голову Эмили занимала только мысль о том, как ее примет магическое сообщество. В книге было много чего сказано о ее выживании после заклятия того темного волшебника. По словам автора, Эмили либо сильная светлая волшебница, либо, напротив, будущий темный маг, раз смогла уничтожить самого могущественного волшебника двадцатого столетия.

Ее приводила в ужас мысль о том, как о ней сейчас думали и каких дел ждали. Все явно ждут сильную волшебницу, а она лишь раз в жизни выдала волшебство. «Вдруг я все же сквиб? Тот магический поток вырвался случайно, а раньше ничего подобного не было. Даже палочка меня долго выбирала. Вот кошмар будет, когда меня отправят обратно из-за, возможно, слабых магических способностей», — начитавшись «Истории Хогвартса», Эмили теперь боялась, что окажется такой же, как один сквиб, у которого только на распределении выявили недостаточный для волшебника уровень магии.

Тем временем Вернон Дурсль припарковал машину и потянулся отстегнуть ремень безопасности.

— Дадли, сладкий, останься здесь. Сейчас мы посадим Эмили на поезд и вернемся, — проворковала тетя Петуния, выходя из салона.

Оказавшись на улице, Эмили почувствовала себя неуютно. «Не хочу уезжать...» — она тщательно задвигала мысль о расставании подальше, но та неизменно всплывала в сознании, заставляя сердце сжиматься. Пришлось еще раз напомнить себе, что, если магия у нее все же есть, лучше пойти и научиться ею владеть, чтобы не разносить больше дом дяди с тетей. Им так будет спокойнее, а она сможет ко всему привыкнуть.

Вернон, с подозрительно легким, как он считал, багажом, Петуния и Эмили прошли к пустой девятой платформе. Эмили высматривала ту самую стену-портал.

— Хм... Ну, и где все? Двадцать минут до отбытия. И поезда не вижу. Обманули тебя, да? — с легкой усмешкой обратился к ней дядя.

Эмили задумалась. Нужно было как можно тактичнее намекнуть им уйти и оставить ее здесь. Не хотелось, чтобы они видели, как она будет проходить сквозь стену. «Вдруг я там застряну или, что еще хуже, просто ударюсь об нее, вот папа с Дадли порадуются». Да и им, наверное, будет неприятно видеть такой странный способ попасть на поезд.

— Э-э-э... на самом деле, тут есть тайный вход на нужную мне платформу. Я должна пойти туда одна.

Петуния украдкой разглядывала ближайшую стену. Затем, оглянувшись на вокзальных служащих, произнесла:

— А как же люди вокруг? Что они скажут, если мы ребенка одного на перроне оставим?

— Я быстро уйду, они не заметят, — коротко пояснила Эмили, решив не говорить всю правду о том, как волшебники в подобных местах толпами могли скрываться от магловских глаз.

— Ну, что ж, тогда давай прощаться, — неловко начала Петуния, — ждем тебя на рождественские каникулы.

Эмили посмотрела ей в глаза, пытаясь угадать, о чем та сейчас думала. Нужно было убедиться, что все в порядке и дядя с тетей не таят на нее зла, что она действительно сможет вернуться на Рождество и всем будет комфортно.

— Пока, мам. Пока... папа, — выдавила Эмили и дернулась было обнять тетю, но, сконфузившись, передумала и сделала вид, что собиралась забрать чемодан из рук дяди.

— Ну, до встречи. Петунья, дорогая, мы опаздываем к Дадли в школу. Я еще хочу переговорить с его куратором.

Отдав племяннице багаж, дядя Вернон подхватил жену за руку и повлек за собой. Та мягко высвободилась и на мгновение приобняла Эмили, чмокнув в макушку.

— Мы будем ждать тебя, — сухо сказала Петуния напоследок и поспешила за мужем к машине.

Эмили почувствовала, как все внутри растаяло, и осторожно улыбнулась. Собираясь с духом, она смотрела родственникам вслед, пока машина не скрылась из виду. В глазах защипало, а на душе стало тоскливо. Смахнув навернувшиеся слезы, Эмили, пошла вдоль вокзала.

Она остановилась за два метра до стены, разделявшей девятую и десятую платформы, и посмотрела на вокзальные часы: без десяти одиннадцать. «Надо торопиться. Я должна просто туда пройти. Никто не заметит, здесь специальные чары, — повторила она про себя все, что сумела найти в книге. — Ну, пошла». С легким чемоданом в руке, она медленно двинулась вперед, как будто бы просто прогуливаясь. Портал должен быть с той стороны, где нет кассы.

— ...Целая толпа маглов, я так и знала... — послышался сзади женский голос.

Эмили вздрогнула и мысленно возмутилась: «Нельзя же об этом так громко!» Она поторопилась пройти на магическую платформу, чтобы не мешать многочисленному семейству, главой которого была обладательница того голоса. Эмили преодолела расстояние до стены за пару секунд, но ей показалось, что это длилось вечность. В животе щекотало от страха удариться о поверхность, и перед самым вхождением в кирпичную кладку сердце екнуло, а она сама вышла на совершенно другую платформу.

Эмили мгновенно поняла, что попала туда, куда нужно: перед ней стоял, выпуская клубящийся пар, алый поезд, надпись на котором гласила: «Хогвартс-Экспресс. 11:00». «Как на картинке!» — восхитилась она и стала пробираться к вагонам сквозь толпу родителей, некоторых еще не рассевшихся детей и их питомцев: кошек, сов и прочих существ, путающихся под ногами. «Не представляю, как в Хогвартсе содержать животное. Чем его кормить? Как за ним уследить? Да я с ума от беспокойства сойду, пока буду сидеть на уроках и думать о том, как там мой питомец: не обидел ли кто, не потерялся ли он случайно», — думала она, с легким отвращением обходя одну из кошек с весьма грязной и скомканной шерстью, которая попыталась потереться о ее ноги.

За пару минут до отъезда было уже сложно найти свободные места. Эмили пришлось залезть в ближайший вагон и идти почти в хвост состава по узкому коридору, сталкиваясь с другими учениками. Она старалась лишний раз не поднимать головы, чтобы не показывать шрам, который очень плохо скрывался волосами. Не хотелось из-за своей известности застрять сейчас с кем-нибудь посреди вагона и привлекать внимание остальных. Эмили планировала забраться в купе — желательно, совершенно пустое — поскорее переодеться в школьную форму, которая показалась ей стильной, и настроиться на то, что теперь она часть другого мира.

Увы, среди десятка уже прошедших купе, нашлось лишь одно подходящее, которое было занято всего одним человеком. Эмили надоело идти по набирающему скорость поезду, поэтому, робко постучав, она открыла дверь купе:

— Можно?

Невысокая девочка с темными волосами ниже плеч, заталкивавшая до этого свой сундук под сидение, обернулась на голос.

— Да, конечно! Я уж думала, одна ехать буду. Я Меган, — она тут же подскочила к вошедшей Эмили, протягивая руку. У Меган был звонкий уверенный голос.

— Эмили, — улыбнулась та, мягко принимая рукопожатие.

Что-то в тоне новой знакомой настораживало, но Эмили, не показывая свое ощущение, прошла к противоположному месту, сложив чемодан рядом, и выглянула в окно. Поезд ехал уже достаточно быстро; за стеклом проплывала живописная природа Англии.

— Так ты... Эмилия Поттер? — запоздало удивилась Меган, заметив шрам Эмили.

— Эм... ну, да, — улыбнулась та, не зная, что еще можно добавить. Чтобы куда-то деть взгляд, она осмотрела купе, и, в конце концов, решила все-таки переодеться, заметив, что народа в коридоре больше нет, а значит, к ним никто не присоединится. Она зашторила окошко двери, и Меган тоже начала снимать магловскую одежду. Эмили делала вид, будто не замечает любопытные взгляды Меган, не зная, как на них реагировать.

— А у кого ты жила? — поинтересовалась новая знакомая, застегивая мантию.

— У тети с дядей, — ответила Эмили, ожидая новый вопрос. Но молчание затянулось дольше приличного. Было бы правильно спросить что-то в ответ, но ничего умного не лезло в голову. Хорошо было бы, если бы Меган продолжала спрашивать ее сама.

— М-м-м... — протянула та, — они же маглы, я правильно понимаю?

Эмили кивнула, продолжая смотреть на Меган, ожидая продолжение диалога. Наконец разобравшись со всеми застежками, они сели друг напротив друга.

— И как они отнеслись к тому, что ты волшебница?

— Не очень хорошо. На самом деле, я всю жизнь была уверена, что магии не существует и не может быть никогда. Дядя с тетей всячески уводили меня от этой темы. Мне даже не разрешали читать сказки о волшебниках и смотреть мультфильмы, где происходили какие-нибудь странные вещи, — живо начала рассказывать Эмили. — Но вот, оказалось, что у меня все-таки есть способности. Все стало по-другому...

— Они пытались лишить тебя магических способностей?! Я в шоке от этих маглов. Я, конечно, не поддерживаю чистокровную часть Британии. Есть тут некоторые... Они считают, что не нужно пускать к нам тех, кто родился не у волшебников. Но это... я в шоке, короче, — возмутилась Меган, снимая обувь и залезая с обеими ногами на сидение.

— А ты, значит, в магической семье родилась? — нашлась наконец, что спросить, Эмили, не показав свое удивление манерам соседки по купе.

— Почти. Я выросла в магическом окружении, но папа у меня маглорожденный, а у мамы чистая кровь какого-то там колена. Мы не заморачиваемся над этим. Нас даже и не думали вносить в «Священные 28». Это список двадцати восьми настоящих чистокровных семей в магической Британии, — добавила она, заметив непонимающий взгляд Эмили напротив.

— А Поттеры там есть? — поинтересовалась Эмили.

— Э-э-э, кажется, нет. В любом случае твой папа женился на маглорожденной — значит, ты тоже полукровка, — задрав голову в потолок, отвечала новая знакомая.

— Ой, — она встрепенулась и посмотрела на Эмили, — я тебя не обидела, нет?

Эмили мотнула головой, обдумывая ответ Меган.

— Почему полукровка? — медленно начала она, собираясь с мыслями. — Маглорожденная — она же волшебница все равно? Вот понимаю, если бы она была именно маглом, тогда я была бы дочерью мага и простой женщины. А я, получается, дочь волшебника и волшебницы. Ну, вот как у животных: полу...

— Нет-нет. Там все совершенно по-другому у этих животных. Это вообще очень сложный вопрос, почему волшебники могут родиться у обычных людей, а у магов может родиться ребенок абсолютно без магических способностей. Я не люблю эту тему. Поспрашивай потом какого-нибудь из слизеринцев или рейвенкловцев. Почему-то большинство убежденных чистокровных именно там учится. Кстати, что насчет факультета думаешь?

— Не знаю... Шляпа же решает. — Эмили почувствовала, что разговор начинает налаживаться и оперлась локтями на стол, подперев ладонями голову.

— Ну, наверняка же есть мысли какие-то? Я вот хочу, чтобы меня определили куда угодно, кроме Слизерина.

— Почему? — равнодушно спросила Эмили, чувствуя, однако, как жар приливает к щекам.

— Двуличных людей не люблю. Ты же никогда не сможешь узнать, действительно ли слизеринец тебе симпатизирует или просто делает вид, чтобы что-то от тебя получить или не вступать в конфликт. И не поймешь, что он о тебе по-настоящему думает. Мне мама рассказывала, что они там практически все мастера пудрить людям голову своим поведением. Взять того же Сама-Знаешь-Кого — вот уж аферист века. Я не хочу ждать от одногруппников подлянки, каждый раз гадая, это они меня так видеть рады или гадость какую-нибудь сделали и сейчас наблюдают за реакцией, — фыркнула Меган.

— Почему аферист? — спросила Эмили, а сама подумала о Маркусе и его добродушном поведении: «Может, это игра, и он просто заманивает меня, чтобы потом всем факультетом посмеяться над "героиней", отомстить так за уничтожение того волшебника?»

— Не знаю, честно говоря. Мама так говорит. Он вроде бы что-то людям обещал, когда их за собой звал, а на самом деле кинул их.

— А правда, что его последователи — одни слизеринцы?

— Не знаю, я этим не интересовалась. Ты в Слизерин метишь, что ли? Не думаю, что победительнице Сама-Знаешь-Кого там место. Да и, думаю, ты довольно искренняя, таким на Слизерине тяжело приходится. Змеи — они змеи и есть.

Эмили старалась не подать виду, что это мало походит на нее: «Попробуй тут быть честной и жить спокойно с такими родственниками, как мои», — подумала она.

— Я читала, что Салазар отбирал на свой факультет талантливых людей, тех, кто способен вершить великие дела и к тому же достаточно амбициозных для этого. При чем тут их двуличие?

— А как, по-твоему, они всего добиваются? Юлят, обводят людей вокруг пальца, да еще и умудряются сухими из воды выйти. А великим можно стать на любом факультете. Смотря, что ты понимаешь под величием.

Эмили вспомнила, как искусно она выворачивалась из разных неприятных ситуаций с дядей и тетей, и поежилась.

— И куда, думаешь, я гожусь?

— Тебя многие на Гриффиндоре уже во снах видят, — засмеялась Меган, — но вот мне кажется, ты на Хаффлпафф очень подойдешь.

— Что?! — поразилась Эмили. — Почему?

— Ой, наслушалась всех, наверное, что там одни тупицы учатся? Ничего подобного! — скривилась соседка.

— Я только в книге читала. Ничего такого там не было, — ответила Эмили, удивившись острой реакции Меган.

— Что тебе тогда не нравится? — фыркнула та.

— Да они просто... ну... — Эмили тщательно подбирала слово, чтобы не обидеть Меган, — простые.

Кажется, это было не самое подходящее слово.

— У меня папа на Хаффлпаффе учился. Знаешь, какой он классный? Кучу всего умеет! Мастер на все руки. И он, маглорожденный, всем чистокровным слизеринцам фору давал в учебе. А знаешь почему? Потому что хаффлпаффцы не боятся трудностей и сильны духом. Они не такие бесстрашные, как гриффиндорцы, но зато более надежные люди. Так что не надо мне тут говорить, что они никто и ими можно пренебречь, — вспыхнула Меган, морща нос.

Эмили проклинала все на свете за свою неосторожную фразу.

— Извини. Я о факультетах только по «Истории Хогвартса» знаю. Я ничего подобного не имела в виду, — только и сказала она едва дрогнувшим голосом, опустив глаза в стол.

Пару минут девочки ехали молча. Меган достала книгу и углубилась в чтение, хмуря лоб. Эмили же с тяжелым сердцем откинулась на спинку и, закрыв глаза, старалась ни о чем не думать.

— Тележка со сладостями! — донеслось до них.

— О! У тебя есть деньги? — встрепенулась Меган, кладя раскрытую книгу на стол страницами вниз. Она начала копаться в своем сундуке в поисках монет. — Нам еще несколько часов ехать, надо бы перекусить. А ты наверняка не ела ничего подобного.

Эмили тоже достала деньги, рассудив, что сладкое сможет поднять ее испорченное настроение. По предложению Меган, они купили по одной штуке нескольких видов сладостей. Их набралось немного, и Эмили пыталась удержать себя от того, чтобы не съесть все прямо сейчас. Меган напомнила, что в Хогвартсе еще будет пир, на котором появятся те же десерты, поэтому они купили лишь то, что поможет им заморить голод на время поездки, и то, чего точно не будет на пиру: всевкусные бобы «Берти Боттс», шоколадные лягушки, несколько тыквенных пирожных, шоколадные плитки с разными наполнениями и небольшие бутылочки с тыквенным же соком.

Как ни в чем не бывало Меган комментировала каждую сладость и рассказывала, что и как едят. Так она объяснила Эмили про карточки-вкладыши из лягушек, которые можно коллекционировать, рассказала о вкусах драже, и они вместе испробовали все из них, начиная от безобидных фруктово-ягодных и заканчивая драже с самыми немыслимыми вкусами вроде тухлых яиц или грязи. Смеясь над лицами друг друга при поедании очередного боба, они обе почувствовали, что напряжение после разговора о факультетах сошло на нет, и начали говорить на разные отвлеченные темы.

Несколько часов спустя, когда пейзаж за окном сменился на леса и темно-зеленые холмы, к ним заглянул круглолицый мальчик со светлыми волосами, который искал жабу. Он выглядел так, словно вот-вот заплачет. Эмили стало его очень жаль.

— Вот поэтому я и не взяла никого с собой, — пояснила Эмили после ухода Невилла — так звали этого мальчика — Меган, спросившей у нее о питомце.

— А ко мне моя Джонни прилетит завтра утром. Я решила не мучить ее изматывающей поездкой.

Не успели они проболтать и полчаса, как дверь в купе вновь отворилась. Соседки синхронно повернулись в сторону гостьи. На пороге стояла девочка с пышными каштановыми волосами, она также была переодета в школьную форму и смотрела на них едва ли не свысока.

— Вы не видели жабу? Я помогаю мальчику по имени Невилл искать его питомца. Так видели или нет? — спросила она таким тоном, будто они лично потеряли эту жабу и сейчас должны отчитаться перед ней.

Эмили покосилась на Меган. Та, снова берясь за книгу, о которой забыла на пару часов, отрезала:

— Он уже заходил. Мы сказали, что не знаем, где она.

— О, вы повторяете материал, — радостно воскликнула гостья, увидев знакомую обложку «Стандартной книги заклинаний». — Уже пробовали колдовать? Я нашла и разучила самые простые заклинания, и, знаете, они очень хорошо у меня получаются.

Она вынула палочку из-под мантии и после небольшой заминки, направляя ее на дверь, отчетливо произнесла:

— Колопортус!

Послышался щелчок, означающий, что дверь заперта. Девочка довольно подняла голову. Эмили одобрительно ей улыбнулась, а Меган присвистнула:

— Ты это летом выучила, что ли? Вот делать нечего.

— В отличие от тех, кто знал о Хогвартсе с самого детства, у меня было всего несколько недель, чтобы узнать об этом мире и научиться быть здесь не хуже других, — с легким укором посмотрела на нее девочка. — Кстати, я же не представилась. Гермиона Грейнджер.

Гермиона без спроса разместилась на сидении Меган, которая с недовольным видом спустила ноги на пол. А Эмили расслабилась, услышав, что не она одна переживала о том, как ее примут в этом мире. Жаль только, что дядя до конца лета прятал палочку и не вышло попытаться поколдовать по учебнику.

— Я Меган Джонс, — представилась та, обуваясь.

Эмили тоже представилась, кивнув Гермионе, когда та вопросительно посмотрела на нее. Но гостья и не думала убирать взгляд и продолжила смотреть на ее лоб.

— Эмили... Эмилия Поттер, да? — ахнув, затараторила она. — А я все о тебе прочитала. О тебе упоминают и в «Истории современной магии», и во «Взлете и падении темных искусств», и в...

— Да-да, я тоже это читала, — улыбаясь, притормозила ее Эмили, отметив про себя, что у Гермионы слегка большие передние зубы.

— Вы уже знаете, на какой факультет попадете? Я расспросила кое-кого и надеюсь, меня распределят на Гриффиндор. Похоже, это — наилучший вариант. Я слышала, там учился сам Дамблдор. Впрочем, думаю, попасть на Рейвенкло тоже было бы неплохо…

— Кого ты спрашивала? Почему Гриффиндор лучший? — тут же поинтересовалась Эмили, не обращая внимания на тяжелый вздох Меган.

— Старшекурсники здесь, в поезде, говорят, что гриффиндорцы справедливые и благородные люди. К тому же Альбус Дамблдор — один из величайших волшебников этого века; я бы хотела пойти по его стопам.

— То есть великие не только со Слизерина выходят, да? — язвительно спросила Меган, поглядывая на Эмили.

— Разумеется, нет! Я вообще не думаю, что на Слизерине учатся хоть сколько-нибудь хорошие люди. Практически все темные маги — выходцы Слизерина.

Эмили все сильнее убеждалась в том, что не должна поступать туда. «Если я попаду на Слизерин, все убедятся, что я точно темный маг, и именно поэтому выжила после встречи с тем волшебником... — думала она. — Но ведь это не так! То есть... я, конечно, не знаю, как там было. Но я же не плохая!»

В дверь робко постучали.

— Ой! — воскликнула Гермиона. — Надо найти жабу Невилла. Увидимся, — открыв дверь очередным выученным заклинанием, она потащила за собой круглолицего мальчика, который все это время ждал ее в коридоре.

Эмили встала и, заперев за ней дверь, поправила шторки на дверном окошке.

— Это зачем? — поинтересовалась Меган, открывая очередную свою лягушку.

— Не люблю, когда заходят всякие... незнакомые люди.

Так они просидели еще полчаса. Меган рассказывала соседке о квиддиче и самых известных его чемпионатах.

Вновь послышался стук. Эмили приложила палец к губам; Меган, послушавшись, не издала ни звука.

— К нам нельзя, мы переодеваемся, — сориентировавшись, негромко произнесла Эмили. Но, кажется, снаружи их не услышали, потому что раздался еще более настойчивый звук ударов по деревянной двери.

— Переодеваемся мы! — крикнула Меган, едва не смеясь.

— О, простите. Я слышал, в этом купе едет Эмилия Поттер — весь поезд трещит об этом, — раздался мальчишеский голос, который позабавил девочек своей манерностью.

Эмили почувствовала, что начинает краснеть; сердце забилось чаще. «Весь поезд трещит... Значит, Маркус тоже знает, где я. Вот бы увидеть его... Но не хочу, чтобы Меган про него знала. А вдруг он явится?»

— Ее здесь нет. Я слышала, она через два вагона отсюда. — Эмили сама не заметила, как ложь сорвалась с языка.

Меган недоуменно посмотрела на нее, но Эмили умоляюще приложила палец к губам.

— Спасибо, — раздался топот уходящих ног. Кажется, за дверью стояло больше одного человека. Но вот в дверь снова постучали: — А два вагона куда: вправо или влево?

— Влево, — наобум ответила Эмили. Ее очень смешила эта ситуация, а вот Меган посерьезнела и в упор смотрела на Эмили.

— Зачем соврала?

— Не хочу, чтоб кто-то еще сюда заходил и знакомился со мной. Надоело, что все пялятся на мой лоб. — Эмили не смотрела в глаза соседке по купе, складывая недоеденные сладости в чемодан.

— Ну, извини, тебя все ждали. Привыкай, сейчас как минимум год будешь местной знаменитостью.

— Вот и хочу последние часы провести в спокойствии и побыть просто Эмили Дурсли.

Меган неодобрительно покачала головой.

Несколько минут спустя машинист объявил о скором прибытии и сообщил, что багаж необходимо оставить в поезде. Собравшись, девочки вместе вышли в коридор, где уже столпились остальные ученики. Эмили наклоняла голову так, чтобы шрам хоть как-то скрывался волосами и не был виден. При этом она старалась исподлобья разглядеть лица старшекурсников, надеясь увидеть Маркуса.

Вскоре поезд остановился, и все вышли на темную платформу. Тут же послышался знакомый громкий голос:

— Первокурсники! Все ко мне! Первокурсники, сюда! Хей, Эмили, как дела? — это Хагрид с фонарем в руке возвышался над учениками.

Эмили и Меган направились к нему. Когда все собрались, великан повел первокурсников по крутой узкой тропинке. Девочки боялись упасть и держались друг за друга.

— Сейчас увидите Хогвартс, — проревел Хагрид, обернувшись, — прям за поворотом.

— О-о-о, — раздались восклицания впереди. Эмили не терпелось увидеть замок воочию, а не на картинке.

И вот тропинка внезапно вывела их к огромному озеру, которое в сумерках казалось черным. Яркие звезды отражались в его глади, а на другом конце берега...

— О боже, — не сдержавшись, выдохнула Эмили, увидев возвышающийся на скале огромный замок с башнями разных размеров.

Непонятное чувство охватило ее с ног до головы. В ней словно опять поднялось некое существо, теперь уже слабо отличимое от нее, и твердило, что это ее дом, что она вернулась. Эмили застыла на месте и очнулась, лишь когда Хагрид позвал ее сесть в лодку.

У лодок не было ни весел, ни гребцов.

Меган придержала для нее место, усевшись вместе с девочками-близняшками, которые, судя по внешности и именам — Падма и Парвати Патил, — были родом из Индии. Рассадив всех первокурсников, Хагрид дал команду, и флотилия тронулась.

Девочки о чем-то разговаривали, любуясь замком, а Эмили ни на минуту не отводила от него взгляд, словно боясь его исчезновения. Хогвартс манил ее, но до него оставалась еще половина пути. «Быстрее, быстрее!» — шептала она замерзшими губами. Эмили закрыла глаза, укачанная волнами, и вспомнила свой сон. «Это были Хогвартс и лодки, которые плывут сами. Это не дежавю, я точно помню этот сон. Как мне могло присниться все это, если я никогда раньше здесь не была?»

— Пригнитесь! — крикнул ученикам Хагрид, когда они заплывали под утес, под сам замок. Оказавшись у подземного причала, ребята выбрались на каменистый берег и стали ждать, пока Хагрид проверит лодки.

— Эй, чья жаба? — произнес тот спустя пару лодок.

— Тревор! — радостно откликнулся Невилл.

А Эмили тем временем оглядывала грот. Блики воды плясали на стене, заставляя ее сердце сжиматься от невыразимой и неясной тоски. Хагрид повел первокурсников по туннелю, выведшему их на ровный газон перед самим замком. Преодолев лестничный пролет, они, наконец, оказались у высоких дубовых дверей.

— Все здесь, а? Невилл, ты там жабу снова не потерял? Нет?

И Хагрид, подняв свой огромный кулак, трижды ударил в дверь.

Глава опубликована: 10.12.2014

Глава 7. Распутье

— Первокурсники, профессор МакГонагалл, — отчитался Хагрид заместителю директора, открывшей им дверь. Она возвышалась над прибывшими учениками и выглядела сурово — многие сжались под ее взглядом.

Эмили, хоть и встречалась с ней ранее, тоже почувствовала себя неуютно. Но лишь на мгновение: как только они вошли в огромный вестибюль, к ней вернулось приугасшее ощущение дежавю. Профессор повела их в левую комнату от входа — прочь от двустворчатых дверей, за которыми слышался шум голосов. Для почти сорока человек комната, оказавшаяся холлом, была мала, поэтому будущие ученики стояли гораздо ближе друг к другу, чем делали бы это в обычных условиях. Эмили не нравилась близость других людей. Она, стараясь не наступить никому на ноги, протиснулась к стене.

— Добро пожаловать в Хогвартс, — спокойно начала МакГонагалл, и все тут же притихли.

Эмили пыталась заглушить свои странные чувства, прислушиваясь к профессору, но она говорила то, что Эмили давно выучила и сама: их ждет распределение по четырем факультетам, а факультет — дом на все последующие семь лет, для победы которого в Кубке школы нужно зарабатывать баллы. Внимание постепенно рассеивалось, и дальше Эмили слышала лишь голос, не воспринимая значение слов.

Окончив речь, профессор вышла, чтобы проверить готовность всех остальных к распределению этого года, а Эмили уже изнемогала от нетерпения попасть хоть куда-нибудь. Впрочем, «куда-нибудь» неверное слово. В ее голове все сильнее пульсировала мысль только об одном факультете. Эмили даже не знала точно, когда она вдруг так яростно захотела на Слизерин. Из последнего разговора о факультетах она поняла, что не хотела бы иметь репутацию темной колдуньи, а теперь словно кто-то заставлял ее думать о зеленом факультете. Было жутко от этого наваждения. Это точно были не ее мысли — что-то внутри, дремавшее до этих пор, рвалось наружу.

У задней стены раздались вскрики: из нее выплыло десятка два жемчужно-белых людей, которые не замечали первокурсников и разговаривали о своем. Некоторых привидений Эмили будто бы знала, их лица казались смутно знакомыми, и это вернуло ее к переживаниям о том, что с той минуты, как она увидела Хогвартс, с ней начало происходить что-то странное.

— Эй, вот ты где. — Меган отыскала ее в толпе. — Ну как, готова? Скоро все случится. Кстати, там, кажется, тебя ищет тот мальчик, которого ты в купе не пустила.

Прыснув, она прислонилась спиной к стене.

— Что, так и спрашивает до сих пор?

— Не, чересчур много оглядывается. По-любому девочку со шрамом высматривает.

Эмили закатила глаза и сползла по стене ниже, чтобы ее не было видно.

Наконец вернувшаяся МакГонагалл построила их в линейку и повела через вестибюль к тем дверям, из которых слышался гомон студентов. Пока ученики строились, Меган успела указать на мальчика с очень светлыми, отливающими серебром волосами. Передвигая будто налитыми свинцом ногами, Эмили шла после соседки по купе. В груди трепетало от волнения, и чем ближе они подходили к двери, тем сильнее Эмили понимала: она знает, что увидит за ними.

— Ох! — как ни старалась, Эмили не смогла сдержать чувств, когда, пройдя в дубовые двери, увидела именно то, что ожидала: огромный зал с парящими под зачарованным потолком свечами, а вдоль стен, параллельно друг другу, — четыре стола. Второй от входа стол в первую очередь привлек ее внимание. Эмили ужасно тянуло по инерции свернуть к студентам с изумрудно-зелеными галстуками, словно она делала это не в первый раз.

Сжав кулаки, она сосредоточилась на темных волосах Меган, следуя только за ней. Они минули два стола и теперь шли между теми, что были под зелеными и синими знаменами. Где-то сзади Гермиона Грейнджер громким шепотом просвещала всех, кто готов был ее слушать, о свойствах потолка. Эмили подняла взгляд вверх: они шли словно под открытым небом, звездным и ясным. Опуская голову, она снова взглянула налево, на стол слизеринцев.

«О, господи! Тот парень у самого края стола. Он увидит все распределение!» — запаниковала Эмили, заметив знакомые черты лица. Маркус Флинт сидел среди других парней-старшекурсников, как и все, наблюдая за вереницей первокурсников. Заметив ее взгляд, он кивнул, растянув губы в улыбке. Эмили, покраснев, улыбнулась и кивнула в ответ. А когда она поравнялась с Маркусом, она заметила, что его друзья стараются не смотреть на нее прямо, но украдкой бросают любопытные взгляды.

Первокурсники дошли до стола преподавателей, стоявшего у дальней стены перпендикулярно остальным, и выстроились в ряд лицом к ученикам. Профессор МакГонагалл вынесла на середину трехногий табурет и ветхую Шляпу. Эмили заметила, что многие прибывшие с ней дети удивились этому. Ей стало смешно. Тем временем Шляпа открыла рот, роль которого играли несколько складок чуть выше полей, и начала петь.

Завороженная словами Шляпы, певшей о своих свойствах, Эмили не заметила, что уже несколько минут смотрела на знамя над слизеринским столом. Она взяла себя в руки и заставила присмотреться к другим факультетам: за самым крайним слева столом сидели студенты с красно-золотистыми галстуками, второй слева стол занимали рейвенкловцы, следующими за ними шли слизеринцы, а хаффлпаффцы в горчично-черных галстуках сидели за крайним столом справа. Все было, как и раньше.

Шляпа замолчала. МакГонагалл объяснила первокурсникам, как будет происходить распределение, и вызвала Ханну Аббот, девочку с белокурыми хвостиками, для того чтобы та первая прошла к табурету и надела Шляпу.

Больно щипая ладонь, Эмили со слезящимися глазами смотрела на распределение однокурсников, перебарывая чужеродное желание без конца пялиться на слизеринский стол. «Там же тот парень! Еще подумает, что я на него смотрю. Ох... я, наверное, как дура себя веду. В конце концов, я его видела от силы минут десять в том магазине. Какое мне дело, что он подумает?» — сердилась она.

Но как Эмили ни пыталась переубедить себя, получалось это слабо. Дело было, и еще какое. Она не могла забыть ни отнюдь не злой, что бы там про слизеринцев ни говорили, взгляд Маркуса, ни его слова о том, что на Слизерине, похоже, ее ждут не меньше, чем за столом Гриффиндора, ни слова Хагрида. «Что ему нужно от меня? Чего он пристал тогда, в магазине? — нервничала Эмили. — Может, Хагрид прав, и мне лучше не попадать на Слизерин? Вдруг тот парень специально меня туда заманивает и поэтому казался таким доброжелательным?»

— Джонс, Меган!

Меган обернулась на Эмили и, подмигнув ей, двинулась к табурету. Эмили хотела узнать, куда попадет ее соседка по купе. Меган показалась ей слишком прямолинейной особой. Не хотелось бы продолжать тесно общаться с ней, а если они будут жить и учиться вместе, избежать этого будет сложно: такие люди, как Джонс, дружат с первого знакомства.

Всего несколько минут, и Шляпа вынесла вердикт:

— ХАФФЛПАФФ!

Эмили вздохнула, зная теперь, куда еще ей нежелательно попадать. Радостная Меган, сняв Шляпу, поспешила к своему столу. Сев, она помахала Эмили. Та лишь улыбнулась в ответ, продолжая бороться с собой.

Ее взгляд был сосредоточен на галстуке одного из студентов зеленого факультета, а сама она размышляла о том, что будет, если она попадет туда. «И все же, — напомнила Эмили себе, — меня могут посчитать плохой. И почему существует такое мнение о Слизерине? Вроде бы там такие же дети, как и везде». Эмили пробежалась глазами по лицам слизеринцев и других факультетов. Ученики за столами Гриффиндора и Хаффлпаффа выглядели не так серьезно и сосредоточенно, как ученики остальных двух факультетов, но в целом везде были люди и приятные на вид, и вызывающие опасения.

Тем временем Драко Малфой, тот самый мальчик с очень светлыми волосами, важно садился на табурет. Едва коснувшись его головы, Шляпа выкрикнула:

— СЛИЗЕРИН!

«О, черт, с некоторыми она так быстро принимает решения! А если она в первую очередь увидит во мне то странное, совершенно не мое влечение к Слизерину, а я на самом деле окажусь не слизеринкой?» — отчаянно думала Эмили, провожая Малфоя взглядом. Когда тот сел на свое место, Эмили смогла разглядеть его лицо: острый подбородок, тонкие черты и надменный вид. Довольно симпатичный внешне, он своим высокомерием немного пугал Эмили.

Их взгляды встретились. Драко улыбнулся ей уголком губ, Эмили слегка кивнула в ответ, но Малфой, подавшись вперед, продолжал разглядывать ее. «Вот и еще один слизеринец, который узнал во мне Девочку-Которая-Выжила и, кажется, все же рад мне. Может, на Слизерине мне и правда ничего не угрожает?.. Черт, Флинт прямо на меня пялится», — Эмили бросило в жар, и она, отвернувшись от слизеринского стола, уткнулась взглядом в пол. Краем глаза она заметила, что Меган недовольно смотрела на нее.

— Поттер, Эмилия! — неожиданно прозвучало ее имя. За переживаниями Эмили успела забыть, что должна услышать «Поттер», а не «Дурсли», и порадовалась, что сумела среагировать хотя бы на имя.

Сердце ушло в пятки: «Ох, так… главное не упасть у всех на глазах». Медленно, пытаясь контролировать свои онемевшие от волнения ноги, Эмили вышла из шеренги. «Сейчас все решится», — с ужасом подумала она, так и не определившись, чего же боится больше.

Одновременно с этим замерший сперва зал наполнился восхищенным шепотом:

— Она сказала «Поттер»!

— Та самая, да…

— Интересно, куда она попадет?

Сидевшие в конце зала поднялись со своих мест, чтобы лучше разглядеть ее. Это вызвало еще больший мандраж. Пытаясь снять напряжение, Эмили улыбнулась в пространство, никому особо не адресуя улыбку. Краем глаза перед тем, как надеть Шляпу, она отметила, как столы гриффиндорцев и слизеринцев смотрели то с надеждой на нее, то с нескрываемым вызовом друг на друга.

Но вот Шляпа опустилась на глаза, и вместе с темнотой пришла мягкая тишина, словно кто-то закрыл дверь в комнату, отделяя ее от всего мира.

«Пожалуйста, пожалуйста, только не в Хаффлпафф. Пусть во мне найдется хоть что-нибудь особенное!» — мысленно взмолилась Эмили, пока Шляпа не успела ничего сказать. Все-таки оказаться на одном факультете с новой знакомой хотелось меньше всего.

— О, какой интересный случай! — возник тихий вкрадчивый голос в голове. — Нет, Эмили, я не отправлю тебя на Хаффлпафф. В тебе есть верность и упорство, но совсем не в тех значениях, которые ценила основательница факультета.

От сердца отлегло. Видимо, Шляпа мысленно разговаривала со всеми, а значит, Эмили сможет выяснить у нее все, касаемо своего распределения.

— Я отчетливо вижу в тебе качества, которые очень ценятся на Слизерине. Без сомнения, ты расцветешь на этом факультете!

«Слизерин! Ох, значит, я…» — Эмили едва не задохнулась от счастья, услышав столь желанный, но и одновременно такой страшный вердикт; сердце бешено застучало.

Таким же восторгом откликнулась и та странная ее часть, что внезапно проснулась. И это помогло Эмили расставить все по полочкам. Пусть что угодно говорят об этом факультете, пусть сколько угодно слизеринцы будут радушны, опасность таилась внутри, а не снаружи. Ей нельзя на Слизерин, иначе она окончательно потеряет контроль над собой.

— Вот и отлично! Тогда…

«Нет! Стойте-стойте-СТОЙТЕ!» — мысленно закричала Эмили, вцепившись влажными руками в края табурета.

— Что такое? Не хочешь туда?

«Я… Я не могу туда, мне нельзя… Может быть, мне подходит и другой факультет?» — едва дыша, спросила Эмили.

Грудная клетка болела от волнения, а костяшки пальцев побелели. То существо внутри ликовало от вердикта Шляпы, и Эмили невольно чувствовала, будто было в этом нечто плохое, темное, совершенно не ее. Ощущение было похожим на то, что она испытывала когда-то очень давно в детстве. Что-то рвалось изнутри, когда Дадли дразнил ее; что-то зарождалось в мыслях, когда Мардж кричала через весь дом покормить ее собак.

Эмили знала, что с ней происходит что-то ненормальное, то, что в ней не приемлют, и всегда сдерживала эти странные порывы. Последний раз, когда в их дом пришла профессор МакГонагалл, она не сумела это сделать, и почувствовала, будто кто-то другой управляет ею. Что будет, когда ее отправят на Слизерин? Вдруг это нечто обретет над ней полную власть? Эмили больше всего боялась не совладать с собой. Что, если она навредит кому-то?

— Бывали случаи, когда студенту подходили оба факультета, но увы, это не относится к тебе. Для тебя я вижу только один путь — за стол детей Салазара, — продолжала тем временем Шляпа.

«Пожалуйста-пожалуйста! Не отправляйте меня туда. Вы не понимаете… это не я, это что-то во мне, совершенно другое. Может быть, я совсем не слизеринка. Пожалуйста, посмотрите внимательнее», — паникуя, продолжала умолять Шляпу Эмили.

— Эмили, я вижу тебя насквозь, такой уж я создана. И могу тебя уверить: то, что ты считаешь не своим, — это ты. Очень и очень плохо, что ты отрицаешь саму себя. Вспомни, что случилось в прошлый раз. Да-да, я про выброс магии. Сколько лет ты прятала это в себе? С собой нужно подружиться, Эмили. Себя нужно любить. К себе нужно прислушиваться.

Эмили тяжело вздохнула; слеза скатилась по ее щеке. Было ужасно находиться под прицелом нескольких сотен невидимых глаз, которые сейчас с нетерпением ждали вердикта Шляпы. А ведь наверняка каждый из факультетов хотел, чтобы победительница Того-Кого-Нельзя-Называть пошла именно к нему.

«Я не хочу… я не готова… я не могу…» — обреченно подумала Эмили, в душе сетуя, что Шляпа позволила вступить с ней в разговор, а не определила ее на факультет молча — так, быть может, она быстрее приняла бы свою участь.

— Не можешь довериться своему голосу? Может ли быть, что часть тебя способна навредить тебе же?

«А я не думаю, что это я. Это не мои мысли. Это Оно пытается даже взять контроль над телом, я едва борюсь, чтобы не броситься к столу слизеринцев».

— Хорошо, пусть так. Чего же такого страшного в распределении на Слизерин? Только лишь то, что какая-то часть тебя, или не совсем тебя, хочет туда?

«Ну, вообще-то, да, — ответила Эмили. — Понимаете, это такое же чувство, когда вы стоите на краю, а вас тянет прыгнуть вниз. Как тут не бороться с собой, чтобы не сделать ужасных вещей?»

— Гм-м... Что ж, — грустно произнесла Шляпа, — будь по-твоему. Дай-ка подумать... Гибкость и желание показать себя... Нет-нет, на Гриффиндоре тебе точно не место. Что же Рейвенкло? О, куда ближе, да. Там тоже ценят изобретательность и любят неординарных людей — так сказать, желающих проявить свою индивидуальность и независимость. Что ж, с небольшими нюансами, но годится. Итак...

— РЕЙВЕНКЛО! — голос Шляпы стал гораздо громче, проносясь по огромному залу.

Эмили чувствовала, словно пол уходит из-под ног. Она открыла глаза и медленно сняла Шляпу, неловко вставая с табурета. Зал рукоплескал. Казалось, каждый из факультетов радовался решению Шляпы: гриффиндорцы — что Эмили не попала на Слизерин, слизеринцы — что на Гриффиндор, рейвенкловцы гордились, что Девочка-Которая-Выжила попала именно к ним, а хаффлпаффцы просто радовались такому исходу событий.

Эмили заворожённо стояла и бесцельно смотрела поверх голов некоторых вставших учеников до тех пор, пока профессор МакГонагалл не забрала Шляпу из ее бессильно опущенных рук. Профессор мягко дотронулась до плеча Эмили, выводя ту из ступора, и жестом пригласила проследовать за стол Рейвенкло.

Эмили, отстраненно кивнув, слегка повернула голову к слизеринцам. Столы Слизерина и Рейвенкло стояли рядом, по центру зала, и она едва справилась с очередным порывом свернуть не туда. Сделав лишь пару шагов в неверную сторону, Эмили сжала кулаки до побелевших костяшек и направилась к ученикам с сине-бронзовыми галстуками.

Краем глаза она заметила, как столы Слизерина и Гриффиндора смотрели друг на друга: словно равные соперники, которые сыграли в ничью и ждали следующую партию. Только несколько из них продолжали смотреть на саму Эмили, плетущуюся к свободному месту рядом с будущими сокурсниками. По-прежнему косясь на стол справа, она заметила Маркуса. Тот, поймав ее взгляд, улыбнулся и снова кивнул, будто говоря, что рад выбору Шляпы. Однако казалось, он был слегка расстроен. Склонив голову в полукивке, Эмили попыталась выдавить улыбку. Она ускорила шаг и направилась в самый конец стола, чтобы оказаться вне досягаемости взгляда слизеринца. Ей хлопали до тех пор, пока она не приземлилась на скамью лицом к гриффиндорскому столу.

Увидев немного расстроенного Маркуса, Эмили сникла еще сильнее и больше не могла сдержать слез; на душе заскребли кошки. Она опустила голову на сцепленные в замок руки, облокотившись на стол, и намеренно тряхнула головой, чтобы волосы закрыли лицо. Горячие слезы покатились по щекам, стекая по подбородку. Может быть, Шляпа не ошиблась, и ей правда нужно было отправиться за стол слизеринцев, но все-таки теперь Эмили чувствовала себя в безопасности. Существо внутри замолчало, спряталось и будто бы расстроилось вместе с ней. Но главное — Эмили снова чувствовала, что полностью принадлежит сама себе. Чувство самосохранения ее не подвело.

— Все хорошо? — обеспокоенно спросили рядом, тронув Эмили за руку.

— Да, нормально, — как можно увереннее и тверже произнесла она.

Церемония распределения продолжилась. Пока решалась судьба оставшихся нескольких первокурсников, Эмили приходила в себя, незаметно вытирая слезы и стараясь не разрыдаться вконец. Каждый вердикт Шляпы, отправлявшей других на Слизерин, болью отдавался в душе. Глубоко вздохнув, Эмили приказала сама себе: «Успокойся. Живо» — и больно прикусила губу, чтобы прийти в чувство. Когда все слезы были вытерты, она улыбнулась, чтобы помочь себе справиться с плохими эмоциями, и отстранилась от сцепленных рук, исподлобья посматривая на преподавательский стол. На мгновение ей показалось, что Альбус Дамблдор пристально смотрит на нее, но, подняв взгляд, она увидела, что тот внимательно осматривает всех учеников.

Профессор МакГонагалл уносила табурет, и в той стороне зала не было больше ни одного первокурсника. Эмили с сожалением подумала, что, воюя с самой собой, она пропустила всю церемонию распределения и толком не знала, кто попал на ее факультет, а кто — на другие.

Между тем голоса студентов стихли под взором вставшего со своего кресла-трона Альбуса Дамблдора.

— Добро пожаловать! — провозгласил он, сияя и раскрывая руки, словно обнимая весь зал. — Добро пожаловать в Хогвартс. Прежде чем начнется наш пир, я бы хотел сказать несколько слов. Олух! Пузырь! Остаток! Уловка! Большое спасибо.

Он опустился на кресло, а весь зал зааплодировал ему, одобрительно улыбаясь. Эмили заливисто засмеялась. Теперь ее улыбка выглядела более естественно, и она осмелилась посмотреть на софакультетников. Слева рядом с ней сидела девочка неанглийской внешности: черные блестящие волосы, черные же раскосые глаза и смуглого цвета кожа. Справа от Эмили были старшекурсники, которые говорили о своем и не обращали на остальную часть факультета внимания.

А тем временем на столе сами собой появились разнообразные блюда: ростбиф, свиные и бараньи отбивные и прочие мясные блюда, а также жареная и вареная картошка, жаркое, йоркширский пудинг, подлива и кетчуп. Еще была вазочка с мятными леденцами, которая среди таких солидных и вовсе не сладких блюд смотрелась странно.

— Накладывай что хочешь, только не объедайся, потом подадут десерт, — подсказала растерявшейся Эмили рейвенкловка напротив. Похоже, старшекурсница. Ее каштановые волосы были собраны в причудливую прическу из кос, что делало ее похожей на греческую богиню, к тому же сидела она прямо и аккуратно брала столовые приборы.

— Спасибо, — улыбнулась Эмили и потянулась за вареной картошкой и свиными отбивными. Что-что, а свиное мясо она любила больше всего.

— Я Аманда Салливан, с шестого курса, — девушка напротив протянула руку с идеальным маникюром. «Нужно будет узнать побольше о том, как тут девушки пользуются косметикой», — сделала мысленную заметку Эмили.

Аманда меж тем представляла Эмили всех, кто сидел достаточно близко, чтобы поздороваться с ней. Так соседка с азиатской внешностью слева от Эмили оказалась второкурсницей Чжоу Чанг, а рядом сидела ее подруга Мариэтта, девочка с губками бантиком и интересным цветом волос золотисто-розоватого оттенка.

— Извини за бестактность… Твой шрам, он… — аккуратно начала Аманда, кивая на лоб Эмили. Эмили тут же приложила тыльную сторону руки к шраму: «Ну, конечно. Как я могла про него забыть. Вот ведь что: он начинает гореть, когда просыпается то нечто. Нужно будет понаблюдать за этим».

— Ничего страшного, я привыкла, — ответила Эмили, и, чтобы на этот раз не показаться невежливой, стремительно придумывала вопросы старшекурснице. Оглядевшись, она наткнулась взглядом на профессорский стол. — А расскажи мне о преподавателях. Кто строгий, кто не очень?

— О! Ну, давай по порядку.

Казалось, Аманда была рада обсудить с ней преподавателей. Она описывала каждого в нескольких словах. Профессор Флитвик оказался деканом Рейвенкло, преподавал заклинания, был одним из сильнейших дуэлянтов Британии и добрым человеком, к которому всегда можно обратиться за помощью. Особо грустных он развлекал пляшущими предметами. Профессор Спраут, приземистая полная женщина, вела травологию и являлась деканом Хаффлпаффа. Профессор МакГонагалл, декан Гриффиндора, преподавала трансфигурацию, была строгой, но справедливой, в отличие от декана Слизерина, профессора Снейпа, преподающего зельеварение. Аманда предупредила, что он делает поблажки своему факультету и много требует от других, а особенно не любит гриффиндорцев.

— Они всегда после его уроков воют, — добавила она, улыбаясь, отчего на щеках появились милые ямочки.

— Все, кроме близнецов Уизли, — тонким голосом кротко вставила Чжоу. — От них самих хочется выть.

Рыжие мальчики за гриффиндорским столом, на которых она указала, сейчас возбужденно о чем-то шептались. Эмили вернула взгляд к преподавателям; она не успела как следует рассмотреть профессора зельеварения. Это был довольно молодой мужчина, худой, с крючковатым носом и длинными черными волосами, неаккуратно обрамлявшими лицо. Эмили сидела достаточно далеко, поэтому не видела его глаз, хотя была уверена, что он в течение минуты тоже смотрел на нее в ответ. Рядом с ним сидел странный преподаватель в фиолетовом тюрбане, а с другой стороны — Хагрид. Великан обрадовался, когда Эмили посмотрела на него, и помахал ей огромной ручищей. Улыбнувшись ему и махнув в ответ, Эмили продолжила оглядывать стол.

Как только все вдоволь наелись, остатки еды пропали с тарелок, а на смену им появились различные десерты. Эмили узнала в одном из блюд пирог с патокой, которым ее летом угощал Дамблдор. Настроение становилось все лучше и лучше, и вот она уже спрашивала Аманду о том, что им будут преподавать на первом курсе. Шестикурсница оказалась интересным собеседником. Она рассказала и о системе обучения, и о магическом мире в целом.

Когда пир подошел к концу, вновь поднялся со своего места директор школы, чтобы сделать пару объявлений: про Запретный лес, в который нельзя ходить ни одному ученику; про магию в коридорах школы, которую нельзя применять вне занятий — Эмили удивилась этому правилу, — а также пару слов было сказано про отбор в команды по квиддичу и несколько других моментов, которые касались только пятых и седьмых курсов, сдающих в этом году экзамены. А потом...

— Ну, а напоследок давайте споем гимн школы! — светясь, провозгласил Дамблдор. Эмили заметила, как начали переглядываться преподаватели, а старшекурсники — прятать улыбки.

— Все поют так, как хотят: любой темп, любой мотив. И — поехали, — из его палочки вырвалась лента, которая тут же начала складываться в слова прямо в воздухе.

Эмили подождала, когда начнут петь остальные, чтобы понять, какова мелодия, но то, что она услышала, повергло ее ужас. Все действительно пели кто как горазд, из-за чего гимн был похож на дикий ор. Эмили не стала участвовать в подобном. Впрочем, пели в основном гриффиндорцы, а пуще всех старались те рыжие близнецы. Они закончили последними. Дамблдор до самого конца их похоронной песни дирижировал палочкой, а потом, утирая глаза, произнес:

— Ах, музыка! Ее волшебство гораздо выше всего, чем мы тут занимаемся. А теперь все по кроватям. Шагом марш!

С последними словами директора Эмили была полностью согласна: музыка — та еще магия, — и мысленно поставила галочку не забыть узнать у Аманды про аналог магловского плеера. Старосты всех факультетов собирали первокурсников около себя, и тут Эмили покрылась холодным потом: Роберт Хиллиард. Старосты Рейвенкло подзывали к себе первокурсников, и только сейчас, когда Эмили увидела того самого парня в очках и с резким голосом, что был в книжном магазине вместе с Маркусом, она вспомнила, что он учился на Рейвенкло.

— Привет, — поприветствовал друга рукопожатием неспешно подошедший Маркус. — Здравствуй, Эмили.

Он обернулся к ней, протягивая руку. Эмили мельком глянула на него и, покраснев, подала руку для очередного поцелуя, краем уха услышав, как охнули за ее спиной.

— Целых семь минут под шляпой! Это рекорд. Жаль, что ты не попала на Слизерин. Многие из нас ждали тебя. Помни, что всегда можешь обратиться к нам за помощью — ко мне так точно, — он слегка сузил глаза и приподнял уголки губ, отчего лицо приняло то ли хитрое, то ли кокетливое выражение.

— Она попала на наш факультет, Флинт. Мы сами поможем своим первокурсникам, — холодно произнесла Пенелопа Кристалл, вторая староста, которая собрала детей с начала стола. Эмили оглянулась на голос, и ей снова показалось, что за преподавательским столом за ней наблюдали, но как только она посмотрела на него прямо, не увидела никого, кто обращал бы внимание на зал.

— Пенни, здравствуй, — учтиво поклонился Маркус, придерживая рукой изумрудный в серебряную полоску галстук, заправленный в жилет. — Роберт, на пару слов.

И кивнув Эмили на прощание, он отвел друга в сторону, сообщая ему что-то с серьезным видом.

— Идемте, — позвала первокурсников Пенелопа.

Эмили отвернулась от Маркуса, которого теперь — пока он не обращал на нее внимания — могла рассмотреть не стесняясь. Вместе с однокурсниками она вышла вслед за Кристалл в вестибюль. Рейвенкловцы, как и задержавшиеся старшие гриффиндорцы, поднимались по мраморной лестнице, хаффлпаффцы, как заметила Эмили, проходили в дверь справа от Большого зала, а слизеринцы — в дверь на другой стороне вестибюля.

Лишь когда они минули большую часть замка, поднимаясь по десяткам лестниц, проходя мимо говорящих и движущихся портретов, заходя в секретные коридоры через гобелены, Эмили осознала, что ощущения дежавю не было уже давно. Существо внутри окончательно отпустило ее, но Эмили утвердилась в мысли, что даже вдали от родителей ей следует быть начеку и отслеживать и пресекать в себе ненормальности.

На шестом этаже их с гриффиндорцами пути разошлись, и рейвенкловцы в одиночку направились в западную часть замка. Достигнув винтовой лестницы, они разделились по парам и начали подниматься по головокружительной спирали, крепко держась за перила. Наверху они уперлись в дверь, вот только на ней не было ни ручки, ни замочной скважины — лишь бронзовый молоток в виде орла. Пенелопа ударила им по двери всего один раз, и клюв птицы открылся, издав вместо клекота нежный мелодичный голос:

— Что разбивается, но никогда не падает? И что падает, но никогда не разбивается?

Пенелопа задумалась, приложив палец к губам.

— Э-э-э, ты не знаешь? — произнес светловолосый мальчик. — Разве старосты не должны знать все пароли?

— Рейвенкло — единственный факультет, которому не нужны пароли. Вместо этого у нас загадки, и только истинный рейвенкловец способен их отгадать, — послышалось снизу. Это Роберт, перескакивая через ступеньку, поднимался наверх.

— Вы привыкнете и быстро научитесь разгадывать вопросы любой сложности, — улыбнулась Кристалл, ударяя молотком еще раз, чтобы Роберт прослушал вопрос.

— Ага, и перезнакомитесь со всеми из факультета, пока будете решать задачки нашего орла. Ну, у кого какие догадки? Да, добавлю, что здесь не всегда бывает единственный ответ, в том и прелесть.

Эмили оглядела однокурсников: судя по их лицам, они также испугались перспективы застрять однажды здесь в поисках ответа на вопрос. «Если б знала, отправилась бы лучше на Слизерин. Как я буду все это отгадывать?» — она тщетно пыталась вспомнить, было ли хоть что-нибудь об этом в «Истории Хогвартса».

— Ну что? Нет мыслей? — переспросил Роберт, вернувшись из раздумий.

— У самого-то идеи есть? — подтрунила над ним Пенелопа.

— Я хочу дать возможность юным рейвенкловцам показать, на что они способны.

Эмили поймала себя на мысли, что ей все сильнее не нравились его ломающийся голос и насмешливый тон. А еще ей ужасно хотелось спать. Она опустилась на ступеньку лестницы и потерла шрам, почти успокоившийся после распределения.

А тем временем шло жаркое обсуждение вопроса. Не без зависти Эмили отметила, что ее однокурсники увлеченно генерировали абсолютно разные варианты: от невозможных до откровенно глупых. У нее самой не было ни единой здравой мысли, а те, что были, она стеснялась предлагать, поэтому просто наблюдала за тем, как Терри Бут и Лайза Турпин обсуждали вариант «сердце».

— Это точно, сердце разбиваться может, — подумав, подтвердил Хиллиард, видимо вспомнив что-то.

— Оно и падать может, — неожиданно для себя вставила Эмили, вспомнив, как все внутри обрывалось то от страха, что Дурсли заметят в ней какие-то странности; то от бегающих глаз Флинта, когда он буравил ее взглядом; то от вердикта Шляпы, едва не сведшего ее с ума. Но Эмили произнесла это слишком тихо, так что никто ее не услышал.

Несколько минут спустя первокурсники были почти готовы назвать отгадку.

— Ну что, пробуем эти варианты? — Пенелопа оглядела счастливые лица с горящими от возможной удачи глазами и, хитро переглянувшись с Робертом, вновь ударила молотком по двери: — Сердце и давление.

— Верное рассуждение, — изрек орел, и дверь распахнулась.

Они вошли в просторную круглую гостиную. Эмили, как и прочие ее однокурсники, ахнули при виде звездного неба на потолке и такого же звездного ультрамаринового пола. Высокие окна с синими с бронзой шторами прорезали стены башни: вероятно, вид из них открывался превосходный. Тут и там по всей гостиной стояли пуфики, кресла, столы и стеллажи с книгами. Эмили восхищенно оглядывалась вокруг. Еще один стеллаж располагался за статуей женщины с чем-то наподобие тиары на голове в нише напротив входа, а на колоннах по бокам этого углубления в стене, расправив крылья, сидели мраморные орлы.

— Итак, официально вас поздравляем. Я, Роберт Хиллиард, и эта очаровательная девушка, Пенелопа Кристалл, — старосты факультета. Как вы выяснили, расположение нашей гостиной не нуждается в излишней секретности, потому что только рейвенкловец сможет пройти испытание на интеллект. — Среди первокурсников послышалось скептическое хмыканье. — Да, на нашем факультете учатся одни из величайших будущих умов. Впрочем, гении часто являются чудаками, так что советую ничему здесь не удивляться и самим делать все, что вам захочется. Все мы здесь индивидуальности и можем верить, во что хотим, носить, что хотим, и говорить, что хотим, в отличие от остальных факультетов. К слову о них, как вам, может быть, стало известно, Слизерин известен тем, что его ученики стремятся к победе. В целом, ребята они неплохие, но советую вам лучше узнать слизеринца прежде, чем начать доверять ему.

Эмили показалось, что сейчас он обращался лично к ней, хотя он ни разу за все время не взглянул в ее сторону.

— Ах, да, — продолжил он, — привидение нашего факультета — Серая Дама. Она весьма скромна и молчалива, но рейвенкловцам никогда не откажет в помощи. Что ж, теперь отправляйтесь наверх, в ваши спальни. Девочкам направо, за Пенелопой, а мальчикам налево, за мной. Всем спокойной ночи и удачного первого дня.

Старосты повели их прямо к нише, где двери в башенки мальчиков и девочек скрывались за колоннами. Лестница вниз вела к умывальникам, туалетам и душу, а винтовая — наверх, в спальни всех семи курсов. Спальня девочек нынешнего первого курса оказалась второй по счету. Попрощавшись с Пенелопой, которая обещала завтра с утра проводить их в Большой зал для закрепления маршрута, пятеро рейвенкловок вошли в спальню.

Такая же круглая, как и гостиная, она была уставлена кроватями, покрытыми небесно-голубыми пуховыми одеялами. В комнате находилось три окна. Они выходили на различные виды окрестностей Хогвартса, так что ни одна из девочек не была обделена красивым видом. Возле каждой кровати стояла тумбочка, небольшой шкаф и багаж, который кто-то уже занес сюда. Девочки отыскали свои сундуки и чемоданы, определившись со своим местом. Также на кровати у каждой лежали факультетские элементы одежды: сине-бронзовые галстук и шарф в широкую полоску, свойственную первым двум курсам.

По разговорам девочек Эмили поняла, что они сидели рядом за столом и уже успели познакомиться, тогда как она знала лишь одну из близняшек Патил, но не была уверена, какая из них попала сюда. Уставшая и едва соображающая, она разобрала вещи и спустилась, чтобы умыться. Посреди ванной комнаты кругом стояли несколько мраморных умывальников с высокими зеркалами. Там уже стояли две ее однокурсницы, которые весело переговаривались. Заметив Эмили, они замолчали и с любопытством посмотрели на нее. Эмили стало неуютно.

— Ой, ты еще не знаешь нас. Я Сью, Сью Ли, — представилась худенькая спортивная девочка с темными, собранными в пучок волосами. У нее была светлая кожа и яркий румянец на щеках.

— А я Мэнди Броклхерст, — присоединилась к ней высокая девочка с короткими светлыми волосами.

— Эмили, — кротко улыбнулась Эмили, радуясь, что теперь знает почти всех своих однофакультетниц. Девочки подождали, пока она умоется, и они втроем поднялись в спальню.

Надев пижаму с какими-то цветами, которую ей купили буквально за день до отъезда, Эмили забралась в свою вторую слева кровать, и почувствовала, как сон забирал ее в свои объятия.

— Эмили, тут еще Падма Патил и Лайза Турпин, познакомьтесь, — казалось, нисколько не уставшая Сью, кровать которой находилась справа, вернула Эмили в реальность.

Эмили слабо помахала им рукой, мечтая провалиться в сон.

— Успеем еще познакомиться. Завтра нам по замку бегать и запоминать, где кабинеты находятся, — зевая, пробормотала Лайза.

Но Эмили уже засыпала. Несмотря на неуютное ощущение от того, что она спала в новом месте, вдали от дома, и тоску по тете, с которой не могла поделиться впечатлениями от прошедшего дня, она не могла удерживаться на поверхности своего сознания.

Океан, неизменно являющийся в последнее время в ее снах, был сегодня тих. Сквозь сон Эмили обеспокоенно подумала, что так тихо бывает только перед бурей.

Глава опубликована: 21.12.2014

Глава 8. Впечатления

В спальне было еще тихо, только потрескивала печка в центре комнаты. Эмили открыла глаза, повернулась на бок и дотянулась до стоявшего на тумбочке будильника — обычного механического, который она привезла с собой. Оказалось, до звонка еще восемь минут. Эмили тяжело опустила голову на вытянутую руку, но больше спать не хотелось: слишком велико возбуждение перед первым учебным днем.

Эмили встала с постели, выключила будильник и принялась надевать школьную форму. С галстуком она не смогла справиться самостоятельно, хотя сотни раз видела, как тетя помогала дяде собираться на работу, так что просто отправилась вниз к умывальникам, оставив его и мантию на кровати.

— Доброе утро! Расписание появилось на доске. Сумку сразу соберите на весь день, если боитесь застрять перед орлом, — мимо нее наверх промчалась Аманда. Она еще не успела заплести волосы, поэтому они были стянуты в свободный растрепанный пучок на затылке.

Умывшись, Эмили вышла в гостиную. Вставшее солнце освещало круглую комнату, пробиваясь сквозь окна с восточной стороны башни. Помимо нее возле доски уже столпились несколько учеников. Эмили встала позади них, высматривая свой курс в расписании. «Травология, трансфигурация, два урока зельеварения. Хорошо, что заколдованную сумку купила», — размышляла Эмили, рассеянно глядя на количество уроков.

— Вам Снейпа в первый день поставили. Вот не повезло! Скорее всего, так каждый понедельник теперь будет, — усмехнулся долговязый старшекурсник, подошедший к расписанию.

— Издеваешься, да? Совет бы лучше дал, — подал голос кто-то из однокурсников Эмили.

— Ха, мне-то что. Я этого гада слизеринского уже второй год видеть не буду, и слава Мерлину. Слушайте, учите и терпите — вот вам мой совет, — и парень вышел из окружившей его толпы, закинув мантию через плечо.

Эмили спохватилась и бросилась наверх собирать сумку. Ее соседки почти оделись и теперь мучились с галстуками. Всем на помощь пришла Пенелопа Кристалл, которая уже была готова проводить их до Большого Зала.

К восьми утра под руководством старосты и нескольких ее подруг первокурсницы спустились на завтрак, стараясь запомнить дорогу, поскольку им предстояло самим вернуться в башню после уроков. Эмили до этого не замечала реакции рейвенкловцев, но, оказавшись в коридорах Хогвартса, поймала на себе множество любопытных глаз. Кто-то пытался высмотреть шрам на ее лбу, кто-то оглядывался через плечо, и все шептались, как только она проходила. В голову лезли навязчивые мысли о ее неопрятной внешности или спутанных волосах. Эмили украдкой приглаживала едва топорщащиеся складки на мантии и смотрелась в любые зеркальные поверхности. «Это странно — такая реакция. В бывшей школе так смотрели на остальных, только когда им Дадли на спину всякую гадость лепил», — переживала она, заставляя себя расправить плечи и держаться уверенно.

Как только они вошли в зал, Эмили мельком оглядела стол Слизерина, надеясь увидеть Маркуса, но тот, скорее всего, еще спал. Зато за столом Хаффлпаффа, ближайшим столом ко входу, она заметила Меган. Та вот уже несколько секунд смотрела на нее, ожидая, когда Эмили наконец обратит на нее внимание. Поймав ее взгляд, Меган вяло махнула рукой, поджимая губы. Эмили лишь улыбнулась в ответ и села лицом к гриффиндорцам, избегая одновременно Меган и Маркуса, который скоро должен был появиться.

Сверху послышались шорох крыльев и громкое уханье. Совы и филины разных видов спикировали к своим хозяевам, принося им гостинцы и письма из дома, газеты и прочие вести. У Эмили кольнуло в груди. Она подумала, что было бы гораздо обиднее, если бы ее питомец прилетел без посылки, чем сейчас, когда ей просто некого ждать.

— Угощайся, — одарив Эмили улыбкой, произнесла Сью Ли, протягивая домашние вафли. — А у тебя нет совы?

— Мне некому писать письма, — со спокойной улыбкой ответила она, прожевав вафлю.

— А как же твои... э-э... твои... — Сью забавно приложила палец к губам в задумчивости.

— Родственники? Они не хотят связываться с этим миром, — ответила Эмили, как ни в чем не бывало наливая себе тыквенного сока.

Но внутри ей стало горько. Так всегда случалось в последние недели, когда Эмили думала о том, что, уезжая в Хогвартс, надолго остается без родных и что для них ее отъезд — это нечто, связанное с ненормальностью, а значит, вещь почти что непростительная. И вдвойне горько было оттого, что для Дурсли было лучше, чтобы она уехала учиться владеть своей магией, нежели осталась дома и каким-то образом сумела лишиться этой магии вовсе.

Даже письмами за это время им не обменяться: не было и речи о том, чтобы отправлять «ненормальную» сову на Привит-драйв, а если и были в магическом мире другие способы передать весточку, вряд ли они многим лучше. Эмили оставалось самой справляться с новым укладом жизни, неизвестностью и самостоятельностью, лишь бы Дурсли жили со спокойной мыслью, что на каникулах ее магия не будет выходить из-под контроля. Тогда, возможно, встреча на Рождество будет теплой и непринужденной.

— Ну и зря, — фыркнула Сью, задрав голову и смешно выпятив нижнюю губу, — вот разобьется у них сервиз, который им подарила двоюродная тетушка троюродного дедушки на годовщину их первого поцелуя, что они будут делать? Ты им потом припомни, от чего они отказались.

За всю свою жизнь Эмили не смеялась так сильно, как сейчас. Сью при этом совсем не смутилась ее реакции и продолжила наигранно возмущаться.

— Мисс Ли, мисс Поттер, ваше расписание на всю неделю. Возьмите, пожалуйста, — прозвучал высокий голос за спиной Эмили. Низенький профессор Флитвик с нескрываемым восхищением смотрел на нее, протягивая два свитка. Эмили улыбнулась своему декану, принимая листки для себя и однокурсницы напротив.

— Девочки, вы поели? Идемте, до урока осталось десять минут. Мне еще на свой этаж нужно успеть, — спустя некоторое время подошла к ним Кристалл.

Она проводила первый курс до теплиц и, оставив их там с гриффиндорцами, умчалась на свой урок. Из череды оранжерей показалась, одарив ребят теплой улыбкой, невысокая полная женщина. Она произнесла приятным грудным голосом:

— Всех с первым днем учебы! Нам с вами в этом году работать в теплице номер один. Все за мной, пожалуйста. — Профессор повела их за собой. — Мы будем изучать магические травы и растения. За ними нужен особый уход, чтобы все их свойства раскрылись должным образом. Тема сегодняшнего урока... — она обернулась к вошедшим ученикам, — а вот вы мне и скажите, знает ли кто-нибудь это растение?

На длинных столах вдоль теплицы стояли горшки с растениями, плоды которых напоминали гороховые стручки, но они были раза в два больше и розового оттенка. Эмили опустила глаза, усердно изучая экземпляр перед собой, словно пытаясь вспомнить его название, а в это время молилась, чтобы ее сейчас не спросили, потому что все, что она читала летом, вылетело из головы.

— Сколько рук! Ну, хорошо, давайте вы попробуете, мистер?..

К счастью для Эмили, руки подняли несколько человек: в основном рейвенкловцы и только одна гриффиндорка — та, которая провела в купе с Меган и Эмили некоторое время.

— Бут, профессор. Это паффопод, — ответил мальчик с каштановыми волосами, в то время как расстроенная Гермиона опустила руку.

— Верно! Пять баллов Рейвенкло, — обрадовалась профессор Спраут. — А может, кто-то хочет добавить что-нибудь? Чем оно интересно или... О, прошу вас, мисс?..

— Грейнджер! — радостно откликнулась гриффиндорка, тянувшая руку высоко к потолку, и тут же затараторила ответ: — Паффоподы — растения из разряда стручковых. Их плоды наполнены клубящимся веществом, внешне напоминающим дым розового цвета, а также бобами, которые и производят это вещество в процессе метаболизма. Бобы используют в различных заживляющих бальзамах, но при ударе о землю они рассыпаются цветами и таким образом осеменяют ее новыми паффоподами.

— Великолепный ответ! Все верно, десять баллов Гриффиндору, — расцвела профессор.

Эмили, как и многие ученики, уставилась на зардевшуюся Гермиону. «Она, что, учебник заучила?» — поразилась Эмили и вспомнила свою тезку, бывшую одноклассницу из Литтл-Уингинга, которая тоже отвечала на вопросы словами из книги. Все-таки в любом коллективе можно найти определенные типажи людей. Эмили это заметила, еще когда наблюдала в прошлой школе за ребятами из параллельных классов.

Значит, здешний «Дадли» должен будет скоро обнаружить себя, и желательно сделать так, чтобы он не лез к ней. С кузеном это почти получалось. Он редко выбирал девочек мишенью для насмешек, в основном он и его банда доставали мальчишек из младших классов.

Сама Эмили видела, что похожа на тех, кто держится в стороне от конфликтов и успевает вовремя ретироваться, предчувствуя драку. В каждом классе были такие люди, кто умел не становиться жертвами Дадли и его друзей. Возможно, в Хогвартсе все переменится из-за того, что она Девочка-Которая-Выжила. Но пока нужно понаблюдать, кто и как на нее реагирует, и понять, с кем ей самой было бы приятно общаться.

Профессор Спраут тем временем показывала на своем растении его части, которые можно использовать волшебникам. Она сказала, что в этот раз только познакомит с ним и на его примере покажет, как обычно проходит урок травологии. Повторение материала и более глубокое изучение паффопода ждало учеников на третьем курсе.

Ребята разбились на группы по два-три человека, чтобы попрактиковаться в сборе бобов. Гриффиндорцы тут же сорганизовались, оставив Гермиону без пары, а факультет Эмили долго не мог создать свои группы. Отчасти проблема была в том, что слишком многие хотели быть в паре с Эмили. Но Эмили заметила странное выражение лица Гермионы: та всеми силами не показывала, что обижена или задета. Лишь вздернув подбородок, она придвинулась к своему паффоподу. «Я бы тоже чувствовала себя ужасно, если бы меня так все стали избегать», — поняла Эмили состояние Грейнджер. Почему-то захотелось ей помочь.

— Ой, а я уже с ней договорилась. Если кто-то хочет к нам третьим — присоединяйтесь, — неожиданно для самой себя сказала Эмили, кивнув в сторону гриффиндорки.

Когда она подошла к Гермионе и попросилась в пару, та узнала ее и обрадовалась. И начала давать указания. Эмили не возражала, поскольку гриффиндорка, очевидно, была уверена в том, что делает, а сама стала тайком наблюдать за напарницей. Тон Гермионы на протяжении всего урока был слегка учительским, и в совокупности с ее «бобровыми» зубами это звучало и выглядело смешно.

В конце урока оказалось, что их с Грейнджер тандем собрал больше всего стручков, очистив почти все растение. За это их факультеты наградили пятью баллами, и Эмили почувствовала то самое приятное чувство превосходства, когда в школе ей ставили «А» за задание. Судя по довольному виду гриффиндорки, та была с ней абсолютно солидарна.

Но все-таки в следующий раз Эмили не хотелось бы снова работать с Гермионой. Та слишком была похожа на Эмили: выросшая у маглов, читавшая летом все учебники, даже внешне похожая — тоже с непослушными вьющимися волосами. Хотелось не сотрудничать, а превосходить ее.

Эмили шла в замок с твердым решением, что не будет оставлять домашние задания на потом и сделает их сегодня же вечером.


* * *


Окрыленная успехом на самом первом уроке Эмили вслед за однокурсниками поднималась на первый этаж, где проходили уроки трансфигурации.

— О, привет! У вас тоже трансфигурация? А что до этого было? — Рейвенкловцы дошли до кабинета, где начало урока уже ждали представители Слизерина. Некоторые из ребят, судя по всему, общались еще до школы, поэтому сейчас перекидывались фразами и обменивались рукопожатиями.

Заметив это, Эмили напомнила себе, что нужно продолжать искать знакомства. Пока что из всех, кого она узнала в этом мире, ей хотелось еще пообщаться с Маркусом и Амандой, но они были старшекурсниками и им наверняка не до нее, пусть она и Девочка-Которая-Выжила. Нужно искать друзей среди сверстников и попробовать познакомиться с кем-то еще.

«О! Этот мальчик, как же его... Дрейк? Дракс? — увидела Эмили хрупкого белобрысого слизеринца с прилизанными волосами. — Он же меня в поезде искал! Можно попробовать и с ним пообщаться. Или... стоп, он же слизеринец, мало ли что у него на уме. А с другой стороны, послушаю, что он думает о том темном волшебнике. Но... какой-то он надменный, вдруг будет командовать, как Грейнджер?»

Рой мыслей не давал Эмили покоя, пока несколько секунд она подбиралась к кабинету из конца процессии. Самое ужасное состояло в том, что она совершенно забыла имя мальчика, а ей непременно хотелось обратиться к нему первой и показать, что она его знает: как-то Эмили читала книгу одного американского психолога, писавшего простым языком о том, что люди любят звук своего имени, а приятное впечатление — залог хороших отношений.

Собравшись с духом, она убрала пряди со лба, чтобы открыть шрам, и обратила свой взгляд на слизеринскую компанию. Мальчик с ухмылкой на бледном лице слушал рассказ Энтони Голдштейна о прошедшей травологии, когда заметил Эмили. В его глазах тут же блеснул интерес, и он, вытянувшись, полностью обернулся к ней. Эмили, стараясь не отводить взгляд, как обычно с ней бывало в тягостных ситуациях, улыбнулась и посмотрела прямо ему в глаза.

«Драко, Драко Малфой он, точно!» — внезапно имя всплыло в сознании.

— Привет, Драко. Я слышала, ты искал меня в поезде, — произнесла она, стараясь говорить громче и увереннее, чем привыкла.

Вокруг многие притихли, прислушиваясь к ним. Эмили с удовольствием отметила, что мальчику действительно польстила ее осведомленность.

— Это верно. Я подумал, тебе, наверное, нужна помощь в этом мире. Я бы мог показать, с кем стоит дружить, а с кем нет, — манерно растягивая слова, он вальяжно вышел вперед. За ним на пару шагов выдвинулись и два крупных, полноватых мальчика. Драко протянул руку.

«Ну вот, — огорчилась Эмили, держа улыбку. — Как я и ожидала: тоже любит командовать». «С кем не стоит дружить» прозвучало грубо и покоробило ее, но сейчас было бы некрасиво отвергать общение, раз она сама подошла.

С секундной задержкой Эмили пожала протянутую руку.

— Эмили, — произнесла она, скорее не для того, чтоб напомнить имя, а чтобы подсказать, как к ней обращаться. Можно было уже не тратить столько сил на гляделки, поэтому она кинула взгляд за спину мальчика.

— Это Крэбб, а это Гойл. Я с ними еще до школы был знаком, — спохватился он, явно довольный, что Девочка-Которая-Выжила приняла его дружбу.

Эмили, склонив голову, подметила, что его чуть ли не раздувало от важности. Она поманила его поближе к окну, чтобы не разговаривать у всех на виду. «Забавный. Речь у него странная. Он только начинает фразу произносить, а я уже знаю, чем она закончится, и приходится ждать, когда договорит. Он, наверное, из богатых», — она обратила внимание на его сумку, по виду такую же легкую и не оттопыренную пергаментными свитками, как и у нее. У кое-кого из однокурсников тоже были такие, отчего Эмили чувствовала себя будто в своей тарелке, все больше убеждаясь, что сделала правильно, потратив на волшебные вещи крупную сумму денег.

— Настоящая змеиная кожа, мне на заказ шили, — похвастался Драко, заметив ее взгляд. — А у тебя из чего? Выглядит плотно, это дракон?

Эмили смущенно улыбнулась, не ожидав от мальчишки подобного вопроса.

— Не знаю, я первую попавшуюся взяла.

Драко одобрительно кивнул, проведя пальцем по швам ее сумки.

— А из чего у тебя палочка? — Эмили было любопытно узнать, какие палочки кого выбирали. Помимо этого ей хотелось найти человека с такой же палочкой, как и у нее, чтобы проверить, будут ли они схожи характерами. Было бы интересно сравнить себя с таким человеком. Но расспросы за завтраком дали ей понять, что редко попадались палочки, содержащие одни и те же составляющие, и теперь Эмили искала совпадения хотя бы по одному из них. Она предположила, что у Драко палочка с сердечной жилой дракона: у нее оставалась теория, что дракон выбирает сильных и уверенных волшебников.

— Волос единорога, боярышник. Мне мать выбирала, — задрал голову Драко, отвлекая Эмили от мыслей.

— Да ну? — удивилась она, полагая, что волшебник должен покупать палочку сам, ведь это палочка должна его выбрать, но решила не пояснять свое удивление, потому что не была уверена в выводах.

— Ага, — неопределенно протянул Малфой, доставая палочку из сумки, чтобы показать ей. — А отец не захотел покупать мне метлу. Первокурсникам, вообще-то, нельзя их иметь, но я хотел ее тайком сюда протащить, мой отец ведь в попечительском совете, мог бы и договориться.

Тон его сменился на недовольный, чем напомнил Дадли, когда дядя Вернон что-то ему не покупал. Эмили мысленно позлорадствовала, нисколько не посочувствовав Драко: «Нечего правила нарушать. Еще и отец в совете — ну, понятно, почему он так важничает». Она представила, как бы выглядела сама, если бы хвасталась тем, что выжила после Смертельного заклятия. Наверняка так же смешно: непонятно, что там случилось, может, ей просто повезло, а она хвастается. Эмили решила как можно меньше делать на этом акцент в дальнейшем.

— Ты играешь в квиддич? Ой, — он споткнулся о ее многозначительный взгляд, — ну, э-э-э, а хотела бы? Я могу тебя научить. Отец говорит, что будет преступлением, если меня не возьмут в сборную в следующем году. Я не проиграл ни одного матча, которые мы проводили у нас в поместье!

Слушать про спорт Эмили было неинтересно — подобные игры никогда не привлекали ее, и даже то, что в квиддич играли в небе, оставило ее равнодушной.

Звонкий колокол оповестил всех о начале занятий, тут же отворилась дверь кабинета, и профессор МакГонагалл пригласила учеников внутрь. Драко пропустил Эмили вперед себя, а оказавшись в классе, потянул ее за руку к центральной парте. Эмили усмехнулась про себя, но села рядом, а Крэбб с Гойлом сели сразу за ними. Впереди тоже оказались слизеринцы, а однокурсники Эмили расселись по обе стороны от ее ряда. Сперва Эмили посчитала это неловким, но довольный вид Драко не дал ей возможности пересесть к своим.

Рассказав небольшую часть теории и впечатлив учеников превращением стола в свинью, МакГонагалл дала им первое задание: превратить спичку в иголку. Перед самостоятельным выполнением работы они отработали движение палочкой и фразу заклинания, и теперь Эмили упорно смотрела на свою спичку, пытаясь представить на ее месте тонкий стальной прутик с дырочкой на конце.

С каждой попыткой совершить превращение Эмили чувствовала себя все глупее. Ее успокаивал лишь тот факт, что все вокруг занимались тем же и еще ни у кого не получился нужный результат, даже у Драко. Тот сидел с порозовевшими щеками и бурчал под нос заклинание, тыча палочкой в спичку перед собой.

— А ты дома колдовал? — поинтересовалась Эмили как бы между прочим.

— Конечно! Отец учил меня простым заклинаниям, но я ни разу ничего не трансфигурировал. Принцип простой: нужно знать, что ты хочешь получить, и направлять магию. Готов поспорить, ни один маглорожденный не справится с этим заданием быстрее чем за год, — рассерженно ответил Драко, концентрируясь на спичке.

— Я знаю маглорожденную, которая уже довольно прилично колдует. Гриффиндорка одна, — осторожно произнесла Эмили, следя за реакцией Драко и проводя пальцами по древку своей палочки.

Драко скривился и посмотрел на нее с сомнением, отвлекаясь от своего занятия.

— Да ну?

— Ага, можешь у нее сам узнать.

— Вот еще! Чтобы Малфой с такими, как она, общался?

— А что не так с маглорожденными?

Эмили и Драко смотрели друг на друга, оставив практику превращения предметов.

— Они не волшебной крови и не должны учиться с такими, как мы с тобой, — волшебниками. Они родились от маглов! Абсолютно другого вида человечества, — безапелляционно отрезал мальчик, сверля Эмили серыми глазами.

Эмили не отвела взгляд, но, сощурившись, задумалась над ответом. Она посчитала, что ей не стоит принимать чью-либо сторону, пока она сама не разберется во всем и не решит для себя, плохо ли то, что в школе обучаются маглорожденные, или совершенно нормально. А чтобы Драко, оказавшийся первым противником маглорожденных, с которым она завела общение, подробнее объяснил ей, что думает на этот счет, Эмили была вынуждена быть аккуратнее в словах.

— А как так получилось, что они родились с магическими способностями?

— Ошибки природы, такие же, как и сквибы, — равнодушно пожал Драко плечами.

Эмили поняла, что пока нужно закрыть тему: на ее вопросы он вряд ли даст понятные ответы, а желание разобраться в проблеме может посчитать за принадлежность к враждебной стороне. Сейчас она не могла знать, как сложится общение с этим мальчиком, но врагов из-за недопонимания не хотела. Наконец, даже если Эмили примет другую сторону, она сможет попытаться переубедить и Драко, если они продолжат хорошо общаться.

К концу урока спичка поддалась хотя бы минимальному преобразованию лишь у пары человек, поэтому, когда пробил колокол, профессор задала всем практиковаться по вечерам в своих гостиных, а затем оба факультета отправились на обед. Эмили молча шла рядом с Драко, обдумывая его слова и не находя в них убедительной причины не любить маглорожденных. Как они могут быть ошибками природы, если их не так уж и мало и они полноценно колдуют? Но может быть, она чего-то не знала, так что не стоило делать пока какие-то выводы, нужно послушать все стороны.


* * *


Профессор Снейп с первых минут произвел неизгладимое впечатление сурового преподавателя. Зайдя в класс, он вихрем пронесся между парт и, остановившись у своего стола, резко развернулся. Декан Слизерина, в отличие от предыдущих профессоров, начал урок с переклички. После того как называл фамилию ученика, он на мгновение вскидывал голову, чтобы увидеть отозвавшегося. И лишь на фамилии «Поттер», которую произнес очень быстро, словно выплюнув, он не поднял взгляда.

— Наша новая знаменитость, — холодно произнес он следом. — Посмотрим, на что вы способны, помимо удачного выживания после Смертельного заклятия.

Он продолжил зачитывать список, поэтому Эмили, немного смущенная, опустила руку. «Ну, хоть кто-то обратил внимание на то, что это, может быть, всего лишь удача», — облегченно подумала она, распрямляя спину. В Эмили укрепилось намерение показать всем, что независимо от того, повезло ей или в ней действительно есть какая-то сила, она постарается развить все свои способности.

— Здесь не будет глупых маханий палочкой, — закончив со знакомством, заявил Снейп тихим отчетливым голосом.

Все слушали его едва дыша, пока профессор вдохновенно расписывал все возможности, которые откроет им зельеварение. Эмили прониклась его словами и с нетерпением ждала, когда они начнут варить что-нибудь, потому что на предыдущем уроке ее ждало разочарование в своей магии. Здесь же, по словам Снейпа, требовались лишь предельная точность, аккуратность и вовлеченность в процесс. То, что они находились в Хогвартсе, само за себя говорило об их волшебном происхождении, поэтому получится ли из их варева что-то достойное или они просто взорвут котел, зависело лишь от их усердия.

Прочитав ученикам небольшую лекцию, которую они записали в полном молчании, и правила безопасности, Снейп взмахнул палочкой, выводя на доске рецепт зелья, который они сейчас должны были сварить.

— Ингредиенты в шкафу, разбивайтесь на пары и начинайте, — негромко, но четко закончил профессор и сел за свой стол заполнять журнал.

Рейвенкловцы, большинство из которых подготовились к этой паре и понимали, с чего необходимо начать, первыми встали и, сверяясь с доской, начали приносить к своим местам необходимые ингредиенты.

— Эми, мы же вместе будем варить? — обернулась к Эмили ее соседка по парте — Меган Джонс с Хаффлпаффа, с которым сейчас проходил сдвоенный урок.

Эмили передернуло от такого обращения. Так обычно называли тезку из бывшей школы ее подружки. Сперва Эмили завидовала этому, потому что хотела, чтобы именно так обращались к ней, но потом возненавидела эту сокращенную форму имени. Помолчав пару секунд, она решила не заострять внимание на такой мелочи, понадеявшись, что Меган сама поймет, что не стоит называть ее так, и, слабо улыбнувшись, произнесла:

— Да, Меган, мы будем работать вместе. Давай так: ты сходишь за ингредиентами, а я пока разберусь с рецептом.

Меган радостно согласилась и побежала к шкафу. Проводив ее взглядом, заодно запоминая, где находились ингредиенты, Эмили обернулась к доске. В тот же момент Снейп отвлекся от своих записей и поднял голову. Их взгляды за все прошедшее время урока наконец встретились, но оба тут же отвели их в сторону: Эмили сосредоточилась на рецепте, а Снейп стал оглядывать класс.

«Как странно. Мне показалось, что он хотел что-то сказать, но передумал. А сейчас продолжает игнорировать меня», — подумала Эмили. Краем глаза она следила за профессором зельеварения, для прикрытия держа перед собой распахнутый учебник.

Вернулась Меган с иглами дикобраза, змеиными клыками и рогатыми слизнями, поэтому Эмили пришлось вновь сосредоточиться на рецепте.

— Та-ак, — щурясь, она вглядывалась в доску и лихорадочно соображала, что от них требовалось, — клыки — их надо растолочь. Э-э-э, судя по тексту учебника, до мелкого порошка.

Эмили оглянулась и, убедившись, что все начали делать то же самое, протянула ступку с пестиком и ингредиентом Меган. Та начала уверенно дробить клыки. Эмили несколько мгновений смотрела на движения своей напарницы и поняла, что это почти не отличалось от дробления грецких орехов для торта. Удовлетворенно кивнув самой себе, она продолжила изучать инструкцию, обнаружив, что учебник содержал множество важных деталей и советов.

— Так достаточно? — Меган протянула ей ступку.

— Да, думаю, отлично! — оценила Эмили и отмерила на весах четыре одинаковые щепотки.

Закинув растертые в пыль клыки в котел, она неуверенно посмотрела на Меган.

— Теперь его нужно греть при температуре двести пятьдесят градусов десять минут.

— В чем проблема? Берешь и нагреваешь, — хмыкнула Меган и потащила котелок к горелке, как делали до этого их однокурсники. — Мы тормозим, остальные уже ко второй части готовятся.

— Ничего. Зато у нас правильно получится, — спокойно ответила Эмили, надеясь, что они действительно делали все, как нужно было Снейпу: аккуратно и вдохновенно.

В конце второго урока по классу пронесся голос профессора:

— Заканчиваем работу. Зелья в склянки — и подписанными мне на стол.

Эмили вздрогнула, но черпак не отпустила.

— Три... Четыре... Пять... Все! Меган, давай склянки. — Она протянула руку соседке, сверяя цвет и запах зелья с указанными в учебнике. «Оттенок должен быть пурпурным. Что это за цвет вообще?»

— Сходится? — просунула к ней голову Меган, уже набравшая образцы их совместного варева в емкости.

— Без понятия, если честно, — едва раздраженно ответила Эмили. — Сама как думаешь?

— Хм... ну, пурпурный — это, кажется, смесь красного и фиолетового. У нас как минимум что-то похожее, — одобрительно протянула Меган, подписывая свой флакон.

Оставив напарницу наводить порядок на их рабочем месте, Эмили пробралась к профессорскому столу. Осторожно поставив емкости в разные кучки, она бросила взгляд на Снейпа. Но тот, как ястреб, следил за учениками и не обратил на нее никакого внимания.


* * *


— Ура-а, сегодня пятница! — протянула Сью, подсаживаясь к Эмили за обедом. — Так классно, когда поcле обеда ничего не намечается, правда? Мы с девчонками идем к Флитвику на чай, он обещал показать нам танцующие пирожные. С нами пойдешь?

— Как здорово! Но меня тоже на чай пригласили, так что извините, — покачала головой Эмили, заряжаясь от Сью задорным настроением.

— Ты как, с загадкой потом справишься? А то застрянешь, как в среду, — захохотала Ли.

— Справлюсь, — буркнула Эмили, стараясь не вспоминать тот позорный случай. Хорошо, что ее однокурсницы тогда вскоре подошли.

Первая неделя вышла тяжелой: три травологии в паре с серьезной и командующей Грейнджер, ночной урок астрономии, наискучнейшая лекция на истории магии, столь же невпечатляющие результаты на заклинаниях и Малфой с Джонс, которые посчитали, что имеют право на ее безраздельное внимание. Эмили так устала, что, получив от Хагрида приглашение в гости, страшно обрадовалась. Ей необходимо было поделиться с кем-то из взрослых своими впечатлениями от первых дней в Хогвартсе. И только выйдя из замка, она поняла, что не знает, куда идти.

Глава опубликована: 23.01.2015

Глава 9. Предчувствия

— Флинт, достал птиц шугать! Мы сюда по делу пришли.

— Ага, — медленно ответил Маркус, прицеливаясь к своей очередной жертве. Пара мгновений — и с возмущенным карканьем ворона слетела с ветки, в которую ударил луч заклинания. — По делам здесь ты, а я тебе компанию составляю. Собрал свой веник?

— Сам ты веник, — бросил Роберт, срезая заклинанием еще один цветок чертополоха. Он подтянул лямку своей сумки, которая спадала с плеча, и перехватил поудобнее палочку.

Маркус загоготал в ответ, стреляя заклятием в сторону ближайшей птицы. Смех его — он и сам это слышал — не отдавал ни граммом веселья, будто был бесцветным и бутафорским, как лепреконское золото. Маркус сидел под деревом, опираясь разведенными в стороны локтями на колени. В одной руке он небрежно держал палочку, а в другой — подпаленную самокрутку из смеси трав чуть слабее табака, которую они с Хиллиардом модифицировали этим летом. Медленно затянувшись, Маркус откинулся назад и прислонился спиной к дереву, прикрыв глаза от блаженства. Травы запершили в горле, а тяжесть внутри начала таять, освобождая место безмятежности и отрешенности.

— Ну, кончай уже самобичеванием заниматься. — Роберт пнул друга по носу ботинка. Маркус послал его, затягиваясь вновь. — Марк, твою мать! Задрал уже своим пессимизмом, иди трахни кого-нибудь, что ли. Тебе нормальная разрядка нужна, а не детское баловство. На птицах он срывается!

Маркус поднял на него уничтожающий взгляд. Помолчав пару мгновений, Роберт сел рядом. Напряженное молчание повисло в воздухе на несколько минут, затем он тихо произнес:

— Ее не вернуть.

— Я знаю, — сорвавшимся шепотом ответил Маркус, бросив окурок на землю.

Клочковатый дым от него поднимался вверх. Маркус, словно загипнотизированный, смотрел, как тот клубился и разносился легким ветром. Пройдет не меньше часа прежде, чем исчезнет дурманящий эффект и им можно будет вернуться в Хогвартс. Тогда же вместе с головной болью придет и та ноющая тоска, которая не отпускала Маркуса последние месяцы.

— Что тогда вспоминать об этом? У тебя будто кроме нее никого не было.

Маркус не отвечал, находясь где-то в своих мыслях, и неосознанно сминал рукой увядающую траву.

— Она бы не хотела, чтобы ты так убивался, слышишь? Я просто уверен, что она первым делом дала бы тебе под зад, чтоб не расслаблялся. Тебе команду готовить, а ты разнылся.

— Я обещал, что, когда она подрастет, покатаю ее на метле, — невесело усмехнулся Маркус, запуская руку в жесткие черные волосы. — Чертовы Блэки с их «чистотой крови навек».

Он зло сплюнул на землю, исказив лицо в гримасе ненависти. Роберт смотрел на друга, не решаясь что-то сказать. Маркус не затрагивал эту тему несколько недель, но трава развязала язык и притупила боль. Теперь было бы плохим решением мешать ему выговориться.

— Она должна была в этом году поступить на первый курс. Как думаешь, куда бы Шляпа ее определила?

— Я посмотрел бы, как бы она попробовала определить ее куда-то помимо Слизерина, — усмехнулся Роберт.

— Слизерина... А я надеялся, кстати, что Поттер все-таки попадет к нам. Знаешь ведь, какие слухи про нее ходят? — резко сменил тему Маркус.

Роберт выпрямился и откашлялся. Уж о ком, а о ней сейчас хотелось говорить меньше всего.

— Ну, так, слышал краем уха, — лениво ответил он, поглядывая на Флинта, — не думаю, что это правда. Это же Малфои такой слушок пустили — им мало власти, хотят еще и тут примазаться.

— А сам что скажешь? Ты же ее видел. Может ли это оказаться правдой?

— Не знаю… с виду обычная. Что за суматоха вокруг нее такая? Дайте девчонке пожить спокойно, ей и так в детстве досталось.

— Не делай вид, будто не понимаешь, — раздраженно прервал его Маркус. — Невероятно, что она на Рейвенкло. Я думал, лесник должен был ей мозги промыть и привлечь на сторону Гриффиндора. Но, судя по всему, Дамблдору плевать, где она учится, а ее по большей части настраивали против слизеринцев. Скорее всего, он тоже поверил слухам и хочет взять ее под свой контроль. Он все еще может перетянуть ее на свою сторону. И быть нам покоренными маглами... Как было бы просто, если б она попала к нам!

— А я рад, что она не на Слизерине. Там бы ее взяли в свои сети такие, как Малфои, Яксли и кто там у вас еще ярый чистокровный. Насколько я помню, ты, как и я, против этих бредней. Вот только я не заметил, когда вдруг тебя стали заботить политика и вопросы кровности, — затем Роберта словно осенило: — Ты из-за Кэт, что ли? Прости.

Маркус неестественно выпрямился при звуке имени, которое, как это всегда бывает с именами умерших людей, пронзило сердце и сковало легкие липкой грустью.

— Мы же из «Священных двадцати восьми». Никакая магия не спасет род от вырождения. Мне повезло, ей — нет, и это дерьмово. Сколько еще семейств согнется из-за кровосмешения? И кто будет вместо нас, маглолюбцы?

— Эй, — предостерегающе прервал его Роберт.

Маркус посмотрел на него и примирительно поднял руки.

— Ты — это другое. Ты уважаешь магию и наш мир, за это я уважаю тебя. Но на других смотреть тошно. Так что древним родам нельзя умирать, детей нам надо побольше. Почему надо жениться на одной из «Двадцати восьми»? Могу же я выбрать здоровую нормальную волшебницу? Из приличного магического семейства. Которая не убежит в магловский мир.

Потерев переносицу, Маркус поджег очередную папиросу.

— Тебе нельзя больше курить. — Роберт выхватил самокрутку из рук друга, который собирался заглушить нахлынувшие эмоции, и прикурил сам, не желая развивать острую тему. К счастью, нашелся повод отвлечь Флинта: — Стой-ка... это Поттер там?

Маркус тут же повернул голову в указанном направлении. К лесу шла рыжеволосая девочка в рейвенкловском шарфе. Ее подбородок был слегка поднят кверху, как если бы она высматривала что-то на большом пространстве.

— Она в лес прется? Идем-ка.

Маркус резво встал, отряхиваясь от прилипших листьев, и, подхватив сумку, направился за Робертом.


* * *


Эмили спускалась по одной из многочисленных тропинок, ведущих в сторону леса; где-то около него должна была находиться хижина Хагрида. Из замка ее было видно отлично, а теперь Эмили в упор не замечала этот небольшой домик.

«Черт, черт, черт! — мысленно ругалась Эмили, спотыкаясь о корни и скользя по влажной от вчерашнего дождя траве. — Как плохо, что Хагрид не подумал меня встретить. Хотя он знает, что я еще плохо здесь ориентируюсь. А... вот она».

Хижина располагалась в самой низине и не была видна из-за холма. Эмили с досадой огляделась вокруг, обнаружив, что выбрала не ту тропинку. Теперь ей пришлось спускаться к самому лесу, чтобы дойти до хижины по его кромке, вместо того чтобы идти по прямой и хорошей дороге.

Подходя к деревьям все ближе, она, погруженная в свои мысли, не заметила парней-старшекурсников.

— Поттер, куда направляешься? — противный голос старосты Рейвенкло вернул Эмили в реальность. Роберт быстрым шагом вышел из самой чащи. — Тебе нельзя в лес.

— Так никому нельзя, — с ноткой раздражения ответила ему Эмили и резко замолчала, запоздало увидев крупную фигуру Маркуса, идущего вразвалку следом за Хиллиардом.

Она готова была провалиться сквозь землю. Мгновенно пересохло во рту. Эмили, опустив взгляд, кивнула парню и на дрожащих ногах поспешила дальше. Так близко Эмили не видела слизеринца с первого сентября. Они лишь обменивались улыбками и полукивками в Большом Зале, поэтому сейчас она занервничала, не зная, как себя вести.

Сжимая лямку сумки, Эмили ускорила шаг. Увидев, куда она идет, парни за ее спиной обменялись многозначительными взглядами. Сориентировавшись, Маркус выхватил из букета друга цветок с большим красно-оранжевым бутоном и поспешил догнать Эмили.

— К сторожу идешь? Неужели в гости пригласил? — поравнявшись с ней, он протянул цветок.

— Что?.. Ой... спасибо. Да, я к Хагриду, просто свернула не туда.

— С чего это он вдруг? Обычно к нему ученики в гости не ходят.

Маркус шел очень близко, и Эмили с замиранием сердца следила, как бы не удариться с ним руками при ходьбе.

— Не знаю. Может быть, потому что у других учеников есть родители и о них есть кому беспокоиться?

— Ха. У меня тоже родителей нет, но меня он к себе просто так никогда не звал.

Эмили закусила губу. Но беспечный, почти веселый тон Маркуса убедил ее, что все в порядке.

— Да ладно, не парься. Главное, что ты жива и наконец-то находишься в том мире, которому принадлежишь с рождения.

Эмили нравилось слушать спокойный, глубокий голос парня. Запоздало она поняла, что, когда говорила про родителей, Флинт подумал про Поттеров, но не стала давать объяснений.

— Только, пожалуйста, не надо мне говорить о том, какие маглы плохие и что тем, кто родился у них, здесь не место. Я, вообще-то, с ними выросла, и мне здесь тоже все незнакомо.

— Не собирался, — помедлив, сказал Маркус. Пока они шли, он время от времени поглядывал на Эмили. — Слизеринец слизеринцу рознь. Не все из нас такие, как Малфой. А насчет незнакомого я тебе говорил: спрашивай — объясню все, что захочешь.

— Почему? — не выдержала Эмили.

«Вот что ему от меня надо? Не может ведь быть, чтоб он ко мне в друзья набивался», — отчаянно думала она.

— Ох, рейвенкловцы, все-то вам нужно подвергнуть сомнению.

Эмили остановилась, словно от удара, и от неожиданности взглянула слизеринцу прямо в глаза. Парень удивленно остановился тоже, повернувшись к ней лицом.

— Ты чего? — тихо спросил он.

Эмили, взяв себя в руки, неторопливо двинулась дальше, понурив голову.

— Я должна была попасть на Слизерин, — бесцветно сказала она наконец, будто вырывая эти слова из груди. Ему первому она решилась рассказать о том, что случилось на распределении.

— И почему не попала? Шляпа сказала, что Рейвенкло подходит больше? — теперь парень внимательно смотрел на Эмили, следя за ее реакцией.

— Нет, наоборот. Она сказала, мое место на Слизерине, но я... я... — Эмили непроизвольно улыбнулась и подняла взгляд к небу, разглядывая облака.

— Испугалась его плохой репутации? — предположил Маркус очевидный из вариантов.

— Не то чтобы... Так получилось, — Эмили уже пожалела, что подняла эту тему. Неприятное чувство из-за ее выбора начало накатывать с большей силой. Так и до пробуждения той чертовщины внутри недолго, а Эмили пока не была готова вновь встретиться со своим другим я.

— Тебе, значит, на Рейвенкло не нравится? — голос Флинта опустился до доверительного шепота.

Эмили украдкой оглянулась через плечо на своего старосту, который шел на пару шагов позади:

— Нравится.

— Я ему не скажу, — по-доброму усмехнулся Маркус. — И, если в чем-то у тебя возникают трудности, он как староста обязан помочь.

— Ну, не научит же он меня загадки отгадывать.

— А-а-а, — понимающе протянул слизеринец, засовывая руки в карманы школьных брюк. — Зато у вас постоянная разминка мозгов. Ты научишься. Ну, а если совсем невмоготу, позагадывай их ближайшим портретам. Около вашей башни много картин с выпускниками Рейвенкло. Ты ведь и к Флитвику можешь обратиться. Не знаю, как он, а наш декан никогда нам в помощи не отказывает. Познакомилась уже с «Ужасом Подземелий»?

— С кем? — сперва не поняла Эмили. — А, с... со Снейпом? Да, он у нас в понедельник вел. Прям уж «Ужас»… Обычный строгий преподаватель. А сколько нужно времени, чтобы научиться пользоваться магией?

— Не так уж и много, трудность только в том, что нам все детство позволяют использовать стихийку, а потом дают в руку палочку. Ну, не бред ли? В смысле, палочка, конечно, важна: она концентрирует магию, но приходится по-другому направлять свои магические порывы. У меня первые успехи появились лишь спустя полгода.

— У меня магия проявилась только этим летом, — выпалила Эмили, решившись раскрыть еще один секрет. Они прошли уже большую часть пути, и дышать рядом с Маркусом становилось все легче.

— Ты серьезно? Не может быть. Как минимум ты проявила магию, когда отразила Аваду.

— Что?

— Авада Кедавра — Смертельное заклятие.

— А звучит на слух приятно, — хмыкнула Эмилиа.

Маркус захохотал, широко раскрывая рот. Эмили растянула губы в улыбке, смущенно опуская ресницы.

— По ощущениям, кстати, тоже. Ни боли, ни мучений — твои родители ничего не почувствовали.

При слове «родители» Эмили вновь подумала про Дурслей, отчего ее сердце пропустило удар, а сама она с содроганием представила мертвые тела дяди и тети.

— Почему все считают, что я его отразила? Вряд ли дети в таком возрасте могут что-то подобное.

— Именно поэтому ты так знаменита, — улыбаясь, ответил Маркус, а заметив открывшуюся дверь хижины, без улыбки произнес: — Ну, вот мы и пришли.

Хагрид вышел из дома и, стоя на крыльце черного входа, махал Эмили огромной ручищей:

— Хей, Эмили! Я думал, ты уже не заглянешь, но чай как раз вскипел.

— Я не туда свернула, — чуть улыбнувшись, ответила Эмили, сожалея, что придется закончить разговор с Маркусом, который только начал налаживаться.

Они прошли мимо грядок, и Эмили с удивлением отметила, что парни не собираются уходить. Она забеспокоилась, пустит ли Хагрид их к себе; летом в книжном магазине они не выглядели так, будто были рады друг друга видеть.

— Флинт, Хиллиард, спасибо, что проводили Эмили, — странным тоном произнес Хагрид. Эмили не ожидала, что слова этого милого великана могут отдавать таким холодом. Она обернулась на парней, закусив губу.

— Обращайтесь, — Роберт шутливо отдал честь, поддерживая Маркуса, который, к недоумению Эмили, вдруг стал вести себя так, словно сейчас упадет.

Хагрид хмуро посмотрел на них.

— Ну-ка, покажите глаза, — проворчал он, спускаясь к ним. — Опять накурились! Куда вы такие пойдете, вас ведь Филч тут же к директору поведет! Заходите, чего уж, отпою вас.

И подхватив обоих за шкирку, он подтолкнул их ко входу. Прежде чем зайти внутрь, Эмили заметила, как парни заговорщически переглянулись, а потом подмигнули и ей. Не понимая, что происходит, она все же сделала вывод, что Хагрид не так уж и плохо к ним относится, раз захотел помочь.

— Клык, иди гуляй, — зычно крикнул он в открытую дверь.

Мимо Эмили пронесся, скребя когтями по деревянному полу, большой пес породы мастиф, но учуяв чужого человека, он кинулся ее обнюхивать. Эмили стояла не шевелясь, только внутренне подобралась. Встречи с собаками тетушки Мардж научили ее тому, что животных нужно не бояться и вести себя спокойно и уверенно, тогда они почуют сильного соперника и подчинятся. Эмили мельком глянула на пса и шагнула к двери. Пес, потеряв к ней интерес, выбежал во двор, радостно виляя хвостом.

Оказавшись в хижине, Эмили с удовольствием ощутила тепло жарко затопленного камина. Пахло сушеными травами и выпечкой. Убранство комнаты, в которой они находились, было скромным донельзя: стол, несколько табуретов, пара буфетов и кровать Хагрида, — и все это непривычно больших размеров, так что Эмили с восторгом представила себя уменьшенной копией и почувствовала, будто находится в кукольном домике.

— Проходите, проходите. Одежду можно повесить здеся, ага. Давай букет в воду поставлю. За стол присаживайтесь, ща я вам чайку плесну. — Хозяин хижины засуетился. — А, мальчишки, вот вам капли, полегчает.

Хагрид достал из дальней полки буфета порядком запыленный сосуд, вытер его рукавом и протянул Роберту. Эмили тем временем уселась за стол, выбрав место спиной к камину, и сложила рядом с собой цветок, который все время в пути теребила в руках. На скатерти лежал только лист, вырванный из газеты, которую получали многие ученики Хогвартса. Эмили взяла его в руки и стала рассматривать несвойственный маггловской прессе дизайн.

— Специально для нас держишь, а? Все то же количество, — усмехнулся Хиллиард, открывая бутыль с каплями.

— Ну, никто ж, кроме вас, не балуется этой гадостью рядом с моей хижиной. Спасибо скажите, что я директору еще не сообщил. — Маркус при этих словах едва заметно приподнял бровь. — Держите, я вот тут кексы испек.

Он начал доставать огромных размеров посуду из буфета и передавать ее парням.

— Что-то интересное пишут? — поинтересовался Маркус, наклоняясь, чтобы поставить блюдо с кексами в центр стола.

— Обычное ограбление банка, — ответила Эмили, пробежавшись глазами по странице; ее больше интересовала двигающаяся фотография с обеспокоенно переговаривавшимися гоблинами в одном из залов Гринготтса.

— Что, опять? — подошедший Роберт плюхнулся на соседний табурет и выхватил вырезку из рук Эмилии. Окинув страницу взглядом, он облокотился на стол. — Так это же июльское ограбление. Вон дата — тридцать первое число. Собираешь информацию по этому делу, Хагрид?

— Ничего я не собираю. Камин топил из старых газет, вот страничка осталась, — пробурчал он и, выхватив газетный лист, сунул его в огонь. — Вы чай-то наливайте. А ограбление очень даже необычное. Первое на моей памяти такое в Гринготтсе случается. Это ж второе безопасное место после Хогвартса!

Хагрид сел на свободный табурет с другой стороны от Эмили и придвинул ей кексы. Маркус налил в одну из кружек ароматный чай и протянул ее через стол Эмили. Сам же великан пил из огромной емкости размером с ведро. Осторожно попробовав откусить так называемый каменный кекс, Эмили без удивления обнаружила, что он очень жесткий; парни с легким смешком глянули на нее, даже не потянувшись за угощением. Эмили усмехнулась и, окунув кекс на пару секунд в еще горячий чай, с легкостью откусила его.

— Очень вкусно, Хагрид! — с набитым ртом промычала она. А проглотив кекс, вернулась к прошлой теме, чтобы не было неловкой паузы: — Так значит, грабителя поймали?

— Если бы! Это и странно. Нужно обладать немыслимой силой, чтобы выбраться из ловушек для воров. Но ничего не украли. Гоблины в интервью сообщают, что сейф был опустошен по указу владельца за несколько дней до ограбления, но репутация банка все равно оказалась подпорченной, — ответил за Хагрида Роберт.

— Ничего себе! — воскликнула Эмили и взяла еще кексов.

— Как здорово, что мы с тобой посетили банк раньше твоего дня рождения, а? А то бы, не дай Мерлин, с этим разбойником пересеклись, — подмигнул ей Хагрид, шумно отхлебывая из своей кружки. — А может, поэтому профессор Дамблдор и поручил мне исполнить сама-знаешь-какое-задание тогда же, что ожидал чего-то подобного, — краем рта добавил он, чтобы парни не услышали ни слова. Но Маркус смотрел на них очень внимательно, отпивая свой чай.

Вчетвером они разговаривали еще около получаса; по большей части парни и Хагрид расспрашивали Эмили об уроках и преподавателях. На все она отвечала положительно-нейтрально, лишь заикнулась о том, что самым странным и жутким из всех ей показался профессор Квиррелл, преподаватель Защиты от Темных Искусств.

— Неужто? Помнится, он отпуск брал, в путешествие по миру ездил, практиковался. А как вернулся — так крыша у него слегка поехала, это да, — ответил ей Хагрид.

— С ним действительно что-то не то, Хагрид, — серьезно произнес Маркус, расположив на столе сцепленные в замок руки, — он словно сам не свой, и тюрбан этот его. Мимо проходит — аж дышать невозможно: разит чесноком пополам с гнилью.

— А на уроках бред какой-то несет. Не представляю, как теперь С.О.В. сдавать. Чем его магловедение больше не устраивает? — покачав головой, добавил Роберт.

А Маркус посмотрел на Эмили и, убрав в сторону блюдо с кексами, разделявшее их, спросил:

— Почему Квиррелл тебе кажется самым жутким, что даже наш Снейп с ним и рядом не стоит?

Эмили выдохнула, силясь вспомнить ощущения на утреннем уроке Защиты. Хагрид внимательно следил за разговором, все еще попивая чай.

— Он... м-м... от него веет чем-то...

— Темномагическим? — подсказал Флинт.

Эмили возвела глаза к потолку:

— Откуда же мне знать, как ощущается темная магия? Я бы сказала — тяжелым, тянущим, очень болезненным. Словно он... — Эмили глубоко задышала, пытаясь воспроизвести в памяти те тревожные чувства, которые она хоть и ощутила слабо, но запомнила бессознательно, потому что на уроке находилась ближе всех к преподавательскому столу, — я не знаю, как это назвать. Похоже, будто он причинил мне какую-то боль, сделал что-то непоправимое, но я уверена, что вижу его впервые.

Эмили замолчала, опустив голову вниз. В чашке оставалась гуща от заварки, а в голове возникла идея использовать ее в предсказательных целях.

— Подай, пожалуйста, блюдце, — тихо попросила она Маркуса, кивая на тарелки, выставленные на буфет.

— Ты не робей, Эмили. Пока профессор Дамблдор в замке, ни одного ученика и пальцем не тронут, — обеспокоенно глядя на нее, проговорил Хагрид, — но ежели чего, ты от нас не скрывай, все рассказывай.

— Да, Эмили, обращайся к нам, — в упор посмотрел на нее Маркус. Эмили ответила на его взгляд, принимая тарелку.

Флинт смотрел на нее до тех пор, пока Эмили не обратила взор вниз, переворачивая кружку вверх дном, а затем тоже решил побаловаться этим гаданием, на что Роберт презрительно фыркнул. Поговорив несколько минут еще о школьных предметах и системе обучения, Маркус и Эмили с легким хлюпаньем оторвали свои кружки от тарелок.

— Ну вот, плохая была идея, для этого гадания чашки нужны. У меня пусто, даже ни чаинки не осталось, — хмыкнул Маркус, разглядывая свой результат.

— А у меня странное что-то. Надо же, кажется, здесь мой шрам. Посмотрите! — возбужденно воскликнула Эмили, привстав с табурета.

Маркус, спокойно поднявшись со своего места, обогнул стол и заглянул в кружку Эмили через ее плечо, в то время как Роберт и Хагрид придвинулись с обеих сторон. Действительно, все дно пересекала тонкая зигзагообразная линия из чаинок, разделявшая остальную гущу на две части. С одной стороны она представляла из себя большое пятно, содержащее в своем центре прогалину, а в ней еще одну небольшую кучку остатков заварки — узор напоминал бы сюрреалистичный глаз, если бы «зрачок» находился не в самом центре. Другая же половина дна содержала шесть — или около того — разной величины разрозненных скоплений чаинок.

— Интересно, что это значит? Кроме шрама, я здесь ничего толком не вижу, — всячески поворотив кружку, нарушила молчание Эмили.

— Можно поближе взгляну? — попросил Хагрид и с огромным усердием уставился на дно кружки, точно хотел запомнить расположение каждой из чаинок.

— Вот выберешь на третьем курсе прорицания и узнаешь, — хохотнул Хиллиард, снимая свою уличную мантию с вешалки. — Идемте в замок, народ, засиделись мы тут.

Неспешно собравшись, все трое попрощались с лесничим и направились в Хогвартс. Прохладный воздух обдувал их раскрасневшиеся от жаркого камина лица, а легкие наполнялись приятным свежим воздухом. Ребята возвращались по главной дороге, мощеной и широкой, ведущей от ворот школы, рядом с которыми, как оказалось, и находилась хижина Хагрида. По пути они говорили на разные темы; Эмили, раскрепостившись наконец, задавала интересующие ее вопросы об учебе и магии и с удовольствием пополняла знания об этом мире, который начинал нравиться ей все больше.

Она расспросила бы Маркуса еще о многом, но все, что ей хотелось знать, было слишком личным, да и присутствие Роберта смущало ее. И тем не менее Эмили была счастлива идти рядом со слизеринцем, ощущая его искренний интерес к себе не только как к Девочке-Которая-Выжила, но и как к обычной девчонке. Теперь она была почти уверена, что он ей не враг.

Глава опубликована: 29.01.2015

Глава 10. Интриги

На следующей неделе у всех первокурсников началась еще одна учебная дисциплина — полеты на метлах. Как и многие другие, эти уроки должны были проходить одновременно для двух факультетов, и Эмили, к своему неудовольствию, обнаружила, что в ее расписании будет еще один день с хаффлпаффцами.

В Хогвартсе Эмили, помимо учебы, решительно нечем было заняться. Привычную музыку здесь не послушать. На готовку еды не отвлечься. Здесь не было даже телевизора, чтобы убить время. Приходилось вникать в историю гоблинских войн да составлять классификацию лекарственных растений к зельеварению, лишь бы не загнуться от скуки.

Вот и в четверг, когда завершился ее последний урок, Эмили направилась в библиотеку, куда вскоре должны были прийти первокурсники-слизеринцы после своего первого урока полетов. Драко первее рейвенкловцев успевал звать ее делать уроки вместе, поэтому уже вторую неделю она выполняла домашнюю работу в кругу слизеринцев.

Существо внутри не беспокоило ее во время этих встреч, а сами слизеринцы вели себя вполне дружелюбно. Драко объяснял Эмили все, что в магическом мире было ей вновинку. И если речь не касалась маглорожденных, с ним и его компанией было комфортно общаться. Эмили то и дело накрывала досада от того, что она испугалась слухов о Слизерине и не захотела связываться с этим факультетом. Ведь никто ее даже не осуждал за то, что она почти все время после уроков проводит с его учениками.

Эмили расположилась между дальними от входа стеллажами, вытащила из сумки «Темные искусства: пособие по самозащите» и принялась повторять главу про ведьм. Спустя несколько минут в библиотеку вошли первокурсники-слизеринцы. Судя по их взбудораженным голосам, урок не обошелся без происшествий.

— Привет. — Малфой с довольным выражением лица опустился рядом на скамью. Засучив рукава мантии, он достал из сумки перо и пергамент. Остальные слизеринцы также начали рассаживаться вокруг стола.

— Как урок полетов? — поинтересовалась Эмили, оторвавшись от чтения.

Подсевшая с другой стороны от Драко Пэнси с любопытством посмотрела на них, явно сдерживаясь, чтобы не выпалить вместо друга, что произошло. Это была невысокого роста девочка с прямыми каштановыми волосами и грубыми чертами лица. Не сказать что красавица, но и уродиной Эмили ее не назвала бы, хотя и слышала, как о ней отзываются другие девочки.

— Скучно. Я все это с самого детства знал, — скривил губы Драко, доставая из сумки небольшой шар с белым дымом внутри.

— Ну да. Именно поэтому мадам Хуч поправила твою посадку, — флегматично прокомментировал подошедший Блейз Забини.

Эмили подняла взгляд на смуглого однокурсника и кивнула в знак приветствия. Этот красивый мальчик за прошедшие с начала учебы дни не сказал ей ни слова; вот и теперь, проходя к месту напротив нее за столом, он молча кивнул в ответ.

— Эта карга сама не знает, как правильно! — возмутился Драко. — Ничего, посмотрим потом, кто был прав. Я собираюсь попасть в следующем году в сборную, и тогда у меня будет нормальная метла, а не тот веник, что нам дали. У школьных метел даже калибровка не настроена, как мы должны учиться летать на них?

— А что, совсем невозможно? — обеспокоенно прервала его Эмили. Она редко перебивала других людей, но Малфой, похоже, только обрадовался, когда она обратилась к нему, потому что живо ответил, повернувшись к ней почти всем корпусом:

— Несложно, если ты летала на хорошей метле и умеешь держать равновесие. Лонгботтом сегодня вообще с нее свалился! Этот придурок не справился с управлением и вместо того, чтобы направить метлу вниз, просто разжал руки. Вот олух!

Слизеринцы, за некоторым исключением, захохотали, и Эмили поняла, что наконец они дошли до темы, которая их так будоражила. Она невольно прыснула, заразившись их весельем, но тут же постыдилась этого.

— И что с ним теперь? Он сильно ударился?

— Да что с ним будет? Волшебникам падение с такой высоты — как с табурета упасть, — отмахнулся Малфой и, подняв повыше шар, который до этого тщательно рассматривал, продолжил: — Смотри, что он выронил. Это ему бабка прислала, чтоб он ничего не забыл. Классная вещь, правда?

— А что это? — непонимающе спросила Эмили, протянув руку.

Блейз закатил глаза. Драко зыркнул на него и терпеливо пояснил, передавая шар:

— Это напоминалка. Берешь ее в руки — и, если дым внутри стал красным, значит, ты что-то забыла.

Эмили держала напоминалку обеими руками и завороженно смотрела, как начал багроветь белый шарик. Она недоуменно обвела взглядом слизеринцев, которые наблюдали за этой сценой.

— Э-э-э, и как узнать, что я забыла? — она вновь посмотрела на дым, который уже заполнил собой все пространство сферы.

— Никак, — покачал головой Драко, — но он реагирует только на что-то действительно важное. Либо на то, что касается ближайшего будущего, если вдруг ты забыла о предстоящих встречах или вроде того.

— Тогда это бесполезная вещь, — скептически подняла брови Эмили и положила напоминалку на стол перед Драко.

В это время к ним подошли первокурсники с Гриффиндора. По их лицам Эмили определила, что они настроены крайне недружелюбно.

— Малфой, верни напоминалку, она не твоя! — сжав кулаки, процедил один из подошедших мальчиков. Веснушки покрывали почти все его лицо, а огненно-рыжие волосы прилипли от пота ко лбу.

— Теперь моя, — заявил Драко, подкинув шар, дым в котором вновь побелел. — Или ты хочешь забрать ее себе, Уизли? Неужели твой папаша зарабатывает настолько мало, что ты готов отбирать игрушки однокурсников?

Некоторые слизеринцы вновь разразились хохотом, а Пэнси смеялась громче всех, издавая повизгивающие звуки.

— Отдай, живо! — зарычав от злости, рыжий мальчик кинулся было на Драко с кулаками, но товарищи придержали его за локти, в то время как Крэбб и Гойл вскочили и приготовились к драке.

— Рон, не стоит. Идем отсюда, так мы ничего не добьемся, — пробормотал бледнолицый брюнет, державший его с одной из сторон.

— Точно, мы лучше МакГонагалл расскажем, — подхватил другой гриффиндорец, и они вдвоем попытались увести Уизли прочь от компании слизеринцев.

Эмили, притихнув, наблюдала за происходящим, надеясь, что не дойдет до драки. Ее покоробило поведение Драко, но она понимала, что будет, заступись она за гриффиндорцев. Несколько лет Эмили проучилась в одном классе с Дадли — любителем погонять неугодных ему ребят. Было неприятно обнаружить, что она завела дружбу с такими, как он. Если бы она не сидела с Драко за одним столом, было бы понятно что делать: как минимум не вмешиваться и заниматься своими делами. Но она сидела на стороне плохих ребят и как будто бы была причастна к их хулиганству.

Эмили подмывало что-то сказать, как-то приструнить Драко, показать, что она не поддерживает то, что он вытворяет. Но она смотрела на его многочисленную группу поддержки и осознавала, что ее возражение, скорее всего, приведет только к тому, что слизеринцы станут высмеивать и ее. Даже то, что она Девочка-Которая-Выжила, чью дружбу Драко вроде бы ценил, вряд ли ей поможет.

Тем временем упоминание заместителя директора привело Малфоя в чувство, и он решил сменить тактику:

— Хорошо, Уизли, я дам тебе шанс забрать напоминалку. Устроим дуэль на уикенд. Скажем... суббота, полночь, Зал наград. Только палочки. Кто победит — того и шарик. Ну как, не струсишь? — Малфой хитро улыбался, облокотившись на стол с шариком в руке.

— Черта с два, Малфой! — гневно ответил рыжий гриффиндорец, поворачиваясь к одному из своих друзей: — Шеймус, будешь секундантом? Отлично. Кто у тебя?

Малфой оценивающе глянул на Крэбба и Гойла, словно решая, кто из них подойдет лучше.

— Крэбб, — утвердил он через пару секунд. — Увидимся послезавтра, Уизли.

В знак завершения разговора Драко отвернулся от них, положил напоминалку рядом с собой и достал учебник. Гриффиндорцы еще некоторое время продолжали хмуро на него смотреть, о чем-то тихо переговариваясь. Эмили, все это время притворявшаяся, что занята чтением, посмотрела на них и встретила взгляд Рона. Тот уже собирался уходить, но, увидев ее, произнес:

— Тебе не следует водиться с этими, Поттер, — он кивнул на Драко и его друзей.

— А с кем ей водиться, с тобой, что ли, предатель крови? — ответила ему Паркинсон и смерила гриффиндорца презрительным взглядом, сморщив крупный приплюснутый нос.

— Все лучше, чем с детьми Пожирателей Смерти! — зло выплюнул Рон.

По столу пробежал шепот слизеринцев. Эмили бросило в холодный пот. За прошедшие две недели никто из них не говорил ни про темного волшебника, ни про ее удачное выживание после Смертельного заклятия. Другие ученики тоже не ставили ей в упрек, что она дружит с теми, чьих родителей подозревают в службе Тому-Кого-Нельзя-Называть. Эмили уже было понадеялась, что всем все равно, с кем она общается, если учится на другом факультете. Но кажется, конфликт, связанный с маглорожденными и тем темным волшебником, был серьезным.

И все-таки эти конкретные ребята не сделали ей ничего плохого. Эмили замешкалась, не зная, как отреагировать на выпад Рона, и огляделась в поисках библиотекаря. Но той нигде не было видно — вероятно, отправилась искать очередную книгу в Запретную секцию, чем и воспользовались гриффиндорцы.

— Ты пожалеешь об этих словах, Уизли, — прошипел порозовевший Малфой. — Дуэль сегодня.

Пэнси ахнула, приложив руку ко рту, но Драко с вызывающим видом глянул на Рона, буравя того холодным взглядом.

— С удовольствием надеру тебе зад, Малфой, — бросил ему гриффиндорец, и трое мальчишек широким шагом вышли из библиотеки.

На мгновение за столом повисла тишина, лишь слышно было, как скрипят чьи-то перья по пергаменту. Слизеринцы уткнулись в свои учебники, и Эмили последовала их примеру. Она не могла сосредоточиться на главе, поэтому просто смотрела на чернильные буквы, прокручивая в голове произошедшее раз за разом.

— Драко, а ты правда будешь с ним драться? — подал голос Крэбб, и все тут же глянули на Малфоя.

— Я похож на идиота? — раздраженно ответил тот, а затем, ухмыльнувшись, негромко добавил: — Я собираюсь рассказать Снейпу, что они будут сегодня гулять по замку, а уж он найдет, как с ними разобраться.

Слизеринцы одобрительно загудели.

«Как подло! — Эмили не отрываясь продолжала смотреть в учебник и стискивала зубы от негодования. — Ну уж нет, Малфой, этого я тебе сделать не дам».

Она для вида перелистнула страницу, через силу сохраняя спокойствие. Находиться сейчас с этими людьми ей совершенно расхотелось, но уйти нужно было деликатно, чтобы не вызвать подозрений.

«А еще нужно вернуть Невиллу напоминалку», — решила она. Хоть шарик и не принадлежал ей, Эмили точно поняла, что значит чувствовать, когда у тебя что-то забирают. Это ощущение не давало ей покоя, поэтому, собравшись с мыслями спустя несколько страниц, она как бы невзначай обратилась к Драко:

— А что с напоминалкой будешь делать, если не собираешься ее Уизли отдавать?

— Не знаю, — пожал плечами Малфой, оторвавшись от своего пергамента, на котором он уже заканчивал эссе для профессора Снейпа, — мне это барахло не нужно.

Шарик с дымом все еще лежал на столе, поэтому Эмили взяла его в руки. Наблюдая за багровеющим дымом внутри, она продумывала дальнейшие действия.

— Не против, если я его заберу в таком случае? Вдруг все-таки вспомню то, о чем он мне хочет сказать, — выбирая слова как можно тактичнее, спросила Эмили, посмотрев на слизеринца.

— Забирай, мне не жалко, — улыбнулся тот, и Эмили, внутренне ликуя, сложила маленький шар в сумку.

«Дело за малым: осталось предупредить гриффиндорцев и узнать, где Больничное крыло, чтобы отдать эту штуковину Лонгботтому», — с этой облегчающей мыслью она продолжила читать учебник, наконец вникая в смысл текста.


* * *


Через некоторое время Эмили вместе со слизеринцами спустилась на ужин в Большой зал. Она наскоро поела и, узнав у старшекурсников, как добраться до Больничного крыла, умчалась на третий этаж.

Ей сказали, что больница недалеко от класса Заклинаний, и объяснили дорогу. Следуя данным ей указаниям, Эмили прошла вдоль этажа, прислушиваясь к звукам за каждой дверью. «М-м-м, а мне в этот поворот идти или в следующий? Как же тут все запутано. А может, мне нужна эта дверь?» — Эмили остановилась в конце коридора Заклинаний перед закрытой дверью, тщетно вспоминая, говорили ли ей что-то про нее. Она дернула за ручку, но дверь не поддалась — вместо этого за ней раздались грозные рычащие звуки. Сердце моментально ушло в пятки: рык звучал чуть выше головы, и создавалось впечатление, будто за дверью как минимум два огромных зверя.

«Хорошо. Ладно. Кажется, мне не сюда», — судорожно выдохнув, Эмили попятилась, а затем поспешила свернуть в ближайший отворот. Инструкции старшекурсников теперь уже ничем не помогали, поэтому Эмили принялась бродить по третьему этажу, пока не встретила старосту Хаффлпаффа, который отвел ее в Больничное крыло.

Это была просторная светлая комната со множеством кроватей. На одной из них сидел Невилл: его правая рука была забинтована, а в другой он держал учебник, из-за которого не заметил вошедшую Эмили.

— Привет, — произнесла она негромко, но Невилл все же испугался и выронил книгу.

— П-привет, — пробормотал он, неловко вставая с кровати, чтобы поднять упавший учебник.

Эмили, воспользовавшись моментом, залезла в сумку за напоминалкой.

— Говорят, это твое. Ты выронил, когда упал с метлы, — она протянула ему багровый шарик.

— Ого! Даже у меня он никогда не был настолько красным, хотя я часто забываю очень важные вещи, — воскликнул Невилл, дрожащими руками принимая напоминалку. — С-спасибо.

— А что это значит? — вопросительно поднимая брови, произнесла Эмили.

— Ну... бабушка говорила, что цвет зависит от важности того, что ты забыл. Багровый — что-то жизненно важное. Я, честно говоря, даже представить не могу, что это может быть.

Решив обдумать этот факт позже, Эмили покивала. Теперь нужно было как-то передать через Невилла предупреждение для Рона Уизли.

— Тебя скоро выпустят? — поинтересовалась она, кивком указывая на его забинтованное запястье.

— Мадам Помфри вылечила меня за несколько минут, но почему-то все равно не отпускает, говорит, я должен побыть здесь до вечера. Возможно, скоро отпустит.

Невилл явно стеснялся разговаривать с Эмили: он все время прятал глаза и, отложив книгу на кровать, теребил шарик, который в его руке заалел.

— Знаешь... я слышала, Рон Уизли собирается сегодня драться с кем-то в полночь. Но мне кажется, тот человек не придет. Ты еще успеешь предупредить своего одногруппника, — равнодушно сообщила Эмили, рассчитывая таким образом показать, что совсем в этом не заинтересована, а сама пыталась по реакции Невилла узнать, понял ли он, к чему она клонила. Она не знала этого мальчика и не могла предугадать его дальнейшие шаги, поэтому действовала по наитию, надеясь попасть в точку. Чтобы разговор не выглядел слишком прохладным, Эмили присела на край кровати.

Гриффиндорец при этих словах вздрогнул и расстроенно ответил:

— Он вряд ли меня послушает.

— Но ты хотя бы попробуй. Разве ты сможешь умолчать о том, что ваш факультет собираются подставить? Даже можешь ему сказать, что сам это услышал и захотел помочь. Думаю, гриффиндорцы оценят твой поступок.

Кажется, вместе с попыткой отвести от себя роль доносчицы она нащупала верный рычажок, потому что Невилл вздернул поникшую голову и в его глазах появились отблески решимости.

— Мисс, это не место для свиданий. Пожалуйста, покиньте Больничное крыло! — внезапно раздался сзади голос целительницы, мадам Помфри. Она вышла из второй комнаты и с подносом со склянками направилась к ребятам. — Мистер Лонгботтом, пора проверить, как срослось ваше запястье.

С досадой Эмили встала с койки, набрасывая на плечо сползшую лямку сумки. Общаясь один на один с Невиллом, она чувствовала себя очень уверенно и решительно, а под конец готова была поклясться, что знала реакцию мальчика на несколько слов вперед. Но с появлением взрослого это наваждение схлынуло, оставив в душе прежнюю неопределенность. Кровь прильнула к щекам, словно ее застали за чем-то неблаговидным.

— А я к вам пришла, — нашла что сказать в свое оправдание Эмили; она произнесла слова высоким от волнения голосом. — Мне посоветовали обратиться сюда.

— Да? Что у вас случилось? — мельком глянув на нее, спросила мадам Помфри. Она поставила поднос на прикроватную тумбочку и теперь быстрыми, отточенными движениями разбинтовывала руку гриффиндорца, временами взмахивая палочкой для разных диагностик.

— Дело в моем шраме. Он с недавних пор начал гореть в определенные моменты и сильно выделился на лбу. Никогда раньше такого не было. Я подумала, может, с ним что-то не так? Вдруг зараза какая-нибудь попала.

Закончив с Невиллом, которому она сказала побыть здесь еще, целительница с интересом посмотрела на Эмили. Крепко взяв за руку, мадам Помфри подвела ее ближе к окну, чтобы рассмотреть шрам при солнечном свете. Совершив очередные манипуляции палочкой, отчего лоб защекотало изнутри, мадам Помфри изрекла более теплым тоном:

— Этот шрам — результат черной магии. Настолько сильной, что последствия ее вряд ли обратимы. К сожалению, это вне моей компетенции, мисс Поттер. Но я сообщу директору о ваших беспокойствах. Возможно, вместе с ним мы разберемся в причинах такой реакции. Постарайтесь не теребить его напрасно, чтобы действительно не занести туда грязь. Пойдемте, я вас провожу. А вы, Лонгботтом, отдыхайте, отпущу вас незадолго до отбоя, нам с вами предстоит еще одна перевязка.

Отправляясь за целительницей к выходу, Эмили тыльной стороной ладони потерла шрам, который из-за щекотки жутко чесался. «Странно, у него же все в порядке с запястьем. Он даже не кривился от боли! — думала о гриффиндорце Эмили, следуя по обратному пути из Больничного Крыла. — Хоть бы он успел сказать Рону о подставе! Будет забавно наблюдать за Драко, когда тот узнает, что его клевета оказалась ложью. Главное, чтобы Невилл не рассказал про меня...»

Весь оставшийся вечер Эмили не могла найти себе места, переживая за судьбу гриффиндорцев и за реализацию своего плана. Очутившись в мягкой постели, она устроилась поудобнее и продолжила думать о прошедшем дне.

Было очевидно, что в этом мире она не просто одна из девочек класса. Исчезновение темного волшебника, причиной которого она каким-то образом стала, кажется, действительно имеет большое значение и дало ей определенное влияние. Как показал сегодняшний день, Девочке-Которая-Выжила не дадут быть в стороне, как бы она ни надеялась на обратное.

Но как грамотно распорядиться этим влиянием, чтобы не стать его жертвой, Эмили не представляла. Пока не стало слишком поздно, необходимо во всем разобраться и заявить о себе правильно. А иначе чудо, которое с ней произошло, сыграет с ней дурную шутку.


* * *


Разузнать, получилось ли у нее предотвратить подлость Драко, Эмили смогла на первом уроке пятницы, которым была Травология. Как обычно, встав в пару с Гермионой, Эмили поначалу попробовала понять настроение гриффиндорцев по внешним признакам. Краем уха слушая напарницу, Эмили поглядывала на пару Рона и Невилла, которые, как ей показалось, общались гораздо активнее, чем раньше. Рон, до этого дня не обращавший особого внимания на Невилла, сейчас что-то яростно ему втолковывал, а тот с испуганным видом качал головой.

— Ваш Невилл наконец-то нашел друга? — невинно поинтересовалась Эмили у Гермионы, будто бы увлеченно проверяя рассаду полыни на засохшие побеги. Краем глаза она заметила, как Грейнджер недовольно поджала губы.

— Рональд Уизли не самый подходящий для него друг. Этот безалаберный человек поведет его по дурной дорожке. Вот и вчера из-за этого идиота мы едва не погибли! Хуже того, если бы нас поймали, мы бы вылетели из школы!

«Черт! Неужели Рон его не послушал? Впрочем, стоило догадаться, что Невилл вряд ли бы справился с натиском Уизли. Стоп... а Гермиона с ними, что ли, была?»

— О чем это ты? — изобразив легкое удивление, спросила Эмили, посмотрев на гриффиндорку.

— Уизли хотел нарушить правила школы, а я пыталась его остановить. Но этот упертый баран не хотел меня слушать! Из-за его глупого упрямства наш факультет мог потерять баллы, но все, что его волновало, — это месть Малфою. Даже когда мы встретили в коридоре Невилла, который поддержал меня, он нас не послушал и потащил за собой. Честно говоря, у нас выбора не было: Дама с портрета, за которым скрывается вход в гостиную, куда-то ушла.

Иногда понимающе кивая, Эмили внимательно слушала девочку. Та, найдя благодарного слушателя, выплескивала все свое негодование по поводу прошедшей ночи. К счастью, говорила гриффиндорка, их не поймали, хотя они находились на волосок от этого, но дальше Гермиона начала рассказывать о какой-то огромной собаке, на которую они наткнулись, едва избежав смерти от трех ее голов.

— Что-что? У собаки было три головы? А где вы ее нашли? — остановила на этом моменте Гермиону Эмили. Ей нужно было проверить одну теорию. Это могло быть случайностью, но вдруг рычащее существо за той запертой дверью в коридоре Заклинаний и было этой трехголовой собакой?

— Это цербер, — твердо ответила Грейнджер. Закончив со своей частью саженцев, она начала прибирать рабочее место. — Я... я не запомнила, как мы у нее оказались. Мы услышали Филча и бросились бежать, не разбирая дороги, а потом оказались в конце коридора у запертой двери. У нас не было другого выхода, как отпереть ее.

— А как вы ее открыли? — спросила Эмили, предвосхищая ответ.

— Я выучила несколько заклинаний, и одно из них нам вчера пригодилось. Аллохомора, если тебе интересно название. Чтобы его выполнить, нужно сделать...

— Да, хорошо, я найду его, — прервала ее Эмили, поскольку урок уже подходил к концу, а самое важное она еще не узнала. — А этот цербер очень большой? Что он вообще там делал? И как вы выбрались от него живыми?

— Меня до сих пор трясет! Он размером почти во весь коридор. Когда мы вошли, он спал, но потом, видимо учуяв нас, поднялся на ноги, и тогда я увидела, что он стоит на люке. Вероятно, он что-то охраняет. Но наверняка ему дали команду не нападать на учеников, раз он не кинулся на нас.

Первокурсники начали выходить из теплиц. Эмили держалась рядом с Гермионой по пути в замок, чтобы расспросить о некоторых мелочах. Кое-что не давало ей покоя, не позволяя сложить все кусочки пазла. Было в этой ситуации что-то абсурдное.

— А это заклинание, которое ты использовала, оно сильное?

— Нет, это заклинание из нашего учебника, — деловым тоном сообщила Гермиона.

— Почему эта собака охраняется так слабо? Ведь кто-то может действительно от нее пострадать.

По глазам Гермионы Эмили поняла, что этот вопрос мучал не только ее. Уже оказавшись на первом этаже, она, прежде чем гриффиндорцы отправились на этаж выше, задала еще один немаловажный вопрос:

— Скажи, а вы по лестницам поднимались или спускались?

— Нет, из Зала наград мы побежали по коридорам этого же этажа, — и гриффиндорка поспешила на свой урок, поскольку перемена подходила к концу, а она не хотела опаздывать.

«Зал наград. Когда я шла в Больничное крыло, я проходила этот зал. Теперь сомнений нет: в той запертой комнате в конце коридора Заклинаний находится цербер», — сглотнув, прояснила всю картину Эмили и пообещала себе обходить этот тупик стороной.

Глава опубликована: 10.02.2015

Глава 11. Осколки

Закончился второй урок — защита от темных искусств. Эмили осторожно спускалась по мраморной лестнице, плохо себя чувствуя. Находиться в одном помещении с профессором Квиреллом было все тяжелее. На этот раз она села как можно дальше, чтобы не чувствовать вонь, которая от него исходила. Но отсесть удалось всего на пару парт: урок проходил в небольшом классе. Одногруппники однако переносили запах лучше. Как только колокол оповестил об окончании урока, они поспешно собрались и отправились на обед, не испытывая ни тошнотворной головной боли, ни смутной тревоги.

Чем больше Эмили размышляла, почему ей становится так плохо после уроков с Квиреллом, тем было хуже, поэтому она приложила усилия, чтобы подумать о чем-то другом. Например, после обеда ей предстояло впервые учиться полету на метле. С самого начала недели, когда их оповестили о новой дисциплине, Эмили перебрала в голове множество ситуаций, в которые не хотела бы попасть на этом уроке. Страшнее всего было грохнуться с этого, на ее взгляд, ненадежного средства передвижения с огромной высоты, как Невилл. Это было бы не только чертовски больно, но и невыносимо позорно.

Вместе с одногруппниками Эмили вошла в Большой зал, который встретил их запахами жареного мяса и картошки. Она приземлилась напротив Сью и ее подруги Падмы, с которыми было легко и весело общаться. Девочки еще в вестибюле начали обсуждать предстоящий урок, и Эмили хотела побольше узнать о полетах от чистокровных волшебников, многие из которых обучались им дома. Вчера из-за разборки с Уизли ей не хотелось расспрашивать об этом слизеринцев, а у одногруппниц можно было узнать все, что нужно.

— ...И когда она едва не свалилась с метлы, папа засмеялся! В общем-то, это и правда было смешно: Парвати тогда походила на лягушку в воздухе, — продолжала рассказывать Падма о первых полетах со своей сестрой.

Эмили краем уха слушала ее истории и искала взглядом Маркуса, надеясь переговорить с ним перед уроком, до которого оставалось чуть больше пяти часов. Эмили вспомнила, что летом парни говорили о назначении Флинта капитаном. Поразмыслив, она решила, что речь тогда могла идти только о квиддиче, потому что в Хогвартсе спорта больше не было.

Она никак не могла поймать слизеринца в коридорах замка в будние дни: тот за все это время даже не заходил в библиотеку, где Эмили проводила большое количество времени. «Интересно, как он отреагирует, если я просто подойду к нему?» — думала она, пристально глядя на стол Слизерина. Маркус, как обычно, сидел с остальными шестикурсниками в том конце стола, который был ближе к преподавательскому.

— ...Никогда не летала. Не представляю, как можно сидеть на палке, — отвечала на что-то Сью. Эмили уже выяснила, что оба ее родителя были маглорожденными и вся семья жила в маггловской части Британии. Хоть Сью и знала о магии с детства, многие вещи она не могла испробовать на себе из-за Статута о Секретности.

— Это же специальные метлы! Они сконструированы так, чтобы было удобно сидеть, — посмеялась над ее страхами Падма.

Эмили тоже усмехнулась, зная этот факт из иллюстраций в «Истории Хогвартса». Отвлекшись на разговор одногруппниц, она едва не пропустила, как Маркус начал выходить из-за стола. Парень, стоя, одним глотком допивал свой кубок и явно собирался двигаться к выходу.

— Увидимся, — бросила Эмили Падме и Сью.

Она быстрым шагом достигла конца стола и, повернув в сторону двери, пошла медленнее, краем глаза следя за приближением Маркуса. Она специально шла так, чтобы быть впереди, когда оба окажутся у дверей. Выйдя из Большого зала, Эмили неторопливо двинулась к перилам мраморной лестницы, зарывшись в сумку якобы в поисках зеркальца.

— Привет. — Широко улыбаясь, Маркус, направился к Эмили.

— Привет, — протянула Эмили, словно только что его увидела, а не спровоцировала эту встречу. — Давно тебя не видела, много уроков?

— Не-е, — приятно прищурившись, ответил он и сел на ступени, широко расставив ноги, — у шестикурсников мало дисциплин. Я все свободное время трачу на подготовку к матчу с Гриффиндором: в ноябре первая игра в этом году, а команда расслаблена.

— Слушай, Маркус, — получив подтверждение своих догадок, Эмили рискнула спросить у него совета, но слизеринец, подняв на нее взгляд, прервал:

— Зови меня Марком, так все мои друзья делают.

Эмили широко улыбнулась и смущенно посмотрела в пол. Сердце быстро застучало, вызывая волнительный трепет в груди: не каждый день старшие ребята, особенно мальчишки, признают в тебе друга.

— Ладно... Марк, — очередной порыв улыбнуться. Эмили теребила ручку сумки, в которой перестала искать несуществующее зеркальце. — У меня днем первый урок полетов — пожалуй, самая страшная дисциплина в этой школе. Вчера гриффиндорец упал с метлы, и что-то я... неуверенно себя чувствую от этого. Как вот ты учился летать?

К своему ужасу, Эмили на одно крошечное мгновение заметила в его взгляде тоску. Слизеринец, облизав губы, мотнул головой и бодро ответил:

— Меня отец лет с пяти учил. Я, можно сказать, в воздухе вырос. На первом курсе мне даже посадку не правили, сразу зачет поставили, так что я был только на самом первом уроке. Метлы здесь плохие, вот что. Их сломать, конечно, не жалко, но они небезопасны, если вдруг какой придурок решит разогнаться. Этот курс ввели специально для того, чтобы научить правильно летать. Мадам Хуч все понятно объяснит, но если что — обращайся.

Эмили благодарно улыбнулась ему. Сердце начало возвращаться к ровному ритму, и руки перестали дрожать. Мимо них в свою гостиную прошла Меган. Она поздоровалась с Эмили и неодобрительно глянула на слизеринца, который даже не обратил на ту внимания.

— О, ты же, наверное, не знаешь... — что-то вспомнив, продолжил Маркус.

— М?

— Идем, покажу тебе, — он загадочно улыбнулся и, опираясь на перила, поднялся со ступеней.

Отряхнувшись, парень повел ее вверх по лестнице, и через несколько минут они оказались на третьем этаже. Эмили опасливо оглянулась в поисках двери, за которой сидела трехголовая собака, но обнаружила, что они находились в другом крыле: там, где располагался Зал наград. Туда ее Маркус и привел.

Это было большое продольное помещение заставленное золотыми кубками, стеллажами с медалями и прочими призами. Пока Маркус искал то, что хотел ей показать, Эмили разглядывала первый попавшийся стенд с наградами. После осмотра нескольких грамот с ничего не значащими для нее именами Эмили взглянула на один из больших щитов, надпись на котором гласила: «Т. М. Риддл. За особые заслуги перед школой».

Все ее тело словно прошибло током, а вдоль позвоночника пробежал противный холод. Так обычно бывает, когда видишь что-то, что навсегда хотелось бы забыть, стереть из самой материи мироздания. Эмили недоуменно вглядывалась в буквы, вызвавшие душевную бурю, но Флинт, окликнув ее, поманил ее к той части, где в стеклянных витринах лежали таблички. Эмили, оглядываясь на сверкающую награду Риддла, подошла к слизеринцу.

— Ты знаешь, кто такой Т. М. Риддл? — слегка осипнув, спросила она и прочистила горло.

— Которому еще самая крутая школьная награда дана? Никто не знает толком. Давно это было, там где-то дата стояла, сороковые года, что ли. Нашел! Вот эта, вторая сверху в третьем ряду, — сказал он, указывая пальцем на одну из золотых табличек.

«Джеймс Поттер. За особые заслуги в квиддиче, — мысленно прочла Эмили. — Мой папа играл в квиддич... Папа...»

Сметая все мысли о загадочном Риддле, тепло растеклось внутри при слове «папа». Эмили не могла обращаться так к дяде Вернону — она вообще чаще предпочитала обращаться к тете Петунье, — и сейчас это слово вызвало улыбку. Эмили прикрыла глаза от нахлынувшей нежности, пробуя его на слух:

— Папа...

Эмили поднесла костяшки пальцев к губам, касаясь их первыми фалангами, словно желая, чтобы произнесенное навсегда осталось с ней.

«У меня был папа. Папа, который меня любил. И еще... — Эмили вдруг осознала это, — он, наверное, был очень талантлив. Он, может быть, даже учил бы меня летать на метле с самого детства, а я бы сейчас не ощущала себя здесь как маглорожденная».

Эмили раньше не осознавала в полной мере, что она по праву рождения являлась частью этого мира, и даже не представляла, сколько всего потеряла, лишившись настоящих родителей. Ей стало ясно, как никогда до этого, что она обладает магией, а значит, заклинания обязательно у нее получатся.

Эмили была бесконечно благодарна Маркусу, который, наверное, даже не подозревал о том, что он на самом деле сделал, показав ей эту награду. Пока она предавалась размышлениям, слизеринец отошел рассмотреть другие кубки. Эмили и хотела бы рассказать ему, что она чувствовала, но поняла, что это слишком сложно объяснить. Вместо этого она надеялась узнать у Маркуса некоторые детали об отце:

— А кем он играл, не знаешь? Кто вообще в квиддиче есть?

— Он охотником был, как и я, к слову, — обернулся на ее голос слизеринец и, подходя к ней, вкратце описал все роли игроков, а затем продолжил: — Возможно, тебе передался его талант. Сегодня хороший шанс проверить это.

Успокоенная этими словами Эмили погладила стекло витрины и пошла к выходу.

— Я у тебя кое-что узнать хочу. Если у тебя есть время, конечно.

— До начала урока полетов я весь твой, — мягко произнес Маркус, обеспокоенно следя за ее слезящимися глазами.

Они вышли из Зала наград с другой стороны и пошли по этажу. Эмили вела парня к коридору Заклинаний, чтобы показать запертую дверь. Ей было очень интересно его мнение по этому поводу. Он мог знать, что скрывала собака, ведь проучился здесь уже пять лет.

— Что там? — спросила она, останавливаясь за несколько футов до тупика коридора.

— Ничего такого, просто коридор, — к ее удивлению, пожал плечами Маркус и двинулся к двери.

Он дернул за ручку, но не рассчитав силу и не учтя тот факт, что дверь была заперта, громко ударил замочной скважиной о косяк. Маркус изумленно посмотрел на дверь, а затем из-за нее послышался предупреждающий рык. Слизеринец медленно отошел от двери.

— Что за?.. Как странно, этот коридор всегда был открытым. Там, похоже, сидит огромный зверь: его рычание слышится на уровне лица, — задумчиво почесывая подбородок, проговорил слизеринец.

— Там цербер, — коротко ответила на это Эмили, отмечая про себя, что ей нравится знать хоть что-то, чего не знают другие в этом мире.

— Шутишь?

— Нисколько. Гриффиндорцы сегодня ночью его видели.

— Да? Что еще они увидели?

— Гермиона Грейнджер говорит, эта собака охраняет люк.

— Подожди-ка, а ночью дверь не была заперта?

— Ну... была, но она открыла ее каким-то заклинанием.

Маркус присвистнул, думая что-то про себя. Эмили с нескрываемым любопытством следила за движением его глаз. Слизеринец достал из внутреннего кармана мантии палочку и, что-то прошептав, сделал несколько движений в сторону двери.

— Э-э-э! А разве магию не запрещено использовать в коридорах? — в останавливающем жесте вскинула руку Эмили, вспомнив слова Дамблдора на пиру.

— Не парься: драться на палочках нельзя, а бытовые чары никого не волнуют, кроме Филча — вот при нем лучше не колдуй. Поверить не могу. Она смогла вот это заклятие снять? — не веря, спросил он, пробуя открыть дверь очередным заклинанием.

— Не знаю, — уже не очень уверенно произнесла Эмили. — Кажется, она сказала, что открывала с помощью заклинания из нашего учебника.

— Она использовала Алохомору? Серьезно? — все еще недоумевал Маркус.

Несмотря на то, что он был сильно удивлен, тон его оставался почти спокойным. Он махнул палочкой в очередной раз, применяя упомянутое заклинание, но замок никак не отреагировал и на эту магию.

— Просто на всякий случай проверил, — пояснил он. — С самого начала было понятно, что таким простым заклинанием дверь не отопрешь. Везет же гриффиндорцам на всякие неприятности.

— А может, это после них более сильные заклятия наложили? — предположила Эмили. Она до сих пор стояла вдалеке, не приближаясь к запертому коридору ни на дюйм.

— Может, — нахмурившись, кратко ответил парень.

— Собака, значит, только в этом году появилась? — Эмили отступила еще дальше, кивком головы поманив слизеринца за собой. — Как думаешь, для чего?

— Я считаю, что об этом не следует много думать, — предостерегающе посмотрел на нее слизеринец, за пару шагов догнав Эмили. — Что бы это ни было, если оно не будет шастать по школе и рвать глотки всем подряд, мне все равно.

— Но ведь нам должны были сказать в таком случае! Что, если бы цербер разодрал тех гриффиндорцев?

— Судя по тому, что все-таки не разодрал, ему дали четкие команды. То, что нам ничего не сказали, и такие сложные цепочки заклинаний на двери говорят о том, что цербер охраняет что-то действительно важное, и от этого мастерски отводят глаза. Вот только почему защита двери спала перед теми гриффиндорцами? Кстати, что они здесь ночью делали?

«Ой», — мысленно чертыхнулась Эмили, поздно осознав, что чуть не сдала однокурсников, но отсеяла переживания, вспомнив, что уже как минимум двумя правилами школы Маркус пренебрег, а значит, не донесет преподавателям.

— Я не спрашивала, — решила не вдаваться в подробности Эмили, а вспомнив кое-что, замедлила шаг: — Марк... а я, кажется, знаю, что там охраняется.

Маркус с немым вопросом посмотрел на нее.

— Я думаю, именно там прячется то, что Хагрид забрал из банка. Он ведь говорил мне, что забирает это в Хогвартс. Сказал еще, что здесь даже надежнее, чем в Гринготтсе. И, видимо, он был прав, потому что в банк этим летом забрался грабитель.

— Какое совпадение, правда? — усмехнулся парень.

— В смысле? Имеешь в виду... ох! — Эмили несильно хлопнула себя по лбу. — Хочешь сказать, что вор приходил за этой вещью?

Сросшиеся фрагменты этих двух событий впечатлили Эмили масштабностью. Она с благоговением прочувствовала этот важный момент: в Хогвартсе хранилось нечто очень значительное. По всей видимости, в школе действительно так безопасно, как утверждал Хагрид.

— Как думаешь, — задумчиво протянула она, когда они спускались к выходу из замка, — грабитель знает теперь, где эта вещь?

— Скорее всего, подозревает, — ответил Маркус и, подумав секунду, добавил: — Впрочем, Отдел Тайн в Министерстве тоже сгодился бы для охраны чего-то сверхважного.

— А он может в Хогвартс пробраться? — обеспокоенно уточнила Эмили.

— Я думаю, Дамблдор сделал все возможное, чтобы ученики, как и та вещь, были в безопасности. Несмотря ни на что, все-таки наш директор один из самых сильных волшебников, — казалось бы нехотя признал Флинт.

Они вышли на улицу и теперь бесцельно прогуливались по окрестностям, вдыхая свежесть осеннего воздуха. Эмили обмоталась шарфом, достав его из сумки: ее раздражало зябкое ощущение от ветра, задувавшего под ворот мантии.

— Он тебе не нравится? — вытаскивая вьющиеся темно-рыжие волосы из-под завязанного шарфа, удивилась Эмили, вспомнив излучающие тепло ясно-голубые глаза директора и ту спокойную ауру, что исходила от него летом в ее доме.

— Я не разделяю его идеи о дружбе с маглами, — лаконично ответил Маркус.

Эмили не стала спрашивать почему, вспомнив, чем ей пришлось пожертвовать, чтобы спокойно жить с категорично настроенными дядей и тетей. Уж лучше волшебникам жить отдельно от маглов.

За оставшиеся несколько часов они обошли все вокруг, начиная с уже знакомых главных ворот, заканчивая огромным квиддичным полем, — Маркус по просьбе Эмили провел небольшую экскурсию. За время их прогулки он успел рассказать ей и о магической деревне Хогсмид, в которую пускают на выходных с третьего курса, и про Дракучую Иву — одиноко стоящее дерево, ветви которого были словно разумными, и про гигантского кальмара, который проплывает мимо окон гостиной Слизерина, ведь они выходят в подземные озера замка.

— А вам там не холодно? — поинтересовалась Эмили. Ей хотелось узнать, как жили другие факультеты, в особенности слизеринцы. — Вы ведь под землей, получается, находитесь.

Маркус засмеялся:

— Нас постоянно об этом спрашивают. Нет, не холодно. У нас есть печки, камин и много утепляющих и сохраняющих сухость заклинаний от Основателя. А еще у нас очень красиво и по-своему уютно.

— Представляю, — мечтательно произнесла Эмили, вообразив себе окно во всю стену с видом на подводный мир. — А можно как-то к вам попасть?

— Это в школе в принципе не принято, — к сожалению Эмили, покачал головой Маркус.

— Жаль, мне бы хотелось взглянуть, — и, сконфузившись от своего вопроса, она сменила тему: — Слушай, а мне все было интересно, из чего у тебя палочка?

— Ясень с сердечной жилой дракона. Хорошая палочка, сильная. А у тебя?

— Граб и перо феникса. И мне сказали... что в палочке Сам-Знаешь-Кого было перо от того же феникса, представляешь?

Маркус лишь крепче сжал лямку сумки, а в его взгляде, обращенном к Эмили, появилось что-то изучающее.

— Ты аккуратней с этой информацией. Это не то, что люди хотят слышать.

— Я понимаю, — только и сказала Эмили.

Время подходило к полчетвертому, поэтому они постепенно возвращались к замку. На одной из немногих полян вокруг школы, на которой должен был проводиться урок полетов, уже были разложены в два ряда метлы, а неподалеку расселись на траве одногруппники Эмили. Маркус пожелал ей удачного полета и отправился в школу на поиски членов своей команды, которой назначил тренировку в четыре.

Только он ушел, как на поляну веселой гурьбой прибежали хаффлпаффцы, а еще через минуту явилась мадам Хуч, седовласая строгая женщина, глаза которой были желтого цвета, будто ястребиные.

— Чего сидим? Встали каждый возле метлы! — громким голосом сказала она, отчего сразу было ясно: с ней лучше не шутить.

Первокурсники обоих факультетов, оставив сумки на траве, выстроились в две линии. Справа от каждого оказалась потрепанная школьная метла.

— Вытянули руку над метлой и сказали: «Вверх!»

— Вверх! — вразнобой послышались детские голоса.

Кто-то говорил громко и уверенно, кто-то тут же начал заикаться — видимо, боялся высоты. Эмили же от неожиданности вообще не издала ни звука: «Очень странное заклинание, чтобы взять метлу. Почему ее нельзя просто поднять?» Она осмотрелась, изучая, как идут дела у других: у большинства учеников метла лишь каталась по земле, не желая прыгать в руку.

— Вверх, — чувствуя себя ужасно глупо, несмотря на то, что так делали все вокруг, повторила за остальными Эмили, протягивая руку.

Но метла даже не шелохнулась, как у других ребят. Щеки Эмили вспыхнули, а сама она исподлобья оглядела группу, но, к счастью, никто не заметил ее неудачи. «Да когда у меня получится хоть одно заклинание?!» — разозлилась Эмили, поджав губы. Она попробовала вспомнить ощущения, которые возникли в Зале наград: это ее мир, магия у нее в крови.

— Вверх! — зло приказала она метле, и та наконец-то дернулась с места, хоть пока все еще находилась на земле.

Облегченно засмеявшись, Эмили глубоко вздохнула и, сконцентрировавшись на метле, произнесла заклинание еще раз. Гомон вокруг скрывал ее голос, поэтому раскрепостившись, она пробовала разные интонации в попытках найти ту самую, от которой метла поверит, что она волшебница. Эмили вновь посмотрела на учеников вокруг: теперь метлы оставались на земле лишь у нескольких человек, включая ее. Она поймала взгляд Меган, которая одной из первых подняла свою метлу и нетерпеливо пыталась оседлать ее, пока этого не видела мадам Хуч. Джонс быстро взглянула на нее, и Эмили показалось, что губы той растянулись в злорадной усмешке.

— Поттер, чего стоим, глазами хлопаем? — тренер резко вырвала Эмили из раздумий. — Повторяем заклинание, пока не получится. Не надо бояться метлы, тем более вам, мисс. Ваш отец на моих уроках был лучшим учеником. Я уверена, вы справитесь не хуже.

Если сначала Эмили нахмурилась от грубого обращения, то на последних словах мадам Хуч улыбнулась мыслям об отце. «У меня это в крови. Я рождена, чтобы быть волшебницей. Я волшебница», — Эмили сделала усилие, чтобы ни одна посторонняя мысль не смела эту хрупкую уверенность в своих магических способностях.

Эмили закрыла глаза, чтобы отрешиться от голосов вокруг, и вновь вытянула руку, которой давала отдохнуть. Она медленно дышала, сосредотачиваясь на образе метлы. Прохладный ветер обдувал щеки. В голове возникла картина, как он поднимает метлу и колышет полы мантии. Еще секунда — и Эмили почувствовала, что внутри начала собираться знакомая энергия. «Магия... это моя магия!» — радостная мысль запульсировала в висках.

— Вверх! — четко выговорила Эмили, усилием воли вкладывая скопившееся волшебство в это простое слово. Не открывая глаза, она с участившимся сердцебиением почувствовала, как ладони коснулось гладкое древко метлы. Эмили сжала пальцы и распахнула глаза, чтобы убедиться, что ей это не почудилось.

— Отлично! Самые боязливые наконец подняли свои метлы. Теперь садимся. Внимательно смотрим на меня и повторяем! — свистнула тренер, заметив метлы в руках у всего класса.

«Эй! Я не боязливая, у меня просто с магией были проблемы», — мысленно возмутилась Эмили, но продолжала улыбаться своему первому успеху в колдовстве.

После того как первокурсники оседлали метлы, мадам Хуч прошлась по рядам, поправляя посадку некоторых.

— На «три» отталкиваемся ногами от земли и взлетаем на несколько футов, затем опускаем древко вниз и плавно приземляемся. Раз, два, три!

Она дунула в свисток, и первокурсники взмыли вверх. Сердце Эмили сделало кульбит, как только ноги перестали чувствовать опору. Медленно, словно она была воздушным шариком, Эмили поднималась по вертикали, как и остальные ученики. Вот они уже были выше головы тренера, и тогда Эмили решила, что это достаточная высота, чтобы начать снижение. Накренив метлу, она с екнувшим в очередной раз сердцем опустилась на поляну.

«Вау», — выдохнула Эмили, дрожащими пальцами обхватывая основание метлы.

С детским восторгом она практиковала взлет и посадку еще несколько раз, пока мадам Хуч не дала следующее задание: облететь поляну. Не поднимаясь выше обычного, Эмили мысленно вела метлу вперед, ощущая, как воздух обтекает тело. Эмили кружила, не ускоряясь, и наслаждалась легким полетом. Плавно паря, чтобы вовремя исправлять сильный крен метлы вправо, она восторженно ловила каждый получившийся поворот. На такой метле было страшно подниматься выше двух футов, но, в целом, Эмили нравилось чувство полета, и оно даже казалось знакомым и привычным.

— Спускаемся! — по окончании занятия свистнула мадам Хуч, а когда первокурсники спустились и слезли с метел, продолжила: — Все молодцы. На уроках мы будем с вами дальше тренировать полетные навыки, а в конце триместра проведем зачет. Поттер, Финч-Флетчли, Аббот, на следующем уроке я хочу, чтобы вы взлетели на фут выше. Все свободны.

По мановению палочки тренера метлы сгруппировались и полетели за ней следом, в замок. Эмили подошла к куче сваленных сумок и, отыскав свою, брезгливо скинула с нее букашку, прежде чем надеть на плечо. Она возвращалась в школу вместе с остальными рейвенкловцами, которые делились впечатлениями о полетах, но на половине пути к ним подбежала Меган, отделившись от Хаффлпаффа.

— Эми! — радостно закричала она. — Как ты?

— Прекрасно, — слегка улыбнулась Эмили хаффлпаффке, переборов раздражение. Меган по-прежнему общалась с ней так, будто они давние подруги.

— Надеюсь, на этот раз Снейп поставит нам с тобой «Превосходно»: я писала маме, и она по моему описанию определила, что мы с тобой правильно его сварили, — защебетала она, протискиваясь к Эмили.

Остальные девочки из Рейвенкло оставили их в одиночестве, обогнув с двух сторон. Энергичная Меган тоже раздражала их, даже Сью не была столь навязчивой. Эмили заметила, что ученики Рейвенкло и Хаффлпаффа вообще редко общались, хотя их уроки часто были совместными.

— Надеюсь, — все так же спокойно ответила Эмили, вспомнив, как в понедельник профессор Снейп выдал их работы за первый урок с оценками и едкими комментариями, которые оставил лишь самым безнадежным хаффлпаффцам. Рейвенкловцы же, за исключением Эмили, получили высшую отметку, и это сильно задело ее. Теперь она жалела, что показала Меган свои переживания.

— Я не первый раз вижу тебя со слизеринцами, — как бы невзначай бросила Меган с невинными видом, взяв ее под руку. Эмили почувствовала неприязнь, но сдержалась, чтобы не сделать резкого движения. — Я ничего такого не хочу сказать, но они не самые лучшие друзья.

— Ты это на своем опыте знаешь? — прохладно спросила Эмили.

— Нет, но другие же...

— Другие — это другие, — прервала она Меган, поддавшись нарастающему раздражению, но затем медленно и спокойно вытащила свою руку из захвата хаффлпаффки. После этого Эмили перевесила на другое плечо сумку, давая понять Джонс, что той лучше не хватать ее за руку снова.

Видимо, Меган намек поняла, потому что ответила более ожесточенно:

— Как знаешь, но когда они тебя предадут, вспомни мои слова. Я слышала, кстати, что этот Флинт, с которым ты так мило общаешься, очень жестокий человек. У него из-за кровосмешения что-то с психикой не так. И на внешности это сыграло: выглядит так, будто у него тролли в роду, — и с оскорбленным видом Джонс отправилась к своим одногруппникам.

Эмили от возмущения даже не успела ничего ей ответить, только остановилась с открытым ртом, смотря вслед дерзкой хаффлпаффке.


* * *


Лежа в постели, Эмили, как обычно, прокручивала в голове прошедший день. Слова Меган до сих пор звучали в голове, вызывая бессильную злобу. «Что она себе позволяет? Лезет куда не просят... Она, наверное, просто завидует, что я общаюсь со старшекурсником. Марк ведь не жестокий? Нет, конечно. Он, пожалуй, один из самых приятных слизеринцев... Я уверена, он не подставит меня. Он не такой, нет... Не такой», — плотно задернув полог кровати размышляла Эмили.

На Меган оказалось труднее повлиять, чем на Драко. Он быстро оставил заносчивый тон и был готов во всем помочь, а Меган как будто не видела никаких границ и претендовала на более тесное общение. Но Эмили не хотела с ней сближаться. Уж очень много было ситуаций, где ее подмывало осадить Меган. А быть грубой с людьми по таким мелочам не хотелось — уж лучше просто держаться подальше от тех, кто раздражает.

Зарывшись в подушку и обхватив коленями конец одеяла, Эмили попыталась отогнать тяжелые мысли и уснуть.

Она летела на метле, разрывая в клочья облака, которые белым туманом обступали ее со всех сторон. Сделав крутой вираж, она почувствовала, будто у нее выросли крылья, а грудная клетка наполнилась воздухом. Она наклонила метлу вниз и полетела с громким свистом, набирая скорость. Внезапно кучные облака пропали, а их место заняло темное небо...

...Метлы больше не было — теперь она летела как птица. Но вместо крыльев была магия, удерживающая ее в воздухе. Она летела стремительно, словно боялась опоздать. Было кое-что важное там, куда она направлялась. Кое-что, что могло бы стать ее гибелью, если она не сделает удар первой. Встречный ветер раздувал полы длинной черной одежды, а в голове пульсировала одна мысль. Она наконец-то нашла того, кто мешал ей на пути к бессмертию, и теперь летела, чтобы убить его. Она начала плавно спускаться в небольшую деревушку, расположившуюся в низине захолустной впадины. Ей никак не удавалось разглядеть дома, потонувшие в осеннем тумане. Серая масса поднималась навстречу, картина вокруг смазывалась, а вскоре и вовсе наступила темнота.

Эмили открыла глаза: сон показался ей неестественно реальным, словно воспоминание. Быстро свесив ноги с кровати и отдернув полог, она схватила будильник. «Спала всего полчаса. Видимо, задремала... Но неужели это... те дежавю? Вернулись?» — Эмили медленно коснулась правой части лба дрожащей рукой.

Под пальцами она ощутила набухший горячий шрам.

Глава опубликована: 14.02.2015

Глава 12. Червоточины

Эмили с головой погрузилась в учебу и не сразу осознала, что провела в Хогвартсе почти два месяца. Это понимание пришло к ней, когда она сверялась с расписанием вечером тридцатого октября, в среду. Эмили хотела убедиться, что ночной урок астрономии не отменили, а значит, на следующий день можно будет спать до обеда: учеба начнется только после двенадцати.

Поужинав, она вместе со слизеринцами дожидалась предстоящего урока в пустом кабинете. Он находился недалеко от входа в Астрономическую башню. Его специально выделили, чтобы дожидаться полуночной астрономии, поэтому там можно было находиться после отбоя.

Ребята сгруппировали парты и расселись вокруг них.

— Ты неправильно держишь палочку. Расслабь запястье, не зажимай его так. Твои движения должны быть плавными, — в который раз терпеливо объяснял Драко.

После первого провала на трансфигурации он поднаторел в превращениях и теперь учил Эмили. Заклинания у нее стали выходить вполне сносно с тех пор, как впервые получилось колдовать на первом уроке полетов. Тот успех вдохновил и придал желания практиковаться больше.

— Винс, передай, пожалуйста, — обратилась к Крэббу Дафна, сидевшая рядом с Эмили.

Она кивком головы указала на бумажный пакет с выпечкой. Это была посылка Драко из дома. Он часто угощал своих друзей за столом в Большом Зале, а по средам приносил гостинцы и в этот кабинет, потому что ужина не хватало на все время ожидания полуночи.

Эмили, перехватив пакет, взяла себе очередную булочку и передала его подруге. С Дафной Гринграсс у нее сложились самые теплые отношения среди остальных слизеринок, а через нее она познакомилась и с Трейси, немного мрачной и немногословной девочкой.

— Ну-ка, покажи еще раз, — нахмурив брови, обратилась Эмили к Малфою и надкусила булочку.

Драко прочистил горло и, выпрямившись, манерно наставил палочку на деревянный брусок. Он в привычной неторопливой манере четко произнес слова превращения, попутно рисуя в воздухе узор. Тут же деревяшка покрылась металлическим отблеском, а еще через секунду уверенно переняла все свойства железного кирпичика.

— Драко, у тебя получается с каждым разом все лучше! — восторженно вскрикнула Пэнси, сидящая с другой стороны от него. — МакГонагалл просто обязана будет дать тебе за это несколько баллов.

Драко лишь усмехнулся и приподнял подбородок. Эмили ничего на это не сказала — только незаметно приподняла брови и, вытерев салфеткой руки после сладкого, вернулась к практике.

Через некоторое время в класс начали подтягиваться остальные факультеты. Первыми явились хаффлпаффцы. Их топот и громкие голоса были слышны еще в начале коридора. Все сидящие, кроме невозмутимого Блейза, безмолвно переглянулись, и, когда однокурсники ворвались в кабинет, некоторые из слизеринцев смерили их презрительными взглядами.

Эмили не поднимала голову, шепча заклинание над своим деревянным параллелепипедом. Она чувствовала на себе взгляд Меган, но упрямо не отвечала взаимным приветствием. Они не общались с середины сентября, хотя Джонс не оставляла попыток поболтать с ней на уроках зельеварения. Снейпу пришлось рассадить их, чему Эмили только обрадовалась.

Хаффлпаффцы собрались в противоположном углу и о чем-то шумно болтали, сидя на партах. Блейз, спокойно отложив книгу, направился к ним. Эмили, не поворачивая головы, пыталась понять, что он им говорил, но того было почти не слышно. На хаффлпаффцев его слова подействовали, и они заговорили гораздо тише, чуть ли не шепотом.

— Что ты им сказал? — впечатлившись результатом, негромко поинтересовалась Эмили, когда Забини неторопливо вернулся на свое место.

— Что прокляну, если не заткнутся, — ухмыльнулся он краем рта и устремил на нее красноречивый взгляд исподлобья, а затем вернулся к учебнику.

Эмили понимающе кивнула. Они все еще редко разговаривали, и каждый раз ей было приятно, что Блейз отвечал и делал это без раздражения. Эмили несколько секунд разглядывала его шоколадную кожу, признавая про себя, что это самый красивый мальчик на курсе, а затем, через силу оторвав от него взгляд, занесла руку над бруском для очередного заклинания.

Гриффиндорцы с рейвенкловцами появились почти одновременно — за несколько минут до начала урока. Первые присоединились к компании хаффлпаффцев, с надменным видом обойдя слизеринцев и Эмили, а ее одногруппники расселись в одном из свободных углов, тут же уткнувшись в свои конспекты.

— Все, я устала, — вздохнув, Эмили опустила палочку и кирпичик в сумку. — Пойду к своим.

Выхватив у Грегори Гойла еще не опустошенный пакет, она взяла пончик, а затем двинулась к рейвенкловцам. Вместе с ними Эмили лениво просмотрела последнюю пройденную тему, чтобы восполнить в памяти пробелы о спутниках Сатурна.

— Все здесь? Поднимайтесь за мной, — заглянула в кабинет профессор Синистра, одна из самых молодых преподавателей. Она, как и Дамблдор, любила экстравагантную одежду: на этот раз ее темно-фиолетовая мантия была расшита серебряными лунами.

Поднявшись по длинной винтовой лестнице на самую высокую башню Хогвартса, ученики привычно расположились у парапета и начали раскладывать свои принадлежности: пергаментные листы, перья с чернилами, карты и складные телескопы.

Ночь была тиха и безветренна, поэтому Эмили опасалась лишь того, что случайно столкнет вещи. Падать бы им было без малого сто пять футов — случись такое, с телескопом можно было бы попрощаться. Эмили опасливо глянула вниз, держась от края стены на приличном расстоянии. Голова закружилась от высоты, а земля начала тянуть к себе. Чтобы перебороть это жуткое наваждение, Эмили отстранилась и заставила себя взглянуть на небо. Сегодня первокурсники принялись изучать Уран, поэтому она раскрыла телескоп и вгляделась в темное полотно, ища светло-голубую планету.

Астрономия стала одним из ее любимых уроков, даже невзирая на то, что проходила в окружении большого количества людей. Эмили с удовольствием изучала звезды и с волнующимся сердцем представляла, как было бы, живи маги на одной из далеких планет: без простых людей и связанных с ними разногласий между волшебниками. Острая убежденность Драко и прочих слизеринцев в том, что маглорожденным здесь не место, стали сильнее напрягать Эмили, но она пока не поняла, как на это правильно реагировать и действительно ли она не заблуждается, мысленно уравнивая всех, кто владеет магическим даром. Вот она, например, выросшая среди маглов, действительно справляется с магией хуже, чем чистокровные. С другой стороны, Гермиона Грейнджер — отличный пример способной маглорожденной волшебницы.

Все, что Эмили могла сейчас, — не принимать ничью сторону и наблюдать. Также она старалась отвлекать внимание Драко и других в особо напряженные моменты, поскольку видела, что уж на это ее влияния на них хватает.

— Помнишь, Невилл как-то говорил, что его уронили со второго этажа, и он выжил? Как думаешь, если волшебник упадет с такой высоты, он выживет? — спрашивал у Рона Дин, с которыми Эмили находилась по соседству. Она тоже заинтересовалась этим вопросом и невольно прислушалась к разговору мальчиков, отвлёкшись от своих нерадостных мыслей.

— Не знаю, — протянул тот, — квиддичные игроки с гораздо большей высоты падали, костеростом все восстановить можно.

— А если они упадут на спину? Там ведь сращивать нечего будет! — громким шепотом вставил Шеймус.

— Кто там разговаривает? — недовольно прервала лекцию профессор. — Минус балл с Гриффиндора. Повторяю: период полного обращения Урана вокруг Солнца составляет восемьдесят четыре земных года.

Мальчики тут же уткнулись в свои телескопы. Их примеру последовала и Эмили, отметив про себя, что в Хогвартсе были очень строгие преподаватели, которые любили снимать баллы, но не награждать ими.

Урок закончился около часа ночи, когда увидевшие наконец восход Урана полусонные ученики поспешили в свои спальни. Несмотря на то, что у них была официальная причина находиться в коридорах школы так поздно, никому не хотелось попасться на глаза Филчу или его кошке.


* * *


Эмили проснулась, когда время подходило к обеду. Мгновенно вскочив, она помчалась собираться и через двадцать минут пулей вылетела в гостиную. У двери столпились выходившие ученики, поэтому Эмили смогла отдышаться и расчесать пальцами волосы, чтобы придать им более-менее опрятный вид. Спросонья она заметила, но не придала этому особого значения, необычный вид остальных рейвенкловцев: некоторые из них вместо привычных сине-бронзовых галстуков надели черные. Многие из тех, кто изменил школьной форме, посматривали на Эмили с непонятными для той выражениями лиц: смесью сочувствия и... скорби?

Впереди она увидела макушку Роберта, также сменившего галстук. Он, заметив ее взгляд, опустил голову и отвернулся, но периодически косился на нее через плечо. Эмили не удивилась этому — они с Хиллиардом почему-то взаимно не ладили, хоть ничего друг другу не говорили открыто.

— Что за галстуки? Привет. — Эмили схватила под руку Падму, чтобы не потерять ту в толпе.

— Э-э-э... — растерялась Падма, — ну... ты же понимаешь, такой день. Немногие поддержали, только слизеринцы и часть наших.

— Какой день? — не поняла Эмили, но ответ нашелся, когда они сошли с лестницы на пятый этаж. Всё кругом было украшено к Хэллоуину: рыцари носили тыквенные головы, на стенах висели серебристые паутины, а под потолком летали наколдованные летучие мыши.

— Хэллоуин? Как здорово! Я никогда не праздновала его: мои опекуны запрещали «эту чертовщину». — Эмили при этих словах изобразила тон дяди Вернона и возвела глаза к потолку, а затем, отпустив руку однокурсницы, радостно сложила ладони вместе: — Жду не дождусь пира. Тут ведь будет пир? Ну, как в первый день. Наконец-то подадут что-то необычное: честно, я устала есть одно и то же каждую неделю.

Падма, побледнев, лишь кивнула и, ничего не сказав насчет галстуков, мягко пожала ее руку, словно в знак поддержки. Когда Эмили вместе с остальным факультетом вошла в зал, первым делом она, как обычно, отыскала взглядом друзей-слизеринцев и приветливо помахала им рукой. Не снимая с лица улыбки, Эмили почувствовала, как тихо екнуло сердце: практически весь стол зеленого факультета надел сегодня черные галстуки.

«Что происходит? — задалась вопросом Эмили, садясь за свой стол. — И лица такие... Траур сегодня, что ли?» Она накладывала себе кашу, когда сзади к ней подошел гриффиндорец:

— Кхм... извини. Приятного аппетита. Я... Я... в общем, это...

На вид парню было лет четырнадцать. Эмили его не знала, но заинтересованно обернулась. Парень краснел и путался в словах, переминаясь. На его груди, как и у прочих гриффиндорцев, по-прежнему краснел факультетский галстук. Эмили терпеливо подождала, пока он не справился с собой, понимая, что сама не раз волновалась, обращаясь к незнакомым ученикам.

— Спасибо тебе... спасибо. Ну, что... так получилось... И Сама-Знаешь-Кто, он... исчез. Мне очень жаль, что... что тыптерялардитлей. — Последние слова он выпалил на одном дыхании, так что не будь Эмили внимательна к его речи, не разобрала бы. Она не стала заставлять мальчика повторять сказанное, интуитивно поняв его смазанные фразы и догадавшись, что тот хотел выразить.

— Это случайность. Просто случайность. Здесь многие потеряли родителей, — ответила она ему, ощущая, как тяжело ей дались слова.

— Угу, — кивнул он.

Гриффиндорец вернулся за свой стол и уткнулся в тарелку, покраснев еще сильнее.

— Что это на него нашло? — пораженно обернулась к однокурсницам Эмили и потянулась за булочкой с изюмом.

— Так ведь... сегодня тот самый день, — тоненьким голосом осторожно, словно она говорила о чем-то священном, начала Чжоу Чанг, сидевшая неподалеку.

— Когда твои родители... когда их убил... — подхватила Падма после того, как второкурсница, не справившись с эмоциями, зажала рот руками, но тоже не смогла договорить.

Все вокруг смотрели на Эмили глазами, полными сочувствия. Ученики других факультетов также кидали на нее заинтересованные взгляды, отворачиваясь, когда она смотрела на них в ответ. Радостное настроение Эмили таяло с каждой секундой: теперь она чувствовала себя как в первый школьный день, когда всем было необходимо разглядеть ее шрам и пообщаться лично.

Она ведь о Поттерах даже не вспомнила! Честно говоря, Эмили вообще забыла, когда это все случилось. И, по ее мнению, все привлекали к этому слишком много внимания. Эмили кивнула девочкам вокруг в знак того, что она приняла их поддержку, и, не говоря больше ни слова, принялась за завтрак. За несколько минут до урока она залпом выпила сок, вытерла губы салфеткой, привычно завернула в бумажный пакет запас булочек на день и быстрым шагом направилась из Большого зала. Хотелось спрятаться от всех этих сопереживающих лиц: Эмили меньше всего нужно было, чтобы ее жалели. Никакой скорби по поводу смерти своих настоящих родителей она не чувствовала, и ее раздражала необходимость принимать все эти речи. Но собственная черствость Эмили тоже не нравилась. Она даже не хотела признаваться себе, что именно напоминание о том, что она ничего подобного не чувствует, злило ее в этой ситуации.

В порыве бессильного недовольства она взбегала по лестнице на третий этаж, когда налетела на вышедшего из-за угла Маркуса.

— Хей! Осторожно, осторожно, — парень прижал Эмили к себе, чтобы она не упала назад от столкновения.

— И ты тоже? Кто это придумал? — Эмили поджала губы и отстранилась от слизеринца, ткнув его в грудь. Запах его туалетной воды резко бил в нос.

— Не поняла еще? Это же в честь тебя... и в память о твоих погибших родителях, — грустно посмотрев на нее, улыбнулся Маркус и погладил свой черный галстук.

Эмили прикрыла глаза, чтобы успокоиться и не сорваться на друге. Она уже собиралась сказать ему, что у нее есть семья, как мимо проходящий пятикурсник с Гриффиндора оттолкнул Маркуса плечом, гневно произнеся:

— Что-то раньше вы об этом не думали, Флинт. Ели, пили, радовались жизни. Поттер, не слушай их. Они, гребаные лицемеры, даже представления не имеют о том, что значит потерять родителей от рук Сама-Знаешь-Кого.

Эмили бросила вопросительный взгляд на Маркуса и увидела, как у того на лице задвигались желваки, а руки сжались в кулаки. Но ответил пятикурснику он очень спокойным и холодным тоном:

— Благородные гриффиндорцы опускаются до клеветы? Правила приличия, полагаю, тоже не для вас писались? Иди куда шел, Вуд.

Вуд хотел наброситься на слизеринца, но остальные гриффиндорцы придержали его за руки и предотвратили драку. Маркус, обернувшись, усмехнулся, а после посмотрел на Эмили и продолжил гораздо более теплым голосом:

— Не обращай внимания, они просто злятся, что мы перехватили инициативу, а им и в голову не пришло вспомнить о другой стороне этого праздничного дня.

Эмили шумно вздохнула, задрав голову. Это все вызывало головную боль и хлопоты, которых она сейчас совершенно не хотела. Прозвенел школьный колокол.

— Я опаздываю, — она оттолкнула от себя слизеринца, который мешал ей пройти вверх по лестнице, но он поймал ее за руку:

— После четвертого урока подойдешь в библиотеку? — Держа ее за ладонь, Маркус смотрел на Эмили снизу вверх, а заметив недоброе выражение лица, поспешно добавил: — Никаких сюрпризов, просто покажу подшивку газет того времени. Я думаю... ты должна знать, как все было.

— Да-да, приду, — быстро проговорив, пообещала Эмили, стараясь высвободить руку.

Но Маркус отпустил ее лишь после того, как поцеловал тыльную сторону ее руки. Слизеринец давно так не делал, да и виделись они в последний раз только на прошлой неделе; он был целиком и полностью занят подготовкой к квиддичу. Это заставило щеки Эмили вспыхнуть, а душу — загореться новой волной злости: «Что это? Зачем?»

Эмили добежала до кабинета заклинаний, рывком открыла дверь и, не обращая внимания на перешептывающихся учеников, осторожно прикрыла ее, а затем в несколько шагов добралась до своего места.

— Извините, — немного грубо, но стараясь контролировать ярость в голосе, бросила она профессору Флитвику, в то время как сама резко доставала учебник и палочку из сумки.

— Ничего страшного, мисс Поттер, мы все понимаем, — тоненьким голосом пропищал профессор-карлик, за что Эмили послала ему короткий ненавидящий взгляд, надеясь, впрочем, что тот не успел его заметить. — Откройте, пожалуйста, страницу пятьдесят три. Мы сегодня практикуем чары Левитации. Вы удачно сели в пару с мисс Броклхерст, у вас одно перо на двоих, тренируйтесь поочередно.

Пока Мэнди пыталась поднять перо, Эмили приходила в себя, закрыв глаза. Бушующие эмоции стихли, но его остатки позволили Эмили с первого раза выполнить чары. Правда, с небольшим побочным эффектом: каждое тренировочное перо быстро взлетало и взрывалось под самым потолком, осыпая девочек маленькими перышками. Флитвик крутился вокруг них, рассказывая, почему это произошло, каждый раз выдавая им новый экземпляр, но в конце урока все равно наградил Рейвенкло десятью баллами и отпустил их с Мэнди без домашнего задания.

Эмили не хотелось находиться в замке и натыкаться на студентов, которые желали выразить свое сочувствие, поэтому после окончания урока она стремительно направилась к главному выходу из замка. Выйдя на свежий, прохладный воздух, она почувствовала, что дышать стало легче, и, пару раз вдохнув поглубже, направилась к дереву у озера.

Это излюбленное учениками место показал ей Маркус, но Эмили ни разу не удавалось посидеть там. Оставшись одна, она расселась на траве и достала одну из захваченных с обеда булочек. Эмили не была голодна, но из-за переживаний хотелось что-то пожевать. Она сидела весь четвертый урок, вместо которого у нее было окно, и задумчиво глядела на водную гладь, вспоминая дядю и тетю и сравнивая их с биологическими родителями. Эмили содрогнулась, представив, что погибла бы тетя Петуния, но смерть Лили Поттер не нашла никакого отклика в душе. Едва трепетнулось сердце при мысли об отце, но и этого было недостаточно, чтобы она скорбела о его гибели.

Эмили вернулась в замок вместе со звонком и, поднимаясь по мраморной лестнице, чуть не была снесена Гермионой, которая сбежала по ступеням и направлялась в коридор, ведущий в подвалы, кухню и гостиную Хаффлпаффа. Эмили удивленно перекинулась через перила и окликнула гриффиндорку:

— Эй, ты чего?

Но та быстро подняла на нее глаза, в которых Эмили увидела слезы, и, шмыгнув носом, покачала головой, после чего толкнула дверь коридора.

Понадеявшись, что Грейнджер сама справится со своим горем, Эмили поторопилась в библиотеку; успокаивать кого-то она не умела и не очень-то любила. В библиотеке оказались только хаффлпаффцы первого курса, у которых тоже было окно, и несколько старшекурсников. Флинта еще не было. Эмили села за самый дальний стол от однокурсников, но только она раскрыла первую попавшуюся книгу, взятую со стеллажа позади, как к ней подсела Меган.

— Привет, — тихо и непривычно спокойно произнесла она.

Эмили готова была уже сорвать на ней злость, но такая перемена в Джонс сбила ее с толку, поэтому, разозлившись теперь на этот факт, Эмили бросила сухое:

— Привет.

Меган медленно облизала губы, держась за страницы своего раскрытого учебника.

— Как ты?

— Что хотела? — не поднимая на нее головы и словно не услышав вопрос, спросила Эмили, глядя на текст книги по драконологии, букв которого она не видела.

— Просто сказать... что-о-о... тебе, наверное, грустно в такой день, я сочувствую тебе.

— Мне не грустно. Спасибо, — Эмили перевернула непрочитанную страницу.

— Моя мама тесно общалась с твоими родителями. Она просила передать это тебе.

Меган достала из книги карточку и протянула Эмили. Эмили несколько мгновений игнорировала руку, но, посчитав это верхом невоспитанности, схватила картонный прямоугольник из плотной бумаги и, держа его в руках, раздумывала, что это могло быть.

— Переверни, — посоветовала Меган без намека на усмешку.

Эмили рывком повернула кулак с зажатой в нем карточкой. На обратной стороне оказалась фотография. Самая настоящая магическая фотография — с движущимися на ней людьми. С карточки на Эмили смотрели улыбающиеся молодые люди: девушка лет двадцати с вьющимися темно-рыжими волосами и такого же возраста черноволосый парень в очках, а на руках, обнявшись, они держали сверток с ребенком.

Эмили застыла от неожиданности; в горле встал ком слез. Она увидела, насколько сильно была похожа на них: с прямоугольным лицом и широкой нижней челюстью, как у них обоих, с материнскими тонкими губами и прямым носом. Форма глаз же напоминала миндалевидный разрез, как у Лили, но была чуть более круглая, придавая сходство и с отцом. Эмили безмолвно подняла взгляд на Меган, не в силах произнести даже слова благодарности. Хаффлпаффка ей улыбнулась:

— Редкая фотография. Мама говорит, твое рождение скрывали.

— Почему? — только и выдавила Эмили.

— Не сказала, — пожав плечами, покачала головой Джонс. — Это копия, можешь забрать себе, у тебя, наверное, ни одной нет.

— Спасибо, — скупо ответила Эмили, находясь в замешательстве.

Меган улыбнулась, поправив желто-черный хаффлпаффский галстук, закрыла книгу и направилась к своим.

Эмили просидела, рассматривая фотографию и ожидая Маркуса, около получаса. Тот зашел в библиотеку быстрым шагом и, окинув помещение бегающим взглядом, направился к Эмили.

— Извини, меня Снейп задержал, — ответил он на вопрос, который Эмили и не думала задавать. — Что это? — Он указал на фотографию в ее руках кивком головы, но не потянулся за ней.

— Мои родители, — безэмоционально произнесла она, протягивая карточку.

— Ух ты, как на маму похожа, — так же спокойно отметил Маркус, кидая взгляд то на карточку, то на Эмили.

— Ага.

— Откуда колдография?

— Меган Джонс дала, ей мама прислала, она их знала, — ответила Эмили, взглядом указывая на Поттеров с карточки.

— Это та, которая думает, что у меня тролли в роду? — протянул Маркус, возвращая фотографию, и усмехнулся: — Ясно. Посиди, я принесу, что хотел показать.

Оставив сумку, он направился к стопкам газет в другом конце зала. Вернувшись через пару минут, слизеринец принес с собой несколько ветхих «Ежедневных Пророков».

— Сегодня, можно сказать, юбилей, — присаживаясь рядом, заметил он и указал на дату первой из газет — 1981 год. — Готова слушать? Началось все, кажется, в семидесятых. Появился Темный Лорд и стал набирать армию, чтобы подчинить себе магическое сообщество и установить свои порядки. Служить ему пошли те, кто боролся за чистоту крови. Они называли себя Пожирателями Смерти. Интересно, что Блэки — самые убежденные чистокровные, — за некоторым исключением, не поддержали новоявленного Лорда открыто, хотя одобряли его политику. Но мы не об этом. Десять лет назад, в вечер Хэллоуина, он заявился к вам в Годрикову Впадину. Никто не знает, зачем ему понадобилось убивать вас, тем более лично, но факт в том, что тебя он убить не смог и развоплотился.

— Круто, — с серьезным выражением лица прищурилась Эмили. — Что дальше было?

Маркус с сомнением посмотрел на нее, но продолжил показывать газеты: он рассказал про поимку Сириуса Блэка, из-за которого местоположение его друзей, Поттеров, стало известно Темному Лорду, про убитого Блэком еще одного друга Поттеров, после упомянул также, что последним жестоким актом со стороны Пожирателей Смерти было нападение на Лонгботтомов и доведение тех до сумасшествия, а двухчасовой монолог он закончил тем, что решился рассказать Эмили теории о ее выживании.

— Многие думают, что ты обладаешь колоссальной силой, другие поддерживают эту теорию, но...

— М? — Эмили опиралась локтями на стол, а головой на руки, и внимательно слушала Флинта.

— ...Они думают, что в тебя перешла сила Сама-Знаешь-Кого, и его последователи надеются увидеть в тебе оплот новой власти.

У Эмили перехватило дыхание. Она и сама думала об этом. Но эта мысль казалась настолько грандиозной и пугающей, что она не воспринимала ее всерьез.

— А ты к каким принадлежишь? — искоса взглянула она на Маркуса.

— Ни к одним, — серьезно глядя на нее, ответил парень.

Эмили хотела уже задать давно волнующие ее вопросы: на чьей стороне была семья Маркуса и как он сам относится к вопросам чистокровности. А еще она надеялась, что Маркус назовет имя этого темного волшебника. Все о нем говорили иносказательно, даже авторы книг. Такой ужас перед именем пугал и ее.

Но тут из-за стеллажей вышли гриффиндорцы во главе с Вудом:

— Врет же и не краснеет, подонок. Поттер, не верь ему, не видишь, он тебя в сети заманивает? Он-то, священный номер двадцать четыре, и не принимает теорию чистокровных? Насмешил! Какую чушь ты еще ей впарил?

— Вуд, иди к черту, тебя сюда не звали, — Маркус спокойно встал перед гриффиндорским пятикурсником.

— Прекратить немедленно! Вы в библиотеке находитесь, молодые люди! — прибежала на крик грозная мадам Пинс.

Флинт вышел вперед, чтобы в случае драки не пострадала Эмили, и поднял руку в успокаивающем жесте:

— Все в порядке, мадам Пинс, мы просто погорячились, уже уходим.

— Никуда мы не уходим, чертов придурок! — заорал Вуд, чуть ли не кидаясь на слизеринца с кулаками.

Гриффиндорцы вновь пришли на помощь и удержали буйного друга. По их лицам было видно, что они всецело его поддерживали и сами желали подраться с Флинтом. Вокруг них столпились остальные ученики: первокурсники хаффлпаффцы и подошедшие слизеринцы-старшекурсники, а также несколько рейвенкловцев, большая часть которых ушли из библиотеки, как только послышались первые повышенные голоса. Эмили, кинув фотокарточку в сумку, вышла из-за стола и присоединилась к толпе зевак, избегая опасной зоны, поскольку Маркус уже вытащил палочку.

— Не зли меня, Вуд, и остынь, это правда не твое дело, — ровным тоном сказал Флинт, обегая толпу глазами.

— А ты ей самое главное скажи. Скажи! Как ты на всех углах хвастался, что дружишь с Девочкой-Которая-Выжила.

— Вуд, заткнись, — с каменным лицом прервал его Флинт, сильнее сжимая палочку.

— Расскажи всем, как радовался, что она купилась на твои чертовы манеры! Я все слышал!

— Ни черта ты не слышал, ублюдок. Не надо перевирать мои слова.

— Не ты ли говорил, что хотел получить ее расположение, чтобы выйти в свет, ты же один из всего рода остался, бедняжка! Что, не так все? Не так, лицемерная тварь?!

Эмили ощутила мокрые дорожки слез на щеках и, не в силах поднять взгляд на Маркуса, смотрела в пол — в центр образовавшегося полукруга. Она не знала, кто из них прав, не хотела верить в корыстные намерения Маркуса, в конце концов, не хотела, чтобы Меган оказалась права.

— Я сказала, вон отсюда! — продолжала тем временем кричать библиотекарь, но на нее никто не обращал внимание.

Маркус сверлил взглядом Вуда и был готов в любой момент отразить заклятие.

— Не так, — ответил он наконец.

Вуд, переведя дух, закричал вновь:

— И эти тупые галстуки, скажешь, не твоя идея? Чтобы она растаяла и прониклась к вам, гадюкам, симпатией?

— Это всего лишь способ показать единение... — начал Флинт, но кто-то из толпы припомнил:

— Да, у Пожирателей Смерти, помнится, тоже знак единения был.

— Так вот, — теперь Вуд обратился непосредственно к Эмили, — не будь ты знаменитой девочкой, эти, — он кивнул на Драко и остальных слизеринцев, недовольно следящих за происходящим, — даже не посмотрели бы на тебя и презирали бы за то, что твоя мать была маглорожденной.

Повисла тишина, все ждали реакции Эмили. А у нее к горлу подступали рыдания, и ее колотило от злости на весь магический мир, начиная от Маркуса и заканчивая Дамблдором, который не позволил ей остаться в родном доме. Она подняла голову, избегая взгляда Флинта, и, стараясь говорить твердо и членораздельно, ответила:

— Хорошо, что я знаменитая девочка.

Это все, на что хватило ее сил: как только она это сказала, слезы покатились с большей силой. Эмили развернулась и, подняв голову с плотно сомкнутыми дрожащими губами, вышла из библиотеки. Оказавшись в коридоре, она услышала, как ее окликнул Маркус, а затем слова заклинания, крики девочек и возмущенный возглас мадам Пинс. Эмили, на ходу вытирая крупные слезы, побежала, не разбирая дороги. Она опомнилась лишь у Большого Зала. Быстро оглядевшись, метнулась в коридор хаффлпаффцев, обнаружила там женский туалет, забежала в него и, оперевшись руками на раковину, дала волю рыданиям.

Эмили открыла кран с холодной водой и, продолжая всхлипывать, ополоснула раскрасневшееся и соленое от слез лицо. Слева послышался звук открывающейся туалетной кабинки. «Черт!» — подумала Эмили, спешно вытирая лицо рукавами мантии.

— Привет, — раздался знакомый всхлипывающий голос.

Эмили, бросив короткий взгляд в сторону источника звука, увидела Гермиону Грейнджер. Отвернувшись от гриффиндорки к зеркалу, она стала приводить себя в порядок.

— Привет. Ты-то чего здесь?

— Да я просто... просто хочу домой. Я здесь никому не нужна.

— Хорошо тебе, я тут разве что тараканам не нужна, — горько усмехнулась Эмили, — но домой я хочу так же сильно, как и ты.

— Эмили, вот ты где! — дверь в туалет распахнулась, и влетел взъерошенный Маркус: галстук выбился из-под жилетки, волосы взлохмачены, а сам он, опираясь на косяк, переводил дыхание.

— Это женский туалет! Тебе сюда нельзя! — тут же заявила Гермиона, строго глядя на слизеринца.

Маркус, не обратив сперва на ту внимание, грозно уставился на гриффиндорку. Она сникла под его суровым видом, а Эмили, перехватив взгляд Гермионы, кивком головы дала понять, что той лучше оставить их одних. Грейнджер намек поняла и, пару раз всхлипнув, вышла из туалета.

— Вообще-то, она права, тебе здесь нечего делать, — успокоившись, Эмили говорила ровным, хоть и слегка дрожащим голосом, отвернувшись от слизеринца к зеркалу, в котором его не было видно. Она смотрела в покрасневшие и ставшие ярко-бирюзовыми от слез глаза своему отражению.

— Идем поговорим в холле, — предложил он, откинув голову на косяк двери, за который продолжал держаться.

Эмили, опустив голову, выдержала паузу, а вновь посмотрев в зеркало, начала поправлять воротник рубашки, чтобы чем-то занять задрожавшие вновь руки.

— Перед тем как тот гриффиндорец взбесился, я хотела спросить, зачем я-то тебе сдалась, если ты ни одну из сторон не поддерживаешь. Но ответ я уже получила.

— Ты считаешь это верным ответом? — тихо спросил парень, отчего вся спесь с Эмили сбилась, и она растерянно уставилась на сток раковины.

— Не знаю.

— Нельзя принимать решения, услышав лишь одну сторону. Уясни это себе. Не была бы нужна — не помогал бы здесь освоиться.

В его тоне Эмили расслышала злые нотки, чего очень испугалась; ее лицо начало наливаться жаром.

— Зачем нужна-то? — переборов приступ немоты, спросила Эмили.

— В общем-то, Вуд оказался близок к правде: мне действительно нужно восстановить угасающий род и выбиться в свет. Пока я торчу здесь, дела покойного отца постепенно выходят из памяти людей, мне нужно держаться кого-то, кто помог бы мне. Уж почему я выбрал тебя, а не, к примеру, Малфоев, так тут вопрос именно в приязни: ты напомнила мне младшую сестру, она умерла этим летом, а должна была поступать на первый курс.

— То есть я тебе младшую сестренку заменяю? И еще проводником в высший свет тебе буду? — улыбаясь в истерике, зло уточнила Эмили.

— О, Мерлин! — воскликнул Маркус.

— Вот только мне старший брат не нужен — у меня есть один, и мама любимая есть, и ваши причитания по умершим Поттерам мне ни к чему!

Эмили выкрикнула это и проскочила мимо Маркуса обратно в холл. Слизеринец поспешил за ней, попытался схватить за руку, но Эмили вывернулась и пустилась бежать по лестницам, желая оказаться от Флинта как можно дальше. Она мельком заметила обеспокоенное лицо спускавшейся Меган и едва не сбила с ног профессора Квиррелла на площадке между третьим и четвертым этажами. Эмили шла быстрым шагом, переходя на бег в пустых коридорах, до тех пор, пока не достигла входа в Астрономическую башню. Об этом месте Эмили подумала почти сразу, как кинулась прочь от слизеринца, решив, что здесь ее не станут искать; ни в библиотеку, ни в гостиную Рейвенкло ей не хотелось возвращаться.

Быстро поднявшись по винтовой лестнице на смотровую площадку, она сбила дыхание и, сев на каменный пол, привалилась к зубчатой стене спиной. Слезы с новой силой полились из глаз — так паршиво на душе не было со времен распределения.


* * *


Маркус со злости мысленно проклял всех на свете, но Эмили догонять больше не стал, решив, что той нужно просто выпустить пар. Он спустился в подземелья, а когда оказался в своей гостиной, не говоря никому ни слова, отправился в комнату парней шестого курса. Сняв ботинки, он ничком упал на кровать, мечтая об огневиски, и пролежал так до самого праздничного пира, стараясь не думать о произошедшем.

— Марк, идешь? — В комнату без стука вошел Теренс Хиггс, ловец сборной Слизерина.

— Нет. Захвати мне чего-нибудь, — глухо ответил Маркус, не отрываясь от подушки.

— МакГонагалл настучали. Она тебя к себе ждет. Желательно после ужина, — добавил почти ушедший Хиггс.

— Этот Вуд все испортил. Хиггс, только попробуй упустить снитч. Я тебя лично задушу, — подняв наконец голову, прорычал Маркус.

— Понял, босс, — спокойно ответил Теренс и оставил Маркуса одного.

Тот, полежав несколько минут, задремал, но вскоре его разбудили голоса вернувшихся шестикурсников.

— Вы сегодня быстро. Домовики с едой напортачили? — сонно съязвил он.

— Если бы. Нам сейчас в гостиной накроют. Прикинь, тролль в замке гуляет, — пояснил Хиггс.

— Точнее в подземельях, — добавил пятикурсник Перегрин Деррек, заглянувший к ним в комнату.

— Старика, конечно же, ни капли не смутило, что он нас и хаффлпаффцев отправляет в руки троллю? — проворчал Флинт, поднимаясь с постели и отыскивая свои ботинки под кроватью.

В этот момент раздался стук в дверь.

— Впусти, — махнул рукой Маркус сидящему рядом с выходом Робину МакАлистеру.

Тот перестал сортировать свои носки и впустил рыжевато-коричневую сову со свитком, привязанным к лапке. Птица, ухнув, подлетела к Флинту, который отвязал послание и вчитался в строки, почесывая сову за ухом: «Флинт, где вас с Поттер носит? В замке тролль, предположительно в подземельях. Быстро верни ее в башню, а то мне надо будет отчитаться перед Флитвиком, а ее ни на пиру не было, ни здесь не видно».

— Черт возьми! Поттер не видели? — не ожидая ответа, спросил Маркус и тут же добавил: — Прикройте перед Снейпом, если что.

Слизеринец достал из тумбочки чистый пергамент, оторвал от него часть и поспешно нацарапал пару слов: «Никуда не уходи. В школе тролль. Я найду тебя».

И, наложив на записку следящие чары, привязал пергамент к сове. Флинт собирался уже выскочить из комнаты, как Теренс его остановил:

— Никому нельзя выходить. Там тролль, забыл?

— Помню. Поттер где-то в замке.

— Не трать на нее силы, сам же сказал, что все рухнуло.

— Рухнет, если я ее не найду. Нет ее — нет будущего у нас: Дамблдор все под себя и под своих любимых маглов подомнет, а она пока не находится под его влиянием, но обладает своим весом в политике, пусть еще и не осознает этого. Пусти, говорю! Я не собираюсь никому на глаза попадаться.

Вырвавшись, Маркус выбежал в гостиную, а оттуда в подземелья, где, шепнув птице на ушко: «Эмилия Поттер», — выпустил ее, а на себя наложил дезиллюминационное заклинание.


* * *


Эмили пробыла на холодном октябрьском ветру, кутаясь в мантию, почти час — пир был уже в самом разгаре, но Эмили расхотела спускаться туда. В животе урчало, и она поужинала утренними булочками, которые сохранили свою мягкость под чарами сумки. За то время, что Эмили провела на Астрономической башне, она передумала много разных мыслей о Маркусе, Меган и всех остальных, кто сегодня так или иначе проявил внимание к памятной для волшебников дате и ее причине.

Успокоившись, она поняла, что вела себя ужасно эгоистично: что бы там ни было мотивом, Маркус ей действительно многим помог, — но тут же почувствовала вину и перед остальными, ведь те ждали от нее совершенно другого отношения к слизеринцам. Эмили разрывалась между теми и теми. Она была полностью согласна с Маркусом в том, что делать выводы, зная только об одной стороне, нельзя, и злилась, что ей не дают и шанса понять их всех и найти баланс. Как она может выбирать, если еще не разобралась в том, как устроен этот мир и чего от нее все хотят? Сейчас она может только в чем-то поддержать каждую из сторон, а в чем-то не согласиться с обеими же.

Эмили решила, что пробыла на башне достаточно долго, чтобы прийти в себя, пора было спускаться в гостиную. Но подойдя к двери, она почувствовала приближающийся ужас, схожий с животным страхом. По спине прошел холодок. Эмили нутром ощущала, что нечто поднимается снизу бесшумно, но очень быстро, словно оно летело, а не шло по ступеням. Чем ближе оно было, тем острее Эмили ощущала опасность, исходящую от единственного выхода с башни. Сглотнув, она попятилась, не в силах собраться с мыслями и осознать природу этого первобытного чувства.

Дверь отворилась неслышно, словно кто-то отпер ее заклинанием. Из темноты показалась высокая фигура в плаще, силуэт которой был едва различим. Эмили взглянула на то место, где должно было находиться лицо, но мешковатый капюшон и темное вечернее небо скрывали его. Тут же в Эмили вспыхнуло новое чувство: боль, пронзительная душевная боль, не сравнимая с обидой на Маркуса и других учеников. Она терзала душу невыносимой мукой и выворачивала ее наизнанку. Эмили чувствовала беспричинную ненависть к черной фигуре, будто знала, кто скрывается под капюшоном, и страх заставлял ее пятиться дальше к стене башни.

Внутри Эмили поднималось знакомое ощущение постороннего существа, которое она теперь прочно ассоциировала со своей магией и больше не запирала в своих мыслях. Оно, среагировав вместе с Эмили на волну ужаса, верещало, будто сирена, приводя ее в чувство и заставляя мыслить ясно и трезво.

Эмили краем сознания угадывала намерения движущегося на нее человека, который поднимал руку с палочкой. «Он меня убьет... он убьет... Я не успею достать палочку... не смогу защититься...» — за доли секунды пронеслось в голове, и тут же пришло безумное решение: прыгать с башни. «Нет, господи, нет… я же разобьюсь. Так нельзя!» — в панике думала она, холодея от мыслей о разбитом теле и реакции Маркуса на это.

Слева из-за зубцов вылетела сова и, громко ухнув, метнулась к Эмили. В то же мгновение из палочки фигуры вылетел зеленый луч, от которого Эмили физически ощутила дыхание Смерти. Она инстинктивно, наполовину ведомая существом в душе, дернулась в сторону, к бортику, который был ей на уровне груди, и приподнялась на руках, залезая на него. Не обращая внимание на порванные колготки, стертые о камень колени и руки, она, прежде чем спрыгнуть, краем глаза увидела, как заклятие ударило в сову, и та затихла навечно. Ударная волна пронеслась за границы башни, сорвала с бортика хрупкую Эмили и впечатала птицу в стену смотровой площадки.

Потеряв равновесие, Эмили от растерянности не издала ни звука и первые футы скатилась по шероховатой поверхности башни, находившейся под наклоном. Та содрала ей щеку, взлохматила волосы и порвала мантию в нескольких местах, а затем оказалась в недосягаемости, и Эмили, набирая скорость, стала неумолимо приближаться к земле.

«Как думаешь, если маг упадет с такой высоты, он выживет?»

«Квиддичные игроки с гораздо большей высоты падали, костеростом все восстановить можно».

Только эти две мысли пульсировали в голове, пока Эмили, переставая чувствовать свое тело, проваливалась во тьму. Последним ее воспоминанием было существо внутри, желающее выжить, как и сама Эмили. Оно воспользовалось онемением тела и жаром разлило магию по жилам в надежде защитить.

...Она летела над крышами домов. Она наконец за долгие дни смогла пробиться сквозь туман и облака и спуститься во впадину. Мягко приземлившись, Она уверенно двинулась по направлению к самому крайнему дому, расположившемуся в низине деревни. Оказалось, здесь шел дождь. Она ощутила запах мокрых осенних листьев, что пронесся ветром по всей дороге. В ее душе царило торжество, а все тело было переполнено ощущением силы, цели и правоты.

Дома кругом были разукрашены глупыми символами Хэллоуина — в этот праздник маглы пытались прикоснуться к тому, во что не верили. Она скользила по земле, а навстречу ей попался маленький мальчик. Едва взглянув под ее капюшон, он перестал улыбаться и бросился прочь. Она могла его убить, два слова — и он никогда не вернулся бы к своей мамочке. Но она не будет, у нее на примете был другой ребенок, куда более важный и опасный. Именно за ним она так спешила, мчалась ради своей соперницы, живущей в самом крайнем доме.

Она мягко ступила к калитке дома, не защищенного больше Заклинанием Доверия, но не могла войти, будто стояла перед стеклом. Пыталась разглядеть людей, играющих с ребенком, через огромные незашторенные окна гостиной, но те были словно в тумане. И весь дом тонул в неясных очертаниях, которые вскоре пропали во тьме...

Глава опубликована: 23.02.2015

Глава 13. Обвинения

Как только сова полетела по коридорам подземелья, Маркус прислушался к вибрациям палочки и пошел, ориентируясь на ее реакцию. Он не встретил на пути ни одного преподавателя, но был готов замереть, чтобы не обнаружить себя. Звуков тролля он тоже не слышал и предположил, что тот оказался в хаффлпаффских подвалах. Эта мысль подтвердилась, когда он вышел в холл: до его ушей донеслись дикий рев существа и звуки тяжелых шагов.

Маркус прислушался к своей палочке и с облегчением выдохнул: Эмили не пересеклась с троллем. Конец палочки указывал наверх, а когда Маркус преодолел мраморную лестницу, продолжил указывать в направлении следующего пролета. Вскоре палочка повернулась в сторону одного из коридоров, и он начал догадываться, куда убежала девочка. Маркус двинулся в сторону Астрономической башни. Палочка больше не меняла направления и все так же указывала на конечную цель.

Добравшись до башни, Маркус открыл дверь и бросился вверх по ступеням. Поднявшись до очередной двери, он уверенно дернул ее на себя:

— Эмили? — Он широким шагом ступил на каменный пол смотровой площадки, оглядываясь в поисках девочки.

В темноте не угадывались ничьи очертания. В груди неприятно кольнуло. Маркус несколько раз проверил направление палочки: она упрямо указывала на стену башни. Тогда он прошептал заклинание, обнаруживающее присутствие человека рядом, но в пределах десяти футов никого не оказалось. Еще надеясь, что это просто ошибка, он сделал несколько шагов в сторону противоположной зубчатой стены. Безлунная ночь скрывала все вокруг, и Маркус, страшась худшего, вызвал свет на конце палочки.

Эмили там не было. Возле стены смотровой площадки неподвижно лежала знакомая рыжеватая сова Хиллиарда. Она поднимала лапки кверху, а к одной из них все еще была привязана записка. Маркус присел и перевернул птицу на бок: ни ран, ни других признаков жестокости. «Как же так... Это, наверное, Смертельное заклятие... Неужели Эмили тоже?.. Мерлин, где же она?» — тревожные мысли сменяли одна другую, но Маркус заставлял себя не терять надежду.

Вскочив на ноги, он крепко взялся за край стены и глянул вниз. Дикая мысль о том, что Поттер могла быть сброшена с башни тем же человеком, который убил сову, ужасала его больше остальных, посетивших голову. Маркус вглядывался во тьму, скрывающую двор Хогвартса, над которым возвышалась Астрономическая башня, пробовал использовать самые сильные световые чары, но не смог разглядеть на земле даже дерева.

Ругнувшись про себя, Маркус бережно поднял сову и, спрятав ее под отворот мантии, вышел на лестницу. Едва он оказался в коридоре замка, как наткнулся на профессора Квиррелла. Тот, услышав шаги, оглянулся, но мог увидеть лишь дребезжащие и плывущие очертания двери, захлопнувшейся позади Маркуса. Однако профессор тут же взмахнул палочкой, снимая с него дезиллюминационное заклинание.

— М-молодой ч-человек, — начал профессор Защиты, подергивая головой при произношении, — разве вы н-не должны находиться в под-под-подземельях?

— Там же тролль, я решил его здесь переждать. Башня узкая, он в нее вряд ли пролезет, верно, сэр? — невозмутимо вывернулся Маркус, сдерживаясь, чтобы невольно не прижать к себе сову: Квиррелл наверняка заметил бы. Но тот словно прочел его мысли:

— В-вы нарушили прик-каз ди-директора! Ч-что вы прячете? П-покажите нем-медленно.

Профессор шагнул к нему, неуверенно протягивая руку. Маркус, не удержавшись, сделал шаг назад, чтобы не вдыхать запахи чеснока и гнили, разившие от Квиррелла. «Черт, откуда он взялся? Все преподы должны обезвреживать тролля, а этот по замку шляется», — Маркус сглотнул, не зная, как избежать дальнейших расспросов профессора. Он не хотел еще больших неприятностей, подозревая, что МакГонагалл после его сегодняшней стычки с Вудом точно назначит ему третье предупреждение, после которого, как известно, отчисляли.

— Я ж-жду, — настаивал Квиррелл, задирая подбородок, — или мы сейчас же от-отправимся к Дирек-к-ктору.

Маркус, проклиная профессора Защиты, вытащил из-под мантии порядком помятую птицу и бережно взял обеими руками.

— Это сова моего друга, сэр. Я не был на пиру, поэтому он прислал предупреждение, — пожал плечами Маркус, как бы говоря, что это самая обыкновенная ситуация, но профессор продолжал допытываться, подходя еще на шаг ближе.

— А п-почему вы ее н-не выпустили? Что с н-ней? Она м-мертвая?

Сердце Маркуса екнуло.

— Что вы, сэр, — произнес он слегка севшим голосом, но прочистив горло, сказал более уверенно: — Она, видимо, съела что-то не то, прилетела вся дрожащая, нервная. Я ее усыпил, чтобы она не мучилась, теперь, вот, к профессору Граббли-Дерг иду.

— Мне к-кажется, вы п-перестарались. Позвольте, я вз-згляну.

Дальнейшее сопротивление профессору лишь вызовет ненужные подозрения, поэтому Маркус передал птицу, надеясь, что Квиррелл не заметит, что у совы нет сердцебиения. А еще Маркус занервничал: если Эмили действительно находится сейчас у подножия башни, ей нужна срочная помощь, иначе будет поздно.

— Я б-боюсь, птица м-мертва — о-она н-ест-т-тественно холодная и не ды-дышит, — слишком быстро ощупав сову, вынес вердикт профессор.

Маркус не успел возразить ничего в ответ, когда Квиррелл уже набросил на птицу диагностирующее заклинание. Результат поразил его, отчего он стал безмолвно открывать рот, будто рыба, а справившись собой, повысил на замершего Маркуса голос:

— Вот т-так вы ее усыпили? Это же Зап-запрещенное заклинание! Как вы п-посмели? — От возмущения он стал заикаться еще сильнее, и Маркусу было бы ужасно смешно, если бы ситуация не была столь патовой.

Он не знал, как теперь вывернуться, злясь, что сочинил такую ложь, которая ударила против него, и попытался сдать назад:

— Сэр, извините, я на самом деле сам обнаружил ее мертвой; я просто не хотел, чтобы вы неправильно меня по...

— Н-не сметь мне врать! — гневно прервал его Квиррелл, засунув сову под мышку, затем свободной рукой схватил Маркуса за руку выше локтя цепкой хваткой. — Реш-шили потренировать З-запрещенное заклятие? Мы сей-сейчас же направляемся к Д-дамблдору.

— Сэр, вы неправильно меня поняли! — попытался возразить Маркус, вырываясь из рук Квиррелла, но тот буквально потащил его к лестнице и больше не отвечал на его слова.

Маркус прекратил высвобождаться и покорно позволил вести себя, отворачиваясь к стене, чтобы хоть как-то избежать вони, исходившей от Квиррелла. Он стремительно придумывал, как объясниться с директором, надеясь, что тот еще не сошел с ума и не поверит бредовому выводу, что сделал для себя профессор Защиты. Квиррелл привел его на цокольный этаж. Они спускались по мраморным ступеням, когда со стороны подвалов, обеспокоенно переговариваясь, вышли Дамблдор и деканы факультетов.

— О, Квиринус! Вы пришли в себя. Я очень рад. Хм, вы поймали нарушителя? — Директор заметил их, подняв взгляд вверх, и не дал Квирреллу начать разговор первому.

— Мистер Флинт! — тут же воскликнула МакГонагалл, хмуря брови. — Всем ученикам было приказано вернуться в свои гостиные. Вы сегодня достаточно натворили дел. Мощное боевое заклятие в моего ученика, о чем вы думали?

Шансы на объективность таяли на глазах. Хорошо, хоть Снейп был здесь, а значит, еще оставалась надежда, что эта нелепая ситуация разрешится благополучно. Маркус глянул в его сторону, ища поддержки, но заметил лишь обыкновенный для профессора зельеварения холодный взгляд.

Снейп вместо того, чтобы стоять прямо, опирался на перила, словно был ранен и не мог держаться на ногах ровно. Это удивило Маркуса.

— Сэр, у меня уважительная причина, — тем не менее невозмутимо, обратился он к своему декану, зная, что тот встанет на его сторону в любом случае.

— Этот юн-юнец практиковал Зап-запрещенное заклинание! — опередил его Квиррелл, потрясая перед коллегами совой. — Я н-нашел его с мертвой сов-совой...

— Я не убивал сову!

— Не пе-перебивайте меня!

— Мистер Флинт, мы вас обязательно выслушаем. Квиринус, продолжайте, — спокойно вмешался Дамблдор, внимательно разглядывая обоих.

— Так в-вот... я п-проверил, это действительно Смертельное заклятие. Мистер Ф-Флинт утверждает, что вс-всего лишь ус-усыпил птицу. Я и под-подумать не мог, что он в-выбрал такой способ!

Профессора Спраут и МакГонагалл приложили руки ко ртам, в ужасе глядя на Маркуса. Тот всеми силами держался, чтобы не вспылить. Он знал, что важнее всего сейчас сохранить самообладание и не сделать себе еще хуже.

— Флинт, объяснитесь, почему вы покинули подземелья, — коротко произнес Снейп, поднимаясь на ступень выше, чтобы выйти из-за спин остальных профессоров.

Он сильно хромал, а из-под мантии выглядывала нога с разорванной штаниной. «Вряд ли тролль его так ранил», — на секунду призадумался Маркус, а спохватившись, вспомнил, что самое важное должен сейчас сообщить профессорам, и отрапортовал:

— Сэр, я искал Эмилию Поттер. А это сова моего друга. Он думал, что первокурсница со мной. С ней же я отправил записку мисс Поттер, — Флинт указал на лапку со свертком, — и прикрепил к ней сигналку. Отправился следом и нашел птицу мертвой на Астрономической башне. Эмили там нет. Сэр, я думаю, она...

Но Маркусу не дали договорить.

— Филиус, — в первую очередь Дамблдор обратился к декану Рейвенкло, не принимавшему до этого участие в разбирательстве, — отправляйтесь в башню своего факультета. Сообщите мистеру Хиллиарду о смерти его питомца. Убедитесь в отсутствии мисс Поттер. Минерва, проверьте следы, ведущие в Астрономическую башню — прошло не больше часа, их еще можно считать. Помона, побеспокойте мадам Помфри еще раз. Северус, проводите коллегу, — директор указал на Квиррелла, — в его комнаты, боюсь, он сегодня пережил много стресса, а сову отнесите в мой кабинет. Затем жду всех у подножия Астрономической башни. Мистер Флинт, прошу, следуйте за мной.

Деканы моментально направились исполнять приказания Дамблдора; тот же, не теряя ни секунды больше, развернулся и устремился к выходу из замка. Маркус, оторопев от непривычно властного тона директора, не сразу осознал, что тот говорил о вещах, которых не мог знать, а Маркус не успел о них сообщить. Снейп, проходя мимо, подтолкнул его вниз, следом за Дамблдором, и только тогда Маркус опомнился и сбежал по лестнице.

Он догнал директора, когда тот сворачивал в огороженный двор замка. Несколько минут они шли молча, и Маркус чувствовал, как волны могущества разливались вокруг директора, который заклинанием освещал перед ними дорогу. Мелькнула мысль, что они с друзьями сильно недооценивали Дамблдора: сейчас он показывал себя совершенно с другой стороны. Больше не было на его лице теплой улыбки и сверкающих вселенской добротой глаз: вместо этого рядом с Маркусом шел Маг, которого, по слухам, боялся сам Тот-Кого-Нельзя-Называть. Теперь Маркус увидел Дамблдора в действии, и в душе зародилось некое подобие уважения к этому человеку. Вновь появилась надежда, что директор встанет на его сторону, раз так стремительно среагировал на один только намек о том, что Эмили, может быть, попала в беду.

Они прошли через одну из арок стены, ограждавшей двор. Свет от палочки тут же осветил рыжие волосы рейвенкловки, скрывающие лицо. Эмили лежала на животе в центре площадки, а школьная сумка валялась в нескольких футах от нее. У Маркуса перехватило дыхание: «Пожалуйста, пусть она будет жива». В памяти всплыли болезненные воспоминания последних дней Кэт, умирающей в агонии. Маркус еще не вполне оправился после смерти младшей сестры и не мог допустить, чтобы умер еще один человек, к которому он за столь короткое время все же успел привязаться по-настоящему.

Дамблдор выпустил световой шар вверх на пять футов, чтобы тот освещал весь двор. Подходя ближе к телу девочки, он провел палочкой по воздуху, выпуская диагностирующие заклинания. Маркус не решался сдвинуться с места, откладывая момент истины в страхе, что эта правда окажется худшей вестью за весь сегодняшний день. Директор тем временем присел, чтобы убрать пряди волос с лица Эмили, а затем подверг ее тело еще нескольким проверкам.

— Сэр, — хрипло подал голос Маркус, вцепившись пальцами в палочку, которую не убирал всю дорогу.

— Она жива, мистер Флинт. Без сознания, скорее всего, в коме, но, несомненно, жива, — тут же ответил Дамблдор, вставая с колен.

Эта новость встряхнула Маркуса, и он позволил себе взглянуть на рейвенкловку: к его удивлению, тело девочки не было изломано, как можно было предположить, а вокруг не было крови. С неистово стучащим сердцем Маркус подошел ближе. Он взглядом обежал хрупкую фигуру Эмили, отметив, что тело почти полностью покрыто ссадинами и мелкими ранами: кровь спеклась на щеке, продолжали кровоточить разбитые колени, мантия и колготки были разорваны, — но вся эта картина не вязалась с предположением о том, что Поттер упала с высоты в сто футов.

— Я думал, она разбилась, — пораженно произнес Маркус, оглядываясь на Дамблдора, который сейчас анализировал заклинаниями поверхность почвы в радиусе пяти футов от Эмили.

— Чувствуете, воздух вокруг тяжелый? Это воздушная подушка. Она не позволила мисс Поттер разбиться: примерно в двух футах над землей она резко снизила скорость и начала медленно опускаться.

Дамблдор говорил спокойным голосом, так что казалось, будто бояться нечего. Из-за тревоги Маркус не чувствовал вокруг себя тяжести, но как только Дамблдор указал на это, прислушался к своим ощущениям. В воздухе действительно витал остаточный магический выброс, постепенно растворяющийся в атмосфере.

— Но кто ее спас? — отвлекшись от своих раздумий, обратился он к директору, который присел на одну из скамеек.

— Она сама себя спасла, — грустно ответил тот. — Это ее магия вокруг.

— Она? Этого не может быть, она и с простенькими заклинаниями едва справляется, — возразил Маркус, вспоминая, как Эмили переживала, что у нее единственной с курса не получается трансфигурировать небольшие предметы.

— Это стихийный выброс. Он возник в чрезвычайной ситуации. Вероятно, она пробудет в коме несколько дней. Эмили сотворила такую магию, которую едва ли осознала. — Дамблдор говорил медленно, и у Маркуса сложилось впечатление, что он тщательно подбирал слова.

Позади послышались быстрые приближающиеся шаги. Вскоре в свете магического шара показались профессора Спраут и Флитвик и семенящая за ними мадам Помфри, которая тут же направилась к недвижимой Эмили.

— О, Мерлин Великий! Альбус, как такое произошло? — запричитала она, опускаясь на траву около девочки, затем раскрыла свою медицинскую сумку и стала доставать разные склянки с зельями и мазями.

— Сейчас придет Минерва, и нам станет ясно.

— А что же это... Ничего не сломано. Альбус, как это понимать? Она падала или не падала с башни? Помона ворвалась ко мне с таким видом, будто у нас умерла ученица, и что я вижу? Пара царапин, которые я сведу уже к утру, и только! — разразилась мадам Помфри, попутно создавая в воздухе носилки.

— Как только придет Минерва, которая исследует Башню, мы получим ответы на все наши вопросы, — не повышая голоса, повторил Дамблдор, вставая на ноги. — А, вот и она!

Через арку прошла МакГонагалл с поджатыми побелевшими губами, а следом за ней проковылял и Снейп. Он мельком глянул на тело Эмили и тут же отвел взгляд, став осматривать двор.

— Это немыслимо, Альбус! Еще ни разу на моей памяти!.. — от возмущения МакГонагалл была не в силах закончить предложение и несколько секунд просто ловила воздух ртом.

— Эмили была в Башне? — Дамблдор направил мысли коллеги в нужное русло.

— Была! На бортике стены осталась кровь, и вся Башня полна следов мисс Поттер.

— Да, колени и ладони разодраны, — подала голос Мадам Помфри. Она при помощи Флитвика закончила укладывать тело Эмили на носилки и протирала ее раны настойкой бадьяна, чтобы обеззаразить их. — Вероятно, она содрала их о стену.

Маркус, стоявший в стороне, внимательно слушал профессоров и прикидывал складывающуюся ситуацию: «Она от кого-то пыталась убежать. Видимо, Тара попала под заклятие вместо нее. Кто мог желать ей смерти? Он точно не из наших, мы это сотню раз обсуждали. Неужели в замке есть Пожиратель, который хотел отомстить за смерть Темного Лорда? Или это кто-то из детей Пожирателей? Мерлин, это немыслимо!» Размышления парня прервал голос МакГонагалл, которая, успокоившись, продолжила докладывать полученные сведения:

— Сова действительно убита Запрещенным заклятием. И более того, помимо мистера Флинта, — она грозно взглянула на него, и тот сощурился из-за плохого предчувствия, — и мисс Поттер, никого за последние несколько часов в Башне не было. Мисс Поттер поднялась на площадку, через некоторое время мистер Флинт поднялся туда же. Из башни же ведут следы одного мистера Флинта.

— На что вы намекаете, Минерва? — с холодом в голосе встрял Снейп. — Не хотите ли вы сказать, что мой студент...

— О, очень даже хочу, Северус! Вам пора открыть глаза на невинные «шалости» ваших подопечных. Мистер Флинт был неоднократно замечен за делами, которые не одобряет школьный устав.

Маркус встретился взглядом со своим деканом и качнул головой в знак того, что он к этому не причастен.

— Это вам следует воспитывать своих буйных учеников. Слизеринцы всего лишь обороняются, — продолжил Снейп тихим голосом, который оповещал о том, что он был в ярости.

— Обороняются?! Оливер Вуд лежит сейчас в Больничном Крыле с внутренним кровотечением. Это вы называете обороной? — едва ли не вскрикнула МакГонагалл.

— Хватит, — негромко произнес Дамблдор, прежде чем Снейп сказал что-то в ответ. Тон директора был ровным, но не терпящим возражений. Оба декана замолчали. — Это очень серьезное обвинение, Минерва. Вы уверены, что в башне нет следов других людей?

— Все остальные следы блеклые и относятся скорее к ночному уроку Астрономии. За последние два часа в Башне было только два человека: Флинт и Поттер.

— Человека… — негромко хмыкнул Дамблдор, потом вздохнул и произнес: — Мистер Флинт, ваше поведение в библиотеке, безусловно, заслуживает наказания. Но если к тому же обнаружится, что вы тренировали Запрещенное заклинание в школе и явились, пусть и косвенной, причиной падения мисс Поттер с башни, вас ждет суд по двум статьям.

На этих словах у Маркуса что-то оборвалось внутри: «Да как так?! Я не делал этого! Чертов старикашка! Знает ведь, что нет больше отца, который за меня вступился бы. Сволочь! Ненавижу твою гриффиндорскую морду!» Маркус внешне оставался спокойным, только сжимал кулаки от злости. От мимолетного уважения к директору не осталось и следа. Здесь даже Снейп бессилен что-либо сделать. Оставалось лишь надеяться, что виновного найдут.

— Сэр! — Спасительная мысль наконец пришла в голову. — Вы ведь можете проверить мою палочку. Вы не найдете там Смертельного заклятия. А также можете просмотреть мои воспоминания, увидите, что я не вру!

— Разумеется, мистер Флинт, мы так и сделаем, — добродушно улыбнулся Дамблдор. — С завтрашнего дня мы начнем расследование и расспросим вас и мисс Поттер, когда она очнется, обо всех деталях. Не волнуйтесь: если вы невиновны, мы это обязательно докажем, и тогда все, чего вам нужно будет опасаться, — это исключения из школы за инцидент с мистером Вудом, который стал третьим предупреждением. Идемте в замок.

Последние слова директора были адресованы всем присутствующим.


* * *


— Альбус, одумайся! Этот мальчишка крутился рядом с Поттер с самого начала учебы, — не переставала возмущаться профессор МакГонагалл. Трое деканов оставили Эмилию Поттер на попечение мадам Помфри, отправили Помону успокаивать хаффлпаффцев, а сами собрались в кабинете директора. — Всем было ясно, что они что-то замышляют. Видимо, днем у них это не вышло...

— И что? Что, они решили убить первокурсницу? Минерва, ты сама себя слышишь? — громким шепотом накинулся на нее Снейп, который сидел в кресле с вытянутой раненой ногой вперед.

— Действительно, Минерва, что ты такое говоришь? — впервые открыл рот декан Рейвенкло. — Я не думаю, что мистер Флинт, при всем его тяжелом характере, способен на убийство. Да вы же видели его: он сам был шокирован случившимся, я бы даже сказал — напуган. Хотя слова его друга Роберта добавляют лишь сомнения к его непричастности.

— Что говорит мистер Хиллиард? — тут же спросил Дамблдор.

Он сидел за своим столом и сливал в Омут Памяти воспоминания обо всем, что увидел прошедшим вечером: с этим нужно было основательно разобраться.

— Он очень расстроился из-за смерти совы, — грустно начал Флитвик. — Сказал, что не обнаружил мисс Поттер за столом Рейвенкло, когда началась эвакуация, а за столом Слизерина не увидел мистера Флинта. Роберт надеялся встретить мисс Поттер в башне, но как только понял, что ее там нет, подумал, будто она с мистером Флинтом, и отправил им сову. Это все, что он знает.

— Так у нас что, еще один ученик находился вне гостиной? — тут же воскликнула МакГонагалл. Она ходила по круглому кабинету, не в силах стоять на месте от беспокойства.

— Мистер Хиллиард утверждает, что сова только-только прилетела к нему из дома, принесла тыквенных пирожных, — спокойно ответил Флитвик, уверенный в добропорядочности своего старосты. — Альбус, что с мисс Поттер? У тебя есть предположения, кто это мог сделать, помимо мистера Флинта?

— Это сделал Лорд Волдеморт, — просто и без обиняков ответил Дамблдор, принимаясь изучать птицу и привязанную к ней записку.

При звуке этого имени МакГонагалл прикрыла глаза, сдерживая дрожь, Флитвик издал странный звук, а Снейп лишь шикнул от боли в левом предплечье.

— Это объясняет отсутствие магических следов на площадке и то, что никто не заметил, как он пробрался в башню. О невиновности мистера Флинта говорит и его записка. Все, что он сообщил нам, — правда.

— Но, Альбус... ведь Сам-Знаешь-Кто мертв!

— Минерва, я утверждал не раз и продолжу утверждать: Волдеморт всего лишь развоплотился, он где-то рядом и только ждет своего часа. Северус, покажи метку.

Снейп нехотя встал с кресла и, прихрамывая, подошел к МакГонагалл, обнажая предплечье левой руки. Череп и вылезающая из него змея алеющим клеймом выделялись на его коже.

— Она проявила активность сегодня вечером, после того как тролль оказался в подземельях. Вспыхнула и вскоре погасла. Вероятно, в момент нападения, — медленно пояснил Снейп.

МакГонагалл с ужасом смотрела на руку коллеги, но, взяв себя в руки, произнесла:

— Значит, мистер Флинт не виновен? Но ведь все доказательства против...

— Против его виновности, Минерва, — прошипел Снейп, задернув манжет рубашки и рукав мантии. — Мой ученик к делу о нападении на Поттер непричастен. Скорее всего, его записка оказалась спасительной. Разве за это он не заслуживает, чтобы с него сняли третье предупреждение? В конце концов, Вуд его спровоцировал, все слизеринцы это подтвердят.

— Твои слизеринцы подтвердят что угодно, лишь бы спасти своего товарища...

— ...Как сделал бы любой уважающий себя коллектив…

— ...Но я это так просто не оставляю.

— …А в библиотеке были и другие свидетели.

— Полно вам, — потерев от усталости виски, прервал их Дамблдор. — Минерва, Филиус, пожалуйста, оставьте нас. Мы с Северусом обсудим поведение его студента.

Деканы Гриффиндора и Рейвенкло вышли из кабинета, и, как только за ними захлопнулась дубовая дверь, Дамблдор обратился к Снейпу:

— Докладывай. Не упусти ни детали.

— Квиррелл не пошел за камнем. Мы ошиблись: тролль отвлекал нас не столько от третьего этажа, сколько от Поттер. По сути, Квирреллу повезло, и он убил двух зайцев одним выстрелом: он спрашивал меня о ноге, я сказал лишь, что поранился. Думаю, теперь он будет готов к тому, что за дверью ждет нечто, готовое разорвать его на части. Метка на него реагирует по-прежнему слабо, гораздо сильнее стало жечь, когда я оказался во дворе...

— ...Рядом с Эмили, — задумчиво произнес Дамблдор, вытаскивая очередную серебристую нить из виска и опуская ту в Омут Памяти. — Да, я тоже обнаружил присутствие в этом выбросе магии Волдеморта.

— Что это значит? — вскинул голову Снейп, чувствуя в словах директора некую недосказанность, которая пугала и самого старика.

— Я не знаю, мальчик мой... Пока не знаю, — покачал головой Дамблдор, опуская лицо на жилистые руки.

— Полагаешь, Темный Лорд переселился в нее? Тогда что сидит в голове у Квиррелла?

— Нет, без сомнений, он в нее не переселился, Северус. Я прошу тебя, не упускай ни одного передвижения Квиррелла. Волдеморт и Эмили не должны встретиться раньше времени, девочка еще не готова к этому. — Дамблдор убрал руки от лица и посмотрел на Снейпа.

— Разумеется, — кивнул тот. Следом добавил: — Я требую, чтобы с Флинта сняли третье предупреждение, а Вуду назначили взыскание за провокацию.

— Не я буду ему судьей, Северус. Пусть пока считает себя отчисленным, это пойдет ему на пользу. А как очнется Эмили, все и решим.

Снейп, не добившись от директора большего, оставил того наедине с мыслями о прошедшем дне, а сам отправился в свои подземелья, чтобы наконец почтить память любимой женщины, погибшей десять лет назад, и отсалютовать бокалом Девочке-Которая-Снова-Выжила.

Глава опубликована: 01.03.2015

Глава 14. Вызовы

— Прогоняем еще игру. Слабо. Очень слабо. Меньше двух недель до матча, а вы квоффл в футе друг от друга поймать не можете. Живо по местам! — разразился Маркус гневной тирадой после очередного неудачного паса и дунул в свисток, подгоняя команду.

Остальные игроки ничего не ответили своему капитану. Размяв плечи, они вновь оседлали метлы и взмыли в небо. Маркус последовал за ними и подбросил мяч как можно выше. Субботняя тренировка с самого утра привела его в плохое расположение духа. Маркус еще не сообщил команде о своем отчислении, и его тяготила мысль о том, что все его усилия как капитана за эти два месяца могли быть потрачены впустую.

Он гонял команду на поле около двух часов и отпустил, только когда его товарищи наконец проснулись и отыграли в полную силу. Устало потерев переносицу, Маркус на несколько секунд зажмурил глаза, вдыхая холодный осенний воздух. Потом поудобнее перехватил метлу и, левитируя перед собой сундук с мячами для квиддича, направился к одному из амбаров, расположенных недалеко от поля. Оставив там инвентарь, он расписался в журнале тренировок, поставив неаккуратный росчерк рядом с фамилией, и, закрыв амбар на ключ, поспешил в замок. По пути догнал свою команду, и они молчаливой процессией дошли до гостиной.

Маркус устало ввалился в комнату шестикурсников и принялся стягивать с себя квиддичную форму.

— Для именинника ты сегодня совсем не в духе, — заметил вошедший следом за Маркусом Теренс Хиггс.

Маркус, не отвечая, достал из тумбочки ванные принадлежности и также молча вышел из комнаты, оставив шестикурсников в недоумении. На его счастье, единственный на мужскую часть общежития душ не был оккупирован остальными членами команды, поэтому Маркус поспешно скинул с себя нижнее белье и встал под горячие струи воды. Он провел так несколько минут, закрыв глаза и размышляя о последних днях.

Его беспокоило состояние Поттер, та уже больше суток не приходила в себя. Маркуса к ней не пускали, не сообщали никаких деталей, и отсутствие хоть какой-нибудь информации тяготило больше всего. Будет хреново, если она не выкарабкается из комы. Без нее у них было гораздо меньше шансов противостоять бывшим Пожирателям с одной стороны и маглолюбцу Дамблдору — с другой.

Отгоняя мрачные мысли, Маркус встряхнул головой. Вода от этого разбрызгалась по изумрудным стенам душевой. Наскоро помывшись, он обернулся полотенцем и поднялся в комнату. Хиггс тут же поспешил в освобожденный душ, а остальных его сокурсников уже не было. Маркус наложил на себя осушающие чары, переоделся и двинулся на обед.

В Большом Зале он в первую очередь оглядел стол Рейвенкло. «Еще не выпустили. Лишь бы до Святого Мунго дело не дошло. Сколько ж она там стихийки выплеснула, что ее так накрыло?» — размышлял он, пробираясь к своему обычному месту.

— С совершеннолетием, старик, — одобрительно похлопал Маркуса по спине Робин МакАлистер, когда тот перекинул ногу через скамью. — Проставляешься сегодня?

— Да, все в силе, — прохладно ответил Маркус, накладывая себе в тарелку макароны и несколько сарделек.

В свете последних событий праздновать семнадцатилетие не было настроения. Всю вторую половину вчерашнего дня Маркуса допрашивали и снимали цепочку последних заклинаний с его палочки. Применять легилименцию к нему было официально запрещено, хотя Маркус не сомневался, что Дамблдор свободно владел этим искусством и не преминул его проверить. Маркус был уверен в своей невиновности, поэтому даже не пытался ставить окклюментные щиты, которые в любом случае спали бы под натиском опытного мага. Доказать причастность Маркуса к произошедшему с Поттер не удалось, как и не было полной уверенности в его непричастности: против него играло то, что на башне были только их с Поттер следы. Поэтому его оставили в Хогвартсе до окончания расследования, а оно откладывалось до пробуждения девочки.

«Да чтоб этого Дамблдора... Тут едва ли не покушение на жизнь, а даже авроров нет. Хм... Или он полагает, что цель нападающего — только Поттер, и тот посчитал, что она погибла? Да кому ж это все-таки нужно?..» — Маркус рассматривал различные версии, доедая обед, но так и не смог выявить хотя бы первоначального подозреваемого.

— Эй, ты сегодня сам не свой, — вновь отвлек его МакАлистер. — МакГонагалл что-то страшное придумала? Вроде даже баллов не лишили. А с Поттер там что?

Но Маркус лишь неопределенно качнул головой и вышел из-за стола, бросив на тарелку использованную салфетку. Его начинало раздражать все вокруг, в том числе и потому, что он еще не поговорил нормально с Робертом по поводу его погибшей совы. В пятницу они виделись только в кабинете Дамблдора, но Хиллиарда отпустили гораздо раньше, задав несколько уточняющих вопросов. До намеченной вечеринки в честь совершеннолетия оставалось еще много времени, так что Маркус отправился на поиски друга.

Присев на скамью в одной из ниш в стене, он достал небольшое зачарованное зеркало в квадратной оправе:

— Роберт Хиллиард. Прием-прием, змея вызывает орла. Прием, — произнес Маркус позывную фразу в своей привычной манере.

Зеркало слегка запотело, а по его поверхности пробежала мелкая рябь. Маркус подождал с минуту, ожидая ответа. Он уже собирался прервать связь и попробовать заново, как в зеркале появилось хмурое лицо Хиллиарда:

— Да, я тут. Привет, Флинт. С днюхой тебя, — бесцветным голосом произнес он.

— Ты где? Пить сегодня будем. Заодно сову твою помянем. — Маркус говорил ровным тоном, слегка ухмыляясь в попытках разрядить обстановку.

— Я у... — Взгляд Хиллиарда метнулся поверх зеркала и вновь вернулся к собеседнику. — Я у Хагрида. Он говорит, ты можешь прийти, хочет про Поттер узнать.

— Окей, скоро буду. — Едва Маркус ответил, Роберт отключился.

Маркус с досадой сложил зеркало в сумку, недоумевая, что Хиллиард забыл у лесничего, и двинулся к подземельям за теплой мантией.

Добравшись до хижины лесника через полчаса, он отбил быструю дробь по двери.

— А, вот и ты. Заходи, заходи. — Под громкий лай Клыка Хагрид отворил дом, впуская Маркуса. — Ну и деньки, а? Кто бы мог подумать... Прямо на Хэллоуин...

Маркус прошел к дубовому столу и, обменявшись рукопожатием с Робертом, взобрался на высокий стул. Хиллиард старательно отводил взгляд и смотрел на дно своей кружки.

— Ну что, Маркус, рассказывай, как там Эмили. Роберт, вон, не знает ничего, говорит, ты очевидец. А я ж, это, переживаю.

— Да что рассказывать. Я нового-то ничего не скажу. По всей школе уже детали разнесли, — уклончиво ответил Маркус, не желая обсуждать события той ночи с Хагридом.

Роберт с шумом поставил свою кружку на стол и, не глядя на Маркуса, произнес:

— Она в порядке?

— Я не знаю, меня к ней не пускают. Тебе как старосте что сказали?

— Знаю только про кому, но жизни ничего не угрожает. За пятницу домашку узнал, список дам ей потом. Почему тебя подозревают? — в лоб спросил Хиллиард, подняв наконец взгляд на друга.

— Неужто думают, что это ты, Маркус? Кому это такое в голову пришло? — всплеснул ручищами Хагрид.

— Это вообще глупо вышло. Я забирал Тару — это его сова, — на всякий случай пояснил Маркус, кивая в сторону Роберта, — с башни, а в коридоре встретил Квиррелла. Он почему-то подумал, что я тренировал Смертельное заклятие на сове, а МакГонагалл уже довела до идеи о том, что я мог и на Эмили напасть. Абсурд же.

Роберт уронил голову на руки, закрыв ими лицо.

— Роб, я этого не делал, — тихо, но твердо произнес Маркус. — И я понимаю, что ты чувствуешь.

— Да, я знаю. Кэт, конечно, не сова, но Тара...

— Я понимаю, — повторил Маркус, с трудом сглотнув от накатившей тоски. — Идем, Роберт, прогуляемся.

Грустно кивнув в ответ, Роберт допил свой чай и, утерев губы рукавом джемпера, начал собираться.

— Парни, вы, это, ну... держите меня в курсе дела, лады? — грузно встал Хагрид, чтобы проводить гостей.

— Спасибо за чай, — протянул Роберт, отворяя дверь.

Первые несколько минут, что они шли к озеру, Маркус и Роберт молчали, лишь хруст подмерзших ноябрьских листьев под ногами нарушал тишину. Маркус не торопил друга, потому что помнил, как сам не разговаривал с ним после смерти сестры. Он просто шел рядом и думал о своем — готовился к тому, чтобы сегодня объявить команде и остальным друзьям о своем отчислении.

Необходимо было обсудить также, кто возьмет на себя шефство над Поттер вместо него. Проблема была в том, что остальные слизеринцы видят в ней только Освободительницу и ждут от первокурсницы чего-то великого уже сейчас. Сам же Маркус за прошедшие недели изучил девочку достаточно хорошо, чтобы понять, что на данный момент она не готова была не то что диктовать свои порядки, а даже заявить о себе как о сильном противнике. Но, несмотря на это, он интуитивно чувствовал, что девочка еще покажет себя и вся затеянная кампания окажется успешной. Своей интуиции Маркус доверял, а воздушная подушка, сотворенная ею, только добавляла уверенности в том, что она обладает мощной магией.

К тому же слизеринец разглядел в ней родственную душу — в каком-то смысле Эмили действительно была для него заменой погибшей сестре. «Парни засмеют... Привязался к одиннадцатилетке. Черт, как же паршиво все складывается...» — думал он. Они с Робертом уже сидели под излюбленным учениками деревом, и Маркус, откинувшись на его ствол, предавался размышлениям.

Спустя несколько минут Роберт наконец заговорил. Парни перекидывались ничего не значащими фразами: об учебе, о придурке Вуде и несправедливой МакГонагалл, о грядущей игре и том, кто заменит Маркуса. Через некоторое время они, изрядно замерзнув, двинулись в замок.


* * *


Эмили лежала на боку на одной из больничных коек и мерно дышала. Она открыла глаза, осознав, что проснулась, и прислушалась. Кругом было тихо, только гулко отдавались чьи-то шаги в коридоре. Эмили попыталась осмотреться, обнаружив себя не в привычной кровати с небесно-синим балдахином, а в мягкой постели, вокруг которой белела высокая ширма. Едва попытавшись поднять голову над подушкой, Эмили издала протяжный стон: мышцы шеи и пресса мгновенно отозвались тянущей болью, отчего пришлось вернуть голову на небольшую плотную подушку. «Что произошло? Как все болит...» — Эмили попробовала мысленно вернуться на несколько часов назад. В голове было настолько пусто, что она не сразу вспомнила падение с башни и зеленый луч заклятия, который едва не попал в нее.

Осознание приходило медленно, но с каждым мгновением Эмили становилось все страшнее: «Я могла умереть! Господи... С ума сойти... Умереть! Я... Я... Боже. Меня хотели убить...» Холодные мурашки побежали по всему телу, а накативший страх перед убийцей встал комом в горле. Эмили с усилием перевернулась на спину, издав очередной стон боли: мышцы ныли так, словно она тренировалась несколько часов подряд. Ощущения напоминали особо плодотворный урок физкультуры, после которого отнимались все части тела, но были острее в несколько раз: не было никаких сил поднять даже палец.

— Иду, иду, иду! Потерпи, девочка моя, — раздался с другой стороны ширмы знакомый женский голос, а затем послышались быстрые семенящие шаги.

Вскоре в поле зрения оказалась мадам Помфри. Поставив на тумбочку рядом с койкой поднос с многочисленными склянками, она быстрыми движениями палочки принялась снимать медицинские показания с Эмили.

— Ох, очнулась! — произнесла женщина. — Хвала Мерлину, жива! А на ноги мы тебя поставим, даже не переживай. Ты с упала башни, помнишь? Нет, не кивай головой! Моргни глазками. Умница. Все цело, ты ничего не сломала, только пролежала без сознания почти двое суток. Нет-нет, ничего не говори, не двигайся, не вставай — будет больно. Из-за магического выброса повреждена мышечная ткань. Я каждые три часа ввожу тебе зелье для восстановления. Несколько дней еще здесь побудешь. Но главное, что ты наконец пришла в себя. Ох, Мерлин Великий!

Производя разные диагностики, мадам Помфри тараторила без остановки, предвосхищая многие из вопросов пациентки, чтобы той не приходилось говорить через силу. Но разум Эмили еще продолжал пробуждаться, поэтому она восприняла речь доктора частично. До ее сознания дошло главное: она жива и у нее ничего не сломано. От этой мысли стало чуточку легче и захотелось рассмеяться, но мышцы живота тут же зашлись болезненной судорогой, так что Эмили издала лишь еще один стон. Целительница тем временем продолжала:

— Т-ш-ш, сейчас приведем тебя в порядок... — Она наполнила шприц содержимым желтого цвета одного из флаконов, стоявших на подносе, и ввела его в вену на сгибе локтя Эмили.

— М-м-м, — вырвался из Эмили болезненный выдох.

— ...А после к нам зайдет директор. Он хочет узнать от тебя детали хэллоуинской ночи. — По тону мадам Помфри Эмили поняла, что та недовольна решением Дамблдора.

Сама же Эмили зацепилась за фразу «хэллоуинская ночь». Та напомнила о странном то ли сне, то ли видении, в которое Эмили провалилась вместо удара о землю. «Там тоже был Хэллоуин. И я шла через деревню. Когда же это было? Я ведь помню, что было... Я, кажется, шла... Да, я шла, чтобы найти кого-то... кого-то очень опасного для меня... О, господи, я хотела его... убить? Нет-нет... Боже, нет... Со мной никогда не было такого. Что за странные сны… Какое-то дурацкое дежа вю. Ведь я помню... и того испуганного мальчика, и дом в конце улицы, и...» — Эмили закрыла уставшие глаза, на которых выброс магии также сказался, и задумалась над чередой странных снов, которые частенько являлись ей по ночам.

После полетов на метле ей то и дело снилось, что она держится в воздухе только при помощи магии. Она направлялась именно в эту деревню, как Эмили теперь осознала, и все время сон останавливался на том, что она не могла опуститься на землю, — картинка всегда смазывалась, и не было возможности узнать продолжение. Это не беспокоило бы — вот только видение являлось едва ли не каждую третью ночь. Повторение одного и того же раздражало Эмили, и вот наконец она получила новый фрагмент, который тоже окончился туманом.

Но самым жутким было то, что Эмили испытывала смешанные чувства, когда пребывала в этих снах. Она тщательно отгоняла мысль о том, что собиралась убить ребенка. Во сне она понимала, что этот ребенок — Эмили подумалось, что он едва ли двухлетний, — очень опасен для нее, но все внутри приходило в ужас от мысли об убийстве беззащитного малыша. «Малышки, — мысленно поправила она себя. — В этот раз я вспомнила, что это девочка. А может, это не воспоминание вовсе? Может, это просто мой мозг на что-то так среагировал. Да, скорее всего... Это просто сигналы моего подсознания, как океан и прочее, что мне так часто снится... Начать записывать их, что ли? Может, это поможет мне разобраться в чем-то. Вот бы сонник здесь найти...»

Эмили лежала, не двигаясь, и размышляла об этих видениях: больше ей ничего не оставалось делать в таком состоянии. Некоторое время спустя мадам Помфри ввела в вену содержимое очередной ампулы. На этот раз это была питательная смесь, что оказалось очень вовремя. Эмили, мысленно усмехнувшись, подумала, что и проснулась-то от урчания своего желудка.

Насыщение пришло через четверть часа, а вскоре Эмили почувствовала, что мышцы на лице прекращали ныть. Теперь она могла пошевелить языком и сглотнуть скопившиеся слюни. Через час целительница пришла к ней с очередной проверкой:

— Мисс Поттер, в скором времени вы должны почувствовать, что можете двигать лицевыми мышцами: попробуйте назвать свое имя. Не торопитесь, сильно не напрягайтесь — говорите так, как сможете.

— Э... ми... — начала Эмили. Из нее вырвался тихий скрежещущий звук. Дальше она не могла произнести ни слога, не было возможности заставить язык шевелиться еще раз, а в горле снова образовался ком.

Эмили нахмурилась и едва заметно качнула головой, чтобы не ощутить новую боль в шее.

— Ничего страшного, детка! Почти получилось — значит, через некоторое время можно звать директора. — Мадам Помфри ввела Эмили новую дозу зелья и скрылась в другой комнате лазарета.

Эмили вновь осталась одна. Она смотрела на верхний край ширмы — это было наилучшее положение для глаз — и пыталась как-то себя развлечь. Ей надоело лежать: все тело ныло не только от перегруженных мышц, но и от бездействия и слишком мягкого матраса. В голову не лезло ничего, кроме того сна, но Эмили решила, что нужно вспомнить детали событий перед падением, чтобы рассказать директору.

Она попыталась собрать всю картину по обрывочным образам, а после того, как те более-менее сложились воедино, содрогнулась от ужаса: «Он ведь специально за мной пришел... Кошмар! И как я додумалась прыгнуть? Поверить не могу... Птицу жалко. Как же мне повезло, что она там оказалась».

А после к Эмили пришло осознание, что это существо в плаще, которое хотело ее убить, возможно, еще не найдено. «Что, если он явится сюда и захочет завершить начатое?!» — в панике подумала Эмили, а сердце бешено застучало. Занервничав, она начала быстро дышать, что тут же отдалось болью в груди. Зелье еще не оказало свое действие на грудную клетку, поэтому Эмили зашлась очередным стоном, который оказался куда более громким из-за ужаса, охватившего ее. Она не могла даже вцепиться пальцами в простынь и выгнуться — каждое движение приносило мучение.

— М-м-м! — протянула Эмили, а из глаз потекли горячие слезы, прячась в взъерошенных темно-рыжих прядях.

Она ненавидела боль. С самого раннего детства Эмили была как можно осторожнее, чтобы не удариться или не пораниться, — эти ощущения были ей невыносимы, и сейчас она всем своим существом мечтала вновь потерять сознание, чтобы не чувствовать, как ее тело словно разрывало изнутри при малейшем движении.

На ее звуки прибежала мадам Помфри.

— Бо- больно, — выдавила Эмили, через силу сглотнув.

— Простите, мисс Поттер. Я не могу дать вам еще обезболивающее, можно будет только через два часа. Ну-ну, не стоит плакать, это пройдет. Потерпите чуть-чуть, — приговаривала она, усевшись на стул рядом с кроватью Эмили.

Оказавшись в обществе взрослого человека, Эмили почувствовала себя более защищенной и не хотела, чтобы целительница ее покидала.

— Убий-цу... нашли? — медленно и тихо спросила Эмили, а запоздало подумала: за то время, что она тут лежала — наверняка не под постоянным присмотром, — у того существа было множество возможностей убить ее, но она еще жива, а следовательно, его могли уже поймать.

— Нет, милая. Никто не знает, кто это был. По анализу магических следов на башне выяснили только, что в один промежуток времени там находились лишь вы и мистер Флинт. Пока ведется следствие, все ждали вашего пробуждения, — опровергла ее надежду целительница.

«Маркус? Они, что... они его подозревают теперь?» — Эмили похолодела от этой мысли.

— Скоро придет профессор Дамблдор, я уже послала ему весточку. Он вам все расскажет. — Мадам Помфри поправила одеяло и поднялась, чтобы покинуть Эмили, но та быстро — и от этого невнятно — выпалила:

— Не уходите! Мне страшно, — сказала и почувствовала, как жар приливает к лицу: непросто было признаться в своей слабости и беспомощности.

— Мисс Поттер, вам здесь ничто не угрожает, а директор прибудет с минуты на минуту, мне нужно подготовить для него все сведения о вашем состоянии, — целительница вышла, поправив ширму, и зацокала в направлении своего кабинета.


* * *


Не успели дубовые двери закрыться за спинами парней, как сердце Маркуса пропустило удар: по лестнице, ведущей в подземелья Слизерина, стремительно, насколько позволяла раненая нога, поднимался профессор Снейп. Его лицо было непроницаемо, но Маркус, предвосхищая плохие новости, внутренне сжался.

— Мистер Флинт, — Снейп, молниеносно оглядев вестибюль, остановил свой взгляд на вошедших, — следуйте за мной.

— Сэр? — непонимающе посмотрел на него Маркус.

Неужели, что-то еще обнаружили?

— И вы, Хиллиард, — Снейп развернулся к лестнице, взмахнув полами мантии.

Парни, переглянувшись, решили не перечить профессору и безмолвно двинулись следом. Декан Слизерина поднимался быстро, но все время прихрамывал. Маркус, как и остальные слизеринцы, не рисковал спрашивать Снейпа о причине раны, но не мог не замечать ее.

— Сэр, куда мы направляемся? Мы можем пойти впереди вас, — подал он голос, когда они начали подниматься на второй этаж.

— Мы идем в Больничное Крыло, мистер Флинт. Мисс Поттер пришла в себя, — раздался сзади голос Альбуса Дамблдора. Тот вместе с профессором МакГонагалл быстрым шагом вышел из коридора первого этажа.

На его лбу залегла глубокая складка, а глаза не светились добродушием. Маркус поежился, но, подстегнутый новостью о Поттер, бросился вверх по лестнице, перескакивая через ступеньку, так что Роберт едва поспевал за ним. Затормозив у дверей лазарета, Маркус широким шагом прошел внутрь.

— Эмили, — позвал он, оглядев просторную комнату, заставленную кроватями.

— Тихо! — зашипела на него мадам Помфри, вышедшая на голос парня. — Всем тихо! Вы находитесь в больнице.

— Просим прощения, Поппи. Проведи нас, пожалуйста, к мисс Поттер, — спокойным тоном произнес директор, войдя следом.

— Сюда, господин директор. Но она еще плохо говорит, — поджав губы, произнесла целительница, уводя всех пришедших к дальней койке и распахивая ее ширму.

Эмили, заслышав звуки приближающихся людей, перевела взгляд на открывающуюся створку и самым первым увидела Маркуса. «Ого! Кажется, он переживал», — удовлетворенно подметила она, разглядывая его встревоженное лицо, а после смущенно опустила взгляд на ботинки Хиллиарда, стоявшего позади него.

— Здравствуй, Эмили, — произнес Дамблдор, присаживаясь на стул рядом с кроватью.

Маркус отметил, что голос директора вновь принял мягкие нотки, словно он до этого не несся по коридорам с видом человека, готового разорвать обидчика Поттер.

Эмили издала лишь негромкое мычание в ответ, осматривая остальных присутствующих. Маркус и Роберт притащили стулья остальным профессорам, а сами уселись с другой стороны кровати. МакГонагалл села рядом с директором, а Снейп боком расположился в ногах Эмили, с тихим шипением выставив вперед ногу.

— Профессор Дамблдор! — В дверях показался декан Рейвенкло и торопливо зашагал к кровати Эмили. — Не волнуйтесь, я наколдую, — тут же обратился он к Роберту. Тот хотел встать, чтобы принести стул профессору.

— Отлично, все в сборе, — кивнул Дамблдор, когда Флитвик, сотворив простой деревянный стул, уселся по правую руку от МакГонагалл. — Итак, Эмили, прошу прощения, что тревожим тебя так рано. Но необходимо как можно скорее узнать у тебя детали падения. Ты уже можешь разговаривать?

— Немного, — коротко и тихо ответила Эмили, чуть ворочая языком. Боль в мышцах начала потихоньку уменьшаться, и стало гораздо легче.

— Первое, что я хочу у тебя спросить: помнишь ли ты, стоял ли тот человек на полу башни или держался в воздухе?

Эмили удивленно посмотрела на профессора.

— Он... Не видела... Но он... — Слова еще давались с трудом, хоть не приносили боли, поэтому Эмили говорила отрывисто. — Я не слышала шаги. Только чувствовала. Приближение.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул Дамблдор. — А какого он был роста?

— Обычного, — недоуменно ответила Эмили на очередной странный вопрос. — Вы подозреваете... кого-то?

— Да, на башне обнаружены следы только вас и мистера Флинта, — пояснила профессор МакГонагалл, слегка выдвинувшись корпусом тела вперед.

— Прошу прощения, Минерва, — прервал ее Дамблдор и обратился к Эмили: — Эмили, будь добра, расскажи о сове.

— М-м-м... Я не знаю, чья она. Я увидела ее... в последний момент. У нее была записка. Кажется. На лапке. Заклинание попало в нее. Все произошло быстро. А потом я сорвалась с башни. Был сильный ветер. От заклинания.

— Это мистер Флинт пытался найти вас. Угу, понятно. Эмили, как ты решилась прыгнуть? — продолжил директор, тепло глядя на Эмили.

— Не было выхода, — прошептала Эмили, содрогнувшись от воспоминаний. — Я знала, что он хочет убить меня. Прыгать с башни казалось единственным... выходом. Так вы подозреваете... Марк-куса?

Она устала говорить и, сглотнув, шумно выдохнула через нос. Парни, сидевшие слева, молча слушали ее рассказ, не переглядываясь, а Маркус и вовсе был недвижим и внимательно смотрел на нее.

— Полагаю, что теперь нет, — улыбнувшись, ответил Дамблдор.

— Что? — воззрилась на него МакГонагалл. — Но он потенциальный...

— Минерва, мы об этом уже говорили. Мистер Флинт не убийца. Ни к чему портить ему жизнь необоснованными предположениями. Свое наказание за использование не самых приятных заклинаний он уже получил. — В голосе директора появились стальные нотки, и его коллега замолчала, поджав губы. — Северус, пожалуйста, уведите своего ученика. Он может собирать вещи и не бояться, что его обвинят в покушении на мисс Поттер.

«Собирать вещи? Его отчисляют?» — сердце Эмили рухнуло вниз, когда она представила, что больше никогда не увидит слизеринца. Он был почти единственным человеком, с которым она наладила доверительное общение в этом мире.

— Почему? Почему отчисляют? — преодолев очередной ком в горле, спросила Эмили, смотря на каждого из присутствующих.

— Таковы правила школы, — сочувствующе произнес Альбус Дамблдор. — Накануне твоего покушения мистер Флинт подрался с мистером Вудом и заработал третье предупреждение. За это исключают из школы.

— Вуд его спровоцировал! — попыталась воскликнуть Эмили, но это вызвало боль в шее — она слишком резко приподняла голову, чтобы обратить на себя внимание, потому что профессора начали вставать со стульев.

— Я вам сказал то же самое, господин директор, — холодно произнес Снейп, который даже не думал подниматься со своего места. — Что вы знаете об этом? — Он впервые за все время ее пребывания в Хогвартсе уперся взглядом в Эмили.

— Я там была. Вуд первый начал. Его удерживали гриффиндорцы. Он собирался лезть в драку. А Марк-кус, — она в очередной раз споткнулась на имени слизеринца, не зная, какую его форму использовать, — вел себя спокойно. Старался предотвратить ссору.

— Вы видели, как мистер Флинт пустил в него заклинание? — продолжил Снейп, сверля ее глазами.

— Нет. Я убежала. Только слышала, как он позвал меня. А потом заклинания.

— Вот видите! — торжествующе провозгласила МакГонагалл. — Заклинание было. Он первый напал.

— Не мое. Вы же слышали, я звал Эмили. Я бы не успел произнести еще и заклинание. Мне хватило времени, только чтобы невербально защититься, — встрял Маркус, попытавшись оправдаться.

— Сэр, — Эмили обратилась к Дамблдору, — там было много очевидцев. Спросите Драко Малфоя, например.

— Меган Джонс из Хаффлпаффа утверждает, что мистер Флинт послал в лежачего Вуда заклятие и выбежал из библиотеки, — ответила ей МакГонагалл.

«О, Меган. И сюда-то ты влезла», — расстроено подумала Эмили.

— Не было такого, — безэмоционально прокомментировал Флинт, а на его лице задвигались желваки. — Спросите мадам Пинс, она прекрасно все видела и может подтвердить мои слова.

— К сожалению, нам не удалось понять из показаний мадам Пинс, кто из вас виноват. Она уверена в том, что вы оба с Вудом заслуживаете наказания. А многие свидетели утверждают, что драку начали именно вы, — произнес Дамблдор, — и только слизеринцы говорят, что Вуд чуть всю библиотеку не разнес.

— Они всего лишь покрывают своего товарища, — парировала декан Гриффиндора.

«Господи, и что? Кому еще его покрывать, если остальные факультеты настроились против Слизерина», — начала злиться Эмили.

— Сэр, раз не ясны детали... почему вы наказываете только Маркуса? — спросила она.

— Хороший вопрос, — подтвердил Снейп, который продолжал буравить взглядом Эмили, отчего та смотрела куда угодно, только не на декана Слизерина.

— Мистер Вуд уже получил свое наказание, — отрезала МакГонагалл.

— Чистка гобеленов! Это наказанием смешно назвать, — процедил Снейп.

— Их очень много в Хогвартсе, и они давно нуждаются в чистке.

— Профессор, пусть тогда... и Маркус чистит. Почему предупреждение только ему? — предложила Эмили, боясь взглянуть на Маркуса, который мог не обрадоваться такой перспективе.

— А мисс Поттер дело говорит, Минерва, м? Не находите? — произнес Дамблдор, который до этого с улыбкой следил за происходящим.

Маркус в это время напряженно наблюдал за тем, как Эмили пыталась восстановить справедливость. Отмахиваясь от назойливой совести, которая говорила ему не складывать эту задачу на одиннадцатилетнюю девочку, Маркус надеялся, что именно она и окажет влияние на Дамблдора: «Вон как благосклонно он отнесся к ее словам. А я думал, это с его подачи МакГонагалл взъелась на меня. Считал, ему не нравится, что девочка со мной общается». Вот почему Поттер должна быть на их стороне. В ней все заинтересованы, а управлять такими — раз плюнуть, если уметь. Сколько всего она может изменить!

— Мне кажется, мисс Поттер не вполне понимает сложившуюся ситуацию, свидетелем которой она не была. Мистер Флинт неоднократно применял опасные заклинания, даже если это была самозащита, — сухо ответила МакГонагалл, поставив акцент на последней фразе. — Мистер Флинт знал о риске и тем не менее нарушил правила. Он исключен и точка.

Маркус и бровью не повел. Он уже придумал все ходы к отступлению и еще час назад мысленно уговорил себя не расстраиваться из-за отчисления: пока за Поттер присмотрит Хиллиард, потом он познакомит ее с МакАлистером, а сам Маркус пойдет на пробы в сборную Британии по квиддичу. Наследство у него было приличное, совершеннолетие наступило — он имел право делать что угодно, а поддерживать связь с Поттер можно через переписку. Наличие запасного плана успокаивало, но, взглянув на Эмили, Маркус увидел, что та не собиралась мириться с ситуацией.

— Я тоже уйду, — хрипло произнесла она.

— Поттер, обойдитесь без этого акта благородства, — ядовито произнес Снейп. Эмили показалось, что он сдержался от того, чтобы закатить глаза. — Впрочем, вдруг на гриффиндорцев это подействует?

— Мне здесь небезопасно. — Эмили пропустила слова зельевара мимо ушей, поражаясь, что сегодня он уделял ей слишком много внимания. — Меня пытались убить. Я не хочу оставаться в Хогвартсе. А говорили, что здесь мне ничего не грозит.

— Эмили, — медленно произнес Дамблдор, склонив голову набок. — Мы сделаем все возможное, чтобы это не повторилось, и обязательно найдем напавшего.

— Это хорошо, но меня здесь не будет. К тому же я не хочу находиться в школе... где творится такая несправедливость. Может, у вас так и заведено. Но мне это не нравится. Значит, мне остается только уйти. Я не стремилась сюда, помните? — Она, хмурясь, посмотрела на директора. — Это вы меня уговорили. И запугали моих родственников. Они хотели, чтобы я была подальше от этого мира. Думаю, у них были причины. Они будут рады, когда я вернусь.

— Мисс Поттер, но это невозможно! Вы должны обучиться магии, иначе не сможете с ней совладать, — строго ответила ей декан Гриффиндора.

— Ну, найдите способ лишить меня магии. Мне все равно надоело, что я не могу колдовать нормально, как другие, — стояла на своем Эмили.

Сейчас она больше всего боялась находиться в замке, где мог прятаться тот жуткий человек, если это вообще человек. О том, чтобы бросить магическую школу, Эмили задумалась почти сразу, как выяснилось, что она плохо справлялась с магией. Но когда ее способности более-менее проявили себя, она решила дать себе еще один шанс. Теперь же из-за ухода Маркуса ее больше ничто здесь не держало: это был слишком странный мир с дурацкими законами и предрассудками.

— Эмили, — впервые обратился к ней Маркус, — не говори глупостей. Магия — это наша суть.

А про себя подумал: «Во-о-от! Вот оно. Посмотрим, на какой компромисс пойдет Дамблдор, чтобы удержать ее». Он не сомневался, что ей не дадут покинуть магический мир.

— Я всю свою жизнь была без нее — ничего страшного, — пробурчала Эмили в ответ. Ей было неловко разговаривать с Маркусом при профессорах, особенно когда она запоздало вспомнила, что поссорилась с ним перед праздничным ужином.

— Нет, Эмили, я не позволю тебе разрушить свою жизнь, — мягко произнес Дамблдор.

— Я напишу мистеру Малфою. Драко говорил, что он главный в попечительском совете и вы должны подчиняться его решениям, — упорно продолжала Эмили, изрядно покраснев, когда Снейп усмехнулся при этих словах.

Маркус, следя за этим, поразился, насколько она может быть упертой и находчивой, когда в чем-то уверена. Нужно непременно убедить ее в своих взглядах.

— Боюсь, девочка моя, он захочет, чтобы ты осталась в нашем мире. Прекрати, пожалуйста, это не лучший способ решить проблему, — глаза Дамблдора излучали задор и были по-доброму прищурены.

— Я напишу родителям. Они точно захотят видеть меня в нормальном мире, — сухо ответила Эмили. — Я не хочу оставаться там, где мне не нравится. Где мне угрожает опасность. Когда мама узнает, она тут же поймет... что была неправа, когда поддалась на ваши уговоры.

Ей было обидно за то, что никто не прислушивался к ее желаниям. И еще она злилась, что ее потянули в этот мир только потому, что когда-то она стала причиной гибели темного волшебника. А ведь она даже не знает, что такого сделала, и у нее точно нет никакой большой силы — магия вообще ее плохо слушается. Зачем ей здесь мучиться?

Остальные присутствующие молча следили за перебранкой ученицы и директора. Маркус нервно облизнул губы, обернувшись на Роберта, но тот сидел, опустив голову, и совсем не интересовался происходящим.

— Я прошу всех оставить нас с мисс Поттер наедине, — наконец попросил Дамблдор.

«Финиш! Теперь ему придется чем-то поступиться», — Маркус поднял взгляд и встретился с серьезными ярко-голубыми глазами старика, но тот не стал давать никаких комментариев по поводу отчисления.

— Сэр, мне собирать вещи? — уточнил Маркус.

— Вам сообщат, — коротко ответил Дамблдор.

Маркус удовлетворенно отметил, что теперь Дамблдор говорил об отчислении совсем по-другому. Дай Мерлин, Поттер заступится за него, и с него окончательно снимут все эти обвинения.

Эмили переводила взгляд с одного профессора на другого, пока они, убирая стулья, собирались уходить. Посмотрев на Маркуса, она заметила его подбадривающую улыбку. И, наконец, когда они остались одни, перевела взгляд на профессора Дамблдора, с тяжелым сердцем перебирая в голове еще варианты, чтобы уговорить директора не отчислять Маркуса. Если это получится, будет смысл остаться в Хогвартсе и повлиять на что-нибудь еще. Кто знает, может, у нее получится сделать этот мир лучше и справедливее.

Глава опубликована: 21.03.2015

Глава 15. Сделки

Повисло неловкое молчание. Эмили следила за Дамблдором, пока тот, постояв у ее кровати, вновь не сел рядом на стул.

Альбус думал, с чего начать. Говорить нужно было аккуратно, но эмоции могли помешать. Все развивалось хуже, чем он предполагал. Не было сомнений в том, что Квиррелл рано или поздно попробует убить девочку. Но хэллоуинская ночь показала, что Волдеморту ее убийство важнее философского камня. Этого Альбус не ожидал.

Также он не ожидал, что кровная защита сработает таким образом. То, что случилось, совсем на нее не похоже. А признаки того, что в магическом выбросе была чужая магия, пугали и подтверждали худшие опасения Альбуса. В таком случае Эмили тем более нельзя возвращаться в магловский мир — она не справится одна с тем, что с ней происходит, и тогда не только погибнет сама, но и погубит людей вокруг себя.

— Я вижу, ты уже можешь двигать головой, Эмили, — начал Дамблдор. — Очень хорошо, что ты так быстро поправляешься. Я боялся, что последствия твоего второго выброса будут куда хуже. Скажи, ты помнишь, как высвободила магию?

Эмили поморщилась. Ей было неловко обсуждать это с директором, но он выжидающе смотрел на нее, и пришлось сказать:

— Помню только, что было страшно падать, я ждала боли. А потом по телу будто прокатилась горячая волна, и я оказалась в совершенно... — Она осеклась, не зная, нужны ли Дамблдору такие сведения: — Ну, в общем, отключилась.

Директор задумался, поглаживая седую бороду.

— Эмили, есть ли что-то еще, что тебя тревожит?

Эмили все меньше нравился этот разговор: она не могла понять, что Дамблдор от нее хотел и почему проявлял такое внимание. В воздухе висело напряжение, появившееся молчание давило и вынуждало говорить, но она не могла. Эмили сама еще не понимала, что именно ее тревожило, а потому у нее не получалось сформулировать мысли по поводу снов, шрама и ситуации, которая теперь складывалась.

— Нет, сэр, ничего, — выдавила она, отводя взгляд. — Я просто хочу домой, я не подхожу этому миру.

В мыслях она была уже на пороге дома номер четыре на Привит-драйв и обнималась с тетей Петунией, пока дядя с кузеном соревновались в остроумии по поводу ее возвращения. Наверняка их шутки будут жестче, чем она представляет, но Эмили была уверена, что вынесет это. Потом все успокоятся, она поможет тете с ужином, а на утро все забудут об этом странном приключении и магическом мире.

— А какому принадлежишь?

— Ну… нормальному, магловскому.

— Но ведь у тебя есть магия.

— Я толком не научилась колдовать. И ничего не потеряю, если просто не буду больше продолжать. Разве всем нужно обязательно развивать эти способности?

— Именно благодаря магии ты сейчас жива, — заметил Дамблдор.

— Но и от нее могла погибнуть!

— Именно. Разумно ли отказываться от того, чем ты можешь защищаться? Как ты защитишь себя и тетю с дядей, если этот человек доберется до вас там?

По расширившимся от ужаса глазам Эмили и появившемся в них блеске осознания Дамблдор понял, что она даже не рассматривала такие варианты: ни что магию можно самой использовать как защиту, ни что в магловском мире она по-прежнему будет в опасности.

— Вы думаете, он захочет снова попытаться меня убить? — шепотом произнесла Эмили.

Перед ее глазами тут же нарисовалась другая картина: самое обычное семейство проводит время в гостиной за самым обычным просмотром телевизора, и тут за спинами слышится тихий шелест, будто полы плаща едва касаются начищенных ковров, пока человек в капюшоне неумолимо летит по коридору в поисках своих жертв.

— Скорее всего.

— Но зачем я ему?

Альбус стремительно взвешивал на внутренних весах необходимость раскрыть Эмили истинную причину, по которой она навлекла на себя внимание Лорда Волдеморта. Но девочка и так была напугана, сможет ли она вынести ношу куда хуже той, что есть?

— Уверен, скоро я смогу дать тебе объяснение, — аккуратно ответил он, чтобы не сказать ни лжи, ни правды.

— Когда поймаете его?

— Да.

— Сэр, а если меня снова попытаются убить в самой школе? — хмурясь и представляя один вариант развития хуже другого, спросила Эмили.

— Я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось, — серьезно ответил Дамблдор. Если до этого момента Эмили казалось, что он и сам напуган, то теперь уверилась, что директор действительно сможет обеспечить ей безопасность.

Эмили отвела взгляд в сторону и представила, как может сложиться ее жизнь в магическом мире дальше. Вспомнился урок полетов и ее первые успехи в колдовстве, тепло волшебной палочки и приятный звон флаконов для зелий. Профессор Дамблдор дал понять, что с магией она будет сильнее, стоит только научиться ею пользоваться. Что ж, такой вариант будущего давал чувство уверенности и интересные перспективы. Глупо продолжать упрямиться, да и попытка таким образом оставить Маркуса в Хогвартсе потеряла смысл, хоть и было досадно, что Дамблдор нашел, как убедить ее самой захотеть не покидать магический мир.

Эмили кивнула головой и смиренно произнесла:

— Ладно… Я попробую все-таки приручить свою магию.

— Я очень рад это слышать, — улыбнулся Дамблдор, и в его словах Эмили расслышала необъяснимое облегчение. Затем он поднялся со стула со словами: — И знаешь, я думаю, ты права.

Эмили посмотрела на него вопросительно.

— Мистер Флинт заслуживает еще одного шанса. Он оборонялся как умел. Так же, как и ты сегодня ночью. Неправильно винить за способы, если не научил правильно противостоять врагам. Это мое упущение, и я постараюсь его исправить.

— То есть Маркус остается? — не веря, уточнила Эмили, робко чувствуя, что остаться в Хогвартсе захотелось сильнее.

— Да, Эмили, — улыбнулся Дамблдор. — Я повышу для него лимит предупреждений до четырех.

Эмили просияла.

— Что ж, — Дамблдор направился к ширме. — Не буду тебя больше тревожить. Только попрошу с тех пор, как мадам Помфри выпустит тебя, не бродить по замку одной. Это касается и уборных. Смотри, — он кивнул куда-то позади ее головы. — Похоже, кандидатов в друзья у тебя немало.

Тепло улыбаясь и что-то напевая под нос, он вышел за ширму. Эмили выдохнула и, поддавшись любопытству, перевернулась на бок, чтобы глянуть туда, куда указал Дамблдор. Ее лицо тут же снова озарилось радостной улыбкой: на тумбочке громоздились всевозможные сладости и открытки. Интересно, написал ли кто-то из слизеринок ее курса? Вот бы начать общаться с ними еще теснее, чтобы видеться не только в библиотеке.


* * *


Поднимать руки было еще больно, поэтому насладиться подарками Эмили смогла лишь спустя пару часов. Она сидела, опираясь на спинку кровати, и рассматривала упаковку всевкусных драже, которую ей прислал одногруппник Терри Бут. Помимо него открытки с пожеланиями скорейшего выздоровления отправили Сью с Падмой и друзья-слизеринцы. Драко так и вовсе отличился: подарил целую коробку домашних сладостей, а в открытке приложил сообщения от своих родителей. Эмили несколько раз перечитывала послания и сожалела только о том, что ее родственники, возможно, даже и не подозревали о произошедшем.

Мистер и миссис Малфой благодарили Эмили за дружбу с их сыном и предлагали помощь в организации безопасности. Эмили, пораздумав, решила, что не хочет быть обязанной незнакомым людям. Поэтому, когда слизеринская компания пришла вечером проверить ее самочувствие, она сообщила Малфою-младшему:

— Драко, передай, пожалуйста, родителям, что мне приятна их забота, но не стоит так волноваться. Дамблдор сказал, что во всем разберется.

Драко поморщился, но ответил сдержанно:

— Жаль. Отец был бы рад помочь, правда. Он столько слышал о тебе, теперь мечтает встретиться.

Эмили рассмеялась, закидывая голову назад, а руками приобнимая колени.

— Это он, наверное, от тебя все услышал! Что ты ему рассказывал?

— Да ничего особенного, — пожал плечами Малфой и потянулся к одной из шоколадных лягушек на тумбочке Эмили. — Сказал только, на каком ты факультете и что я помогаю тебе с заклинаниями.

Эмили не понравилось, что Драко берет ее сладости без спроса, но она тут же сказала себе, что пора отплатить ему за домашние гостинцы, которыми он щедро делился каждую неделю. Переборов жадность, Эмили сама взяла одну из лягушек и предложила ребятам:

— Кто-то еще хочет? У меня тут целая гора. — Она окинула взглядом остальных посетителей: Дафну с Трейси и Грега. Но они отрицательно покачали головами. — Как пятница прошла?

— Весь Хогвартс взбудоражен покушением на тебя, — тревожно сообщила Дафна.

— Ага, никто ничего толком не знает, но у всех своя версия событий, — подхватила Трейси.

— Даже думают, что это Темный Лорд на тебя напал, — вставил Гойл, который, похоже, и сам не верил тому, о чем говорит.

— Дубина! — зашипел на него Малфой. — Ты что говоришь? Он умер давно.

А вот Эмили за эту догадку зацепилась. Она предполагала, что это мог быть именно тот темный волшебник, помня о том, что Хагрид говорил по поводу его неполного исчезновения. Эта мысль не давала покоя и заставляла пугаться каждого открытия двери в лазарет. Если нападавший был именно Темным Лордом, то ее не спасет никакая мадам Помфри, выгонявшая чрезмерно любопытных студентов.

— Ты не бойся, — Дафна тронула Эмили за руку. — Говорят, он опасался Дамблдора. Тебе ничего не грозит, пока директор в школе.

— А на Хэллоуин он, по-твоему, в Хогсмид погулять вышел? — съязвил Драко.

— Вот-вот, — поддержала его Эмили, опуская голову на сложенные на полусогнутых коленях руки.

— Значит, это не он, — вступилась за подругу Трейси. — Эмили, может, и правда лучше написать мистеру Малфою? Ты ведь знаешь, он председатель попечительского совета, у него большое влияние. Думаю, он поможет сделать так, чтоб того человека поймали.

Драко выжидающе посмотрел на Эмили.

— Думаю, Дамблдор и сам справится, — ответила Эмили. — Он мне пообещал.

Малфой хмыкнул, но больше к этой теме не возвращался. Обсудив с друзьями планы на грядущую неделю, Эмили распрощалась с ними и вновь осталась одна. Ее не тяготило одиночество, но страх быть застигнутой врасплох не давал расслабиться и заняться каким-нибудь делом, поэтому она неподвижно сидела на постели, теребя край одеяла, и прислушивалась к звукам вокруг.

На душе снова было противно и хотелось прижаться к кому-то, кто бы пожалел. Нестерпимо хотелось домой — к тете. Эйфория от того, что Маркус остался в Хогвартсе прошла. Эмили до последнего не хотела верить, что на самом деле нисколько не интересна ему, но тот факт, что вечер уже подходил к концу, а слизеринец так и не навестил ее, вынуждал смириться с печальной действительностью. Ей стало еще досаднее на саму себя, что она пыталась шантажировать Дамблдора отказом от своей магии ради этого парня.

«Господи, а чего я ждала? Я для него слишком маленькая, чтобы он считал меня полноценным другом, с которым можно было бы проводить время», — грустно думала Эмили, в очередной раз перебирая присланные ей письма и открытки, словно надеясь, что среди них окажется случайно пропущенная записка от Маркуса.

Отворилась дверь больничного крыла, и Эмили вся превратилась в слух, судорожно сцепив пальцы в замок, чтоб они перестали дрожать. По тяжелым шагам Эмили определила, что вошел парень или мужчина и теперь направлялся в сторону ее кровати. «Пусть это будет Маркус. Ну, пожалуйста», — взмолилась она, устремив взгляд на ширму, которая вот-вот должна была раскрыться. Еще несколько секунд — и из-за нее показалось знакомое лицо, хоть и не то, которое она хотела увидеть.

К ней пришел староста ее факультета Роберт Хиллиард. Эмили с надеждой посмотрела за его плечо, ожидая увидеть Флинта, который часто ходил вместе с рейвенкловцем. Но увидев, что тот пришел один, разочарованно опустила взгляд на свои руки.

— Привет, — холодно бросил Хиллиард. Он до сих пор выглядел подавленным.

— Привет, — равнодушно ответила она, неловко чувствуя себя с ним наедине. Без Маркуса они всегда натянуто общались и, как думала Эмили, без особой на то причины.

А Роберт времени зря не терял и доставал пергаменты из сумки.

— Вот, держи. Это задания за пятницу. Тебя выпустят завтра, в крайнем случае — в понедельник с утра, — проговорил своим резким голосом Хиллиард, и Эмили захотелось, чтобы он замолчал.

— Маркусу сказали, что он может остаться в школе? — не выдержав, спросила она, когда рейвенкловец закончил свою нудную речь о том, как и где найти расписание, если ее отпустят из Больничного крыла в учебный день.

— Сказали, да, — невесело усмехнулся парень. — У него еще и день рождения сегодня, так что не жди его. Он вдрызг пьян от радости.

Последние слова парень произнес шепотом, нервно оглядываясь на ширму. А Эмили стало еще обиднее: у Маркуса день рождения, а она и не знала. Она сложила свиток с домашним заданием рядом с полузаконченной коробкой драже и вопросительно уставилась на Хиллиарда, который не спешил уходить, хотя обычно не задерживался рядом с ней дольше необходимого.

— А что ты Дамблдору сказала, что он соблаговолил встать на сторону слизеринца?

— Ничего такого, — буркнула Эмили. — Он, кажется, и сам не хотел его отчислять, ты не заметил?

— Ага, как же… Ладно, мне пора, — парень развернулся и ухватился за край ширмы.

— А это сова Маркуса была? — Эмили успела сформулировать еще один волнующий ее вопрос.

— Нет, — опустив голову, почти неразборчиво ответил Роберт. — Она была моей. Не парься, — бросил он через плечо и скрылся за колышущимися полами ширмы.

Эмили, погрустнев еще больше, легла на бок и постаралась заснуть, чтобы избавиться от душевных терзаний за то, что она виновата в смерти питомца того человека, которому совсем не хотела быть чем-то обязанной.


* * *


Благодаря периодическим дозам восстанавливающего зелья Эмили окончательно поправилась уже к середине воскресенья. Все оставшееся до ужина время она провела в библиотеке, дописывая эссе по трансфигурации, которое следовало сдать на завтрашнем уроке. С ней, как обычно, занимались слизеринцы, и затем они все вместе спустились в Большой Зал.

Когда Эмили проходила к своему столу, она отметила, что многие шептались и косились на нее. Подавив неприятные чувства, она подсела к Падме и, улыбнувшись, произнесла:

— Приятного аппетита.

— И тебе, Эмили! Я рада, что тебя так быстро выписали, — счастливо поприветствовала ее Патил, а Сью, сидящая рядом, с набитым ртом помахала Эмили рукой.

— А я надеялась остаться еще на понедельник. Не хочу к Снейпу на урок, — вздохнула Эмили, накладывая еду. Украдкой она кинула взгляд на слизеринский стол. Ни Маркуса, ни его друзей там не оказалось.

— Я еще не дописала свиток о свойствах аконита, — хлопнула себя по лбу Сью. — Дырявая башка.

— Ты сегодня будешь это делать? А то я еще не успела сделать травологию.

— Давайте в гостиной посидим? У нас тихо, — присоединилась к ним Падма.

Поднимаясь в башню, рейвенкловки увлеченно рассказывали Эмили о пропущенном в пятницу уроке полетов, где они начали отрабатывать простые виражи, чтобы уметь уворачиваться от разных объектов в небе.

— Ого! У нас тут портреты новые! — воскликнула Сью, как всегда, чрезмерно эмоционально.

Эмили подняла взгляд на стены по обеим сторонам винтовой лестницы. На каждой из них теперь висели портреты. Порядок их был таков, что ни одна часть пути, ведущего к двери гостиной, не оставалась без наблюдательных глаз средневековых магов. Пока девочки поднимались вверх, люди с портретов махали им разными предметами, от платков до пенсне, в знак приветствия.

— Интересно, кто это? Сэр, здравствуйте, — обратилась Сью к портрету, висевшему самым последним, прямо возле двери с молоточком. — А кем вы раньше были?

Падма и Эмили переглянулись, скрывая смешок. А человек на портрете, подписанный именем Бэзил Фронсак, отложил книгу с алхимическими символами на обложке и, исподлобья посмотрев на девочек, скучающим голосом ответил:

— Я, очаровательная леди, служил когда-то здесь директором. А теперь преисполнен чести охранять коридор, ведущий к факультету, на котором учился, будучи еще мальчишкой.

— Что всегда перед нами, а мы его не видим? — прозвучал тем временем мелодичный голос из бронзового орла, которым ударила по двери Эмили.

— О! Как я соскучился по загадкам нашего друга. Что вы, леди, думаете по этому поводу?

— М-м-м, нос? — предположила Эмили первое, что пришло ей в голову.

Она уже достаточно неплохо приноровилась разгадывать задания для входа, хотя в особенно сложных случаях обращалась за помощью к портретам в коридоре. Эмили не хотела делать это при однокурсницах, поэтому пришлось включить мозги и попытаться хоть что-то предложить. «Зато теперь не придется спускаться. Можно будет сразу спрашивать у этого Бэзила. Наверное, Дамблдор поставил здесь охрану, чтобы я была под присмотром», — с облегчением подумала Эмили, но решила не делиться своей догадкой с Падмой и Сью.

— Ну, нет! — возразила Сью, оборачиваясь к ней. — Смотри, я свой вижу.

Она скосила глаза к переносице и оттопырила нижнюю губу. Эмили расхохоталась от вида однокурсницы.

— Девочки, скорее всего, здесь имеется в виду что-то нематериальное, — подождав, когда Сью и Эмили успокоятся, с сосредоточенным видом произнесла Падма.

Девочки предполагали разные версии в течение десяти минут, но проход в гостиную не желал открываться.

— Я устала, — в конце концов, не выдержала Эмили, которая считала, что время, потраченное на разгадывание, можно было бы провести с куда большей пользой. — Сэр, мистер Фронсак, не могли бы вы нам помочь?

Портрет старика, до этого решившего дать молодым умам развиваться самим, тут же оживился вновь:

— О, да, разумеется! Думаю, речь идет о будущем. Знал бы я в свое время, что меня ждет такое будущее, не позволил бы рисовать свой портрет.

— Будущее, — обратилась Эмили к молоточку, едва Бэзил закончил говорить. — Спасибо, сэр.

Проход открылся, и девочки прошли в гостиную.

— Это же мухлеж! Так нельзя. Мы могли и сами додуматься, — послышался за спиной слегка обиженный голос Падмы.

— Да ладно тебе, — отмахнулась Эмили, едва покраснев. — У меня нет времени стоять под дверью, я еще почитать хочу.

— И все равно, — не отставала Патил. — Это отличная зарядка для мозгов.

— Ну, так мы и подзарядили их. Чуть ли не четверть часа стояли! Всему есть предел.

— Ну, все-все, хватит цапаться, — примирительно постучала чернильницей по столу Сью.

Девочки расселись за один из круглых столиков рядом с окном и начали выкладывать писчие принадлежности для работы.

— Да просто это немного не по-рейвенкловски — спрашивать ответа у портрета, — насуплено ответила Падма, но, не желая ссориться, перевела тему: — Ладно, я за учебником.

Она убежала в спальню, а Эмили, задетая ее словами, попыталась мысленно оправдаться: «Не по-рейвенкловски... ну и пусть. По-моему, глупо тратить время, когда есть шанс решить загадку быстро». Но так же не стала возвращаться к разговору, когда Патил вернулась.


* * *


На следующий день Эмили встретилась с Маркусом в проеме, ведущем к классу зельеварения.

— Эй, Эмили, — окликнул ее парень, когда она намеревалась незаметно проскочить мимо него.

Эмили неохотно обернулась и сдержанно ответила:

— Привет. С прошедшим днем рождения. Извини, я к Снейпу опаздываю.

Эмили собиралась уже развернуться, но Маркус схватил ее за руку и отвел к стене, чтобы не мешать потоку первокурсников спускаться по лестнице.

— Подожди. Ты как? — тихо спросил он, зыркнув на какую-то девчушку, оглядывающую их с любопытством.

— В порядке. Ничего не болит, — коротко ответила Эмили.

— Ты злишься на меня все еще? — поинтересовался Флинт, заглядывая ей в лицо.

— Нет, на что? — Эмили отвела взгляд.

Сью и Падма стояли в глубине коридора, и она чувствовала напряжение от того, что заставляла себя ждать.

— Маркус, мне правда пора. Извини. Снейп не любит опозданий. — Эмили высвободила руку и поспешила к однокурсницам. Через минуту их настигла Меган Джонс, которая успела мельком увидеть, как Эмили стремительно ушла прочь от Флинта.

— Привет. Как себя чувствуешь? — хаффлпаффка, поравнявшись с Эмили, счастливо улыбнулась ей.

Эмили усмехнулась про себя: «Вот же прилипчивая». Но, на самом деле, она перестала на нее злиться. После того как Меган дала ей фотографию родителей, Эмили приняла тот факт, что Джонс просто хотела с ней общаться и делала это как умела.

— Привет, Меган. Я в порядке уже. Спасибо за печенье, очень вкусное, — ответила она хаффлпаффке, тепло улыбнувшись.

Рейвенкловки вместе с Джонс прошли дальше по подземельям, поспешив на урок.

— Да не за что. Это мама специально для тебя испекла. Знаешь, как все испугались? — махнула рукой Меган и попыталась протиснуться к ней, но Падма и Сью встали с двух сторон от Эмили, равнодушно относясь к хаффлпаффке.

— Маркус собирался меня тогда найти, — как бы невзначай бросила Эмили. — Так что зря ты о нем так плохо думаешь.

— Да… — протянула Меган. — Но ты, как я заметила, сейчас с ним не очень рада была общаться. Вот и правильно, помнишь ведь, что тот пятикурсник с Гриффиндора говорил? Флинт что-то задумал насчет тебя.

— Не переживай. Мы с ним говорили об этом. Я пока не все выяснила, но если и мне будет полезна дружба с ним, так почему бы и не помочь?

— О, Мерлин! — воскликнула Джонс. — Что за прикол в том, чтобы использовать друг друга? Ладно, удачи. Но все равно помни: слизеринцы — те еще лжецы.

Прозвенел колокол, поэтому Меган поспешила к своему напарнику по зельеварению, а Эмили с Падмой и Сью направились в ту часть класса, где находились рейвенкловцы. Встреча с хаффлпаффкой окончательно уверила Эмили в том, что жизнь пришла в нормальное русло. Она едва заметно улыбнулась и с радостным чувством на душе прислушалась к лекции профессора Снейпа.

Глава опубликована: 03.04.2015

Глава 16. Лия

Этим же вечером после ужина Эмили сидела в библиотеке в компании слизеринцев и писала эссе по первой войне гоблинов. Она тревожно поглядывала на настенные часы, покусывая нижнюю губу. Когда часовая стрелка достигла отметки «восемь», Эмили оглянулась на однокурсников, спорящих о чем-то шепотом, и начала складывать свои вещи. Только пергамент оставила несвернутым, давая чернилам время высохнуть.

— Ты все? — удивился Драко, первым заметивший ее сборы. — Мы же только пришли. Я тебе еще не показал чары огня. Ты ведь просила потренировать их, забыла?

— М-м-м, — замялась Эмили. — Я должна быть в башне до отбоя. Сам понимаешь, после Хэллоуина...

— До отбоя еще больше часа, — не дав договорить, возразил Малфой, умоляюще глядя на Эмили. — Что ты в башне будешь делать все это время?

— Дальше эссе писать, возьму сейчас книгу и вместе со Сью и Падмой...

— Фу, ты все-таки общаешься с этой маглокровкой? — прервала ее Пэнси, вскинув голову.

Эмили, сглотнув, оглядела слизеринцев. Драко выжидательно смотрел на нее, его верная свита в лице Грега и Винсента переглянулась и тоже ждала ответа Эмили. Дафна с Трейси лишь вздохнули и, как и Блейз с Теодором, уткнулись в свои учебники. А Миллисента, которую Эмили мысленно окрестила «подпевала Пэнси», облизнув полные губы, оставила свои дела и стала наблюдать за происходящим. Эмили сощурила глаза и медленно потянулась к чернильнице, чтобы сложить ее в сумку.

Пэнси говорила о Сью. Слизеринцы еще в сентябре пытались не дать Эмили общаться с теми, с кем они не считали нужным. Тогда она не ответила ничего однозначного. Просто общалась с другими ребятами там, где не было слизеринцев. С Сью она училась вместе и сидела рядом в Большом Зале, с ней было весело и приятно.

— Она полукровка, — коротко ответила Эмили, оглядывая стол будто бы в поисках оставшихся вещей, лишь бы не смотреть в глаза Драко. — Я не вижу в этом ничего плохого. Она прекрасно ориентируется в этом мире. Ее родители — маги, и...

— Они грязнокровки, — прошипел Малфой, не слушая ее дальше.

Эмили наконец перевела на него яростный взгляд.

— А их дочь полукровка. И когда она вырастет, выйдет замуж за такого же полукровку, если не чистокровку. И кровь их детей будет еще чище в твоем понимании. В чем проблема?

Эмили проговорила это быстро, а когда закончила, поджала губы и, удостоверившись, что чернила на пергаменте высохли, свернула свиток и сунула его в сумку.

Слизеринцы не отвечали. Пэнси фыркнула, пренебрежительно махнула рукой и уткнулась в учебник.

— Я не собираюсь добираться до башни одна, как раньше, пока того маньяка не нашли, ясно? Ты как слизеринец должен понимать, зачем нужны такие предосторожности, — продолжила Эмили другую тему, закидывая сумку на плечо.

Но она лукавила: одна в коридорах она бы не была. Весь вчерашний и сегодняшний день Эмили замечала подозрительную активность портретов и привидений возле себя. Куда бы ни шла, она чувствовала, что за ней наблюдали, и это было отнюдь не то ощущение, когда за тобой наблюдает убийца. И все же ей нужен был кто-то более телесный, чтобы он смог не только среагировать и послать за помощью, но и защитить на месте. А больше всего Эмили хотела научиться защищаться сама. «Что мне магия, если я не могу как следует зарядить всяким уродам?» — размышляла она на днях.

— Я понимаю, — ответил Драко тихо. — Но ты завтра сюда придешь?

— Да, я буду заниматься здесь до ужина, — уже спокойнее произнесла Эмили и, попрощавшись со всеми, двинулась в свою башню.

Следующие дни, хоть и поменяли распорядок, все равно были похожими друг на друга. Утро со Сью и Падмой на парах, если только это были не Трансфигурация и Травология, день со слизеринцами в библиотеке, где они все вместе отрабатывали чары и выполняли домашние задания, а вечер после ужина — вновь с рейвенкловцами. Эмили приноровилась делать все уроки до него, чтобы проводить время в гостиной за играми в волшебные шахматы и карты, которым учила ее Падма. Она говорила, что это хорошо развивало мозги, а Эмили надеялась, что это развитие поможет ей хоть как-то разнообразить жизнь в Хогвартсе.

Тем временем все ученики ждали самого грандиозного развлечения школы — матча по квиддичу между Слизерином и Гриффиндором, который должен был состояться в грядущую субботу. Все вокруг обсуждали будущую игру, и Эмили, окруженная фанатами этого спорта, не могла не вникнуть в его азы. Несмотря на то, что Маркус рассказывал ей правила, она все равно плохо разбиралась в квиддиче, и все, что хотела увидеть, — это игру слизеринца.

Уже несколько дней Эмили невольно избегала встреч с Маркусом и торопилась свернуть с бешено колотящимся сердцем в груди, едва завидев его в конце коридора. Она сама не могла объяснить, зачем так поступала, просто чувствовала, что не хотела сейчас с ним говорить. Да им и не о чем было. Когда Эмили осознала ту пропасть, что лежала между ней, первокурсницей, и уже совершеннолетним парнем, она почувствовала себя ужасно глупой.

Прошло всего три месяца, а темы для общения уже исчерпались. Пока не произошло то покушение, Эмили считала, что с Маркусом можно говорить абсолютно обо всем. Но находясь в Больничном Крыле, она много размышляла на тему их взаимоотношений и увидела, насколько они далеки друг от друга. Ей нечего было ему сказать и больше нечего спросить. И в то же время ужасно хотелось придумать повод для общения, найти что-то общее. Маркус не выходил из головы, и Эмили казалось, что одно его присутствие вносило смысл в бесконечную череду школьной жизни. А еще, пока он в школе, она ощущала себя в безопасности — будто старший брат присматривает за ней. Поэтому она все же ждала субботней игры, надеясь, что после этого у них еще на пару встреч хватит тем для разговора.

Так прошла очередная учебная неделя. Наступила пятница, а с ней и урок защиты от темных искусств. Едва войдя в класс, Эмили почувствовала, как тревожно кольнуло в груди. До произошедшего тридцать первого октября Эмили перестала обращать внимание на такие вещи в присутствии профессора Квиррелла, списывая свои ощущения на странный запах, который источали он и его аудитория. Но только сейчас она с ужасом распознала тот же толчок внутри, что ощутила на башне, когда человек в плаще медленно приближался к ней, доставая палочку. Тогда реакция была столь мощной, что она и не подумала связать ее с подобным ощущением от профессора.

«Не может быть... Неужели на меня напал этот нервный заика? Так не похоже на его манеру держаться», — пораженно подумала она, чувствуя, как холодеет от страха. Проходя в класс вместе с остальными рейвенкловцами, Эмили старалась не показать никому, что чем-то обеспокоена, но на самом деле налилась тяжестью от взгляда профессора, который, как обычно, стоял возле своего стола, переминаясь с ноги на ногу. Не подняв головы, Эмили, превозмогая дрожь в коленях, засеменила вслед за Падмой. Теперь, когда она стала теснее общаться с однокурсницами, ей не приходилось сидеть одной на первых партах. От этого было легче переносить присутствие Квиррелла, и все же Эмили весь урок не могла расслабиться и напряженно следила краем глаза за передвижениями профессора.

Наконец прозвенел звонок, и Эмили, оказавшись в коридоре, почувствовала, что воздух словно перестал давить на плечи. Вздохнув несколько раз, прижимая руку к груди, она мотнула головой, чтобы отогнать остатки наваждения, и, взяв Сью под руку, двинулась в сторону Большого Зала. По крайней мере, теперь был подозреваемый, от которого нужно было держаться подальше.

После обеда Эмили покинула рейвенкловок и оставшееся время до урока полетов провела в библиотеке в обществе Дафны и Трейси, которые в последний день недели решили корпеть не над учебниками, а над подшивкой различных ведьминских журналов.

— Смотри, какая мантия! — восхищенно прошептала Дафна, указывая в разворот бюллетеня от магазина Мадам Малкин.

— Прошлый век, — сморщила носик Трейси. — Это же было издано в восемьдесят первом.

— Тогда уж прошлое десятилетие, — усмехнулась Эмили, заглядывая в бюллетень с другой стороны от Дафны. — Но мне тоже не нравится. Слишком много лишних деталей. Вон, смотри, оборки разные.

— Ой, девочки, вы ничего не понимаете, — отмахнулась Дафна, переворачивая страницу.

Эмили отстранилась и придвинула себе «Ведьмин досуг». Развернув его на странице содержания, она принялась вчитываться в названия статей.

— Здорово, тут так много всего, — улыбнулась Эмили. Она все еще стеснялась обратиться к Аманде Салливан, шестикурснице с Рейвенкло, с вопросами о том, как девушки этого мира используют магию, чтобы краситься и ухаживать за собой. Здорово, что в библиотек так много старых газет и журналов, из которых можно вычитать почти все необходимое и быть готовой к взрослой жизни.

— А то! — обернулась к ней Дафна. — Если хочешь заказать, на последней странице есть адрес.

— Пять кнатов за доставку, — прочла Эмили на обороте журнала. — Это дешево? — спросила она, вспомнив, что кнаты — самые маленькие монетки.

— Дороговато. — Трейси показалась из-за спины Дафны. — Впрочем, думаю, таким, как мы, без разницы.

Эмили приподняла уголок рта, а сама принялась высчитывать, во сколько обойдется подписка журнала, если она планирует получать его весь год. Но тут же вспомнила, что ей придется ездить домой на каникулы, а совами ни в коем случае нельзя оказываться на Привит-драйв. Эмили сникла и, отложив номер «Досуга», махнула рукой.

— Ладно. Здесь же появляются свежие номера?

— Да. Но, как говорила Джемма, их неделями невозможно будет прочитать: целая очередь выстраивается.

Эмили знала, кто такая Джемма, одна из старост Слизерина. Она давным-давно выучила главных лиц школы: всех профессоров, всех старост факультетов и школы. Теперь, после случившегося неделю назад, она вылавливала взглядом специальные значки на одежде студентов и разноцветные мантии преподавателей — в присутствии хоть кого-то из них в коридоре Эмили чувствовала себя защищенной.

— Привет, девчонки. Опять рассматриваете свои девчоночьи газетенки? — раздался над ухом мальчишеский голос.

Все трое обернулись и увидели ухмыляющегося Теодора Нотта.

— Именно, — отрезала Дафна, строго посмотрев на однокурсника.

Эмили, улыбнувшись, подперла голову рукой и посмотрела на слизеринцев. Именно эта компания нравилась ей большего всего. Здесь не было ни вечно надменного Малфоя, через слово так или иначе вспоминавшего о знатности своей семьи, ни Пэнси с Миллисентой, которые любили обсуждать каждую девочку, проходившую мимо, и шипеть о том, как они терпеть не могут маглорожденных, ни Забини, напрягавшего Эмили своей молчаливостью и угрюмостью. Пожалуй, Винсент и Грегори тоже были бы приятными собеседниками, если бы не стеснялись открыть рот то ли из-за ее присутствия, то ли из-за того, что боялись лишать Драко внимания Девочки-Которая-Выжила.

— Эмили, — обратился к ней Нотт, — ты на квиддич завтра идешь? За наших, надеюсь, болеть будешь?

— Конечно, — продолжила улыбаться Эмили. — А на трибунах обязательно со своим факультетом сидеть, не знаете?

— Нет, что ты! На трибуне всего-то двадцать мест или около того. Но главное — площадку удачную выбрать, а то ничего не видно будет. Мне папа говорил, что лучший обзор у средних трибун: видны кольца обеих команд.

— Не против, если мы со Сью и Падмой к вам присоединимся?

Слизеринцы мельком переглянулись. Девочки склонили головы к журналам, а Тед произнес:

— Мы-то не против. Но, думаю... им не понравится находиться в присутствии Малфоя и Паркинсон.

— Ах, им не понравится? — иронично усмехнулась Эмили, восхищаясь аккуратной формулировкой Нотта.

Эту черту слизеринцев она любила — искусство сказать так, чтобы избежать острых углов. Возможно, Шляпа заметила в ней именно такую способность, ведь Эмили тоже всю сознательную жизнь следила за своими словами и действиями при общении с дядей и тетей, а особенно — с тетушкой Мардж, а потому жила в их доме вполне неплохо. Наверное, будь на ее месте другой человек, он бы не ужился с Дурсли.

— Ну, ты сама понимаешь. Драко тебя, конечно, послушается, но нам всем придется терпеть гневное бормотание Паркинсон весь матч. — Тед многозначительно поднял брови.

— Я подумаю. Может, они действительно и сами не захотят.

— Именно.

— Ой-ой, я на полеты опаздываю, — спохватилась Эмили, глянув на настенные часы, и вскочила со скамьи. Уже выйдя из-за стола, она вспомнила о журналах: — Унесете? — попросила она девочек.

— Да, беги. Сегодня уже не увидимся? — Эмили покачала головой в ответ. — Тогда до завтра, догоняй нас по пути к полю.

И Эмили, попрощавшись со слизеринцами, умчалась на урок.


* * *


— Да! Я наконец-то ее победила, — воскликнула ворвавшаяся в спальню Сью.

Эмили, изнуренная виражами, которые сегодня пришлось отрабатывать, поднялась в общежитие раньше них с Падмой, и уже укладывалась спать.

— Кого? — обернулась на голос Лайза, которая расплетала свои косы, сидя на постели в позе «по-турецки».

— Нашу мисс гроссмейстер, — Сью кивнула в сторону вошедшей следом за ней Патил.

— Перестань, мне до этого звания далеко. Поверь, есть люди, которые играют лучше меня. Рон Уизли, например. Это тот рыжий, который с Гриффиндора. Мне сестра рассказывала, что он их третьекурсника обыграл!

— Здорово! — Сью, переодевшись в пижаму, принялась рыться в тумбочке в поисках принадлежностей для умывания. — А ты не хотела бы с ним сразиться как-нибудь?

— Не знаю, я даже не думала об этом, — смущенно произнесла Падма, чей голос отдавался приглушенно, пока она также копалась в недрах своей тумбы.

— Ты рейвенкловка, у тебя преимущество, — сказала Эмили, которая полусидела на своей кровати. — Да и как круто будет, если девчонка побьет мальчишку в соревновании, пусть и интеллектуальном.

— Все равно мне еще тренироваться и тренироваться до его уровня, — покачала головой Падма и вместе со Сью вышла из комнаты, чтобы спуститься к умывальникам.

— Ну ладно, всем спокойной ночи, — произнесла Эмили и поднялась с кровати, задвигая полог.

— Спокойной, — в разнобой раздались полусонные голоса остальных однокурсниц.

Эмили закуталась в одеяло, словно в кокон, и повернулась набок, ощущая щекой приятную прохладу подушки. Она засыпала, стараясь отодвинуть на задворки сознания глухое чувство тревоги и боли в душе, которое после защиты от темных искусств душила в себе весь день.

…Она была близко, очень близко, а глупцы в доме даже не подумали поставить сигнализацию. Даже не предполагали, что заклятие Доверия могло быть разбито. Наконец-то образы оформились четче, и Она смогла разглядеть черноволосого мужчину в очках, игравшего с маленьким ребенком, в незашторенных окнах гостиной. Он пускал дым из палочки, а малышка, та самая соперница, предреченная уничтожить Ее, заливалась хохотом. Недолго ей осталось смеяться.

Черноволосый мужчина в очках...

Сквозь сон Эмили пыталась разглядеть этого мужчину, с ужасом распознавая в нем Джеймса Поттера, фотографию с которым она рассматривала так подробно, что та впечаталась в память. Внезапно торжество, переполнявшее сон, сдулось, как воздушный шарик, а на его место пришел сковывающий страх. Если это то, о чем она подумала, ей больше не хотелось знать продолжение, но сон длился дальше, несмотря на отчаянное желание Эмили проснуться.

…В следующее мгновение в комнату вошла девушка с темно-рыжими волосами. Она не слышала, о чем та говорила Джеймсу, но парень со счастливой улыбкой передал ребенка в руки жене, а сам, бросив палочку на диван, откинулся на его спинку…

«Мама... Это мои родители... И я... Я иду убивать себя?» — паника Эмили возрастала, хотя она все еще не понимала, зачем ей снился такой «сериал», — как она про себя называла этот планомерно развивающийся сон.

…Глупец! Пожалуй, это будет легче, чем Она ожидала. Она выхватила палочку из-под плаща и направила ее на дверь. Та бесшумно отворилась, и вот Она уже входила в тесную прихожую. В ту же секунду Джеймс Поттер выскочил из гостиной. Как все просто, слишком просто — он даже не успел захватить палочку.

— Лили! — крикнул он. — Хватай Лию и беги! Скорее беги, я задержу его!..

«Его? — мысль о неправильном местоимении прошлась по касательной и была забыта в ту же секунду, потому что сердце даже сквозь сон забилось с бешеной силой. — Папа, беги. Я не хочу тебя убивать, пожалуйста... пожалуйста, убегай. Ну же, убегай!»

Эмили хотела крикнуть это, но почувствовала, что у нее нет рта, словно ее самой там нет и она может лишь смотреть глазами того чудовища, что сейчас поднимало палочку, наставляя ее на грудь Джеймса Поттера.

…А Она хохотала над его нелепым выкриком. Остановить Ее без палочки?

— Авада Кедавра!

Она физически чувствовала, как смерть концентрировалась в Ее руке и зеленым лучом вылетала в сердце мужчины. Она со странным извращенным удовольствием наблюдала, как изумрудные блики искрами освещали перила лестницы и детскую коляску в дальнем углу и как падал мертвый Джеймс Поттер, подкошенный, будто марионетка. Он опускался так медленно, что Она видела, как стекленели его глаза с навсегда замершим в них ужасом и страхом за семью…

А в это время Эмили мысленно кричала: «Папа! Нет… Это не я, это не я убила» Жар разлился по всему телу, и, прежде чем она переступила тело мужчины во сне, ее выкинуло в реальность, с болью оборвав что-то внутри.

Эмили мгновенно открыла глаза, которые наливались слезами. Сон врезался в память, и она чувствовала, что не забудет его, как ни старайся. Она не забывала ни один из подобных снов до этого. Подобных воспоминаний. Эмили резко села на кровати, сдерживая подступающие рыдания. Она зажмурила глаза, и горячие слезы градом покатились по щекам. Эмили закусила руку, сжатую в кулак, чтобы заглушить душевную боль, и издала еле сдерживаемое протяжное мычание. Судорожно вздохнув, она всхлипнула и тут же сжала вторую руку в кулак, чтобы остановить плач и не разбудить соседок.

Осознание того, о чем были все эти сны, обрушилось на Эмили всей своей тяжестью. Она видела убийство собственного отца. Она убивала своего отца. Почему ей это снилось? Но самое страшное было в том, что Эмили казалось, будто это воспоминания определенного события — они постепенно всплывали в ее сознании и складывались в общую картину. Весь сон она боялась признаться себе, что это та ночь, когда темный волшебник пришел за ней. «Но почему я вижу происходящее его глазами? Каким образом я могу вспоминать, как он убивал моих родителей?» — Эмили все еще содрогалась от тихих рыданий, а прижав руку ко лбу, не удивилась, когда почувствовала горящий шрам.

— 'Мили, ты че? — из-за ширмы неразборчиво прозвучал сонный голос Сью.

Эмили тут же принялась спешно вытирать мокрое от слез лицо.

— Нормально. Все нормально. Просто сон плохой приснился. Спи, — ответила она, стараясь сделать свой голос как можно более беззаботным, но он получился подозрительно высоким.

К счастью, Сью приняла этот ответ и засопела вновь. А Эмили еще несколько минут приходила в себя после того, что пережила во сне, после того, что вспомнила. «Да нет же... не могла я видеть, как он пришел к нам. Наверняка это просто мое воображение. Это просто впечатления от всего произошедшего», — Эмили пыталась уговорить себя, успокоить, потому что, если то, что она увидела, было на самом деле, она бы не смогла смириться с тем, что ее папа умер такой нелепой смертью. И если то, что она увидела, было реальным воспоминанием темного волшебника, Эмили было страшно думать о том, каким образом она могла смотреть на события его глазами. И больше всего было отвратительно помнить чувства торжества, силы и триумфа, а также удовлетворения, переполнявшие ее в момент, когда она пускала Смертельное заклятие.

Эмили заплакала совсем тихо и медленно вернулась в горизонтальное положение, подкладывая под подушку руку. Она хотела перестать думать об этом, но безжизненные карие глаза отца, бессильно падающего на пол, были словно высечены в ее сознании и не желали стираться. В душе болезненно ныло, и Эмили не могла представить, что еще несколько часов назад ложилась спать с радостной мыслью о Маркусе, на которого она могла бы безбоязненно смотреть всю игру.

«Хватай Лию и беги!» — вспомнила она голос отца. Он был еще совсем юн, чуть старше Флинта по виду, а тот и так выглядел взрослее, чем среднестатистический шестикурсник.

«Лия... Вот как они меня звали. Как красиво, похоже на имя миссис Поттер», — Эмили закусывала губу, содрогаясь от безмолвного плача, вспоминая так похожую на нее рыжеволосую девушку, которую, в отличие от Джеймса, она еще не могла признать настоящим родителем. Никто и никогда не называл ее по-другому, нежели Эмили или, что несло неприятный оттенок, Эмилия. Мысль о том, что теперь она знала нечто, что напрямую связывало ее с родным отцом, с щемящим чувством разливалось внутри.

Эмили самой, сколько она ни пыталась придумать альтернативу «Эми», никогда не приходило в голову взять окончание своего полного имени. Но то, что она услышала такой личный момент семейной жизни Поттеров, подсказывало ей, что сон не ее фантазия, а отображение реально происходивших событий.

Эмили последний раз вздохнула и, утерев свободной рукой слезы, положила ладонь под щеку. Нужно было попытаться уснуть, обычно сон не продолжался в ту же ночь.


* * *


Эмили проснулась совершенно разбитая. Осадок после сна еще давал о себе знать. Все утро она была немногословна, ссылаясь на недосып, а завтракая, сидела, не поднимая головы на рейвенкловцев, обсуждавших грядущий матч. Лишь только доев кашу, Эмили глянула на слизеринский стол. Сердце пропустило удар, когда взгляд наткнулся на Флинта, облаченного в спортивную форму в цветах своего факультета. Эмили мысленно пожелала ему удачи и, отвернувшись, украдкой посматривала, как он поднимал свою команду и выходил из Большого Зала. Следом за ними потихоньку стали подтягиваться ученики всех факультетов.

— Идемте, — позвала Эмили Падму и Сью.

Прежде чем выйти из-за стола, девочки, как обычно, разложили по карманам булочки и фрукты, а затем стали неспешно пробираться сквозь поток остальных рейвенкловцев, по пути накидывая теплые мантии, которые они заблаговременно захватили с собой. Несколько минут спустя они уже шли по направлению к квиддичному полю в окружении галдящих студентов.

— Эмили, ты как? Все сон вспоминаешь? — дотронулась до плеча Эмили Сью.

— Какой сон? — спросила Падма, посматривая на подруг.

Эмили вздрогнула. Ей не хотелось рассказывать такие вещи однокурсницам, равно как не хотелось вообще возвращаться к этим воспоминаниям. Эмили прилагала все усилия, чтобы выкинуть переживания из головы.

— Да все в порядке, Сью. Просто кошмар, с кем не бывает. Давайте лучше решим, куда сядем. Нужно успеть занять хорошие места.

— Тогда нам надо поспешить, смотрите, впереди толпа какая, — проговорила Сью, ставя руку козырьком и вглядываясь вдаль.

— Я договорилась с Дафной и Трейси, они обещали нам место занять, если вы не против сидеть со слизеринцами, — рискнула предложить Эмили, надеясь, что хоть они не будут иметь ничего против, а уж с Паркинсон они как-нибудь разберутся.

— Точно? Они сами сказали, что нам можно к ним присоединиться? — с сомнением уточнила Падма.

— Они — да, — твердо уверила ее Эмили, вспоминая вчерашние слова Теодора.

Сью впервые за все время замолчала, не выражая своего мнения.

— Сью? — протянула Эмили. — Ты как, с нами к слизеринцам?

Ли поморщилась, потупив взгляд.

— Гринграсс с Трэверс, может, и согласны, но там еще около семи человек, которые не будут рады моему присутствию. У меня ведь родители маглорожденные.

— Тед не против, Драко потерпит, если я попрошу, Винс и Грег слушаются Малфоя, Забини вообще плевал на всех с высокой башни. А от Пэнси с Милли мы отсядем подальше. Идет? — ободряюще улыбнулась ей Эмили. — На нас места хватит, а болеть все равно за слизеринцев будем, так ведь?

— Ладно, ладно, — примирительно подняла руки Сью. — Но если она хоть слово о моих родителях скажет, я ей все выскажу.

— О, я не сомневаюсь, — поднимая брови, произнесла Эмили, зная, какой острой на язык бывала ее однокурсница.

Полчаса спустя они поднимались на одну из трибун, расположенную на равноудаленном расстоянии от ворот команд. Падма посмотрела в предусмотрительно взятый с собой бинокль и увидела слизеринцев с земли.

— Всем привет, — чуть громче обычного произнесла Эмили, с большой неохотой взяв на себя обязанность ввести рейвенкловок в круг друзей-слизеринцев. Все время, пока они поднимались по лестнице, она репетировала свои слова.

— Я рад, что ты присоединилась к нам, — важно подтянулся Малфой, вставая, чтобы поприветствовать Эмили. — О, ты не одна... ну, что ж. Думаю, вам здесь хватит места. Эмили, сядешь рядом со мной?

Он указал на единственное место рядом. На первой из трех лавочек, рассчитанных каждая на шесть человек, уже сидели Миллисента, Пэнси, Винсент и Грегори, а в центре расположился Драко. На второй — компания из Дафны, Трейси и Теодора. Блейз, как обычно, сидел отдельно от всех на самой верхней скамье. Быстро оценив обстановку, Эмили мысленно порадовалась, что так хорошо все складывалось.

— Боюсь, нам всем там не уместиться. Пожалуй, мы сядем прямо за вами. — Эмили взяла Сью за руку и потянула за собой, присаживаясь с левой стороны от Дафны, которая улыбнулась ей в ответ.

Пэнси, смерив Ли презрительным взглядом, отодвинулась на несколько дюймов вперед, на самый конец скамьи, будто боялась, что испачкается, если Сью случайно коснется ее, когда будет садиться. Но так как Паркинсон промолчала, Эмили тоже ничего не сказала в ответ, лишь возвела глаза к небу. Малфой расстроено сел обратно, но тут же развернулся и, перекинув ноги через лавку, оказался лицом к лицу с Эмили, севшей прямо за ним.

— Наши должны победить. Флинт так гонял всех в последнее время!

— Неудивительно, — только и могла ответить Эмили.

Краем уха она слушала, как Малфой расписывает качества каждого из игроков, понося при этом всю гриффиндорскую команду, а сама чувствовала, что нахождение в компании людей помогало ей отвлечься от случившегося ночью.

— Драко, Драко, начинается! — воскликнул Винсент, похлопав Малфоя по руке тыльной стороной ладони. Тот поморщился и с отвращением отмахнулся от ручищи Крэбба.

— Сколько раз говорить, не надо по мне стучать! Я тебе не дверь, — прошипел Драко, разворачиваясь к полю.

Эмили привстала, чтобы разглядеть, что творилось внизу. Вереницы из алых и зеленых точек выстроились друг напротив друга, а в центре стояла судья мадам Хуч. По сигналу ее руки капитаны команд подошли к ней. Даже с такой высоты было видно, с какой силой Флинт сжимал костяшки Вуда. Эмили не смогла сдержать улыбки, любуясь слизеринцем, который уверенным шагом вернулся в строй и оседлал метлу. Длинный свисток — и пятнадцать метел взмыло в воздух. Эмили с особым предвкушением в душе уселась на место. Игра началась.

— Всем-всем-всем огромный привет. В это холодное ноябрьское утро мы встречаем на поле две самые непримиримые команды: Гриффиндор и Слизерин. — Слизеринцы при словах комментатора заулюлюкали. — И... да, я вижу, квоффл оказывается в руках замечательной охотницы Анджелины Джонсон. Эта прекрасная девушка...

— Джордан! — послышался возмущенный голос профессора МакГонагалл, который раздавался не так громко, как первый, будто был приглушен.

— Э-э-э, прошу прощения. Итак, Анджелина летит к кольцам Слизерина. Делает пас Алисии Спиннет. О, нет! Квоффл перехватывает Маркус Флинт.

Эмили впилась взглядом в летающих игроков, высматривая Маркуса.

— Можно бинокль? — быстро спросила она у Сью, протягивая руку.

Приблизившись к глазкам, она нашла слизеринца. Он прижимался к метле и стремительно летел к воротам Гриффиндора. Эмили восхищенно смотрела, как мантия формы развевалась у него за спиной, а сильная мускулистая рука держала древко метлы. В другой он зажимал мяч и готовился к броску.

— Флинт приближается к кольцам, удар и... Да! Вратарь Вуд блокирует бросок, и квоффл вновь оказывается у гриффиндорцев.

Эмили с досадой закусила губу, в то время как все слизеринские трибуны издали разочарованный выдох.

— Этот Джордан за гриффиндорцев болеет, я смотрю, — сказала она, передавая бинокль обратно Сью.

— И не говори! — обернулся к ней Малфой. — Этот придурок и слова хорошего о наших не скажет.

— Ну, так у него загонщики в друзьях, — вставил Теодор. — Эй, посмотрите!

Кто-то из охотников гриффиндора открыл счет под аплодисменты половины присутствующих и громкие стоны слизеринцев. Эмили переживала за команду Флинта, словно за свою собственную. Кажется, эта игра начинала ей нравиться.

— Мяч у Бэлл, пас Спиннет, Пьюси перехватывает... Что это? На поле появился снитч!

Взоры всех болельщиков приковались к ловцам. Хиггс и незнакомый Эмили парень из Гриффиндора бросились в одном направлении. Гриффиндорец оказался ближе, и Эмили в страхе и волнении подскочила со скамьи. Но Маркус, врезавшись в него снизу, отклонил метлу от курса, дав снитчу пропасть из виду. Со стороны гриффиндорских болельщиков раздались гневные возгласы, да и сам Джордан начал выражать свое возмущение грубыми словами, пока МакГонагалл не отобрала у него микрофон.

— Да! Маркус молодца, — удовлетворенно усмехнулся Гойл, и все остальные сидевшие поддержали его одобрительными возгласами.

— За грязное... все-все, я больше не буду! — Джордан едва не потерял свой микрофон во второй раз. — Слизерин получает штрафной. Спиннет принимает пенальти. Без проблем пробивает, и мы вновь возвращаемся к игре. Гриффиндор ведет.

Счет был двадцать-ноль в пользу Гриффиндора, и все напряженно следили за тем, что происходило на поле.

— Слизеринцы как обычно, — прошептала Сью на ухо Эмили. — Ты видела, он мог его с метлы скинуть!

— Да ладно тебе, — так же шепотом ответила Эмили. — Он спас игру.

— Правила есть правила, — присоединилась к ним Падма. — Почему все честно играют, а слизеринцы придумывают свои правила?

— Прям уж свои, — улыбнулась Эмили. — Смотри, им всего лишь назначили штраф, так? Даже если им не удалось защитить ворота, урон все равно меньше, чем если бы гриффиндорцы поймали снитч.

А игра становилась все жестче. Бладжеры летали, как сумасшедшие, загонщики обеих команд едва успевали отбивать их от игроков своей команды.

— Мяч у Флинта, он обводит Бэлл, пас Монтегю, уходит от Спиннет, снова пас Флинту. О-о-о, бладжер ударил его прямо в лицо! Надеюсь, у него сломан нос... Просто шутка, профессор! Летит к воротам, забивает! О, нет...

— Да! — прокричали трибуны слизеринцев.

Эмили хлопала от радости, взволнованно ища взглядом Маркуса.

— Ты не видела, он в порядке? После бладжера, я имею в виду, — спросила она Дафну, которая тоже сидела побледневшая и вглядывалась в свой бинокль.

— Кровь из носа пошла. Но, видимо, он может продолжать играть, раз не берет тайм-аут. — Гринграсс протянула ей бинокль.

Эмили прильнула к окулярам. Флинт летел вслед за одной из гриффиндорских охотниц. Выражение его лица было сосредоточенно, а к носу он прижимал рукав мантии. Эмили с неистово бьющимся сердцем следила за его полетом. Даже сейчас — особенно сейчас, в своей стихии, — Маркус выглядел внушительно.

Через десять минут Слизерин сравнял счет. Матч длился второй час, а болельщики начали подмерзать. Драко с Теодором наколдовали волшебный огонь и поместили его в круглый сосуд наподобие чаши, который они взяли с собой, — по их словам, их отцы всегда так согревались в зимние матчи. Самодельный костер поставили посередине между первой и второй скамьей.

— Эй, — Малфой крикнул Блейзу. — Забини! У меня место рядом есть.

Но смуглый мальчик лишь покачал головой.

— Да перестань ты, — обратился к нему Теодор. — Тебе ведь холодно.

— Мне нормально, — просто ответил Забини.

В итоге однокурсники махнули на него рукой, решив, что сам подсядет, когда ему станет невмоготу. Громкий голос Джордана, к радости их трибуны, объявил новый счет: сорок-тридцать в пользу Слизерина.

— А вверху разгорается гонка за снитч! Ловцы взмывают все выше, теперь возле них ни одного паршивца, чтобы... то есть ни одного члена команды-противницы, чтобы сбить с метлы. Они летят почти вровень. Ах, чтоб вас! Загонщики Слизерина перехватывают инициативу и направляют бладжеры в сторону ловцов. В это время Флинт летит к кольцам Гриффиндора. Вуд! Эх, Вуд, зачем ты засмотрелся на ловцов?! Счет пятьдесят-тридцать, ведет Слизерин.

Но болельщики больше не замечали сражения охотников. Эмили с замиранием сердца разглядывала маленькие точки в небе. Не было смысла смотреть даже в бинокль — ловцы улетели слишком высоко. Джордан продолжал комментировать действия остальных игроков, но голов больше не было — вратари, разогревшись, к концу матча стали лучше защищать свои ворота. А в следующий момент он воскликнул:

— Ловцы возвращаются. Судья, преследовавшая их, спускается следом. О, она дует в свисток! Кто-то поймал снитч. Это... это Хиггс, слизеринский ловец. Слизерин выиграл со счетом двести-тридцать, — убитым голосом закончил комментатор.

Трибуны, заполненные учениками в изумрудных шарфах, едва не охрипли от криков. Эмили в чувствах вскочила на ноги и захлопала под радостные вопли остальных слизеринцев. В этот момент она почувствовала себя одной из них, будто находилась на своем месте среди учеников зеленого факультета. Эмили взглянула на поле: Маркус с чувством обнимал Теренса и хлопал того по спине. Вся слизеринская команда ударяла друг друга по рукам в знак победы.

Эмили продолжала смотреть вниз, подойдя к краю трибуны. Флинт, отстранившись от парней, закидывал голову вверх, останавливая кровь из носа. Затем он махнул рукой, и команда последовала за ним в раздевалку. Эмили, улыбаясь, следила сверху, как они уходили с поля, и думала, что теперь у нее был повод подойти к Маркусу: квиддич будет отличной темой для общения. Она даже подумывала, не попробовать ли себя в этом спорте в будущем году. Судя по тому, что она быстро училась полетным навыкам, это было вполне реально. Также участие в играх сделало бы жизнь в Хогвартсе интереснее. Эмили грустно улыбнулась: а еще она могла бы пойти по стопам отца.

— Эмили, мы уходим, — протянул Драко, увидев, что Эмили загадочно смотрит в пространство, облокотившись на стену трибуны.

— Знаешь… — ответила она негромко, поворачиваясь к Малфою.

— Что?

— Можешь звать меня Лия.

Глава опубликована: 16.04.2015

Глава 17. Отражения

Прошло всего несколько часов после матча, а Эмили вернулась к воспоминаниям о смерти отца. Ожидая однокурсниц, ушедших за пергаментами в башню, она сидела в библиотеке и пыталась читать «Квиддич сквозь века», которую ей посоветовал Драко. Эмили поделилась с ним впечатлениями об игре и сказала, что хочет познакомиться с волшебным спортом ближе, и Малфой с удовольствием перечислил ей все книги, которые можно было найти в библиотеке школы.

Но вот уже несколько минут она вчитывалась в потрепанные страницы и не воспринимала ни слова. Мысли крутились вокруг сегодняшнего сна. Эмили старалась прогнать эти переживания прочь, подавить, но они словно въелись в сознание и намеревались остаться вместе с ней на всю жизнь.

От борьбы со своими чувствами ее отвлекла резко открывшаяся дверь библиотеки. Эмили вскинула голову и, ощутив жар на щеках, тут же потупила взгляд. В дверном проеме, переговариваясь с кем-то в коридоре, стоял Маркус. Слизеринец был переодет в школьную форму, а в руке держал несколько книг. Эмили искоса поглядывала на парня, чувствуя, как начали дрожать пальцы. Она положила книгу на стол, а руки сцепила в замок, прикрывая их широкими рукавами мантии.

Наконец Флинт закончил разговор и, переложив книги в другую руку, хлопнул собеседника по плечу. Он вошел в библиотеку, придержав дверь перед самым ударом о косяк, и быстро глянул в сторону мадам Пинс. Эмили перевела невидящий взгляд на раскрытые страницы, а сама превратилась в слух и по шагам Маркуса определяла его местонахождение.

Парень прошел к столу библиотекаря, но затем Эмили услышала его приближение. Сердце замерло, а Эмили словно приросла к скамье, не в силах двинуться. «Ну же, подходи быстрее», — мысленно взмолилась она, сжимая сомкнутые пальцы.

— Привет. Ты сегодня одна. — Флинт наконец-то оказался напротив нее.

Эмили подняла голову, не в силах сдержать улыбки.

— Падма и Сью пошли за пергаментами, — ответила она и, закусив губу, спрятала взгляд, вновь опуская его в книгу.

— На игре-то хоть была? А то только в библиотеке тебя и вижу. — Эмили с удовольствием расслышала в его словах надежду.

— Была. Ты так круто летаешь, — проговорила Эмили, краем сознания отмечая, что в присутствии Флинта переживания из-за убийства папы стали отходить на второй план, словно появился фильтр и не пропускал большую их часть.

— Благодарю, — парень склонил голову и усмехнулся.

— Кстати, как нос? — встрепенулась Эмили, обеспокоенно взглянув на слизеринца.

— Нос-то? Да это же ерунда. В раздевалке еще остановил кровь в два счета, — махнул он рукой.

— А-а-а... я забываю, что магия быстро все лечит, — смутилась Эмили и, чтобы куда-то деть руки, взялась за книгу.

— Привыкнешь. Надо же, ты читаешь о квиддиче? — Маркус подался вперед, разглядев обложку.

— Вроде как часть школьной жизни. Надо хоть что-то об этом знать, а то даже поговорить на эту тему не могу, — пожала плечами Эмили, перелистывая страницу. Совершенно невозможно было оставаться недвижимой, когда ее обуревало чувство радости от общения с Флинтом, которого она избегала так много времени.

— Вот и правильно. Молодец, что интересуешься нашим миром. Знаешь, почему чистокровные в первую очередь не любят тех, кто жил с маглами?

— Потому что те не интересуются магическим миром? — сказала Эмили, решив, что это предположение логически следует из слов Маркуса.

— И это тоже, но главное — они переделывают наш мир под свой. — Флинт поморщился.

Эмили, нахмурившись, посмотрела в сторону.

— Это как если бы я использовала шариковую ручку вместо пера и чернил?

— Именно.

— Но ведь это удобнее, — после короткой паузы произнесла она.

Ручкой она так и не решилась воспользоваться в открытую, привыкнув к перьям, из-под которых выходили изящные буквы. Преподаватели диктовали медленно, а само наличие пера создавало приятную атмосферу. Эмили пробовала исписать пергамент ручкой, но пришла к выводу, что это убивало дух магического мира.

— Заколдовать перо, чтобы оно писало само, еще удобнее, но на лекциях это запрещено. — Маркус приподнял бровь.

— Как ты это делаешь? — засмеялась Эмили.

— Что? — улыбнулся слизеринец, повторив движение бровью.

Эмили попыталась скопировать мимику парня, но ее брови неизменно поднимались вместе.

— У нашего декана научился. Он мастер выражать бровью все, что думает о человеке.

Эмили открыто рассмеялась, чуть откидывая голову назад.

— Заколдованные перья, конечно, удобная вещь. Но что скажешь, например, по поводу телефона? В этом мире приходится писать письма и ждать несколько дней...

— Часов, — выставив указательный палец вверх, поправил ее слизеринец. — Совы быстро летают в Англию.

— Пусть так, но все равно приходится долго ждать ответа. А в нашем… — Эмили прикрыла глаза, оборвавшись. — Я хотела сказать, в магловском мире для связи используются телефоны. Если ты знаешь номер человека, то просто звонишь и разговариваешь с ним в ту же минуту.

— И здесь есть нечто похожее. Вот, смотри. — Маркус покопался в своей сумке и достал зеркало. — Сквозные зеркала. Действуют точно так же, как ты описала. Только сначала привязку к нему нужно сделать, чтобы оно на твое имя реагировало, и все — даже лицо собеседника видно.

— Здорово, — протянула Эмили, взяв в руки небольшой прямоугольник. — Где такое взять?

— Их делают на заказ. Хочешь, адрес дам?

— Ой, туда сову надо будет послать? У меня ее нет. — Эмили повела подбородком, возвращая зеркало. Разговаривать о совах после гибели питомца Роберта ей не хотелось.

— Я заметил, — усмехнулся Маркус. — Но ведь всегда можно воспользоваться школьной.

— М-м-м, — неуверенно протянула Эмили, которой в принципе не нравился этот способ сообщения хотя бы потому, что посылать деньги таким образом казалось ей рисковым делом.

— Хочешь, помогу тебе это провернуть? Похоже ты никогда не отправляла письма совой. Неужели не общаешься с родственниками? — Маркус посмотрел ей прямо в глаза, и Эмили почувствовала себя немного скованно.

— Нет, они даже о нападении не знают, — неохотно ответила она, закрывая наконец книгу, продолжать читать которую сегодня уже не было смысла. — Это ничего. Нормально все.

— Это не нормально, — возразил Маркус, а взгляд его стал еще острее. — Они так и сказали, что не нужно им писать? Мне казалось, ты говорила, что у вас хорошие отношения.

— Ну... — Эмили покраснела. — Нет, так они не говорили. Просто дядя Вернон сильно против разных «чудачеств», как он это называет. Я подумала, что им будет неприятно увидеть сову в доме.

Маркус покачал головой:

— Ну, вот видишь, они же наверняка переживают и ждут вестей.

Эмили совсем расстроилась, почувствовав себя ужасной эгоисткой, потому что даже не подумала о чувствах тети, которая, может быть, тоже по ней скучала. По крайней мере, теперь Эмили сильно надеялась на это.

— Думаешь, стоит рискнуть? Но они все равно не ответят — вряд ли догадаются, как пользоваться совиной почтой. Ну и школьная сова же улетит, когда вручит письмо.

— Не должна. Совы знают, что нужно дождаться ответа, если только получатель сам их не прогонит.

— А они прогонят, — уверенно ответила Эмили, предвосхищая реакцию дяди Вернона.

— Я все же считаю, что стоит послать им весточку. Если не хочешь — можешь не упоминать октябрьское нападение. Но хотя бы, как тебе тут, напиши.

— Почему ты меня уговариваешь? — Эмили сощурилась, чуть улыбнувшись.

— Не знаю, — развел руками слизеринец. — Просто вспомнил, как отец требовал писать ему, хотя отношения у нас были натянутыми. Только сейчас понял, что он по-своему переживал за меня. А я в свое время с каждым письмом посылал сестре пирожные из хогвартской кухни. Можешь и ты послать гостинцы.

— Ты был таким заботливым братом, — произнесла Эмили, стараясь, чтобы эти слова не прозвучали слишком умилительно.

— Был. Братом был. А заботливым и сейчас остаюсь. — Маркус растянул губы в улыбке, от которой Эмили не могла оторвать взгляд.

— Я заметила, — тихо произнесла она. А немного помолчав, вдруг сказала:— Ты ведь мне так нормально и не ответил, чего от меня хочешь.

— Говоришь так, будто мое присутствие напрягает тебя. — Флинт притворно нахмурился.

— Меня напрягают скрытые мотивы. Не люблю не знать, как вести себя с человеком, — ровным голосом произнесла Эмили. Она сама еще не поняла, какой черт дернул ее сейчас перескочить на эту тему, но решила, что раз уж начала, то нужно было узнать все, что ее волновало.

— Для первокурсницы ты чрезвычайно озабочена такими сложными вопросами. А впрочем, ты же рейвенкловка. — Эмили при этих словах лишь сжала на мгновение губы. — Я понимаю, как это, наверное, выглядит со стороны: старшекурсник-спортсмен и одиннадцатилетняя милая девчушка.

Эмили не сдержала смешок:

— Вот об этом я и говорю. Все продолжаю удивляться, что ты... — она не смогла закончить фразу.

— Общаюсь с тобой? Не заморачивайся. Я просто хочу, чтобы ты не попала под дурное влияние. Здесь многие хотят воспользоваться твоей известностью и незнанием этого мира.

— Ты тоже, — напомнила Эмили, склонив голову, и чуть улыбнулась.

— Признаюсь, у меня есть корыстные цели. — Маркус поднял руки. — Ну... я считаю, мои меньше навредят тебе, чем цели других, а может, и вообще совпадут с твоими.

— Вот как? — Эмили снова широко улыбалась.

Было давно понятно, что ей нужно выбрать, чью сторону принять. Эмили понимала, что еще плохо разбиралась в том, что здесь творилось, но взгляды Маркуса пока ей действительно были ближе всего. Флинт казался ей неплохим человеком, да и уважения от него чувствовалось больше, чем от того же Малфоя.

— А что за цели-то? Я хочу узнать конкретнее. Я совершенно не против твоего общения, но мне нужно знать, чего ты хочешь от меня, — произнесла Эмили и на секунду испугалась, что это прозвучало слишком нагло и напористо.

— Видишь ли... Пока еще рано ставить какие-то цели. Я всего лишь ограждаю тебя от влияния Дамблдора и его идей о дружбе с маглами.

— Стой, ты ведь не за...

— Я не против маглорожденных, — Маркус выставил руку в останавливающем жесте, прося, чтобы она не перебивала. — Я знаю, какой урон наносит магам близкородственная связь, задача которой — якобы сохранить кровь чистой. Но, с другой стороны, я против дружбы с маглами. Они нас не поймут. Они попытаются вмешаться в наш мир, изменить его, использовать нас себе во благо. Это слишком сложный для решения вопрос, но в тебя могли посеять идеи сотрудничества с ними уже сейчас. Я подозреваю, у Дамблдора ты на особом счету. Ему ты тоже нужна — ты ведь Девочка-Которая-Выжила. На тебя больше половины нашего населения молится, а значит, ты и твои убеждения будут весомы и поддержатся большинством.

— Я поняла, — удовлетворенно кивнула Эмили. — Думаю, мне пока рано высказывать свои убеждения. Потому что я еще сама не знаю, что лучше. Судя по всему, мне следует быть аккуратной в выборе того, за что бороться, — вздохнула она.

— Верно. Я рад, что ты это поняла, — Маркус посерьезнел. В такие моменты он выглядел грозным и суровым. — Но тебе нельзя держать нейтралитет, подобно другим рейвенкловцам, Эмили. Понимаешь почему?

— Нет, — не задумываясь, ответила Эмили, не желая гадать.

— Потому что ты очень важная фигура. Ты можешь изменить этот мир. И если ты останешься в стороне, это будет самым большим провалом магической истории. У тебя есть возможности, ты должна их осознать и использовать.

— А откуда тебе знать, есть они у меня или нет? — Эмили недоумевала, почему всем вокруг так хочется привлечь к себе ее внимание и перетянуть на свою сторону.

— Эмили, ты, может быть, этого не осознаешь... — Маркус замолчал, касаясь кончиком языка края губ. — Но ты каким-то образом отразила Смертельное заклятие. Его Смертельное заклятие. И отразила так, что она попала в него самого, по всей видимости. Мне тогда было пять лет, я помню страх и ужас, которые возникали при одной только мысли о том, что он существует.

Эмили тихонько цокнула языком от раздражения. На минуту ее посетила шальная мысль досмотреть те видения, которые ей снились, несмотря на то, что другой частью сознания она понимала, что видеть происходящее — выше ее моральных сил. Но наверняка они подтвердят ее догадку о том, что она совершенно не при чем. И все-таки было бы неплохо узнать, что действительно тогда произошло.

— Это то, что делают все слизеринцы, да? Используют возможности, — вернулась она на тему назад.

— Точно, — сказал Маркус, вздергивая подбородок.

— Хорошо. Ладно. Я поняла тебя. Я, конечно, не вижу пока в себе совершенно ничего особенного...

— Думаю, ты это всеми силами скрываешь, — не дав ей договорить, возразил Флинт. — Держись меня, и я помогу тебе во всем разобраться.

Эмили молча посмотрела на слизеринца и склонила голову набок.

— Кстати, ты можешь звать меня Лия. — Ей не хотелось ставить точку и что-то обещать. Необходимо было хорошенько все обдумать позже, когда она останется наедине с собой.

— Не вопрос, — качнул головой Флинт. — А тебе, я смотрю, больше мое полное имя нравится.

— Просто «Марк» как-то не ассоциируется с тобой, — виновато пожала плечами Эмили. — А Лией меня папа называл. Родной папа, который Поттер, — тихо добавила она.

— Ага? Это тебе снова та хаффлпаффка рассказала? — Он внимательно посмотрел на Эмили.

— М-м-м, — сердце сбилось с ритма. Сообщить ли Маркусу о снах? — Нет. Не совсем. Не она. Я... просто узнала об этом.

Но Маркус увидел, как переменился взгляд Эмили. Было видно, что она вспомнила нечто неприятное, что мучило ее.

— Расскажи мне. Пожалуйста. Ты ведь можешь мне доверять. — Флинт протянул ей руку вверх ладонью. — Я твой друг.

Эти слова с щемящим чувством отдались в душе Эмили. Мурашки прошлись по всему телу, когда она вкладывала свою маленькую ладонь в его сильную и жаркую руку, когда подняла взгляд на его притягательные серые глаза.

— Я видела... — начала она и сделала паузу, восстанавливая сбившееся дыхание.

— Лия, мы пришли! Лия, такое странное имя, мне нужно несколько раз его повторить, чтобы привыкнуть. — Эмили словно дернуло током, она выхватила свою руку из ладони слизеринца, чтобы Сью, голос которой раздавался за стеллажами, не увидела этой странной сцены.

Она и Падма прошли последний раздел книг и сели рядом.

— Привет. — Ли беззастенчиво уставилась на Флинта. Падма же, напротив, сжалась и села плотнее к подруге.

— И вам доброго дня, — кивнул Маркус, кидая косые взгляды на Эмили, которая вновь уткнулась в книгу о квиддиче, поспешно взятую со стола.

Пришедшие рейвенкловки, переглядываясь, начали раскладывать вещи. Повисло неловкое молчание.

— Что ж, мне пора. Лия, — Эмили бросила на Маркуса быстрый взгляд, — тебе все-таки дать адрес зеркальщика?

— А, да... Сколько это стоит? — Эмили потерла бровь, делая вид, что они не прерывались на слишком личные темы.

— Десять галлеонов в прошлом месяце было.

— Нихрена себе! — подняла голову Сью.

— Т-ш-ш! — укоризненно зашипела на нее Падма.

Эмили, улыбнувшись, оглянулась на них.

— Напиши здесь. — Она оторвала клочок пергамента, порывшись в бездонной сумке. — А мы с девочками потом отправим.

— И родителям напиши, — назидательным тоном произнес Маркус, начеркав адрес мастера зеркал.

Эмили усмехнулась.

— Ладно, ладно.

Попрощавшись с первокурсницами, Маркус развернулся и быстрыми шагами преодолел расстояние до двери. Эмили проводила его задумчивым взглядом, наблюдая за походкой.

— Он тебе нравится, да? — Сью хитро сощурилась и легонько толкнула Эмили плечом.

— Нет, — быстро ответила Эмили. — У нас просто общее дело.

— Ну-ну, — не поверила ей Сью. — А ты...

— Нам нужно составить классификацию лекарственных растений к понедельнику, — прервала ее Эмили с пылающими щеками. — За работу. Сейчас принесу справочник.

Она стремительно вышла из-за стола, ударившись об его угол, и юркнула в один из разделов, чтобы прийти в себя после смущения.


* * *


Заказанное сквозное зеркало пришло в среду утром. После уроков Эмили поймала Маркуса у выхода из Большого Зала, показав посылку.

— Привет. Поможешь настроить? — Сердце бешено застучало, когда она решилась подойти к нему при друзьях-слизеринцах.

— Лия, — Маркус склонил голову в приветственном кивке. — Идем присядем в нише на первом этаже.

Эмили краем глаза взглянула на старшекурсников, которые проводили их заинтересованными взглядами. «Ну, хотя бы не презирают из-за того, что я маленькая», — отстраненно подумала Эмили, поднимаясь по лестнице вслед за Флинтом.

— Не избегай меня, пожалуйста. Мне так сложнее помогать тебе здесь освоиться, — первым нарушил молчание парень.

Они сели рядом на лавку, и Эмили напряглась, стараясь не прижиматься к нему слишком сильно. Парфюм слизеринца отвлекал ее от главной задачи, заставляя вдыхать его запах снова и снова.

— Я не... не избегаю, — слабо улыбнулась Эмили, протягивая сверток с зеркалом.

— Вот и отлично. Доставай палочку.

Эмили потянулась во внутренний карман мантии и замерла, вспомнив этот жест. Он был во сне, он знаменовал зеленый свет, он казался ей очень привычным. Что палочка вообще делала в этом месте? Эмили всегда держала ее в сумке. До субботнего сна.

— Чего застыла? — оглянулся на нее Маркус, разворачивая зеркальце.

— Да так, — отрешенно произнесла Эмили. — Вспомнила кое-что. Держи.

— Не-не. Ты сейчас заклинание над зеркалом произнесешь. Обведи концом палочки раму зеркала, произнося следующее: «Адитум Персоналитем».

— А что будет? — спросила Эмили.

— Зеркало настроится и будет реагировать на твое имя.

Эмили забрала складное черное зеркало и, раскрыв его, поднесла палочку к верхнему левому углу. Прижав ее кончик к раме, она повела линию вправо. За палочкой потянулся светящийся золотой луч, а когда Эмили замкнула контур и произнесла слова заклинания, он тускло вспыхнул и втянулся в зеркальную поверхность.

— Отлично, сейчас проверим. — Маркус достал свой экземпляр и произнес: — Эмилия Поттер. Посмотри на свое.

Эмили вздрогнула, потому что последняя фраза была произнесена одновременно из двух мест: изо рта слизеринца и зеркала в ее руках. Она перевела взгляд вниз и увидела отображенный профиль Маркуса, который в это время смотрел на нее.

— А как отключить? — поинтересовалась она, глядя в зеркальце.

— Просто потряси его так: как флакон, чтобы взболтать жидкости.

Эмили повторила движение, которым Флинт сопроводил свои слова, и эхо их голосов больше не отдавалось снизу.

— Ну вот, если станет скучно — вызывай на связь. Помни, что после имени следует сказать что-то еще, чтобы я тебя услышал.

— Я поняла, спасибо. Удобная вещь, действительно. Ладно, Маркус, у меня ночью астрономия, хочу перед ней выспаться. Что-то в последнее время чувствую какую-то слабость.

— Да, конечно. — Маркус встал вместе с ней.

Эмили подобрала обертку от посылки, и они направились вверх по лестнице.

— Держи зеркало рядом, хорошо? Не теряйся, — сказал Маркус напоследок, после чего свернул в коридор, а Эмили продолжила путь до башни.


* * *


Слабость не прошла и на следующие дни. Эмили сильно уставала к вечеру. Ночью же ей снились кошмары, в которых она раз за разом заходила в дом Поттеров в Годриковой Впадине и убивала отца, а утром просыпалась совершенно разбитая с ноющей болью где-то в глубине души. Эмили пыталась понять причины такого состояния, но выяснила лишь, что усталость появилась в самом начале ноября.

Эмили не стала обращаться в Больничное Крыло, посчитав, что ее организм всего лишь плохо перенес падение с башни и ей нужно пораньше ложиться в кровать и хорошо питаться. Все однокурсники и даже Маркус, которым она рассказывала лишь о том, что все время хочет спать, также не нашли повода, чтобы чрезмерно волноваться из-за этого. Но все стало только хуже, когда Эмили появилась на втором после Хэллоуина уроке защиты от темных искусств.

Эмили сидела на самой дальней от преподавательского стола парте, упросив Терри, Энтони и Кевина пересесть ближе. Сперва они отпирались, не желая оказываться близко с дурно пахнущим профессором, но Эмили молча указала на разгоревшийся шрам, который четко вырисовывался на ее светлой коже. Мальчики в свою очередь забеспокоились и освободили для нее, Падмы и Сью последние места. Эмили теперь оказалась настолько далеко от Квиррелла, насколько позволяла обстановка класса.

И все же этого оказалось недостаточно. Записывая лекцию под заикание профессора, Эмили чувствовала, как тяжелела голова и начинало пульсировать в висках, неосознаваемой тянущей болью отзываясь в груди. Эмили потерла шрам подушечками пальцев, чтобы не поцарапать его.

«Невыносимо... Это просто невыносимо. До конца... ох, черт, еще полчаса здесь сидеть», — Эмили, превознемогая неприятные душевные чувства, которые угнетали куда сильнее физических, посматривала на часы. Стрелки, казалось, совсем не двигались.

«Зомби обитают, — записывала Эмили, чувствуя, что теряет концентрацию и не понимает смысл того, что пишет, — только в южных частях... Чего? Черт, где, он сказал, они обитают? Плевать, у Сью перепишу».

Годрикова Впадина находится в юго-западной части Англии, милорд.

До противного знакомый заискивающий голос возник в голове при ассоциации со стороной света. Эмили замотала ею, прогоняя воспоминания того темного волшебника, которые она, к своему ужасу, впервые стала получать вне сна. Только она подумала о Том-Кого-Нельзя-Называть, как в голове всплыла картинка с мертвым отцом, лежащим у подножия лестницы.

…Она переступила его и взялась за перила холодной худой рукой. Она поднималась медленно, смакуя страх девушки наверху…

«Зомби. Это. Живые. Мертвецы, — Эмили яростно перечитывала записанный текст, желая прогнать непрошеные воспоминания убийцы своих родителей. — Их можно узнать. Узнать... господи, что тут? А, по запаху гнили. Гнили...»

Гнили, как у Квиррелла, которая заполняла весь класс, мешая думать.

…У Поттеров пахло ребенком. Она с детства ненавидела запах чужих тел. Она поднялась на второй этаж, заслышав плач и звуки запирания двери. «Мерлин! Глупая грязнокровка», — подумала Она, единственным взмахом срывая дверь с петель. Послышался женский крик, а плач девочки усилился. Она ненавидела, когда ревели дети…

Образы пролетали в сознании за доли секунд, оставляя после себя рубцы на душе. Это нужно было остановить. Эмили не хотела видеть смерть Лили. Но ее пугал не сам факт убийства, а то, что она испытывала при этом. Также Эмили не хотелось вспоминать, как Тот-Кого-Нельзя-Называть с маниакальной страстью предвосхищал смерть ребенка. И ей было невыносимо видеть эти страшные сцены его глазами. Это было больно. Шквал эмоций — своих и темного волшебника — обрушился на нее. Эмили тонула, путаясь в их калейдоскопе, не различая «тогда» и «сейчас». Шрам пульсировал, а по телу катился холодный пот.

— …Умоляю, не трогайте Лию! Я сделаю все, что угодно! — рыжеволосая девушка заслоняла собой плачущую девочку, держа ту за крохотную ручку сквозь прутья кровати…

Что-то надломилось внутри Эмили, когда она увидела, как отчаянно цеплялась малышка за пальцы мамы.

— …В сторону, девчонка, и я оставлю тебе жизнь, — повелела Она высоким холодным голосом, помня о данном своему слуге обещании…

Одно цеплялось за другое, и воспоминание заняло все внимание Эмили. Она пыталась сосредоточиться на чем угодно, лишь бы пресечь возникающие в сознании картины, заглушить чувства. Но они были так явственны, будто ее собственные. От них некуда было бежать.

«Бежать, — пронеслось в голове. — Это всегда было из-за Квиррелла». Не помня себя и не заботясь о том, что о ней подумают, Эмили вскочила со своего места и бросилась прочь из класса. Дверь оглушительно грохнула за спиной, а Эмили бежала, не разбирая дороги. Она неслась по лестнице, когда услышала, что сверху спускаются, негромко переговариваясь, два парня. В одном из них Эмили признала старосту-семикурсника из Гриффиндора. Она мигом свернула в коридор и влетела в первый попавшийся пустой кабинет. Если бы ее обнаружили вне класса во время урока, с нее сняли бы баллы.

Эмили прижалась спиной к двери и закрыла глаза. Умоляющее выражение лица Лили Поттер, полное ужаса и отчаяния, до сих пор стояло перед глазами. Эмили, к своему облегчению, не могла больше увидеть продолжение сцены, но то, что уже попало в ее сознание, не хотело выходить из головы.

«Я оставила вещи. Надеюсь, девочки заберут их», — подумала она, прислушиваясь к звукам в коридоре. Там было тихо, значит, те парни спустились дальше. Эмили перебрала в уме все варианты мест, куда ей следовало сейчас пойти, и, решив отправиться прямиком в башню, приоткрыла дверь. Убедившись, что на этаже действительно никого не было, она вышла в коридор и направилась в сторону лестницы.

Эмили не прошла и двух футов, как с лестничной площадки неторопливой походкой сошел Альбус Дамблдор. Эмили замерла на месте, надеясь, что он свернет в другую сторону и не заметит ее. Но директор направился прямо к ней, удивленно склонив голову набок:

— Эмили? Почему ты не на уроке? У тебя что-то случилось? — Голос его был спокойным и располагающим к себе.

Эмили, помешкав, решилась поделиться с ним проблемой, связанной с Квирреллом. Скорее всего, Дамблдор выслушает ее, а не станет наказывать за прогул урока из принципа.

— Сэр, — произнесла Эмили, и ее голос вышел слишком жалобным. Боль в груди от воспоминаний темного волшебника еще не прошла. — Я... У меня заболел шрам, и я направлялась в Больничное Крыло.

— Ты заблудилась, я понимаю, — ответил директор. — Я в курсе внезапной активности твоего шрама. Боюсь, мадам Помфри не сможет помочь. Не возражаешь, если я взгляну на него?

Эмили пожала плечами, а затем вспомнила: целительница говорила, что вместе с Дамблдором она могла бы разобраться, в чем дело. Эмили дернулась вперед, чтобы профессору было лучше видно лоб, но Дамблдор махнул рукой куда-то за ее спину:

— Предлагаю отойти в пустой класс, чтобы не смущать учеников, которых скоро отпустят с уроков.

Эмили развернулась и прошла вслед за Дамблдором обратно в тот кабинет, в котором пряталась. Она только сейчас оглядела его и обнаружила, что это запустевшее помещение давно не использовалось: стулья и парты были отодвинуты к стенам, оставляя в центре неуютную пустоту. А у противоположной стены располагалось огромное — высотой до потолка — зеркало, державшееся на двух когтистых ножках.

Эмили направилась прямо к нему, чтобы рассмотреть шрам. В отражении она увидела, как Дамблдор отошел к партам и исчез за рамой зеркала.

— Эмили, продолжи, пожалуйста. Что случилось перед тем, как у тебя заболел шрам?

— Я просто была на уроке профессора Квиррелла, сэр. Я заметила, что с каждым разом мне все тяжелее находиться с ним рядом. Особенно после Хэллоуина. — Закончив рассматривать раскрасневшуюся молнию на лбу, Эмили обернулась.

Дамблдор стоял поодаль и пристально смотрел на нее. На одно крохотное мгновение Эмили заметила несвойственное директору выражение лица. Страх в ярких голубых глазах и напряженные складки на старческом лбу держались всего секунду, но врезались в ее сознание. Директор подошел ближе и, прикоснувшись к ее лбу, бегло осмотрел его.

— Как это проявляется? — спросил он, отходя к партам поодаль, таким образом оказываясь чуть позади зеркала, и снова развернулся к ней, внимательно слушая.

— М-м-м, я начинаю плохо себя чувствовать. — Эмили нахмурилась, пытаясь перевести свои чувства в слова. — Не в физическом смысле, а в моральном.

Эмили вновь посмотрела в зеркало. Смотря самой себе в глаза, было легче сосредоточиться.

— Что ты имеешь в виду? — тихо спросил Дамблдор.

— Будто... внутри что-то болит. Словно от обиды. И еще, кажется, из-за ненависти. На самом деле, сэр, я немного путаюсь в том, что я чувствую в последнее время.

— То есть? — Эмили кинула взгляд на директора — тот выглядел обеспокоенным.

— Мне снятся плохие сны. И они имеют продолжение. Погодите... Точно! — воскликнула Эмили, вспомнив свои мысли по этому поводу. — Каждый раз после тесного общения с профессором Квирреллом я вижу во снах продолжение, но сегодня все зашло еще дальше, и я... видела этот «сон» наяву.

— Ты задремала? — уточнил директор.

— Нет-нет! — возразила Эмили. — Я не знаю, как это назвать. Это схоже с воспоминанием. Я слушала лекцию, а потом некоторые фразы напомнили мне об этом сне, и я будто «вспомнила» продолжение. Я потому и убежала, что не могла прекратить этот поток мыслей, который внезапно возник в голове.

— Эмили, а расскажи, пожалуйста, о чем были эти, как ты их назвала, «воспоминания»? — Дамблдор пристально смотрел ей в глаза, держа руки сомкнутыми в замок на своей бороде.

— Это... — Эмили не знала, как директор отреагирует на ее слова, и взглянула ему в лицо, ища поддержки. — Я видела ту ночь. Когда Сами-Знаете-Кто пришел к нам.

Дамблдор молча ждал продолжения, поэтому она произнесла самое главное:

— Я видела, как я, то есть... как он убил папу. — Эмили сказала это тихо, но в безлюдном классе слова дошли до слуха Дамблдора.

— Извини, мне показалось, ты сказала «как я»? Значит ли это, что ты смотрела глазами… гм… Того-Чье-Имя-Не-Называют? — Взгляд директора был сосредоточен, и все же он смотрел на нее, не оказывая давления. Эмили была благодарна за этот мягкий открытый взгляд, который позволял ей говорить о сокровенном.

— Да, — выдохнула она и снова отвернулась к своему отражению.

— Теперь я понял, — негромко, словно сам себе, пробормотал Дамблдор.

— А разве вы… ну… Мне говорили, вы не боитесь называть его по имени. Я все хотела узнать, как его зовут.

Дамблдор задумчиво посмотрел на нее.

— Боюсь, сейчас это плохая идея. Но обещаю, ты обязательно узнаешь, как его зовут, когда мы со всем разберемся. Хотела бы ты поделиться со мной чем-нибудь еще? — спросил он и кивком головы позвал ее к выходу из класса.

— Сэр... — начала Эмили, собираясь с духом. — Еще я считаю, что именно профессор Квиррелл на меня напал. Понимаете, — заговорила она быстрее, чтобы директор не успел прервать ее объяснения, — я тогда на башне то же самое почувствовала! Ту же боль внутри, будто...

— Будто болела душа, ты хотела сказать? — тут же подхватил Дамблдор. Эмили поразилась тому, как точно он выразил ее мысли.

— Да, сэр... Я не хочу ходить к нему на уроки. Мне плохо, когда я нахожусь рядом с ним.

— Я вижу, девочка моя, — со слабой улыбкой произнес директор. — Я договорюсь с ним о том, что ты будешь изучать курс сама. Он составит список дополнительной литературы к изучению, по которой читает лекции, а домашние задания будешь узнавать от однокурсников. Устроит ли тебя такой выход из ситуации?

— Да, сэр! Огромное вам спасибо. — Эмили почувствовала, как отлегло от сердца, и перспектива не видеться с Квирреллом открыла ей второе дыхание. — А насчет нападения?..

— Я рассмотрю твой вариант подозреваемого, — кивнул ей Дамблдор. Они уже вышли из класса и шли по направлению к лестнице. — А ты, пожалуйста, не броди по замку в одиночестве, договорились?

— Конечно, профессор, — Эмили благодарно улыбнулась. Колокол известил об окончании урока.

— А теперь беги, — Дамблдор тепло ответил на ее улыбку. — Пообедай хорошо, тебе нужно восстанавливать силы.

Эмили попрощалась с директором и направилась в Большой Зал, где Сью, захватившая ее вещи, Падма и прочие рейвенкловцы первого курса ждали ее с объяснениями.

А Альбус Дамблдор задумчиво уставился в окно в коридоре четвертого этажа. То, что творилось с Эмили, его пугало. Он вступал на зыбкий путь домыслов и случайностей, которые рассчитывал встретить гораздо позже. Первоначальный план сбился еще в Хэллоуин, когда Квиррелл напал на Эмили вместо того, чтобы исследовать защиту философского камня.

Медлить и ждать конца года было нельзя, иначе он потеряет девочку. Иначе выигранные десять лет ее жизни будут напрасны. Иначе она встретит незаслуженную смерть, которую он всеми силами пытался отвести от невинной девочки.

Дамблдор горько усмехнулся. Все развивалось слишком рано, значит, и ему следовало действовать решительно. Он уже давно подозревал, что Волдеморт оставил Эмили не только шрам. В ней очень много его следов.

Но теперь, когда его догадка о том, что Волдеморт создал крестражи — зная его, вполне вероятно, что их было несколько, — подтвердилась, и один из них находится в Эмили, как он мог знать, к чему приведет его вмешательство? Страшно было даже дать ей узнать, как этого волшебника зовут по-настоящему. Их души и без того сблизились, и если она говорит, что случайные фразы вытаскивают его воспоминания, то что может сделать самое страшное имя во всей Магической Британии?

Вопрос о том, как уничтожить Темного Лорда, не убивая девочку, встал куда более остро. И Альбус Дамблдор боялся. Боялся за Эмили, за магический мир и за будущее.

Глава опубликована: 26.04.2015

Глава 18. Оковы

Собрание хогвартских преподавателей, посвященное итогам месяца, состоялось в учительской вечером в последний рабочий день ноября. Растопленный камин согревал помещение, а из приоткрытого окна обдавало свежим воздухом. Обсуждение шло второй час, поэтому некоторые из присутствующих сидели, погруженные в свои мысли, и слушали доклады коллег со скучающим видом. Наконец, когда выяснилось, что учебная программа в целом шла по плану, Альбус Дамблдор предложил перейти к проблемным вопросам.

— Господин директор, слизеринцы пятого курса в большинстве своем несерьезно относятся к грядущей сдаче СОВ, — первой начала профессор астрономии. — Занимаются на моих уроках чем угодно, но только не изучением ночного неба!

— Северус, — директор задумчиво посмотрел на декана Слизерина, думая совсем о другой задаче, — поговори со своими ребятами.

— Я уверен, они позволяют себе такое поведение, потому что отлично знают лекционный материал, — отозвался Снейп. — Чего я не сказал бы о близнецах Уизли, которые в очередной раз попытались сорвать мой урок.

— Так вот почему Гриффиндор потерял полсотни баллов за один день! — поджав губы, обернулась к нему профессор МакГонагалл.

— Минерва, дорогая, — произнес Филиус Флитвик, — мальчиков давно следует приструнить! Они мешают учебному процессу.

— Минерва, а вас я попрошу разобраться с этими молодыми людьми, — посмотрел на своего заместителя Дамблдор. — Напишите Молли, в конце концов. Уж ее они послушаются. Что-нибудь еще? Отлично, как обустраиваются наши самые молодые волшебники?

— Господин директор, я их не учу, что-то общее обсуждать еще будем? Если нет, то могу я в таком случае покинуть собрание? Мне предстоит несколько вечеров проверки домашних заданий. Хотелось бы осилить сегодня хотя бы четверть из них, — подала голос профессор нумерологии.

— Да-да, разумеется, — Дамблдор потер переносицу. — Все, кто не учит первокурсников, вы можете быть свободны.

Часть профессоров покинули учительскую, негромко переговариваясь и обсуждая утку, поданную сегодня на ужин. Оставшиеся из них придвинулись ближе к директору, уничтожая сотворенные до этого стулья. В помещении тут же стало намного просторнее и свежее.

— Ну, что ж, — первой начала Минерва МакГонагалл. — Повторюсь, нам достался уникальный первый курс. Те немногочисленные маглорожденные, которых удалось привести в Хогвартс, показывают отличные успехи. Как я и говорила, Гермиона Грейнджер с моего факультета является лучшей ученицей и обладает приличным магическим даром.

— Заучка и выскочка, — отчеканил Снейп. — В ней нет ни капли способностей к зельеварению. На моих уроках она не примечательна абсолютно ничем.

— Прекратите, коллега! — вступился за гриффиндорку Флитвик. — Она очень милая девочка, трудолюбивая и упорная. Была бы она на Слизерине, вы бы начисляли ей баллы за одну только поднятую руку!

— О, Мерлин! — Снейп поднял глаза к потолку, раздражаясь наивности остальных деканов. — А, между прочим, я удивлен тем, что сейчас обсуждаются успехи Грейнджер. Ни для кого уже не должно быть секретом, что она тащит на себе весь первый курс Гриффиндора, которому эти баллы, похоже, не нужны совершенно.

— Полно вам, Северус! Что, она обскакала вашего любимчика на зельеварении? — поинтересовалась Помона Спраут, которая до этого вычищала грязь из-под ногтей и лишь слушала перепалку своих коллег.

— Было бы чем, — холодно отозвался зельевар. — Ни таланта, ни даже зачатков способностей. Как, впрочем, практически у всех первокурсников. Кого я возьму на последних курсах? Разве что Малфоя да Поттер...

Он резко остановился, переглянувшись с Дамблдором. Директор сидел в кресле, задумчиво облокотившись на его ручку. Возникшая неловкая тишина прерывалась потрескиванием дров в камине и ерзанием Квиринуса Квиррелла, расположившегося поодаль от всех.

— А чего замолчали? — подал голос декан Рейвенкло. — Давайте поговорим об Эмили. Надо же, в конце концов, решать, что делать в этой ситуации.

— Квиринус, у вас есть замечания к домашним заданиям мисс Поттер? — обратился Дамблдор к профессору защиты.

— Н-нет, г-господин д-директор. В-все зам-мечательно.

— Хорошо... Тогда я попрошу остаться только деканов факультетов. Спасибо.

Дождавшись, когда лишние преподаватели уйдут, Альбус выждал еще несколько секунд, кинул в сторону двери заглушающее заклятие и обернулся к Флитвику.

— Филиус, ты говорил с ней?

— И не раз. Дело не в том, что она плохо учится. Мисс Поттер каждое движение в заклинании выполняет с поразительным совершенством — вот до чего мы с ней руку натренировали. А эффекта ноль. Знаете... так бывает у сквибов.

— Докатились, — прокомментировал Снейп. — Хочу только заметить, что зелья у нее получаются довольно сносными.

— Полагаю, это похвала? — поинтересовалась МакГонагалл.

— Было бы замечательно, если бы она еще не клевала носом на моих уроках, — продолжил зельевар, игнорируя слова коллеги. — А это означает, что магический потенциал ее никуда не делся.

— Альбус, что ты думаешь?

— Она не сквиб, это точно. По какой-то причине она запирает магию внутри себя, не дает ей выйти, — твердо ответил тот, хмурясь от воспоминаний об Ариане, своей сестре, которой пришлось так же сковывать свою силу. — Боюсь, скоро грядет очередной ее всплеск. Эмили сильная волшебница. Нужны недюжие способности, чтобы так долго сдерживать порывы магии. И все же это оборачивается против нее. Нам крупно повезло, что пока это ограничивается лишь усталостью и периодическими головными болями, а их мадам Помфри устраняет в один счет.

— Что с этим делать? — прямо спросил декан Рейвенкло, на которого ложилась ответственность за благополучие своей подопечной.

— Прежде всего, не давите на девочку. Эмили должна понять, что это временно и поправимо. Поощряйте каждый успех. — Дамблдор помолчал, о чем-то размышляя. — Что ж, уже поздно. Пора бы нам расходиться.

— А что с защитой камня, Альбус? — спросила у него профессор Спраут. — Ты говорил, что тебе нужно время, чтобы решить, какие препятствия ставить. Прошло четыре месяца, а камень все еще охраняется одной собакой.

— О, поверь, Пушка вполне хватает, чтобы не дать вору добраться туда, куда не следует. Не беспокойся, там к тому же находится тролль Квиринуса, а сам камень спрятан так, что потенциальный охотник за ним вовек его не найдет.

— Значит, наша помощь не нужна? — уточнил Флитвик.

— Вы мне понадобитесь в другом деле. Я сообщу об этом позже. А теперь пора разбредаться и нежиться на мягких перинах. — Дамблдор улыбнулся и встал, подавая пример.

Деканы факультетов поднялись вслед за ним. Все вместе они вышли из учительской и направились к лестнице.

— Северус, — тихо проговорил директор на ухо профессору зельеварения. — Жду тебя через несколько минут. Можешь воспользоваться камином, я открою тебе проход.

Снейп едва заметно кивнул и свернул к лестнице, ведущей на этаж ниже. Дамблдор распрощался с остальными коллегами в одном из холлов и поднялся к себе. В ожидании зельевара он беспокойно мерил шагами свой круглый офис. Внезапно остановившись возле одного из позвякивающих приборов, что стояли на всех полках и столиках, Дамблдор взял его и перенес на стол. Сев в кресло, он легонько постучал по конструкции концом волшебной палочки. От этого прикосновения серебристый прибор ожил, ритмично звеня, а из длинной трубки повалил легкий бледно-зеленый дым. Альбус внимательно всматривался в струйку, которая начала сгущаться и принимать неясные очертания человеческой фигуры.

— Да, разумеется... — проговорил он себе в бороду. — Но сущности разделены?

Словно в ответ на его слова струйка дыма колыхнулась и на миг разделилась на две, которые напоминали мужскую и женскую фигуры. Но они тут же вспыхнули, и сгусток дыма вобрал в себя их обоих, закрутившись небольшим смерчем. Секунду спустя он вновь попытался разделиться, но, не справившись с этой задачей, полыхнул в очередной раз и теперь стремительно бледнел и угасал. Дамблдор тревожно следил за метаморфозой дыма, а когда сделал одному ему понятные мрачные выводы, прикоснулся палочкой к трубке и отключил прибор.

— Альбус, — вместе с треском камина послышался тихий голос Снейпа, шагнувшего на мягкий ковер директорского кабинета.

— Северус. — Дамблдор сказал это очень спокойно, но Снейп уловил во взгляде старика тревогу, которая взволновала и его самого. — Мне необходимо кое-что рассказать тебе. Это должно остаться между нами.


* * *


Эмили сидела в Большом Зале и ковырялась в своем завтраке. В последнее время у нее совершенно не было аппетита, но необходимо было съесть хоть что-то, прежде чем принимать очередную дозу обезболивающего зелья, которое ей выписали в Больничном Крыле. После нескольких вспышек головных болей, сопровождающихся высоким жаром, она попросила какое-нибудь лекарство. Сначала мадам Помфри решила, что у Эмили грипп или другое инфекционное заболевание, но симптомы возникали вновь и вновь. Ежедневный прием нескольких капель обезболивающего был единственным выходом, который пока удалось найти. Но Эмили была рада и этому: голова переставала гудеть, позволяя мозгу выполнять свои функции, а это главное, чего ей сейчас хотелось.

Впрочем, Эмили догадывалась, что с ней творилось. После того как Дамблдор разрешил ей не появляться на уроках Квиррелла, стало значительно легче. Однако, как только она принималась колдовать, возникало ощущение, будто она стояла на краю водоворота воспоминаний той хэллоуинской ночи. Эмили казалось, что если она сотворит магию, то они всплывут в сознании с новой силой. Как бы ей ни хотелось понять, что случилось той ночью, к горлу подступал ком, и сердце обрывалось от ужаса. И волшебство не свершалось. Но все же оно, как и запертые воспоминания, было где-то внутри и рвалось наружу.

Обо всем этом Эмили рассказала профессору Флитвику, когда тот попросил ее остаться после урока с очередным невыполненным заклинанием. Тогда же Эмили и поинтересовалась, как из Хогвартса можно было отправить письмо магловским способом. После того как первокурсникам сообщили дату начала каникул, она решила, что больше откладывать этот момент нельзя. Декан обещал доставить его безо всяких необычностей для Дурсли, и Эмили отдала ему конверт с сообщением, которое придумывала целый вечер, тщательно подбирая слова и события, которыми делилась с родственниками. Эмили решила не отправлять сладости, как советовал Маркус, чтобы не создавать профессору проблем, но пообещала себе, что обязательно забежит на кухню перед самым отъездом.

Шла вторая неделя декабря, а ответное письмо не приходило уже несколько дней. Это сильно огорчало Эмили, она даже подумала, что Флитвик забыл о ее просьбе. Но, когда она в очередной раз встретилась с ним в конце недели, чтобы обсудить свое самочувствие, профессор заверил ее, что письмо было отправлено и дядя с тетей уже его получили.

Эмили молча сидела, уставившись в тарелку с кашей, и обдумывала причины, по которым тетя ей не отвечала. Может быть, дядя и тетя обиделись на нее за то, что она так долго не писала, а может быть, она что-то не так сказала в письме, затронула их чувства, а может быть... Эмили встряхнула головой и отпила сок из кубка. Могло быть что угодно, но размышления об этом расстраивали ее, вгоняя в еще большую меланхолию.

— Мисс Поттер! — раздался высокий голос за ее спиной, от которого она подпрыгнула на месте. — Вот, возьмите, пожалуйста, письмо от ваших родственников.

Эмили моментально обернулась. Профессор Флитвик протягивал белый магловский конверт с печатями.

— Спасибо, сэр, — быстро проговорила она, принимая заветный ответ от Дурсли.

Сердце соскочило с ритма, пока она дрожащими руками вскрывала конверт, стараясь не думать о том, что ее ждало в письме.

Эмилия,

я рад, что у тебя все хорошо и ты наконец соизволила нам написать. Прибудем на платформу 20 декабря в полседьмого вечера.

Дядя Вернон.

Эмили, милая,

почему ты не писала так долго? Я места себе не находила! Ведь ты знала, что я не могу сама связаться с тобой. Вопросы Полкисов ставят нас в неловкое положение, нам приходится врать о твоем благополучии. Я рада, что с учебой у тебя все в порядке и что ты нашла друзей. Ждем тебя.

Мама.

Эмили еще несколько секунд перечитывала послания на листке, чувствуя, как в душе что-то тихо надламывалось. В своем письме она избегала упоминаний о чем-либо, связанном с магией, но исписала весь пергамент, рассказывая о том, как она здесь жила, не сказав ни слова ни про Хэллоуин, ни про Квиррелла, ни тем более про воспоминания. Такой короткий и прохладный ответ разочаровал Эмили. И все же она жадно впивалась взглядом в почерк дяди и тети, ощущая в руках кусочек чего-то родного, домашнего.

Тоска с новой силой навалилась на Эмили, и она, спешно доев кашу и выпив зелье, последовала на урок травологии за остальными рейвенкловцами.


* * *


Время приближалось к каникулам. Гостиная Рейвенкло была оживлена как никогда. Однокурсники Эмили проводили время за различными играми, преимущественно интеллектуальными, а сама Эмили равнодушно наблюдала за ними, сидя в одном из кресел круглой комнаты, которое она одним боком развернула к окну. Это место полюбилось ей в начале декабря, когда впервые остро захотелось побыть наедине с собой. Эмили не желала сидеть даже в библиотеке в обществе слизеринцев. Они, в отличие от Падмы и Сью, не лезли к ней в душу и не приставали с вопросами о том, почему у нее резко упала успеваемость. Они попросту не знали об этом, лишь на трансфигурации видели, что у Эмили не было успехов, но это никого не удивляло — трансфигурация для большинства была сложным предметом. Но Эмили просто хотела расслабиться и не надевать на себя улыбку, держать которую становилось все сложнее.

Рейвенкловцы первое время не замечали подавленное состояние своей однокурсницы. А вскоре Сью и Падма начали пытаться расспросить ее, но после того, как однажды Эмили сорвалась на них за то, что они проявляли к ее самочувствию чрезмерное и ненужное внимание, перестали тормошить ее и стараться развеселить. Поэтому теперь Эмили сидела в тени одной из колонн и молча оглядывала свой факультет. Молчаливое созерцание помогало Эмили отвлечься от своих невеселых дум и в то же время чем-то занять мозг.

Когда ей надоело хранить молчание, Эмили достала из кармана сквозное зеркало, которое теперь всегда носила с собой на случай, если Маркус захочет с ней связаться. Говорили они редко, но каждый раз был спасением — парень не успокаивал ее и не докучал ненужными вопросами, он просто разговаривал с ней и шутил, вызывая самую естественную улыбку, несмотря на то, что порой его шутки были грубоватыми.

— Маркус Флинт, — прошептала она, и зеркало затянулось тьмой — привычная картина, как и отсутствие звуков с той стороны. Парень ставил заклинание на зеркало, которое не было предусмотрено мастером, чтобы собеседник не услышал лишнего, пока Флинт не отзовется на звонок.

Эмили начала ритмично постукивать подушечками пальцев по зеркальной поверхности — она не придумала, как звать слизеринца, чтобы не стать посмешищем и не смутить его перед друзьями, поэтому в те редкие разы, когда первая выходила на связь, Эмили давала о себе знать легкими постукиваниями.

— Привет! — Эмили отсчитала семнадцать постукиваний, прежде чем в зеркале появилось отчего-то радостное лицо Флинта. — Неужели все вещи собрала?

— Мне собирать-то нечего. Всегда все с собой ношу, — негромко ответила Эмили, зачем-то кивая в сторону своей сумки, которая все равно не была видна слизеринцу. — Скажи, ты где сладости для гостинцев брал? Помнишь, рассказывал?

— А-а-а, решила все-таки взять?

— Надо ведь что-то родственникам подарить. — Эмили поежилась, недовольно взглянув в сторону приоткрытого окна, от которого тянуло холодом.

— Все берется с кухни. Она находится в подвалах, там еще гостиная хаффлпаффцев рядом.

— Покажешь завтра? — Эмили украдкой посматривала, не приближался ли кто к ней.

— Мерлин, как много мест ты еще тут не знаешь, — покачал головой парень. — Давай после завтрака сразу? Заодно и себе наберу, — он заулыбался.

— Не знала, что ты любишь сладости, — лицо Эмили впервые за несколько часов озарила улыбка.

— А кто ж их не любит? — было его ответом, но Эмили показалось, что за этими словами скрывалось что-то еще.

— Отлично. Тогда я пойду переберу вещи, может, что-то оставить можно — не хочется все тащить. До завтра, Маркус, — и дождавшись, когда парень попрощается в ответ, потрясла зеркало.

Эмили уже собиралась сложить его в сумку, как вспомнила, что еще днем хотела связаться с Дафной. Она и Драко последовали примеру Эмили и тоже заказали себе зеркала. В первую очередь это было необходимо для того, чтобы связываться с ней на каникулах, так как она сообщила им, что Дурсли будут крайне не рады совам. А также они, в особенности Малфой, посчитали сквозные зеркала статусными вещами.

— Дафна, это Лия, — позвала она слизеринку после того, как произнесла полное имя. — Ответь мне. Дафна-а-а.

Зеркало оставалось темным несколько секунд, а затем приглушенные звуки сменились шорохом, словно зеркало доставали из глубин сумки.

— Приветик, — наконец появилось сияющее лицо Дафны. Эмили услышала, как на фоне что-то проговорила Трейси, а ее слова сопровождались визгливым смехом Пэнси.

— У вас там что? — нахмурилась Эмили.

— Трейс нам разные истории рассказывает. Не скажу, что все смешные, — добавила слизеринка полушепотом, — но некоторые весьма забавные. Вообще-то, я чемодан собирала, не могла решить, брать ли с собой книги...

— Учебники? Нам эссе по зельеварению, травологии и истории писать, так что они понадобятся, — ответила Эмили, вспоминая, где лежат ее собственные книги по этим предметам.

— Да ну, я не про них. У меня справочников в домашней библиотеке полно. Я про Локхарта. Читаю у него сейчас «Тропою троллей», но за каникулы точно закончу, вот и думаю, что читать следующим.

— Выбери считалкой, — недолго думая, посоветовала Эмили. — Вы завтра купе займете? Звони мне, ладно? Я вас найду.

— Хорошо. С нами, скорее всего, Тед еще будет. Ну, и Забини. — Гринграсс закатила глаза, добавив: — Возможно. Если ему не взбредет в голову ехать одному. Вы с ним, к слову, два сапога пара!

— Что?! — притворно возмутилась Эмили. — С чего это?

— Оба прячетесь от мира, ни с кем не общаетесь. Да, я это заметила, — прибавила она, увидев, как Эмили попыталась опровергнуть ее слова, растягивая губы в улыбке.

— И что ты заметила? — Эмили продолжала улыбаться, но ее взгляд стал острее.

— Мы Блейза как облупленного знаем. Уже второй год с ним знакомы. Он немногословен и... ну, он привереда, чего тут скрывать. Себе на уме, у него высокие требования к людям и все такое... Поэтому он большую часть времени ни с кем не говорит, думает о чем-то своем. И тут я замечаю, что и ты так себя вести начала. Когда ты в последний раз с нами в библиотеке сидела?

— Когда?

— Вот именно. Так давно, что и не вспомнить. Я Падму спрашивала, что с тобой, — теперь Дафна заговорила еще тише. — Она сказала, что ты и в гостиной сидишь отдельно ото всех, никого к себе не подпускаешь.

— Неправда.

— Но такое складывается впечатление, — цокнула языком слизеринка. — Послушай, если у тебя ничего серьезного — не отпугивай людей. Тебе пригодится их помощь в дальнейшем. А если что-то тебя гложет действительно, тем более не срывайся на других — они могут помочь с твоей проблемой.

«Они не помогут», — хотела сказать Эмили, но не стала, чтобы Дафна не подумала, что проблема действительно существовала.

— Ладно, я поняла тебя. Спасибо, — она выдавила улыбку, которая от нотаций Гринграсс успела исчезнуть с лица.

— Смотри у меня, — Дафна погрозила ей тонким пальчиком. — Я тебя всегда выслушаю, обращайся.

— Да... До завтра, Дафна, — кивнула ей Эмили.

Она закрыла зеркало, когда изображение Гринграсс исчезло, и, приложив его край к губам, задумчиво поглядела в окно. Наблюдая за крупными хлопьями снега, Эмили досадовала на то, что по какой-то глупой и совершенно необъяснимой причине не могла взять и рассказать все, что копилось на душе, людям, которые ей говорили: «Я открыт для тебя. Жалуйся мне!»

Все же последовав совету Дафны, она вышла из своего укрытия и направилась к дальним столикам, где рейвенкловцы устроили внутрифакультетский турнир по шахматам. Сейчас играла Падма, и Эмили воспользовалась возможностью показать всем, что никого она не избегала.


* * *


Прежде чем идти на последний хогвартский завтрак в этом семестре, Эмили несколько раз проверила свою сумку, сложила ее и магловское меховое пальто на дно чемодана, а поверх них — зимнюю мантию и шапку с шарфом, затем надела уличную обувь и спустилась в Большой Зал.

Плотно поев перед длительной поездкой, она сообщила Падме и Сью о том, что ей нужно забежать на кухню. Договорившись встретиться с девочками в вестибюле, Эмили по привычке отпила глоток обезболивающего зелья, вышла из-за стола и направилась в сторону холла, высматривая Маркуса за столом слизеринцев.

Как оказалось, парень уже ждал ее у спуска в подземелья. Он стоял, опираясь спиной на перила мраморной лестницы.

— А почему у тебя чемодана с собой нет? — вместо приветствия произнесла Эмили, неспешно подходя к нему.

— Потому что дверь в нашу гостиную не охраняет орел, возомнивший себя сфинксом. И пароль я помню, — просто ответил Маркус.

Он легко оттолкнулся от лестницы и, забрав из рук Эмили нетяжелый чемодан, повернулся в сторону подвала. Эмили двинулась следом. Они шли вдоль коридора, ярко освещенного факелами с двух сторон, пока не достигли огромного натюрморта. Слизеринец пощекотал грушу, и она превратилась в зеленую ручку. Эмили прыснула в кулак.

Парень отворил «дверь», и перед Эмили открылось огромное помещение, сравнимое по площади с Большим залом. Вдоль него параллельно друг другу стояло четыре стола, а между ними сновали маленькие существа с огромными ушами. Человечки были одеты в белые повязки, и то тут, то там кто-нибудь из них звучно щелкал пальцами. Эмили удивленно оглядывала открывшуюся ей картину, понимая, что она снова встретилась с дежа вю, и все же ее мозгу требовалось объяснение.

— Маркус? — она вопросительно посмотрела на него. Флинт усмехнулся в ответ.

Но он не успел ответить — внизу раздалось пискливое:

— Сэр Флинт что-то желать?

Незаметно для Эмили у их ног оказался один из человечков. Остальные существа приостановили свою деятельность, обернувшись к вошедшим ученикам.

— Курица осталась? — Эмили отметила про себя, что Маркус произнес это несколько хозяйским тоном. — Несите. Хорошо, если есть две! — добавил он следом.

Человечек кивнул, отчего его уши заколыхались, и умчался куда-то в недра кухни.

— Это эльфы-домовики. Можешь попросить у них любые сладости, что есть в наличии. А здесь, поверь, они всегда в огромных количествах, — он улыбнулся, увидев, насколько была шокирована Эмили. — Садись. — Флинт подвел ее к столам и из-под крайнего из них вытащил ногой одну из скамей.

— А-а-а. — Эмили внезапно осознала, что прекрасно знала о хогвартских домовиках, только забыла об этом и не могла вспомнить, от кого она про них услышала. Голова слегка загудела от попыток вспомнить, поэтому Эмили прекратила копаться в своей памяти, испугавшись, что вспомнит не то, что нужно. Но на ум пришел один из их с Флинтом разговоров: — Ты же говорил, что у тебя домовик был. Точно. А я не знала, что они в Хогвартсе тоже есть, да еще и в таком количестве!

— Учеников ведь много. Видишь эти столы? Они стоят ровно под факультетскими столами. Эльфы раскладывают здесь приготовленную еду, а потом отправляют наверх.

— Серьезно? Я думала, еда сама появляется, — пробормотала Эмили, отметив, что и этот факт показался ей знакомым, но когда-то забытым.

— Нет, это одно из исключений Гэмпа: нельзя сотворить еду. И еще что-то... ну, вам расскажут скоро. В общем, Лия, ты что-то конкретное хотела привезти домой?

— У вас есть пирог с патокой? — обратилась Эмили к ближайшему к ней эльфу.

— Есть, мисс! — пропищал он, хлопая своими огромными водянистыми глазами.

— Принесите, пожалуйста, — она задумалась над количеством, которое хотела попросить, — шесть штук. И еще каких-нибудь сладостей.

Эльфы кинулись исполнять ее просьбу. Эмили отметила, что домовики были рады их приходу и с удовольствием носились по кухне, складывая на серебряные подносы различные яства.

— А у вас есть пакеты или коробочки, чтобы сложить все в них? А еще хорошо бы ленточкой перевязать... — Эмили осмотрела гору еды, что сейчас громоздилась около нее, размышляя над тем, как уложить угощения, чтобы не запачкать одежду в чемодане.

Эльфы мигом нашли все необходимое. Вскоре Эмили смогла сложить продолговатые коробки со сладостями в свой бездонный чемодан. А минуту спустя на длинных столах начала появляться посуда с остатками завтрака. Эмили прижала руки, до этого лежавшие на поверхности стола, к груди, испугавшись, что какая-нибудь из тарелок окажется на ее кистях.

— Завтрак закончился, — заметил Маркус, поднимая чемодан Эмили. — Идем, скоро поезд приедет.

Эмили кивнула, поднимаясь со скамьи.

— Спасибо, — она обернулась к домовикам, поскольку Маркус уже направился к выходу, оставив эльфов без благодарности.

К ее удивлению, домовики стушевались, а их уши заколыхались, словно от дрожи. Флинт, обернувшись на ее слова, заметил это и поспешно потянул ее за портретный проход.

— Лия, с ними не стоит общаться, как с равными: здороваться, прощаться, говорить «спасибо» или «пожалуйста», — произнес он, как только зеленая ручка вновь обратилась в грушу.

Эмили остановилась, пораженная его словами.

— То есть? — не улыбаясь, произнесла она.

— Хогвартские домовики лояльнее относятся к такому, потому что наш директор с ними сюсюкается. Но все равно, заметила, как они отреагировали?

— Как-то странно, да, — согласилась Эмили. — А что не так в том, что я их поблагодарила? Это же естественно.

— Не в их случае, — ответил Маркус, легонько подталкивая Эмили к выходу из подвала. — Если вдруг тебе встретится чей-то домовик, избегай таких вещей — он может сильно оскорбиться и расстроиться. Им нужно приказывать, а не просить. Смысл их жизни — служить роду и исполнять веления хозяев.

— Они рабы, да? — тихо спросила Эмили, в груди неприятно кольнуло.

Она думала, что те домовики здесь всего лишь работали — эльфы выглядели такими довольными и с большой охотой выполнили их с Маркусом желания.

— Они... — Флинт подбирал слова, — да, Лия. В твоем понимании они выглядят рабами, но для них это единственный шанс вообще существовать. Самое ужасное для домовиков — быть отлученными от рода, оказаться на свободе. Они не умеют жить по-другому.

— Тебе не кажется, что это как-то неправильно? — удивилась Эмили, заглушая мысль о том, что ей, в общем-то, хотелось бы иметь послушного слугу, но она, безусловно, относилась бы к нему доброжелательно.

— Привезу-ка я тебе книгу одну из своей библиотеки. Там описана история того, как и почему эльфы стали служить волшебникам. Просто запомни: если не хочешь попасть в глупую ситуацию — не относись к ним, как к людям. Тебя просто не поймут.

Эмили не стала ничего отвечать. Она понимала, что это законы магического мира, о котором она знала еще совсем мало, и все же сам факт наличия рабства, пусть и условно добровольного, как ей стало понятно, ее беспокоил.

Оказавшись в холле, Маркус отдал ей чемодан, а сам свернул к слизеринским подземельям за своими вещами. Эмили же, надев верхнюю одежду, отыскала Сью и Падму, и они втроем вышли на улицу. Еще за завтраком деканы оповестили своих первокурсников о том, что до железнодорожной станции те будут добираться на каретах, после чего раздали письменные напоминания, запрещающие использовать магию вне школы. Экипажи уже находились у дверей школы, поэтому ученики торопились рассесться и освободить дорогу другим.

— Лия! Падма! — окликнул девочек знакомый голос.

Эмили развернулась на звук и заметила Дафну и Трейси, стоящих у одной из карет. Пока рейвенкловки пробирались к ним, Эмили с интересом разглядывала существ, которые стояли между оглоблей. Костлявые, с белыми глазами без зрачков, они казались демоническими и будто не принадлежали этому миру. Эмили не знала, что это были за животные, но надеялась, что они не очередные рабы волшебников. Существа смутно походили на лошадей, а стояли неподвижно и беззвучно, словно неживые. Подойдя к слизеринкам, девочки поприветствовали их и начали залезать в карету, только Эмили застыла, рассматривая «лошадь», которая собиралась их везти.

— Лия? — позвала ее Трейси, перегнувшись через дверцу.

— Да, сейчас, — отрешенно откликнулась Эмили, глядя прямо в глаза животному, которое заметило ее и принялось с интересом разглядывать в ответ.

— А кто это?

— Фестралы, — невесело прозвучал голос Маркуса. Парень незаметно подкрался сзади.

— Вы о ком? — рядом тут же оказалась Сью, которая оставила вещи в карете.

— Протяни руку, — ответил ей Маркус и сам коснулся черной лоснящейся шкуры «лошади».

Эмили кивнула рейвенкловке в знак поддержки, но сама трогать неизвестное существо не решилась. Сью, облизнув губы, осторожно ткнула пальцем рядом с рукой Флинта, а после чего восторженно воскликнула:

— Вау! Она такая прикольная. Лия, потрогай! — она засмеялась, на этот раз касаясь тела фестрала всей ладонью.

— Идем, — усмехнувшись, спокойно произнесла Эмили, отнимая руку Сью от животного и подталкивая девочку к карете. — Ты лошадь пугаешь.

— Это не лошадь, это... как ты там сказал? — Сью через плечо обернулась к слизеринцу.

— Фестрал, — ответил тот без тени улыбки, чего не могла не заметить Эмили.

— Маркус, а почему вы с Лией их видите, а мы нет? — облокотившись на створку дверцы, подала голос Дафна.

— Их видят те, кто видел смерть. И не просто видел, а осознал. Я не знаю, почему их видит Эмили, а у меня не так давно умерли последние члены семьи, — с каменным лицом ответил парень.

Обернувшись, Эмили исподлобья взглянула ему в глаза. Притихшая Сью опустила голову, и повисло неуютное молчание.

— Значит, ты будешь праздновать Рождество в одиночестве? — первой заговорила Эмили, подходя ближе к парню и наконец мягко опуская руку на круп животного, впряженного в карету. — Почему ты не остаешься в замке в таком случае?

— Мы с парнями найдем, чем заняться в моем пустом поместье, — посмеиваясь, покачал головой Маркус. — А на Рождество меня МакАлистеры пригласили.

До Эмили в тот же момент дошло, зачем Маркусу нужно было просить у домовых эльфов пару куриц: некому было готовить ужин к его приезду. Сердце Эмили болезненно сжалось от этой мысли.

— А почему ты курицу взял, у тебя же домовик есть? — вспомнилось ей.

— Он старый был. Судя по тому, что он не отзывается на мой приказ явиться, он тоже слег, — с грустной улыбкой ответил парень. — Приеду и завтра же отправлюсь покупать нового эльфа.

Эмили только оставалось неодобрительно покачать головой. Она взглянула поверх животного и, увидев вереницу карет, тянущуюся к воротам школы, поспешила забраться в экипаж, подтолкнув Сью, внимательно слушавшую их с Маркусом разговор.

— Счастливого Рождества тебе, — сказала она парню, прежде чем фестрал, выдув пар из ноздрей, двинулся вниз по холму.

Девочки сидели в карете в полном молчании и только спустя полчаса, забравшись в одно из купе, заговорили о планах на каникулы. Лишь на середине пути Падма попробовала спросить у Эмили, смерть кого она видела. Эмили догадывалась, что девочкам любопытно было узнать, помнила ли она хэллоуинскую ночь десятилетней давности, но не стала отвечать на вопрос, дав им понять, что не стоит касаться этой темы.

Поезд ехал, ритмично покачиваясь, мимо заснеженных гор, лесов и деревень. Вскоре он начал замедлять ход, поэтому девочки выгнали из купе Теодора, который заглянул к ним и остался на игру во взрывающиеся карты, и начали переодеваться в магловскую одежду.

Выйдя на перрон, Эмили огляделась в поисках Флинта. Парень оказался одним из первых учеников, выстроившихся в очередь перед чугунной аркой. Пожилой смотритель пропускал волшебников по двое-трое, чтобы они не пугали маглов своей многочисленностью, поэтому перебраться через барьер девочки смогли через несколько томительных минут, которые они потратили на поедание купленных в поезде шоколадных лягушек.

Едва оказавшись по ту сторону кирпичной стены, Эмили мгновенно отыскала грузную фигуру дяди, несмотря на то, что рано наступающая зимняя тьма затрудняла обзор. Попрощавшись с однокурсницами, Эмили двинулась в сторону родственников — как только она показалась на перроне, тетя Петуния вышла из машины и помахала ей рукой, привлекая внимание. Эмили улыбнулась, ощущая тепло внутри при виде родных людей. Она ускорила шаг и, наконец оказавшись в крепких объятиях тети, поняла, что была счастлива вернуться домой.

Глава опубликована: 10.05.2015

Глава 19. Накануне

Сидя на заднем сидении автомобиля дяди Вернона, Эмили с легкой полуулыбкой смотрела в окно на пролетающие мимо лысые деревья и оранжевые фонари. Едва оказавшись внутри машины, она почуяла знакомый запах кожаных сидений и цитрусового саше, висящего у лобового стекла. Тепло разливалось в душе, несмотря на то, что встреча с родственниками оказалась не такой, какой Эмили себе представляла.

Прежде всего дядя Вернон поинтересовался, где ее чемодан, на что Эмили, естественно, ответила, что решила обойтись минимумом вещей. А когда они тронулись по направлению к выезду из города и ехали в полной тишине, Эмили подумала, что стоило бы что-то рассказать им о своей учебе. Но как только она заговорила, тетя Петуния напряглась, что не укрылось от пристального взгляда Эмили, привыкшей оценивать реакцию родственников на свои слова. Она тут же поняла, что дядя и тетя еще не готовы принять ее как волшебницу, убедилась в правильности своего решения не упоминать о магии в письме и принялась на ходу сочинять полуправдивые истории о том, как она провела это время в пансионе Святой Кэтрин.

Эмили расслабилась, заметив, что тетя теперь сидела, откинувшись на спинку кресла. Кроме того, тетя периодически поворачивалась назад, чтобы спросить то о любимом предмете, то об одноклассниках, то о комнате, в которой она жила. Эмили с удовольствием отвечала, поддакивала и рассказывала, давая родственникам то, что они хотели в ней видеть: нормального ребенка, ученицу частной школы, приехавшую на рождественские каникулы.

Вскоре автомобиль дернулся и остановился. Эмили по инерции подалась вперед, но ремень безопасности задержал ее. «Наконец-то я дома», — подумал она, выйдя на морозный ночной воздух и окинув взглядом ухоженный фасад четвертого дома на Привит-драйв, желтевшего в свете фонарей.

Эмили следила за привычным движением ключей во входной двери, которое сопровождалось тихим стрекочущим звуком, пока дядя Вернон доставал из багажника пакеты с продуктами, за которыми они заехали еще в Лондоне. Затем послышался звук включаемой автомобильной сигнализации, и Эмили юркнула в прихожую следом за тетей, чтобы не мешаться дяде под ногами.

— Дадлик! Солнышко, мы вернулись, — пропела тетя Петуния, успевшая снять пальто и расстегивавшая теперь обувь.

Сверху послышался громкий топот, а через несколько секунд на лестнице показался кузен Эмили. Она мельком кинула на Дадли взгляд, рассмотрев, что тот почти не изменился с первого сентября, когда они виделись в последний раз.

— Вы купили мне чипсы? — он спрыгнул с последней ступеньки и подбежал к отцу, пытаясь залезть в пакеты.

— Привет, Дадли, — хмыкнула Эмили, задвигая ногой обувь вглубь полки.

— Привет, — бросил он ей, доставая тубу Pringles с паприкой. Свою со сметаной и укропом Эмили предусмотрительно сложила сразу в свою сумку. Они часто ругались из-за того, кому какой вкус достанется.

Дадли открыл упаковку и, хрустя чипсами, ринулся обратно в свою комнату, обеспокоенно глянув на сестру. «Ах, да... — вспомнила Эмили. — Он боится, что я его заколдую. Я бы с радостью! Жаль, нельзя совершать волшебство до совершеннолетия. Еще больше жаль, что мне все равно нельзя будет колдовать в присутствии магла. А как бы хотелось посмотреть на его лицо, если бы я заставила исчезнуть все его видеоигры!» — Эмили хитро сощурилась, посмотрев на Дадли в ответ, пока он еще не пропал из виду.

— Эмилия, э-э-э, — позвал ее дядя Вернон, который уже отнес покупки на кухню и вновь вышел в коридор.

Эмили уже собиралась подняться к себе, но оглянулась на голос. За осень Эмили успела отвыкнуть от того, что дядя часто называл ее полным именем. Глава семьи нервно постукивал носком ботинка, уперев руки в бока.

— Послушай, — сказал он медленно, прикоснувшись к своим усам и начиная их подкручивать. — Ты ведь помнишь, о чем мы договаривались летом?

— Да, дядя Вернон, — четко проговорила Эмили, пытаясь догадаться, к чему он вел.

Тогда Вернон молча протянул руку. «А, он палочку хочет... — поняла Эмили и спустилась на ступень вниз. — Вроде и смысла в ней нет, но так не хочется отдавать!»

— Что? — улыбнувшись, спросила она, изображая легкое недоумение на лице: быстро подняла брови во время вопроса и тут же их опустила.

Она сотни раз видела, как неискренне выглядел Дадли, когда притворялся перед учителем, будто не знал о домашнем задании, держа удивленный вид слишком долго. Разумеется, ему не верили, а Эмили всегда было интересно наблюдать за мимикой других людей.

— Ну... Тебе следует отдать... эту... палочку, — последнее слово он произнес шепотом.

— Какую палочку? — Эмили убрала улыбку, сдерживая смех.

— Волшебную, — процедил дядя, начиная багроветь, и Эмили поняла, что пора ставить точку в этой «игре».

— Но… ведь волшебных палочек нет. Вы мне сами говорили. И волшебства нет, — она замолчала, посмотрев на дядю и тут же отведя взгляд. Тот опешил от ее слов и не сразу нашелся, что ответить, тогда она продолжила: — Мне нужно распаковать вещи, а потом я спущусь на ужин. В пансионе утром давали только овсяную кашу, я уже проголодалась.

— Хорошо, — только и смог ответить Вернон, опуская руку, почувствовав, насколько нелепо он выглядел до этого.

Эмили развернулась и поспешила подняться в свою комнату, пока дядя не остановил ее. Оставшись наедине с самой собой, она включила светильник, краем сознания отметив, как это было с одной стороны приятно, а с другой — непривычно, пользоваться магловскими приборами. и неспешно прошлась по своей комнате, наслаждаясь ее уютом.

Она вдруг осознала, насколько остро хотелось поспать одной в помещении без разговорчивой Сью и шепчущихся Лайзы и Мэнди. Эмили было приятно чувствовать, что это была ее комната и больше ничья. Нравилось быть полноправной хозяйкой хотя бы таких банальных вещей. Рассмотрев все предметы, которые лежали на видных местах, она прошлась по внутренностям тумбочек и шкафов. Наконец, удовлетворившись ощущением вещей, принадлежавших ей, Эмили переоделась в домашнюю одежду и, убрав непослушные волосы в небрежный пучок, спустилась на кухню.


* * *


Все дни до Рождества Эмили с удовольствием помогала тете Петунии с уборкой, украшением дома и покупкой еды. Она сама вызвалась сходить в магазин, попросив у тети денег на подарки друзьям и сразу же успокоив ее тем, что не будет отправлять их каким-либо «ненормальным» способом, а подарит уже в школе. Каждому из друзей она решила вручить по коробке с магловскими сладостями, которые выбирала с особой тщательностью. Сейчас они покоились в ее сумке, где могли храниться годами и не портиться.

Эмили пару раз созванивалась по зеркалу с Драко и Дафной и поздравила их в сам сочельник, потому что на Рождество они уезжали с родителями в другие страны, а связь не была настроена на такое большое расстояние. Маркусу Эмили звонить не стала, боясь показаться слишком навязчивой, а само зеркало держала в комнате, куда часто бегала, чтобы посмотреть, не позвонил ли он ей.

Но семейная идиллия была нарушена приездом человека, которого Эмили меньше всего желала видеть в это Рождество — да и во все остальные. Тетушка Мардж прибыла настолько внезапно, что даже дядя Вернон не сразу сориентировался, а затем принялся извиняться за то, что не встретил ту в аэропорту. Эмили в это время заканчивала украшать ель в гостиной и чуть не выронила хрупкий шар из задрожавших от волнения рук. «Ну вот, только ее здесь не хватало!» — Эмили оглянулась на тетю Петунию, которая в это время показалась в проходе, чтобы встретить золовку, как полагается приличным людям. Эмили, увидев тетин обреченный взгляд, приобрела некоторую уверенность — по крайней мере, не ей одной была неприятна сестра Вернона.

Рождественского настроения как не бывало. Эмили не была уверена, что ей сейчас следовало сделать: уйти к себе или остаться. Но зашедшая в гостиную Мардж определила ее выбор:

— О, и ты здесь, — пробасила она, после того как затискала Дадли и дала тому огромную плитку шоколада и двадцатифунтовую бумажку.

— Здравствуйте, тетя Мардж, — как можно спокойнее ответила Эмили, повесив последнюю игрушку, и поторопилась унести опустевшую коробку в чулан, с радостью отметив, что хоть на этот раз тетушка не привезла с собой собаку.

— Далеко не уходи! Помоги родственникам с подготовкой к ужину. Кто ж тебя замуж такую возьмет, если ничего уметь не будешь, — крикнула ей вслед тетушка.

«Господи, а я что, по-вашему, сейчас делаю?» — гневно пронеслось в голове Эмили, которая, сведя вместе брови, только кивнула в ответ.

Оставшееся до праздничного ужина время Эмили провела вместе с тетей Петунией на кухне, помогая ей с приготовлением блюд. Они обе старались как можно меньше контактировать с Мардж, хотя та пару раз заходила к ним и пыталась дать советы по готовке. Вернон же умчался за подарком сестре, пока не закрылись магазины.

Вечером за столом все сидели уже изрядно раздраженные, хотя изо всех сил старались вести себя прилично. Эмили, доев утку, налила себе апельсиновый сок и, откинувшись на высокую спинку стула, приложила пальцы к виску. У нее начинала болеть голова от трескотни Мардж, которая, выпив пару стаканов бренди, делилась всем, что у нее произошло за это время, и ругала на чем свет стоит то некую миссис Кларк, то мистера Бернса, то еще кого-нибудь. Дадли хохотал над каждым ее рассказом, тетя Петуния морщилась от грубых слов, а Эмили молила всех богов о терпении, стараясь абстрагироваться от противного голоса тетушки, и мечтала о том, чтобы подняться к себе.

И тут случилось то, чего Эмили ожидала меньше всего: в окно раздался громкий стук. Все вздрогнули и обернулись на звук, а Эмили мысленно пожелала провалиться сквозь землю. «Все так хорошо шло! Кому пришло в голову мне сову присылать?! Я же всех предупредила!» — разозлилась она, увидев сидящую за окном сипуху, к лапке которой был привязан сверток неясной формы. Эмили быстро оглянулась на родственников и, решив, что нужно как можно скорее разобраться с совой, ринулась открывать окно.

Дрожащими пальцами она развязала сверток и шикнула на птицу, чтобы та улетала, а не врывалась в теплое помещение и не привлекала и так возникшее внимание Дурслей. К тому же в легкие ударил морозный воздух, и Эмили хотелось скорее захлопнуть окно.

— Что, черт возьми, происходит? — пробрюзжал побагровевший дядя Вернон под пьяное икание своей сестры.

— Ничего, дядя Вернон, ничего. Ее уже нет, — пискнула Эмили, пряча сверток за спиной.

Она оглянулась на тетю Петунию, которая сидела с бледным лицом и дрожащими губами. Эмили не имела представления о том, кто и что мог ей прислать, но страстно желала оказаться сейчас где угодно, лишь бы не под гневными взорами родственников. Она так старалась быть для них нормальной! Ну кто не послушал ее просьб не присылать ничего совой?

— Быстро. В комнату. И никаких. Чудачеств, — выпалил наконец дядя, указав трясущимся пальцем на выход из гостиной.

Дважды повторять Эмили не было нужно. Она бегом бросилась прочь из комнаты и, лишь оказавшись у себя, выдохнула воздух, который, казалось, задержала еще внизу. Закрывшись на замок, она расстроенно опустилась в темной комнате на свою кровать и несколько секунд не двигалась, прислушиваясь к голосам.

Некоторое время спустя она сняла праздничное платье, переоделась в домашнюю одежду и, включив свет, открыла сверток. К ее удивлению, внутри оказалась мягкая, почти невесомая ткань, которая приятно струилась в руках. Эмили расправила ее и обнаружила, что это было нечто, напоминающее мантию. Определив, где в ней были рукава, Эмили в первую очередь проверила, как хорошо она закрыла дверь, а уже потом надела мантию на себя. Обернувшись к зеркалу, она оторопела от неожиданности: отражалась одна лишь голова с темно-рыжими прядями, висящими в том месте, где должны были быть плечи.

«Что?» — не сразу поняла Эмили, принимаясь ощупывать себя. Тело было на месте, а в зеркале руки скользили по пустому пространству. «Кто мне это подарил, интересно?» — подумала она, когда, поэкспериментировав с открыванием некоторых частей тела, поняла, что это за вещь. Эмили сняла мантию-невидимку, как она ее назвала про себя, и вернулась к свертку, чтобы посмотреть, не было ли там открытки.

Вместо нее обнаружилась короткая записка, содержание которой заставило Эмили пораженно охнуть и присесть на край кровати:

Твой отец отдал ее мне во владение еще до своей смерти. Пришло время вернуть ее тебе.

Пользуйся с умом.

Эмили почувствовала, как екнуло сердце при косвенном упоминании Джеймса Поттера. То, что речь шла именно о нем, было очевидно — совами пользовались только волшебники, а ее отцом в том мире был лишь один человек. Тут же Эмили перестала злиться на анонима, который неосторожно подставил ее перед родственниками, ведь он наверняка не знал, что те так остро реагировали на все, что было связано с магами.

Перечитав письмо, Эмили неожиданно для себя поняла, что мозг отчаянно пытался вспомнить изящный витиеватый почерк, которым было написано послание. Она потерла переносицу и постаралась оставить попытки вытянуть воспоминания из головы, вовремя поймав отголоски хэллоуинской ночи десятилетней давности при ассоциации с папой.

«Пользуйся с умом. К чему это? Уж не буду я, прячась в ней, воровать что-нибудь или делать что-то в этом роде», — чуть задетая этими словами, Эмили тут же начала придумывать ситуации, в которых могла бы появиться острая необходимость в невидимости.

Этими раздумьями закончился испорченный сочельник. Умывшись, Эмили рано легла спать, не желая спускаться вниз, а в голове до самой ночи прокручивала идеи по «умному» использованию подарка от незнакомца. Но не успела Эмили увидеть первое сновидение, как быстрый сон был нарушен приходом дяди Вернона. Он потребовал, чтобы она отдала ему волшебную палочку, и на этот раз Эмили не смогла восстановить впечатление о себе как о нормальном ребенке. Она смиренно отдала коробку, закусывая губу от обиды, а когда дядя ушел, выплакала злость в подушку, думая о том, что магам нельзя жить с маглами. Никогда. Ни при каких условиях.


* * *


Ранним рождественским утром Эмили проснулась от очередного стука в окно. Мгновенно вскочив с бешено стучащим сердцем, она распахнула створки, впуская птицу. В спешке отвязав посылку, она в отчаянии зашикала на сову, чтобы та улетала, а сама с опаской посмотрела на дверь. Если бы Дурсли услышали еще одну «ненормальную» птицу, они бы устроили скандал, а Эмили ужасно не хотела портить с ними отношения. Сова же принялась щипать свои перья. Подходя к ней ближе, Эмили мельком взглянула на сверток: на этот раз подарок был от Меган.

— Стой! — тут же громко прошептала Эмили, пока сова не успела вылететь.

Эмили присела к своей сумке, выбирая, какой из подарков следовало сократить, чтобы отправить что-то Джонс, для которой не планировала готовить презент. Эмили потратила все деньги, а новые просить не хотела — сейчас это было очень некстати, и она сомневалась, что подходящий момент настанет, пока здесь остановилась Мардж. Неупакованной оказалась коробка Маркусу, куда Эмили не успела вложить открытку — она еще не нашла подходящих слов, которые не казались бы глупыми или смешными. Отсыпав примерно половину сладостей — для парня она выбрала их слишком много — в первый из попавшихся красивых пакетов, которые она зачем-то всегда хранила в нижнем ящике стола, она вырвала нелинованный лист одного из незаконченных блокнотов. В середине него быстро нацарапала: «Спасибо! И тебя с Рождеством и счастливого Нового года. Лия», — и, вручив пакет сове, которая взялась за его ручки лапами, отправила ее из окна, надеясь, что родственники ничего не слышали и не видели.

После завтрака, убедившись, что утренняя почта прошла бесследно для Дурслей, Эмили украдкой вручила каждому члену семьи, кроме Мардж, по коробке с хогвартскими сладостями, развернула свой подарок, в котором оказался простой серебряный браслет из одной цепочки, и отправилась гулять по нарядным дворам Литтл-Уингинга. Вернувшись к обеду, она первым делом проверила сквозное зеркало и попыталась связаться с Маркусом, но парень не отвечал. Раздосадованная, она убрала зеркало в сумку, чтобы не было соблазна постоянно отвлекаться на него.

А вечером за ужином стало известно, что тетушка решила погостить у них до самого конца каникул, желая больше пообщаться с ее любимым Дадли. Эмили, услышав это, потеряла всякий аппетит к праздничному гусю, а искоса глянув на тетю Петунию, поняла, что не она одна желала скорейшего отъезда некровной родственницы. Каникулы превратились в ходьбу по минному полю. Присутствие Мардж нервировало Эмили, потому что в покое ее оставляли только вечером, тогда как днем Эмили приходилось слушать нравоучения, рассказывать о своей учебе, а затем слушать предположения о том, что она, конечно, совсем распустилась без пристального контроля. Эмили стоило огромных усилий сдерживать все те слова, которые приходили ей на ум.

Ежедневное напряжение не могло не сказаться на ментальных барьерах, которыми она сдерживала воспоминания, а соответственно, и магию. Уже на пятый день пребывания Мардж на Привит-драйв Эмили чувствовала опасную вероятность мысленно провалиться в день смерти своих родителей и ужасно боялась, что проявит очередной всплеск неконтролируемой магии. Этого нельзя было допустить ни в коем случае, неважно даже, воспоминаний она страшилась или наказания за использование магии вне школы, да еще и в присутствии маглов.

«Нужно уезжать в Хогвартс», — решила она и, вдохновившись возможностью отпраздновать Новый год в новом месте, принялась продумывать план бегства. Она понятия не имела, куда дядя сложил ее палочку, а это было главной вещью, которую необходимо достать. Отложив на время этот вопрос, Эмили задумалась над тем, как можно было добраться до школы посреди каникул. Первым делом она несколько раз пролистала «Историю Хогвартса», но, не найдя в ней ответа, попробовала дозвониться Драко, Дафне и Маркусу.

Ни один из них не отвечал, и Эмили к вечеру тридцатого декабря была в отчаянии. Она уже почти находилась там, в Большом Зале, украшенном омелой и еловыми венками, уплетая яблочный пирог и прочие сладости, что приготовили бы домовики, но, кажется, ей суждено было находиться в обществе Мардж еще около недели.

Закончив ужинать, Эмили поднялась к себе как можно быстрее. Едва зайдя в полутемную комнату, она тут же заперла дверь и кинулась к столу, где оставила зеркало — сейчас оно испускало легкий желтоватый свет, означавший, что кто-то пытался с ней связаться. Эмили взяла его в руки. Чтобы узнать последнего звонившего, требовалась палочка, но Эмили подумала, что из всех людей, кто знал о зеркале, сейчас мог выйти на связь только Маркус.

— Маркус Флинт! — внутри затрепетало, и голос вышел слишком взбудораженным. — Маркус, ты еще здесь? Маркус, мне нужна твоя помощь! Ма-арку-ус!

Сейчас, когда у нее была куда более важная задача, она даже не успела смутиться перед слизеринцем и привлекала к себе внимание так сильно, как могла. Но когда он ответил, у Эмили, как обычно, задрожали руки.

— Хе-хей! Привет, — прозвучал непривычно хриплый голос парня. Эмили подпрыгнула от радости и забралась с ногами на подоконник. — С прошедшим Рождеством, что ли. Как ты? Что за помощь?

— С Рождеством! Мне нужно уехать в Хогвартс. Прямо сейчас. Я не шучу, — Эмили сразу перешла к сути, решив опустить выяснение того факта, почему Маркус так долго не выходил на связь и не звонил ей в само Рождество.

Сама себе она объяснила это тем, что он слишком взрослый, чтобы отвлекаться от своих друзей и помнить про нее, первокурсницу. Это, конечно, задевало Эмили, но, в конце концов, было логично и естественно, а ей сейчас нужно было получить от парня реальную помощь.

— Что? Зачем? Лия, ты чего? — опешил Флинт, а прочистив горло, добавил: — Ты не боишься одна ехать? Уже почти ночь.

— Ну вот! Зачем ты это сказал? Теперь боюсь немного. — Она перевела дух: — Я, скорее всего, завтра отправлюсь. Мне еще нужно как-то маму убедить.

Эмили говорила не слишком громко и все время прислушивалась к шагам в коридоре.

— Так есть какой-то способ? Маркус, мне очень нужно. К нам тетка приехала. Раздражает ужасно: я скоро не сдержусь, и все закончится очень плохо. — Пальцы почти перестали трястись, а Эмили старалась говорить так, будто не испытывала никаких сильных эмоций при общении с Флинтом.

— М-да... — парень почесал щетину, на которую Эмили не сразу обратила внимание, потому что блуждала взглядом поверх его головы или даже смотрела на свои руки, державшие зеркало. — Ну, смотри, к Хогвартсу подключена каминная сеть. У тебя есть камин?

— Что бы это ни значило, это мне не подходит, — отрицательно покачала головой Эмили.

— Да просто камин, блин. Вы что там, без каминов живете? — усмехнулся Маркус.

— У меня есть камин, — красноречиво процедила Эмили, — но это будет плохой идеей. Родственники не поймут, а мне нужно убраться отсюда... м-м-м... по-магловски, в общем.

— По-магловски, значит, — повторил Маркус и, судя по картинке в зеркале, уселся на диван, закинув ногу на ногу. — Трансгрессию тебе нельзя еще, портал не то... Поезд? Я без понятия, если честно, можно ли его вызвать посреди каникул. А! Ну, автобус же есть.

— Автобус, — произнесла Эмили, подавшись вперед. — Звучит «нормально». Что там насчет него?

— У тебя деньги с собой есть?

— Волшебные? Есть, да.

— Я не знаю цену, но если есть галлеон, то за глаза хватит.

— Ага, у меня много. Как вызвать автобус?

— Сначала убедись, что тебя никто не видит, потом выбрось вперед руку с палочкой и подумай о фиолетовом автобусе. Кажется, это так делается.

— Кажется? Маркус, мне нужно знать точно! — в отчаянии Эмили спустила ноги с подоконника, приняв напряженную позу.

— Не паникуй, — строго ответил Флинт, а сам нахмурился. — Давай я сейчас свяжусь с Робертом, кажется, он ездил на таком.

Эмили не успела его остановить, а Маркус уже прервал связь, и оставалось только ждать ответа. За время ожидания она успела передумать несколько вариантов диалогов с родителями, но пока ни один из них не казался ей достаточно безопасным для отношений.

Несколько минут спустя парень вновь показался в зеркале:

— Итак, как я и говорил: убеждаешься, что никто из маглов тебя не видит, выкидываешь руку вперед, будто голосуешь — Роберт сказал, что ты, воспитанная маглами, должна знать, что это такое, — при этом думаешь о том, что тебе нужен автобус. Все. Он появляется в течение нескольких секунд обычно.

— Спасибо! — улыбка расцвела на лице девочки.

— И это, — он усмехнулся, — не покупай напитки, не ешь перед самой поездкой и держись за что-нибудь, очень крепко держись.

— М-м-м, — неуверенно протянула Эмили, задумавшись, что это за автобус такой, что в нем нужно вести себя так, словно ты на аттракционе. — Хорошо, я запомнила.

— Обращайся, — Маркус подмигнул ее и, попрощавшись спустя пару минут разговоров о прошедших днях каникул, прервал связь.

«Да!» — Эмили радостно хлопнула в ладоши, в одной из которых еще сжимала закрытое зеркало, и, соскочив с подоконника, принялась мерить комнату шагами и вновь обдумывать следующие действия: возвращение палочки и бесконфликтный уход с Привит-драйв.

Решение пришло через полчаса раздумий. Все тщательно взвесив и прорепетировав грядущий разговор, Эмили спустилась в гостиную, когда услышала, как Мардж зашла в комнату Дадли.

— Мама, — она присела рядом с тетей Петунией, которая вместе с дядей Верноном смотрела вечернее ток-шоу.

Та обернулась на ее голос.

— Мам, мне необходимо срочно уехать обратно в школу. Я не взяла лекарство, которое мне нужно было пить каждый день, — и это оказалось чистой правдой.

Эмили думала, что, раз здесь нет необходимости использовать магию, приступов воспоминаний не будет, но она не учла, что те норовили всплыть и от намеренного сдерживания колдовства.

— Что значит «лекарство»? Ты заболела? — тут же встрепенулась тетя.

— Да... и это «нормальными» способами не лечится, — опустив голос до шепота, произнесла Эмили, указывая на красноватый шрам на лбу.

— Что вы там шепчетесь? — рыкнул дядя Вернон. — Сказано тебе было: никаких чудачеств в этом доме. Никаких!

Он ударил рукой по подлокотнику дивана, отчего тетя Петуния приобняла сжавшуюся Эмили и ответила мужу:

— Ничего страшного не случилось, правда? Но, наверное, нам стоит отправить ее обратно в... в пансион. Ей лекарство выписали, а она его забыла.

— Забыла, еще бы! С этими ненормальными повелась, так сразу дурь в башке появилась.

Эмили сидела тихо и концентрировала свой взгляд на узоре ковра, уговаривая себя не реагировать на эти слова: «Он просто злится. Он испугался, что все раскроется. Это нормально. Уф... Главное, не разозлить его еще больше».

— Вернон, успокойся, соседи услышат! — процедила тетя Петуния, вставая, чтобы закрыть дверь в гостиную. — Эмили отправляется обратно. Что ей здесь делать? Пусть отдохнет нормально.

— Ай, — Вернон махнул рукой, показывая, что ему надоел этот разговор. — Куда она в такую ночь пойдет?

— Завтра автобус приедет. На ближайшую остановку, — подала голос Эмили, решив, что наконец можно было говорить.

— Автобус, — хмыкнул дядя. — А что ж не ковер-самолет?

Эмили благоразумно промолчала, наученная тому, что на такие вопросы с издевкой не требовались ответы.

— Палочку в комнату тебе принесу. А ты тут же спрячешь ее в сумку! — вынес вердикт дядя Вернон, впрочем, Эмили давно уже поняла, что он на самом деле горячился для виду.

— Спасибо, дядя Вернон! — воскликнула Эмили и, резво вскочив с дивана и пожелав родственникам спокойной ночи, помчалась наверх дописывать открытку Флинту и собирать остальные вещи, которые нужно было взять с собой.

Утром ее настроение не могло испортить даже брюзжание тетушки Мардж. Быстро собравшись к полудню, Эмили убедила дядю и тетю довести ее до остановки и оставить там, уверяя, что автобус придет с минуты на минуту и соседи не подумают о них как о безответственных родителях.

Оставшись одна, Эмили подождала, пока вокруг нее останется минимальное количество народа — в сочельник Нового года все вновь торопились закупиться едой. Эмили развернулась лицом к остановке, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы скрыться от снующих немногочисленных маглов, которые спешили по своим делам и не обращали внимание ни на что вокруг.

Аккуратно вынув палочку, Эмили резко вытянула руку вперед, подумав: «Мне нужно уехать. Мне нужен автобус. Фиолетовый автобус для магов», — не зная, какая из формулировок сработает, и надеясь, что это вообще подействует. Но фактически она не колдовала, а значит, не было ненужных внутренних порывов вспомнить то, что она усилием воли держала под контролем.

Тут же за спиной послышался оглушительный рев. Прежде чем обернуться, Эмили поспешно сунула палочку в сумку, а затем оглянулась, предвосхищая любопытные взгляды прохожих, но их не было. Ни один человек не обратил внимание на взявшийся из ниоткуда ярко-фиолетовый трехэтажный автобус, из которого выскочил молодой прыщавый парень в форме такого же цвета. Ни один, если не считать старой кошатницы с улицы Глициний, которая, услышав шум на улице, бросилась к окну и сейчас наблюдала, как юная Поттер рассчитывалась с кондуктором и залезала в автобус.

Глава опубликована: 01.06.2015

Глава 20. Аномалия

Месяц назад

 

Дамблдор тревожно следил за метаморфозой дыма, а когда сделал одному ему понятные мрачные выводы, прикоснулся палочкой к трубке и отключил прибор.

— Альбус, — вместе с треском камина послышался тихий голос Снейпа, шагнувшего на мягкий ковер директорского кабинета.

— Северус. — Дамблдор сказал это очень спокойно, но Снейп уловил во взгляде старика тревогу, которая взволновала и его самого. — Мне необходимо тебе кое-что рассказать. Это должно остаться между нами.

— Я слушаю, — ответил зельевар, складывая руки в замок, и сделал шаг в сторону старика.

— Эмили в опасности, — коротко произнес Дамблдор.

Он смотрел в пустоту, и, хотя голос его по-прежнему имел будничный тон, Снейп видел, что того одолевали мучительные думы. Северус подошел еще на фут ближе:

— Квиррелл делает попытки приблизиться к ней?

— Нет, она в опасности от того, что находится внутри нее. — Дамблдор встал и, обогнув стол, поставил серебристый прибор с дымом на свое место.

— Что ты имеешь в виду?

— Я долгое время не мог правильно сформулировать сам себе вопрос. Даже после того, как Эмили увидела в «Еиналеж» только свое отражение, я, старый дурак, надеялся, что все не так плохо. Думал, что стоило всего лишь дать ей отдохнуть от близкого нахождения рядом с Волдемортом. Но почему я тогда не подумал о том, что не могу уберечь ее от того Волдеморта, который сидит в ней самой? Самонадеянный болван.

Снейп никогда до этого не видел, чтобы Альбус Дамблдор находился в подобном состоянии, в котором смешались злость, страх и отчаяние. Слова, что говорил директор, пугали и самого Северуса. К тому же он плохо понял смысл и цель произнесенной исповеди.

— Что значит «Темный Лорд, который сидит в ней самой»? — первым делом спросил он.

Дамблдор на несколько секунд остановил на зельеваре взгляд, а потом развернулся и подошел к окну. Он готовился сказать нечто очень важное. То, за что Снейп был в полном праве винить его до конца дней.

— Что тебе известно о крестражах, Северус? — начал он издалека.

И Снейп узнал этот маневр.

— Неужели Поттер?.. — едва не задохнулся зельевар, подойдя к старику еще ближе, чтобы тот стоял к нему хотя бы боком, а не спиной.

— Да, — кивнул головой Дамблдор. — Да, по всей видимости, в ней одна из частиц его души.

— Одна из? — Снейп чувствовал, как холодели внутренности.

— Боюсь, что так. Еще тогда я допускал, что метаморфозы Волдеморта случились вследствие чудовищной темной магии. Из всего того, что я знал, произошедшее напоминало наличие крестража, поэтому я стал размышлять дальше. Случаи создания «якорей» были, но те волшебники всего лишь оставались духами и воплощались вновь, что продолжалось до тех пор, пока не были уничтожены их крестражи. Если бы у Волдеморта до этого не было «якоря» в материальном мире, отраженное заклятие навсегда избавило бы нас от него. Так я надеялся увидеть исполнение пророчества. Но я ошибся. Я слишком недооценивал Волдеморта, слишком хорошо о нем думал. Я посчитал, что шрам Эмили — всего лишь след срикошетившего заклятия.

— Разве это не так?

— Так, но не только. Это разрыв, прямой путь к душе девочки. Я предполагал, но всеми силами отрицал вероятность того, что Волдеморт создал больше одного крестража. Будь так, его душа стала бы нестабильной, и срикошетившее заклятие могло привести к очередному разрыву. Эмили, вероятно, и стала крестражем в результате случайных событий. Отколовшийся кусочек мог воспользоваться созданной брешью в девочке и проникнуть именно в нее, поскольку ни один предмет рядом не был подготовлен к принятию души волшебника как крестраж. В конце концов, подумал я тогда, Эмили теперь под защитой жертвы Лили. Я решил, раз это уберегло ее от магии Волдеморта, убережет и от его души, которая гипотетически могла в нее попасть. Впрочем, я мог бы убить ее еще ребенком. Избавиться хотя бы от одного из крестражей, не обрекая девочку на годы жизни, которые могли бы закончться ранней смертью во имя победы над Волдемортом.

— Мог бы? — Снейп пристально посмотрел в краешек глаза старика, но тот не обернулся.

— Разумеется, нет, — тяжело вздохнул Дамблдор. — То, что случилось, не имело прецедентов в прошлом. Ни один темный волшебник, как бы низко он ни пал на пути к величию, не дерзнул сотворить больше одного разрыва души. И ни один человек за всю историю магии не был вместилищем чужой души. Убийство было бы самой крайней мерой, но тогда я не смог установить точно, создал ли он больше одного крестража и стала ли она еще одним вместилищем его души или нет. Я решил для себя, что, какой бы ни был исход, я устрою так, чтобы она выжила.

— Поэтому ты отдал девочку сестре Лили. Под кровную защиту, — догадливо кивнул Снейп, с трудом проговорив имя, которое не смел произносить долгие десять лет.

— Именно. Я надеялся, что сестринская любовь поможет Петунии принять Эмили как родную дочь. Я полагал, что, даже если бы она просто взяла ее в свой дом, это защитило бы девочку хоть от развоплотившегося Волдеморта, который, вернув тело, захотел бы закончить дело, хоть от того, что мог поселиться внутри нее.

— И все же это не помогло, — заметил Снейп.

— Напротив! — жарко возразил Дамблдор, отчего зельевар нахмурился. — Это, что-то в воспитании Эмили, и привело к тому, что происходит сейчас. Во-первых, Волдеморт в ней пробудился и начал бороться за владение ее сознанием, а во-вторых, она, интуитивно защищаясь, вместе с ним заперла и свою магию.

— Несмотря на пророчество, я все же не верю, что ребенок смог поставить ментальные щиты против Темного Лорда, — заявил Снейп. — Разве что… не кровная ли защита сработала таким образом?

— В этом вся проблема, Северус, — Дамблдор наконец обернулся к нему. — В этом вся проблема. Я позвал тебя, чтобы мы вместе попытались разобраться.

Старик указал зельевару на кресло у стола и сам двинулся в ту сторону. Он наколдовал еще одно сидячее место напротив, чтобы вести беседу на равных.

— Эль? — предложил Дамблдор, призывая бокалы.

— Не откажусь. — Снейп, сдержанно ответив, прошел к одному из кресел и опустился в него, отставив в сторону не до конца зажившую ногу.

— Никто доселе не сталкивался с внедрением частицы другой души в полноценную душу человека, — повторил тем временем Альбус, в то время как вызванная с кухни бутылка разливала по емкостям хмельной напиток. — Как видно, Волдеморт не смог полностью ассимилироваться с Квирреллом. Я уверен, тюрбан скрывает то, что появилось в результате этой попытки.

— Полагаю, дело именно в шраме, как ты и сказал, — произнес Снейп, который уже давно начал анализировать слова Дамблдора, ожидая, когда тот закончит монолог. — Частица души попала в саму душу Поттер, в сформированную заклинанием брешь. Это уникальный случай, действительно. Как ты подтвердил, что Поттер — все-таки его крестраж?

— Первым звоночком стала палочка. Это был самый ранний способ узнать, есть в ней душа Волдеморта, а значит, и его магия, или нет. Я поговорил с Гарриком, и он посоветовал мне предложить ей палочку, где сердцевиной было бы перо того же феникса, что и в палочке Волдеморта.

— Вот как, — прервал его Снейп. — А каким образом ты узнал, какая в его палочке субстанция, и уж тем более у какого именно животного она была взята?

— Мальчик мой, — Дамблдор склонил голову, снисходительно улыбнувшись, — я ведь учил Волдеморта, я знаю, кем он был раньше. А Гаррик помнит каждую сделанную и проданную палочку.

Снейп побледнел. Странно было осознавать, что Темный Лорд когда-то был мальчишкой и учился в Хогвартсе. Казалось, будто он существовал всегда и с самого начала являл собой воплощение ужаса. Когда Снейп пригубил бокал, Дамблдор воспользовался возникшей паузой и продолжил:

— Итак, мы с ним выяснили, что это было перо вот этого феникса, — Дамблдор кивнул на ало-золотую птицу, сидящую на насесте. — Мы с Гарриком подбирали для палочки Эмили древесину. Перья феникса — редкая субстанция, и мы не надеялись, что получится попросить у Фоукса больше одного пера, поэтому необходимо было тщательно выбирать корпус.

— Полагаю, ваш шпион на Привит-драйв предоставлял всю информацию о Поттер.

— Нет-нет, этим занималась не Арабелла, — легкая улыбка вновь коснулась губ Дамблдора. — В итоге Гаррик выяснил, что нужно использовать граб: тонко чувствующее дерево, которое подстроится под нестабильную магию куда лучше остальных. И вот из десятков потенциальных палочек ее выбрала именно та, чья сердцевина была когда-то в палочке одной из душ, находящихся в теле девочки. Гаррик поведал мне, что теоретически эта палочка могла и не выбрать Эмили, но идеально подошло дерево. Он, признаться, гордился проделанной работой.

— Таким образом, это подтвердило твою теорию о том, что Темный Лорд создал больше одного крестража, в результате чего в ту ночь от него откололся еще кусочек и попал в Поттер, — подытожил Снейп, который подумал про себя, что Дамблдор слишком много ходил вокруг да около, когда весь рассказ можно было уложить в пару фраз.

— Да, да, — кивнул Альбус, отпивая из бокала. — Следующим шагом было необходимо выяснить, насколько активен этот кусочек. Помимо того, что я пытался раскрыть в Эмили определенные качества и подготовить ее к миссии — а чтобы безопасно извлечь из нее душу Волдеморта, ей необходимо было рано или поздно с ним встретиться, — я внимательно следил за ней. В первую очередь я поговорил со Шляпой. Эмили должна была попасть на Слизерин.

Снейп на эти слова выгнул бровь, но больше никак не выдал своего смятения.

— Необходимо было? Теперь ты не хочешь, чтобы они встретились?

— Не для того, чтобы извлечь его душу, но я к этому еще вернусь. Итак, распределение — девочка сама сделала выбор не идти туда, потому что находилась под впечатлением от реакции Волдеморта на появление в Хогвартсе. Разумный поступок и вполне естественный для человека, который всю сознательную жизнь контролировал странные проявления и подавлял их. Признаюсь, я не хотел, чтобы она попала на Слизерин, боясь, что это поможет Волдеморту овладеть ее сознанием. Третий раз, когда я получил информацию о глубине их взаимосвязи, случился на Хэллоуин.

— Это он ее спас, — внезапно Снейп понял, как именно Поттер смогла не разбиться.

— Да. Крестраж выполнял свою функцию — остаться в живых. Волдеморту пришлось и самому приложить усилия, чтобы воспользоваться ее магией и сотворить воздушную подушку. Это означало, что он соприкоснулся бы с защитой Лили и не смог бы управлять ресурсами Эмили. Получается, что…

— Он смог преодолеть защиту?

— Защита приняла его как нечто естественное и взяла под свое крыло. И все же у Эмили еще оставались ментальные барьеры. Кажется, ее первые успехи в магии были задолго до Хэллоуина, верно? Значит, в какой-то момент она ослабила щиты. Но для создания воздушной подушки потребовалась магия, которую Эмили не могла осознать. Поэтому, когда Волдеморт в ней взял ситуацию под контроль в самый последний момент, это привело к магическому обмороку. Такой уровень магии оказался за пределами понимания и возможностей Эмили.

— Это как-то объясняет то, что сейчас у нее чуть ли не истерика случается, если ей нужно сотворить самое простое волшебство?

— Да, разумеется. По крайней мере, я уверен, что в результате этого магического выброса кусочек души Волдеморта в ней окончательно пробудился. Это означает, что их сознания всерьез начали конфликтовать друг с другом. Эмили не могла не испугаться тех снов, которые стали сниться ей, — Волдеморт внутри нее начал осознавать себя, вспоминать последнее, что он видел в своей жизни. И пока это было лишь во снах, где она не держала барьеры намеренно. Но когда она увидела его воспоминания в бодрствующем состоянии, естественно, это побудило ее снова закрыться, спрятаться. Интуитивно понятно, что это нечто чужеродное, не ее.

— При чем тут магия, Альбус?

— Всего лишь ассоциативный ряд, — грустно проговорил Дамблдор. — Эмили действует так, как умеет: грубо, неискусно: она применяет те же методы, что и при сдерживании магии, поэтому блокирует их обоих. А магия, в свою очередь, требует того, чтобы быть использованной. Ты уже видишь, чем это грозит, Северус? Понимаешь, какие процессы происходят внутри сознания Эмили?

— Они борются друг с другом, — кивнул зельевар. — Если эта борьба с самой собой продолжится…

— …это убьет ее. А если не повезет, то и всех, кто в этот момент окажется рядом: нереализованная бурлящая магия просто-напросто хлынет из нее. — Дамблдор на несколько секунд замолчал, с тоской вспоминая об Ариане, которую сводила с ума скованная ею же магия. — Вот, что волнует меня еще: что может сделать с ней кусочек души Волдеморта, если оставить все как есть?

Снейп выдержал паузу, обдумывая эту ситуацию.

— Сознание ребенка, как и его магия, хаотичны и поддаются даже легкому нажиму. Судя по тому, что этот кусочек души отделился не в результате осмысленного ритуала, а был оторван без какой-либо подготовки, он получил болевой шок, если эту фразу можно применить к нечто нематериальному. В итоге, попав в Поттер, он был подвергнут обычным законам взаимодействия с сознанием: если легилимент не защищает свое сознание при погружении в бесконтрольный разум другого, есть риск слиться с ним, быть втянутым и потерять самоосознание.

— Итак, частица Волдеморта невольно пустила корни в сознание Эмили, — подытожил Дамблдор, чьи первые догадки оправдались. — Пустила и ушла в спячку. И было бы все хорошо, но что-то заставило ее активироваться.

— Полагаю, чтобы понять это, нам необходимо вернуться к вопросу, почему она стала сдерживать магию, которая просто-напросто ушла в подсознание, где и столкнулась с Волдемортом, — мигом ответил Снейп, и Дамблдор кивком головы показал, чтобы тот продолжал. — Скорее всего, в ней с самого детства сформировались барьеры, которые она держала осознанно и прилагала при этом все свои усилия.

— Вероятно, так сказалось воспитание. Из отчетов Арабеллы я извлек, что дядя и тетя Эмили стремились сделать из нее нормального ребенка. И она интуитивно это чувствовала. Видимо, она из того типа детей, которые внимательны ко всему, что происходит вокруг них, и дают соответствующую с их точки зрения реакцию. Это очень восприимчивые дети, которые чувствуют любые колебания в окружении. Волдеморт сам был таким. Вот только он в силу неблагоприятных условий существования почувствовал враждебность мира и начал защищаться. Что заставило Эмили так рано осознать свою магическую сущность? Настолько рано, что инстинкт глушить магию остался, а цель и причина были забыты, как забываются события первых лет жизни. Боязнь потерять любовь Петунии, не иначе.

— Но сначала он мог добраться до ее сознания лишь во сне, где всегда проще это сделать и где Поттер вряд ли держала себя под контролем. Более вероятно, что именно сны помогали ей чувствовать себя раскрепощенной и снимать дневное напряжение.

— А усугублялось все это, по ее словам, из-за близости к Квирреллу, значит, к Волдеморту внешнему.

— Возможно, часть его души в Поттер почувствовала то, чему раньше принадлежала, и попыталась вспомнить себя, осознать. А поскольку он уже соприкасался с ней, его воспоминания проникли в ее сознание. Чем больше он узнавал о себе, тем сильнее давил на сознание ребенка...

— ...который испугался непонятной ситуации и вновь начал защищаться, — грустно кивнул Дамблдор.

— Скорее всего, они стали слишком тесно связаны. Настолько, что почти слились друг с другом и все же борются, не понимая, что кусают свой же хвост. Теперь сложно вытеснить Темного Лорда из ее сознания, при этом не лишив Поттер части личности.

— А она пытается это сделать, но запирает лишь магию. Мы освободили ее от влияния Квиррелла, часть Волдеморта внутри нее пока не имеет возможности продолжить самопознание и никак ей не навредит. А вот магия, вновь скрытая за барьерами, бурлит и грозит вырваться наружу, отсюда и головные боли: ее сознание банально устало постоянно держать такой сильный блок.

— Не в постоянстве дело, и не в силе, — авторитетно вставил Снейп. — Поттер просто неправильно это делает, и это грозит тем, что она скоро поджарит свой мозг и всех вокруг себя. Альбус, это нужно срочно прекращать.

— Как? — Дамблдор обратил на него взор ярко-голубых печальных глаз. — Как, мальчик мой? Я представления не имею, к чему приведет наше вмешательство в противоборство этих двух душ и стихийной магии.

Снейп замер, задумавшись.

— Нужно позволить Волдеморту в ней, а значит, и ей самой, досмотреть то воспоминание до конца, — тихо произнес Дамблдор, не получив ответа.

— В таком случае, — протянул зельевар, — они оба увидят гибель Темного Лорда...

— …и есть вероятность, что сознание Эмили примет его кусочек, как само себя. Надобность в скрывании враждебного элемента, а получается, и магии, пропадет, и Эмили останется полноценной волшебницей.

— Да вот только это будет уже не Поттер.

Дамблдор с пониманием во взгляде посмотрел на него.

— Это единственный приемлемый выход, который я вижу.

— Альбус, последствия могут быть непредсказуемы. — Снейп нагнулся вперед, пытаясь вразумить старика. — Мы не знаем, как поведет себя ее сознание, когда увидит смерть души Темного Лорда. Да она в этом случае и без сковывания магии с ума сойти может. А если, напротив, Темный Лорд в ней обретет свою полную силу и подавит ее? Как ты сказал, на него защита не действует.

— Видишь, таким образом, это будет уже не тот Волдеморт, который находится в Квиррелле. Значит, в теле останется и что-то от девочки. Я рассчитываю на то, что она воспримет себя тем кусочком души и перестанет бороться с ним.

— И что? Это не отменяет того, что она фактически будет являться воплощением Темного Лорда. Если она увидит все его воспоминания, решит вернуть навыки, знания... Если она поймет, кем якобы является... — Снейпу не хватало смелости сказать вслух, что бы в этом случае было. Он начал водить пальцем по тонким губам, а затем всплеснул рукой в воздухе: — Я не понимаю, как это поможет избавиться нам от Темного Лорда, что находится вне нее.

— Вместе с прошлым Волдеморта она вспомнит, где он спрятал крестражи, — серьезно ответил Дамблдор.

Складывалось впечатление, будто он уже давным-давно обдумал эту ситуацию, и сейчас просто втягивал в это Снейпа.

— И потом вы убьете ее?

— Нет-нет... Она останется личностью — станет больше, чем его крестражем. Я надеюсь, что Волдеморт в ней, преобразованный ее магией и сознанием, станет лучшей версией себя. Поэтому я и рад, что она оказалась не на Слизерине: у нее совершенно иной опыт, а поэтому другой взгляд на события.

— Безрассудство. Альбус, это полное безрассудство!

— Северус, успокойся. Мы вместе с тобой будем контролировать этот процесс. Да, мы рискуем, но бездействие приведет к худшим последствиям: мы и вовсе можем потерять ее как личность. Я не говорю уж про то, что исчезнет шанс узнать о местонахождении и даже виде остальных крестражей, а также о падении морального духа Магической Британии.

— И что ты предлагаешь? Сейчас же отвести ее к Квирреллу и запереть их в кабинете?

— Не сейчас и не в кабинете. Но сделать это нужно как можно скорее, и в то же время это должно пройти незаметно для остальных учеников. Как думаешь, до пасхальных каникул она продержится?

— Зелье, что ей дают, всего лишь поможет избежать повреждений мозга от ежедневной боли. Но за эти месяцы может случиться еще один всплеск магии.

— Это можно как-то отсрочить?

— Пожалуй... никак. Мы можем только надеяться, что ее сил хватит на это время.

— Нет-нет. Меня это не устраивает. Значит, нужно спровоцировать это в нужный момент. У нас есть месяц на подготовку. Организуем их столкновение на зимних каникулах.

— Думаешь, она останется? Сомневаюсь.

— Ничего страшного, я придумаю, как вернуть ее. Да, эти каникулы даже лучше: почти все ученики разъедутся, и мы сможем обеспечить максимальную безопасность и тайность грядущей операции.

По щелчку узловатых пальцев старика бутылка взмыла над стаканами, разливая вторую порцию напитка — разговор намеревался длиться до поздней ночи.


* * *


Эмили, крепко держась за перила, спускалась с автобуса.

— До свидания, Эмилия Поттер! — крикнул вслед Стэн Шанпайк, кондуктор, который всю дорогу надоедал ей разными вопросами.

Эмили решила, что в следующий раз при знакомстве не будет называть свое настоящее имя — слишком уж бурно люди реагировали на него.

— До свидания, — негромко ответила она, почти не обернувшись, и поспешила к парадным дверям замка.

Также после кошмарной поездки Эмили поклялась себе никогда больше не пользоваться этим сумасшедшим транспортом. Всю дорогу она, вцепившись в поручни и крепко держа сумку, мечтала о том, чтобы наконец-то оказаться в Хогвартсе. «Самый ужасный и позорный способ перемещаться», — думала она, видя, как переворачивались кресла от резких остановок автобуса и как редкие пассажиры падали со своих мест.

Попытавшись выкинуть из головы неприятные воспоминания, она отворила двери замка и вошла в натопленное здание. Стряхнув снег с зимнего пальто, она поспешно сняла его, а из сумки, которую на время поставила на пол, достала школьную мантию, чтобы прикрыть магловскую одежду: переодеться в пути не было шанса.

С трудом затолкав верхнюю одежду в сумку, расширенное пространство которой позволило вместить в себя еще одну большую вещь, Эмили обратила внимание на то, что в холле было тихо и из Большого Зала не издавалось ни звука. Облизнув высохшие губы, она подбежала к его дверям и робко заглянула внутрь. «На обед не успела. Зато хоть праздничный ужин не пропущу», — расстроено подумала Эмили, отойдя от Зала, и нахмурила лоб, вспоминая, как добраться до кухни.

Она двинулась в сторону подвала по правую сторону от парадной лестницы, точно зная, что кухня находилась прямо под столами факультетов. В тот же момент у выхода из подземелий на другом конце холла послышались твердые шаги. Эмили по привычке повернула туда голову и замерла, не дойдя до лестницы. Шаги принадлежали профессору Снейпу, который, подняв взгляд на Эмили, тоже остановился.

— С Новым годом, сэр, — первая подала голос Эмили, внимательно посмотрев на зельевара, держа сумку перед собой и крепко сжимая крупные ручки.

Снейп всегда казался ей странным человеком. Достаточно молодой, пожалуй, моложе всего педагогического состава, он все же походил на ворчливого старца: не упускал случая кинуть на уроке едкое замечание в адрес чьего-либо ума и вечно смотрел на учеников с таким суровым выражением лица, что возникавшие вопросы находили ответы сами собой.

Эмили не раз чувствовала на себе взгляд профессора во время варки зелья, отчего ее руки начинали дрожать от волнения, а она сама принималась тщательнее перечитывать рецепт зелья, чтобы не оплошать перед Снейпом. Но Эмили всегда было обидно, что за столько времени он ни разу не подошел к ее котлу в ходе урока, в то время как многих ее однокурсников он либо хвалил, либо критиковал. Казалось, в выставлении оценок он тоже руководствовался одному ему известными субъективными критериями, но Эмили неизменно получала «Выше ожидаемого», что подстегивало ее на каждом уроке стараться превзойти саму себя.

В общем, Эмили сделала вывод, что этот преподаватель был крайне странным и непонятным человеком, поэтому держалась с ним приветливо-нейтрально, но настороженно. Вот и сейчас их взгляды пересеклись всего на мгновение, а Снейп тут же резко взметнулся вверх по лестнице, оставив ее в раздумьях. «Угу, я поняла. Вы не в настроении», — подумала Эмили, многозначительно посмотрев профессору вслед, а затем, перехватив поудобнее сумку и нисколько не переживая из-за его поведения, спустилась в подвалы.

Картина с натюрмортом нашлась быстро — нужно было всего лишь идти по ярко освещенному коридору. Пощекотав грушу, Эмили отворила вход на кухню и, оглянувшись, пальцем подозвала к себе ближайшего домовика, когда тот обратил внимание на открывшуюся дверь.

— Эм-м, — Эмили замялась, не решаясь быть чересчур вежливой, помня о словах Маркуса.

— Мисс Поттер желать поесть? — пошевелив ушами, угодливо спросил домовик, видя, как она замешкалась.

— Ну да, если еще что-то осталось, — внутри все протестовало такому непривычному для Эмили обращению к незнакомцам, поэтому она скомканно добавила: — Если можно.

— Можно, мисс, можно! — пропищало существо и бросилось сначала к чистым подносам, а затем вглубь кухни.

Эмили сдержанно улыбнулась остальным домовикам, которые отвлеклись от своих дел на ее появление, и направилась к ближайшему столу. Но, не дойдя до него, она остановилась, определила, где находился стол для аналогичного слизеринского, и, усевшись за него, расплылась в улыбке, радуясь исполнению невинной прихоти: прикоснуться к чему-то, относящемуся к этому факультету.

— Отварной картофель и жюльен, мисс! — эльф поставил перед ней тарелку с аппетитно пахнущим блюдом и, поклонившись, сообщил, что позже принесет десерт и тыквенный сок.

Поттер благодарно кивнула ему и принялась за еду. Спустя некоторое время, покончив с первым нестандартным обедом за все пребывание в Хогвартсе, она оглянулась в поисках того домовика, который накормил ее, но, увидев, что тот вернулся к выполнению своих обязанностей, она, не привлекая внимания, выскользнула из кухни.

У Эмили не оказалось с собой часов, поэтому она лишь по давно прошедшему обеду и темневшему небу определила, что было около пяти. Медленно поднимаясь по ступеням, она раздумывала над тем, чем бы ей заняться до праздничного ужина: в гостиной делать было совершенно нечего, да и разгадывать загадки молотка-орла Эмили сейчас страшно не горела желанием; библиотека наверняка не работала, но стоило бы это проверить.

Однако, направляясь в сторону четвертого этажа, она внезапно передумала и, свернув в один из коридоров, уверенным шагом пошла по направлению к совятне. Подогреваемая приятной мыслью о том, что она обрадует однокурсников и Маркуса посылками под Новый год, в праздник, а не в обычный день, Эмили улыбнулась и пошла быстрее.

Отправление всех подарков заняло около получаса. Для каждого из них она тщательно выбирала «почтальона» в соответствии со своими субъективными ассоциациями. Закончив привязывать к бурой сове пакет для Флинта, Эмили выпустила ее из окна и, держась за подоконник, попыталась разглядеть птиц в окончательно потемневшем небе.

Она стояла так всего пару минут — окоченевшие руки и озноб заставляли покинуть совятню как можно скорее. Но, спускаясь по винтовой лестнице, Эмили поймала себя на тревожном ощущении. С каждой ступенькой оно становилось все сильнее, так что в конце концов она замерла, прислушиваясь.

Эмили казалось, что за дверью ее ждало что-то опасное; сердце пустилось вскачь. «Дурацкая паранойя после этого Квиррелла», — разозлилась она на себя, однако сделала шаг назад — на ступень выше, — не решаясь выйти из безопасного места и стараясь не обнаружить себя нечаянным звуком.

Эмили не могла точно сказать, ждал ли кто-то снаружи, поэтому и подумала, что напрасно пугала сама себя. Она стояла на лестнице, прислушиваясь к звукам извне, и собиралась с духом, чтобы покинуть совятню — не вечно же здесь стоять. Вспомнив о мантии-невидимке, она приободрилась и лихорадочно начала размышлять над тем, как та могла помочь ей в данной ситуации.

Эмили бесшумно опустилась на корточки и принялась рыться в сумке. В поисках свертка с подарком незнакомца она также наткнулась на волшебную палочку, которую, не раздумывая, вынула следом. Аккуратно расправив складки мантии, Эмили перехватила сумку так, чтобы та отодвигала полы впереди, не давая споткнуться о них, а в другой руке твердо стиснула палочку.

Но одной мантии было мало. Это помогло бы, если бы вход в башню был открыт, а сейчас ей все равно придется обнаружить себя. Однако дверь распахнулась до того, как она решилась выйти. Эмили вздрогнула от неожиданности, почувствовав, как зашалило от страха сердце, но сдержалась и не издала ни звука — только втянула воздух в грудь. В проходе стоял тот, кого она и ожидала увидеть, — профессор Квиррелл, присутствие которого она безошибочно определяла в районе нескольких футов.

В течение пары мгновений они стояли и не двигались. Эмили боялась даже шевельнуться, потому что в гулком лестничном пролете было бы слышно каждое ее движение. Эмили пристально следила за глазами Квиррелла, видя, что он водит взглядом по воздуху и смотрит сквозь нее. Главное сейчас, чтобы он не решил пойти наверх: здесь было слишком узко для двоих, и Эмили стояла ровно посередине ступени.

Мысли с бешеной скоростью сменяли одна другую, а все тело трясло от страха. В сознание с былой настойчивостью просились непрошенные воспоминания, но они сейчас не занимали так много внимания — были вещи более важные. Эмили сжимала древко палочки до побелевших костяшек и до боли стискивала зубы. Глупая, нелепая мысль о том, что она не доживет до новогоднего хогвартского ужина, едва ли не насмешила, но Эмили горько отмахнулась от нее.

Между ней и Квирреллом было около десяти ступеней, и Эмили надеялась, что он, не услышав ее присутствия, уйдет отсюда. То, что он не собирался в совятню, было очевидно — слишком долго и тщательно он осматривал пространство перед собой. Но вот Квиррелл поднялся на одну ступень выше. Эмили ощутила, как внутри поднялась паника, а в голове не осталось ни одной мысли — лишь пустота, которая звенела и давила безысходностью.

Но Эмили еще надеялась, что Квиррелл не дойдет до нее. Может, он всего-навсего проверяет ее на прочность? Тогда она будет стоять до конца и не сдастся просто так, она не поддастся тому нагнетающему страху, что он распространял, казалось, на мили вокруг. Успокаивало одно: пока он точно не смотрел прямо на нее, блуждая взглядом по стенам и ступеням.

«Если подойдет еще ближе… когда станет совсем опасно… я воткну палочку ему в глаз. Или нет, лучше в шею, — наконец появилось в голове хоть что-то, похожее на план, выводящий ее из панического ступора. — Боже мой, нет, я не смогу… у меня не хватит сил».

Это было жутко — готовиться напасть на человека, пусть и в целях самозащиты. Эмили боялась одновременно успеха и неуспеха, и еще она опасалась не рассчитать силу. Была напряжена каждая мышца тела, и даже заныла спина, отвлекая этой несвоевременной болью. Между тем Квиррелл подобрался к ней еще на пару ступеней, и теперь в нос ударил непереносимый запах гнили, от которого Эмили успела отвыкнуть за несколько недель.

Эмили не решалась напасть первой: слишком боялась навредить человеку без повода, надеялась, что все обойдется. Но она старалась охватить всего его одним взглядом, чтобы вовремя среагировать на дрогнувшие руки или резкое движение глаз в ее сторону. Эмили почти забыла, как дышать, и уже начала чувствовать острую нехватку воздуха. Тихо и медленно выдохнув, она также неслышно сделала новый вдох и теперь готовилась к атаке, как змея готовится к броску на человека, подступающего слишком близко к ее гнезду.

Ей казалось, прошла вечность, но на деле это заняло от силы пять минут, прежде чем Квиррелл наконец повернулся и неспешно вышел из башни, не закрыв до конца дверь. Та оказалось слишком тяжелой, поэтому осталась раскрытой достаточно долго для того, чтобы Эмили, подождавшая, когда стихнут шаги профессора, успела выскользнуть следом. Она пошла по коридору быстро, но ступала легко, чему помогали зимние сапоги с мягкой плоской подошвой.

Эмили сначала растерялась, не зная, куда идти. Ни одно из мест не было безопасным и пригодным для укрытия от Квиррелла: она не знала, работала ли сегодня библиотека, а в башню Рейвенкло не попала бы моментально. Тогда она решила спуститься обратно на кухню к единственным живым существам, о присутствии и местонахождении которых точно знала. Но Эмили уже слишком долго раздумывала и испугалась, что Квиррелл все же притаился где-то, однако из-за пронзительного чувства страха и желания спрятаться она не могла отсеять другие чувства, в том числе и ощущение его близости.

Невыносимо хотелось закричать от ужаса и побежать куда глаза глядят, но Эмили неизменно контролировала каждое свое движение и почти дошла до поворота, когда почувствовала, как что-то в ее восприятии мира неумолимо начало меняться.

«Выстрелил в спину? Это конец? Смерть?» — была последняя ее мысль перед тем, как Эмили успела определить новые чувства: легкость и безмятежность.


* * *


Она очнулась от наваждения, когда поняла, что упала на каменный пол, инстинктивно выставив вперед руки. Приятное блаженство сменилось сначала недоумением, а затем Эмили вспомнила, как пыталась спрятаться от Квиррелла.

— Вставай. Иди следом, — раздался рядом знакомый голос с чуждой его носителю манерой говорить.

Ни заикания, ни нервного тика — профессора словно подменили. Но Эмили нутром чувствовала, что он, напротив, стал теперь самим собой. Что-то подсказывало ей, что справиться с дефектами речи гораздо сложнее, чем их изобразить. Эмили не сразу сориентировалась и замешкалась, не понимая, где она находилась и почему все еще была жива.

— Неужели сбросила заклятие? Ты удивительная девочка, — негромко обратился к ней Квиррелл.

Он возвышался над Эмили, неловко встающей с пола, но не держал ее на прицеле — только сцепил руки перед собой. Как она успела оценить быстрым взглядом, Квиррелл был безоружен. Поттер стояла перед ним и, сощурившись, смотрела ему в лицо, однако не в глаза: она сосредоточила свой взгляд на горбинке его носа. Ей казалось, что это было не слишком дерзко и не слишком забито.

— Впрочем, неважно, — чуть помолчав и подождав, пока не знавшая, что ответить, Эмили отряхнется, произнес Квиррелл. — Главное было довести тебя сюда. Иди вперед.

Он указал рукой налево от Эмили, ожидая ее повиновения. Она молча двинулась в указанную сторону. Дрожь охватила все ее тело, и ноги плохо слушались. Слишком невыносимо стоять перед Квирреллом, необходимо было выиграть время на раздумья, а в движении мысли шевелились куда лучше. Они шли по длинному каменному коридору, который уходил вниз. Капли, срывающиеся со стен, и шлепки их шагов по лужицам на дне прохода были единственными звуками, сопровождавшими путь.

За это время Эмили первым делом отметила тот факт, что на ней уже не было мантии-невидимки, и, насколько получилось осмотреть круглую каменную комнату, из которой они только что вышли, можно было сделать вывод: Квиррелл забрал ее до того, как они оказались здесь. Это расстроило Эмили — было жаль терять такую полезную вещь, к тому же передавшуюся по наследству. Краем сознания она отметила, что размышления в таком ключе говорили о том, что она надеялась и рассчитывала спастись, потому что в случае смерти надобность в мантии отпадала сама собой.

Следующим шагом нужно было оценить, безоружна ли она. Чтобы не привлекать лишнее внимание Квиррелла и не заставлять его нервничать, Эмили поежилась и обхватила себя руками. Палочку она не нащупала ни во внешних, ни в нагрудных карманах. «Значит, ее он тоже забрал. Плохо дело. Ох, плохо», — на удивление спокойно пронеслось в голове. Казалось, до этого Эмили истратила весь запас страха и теперь просто отрешенно шла вперед, прикидывая в уме причины, почему Квиррелл не стал пытаться убить ее во второй раз, но куда-то вел.

Она даже не знала, в Хогвартсе они или уже нет. Эмили, по-прежнему обхватывая себя, принялась, не поворачивая головы, осматривать каменные стены, ничем не отличавшиеся от стен подземелий замка, хоть те и не были чем-то примечательны и были единственными подземельями, которые она видела.

Стало зябко.

Вскоре они прошли в огромное помещение. Высокий потолок терялся в темноте, а в другом конце зала находился явно недостроенный дверной проем: всего лишь несколько балок, имитирующих стену. Эмили насчитала четыре таких условных зала, которые на самом деле составляли один большой, разделенный недостроенными перегородками. В одном из них на полу лежал тролль. Казалось, он спал, но Эмили очень надеялась, что он не скоро очнется. Она уже была готова задержать воздух, интуитивно ожидая ужасного запаха от мерзко выглядевшего существа, но внезапно поняла, что воздух оставался свежим.

«Как Меган могла сравнить Маркуса с троллем?» — недоумевала Эмили, краем глаза осмотрев лицо существа и не увидев и капли сходства между ним и слизеринцем. Разве что у Флинта действительно был выпуклый лоб и маленькие глаза, отчего выражение лица часто казалось хмурым и суровым, что не добавляло ему дружелюбного вида, однако Эмили никогда не находила в этом чего-то уродливого.

Мелькнувшая мысль о Маркусе напомнила ей о зеркале, а затем и о сумке, которая, по всей видимости, осталась там же, где и мантия отца. Эмили вновь понадеялась, что Квиррелл просто куда-то спрятал ее вещи, и она, когда выберется отсюда, сможет найти их — уму непостижимо потерять все и сразу, ведь в сумке находилось почти все, что ей принадлежало. Эмили мысленно поразилась сама себе: она, может быть, и часа не проживет, но сейчас не оставляла веру в благоприятный исход и даже сделала заметку на будущее: перестать таскать все с собой.

Пока они шли, отстраненные и, казалось бы, совершенно неуместные мысли помогали ей справиться с подступавшими, словно тошнота, мыслями темного волшебника. Размышления о Маркусе, вещах и новогоднем ужине, который Эмили заставляла себя предвкушать — верить, что она его застанет, — банально спасали ее от видения Лили Поттер, пытающейся защитить ее в последние минуты своей жизни. Она заметила, что, сосредоточившись на чем-то конкретном, на чем угодно, кроме усилия не впустить чужие воспоминания, поставить блок получалось гораздо легче и эффективнее. Но Эмили боялась, что вскоре иссякнет запас вещей, которые можно было бы сейчас обдумать, и ей придется столкнуться с реальностью — с чем-то, с чем она понятия не имела, как справиться.

Наконец они вошли в последний зал, в центре которого Эмили еще издали заметила огромный предмет. Подходя ближе, она распознала в нем зеркало, а когда они минули последний проем, по когтистым ножкам узнала, что это то самое зеркало, которое стояло в одном из пустых кабинетов Хогвартса. «Значит, мы еще в замке!» — обрадовалась Эмили, просто чтобы испытать хоть что-нибудь вместо навязчивого страха.

— Стой, — раздался сзади холодный приказной тон Квиррелла.

Эмили вздрогнула от неожиданности, увлекшись своими мыслями, но послушно замерла на месте, сцепив перед собой в замок ладони. Она не повернула голову в сторону профессора, но внимательно прислушалась к его шагам и к обстановке вокруг. Теперь, когда ей снова пришлось с ним контактировать, сердце зашлось в бешеном ритме, а голова опустела. Руки затряслись; Эмили стиснула их с большей силой: не хотелось, чтобы Квиррелл видел, насколько ей страшно.

Тем временем профессор внимательно осмотрел ее, прошелся вокруг зеркала и, остановившись за ее спиной, произнес:

— Ты видела это зеркало, не так ли?

Эмили сдержанно кивнула, продолжая смотреть на свое отражение.

— Дамблдор объяснил тебе, как этим пользоваться.

От этого нового Квиррелла тянуло мраком и холодом. Эмили поймала себя на мысли о том, что в этих и без того холодных подземельях при отсутствии этого человека стало бы гораздо теплее.

— Нет, сэр, — отчетливо, не слишком громко и, постаравшись, не слишком тихо ответила Эмили, когда по длине паузы, сделанной Квирреллом, стало понятно, что это был вопрос и он ждал ответа.

Эмили рассчитывала на то, что, если она, как и всегда при ссоре с дядей, будет вести себя вежливо и непровокационно, Квиррелл не станет применять крайние меры и потеряет бдительность, и, возможно, получится вызвать его на диалог и выяснить цели. Во рту пересохло, а легкие требовали продолжать дышать.

— Неужели? Что ж, не страшно. Ответь мне, что ты видишь, — произнес Квиррелл вновь приказным тоном.

Эмили с детства не любила этот тон. Так часто разговаривали с ней дядя Вернон и его сестра Мардж. Но ситуация заставила ее отбросить неприязнь.

— Только себя, сэр.

— Подробнее.

Эмили растерялась, не понимая, чего он от нее хотел.

— Я вижу себя. Я стою. На мне школьная мантия и...

— Подожди, — он сделал останавливающий жест, а в его голосе Эмили, испугавшись, услышала нотки раздражения. — Ты видишь просто отражение?

— Да, — неуверенно ответила Поттер, не сумев понять, какой ответ он ждал и чего хотел. И следом уточнила: — Я должна была увидеть что-то другое, сэр?

Ей страшно хотелось смочить горло. Эмили облизнула высохшие губы и перевела взгляд на отражение своего лица. Глаза широко раскрыты, испуганные. Она смотрела в зеркало и понимала, как жалко и затравленно выглядела, несмотря на все попытки держать себя в руках.

— Отойди в сторону, — раздался новый голос, высокий, вкрадчивый и очень слабый.

Эмили почувствовала, как сердце камнем рухнуло вниз — настолько стало страшно от того, как были произнесены эти слова. Она дернулась вправо, но остановилась, услышав:

— Нет, Эмили, не ты. Я обращался к своему слуге.

Эмили вернулась на место, холодея от ужаса. Было что-то дикое и неправильное в том, что он так фамильярно произнес ее имя. Одно дело Дамблдор — ей нравилось его легкое и обычно ненавязчивое отношение, но Тот-Кого-Нельзя-Называть — а она знала, что это был именно он, — выбил ее из колеи таким обращением еще сильнее. Тем временем Квиррелл отступил в сторону и больше не отражался в зеркале. Выглядел он теперь почти так же, как и осенью: испуганно и неуверенно.

— Что ты видишь теперь, Эмили?

— По-прежнему только отражение, сэр, — голос от страха сорвался до шепота, но темный волшебник ее услышал.

Эта информация разозлила его, на что Квиррелл, схватившись за голову, взмолился:

— Умоляю, милорд, я… мне больно… Я достану камень, я достану! Девчонка! — теперь он взвизгнул, чуть не бросившись к Эмили, отчего она инстинктивно отпрянула.

Она увидела его судорожное движение, словно он хотел схватить ее, но передумал. Эмили тут же бросила взгляд на его запястья и впервые обратила внимание на то, что его пальцы покраснели, как от ожога. Она сглотнула, уставившись на Квиррелла. Глаза начали слезиться, ситуация становилась слишком острой, и Эмили не знала, что делать. Она боялась, что сейчас ее просто убьют за ненадобностью. Все нужные слова разбежались от нарастающей паники. Эмили стремительно теряла контроль над собой, чувствуя, что скоро поддастся истерике.

— Посмотри в зеркало и подумай о философском камне. Немедленно! — пронзительно крикнул Квиррелл и тут же залебезил перед темным волшебником: — Сейчас все будет, милорд. Я разберусь с этим, я ведь обещал.

Эмили развернулась к зеркалу, едва сдерживая подступавшие рыдания. Господи, она так ненавидела, когда на нее давили.

— Я не знаю, как он выглядит, — прошептала она, чувствуя, что, если будет говорить в голос, не сможет им управлять.

— Маленький красный камень. Он дает бессмертие и золото, — мгновенно ответил Квиррелл, жадно осматривая Эмили, будто у той в ту же секунду должен был появиться этот камень.

Эмили нарисовала в своем представлении камешек, но изображение в зеркале не менялось. Она беспомощно обернулась к Квирреллу, поведя плечом, как бы показывая, что ничего не вышло.

— Мой господин, я разберусь, я разберусь! Девчонка просто врет. Я достану вам камень!

Квиррелл уже поднял было руки для хлопка, но волшебник остановил его, повысив голос:

— Не смей. Она не врет.

Квиррелл замер и с покорным выражением лица продолжил:

— Да, конечно, милорд. Как вам угодно… Но как я тогда?..

— Дай мне поговорить с ней.

— Но, милорд, вы еще слишком слабы!

— Для этого моих сил хватит. Развернись и открой меня.

Эмили, дрожащей рукой стирая крупные горячие слезы со щеки, сделала шаг назад, к стене, не смея отвести взгляд от происходящего. Она боялась пропустить хоть что-то, что могло бы навредить ей. Но Квиррелл всего лишь повернулся к ней спиной и начал разматывать свой фиолетовый тюрбан. Поттер не хотела видеть, что там, но все же смотрела как завороженная.

Последняя полоска ткани опустилась с затылка, и перед Эмили предстала чудовищная картина. На нее прямо из головы Квиррелла смотрело лицо, отдаленно напоминавшее человеческое. Оно было бледным, а ноздри-щелки придавали ему сходство со змеиной мордой. Но контрастирующие с белым полотном лица багровые глаза с узкими зрачками притягивали больше всего внимания. Эмили, избегавшая смотреть долго в глаза незнакомцев, сейчас была не в силах отвести взгляд. Она глядела прямо в эти красные прорези, и она их помнила. Не из снов, не из детских воспоминаний. Она знала, что видела их в течение многих лет, изо дня в день. Эти глаза были частью ее жизни. Но почему так больно видеть их теперь?..

Эмили плакала. Беззвучно, бессильно. Она видела, но не понимала. Она чувствовала, но не знала что. Вернулась обида, злость. Застонала душа, выливая свою боль через слезы.

— Видишь, что со мной стало, Эмили? Видишь, чем я стал?

Она молчала, здесь не требовался ее ответ.

— Я стал меньше, чем дух. Влачу жалкое, паразитирующее существование, но все-таки я жив, — его голос опустился до шепота. — Я обрел бессмертие, как видишь. Но камень мне по-прежнему нужен, и я уверен, что он спрятан в зеркале. Ты здесь, и ты еще жива, потому что мне стало известно, что ключ к нему именно у тебя.

Он выдержал паузу, и Эмили позволила себе ответить:

— У меня ничего нет, сэр, правда. Я просто видела это зеркало. Мне ничего больше о нем не известно.

Бессмертие. Простое слово, сказанное устами этого существа, приобретало страшный оттенок. Путь к нему был дерзок.

Эмили все еще впивалась взглядом в багровые глаза волшебника, пытаясь понять, почему они были так знакомы ей.

— Возможно, Дамблдор постарался завуалировать ответ. Я сам вытащу его из тебя.

Эмили не успела испугаться этой фразы, как почувствовала, будто что-то пронзило ее насквозь. Перед глазами замельтешили картинки из прошлого. Она попыталась воспротивиться, но ее выбросило в воспоминание той хэллоуинской ночи. Она снова видела рыдающую Лили.

Сквозь пелену расплывающегося вида детской комнаты Эмили увидела, как волшебник сузил глаза, словно удивившись. Картинка воспоминания стала четче, и как Эмили ни старалась, у нее было слишком мало сил, чтобы спрятать это воспоминание и даже подумать о чем-то другом.

Эмили видела, как Лили умоляла темного волшебника убить себя вместо нее. Она видела, как, будучи в его воспоминаниях, поднимала палочку и произносила Смертельное заклятие, как долго после этого смотрела на ребенка. Она вспомнила, как сама тогда глядела на черную фигуру в плаще — ее первое детское воспоминание.

…Вспышка зеленого света. Луч исходил из Ее палочки, и стремился к ней, к Эмили — а потом вдруг повернул обратно, и Она познала самую страшную боль за всю свою жизнь. Ее будто проткнули насквозь и распиливали ржавой пилой. Кромсали, отрывали. Если было бы чем кричать, Она сорвала бы голос. Если бы только можно было прекратить этот ад… Запредельная пытка, которой, казалось, не было конца, да и сейчас его не оказалось, потому что Она вспомнила все свои чувства. Она помнила, Ее вытянуло из чего-то родного, Ее крошило на части. Ее лишали чего-то большого, чего-то, что не должно было быть отдельно от Нее. Она протягивала руку, моля Ту, другую Ее, спасти, не оставлять, не бросать. Ведь они должны быть вместе, им нельзя разделяться — они половинки одного, они и так много отделили. Все должно было случиться по-другому. Неужели все другие чувствовали то же самое?

Но Та бросила, исчезла. А Она билась о мягкое и твердое, острое и тупое, ища пристанище, потому что воздух обжигал. Обнаженная и оголенная, Она не могла вынести прикосновения вещей, Она выла от агонии и всем своим существом хотела жить.

Но наконец, уже почти потеряв способность мыслить, Она наощупь, вслепую добралась до чего-то очень теплого и светлого. Ей нужен был этот свет, он пах жизнью. Она тянулась к нему, и он принимал Ее, окутывая и зализывая Ее раны. Если бы у Нее были слезы, Она плакала бы от счастья…

Это конец. Эмили почувствовала, что темный волшебник покинул ее сознание, как только она вспомнила это мягкое, убаюкивающее, спасительное тепло. Теперь лишь этот свет был в ее памяти, и он постепенно переходил в ранние воспоминания ее детства: розовые стены комнаты, запах молока и свежеиспеченного яблочного пирога и такие желанные зеленые кубики Дадли.

Эмили больше не сдерживала рыдания. Она имела право выплеснуть уже свою — теперь такую понятную — боль так, как положено. Те красные глаза, что с непониманием смотрели сейчас из затылка Квиррелла на нее, когда-то были ее глазами.

Лорд Волдеморт. Их звали лорд Волдеморт. Когда-то они были одним целым.

— Вот как, — вторая часть Волдеморта, которая находилась в Квиррелле, произнесла это тихо и со странным непознаваемым оттенком.

— Тебе было так же больно? — голос Эмили был ломким и словно чужим.

Она отступила вплотную к холодной стене и оперлась на нее руками, чувствуя острые выступы каменной кладки.

— Я не знал, что это случилось, но я счастлив, что нашел тебя. Поистине, ты — гораздо лучше философского камня.

Эмили улыбнулась сквозь слезы. Она не ждала этих слов, но они разлились теплом внутри: она ему нужна, он не хотел ее бросать, он не знал, что она отделилась и ей было ужасно больно. Но лишь увидев трансформацию, происходившую с Квирреллом, Эмили поняла, что имел в виду тот Волдеморт: он хотел переселиться в ее тело, а значит, они снова будут единым целым. Эмили с неистовым предвкушением наблюдала, как он отделялся от своего временного пристанища и темным облаком направлялся к ней. Она чувствовала, как сковывало тело и перехватывало воздух, но терпела, чтобы воссоединиться с тем, что раньше было ее.

Осколок Волдеморта уже проник в ее сознание и завладел разумом, но Эмили почувствовала нарастающий жар. Она расслабилась, позволяя ему проходить дальше, тем не менее от наступающей боли села на пол, тяжело и отрывисто дыша.

«Мне больно. Пожалуйста, прекрати. Давай позже», — мысленно произнесла она, надеясь, что он услышит, поймет. Но он не обращал внимания и рвался внутрь, ломая и топча все на пути. И тогда Эмили не вытерпела. Она всегда ненавидела боль. Магия, долгое время сдерживаемая внутренними барьерами, которые сейчас были сметены вторжением второй части Волдеморта, хлынула по жилам, и в следующую секунду Эмили почувствовала, как он выпускал ее из своей сильной хватки.

Она утомленно опрокинулась на пол, мечтая упасть в забытье. В этот момент как никогда хотелось оказаться без сознания, чтобы не чувствовать боли от разошедшихся швов истерзанной души. Но она неизменно приходила в себя, слышала звон зеркала, разлетевшегося на кусочки от удара ее магии, видела, как над ней склонился почему-то плачущий Альбус Дамблдор, прикрывающий их обоих от острых осколков, знала и чувствовала, что Та частица, именуемая Волдемортом, снова бросила ее.

— Вернись, — прошептала Эмили, сжимая жилистую руку директора, цепляясь за нее, будто за последний шанс не сойти с ума от муки.

Она позволила себе закричать. Она надеялась выкричать всю боль и обиду. Она хотела, чтобы Ему было так же больно, как и ей. Она желала, чтобы он, черт возьми, снова был рядом, как всю жизнь до этого.

Глава опубликована: 14.06.2015

Часть II. Альбедо

Я говорю вам: нужно носить в себе ещё хаос, чтобы быть в состоянии родить танцующую звезду.

 

«Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого», Ф. Ницше

Глава 1. Замешательство

Снейп уже около получаса находился в Больничном крыле, предупрежденный Дамблдором о начале операции. Его задача состояла в том, чтобы проинформировать мадам Помфри и вместе с ней подготовить необходимые лекарства для Поттер. Ожидание заставляло его нервничать и мерить лазарет шагами.

Только он в пятнадцатый раз дошел до окна и развернулся, чтобы шагать к двери, как его левое предплечье отозвалось непродолжительным жжением. Северус, не надеявшийся почувствовать метку так скоро, в страхе остановился. Он быстро глянул в сторону личных покоев целительницы и, развернувшись к ним спиной, обнажил руку: метка алела на бледной коже. Она была не такой яркой, как в мрачные времена Магической Британии, но уже нельзя было утверждать, что она неактивна.

«Мерлин... Неужели Темный Лорд вернулся, ничего не сработало?» — панический ужас захлестнул Снейпа; он не мог поверить, что Поттер погибла. Но вскоре Дамблдор, появившийся в красно-золотых искрах и держащий перекинутую через плечо девочку, развеял его опасения.

— Северус, зови Поппи и сними патруль, — быстро бросил ему директор; его голос был негромким, но твердым.

Тот, не говоря ни слова, вскинул палочку, сотворяя патронуса для послания коллегам, которые в этот момент дежурили в коридорах и следили за тем, чтобы редкие ученики не попадались Квирреллу на пути. Затем он кинулся в соседнюю комнату за целительницей. Снейп с облегчением отметил, что Поттер, которую Дамблдор укладывал в заготовленную кровать, жива: он слышал, как девочка тихо всхлипывала на плече у старика.

Вернувшись вместе с Помфри, Северус увидел, что на постели Эмили сидел феникс директора Фоукс, который и перенес их сюда, и капал слезы на ее лоб.

— Зачем это? — спросил он, тем временем помогая целительнице через трубочку влить зелья в рот девочке, чтобы та не захлебнулась.

— Пусть успокоится, — тихо ответил Дамблдор, давая понять, что не хотел обсуждать произошедшее в присутствии целительницы. Та знала лишь, что якобы обнаружили пропажу Поттер и заподозрили в этом Квиррелла.

Убедившись, что девочка уснула под воздействием Умиротворяющего бальзама, мужчины оставили ее на попечение мадам Помфри, а сами переместились в кабинет Дамблдора с помощью Фоукса. Ощутив под ногами мягкий ворс директорского ковра, Снейп отпрянул и вновь задрал рукав мантии на левой руке.

— Альбус, объясни мне, что это? Темный Лорд воскрес?

Дамблдор резко развернулся и, схватив руку зельевара, впился в нее изучающим взглядом.

— Как давно она проявилась?

— За несколько минут до вашего прихода.

— Жжет сильнее, чем тогда, на Хэллоуин? — Дамблдор нагнулся ниже и, вытащив палочку, совершил ею несколько легких движений, проверяя реакцию рисунка на коже.

— Да. Кроме того, теперь она не гаснет.

— Это чувствуют все, кто носит метку?

— Да.

Дамблдор выпрямился и, сложив палочку во внутренний карман мантии, потер переносицу.

— Волдеморт узнал, что она его крестраж, и попытался завладеть ее душой и телом. Хотел переселиться в нее.

В глазах Снейпа мелькнул ужас, но Дамблдор добавил:

— Нет, не вышло — в этот раз защита Лили сработала как полагается. Скорее всего, он ослаб еще сильнее — магия любви для него губительна, а сегодня ночью он в очередной раз испытал на себе ее мощь.

— А что с Поттер? Получилось ввести воспоминания кусочка его души в ее сознание?

Мужчины подошли к столу, но ни один не садился — слишком велико было волнение.

— Да, несомненно. Она увидела, как отколовшийся кусочек попал в нее, она определенно точно приняла себя частью Волдеморта. Вероятно, это и вызвало активацию метки: она среагировала на ту часть его души, что находилась в Эмили и теперь обрела самосознание.

— Вопрос только, осталось ли в Поттер что-то от нее самой? — Снейп сомкнул пальцы рук.

— Это выяснится, когда она проснется. Важно узнать, не случилось ли у нее раздвоения личности из-за пережитого стресса — это совсем не то, что нам нужно.

— Мы ввели ей Умиротворяющий бальзам, за время сна она должна прийти в порядок. — Помолчав, Северус произнес: — Альбус, что мы будем делать с остальными Пожирателями? Пробуждение метки не могло остаться незамеченным, особенно теми, кто сидит в Азкабане и ждет возвращения Лорда.

— Да и те, кто избежал наказания, я уверен, обратили на это внимание.

— Представляю, какой переполох сейчас у Малфоев, — фыркнул Снейп, вообразив, как Люциус бледнеет от жжения в предплечье и дрожащей рукой опускает нетронутый бокал вина. Сочельник Нового года в этот раз для некоторых внезапно перестал быть счастливым. — Что мне ему сказать, когда он явится за поддержкой?

— Ответь, что пока поводов волноваться нет, но ни слова об Эмили. Если помнишь, Малфои одни из тех, кто думал объединиться вокруг нее, рассчитывая, что она будущий темный маг, раз смогла выжить после Смертельного заклятия.

Снейп кивнул в знак понимания. Они разговаривали еще около получаса, обсуждая грядущие процедуры для Эмили, после чего взаимно поздравили друг друга с наступившим девяносто вторым, и Северус ушел в свою спальню.


* * *


Когда Эмили очнулась, солнце уже пробивалось сквозь плотно задвинутые шторы, поэтому она просыпалась в приятном мягком полумраке. Она хотела по привычке перевернуться на другой бок и заснуть снова, но осознав, что лежит в Больничном крыле — судя по всему, на самой дальней койке, — вспомнила последние события.

Сон как рукой сняло. Она села на постели и подтянула одеяло выше к груди, чтобы не выпускать накопленное за ночь тепло, затем запустила руки в спутанные волосы и выдохнула, взъерошивая непослушную шевелюру. «Значит, я и есть... я — это...» — Эмили облокотилась на пододвинутые колени. Даже про себя она не решалась признаться самой себе в том, что прекрасно осознавала и чувствовала. Эмили казалось, что если она не озвучит эти эфемерные мысли, то все произошедшее и понятое окажется просто сном.

Она зажмурилась. Перед внутренним взором тут же возникли багровые глаза, которые, к ее стыду и внезапному смущению, казались ей такими родными и нужными. В тот момент, стоя перед Волдемортом, она вспомнила последние мгновения после разрыва, и воющее чувство разлуки затмило разум. Но теперь, когда Эмили могла трезво мыслить, она задалась множеством вопросов, которые тяготили ее и заставляли чувствовать себя грязной, испорченной, плохой. «Если я часть него, значит, это и правда я убила Поттеров? И всех других...» — она сильнее вжала пальцы в корни волос, прогоняя эту мысль. Воспоминания убийств были где-то внутри, подтверждая ее опасения, но еще не доходили до сознания, и Эмили не стремилась вытаскивать их наружу.

«Это все так неправильно, Мерлин... Ну, и кто я теперь?» — она была в растерянности и ощущала противную тяжесть в животе, которую всегда чувствовала в неприятные моменты. Эмили проговорила про себя свое имя, пробуя его, вспоминая и анализируя то, что отзывалось у нее внутри при этих словах — «Лия Поттер». Сначала оно, конечно, прозвучало очень смешно и скомканно, как всегда бывает, когда произносишь свое имя, но Эмили продолжила его проговаривать, запоминая это чувство: «Лия Поттер. Лия… Эмили… Эмилия. Поттер». Вскоре эти слова действительно перестали иметь для мозга какой-либо смысл.

Затем Эмили принялась вспоминать все, что могла, из своей жизни в качестве Эмили: Дурсли, игры с Софи, Хагрида, что провожал ее на Диагон-Аллею, Хогвартс, Падму, Дафну и Маркуса, — все события и люди, по которым она быстро пробежалась в своих воспоминаниях, определенно имели для нее ценность и отдавались внутри той или иной эмоцией. Поттер зачесала пальцами волосы назад и подняла голову, счастливо выдохнув, — она все еще оставалась самой собой и помнила то, что прожила за свои одиннадцать с половиной лет.

«Выходит, я просто вспомнила свою прошлую жизнь. Уф... я пыталась запереть собственные воспоминания, а не его. Так... что теперь с моей магией? Теперь-то все нормально работать будет? Я устала слышать смешки остальных рейвенкловцев», — подумав о магии, Эмили с неприятным уколом внутри вспомнила, что Квиррелл забрал все ее вещи, в том числе и палочку. На всякий случай она огляделась, обнаружила, что у бортика кровати громоздились несколько коробок в ярких упаковках, после чего удивленно остановила взгляд на стуле, что стоял у самой ширмы. На нем висела ее магловская одежда со школьной мантией, а на самом сидении стояла целая и невредимая сумка — Эмили с теплом в душе признала в материале привычную темную драконью кожу.

Эмили откинула одеяло и, соскочив с кровати, в одной больничной пижаме босиком отправилась к стулу. Раскрыв сумку, она убедилась, что все вещи, включая палочку и мантию-невидимку, были на месте. Эмили расплылась в улыбке, чувствуя, как восстанавливается душевное равновесие: держа в руках свои вещи, наполненные историей и воспоминаниями, она словно обретала почву под ногами.

Открывшаяся где-то рядом дверь второго помещения лазарета заставила ее вздрогнуть.

— Куда вскочили? У вас постельный режим несколько дней. Забирайтесь обратно в кровать, — произнесла мадам Помфри, едва раздвинув створки ширмы и увидев пациентку.

— Я в порядке, мадам, честно, — негромко произнесла Эмили, адресовав той новую улыбку, но все же вернулась в постель, захватив с собой сумку.

— Все вы так говорите, а потом уроки просыпаете, ссылаясь на слабость. Нет уж, я вас сейчас, пока каникулы идут, полностью вылечу, чтобы мне потом преподаватели не жаловались.

— От чего лечить-то? У меня ничего не болит. — Эмили, теребя ручки сумки, следила за целительницей.

Та вызвала с кухни еду и начала расставлять ее на подносе.

— От стресса, — поджав губы, тихо ответила она. — Подумать только! Профессор похитил ученицу, да еще и на праздник. Нашему директору определенно требуется тщательнее выбирать людей на эту проклятую должность.

— Ее правда кто-то проклял? — Эмили только от старшекурсников слышала эту байку, но не верила до сих пор. Теперь, еще до того как произнести эти слова, она поняла, что она — Волдеморт — имела к этому причастность, но пока не могла вспомнить детали.

— А то! Каждый год у нас новый преподаватель защиты, и со всеми случается какая-нибудь оказия.

— А что с ним стало? С профессором Квирреллом, — сглотнув, спросила Эмили, хотя в глубине души ей была абсолютно неинтересна дальнейшая судьба этого человека.

— Этого мне не сказали, — покачала в ответ Помфри, пододвигая столик на колесиках с подносом еды. — Известно только, что он отстранен от работы.

«А что, если он умер?» — подумалось Эмили, и эта мысль отбила весь аппетит. Она всего лишь хотела быть в безопасности, но оказалось, что стоило всего лишь поговорить с тем, кто сидел у него затылке, чтобы этого достичь. Эмили почувствовала себя виноватой в том, что мог погибнуть посторонний человек.

— Ешьте, мисс Поттер! — приказным тоном обратилась к ней целительница. — А потом можете рассмотреть подарки. Домовики прислали еще вчера, и профессор Дамблдор решил, что вы обрадуетесь, увидев их сегодня, а не через несколько дней карантина.

— Я на карантине? Но почему? — Эмили чуть не поперхнулась, услышав эти слова.

«Не был ведь он заразным».

— Таков приказ директора. Он скоро к вам сам придет, вот и спросите.

Целительница уже собиралась выйти за ширму, но Эмили ее окликнула.

— А сколько дней я тут буду?

— До самого конца каникул, — с упором и легким раздражением повторила мадам Помфри. — Позовите, когда позавтракаете.

Больше Эмили не задерживала женщину и молча принялась за мюсли.


* * *


Профессор Дамблдор навестил ее во второй половине дня. К тому времени Эмили успела проинспектировать содержимое сумки и с интересом обнаружить, что на какие-то доли секунды ей показалось, будто пергаменты с домашними работами и редкими лекциями исписаны чужим почерком. Лишь позже она признала свои размашистые неровные буквы в вечно восходящих строчках.

Столь же странным было ее восприятие школьных учебников. Эмили пролистала первый попавшийся из них и, наугад раскрыв одну из последних глав, поняла, что прекрасно понимала то, о чем там говорилось. Но еще несколько недель назад, когда из любопытства заглядывала в будущие темы, она с нетерпением ждала уроков, чтобы вместе с преподавателем разобраться в сложных формулах. Эмили принялась вспоминать, когда они успели дойти до этих тем, и смутно припомнила обстоятельства, в которых это происходило, но лекционные записи отсутствовали.

Эмили несколько минут сидела с пергаментом в руках и пыталась разобраться в этом феномене. Почему-то ей было очень важно понять, из-за чего это произошло, к тому же все равно было необходимо заниматься чем-то целый день. Тогда ее и отвлекли мягкие шаги директора, который, подойдя к ширме, аккуратно прошел в нее и задвинул створки.

— Здравствуй, Эмили, — голос его как всегда был теплым и располагающим к доверию.

Но на этот раз Эмили почувствовала внутри себя толчок раздражения от его спокойного говора и недоуменно нахмурилась, пытаясь понять, почему в ней изменилось отношение к директору.

— Здравствуйте, сэр, — она мельком глянула на него и перевела взгляд обратно на свои вещи, принявшись складывать их в сумку.

— Я рад видеть тебя в полном здравии. Мы все страшно испугались, когда узнали о твоем похищении.

— М-м-м, — протянула Эмили.

Она хотела уже упрекнуть Дамблдора в том, что он сразу не поверил ей и не выдворил Квиррелла, но тут же вспомнила, что именно благодаря этому она получила относительную безопасность от второй части Волдеморта. В момент, когда он попытался переселиться в нее, Эмили явственно почувствовала, что у него больше не было желания убить ее. Теперь она, часть его души, нужна ему живой.

— А что с ним стало? — все-таки спросила она, посчитав, что нужно чем-то заполнить возникшую паузу. Они редко казались ей неловкими, но с Дамблдором молчать было неудобно.

— К сожалению, паразитирующий на нем Волдеморт сильно подорвал его здоровье. Когда он покинул тело Квиррелла, тот не успел уйти перед тем, как у тебя случился всплеск магии, защитивший твою душу от Волдеморта.

Эмили вскинула голову, но не смогла выговорить то, что вертелось у нее на языке. Ей было стыдно признаваться Дамблдору, что она часть Волдеморта и сама разрешила ему проникнуть в свое сознание. Но информация о том, что ее магия и не впустила его, заставила ее задуматься. Теперь Эмили испугалась, что никогда не получится воссоединиться с той половинкой своей души.

— А что не так с моей магией?

— Ты защищена сильнейшей магией, которая ему неподвластна. Твоя мать отдала за тебя жизнь, несмотря на то, что Волдеморт дал ей возможность уйти. Тем самым она окружила тебя кровной защитой, которую он не смог пробить. Я закрепил эту магию, отдав тебя под крыло родственников по материнской линии. Пока ты живешь у них, вплоть до совершеннолетия Волдеморт не доберется до тебя и не сможет даже прикоснуться к тебе.

«Да… когда он попытался переселиться в меня, нам обоим было больно», — вспомнила Эмили, но решила не сообщать об этом директору. Кроме того, ей показался странным тот факт, что она-то оказалась в этом теле тоже после того, как защита Лили Поттер стала работать. Тот теплый свет, что принял ее и при воспоминании о котором Волдеморт покинул ее голову в первый раз, скорее всего, и был защитой. «Получается, я, часть Волдеморта, прошла сквозь барьер, а ему он не подвластен. Но почему?» — мелькнувший вывод был отброшен на задворки сознания — при Дамблдоре не следовало обдумывать то, что знала пока только она.

Старик тем временем оглядывал потолок Больничного крыла, оставляя Эмили обдумывать то, что он только что произнес. Она покосилась на него и спустя несколько мгновений решилась спросить еще кое-что:

— Сэр, а то зеркало… Волдеморт сказал, будто вы дали мне какой-то ключ к нему, и попытался найти его у меня сам. Вы не знаете, что он имел в виду?

— Вижу, ты не боишься произносить его имя, — заметил Дамблдор, склонив голову.

— Я… Никто не хотел говорить, и даже в книгах ему не давали имени. Но мне всегда хотелось узнать. Мне не стоит его называть?

— Вот до чего доводит страх перед именем, — покачал головой профессор. — Тебе самой решать, как называть его, но ожидай соответствующую реакцию. Он тебе его назвал?

Эмили замешкалась.

— Вроде того, — невнятно произнесла она. — Вы расскажете насчет ключа?

— Ах, это. Боюсь, Волдеморт просто заблуждался на твой счет, решив, что я буду использовать тебя как героя, — уклончиво ответил Дамблдор.

Эмили не устроил такой ответ, а любопытство по поводу зеркала, которое она дважды встретила, возросло в несколько раз.

— А что это за зеркало вообще? Он спросил меня, что я в нем вижу, будто я должна была увидеть там что-то вместо своего отражения.

— О… вероятно, он думал, что ты должна была увидеть камень, который я туда спрятал. Дело в том, что я заколдовал его так, чтобы он показывался только тем, кто не хотел бы им воспользоваться.

«Кажется, я тогда на мгновение представила, как используется камень, поэтому ничего и не получилось», — объяснила Эмили сама себе тот факт, что она все равно этот камень не увидела.

— Но не будем об этом больше, согласна? Все позади, и тебе больше ничто не угрожает, — улыбнулся ей Дамблдор, а затем кивнул в сторону подарков у кровати: — Смотри, твои друзья о тебе не забывают. Я, право, думал, что ты раскроешь подарки, как только очнешься, и начнешь день с радостных впечатлений.

Эмили лишь улыбнулась. Слово «друзья» неприятно резануло слух и вызвало холодное отторжение. Она никого не называла другом или подругой даже про себя. Никого, кроме пары людей.

— Я слышал о крупной стычке с несколькими представителями твоего факультета, — внезапно произнес Дамблдор, в упор посмотрев на Эмили.

Она недоуменно вскинула брови в ответ.

— Мистеры Розье и Долохов показали себя с самой некрасивой стороны. К сожалению, директор Диппет закрывает на это глаза.

Теперь в сознании зашевелились воспоминания, подкидывая все подобные происшествия. Эмили нахмурилась, чувствуя, что на мгновение перестала чувствовать реальность.

— Вот как. Я поговорю с ними — отрешенно ответила она, беспокойно бегая взглядом по всему, что ее окружало. Всплывшее в памяти было таким далеким и спутанным, что Эмили не могла остановиться на каком-нибудь из моментов. Стойкое ощущение дежавю мешало сосредоточиться на чувстве ответственности за поведение своих… своих…

— Конечно, особенно удели, пожалуйста, внимание своему другу. Лестрейндж, на мой взгляд, верный товарищ, способный мальчик, но его иногда заносит. Его зовут Рейнальд, кажется?

— Рейнальф. Рэй, — словно на автомате выпалила Эмили, вспомнив имя. Вообще она вспомнила множество Лестрейнджей, но их образы смазались в памяти, оставив только знание о том, что они были самыми верными. Почти друзьями.

«Стоп! Рэя уже давно нет. Он погиб, я помню похороны», — холодок прошелся по спине: выходит, Дамблдор знал, кто она на самом деле. Эмили не стала переводить на него взгляд и продолжила рассматривать шторы, стараясь расслабиться и не выдать своего напряжения, хотя внутренне подобралась.

— Что ж, Эмили, боюсь, мне пора тебя покинуть, — негромко произнес Дамблдор, отвлекая ее от воспоминаний давних школьных лет, которые если и были нечеткими, то все равно оставляли в душе осадок. — О, прошу, выпей это зелье, не то мадам Помфри будет сильно злиться на меня за то, что я нарушил прием лекарств.

Он вытащил из кармана бутылек и протянул Эмили. Она послушно взяла его, но не решалась выпить, сосредоточившись на своих ощущениях от этого старика. Опыт прошлой жизни набатом твердил, что ей не следует доверяться Дамблдору, потому что он и без того видел ее насквозь. Но прошедшие полгода не подтверждали этих опасений. Да, возможно, видел, но пока все, что он делал для нее, было в ее пользу. Эмили с детства научилась выявлять для себя даже минимально опасных или подозрительных людей и держаться от них подальше. И ни Дамблдор, ни, как оказалось, Волдеморт не внушали в ней столько опасений, чтобы записывать их в вечные враги.

— Это Умиротворяющий бальзам, — сказал Дамблдор, заметив ее промедление.

Эмили кивнула и стала вывинчивать пробку из бутыли. Опустошив емкость, она почувствовала, как спокойно и хорошо становилось на душе.

— Сэр, а почему я на карантине? — зевнув, спросила Эмили и опустила мешающуюся сумку на пол.

— Я подумал, тебе захочется побыть наедине с собой, поразмышлять. Но я буду навещать тебя каждый день, если ты не против.

Эмили неоднозначно повела плечом, чуть поджав губы. Впрочем, одиночество ей сейчас не помешало бы, к тому же до конца каникул осталась всего пара дней. Эмили почувствовала, что ее клонило в сон.

— Отдыхай, Эмили. И до завтра, — улыбнулся Дамблдор, заметив, что зелье начало действовать, а после того, как убедился, что девочка окончательно заснула, негромко произнес: — Северус.

Снейп показался из-за ширмы, где ждал все это время, находясь под заклинанием невидимости, и просматривал сознание Эмили незаметно для нее самой. Его шаги по-прежнему были не слышны, когда он вошел. Лишь только остановившись рядом со стариком, зельевар снял заклинание со своих ботинок.

— Получилось, — коротко ответил он.

— Получилось, — подтвердил Дамблдор, тепло глядя на Эмили.

Поставив сумку обратно на стул, где она находилась утром, они напоследок подкорректировали память Поттер, заменив последние полчаса чередой воспоминаний об изучении учебников.


* * *


Шел последний день каникул. За те пару дней, что Эмили провела в Больничном крыле, она успела разобрать все свои подарки, прочесть абсолютно все учебники хотя бы на тему вперед, дописать эссе по травологии и выспаться, но совершенно не успела соскучиться по обществу однокурсников. Эмили хотела побыть наедине с собой еще день, привыкнув к этому состоянию и найдя для себя множество дел, которые необходимо было завершить.

Она много размышляла о себе, второй части Волдеморта и их общих последователях, которых они назвали Пожирателями Смерти. Эмили не смогла вспомнить все события прошлой жизни. В сознании плавали отрывки, разрозненные куски, и все это смешивалось в калейдоскоп ощущений, которые не складывались в четкую картину. Эмили вытащила из памяти осознание того, что у них были преданные соратники, которые составляли так называемый Ближний круг, а также рядовые Пожиратели, многих из которых она не могла сейчас различить.

Эмили вспомнила также, что все они были связаны неким подобием магического контракта, а это означало, что она могла бы их призвать, когда вспомнит, как это делается. Но необходимость созвать Пожирателей была под сомнением. Эмили припомнила слова Маркуса о том, что почти все из тех, кто остался на свободе, считали, что сила Волдеморта перешла к ней, а значит был шанс, что они пойдут за ней.

Но пойдут куда? Эмили много думала о целях этой организации и целях своего прошлого воплощения в частности и понимала, что все это ей теперь не нравится. Она чувствовала: это являлось смыслом всего, что они делали, но представив, что ей пришлось бы сейчас заниматься тем же, ощутила омерзение, смешанное с презрением и непониманием — зачем? Убивать маглов, господствовать над миром, истреблять маглорожденных — в этом Эмили не увидела ни капли разумности, ни благородной миссии.

Оставив эти невеселые думы, она принялась собираться. Еще с утра мадам Помфри дала ей выписку, что слегка огорчило Эмили: она рассчитывала еще день побыть на попечении больницы и ни с кем не разговаривать. Однако она ужасно обрадовалась, когда услышала приближение знакомых шагов.

— Привет, — не слишком возбужденно, но и непривычно спокойно произнес Маркус, распахнув ширму.

Эмили издала смешок, обернувшись на его вторжение, и вернулась к сбору вещей, которые были раскиданы на уже застеленной постели:

— Привет.

— Наконец-то меня пустили к тебе. Четыре дня не мог попасть сюда, — возмутился слизеринец, опускаясь на свободный от пергаментов край кровати, и закинул ногу на ногу так, чтобы ботинок смотрел в сторону ширмы, а не на Эмили.

— Ну… я на карантине сидела. Хотя в чем был его смысл, я не поняла. Меня даже зельями почти не пичкали.

— Слушай, как ты вообще? — в голосе парня сквозило беспокойство, хотя заметить его было трудно.

«Ну, началось, — с досадой подумала Эмили. — Сейчас каждый спросит меня об этом». А ей не хотелось рассказывать о том, что случилось. Она и не знала, как это все объяснить и надо ли кому-то знать об этом.

— В порядке я. Видишь: жива.

— Да, даже улыбаешься, — покивал головой парень. — И все равно, пережить похищение…

«Знал бы ты кем», — мысленно усмехнулась Эмили, а в ответ лукаво приподняла уголок губ.

— Спасибо за книгу. Я, правда, не настолько маленькая, чтобы сказки читать, но все равно спасибо, — перевела она тему, помахав в воздухе старинным экземпляром «Сказок Барда Бидля», который обнаружила среди прочих подарков с подписью: «Лии. Сказка о братьях моя любимая, а про мохнатое сердце не читай на ночь. Счастливого прошедшего Рождества и с наступившим Новым годом. Марк».

— Это для того, чтобы не смеялись над тобой, когда тебе скажут о каком-нибудь парне что-то вроде «у него сердце мохнатое», а ты посчитаешь это забавным. Это, вообще-то, совсем не весело. Не дошла еще до нее?

— Нет, я пока про братьев прочла. Кстати! Мне кто-то вернул мантию-невидимку, которая принадлежала моему отцу, — Эмили тут же начала копошиться в сумке в поисках свертка с невесомой тканью.

— Ого, он, видимо, хорошо с ней обращался: за столько лет ни единой заплаты, — присвистнул Флинт, взяв в руки мантию.

— Ну, несколько лет она вообще не использовалась, — напомнила ему Эмили, не обратив внимание на то, как пристально стал изучать вещь парень.

— Но при этом даже не потеряла своих свойств, — произнес Маркус, после того как накинул подол мантии на голову Эмили и убедился в ее абсолютной невидимости.

— Не делай так! — возмутилась Эмили, отмахиваясь от слизеринца и забирая обратно подарок незнакомца.

— Держи, выпало из свертка.

Эмили обернулась к слизеринцу, еще насупившись, и приняла из его рук записку к мантии. Сначала она хотела кинуть ее в глубины сумки, но в голову ударила мысль снова прочесть ее. Вдруг она могла бы узнать почерк теперь? Эмили помнила, что он показался ей знакомым.

Развернув мятый пергамент, она вновь пробежалась глазами по аккуратным буквам, склоненным вправо. В сознании что-то шевельнулось, давая понять, что этот почерк действительно знаком ей именно из прошлой жизни.

— Да это же почерк Дамблдора, — проговорил Маркус, оказавшийся за спиной Эмили и заглянувший в записку через ее плечо.

У нее перехватило дыхание. Аккуратно выпустив воздух, Эмили свернула бумажку и кинула ее поверх свертка, решив подумать обо всем этом позже.

— М-м-м, наверное, они с отцом были в одной организации против Сам-Знаешь-Кого и близко общались, — интуитивно сделала она вывод, который показался ей вполне правдивым.

Она чуть не назвала Волдеморта по имени, но вовремя спохватилась. Маркус обязательно стал бы спрашивать, откуда она это знает.

— Идем, я собралась. Расскажи, как каникулы провел?

Они вышли из Больничного крыла и направились в сторону лестницы. Маркус не слишком подробно рассказывал о том, какие вечеринки он устраивал с друзьями, а Эмили слушала его вполуха и размышляла о своем.

— Постой, — произнесла она, останавливая его рукой.

— А? — откликнулся Флинт и проследил за ее взглядом.

— Хочу посмотреть, что стало с… — она выразительно округлила глаза, чтобы он понял, что она говорила о запретном коридоре. Он находился в другом крыле этажа, по которому они шли.

— Это плохая идея. Идем, — сурово бросил слизеринец и, схватив Эмили за руку, потащил вниз по лестнице.

Эмили сбросила его хватку.

— Что там? Сходи со мной посмотреть, — она сделала шаг назад и развернулась в сторону зала наград, который был на пути к нужному коридору.

— Ну… ладно, думаю, там уже все убрали, — нехотя согласился Маркус и последовал за ней.

Они за несколько минут достигли тупика коридора заклинаний. Точнее, бывшего тупика, потому что теперь двери были широко раскрыты, а по обеим их сторонам стояли рыцарские доспехи. Эмили медленно вошла в переставший быть запретным коридор и огляделась.

— А что должны были убрать? Ту большую собаку? Как думаешь, где она сейчас? — спросила она, перехватив сумку другой рукой, и прошлась вперед, мягко ступая по ворсистому ковру-дорожке.

— Боюсь, где-то в лесу. В земле.

— Она умерла? — с грустью в голосе уточнила Эмили.

— Была зверски убита, вообще-то… Я сам не знаю, это со слов Роба.

— О-о-о… — шокированно протянула Эмили, поежившись. — А он откуда знает?

— Я связаться с тобой вечером не мог. Пытался, пытался, а ты не отвечала. Спросил Роба, пришла ли ты, а он сказал, что не видел. Попросил его позвать тебя, он ответил, ты не откликаешься. Мы подождали чуть-чуть, но за час до отбоя я послал его проверить несколько мест. Он сообщился со мной два часа спустя, — на этих словах Маркус помрачнел еще сильнее. — Вид у него был страшно напуганный. Сказал, по Хогвартсу патруль шастал. Он сначала от него скрывался, а потом дошел до этого коридора. Дверь была приоткрыта, и за ней не издавалось больше рыка. Он заглянул внутрь и увидел… тут просто кровавое месиво было, по его словам. Стены заляпаны кровью, все три головы в…

— Все, хватит, — прервала его Эмили. Ее воображение подкинуло сознанию жуткие картины, от которых едва не стошнило. — Я поняла. Это, наверное, Квиррелл ее так. Он-то сам, насколько я помню, даже не поранился.

— Видимо…

— Роберта патруль так и не поймал? — Эмили хотела срочно перевести разговор с темы похищения, предвосхищая вопросы Флинта.

— Нет, его тут же схватили, и секунды не прошло. Наверное, маячки стояли. Лишили баллов и взыскание назначили. Он только там, в кабинете у МакГонагалл, которая его и отчитывала, узнал о твоем похищении. Не представляешь, как все тут за тебя перепугались. Я правда думал, что приеду, а тебя уже не будет.

— Да… я тоже, когда увидела Квиррелла, подумала, что мне осталось жить пять минут. Но все обошлось.

— Расскажешь, что там произошло? Почему он тебя не убил?

— Давай потом как-нибудь? Я думала об этом последние четыре дня. Устала, честно, — открыто улыбнулась ему Эмили, чтобы Маркус понял: что бы там ни произошло, это было чем-то личным и в то же время таким, что одиннадцатилетняя девочка смогла пережить сама.

Они вышли из другого конца коридора и оказались вновь на лестничной площадке, только со стороны напротив. Флинту нужно было вернуться в другое крыло, чтобы достичь противоположной лестницы: сегодня она единственная вела с третьего этажа к нужной части второго. Попрощавшись с ним, Эмили спустилась, поскольку в гостиную ее факультета, куда она хотела поскорее попасть, можно было добраться по любым лестницам, ведущим вниз.

По пути туда она поймала себя на мысли, что Маркус напоминал ей кого-то из прошлого Волдеморта. Это был некто с ее факультета, ученик Хогвартса. Припомнив, при каких обстоятельствах она увидела Флинта впервые, она осознала, что он не просто так привлек ее внимание, а именно из-за своего сходства с предшественником. Походка и черты лица, даже манера держаться — все было знакомо, но Эмили только сейчас это поняла, когда всплеск заинтересованности сменился дружбой, а теперь и вовсе перестал будоражить ее душу. Ну, старшекурсник и старшекурсник, каких много, только напоминающий одного хорошего человека, а потому — прежде необъяснимо — приятный.

Размышляя над этим и пытаясь вспомнить имя «двойника» из ученических лет Волдеморта, Эмили дошла до родных подземелий. Спускаясь по каменным ступеням, она вдохнула глубже характерный запах мокрого камня и прислушалась к эху шагов. До гостиной нужно было пройти еще немало коридоров и арок — они находились куда дальше кабинета зельеварения и личных покоев Снейпа, так что ни один посторонний человек не мог найти вход в гостиную, к тому же тот маскировался под обычную стену.

Пройдя по тускло освещенному с двух сторон факелами коридору, Эмили остановилась перед той самой каменной кладкой, которая должна была отодвинуться при нужном пароле. Эмили раскрыла рот и с запозданием поняла, что не знала кодовой фразы. «А, они на каникулы остаются такими же, как в последние дни семестра», — припомнила она, но, собравшись назвать старый пароль, выяснила, что не знала и его тоже.

В этот момент стена с характерным тяжелым звуком сдвинулась влево, открывая обзор на «изумрудную гостиную» — Эмили мгновенно вспомнила это выражение, едва увидела блики воды в глубине помещения. Путь ей преграждал старшекурсник, которого она иногда видела в компании Маркуса.

— Привет, — спокойно произнес парень, выходя вперед, из-за чего Эмили пришлось отступить назад. — Извини, Поттер, даже тебе нельзя сюда. А Флинт все равно где-то в замке. И как ты вообще нас нашла, это он когда-то тебе дорогу показал?

Эмили сперва опешила, но вовремя сообразила, в чем причина такого поведения слизеринца. «О, Мерлин! Какой позор. Я же на Рейвенкло сейчас учусь, не на Слизерине!» — для верности она глянула на свой галстук, цвет которого утром при надевании посчитала подозрительно странным, но даже мысли не допустила, что у нее в этой жизни был другой факультет. Ей стало так стыдно, что она боялась покрыться краской слишком сильно и выдать эту оплошность. Нужно было срочно придумать причину, по которой она тут.

— А… Нет, это не он, и я с ним только что виделась. — Голос подвел ее, начав подрагивать, но она сглотнула и продолжила более уверенно: — А ты не знаешь, Драко Малфой приехал?

Парень оглянулся и крикнул:

— Малфой! Тебя тут Поттер видеть хочет. Ну, все, бывай. — Эти слова он обратил уже к ней и прошел мимо.

Закрывшаяся было дверь-стена отодвинулась вновь, и из-за нее показался не на шутку встревоженный Драко. Эмили не успела поприветствовать его, как тот подлетел к ней и заключил в объятия:

— Лия! Я слышал о похищении. Рассказывай, как ты.

— Тише-тише, — рассмеялась Эмили, качнувшись от натиска Малфоя, и крепко обняла слизеринца, почувствовав ненавязчивый мужской парфюм.

Тем временем она подняла взгляд на закрывающуюся стену, успев с тянущей в груди ностальгией осмотреть часть гостиной. Но Драко не дал ей времени полюбоваться темным убранством своего общежития.

— Скажи, это правда? Темный Лорд вернулся? — тихо спросил он ее на ухо.

— Нет, — легкая улыбка коснулась ее губ, когда она расцепила объятия и посмотрела Малфою прямо в глаза. — Ты боишься за папу?

О том, что Малфой-старший был верным последователем Волдеморта, ходило множество слухов. До этого Эмили игнорировала подобные обвинения, но за время карантина нашла им подтверждение. Сейчас, стоя с Драко в полумраке подземелья, она четко осознала, что тот вырос в семье, которая по-прежнему разделяла взгляды давно разрушенной организации. А сколько таких детей Пожирателей здесь было? Сколько из их родителей избежали тюрьмы — «Азкабана…» — и уже не надеялись на возвращение своего Лорда? Одно Эмили знала точно: нельзя объявлять себя воплощенным Волдемортом, пока она не разузнает ситуацию и не поймет, кто поддержит ее, а кто решит завершить первоначальную миссию своего повелителя и убить ее.

— Мой отец был под Империусом, выполняя его приказы! — с жаром прошептал Драко, отстранившись от Эмили.

Эмили понимающе кивнула:

— Значит, ему нечего бояться. Нет никакого Темного Лорда. — А сама отметила, что Малфой-младший называет его именно так, как делали все Пожиратели. Эмили сделала вывод, что он мог услышать это дома, а это означало, что Люциус Малфой избежал тюрьмы обманом и до сих пор может быть верен Волдеморту.

— А, я чего пришла-то, — «вспомнила» Эмили, — идем гулять?

— Идем, — казалось, Малфой обрадовался не столько предложению, сколько тому, что Эмили не стала концентрировать внимание на прошлом его отца. — Все наши на улице, давай к ним?

— Хорошо, только мне переодеться нужно.

— И мне. Я буду ждать тебя в вестибюле.

— Ха! А может, это я тебя буду ждать? — вскинула брови Эмили.

— Знаю я, как вы, девчонки, долго собираетесь, — скривился Драко, разворачиваясь к двери, а потом через плечо произнес: — Тебя вывести из подземелий?

— Я найду выход, спасибо, — усмехнулась Эмили и задумалась над тем, почему Малфой не удивлен тому, что она нашла сюда ход, но решила, что тот тоже посчитал, будто это Флинт ей показал.

— Тогда иди быстрее, ты не должна слышать наш пароль, — шутливо махнул ей рукой слизеринец.

— Больно надо, — буркнула Эмили, делая несколько шагов назад.

Развернувшись, она ускорила шаг, и, хотя в первые секунды ее одолевало желание подслушать Малфоя, она вспомнила о том, что этот пароль поменяется уже завтра, и с досадой минула еще один поворот. Сейчас, когда Эмили шла по подземельям осознанно, путь воспроизводился в голове тяжелее. Ей пришлось не только попытаться выйти на воспоминания Волдеморта, но и самой понять, как она добралась до гостиной Слизерина, и мысленно развернуть маршрут в другую сторону.

Справившись с ориентацией в пространстве, Эмили поспешила в ближайшую туалетную комнату, чтобы переодеться в уличную одежду. Когда она вышла в вестибюль, Драко уже лениво опирался на перила лестницы, дожидаясь ее со скучающим видом.

— Я в подземельях запуталась немного, — как бы оправдываясь, произнесла Эмили, подходя к слизеринцу и посылая ему смущенную улыбку.

— Потому что ты не слизеринка, — с видом знающего человека заявил ей Малфой, отчего губы Эмили дрогнули.

— Идем, — чуть холоднее обычного произнесла она и развернулась к выходу, чтобы он не видел, как она нахмурилась.

«Ты не представляешь, насколько я больше слизеринка, чем ты, Малфой», — подумала Эмили, ускоряя шаг, и лишь только когда он нагнал ее, глубоко выдохнула и закусила изнутри нижнюю губу, чтобы привести себя в чувство и выдавить улыбку.

Затем они вместе вышли на заснеженный двор.

Глава опубликована: 06.07.2015

Глава 2. Доверие

Близился ужин, а редкие ученики, оставшиеся в Хогвартсе на рождественские каникулы, все еще гуляли по окрестностям школы. После того как Драко и Эмили вышли из замка, они отыскали Трейси и Грегори, а те вовлекли их в свои снежные баталии. Уже через час все промокли насквозь, но, разгоряченные, отправились в обход замка. Трейси утверждала, что еще в конце декабря старшекурсники из Гриффиндора катались с горы, и мальчишки поддержали ее идею найти это место.

Пока остальные в очередной раз поднимались с подножия своеобразного аттракциона, Эмили ждала их, прохаживаясь туда-сюда, чтобы не замерзнуть. Она решительно отказалась кататься — спуск показался ей слишком крутым и небезопасным, к тому же она успела подсохнуть и не хотела вновь изваляться в снегу. Вместе со слизеринцами на горе находились несколько хаффлпаффцев с третьего курса, но никто никому не мешал, так что Эмили погрузилась в свои размышления, не боясь, что ее прервут выверты Малфоя, который иногда любил согнать с излюбленного места других ребят.

Эмили вернулась мыслями к моменту распределения. Сейчас стало понятно, почему ее так тянуло к слизеринскому столу — она просто-напросто вспомнила, что когда-то училась на том факультете. «Ну что, вот, помешало мне тогда послушать Шляпу? Испугалась непонятно чего, глупая... Меня ведь наверняка не переведут на другой факультет. А так хотелось бы...» — Эмили посмотрела на своих однокурсников и представила, как бы они сидели за одним столом в Большом зале, а затем возвращались в тепло натопленную гостиную, минуя при этом холодные коридоры подземелий. Она занимала бы одно из глубоких кресел у широкого окна, за которым изредка можно было увидеть кальмара, а в спальне засыпала бы под звуки воды, бьющейся о стены.

Эмили смотрела на заледеневшее озеро вдалеке и улыбалась своим мыслям. Весь прошедший семестр Эмили мечтала увидеть, как живут слизеринцы, и теперь она наслаждалась отрывочными воспоминаниями из прошлого Волдеморта. Образ «изумрудной гостиной» периодически терял свой фокус, но все же Эмили знала, как та выглядела, помнила ее атмосферу и даже, при должном усилии, могла извлечь из памяти запах.

Но башня Рейвенкло не стала для нее чужой. Напротив, вспоминая слизеринские подземелья, Эмили ощутила ту же теплоту, что и при нахождении в любимом укрытии за синими портьерами гостиной. И все же она хотела бы вернуться на Слизерин. Как же там красиво! «Вот бы мне разрешили перевестись...» — думала Эмили. — «Таких случаев никогда не было, я помню. А может, и необходимости не возникало? Случаев отказа я не помню тоже. Что, если рискнуть, попросить?..» Но Эмили не успела обдумать эту идею, ее размышления прервала Трейси, подойдя сзади:

— Лия? Ты извини, я, наверное, прерываю очень важный мысленный монолог, но нам пора. — Если бы на улице было светло, Трейси увидела бы, как у развернувшейся Эмили вспыхнули щеки, но поймав лишь ее почти не отобразивший смущение взгляд, слизеринка продолжила: — Смотри, кареты едут. Погоди только, сейчас мальчишек подождем.

Как только Драко и Грегори поднялись к ним, они все вместе пошли вдоль главной дороги в сторону замка. Вскоре кареты догнали их, и ребятам пришлось посторониться, чтобы не мешать процессии.

— Трейс, Лия, давайте к нам! У нас для вас места есть, — глухо прозвучал голос Дафны. Она выглядывала из кареты на другой стороне дороги и была уже чуть впереди них.

— Идем? — Трейси повернулась к Эмили и взяла ту под руку.

— Простите, мальчики, — пожала плечами Эмили, оборачиваясь к ним, но те тоже нашли, к кому подсесть, чтобы не идти до школы пешком, и поспешили запрыгнуть в экипаж, катившийся в хвосте.

— А-а-а! — воскликнула Трейси, прижавшись следом к Эмили.

— Что, что такое? — непонимающе спросила Эмили, но, посмотрев на однокурсницу, поняла, в чем дело: Трейси столкнулась с одним из фестралов, не видя его присутствия. — Иди слева от меня, я буду показывать дорогу.

Эмили уверенно сжала руку Трейси, а другую, на локте которой висела сумка, выставила перед ближайшим животным:

— Тш-ш, — произнесла она и, убедившись, что фестрал увидел ее и остановился, пошла вперед, потянув за собой Дэвис.

— Почему ты говоришь «тш-ш»?

— А как надо? Как сказалось, так и сказала, — рассеяно ответила Эмили, следя за движением карет.

— Ну, не знаю. Ты говорила, что это лошади, значит надо говорить «тпру».

Они пересекли дорогу и затем побежали вверх догонять экипаж с Дафной.

— Как видишь, им без разницы, — запыхавшись, произнесла Эмили и попыталась остановить фестрала, везущего карету с Гринграсс: — Стой-стой! — она легонько похлопала по крупу животного, привлекая его внимание.

Заглянув в экипаж, девочки обнаружили второго пассажира:

— Тед! — радостно воскликнула Трэйси, вкладывая в его предложенную для помощи руку свою ладонь.

Усевшись, Эмили выглянула из кареты и махнула рукой фестралу:

— Эй… Эм-м… Вперед! — не сразу уверенно произнесла она, и карета двинулась.

За разговорами они не заметили, как доехали до главных дверей школы. Толпясь перед входом, ребята отыскали остальных сокурсников со Слизерина и Рейвенкло и вошли в замок все вместе. Эмили стоило некоторых усилий отправиться вверх за Падмой и Сью, а не свернуть к подземельям, но она вовремя поймала себя на очередном автоматическом движении. «Тьфу ты… Весь сентябрь приучала себя не тянуться так за своими ощущениями, и опять все по-новому», — досадовала Эмили, поднимаясь по винтовой лестнице в гостиную в толпе рейвенкловцев.

— У-у-у, зачем портреты убрали? С ними так уютно было, — раздалось впереди.

— Да ну, и так укромных мест почти нет, вот еще тут глаза будут! — возразили в ответ.

Эмили, которая шла до этого, смотря под ноги, потому что впереди нее оказались высокие старшекурсницы, так что все равно ничего не было видно, подняла взгляд на стены. Действительно, все портреты, висевшие здесь буквально через каждый фут, исчезли. «Эй! Ну хоть Фронсака-то не убрали? Обидно ведь… снова придется туда-сюда бегать, чтобы узнать у портретов подсказку к паролю», — расстроилась Эмили и вздохнула.

А тем временем лестничную площадку огласил мелодичный голос бронзового молоточка:

— Без чего ничего никогда не бывает?

Эмили не хотелось размышлять, поэтому она молча откинула голову на стену и прикрыла глаза. Бормотание рассуждавших вокруг рейвенкловцев усыпляло. На короткий промежуток Эмили погрузилась в полудрему, и мысли последовали за свободными ассоциациями. «Без чего ничего не бывает?.. Без чего не будет меня, например?» — и тут она вспомнила те несколько страшных до холодка в позвоночнике секунд после пробуждения, когда ее не было. Когда она остервенело проговаривала свое имя, чтобы вернуть ощущение себя. Когда нуждалась в том, чтобы понять, кто она. Когда она имела два названия и боялась оказаться не тем, кем хотела.

Пока она не применяла к себе ни одно из имен, она была ничем и никем — безликой девочкой, не имевшей ни прошлого, ни личности. Стоило определиться с тем, как называться и кем себя считать, как тут же появлялась история и значимость. «Даже сокращенные варианты несут в себе разный смысл. Ведь пусть и Эми, и Лия формы одного и того же имени, они не тождественны», — тут она споткнулась об это слово, сколь давно знакомое, столь и новое. Эмили нахмурилась, концентрируя внимание вокруг термина, который по внутренним ощущениям определенно подходил по значению в данном контексте, но также был чужд ее — Эмили — уровню языка и не до конца осознавался мозгом.

«Вот и пример. Стоит мне напомнить самой себе имя моей прошлой жизни, как я начинаю чувствовать ту себя, что… является Волдемортом. Но пока имени нет — нет и того, что оно обозначает», — впервые Эмили рассуждала настолько глубоко, что пришла хотя бы к возможному варианту ответа.

Толпа рядом зашевелилась, разбуженная радостными восклицаниями и свистом старшекурсников, открывших дверь в гостиную. Эмили резко распахнула глаза, возвращаясь в реальность, и сразу почувствовала попытку Сью разбудить ее.

— О, ты уже с нами, — сказала та, дернув Эмили за рукав мантии и тут же увидев ее ясный взгляд.

— Есть хочу, — было первой реакцией. — Ну что, какой ответ был?

— Ого, ты попыталась отгадать, что ли? — удивилась Падма, к раздражающему недовольству Эмили.

— Да просто интересно, — буркнула та, поднимаясь вслед за потоком рейвенкловцев.

— «Название», — ответила вместо Патил Сью.

От неожиданности Эмили не смогла сказать ни слова. Она сначала не поверила, что оказалась настолько близка к разгадке, а мгновением позже ее лицо озарила довольная широкая улыбка, которую она скрыла от девочек, пройдя в гостиную вперед них.

«Название, все верно. Имя — это частный случай и бывает только у людей, а все остальное тоже должно быть названо, чтобы иметь смысл, а значит существовать», — все еще пребывая в своих раздумьях, Эмили поднялась в комнату. Быстро переодевшись, она оставила вещи на кровати, переложила палочку во внутренний карман форменной мантии и сообщила девочкам, что готова спускаться на ужин. Они вышли обратно в гостиную и застряли в новой пробке учеников, спешащих поесть с долгой дороги.

«А ведь Волдеморт — это не имя», — пронеслось вдруг в сознании. — «Это именно название. Оно и придумывалось для того, чтобы поменять отношение к личности, которая его носила. Оно прятало что-то, что было жалким и не должно было более существовать». То, что существовало до Волдеморта, теперь не имело имени и было забыто. Эмили, даже погрузившись в воспоминания прошлой жизни, никак не могла назвать то слабое существо, из которого вырос могущественный лорд Волдеморт.

— Над чем задумалась? — ее снова отвлекла Сью.

— Да так… думаю, почему именно такой ответ.

За спиной послышалось скептическое хмыканье. Эмили не обернулась, но тот, кто это сделал, обогнул ее и проложил себе путь сквозь толпу. Эмили вскинула на него хмурый взгляд и узнала затылок Хиллиарда.

— Придурок, — еле слышно произнесла Эмили, будто ему вслед, но даже стоявшие рядом однокурсницы не услышали этих слов.

Она была задета его вечным надменным пренебрежением и чувствовала, что он посмеялся сейчас именно над тем редким феноменом, который она собой явила. «Я серьезно как дура со стороны выгляжу, что ли? Дурацкие загадки отгадать сама не могу, колдовать не могу… Вообще-то, куча времени тратится зря, пока сидишь перед этим орлом мозги разминаешь. А насчет колдовства… ничего, я вам покажу», — весь оставшийся путь до Большого зала она строила планы насчет того, как подняться в рейтинге из второй половины учеников. Она не была самым худшим из первокурсников, но все же находилась на нижней границе середнячков, и это положение ее крайне задевало.

Падма и Сью все дорогу о чем-то весело болтали, а Эмили едва успевала реагировать на их шутки к месту вставленным смехом, и все же ее сосредоточенное внимание на собственных мыслях практически отрезало ее от окружающего мира. Поэтому, заходя в зал вместе с рейвенкловцами, она проследовала с ними к третьему от входа столу и не обратила внимание на то, как покосился на нее почти каждый из старшекурсников-слизеринцев.

Ужин проходил в бурном обсуждении прошедших каникул, только Эмили молчала и с улыбкой на губах внимательно слушала остальных, задавая разные вопросы. Особенно ей было интересно, как это время проводят дети из волшебных семей, поэтому с большим пристрастием интересовалась у Падмы, как та праздновала Рождество.

Вскоре, вдоволь насытившись, редкие ученики начали вставать из-за стола, но раздался звук постукивания ложкой о золотой кубок. Привставшие было гриффиндорцы опустились, и все, замолчав, устремили свой взгляд в сторону преподавательского стола.

— Я рад вновь видеть вас всех, — тепло проговорил поднявшийся со своего места в центре профессор Дамблдор. — Прежде чем вы отправитесь в свои гостиные, чтобы в последний день каникул посвятить себя друзьям и веселью, я хочу объявить об изменениях в преподавательском составе.

У Эмили сбилось дыхание: «О, Мерлин! Он же не скажет, что Квиррелл меня похищал и умер? Ведь не скажет?» Она опустила задрожавшие руки под стол и сцепила их в замок.

— К сожалению, в связи с проблемой со здоровьем нас покинул замечательный преподаватель защиты от темных искусств — профессор Квиринус Квиррелл.

Дамблдор взял паузу, и по залу пронесся шепот, а потом кто-то громко возмутился:

— Э-э-э! Нам же СОВ* сдавать!

— И ТРиТОН**!

Директор, улыбнувшись, жестом призвал учеников к тишине и продолжил:

— Временно эту должность поделят два наших чудесных профессора: Северус Снейп и Филиус Флитвик. — Дамблдор указал на каждого из них рукой, и те привстали, ответив рукоплескающему залу короткими кивками. — Распределение произойдет следующим образом: профессору Снейпу достанутся седьмые, пятые, третьи курсы всех факультетов, а также первокурсники с факультетов Слизерин и Хаффлпафф.

— Фух! Ну, хоть мы не к нему попадем, — выдохнула Сью, мгновение назад молившаяся о том, чтобы в расписании им не добавилось еще одного дня с хмурым зельеваром.

Сью говорила, что едва выносит кислую атмосферу на его занятиях. Эмили же просто чувствовала, что деканам отдадут их собственные факультеты в обучение, однако хотела бы попадать в поле зрения Снейпа чаще. Мало того, что он своим непонятным отчуждением привлекал ее внимание, так еще и память Волдеморта подсказывала, что она была знакома с ним в прошлом.

— А разве наш директор не хотел не допускать Снейпа к этому предмету? — сдвинув брови в раздумье, спросила Падма, в то время как Дамблдор пояснял, что к Флитвику попадут они с гриффиндорскими первокурсниками и вторые, четвертые и шестые курсы.

— С чего ты это взяла? — обернулась к ней Эмили и краем глаза заметила, как шепчутся за столом Слизерина, к которому сегодня она сидела спиной.

Переговаривались и кидали неоднозначные взгляды в ее сторону в основном старшекурсники. Эмили сглотнула и сделала вид, будто осматривает весь зал, хотя нутром чувствовала, что этим только сильнее привлекала к себе внимание. Жар стеснения прилил к лицу, и Эмили, опуская голову, развернулась к однокурсницам.

— Школьная легенда. Говорят, что Снейп хочет эту должность, но Дамблдор не доверяет ему учить нас таким вещами, боясь, что он склонит нас к темным искусствам, но он, Снейп, специалист в таких вещах, — ответила ей Патил.

— Видимо, поэтому ему и отдали тех, кто в этом году сдает экзамены. Да и, наконец, он продержится всего лишь до конца года. Проклятье, помнишь? — встряла Сью.

Директор закончил речь и отпустил учеников в их гостиные. Эмили была страшно благодарна директору за то, что он умолчал о ее роли в уходе Квиррелла. Ей не хотелось нового ажиотажа вокруг себя.

Пробираясь сквозь толпу галдящих рейвенкловцев, Эмили снова искоса бросила взгляд на слизеринцев. К ее неудовольствию, Маркус был одним из тех, кто тоже шептался со своими друзьями и поглядывал в сторону ее стола. Эмили очень не нравилась эта ситуация. Она испугалась, что они-то все поняли и не поверили словам Дамблдора об отставке Квиррелла. Если они продолжат выяснять ситуацию, то узнают то, чего им знать не следует. Ей стало страшно и до жути неуютно, поэтому она ускорила шаг и юркнула между двумя девушками, чтобы исчезнуть из поля зрения старшекурсников.

Падма и Сью нагнали ее уже на лестнице в башню, но, привыкнув, что Эмили часто существовала сама по себе, не стали упрекать ее в том, что она оставила их позади. Очередная загадка, которую старшекурсники разгадали в два счета, — и девочки оказались внутри.


* * *


Утром Эмили проснулась с противным чувством. Она долго не могла заснуть, боясь грядущего учебного дня, поэтому не выспалась и собиралась очень медленно.

— Лия, у нас сейчас зельеварение! — ворвалась в комнату Сью. Она была уже одета в форму и даже заплела темные волосы в слабый колосок, тогда как Эмили оставалось обуться и расчесаться.

— Как так? — эта новость активировала мыслительный процесс. — Я проспала два урока?

— Я сама испугалась! Смотрю сейчас расписание и вижу, что у нас после завтрака сразу Снейп, затем обед и все.

— А травология и трансфигурация где? — Эмили взглянула на часы и резко вскочила: до конца завтрака оставалось двадцать минут.

— Вы скоро? — в комнату вернулась Падма, едва Сью ответила, что те предметы перенесли на другие дни.

— Да иду я, иду, — типично для плохого утра прошипела Эмили, судорожно ища заколку для волос и попутно вставляя ноги в туфли.

Быстрым взглядом окинув свое место, Эмили проверила, все ли она взяла, и помчалась вслед за однокурсницами, на ходу расчесывая кончики вьющихся волос пальцами. До Большого зала девочки добрались минут за восемь: им повезло, что по понедельникам существовал более короткий путь на первый этаж. Плюхнувшись за стол, они, не теряя времени, положили себе в тарелки порции каши и, смазав тосты джемом, молча принялись за завтрак.

Стол уже почти опустел, и весь их первый курс отправился на урок, который должен был начаться через три минуты. Девочкам оставалось отхлебнуть какао и бегом пуститься в подземелья.

— Нельзя Снейпа по утрам ставить! — первая открыла рот Эмили.

— И не говори. Я с утра лучше бы цветочки у Спраут пощипала, — ответила ей Сью.

— Черт, девочки, ровно девять, — простонала Падма, когда им оставался последний поворот к классу.

Они притормозили у самой двери, не решаясь войти.

— Ну чего, входим? — недоуменно посмотрела на однокурсниц Эмили, которая, как и они, не хотела заходить в класс первой.

— Давай, ты первая, — прошептала Сью, подталкивая Патил к двери.

— Ох, мы время теряем! — разозлилась Эмили и, набрав воздуха в грудь и приготовившись к тираде Снейпа, громко постучала и одним рывком распахнула дверь в класс.

— Извините за опоздание, сэр. Можно войти? — она хотела сказать это твердым уверенным голосом, но сдулась под гнетущим взглядом профессора, который обернулся на их вторжение. Ладони вспотели, так что Эмили приложила их к мантии и сжала ткань.

— Минус пять баллов с Рейвенкло, — негромко произнес Снейп и отвернулся от них, продолжая лекцию вкрадчивым голосом.

Девочки переглянулись и, решив, что им можно войти в класс, стараясь не шуметь, прошли к своим местам и так же тихо достали писчие принадлежности. Записывая возможности применения лунного камня, Эмили со скучающим видом подпирала голову свободной рукой. Сон брал свое, однако присутствие Снейпа заставляло Эмили держать себя в вертикальном положении. К приятному удивлению, профессор диктовал совершенно новую информацию, нежели то, что сообщалось в учебнике. Концентрация на чем-то необычном помогла Эмили чуть взбодриться, и к практическому занятию она уже была готова сосредоточенно работать.

Рецепт гербицида, который они готовили, всплыл в памяти. Оставалось вдумчиво пройти каждый шаг и вовремя снять зелье с огня. «О, и по цвету, кажется, он такой, какой нужен», — отметила Эмили, сравнивая жидкость в склянке с упоминанием характеристик зелья в учебнике. В очередной раз поставив флакон на стол профессору с надеждой на высокую оценку, Эмили отправилась убирать свою парту. После этого она записала домашнее задание и оставшиеся две минуты мечтала о плотном обеде. Наконец, когда прозвенел колокол, можно было покинуть подземелья.

— А знаете, — радостно начала Падма, — в этом что-то есть. Впервые понедельник выглядит нормальным днем: всего-то два урока.

— Угу, — кивнула Эмили, предвкушая куриную грудку.

— Можно сейчас начать писать эссе, и вечером будем свободны. Падма, я хочу уже выиграть у тебя в шахматы!

— О, отлично! Я покажу тебе еще одну тактику. Лия, а ты с нами сегодня посидишь в библиотеке? Я хотела бы у тебя попросить эссе по астрономии, если ты его дописала.

— Я сейчас спать пойду, — ответила Эмили. — Я тебе просто свиток отдам за обедом. Он у меня с собой.

— Леди, вы не торопитесь на обед? — прозвучал за спинами ровный голос Маркуса, который вышел из коридора, ведущего в гостиную его факультета.

Эмили, занервничав, ускорила шаг, бросив кроткое: «Привет». Падма и Сью улыбнулись слизеринцу и тоже поспешили вперед.

— Мы вас оставим, — сдерживая смех, сказала Сью и подмигнула Эмили.

— Место займете? — Эмили проводила их взглядом, избегая смотреть на Маркуса.

Она до сих пор помнила, как он шептался вчера за ее спиной, и это одновременно обижало и пугало ее. Когда девочки ушли, она одними уголками губ улыбнулась ему и пошла вперед.

— Эмили… остановись, — проговорил Маркус после нескольких неуютных секунд молчания, во время которого они пропустили вперед всех, кто еще находился в подземельях.

Эмили тяжело дышала через нос. Ей очень не понравилась смена тона парня. От сильного биения сердца становилось больно в груди.

— М?

— Не знаю даже, как начать… Это ведь был не просто Квиррелл, так? — Маркус остановил Эмили, схватив за руку выше локтя, и, наклонившись к ее уху, проговорил, опустив голос: — Расскажи мне правду. Прошу тебя.

Сердце колотилось как ненормальное: «Откуда он узнал? Откуда все слизеринцы, судя по всему, это узнали?» Маркус развернул ее к себе и, присев на корточки, оказался с ней лицом к лицу. Свет факела огнями отражался в его глазах, а он, напротив, с трудом видел выражение лица Эмили.

— Что говорить? — пробурчала Эмили, пытаясь отойти от слизеринца. — Ты все вчера за ужином слышал.

— Ну да, конечно! Дамблдор умолчал о твоем похищении. Скажи, он что, вот так отпустил Квиррелла? Лия… Я знаю, что тот каким-то образом связан с… с… с Тем-Кого-Нельзя-Называть.

Эмили вскинула голову и уставилась на Маркуса. «Ох, как неосмотрительно я поступила-а-а… Нужно было сразу проверить, являлся ли его отец или дедушка Пожирателем Смерти! Особенно когда я вспомнила, что он похож внешностью на кого-то из той жизни», — на одно мгновение спина покрылась испариной. Но Эмили успокоила свою буйную фантазию тем, что Маркус называл Волдеморта «Темным Лордом» лишь изредка и чаще склонялся к общепринятым среди волшебников формам его наименования. На фамилию же Флинта также не было никаких ассоциаций и воспоминаний, что выровняло ее дыхание окончательно: Маркус вряд ли замышлял передать ее Волдеморту. И все же, о чем он шептался со своими друзьями, не скрывая от нее своего внимания?

— С чего ты это взял? — чуть улыбнулась Эмили, стараясь придать голосу снисходительный тон.

А тем временем у нее заурчал живот, напоминая о желанном обеде. Эмили сделала шаг назад, намекая Маркусу, что нужно было уходить из подземелий, но тот упрямо держал ее за локти и не давал уйти.

— У нас на факультете много говорят об этом событии. Весь Слизерин похож на взбудораженный улей. Думаешь, это только из-за того, что Квиррелл оставил пятые и седьмые курсы без подготовки? Дамблдор может говорить что угодно, но мы не дураки, чтобы не замечать очевидных вещей. — Злость напополам со страхом захлестнули парня, так что он не заметил, как повысил голос, но то, что он сказал дальше, заставило его опуститься до свистящего шепота: — Учитывая, чьи дети у нас учатся.

— Дети Пожирателей? — негромко уточнила Эмили, пряча взгляд от Маркуса, не подозревая, что он и так едва-едва видел ее глаза. — А что они говорят?

— Вещи, которым я не хотел бы верить.

Эмили облизнула губы: «Если слизеринцы говорят о Волдеморте, значит, их родители как-то узнали о том, что тот не умер десять лет назад. Если об этом знают только слизеринцы, то о том, что творилось здесь на Новый год, не знает никто. И это же значит, что толком никому ничего не известно».

— А конкретнее? У них есть повод думать, что Сам-Знаешь-Кто жив, ты это хочешь сказать?

— Я… не понимаю, — Маркус наконец отпустил Эмили и поднялся на ноги, сомкнув пальцы на переносице. — Не понимаю, почему ты не хочешь мне ничего говорить и делаешь вид, будто ничего не случилось.

— Все просто: я не знаю, что случилось. Я только помню, как меня похитил Квиррелл и как потом я оказалась в Больничном крыле, — спокойно произнесла Эмили, думая о том, как же хотелось есть.

Если даже Дамблдор решил умолчать о гибели Квиррелла, ей и подавно следовало хранить в секрете информацию о том, что Волдеморт жив до сих пор.

Маркус резко ударил в стену:

— Да прекрати ты! — эхо разнеслось по подземельям.

Эмили вздрогнула и, поджав губы, сделала шаг назад.

— Я тебе помочь хочу, глупая! Дамблдор пытается втянуть тебя в свои авантюры, запрещая говорить о том, что случилось.

— Мне никто ничего не запрещал, — теперь пришла очередь Эмили повысить голос; глаза гневно сощурились. Вот уж от кого она не ожидала такой оценки своих умственных способностей, так это от Флинта. — Я говорю то, что помню.

— О-о-о, — в его голосе прозвучала надежда, — значит, тебе память стерли? Нам следует обратиться к кому-нибудь из легилиментов, чтобы тебе восстановили стертую часть.

— Зачем? Ох, Маркус, я хочу есть и спать! Давай мы сначала восстановим мои жизненные силы? — воскликнула Эмили и решительно развернулась к выходу из подземелий: им осталось пройти два поворота.

— Черт возьми, я думал, ты умнее остальных! Неужели не ясно, что ты видела, возможно, возвращение Сама-Знаешь-Кого, а тебе стерли память?

Это — и оскорбление, и до ужаса близкая догадка — стало последней каплей. В лицо ударил яростный жар.

— Это я думала, что ты умный парень! Ересь какую-то несешь. Правда думаешь, что Сам-Знаешь-Кто просто так выжил от Смертельного заклятия? Какие бы слухи у вас ни ходили, они не имеют под собой и капли основания. Стерли память… еще скажи, все это инсценировали.

Она яростно зашагала к уже брезжащему выходу, желая покинуть общество Флинта. Тот попытался остановить ее, но она все время выхватывала руку.

— Да стой же ты! Значит, ты хочешь сказать, что Сам-Знаешь-Кто никак с этим нападением не связан? И с хэллоуинским тоже? То есть, он как был мертв, так таким и остается, он не вернулся?

— Не вернулся! — ответила Эмили на единственное, на что могла и хотела отвечать, воспользовавшись тем, что Маркус задал слишком много вопросов. Они уже вышли в вестибюль, и Эмили поспешила в Большой зал, где видела спасение от ненужных вопросов Флинта.

— Ну, ладно, извини… Просто то, что я услышал… В общем, хорошо, если этого не случилось. Но те, кто так считает, могут навредить тебе, слышишь? Я давно должен был познакомить тебя с теми, кому доверяю сам. Давай после обеда в библиотеке встретимся?

— После обеда я собиралась спать, — резко ответила Эмили; в голосе все еще сквозила горькая обида. — А потом писать эссе по зельеварению. Ну и вообще, вряд ли твои друзья оценят, что ты дружишь с такой глупой малолеткой, как я. Честно говоря, я думала, ты потому нас и не знакомишь, но мне и не особо хочется. И, в конце концов, отпусти меня поесть!

Эмили в последний раз вырвала руку из крепкой хватки парня и скрылась за дверями Большого зала. А он, сплюнув от злости под ноги, не понимал, что заставляло Эмили врать ему и вести себя слишком резко для ее на первый взгляд миролюбивого характера.


* * *


Злилась Эмили долго, прокручивая в голове те обидные слова, что Маркус бросил ей в пылу эмоций, которые обычно всегда сдерживал. Узнав через Драко расписание шестикурсников Слизерина, она старалась обходить места, где могла бы встретиться с Флинтом и постоянно держалась с кем-либо из девочек. Говорить с ним и тем более подвергаться очередному агрессивному допросу ей совершенно не хотелось. И хоть Эмили не хватало его общества, она понимала, что сейчас нужно было свести почти все общение на нет, чтобы не дать ему возможности получить от нее информацию. А там, глядишь, он и сам про это забудет.

Главная причина, почему она не хотела рассказывать Маркусу о том, что случилось, заключалась в опасении, что он мог задаться лишними вопросами по поводу ее выживания. Насколько она поняла, Маркус и его семья не поддерживали Волдеморта даже идеологически, и сейчас он так же, как и некоторые слизеринцы, боится, что слухи о возвращении самого страшного волшебника последних десятилетий окажутся правдой. А потом она представила, что он, да и весь мир, узнал бы, что часть того чудовища находится в ней самой. Это было бы самой настоящей катастрофой, и Эмили не могла допустить того, чтобы от нее отвернулись люди, в глазах которых она хотела всегда выглядеть хорошей. «Пусть лучше считает глупой… может, даже ненормальной, странной, неадекватной, да хоть и истеричной! Но не тем бесчеловечным существом, каким я только помню, что была», — думала Эмили каждый раз, когда ей приходилось скрываться в толпе от зовущего ее Маркуса.

Помимо Флинта оставались и другие слизеринцы, некоторые из которых явно хотели узнать у нее подробности, но все же не подходили и ничего не выясняли. Лишь на второй неделе января впервые, выходя из библиотеки, Эмили столкнулась с одним из семикурсников этого факультета, который увидев, что никого нет рядом, остановил ее за плечо и, понизив голос, спросил:

— Слышала, Поттер? Говорят, Темный Лорд все это время был жив.

Эмили, развернувшись, молча уставилась на него с выражением лица, заключавшим в себе всё равнодушие вопроса: «И?»

— Что, не страшно? К мамочке не побежишь? — Парень противно усмехнулся.

Он, видимо, хотел задеть ее дочерние чувства, но Эмили стало смешно — она и до этого не ощущала вселенской скорби, будучи выросшей в полноценной семье. А после того, как увидела убийство Поттеров, всего лишь посочувствовала им и ужаснулась действиям Волдеморта. Но слово «мама» как относилось к тете Петунии, так и продолжало ассоциироваться только с ней.

— Не страшно, — спокойно, пусть и с дрожащими пальцами, отцепляя руку парня от своего плеча, процедила Эмили. — А бежать до Лондона как-то времени нет — потерплю уж до каникул.

— Смелая девка, — хохотнул слизеринец, потрепав ее по голове, отчего она гневно отмахнулась и, развернувшись, молча пошла прочь.

Подобных инцидентов было не так уж и мало. Эмили старалась не ходить одна, потому что именно тогда кто-нибудь да пытался донести до нее весь ужас якобы возвращения Волдеморта, и если от слизеринцев ей приходилось отшучиваться, то остальным она просто говорила уверенное: «Слухи врут». Это же она первым делом сказала Драко и остальным первокурсникам Слизерина, когда впервые в этом семестре сидела с ними в библиотеке.

Параллельно с этим Эмили пыталась тайком выяснить, кто из слизеринцев был родственником какому-либо Пожирателю. Для этого ей достаточно было получить фамилии — так она рассчитывала самым легким образом узнать хотя бы половину таких учеников. Эмили внимательно слушала, кто как кого называет, и через Дафну попыталась узнать полный список учеников Слизерина. Гринграсс, будучи девочкой скромной, так же не хотела привлекать внимание своим внезапным любопытством, и пользовалась таким же методом «большого уха», только в рамках гостиной и стола в Большом зале.

Список собирался долго и пополнялся на два-три человека в неделю. Эмили была рада, что Дафна не задавала лишних вопросов и не рассказывала об этой просьбе другим однокурсникам — чем меньше народу знало, тем лучше: наверняка дети Пожирателей скрыли бы свои фамилии просто на всякий случай.

После того как Эмили увидела или услышала фамилии, вызвавшие старые воспоминания, она поняла, что опасаться было чего: помимо слизеринцев в этом списке были и рейвенкловцы. Отныне Эмили всегда отслеживала местонахождение подозреваемых людей вокруг себя и держалась с ними нейтрально-дружелюбно, если они случайно сталкивались в проходах. К сожалению, Теодор Нотт тоже оказался сыном Пожирателя. Ни к нему, ни к Малфою Эмили не стала относиться по-другому, чтобы не вызвать подозрений, однако в голове держала заметку об их семьях.

Волна возбужденных шепотов схлынула спустя некоторое время, а последние любопытствующие взгляды были замечены в поздних числах января. За это время Эмили успела окончательно остыть после ссоры с Маркусом и перестала избегать его. А тот, казалось, теперь сам не стремился приближаться к ней. Эмили надеялась, что он еще ничего не узнал, а просто давал ей время подумать над своим поведением. Они еще не здоровались, но уже ловили взгляды друг друга, оказываясь в одном коридоре.

Начался февраль, учеба пошла в гору, и Эмили с удовольствием отметила, что по уровню колдовства она наконец стала равна среднестатистическому ученику первого курса. Если замученные осенней тренировкой первые заклинания она сдала с первого раза, то остальные приходилось наверстывать. Как выяснилось, Эмили прекрасно понимала механизмы получения магии, и все, чего ей не хватало для освоения новых чар, — это веры в то, что она умеет колдовать. Но рука, в отличие от мозга, не привыкла выполнять нужные жесты новых заклинаний, поэтому Эмили тренировалась каждый вечер. Из-за этого она в скором времени не смогла писать — запястье заныло, нагруженное внезапной бурной деятельностью. Падма тогда посмеялась над ее усердием и утащила в Больничное крыло. Больше Эмили не упорствовала так сильно и следила за состоянием своей руки, хотя ей жутко хотелось наверстать упущенное.

Эмили думала, что с внезапно открывшимися знаниями и памятью прошлой жизни ей станет учиться либо скучно, либо легко. Но, к ее изумлению, учеба только завлекла. Как оказалось, Эмили знала и понимала многие вещи, которым их учили. Вот только, пока она не встретила конкретный материал, она даже не подозревала о том, что знания о нем хранились где-то в ее мозгу. «Вот и снова — нет названия, нет и того, что обозначает это название», — заметила Эмили, когда обнаружила такой феномен.

Это создало интересный парадокс: она знала много и при этом не знала ничего, что не осознала повторно. Больше всего радовало ее в открывшихся возможностях то, что теперь она усваивала материал быстрее всех. Можно было сравнить это с повторением ранее изученного. Все знания укладывались в голове с необычайной легкостью, и Эмили была счастлива от того, что наконец сидела на уроке и сразу понимала, что записывала. Кроме того, вскоре она вошла в список тех учеников, у которых спрашивали помощи и совета. Казалось, о большей востребованности Эмили и мечтать не могла: она обладала теми возможностями, которые с нее просили и которыми она могла и хотела поделиться. Не то что абстрактное геройство в годовалом возрасте.


* * *


Так пролетели еще несколько дней, полных забот. Рабочее настроение учеников, а в особенности женской половины, постепенно сменялось праздничным, ведь близилось четырнадцатое февраля. Девочки на всех углах шептались, строя планы на валентинки и уже посылая сов в магазины за готовыми сердцами-открытками или за материалами, из которых собирались мастерить свои.

Эмили благополучно все это пропустила мимо себя, занимаясь составлением разных таблиц к зельеварению, изучением исторических событий и воспоминаниями прошлых лет жизни. Фурор в учебе притупил ее осторожность, и она нечаянно наткнулась на не самые приятные воспоминания маленького Волдеморта. Правда, она вовремя отвлекалась, не позволяя себе сконцентрировать на них внимание, но они периодически всплывали в памяти и с каждым разом конкретизировались все больше.

Наступила пятница, украшая замок нежными приятными цветами Дня всех влюбленных. Спускаясь в Большой зал на завтрак, рейвенкловцы обнаружили традиционную коробку для валентинок. Эмили было забавно наблюдать, как мальчики младших курсов с пренебрежением обходили постамент, на котором стояло вместилище будущих признаний в любви, а девочки, напротив, смущенно на него поглядывали.

— Девчонки, вы кому-то будете посылать валентинки? — с жарким любопытством поинтересовалась Сью уже за завтраком. Падма и Эмили дружно покачали головой.

— А ты собираешься, что ли? — прищурилась Эмили.

Она и не думала об этом дне, как о чем-то, стоящем внимания, пока у нее не было, да и не могло быть, не то что парня, а даже возлюбленного. Маркуса она сама себе приказала за такового не считать. «Хм… а вот по-дружески поздравить можно. Заодно и помириться повод будет», — глаза Эмили загорелись от такой удобной возможности возобновить общение. — «Надеюсь, он тоже успокоился и убедился, что все, что он услышал, не подтвердилось. Зря я, что ли, весь месяц об этом людям твердила?»

— Ну-у-у, — загадочно протянули Ли. — Есть на примете один. В конце концов, это ни к чему не обязывает, верно? Просто приятно человеку сделать хочу. Я даже подписываться не буду!

— А кому, кому отправить хочешь? — Падма придвинулась к ней поближе.

Сью долго молчала, покусывая улыбающиеся губы.

— Тони, — сказала она наконец.

— Голдштейну? — в голос произнесли Падма и Эмили, а Сью яростно на них зашикала, покрываясь румянцем.

К счастью, они никогда не садились с мальчишками первого курса, и ни Энтони, ни его друзья не услышали этого.

— И что ты ему напишешь? — поинтересовалась Эмили, а сама тем временем допивала молоко и думала над текстом послания Маркусу.

— Что он очень милый и, когда я сижу на уроке, я всегда смотрю, как солнце играет в его светлых волосах.

— Это так здорово! Почему ты не говорила нам, что он тебе нравится? — спросила Патил и облокотилась на стол, готовая слушать.

— Да не знаю… Я вроде не испытываю ничего такого, просто подумала, почему бы не написать кому-то сегодня что-то приятное? И поняла, что хочу написать только ему. — Сью пожала плечами, а потом встала из-за стола, поправляя лямку сумки на плече: — Давайте поторопимся, скоро колокол прозвенит.

Рейвенкловцы поспешили на учебу. Единственные два урока прошли так быстро, что Эмили за это время даже не успела придумать, что именно написать Маркусу: извиняться прямым текстом никогда ей не нравилось, а как завуалированно сказать ему, что она не против снова общаться, в голову так скоро не пришло. Но проблема решилась сама собой, когда она, пообедав, оставила Падму помогать Сью с валентинкой, а сама, выйдя из Большого зала, отправилась в башню, чтобы переодеть верхнюю одежду, оставшуюся на ней с травологии.

Она открыла дверь в вестибюль и у коробки в центре увидела Маркуса, одетого в теплую мантию. Он тут же одернул руку, подняв голову на скрип двери. Складывалось впечатление, что он послал кому-то валентинку. Эмили медленно подошла к постаменту, разглядывая узор на полу.

— Она каждый год здесь стоит? — первая начала разговор Эмили и, улыбнувшись, посмотрела на Флинта.

— Когда как, — пожал тот плечами. Говорил он неохотно, но все же оставался на месте и явно ждал ее инициативы.

— М-м-м, — протянула Эмили, растеряв все заготовленные фразы.

Пауза затягивалась, и, хоть Эмили умела молчать с другими людьми, сейчас она остро чувствовала необходимость слов, а те застряли в горле.

— Некому еще сердечки слать? — Маркус кивнул в сторону постамента с коробкой.

Эмили расслабленно улыбнулась, радуясь, что Флинт тоже был готов поддерживать разговор, и покачала головой.

— А ты девушке своей посылал? Никогда не видела с тобой кого-то, кто был бы похож на девушку, — осторожно произнесла Эмили. Ей казалось, что она лезла не в свое дело, но этот вопрос ее все же интересовал.

— Не, мы еще не встречаемся, — Маркус посмотрел в сторону.

— Ты ей в валентинке это предложил? А кто она? — Эмили решила просто поддержать тему, если Флинт будет не против.

— Угу. Да так, девчонка одна. Ты ее вряд ли знаешь, — уклончиво ответил парень, и Эмили не стала больше допытываться.

Расчет был на то, чтобы показать Флинту, как уважительно она относилась к его личным делам, но Маркус, судя по всему, не уловил подтекста.

— А ты все еще не готова обсудить ту ситуацию с Квирреллом? — потерев переносицу, спросил он.

— Маркус, полтора месяца прошло, что тут обсуждать? Уже забылось все. — Эмили откинула голову, показывая, как она устала от этих вопросов.

— Не верю, — категорично заявил он.

— Да как хочешь, — хмыкнула Эмили. — Я собиралась в башню, вообще-то. Столько всего задали, что за выходные не успеть.

Это было, конечно, неправдой — она хотела избежать нежелательного разговора. «Ну что за тяжелая девчонка, — мысленно выругался Флинт. — И как вытянуть из нее правду о том, что тогда случилось? Ладно, будем искать другой подход». Эмили направилась к мраморной лестнице и уже собиралась вступить на первую ступень, как Маркус окликнул ее:

— Какие уроки в такой день? Ребенок, отдохни хоть раз за месяц. — Если что и заставило Эмили обернуться, так это самое необычное обращение к ней. — Идем гулять, а? Видела, гору какую раскатали?

— А ты что, ждать ответа той девушки не будешь? С ней бы этот день провел. — Эмили остановилась на середине лестницы.

— Записки-то только вечером разнесут, — пожал плечами Флинт и подошел ближе. — Так что идем, в замке сейчас все равно нечего делать, только на вездесущие парочки натыкаться. Я обещаю не заводить тему о Квиррелле, — сказал он, надеясь, что хоть это сработает.

Эмили, немного подумав, согласилась выйти на улицу: все-таки гуляла она давно. Маркус застегнул мантию, а Эмили надела свою, которую все это время продолжала сжимать в руках. Они вышли и уже буквально несколько секунд спустя были покрыты крупными снежинками. Погода в этот день была мягкой и снежной — самое то для прогулки. Дорога до горы заняла минут пять, во время которых Маркус пытался разговорить Эмили, но получилось так, что весь путь лишь он один, как и всегда, рассказывал о произошедших с ним событиях

— Ну, расскажи мне что-нибудь, — сказал он, едва закончив одну из своих веселых историй, которых у него, казалось, было бесчисленное множество.

Эмили любила смеяться от его шуток и слушать рассказы о том, что, пожалуй, никогда бы не случилось с ней. А что говорить самой, не имела ни малейшего понятия: о слишком многом нужно было умолчать. Впрочем, она поделилась своими успехами в учебе, но Маркус хотел услышать совсем не об этом.

— Дошли, — провозгласил Маркус, останавливаясь почти на самом склоне.

Эмили впервые видела гору при дневном свете. «Какая же она длинная!» — она проследила взглядом по примятой дорожке снега, ведущей почти к кромке Запретного леса, минуя избушку лесника.

— Ну, катимся? — голос Флинта прозвучал где-то снизу. Оказалось, он уже где-то отыскал деревянную прямоугольную каталку, на краю которой и сидел. — Садись впереди.

— Да я не хотела кататься, — Эмили попыталась избежать этого умопомрачительного спуска, который предвосхищала хотя бы из-за крутого склона, на котором они обязательно набрали бы еще большую скорость. Дыхание перехватывало одно только представление о том, как она катилась бы.

— Да брось. Это классное чувство. Я буду тебя держать, не улетишь. — Маркус нетерпеливо махнул ей рукой.

Эмили закусила губу. Ей с детства страшно хотелось хоть раз скатиться с горы, и все же она боялась той скорости, которая могла развиться, потому что опасалась потерять контроль и покалечиться.

— Правда удержишь? — Соблазн был велик, осталось только убедиться в полной безопасности.

— Честно-пречестно. Давай быстрее садись, у меня задница мерзнет, — поторопил ее Флинт, и она уже не могла сопротивляться.

С трепещущим от волнения сердцем она аккуратно подошла к Маркусу. Тот, удерживая Эмили одной рукой, помог ей перелезть через его ногу и усесться впереди.

— Минутку, я нас к этой штуковине приклею, чтоб удобнее было. — Эмили вздрогнула от его голоса, раздавшегося слишком близко сзади. При таком положении она отметила, что голос его на самом деле содержал легкую хрипотцу, которую она не слышала ранее.

Эмили нервничала, видя пропасть прямо перед собой, и поправляла полы мантии, пока Маркус возился с заклинанием.

— Готова? — раздалось сзади, и не успела Эмили от неожиданности ответить «нет», как следом Маркус резко оттолкнулся рукой и обхватил ее, крепко прижав к себе. — Покатились!

Сердце рухнуло в пятки от внезапного спуска. Эмили закричала от страха, охватившего ее, и со всей силы вцепилась в ноги Маркуса, служившими ей опорой. Маркус за ее спиной счастливо расхохотался, а затем протянул: «Юху-у!» Они набирали скорость, а Эмили не уставала кричать, хотя чувствовала, что скоро дыхание закончится. Чистый голос взвился до небес и ушел в самую высокую ноту, на которую она была способна, не превращаясь при этом в визг. Они прокатились всего половину пути, и до той части дорожки, что лежала в равнине, оставалось приличное расстояние. Прокричавшись, Эмили вдохнула прохладный воздух и еще не перегоревшие эмоции вылила в звонкий смех. Она не разжимала свою хватку до самого конца пути. Несколько секунд они еще тормозили и остановились за несколько футов до деревьев, хотя Эмили боялась, что они в них все-таки врежутся.

— Ну что, жива? — Маркус наклонил ее вбок, так что она смогла обернуться на него.

Ее щеки раскраснелись, а глаза блестели от слез, выступивших от бурных эмоций. Флинт достал из внутреннего кармана палочку и, шепнув короткое заклинание, отклеил их от каталки. Эмили перекатилась на снег и взялась за его руку, чтобы встать. После этого Флинт уменьшил их средство передвижения в прямоугольную деревяшку, сложил ее в карман, и они, держась за руки, прошагали к главной дороге, утопая по пути в снегу.

Эмили еще дрожала от пережитого: поистине это стоило того, и, может быть, она прокатилась бы еще, но прежде нужно было прийти в себя. Когда они оказались на твердой поверхности, Эмили принялась стряхивать с себя снег, но Флинт покачал головой и достал палочку в очередной раз, чтобы очистить их обоих. Эмили взяла себе на заметку составить список важных бытовых заклинаний, чтобы наконец вести себя как человек, воспитанный волшебниками, ведь многие вещи можно было решить гораздо быстрее и эффективнее, используя магию.

— Как ощущения? — поинтересовался Маркус, начиная подниматься вверх к замку.

— До невозможности круто! — воскликнула Эмили, едва передвигая дрожащими ногами.

— Я молодец, что тебя уговорил?

Эмили рассмеялась, откидывая голову назад, ее все еще переполняли восторг и легкость. Она задержала взгляд на небе: сверху падали крупные белые хлопья, и создавалось впечатление, будто они были крошечными людьми внутри большого шара, который потрясли, чтобы создать эффект снегопада.

— Красиво, правда? — произнес Маркус, тоже поднимая голову.

— Я в такие моменты всегда чувствую себя слишком ничтожным объектом, — проговорила Эмили, глубоко вдыхая воздух; от испытанного всплеска чувств тот казался необычайно вкусным.

— Представляешь тогда, как должны чувствовать себя обычные люди?

— А? О чем ты? — Эмили от удивления опустила голову и взглянула на Маркуса.

— О том, что если даже маленькая девочка, четырежды встретившая самого опасного человека в мире, чувствует себя мелким объектом, то какими крошечными должны быть остальные?

«Э-э-э, в детстве, на Хэллоуин, на Новый год, а…»

— …Четвертый раз — это когда? — не сразу сообразила Эмили, а поймав красноречивый взгляд Флинта, поняла, что он воспользовался ее эмоциональным раскрепощением и таки получил подтверждение тому, что те два нападения были осуществлены Волдемортом.

Эмили мгновенно перестала улыбаться, а к лицу прилила кровь. Стоило бы обидеться, но пока не получалось. Так они стояли несколько секунд молча и смотрели друг на друга. Эмили первая отвела взгляд и отвернулась к лесу. Мягкий теплый ветер шевелил теперь ее волосы, обрамлявшие лицо, а она, подставляя его приятному дуновению, почувствовала, как защипало в глазах. «Теперь и не выкрутиться никак», — сердце заколотилось от поднявшейся паники.

— Ты думала, тебе не поверят, если ты скажешь, будто Тот-Кого-Нельзя-Называть жив? — Маркус приблизился к ней на шаг, моля Мерлина о том, чтобы она, стоящая к нему спиной, не плакала. — Посмотри на меня.

Эмили развернулась и не сдержала улыбку:

— Он не жив, — вкрадчиво произнесла она и двинулась мимо Маркуса к замку. Он последовал за ней и держался рядом.

— Слушай, тебе, наверное, непонятно, почему все так всполошились. Видишь ли, некоторые слизеринцы, негативно настроенные против маглорожденных, приехав после рождественских каникул, заявили, что скоро присутствию нечистокровных здесь придет конец.

Эмили искоса поглядывала на Флинта, внимательно слушая.

— Когда мы попытались выяснить у них, почему они так думали, они ответили, будто из надежных источников — и я подозреваю, они имели в виду родителей — им стало известно, что Сама-Знаешь-Кто не умер десять лет назад и недавно была замечена его активность. Поскольку это произошло очень близко к твоему похищению, я сделал вывод, что именно он здесь был причастен. А твое упертое избегание этой темы доказывает мне мою правоту.

Маркус остановился и развернул Эмили к себе. Он держал ее за плечи и, наклонившись, смотрел прямо в глаза.

— Итак, я снова спрошу: когда Квиррелл похитил тебя, ты видела Того-Кого-Нельзя-Называть?

— Нет, — твердо ответила Эмили и закусила губу, отводя взгляд от Флинта.

«Если я признаюсь, начнется настоящая паника. Либо меня сочтут сумасшедшей, вряд ли всем хочется, чтобы существование Волдеморта оказалось правдой».

— Эмили, — Маркус почти не терял терпения, но оно начинало иссякать. — Я поверю тебе. Мне всего лишь нужна правда — от нее зависит очень многое, в том числе и то, какие меры нужно осуществить, чтобы защититься от него.

«А ведь он прав. Волдеморт рано или поздно может вернуться, пусть и не в ближайшие годы, но точно, пока мы еще будем живы. И я не хотела бы, чтобы вновь началось истребление маглорожденных», — Эмили много думала о политике Волдеморта, которую увидела в своих воспоминаниях. Порой она ловила себя на мысли, что ей все меньше хотелось воссоединяться с той частью души. «Сказать ему или нет? Если он так легко догадался, что я знаю о Волдеморте, он может догадаться и о том, почему тот вообще выжил после Смертельного заклятия».

Эмили также подумала о том, что, пожалуй, сейчас она совершала ужасное преступление, умалчивая о продолжавшем существовать Волдеморте. Чем раньше они примут меры, тем меньше вреда он нанесет, когда обретет тело. И все-таки… кто ей поверит? Она и сама еще не вспомнила, что за колдовство она совершила в прошлом, чтобы выжить от Смертельного заклятия, хотя это было немыслимо. Все, что она пока подозревала, — это что разрыв души и попадание ее в это тело стало побочным эффектом именно после той магии.

— Он был в затылке Квиррелла и давал ему указания, — очень тихо проговорила Эмили наконец, надеясь, что Флинт не услышит.

Но Маркус прислушивался к ее ответу очень внимательно:

— Значит, все эти годы Сама-Знаешь-Кто оставался в живых и набирал силы? — Эмили видела, как побелели его губы, а зрачки на мгновение сузились.

Она медленно и отчетливо кивнула. Маркус отпустил ее плечи и одной рукой прикрыл глаза, крепко выругавшись.

— Лия, Мерлина ради, как ты пережила три встречи с ним?

— Повезло. Просто же повезло, — прошептала Эмили. Реакция Флинта ее испугала: обычно он был достаточно сдержанным. — Да и он очень слаб. У него нет тела, он выглядит как дух.

— Эмили, — Маркус чуть пришел в себя и теперь сжимал ладони вокруг носовых складок. Сделав паузу, он упер руки в бока и продолжил: — наверное, и мне теперь стоит посвятить тебя в некоторые вещи, которые я до этого держал в секрете.

Эмили молча подняла на него взгляд и кивнула в сторону замка — идти им оставалось еще несколько футов.

— Во-первых, тебе стоит понять, что не каждый слизеринец — враг. Запомни, ты всегда — абсолютно всегда — можешь обратиться за помощью ко мне и к моим друзьям, я вас обязательно познакомлю. На Рейвенкло же тебя согласился оберегать Роб.

Эмили фыркнула в сторону.

— А во-вторых, я лично покажу тебе людей, от которых следует держаться подальше. Первым в этом списке будет Драко Малфой.

— Он-то мне что может сделать?

— Не он, а его отец. Он может подобраться к тебе через своего сына. Говорят, он был преданным сторонником Сама-Знаешь-Кого, но избежал Азкабана, якобы отрекшись от своего повелителя. Это конечно же неправда — слышала бы ты мелкого Малфоя.

— Да я слышала. Он убежден, что только чистокровные должны обучаться магии.

— А это и были идеи Темного Лорда. Лия, — Маркус вновь остановился, развернувшись к ней: — ни один нормальный представитель Слизерина не хочет, чтобы повторялась Первая магическая война. Нас до сих пор обвиняют в том, за что лично мы не в ответе. Шестые и седьмые курсы прекрасно помнят то время. Я помню то время.

Эмили посмотрела на Маркуса и увидела в его взгляде страх, испугавший ее саму: Флинт действительно боялся возвращения Волдеморта.

— Все те Пожиратели, которые остались на свободе, сейчас будут соревноваться в том, чтобы первыми до тебя добраться и передать Сама-Знаешь-Кому, когда тот вернется окончательно. Историю о твоем похищении скрыли, чтобы не подрывать спокойную жизнь всей Магической Британии. А теперь представь, какая началась бы паника, если бы он действительно тебя убил?

Эмили молчала, боясь, что неосторожное слово выдаст ее знания, которыми она не должна была обладать. Одно она поняла точно: Флинт — тот, кому стоило доверять, но которому не стоило рассказывать о том, что часть Темного Лорда жила в ней самой и что теперь сам Волдеморт имеет на нее совсем другие планы.

Снег падал им на плечи. Они смотрели друг на друга в долгом молчании, каждый думая о своем. Маркус поражался, как эта чувствительная девочка, испытав такое потрясение, до сих пор не сошла с ума и держалась, словно и не было тех событий. Впрочем, он решил, что она не понимала весь ужас того факта, что Темный Лорд все еще был жив и мог однажды вернуть всю свою мощь. А Эмили смотрела на Флинта и думала о том, что если и есть в этой жизни человек, которого она могла честно и искренне назвать другом, то он стоял сейчас напротив и неловко поглаживал ее плечи, будто успокаивая.

Она сама не заметила, как двинулась навстречу Маркусу и заключила его в объятия. Флинт, не сомневаясь и доли секунды, прижал ее к себе, и она коснулась щекой его холодной шерстяной мантии. Это были первые настолько продолжительные и теплые объятия за всю ее жизнь. Тетя Петуния никогда не обнимала ее слишком долго или слишком крепко, Эмили никогда не обнималась с подругами, которых у нее толком и не было. А еще почему-то вспомнилось, что Волдеморта тоже никогда не обнимали так сильно и так душевно.

Ком подступил к горлу. Маркус монотонно поглаживал Эмили по спине, думая, что она тихо плачет, а Эмили просто проживала этот момент раз за разом, купаясь в тепле его рук. Рук не столько приятного парня и известного всем старшекурсника-спортсмена, а рук человека, знавшего часть той страшной тайны, с которой она жила последние несколько месяцев, а значит, прикоснувшегося к ее душе. У Эмили будто внезапно появился старший брат. Пусть он не знал еще много чего, но теперь она была не одинока, и ей было с кем делить тяжелое бремя знания.

Глава опубликована: 22.07.2015

Глава 3. Разногласия

По возвращении в замок Эмили долго бродила по коридорам в одиночестве. Размышлять всегда было удобно в монотонном движении, нарезая круги по помещению, — раньше комната, теперь же целый лабиринт лестниц, кабинетов и холлов. Ей требовалось время на то, чтобы обдумать свои дальнейшие действия в отношении Маркуса, продумать детали той легенды, которую она сплела для всех вокруг. Пусть правда искажалась лишь едва, Эмили чувствовала себя гораздо увереннее, когда точно знала ходы к отступлению.

Она проходила ниши с влюбленными парочками, но была так сильно погружена в свои мысли, что нисколько не смущалась от страстных причмокиваний старшекурсников. Она даже забыла про время и, только спускаясь обратно на четвертый этаж, обнаружила, что скоро должен начаться ужин. О нем ей напомнило требовательное урчание живота, а когда она спросила время у встретившихся ей Лаванды и Парвати из Гриффиндора, выяснилось, что до него оставалось еще минут десять. С этими же девочками Эмили, не торопясь, дошла до туалета, чтобы помыть руки, а затем вошла в полупустой Большой зал.

Заняв привычные места для себя и Падмы со Сью, Эмили стала ждать появления еды и своих однокурсниц, теребя в руках синюю салфетку. Отчего-то она все еще нервничала, хотя не раз прокрутила в голове ту информацию, которой на данный момент должна обладать, и ту, о которой должна умолчать.

— Лия-а-а, — протянули ей в ухо искусственно низким голосом спустя несколько минут, после того как она уронила голову на сцепленные в замок руки.

Эмили вздрогнула и оторвала лоб от сомкнутых пальцев. Рядом с ней находилась Сью, а за ней скромно стояла Падма.

— Двигайся-двигайся, — поторопила ее Сью, махая руками.

Эмили пересела с середины скамьи на край, освобождая место, куда тут же плюхнулась однокурсница. Она была весьма рада и буквально горела желанием поделиться новостью.

— Тебе Энтони валентинку прислал? — предположила Эмили, прежде чем Сью успела что-либо сказать.

Сью вместо ответа зажмурилась и, улыбаясь, счастливо хлопнула в ладоши.

— Не факт, что это он был, — мягко улыбнулась Падма. — К тому же не он один.

— Вот, — Сью с гордостью показала четыре валентинки, которые она принесла с собой в кармане мантии.

— Аж четыре поклонника? — Эмили шокированно посмотрела на Сью.

Сердце кольнула зависть, но Эмили отмахнулась от нее. Сама она ни от кого не ждала признаний и думала, что прогулка с Маркусом окупала все неприсланные валентинки. Но с другой стороны, полагая, что, будучи Девочкой-Которая-Выжила, привлекает к себе достаточное количество внимания, она считала, что найдутся мальчики, которые пришлют ей хотя бы пару слов.

— Четыре? — Сью удивленно пересчитала свои открытки. — Ой, нет, это для тебя одна. Держи.

— Да ладно? — а теперь сердце екнуло.

— Только-только разнесли. Я не читала, честно.

— Да что тут читать... — пробормотала Эмили, раскрывая простое алое сердце.

В следующее мгновение ее губы дернулись. «Тебе идет улыбка. Улыбайся чаще», — гласила черная неровная надпись посередине. По скачущим, но старательно выведенным буквам Эмили решила, что писал некто с младших курсов. От этих слов на душе стало необыкновенно тепло, и гнетущая последние несколько минут тревога отошла на задний план.

— Ну, от кого это? — спросила Сью.

На столах появилась еда, привлекая голодных учеников ароматами мяса и овощей. Эмили, продолжая улыбаться, сложила открытку в сумку и потянулась к блюду с рагу.

— Не подписано же. Хотя интересно было бы узнать, конечно...

— А может, есть какое-то заклинание для того, чтобы узнать подпись? — предположила Сью. — Я бы на своих тоже хотела посмотреть.

— М-м-м, нет, — на автомате покачала головой Эмили и оглядела стол в поисках кувшина с напитком. — То есть, можно, но только магическую. И то, ты только образец получишь, а его нужно будет еще сравнить с подписью подозреваемых.

«Ой... Кажется, первокурсники еще не должны знать о таких вещах», — Эмили украдкой глянула на однокурсниц, но те не заметили в ее словах чего-то неожиданного: в теории у Эмили не было проблем.

— Ого, это же сколько человек нужно проверить! — подключилась Падма.

— А что, много кандидатов? — Эмили рассмеялась, сосредоточенно следя за тем, как ароматный чай наполнял кубок.

— Если бы я знала! — воскликнула Ли, чуть не подавившись картошкой. — Придется всех мальчиков проверять.

— Сью, послание все равно, скорее всего, было написано обычным пером. Ты не сможешь выяснить ни одним заклинанием, кто это прислал, — приподняв брови, повернулась к ней Эмили.

Ли притворно насупилась, но Эмили уже занялась своим ужином. Поднявшись в башню, девочки вновь вернулись к этой теме и строили предположения до самой ночи, но не пришли ни к одному выводу. А утром Эмили просыпалась со сладким осознанием субботней свободы. Она наотрез отказалась идти на завтрак и пролежала в постели до полудня, зарывшись лицом в подушку.

Окончательно Эмили пробудилась от настойчивого стука в окно. Лежа на животе, она откинула подушку и поднялась на локтях, щурясь от света. Звук исходил со стороны ближайшего окна. Потянувшись, Эмили накинула одеяло на плечи и спустила ноги с кровати, нащупывая тапочки. Печка в центре хорошо прогревала комнату, но Эмили всегда мерзла, вылезая из постели, так что, закутавшись плотнее, она вперевалочку добрела до окна, таща за собой край одеяла.

В стекло стучала сурового вида рогатая неясыть. Эмили осторожно протянула руку к защелке и, отодвинув ее, рывком распахнула створку. Сова важно шагнула внутрь и, поддерживая равновесие на покатом подоконнике широко раскинутыми бурыми крыльями и цепкими когтями, протянула одну из лап. Эмили только сейчас заметила крохотный сверток пергамента, привязанный к птице. С трудом отвязав его и не отпустив одеяла, она подождала, пока неясыть шумно развернется и улетит прочь, закрыла окно и метнулась к кровати, забираясь на нее с ногами.

Эмили села в позу «по-турецки», поправила одеяло, чтобы оно не пропускало к телу прохладный воздух, и раскрыла записку.

Шестой этаж, правое крыло, последний кабинет. Срочно. Марк.

Эмили сдвинула брови: «А чего не по зеркалу?» Это было подозрительно, и она не знала, что думать. Наконец она заставила себя дотянуться до сумки и, найдя средство связи, увидела характерное для пропущенных вызовов свечение. Протерев глаза и уложив пальцами волосы так, чтобы они не топорщились, Эмили произнесла:

— Маркус Флинт. Маркус, это ты пытался со мной связаться? — и подождала, когда парень появится в зеркале.

— Ну ты и соня, — слизеринец закатил глаза, — целый час докричаться до тебя не мог. Или ты там заклинание неслышимости научилась накладывать?

— Нет, я правда спала, — смущенно пробормотала Эмили, теребя прядку в руках.

— Записку получила?

— А, значит, она точно от тебя?

— Да. Собирайся быстрее, мы ждем.

— Кто «мы»? — тут же взволновалась Эмили.

— Свои все, не переживай, — усмехнулся Флинт и прервал связь.

— Ну, Маркус! — только и успела воскликнуть Эмили ему вслед, но, кажется, он тех слов уже не услышал.

— Ух! — раздраженно произнесла она и соскочила с постели. Видимо, именно сейчас он хотел познакомить ее с теми, кому и ей можно доверять. Знание того, что ее уже не первую минуту ждут, подстегивало и придавало энергии. На то, чтобы привести себя в порядок, ушло минут двадцать, после чего она быстрым шагом спустилась в гостиную, жуя на ходу мясной пирог, который, как обычно, забрала с ужина. Сбежав по длинной винтовой лестнице, она вышла на пятый этаж, свернула в сторону того крыла, откуда можно было подняться выше, и оказалась как раз в правом крыле шестого этажа. Так как уборная была в другой стороне, а пирожок оказался несильно жирным, Эмили просто отряхнула руки и, облизнув пальцы, свернула в нужный коридор.

Достигнув тупика, она обнаружила всего одну классную комнату, но, легонько толкнув ее, поняла, что та закрыта. Эмили отошла, задумавшись, и, оглядевшись, решила, что свернула не туда. Она уже двинулась обратно к лестницам, но услышала тихий щелчок позади себя, словно открыли дверь.

— Поттер, — прошипели следом.

Эмили оглянулась и увидела выглянувшего из того кабинета Хиллиарда. Чуть поколебавшись, она настороженно стала подходить к нему, словно неуверенная, туда ей Маркус сказал идти или нет.

— Да сюда-сюда. Иди живее, — Роберт цокнул языком и шире распахнул дверь.

Эмили в два шага добралась до него и, оказавшись внутри, отошла от своего старосты подальше. Только потом она обнаружила в конце огромного кабинета троих старшекурсников, один из которых — самый светловолосый — сидел на учительском столе. Все они смотрели на нее, и все были слизеринцами.

— Подходи, не укусим, — первым обратился к Эмили Флинт, заметив ее замешательство.

Он встал со своего места и подтащил к их кругу еще одну скамью. Эмили повела подбородком, стараясь придать себе чувство уверенности, и неторопливо пошла к парням. Роберт, который до этого запирал на заклинание кабинет, насмешливо пропустил ее вперед, но Эмили даже не посмотрела в его сторону. Парень, что сидел на парте, жевал яблоко и внимательно следил за ее передвижениями. Эмили чувствовала, как к щекам приливал жар, но шла, сжимая похолодевшие пальцы в кулаки. Приблизившись к старшекурсникам, она уловила разом все запахи их парфюмов. Эмили села на скамью и поправила юбку, а затем сцепила руки на коленях и исподлобья глянула на Маркуса, сидящего по правую сторону от нее.

— Ну, Эмили вы все знаете, — решил начать Флинт.

Маркус остался сидеть, широко разведя ноги, а руки, подушечки пальцев которых он сомкнул вместе, положил на парту. Подошедший Хиллиард присел на ту же скамью, что и Эмили, но между ними мог бы поместиться еще человек — так далеко друг от друга они отодвинулись. Еще один присутствующий слизеринец откинулся спиной на стоявшую позади него парту и терялся за широкими плечами Флинта. Можно было сказать, что все они находились на одном уровне, и только возвышавшийся на учительском столе блондин причинял Эмили психологическое неудобство.

— Эмили, это Робин, — указал Маркус на этого парня кивком головы. Тот откусил яблоко и помахал им в знак приветствия, продолжая пристально разглядывать Эмили. Та, в свою очередь, мельком взглянула на него и кивнула, а затем снова обратила свой взор на Флинта.

— А это, — продолжил он, откидываясь назад, чтобы дать ей рассмотреть своего соседа, — Теренс. Ты его на матчах могла видеть, он наш ловец. Эти парни учатся со мной.

Теренс, на взгляд Эмили, был самым низким и худым из парней, потому что даже Роберт был плотнее на вид. У этого слизеринца были большие, глубоко посаженные глаза, отчего взгляд казался детским. Ему Эмили тоже кивнула.

— Так, — Маркус прочистил горло, — давайте начнем с того, что Эмили повторит то, что я рассказал вам вчера.

Эмили поняла, что оказалась права насчет причины собрания, едва зашла в кабинет. Она мысленно поблагодарила Мерлина за то, что вчера весь вечер обдумывала, чем могла еще поделиться с Маркусом и его друзьями, с которыми он обещал ее познакомить. Вот только она не ожидала, что их встреча состоится так скоро.

— М-м-м, — Эмили попыталась собраться с мыслями и все же не знала, с чего начать. Под взглядами старшекурсников все слова разбежались.

— Это правда, что Сама-Знаешь-Кто жив? — помог ей Робин. Его слова прозвучали невнятно из-за того, что парень жевал яблоко, но Эмили расслышала вопрос.

Эмили усмехнулась и опустила взгляд в пол. Жутко хотелось занять руки, поэтому она невольно потянулась к пряди, чтобы заправить ее за ухо, забыв, что сегодня сцепила часть волос заколкой — пальцы прошли по оголенному краю уха.

— Он не мертв, — поправила слизеринца Эмили, по-прежнему не глядя никому в глаза. Подняв голову, она посмотрела в окно напротив.

— А в чем разница? — поинтересовался Теренс, подавшись вперед, чтобы она его видела.

— В наличии тела, — она стрельнула глазами в его сторону. В поле зрения попало сосредоточенное лицо Маркуса; он кивнул ей в качестве поддержки, но продолжил смотреть вперед без тени улыбки. — В общем... сейчас он что-то вроде духа. Здесь он был в теле Квиррелла.

— А профессор, выходит, покинул нас не из-за болезни? — это спросил Роберт. Эмили лениво повернулась к нему и бросила короткое: «Ага».

— Он умер, — продолжила она затем, обернувшись уже к Маркусу и Теренсу.

Вообще, пересказывая события новогодней ночи, она больше обращалась именно к этим двоим, избавляя себя от раздражающего сверлящего взгляда Робина и вида Роберта, которого совершенно не хотела посвящать в такие личные вещи. Эмили умолчала лишь о том, что она содержала в себе кусочек души Волдеморта и что тот тоже признал в ней часть себя. Но ей пришлось рассказать парням о том, как он хотел завладеть и ее телом, но отчего-то не смог и потерпел поражение.

— Ха, да в тебе действительно что-то есть против него! — воскликнул Робин, хлопнув себя по коленям уже пустыми руками. Эмили краем глаза видела, как он выкинул черенок яблока за спину, и мысленно не одобрила такое поведение.

— Дамблдор сказал, что это защита из-за жертвы матери, — произнесла она, пожав плечами.

— Чего? — не понял Робин и скривился, приподнимая бровь.

Эмили наконец взглянула на него, тяжело выдохнув. Этого парня нельзя было назвать красавчиком, но он, как посчитала Эмили, был весьма миловидным. «Даже смазливым», — подумала она про себя, оглядывая его аккуратно расчесанные светлые волосы, прямой нос, голубые глаза и припухлые губы, которые он сейчас кривил в усмешке.

— Когда Волдеморт пришел к нам, — она намеренно произнесла его имя и со странным удовольствием заметила, как сузились от страха глаза Робина, — он первым делом убил моего отца. Затем поднялся на второй этаж, в комнату, где моя мать пряталась вместе со мной. Она умоляла его не убивать меня. А он приказал ей уйти с дороги.

Ее слушали очень внимательно, и Эмили позволила себе опустить голос почти до шепота. Она говорила отрывисто, вкрадчиво и продолжала смотреть в лицо Робину, почувствовав, что сейчас давила на него своими словами. Эмили видела, как он сменил вальяжную позу на ту, что была скромнее: свел ноги, а руки сложил на груди и нахмурился.

— Она не отходила, — продолжила Эмили. — Она молила его убить ее взамен меня. Я думаю, итог тебе известен.

Эмили замолчала и сурово посмотрела на Робина. Никто не шевелился. Она не рассказывала этого и Маркусу, поэтому он, как и остальные, сидел под впечатлением от почти равнодушной манеры, в которой она рассказывала о деталях той ночи.

— Он убил ее и тем самым закрепил слова, так? — подытожил Теренс.

— Я не знаю, как и почему это сработало, но оно защитило меня тогда и защищает до сих пор.

— А откуда тебе вообще знать, как там все было? — связал одно с другим Роберт и пытливо уставился на Эмили.

Она готовила себя к такому вопросу:

— Дамблдор рассказал. А откуда знает он, мне неизвестно, — добавила она, заметив, что Хиллиард собирался задать новый вопрос.

— И ты ему веришь? — Робин больше не глумился.

— Он говорил о том, что я испытала лично, так что да, верю, — парировала Эмили.

— Лия, — Маркус положил свою теплую руку ей на плечо; жар ощущался даже через пару слоев одежды, — тебя никто не хочет задеть, не злись, ладно?

— Я не злилась, — процедила она, но в следующих словах поумерила раздражение: — Историю я вам пересказала, теперь ваша очередь делиться планами насчет меня. Маркус, ты мне обещал...

— Погоди-погоди, — Робин спрыгнул со своего места и сел на пол, прислонившись спиной к столу. Эмили тут же почувствовала, будто на нее перестало давить сверху. — А что он делал здесь? Тебя убить хотел?

— М-м-м... Думаю, я была побочной целью. Он приходил сюда за тем, что пряталось на третьем этаже, — она посмотрела на Маркуса, чтобы понять, рассказывал он о трехголовой собаке слизеринцам или нет.

— А что там пряталось? — почти одновременно спросили Робин и Теренс.

Эмили вдохнула полную грудь воздуха, выигрывая себе время на еще одно обдумывание: Флинту она тоже ни слова не сказала ни о камне, ни о зеркале. Но секунду спустя не нашла повода, чтобы не сообщать об этом. Раз Маркус доверял этим парням, а она — ему, то не было смысла молчать о том, что им не повредит.

— Философский камень. Он собирался вернуть себе тело.

— Охренеть! — воскликнул Робин и от избытка эмоций неслабо приложился затылком об стол. — Здесь прятали эликсир золота и жизни? Но он его не получил, так ведь?

Робин с непритворной надеждой воззрился на Эмили, потирая макушку. Эмили не сдержала улыбки, отметив, что он здесь был самым эмоциональным.

— Не получил, нет. Дамблдор его хорошо спрятал.

— А если собака больше не охраняет Запретный коридор, значит, он теперь не там находится? — в обсуждение включился Роберт.

— Я не знаю, — на спокойный в кои-то веки тон Хиллиарда и Эмили отвечала без негатива. — Может, его вернули владельцу, потому что угрозы ему больше нет — Волдеморт, думаю, после соприкосновения со мной ослаб еще сильнее.

— Ну ладно, у нас времени мало, ребят, — наконец подал голос Маркус, взлохмачивая волосы. — Смотри, Лия: сейчас существует две радикально настроенных категории людей. Первая — это те, кто служил Сама-Знаешь-Кому или как минимум поддерживал его идеи о чистоте крови. Вторые, напротив, хотят интеграции с маглами. Ну, знаешь, мир во всем мире и так далее.

— А вы что?

— А мы думаем, что нахрен нужны нам эти маглы, — выразительно посмотрев на Эмили, произнес Робин.

— Но это не самое плохое. Сейчас половину Слизерина беспокоит возможное возвращение Сама-Знаешь-Кого, — продолжил Маркус.

— То-то я смотрю, вас всего трое тут, — тихо проговорила Эмили практически себе под нос, однако Флинт ее услышал.

— А, да остальные в Хогсмиде сейчас. В честь Валентина.

— С девочками в кафе у Паддифут сосу... — захохотавший было Робин осекся, глянув на Эмили, — кхм, за ручки держатся.

Эмили понимающе кивнула и сделала вывод, что Маркусу та девушка так и не ответила, раз он находился сейчас не с ней.

— Ну, хорошо. От меня-то чего надо?

— Просто быть за нас, — Флинт тронул ее за плечо, разворачивая к себе.

— Да, именно так. Там, где будешь ты, будет вся Магическая Британия, — подхватил Теренс.

— С чего бы? — не смогла не улыбнуться Эмили, хотя, по правде, ее чуть пугала такая ответственность.

— Все просто: ты избавила мир от Сама-Знаешь-Кого, и, когда он появится, все будут надеяться на тебя. За тобой пойдут, Эмили, — запальчиво начал объяснять Робин, снова спрыгнув со стола и присев на корточки перед Эмили.

— Пойдут куда? — дернула она подбородком.

— А вот это мы предлагаем тебе — в светлое будущее.

Эмили нахмурилась и перевела взгляд на Маркуса.

— Робин, из тебя пропагандист никакой. Лия, помнишь, я говорил, что мы не за идеи чистокровных, но и не за интеграцию с маглами?

— Ну.

— Вот это и есть направление, где мы хотим видеть тебя в главных ролях. Поверь, таких, как мы, большинство, но его могут склонить на свою сторону либо Дамблдор, либо... ну ты поняла.

«Что ж, ничего нового», — подумала Эмили. Она стиснула пальцами виски, не зная, что сейчас предпринять.

— Пока я маленькая, я ничего не могу, — сказала она.

— Просто будь с нами, хорошо? — мирно произнес Маркус. — И, ради Мерлина, будь осторожна с Малфоем.


* * *


После разговора с парнями прошла неделя. Эмили чувствовала, что ее затягивало в паутину лжи, и боялась, что, если она не расскажет Маркусу все сейчас, потом, узнав правду, он не простит ее. И все же она не могла позволить себе раскрыть свою страшную тайну кому бы то ни было. Эмили не была готова и выжидала, следя за ситуацией. Учебные будни и успехи в магии отчасти отвлекали ее, не давая погрузиться в самобичевание по поводу того, что она Волдеморт и несет ответственность за все, что делала. Она даже выпросила у Падмы несколько уроков игры в шахматы, чтобы занять свое сознание чем-то, требующим концентрации.

Эмили пыталась вести себя как обычно: одни вечера коротала со слизеринцами, другие — с рейвенкловцами, но неизменно уходила в размышления о прошлом Волдеморта, своем настоящем и будущем Британии. Мысли точили изнутри и требовали выхода, она столько всего не помнила и не знала, но чувствовала необходимость разузнать как можно больше. С одной стороны, часть воспоминаний просочилась тут же. Теперь она ощущала себя в магическом мире куда более уверенно. Эмили спрашивала себя, как, например, маги перемещаются, и получала воспоминания о каминной сети, трансгрессии и порталах. Она задавалась вопросом о медицине, а в голове возникала картинка входа в «Больницу Святого Мунго». Эмили чувствовала себя своей в этом мире и более не нуждалась в ком-то, кто опекал бы ее и рассказывал об особенностях магов.

Но иногда в груди появлялись странные ощущения, а она не могла найти причину этого неудобства, словно часть воспоминаний была заперта для нее, но вырывалась наружу. Эмили одновременно боялась их и желала узнать. Ей казалось, что, если она получит ответы, она поймет нечто важное. И еще Эмили хотела разобраться в себе и своих целях. То, что говорил Маркус, ей нравилось, но этого было недостаточно, чтобы она приняла его взгляды.

Со слизеринцами — Роберт после той субботы не появлялся на встречах — она разговаривала еще пару раз за март. На одно из таких собраний они, по просьбе Эмили, принесли с собой свиток с именами всех учеников Хогвартса, разделенных по факультетам и курсам, не хватало лишь гриффиндорцев младше шестого курса. Так она узнала о еще нескольких детях Пожирателей Смерти.

А парням до сих пор ничего не обещала, лишь слушала их рассуждения о политике прошлых лет и текущих. С ними ей было по-настоящему интересно: порой она вклинивалась в обсуждения, стараясь не говорить лишнего, и пару раз ее мысли они оценили как здравые и довольно взрослые.

Время подходило к Пасхе, и многие ученики расслабились. Эмили радовалась тому, что училась на факультете с такими ребятами, которые действительно ценили новую информацию, поэтому на уроках всегда слушали внимательно, включались в общение с преподавателями и не пренебрегали домашними заданиями. Но в те моменты, когда их класс пересекался с однокурсниками из Хаффлпаффа или Гриффиндора, Эмили злилась на тех разгильдяев, что мешали учебному процессу.

В последний понедельник перед весенними каникулами в огромной теплице стоял гомон. Первокурсники собирали ягоды омелы, растущей на кленах, рассаженных в двух футах друг от друга. С каждым деревом работали группы по четыре человека. Эмили была с Падмой, Сью и Гермионой — своей обычной напарницей на травологии. Чтобы добраться до ягод, нужно было залезть на лестницы, приставленные к деревьям с двух сторон. Одна пара ребят срывала с кустарников ягоды, а другая — принимала их снизу и складывала в небольшое ведро, которое выдавалось на всю четверку.

— Падма! — крикнула Сью. — Я тебе кидаю.

Патил подставила руки, куда упала горсть белых ягод, но часть из них осыпались на землю. Эмили неодобрительно посмотрела на Сью и демонстративно спустилась на ступень ниже, чтобы передать свою порцию лично Гермионе в руки.

— Да ладно, все равно их много набралось, — пожала плечами в ответ Ли и потянулась к дальней ягоде, наваливаясь всем телом на дерево.

— Но это же растрата ценного ингредиента! — тут же возмутилась Грейнджер. — И потом, если мы наберем больше всех ягод, наши факультеты получат баллы.

Эмили, облизнув губы, перевела на Сью взгляд, но, не дождавшись какой-либо реакции, вернулась на ступень выше. После того как выяснилось, что Гермиона плохо переносила даже такую высоту, ей пришлось самой лезть за ягодами. Не то чтобы Эмили не боялась высоты, но лестница казалась устойчивой, а Эмили достаточно хорошо владела своим телом, чтобы быть аккуратной и осмотрительной.

— Не переживай, у них не так много ягод падает, а у нас все равно больше всех, — негромко обратилась она к гриффиндорке, спускаясь с горстью в ладони. — Посмотри, что остальные творят!

Она окинула взглядом оранжерею. Рейвенкловцы не сильно налегали на сбор ягод, на что Эмили раздраженно подумала: «Что, если не интеллектуальная деятельность, то и заниматься ей не стоит?» Пара мальчишек из Гриффиндора вот уже минут десять носились между деревьями и бросались друг в друга ягодами, пока их напарники выполняли задание. Тут Эмили обратила свое внимание на единственных, помимо Гермионы, девочек из Гриффиндора. Сестра Падмы — Парвати — и ее светловолосая кудрявая подруга Лаванда просто уселись под клен и рассматривали журнал.

— Ты с ними не общаешься? — как бы невзначай поинтересовалась Эмили у Гермионы, кивком головы указывая на тех девочек.

Гермиона покачала головой и тут же задрала нос, встряхнув не менее кудрявой, чем у Эмили или Лаванды, гривой волос. Эмили взяла паузу, залезая за ягодами.

— А вообще с кем-то тут подружилась уже? — спросила она, когда спустилась, хотя ответ знала — Грейнджер везде была одна либо с неуклюжим мальчиком Невиллом.

— Нет, но это даже хорошо. Никто не мешает мне учиться, — напористо заявила гриффиндорка с серьезным выражением лица.

— Да ну? — поразилась Эмили.

Она-то думала, это ей тяжело друзей заводить, а, оказывается, она еще очень общительная. Эмили обратила свое внимание на выражение лица Гермионы и увидела горькую обиду и непонимание в глазах.

— Да. Мама говорит, мне нужно получать знания прежде всего. И я думаю, что, раз я оказалась волшебницей, — она сбавила свой похожий на учительский тон, — я должна быть усердной, а не отвлекаться на глупые развлечения.

Эмили от удивления не сдержала смешка. Одно дело ее обстоятельный, как Эмили сама считала, подход к выбору круга общения, но другое — абсолютно нежелание — или неумение? — заводить друзей. Прозвеневший колокол не дал ей договорить с Гермионой, а после она успокоила себя тем, что это, в общем-то, не ее дело. Возвращаясь из теплиц в свою башню, она встретила Драко, спускавшегося из библиотеки.

— Привет! — первый заметил ее Драко. — Иди сюда, кое-что скажу.

Он взял ее под локоть и отвел в одну из ниш, чтобы проходившие мимо ученики не слышали их.

— Мне отец прислал письмо. Он вместе с матерью приглашает тебя к нам на пасхальные каникулы. — Драко произнес это очень важно, словно приглашение было большой честью для Эмили.

Она же быстро оглянулась и понизила тон, надеясь, что он поступит так же:

— Правда? Именно так и написали: пригласи к нам Эмили?

— Вот, — слизеринец достал из сумки письмо и протянул ей.

Эмили развернула пергамент и прочла полное художественных оборотов и сложных конструкций обращение. На короткое мгновение ей вспомнился момент из общения Малфоя-старшего с Волдемортом и подобные записки с информацией о делах в министерстве.

— Прости, боюсь, я не смогу приехать к вам на эти каникулы. Но передай, пожалуйста, своим родителям от меня благодарность за приглашение. Правда, я ценю их интерес.

Драко сначала расстроился, но на последних словах приободрился и даже ухмыльнулся. Эмили начала подниматься на пятый этаж, но Драко последовал за ней.

— Я тоже хотел бы, чтобы ты к нам приехала. Тебе понравится! У меня огромный замок, у тебя будет отдельная комната. Ты посмотришь, как живут настоящие магические семьи. Чего тебе с этими маглами находиться? Еще навидишься с ними, — последнее он произнес, даже не скрывая пренебрежения в голосе.

— Они моя семья, вообще-то, — укоризненно посмотрела на него Эмили.

Впрочем, эти слова были скорее для вида: ехать на каникулы домой она не хотела. Эмили планировала побыть в одиночестве, поразмышлять и просто насладиться пустыми коридорами замка, которые чуть больше чем на неделю будут принадлежать только ей. Они уже добрались до винтовой лестницы, ведущей в башню Рейвенкло, но Драко не желал сдаваться.

— Ну, ты что, откажешься от такой возможности? — он преградил ей путь и добавил, будто это должно было ее убедить: — К нам приедут Тед, Дафна.

Эмили вздохнула. Ей ужасно хотелось в душ, и не было желания давать точного ответа.

— Я поговорю с родителями, ладно?

Это убедило Драко. Он опустил руки которыми держался за стены, не давая Эмили пройти, и вновь заулыбался.

— Дай мне знать к четвергу, хорошо? Мама захочет подготовиться.

Согласно кивнув, Эмили взбежала по лестнице и ударила молоточком о дверь.

— Назови мое имя, и меня больше не станет.

Эмили не сдержала смех: «Ну, тут только Авада Кедавра на ум лезет. Конечно же это не она, ведь названного не стать должно, а не кого-то другого. Хм...»

Сзади послышались шаги.

— Стукни еще раз, — прозвучал голос Роберта.

Эмили бросило в дрожь: не хватало только с ним тут застрять! Страшно хотелось разгадать эту загадку раньше него. Но, прослушав вопрос, он первый нарушил натянутое молчание:

— Тебя Малфои к себе пригласили?

Эмили вспыхнула:

— Подслушивать некрасиво.

— Что поделать. Флинт сказал смотреть за тобой в оба. Наши слова про Малфоев прошли сквозь твою... голову?

— Что ты хотел сказать? — вскинулась на него Эмили.

Здесь они были одни, и она почувствовала себя гораздо более раскрепощенной в выражении своего неприятия этого сноба, чем если бы они находились в присутствии Маркуса и других слизеринцев.

— Тебе нельзя к ним ехать. Даже не думай.

Как она хотела сказать, что способна сама решить, что ей делать! Но Эмили вовремя вспомнила, что ему никак не объяснить того, что она пока не видела в Малфоях угрозы. А вместе с тем идея о посещении Люциуса на каникулах начинала нравиться ей все больше. Она смогла бы лично узнать, как бывшие Пожиратели отреагировали на временную активность Волдеморта. Возможно, она вспомнила бы что-нибудь еще, что могло бы когда-нибудь ей сгодиться.

— Я услышала тебя, — сухо бросила Эмили и в третий раз ударила в дверь.

«Такие непривычные слова... Неужели они тоже от Волдеморта?» — отметила она тем временем.

— Что, даже короткая фраза в голове не держится? — съязвил Роберт, насмешливо глядя на Эмили.

Эмили, полная негодования, промолчала и сосредоточилась на загадке. «Итак... Я это что-то назову, и оно исчезнет. То, что я назову, и то, что исчезнет, — одно и то же. Например, скажу «икс», и икс должен исчезнуть. Ох, ладно бы это заклинание было, но, кажется, «икс» исчезает тогда, когда я называю именно его». Эмили навалилась спиной на стену, опустив голову и абсолютно абстрагировавшись от всего, и погрузилась в свои мысли. Если бы не Роберт, она спустилась бы к портретам на этаже и давно бы открыла дверь, но сейчас она из принципа заставляла себя искать ответ. Чувство досады жгло изнутри и требовало показать Хиллиарду, что она не дура, как он, судя по всему, считал.

— Ну что? Ничего не придумывается? — спустя пару минут Роберт, стоя у противоположной стены, обратился к Эмили, нарушив тишину, которая ей так нравилась.

— А у тебя?

— Ха, почти догадался. Тебе фору даю.

Эмили вновь опустила голову. Волосы спрятали ее лицо, концентрируя взгляд на каменном полу. «Я “икс” называю, и “икс” исчезает... — повторяла она несколько раз. — Называю — исчезает. Черт! Я скажу “Нокс”, но исчезнет свет, а не Нокс. Не то, все не то». Несколько секунд она мысленно перебирала чуть ли не все слова, что приходили ей в голову, но потом, проследив логику многих загадок орла, задумалась: «Может, нужно называть абстрактные вещи?» Внезапно ее осенило воспоминание из юности Волдеморта, где он слышал в приюте загадку, похожую на эту. «Вопрос тогда был “чего не хватает в сундуке, если в нем все есть?” И ответом была “пустота”». Ну и... мозг, зачем ты это вспомнил?»

Когда появлялись новые факты, связь которых с занимавшим ее объектом была неочевидна, это раздражало Эмили. Ей нравилось, когда все доносилось прямо и четко — так она лучше понимала, что делать с информацией дальше. «Что ж... наверняка тут очень простой ответ, а я усложняю себе задачу. Может ли быть, что “икс” исчезает не только при своем названии? Что исчезает, когда говорят хоть что-то?» А мозг упорно подсказывал: «Чего не хватает в сундуке, в котором есть все?»

Эмили чувствовала, что ответ вот-вот окажется на языке, и не заметила, как перестала дышать. «Мы складываем в сундук все, но там не остается места, то есть пустоты. Наполненность — пустота. Антонимы, — проговаривала она медленно, чтобы не спугнуть хрупкую ниточку рассуждений. — Попробуем перенести на нашу загадку. Я называю имя, значит, я... говорю. Если не говорить, то молчать. А если говорить, значит... нарушать молчание. В один момент есть либо говорение, либо молчание, так? Получается... молчание исчезает, когда начинают говорить».

Сердце забилось часто-часто, и вспыхнули щеки. Сжимая вспотевшими от волнения руками мантию, Эмили продолжала держать голову склоненной и внимательно исподлобья следила за Хиллиардом. Тот сидел на лестнице спиной к Эмили. Эмили осторожно подошла к двери, взялась за ручку и тихо произнесла:

— Молчание.

«Если я скажу "молчание", молчание исчезнет из-за того, что я произнесла хоть что-то. Все сходится», — прокрутила она в голове за секунду до ответа.

— Верно, — ответил мелодичный голос слишком громко, отчего Эмили вздрогнула и, судорожно вздохнув, юркнула в гостиную, захлопнув за собой дверь.

Она дрожала от адреналина, оставив возмущенного Роберта на лестнице. Счастливо расхохотавшись, Эмили, продолжая улыбаться, пошла к спальням. В гостиной было мало народу. Может быть, поэтому обычного от внимания к себе смущения не появилось. Сначала Эмили подумала, что поступила нехорошо, но успокоила себя тем, что Хиллиард того заслужил, а такая вредность — редкое, что она могла себе позволить.


* * *


— Лия! — крикнул Маркус, догоняя ее в среду на повороте к лестнице.

Эмили распрощалась с Дафной, с которой прогуливалась по замку уже второй час, и отошла с Флинтом в укромное место.

— Хиллиард сказал, что ты собралась к Малфоям. С ума сошла? — он крепко держал Эмили за локти и сурово смотрел ей в глаза.

Хотя Эмили еще ничего не решила, она все же склонялась к тому, чтобы Малфоев все-таки навестить. Теперь нужно было усыпить бдительность Маркуса, а потом придумать, как с ним объясниться, если он узнает, что она все же сделала по-своему.

— Ну и дурак твой Хиллиард, — парировала она. — Ни к кому я не собираюсь и уж тем более ничего подобного не говорила.

— Ну, слава Мерлину! С Люциусом лучше не связываться, слышишь? Говорят, он был правой рукой...

— Маркус, я помню, — простонала Эмили, прервав его. — А еще он главный борец за чистоту крови. Я помню все это!

— Ну, отлично, — поверил ей Маркус.

— Слушай, у тебя других друзей на Рейвенкло нет? — выпалила она.

— А что? — удивился он.

«Понятно... Даже не понимает, что у нас с этим снобом взаимная неприязнь!»

— Да ладно... ничего, — буркнула она, решив, что пока Хиллиарда можно было потерпеть, главное — рядом с ним не находиться.

Они разошлись по своим делам, и Эмили заглянула в библиотеку. Там обнаружились Драко и Теодор, склонившиеся над свежим номером «Ежедневного Пророка».

— А где?.. — она кивком головы указала за спину Драко, имея в виду Крэбба и Гойла, которые часто ходили за ним.

— Едят, — протянул Драко, в то время как Эмили садилась напротив.

— Лия, ты к Драко едешь? — поднял голову Теодор, едва дочитав спортивную колонку до конца.

— А что мы там будем делать? — Эмили решила разведать больше.

— Как что! — начал Малфой. — Поиграем в квиддич хотя бы, да и вообще отдохнем от учебы, от всего. Возможно, поохотимся на штырехвостов.

— А ты в Норфолке живешь? — спросила в ответ Эмили, припомнив, что эти демоны-полусвиньи обитали именно там: «Эйвери так элитно проводили время, точно». Если она это не выдумала, то получалось, что и Волдеморт однажды забавлялся подобной охотой. «И вообще, Малфой, не ври. Одиннадцатилеток к этим демонам и близко не подпустят: у них класс опасности высокий. Хвастун», — усмехнулась она про себя, но не стала разочаровывать Драко, понадеявшись, что он и сам об этой глупой идее забудет.

— Нет, у меня в Уилтшире дом. Ну, так что, я пишу отцу, что ты к нам приедешь?

Эмили лишь кивнула, улыбаясь. Мальчики радостно отбили «пять».

Маркус безусловно был прав, предупреждая ее о Малфоях, но ведь он не знал, что у нее есть возможность кое-что им противопоставить, нужно лишь было подобраться ближе и разузнать положение вещей. В конце концов, он же хотел, чтобы она в будущем имела значение наравне с другими идеологами? Нельзя упускать шанс сделать к этому крохотный шаг.

Глава опубликована: 12.08.2015

Глава 4. Помеченные

В поместье Ноттов было тихо и тускло. В середине апреля солнце садилось значительно позже, но Чарльз — хозяин дома — предпочитал задергивать портьеры на окнах. Создаваемый сумрак приносил прохладу и спокойствие и к тому же напоминал о гостиной Слизерина, где Нотт-старший учился около пятидесяти лет назад.

Спустившись в прихожую, мужчина щелчком пальцев дал знак домовому эльфу, чтобы тот зажег факелы. Их пламя тут же осветило просторное помещение, позволяя Чарльзу в последний раз перед выходом взглянуть на себя в зеркало и поправить ворот мантии. Негромко фыркнув, он пригладил седеющие волосы, в очередной раз щелкнул пальцами, чтобы домовик погасил свет, и, выйдя из поместья, трансгрессировал с громким хлопком.

Появившись в месте назначения, Нотт пошел вдоль живой изгороди высотой больше него на несколько футов. Спустя пару шагов он свернул направо и вскоре уперся в черные кованые ворота, которые тут же распахнулись, будто знали о приближении гостя. Чарльз прошел еще несколько футов по дорожке, окруженной с двух сторон густыми тисами. Роскошное четырехэтажное здание также раскрыло для него парадные двери, впуская в просторный светлый вестибюль.

— Чарльз, — едва тот переступил порог дома, к нему навстречу спустился хозяин особняка Люциус Малфой, — рад тебя видеть.

Мужчины обменялись рукопожатиями. Нотт оценивающе глянул на бывшего соратника, а ныне хорошего друга и произнес:

— Взаимно, Люциус. Нарцисса готова? Пора выдвигаться, поезд скоро прибудет. — Его голос был раскатист и немного грубоват. Люди на портретах, что висели вокруг, вздрогнули и оторвались от своих дел, встревоженные громким звуком.

— Сию секунду! — глухо прозвучало за дверями, ведущими в сад.

— Пройдем? — предложил Малфой, жестом указывая в сторону гостиной.

Мужчины пересекли вестибюль и оказались в тепло натопленном помещении. Нотту пришлось расстегнуть мантию: кажется, они пробудут здесь некоторое время. Он достал из кармана брюк часы и покачал головой — поезд из Хогвартса прибывал через десять минут.

— Выпить не желаешь? — Малфой расселся в кресле у мраморного камина.

— Оставь до вечера, — махнул рукой Нотт и грузно опустился в кресло напротив.

Люциус склонил голову в знак согласия и перевел разговор на министерские темы. Они успели перекинуться парой фраз по поводу текущей политики Фаджа, когда дверь в гостиную отворилась и появилась миссис Малфой, натягивающая черные перчатки. Люциус и Чарльз тут же поднялись на ноги.

— Нарцисса, ты прекрасна, как и всегда. — Нотт поцеловал протянутую ладонь, еще не одетую в перчатку.

— Благодарю, Чарльз, — дежурно ответила миссис Малфой и сразу же поторопила: — Что ж, идемте, мы и впрямь задержались, а ведь к нам гости.

Все трое понимающе переглянулись: приезд Эмилии Поттер ожидался с не меньшим желанием, чем прибытие собственных детей. Они вышли в вестибюль, а затем на улицу. Нотт следовал за супругами, идущими под руку, и застегивал мантию, чтобы не простыть после пребывания в жарком помещении. Оказавшись за воротами, которые закрылись за ними с тихим скрежетом, они трансгрессировали к вокзалу Кингс-Кросс.

Прежде чем выйти из закоулка, скрывающего их появление от маглов, волшебники накинули на себя заклинание отвода глаз, чтобы прохожие не обращали внимание на их внешний вид. Вокзал был полон снующих туда-сюда людей. Чарльз не любил магловскую суету, впрочем, как и маглов в целом. Он приподнял подбородок и твердым шагом пошел в сторону нужной платформы, не смотря на людей, что неуклюже сталкивались с ним, а затем бормотали извинения под его строгим взглядом.

— Я их вижу. — Нотт обернулся к Малфоям.

Они остановились неподалеку от платформы, пропуская мимо себя появлявшихся из стены учеников. Спустя пару мгновений появился младший Малфой — его походку и манеру держаться Чарльз не спутал бы ни с чьей другой. Следом за мальчиком вышла девочка с вьющимися темно-рыжими волосами.

— Это ведь она, Люциус?

— Шрам издалека не рассмотреть, но, похоже, она. Знаешь, я не ожидал, что она будет выглядеть настолько прилично. Это радует.

Чарльз перевел взгляд на детей. Те отошли в сторону, пропуская остальных, и стали ждать кого-то — Теодора, не иначе. Видимо, эта рыжая девочка действительно была той, кто им был нужен. А выглядела она и правда не по-магловски опрятно, на взгляд Нотта: пальто, чей покрой напоминал мантию, перчатки и оригинально повязанный рейвенкловский шарф. Волосы Поттер лежали почти аккуратными локонами на плечах: те, что у висков, были сцеплены на затылке, а остальные обрамляли лицо и прятали уши. Чарльз одобрительно покивал головой своим мыслям — родись у него девочка, он бы не позволил ей ходить простоволосой либо с ужасной магловской стрижкой.

— Нужно позвать их, — подала голос Нарцисса.

— Ничего. Наш сын увидит нас сам, — ответил ее муж, продолжая недвижимо стоять и наблюдать.

Нотт проследил за его взглядом и понял, что тот преимущественно смотрел на Поттер, а не на сына. Девочка стояла спокойно, но ее напряжение выдавали неестественно выпрямленные руки, державшие сумку впереди, поднятый подбородок, поджатые губы и суженные глаза, которыми она медленно оглядывала вокзал. Вскоре она наткнулась взглядом на самого Нотта, и в ту же минуту ее хмурое лицо сменилось теплой улыбкой. Она отчетливо кивнула.

— Она нас узнала? — удивленно обратился он к Люциусу.

Холодный взгляд Малфоя продолжал буравить девочку, следя за тем, как она обернулась к Драко и кивком головы указала в их сторону. Чуть позже сквозь стену прошел Теодор, и все трое начали приближаться к их компании. Нарцисса не стала ждать и двинулась им навстречу. Мужчины также неторопливо последовали за ней.

— Драко, — она крепко прижала сына к себе и поцеловала в щеку, проведя рукой по его волосам.

— Теодор, иди ко мне, — в свою очередь, произнес Нотт.

Похлопав того по спине и прижав к себе, Чарльз обратил внимание на девочку, скромно ожидающую момента, когда можно будет поздороваться с остальными присутствующими. Первый ее поприветствовал Люциус.

— Мисс Поттер, — обратился к ней затем Нотт-старший. — Рад с вами познакомиться. Я Чарльз Нотт, отец Теодора.

Он заметил, что, когда девочка здоровалась с Малфоем, руку она подавала несколько несмело. Сейчас же Поттер первая протянула ее для поцелуя, видимо, поняв, какого жеста от нее ждали. «Однако, быстро учится», — отметил Чарльз и поймал себя на странном ощущении. Оно было ему знакомо, и именно эта известность не на шутку напугала его. Краем глаза он увидел, что Люциус напрягся больше обычного. Поттер вежливо улыбалась, то приподнимая веки, то опуская глаза, то несмело бросая взгляды по сторонам. Она молчала, и это отчасти загадочное молчание давило, а воздух вокруг, казалось, становился мучительно тяжелым.

А это чувство было ни с чем не перепутать: на памяти Нотта, такое напряжение вызывало присутствие только одного человека.


* * *


Они трансгрессировали к поместью Малфоев; каждый взрослый держал за руку ребенка. Мужчины пропустили Нарциссу и девочку Поттер вперед себя, а когда ворота закрылись, дети, возобновив дыхание после перемещения, опередили всех и первыми достигли парадных дверей. Поттер, как заметил Чарльз, пережила трансгрессию более спокойно, чем он ожидал. «Стерпела и не хочет показаться магловкой или трансгрессировала раньше?» — задумался Нотт. Оказавшись в вестибюле, он тайком наблюдал за реакцией девочки. К его удивлению, она мельком оглядела помещение, а затем ее губ коснулась непонятная улыбка, которую она тут же попыталась скрыть.

— Нравится вам, мисс Поттер? — обратился он к ней, тем временем забирая у сына верхнюю одежду.

— Да, сэр, — она открыто посмотрела на него.

Девочка последовала за ним в небольшую гардеробную. Чарльз вешал свою мантию и одежду Теодора, а сам краем глаза оценивал ожидающую очереди Поттер. Та, как только вошла, обратилась вправо, собираясь повесить свое пальто, но осеклась, не увидев там вешалки. Нотт слегка поежился: раньше у той стены действительно стояла напольная вешалка, но вот уже десять лет как гости Малфоев привыкли к ее отсутствию. Впрочем, ни один из них ею не пользовался.

— Позволите? — он улыбнулся девочке, протягивая руку за ее одеждой.

— Спасибо, сэр, — с вежливой улыбкой произнесла она не тихо, но и без вызова — в самый раз для воспитанного ребенка.

Этим вечером Нотт не единожды подмечал в ней некоторую осведомленность об этикете. За ужином она, пусть и не сразу уверенно, разобралась в назначении разных столовых приборов. Чарльз намеренно сел напротив девочки и воспользовался случаем разглядеть ее лучше. Казалось, в ней нет ничего от Поттеров. «А впрочем...» — Нотт причмокнул губами и отложил вилку.

— Вам преподавали этикет, мисс Поттер?

Как он и ожидал, девочка подняла на него взгляд, так что теперь он мог рассмотреть ее. Родителей Эмилии он знал плохо, лишь пару раз видел в сражениях. Зато был знаком с ее бабушкой по отцовской линии. Прямоугольное лицо и выступающая по бокам нижняя челюсть девочке явно достались не от нее. Но, несмотря на тусклый свет факелов, искажающих цвета, Чарльз заметил сходство глаз. Глубокий морской оттенок окаймленной радужки — почти такой же, как у ее бабушки. К тому же ее глаза, хоть и более вытянутые, были такими же большими и выразительными. Вместе с мягким изгибом бровей они должны были придать лицу наивности, если бы не легкий прищур и слегка поджатые губы, словно обе они знали об этой своей черте внешности и пытались ее скрыть. Чарльз едва не прослушал ответ, разыскивая в Эмилии еще хоть пару знакомых черт.

— Нет, сэр, меня не учили, но в детстве я сама изучала правила этикета. Они были в одной из книг для хозяек. — Кажется, ее голос взлетел чуть выше нормы и подрагивал, словно от волнения.

Чарльз обрадованно придвинулся вперед. Он думал, что девочку будет сложно разговорить, но оказалось, что она могла отвечать на вопросы и развернуто. Нотт продолжил диалог:

— Как вам в магическом мире? Освоились? — Он долил в ее кубок напиток.

На мгновение ему показалось, будто она усмехнулась, тихонько покачав головой.

— Я рада, что оказалась наконец в месте, которому принадлежу с рождения, — В ее голосе появилась нотка гордости.

Чарльз краем глаза заметил шевеление рядом: Малфои внимательно слушали, но не подавали виду. Нотт был искренне удивлен словам Поттер, но ее ответ ему определенно понравился. Видимо, Дамблдор не успел прибрать ее к рукам. В душе растекалось ликование от этой мысли.

— Значит, вы понимаете, что люди, рожденные маглами, — Нотт взял паузу, чтобы подобрать фразу тактичнее, — тоже должны оставаться в том мире, которому они принадлежат — магловскому?

Поттер замолчала, доставая хребет из рыбы. Закончив вытирать после этого руки, она ответила:

— Думаю, маглы должны оставаться в их мире, а волшебники — в нашем, — и улыбнулась.

— То есть вы полагаете, — подключился Люциус, — что нужно отбирать маглорожденных волшебников у их семей?

Нотт хмыкнул, потерев рукой пространство над губами. Когда-то такие идеи витали среди волшебников, но ни чистокровное население, ни Министерство их не поддержали.

— Нет! — протестующе возразила девочка. — Зачем? Стоит создать условия для них, и они сами предпочтут нас маглам.

— Видите ли, в чем проблема, — медленно, растягивая слова, проговорил Малфой, — мы не жалуем их здесь.

— Но ведь это не значит, что их нужно убивать, верно, сэр? — ее глаза встретились с глазами Люциуса всего на мгновение — долго взгляд она не смогла выдержать и уткнулась в тарелку.

— Разумеется, — миролюбиво улыбнулся в ответ тот. — Надеюсь, вы не верите тем гнусным слухам, что ходят о нашей семье.

Поттер лишь кивнула, отпив из кубка. Чарльз ощутил неуютную тишину и решил немного разбавить гнетущую атмосферу.

— А что вы планируете делать после школы, мисс Поттер?

— Еще не знаю, сэр, — она снова стала улыбаться. — Я нахожусь в этом мире всего полгода. Мне еще многому предстоит научиться.

— Да-да, безусловно, без учебы никуда. И все же, есть ли у вас какая-нибудь мечта? Пусть детская, пусть наивная. Однако, я полагаю, девочка вашего возраста уже должна представлять хотя бы примерное свое будущее. Вот мой Теодор, — он указал рукой на сына, — решил занять один из высоких постов в министерстве.

Драко хотел что-то вставить и уже открыл было рот, но Чарльз был уверен: его остановил строгий взгляд отца.

— Что ж, наверное, и я пойду в министерство, — ответила Поттер, но в голосе ее не звучало особого энтузиазма.

— О, это похвально! — Нотт всплеснул рукой. — Лучше управлять кем-то, нежели быть ведомым, согласны со мной, мисс Поттер?

— Безусловно, сэр, — она сказала это, как и всегда, с улыбкой, но в ее взгляде Чарльз заметил некоторые перемены. Ему показалось, что тот на мгновение ожесточился, даже зрачки сузились — в светлых глазах это было отчетливо видно.

Ужин тем временем подходил к концу. Дети устали и почти синхронно зевали.

— Если вы больше ничего не хотите, вы все можете отправляться по своим спальням. Эльфы уже наполнили ваши ванны. — Нарцисса первая встала из-за стола и, подойдя к сыну, гладила его по голове, обращаясь ко всем гостям: Ноттам и Поттер.

Посуда исчезла со стола, и они встали. Нарцисса нежно подтолкнула сына и, приобнимая его за плечи, направилась к выходу из столовой.

— Я покажу гостям их комнаты. Теодор, мисс Поттер, следуйте за мной. Чарльз, — она обернулась уже у самой двери, — твоя та, что и всегда.

— Понял, — кивнул Нотт, роясь в карманах своих брюк.

— Нарцисса, мы будем ждать тебя в гостиной, — произнес Малфой, вставший только сейчас и держащий в руке еще не допитый бокал вина.

— Хорошо. Но ради Мерлина, Чарли, выйди покурить в сад! — она укоризненно посмотрела на Нотта, уже доставшего трубку.

Тот поднял руки в знак примирения и двинулся в указанную сторону, кивком позвав Люциуса.


* * *


На следующий день в поместье прибыли Гринграссы. С ними и Малфоями Нотт общался весь день, в то время как дети разбрелись по дому и занимались своими делами — Поттер была потеряна из виду до самого ужина. На сей раз она почти не участвовала в разговоре и рано ушла из-за стола следом за Дафной и ее сестрой. Втроем они несколько минут спустя утащили мальчишек и отправились гулять по вечернему саду.

Чарльзу еще не выпало время спокойно обсудить с Малфоем их общие заботы, связанные с активностью Метки, а ведь этот разговор был одной из причин, по которым он гостил здесь во время Пасхи. Ему было интересно обменяться с этим человеком мнением о происходящем, потому что Люциус славился своими дальновидностью и острым умом. Нотт тоже был не глуп, но наблюдение тенденций явно не входило в его сильные стороны, поэтому его взгляд на Поттер мог иметь некоторые недочеты.

Наконец в воскресенье, когда все семейства развлекались поиском пасхальных яиц, сотворенных из разных сладостей, ему представился шанс отозвать Малфоя за заросли роз в глубине сада. За их спинами журчал фонтан, который находился как минимум в десяти футах от них, а сами они сидели на резной скамье в уютном овраге; над их головами стелился потолок из плюща. Чарльз знал, что Люциус оставил свою жену с Гринграссами, чтобы не дать тем ни заскучать, ни обратить внимание на их отсутствие. Что до детей, то от их больших ушей мужчины поставили звуконепроницаемый барьер.

— Ну, что скажешь? — Чарльз начал первым, устав ждать, пока Малфой начнет разговор.

Тот сидел прямо и задумчиво вертел в руках трость, иногда потирая серебряный набалдашник в виде головы змеи.

— Сложно сделать сейчас какие-либо выводы. — После недолгого молчания произнес Люциус, в то время как Нотт принялся за трубку. — Маленькая она, даром, что от Дамблдора еще не зависима. Если ее обработать, толк выйдет, но будет ли он соизмерим с приложенными усилиями?

— Девочка себе на уме, не заметил? Держится осторожно, много не болтает, отвлекает от себя смехом и показной инфантильностью. На деле она оказалась не так проста, как описывал твой сын.

— Что верно, то верно. Драко недооценил ее.

— Это слабо сказано! — Нотт прокашлялся от дыма. — Ты говорил, что, по его словам, она поддерживает чистокровных, а мы увидели, что она вполне лояльна к маглорожденным.

— Ну, хоть не хочет с маглами объединяться, и то ладно, — заметил Люциус. — А с Драко я поговорю. Ему следует научиться лучше разбираться в людях.

— Выходит, Темный Лорд все же не переселился в нее? — несмотря на барьер, понизил голос Нотт.

Кажется, он был первым, кто вообще за последние недели озвучил этот вопрос. Но его обдумывал каждый, в этом Чарльз был уверен. Ему даже себе было страшно признаться, что их повелитель мог оказаться живым.

— Спорный момент, — уклончиво ответил Малфой, невольно потянувшись к левому предплечью.

Нотт заметил этот жест.

— От меня можешь не скрывать, я же тоже помечен, — произнес он и осторожно закатал рукава мантии и свитера под ней, чтобы показать уродливое изображение змеи, выползающей изо рта черепа.

Она выделялась на руке не столь сильно, как десять лет назад, но потемнела достаточно очевидно, чтобы понять: Темный Лорд не погиб. Они с Люциусом тайком выходили на связь с другими Пожирателями и выяснили, что все почувствовали активность метки в один момент, а после таких случаев не происходило, но и метка не угасала. Малфой еще месяц назад предположил, что эта вспышка ознаменовала резкое пробуждение Темного Лорда либо скачок его силы. Но что бы то ни было, каждый понял, что скоро их служба на благо чистокровной Британии начнется вновь.

Нотт не делился с Люциусом своими соображениями, опасаясь, что тот воспользуется этой информацией, чтобы оказать Темному Лорду услугу. Чарльз не хотел его возвращения, как не хотел и новой войны. Старина Том был уже не тот, и — он сам себе боялся признаться в этом — Нотт испытал страшное облегчение, когда тот пал. Их с Сессилией поздний сын Теодор родился в самый разгар войны. Его жена долго не могла забеременеть, поэтому незапланированного, но долгожданного ребенка все же оставили. В тот год после рождения сына Чарльз много думал о политике Темного Лорда и все больше понимал, что курс его действий не столько сильно изменился, сколько вовсе был потерян. Казалось, их повелитель сходил с ума и тянул их за собой в пучину безумия. Хотелось конца. Хоть какого-нибудь.

— Почему она? — спросил Люциус, обернувшись к Нотту. — Что в ней такого, Чак?

Вопрос, которым все они задавались в первые месяцы после падения Темного Лорда, вновь приобрел свою актуальность.

— Да Мерлин его знает, — всплеснул руками Нотт. Он уже давно убрал трубку в карман и сидел теперь, постукивая пальцами по коленям. — Знал, видимо, что делает, раз действительно она его повергла.

— Я, признаться, ожидал...

— Чего? — прервал его Нотт, расхохотавшись. — Думал, она с порога заявит, что и как она сделала, чтобы убить его? А может, ты ожидал, что от нее энергетика какая-то особенная будет бить? Ну, дуришь, Люциус!

— Считаешь, она еще себя покажет? — Нотт услышал в его голосе надежду, смешанную со скепсисом.

— Для одиннадцатилетнего ребенка, которого много лет воспитывали маглы, она слишком хорошо ориентируется в этом мире и, что более неожиданно, в этом доме, — Махнув рукой в сторону поместья, серьезно ответил Чарльз, будто поучая младшего товарища. — А про энергетику я зря смеялся, конечно. Она у нее действительно тяжелая. Метку к ней тянет, не замечал?

— Нет, — слегка осипшим голосом ответил Малфой.

— Ну, правильно, такое не сразу заметишь, да и не все смогут: прислушиваться к ощущениям надо. Знаешь, может ведь так быть, что ей перешла его сила, — а про себя Нотт добавил «и частично память», — которая недавно проснулась. Поэтому она не следует его целям, но резонирует с той магией, что объединяет нас.

Он, вновь закатав рукава, ударил тыльной стороной ладони о предплечье. Неожиданно для них кусты, скрывавшие каменную лестницу, раздвинулись, и, прежде чем Чарльз успел сдернуть ткань мантии вниз, в их тайник влетели взбудораженные Поттер и Теодор. Судя по их резкой остановке и взглядам, направленным на руку Нотта, они успели увидеть вытатуированный рисунок.

— Мисс Поттер! Теодор! — спохватился Чарльз, соскакивая на ноги и снимая барьер неслышимости. Люциус тоже поднялся, но менее стремительно. — В чем дело? Случилось что-то?

Нотт страшно надеялся, что ребята не разглядели метку. Но помимо этого его взволновало то, что они в принципе нашли их. Это место было создано для приватных разговоров с тогда еще Томом, когда они съезжались к Абраксасу, отцу Люциуса, на каникулы. Именно здесь будущий Темный Лорд наградил их первыми в своем роде Черными метками. Они на маленьких Люциусе и братьях Лестрейнджах испробовали метод сокрытия убежища и убедились, что лабиринт сада не пустит их к оврагу без знания маршрута к нему, и все, что им было нужно, — это ставить звуконепроницаемый барьер, чтобы дети не услышали ничего лишнего.

Как эти двое сюда попали?

— О! — воскликнула девочка, быстро переметнув взгляд в глаза Чарльзу. — А вы Драко не видели?

С ярко выраженных яблочек ее щек не сходил румянец, и было неясно: она продолжала розоветь уже от смущения или еще после бега. Теодор же замер, изрядно побледнев, и пытался выровнять дыхание. Он не сводил глаз с отца.

— Нет, здесь он не пробегал. — В отличие от Чарльза, Малфой сохранял невозмутимость, приподнимая уголки губ.

Поттер ответила ему открытой улыбкой и, будто ничего не произошло, обратилась к Теодору:

— Идем, кажется, я знаю, где еще можно его поискать.

Она развернулась и положила руку на его плечо, поворачивая следом за собой.

— Загляните на мансарду, он часто любит там бывать. — Люциус продолжал изображать подобие улыбки и невыразимым взглядом смотрел на Поттер.

Чарльз знал этот взгляд, им Малфой проверял людей на прочность. Что странно, на этот раз Поттер, обернувшись в полкорпуса, продержала зрительный контакт гораздо дольше. Она подернула края губ, при этом уголки бровей на мгновение взлетели вверх. После этого девочка схватила Теодора за руку и более настойчиво потянула за собой. Мальчик беспомощно и отрешенно оглянулся на отца.

Чарльз кивнул ему в знак того, что они еще поговорят. Сын знал, что его отец служил когда-то Темному лорду. Еще в детстве он заметил у отца неясные очертания метки и не уставал спрашивать и просить сделать себе подобную. Чарльзу пришлось рассказать ему и о природе метки, и о том, что не все люди, которые ее носят, хотят возвращения старых времен. Теодор поначалу испугался, но спустя несколько разговоров успокоился.

— Люциус, — чуть ли не выкрикнул он в порыве нахлынувших эмоций после того, как дети скрылись из виду, а он вернул их уголку неслышимость, — пока они не ушли далеко, нужно подслушать разговор!

Малфой почти синхронно с его словами послал вслед уходящим ребятам заклинание подслушивания. Оно действовало в радиусе нескольких футов, если не было прямых препятствий, так что в лабиринте изгородей чары значительно теряли свою силу. Через пару секунд мужчины услышали детские голоса, будто те находились рядом с ними.

— ... Нет, не спорь! Я знаю, что видела. — Твердый и напористый тон Поттер звучал для Нотта непривычно.

— Лия, ты не понимаешь, — пытался возразить в ответ Теодор, но затем последовал звук, как если бы ему заткнули рот рукой.

— Твой отец сделал магловскую татуировку. — Девочка будто чеканила слова. — Ничего в этом страшного нет. Если хочешь, я конечно же не буду никому об этом говорить.

Наступило молчание. Мужчины решили, что заклинание больше не ловило их голоса, потому что дети вышли из поля его действия, но вскоре они услышали продолжение.

— Тату были во все времена, и это не обязательно признак маглолюбца, не переживай. Идем искать Малфоя.

— Но!..

— Тед, — Нотт усмехнулся от того, насколько строго она произнесла это, — ты не должен отвечать за поступки своего отца.

Последнее прозвучало совсем глухо — ребята ушли достаточно далеко, чтобы чары перестали передавать их голоса. Чарльз взглянул на Малфоя.

— Думаешь, она поняла?

— Разумеется. — Люциус крутанул тростью и, сняв неслышимость, вступил на тропинку, ведущую наверх в основную часть сада. — Бессмысленно что-либо предпринимать сейчас. Раз не испугалась и сочиняет легенду в поддержку твоего сына, значит, она от нас никуда не сбежит.

— Будем наблюдать, — согласился Нотт.

Он сомневался, что Поттер сделала это, чтобы помочь сыну правильно подобрать слова в оправдание. Больше походило на то, будто она знала, что их слышат, и пыталась заставить Теодора замять эту тему, чтобы не раскрыть свою осведомленность. Правда, Чарльз не мог понять причин, по которым она могла так поступить. Неудивительно, если бы ей успели за эти полгода объяснить, что это за метка, и нетрудно догадаться, что означает, если она вытатуирована у кого-то на левом предплечье. Тогда зачем этот спектакль? «Странная девочка, — решил он, — непредсказуемая и нелогичная».

За оставшиеся два дня Поттер почти никак не показала внешне, что видела нечто, способное напугать обычных людей. Она по-прежнему дружелюбно отвечала на вопросы Нотта во время трапез, все так же продолжала общаться с мальчишками. Чарльз никак не мог понять, то ли она не осознавала, что происходит, то ли, напротив, знала что-то такое, что позволяло ей не бояться находиться рядом с двумя Пожирателями Смерти. Люциус как-то вечером тоже коснулся этой темы. Как оказалось, Малфой был изрядно встревожен. Больше всего его смущала сдержанная полуулыбка Поттер, которая то и дело возникала на ее лице при виде хоть одного из них. А иногда она могла смотреть на них издалека и буквально пожирать взглядом. Нотт и Люциус сошлись во мнении, что она тоже взялась за ними наблюдать.

Неясность ситуации выводила их из себя. Имела ли Поттер какое-то отношение к Темному Лорду? Мужчины решили, что нужно как минимум остаться с ней в хороших отношениях, чтобы вовремя увидеть тенденцию к чему бы то ни было и повлиять на девочку в свою пользу. Но Мерлин знает, что творилось в ее голове! Сейчас они сильно жалели о том, что легилименция не их конек.

Каникулы подходили к концу.


* * *


В соседнем графстве Глостершир компания слизеринцев также готовилась уезжать в Хогвартс. С самого утра среды в поместье Флинтов кипела деятельность. Единственный домовик Маркуса будил хозяина со всем отчаянием: тот никак не желал просыпаться после бурной ночи с однокурсниками. Те, в свою очередь, спали так же беспробудно. Эльф предпринял крайние меры и облил лица всех троих ледяной водой.

— Что за черт?! — Флинт мгновенно пришел в себя, но еще не очнулся полностью.

— Мастер спать. Микки будить его, очень долго будить! — тут же отрапортовал эльф. — Мастер сказать, чтобы его обязательно разбудить до десяти утра. Эльф исполнять свои обязанности.

Маленькое существо, тело которого скрывала накрахмаленная туника темно-зеленого цвета, стояло прямо и говорило тоненьким, но уверенным голосом. Домовик знал, что его хозяин дает приказы, исполнение которых зачастую превращается в пытку для самого хозяина, но все же является необходимостью.

— Тьфу ты, — сонно пробормотал Теренс Хиггс, перекатываясь на сухой край подушки и вновь закрывая глаза.

Робин МакАлистер не сказал ни слова. Вчера он выпил огневиски больше всех, и сейчас ледяная вода была ему как нельзя кстати.

— Без пятнадцати десять, — произнес Маркус, посмотрев на настенные часы. — Парни, подъем, надо себя в порядок привести.

Он вскочил с дивана, на котором ночевал, и оглядел бардак, который они устроили в гостиной.

— М-да. Микки, — он обратился к эльфу, — давай, уберись тут, а потом приготовь нам что-то. Я в душ.

Освежившись, Флинт спустился обратно двадцать минут спустя и раздраженно рыкнул:

— А ну, быстро встали! — он подошел и каждого из парней скатил с матрасов на пол. — Ну, какого вы дрыхнете? Нам на поезд через полчаса, а от вас еще разит за милю. Микки, тащи антипохмельное! Придурки, чтоб их, пить не умеют.

Те неохотно встали с холодной поверхности и, еще плохо ориентируясь в пространстве, побрели в ванные. Флинт проверил работу эльфа и побежал в столовую, где на столе уже ждал завтрак. Спустя еще пару минут к нему присоединились Хиггс и МакАлистер, и все вместе они закончили есть, когда до отъезда поезда осталось совсем мало времени.

Дав напутствие домовику, парни воспользовались порталом, специально запрошенным в министерстве еще в первые дни каникул, и оказались в защищенной от магловского взгляда части вокзала. Затем они, как обычно, смешались с толпой и направились к нужной платформе.

— Тормозим, — внезапно сказал Маркус, останавливая друзей раскинутыми в стороны руками.

Те замерли и проследили за его взглядом. Прямо перед ними возникла группа волшебников, состоящая из Малфоев, Ноттов, Гринграссов и... Поттер. Она стояла прямо, задрав подбородок, и временами поглядывала по сторонам.

— Мерлин, ну как ее угораздило к ним попасть? — выдохнул Флинт.

МакАлистер захохотал:

— Знаешь, что тебе Хиллиард скажет?

— А то, — хмуро ответил Маркус, а сам поймал взгляд Поттер.

Та, смутившись, порозовела и едва заметно покачала головой, а после этого опустила ее, так что оставшиеся незаплетенными волосы скрыли заалевшие щеки. После этого она прошла сквозь платформу вслед за Теодором Ноттом.

Маркус погрустнел от мысли, что Поттер пренебрегла его предостережениями, но понадеялся услышать от нее вразумительный ответ. С того новогоднего нападения она стала будто другой. Флинт не мог толком выразить свои опасения, но ему показалось, что то происшествие сильно ударило по ней. Налаженные за последние месяцы мосты успокаивали, но он нутром чувствовал, что Поттер чего-то недоговаривала и знала куда больше, чем говорила. Возможно, к Малфоям она ездила все же с некой целью, осознанно отправлялась к одному из самых ярых последователей Темного Лорда.

— Ладно, вперед. Надо Робби найти еще. С ней я потом поговорю.

Слизеринцы минули каменный барьер и запрыгнули в первый попавшийся вагон, едва прозвенел последний свисток поезда. Пока они искали свободные места, Флинт пользовался случаем и проглядывал каждую назашторенную дверь. Поттер он обнаружил за одной из них в компании слизеринцев. Она смеялась так звонко, что ее голос перекрывал остальных и раздавался даже в коридорчике. Маркус на мгновение застыл возле двери в ее купе.

«То ли она настолько беспечна, то ли у нее и впрямь есть скрытые мотивы», — подумал Флинт. А после, вызвонив Хиллиарда, повел однокурсников к самому первому купе.

Глава опубликована: 31.08.2015

Глава 5. Ответственность

Поезд мерно покачивало. Слизеринцы, вдоволь наобщавшись за каникулы и в первые часы пути, дремали, уронив головы на сложенные на столе руки. Эмили, в отличие от своих однокурсников, подложила под голову подол мантии, чтобы не биться о стекло, и прислонилась к окну. Несмотря на поздний подъем, они спали около семи часов, потратив половину ночи на разговоры и различные игры. Теперь клонило в сон.

За прошедшие выходные это был первый раз, когда им захотелось собраться у кого-то в комнате и устроить нечто вроде пижамной вечеринки. Конечно же Драко тут же предложил свою спальню. Никто не возражал. Но прежде чем они приступили к поеданию пирожных, которые Малфой запросил у эльфов, им пришлось прослушать экскурсию по его вещам. Судя по всему, Дафна и Теодор не первый раз слушали о том, чем обладает их однокурсник, а вот Эмили проявила интерес. Прежде всего потому, что Малфой преимущественно показывал колдографии, сделанные с самого его рождения, а Эмили в них видела не его, Драко, историю, но свою. Все места, люди, что присутствовали на колдографиях, были ей знакомы, а в душе от них растекалось ностальгическое тепло, часть причин которого Эмили даже не осознавала.

Она нехотя потянулась к печенью, горой разложенному на столе, после чего вернулась в удобное положение и, откусив кусочек, возвратилась воспоминаниями к одной из карточек. На ней счастливые Люциус и Нарцисса, держащие недавно рожденного сына, тщательно скрывали свое волнение. Никто из ребят этого не замечал, даже сам Драко не предположил ничего подобного, но Эмили видела, как оба супруга искоса посматривали за левую рамку кадра, и она знала, кто там стоял во время съемки. А затем, пока Дафна с Тедом шутили над маленьким Драко, она искала в памяти ниточки к тому событию. Некое чувство не давало ей покоя, оно же тревожило ее — Волдеморта — и тогда, и эта нервозность угнетала всех, собравшихся на том радостном событии.

Чтобы распутать клубок мыслей, Эмили прикинула, в каком году это происходило, и тут же осознала, что это был год и ее рождения тоже. «Вот в чем дело! Ждали того, кто родится... э-э-э... где-то летом. Мерлин, такая каша в голове», — она выдохнула и, закрыв глаза, сделала попытку отмотать события к тому моменту, когда Волдеморт вообще решил ожидать рождение детей. Задача оказалась трудной, потому что желание найти ребенка набатом било в мыслях, не позволяя вспомнить что-либо детально.

Поезд въехал в границы Шотландии — половина пути миновала. Подходило время обеда, а сладости голод почти не утоляли. Эмили пришлось вновь выползти из своего уютного угла и отыскать в сумке сохранившие тепло пирожки с печенью, которые им всем вручили у Малфоев перед отъездом. Захватив со стола бутылку с тыквенным соком, Эмили вернулась в прежнее положение. Наевшись, она спустя некоторое время почувствовала, что раздражающих факторов стало меньше, и смогла сосредоточиться на дальнейших размышлениях.

Она решила оставить в покое причину, по которой Волдеморт начал охотиться на детей, родившихся в некое еще не ясное время. Эмили точно помнила, что на момент рождения Малфоя Волдеморт не думал о том, чтобы убить именно ее. «Вот бы вспомнить, одна я родилась в тот срок, который он рассматривал, или нет? И если были другие, то почему он все же выбрал меня?» Эмили чувствовала, что это было очень важное знание, и по отрывочным воспоминаниям сделала вывод, что Волдеморт именно сделал выбор, а не принялся убивать всех, родившихся в роковые дни. Почему-то он посчитал, что из всех кандидатов только дочь Эмилиов была для него опасна, что-то их связывало. Но что?

Итак, она отложила эти мысли в сторону, давая себе обещание расписать все это на листах пергамента, когда заново научится скрывать написанное, чтобы не запутаться и всегда держать с собой уже расшифрованные воспоминания.

За окном начался первый за весну ливень. Эмили прильнула к стеклу, наслаждаясь скатывающимися по нему каплями. За зиму она успела соскучиться по звуку дождя, шелестящему и освежающему. Она уже предвкушала запах воздуха, когда выйдет на улицу.

А в мыслях невольно появились ее новые знакомые — Чарльз Нотт и Люциус Малфой. Для Эмили встреча с ними принесла неоднозначные впечатления. Наверное, из-за этого она так долго не разрешала себе анализировать полученную информацию, а может быть, еще и потому, что подсознательно опасалась мыслей, которые могла потом неосторожно выдать. Честно говоря, она боялась того, что ее могло ждать в поместье Пожирателя, и уж тем более не ожидала, что к ним присоединится еще более опытный и старейший последователь Волдеморта. Но едва она их увидела, все волнения отпали сами собой. Что уж говорить о чувствах, когда она зашла в дом.

Шквал воспоминаний захватил ее тогда в свой плен, и первое время она не могла отойти от пьянящей эйфории нахождения в еще одном родном, как оказалось, месте. Эмили знала этих людей, знала эти места. Она чувствовала себя так уместно в сборище прирожденных аристократов, что забыла, кто она на самом деле. Пару раз она ловила себя на том, что слишком по-хозяйски вела себя в этом поместье. Одним из таких конфузов стало открытие тайного штаба в сердце сада. Когда они искали Драко, ей и в голову не пришло, что здесь есть нечто подобное, — так было оно заколдовано, что только те, кто знал маршрут, могли дойти, не задумываясь при этом над тем, что от других это место спрятано. Для знающих оно всегда было на своем месте, а потому из-за не возникшего в голове напоминания Эмили едва не скомпрометировала себя. Хорошо хоть Теодор не был занудой и не стал настаивать на верной версии трактовки тату.

«Вот, значит, как мы все были связаны. Черная метка», — вспомнила она и название, и принцип действия, и даже почти вспомнила, как одаряла этими знаками самых верных последователей. Хорошенько поразмыслив над природой метки, Эмили выяснила, что, вероятнее всего, в момент падения Волдеморта все они разом погасли, а в эту новогоднюю ночь, когда она встретилась с ним и вызвала всплеск магии и осознала себя его частью, все Пожиратели тоже получили оповещения о пробуждении той силы, что их питала.

Следующей мыслью стал образ миссис Малфой. Эмили даже предположить не могла, что мама Драко будет так похожа на ту, с кем Волдеморт учился в свои годы, — на свою мать Друэллу Блэк, Розье в девичестве. Дрю, насколько помнила Эмили, училась на одном курсе с Волдемортом и была заносчивой представительницей аристократов того времени. «Они все были заносчивыми», — промелькнула злая мысль. Эмили, поморщившись, тряхнула головой, прогоняя непрошеные чувства Волдеморта тех лет.

Нарцисса Малфой казалась настоящим воплощением своей матери, и Эмили невольно любовалась ею, впитывая ее движения, манеры и даже взгляды. Она очаровывала Эмили, заставляя последнюю желать быть похожей на нее, подражать ей. «Кто знает, может, Волдеморту нравилась эта Друэлла?» — нехотя задумалась Эмили, после того как не один раз кинула взгляд на тонкие черты лица миссис Малфой.

Эмили не заметила, как начала улыбаться своим воспоминаниям о самых счастливых каникулах за прошедшие несколько лет. Только одно омрачало ее и вносило в душу проклятую смуту: она точно помнила, что Волдеморт не всегда был дружен с теми, кто занимал полноценное место в магическом сообществе. И все же Чарльза, его однокурсника, она воспринимала как очень близкого человека.

Люциуса Малфоя она, конечно, вспомнила тоже. Воистину, это был чудовищный человек, судя по вспыхнувшим воспоминаниям о нем. И тогда же Эмили почувствовала, что, узнай тот о Волдеморте, тут же переметнулся бы к нему. Мотивом этого было бы не желание поддержать единомышленника, иначе он давно бы стал искать Темного Лорда, а исключительное желание оказаться под крылом сильного и опасного властелина. Эмили взяла на заметку его страх перед Волдемортом.

Она не заметила, как задремала, а очнулась от того, что поезд принялся качаться слабее: они подъезжали к станции около магической деревни, что находилась через озеро от замка. Эмили растолкала друзей, и в течение получаса они доели сладости и рассовали по карманам остатки.

Вскоре они очутились на вечерней промозглой улице и поспешили забраться в ближайшую карету, запряженную фестралами. Их, как выяснилось во время отбытия на каникулы, видел и Теодор: в детстве у него умерла мама. Тогда Эмили всего лишь посочувствовала ему, но после повторного знакомства с Ноттом-старшим восприняла смерть матери Теда как смерть близкого человека. В конце концов, и с Клеменс — рейвенкловкой из сороковых, на пару курсов старше — Волдеморт, а значит и она, был знаком.

Тогда Эмили впервые осознала, что многие из тех, кого она знала в прошлой жизни, сейчас могли быть мертвы. Это заставляло грустить куда больше, чем когда она узнала, что ее биологических родителей нет уже в живых.

Теперь она боялась вспомнить еще множество смертей, которые Волдеморт видел — или причиной которых он стал! — за прошедшие десятки лет.


* * *


Избегать расспросов Маркуса и его компании удавалось чуть меньше чем неделю. Все это время Эмили оставалось только игнорировать то ли обиженные, то ли упрекающие взгляды Хиллиарда, когда она появлялась в гостиной Рейвенкло.

Но в воскресенье, когда она, оставив в замке всех своих знакомых, отправилась к любимому дереву около озера, чтобы поразмышлять о некогда минувших днях ее прошлого «я», она привлекла внимание слизеринцев.

В конце апреля погода разыгралась не на шутку, даже пришлось надеть демисезонную мантию. Эмили, предварительно заколдовав одежду, сидела прямо на берегу. Она запускала руку во влажный песок, а редкие, еще не прогретые солнцем волны накатывали сверху. Утром прошел ливень, но теперь лучи грели спину, а землю в радиусе одного фута Эмили прогрела сама, сотворив волшебный огонь, который спрятала в выкопанную ямку. Сегодня ей было особенно грустно.

— Привет!

Робин и Теренс подошли внезапно. Она вздрогнула и, обернувшись, улыбнулась так искренне, точно видела самых дорогих на свете людей. Эмили часто замечала, что улыбалась тогда, когда на самом деле не хотела. С одной стороны, она избегала докучавших ее вопросов о состоянии, но с другой — переживала, что ее могли неправильно понять.

— Привет. — Эмили ответила почти лениво, убирая с лица волосы, что бросил в него легкий порыв ветра.

— О, огонек, — радостно воскликнул Робин, присаживаясь на корточки и подставляя руки к костру Эмили.

Эмили неодобрительно покосилась на него: он оказался рядом. Ближе, чем она хотела, чтобы к ней приближались.

— Колдуй себе сам, — она попробовала убрать его руки.

— Да ладно, Поттер, тебе жаль для друзей огонька? — Робин ухмыльнулся, возвращая их обратно.

Не вовремя они пришли. Общение с ними без Маркуса напрягало.

Теренс продолжал находиться неподалеку за ее спиной, вызывая желание подняться и встать так, чтобы видеть их обоих. Эмили упрямо пропустила вопрос мимо ушей, нервно водя пальцем по песчаной S.

— А что делала у Малфоев, расскажешь? — Робин сел слева от нее и, подмигнув, легонько толкнул ее в плечо, привлекая внимание.

Такое поведение было не впервой и с каждым разом раздражало Эмили все сильнее. Маркус говорил ей быть менее серьезной и учиться понимать шутки, но подтрунивание Робина она не могла воспринять иначе, как доведение ее до белого каления. Даже Хиллиарда она не воспринимала настолько остро. Напротив, до Эмили недавно дошло осознание того, что с ним у нее складывались очень странные отношения. Она много раз вспоминала, как в последнюю их встречу разгадала загадку раньше него и оставила его за дверью, а за прошедшую неделю несколько раз ловила его взгляды, которые теперь содержали чуть больше интереса, нежели пренебрежения. Эмили решила, что он оценил ее отпор.

Волдеморт когда-то тоже сделал вывод о том, что люди прогибаются под тех, у кого хватает смелости показать свою силу. Развив эту мысль, Эмили пришла к выводу, что он сам присматривался к тем, кто сильнее, но в итоге перепрыгнул всех своих учителей.

— Где Маркус? — вместо ответа спросила она голосом чуть более требовательным, чем обычно.

Робин сложил руку козырьком и посмотрел в небо.

— Вон, летит. — Он указал пальцем куда-то вверх.

Щурясь, Эмили исподлобья взглянула в указанном направлении. К ним действительно кто-то приближался. Вскоре бесформенное нечто превратилось в две фигуры, за спинами которых развевались мантии. А несколько минут спустя, проведенных в напряженном молчании, они увидели Хиллиарда и Маркуса, пикирующих вниз.

— Левее бери, левее! — донесся зычный голос Маркуса, а Хиллиард, едва выровняв метлу, соскочил на землю и еще по инерции сделал пару шагов в сторону.

Маркус приземлился изящнее, уверенно держась за древко метлы, рядом с Эмили и своими однокурсниками.

— Как вам погодка? — сдержанно спросил он, будто пытаясь разрядить обстановку.

Пока парни перекидывались одним им понятными фразами, Эмили смотрела в даль озера. Водная гладь разрывалась всплесками хвостов — вероятно, русалочьих, — а брызги мерцали в лучах солнца. Она не заметила, как Маркус сел с другой стороны от нее, похожим образом заколдовав мантию, и оперся руками на колени.

— Ты была у Малфоев, — без предисловий начал он, а все вокруг замолчали и уселись рядом.

Эмили, не отрывая взгляд от играющихся русалок, хмыкнула:

— Я знаю, где я была.

Но внутри у нее все сковало неуютным холодом. До тошноты не хотелось оправдываться и выслушивать обвинения в глупости, неосмотрительности и еще Мерлин знает в чем.

— А обещала не связываться с ними, — укоряюще посмотрел на нее Маркус.

Эмили вздернула подбородок.

— Я сказала, что Хиллиард выдумал мои слова, — и улыбнулась, — а также, что понимаю, что с ними опасно связываться. И только потом приняла решение к ним съездить.

Она посмотрела в глаза Флинту. Солнце, освещавшее его правую половину лица, превращало серые глаза практически в прозрачные. Они долго держали зрительный контакт, и в конце концов Эмили не удержалась от смешка.

— Ну а что это тебе дало хоть? — в разговор вклинился Теренс, выглядывая из-за спины Маркуса.

— Они увидели, что я им не враг, как минимум.

— Кто «они»? Люциус и Драко? — на всякий случай уточнил Флинт.

— А... это, — она замялась, опустив голову, — Ну, там еще отец Теодора Нотта был.

Маркус понимающе покивал головой.

— Понял кто. Он, выходит, тоже Пожиратель или песик Малфоя?

— Песик, — фыркнула Эмили, — скажешь тоже. Он в два раза старше Люциуса.

— И что? — подключился Хиллиард. — Возраст ничего не значит.

— О, правда, что ли? — Эмили вспыхнула; голос стал выше на октаву, и сама она стала говорить менее лениво, чем до этого. — Что ж ты тогда смотришь на меня, как на мелочь какую-то?

— Ой, началось, — принялся хохотать Робин.

Складывалось впечатление, что им всем только нравилось наблюдать за перепалками Хиллиарда и Эмили. Маркус и Теренс заухмылялись.

— Ведешь себя, как мелочь, вот и смотрю так, — буркнул Хиллиард в ответ.

— Это как же, интересно? — голос приобрел опасные нотки ярости.

— Да головой своей не думаешь совсем. Тебе сказали, не суйся к Малфоям, а ты к ним поперлась!

Возмущение и обида затопили все внутри, Эмили даже слова не смогла произнести от нахлынувших эмоций. Она вскочила на ноги, отчего Маркус и Робин отшатнулись в стороны, посмотрев затем на нее снизу вверх.

— Тебе знакомо выражение «держи друзей близко, а врагов еще ближе»? Или твой кругозор ограничен формулами заклинаний? — Сейчас она стояла, словно коршун, и повышала голос, давая чувствам выход.

Старшекурсники, не ожидавшие такой вспышки гнева, мрачно переглянулись. Эмили редко на их памяти так яростно отстаивала свое решение.

— Вам ничего против него не сделать, если вы не будете знать его планы, цели и положение, — запальчиво продолжала Эмили.

Возникло молчание, прерываемое ее тяжелым дыханием. Трое из парней понурили головы, один только Маркус смотрел на нее в упор и, чуть улыбаясь, слушал.

— Маркус! — Эмили, тряхнув волосами, обернулась к нему. — Вы мне не доверяете или думаете, что я дура?

— С чего ты?..

— Ты считаешь, я от нечего делать к Пожирателям в гости пошла, учитывая, что из-за меня их предводитель исчез?

— Да не ори ты! — Маркус сам повысил голос и встал, чтобы закрыть ей рот.

Она скинула его руку, шагнув назад, и выхватила палочку. Остальные старшекурсники тоже вскочили на ноги.

— Эй, ты потише давай? — Маркус не шелохнулся, разговаривая с ней на расстоянии.

Но Эмили всего лишь погасила магический импровизированный костер.

— У меня ощущение, будто вы думаете, что все решится само собой. Вы только говорите, говорите, но ничего не делаете. — Она развернулась и, сложив палочку во внутренний карман мантии, пошла прочь.

— А что, по-твоему, мы должны делать? — поинтересовался догнавший ее Робин.

Остальные тоже не отставали.

— Например, не возмущаться, что я пошла разведывать ситуацию к человеку одних из радикальных взглядов. Вот вы слизеринцы, а такую возможность могли упустить, если бы я покорно вас слушалась! — А пылу злости она невольно ускорила шаг, так что старшекурсники едва поспевали за ней.

— Ну, все-все, ты молодец, а мы болваны, — не выдержал Роберт.

— Выпендрежники вы, а не болваны, — тихо произнесла Эмили, надеясь, что эти слова они не услышали.

— Так ты теперь с Малфоем будешь дружить? — едко спросил Робин.

— Я буду продолжать с ним дружить, а вот с отцом его пока не буду ссориться. Мы с ним, кажется, нашли общий язык. — Она ухмыльнулась. — Сейчас нужно прощупать почву и не дать ему волноваться лишний раз.

— Слушай, ты откуда таких слов и мыслей понабралась? — спросил вдруг Теренс, который почти все время молчал.

— Книжки умные читала, — недолго думая, пробормотала Эмили.

Не говорить же ему, что вся ее голова в последние месяцы непрестанно наполнялась различными фразами и идеями, которые одиннадцатилетнему ребенку не услышать просто так.

— Ну, хватит злиться, — примирительно произнес Маркус, кладя руку ей на плечо, чтобы она притормозила. — Съездила, и ладно. Главное, что закончилось все благополучно. В следующий раз советуйся с нами, хорошо?

— Посмотрим, — уклончиво ответила Эмили, сбавляя скорость.

— Марк, вот такая бы и сестра у тебя была, — хохотнул Робин. — Одиннадцать лет, а вся из себя взрослая, самостоятельная, куда деваться!

Остальные тоже расхохотались, только Эмили, стиснув от досады зубы, молча пошла вперед. К недавней тянущей грусти добавилось бессилие, связанное с конфликтом ее тела и души. На одиннадцать она не чувствовала себя вот уже пару месяцев. Сложно сказать, сколько было лет ее сознанию. Может, пятьдесят, сколько по быстрой прикидке могло быть Волдеморту, а может, всего лишь тринадцать или около того, если взять за предположение, что его душа лишь способствовала ускоренному развитию, но не замещала полностью своим опытом.

Эмили склонялась ко второй версии, потому что она еще многого не знала, только подозревала о бездонном кладезе знаний и опыта прожитых дней. Но факт оставался фактом — хлынувшие воспоминания Волдеморта дали резкий скачок ее самообразованию, оставив неизменными биологические процессы. «И вот во что это вылилось. — Произошедший казус с поездкой к Малфоям помог ей сформулировать мысль точнее. — Они думают, это переходный возраст, и не воспринимают меня всерьез. Нет, о том, чтобы открываться Пожирателям, и речи идти не может».

Эмили поняла, что до решительных действий с ее стороны, которые поддержали бы взрослые волшебники, еще жить и жить. Она решила потратить это время на подготовку почвы и изучение ситуации со всех сторон и формированию четкого представления о том, чего бы она сама хотела. Конечно, прежде всего ей необходимо было продолжить самоанализ, чтобы лучше понимать тех, с кем ей придется иметь дело в дальнейшем. Все-таки Эмили росла, и когда-нибудь ее перестанут считать ребенком. В тему об этом вспомнилась книга из «Вампирских хроник», где обращенная в вампира пятилетняя девочка навсегда осталась в недоразвитом теле при постоянно эволюционирующем сознании. Эмили искренне порадовалась, что ее миновала эта участь. Такого проклятия она не вынесла бы.

Тем временем до замка осталось несколько футов.


* * *


Эмили перестала дуться на парней уже на следующий день. Все же они не виноваты в том, что считают, будто, раз она младше их, так ничего не может и не знает — каждый бы так думал по отношению к первокурснице, которая еще полгода назад не могла и перо заклинанием поднять.

Эмили вновь стала чаще общаться со слизеринцами, нежели со Сью и Падмой. Те, как было видно по их тесному общению, провели эти каникулы вместе. Казалось, Эмили стала остро лишней в их компании. Она почувствовала это по непонятным вдруг недомолвкам, когда попыталась узнать, как там ситуация с Энтони.

Слегка расстраиваясь, Эмили просто уделяла больше времени Драко и Дафне. Те вместе с Теодором стали словно ее лучшими друзьями. Им было что вспомнить с их вечеринки у Малфоев, но одним этим разом причины их с каждым днем крепнувшей дружбы не ограничивались.

В конце мая Эмили сидела вместе с Тедом и Дафной в библиотеке за очередным эссе по истории магии. Они молча поскрипывали перьями и шелестели фолиантами.

— Эх, — Дафна оторвалась от своего свитка, а перебрав кипу книг и не найдя нужной, встала из-за стола.

— Ты в раздел девятнадцатого века? — подняла на нее взгляд Эмили. — Вернешь туда вот эти?

Она через Теодора передала Дафне два тома очерков о подпольной группе борцов того времени, выступавших за расширение прав гоблинов. Эссе по истории можно было считать законченным, оставалось переписать его на чистовую. «А вообще, Бинсу все равно, как написано, лишь бы было», — вспомнила Эмили и со спокойной совестью отложила едва не испорченный пергамент.

Они с Теодором впервые после того случая у Малфоев остались наедине. Эмили поймала его быстрый взгляд и усмехнулась. Сладко потянувшись и выгнув спину, она вздохнула. Теодор поставил последнюю точку и отложил перо. Прежде чем заговорить, он несколько минут смотрел в пергамент.

— Я не съем тебя, если ты спросишь, — мягко и тихо произнесла Эмили, все это время наблюдавшая за ним.

— Я просто не понимаю, — Нотт все так же не смотрел на нее, — почему ты сделала вид, будто не знаешь, что это за метка.

Он понизил голос, но Эмили прекрасно расслышала его слова. Она задумалась: знал ли Теодор, что эту метку Волдеморт поставил всем Пожирателям и так они узнавали друг друга? Или он просто понимает, что такое тату не может быть ничем хорошим?

— И за месяц так и не догадался? — она склонила голову на бок, сощурив глаза и улыбнувшись.

— Ну, это ладно, а почему ты продолжаешь с нами дружить? Мы ведь дети тех, кто служил убийце твоих родителей.

— Разве лично вы кого-то убили? Разве ваши родители готовят вас к тому, чтобы убивать? — посерьезнев, негромко спросила Эмили.

Теодор яростно замотал головой.

— Вот и все, — она снова улыбнулась, беспечно пожав плечами.

— А тебе не страшно было увидеть метку? — видимо, этот вопрос мучил его давно.

— Нет.

Сердце зашлось в странном ритме при воспоминании вечера на Кингс-Кросс, когда она оглядывалась, чувствуя на себе взгляды. А потом она увидела их — Пожирателей, пусть еще и не знала, чем и как они были связаны между собой и Волдемортом. Она просто знала их, помнила их.

— Тед, тебе не нужно париться по этому поводу. Волдеморта нет, ваши родители ни в чем не подозреваются, а я слишком хорошо живу, чтобы жаловаться на то, что убили родителей, которых я, в общем-то, и не знала, — она помедлила. — Это ужасно звучит, правда? Самой тошно.

Противно и стыдно было еще и от того, что она могла вспомнить многих погибших Пожирателей, особенно тех, кто вошел в ряды Волдеморта в самом начале, и скорбеть о них. Эмили убеждала себя в том, что это нормально, ведь с ними она провела гораздо больше времени и помнила их лучше, чем Поттеров, о которых практически ничего не знала.

— А ты их видела когда-нибудь? На колдографиях, например.

— Да, однажды. — Она откинулась назад и, опершись руками на скамью, задрала голову вверх, разглядывая каменные своды библиотеки. — Я на маму очень похожа.

Эмили, улыбнувшись, перевела взгляд на Теодора, продолжая сидеть с откинутой назад головой.

— На тетю тоже, к слову, поэтому никто не догадывается, что я ей не родная дочь.

Их разговор прервала Дафна. С ней Эмили уже сто раз обсудила свою семью, а Теодор больше ничего не спрашивал. Пришлось вернуться к домашним заданиям: на сегодня осталось дочитать двадцать шестую главу из учебника по травологии. Еще полчаса они просидели в молчании, изредка прерываемом чьим-нибудь удивленным возгласом или уставшим вздохом. А затем вдруг:

— А-а-а! Мамочки, тут оса-а-а, — тонко протянула Дафна.

Она сидела около открытого окна и метнулась в сторону Нотта, сбив по пути чернильницу. Та упала им на мантии, разлившись темным пятном. Они оба вскочили, с грохотом отодвинув скамью. Только Эмили, хоть и вздрогнула, не шевелилась и одним взглядом искала источник испуга Дафны.

Из другого конца библиотеки послышался стук молотка мадам Пинс, призывавшей к тишине. Они находились слишком далеко от нее, чтобы она разглядела причину шума.

— Дафна, тише, — понизив голос, произнесла Эмили, чтобы успокоить подругу, которая не на шутку боялась насекомых.

Жужжащее нечто кружило над рамой окна, зависая на несколько мгновений в воздухе, отчего его было прекрасно видно. Эмили сощурилась, приглядевшись.

— Это пчела. — Рука судорожно вцепилась в бортик скамьи. — Дафна, ты просто стой и не шевелись.

Эмили обернулась на слизеринцев. Дафна уже убрала пятно со своей одежды и теперь помогала Теодору, водя волшебной палочкой по ткани и собирая ею чернила. Медленно обернувшись к окну, Эмили в ужасе осознала, что пчела потерялась из виду, но ее жужжание было где-то очень близко.

— Лия, она около тебя, — в панике прошептала Дафна.

Эмили уже услышала — справа над головой. Наверняка она привлекла насекомое духами с запахом ландыша, которые взяла на пробу у Дафны. Эмили продолжала сидеть, не шевелясь, зная, что пчела ничего ей не сделает, если она сама не будет пытаться ее атаковать. Но внутренности покалывало от близкой опасности — Эмили и сама ненавидела всех жужжащих и ползающих насекомых. Губы кривились в легком отвращении.

— У кого палочка в руках? Просто отдалите ее от меня потоком воздуха, — несмотря на волнение, говорить она старалась спокойно, прежде всего, чтобы самой не поддаться панике, которую распространяла испугавшаяся Дафна.

Теодор пчелу опасался, но похихикивал над однокурсницей, за что та дала ему подзатыльник.

— Черт, а как? А, вот, кажется, получается. — Нотт с усердием на лице вел палочку к окну.

Едва Эмили увидела, что насекомое оказалось далеко от нее, она отсела на самый край скамьи.

— Эх, зараза! — воскликнул Нотт, когда поток воздуха из палочки сорвался, и пчела, зажужжав более сердито, стала кружиться у открытого окна.

Эмили выхватила палочку и сама направила ее на пчелу. Ту снова подхватила воздушная волна, и ее понесло на улицу.

— Так, Тед, я ее вывожу, а ты закрываешь окно, — бросила Эмили через плечо, осторожно придвигаясь к окну.

Нотт зашел с другой стороны и, едва пчела оказалось за окном, закрыл его створки. Все трое облегченно вздохнули.

— Мерлин, я чуть не умерла! — выдохнула Дафна, присаживаясь обратно и придвигая к себе вещи с другого конца стола, где теперь сидел Теодор.

— Все, тише, а то на нас уже косились. — Эмили приложила палец к губам, расслабленно улыбаясь.

— Почему до сих пор защиту от пчел не поставили? — продолжала возмущаться Дафна, у нее все еще дрожали руки.

— Видимо, это окно пропустили. Я уже столько этих пчел видела, но ни одна в замок не залетала, — пожала плечами Эмили. — Ну, хоть взбодрились, а то последние две страницы у меня сквозь голову проходят.

«Даже несмотря на то, что в этом году я прохожу этот материал повторно», — про себя заметила Эмили.

— Ох, я так переволновалась, пить хочется. Я вернусь скоро. — Поднявшись, Дафна еще обмахивала покрасневшие щеки развернутым учебником по трансфигурации.

— Постой. — Эмили спешно поискала на столе закладку для книги и поднялась тоже. — С тобой схожу.

— Принесите мне сок, что ли, — перекинулся через стол Нотт, привлекая их внимание. — И шоколад.

Последнее он произнес шепотом. Девочки заговорщически подмигнули ему: протаскивать еду в библиотеку в последнее время стало их любимым делом. Еще полгода назад Эмили ни за что не нарушила бы правила, но сейчас, разыскав воспоминание о том, как в свое время это делали Волдеморт с друзьями, она почувствовала безопасность и легкий азарт — главное знать, как прятаться.


* * *


Подготовку к экзаменам Эмили начала задолго до того, как остальные ее однокурсники вообще вспомнили о них. По такому вниманию к последней неделе июня с ней могли посоревноваться разве что Падма и Гермиона Грейнджер. Последнюю Эмили каждый день видела в библиотеке и, понаблюдав, выяснила, что та не просто штудировала учебники и конспекты, а делала это в соответствии со страшным графиком, разрисованным разными цветами.

Однажды Эмили специально прошла мимо, чтобы взглянуть на него пристальнее. Ее пробрала дрожь от одной только мысли о том, как гриффиндорка разбиралась с планированием, и к тому же, судя по галочкам, не пропускала ни дня из графика. Эмили понимала необходимость плана, но никогда не стала бы составлять его сама: было жаль времени. Она считала, что и без него отлично справлялась с нагрузкой, к тому же материал был ей не нов, и, по сути, с такой тщательностью она прогоняла его в третий раз. Этого было вполне достаточно, чтобы освежить в памяти уложенные знания.

И вот, когда наступили экзамены, она с невероятным чувством легкости писала ответы, готовила зелья по давно въевшимся в память рецептам, превращала одни предметы в другие и колдовала над перьями, стульями, дверями и еще много чем. Все ученики сдавали нормативы с разным уровнем мастерства, но Эмили, к своему невероятному удовольствию, отметила, что наконец добралась до лучших из лучших.

Результаты стали известны в последний день задолго до заключительного праздничного пира — трое суток ученики волновались, переживали и по несколько раз сравнивали ответы и полученные цвета зелий друг с другом. Эмили же волновалась не столько о том, как она сдала задания — в их правильности она была уверена почти на все сто процентов, — больше ее волновало то, не заподозрят ли преподаватели, будто она списывала или как-то еще мухлевала. Успокаивала она себя тем, что за последние полгода и на уроках показывала результаты, которые улучшались с каждым разом. Разве что один Снейп мог придраться. Даже без повода.

Увидев утром оценки, вывешенные на доске в гостиной, она зажмурилась и подпрыгнула от радости: отличные баллы абсолютно везде. Эмили была так горда собой и вся светилась от счастья, что даже косые взгляды однокурсников не расстроили ее. Лишь только когда Сью высказала ей свою похвалу, Эмили задело. Удивление и возгласы: «Ну ты даешь! Молодец, взяла себя в руки, постаралась» — вызывали только раздражение. Как можно было не заметить изменения, которые в ней произошли с января?

Мысленно отправив всех заниматься своими делами, Эмили спустилась в учительскую. Рейтинг успеваемости лежал пока только там, но ей не терпелось узнать, на сколько строчек она поднялась. Идя по коридору, она глубже заталкивала мысль о том, что, вообще-то, могла и опуститься — все-таки другие рейвенкловцы тоже учились с большим усердием.

Эмили подошла к двери, игнорируя стоявших по ее краям говорящих каменных горгулий, и в нерешительности остановилась. Не хотелось бы попадать на собрание или еще что-то, вдруг она помешает? Эмили прислушалась: в кабинете явно кто-то находился, но разговоров не было слышно. Она развернулась, отошла, а собравшись с духом, вернулась и отбила четкую громкую дробь по двери.

— Можно? — она заглянула внутрь, почти не дождавшись ответного «да-да?».

У натопленного камина в бархатном кресле сидел Альбус Дамблдор. Он тепло улыбнулся ей, и Эмили осмелилась шагнуть внутрь.

— Здравствуйте, сэр, — Эмили улыбнулась в ответ.

— Здравствуй, девочка моя. Как поживаешь? — Директор указал рукой на кресло напротив.

Эмили тут же присела туда, неловко поглядывая на директора.

— Я в порядке, сэр, спасибо. Я, вообще-то, ненадолго. Мне бы только рейтинг увидеть, если можно.

— Ах, да, конечно! Я его еще не подписал, не успел к утру. — Дамблдор издал легкий смешок, доставая пергамент из глубины папки, лежащей на столике рядом.

Эмили бегло осмотрела свиток и улыбнулась своему третьему месту. До Драко ей не хватило каких-то двух баллов.

— Спасибо, сэр. — Продолжая счастливо улыбаться, она вернула пергамент на столик.

А затем закусила губу.

— Не стесняйся спрашивать, если что-то волнует. — Дамблдор даже и не думал отворачиваться, словно знал о том, что пришло ей в голову.

— М-м-м, — нерешительно протянула она. — Я хотела узнать... Есть ли возможность перевестить на Слизерин со следующего года?

Возникло молчание, отчего Эмили пожалела о своем вопросе.

— Таких случаев не было, — начал директор, но лицо его оставалось вежливо-любопытным. — Но и не сказать, что такое невозможно в принципе. Проблема лишь в бумагах.

— Значит, можно? — радостно расширила глаза Эмили.

— Для этого нужны веские основания и согласие Шляпы. — Дамблдор посмотрел на нее поверх своих очков-половинок.

— А Шляпа будет согласна, она сразу хотела меня туда определить, — тут же выпалила Эмили.

Сердце стучало как ненормальное.

— И ты сама сделала выбор в пользу Рейвенкло. Почему же сейчас ты хочешь на другой факультет? Ты не нашла друзей на родном?

— Нет, я там общаюсь с некоторыми, но мои настоящие друзья на Слизерине, и мне бы хотелось учиться и жить с ними.

— Что ж, а если бы ты нашла друзей на Гриффиндоре, туда бы ты попросилась? — Его улыбка затерялась в серебристой бороде.

— Нет, сэр, — смущенно пробормотала Эмили.

— Тогда я повторю вопрос: почему ты хочешь перейти именно на Слизерин?

— Ну... — Все мысли разлетелись, и их никак не удавалось собрать вместе.

Еще недавно она строила в голове этот диалог, находила убедительные аргументы, а Дамблдор взял и сломал ей всю игру. И действительно, зачем ей на Слизерин? Возникло чувство, будто она туда и не хотела вовсе. Эмили эта смена мнения в присутствии директора очень не понравилась. В голову лезли разные подозрения о его манипуляциях с ее сознанием или чем-то подобном.

— Мне нравятся ценности этого факультета, я думаю, что буду чувствовать себя более уместно там, чем где-либо еще, — медленно, с расстановкой произнесла она.

— Скажи мне, почему же ты с самого начала воспротивилась решению Шляпы?

— Ну, я же не знала, что тут да как! А мне еще сказали, что там у меня будет много врагов.

Смотреть в лицо Дамблдору было невыносимо, так что Эмили перевела взгляд на свои пальцы. Руки горели от жары и волнения.

— Эмили, смею напомнить, что это мало кто знает, — директор продолжал тепло улыбаться, — но каждый из учеников сполна несет свою долю. Тем более, если он сам выбрал ее.

Эмили ясно слышала «сама виновата, теперь терпи». Она понимала, что в его словах была справедливость, но все же ее не отпускало ощущение, что он упирался исключительно из-за того, что она просит о переводе на Слизерин. Впрочем, ответить ей пока было нечем.

— Напомню, что с этим связана большая бумажная волокита. Что же мне делать, если ты, побыв слизеринкой, снова чем-нибудь останешься недовольна?

— Я уже не изменю своего решения! — воскликнула Эмили, зацепившись за эту хрупкую возможность убедить директора.

— Изменишь, если по прошествии года разругаешься с друзьями с этого факультета. Если ты действительно хочешь туда попасть, то нужен куда более весомый повод, чем мимолетное «у меня там друзья» и уж тем более «я так захотела».

Эмили понурила голову, пытаясь что-то придумать.

— Я не подхожу на Рейвенкло! У меня проблемы с отгадыванием пароля.

— Разве? — в голубых глазах Дамблдора появились искорки. — А я слышал, ты делаешь успехи. Человек, бегущий от трудностей, не заслуживает похвалы. Замечу, что это не укор многим представителям Слизерина. Такой слабости подвластны сердца самых разных людей. Я бы не хотел, чтобы ты была в их числе.

Вздохнув, Эмили попыталась предпринять что-нибудь еще, но Дамблдор не дал ей времени.

— Предлагаю тебе побыть на Рейвенкло еще год. В конце года ты мне скажешь действительно стоящую причину, по которой я должен буду провести ряд сложных мероприятий по переводу. Договорились?

— Да, сэр, — Эмили заставила себя улыбнуться. Еще не все было потеряно.

— Тогда не буду тебя задерживать. — Тон Дамблдора не изменился хоть сколько-нибудь, продолжая быть мягким и умиротворяющим. — Приятного тебе окончания года.

— Спасибо, сэр. До свидания.

Эмили вышла из учительской, тихо прикрыв за собой дверь, и небыстрым шагом направилась в сторону выхода из замка. Радость смешивалась с неприятным чувством поражения. Ей было о чем подумать наедине с собой до того, как нужно будет собраться на последней трапезе в этом учебном году.

Праздничный пир проходил под знаменами зеленого факультета. Эмили от всей души хлопала в ладоши, когда объявили результаты Кубка школы. Рейвенкло отставал от слизеринцев всего на семьдесят девять баллов, затем шли хаффлпаффцы, а Гриффиндор занимал четвертое место с отрывом в десять баллов.

Сразу после банкета всех отправили собирать чемоданы и опустошать личные шкафы. Выйдя во двор с уже упакованными вещами, Эмили дожидалась Маркуса. Была вероятность, что в поезде и на платформе они не застанут друг друга, чтобы попрощаться. Они пообещали друг другу связываться по зеркалу и не теряться, после чего Эмили последовала за остальными первокурсниками под предводительством Хагрида на традиционную переправу через озеро.

Лодки качало на волнах. Впереди слышались испуганные крики увидевших знаменитого гигантского кальмара, что поднялся на поверхность и грелся в лучах летнего солнца. Дафна и Теодор наперебой рассказывали о планах на лето, соревнуясь с Драко в том, кто насыщеннее его проведет.

А Эмили, сидя лицом к отдаляющемуся Хогвартсу, вела рукой по теплой воде и наблюдала за тем, как бороздки разрывали водную гладь. Уезжать из магического мира на целых два месяца было нестерпимо грустно.

— ...Эй, Риддл! Возвращаешься к своим вонючим магглам?

— ...Извини, Том, ты не можешь остаться в Хогвартсе. Нужны веские причины для того, чтобы министерство дало разрешение.

— ...Противный мальчишка, только попробуй вытворить какую-нибудь пакость, тут же ляжешь под розги!

— ...Сожалею, Том, но тебе снова придется вернуться в приют.

В приют...

Том Риддл...

Том...

Риддл...

«Волдеморта звали Том Риддл. Я была раньше мальчиком по имени Том Риддл», — Эмили смотрела в одну точку, стараясь сдержать слезы. Врала ребятам, что глаза слезятся от солнца, не беря во внимание, что оно светило в спину, и, прикрыв веки, вспоминала, сравнивала, возвращала утерянные знания о той себе, что когда-то была в другом теле, в другой жизни.

И сделала вывод: ей очень нравилось, что теперь она Эмилия Поттер.

Глава опубликована: 08.09.2015

Глава 6. Сомнения

Лето протекало неспешно. Дни шли за днями, и уже наступила середина июля, но чем ближе был конец месяца, тем сильнее волновалась Эмили.

В начале каникул она была занята различной работой по дому, помогая тете Петунии готовить обеды и ужины, наводить порядок, и совершенно не обратила внимание на отсутствие каких-либо сообщений от друзей. По вечерам она сама делала пару попыток связаться по сквозному зеркалу с Дафной и Маркусом, но ни один из них не отвечал. Тогда Эмили не придала этому большого значения, решив, что те проводят время куда насыщеннее, чем она.

Но близился ее день рождения, который она мечтала впервые отметить в кругу близких друзей, а на связь никто до сих пор не вышел. Эмили с каждым днем грустила все больше и каждую свободную минуту смотрела на ненавистное уже зеркало. Лишь отчаявшись, она вдруг обнаружила, что само устройство работало не так, как раньше. Его поверхность не рябила, когда она называла имя, и затем на нем не отражалась местность, где находилось зеркало вызываемого человека, будь то глубины сумки или потолок комнаты, если бы оно лежало на столе.

Вероятность того, что зеркало каким-то образом сломалось, огорчила ее сильнее. Получалось, что остальные тоже могли связываться с ней и не получать ответа. Как они отнеслись к этому? Эмили даже задумалась над тем, чтобы съездить в Лондон и приобрести сову, чтобы послать всем весточки. Но она тут же откинула эту мысль: Дурсли вряд ли согласились бы держать дома такую птицу, да и в Лондон ее одну не отпустят. Оставалось надеяться, что слизеринцы догадаются, что у нее возникли трудности, и сами найдут способ связаться. Эмили же ждала, но это ожидание подъедало изнутри, не давая сил заниматься своими делами. Только ручной труд, которым озадачивала ее тетя, заставлял Эмили отвлекаться от бесполезного уже зеркала.

Вот и сейчас, утром в последнюю июльскую пятницу, которая по совместительству означала день ее рождения, она с еще мокрыми после душа волосами лежала на кровати и смотрела в потолок, прижимая к груди раскрытое зеркало. Где-то на столе остался незакрытый учебник по зельеварению, а рядом с ним — почти дописанное эссе. Эмили только над ним одним сидела целую неделю, потому что внимание не желало сосредотачиваться на простейших зельях и неизменно приковывало взгляд Эмили к единственному средству связи с магическим миром.

Уроков на лето им задали не так уж и много. По крайней мере, ни один из рейвенкловцев не посчитал эти задания хоть сколько-нибудь непосильными. А вот то, что они были скучными и неинтересными, не отрицал никто, разве что Гермиона Грейнджер радовалась написанию разных сочинений и составлению таблиц. Эмили вообще не дала свою оценку летним заданиям, принимая их как данность и обязательство, которое она рассчитывала выполнить на раз-два, учитывая, что все это она уже писала в прошлой жизни. Но она не учла, что сил и настроения на эти работы нужно было откуда-то взять самой.

А вот предусмотрительность оказалась как нельзя кстати. Еще в поезде Эмили переложила нужные вещи в сумку, а ненужные из нее — в чемодан. Его затем забрал дядя Вернон, чтобы запереть в чулане. Он тогда сказал, что конечно же доверяет ей, но предпочитает перестраховаться. Эмили возражала только из приличия, лишь бы тот ничего не заподозрил. Дядя даже на легкость чемодана не обратил внимание. Видимо, помнил, что она уезжала с таким же нетяжелым первого сентября.

Чтобы не остаться без палочки, которую дядя больше всего остального хотел запереть в чулане, пришлось применить более изощренный способ. Когда лодки коснулись противоположного берега и ученики стали забираться в поезд, Эмили отошла к деревьям и, найдя подходящую веточку, срубила ее заклинанием. Сидя в вагоне, она всю дорогу вытачивала магией из этой ветки нечто, похожее на ее палочку. Поскольку дело обошлось без трансфигурации, можно было не бояться, что она примет свой прежний вид. Теперь ее настоящая волшебная палочка лежала в сумке, а похожая на нее ветка была заперта в футляре на дне чемодана.

В очередной раз прокрутив в голове мысли о том, что ей еще оставалось сделать из домашних заданий, она решительно встала с кровати и положила зеркало в сумку. В конце концов, был еще целый день, чтобы дождаться поздравлений. Ну хоть сову они могут послать? Распределив пальцами влажные пряди, чтобы при высыхании они правильно завились, Эмили села за стол дописать наконец последний абзац, где нужно было сделать вывод по той классификации лекарственных зелий, что ей задали рассмотреть.

Эмили поставила точку и отложила пергамент высыхать. Но едва встав из-за стола, она почувствовала, будто в комнате находился кто-то еще. Это отвратительное ощущение, словно после просмотра ужастика, заставило сердце зайтись в безумном ритме. Эмили резко развернулась. В комнате никого не оказалось. Поежившись, она медленно дошла до окна и закрыла его створки, после чего плотно задернула шторы — так ей было менее тревожно. Утреннее солнце сквозь ткань проникало в помещение, озаряя его очень теплым, приятным светом. Это немного успокоило зашалившие нервы Эмили. Убедив себя в том, что ей просто померещилось, она подошла к проигрывателю и поставила иглу на начало пластинки группы Space.

Но все же ей страшно хотелось покинуть комнату. Она схватила мокрое полотенце и вышла в коридор, чтобы отнести его в стирку. Еще пять минут она пробыла в ванной комнате, смазывая кончики волос специальным маслом, а затем, взяв себя в руки, вернулась к себе, уверенным рывком открыв дверь. Ее комната была до сих пор пуста. Выдохнув, Эмили прошла внутрь, чтобы переодеться из халата в приличную домашнюю одежду.

Спустившись на завтрак, она приятно удивилась: на ее тарелке с кашей изюмом и арахисом была выложена цифра двенадцать.

— С днем рождения, — улыбнулась ей тетя Петуния и призвала к столу.

— Кхм, — прозвучало из-за газеты, которая скрывала дядю Вернона. — С днем рождения.

А Дадли, колотя своей любимой тростью по ножке стола, всего лишь бросил ей:

— Доросла, мелкая.

На что Эмили, порозовев, фыркнула:

— Чудесное поздравление, Дадли. Ты замечательный брат.

— Прекратите ссориться, — тут же встряла Петуния, тоже садясь за стол. — Вернон, ну что, Мейсоны тебе не звонили?

Мистера Мейсона, владельца одной крупной строительной фирмы, и его жену все семейство принимало вчера на званый ужин. От этого человека ожидался серьезный заказ. Две недели до этого дядя Вернон сотни раз репетировал их прием, и Эмили была счастлива, что эта встреча наконец состоялась. По мнению Эмили, ужин прошел как нельзя более нормально, да и в целом разговор, несмотря на неуместные порой шутки дяди, состоялся вполне деловой и благоприятствующий долгому сотрудничеству. По правде говоря, встреча планировалась на пятницу, но поскольку она выпадала на тридцать первое июля, Эмили с тетей уговорили дядю Вернона перенести ее на день раньше, чтобы спокойно отметить семейный праздник.

— Рано еще, но я буду у телефона весь день, чтобы не дай бог не пропустить их звонок.

Дальше Эмили не слушала, устав за последние дни от этой темы. Поблагодарив за завтрак, она вышла из-за стола и отправилась на улицу, пообещав вернуться к обеду. Несколько часов она бесцельно бродила среди одинаковых домов, любуясь ровными живыми изгородями и цветущими деревьями чужих садов. С собой она взяла плеер и наушники, которые были подарены ей еще на девятилетие, — за год она соскучилась по любимым песням.

Утомившись от прогулки, Эмили добралась до детской площадки, где под звуки флейты и фортепиано еще раздумывала над тем, что происходило сейчас в ее жизни. Ей казалось, что нынешний день рождения выходил самым паршивым. Не потому, что она проводила его в родном городе, а не в каком-нибудь кафе в Лондоне, как часто бывало, — она была рада прогуляться теплым днем и под приятные мелодии подумать о своем, одиночество само по себе ее не угнетало. И не потому, что из подарков от родственников ей достался серебряный зажим для галстука, который ей купили заранее, — по крайней мере, это было ее пожелание, и ей нравился выбранный ею же экземпляр, инкрустированный сапфирами. Но ожидания, которые она возлагала на этот день из-за появления близких друзей, не оправдались и огорчали Эмили, хоть она и понимала, что сделать с этим чертовым зеркалом сейчас ничего не могла. Требовалась волшебная палочка, чтобы выяснить, в чем проблема, а колдовать на каникулах было запрещено.

Домой она вернулась улыбаясь, чтобы не показать родственникам, а прежде всего Дадли, как ей грустно. Однако брат ее и без того отметил, что праздник проходил не так, как должно быть у нормальных людей.

— А чего к тебе не приходит никто? — спросил он у нее, когда они встретились на кухне через несколько часов после обеда.

Эмили мыла персик, а Дадли полез в холодильник за паштетом.

— Не позвала потому что, — буркнула Эмили, закрывая кран.

— А может, и звать некого, а? — ее брат противно хихикнул. Он знал, что в начальной школе у Эмили была от силы одна подруга, и то каждый год разная.

— Есть кого, — огрызнулась она и вышла из кухни.

До праздничного ужина, утка к которому сейчас стояла в духовке, можно было посидеть у себя в комнате. Эмили как раз хотела почитать «Старик и море»; эту совсем тонкую книгу она на днях взяла в местной библиотеке. Руки до нее все не доходили, хотя рассказ был маленьким и, по словам библиотекаря, легко читаемым.

Но как только Эмили, доев по пути фрукт и держа косточку в руках, вошла в свою комнату, она едва не вскрикнула от испуга. На ее кровати сидел самый настоящий домовой эльф. Он был такой же большеухий, как и те, что служили в Хогвартсе, но одет был преотвратительно: вместо чистого нательного полотенца на нем висела замызганная наволочка с дырками для конечностей. Эмили едва удержалась, чтобы не скривить губы, хотя выражение ее взгляда само за себя говорило о том, как ей было неприятно, что такое существо сидело прямо на ее сером пледе. Эмили вошла в комнату медленно и тихо, аккуратно закрыв за спиной дверь, — она не могла спустить глаз с незваного гостя.

— Привет. Чей ты? — спросила она первая, в то время как эльф, увидев ее, соскочил на пол и низко поклонился.

— Эмилия Поттер! — воскликнул эльф так громко, что она испугалась, что родственники это услышат.

— Тш-ш! — приложив палец к губам, яростно прошипела она, не дав эльфу сказать и слова.

Домовик заметно сконфузился, но продолжил менее громко:

— Добби так мечтал познакомиться с вами, мисс Эмилия Поттер… Это такая честь!

«Восхитительно. Теперь поклонники из магического мира меня и здесь найдут. Вот черт», — промелькнуло в голове, в то время как Эмили прошла к столу, бросила персиковую косточку в мусорную корзину под ним и села, чтобы не нависать над маленьким домовиком. Теперь их глаза были на одном уровне.

— Спасибо, Добби, — просто произнесла она. — Это твои хозяева тебя сюда отпустили?

Она почти не удивилась, когда домовик мелко задрожал, а его взгляд забегал.

— Н-нет, мисс… Добби пришел по своему желанию…

— Разве такое возможно? — не поверила Эмили, зная, что домовики слушаются приказов.

«А ведь дрожит так, будто действительно что-то нарушил… Возможно, он даже спрашивал разрешение, но ему запретили… Получается, он из семьи, которая меня не очень привечает? Он служит каким-то Пожирателям Смерти? И все же восторгается искренне», — мысли сменяли одна другую, а Эмили буравила взглядом эльфа, который поник головой и смотрел в пол.

— Добби придется наказать себя, — всхлипнул эльф, но тут же вскинул голову с блестевшими от слез глазами и выпалил: — Но Добби пришел, чтобы предупредить об опасности!

«Точно у Пожирателей служит! — тут же подумала Эмили, резко встав при этих словах. — Значит, причина визита не только в том, чтобы на меня как на знаменитость посмотреть».

— Что за опасность?

— Несколько месяцев Добби знает о том, что готовится заговор! В этом году в школе Хогвартс будут твориться страшные вещи… Очень страшные… Добби должен был предупредить Эмилию Поттер, обезопасить ее! Мисс, вы не должны возвращаться туда, ведь вы так всем нужны!

Эмили тихо выдохнула, потерев переносицу. Продолжая думать, что Добби служит кому-то из Пожирателей, она решила, что домовик подслушал разговор своих хозяев. Очень возможно, в таком случае, что заговор касался Волдеморта либо его идей. И к тому же все сходилось: несколько месяцев назад они почувствовали, что их повелитель продолжает где-то существовать. Что они задумали делать, и какая роль в их заговоре отведена ей?

— Ты это подслушал, я правильно поняла? — осторожно начала она. — И что угрожает лично мне?

Но тут же эльф закрыл рот крохотными ручками, а взгляд его заметался по комнате. Эмили, предвосхищая его истерику, стремительно опустилась на колени, схватив домовика поперек тела, когда он уже был готов удариться головой об стол.

— Ладно, не говори ничего, если не можешь, — выдохнула она, удерживая эльфа, теперь готовящегося зарыдать. — Добби, тише!

Он замолчал, и, когда перестал дергаться, Эмили отпустила его, а затем села на пол, вытянув ноги. Нельзя было допустить, чтобы Дурсли что-то услышали, поэтому ей пришлось тщательно формулировать предложения, лишь бы не вызвать бурной реакции домовика.

— Добби, расскажи мне все, что ты можешь сказать про этот заговор.

— Добби может сказать только то, что Эмилии Поттер нельзя ехать в Хогвартс, здесь ей безопасней. Эмилия Поттер не может так рисковать собой.

— Добби, кто твои хозяева? — Она в превентивных мерах схватила его за локти и посмотрела ему прямо в глаза, а затем перевела взгляд на «одежду» домовика, надеясь разглядеть эмблему или инициалы, но ничего подобного на ткани не обнаружилось.

— Добби не может сказать, мисс. Добби не должен говорить о своих хозяевах, это их приказ.

— Ладно. Они знают, что ты в курсе их заговора?

— Нет! Что вы, мисс, Добби так счастлив, что он не попался и может предупредить вас об опасности!

— Что ж, ладно… Спасибо тебе, я буду осторожна. — Она отпустила его руки и прислонилась спиной к кровати.

— Вы должны пообещать, что останетесь в безопасности, мисс! Что не поедете в Хогвартс в этом году! О, как Добби хочет, чтобы Эмилия Поттер была жива… — запричитал домовик, подбираясь к ней ближе.

— Не беспокойся, — улыбнулась Эмили. — Со мной ничего не случится, но я обещаю, что мы с друзьями будем держаться подальше от всяких опасных вещей.

— С друзьями? — Тон, которым Добби произнес это, насторожил Эмили. — А разве у вас есть друзья?

— Есть, конечно, — недоуменно ответила она, потеребив некстати зачесавшийся нос.

— Друзья, которые не пишут и не выходят на связь?

А ведь за живое задел. Почему же они все-таки даже сову не шлют?..

— С чего ты это взял? — тем не менее продолжала улыбаться она, прокручивая в голове разные варианты ответов на возникший вопрос: откуда он это узнал? Впрочем, тот факт, что он следил за ней, подтверждался как минимум утренним ощущением, что в комнате был кто-то еще.

— Добби хотел как лучше, мисс. — Он вдруг отскочил от нее и прижал руки к животу. — Добби думал, так Эмилия Поттер точно останется в мире магглов… Если подумает, что ее друзья — вовсе ей не друзья.

Он достал из-за пазухи несколько плотных конвертов, а Эмили ощутила, как ускорилось радостное сердцебиение — все-таки они поняли! А следом пришла злость на домовика. Что за бесцеремонное манипулирование ее чувствами?

— Твои хозяева учили тебя воровать? — как можно спокойнее произнесла она, вцепившись пальцами в штаны, чтобы не шевельнуться ненароком. Она не хотела пугать домовика, боясь, что тот выскочит в коридор или просто исчезнет. — А сквозное зеркало тоже ты испортил?

— Добби не испортил! Добби только заблокировал. Но Добби все исправит и отдаст письма, если Эмилия Поттер пообещает не возвращаться в Хогвартс. — Он с такой надеждой посмотрел на нее, что Эмили немного растаяла.

Она задумалась над его словами. К сожалению, выяснилось, что о природе домовиков она знала очень мало, можно даже сказать — ничего. Видимо, Волдеморт — Томом она его не стала называть даже про себя, чувствуя от этого имени какое-то отторжение, — не интересовался этими существами или не считал нужным обращать на них внимание. Книгу, подаренную Маркусом, она тоже оставила до лучших времен, о чем сейчас искренне пожалела. Все ее знания о домовиках ограничивались тем, что она слышала или видела на кухне школы сама.

— Почему я должна тебе доверять? Твои хозяева против меня, так ведь? — она решила потянуть время.

— Так, мисс, но Добби не такой, он не поддерживает их, они плохие… — домовик осекся, но Эмили успела броситься к нему раньше, чем тот достиг стены.

При этом она не сделала попыток забрать письма: ей нужно было, чтобы Добби расколдовал зеркало, а неосторожное движение привело бы как минимум к его исчезновению.

— Эмилия Поттер пообещает не ехать в Хогвартс? — Он мелко дрожал, и Эмили почувствовала всю шаткость своего положения: он ведь и что похуже может сделать, если поймет, что этот способ не подействовал.

— А ты пообещаешь вернуть все мои письма и расколдовать зеркало? Мне ведь нужно успокоить друзей, верно? Если я этого не сделаю, за мной приедут и заберут в школу…

Кажется, она пошла в верном направлении, потому что домовик размяк в ее руках и стал смотреть на нее менее опасливо. «Отлично, будем подыгрывать», — решила она.

— Добби все сделает для Эмилии Поттер, только пусть она будет в безопасности!

— Вот и ладно, значит, договорились. А теперь… — Она протянула руку за письмами, которые домовик безропотно отдал ей. — А зеркало ты здесь заколдовывал? Ведь мне должно было прилететь письмо из министерства при нарушении запрета на колдовство…

— Да, мисс, Добби проник в комнату в первую ночь каникул. Но это эльфийская магия, которую не примут за колдовство волшебника, к тому же Добби не делал этого на виду у магглов. Мисс Поттер нечего бояться.

«А ведь он мог бы и такую пакость сделать, — промелькнула мысль. — Наверное, он бы воспользовался этим, не согласись я никуда не ехать». Тем временем она достала зеркало и протянула домовику. Когда тот щелкнул пальцами и вернул рабочее средство связи обратно, Эмили тут же захотелось воспользоваться им, но сначала нужно было выпроводить домовика, усыпив его бдительность.

— Ну, думаю, твои хозяева тебя потеряли. Я благодарна тебе за предупреждение и не хотела бы, чтобы тебя наказывали. Тебе стоит вернуться домой.

— О, мисс Поттер так великодушна! Добби и не знал, что… — Он разрыдался.

Эмили сконфуженно поморщилась и, приподняв его подбородок, приложила пальцы к губам.

— Не стоит. А теперь иди и не попадайся с этим проступком своим хозяевам.

— Спасибо, Эмилия Поттер, спасибо! — прошептал Добби, а потом тихо исчез.

Она облегченно выдохнула и, поднеся зеркало ко рту, счастливо произнесла:

— Маркус Флинт. Я наконец-то на связи.


* * *


Эмили разговаривала с друзьями до самого ужина. Скольким же нужно было с ними поделиться! Она вкратце рассказала о Добби и его проделках, после чего они с Дафной и Маркусом сошлись на том, что домовик вряд ли будет предпринимать что-либо еще. Но Эмили твердо решила ознакомиться с той книгой, вдруг ей еще раз придется взаимодействовать с чьим-либо эльфом.

В письмах же ее ждали теплые поздравления от Маркуса, Дафны, Теодора и всей семьи Малфоев. В каждом из писем лежало по небольшому подарку. Однокурсники прислали редкие карточки из шоколадных лягушек: ей достались Мусидора Барквиз, композитор XVII века, и гитарист «Ведуний» Керли Дюк. Еще бы, она же им все уши прожужжала о своей любви к музыке — видимо, решили приобщить к местному искусству. Эмили, правда, так и не стала коллекционировать вкладыши, но таких еще не встречала. Она внимательно изучила описания и отложила карточки в сторону.

В конверте от Маркуса лежала фотография Хогвартса. Эмили охнула от восхищения и, сидя в тот момент на полу, выпрямилась и вгляделась в изображение. Замок был снят, по всей видимости, из кареты: он все отдалялся, а мимо проплывало озеро, где можно было разглядеть точки лодок с первокурсниками и плескающихся рыб. На задней стороне карточки Флинт подписал: «Когда соскучишься, будешь смотреть на эту фотографию и радоваться. С днем рождения. Марк». Эту открытку Эмили, не переставая улыбаться, сразу же сложила в один из внутренних карманов сумки, чтобы не потерять.

Ну, а Малфои написали ей длинное письмо на гербовой бумаге, из которого она вычленила поздравления, еще раз поздравления и выражение искреннего удовольствия быть с ней знакомыми. В качестве подарка ей прислали серебряную подвеску, в которую был вставлен идеальной чистоты бриллиант. Эмили, как увидела ее, охнула и на минуту прикрыла рукой глаза. А потом еще раз взглянула на постскриптум, оставленный Драко: «В конверте скромный подарок от нашей семьи. Мама говорит, алмаз придает людям твердости в убеждениях, непобедимости и властности. А также я сказал папе, что тебе не разрешили перевестись к нам. Если еще хочешь, он пообещал все устроить».

«Ох, черт!» — Эмили спохватилась и вновь вынула из недр сумки зеркало.

— Драко, ты тут? — взволнованно произнесла она, когда связь была налажена.

— Привет! — Малфой немедленно ответил. — Ты получила наш подарок?

— Ох, получила… Драко, ну зачем дарить такие дорогие вещи? Теперь я чувствую себя неловко, ведь тебе мы подарили всего лишь запонки!

— Дорогие? Шутишь, что ли. — Недоуменное лицо Малфоя яснее ясного говорило о том, что он действительно не понимал, какова цена подаренного ей украшения.

«Наверняка инициатива Люциуса. Неужели он хочет меня купить?» — с досадой подумала Эмили.

— Только не вздумай возвращать! Родители не поймут, а я обижусь, — заявил Драко, надувшись.

— Да не думала я… И, это… Скажи папе, чтоб не волновался насчет факультета, хорошо? Я хочу решить этот вопрос сама. — Эмили серьезно посмотрела в глаза Малфою.

— Ну ладно, — ответил тот, пожав плечами. — Но было бы классно, если бы ты с нами была. Уверен, тебе бы понравились озерные виды из окна гостиной.

— Еще бы. А ты письмо со списком учебников уже получил?

— Да, еще вчера пришло. Ты когда думаешь ехать? Мы ведь могли бы пересечься там.

— Пока без понятия, у родителей надо отпроситься. А я хотела бы со всеми встретиться. Дафну позвать, Теодора… и Маркуса Флинта, если вы не будете против. Буду угощать вас мороженым, — она лукаво улыбнулась.

Эта идея сформировалась несколько минут назад. Раз уж не получилось отпраздновать сегодня, то зачем в принципе лишать себя удовольствия отметить двенадцатилетие в кругу друзей?

— Отличная мысль! О, а ты хорошо общаешься с Флинтом, да? — Драко заметно заволновался.

— Угу, а что?

— А ты можешь, ну… замолвить за меня словечко? В этом году я хочу попасть в сборную Слизерина.

— Ну, приди на вступительные испытания, — хмыкнула Эмили, не желая пользоваться дружбой с Маркусом для удовлетворения желаний Драко.

— Ты не поняла, — протянул Малфой, округлив глаза. — Я хочу попасть в сборную, а не впустую потолкаться в воздухе с этими неумехами.

— А что сам с ним не поговоришь?

— Я тоже поговорю, но мне нужно, чтобы ты подготовила почву.

— Вот что. Я скажу ему о твоем желании попасть в сборную, а уж потом ты сам покажешь ему, чего достоин, — пожевав с секунду губу, предложила Эмили.

— Ну, ты только скажи ему, что я превосходно летаю. Ты ведь видела меня в воздухе?

— А ты на чье место метишь? — Она сдвинула брови. В команде ведь были и друзья Маркуса, да и вообще, насколько она знала, их компания не нуждалась в модернизации.

— Я мечтаю быть ловцом, — отозвался Малфой.

— Ох, Драко. Тогда шансы очень малы. У вас отличный ловец, подожди годик, он ведь нынче семикурсник.

— Так Маркус тоже! Кто меня потом возьмет?

Эмили расхохоталась.

— Так ты же летаешь превосходно, чего б тебя не взять?

— А я сейчас хочу, — стоял на своем Драко, щеки которого отчаянно розовели.

— Ну, я не могу настаивать, чтобы он непременно брал тебя вместо отличного ловца, который прекрасно сработался с командой, — покачала Эмили головой, чувствуя себя неуютно.

— Ладно, — Малфой задрал острый подбородок. — Придумаю что-нибудь. Но он придет на мороженое, да? Надо, чтобы ты хотя бы представила меня ему как своего друга.

— Да-да, сейчас как раз с ним и остальными свяжусь.

Эмили категорически не нравилось отношение Драко к людям и тем более ее коробило, что он считал, будто она готова поступать так же неэтично. Сразу после окончания разговора Эмили спустилась на ужин, где ее уже заждались Дурсли. Ее чуть пожурили за ожидание, но это ни капли не омрачило настроение. Семейство приступило к десерту из фруктов и взбитых сливок, когда дядя Вернон, прокашлявшись, объявил:

— Итак, прошу внимания. — Все домочадцы обратили к нему свои взоры. — Сегодня великий день.

Эмили на мгновение почувствовала, как жар прилил к лицу, но напомнила себе, что сейчас речь, вероятно, шла о контракте с Мейсоном.

— Мы все-таки едем на Майорку! — провозгласил Вернон, смешно взмахивая руками.

— Вы подписали контракт! — счастливо взвизгнула тетя Петуния и, соскочив со своего места, бросилась обнимать и целовать мужа.

Дадли радостно застучал ложкой по столу, а Эмили всего лишь улыбалась и поздравила дядю, когда все утихли.

— Подъем завтра в девять, проедемся по магазинам. — Дядя Вернон отпил из своего бокала, продолжая приобнимать жену.

— Пап, — Эмили решила поймать момент для того, чтобы отпроситься на Диагон-Аллею. — Ведь мы в Лондон едем? Можно я зайду еще и в свои магазины?.. Для школы нужно много чего купить.

— Не вопрос, — почти не помедлив, выдавил из себя дядя.

— И еще… — Кажется, сейчас на радостях из него можно было веревки вить, чем она и попробовала воспользоваться. — Я бы хотела там с друзьями немного погулять. Мы мой день рождения отметили бы.

— Да, конечно, — покивал головой дядя, переглянувшись с тетей Петунией. — Тогда сделаем так: мы оставляем тебя на несколько часов с ними, а ты отдашь нам список того, что тебе нужно купить на отдых.

— Отлично, — просияла Эмили.

Несколько минут они обсуждали четкий план, чтобы не затеряться и встретиться у галереи в определенное время, после чего Эмили поднялась к себе, чтобы разобраться с вещами и определиться с покупками. А затем, пока было еще не поздно, по очереди связалась со слизеринцами, организовав завтра встречу, и с легким сердцем легла спать.


* * *


На следующий день погода стояла ясная, но прохладная. Утреннее солнце мягко окрашивало городские здания и еще более нежно освещало узкую, по лондонским меркам, Диагон-Аллею. За год Эмили позабыла, насколько сказочно выглядела эта улочка, поэтому сейчас неспешно шла по мощеной дороге, наслаждаясь пробуждающимся магическим районом.

До встречи оставалось несколько минут, а значит, она успевала зайти в банк, чтобы пополнить запас монет. Для них в сумке было отведено специальное место — те никогда не терялись среди остальных вещей. Позаботившись о том, чтобы ей хватило на щедрое угощение, покупки и на непредвиденные растраты во время обучения, Эмили уверенным шагом отправилась к лавке Фортескью.

За столиком на улице уже сидел один из приглашенных. Посадку Маркуса она узнала издалека. Он, одетый сегодня в черную рубашку, вальяжно развалился на стуле, но подобрался, едва услышал приближающиеся шаги.

— Ты рано, — поздоровавшись, Эмили лучезарно улыбнулась ему.

Маркус ответил ей такой же дружеской улыбкой.

— Привычка быть пунктуальным, — просто ответил он, а Эмили показалось, что он произнес это в укор ей. Уж она в пунктуальности замечена не была, и об этом знали все.

— Ну, раз ты уже тут, я тоже присяду к тебе, а то думала, у меня еще есть время прогуляться.

Она села напротив него, поставив сумку на соседний стул. Они обо всем наговорились еще вчера, и теперь оба не знали, что сказать, поэтому неловко смотрели друг другу в глаза.

— Вот тебе еще подарок, — первым вышел из ступора Маркус, засовывая руку в сумку, висящую на спинке стула.

— Еще? О, не стоило, — начала она, но Маркус требовательным жестом остановил ее.

— Это тебе Хиллиард просил передать.

Он протянул ей нечто, завернутое в крафтовую бумагу и повязанное клетчатой лентой. Эмили осторожно развернула подарок, морально готовя себя к какому-нибудь язвительному посылу. И верно, в свертке оказалась магловская книга, название которой гласило: «Настольный тренажер для развития нестандартного мышления».

— Замечательно, — буркнула Эмили, скрывая за недовольством улыбку.

В общем-то, книга была ей полезна, но получить ее от Хиллиарда казалось Эмили унизительным.

— Я передам ему, что ты рада, — хохотнул Маркус.

Эмили оставалось только зыркнуть на него и кинуть книгу на дно сумки. А вскоре к ним наконец присоединились ее однокурсники. Все они прибыли с родителями, которые взяли на себя труд купить школьные принадлежности. Мистер Малфой выказал готовность купить экземпляры и для Эмили, но, поскольку Маркус тоже был вынужден остаться здесь после небольшого празднования, она вежливо отказалась.

— Ты же не против, если я тебе компанию составлю? А то мне до четырех еще здесь побыть можно, — обратилась она к нему.

Маркус против не был, а вот Малфой-старший, кажется, огорчился. Когда взрослые волшебники все же ушли, Эмили могла спокойно предложить друзьям выбрать из меню все, что они хотят. Пожалуй, каждый испробовал как минимум два сорта мороженого, а по завершении этого небольшого угощения сам мороженщик лично подарил ей коробку шоколадных конфет, узнав Эмили по шраму на лбу.

Их небольшой пир сопровождался шутками, обсуждением нового учебного года и колдографиями, которые делала Дафна. На успешное окончание года родители сделали ей скромный презент в виде аппарата для колдографирования. Эмили ничего не сказала по поводу его громоздкости, только спросила, как тут проявлялась пленка, поскольку в памяти Волдеморта подобных знаний не нащупывалось. Гринграсс успокоила ее тем, что пленку она отдаст родителям, а уж те сами разберутся, как проявить колдографии. Затем она продублирует их и раздаст уже в Хогвартсе.

Время подходило к обеду, и родители однокурсников Эмили пришли за ними почти одновременно. Пока все расходились и прощались, Люциус Малфой попросил Маркуса отойти с ним на пару слов. Они разговаривали минут пятнадцать. Нотты и Гринграссы успели покинуть магическую часть Лондона, а Эмили, находясь в компании Нарциссы и Драко, напряженно следила за Маркусом. Тот кивал и что-то отвечал на слова Малфоя, но поза его была напряженной. Вернувшийся Люциус излучал довольство и безмятежность, будто они говорили о чем-то совершенно беззаботном. Маркус тоже делал вид, что их разговор прошел мирно и был достигнут некий удовлетворяющий обоих результат. Но Эмили чувствовала, что тема касалась места ловца в слизеринской команде.

Она вопросительно взглянула на Драко, а тот лишь пожал плечами, с надеждой глядя на отца, который ни одним движением не показывал положение дел. Распрощавшись с Малфоями, Эмили позвала Маркуса сначала в книжный, а затем в магазин писчих принадлежностей. И только когда они прошли мимо метел и аксессуаров для них, она решилась спросить:

— Ну, что он тебе сказал?

— Да так… наши слизеринские дела, — нехотя ответил Флинт, нацепив на лицо непроницаемую маску.

— Ага, значит, хотел своего сына в команду пристроить. Я так и поняла, — спокойно кивнула Эмили, неторопливо шагая рядом с ним.

— Он тебя тоже о чем-то просил?

— Драко просил. Хотел, чтоб я тебе его порекомендовала.

— У Малфоев семейная черта всех покупать, — процедил Флинт.

Они гуляли бесцельно и дошли до стены, ведущей в «Дырявый котел», поэтому синхронно развернулись и пошли в сторону банка.

— О, это точно! — воскликнула Эмили, у которой в ассоциациях возникли не только Драко и Люциус, но и их предки, с которыми общался Волдеморт. — Смотри, чем они пытались купить меня.

Она оттянула большим пальцем цепочку, которую решила надеть сегодня в надежде, что Люциус оценит этот жест. Эмили долго думала об этом, пыталась вспомнить подобные ситуации из прошлого и пришла к выводу, что лучше принять подарок с достоинством, чем жалко выглядеть, стыдливо открещиваясь от него. «Дают — бери, — вспомнила она один из принципов своего прошлого «я», у которого было собственно придуманное продолжение: — И ничего своего не отдавай взамен, если это был добровольный дар». Успокоившись этой несколько сомнительной, но единственной вспомнившейся фразой, Эмили отринула прочие муки совести.

— Стой-ка, — тут же спохватился Маркус и достал палочку.

Эмили безропотно стояла, уперев руки в бока, и ждала, когда он закончит с проверкой украшения.

— Надо же, даже маячков никаких нет, — хмыкнул Флинт и за локоть потянул ее в зоомагазин.

— Или есть, но ты их не нашел, — отчеканила Эмили, с усмешкой глянув на парня.

— Угу, договоришься, и я заставлю тебя его выкинуть, — буркнул он, а затем обратился к продавцу с просьбой выдать ему несколько пачек совиных вафель.

Эмили ничего ему не ответила на это, а когда они вышли из душного, пропахшего зверьем помещения, она вернулась к теме ловца.

— Так тебя-то он чем купить хотел?

— Он приобретет для всей сборной новейшие модели метел, — безэмоционально ответил Флинт.

— В смысле, приобретет? Так ты согласился? — она охнула и от возмущения остановилась, дернув Маркуса за рукав.

— А что мне еще делать? Против него разве пойдешь? — он понизил голос.

— Маркус, — обескураженно и совсем тихо произнесла Эмили, — а что будет с Теренсом?

— У него ТРиТОН в этом году, пусть учится.

— У тебя тоже, между прочим!

— Ну, я-то хочу спортивную карьеру строить, а он нет! Черт, Лия, не лезь лучше в эти дела. Я сам разберусь. Все под контролем. Нам ведь не нужны ссоры с Малфоем, помнишь?

— Пф-ф, да пожалуйста. — Эмили сделала равнодушный голос и посмотрела на часы. — Половина четвертого, я, пожалуй, на Трафальгарскую пойду. Не спеша как раз за полчаса дойду.

Она развернулась к выходу с аллеи.

— Проводить? — Маркус словно не заметил сквозившей в ее голосе обиды.

— Я дойду, — уверила она его. — До встречи.

— Ну, обижаться-то не надо, ладно? — Он поморщился, но не делал попыток остановить ее.

— Честно? Я просто не ожидала от тебя двойной морали, — негромко, чтобы не привлечь внимание прохожих, произнесла Эмили, сделав шаг к Флинту.

— Это ты про то, что я тебе говорил не связываться с Малфоем, а сам принимаю у него метлы и сына в придачу? — Маркус согласно закивал, потирая подбородок. — Видишь ли, я это делаю, собственно, затем, чтобы не ввязываться в ссору или другие неприятности. Он же глава попечительского совета, может устроить даже отчисление. Я и тебе говорю: осторожнее с ним, потому что он большая шишка.

— Ладно, это уже избитая тема, — махнула рукой Эмили. — Я на его удочку стараюсь не попасться, и у меня это отлично получается пока что. А ты сразу же сдал позиции.

— Не учи меня, — бросил Флинт.

На что Эмили, приподняв брови и поджав губы, изобразила улыбку, и подняла руки в знак того, что она больше в его дела лезть не будет. Второй раз попрощавшись, она повернулась в сторону выхода и целенаправленно двинулась прочь от слизеринца.


* * *


На Майорке Эмили с семьей провела ровно двенадцать дней. Прибавить к этому полет на самолете, и получатся почти две недели в тесном общении с Дурсли. Эмили не помнила, когда в последний раз они так много были вместе. Кажется, три года назад, когда ездили на курорт в Лидс. И что тогда, что сейчас Эмили страшно наскучивало уже на пятые сутки.

Каждый день протекал ровно так же, как и предыдущий: утром завтрак, пляж до полудня, затем развлечения внутри отеля, пока палило солнце, несколько приемов пищи, а вечером снова море. К досаде Эмили, даже зеркало не ловило связь, потому что она была настроена на расстояние в пределах Британских островов. Но на этот раз друзья были предупреждены, что она улетела на материк. А вернувшись домой, последние августовские дни Эмили потратила на то, чтобы закончить несколько схем и таблиц, собрать чемоданы и мечтать о том, чтобы вернуться к хоть какой-то деятельности.

Помимо этого ей хотелось чуть больше узнать о Томе Риддле и причине, по которой он вдруг стал называть себя Волдемортом. Сколько Эмили ни пыталась вспомнить, не было ни единой возможности приоткрыть эту тайну. Эмили решила, что отдаленность от знакомых ее прошлому мест мешала погружению в глубинные воспоминания Волдеморта, а значит, в Хогвартсе она сможет дальше разобраться в себе и откопать в памяти что-то полезное.

Наконец наступило первое сентября. Единственное, что огорчало Эмили, так это то, что провожать Дадли в школу приехала тетушка Мардж. Эмили уже думала, что эти каникулы благополучно обошлись без нее, но, видимо, за все хорошее нужно платить. Доедая завтрак, Эмили буквально каждую минуту смотрела на часы, которые приближали ее к желанному магическому миру. Она старалась не привлекать внимание Мардж и, закончив с кашей, выскользнула из-за стола, чтобы одеться.

В этот раз они выезжали очень рано, потому что до того, как посадить Эмили на поезд, необходимо было отвезти Дадли, у которого в этом году открытие учебного года начиналось на час раньше. Они отставали от плана, составленного дядей Верноном, поэтому сборы происходили в атмосфере паники и торопливости.

Наконец, когда Мардж села на переднее сидение, Эмили разместилась прямо за ней, а тетя Петуния в последний раз проверила, выключила ли она газ, заперла дом и с Дадли уселась рядом с Эмили на заднем сидении, дядя Вернон завел машину.

Эмили уезжала из вконец надоевшего, но все же родного Литтл-Уингинга, радуясь, что Добби за все лето больше не появлялся.

Глава опубликована: 16.09.2015

Глава 7. Поступки

Сентябрьское утро располагало к легкой меланхолии и тяжести на сердце, привыкшему к ровным домам Литтл-Уингинга. Эмили только в дороге ощутила грусть и ностальгию по дому. Ей это было не впервой: Эмили всегда стремилась в другое, более приятное место, и тем не менее чувствовала тягучее нежелание менять обстановку. Она глубоко вздохнула, отодвигая от груди лямку ремня безопасности. За окном пролетали леса и луга, а восходящее солнце мягко освещало пожухлую зелень.

— Мам, смотри, как красиво, — негромко окликнула она тетю Петунию.

Та отвлеклась от журнала для домохозяек, который взяла с собой в машину, и глянула в окно.

— Угу, — равнодушно протянула она, возвращая взгляд на страницы с рецептами запеченной рыбы.

Эмили вздохнула в очередной раз и попыталась подпереть голову рукой, но локоть постоянно бился о подлокотник, и ей оставалось только откинуть голову назад. Остальные Дурсли тоже ехали молча. Дадли был увлечен видеоигрой на своем портативном компьютере. Мардж, не сумев разговорить Петунию, позволила себе прикорнуть и сейчас прислонялась к окну, подложив под щеку специальную подушку.

Дядя Вернон же сосредоточенно смотрел на дорогу, гаркнув еще в начале пути, чтобы его не отвлекали. Они ехали так быстро, как позволяли ограничения на дорожных знаках. Малейшее промедление означало опоздание Дадли на начало учебного года. Дядя снижал скорость перед валами и поворотами, цедя ругательства сквозь зубы.

Эмили, устав сидеть без дела и смотреть на междугородние пейзажи, со скучающим видом глянула на наручные часы с большим циферблатом. Часовая стрелка приближалась к десяти, а значит, они проехали всего около получаса. В школе Дадли нужно было оказаться к половине одиннадцатого. Если они поторопятся, то успеют и в «Смеллтингс», и на вокзал. Это понимал и дядя Вернон, поэтому, снизив скорость перед железнодорожными рельсами, он, заметив сигнал о подходящем поезде, тут же дал газу, надеясь проскочить, пока не начали опускаться преграждающие дорогу шлагбаумы.

Стукнуло ровно десять.

Все произошло настолько быстро, что никто не успел среагировать. Резкая остановка автомобиля по инерции бросила пассажиров вперед. Ремни безопасности не дали удариться о находящиеся впереди кресла или вылететь в окно, но это не избавило от травм. Вернон ударился лицом об руль, а Дадли стукнулся затылком о спинку сидения. Легковесные Петуния и Эмили лучше всех выдержали встряску и обошлись выбитым из груди воздухом, когда их откинуло назад. Дремавшая Мардж пострадала больше всех: дернувшись, она выпустила подушку и ударилась виском об оконное стекло.

— Вернон! — воскликнула тетя Петуния. — Ну кто так резко тормозит?!

— Я жал на газ, — едва придя в себя, глухо возразил Вернон.

Он прижимал ладонь к носу и шипел от боли.

— Мардж! Эй, Мардж! — Вернон хлопнул ту по плечу.

Та не подавала признаков жизни.

— Черт! Вы как там? — Он вполоборота посмотрел назад, все еще звуча невнятно из-за льющейся из, вероятно, сломанного носа крови.

— Что произошло? Мы кого-то сбили? — взволнованно спросила Петуния, после того как убедилась, что оба ребенка целы и не нуждаются в экстренной помощи.

— Да черт его знает. Мардж, очнись!

— Вернон, дорогой. — Петуния похлопала его по спине.

Эмили, заслышав в ее голосе тревогу, подобралась и проследила за ее испуганным взглядом. Шлагбаумы уже опустились, а машина...

— Мама, мы же на рельсах остановились! — Эмили не сдержала панического вскрика и задрожавшими пальцами дернулась отстегивать ремень.

Грудь и плечо саднило от резкой остановки, но она почти не чувствовала боли, охваченная страхом. Между городами не было никаких контролеров на пересечении полосы и рельсов, поэтому машинист не знал, что его здесь ждет, а когда увидит, не успеет затормозить.

— Вернон, назад! Ну, газуй же! — Петуния шлепнула того по руке.

Но не переставающая гудеть машина всем дала понять, что внезапная остановка ее не отключила. Нажав на педаль газа, Вернон со всей силы вцепился в руль. Его нос был неестественно повернут, но на кровотечение он теперь не обращал внимание. Эмили передернуло, и она посмотрела в даль уходящих рельсов. Мотор заревел, но автомобиль не сдвинулся с места, словно был монолитным изваянием: ни дернулся, ни качнулся. Мгновение спустя что-то щелкнуло, и машина окончательно затихла. Поворот ключа зажигания не приносил успехов, а дядя Вернон, грязно выругавшись, ударил по рулю, попав по клаксону. Резкий звук сигнала заставил остальных подпрыгнуть.

— Так, — Вернон потянулся к Мардж, — выходим из машины.

— А-а-а! — протянул Дадли, и паника охватила старших Дурсли тоже. — Папа, машина не открывается! Разблокируй!

Эмили по звуку определила, что ее брат пытался отпереть дверь. Она попробовала сделать то же самое со своей стороны, но рычажок намертво застыл, не давая возможности отогнуть его.

— Я их и не блокировал. Что вы там возитесь? — нервно прорычал Вернон, которому наконец удалось привести свою сестру в сознание.

Мардж, придя в себя, соображала медленно и, схватившись за то место, куда Вернон приложил чистую марлю из дорожной аптечки, оглянулась назад:

— Дадлик, солнышко, а ты дерни сильнее.

— Механизм заклинило! — ответила вместо него Эмили.

— Что значит заклинило? — взревел Вернон и сам, освободившись от ремня безопасности, прижимая к носу еще одну марлевую повязку, дернул за ручку. Та не поддалась даже ему. — Да что за чертовщина.

Паника росла. Поезда еще не было видно, но он должен был появиться на горизонте с минуты на минуту. Эмили чувствовала, как колотилось сердце, а по спине бежали холодные мурашки. Никто не понимал, что происходит, и не от кого было ждать помощи. В голову лезла противная мысль, что это их последние минуты жизни, но Эмили держала ее на задворках сознания, не желая мириться с этим. Сначала кроме нее ничего на ум и не приходило, была тупая пустота, которая приводила в ступор и затормаживала реакции. А затем, словно ее ударило током, Эмили спохватилась и вытащила из сумки волшебную палочку.

— Убери это сейчас же! — проревел Вернон, заметив магическое оружие в ее руках. — Вот только этого нам здесь не хватало.

— Мы можем разбить стекла. — Голос Эмили подрагивал, а сама она едва не заикалась от испуга. Во рту стало так сухо, что язык через силу ворочался.

Дадли заколотил по стеклу со всей своей немалой силы, и после четвертого тяжелого удара оно поддалось, рассыпавшись мелкими осколками на асфальт.

— Ты не то окно разбил, идиот! — прорычала Эмили, все же пряча палочку. Если окна бились так легко, то не было смысла рисковать нарушением Статута о секретности, который не разрешал волшебникам колдовать при маглах.

На ее слова никто не обратил внимания. Дадли пытался втиснуться в дверное окно. Вдалеке наконец показался поезд. Он двигался с той стороны, где находились Мардж и Эмили. Если он их настигнет, удар придется по первому сидению, но остальных протащит за передом.

— Дадли, бей заднее! — В ее голосе уже вовсю звенела истерика.

Эмили, не помня себя, вскочила на сидение, перекинула сумку в багажный отдел и стала перелезать туда, предвосхищая столкновение со смертью. Остальные тоже вышли из ступора. Дадли молниеносно, насколько позволял вес его тела, оставил дверь, перелез через сидение и помог Эмили выбить окно задней части автомобиля. Следом за ними пыталась выбраться тетя Петуния. Едва осколки полетели на землю, Дадли выпрыгнул и отбежал как можно дальше от поезда, обогнув давно опустившийся шлагбаум. Эмили ухватилась за тетю и, помогая ей вылезти, тащила за собой, цепляясь так, будто боялась оставить ее в машине. Грохот поезда слышался все ярче, к нему добавился протяжный скрип тормозов, но все понимали: столкновения не избежать.

— Мама, скорее же! — изнемогая от беспокойства, Эмили продолжала тянуть ту за рукав, а сама не спускала глаз с приближающегося транспорта.

Вернон и Мардж нервничали не меньше. Дядя едва ли не вытолкнул жену, придерживая ту за талию, но сам застрял между кресел. Его сестра пыталась протолкнуть тушу вперед, а попутно не теряла надежды отогнуть заклинившую ручку двери.

— Пойдем, пойдем. — Эмили не заметила, как слезы полились по щекам: осознавать это не было времени, а эмоции разрывали изнутри.

Она насилу оттащила Петунию дальше от машины, убеждая, что они больше ничем не могли помочь дяде Вернону и его сестре — колеса поезда гремели в нескольких футах от трассы. Эмили крепко стискивала руку тети Петунии и упиралась в нее всем весом, не давая сделать шаг к автомобилю.

— Вернон! — отчаянно кричала Петуния, с не меньшей силой держась за Эмили. — Скорее!

Эмили обернулась, предчувствуя неизбежное. Поезд, скинувший свою скорость недостаточно сильно, с оглушительным лязгом протаранил переднюю часть дядиной машины. Эмили почувствовала, как сердце, сорвавшись с ритма, замерло и болезненно совершило следующий удар в момент, когда едва вылезший дядя Вернон, не удержавшись от столкновения, вылетел на проезжую часть, а сам автомобиль, смятый тяжелым товарным поездом, был откинут по направлению его движения.

Тетя Петуния истошно закричала, прижав руки ко рту. Эмили отцепилась от ее плаща и, хватая ртом воздух, отрешенно наблюдала, как поезд переворачивался на бок и с ужасающим грохотом и полчищем пыли падал следом за автомобилем, впечатанный в его нос, как если бы тот тянул его вниз. «Будто она весом с такой же поезд, а не обычная легковая машина», — озадаченно подумала Эмили и обернулась на такого же растерянного и непривычно притихшего Дадли.

Все трое несколько секунд стояли в страшном молчании. Звуки всего вокруг стихли, словно в поддержку им, но затем пришло осознание: они застряли здесь с двумя ранеными людьми и уже никуда не успеют. Как только пыль осела, тетя Петуния подбежала к потерявшему сознание мужу, который откатился почти к самому краю дороги. Эмили, переглянувшись с братом, последовала за ней.

Лицо Вернона продолжала заливать кровь из сломанного носа, потекшая, казалось, с новой силой. Щека и край одной из рук были содраны асфальтом. Эмили, еще не отойдя от шока, наблюдала за действиями тети Петунии. Та, не сдерживая рыданий и причитаний, пыталась положить голову мужа так, чтобы кровь не заливала его горло. Затем, достав из кармана свежевыстиранный белый платок, принялась обтирать его нос.

— Мам, — хрипло начала Эмили. — Надо, наверное... позвонить в службу помощи.

Она устало села на траву рядом, лишь на мгновение передернувшись от того, что садилась в чистом пальто на пыльную и красящую поверхность. Ноги дрожали и совершенно не желали держать ее в вертикальном положении. Она желала бы сейчас закрыть глаза и очнуться дома, когда ничего подобного еще не случилось.

— Ма, а папа жив? — Дадли наконец подал голос, хотя выглядел немногим лучше их с тетей.

Та подняла голову и, смаргивая крупные слезы, отрывисто кивнула головой, а затем протянула руку к сыну со словами:

— Иди ко мне, дорогой, иди к маме.

Она глухо разрыдалась, уткнувшись в плечо подошедшему Дадли. Эмили смущенно смотрела на эту картину, не зная, как реагировать. Слезы тети Петунии застали врасплох, она надеялась, что хотя бы один взрослый, оставшийся в сознании, решит, что сейчас делать, но, видимо, ее тетя еще находилась в состоянии аффекта.

Резким движением смахнув слезы с щек, Эмили шмыгнула носом и решительно встала. Отсюда нужно было выбираться, и как можно скорее, чтобы оказать помощь хотя бы дяде Вернону. Эмили, уперев руки в бока, как бы придавая себе чуть больше уверенности, искоса взглянула на гору металлолома, в которую превратилась машина дяди и в которой почти наверняка находилось изломанное тело еще не так давно ненавистной тетушки Мардж. Едва Эмили подумала, что та, вероятно, мертва, как слезы вновь навернулись на глаза.

— Мам, нам нужно позвонить в службу помощи, — тверже и отчетливее произнесла она. — Телефон у тебя?

— А? Что? — Тетя Петуния будто очнулась и растерянно посмотрела на Эмили. — А... он у папы в бардачке... Наверное, его тоже раз... разда... раздавило-о-о.

Эмили поморщилась от нового потока слез тети. Ее саму еще потряхивало от пережитого, а окружающее казалось нереальным и до смешного нелепым. Эмили начала осторожно спускаться по склону к машине — сидеть без дела было худшим вариантом, он приносил только беспокойство. Обойдя поваленный набок поезд, она добралась до конца состава — туда, где находился зацепившийся за нос автомобиль. «Возможно, машинист жив! И у него тоже может быть телефон», — сообразила Эмили и бегом обогнула поезд, чтобы увидеть в окно, что творилось с еще одним участником катастрофы.

Пыль, поднятая обрушившимся транспортом, еще не улеглась. Эмили, неудачно вдохнув воздух, раскашлялась и помахала перед собой рукой. Осторожно ступая по осколкам стекол, она тщательно вглядывалась в дымку, пытаясь разглядеть какое-либо движение внутри кабины машиниста.

— Эй, сэр, вы живы? Кто-нибудь здесь есть? — Голос от волнения стал чуть выше ее обычного тона, а сердце заколотилось о ребра.

Ей никто не отвечал. Взбираться по поезду не хотелось, да и сил не было, а дверь закономерно оказалась закрытой. Протерев заслезившиеся глаза, она вернулась к машине, подойдя к ней со стороны, где предположительно должна была находиться тетушка. Груда металла, смятого составом и погребшего под собой человека, ужасала и вызывала тошноту.

— Тетушка Мардж, — негромко позвала Эмили, а затем еще раз уже громче: — Тетя Мардж, ответьте!

В этот момент подумалось, что у той во владении было несколько собак. Куда они денутся теперь? Вряд ли тетя Петуния согласится принять хотя бы одного, что уж говорить о целой дюжине невинных бульдогов. Эмили так сильно стало жаль этих собак, что она чуть не разрыдалась, но, позволив себе лишь один громкий всхлип, зажала рот руками и судорожно вздохнула. Еще несколько раз она позвала Мардж, но это не принесло никакого результата.

Эмили вновь обошла машину, вспомнив, что Дадли разбил заднее окно, да и остальные осколками были раскиданы по земле. Заглянув в окно со стороны водителя, она еще раз позвала Мардж, и в очередной раз ответом ей стало полное молчание. Дверца по-прежнему не открывалась и была будто из бетона, части которого ни отогнуть, ни свернуть. Эмили смогла рассмотреть, что тетя была прижата прогнувшейся от удара с поездом передней частью автомобиля к креслу. Пахло кровью, отчего внутренности сделали кульбит и заставили Эмили отстраниться от окна. Добраться до бардачка, который находился со стороны Мардж, не представлялось возможным, разве что машину разбирать, да и шансы того, что телефон остался цел, были малы.

Оставалось прибегнуть к единственному, что Эмили могла сейчас устроить, — обратиться за помощью к волшебникам. Запустив пальцы в распушившиеся вьющиеся волосы, Эмили чуть сжала их и, не без усилий выпутав руку, пошла к вещам, вывалившимся из багажного окна при падении автомобиля. Все вещи были рассредоточены по склону. Что-то из них оказалось под упавшим следом за машиной поездом, но вот сумка Эмили, лежавшая поверх всех чемоданов, выпала раньше, еще у самой дороги, так что найти ее не составило труда.

Сложив руки в молитвенном жесте, Эмили в очередной раз прошептала благодарность Мерлину за то, что она догадалась потратиться на волшебную сумку, вещи в которой выдержали непростительную в ином случае встряску. Она быстро проверила сохранность всех бьющихся предметов, а потом достала зеркало. Еще раз глянув в сторону Дурсли, которых и до этого все время держала в поле зрения на всякий случай, она попыталась соединиться с Маркусом. Судя по времени, у того было еще полчаса на то, чтобы оказаться на вокзале. Маркус, показавшийся в зеркале, выглядел неважно: сонный, растрепанный и с темными кругами под глазами.

— Привет, — слабо улыбнулась ему Эмили, в нерешительности кусая губу.

Она пошла в сторону машины.

— Привет, ты уже на вокзале, что ли? — Голос был не менее сонным, чем его внешний вид.

— Я не успеваю на поезд, Маркус. И мне нужна твоя помощь. Посмотри, — она развернула зеркало так, чтобы он увидел место катастрофы.

— Ох ты ж, ни черта себе! — воскликнул парень, хотя тон его голоса выдал лишь малую толику ужаса. — У вас есть пострадавшие?

— Угу, — проронила Эмили, разворачивая зеркало к себе, и устремила взгляд заплаканных глаз в небо, лишь бы не выдать эту бессильную слабость Маркусу.

— Ты одна выжила? — уточнил он, уже окончательно проснувшись и отдав приказ домовику приготовить ему кофе.

— Нет, — Эмили слегка улыбнулась. — Тетушка Мардж, вероятнее всего, погибла, а дядя Вернон может умереть, если кровь не остановить. Мама вроде что-то сделала, но не знаю, насколько это подействует. Нам нужна помощь... но связи с магловскими службами нет. Маркус, мы — черт! — застряли между городами. То ли время такое, то ли дорога непопулярная, но за все это время ни одной машины!

— Я не уверен, что волшебники вам помогут... — осторожно начал Маркус. — Статут, понимаешь ведь.

Еще бы она не понимала. Риддлу с его тяжелым положением никто не помог, вспомнилось Эмили. Ее передернуло от неприятных воспоминаний прошлой жизни. «Не сейчас, — твердо сказала Эмили сама себе. — Сейчас нужно о другом думать».

В молчании, пока Маркус отбежал в ванную, Эмили свернула за машину, чтобы ни Дадли, ни Петуния не видели, что она связывается с кем-то весьма необычным с их точки зрения образом, и уселась на землю, прислонившись спиной к автомобилю. Держа зеркало одной рукой, оперев ее на согнутое колено, другой она бессознательно водила пальцами по земле, аккуратно минуя осколки выбитых окон. Скользнув по одному из стеклышек, Эмили захотела откинуть его подальше. Эмили подцепила его пальцем, но, удивившись не свойственной такому крохотному осколку тяжести, перевела на него взгляд. Приложив немалые усилия, она, загнав песок под ногти, все же выскребла это стекло и взвесила на ладони. Осколок оттягивал кисть так, будто примагничивался к земле. Она откинула его и подобрала другой, который из-за большего размера был еще более тяжел.

Опыт обеих жизней подсказывал, что осколки не могут весить так много. Она поднялась и, отряхнувшись, сделала несколько шагов к носу поезда. Найдя самый дальний осколок для чистоты эксперимента, Эмили обнаружила, что стекла, выбитые из поезда, весили по-нормальному мало.

— Если маглы пострадали из-за магического вмешательства, то волшебники обязаны провести расследование, — произнесла она в зеркало. — Маркус, слышишь меня?

— Да! — послышался чуть глухой, наверное, из-за двери, голос Флинта. — Я громкость усилил, но я один дома, так что говори, не бойся.

— Есть подозрение, что это дело рук Добби.

— Почему ты так думаешь? Этот же вроде отстал от тебя.

— Не знаю, как у домовиков, но гоблины точно не простили бы мне нарушение обещания, — резонно ответила Эмили. — Так что, может, это он так... хм... разозлился.

— Да брось, домовики и мухи не обидят, если им этого не приказать. — Флинт, выбритый и с прояснившимся взглядом, появился в зеркале.

— Значит, приказали...

— Тоже не факт. Раз он в прошлый раз наказывал себя, значит, действовал по своей инициативе и просто... не досмотрел, что ли, перегнул палку.

Эмили закрыла глаза, раздражаясь глупости домовика, если это устроил действительно он.

— Как узнать, кто постарался?

— Так... Сейчас подумаю. Совы у тебя все еще не имеется? Ладно, тогда я отправляю свою в министерство и в Мунго. А ты жди и не робей, поняла? Не делай никаких лишних движений.

— Хорошо, сижу, жду, — буркнула Эмили.

И только когда Маркус отключился, вспомнила, что не сказала ему толком, где находится, но тут же успокоилась тем, что в министерстве ее отследят сами, поскольку она была под Надзором как несовершеннолетняя.

— Эй, Эмили! — со стороны склона послышался голос приближающегося Дадли.

— Что? — она молниеносно вышла ему навстречу, беспокоясь о том, не умер ли дядя Вернон.

Он кинул листок ей под ноги, а следом конверт — оба из знакомой пергаментной бумаги.

— На, читай! — к удивлению Эмили, щеки Дадли были налиты красным, а лицо его пылало то ли злостью, то ли ненавистью.

— В руки-то нельзя отдать? — цокнула языком Эмили, опускаясь на корточки, а краем глаза следила за телодвижением брата: мало ли что ему в голову взбрело.

— С такими фриками, как ты, и не так обходиться нужно, — зло выплюнул он.

Эмили бросило в жар. Она недоуменно посмотрела на него из-под сдвинутых вместе бровей. Поднявшись, она, чтобы занять себя чем-то во время давящей паузы, мельком оглядела лист пергамента, развернув его задрожавшими от неясного волнения пальцами. «Получили донесение... утром в десять часов ноль минут... заклинание Притяжения... Еще одна такая провинность, и Вас исключат... Отдел злоупотребления магией...» — с каждой строчкой внутри разрасталась пустота. Покачав головой, Эмили возмущенно фыркнула: все-таки здесь действительно была замешана магия, а значит — это Добби виноват.

Она непроизвольно смяла край письма. Эмили очень хотелось, чтобы помощь, за которой должен был послать Маркус, подоспела как можно скорее.

— Ты ведь хотела, чтобы она умерла, да? Тебе ведь всегда завидно было. — А Дадли тем временем наступал на нее, увидев, что она дочитала пергамент и размышляла о чем-то своем.

— Что? — не сразу осознав смысл его слов, Эмили, нахмурившись, обратила взгляд к Дадли. — При чем тут это?

— Еще и папа из-за тебя умрет! — пуще прежнего взвился брат.

— При чем тут я? И помощь скоро будет, я побеспокоилась об этом.

— Это ты заколдовала машину! Вот, в письме все написано. — Он стукнул по листам пергамента снизу с такой силой, что Эмили не удержала их, и те отлетели в сторону.

— Ничего подобного. — Она сделала шаг назад, засовывая руку в сумку за палочкой, поскольку Дадли не собирался успокаиваться. — Там сказано, что магия применена, но это не означает, что именно я ее применяла.

— А кто, по-твоему, а?

Эмили уловила взглядом опасно сжавшиеся кулаки брата и, не колеблясь более, вынула палочку, выставляя руку перед собой. На мгновение Дадли отступил назад, а в глазах его отразился испуг. Но он тут же сделал шаг к Эмили, став еще ближе, и вызывающе ухмыльнулся.

— Вообще-то, тебе запрещено колдовать, когда ты здесь.

— Если ты считаешь, что машину заколдовала я, так что, как думаешь, остановит меня сейчас? — тянула время Эмили, не позволяя себе отступать под давлением крупного Дадли или опускать палочку. Сердце норовило выпрыгнуть из грудной клетки.

Тот не успел ответить, отшатнувшись к машине, когда вокруг них по всему склону стали появляться люди в длинных мантиях. Эмили поспешно сунула палочку в сумку и дернулась в ту же сторону, что и Дадли, когда почувствовала, что волшебники находились и за ее спиной — видя всех, она ощущала меньшую опасность, в чем бы она ей ни мерещилась.

— Мисс Поттер, — плотного телосложения мужчина с каштановыми усами, переходящими в аккуратную бородку, вышел вперед, поднимая руку с раскрытым удостоверением. — Я Освин Гиббс, глава департамента магических происшествий и катастроф. Не далее как полчаса назад к нам поступило уведомление об использовании магии в присутствии маглов несовершеннолетним лицом, после чего ко мне прилетела сова от некоего Маркуса Эдмонда Флинта с сообщением о катастрофе, вызванной колдовством третьих лиц. Расскажите все с самого начала.

Опешившая Эмили дослушала неторопливую речь министерского работника до конца, а затем, сглотнув, взяла себя в руки и ответила:

— Э-э-э... мы ехали, а потом машина резко остановилась. Мы не могли выйти, потому что двери не открывались. Мы выбили окно и вылезли... но не все. Окно выбивали ногами, если что.

— Позвольте вашу палочку, мисс. — Гиббс протянул руку. — Проверим ее на последние сотворенные заклинания.

Эмили нервно оглядела присутствующих, что разбрелись по месту катастрофы и изучали смятую машину. Отдав палочку, Эмили пристально наблюдала за тем, какие чары показывались из ее конца. Как только она увидела первое из них, то тут же похолодела: оно и предшествующие ему принадлежали моменту возвращения в Лондон, когда она вытачивала из веточки ложную волшебную палочку. Сейчас она наблюдала за тем, как эта палочка, представшая сейчас в виде дымки, возвращалась к своему настоящему виду. Эмили отчаянно краснела, чувствуя, как холодок, прошедшийся по спине, превратился в жар, вспыхнувший на щеках.

Ситуацию обостряло присутствие Дадли. Эмили краем глаза отметила, что тот стоял, недвижимый, и наблюдал за этой трансформацией. Закусив губу, она обреченно подумала, что братец конечно же все расскажет родителям и ей не удастся провернуть этот трюк больше никогда.

— С какой целью имитировали волшебную палочку? — грозно спросил Гиббс.

— У меня настоящую родители забирают, сэр. Я читала, что волшебники не должны расставаться с оружием, мало ли что. — Эмили старалась говорить безмятежно, будто ничего криминального в этом не было, но внутри совершенно не была в этом уверена.

— Ясно. Мистер Болл. — Он обратился к молодому человеку лет двадцати пяти, который, судя по наличию пера в руке и висящего перед ним пергамента, был помощником. — Запишите в протокол, что мисс Поттер последний раз применяла магию своей палочкой в магическом мире. Артур, что с машиной? Мисс Поттер, держитесь рядом, у меня еще будут к вам вопросы.

Он подошел к худосочному мужчине в очках, чьи волосы были настолько яркого рыжего цвета, что Эмили поморщилась — ей никогда не нравились излишне яркие краски, поэтому темным оттенком своих волос она гордилась.

Эмили осталась на месте, а Дадли боязливо засеменил за еще одним министерским представителем, который попросил его подняться к миссис Дурсли следом за ним. Эмили заметила за собой, что уже почти ни капли не волновалась. Судя по реакции мистера Гиббса, против нее обвинений нет, а значит, все разрешится спокойно и, возможно, в скором времени. Она внимательно слушала, что выяснил некий Артур.

— ...Магия не волшебника. Чары сработали в конкретное время и будут длиться вплоть до одиннадцати. — Мужчина говорил с явным азартом, жадно осматривая автомобиль дяди Вернона. — Если я правильно понял, то... мисс Поттер и ее семье невероятно повезло.

— В каком смысле? — не удержалась от того, чтобы встрянуть, Эмили.

— О, здравствуйте! Я Артур Уизли, глава отдела по борьбе с незаконным использованием изобретений маглов. Приятно с вами познакомиться.

Он резво подскочил к Эмили, прятавшейся до этого за спиной Гиббса, и энергично потряс ее руку, между тем рассматривая шрам на лбу.

— Здравствуйте, сэр, — смущенно проговорила она и повторила: — Так почему повезло? Вы имеете в виду, что могло быть и хуже?

— Да, именно так. Магия неизвестного распространялась исключительно на транспортное средство, игнорируя находящихся в нем обособленных сущностей. Проще говоря — людей. Вас должно было неслабо тряхнуть, верно? Так вот, не снизь вы скорость... вас бы просто разломало ремнями. — Он закончил с извиняющимся видом, будто сам был виноват в том, что не изменил законы физического мира.

— Ясно... — пораженно ответила Эмили, рисуя в голове страшные картины возможных событий.

— Какое существо применило магию, удалось выяснить? — подал голос Гиббс, все это время лично осматривавший автомобиль и проводивший свои собственные исследования при помощи волшебной палочки.

— Кто-то из разумных, безусловно. Гоблин или домовик. Имитация под палочковую магию, однако рисунок совсем не нашего заклинания.

— Наверное, домовик все же. — Эмили подумала, что могла бы помочь расследованию, если бы рассказала про Добби.

— Думаете? — Мистер Уизли развернулся к ней вновь. — Кто-то из домовиков вредил вам уже?

— Артур, займись машиной, вызови эксперта по эльфийской магии и снимите отпечаток узора. Мисс Поттер, проследуем в министерство? Вам нужно дать показания. — Гиббс ободряюще улыбнулся ей и махнул рукой, чтобы она следовала за ним.

Эмили, поколебавшись, взглянула на мистера Уизли. Почему-то он внушал ей меньше тревожности, нежели глава департамента. Вероятно, все дело в оказываемом давлении, но делать было нечего: она последовала за Гиббсом наверх к тете Петунии. Он официально уведомил ее о том, что Эмили вызывается на дачу показаний, вкратце объяснил, что произошло и кого обвиняют, и уладил вопросы доставки Эмили и ее чемодана в Хогвартс.

Тетя Петуния избегала смотреть в глаза Эмили, да и та не решалась поднять на нее взгляд, опасаясь увидеть ненависть или презрение. После того как Эмили уточнила у Гиббса, что будет с ее родственниками, она взялась за его руку, и вместе они трансгрессировали в министерство.

То, что это было именно оно, стало понятно не только со слов Гиббса, но и по воспоминаниям Волдеморта, откликнувшимся на переливчато-синий потолок с передвигающимися на нем золотыми символами, на стены из темного дерева со встроенными в них позолоченными каминами, а в особенности на фонтан, представлявший собой золотую скульптурную группу крупней, чем в натуральную величину, в центре круглого бассейна: волшебник и волшебница в окружении трех разумных рас магического мира, что благоговейно и восхищенно смотрели на них снизу вверх. Да, все в атриуме министерства было таким же, как и пару десятилетий назад.

Они прошли вдоль зала с каминами и достигли золотых ворот. Гиббс быстрым движением показал дежурному удостоверение и, кивнув в сторону Эмили, пояснил, что она с ним. Люди, снующие вокруг, не обращали на них никакого внимания, так что до кабинета начальника департамента они добрались быстро. Только войдя внутрь, Эмили увидела, что помощник Болл тихо следовал за ними и сейчас, как тень, незаметно расположился на стуле возле стены.

— Присаживайтесь. — Гиббс указал рукой на широкое кресло, а сам сел через стол напротив. — Начните, пожалуйста, ваш рассказ с самого начала. Болл, протоколируй.

И Эмили рассказала. Она упомянула все, что вспомнила: как месяц была без связи с магическим миром, как чувствовала слежку за собой, как объявившийся Добби ударялся в истерику и просил ее не ехать в Хогвартс и как она, разумеется, пообещала не делать этого взамен на налаженную связь и возвращение украденных писем. Лишь об одном Эмили умолчала.

— Он мотив не называл?

— Мотив? Чтобы я не ехала? Нет... не называл. Честно говоря, я не помню. Он очень хотел, чтобы я осталась. Вот.

— Он говорил, чей он?

— Нет, сэр. Я спросила, но потом как-то... А, он ответил, что ему запретили говорить.

— Гербов на одежде не видели?

— Нет, сэр. Их тоже не было. Но он точно сказал, что пришел по своему желанию.

— Ему могли приказать сказать такое. Как, вы говорили, его зовут? Добби, так... — Он вытащил из ящика стола пергамент и черкнул на нем что-то. Сложив записку самолетиком, он подошел к двери и отправил ее в коридор. Возвращаясь за стол, Гиббс пояснил: — Как только получим отпечаток магии с автомобиля, вызовем этого Добби с его хозяином и сверим с его колдовством.

Эмили быстро кивнула. Ей и самой было интересно, в чьей семье домовик мог узнать о некой опасности в Хогвартсе. Летом она совсем забыла, что в школе ее — а впрочем, не факт, что именно ее, может, и всех — поджидали неприятности. Теперь же мысли об этом не выходили из головы. Она отпивала чай, принесенный секретарем Гиббса, и думала о том, что Добби мог служить кому-то из Пожирателей. Нотты и Малфои в первую очередь вышли из подозрения, потому что ни Драко, ни Тед никак не отреагировали на имя домовика, когда она рассказывала им о случившемся.

Еще несколько минут они сидели в молчании. Гиббс заполнял документы, а Эмили предложили еще чаю. Спустя час ожидания, конца которого Эмили ждала с легким нетерпением, в дверь постучали.

— Войдите, — произнес Гиббс, ставя роспись и откладывая свиток, чтобы дать чернилам высохнуть.

— Мистер Гиббс, я принес результаты. — В кабинет вошел незнакомый Эмили мужчина. — Хозяина Добби вызвали. Собрались все у Амелии. Фадж тоже там.

Вошедший выглядел смущенно. Эмили заметила, что тот как-то подозрительно переглянулся с Гиббсом. Он положил пергаментный лист на стол и вышел. Гиббс пробежал глазами по написанному, хмыкнул, написал еще одну записку и, позвав Эмили за собой, вышел в коридор. Пущенный пергаментный самолетик летел сначала вместе с ними, а затем их пути разошлись. Эмили шла за министерским работником, нервно растирая пальцы. Наконец они поднялись на этаж выше с помощью лифта и зашли в просторный кабинет, где уже присутствовали несколько человек.

Сердце Эмили рухнуло вниз. У стола, статный и непоколебимый, стоял Люциус Малфой, а возле его ног, беспокойно посматривая на магов, трясся Добби, которого Эмили без труда узнала по затасканной нательной наволочке. Безмолвно ругнувшись в сторону, она перешагнула порог вслед за Гиббсом.

— Мисс Поттер. — Малфой медленно развернулся к входящим и, поприветствовав главу департамента, обратился к Эмили. — Полагаю, произошло некоторое недоразумение. Уверяю, у меня не было ни повода, чтобы как-то навредить вам. Ума не приложу, с чего моему домовику взбрело в голову препятствовать вашему магическому образованию.

После этих слов он с презрением опустил взгляд на домовика. Тот сжался, но не произнес ни звука, а затем виновато посмотрел на Эмили.

— Да, мисс Поттер. Ваши показания подтвердились. Автомобиль был действительно заколдован этим домовиком, — проговорила немолодая женщина, сидящая за столом и что-то выписывающая на пергаменте с самым строгим видом, небрежно держа длинное белое перо.

Дверь в кабинет распахнулась. Эмили обернулась и увидела своего декана.

— Здравствуйте, профессор! — она искренно улыбнулась ему.

Хоть один точно доброжелательный по отношению к ней человек — стало гораздо легче. Флитвик пискляво поздоровался со всеми, а наколдовав себе постамент, взобрался на него и произнес:

— Прошу меня простить. Только-только получил извещение от мистера Флинта и сразу же прибыл сюда. Как я вижу, угрозы для моей ученицы больше нет, но, полагаю, злоумышленники должны понести наказание.

— Не торопитесь, мистер Флитвик, — опасно оскалился Малфой. — Ситуация еще не прояснилась. Уверяю всех присутствующих, я и понятия не имел, что устроил мой домовой эльф. Мисс Поттер, если позволите, я приношу вам свои извинения.

Он прижимал руку к груди и говорил с самым невинным выражением лица. Эмили подняла на него хмурый взгляд, плотно сомкнув губы, и пыталась вспомнить, насколько хорошо Люциус Малфой умел изображать эмоции.

— Мисс Поттер, — на этот раз к ней обратился сам министр, нервно потирающий свою шляпу-котелок, — у вас ведь нет никаких претензий к мистеру Малфою? Он говорил, вы дружите с его сыном. Сами подумайте, зачем ему вредить вам? Мистер Малфой законопослушный член магического сообщества, столько всего делает для улучшения жителей Магической Британии! Давайте не будем торопиться с выводами.

— Но... кажется, он был Пожирателем Смерти, — негромко и очень осторожно сказала Эмили, невольно глянув на левую руку Малфоя, в которой он спокойно сжимал черную трость с серебристым набалдашником в виде раскрытой пасти змеи.

Волшебники неуютно переглянулись. Лишь один Люциус снисходительно улыбнулся и ответил ей:

— Тот-Кого-Нельзя-Называть использовал меня в своих гнусных целях. Я был под заклятием, не ведал, что творил.

Эмили, чуть сощурившись и приподняв брови, посмотрела ему в глаза. Непоколебимая уверенность в себе плескалась в серых холодных омутах. Эмили ощутила жуткую потребность спрятаться за чем-нибудь, чтобы Малфой не сверлил ее своим ледяным взглядом. Она отвела свободную от сумки руку за спину и ногтем среднего пальца вонзилась в кожу на ладони, приводя себя в чувство и запрещая себе поддаваться давлению. Находиться среди этих людей, выяснять, кто виноват, и выступать обвинителем было чертовски сложно. По-настоящему сейчас хотелось только разреветься и чтобы все решилось без ее участия.

— М-м-м, — выдала она. — Значит, это не вы хотели меня убить, а ваш домовик?

— Добби не хотел убить! — впервые открыл рот эльф.

— Молчать, — холодно приказал Малфой и, улыбнувшись Эмили одними уголками губ, продолжил: — Мне нет резона причинять вам вред, мисс Поттер. Мой сын очень дорожит дружбой с вами. Что касается моего домовика, то, я думаю, он, как это ни прискорбно, выжил из ума. Я не представляю, зачем ему желать вашего отсутствия в магическом мире, в частности в Хогвартсе.

— Мисс Поттер, вы уверены, что домовик не заявлял о своих мотивах? В протоколе написано, что вы забыли. Быть может, что-то удалось вспомнить? — отвлеклась от своих записей мадам Боунс.

Прежде чем ответить, Эмили взглянула на Малфоя, пытаясь определить по его выражению лица, известно ему о том, что Добби предупреждал ее об опасности, или нет. До нее только дошло, что это Люциус что-то собирается организовать, иначе как бы домовик узнал? А если не Малфой, то кто-то из его окружения, но он все равно в курсе грядущей операции. Эмили пыталась понять, насколько опасно показывать сейчас свою осведомленность, и пришла к выводу, что лучше не выдавать ни себя, ни Добби. Сказал тот Малфою или нет, это вызовет новое разбирательство, чего Эмили сейчас совершенно не хотелось. Люциус, по крайней мере пока, ни словом не дал понять, что допросил домовика по всем пунктам. Но если Малфой знает о предупреждении, то она явно будет ему помехой.

Эмили решила не рисковать.

— Нет, мадам. Я не поняла, почему Добби хочет, чтобы я оставалась в мире маглов. Тогда я хотела поскорее вернуть связь и успокоить домовика, так что сказала, что мы с ним договорились.

— Мистер Малфой, что ваш домовик сообщил вам?

— Я также не имею ни малейшего представления, — пожал тот плечами, насколько могла судить Эмили, вполне искренне. — Не скрою, в нашей семье обсуждались те неприятные события, в которые мисс Поттер имела несчастье попасть в прошлом году. Разумеется, нам это известно со слов Драко, который тесно дружит с мисс Поттер. Полагаю, Добби излишне перенервничал.

— Что ж, по-моему, все ясно! — хлопнул в ладоши Корнелиус Фадж. — Люциус, вы, конечно, как хозяин этого домовика несете ответственность за его поступки. А ведь у нас жертвы... два невинных магла.

— Два? — воскликнула Эмили неожиданно даже для себя. — Папа тоже умер?

— Папа? — глупо повторил Фадж, в то время как остальные переглянулись в смятении.

— Мисс Поттер имела в виду Вернона Дурсли, что биологически приходится ей дядей, но официально — отцом по магловским законам, — пояснил Флитвик, за что Эмили была ему благодарна. Она изрядно устала объяснять это каждому новому лицу.

— А, нет-нет, мистер Дурсли находится в специальном отделении Святого Мунго. Его жизни ничто не угрожает. Я имел в виду Марджори Дурсли и Питера Хита. Это тот несчастный машинист, — добавил он, заметив вопросительный взгляд Эмили.

— Я понимаю. — Малфой склонил голову. — Я покрою все расходы, которые потребуются. Это даже не вопрос. Главное — мы достигли взаимопонимания и выяснили, что я не представляю угрозу жизни мисс Поттер. Верно?

Он посмотрел на Эмили, и она настороженно кивнула ему в ответ.

— А что с Добби будет? — выпалила она.

— С ним? Я назначу ему такое суровое наказание, чтобы он позабыл, где вы живете. Гарантирую, до вас он более не доберется.

«Либо он знает о предупреждении, либо боится, что Добби снова попытается мне рассказать то, что знает, и поэтому хочет, чтобы мы больше не пересекались!» — решила Эмили и непроизвольно сжала руку, что все еще держала за спиной, в кулак.

— Ваш домовик доставил мне много неприятностей, мистер Малфой. — Эмили сама еще не поняла, что хотела сделать. Действовала по странному наитию, надеясь сымпровизировать, зная, что отпускать просто так Малфоя было бы неправильно: шанса потом исправить не будет, что бы ни случилось.

— Да, еще раз извините. Поверьте, он свое получит.

— Я хочу сама решить, какого наказания он заслуживает. — Эмили начало трясти: столько народу сейчас смотрело на нее во все глаза, а она и понятия не имела, правильно поступала или нет.

— Что же... Я не против. Говорите, и я исполню тот вид наказания, который вы посчитаете нужным.

— Вы меня не поняли, мистер Малфой. — Эмили, чувствуя жар на щеках, страшно надеялась, что она не такая красная, какой себя представляла. — Вы покроете расходы, а что насчет моральной компенсации?

Она взглянула на Флитвика, ища поддержки. Ей было остро необходимо, чтобы кто-то сейчас вступился за нее, оказался на ее стороне, иначе она просто не выдержит противостояния. Весь жизненный опыт Волдеморта гас под напором сильных эмоций двенадцатилетней девочки, вынужденной отвечать за всю пострадавшую сторону.

— Верно. Верно! Мадам Боунс, наша ученица должна получить и моральную компенсацию тоже.

— Что вы хотите, мисс Поттер? — Амелия в очередной раз подняла голову только для того, чтобы задать вопрос, хотя было видно: она слушала их очень внимательно.

— Я хочу... ну... — нерешительно начала Эмили, но, собравшись, произнесла, обращаясь к Малфою, требовательно и, как к ее стыду показалось, довольно нагло: — Хочу, чтобы вы передали мне домовика. Чтобы я была его хозяйкой.

Кто-то произнес «ого» и этим окончательно смутил Эмили. Она с силой закусила губу, но приказала себе быть тверже. Малфой, напомнила она себе, не тот человек, перед которым можно позволить себе разреветься. Такие, как он, внушаются исключительно силой.

— Какая неожиданная просьба. Если дело лишь в уверенности наказания, то я вам гарантирую это.

— Мы ведь говорили о моральной компенсации. — Волдеморт внутри говорил ей не мямлить, и она делала все возможное, чтобы ее голос звучал твердо. Но имела ли она право в принципе просить о таком? — Это удовлетворит меня полностью. Я хочу сама назначить наказание и следить за его исполнением.

Эмили видела, с каким интересом прищурился Малфой, но уже не успевала обработать приходящие в мозг сигналы об его эмоциях и мимике. Остальные не вмешивались и наблюдали за происходящим.

— Добби, ты свободен. — Малфой, не глядя на домовика, кинул в его сторону перчатку, снятую с одной из рук.

Эльф поймал предмет одежды и некоторое время отрешенно пялился на него, что-то неразборчиво бормоча маленькими губами. Наступило молчание. Эмили смотрела исключительно на домовика, ощущая на себе прожигающий взгляд Малфоя. Ей казалось, он усмехался. Ну да, верно: теперь нужно было как-то приручить Добби.

— Мисс Эмилия Поттер хотела стать хозяйкой Добби? Это правда? Добби и не мечтал... Добби так виноват, а мисс так добра. — Он поднял на нее взгляд слезящихся глаз.

— Да. Я хочу, чтобы ты служил мне, — подавляя дрожь, ответила она, удовлетворенно заметив, что Малфой поджал губы.

— Добби обещает служить мисс Эмилии Поттер до тех пор, пока не получит одежду, — торжественно произнес он и, прошлепав по паркетному полу прямо к ней, протянул крохотную ручку.

Эмили, не раздумывая, взялась за нее, думая, что это элемент ритуала, и посмотрела на Малфоя. Кажется, все получилось. Как же спокойно стало на душе!

— Если это все, я бы хотела навестить родственников и наконец отправиться в Хогвартс. — Она обратилась к министру, выдохнув воздух из болевшей груди.

— Да-да, конечно! Вы можете воспользоваться этим камином. — Он указал рукой на противоположную стену. — Мистер Флитвик, вы проводите? Отлично, предлагаю остальным завершить бумажную волокиту и проконтролировать уборку на месте катастрофы. Мистер Малфой, счет вам пришлют совой.

Распрощавшись со всеми, Эмили шепнула Добби погулять, пока она не позовет его, и шагнула в камин. Хоть она и знала о его назначении, пользовалась им в этом теле впервые, поэтому несколько неуверенно брала горсть Летучего пороха и очень четко произносила место назначения. Перед тем как вихрь подхватил ее и потянул за собой, она встретилась взглядом с Люциусом Малфоем, что, разговаривая с министром, посматривал на нее искоса. В его глазах отчетливо читались не только удивление и заинтересованность, но и опаска. Волдеморт часто видел этот взгляд, его ни с чем не перепутаешь.


* * *


Толком с Дурсли пообщаться не удалось. Ответственные за стирание памяти сидели в коридоре на скамье и ждали разрешения на процедуру. Они сообщили, что она необходима, хотя Эмили не хотела, чтобы только она одна оставалась со знанием о катастрофе и смерти Мардж. Но после того как тетя Петуния высказала ей все, что думала по поводу случившегося, Эмили изменила решение.

Выйдя из палаты, она кивнула министерским работникам в знак того, что одобряла стирание памяти, и быстрым шагом направилась в сторону лестницы, чтобы спуститься к камину и отправиться в школу. Пока они шли, Флитвик рассказал ей о том, что использование личного домовика в стенах Хогвартса должно быть минимальным, поскольку такая роскошь традиционно не поощрялась. Из этого Эмили сделала только один вывод: никто не должен видеть, как она использует эльфа.

Они без препятствий переправились прямиком в кабинет директора. Никогда еще его круглый кабинет не казался самым теплым и надежным убежищем в этом мире. Эмили не выдержала. Увидев седовласого старика, мягко глядевшего на нее сквозь очки-половинки, она дала свободу слезам. Она знала: перед этим человеком было не стыдно показать свои истинные чувства. И все же она отошла от камина и направилась к окну, зарыдав в ладони.

Краем уха она слышала, как Дамблдор тихо благодарил Флитвика за то, что он позаботился о ее доставке, а затем ненавязчиво и совершенно не акцентируя на Эмили внимание, — в истинном своем духе — спровадил его из кабинета. Эмили спиной чувствовала присутствие директора. Тот чем-то шелестел за своим столом, а потом, мягко ступая, приблизился к ней.

— У тебя был тяжелый день, — негромко произнес он, находясь в двух футах от нее. — И ты достойно справилась с этими трудностями. Право, тебе есть чем гордиться.

Эмили, расслышав в его голосе неподдельную заботу, разрыдалась сильнее, сложив ладони вокруг пазух носа. Она испытывала стыд за то успокоение, которое, как ей казалось, она вытягивала из Дамблдора. В детстве особо не наплакаться было — она привыкла сдерживать слезы при дяде и даже при тете, но вдоволь рыдала у себя в комнате. И сейчас она пыталась взять себя в руки, но эмоции хлестали изнутри, не давая и шанса остановить их поток.

Столько всего случилось за каких-то четыре часа. Эмили искренне скорбела по умершей тетушке Мардж. Как бы ни были плохи их отношения, как бы она ни мечтала расстаться наконец с той, она не желала ей внезапной смерти в катастрофе. И все же испытывала горячий стыд за давние мысли о скорейшей кончине нелюбимой тетушки.

Последующее расследование выжало ее и едва ли не растоптало. Давление, которое она испытала на себе, вызывало взрыв слез уже давно, и настало время, когда можно было дать слабину. Поэтому она продолжала выплакивать пережитый стресс, почти не обращая внимание на то, что Дамблдор все еще находился рядом.

— Ты молодец, — старик погладил ее по плечу, отчего она непроизвольно вздрогнула. — Нужно сходить проверить работу наших поваров. Мой кабинет в твоем распоряжении. На столе вкусный сэндвич и какао. Уверен, ты голодна.

Он тихо ушел. По инерции всхлипнув пару раз, Эмили прислушалась к тишине вокруг. Она оглянулась: портреты были так же пусты, как и кабинет, если не считать ее. В этот момент у Эмили в душе растеклось очередная порция уважения к Дамблдору, который позволил ей побыть со своими чувствами наедине. Ее уже давно не надо было успокаивать. Она привыкла, что это в тягость: Дурсли не раз говорили об этом. Но что делать с эмоциями? Их ведь не запрешь. И она была благодарна директору за то, что тот проявил невероятный такт и не только не начал утешать ее ненужными дежурными фразами, но и позволил выражать себя так, как ей было необходимо.

Не стесняясь больше никого, Эмили села на пол и завыла в голос. Она уже давно знала: чем больше скрываешь эмоции, тем сильнее они поджимают изнутри. Все, что было нужно, — дать им выход. Она разрешила себе выплескивать все накопившееся напряжение еще несколько минут. Затем, резко утихнув и почувствовав, что слезы не льются больше, Эмили немного погодя встала с твердой решимостью. Все закончилось. Она жива, а расследование дало результаты.

Отпустив душевную бурю, Эмили могла теперь разобраться с Добби.

Глава опубликована: 04.10.2015

Глава 8. Грязнокровки

Пообедав сэндвичем, который она нашла на директорском столе, Эмили отправилась в башню Рейвенкло. Она уже готовилась к тому, что застрянет с загадкой, но у двери в гостиную ее ждал очередной сюрприз от Дамблдора.

— Здравствуйте, Серая Дама, — устало произнесла Эмили жемчужной девушке, безучастно смотрящей в окно.

Эмили ударила молотком о дверь и услышала: «Не плача, льет слезы».

— Небо, — почти сразу ответило привидение надтреснутым голосом.

— Спасибо, — пораженно прошептала Эмили. Это определенно то, что ей сейчас было нужно.

Серая Дама просочилась сквозь стену, не сказав ни слова, а Эмили поторопилась войти в отпертую гостиную. Такой свежей и пустой Эмили не видела ее ни разу. Она медленно прошла по мягкому ковру, наслаждаясь уединением. Проведя рукой по колонне, она поднялась на этаж выше в женском общежитии. «2 курс. Броклхерст М., Ли С., Патил П., Поттер Э., Турпин Л.» — гласила бронзовая табличка на двери в родную комнату. Эмили вошла внутрь и, увидев чемодан у своей кровати, успокоенно опустилась на покрывало.

Глаза закрывались сами собой. Пережитое, казалось, произошло много недель назад, в голове царила пустота. Эмили сняла обувь и верхнюю одежду, а затем легла на подушку, подогнув под себя ноги. Следовало бы принять душ, но силы окончательно покинули Эмили. Она уснула.

Получасовой дремоты хватило для того, чтобы усталость сошла на нет, но окончательно Эмили пришла в себя после бодрящих струй воды. В уже приподнятом настроении она принялась разбирать чемодан и переодеваться в домашнюю одежду. Закончив все дела, Эмили по-турецки уселась посередине кровати и сцепила вместе ладони. Влажные волосы, немедля принявшиеся виться, неприятно щекотали шею.

— Кхм... Добби, — негромко и отчасти нерешительно позвала она.

Домовик тут же появился в центре спальни и прошлепал босыми ногами к торцу ее кровати.

— Добби пришел по зову хозяйки! — произнес он, глядя на Эмили во все глаза.

Она бегло осмотрела эльфа. На секунду ей страшно захотелось треснуть домовика промеж глаз, чтобы он не смотрел на нее с таким глупым видом. Эмили молчала, не зная, что говорить.

— Привет, — выдохнула она, решив хоть как-то начать разговор. — Значит, мы теперь связаны?

— Да, мисс! Добби теперь служит вам.

— Угу... И Малфоям больше не подчиняешься?

— Нет, мисс!

— Говори потише... — Эмили потерла виски, слегка хмурясь. — Ты можешь теперь рассказать, что такого опасного твой бывший хозяин намеревается здесь совершить?

Добби удивленно выпучил и так немаленькие глаза.

— Добби не знает, мисс.

— Как это не знаешь? Ну, что за опасность, от которой ты меня спасал?

Он глупо заморгал.

— Эмили Поттер уже пережила один опасный год, когда дважды выжила чудом. Добби решил, что будет лучше, если мисс останется в мире маглов. Вдруг и в этом году что-то случится?

— «Вдруг»? Добби, два месяца назад ты свято убеждал меня, что в этом году в Хогвартсе затевается заговор! — В ее голосе зазвенели нотки раздражения. — Ответь мне, что ты знаешь об этом?

Домовик сжался под ее взглядом, когда она наклонилась вперед, уперевшись руками в кровать перед собой.

— Добби не понимает, о чем речь. — Он грустно покачал головой, а уши его поникли. — Добби ничего не знает об этом.

Эмили недоуменно наблюдала за его мимикой. Врать он не должен, но вдруг это она задает такие вопросы, которые он обходит удобным путем?

— Добби, хлопни в ладоши, — внезапно произнесла она.

Тот исполнил приказ. Так Эмили выяснила, что ей он действительно подчиняется.

— Отлично. Тогда начнем сначала. Я задаю вопрос, а ты отвечаешь только «да» или «нет». Ясно?

Домовик энергично закивал.

— Ты приходил ко мне?.. А впрочем, не с этого начнем. Ты хотел, чтобы я не ехала в Хогвартс?

— Да.

— Ты крал мои письма, чтобы я подумала, будто у меня нет друзей?

— Да.

— Ты приходил летом лично говорить со мной?

— Да.

— Ты сказал мне, что в школе меня ждет опасность?

— Да.

— Ну, вот! Рассказывай, кто и что замышляет — все, что ты знаешь.

— Добби ничего конкретного не знает, мисс! Только предполагает, что Эмили Поттер в школе опасно. Ведь она уже пережила один неприятный год.

— Так, стоп. — Эмили, прикрывая на мгновение глаза, выставила руку перед собой. — Спрошу по-другому: ты говорил мне о том, что вот уже несколько месяцев знаешь о готовящемся заговоре?

— Нет, мисс!

Эмили едва не задохнулась от возмущения.

— Что значит нет? Не приснилось же мне это!

— Простите, мисс... Добби следует наказать себя? — Он виновато глядел на нее исподлобья.

— Добби следует вспомнить, что он мне говорил! — прикрикнула на него Эмили.

Это начинало злить. Она задала максимально четкий и прямой вопрос, а, как известно, домовики не могут врать или не отвечать на такое. Напрашивался вопрос: это она что-то перепутала или Добби каким-то образом забыл то, что говорил? «А может, его заставили забыть!» — вспыхнуло в голове. Кажется, теперь понятно, почему Малфой так легко отдал ей домовика. Он наверняка расспросил его предварительно и стер из памяти эльфа все, что тот услышал о заговоре. Выходит, Малфой знает о ее осведомленности. Может, теперь он не будет ничего организовывать?

— Но Добби говорит то, о чем помнит. — Домовик виновато опустил голову.

— Да поняла я уже, — отмахнулась от него Эмили, опускаясь на спину и выпрямляя ноги.

Руки она заложила за голову поверх мягких влажных волос. Перебирая их пальцами, Эмили смотрела в потолок и размышляла. Тревожное ощущение снова захватило ее душу, но домовик отвлек совершенно другими проблемами.

— Хозяйке нужно что-то еще?

Помолчав с минуту, Эмили со вздохом села на кровати.

— Да. Давай-ка с тобой разберемся. М-м-м... ты где это время был?

— Добби был рядом абсолютно невидим. У хозяйки нет своего дома, Добби не знал, куда идти.

— Понятно, — озадаченно произнесла Эмили.

Когда она зачем-то забирала себе домовика, ей не пришло в голову, что теперь у нее будет существо, о котором придется заботиться. Не молчаливое животное, конечно, но в наличии разума у эльфа были свои минусы. Следовало прежде всего обезопасить себя от его нездоровой инициативы уберечь ее от заговоров Люциуса.

— Кхм, Добби. В первую очередь запомни: любое твое действие согласовывается со мной.

Эльф понимающе кивнул, но Эмили, с подозрением посмотрев на него, решила уточнить:

— Но ты должен вести себя... э-э-э... так, будто тебя нет. Тебя никто не должен видеть. Если хочешь связаться со мной... ты сумеешь написать на ближайшем ко мне пергаменте что-то, увидеть, что тебе отвечу я, а потом стереть нашу переписку? Вот так и делай, если понадобится, а я буду не одна.

— А если не будет пергамента, мисс?

— Постучи четыре раза. Стой, нет, это была шутка. — Она спрятала лицо в ладони, хорошенько потерла щеки и снова вернула взгляд на Добби. — Давай...

— Добби может выложить крест из подручных средств! Чтобы привлечь внимание.

— Ну, ладно, — не сильно уверенно протянула Эмили.

Решать проблемы общения с домовиком оказалось невероятно скучным делом. Выяснилось, что за кормление ответственна тоже она, потому что Добби, как любой другой домовик, зависим от денег хозяина. Питался он скромно, поэтому она отдала ему несколько монет на ближайшие дни, а потом обещала пристроить работать в одном доме, где компанию ему составит другой домовик. Эльф обрадовался, и Эмили с каждой минутой теряла шанс на то, чтобы поднять тему о наказании. К счастью, Добби сам вспомнил об этом.

— Ох-х... Я придумаю, не беспокойся. Я верю в твои добрые мотивы, и все же ты причинил и, видимо, будешь причинять, — произнесла она в сторону, — немало неприятностей. Задай все вопросы сейчас, чтобы не трепать меня по всяким пустякам.

Так они разрешили мелкие бытовые вопросы, а затем Эмили наконец могла сообщить друзьям, что с ней все в порядке. Она видела, что с ней пытались связаться по зеркалу, но решила, что ответит после сна. В подробности Эмили не вдавалась, сказав, что их нужно сообщать при личной встрече, но успокоила всех, что она цела и находится в Хогвартсе.

До ужина оставалось несколько часов.


* * *


На следующий день второкурсники Рейвенкло знакомились с новым преподавателем защиты от темных искусств. Этот урок был с самого утра в первую учебную среду, поэтому все старались вовремя добраться до кабинета, не зная еще, с каким характером пришел к ним новый преподаватель. Как сообщил директор на пиру, он был приглашен по контракту ровно на год во избежание трагических исходов его преподавания.

Эмили опаздывала на десять минут, взбегая по широким лестницам и сбивая дыхание. Домчавшись до класса, она увидела, что преподавателя еще нет, и уселась на одну из первых парт.

— Здравствуйте, коллеги! — послышалось сзади несколько минут спустя, когда ученики принялись заниматься своими делами.

Все обернулись на тяжелый быстрый шаг вошедшего. Сейчас его можно было рассмотреть подробнее: полный мужчина с белыми коротко стриженными волосами и такой же белой бородкой, соединяющейся с усами. На его носу-картошке гнездились очки в прямоугольной оправе, а их дужки соединялись плетеной бордовой веревочкой. Одет он был в ничем не примечательную одежду, поверх которой носил темно-синюю мантию с замысловатым узором. Весь вид преподавателя мгновенно рассеял все опасения рейвенкловцев.

Эмили с любопытством оглядывала преподавателя, пока тот проходил ряды парт и раскладывал пергаменты из своего дипломата. После этого он снял мантию и небрежным движением бросил ее на спинку стула. Теперь можно было разглядеть нагрудные карманы, содержание которых — несколько магловских шариковых ручек, чьи колпачки цеплялись за ткань рубашки — привлекло внимание всех присутствующих. Но прежде чем кто-то задал любопытное «зачем вам это?», мужчина заговорил бодрым смешным голосом:

— Итак! Будем знакомиться? Меня зовут Майкл Пирс, а предмет наш именуется защитой от темных искусств. Как будто от светлых искусств нам защищаться не надо, а? — Он издал смешок; ученики слушали его смущенно, но со всем вниманием. — Программа в этом году самая разнообразная, а значит, попробуем и с гриндилоу пообщаться, и боггартов половить, и еще кого-то запланированного повидать. В общем, аттракцион ужасов вам на этот год обеспечен.

Кто-то из мальчишек не выдержал и хохотнул, Эмили тоже не сдержала улыбки.

— Ваши имена пока не спрашиваю — все равно сразу не запомню, так к чему время тратить? В процессе разберемся, кто есть кто. Классификацию темных существ вам давали? Вспомним, что есть пять, — он потряс пятерней в воздухе, — степеней опасности магических существ. Пять — это как пять стихий...

— Но их же четыре, — прервал его Терри Бут с последней парты. — Огонь, вода, воздух, земля.

— И энергия. Духи, по-вашему, из чего состоят, из воздуха?

Терри Бут пожал плечами, а профессор Пирс принялся черкать на доске, выводя палочкой корявые иксы, обозначающие степени опасности. Про каждую отдельно он говорил то, что рейвенкловцы уже и так изучали, но информация, тем не менее, была интересна всем, в том числе и Эмили. Хотя она и знала об этом из своей прошлой жизни, такого живого рассказа не слышала ни от кого. Она одна из немногих старалась записывать за постоянно говорящим Пирсом, на середине его речи спохватившись, что рассказывает он лекцию, а не просто так освещает эту информацию.

Периодически профессор отходил от темы занятия и начинал вдаваться в воспоминания своей предыдущей преподавательской деятельности, рассказывая о ней не то в притчах, не то в анекдотах. К концу урока рейвенкловцы расхрабрились и стали закидывать его практическими вопросами, на которые получали не менее полушутливые ответы. А вот на вопрос, «что за палочки» торчали из его кармана, Пирс ответил вполне серьезно. По крайней мере, так всем показалось.

— Это ручки. Классная вещь! Обычные люди такими пишут, чтоб время экономить. А кто попрогрессивнее, те уж на компьютеры переходят. Ну, что такое компьютеры, вам маглорожденные друзья расскажут. Расскажете же, да? А то смотрите, как у ваших коллег челюсти опустились, так и отвалиться могут! Пожалейте товарищей. Ну все, урок окончен. Буду, хе-хе, другой народ радовать вот этой штукой. — Он в предвкушении потер ладони и с горящими глазами кивнул в сторону классификации магических существ — единственной надписи, что была записана на доске за все время.

Эмили, как и остальные, выходила из кабинета слегка озадаченной, но окончательно разбуженной. Рассказывать о магловской технике принялась Сью, чей дедушка был программистом. Эмили же мысленно оценивала нового преподавателя защиты от темных искусств и перспективы обучения с ним. Видимо, весело на уроках теперь будет как минимум раз в неделю.

Особенно любопытно и тревожно было узнать, как слизеринцы отреагируют на этого любителя шариковых ручек и компьютеров. На этой неделе нужно обязательно увидеться с Драко, Дафной и Теодором, чтобы послушать возмущение чистокровных аристократов из первых уст.


* * *


Ждать долго не пришлось — все вместе они встретились в субботу, заранее договорившись устроить пикник на берегу озера, пока осень радовала теплой погодой. Еду взяли на кухне, где домовики с превеликим удовольствием сложили для них корзинки с булочками, сэндвичами, пирожными и напитками. Ребята расстелили кем-то взятое покрывало из факультетской спальни и расселись на нем вокруг выложенных вкусностей. С озера дул легкий ветер, заставляя Эмили ежиться и закутывать шею шарфом. Тед, напротив, распахнул мантию и с наслаждением подставлял лицо свежему дуновению.

— Драко, подвинься влево — Лию закрываешь, — опуская на секунду магическую камеру, махнула ему рукой Дафна.

Она со своим подарком не расставалась и искала случая кого-то сфотографировать и, конечно же, запечатлеть себя в различных позах. Поскольку с мальчиками она виделась каждый день, совместные колдографии с Эмили стали целью этого пикника. Эмили несколько не любила присутствовать на общих снимках, зная, как это бывает: либо она хорошо получается, либо остальные. Однако первые сделанные фотографии — еще со дня рождения — приятно удивили ее. Объемное изображение и двигающиеся фигуры как нельзя лучше передавали мельчайшие подробности живых людей и нисколько не искажали черты лиц. Поэтому Эмили расслабилась и позволила Дафне щелкать камерой с любой стороны. Пока они развлекались и пытались при помощи магии держать аппарат в воздухе, чтоб запечатлеть всех четверых, Малфой продолжал разглагольствовать о новом преподавателе.

— Нет, вы это чудо видели? Под мантией магловскую одежду носит! — говорил он.

— А брюки, что, только волшебники носят? — парировала Эмили, которая уже минут пятнадцать защищала профессора Пирса.

— Не только, но такие — исключительно маглы и грязнокровки.

— Это джинсы называется. Они очень практичны, кстати.

— А что сама не носишь? — подловил Теодор, хитро посматривая на ее колготки.

Эмили прочистила горло, поправив юбку.

— Для них стиль другой нужен. О, ну и чтоб этот, — она перевела взгляд на Малфоя, — на мозг мне не капал. Дома-то ношу.

— Вот и Пирс пусть дома в своих магловских обносках ходит. Как Дамблдору позволили брать на работу недоволшебника?

Брови Эмили взлетели на лоб.

— Недоволшебника? Серьезно? Тебе не кажется, что это слишком... м-м-м... — Но она не успела подобрать слово.

— Нет, да ты посмотри на него! Клоун, который палочку только в одиннадцать лет увидел, — презрительно произнес Малфой.

Эмили настороженно поджала губы, однако Драко абсолютно не подумал о том, что она была одной из тех, кто о магии узнал именно в этом возрасте.

— Мой отец должен узнать о том, что нас будет учить какой-то недоумок с примитивным юмором. Будет повод выгнать наконец этого маглолюбца старикашку.

«Вот оно!» — встрепенулась Эмили.

— Твой отец хочет уволить Дамблдора? — как бы невзначай спросила она несколько возмущений Драко спустя.

— Да. — Малфой понизил голос. — Пока не было реального повода для этого. Но сейчас мой отец может надавить на остальных членов совета, чтобы те согласились: волшебников не должен учить магловский выродок.

— Драко, да ладно тебе. Всего один урок прошел. Как ты можешь знать, что он плохой преподаватель? — вклинилась в разговор Дафна.

До этого они с Ноттом делили камеру — каждый хотел заснять кое-что особенное. Тед приметил красивые горы вдалеке, но Дафна ловила момент, когда русалки вынырнут на поверхность.

— Лия. — К Эмили подсел Теодор, хлопнув ее по плечу. — А расскажи-ка нам наконец про аварию. Ты обещала.

— Обещала, да? — облизнув губы, Эмили опустила голову, заправляя за ухо выбившийся из плетения темно-рыжий локон.

Друзья насели с вопросами, пришлось сдержать слово и увести разговор от нового профессора. Она вкратце пересказала события аварии и ее последствия, а потом обратилась к Драко:

— Ты что, не знал, как твоего домовика зовут?

— Нет, — пожал он плечами. — А должен был? Он выполнял папины приказы в основном, а я только результат уже получал. Ну, там, белье глаженное, завтрак и все такое.

— Понятно. Ты хоть у нового имя спроси, а. Вдруг еще с таким столкнетесь. А этот Добби... он всегда таким был?

— Каким? — не понял Драко.

Теодор красноречиво покрутил пальцем у виска, Эмили многозначительно указала на него большим пальцем, приподняв брови, а Дафна прыснула, уткнувшись в плечо Эмили.

— Без понятия. Говорю же, я с ним почти не пересекался.

— М-да, — выдала Эмили, потянувшись за салфетками, — что ж, буду воспитывать, раз вам недосуг было.

— А зачем он тебе? Папа мог просто деньги отдать и сам наказать его.

— Деньги у меня и без того есть. А домовика нет.

— Ну и купила бы кого получше, — развела руками Дафна, перехватив коробочку с салфетками из рук Эмили.

— Нет. Не в качестве домовика дело, а в моей власти над этим конкретным. Я приказала ему слушаться и оставить свои спасательные инициативы. Понимаете, оставлять этого больного эльфа без собственного присмотра — себе дороже.

Эмили не стала вспоминать о заговоре, считая, что Драко лучше знать об этом как можно меньше, да и остальные не коснулись больше предупреждений домового эльфа. Эмили отметила про себя, что это было наивысшей халатностью их как волшебников — больше Добби недооценивать она не станет и будет следить за ним в оба.

— Вот и правильно, — одобрительно протянул Драко, поднимаясь на ноги со всеми остальными и помогая сложить в корзину бумажные обертки и кубки. — Домовиков нужно контролировать, вся их жизнь зависит от магов. Даю сто из ста, что грязнокровка Пирс против эксплуатации эльфов, как и наш директор. Слыхали? Он с ними сюсюкается, как с детьми.

Ребята двинулись по направлению к замку.

— Да с чего ты взял, что профессор Пирс... э-э-э... маглорожденный? — спросила Эмили, повысив голос, чтобы Драко, шедший с другого края их компании, расслышал ее.

— А не видно, что ли? Одни дурацкие ручки чего стоят. Это позор волшебнику — использовать магловские изобретения!

— Они у-доб-ны, — с расстановкой повторила Эмили, но после сменила тему: — Астрономию уже кто-то делал? Я Возничего найти не могу. Вроде знаю, где он должен быть, но не вижу его там, где положено.

Теодор подхватил тему учебы, и всю дорогу до Хогвартса они делились своими результатами домашних работ. Следующая неделя обещала быть трудной.


* * *


К одному Эмили не была готова: к первокурсникам, что в жизни не видели ее, победительницу Волдеморта, воочию. Всё, от чего она успела отвыкнуть, настигло вновь. Если рейвенкловцы быстрее всех прекратили пялиться на нее все время, потому что видели Эмили в гостиной каждый день, то остальные, особенно гриффиндорцы, постоянно ловили ее взгляд.

— Привет, — она слабо улыбнулась самому любопытному пареньку, имени которого не знала, когда выходила из класса зельеварения.

Тот расцвел от ее приветствия, как делал всегда, когда она обращалась к нему. Почему она стала здороваться именно с этим гриффиндорцем, Эмили не помнила. Кажется, по инерции ответила однажды, на первых порах его пристального внимания, а потом как-то неловко было молчать в ответ. Она чувствовала, что мальчик буквально жаждет заговорить с ней. Иногда он даже пытался, но Эмили находила предлог, чтобы уйти от ненужного общения, а уж когда она находилась в компании слизеринцев, первокурсник и не думал к ней соваться.

В этом году набор учеников был полон самых разных ребят. Пришли и очень сильные чистокровные волшебники, подготовленные к учебе родителями, и середнячки, которые старались не привлекать к себе лишнего внимания. Но если к прочим новичкам Эмили почти не приглядывалась, поскольку чаще всего они находились в разных частях замка, то девятку рейвенкловцев изучила за две недели достаточно, чтобы примерно понять, кто и что из себя представляет.

Больше всех ее внимание привлекла одна девочка со светлыми волосами. Как Эмили узнала позже от своих однокурсниц, ее звали Луна Лавгуд. Она была дочерью некоего Ксенофилиуса Лавгуда, владельца весьма специфичного и странного журнала «Придира». Экземпляра ни у кого не нашлось, так что Эмили махнула рукой на свое любопытство. Хватало интереса к самой Луне. Она была не менее необыкновенной: ее большие серые глаза придавали лицу удивленный вид, а волосы и брови, будучи светлыми донельзя, превращали девочку в невесомое чужеродное создание. Ее безмятежный взгляд и загадочный вид производили впечатление, будто бы Лавгуд была где-то далеко в своих мыслях, не здесь и не сейчас.

Проводя время в гостиной, Эмили часто обращала внимание на то, чем занималась эта странная девочка. И не она одна замечала, что Луна Лавгуд вела себя экстраординарно. Вскоре многие перестали удивляться ей, но продолжали шептаться за спиной и посмеиваться над ее внешним видом и чудаковатым поведением. Эмили же продолжала наблюдать: по непонятной ей самой причине, первокурсница приковывала взгляд. Пожалуй, смотреть на нее было так же приятно, как на текущую воду или потрескивающий огонь. Луна источала спокойствие и непонятную умиротворенность, а Эмили интуитивно чувствовала, что это было то, чего ей не хватало для душевного равновесия.

Она была напряжена. История с Добби, смерть нелюбимой тетушки, что виной давила на подкорку головного мозга, грядущий заговор — все это мешало, угнетало. Переписка с тетей Петунией успокоения не приносила. Обмен письмами с появлением Добби стал протекать быстрее, но ожидание ответа, в котором Эмили искала междустрочное отношение Петунии к ней, сковывало ничуть не меньше. Кроме того, что похороны были проведены, а дядя Вернон здоровым вернулся к работе, выяснить ничего не удалось.

В предпоследние выходные сентября слизеринцы проводили испытание своего нового ловца. Драко все уши прожужжал о том, что без всяких проблем был выбран в команду, и приглашал Эмили посмотреть, как он будет летать на своей первой тренировке. Эмили обещала прийти, но утренний субботний подъем отбил всякое желание тащиться почти милю до поля. Она подошла к их команде, когда трехчасовая тренировка подходила к концу.

— Ну как он? — поприветствовав невеселого Маркуса, спросила она, подсаживаясь к нему на трибунах.

— Летает сносно, сидит не совсем верно, но сойдет — лавировать сможет, главное, чтобы не свалился.

— А чего грустный сидишь тогда?

— Херов Вуд поле хотел отобрать сегодня утром. Обойдется. Мне сейчас этого мальца тренировать до потери сознания нужно.

— Удачи. — Она хлопнула слизеринца по плечу, а в голосе ее не было ни капли жалости.

— Как домовик? Слушается? — Маркус, свистнув кому-то из своих охотников, погрозил ему пальцем и, удрученно покачав головой, повернулся к Эмили.

— Да, куда ж он денется.

— Тебе бы следовало контракт с ним проговорить.

— Это как?

— Просто зачитать ряд базовых приказов, чтобы потом не ахать, почему он делает совсем не то, что ты от него хочешь.

— Ну, я вроде так сделала уже, — перебирая в голове все, что сказала Добби, произнесла Эмили.

— Уверена? Вдруг упустила что-то. Если хочешь, обсудим с тобой требования к домовику, и будет он у тебя как шелковый.

— О, было бы здорово, — усмехнулась Эмили, поднимая вверх указательный палец.

— Сейчас, погоди тогда. — Маркус поднялся и, подставив к горлу палочку, произнес. — Тренировка окончена, все марш обедать. Я задержусь.

Эмили подошла к бортику трибуны и поглядела вниз на спускающиеся фигуры в слизеринской форме. Среди них она разглядела белую голову Малфоя, который, заметив ее, помахал квиддичной перчаткой. Эмили сделала ответный жест и повернулась к Маркусу, который уселся обратно на скамью. Несколько минут они обговаривали конкретные действия, которые домовику строго запрещалось делать. А позже Эмили узнала, что Маркус будет только за, если Добби временно поживет в его доме, но с условием, что деньги на кормление даст Эмили, а эльф будет выполнять кое-какие бытовые обязанности.

— Зови его.

— Добби, — спокойно произнесла Эмили.

Тот незамедлительно показался перед ними. Чаще всего он держался где-то поблизости, невидимый и, по приказу Эмили, игнорирующий отстраненные разговоры своей хозяйки с другими людьми. Но иногда он уходил в хижину к Хагриду. Добби сам обнаружил ее и выпросил у Эмили разрешение посещать лесничего.

— Добби пришел по зову хозяйки, мисс!

— Молодец, — на автомате бросила она эльфу. — Итак, я читаю тебе список твоих обязанностей.

Свиток, который они составили, содержал около пятидесяти указаний с многочисленными оговорками. Многие из них Эмили при всем желании не могла предусмотреть и была страшно рада проницательному уму Маркуса. Закончив последним пунктом: «Ты должен обращаться ко мне во втором лице, при необходимости именуя меня "Лия" и никак иначе», — она в упор посмотрела на внимательно слушавшего Добби.

— Вопросы, предложения?

— А вы еще не решили, какое будет наказание? Я обязан помнить об этом, покуда оно не будет исполнено. Такова природа эльфа.

Эмили с удовольствием отметила, что приказы вступили в силу. Она устала слушать от домовика третье лицо.

— Это так, да, — подтвердил Маркус.

— А что с ним будет?

— Да ничего такого, просто надоедать напоминанием будет и трястись от ожидания.

— Ясно. Добби, запрещаю тебе спрашивать меня, придумала я наказание или нет. Терпи. Вот тебе еще деньги на еду для себя, отправляйся в дом Маркуса Флинта.

Добби склонил голову в понимающем кивке, как требовала Эмили, и только затем исчез.

— Что вот ты мне раньше не сказал, что это так сложно? — простонала Эмили, хмуря брови. — Идем, я тоже на обед хочу.

— А ты спрашивала? — полувозмущенно фыркнул Маркус, закидывая на плечо метлу и спускаясь следом за Эмили с трибуны.

— Будто ты не рассказываешь мне вещи, о которых я и не просила говорить. — Эмили расхохоталась, а потом вспомнила, о чем еще хотела переговорить с Маркусом лично, без использования зеркала. — А почему у тебя девчонок в команде нет? Это какие-то предубеждения или просто никто не хочет?

— Предубеждения в магическом мире, как видишь, только против маглов и тех, кто с ними связан. Девушки хорошие охотницы бывают, быстрые, дерзкие. Спиннет у Гриффиндора неплоха, например, а Чанг у вас как ловец смышленая. Но девушки есть девушки, а значит, парни на них сильно отвлекаются. Да и не будешь с ними так строг, понимаешь? Так что я избегаю брать в команду другой пол, просто чтобы управлять было легче.

Эмили подумалось, что на девушек отвлекался бы он сам, но не стала высказываться вслух, спрятав улыбку тем, что отвернулась к лесу.

— Я вот что подумала... не попробовать ли мне себя в охотниках? — несмело начала она.

Эмили раздумывала над этим уже долгое время, взвешивая за и против. С одной стороны, хотелось хотя бы сделать вид, что она как-то соотносит себя с Поттерами. Ее биологический отец был охотником, и она подумала, что через общую позицию в команде по Квиддичу можно было бы нащупать невесомую связь, прочувствовать, что было бы, будь родители живы. С другой, она не была уверена, что готова принимать участие в спортивных мероприятиях и ходить по утрам на тренировки.

— Готовься к ушибам, вывихам и раздробленной голове, — равнодушно произнес Флинт.

— Не пробоваться, да? — Эмили открыто улыбнулась, не осознавая, рада она тому, что Маркус назвал вескую причину в пользу второго исхода ее метаний, или нет. — Я не знаю, честно. И хочется чем-то заняться, и не знаю толком чем. Не в плюй-камни же мне играть в самом деле. Хочется, знаешь...

— Достигнуть чего-то, — договорил за нее Маркус. — Конкурировать и выигрывать.

— Да, — восхищенно выдохнула Эмили. — Именно так.

— Необязательно побеждать во всем — затраченных сил не стоит. Ты второкурсница теперь, значит, можешь иметь метлу и под вниманием вашего капитана устраивать внутрифакультетские турниры. Посмотри, оцени, вдруг что-то не понравится.

— Верно, да. Ладно, пока буду пробовать, не пойду на официальные отборы. Знаешь, аж от сердца отлегло!

— Угу. Рад, что помог, — Флинт шутливо склонил голову. — Все, почти дошли, как жрать-то хочется.

Эмили была с ним полностью согласна. Они разошлись каждый к своему столу. Накладывая в тарелку курицу с овощами, Эмили ощутила, как душевный груз неразобранных желаний и самоощущений стал на пару фунтов легче.


* * *


Золотой сентябрь сменился промозглым октябрем, никто не успел и глазом моргнуть. Преподаватели соревновались в объеме выдаваемого домашнего задания, и никто из учеников не помнил, когда в последний раз занимался чем-то, не связанным с учебой. Они не высыпались все чаще, но Эмили понятия не имела, как многие из них держатся столько времени. Лично ей почти каждый день приходилось подниматься посреди дня в спальню и пару часов досматривать сны. В этом деле как нельзя кстати пригодился Добби — он был замечательным будильником. Эльф будил ее ровно в назначенное время. Невидимый, он тормошил ее сквозь одеяла, а если в комнате, кроме Эмили, не было больше никого, то читал ей вслух очередную книгу. Такой способ пробуждения был открыт случайно, но оказался настолько эффективным и полезным, что Эмили немедля ввела его за правило.

В канун Хэллоуина, как водится, весь замок украшался жуткими гирляндами из засушенных летучих мышей, тыквами с горящими глазами-прорезями и прочей мрачной атрибутикой этого праздника. Эмили облегченно вздохнула, когда и на этот раз директор не стал объявлять о необходимости надевать костюмы разных чудовищ, хотя слышала, что маглорожденные хотели обратиться к нему с такой просьбой. Во времена Тома Риддла, как она помнила, тоже не было этой костюмированной лихорадки, которая надоела ей еще в начальной школе. Она не могла толком объяснить, почему ей так не нравилось, что люди переодевались в безвкусные костюмы, которых было в несколько раз больше, чем действительно красивых и оригинальных, а вот сама мечтала в свое время вырядиться ведьмой. Разумеется, Дурсли это всячески пресекали, поэтому Хэллоуин всегда был для Эмили неприятным праздником.

К счастью, прошлогодняя история с черными галстуками в память о погибших Поттерах-старших вдохновила лишь малую часть гриффиндорцев и хаффлпаффцев на то, чтобы повторить ее и в этот раз. Эмили привычно благодарила всех за скорбь и внимание и старалась реже оказываться поблизости с первокурсниками, которые во все глаза смотрели на нее в этот день.

Восхитительный ужин дарил яркое гастрономическое удовольствие, а глаз радовал тяжелый небесный потолок, рассекаемый молниями, под сводом которого вились наколдованные летучие мыши. Эмили отметила, что привидений в Большом Зале не было. Она не помнила, чтобы в замке было хоть одно помещение, кроме классных комнат во время уроков и гостиных факультетов, где не было бы хотя бы одного привидения. Далее этот незначительный, хоть и интригующий факт вылетел у Эмили из головы.

Вдоволь насытившись и ощутив усталость, ученики один за другим начали выходить из-за стола. Возвращаясь наверх, Эмили переговаривалась с однокурсниками по поводу предстоящей контрольной работы по трансфигурации и не заметила, как в коридоре, по которому они шли, возникла пробка.

Гудение учеников внезапно сменило свое настроение — это Эмили определила отчетливо, отчего в сердце немедленно поселилась тревога.

— Что там? Что случилось? — спросила она Падму.

Но та пожала в ответ плечами — перед ними стояли старшекурсники и загораживали весь вид. Послышался невнятный крик Филча, кто-то испуганно ахнул. Потом толпа двинулась вперед. Продвигаясь по коридору, Эмили пыталась протиснуться между высокими парнями с пятого курса или подняться на цыпочки, держась за плечо Сью, чтобы разглядеть, что творилось у них на пути. Вскоре она поняла, что это бесполезно, и стала ждать, когда наконец пройдет мимо того, что так всех поразило.

Парни впереди обогнали кого-то, и перед взором Эмили открылась пугающая, жуткая картина. Во всю стену возле туалетной комнаты, как раз на повороте к центральным лестницам, откуда шел основной поток из гриффиндорцев и рейвенкловцев, простиралась надпись, содержание которой холодило кровь. Эмили несколько раз прочитала строчки, не веря в происходящее, не желая воспринимать его как действительность.

Тайная комната открыта.

Враги наследника, берегитесь.

Надпись подозрительно блестела в свете факелов. Эмили страшно надеялась, что это было что угодно, но только не кровь. Она подходила все ближе и теперь могла расслышать тихие злобные причитания Филча, который грозился подвесить за лодыжки того, кто это сотворил. Эмили с недоумением смотрела, как он утирал слезы. С опасливым подозрением она подумала, что в такое состояние его ввела не только испачканная стена. И лишь сейчас ее взгляд скользнул по его рукам.

Завхоз нежно прижимал к груди свою кошку миссис Норрис. Эмили судорожно сглотнула. Она смотрела на чучело когда-то живого зверя и из-за толпы не заметила, что наступила прямо в лужу, растекшуюся по полу на несколько футов. Судя по всему, вода текла из туалетной комнаты, но пока никто не спешил ее убирать.

Рядом с Филчем стояли несколько преподавателей во главе с Альбусом Дамблдором. Они о чем-то встревоженно, но негромко разговаривали. Эмили, прислушавшись, различила некоторые слова:

— ...Пробрался сюда. Минерва, я не буду закрывать школу. Неважно, кто это сделал, важно...

«Как», — мысленно продолжила Эмили, прикрывая на мгновение глаза.

Она прекрасно знала, кто за этим стоял. Она с щемящим от тревоги сердцем понимала, о какой Комнате идет речь. Но, черт возьми, как Люциус ее открыл? При всем желании он не смог бы сам сделать это: требовался дар змееуста. Но и привести сюда единственного волшебника с такими способностями он не мог. Вряд ли Малфой вообще искал своего повелителя!

Преподаватели поторопили застрявших рейвенкловцев, чтобы те не мешали расследованию. Перепуганные ученики, поднимаясь по лестницам, делились теориями и догадками. Кто-то из старших поведал, что Тайную комнату открывали около пятидесяти лет назад. Эмили помнила это время плохо, смутно, но точно знала, что такое действительно было, что она — тогда еще Том — открывала эту Комнату.

Болью отдалось в груди. Еще одним змееустом оказывалась она, частица Волдеморта, брошенная в этом теле.

Глава опубликована: 13.10.2015

Глава 9. Подозрения

Рейвенкловцы, испуганно переговариваясь, поднимались в свою башню. Те, кто оказался наверху, быстро разгадали пароль, и Эмили с однокурсниками поторопились зайти в уютную гостиную. Эмили видела, как многие издали вздох облегчения, будто думали, что чудовище из Тайной комнаты, о котором всем поведали парни с седьмого курса, могло напасть на них в коридоре.

Разговоры об этом не утихали и в спальне. Девочки подсели к Падме, доставшей свой экземпляр «Истории Хогвартса», и принялись слушать легенду об оставленном в замке Салазаром Слизерином чудовище, которое должно было избавить школу от маглорожденных. Эмили знала эту историю вдоль и поперек, но не стала терять шанс восполнить пробелы, если они вдруг были бы обнаружены, поэтому, расправляя кровать, периодически посматривала на одногруппниц, внимательно слушая.

— Как думаете, — подала голос Лайза Турпин, когда все разлеглись по постелям и пытались уснуть, — кошка Филча правда мертва?

Ответом было молчание, а затем Сью предположила:

— Надеюсь, что нет... Видели, она была словно статуя?

— Это же не значит, что она осталась жива... — зевнув, протянула Мэнди Броклхёрст. — Все, девчонки, я спать.

— Как думаете, что теперь будет? — жалобно произнесла Падма. Она сидела на кровати, прикрыв ноги одеялом, и тревожно обхватывала себя руками.

Эмили, успевшая уже почти задремать, повернулась к ней вполоборота и пробормотала, что пока школу закрывать не собираются.

— Дождемся утра. Может, директор скажет что-то за завтраком, — добавила она, возвращая голову на подушку. — Но я почти уверена, что Миссис Норрис жива.

Остальные успокоились этими словами и одна за другой задернули пологи. Эмили, находясь на границе сна, беспокойно думала о том, что завтра придется столкнуться с реакцией слизеринцев на произошедшее.

Спускаясь утром в Большой Зал, гриффиндорцы и рейвенкловцы неизбежно прошли мимо стены с той устрашающей надписью. За ночь ее почему-то не стерли, но Эмили отметила, что пол избавили от потопа. Около стены находился Филч. Он принес в коридор табурет и, сидя на нем, зыркал на проходящих мимо, словно искал среди них преступника. Эмили стало жаль его: Миссис Норрис была ему ближе, чем кто-либо.

Когда Эмили вошла в Зал, она мгновенно оценила возрастание возбужденного настроения всех факультетов. Ученики сновали от стола к столу, делясь новостями и обсуждая очередное хэллоуинское происшествие. А потом, прежде чем был отдан приказ домовикам в кухне отправлять еду наверх, Альбус Дамблдор встал со своего места и постучал вилкой о бокал, призывая зал к тишине.

— Доброе утро! По крайней мере, я надеюсь, что оно останется таковым после новости, которую я обязан вам сообщить.

Разговоры стихли, и все в напряженной тишине уставились на директора. Эмили выхватила взглядом Маркуса и коротко махнула ему рукой; он, скрестив руки на груди, поприветствовал ее сосредоточенным кивком.

— Вчера вечером во время праздничного ужина произошло нечто, что никто из преподавателей пока объяснить не может. Ученики двух факультетов, возвращающиеся в свои башни, обнаружили заколдованную кошку нашего мистера Филча в коридоре второго этажа. На стене была оставлена надпись, сообщающая о том, что некая Тайная Комната открыта. Многие из вас слышали легенду о ней, однако, смею утверждать, что эта Комната не более чем выдумка, миф. Беспокоиться не о чем. Домашнее животное мистера Филча будет возвращено к прежнему виду к концу года, когда созреют мандрагоры. Именно их настоем, по предварительной оценке, возможно снять проклятие. А теперь прошу всех позавтракать и заниматься своими делами. Потратьте это воскресенье на что-то приятное.

Когда Дамблдор закончил свой монолог, ученики не сразу взялись за еду, хоть та и появилась на столе почти мгновенно. Шепотки пронеслись по залу. Эмили аккуратно огляделась, отслеживая реакции каждого из факультетов. С неприятным уколом в груди она увидела, как Драко ухмылялся и с самодовольным видом рассказывал что-то Крэббу и Гойлу. Слизеринцы старших курсов обеспокоенно переглядывались друг с другом, но почти не реагировали на мельком бросаемые взгляды остальных факультетов. Те, кто был знаком с этой легендой, непременно связали произошедшее со слизеринцами. Выходя из зала, Эмили не могла не заметить, как многие ученики, преимущественно старших курсов, старались как можно незаметнее выскользнуть из-под поля зрения змеиного факультета.

В воздухе витали напряжение и обостряющаяся междоусобица.

— Лия! — окликнули ее сзади.

Эмили отошла от основного потока рейвенкловцев и, стоя посреди вестибюля, дождалась, пока Дафна протиснется к ней из Большого Зала.

— Я в ужасе! У нас говорят, эту Комнату и раньше открывали, — она прижимала руки ко рту.

— Да, что еще говорят? — тихо спросила Эмили, увлекая Дафну за собой вверх по лестнице.

— Ничего конкретного. Просто... сейчас ведь все на нас подумают, понимаешь?

— Не переживай раньше времени.

— Тебе легко говорить, ты не слизеринка! — остановилась Дафна на повороте.

Эмили понимающе склонила голову.

— На нас и раньше-то косились, а сейчас... Заметила, может, как нас все обходят.

Эмили осмотрелась. Мимо проходили младшекурсники. Некоторые из них нервно поглядывали на расписанную стену впереди. Другие смотрели с любопытством и явно не понимали, отчего все так взволнованы, — наверняка маглорожденные, которых не успели просветить о легенде.

— Пяльтесь, пока можете. — Со стороны парадной лестницы прозвучал знакомый голос, растягивающий слова. — Вы, грязнокровки, будете следующими.

Драко с задранным подбородком медленно вышагивал в сторону Эмили и Дафны, презрительно глядя вслед убежавшим первокурсникам. Эмили нахмурилась, сурово посмотрев на него.

— Да, Дафна. Разумеется, вас обходят стороной. А все из-за таких, как он.

— А что я? — не убирая с лица ухмылку, спросил Драко, когда дошел до девочек, и они вместе двинулись в сторону Филча, что продолжал дежурить у стены.

— Гонора у тебя много, — понизив голос, ответила Эмили. — Зачем ты провоцируешь людей сейчас? Не понимаешь, что ли, что все испуганы?

— Я всего лишь поддерживаю начинание основателя своего факультета. — Он пожал плечами.

— Драко, а ты что-то знаешь об этом? — подключилась Дафна.

— Нет, но я хочу написать отцу сегодня. Вот он обрадуется, что в школе наконец появился тот, кто сможет поставить этих грязнокровок на место.

Эмили закатила глаза. Они уже почти дошли до завхоза, снующего то в одну, то в другую сторону вдоль стены, поэтому она только шикнула на Малфоя, и все молча повернули к лестнице, ведущей на второй этаж. Мельком Эмили обратила внимание на вечно неработающий туалет. Ей только сейчас пришла мысль, что вход в Тайную Комнату точно находился в сломанном туалете. Был ли это тот же самый? Это вспоминалось плохо, поскольку все уборные в замке были похожи. Было сложно вспомнить, как в прошлом Том Риддл заходил или выходил из Тайной Комнаты. Зато Эмили помнила, что открываться она должна на слово, произнесенное на змеином языке — парселтанге, — а конкретное место входа было помечено змейкой. Если бы только можно было попасть в этот конкретный туалет...

Однако уже второй день не было и шанса заглянуть туда: Филч бросался на каждого, кто задерживался около исписанной чем-то, не выводящимся ни магией, ни другими средствами, стены, и норовил обвинить чуть ли не пол-Хогвартса в покушении на свою кошку. Эмили чувствовала , что нужно рассказать Дамблдору о предполагаемом местонахождении Комнаты. Она рассудила, что раз знает об этом, то молчать было бы неправильно, зная, что эта информация могла бы помочь найти этого наследника. Таким образом она сорвала бы заговор Малфоя, и директора не сняли бы с его должности. Она уже собралась отправиться в башню Дамблдора в понедельник, как в голову своевременно пришла мысль: при всей доброте и понимании директора он не сможет объяснить другим, откуда Эмили знает о местоположении Комнаты. Эмили засомневалась, поверит ли он сам в то, что она по чистой случайности вобрала в себя знания Волдеморта и ей теперь многое известно.

В итоге она решила, что поищет более впечатляющие аргументы, чтобы не показаться Дамблдору наследником Слизерина. Для этого необходимо было если не поймать того, кто выполнял волю Люциуса, так хотя бы логически его вычислить. В первую очередь подозрение пало на Драко, но почти сразу выяснилось, что он ни о чем не знает. В понедельник на трансфигурации он поделился с ней ответом отца. Тот явно был в курсе того, что происходит в Хогвартсе, поскольку строго запретил Драко лезть в это дело и советовал ему вести себя скромнее.

— Вот, согласна с твоим отцом! — прошептала Эмили, дочитывая послание Малфоя-старшего.

Передав свиток под партой, Эмили продолжила колдовство над кубком, который нужно было превратить в мышь.

— Так, значит, твой отец пока ничего не будет предпринимать? Смотрю, «Пророк» молчит.

— Я не знаю, — немного обескураженно произнес Драко. — Он сейчас ничем со мной не делится: говорит, опасно.

Эмили решила, что Люциусу было мало нападения на кошку завхоза, пусть даже тот был сквибом. Об этой тайне Филча ее просветили слизеринцы, когда она спросила, как, по их мнению, связаны враги наследника и невинная кошка. Оставалось только ждать следующего шага того, кого Малфой послал выполнять грязную работу, и строить догадки самой.

— Он ведь знает, что за чудовище находится в Комнате, — Драко говорил едва ли не с досадой на то, что его оставляют в неведении, — еще в его школьные годы ходили рассказы о том, что случилось в середине сороковых.

— Я знаю. Зачем ты мне это пересказываешь опять? — Эмили раздраженно отвлеклась от своей недомыши, которая не хотела обрастать мехом, как бы Эмили ни сосредотачивалась.

— Просто к слову пришлось, — буркнул Малфой. — А ты знала, что тогда грязнокровку убили?

— И нашли того, кто все это делал. Да, — не сразу ответила Эмили, отвлекшись на записывание домашнего задания.

Теперь, когда в классной аудитории перестали звучать нескончаемые голоса, произносящие заклинания, пришлось прекратить разговор. Лишь когда они оказались в коридоре, Эмили обратилась к Малфою, отозвав его в нишу. В голове мельтешили разные мысли, но ни одна из них не подходила для общения с Драко.

— Слушай... Правильно ли я поняла, что твой отец будет ждать куда более серьезных нападений, прежде чем предпринять что-то?

— Ну... Вряд ли будут такие. — Он не сильно уверенно пожал плечами. — Но если кого-то убьют, то я надеюсь, что это будет Грейнджер.

— Что? — от неожиданности Эмили улыбнулась. — Она-то тебе что сделала?

— Она занимает его первое место в списке успеваемости по курсу, — язвительно прокомментировала подошедшая к ним Дафна.

— И вовсе не из-за этого, — пробормотал Малфой, мгновенно порозовев.

— Драко. — Эмили тронула его за плечо, не оставляя надежд, что он одумается и перестанет повторять за отцом всякую чушь. — Нельзя, чтобы кто-то умер, иначе, я думаю, школу на этот раз все же закроют. Не забывай, что мне придется возвращаться в мир маглов. Вряд ли наша дружба продолжится в таких обстоятельствах.

Произнося эту непонятно какими эмоциями вызванную речь, Эмили долго и проникновенно смотрела ему в глаза. На долю секунды ей показалось, что Драко испугался такой перспективы, но затем он произнес:

— Когда школу закроют, сместят директора. А это значит, что работа Хогвартса вскоре после этого возобновится, но другими людьми. Вот бы Снейп стал директором, а! — Он радостно хлопнул в ладони, а затем резко сменил тему: — Обед уже в самом разгаре! Идемте.

Он развернулся и пошел к лестнице, не видя, как болезненно скривилась Эмили, переглянувшись с не менее расстроенной Дафной.

— Смотри, у тебя фанаты появились, — произнесла вдруг Дафна, разряжая унылую атмосферу.

— Это нормально, скоро им надоест на меня пялиться. — Эмили даже не посмотрела в ту сторону, куда указала Дафна.

— Ага, поэтому они будут рисовать шрамы на лбу, — прикрывая рот рукой, рассмеялась та. — А сейчас ты просто образец для подражания.

Эмили из любопытства проследила за ее взглядом. В конце коридора она увидела стайку первокурсниц с разных факультетов.

— Э-э-э, кто-то из них шрам нарисовал?

— Да нет, пока никто, — снова хихикнула Дафна. — Посмотри на крайнюю слева.

— Ну, вижу, — кивнула Эмили, остановив взгляд на невысокой темноволосой девочке, которая, увидев, что на нее смотрят, стушевалась и спряталась за однокурсницами.

— У нее волосы от рождения прямые, но она их завивает.

— А я тут при чем? А... хочешь сказать, меня копирует? — смущенно улыбнулась Эмили, невольно потянувшись к вьющимся прядям, свободным от заколки.

— Ага, и она не одна такая.

Они наконец двинулись с места, потому что вернулся Драко, который отойдя на значительное расстояние, обнаружил, что девочки за ним не следуют.

— Кошмар. Это ведь мне за собой следить надо теперь. — Эмили приложила руку к щеке.

— Будто без этого не вылизываешь себя каждый день, — фыркнула Дафна, подхватывая Эмили под руку. — Ни одно зеркало мимо не пройдешь.

Притворно надувшись, Эмили не ответила и потащила подругу к лестницам.


* * *


После окончания всех уроков в этот день Эмили отыскала Маркуса. Они встретились в одном из просторных коридоров и отошли к окну, чтобы не мешать ученикам на проходе.

— С днем рождения! — сказала Эмили сразу же, как можно было начать разговор.

Из сумки она вытащила прямоугольный сверток, упакованный в темно-зеленую бумагу и перевязанный белой лентой. Над подарком Маркусу пришлось хорошенько подумать, но в этом ей помог Добби. Живя в доме слизеринца, эльф изучил его интересы и потребности. С домовиком Маркуса пришлось договориться, но Эмили не была уверена, что расследование Добби осталось скрытым от слизеринца.

— «Хроника Квиддича» за восемнадцатый век! — негромко воскликнул Маркус. — Вот это да. У меня как раз ее в коллекции не хватало. Отдал кому-то, но, видать, с концами. Спасибо, крутой подарок, мне нравится.

Он ухмыльнулся, а Эмили, сдерживая широкую улыбку, хитро смотрела ему в глаза, пытаясь выяснить, понял он, как она догадалась об этом, или нет. В ответ ей был послан прищуренный взгляд.

— Ой, дай обниму тебя, — быстро проговорила Эмили, дернувшись вперед.

Маркус не возражал, так что она уткнулась носом в его рубашку, а руками похлопала по ощутимо мускулистой спине.

— На, угощаю тебя. — Отстранившись, он взобрался на подоконник и, сидя на нем, вытащил из сумки шоколадную лягушку. — Это все, что я могу тебе дать. Остальное тебе рано... пить.

Эмили, расхохотавшись, взобралась и села рядом. Они еще полчаса провели за непринужденной беседой, изредка соскакивая на пол при виде кого-либо из профессоров. А затем Эмили коснулась того, ради чего в том числе позвала Маркуса встретиться.

— Заговор-то... вот он: Дамблдора сместить, когда он не сможет защитить маглорожденных.

— Малфой, да, устроил? Ох... — Маркус потер переносицу. — Что-то еще знаешь? Остановить это как-то надо: у меня последний год учебы и надо выиграть Кубок по Квиддичу. Не видать мне его, если школу закроют. Наверняка еще нападения будут.

Эмили нахмурилась от его слов.

— Боюсь, на этот раз на самих учеников... Я... Нет, не знаю ничего. Есть только предположение, что Малфой делает это через кого-то, не сам. Драко отпадает, — добавила она.

— Ну, если он сказал, что не он, это не означает, что он не соврал.

— Поверь, это правда не он. У вас никто себя подозрительно не ведет?

— Слизеринцы всегда себя подозрительно ведут, — пошутил Флинт и сам же хохотнул над своей шуткой.

Эмили усмехнулась.

— Последи за теми, чьи родители Пожиратели, ладно? Вдруг увидишь что.

Не успел Маркус согласиться, как в коридоре показалась его свита из МакАлистера, Хиллиарда и прочих, имен которых Эмили за давностью встреч с ними уже не помнила.

— Мужик, тебе уже восемнадцать! — воскликнул подошедший первый Робин, хлопнув Маркуса по спине.

— Лия, буду на связи. Только не сегодня. Кажется, в этот день мне лучше вообще не общаться с нормальными людьми, — Флинт, вновь спрыгнув с подоконника, кивнул в сторону сумки МакАлистера, которая, очевидно, содержала в себе не одну бутылку алкоголя.

— Не попадитесь никому, — порицательно поджав губы, пожелала им Эмили.

— А мы умеем нарушать правила без последствий, — пропел Робин МакАлистер, не первый раз смущая Эмили своим пристальным взглядом. Он подошел ближе и, опираясь одной рукой на раму, опустил голос еще ниже: — Научить?

Эмили цокнула языком и закатила глаза, а затем посмотрела на Маркуса, как бы говоря: «Ради Мерлина, уведи их всех отсюда!»

— МакАлистер, Моргана тебя раздери, идем, — прыснул в кулак Маркус и оттащил своего однокурсника. — Еще успеем ее всему научить.

Все покатились с хохоту. Эмили посмеялась ради приличия, но не сдержалась и прикрыла глаза рукой, покачав головой. Смеяться во всяком случае было лучше, чем делать вид, будто она оскорблена их смехом. Несмотря на всю безобидность фразы Маркуса, Эмили порозовела и сильно надеялась, что в той, на самом деле, не было никакого пошлого подтекста, что бы там остальным ни показалось. Взгляд мазнул по Хиллиарду: он, судя по всему, смутился пуще всех, поскольку отвел глаза и потер нос, поправив очки.

— Хорошо отпраздновать вам, — словно поставив точку, произнесла Эмили.

Легко спрыгнув с подоконника, она надкусила распечатанную за пару минут до этого лягушку и направилась в сторону своей башни.


* * *


Ни на следующий день, ни на те, что шли следом, Эмили не оставила попыток понять ход мыслей Люциуса. Она не теряла надежды на то, что, узнай она, через кого Малфой действует, сможет как-то помочь Дамблдору. В любом случае Эмили чувствовала ответственность за то, что отчасти обладала весомым козырем — памятью Волдеморта о природе Люциуса — и могла бы решить эту загадку.

Но подозреваемых больше не было. Ни Драко, ни Теодор, ни кто-либо с ее курса не выглядел так, словно замышлял совершить следующее преступление. Драко автоматически получал алиби за свою бестактность в отношении любого маглорожденного ученика. Эмили подумалось, что Наследник всеми силами старался бы привлекать к себе как можно меньше внимания. Казалось, нападение на кошку Филча открыло в Драко новое дыхание. Он, как и некоторые отпрыски чистокровных семейств, явно чувствовал себя хозяином ситуации. Всем им хватало разума скрывать свое отношение перед преподавателями, но в их отсутствие они не гнушались угрожать маглорожденным или задирать их.

Эмили слышала от Маркуса, как подрались шестикурсники со Слизерина и Гриффиндора. Она видела лично, как конфликтовали между собой некий рейвенкловец, сын одного из Пожирателей, и хаффлпаффка, дочь бухгалтера и начальника завода по производству масел: парень насмехался над профессиями ее родителей и спрашивал, сколько потребуется времени, чтобы чудовище Слизерина учуяло вонь ее маглов-предков. И Эмили знала, что Драко Малфой вместе с теми бугаями-друзьями, с которыми он снова начал общаться, не дают прохода гриффиндорским маглорожденным, поскольку именно с ними видятся чаще всех на уроках. Если бы был виновный, наверное, гнетущая атмосфера не была бы столь масштабной — нашли бы козла отпущения и отыгрались на нем. Но не к кому было предъявить обвинений, поэтому врагом всем посчитали весь Слизерин разом.

Практически все однокурсники Эмили с Рейвенкло были минимум полукровками — одна Сью чувствовала себя не в своей тарелке. Она же прекратила общение с Эмили, сказав, что та слишком тесно общается с теми, кто желает исчезновения маглорожденных. Эмили не стала отговаривать ее, хотя обида коснулась сердца, и она задумалась над тем, стоит ли дружба с Драко репутации хорошего человека в глазах трех четвертей всех учеников.

В связи с обострившейся ситуацией первый матч по квиддичу в этом сезоне сильно ударил по игре слизеринцев. Эмили не было жаль Драко, чей дебют сопровождался недовольными восклицаниями, но за Маркуса она переживала всей душой: она знала, что тот хотел сохранить Кубок по квиддичу и в этом году, последнем в его учебе. Эмили села с Дафной и Теодором на трибуну с остальными учениками второго курса Слизерина. Не хотелось быть единственной болельщицей слизеринской команды среди тех, кто ждал выигрыша гриффиндорцев.

Открытие сезона продолжалось всего полтора часа. С отвратительным счетом 160:150 победил Гриффиндор, поймав снитч в последней попытке набрать очки: быстрые метлы слизеринцев не позволяли соперникам вырвать квоффл из их рук. Трибуны всех факультетов, кроме Слизерина, ревели в восторге от финального финта, который выполнил ловец в ало-золотой форме.

— Идем, скорее идем, — хлопнув Дафну по руке, позвала Эмили.

Внизу на поле кто-то с кем-то ругался так, что крик разносился по стадиону, хотя слов было не разобрать. Дафна и Тед поспешили за ней. Когда они выбежали на поле, стало ясно, что разборку устроил Маркус. Он нависал над краснеющим Драко и орал на него, явно сдерживаясь не то отлупить, не то просто врезать как следует.

Подойдя ближе, Эмили услышала его тираду:

— ...Серьезный спорт! Если ты пришел красоваться перед девчонками, то ты крупно ошибся местом, Малфой! Я угробил на тебя два месяца тренировок, убрал из команды лучшего игрока, а ты не смог элементарно дать Броуди по рукам, чтобы он упустил снитч!

Остальная команда стояла полукругом и не вмешивалась, пока их капитан устраивал разнос новенькому ловцу. Эмили подошла с другой стороны и видела обоих парней с пылающими лицами: Маркус был красен от ярости, а Драко от стыда. Эмили впервые видела, как злится Маркус. Зрелище было малоприятным, а уж каково было Драко, что подвел команду и сейчас испытывал на себе давление остальных слизеринцев! Эмили представила себя на его месте, и ее передернуло.

— Твой отец обещал мне гениального самоучку, а не безрукого сосунка! Изволь соответствовать! — С этими словами Маркус сплюнул на землю и круто развернулся. — Все свободны.

Он широким шагом прошел мимо Эмили. Их взгляды пересеклись, но Эмили ни одним дрогнувшим мускулом не выказала осуждения либо же закономерного «я говорила». Она ободряюще ему улыбнулась, болезненно сдвинув брови. Маркус тяжело кивнул в ответ и направился к раздевалке. Затем она повернулась к однокурсникам, которые окружили скисшего Драко.

— Я ведь просто не мог... Вы видели? Меня бы бладжер сбил. — Он хлюпал носом, как если бы норовил заплакать, но Драко пыхтел, а слезы сдерживал.

— Ты бы смог, если бы сидел на метле так, как тебе Флинт сказал. Ты бы смог вывернуться. — Сзади к нему подошел Теренс Хиггс, бывший ловец. Он положил руку на плечо Драко, будто утешая.

Тот только сильнее стиснул древко метлы. Хиггс ушел, а Эмили подошла ближе к Драко. Она почти не смотрела на него, позволив себе лишь легонько погладить его по руке.

— Пойдемте в замок.

— Он меня выгонит теперь... — жалобно произнес Малфой.

— Не выгонит, — твердо произнесла Эмили, подхватывая потного Драко за руку с одной стороны.

— Ты поговоришь с ним? — Он обрадованно посмотрел на нее.

— Нет. Если бы я и в первый раз его уговорила, то сейчас бы и мне досталось за то, что я поручилась за... ну, ты понял. — Она понизила тон, свободной рукой заправляя в прическу выбившиеся волосы. — Он остынет, и на следующей тренировке ты будешь внимательно его слушать. А на предстоящем матче вырвешь для слизеринцев победу.

Драко еще всю дорогу продолжал злобно пыхтеть, срываясь на мимо проходящих хаффлпаффцах, которые с любопытством разглядывали проигравшего. Эмили, Дафна и Теодор оставили его у раздевалки, а сами отправились дальше, гордо держа спину и игнорируя выкрики старшекурсников с Гриффиндора, бросавших вслед каждому ученику в зеленом шарфе: «Слизеринцы — лузеры!»


* * *


После матча ученики, пообедав, разбрелись кто куда, а Эмили, поднимаясь в башню Рейвенкло, обнаружила, что Филч наконец ушел со своего патруля. Нападений не было уже три недели, так что он, по всей видимости, решил, что больше не было смысла торчать тут целыми днями. К тому же пришедшие с грязной улицы доставили ему много хлопот. Отправив верхнюю одежду с Добби в общежитие, Эмили пробралась в туалетную комнату, что находилась рядом с исписанной стеной.

Она аккуратно затворила дверь за спиной и огляделась. Уборная была страшно обшарпана, тут и там свисали клочья облезшей краски. Эмили прошла вперед, к зеркалу, затянутому паутиной и покрытому пылью. Чистым и целым здесь был только пол. Эмили медленно обошла всю уборную, заглянула в туалетные кабинки, оглядела раковины. Жестом, привычным ее прошлой жизни, она ощупала медные краны и нашла тот, на котором была выцарапана змейка. Следом Эмили вспомнила, проход открывала именно эта раковина, — да, она определенно нашла вход в Тайную Комнату.

— Что ты здесь забыла? — прозвучал за спиной голос, который застал ее врасплох.

Эмили вздрогнула и обернулась. Ей показалось, что она потеряла дар речи. Перед ней, прозрачная и воздушная, висела в воздухе Миртл Уоррен — девочка, причиной смерти которой она стала почти пятьдесят лет назад. Эмили ощутила дрожь в пальцах и не могла сдвинуться с места. Змея, убивающая взглядом, — вот что живет в Тайной Комнате, теперь она вспомнила это.

— Я... — сказала Эмили пересохшими губами. — Я просто...

— Просто ищешь повода посмеяться надо мной, да? Я знаю: все смеются надо мной! Но обычно сюда не приходят несколько раз. А ты приходишь. Так чего тебе нужно?

Теперь стало совсем нехорошо, Эмили похолодела.

— О чем ты? Я впервые зашла сюда. Не посмотрела на табличку, вот и забежала.

— Нет, ты врешь! Я тебя видела: маленькая, рыжая, шепталась тут с кем-то.

Шепталась...

Эмили отступила к раковинам. Если Миртл говорит о парселтанге, значит, в Хогвартсе все-таки есть еще один змееуст. Судя по воспоминаниям Волдеморта, таковым был он один. Но рыжая девочка? Похожих не было в ее подозреваемых, и никто с подобным описанием не был связан с Малфоями хоть каким-то образом. Затем Эмили вернулась к мысли о том, что змееустом теперь могла быть и она. Было недосуг проверить эту теорию: голова была занята тем, чтобы связать слизеринцев с заговором. Но теперь...

— А как давно эта рыжая девочка тут была? — коснувшись языком края губ, осторожно спросила Эмили.

— Как давно? — Лицо Миртл опасно нахмурилось. — Как давно?! Что за бестактность — напоминать мне, что для кого-то «давно» — это совсем недавно!

— Что... Мерлин, Уор!.. Миртл, стой! — Эмили метнулась вслед за привидением, но вовремя отскочила от столба воды, выплеснувшегося из унитазного бачка, куда с воем нырнула Миртл.

Поняв, что от призрака она ничего не добьется в ближайшее время, Эмили вернулась к зеркалу. Она с досадой отметила, что едва не назвала привидение девочки по фамилии — так, как это делал старшекурсник и староста Том Ридлл в свои годы. С этой мыслью Эмили протянула руку к нацарапанной змейке. Воспоминания о том, как она открывала вход, плескались на поверхности сознания, но она не могла определить, к какому времени точно они относятся. Что она помнит: как открывала Комнату, будучи Томом, или уже собой, Эмили, в прошедший Хэллоуин? «Стоп. Нет. Это не могла быть я! Я весь ужин просидела в Большом Зале и не отлучалась! — Она крепко схватилась за раковину, всматриваясь в свое тусклое отражение. — Если только мне не подменили воспоминания...» Сердце колотилось о ребра, причиняя боль и принося страшное чувство виновности.

«Маленькая, рыжая», — что Миртл имела ввиду? Потому что, если она говорила о возрасте, а не о росте — Эмили не отличалась в этом плане чем-то особенным, — то единственной девочкой младше Миртл, имеющей рыжие волосы и возможную способность говорить на парселтанге, была Эмили. «И с Малфоями я связана», — до мозга добрался еще один кусочек пазла. Она была у них в гостях, много времени проводила с Драко, получала от них подарки. Эмили на автомате прижала руку к груди, где всегда с ее дня рождения висела подаренная Малфоями подвеска с бриллиантом. Испугавшись, что Маркус все-таки пропустил какое-нибудь темное заклинание, Эмили стала судорожно расстегивать серебряную цепочку.

— Добби, — негромко процедила она, оценив по прошлому крику силу эха уборной. Не прождав и мгновения, Эмили, топнув ногой, произнесла еще настойчивее и яростнее: — Добби!

— Я здесь! Появился сразу, как услышал, — дрожащим голосом пискнул домовик, оказавшись рядом с ней.

Некоторое время Эмили молчала, отчаянно пытаясь избавиться от украшения, но дрожащие пальцы соскальзывали с замочка, заставляя Эмили паниковать все сильнее.

— Помоги! Мне нужно снять ее.

Добби щелкнул пальцами, и серебряная цепь порвалась. Эмили едва не потеряла скатившуюся вниз подвеску. Скатав украшение в комок, она протянула руку к эльфу.

— Уничтожь, — попытавшись взять власть над своим голосом, прошептала Эмили. — Сотри в пыль, сожги, расплавь, брось в действующий вулкан — все, что угодно, только избавься от подвески и цепочки.

— Слушаюсь, — произнес Добби, поскольку Эмили не смотрела на него и не могла увидеть его кивка.

Едва домовик исчез, она вновь взглянула в зеркало. Пытаясь выровнять сорвавшееся дыхание, Эмили судорожно вздохнула. Она не жалела об утрате подарка. В случае, если тревога окажется ложной, ей не будет жаль потери неброского бриллианта. Это был даже не ее любимый камень! Но если выяснится, что Люциус использовал ее... Если станет понятно, что ее руками он пытался избавиться от Дамблдора и учеников, имеющих право учиться в магической школе по сути своей... То возмездие ждет его не только за то, что он подверг гонению свой же факультет, когда-то ее факультет — факультет Волдеморта, — но и за то, что посмел, зная о том, кем она является, поднять руку на того, кого когда-то считал своим повелителем.

В конце концов, оставалась малая толика надежды на то, что подвеска была всего лишь подвеской, а Малфой и понятия не имеет о тайне Эмили. Успокоившись, Эмили позволила разуму вести логические цепочки дальше и пришла к тому, что если рыжая девочка на самом деле не она, то разговаривать на парселтанге она могла исключительно при помощи той или иной части души Волдеморта. Или иной... Точно, есть и другие части Волдеморта, крестражи. Они заключены в самые могущественные предметы. Скорее всего, в Хогвартсе находится одна из них, ведь Волдеморт, которого она встретила в прошлый Новый год был сильно ослаблен и наверняка не сунется в школу в ближайшее время.

Продолжая смотреть в размытые глаза своего отражения, Эмили потянулась к рабочему крану. Смочив палец, она поднесла его к зеркалу. Несколько минут она формулировала фразу, а затем, медленно чертя буквы, наблюдала, как редкие капли прочерчивали пыльный заслон, устремляясь вниз.

«Значит, Малфой теоретически мог подкинуть кому-то крестраж, — подумала она, а затем поправилась: — Подкинуть или отдать в пользование». На то, сколько их было создано и какого они вида, память болезненно отказывалась отвечать. Эмили вспомнила лишь о том, что какой-то из крестражей отдавала Малфою на хранение. Какая бы часть ее самой ни бродила сейчас по замку, она вернется сюда, чтобы вызвать змея для нового нападения и увидит оставленное ей послание.

Сполоснув руки, Эмили свела ладони в молитвенном жесте и пальцами коснулась губ, отходя от раковин на шаг. «Where Is Riddle Hidden? Lord Would Know!*» — с подтеками воды красовалось на зеркале.

«Пожалуйста, — прошептала она, отходя еще на шаг назад. — Пусть это буду не я». Эмили вышла из туалетной комнаты, зная, что не ведающий о ее секрете никогда туда не зайдет.

А значит, либо сейчас, когда Эмили избавилась от подарка Малфоев, нападения прекратятся, либо ее другое «я» узнает, что оно здесь не одно, и сделает следующий шаг.

 

_______________________________________________

*«Где спрятана загадка? Знал бы Бог!» — игра слов.

Арт к сцене: goo.gl/L6JFJZ

За арт большое спасибо группе Creative Owls Wattpad & Ficbook (https://vk.com/creativeowls) и художнику #by_Crokokill

Глава опубликована: 20.10.2015

Глава 10. Контакт

Проснуться в воскресенье до полудня было совершенно немыслимым для Эмили — только не на сей раз: едва осознав свое пробуждение, она вскочила с постели, быстро собралась и, шепотом дав указание Добби заправить кровать, бросилась вон из гостиной Рейвенкло. Мчась по лестницам, она успевала контролировать скольжение туфель по камню и заносы на поворотах, лишь только дыхание держать ровным было уже не по силам. Эмили снизила скорость перед рабочим женским туалетом несколькими этажами ниже, чтобы спокойно зайти внутрь, выдохнуть, естественным шагом войти в кабинку, вытащить из сумки волшебную палочку и мантию-невидимку, спрятаться под последней и, осторожно ступая, выйти обратно в коридор.

Эмили дрожала от предвкушения того, что могло ожидать ее в туалете с давно погибшей Миртл. Она как могла быстро дошла до него и, убедившись, что коридор пуст, скользнула за дверь. Взгляд моментально выхватил изменившуюся картину на зеркале. Тихо охнув, Эмили отвела глаза, боясь читать. Облегчение и страх одновременно хлынули по жилам, учащая сердцебиение и приводя Эмили в смятение. Взяв себя в руки, она одним шагом подошла к раковинам и твердым взглядом окинула пыльный рисунок, выведенный на зеркальной поверхности. Ее послание пропало, а его место занимала краткая, также выведенная на новом слое пыли запись от того, кто, как Эмили рассчитывала, был сейчас подвластен другой частице ее души.

«Ты вытащишь меня отсюда?» — прочитала она и приложила руки ко рту, сдерживая панический крик.

Эти слова не были для нее пустым звуком. В воспоминаниях мгновенно зашевелилось нечто, холодившее внутренности при виде этой фразы. Так — в различных вариациях — начинался всякий ее диалог с ранним из своих экспериментов, с самым первым из крестражей.

Эмили запустила пальцы в волосы и, все еще будучи невидимой, принялась нарезать круги по туалетной комнате. До завтрака было много времени, так что она могла потратить его на то, чтобы собраться с мыслями. Одно было ясно: комнату открывала не она, Эмили, но другое ее я, которое до сих пор помнит обещание своего создателя вызволить его из предмета и вернуть в тело, которому оно принадлежало.

Эмили продиралась сквозь разрозненные обрывки прошлой жизни, надеясь вспомнить, во что именно она заключила часть себя в первый раз. Она уже давно замечала, что прямые попытки обратиться к памяти Волдеморта с вопросом о крестражах оборачивались страшной мукой, словно сама душа протестовала возвращению к жутким моментам самоистязания. Единственное, что спасало, — лабиринты ассоциаций, которые могли вывести ее на нужные воспоминания.

Как бы то ни было, нужно было оставить что-то в ответ. Эмили решила, что не будет торопиться с формулировкой, поэтому, последний раз взглянув на надпись, вышла из уборной. Сняв мантию-невидимку в кабинке другого женского туалета, Эмили отправилась в Большой зал, где еще долго сидела в задумчивости, ожидая завтрак, а заодно выполняя монотонные вычисления по астрономии.

Следующие часы она провела с Дафной в одном из пустых кабинетов. Эмили настояла на том, чтобы сменить место самостоятельных занятий и просто посиделок с библиотеки на что-то новое. Они выбрали ту аудиторию, которая обычно отводилась под ожидание ночных уроков, — днем их здесь не могли потревожить. Даже местный полтергейст редко забредал в классные комнаты, предпочитая им заброшенные уголки замка, казавшиеся ему более интересными по своему содержанию. Даже если бы он случайно наткнулся на них, то, увидев слизеринку Дафну, моментально ретировался бы: все слизеринцы пользовались покровительством своего факультетского привидения, которого этот полтергейст жутко боялся. Эмили почти с первых дней в Хогвартсе догадалась, почему с этим духом она практически не пересекалась, а позже получила официальное подтверждение своим мыслям у Маркуса, когда год назад они прогуливались по окрестностям и только-только начинали общаться друг с другом.

Дафна сообщила, что Теодор остался в гостиной поддержать Драко, который после вчерашнего матча все еще находился в сильной депрессии. Эмили же была только рада тому, что они с Дафной могли потратить весь день на различные девчачьи разговоры. Сидя в классной комнате, они секретничали о девочках со всего их второго курса, придумывали различные постановочные фотографии, учились заплетать друг другу прически. Правда, Эмили непрестанно шикала, когда Дафна нечаянно дергала ее волосы, поэтому большую часть времени эксперименты с плетением проводились на слизеринке, которая, в отличие от Эмили, обожала, когда кто-то делал что-то с ее головой.

Такое времяпровождение продолжалось вплоть до обеда, и в эти часы Эмили и думать забыла о послании на зеркале. Мысленно она вернулась к нему во второй половине дня, когда, прогуливаясь по окрестностям Хогвартса с Дафной и выбравшимся из подземелий Теодором, завела тему о том, насколько они доверяют друг другу. У Эмили в последнее время часто возникали подобные вопросы. Было жутко любопытно, влияет ли разделение по факультетам на качества человека. Она уже не в первый раз подозревала, что на Слизерине учится лишь малая часть истинных слизеринцев — тех, кто соответствовал качествам этого факультета, а не просто имел родовитых предков. То же касалось и других факультетов.

Пока Дафна рассказывала о том, что ее доверие, конечно же, заслужить очень тяжело, а Теодор пожимал плечами, отвечая, что изначально доверяет всем, а уже потом отсекает предавших его от своего круга, Эмили в своих размышлениях ушла от темы доверия и думала о том, повлиял ли как-то Рейвенкло на нее саму. Пожалуй, она привыкла к загадкам и вопросам: не просто так ведь пришло ей на ум написать в субботу такое завуалированное послание самой себе. Эмили задумалась, а хватит ли у нее сообразительности, чтобы придумать следующее послание так, чтобы и крестраж ее понял? В голову еще ничего подходящего не пришло. Необходимо было оставить такое послание, чтобы, как и прошлое, оно ничего не говорило посторонним людям, но сказало бы о многом ей самой в любой точке ее развития. Эта задача была похожа на ту, что стояла перед Эмили, когда она описывала в своем личном дневнике пережитые моменты так, чтобы Дурсли, попади запись к ним, не поняли бы, что она обошла их запреты.

Дневник! Эмили и забыла о той черной книжечке, что лежала под половицами в ее комнате с самого ее первого отъезда в Хогвартс. Наверное, теперь она совсем выросла из него: уже в одиннадцать лет вести летопись своей жизни стало делом скучным и рутинным. Хотя сейчас голова мечтала освободиться от некоторых мыслей, излить их на бумагу, чтобы была возможность обдумать позже, не забывая деталей, Эмили отдавала себе отчет в том, что написанное нужно будет хранить куда более трепетно, и не всякие мысли она сможет вербализировать в принципе. А о некоторых моментах ей бы вообще не хотелось думать и вспоминать, осознавать их. Вот если бы был способ поместить свои мысли в нечто, что открывалось бы только ей...

А разве она так уже не делала? Разве не говорила с самой собой, заключенной в бумаге?

— Эй, Лия, куда торопишься?

Эмили, погрузившись в столь важные размышления, не заметила, как в трепетном предвосхищении догадки ускорила шаг и оказалась на несколько футов впереди Дафны и Теодора. Они шли сзади и хохотали, перекидываясь липким снегом, — под конец ноября это было забавой для многих, в какой бы семье они ни родились.

Ее я, заключенное в бумаге. Эмили отчетливо помнила, что фраза «ты выпустишь меня отсюда?» появлялась перед ее глазами, она помнила почерк. Это был пергаментный свиток? Нет, бумага была отнюдь не желтой. Это была тетрадь? Пожалуй, этот вариант был ближе к правде, но тетрадь определенно точно другого формата. Мерлин, как же выглядит то, из чего она сделала крестраж?.. Пожалуй, он был тонок. Эмили невольно потерла пальцы друг о друга, вспоминая ощущения от держания этой вещи в руках. Он гнулся, а значит, был в мягкой обложке. Мягкой черной обложке! Следуя логике, Эмили предположила, что «тетрадь» точно была не магической вещью. Впрочем, это и усложняло дело: канцелярия маглов была куда обширнее. Но была какая-то деталь, которую Эмили так и не смогла вспомнить, что и не удивительно: первый крестраж, который донимал ее мольбами о спасении, так скоро, как было возможно, был отдан на хранение и никогда не разглядывался. Ни один крестраж она не держала при себе, все они были спрятаны и забыты в отдаленных и опасных местах — вот что не без колющей грусти она осознала еще.

То, что крестраж ответил так быстро, сказало ей о том, что они по-прежнему были на одной волне. Значит, у нее есть шанс притвориться Волдемортом, чтобы вынудить «тетрадь» каким-либо образом отдаться ей в руки. Но Эмили тревожила мысль о том, что скорость ответа была неприлично высокой — буквально на следующий день. Закралось подозрение, что она в нескольких часах или даже минутах разминулась с самой собой. Может, носитель ее крестража часто заходит в этот туалет проверить змея? Но в понедельник стало известно, что в этот уикенд крестраж заходил туда с конкретной целью.

Новость о том, что было совершено новое нападение, заставила Большой Зал замолчать и замереть в ожидании имени жертвы. Той был мальчик с Гриффиндора. Имя его Эмили пропустила мимо ушей, потому что с того факультета ни один ученик не был знаком ей настолько сильно, чтобы она о нем переживала. Самое главное — этот парень был маглорожденным. Директор сообщил, что в ночь с субботы на воскресенье тот был найден в коридоре около библиотеки в неестественной позе замершим напротив рыцарских доспехов, а вчерашний осмотр показал: на него наложено то же проклятие оцепенения, что и на кошку завхоза.

— Зачем он это делает? — жалобно произнесла Дафна, когда слизеринцы и рейвенкловцы пересеклись в этот день на уроке трансфигурации.

Они стояли в коридоре перед кабинетом и делились впечатлениями от этой вести.

— Мне бы знать, — негромко проговорила Эмили, опуская голову и вжимаясь лопатками в шершавую стену.

Ведь и правда, зачем? Люциус, как и прочие Пожиратели, не знает ничего о крестражах. Выходит, он организовал попадание «тетради» в Хогвартсе исключительно с собственной целью открыть Комнату, вызвать Ужас Слизерина и после организовать кампанию против Дамблдора. Но частице ее шестнадцатилетней души пятидесятилетней давности это зачем? Да, это было последнее, что она тогда делала. И это точно не попытка привлечь внимание, поскольку крестраж не мог знать, что его создатель находится так близко. К тому же он наверняка выяснил у того, кто им сейчас владеет, что стало с Волдемортом. А может, все же привлекал внимание? Он ведь должен понимать, что является якорем для того, кто его создал. Рано или поздно ситуация могла получить огласку, и Волдеморт бы...

Шестнадцатилетний Том все еще надеется, что его спасут. Эмили не знала, что он испытывал там, в страницах, но нутром чуяла, что одиночество могло сильно навредить ему. Может, то, что он делает, он делает именно потому, что это удерживает его самосознание на плаву? Помнится, она сама чувствовала, как запрятанная в ее теле часть Волдеморта — разбуженная и теперь являющаяся ею — также цеплялась за последние свои воспоминания.

— Эй, тебе плохо? — Дафна тронула ее за плечо. — Ты резко побледнела.

— Правда? — Эмили, шмыгнув носом, встрепенулась и, выпрямившись, коснулась рукой щеки. — Так бывает, все нормально.

— М-м-м, ладно. Так что ты думаешь об этом?

— О чем?

— Ну, о том, что я предположила.

Эмили стало неловко. Она редко пропускала смысл слов собеседника мимо себя совсем уж полностью, но сейчас, когда ее голова была забита совсем другими мыслями, она представления не имела, о чем ей только что вещала Дафна. Чтобы не терять лицо, Эмили задумчиво помолчала, кивая в пол, будто обдумывая слова подруги, а потом выдала:

— Не думаю, что это так. — Что бы ни предположила Дафна, она точно была далека от разгадки.

— А что не так? По-моему, все логично, — к обсуждению неожиданно для слизеринцев присоединился Терри Бут. — Смотрите: профессор Квиррелл уходит в отставку, но больше о нем ничего не слышно. Мой папа работает в Министерстве и следит за трудоустройством волшебников, а его коллега выдает порталы и разрешения на выезд за пределы Британии. Так вот, наш бывший профессор нигде не был замечен. Он будто растворился! Но я считаю, Гринграсс права: он просто умер от своей загадочной болезни и превратился в дух.

— Это бред какой-то, я думаю, — покачала головой Эмили, которой было бы смешно, если бы она не знала, что действительно случилось с Квирреллом.

— А с чего бред-то? Сама подумай, в замке один Пивз чего стоит, вдруг этот решил тоже попугать нас? — На защиту своего друга встал Майкл Корнер, черноволосый одногруппник Эмили, которого она считала не слишком приятным человеком.

— Но он же рейвенкловец, — веско произнесла Эмили.

— Откуда знаешь?

— Э-э-э, он обмолвился как-то, — соврала Эмили, зная этот факт, очевидно, от Волдеморта. — Не помнишь?

— Вообще такого не слышал.

— Не слизеринец точно, — вставил Теодор. — Мой папа знал бы его.

— А, ну да, у вас слизеринцев все в связях между друг другом, — махнул рукой Корнер. — Ну, тогда тем более! Он как рейвенкловец захотел отыскать легендарную Комнату и только будучи духом смог это сделать! Духи ведь везде пройти могут.

— Ребят, вы не о том думаете, — цокнула языком Эмили. Ее начали раздражать все эти нелепые предположения, тогда как она знала правду. — Хотя... уже хорошо, что не на слизеринцев валите вину, как остальные.

Она оттолкнулась от стены и подошла к двери — прозвенел звонок, и все ждали открытия кабинета. Краем глаза она отметила, что Падма и Сью стояли в стороне ото всех и, кажется, пытались быть незаметными.

МакГонагалл появилась почти сразу после удара колокола, но за это время ученики задались еще рядом любопытных вопросов: как выбираются жертвы и какой кровный статус был у Квиррелла. Эмили страшно не любила обсуждать заведомо неверно поставленные задачи, поэтому начало урока было для нее спасением.

В конце дня она наконец нашла, что ответить «тетради». Отчасти катализатором появления этих мыслей стало именно нападение. Эмили хотела узнать, действительно ли крестраж постоянно в действии и получит ли она ответ уже завтра. Но даже если нет, то она все равно должна была написать свою часть диалога как можно раньше, в случае если крестражу не всегда удается выйти наружу. О том, как он это делает, Эмили могла лишь догадываться, поскольку ни разу за жизнь Волдеморта не видела, как части ее души в предметах влияли на кого-то, помимо нее, — не припоминалась даже малейшая возможность существования такого прецедента.

Ей пришлось покинуть друзей раньше, чтобы спуститься к туалету Миртл, оставить надпись и подняться в башню. Там она, прослушав загадку, уселась на ступени в раздумьях. Мысли крутились вокруг оставленных на зеркале слов: «Мы с тобой одной души, ты и я. Твое — мое». Поймет ли первый из крестражей ее намек? Честно говоря, она и сама едва улавливала в этих словах какую-то связь с реальностью.

Думать еще над паролем не было сил, поэтому Эмили без зазрения совести позвала Добби, велела ему невидимым исследовать гостиную, женские уборные и душевые и ее комнату, а затем переправить ее туда, где ее появление было бы незаметно.


* * *


Следующие пара дней протекали в нервной тревоге, связывающей желудок в тугой узел. Каждое утро, рискуя опоздать на урок, и всякий вечер до наступления отбоя, искушая свою удачу, Эмили навещала туалет на первом этаже в ожидании ответа от своего другого я. Но надпись на зеркале не менялась, как не случалось и новых нападений.

Чтобы не было так тягостно от неизвестности, Эмили стала как никогда активна в учебе. Занятия, хоть физические, хоть умственные, отлично отвлекали и ускоряли течение времени. Вот уж наступил декабрь, а вместе с ним и когда-то давно обещанный профессором Пирсом урок с настоящим боггартом. Теорию они прошли еще в середине октября, а экземпляр все никак не удавалось отловить.

— Они все очень сильные, — говорил профессор. — Мы начнем знакомство с тем, что поменьше, чтобы и на группу хватило, и вам по силам было.

Рейвенкловцы стояли полукругом перед комодом, который дрожал и побрякивал чем-то внутри. Эмили не была довольна этим занятием. Ей не хотелось бы показывать свои страхи перед другими. Профессор Пирс дал им время на то, чтобы придумать страх и способ справиться с ним — нечто смешное, во что можно было бы его обратить. Но чем больше Эмили копалась в своих фобиях, тем сильнее понимала, что боггарт отобразит отнюдь не безобидных тараканов или невинных крыс. Были вещи, которых Эмили боялась куда сильнее, и те были настолько весомы, что о них не нужно было знать другим. Что уж говорить о страхах Волдеморта, которые привидение наверняка учует в первую очередь.

— Время! — Пирс воскликнул так внезапно, что все вздрогнули. — Ну что, коллеги, начинаем? Кто доброволец?

Эмили, оценив движение около себя, тоже отступила назад, чтобы не выдвигаться вперед.

— Давайте я, — осмотрев группу, храбро вышел к профессору Энтони Голдштейн.

Он важно надул грудь и приготовился встретить свои страхи, стиснув палочку.

— Так, народ, пока наш герой идет в атаку, вам задание распределиться, кто следующий. Давайте время не будем терять. Поучаствовать должен каждый, вам по этому уроку интересную штуку надо будет писать.

Эмили едва не простонала. Она надеялась, что Пирс не будет к этому принуждать. Теперь она не без борьбы встала последней в колонну. Падма, которую пришлось упросить быть впереди, надулась и не отвечала на попытки Эмили расспросить ее о том, как шли ее дела. Тяжело вздохнув, Эмили скрестила руки на груди и, отступив чуть в сторону, наблюдала, как Энтони делал шаги назад от огромного оборотня.

— Ридикулус, — его голос дрожал. — Ридикулус!

Наконец оборотень превратился в маленькую версию себя и принялся бегать за своим хвостом, как безобидная собака. Энтони расслабленно улыбнулся, поворачиваясь к одногруппникам.

— Следующий-следующий! — махнул рукой Пирс. Он сидел на столе и с любопытством наблюдал за ходом практики.

Эмили подумала, что боггарта можно было бы обмануть. Ведь не даром профессор дал им задание придумать страх: они могли выбрать свой самый безобидный, который не было ни стыдно, ни опасно показывать другим. Но Эмили понятия не имела, что она могла придумать такого, что было бы с одной стороны страшным, а с другой совершенно обычным для двенадцатилетней девочки.

Пока Лайза Турпин безуспешно пыталась расправиться с неведомым плотоядным растением, клацающим острыми зубами, остальные коллективно придумывали, во что бы его превратить. В итоге цветок с причмокиванием начал пожирать сам себя. Ничего смешного в этом Эмили не находила, поэтому единственная стояла хмурая и не теряла попыток направить поток сумбурных мыслей на придумывание своего безобидного страха. Проблема была в том, что все, кто был перед ней, боялись конкретных материальных существ или вещей — перед Майклом Корнером почему-то возник магловский вертолет, — а она — того, что было трудно материализовать. Во что превратится боггарт перед ней, предсказать было трудно. А уж как превратить психологически сложную ситуацию во что-то смешное, и вовсе невозможно было представить. Эмили предпочитала не попадать в такие ситуации, нежели искать из них выход. Вот и сейчас в целях самозащиты стояла задача — не дать боггарту увидеть ее истинные страхи.

Она передумала все, что было возможно: бульдога Мардж, саму Мардж, червей в гнилом теле, пожар, тонущую себя, мертвую Петунию, Квиррелла, наставившего на нее палочку; ту боль, что испытала часть Волдеморта от срикошетившего Смертельного заклятия; Маркуса, узнающего, что она и есть Волдеморт; Тома, сходящего с ума в пятидесятилетнем одиночестве от осознания того, что его оставил в предмете он сам; горы мертвых невинных маглорожденных с искаженными от ужаса лицами. Вот так неизбежно примитивные материальные страхи возрастали до самых настоящих кошмаров ее жизни, предавать огласке которые было категорически запрещено.

Эмили нервно посмотрела на часы: до конца урока оставалось десять минут, а она была следующей на очереди. Рассчитывать на своевременный конец урока больше не представлялось возможным. Оставалось надеяться, что Пирс взял действительно слабого боггарта и тот выдохнется на десятом человеке. Голова была пуста, когда Эмили осознала, что Падма справилась со своей змеей, превратив ту в шарик. Паника подскочила, и сердце норовило выпрыгнуть из груди. Эмили потерла о мантию намокшие руки и воспользовалась последней возможностью избежать этой встречи:

— А я... Я не хочу. Это мое личное.

— Э-э-э, — воскликнул Корнер, — так нечестно! Ты наши страхи видела, мы тут все стресс испытали. Так что вперед, давай!

Эмили зло обернулась на него, но сказать ей было нечего. Живот тянуло от пугающей неизвестности и нежелания подставлять себя.

— Мисс Поттер, мне с вами отдельно некогда возиться.

Профессор Пирс хотел добавить что-то еще, но шарик, оставшийся от Патил, исчез, а материализованный страх Эмили еще не появился. Ученики, отошедшие к стене, с любопытством заозирались и вышли обратно в центр класса, но профессор прогнал их, чтобы они не помешали боггарту принять облик только для Эмили.

Эмили почувствовала головокружение — так глубоко она дышала, чтобы успокоиться. Она уже подумала, что привидение выдохлось, но тут из-за комода вышел маленький милый котенок. Весь серенький, возрастом не больше полугода. Он мяукнул, привлекая к себе внимание. Все обратили на него свои взоры, а профессор Пирс, сверкнув стеклами очков, сквозь густую растительность на лице расплылся в улыбке и хлопнул руками.

Заулыбались все, кроме Эмили. С нее сошла вся краска, а ей хотелось сбежать из этого кабинета, чтобы не видеть продолжение представления, что устраивало для нее привидение. Она невольно отступила назад, давая отчаянные команды мозгу как можно скорее придумать что-то смешное. Эмили не хотела переживать одно из трагических событий своего детства еще раз, заново слышать, как отчаянно шипит и мяукает невинное животное, пока мальчишки под предводительством Дадли привязывают к его хвосту консервную банку, как затем его мяукание перерастает в вой, когда друзьям ее кузена показалось забавным заставить котенка побегать и побренчать этой банкой по асфальту. Для этого они не придумали ничего лучше, как покидаться в животное камнями. Это был бродячий котенок, судя по хвосту, имевший лишай.

Сейчас Эмили, в отличие от остальных, четко слышала жестяной звук консервы, хотя котенок еще не показался полностью из-за комода. Она не переживет это издевательство, свершившееся на ее глазах, снова. В прошлый раз Эмили застала его случайно и, когда ей не удалось образумить мальчишек, на что они лишь загоготали, она взревела громче сирены при первом же попадании камня в животного, повалившего его на бок с громким болезненным «мяу». На ее плач, перемежающийся с криками, сбежались ближайшие соседи. Среди них была миссис Фигг, которая быстрее всех подоспела на шум и застала Эмили, в истерике колотящую своего брата

Дурсли в тот день пожурили ее на тему того, что с братом драться нельзя, и дали успокоительного. Тогда Эмили жадно пила воду и думала о том, что была слишком слабой, чтобы Дадли от ее ударов было по-настоящему больно. А он, по мнению Эмили, заслуживал эту боль, и она была бы рада увидеть, как его наказывают за содеянное. Легкие удары палкой по заднице от миссис Фигг наказанием она не считала.

— Ура-а-а! — протянул Пирс гнусаво. — Мы сломали боггарта!

Засмеялась вся группа, и Эмили, подхватив момент, выкрикнула заклинание, разразившись таким же смехом. Эмоции, подрывавшие ее изнутри, выплеснулись наружу. Это должны были быть слезы, но поменяв полюс испытываемых чувств, Эмили так или иначе получила разрядку.

Слезы хлынули позже. Боггарт, испугавшись дружного смеха, так и не вышел из-за ножки, а потом и вовсе исчез, а в комоде снова что-то зашебуршало. Эмили же отвернулась ото всех, подойдя к своей сумке, оставленной на парте, и, не справившись с накалом чувств, уткнулась мокрым лицом в ладони.

— Ура, коллеги! Мы это сделали. Задание на дом: написать рефлексию по сегодняшнему уроку. Все свободны.

Эмили, не глядя на озадаченных ее реакцией одногруппников, быстрым шагом пересекла кабинет и побежала по ступеням вниз, не слыша, как Пирс разъяснял остальным, что такое рефлексия и как, в отличие от обычных эссе, нужно ее писать. Следующим уроком была травология, необходимо было переодеться в теплую одежду, чтобы достигнуть теплиц. Эмили бежала в любой женский туалет, чтобы заодно привести себя в порядок. Но по пути ей встретились старшекурсники слизеринцы.

— Лия! Эй, подожди. — Маркус успел ухватить ее за лямку сумки и остановить, не дав Эмили скрыть от него свое состояние. — Ты плачешь?

— Так, немного. — Она быстро вытерла слезы и попыталась улыбнуться. — У нас просто урок такой был...

Она не смогла договорить и, замолчав, уткнулась в плечо Маркуса, крепко сжав его пальцы.

— А-а-а, — протянул подошедший Теренс Хиггс. — То есть ты не из-за той девчонки ревешь?

— Какой девчонки? — от удивления Эмили успокоилась и смогла поднять на слизеринца взгляд.

— Ты не слышала еще?

— Хиггс, погоди с этим! — остановил его Маркус, а потом вновь обратился к Эмили: — Иди сюда.

Он оттащил ее в одну из ниш и, прислонившись к стене, достал из сумки платок. Эмили промакнула им глаза и теребила его все оставшееся время разговора.

— Что там на уроке? — Он улыбнулся. — Тебе «тролля» поставили?

— Вы боггарта проходили? — не отвечая на его шутку, спросила она.

— Да, было дело.

— И какой у тебя был страх? — Эмили облизнула соленые губы, склонив голову.

— Да ерунда какая-то, типа нападения летучих мышей, — пожал плечами Флинт, отводя взгляд.

Эмили с подозрением проследила за выражением его лица.

— Вот и для меня этот опыт оказался сильным ударом, — прошептала она.

Маркус, вернув к ней взгляд, мрачно молчал. А потом, будто решившись, потянулся к ее плечу и пару раз погладил по руке в знак утешения.

— Ну, ты же справилась?

— Не совсем... урок закончился, и там у нас профессор пошутил, так что боггарт исчез. Я ничего не сделала.

«Я ничего не сделала», — Эмили внезапно для самой себя поняла, как назывался этот страх. А точнее он звучал как: «Я была слабой, чтобы что-то сделать». Это расстроило ее сильнее.

— Что там с девочкой какой-то? — Перевести тему казалось лучшим решением.

— На нее напали. — Маркус оттолкнулся от стены, услышав звон колокола на следующий урок. — Девчонка с твоего факультета, третий курс. Тебе сейчас куда?

— На травологию, но мне переодеться бы еще. Она жива?

— Оцепенела, как и предыдущие жертвы. Беги, мне тоже торопиться надо. У меня сейчас арифмантика. И какого горбатого я ее выбрал на последние курсы?

Он покачал головой и, несильно щелкнув по кончику носа Эмили в знак поддержки, взбежал по лестнице. Эмили недолго постояла в тишине коридора, а потом, подумав, что профессор Спраут простит ей пропуск урока, отправилась в туалет на первом этаже. Узнать, что ответил ей крестраж, было куда важнее, чем обрезать листья мандрагорам — в теплицах справятся и без нее. К тому же нужно было привести себя в порядок и окончательно успокоиться.

«Я вижу огненных змей», — проглядывалось на очередном клочке мутного зеркала.

Эмили запомнила фразу и, растерев, как обычно, старую надпись, наколдовала поверх зеркала свежий слой пыли, а затем отправилась в пустой класс, чтобы поразмышлять над словами крестража. У нее было в запасе максимум дней пять на то, чтобы отгадать послание и выяснить, кому Люциус мог подкинуть крестраж: нападение случилось всего через полторы недели, что было едва ли не в два раза быстрее предыдущего.

В этот раз она не должна стоять в стороне, наблюдая, как страдают невинные жертвы.

Глава опубликована: 30.10.2015

Глава 11. Змеи

«Огненные змеи... Что он хотел этим сказать?» — Эмили просидела всю пару травологии в пустом классе, обдумывая слова «тетради». В первую очередь на ум приходили ассоциации со Слизерином, потому что все, что являлось змеями в ее понимании, было отсылкой к этому факультету, сколько она себя помнила. Но «огненные» ей ни о чем не говорило, сколько она ни пыталась уцепиться за ускользающий намек.

В итоге этот день был бездарно потерян, а Эмили решила, что пора наконец вернуться к мотивам Люциуса — возможно, это помогло бы ей вычислить обладателя крестража. Наутро она проснулась раньше всех и моментально встала, чтобы в тишине гостиной подумать над этой загадкой. Чистя зубы, Эмили смотрела на себя в зеркале, уперев вторую руку в бок, и думала о том, что это разгадывать было одно удовольствие. Обтерев лицо, она расправила темно-рыжие локоны по плечам и, налюбовавшись отражением, вышла из ванной комнаты.

Накинув на пижаму мантию, Эмили вышла в гостиную, чтобы не мешать соседкам спать — благодаря ночному уроку астрономии уроки в четверг всегда начинались после обеда. А поскольку учебное время для остальных уже настало, в круглой комнате не было почти никого. Эмили прошла к своему любимому креслу у окна, игнорируя единственного рейвенкловца, бодрствующего так рано, — Роберта Хиллиарда. Она чувствовала на себе его взгляд, но не оборачивалась.

Возвращаясь в мыслях к Люциусу и его планам, Эмили быстро пробежала то, что уже выяснила: это делает не Драко и даже не Теодор, к тому же Миртл замечала «маленькую рыжую девочку» в своем туалете, хотя в середине триместра первокурсницы должны были перестать пытаться воспользоваться неработающей уборной из-за этого привидения, тогда как курсы постарше давно привыкли обходить обиталище призрака стороной.

«Маленькая рыжая девочка», вероятно, не старше третьего курса, поскольку Миртл, как Эмили помнила и оценила по ее внешнему виду, было лет тринадцать или четырнадцать. Эмили принялась было заново перечислять всех рыжеволосых, что видела в замке, как ее прервал Хиллиард, помахавший перед ее лицом рукой.

— Терпеть не могу, когда так делают, — процедила она, борясь с искушением оттолкнуть его руку в сторону.

— Да? Ну, извини, я не знал, — подозрительно нейтральным тоном ответил старшекурсник.

Эмили, не удержавшись, посмотрела на него с удивлением и спустила ноги с кресла, принимая более формальную позу.

— Чего не спится? — спросил он, опускаясь в софу напротив.

Эмили уловила некоторую неуверенность в его движении. Честно говоря, она никогда не разглядывала его так близко. Сейчас ее смущала их уединенность.

— Ты еще скажи, как хороша погода этим утром, — негромко, и стараясь не придать голосу резкого тона, произнесла она, облокотившись о край обивки.

— А она и правда чудесна, — пожал плечами Хиллиард и поправил очки.

Эмили продолжала смотреть на него, заметив, что он избегает ее прямого взгляда — это ее позабавило.

— Почему ты здесь, а не на занятиях? — вздохнула она, не выдержав давящего молчания, а Хиллиард, судя по всему, потерял запал после ее слов.

— После обеда все будет, а пока есть время наконец дочитать кое-что.

Эмили, сложив руки на груди, слушала его, мало что говоря в ответ.

— ...А в следующем месяце начну Дика, — продолжал он перечислять список книг. — Ты сама что читать любишь? Романы, наверное, да? Типа «Анжелики».

— Никогда не читала «Анжелику». Я любила... что-то о магии, — нехотя ответила Эмили.

— Да-а, — хмыкнув, протянул парень. — Фантасты и любители фэнтези — самые большие категории тех, кто читает о чем-то менее повседневном. Что последнее читала?

«Мерлин, что за вопросы... Учебник по астрономии», — так и вертелось на языке, но неожиданное внимание своего старосты вызывало страшное любопытство. В компании они теперь виделись нечасто из-за тренировок Маркуса, а кроме него ее с Хиллиардом ничего не связывало.

— Что-то из магической литературы, — неопределенно поведя плечом, ответила Эмили, слегка покраснев по необъяснимой причине.

— Не Локхарта, надеюсь? Лично я не думал, что магическая литература содержит в себе такое... низкосортное чтиво.

Эмили лениво усмехнулась. Сколько Дафна ни предлагала ей серию романов этого автора, она, пролистав первые главы, поняла, что стиль изложения ей не нравился, а значит, и сами книги не стоили внимания.

— Ты единственный маглорожденный из своей группы? — вдруг спросила она, подумав, что он говорил с ней о магловских книгах, потому что больше не с кем было.

— Да, а что? — По его лицу было ясно, что его сильно волнует статус его кровности.

— Ты чудовища не боишься?

— Все враги наследника сейчас в опасности, — уклончиво ответил Хиллиард. — Я просто не лезу, куда не надо, так что надеюсь, что до меня он не доберется. Ты-то сама тоже берегись: ты полукровка из-за мамы.

— Все же я чистокровная, согласись? Волшебница плюс волшебник.

Хиллиард хмыкнул.

— Загорелась идеей чистой крови, значит? Вот тебе и общение с Малфоями. — Его голос прозвучал очень горько.

— По идее ты тоже чистокровный, — продолжила она, пропустив шпильку мимо себя.

— Почему это? — Хиллиард вскинул голову.

— Потому что твои родители — представители одного вида. Магл и магл. То, что ты родился магом, говорит только о том, что в тебе проснулся или образовался дар.

— А откуда он взялся?

— Этого я не знаю. — Щеки Эмили налились жаром, как всегда происходило, когда ей приходилось сталкиваться с собственным незнанием чего-либо.

— А тогда полукровки — это кто?

— Те, кто родились от волшебника и магла или от волшебника и другого разумного существа, если это возможно, конечно.

— О, еще как возможно. Хагрид, получается, лесничий наш, — полукровка?

«Черт... Хагрид», — Эмили только сейчас вспомнила об этом полувеликане, который учился в Хогвартсе еще в ее бытность Томом Риддлом. Именно на него она свалила убийство Миртл Уоррен. Эмили невольно прижала руку ко лбу, шумно выдохнув.

— Да, полукровка, скорее всего...

— А что с такими надо делать?

— С ними — уже ничего. Но вообще, нельзя поощрять такое.

— Почему?

— Ну... это сталкивает два вида и... в общем, нехорошо это. Мы должны жить с себе подобными, так проще и так... правильнее. Ну, представь, ты приходишь домой, а у тебя в бассейне твоя любимая. Приветствует тебя шлепком хвоста о воду и уплывает общаться с Посейдоном.

Хиллиард захохотал, да так сильно, что едва не потерял очки. Эмили улыбнулась, продолжая спокойно смотреть на него.

— Да, такого бы я не хотел. Это ж даже не знаешь, куда ей... кхм. — Он, покраснев, взглянул на Эмили.

Она смущенно улыбнулась. На этой ноте разговор угас, смутив обоих. Некоторое время они смотрели по сторонам.

— И как же ты с Малфоем дружишь, если не разделяешь его фашистские взгляды?

Эмили на секунду поймала себя на мысли, что с Хиллиардом у них, на самом деле, было очень много общих тем, корни которых лежали бы в магловском мире. Ей, признаться, тоже было тяжело, когда она лишилась возможности обсуждать с кем-то то, что происходило с ней в том, другом мире. Она не могла толком рассказать о своих любимых фильмах или книгах, местах и вещах. Не с кем было обсудить маленькие магловские радости, поскольку Сью по какой-то неизвестной причине стала мало общаться с Эмили, а с Дафной о таком говорить не имело смысла, поскольку не было взаимной отдачи.

— Я с ним общаюсь, не дружу, — тихо поправила его Эмили.

— Все равно. Зачем терпишь?

— Я не то чтобы терплю... Я иногда его останавливаю...

— Иногда? А на уроках тебя с ним рядом нет. Там кто его остановит?

— Преподаватели...

— Угу, посмотрел бы я, как Снейп ему запрещает третировать гриффиндорских маглорожденных, — мрачно пробормотал он.

— От меня-то что хочешь? Чтобы я с ним поговорила?

— Нет, что ты. Разговоры с такими не помогают.

— Ну так вот я и выжидаю...

— Чего?

— Не знаю... как наступит это что-то, так и пойму.

— И что сделаешь?

— Ну, откуда я знаю! Ты спрашиваешь меня о вещах, которые я не могу предсказать, — вспылила она.

— Вот поэтому надо планировать и подстраивать.

— Что подстраивать? — уже устало поинтересовалась Эмили.

— Что-нибудь, что заставит этих напыщенных аристократов заткнуться.

Возникло молчание, во время которого Хиллиард и Эмили долго смотрели друг на друга. Эмили подушечками пальцев водила по бархатной ткани кресла, просчитывая в уме уровень доверия к Хиллиарду.

— Надо бы, да, — сказала она в конце концов. — Ты думал об этом?

— Мы мало что можем.

— Пессимистично.

— Ну да, попробуй пойти против Малфоя!

— Надо не пробовать. Проба подразумевает под собой ошибку. Мы не смеем их допускать. Поэтому, Хиллиард, поэтому я терплю Драко и наблюдаю. Мы должны знать все стороны врага, а лучший способ сделать это — расположить его к доверию.

— Ого, круто сказано. Ну да, согласен... но есть риск запустить все это. Третье нападение! Я слышал, могут школу закрыть.

— Не закроют пока что, об этом даже в газете не было.

— И что там у Дамблдора на уме?

— Забота об учениках, — ответила Эмили, не обращая внимание на риторичность вопроса.

— Это какая же, если Наследник набирает обороты?

— Никто не умер. Я уверена, директор делает все, чтобы...

«...Чтобы жертвы только цепенели», — хотела сказать она, но вовремя сдержала себя, чтобы не сболтнуть того, чего знать не должна.

— Чего?

— Не знаю, мало ли! Вдруг Чудовище может их и убить, а пока они просто каменеют. Они, в конце концов, вернутся к нормальной жизни.

— Так что, он будет ждать смерти кого-то?

— Да с чего бы? Он, наверное, ждет, когда Наследник обнаружит себя, и избавит школу от него.

— Ох, какая ты наивная. — Хиллиард покачал головой.

Эмили, до этого запальчиво объясняющая ему свои соображения по поводу творящегося в замке, надулась, замолчав, а потом встала со словами:

— Мне пора.

— Ну бывай. — Он поднял пятерню в воздух и потянулся за книгой, оставленной на столике перед софой, а, распрямляясь, ударился коленом о деревянную поверхность так сильно, что Эмили услышала грохот на лестнице, ведущей в комнату.

Она, не теряя времени, переоделась в школьную форму и отправилась в библиотеку. Ей пришло в голову начать распутывать клубок собственных жизненных линий с того, чтобы выяснить, что за змей живет в Тайной Комнате.


* * *


В библиотеке она очень быстро нашла книгу о магических животных, а вскоре — статью о единственном змее, убивающим жертв взглядом. «Василиск... Ярко-зеленая змея, достигающая пятидесяти футов в длине... Подчиняется только змееусту... Живет несколько столетий, питается мелкими грызунами...» — прочла Эмили в «Новейшем справочнике чудовищ». Потрясенно выдохнув, она обратила внимание на классификацию министерства — пять иксов, что означало смертельную опасность для мага и неконтролируемость этого вида.

Пока еще оставалось время до обеда, Эмили искала всю информацию о «Короле Змей» в школьной библиотеке, пытаясь найти ответ на вопрос: убивает ли взгляд Василиска змееуста. Об этом в книгах не было и полстрочки, только лишь указание на то, что этот змей подчинится волшебнику, владеющему парселтангом. Тогда она попыталась вспомнить, видела ли желтые глаза, когда открывала Комнату пятьдесят лет назад. Такой момент в памяти всплыл, но все равно Эмили не была уверена, что не выдумала этот факт благодаря сильной фантазии. Следовало тщательно подготовиться к возможной встрече с Чудовищем Слизерина. По крайней мере, пора было уже выяснить, сохранилась ли за ней способность разговаривать со змеями.

Эмили посмотрела в окно на заснеженные окрестности замка и с досадой подумала о том, как долго она тянула с этой проверкой. Все змеи уже давно ушли в спячку, а значит, проверить свою теорию она сможет только весной. Ждать несколько месяцев было самым глупым решением, поскольку крестраж, как выяснилось, совмещает написание ответа и открытие Комнаты: если Эмили не скоро придумает, что написать, а по приходу в туалет пересечется с носителем «тетради», она должна быть готова к тому, что Василиск уже будет вызван из убежища. На ум пришло, что можно было бы попытаться самой открыть Тайную Комнату и таким образом выявить способность говорить на языке змей, но Эмили посчитала этот вариант слишком рискованным и отложила его на крайний случай.

Прозвенел колокол, означавший время обеда. Эмили расставила книги по местам, записав себе названия тех, где было больше всего полезной информации о Василиске, и спустилась в Большой зал. Пообедав, она пересеклась со слизеринцами, и все вместе они отправились на совместный урок трансфигурации.

— Эй, Лия, а ты слышала уже про Дуэльный клуб? — послышался шепот Дафны с задней парты.

— А, да, — присоединился Драко, сидящий рядом, который упорно не хотел уступать место Дафне, поэтому та по-прежнему работала в паре с Трейси Дэвис. — Говорят, первые курсы обязаны ходить: заклинания на занятиях в клубе составят половину экзамена по защите летом. Я бы с радостью это пропустил. Ясно же, что это делается для грязнокровок, — он совсем тихо и невнятно произнес это слово, покосившись на МакГонагалл, которая правила движение руки Падмы, — чтобы они могли защищаться от Наследника. На таких, как я, чудовище не нападет.

— А... нет, я даже не знала. Откуда информация? — Эмили обернулась вполоборота и посмотрела на Дафну, поправляя рукав мантии.

— На стенде около Большого зала объявление повесили. Сегодня сразу после ужина первое занятие, и так будет каждую неделю теперь. Наверняка это из-за вчерашнего нападения.

Эмили лишь кивнула, медленно разворачиваясь к своей парте. На следующем уроке, вместо того чтобы слушать Бинса, она продолжила думать над тем, как ей добраться до крестража раньше, чем тот выйдет на связь в очередной раз: пора прекращать эти устрашающие нападения. Она все еще не понимала, зачем он это делает, но надеялась расспросить его лично. В ее голове было столько разной информации, что Эмили не знала, за что взяться в первую очередь: нужно было отгадать послание, выяснить змееуст ли она, подумать о том, кто сейчас владеет крестражем, и при этом не подставить себя под удар. Решив, что «тетрадь» не выйдет на связь так скоро, Эмили позволила себе уделить внимание урокам и оставить сознание думать над всем этим в фоновом режиме, надеясь, что отдых пойдет ему на пользу.

После ужина она осталась в преобразившемся Большом зале, где отыскала Дафну и мальчиков. Стоя у импровизированной сцены, расположившейся по центру зала так, что ученики стояли с обеих сторон, они строили предположения о том, чему именно их будут учить.

— Всем доброго вечера, коллеги! — На подмостки взобрался профессор Пирс. — По моему предложению был организован данный клуб. Повторюсь: для первых двух курсов участие обязательно, остальные могут присутствовать по желанию и не обязаны ничего сдавать по окончании года.

Эмили осмотрелась, пытаясь определить, какие группы присутствовали здесь. Она увидела ребят со всех факультетов своего курса, а также первого. Еще она заметила третьекурсников из Хаффлпаффа, четверокурсников Гриффиндора и, кажется, кого-то со старших курсов Рейвенкло. На мгновение ей показалось, что она увидела в толпе Хиллиарда. Странно, но его присутствие в некоторой степени успокоило ее, хоть и причину волнения она распознать не смогла. Что-то тревожило ее в этом клубе. Может быть, то, что она тратила время на изучение того, что, возможно, знала, а могла бы подумать над ответом крестражу. А может быть, ей не нравилось, что занятия будут проходить при таком большом количестве человек, сплоховать перед которыми очень не хотелось.

Но наличие на этом собрании своего старосты почему-то придало ей уверенности. Вспомнился давешний разговор. Эмили невольно улыбнулась своим воспоминаниям. Почему они ни разу не говорили? Все время были какие-то тычки друг в друга, а теперь у них сложился довольно интересный диалог. Ни один разговор с Маркусом не был похож на тот, что произошел вчера между ней и Хиллиардом. Эмили неожиданно поняла, что соскучилась по встречам с компанией старшекурсников, когда в прошлом учебном году они сидели в пустых классах и говорили обо всяких умных вещах. Эмили тогда очень нравилось слушать их всех, но только сейчас она поняла, что ей нравилось слушать Хиллиарда, поскольку основной анализ происходящих в мире вещей исходил именно от него.

— Курс буду вести не я один, — продолжал тем временем Пирс. — Ко мне согласился присоединиться наш почтеннейший Северус Снейп.

Он бросил руку в сторону противоположного конца сцены, откуда с самым беспристрастным видом поднялся декан слизеринцев, которые встретили его теплыми аплодисментами. Эмили одобрительно хлопала вместе с ними, внимательно наблюдая за тем, как Снейп подходит к профессору защиты.

Вместе они продемонстрировали классические дуэльные правила и в качестве тренировочного заклинания рассказали о чарах обезоруживания. Эмили внутренне обрадовалась. До боевых чар она еще не доходила, поскольку для этого нужен был оппонент. Бытовые и трансфигурационные заклинания — вот все, что она могла восполнить в своем сознании сама. Правда, она опасалась, что Экспеллиармус получится у нее либо слишком легко, либо слишком сильно, поэтому, когда им предложили разбиться на пары и попробовать обезоружить друг друга, она позволила Дафне первой несколько раз выполнить чары.

— Кажется, у меня не получается, — расстроенно сообщила та после седьмой попытки.

— Ладно, я расслабилась. Давай еще раз. Я не начну, пока не получится у тебя, — твердо сказала Эмили и постаралась не сжимать палочку слишком сильно, заметив, что на автомате ловила выскальзывание оружия и по привычке удерживала его в руке. Это было нетрудно, учитывая силу Дафны.

Эмили оглядела зал. В некоторых парах творился полный бардак.

— Ха-ха! Драко поставили с Роном Уизли. Мне кажется, они давно мечтали устроить дуэль, — отметила Эмили, позволяя наконец Дафне обезоружить себя.

— Ой, не говори, — фыркнула та. — Представления не имеешь, как меня достали пары с гриффиндорцами. А точнее пары, когда приходится слушать, как Драко достает гриффиндорцев. Знаешь заучку у них такую?

— Э-э-э, Грейнджер? Кудрявая такая.

— Во-во. Она из маглорожденных, так Драко просто не упускает возможности пройтись по этому поводу. Гриффиндорцы конечно же не остаются в стороне, но чаще всего он ругается именно с этим рыжим.

— Почему?

— Потому что он чаще всего защищает Грейнджер, но, мне кажется, еще и потому, что он Уизли.

— Давай, пробуй еще, — предложила Эмили, возвращая себе палочку.

— Твоя очередь!

— Тебе надо закрепить успех, — уверенно кивнула Эмили, а сама зацепилась взглядом за волосы Уизли. — А что, Малфои и Уизли враги?

— Да, а ты не знала? — удивилась Дафна, на этот раз увереннее произнося заклинание.

— Я не так уж и часто вижу его в окружении гриффиндорцев, — проворчала Эмили.

— А, ну да... Ну, в общем, суть в том, что Уизли считаются предателями крови.

— А, маглолюбцы, да? — припомнила это слово Эмили. Во времена Тома Риддла были свои чистокровные, которые противились своему званию и сближались с маглами.

— Именно. У Уизли отец работает в Министерстве. Да не где-то, а в Департаменте э-э-э... чего-то там, связанном со злоупотреблением магловского оборудования.

— О! Вспомнила, я же его видела, — воскликнула вдруг Эмили. — Он занимался машиной, которую заколдовал Добби. Забавный мужчина. Его Артур зовут.

Она поняла, что не просто так заметила волосы младшего Уизли. Они, как и у отца, были яркими, насыщенного рыжего цвета. Можно было бы даже сказать огненные.

— Поттер, я не видел ни одного вашего выпада в сторону мисс Гринграсс. Прекратите вертеть головой и займитесь практикой, — раздалось за ее спиной, отчего она вздрогнула, обернувшись.

— Да, сэр! — отчеканила она, отворачиваясь от Снейпа, который, едва бросив ей замечание, пролетел мимо. — Ладно, Даф, стой ровно. Думаю, у тебя уже хорошо получается.

Для проформы Эмили несколько раз намеренно сделала разнообразные ошибки в движении, имитируя на лице сосредоточенность и усилие. Потом она делала все так, как помнила из своей прошлой жизни, но оказалось, что переживала зря: заклинание вышло не сразу, хотя и попыток она сделала куда меньше остальных.

— Да! Давай пять, — обрадовано воскликнула Дафна, когда палочка вырвалась из ее хватки и полетела к Эмили.

Они, смеясь, хлопнули по рукам.

— Пойдем сядем, — предложила Дафна, указывая на скамьи, отодвинутые вместе с факультетскими столами к стенам.

— А скажи мне... Драко говорил еще что-то про Уизли? — спросила Эмили, когда они отошли от основной массы учеников и сели так, чтобы до них не долетали шальные заклинания.

— Да он постоянно что-то про него говорит, как только он попадает в поле зрения. А что?

— Да интересно просто. Отец Драко их тоже не любит, наверное?

— Естественно, — усмехнулась Дафна. — Драко же за отцом все повторяет.

Эмили вытянула ноги и оперлась руками на колени, обдумывая то, что сейчас узнала. До нее дошло, что она давным-давно автоматически стала считать, что Люциус использует кого-то вслепую. Крестраж овладевает тем, кто им сейчас обладает, и именно таким образом открывает Комнату и управляет Василиском — это факт, иначе это было бы невозможно. На этом моменте Эмили отметила, что она, осознавая себя частью Волдеморта, вероятно, тоже сможет это сделать. Но, скорее всего, тот, кто находится в этот момент под чарами крестража, теряет самоконтроль и либо выполняет поручение Люциуса, позволяя Наследнику натравливать чудовище на маглорожденных, либо ничего не помнит о том, что делал.

Но если не забывать о том, что главная цель Малфоя-старшего — смещение маглолюбца Дамблдора, то можно обратить внимание на еще одного ненавистного чистокровному Пожирателю представителя магического сообщества. Человека, чье семейство поголовно было огненноволосым.

— О, зрители подходят, — отвлекла ее Дафна, которая уже привыкла, что Эмили порой уходила в глубокие раздумья, и нисколько этому не мешала, пока не было веской причины. Наверное, поэтому Эмили так ее ценила.

Она обернулась на входную дверь и увидела Маркуса, вразвалочку входящего в зал вместе со своим однокурсником Теренсом Хиггсом. Эмили проследила за ними взглядом, а когда те поговорили с Хиллиардом, тоже отдыхавшим от горячей тренировки с некой гриффиндоркой, и собрались уходить, напоследок оглядевшись, она поднялась и помахала руками, привлекая внимание.

Маркус подошел к ней с Дафной, минуя остальных дуэлянтов, и сел на стол.

— А вы что, натренировались?

— Угу. — Эмили пожала плечами и села. — А почему ты не участвуешь?

— Чего я тут не знаю?

— Хм, — Эмили прищурилась. — А давай я на тебе потренируюсь?

— Да без проблем. — Он вскочил на ноги и вооружился.

Эмили без резких движений поднялась и, наставляя палочку на Маркуса, встала напротив.

— Давай, как по правилам. Надо поклониться, — наставительно произнесла она.

Они, хитро смотря друг другу в глаза, опустили палочки и медленно подошли почти вплотную к друг другу, затем поклонились и развернулись.

— Три шага, и я тебя обезоружу, а ты старайся этого не допустить, ладно? — сказала она через плечо, улыбкой отвечая на смешок Дафны.

— Понял. — Маркус усмехнулся, судя по голосу.

— А я буду считать, — спохватилась Дафна. — Раз... Два... Три!

— Экспеллиармус, — ровным уверенным голосом произнесла Эмили на развороте, отводя палочку резко в сторону, как недавно она заново научилась делать.

Она, довольная собой, проследила за оружием, вылетевшим из рук Маркуса и спикировавшим прямо ей в ладонь — Эмили поймала палочку, сделав шаг назад.

— Неплохо, — оценивающе посмотрел на нее Маркус.

— Еще раз?

Они провели несколько мини-дуэлей, во время которых Эмили терпела как успехи, так и поражения. Вскоре они поменялись ролями, чтобы Эмили научилась блокировать это заклинание. Если с Дафной хватало волевого усилия, не давая палочке вылететь из руки, то с напарником посильнее приходилось ставить руку особым образом, а иногда и произносить щитовое заклинание. Частично помогала память Волдеморта, но слушать пояснения Маркуса было так приятно, что Эмили делала вид, будто слышит о таких вещах впервые.

— А теперь меня потренируй! — заявила, вскочив со скамьи, Дафна.

— Э-э-э. — Маркус даже растерялся. Эмили отчего-то подумала, что девушки его вниманием не баловали. — Ладно, выходи сюда.

— А у тебя есть лягушка? — усаживаясь на место Дафны, спросила Эмили с улыбкой и умоляющим взглядом.

— Только мятные леденцы, если тебе пойдет, — покачал он головой, вставая в стойку дуэлянта. — В заднем кармане сумки найди.

— Сойдет, — довольно протянула Эмили и аккуратно открыла замок, стараясь не рыться, но леденцы нашлись быстро.

Взяв пару штук, одну она закинула в рот, а остальные бросила в свою сумку. Пока ее друзья перебрасывались обезоруживающими заклинаниями, можно было додумать свою мысль дальше. Нужно было вспомнить, на чем она остановилась.

Огненноволосый Уизли и его семья...

Если крестраж овладевает учеником — ученицей, ведь Миртл говорила о девочке, — и, вызывая Василиска, а также когда пишет послания, видит прежде всего зеркало над раковинами, значит, носителя он распознает. Огненные — вероятно, это было о цвете волос. А змеи к чему? Можно было бы подумать о слизеринке, но огненноволосые водились исключительно в семействе Уизли. Помимо них и Эмили, рыжие разных оттенков встречались на втором курсе Хаффлпаффа, старших курсах Гриффиндора и Слизерина и, кажется, попадались рыжие на Рейвенкло. Всех их Эмили еще после слов Миртл внимательно изучила, но вскоре забыла, так как никто не вызывал подозрений, будучи не связанными ни с Малфоями, ни с чистокровными, ни с Пожирателями.

А вот теперь стоило внимательно присмотреться к семейству Уизли. Если они Малфоям действительно как кость в горле и не меньше, то стоило бы выяснить историю их отношений подробнее. Если они не общаются, то как крестраж мог попасть к кому-либо из Уизли? Да и кто там у них есть? Эмили слышала о близнецах, да о Роне, но знала, что эта семья в принципе многодетная.

— Предлагаю поменять всем партнера! — произнес профессор Пирс, поднимаясь на сцену. — Теперь постарайтесь сделать так, чтобы ваш оппонент не сумел пустить в вас заклинание. Один нападает, другой обезоруживает. Профессор Снейп, могу я попросить вас о помощи?

Эмили ненавидела, когда к ней приходило озарение, а кто-либо мешал обдумать его до конца. Она ведь почти поняла что-то!

— Нет-нет, профессор, я тут просто за компанию, — помотал головой Маркус, когда Снейп принялся распределять их.

— Тогда отойдите и не мешайте, — проворчал он. — Мисс Гринграсс, отправляйтесь к мистеру Томасу, а вы, Поттер, вставайте в пару с мистером Малфоем. Живее, до конца осталось меньше получаса.

— Да, профессор, — в голос произнесли обе и, коснувшись друг друга, разошлись по своим парам, оставив сумки с Маркусом.

Эмили усмехнулась, увидев красного Драко.

— В чем дело?

— Этот Уизли еще у меня попляшет, — прошептал он злобно, поднимая палочку по кодексу дуэлей.

— Что он сделал?

— Не знает свое место, гребаный предатель крови.

Они отошли на несколько шагов и развернулись, одновременно произнося:

— Мукус Ад Нозем!

— Экспеллиармус!

Эмили не ожидала от Малфоя такого напора и на последнем слоге вложила в заклинание слишком много силы, так что палочка Драко мгновенно взлетела вверх, а пущенное им заклинание ушло в потолок.

— Эй, полегче, — предупредила Эмили. — На мне срываться не надо.

Драко насупленно пыхтел, поднимая палочку. Очередная стойка — на этот раз Эмили была еще осмотрительнее и сама пошла в атаку, произнося отталкивающее заклинание, а сразу следом — обезоруживающее. Так продолжалось пару минут, а она уже вспотела от напряжения: оказываться икающей, с танцующими ногами или с чирьями по всему телу страшно не хотелось — не перед Маркусом и остальными. Поэтому Эмили использовала и возобновленное в памяти «Протего», и просто маневрировала, отскакивая от лучей заклинаний.

Пару раз к ним подходил Снейп, вставляя комментарии по поводу их работы, а последний раз он что-то прошептал Драко на ухо, пока тот вставал от очередного удара Эмили. Она настороженно держала палочку перед собой, ожидая, что Снейп делился с Малфоем каким-то унизительным способом ее одолеть.

Профессор отошел в сторону, а Драко поднял палочку. Не успел он сделать выпад, как Эмили, вложив всю силу в слова, кинула в него обезоруживающее заклинание. Она не успела всего на доли секунды, но то, что сделал Драко, удивило ее. Словно в замедленной съемке Эмили наблюдала, как из конца его палочки вылетала черная лента и с отвратительным шлепком ударялась о пол. Затем эта палочка вырвалась из руки, а самого Драко силой удара отбросило к сцене.

— Змея! — крикнул кто-то из девчонок рядом.

Пары вокруг них сделали шаг назад, охая и визжа. Эмили краем глаз отметила, как со своего места поднялся Маркус. Она сама сделала шаг и запоздало судорожно вздохнула, не сразу осознав, что перед ней действительно извивалась змея. Она была такой натуральной и живой, что живот охватили спазмы. Эмили однозначно поняла, что змеи не входили в число ее любимых животных.

Чтобы не сказать ни слова и избежать вероятного казуса, если она заговорит на змеином языке, Эмили прикрыла рот руками и сделала еще шаг назад, изображая такой же ужас, как и прочие девочки вокруг. Уж в такой реакции, как она рассчитывала, ее не упрекнут. А взгляд тем временем выцепил из толпы Снейпа, который в упор смотрел на нее, на ее реакцию и задумчиво поглаживал пальцем по губам.

Прочь, прочь! Все прочь, а не то укушу. Я вас укушу!

Эмили посмотрела вниз, откуда исходил звук. Змея извивалась всем телом и открывала пасть, поднимая маленькую голову. Эмили понимала, что слышит не звуки, какие могли бы издавать змеи, но слова — самые натуральные слова. Эмили не слышала за свою жизнь ни одной змеи, не бывая ни разу ни в террариуме, ни где-либо еще. Даже фильмы со змеями почему-то не попадались ей на глаза. Она лишь со слов других предполагала, что змеи шипят. Видимо, этого она никогда не услышит. Эмили отошла еще дальше, замахала руками на лицо и отвернула голову в сторону, делая вид, будто ей дурно от вида животного.

Нужно было, чтобы кто-то наконец убрал его: сама Эмили не рискнула произнести даже заклинание исчезновения, боясь, что не сможет контролировать язык, на котором произнесутся слова. Наконец Снейп вышел вперед и направил палочку на змею, которая свилась в кольца и теперь пружинила на своем гибком теле, приподнимая верхнюю часть. Эмили отошла в сторону, а затем Маркус вытащил ее из толпы.

— Что, змейку испугалась? Эх ты.

Эмили, по-прежнему не говоря ни слова, обернулась, чтобы убедиться, что змеи больше нет. Ее хвост, не утихая ни на секунду, извивался на полу, напоминая волну. И тут Эмили поняла: «змея» — это волна, нечто извивающееся, вьющееся...

— Випера Эванеско, — прозвучал голос декана Слизерина.

— Ох, — Эмили смогла наконец выдохнуть. — Да, они вызывают у меня дрожь. Мерлин, как это гадко, бр-р!

Она все еще содрогалась, помня о скользком теле змеи, а между тем продолжала в уме цепочку размышлений. Если «огненные», предположительно, было о цвете волос, то «змеи» — о их виде. Огненноволосая девочка с вьющимися волосами. Предполагать себя вновь было бы совершенным бредом, да и волосы Эмили не напоминали огниво. А вот Уизли... Судя по мальчишкам — Рону и близнецам — и их отцу, волосы тех были прямые.

— Маркус, — прошептала она, пальцем подзывая его опуститься ближе. — Ты видишь тут ярко-рыжую девочку?

Маркус нахмурился, но оглядел зал, который разбредался к своим вещам, после того, как занятие объявили законченным. Затем он молча развернул Эмили и указал, чтобы она смотрела на пятую скамью от входной двери. И тогда Эмили увидела ее: первокурсница, из тех, что насмотреться на нее не могла первые дни, так же, как и прочие девочки ее курса, завивающая волосы, подражая Эмили. К ней подошел Рон Уизли и ласково коснулся ее щеки. Первокурсница была чем-то расстроена, более того, выглядела она очень плохо: осунувшаяся и несчастная. Хоть ее братья не отличались плотным телосложением, было видно, что на ней что-то сильно сказалось. Раньше Эмили думала, что это от учебы с непривычки и не обращала на это внимания. Но если посмотреть на эту девочку с точки зрения того, что крестраж пользуется ее жизненными ресурсами, получалась куда более серьезная причина такого изможденного вида.

— Это Уизли, да?

— Похоже, что она, — подтвердил Маркус, закидывая сумку на плечо. — Идем.

— И ты даже не спросишь, почему она меня интересует?

— Э-э-э, я думал, ты просто выглядываешь рыжих вокруг себя. Ну, знаешь, как девушки не любят, когда в одном помещении с ними оказывается кто-то с такой же прической или в такой же мантии, если говорить о парадных.

— А, ну да, так и есть, — рассмеялась Эмили, радуясь такой отговорке.

Она поторопилась оказаться у выхода в тот же момент, как туда подошли Рон с сестрой.

— Ну же, Джинни, не вешай нос. Змея никого не укусила, все хорошо.

— Привет, — протянула Эмили, озадаченно посмотрев на Джинни, всхлипнувшую от слов брата.

— Здравствуй, — буркнул Рон и, неодобрительно глянув на Маркуса и подоспевших однокурсников-слизеринцев, приобнял сестру, увлекая к лестнице.

Девочка же во все глаза уставилась на Эмили, которая ей одобрительно улыбнулась, а потом, покраснев, заспешила убежать по лестнице вверх, таща за собой Рона.

— Вот ненормальная, — прокомментировал Драко. — А ты что, реально змей боишься? Ты же к нам хотела.

— Хотела, и? Я не обязана любить змей, — неожиданно резко огрызнулась Эмили, поправляя сумку на плече. — Где ты слышал, чтобы к вам по любви к змеям определяли?

— Нигде, — буркнул Драко.

— Вот и все. Я побежала, ребят, отбой уж скоро.

Попрощавшись со всеми, она зашла в ближайший туалет, где надела мантию-невидимку, а затем поднялась на первый этаж. Зайдя в туалет к Миртл, она вывела на зеркале: «Молния в закате. Я приближусь». Повторив трюк с туалетами и переодеванием мантий, она побежала в башню, надеясь, что рейвенкловцы еще не отгадали пароль.

Из всех рыжих девочек наконец нашлась та, что по всем параметрам походила на жертву Люциуса, задумавшего воспользоваться вверенной ему темномагической вещью для достижения своих корыстных целей. Осталось выяснить, где Джинни прячет «тетрадь».

А затем забрать ее.

Глава опубликована: 07.11.2015

Глава 12. Дневник

Семестр подходил к концу, до каникул оставалось около двух недель. Первые выходные декабря Эмили провела в библиотеке, готовясь к грядущим контрольным работам. Вернее, сидела со слизеринцами, пока те готовились к ежесеместровым проверочным. Сама Эмили, бегло пробежав по конспектам, убедилась в том, что могла ответить почти на любой вопрос, и занялась делом, совершенно не связанным с учебой, окружив себя учебниками для отвлечения внимания.

С самого четверга, когда прошло первое занятие Дуэльного клуба, она начала строить план того, как заполучить крестраж так, чтобы Джинни ничего не заподозрила. Эмили предположила, что только благодаря тому, что Уизли пишет в «тетради», Том может налаживать с ней связь и тянуть энергию. Эмили испугалась, что ему удастся выбраться наружу без ее помощи, просто опустошив жизненные силы гриффиндорки. Если сначала она и хотела бы помочь Тому покинуть тюрьму, то сейчас предположить не могла, что за этим последует. Прежде всего Эмили решила поговорить с ним, и лучше это сделать, пока он не принял человеческий вид, а поэтому относительно безопасен.

Надо было срочно искать подход к Уизли — красть или отбирать вещь было крайне непригодным вариантом, по мнению Эмили. Джинни должна добровольно от него избавиться и не знать, кто его подберет. Поэтому она задумала сначала познакомиться с девочкой поближе. Если Уизли считает ее едва ли не кумиром, то есть шанс вызвать ее на контакт. Всю пятницу Эмили наблюдала за Джинни, тогда же она переписала расписание гриффиндорских первокурсников со стенда возле Большого зала, притворяясь, будто ищет расписание своей группы. Теперь она сидела и сопоставляла уроки Джинни со своими, придумывая, в какой момент было бы удачнее с ней пересечься и предложить знакомство. По крайней мере, одной проблемой было меньше: Джинни, как в пятницу заметила Эмили, не общалась еще ни с кем настолько близко, чтобы ходить в компании, и была полностью доступна к разговору без лишних ушей.

— Закончили? — спросила Эмили в половине восьмого, складывая составленный на следующую неделю план передвижений себя и Джинни в сумку.

— Почти, — отозвалась Дафна. — Мне еще пару дюймов дописать.

Мальчики обреченно показали на три четверти исписанные пергаменты.

— Ладно... Занимайтесь, а я пойду тогда.

Попрощавшись со всеми, она вышла из библиотеки. Тусклые факелы играли тенями на стенах, а пустынность коридоров заставляла ускорять шаг в надежде оказаться в уютной гостиной. Эмили не входила в число любителей погулять ночью, пусть это и было весьма романтично, — ей нужна была гарантия безопасности, а уж Волдеморт сохранил память о том, что можно встретить в замке после отбоя, который наступал через двадцать минут.

Она почти бежала в сторону лестницы, как неожиданно остановилась, завидев в глубине коридора странный силуэт. Эмили стояла недвижима и напрягала зрение. Посреди коридора, едва видимый в неярком свете факелов висел не кто иной, как Почти-Безголовый Ник — привидение Гриффиндора. Его можно было распознать по гофрированному воротнику, которым он обычно скрывал свою рану, но сейчас он не серебрился и даже не просвечивал. Привидение словно закоптилось и, что было страннее, замерло в воздухе, не двигаясь ни в одну из сторон.

— Кхм, — Эмили подала голос, рассчитывая на то, что призрак обернется. Но тот ее будто и не слышал.

Медленно сделав пару шагов, Эмили наконец увидела чье-то тело на полу, осветившееся полоской света, едва поменялся угол зрения. Только теперь она поняла, что это — жертвы очередного нападения. Не мешкая больше, Эмили вытащила мантию-невидимку и, надев ее, развернулась к лестнице. Бегом она достигла туалета Миртл и спешно стала читать ответ крестража.

«Его выбор? Скоро будем равны», — увидела Эмили и усмехнулась. «Откуда он знает про выбор? Может, Джинни сказала о том, что Волдеморт погиб в попытке меня убить?..» — думала она, пока чертила пальцем по зеркалу. Второе предложение крестража слегка испугало ее, но Эмили долго не могла понять чем. Всю ночь она ворочалась в тревожных раздумьях. Ей казалось, что эти слова не предвещали ничего хорошего.

На следующий день весть о том, что было совершено двойное нападение, поразила даже слизеринцев. Драко сначала ужаснулся тому, что за мощью обладало Чудовище или сам Наследник, если под удар попало даже привидение, но потом он объяснил сам себе это тем, что оно принадлежало «самому грязнокровному факультету». Это еще больше уверило его в том, что тот, кто открыл Комнату, слов на ветер не бросает и знает, что делает.

В начале недели профессор Флитвик пришел в башню рейвенкловцев, чтобы составить список тех, кто не уезжает домой на рождественские каникулы. Эмили тогда тихо хлопнула себя по лбу: она совершенно забыла предупредить Дурсли о том, что не приедет на праздники. Это она решила давно, желая хотя бы в этот раз оценить праздничное убранство Большого зала вживую, а не только в памяти Волдеморта. Но теперь стало ясно, что в замке она, судя по всему, будет совершенно одна, не считая преподавательский состав: никто не хотел оставаться в школе с неизвестным монстром, набирающим обороты.

В свете участившихся нападений подпольная ранее продажа оберегов и всяческих амулетов стала частым явлением в коридорах замка. Эмили то и дело натыкалась на того или иного гриффиндорца или хаффлпаффца, предлагающих то некие красные кристаллы, то гнилые хвосты головастиков, то еще что-нибудь склизкое и дурно пахнущее. Такие ученики первые два дня сильно мешали ей подобраться к Джинни: Эмили либо теряла время перемены на вежливый отказ, либо встречала Джинни в присутствии таких «продавцов».

На третий день Эмили даже не останавливалась, когда кто-либо из старшекурсников, стоящий в окружении наивных первокурсников, окликал ее с вопросом, не хочет ли она луковицу, оберегающую от злых духов. Тогда же она поняла, что ловить Джинни важно было непременно в учебное время, потому что потом она куда-то исчезала и появлялась только на ужине, после которого выходила вместе со своими братьями.

Эмили каждый день корила себя за то, что до сих пор ни на йоту не приблизилась к первокурснице, а время в данной ситуации играло большую роль — каждое новое нападение было в два раза быстрее предыдущего, и сейчас у Эмили были едва ли не считанные часы до того, как Том в очередной раз завладеет Джинни.

«В последний раз, — нехотя признала она. — "Скоро будем равны" — это о том, что он наконец выберется из "тетради" и станет таким же человеком, как я». Это осознание пришло к ней в последние минуты перед сном после утомительного урока астрономии. Поставив будильник на раннее утро и сверившись с расписанием Уизли, Эмили легла в постель, но еще долго не могла заснуть, тревожась мыслью о том, что крестраж мог выбраться этой ночью.

Утром, как и всегда, когда намечались важные события, Эмили моментально оказалась на ногах. Привела себя в бодрствующий вид благодаря душу и чашке ароматного кофе, приготовленного Добби, а после этого в первую очередь отправилась проверять туалет Миртл.

Ее фраза «Не корми Медузу. Жди меня. Я буду слушать стены» до сих пор в одиночестве виднелась на нижнем краю зеркала. В успехе этой просьбы она теперь сильно сомневалась, опасаясь, что Том не станет ждать ее помощи, когда он и сам был так близок к тому, чтобы обрести тело. Эмили, продолжая быть невидимой, помчалась в другой конец замка — к теплицам, из которых скоро должны были выйти гриффиндорские первокурсники. Затаившись, сидя на подоконнике, она размышляла о том, каким сейчас мог быть Том и о чем он думает. Эмили не отпускало ощущение, что тот совсем отчаялся, а может, не поверил тому, что она собирается ему помочь, поскольку Волдеморт сам в свое время не сдержал это обещание. Однако по активному общению и подсказкам, можно было бы подумать, что он действительно хочет встретиться.

Что, если это был всего лишь отвлекающий маневр?

Колокол заставил ее вздрогнуть, а раскрывшиеся двери классных комнат — подобраться и сконцентрироваться на первокурсниках, выходящих из ближайших дверей, за которыми находился выход к теплицам. Завидев Джинни, плетущуюся в самом хвосте, Эмили приподняла под мантией палочку, которую уже несколько минут сжимала в руках. Дождавшись, когда та пройдет совсем близко, она просунула кончик палочки между складками ткани и, наставив его на дно сумки гриффиндорки, прошептала распарывающее заклинание.

Уизли не сразу заметила, что ее вещи остаются позади нее, а Эмили в это время соскочила на пол, метнулась за угол и, убедившись, что в коридоре никого не было, сняла мантию-невидимку. Затем она с безмятежным видом вышла в холл и, будто впервые увидев Джинни, сидящую теперь на корточках, обратила на нее внимание. Однокурсники Уизли спрашивали, не нужна ли ей помощь, но та лишь качала головой, а сама судорожно собирала в руки свои учебники и конспекты. Они вываливались у нее из рук, а она, всхлипывая, поднимала их вновь.

Эмили некоторое время стояла, наблюдая за состоянием Джинни: она предполагала, что этот казус расстроит девочку, но не рассчитывала, что та зайдется в рыданиях.

— Привет, Джинни, — дружелюбно улыбаясь, произнесла Эмили, подходя ближе. Свою сумку она положила на подоконник, а сама опустилась к гриффиндорке, аккуратно обходя раскрывшуюся чернильницу, залившую пол густой черной жидкостью.

Джинни испуганно взглянула на Эмили и заторопилась собрать вещи в кучу. Это привело к тому, что почти все вывалилось из ее рук. Тут Эмили и заметила его — Дневник. Только увидев воочию эту тетрадь, мозг вытащил на поверхность название, которым этот предмет действительно обладал еще с сороковых годов. Эмили, как завороженная потянула к нему руку, а другой взяла учебник по зельеварению, чтобы Джинни не посчитала, будто ее интересовал только дневник.

Эмили, едва коснувшись черной обложки, моментально вспомнила ощущения от того, что значит — держать его в руках. Это безусловно был тот дневник, который ей нужен: незаметно для гриффиндорки, она повернула его задней стороной обложки к себе и увидела адрес магазина, в котором покупала его перед пятым курсом. От Эмили не скрылось побледневшее лицо Уизли, когда та увидела, что дневник находится в ее руках. Как бы Эмили ни хотела тут же забрать его, пока это не представлялось возможным, поэтому она как можно более бесстрастно отложила его в стопку прочих учебников, а затем помогла собрать мелкие вещицы вроде перьев и каких-то камушков.

— Помочь тебе? — произнесла она при этом.

— Спасибо, я дальше сама... — тихо пробормотала Джинни, заливаясь краской, но Эмили пропустила эти слова мимо ушей.

— Давай сумку посмотрю. Кажется, она по швам треснула, — сказала она, протягивая руку.

— Ничего... Я потом зашью.

— Брось, — не отставала Эмили, но старалась быть мягче, не напирала, а голос держала тихим и спокойным. — Как ты все это в руках унесешь? Мы сейчас ее в пять секунд починим.

Джинни подчинилась и позволила Эмили взять у нее сумку. Эмили осмотрела разрыв, оценивая повреждения, и, прикинув, как это можно было зашить, взобралась на подоконник, приглашая Уизли сесть рядом.

— Как тебе в Хогвартсе, Джинни? — Она вывернула сумку наизнанку и начала разговор, отметив, что гриффиндорка заговаривать первой то ли стесняется, то ли не хочет.

— Нравится, — коротко ответила та, смущенно заправляя за ухо витую прядь.

Складывая ткань сумки по линии шва, Эмили мельком бросила взгляд на волосы Джинни. Сейчас она поняла, что та завивала волосы, на ночь заплетая их влажными в косы. Эмили делала так лет в шесть-семь, пытаясь справиться с непослушными волнами, потом пробовала использовать бигуди, а затем ей сделали подходящую стрижку, и волосы наконец стали ложиться прилично без посторонних усилий.

— Есть уже любимые предметы? — продолжила она и, призвав нитки с иголкой, начала соединять первый дюйм ткани.

— М-м-м... — протянула Джинни. Она почти расслабилась и успокоилась и теперь внимательно наблюдала за тем, что делала Эмили. — На защите от темных искусств интересно.

— Правда? Я тоже этот предмет люблю! — не отвлекаясь от сумки, воскликнула Эмили.

Она задала гриффиндорке еще пару дежурных вопросов, гадая в какую сторону увести разговор, чтобы девочка сама пошла на контакт. Несмотря на свое обещание в «пять секунд» зашить сумку, Эмили и не думала торопиться, кропотливо сшивая дюйм за дюймом, чтобы выиграть чуть больше времени на общение.

Прозвенел колокол.

— Ох, мне пора на урок! — спохватилась гриффиндорка.

— О-о... Думаю, твои одногруппники скажут, что у тебя неприятность с сумкой.

— Возможно... Но не хотелось бы пропускать заклинания.

— Поверь, ничего страшного, — улыбнулась Эмили, посмотрев прямо в яркие светло-карие глаза первокурсницы. Лицо той покрывали крупные веснушки, что, в отличии от многих рыжих, ее совсем не портило. — Потом спишешь у кого-то или сама подойдешь к профессору. Он поймет, поверь мне.

— Спасибо, — тихо произнесла Джинни, наконец забравшись на подоконник рядом с Эмили.

В коридоре стало тихо, а Эмили почувствовала, что наедине с девочкой было гораздо удобнее общаться. Судя по всему, та наконец раскрепостилась по той же причине.

— За что? Сумка еще в процессе зашивания.

— Вообще за то, что помогаешь, — несмело улыбнулась Джинни.

— Ерунда, — закусив губу, ответила Эмили и сшила еще дюйм ткани. — А почему ты отказала друзьям? Я видела, они хотели помочь.

— Это не друзья. Так, мальчики с моего курса. — Гриффиндорка неоднозначно дернула плечом.

Эмили искоса глянула на нее.

— У меня тоже друзья очень поздно появились. Это нормально, — уверила она Джинни.

— Ну... У меня есть друг. — Девочка запнулась, а Эмили насторожилась. — Только он не из школы.

— Да? А откуда же?

— Мы с ним... переписываемся.

Эмили поняла, что нащупала верную тему, по тому, как покраснела Джинни.

— Давно дружите?

— С лета где-то.

— Здорово. Я бы тоже хотела дружить по переписке, — одобрительно кивнула Эмили.

— Иногда с ним тяжело дружить. Но пока он единственный, кому я могу довериться.

Эти слова пронзили Эмили до холодных мурашек. Видимо, этим доверием Дневник и воспользовался. Это натолкнуло ее на мысль о том, что силы Том черпал из эмоциональной привязанности Джинни. Возможно, если их удастся разлучить, он потеряет с ней связь и не сможет вернуться к жизни.

— А что так?

— Ну... Есть вещи, которые братьям не рассказать. Даже маме не хочется о таком говорить.

— А дружить почему тяжело с ним? — Эмили, отмахнувшись от ответа Джинни, направила мысли девочки в нужное русло.

— А-а-а... — голос гриффиндорки опустился до полушепота, — просто он... В последнее время он... В общем, я думаю, что он плохо на меня влияет, но когда я заговариваю об этом, он начинает злиться.

Эмили взяла паузу на обдумывание, поднятым указательным пальцем давая понять, что сосредоточена на сумке.

— Знаешь, я думаю, настоящий друг не стал бы уходить от важной для тебя темы.

— Я уже и сама подумываю о том, что меня он другом не считает. А раньше казалось, что он мне тоже доверяет. Он столько секретов о себе рассказал.

Эмили от неожиданности вновь обратила свой взор на Джинни.

— А что он тебе рассказывал? — вырвалось из нее прежде, чем она осознала, что этот вопрос был неуместен в контексте ее непродолжительного знакомства с Уизли.

— Ну, он говорил о том, как учился здесь, что с ним случалось и все такое.

— Вот как... — протянула Эмили, сделав в уме пометку о том, что эмоциональная связь шла в обе стороны.

«Так... Выходит, что ее душевными излияниями он подпитывался, а когда вкладывал свои воспоминания — поражал ее сам», — подумала она, краем уха слушая, что еще Уизли говорила о своем «друге по переписке».

— Я вижу, тебя сейчас расстраивает общение с ним, — отметила Эмили.

— Иногда мне страшно... — прошептала гриффиндорка.

— Отчего?

— Он давит. Ну... Мне так кажется. Я не уверена.

— Как давит? Он заставляет тебя что-то делать? Почему ты не рассказала об этом родителям? — Эмили отвлеклась от сумки и положила руку Джинни на плечо, разворачивая ее к себе, и с непритворной обеспокоенностью глянула в глаза девочке.

— Я не могла...

— Он угрожал?

Джинни только помотала головой, норовя заплакать. Эмили сглотнула и провела рукой по плечу гриффиндорки. Пришлось отложить недошитую сумку в сторону, чтобы сосредоточить все внимание на девочке.

— Джинни, — ласково произнесла Эмили, вглядываясь в ее лицо. — Ты не должна терпеть, если кто-то делает тебе что-то неприятное, ты понимаешь?

Уизли кивнула, а потом уткнулась в ладони.

— Эй... Расскажи маме. Мама все поймет.

— Нет! — Первокурсница отчаянно замотала головой. — Я ведь не знаю, из-за него это или нет... Я просто... Все это начало случаться, когда он появился.

— Что? О чем ты?

— Все эти нападения... Мне кажется, это он заставляет меня так делать.

Джинни хлопнула себя по рту и с ужасом уставилась на Эмили. Та не моргнула и глазом и не убрала руку с плеча девочки, лишь улыбнулась и мягко произнесла:

— Ты думала, это ты делаешь? С чего бы?

— У меня случаются провалы в памяти, а после них всегда на кого-то нападают.

— Ну что ты! Я уверена, с тобой это никак не связано.

Джинни с недоверием посмотрела на нее.

— Ты не понимаешь.

— Так объясни. Ты так напугана... Но мне кажется, ты просто переволновалась в свой первый год учебы. Ты не обращалась в Больничное крыло?

— Но еще я была всегда испачкана чем-то! Или была вся в перьях, или еще что-то.

— В перьях?

— Да... А на следующий день я узнала, что задушен один из школьных петухов. Мне братья рассказали, а они хорошо с лесничим общаются.

«В школе есть петухи? — озадаченно подумала Эмили, не сумев вспомнить нечто подобное и из жизни Тома. — Ладно, опустим это. Важно — она действительно ничего не помнит, а все делает исключительно Том. Кажется, она говорила, что делилась с ним своими страхами? Наверное, это тоже питало его. Может, одних излияний — а, судя по ее словам, общались они долго, — ему не хватало, и он нуждался в чем-то более сильном. Вот как... А нападение Василиска — единственное, что он мог сейчас осуществить. Может, и правда он не ждал моей помощи, а лишь пытался запутать, чтобы я не успела помочь? Но он указал на внешность... Что, если он пытался подвести меня к Джинни, чтобы потом... Ох, он, наверное, хочет мести! Поэтому я должна была показать себя, но он к тому времени обрел бы тело и...» Не хотелось думать о том, что за «и» могло быть. Увидев Дневник, она вспомнила обрывки их разговоров с нескончаемыми просьбами выпустить его. За пятьдесят лет предательства он, должно быть, выдумал не один план, как наказать своего создателя.

Ее.

Эмили непременно должна предотвратить это.

— Джинни... а ты не думала, что это кто-то шутит над тобой?

Как Эмили поняла по глазам Уизли, та очень хотела бы, чтобы это оказалось правдой.

— Наверное...

— А что твой друг на это говорит?

— Он говорит, что я глупая и беспокоюсь из-за пустяков.

— Знаешь... а нужен тебе такой друг вообще, который не поддерживает?

— Нет. — Джинни робко улыбнулась, посмотрев на Эмили снизу вверх.

— Если бы на меня кто-то давил и называл глупой, я бы тут же рассталась с таким человеком, — покивала Эмили, возвращаясь к зашиванию сумки.

Гриффиндорка замолчала. Эмили поглядывала на нее, отслеживая, как сдвигаются ее брови в раздумье.

— А у тебя волосы ведь прямые от рождения? — спросила она будто невзначай.

— Да. — Уизли покраснела и принялась наматывать длинную прядь на палец.

— Повезло тебе, — Эмили тепло улыбнулась ей. — С моими волосами много проблем.

— А мне твои нравятся! Я всегда мечтала о волнистых волосах, но мои плохо держат кудри, приходится использовать специальный бальзам. — Первокурсница вздохнула, взглянув на свои волны от косички.

— Это неудивительно, — заметила Эмили. — Когда я пытаюсь выпрямить свои, это тоже дается с трудом. По крайней мере, мне жаль тратить на это время, так что я ищу плюсы от своих кудрей. Ну, например, кому-то они нравятся, и мне от этого приятно.

— Не думаю, что кому-то понравятся мои. — Джинни мотнула головой.

— Мне понравятся, — ребром поставив кисть к уголку губ, открывая их Джинни, прошептала Эмили.

Улыбка озарила лицо девочки.

— Не нужно стесняться себя и пытаться быть кем-то другим, — продолжила Эмили, делая последний шов на сумке. — Ты никогда не станешь полной копией, а только себя потеряешь.

Эмили осеклась, сама не понимая, откуда ей пришло это осознание. Оно просто родилось в голове, но теперь казалось таким правильным и мудрым, что захотелось записать эту фразу, пока она ее не забыла.

— И никакой «друг» не должен помыкать тобой. Если ты прекратишь с ним общаться, тебе станет легче? — продолжила она, помогая Джинни складывать вещи в сумку. Ей не удалось во второй раз подержать Дневник в руках, так что она могла лишь проводить его пристальным взглядом, который Уизли, к счастью, пропустила.

— Наверное... Но у меня кроме него нет друзей. Это будет тяжело... расстаться с ним.

— Хочешь, я буду твоим другом вместо него? — Эмили радостно всплеснула руками, широко улыбаясь Джинни.

Уизли подняла на нее взгляд, в котором читалось все счастье, которое девочка испытала от этих слов.

— Хочу, — несмело произнесла она наконец.

— Я, кстати, не представилась! Эмили. — Она протянула руку и крепко сжала протянутую ладонь гриффиндорки.

— Джинни, — на автомате ответила девочка и смутилась, оттого что это было совершенно лишним.

— Итак, твоя сумка цела и невредима. Держи. А разлитые чернила домовикам оставь, они уберут.

— А твои друзья не будут против?

— С ними тебе необязательно общаться. Я буду твоим другом, а не они, верно? И да, что бы ни говорил Драко Малфой, просто игнорируй, остальные не подумают ничего плохого тебе сделать.

— Хорошо, — первокурсница снова улыбнулась.

Эмили спрыгнула с подоконника и помогла слезть Джинни.

— Поскорее прощайся с тем, от кого тебе плохо, ладно? Как ты с ним общалась, переписывалась, говоришь? Просто перестань писать.

Эмили коснулась плеча девочки и тепло посмотрела ей в глаза.

— Я так и сделаю. А ты сегодня придешь в Дуэльный клуб? Можно я с тобой в пару встану?

— Э-э-э... Я же на втором курсе — я тоже обязана там быть. Да, давай я сначала со своими потренируюсь, а потом найду тебя, идет?

Уизли обрадованно закивала.

— Ну что ж, тебе на урок надо. Прошла всего половина.

— А ты?

— А я... А я сразу в Большой зал пойду. У меня окно.

— Тогда до встречи, — произнесла Джинни, забирая сумку. Эмили кивнула ей в ответ. Но едва уйдя за поворот, Джинни выглянула обратно в холл: — А мне тебя прямо по имени называть можно?

— Да. — Эмили негромко, но по-доброму рассмеялась.

Но потом, когда впервые за время наблюдения светящаяся Уизли убежала в сторону лестницы, улыбка сползла с лица Эмили. Она медленно и тяжело оперлась на подоконник, стоя спиной к окну. В душе стало пусто и одиноко, как будто что-то вырвали из груди или нечто внутри потухло. Она не смогла сразу понять, с чем это было связанно, и осознала лишь, что во время разговора с Джинни испытала невероятный эмоциональный подъем. Ни с кем в жизни она так не знакомилась. А насчет гриффиндорки стоило еще обдумать линию поведения, чтобы и со слизеринцами не потерять связь, и Уизли не упустить.

— Добби, — негромко произнесла Эмили минут через десять своих размышлений. Тот появился перед ней, но не произнес дежурную фразу, увидев, что она приставила палец к губам в знак молчания. — У гриффиндорских первокурсников есть рыжая девочка. Незаметно следи за ней, начиная с этой минуты. Незаметно для остальных сообщи мне, когда она попытается избавиться от черной тетрадки, или будет вести себя странно, или зайдет в неработающий — там табличка висит — женский туалет на первом этаже. Все понятно?

Добби медленно кивнул головой, поскольку Эмили вновь приложила палец к губам. Она и сама говорила очень тихим шепотом, но медленно и вкрадчиво, чтобы Добби ее понял. «Как будет время, нужно вспомнить, как ставить чары от подслушивания», — решила она, уже направляясь в другое крыло этажа. Раньше этого не требовалось, но, кажется, Добби она будет использовать в подобных делах не в последний раз, а значит, появилась наконец необходимость позаботиться о том, чтобы ее не только не видели, но и не слышали.

От домовика не было вестей до самого вечера, когда пришло время Дуэльного клуба. Эмили дала ему отдохнуть на время занятия, и поглядывала в сторону Джинни сама. Та часто ловила ее взгляд и улыбалась в ответ. Эмили отметила, что волосы Уизли теперь были прямыми, и показала ей большой палец, поднятый вверх. Когда пришло время менять напарника, Эмили, прежде чем Снейп совершил свой рейд по разбиению устоявшихся пар, перебежала в другую сторону зала и встала напротив Джинни.

Обе улыбались, не зная что сказать, первые минуты упражнений.

— У тебя хороший потенциал! — похвалила гриффиндорку Эмили, в очередной раз отражая ее Отталкивающее заклинание. — Давай теперь посмотрим, как ты умеешь ставить блок.

Эмили тренировалась с девочкой и не уставала умиляться тому, с какой искренней радостью и усердием Джинни вступала с ней в дуэль. Эмили тепло улыбалась: ей было приятно осознавать, что она стала причиной того, что эта девочка улыбалась и оживала на глазах. Если получится избавить ее от привязанности к Тому, даже прилагая усилия для поддержания отношений, Эмили будет считать, что сделала доброе дело.

Занятие подошло к концу. Они поклонились друг другу, как полагалось дуэлянтам, и еще остались поговорить, пока другие собирали вещи. Эмили подошла вместе с Джинни к ее сумке и поняла, что ощущает что-то странное. В груди возникло чувство той же приподнятости, что было с ней утром. Она мельком оглядела внутренности сумки Уизли, пока та засовывала туда свою волшебную палочку, и увидела, что Дневник по-прежнему был с ней.

Тогда ей стало понятно, что это было — ощущение целостности, единения с кусочком своей души. Как же силен стал Том, если она, не вкладывая в Дневник свои мысли, смогла уловить его присутствие! Возможно, так он заражал и Джинни в последнее время, цепляясь за одни ее мысли о нем. Эмили надеялась, что сейчас эта связь начинала угасать, она верила, что для Джинни кумир будет куда более приоритетен, нежели пугающий мальчик из дневника.

— Лия, ты идешь? — к ним подошел Драко, презрительно оглядев гриффиндорку. Та заметно стушевалась и отвернулась к своей сумке, пытаясь закрыть ее.

— Ага. Знакомьтесь, это Джинни.

— Да кто Уизли не знает. Вон, по ее сумке из сэконд-хэнда ясно, кто она. Идем, — Драко прошел мимо, скривив губы.

— Не принимай близко к сердцу, — шепнула Эмили Джинни. — Он почти про всех что-нибудь неприятное говорит. О, твой брат идет. Оставляю тебя на него и пойду потешу самолюбие Малфоя. Я рада, что ты прекратила общение с тем человеком. Это определенно пошло тебе на пользу! Ты этим вечером такая живая. И как же мне нравятся твои волосы!

Напоследок она провела руками по ее прядям, пропуская их сквозь пальцы. Джинни польщенно улыбнулась в ответ, закусив губу. Надеясь, что ее слова о Томе наконец дадут толчок к тому, что Уизли избавится от Дневника, Эмили незаметно щелкнула пальцами, давая команду Добби продолжать слежку, и вышла из зала вслед за озадаченной Дафной и Теодором.

— Ты задружилась с Уизли? — вскинулся Драко, который ожидал их в вестибюле. Эмили отвела слизеринцев в коридор напротив, чтобы проходящие по парадной лестнице гриффиндорцы их не слышали.

— Слушай, а ты когда-нибудь видел, как твой папа с людьми общается? — сказала она, оперевшись рукой на стену.

— Видел, а что?

— Он всем в лицо говорит, что о них думает?

— Э-э-э, да вроде нет.

— Но эти люди важны для него, не так ли? — Она продолжала говорить спокойно, несмотря на то, что ее снова начало тоскливо тянуть внутри, как будто она лишилась чего-то очень близкого. Ей страшно хотелось помчаться за Джинни и уже силой отобрать Дневник.

— А что, тебе эта предательница крови важна? — Драко фыркнул.

— Очень неожиданно было видеть, как ты с ней возишься, честно, — ответила Дафна. Судя по голосу, она была чем-то обижена.

Эмили чертыхнулась про себя. Было наивно полагать, что слизеринцы так просто оставят эту картину без внимания. Кто еще это увидел? Придется теперь действительно часто общаться с Джинни до поры до времени.

— А что не так?

— Да ты с нами не так разговорчива, как с ней! — подключился Теодор.

— Да... Мы с тобой даже при встрече не обнимаемся, а ты едва с ней познакомилась и уже волосы ее хвалишь.

— Э-э-э... — Слова друзей застали ее врасплох. — Даф, я тебе про волосы говорила, еще когда заплетала тебя!

— Ну да... Но это когда было! Ты в начале знакомства вообще почти не разговаривала. Так для чего она тебе?

— М-м-м... Ну, у нас же нет никого из знакомых на Гриффиндоре! А она без друзей совсем. Вот я и подумала, что можно было бы заручиться ее доверием. Знать о гриффиндорцах не помешает, а? Как думаете? Я не прошу, чтобы вы с ней дружили, нет. Я и сама справлюсь — она от меня, кажется, едва ли не пищит. И ей хорошо, и нам.

— Как можно дружить с тем, кого ты используешь? — покачал головой Драко.

— А что, вы с Крэббом и Гойлом сильно друзья? — рассмеялась Эмили, а следом за ней смех подхватили и Дафна с Теодором.

— Это другое, — буркнул Драко. — У нас семьи знакомы.

— В общем, я же вас не бросаю? Не бросаю. И я бы хотела, чтобы вы не мешали мне осуществлять мои амбиции. Драко, просто сделай вид, что ее нет! Я в нашу компанию ее звать не буду. Вы же со Сью и Падмой как-то мирились.

— Ну, так они с тобой на одном факультете. У нас выхода не было, — заметила Дафна. — Ладно, но если твоего внимания будет мало... я тебе выскажу!

— Идет, — Эмили улыбнулась и, склонив голову и хитро прищурившись, добавила: — Обнять тебя на прощание?

Дафна радостно раскрыла руки. Они обе засмеялись, заключая друг друга в объятия. Эмили, поглаживая подругу по спине, тихонько вдохнула привычный клубничный запах волос слизеринки и прикрыла глаза.

— И меня обнимешь? — поинтересовался Драко, когда они выходили обратно в вестибюль.

— М-м-м, нет, — неуверенно произнесла Эмили. — Не думаю, что это правильно расценят. И Теодора обижать не хочется, потому что если обнимать, то всех. А Тео смутится, верно ведь, Тео?

Теодор, и так стоявший в стороне, смущенно кивнул в ответ. На этой ноте они расстались, и Эмили начала подниматься по парадной лестнице.


* * *


— Лия! Лия, проснитесь! Скорее просыпайтесь!

Эмили открыла глаза и вздрогнула от слишком близко находящихся выпученных глаз своего домовика.

— Что-то с Джинни? — она мгновенно села, шепча так же, как и Добби. На часах было почти двенадцать, а Эмили только-только уснула, устав после прошедших дуэлей.

— Да, она вышла из своей башни и направляется вниз. Я сразу же пришел сюда.

— Поняла. Продолжай следить за ней. Я скоро буду. Нет. Стой! Я соберусь и позову тебя — переместишь меня куда-нибудь рядом с ней. Вот так. Выполняй.

Она негромко хлопнула в ладоши, подмываемая изнутри калейдоскопом эмоций. Кто-то из девочек заворочался в кровати, когда Эмили начала спешно натягивать на себя колготки. Верх пижамы она оставила, лишь надела юбку, а на ночную рубашку — мантию-невидимку.

Добби переместил ее прямо Джинни за спину. Эмили сказала ему не уходить далеко и, сжав палочку, побежала за Уизли. В пустом коридоре эхо шагов едва не выдало ее, но торопящаяся гриффиндорка не обернулась.

— Ох, Добби! — шепнула Эмили, стоя на месте и внимательно следя за тем, в какую сторону свернет первокурсница. — Сделай так, чтобы меня не было слышно ни для кого, кроме тебя.

Она не говорила, где находится, потому что уже знала: у них с домовиком особая связь, позволяющая ему безошибочно находить ее, свою хозяйку.

— Слушаюсь, — едва слышно раздалось в ответ. — Готово.

— И тебя должна слышать только я, — добавила она запоздало.

Эмили помчалась за Джинни, прежде послав Добби вперед. Тот мог быстрее найти первокурсницу и направить Эмили в нужную сторону, если та свернет не туда, куда нужно. Но она бежала в туалет на втором этаже — в то же место, что и Уизли — и настигла ее уже в самой уборной.

— Мерлин, что она делает! — воскликнула Эмили, увидев, как гриффиндорка заталкивает Дневник в унитаз.

От этой картины едва ли не разрывало сердце. Такого акта вандализма она не могла ожидать и сейчас не знала, что предпринять. Джинни не смогла смыть его с первого раза и, чтобы не терять время на ожидание воды, набирающейся в смывной бачок, перешла в другую кабинку. Эмили тем временем позаботилась о том, чтобы стереть свою запись с зеркала, покрыв его новым слоем пыли, и продолжила наблюдать за действиями Уизли, спешно придумывая, как не дать Дневнику пропасть в канализации. А гриффиндорка в свою очередь догадалась свернуть его в трубку и засунуть в саму дырку слива.

— Добби! — Эмили в ужасе вскинула руки. Эмоции хлестали изнутри, не давая времени сориентироваться в заклинаниях. — То, что она смывает, не должно быть смыто, но она должна подумать, что это смыто!

— Слушаюсь, — мгновенно ответил невидимый Добби.

Джинни нажала на спуск воды. Ее радостный писк означил успех, а Эмили с гулко стучащим сердцем слушала, как вода стекает по трубам. Уизли улыбалась. Несколько минут повертевшись у мутного зеркала, она выскользнула в коридор, а Эмили, нервно сглатывая, осталась стоять в молчании. Бросать Дневник нельзя было в любом случае, даже если он задумал что-то против нее. Его как минимум мог найти кто-то другой, а Эмили о многом хотелось его расспросить.

— Так, Добби... Достань то, что она пыталась смыть. И это... Наложи заклинание на туалет тоже — нас не должны слышать из коридора. Миртл, вот это привидение, — она указала на призрака, витающего под потолком, — тоже не должна нас ни слышать, ни видеть.

Добби выполнил ее поручения, отчитавшись об успехе, и появился перед ней уже с Дневником в руках, который магией вытолкнул наружу.

— Отлично, — Эмили облегченно выдохнула, откидывая голову назад. — Давай его сюда.

Но протянутой руки так и не коснулась привычная шероховатая обложка. Эмили непонимающе воззрилась на домовика.

— Это опасная вещь. Я чувствую в ней очень темную магию, — прошептал Добби, в ужасе поднимая на нее взгляд.

Он держал Дневник на вытянутых руках, словно не желая соприкасаться с ним, но, не переставая, делал шаги назад.

— Добби, остановись, — спокойно произнесла Эмили, силой воли оставаясь на месте.

Еще не хватало, чтобы домовик вновь возомнил себя спасителем Девочка-Которая-Выжила!

tab>— У тебя есть четкий приказ: ты не принимаешь решения без меня. А сейчас отдай мне дневник.

— Но это< опасно! — очень горько произнес Добби. Его начало ломать: он скрючился, как если бы у него схватило живот, но черную тетрадь не отпускал.

— Я запрещаю тебе сопротивляться приказам! — топнув ногой, прикрикнула Эмили, но потом вздохнула, сжав кулаки, и произнесла теплее: — Добби, послушай меня.

Вспомнив, что она все еще под мантией, Эмили скинула ее с себя и, усевшись на корточки, чтобы оказаться на уровне глаз домовика, положила ее на колени, опустив поверх нее руки.

— Очень хорошо, что ты оцениваешь вещи по тому, насколько они опасны для меня. Это похвально. Но я знаю о свойствах этой тетради. Также я знаю, что мне она не повредит. Ты ведь помнишь, какой волшебник умер, когда пытался меня убить? Вот, теперь он мне не страшен, и с тетрадью я тоже справлюсь. Отдай. Мне. Эту вещь.

Она незаметно приблизилась к нему, корпусом тела подаваясь вперед, и мягко высвободила Дневник из тонких пальцев Добби.

— И запомни, домовик. — Эмили встала и твердо, хоть и аккуратно, чтобы не задушить, схватила его за грудки. — Мое слово — закон. Либо ты слушаешься меня, либо мы прощаемся. Что выбираешь?

— Я не хочу уходить! — пискнул Добби, со страхом в глазах смотря на нее.

— Тогда повтори, как ты меня понял, — строго потребовала она, сурово глядя ему в лицо.

— Я должен слушаться каждого приказа. Я могу сообщать об опасностях.

— Но?..

— Но... Но... Я не знаю, что «но». — Эльф потупил взгляд.

Эмили прикрыла глаза, раздраженно цокая языком.

— Но ты должен делать то, что я тебе скажу, когда узнаю от тебя об опасности. Что бы это ни было, это остается на моей ответственности. Твоя задача — предупредить и сделать так, как я скажу. Ясно?

— Ясно.

— Слава Мерлину. Прибери здесь все. — Она оглядела пол с расплескавшейся по нему водой из унитаза. — Затем появляйся около входа в гостиную Рейвенкло — перенесешь меня туда. Я прогуляюсь. Заклинание неслышимости с уборной сними, а на мне оставь.

Она надела мантию-невидимку и, прижав к груди совершенно не тронутый водой Дневник, вышла из туалета. Прогуляться Эмили требовалось за тем, чтобы выплакать непонятно откуда взявшиеся слезы. Эмили и хотела бы разобраться в причинах их появления, но вскоре поняла, что их было слишком много, и это стоило назвать одной фразой — эмоциональное потрясение. Когда Добби не захотел отдавать тетрадь, она на мгновение испугалась, что в самом конце, уже почти успешном, она может потерять Тома — часть себя. Тогда Эмили осознала, что он для нее все же родной и лишиться его она не может.

Разговор с Добби и того сильнее подорвал ее эмоциональное состояние. Она не хотела ни кричать на него, ни угрожать. Но в отличие от Джинни, Добби, как показала ситуация, слишком своеволен, а с такими нужно быть в сто раз более волевым, что далось Эмили не без труда. С другой же стороны, ей было приятно хоть кому-то приказывать слушаться себя и не стесняться в выражениях и приказах.

Эмили медленно шла по мрачным коридорам, уверенная в своей безопасности, и ловила отголоски самой себя в тонкой тетради, прижатой к груди. Том и правда был силен, а она была не готова начинать с ним разговаривать, боясь его реакции на сорванные планы. Лучшее, что она придумала, — это засунуть его в самый дальний угол своего безразмерного чемодана. Так далеко, чтобы не чувствовать, не ощущать.

Им обоим нужно было время: Эмили чувствовала необходимость остаться одной и тщательно продумать грядущий диалог, а Дневник, посчитала она, лучше оставить без подпитки, чтобы он, если можно так сказать, разрядился. В этом Эмили не была стопроцентно уверена. Существовала вероятность как того, что он напитался Джинни и окреп, так и того, что накопленная энергия без подпитки извне испарится, и Дневник перестанет так сильно фонить черной магией.

Но тем не менее сегодня ночью Эмили наконец спала спокойно: сквозь драконью кожу чемодана она совсем не чувствовала присутствие самой себя, оторванной от основной души.


* * *


Подошло время каникул. Все контрольные были сданы успешно, письмо Дурсли отослано с Добби, которому было приказано опустить его в почтовый ящик на двери, а общение с Джинни не вызвало ожидаемых трудностей. Гриффиндорка оказалась на редкость воспитанной поклонницей: только лишь радостно приветствовала Эмили и терпеливо ждала, когда Эмили сама найдет время поинтересоваться, как та поживает. По девочке было видно, как день ото дня она становилась все румянее, — прекращение дружбы с Томом определенно шло ей на пользу.

В последнюю субботу семестра Эмили с Драко, которому отец сказал остаться в замке вместе с Крэббом и Гойлом, провожали друзей у парадного входа. Эмили, обнимая Дафну, клятвенно обещала связываться с ней по зеркалу и не забывать. А еще не ругаться с Драко во время каникул. Также Эмили успела увидеть Джинни среди ее многочисленных рыжих братьев и помахать на прощание. С Маркусом она виделась совсем ранним утром: парни с ним во главе набирали еды на кухне и явно строили грандиозные планы на каникулы.

Как только кареты тронулись, Эмили и Драко вернулись в относительно теплый замок и решили сыграть в шахматы в ближайшем классе. Говорить им было особо не о чем, поэтому Эмили бесстрастно слушала рассказы Драко о доме и о том, почему ему пришлось остаться в Хогвартсе. Обед и ужин они провели вместе за слизеринским столом. Кроме них в замке были еще кто-то из рейвенкловцев и хаффлпаффцев — люди, совсем не знакомые Эмили.

Когда Эмили наконец осталась одна в спальне, она молча сидела, оттягивая важный момент. К нему она готовилась целую неделю, перекатывая в голове варианты приветствий самой себя. Эмили медленно встала с кровати, проводя рукой по синему покрывалу. Так же неторопливо она отпила воды из стакана, всегда стоявшего на ее прикроватной тумбочке, а затем опустилась к чемодану.

Позолоченные застежки громко щелкнули. Эмили, опустив руку вовнутрь, на ощупь принялась искать знакомую шероховатую поверхность среди кучи свитков. Из верхней крышки чемодана она вытащила новое перо — темно-зеленое с серебряным наконечником. Она заказала его совой еще в понедельник. За некоторыми покупками Эмили отправляла Добби, но в данной ситуации ей важно было как можно больше оттянуть момент получения посылки, потому что она дала себе обещание написать в Дневнике чем-то особенным. Это позволяло ей удержать себя от того, чтобы вытащить его на свет раньше, чем она получит свободные дни, которые посвятит ему.

Вместе с пером Эмили достала пузырек с изумрудными чернилами. Аккуратно взяв все необходимое, она спустилась в пустую гостиную. Выбрав столик у западного окна, Эмили по порядку разложила вещи, поместив Дневник в центр. Затем она медленно села и откупорила чернила. Задрожавшими руками взялась за перо. Обмакнув его в изумрудную баночку, Эмили поднесла его к черновому пергаменту, по которому сделала пробные завитки, напоминающие знак бесконечности. Несколько капель окропили свиток из-за дрогнувшей руки, а Эмили со свистом выдохнула. Сердце зашлось в неровном ритме.

Погладив Дневник по обложке, Эмили открыла его. На первой странице привычно красовалось имя. Ее прежнее имя.

— Том Марволо Риддл, — нежно прошептала она.

В этих словах ощущалось столько же ностальгии, сколько и неприязни. Эмили прекрасно помнила, что не любила это имя.

Она продолжала листать страницы Дневника. Он, как совсем забылось, был датирован, чем и отличался от ее личного дневника, который содержал в себе пустые неразлинованные страницы. Наверное, поэтому она никак не могла уловить в памяти ни его истинный вид, ни точное название.

Листы этого дневника закономерно не содержали ни единой записи. Эмили дошла до сегодняшнего числа и вновь обмакнула перо в чернила.

«На дворе 19 декабря 1992 года. Погода разыгралась не на шутку: снег так и норовит обморозить щеки. Однако сейчас уже вечер, и всю красоту летящих хлопьев не увидеть», — легко, но небыстро вывела она посреди страницы и тут же отвела взгляд, посмотрев в окно.

Она не была готова к его ответу и давала время чувствам, бушующим внутри, отыскать равновесие. Еще только открыв Дневник, она вспомнила, с чего начиналось каждое ее послание в прошлом. Первые дни Том-живой держал Тома-в-Дневнике в курсе всего, что происходило в реальной жизни. Эмили подумала, что Джинни вряд ли начинала разговор именно так, а значит, крестраж однозначно поймет — если это не дошло до него во время продолжительного принудительного отдыха, — кто сейчас вступает с ним в контакт.

За окном изредка мелькали крупные снежинки, летящие стройными рядами. Полумесяц убывающей луны прятался за облачным небом, но Эмили знала, что он должен был находиться именно там: она часто видела его, сидя на этом месте.

Пора возвращаться к Тому. Это было неизбежно: строчки никогда не исчезали до того, как она прочтет их и осознает. Она вспомнила, как раньше пробовала разные способы, чтобы стереть пресловутую просьбу без того, чтобы на нее посмотреть.

Эмили перевела взгляд слезящихся глаз на книжные полки, а с них — на чернильницу, и только потом, когда крупные слезы прочертили дорожки до подбородка, она увидела ожидаемый ответ, защемивший сердце:

«Выпусти меня».

Глава опубликована: 11.11.2015

Глава 13. Недопонимания

Эмили молчала. Сердце гулко билось в груди, заставляя Эмили мерно дышать, чтобы успокоиться и перестать дрожать. Она продумала сотни вариантов диалогов, но сейчас ни одно начало разговора не казалось хоть сколько-нибудь приемлемым.

«Я не Он», — начертила она и остановилась, задумавшись.

«А кто?» — мгновенно появилось на чистом листе.

Эмили задумалась. А кто она, в самом деле?

«Еще один его крестраж. Я нахожусь сейчас в девочке, которую он пытался убить. Я откололась от него и попала в это тело, но я мало что помню о прошлой жизни».

«Как ты обо мне узнала?».

«Вспомнила о тебе, когда начались нападения», — вывела Эмили, украдкой оглянувшись. Из общежития вышел единственный старшекурсник ее факультета, который остался в Хогвартсе на каникулы. Они молча проводили друг друга взглядами, а затем, когда парень вышел наружу, Эмили вернулась к Дневнику.

«Что еще ты помнишь?» — писал Том.

«Немногое и одновременно все, что известно Ему».

«Сколько таких, как я?» — спросил Том, и Эмили призадумалась. Она не могла говорить «я» в отношении своей прошлой жизни — только «мы», потому что она помнила отчетливо, как много ее частей разбросано по Британии. Кажется, в отголосках сознания шевелились воспоминания того, как она дробила свою душу.

«Знать бы... Я знаю, что есть ты и я, а еще Он. Но нас больше, это точно».

«Говоришь "Он" так, будто он главный». — Эмили почти слышала, как он фыркнул.

Когда она была Томом, она ведь выражала эмоции по-другому? Вспоминать о них было так непривычно...

«Разве нет? Ты и я — части Него», — подумав с секунду, продолжила Эмили.

«Блажь, — кратко ответил он, а следующей репликой добавил: — Ты и он — части меня».

Эмили отстранилась, откинувшись на спинку кресла, и посмотрела в потолок. Ощущение дежавю накатывало со страшной силой, вытаскивая из памяти разговоры многолетней давности. Ах, эти вечные «ты занял мое место» и «это ты должен был оказаться внутри»! Эмили не знала, что отвечать на этот раз, поэтому долго молчала, а когда посмотрела на страницу, увидела новые слова.

«Так ты выпустишь меня? Я уж думал, ты выкрала меня, чтобы вновь запереть и забыть обо мне».

«Многое нужно вспомнить. Я — нечто совершенно непредсказуемое. Сама не всегда знаю, какой момент жизни и когда мне вспомнится», — прикусив губу, неспешно вывела Эмили.

— Добби, круассан с шоколадом и чай, пожалуйста, — негромко произнесла она в сторону, потерев друг о друга похолодевшие ладони. — И плед захвати.

«Расскажи о себе», — алело тем временем в дневнике, но Эмили не торопилась смотреть на ответ. Она закуталась в теплую шерсть, которую Добби сразу накинул ей на плечи, и отхлебнула в меру горячий Эрл Грей. Домовик по началу служения не сразу разобрался с ее вкусами в еде и первое время часто уточнял мелкие детали того или иного бытового приказа. Вскоре Эмили приноровилась точно излагать свои пожелания, заметив нерасторопность Добби. Она однозначно определила ряд вещей, которые первыми пришли ей на ум, и теперь домовик знал некоторые кодовые фразы, которые исполнял точно и без задержек.

Прочтя сообщение Тома, Эмили со вздохом окунула перо в чернила. Задумавшись над рассказом о себе, она не заметила, как капли сорвались с кончика и кляксами разлились по дневнику, который мгновенно впитал их.

«Я помогу тебе, — не выдержав долгой паузы, вновь написал Дневник. — Ты Эмилия Поттер, иначе именуемая как Девочка-Которая-Выжила от Смертельного заклятия самого могущественного волшебника всех времен». Буквы прекратили появляться на бумаге, но Эмили замерла в ожидании продолжения.

«Ты утверждаешь — и я верю твоим словам, — что являешься частью моей души. Начинай с этого момента. Как это произошло?»

Эмили усмехнулась. Неужели со стороны она выглядела так грубо? Мнения других о себе прошлой она не вспоминала, однако видеть знакомые выражения было странно и неловко. Так же неловко, как было бы, прочти она свои детские дневники.

«Дамблдор говорит, Лили Поттер пожертвовала собой, и поэтому заклинание срикошетило обратно в Него. Это раскололо душу, и один из осколков оказался в этом теле — я».

«Когда ты осознала это?»

«Год назад, когда Он был в Хогвартсе и хотел похитить философский камень. Он как-то узнал, что я часть Него, и попытался переселиться из умирающего тела профессора в меня. Долго рассказывать, как и почему я вспомнила свою прошлую жизнь, осознала себя частью Него, но это случилось».

Эмили поставила точку и поняла, что ее трясет от невысказанного возбуждения. Она впервые говорила с кем-то об этом. Рассказ Дневнику о событиях, которые она год держала в тайне ото всех, словно вытаскивал из нее тяжелые камни. Как легко становилось на душе!

«А память девочки осталась?»

«Да. Я отлично помню эту жизнь, а прежнюю — лишь когда натыкаюсь на знакомые вещи или ситуации. Только твое открытие Тайной Комнаты напомнило мне о василиске и Миртл... и других».

Она писала эти слова и едва не задыхалась от радости передавать на бумагу столь опасные и важные сведения. Буквы растворялись, будто высасывались неведомой силой, и от этого становилось спокойно за тайны, которые она записывала.

«Значит, ты можешь вспомнить, как вытащить меня отсюда. Это можно сделать только извне», — ответил Том.

Эмили же почувствовала, как внутри начинает расти раздражение. И в то же время стало стыдно за ту себя, что в прошлой жизни сбежала от этой фразы, всего лишь прекратив общение со своим первым экспериментом.

«Правильно ли я поняла, что, выпуская через Джинни василиска, ты заставлял ее пугаться и писать тебе еще больше?»

Она хотела продолжить мысль, но ответ Тома появился, как только она поставила точку в вопросительном знаке.

«Верно. Так я черпал силы. Но я ожидал, что ты не допустишь моего возвращения этим способом».

Эмили некоторое время молча смотрела на пустые страницы. Предполагать, что Том считал, будто другой он не допустит гибели незнакомки, было наивно и нелогично. Столько смертей копошилось в сознании, и ничто не говорило о том, что Том в каком-либо из отрезков своего существования хоть на секунду мог задуматься о человеческих жизнях. Если не считать того Тома, что жил и осознавал свою прошлую жизнь в теле двенадцатилетней девочки, которая еще год назад была самым домашним ребенком, вырванным в чужой и непонятный мир.

«Почему это? И ты поэтому давал понять, кто тобой владеет?» — быстро написала Эмили.

«Поэтому. Сам себя я бы не выдал и выбрал бы наиболее безопасный путь воскрешения. Мне нет смысла появляться в том теле, в котором меня помнит Альбус Дамблдор».

Пояснять дальше Том не стал, но Эмили, которую он натолкнул на определенные воспоминания, прекрасно поняла его мотивы. Действительно, в дневник был заложен шестнадцатилетний Риддл, который, вероятно, при достаточной подпитке от Джинни смог бы обрести плоть, но лишь ту, что он помнил.

«А что было бы, если бы я не объявилась? Ты убил бы Джинни и приобрел свое тело. А дальше?»

«Пришлось бы скрываться или пить оборотное зелье. Перспектива печальная, но хоть какая-то».

«И ты пошел бы искать Его?»

«Нет», — коротко ответил Дневник, а Эмили не торопилась писать дальше, ожидая, что он добавит что-нибудь еще.

«Тогда я не понимаю, зачем тебе вообще нужно было...» — она осеклась и сильно пожалела, что написанное нельзя стереть.

«А ты, как и он, хочешь, чтобы я вечно существовал Нигде и не мешался?! Впрочем, неудивительно».

«Прости... Не совсем это имела в виду».

«Отвечай за свои слова. Именно это ты и имела в виду».

Эмили вспыхнула. Неприятный холодок прошелся по спине от того тона, с которым Том выдал свою последнюю реплику. Захотелось захлопнуть дневник и подержать его в абсолютном молчании еще пару дней. Чтобы успокоиться, она встала из-за стола и сделала несколько кругов по гостиной. Разговаривать с самой собой, обозленной на себя же, оказалось трудным делом. Она ожидала совсем не этого.

«Я всего лишь хотела сказать, что то существование, которое было бы у тебя, убей ты Джинни для выхода из дневника, так же плохо, как и то, что у тебя есть сейчас. И я рада, что успела раньше, чем ты испортил себе жизнь. Мы обязательно придумаем, как дать тебе тело, в котором никто не узнает Тома Риддла», — вернувшись в кресло, Эмили неистово застрочила придуманные реплики, не давая Тому встрять раньше, чем она закончит мысль.

«Клянешься?»

Эмили всплеснула руками, почти угадав эту фразу за мгновение до того, как она появилась на странице.

«Обещаю», — на автомате ответила Эмили и, зашипев, приложилась лбом к согнутому запястью: это было очень опрометчивое обещание.

«Что ж, ловлю тебя на слове. Ты и правда очень вовремя появилась. Снова смотреть в зеркале на своего магловского папашку совершенно не входило в мои планы».

«Значит, и имя тебе новое подберем?» — Эмили решила поддержать Тома, чтобы хоть на сколько-нибудь снизить уровень его агрессии к ней как к Тому-снаружи.

«Я уже подобрал. Правда, теперь оно не произносится волшебниками и ассоциируется с тем, о ком я сейчас совершенно не хочу говорить. Но я думал об обычном имени. Как ты можешь знать, у меня было достаточно времени для этого».

Казалось, Том намеренно делал акценты на факте его пятидесятилетнего заключения. Эмили не понимала, чего он хотел этим добиться, но ей не нравилось, когда ее заставляли быть виноватой. И неужели Тому не понятно, что если это не сработало в прошлый раз, то не подействует и с ней?

«И что придумал?»

«Итан Грин. Лучшее, что пришло мне в голову на данный момент. Сначала думал о Блэках, но такие, к сожалению, ведут учет всех, кто у них родился, — примкнуть к ним незаметно не получится».

«Хорошее имя! Возьмем на заметку».

Имя ей действительно понравилось. Чувствовалось на уровне подсознания, что, думай она об этом сама, вероятно, пришла бы к такому же варианту.

«Я уже взял. Осталось выбрать тело, в которое нужно будет меня переместить. Раньше предполагалось, что я вернусь в свое же тело, но теперь времена другие. Во всем есть плюсы, не правда ли?»

Эмили беспокойно заерзала в кресле. Ей не давал покоя вопрос: если не вытягивать энергию и не возвращаться в себя, то как иначе выбраться из дневника?

«А из чего мы будем его делать?» — аккуратно спросила она. Изучать темные искусства раньше, чем неокрепшая детская психика будет готова, не хотелось. В памяти что-то подобное вырывалось в сознание, но от одной мысли о плоти и крови, с которыми предстоит иметь дело, подташнивало.

«Из того, кто мне приглянется. Желательно, чтобы этим человеком стал чистокровный богатый слизеринец».

Эмили едва не поперхнулась чаем, который до сих пор не выпила. Она редко допивала сразу.

«Ты хочешь завладеть другим человеком?» — уточнила она, желая, чтобы эта догадка оказалась неверной.

«Именно так. Ты видишь другой выход? Как я понял, ты плохо помнишь, что нужно делать с крестражами».

Стало холодно. Эмили посильнее закуталась в плед, но ни он, ни подогретый домовиком чай не спасали от дрожи, которая охватила ее, едва она поняла, что хотел от нее Том. А ведь она пообещала...

«Вспомню. Я все вспоминаю, когда натыкаюсь на знакомые вещи или слова. Ты только назови книги, и я их прочту», — не сильно разборчиво написала она.

Может быть, будет какая-то лазейка. Может, она прочтет о крестражах и вспомнит другой способ. Или придумает. Может, она и вовсе не захочет выпускать Тома: уже не было особого желания. Все, что Эмили могла сейчас, это получить как можно больше информации о том феномене, с которым они — теперь втроем — имели дело. Возможно, удастся обратить эксперимент и вернуть этот кусочек в себя, подчинить его. Последняя мысль согрела ее — да, это было бы лучшим из вариантов.

Она увидела список книг, которые Дневник столбиком выписал ей, и поспешила занести их названия на черновой пергамент, лежавший рядом, пока она их не забыла. Почти все книги были из запретной секции, как вспомнила Эмили. Что ж, возможно, придется выкручиваться, если ей их не выдадут.

«Отлично. Я обязательно напишу тебе еще, я тебя не бросаю. Однако мне пора на ужин».

«О, я не дам о себе забыть. Пока».

Эмили передернуло. Она закрыла дневник и медленно откинулась на спинку кресла. В душе царил беспорядок. Трепетное ожидание разговора обернулось разочарованием. В себе прошлой в первую очередь, а затем и в себе настоящей. Что-то глубоко внутри подсказывало ей, что она связывается с тем, что рано или поздно погубит либо ее душу, либо — рассудок.

— Добби, убери здесь все, — слабо произнесла Эмили, продолжая смотреть бессмысленным взглядом в звездный потолок гостиной. Заслышав своего домовика, она добавила: — Дневник оставь и никогда не прикасайся к нему.

— Слушаюсь, — пискнул Добби, сворачивая пергамент.

Эмили еще несколько минут просидела в кресле, поджав под себя ноги, и наслаждалась тихим одиночеством. Вскоре она почувствовала сонливость и решила выспаться хотя бы в этот день.

Ужин прошел три часа назад. Эмили хотелось просто выйти из разговора и вернуть своему душевному состоянию равновесие, чтобы появились силы спокойно обдумать дальнейшие действия.

Пока Том был в дневнике, у нее было преимущество, поэтому следовало использовать это время с максимальной пользой, чтобы не сделать тех ошибок, которые она совершила в прошлом.


* * *


На следующий день, едва выдалось свободное от прогулок с Драко время, Эмили заглянула в библиотеку. Мадам Пинс не раз предлагала свою помощь, видя, что она задумчиво ходит между книжными полками. Та улыбчиво качала головой и отвечала, что хочет всего лишь побыть среди книг и в кои-то веки изучить, что находится в библиотеке, помимо учебной литературы. Рейвенкловские знаки отличия на одежде Эмили стали не последним поводом для мадам Пинс увериться, что та не нуждается в посторонней помощи.

Однако искомые книги или что-либо близкое к названному Томом Эмили, ожидаемо, не нашла, зато обратила внимание на то, как охраняется Запретная секция. Выяснилось, что с сороковых годов не изменилось ничего: к темномагическим талмудам и работам, годящимся лишь для углубленного изучения магии на последних курсах, был доступ абсолютно всем ученикам, которых библиотекарь считала достаточно взрослыми. Книги ученикам помладше выдавались с письменного разрешения кого-либо из преподавателей. Эти детали были известны давно, но Эмили и предположить не могла, что секция не будет охраняться никакими чарами.

Переждав ночь, она, невидимая под своей мантией, переступила через перегородку между секциями библиотеки и осмотрела книги, находящиеся на немногочисленных стеллажах. Она искала взглядом знакомые корешки, прекрасно помня, как могут реагировать некоторые книги, когда их открывают без спросу. Это дало ей ответ, почему сама секция в принципе была открыта для свободного прохождения.

Труд, который интересовал ее больше всего, Эмили не обнаружила. После того, как Том напомнил название, в сознании отчетливо вспыхнул образ обложки, поэтому мимо него пройти она не могла. Остальные книги были не слишком полезны, но если Дневник упомянул и их, стоило хотя бы взглянуть на то, о чем в них было написано. Это Эмили решила сделать несколько позже. В ней зародилась идея попросить Маркуса достать для нее эти книги, а значит, надо было ждать начала семестра.


* * *


Проснувшись в канун Рождества очень поздно, Эмили не сразу поняла, что разбудил ее голос Драко. Он пытался связаться с ней по зеркалу, которое она со вчерашнего разговора с Дафной оставила на тумбочке. Он звал ее гулять, и Эмили, лениво собравшись, спустилась в вестибюль.

— И полгода не прошло, — прокомментировал Драко, недовольно посмотрев на карманные часы.

— И это я еще не завтракала, — парировала Эмили, сворачивая к подвалам, чтобы добраться до кухни и попросить у домовиков каши с соком.

Положив рядом верхнюю одежду, которую до этого она несла в руках, Эмили уселась за кухонный слизеринский стол. Получив у эльфов завтрак, она обернулась к Малфою и двум его приятелям, которые присоединились к ним в последний момент.

— Что нового? Чем занимались?

— Скучали смертельно, — недовольно потянул Драко. — Я писал отцу с просьбой, чтобы он хотя бы на пару дней забрал меня домой, но он ни в какую! Даже мать не смогла уговорить его.

Крэбб и Гойл, как краем глаза невольно заметила Эмили, синхронно закивали. С этими двумя она перестала контактировать давно, лишь изредка они здоровались и обменивались информацией о том, как прошел тот или иной урок, и о прочих учебных делах.

— Он не сказал тебе, почему не хочет, чтобы ты был в поместье? — удивилась Эмили. Ей было страшно интересно, чем таким занимался Люциус, что не мог позволить сыну провести Рождество в кругу семьи.

— Нет, — буркнул Драко, — но смотри, что в недавнем «Пророке» появилось.

Эмили давно не читала газеты вдумчиво, поскольку ничего занимательного там не публиковали, а ежедневную сводку мелких событий она пробегала мельком.

— У вас был обыск? — От неожиданной новости она закашлялась, подавившись напитком, а быстро справившись с собой, продолжила спокойнее: — Что-то нашли?

— Нет. Смотри же. — Драко вырвал газету и, положив на стол, указал на последний абзац.

— А-а, поняла. Что ж, это хорошо, но, наверное, нервы потрепали?

— У отца, в общем-то, есть что прятать, так что пока он разбирается с тем, куда все деть. Но летом он и при мне это делал! Я не понимаю, почему мне сейчас нельзя присутствовать при разборе его кладовой, — посетовал Драко.

Оставив посуду на столе и поблагодарив домовиков, Эмили жестом позвала мальчишек на выход. Они пересекли вестибюль и вышли на заснеженный двор.

— А с чего вдруг такое внимание к твоему отцу? — прищурилась Эмили, обвязывая шарф вокруг шеи так, чтобы ни ветер, ни снег не касались кожи.

— А-а... Да он летом поругался с Уизли-старшим. Мы встретились с этими рыжими на Диагон-аллее, когда избавлялись от некоторых темных артефактов.

«Вот как! Видимо, тогда он и подсунул дневник Джинни», — наконец пазл сложился окончательно.

Они дошли до поляны, где обычно устраивали снежные баталии и по привычке разделились на две группы: Эмили всегда брала себе в команду Гойла и непременно хотела играть против Малфоя.

После нескольких часов на улице они, вымокшие и уставшие, ввалились в замок. Ужин должен был начаться через несколько минут. Слизеринцы решили спуститься в подземелья, чтобы переодеться, а Эмили, не удержавшись, сказала им вслед:

— А вы там одни?

— Да, слизеринцы всегда разъезжаются по домам. А что? — Драко остановился на ступенях, ведущих вниз, отдав свою одежду Крэббу и жестом отправив одногруппников в гостиную.

— А как думаешь, ничего страшного, если я загляну к вам?

Эмили сама не успела осознать такой порыв и, покраснев, ожидала ответ Драко. Тот задумался.

— Ну... Ладно, ты же почти своя.

— О, Мерлин, правда впустишь меня? — обрадовалась Эмили, подпрыгнув на месте, и хлопнула в ладони.

— Я не Мерлин, конечно, но идем. Всего на пару минут, пока мы переодеваемся.

Эмили, не переставая улыбаться, бросилась за Драко и, подхватив под руку, потащила его по знакомым коридорам.

— Эй, ты запомнила ход к нам? — искренне возмутился Драко.

— Да. Мне скоро после уроков сюда возвращаться надо будет, — твердо ответила она, приподняв уголок губ.

— Тебя все-таки переводят к нам? — охнул Драко, едва поспевая вслед за ней. Эмили шла очень быстро, почти бежала, но все же обращала внимание на то, чтобы Драко вписывался в повороты.

— Еще нет, но переведут.

— Откуда такая уверенность? — скептически произнес он, переводя дыхание.

— Просто потому что я этого хочу. — Понизив голос, она эффектно развернулась лицом к Драко и уперла руку в его грудь. — Пароль?

Они стояли боком к проходу в гостиную, которая открылась при фразе «чистая кровь».

— Прошу, — полунасмешливо хмыкнул Драко, протягивая руку в сторону открывшейся гостиной.

Эмили, облизнув губы, зажмурилась и, на пятках повернувшись на девяносто градусов, распахнула глаза. Счастливая улыбка озарила ее лицо. Эмили прошла вперед, аккуратно ступая по темно-зеленому ковру.

— Добби, отнеси это наверх, — вспомнив, что в руке она все еще держала мантию, позвала эльфа Эмили.

— Ого, ты ему одежду дала? — воскликнул Драко, увидев чистое одеяние домовика, похожее на тунику.

— Он сам сшил, что ты, — отмахнулась Эмили. — По моему приказу, конечно. Я не понимаю, как твоему отцу не было стыдно держать у себя такого оборванца. Знаешь, как нелепо они выглядели в Министерстве?

— Мда. Вообще-то мой отец специально не давал ему выглядеть как человек, чтобы он помнил, что он слуга.

— Ну, знаешь! Мне стыдно иметь полуголого грязного слугу.

— Ладно-ладно. Ну, осматривайся, — обогнув ее, бросил Драко и убежал в мальчишескую часть общежития.

Эмили хотела было сказать что-то, чтобы переубедить его, но махнула рукой, предпочтя насладиться редким моментом.

В центре гостиной было светло от роскошных люстр, свисавших с потолка. Со стороны стены, где были единственные в прямоугольной комнате окна, тянуло зеленоватым светом. Эмили, словно завороженная, подошла к стеклам. Она не переставала улыбаться, чувствуя, как в груди разрастается пузырь счастья. Это чувство не охватывало ее так давно, что испытывать его сейчас не казалось стыдным или неуместным. Впервые за долгие недели она пребывала в таком сильном восторге, что заслезились глаза.

Почти прозрачная вода озера журчала и приводила мысли в порядок. Блики на стенах успокаивали, а темный камень, из которых они были высечены, позволял почувствовать редкий уют. Холодный и мрачный, но все же уют — уют полумрака, что скрывает от лишних глаз.

Эмили развернулась. Обогнув черные кожаные диваны, она остановилась у доски объявлений, уперев руку в бок. Расписания, заметки о пропажах, статьи из пророка — все то же самое, что находилось и на рейвенкловской доске. Но что делало слизеринскую особенной — так это люди на фотографиях, развешанных повсюду. Эмили не сдержала очередную улыбку, хотя скулы уже изрядно сводило.

Взгляд скользнул по двигающимся фигурам в квиддичной форме. Вся сборная Слизерина была запечатлена в том составе, в котором Эмили застала ее на первом курсе, однако команда была гораздо моложе. У Маркуса на фотографии были совсем короткие волосы, а он сам еще не начал отращивать бакенбарды. Забавно, но Эмили только сейчас обратила внимание на то, что они у него есть.

На фотографии Маркус держал на плече Кубок по Квиддичу и непрестанно хлопал членов команды по спине. Мальчишки — а они по сравнению с ним даже тогда казались очень маленькими — кричали что-то в сложенные рупором руки и махали трибунам. Затем Маркус обернулся на кого-то, оставшегося за кадром, и, оскалившись, коротким жестом показал средний палец.

Эмили негромко рассмеялась, и стены слабым дребезжащим эхом разнесли ее смех по всей гостиной.

— Это Вуд тогда сказал, что надерет ему задницу, — слева от нее послышался знакомый, но не ожидаемый голос.

Эмили вздрогнула, но повернула голову медленно и почти лениво.

— Привет, Блейз. Драко скоро спустится? — Она улыбнулась спокойному темнокожему слизеринцу, вышедшему из общежития мальчиков.

— Я за ним не слежу, а вот тебя очень странно здесь видеть.

По его тону Эмили определила, что он скорее любопытствует, нежели предъявляет претензию к тому, что она, рейвенкловка, очутилась на чужой территории. Сначала Эмили думала повторить свою фразу о том, что скоро она будет здесь не то что постоянным гостем, а полноправным жильцом, но решила, что Блейзу Забини об этом знать так рано ни к чему — у нее еще даже не было аргументов для Дамблдора, чтобы осуществить свое желание.

— Хотела увидеть ваше знаменитое окно с видом на озеро, — продолжая улыбаться, произнесла она.

Эмили стояла к Блейзу по-прежнему боком и ревниво наблюдала, как по-свойски он развалился на диване, а на столик небрежно бросил учебник трансфигурации. Сцепив руки перед собой, она нерешительно покачивалась на носках. Забини был неразговорчив, но сейчас тоже посматривал на нее. Эмили смущенно опускала ресницы, а затем вновь переводила взгляд на однокурсника.

— Ты редко улыбаешься, — заметил он, отчего щеки Эмили непроизвольно порозовели.

— Ничуть, — поведя плечом, возразила она. — Ты просто видишь меня в такие моменты, наверное.

— Не сказал бы, — упрямо произнес Забини, а уткнувшись в книгу, добавил: — Но ты не забывай улыбаться всегда. Всегда приятно смотреть на доброжелательное лицо, чем на грозное.

Эмили подняла брови и дернула подбородком в сторону. Разговор дальше не шел, а появившийся Драко избавил ее от необходимости придумывать ответ.

— Эй, Блейз, ты на ужин не собираешься? — окликнул его Драко, когда они с Эмили, Крэббом и Гойлом дошли до выхода из гостиной.

— Секунду. Мне нужно дочитать эту страницу, — не поворачивая к ним голову, ответил Забини.

Драко пожал плечами и вышел в коридор подземелий вслед за остальными

— Ты же сказал, что у вас никого! — шикнула Эмили, ожидая его у поворота.

— Его и не было. Он только сейчас приехал.

— А что так? Прямо перед Рождеством...

— У него мать очень странная. Уехала с новым мужем в Ирландию, а Блейз не захотел с ними, вот и вернулся.

Эмили понятливо покивала: мало ли что могло быть в другой семье. Вернувшись после ужина в гостиную, она занялась рассылкой подарков. Часть из них Добби унес в совятню, чтобы отправить почтой, часть — должен был доставить сам. Такой указ был дан в том числе по поводу подарка Дурсли. Его домовик должен был оставить на пороге. В письме Эмили помимо того, что рассказала о том, что с ней все в полном порядке, дала знать, как связываться с ней без совы и не привлекая ненужного внимания соседей. Отныне Добби каждый раз в полночь стал проверять почтовый ящик, стоящий неподалеку от дома Дурсли, на случай, если они решат написать ей ответ.

Расправившись с этими делами и совершив вечерний обзвон друзей — до Маркуса она не дозвалась и ставила сто галлеонов на то, что сейчас он был не один и не в самом трезвом состоянии, — Эмили забралась в кровать с дневником и письменными принадлежностями. Чтобы не замарать постель чернилами, она поставила их на тумбу и аккуратно снимала лишнее с кончика пера.

«С Рождеством», — написала она.

Это был их второй разговор. Все время до этого дневник лежал в ее чемодане, но каждый вечер Эмили извлекала его наружу. Ее тянуло потрогать его, полистать страницы и просто подержать рядом. Иногда Эмили злила эта непонятная страсть, и тогда она засовывала его на самое дно чемодана. Но в такой день нельзя было не написать.

«Я не праздную Рождество», — был ответ.

«Неправда. Я помню, как мы праздновали», — погрустнев, ответила Эмили.

«В последний раз это было пятьдесят лет назад. Отныне я не праздную Рождество. Я ничего не праздную».

«Если хочешь, я буду вести для тебя счет времени», — предложила она. Ну, должно быть что-то, чем она могла бы облегчить его участь, пока не придумает, что с ним делать дальше!

«Я прекрасно справляюсь и сам».

Эмили обиженно замолчала, а Том написал еще:

«С днем рождения также можешь не поздравлять. Он наступит в тот день, когда я выберусь отсюда».

Эмили в чувствах захлопнула дневник.

— Как хочешь, — негромко, но горько произнесла она, отправляя его под ворох свитков.

На следующий день ей стоило больших усилий отбросить мысли о Томе, из-за которого она не могла уснуть всю ночь в гложущих раздумьях и получать удовольствие от утренних подарков и праздничного пира. Пир, несмотря на немногочисленность учеников, был богат на разнообразные блюда и закуски. Яркие гирлянды, украшающие Большой зал и ель, которую лесничий срубил специально к Рождеству, а также яблоки с корицей создавали теплую атмосферу. Ничто не могло омрачить этот день, когда рядом были беззаботный Драко и такие же легкие остальные слизеринцы.

В последующие дни Эмили решила выполнить все заданные уроки и наверстать еще в простейших чарах, которые по мере необходимости записывала на пергаменте в течение последних недель. В таких заботах она не заметила, как прошла еще неделя каникул, и наступил канун Нового Года.

Она вновь, как и в прошлом году, посмотрев на календарь, почувствовала странное шевеление внутри сознания. Вот только теперь, двенадцать месяцев помня о том, кем она была раньше, Эмили поняла, что это было — в этот день родился Том, а она еще слишком по-детски реагировала на день рождения.

Эмили разобралась с этим чувством в середине дня. Озарение снизошло в самый неподходящий момент — когда рассыпчатым снежком Блейз целился ей прямо в лицо. Мысли о Томе и о ней как Томе не оставляли ее нигде. Протирая глаза, Эмили отошла в сторону и резко прекратила улыбаться.

— Ты в порядке? Извини, я не хотел, — озабочено поинтересовался Блейз, касаясь ее плеча.

— Все нормально. — Эмили тряхнула головой, чтобы снег слетел с волос. — Я пойду в замок.

— Да ладно тебе, это всего лишь снег! — протестующе воскликнул Драко. — Подумаешь.

— Да я не из-за этого. Холодно мне уже, — хмуро отмахнулась Эмили.

— А, ну ладно, — расстроенно протянул он.

— Я тоже пойду, — ответил Забини, которого Драко даже не подумал останавливать. Блейз вообще не хотел играть с ними, но, по его словам, ему надоело сидеть за книгами.

— Я точно не сделал тебе сильно больно? — поинтересовался он, догнав Эмили.

Она шла медленно, засунув руки в карманы, и пыталась определить, какой из дней рождений чувствуется тем, который ей хотелось праздновать.

— Точно-точно, не переживай — Она слабо улыбнулась, поворачивая к нему голову. — Ты говоришь, улыбаюсь я редко, так вот: ты последние дни сильно разговорчив. Тоже, знаешь, необычно.

— А ты тоже редко меня видишь, чтобы так утверждать.

— Да нет, все так говорят, даже твои одногруппники.

— Кто, например?

— Ну... Дафна как-то сказала, что мы оба с тобой молчуны.

— Гринграсс обо мне говорила? Неужели. — Блейз натянуто улыбнулся.

— Да, а что?

— Ничего... А еще что-то она сказала?

— Хм, — Эмили загадочно посмотрела на него. — Она и это-то упомянула вскользь.

— Понятно. — Забини опустил голову. — Ну, пока.

Они дошли до замка и некоторое время говорили, расходясь к своим лестницам.

— Пока, — озадаченно произнесла Эмили.

Она возвращалась в башню, думая о странном поведении Блейза, о планах на последние дни каникул и о сегодняшнем дне рождения Тома. Дневник его таким считать не хотел, а она уже не могла — летний день рождения тела, в котором она находилась, был ей куда ближе. Но год назад в этот же день она осознала свою прошлую жизнь. Можно ли было назвать его днем перерождения? Вряд ли, учитывая, что сама Эмили никуда не делась.

Эмили присела на ступени возле двери в гостиную Рейвенкло. Мысли суетились в голове, отчего хотелось дать мозгу совершенно иную пищу для разнообразия. Эмили стукнула бронзовым молоточком. Разгадывание пароля стало одним из ее частых занятий на каникулах, особенно, когда все запланированные дела были завершены и хотелось вынуть из чемодана дневник. Обида на его резкий тон до сих пор не сходила, а говорить сгоряча она не любила.

Вот и теперь, Эмили под заказанные домовику эклеры неторопливо и вдумчиво разбиралась с загадкой.

Сегодня она никуда не спешила.

Глава опубликована: 21.11.2015

Глава 14. Манипуляции

С началом семестра сдерживаться и не общаться с Дневником стало гораздо легче: выполнение домашних заданий с друзьями вновь занимало все время вплоть до отбоя. Первые несколько дней Эмили, хоть и вспоминала о Томе с неприличной частотой, не имела ни одной свободной минуты, чтобы поговорить с ним, к тому же она почти никогда не оставалась одна. Она не выносила крестраж из спальни, чтобы ненароком не показать его Джинни или чистокровным друзьям, которые непременно заинтересовались бы, зачем ей магловская тетрадь. В башне же она проводила слишком мало времени, а когда возвращалась, силы оставались лишь на душ и расстилание кровати. Но ближе к выходным появился повод все же проверить Тома, и появился он оттуда, откуда его получать совсем не хотелось.

Джинни написала Эмили вечером в пятницу с просьбой встретиться. Эмили предложила утро, занятое тренировкой слизеринцев, чтобы ее друзья не обижались на то, что она отнимает время от встреч с ними. С Уизли она встретилась у оранжерей, и затем они не спеша двинулись по окрестностям замка.

— Как тебе кулон? — после дежурных фраз спросила Эмили о своем подарке Джинни на Рождество. Она посчитала, что гриффиндорка непременно будет ждать от нее весточки, и не хотела огорчать девочку.

— Мне нравится! — искренне улыбнулась Уизли, а потом слегка грустно добавила: — Только мама забеспокоилась, кто дарит мне такие вещи. Она даже хотела вернуть его, но наша сова уже не могла лететь в тот день. А потом я рассказала, что это от тебя, показала письмо, и она обрадовалась, что мы подружились.

Эмили слушала с улыбкой. Посланные Джинни самодельная открытка и рождественское домашнее печенье покорили ее тоже.

— А твой друг тебе ничего не прислал? — безмятежно поинтересовалась она. Джинни так и не сообщила прямо о том, что прекратила общаться с Дневником, хоть и избавилась от него в тот же день, как Эмили косвенно заставила ее стыдиться невыполненного обещания.

— Мы больше не переписываемся. — Уизли серьезно покачала головой. — И все-таки дело было в нем.

— М?

— Нападения. — Джинни многозначительно расширила глаза, уставившись на Эмили. — Помнишь, я говорила о провалах в памяти и что потом были жертвы маглорожденные? Такого больше нет с тех пор, как я перестала общаться с... с ним.

Эмили медленно вздохнула, обдумывая слова гриффиндорки. Она совсем забыла, что нужно было позаботиться о том, чтобы Джинни не связывала нападения с Дневником и с собой. Эмили понятия не имела, к чему переживания девочки могли привести, но считала, что если та перестанет думать об этом, проблем не будет почти гарантированно. А еще был риск, что, если Джинни будет переживать и думать о Томе даже в негативном ключе, их связь вернется и он продолжит черпать из девочки силы.

— Джинни, это просто совпадение. К тому же учеба только-только началась, да и рассталась ты с ним перед самыми каникулами. Рано судить о том, что все закончилось.

Уизли покивала головой, но Эмили отметила в глазах девочки неуверенность в этих словах. Это не давало ей покоя целый день, из-за чего в мыслях то и дело всплывал черный переплет дневника. Тревожная зацикленность на Томе достигла своего апогея ночью, когда Эмили, проворочавшись до двух часов, осознала, что, о чем бы она ни думала, мысли всегда приводили ее к Дневнику. Меньше всего ей нравилось то, что это происходило явно по инициативе Тома, который обещал остаться незабытым, иначе Эмили давно отвлеклась бы на что-то другое — она часто практиковала такое с другими навязчивыми мыслями.

Эмили решительно откинула одеяло. Найдя силы подняться, она соскочила на пол и, поправив ночную рубашку, принялась рыться в чемодане. Достав все необходимое, Эмили краем сознания почувствовала, что близость Дневника чем-то особенным и неразличимым отдалась в груди. Эмили казалась, будто она слышала сердцебиение, которое задавало совершенно другой ритм ее собственному сердцу. Ей не понравилось это ощущение. Отложив дневник на кровать, она как можно более неторопливо стала искать шариковую ручку. Когда-то на первом курсе она складывала ее в сумку и до сих пор не использовала.

На кровати Эмили уселась в позе лотоса и, пока раскрытый дневник лежал перед ней, молча смотрела на него, забирая волосы в небрежный пучок. Том первый на связь не выходил, но рука Эмили так и тянулась к чистым листам. Та с усмешкой контролировала этот иррациональный порыв, но вскоре не выдержала и написала:

«Как ты это делаешь?»

«Что из того, что я делаю, "как"?» — последовало незамедлительно.

Эмили облизнула губы.

«Я бы сказала "зовешь". А ты делаешь что-то еще?»

«А я надеялся, ты спросишь, как я тут существую. Как еще не сошел с ума. Как минимум, я ожидал вопроса о том, как я говорю с тобой».

Эмили ответила не сразу, собираясь с мыслями.

«Как существуешь, я представляю и не вижу смысла надоедать тебе бесполезным сочувствием. Это тебе не нужно, верно?»

Это Эмили решила, применив к себе подобную ситуацию: она бы взбесилась от бессмысленных слов успокоения. Она подождала, что скажет Том.

«Допустим», — кратко высветилось в дневнике.

Насчет отсутствия сумасшествия Эмили сомневалась, предположив, что пятьдесят лет наедине с собой все-таки сказались на Риддле.

«А то, как ты зовешь меня, отчасти сказало бы мне и о том, как ты общаешься».

«Не сказало бы».

Он молчал. Эмили раздраженно фыркнула и, попросив у Добби венских вафель с шоколадом, написала:

«Ты звал меня для того, чтобы помолчать? Вообще-то я уснуть не могу из-за тебя».

«Не одному же мне вечно бодрствовать».

«Это, значит, наказание такое? — и следом добавила: — Не меня ненавидеть надо».

«Ты была в той части, что оставила меня здесь. А теперь не торопишься вытаскивать».

«Начинается. Я делаю все возможное, вот только нужной книги в библиотеке больше нет».

«Ты могла это раньше сказать?! Наверняка Дамблдор конфисковал. Проберись к нему в кабинет и поищи там».

Это было даже смешно. Эмили откусила вафлю и только потом написала:

«Могла и раньше, да разве ты хочешь со мной разговаривать?» — как жаль, что в письме не передать всех интонаций, с которыми она хотела произнести эти слова.

«Если по делу, то хочу».

«Да ты и не по делу хочешь. Иначе бы не звал меня».

«Я сам могу решить, чего я хочу».

Эмили тихо посмеялась. Ей надоело это ребячество.

«Джинни подозревает, что нападения связаны с тобой».

«Ты с ней общаешься? Не показывай ей меня».

«Уж не покажу, будь уверен. Но я хочу, чтобы она перестала беспокоиться о нападениях».

«А смысл? Ты, кажется, не собираешься давать мне питаться душами других людей. Пусть думает, что хочет. Она нам не помеха».

«Ну да... Верно. А кстати, моей душой ты не питаешься?»

Ответ Эмили ждала приличное время, что заставило ее внимательно прочитать написанное.

«Ты не помнишь?»

Что она должна была помнить? Чтобы не показаться Тому чужим человеком, имеющим слишком мало в памяти о его — своей прошлой — жизни, Эмили с минуту покусала колпачок ручки, раздумывая и копаясь в мыслях.

«Смотря о чем ты говоришь», — написала она наконец.

«Пятьдесят лет назад мы еще вели переписку. Некоторое время. И все же мы общались дольше, чем я имел счастье разговаривать с той малявкой».

Еще до того, как он продолжил, Эмили ухватила смысл: Том-извне делился событиями, происходящими в мире, с Дневником, а тот рассказывал о том, как ему было плохо. И все же последний ни на фут не становился ближе к обретению какой бы то ни было силы, а Волдеморт, конечно, не имел провалы в памяти. Души были идентичны — вот почему не было замещения.

Внезапно Эмили похолодела: а ею завладеть он сможет? Она никогда не задавалась вопросом о том, чья в ней душа, остановившись на том лишь, что воспоминания она брала из обеих жизней. Эмили решила не делиться этими измышлениями с Томом, чтобы обезопасить себя.

«Дай мне поспать, а. Найду я книгу, только не зови меня, или что ты там делаешь».

«Ничего особенного, просто напоминаю о себе».

«Да помню я! Уж ты не просто тетрадь, при всем желании о тебе сейчас не забыть».

«Держи меня в курсе».

«Ага! Все-таки ты хотел общения. Напишу тебе завтра, а сейчас я ложусь спать».

Том не ответил, на что Эмили пожала плечами и, свесившись с кровати, сложила дневник и ручку в чемодан, а после этого зарылась в подушку, блаженно растянувшись в успевшей остыть постели.


* * *


Наступила вторая неделя января, а Эмили понятия не имела, как подступиться к Маркусу, чтобы через него достать необходимые книги из библиотеки. Пусть в них было совсем мало информации о крестражах, она считала, что даже эти крохи могли натолкнуть ее на какие-нибудь мысли или воспоминания. С Маркусом Эмили была знакома уже достаточно хорошо, чтобы понимать, что он обязательно будет расспрашивать ее или, что еще хуже, делать выводы сам. Как минимум он что-нибудь заподозрит, будучи чистокровным магом и имеющим богатейшую библиотеку самых различных книг, в том числе и темных.

Такой исход Эмили не нравился, поэтому она продолжала раздумывать над тем, чьей помощью можно было бы воспользоваться. Преподаватели отпадали моментально. Даже если ее факультет сыграет свою роль, был риск того, что информация дойдет до Дамблдора, а от него Эмили хотела бы скрыть все происходящее — в первую очередь из-за того, что, она знала, Том это не одобрит, а реакцию его предсказывать Эмили не бралась. Посылать Добби в библиотеку она также не решилась: днем Запретная секция не охранялась, но ночью уж наверняка стояла какая-то защита, как Эмили рассудила. Оставался только легальный запрос книг старшекурсником, который согласился бы сделать это для Эмили.

Эмили разговаривала с друзьями-слизеринцами, стоя у Большого Зала. И в тот момент, когда они почти попрощались, чтобы на пару часов разойтись по общежитиям и вздремнуть перед ночной астрономией, Эмили увидела того, кто почти идеально подходил для ее плана.

Роберт Хиллиард, не преминув споткнуться о ступени, вылетел из подземелий и помчался наверх. Эмили он не заметил, поскольку та стояла, опираясь спиной на стену, и была скрыта от чужих взглядов высоким Теодором. Но рейвенкловца Эмили проводила внимательным взглядом, обрадовавшись, что у нее наконец появилась возможность заполучить книги. Кажется, она знала, как заинтересовать Хиллиарда и не навредить себе. С Маркусом, что не удивительно, не прошло бы то, что она задумала.

— Все, я с ног валюсь, — заявила Эмили, отталкиваясь от каменной кладки. — Увидимся за ужином.

Слизеринцы последовали с ней в одном направлении, и только когда она оказалась на верхней ступени, Дафна выбежала из спуска в подземную часть замка и окликнула ее:

— Ты карты мои не забудь! Я перед уроком повторить южные созвездия хочу.

— Ладно, — через плечо бросила Эмили, а, зайдя за угол, юркнула в женский туалет.

Осмотрев кабинки и убедившись, что она одна, Эмили позвала домовика.

— Проверь площадку у входа в башню и возвращайся за мной.

Она надеялась опередить Роберта на пути в гостиную, подумав, что он направляется именно туда. Надо было как-то начать разговор, ведь нельзя было сказать сразу: «Роберт, возьми для меня темномагические книги из Запретной секции», а для этого нужно было хотя бы напомнить о себе.

Оказавшись на лестничной площадке башни Рейвенкло, Эмили отпустила Добби с указанием напомнить ей сложить астрономические карты Дафны после ужина. Затем она прослушала загадку и уселась на лестнице, размышляя над ответом.

К величайшему разочарованию Эмили, Роберт направлялся отнюдь не в башню. После часа ожидания и двух пропущенных студентов, это стало очевидно. Эмили, посмотрев на часы, решила, что ближайшее время лучше потратить на дневной сон, и вошла в гостиную с одной из старшекурсниц, разгадав вместе с ней пароль.

Шанс увидеть Хиллиарда предоставился тем же днем — сразу после урока астрономии. Уставшие рейвенкловцы, ввалившись в гостиную, заторопились в ванные комнаты. В помещении было свежо и прохладно, отчего многие кутались в мантии. Эмили, заметив, что в кресле у восточного окна кто-то сидел, автоматически повернула голову в сторону присутствующего и признала в нем Роберта. Тот с удовольствием читал, не обращая внимания на дрожь от холода, ворвавшегося в приоткрытое окно с противоположной стороны башни.

— Э-э, я закрою! — Эмили остановила Терри Бута, который хотел захлопнуть створки.

Она в несколько шагов пересекла гостиную, оказавшись у окна раньше одногруппника, и махнула ему рукой, чтобы тот не беспокоился. Защелкивая раму, Эмили оглянулась: они с Хиллиардом остались наедине.

— Час ночи, — заметила она. — Спать не хочешь?

— А? — почти не отвлекаясь от книги, откликнулся он. Его тело расслабилось, ощутив, что поток холодного воздуха прекратился, и Роберт откинулся на спинку кресла. — О, замечательно! Спасибо. Не, я читаю.

— А что читаешь? — заинтересованно спросила Эмили, медленно подходя к парню. Колени при ходьбе утыкались в сумку, которую она двумя руками держала перед собой.

— Это «Дюна» Герберта, — рассеянно ответил он, смачивая палец, чтобы перевернуть страницу.

— А о чем там? — Эмили любопытно взглянула ему в лицо, присев в кресло напротив.

— Ну... О межгалактической политике, о двух домах, воюющих за планету. Так сразу не объяснишь.

— Ох, я бы такое тоже почитала!

Роберт наконец посмотрел на нее.

— Правда? Тебе такое нравится?

— Ну... описание звучит интересно. — Эмили смутилась его удивленно-обрадованного тона.

— Хм... Я думаю, тебе в этом возрасте будет тяжеловато.

Эмили опустила голову, помолчав.

— А что, читать нечего?

— Магловского чего-то хочу, — пожала она плечами. То, что Роберт читал книгу автора не мага, стало очевидно, когда она, приблизившись, разглядела обложку. Магические книги, о чем бы они ни были, имели совершенно особенный дизайн, который не спутать с магловским.

— Тебе дать почитать что-нибудь? «Дюну» не дам, — поспешно добавил он. — Я сам на половине только.

Эмили рассмеялась.

— У тебя с собой целая библиотека?

— Нет, я из дома прошу присылать, — невозмутимо ответил Хиллиард.

— О, серьезно? — она подалась вперед. — А родители не против сов?

Роберт покачал головой.

— Не сразу привыкли, конечно, но бабушка не может не присылать мне пирогов да прочей еды.

— Хорошо тебе, — поджав губы, протянула Эмили и облокотилась на ручку кресла. — А мне со своими приходится окольными путями общаться, чтобы, не дай Мерлин, соседи ничего странного не увидели.

— Скучаешь?

Эмили задумалась.

— Нет... Такое творится, что некогда скучать. — Страшно хотелось сменить тему, поэтому она вернулась к теме книг: — Так что предложить можешь?

— Назови жанр. Я напишу домой.

Не зная, что попросить, Эмили выпалила:

— Что-нибудь о переселении душ. Или даже реинкарнации.

Роберт несколько мгновений смотрел на нее.

— Хорошо, ладно, найдем, — кивнул он. — Хм, я бы тоже такое прочел!

Он мечтательно возвел глаза к потолку, сложив раскрытую книгу на груди.

— А ты сама что-то такое находила? По себе знаю, такие идеи просто так в голову не приходят.

— Было дело, — со спокойной улыбкой ответила Эмили, кокетливо склонив голову набок. Мысли в голове находились в беспорядке. Она не ожидала, что разговор зайдет именно сюда и, понимая, что нужно ловить момент, боялась все разрушить.

— И? — Хиллиард нетерпеливо подался вперед. — Что это было?

Эмили продолжала загадочно улыбаться.

— Это... книга из магического мира, — неторопливо начала она, наблюдая, как Роберт внимательно вслушивался в ее слова. — О том... как разделить душу.

На секунду скосив глаза в сторону, она метнула взгляд в парня.

— Об этом информации не много... Но меня это так сильно заинтересовало, что я задумалась о том, что будет, если...

— М-м! Я понял, — Роберт активно закивал головой. — Постой... Ты хочешь сказать, что маги умеют делить душу?

— Видимо, да-а, — настороженно протянула Эмили, сузив глаза.

— Ты читала о каком-то ритуале?

— Нет, конечно. Ты ведь должен понимать, как это... — на сглотнула, пытаясь подобрать слова, — непросто. Я нашла лишь упоминание и... Это ведь просто выдумкой может оказаться? Сам подумай.

— С ума сойти, — прошептал Хиллиард. Он захлопнул книгу, не закладывая страницы, и полностью посвятил свое внимание Эмили. — Ты вспомнишь, где ты такое вычитала? Шестой год учусь, а до сих пор не могу привыкнуть к тому, что могут маги.

— Как я поняла, это могут не все. Этого нет в открытом доступе, а то, что нашла я, — всего пара фраз о том, что о подобном где-то слышали. А я представила, немного пофантазировала и захотела почитать о таком.

— Надо искать в Запретной секции! — Роберт щелкнул пальцами. — Блин, если это реально существует...

— Ты хотел бы разделить душу? Для чего? — тихо спросила Эмили.

— А те, о ком ты читала, чего хотели? Я-то просто интересуюсь. Ну, знаешь, я вот тут недавно о квантовой механике читал. Пытался сопоставить законы физики и магию.

— И как? — игнорируя вопрос о целях других людях, поинтересовалась она.

— Понял, что мы их грамотно нарушаем, а как — не понял. Так и с душами этими. Ты заговорила о переселении... Представляешь, как это — переселить свою душу, например, в человека, у которого душу высосали, — на этих словах Эмили вспомнила и о Дементорах, и об Азкабане, едва сдержав дрожь, — и общаться с самим собой, но в другом теле.

— Это жутко, — констатировала Эмили и тяжело вздохнула.

— Возможно, — кивнул Роберт.

— Это ведь темная магия, да? — с наивным взглядом спросила она, наталкивая Роберта на нужные мысли.

— Скорее всего, — согласился тот и почесал подбородок с мелкой щетиной.

— А ты покажешь мне, что найдешь? — чувствуя, что разговор подходит к нужному итогу, спросила Эмили, поглядывая на Хиллиарда из-под полуопущенных ресниц.

— Э-э, да не вопрос.

— Но мне двенадцать, — без эмоций произнесла она. — Ты, наверное, не должен рассказывать мне о темных искусствах.

— В этом возрасте тебе о других искусствах знать рано, — посмеялся он. — Ну, никто ж не узнает. Ты почитаешь их в укромном месте, чтобы никто не видел.

— Идет. — Эмили встала. — А что насчет твоих книг?

— В общем, как их все достану, подзову тебя. — Он подмигнул ей.

Эмили со всей искренностью улыбнулась в ответ. Дойдя до лестницы, ведущей в общежитие девочек, она обернулась.

— Ты остаешься читать?

— Угу. Еще пару страниц, тут такой поворот!..

— Ну, увидимся, — усмехнулась Эмили, а в ответ услышала совсем рассеянное «угу» Роберта, успевшего окунуться с головою в другой мир.

Поднявшись в спальню, Эмили тихо прошла к своей кровати и вынула из сундука Дневник. Она долго смотрела на него, гладя по обложке.

В нем ведь был заключен не кто-то чужой, чувствовала она. Не абстрактный мальчик Том, каким он мог быть для Джинни. В нем была она, пусть и совсем в другом виде.


* * *


Вестей от Роберта Эмили ждала терпеливо и ненавязчиво. На следующий день ее настигла совсем другая проблема. Джинни Уизли, вновь попросившаяся в пару в еженедельном Дуэльном клубе, напомнила о себе и своих небеспочвенных переживаниях.

— Эмили, мне страшно, — прошептала она во время краткого перерыва во второй части собрания.

Они сидели на бортиках сцены, которую всегда строили в зале для демонстрации новых заклинаний. Слизеринцы хотели подойти к ней, но Эмили, завидев их издали, сложила руки крестом, метнув в их сторону предостерегающий взгляд, и покачала головой. В том числе это было сделано для того, чтобы не нервировать Рона Уизли, который всюду следил за своей младшей сестрой. Сейчас он стоял в группе гриффиндорцев и внимательно посматривал на Эмили.

— В чем дело, Джинни? — спросила она, когда стало понятно, что их пока никто не будет беспокоить.

— Там был мой почти друг... Жертвы... Мальчик из моей группы. Из Гриффиндора.

Джинни выглядела несчастной. Эмили взглянула на нее, но не выдержала печальный вид девочки. Ей стало стыдно, будто она сама заставляла Уизли нападать на учеников.

— Ты больше не теряла память?

Та отрицательно покачала головой.

— Кто бы над тобой ни шутил, он, конечно, очень плохо поступил. Наверно, сейчас ему не до того. Тебе не стоит брать вину на себя. Я уверена, это всего лишь совпадения. Ты ни при чем. — Эмили сбилась со счету того, который раз она произносила эти слова.

Теперь они казались такими беспомощными, что хотелось сделать нечто такое, что встряхнуло бы первокурсницу. Даже подумалось, что можно было бы самостоятельно организовать той потерю памяти. К концу урока это даже казалось отличной идеей. Оставалось вспомнить, как стереть память, и сделать все так, чтобы Джинни поверила, что провалы в памяти никак не связаны с нападениями Наследника.

В библиотеку Эмили отправилась только на выходных, где, отгородившись от друзей книгами, изучала чары Забвения. С первых слов стало ясно, что применять их на Джинни она не станет: заклинание требовало понимания мыслительных процессов, а на то, чтобы восстановить эти знания и набить руку, ушла бы как минимум неделя при интенсивной тренировке. Но у Эмили не было ни времени, ни подопытных.

— Пс-с! — послышалось за спиной.

Эмили резко обернулась, а слизеринцы, увлекшиеся написанием работ для Снейпа, встревоженно подняли головы.

— Привет, Роберт, — усмехнулась Эмили. — Ты так и не научился здороваться, как нормальные люди?

Тот пропустил укол мимо ушей и махнул рукой:

— Идем, кое-что покажу.

Хиллиард прошел мимо ее стола к дальним стеллажам. Эмили незамедлительно отправилась за ним, оставив книги под присмотр друзей. Она была очень рада, что те не следовали за ней всюду и не совали свой нос в дела, которые она вела со старшекурсниками. Только Дафна иногда интересовалась, о чем она говорит с Маркусом и другими, а Драко... Кажется, тот просто привык и больше не требовал к себе постоянного внимания, когда понял, что Эмили вовсе не намерена ходить за ним по пятам, а также везде звать его с собой.

— Что, что? Ты нашел? — заправляя за ухо вьющуюся прядь, выбившуюся из пучка, затараторила она, едва они оказались на приличном расстоянии от библиотекаря.

— О, да! Но тут и правда очень мало сведений. Но ты только посмотри! — Роберт присел на стул и стал стремительно листать книгу, которую достал из сумки. По обложке Эмили определила, что это был один из нужных ей трудов.

Она села рядом, и не могла не отметить, что Роберт пользовался приятным древесным парфюмом.

— Вот, читай отсюда. — Хиллиард задрожавшими руками придвинул к ней книгу, а сам отсел чуть дальше.

Эмили кратко взглянула на него. У Роберта были голубые глаза — того оттенка, что можно было бы назвать васильковым. Его губы почти всегда наливались красным. Эмили редко видела его бескровным, да и в принципе никогда не рассматривала его лицо настолько подробно.

Она мотнула головой и повернулась к тексту. Наткнувшись на знакомые словоформы, Эмили почувствовала, как еще одна частичка ее прошлого начала всплывать в сознании.

— Да-а, совсем ничего.

— Зато теперь точно можно утверждать, что разделение душ существует в этом мире.

— Ну... только не так, как мы это представили, — выдохнула она, откидываясь на спинку сидения. Уж она представляла это так, как и следовало, но Роберту не обязательно было знать, насколько много она знает об этом явлении.

Все, что можно было вспомнить, просмотрев эту и пару других книг, это то, что в магическом мире существовал единственный волшебник, разделивший свою душу пополам и поместивший часть ее в предмет, который назвал крестражем. Это дало ему несколько сотен лет для разработки прочих темных ритуалов.

— А вот смотри, — она обернулась к Роберту, который с любопытством пролистывал прочее содержание книг. — Если волшебник делит душу... Кто из них становится главным?

— Тот, кто остается жить, я полагаю.

— А крестраж... Он разве не осознает себя?

— Не должен, хотя, блин... Сложно судить об этом, когда известно лишь то, что Герпий разделил свою душу и сделал из отделившейся части нечто вроде якоря, который не позволял его основной душе исчезнуть при гибели тела.

О том, что первый эксперимент Тома Риддла прошел неудачно, Эмили догадывалась и в прошлой жизни. Отчасти ее тревожило положение своих остальных крестражей, вдруг те тоже были созданы неправильно. А может, это и есть правильно, и все крестражи действительно могут рано или поздно осознать себя. От этой мысли свело внутренности.

— Вот бы узнать... У меня столько вопросов теперь! — Эмили вложила всю искренность в эти слова. Вопросов она имела действительно приличное количество.

— Меня вот интересует, как проходил сам ритуал. Ума не приложу, как это — делить душу.

— Такого нигде не нашел, да? — придавая своему голосу глубокую обреченность, спросила Эмили.

— Не-а. Ну, наша библиотека явно не нацелена на изучение темной магии. Вот в Дурмстранге наверняка есть трактат этого самого Герпия.

Упоминание еще одной магической школы подняло в сознании Эмили знание о том, что Хогвартс не единственное учебное заведение для магов. Хоть и было очевидно, что в других странах тоже есть маги, Эмили несильно задумывалась об этом.

— Как, наверное, было бы интересно почитать! Он ведь документировал все это. Видел, как автор, — она ткнула в одну из книг, — и полстрочки боится рассказать об этом явлении? Будто ритуал настолько ужасен, что он не хочет, чтобы кто-то повторял.

— Да ладно ритуал... Я с трудом представил, как дементор лишает человека души, а уж про раскол молчу. Чего-то же человек лишается при этом! Так, у меня слишком много вопросов к природе крестражей, надо попробовать достать этот трактат.

Внутри Эмили все вспыхнуло от радости.

— Ты осторожней. Понимаешь ведь, что это опасная тема.

— Конечно, я же не дурак.

— И откуда ты будешь брать книгу? Где она вообще может быть?

— В архивах Министерства. Скорее всего, в библиотеке Отдела Тайн. Но оттуда получить ее нереально.

— Почему?

— Бюрократия. Еще заявление мое потеряют. А вот попросить у дурмстрангцев, думаю, получится. Скажу, что мне для исследования.

— Это... м-м... не очень безопасно, тебе не кажется? Я бы не стала рисковать и посылать запрос на такую книгу в другую страну.

— Ну, это единственный шанс.

— Брось, у нас в Британии полно чистокровных семей с библиотеками. Наверняка, у кого-то особо богатого эта книга есть.

Эта мысль пришла ей только что, когда она посмотрела в сторону друзей, чтобы убедиться, что они никуда не ушли.

— О, умница! У Марка можно попросить!

— Э-э, — вот уж кого ей не хотелось подключать к этому вопросу, так это Маркуса, — а что он?

— У него отец хорошую библиотеку имел. Я когда был у них, часами сидел... Сидел бы, точнее, изучая различные труды.

— Тебя Маркус не оставлял в библиотеке, — понимающе кивнула она.

— Ай, Маркусу много не надо. — Роберт махнул рукой.

— А вы... М-м... Ну, ты маглорожденный, а он из чистокровной семьи. Как вы?..

— Подружились? Да просто: он однажды набил морду одному придурку со Слизерина, который ко мне из-за статуса крови цеплялся, а я в благодарность написал за Марка эссе.

— А-а... — Эмили ожидала услышать куда более интересную историю. — А почему слизеринцы не против Маркуса за это? Это же наверняка было чем-то... э-э... не совсем в порядке вещей у них. Разве нет?

Хиллиард хохотнул.

— Да, попробовали они. Когда третий из таких смельчаков фингал под глаз получил, все утихли. А потом Маркус стал отличным охотником, и все плюнули на то, что он иногда списывает домашки у друга-маглорожденного.

— Ты что, и сейчас за него пишешь?

— Иногда. Он ни хрена не успевает с этим своим капитанством. А хотя, что это я. Ленивая задница он, зато поощряет за помощь будь здоров.

Эмили нахмурилась.

— Значит... У тебя есть полное право попросить его поискать книгу? — заметила она, почесав в раздумье крылья носа.

— Точно! — Роберт не первый раз на ее памяти щелкнул пальцами. — Тебе потом дать почитать? Не испугаешься?

— Не испугаюсь, — спокойно улыбнулась Эмили. — Вообще, зови, вместе почитаем. И сразу обсудим. Мне интересно, что ты скажешь по этому поводу.

В успехе последней фразы она убедилась по заалевшим щекам Роберта. Тот, стараясь не показать смущение, поправил очки.

— А тебе правда интересно, что я рассказываю?

— В смысле? — Эмили, уже встав на ноги, удивленно обернулась.

— Ну... Я не кажусь тебе занудой?

Эмили безмолвно улыбнулась и, склонив голову, прищурилась.

— Нет. — Она решила, что больше добавлять ничего и не стоит.

— Ты чуть ли не единственная слушаешь меня вот так, чтоб прям включиться в обсуждение. Ну или хотя бы просто внимательно слушаешь. Я это еще с прошлого года заметил...

— А я думала, я тебя бесила. — Вздернув подбородок, Эмили уперлась рукой в бок и подошла ближе.

— Да нет... Не бесила, — неохотно произнес он, отводя взгляд.

— Ага?

— Там другое...

— Что же?

— Ну, блин... Я не знаю. Просто так получилось.

Эмили приподняла брови.

— Шикарный ответ. Такой развернутый и подробный — все как я люблю в твоем исполнении.

Роберт улыбнулся краем рта.

— Слушай, ну, в чувствах я не силен. — Он едва ли не виновато пожал плечами.

— Ха! Ну придумай теорему или там гипотезу, почему у тебя возникают те или иные чувства. Мерлин, если б я не знала, что я чувствую, я бы сошла с ума от всего того, что происходит у меня внутри. Надо не только в физике разбираться, Роберт.

— В следующий раз я буду слушать твои рассказы о природе человеческой сущности. — Он скрестил руки на груди.

— В следующий раз мы будем разбираться с сущностью души, — покачала головой Эмили. — Увидимся.

Она спиной назад отошла от стола, за которым остался сидеть Роберт. А затем, перекинувшись с парнем рядом неоднозначных взглядов и улыбок, которые понял и одновременно не понял каждый из них, Эмили развернулась и направилась к однокурсникам. По пути к своему месту она обдумала то, что только что узнала о Маркусе, Роберте и его отношению к ней. Все было просто как дважды два: Хиллиард просто боялся потерять друга из-за новенькой девчонки в их компании, которая едва ли не заменила Маркусу умершую младшую сестру. Вот только в двусторонности этой дружбы Эмили начала сомневаться.

А еще Эмили, бездумно перелистывая страницы учебника, вспомнила искреннюю не то радость, не то благодарность Роберта, когда она сообщила, что действительно любит слушать его. Ведь и правда: она скучала по его размышлениям о политике и о прочих вещах, в которых раньше смыслила чуть меньше, чем сейчас, когда память Волдеморта раскрылась в ней еще сильнее.

Что Джинни, что Роберт нужны были ей для определенных целей, и с обоими невольно приходилось заводить тесное общение. Но как же Эмили была счастлива тому, что отдача от этого общения была куда больше, чем простая реализация требуемых амбиций! Такой исход успокаивал душу, и ей не приходилось переживать о том, что она обманывает чувства этих двоих — совершенно беззащитных, одиноких и непонятых. Заводить связи с ними было в сотни раз приятнее и полезнее, нежели поддержание нейтральных отношений с Малфоями. За достижение через Хиллиарда и Уизли своих целей Эмили должна была — и была преисполнена готовности — отдать им что-то взамен.

Пока Роберт разбирается с Маркусом и трудом Герпия, она решила помочь Джинни снять с себя груз вины. Невозможность применения более сложных, но эффективных заклинаний не должна была стать препятствием для той, кто уже не раз компенсировал свою временную ограниченность умением использовать все и всех для достижения желаемого результата.

Эмили начала думать над тем, что из простого и доступного в данный момент она может использовать на этот раз.

Глава опубликована: 01.12.2015

Глава 15. Решения

Время близилось к отбою. Эмили сидела в гостиной Рейвенкло, выжидая появление одного человека. Перед ней лежал Дневник, сокрытый от посторонних глаз учебником. Рядом лежал еще один — его Эмили готова была в любой момент положить сверху, чтобы никто не увидел букв, появляющихся на чистых листах из ниоткуда.

«Тратишь кучу времени и сил на задачу, которая не нуждается в решении», — продолжал Том их долгий разговор, который они завели сразу после ужина.

«Да нет же! — возмутилась Эмили, нахмурившись. — Я спать спокойно не могу, зная, что она вот-вот к кому-нибудь побежит жаловаться».

«Не побежит, — настаивал Дневник. — Я знаю Уизли куда лучше тебя. Она никому не скажет».

«Угу. Запугал ее? Короче, я хочу с этим разобраться. Не все же время мне за ней следить. Мы ведь уже все продумали».

Глухой голос бронзового орла за дверью отвлек Эмили. Она подняла голову и, дождавшись появления рейвенкловца, уткнулась обратно в дневник — вошел не тот, кто ей нужен.

Том не стал отвечать. После того как Эмили пообещала, что будет с ним на связи, она стала часто общаться с крестражем, практически каждый вечер. Иногда рассказывала ему о том, что происходит в ее в жизни, но Тома больше интересовала обстановка в мире и те, с кем Эмили завела знакомства. В последнее же время Эмили обсуждала с ним способы того, как заставить Джинни поверить, что ее провалы в памяти не связаны ни с Дневником, ни с нападениями.

Заклинание Забвения было предложено самым первым в качестве решения, и Том, казалось, расстроился из-за того, что Эмили отказалась его использовать. Она предполагала, что Дневник обеспокоен уровнем ее познаний и умений в магии, но объяснила ему свой отказ тем, что Дамблдор может обнаружить, что второкурсница использует сложную магию. Кроме того, существовали менее мощные способы, которые были бы куда уместнее.

Таким образом, они свели выбор вариантов к зельям. Сначала Эмили решила в принципе обратить на них внимание, а затем вместе с Дневником обсуждала, какое из них лучше использовать. Снотворное не подходило из-за сильного эффекта. Просидев два вечера в библиотеке и много времени проговорив с Томом, Эмили нашла еще две альтернативы заклинанию Забвения: Дурманящая настойка и зелье забывчивости. После сравнения действия и побочных эффектов от обоих стало очевидно, что использовать нужно последнее — зелье, которое они варили еще на первом курсе.

Этим вечером они проговорили операцию «от и до», учтя все возможные варианты исхода. И хоть Том помог ей с этим, по тону его ответов Эмили чувствовала, что он делает это лишь из необходимости наконец избавиться от проблемы, которую таковой считала она одна.

Дверь в гостиную вновь отворилась. Эмили слегка улыбнулась, завидев вошедшую, а затем склонила голову и черкнула Тому: «Я ушла». Не дожидаясь ответа, она захлопнула дневник и вскочила.

— Луна! — позвала она, пока задумавшаяся белокурая рейвенкловка, которую она приметила с самого начала учебного года, рассматривала звезды на потолке.

— Да? — безмятежно произнесла Лавгуд. Голос ее был высок и мелодичен.

Эмили невольно отметила то, с каким спокойствием Луна повернулась к ней. Она сама отреагировала бы на оклик от постороннего человека резче и стремительнее.

— Привет. Ты не хочешь присоединиться ко мне и еще одной девочке — твоей однокурснице, кстати, — э-э-э... на своеобразный пикник? — выпалила Эмили практически на одном дыхании. Фраза, даже многократно прорепетированная мысленно, подзабылась от волнения.

Луна ответила спустя непродолжительную паузу. Вначале она воззрилась на Эмили слегка удивленно, а после этого ее губ коснулась мягкая скромная улыбка. Эмили внимательно проследила за мимикой софакультетницы, отметив про себя, как поразительно непохожа была Лавгуд на остальных девочек. Эмили подбодрила первокурсницу легким вопросительным взглядом.

— С удовольствием, — ответила наконец Луна, а Эмили радостно улыбнулась ей. — А вторая девочка — кто она?

— Это Джинни Уизли, вы с ней на травологии вместе работали.

— Ох! Она очень милая.

— Да, я тоже так подумала и решила, что было бы неплохо вам пообщаться поближе. Мне кажется, вам обеим здесь одиноко.

Эмили сделала шаг к Луне.

— Мы с ней договорились на субботу в десять, ты как?

— Мне будет удобно, — помедлив, ответила Лавгуд, заводя прядь вьющихся белых волос за ухо. Эмили невольно отметила странной формы серьгу, качавшуюся на мочке уха Луны, но не придала этому большого значения.

— Отлично. Тогда встретимся с тобой здесь же без пятнадцати. А Джинни будет ждать нас уже в том месте, которое мы подобрали.

Переговорив с ней еще несколько минут, Эмили пожелала Луне добрых снов и вернулась к Дневнику. Дело было за малым: достать зелье, впрыснуть его в пирожные, поместить антидот в другое, которым она перед самой встречей угостит Полумну, а также принять антидот самой. И ждать, развлекая девочек разговорами и различными играми в попытке подружить их, пока Джинни не обнаружит, что потеряла нить разговора и выпала из времени. После этого она и Луна подтвердят, что с Уизли все было в порядке и она никуда не отходила.

До самой встречи Эмили с легкостью на душе мечтала о том, как эти две первокурсницы будут общаться вместе и перестанут ходить по замку как неприкаянные. И как наконец-то гриффиндорка прекратит думать о том, о чем ей думать не следует.


* * *


Маркус Флинт и двое его одногруппников собрались в одном из пустующих классов. Отжиматься и всячески тренировать мышцы своего тела в гостиной уже давно стало проблематичным. С тех пор как Маркус стал капитаном, вниманием девушек он не был обделен, однако все восхищенные взгляды, которые он ловил на себе, не стоили и полвзора той, которая на него даже не смотрела.

— Ну нафиг! Я замаялся, — проворчал Робин МакАлистер, поднимаясь с пола, на котором он только что закончил свое рекордное шестьдесят первое отжимание.

— Слабак, — парировал Флинт. Он отсчитывал уже восьмидесятый раз.

— Ну и пусть, зато не сдохну, — буркнул Робин, направляя палочку на наколдованный ранее коврик, перекрывавший пыльные половицы аудитории.

— Потом сдохнешь, — натужно хмыкнул Теренс, приподнимаясь на руках.

Дверь в кабинет открылась и в помещение прошмыгнул еще один их товарищ.

— Вот вы где, — буднично провозгласил вошедший.

— Привет, Робби, — ухмыльнулся МакАлистер, протягивая руку для братского рукопожатия.

— Марк, заканчивай, у меня к тебе дело есть, — быстро проговорил Хиллиард, поздоровавшись со всеми присутствующими.

— Момент!.. Девяносто восемь… Девяносто девять… Сто!.. — Маркус встал, тяжело отряхнув руки и колени. — Что там у тебя?

— Мы на пасхальные что планируем?

Роберт, вторя слизеринцам, взобрался на парту и, сняв с плеча школьную сумку, отложил ее в сторону.

— Моргана его знает, я пока не думал, — пожал плечами Флинт, обтирая шею влажным полотенцем, смоченным заклинанием.

— Если что, давай к тебе, — предложил Роберт.

— Яблочки? — встрял Робин, раскрывая свою сумку всем на обозрение.

— Не, мне воду дай, — качнул головой Флинт, а в следующее мгновение поймал брошенную МакАлистером флягу. — Ко мне так ко мне, если не надоело.

— Мы в Рождество отлично оторвались, ты что! — воскликнул также закончивший отжимания Теренс и глотнул из фляги, приняв ее из рук одногруппника.

— Еще б, — произнес Флинт, прохаживаясь по аудитории и разводя руки в стороны в качестве заминки. — Робби, мы тебе не дадим в библиотеке запереться, так и знай.

— Хотя бы на полчаса-то зайду туда! — полувозмущенно воскликнул Хиллиард под хохот слизеринцев.

— Тебе тут книг мало, что ли? — поддел его плечом Робин.

— Мало, да. Мне нужно кое-что запрещенное, у Флинтов наверняка есть этот труд.

— Что за труд? Опасный? — У Хиггса тут же загорелись глаза. Он был известным любителем вредных для тела и души книг. Любителем как минимум разговаривать о них, поскольку в жизни не держал в руках ни одной подобной.

— Недавно узнал о такой штуке как крестраж. — Роберт заговорщически понизил голос, обведя слизеринцев взглядом, но выражения лиц тех говорили о том, что они тоже впервые слышат это слово. — Что, не слышали ни разу? Вы ж чистокровные.

— И что? — недовольно буркнул Флинт.

— Ах, да, к квиддичу не имеет отношения, значит, и внимания не стоит, — подтрунил над ним Хиллиард.

— Роберт, не зарывайся. — Флинт опасно прищурился, зыркнув на друга. Тот примирительно поднял руки вверх, но на губах его застыла усмешка.

— А мы раньше к тебе сгонять не можем, а? — сказал Хиллиард спустя несколько мгновений молчания, в течение которых парни собирали свои вещи и уничтожали наколдованные коврики. — Как в тот раз, помнишь? Когда ты самокрутки после Рождества забыл дома.

Тогда, пару лет назад, им пришлось дождаться ближайшего похода в Хогсмид. Роберт вместе с Флинтом дошли до самого конца деревни и тайком пробрались к пещерам, чтобы вызвать домашнего, тогда еще прежнего, эльфа-старика, не привлекая внимания прохожих. Эльф перенес их непосредственно в спальню Маркуса, который приказал ему не смотреть на то, что он собирается сделать. Флинт знал, что отец его — в то время еще живой — любил инспектировать содержимое комнаты своего сына, и табак, который любил выкуривать Маркус, был строго запрещен в их доме. То, что самокрутки остались дома, Флинт обнаружил через месяц после праздников, когда не нашел их в чемодане. Сразу после каникул курить совершенно не хотелось — казалось, что в праздники он отравил свой организм на весь следующий год.

Как понял Роберт, отец Маркуса ничего не заметил и табак не обнаружил, а их незаконная вылазка осталась незамеченной. По крайней мере, взыскание тогда не последовало ни от мистера Флинта, ни от руководства школы.

— Не-не, я второй раз так рисковать не буду. Ладно батя, нам мимо Филча надо было красться! Нафиг надо баллы терять из-за книги. Дождись уж каникул.

— Долго…

— А что надо-то? — поинтересовался МакАлистер. — Книги водятся не только у Флинта. Может, у меня что найдется, я могу домой написать.

— Лучше не говорить никому, что я ищу, — замялся Роберт. — Это темная магия. Очень темная, поэтому из библиотеки кто-то все подчистую информацию об этом вынес.

— Почему кто-то? Ясен пень, что это старик. Крестражи… А что это? Расскажи хоть. — Теренс подсел к Хиллиарду поближе.

— Вместилище части души волшебника, — очень тихо произнес рейвенкловец, подождав, когда все будут его внимательно слушать. — Чтобы обрести бессмертие.

— Да ладно? — шокированно округлил глаза Робин. — Нафиг тебе это?

— Просто интересно.

— А, ну да. — МакАлистер мельком глянул на галстук Роберта.

— Что-то мне жутко от этого. Это так… — начал было Теренс, поморщившись.

— А что такое? Ну, я так, поискал что-то. Все описывают это как нечто жуткое и запредельное…

— Именно так и может быть. Ты маглорожденный… Даже то, что ты рейвенкловец… Тут жопой чуять надо, когда магия очень темная. Это с молоком матери впитывается, — заметил Маркус. — Уговорил. Скажи мне название чего там тебе надо. Я домовику своему передам, чтоб поискал. А в пасхальные тусить с нами будешь, а не страсти всякие изучать.

— Идет, — улыбнулся Хиллиард, предвкушая, как он наконец-то узнает, что именно происходит при разделении души.

Все-таки, по сравнению с остальными, он сильно проигрывал, не имея впитанного с детства чутья на поистине страшные магические вещи. Он и правда думал, что деление души — вещь довольно занимательная и стоящая изучения, но то, как отреагировали его друзья, заставило его призадуматься. Теперь ему пришло в голову, что Поттер, возможно, придется рассказать меньше, чем он узнает, — мало ли какая информация ему откроется. А он привык нести ответственность за то, что и кому говорит.


* * *


Встреча с Джинни и Луной прошла не так идеально, как Эмили себе представляла. Она слишком переоценила свои коммуникационные способности, однако появляющиеся паузы с успехом заполняла сама Лавгуд. Говорила она вещи весьма странные, тем не менее Эмили слушала ее, расспрашивала и, как могла, поддерживала общение между всеми тремя. Джинни же, судя по всему, была рада этой встрече. Она не переставая хихикала над рассказами Луны и была достаточно сильно вовлечена в происходящее, чтобы заметить небольшой провал в памяти. В целом Эмили осталась довольна результатом: в последующие дни она не раз замечала, как первокурсницы разговаривают в коридоре, а Джинни выглядела счастливой и больше не беспокоилась о предыдущих нападениях.

С тех пор как Эмили успокоила мысли Уизли, прошло не больше недели. Эти дни в кои-то веки не были бы ничем примечательны, если бы однажды ей не пришлось столкнуться с очередными нападками на маглорожденных.

Было воскресенье. Вместе с Дафной Эмили бесцельно прогуливалась по замку. Многие вовсю обсуждали грядущий День Святого Валентина и сопутствующую прогулку в Хогсмид, только младшие курсы слонялись по Хогвартсу не заинтересованные этим событием.

С Дафной Эмили обсуждала последний совместный урок по трансфигурации, и они уже почти перешли на тему того, каким пером получается писать красивее, как услышали голоса за поворотом. Эмили, едва их уловив, моментально встревожилась и остановилась, схватив подругу за руку выше локтя.

— Чего?.. — осеклась было Дафна, а после замерла сама, приложив к губам палец.

Слова говорящих были невнятными, но Эмили однозначно слышала в них агрессию. Гогот и хлесткие выражения перемежались с тоненькими мальчишескими всхлипами. Эти звуки всколыхнули неясные воспоминания в душе Эмили.

Дафна на цыпочках подошла к краю стены и одним глазом осмотрела перпендикулярный коридор.

— Это из кабинета, — шепнула она, оборачиваясь к Эмили. Та стояла нахмурившись и плотно сжимала губы. — Они дверь неплотно закрыли. Идем в обход?

Она потянула Эмили за руку, направляясь по пустынному коридору в противоположную сторону от того кабинета, где, как они обе поняли, происходили какие-то разборки. Не успели они дойти до поворота, как дверь сзади хлопнула, закрывшись, и наступила тишина.

— Они заперлись! — испуганным шепотом воскликнула Эмили. — Надо кому-то рассказать! Они же там... Там же...

— Угу, — побледнела Дафна. — Идем... Если мы вмешаемся, нам от них попадет. Там слизеринцы. С курса шестого, кажется. Я чей-то голос знакомый услышала.

— Они там пристали к кому-то, слышала? Такое все чаще происходит.

— Мы-то ничего не сможем... Пойдем отсюда.

— Мы на помощь позвать можем! — возразила Эмили шепотом понастойчивее. Она оглянулась, чтобы определить местонахождение. — Прямо напротив класса арифмантики. Идем, найдем кого-нибудь.

Теперь она тянула за собой Дафну, а та беспокойно закусывала губу и пыталась уговорить Эмили оставить парней разбираться самих. Тогда Эмили ее одернула:

— Ты не слышала, что там был кто-то из младшекурсников? Сто галлеонов даю, что это кто-то из маглорожденных, если ты говоришь, что гоготали слизеринцы.

— Ну, я сказала, что там был кто-то из слизеринцев. Мало ли чего парни не поделили?

— С первокурсниками?!

Такие случаи и правда стали происходить все чаще, поэтому было мало сомнений в том, отчего происходила разборка за закрытыми дверями. Эмили слышала, но никогда не сталкивалась с такими ситуациями лицом к лицу. Сейчас ее изнутри грызло то, что она знает о происходящем и должна бы, наверное, что-то предпринять. Она от возмущения пошла стремительнее, и Дафна едва за ней поспевала.

— Да почему с первокурсниками?.. Может, просто голос у кого-то тонкий.

— Да ты чего? — Эмили яростно посмотрела ей прямо в глаза, резко остановившись. — Ты ведь прекрасно слышала, что там кто-то на кого-то наезжал. Причем разница в возрасте у них большая. И в численности, судя по всему, тоже. Мы должны кому-то об этом рассказать.

— Ну... Ладно. Но это все-таки не наше дело.

Не будь всей этой истерии с Тайной комнатой и повальными претензиями чистокровных к маглорожденным и всех прочих к слизеринцам, дело было бы действительно не стоящим внимания. С некоторых пор Эмили стала чувствовать нутром, что разбираться с обидчиками лучше без участия преподавателей. Кажется, что-то из приютского детства ее прошлой жизни твердило ей об этом. Но сейчас Эмили видела, что ситуация выходит за рамки, и решать ее должны именно взрослые, поскольку случай не единичный и носит не индивидуальный характер.

— А ты что, хочешь, чтобы невинного человека избили?

— О Мерлин, а вдруг он реально что-то им сделал?..

— Угу, от маглов родился, — зло выплюнула Эмили, упирая руки в бока. Она развернулась и пошла дальше.

Ее страшно разочаровали слова Дафны. Обычно та поддерживала ее в спорах с Драко, но эта поддержка была скорее дружеская, нежели такая, какую обычно дают единомышленники. Эмили понимала, что подруга боялась влезать в конфликт старшекурсников. Она и сама испытывала тревогу от того, что нужно было бы сделать. Кроме всего прочего, эти слизеринцы почти наверняка были детьми Пожирателей. Она помнила, что на шестом и седьмом курсе как раз много таких, детство которых прошло еще при Волдеморте.

Знание о том, что могло происходить за закрытой дверью того класса, пожирало ее изнутри и требовало избавиться от этого мучения — поделиться с кем-то, кто мог бы остановить безобразие. Они шли с Дафной почти бесцельно, надеясь встретить кого-нибудь из взрослых. Все это время Эмили молчала, прислушиваясь к своей совести. Хаотичные размышления завели ее в дебри сознания, и она вновь почувствовала волну воспоминаний, за которые боялась ухватиться. Что бы она увидела?

— Ладно, — сказала она наконец. — Минут двадцать уже прошло. Наверное, это все не имеет больше смысла.

— Конечно, — облегченно поддакнула Дафна. — Мы в выходные никого не найдем. Все в Хогсмид, видимо, ушли.

— Преподаватели тоже туда ходят?

— Да. А некоторые, говорят, там проживают даже.

— Понятно... — грустно произнесла Эмили, замедляя ход. Она неспешно подошла к ближайшему окну, обогнув подругу, и задумчиво вгляделась в кромку Запретного леса.

Отчасти ей стало даже легко и одновременно стыдно: она поддалась пассивности Дафны и засомневалась в том, стоило ли ей вмешиваться в то, что происходит едва ли не каждую неделю и о чем преподаватели точно знают и с чем безуспешно пытаются справиться. В конце концов, их вмешательство и правда редко помогало. Эту ситуацию нужно решать другим способом.

— Не думай об этом. Такого сейчас много. Мы уж точно ничего не сможем сделать.

«Можем, — подумала Эмили. — Должны. Если не мы, то все равно. Это должно прекратиться. Что за мир...»

Весь оставшийся день она старалась выкинуть этот эпизод из головы, но вечером при разговоре с Томом не смогла не поделиться своими переживаниями.

«Что ты хотела сделать, прости? Преподавателя позвать? Глупая», — только и ответил он, когда Эмили пересказала ему все свои мысли на тот момент.

«Чего это?» — обескураженно написала она в ответ, а сама почувствовала неприятный укол в груди. Она-то надеялась, он оценит порыв, не вспомнив даже, что в шестнадцать лет он уже сам был за идеологию чистокровных.

В памяти снова что-то шевельнулось. Эмили попыталась сформулировать понимание того, откуда у нее взялось чувство, будто Том мог понять и одобрить ее поступок. А тот тем временем написал: «А ты не помнишь, что когда кто-то жаловался взрослым, становилось только хуже, м? В приюте так всегда было: мы все между собой решали. А взрослые — они что? Пожурят да наказание влепят. Никогда не помогало избавиться от обидчиков».

Но это лишь едва успокоило Эмили. По крайней мере, если бы она приложила больше усилий и нашла кого-то из взрослых, это почти совсем ничего не изменило бы. Может быть, тех мальчишек выловили бы позже.

«А что помогало?»

«Месть. Собственные силы, короче говоря».

Эмили представила приют, и наконец воспоминания двинулись с места и показали ей отчетливую картинку. В приюте Тома быстро перестали доставать, но вот первые курсы Хогвартса... Теперь она поняла, отчего так отчаянно хотела прекратить то, что могло твориться за закрытыми дверями. Она не просто предполагала, что там могло происходить. Она помнила, что в подобном же классе творилось, когда еще была Томом. Каждое такое новоприобретенное воспоминание о прошлой жизни окатывало ее с головы до ног, словно ледяной водой. Ощущения были поразительно яркими и такими сильными, что перехватывало дыхание.

«Я, кажется, вспомнила...» — написала она после продолжительного молчания, которое и Дневник не стремился прерывать.

«Тогда ты должна понимать, что происходит в подобных конфликтах».

«Это воспринимается как слабость, да?»

«Именно. Взрослые и не вмешиваются особо».

«Пожурят и ничего серьезного не сделают», — повторила Эмили его мысль, пользуясь тем, что она сразу видела то, что писал Том. Иногда он на лету поправлял себя, но она читала все очень внимательно.

«Поэтому то, что ты так никого и не позвала, очень полезно для тех мелких, которых, возможно, просто побили. Впрочем, если ты говоришь, что это были слизеринцы, то на них попрактиковали что-нибудь из заклинаний. Спорю, это был...»

«Стой-стой, — поспешно прервала Эмили поток его речи. — Чего тут полезного?»

«Давай сама. Думай. Я не собираюсь самому себе все разжевывать».

Эмили шумно выдохнула и поменяла позу. Потерев затекшую ногу, она поправила полог кровати и смочила горло из стакана, что всегда был на ее тумбочке. Ей показалось, что Том мог бы разложить по полочкам что угодно, но не данную ситуацию, да и вообще ничего, связанного с его чувствами. Когда-то он был в таком же положении, как и те младшекурсники, которых Эмили слышала в классе, а значит, говоря о пользе, опирался на свой опыт — мысли, переживания и...

«Ну... Они, если справятся сами, раньше повзрослеют», — начала она рассуждать на бумаге. Пусть Том не хочет сам говорить об этом, а ей нужно расставить все по местам, понять его и себя. Захочет — остановит. Тогда Эмили и решит, как продолжать.

«Или сломаются. Тогда твоя услуга им тем более ни к чему. Бесполезна».

«Ну да», — согласилась Эмили и зевнула. Была почти полночь.

«Это называется естественным отбором».

«Но выживает не сильнейший, а тот, кто лучше приспосабливается. Так?»

«Умница. Все так. — Эмили не смогла сдержать польщенной улыбки и пару раз нежно провела пальцами по краю страницы. — Я заметил, ты начинаешь рассуждать все лучше и чаще. Это похвально».

«Заметила, что ты не любишь, когда я задаю вопросы», — в свою очередь поделилась Эмили.

«Разве? Наверное, дело в том, что ты задавала вопросы с очевиднейшим ответом».

«Наверное, я просто хотела получить подтверждение».

«Именно так я сейчас это и вижу, после того, как наконец увидел, как ты размышляешь. Глядишь, мы совместными усилиями вытащим меня из этого вечного ада».

Последняя фраза была лишней, на взгляд Эмили. Вокруг стало холоднее на пару градусов. Эмили, зябко поежившись, забралась под одеяло, согретое ее теплом, и, держа дневник на весу, коряво написала: «Обязательно. Что-нибудь придумаем. Я еще жду ту книгу. Обещали скоро, а пока жду. Ну... Наверное, до завтра?»

Как только высветилось прощание от Тома, Эмили отложила ручку на тумбочку, а дневник положила под подушку. С некоторых пор ей стало нестерпимо не хватать этой черной тетрадки рядом с собой. А еще ей казалось, что Тому тоже необходимо ее присутствие рядом. Улыбнувшись этим мыслям, Эмили перевернулась на спину и еще долго смотрела в темный потолок с играющими на нем тенями от окон, размышляя.

После разговора с частью себя, она вспомнила не только саму ситуацию, но и действующих лиц. Розье, Мальсибер... Кто там еще был в другое время? Кто не давал проходу к умывальникам только потому, что первокурсник Том, вероятнее всего, имел магловские корни? Чьи заклинания приходилось сначала терпеть на себе, а затем непрестанно отражать? И эти ли ребята потом целовали ему руку, а он покровительствовал им и позволял делать все то же самое, что когда-то они творили с ним?

Как такое произошло и где был тот переломный момент, когда Том из жертвы превратился в нечто, о чем даже вслух боялись сказать? Эмили, обладая пока что малой долей воспоминаний, представить не могла ситуацию, в которой складывались бы такие противоречивые отношения между подобными людьми.

Она что-то упускала из виду, а может, всего лишь чего-то не понимала в силу возраста и не до конца проснувшегося прошлого «я». Но узнать полную картину ситуации было очень важно. Понимание дало бы ей пространство для маневра хоть в общении с собой же, хоть с другими, кто знал Волдеморта непосредственно. И в первую очередь она смогла бы оценить потенциальную свою как силу, так и опасность.

Более того, это дало бы ей ответ на вопрос о том, почему Том вместо того, чтобы бороться за права угнетаемых магов, родившихся не в той семье, сам стал их угнетателем.

Приспособился. Так ли должен поступать слизеринец: приспосабливаться, а не прогибать ситуацию под себя? Нет, Эмили с этим была совершенно не согласна. У слизеринцев она видела твердый внутренний стержень, который не позволил бы им потерять самих себя в погоне за банальным выживанием.

«Том хотел перестать быть собою», — догадалась она, а затем получила внутреннее подтверждение этому. И следом почувствовала: это и было началом всего, страшной ошибкой ее прошлой жизни. Тогда она решила: она не пойдет по такому простому пути и не откажется от себя.

Знать бы только, кто она теперь и в чем ее сила. Жить обычной жизнью и пустить все на самотек нельзя — ей не нравится мириться с такими установками магического мира и именно она в своем прошлом стала причиной обострения дискриминации магов. А значит она же — Волдеморт — может все исправить.

Мысль о том, что она не зря живет на этом свете и теперь имеет некую цель или даже миссию, осчастливила последние секунды Эмили перед сном.

Глава опубликована: 15.03.2016

Глава 16. Планы

В этом году День всех влюбленных был для Эмили практически самым обычным днем. Ее не заботило ни праздничное убранство замка, ни снующие повсюду парочки, ни даже традиционная коробка с валентинками. По опыту прошлого года она знала, что ничего из ряда вон выходящего не случится, да и нынче ничего не располагало к огромной толпе поклонников. А раз так, решила она, значит, остается набраться терпения, стать взрослее и привлекательнее, а этот день провести с пользой.

Впрочем, этих мыслей не было бы и Эмили, как и многие ее однокурсницы, надела бы на себя загадочный вид в ожидании признания в любви или даже сама послала бы кому-нибудь бархатное красное сердце, если бы не одно но — Дневник, жаждущий ее внимания. И Эмили была совершенно не против сосредоточить свои мысли на одном объекте, практически отвечающем взаимностью.

До полудня этого воскресного дня она провалялась в постели, отсыпаясь за прошедшую учебную неделю. При попытке разбудить ее, согласно договоренности, Добби был отослан за завтраком, который теперь стоял на тумбочке и ждал, когда Эмили примет вертикальное положение. Она, заведомо зная, что сразу не встанет, попросила домовика принести что-нибудь, что не будет остывать.

Комната была уже пуста, когда Добби пришел к ней в первый раз, и продолжала пустовать, когда Эмили наконец решилась встать и одеться. Процесс этот длился долго, потому что ей совершенно не хотелось куда-либо идти сегодня. Оставив попытки заставить себя спуститься к умывальникам, Эмили наскоро заправила кровать и взобралась на нее вместе с дневником, надеясь, что плодотворный разговор окончательно разбудит ее.

Том становился все общительнее и в то же время оставался отличным слушателем, очень внимательным. Он начал чаще задавать уточняющие вопросы, но Эмили невольно заимела привычку рассказывать так, чтобы все предполагаемые вопросы тут же получали ответы, иначе был риск наткнуться на такой вопрос, от которого уйти не удастся. Она немногое скрывала от Тома, но душевный комфорт требовал от нее умалчивать какие-то банальные вещи просто из принципа. Ей казалось, что так она держит себя на расстоянии на всякий случай.

Вместе они вспомнили многое, но еще больше оставалось в потемках. Воспоминания приходили спонтанно и порой не были никак очевидно связаны. Нередко их разговоры начинались со слов «а помнишь?..», а затем они вместе думали, как было бы, поступи они по-другому. Эмили не всегда нравилось вспоминать, потому что на ум приходили крайне скверные случаи, но она всегда с готовностью анализировала их и в конце концов почти поняла, как размышлял тогда Том, как размышляла когда-то она. Процесс был не из приятных, но избежать его было невозможно даже в случае с ней самой и ее внутренним диалогом. В ситуации с Томом же присутствовало хоть сколько-нибудь отстраненное мнение, которое Эмили не могла предсказать. До некоторых пор. Все чаще и чаще она могла почти дословно предугадать, что ответит ее прошлое я, заточенное в магловском дневнике.

Том также становился все более проницательным в отношении нее и не раз вставлял в конце своих фраз нечто вроде «но ты, конечно, считаешь, что я поступил подло», когда она действительно читала его рассказ и думала со стыдом, как же отвратительно выглядит тот или иной поступок. И если изначально их отношение было едва ли не противоположным, в ходе обсуждения каждый из них принимал что-то для себя. Том соглашался, что можно было бы поступить с людьми более продуманно, чтобы не заводить ненужных и неоправданных врагов. Эмили принимала как факт, что в прошлом раскусывала людей быстрее и достовернее. Теперь же ей требовалось некоторое время, чтобы понять суть человека, и именно поэтому, объяснила Эмили себе, ее угораздило заиметь в тесном кругу такого человека, как Драко Малфой. С одной стороны, было очень хорошо, что он не оказался ей врагом и она узнала его получше, но с другой — приходилось до некоторого времени держать «статус-кво» и грамотно гасить его попытки вызвать конфликт.

— Ох, — при воспоминании о Драко Эмили невольно поморщилась и громко выдохнула.

«Рассказать ли Тому?..» — задумалась она затем. Поведать было о чем. Он, разумеется, знал, что в Хогвартсе участились стычки между маглорожденными и чистокровными и что Эмили переживает на этот счет. Но он еще не знал, что одну из таких стычек она-таки собралась с духом и прервала, а противостоять ей пришлось именно Драко.

— Добби, — позвала она, — принеси мне... что-нибудь пожевать.

Домовик знал эту просьбу. Чаще всего Эмили подразумевала под ней какой-нибудь снек, желательно в большом количестве, вкусный, но не слишком вредный. В этот раз Добби разместил перед ней пиалу с орешками, сообщив, что это единственное, что он нашел быстрее всего. Эмили довольно махнула ему рукой и начала строчить Тому.

«А что о Малфое думаешь? Я про Драко. Но про папу его тоже можешь рассказать».

«Судя по твоим рассказам, младший Малфой ничем не отличается от старшего: подлый, скользкий, разве что по характеру слабее Люциуса. Их обоих я не видел, а твой взгляд на них, как ты понимаешь, субъективен. Вот Абраксаса я хорошо помню. Тот же тип. Не будь я собой, не стал бы с ним связываться. Себе дороже».

«А если я уже связалась?»

И не дождавшись ответа, написала следующее:

«Я тут просто не выдержала и на Драко наехала».

«По поводу? Погоди, угадаю: он к маглорожденным приставал и ты за них вступилась?»

«Почти так, но я...» — даже самой себе, мысленно, она стеснялась дать оценку своим действиям. — «Думаю, у меня получилось, как ты говоришь, понять его суть и обратить его слабости против него».

«А, так ты хочешь похвастаться, а не пожаловаться. Слушаю-слушаю, это занятно».

«Знаешь, я по тексту не понимаю, сарказм это или нет».

«Не он. Честно, рассказывай, мне интересен твой метод обращения с людьми. Пожалуй, есть в нем что-то мудрое. А потом я скажу, как поступил бы я».

Эмили не удержалась от мысли, что не слышит в голове его голос и сама не помнит, как он звучал когда-то в прошлой жизни. Все фразы Тома «озвучивались» ее собственным голосом, лишенным интонаций, поскольку не было образца, на который она могла бы опереться. Она не преминула высказать эту мысль Тому, но тот лишь посмеялся, сказав, что такое вскоре настанет, и попросил ее рассказать свою историю с тем, как она поставила Драко на место.

«Не совсем поставила. Это не то, что ты себе вообразил, если что».

«А я что-то воображал? Кажется, я тебя слушаю, а ты все увиливаешь».

«Ну, наверное, думаешь, что я пошла такая и сказала ему отстать от девочек? Это девочки были, да. Но там другое... В общем...»

Том молчал, ожидая продолжения, и Эмили знала, что это была своеобразная уловка, чтобы она, не выдержав паузы, выложила все как на духу.

«Я шла уже в гостиную, было это на днях, и услышала кричащих на кого-то девочек. В ответном голосе распознала Драко и решила, что не будет ничего страшного, если я заверну за угол и посмотрю, что происходит. Все-таки он не старшекурсник и мы с ним общаемся — мне ничего не сделает. А он к Меган Джонс пристает вместе со своей свитой, ну и там еще ее подружки были. И знаешь... я сначала разозлилась, потому что уже сил нет смотреть на это... м-м-м...»

«Назовем это шовинизмом».

«Вот на него, ага. А он знаешь, что делал? Просто доводил ее до слез. Я с Джонс не особо общаюсь, и долгое время мы друг друга терпеть не могли, но я подумала, что она не заслуживает того, чтобы смеялись над ее отцом. Она сама-то полукровка, но на каждом шагу хвастается тем, какой у нее классный папа-маглорожденный. Видимо, так Малфой и выбрал в качестве жертвы ее».

«А что он делал? Конкретно», — вставил Том, видимо, ему наскучило молчать и читать полотна текста, которые в спешке писала Эмили.

«Он забрал у нее что-то, уже не помню что, вроде игрушку какую-то, она просто любит брелоки с собой носить, часто их вижу на уроках. Так вот. Драко с друзьями перекидывали эту игрушку и хохотали, и все это выглядело так отвратительно, что я даже не сразу нашлась, что сказать ему. Но в конце концов я подошла, поздоровалась и знаешь что спросила? Нравится ли ему магловские вещи, раз он так любит их забирать».

«То есть он такое не первый раз устраивает?»

«Да, но раньше он их быстро отдавал. Ой, не дай Мерлин, он что-то мое возьмет. Ненавижу, когда такие люди прикасаются к моим вещам».

«Аналогично. Так что он ответил?»

«То ли я так на него влияю, то ли ему так не нравится, когда ему приписывают любовь к чему-либо маглорожденному, но он замялся, а потом, конечно же, стал возмущаться, огрызаться. Брелок кинул на пол, под ноги Джонс. И я тогда поняла, что в общем-то, можно уводить его, но надо было закрепить результат. Я ему говорю, ты, мол, почему так к маглорожденным вообще липнешь, тебе ж папа наказывал быть выше их. Он побурчал чего-то, а я добавила, что если он не хочет марать руки, так уж лучше бы делал вид, что их, маглорожденных то есть, нет совсем. Говорю ему, хорошая, мол, тактика, игнорировать тех, кого хочешь извести, кто не достоин твоего взгляда».

«Хм, недурно. Подействовало?»

«Угу, только не так, как я рассчитывала. Он-то загордился, дружкам своим знак дал, чтобы они тоже отстали, ну и позволил себя увести подальше от девчонок».

«А не так-то в этом чего?»

«Да Джонс на меня наехала потом. Говорит, я такая же, как и он, загордилась, что с чистокровными дружу. А мне вообще до лампочки, кто какой крови. Ну, было. Теперь это многое говорит о позиции человека относительно всего происходящего».

А Том замолчал отчего-то. Эмили даже подумала, не обидела ли она его чем, прокрутила в голове то, что сказала, ставя себя на его место.

«Не одобряешь?»

«То, что ты на крови не зациклена? Не знаю еще сам... Вот посмотри, сколько всего сделал я, рожденный от магла, а чего достиг... да хотя бы тот же Малфой? Ты говорила, что моя мечта стать самым могущественным волшебником осуществилась, под моими подошвами находились эти вот аристократишки, хвалившиеся чистокровной родословной. Что она им дала, эта кровь? Деньги, положение, да. А у меня были куда более серьезные амбиции. Жаль, что я лично этого всего не видел...»

«А как ты объяснишь то, что твоя организация распалась?»

«Откуда ж я знаю, как там все точно было. Мне известно столько же, сколько и тебе, возможно, даже меньше. Ты остановила меня. Уж каким образом, не знаю».

«Том, а я ведь сейчас не про твое развоплощение. Я про твоих людей, про твое дело. Почему они его не продолжили? За какие идеалы они сражались и почему отступили? О, вот что мне на ум пришло. Ведь действительно, многие из них просто сдали своих же и пошли работать в Министерство. Ну, кто-то сел за тебя — за нас — в Азкабан, но а толку от них сейчас? Они это дело не вернут».

«Изначально у меня не было цели бороться за права чистокровных».

«Изначально ты хотел подмять их под себя, поставить на место! Так?»

«Это, конечно, тоже. Я хотел стать самым могущественным волшебником, показать всем, на что способна магия. Первые Пожиратели Смерти знали, что я таким буду, поэтому присоединились ко мне, надеясь получить часть моего будущего могущества. И меня разочаровывает, что кое-кто из них предал меня и даже не ищет сейчас ту часть, которая развоплотилась при нападении на тебя».

Эмили нахмурилась и ничего не ответила. Тогда в дневнике появилась новая запись:

«Но ведь ты за меня?»

Эмили опешила. Настолько прямой вопрос о ее лояльности к Тому застал ее врасплох. Честно говоря, Эмили не хотела обещать чего-то конкретного и даже не была уверена, хочет ли она, чтобы Дневник обретал тело: это могло быть опасно, а она знала, что плохо понимает потенциал людей, не пообщавшись с ними поближе. Той близости, что была у них с Дневником, Эмили было мало, чтобы в нем разобраться, а с каждым днем общения ей становилось все тревожнее.

«Я хочу, чтобы чистокровные перестали задирать нос и признали, что маглорожденные ничем их не хуже и очень нужны волшебникам, нужны для развития магии. И из-за новой крови, и из-за новых взглядов. Знаешь, я люблю перемены. Думаю, чаще всего они ведут к улучшению. А я за то, чтобы жить в лучшем мире, чем он есть сейчас. И в то же время я за то, чтобы магловский и магический миры не смешивались, и маглы по-прежнему о нас не знали. Так вот, как ты считаешь, у нас совпадают цели?»

«Думаю, мы будем отличной командой. Нам обоим требуется помощь друг друга, ты согласна?»

«Угу. Знаешь, у меня камень с души упал. Значит, я с Драко поступила правильно? Еще рано с ним ссориться».

«Конечно, я бы так и поступил. Малфоев мы под себя подомнем, не волнуйся. Всему свое время. Терпение и внимательность — наши союзники».

Эмили улыбнулась. Том часто высказывал потрясающие мысли, которые она подумывала использовать в качестве их кредо.

«А вот Джонс, да и другие... Они на меня будут зуб держать».

«Не будут».

«Откуда такая уверенность?»

«Не в том положении, а потом они все поймут. А если не поймут, то и нечего переживать, как там тебя оценивают идиоты».

Эмили улыбнулась вновь. Эти слова скинули тяжелое бремя с ее души. Все-таки из двух зол приходилось выбирать меньшее, если это обещало в будущем грандиозный успех. На этом они закончили разговор, поскольку время подходило к обеду, и Эмили, высыпав из пиалы оставшиеся орешки себе в руку, залпом закинула их в рот и отправилась умываться.


* * *


Роберт так сильно хотел заполучить самый полный трактат о крестражах, что впервые за все годы учебы согласился посетить Хогсмид четырнадцатого февраля. Он никогда не любил этот праздник и, более того, не понимал, зачем многие знакомые тратят немаленькие деньги на сердечки и прочую ерунду, которую либо быстро съедают, либо выбрасывают в течение нескольких последующих дней. Деньги ему были нелишние, так что ответ Маркусу на его подтрунивание в стиле «как заведешь девушку, так и поймешь» звучал как: «Значит, не заведу».

Хиллиард шел по рыхлому снегу в сторону «Кафе Паддифут» и размышлял о том, как же Флинту повезло с наследием. Не столько с финансовым, сколько с книжным — именно этому завидовал Роберт и пользовался любой возможностью сунуться в библиотеку этого семейства, теперь, впрочем, выступавшего в одном лице. Хиллиард мечтал о том дне, когда он выпустится непременно с «Превосходно» по всем предметам и поступит сначала в академию при Министерстве, затем пойдет младшим работником при одном из Департаментов, а дальше... Он мечтал о должности Невыразимца, работающего с самыми тонкими областями магии, например со временем или даже с вопросами жизни и смерти. Разумеется, никто не распространялся о том, чем они занимаются. Лишь от слизеринцев, чьи родители большей частью работали в Министерстве, можно было услышать крохи сведений, да в «Пророке» изредка печатались сообщения о награде того или иного исследователя магии.

И вот теперь Роберту представилась возможность взглянуть краем глаза на один из самых опасных ритуалов и попытаться самому разобраться в его процессе. Возможно, даже сделать какие-то теоретические наработки. Такая тренировка ума вполне могла сыграть хорошую службу его будущей профессии, не говоря уже о значимости труда, если вдруг у него получится что-то путное.

Хиллиард достиг места назначения и заглянул в окно: парочки держались за ручки, неловко глядя друг на друга, кто-то целовался, а Маркус сидел в самом конце зала с одной из слизеринских шестикурсниц. Роберт сощурился, приглядевшись, узнал в ней свою однокурсницу Виолетту Брайс, а затем, поймав взгляд друга, помахал ему и остался ждать снаружи. Заходить в это слащавое место совершенно не было желания. Кто бы что ни говорил, а девушка ему сейчас ну совсем не была нужна. Да и где найти такую, на которую не надо будет тратить очень даже нужные самому деньги, да и время, порой, тоже?

Роберт стоял, топчась на месте, пытаясь согреть промокшие от снега ноги, и держал руки в карманах. Холодно было еще как, но перчатки он снова забыл в спальне. Вскоре появившийся Маркус сунул ему в руки горячий шоколад и, попрощавшись со своей спутницей, потащил Роберта к окраине деревни.

— Я не ручаюсь, что у меня это есть, — напомнил он.

— Да-да, ну попытка не пытка, верно? — торопливо ответил Роберт, поперхнувшись напитком, оттого что слишком порывисто сделал глоток.

Маркус не отреагировал: привык к этой несуразности, которая всю дорогу сопровождала Хиллиарда. Вон он даже перчатки захватить не догадался, а ведь мерзнет и чувствует дискомфорт. «Зато умный», — думал Флинт каждый раз, когда ему хотелось фыркнуть на эту неприспособленность и некоторую неловкость друга.

Они вышли к самой границе деревни, за которой начиналось пространство свободной трансгрессии, но им не было нужды выходить из Хогсмида: парни всего лишь искали безлюдный переулок, чтобы никто не увидел призываемого эльфа. На радость Роберта домовой эльф Маркуса принес тот самый труд, о котором он грезил последние недели. Притаившись между слепыми стенами домов, они молча разобрались с тем, как затолкнуть большой по площади фолиант в сумку. Маркус небрежным жестом дал эльфу приказ возвращаться домой, и парни нервно закурили самокрутки.

— Ну, как у вас там? — нарушил молчание Роберт, намекая на ту блондинку, с которой Флинт проводил этот День всех влюбленных.

Маркус пожал плечами и ответил не сразу.

— Она не в моем вкусе.

— Ну, раз Аманда не дает...

— Пофиг! — прервал его Флинт и сплюнул. — На эту все равно не встанет.

— Кто ж еще согласится? Можешь, конечно, к той хаффлпаффке подкатить, вот уж кто обрадуется.

— Ой, да с кем переспать я найду, — Маркус махнул рукой и затушил самокрутку о камень стены. — А вот тебе было бы неплохо тоже к кому-нибудь подкатить. Для здоровья полезно.

Хиллиард скривился.

— Не знаю... Я не могу вот так вот, просто. Если б кто сам меня хотел, тогда другое дело, тогда не стремно.

— Ясно, — усмехнулся Флинт и, положив руку на плечо друга, подтолкнул его к выходу на центральную улицу. — Ну иди тогда книжки свои читай умные, а мне с Ви еще погулять надо.

На том и распрощались, после чего Роберт стремглав помчался в замок, чтобы улучить момент и прочесть весь труд, пока гостиная будет пуста все оставшееся до ужина время — именно тогда закончатся все гулянки в Хогсмиде, и весь Рейвенкло оккупирует гостиную и библиотеку, подготавливаясь к учебной неделе.

За пару минут разгадав пароль, Хиллиард быстро переоделся в спальне и вернулся в гостиную. Уж очень ему нравилось сидеть в определенном месте, когда предоставлялась возможность погрузиться в очередное увлекательное чтение. Устроившись, Роберт раскрыл неплохо сохранившийся том и удивился тому, что тот не был ничем зачарован. Впрочем, тут же нашел этому объяснение: книга была домашней и не требовала особой защиты, какую ставили на библиотечные книги. Но и те Хиллиард как-то раз находил без специфических свойств.

Книга, безусловно, была репликой — об этом говорила соответствующая печать на заднем форзаце. Роберт этого ожидал, хотя и был слегка разочарован тем, что держит в руках не оригинал. Кто знает, может, автор трактата особым образом его зачаровал, чтобы спрятать самые важные данные и открыть знания лишь достойным?

«Что ж, будем работать с тем, что есть. Посмотрим...» — вздохнул Хиллиард, открывая введение. Первые же абзацы заставили волосы встать дыбом. Роберт поежился и, нервно оглядевшись, убедился, что по-прежнему находится один. Периодически сглатывая от волнения, он дочитал немаленькое вступление и передохнул, откинувшись на спинку кресла. Руки Роберт заложил за голову и сцепил в замок; ладони взмокли.

Он всегда читал слова автора, предисловия и прочие вещи, которые писались до основной части тех или иных книг. В таких местах тоже можно было почерпнуть много интересного и любопытного. Например, сейчас он выяснил, что труд представляет из себя полный разбор тех или иных темномагических ритуалов, сопровождаемый многочисленными заметками. Все они были обозначены специальными символами, чья расшифровка давалась именно в самом начале. Кроме того, теперь он был предупрежден о том, какое чтение его ждет и чего можно ожидать. Автор недвусмысленно намекал на наличие рядом тазика и немалой дозы Умиротворяющего бальзама или чего посильнее, вроде огневиски, если вдруг данная книга досталась людям с тонкой душевной организацией.

Собравшись с духом, Роберт начал читать.


* * *


Эмили вернулась в гостиную не сразу. После обеда они с Дафной зашли в библиотеку: должны были появиться свежие номера их любимых журналов и каталогов. Эмили долго не могла привыкнуть к такому способу покупки вещей в магическом мире, но теперь заказ необходимых канцелярских товаров или косметики по совиной почте стал чем-то самим собой разумеющимся.

Добравшись до двери в гостиную, запертую зачарованным орлом, Эмили обнаружила, что Добби не сможет перенести ее вовнутрь незамеченной как минимум ближайшие пять минут: и в гостиной, и в ее спальне, и в ванной комнате кто-то был, а перемещаться в коридор она не решилась — слишком велик был риск. Она для приличия стукнула бронзовым молоточком о дверь и попробовала разгадать пароль, но не успела обдумать загадку и пять минут. Дверь открыли изнутри.

— О, привет, — обрадованно произнесла Эмили, узнав в софакультетнике Роберта. — Спасибо.

— Ага, залетай. Угадай, что я достал.

— Ее? — понизив голос до шепота, ахнула Эмили и поспешила юркнуть под руку Роберта, придерживающего дверь.

— Да, но, это... Я глянул ее... Чтиво так себе, а если точнее, это самое ужасное, что я когда-либо читал. А я, знаешь, не гнушаюсь разными сомнительными книгами.

Эмили добралась до места Роберта, которое она опознала по лежащей раскрытой книге, и оглянулась.

— Там все очень плохо?

— Не то чтобы, но такие книги реально нужно держать под пристальным надзором. Там, понимаешь, весь, абсолютно весь ритуал описан.

— Ты, кажется, чем-то напуган. По голосу слышно. Дрожит, — заметила Эмили, присаживаясь в свободное кресло рядом.

— Есть такое. Гадко все это. Я не думал, что для бессмертия требуется такое.

— М? — Эмили внимательно посмотрела на него.

— Преднамеренное убийство. Это страшнейшее из зол. Я... Мне плохо от одной мысли, что я кого-то убью, да еще и специально, осознанно. Это...

— ...Страшно, — закончила за него Эмили, представив то же, что и Роберт. Сердце замерло, и следующий его такт ударил по ребрам; конечности похолодели до самых кончиков.

— А что там... еще сказано?

— Много чего, разные эксперименты, наблюдения, выводы. Выведен способ создания — непосредственно сам ритуал, который нужно совершить после убийства. Убийством волшебник душу раскалывает, а ритуалом помещает в определенный предмет. Пока существует этот предмет, не может умереть и волшебник. Но это, кстати, не значит, что телесную оболочку он не потеряет. Уж как он без тела существовать будет, я не понимаю. Смысл тогда от этого всего?

— Ну, думаю, тело и вернуть можно. Там нет ничего на этот счет?

— Ну да, упоминается, что можно создать себе тело, но для этого нужен кто-то со стороны, помощник, потому что нужна палочка, а бестелесный дух ее использовать не может.

— А слушай, это же получается, что можно вторую копию себя создать? Расколоть душу, сотворить тело.

— Теоретически да, но в качестве крестража избирают именно вещь, потому что плоть разлагается и сохранить ее нет никакой возможности, то есть придется каждый раз позволять телу сгнить окончательно и перетаскивать душу в другой крестраж, но Герпий таких экспериментов не проводил. Может, это невозможно.

— Хм-м, — задумалась Эмили. Ей было интересно, если бы крестражем изначально стало тело, что было бы с частичкой души, когда оболочке пришлось бы умирать.

— Скорее всего, это был бы вечный умирающий труп. По крайней мере, ясно, что приведенный ритуал запечатывает душу в предмет и наделяет его такими свойствами, что его простыми средствами не уничтожишь. Уничтожит его только очень сильная субстанция.

— Это какая?

— Вот смотри. — Роберт раскрыл книгу и ткнул в начало предложения. — Тут перечислены адский огонь и яд василиска. То есть волшебник, сотворивший крестраж, можно сказать, совершенно неуязвим. Его могут убить только такие же психи. Нормальный человек не полезет к василиску и не рискнет вызывать адский огонь.

— Эм-м, я не поняла. Что, способа возвращения души во владельца не существует? Душа обречена жить в одном этом вместилище или быть уничтоженной? Этот разрыв, наверное, приносит волшебнику вред. Вдруг он захочет вернуть ее обратно, стать целым?

Роберт невесело хмыкнул.

— Такие люди вряд ли одумываются. Но вообще Герпий в сноске указывает, что такое возможно: нужно раскаяние, но оно причиняет страшную боль и может убить.

— Раскаяние? Убить? — Эмили в сомнении сдвинула брови. — А раскаяние от чего именно?

— Здесь не указано. Наверное от того, что ты сам с собой сделал.

— А может от того, что человека убил, — тихо проговорила Эмили. — На это же решиться надо.

— Ну, на самораскол тоже.

— Да, но тут ты не знаешь точно, что почувствуешь, а что такое убийство более менее представляешь и идешь на это осознанно.

— Да, наверное, ты права. Короче, я свой интерес удовлетворил. Буду искать бессмертие другим способом.

Эмили вскинула брови.

— Шутка-шутка, — быстро проговорил он, увидев ее недоуменный взгляд. — Будто ты сама в шутку об этом не думала.

— Не особо, — замялась она. — Слишком молодая, я-то будущую жизнь еще как бесконечность вижу. Вот мечтаю вырасти поскорее лет так на... — Эмили задумалась, вспоминая, сколько ей на самом деле, ведь чувствовала она себя гораздо старше, — девять.

— Ха-ха-ха! Мечтаешь о совершеннолетии? — понимающе улыбнулся Роберт.

Эмили хитро улыбнулась.

— Чтобы быть независимой! И ничем не ограниченной.

— Ну так лет пять подождать надо. Здесь совершеннолетие начинается аж в семнадцать.

— Точно же... А у меня еще вопрос.

— Давай, — с готовностью ответил Роберт, наполовину повернувшись в ее сторону.

— Там не сказано случайно, что именно происходит с волшебником при разрыве души?

— Раскалывая душу, можно потерять гораздо больше от себя, чем просто кусочек для одного крестража. Человечность, как я понял. Герпий это очень туманно объясняет, видать, его это мало беспокоило.

— Даже от одного такой эффект? — ужаснулась Эмили. — Что уж говорить, если вдруг кто-то решил создать больше крестражей.

— Я не знаю, что это может быть за чудовище, — осипшим голосом сказал Роберт, сильно побледнев. — Там такая штука... Не всякое убийство подойдет. Ну, то есть на первый раз, очевидно, любое. Поскольку оно твоей душе в новинку, оно ее и расколет, а уж потом нужно раз за разом расширять границы того, что твоя душа понимает под злом, и выходить за них. Это ужасно. Не представляю, кто вздумает заниматься таким. Одного-то вполне достаточно должно быть. Создал да и бросил в Марианскую впадину или там просто у маглов спрятал, кто там яд василиска найдет вообще?

— Это да, — согласно кивнула Эмили, призадумавшись. Она так и не могла понять еще, что же двигало Томом — ею, — когда он создавал так много крестражей. Зачем?

— Ладно, я тут все почитал. Сколько же тут темной магии, ты бы знала! — цокнул Роберт, закрывая фолиант. — И ни одна не на благо науке. Чем вот нам поможет василиск, созданный как вид этим же Герпием?

— Очевидно тем, что поможет нам уничтожить крестражи темного волшебника, а затем и его самого, — ухмыльнулась Эмили.

— Ага, небось для этого Герпий его и выращивал, не справившись однажды с адским огнем, — поддержал шутку Роберт и встал.

Эмили коротко хохотнула и поднялась следом.

— Спасибо, что поделился. Мне было очень любопытно.

— Да тебе спасибо, ты ж на эту мысль меня натолкнула. Я сначала думал, что там что-то очень страшное будет, что тебе лучше не знать, но в моем пересказе вроде не так жутко. Поверь, в книге это очень смакуется. Ну, теперь можно спокойно спать, зная, что крестражи делать — себе дороже и лучше чем полезным заняться. Я пойду Флинту отнесу, пока он в Хогсмиде еще. Я-то думал подольше ее у себя подержу. Ну, увидимся.

— Пока, — лениво махнула рукой Эмили и отправилась в свою спальню.

Для Тома были плохие новости. А она втайне даже от самой себя радовалась, что не было больше необходимости искать жертву и лишать жизни невинного человека. А с Томом в принципе можно было общаться и посредством дневника.

Так он, по крайней мере, был вроде бы не опасен.

Глава опубликована: 12.04.2016

Глава 17. Приоритеты

Чтобы не портить себе выходной и, ни о чем не беспокоясь, подготовиться к трансфигурации, Эмили не стала этим вечером сообщать Тому, что узнала от Роберта. Тем не менее все время, пока она перечитывала конспект, Эмили обдумывала свою будущую речь, ведь так или иначе о том, что невозможно перенести Дневник в человеческое тело, сказать придется. Но Эмили пугала возможная агрессия Тома и то, что она толком не знала, что можно было ожидать от бестелесного духа, запертого в дневнике.

С одной стороны, судя по всему, он мог с легкостью подчинить себе человека и заставить его делать то, что захочет, как это случилось с Джинни. С другой — Эмили недоумевала, почему этого все еще не произошло с ней. Том всегда только лишь говорил, напоминал о своей судьбе, просил поторопиться, но Эмили никогда не чувствовала принуждения какого-то особого рода, вроде наваждения. Уж такие вещи она бы заметила: она всегда понимала, хочет она что-то сделать или делает через силу, ведомая чьим-то давлением. Эмили такие ситуации не любила, поэтому четко ощущала, когда они наступали.

Можно было бы предположить, что эта их связь длится слишком мало времени, но Эмили ревниво поразмыслила, что уж у них общение наверняка качественно лучше, чем было у него с Джинни. На время Эмили обошлась самым логичным объяснением, какое пришло ей в голову: их души и правда были идентичны, раз не было никакого замещения, а значит, кусочек прошлой души в ней весьма силен. И оно же порождало липкий внутренний страх расстроить сложившуюся между ними атмосферу родства нечаянной плохой новостью. В конце концов, Том мог подумать, что она, как и шестнадцатилетний Том, оставшийся снаружи крестража, решила оставить его внутри. Это было почти правдой, которую Эмили также хотела бы скрыть от Дневника. После того, что она узнала от Роберта, стало ясно, что можно выполнить свое обещание и не навредить невинным людям: попробовать раскаяться вместо другого Тома и вобрать эту частичку в себя. Мысль была отчаянная, но все же придавала хоть какую-то надежду на то, что все разрешится в пользу Эмили. Был, конечно, вариант уничтожить Дневник, хорошо, что василиск находился под рукой, но эта мысль сразу же вызвала безмерное отторжение: Том виделся ей человеком, живым, настоящим, со своим мышлением, страхами и желанием — уничтожит Эмили его разве что в целях самозащиты, когда другого выхода не останется.

Новость до Тома Эмили довела аккуратно, словно бы невзначай. Впрочем его ответом она была удивлена не меньше, чем собственной храбростью сказать об этом так рано — буквально следующим же вечером.

«Я подозревал, что так и будет. За эти дни — не знаю толком, сколько времени прошло, сбился со счета давным-давно — я успел о многом подумать и пришел к выводу, что без твоей помощи я в любом случае не справился бы», — звучал его ответ.

Эмили с плохим предчувствием написала следом:

«Не поняла. Ты видишь какой-то способ выбраться из дневника при помощи меня?»

«Угу. Именно тебя. А точнее, себя, конечно же».

Эмили ждала продолжения, готовясь к тому, что он упомянет возможность восстановления души именно путем раскаяния, но Том молчал. Эмили недовольно нахмурилась, пытаясь совладать с бушующим внутри страхом, и нетерпеливо написала:

«Так ты расскажешь или мне опять самой догадываться нужно?»

«Натолкну тебя на мысль. Вспомни, что было с Джинни».

Как же Эмили не любила такие моменты! Ей хотелось получить всю информацию сразу, чтобы было понятно, над чем думать, а таким образом тормозился весь мыслительный процесс. Неужели Том не мог обойтись без лишних разглагольствований?

«Ну, ты словно вселился в нее и управлял ее телом».

«Именно. И это тем не менее не вело к настоящему овладеванию ее телом. Знаешь почему?»

«Почему же?»

«Ты перестала думать. Давай же, все просто».

Эмили сквозь зубы выругалась. К счастью, в шумной гостиной, где она расположилась в любимом кресле в самом потаенном месте, никто этого не услышал.

«Такое чувство, что тебе там просто скучно и ты так развлекаешься».

«Так и есть — мне скучно. Так все же, как ты считаешь, что мешало мне переселиться в тело этой девочки?»

Эмили откинулась на спинку мягкого кресла и задумалась.

«Ну, наверное, ты не хотел быть девчонкой», — спустя пару минут предположила она.

«Ха-ха-ха. Это почти не имеет значения, я уже беспол, если ты не заметила».

Эта мысль одновременно расстроила и обрадовала Эмили, хотя она еще сама толком не поняла причины обоих чувств. В первую очередь, ей нравилось осознание того, что она общается со взрослым парнем. А тайно обрадовалась она, скорее, потому, что увеличивались шансы без проблем соединиться с этой частичкой души и не испытывать потом проблем с определением пола. Также Эмили отметила, что таковых не было и тогда, когда она впервые поняла, что в прошлой жизни была мальчиком. Сейчас она чувствовала себя собой в полном смысле этого слова, только имела воспоминания о прошлой жизни. И как оказалось, мышление ее хоть и схоже в некоторых моментах с тем, что было у Тома, но все-таки принципиально от него отличается.

«Хорошо... Тогда, может быть, были какие-то физические ограничения? Или... Она, например, была слаба и могла погибнуть, если бы ты поселился в ней», — было следующее предположение Эмили.

«Что ж, уже близко. О том, как завоевывать души соприкоснувшихся со мной, я знал и до того, как ее встретил. Когда этот дневник попал к ней в руки, я решил, что нужно воспользоваться шансом и проверить, что будет, когда я зайду дальше».

«Так. И что было?»

«Я был близок к тому, чтобы материализоваться. Я питался ее мыслями, чувствами — я креп. И если бы ты не появилась, я бы забрал всю ее жизненную силу — она вложила бы ее в меня сама — и обрел бы тело. Но я не поместил бы в него душу. Сознанием я оставался бы связан с этим куском бумаги. Он по-прежнему был бы крестражем, и я, возможно, видел бы эту бесконечную пустоту во снах или просто закрыв глаза».

Эмили почувствовала, как волоски приподнялись на коже рук, словно от дуновения северного ветра.

«Так разве ты... Ну... Не хотел бы так? Это же то же самое бессмертие. Даже еще лучше, чем у того Тома, что сейчас витает непонятно где в виде духа».

«Да, не спорю. Гонку за бессмертием я бы выиграл. Вот только, пережив почти пятьдесят беззвучных лет, я понял, как ошибся с тем, как представлял себе бессмертие. И сколько всего я потерял. Если я обрету тело, то оно будет выглядеть, как я — Том Риддл — шестнадцатилетний. Вероятнее всего, оно не будет стареть, а возможно, я смогу мысленно управлять процессом старения».

Эмили внимательно читала то, что стремительно появлялась на листах дневника, а в голове ее одна мысль сменялась другой.

«Ты бы не мог в таком виде выйти в люди, так? — поняла она. — Много ли людей помнит, как ты выглядел и кто ты вообще такой?»

«Достаточно одного человека. Я не готов противостоять ему в первую очередь, а он сделает все, чтобы уничтожить меня и дневник заодно».

«Кто? — удивилась Эмили. — Ты про кого? Про другого Тома? Волдеморта?»

«Я же сказал — "и дневник заодно". Это же явное указание на то, что я говорю о своем враге. Лорд Волдеморт, конечно, моему появлению будет не рад, но он сейчас не дееспособен. К тому же он бы только уничтожил приобретенное тело, а дневник перепрятал бы. Я говорил про Дамблдора, конечно же. Мы ведь это с тобой обсуждали при первом разговоре».

— А-а-а, — разочарованно протянула Эмили вслух и тут же огляделась. Кажется, никого рядом не было.

«Да брось. Я не думаю, что он стал бы убивать тебя».

«Не убьет, так другим способом будет мне мешать. А мне нужно появиться в этом мире так, чтобы это прошло незамеченным для старика. Вообще, все, что мы с тобой собираемся сделать с этим миром, мы будем делать без него».

Эмили все не могла понять, почему Том так настроен против профессора Дамблдора. Она не помнила, откуда шли корни этой неприязни, но была уверена, что директор хороший человек, справедливый и мудрый. Несмотря на то, что Том лучше нее понимал суть людей и был знаком с профессором дольше, Эмили хотелось верить, что в этот раз он ошибается. В конце концов, она тоже лично общалась с Дамблдором и имела свое представление об этом человеке.

«Почему? — спросила она Тома. — Он же тоже за маглорожденных, значит, у нас с ним одна цель».

«В Дамблдоре плохо другое: он симпатизирует маглам».

«Что в этом плохого?»

Дневник замолчал. Эмили некоторое время смотрела на пустые листы, а потом написала:

«Том? Я думала, ты согласен со мной, что волшебникам и маглам просто надо жить раздельно. Чем плохо им симпатизировать?»

«Это недостойно волшебника».

Эмили задохнулась от возмущения.

«Ты сам родился от магла!»

«Спасибо, что напоминаешь об этом».

«Не язви. Маглы ни в чем не виноваты. Живут себе спокойно в своем мире, и пусть».

«Хм-м… Тут есть о чем подумать».

Эмили облегченно выдохнула и хотела написать что-то в ответ, но в дневнике появились новые строчки:

«Предлагаю вернуться к вопросу о том, почему я не мог обрести тело, выкачав энергию из Джинни, и жить без проблем. Напомню: Дамблдор узнал бы меня и не дал бы свободы действий. Поэтому мне и нужно завладеть чьим-то телом. И я предпочту все же взять себе личину кого-нибудь из чистокровных слизеринцев. Дело здесь и в принципе, и в практичности такого выбора: я буду с положением в обществе, а значит, близок к цели. И знаешь, у меня даже есть один на примете. Уверен, тебе понравится мой выбор».

«Кто он?» — встревожившись, перебила его Эмили. В голове тут же пронеслись все, кто потенциально подходил на эту роль, и первым на ум пришел Маркус.

«Да-да, именно он», — к ужасу Эмили появилось в дневнике.

«Ты что, мысли мои читаешь?»

Это ощущение давно закрадывалось в голову, ведь не только она сама предугадывала фразы собеседника.

«Не совсем мысли. Скорее, образы, и то, это только недавно стало получаться, я до этого пытался использовать свои врожденные и на момент шестнадцати лет еще не совсем окрепшие способности легилимента, но в твоей голове, похоже, никому не разобраться».

«Чего-о-о?» — попыталась обидеться Эмили, но послушать о себе ей всегда было интересно.

«Да того. Я не понимаю, как в тебе могут находиться одновременно столько противоречивых мыслей. Мне плохо удается понять, какую из альтернатив ты считаешь правдой и собираешься выдать или, напротив, скрыть. Сплошной лабиринт, где пути открываются только при сильной эмоциональной реакции. Главное, не упустить их, а то и они мгновенно маскируются под элементы декора метафоричного лабиринта. Это неплохо. Это потенциал к окклюменции. Ты неплохо можешь скрывать свои мысли».

Эмили очень понравилось это сравнение и похвала, так что улыбка коснулась ее губ. Но ее отрезвила мысль о Маркусе, которого Том выбрал в качестве жертвы. Неужели он это сделал потому, что она сама была близка именно к этому слизеринцу? И как неудачно мировоззрение Маркуса отчасти соответствовало взглядам Тома! Разговаривать об этом Эмили не хотелось, и она надеялась вообще уйти от этой темы. Однако в данном случае она понимала: именно ей не стоит упускать шанс расспросить Дневник о подробностях его плана переселения, иначе потом он сам воспользуется паузой и может в дальнейшем уходить от этой темы.

«И как же ты все-таки хочешь завладеть его телом? Ты придумал какой-то ритуал?»

«Нет, суть та же — я выбираюсь из дневника, фактически оставаясь им, и завладеваю телом парня. Но разница в том, что в прошлый раз я черпал энергию из Джинни и не мог поселиться в ней: для этого потребовалось бы в два раза больше энергии, чтобы поддерживать ее жизнь и контроль над ней. Но теперь я имею куда более приятный и сильный источник энергии — тебя. Вероятно, все дело в том, что мы питаемся друг другом взаимно, являясь частями одного и того же человека: мы оба крепнем от общения друг с другом. Так что мне нужна лишь жертва. Достаточно будет малейшего эмоционального контакта, чтобы я сумел взять его под контроль. Твоя же задача — в нужный момент подкинуть меня парню и организовать этот контакт. Об этом мы еще подумаем».

Эмили сглотнула и почувствовала, как мерзкие мурашки вновь поползли вниз по спине. Положение было скверным. Вспомнив о том, что Том теперь настолько связан с ней, что видит образы, она тут же отбросила все мысли в сторону и, плавно сведя разговор к логическому концу, отправилась гулять по замку, оставив дневник в спальне.

Том очень кстати напомнил ей о таких разделах магии, как легилименция и окклюменция. Последней Эмили и решила заняться в первую очередь, раз у нее был потенциал. Обо всем, что свалилось на нее в этот вечер, она подумает после, когда будет уверена, что Том не засечет ее мысли. Пока же оставалось тянуть время и надеяться, что нужное решение однажды сформируется в ее сознании. «Кроме того, — задумалась Эмили, проходя мимо туалета Плаксы Миртл, — с василиском познакомиться все же имеет смысл. Было бы неплохо разъяснить раз и навсегда, правда ли я унаследовала все от прошлой жизни или только смогла расслышать змеиный язык, но не смогу подчинить себе змея».

О том, как проверить наличие прав над василиском, который, по идее, не должен убить змееуста, и не попасть под удар его глаз в противном случае, предстояло подумать в следующую очередь после защиты разума.


* * *


До пасхальных каникул оставалось не больше двух месяцев. За это время прошел полуфинал по квиддичу, в который вышли Слизерин и Хаффлпафф; произошло несколько громких и агрессивных стычек между чистокровными и маглорожденными, за которые обе стороны получили по суровейшему взысканию; в конце концов, на последнем занятии Дуэльного Клуба в этом триместре сообщили о том, какие чары из него будут проверяться на экзамене по защите от темных искусств. Кого-то этот список обрадовал, а кто-то озаботился тем, как бы тренировать щиты и атакующие заклинания не только на собраниях Клуба.

Эмили, Дафна и Теодор решили, что знания, полученные за три месяца обучения искусству дуэли, они могут закрепить на каникулах. Никто из них не хотел уезжать домой на такое короткое время. Однако Драко, несколько выбившийся из их компании, позвал их в гости, чтобы, как передал он слова своего отца, поддержать приятельские отношения. Эмили тогда едва не хмыкнула в ответ, но оценив общее настроение друзей, согласилась на это приглашение. Они с Малфоем не враждовали, но уже каждый из их компании чувствовал, что они сильно расходятся во взглядах. Эмили надоело слушать его хвастовство своей кровью и происхождением, а Драко не любил, когда Эмили пресекала его попытки показать кому-то из маглорожденных, где его место. Впрочем, он поумерил пыл и, постоянно помня слова Эмили о том, что, раз он хочет быть выше их, ему стоит не обращать на них внимание, перестал активно задирать всех вокруг. Теперь он лишь презрительно фыркал, морщил нос, но проходил мимо с гордой осанкой. Это было гораздо скучнее того, чем Драко занимался последние недели, поэтому он и решил возобновить постоянное общение с их троицей.

На этот раз ни Роберт, ни Маркус не стали отговаривать ее от посещения поместья Малфоев, за что Эмили была им страшно благодарна: ни оправдываться, ни объясняться ей не хотелось. А вот Том еще и поддержал ее, попросив рассказывать ему, как поведет себя Люциус и о чем он попытается с ней заговорить. Зная о случае с домовиком, Дневник подсказал Эмили, что инициатива собраться на каникулы в их поместье могла исходить именно от отца Драко. Том посчитал, что Люциусу очень нужно, чтобы Эмили была под его присмотром и оставалась с ним хотя бы в нейтральных отношениях. Эмили тоже не намеревалась пока ссориться с этим человеком: вполне возможно, что он им с Томом потом сильно понадобится, поэтому, отправляясь на каникулы, она была готова к тому, что Малфой-старший будет активно поддерживать с ней диалог за ужинами.

Как и в прошлый раз, к ним на один вечер присоединился отец Теодора. За год он немного похудел и еще сильнее оброс сединой. Эмили делала вид, что не ловит на себе его оценивающий взгляд, но в конце ужина, состоявшегося после их прибытия в поместье, не удержалась и стрельнула в Чарльза глазами на один короткий миг. Нотт-старший лишь усмехнулся.

— Ну что, молодежь, — начал он, осушив бокал вина, — как поживаете?

Тихие разговоры между Нарциссой и Драко прекратились, и та мягко подтолкнула сына к общению с гостем:

— Драко, расскажи о своих успехах в квиддиче.

И Драко начал рассказывать. Эмили и Дафна обменялись многозначительным взглядом, но промолчали, одновременно подав салфетку подавившемуся от короткого смешка Теодору. Все знали, что Маркус по-прежнему недоволен своим ловцом и на каждой тренировке страшно ругается на Малфоя. Из-за плотного графика Маркуса Эмили нечасто с ним виделась, но в редкие встречи интересовалась, как у него идут дела. Ей он утверждал, что в Драко есть потенциал и он его из парня вытащит, но Эмили понимала, что Маркус пытается оправдать свое решение продать место ловца Драко. Впрочем, маленькие успехи Малфой делал, не просто же так Слизерин вышел в полуфинал. Еще Маркус говорил, что благодарит Мерлина за то, что Малфою вздумалось играть именно ловцом — не так сильно важна была его командная работа, к которой «этот папенькин сынок» совершенно не был способен. И, разумеется, ничего из этого не знал ни Люциус, ни Нарцисса, а теперь и Нотт-старший был уверен, что сынок у его друга — гений квиддича.

— Ничего-ничего, — прошептал Теодор девочкам, прикрыв рот рукой, — я ему писал, как Малфой лажает на самом деле.

Эмили обратила внимание на то, как Чарльз слушал Драко. «Да-а, — подумала она, отметив вежливое внимание Нотта и отсутствие и тени смешка, — Чарльз умеет держать себя в руках. Всегда умел, хоть и вспыльчивый слегка». Воспоминаний о былых временах нашлось немного. Первое впечатление год назад раскрыло Эмили все, что она могла извлечь из памяти своего прошлого. Оставив Пожирателя смерти без внимания, она разговорилась с Дафной и Теодором.

А потом принесли десерт, и речь зашла о выборе дисциплин на третий курс. За эти каникулы всем второкурсникам предстояло решить, какие дополнительные занятия они возьмут на последующие как минимум три года. Их предупредили, что по ним так же придется сдавать С.О.В., как и по базовым предметам, поэтому подходить к выбору следовало ответственно. Им предлагалось пять дисциплин, две из которых нужно было выбрать обязательно. Еще когда в марте Эмили интересовалась, как можно было бы изучить окклюменцию, она знала, что появятся новые предметы. К сожалению, ни один из них не обучал защите разума, а это был настолько сложный раздел магии, что Роберт, у которого она просила помощи, посоветовал ей не заниматься этим в одиночку, а нанять учителя.

— Про уход за магическими существами можете даже не думать, — махнул рукой Чарльз Нотт, откидываясь на спинку стула, — он вам не понадобится, если хотите строить карьеру в министерстве.

— Ой! — воскликнула Дафна. — А я слышала, что на этих уроках можно будет увидеть единорога и даже погладить его!

— Ага, после того, как все какашки за ним уберешь, — расхохотался Теодор.

— Фу, нет. — Дафна тут же скривилась под смех Эмили.

— А я не против поухаживать за животными, знаешь, — сказала Эмили следом, обращаясь к Теодору. — Раз в неделю и каждый раз за разными — не страшно. Это же магические звери, я правильно понимаю? Значит, нам это в любом случае полезно знать так же, как и травологию.

— Вам, мисс Поттер, нужно выбрать как минимум две дисциплины, и, поверьте старику, остальные из предложенных куда интереснее, чем бесперспективный уход за существами, — склонился в ее сторону Нотт-страший.

Эмили призадумалась, а затем внезапно спросила:

— А какие вы выбирали в свое время?

— Да, пап, расскажи, — подхватил Теодор, облокотившись о стол и подперев ладонями подбородок. Нотт погрозил ему пальцем, и Теодор тут же убрал локти со стола.

— Хм, сейчас припомню... — басовито произнес Чарльз и прокашлялся. — Арифмантику брал, точно. Еще древние руны у меня были — не самый лучший выбор, в министерстве на верхних уровнях не приходится работать с древними языками. А почему я их взял?.. Ах да, потому что магловедение и прорицания ценны так же, как и уход за живностью.

— Ну черт, придется их тоже брать? — расстроено спросил Теодор. — Я не хочу. По-моему, это все скучно.

— А ты что решила? — шепнула Дафна Эмили, пока Нотты и Малфои обсуждали в своих семьях выбор дисциплин.

— Не знаю, я думаю еще, — также шепотом ответила Эмили, развернувшись к ней. — А ты?

— Тоже. Я хочу что-то легкое.

— Но ты слышала, что сказал мистер Нотт? Надо о будущей карьере думать.

— Ага, но я пока не знаю, кем хочу стать.

Эмили задумалась. А она сама знает? Наверное, нужно будет посоветоваться с Томом. Он наверняка подскажет то, что понадобится ей согласно их целям.

— Я бы магловедение взяла, наверное, — продолжала Дафна. — Я слышала, что там совсем легко.

— Фу, это тебе ни к чему! — встрял услышавший их разговор Драко. — Для чистокровного волшебника и вообще для слизеринца это позор!

— Ну-ну, Драко, — спокойно посмеялся его отец. — Это не позор, разумеется, всего лишь пустая трата времени. Все же я не стал настаивать на отмене этой дисциплины. Впрочем, стоило бы изменить преподаваемый в ней материал.

— А о чем там рассказывают? — поинтересовалась Эмили.

— О быте маглов, о том, как они ведут бизнес, какая у них сейчас политика, как устроены их государства — все это поверхностно и уже давным-давно устарело.

— А как бы вы хотели изменить этот предмет?

— Как? Хм... — Малфой коснулся пальцем крыла носа. — Я считаю, что нужно показать, каким образом маглы могут быть опасны для нас, магов, чтобы воспитывать в вас всех осторожность к этим существам и понимание, почему магам нельзя дружить, а уж тем более создавать семьи, с такими, как они.

Эмили слушала его, нахмурившись. «"Существа", ну надо же», — подумала она.

— Вы не согласны со мной?

— Да, пап, она не считает их угрозой, — пожаловался Драко. Эмили метнула в него грозный взгляд, который не укрылся от внимания Чарльза Нотта, постоянно наблюдавшего за ней.

— Да, я не считаю, что нужно делать что-то против них, — осипнув, произнесла Эмили тихо и прочистила горло. — Но я же не говорю, что нам нужно с ними объединяться и все такое. Просто не нужно разжигать лишнюю ненависть к ним. Они пусть живут в своем мире, мы — в нашем. И задача предмета магловедение, как я считаю, состоит в том, чтобы научить магов как можно лучше скрываться и вести себя правильно в магловском обществе, чтобы не выдать свое происхождение.

— Вот в этом мы с вами и расходимся, мисс Поттер, — заметил Малфой. — Мы, чистокровные, считаем, что не должны пресмыкаться перед маглами и притворяться, что не обладаем магией.

Эмили неоднозначно качнула головой, но спорить больше не стала: пока ей нечего было противопоставить этим взрослым.

— Ладно, у вас еще пара дней на решение, — встала из-за стола Нарцисса. Эмили не первый раз заметила, как спокойно и величественно держалась эта женщина и что говорила она исключительно по делу, изредка делая акцент на заслугах своего сына. — Предлагаю отпустить ребят пообщаться, а мы, может, продолжим в саду?

— Хорошая мысль, — подхватил Люциус, вставая.

За ним поднялся и Нотт, а также все остальные. Драко пригласил однокурсников в свою комнату, и Эмили в последний раз за этот вечер поймала на себе взгляд Чарльза Нотта.

В спальне Малфоя ребята продолжили обсуждение.

— Давайте что-то одно все выберем, а? — первым начал Теодор, плюхаясь на широкую кровать.

— Хм, я на магловедение точно иду, — заявила Эмили, присаживаясь рядом. — Пойдете тоже? Вам это правда полезно будет.

— Ничего подобного, — замотал головой Малфой. — Я в магловский мир и ногой не ступлю, так что мне эта ерунда ни к чему. На крайний случай я просто заколдую того магла, который узнает обо мне что-то лишнее.

— Радикально, — заметила Дафна. — А я пойду с Лией, а то остальное все сложное.

— Та-ак, а я... — задумался Теодор. — Ну да, видимо, как папа все-таки, возьму арифмантику да руны эти. А прорицания для девчонок, да, Драко?

— Мерлин! — возвела глаза к потолку Дафна и кинула в Теодора одну из подушек, которыми была обложена кровать. Теодор успешно увернулся и пасовал подушку обратно Дафне.

В этот вечер они не пришли к единому решению, но все же никто не хотел брать предмет, на который ему пришлось бы ходить в одиночку. Эмили нетерпеливо дожидалась момента, когда можно будет уйти в их с Дафной комнату. Но там пришлось вдоволь наболтаться с ней до полуночи и лишь затем тайком, укрывшись одеялом, достать ручку и крестраж.

«Привет. Я у Малфоев. Тут Чарльз Нотт».

«О, Чарли... — Эмили почти слышала грусть в его словах. — Хотел бы я с ним сейчас поговорить».

«А он, очевидно, — со мной. Весь вечер на меня смотрел».

«Ага, изучает. Он у нас был мастером по пониманию того, как людьми манипулировать. Мне фору даст. А что Люциус?»

«Ничего особенного, пока даже не обращался ко мне толком, так, поговорили о том, нужно ли магловедение и в каком виде».

Эмили кратко пересказала разговор, коснувшийся выбора дисциплин на третий курс, и то, как они с Малфоем разошлись в понимании того, как маги должны вести себя с маглами.

«Ясно, ничего нового, — констатировал Том. — А насчет дисциплин вот что скажу: бери прорицания и арифмантику, можешь еще руны взять».

Эмили изрядно удивилась его совету.

«А ты первый, кто предлагает мне прорицания! Но на самом деле, я как услышала про этот предмет, так сразу на него и захотела. Я, знаешь, всегда любила гадать, только тетя не разрешала».

«Для прорицания нужно иметь сверхчувствительность и готовность видеть вещи, которые не будут очевидны. Их придется интерпретировать, а для этого нужно быть свободным от рамок. По крайней мере, там этому могут научить».

«Ты их выбирал, да?»

«Да».

Краткость ответа заставила Эмили подумать, что у Тома не сильно сложилось с этим предметом.

«А... Ты там себе не предсказывал быть запертым в магловском дневнике?»

«Мне было предсказано бессмертие. Что ж, отчасти все верно. Возможно, я слишком халатно отнесся к интерпретации, не рассмотрел иные варианты».

«Как думаешь... Волдеморт тоже халатно отнесся к... не знаю чему. Я помню только, что была мысль: "Она предречена меня убить"».

«Не удивлюсь, если он услышал какое-то пророчество».

У Эмили перехватило дыхание от этого слова. Было пророчество, которое говорило, что в какой-то момент родится тот, кто сможет свергнуть Темного Лорда! Она вспомнила об этом, но все еще не могла припомнить целый текст.

«Ты, судя по всему, так же считаешь», — написал Том, а Эмили поспешно взяла себя в руки и попыталась выровнять дыхание. Интересно, существуют ли записи пророчеств? Было бы любопытно услышать его, вдруг там содержатся важные сведения.

«Я, пожалуй, точно возьму прорицания. По-моему, иметь возможность заглядывать в будущее — это огромное преимущество».

«Именно так, но лучше все же возьми арифмантику. С цифрами гораздо легче работать, они точнее. Наверняка слышала о том, как числа влияют на нашу жизнь. Например, семь — самое могущественное число, несет мощную энергетику на себе. Его используют много в каких ритуалах, и в гаданиях оно играет большую роль».

Сочетание фраз «могущественное число» и «используют в ритуалах» напомнило Эмили кое о чем. Она и до этого чувствовала, что крестражей было создано больше одного, а теперь была почти уверена, что близка к точной оценке их количества.

«Том, а ты бы создал семь крестражей?»

«Я — теперь ни за что. А другой я, думаю, так и сделал».

Эмили тяжело вздохнула. Под одеялом становилось душно, так что она на пару минут выползла подышать прохладой ночи, а затем вновь нырнула к Дневнику.

«Бестолку сейчас вспоминать, не получается. Знаешь что, думаю, мне точно стоит взять то же, что брал и ты. Вдруг какие-то ассоциации проснутся».

«Прорицание, арифмантика и древние руны, значит».

«Вот черт, на магловедение места не остается, что уж про уход за существами говорить».

«Зачем он тебе? Конечности лишние? Преподаватель там сумасшедший, ни себя, ни окружающих не жалеет».

Не успела Эмили ответить, как Том написал следом:

«На магловедении тоже скука смертная».

«Вот про скуку и хочу узнать! Серьезно. Я хочу знать, что там преподают и как волшебники видят маглов. Если мы будем с тобой делать так, чтобы волшебники и маглы жили мирно и врозь, то надо в первую очередь грамотно рассказывать нашим о другом мире с самого первого курса».

«Вот еще, будут волшебники от маглов прятаться. Пусть они нас боятся», — повторил Том мысль Малфоя-старшего.

«Что? Но я ведь тебя четко спрашивала, согласен ли ты с моим взглядом, и ты ответил, что согласен или что-то в этом роде!»

«Я не соглашался. Надо было тебе сказать, каких взглядов я изначально придерживался. Кажется, они пока приоритетнее того, что предлагаешь ты».

И тут Эмили сложила все кусочки пазла: выросший в приюте мальчик с необычными способностями дорвался до магического мира, уяснил, что им правят чистокровные волшебники, захотел власти, ради которой пришлось отринуть свою полукровность, чтобы показать чистокровным, что он многого стоит; параллельно с этим он держал зло на маглов, которые подарили ему не самое сладкое детство, и решил, что волшебники должны быть сильнее и должны подчинить себе маглов. Это же подняло его в глазах чистокровных, и они, на его тщеславие, объединились вокруг него, чтобы завоевать мир маглов.

«Все просто и ужасно неправильно», — подумала Эмили. Горстка волшебников, что они могут против магловской техники и науки? Впрочем, в те годы, вероятно, у волшебников были неплохие шансы. Эмили не знала толком, что сейчас умели маглы, но, с детства наблюдая за прогрессом, отсутствие которого она отчетливо ощущала первые месяцы в Хогвартсе, Эмили была уверена, что это не предел. Что уж говорить про количество. Нет-нет, маглы определенно победили бы.

«Ты о чем там думаешь? — напомнил о себе Том. — Чистокровные же не с обычным народом хотели тогда сражаться. Все пошло бы через правительства, газеты. Если мы повлияем на магическое общество, то осуществим эти же шаги. И вот уж когда почва будет готова, мы откроемся перед маглами, и они не будут нас притеснять».

Эмили ощутила, как гадко стало на душе от этого плана.

«Они будут завидовать. Мне кажется, они захотят себе наши способности. Возможно, будут однажды ставить на нас опыты. И, хоть магия может все, я не думаю, что ее хватит на такое количество маглов, которое существует в мире».

«Отчего же? У маглов налажено производство массовой продукции. Пара капель необходимых зелий в ту же еду — и они наши. Но ты права, их очень много, некоторых можно и уничтожить: больных, глупых, излишне умных, кто мог бы о чем-то догадаться в редкие периоды без дозы зелий или чар».

Эмили смотрела на красные строчки и дрожала всем телом. Она чувствовала, как к горлу подступали слезы. Она перевернулась на спину и ощутила, как горячие мокрые дорожки прочертились до самых ушей. Неужели вот этим она была в прошлой жизни? Как можно вообще быть таким человеком?..

«Ну и чем же ты расстроена? — увидела она, когда решила наконец взглянуть, что Том написал еще. — Разве я не прав, и мы должны тесниться и скрываться? Подумай, волшебники мы или букашки?»

«Мы — волшебники, а не... фашисты. Ты должен был о них слышать, они евреев сжигали. Ты говоришь ужасные вещи, Том. Я не буду в этом участвовать, ясно? Я не собираюсь завоевывать то, что мне не принадлежит. Но защищать мир волшебников и избавляться от ущербной идеи чистокровности я намерена и не дам маглам разобрать нас на опыты. Либо ты со мной, либо оставайся в своей тюрьме».

Она с усилием поставила точку, крепко сжав зубы, затем утерла слезы и приписала:

«Не хочу портить себе каникулы. Надеюсь, ты обдумаешь то, что только что сказал. Мы же вроде как отличная команда».

После этих слов Эмили захлопнула дневник, кинула его и ручку на самое дно сумки и отвернулась к стене, подвинувшись на самый край как можно дальше от Тома. Разговаривать с ним не хотелось, видеть его Пожирателей — тоже, а творить те безумства, которыми они промышляли когда-то, — тем более. Злость горела внутри и заставляла Эмили думать сквозь горькие слезы о том, что она сделает с теми, кто вздумает вернуть тот кошмар, что творился десятилетие назад.


* * *


Люциус все каникулы проводил в министерстве, так что Поттер видел лишь за вечерними трапезами. Малфой еще в первый вечер заметил, как сильно стала резонировать Метка с этой девочкой, но не стал делиться своими мыслями с Чарльзом. Впрочем, тот наверняка почувствовал то же самое еще раньше него самого. Раз у Нотта была причина об этом молчать, Люциус тоже не стал поднимать эту тему.

К его удивлению, поведение Эмилии резко изменилось. Он не мог понять, отчего она практически делала вид, что не видит его. На его вопросы она отвечала еще более сдержанно и на этот раз без тени улыбки, хоть и по-прежнему держалась в рамках приличия. Но Поттер больше не смотрела на него исподтишка, не наблюдала, как это было в прошлом году да и нынче на первом ужине. Она явно игнорировала его, и Люциус недоумевал, что такого могло произойти. Позже он сделал вывод, что девочка не хотела показывать свою обиду перед гостем. Неужели она до сих пор помнит, какие неприятности ей пришлось пережить из-за того, что он не усмотрел за домовиком?

Люциусу очень нужно было, чтобы она оставалась лояльна его семье и ему в первую очередь, ведь Нотт тоже рассчитывает заручиться ее покровительством, если окажется, что она переняла силу Темного Лорда. А это, как подсказывает им все более активная Метка, очень даже вероятно. Да и пускай Чарльз — главное, чтобы она не оказалась на стороне Дамблдора!

Ах, избавиться бы от этого старика! Как минимум лишить его власти, директорского кресла и доверия к нему других магов. Но, как назло, дневник Темного Лорда словно в Лету канул. О нападениях ни слуху, ни духу. Малфой рассматривал вариант того, что старик сам нашел его, обезвредил и замял участие Уизли в том, что происходило. Но что, если дневник попал в руки того, кто им по праву обладает? Вдруг Поттер смогла каким-то образом найти его и узнать? Неужели она помнит, что Темный Лорд отдавал его на хранение, а сейчас злится на то, что Люциус так бесцеремонно распорядился этой вещью? Надо было срочно узнать, как Поттер смотрит на все, что происходит в Хогвартсе.

После завтрака в последний день каникул, уже перед самым отбытием в школу, Люциус отозвал девочку в библиотеку, сообщив, что хочет кое-что дать ей в качестве подарка. Он видел, как она заколебалась от его просьбы, но уверил, что ему нет резона причинять ей вред. Поттер вошла в библиотеку с поднятым подбородком, но движения ее были слегка скованны. Малфой закрыл дверь и пригласил Эмилию сесть, а сам двинулся к одному из ближайших стеллажей.

— Не страшно вам возвращаться в школу, мисс Поттер? Говорят, был совершен ряд нападений на учеников.

— На маглорожденных учеников, — несколько резко, на взгляд Малфоя, отчеканила Поттер.

Она избегала смотреть ему в глаза и осматривала библиотеку, замерев на стуле в напряженной позе.

— Верно, — коротко ответил Люциус и вновь отвернулся от девочки к книгам. — Я понимаю, вам это не нравится.

Сейчас, находясь в одной комнате с Поттер, Малфой как никогда отчетливо чувствовал, как теплела Метка на левом предплечье. Будто Темный Лорд и впрямь был рядом.

— Никому не понравится быть свидетелем того, как пытаются убить невинных людей! — воскликнула она. Ее голос контрастирующим эхом пронесся по залу. — Почему же вы ничего не делаете? Вы же глава совета. Попечительского.

— Потому что не вижу в этом никакой угрозы для жизни. Никто ведь не умер, верно? И нападения прекратились. Уверен, это была чья-то глупая шутка.

Эмили хохотнула, но тут же убрала улыбку с лица.

— Так пришли бы, проинспектировали.

— Мисс Поттер, я и так замечен в излишней предвзятости к вашему директору. Ни к чему мне привлекать к своей персоне такое негативное внимание, — растягивая слова, пропел Люциус, поднося девочке найденную в закромах библиотеки книгу. — Я хотел бы еще раз извиниться за то, что приключилось летом. Мне думается, домовик вас изрядно замучил. Я совершенно не хотел доставить вам хлопот, но вы так настаивали на владении домовиком.

Он попытался поймать взгляд Поттер. Она коротко посмотрела на Люциуса, но тут же глянула чуть в сторону. Малфой не мог понять, то ли она уже осведомлена о том, что легилименты умеют проникать в разум через взгляд, то ли просто боялась смотреть в глаза. Но за тот короткий контакт Люциус был словно пронзен. В глазах девочки он увидел твердый внутренний стержень, которого, судя по всему, не могла пока вынести еще она сама — боялась силы собственного взгляда и отводила его.

— Ничего страшного, я вас ни в чем не виню, и все давным-давно решено, — поспешно ответила она, проглатывая окончания из-за плотно сжатых губ.

— И все же я считаю необходимым подарить вам эту книгу. Прошу вас, возьмите, — он протянул ей среднего размера книгу в твердой обложке.

— Окклюменция? — удивленно спросила Поттер. Не прикоснувшись к фолианту, она лишь вытянула голову, чтобы прочесть название. — Я не смогу ее сама освоить. Не стоит тратить на меня ценные книги.

Люциус почти не удивился тому, что она знает о таком разделе магии.

— Ну что вы, я делаю это от всей души и ничуть не потеряю. Напротив, я буду уверен, что ваши мысли не попадут к тем, кому о них знать не следует. У вас интересные взгляды, но есть люди, которые посчитают их чересчур консервативными. А мне бы не хотелось, чтобы магический мир потерял человека, способного защищать его границы.

Поттер смотрела на него молча, и на какой-то момент Люциусу показалась, что она усмехнулась. Что смешного он сказал? Ну да, он говорил, что не хочет пресмыкаться перед маглами, но сейчас куда вероятнее то, что Дамблдор сподвигнет министерство к дружбе с маглами и открытию границ, поэтому нужно сначала этому противостоять, а уж потом думать, как завоевывать маглов.

— Я все равно не смогу освоить ее в таком возрасте, — негромко произнесла девочка, опуская голову. Руки теребили края манжет, отчего Малфой был уверен, что Поттер очень хотелось заиметь эту книгу.

— Чем раньше вы познаете азы, тем легче вам будет в будущей практике. Хотите, я подыщу вам самого лучшего учителя по окклюменции?

— Да, конечно, спасибо, — вновь поменявшись в лице, громче прежнего проговорила Поттер, уверенно схватила книгу и встала. — Я обязательно обращусь к вам, если мне потребуется помощь. Мне кажется, мы опаздываем на поезд, идемте?

Люциус улыбнулся ей и открыл дверь наружу. Поттер резво встала и с прежней улыбкой на лице поблагодарила его еще раз. Малфой проследил за ней несколько шагов, ничем не показывая свой недоуменный вид.

Но он понял, что просчитался и, возможно, напугал девочку. Вряд ли она когда-нибудь попросит его о помощи — не захочет быть обязанной. Да, таких людей никогда не получалось задобрить подарками и огромными суммами благотворительных взносов.

А пока он подождет и посмотрит, что будет дальше.

Глава опубликована: 19.04.2016

Глава 18. Нерешительность

«Хогвартс-экспресс» проехал половину пути. Большая часть пассажиров успела вздремнуть: за каникулы многие отвыкли от раннего подъема. Теперь же ученики всех курсов сновали туда-сюда, а в коридоре становилось все более шумно и тесно.

Купе, в котором сидела Эмили с друзьями, наполнялось запахом домашней выпечки. Домовики Малфоев с самого утра наготовили целую корзину сладких пирожков и булочек, и теперь ребята довольно распаковывали еду и разливали по стаканам купленный у женщины с тележкой имбирный чай.

Пообедав, второкурсники вновь начали обсуждать дисциплины, которые им предстояло выбрать на третий курс. По приезде им требовалось оповестить старост своих факультетов о том, какие предметы они возьмут, а еще ни один из них не определился с выбором.

— А давайте старших спросим? — предложила как-то Эмили.

— Так мы же спрашивали родителей, — ответил на предложение Драко. Теодор кивнул в его поддержку.

— Так они когда учились! — воскликнула Дафна. — Давайте спросим старшекурсников, действительно. Они-то лучше знают, что и как сейчас рассказывают на тех уроках.

— Что, сейчас пойдем спрашивать? — уточнил Теодор, кивая на дверь купе.

— Ну да, а когда еще? После ужина нужно срочно сообщать о своем решении, насколько я слышала, — неуверенно пожала плечами Дафна.

Эмили тем временем искала сквозное зеркало, чтобы найти Роберта. В вопросах выбора чего-либо, касающегося учебы, она предпочитала полагаться именно на него, а не на Маркуса. Второй бы, Эмили была уверена, посоветовал ей выбрать что полегче. Это бы, может, сгодилось для Дафны, но Эмили к новым дисциплинам относилась серьезно.

— Сейчас, — отвлекаясь от поисков, бросила она, — найдем моего старосту, а с ним и ваши будут. Тш-ш!

Как только однокурсники притихли, Эмили раскрыла найденное средство связи и, выдохнув, произнесла:

— Роберт Хиллиард. Роберт, ты меня слышишь? Ты мне по учебным делам нужен. Ро-о-бе-е-ерт!

— А? Да-да, я тут. Чего тебе?

— Ха, — чуть обиженно протянула Эмили. — Я тебя оторвала от чего-то?

— Конечно, я же по поезду дежурю.

— А-а-а, точно, извини. А ты зеркало всегда с собой носишь?

— Угу. Так что хотела? Говори быстрее, мне реально некогда.

Эмили бросила виноватый взгляд на друзей.

— А мы у тебя про дисциплины хотели спросить. Думали, посоветуешь, что полезнее взять.

— А, вот что. — По смягчившемуся тону стало понятно, что Роберту польстило такое намерение. — Надо было давно уже решить, вы чего. Нам сегодня-завтра списки сдавать.

— О, можно еще до завтра думать! — обрадовалась Дафна.

— Это кто там? Нет, не до завтра. Список в девять утра должен у деканов быть. Короче, — нетерпеливо оборвал он, — давайте я к вам загляну сам, как освобожусь.

— Не забудешь? — обеспокоенно поинтересовалась Эмили.

— Постараюсь. Все, извини, мне пора дежурить. Эй, вы!.. — послышалось последним перед тем, как связь прервалась.

— Ну вот, — развела руками Эмили, как бы говоря «вы слышали», и пожала плечами: — Будем ждать, значит. Там с корицей булочка осталась?.. Ага, спасибо.

Роберт подошел только к концу поездки, когда машинист уже сообщил о скором прибытии и все ученики переоделись в школьную форму.

— Привет, заходи! — Эмили махнула ему рукой, как только заметила, что тот нерешительно мнется в коридоре, не зная, то ли купе выбрал. Его ждали уже час с того момента, как он связался по зеркалу и спросил, где они находятся.

— М-м-м, у вас тут вкусно пахнет, — отметил он, присаживаясь с краю одного из сидений.

— Угощайся, — небрежно произнес Малфой, подталкивая ему корзинку с оставшимися двумя пирожками.

Роберт незамедлительно взял выпечку.

— Ну, о чем вы хотели меня спросить? — поинтересовался он с набитым ртом.

— Смотри, — взяла на себя инициативу Эмили. — Руны, прорицания, уход за кем-то там, э-э-э...

— Магловедение, — подхватил Теодор.

— Арифмантика, — подключилась и произнесла одновременно с Теодором Дафна.

— Да, — кивнула головой Эмили. — Расскажи, что есть что, а то непонятно, что нам надо.

И Роберт начал рассказывать. Периодически его заносило совсем не в ту сторону, и Эмили приходилось возвращать его мысли в прежнее русло. Ее однокурсники явно стеснялись делать это сами, даже несмотря на то, что Роберт был маглорожденным. Драко по-прежнему смотрел на него свысока, как поступал с нечистокровными уже почти месяц, и ничего неприятного не говорил. Эмили слушала все, что рассказывал Роберт, прикидывая, что ей будет полезно, а что нет. Ей страшно хотелось взять магловедение, руны, прорицания и арифмантику, но Роберт категорически не советовал так нагружать себя. У него самого до пятого курса были арифмантика, руны и магловедение, из которых на старшие курсы он взял только изучение рун. А едва услышав, что Эмили хочет пойти на прорицания, он лишь фыркнул:

— Это ересь, ты не понимаешь, что ли?

Так как слизеринцы, за исключением Дафны, идти на «гадания» не хотели, они поддержали Роберта, посмеявшись над девочками.

Эмили раздраженно сощурила глаза.

— А ты когда письмо получал, в профессора — кто там за тобой приходил — случайно энциклопедией не кинул, а? Магия тоже ересью казалась, и что?

— Ну это одно! — со знанием дела протянул Роберт. — Гадание на кофейной гуще — и там, и тут ерунда. Пророчества там всякие, астрология еще. Да ну, фигней себя пичкать. Ладно арифмантика — это хоть как-то научно, а уж гадания...

Он махнул рукой, а Эмили обиженно нахмурилась.

— Ну, чего ты хотела? — возмутился Роберт. — Сама же совета просила.

— Совета. Объективного.

— Это объективно.

— Нет.

— Ага. — Его тон был по-доброму снисходительным. Роберт даже слегка улыбался.

— Нет... — тихо и упрямо повторила Эмили, откидываясь на спинку сидения.

— Ну вы чего? — встряла Дафна и резюмировала совет Роберта: — Значит, ты говоришь, нужно брать не больше трех дисциплин и не прорицания с уходом за существами?

— Да, именно так. Ну, я вам про все рассказал. Выбирайте. О, огни станции видны! — отметил он, скользнув взглядом по окну. — Эмили, я вас в Большом зале опрошу. Определяйся быстрее!

— Определяйся, блин... — проворчала та, когда Роберта уже и след простыл, и они начали выбираться из купе и продираться сквозь толпу к выходу из поезда.

Слизеринцы быстро сделали выбор. Драко и Теодор последовали советам отцов, а услышав рассказы Роберта, убедились в том, что иного выхода нет. Дафна же полностью скинула решение на Эмили, сообщив, что все же пойдет туда же, куда и она. Как Эмили ни пыталась убедить подругу, что это несколько безответственно, Дафна была непреклонна. Ей родители ничего не сообщили на этот счет, предоставив выбор дочери. Они даже намекнули на то, что та может брать именно самые легкие дисциплины.

— Ладно-ладно, — отмахнулась от нее Эмили, уже когда они ехали в карете в сторону замка, а Дафна теребила ее на тему того, что же та выберет. — Сейчас скажу... М-м-м, ну, я точно беру магловедение. Точно не беру уход за животными, не до них, наверное, будет.

— Давай прорицания, пожалуйста-пожалуйста, — взмолилась Дафна. — Там же просто лафа будет.

— Ладно, давай их.

— Фух, — обрадованно выдохнула Дафна, которая страшно не хотела идти на что-то без Эмили. — Теперь я спокойна за свои будущие года.

— А что, третью не берешь?

— А ты собираешься, что ли? Нафиг? — фыркнул Теодор.

— Надо, — отрезала Эмили. Подумала немного и сообщила: — Выберу-ка древние руны, раз одни гадания уже есть.

Ей непременно нужно было как можно сильнее приблизить реальность к тому, какой она была во времена ее бытности Томом Риддлом. Ей необходимо было воссоздать хоть какие-то моменты, чтобы вспомнить. Вспомнить все, что она сможет, чтобы быть готовой ко всему. Дополнительные четыре дисциплины не тянул никто, и Эмили не собиралась делать рекорды. Все, что ей нужно было, — познать свое прошлое, не общаясь с ним.

Дневник начинал казаться ей действительно опасным. Он по-прежнему лежал на дне чемодана, и у Эмили не было намерений вытаскивать его в ближайшее время. Отреагировав на их последний разговор слишком бурно, она боялась, что Том воспользуется этим. Он ведь говорил, что сейчас силен и ему нужен малейший эмоциональный контакт, чтобы проникнуть в душу человека. Ничего близкого к этому Эмили еще не чувствовала, но не рисковала и держалась от Дневника подальше во всех смыслах: физически и в мыслях, попытавшись запретить себе думать о нем, переживать тот момент.

Драконоподобные лошади докатили учеников до самых дверей. Затем последние высыпали на лужайку и еще минут десять толпились в проходе. После этого были ужин, речь директора и предоставление старосте сведений о том, что рейвенкловцы выбрали в качестве дополнительных дисциплин. А потом подготовка к грядущему учебному дню и беспокойные мысли о том, что Эмили предстояло сделать, пока не закончился этот курс.

Настало время проверить свои права змееуста, передавшиеся с кусочком души Волдеморта.


* * *


Добраться до входа в Тайную комнату Эмили смогла лишь на выходных. Она встала на рассвете и, позавтракав запрошенными у Добби бутербродами, спустилась к туалету Миртл под мантией-невидимкой. Оказавшись перед зеркалом, Эмили растерянно остановилась. Поверхность была запорошена пылью, и не было и следов почти полугодовой давности их с Томом перебрасывания тайными фразами. А ностальгия по тем временам была. Эмили ощущала ее отголоски, но упрямо отрицала свои чувства. Она не общалась с Дневником почти полмесяца и ничуть не жалела об этом. Эмили думала, что быстро остынет, но, по-видимому, Том переступил черту, попытавшись запутать ее, обмануть. Чего он ожидал, собственно? Неужто думал, будто она, разобщавшись с ним, изменит свои взгляды или вспомнит воззрения своей прошлой жизни?

Эмили, задумавшись об этом вновь за последние дни, раздраженно мотнула головой и решительно подошла к раковинам. Она пришла сюда за тем, чтобы исследовать вход в Тайную комнату и разобраться в некоторых вещах, касающихся Наследника Слизерина. Если все получится и Эмили обнаружит, что действительно имеет власть над Василиском, она как минимум удостоверится в том, что ей передались не только воспоминания Волдеморта, но и его дар. Это означало бы, что теоретически она могла обладать и другими дарами и правами. В грядущих делах это было бы весьма кстати.

Выгравированная змейка и в этот раз нашлась быстро, буквально по памяти. Но, прежде чем попытаться открыть вход, Эмили оглянулась в поисках местного привидения. Мертвая Уоррен была ей здесь совершенно ни к чему. Несмотря на всю эгоцентричность этой девушки, нельзя было допускать хотя бы малейшего свидетеля. Одно дело — красться мимо призрака под мантией-невидимкой и неслышно писать на зеркале, совсем другое — скрежетать раздвигаемыми каменными раковинами. И ладно звук: от него можно поставить неслышимость, но, как создавать иллюзии, Эмили еще не пыталась вспомнить, да и не знала, умела ли это раньше, будучи Волдемортом.

«Как бы это сделал Том? — задумалась она. — Вернее, как он это сделал? Ведь о Джинни так никто и не узнал». Эмили уже было решила, что Миртл действительно было индифферентно все, что связано с миром живых, покуда это не касалось ее напрямик, как ее догнала мысль: «Дамблдор мог уже обо всем узнать, но ничего не предпринять. Он ведь так уже делал». Эмили осеклась. Ей не удалось вспомнить, когда именно профессор так поступал, и ей стало неловко от того, как она о нем сейчас подумала, словно это были не ее мысли. Эмили сочла это за момент из прошлой жизни и, недолго об этом размышляя, отмахнулась от него. Ее ждали дела поважнее: необходимо было вынудить Миртл уйти.

Эмили вновь представила, как это мог сделать Том, когда пользовался Джинни, чтобы выпустить Змея. Перед глазами, словно воспоминание, мелькнула картинка: она берет камень среди обломков осыпавшейся в углу стены и бросает его в Миртл. Та с воем и плачем устремляется в унитаз, а Эмили видит открывающееся в полу круглое отверстие.

Эмили моргнула. «А что, и правда, достаточно доставить неудобство Миртл, как она обидится и уйдет», — подумала она, стараясь не акцентировать внимание на том, что знание это было получено не путем озарения, а воспоминания. Не могла же она помнить, что делал Дневник, уже будучи отделенным от основной души!

Итак, небольшой обломок стены успешно достиг цели, и Эмили осталась в туалете одна. Теперь она, предварительно проверив, закрыта ли дверь, отдала приказ Добби наложить заклинание неслышимости и следить за тем, не придет ли в голову какому-нибудь первокурснику заглянуть в заброшенный туалет. Только после того как Эмили убедилась, что ничем себя не выдаст, она попыталась произнести на парселтанге:

— Откройся!

Ничего не произошло, а Эмили услышала от себя нормальную человеческую речь. Добби подтвердил, что слышал английское слово. Эмили задумалась. В том, что вход открывался именно словом, она не сомневалась: сейчас отчетливо помнилось, как она делала это в прошлом. Но почему не выходило произнести фразу на змеином языке? Эмили решила, что приложила недостаточно усилий и постаралась вспомнить, как нужно было произносить слова, но язык совершенно не ворочался. «Включить» эту способность было непросто. Эмили не знала и не помнила, за какие рычаги в своем сознании нужно дернуть, чтобы получилось сымитировать язык змей. Усилие было схоже с тем, какое она применяла, пытаясь восстановить в памяти выполнение чар. Но тогда были и соответствующие условия: непосредственное применение магии.

— Добби! — позвала она, обернувшись через плечо. — Змею сотворить можешь?

— Могу, — ответил тот дрогнувшим голосом. Очевидно, он тоже не любил пресмыкающихся.

После того как извивающееся животное шлепнулось о каменный пол и зашипело: «Не тронь! Укушу!» — Эмили приказала Добби вернуться к наблюдению за коридором. Добби исчез, а она молниеносно вскинула руку в останавливающем жесте и произнесла, обращаясь к змее:

Здесь безопасно!

«Ха! Я все-таки змееуст!» — с восторгом подумала Эмили, осознав, что артикуляция была совсем иная, нежели произнеси она эти слова на английском.

Не бойся. Ты в безопасном месте, — повторила она скорее не с целью успокоить змею, принявшуюся после появления готовиться к атаке, а чтобы просмаковать исходящий изо рта шипящий змеиный говор.

Это было потрясающе. Эмили никогда еще не говорила на других языках, кроме родного, и с необыкновенным чувством анализировала, каково это — говорить иначе. Смысл слов она понимала так, будто всегда знала парселтанг, но, произнося слова, ощущала, что двигает губами и языком совершенно иначе. Это приводило в изумление. Но больше всего ей нравилось, что змея тоже понимала ее и слушалась: животное успокоенно свернулось кольцами и сообщило, что ждет приказа змееуста. Змея смотрела словно в пустоту, и Эмили, спохватившись, сняла мантию-невидимку.

Все хорошо. Ты меня понимаешь? — снова обратилась она к змее.

Эмили говорила медленно, вслушиваясь в свою шипящую речь и едва сдерживала торжествующую улыбку. Змея подняла на нее голову и медленно кивнула. Выглядела она теперь совсем не агрессивно. «Отлично», — подумала про себя Эмили и обошла змею так, чтобы та оказалась между ней и раковинами, за которыми скрывался проход.

Откройся, — прошептала она, держа в поле зрения змею и будто бы разговаривая с ней, но сама представляла, как маленькая змейка на кране приходит в движение от ее слов.

И это сработало. Помеченная раковина дернулась, вспыхнула блестящим белым светом и стала опускаться, кружась вокруг своей оси. Эмили во все глаза смотрела на происходящее и боялась шевельнуться. На секунду она испугалась: вдруг оттуда сразу выползет змей и она умрет от его взгляда? Трансформация раковины действительно происходила с большим шумом, и Эмили начала беспокоиться о том, скрыли ли это чары Добби. Змея испуганно зашипела что-то. За скрежетом заржавевших труб Эмили ее не расслышала, но ответила:

Иди сюда. Держись рядом!

Змея скользнула к ней, а Эмили дернулась в сторону от нее, поддавшись иррациональному отторжению. Животное улеглось за ее спиной, и Эмили вновь пришлось сделать шаг назад и в сторону, чтобы держать змею в поле зрения — ей не сильно нравилось присутствие за спиной чего-либо, что могло быть опасным. Змея, судя по всему, была неядовитой — Добби наверняка сотворил самую безобидную, — но Эмили настолько в них не разбиралась, что предпочла не рисковать.

Тем временем раковина скрылась с глаз, а в полу, как Эмили и ожидала, зачернел круглый проход. В диаметре он был достаточно широк, чтобы в него поместился крупный человек. Эмили осторожно подошла ближе, держа палочку наготове, и аккуратно глянула во тьму трубы. Напряженно вглядываясь, она затем осознала, что опасности нет и подошла еще ближе.

— Люмос, — шепнула она и посветила концом палочки в отверстие.

Если бы Эмили умела свистеть, она бы присвистнула от открывшейся картины, но у нее вышло жалкое «фью». Труба почти резко уходила вниз, и не было видно дна, как бы далеко Эмили ни просовывала руку со светящейся палочкой. Еще несколько минут она со всех сторон рассматривала отверстие и ходила по туалету, раздумывая. Змея тихо лежала в углу и не смотрела на нее. Эмили остановилась посередине и снова повернула голову ко входу в Тайную комнату. Она припоминала, что залезала в трубу в прошлом, и мысль эта не вызывала ничего хорошего. Вернувшись к раковинам, Эмили легонько притронулась к поверхности трубы и с брезгливостью отметила, что та вся покрыта липкой грязью. Избирательная память вновь отказывалась сообщать Эмили о том, как Том вызывал Змея. Не в трубу же он говорил? Скорее всего, он именно спускался по ней. «Да, — нахмурившись от попытки вспомнить что-нибудь, подумала Эмили. — Кажется, труба ведет куда-то в подземелья, очень глубоко. А там и есть логово василиска». А затем в ее памяти всплыла фраза Джинни: «Но еще я была всегда испачкана чем-то! Или была вся в перьях, или еще что-то». Эмили обескураженно вздохнула. Видимо, все же выхода нет, и придется спускаться вниз.

Она стала прокручивать в голове разные варианты развития событий. Самым важным вопросом было то, где находится василиск и не встретится ли она с ним в конце трубы. И, конечно, Эмили волновало, не убьет ли ее взгляд Змея. Теперь она была уверена, что сможет заговорить с ним, но ей не было пока известно, как работала его убийственная способность. Знания, полученные из книг, подсказывали ей, что раз она змееуст, он ей неопасен. Но Эмили боялась полагаться на этот вывод, здесь необходимо было знать наверняка.

«А ведь Джинни выжила! — внезапно пришло ей в голову. — Она не змееуст, но выжила. Как это так?» Эмили стала воссоздавать в сознании манипуляции Тома с Джинни. Он говорил, что овладевал ее телом, а сама Джинни рассказывала, что ничего не помнила. Выходит, с василиском говорил сам Том — змееуст, — и его дар распространялся и на Джинни, покуда он был в ней. «А я не просто нахожусь под властью Тома. Я — Том, одна из его частей, по крайней мере. Я свободно говорю со змеей и осознаю свои действия. Значит... Василиск и меня не убьет. Очень вероятно, что я выживу. Что ж... тогда...» Эмили ощутила, как быстро забилось сердце. Ей никогда еще не приходилось делать такие опасные вещи. В этой жизни, по крайней мере. Воспоминание о том, что в прошлом она делала это как минимум раз, слегка успокоило ее. Она приподняла подбородок и расправила плечи. Надо сделать этот шаг — спуститься и проверить. У Эмили уже были планы на василиска, но она еще не оформила их в четкие мысли, потому что допускала, что могло ничего не выйти.

Теперь предстояло решить, как ей спуститься по трубе, и, самое главное, как вернуться обратно. Жаль, Тома не расспросить — она была еще зла на него, и он может воспользоваться этой эмоциональностью и поступить по-своему. Нет, ей нужно опередить его, получить преимущество! Это отрезвило ее, и в голове щелкнуло: «Неважно, как он там выбирался, а у меня же домовик есть».

— Добби! — позвала она, едва сдерживая в голосе предвосхищение чего-то очень важного.

Тот появился незамедлительно и приготовился слушать.

— Ох, Добби... Смотри, вот труба. Она ведет куда-то вниз. Можешь ли ты перенести меня туда, где она заканчивается?

Домовик расширил от ужаса глаза, взглянув в дыру в полу.

— Я не представляю, что там. Домовики, как и маги, могут перемещаться только в те места, которые знают. Но домовики знают куда больше мест, потому что живут долго и много где бывают. Я знаю все открытые места Хогвартса, но там, — он указал в трубу, — я не был.

Эмили молчала, внимательно смотря на домовика. Она ждала, что он скажет что-то еще, но тот так же молча уставился в ответ.

— Хорошо. Тогда можешь ли ты спуститься по трубе, узнать место, вернуться и перенести меня туда?

— Если приказываете, — прошептал домовик, теребя свою сорочку.

— Приказываю. А также приказываю тебе не покалечиться и мягко приземлиться. После этого почистись, наверняка испачкаешься, — произнесла Эмили и отошла в сторону, чтобы домовик мог беспрепятственно свесить ноги в трубу и, оттолкнувшись, покатиться вниз.

Сердце Эмили замерло, когда Добби исчез в темноте. Что, если он напорется на что-то? Впрочем, Джинни же осталась цела. Оставалось ждать и нервно покусывать губу. Добби появился спустя минут пять, которые Эмили показались вечностью. Домовик был чист, но дрожал.

— Все в порядке? Что там?

— Там... — он сглотнул, — темно и мокро.

— А, ну, ничего. Это нестрашно, — быстро ответила Эмили и оглянулась: нужно было убрать за собой следы.

Мантию-невидимку, что до этого висела на ее руке, она сложила в сумку. Входу приказала закрыться, и раковина с тем же белым свечением, крутясь, вернулась на место. Оставалась змея, которую Эмили, немного подумав, решила пока не уничтожать.

— Мы возьмем ее с собой, — сообщила она Добби. — Можешь взять ее? Я не люблю змей.

— А она меня не съест? — обеспокоенно спросил тот.

Змея, — Эмили повернулась к животному, которое тут же очнулось от своей полудремы. — Этот человек* возьмет тебя на руки. Не навреди ему.

Слушаюсь, — качнула та головой и смиренно отдалась в руки Добби, который взял ее аккуратно, а теперь держал подальше от тела.

Краем сознания, Эмили отметила, что язык сам меняется, когда она обращается то к Добби, то к змее. Кажется, с этим даром она начинает свыкаться.

— Переноси, я готова, — произнесла Эмили, проверив, что больше ничего не осталось в туалете из того, что могло ее выдать. Она даже заклинание с двери сняла, а Добби приказала снять заклинание неслышимости.

Эмили крепко схватилась за плечо домовика, тот мгновенно перенес ее вниз. Сначала она подумала, что ослепла, настолько было темно. Следом в нос ударил сырой запах то ли ила, то ли еще какой-то слизи. Эмили не ошиблась: это место действительно находилось ниже уровня озера. Кожей лица она ощутила, как переменилась температура.

Холодно! — начала шипеть змея.

— Лия, она дергается! — пискнул Добби, но змею держал, судя по тому, что следом не послышалось шлепка скользкого тела о пол.

— Люмос. Добби, положи ее на землю. Змея, все хорошо! Успокойся, — быстро как могла проговорила Эмили на двух языках по-очереди. — Мерлин! Добби, добавь теплого воздуха, а я пока освещу.

Тусклый свет от палочки осветил темный тоннель, в котором они оказались. Обернувшись назад, Эмили заметила то же отверстие трубы, что было наверху. Стены блестели от слизи, пол, по ощущению, тоже был мокрым. Воздух был таким сырым, что Эмили испугалась, что они с Добби подхватят здесь какую-нибудь легочную болезнь. А вот змее, казалось, здесь очень понравилось. Попривыкнув к новой обстановке и ощутив тепло воздуха, согретого домовиком, она расслабилась и мирно расположилась у стены.

— Так. Добби, ты дальше заходил? — Эмили подняла палочку вверх, чтобы свет от потолка рассеивался сильнее и было светлее. Руку пришлось держать в согнутом виде: тоннель едва позволял взрослому человеку разогнуться во весь рост.

— Нет, я сразу вернулся, — последовал ответ.

— Хорошо, — медленно проговорила Эмили. Ей внезапно расхотелось идти в эту тьму и блуждать по лабиринту тоннелей. Она очень плохо помнила, куда идти, но знала, что там впереди много разветвлений и поворотов. Возможно, если бы она пошла, она бы восстановила в памяти путь, как это было однажды в слизеринских подземельях. Но Эмили завладел такой иррациональный страх, что она боялась даже пошевелиться.

— Добби, будь рядом, никуда не отходи, — дрогнувшим голосом шепнула она. — Змея, ты ведь знаешь про Короля Змей?

Все змеи знают, — ответило животное.

Один такой живет в этих подземельях. Ты можешь найти его логово?

Да, я учую.

Хорошо. Тогда вперед. Не попадайся ему на глаза. Твоя задача найти логово и сообщить мне, в каком состоянии Змей. Находится ли он на открытом пространстве или где-то спрятан и так далее. Понятно?

Слушаюсь. — Змея была немногословна, но Эмили показалось, что для них это совершенно нормально.

Когда пресмыкающееся с шелестящим звуком скрылось в темноте, Эмили и Добби остались одни. Она тут же ощутила нехватку чего-то, стало неуютно и страшнее. Все-таки наличие еще одного живого существа придавало храбрости.

— Ну что, давай немного обустроимся тут? — предложила она, скрывая страх в голосе. — Освети это место.

Когда свет от ее палочки был больше не нужен, а тоннель освещался ярче, она создала самые простые стулья, которые научилась делать, и предложила Добби сесть. Молча они сидели минут десять, потом Эмили не выдержала и сказала:

— Расскажи мне что-нибудь. Как с домовиком Маркуса общаетесь?

Добби начал что-то говорить. Эмили задала еще пару вопросов так, чтобы Добби смог ответить на них не просто «да» или «нет». Вскоре и она сама расслабилась, почувствовав, что опасность к ним не приближается, и разговорилась тоже.

Так они провели около получаса. Потом Эмили говорить устала, да и разговор сник. Она закрыла глаза, вслушиваясь в звуки подземелья. Хотелось вспомнить путь, хоть какие-то моменты, но ничего не выходило. Вместо этого она почему-то вспомнила темноту, в которой они оказались сначала. Вот уж что перебивало все остальные воспоминания.

Мне нужны эмоции. Страх и злость пробьют в ней брешь, и я смогу управлять...

Эмили, вздрогнув, распахнула глаза. Добби был рядом и рассматривал свои руки, не заметив, как изменилась в лице Эмили.

Неужели она уловила мысли Тома? Голос был не опознаваем, но настроение, с которым были произнесены слова, явно принадлежало не ей. Может, это всего лишь воображение. Иногда она и сама не могла отделить воспоминания из прошлой жизни и свои текущие размышления, подкрепленные фантазией. Именно поэтому она не решалась сейчас войти в обитель Змея, не будучи уверенной в том, что ее ждет.

По коже побежали мурашки, и ей снова перестало казаться, что они здесь в безопасности. Она вскочила на ноги и принялась ходить по тесному пространству тоннеля, не приближаясь к кромке света, исчезавшей где-то в трех футах от трубы.

— Ну где же она? — тихо прорычала Эмили, заламывая руки.

Ее охватывала паника. Почему она слышала то, что мог подумать Том? Они давно не общались, и Эмили считала, что связь должна была ослабеть. Но та, казалось, напротив, усилилась. А может, это были слова Тома, которые он говорил сам себе в отношении Джинни? И все равно Эмили не могла их знать. Размышление над этим сводило ее с ума и истощало.

Змея появилась вскоре после того, как Эмили стала нарезать круги от нетерпения. Она сообщила, что путь всего один. Эмили мысленно сделала заметку, что, вероятно, перепутала эти подземелья со слизеринскими, а это означало, что ей по-прежнему не стоит доверять своей памяти, а нужно проверять все досконально. Тоннель, как сообщила змея, заканчивается дверью, а за ней — просторный зал. В конце зала находится статуя, и вот именно за ней спрятан Змей.

А вот это Эмили вспомнила. Кажется, статуя раскрывается, и Змей выползает оттуда по зову змееуста. По крайней мере, ей так вспомнилось.

Отлично. Спасибо, — быстро бросила она змее, а затем взмахнула палочкой, произнося заклинание исчезновения.

Это на первых уроках трансфигурации ей было страшно заставлять животных, хоть и мелких, исчезать. Ей, как и многим другим, тогда казалось, что она их убивает. Но вскоре все приняли тот факт, что это были ненастоящие звери, а уничтожение наколдованных существ обязательно: те все равно исчезли бы со временем, но их существование поддерживается магией волшебника, создавшего их. Эта змея была наколдована Добби, но Эмили уничтожила ее по въевшейся привычке, которую в них вырабатывали уже два года.

— Возвращаемся, Добби, — выдохнула она почти с облегчением и уничтожила за собой и стулья.

Домовик, прежде чем перенести их, сначала выключил свет, и за ту пару секунд, что они перемещались, Эмили будто почувствовала себя на месте Тома из Дневника — вечно живущего во тьме.

Нет уж, сегодня она дальше не пойдет: нервы ни к черту. Ей казалось, что Том все-таки пробил брешь уже тогда, когда вызвал в ней сильную эмоциональную реакцию. Продолжи она бояться сейчас — неизвестно, что бы вышло. Еще слишком рано, и она еще слишком беззащитна. Если Том завладеет ею и сможет управлять ее телом, он сам совершит то, что потребовал от нее: подкинет дневник Маркусу и спровоцирует их связь, чтобы затем перебраться в него.

Цели вновь меняются: преимущество во владении василиском подождет. Главное — защитить сейчас свою душу от Тома.

Глава опубликована: 19.06.2016

Глава 19. Страхи

Держать тайны в себе стало непросто. Эмили нуждалась в ком-то — только одном и не более, — кто выслушал бы ее и дал совет. В ком-то вроде Тома, который несколько недель был ее отдушиной, но кому она могла бы доверять, не боясь предательства. В ком-то, как она, — кто понял бы и не осудил, потому что был бы на ее стороне. И таковых Эмили в своем окружении не видела. Что до Роберта и Маркуса с остальными слизеринцами, Эмили не была уверена, что это не отвернет их от нее. И ни Дафне, ни Теодору, не говоря уже о Драко, она не видела смысла рассказывать о подобном. Однокурсники-слизеринцы, может, и поняли бы, но Эмили боялась, что это их напугает и оттолкнет. Все, что с ней происходит, — слишком серьезно, и не нужно впутывать тех, за чью безопасность потом придется отвечать. Им всего двенадцать, и это знание явно не для их неокрепших душ. Это она — аномалия.

Очень скоро — Эмили уже чувствовала предпосылки — им станет не о чем говорить. Ее уже почти не волновали эти распри между факультетами. Вернее сказать, ей пуще прежнего хотелось прекратить эту вражду. Даже на Слизерин она рассчитывала перевестись совершенно по другой причине, нежели в прошлом году. Ее текущий факультет нравился ей все больше, и уходить с него будет грустно. Но перевод на змеиный факультет — такая же необходимость, как и подчинение себе василиска. Эти две вещи очень нужны ей, чтобы не только вспомнить все, что она пережила в школьные годы своей прошлой жизни, но и чтобы поставить зазнавшихся чистокровных на место, вернуть Слизерину доброе имя. Эмили знала, что кроме нее это не будет делать никто, по крайней мере в ближайшем будущем. У нее же были на руках все карты, а в душе — яростное желание сделать мир лучше. К тому же это была ее обязанность — она несла ответ за свои прошлые поступки, она помнила свои ошибки. Все сильнее и яснее она понимала: это все делало не ее абстрактное прошлое, но именно она. Она ощущала ответственность за то, что сейчас творится в среде чистокровных, как если бы уже в этой жизни проповедовала им взгляды якобы самого Салазара.

Вот о чем уже который месяц размышляла Эмили, и ей совсем не хотелось прерывать свои мысли обсуждением с Дафной того, как они будут отдыхать от уроков на выходных. Эмили не могла отдыхать. Ей предстояло дочитать до конца книгу, которой Люциус пытался задобрить ее. Информация в ней была сложной для понимания, но Эмили восприняла ее почти сразу. Все это она уже читала когда-то в прошлом — осталось вспомнить. Но вот натренировать свое сознание Эмили так легко не смогла. Видимо, и здесь придется учиться с самого начала, как это было с колдовством.

Как Эмили помнила, у Тома, помимо врожденного дара змееуста, была еще способность легилимента. Про окклюменцию Эмили выспросить у него не успела, а сама не была уверена в том, обладал он ею с рождения или все-таки учился. Сейчас она не чувствовала, что сможет сделать то, что описано в книге, а значит, придется начинать изучение с начала. Автор предостерегал обо многих опасностях и трудностях, советовал заниматься вместе с учителем, однако в предисловии указал ряд упражнений, подготавливающих сознание к настоящему обучению. Это, скорее, были небольшие психологические уловки, которые любой неподготовленный волшебник мог выполнить без какого-либо вреда для своего сознания. Именно этим и планировала заняться Эмили как можно скорее. И первое, о чем говорил автор, гласило: «Не пытайтесь не думать о том, что желаете скрыть. Оно лишь тогда ляжет на дно вашего сознания, когда вы сосредоточитесь на том, что может его заменить». Эмили и до этой книги проделывала подобный маневр, поэтому отнеслась к нему вполне серьезно. В дальнейшем это поможет в освоении приема подкидывания легилименту ложных воспоминаний, а сейчас это как минимум должно было не дать развиться и без того тесной связи с Томом.

Сосредотачиваться на учебе Эмили не хотелось, да и толку не было: она почти все, что было необходимо, знала назубок, и очередное повторение приводило только к тому, что она ускользала в мыслях от предмета изучения и думала о своих проблемах. Но вскоре она нашла, чем отвлечь себя. В последних числах мая профессор Пирс объявил, что в экзамен включается еще одно, обязательное для всех задание: победа над боггартом. Возбужденный гул учеников, не рассчитывающих встретиться со своими страхами еще раз, был пресечен категоричным: «Таков указ руководства школы. Это не моя прихоть, извиняйте».

Эмили похолодела, когда профессор защиты сообщил им эту новость, и все начало июня потратила на то, чтобы придумать, как ей одолеть привидение. Пирс приглашал всех желающих к себе по вторникам и четвергам в семь вечера, чтобы потренироваться, но Эмили сначала не решалась идти. Ей не хотелось делать это снова перед однокурсниками. Она оттягивала неизбежное как могла, каждую неделю придумывая для себя отговорки. То ей срочно нужно было переписать эссе по травологии, то пересчитать координаты на звездной карте, то она убеждала себя, что слишком мало занимается для приведения разума в покой и порядок.

Но вот до экзамена остались считанные дни, и потренироваться с Пирсом можно было в последний четверг. Эмили пришла к нему, рассчитывая, что остальные второкурсники более в подобном не нуждаются, но ее надежды не оправдались: вместе с ней к классу защиты от темных искусств подошли хаффлпаффка Меган Джонс с подружками и Невилл Лонгботтом из Гриффиндора. С Джонс Эмили давно не пересекалась, даже на уроках им не приходилось общаться, чему она была вполне рада. Сейчас Эмили смутило, что придется показать свой страх перед ней и ее подружками. Вдруг они используют его против нее или просто не поймут, что в нем такого особенного? Но Эмили повезло: хаффлпаффки попросили их с Невиллом уступить им очередь и ушли сразу же, как у каждой из них получилось развоплотить боггарта. Эмили позавидовала тому, какими легкими были их страхи и как просто им было представить на месте них нечто смешное.

Невилл, казалось, был столь же не уверен в успехе, сколь боялась и Эмили. Они оба, сидя за разными партами, ожидали своей очереди и нервно теребили руки. Эмили искоса поглядывала на бледнеющего гриффиндорца и прекрасно понимала его чувства. Когда они остались вдвоем, каждый из них попытался уступить место другому. Эмили предполагала, что Лонгботтом может стесняться и ее, но все же она была уверена, что ее страх куда более личный, чем его, думая, что боггарт Невилла обратится в очередную змею или мумию.

Невиллу под напором Эмили пришлось выйти вперед, к тому же Пирс подгонял их обоих, а Эмили упрямо сидела за своей партой. Она выиграла для себя несколько минут, чтобы придумать хоть что-то забавное, во что можно было бы превратить привидение, но в голову так ничего и не пришло.

Она отвлеклась от своих раздумий, когда услышала сдавленный писк гриффиндорца. С любопытством обернувшись на однокурсника, Эмили удивленно выдохнула: «Ого...» Из шкафа, в котором боггарт находился во время занятий, вышагивал профессор зельеварения — Снейп. Эмили сначала недоуменно уставилась на страх Лонгботтома, а затем сочувствие тронуло ее сердце. «Неужели Невилл так боится его?» — подумала она. Дафна рассказывала ей иногда, как их декан срывается на гриффиндорцах, а особенно на этом мальчике, да и Малфой часто потешался над ним, но Эмили и предположить не могла, что профессор настолько сильно пугает Лонгботтома.

Судя по тому, как Невилл напрягся — Эмили рассматривала его в профиль, слегка перегнувшись через парту, — было ясно, что он тренируется не впервые и сейчас тщетно пытается вспомнить указания Пирса. Собравшись, мальчик вскинул руку и нетвердо произнес заклинание. Он зажмурился и словно ждал удара, а когда Эмили заметила, что его ресницы трепыхнулись, готовые распахнуться, она перевела взгляд на боггарта и, не удержавшись, прыснула. «Профессор Снейп» выглядел до смешного нелепо: у него появились усы, мелкие, щетинкой.

— Вот это красавец, а? — хохотнул отчего-то довольный профессор Пирс.

Невилл робко улыбнулся, явно не решаясь захохотать в голос. Эмили была близка к этому, но по-прежнему посмеивалась в кулак. Ей почему-то казалось, что эта ситуация вызывала больше неловкости, чем смеха. Она очень надеялась, что Пирс достаточно этичен, чтобы не шутить над Снейпом, упоминая этот случай: тот вряд ли оценит юмор, да и на мальчишке сорвется.

— Ну что ж, отлично! В этот раз боггарт не застал вас врасплох своими — ну, не совсем своими, конечно же, — фразочками. Надеюсь увидеть такой же результат на экзамене. А теперь позвольте мисс проверить свои силы. Что-то я вас, — он обернулся к Эмили, — не наблюдал у себя, чего не ходите? Специально же организовал вечера, чтобы все вспомнили, что это за штука такая, боггарт, и на экзамене мне истерик не устраивали.

Столько всего, сказанного Пирсом, воткнулось в душу, но ни на один вопрос Эмили не посчитала нужным ответить. Она готовилась к встрече со своей беспомощностью.


* * *


— К тебе можно? Не помешаю?

Эмили лишь сильнее обхватила себя руками и хмуро взглянула на Роберта, подошедшего к ней со спины.

— Садись. Я готовлюсь... Экзамен завтра.

— О-о-о, — понимающе протянул он, присаживаясь в кресло напротив. Они находились в гостиной Рейвенкло и, как и многие ученики, использовали последнюю возможность подготовиться к сдаче теории по всем предметам.

Эмили уже полчаса смотрела на свои конспекты по защите от темных искусств, но думала лишь о практической части экзамена. Его поставили в понедельник, а значит, минимум через половину суток, она его провалит: в четверг у нее совершено ничего не вышло, а за оставшиеся дни в голову не пришло решение. Эмили вспомнила пережитый позор, шмыгнула носом и повела головой в сторону, чтобы Роберт ненароком не заметил заблестевшие от слез глаза. Со своими чувствами она не могла ничего поделать, но и не хотела, чтобы ее утешали. Эмили даже немного разозлилась на то, что Роберт подсел именно к ней. Она сидела спиной к большей части гостиной и надеялась так и провести вечер в своем укромном месте.

— У тебя... случилось что-то? — Роберт растерянно посмотрел на нее, остановившись на переворачивании страницы.

«Все-таки заметил», — с досадой подумала Эмили, легким движением коснувшись носа костяшками и незаметно его утерев. Она долго молчала, собираясь с мыслями и формулируя объяснение. Ей показалось, что будет не слишком красиво врать Роберту, будто у нее все отлично, если уж ей не удалось скрыть настроение. Стоял вопрос в том, какую причину своего состояния она скажет Роберту и будет ли в ней хотя бы часть правды.

— Что будет, если я завалю одно задание на экзамене? — вместо ответа на вопрос, спросила она. Том никогда ничего не заваливал, как она помнила, и даже не был близок к этому, поэтому Эмили не знала, что ее ожидает.

Роберт почесал подбородок и, не задумываясь, ответил:

— Да ничего особенного. Зависит от препода, но обычно на переходных экзаменах не валят.

— А меня и валить не придется, — буркнула Эмили; глаза вновь защипало. — Так что будет-то?

— Да оценка ниже будет и все.

— И все? — Эмили почти обрадованно взглянула на него. — То есть, если я не справлюсь с чем-то, мне просто не дадут баллы за это?

— Ну да, так чаще всего бывает. Какой-нибудь Снейп, наверное, и на пересдачу отправить может...

— Это не у Снейпа, — перебила его Эмили.

— А, ну и вот. Скорее всего, в рейтинге тоже опустишься. А чего ты так негативно настроена-то? Ты ж вроде блистаешь в последнее время.

Роберт ободряюще улыбнулся, а Эмили опустила голову и причмокнула губами.

— Ну, — медленно начала она, — не во всем.

— Помочь чем-то? У меня пока есть время, могу объяснить, или там практическое что-то?

Эмили тяжело вздохнула. Но, оценив готовность Роберта помочь ей, расслабилась и будто нехотя произнесла:

— У нас боггарт в экзамене будет.

— О-о-о, — снова протянул Роберт.

Возникло неловкое молчание. Эмили взяла со стола перо и принялась его теребить.

— Знаешь... над боггартом же необязательно смеяться, — первым нарушил тишину Роберт. — Если у тебя что-то серьезное, ты так с этим не справишься.

— Ты это о чем? — Эмили искоса глянула в его сторону.

— Ты не пробовала разобраться в сути этого феномена?

— Я читала о нем, — кивнула Эмили, — но везде написано, что нужно превратить страх во что-то смешное.

— Эх. — Роберт снисходительно улыбнулся, за что Эмили бросила в него угрожающий взгляд. — Посмотри на это с другой стороны.

Эмили непонимающе покачала головой.

— Ну же! — цокнул языком Роберт. — Я как староста обязан следить за успеваемостью рейвенкловцев. А еще...

— М-м?.. — меланхолично протянула Эмили.

— Тебе нужно справиться со страхом, что бы там тебя ни пугало. Не для экзамена и не для баллов с рейтингом, а потому что это очень важно по жизни вообще. Понимаешь?

Конечно, она понимала, но рассчитывала разобраться с этой проблемой несколько позже. Однако теперь, когда Роберт озвучил то, что Эмили заперла в далекие уголки сознания, она не могла отрицать, что победа над боггартом в рамках учебы — отличная возможность стать немного сильнее.

— Да, — хрипло произнесла она. — Да, конечно. Но ты ведь понял, что я не мышей каких-нибудь боюсь и не клоунов?

— Ну, — Роберт потер лоб, — не стоит думать, что у тебя самый особенный страх. То, что ты не боишься мышей, не означает, что у других от их вида сердце не замирает.

Эмили пристыженно сомкнула губы в тонкую полоску.

— Но я понял, что ты не можешь справиться со своим страхом простым способом. Слушай... а это случайно не... ну... не Он?

Эмили в упор посмотрела на него.

— Волдеморт, ты хотел сказать? — отчетливо и неторопливо произнесла она.

— Ну зачем ты так? — Роберт поморщился. В их компании редко называли Темного Лорда по имени.

— Я не боюсь его, — произнесла Эмили. Получилось комкано, словно она не до конца была уверена в своих словах.

— Ага? — недоуменно переспросил Роберт.

— Я хотела сказать, — поторопилась поправиться Эмили, — что боггарт не он. Я же говорю, у меня страх не в каком-то живом существе или предмете. У меня другое... и я не представляю, как обратить это во что-то смешное.

— Самоиронии у тебя нет, я понял... — тихо ответил Роберт. — Мда, боюсь, если я скажу тебе, как можно справиться с боггартом по-другому, я тебе не помогу. Тут нужно самой понять и дойти своим умом.

— А подсказку хоть дашь? Я же даже не знаю, с какой стороны к этому подобраться. — Эмили растерянно посмотрела на него.

— Секунду, — поколебался Роберт. — Сейчас принесу кое-что.

Он сбегал в свою спальню, а вернулся с книгой в подмышке. Переплет был страшно знаком Эмили.

— О, твоя любимая «Дюна», — отметила она, когда Роберт раскрыл книгу где-то в самом начале и быстро перелистнул пару страниц.

Он вытащил палочку и обвел ею едва ли не несколько абзацев, невербально произнося заклинание. Эмили уже знала о том, что сильные маги предпочитают колдовать молча, но сама еще не пыталась этому научиться, хотя умудрялась выполнять заклинания, произнося их тихо или шепотом — она и с самого начала не выкрикивала их во весь голос.

— Вот, держи, я там выделил кусок. Там очень крутые слова про страх, поможет настроиться. Это раз. А два я тебе уже подсказал: перечитай теорию. Автор не перечислил другие способы справиться с боггартом, но ты, если хорошенько пораскинешь мозгами и вчитаешься, сможешь выделить как минимум один сама.

Эмили, немного сбитая с толку, приняла книгу и тихо поблагодарила.

— Давай, у тебя получится. Некоторым вещам не научиться по сухим инструкциям, надо понять. Я сделал все, что мог, чтобы помочь. Теперь девяносто процентов усилий требуется от тебя.

Эмили кивнула ему со всей серьезностью. Он был прав, и Эмили, получив приток моральных сил, принялась читать:

«...Он мысленно произнес формулу заклинания против страха из ритуала Бене Гессерит, которому научила его мать.

Я не должен бояться. Страх убивает разум. Страх есть малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение. Я встречу свой страх и приму его. Я позволю ему пройти надо мной и сквозь меня. И когда он пройдет через меня, я обращу свой внутренний взор на его путь; и там, где был страх, не останется ничего. Останусь лишь я, я сам.

Пауль почувствовал, как вместе со знакомыми словами спокойствие вернулось к нему...»

* * *

Почти весь экзамен по защите от темных искусств был пройден. Оставался боггарт. Эмили ожидала своей очереди в коридоре с остальными второкурсниками, не прислушиваясь к обсуждению теоретической части, где они отвечали на различные по сложности вопросы из курса. В ее опущенной руке был сжат клочок пергамента, исписанный теми словами из книги, что дал ей Роберт. Этой ночью Эмили плохо спала, переживая за грядущий провал: она так и не поняла, что имел в виду Роберт, и не чувствовала, что фразы заклинания из обычной магловской книги ей помогают. И все же Эмили выучила их наизусть. Случилось это ненароком — пыталась осознать, проговаривая их про себя. А с утра записала, чтобы те не крутились в голове и не мешали вспоминать заклинания из Дуэльного Клуба.

Теперь же из головы вылетело все, кроме этих строк и слов Роберта о том, что в учебниках о боггартах сказано достаточно, чтобы сделать вывод о наличии других способов с ними справиться. В этот момент Эмили огорченно подумала, что стоило бы тренироваться в разгадывании факультетского пароля чуть чаще, чем два — а в лучшем случае три — раза в месяц.

— Поттер, ну что, готовы? — Из кабинета выпорхнула хаффлпаффка Салли-Энн Перкс, а следом за ней выглянула голова Пирса.

Сердце забилось чаще и вспотели ладони, когда Эмили переступила порог аудитории и на ватных ногах двинулась к тумбе у дальней стены. Пока она шла, в голове ее крутилась оставшаяся мысль: «Я не должна бояться... Я встречу свой страх и приму его». И все же ей хотелось просто сдаться — завалить задание и избегать в дальнейшем встреч со своими страхами.

Эмили ощущала, как опустошенность брала над ней вверх. «Страх пройдет надо мной и сквозь меня...» Ей казалось, что мир плывет перед глазами, а пол уходит из-под ног — так сильно она переживала перед очередной встречей с воющим от боли и непонимания котенком, за которого она толком не смогла вступиться.

Боггарт явился перед ней в своей обыкновенной манере: зверек еще прятался за огромным учительским столом, но уже слышно было, как бренчит консервная банка на хвосте. Эмили нервно сглотнула. Ей еще не приходилось заново видеть, как летят в него камни — вчера на тренировке она не выдержала накала и прекратила упражнение, пока котенок не показался из-за стола.

А может, именно этого и хотел от нее Роберт, когда подсовывал этот странный отрывок из своей книги? «Я встречу свой страх и приму его» — говорилось в нем. Эмили опустила поднятую было палочку, смиренно ожидая выхода боггарта. Все тяжелее было дышать, и сердце билось быстрее, пока шаг за шагом котенок не вышел в центр.

Зазвенела невыносимая тишина. А затем засвистел первый камень и ударился о мягкую плоть животного. Послышался знакомый страшный визг боли. Эмили будто током дернуло. Она вскинула палочку, не зная, что собирается делать. В ее глазах заблестели слезы, и она беспомощно оглянулась на профессора Пирса. Тот смотрел на происходящие в ошеломлении и лишь повел плечами, когда заметил взгляд Эмили.

Эмили обернулась к боггарту. «Когда страх пройдет через меня, я обращу свой внутренний взор на его путь... Необходимо узнать причину страха и разобраться с ней, а не бежать от него, не прятать за смехом! Вот что Роберт хотел сказать мне», — решила Эмили и, смахнув слезы, вгляделась в боггарта. Он — загадка, ответ на которую необходимо найти.

Эмили постаралась применить упражнения из книги по окклюменции, чтобы абстрагироваться от визга котенка и назойливых поторапливаний профессора. Она сосредоточилась на размышлениях о природе этого привидения. «"Чтобы развоплотить боггарта, — вспомнила она строчки из учебника, — необходимо преобразовать свой страх в нечто смешное и закрепить эффект заклинанием". Почему именно в смешное? Не потому ли, что смех — максимально противоположная реакция страху? И ведь наверняка имеется в виду искренний смех, светлый — такой, который не бывает у человека, который боится. Так ведь? — спрашивала она сама себя и себе же отвечала: — Вероятнее всего. Значит, что мы делаем? Пожалуй, мы заставляем себя не бояться, мы подменяем одну реакцию другой, и заклинание для боггарта, собственно, как и все прочие, напоминает нам, что мы должны делать. Ну конечно! Разбираться со страхами в реальных условиях часто нет времени, и гораздо проще превратить боггарта в посмешище».

Эмили стремительно обдумывала свои выводы, почти не глядя на котенка, который по-прежнему нервировал ее и вызывал чувство беспомощности.

«Если мы смеемся искренне, исключительно оттого, что нам смешно, значит, страх мы не испытываем, — резюмировала Эмили. — Если боггарт от этого исчезает, значит... м-м... значит... Наверное, это значит, что он существует тогда, когда есть отдача от того, чьим страхом он подпитывается? И вот о чем, выходит, говорил Роберт: перестать бояться можно множеством способов. Не все ведь умеют относиться к таким вещам несерьезно и с юмором».

Эмили скосила глаза на котенка, который, казалось, сошел с фотокарточки: повторялась одна и та же сцена. Камни врезались в мягкое тельце, котенок верещал и падал, окровавленный, а затем, когда казалось, что он издох, все начиналось сначала. С каждым разом боггарт подкидывал все более жестокие картинки, заставляя Эмили бояться смерти невинного существа, за которой ей приходилось наблюдать. Бояться того, что ее обвинят — даже если обвинение последует от ее внутреннего я, — в том, что она не предотвратила это, что она беспомощная.

Эмили видела, что Пирс уже долгое время хочет вмешаться, но что-то не дает ему это сделать. Эмили видела, что эта ситуация неприятна ему так же, как и ей. Она бы предпочла, чтобы не было свидетелей ее борьбы с боггартом, так бы она могла позволить себе больше: говорить вслух, кричать, едва ли не воевать с боггартом, но присутствие профессора сковывало ее, и без того зажатую. После зрительного контакта с профессором в голове щелкнуло: ей не просто страшно, оттого что она не может вмешаться, ей страшно за котенка — ей страшно увидеть его смерть, и ее одолевает едва ли не злость за то, что он сам по себе беспомощен. Он был скован тяжелой жестяной банкой и не мог увернуться от камней, так же как Эмили была скована под взглядом профессора и не могла дать волю действиям. Нет... как она была скованна под взглядом многочисленных британских магов, которые следили за каждым ее шагом, отчего она боялась поступить неверно, разочаровать их всех.

Эмили опешила от этих мыслей и замерла, глядя на котенка и одновременно сквозь него. Эмили вспомнила, как удивилась страху Невилла. Ей и вправду казалось, что бояться тут нечего. Но могло ли привидение докопаться до самых глубинных, неосознанных страхов? Может, боггарт и ее страх — самый потаенный и ею не осознаваемый в должной мере — вызволил на поверхность, облачив в подходящее воспоминание?

«Это не просто тот котенок. Это я и страх того, что я не справляюсь с ожиданиями прочих людей, — прошелестело в сознании. — Нет — того, что я знаю, что мои планы идут вразрез с ожиданиями. Давай же, признайся себе наконец, зачем тебе нужен василиск. Ты хочешь напустить его на слизеринцев, чтобы это перевернуло восприятие Наследника, чтобы остальные перестали винить их в том, чего они не совершали».

Эмили позволила этим мыслям сформироваться. Стало легче, но и тяжелее одновременно. Она глубоко вздохнула и посмотрела на котенка. «Это нужно сделать, ты ведь понимаешь. Иного выхода ты не видишь». Эмили на секунду испугалась, ее ли это мысли были? Но затем убедилась, что она согласна с ними полностью, вспомнила цепочки выводов. «Да, почти все что-то от тебя ожидают. И большинство рассчитывает, что ты будешь совершать немыслимые чудеса, сражаясь за добро, — продолжала Эмили внутренний диалог. — Да, ты до сих пор не наведалась к василиску, потому что думаешь, что это усилит воспоминания о том, кем ты была, кто ты есть. И ты боишься этого тоже, ведь это все сильнее показывает тебе, как ты противоречишь образу героини, на которую весь магический мир возложил свои собственные надежды».

На душе было горько и отчасти стыдно. Эмили с самого детства ориентировалась на то, как ее оценивают Дурсли — без соответствия их ожиданиям, даже если это соответствие было мнимым, было не обойтись: жить в агрессивных условиях ей никогда не хотелось.

«Признай себя и то, кем ты являешься», — мысли, казалось, не замолкали и продолжали вытекать одна из другой, пугая Эмили неожиданными открытиями. «Перестань прятать то, что в тебе есть, идя на поводу у других. Ты столько всего сможешь!..»

Эти слова вдохновляли Эмили. Ей стало так легко, что захотелось рассмеяться. Чуть посмеиваясь, она нерешительно направила палочку на котенка — на образ себя.

— Ридикулус, — произнесла она, думая о том, что имеет право показать свою внутреннюю суть, свои желания и реализовать свои планы. Думая о том, что она не беспомощная.

Боггарт подался рябью.

— Ридикулус! — вскрикнула Эмили, приподняв палочку и представляя, как жестяная банка исчезает с конца хвоста и преобразуется в когти — профессор МакГонагалл всегда говорила, что при трансфигурации нужно представить, какие части во что преобразуются, что ничего не берется из ниоткуда.

И в Эмили ничего не возьмется извне. Все, что ей необходимо, прячется ею же внутри. Так пряталась магия, так теперь продолжают прятаться ее амбиции, желания, ее сила — она сама.

— Ридикулус, — преисполненным тяжелыми эмоциями шепотом повторила она в третий раз, представляя, как котенок позволяет внутреннему зверю вырасти и показаться свету.

Эмили чувствовала, будто за спиной выросли крылья. Ей стало так легко от своих мыслей и от того, что преобразования с боггартом, кажется, давали свои плоды, что, увидев наконец вместо забитого котенка большую буровато-серую пятнистую дикую кошку, мощно, но неслышно, ступающую по половицам, она рассмеялась звонко и по-детски искренне. Огромная кошка сощурилась от смеха Эмили и, промурчав, изящно обернулась вокруг себя, а затем исчезла боггартом в закачавшейся тумбе.

Эмили успокоилась, и возникшую тишину разрезали два коротких хлопка. Эмили недоуменно обернулась на профессора Пирса. Тот с усталым видом подошел к тумбе и запер ее магией.

— Наконец-то! — устало и совсем без энтузиазма провозгласил он. — Зовите следующего, а то мы все тут из-за вас на обед опоздаем. Вот нужно было ходить ко мне, когда звал!

Эмили сконфузилась, но, спохватившись, расправила плечи и равнодушно спросила:

— Что ставите?

— Семь баллов, и Мерлин с вами, — махнул он рукой.

— Спасибо, — бросила она, разворачиваясь к выходу из класса.

«Он просто ничего не понял», — успокоила она себя. Оценка ее почти не расстроила, главное — то, в чем она себе наконец призналась, то, что ей еще не скоро удастся перебороть в себе, то, что в конце концов сделает ее сильной.

То, что даст ей полное право называться Волдемортом и быть им, а не притворяться. Рано или поздно ей придется ответить за то, что сделало ее прошлое — она. И ей необходимо быть стойкой и непоколебимой. Пора сделать тот шаг, что она избегала, придумывая себе, будто это вновь разбудит Тома из Дневника, которого она боялась впустить в свои мысли и душу. Разбудит. Однако он ей не страшен, ведь он — это она, и она — он. Ни один из них не может считаться главным — это парадокс. Они оба — вместе — один и тот же человек. Только знания и опыт различают их. Том заблуждается, Том из Дневника ничего не знает о том, какие ошибки совершил. Эмили — не помнит, но чувствует, и она не даст самой себе делать глупости и дальше.

Быстрым, стремительным шагом Эмили выскочила из класса. По дороге к туалету Миртл она нашла следующего по очереди ученика и бросила ему, чтобы тот заходил в класс, а затем свернула к лестнице на первый этаж.

— Миртл, — так тихо, насколько позволял дрожащий от волнения и возбуждения голос, произнесла Эмили. — Сколько у тебя прыщей?

На эмоциональном подъеме Эмили влетела в неработающий женский туалет, совсем забыв, что здесь постоянно ютилось привидение. Так или иначе от непрошенного свидетеля требовалось избавиться. Неприятный для ранимой Уоррен вопрос подействовал немедля: привидение захлебнулось воем и вылетело прочь из туалета, воспользовавшись одним из унитазов.

Эмили, подавив в себе жалость к Миртл и стыд за свой поступок, позвала Добби.

— Переноси вниз, — уверенно кивнула она ему и протянула руку.

Домовик послушался, но от Эмили не укрылся его вздох. Она не поняла, что именно он означал, но решила не интересоваться, ожидая ответ вроде «там опасно», «это неправильно» или чего подобного.

Как только ноги коснулись подземельной тверди, Эмили приказала Добби уходить, никому ничего не говорить и ждать ее зова. После этого, придерживая рукой грудину, за которой неистово колотилось не привыкшее к опасности сердце, Эмили зажгла огонек на конце палочки и двинулась вперед.

Тоннель был тих, только вода капала со всех сторон. Под ногами изредка хрустели скелеты мелких грызунов, и на каждый хруст Эмили пробирала непереносимая дрожь. Впрочем, трясло ее и без этого: она дергалась от каждого шороха, а признав в источнике шума еще живых мышей, с трудом сдерживала визг и только лишь ускоряла шаг. Пока она шла, на пути ее встретилась очень длинная ярко-зеленая змеиная кожа, сброшенная, судя по закостенелости, давным-давно. Эмили шла мимо нее очень медленно, опасаясь, что это спящий василиск. Размеры впечатляли, отчего паника возрастала и заставляла Эмили подумать о том, чтобы прекратить свой путь.

«Ты встретишь свой страх, помнишь?.. — сказала она себе, впившись ногтями в ладони. — Змей тебе ничего не сделает. Не должен. Джинни ведь не умерла, когда Дневник пользовался ее телом, а ты тем более имеешь все права на василиска».

Чтобы не поддаться слабости, Эмили поспешила дальше. Чуть ли не добежав до тупика тоннеля, она остановилась перед стеной с выгравированными змеями, каждая из которых сверкала изумрудами в глазах. Они выглядели столь натурально, что у Эмили неприятно свело внутренности. «Наколдованная змея тогда сказала, что есть дверь перед залом со статуей. Интересно, она пробралась туда через какую-то щель?» — задалась вопросом Эмили, осматривая камни на стене. Зацепившись взглядом за какой-то орнамент, невольно вырисовывающийся камнями, она вспомнила, что стена и есть дверь, достаточно было приказать ей открыться.

Откройся! — Шипение получилось с первого раза. Змеи на стене выглядели такими живыми, что не понадобилось колдовать змей для помощи.

Сердце больно стукнуло о ребра, когда половинки стены, означенные змеями, разъехалась в стороны, открыв перед Эмили длинный, тускло освещенный зал. Потолок его был высок, а вдоль стен стояли колонны, обвитые очередными каменными змеями с глазами-изумрудами.

«Слизерин, — благоговейно проговорила Эмили про себя. — Мерлин, как тут... красиво».

Она зачарованно оглядывалась по сторонам, восстанавливая в памяти те далекие времена, когда она, еще будучи Томом Риддлом, впервые нашла это место. Сейчас она медленно шла к дальней стене, во всю высоту которой стояло изваяние в виде худого статного старика с длинной бородой, струящейся вдоль мантии. Он был бы похож на Дамблдора, если бы не похожее на обезьяну лицо — от него веяло чем-то восточным, небританским. Эмили вгляделась в черты каменной фигуры, а затем признала в нем Салазара Слизерина, основателя одноименного факультета — ее любимого, всегда хранимого в душе факультета.

Едва она зашла сюда, страх пропал, а может, это Эмили настолько сильно прониклась им, что нервные клетки оказались перегружены и перестали что-либо чувствовать. На душе стало спокойно и почти безмятежно, будто Эмили попала в родное место. Она остановилась посреди зала и закрыла глаза, прислушиваясь к звукам, к запахам и к своим ощущениям. Было тихо. Носа касались затхлость и смешение почвы и плесени. Кожа покрывалась мурашками от подземного холода, но Эмили было не до своего мерзнувшего тела, сейчас ее заботил василиск, который, как она помнила, прятался в статуе.

Ее по-прежнему терзали сомнения в том, сможет ли она разговаривать со змеем, будет ли он ее слушаться и не решит ли он поужинать ею. Страх вернулся и сковал легкие. Эмили подняла голову и посмотрела в лицо статуи Салазара, не подходя ближе. Сознание наполнялось ностальгическими воспоминаниями.

Когда Том Риддл распутал клубок разрозненных записей о Тайной комнате, он воспользовался первым же шансом спуститься в нее. Он мягко ступал по мокрому полу, уверенный, что змей не тронет его, змееуста. Риддл жаждал увидеть василиска, заговорить с ним. Подчинить его. Сколько всего ждало его впереди! Сколько великих дел он совершит, когда станет самым могущественным магом! Именно для этого он долгие учебные годы искал свое наследие, и вот он стоит перед статуей своего предка, готовясь позвать змея.

Эмили подалась вперед, захваченная очень давним чувством торжества. Она погрузилась в себя, представляя на своем месте Тома Риддла. Эмили видела то, что видел когда-то он с высоты своего роста. Эмили переполнялась ощущением ответственности и Миссии. По щекам от восторга и осознания родства с этим местом потекли слезы. В контрасте с подземным залом они казались обжигающими. Все ее внимание было приковано к голове статуи, а также к тому невероятно важному моменту из прошлого.

Том Риддл сделал шаг вперед, торжествуя и переполняясь ощущением древней магии вокруг. Он уже готов был встретить знаменитое чудовище, о котором узнал все, что позволяла скудная школьная библиотека.

— Говори со мной, Слизерин!.. — начал Том громким шипением.

— ...Величайший из хогвартской четверки! — вторила самой себе из прошлого Эмили, задыхаясь от волнения.

Лицо статуи пришло в движение. Том крепко сжал палочку, не позволяя себе отступить.

Эмили от неожиданности сделала шаг назад. Скрежет раздвигаемых челюстей был чуть громче, чем она помнила. В открывшейся черной дыре что-то зашевелилось.

Том хищно смотрел на змея, спускающегося с огромной высоты. Глаза василиска терялись в тусклом освещении и еще не были видны.

Эмили с замиранием сердца, застывшая от холода и волнения, смотрела за тем, как гигантский василиск шлепается о пол, сотрясая каменные плиты, и начинает поднимать голову, чтобы одарить ее своим взглядом.

Прежде чем выхватить в темноте смертельные зеницы, Том властным жестом вскинул руку.

— Змей Слизерина, ты говоришь...

— ...С Волдемортом, — продолжила Эмили, вспомнив начало и опустив неуместное в ее случае «Лордом». Ее голос, в отличие от голоса Тома, дрожал, хоть шипение и скрадывало изрядно предательский страх. — Ответь и подчинись мне.

Змея поднимала треугольную голову долгие секунды. Том стоял, не двигаясь, в нескольких футах от статуи и змея. Среди ярко-зеленой змеиной кожи наконец показались огромные желтые глаза.

Время замерло, пока Эмили не в первый раз смотрела в единственное, что сейчас захватывало ее внимание. Она завороженно разглядывала узкие темные зрачки, разрезающие глазницы змея. В горле встал ком: от ностальгии и от важности момента.

Том встретил взгляд василиска достойно. Он позволил желтому свету захватить его в плен, зная, что это ненадолго. В следующую же секунду Риддл сделал шаг навстречу, вздернув острый, гладко выбритый от раздражающей подростковой щетины подбородок.

Он жил. Он выжил. Он всегда будет выживать.

Эмили медленно потянулась рукой к замерзшей коже и, аккуратно щипнув ее, устало выдохнула: она выжила и в этот раз.

Теперь она уверена на все сто процентов: она Волдеморт. Она помнит, кем была, и она продолжит им быть, неся в себе всю силу, что получила в прошлой жизни. Она больше, чем зараженное темной магией тело.

Она больше, чем крестраж.

Она — чудо для себя самой.

И сейчас Эмили в полных правах змееуста следила за опускающимся к ней змеем.

Риддл, склонив голову набок, терпеливо ждал, когда василиск ответит. Он чувствовал ни с чем не сравнимое зловонное змеиное дыхание, вырывающееся из клыкастой пасти.

Наконец, оказавшись вровень с Томом, змей произнес:

— Я слушаю тебя...

— ...Змееуст.

Глава опубликована: 09.08.2016

Глава 20. Меры. Часть I

В окна Директорской башни серебрился рассвет. Кабинет тускло освещался одним лишь светлеющим небом, но это не мешало Альбусу Дамблдору пристально вглядываться в один из своих приборов. Тот стоял посреди огромного письменного стола и источал девичью фигуру, сотканную из дыма. «Разделены ли сущности?» — спрашивал Дамблдор во второй раз, спустя полтора года после инцидента с запертой Эмили магией. В отличие от прошлого раза, свечение было ровным, а фигура не искажалась. Не было ни намека на раздвоение дыма, отчего Альбус с облегчением выдохнул. Ему следовало давно обратиться к этому не то оракулу, не то советчику. Не всегда просто было разгадать спрятанный в дыме смысл, но на этот раз сомнений не было: с Эмилией пока все в порядке.

Дамблдор вышел из-за стола и, поставив потухший прибор на место, подошел к окну. Заря занималась, по верхушкам деревьев играли солнечные лучи. Было тихо. Сегодня — первый день каникул, и все ученики давно спят в своих домашних кроватях. Девочка добралась хорошо, об этом Альбус уже получил весточку: Арабелла оповестила об этом сразу, как убедилась, что Поттер и Дурсли зашли в дом. Также она сообщила, что атмосфера в семье благоприятная. Как передал мистер Лапка, «люди переговариваются дружелюбно и агрессию не выражают».

Альбус был рад этой новости. Он верил, что Вернон Дурсли сменит свое острое неприятие магии, после того как его вытащили с того света благодаря именно ей. Эмили нужны теплые отношения в семье, она, несомненно, должна чувствовать, что ее любят: это раскроет в ней самое лучше — ту силу, которую никогда не познает Темный Лорд.

Дамблдор ни секунды не сомневался в том, что речь в пророчестве шла ни о неведомой волшебникам магии, ни о таинственных врожденных способностях, ни о другом невесть каком Даре. Никто и ничто не познает магию глубже, чем это сделал Том. За исключением того, кого он, согласно пророчеству, сделал равным себе; и только та сила, обещанная провидицей, должна отличить Избранную Темным Лордом от него самого и изменить равенство в ее пользу.

«Того, кого...» — хмыкнул Дамблдор. Родись у Поттеров ребенок другого пола, Альбус, не задумываясь, ответил бы, что Трелони предрекала рождение двух мальчиков, ведь только эти двое имели несчастье родиться в конце июля восьмидесятого года. Не то чтобы у магов были гендерные предубеждения, но все же, когда в пророчестве используется мужской род, хоть и относящийся к выражению «тот, кто», невольно забываешь, что точно такая же форма означает ребенка и женского пола. Получилось, что Трелони говорила лишь о том, что как минимум один мальчик да родится, и по-прежнему не указывала на того, кто был более опасен для Темного Лорда; это он должен был решить, это он должен был сделать равным — нет, эквивалентным! — кого-то из них. В конце концов, появление силы, нарушающей уравнение, тоже обязано именно ему.

Альбус грустно опустил голову и поглядел на тонкие старческие пальцы, тарабанившие по подоконнику. А ведь в то время все они — и он, и Поттеры с Лонгботтомами — наивно думали, что могли спасти детей, отсрочив их рождение. От опасных для плода, но действенных зелий и заклинаний отказывались до последнего, рассчитав, что дети появятся в самые последние дни, а там уж надеялись продержаться до наступления августа.

Увы.

Элис не вытерпела всего сутки, Лили — два часа.

Альбус много думал о том времени, пока Эмили подрастала у Дурсли. Он не знал тогда, что подразумевало пророчество, и искренне считал, что ребенок неведомым образом сможет повергнуть Темного Лорда либо в первые годы жизни, либо став сильным магом; и даже нехотя радовался, что дети все-таки родились в июле, — все мечтали покончить с войной.

Пророчество точно говорило об одном человеке, поэтому Волдеморт как любитель символизма не мог проигнорировать этот факт и, несомненно, сделал бы осознанный выбор, а не убил бы обоих. Когда Альбус думал о том, на кого падет выбор Тома, он подозревал, что тот обратит внимание на самого подходящего под пророчество ребенка и самого похожего на него самого.

Будучи маглорожденной, Лили, после того как родила дочь, не могла понять, почему Темный Лорд мог опасаться именно девочки. Дамблдору пришлось растолковать ей, что у магов есть какие угодно предубеждения, но гендерные — в исключительных случаях. Вспомнить ту же Беллатрикс Лестрейндж, самую сильную последовательницу Волдеморта, самую близкую к нему. Вдобавок ко всему Темный Лорд слышал лишь ту часть, в которой описывались условия, и Дамблдор был уверен, что он поставит соответствие им превыше всего.

Спустя несколько недель после появления детей на свет Северус Снейп — тогда еще Пожиратель Смерти — попросил Альбуса о тайной встрече, на которой сообщил о выборе Темного Лорда. Тот действительно решил, что ребенок, родившийся полукровкой, как и он сам; тридцать первого числа, как и он сам; на самом исходе седьмого месяца, как и говорило пророчество, — именно тот, кто встанет у него на пути. Как бы ни хотел Дамблдор скорейшей победы над Волдемортом и тьмой, которую тот нес знаменем, он не мог позволить себе жертвовать детьми. Поттеров, уже не сомневавшихся, что их ребенок обречен, отправили в Годрикову Впадину, где когда-то жил сам Альбус, и защитили самым надежным способом. Никто не подозревал, что среди друзей — тех немногих, кого посвятили в тайну, — закрался предатель, который и выдал своему повелителю все подробности рождения Эмили, а затем и местонахождение семьи. Дамблдор сам не верил в то, что Сириус Блэк мог так поступить. Неоконченное военное время не позволило допросить того по всей форме, а добровольное признание в том, что он виноват в смерти Поттеров, не оставило сомнений.

Многие думали, что родится Мессия, и по итогу хэллоуинской ночи уверились в этом сильнее, не понимая даже, что на тот момент в ребенке не было совершенно ничего особенного. Ни в одном из детей не было. Дамблдор тогда лишь начал подозревать, что Том создал крестражи, и только потом понял, что пророчество относилось отнюдь не к событиям восемьдесят первого года. Тогда сбылась лишь часть из предсказанного: Темный Лорд выбрал соперника и этим невольно наделил обыкновенного ребенка не только своей силой, но и защитой против себя же. Теперь «Избранная» не пустой звук — избранная Темным Лордом. Значит, время Эмилии еще настанет.

Но дальше Альбус раз за разом заходил в тупик. Он не понимал, каким образом материнская защита встала в ту роковую ночь против Смертельного заклятия и можно ли повторить этот феномен — превратить его в заклинание против Авада Кедавры. Дамблдор пришел к мысли, что в тот Хэллоуин участвовали неучтенные факторы, о которых могло знать лишь пророчество. Видимо, им не дано разгадать эту тайну, но одно Альбус знал точно: защита до поры до времени действовала как надо. Полтора года назад Эмили удалось защититься от внедрения в ее душу того остатка души Волдеморта, что пришел в Хогвартс через Квиррелла. Но обстоятельства сложились так, что внутреннего Волдеморта она в конце концов приняла как саму себя.

Как бы точно это ни подходило под ее роль, данную пророчеством, Альбус боялся. Отправляя Эмили к тете по материнской линии — под усиленную кровную защиту, — он надеялся, что часть души Темного Лорда, если она действительно попала в девочку, никогда себя не проявит и не дотронется до ее сознания. Но он не мог предположить, что ребенок окажется настолько восприимчивым, что захочет в угоду теплым отношениям с родственниками запереть в себе магию.

Альбус знал о том, что Эмили ее не показывала, но еще не был до конца уверен в своих выводах насчет крестражей. Ему и в голову не пришло, что Эмили чуть не стала обскуром — так называют волшебников, которые в силу тех или иных обстоятельств подавили в себе магию, превращающуюся затем в темную сущность, некую опухоль, которая может внезапно вырваться и убить всех, кто находится рядом. Его сестра, Ариана, таким образом убила их мать. И Эмили могла стать такой же, если бы не носила в себе кусочек души Волдеморта: он впитывал в себя уходящую внутрь силу и креп.

Во всем этом Альбус разобрался слишком поздно: Эмили уже боролась со своей сущностью и проигрывала. Если бы он не рискнул соединить эти души, позволить Эмили осознать себя Волдемортом, — она погибла бы.

А могло быть и хуже: Волдеморт мог оказаться сильнее, взять вверх и подавить девочку. Теперь же вожжи в ее руках. И только то, что Эмили-Том, как он окрестил ее, по-прежнему является Эмили и по чуть-чуть соприкасается со «своими» прошлыми воспоминаниями, дает надежду на то, что это перевесит равенство с настоящим Томом в ее пользу.

Дамблдор отошел от окна и сел за стол, поманив за собой Омут Памяти. Каменная чаша с глухим стуком опустилась перед ним, после чего Альбус повел над поверхностью палочкой, раскручивая жидкость из воспоминаний. Найдя нужные мысли, он окунул в них лицо.

За последнее время произошло немало событий, которые сложно было обдумать без этого артефакта. Кажется, началась очередная схватка между Эмили и Томом, в каком бы состоянии тот ни находился. Важна была каждая деталь и каждое слово, что Дамблдор услышал или подумал.

Альбус решил обратиться к самому началу.


* * *


31 октября 1992 г.

— Аргус, в чем дело? — Взволнованная Минерва МакГонагалл спешила к завхозу по лестнице.

Не далее как десять минут назад закончился праздничный ужин. Ученики, ушедшие раньше остальных, вернулись за своим деканом, чтобы сообщить о странном происшествии, представив его как шутку близнецов Уизли. Но сидевший рядом с Минервой Дамблдор расспросил гриффиндорцев и, посерьезнев, отправил тех в факультетскую башню. Сам же Альбус, не привлекая внимания празднующих, позвал Минерву за собой.

Они подошли как раз к моменту, когда разъяренный Филч грозился оторвать близнецам руки.

— Господин директор!.. Господин... — Он захлебывался от рыданий, и долгое время Альбус не мог понять его несвязную речь.

— Аргус, расскажите мне, как это случилось? — тихо спросил Дамблдор, отводя завхоза в сторону, чтобы дать толпе учеников возможность подняться в свои спальни. Он мельком бросил взгляд на стену, на окоченевшую кошку в руках Филча и готов был поклясться, что понял, что произошло. И все же он лелеял надежду на то, что это была всего лишь безобидная шутка.

— Это все они, я знаю! Уизли, поганцы!.. Я знаю, что они не любят мою Миссис Норрис, — продолжал причитать Аргус, прижимая чучелоподобное тело кошки к груди.

— Аргус, ты видел это своими глазами? — строго спросил Альбус.

— Нет, господин директор, но...

— Тогда я настаиваю на том, чтобы ты не обвинял ребят в том, чего они не совершали. Позволь?

Дамблдор протянул руки к кошке и ощупал ее тельце. Затем он взмахнул палочкой несколько раз, проверяя свои догадки.

— Боюсь, коллеги, это не шутка, — мрачно заключил он, отдавая Миссис Норрис ее хозяину. — Мы имеем дело с темнейшей магией — такое неподвластно обычному ученику, сколь бы гениальным тот ни был.

Минерва в ужасе зажала рот рукой и обратила свой взгляд на кровавую надпись, сообщавшую об открытии легендарной Тайной комнаты.

— Альбус, неужели это правда? Чудовище Слизерина?..

— Что здесь происходит? — подключился Филиус Флитвик, растолкавший толпу рейвенкловцев. — Что это за потоп? Ох... а это что?..

— Это случилось снова, Филиус. Это правда, — тихо проговорил Дамблдор, не желая вовлекать учеников в обсуждение.

— Кошка умерла? — Голос Минервы был непривычно высок.

— Нет, как и многие жертвы в прошлом, она окоченела. Думаю, у того, кто открыл комнату, не было желания убивать сейчас. Он хотел лишь припугнуть.

— Неужели это... Сами-Знаете-Кто? — озадаченно спросил Флитвик, самостоятельно диагностируя заклинаниями надпись на стене.

— Боюсь, что так, — хмуро кивнул Альбус.

— Он снова здесь? Но ведь вы говорили, что он уже год как снова в лесах Албании!

— Это так, он все еще там, насколько известно из достоверного источника. Я уверен, что он не пробрался сюда. Минерва, я не буду закрывать школу. — Дамблдор перехватил ее взгляд и покачал головой. — Неважно, кто это сделал, важно как.

— Что ты имеешь в виду?

— Это мог сделать только змееуст. А единственный змееуст, которого мы знаем, находится на континенте.

— Это кровь, — встрял Флитвик, закончивший свои проверки. — Кровь теплокровного, если не ошибаюсь, и она заколдована — самим не стереть.

Минерва судорожно вздохнула.

— Спасибо, Филлиус. Сначала нужно всех успокоить и потом без лишних ушей обсудить произошедшее. Минерва, пожалуйста, разгоните учеников. Не нужно им тут толпиться, — обратился к ней Дамблдор, желая отвлечь коллегу. А затем повернулся снова к Флитвику: — Найдите Миртл, пожалуйста. А вы, Аргус, пойдемте в Больничное крыло, домовики здесь уберутся.

Том — единственный оставшийся змееуст — каким-то невероятным образом добрался до василиска и продолжил свое дело; и для того чтобы выяснить, как это могло произойти, Дамблдор нуждался в единственном возможном свидетеле. При всей своей силе, Волдеморт не смог бы проникнуть в замок без чьей-либо помощи, а значит, в сам туалет должен был проникнуть его сообщник. Вариантов было три: либо Дамблдор допустил появление в школе шпиона, либо он потерпел фиаско в спасении души Эмили, либо в дело вступила еще одна часть души Тома, возможно, околдовавшая ученика или преподавателя. Филчу пока ничего не грозит, вряд ли нападение повторится в ближайшее время, но видимые меры, пока не станет понятно, с кем они имеют дело, необходимо было принимать уже сейчас.

— Я должен поймать мерзавцев! Я их поймаю! — брюзжал Филч, вцепляясь в шерсть своей кошки.

— Да, конечно, — успокоил его Альбус, кладя руку на спину. — Мы обязательно найдем того, кто это сделал, и вернем Миссис Норрис к жизни. Я думаю, нужно поставить сюда патруль, м? Что на это скажете?

— Позвольте мне дежурить. — Филч вскинул голову на него, когда они уже уходили в сторону лестницы.

— Да, конечно. Я уверен, вы с этим справитесь как никто другой.

Дамблдор скрыл от остальных преподавателей свои догадки насчет Тайной комнаты. Еще пятьдесят лет назад он был уверен, что нашел вход в нее. На одной из раковин в туалете, в котором убили одну из его учениц, он обнаружил выгравированную змейку. Тогда же он понял, почему многие поколения не было возможности найти эту комнату. Отыскать ее мог лишь Наследник — змееуст, получивший свой дар от знаменитого предка. Сам же Альбус, хоть и мало-мальски воспринимал парселтанг на слух, лишь проверил свою догадку и попробовал открыть вход в комнату. Вниз, к чудовищу, он спускаться не стал: у него не могло быть власти над змеем, над Королем Змей. Косвенные доказательства того, что это был именно василиск, Альбус получал на протяжении всех нападений того времени: перебитые петухи, оцепеневшие жертвы, которые до Миртл видели лишь отраженный взгляд, наконец, Дамблдор слышал змея в стенах, тогда как остальные не воспринимали ни звука.

Альбус никому не сказал о своей находке: никто не должен был спускаться туда, ибо это была верная смерть. Министерство запретило Миртл покидать пределы замка. Привидение осталось жить в месте своей смерти, а тогдашний директор отдал приказ домовикам никогда в нем не прибираться. Став директором, Дамблдор поддержал это решение. Как и было задумано, все это сыграло большую роль в том, чтобы навсегда отвратить любопытствующих лиц и новых учеников от этого места; и Дамблдор надеялся, что никто не заглянет сюда впредь. А теперь и Филч лишний раз отпугнет зевак.

Привидение Миртл, что жило в том самом туалете, явилось в кабинет Альбуса только спустя пару часов.

— Здравствуй, Миртл, — тот ласково улыбнулся ей, привстав со своего кресла.

— О-о, господин директор! — Призрак говорила протяжно, чуть скуля. — Ваше приглашение стало для меня сюрпризом. Чем я обязана?

— Ты наверняка слышала, какое несчастье произошло сегодня вечером около твоего жилья. Подскажи мне, не видела ли ты кого-то?

— Не-ет, — протянула девочка, лениво ковыряя призрачным носком пол кабинета директора. — Я была в подвале на юбилее по случаю смерти Николаса. Эх...

Миртл плаксиво покачала головой, на что Дамблдор участливо заметил:

— Тебя кто-то обидел?

— Угу, — всхлипнула та и принялась меланхолично кружить под потолком, чуть слышно завывая.

— Значит, ничего не видела... Скажи, пожалуйста, не ты ли залила пол?

— Я. — Миртл спустилась и начала самозабвенно рассказывать: — Когда я ушла от Пивза, я сразу же открыла все остальные краны. Я очень люблю плакать, когда кругом течет вода, знаете.

Дамблдор внимательно слушал, теребя большие пальцы рук друг о друга.

— Правда, там уже была вода. По всему туалету! Она немного вытекала в коридор, но мне хотелось, чтобы ее стало больше!

«Была вода... Жаль, теперь не узнать, как много ее было. Том мог действительно дать лишь знак и не убивать первую жертву. Но вполне возможно и то, что вода — это след от змея (он ведь выполз из канализации); а оцепенение кошки — лишь удачное стечение обстоятельств, — кивнул своим мыслям Дамблдор. — Но вот надпись он пожелал оставить навечно. Придется перекрашивать стену. Надо будет занести этот пункт в расходы на следующий год».

— Хорошо, Миртл, — прервал он мягко. — А теперь я бы хотел поручить тебе весьма ответственное задание. Внимательно следи за тем, кто посещает твое жилье и сообщай мне сразу, как увидишь что-то подозрительное. Как думаешь, тебе это под силу?

Миртл удивленно и радостно закивала головой.


* * *


22 ноября 1992 г.

— Господин директор! Нападение! Господин директор!

Альбус, наводивший порядок в своем книжном архиве ранним утром, моментально выскочил из потайной комнаты в свой кабинет.

— Я услышал, Дайлис, — коротко бросил он портрету пожилой женщины с длинными серебристыми волосами, в то время как сам спешно натягивал мантию. — Куда? Живы?

— Около библиотеки. Это ученик. Кажется, оцепенел. Я уже оповестила деканов и целительницу, — отчеканили ему в ответ.

— Отлично. Благодарю тебя.

Дамблдор со всей возможной скоростью отправился к месту нападения. Минерва уже закрыла коридор со всех сторон, разогнав редких учеников по гостиным.

— Альбус, он мертв? — МакГонагалл буквально вцепилась в его руку, когда тот важным шагом приблизился к ученику.

Он несколько минут проводил за изучением гриффиндорца и ничего не отвечал. Остальные преподаватели перешептывались и выдавали версию одна невероятнее другой.

— Он оцепенел, — сказал Дамблдор наконец, когда, нагнувшись так, чтобы смотреть с мальчиком на одно и то же место, увидел свое отражение в доспехах одного из рыцарей, стоявших в коридоре. — Помона, как мандрагоры?

— У нас по плану давно была пересадка с второкурсниками. Все саженцы прижились. Не дай Мерлин, конечно, но не на одну жертву хватит, — откликнулась та, подойдя ближе. — Это Криви, насколько помню?

— Да, из моих. Он маглорожденный, — уточнила МакГонагалл.

— Так это что же получается?..

— А то, коллега, что Слизерин обречен на еще большее гонение. — Из тени вышел Северус. Он резко повернулся в сторону Дамблдора и отчеканил: — Я лично опрошу каждого своего подопечного и предоставлю доказательства того, что ни один мой ученик не принимал участия в этой отвратительной попытке геноцида.

— Я абсолютно уверен, что твои слизеринцы этого не делали, — добродушно ответил Альбус, помогая Флитвику укладывать мальчика на созданные носилки. — И я прошу всех деканов провести беседы со своим факультетом. Поппи, я могу надеяться?..

— Да, конечно, господин директор, — быстро закивала та. — Я позабочусь о мальчике.

— Не поднимайте тревоги, сообщим о нападении завтра: пусть ученики отдохнут. Все свободны.

Но сам Альбус отправился к Миртл. Он широким шагом пересек этаж, а затем прытко сбежал по лестнице.

— Миртл, появись, — требовательным тоном произнес он сразу же, как распахнул дверь.

Привидение удивленно выглянуло из дальней кабинки, а когда Дамблдор хмуро уставился на нее и медленно зашагал навстречу, выглянуло полностью.

— Господин?..

— Ты пропустила приход человека, — произнес Дамблдор, сверля призрака глазами.

— Ох, простите... Я была сама не своя... — Миртл всхлипнула, а лицо ее исказилось в плаксивой гримасе.

— И ты ничего не слышала и не видела? — сухо поинтересовался Альбус, склонив голову.

— Неа, — привидение качнуло головой, отчего призрачные хвостики полоснули по лицу. — Я была расстроена и очень долго пробыла вон там.

Дамблдор проследил взглядом за ее пальцем.

— Боюсь, тебе придется на некоторое время прекратить прятаться в трубах, — мрачно заметил он. — Если ты, конечно, не хочешь на многие месяцы потерять способность двигаться. Не самая приятная для привидения вещь: двигаться — это то немногое, что вы можете.

Губы Миртл опасно задрожали.

— Я бы не хотел, чтобы ты стала виновницей смерти одного из моих учеников, — продолжил Дамблдор чуть менее сердито. — Следи, пожалуйста, за тем, кто сюда приходит, и сразу же докладывай. Тогда я смогу обеспечить безопасность детей настолько, насколько хватит сил.

— Девочка рыжая приходит, — недовольно буркнула Миртл, вытирая слезы за толстыми очками.

— Младшекурсница? — мгновенно отозвался Альбус.

— Выглядит, как маленькая.

— Когда последний раз ты видела ее?

— Не знаю я! Я не отсчитываю время! — Миртл вконец разревелась и взлетела к потолку.

— Хорошо. Спасибо, Миртл. — Дамблдор отступил, мирно подняв руки. — Я буду ждать от тебя сообщений.

Призрак уже самозабвенно упивалась своими рыданиями, поэтому Альбус оставил девочку наедине с самой собой. Поднявшись в свой кабинет, он через портреты директоров созвал к себе весь сонм привидений, за исключением Миртл и Пивза.

— Господа, я позвал вас сюда, потому что ученикам Хогвартса грозит опасность, — начал он свою речь перед множеством молочно-жемчужных людей, налезающих друг на друга в тесном пространстве.

— Чем мы можем помочь? — хмыкнул Кровавый Барон. Он висел возле одного из книжных шкафов и лениво покачивал в руках свои цепи. — Мы немногим полезны в мире живых.

— О, к счастью, именно в помощи мертвых мы нуждаемся сейчас как ни в ком другом. — Дамблдор тепло улыбнулся привидению.

— Что от нас требуется? — Послышался тонкий детский голос. Это выступил вперед скромный паж со стрелой в левом глазу. Он редко появлялся в коридорах замка, стесняясь своего увечья и стыдясь того, что позволил себе так позорно умереть.

— Я собираюсь попросить вас всех, — Дамблдор обвел взглядом присутствующих, — умереть еще раз.


* * *


2 декабря 1992 г.

Дамблдор внимательно разглядывал почерневшего и изрядно поплотневшего призрака, который в неестественной позе замер над койкой в больничном крыле. Стрела маленького пажа терялась в подушке, и казалось, будто на одной ней тело и держалось в воздухе.

— Ты придумал, как возвращать их, Альбус? — шепнула ему на ухо Минерва, проскользнувшая за ширму.

— Точно так же, как и детей. Думаю, правда, придется увеличить концентрацию сока, но, по словам Помоны, его хватит на всех. Я поручил Северусу поработать над составом эликсира для привидений. Уверен, к моменту созревания мандрагор он справится со своей задачей.

— Это ужасно, — проговорила она, украдкой кидая взгляд на ставшего еще более страшным призрака.

— Это все, что мы пока можем, — вздохнул Дамблдор, присаживаясь на один из гостевых стульев и приглашая коллегу сесть рядом.

— Хорошо, что Аргуса не было на посту оба раза. Везунчик.

Дамблдор задумчиво потер переносицу.

— А вот мне кажется, что это не случайность.

— Думаешь, Наследник использует эти моменты? Но что ему мешает напасть на старика? Полагаю, сквибы так же сильно порицаются Салазаром, как и маглорожденные.

— Знаешь... Это хорошая мысль, Минерва, — с секунду помолчав, вскинул голову Альбус.

— Разве? — МакГонагалл скептически изогнула бровь.

— Конечно! — воодушевленно произнес Альбус. — Ведь это означает, что того, кто вызывает чудовище, можно не опасаться. Главное — оберегать маглорожденных от смертельного взгляда василиска.

Минерва пораженно молчала. Она еще неделю назад не могла принять, что Дамблдор всерьез верит и в легенду о Тайной комнате, и в то, что в ней живет чудовище, которое должно было истребить детей, рожденных от маглов. Альбус рассказал тем вечером деканам о том, кто может так сильно околдовывать магов, что даже он, сильнейший волшебник, вынужден ждать, когда созреет главный из ингредиентов эликсира; но МакГонагалл отказывалась верить до последнего. Однако действительность доказывала правоту Альбуса.

— То есть пока мы никаких активных действий предпринимать не будем? — спросила она наконец, совладав с собой.

— А у нас просто нет выхода. — Дамблдор всплеснул руками. — Привидения пока сопровождают старост и преподавателей ночью, дежурят у туалетов и канализационных решеток. Нам нужно поймать того, кто выпускает василиска, и теперь мы знаем, что тот, кто это делает, избегает лично встречаться с кем-либо, поскольку не может обезоружить, — очевидно, что Волдеморт каким-то образом околдовывает одного из маленьких учеников. Старшекурсники или преподаватели смогли бы расправиться со сквибом, даже имея скудные познания в магии: Волдеморт бы использовал их силу на свое усмотрение.

— Но постой, Альбус! Если Сам-Знаешь-Кто околдовал ученика и использует его силы, чтобы своим даром открыть комнату, то...

— Да, верно, — Дамблдор не дал ей договорить, — это наверняка вредит ребенку. Поэтому мы не будем поднимать панику и тем более вмешивать Министерство...

— Фадж недавно спрашивал, как идут поиски Наследника, — прервала его Минерва. — Боюсь, Министерство само вмешается, если мы продолжим бездействовать.

— Оттого что оно вмешается, Волдеморт себя не обнаружит, — раздраженно отмахнулся Дамблдор. — Напротив, он может сменить тактику на более агрессивную. Нам следует действовать осторожно. Фаджа я успокою. Меня куда больше волнует Люциус.

— Странно, он даже на первую игру сына не пришел, — хмыкнула Минерва. — Уж я думала, он-то воспользуется ситуацией и нагрянет с проверкой.

— У него сейчас другие проблемы, — усмехнулся Дамблдор. — Я подозреваю, что он пока ничего не может предъявить мне, потому что еще нет жертв.

— А если будут?..

— Разве ты считаешь, что я, будучи директором, могу допустить смерть ученика?

Дамблдор поглядел на коллегу спокойно, но та заметно стушевалась.

— Нет. Конечно же, нет, — ответила она, примирительно погладив его по руке. — И все же чем больше жертв, тем больше будет давление Министерства. Ты ведь знаешь Фаджа: ему лишь бы показать, что он предпринимает какие-то действия. Боюсь, он может потребовать ареста Хагрида.

— Я думаю, до этого не дойдет. Я уже близок к разгадке.

На этом их разговор был прерван вошедшей сквозь ширму Помфри. Она попросила их покинуть крыло: все, что могла, она для пострадавших сделала, а значит, пациентов следует оставить в потайной комнате и выйти.

Позже Дамблдор обсудил все то же самое с Северусом, находясь уже у себя в кабинете, где не нужно было прятаться под заклинанием-заглушкой. Снейп подтвердил информацию о том, что Малфой пока не может надавить на Фаджа и заставить того принять против руководства школы какие-либо действия. Кроме того, он занят тем, что пытается не пропустить промагловский закон Артура Уизли на рассмотрение и спешно прячет темные артефакты от рейдов, за которые отвечает тот же Уизли.

— Прячет артефакты, говоришь? — задумчиво протянул Дамблдор, отпивая виски.

— Скорее всего, — ответил Снейп.

Альбус нахмуренно уставился сквозь стену.

— Волдеморт давал ему что-то на хранение? — спросил он затем.

— Не имею об этом ни малейшего понятия. Если и давал, то это было сделано исключительно тет-а-тет.

— Но мог.

Дамблдор на этот раз утверждал. После разговора с Минервой он свел свои догадки к одному варианту: в школе есть еще один крестраж, который управляет одной из рыжих девочек. В том, что это была не Эмили, он был уверен теперь на сто процентов: у той была мантия-невидимка, а значит, она могла проходить мимо Филча не только в его отсутствие и Миртл бы ее не увидела, поэтому ни добровольно, ни под влиянием Тома она открыть комнату не могла. Но если слияние душ получилось как надо — а для обратного пока Альбус не видел причин, — она могла вспомнить об открытии комнаты в прошлом. Что Эмили предприняла бы, предсказать было сложно, и до сих пор не было признаков ее реакции на происходящее в замке.

— Думаешь, Темный Лорд отдал ему на хранение крестраж, а тот избавился от него, отдав кому-то из учеников?

Тон Снейпа прозвучал иронично, на что Дамблдор усмехнулся:

— Не совсем верно. Он отдал кому-то из учеников не просто так, а с надеждой на то, что артефакт сработает именно таким образом. Это был удар по мне, не сомневаюсь. А еще я уверен, что Волдеморт, который живет в Албании, совершенно не желал подобного исхода для такой ценной вещи.

— Каков твой план?

Альбус ответил не сразу.

— Нужно узнать, насколько Эмили в курсе того, кто это делает, а также понять, что собирается предпринимать она сама.

— Причем тут Поттер? — Тон Снейпа стал чуть более раздражительным.

— Есть вероятность, что она сможет обезвредить крестраж. Но прежде всего именно она сейчас лучше нас осведомлена о том, чем являются крестражи и у кого может находиться один из них.

— Если она вспомнила об этом.

— Я полагаю, что она вспомнила об этом в тот же день, как увидела надпись. Насколько мне известно, ее память сейчас вытаскивает из жизни Тома те моменты, которые очень ярко ассоциируются с действительностью.

— Я правильно понял, что ты хочешь заставить девочку решить проблему с Наследником? — криво усмехнувшись, спросил Северус.

Дамблдор озадаченно посмотрел на него и грустно качнул головой.

— Вот уж не думал, что ты обо мне такого мнения. Если бы была возможность избавить девочку от всего, что с ней творится, не лишая ее детства и не убивая ее, я бы непременно так и поступил. Но мы в другом положении, и вынуждены ориентироваться на тот феномен, с которым пришлось столкнуться.

— Она ребенок, — сухо вставил Снейп. — Она наконец-то может колдовать и, очевидно, жить с осознанием того, что якобы в прошлой жизни была другим человеком. Ты слишком много от нее ждешь.

— Но она слишком много и может дать! — возразил Дамблдор. — Северус, вдумайся, сейчас она — единственная возможность узнать все секреты Волдеморта. В данном случае это, в первую очередь, количество и виды крестражей, а затем, надеюсь, она сможет «вспомнить» и то, куда он спрятал их.

— Ты ведь не хочешь сказать, что для того, чтобы развоплотить Темного Лорда, ты собираешься уничтожить и ее саму в конце концов? Если я понял тебя верно, она — тоже якорь, который будет удерживать Темного Лорда в этом мире.

— Нет. Конечно же, я не собираюсь убивать ее, — улыбнулся Дамблдор. — Я не для этого спасал ее душу. Но об этом потом. — Он предупредительно поднял руку, не давая Снейпу задать вопрос. — Я еще не готов обсуждать будущее. Оно слишком вариативно. Поэтому я прошу тебя помочь мне прояснить ситуацию относительно того, как много узнала Эмили.

— Видимо, у меня нет выбора.

— Выбор есть всегда, Северус, и ты сделал его еще двенадцать лет назад, — парировал Альбус, приподнимаясь с кресла. — Я знаю, ты по большей части окклюмент, но попробуй поймать ее взгляд и аккуратно подсмотри сознание, пока она будет у тебя на уроке. Не нажимай — спровоцируешь ее внутреннего Волдеморта поставить щиты. Я не могу сам это сделать именно по этой причине: он может слишком бурно отреагировать на мое присутствие. Я пока подумаю над тем, как проверить еще кое-что.

Снейп вопросительно поднял бровь.

— То, насколько она действительно равна Волдеморту. Мне интересно, передалась ли ей способность говорить на парселтанге. Если да, то она единственная, помимо него, способна будет управлять змеем, поэтому сможет прекратить нападения.

Глава опубликована: 16.09.2016

Глава 21. Меры. Часть II

3 декабря 1992 г.

 

— Надеюсь, мы встали в такую рань, не только чтобы кофе попить, — проворчала Синистра себе под нос.

— Ты не слышала о вчерашнем нападении? — удивилась ее соседка, отхлебнув горячего напитка из кружки.

— А что, наш директор уже придумал, что с этим делать? — задала встречный вопрос Синистра.

— Придумал наш замечательный преподаватель защиты от темных искусств, — зычно провозгласил ворвавшийся в кабинет Дамблдор.

Он был спокоен, но каждый из присутствующих ощущал бьющую из него энергию. Под глазами залегли тени — многие подумали, что он не спал всю ночь.

— Профессор Пирс, прошу вас, — он жестом пригласил того в центр, — расскажите о вашей идее.

— Коллеги! — Пирс прыгающей походкой предстал перед всем преподавательским составом. — Нам нужно обучить детей самозащите. Уровень крайне и крайне низок. Вероятно, это не защитит их от Наследника и его чудовища, но защитит друг от друга. Все вы видите, как обострилась ситуация между факультетами и внутри них. И самое главное: маглорожденные волшебники находятся в наиболее невыгодном положении по сравнению со своими чистокровными сверстниками. Тех учили их аристократы-родители: конечно, вторые чувствуют превосходство! Итак, я предлагаю ввести дополнительные занятия, на которых я обучу первые и вторые курсы азам самообороны.

— Я одобрил эту идею, — поддержал его Дамблдор. — Мы организуем еженедельный Дуэльный клуб. Профессор Пирс будет вести его совместно с профессором Снейпом.

— Старшекурсники, разумеется, тоже могут приходить, но упор сделаем именно на юных магов, — кивнул Пирс. — А в конце учебного года они все сдадут экзамен по программе клуба.

— Отлично. Наконец-то проклятие не помешает дать ученикам нормальные знания по этому предмету, — согласно кивнула Минерва. — Я полагаю, деканам следует распространить информацию в своих факультетах?

— Да, объявления я уже составил. — Дамблдор махнул рукой на стопку. — Домовики их расклеят, а вас я прошу персонально сообщить об этом своим первым и вторым курсам.

— Для предметников указания будут? — спросила мадам Хуч, сидевшая со сложенными на груди руками.

— Вы здесь за другим. Присаживайтесь, Майкл. — Он указал Пирсу на его место. — Я скорректировал график дежурства. Изменения вступают в силу сегодня. Прошу всех подойти и ознакомиться.

Пока преподаватели обступали его стол в поисках своего имени в расписании, Дамблдор отвел Северуса в сторону.

— Придумай, как спровоцировать кого-либо из оппонентов Эмили в клубе вызвать змею, и следи за реакцией. Сразу после сегодняшнего занятия — ко мне с докладом.

— Будет сделано, — так же тихо, как и Альбус, проговорил Снейп.

Дамблдор терпеливо дождался вечера, проведя день в переписке с Корнелиусом Фаджем, министром магии. Когда в кабинет вошел Снейп, Альбус дописывал последнее на сегодня письмо, в котором подводил итог о том, что последует за принятием Акта о защите маглов и насколько важно пропустить этот закон, невзирая на противостояние Люциуса Малфоя.

— Как прошло? — спокойно спросил Альбус, быстрыми движениями сворачивая пергамент.

Снейп неторопливо прошел к столу, сцепляя пальцы в замок.

— Пересказать или хочешь взглянуть сам?

— Я доверяю тебе, — произнес Дамблдор и отправился к фениксу.

Тот сонливо расправил крылья при приближении хозяина, но послушно взял в клюв свиток и исчез в пламени.

— Сложно сказать, — медленно начал Снейп.

— Что Эмили сделала, когда змея появилась? — Дамблдор призвал стаканы и бутыль выдержанного огневиски и принялся разливать напиток.

— Постаралась не сделать ничего, что могло бы выдать ее.

Альбус сел в кресло и задумчиво прикоснулся к губам.

— Можешь рассказать подробнее?

Снейп, прежде чем ответить, отпил из стакана.

— Она изобразила ужас. Я бы даже сказал, она действительно его испытала, но держала взгляд широко раскрытым слишком долго для того, кто действительно боится змей.

— То есть она подражала и пыталась не отличаться от других, — повторил Дамблдор.

— Да, поэтому сложно сказать, говорит ли она сама на парселтанге, но она его понимает. Я скользнул по ее сознанию и различил два источника ужаса, под одним из которых она маскировала другой.

— Змея шипела? — уточнил Альбус, собирая картину в голове.

— Да, почти сразу, как материализовалась. Поттер прижала рот руками. Похоже было, что ее тошнит, но она расслышала змею: Поттер обратила на нее внимание, когда та зашипела; и в ее сознании я уловил нечто вроде понимания. После этого она моментально отвернулась и вышла из толпы. Дальше я видел ее только среди учеников.

— Возьмешься ли ты сказать, что ей передался дар змееуста? — помедлив, спросил Дамблдор.

— Нет. Но я могу утверждать, что змею она поняла. Думаю, именно это она и пыталась скрыть под маской ужаса от змеи.

Альбус встал со своего места и принялся вышагивать по кабинету, смотря в пол. Он непрестанно теребил пальцы, держа руки за спиной. Дамблдор думал над тем, что услышал. Ему отчаянно не хватало данных, которые разъяснили бы ему происходящее в замке.

— Заметил ли ты что-нибудь еще? Что угодно, что могло показаться странным? — спросил он Северуса, повернувшись вполоборота.

Тот заколебался и ответил не сразу.

— Если бы ты был со мной более откровенен, я бы обязательно принял во внимание все, что тебе нужно.

— Я не готов пока сказать то, о чем догадываюсь. Информация — опасная вещь, — уклончиво ответил Дамблдор, продолжив кружить по кабинету.

— Что ж, — Снейп понизил голос и пригубил виски, — она ведет себя тихо. Общается с устоявшимся кругом лиц. Все как и всегда.

— И по-прежнему с мистером Флинтом?

— Да, я видел их сегодня на занятии.

— Хорошо, — кивнул Дамблдор. — Это хорошо.

Затянувшееся молчание звенело в воздухе.

— Ты пытаешься предупредить нападение и поймать ученика с поличным? — Снейп был беспристрастен, но Дамблдор знал, что тот переживает за слизеринцев, на которых ополчилась вся школа. Конечно, Северус хотел как можно скорее прекратить это.

— Где Наследник, там и василиск. Для меня встречаться с ним более всего небезопасно, а Миртл не надежна. Я думал было, что Эмили все поняла, что она захочет найти часть души, которую сейчас считает своей. Я надеюсь на то, что она получила от Волдеморта дар змееуста, а значит, выживет от взгляда Василиска и сможет управлять змеем. Отправлять с ним на встречу именно ее надежнее всего.

— Почему ты думаешь, что Поттер нужно влезать в это дело? В прошлом году мы поняли, что она не тот человек, которого можно заманить приключениями и загадками. Ей нужен личный мотив.

— Он у Эмили есть. Тогда, в подземельях, где мы прятали философский камень, она позвала его.

— Темного Лорда? — с недоумением уточнил Снейп.

— Да, именно того, что сидел в Квиррелле. Эмили не предприняла попытки сбежать или защититься. Со стороны мне виделось, будто она с готовностью принимает то, что Волдеморт был намерен проникнуть в нее; но материнская защита не позволила этому случиться, и он ушел, поверженный.

— А она звала его обратно?.. — повторил Северус, осознав, как много это значит.

— Звучит пугающе, согласен. — Дамблдор наконец остановился и отвернулся к темному окну. — Я полагаю, мы сильно изменили отношения между ними. Волдеморт сказал тогда, что она гораздо лучше камня и после этого попытался переселиться в нее. Видимо, он считал, что раз в ее теле уже живет часть его души, то у него получится тоже.

— А если она увидела развоплощение Темного Лорда, как ты и хотел, она могла почувствовать ту боль от разрыва, что испытал кусочек его души, — понял Снейп. — И не стала сопротивляться.

— Именно. Поэтому я считаю, что она непременно должна была отыскать «свой» крестраж. Мне показалось, что тогда, в подземелье, она сочувствовала Волдеморту.

— Может, она решила, что это его основная душа снова в замке, и боится с ним встретиться? Все-таки девочка не в отца пошла — на рожон не лезет. Она за эти месяцы могла многое о нем вспомнить и понять, что это за чудовище.

Альбус упер руки в бока.

— Ладно, пока последим. Я схожу к тому туалету, рассмотрю его. Возможно, я упускаю нечто очевидное.

— Если ты хочешь, чтобы я помогал тебе, было бы неплохо посвятить меня в то, что ты уже знаешь. — Снейп резко встал.

— Я рассказал почти все, — тихо проговорил Дамблдор, убирая бутыль и стаканы в шкаф.

— Я могу помочь, — настаивал Северус. — Позволь мне осмотреть туалет тоже.

Дамблдор не нашел причины отказать в этом; и спустя полчаса они оказались перед грязными раковинами. Осмотревшись и не найдя ничего примечательного, они хотели было уйти, но Альбус, бросив взгляд на раковину со змейкой на кране, заметил на зеркале что-то, что, как ему показалось, не могло появиться на нем без человеческого участия.

Снейп без лишних слов подошел к раковинам следом за ним и тоже внимательно вгляделся в пыльный рисунок зеркала. Пыль и грязь были неравномерные, поэтому осознанные штрихи на нем сначала не бросались в глаза, к тому же находились ниже уровня их глаз.

— Как раз там, докуда дотянулась бы младшекурсница, — прокомментировал Дамблдор, пригнувшись ближе.

— Ужасный почерк, — проворчал Снейп, вглядевшись в черты и завитушки и признав в них буквы.

— Полагаю, не слишком-то просто писать по пыли. Ты можешь прочесть?

— Сложно понять. Писалось быстро, как я вижу.

— Это... «Малина»?.. Нет, «Молния», — прищурился Дамблдор.

— А здесь похоже на «в» и «я».

Снейп присел ниже и взглянул на почерк под другим углом. Вынув из внутреннего кармана мантии палочку, он начал восстанавливать буквы, отправляя потоки грязной воды, перекрывшей их, по обратной траектории.

— Стоп, — сказал Дамблдор, следивший за преобразованием. — Сейчас хорошо видно.

Они оба пригляделись к поверхности зеркала, буквы на которой стали выглядеть почти четко.

— «Молния в закате». Не говори мне, что это намек на Поттер, — фыркнул Снейп и выпрямился.

— Меня больше интересует, кто и куда собирается приближаться, — нахмурился Альбус, тоже расправляя спину.

— Зависит от того, что именно означает первое предложение.

— Верно. Либо это нечто вроде кодового слова...

— ...Либо они так представляются с целью узнать друг друга.

Дамблдор улыбнулся.

— Ты рад, — сухо констатировал Снейп, вернув надпись в изначальное состояние.

— Это Эмили, — едва ли не гордо произнес Альбус, направляясь вон из туалета. — Она приходит сюда под мантией-невидимкой, иначе бы Миртл мне сообщила. Эмили контактирует с крестражем и, очевидно, поняла, кого он околдовал.

Снейп резко остановился.

— Может, это девочка Уизли? Я видел, как Поттер высмотрела ее сегодня после занятий и подошла, но та, кажется, очень этому удивилась.

— Не похоже на Эмили, — согласился Альбус. — Насколько я ее понял, она не подходит к людям без причины. А мисс Уизли вела себя странно на твоих уроках?

— Не странно, но Уизли вечно клюет носом, и мне приходится следить за тем, чтобы она не взорвала свой котел, — ответил Снейп. — Я говорил Минерве, чтобы она научила девчонку распорядку дня, но за Уизли вступились братья. Сказали, что она переживает из-за всего, что происходит.

Рыжая маленькая девочка — Джинни Уизли. Джинни остро реагирует на нападения. Эмили, наверняка помня прошлое открытие комнаты, без видимой причины пытается пообщаться с незнакомым ей человеком. Все сходится.

Загадка наконец начала решаться. За сегодня Дамблдор узнал так много информации, сколько не мог собрать за прошедшие недели. Теперь ему многое стало понятно: Эмили вышла на контакт с крестражем, нашла того, кем он овладевает, и даже дала понять, кто она сама. Дело двигалось, и можно было надеяться на удачный исход.

— Когда у тебя урок с первым курсом Гриффиндора? — спросил Альбус, пока они шли к лестнице.

— Завтра. Считаешь, крестраж у нее? Как он мог попасть к ней от Малфоя? Да и почему именно к ней?

— Я постараюсь это выяснить. Отправь мисс Уизли к мадам Помфри. Я дам той указания по диагностике. Надеюсь, девочка еще не в критическом состоянии.

— А что с Поттер?

— Не будем мешать. Ни крестраж, ни василиск ей, в отличие от нас всех, не опасны...

— ...Скорее всего, — напомнил Снейп.

— Пророчество, Северус, — загадочно подмигнул Альбус. — Оно сбывается, хочу я этого или нет. Я верю, что и в этот раз все идет так, как предречено.

На этом они разошлись. Дамблдор улыбался мыслям о том, что он не ошибся в Эмилии. Снейп уходил с тяжелым ожиданием будущего, в котором дочь Лили получится совсем не дочерью Лили.


* * *


10 декабря 1992 г.

Дамблдор ожидал, что надписи на зеркале могли сменяться хоть каждый день, но любопытство смирялось осознанием опасности, которой он мог подвергнуть себя или другого преподавателя. Ему пришлось инструктировать Миртл по поводу того, как не подавать виду, что она что-то подозревает, и смотреть за зеркалом.

За прошедшую неделю было совершено еще одно нападение. Благодаря пересказам Миртл фраз, которые появлялись на зеркале, Альбус подтвердил мысль о том, что и Том, и Эмили поняли, кто они есть друг для друга; и о том, что каждый пытается опередить другого. Это беспокоило Дамблдора, но активных действий он предпринять сейчас не мог. Эмили была предоставлена свобода действий, а он сам пристально наблюдал за ней и за Джинни через своих помощников.

Спасшего хаффлпаффца Безголового Ника не удалось вовремя скрыть от учеников, и это привело к новой волне паники как в школе, так и за ее пределами. Альбуса закидали письмами из Министерства с упреками в том, что он способствует продвижению закона о защите маглов, но сам до сих пор не может спасти их волшебников-детей. Однажды Дамблдор был вынужден посетить кабинет Фаджа, где долго увещевал высших чиновников и коллег из Визенгамота, что ситуация находится под контролем и нападения вот-вот прекратятся.

При выходе с этажа, на котором проходила встреча, Альбус столкнулся с Люциусом Малфоем.

— Вечер добрый. — Тот манерно открыл перед Дамблдором лифт, насмешливо склонив голову.

Альбус равнодушно зашел внутрь.

— Вам наверх, надеюсь? Мне бы хотелось успеть на ужин.

— Да, мой рабочий день окончен, — ответил Люциус, заходя следом.

Золоченые решетки закрылись, оставив их наедине друг с другом.

— Как продвигается поиск Наследника? — елейным голосом поинтересовался Малфой, развернувшись к Альбусу лицом.

Дамблдор постарался не показывать, что разозлен подобной участливостью. Он еще не оставил предположение о том, что Люциус организовал проникновение крестража в замок через Уизли. Еще не было понятно, каким образом это было осуществлено, но все подозрения концентрировались на Малфое.

— Со дня на день поймаем, — спокойно ответил Альбус.

— Неужели? — холодно улыбнулся Люциус. — И кто же принес столько страха в школу? Кто виновник?

Дамблдор невозмутимо посмотрел в серые глаза Малфоя.

— Как и всегда, виновник действует через чужие руки. У меня есть данные о том, что к этому вновь причастен лорд Волдеморт.

Малфой опасно сощурился, едва слышно зашипев.

— Не стоит, — процедил он, — списывать на него все грехи.

— Как вы? — парировал Дамблдор, не отрывая взгляда.

Люциус вздернул подбородок. Его ноздри злобно расширились.

— Вы прекрасно знаете...

— Да, я прекрасно знаю. Не нужно говорить мне о том, кто вы и что сделали. У меня есть более достоверные источники такой информации, — резко прервал его Альбус. Затем он добродушно заметил: — Атриум. Вы выходите?

Люциус сделал шаг из лифта, а затем стремительно развернулся, преградив Дамблдору путь.

— Еще чуть-чуть, и школа перестанет быть оплотом магловской грязи.

— Вы угрожаете? — Альбус пронзительно посмотрел на него в ответ.

— Констатирую факт, — выплюнул Малфой.

Он собирался уйти, но Альбус цепко схватил его за предплечье.

— Я не позволю ни одному ребенку пострадать в Хогвартсе, пока я в нем директор, — спокойно произнес он, серьезно глядя в глаза Люциусу.

Малфой, презрительно скривив бескровные губы, медленно отцепил пальцы Дамблдора от руки.

— Пока, — с опасными нотками в голосе пропел он и улыбнулся: — И я снова не угрожаю.

Из коридора в холл они вышли молча и с видом, будто между ними не было сказано ни одного враждебного слова. Каждый из них направился к разным каминам, и только оказавшись на улице, Дамблдор смог трансгрессировать к черте Хогсмида.

Возвратившись в школу, он обдумал слова Малфоя. Не осталось сомнений в том, что именно он затеял все, что происходит в Хогвартсе. После ужина Дамблдор попросил феникса отправить Артуру Уизли перо, и спустя несколько минут в камине показалась рыжая голова с залысинами.

— Здравствуй! — тепло поприветствовал Артура Дамблдор, помогая отряхнуться от пороха.

Со времен первой войны они стали тесно общаться. И Альбус, и Артур разделяли взгляды на проблему магов и маглов, поэтому продолжали сотрудничество до сих пор.

— О, я вижу, коллекция пополняется? — воскликнул Уизли, увидев на столиках приборы. — Можно?

Дамблдор позволил ему рассмотреть предметы, а когда тот, воодушевленный, наконец присел в кресло и взял предложенный тыквенный сок, начал:

— Я позвал тебя, чтобы поговорить о...

— Фреде? Или Джордже? Что эти проказники натворили на сей раз? — тут же спросил Уизли, но Дамблдор видел, как тот с горящими глазами ждал интересной истории о своих близнецах. Альбус думал даже, что это были любимые сыновья Артура.

— Нет-нет, они нынче спокойны. Я даже боюсь, вдруг они что масштабное задумали! — по-доброму засмеялся Дамблдор. — А я хочу расспросить тебя о Джинни.

Артур, заметив его серьезный взгляд, приосанился и тревожно нахмурился.

— Я слушаю.

— Запомни: содержание нашего разговора не должно дойти до Молли.

— Да, конечно, — согласно кивнул Уизли. — Не нужно, чтобы она нервн... Стой.

Он побледнел, а на верхней губе выступила капля пота.

— Нет-нет, она не оцепенела, — мгновенно успокоил его Альбус, предвосхитив вопрос. — Но, боюсь, она... имеет к этой ситуации отношение.

— Прости? — Артур поперхнулся.

Дамблдор решил начать с другого конца, чтобы не шокировать товарища.

— Скажи мне, до этого Акта и рейдов, ты с Люциусом не вступал в конфликт?

Уизли почесал рыжий клочок волос над ухом.

— Мы не очень часто пересекаемся, но если уж такое случается, порой и ругаться приходится.

— Вспомни, пожалуйста, когда это было в присутствии твоих детей. Особенно Джинни. — Дамблдор подался вперед и приготовился внимательно слушать.

Артур задумчиво поджал губы, потер тронутую щетиной щеку и произнес:

— А вот летом этим, кажется. Да-да, мы тогда пересеклись во «Флориш и Блоттс». Не знаю, что за пикси его укусили, но он был чрезвычайно разговорчив в тот день. Собственно, и получил за свои слова.

— Предполагаю, что это были за речи, — понимающе кивнул Дамблдор. — Это все, что ты можешь вспомнить? Он как-то контактировал с Джинни?

Артур смущенно пробормотал:

— Он вытащил из ее котелка учебник... Мы его с рук взяли, и он прошелся по этому поводу.

— Не стоит стесняться таких вещей. — Альбус успокаивающе потрепал того по блеклому рукаву мантии. — Он потом вернул учебник обратно?

— Да, кажется, вернул, но это уже было после драки.

Дамблдор отметил про себя, что Люциус, вероятно, именно в этот момент подложил что-то в учебник. Иначе ему было сложно представить столь замедленную реакцию Пожирателя Смерти на нападение.

— Вы потом просматривали эту книгу? Не было ли в ней ничего необычного?

— Э-э-э, — задумался Артур, — мы не проверяли. Ну, Джинни нам ничего не сказала, так что, думаю, нет. Нет.

Альбус задумчиво провел пальцем по губам.

— И ничего странного за Джинни вы не замечали?

Уизли пожал плечами и обеспокоенно спросил:

— Альбус, ты ведь это с какой-то целью спрашиваешь? Скажи прямо, она специально все это?..

— Вовсе нет. Она не сама и, боюсь, даже не знает о том, что причастна к этому.

Артур взялся за голову и в нетерпении встал на ноги.

— Мерлин мой, это же скандал!

— Об этом никто не знает. Сядь, — тихо проговорил Альбус. — Вспомни все, что можешь.

— Альбус, мы в вещах наших детей не роемся, — серьезно сказал Артур, послушно присаживаясь обратно в кресло. — Но Перси писал нам, что Джинни плохо себя чувствует и очень переживает из-за нападений.

— Сама Джинни что говорит?

— Она отмахивается, мол, не маленькая. Не хочет, чтобы переживали.

— Есть предположение, что Джинни о чем-то догадывается, и ей стыдно признаться в том, что она может быть тем, кто нападает на учеников.

Большего Дамблдор вытянуть из Артура не смог. Ему так и не стало известно, что за предмет мог попасть к Джинни, но теперь он знал, кто, как и когда подкинул ей крестраж Волдеморта. Подсчитав примерное влияние Тома на Джинни, Альбус ужаснулся: Комната была открыта два или три месяца спустя после их первого контакта. Если так, то Джинни уже почти на грани. Как показало обследование, она сильно ослабела. Дамблдор успел за это время изучить записи первого создателя крестражей, которые он после подозрений, что Том интересуется этой темой, изъял из библиотеки, когда стал директором. Из имеющейся информации и того, что случилось с Эмили, можно было предположить, что крестраж умеет контактировать с душами прочих людей; но для этого требовалась сильная связь.

Дамблдор предполагал, что это было нечто, что Джинни часто носила с собой или к чему привязалась за эти месяцы, и надеялся лишь на то, что Эмили подоспеет вовремя. Следовало как можно скорее освободить Джинни от влияния Тома. Она не аномальная Эмили — не переживет эту связь. Дамблдор взвешенно обдумал все риски и принял решение не вмешиваться до тех пор, пока не станет ясно, что Эмили не справляется. Едва кто-либо из персонала, привидений или портретов заметит, что Джинни становится хуже, ее моментально отправят в кабинет Дамблдора.

А о том, как организовать передачу крестража Эмили, Альбус решит позже. Без ее помощи он не сможет грамотно обезопасить магический мир от Волдеморта, который обязательно найдет способ вернуться, и при этом не навредить ей самой.


* * *


25 апреля 1993 г.

— Опять! — Миртл с воем просочилась сквозь дверь в кабинет. — В меня опять кидают чем-то!

Дамблдор поправил очки-полумесяцы, оторвавшись от письма, и устало посмотрел на призрака. Ее появление, однако, встревожило. Нападений не было с декабря, а Джинни с тех же пор шла на поправку. Альбус ждал, что же сделает Эмили, но та за все это время ни разу не появилась около Тайной комнаты.

— Кидают? На этот раз ты не видишь кто?

— Нет! Совершенно из воздуха прилетел камень. Ну конечно, ведь теперь это так забавно! — прокричала Миртл.

— Довольно, — не повышая голоса, произнес Дамблдор и отложил перо. — Сходи навести русалок, тебе полезно прогуляться.

Миртл надула губы и, заметив, что Дамблдор больше не обращает на нее внимания, вылетела через окно, попытавшись разбить стекло.

— Пум-пум-пурум, — пробормотал себе под нос Альбус, поставив последнюю точку в сообщении Фаджу.

Дела шли хорошо. Малфоя наконец удалось угомонить — как только прекратились нападения, Фадж лично задал Люциусу трепку на тему подстрекательства и измены. Тому нечего было противопоставить, но Дамблдор не расслаблялся и продолжал контролировать ситуацию в Министерстве, да и Корнелиус еще чаще стал справляться по различным правительственным вопросам. Дамблдору это было на руку, но он с каждым днем все сильнее разочаровывался в Министерстве. Магам нужен был толчок, сдвиг, который смог бы сформировать иное, более прогрессивное общество. Избавить магов от предрассудков не так просто, но это было необходимо; и Дамблдор надеялся на то, что Эмили, имея в себе амбиции Тома, пойдет ему навстречу, поможет дать начало изменениям. Оставалось только выяснить ее взгляды и воспитать в ней самостоятельность и ответственность за свой выбор. Ему не нужна была в Министерстве еще одна марионетка. Безвольные и несознательные люди вызывали жалость, а Дамблдор вовсе не желал, чтобы Эмили превратилась в одного из таких людей.

А еще он не хотел, чтобы Том в очередной раз направил свой исключительный ум в деструктивное русло.

Отослав Фоукса в Министерство, Альбус нырнул в потайную комнату кабинета. Он прошел к дальней стене, отодвинул закрывавший ее портьер и, сотворив себе стул, обратился к пустой раме:

— Там что-то слышно?

— В том и проблема, что только слышно, но никого нет, — ответил ему его же голос. Следом за ним в раме появилось лицо; тоже его.

Дамблдор смотрел на свой портрет и придирчиво окидывал взглядом штрихи, формирующие нос. Художник почему-то сделал его менее кривым, чем тот был на самом деле. Согласно традиции, этот портрет появился уже давно, с самого вступления Альбуса на должность директора. Дамблдор многое ему рассказал, когда пытался разобраться в своих мыслях и когда уже распутал их. Это необходимо было для того, чтобы обучить портрет быть настоящим Дамблдором после его смерти и консультировать преемника в первую очередь. Но, если Альбус умрет раньше, чем сумеет передать Эмили все, что знает; раньше, чем научит ее тому, чему должен научить, — портрет сможет завершить его миссию.

В связи с открытием Тайной комнаты и решением загадки о крестраже и Эмили, пришло время сделать его второй экземпляр. Получив копию только под Рождество, Дамблдор повесил свой второй портрет прямо над дверью туалета. Он мог бы временно повесить сюда любой портрет и осенью, но не хотел, чтобы бывшие директора знали то, о чем он не собирался упоминать при них, что уж говорить про рядовые болтливые портреты.

Нарисованный Дамблдор висел лицом к раковинам и должен был отмечать, входит ли кто-то сюда, открывает ли Комнату; и при этом вовремя прятаться от змея за рамой. Сам портрет был скрыт под дезилюминационным заклинанием, чтобы не выдать слежку.

— Побудь еще там, — сказал живой Дамблдор портретному. — Я подожду. Эмили, вероятно, под мантией. Смотри, не открыла ли она вход.

Пока рама пустовала, Альбус думал о том, зачем Эмили понадобилась Тайная комната. Разве что из любопытства? А может, Тому потребовалось гораздо больше времени, чтобы околдовать ее, а у нее не получилось сопротивляться? Дамблдору было жутко думать об этом. Ему приходилось иметь дело со случайностями, а это не тот инструмент, который гарантирует победу.

Портрет вернулся спустя долгое время. Он был встревожен, что не укрылось от внимания Альбуса.

— Она открыла?

— Открыла. Не с первого раза, но открыла. Она пробовала говорить на парселтанге. Сначала ей потребовалась живая змея, но она очень быстро приноровилась переключаться на человеческую речь и обратно.

— С ней был домовик? — догадался Дамблдор.

— Да. Сначала он спустился по трубе сам. Затем перенес ее.

— Чудовище?..

— Его не было. Эмили закрыла вход, все за собой почистила. Вероятно, она изучала, что там внизу.

— Я понял. Спасибо.

Затем Дамблдор уселся удобнее, приблизившись к стене.

— Северус сообщает об активности Метки. Что это значит?

— Что Волдеморт крепнет. В данном случае это означает, что его сознание приобретает ясность, и он начинает пользоваться своими магическими ресурсами, — продекламировал портрет, словно рассказывал выученный урок.

— Верно. Но какой из Волдемортов набирает силу?

— Это еще неизвестно, но предполагается, что албанский изувечен настолько, что нуждается в помощи со стороны. Также известно, что Эмили принимает себя за часть души Волдеморта, отколовшуюся в Хэллоуин восемьдесят первого года. Равенство — а точнее эквивалентность, — указанное в пророчестве, позволяет нам именовать ее таким же Волдемортом, или Томом. Именно она в данный момент, как доподлинно известно, пользуется ресурсами Волдеморта, поскольку осознала их. Вероятно, общение с найденным крестражем углубило ее понимание себя-не-себя.

— Все правильно, молодец, — одобрительно кивнул Дамблдор, оперевшись локтями на колени. — Именно на это реагируют сейчас все Пожиратели. Люциус предпочитает залечь на дно еще и поэтому. Думаю, он понял, что его план провалился; и с одной стороны он боится, что я найду улики против него, а с другой — опасается, что Волдеморту стало известно о том, что он сделал с доверенной ему вещью.

Альбус подставил сложенные в молитвенном жесте пальцы к подбородку, а взгляд его устремился сквозь пространство.

— То, что Эмили, скорее всего, не поддалась чарам крестража, меня радует больше, чем беспокоит. Это, безусловно, опасно, ибо свидетельствует о схожести их душ, их взаимозаменяемости — в реальном мире змея не выживет, если будет пожирать свой хвост. Однако есть благоприятная тенденция: вспомни, что я рассказывал тебе на той неделе про мисс Уизли и мисс Лавгуд. Это не методы Тома, хоть и желание замести за собой следы у них с Эмили одно на двоих. Я полагаю, защита Лили сохраняет ее душу чистой от пагубных соблазнов; и когда мои подкрепляющие чары спадут, Эмили уже будет сформирована как личность и справится с — теперь уже своей — темной стороной души без этой поддержки.

Портрет кивнул в знак понимания. Альбус усталым взглядом окинул нарисованного Дамблдора. Его еще во многом предстояло просветить.

— В ближайшее время у нас с тобой не будет тренировок, продолжай следить.

Попрощавшись, Дамблдор вышел из комнатки. На душе было непонятное чувство — смешение торжества и тревоги.

Итак, Эмили может не только подражать Волдеморту — Тому, — потенциально зная о нем больше всех. Она действительно может быть эквивалентной ему, как предрекало пророчество.

Быть им.


* * *


21 июня 1993 г.

Тук-тук-тук.

— Да, профессор Пирс, входите! — спохватился Альбус и спешно прикрыл Омут памяти каменной крышкой.

— Хе-хе, — крякнул, казалось, вечно неунывающий Майкл Пирс, прикрывая дверь в кабинет. — Я пришел за вольной!

— А я ждал вас с минуты на минуту. — Дамблдор встал ему навстречу и протянул ладонь для обмена рукопожатиями.

— Экзамен чуток задержался: мисс Поттер все никак со своим боггартом справиться не могла. Говорил же я вам, что без дополнительных занятий не обойтись! Она ведь заявилась ко мне в самый последний день — что уж я в таком случае сделаю?

Пирса слегка передернуло, и Альбус, жестом предлагая сесть, спросил:

— И все-таки справилась она? Сама?

— Да уж сама. Не то чтобы я осуждал ваши методы, — Пирс приложил руку к груди, — но вам бы психолога в школе завести. Как минимум у четверти всего второго курса глубинные проблемы с психикой. А что у Поттер появилось, вы и сами знаете. Я уж вас послушал, влезать не стал, но мне б чего покрепче сейчас выпить, пока я не уехал.

— Да, конечно. Предложить вам эль?

— А предложите! — залихватски махнул рукой Пирс.

Разлив напиток, Дамблдор сел в кресло напротив. Пирс пригубил стакан и довольно зажмурился.

— Красота! — воскликнул он и прокряхтел.

— Жаль, что приходится расставаться, — грустно сообщил Дамблдор.

— Не нужно грустить, — отмахнулся Пирс. — Жизнь идет, и мы должны двигаться вперед.

— И куда лежит ваш путь? — поинтересовался Альбус, подцепляя щипчиками лимонную сахарную дольку из вазочки.

— В Америку зовут.

— Мерлин мой! Неужели в Илверморни? — удивленно всплеснул руками Дамблдор.

— Эх-хе-хе! — протянул Майкл. — Если бы! Для них опыт маловат. Пока думаю согласиться на предложение от «Салемских ведьм». Рекомендацию, кстати, не дадите?

— О-о-о, разумеется, я напишу им о вас!

— А вы-то как сами будете?

— Нам не впервой, — грустно улыбнулся Дамблдор. — Радостно, что мне удалось вас найти.

— Да ну бросьте. — Пирс смущенно снял очки и протер их карманным платком. — Мы все понимаем, что это было выгодно и мне, и вам. Тот же Дуэльный Клуб — буду признателен, если вы упомянете о том, что это была моя идея и что я успешно его вел.

— Да, конечно. Идея была прекрасна! — Дамблдор одобрительно покивал головой.

— Вы ведь продлите его существование и на следующие годы? — с надеждой подмигнул ему Майкл.

Альбус покачал головой:

— Боюсь, я не найду больше альтруиста, готового за такую плату проводить еще и дополнительные занятия. Это не та должность, на которую стремятся идти; и в грядущие недели меня ждет очередная головная боль — до сих пор никого не подыскал.

— Неужели у вас тут и вправду проклятие? — хмыкнул Пирс и потянулся за бутылкой, чтобы плеснуть себе еще эля.

— Боюсь, что так.

— Так, а может?..

— Нет-нет, — по-доброму рассмеялся Дамблдор. — Что бы вы ни предложили — все бесполезно. За прошедшие годы мы перепробовали все возможное: мы сменяли код и название, переносили уроки в другой кабинет, меняли программу курса, полностью убирали предмет и нагружали других учителей, и многое другое — все бесполезно. Обязательно находились причины для того, чтобы на должности не оказывалось одного и того же человека хотя бы два раза, а остальные преподаватели не выдерживали нагрузки. В лучшем случае преподаватели защиты уходили, в худшем — травмировались и даже умирали.

— Слышал я, что мой предшественник не дожил даже до конца учебного года... — хмуро буркнул Пирс.

Дамблдор на мгновение прикрыл глаза и ничего не ответил.

— И как же вы ищете камикадзе на эту должность?

— Пробовали приглашать новичков для получения опыта. В то время был страшный дефицит преподавателей вообще, — поделился Альбус, вспоминая, как много всего было упущено в обучении из-за проклятия Волдеморта. — Да и сейчас не лучше: если и появляются такие, то они предпочитают нам Шармбатон или Дурмстранг, в крайнем случае, отправляются в Америку.

Он шутливо указал на Пирса; оба усмехнулись.

— Магия, особенно различные темные проклятия, — исключительно субъективная, личная энергия. Угроза висит на самой сути обучения детей защите от темных искусств. Вам ли этого не знать?

— Да-да, — понимающе покивал Майкл. — Ну, держитесь.

— Делаем, что можем. Я и так нагрузил преподавателей близкими их предмету темами, но, конечно, в связи с печальным опытом, от многого пришлось отказаться — оставить на самостоятельное обучение.

— Нда... Что ж, ладно, займемся расчетом?

Еще некоторое время они подписывали бумаги. Дамблдор выписал Пирсу чек в Гринготтс, затем попросил:

— Не возражаете, если я попрошу вас поделиться воспоминании о каждом боггарте? Видите ли, психологов у магов, увы, не водится. В Хогвартсе за него — я да деканы факультетов.

— Да без вопросов! — Пирс вразвалочку подошел к раскрытому Альбусом Омуту и опустил в него свои мысли. — Удачи вам — и в поисках преподавателя, и... И вообще.

Пирс неловко поджал губы, твердо вытянул вперед руку. Альбус пожал ее и проводил взглядом выходящего из кабинета одного из замечательных преподавателей за все время существования проклятия.


* * *


Дамблдор, пройдясь по всем ключевым моментам прошедшего года, сделал мысленное усилие и оттолкнулся от пола. Покружившись в водовороте клубящейся жидкости, он ощутил себя сидящим в кресле и вынул голову из Омута.

Первым делом Альбус посмотрел на часы — прошло не больше часа. Удовлетворенный этой новостью, Дамблдор поставил прибор на место и вышел из своей башни. Он так много времени провел в ее стенах во время просмотра воспоминаний, что она осточертела ему; и он даже не стал вспоминать, как в день ухода Пирса Эмили вновь посетила Тайную комнату и провела там довольно долгое время, по сравнению с прошлым разом. Теперь, когда он проследил события с самого начала, Дамблдор вспомнил свою уверенность в том, что девочка там не пострадала, но наверняка многое выяснила.

Альбус резво спустился по лестницам и направился к выходу из замка. По пути он завернул на кухню, чтобы взять себе чего-нибудь пожевать этим утром. Его встретил радостный писк домовых эльфов, предлагающих съестного на любой выбор, а также временный гость летнего Хогвартса.

— Здравствуй, Добби, — улыбнулся ему Дамблдор. — Не скучаешь?

— Нет, сэр! Я чувствую себя как дома. — Домовик Эмили взмахнул ушами.

Хогвартские эльфы сторонились Добби, но Альбус еще на прошлой неделе дал им приказ принять гостя и не мешать ему передвигаться по замку. Эмили, пришедшая к нему накануне отъезда, вряд ли просила разрешения оставить эльфа в Хогвартсе только лишь потому, что тому не будут рады на Привит-драйв, ведь Добби мог остаться у Маркуса Флинта; поэтому Дамблдор ни на йоту не показал девочке своей озадаченности и воспользовался моментом узнать, что же такого она запланировала.

Эльфы расскажут Дамблдору, какое задание домовику Эмили было приказано выполнить в Хогвартсе.

Глава опубликована: 19.09.2016

Глава 22. Различия

Эмили, распрощавшись с друзьями на магловской части платформы, тревожно осмотрелась. Она не сразу заметила дядю и тетю. Сердце успело екнуть от неприятной мысли о том, что они забыли про ее приезд, — все-таки почти год не виделись. Сглотнув, Эмили побрела к выходу из вокзала, надеясь, что Дурсли опаздывают и вот-вот подъедут. По пути она обратила внимание на то, как остальные ученики встречались со своими семьями: младшекурсники радостно бросались матерям в объятия, старшекурсники подходили чинно, но родителей обнимали с не меньшей теплотой; некоторые отправлялись к кассам покупать билет на магловский поезд или рассаживались по автомобилям; некоторые хватали родных под руки и, зайдя в укромные переулки, трансгрессировали прямо к порогу дома. Кто-то уже давно распаковывал вещи, перебравшись в гостиные по каминной сети с магической части платформы; кто-то еще ждал своей очереди наконец-то вернуться в родное гнездо.

Изрядно паникуя, своего отъезда из Лондона ждала и Эмили. Хмурясь, она пробегала взглядом вдоль платформы раз за разом: вот грузный мужчина в шляпе-котелке обронил ключи, а громкоголосая спутница торопила его и суетно размахивала многочисленными пакетами; темный автомобиль выезжал из-за колонны, но в нем сидели совершенно незнакомые люди; пухленький мальчик бегал вокруг багажа, пока мать рыскала в сумке, — ни одного знакомого лица.

— Эмилия! — послышалось далеко. — Эмили!

Она обернулась за звук родного голоса: в толпе едва-едва виднелся силуэт тети Петунии. Заметить ее помогла лишь узнаваемая длинная шея, а также маячивший рядом белобрысый толстяк. Это был Дадли, а дядя Вернон появился позже — когда Эмили, с трудом протиснувшись между спешащими на поезд людьми, подошла к семейству, он вышел из автомобиля. Он необычно приветливо махнул ей рукой, подзывая к багажнику.

— Хорошо добралась? — дежурно спросила Петуния, приобняв Эмили за голову и потрепав по волосам.

— Д-да, — удивленная сравнительно теплым приемом ответила Эмили, отдавая дяде Вернону чемодан. Она так же рада была увидеть их, но больше всего Эмили улыбалась тому, что Дурсли явно ждали ее приезда.

— Ну, садитесь, — бодро произнес Вернон, захлопывая багажник, и распахнул дверь к задним сиденьям.

Эмили забралась в салон автомобиля следом за Дадли, единственным из семьи, кто отнесся к ее появлению почти равнодушно. Эмили видела, как он обрадовался, что они наконец едут домой, — наверняка торопился успеть к какому-нибудь шоу по телевизору. Впрочем, Эмили от этого не расстроилась, и вскоре обратила внимание на то, что обстановка внутри автомобиля непривычна ни глазу, ни телу.

— Пап, у тебя машина новая? — осмелилась спросить она.

— Угу, еще осенью купили, — немногословно ответил тот, выруливая на шоссе.

— Это нам государство компенсацию выплатило, — поделилась тетя Петуния, позволяя дяде Вернону не отвлекаться от дороги.

— За что?.. — не подумав, заикнулась Эмили, но потом поняла, что дело было в прошлогодней аварии.

— Оказалась, что машина застрахована не только у нашего юриста. Те люди, — тетя Петуния при этих словах слегка покраснела и стала говорить невнятно, — посоветовали нам обратиться в одну фирму.

— Какие люди? — снова не поняла Эмили.

— Ну те, — тетя Петуния стала цедить слова сквозь зубы, словно, назови она имена, ей вырвут язык, — из ваших.

Эмили открыла было рот, но, озадаченно склонив голову, не сказала ни слова. Как она помнила, всему семейству Дурсли должны были стереть память о том, что маги были косвенно причастны к той трагедии. В редких письмах во время учебного года ни Дурсли, ни Эмили не касались этой темы больше необходимого, поэтому Эмили считала, что те и знать не знают, что они едва не умерли из-за магии.

Эмили решила аккуратно выяснить, что именно Дурсли считают за правду.

— А когда они такое сказали вам? Зачем?

— Пока я в их больнице лежал, — сообщил через плечо дядя Вернон.

Краем глаза Эмили заметила, как неуютно поежился Дадли. Она посмотрела на него в упор, но не смогла разобрать по его взгляду смятенные чувства.

— А я думала, ты лежал в Лондоне, — проговорила сбитая с толку Эмили.

— Так это и было в Лондоне, — хрюкнул он. — Мы только соглашение подписали о том, что молчать будем, где были. Оно и понятно, что будем, — о тебе же молчим. Будто нам не хватало, чтоб на нас косились, как на умалишенных.

Дальше Эмили расспрашивать боялась. Она не хотела затронуть вещей, которых родственники, возможно, не знали. Тетя Петуния в день аварии была в ярости и проклинала магию и Эмили вместе с ней, когда узнала, что произошло, и, кроме всего, увидела подтверждение своим опасениям в министерском письме о применении магии несовершеннолетним волшебником. Еще в непродолжительной переписке в октябре Эмили пыталась оценить, как теперь тетя относится к ней, но никаких предвестий неприязни не увидела. Тогда Эмили успокоилась, решив, что министерские стиратели памяти поработали на совесть. Сейчас она подозревала, что так и было, но почему-то явно видела, что Дурсли знают о вмешательстве магов и, что больше всего удивляло, нисколько не злятся на это. Уж не подкорректировали маги еще что-то в их сознании?..

— Что они делали-то с тобой, пап? Кажется, ты совсем не против того, что это случилось, — осторожно произнесла она.

— Ну... — Дядя Вернон замялся. — Они выглядели как приличные люди, так отчего мне быть против того, чтобы приличные врачи делали свое дело?

— Нам сказали, что мы чудом выжили, — снова встряла тетя Петуния. — Сказали, что ты сообщила об аварии, и они не могли отказать в помощи: мы были далеко от дороги, и наша — обычная — скорая не добралась бы до нас вовремя.

Тетя Петуния нежно коснулась руки мужа и всхлипнула.

— Конечно, Мардж они спасти уже не успели...

— К чему вам магия, если вы с того света людей не вытаскиваете?.. — пробурчал дядя Вернон.

— ...Но нам они оказали всевозможную помощь, — закончила тетя Петуния.

— Даже посоветовали место, где можно было получить еще большую компенсацию за моральный ущерб.

Эмили больше не стала расспрашивать. Ей стало ясно, что по какой-то причине министерские работники стерли из их памяти только ту часть, где им было известно, что авария вызвана магическим способом, а улики указывали на саму Эмили. «Что ж, наверное, теперь им не так уж неприятна мысль о том, что с ними живет не совсем нормальный человек», — хмыкнула она про себя, оглядев добродушных Дурсли.

Не желая развивать эту опасную тему, Эмили замолчала на оставшееся время поездки и вернулась из своих мыслей, когда дядя Вернон стал доставать ее чемодан из багажника. Эмили, как и в прошлом году, создала себе ложную волшебную палочку, не желая расставаться с почти что оружием, и теперь с натянувшейся в душе струной ожидала требования дяди отдать ему все, связанное с магией, под замок.

Она уже думала, дядя запрет чемодан в чулане, едва войдет в дом, но тот поставил его в коридоре у лестницы. Уходя в гостиную, он, неловко поглядывая на багаж, пробормотал:

— Увижу странные вещи, отберу его.

— Мне нельзя колдовать на каникулах, — негромко, чтобы дядя не боялся подслушивающих соседей, произнесла Эмили. — Никто ничего не увидит, обещаю.

— Гм-м... — промычал тот, все еще не решаясь дать ей проход наверх в свою комнату. — Ну, хорошо. Ступай к себе, а через час ждем ужинать. Отпразднуем твое прибытие и обсудим планы на лето.

Эмили еще никогда не было так приятно возвращаться домой за все свои жизни и прожитые летние каникулы.


* * *


Казалось, время вернулось вспять: отношения с Дурсли подтаяли и были почти такими же сдержанно теплыми, какими Эмили запомнила их до того, как узнала о своем магическом происхождении. Все вели себя так, словно не было этих двух лет: Эмили делала вид, что она нормальная и послушная дочь, тетя Петуния не смотрела на нее со смесью обиды и злости, дядя Вернон строго следил за тем, чтобы она выходила из дома в приличном виде, а возвращалась вовремя; Дадли не проявлял совершенно никакого интереса, лишь изредка препирался и жаловался родителям, что ей дали порцию больше, чем у него.

Но сильнее всего Эмили удивилась переменам незадолго до своего тринадцатилетия. Вместе с тетей она возвращалась из местного супермаркета. Дядя в тот день уехал на работу, а Дадли, как выяснилось, так и не был приобщен к хозяйственным делам. Эмили терпеливо держала бумажные пакеты в обеих руках, пока тетя повторно сверяла сдачу по чеку.

— Неужели думаешь, что миссис Андерсен обманет? — усмехнулась Эмили.

— Может, и не обманет, но удостовериться — никогда не лишне, — произнесла тетя наставительным тоном. — Все, идем.

Она забрала у Эмили один из пакетов и зашагала по тротуару.

— Ты там в своей школе тоже никому не доверяй, слышишь? Мало ли кто захочет воспользоваться твоей наивностью.

Эмили непроизвольно вздернула брови.

— Ты чего, мам? Я что тут, что там осторожна с людьми.

— Вот правильно. Это тут мы с твоим папой проследим, а там кто будет? Ох уж эти школы-интернаты...

«Вы сами настояли, чтобы я туда пошла», — хотела было упрекнуть Эмили, но осеклась. В конце концов, это не самый худший вариант для учебы и дальнейшей жизни. А уж если учесть, что с ней произошло... Эмили, пробыв в родном Литтл-Уингинге уже почти месяц, поняла, как сильно она изменилась за то время, что провела в Хогвартсе. Ей определенно нравились эти перемены, даже с учетом того, что она узнала о своей прошлой жизни.

— Да я сама прослежу, — недовольно протянула Эмили. — Будто у меня головы на плечах нет.

— Ох, — тетя по-взрослому снисходительно посмотрела на нее. — Тебе мы доверяем, но им — нет.

Каких «их» имела в виду тетя, Эмили решила не уточнять, только ответила:

— Мне там неплохо.

— А о жизни дальнейшей ты думала? — выпалила тетя Петуния, будто давно держала в себе этот вопрос.

— Еще нет, рано.

— Вот еще! Чем раньше определишься, кем будешь, тем правильнее дорогу выберешь. Мы не хотим, чтобы ты... — она запнулась и не стала продолжать.

Эмили не настаивала. Легкий укол в груди подсказал ей, что тетя имела в виду плохую кончину ее биологических родителей.

— В любом случае, здесь я уже не получу профессию, — будто бы виновато пожала плечами Эмили, — а там я хорошо учусь.

Тетя Петуния обеспокоенно огляделась по сторонам, боясь, что слово «там» выдаст их тайну соседям.

— Все нормально, — шепнула Эмили. — Я слежу за словами. Не переживайте так с папой. Я уже привыкла, освоилась. В рейтинге по учебе почти первая.

— Да ну? — восхитилась тетя Петуния. — Молодец, я иного и не ожидала. Ты бы писала чаще о своей учебе, а то мы переживаем.

— Я... э-э-э... не думала даже, что вам интересно знать, чему меня учат те люди.

— Мы хотим знать, что тебя вообще чему-то нужному учат. Вон медики у вас, оказывается, толковые люди. И ты после школы займись чем-то важным! Пусть хоть из тебя что-то вырастет...

Эмили неоднозначно взглянула на тетю, но вновь решила смолчать, лишь кивнула в знак того, что приняла нравоучения и все осознала.

— Но ты приходи потом, — неожиданно, будто собравшись с духом, выпалила тетя Петуния.

— А?..

— Папа твой тогда зря сказал, чтобы ты уходила после восемнадцатилетия. Ты, если некуда будет идти, оставайся на время. Да и потом навещай.

— О, хорошо, — пораженно ответила Эмили, запоздало осознав смысл слов.

Из-за спины тети послышалось:

— Петуния, ты ли это?

Та резко обернулась и холодно поприветствовала свою давнюю подругу.

— Привет, Хильда.

— А я смотрю, ты это или не ты, — добродушно улыбнулась ей женщина. Она напомнила Эмили кого-то из детства, но та так и не смогла определить, какая именно подруга тети была эта богато одетая особа. — Я сначала Эмили заметила. Гляжу — знакомое что-то в лице, в осанке. А потом вспоминаю, у Петунии-то Эванс дочка была! А только потом на тебя внимание обратила — ну точь-в-точь и движения, и манеры!

— Ты здесь проездом? — поинтересовалась Петуния, почувствовав, что лишнего ее подруга не слышала.

— Да, приехала из Лондона вчера, мы с одноклассниками собирались. К озеру на пикник ездили. Лет пять не виделись, представляешь?

— И правда, — ответила тетя Петуния. Она приободрилась и, указав Эмили на пакет, который та держала в руках, сказала: — Эмили, отнеси этот домой — там молоко, сразу в холодильник поставь, а второй пакет я сама принесу. Мы тут поболтаем немного.

Эмили кивнула и направилась в сторону дома. Она шла медленно, задумавшись о словах тети: «Папа зря сказал, чтобы ты уходила». Эмили чувствовала, как губы сами собой расползались в улыбке. На душе словно птицы пели, но Эмили шагала тихо, сосредотачиваясь на каждом своем шаге и на каждой мысли о том, что все-таки у нее есть семья. Это осознание переворачивало внутренности, будто она никогда не жила с мамой и папой. Но ведь жила. И только сейчас осознала, что эти люди ей действительно родные.

У нее. Есть. Семья.


* * *


Когда до дня рождения оставалось меньше недели, дядя и тетя впервые за прошедшие годы принялись настаивать на том, чтобы Эмили пригласила на свой праздник хоть кого-нибудь из подруг. С чего они захотели вновь взяться за контроль и инспекцию ее окружения, Эмили даже думать не хотела. Раньше она никогда никого к себе не звала, потому что не знала, что можно делать с друзьями на празднике, и предпочитала проводить его в кругу семьи, да и некого было звать: подруга была, да и с той в обычные дни хватало общения.

— Мама, папа... — попыталась возразить Эмили на их предложение одним утром за завтраком, — вы ведь понимаете, кто к нам придет?

— Ну, — тетя Петуния покосилась на мужа, — ты говорила, вам запрещено... делать то, что вы обычно делаете в школе. Вот и славно. А мы с папой хотим познакомиться с твоими друзьями, хотим знать, с кем ты общаешься большую часть времени.

— Но я совершенно не знаю, кого звать! И что мы будем тут делать...

— Давай-ка, Эмилия, не юли. Позови всех, кого хочешь. Вы тут посидите, поболтаете, телевизор вон посмотрите, — пробасил дядя Вернон, хлебнув кофе. — Мы с мамой уйдем к Мэйсонам после ужина, так что мешать сильно не будем.

— Можете даже на ночь остаться, девичник устроить.

Эмили тяжело вздохнула. По тону дяди и тети она понимала, что их намерения вполне серьезны и обдуманы. Они действительно хотят узнать, с какими волшебниками она связалась. Эмили невольно даже начала обдумывать, кого бы она могла показать перед родственниками-маглами, но мысли о том, что гости тут будут делать, охладили ее зарождающийся энтузиазм.

— Они вряд ли захотят сюда приезжать, — не оставляла попыток выкрутиться Эмили. — Они же в разных частях страны живут, и мало кто знает, как добраться в наш город.

— Пусть едут на электричке из Лондона, — как само собой разумеющееся заявил дядя Вернон.

Эмили хмыкнула: будет сложно объединить волшебников и маглов в этом доме. Так не всех и позвать-то можно, кого хотелось бы. Эмили допустила мысль, что Дафна бы выглядела в глазах Дурслей вполне приличной девочкой, но разница их уклада жизни вставала очевидным препятствием. Даже на обычный вопрос Дафна не сможет ответить, не упомянув о магии, а Дурсли, несмотря на их благосклонное теперь отношение, лучше лишний раз не напоминать о том, что, помимо их привычного мира, есть другой.

Потом Эмили подумала, а не схитрить ли и не позвать ли кого-нибудь маглорожденного, но потом выяснила, что все ребята магловского происхождения либо с ней мало общаются, либо, как Роберт, совсем не подходят на роль друзей, из-за которых Дурсли не будут переживать.

Тетя Петуния уже вовсю готовилась к организации дня рождения; дядя Вернон пребывал в твердой уверенности, что гости приглашены, ведь именно это он наказал своим последним словом. Если бы Эмили захотела пресечь все это на корню, она, наверное, придумала бы, как вывернуться, но потаенное желание в кои-то веки узнать, как это — провести девичник, взяло вверх, и она препиралась с Дурсли лишь из необходимости выяснить, точно ли они понимают, что устраивают.

Судя по их реакции, Эмили сомневалась, что все пройдет гладко: дядя и тетя были свято уверены, что никто из гостей не сболтнет лишнего и не станет колдовать. Если в последнем можно было не сомневаться, помня о Статуте, то о первом Эмили еще как беспокоилась. Дафна пусть и слизеринка, но вряд ли ей пришлось несколько лет следить за своими словами в присутствии людей, которые нетерпимы к чудачествам и странностям. А если она позовет кого-то, кроме Дафны?..

Дядя Вернон полагает, что придет как минимум человек пять, как обычно бывало у Дадли. Смешно подумать: Эмили наконец-то празднует такой же день рождения, как и кузен. Оглядываясь назад, она понимала, что, собственно, сама виновата в том, что ей не устраивали такие праздники: она их попросту не просила. Это понимание стало решающим, и, улучив момент, Эмили связалась по сквозному зеркалу с Дафной.

— Как тебе идея отметить этот мой день рождения у меня дома? — спросила Эмили спустя десять минут дружеской болтовни.

— Ты это серьезно? — удивленно подняв брови, поинтересовалась Дафна.

— Угу, родители хотят... э-э... познакомиться с моими друзьями.

— Драко и Тео тоже приглашены?

— Нет, будет только девичник.

— Кого ты еще пригласила? Уж не ту Уизли? — Дафна скривилась.

Эмили вспыхнула.

— А вот почему бы и нет?

— Не-е-ет! Она все испортит.

— Ничего она не испортит, брось.

— Ну, послушай. — Дафна в зеркале изменила свое положение, упав животом на кровать. — Нам с ней даже не о чем будет поговорить! И она нам помешает. Я хочу тесный круг, только свои.

Эмили молча ее выслушала.

— Но это мой день рождения. Не просто посиделка, — тихо напомнила она.

Мысленно Эмили молилась, лишь бы Дафна не начала песню о том, что она много времени стала уделять Джинни и Луне.

— Я думала еще и Луну Лавгуд пригласить! — добавила Эмили, кстати вспомнив про эту рейвенкловку.

— Мерлин! Это еще кто?

— Вот и узнаешь. — Эмили улыбнулась. — Просто одна девочка с моего факультета, она на одном курсе с Джинни, и я их немного познакомила друг с другом.

— За-чем? — отрывисто произнесла Дафна. — Давай, если парней не хочешь, будем только ты, я и Астория?

— А ее зачем? Уж я ее точно не знаю, — недовольно помотала головой Эмили.

— Ты же ее видела. Ну, Лия! Не хочу я с этими...

— С кем?

Что-то в тоне Эмили заставило Дафну стушеваться. Пожав плечом, она поправилась:

— Ну... с мелкими.

— Подумаешь, всего на год младше! Астория, между прочим, с их курса. Они наверняка знакомы.

— О, нет, — Дафна усмехнулась, — она с такими не общается.

— Они, кстати, чистокровные обе, если ты об этом, — холодно заметила Эмили.

— Да нет, какой там. — Дафна махнула рукой. — Я же не такой сноб, как Малфой. Они просто... странные.

Эмили рассмеялась.

— Ага, а я нет разве?

— Ну-у, ты другое! — протянула Дафна неуверенно.

— В общем, Даф — я сейчас очень кстати о них вспомнила, — я действительно хотела бы, чтобы вы просто познакомились. Ну что мы, будто не найдем, чем заняться? Я вообще думала вам магловский мир показать. А ты хоть увидишь, что с ними можно пообщаться, — твердо произнесла Эмили.

У нее вдруг сложился в голове грандиозный план того, как они все вместе проведут этот день. Более того, Эмили хотела воочию увидеть, как волшебники взаимодействуют с миром маглов и насколько сильно возможно объединение этих двух миров. И в следующий раз в споре с Малфоем или еще кем о том, стоит ли волшебникам узнавать другой мир, у нее найдутся аргументы. Но почему бы не совместить приятное с полезным? Эмили была уверена, Джинни с Луной обрадуются приглашению, да и она сама с ними давно не общалась, а повод к этому нашелся отличный. Осталось только убедить Дафну. Эмили подозревала, что та просто не хочет ее ни с кем делить, но уж тут она должна пресечь тенденцию сразу. Эмили вовсе не хотелось принадлежать кому-то.

Поймав себя на подобном ощущении, Эмили взволновалась: уж очень оно напомнило ей Тома. Эмили сама по себе привыкла принадлежать только себе и не заводить тесных связей, но, как помнилось, будучи раньше другим человеком, она еще сильнее заботилась о собственной неприкосновенности. Мысли о Риддле напомнили ей о Дневнике, который был придавлен тяжелыми учебниками к самому дну чемодана. Тот, в свою очередь, стоял как можно дальше от изголовья кровати. Эмили до сих пор не перемолвилась с Дневником и словечком. Ей казалось, что после спуска в Тайную комнату и общения с василиском что-то нехорошее творилось в ее мыслях. Всплывали на поверхность странные образы, новые-старые ощущения и воспоминания, будто Том легонько касался ее сознания, напоминая о себе. Кроме того, тренировки из книги по окклюменции стали бесполезны, поскольку до сих пор ограничивались заданиями из предисловия — на большее Эмили пока не решалась, пугаясь предостережений автора.

— ...Делать? Эй, ты со мной?

Эмили не сразу обратила внимание на щебетание Дафны, погрузившись в свои ощущения. Она коснулась кончиком языка края губ и ответила:

— Да вот думаю, как все устроить.

— Вот и я спрашиваю, что мы тут все будем делать?

— От вас нужен будет только энтузиазм. А вернее, от тебя. Я уверена, Луне с Джинни понравится мое приглашение.

Дафна нахмурилась.

— Ну, я не знаю...

Эмили ненароком бросила взгляд на часы: приближалось шесть вечера. Пора было разослать приглашения этим девочкам, чтобы у них осталось время на спокойную подготовку и прибытие.

— Дафна, ты придешь или нет? — не вытерпев, взвилась Эмили. — Я должна девчонкам еще письма отправить, но мне нужно знать, будешь ли ты. Мерлин, может, они сами откажутся, когда узнают, что ты будешь!

— А я-то чего?..

— А ты слизеринка — вот что. И до сих пор все полагают, что комнату открыл кто-то из вас, так что у них гораздо больше поводов отказаться. Идешь или нет?

Дафна насупленно помолчала, но вскоре ответила, вздернув при этом подбородок:

— Ладно, я поговорю с родителями. Но я хочу взять с собой Асторию!

Эмили махнула рукой:

— Хорошо. Я позвоню вечером, расскажу кое-что о том, как нужно будет добраться, как одеться и что говорить.

— Ой, еще и говорить... Вот зачем у тебя все это устраивать? Можно было вообще с моими родителями договориться. Думаю, они были бы рады, если бы ты к нам приехала.

— Это не мое желание. Мои родители почему-то вернулись к своим родительским обязанностям и захотели вновь взяться за мою жизнь, — отрезала Эмили и решительно встала с кровати. — Жди звонок где-то через час или два.

Эмили захлопнула зеркало и бросила его на кровать. Быстро подойдя к столу, она начала выдвигать ящики в поисках тетрадей или блокнотов, в которых остались чистые листы. Наконец, обнаружив на дне нижнего ящика очень старый альбом и достав из него два белых листка, она уселась удобно и высыпала на стол ручки из органайзера: предстояло найти хотя бы одну пишущую. К ее удовольствию, нашлась парочка с синей пастой и еще не иссохший маркер зеленого цвета. Слабо наметив простым карандашом линии, чтобы строчки не скакали, Эмили начала набрасывать текст письма на последних чистых страницах старой тетради по математике. Она тщательно формулировала мысли и несколько раз зачеркивала некрасивые фразы. Наконец удовлетворившись результатом и убедившись, что учла все нюансы, Эмили стала переписывать предложения на разлинованные альбомные листы, выделяя важную информацию маркером.

Получились письма следующего содержания:

Дорогая Джинни,

я приглашаю тебя на свой день рождения (31 июля). Также приглашены Дафна Гринграсс со Слизерина вместе с сестрой и Луна (надеюсь, она согласится прийти). Сначала мы проведем его вместе с моей семьей (они маглы), а затем займемся чем-нибудь интересным.

Добраться до меня можно на автобусе «Ночной Рыцарь». Лучше всего остановиться у въезда в город, а оттуда мы заберем вас всех с папой на машине. Я живу в городе Литтл-Уингинг, Суррей, Англия.

Надеюсь, ты помнишь о Статуте. Следует одеться по-магловски. Думаю, обычное платье и джемпер на случай плохой погоды будут кстати. Если тебя будут провожать родители, пусть также оденутся, как маглы. Пусть они хотя бы не надевают мантий.

Планируется, что вы все останетесь на ночь, а утром мы отвезем вас снова ко въезду в город, где вы сможете сесть на автобус или трансгрессировать из укромного места.

Ответь, пожалуйста, совой как можно скорее.

Надеюсь на твое согласие,

Эмили.

И точно такое же для Луны с заменой необходимых имен. Подчистив линии и аккуратно сложив листы втрое — Эмили казалось, что это придаст письмам большей официальности, — она позвала Добби.

— Я пришел по вашему приказу! — радостно отрапортовал домовик.

— Тш-ш! — испуганно приложила она палец к губам и быстро взглянула на дверь.

Выждав паузу и убедившись, что никто ничего не услышал, она обратилась к домовику, который уже вовсю принялся извиняться.

— Не страшно. Давай договоримся, что ты больше не будешь таким громким, когда я зову тебя в этот дом?

Добби согласно закивал.

Видеть его в хогвартском полотенце было непривычно, и Эмили еще некоторое время разглядывала его со всех сторон.

— У вас для меня какое-то поручение? — Во взгляде его читалась надежда. «Неужели соскучился?» — с долей умиления подумала Эмили.

— Угу, — ответила она, невольно коснувшись лежащих на столе писем. — Но для начала расскажи, как идет работа?

— Я изучил первый этаж и второй, а также цокольный и подвал со стороны хаффлпаффского общежития.

Эмили выдохнула:

— Вот это да! И ты все зарисовал?

Она не ожидала, что Добби будет настолько продуктивен. Когда Эмили прощалась с ним перед поездом, он по-прежнему испытывал неприятные чувства по поводу приказа, что она дала сразу же, как вышла из Тайной комнаты.

— Да! Но я не взял с собой карту... Не было приказа, и я...

— Да-да, — поспешила успокоить его Эмили. Она присела на стул. — Пусть. Я тебя за другим звала, а это так... В Хогвартсе покажешь. Там Дамблдор... это... не подозревает тебя?

Добби призадумался. Его огромные глаза выпучились еще сильнее, а уши затрепыхали.

— Альбус Дамблдор навещал меня пару раз. Но он только спрашивал, хорошо ли мне в коллективе.

— А ты успеваешь выполнять работу по кухне?

— Конечно, сейчас ее очень мало, поэтому я все успеваю. Никто не делал мне замечаний.

— Слежку за собой не замечал? — Эмили пристально следила за его реакцией, сцепив руки в замок.

— Нет, не замечал, — решительно потряс головой домовик.

— Что ж... Ладно. Смотри в оба. Никто не должен знать, чем ты занимаешься. Профессор Дамблдор, скорее всего, что-то подозревает... В общем, держи, — она дала ему в руки письма, — отправь с почты на Диагон-аллее.

Затем она указала по очереди на каждый из листов.

— Этот Джинни Уизли, а этот Луне Лавгуд. Совы же узнают, где они живут?

Добби кивнул головой.

— На отправку денег хватит? Кажется, у тебя оставалось сколько-то.

Добби кивнул снова.

— Ну, тогда вперед.

Когда домовик исчез, Эмили дозвонилась до Дафны.


* * *


— Как скоро они прибудут? — проворчал дядя Вернон, посматривая на часы. Он уже в течение пяти минут ходил туда-сюда по тротуару.

— Скоро. Мы рано приехали, — терпеливо ответила Эмили, прижимаясь спиной к дверце машины. Она сложила руки на груди и перекрестила ноги: на окраине города было ветрено и пустынно, отчего утренняя прохлада сильнее пробиралась под юбку платья и легкую кофту

Тетя Петуния и Дадли остались дома, чтобы все гости вместились на заднем сидении, поэтому они вдвоем с дядей Верноном поехали встречать девочек. Дядя сильно поторапливал Эмили, они даже успели поругаться утром из-за того, что та долго собиралась: погода была ненастная, и Эмили совсем не хотелось портить туфли, а в джинсах встречать гостей ей хотелось и того меньше.

— Мы с ними договорились, что они приедут около десяти утра, а сейчас без пятнадцати десять! Честное слово, можно было спокойно собраться и не гнать так сильно!

— Хорошо, что мы приехали раньше! — возразил ей дядя Вернон. — Нечего заставлять людей ждать.

— Тогда не ворчи, что тебе их ждать приходится, — буркнула Эмили и, оттолкнувшись от дверцы, отошла в сторону лужайки.

Но больше ожидать не пришлось. За спиной, набирая громкость, что-то надвигалось. Эмили быстро вернулась к дяде и шепнула:

— Если что, не бойся, тут никто нас не видит.

Конец города действительно был пуст, особенно утром, поэтому они не стали отъезжать далеко и остановились у последней остановки. Именно ее едва не сбил ярко-фиолетовый автобус. Эмили с опаской посмотрела на дядю, но тот, будто не замечая появившийся словно из воздуха транспорт, посвистывал в усы и осматривал свою машину.

Эмили зажмурилась и почувствовала, как краска стыда прилила к лицу: маглы и в прошлый раз не видели этот автобус, но это было так давно, что она совсем об этом забыла. Провалилась попытка привести гостей «нормальным» способом, и сейчас дядя может разозлиться на то, что те появились из воздуха.

— Мерлин мой! — послышался голос спускающейся по лестнице женщины. Эмили только видела ее ноги, но уже понимала по отсутствию мантии, что это кто-то из родителей приглашенных девочек. — Девочки, спускайтесь аккуратнее, не то упадете. Как же голову кружит!

Эмили почувствовала, как ускоряется сердцебиение. Непонятное волнение охватило ее, и она не сразу пошла гостям навстречу.

— Папа? — Она оглянулась на дядю Вернона и заметила, что он уж очень сильно увлекся своей машиной.

— Да-да? — рассеянно откликнулся он, подняв голову.

Эмили молча кивнула в сторону вышедшей женщины и выходящих из автобуса остальных девочек и их родителей.

— Что, едут? — переспросил дядя Вернон, отчего Эмили еще больше смутилась.

— Он нас не видит, — произнесла женщина, в то время как дядя Вернон открыл капот автомобиля.

Эмили обернулась к ней. На той было надето строгое темное платье по колено, а поверх него — серебристая шаль. Светлые волосы подсказали, что их обладательница была матерью Дафны либо Луны. Женщина, убедившись, что остальные спускаются без проблем, подошла к Эмили.

— И не слышит, — добавила она и протянула руку. — Ты, верно, Эмилия Поттер? Я Эвелин Гринграсс. Очень рада с тобой познакомиться.

Эмили улыбнулась ей, пожав руку.

— Здравствуйте. Мне тоже приятно. А что с ним? — она указала на своего дядю. — Почему он не слышит нас?

— Только нас, — поправила ее миссис Гринграсс. — Но пока ты в поле автобуса, тебя он тоже потерял из внимания. Это антимагловские чары. Сложная магия. Заставляет маглов вокруг отвлечься и не обращать внимания на то, что происходит.

— Привет! — Дафна, выбравшись из автобуса, бросилась к Эмили. Та едва успела принять ее объятия.

Следом за ней шла темноволосая девочка. Она любопытно вытягивала шею, посматривая на Эмили. С Асторией Эмили почти не общалась в Хогвартсе, а их единственное продолжительное общение было давно, еще когда Эмили впервые гостила у Малфоев. Поэтому она кротко кивнула младшей Гринграсс, а затем тепло улыбнулась подошедшей к ним Джинни.

Эмили огляделась: дядя Вернон по-прежнему изучал машину. На этот раз он зачем-то полез в багажник, отчего совершенно перестал замечать что-либо вокруг. Из автобуса же выходил последний человек — полноватая женщина, которая задержалась на ступенях с кондуктором. Эмили мысленно посчитала людей, убедилась, что все девочки здесь, и определила, кто из многочисленных взрослых кому приходится родителем.

Дафна с Асторией посторонились, когда Джинни оказалась рядом, и отошли к матери. Уизли, наверняка, заметила это — Эмили так решила по вспыхнувшему румянцу, — но виду не подала и сказала:

— У вас есть что-то общее. А вот мы с Роном тоже с разницей в год, но совсем друг на друга не похожи.

— Просто вы брат и сестра, — нехотя ответила Астория.

Джинни лишь пожала плечами; Эмили ей ободряюще улыбнулась.

— Все вышли? — спросила она, вновь оглядев присутствующих.

У автобуса, будто чужие, стояли мужчина и девочка, оба со светлыми волосами. Эмили, признав в них Луну с отцом, помахала рукой. Краем глаза Эмили увидела, как Астория, посмотрев на Лавгуд, что-то шепнула Дафне, а та хихикнула. Не обращая на них внимания, Эмили подозвала Луну жестом. Пока та брала отца за руку и направлялась к их компании, Эмили обратилась к Джинни.

— А тебя кто-то провожал?

— Ага. Мама, но она с кондуктором рассчитывается, — последние слова она пробормотала невнятно. Эмили разобрала, что она сказала, но никак не прокомментировала, только кивнула и бросила косой взгляд на семью Гринграсс. Те прощались между собой и на слова Джинни внимания не обратили.

— Мисс Поттер, — раздался вкрадчивый мужской голос.

Эмили отступила — так близко к ней стоял отец Луны — и подняла взгляд.

— Здравствуйте. — Она пожала его руку и бегло оглядела лицо.

Мужчина пристально смотрел на нее слегка косыми глазами, а затем представился:

— Ксенофилиус Лавгуд. Я очень рад с вами познакомиться. Очень!

— Я тоже рада, — кивнула ему Эмили, не сдержав улыбки.

Мистер Лавгуд и Луна были одеты очень странно: одежда хоть и была похожа на магловскую, но сочеталась самым чудным образом. Это весьма обеспокоило Эмили, но она решила, что одни Лавгуды не разозлят своим видом дядю Вернона. Невзначай Эмили отметила также, что и Луна, и ее отец любили носить ожерелья, а у последнего, помимо этого, висела на цепочке фигура со странным геометрическим узором — нечто вроде глаза в треугольнике, висящего на золотой цепи.

Из автобуса наконец полностью вышла миссис Уизли, низенькая полная женщина с рыжими волосами. Она явно была на что-то сердита, но, подойдя к дочери и прижав ее голову к себе, смягчилась и сообщила:

— Все хорошо, детка, недостающие кнаты нашлись.

Джинни отчаянно покраснела и пробормотала матери:

— Не нужно было об этом вслух...

— А что такого? — удивилась миссис Уизли, оглядев присутствующих. — Я не думаю, что кто-нибудь здесь подумает что-то не то.

Она почти с вызовом посмотрела на Эвелин Гринграсс. Та невозмутимо ответила ей понимающей улыбкой.

— Ах, Эмили!.. — Миссис Уизли наконец обратила на Эмили внимание и в ту же секунду бросилась к ней и обняла.

Эмили инстинктивно выставила руки перед собой, смягчив давление объятий этой крупной женщины. В нос ударил пряный запах, который источало ее пончо. Мягко высвободившись, Эмили сделала шаг назад, сильно надеясь, что миссис Уизли больше не покусится на ее личное пространство.

В этот момент загудел мотор автобуса, и тот, виляя по шоссе, скрылся за горизонтом в мгновение ока; а дядя Вернон, которого больше не занимала машина, подал зычный голос:

— Это откуда они тут все?

Эмили уловила нотки паники от отсутствия контроля ситуации и поспешила представить гостей дяде.

— Пап, пока ты возился с машиной, уже автобус приехал. Знакомься, это семья Гринграсс, это — Уизли, а они Лавгуды. — Она обернулась к гостям и сообщила, указывая на побагровевшего дядю Вернона: — А это мой п... папа. Да, он приемный, не смущайтесь.

Но она смутилась сама: ей не хотелось лишний раз упоминать при дяде или тете тот факт, что они не ее родители. В сущности, они всего лишь не рожали ее, но ведь воспитали! Эти люди дали ей все, что могли дать настоящие родители. Эмили совсем не хотела, чтобы дядя и тетя считали, что она думает иначе.

Пока женщины общались с дядей Верноном, Эмили была вынуждена отвлечься на мистера Лавгуда.

— Вы... — начал он с придыханием, коснувшись длинными узловатыми пальцами своей треугольной подвески, на которую то и дело с момента знакомства поглядывала Эмили, — вы знаете, что это такое?

Мистер Лавгуд положил руку ей на плечо и приковался взглядом к ее глазам. Эмили стало неуютно, но руку она не сбросила, поскольку мужчина сам держался достаточно далеко и касался ее одними кончиками пальцев.

— Нет, сэр, не знаю. Просто интересная вещь.

— Это Дары Смерти, — благоговейно прошептал он.

— Это... какая-то легенда? — уточнила Эмили, бросая взгляды в сторону дяди; тот вполне расслабился, разговаривая с женщинами. Эмили отметила, что их приличный вид — вполне магловский, чему она была страшно признательна! — сыграл свою роль. — Извините, я еще не все сказки из этого мира знаю. Да уже и возраст не совсем тот... Думала их попозже изучить.

— О-о, это не просто легенда! Говорят, они действительно существуют. Впрочем, о том, что это, вы скоро узнаете. Я надеюсь, наш с Луной подарок придется вам по душе. «Сказка о трех братьях» — обратите на нее внимание. Это удовлетворит ваш интерес.

Эмили была заинтригована. О Дарах она слышала впервые, но упоминание о братьях и Смерти всколыхнуло что-то в глубинах памяти.

— Хорошо, сэр, обязательно. Спасибо вам.

Она поспешила свернуть разговор, видя, что дядя Вернон направляется к ним. Не следует ему слышать, о чем разговаривают маги.

— Что ж, идем, Луна. Мистер Лавгуд, приезжайте за ней завтра в двенадцать дня.

Эмили взяла Луну за руку и повела к остальным девчонкам. Дафна о чем-то болтала с Асторией, а Джинни крутилась возле матери и миссис Гринграсс, которые, закончив знакомство с Верноном Дурсли, натужно перекидывались фразами между собой.

— Идемте. Я думаю, пора ехать, — позвала всех Эмили. — Пап, едем?

— Угу, — ответил дядя Вернон и, обменявшись рукопожатием с мистером Лавгудом, имидж которого явно не оценил, свернул к машине. — Садитесь, пристегивайтесь.

Он махнул на прощание родителям девочек, и Эмили, также попрощавшись с ними, помогла гостьям усесться в автомобиль и пристегнуться. Затем она села на переднее сидение и приготовилась ко дню рождения, который собирался быть одним из самых тяжелых и наверняка богатых на впечатления.

Глава опубликована: 18.10.2016

Глава 23. Столкновения

Предвосхитив, что будет весьма непросто провести с Дурсли весь день до ужина, Эмили после скомканных разговоров за поздним завтраком позвала девочек прогуляться по улицам Литтл-Уингинга. Прохладная погода располагала к тому, чтобы побродить среди домов и ровно постриженных газонов и полюбоваться геометрической красотой лондонского пригорода.

Пять пар каблуков застучали по асфальту, и тут же повисло настроение еще более неловкое, чем оно было в обществе маглов. Эмили бросила на Дафну полный надежды взгляд, чтобы та не отстранялась вместе со своей сестрой от остальных. Дафна только шевельнула плечом и натужно произнесла:

— Милая у тебя семья.

Эмили с трудом подавила желание сложить руки на груди, лишь сцепила вместе пальцы.

— Они тоже волнуются, — произнесла Луна, всем на удивление. За столом она молчала, но внимательно разглядывала гостиную.

— Хорошо, что Дадли не лез, — задумчиво проговорила Эмили, поднимая взгляд в серое небо. — Он мастер говорить ерунду.

— Он чувствовал себя совсем чужим, — заметила Лавгуд. — Вы с ним не сильно дружите, да?

— Пожалуй. Просто он мальчик и общается с такими же мальчиками, как он сам, — подумав, ответила Эмили.

— А он уйдет потом, так ведь? — поинтересовалась Дафна, хватая ее под руку.

— Собирался, но у него может сегодня какое-нибудь шоу по телеку идти, так что он наверняка захочет остаться.

Девочки не стали спрашивать, что такое «телек», и Эмили решила, что им все понятно. Они прошли квартал и свернули на шоссе. Эмили вела их строго по тротуару и находилась ближе всех к проезжей части, чтобы девочки не вышли под машину. Но никто из них не собирался ступать, куда не следует. Напротив, они жались к траве, пугаясь проезжающих мимо автомобилей. Здесь они почти не слышали друг друга, поэтому Эмили махнула рукой вдаль, показывая, что скоро свернут к домам.

— Вы ведь никогда не видели столько машин, да? — спросила она, когда ревущие автомобили оказались позади.

Обе Гринграсс синхронно покачали головой.

— Ну, вы — ясное дело, а что насчет вас? — Эмили обратилась к Луне и всю дорогу молчавшей Джинни.

— Мы живем с папой в таком месте, где машины почти не ездят. И мы редко выбираемся к маглам. А вот Джинни, хоть ее семья живет неподалеку от нас, знает, что это такое, — пропела Лавгуд.

— Да у нее отец с маглами работает, поэтому и с вокзала они все добираются магловским способом, — вставила Астория. — Я видела.

Эмили заметила, как вспыхнул румянец на щеках Уизли.

— А ведь я его знаю! Он отлично разбирается в машинах. Именно благодаря ему поняли из-за чего произошла авария в прошлом году, — будто бы невзначай заметила Эмили. — Жаль, что он не приехал с тобой, Джинни. Я ведь тогда совсем не поблагодарила его.

Уизли кивнула, закусив нижнюю губу.

— По-моему, — продолжила Эмили, — у твоего отца очень важная работа.

— Только министерство так не считает, — влезла Астория. — Я слышала, вам платят гроши, так, Уизли?

— Смотря что для тебя гроши, Гринграсс, — пробормотала Джинни.

— Это министерству должно быть стыдно! — прервала их Эмили, высвободившись из хватки Дафны, но после пристыдилась излишне резкого тона и, смягчившись, добавила: — Бешеный мир авто я вам показала, а теперь как насчет того чтобы посмотреть, что еще маглы умеют так, что дух захватывает?

Девочки молча пожали плечами, а Эмили, злясь на то, что все идет именно так, как она боялась, ускорила шаг. Добравшись до единственного в городе кинотеатра, она, уперев руки в бока, повернулась к остальным и сказала:

— Вы знаете, что магловские фотографии не двигаются. Но движущиеся картинки есть и у них, только они, чаще всего, сопровождаются музыкой, словами и некоторым законченным рассказом. А еще они бывают очень продолжительными. Сейчас мы с вами посмотрим одну такую. Держитесь рядом, когда зайдем.

Но Эмили зря переживала, что девочки потеряются в толпе: кинотеатр был почти пуст. Она усадила их на диваны и отошла к кассе. Просмотрев список фильмов, доступных в этот день, Эмили обнаружила, что, как и обычно, здесь не было ни одного интересного фильма.

— Эй, мисс, возьмите билеты на «Аладдина», — обратился к ней пожилой билетер.

— На кого, простите? — Эмили оглянулась на мужчину, а затем внимательнее пробежалась взглядом по строчкам репертуара.

— Диснеевский мультик. Он прошлогодний вообще-то, но такой и повторно посмотреть не грех. — Билетер протянул ей буклет для ознакомления.

«Мультфильм — это годится», — решила Эмили, кивнув мужчине в знак благодарности.

Места достались самые лучше — ровно посреди зала, так как больше зрителей не набралось. Сеанс начинался через двадцать минут, и за это время Эмили вкратце рассказала девочкам о культуре маглов рисовать или снимать различные истории и затем показывать их на большом экране, какой они сейчас увидят, или на телевизорах через специальные устройства.

Зайдя в зал, Эмили отметила, что экран далеко не того размера, какой она привыкла видеть в кинотеатре (обычно дядя и тетя возили их с Дадли смотреть кино в Лондон), но девочки в унисон ахнули от увиденного. Они рассаживались, а Эмили чувствовала их волнение и предвкушение. Следом за ними, довольная, она откинулась на спинку кресла. Но в начале мультфильма ей пришлось дать еще пару комментариев, потому что со всех сторон ее засыпали вопросами.

— Это что за мир? — спрашивала Дафна.

— Выдуманный.

— Это какие-то знаменитые у маглов люди? — интересовалась Астория.

— Ну... Кто-то этих персонажей знает.

— Персонажей? А разве это не реальные люди? Зачем рисовать тех, кого никогда не было в реальной жизни?

— Это просто сказка. У волшебников ведь есть сказки? Неужели никто не иллюстрировал книги?

Но Эмили сама не могла вспомнить, чтобы двигались картинки в книгах, только если они не были людьми. Однако книг с нарисованными людьми она тоже не помнила. Видимо, в магическом мире оживляли только фотографии и картины, которые рисовались не для всех.

— Все, начинается! — шикнула Эмили наконец. — Закончится, и тогда все спросите. Просто помните, что это — нарисованная выдумка, этакая долгая фотография, идет?

На этой ноте ей удалось угомонить девочек и впервые за два года насладиться фильмом с большого экрана.


* * *


Из кинотеатра девочки вышли в приподнятом настроении. Теперь таким разным Луне, Джинни и сестрам Гринграсс было, что обсудить, и до самой дороги домой они делились впечатлениями. Эмили редко вставляла свои комментарии, радуясь, что хоть какая-то общая тема появилась у этих четверых.

Домой они вернулись жутко голодными. Пока девочки шумно обсуждали Жасмин, Эмили, разуваясь, переговаривалась с тетей Петунией. Та была недовольна тем, что девочки так долго гуляли и пропустили обед.

— Мам, все нормально, — отмахнулась в конце концов Эмили и направилась на кухню, где остальные уже расселись за стол.

— Ну что, показала им наши достопримечательности? — бодро спросил дядя Вернон, когда гости принялись за еду.

Он, как и утром, пытался шутить, но Эмили давно уяснила, что юмор не его конек. Она как можно более нейтрально ответила:

— Мы много что осмотрели. Но большую часть времени мы провели в кино.

— На что ходили? — подал голос Дадли.

— На «Алладина», — вместо Эмили ответила Дафна.

Эмили удивленно уставилась на нее; та хитро улыбалась.

— А, старье. Я на него в Лондон ездил, — последние слова он обратил Эмили, на что она лишь фыркнула и вернулась к еде.

— А у тебя есть новые... э-э... фильмы? — произнесла Дафна, и Эмили была готова поклясться, что глаза подруги загорелись.

— Конечно. Только вы, девчонки, такое не смотрите.

— Это какое же? Мы подобное впервые увидели. Кто вообще знает, что бы мы смотрели, если бы были?..

— Дафна! — Эмили попыталась перекрыть голосом подругу, чтобы та не наговорила вещей, которые не должны звучать в этом доме.

Дафна вздрогнула и с примесью обиды и непонимания покосилась на Эмили. Та извинительно посмотрела на нее, а потом оглядела присутствующих. Неловкость так и висела в воздухе: дядя Вернон и тетя Петуния хмуро переглянулись, словно пытались догадаться, каким словом их только что едва не назвала гостья из магического мира; Дадли сжался и отвернулся от Дафны, будто человек, никогда не видевший фильмов, опасен для общества; Джинни приблизилась к безмятежной Луне, вырисовывавшей из соуса на тарелке непонятные узоры.

— Думаю, знакомства достаточно? — Эмили чуть высоким от напряжения голосом поинтересовалась у дяди. — Мы можем подняться ко мне и провести остаток дня между собой?

Ответила ей тетя Петуния, но и та нашлась не сразу.

— Да, конечно, идите, если вы наелись.

— Вы наелись? — резко обратилась к девочкам Эмили. Те притихли и неуверенно покивали.

Эмили поняла, что нисколько они не наелись, но сейчас не решаются сказать об этом.

— Они не наелись, я тоже. Возьмем все наверх, — приняла она решение и спешно начала собирать угощение. — Девочки, возьмете каждая себе свою тарелку? Я еще фрукты захвачу...

Минут через десять они уже сидели в комнате Эмили. Кто разместился на подушках на полу, кто на самой кровати. Эмили же взобралась на подоконник и распахнула окно.

— Упасть не боишься? — обеспокоенно спросила Джинни и, кажется, испугалась своего же вопроса.

— Кстати, да, — подключилась Дафна, закидывая в рот горсть чипсов, — ты ведь даже летала на первом курсе невысоко.

— А здесь низко, — хмыкнула Эмили, аккуратно глянув вниз на садик тети Петунии.

— Ты чего меня заткнула-то? — К ней подошла Дафна. — О, а у нас тоже такие цветочки растут.

Она указала на гортензии в саду, перекинувшись через подоконник. Эмили пришлось за шиворот втянуть ее обратно в комнату, чтобы та не высовывалась, и прикрыть створки. Подойдя к проигрывателю, Эмили достала пластинку со сборником классической фортепианной музыки и, нанизав ее, поставила иглу на самое начало. Негромкие слегка поскрипывающие звуки клавиш наполнили комнату легким, радостным настроением.

— Давайте чем-нибудь заниматься и общаться, — подбодрила девочек Эмили. Прошедшие полдня совершенно выбили ее из колеи, и теперь она совсем не представляла, как расшевелить гостей. В этот момент она поклялась себе никогда больше не организовывать свои дни рождения.

— Нам нужно что-то веселое, — со знанием дела произнесла Джинни.

Астория скептически покосилась на нее:

— А ты спец по юмору?

— Возможно, — парировала Уизли, не поворачиваясь к однокурснице. — По крайней мере, я вот уже почти двенадцать лет живу под одной крышей с Фредом и Джорджем. Вы, должно быть, слышали о них. Так вот, кое-чему от них я научилась.

— Еще б кто-то про них не знал, — буркнула Дафна.

— Я не знала, — произнесла Луна отрешенным голосом, пребывая где-то в своих мыслях.

— Это местные шутники, — кратко объяснила Эмили. — Правда, я их юмор не оценила.

Дафна рассмеялась, вспомнив, как однажды на первом курсе эти гриффиндорцы пристали к группе слизеринцев. Эмили тогда находилась с ними и попала под раздачу фирменных подлянок от близнецов Уизли. Шутки были незлобными, но ставили в ужасно неловкое положение — достаточно вспомнить временное изменение человеческих голосов на звуки животных.

— Не будем об этом! — предупредила Эмили. — Джинни, мы тебя слушаем.

— Собственно, мы будем веселиться, — уверенно сообщила та. Еще чувствовалось, что она робела, но перспектива юмора явно придавала ей сил и веры в себя.

И действительно, остроумия, как оказалось, в ней было сполна. Уизли предложила играть в очень старую игру — фанты. По ходу она делилась историями о том, какие действия придумывали ее братья-близнецы для самого скучного члена их семьи — Перси. Даже Астория с Дафной не могли не падать со смеху на моменте, когда речь зашла о том, как Перси был вынужден поймать и пронести на кухню садового гнома, усадить его посреди стола в кастрюлю и накрыть полотенцем, чтобы мать не сразу его заметила. После этой истории, Эмили внесла в игру условие: не вовлекать в игру соседей и вообще вести себя скромнее. Девочки было расстроились, но Джинни пообещала придумать что-нибудь очень веселое и только для них пятерых.

А затем, когда у большинства закончилась фантазия, они немного перекусили и решили поразгадывать шарады. В этом деле всех поразила Луна. Когда в первый раз она загадала слово, потребовалось минут двадцать на то, чтобы перечислить все, что было возможно, но так и не догадаться, что это был некий морщерогий кизляк. А потом были еще множество несуществующих зверей, о которых знала одна Лавгуд да ее отец, но девочкам было весело пытаться хотя бы угадать внешность животного и образ его жизни.

— А теперь пора и подарки доставать, — как-то, когда все уже устали и просто валялись, разговаривая, на ковре, провозгласила Дафна. — Это от нас.

В коробке, которую Дафна вручила Эмили, обнаружилась самая настоящая магическая косметика.

— О, Мерлин, — простонала Эмили, предвосхищая пытки, которым ее подвергнет Дафна в течение следующих нескольких месяцев, пока она сама не научится краситься.

— Да-да, — покивала та, довольная собой. — Ну тринадцать лет уже, пора!

— Хорошо, спасибо. Видимо, придется, — натянуто улыбнулась Эмили.

Джинни, волнуясь, протянула ей нечто вроде самодельного альбома. Когда Эмили открыла его, она испытала смешанные чувства: на фотокарточках были изображены Джеймс и Лили Поттер. Вместе и по отдельности, где-то с друзьями, а где-то исключительно среди однокурсников и преподавателей.

— Откуда это? — пораженно спросила Эмили, перелистывая страницу за страницей.

— Раньше, когда была еще война, мои родители знали твоих, — ответила ей Джинни. По блеску в ее глазах Эмили поняла, как та рада реакции. — Мы подумали, что тебе хотелось бы увидеть их.

У Эмили уже хранилась одна фотография — та, что ей вручила Меган. Ее вполне хватало: Эмили не нужно было больше, но старания Джинни она оценила. Теперь она могла чуть больше узнать об этих людях. В конце концов, хоть что-то о них знать ей нужно. Вот, например, здесь их друзья: что, если они еще живы? Эмили попадет впросак, если встретит их однажды и скажет при них, что не чувствует сильного родства ни с Лили, ни с Джеймсом!

Последний подарок был от Луны. Судя по форме, в подарочную бумагу была обернута книга. «Точно! Ее отец говорил про какие-то сказки!» — вспомнила Эмили, доставая экземпляр и раскрывая его где-то посередине.

— Хм, а я такие лет в шесть читала, — бросила Дафна, заглянув к Эмили через плечо.

Та несильно хлопнула ее легкой книгой по носу и ответила:

— Если бы я была в вашем мире с детства, я бы их тоже знала. Спасибо, Луна. Ты не помнишь, какую сказку мне твой папа советовал?

— «Сказку о трех братьях».

— Интересно, она ли?.. — пробормотала Эмили, роясь в содержании книги и раскрывая нужную страницу.

— Нет, только не сейчас! — Дафна решительно перехватила руки Эмили, а Астория, которой подмигнула сестра, выхватила книгу.

— Эй! Я ведь только страницу нашла, — недовольно прошипела Эмили, вскакивая на ноги.

— Мы заложим закладку, но читать ты ее сейчас не будешь, обещай! — требовательно встав перед ней, заявила Дафна.

— Да пожалуйста! Только не смей так больше делать. А теперь все марш умываться! Я пока расстелю вам постели.

Первокурсниц она уложила в гостевой комнате: все вместе они помещались на широкой кровати, тогда как в комнате Эмили место нашлось только двоим, и то она уступила свою кровать Дафне и легла на пол. Они еще с полчаса лежали с ней и разговаривали. Где-то внизу слышалось, как Дадли, недавно вернувшийся от Мейсонов без родителей, открывал холодильник и ставил что-то в микроволновую печь.

В это же время в окно раздался стук. Эмили резко поднялась и испуганно подошла к окну — за стеклом прямо на нее смотрел филин. Увидев, что к лапе привязан объемный конверт, она незамедлительно впустила птицу, а следом закрыла шторы.

— Малфоевский, — узнала Дафна.

— Угу, — подтвердила Эмили, начавшая читать письмо, разорвав посылку. Также в ней был приложен «скромный подарок», о котором Драко дополнительно оповещал в конце, — на этот раз украшенная цаворитом заколка для волос.

— Что пишет?

— Поздравляет, говорит, жаль, что не пригласила. — Эмили без интереса отложила письмо и открыла окно, однако филин Малфоев не собирался улетать и чего-то ждал, внимательно глядя на Эмили.

— Ответь им, — подсказала Дафна, устраиваясь в кровати поудобнее.

Эмили раздраженно выдохнула. Ей подумалось, что письмо писал если и сам Драко, так хотя бы не по своей инициативе. Внимание Люциуса нервировало и совершенно не нравилось Эмили. Она ответила сдержанной благодарностью и сообщением о том, что собирались одни девочки и у нее не было никаких личных мотивов оставлять Драко в стороне.

— Откуда он вообще знает о праздновании? — озадаченно проговорила Эмили, ложась обратно на свою постель на полу.

— Скорее всего, наши родители рассказали им случайно. Ну, вроде же не секрет.

— Не секрет, конечно.

Они уже почти уснули, как в дверь постучала Астория.

— Дафна, — жалобно проговорила она, — я не могу там находиться! Мне с ними скучно.

— Так ты спи! — шикнула ей сестра.

— Не спится, да и они болтают. Ты бы знала о чем! Я не могу слушать этот бред.

— Пойду-ка я к ним тогда, — устало сообщила Эмили, размыкая успевшие слипнуться глаза. — Ложись сюда. Я разбужу вас в десять. Спокойной ночи.

Она уже совсем сонно прошла в соседнюю комнату и упала на свободное с краю место, зарывшись в одеяло.

— Мы так и знали, что придешь именно ты, — радостно сообщила ей Луна. До этого она что-то запальчиво объясняла Джинни, а та непрестанно хихикала.

— Принцессу Дафну укладывать в кровать с кем-то даже пытаться не стоило, — ответила Эмили, чувствуя, что из-за этого краткого перемещения сон начал отпускать ее сознание.

Пришлось подключиться к разговору. Однако он продлился недолго: Луна, утомившись от рассказов, уснула раньше всех, а Эмили и Джинни, впервые за долгое время находясь практически наедине, еще долгое время лежали друг напротив друга и сквозь наплывающую дремоту делились историями из детства.


* * *


Она шла по тихому коридору каменного замка. Не помня, откуда вышла и куда направляется, Эмили позволяла потоку вести себя. Навстречу ей попадалось множество дверей, а за ними мелькали знакомые силуэты. Где-то она их видела... Но искала не их. Не ведая, в какую дверь нужно зайти, она чувствовала, что где-то глубоко внутри — возможно, другой половиной сознания — все же знает это, поэтому позволяла себе идти туда, куда подсказывало ее я.

Пока Эмили шла, раскрывая одну дверь за другой, она вспомнила, что до этого была совершенно в другом месте, а потом оказалась здесь с четкой целью куда-то выйти. Ей было страшно интересно, что же так привлекло ее. Там было что-то важное, жизненно важное, словно пища.

Ей показалось, что она лишь моргнула, как картинка перед глазами переменилась. Судя по всему, Эмили нашла подходящую дверь. Вокруг были все те же стены, но вместо бесконечных дверей — окно. Она сама теперь сидела на подоконнике, а напротив нее находилась Джинни и рассказывала что-то важное. Внезапно в руке Эмили нащупала школьную сумку и иголку с ниткой. Руки сами собой принялись шить, а изо рта помимо воли вырывались фразы, которые Эмили осознавала плохо. Реакция Джинни — единственный признак того, о чем она ей говорила, и у гриффиндорки пылали щеки, а глаза поблескивали, словно от слез. Эмили была озадачена и пыталась услышать в голове свой же голос. Однако ощущала она лишь отголосок эмоций. Кажется, она в чем-то убеждала Джинни.

Вскоре Эмили обратила внимание на то, что под их ногами были разбросаны книги, пергаментные листы, перья и прочее содержимое сумки, которую она зашивала. Эта картина напоминала ей что-то, но Эмили никак не могла сообразить что. Этот момент звенел в голове, не позволяя оторвать взгляд от пола, и она увидела раскрывшийся дневник со знакомой линовкой. Эмили, не спрыгивая с подоконника, потянулась к нему и отстраненно удивилась тому, насколько легко было взять предмет с такого расстояния. Привычной шершавостью отозвалась черная обложка.

Это был дневник Тома.

— Что-то не так? — услышала она голос Джинни, неожиданно дошедший на нее.

Эмили поняла, что, наверное, изменилась в лице, и поспешила ответить, но она уже говорила и снова не знала, что именно. Рот раскрывался, но Эмили не могла ни вклиниться в речь самой же себя и как-то повлиять на свою беспомощность в разговоре, ни просто услышать свои слова, будто между ней и ее другим я была проложена стена из ваты. Джинни тем временем ответила, но ее слова вновь были не слышны.

Эмили была растеряна, и ей не нравилось находиться на задворках своего же сознания. Она стала прислушиваться к тому, что чувствовала, — это все, на что она могла сейчас ориентироваться. Эмили попыталась закрыть глаза — этакий внутренний взор — насколько это было возможно в данной ситуации и навострилась. Далеко-далеко звучала невнятная речь. Чтобы до нее дотянуться, Эмили пришлось уловить тон, с которым произносились слова, настроение фраз, мысли...

Выбраться, выбраться, выбраться — жить.

Нетерпение жгло и двигало вперед. Эмили поддалась, словно подслушивающий прилипающий к двери, чтобы лучше расслышать. Она качалась на волнах поглощающих ее чувств, цепляясь за ручейки мыслей, что они порождали. Те же вели к водовороту, ухнув в который, Эмили словно раскрыла глаза; и увиденное отбросило ее далеко-делеко в прошлое, показавшееся ей давно забытым.

— 12 авгус...

— Привет! Как тебя зовут?

Клякса, клякса.

— Это Джинни Уизли.

— Я рад видеть тебя, Джинни! Расскажи о себе?

Эмили пробиралась по воспоминанию дальше, а в голове на секунду раньше появлялись образы того, чем оно должно было продолжиться. Водоворот крутило, и Эмили вынесло во времена чуть более близкие. Теперь ей вспомнился один из дней, когда Джинни рассказывала о том, как она страдает на Гриффиндоре без подруг. Эмили вспомнила, как расспрашивала ее, как просила писать больше о том, что она чувствует. Джинни хотела летать на метле, но братья никогда ей этого не позволяли, не брали в команду. Уизли хотела показать всем, что она не маленькая, а Эмили поддерживала ее в этом.

И ей нужно было еще... Больше мыслей Джинни, больше чувств. Эмили помнила ту жажду, что испытывала, когда слушала боль девочки и высасывала мельчайшие детали ее историй. Но этого щебетания было так мало, так ничтожно крошечно!.. Требовалось встряхнуть ее, разодрать душу, добраться до самого нутра и вылизать остатки жизни, чтобы вернуть себе свою.

Но потом появилась она — другая она. Бесцеремонно влезла, обнадежив свободой, как сотню раз делала до этого. И Джинни пропала из вида.

Маясь от безысходности, прогрызаясь сквозь защитные лабиринты сознания свободной части себя, она теряла надежду на спасение. Ей бы жить... Она ведь может еще жить! Она все помнит. Помнит так отчетливо, что лучше бы ей отшибло память в тот момент, когда волею случая затягивало в дневник вместо другой части души.

А совсем недавно она увидела свет знакомого сознания. О, Джинни не спутать ни с кем: она слишком много вечеров переплеталась с нею, чтобы эта связь хотя бы через столько недель могла ослабнуть.

Шагнув навстречу, она столкнулась с глухотой. Ведь точно: нет отдачи. Но кстати выяснилось, что внешняя она — свободная она! — так же тесно привязала к себе девчонку. Достаточно было лишь проложить мосты и вновь связаться с Уизли напрямую.

Воспоминания мельтешили, удушая Эмили и заставляя ее хвататься за первые попавшиеся образы. Ее кидало из одного рассказа Джинни в другой, а затем ударило об реальность.

— Ты точно думаешь, что это безопасно? — Теперь она говорила устами Джинни.

— Абсолютно, — медленно отвечала Эмили она же, сидящая напротив и зашивающая сумку гриффиндорки.

Тон был не ее, взгляд был не ее — и все это Эмили ощущала через Джинни вспышками, будто связь рябило.

— Напиши ему, он скучает, — настойчиво сказала Эмили-напротив-Джинни, будто говорила это не впервые и теряла терпение.

Эмили-в-Джинни опустила взгляд вниз — теперь в одной руке Уизли держала ее Дневник, а в другой теребила перо, бесконечно сочащееся красными чернилами.

— Ты нужна ему, Джинни. Помнишь, ты говорила, что вы друзья? Помнишь, какие твои тайны он знает?

— Ты говорила, он опасен, — отвечала Эмили-в-Джинни. Фраза ломалась, и Эмили периодически выбрасывало в свое тело.

Выбросило и сейчас. Теперь она слышала, что говорила, потому что знала, что должна была сказать и зачем. Она скинула недошитую сумку с коленей и приблизилась к Джинни.

— Разве ты не скучаешь? — прошептала она ей на ухо, сжимая руку девочки на Дневнике. — Разве ты тоже предала его, м? Ведь ты знаешь, как он одинок. Просто напиши ему: «Привет, Том, я по тебе скучаю».

Эмили словно ударило от этого имени, и ее вышибло из сознания. Не успела она среагировать, схватиться за что-то, как ее вновь отгородило глухой стеной от той своей части, что, шепча что-то, закладывала огненные пряди Уизли за ухо и опускала ладонь на ее сгорбленную от страха спину.

— Джинни, не пиши! Это не я! — попыталась крикнуть Эмили, но рот не двигался, а ее лишь сильнее толкало в темноту, отстраняя от малейших эмоций, которые испытывала сейчас другая часть ее души, нашедшая мост из Дневника к своей жертве.

Эмили, испугавшись увиденного, потеряла всякий контроль над своим телом и не могла успокоиться, чтобы вернуться в мысли другой себя. Паника сбила дыхание; стало душно. Джинни тем временем кивала словам и нервно двигала пером, будто не решаясь начать писать. Эмили спешно вспоминала, что видела, погрузившись в другую часть себя. Неужели она видела воспоминания Тома?.. Если так, наверное, и он когда-то просматривал ее — теперь их общие. И только сейчас Эмили осознала, что за дежавю она видит: воссозданная реальность точь-в-точь походила на момент в декабре, когда она впервые общалась с Джинни и убеждала ее избавиться от общения с Томом. Это был единственный момент, в котором она и Джинни были рядом с Дневником, а он нашел это воспоминание в них обеих и теперь собирался вернуть свою связь, пользуясь близостью душ Эмили и Джинни. Эмили была уверена в этом, потому что уловила этот мотив, когда несколько секунд назад проникала в мысли другого осколка своей души, воспользовавшегося ее сознанием.

Но как он добрался до мыслей? И как на удивление четко сейчас обдумывались слова! Эмили никогда не помнила, чтобы ей снилось что-то настолько осознанное.

Едва Эмили подумала о сне, ее вышвырнуло из него, и, раскрыв глаза, она увидела гостевую комнату в своем родном доме на Привит-драйв, а рядом на кровати — беснующуюся от кошмаров Джинни.

— Джинни! — Эмили не медля вскочила, откинув одеяло, и принялась трясти Уизли. Шептать пришлось громко, чтобы дозваться Джинни, но умудриться не разбудить весь дом, а в частности сопящую рядом Луну.

— Джинни, проснись, ну же! — Эмили чуть не плакала от страха и отчаяния. Как она могла допустить такое? Как Том проник в нее, ведь он спрятан так далеко?

Уизли встрепенулась, а увидев Эмили, широко распахнула глаза и резко поднялась, в ужасе закрыв рот.

— Тише, все хорошо, ты в безопасности! — Эмили дотянулась до ее плеча и крепко схватила.

Джинни глубоко дышала, словно еще не понимала, что больше не во сне. Эмили быстро соскочила на пол, накинула поверх пижамы халат и, приставив к кровати тапочки Джинни, позвала:

— Вставай. Спустимся вниз, я тебе чаю сделаю.

Джинни послушалась ее, почти уже успокоившись, и Эмили, крепко взяв ее за руку, вывела в коридор.

По пути к лестнице они встретили Дадли, выглянувшего из своей комнаты.

— Эй, что там у вас? — Он схватил Эмили за плечо, не разжимая пальцев на джойстике.

— Спи, — только и бросила она, несильно, но решительно ударив его по кисти.

Она собиралась продолжить путь, подтолкнув Джинни к ступеням, но кузен окликнул ее:

— Ай! Я папе расскажу, что ты меня побила. И вообще, что за чертовщина у вас там происходит, а? Опять твои... штучки? Снова кто-то из-за тебя пострадает!

Эмили, задохнувшись от его слов, резко обернулась. Сделав навстречу Дадли пару шагов, она толкнула его в грудь.

— Думай, что говоришь! — прошипела она. — Ты понятия не имеешь, что такое магия.

— Очень даже имею, — возразил Дадли, отпихнув ее от себя; Эмили едва удержалась на ногах.

Она хотела возмутиться, но Дадли мрачно посмотрел на нее и, не сказав больше ни слова, скрылся в своей комнате, хлопнув дверью. Эмили простояла в недоумении несколько секунд, но вспомнив о Джинни, поспешила вниз.

— Джинни, — произнесла она, ища глазами Уизли. Та оказалась уже в самой кухне. Она сидела за столом, упав лицом на руки.

Эмили медленно зашла. Не зная, с чего начать, она подошла к чайнику и поставила его на огонь.

— Я что-то говорила во сне? — Джинни подняла голову и обратила полный слез взгляд на Эмили.

— Нет, не думаю, — сипло ответила Эмили. Справившись с голосом, она добавила: — Ты просто стонала и металась по кровати.

— А-а, — протянула Уизли будто облегченно. — Ты не волнуйся, это просто кошмар. Такое бывает.

Эмили ощутила, как сорвалось что-то внутри. Том не первый раз такое проворачивает? Но она думала, что, если Джинни перестанет писать в Дневнике, их связь пропадет!

— Тебе... м-м... уже снилось то, что ты видела сегодня во сне? — аккуратно спросила Эмили.

— Не совсем, — уклончиво ответила Джинни. — Такое — впервые, но тема везде одна и та же.

Эмили видела, что Джинни юлит и старается не называть своими именами приснившееся, но ей очень важно было узнать, насколько Том близок к Джинни в ее снах.

— Поделись со мной, — попросила она, ласково дотронувшись до холодных пальцев Уизли.

— Не могу, — пролепетала та, отодвигая руку.

Эмили расстроенно помолчала.

— Почему?

— Это личное, — ответила Джинни и отвела взгляд.

Эмили отстранилась и откинулась на спинку стула. Они с Уизли несколько минут сидели молча, думая о своем. Эмили заставляла сонный мозг работать и разбираться с этим пазлом. Напрашивалась мысль, что связь Тома с Джинни хоть и не исчезла, но долгое время не развивалась, судя по тому, что Уизли была в себе и казалась вполне здоровой. Могло ли празднование дня рождения спровоцировать усиление связи? Но Эмили не хватало данных о том, что именно снилось Джинни раньше.

— Ты хоть скажи, это когда началось? Сегодня впервые так... страшно? — спросила Эмили, лениво повернув голову в сторону Уизли.

— Где-то с середины весны началось. — Похоже, на эти вопросы Джинни ответить могла. — Да, только сегодня я увидела... такое. Раньше я на это даже внимания не обращала, думала, что просто стресс. Но я ведь понимала, что с ним нужно было попрощаться!.. Ой.

Она прикрыла рот рукой. Эмили спокойно кивнула в ответ.

— Тебе Т... тот друг, значит, снился? — Ее щеки вспыхнули, когда она едва не проговорилась о Томе. Эмили вовремя вспомнила, что Джинни никогда не называла его имя.

— Угу, — кивнула Джинни. По ее лицу было видно, что она испытала облегчение от того, что Эмили все поняла сама.

Эмили вскочила, чтобы выключить засвистевший чайник.

— М-м... во сне тебе было жаль, что вы перестали общаться? — спросила она, наливая чай в кружку.

До этого Эмили не обращала внимания на дрожь в руках, но теперь из-за нее разлила воду по поверхности. Пришлось отставить чайник и вцепиться руками в столешницу. Эмили глубоко выдохнула, продолжая стоять спиной к Джинни. Та тем временем ответила:

— Ну да. Мне почему-то снилось, как мы с ним общались, но мне не сильно мешали эти сны. Я помнила твои слова о том, что он плохой друг, и днем совсем не думала об этих снах. А вот сегодня...

Эмили понимающе кивнула и, потерев ладонями лицо, помотала головой, а затем продолжила наливать чай. В обе чашки она добавила листочки мелиссы.

— Выпей, поможет расслабиться. — Она села и придвинула одну из кружек Джинни. — Скажи, а днем тебе совсем не думалось о нем?

— Неа, я и сны-то плохо запоминаю. Я про них только сейчас вспомнила, после кошмара.

Эмили нахмурившись, пригубила чай. Она обдумывала слова Джинни и пыталась понять, что такого произошло этой ночью, раз Том смог дотянуться до сознания Уизли. Та упомянула, что сны о нем начались с середины весны — именно тогда, на Пасху, Эмили последний раз говорила с ним. Если совпадения не случайны, выходит, что он воспользовался созданной за осень связью с Джинни как запасным планом. То, что Джинни все время до этого не поддавалась его влиянию, означает, что эта связь не получала питания: Том знал дорогу до ее души, но двери были заперты, потому что Джинни не зависела от снов и не хотела взаимодействовать с Томом. Размышления Эмили подкреплялись знаниями об их общении: Том сам рассказывал, что именно Джинни вкладывала в него всю себя, тем самым подпитывая и открывая путь к своей жизненной силе. Только тогда, когда она была вовлечена в диалог с ним, он мог тянуть их из нее.

«Он решил закончить начатое и выбраться из Дневника хотя бы таким путем — просто воплотившись благодаря подпитке от Джинни», — подвела итог Эмили. Теперь оставалось понять, почему это случилось сегодня. Что послужило толчком? Она задумчиво рисовала круги по отпечатанной на столе воде из-под кружки и перебирала варианты. Сразу отметался тот, в котором объяснением служила физическая близость Джинни к Дневнику, ведь Эмили только что выяснила, что важна была связь эмоциональная. Прокрутив в голове сон еще раз, Эмили ужаснулась, вспомнив, что Том использовал для декораций именно то воспоминание, которое и Эмили, и Джинни связывало с Дневником. Как это было хитро! Он взял ее образ, чтобы Джинни получила поддержку, послушалась и попала в капкан. Эмили похолодела, догадавшись, как крестраж смог провернуть это: Том был связан с ней через их общую душу, а Джинни со своей стороны воспринимала Эмили как старшего друга и жаждала с ней общения.

Мастер окклюменции из книги, которую еще не дочитала Эмили, предупреждал, что сон — самое опасное состояние для тех, кто не владеет защитой разума. Дневник попытался достучаться до Джинни через Эмили, уловив момент, когда Эмили и Джинни ближе всего в эмоциональном плане находились друг к другу: ночью после дня, полного общения.

Теперь Эмили была совершенно уверена в том, что поняла причины произошедшего; и это пугало ее больше, чем неизвестность.

— Джинни, — позвала она. — Как ты теперь чувствуешь себя?

— Нормально.

— Сможешь уснуть? Я думаю, твой кошмар был из-за слишком напряженного дня. — Она слабо улыбнулась, пытаясь приободрить Уизли.

— Да, наверное, — ответила Джинни. Она давно перестала дрожать и спокойно попивала чай.

— И знай, что я по-прежнему думаю, что ты поступила правильно: тебе не нужен тот друг. Тебе нужна... вот Луна, например!

— Она классная! — Джинни расплылась в улыбке.

— Вот и дружи с ней! И не переживай, что мы с тобой редко общаемся, ладно? Тебе не нужно так много думать обо мне.

Уизли рассмеялась. Эмили испугалась, что та не приняла ее слов всерьез, а ведь Джинни совершенно нельзя думать о ней...

— Ты готова идти спать и ни о чем не переживать?

Джинни кивнула и спрыгнула на пол.

— Отлично. — Эмили поднялась следом, собирая со стола кружки. — Ты иди, я тут приберусь еще и потом тоже лягу.

Джинни пожелала ей спокойной ночи и, совсем повеселев, отправилась прочь из кухни. Сгрудив посуду в мойку, Эмили включила воду, оперлась руками о раковину и всхлипнула.

Не ляжет она сегодня спать — сейчас это все, что она может сделать, чтобы обезопасить Джинни от своего крестража.

Глава опубликована: 08.11.2016

Глава 24. Качели

Эмили опустилась на диван, чувствуя усталость. Посидев не больше минуты, она вскочила, не давая себе заснуть. Шел четвертый час ночи, Эмили держалась от силы полтора часа. Предстояло еще хотя бы семь, а когда настанет время будить девочек и провожать их до конца города, будет не до сна.

Попивая горячий «Нескафе», Эмили вышагивала по гостиной. Не выйдет не спать теперь всю жизнь, поэтому она размышляла, пока были силы, о том, что делать дальше, как не дать своей части, заточенной в Дневнике, проникнуть в сны. Крестраж питался связью — спрятать его на дно чемодана не поможет. Вот бы избавиться от мыслей о нем, от страха перед тем, что их связывает, но у Эмили не получалось отпустить тревогу, пока она знала наверняка, что у Дневника была к ней лазейка, а еще она переживала, сможет ли Джинни забыть о Томе Риддле еще раз, чтобы он не восстановил с ней прямую связь.

Эмили хотелось поговорить с кем-нибудь, кто хоть немного был ей близок. Было бы опрометчиво тревожить Роберта, который знал о крестражах, поэтому, поколебавшись, она решилась связаться с Маркусом.

Поднявшись в свою комнату, Эмили аккуратно, чтобы не проснулись сестры Гринграсс, вытащила из сумки зеркало и тихо прикрыла за собой дверь. За несколько шагов до лестницы ее привлек шум стрелялки, который доносился из комнаты Дадли. Эмили вспомнила, как странно кузен повел себя пару часов назад, проронив, что из-за нее кто-то уже пострадал. Кроме этих слов ей не нравилось также, как Дадли смотрел на нее с самого приезда на каникулы.

Эмили негромко постучалась:

— Дад?

— М? — Он оглянулся на проем, а увидев Эмили, вернулся к игре. — Чего надо?

— Сделай потише, — хмуро ответила она, входя в комнату и плотно прикрывая за собой дверь. — Девочек разбудишь.

Эмили не торопясь прошла вперед и села на край незаправленной кровати. С минуту она следила за перестрелкой на экране компьютера. Это быстро надоело, и она, опустив голову, принялась теребить крышку сквозного зеркала, подбирая слова.

— Ну, скажи мне... — тихо проговорила она наконец. — Как ты узнал?

— Что в смерти тетушки Мардж ты виновата? — будто это не имело значения, спокойно переспросил Дадли.

— Если я в ней и виновата, то только своим существованием. — Как Эмили ни старалась скрыть волнение, голос ее все же дрогнул.

Дадли молчал, сжимая зубы, и со всей силы давил на кнопки джойстика. Эмили вздернула подбородок и уселась на кровати удобнее, чтобы чувствовать себя не такой чужой в этой комнате. Она и руки опустила подле себя, надеясь, что в таком положении тремор сойдет на нет.

— Так как ты это узнал? И ты, кажется, маме с папой ничего не сказал... Мне интересно, почему?

— Они счастливы, — ответил Дадли, меняя оружие своему герою. — За все эти годы они наконец-то ведут себя так, как всегда вели. Мне это нравится. Ведь с тех пор, как ты оказалась... такой, они места себе не находили. Они меня не слушали совсем, понятно тебе?

Он обернулся к ней и пропустил удар от противника. Ругнувшись, Дадли более ожесточенно пошел в атаку.

— Что, игрушки не покупали? — мягко съязвила Эмили, рассчитывая, что кузен поймет этот юмор.

— Иди ты, а. Они просто на меня внимания не обращали, постоянно нервничали. А после того, что с ними сделали... то есть с нами со всеми, после смерти тетушки Мардж... Они стали прежними. Мама перестала бояться, что соседи все узнают, папа после работы улыбался. Поэтому я ничего не стал рассказывать... Вдруг все вернулось бы обратно?

Эмили слушала его, неотрывно глядя на то, как разрубало пополам виртуальных врагов.

— Но как ты сам узнал?

— О том, что все было не так, как нам внушили? Ну, я точно не знаю. Я просто нашел это под оберткой шоколада. — Он вытащил из ящика стола сложенный вчетверо мятый клочок тетрадного листа.

Эмили похолодевшими пальцами приняла записку и развернула. В ней неровными крупными буквами была описана вся авария, как ее понял и запомнил Дадли:

«Все было не так. Я подслушал, что нам сотрут память. Это все Эмили. Она колдовала, и ей за это прислали письмо с предупреждением. Она сделала так, чтобы машина остановилась на рельсах и нас снесло поездом. Тетушка Мардж не вылезла и умерла. Папа сильно ранен. Здесь куча странных людей в длинной одежде, они забрали нас, чтобы стереть память».

Эмили, прижав тыльную сторону ладони ко рту, слегка прикусила кожу, чтобы взять себя в руки. Дадли, отдав ей записку, отвернулся и продолжил игру, поэтому не видел выражения ее лица. Эмили тайком вытерла набежавшие слезы и, стараясь быть тише, шмыгнула носом.

— Ты ведь слышал, что я кричала разбивать окно, — нарушила она молчание, потянувшись к столу, чтобы положить записку.

— И что?

— Я помогала выйти из машины! Я была сама напугана.

— Ну, ты вышла сама, вывела маму, а остальных не спасала, — заметил Дадли.

— Ты что? Неужели действительно думал, что я хотела их убить? — разочарованно воскликнула Эмили, все еще не веря в эту мысль. Даже записку она посчитала излишне эмоциональной и не приняла всерьез заявление Дадли о том, что она намеренно заколдовала машину.

— Ну, ты их не любила. Тетушка Мардж никогда тебе ничего не дарила, а папа многое не позволял.

Эмили была оскорблена. Прилившая к щекам кровь заставила ее подняться и заходить по комнате, уперев руки в бока.

— Ты идиот! — прорычала она, смаргивая слезы.

Как он мог подумать, что она может убить кого-то из-за такой ерунды, что она вообще может убить человека? Одна мысль об убийстве была неприемлема, оттого вина за давнишнее пожелание смерти Мардж и дяде Вернону вновь хлестнула душу. Эмили мечтала об их скорейшей старости, но не об убийстве! Она благодарила Мерлина за то, что Дадли не знал и никогда не узнает об этой ужасной мысли, иначе от осуждения было бы не избавиться. И более всего ей не хотелось думать о тех смертях, которые случились по ее вине в том, другом теле — не в теле Эмили Поттер.

Раз кузен помнил о том дне и продолжал делать неверные выводы, Эмили не могла не попробовать объясниться и донести до него свои мотивы.

— Это сделала не я, но письмо пришло, потому что на тот момент из волшебников в машине была только я. Наше министерство автоматически послало письмо мне, не разобравшись, понимаешь? И это я позвала тех странных, как ты сказал, людей, чтобы они нам помогли. А они помогли: папа жив и мы все получили компенсацию. Меня тогда отвели разбираться со всем этим, и мы нашли того, кто это устроил.

— И кто же?

— Один мой враг, — решила не вдаваться в нюансы Эмили.

— Его наказали?

— Угу.

— Откуда у тебя враги вообще? — поморщился Дадли.

По тону голоса Эмили поняла, что кузен еще не переубежден, но что добавить не знала.

— Так получилось. Ты поверь, я не собиралась никого убивать. И я пыталась помочь вам всем. Мама и папа думают, что это была самая обычная авария и волшебники нас спасли, верно?

— Ага, но если бы они знали, что сама авария возникла из-за волшебников...

— Тогда они снова начали бы переживать. А ведь ты хотел как раз другого, — мягко заметила Эмили, возвращаясь на край кровати. — И теперь ты сам видишь, что по сути все волшебники в этом и не виноваты, что они все-таки именно помогли.

— Угу, — поджав уголок губ, подтвердил Дадли. — Только из-за тебя все равно проблемы. Вдруг кто-то еще захочет тебя прикончить, а попадет в меня или в маму с папой?

Эмили вновь вспыхнула. На душе стало гадко и очень больно.

— Через пять лет я уеду, и никто вас не тронет. А сейчас... потерпи уж, я здесь буду редко появляться, — горько бросила она и стремительно вышла из комнаты, с трудом сдерживая плач.

Она сбежала по лестнице вниз и, без сил упав на диван в гостиной, невидящим взглядом уставилась в потолок.


* * *


Когда сидеть, задрав голову, стало невыносимо, Эмили усилием воли потянулась за зеркалом, которое выскользнуло из рук.

— Маркус Флинт... — слабо произнесла она, находясь на границе дремы. Эмили резко села, пытаясь взбодриться, и произнесла тверже: — Пожалуйста, Маркус, проснись! Мне нужна твоя помощь...

Он не отвечал, а зеркало оставалось темным. Эмили обреченно закрыла его, прервав связь. Решив не беспокоить сегодня Маркуса, она отложила артефакт в сторону и вновь принялась бродить по дому. Ей хотелось занять себя чем-то, но переживания не позволяли усидеть на месте. В конце концов Эмили отправилась на кухню в поисках посуды, которую можно было помыть. Следом за этим ей захотелось стереть со всех поверхностей несуществующую пыль.

Так прошло часа два. Физический труд бодрил, но как только Эмили переделала все возможные дела, она вновь почувствовала усталость. Раздраженно шлепнув мокрой тряпкой о стену и выйдя из ванной комнаты, Эмили вернулась в гостиную, хорошо освещаемую светом: так было меньше шансов заснуть.

За то время, что она бодрствовала, Эмили обдумала ситуацию с проникновением крестража в свои сны и пришла к выводу, что ключевое слово здесь именно «сны», а не заснувшее тело как таковое. На эти мысли ее навела книга по окклюменции, начало которой четко определяло границы этого раздела магии. Эмили решила, что спать ей в принципе будет можно, но пока она не научилась мысленно защищать свой разум во сне, придется делать это каким-нибудь другим образом.

Зеркало, лежавшее на диване, светилось, сообщая о том, что по нему хотели связаться. Эмили бросилась к артефакту и, раскрыв его, попыталась снова позвать Маркуса.

— Ну и ну, кто так рано встал, — пару секунд спустя ухмыльнулся Маркус. Он был лохмат и небрит, отчего походил на гориллу.

— Извини, что разбудила, — ответила Эмили негромко. Времени до пробуждения было предостаточно, и ей не хотелось, чтобы кто-то проснулся и помешал важному разговору.

— Нет, нет, нестрашно, — Маркус сонно мотнул головой, — я уже бодренький. У тебя что-то случилось или ты от бессонницы маешься?

— Если бы от бессонницы... — тяжело вздохнула Эмили. — Я... м-м-м... Мне кошмары снятся. Очень нехорошие. Ты не знаешь, можно ли каким-то образом избежать снов?

— Конечно, — тут же ответил Маркус и широко зевнул. — Надо заниматься медитацией или чем там еще. Окклюментские штуки всякие, короче говоря.

— Да это я сама знаю! — прошипела Эмили. — Ты про заклинания или зелья какие-нибудь расскажешь?

— А, ну да. Есть одно зелье. Оно так и называется «зелье для сна без сновидений».

— Ах, точно! — Теперь Эмили сама поняла, о каком зелье речь, и посетовала на то, что знание о нем не пришло к ней вовремя. — Вот только где его взять? Как я помню, его в обычной аптеке не купить... Даже не знаю, у кого заказать: у меня нет магических газет, а Добби на Диагон-аллею сейчас не отправить.

— Это верно, зелья обычно не варят на продажу заранее. — Эмили на секунду показалось, что Маркус удивлен ее познаниями. — Гм-м... Дай-ка я у себя покопаюсь. Погоди.

Маркус перевернул свое зеркало на постель, и несколько минут Эмили видела лишь плетение ниток белой простыни.

— Нашел, — сообщил Маркус, помахав перед зеркалом бутылью, меньше чем на половину заполненной пурпурной жидкостью. — Присылай Добби, отдам через него. Но сначала скажи свой вес.

— Зачем? — не сразу сообразила Эмили.

— Посмотрим, на сколько часов тебе хватит. Как видишь, его тут мало. — Он качнул бутыль, щелкнув по стеклу.

— М-м... Где-то сорок пять килограммов, значит, семь стоунов и четыре фунта. Не знаю точно, давно не измеряла.

Маркус замер, подсчитывая что-то в уме. Эмили поняла, что он пересчитывает массу тела в унции, чтобы затем было удобнее определять, на сколько хватит действия зелья.

— Плохо, — заключил он. — Тебе здесь всего на пять часов с небольшим.

— Ну и пусть! Хоть немного посплю, а завтра съезжу на Диагон-аллею, закажу в аптеке.

— Тебя быстро сморит потом, но ты права: чуть-чуть куда лучше, чем ничего. Я смотрю, ты совсем не спала этой ночью.

— Что, синяки, да? — обеспокоенно спросила Эмили, притронувшись к области под глазами.

— И они тоже. Тебя трясет, говоришь рвано.

Эмили наконец обратила внимание на то, что ее тело действительно сотрясала крупная дрожь. Давно она не практиковала бессонные ночи. В последний раз это было во втором классе. Эмили тогда страшно увлеклась чтением одной из фэнтезийных книг, взятой ее подругой Софи из школьной библиотеки, и не желала прерываться на сон. К тому же очень не хотелось попадаться с этой книгой на глаза родителям — скорость прочтения снижала шанс того, что ее раскроют.

— А мне нужно еще немного побыть без сна: девочек провожать обратно по домам в десять утра.

— А-а, ну, я, к сожалению, плохой собеседник, для того чтобы составить тебе компанию на это время. Со мной ты скорее уснешь, — хмыкнул Маркус.

— Мда... — согласилась Эмили.

Они поговорили еще немного, пока Добби по приказу Эмили перемещался к Маркусу и обратно. Маркус следом дал ей четкие инструкции:

— Пей сразу все и только тогда, когда будешь в постели: выключает очень быстро.

— Снов точно не будет?

— Абсолютно. Ты впадешь в очень глубокий сон, но закончится он быстро. То есть ты оба раза — засыпая и просыпаясь — минуешь быстрый сон, а значит, не видишь сны.

— И значит, он до них не доберется... — кивнула она себе, тихо пробормотав.

— Кто он? Тот, о ком я думаю? — Маркус произнес это ослабевшим голосом.

— Да, — просто ответила Эмили, надеясь, что дальше с расспросами Маркус не полезет.

— Слушай, — он нахмурился, — ты ведь не собираешься теперь подсаживаться на это зелье?

— Не знаю еще. А почему нет? — поинтересовалась Эмили, чувствуя, что ее прошлое я никогда не задавалось таким вопросом, потому как не нуждалось в этом зелье.

— Я как спортсмен не одобряю поддержки организма какими бы то ни было зельями. Это же костыли. Тем более твой организм замучается вырываться каждое утро из глубокого сна.

— То есть мне лучше не заказывать себе партию?

— Именно, — серьезно ответил Маркус. — Ты лучше изучи базовый курс окклюменции. Самое простое, что тебе нужно, — это успокаивать свой разум перед сном, и тогда через твои эмоции легилименту к тебе не подобраться.

— Ты откуда все это знаешь? — сощурилась Эмили.

— Отец учил, пока жив был. Это даже почти не окклюменция, лишь подготовка к ней, так что ты справишься.

— Да я пробовала... Мне бы как раз изучить саму окклюменцию. Я хочу быть защищенной во сне.

— Тогда вот тебе совет: купи на Диагон-аллее хороших книг по этой теме, а не костыли для разума. Ладно сегодня, но следующие кошмары попробуй пережить, договорились?

— Хорошо, — хмыкнула Эмили, понимая, что ни в коем разе не позволит себе в ближайшие дни погружаться в сны.

— Ну, бывай. Держись, а я пойду еще вздремну все-таки.

Маркус отключил связь, а Эмили на оставшееся время вызвала к себе Добби и попросила его побыть невидимым и последить за тем, чтобы она не уснула.


* * *


Прощание с девочками вышло скомканным. Дафна все внимание Эмили переняла на себя, и Джинни с Луной не оставалось ничего, кроме как поблагодарить за гостеприимство и отойти к своим родителям. Эмили искоса посматривала на них обеих, и если по Лавгуд нельзя было сказать, что она задета поведением Дафны, то Джинни была задумчива и немногословна. Эмили беспокоилась, не думает ли та о Томе: ночной кошмар мог вернуть мысли о нем, а это позволило бы крестражу пробраться в сны Уизли, минуя Эмили. Теперь он знает, какой образ принять в воображении Джинни, чтобы заставить ту довериться и раскрепоститься.

На обратном пути Эмили попросила дядю Вернона ехать быстрее: страшно клонило в сон, и реальность плыла перед глазами. Она не помнила, как зашла домой, как добралась до кровати. Ее хватило лишь на то, чтобы залезть под одеяло и выпить зелье. Тьма окутала ее мгновенно.

Будто потемнело в глазах, и глухо щелкнуло в голове. Ее оттолкнуло от чего-то, что служило светом. Так бывает, когда окклюмент ставит щиты, подумалось ей, но это были не они: слишком резко отсекло от мыслей.

Она попробовала вернуться, подняться к другой себе через общие мысли, через Ее эмоции. Сейчас их должно быть много: та, другая она, злилась из-за девчонки Уизли.

Вспышка. Вспышка.

Вокруг была темнота, а в сознании мелькали мириады мыслей. Сплошной поток крутил, переворачивал и кружил, как если бы она была в невесомости. Это было привычное чувство, его даже не хватало все то время, как ей удавалось удерживаться в мыслях другой себя.

А потом снова вспышка и темнота.

Эмили проснулась с тревогой в душе. Ей подумалось, что она видела сон, а в нем находилась на границе чужих мыслей. Эмили медленно поднялась и схватилась руками за голову. Та была тяжела, как бывает, когда не выспишься, но засыпать заново не хотелось: подозрение, что зелье мало помогло, не проходило.

Не прошло оно и к самому вечеру. Эмили сидела на подоконнике и размышляла над тем, что помнила из тех шести часов сна. Сновидения — чересчур темные и пустые — не были похожи на обычные, и это заставляло искать подвох. Отчаяние, которое усиливалось по мере того, как мысли упирались в очередной тупик, душило, и с каждой минутой сильнее хотелось уничтожить Дневник — причину всех проблем. Признаться, за последние часы Эмили испытала к нему множество негативных чувств. Она не могла допустить и мысли достать Дневник и поговорить с частью своей души: ей совершенно не хотелось видеть эту вещь. И как было хорошо находиться не в ней!..

Эта странная мысль заставила Эмили встрепенуться. Она мотнула головой, прогоняя наваждение. Решив для себя, что это были остаточные мысли крестража, в которых она побывала ночью, Эмили абстрагировалась от них и принялась измерять комнату шагами.

Вскоре явился Добби, которого она отправляла в аптеку. Он сообщил, что заказ приняли и изготовят через пару дней. Эмили расстроилась, узнав, что как минимум две ночи ее сознание еще будет в опасности. Ей не оставалось ничего, кроме как рассчитывать на свои силы.

Перед сном Эмили вытащила Дневник из глубин чемодана. Она держала его осторожно, будто тот в любой момент мог напасть, но положив крестраж на стол, сказала себе: «Нет. Нельзя его бояться. Он этим питается». Эмили смотрела на черную обложку и пыталась представить, что это обычный школьный дневник. Спустя несколько бесплодных минут она встала, чтобы расправить постель, но все время оглядывалась на крестраж, примеряя на него образ самой простого дневника. «Это просто школьный дневник, — говорила себе Эмили. — Там никого нет. Нет никакого Тома Риддла». Для верности она достала из ящиков стола все свои старые записные книжки и, замешав туда Дневник, сложила на столе, у самой стены.

Эмили ложилась спать, уверяя себя, что совершенно ничего не чувствует к обычной бумаге, но еще час не могла сомкнуть глаз: где-то внутри сидела правда, мешающая контролировать эмоции. Страх так и сочился в сознание, заставляя не спать, вынуждая быть начеку. Эмили села на кровати, тихо взвыв от безысходности. «Нет, — решила она, — так ничего не выйдет. Мне нужно перестать бояться, а это невозможно, потому что то, что происходит, действительно опасно. С этим нужно как-то разобраться».

Она здраво оценила свои силы и выяснила, что не спать еще сутки не сможет физически. Возможным вариантом виделось собственноручное изготовление зелья: Добби перенес бы ее на пару часов в Хогвартс, но это было слишком долгим промежутком. Что угодно могло случиться за два с лишним часа: тетя или дядя могли пойти в туалет и по пути заглянуть в комнату. Так рисковать было нельзя. Также Эмили думала попросить кого-нибудь сварить зелье для нее, но время приближалось ко сну, и беспокоить друзей так поздно не хотелось. Маркус, как стало понятно прошедшей ночью, категорически не поддерживал идею принимать сонное зелье постоянно, поэтому наверняка откажет в помощи. Остальных же, по правде говоря, вовсе не хотелось вовлекать в эту историю.

Эмили поймала себя на мысли, что идея с перемещением в Хогвартс в целом неплоха. Все, что требовалось, это учесть возможные проблемы и избежать их. Например, можно было бы подложить под одеяло игрушки и натянуть его до самого изголовья: Эмили всегда спала, сильно укутавшись, так что это действительно могло бы обмануть случайно заглянувшего в комнату. Она уже создала имитацию при помощи тигренка, убедилась, что с уроков зельеварения остались все нужные ингредиенты для варева, но так и не решилась позвать Добби и переместиться в Хогвартс.

Эмили оставалась посреди комнаты, прижимая к груди котелок с травами и учебником за первый курс. «Должен быть другой выход. Это слишком сложно, — твердила она себе, убирая все обратно в чемодан. — Маркус прав, не буду же я постоянно пить эти зелья». Она вспомнила, как побеждала боггарта, и улыбнулась. «Страх есть малая смерть, влекущая за собой полное уничтожение», — мысленно проговорила Эмили мантру, которая помогла ей тогда переступить через ужас. Вместе с этим из глубин воспоминаний поднялся восторг от того, что она говорила с василиском. С восторгом пришло торжество от давным-давно обдуманных, но со временем поблекших мыслей.

Эмили села за стол и придвинула к себе Дневник. Ее Дневник. Дневник с ее душой. И эта душа должна знать, кто здесь главный. Эмили открыла его и написала:

«Я могу уничтожить тебя».

Ответом ей было молчание. Внутри же она лишний раз ощутила, что слова правдивы.

«Василиск слушается меня, — продолжила Эмили. — Я могу в любой момент позвать Добби, и он тут же перенесет меня в Тайную комнату».

Снова чистый лист в ответ. Однако Эмили каким-то чутьем знала: крестраж ее прекрасно понял и принял всерьез. Возможно, она поколеблется в будущем, но сейчас знала точно: она действительно может так сделать.

Внезапно в голове возник вопрос: как она это сделает, будучи во сне? Эмили ухватилась за эту мысль; градус уверенности ощутимо снизился.

— Добби, — позвала она. А когда тот появился, спросила: — Ты услышишь, если я позову тебя мысленно?

— Да, конечно.

— А ты почему мне раньше этого не сказал? Ладно-ладно, я могла бы догадаться. Значит, ты услышишь, если я позову тебя во сне?

Эльф задумался.

— Только в том случае, если это будет осознанный сон, — ответил он серьезно.

— Отлично, — улыбнулась Эмили, хлопнув в ладоши. — Ступай. Внимательно слушай мой зов.

В ней снова появилась уверенность в успехе.

«У нас одна душа и сильная связь. Ты сам создал ее, заставив меня нервничать, — писала она в Дневнике. — Если ты попробуешь залезть в мою голову, я переключусь на тебя, как это уже случилось. Я увижу твое вмешательство и обязательно пресеку его. Ты — это я. А себя я контролировать умею».

Эмили писала спешно, боясь забыть обдуманные фразы. Том по-прежнему не отвечал, но, закрывая Дневник, она знала, что справится с крестражем так или иначе; знала, что крестраж понял: это не блеф.

Успокоившись и обретя почву под ногами, Эмили залезла под одеяло, обняла плюшевого тигренка и позволила себе заснуть.


* * *


Она волновалась, она снова чувствовала опасность, как это было мириады дней назад, когда она впервые здесь появилась. Ее обитель действительно можно уничтожить и она-с-внешней стороны в самом деле может это сделать. Если не испугается, конечно. Не испугается, ведь она не испугалась бы, а они — одно и то же.

Больше не было и мысли лезть к Уизли. Нужно быть тише, залечь на дно. Или продолжить слушать мысли Ее-со-стороны?.. Это так здорово, видеть ее глазами. Мельком — в те моменты, когда она так сильно чувствует, что аж кружится все вокруг от мощных эмоций. Так и получилось оценить реальность ее угроз. Она действительно говорила с василиском, и он слушался ее!

Эмили проснулась с осознанием того, что ночь прошла спокойно, разве что похоже было, что она вновь коснулась мыслей крестража. Этого соприкосновения было так мало, что она разобрала лишь немногое. Главное, в чем она убедилась, — Джинни больше ничего не угрожает. Но также Эмили подтвердила и свои подозрения, что та ее часть, что заточена в Дневнике, может видеть ее глазами, когда усиливается связь — когда Эмили не следит за своими эмоциями в отношении крестража. Теперь бояться стало нечего, она могла спокойно закинуть Дневник в кучу тетрадей на столе и сделать вид, что он ей абсолютно безразличен.

Следующей ночью Эмили тоже спала безмятежно, изредка сталкиваясь с мыслями Тома и неуклюже пытаясь выставить против него щиты. Когда зелья были готовы и Добби в означенное время забрал их с Диагон-аллеи, Эмили вспомнила слова Маркуса и не стала злоупотреблять ими. Несмотря на то, что, как и после разговора с василиском, с каждым новым пробуждением она обнаруживала в своем сознании все больше и больше мыслей из прошлой жизни и даже, казалось, из существования крестража, Эмили считала, что это абсолютно нормально и естественно, словно она вспоминала, как в детстве качалась на качелях и думала о существах, живущих за облаками.

Бесконечная тьма наполнялась образами. Ей нравилось рассматривать их, больше здесь и нечего было делать. Сначала то, что она видела, было чем-то чужеродным и непонятным, но шли секунды, минуты, может даже, часы, и она свыкалась с этими новыми формами своего сознания. С какого-то момента она стала считать их своими. Еще немного — и она сказала бы точно, как именно к ней в голову пришли эти мысли. Они определенно плод ее сознания и ничьего больше. Скорее всего, она просто про них забыла, а потом вспомнила.

И хорошо, что она вспомнила их, а не Альфарда, Чарли и других слизеринцев, которых не видела так давно, что обнаружила в себе сожаление от разлуки. Она даже могла бы сказать, что скучала по ним, и это впервые в жизни не казалось ей слащавым бредом. Но с чего бы это чувство стало казаться ей нормальным, нужным?..

На второй неделе августа все семейство Дурсли отправилось в запланированный отпуск в Бат. Эмили, заранее предупредив всех друзей о том, что некоторое время не будет доступна для связи, и договорившись с ними о времени поездки за покупками, почти четырнадцать дней провела бок о бок с семьей. Ей помнилось, что раньше она скучала на этих курортах, в то время как дядя Вернон и Дадли прыгали в бассейн, а тетя Петуния ходила на массажи и делала себе грязевые маски. Сейчас же Эмили отмечала, что вовсе не прочь посидеть с родственниками за ужином, прогуляться по музеям, посидеть с мамой в сауне. Отчего-то именно в этом отпуске она впервые задумалась о том, что видится с ними очень редко.

Ей хотелось заполнить какую-то пустоту в душе. Порой Эмили казалось, что она не могла насытиться той любовью, которая окружала ее в присутствии ворчащего о манерах нынешней молодежи дяди Вернона и маниакальной чистюли тети Петунии.

«Они такие родные», — думалось Эмили, когда она смотрела с ними кино и обхватывала руку тети. И следом вспоминались холодные приютские годы ее прошлого я.

Эмили мотнула головой, прогоняя грустные мысли, и потерлась щекой о плечо тети.

Там ее обнимали, там ее любили. Как бы она ни порицала подобные привязанности, ей было хорошо там. А здесь темнота и призраки прошлого, от которых уже даже мурашки не шли. Ей хотелось обратно. Пусть уже кто-нибудь вытащит ее отсюда! Где же та, другая она?.. Давно не приходилось подслушивать ее мысли.

В последние дни Эмили все чаще любопытствовала, о чем же думает другая ее часть. Это началось в ту ночь, когда ей померещились образы, похожие на ее собственные мысли. Тогда она прекратила тщетные попытки окружать свое сознание ментальным щитом и прислушалась к чувствам крестража — тот, будто скопировав ее память, перебирал в своем сознании проведенную в Бате неделю. Незаметно для себя, Эмили стала просматривать воспоминания параллельно с ним, а когда пробудилась наутро, осознала, что ее разум очень долго был активен, пока тело отдыхало.

На каждую последующую ночь, засыпая, Эмили снова видела тьму, которой всегда встречал ее крестраж. Затем появлялись цветные пятна, а уже из них можно было сформировать что угодно, вот только почему-то чаще всего рисовались змеи.

«Где Том? — подумала Эмили на третий сон. — Давно его не было слышно. Не могу ведь я быть здесь одна?» Она была уверена, что какое-то время назад ее было две. И одна из них была опасна для другой, а затем они поменялись ролями. Именно она — Эмили — сейчас спит и вот уже который день все дольше и дольше может находиться в мыслях другой себя. Это почти не требовало усилий, как она помнила. Достаточно было быть заинтересованной в том, чтобы подглядывать мысли и держаться за эту темноту.

Однажды она проснулась. Она открыла глаза и тут же осознала: это пробуждение ото сна. Часы показывали полдесятого. Она встала с кровати, плохо осознавая, где именно спала, но уже в следующие несколько минут дремота сошла на нет, и она собралась с мыслями. В ее комнату — позднее выяснилось, что это была комната в номере отеля, — постучали. Это была мама, которая звала в холл на завтрак.

Она спустилась следом, а по пути увидела зеркало. Еще не зная, как выглядит с утра, она остановилась, чтобы взглянуть на себя, и не сразу узнала ту, что была ее отражением.

«Как странно, — заметила она, приближаясь к зеркалу. — В какой-то момент я ожидала увидеть... не такие глаза». Но за день она успела заново привыкнуть к себе и сочла утреннее недоумение временным помешательством, вызванным жарким августом.

Эмили осознала, что перестала видеть сны, когда обнаружила, что чувствует тот момент, когда тело засыпает, а разум, проходя дремоту, внезапно становится кристально чистым и контролируемым. Это открытие настигло ее в последний день отдыха. Эмили огляделась, но куда бы она ни обращала свой взгляд, везде была темнота. В ее далеких просторах чудились разные очертания. Эмили не нравилось, что они могут быть за ее спиной, поэтому старалась как можно сильнее расширить свой взор; и все равно было жутко.

Одновременно со страхом Эмили находила в себе еще множество самых разнообразных чувств. Сильнее всего была обида, и сложно было определить на кого именно.

Она ходила по темноте, стараясь постоянно держать во внимании пространство за своей спиной. А вспомнив, что можно рисовать в этой темноте все, что захочется, начала заполнять ее разными образами. Это получалось на удивление легко. Нет ничего сложного в том, что ты так часто делал, хоть и на какое-то время перестал.

Когда же она наконец проснется, чтобы можно было поесть мороженого с мамой?..

Ей не хотелось конца августа, ведь это означало, что придется уехать в школу и увидеться с мамой и папой она сможет лишь на каникулах. Однако грусть от разлуки почти сразу сменилась предвкушением третьего курса, как только она встретилась с друзьями на Диагон-аллее.

И ей так не хотелось ложиться спать!

Эмили призналась себе наконец, что почему-то каждый раз, засыпая, погружается в темноту. Уж не был ли это какой-то побочный эффект их с Томом общения? Может, он нашел способ защититься от нее? Тогда нужно срочно выбраться отсюда, ведь кто знает, что сейчас с ее телом!

С телом ничего страшного не было, оно только что заснуло, о чем Эмили прекрасно знала. Она успокоилась и вернулась к своему нарисованному в воображении морю. До нее за эти ночи наконец дошел смысл заданий мастера окклюменции, объяснявшего, как контролировать свой разум. Вернее сказать, она смогла их понять, находясь среди мириад своих мыслей. О многих из них она ранее не подозревала, но, наткнувшись, мгновенно вспоминала, как пришла к ним. Жаль только там, вне темноты, она не могла уместить в себе так много дум.

Но мысль о том, что крестраж мог пробраться в ее разум незаметно для нее самой, пришла к Эмили сразу же после пробуждения. Именно ее она обдумывала в последние минуты перед тем, как воображаемое теплое море, на дне которого она запускала пальцы в песок, сменилось комнатой на Привит-драйв.

Эмили оценила время: она проснулась достаточно рано. До поезда было несколько часов, а тетя и дядя должны были проснуться только через час. Осмотрев разложенные на столе тетради, она вспомнила, что собиралась встать рано утром, чтобы собрать чемодан: после поездки за школьными принадлежностями не оставалось сил.

Доставая из чемодана и сумки бесконечное число книг и пергаментов и складывая вместо них новые, Эмили нашла в своих вещах две книги одних и тех же сказок. В одной из них обнаружилась закладка, в другой — подпись на форзаце. Смутно припомнив, при каких обстоятельствах к ней попали оба этих абсолютно разных на вид экземпляра, она выяснила, что отец Луны говорил ровно о той же сказке, что нравилась Маркусу. А она-то думала, что есть несколько сказок про братьев.

Впрочем, все это потеряло значение, когда Эмили, решая, брать ли обе книги, осмотрела комнату в поисках более важных вещей и наткнулась взглядом на черный дневник среди старых тетрадей. Эмили взяла крестраж в руки и поняла наконец, почему Том давно не показывался в поле ее сознания.

Не было никакой другой ее. Была только она одна: здесь и там.


* * *


Прощание с родственниками проходило не спеша. Тепло обняв тетю Петунию и неловко прижавшись к дяде Вернону, Эмили кивнула Дадли и нырнула в стену, разделявшую мир маглов и волшебников. Она не раз слышала именно такую формулировку этого перехода, но прекрасно знала, что на самом деле волшебники и маглы жили бок о бок, их ничто не разделяло, и этот переход не более чем портал в скрытое от глаз маглов место.

«А жаль, — подумалось Эмили. — Было бы здорово, если бы маглы не были помехой, если бы волшебники не боялись быть собой в любых обстоятельствах, если бы они не скрывались...»

Эмили поднялась в вагон и вошла в первое попавшееся купе.

— Ох, извините, — произнесла она, обнаружив в купе мужчину.

— Нет-нет! Вы нисколько не помешали. Заходите, я могу найти себе другое купе, — поспешно ответил он, снимая с полки потертый маленький чемодан, который был задвинут в нее только на несколько дюймов.

— Ничего страшного. — Эмили замотала головой и сделала шаг назад.

В момент, когда она собиралась закрыть купе и двинуться дальше, ее взгляд выхватил глаза мужчины. Они были голубые, добрые, но довольно болезненные. Впрочем, болезненным казалось, скорее, сероватое лицо, да и сам внешний вид. Будто изможденный. Это что-то напоминало Эмили. Она была почти уверена, что готова назвать причину такого вида мужчины, но глубинное понимание так и не перешло в слова.

Не задерживаясь более, она задвинула дверь и направилась вперед по вагону. До отбытия оставалась четверть часа, многие находились в пути на платформу, либо прощались с родителями на перроне — Эмили не составило труда найти другое пустое купе. Расположившись в нем, она при помощи зеркала сообщила друзьям, где находится, и достала из чемодана вещь, которую при утренних сборах посчитала нужным взять с собой.

Чем дольше она глядела на того мужчину, тем сильнее вспоминала, что видела его где-то. Раскрыв фотоальбом, подаренный на день рождения, Эмили пролистала несколько страниц и сравнила между собой разные фотографии. После чего убедилась, что была права: она видела этого мужчину. Тот находился рядом с Поттерами всякий раз, когда те присутствовали на фотокарточках в кругу друзей. Мужчина, которого она встретила, был подписан как Римус Люпин, и на всех фотографиях он выглядел столь же болезненно, сколь и сейчас.

«Что ж... Видимо, это наш новый преподаватель защиты, и, судя по всему, он давным-давно чем-то болен. Надеюсь, проклятье предмета не добьет его в этом году окончательно», — безрадостно подвела итог Эмили.

Ей бы самой не сойти с ума до конца года с тем положением, в котором она оказалась. В том, чтобы каждый сон находиться в сознании на месте другой себя в Дневнике, приятного было мало. Эмили хотелось перестать думать хотя бы на пару часов, отключиться и проснуться, не помня снов, как все нормальные люди.

Она слишком долго была в Дневнике, слишком много размышляла, и даже нахождение в теле не радовало так, как в начале. Тюрьма до сих пор держала ее в своих чудовищных стенах, выпуская погулять на несколько часов.

Зато теперь Эмили не нуждалась в ком-то извне: раз открылась такая возможность, она сама может вытянуть себя из того удушающего места.

Глава опубликована: 31.12.2016

Глава 25. Предвестия

Эмили вместе с остальными учениками вышла из вагона. Зябкий сентябрьский вечер заставил поежиться и поскорее забраться в ближайшую карету. Все то время, что их везли в замок со станции, Эмили слушала фантазии друзей о грядущей учебе. В этом году их ждало посещение волшебной деревни Хогсмид, что находилась неподалеку от замка. Слизеринцы, слышавшие о магазинчиках в ней от своих родителей, рассказывали Эмили о том, что там продается. Но она и сама помнила, как в сороковые годы посещала эти места на выходных, и, конечно же, ей пришлось делать вид, будто о «Сладком королевстве» и «Трех метлах» она слышит впервые.

— Я надеюсь, всем разрешения дали? — забеспокоилась Дафна.

— Мне дали, — словно это было само собой разумеющимся, заявил Драко.

— Мне тоже, — ответил Теодор, — но я должен буду к Хэллоуину подтянуть трансфигурацию, иначе отец лично напишет Снейпу, чтобы меня не пустили.

Блейз, случайно примкнувший к их компании в этой поездке, предпочел молча кивнуть. Дафна же вопросительно посмотрела на Эмили.

— Конечно, — заверила ее та. — Я иду с вами.

— Фух! — облегченно вздохнула Дафна. — Я боялась, что тебе не подпишут заявление.

— Ну... Я тоже так думала, но я умею находить правильные слова и подходящие моменты для просьбы, — улыбнулась Эмили.

— Наш человек. — Теодор расплылся в улыбке.

Вскоре речь зашла о новых предметах, которых все ждали с предвкушением.

— Страшно хочу на прорицания! — поделилась Дафна. — Лия, ты видела, что мы начнем с гадания на чаинках?

— Ага, но мне хотелось бы на кофе, — пожала плечами Эмили.

— А есть разница? — насмешливо скривились Теодор и Драко.

Блейз же произнес скептическое «ха», на что Дафна, не сдержавшись, ответила:

— Вот не надо! Это искусство, между прочим. И оно не каждому дано.

Мальчики расхохотались.

— Говорят, кстати, — первым успокоился Забини, — что преподавательница ваша сама им не владеет. Все это шарлатанство.

— Тебе откуда знать? — ответила Дафна, а у Эмили спросила украдкой: — А ты ее в коридорах видела? Как ее вообще зовут?

Эмили отрицательно покачала головой и пожала плечами. Имя преподавательницы из брошюры по выбору факультативов она не запомнила, но была уверена, что это совсем не тот человек, который вел прорицания в сороковых. Вопрос остался нерешенным — добравшись до замка, девочки разошлись каждая к своему факультету. Эмили помнила, как на первом курсе после слияния душ терялась в действительности, так что в этот раз заранее собралась и свернула к нужному столу. Прошлогодний пир она пропустила, поэтому за церемонией распределения решила следить внимательно.

— Привет! Как август прошел? — произнес за спиной тонкий мелодичный голос.

Эмили, вздрогнув, обернулась — Луна подсела на скамью позади нее. В это время двери Большого зала распахнулись, и через них прошла делегация первогодок, ведомая профессором МакГонагалл. Улыбнувшись Луне, Эмили жестом пригласила ее следить за шеренгой, что расположилась поперек факультетских столов.

— Все отлично. Скоро Шляпа будет петь. Не хочу пропустить, — хлопая будущим ученикам вместе со всеми, шепнула Эмили.

— В прошлый раз я почти не запомнила песню, — поделилась Луна, подперев рукой подбородок. — А ты песню своего года помнишь?

Эмили пришлось приложить усилия, чтобы сориентироваться в том, какая из всплывающих в памяти песен звучала на ее первом курсе.

— Пожалуй, нет.

— О-о, жаль. Папа говорил мне, что она определяет все учебные семь лет, — грустно вздохнула Лавгуд. — Смотри! Начинают!

Эмили повернулась обратно к преподавательскому столу как раз в тот момент, когда профессор МакГонагалл отходила от трехногого табурета со Шляпой. Вскоре из артефакта раздался голос, и все в зале притихли, слушая. В этот раз во время песни Шляпа не только описала характеристики учеников, которые ценились на каждом факультете, но и сказала напоследок то, что никто не ожидал от нее услышать:

...Слизерин сир был в безумном решении.

Потомки его сохранили в веках

Абсурдное то, чистой крови значение —

Последний потомок сотрет его в прах.

Троица жаждала этого времени,

И дети их знали, томясь в ожидании:

Когда-то поймет он, что кровь не волшебная

По жилам гуляет, предками данная.

Кровь продолжает магический род.

Но магии дар — у истоков исток.

Да явится тот, который не вытерпит

Гонения дома родного по духу,

И дланью змеиною намертво выкует:

«С магией — маги!», «Дорогу в науку!».

Увидит ошибку и переменит

Теченье, что Салазар задал в начале.

И вас я прошу: не гоните взашей —

Им вскроются вскоре иные печали —

Змеек, державшихся чистых кровей.

Трудное дело им предстоит:

Знать магов больше, чем Салли велит.

По залу прокатился удивленный шепот. За гриффиндорским столом слышалось недовольство: возмущались оттого, что Шляпа так много сказала о Слизерине. Эмили невольно сглотнула. Раз за разом повторяя про себя слова песни, чтобы не забыть, она хмурилась все сильнее. Она, в отличие от многих учеников, не оглядывалась на слизеринский стол и только потом мельком взглянула туда, чтобы не вызвать ненужных подозрений.

— Интересные мысли, правда? Маги — те, кто с магией, — протянула сзади Луна.

— Да... — не могла не согласиться Эмили.

Ей больше нечего было сказать — не среди зажужжавшего зала. Рейвенкловцы были впечатлены песней не меньше остальных и принялись горячо обсуждать услышанное. А Эмили, пригвожденная к своему месту, подумала: «Похоже, этот потомок — я. Но как Шляпа узнала, что я собиралась напасть на чистокровного?» Когда Эмили стала видеть мир через призму обеих своих частей, она не сразу приняла этот план. В какой-то момент он казался ей абсурдным, в какой-то — жестоким. Под конец лета стало ясно, как именно ей в голову пришли такие мысли, и вскоре Эмили заново уверилась в необходимости нападения.

Звонкое постукивание по медному кубку заставило зал притихнуть, чтобы можно было продолжить сортировку. Эмили вздохнула, тревожно поглаживая себя по кисти, и, постаравшись выкинуть на время церемонии опасные мысли, осмотрела шеренгу из первогодок, что постепенно начала редеть. Невольно провожая взглядом каждого новенького слизеринца, Эмили думала о том, что на этот раз Шляпа не так резко отозвалась об этом факультете, и первогодкам наверняка было гораздо приятнее отправляться за стол «хитрых и амбициозных», нежели тем, кто уже сидел за ним. Еще Эмили внимательно слушала фамилии, чтобы знать, поступили ли в Хогвартс дети Пожирателей. Таких оказалось двое: Матильда Селвин, которая отправилась на Слизерин, и Ричард Эйвери, рейвенкловец.

Остаток ужина Эмили проговорила с Луной и еще с парой софакультетников, что сидели по соседству. Затем все вместе они поднялись в башню факультета и разгадали пароль в считанные секунды. Заходя в родную спальню, Эмили, не удержавшись, глянула на цифру три, висящую на двери и горделиво сообщающую о том, что здесь живет уже не младший курс. Следом за этим взгляд Эмили обратился на бронзово-синие галстуки в тонкую и толстую полоску, что вместе с такими же форменными шарфами лежали поверх покрывал на каждой кровати.

— О-о, как я долго этого ждала! — воскликнула Сью, оказавшись в спальне раньше всех. Она взяла в руки галстук и обернулась шарфом.

Эмили понимала ее: наверное, все они ждали, когда их форма станет намного солиднее и они не будут больше отличаться от старшекурсников. Но ее эта радость отпустила быстро. Дождавшись, когда соседки заснут, Эмили взяла с собой дневник и спустилась в пустую гостиную. Там она подошла к еще не погасшему камину и, стараясь не обжечься, опустила на огонь край дневника. Под самый конец поездки ей пришла в голову мысль, что можно было бы попробовать уничтожить его, чтобы окончательно остаться в теле. Но к ее ужасу, пламя не охватило страницы, не запахло паленым — крестраж оставался невредимым. «Значит, я только сцепилась с той частью себя, что живет в этом теле... Не выбралась окончательно», — поняла она и осторожно вытащила дневник из камина. Она еще в поезде решила, что если это не сработает, значит, она по-прежнему привязана к крестражу. Это означало, что она не рискнет уничтожить его с помощью яда василиска: последствия могут быть непредсказуемыми.

Ложась спать, Эмили с неприятным ощущением ждала, когда тьма станет осязаемой — такой, что на ней можно будет рисовать мыслями. В книге про крестражи речь шла о раскаянии — сейчас это был единственный способ, который мог помочь разорвать связь с предметом и слить души окончательно. Завтра после уроков Эмили заглянет к Миртл и попробует попросить прощения за то, что лишила ее жизни. Она надеялась, что это поможет.

...Она ходила из одного темного угла в другой, сцепив руки за спиной, и игралась со звуком своих шагов. Не слышать их было самым неприятным чувством. Потом ей это надоело, и она села. Она не придумала, на что именно, но то, что ее подпирало, определенно было плоским, теплым и мягким.

«Странные вещи сказала сегодня Шляпа», — подумала она. Слова артефакта ее, очевидно, задели, хотя она пока и не думала в этом признаваться. Постаравшись, она вспомнила текст песни почти дословно. «Кровь не волшебная... продолжает... род. Магии дар у истоков исток. ...Знать магов больше, чем Салли велит». И тут же возмутилась: «И почему надо было так фамильярно о нем говорить?!» А успокоившись, подумала: «Она что, хочет сказать, что волшебники — это все, у кого есть магия, несмотря на кровь, то есть происхождение? Она призывает нас считать волшебниками даже тех, у кого нет родовитых предков? Может даже, тех, у кого совсем нет волшебников-предков?!»

Из недр сознания, словно бы из какой-то другой его части, выскочило: «Вот именно! Я с самого первого курса так и думала! Я чистокровная волшебница, потому что мои родители — оба волшебники».

«Но ведь тогда моя мать не может считаться волшебницей: у нее родители не волшебники», — возразила себе сама же.

«Нет, постой. Вспомним Шляпу. "Магия — у истоков исток". Ну ведь не может самый-самый первый волшебник не иметь родителей. И если его родители волшебники, значит, он не первый волшебник. А если родители маглы, что, выходит, он и не волшебник совсем? Очень смешно».

Она подперла руками щеки. Закончившийся когда-то размолвкой спор с другой частью души теперь был обстоятельным диалогом с собой же, а обдумывать мысли со всех сторон, взвешивать их Эмили очень любила. Поэтому, когда время подходило к утру, она с грустью расставалась со своей — не такой уж и страшной, когда знаешь, что окажешься в теле, — обителью. Вопросов было задано море, и ответов почти не найдено, а находясь вне дневника, она — кем бы она уже ни стала — не сможет обдумывать так много вещей одновременно.

В одном она уверилась точно: другой ее отец еще более виноват, чем она думала раньше. Он, магл, мог все испортить. Что, если бы его гены не позволили магии проявиться? Что, если бы его магловская кровь навсегда отлучила бы ее от магии? Что, если бы материнского истока магии было бы недостаточно, чтобы ребенок обрел дар? Это пугало. Кажется, ей стали понятны слова Шляпы: маги — это те, у кого есть дар, кто бы их ни родил. А магия, как она верила всю жизнь, самое важное, что у них есть. Теперь она, презиравшая магла-отца из прошлой жизни, принимала маглорожденную волшебницу Лили Поттер — чудо, обретшее источник магии и давшее начало новому магическому роду.

Пора было просыпаться. А завтрашней ночью она, вероятно, вернется сюда — ей не верилось, что трюк с раскаянием пройдет, — и продолжит размышлять над кровью, магией и всей этой чертовщиной, с которой вообще бы никогда не сталкиваться — не было бы этой головной боли.

Вот бы существовали только волшебники!..


* * *


В самый первый день учебы в расписание третьекурсников поставили новый предмет — прорицания. Позавтракав, Эмили направилась к столу слизеринцев, чтобы убедиться, что у Дафны этот урок будет проходить в то же время. Они обе обрадовались, что их классы будут обучаться вместе и, распрощавшись на один урок, пообещали друг другу встретиться на площадке седьмого этажа, чтобы вместе искать Северную башню.

Сразу же после травологии Эмили, магией почистив испачканную мантию, помчалась наверх. Именно она показывала путь к спрятанной в лабиринтах коридоров винтовой лестнице, которая вела на небольшую площадку. Эмили не стала рассказывать Дафне, откуда знает путь, ограничилась лишь простым «спросила».

В небольшом пространстве уже столпились остальные, выбравшие этот факультатив: все гриффиндорцы и несколько человек из Хаффлпаффа, включая Меган Джонс; из Слизерина и Рейвенкло больше никто сюда не записался. Дафна взглянула на наручные часы:

— Без десяти десять, и куда нам заходить?

— Подними голову, — ответил ей Рон Уизли. Он прислонялся к стене неподалеку и о чем-то смеялся с другими мальчишками из Гриффиндора.

Эмили с Дафной последовали его совету. В потолке они увидели люк, а через мгновение, не успели они переглянуться с немым вопросом, его крышка откинулась, и вниз развернулась серебристая веревочная лестница. Все ученики недоуменно поглядели на образовавшийся в потолке лаз.

— Кажется, надо лезть, — хмыкнул Дин Томас и первый подошел к лестнице.

— Давай последними? — украдкой шепнула Дафна.

— Да, тоже хотела предложить, — тихо ответила Эмили, вспоминая, как в сороковые попадала в кабинет прорицаний — ничего подобного переживать не приходилось: не было ни люка, ни веревочной лестницы; с площадки наверх вела небольшая деревянная лестница. Тем интереснее: внутри наверняка ждала совершенно новая атмосфера. Эмили-из-дневника знала, что Эмили-в-теле выбрала этот предмет, чтобы вспомнить прошлое Тома Риддла. Теперь в этом не было необходимости: после сцепления их душ, они делили свои воспоминания на двоих. Поэтому Эмили ничуть не расстроилась из-за того, что кабинет прорицаний не будет напоминать ей прошлые учебные годы.

Тем временем третьекурсники шумно взбирались наверх. Над головами слышались топот и голоса, а приблизившись к лестнице и подняв голову, Эмили ощутила жаркий запах пряных трав.

— Куда сядем? — спросила Дафна, поднявшись следом.

Эмили осмотрелась, насколько позволял красный полумрак помещения. В круглой комнате теснилось около двадцати столиков. Отчего-то никто еще не занял места, поэтому можно было выбрать, куда сесть поудобнее. Эмили указала на дальний от камина столик: в классе витали тяжелые ароматы раскрывающихся в огне трав.

— Эти пуфики страшно неудобные, — полушепотом сказала Дафна, когда они уселись.

— Да ладно, привыкнешь, — отозвалась Эмили. А потом обратилась к группе: — Чего стоите-то?

Остальные ученики начали робко разбредаться по классу, аккуратно пробираясь между многочисленными пуфами и креслами, что окружали столики. Практически каждому нашлась пара, кто-то решил сесть втроем; за соседним столиком в гордом одиночестве расположилась Гермиона Грейнджер. Эмили в этот момент разглядывала полки, опоясывающие всю комнату. На них стояли различные предметы предсказательницы: потрепанные карты таро, всевозможные кристаллы, полчища чайных чашек, мешочек с рунами, огарки свечей и много чего еще. В камине же закипал медный чайник.

— Мальчики, кто-нибудь поможет мне? — Эмили перевела взгляд на Дафну, которая все-таки решила поменять пуфик на кресло.

Все, до этого шептавшиеся друг с дружкой, обратили внимание на единственную слизеринку в классе. Та нисколько не смутилась, лишь осмотрела парней, рассчитывая на помощь. Пока Уизли и два других тощих гриффиндорца смущенно пытались как-то отреагировать, с другого конца класса важно поднялся хаффлпаффец Эрни Макмиллан:

— Да, без проблем.

Когда он перетащил к столику кресло и придвинул его Дафне, остальные девочки зашушукались.

— Спасибо. — Дафна одарила парня милой улыбкой.

Тот величаво кивнул ей и отошел к своему месту. Как раз в этот момент наконец показалась преподавательница. Она возникла словно бы из ниоткуда — просто появилась в свете камина и произнесла негромко и чуть с придыханием:

— Добро пожаловать. Очень рада видеть вас в вашем физическом обличии.

Женщина была худая, а накинутая на плечи газовая шаль придавала ей еще больше невесомости. Пока преподаватель рассказывала о себе — она представилась как Сивилла Трелони — и своем предмете, разнообразные браслеты на ее запястьях и цепи на шее переливались кристальным звучанием с каждым небольшим движением. Профессор Трелони легко опустилась в кресло у камина, и в ее толстых очках заиграло пламя.

— Я хочу предупредить каждого: прорицание — весьма непростой предмет. Не всем удастся заглянуть под покров, скрывающий будущее. Я не смогу многому научить тех, кто не наделен даром ясновидения, а книги здесь не помощник.

Эмили заметила, как при этих словах Гермиона Грейнджер вздернула подбородок и едва ли не сложила руки на груди, и украдкой указала на нее Дафне. А Трелони продолжала рассказывать об искусстве провидения. Пару минут она говорила о том, какие разделы знания они будут изучать на этом курсе, а также то и дело вставляла небольшие предсказания — по классу прошлись шепотки, когда профессор сообщила, что на Пасху кто-то покинет их. Наконец Трелони попросила сидящую ближе всех к ней гриффиндорку принести серебряный чайник. Девочка сначала вздрогнула, но персонального предсказания не услышала. Впрочем, Трелони наградила ее прогнозом после того, как та вернулась на свое место.

— Она всем что-то скажет? — обеспокоенно спросила Дафна.

— Надеюсь, — ответила Эмили.

Их разговор был уже не слышен: все встали, чтобы сходить за чашками, как сказала профессор. Их первое задание — выпить чай, поболтать гущу, дать той стечь на блюдце и расшифровать знамения в чашке напарника.

— Я бы не хотела услышать о себе. Мрачные она какие-то прогнозы говорит, — пробормотала Дафна.

— Ах, милочка, — покачала головой Трелони. Эмили с Дафной были уже у столика профессора, и та, вероятно, расслышала последние слова. — Мой взор тонко настроен. Я не в силах игнорировать знамения, которые приходят ко мне. Не моя вина в том, какова природа данных мне знаний. Вот, кстати, вы, — она указала тонким пальцем с крупным перстнем сначала на Эмили, а потом на Дафну. — Ох, разлучит вас. И не время тому будет виною. Держите чашечки. О, и возьмите к себе в компанию мисс, которая сидит возле вас без пары.

— Как думаешь, что она имела в виду? — спросила Дафна, когда они вернулись за свой столик.

— Да мало ли что... Увидим. — Неохотно ответила Эмили, после чего позвала Грейнджер: — Гермиона, тебе нужна пара. Садись с нами.

Та улыбнулась приглашению и тихо присела на свободный пуфик. Ее чашка уже была опрокинута на блюдце. Дафна тоже опустошила свою в несколько глотков. Эмили же все не притрагивалась к своему напитку.

— Почему ты не пьешь? — спросила Гермиона.

— Не могу горячее пить.

— Так остуди. Заклинание звучит...

— Нет, — прервала ее Эмили. — В гадании важно не добавлять искусственности. Только свежезаваренный чай, только естественное остужение, только собственноручное переворачивание чашки. Честно говоря, я интерпретацию тоже не стала бы отдавать в другие руки.

— Где ты об этом прочитала? — серьезно спросила Гермиона. — Ничего подобного в нашем учебнике нет.

— Узнала из других книг, — ответила Эмили, натянув на ладони мантию и сжав ими горячую чашку.

В прошлые времена учились по другим учебникам, а в своем детстве Эмили не раз украдкой заглядывала в книги с гаданиями, когда была в книжном с родителями. Все гадания и рекомендации приходилось запоминать. Часто бывало, что мнения авторов этих книг расходились, а порой и вовсе противоречили друг другу. Раньше Эмили не придавала этому значения, воспринимая гадание как таинственную игру, ведь магии, по ее мнению, не существовало. Теперь она, вспомнив уроки прорицания своей прошлой жизни, понимала эти противоречия по-другому: каждый автор был прав, но прав лишь для себя. Гадание — туманный раздел магии, и каждому нужно по-своему подходить к нему.

— А по-моему, в этом нет смысла, — заявила Грейнджер. — Что так, что по-другому. Суть одна — гадание, никакой ясности.

Эмили поперхнулась чаем, который попробовала прихлебнуть, и чуть обожгла губы.

— Ты прости, но... Зачем ты тогда сюда записалась? — вместо подруги спросила Дафна.

— Я дала этому предмету шанс.

— Мило. И что ты им заменила? — откашлявшись, поинтересовалась Эмили.

Гермиона сначала открыла рот, но затем захлопнула его; нахмурившись, подумала и ответила:

— Неважно. Допивай чай, а мы пока займемся заданием. — И она выхватила чашку из-под локтей Дафны. Той оставалось только взметнуть вверх руки, чтобы не разбить фарфор. — Что ж, посмотрим. М-м-м, кажется, это бабочка.

Гермиона развернула книгу и начала искать толкование. Дафна не отставала, а Эмили потихоньку пила чай и наблюдала за ними.

— У Грейнджер гора, прямо посередине, — сказала Дафна, несколько секунд повертев в руках чашку. — Или это яма?..

— Здесь сказано, что чашку надо держать ручкой к себе, — тут же ответила Гермиона.

— Хорошо, ладно! — вспылила Дафна и перевернула чашку. — Тогда точно гора. Посмотрим... М-м, дела обречены на неудачу, много пустых желаний.

Гермиона фыркнула.

— Что ж, а у тебя — бабочка — радость и свежие впечатления.

Дафна довольно улыбнулась.

— Лия, как у тебя дела? — затем обратилась она к ней.

Эмили секунду назад перевернула чашку на блюдце и сейчас легко держала руки на донышке. Она сидела с закрытыми глазами и опустошала свой разум. У Эмили не было к чаинкам конкретного вопроса, ей было интересно услышать, что они хотели бы сказать сами.

— Не торопи, — шепотом попросила она.

Эмили сосредоточилась на своих ощущениях, а когда поняла, что момент настал, открыла глаза и быстро, но аккуратно развернула чашку левой рукой.

— Дай посмотрю. — Дафна протянула к ней руку, но Эмили перехватила ее кисть:

— Подожди, сначала я сама.

Эмили проигнорировала возмущение Гермионы тем, что она нарушает процедуру, описанную в книге, и пристально вгляделась в кружку. Ее она не стала держать на весу, как Дафна, а поставила на стол, расположив ручку так, как советовал автор нынешнего учебника. Все дно чашки было устлано плотным слоем чаинок, однако были небольшие прогалины, и именно в них Эмили стала искать символы в первую очередь

— Что-то не получается, милая?

Эмили вздрогнула — так неожиданно профессор Трелони подобралась сзади.

— Нет-нет, — замотала головой Эмили. — Все в порядке.

— Раскрой разум, почувствуй знаки, позволь им говорить с тобой, — приглушенно проговорила Трелони.

Гермиона хихикнула. Эмили с профессором одновременно воззрились на нее, и во взгляде их можно было прочесть глубокое оскорбление. Эмили вернулась к своей чашке.

— Ну... здесь я вижу ухо. — Она указала на небольшую прогалину на стенке.

— В центре чашки? Внизу? Есть стрелы или животные? — Дафна тут же полезла в толкователь.

— Нет, ничего из этого.

— Тогда это просто успех в делах. Успех, несмотря на затруднения. И успеху способствуют твои собственные усилия.

Эмили не хотела опираться на толкование только от этого автора, однако, раз уж повернула чашку по его методу гадания, слушала и запоминала. Но такого значения она не ожидала, и, видимо, это удивление отразилось на лице, поскольку присевшая рядом Трелони спросила:

— Это вам о чем-то говорит, не правда ли? Прислушайтесь к себе.

Гермиона тяжело вздохнула и, отсев за другой столик, достала огромный том. Эмили, задетая, проследила за ней взглядом, а затем кивнула профессору и взглянула на чаинки вновь. Она старалась охватить взглядом всю чашку, понять, что чувствует от получившегося рисунка, запомнить все, что видит, чтобы подумать над знамением позже и поискать знакам другое, подходящее именно ей толкование.

— Здесь я вижу бесконечность... А здесь, низ чашки, — мост. Дафна?

Та замешкалась.

— Тут про бесконечность нет. А про мост внизу сейчас скажу... Вообще, символ наполненной жизни, осуществления планов, но внизу чашки — умиротворение после яростной, длительной борьбы.

Эмили кивнула в знак понимания, но промолчала.

— Позволите? — Трелони протянула руку за чашкой.

Эмили, поколебавшись, отдала ее и стала внимательно следить за эмоциями профессора.

— Ох! — произнесла та, затем сняла очки, чтобы протереть шалью, а когда вновь водрузила их на нос, пояснила: — То, что вы приняли за знак бесконечности, на самом деле восьмерка. Глядите.

— Назревающая ссора с близким человеком, — тут же нашла Дафна. — Ссора, подобная очистительной буре, которая внесет в отношения ясность.

— Сатурн навис над вами, — пояснила Трелони, словно не слышала интерпретацию. — Сложная чашка. Очень богатая.

Профессор крутила чашку во все стороны, увлеченно всматриваясь в чаинки. Эмили почувствовала себя неловко: ей показалось, что получившийся узор мало что может сказать, она и эти три символа нашла с трудом. Загоревшиеся глаза профессора заставили Эмили слушать внимательно, довериться толкованию той, что так вдохновленно рассказывала им о силе внутреннего взора.

— Как может так много помещаться в одном человеке?.. — будто бы сама себя спросила Трелони. — О, моя девочка... В прошлом вы ранили себя. Глубокие, непоправимые раны. Возможно даже, кармические — раны, которые вы несете из прошлой жизни.

Эмили ощутила, как холодные мурашки побежали по позвонкам до самой шеи. Теперь она решила, что Трелони не стоит больше смотреть в ее чашку.

— Возможно.

Она потянулась, чтобы забрать чашку, но Трелони притянула руки к себе и посмотрела Эмили в глаза. Затем она снова посмотрела на чаинки. Эмили невольно замерла, завороженно следя за взглядом профессора.

— Какое сильное влияние Сатурна, — шепотом повторила Трелони.

Эмили забеспокоилась: профессор разглядывала ее, забыв про узор из чаинок; Трелони теперь смотрела ей прямо в глаза.

— И Солнце тоже сильное...

Эмили взгляд не отводила, а темно-зеленые глаза профессора словно говорили ей: «Не ошибусь, если скажу, что вы родились под знаком Козерога?» И едва Трелони приоткрыла рот, чтобы продолжить говорить, как Эмили дернулась вперед и настойчиво отобрала чашку, отчетливо произнеся:

— Вы еще к тому столику не подходили. Девочкам, наверное, тоже нужна ваша помощь.

Твердо смотря в лицо Трелони, она указала на группу учеников рядом. Когда профессор поспешила с помощью к гриффиндоркам, Дафна обеспокоенно спросила:

— Все в порядке? Она что-то важное сказала? У тебя аж краска с лица сошла.

Эмили облизнула губы, но призналась:

— Скажем так, она сказала то, о чем не могла знать.

Сбоку послышалось скептическое хмыканье Грейнджер:

— Мало ли о чем она говорила. Каждый по-своему понимает «раны». Может, она имела в виду, не знаю... Да что угодно! А ты просто услышала то, что подходит именно тебе. Нет здесь никакого прорицательства.

— Извините за то, что я вам сейчас скажу, милая, — вновь оказалась у их столиков Трелони, — но я вижу вокруг вас очень слабую ауру. Вам тяжелее всех в этом классе воспринять вибрацию волн, идущих из будущего.

Эмили хотела что-то добавить, но профессор обратилась к ней самой. Гермиона в это время, вспыхнув, принялась собирать сумку: до конца урока оставалось несколько минут.

— А вот у вас сильная аура, — заметила Трелони. — И непростая судьба. Тренируйте свой мысленный взор, и интуиция вас не подведет.

Эмили лишь кивнула. Забавно, но она никогда не полагалась на одну лишь интуицию, несмотря на то, что не раз убеждалась в ее верной работе. Она считала, что удача поможет лишь там, где она сама сделает максимум того, на что хватит сил, но их потребуется еще.

На этом урок был окончен. Ученики сложили книги, отнесли чашки на поднос и по одному спустились на площадку под классом. Повеяло свежим воздухом, и Эмили осознала, насколько душно было наверху. Она с наслаждением дышала, прикладывая костяшки пальцев к раскрасневшимся щекам, и дожидалась Дафны. По пути на обед они поделились друг с другом мыслями о новом предмете.

— Знаешь, я впечатлена. У меня сейчас такое неуютное чувство в душе, — первой начала Дафна.

Эмили беззаботно улыбнулась:

— У тебя же там бабочка — радость и что там еще?

— А про разлуку?.. Помнишь Трелони, еще когда чай разливала, сказала? И у тебя в чашке была ссора. Я не хочу ссориться...

— Значит, мы не будем. — Эмили взяла ее под руку и снова улыбнулась.

— Но предсказания...

— ...На то и предсказания, что говорят о будущем. А будущее — это то, что происходит каждую новую секунду. Оно зависит от наших действий, от нашего выбора, понимаешь? К тому же я в этой восьмерке увидела бесконечность, а Трелони вообще не обратила внимания на толкование из учебника.

— То есть, если мы не захотим, мы не поссоримся? — обрадовалась Дафна.

— Ну... Может, и поссоримся. А потом помиримся. Делов-то.

— Ты так спокойно об этом говоришь, будто тебе все равно, — нахмурилась Дафна.

— Я не хочу с тобой ссориться, поэтому не думаю о ссоре, вот и все, — отмахнулась Эмили.

Дафну это почти убедило. По крайней мере до Большого зала она дошла в хорошем настроении. А вот Эмили, сев за свой стол и положив себе макарон, погрузилась в раздумья. Все, что она сегодня увидела и услышала, поразило ее. Когда Эмили шла на прорицания, она и не подозревала, что ее самые глубокие тайны могут открыться тому, кто умеет рассеивать туман и видеть незримое.

Кто бы что ни говорил, а Эмили теперь уверена, что у Сивиллы Трелони есть дар.


* * *


После обеда рейвенкловцы отправились на защиту от темных искусств. Еще на пиру новый преподаватель показался им весьма интеллигентным мужчиной, и ученики надеялись, что уроки с ним будут такими же интересными, как в прошлом году.

Никому не хотелось опоздать на первый урок, поэтому за несколько минут до начала класс был полон народа. Эмили пришла одной из последних и, выложив учебник на свою парту в первом ряду, отошла к окну. Со своими однокурсниками она общалась все меньше, исключительно по необходимости, но ни для кого это странным не казалось: почти все в группе были предоставлены сами себе. Одна лишь Сью Ли была своеобразной ниточкой, связывающей малообщительных одногруппников. От этой всеобщей отстраненности веяло серьезностью, сосредоточенностью, разумным спокойствием и уважением к личным границам — все это нравилось Эмили, хоть она и признала это чувство только сейчас, когда узнала от другой части себя все то, что творилось в сороковых на Слизерине. На Рейвенкло было спокойно, не нужно было ждать подлянки, не нужно было тратить много времени на общение; разве что витала в воздухе конкуренция, но за два года и она не вызвала среди одногруппников ни одного скандала или разлада.

Когда прозвенел звонок, рейвенкловцы стали подтягиваться со всего кабинета к своим местам. Через минуту в класс вошел преподаватель, держа в руках стеклянный ящик с хрупким одноногим существом внутри. Эмили догадывалась, что за существо они будут сегодня изучать. Профессор тепло улыбнулся всей группе, прошел к учительскому столу и, поставив на него ящик, а рядом положив потрепанный портфель, обернулся к ученикам.

— Приветствую всех, — добродушно начал он. — Вам уже представили меня на пиру, но напомню, что мое имя Римус Люпин.

Рейвенкловцы сидели молча и внимательно слушали, кто-то записывал имя нового преподавателя в лекции. Люпина совершенно не смутила такая спокойная реакция и он продолжил:

— Я думал начать наше знакомство с практического урока, но оказалось, что боггарта вам уже показали в прошлом году. — Он виновато улыбнулся. — Но не переживайте, к следующему разу я придумаю что-нибудь интересное. А сегодня мы начнем с болотных фонариков. Кто-нибудь может сказать, чем они опасны?

Несколько рук взлетело в воздух, что обрадовало профессора. Эмили вызываться не стала: и без нее было кому ответить. Пока профессор общался с остальными рейвенкловцами, она внимательно изучала его лицо и пыталась понять, чем все эти годы занимался друг Поттеров. Она сидела прямо перед ним и видела каждую заплатку на его одежде. Профессор выглядел значительно лучше, чем при их первой встрече, — наверняка сказался хороший ужин. Эмили по-прежнему не отпускала мысль о том, что она где-то глубоко в душе понимает, чем болен профессор, но все еще не находит ответа. Кроме того, ей стало любопытно, узнал ли этот мужчина в ней свою подругу Лили. Раньше Эмили не желала общения хоть с кем-то, кто мог напоминать ей о том, как Лили Поттер защитила ее. Теперь, став к магическому миру куда ближе, она могла позволить себе немного поговорить с теми, кому были дороги ее биологические родители, только если бы они уважали Дурсли и то, что именно они воспитали ее.

За размышлениями Эмили не заметила, как профессор опросил весь класс, и очнулась, лишь когда ее позвали по полному имени. Когда она перевела взгляд с одежды Люпина на его лицо, он улыбнулся ей и догадался повторить вопрос:

— Посмотрите внимательно на существо. Какие признаки подскажут нам его класс?

— М-м... — Эмили сообразила, что профессор не только повторил для нее вопрос, но и задал его так, будто она не выпала из реальности, а всего лишь не определила сразу класс существа. — Плотность тела на расстоянии не определить, но этих существ в принципе не взять руками. Прозрачность высокая и сопровождается характерным свечением. Это призрак.

— Совершенно верно! Еще пять баллов Рейвенкло, — воскликнул Люпин, а затем вернулся за свой стол и продолжил: — Давайте запишем все, что мы сейчас обсудили. Я помогу вам собрать мысли воедино.

Теперь, когда Люпин познакомился с классом, Эмили была уверена, что он точно знает, кто она такая. Но ни во время опроса, ни после лекции Римус Люпин не показал ни взглядом, ни словом, что знал ее родителей. Он дружелюбно желал хорошего дня каждому, кто, выходя из класса, прощался с ним. Эмили специально обратила на себя внимание профессора, отчетливо попрощавшись с ним самой последней, но даже тогда он не изменил своему поведению. Эмили облегченно выдохнула: можно было надеяться, что друг Поттеров и впредь будет тактичен. Даже если однажды он скажет, что дружил с ее отцом, он, возможно, не попытается вызвать в ней любовь к тем, кого она не знала.

С этими мыслями Эмили направилась к туалету Миртл. Как обычно, для того чтобы проникнуть туда незаметно, пришлось забежать в ближайший женский туалет и надеть мантию. По пути на первый этаж Эмили подумала, что, если там не окажется призрака, будет весьма забавно, ведь почти каждый раз ее приходилось оттуда выгонять. Но Миртл все так же сидела на маленьком окошке вверху туалетной комнаты и напевала под нос что-то грустное.

Эмили тихо прикрыла за собой дверь, а из-под мантии показываться не стала. Она уставилась на Миртл и ждала мыслей. В голове вдруг стало так пусто, что Эмили ощутила себя очень неловко. Она не знала, что нужно было говорить, и не решалась первой сделать шаг. Вскоре стало так страшно и стыдно, что Эмили не вытерпела и выскочила обратно в коридор. Сердце стучало словно дикое, ей даже пришлось приложить руку к груди, чтобы успокоить волнение. Придя в себя, Эмили вернулась к Миртл. Та по-прежнему находилась под потолком.

Эмили глубоко вздохнула и про себя произнесла: «Прости...» Она даже зажмурилась — настолько непросто было воспроизвести это слово даже в голове. Но открыв глаза, почувствовала, что ничего не изменилось. Тогда она достала дневник и ручку, чтобы проверить наверняка, — чернила пропитывали бумагу и капали прямо в сознание Эмили. Пока они все еще были связаны. «Мне жаль, что я тебя... Что я тебя... — Эмили сглотнула и позволила словам собраться в голове. — Мне жаль, что я тебя убила». Только сердце стучало в ушах и холодный пот катился по спине, а чернила в дневнике по-прежнему пропадали. Эмили еще немного постояла с крестражем и ручкой в руках, размышляя о том, что сделала неправильно и почему раскаяние не помогло. Затем она вернула их в сумку и, расстроенная, вышла из туалета. До самой библиотеки, где обещала встретиться с Дафной, она шла, прокручивая в голове разные мысли.

Слизеринцы сидели за одним из дальних столов, и еще в дверях Эмили заметила, что они что-то бурно обсуждают. Она поспешила к ним.

— Всем привет, — обратилась она к мальчикам, которых не видела со вчерашнего праздничного ужина. — Как день?

— Лия, скажи им, что я не придумала и Грейнджер действительно была с нами на втором уроке! — тут же накинулась Дафна, не оставив парням шанса ответить.

Эмили села и озадаченно произнесла:

— Да, она была с нами, а что такое?

— Не могла она с вами быть! — сказал Теодор тоном, который означал, что он устал повторять эту фразу.

— Почему? — Эмили стала доставать из сумки учебники.

— Второй урок она была с нами. На арифмантике, — сообщил Драко. По его лицу можно было понять, что ему не понравился урок с ней.

Эмили посмотрела на Дафну; та всплеснула руками, указывая на мальчиков.

— Но она правда была с нами, — медленно произнесла Эмили. — Честное слово. Мы даже работали вместе.

Теодор махнул рукой:

— Плевать. Может, это массовое видение, и она не была ни на одном из уроков.

«Или действительно была на обоих», — заметила про себя Эмили, но придумывать объяснение этому феномену не было сил. Ребята сошлись на том, что в следующий раз снова обратят на это внимание, а пока все принялись за уроки.

Глава опубликована: 03.04.2017

Глава 26. Отречение

Магический шар, подвешенный к потолку Салазаровых подземелий, светил ярко, но в глаза не бил. Эмили, взобравшись на окаменелую шкуру Василиска, рассматривала в его мягком свете карту канализации, что составлял летом Добби. Домовик отметил все трубы, в которые смог залезть, начиная с основной трубы, ведущей из туалета Миртл. Карта была путаная, поэтому Эмили, для того чтобы разобраться в каракулях Добби, пришлось его расспросить.

— ...А здесь ты что имел в виду? — Она ткнула в надпись у одного из выходов в коридоры замка.

— Это картина Антонии Крисворфи, она висит на противоположной стене, — пояснил Добби.

— Ага, я поняла, где это. — Эмили лизнула языком уголок губ. Осмотрев записи еще раз, она убедилась, что во всем разобралась, и, с хлюпающим звуком спрыгнув на пол, рассеяла световой шар. — Добби, ты отлично поработал! Спасибо.

Сложив карту в сумку и накинув на себя мантию-невидимку, она жестом велела домовику перенести ее наверх, а затем, вручив несколько галеонов на питание, отправила в дом Маркуса, как это было заведено в прошлом учебном году. Добби оставил ее в одном из заброшенных классов: с тех пор как мысли Дневника стали и ее мыслями тоже, Эмили решила, что, раз домовик может перемещаться куда угодно, ей больше не нужно рисковать, появляясь в туалете Миртл. И она искренне надеялась, что те немногие разы, что она там бывала, включая сегодняшнюю попытку раскаяться, остались никем незамеченными. Хоть мантия-невидимка и скрывала Эмили, а сама она подгадывала момент, чтобы открыть дверь, когда в коридоре никого нет, ей все равно казалось, что она что-то упускает и пока ей лучше держаться от туалета подальше, чтобы возможный наблюдатель потерял бдительность.

Путь до гостиной Рейвенкло занял несколько минут. Эмили на ходу заталкивала мантию в сумку, бросая осторожный взгляд по сторонам, но время подходило к отбою, и коридоры были пусты, только люди с картин, монотонно переговариваясь, переходили из одной рамы в другую. Поднявшись к двери с бронзовым орлом, Эмили встретила Луну Лавгуд.

— Привет, — мелодично произнесла та.

Эмили же в противовес Луне прозвучала громогласно:

— Привет! Ты как? Как Джинни?

— В порядке. Мы сегодня сели вместе на зельеварении, — расцвела Лавгуд, отчего Эмили ощутила в груди невероятный подъем.

— Я очень рада. Самой иногда грустно сидеть за партой одной. Словно прокаженная...

Эмили ударила молотком об дверь, чтобы тоже услышать вопрос, а Луна понимающе кивнула и ответила:

— На самом деле ничего подобного. Наверняка ты сидишь на таком месте, где тяжелая аура. Ты можешь ее вынести, а другие нет.

Эмили задумалась. И пока она размышляла над тем, что сидеть перед преподавательским столом и вправду может быть тяжело, Луна нашла ответ на загадку, и они вместе вошли в гостиную.

В башне Рейвенкло витала ссора. Эмили почуяла ее сразу, как переступила порог, и, нахмурившись, начала осматриваться. Многие софакультетники сидели понурив головы и изредка бросали взгляды в сторону подъема в спальни.

— Как-то неспокойно тут, — негромко проговорила Эмили, обращаясь к Луне.

Лавгуд безмятежно прошла к одному из пустых мест, и Эмили проследовала за ней, внимательно прислушиваясь — наверху кто-то ругался, слышались мальчишеские голоса.

— Ничего страшного, возможно, здесь завелся черноногий злун, — сказала Луна, раскладывая на столе учебники.

Эмили с сомнением посмотрела на нее, и Луна пояснила:

— Он заставляет ругаться. Папа мне всегда говорил не переживать, если они с мамой немного ссорятся, и ставил ведро с водой у порога. Это существо злится, если испачкало ноги. И если оно случайно забрело в дом, то его злость может распространиться на его обитателей.

Эмили выслушала ее внимательно и улыбнулась:

— Понятно... А когда он помоет ноги, он уйдет?

— Наш ушел очень быстро, — пожала плечами Луна. — Главное, не вестись на его чары и спокойно относиться к тем, кто подхватил злое настроение.

— А почему у тебя родители ссорились? — спросила Эмили, начав неспешно доставать и свои книги.

Она любила иногда сидеть с Луной за одним столом в гостиной, если приходилось делать уроки в башне. Такие вечера были редкими, но по-настоящему необычными. Лавгуд всегда рассказывала о чем-нибудь странном, а Эмили каждый раз было интересно, что еще может придумать эта девочка. Правда, придумывала в основном не она, а ее отец, как выяснилось летом.

— Всякое бывало. Из-за злуна многие вещи кажутся более раздражающими, чем они есть на самом деле.

Большего Эмили узнать не успела: с лестницы послышался топот нескольких пар ног. Все в гостиной почти одновременно прекратили заниматься своими делами и беспокойно посмотрели в сторону входа в спальни.

— ...Не пойдешь! Иначе я позову декана, — послышался голос Роберта Хиллиарда.

— Да что он сделает? — фыркнули ему в ответ. Голос был еще детским, почти не начавшим ломаться — это был кто-то младше Роберта.

И верно, вскоре в гостиную влетели два разъяренных парня: сам Роберт и тот, в ком Эмили признала четверокурсника Эльфина Роули. Эльфин стремительно пересек гостиную, презрительно морща губы, но у дверей его остановил крик Роберта:

— А ну, стой! Уже отбой, тебе нельзя выходить!

— А кто меня остановит? Ты, магл?

Роберт вздохнул и, к удивлению Эмили, не покраснел еще сильнее. Эмили решила, что Роули обзывает его не первый раз за вечер. Роберт указал на свой значок старосты факультета, а затем ткнул в висевший рядом значок старосты школы и подрагивающим от злости голосом произнес:

— Я вынужден снять с Рейвенкло еще пять баллов. И пожалуй, тебе стоит промыть рот с мылом — завтра вечером отправляйся к Филчу на отработки. Флитвику я доложу. — Роберт посторонился и указал рукой на лестницу в спальни мальчиков: — А теперь иди и верни своему однокурснику его палочку.

Роули скривился, покосился на выход из гостиной, потом на Роберта и выплюнул:

— Ладно! Наследник все равно продолжит свое дело. Так что, все маглы, лучше сами убирайтесь отсюда.

Вокруг послышался шепот. Эмили огляделась — многие выглядели испуганно, но некоторые смотрели на Эльфина с восхищением и кивали его словам. Роберт более настойчиво указал на лестницу.

— Верни парню палочку! — гаркнул он, и все вздрогнули, снова замолчав.

После того как Роули, пнув напоследок статую и бросив Роберту еще одно «магл», поднялся наверх и все вернулись потихоньку к своим делам, Роберт постоял еще немного в гостиной, оглядываясь будто в поисках нарушения. Потом он упер руки в бока и широким шагом вышел на лестницу, ведущую из башни факультета. Эмили посидела с Луной еще немного, прислушиваясь к разговорам вокруг. Она слышала, как многие обсуждают выходку Роули, как предполагают, что в этом году продолжатся нападения, ведь Наследника еще не нашли, хоть о нем и не было слышно с самого декабря прошлого года. А сама Эмили сидела, и руки ее дрожали от ярости. Она глубоко дышала, справляясь с ненавистью к этому чистокровке.

Работать она больше не могла и вскоре закинула вещи в сумку, попрощалась с Луной и направилась к выходу из гостиной. Приоткрыв дверь, она увидела у окна Роберта, стоявшего к ней спиной, и немедля вышла к нему.

— Привет, — подала она голос, чтобы Роберт не испугался, когда она окажется близко.

— Ты куда? — лениво спросил он, обернувшись. Брови нависали над глазами, пряча их обычный блеск, и впивались в оправу квадратных очков.

— Просто к тебе, — ответила Эмили и взобралась на подоконник, бросив сумку рядом. — Мы же еще в нашей башне, здесь можно быть и после отбоя.

Роберт в ответ только вздохнул и уставился в окно.

— Не слушаются, да? — спросила Эмили, кивая в сторону гостиной.

— Ага, в прошлом году еще нормально было. Видать, летом от родителей всякого нахватались.

— Ничего, — осипшим голосом произнесла Эмили, прикасаясь к плечу Роберта. — Скоро это прекратится.

— Ага.

— Нет, правда, еще чуть-чуть подождать — и... — Эмили таинственно замолчала, но взгляд Роберта требовал ответа, — что-нибудь случится. Наследника давно не слышно, думаю, скоро это все закончится. Им надоест, и они перестанут.

— Смешная ты, — горько усмехнулся Роберт.

— А тебе нужно было вдарить ему как следует. И не кулаком. Нужно показывать таким, кто тут волшебник, а кто магл. — Эмили пробурчала эти слова, а хотела сказать их тверже.

Роберт рассмеялся:

— Ты как Флинт говоришь.

— Кстати, как он? — высоким голосом поинтересовалась Эмили.

Ей стало неловко оттого, что за все лето она, заботясь о своих проблемах, не узнала, как Маркус переживает то, что его оставили на второй год. Он сообщил об этом у поезда и обещал, что уж в этот год натренирует Малфоя как следует и возьмет Кубок по квиддичу.

— Да неплохо, за партой теперь вместе кое-где сидим, — ответил Роберт.

— Ты ему скажи, что ему в первую очередь экзамены сдать надо, а не на Малфоя силы тратить.

— Ха, он с тобой не согласится. — Роберт покачал головой. — Ему, видишь ли, оценки ни к чему. А заработанный в школьных соревнованиях Кубок может в каких-то командах очень даже цениться.

— Ну, ладно... Пусть сам разбирается, — вздохнула Эмили, спрыгивая на пол. — В гостиную идешь?

— Неа, покурить схожу. — Роберт поправил очки на переносице.

— Тогда помоги пароль разгадать, — улыбнулась Эмили, подходя к бронзовому орлу.

До самой ночи Эмили не отпускали мысли о произошедшем. Тот парень, Эльфин, сын Пожирателя Смерти, и было неудивительно, что он отстаивал идею превосходства чистокровных. Шло всего лишь второе сентября, а прошлогодняя вражда разгорелась вновь. Эмили лежала с открытыми глазами и думала о грядущих двух месяцах, которые ей придется молча наблюдать за стычками с маглорожденными. Впрочем, это с Джинни на первое нападение и на зелье для надписи ушло два месяца, в этом же теле она чувствовала себя совершенно свободной.

Эмили чувствовала, что вчерашние размышления над словами Шляпы были верными. Увидев Роберта, она подумала, что он ведь довольно сильный волшебник: она не раз видела его бытовые чары и мельком замечала его на дуэлях в прошлом году. И Маркус практически не отличается от него, разве что знает об этом мире чуть больше, потому что с детства рос среди волшебников. И часть Эмили, живущая в дневнике, все больше понимала, что ошиблась, думая, будто чистокровные волшебники лучше остальных. Раньше ей очень хотелось считать себя Настоящим волшебников, не имевшем в роду ни одного магла. Теперь же Эмили стало ясно, что у каждого волшебника в роду был магл, хотя бы один — тот, кто родил первого в роду волшебника. И выходит, у каждого магла вдруг может родиться волшебник, будто магия — нечто, что передается по крови. Но еще Эмили знала, что без этой крови в теле, магия не пропадет: она навсегда связывается с душой. Эмили никогда не задумывалась об этом за прошедшие пятьдесят лет, ей не пришло это в голову, даже когда она овладевала телом Джинни и открывала Тайную комнату, не имея в себе больше крови Салазара Слизерина. И лишь сейчас, видя, что в теле девочки Поттер она по-прежнему владеет парселтангом и творит магию, на которую была способна до создания Дневника, Эмили начала сомневаться в своих прошлых убеждениях.

Она не знала, как по-другому показать это знание другим чистокровным, кроме как объявить от лица Наследника, что магия превыше происхождения. И сегодняшний случай подсказал Эмили, что она действительно должна напасть на чистокровного — не убить, но превратить в статую на некоторое время. Одно это испугает чистокровных, даст им понять, что они заблуждаются в том, будто Наследник не тронет их. И Эмили страшно хотела выбрать жертвой Эльфина Роули, но, успокоив эмоции, вспомнила, что изначально хотела выбрать слизеринца, чтобы все остальные прекратили обвинять этот факультет в том, чего он не совершал.

Эмили резко поднялась на кровати и дотянулась до сумки. С трудом отыскав в нем пергамент с именами всех детей Пожирателей Смерти, она прислонилась к спинке кровати и под светом палочки перечитала список слизеринцев. Все они были чистокровными, и если ее последователи науськивают своих детей травить маглорожденных, в первую очередь она покажет, насколько Наследник не согласен с их взглядами.

Выбирала Эмили случайным образом: ткнула в список и попала на одного из шестикурсников. Тихо позвав Добби, она приложила палец ко рту, и когда домовик заглушил их голоса для остальных девочек в комнате, сказала:

— Я хочу, чтобы ты последил за кое-кем для меня.

Она показала ему имя, описала внешность. Добби понятливо кивнул и спросил:

— Что я должен узнать?

— Мне нужно узнать, где и когда он появляется один чаще всего. Тебя никто не должен заметить! Давай... последим за ним две недели. Надеюсь, этого хватит.

Добби поклялся, что он все сделает верно, и исчез. А Эмили опустилась на подушку и наконец-то закрыла глаза. Зелье она приготовит быстро, так что пока можно выяснить еще кое-какие детали о том, какой магией она сейчас владеет. Если ей вместе с душой прошлой себя передался парселтанг и, кажется, начинает проклевываться легилименция, то, может, от Поттеров тоже мог достаться какой-нибудь интересный дар? Эмили хотела учесть все свои преимущества в подготовке к нападению.


* * *


Когда Эмили шла на второй урок по защите от темных искусств, она заметно волновалась. Ей впервые приходилось первой заговаривать о Поттерах с кем-то, кто был лично с ними знаком. Беспокойно отсидев лекцию, которую Люпин, как и обещал, провел весело и интересно, Эмили задержалась со сборами сумки. Она искоса поглядывала на Люпина, тоже собиравшего свой чемодан и напевающего что-то себе под нос, и медленно дышала, успокаивая себя перед разговором.

В один момент она собралась и, вытащив из сумки заготовленную заранее фотографию из альбома, подошла к преподавательскому столу:

— Сэр... Ведь это вы, верно? — отчетливо произнесла она, не давая своему голосу и возможности задрожать.

Она выставила фотокарточку перед собой и зажимала ее так, чтобы указательный палец был на фигуре молодого Люпина. Профессор сразу улыбнулся ей, как только она оказалась рядом. Он наклонился, не касаясь руками фотографии в ее руках, и кивнул:

— Верно. Не думал, что у вас есть эта фотография.

— Ну... — Эмили стало легче дышать. — Ее не было до этого лета. Мне семья Уизли подарила.

— А-а, — радостно протянул Римус Люпин. — Давно мы с ними не виделись. Надо будет послать им весточку на Рождество.

— А их давно видели? — Эмили, наклонив на себя фотографию, по очереди указала на еще двух парней: маленького пухленького и высокого черноволосого.

Подняв взгляд на Люпина, Эмили увидела в его глазах странную эмоцию. Люпин застыл, смотря на друзей так, будто они умерли. А следом Эмили, вглядевшись в голубые глаза профессора, ощутила его мысли: он правда думал о них как о мертвецах.

— Простите, я не знала, — тихо произнесла она, но потом вспомнила, что что-то об этом уже слышала. Это было очень давно, пожалуй, даже до того происшествия с Квирреллом. Кажется, кто-то говорил ей о том, что один из друзей Поттеров оказался предателем, а другой погиб от его руки. Но частично вспомнив свою прошлую жизнь, Эмили никогда не думала о том человеке, что донес ей о местоположении Поттеров: ничто до этих пор не напоминало ей о нем. Даже разглядывая альбом с фотографиями, подаренный ей этим летом, она не обратила внимание на Хвоста, или Питера Петтигрю: она тогда была выбита из колеи скачками из дневника в тело и обратно, которые были ей в новинку.

— Конечно! — извиняющимся тоном спохватился Люпин. — Ничего страшного. Такое время было: кого-то теряешь в битве, а кого-то... Просто теряешь.

Сейчас все встало на свои места, и Эмили полностью осознала горечь Люпина. Она закусила губу. Мысли профессора чувствовались все сильнее, и Эмили уже сама ощущала боль от гибели друзей, будто это была ее личная потеря. Поделать она ничего не может: погибшего друга не вернуть, а предатель, судя по мыслям Люпина, умер тоже — наверное, не выдержал заключения в Азкабане. Эмили глубоко вздохнула, вспоминая уроки окклюменции, и спустя несколько секунд отделила свои чувства от чувств профессора.

— Значит, среди них вы один остались? — осторожно спросила она.

— К сожалению, — смиренно ответил Люпин.

Он осмотрел стол и, убедившись, что ничего не забыл, защелкнул свой портфель. Делая шаг в сторону дверей, он обратился к Эмили:

— У вас есть еще урок?

— Нет, сэр. Я думала... Я хотела... М-м... — Эмили почувствовала, что краснеет. — Вы только не думайте, что я скучаю по Поттерам. У меня есть семья. Но мне интересно узнать о Лили и Джеймсе как о волшебниках. Они ведь... не только родили меня, то есть дали жизнь. Я владею магией благодаря им.

Люпин слушал ее внимательно. Когда ее сбивчивая речь закончилась, он вернулся к столу, возле которого Эмили продолжала стоять.

— Понимаю, у вас есть люди, которых вы считаете мамой и папой. И я счастлив, что из-за потери родителей вы не лишились настоящей семьи.

Эмили благодарно кивнула и расслабилась. Профессор Люпин поставил свой портфель на стол и, магией придвинув стул, предложил ей сесть:

— Что ж, если у нас с вами окно, мы можем остаться здесь, и я отвечу на все вопросы, которые вас волнуют, Эмилия.

Эмили поколебалась и, присев, произнесла:

— Обычно взрослые зовут меня Эмили.

Люпин улыбнулся ей:

— Хорошо, Эмили, так о чем ты хотела спросить?

Сначала она спрашивала о разных неважных вещах: как Поттеры познакомились, почему решили завести ребенка во время войны, кем работали. Однажды спросила, на каком факультете они учились, хотя отлично знала ответ. И наконец, когда они с Люпином разговорились, Эмили задала тот вопрос, который волновал ее больше всего:

— А Джеймс и Лили владели какими-нибудь необычными дарами?

— Вроде метаморфомагии? — поднял брови Люпин.

— Да, вроде нее.

Люпин издал смешок.

— Нет, таким ни один из них не владел. Подобные дары — редкость. Но разве сам по себе магический дар уже не награда? — заметил он, увидев, как Эмили расстроенно опустила взгляд.

Эмили посмотрела на него задумчиво и подумала, что он очень прав. Она кивнула ему:

— Да, сэр. Пусть я и люблю тех, с кем выросла, я по-настоящему рада, что родилась у волшебников.

— Но ведь семью Дурсли ты не меньше любишь из-за того, что они маглы?

Эмили хотела было резко спросить, откуда он знает фамилию ее родственников, но вовремя вспомнила, что он дружил с Лили и наверняка знал, за кого вышла замуж ее сестра. Вопрос, однако, застал ее врасплох. С тех пор, как обе ее части сцепились друг с другом и она перестала различать, с какой стороны она была на самом деле, Эмили, размышляя о важности владения магией, ни разу не думала о том, как теперь относится к маглам-Дурсли. Она взяла минуту на обдумывание ответа и наконец призналась:

— Да, люблю не меньше. Хотя мне очень не хватает взаимопонимания с ними...

Эмили с грустью вспомнила последние два года, в которые она уже не надеялась на прежние нормальные отношения с Дурслями. Сейчас, когда им подправили память и показали полезную для них сторону волшебства, они снова относятся к ней как к члену семьи, а не как к бомбе, рядом с которой опасно находиться. И Эмили от этого чувствовала, как что-то в душе становилось на место.

— Это похвально, — кивнул Люпин. Он посмотрел на часы и извиняющимся тоном добавил: — Боюсь, нам пора, мне нужно подготовиться к следующей паре.

Охнув, Эмили поднялась и поспешила накинуть сумку на плечо.

— Спасибо, до свидания, — неловко произнесла она и повернулась к выходу.

— Эмили, — окликнул ее Люпин спустя пару шагов. Эмили с готовностью обернулась. — Если захочешь еще что-нибудь узнать, приходи ко мне по пятницам. Только последнюю в этом месяце я буду занят.

Эмили даже на расстоянии почуяла смущение Люпина, когда он сказал про занятость, и ей показалось, что это как-то связано с его болезнью.

— Обязательно, сэр! — пообещала она.

А выйдя из класса, поняла, что действительно не прочь зайти как-нибудь к этому человеку на чай. Во время разговора Люпин упоминал о некой организации, в которой все они боролись против Темного Лорда, и Эмили, также помня о том, что это была за организация, хотела побольше узнать о том времени.


* * *


Пока слизеринцы обсуждали учебные заботы, Эмили, сидя вместе с ними в библиотеке, раздумывала над своим планом. Прошло больше недели после того, как Добби отправился следить за жертвой. От домовика еще не было информации, поэтому Эмили занималась продумыванием того, как устроить встречу слизеринца и василиска без смертельного исхода. Она выбирала самый простой способ, который точно не дал бы осечки. Единственное, что из всего плана ее пугало, это то, как выбрать момент и совершить нападение, так чтобы не задеть убийственным взглядом змея кого-то еще. Но это предстояло решить уже после того, как она выяснит маршрут своей жертвы.

А слизеринцы тем временем коснулись излюбленной в последнее время темы: присутствие Грейнджер на нескольких уроках сразу. За эту неделю выяснилось, что никому ничего не померещилось и Гермиона и вправду посещает уроки одновременно. Она, присутствуя на древних рунах, ходила даже на уход за магическими существами, как Эмили выяснила у единственного одногруппника, который выбрал этот предмет.

— Интересно, это кто-то еще, кроме нас, заметил? — поинтересовался Теодор.

— Наверняка, — фыркнул Драко. — Просто Дамблдор делает поблажки всяким грязнокровкам, поэтому, даже если на нее кто-то донес, ей ничего не сделают.

— А из-за чего ей могут что-то сделать? — удивилась Дафна. — Подумаешь, ходит на все пары.

— Так каким образом? Это наверняка какой-то артефакт, а может, клонирует себя или делает проекцию, — начал размышлять Теодор.

— Если артефакт, то, скорее всего, что-то связанное со временем, — прошептал Драко, наклонившись вперед. — Но вряд ли грязнокровке выдали бы такой.

— То есть ты считаешь, что проекцию грязнокровка создать способна? — в ответ наклонилась к нему Эмили.

Малфой не знал, что ответить, поэтому Эмили заключила сама:

— Наверняка способна. Грейнджер ведь умная, выше тебя, чистокровного, в рейтинге к тому же.

— И ради того чтобы получать еще больше знаний, она раздваивает себя? — поразился Теодор. — Ну, может быть, конечно, и так, но все же мне кажется, что для третьекурсницы это слишком сильные чары.

Эмили хмыкнула:

— Классно, что ты про курс вспоминаешь, а не про кровь. А ведь может так оказаться, что магия в ней гораздо сильнее, чем в чистокровных, ведь в ней не смешаны разные магические рода.

Малфой побагровел, на что Эмили тихо посмеялась. Она не думала на самом деле, что кровь сильно влияет на магию, но ей было очень весело дразнить этими заблуждениями Малфоя. Впервые в жизни в теле Эмили Поттер ей было весело провоцировать людей на эмоции. Мысли их от этого поднимались на самую поверхность сознания, и Эмили было просто распознать чувства и образы. Вот сейчас она услышала, что Малфой чертыхнулся про себя и решил, что к нему это точно не относится, что с ним все в порядке, хотя он знал, как много родов переплелось в нем.

Потеряв интерес к Малфою, Эмили продолжила работу над своим планом. Ребята просидели в библиотеке еще час, и все это время Эмили держала в голове мысль проверить, нет ли у Грейнджер какого-то артефакта. Это действительно было единственное объяснение тому, как она оказывается в двух местах одновременно. Эмили подумала, что ей самой будет нелишним раздвоиться во время нападения и отвести от себя подозрения.

Эмили хотела лично увидеть, что делает Грейнджер, да и отвлекать Добби от слежки не хотелось, поэтому пришлось дожидаться четверга. В этот день Эмили была с Гермионой на первом уроке — древних рунах, — на который записались только Драко и Теодор из их компании. Это был удачный момент для того, чтобы проследовать за Гермионой, потому что после этого урока слизеринцы спешили на другой этаж и Эмили не нужно было придумывать, как заставить их уйти на урок без нее. Эмили внимательно следила за Грейнджер во время лекции, стараясь не выдавать своего интереса, и едва Гермиона вышла в коридор, проследовала за ней след в след. Вокруг было много народу, так что узнать намерения гриффиндорки не получалось, к тому же ни разу не удалось заглянуть ей в глаза, что значительно помогло бы в чтении сознания. Пришлось просто идти за ней и надеяться, что все получится. Но Гермиона свернула в ближайший женский туалет. Эмили зашла вслед за ней — Грейнджер уже юркнула в одну из кабинок. В туалете еще кто-то был, поэтому Эмили быстро метнулась к соседней кабинке и, заперевшись, внимательно прислушалась. Теперь мысли Гермионы слышались чуть отчетливее, и Эмили ясно понимала, что та собирается на урок по уходу за магическими существами, который только что закончился. По звукам было ясно, что Гермиона использует кабинку туалета лишь как прикрытие, и Эмили сосредоточила все свое внимание на том, чтобы понять, что хочет сделать Гермиона.

Послышался звук смывного бачка и открывшейся щеколды дверцы. В то же время в голове прозвучал отсчет: «Раз», что-то повернулось, и мысли Грейнджер пропали. Эмили не успела ничего понять. Она прислонила ухо к стенке кабинки, но за ней никого не было слышно. Тогда Эмили, заложив пряди волос за ухо, наклонилась к низу стенки и посмотрела, есть ли за ней ноги. В соседней кабинке больше не было никого.

Эмили, выдохнув, выпрямилась и села на крышку унитаза. Она взялась руками за голову и еще минуту приходила в себя. Малфой был прав: у Грейнджер действительно был артефакт, позволяющий проживать одно и то же время дважды. Эмили до самого звонка, забывшись, сидела в закрытой кабинке и обдумывала то, что узнала. Она пыталась понять, могло ли это как-то помочь ей, и решила наконец, что по крайней мере возьмет эту информацию на заметку.

И все-таки она была очень зла, оттого что Гермионе Грейнджер удалось вместить в свое расписание все факультативы, чего Эмили и сама очень хотела.


* * *


Когда Добби закончил двухнедельную слежку за выбранным слизеринцем, выяснилось, что тот практически нигде не ходит один и не бывает в каких-то местах периодически. Маршрут его сложно было спрогнозировать, и это очень огорчило Эмили. Ей хотелось продумать все как можно более детально, чтобы не оставлять в плане ничего неопределенного. Время на обдумывание еще было, так что она указала Добби на другую жертву, а сама занялась тем, что хотела сделать ближе к Хэллоуину, — практикой чар, которые понадобятся ей во время исполнения плана.

Эмили сильно обрадовалась, выяснив, что она-из-дневника не растеряла своих способностей, когда стала занимать днем это тело. Это еще раз доказало ей, что магия идет бок о бок с душой, а кровь лишь несет ее потомству. За те недели, что у нее были, Эмили отрепетировала все заклинания, которые были ей нужны, в том числе она на всякий случай проверила Конфундус. Подопытным стал Добби, но Эмили пообещала ему, что с ним ничего серьезного не случится.

Она много думала о том предмете, с помощью которого Грейнджер перемещалась во времени. Из библиотечных книг удалось найти информацию о том, что таким артефактом мог оказаться маховик времени — он один способен был работать с ним. Там же Эмили вычитала, что на всех официальных таких артефактах ставят ограничение в пять часов. Это была очень полезная информация: теперь можно было знать, сколько максимально времени на исполнение плана у нее есть, если удастся заполучить артефакт.

А вот с этим была загвоздка. Все, что Эмили придумала, — это переместиться вместе с Гермионой. Красть маховик она не смела: Грейнджер явно не была растяпой, а маховик ей наверняка дали под расписку. И вот для этого как раз и нужно было убедиться, что Эмили по-прежнему — как и на шестом курсе сороковых годов — сможет запутать сознание. И в том, что она все так же владеет невербальной магией, она тоже убедилась за эти дни. На уроках она по привычке старой Эмили произносила заклинания тихо, но наедине с собой нет-нет да переходила на молчаливое колдовство.

Наконец Добби покончил с очередной слежкой, и вновь оказалось, что выбрана жертва, которая очень мало времени проводит в коридорах замка. Эмили выругалась, когда домовик сообщил ей об этом, и в третий раз отправила его следить за учеником. Все, кого она выбрала, отличались по полу и возрасту, но каждый из них был очень осторожен: в условиях межфакультетсткой вражды вообще мало кто ходил поодиночке, в том числе и слизеринцы.

Несмотря на то, что многое, на что Эмили рассчитывала, шло совсем не так, как ей хотелось, она не теряла надежду. Она знала, что только так есть шанс смутить блюстителей чистой крови, заставить всех обратить внимание на проблему. В середине октября она, как и намеревалась, начала варить зелье несводящейся краски — все делала точно так же, как в сороковые годы и как прошлой осенью, только на этот раз за петухом отправилась не она сама. Когда Добби принес ей в Тайную комнату, где она держала зелье, заколотого петуха, вареву не хватало как раз только теплой петушиной крови.

— Спасибо, Добби, — дрожащими губами произнесла она, принимая из рук домовика тушку птицы.

Эмили находилась около трубы, ведущий в туалет Миртл. Здесь было очень удобно обустроить небольшой костерок, на котором кипело зелье. Единственным минусом было то, что Эмили очень быстро здесь замерзала, даже грея себя чарами и укутываясь в зимнюю мантию.

Добби все чаще смотрел на нее затравленным, неживым взглядом. Эмили все лучше и лучше понимала, что он чувствует в данный момент. И сейчас, разрезая петуху сухожилия, она негромко произнесла:

— Не нужно бояться. Никто не пострадает.

— Вам нельзя было брать тот дневник... — запричитал Добби.

— Перестань. — Эмили отмахнулась. — Ты ведь до сих пор слушаешься меня, значит, видишь, что я не одержима, верно?

Измеряя на весах необходимое количество крови для первого этапа загустения зелья, Эмили бросила косой взгляд на домовика. Тот кивнул и больше ничего не ответил. Добби знал мало о том, что хотела сделать Эмили, и, возможно, поэтому неодобрительно относился к ее приказам. Но Эмили не могла объяснить домовику, зачем все это нужно, да и не была уверена, что знание успокоит его. Она лишь пообещала ему, что не задумала ничего плохого и Добби не делает ничего, что могло бы навредить любому из волшебников.

Закончив со всей кровью, Эмили с удовлетворением отметила, что у зелья начинает проявляться светящийся кровавый цвет. Ему предстоит настояться еще пару дней. Этого количества должно быть достаточно на те слова, что она задумала. За прошедшую неделю она передумала дюжину фраз, рисуя их в своем воображении во время сна. Яркие буквы алели в темноте, напоминая ей о важности задуманного. Эти слова давали ей силы, как год назад Джинни была смыслом существования — та писала в Дневнике, и Дневник креп. Теперь Дневник нашел силы в себе самом и жил идеей. Пока Эмили не придумала, как раскаяться и не умереть, как вообще раскаяться так, чтобы дневник прекратил быть ее крестражем и она всегда оставалась бы в теле, мысль о том, что она вновь толкнет качели общества и ветер повеет в другую сторону, грела ее бессонными ночами. Эмили понимала, как ошиблась раньше, и верила, что клин выбивают клином.

До Хэллоуина оставалось семь дней.

Глава опубликована: 30.05.2017

Глава 27. Петли

Прячась за балдахином на своей кровати, Эмили все последние вечера после отбоя изучала карту труб, будто стараясь запомнить ее наизусть. На ней уже было так много пометок, что становилось сложно разобрать написанное. Эмили отмечала на карте возможные маршруты, которые Добби не смог отобразить. Еще когда в прошлом она изучала свое наследие и искала Тайную комнату, выяснилось, что в восемнадцатом веке вход в нее пришлось защитить из-за внедрения водопровода и дальнейшего расширения замка. Одновременно с этим она продолжала поиски своих магических предков, и вот представился случай убить двух зайцев. Пришлось залезть в самые неприятные места Хогвартса, чтобы отыскать замаскированные под трубы магические тоннели, которые вели к месту настоящего спуска — также превращенного в трубу — в Тайную комнату. Всю водопроводную и канализационную системы могли обходить хоть сотни раз, но лишь несколько «Откройся» на змеином языке открыли бы нужные трубы. Этот ее предок Гонт, что ухитрился не только скрыть многолетнюю работу Слизерина в момент опасности, но и дал василиску еще больше возможностей для перемещения по замку незаметно, достоин похвалы. Вот только Том Риддл первый рискнул использовать чудовище, как и хотел того Основатель. Теперь он же все и исправит.

Для Эмили-из-дневника нарисованные трубы были не так важны, как для Эмили-в-теле: где находились шахты на нескольких этажах, первая знала и уже не раз проводила змея по стенам. Однако жертва по-прежнему не была выбрана. Ни один из тех, за кем она просила следить Добби, не оказался предсказуем, поэтому Эмили окончательно оставила эту затею и решила действовать по ходу. И так как план получился гибким, карта Добби должна была стать отличным путеводителем. Эмили лишь отметила, где помнила, места стыков магического тоннеля Слизерина и водопровода.

Тем временем на стенде с объявлениями вывесили сообщение о первом в этом году официальном посещении волшебной деревни Хогсмид в честь Хэллоуина. Эмили сперва твердо была уверена, что не пойдет, а будет караулить тех чистокровных слизеринцев, которые останутся в замке, — в прошлом году очень удобно было совершать нападения, когда было меньше шансов попасться кому-то на глаза. Но она не торопилась с решением и к концу недели поняла, что прогул первого посещения Хогсмида может вызвать подозрения — пришлось идти и рассчитывать на то, что удастся вернуться в замок пораньше либо незаметно уйти посреди праздника.

Без десяти двенадцать утром в Хэллоуин Эмили, как и многие другие, проталкивалась к Филчу, чтобы тот сверился со списком и выпустил ее из замка. Дафна стояла рядом, крепко держа ее за руку, чтобы толпа не развела их. Когда двадцать минут спустя девочки наконец-то оказалась на свежем воздухе, они, не дожидаясь остальных, двинулись к главным воротам школы. Теодор и Драко с Блейзом нагнали их на полпути.

— Дождались! Мне дед с отцом такие вещи про выходные в Хогсмиде рассказывали! — воодушевленно произнес Теодор.

Эмили улыбнулась краем рта, зная, о чем ему могли поведать.

— Интересно, а Грейнджер вышла из замка? — вслух произнесла она, оглядываясь назад.

— Я не видела ее в очереди. Сидит, наверное, себе над книгами.

— Я тоже не видел, чтобы она выходила, — вставил Блейз. Он все чаще заговаривал с ними и даже подключался к общей деятельности. По крайней мере, он постоянно находился неподалеку и наблюдал. — Она, кажется, в библиотеке с утра была со мной. На одном и том же месте сидит — трудно не заметить. Я еще подумал, как так можно учиться целыми днями? И такой день пропускать.

— Еще бы, у нее ж все факультативы! — заметил Теодор.

Слизеринцы до сих пор не сошлись во мнении, как Грейнджер удавалось посещать все дополнительные предметы, а Эмили и не думала рассказывать о ее тайне. Хотя она до сих пор не решила, как подобраться к Гермионе и ее маховику времени, мысль об этом артефакте не отпускала. Последнюю неделю Добби наблюдал за Грейнджер, и каждый раз Гермиона пользовалась маховиком только во время учебы.

— Сумасшедшая... А что ты в библиотеке сегодня забыл? — обратилась Дафна к Блейзу.

— Эссе нужно было дописать, — он махнул рукой, — а книгу пора было сдавать, ее кто-то уже берет на следующий срок.

За разговорами ребята вошли в деревню. Не зная, куда идти в первую очередь, они двинулись по главной улице и вскоре дошли до паба «Три метлы». К тому времени все изрядно промерзли, поэтому решили зайти и посмотреть, что здесь можно выпить горячего. Мадам Розмерта, владелица паба, предложила разные напитки, но все как один заказали сливочное пиво. Эмили с предвкушением пригубила свою кружку. Пиво, однако, оказалось совсем не таким, как она помнила, но все же вкусным. Еще ребята заказали себе ароматных булочек и, с удовольствием уплетая их, провели в пабе около часа.

— А давайте обойдем всю деревню? Она ведь небольшая, — предложила Дафна.

Все поддержали ее, и вскоре они вышли на улицу. Ребята прогуливались по центральной части деревни, разглядывая магазинчики и прикидывая, куда они зайдут на обратном пути. Первым делом они заглянули в «Сладкое королевство». Эмили с ностальгией осматривала магические сладости — некоторые из них клубились сладким дымом, другие надувались пузырями. И все пахло прошлым. Кажется, с сороковых годов магазинчик расширился.

— О, смотрите, все-таки пришла, — тихо произнес Теодор, кивком головы указывая в сторону стенда со сладкими перьями.

Все незаметно поглядели туда. К ним спиной стояла девочка из Гриффиндора, по каштановой гриве волос которой было легко узнать Грейнджер.

— Да ладно? Хотите сказать, она за два часа управилась? — подняла брови Дафна.

— Наверное, все-таки решила отдохнуть. И нам пора дальше идти, какая разница, сделала она все или расслабиться решила? — взвилась Эмили, хватая подругу за руку и таща к кассе. — Нашли что обсуждать.

Она поняла, что Грейнджер, скорее всего, воспользовалась маховиком. Эмили представляла, какой объем работы выполняет Гермиона: та всегда приходила в библиотеку раньше них, а уходила позже. Она бы вряд ли управилась за два часа. И если Эмили правильно понимала Гермиону, та пошла бы отдыхать только после того, как все сделала. А значит, минимум через три часа Эмили выдастся первая за эти недели возможность подкараулить Гермиону и переместиться в прошлое на пять часов.

Пока однокурсники оплачивали товар, Эмили, предупредив, что ненадолго отлучится, стремительно вышла на улицу и завернула во дворы. Найдя место, где почти не было окон, она тихо позвала:

— Добби. — Как только он явился, она присела на корточки и приложила палец к губам: — Тш-ш, где Гермиона?

— В библиотеке, — шепнул Добби.

Эмили чувствовала, что это ее шанс. Собрав воедино все, на что рассчитывала, если получится переместиться в прошлое, она быстро решилась.

— Так, — возбужденно сказала Эмили, — Добби, отправляйся в Хогвартс. Тебя никто не должен видеть. Сразу, как появишься, следи за вестибюлем, Большим залом и коридором второго этажа, который сразу после мраморной лестницы простирается в обе стороны. Записывай: кто откуда появляется и куда идет и — обязательно! — в какое время с точностью до минуты. Учитывай всех — призраки и домовики тоже в счет. О, и не забудь про миссис Норрис. Все понятно?

Добби недоуменно кивнул, но беспрекословно отправился выполнять приказ. Едва он ушел, Эмили нервно выдохнула и оперлась спиной на стену: кажется, момент настал. Таким шансом грех было не воспользоваться. Пусть она организует нападение посреди дня, но зато с практически идеальным алиби: она будет в Хогсмиде, пока она же, но в Хогвартсе сделает все необходимое. Оставалось успеть к моменту, когда Грейнджер будет перемещаться назад во времени. С этими мыслями Эмили вернулась в «Сладкое королевство», где ребята ждали ее с полными сумками покупок. Дафна сунула ей в руки пакет с разными сладостями, которые Эмили попросила за нее купить, и сдачу, и все вышли на улицу.

Эмили огляделась: хотела найти ближайшее кафе, чтобы сесть и спокойно подумать. Она все эти дни размышляла о том, почему Гермионе доверили эту вещь. О том, что Гермиона Грейнджер никогда не нарушает правил школы, говорили повсеместно — ей точно выделили этот маховик, и все преподаватели знают об этом, то есть Гермиона пользуется им законно. Значит, она наверняка обязалась следовать всем правилам безопасности. Первое, как уяснила из найденных сведений Эмили, это не попадаться себе на глаза, а, как следствие, второе — это она учла уже для себя — не вмешиваться в прошлое, особенно в свое. Вероятнее всего Грейнджер сидела в библиотеке до упора и лишь потом отправилась в прошлое, чтобы посетить Хогсмид. В очереди ее не было, но в «Сладком королевстве» она появилась. Неизвестно, как долго к тому времени Грейнджер была в деревне, поэтому Эмили начала просчитывать самые пессимистичные варианты. Это было нужно для того, чтобы рассчитать, в какой момент времени Грейнджер повернула время вспять. Скорее всего, она подгадывала момент, чтобы оказаться в прошлом, когда Филч еще не завершил проверку разрешений от родителей. Эмили могла бы здесь, в Хогсмиде, проследить за ней и засечь момент, когда та направится обратно в замок, однако велика была вероятность того, что Грейнджер решит провести в деревне на несколько минут больше, чтобы дать своему двойнику время переместиться.

Выпив горячего какао, все снова захотели на улицу. Эмили пришлось не отставать, но она шла за ребятами, не обращая внимания на магазины, в которые те заглядывали. Лишь изредка она делала вид, что внимательно слушает возгласы Дафны. Они пробыли в Хогсмиде уже четыре часа и за это время обошли все улочки деревни.

— Обратно не хотите? — спросила как-то Эмили, заметив, что все они вот уже несколько минут стоят на одном месте в центре Хогсмида. Ей же нужно было как можно скорее вернуться в замок: возможно, Гермиона воспользуется маховиком уже через час.

— Ага, пора бы, — ответила Дафна, кутаясь в шарф. — До ужина осталось не так много времени, я собиралась написать эссе по магловедению.

— Ты в библиотеку пойдешь? — тут же спросила Эмили. Ей совсем не хотелось, чтобы Дафна помешала планам, а та могла настоять на совместном выполнении домашнего задания.

— Да, я думала вместе с тобой его написать, — сообщила Дафна, словно это было само собой разумеющимся.

— Э-э... Честно говоря, я его уже написала.

— О! Тогда покажешь. Я буду по ходу у тебя спрашивать.

Эмили не хотела вызвать подозрений, но и не знала, как вывернуться. Она быстро просчитала в уме: «Я окажусь в прошлом на пять часов назад. Все зависит от того, как быстро кто-нибудь из чистокровных слизеринцев окажется в одиночестве в коридоре второго этажа. Все остальное — дело одного, максимум двух часов. Ох, еще нужно знать, как долго будет пустовать вестибюль и Большой зал... Нет, не получится так посчитать, сначала нужно узнать, что в эти часы отметил Добби».

— Ладно, но, возможно, я чуть задержусь. Пароль, сама понимаешь.

Дафна была не против. В целом, Эмили решила, что для дополнительного алиби неплохо было бы посидеть с Дафной в библиотеке. Они дошли до Хогвартса. У парадной лестницы слизеринцы свернули к себе в подземелья, а Эмили незаметно осмотрела вестибюль, ступени, коридоры, еще раз оценивая условия. Дойдя до туалета Миртл, которой, к счастью, в нем не оказалось, Эмили позвала Добби.

— Я расписал все, что видел! — воодушевленно сообщил домовик, после того как по приказу Эмили поставил звуконепроницаемый барьер вокруг них. Его глаза возбужденно блестели.

Эмили приняла лист пергамента. Текст пестрил ошибками, да и сами буквы не были идеальными, но разобрать написанное было возможно.

— Это — в чемодан, — не отрываясь от листа, произнесла она, стягивая с себя верхнюю одежду.

Пока Добби отсутствовал, выполняя поручение, Эмили успела отметить для себя следующее: в Большой зал за это время никто не входил, но через вестибюль прошло немало учеников и всего пара призраков. Эмили присела на один из унитазов, опустив у того крышку, и черкала на пергаменте шариковой ручкой, держа колпачок в зубах.

— Добби, сколько времени? Ох, и будильник мой с тумбочки принеси, пожалуйста. А еще зелье и все, что я рядом положила, из Тайной комнаты! — воскликнула она, когда тот вернулся.

Домовик еще раз исчез, а появившись, сообщил, что времени было половина пятого.

— Отлично, пока отправляйся к себе, — бросила она и спешно закинула часы, пергамент и ручку в сумку, вытащив взамен мантию-невидимку. На этот раз она накинула ее на тело, не продевая руки в рукава. Котелок Эмили прикрыла крышкой, заклинанием склеила место стыка, несколько раз аккуратно перевернула, проверяя на прочность конструкции, и осторожно положила на дно сумки. Рядом с ним втиснула кусок сброшенной давным-давно, но по-прежнему ярко-зеленой — узнаваемой — кожи василиска, свернутой в рулон.

Запахнув полы мантии, Эмили быстрым шагом вышла из туалета и так же быстро добралась до библиотеки — Грейнджер, к ее облегчению, была еще там. Эмили вернулась в коридор и присела на корточки возле стены, чтобы на нее не наткнулись. Теперь она сразу заметит, когда выйдет Гермиона.

Ждать пришлось еще около получаса. За это время Эмили подробнее изучила список студентов, которых отметил Добби. Пергамент лежал у нее на коленях, а под него был подложен учебник, чтобы делать пометки было легче. Света от факелов было немного, но Эмили не стала зажигать свет палочкой: стало бы неудобно придерживать листок. Из всего списка Добби распознал лишь некоторых, все остальные были отмечены полом и факультетом, также были сделаны пометки о том, младшекурсник это был или нет. Слизеринцев оказалось всего пятеро: девочка-младшекурсница, две девушки-старшекурсницы и два парня-старшекурсника, среди которых был Маркус Флинт. Маркус, как указал Добби, вошел в парадные двери в половине второго в сопровождении одной из слизеринок. Эмили с усилием подавила в себе панику: круг сужался до трех человек. Флинта она решительно не хотела трогать: ей он не был больше нужен и Эмили намеревалась остаться с самой собой в этом теле. К тому же в этом году Маркус обязательно должен сдать экзамены и выиграть Слизерину Кубок! Но что, если он окажется единственным чистокровным? В таком случае вся операция потеряет смысл. Хоть Флинт и был чистокровным слизеринцем, сыном Пожирателя не являлся и идеологически не подходил на роль жертвы. И никого из тех, за кем следил Добби, в списке не оказалось. «Вот чем плохи спонтанные решения!» — разозлилась на себя Эмили, однако иного выхода не видела: бесконечные и бесплодные слежки лишь оттягивали такую нужную операцию. И если у нее все должно получиться, то именно сегодня. С тех пор как судьбоносные события происходили с ней в тридцать первое число, она стала считать его своим счастливым.

Девушку, оказавшуюся рядом с Маркусом, трогать было тоже опасно: Добби отметил, что они вместе спустились сразу в подземелья. Оставались трое неизвестных. Каждый из них появлялся в отдельности: старшекурсница была первой, она спустилась по парадной лестнице и завернула в подземелья; младшекурсница, напротив, вышла из них полчаса спустя и поднялась на второй этаж; парень, судя по всему, ходил на кухню, в подвалы. И при этом еще несколько других людей сновало туда-сюда кто по одиночке, а кто гурьбой. По подсчетам получалось, что до первой жертвы у Эмили было не больше часа. За это время нужно было дождаться василиска и провести его по трубам к нужному месту, где также заранее сотворить на стене зеркальную поверхность.

Младшекурсниц со Слизерина Эмили знала всех: первый курс видела на распределении, а со вторым была чуть знакома через Асторию. Если девочка в списке окажется дочерью Пожирателя Смерти — будет совсем удачно, если нет — придется решать на ходу, рисковать ли и ждать следующего неизвестно какой крови или нападать на эту, рискуя взять в жертвы полукровку, а таких из десяти младшекурсниц Слизерина оказалось две. Не стоило давать малейший шанс интерпретировать нападение не так, как оно было задумано. Эмили вздохнула и решила оставить переживания до того, пока не увидит, кто же будет подниматься по мраморным лестницам из подземелий.

Двери библиотеки отворились, и вышла Грейнджер. Эмили молниеносно встала и тут же пожалела об этом: голова закружилась, а ноги разгибались еле-еле. Не издав ни звука, Эмили перевела дух, учебник бросила в сумку, список сунула в карман и, нанеся на свои ботинки чары приглушения, спешно отправилась вслед за Гермионой. В этот раз та твердым шагом шла к одной из заброшенных классных комнат. Эмили, держа палочку наготове, поспешила догнать ее, и едва Гермиона открыла дверь, она беззвучно выстрелила ей в спину заклинанием умопомрачения. Этим она выиграла немного времени и успела юркнуть в класс, пока Гермиона непонимающе держалась за распахнутую дверь. Придя в себя, гриффиндорка закрыла класс и достала из-за пазухи песочные часы. Они висели на длинной золотой цепочке на шее. Длины было бы достаточно, чтобы Эмили тоже перекинула ее себе через голову, но не было возможности протиснуться между локтей Грейнджер. Эмили пришлось еще раз заставить Гермиону остановиться на пару секунд. А оказавшись в поле действия маховика, она, чтобы не терять времени и не попадаться Филчу на глаза (он наверняка засек, что в коридорах школы используется небытовое колдовство), сама повернула устройство маховика пять раз.

Их подхватило и понесло куда-то. Уши заложило, а перед глазами замелькали цветные пятна. Вскоре все прекратилось, и под ногами вновь оказалась твердая поверхность. Эмили тут же присела и шагнула назад, выскальзывая из-под цепи маховика. Гермиона встрепенулась и испуганно огляделась. Эмили, стоя напротив, внимательно смотрела ей в глаза — Грейнджер была испугана и с опаской глядела на маховик. В ее мыслях еще оставалась сумятица после заклинания, поэтому сложно было разобрать что-то конкретное. Вскоре Эмили определила, что в маховике Гермиона видела запущенный механизм. Затем с мыслью о том, что она, пожалуй, заработалась за эти месяцы очень сильно и заслуживает отдыха, Гермиона мотнула головой, спрятала маховик за ворот кофты и уверенно вышла в коридор.

Эмили стояла в пустом классе еще некоторое время, унимая не вовремя начавшуюся дрожь в руках. Затем она, заученными упражнениями выравнивая дыхание и успокаивая разум, вышла из кабинета очень осторожно, оглядываясь по сторонам, и первым делом отправилась к часам Хогвартса. Настроив верно стрелки своего механического будильника, Эмили могла теперь контролировать все происходящее. Итак, время двенадцать семнадцать, и до появления младшекурсницы Слизерина осталось чуть больше получаса. Эмили глубоко вдохнула последний раз и, приказав себе не расслабляться в следующие часы, помчалась в туалет Миртл. Как обычно, спровадив ту броском каменного обломка от стены и заперев чарами дверь, Эмили вплотную подошла к нужной раковине, дождалась, когда та по приказу откроет трубу, и прошептала заветные слова:

Говори со мной, Слизерин, величайший из хогвартской четверки.

Прежняя Эмили ошибалась: Том спускался по трубе лишь в самый первый раз, но ни сам, ни с Джинни не шел за василиском потом — он звал его, и магические тоннели передавали его приказ, как если бы он стоял рядом с василиском. Теперь, когда Эмили уже почти соединила две части своей души, ей это вспомнилось, и стало очень смешно над тем, как она кувыркалась в разрозненных воспоминаниях раньше, и над тем, что думала о мотивах Тома. Сейчас многое открывалось в новом свете для обеих ее частей.

Пришлось на время снять мантию-невидимку: не хотелось проверять, выдержит ли она смертельный взгляд змея. В трубе зашелестело минут через десять, которые Эмили показались вечностью, и вскоре из дыры в полу высунулась ярко-зеленая голова василиска.

Приветствую тебя, Василиск! Слушай указание Наследника.

Слушаю тебя, — покорно прошипел он.

Отправляйся по ложным трубам в стены и слушай мой голос. Следуй за мной, — приказала Эмили, готовясь к тому, что сложнее всего сейчас будет сдержать животный инстинкт василиска.

Как только он пропал из виду, Эмили, закрыв вход в трубу, вновь укуталась в мантию-невидимку и достала из сумки карту. Она повела василиска к ближайшей к парадной лестнице шахте. Та оказалась за гобеленом в нише того коридора, по которому должна была пройти слизеринка, чтобы добраться до ближайшей развилки. Здесь вообще было самое удобное расположение шахты — василиску даже не придется полностью из нее вылезать, чтобы сделать свое дело. Именно поэтому Добби было приказано следить в том числе за тем, кто и в какую сторону свернет, когда поднимется по парадной лестнице. Оставалось ждать — до появления девочки было не более десяти минут.

Жди приказа, — сказала Эмили василиску, отпирая заклинанием дверь шахты, но оставляя ее приоткрытой. На дверь она сразу наложила приглушающие чары, зная, как громко она может ударяться о каменные стены замка.

Из трубы тянуло сыростью и характерной змеиной вонью, и было едва слышно, как змей нетерпеливо ворочается в остатках воды на дне. Эмили поправила гобелен, загнала чарами дурной воздух под самый потолок и занялась следующим этапом подготовки. Редкие в этом перекрестке коридоров картины не смутили Эмили: бегло осмотревшись, она убедилась, что на них либо спят, либо отсутствуют люди. Как и во все прошлые разы они не помешают и ничего не заметят, если сделать все тихо и быстро.

Эмили задумывала сотворить на стене зеркальную поверхность, чтобы девочка точно увидела отражение взгляда василиска, который находился бы в это время за ее спиной. Но на пути слизеринки не было стен, которые гарантировали бы прямой зрительный контакт. Все, что было видно впереди, — ступени и потолок коридора на этаж выше. Не имея времени на раздумья, Эмили решила покрыть зеркалом всю лестницу. На это отточенное заклинание ушло не много времени, и Эмили успевала оценить результат: она с легкостью могла рассмотреть свое ломанное изображение во весь рост и даже заметить факел за спиной, а значит, девочка и подавно увидит взгляд василиска, если не будет смотреть по сторонам.

Эмили скрыла результат своей работы, чтобы в один миг вернуть ее в прежнем виде, когда потребуется привлечь к отражению взгляд девочки. И все оставшиеся минуты она, полная кристальной серьезности, ходила назад-вперед и отрешалась от малейшего волнения, что могло помешать ей и дать руке дрогнуть. В голове не осталось ни единой лишней мысли, весь разум сосредоточился на том, чтобы не допустить несчастного случая, а воля — держать змея под контролем.

Когда стрелки оказались на делениях, соответствующих часу и семи минутам — времени, когда младшекурсница оказалась в поле зрения Добби, — Эмили вышла к парадной лестнице, чтобы посмотреть на девочку. И как только она узнала, кто это, возликовала. Это не была Астория, чего в тайне Эмили очень боялась, это не была ни одна из полукровок. По парадной лестнице поднималась сама Матильда Селвин.

Эмили вернулась к своему посту.

Готовься, — обратилась она к василиску.

Участившееся сердцебиение кружило голову, змей встрепенулся тоже.

Терзать… Терзать!.. — прошипел он.

Жди и делай только то, что скажу я, — железным шепотом ответила Эмили. — Молчи!

Матильда вышла из-за угла. Эмили крепко сжала палочку, давая слизеринке пройти василиска. Когда та отошла от них на пару футов, Эмили, одной рукой открывая на себя полу гобелена, шагнула назад и, прицеливаясь на ступени, прошептала змею:

Выползай. Поворачивай налево. Ищи взгляд девочки.

Змей тихо преодолел бортик пола и посмотрел в сторону лестницы, приподнимаясь на уровень Эмили. Матильда поставила ногу на первую ступень, когда Эмили в один миг сняла маскировку со всей зеркальной лестницы. Матильда даже вскрикнуть не успела, только дернула рукой. Она так и замерла, смотря перед собой и нелепо держа руку словно в останавливающем жесте. Все случилось в несколько мгновений, а Эмили показалось, что прошло очень много времени. Она сверилась с протоколом Добби и поспешила: меньше, чем через одиннадцать минут откуда-то должен появиться хаффлпаффец — он направится к парадной лестнице и спустится в вестибюль. К тому же в этом перекрестке коридоров могли появиться те, кого Добби не видел, так как не следил за этим местом — любая случайность могла все разрушить.

Василиску было приказано вернуться в трубу. Эмили поправила за ним гобелен и, на бегу снимая чары с лестницы, ринулась к Матильде, обошла ее и взглянула в лицо: глаза выдавали удивление, расширенные зрачки застыли тоже, рот был чуть приоткрыт. Эмили трясущейся рукой потянулась к кисти девочки, чтобы проверить пульс. Сначала она сильно испугалась, не почувствовав его, но спустя несколько панических поисков успокоилась: бьется.

Спасибо. Возвращайся в статую, — прошипела она, возвращаясь к василиску. И едва тот зашелестел прочь, закрыла дверь шахты, снова освежила воздух и вернулась к Матильде, по пути собрав волосы в пучок.

Эмили перевела дух. Пути назад больше не было. Из-за того что дезиллюминационные чары выходили у нее не так идеально, как хотелось бы, Эмили решила не отвлекаться на них при подготовке к нападению, а использовать объемы своей мантии-невидимки. Подойдя к Матильде ближе, она накинула на нее полы мантии и огромный капюшон, затем обхватила и чуть приподняла окоченевшую девочку, помогая себе заклинанием левитации. Ноша была посильной, но Эмили двигалась очень медленно, концентрируясь на чарах и том, чтобы мантия не распахивалась и не поднималась над лодыжками. Это было вдвойне трудно из-за оттопыренной руки Матильды.

Так Эмили доковыляла до парадной лестницы, где остановилась на самом верху, чтобы перевести дух и удобнее перехватить тело слизеринки, а еще она выжидала: через пару секунд в замок войдет Маркус с некой девушкой. С одной стороны, Эмили хотела бы скрыться в Большом зале как можно скорее, с другой, ей стало любопытно взглянуть на подружку Флинта, да и все равно она точно не успевала добраться до дверей и незаметно в них прошмыгнуть. А это, как она узнала из отчета Добби, единственное место, где ей не помешают. Именно там она увековечит новое послание.

Точно по расписанию открылись парадные двери. Сначала зашла девушка, а за ней — сам Маркус. Они о чем-то переговаривались, но до верха лестницы их голоса доходили только в виде неразборчивого эха. Эмили пригляделась к девушке, которую Флинт теперь приобнимал за талию: это была высокая стройная блондинка с прямыми длинными волосами. Эмили встречала ее в коридорах, но курса и имени не помнила, знала только, что та не относится к детям Пожирателей. Маркус и девушка остановились, близко склонив друг к другу головы. Эмили, предвосхищая следующие события, смущенно уткнулась в плечо Матильды и попыталась справиться с расплывающимися в улыбке губами. Липкое причмокивание продолжалось около минуты, а потом стихли и голоса парочки: те скрылись в подземельях.

Эмили было очень стыдно, что она застала друга за тем, что не предназначалось ее глазам. Где-то в глубине сознания вспыхнула мысль: «Хорошо, что это был не Хиллиард». Эмили еще сильнее смутилась и вскоре выкинула эти слова из головы, возвращая себе сосредоточенность. Хоть главная часть работы была сделана и следующие три часа можно было не торопиться, Эмили, зная себя, не хотела задерживаться: и минута промедления могла сбить ее с курса, напугать, заставить отступить. Поэтому она решительно двинулась дальше.

«Где-то здесь Добби, — подумала она, остановившись у дверей Большого зала. Пока мимо проходил в свою гостиную хаффлпаффец, она дала себе время поразмышлять. — То, что я открою дверь, наверняка должно будет отразиться в его отчете. Но он ничего такого не написал». Эмили осознавала, как сильно меняет события, но все же нападение на Матильду никак не влияло на прошедшее настоящее Эмили: Добби уже засчитал появление девочки в вестибюле, поэтому отчет попадет к Эмили в нетронутом виде — ход времени для нее самой не нарушен. Но наверняка пропажа Матильды будет замечена в эти два-три часа — кто-то пойдет ее искать и, скорее всего, пройдет через вестибюль. Эмили неловко развернула свободной рукой протокол Добби. «Я окажусь здесь в четыре двадцать одну. Значит где-то за пять минут до этого мне нужно будет позвать Добби и поправить его записи, чтобы протокол в моих руках всегда оставался неизменным, а также запретить что-либо говорить мне прошлой обо мне». Приняв это решение, Эмили спокойно открыла двери Большого зала и втащила туда Матильду, когда в вестибюле все на время закончили свои передвижения.

Плотно закрыв дверь, Эмили снова застыла в раздумьях. Если она собирается поправить протокол и тем самым обеспечить себе прошлой надежную информацию, то могло ли так быть, что ей тоже достался подправленный вариант? Ведь если изменений в прошлом нет, петля замыкается всегда одним и тем же образом. «Значит, можно быть уверенной, что через Большой зал не просачивались призраки и сюда никто не заходил», — сделала вывод Эмили. А если кто-то зайдет в поисках Матильды? Эмили направила палочку на двери и заперла их: это задержит и даст время накинуть мантию на них обеих, а на все остальное наложить легкие чары маскировки — если не знать, куда смотреть, это сработает.

Успокоившись и более-менее предусмотрев все варианты, Эмили чарами отправила Матильду в конец зала. Бросив мантию на пол — так потребуется меньше времени на то, чтобы ее взять, — чтобы та не сковывала движения, она занялась оформлением фигуры. Эмили поставила девочку лицом к столам факультетов, ровно по центру свободного пространства, куда обычно ставили трехногий табурет с Шляпой. «А поза хорошая вышла», — отметила она, отойдя чуть назад, чтобы оценить статую. Матильда держала перед собой руку, и на нее невольно отвлекался взгляд. Эмили, недолго думая, перевязала слизеринский галстук на ее запястье.

В вестибюле послышались шаги, которые становились все ближе; дверь Большого зала дернулась. Стук запертых дверей показался оглушительным. Обостренное чутье Эмили мгновенно заставило схватить с пола мантию и укрыться ею вместе с Матильдой. Она стояла, не двигаясь, и прислушивалась — в Большой зал никто не вошел, за дверями было тихо. Нервно выдохнув, Эмили продолжила. Она стала двигаться гораздо быстрее, но все время была начеку. Из сумки она вытащила котелок, расколдовала его крышку; следом достала запасенную давно кисть и моток сброшенной шкуры василиска длиной в пару футов — для доказательства того, что нападение организовано Наследником, этого было достаточно, а слишком тяжелую кожу нести было бы неудобно, и эта-то едва согнулась и поместилась в сумку с расширенным пространством. Кожу Эмили бросила под ноги Матильде и передвинулась со всеми вещами к преподавательскому столу, не теряя из поля зрения мантию-невидимку.

Настал самый желанный этап. Эмили приподняла палочку — и в воздухе появились линии, из которых усилием мысли можно было сложить слова. Эмили изменяла начертание, то увеличивала, то уменьшала буквы, пока не получила крупный читаемый текст, максимально непохожий на ее почерк. Она подвесила его еще выше и, окунув кисть в красноватое варево, магией подняла ее к буквам. Эмили рисовала по стене за преподавательским столом как по шаблону, аккуратно двигая палочкой. В отличие от того раза, когда сил едва хватало, чтобы заставлять Джинни вести буквы, Эмили краской не перепачкалась, лишь по стене стекали тяжелые капли, придавая буквам особый шарм.

На нужную фразу приготовленной вечной краски хватило, даже излишек остался. Эмили все тщательно убрала за собой: смела буквы-шаблоны, сотворенные чарами; уничтожила кисть и котелок; осмотрела Матильду, чтобы убедиться, что на той не осталось ненароком ни одного темно-рыжего волоска.

Внутри все ликовало. Эмили медленно зашагала к дверям, но на середине пути остановилась и обернулась. Картина, которую она сотворила, вызвала в ней массу чувств. Волдеморт в Эмили наслаждался мрачной красотой — это было так по-его.

Перед столами факультетов стояла окоченевшая чистокровная слизеринка, у ног ее зеленела кожа чудовища, путь к которому мог найти один лишь Наследник. А над головой жертвы блестящими красными буквами было выведено его новое послание:

«Волшебник познается в магии. Каждый, кто владеет этим даром, достоин места среди нас».


* * *


Не показываясь никому на глаза оставшиеся минуты, Эмили сидела на конце слизеринского стола и издалека любовалась своей работой. За несколько минут до прихода своего двойника, она вызвала к себе Добби и попросила его вычеркнуть тех, кого не было в том протоколе, что держала она. Добби щелкнул пальцами и лишние строчки исчезли, а остальные сдвинулись так, чтобы не было пустот. Последняя же строчка — время появления Эмили и слизеринцев, — наоборот, была вписана. Эмили сказала Добби, чтобы тот больше ничего не вносил, даже если кто-то будет в вестибюле за эти несколько минут, и ничего не говорил о ней той ей, к которой он скоро отправится.

— Добби… Спасибо. Ты… — замялась Эмили, когда два протокола стали выглядеть совершенно одинаково, за исключением того, что ее вариант был страшно измят. — Помнишь, я задолжала тебе наказание, когда брала к себе?..

Добби кивнул, а она почувствовала, как он внутренне сжался. Эмили тепло улыбнулась ему и мягко произнесла, дотрагиваясь до его маленькой руки:

— Не беспокойся о нем больше. Я отменяю его. Ты отлично служишь мне.

Добби едва не подпрыгнул, подняв на нее засверкавшие от слез глаза, но улыбнулся вымученно, словно отличная служба далась ему нелегко. Эмили почувствовала укол в груди, заметив снова, как сильно Добби пугало все, что она затеяла. Сглотнув, она велела ему ждать дальнейших указаний от той нее, что сейчас направлялась в туалет Миртл, а сама, задумавшись, осталась в Большом зале. Ликование от успеха быстро исчезало.

Отметив время, когда протокол должен был оказаться в руках ее двойника, Эмили сняла запирающее заклинание с дверей и в мантии-невидимке покинула Большой зал: перемещению в прошлое теперь ничего не помешает, и когда обнаружат жертву, больше неважно. К нужному времени она добралась до библиотеки и, дав своей копии время проследовать за Гермионой, сняла мантию-невидимку и раскрыла двери.

Почти все эти пять часов Эмили была словно натянутая струна, не говоря уже о том, что несколько недель переживала за сам план и только сейчас по-настоящему могла расслабиться, хотя бы на время. Она сидела, отрешенно глядя перед собой, но внутренний голос подсказывал, что так она выглядит слишком подозрительно, поэтому Эмили постаралась переключить свои мысли и принялась помогать Дафне с эссе.

Не прошло и часа, как в библиотеку вбежал встревоженный Драко. Сердце Эмили екнуло: началось.

— Что такое? — испуганно спросила Дафна.

— Новое нападение, — слабым голосом, будто до конца не веря, произнес он; с его и без того бледного лица сошла вся краска. — На чистокровного. На слизеринца.

Глава опубликована: 06.06.2017

Глава 28. Раскаяние

Дафна оторопела и оглянулась на Эмили:

— Но... Разве такое может быть? Наследник нападает только на маглорожденных.

Невольно сглотнув, Эмили пожала плечами.

— Откуда ты узнал? — спросила она Драко.

— В гостиную ее подруга вбежала, сообщила. Сейчас многие в Большом зале, ее там нашли.

Драко сел рядом с Дафной на скамью, но та подняла его вновь, закидывая вещи в сумку.

— Пойдемте, нужно узнать, что случилось.

Эмили не вмешивалась, сосредоточившись на том, чтобы не выдать свое волнение: руки вновь задрожали. Драко покачал головой и вывернулся из-под руки Дафны.

— Я туда больше не пойду. Мне отец говорил держаться от этого подальше. А если Наследник вздумал нападать на чистокровных... Нам там точно делать нечего.

— Я не думаю, что это сделал Наследник, — сказала Дафна.

— Почему? — Эмили повернула к ней голову.

— Нам просто решили отомстить, вот и все. Кто-нибудь из гриффиндорцев наверняка, — уверенно ответила Дафна.

— Сомневаюсь, — скривился Драко.

Дафна вопросительно посмотрела на него. Малфой сначала поколебался, но потом пояснил:

— Старшие говорят, это сделал сам Наследник. Жертва оцепенела, как было в прошлом году.

— Вот я и говорю: подставили, сделали так, чтобы было похоже на Наследника.

— Нет! — взвился Драко. — Такое... такое не сделать обычному магу! В прошлом году даже Дамблдору не удалось в один момент расколдовать маглокровок — ждал, когда мандрагоры созреют.

— А Дамблдор видел новую жертву? — спросила его Эмили.

— За ним послали, когда я уходил оттуда.

Малфой тяжело вздохнул и опустил лицо на руки.

— Ты чего? — дотронулась Эмили до его локтя.

— Я не понимаю... Если это Наследник, то почему он так... с нами? А еще он на стене оставил новое послание...

— Какое? — Дафна все-таки опустилась на скамью, поставив сумку на стол.

— Что-то про то, что грязнокровки достойны магии. Но ведь это не так! Почему вдруг Наследник защищает их?

— Может, осознал, что и они волшебники?.. Вообще-то, это именно так, — хмыкнула Эмили.

Но Драко, отмахнувшись от нее, продолжил недоумевать:

— Почему его до сих пор не нашли? Мой отец обязательно будет с этим разбираться.

— Ты ему уже сообщил?

— Сразу же как узнал! Теперь Дамблдору точно не поздоровится.

Эмили мысленно усмехнулась. Ей было интересно, что сделает Люциус, узнав, как обернулся его план. Если она верно помнила, что за человек Малфой, то он прежде всего сейчас будет волноваться за себя. Он точно знал, что при помощи дневника можно открыть Тайную комнату — в своем прошлом Эмили говорила ему это, когда отдавала крестраж на хранение, — но ему было приказано беречь эту вещь до поры до времени. Дневник создавался специально для того, чтобы выпустить василиска много позже, когда Дамблдор не будет этому препятствовать. Но Дамблдор стал директором школы — не было и речи о том, чтобы использовать первый крестраж у него под носом. Ко всему прочему эксперимент с разделением души оказался не таким успешным, как хотелось: половина Тома, попавшая в ежедневник, была слишком живой, слишком своевольной.

Видимо, Малфой потерял страх, ведь наверняка он считает, что его повелитель погиб. Летом он начинал избавляться от темных артефактов, как рассказывал Драко, — может, он решил вместе с ними отделаться и от того, что должен был оберегать как зеницу ока, но что точно не понравилось бы работникам Министерства, найди они это во время рейда. Более того, Люциус вздумал использовать Дневник себе на благо: подкинуть его своим врагам. Если бы все вышло по плану, он не только скинул бы с поста самого Альбуса Дамблдора, но и подпортил бы жизнь одним из его верных людей. Однако Малфой и предположить не мог, чем по-настоящему является черный магловский дневник. Теперь он увидит, как ошибался, думая, что может поступать с чужими вещами, как ему вздумается.

Эмили опустила лицо в руки и слегка потерла кожу, затем убрала выбившиеся пряди за уши и встала:

— Идемте, посмотрим что там. Может, вам нужно в свою гостиную.

Она закинула сумку на плечо и, взяв Дафну под руку, направилась к выходу из библиотеки. Драко, поколебавшись, вышел следом, и втроем они молча стали спускаться к вестибюлю.

Приближающиеся гудящие голоса заставляли ноги подкашиваться, и Эмили недоумевала, куда девалось ее хладнокровие. Учащалось сердцебиение, а перил касались влажные руки. Она спускалась по лестнице, дыша медленно и глубоко, и уговаривала себя, что все хорошо — ее никто не заметил и она все сделала аккуратно. Проматывая события прошедших часов, Эмили раз за разом убеждалась в том, что ничем себя не выдала, и все равно внутри разрастался ком сомнений.

Они находились уже на первом этаже, голоса из вестибюля звучали все отчетливее. Эмили повела ребят к парадной лестнице по другому коридору: ей казалось, что если она пройдет там, откуда вывела в замок василиска, то выдаст себя излишним волнением. А едва показался вестибюль, стало ясно, что происшествие с Матильдой задело чистокровных сильнее, чем ожидала Эмили. Весь этаж был заполнен учениками, по большей части слизеринцами. Кто-то кричал. Эмили не могла разобрать, где происходила ссора, и потянулась вслед за Дафной и Драко к подножию мраморной лестницы.

Не успела она преодолеть и половину ступеней, как распахнулись двери Большого зала. Все, кто находился в вестибюле, притихли, а когда Альбус Дамблдор переступил порог, слизеринцы накинулись на него с вопросами. Директор властно поднял руку, прося тишины. Пока он размеренно и тихо пояснял ситуацию и взывал к спокойствию, Эмили наблюдала за профессором Снейпом, что вышел из зала следом. Он окинул вестибюль взглядом и остановился на ней. Эмили заметила это краем глаза и всеми силами старалась не глядеть на профессора прямо. Он, однако, сразу, как увидел ее, стал пробираться сквозь толпу к парадной лестнице.

Эмили сглотнула и невольно сжала руку Дафны сильнее. Та обернулась к ней, но не успела ничего спросить: к ним уже подошел Снейп.

— Мисс Гринграсс, мистер Малфой, — бросил он, не глядя на Эмили, — вам следует вернуться в гостиную.

— Сэр, это правда? — подрагивающим голосом спросила Дафна. — Правда на чистокровного слизеринца напали?

— Правда. Это все, что вам следует знать, — сухо ответил Снейп.

— Мой отец это так не оставит, — уверенно сообщил Драко.

Казалось, что он говорит это Дафне, но Эмили, краем глаза посмотрев на него, подумала, что успокаивает он в первую очередь себя.

— Безусловно. — Снейп подтолкнул его вниз, и Драко безропотно сбежал по ступеням и юркнул в подземелья.

Дафна попрощалась с Эмили встревоженным взглядом, и та, успокаивающе кивнув ей, сжала руку в знак поддержки. Снейп смотрел вслед Дафне, пока та не скрылась из виду, а затем резко обернулся к Эмили. Она стояла чуть выше него на лестнице и наблюдала за Дамблдором, который ни разу не взглянул на нее и продолжал отвечать на вопросы учеников. Где-то среди них мелькала компания Маркуса, но Эмили быстро потеряла парней в толпе. И вот сейчас она заметила, что Снейп выжидающе смотрит на нее. Она аккуратно повернула голову в его сторону и невольно заглянула в глаза, желая узнать, чего же он ждет. Ее поразило, насколько темными они были. Так прямо она смотрела в них не в этой жизни, и оттого было вдвойне странно: профессор Снейп никогда во время учебы или кратких встреч в коридоре не смотрел на нее, всегда прятал глаза, отворачивался или делал вид, что не заметил ее. Эмили настолько не ожидала такого ясного контакта, что задержала взгляд дольше, чем обычно.

Мелькнувший образ в его сознании, заставил ее прирасти к полу. Эмили почувствовала, как лоб покрылся испариной. Вокруг исчезли звуки; оборвались все внутренности, а на щеках вспыхнул жар; в голове стучала только одна мысль: образ Матильды и слова Дамблдора о том, что ее уже не спасти. Эмили собрала все свои силы, чтобы сомкнуть губы и не дать им задрожать.

— Вам тоже следует отправиться в свою башню, мисс Поттер, — дошел до нее голос Снейпа, необычно живой, с каким-то неопознаваемым оттенком в тоне.

Профессор продолжал смотреть на нее, а Эмили, даже отведя глаза, видела, очевидцем чего стал Снейп в Большом зале. Она медленно поднялась на одну ступень выше и последний раз оглядела вестибюль и взволнованных учеников, грозящих Дамблдору связями в Министерстве. Все это показалось ей теперь таким неважным, и даже страхи, что она каким-то образом выдала себя, отошли на десятый план.

Она убила Матильду.

Только это теперь имело значение. Эмили поднималась по ступеням медленно, словно груз этой вести лежал на ее плечах, не давая сил поднять ноги. Она вновь свернула в другой коридор, не желая видеть место преступления. В голове был только один вопрос: «Как это могло случиться?» Эмили прокручивала в голове все, что сделала, и не понимала, где совершила ошибку. Ей вспомнился пульс, который она нашла с таким трудом. Что, если он ей и вовсе показался? «Не может быть, — говорила себе Эмили. — Я уверена, что у нее был пульс. Она просто оцепенела, как и все жертвы!» Она подумала, что уж точно отличила бы мертвую жертву от оцепеневший, а перед глазами встала картина из далекого прошлого.

Том вошел в туалет для девочек на первом этаже. Было тихо. Под ровным рядом прикрытых кабинок никого не было видно. Том запер дверь и быстрым шагом преодолел расстояние до нужной раковины. Змей выполз из открывшейся трубы очень быстро, и Том начал говорить с ним, объяснять, куда нужно направляться. Все должно было выйти по-другому: была выбрана другая жертва и она должна была лишь оцепенеть, чтобы в следующем году ни духа грязнокровного не было в его школе.

Но за спиной щелкнула задвижка кабинки, и Том почувствовал, как сердце оборвалось в его груди. Заметив движение в зеркале прямо за головой василиска, он обернулся, готовясь использовать палочку, и в этот же момент девчонка-рейвенкловка распахнула дверь с последними в своей жизни словами:

— Это женский туалет, иди отсюда!

Том смотрел, как ее замолкшее тело сползает по стенке и как загибается рука при падении, а рубиново-красный закат касается ее длинных растрепанных волос, делая их хоть сколько-нибудь привлекательными. С секунду Том вспоминал, кто рейвенкловка Уоррен по крови, а едва осознал, что под взгляд василиска попала грязнокровка, обернулся к змею, ждавшего приказа, и велел ему возвращаться в свое логово.

Когда раковина встала на место, Том огляделся, убедился, что не оставил за собой следов, и с мыслью «сойдет и эта» вышел в коридор.

Это сейчас Эмили брела по замку и с ужасом думала, что в очередной раз жертвой стала девочка, случайно попавшая в ее поле зрения, а тогда она до самой новости о том, что школу собираются закрывать, радовалась этой случайности, рассчитывая, что уж смерть точно отвадит маглорожденных возвращаться в Хогвартс. Эмили провела рукой по лбу, становилось очень жарко и свободные пряди мешали глазам. Одного взгляда в сторону коридора, в котором находился туалет Миртл, хватило, чтобы она ринулась вверх, не задерживаясь близко с местом, теперь угнетавшим ее.

На четвертом этаже Эмили без сил прислонилась к стене и, передохнув некоторое время, зажмурилась, прогоняя наваждение, а после заставила себя двинуться дальше. Ей нужно дойти до гостиной, подняться в спальню, забраться в кровать и наглухо задернуть полог, чтобы с головой укрыться одеялом и утешиться в одиночестве. Эмили с трудом шла по коридору и старалась держаться прямо, не дрожать. Ей казалось, что портреты смотрят на нее, может, даже провожают на ее пути. «Дамблдор все знает», — промелькнуло в голове, но и эта мысль не была такой страшной, как образ мертвой Матильды в сознании Снейпа.

Она убила человека.

Эмили чувствовала подступающие к горлу рыдания, но еще могла сосредоточиться на том, что ей нужно не привлекать к себе внимания и добраться до спальни. Мысль о мантии отвращала, а на Добби она сейчас не смогла бы и взгляда кинуть. Все это — свидетели ее ошибки, ее падения. Эмили с трудом посмотрела бы в глаза своему отражению, что уж говорить о близком существе, которое чуяло в ней тьму уже давно!

Какое она чудовище.

И лишь сейчас, оглядываясь на свое прошлое, она осознавала это и ужасалась. Судорожный всхлип вырвался из груди, а нетвердая нога сделала еще один шаг. Вокруг, пряча головы в плечи и опасливо оглядываясь, торопились в свои гостиные парочки и одиночки. Редкие рейвенкловцы, замечая ее галстук, останавливались и спрашивали, все ли с ней в порядке. Эмили неизменно кивала, отвечая, что она страшно расстроена произошедшим, и они убегали вперед.

Эмили старательно успокаивала разум, но отчаяние, с которым она вспоминала своих мертвых жертв, сметало хлипкую ограду. Вновь и вновь перед глазами падала Миртл и замирала Матильда, чье запястье было холодно и молчаливо. Эмили упрямо проживала нападение, ища подтверждение тому, что увидела в сознании Снейпа. Она не помнила ни одного неверного действия, и Селвин стояла твердо, как статуя, а еще у нее бился пульс.

Или все-таки не бился?

Вдруг Эмили придумала его, заставила себя не обращать внимание на то, что его нет? Может, Матильда и вовсе обернулась и встретилась с василиском взглядом, но Эмили сделала вид, что этого не было, а потом сотворила из безвольного мертвеца устойчивое изваяние? От этих мыслей затошнило, и Эмили, не удержавшись, приложила руки ко рту и сжалась. Она зажмурилась, прогоняя из памяти стеклянные глаза слизеринки, а очнулась, только когда ее сильно затрясли за плечи.

— Лия, эй! — доносилось до нее глухо, будто их разделяла толща воды. — Ну! Ты мне ответишь или нет?

— Что?.. — едва ворочая пересохшим языком, спросила Эмили, когда поняла, что голос принадлежит Роберту.

— В башню, говорю, живо! Никому нельзя в коридорах оставаться.

— Я иду, да...

Она попробовала сделать шаг, но Роберт по-прежнему держал ее за плечи.

— Ты чего? Тебе нехорошо? Может, до больницы довести лучше?

— Не надо, — сжав зубы, процедила Эмили и отдернула руку Роберта.

Не хватало, чтобы он видел ее в таком состоянии. Эмили догадывалась, почему у нее не получалось взять над эмоциями вверх: она не могла отпустить ситуацию, нужно было разобраться, почему все случилось именно так. Ну почему?! Эмили не удержала очередной грудной всхлип и поспешила прочь от Роберта, но он ухватил ее за руку.

— Да тише ты, — растерянно произнес он. — Все не так страшно. Ну... Может, хоть сейчас его найдут.

Как может быть нестрашно! Случилось то, чего Эмили желала меньше всего. Она судорожно вздохнула, закрывая лицо руками, и постаралась заплакать как можно тише. Зазвенело в ушах. Пришлось присесть на корточки и прислониться к стене, чтобы не упасть. Дышать становилось все сложнее — Эмили в панике хватала ртом воздух.

— Эй-эй! — Роберт легонько ударил ее по щекам, приводя в чувство. — Так, вставай, обопрись об меня. Мы идем в Больничное крыло. Оно тут рядом совсем. Слышишь? И дыши медленно, через нос. Вот! Вот так.

Эмили больше не управляла своим телом, она лишь чувствовала, как ее поднимали с пола, видела, как перед глазами вспыхивала тьма, и все отчетливее вспоминала мертвую Миртл. «Нет, нет, нет! Только не снова», — мысленно взмолилась Эмили, мотая головой. Но Том опять и опять вызывал змея, а Миртл падала на пол. Эмили спрашивала себя, почему она тогда не раскрыла все кабинки, почему не обратила внимания на то, что одна из кабинок прикрыта сильнее остальных, почему, в конце концов, не услышала плачущую Миртл? Ведь она видела ее красные вспухшие глаза, как же вышло, что она ее не заметила? Неужели в тайне она желала, чтобы кто-то вышел и попал под взгляд василиска?

Как можно было быть такой бесчеловечной?

«Нет, не падай», — молила она еще недавно живую Миртл, а рубиново-красный закат беспощадно высвечивал мертвые глаза. Она всего лишь хотела, чтобы маглорожденные испугались и никогда больше не переступали порог Хогвартса!

А потом в воображении предстала размякшая на ее руках Матильда. Эмили уже точно была уверена, что смалодушничала, стерла из памяти этот момент, лишь бы завершить план. Ведь она всего лишь хотела, чтобы чистокровные узнали, что чудовище слушается Наследника, а Наследник понял, как был неправ!

Она никого не хотела убивать. Но убила. Как страшно было осознавать это! Но самое ужасное было в том, что Эмили помнила, как бездушно она отнеслась к смерти Миртл в своей первой жизни. И знала, что все последующие смерти от ее руки также не приносили ее душе тех мук, что она испытывала сейчас.

Чудовище, чудовище, чудовище.


* * *


Роберт тащил Эмили, которая буквально повисла на его руках, до самого Больничного крыла, попутно разгоняя замешкавшихся в нишах рейвенкловцев. Что творилось с Поттер, он совершенно не имел представления, но знал, что хотя бы до врача довести ее надо: она вся дрожала и была сама не своя.

— Мадам Помфри! — крикнул он, отпинывая дверь лазарета. — Нам нужна ваша помощь.

Он втащил Эмили, уговаривая ее хотя бы чуть-чуть передвигать ногами, и уложил на первую свободную койку. В Больничном крыле больше не было пациентов, поэтому Роберт крикнул еще раз:

— Мадам Помфри, вы здесь? Нам помощь нужна.

Он опасливо глянул на Эмили, поджавшую под себя ноги и уткнувшуюся в подушку. Она пыталась приглушить рыдания, но Роберт все равно знал, что она плачет. Он никогда не имел дела с ревущими девчонками и не представлял, как себя вести. Роберт подумал, может, у нее болит живот, а так как Мадам Помфри не откликалась на его зов, он сказал Эмили, что скоро вернется, и направился к шкафам с лекарствами. По его возвращении она лежала на кровати совсем тихо. Роберт, забеспокоившись, опустился на корточки, чтобы посмотреть Эмили в лицо, и спросил еще раз:

— С тобой что? Ты мне скажи. Живот болит или что-то другое? Мадам Помфри нет, но я знаю, как помочь, если что.

Эмили больше не утыкалась в подушку. Она устало прижималась к ней щекой и смотрела пустым взглядом вдаль коридора за незакрывшимися дверями. Она не отвечала Роберту, и тот, отложив склянки с зельями, аккуратно ткнул ее пальцем.

— Э-эй! — совсем неуверенно произнес он, не на шутку испугавшись.

Еще секунду он соображал, что делать, а затем резко вынул из кармана зеркало и позвал Флинта.

— Че орешь? — недовольно ответил Маркус, показываясь в раме.

— Я это... — Роберт перевел дух. — Будь другом, найди Помфри. Пусть возвращается в лазарет. Срочно! Или еще кого, но лучше ее.

— Еще нападение? — Маркус встал и, судя по фону за ним, намерен был выйти из гостиной.

— Э-э-э, не уверен, просто... — Роберт обернулся на Эмили и замер. — Что за черт?!

Эмили лежала недвижима, одна рука свисала с кровати, глаза закрыты. Она больше не дрожала, но испугало его другое: к ее вискам тянулись темно-фиолетовые сгустки. Роберт проследил взглядом до того места, где они начинались, и остановился на ее сумке, валявшейся на полу.

— Это Лия, что ли? — раздался голос Маркуса. — Что там у вас? Я почти в вестибюле.

Роберт сжал зеркало, боясь уронить его из задрожавших рук.

— Марк, смотри, — прошептал он, разворачивая зеркало к Эмили. — Что это? Я никогда о таком не слышал.

— И я. Может, порча чья-то?

— Что мне делать?

— Лучше сам не лезь. Это может быть опасно.

— Эта хрень лезет ей в голову! — воскликнул Роберт, одной рукой потянувшись к замку сумки.

— Сдурел? Не трогай ничего, может руку оттяпать!

— Она ведь ее держала, и все хорошо было. — Вспомнив об этом, Роберт взялся за собачку и потянул ее в сторону.

Фиолетовые ленты становились более яркими с каждой минутой, и Роберт без труда откопал среди пергаментов и всяких девчачьих вещей, на которые старался не смотреть, черную тетрадку, из которой они брали начало. Едва он взял ее в руки, как почувствовал, будто все его существо потяжелело в несколько раз — в солнечном сплетении зародилось неясное, но настойчивое беспокойство, а сознание заволоклось виной, словно туманом. Роберт на секунду замер, вспоминая вещи, о которых предпочел когда-то забыть. Бездумно перелистнув пару страниц, он понял, что это всего лишь пустой магловский дневник, но не смог долго держать его в руках и бросил на пол. Слишком сильно было чувство вины, ощущать которое снова ему не хотелось.

— Ты видел? — спросил он Маркуса. Тот еще бежал по темным подземельям.

— Наверное, заколдован. Эта хрень на тебя не перелетела?

— Нет. — Роберт осмотрелся. Темно-фиолетовые ленты были уже почти черными и вились вокруг своей оси, зарываясь у висков Эмили в темно-рыжие, такие же крученые пряди. — Они все еще в нее лезут.

— Попробуй как-нибудь их рассоединить. Я пока поищу кого-нибудь, может, еще не ушли.

Сложив зеркало в карман, Роберт потянулся к шее Эмили — пульс бился как сумасшедший. Обернув руку в край мантии, Роберт поднял дневник, но снова ощутил внутри себя безысходную тяжесть и расслышал нечто, будто сердцебиение. Оно билось так же дико, как и у Эмили. Решив, что сможет пережить эти неприятные чувства, Роберт подергал рукой, пытаясь порвать «ленты», но это не помогло. Также не получилось и вытянуть их, отходя назад. Роберт тряс ежедневник, махал руками через фиолетовую связь, уходил в другие комнаты Больничного крыла и закрывал двери, даже пытался применить отменяющее заклинание и все, что еще вспомнил из книг. Ничто физическое и даже магическое не мешало этим темным узам.

Больше Роберт не мог терпеть, боясь, как бы не удариться в самобичевание. Если с Эмили происходит именно это, то ему следует убрать от себя дневник как можно дальше, чтобы его самого не затянуло в омут прошлых грехов. «На эту вещь наложены сильнейшие ментальные чары», — подумал он и обессиленно опустился на пол рядом. Он откинул дневник и, помешкав, взял опущенную руку Эмили за кончики пальцев. Проведя взглядом до лица, Роберт заметил, что она очень бледная, и даже щеки, алевшие до этого от рыданий, потеряли свой цвет. Единственным ярким пятном на ее лице был шрам — Роберт никогда до этого не видел его таким отчетливым. Давящая на голову вина ослабила свои тиски, и он, потерев лоб, собрался с мыслями:

— Скоро придут. Потерпи, ладно? Скоро они придут...


* * *


Альбус находился в своем кабинете и разбирался с многочисленными письмами из Министерства. Он ждал. Не далее как пять часов назад его портрет сообщил, что Эмили вызвала василиска. Хоть Альбус и составил приблизительную картину того, чем занимаются Добби с Эмили, новость взволновала его. На кого она собирается напасть? По своей ли воле действует или очарована крестражем? И главное, за что беспокоился Альбус, насколько опасны для остальных ее действия? Хорошо, подумал он, что почти все ученики сейчас в Хогсмиде. Может, тогда ее цель кто-то из преподавателей? Может, он сам?

Нужно было узнать, на что пойдет Эмили, на что она теперь способна. Он хотел бы, чтобы девочка осознала свое преступление. Раскайся она — и будет надежда на то, что Темного Лорда она сможет победить, потому что в первую очередь победит его в своей душе. На этот раз привидения и портреты должны были вести себя еще более незаметно, чтобы дать Эмили возможность подобраться к жертве очень близко и сделать задуманное, но им было велено вмешаться, если бы они заметили, что она решилась именно на убийство.

И все-таки это был огромный риск, поэтому, когда Дамблдору сообщили о нападении, он взволновался, не случилось ли непоправимое, не пропустили ли его помощники опасных знаков. Он отдал приказ портретам определить, если смогут, где находится Эмили, вылетел из кабинета и в мгновение ока оказался на мраморной лестнице. В вестибюле громко переговаривались младшекурсники из Слизерина, а поодаль от них ждал Снейп. Именно он пресек первые возгласы своих подопечных, когда те заметили спускающегося директора.

— Где? — спросил Альбус, глядя на Северуса.

Тот указал на двери Большого зала, а когда они вместе направились туда, тихо произнес:

— Напали на чистокровного. Люциус Малфой уже в курсе.

Дамблдор озадаченно кивнул и распахнул двери. Он не дошел до столов и остановился, с прищуром глядя в другой конец зала. Его губы шевелились, пока он несколько раз прочитывал надпись. Снейп захлопнул двери, не дав любопытным ученикам, которых он недавно выгнал отсюда, совать свои носы, и встал рядом.

— Это дело рук Поттер? — спросил он холодно.

— Да.

— И что теперь?

Дамблдор промолчал и медленно пошел вдоль столов. Дойдя до ученицы, он опустился и дотронулся до змеиной кожи, затем поднялся и стал осматривать жертву. Она стояла твердо, хотя по ногам было видно, что девочка делала шаг. Дамблдор проследил от ступней до вытянутой руки и нахмурился, увидев завязанный на запястье слизеринский галстук. Несколько заклинаний — и стало ясно, что девочка жива. Мерлин, жива! Ее не собирались убивать. Затем он перевел взгляд на надпись и вновь перечитал ее, уперев руки в бока. Во всем нападении был заметен почерк Тома, но жертва и послание говорили о том, что выбор сделал совершенно другой человек.

Сзади открылись двери, и в Большой зал вошла Мадам Помфри. Она быстро засеменила к ним и, причитая, начала осматривать девочку.

— Альбус, в конце-то концов! Когда это кончится? Неужели нам и нынче придется терпеть этот ужас? Ну, ее мы быстро на ноги поставим. Еще, кажется, на троих таких прошлогоднего зелья хватит.

— Это последняя жертва, — заверил ее Дамблдор. — Будьте добры, уложите ее на носилки. А мы с Северусом пока разгоним зевак.

— Нужно успокоить их, — отозвался Снейп. — Весь факультет как развороченное гнездо змей. Один Малфой кричал больше всех. Даю галлеон, что уже завтра нам придется общаться с его отцом.

— Хорошо, пообщаемся, — мирно ответил Дамблдор.

Они уже готовы были выйти в вестибюль, но Альбус остановился, оглядев Большой зал, — ни единого портрета, неудивительно, что Эмили поставила мисс Селвин именно сюда. Тогда он тихо попросил Северуса:

— Займись Эмили, пожалуйста. Она должна считать, что убила девочку. Спроси у портретов, где ее найти. Может, она где-то себя уже обнаружила.

Предполагая давным-давно, что Эмили (или Том) хочет напасть на кого-то, Альбус готовил себя к очередному тяжелому решению. Прошло почти два года с тех пор, как девочка приняла осколок души Тома Риддла как саму себя. Все, что можно было увидеть внешне, Альбус уже увидел, но было важно понять, как их связь выглядит изнутри и сколько в девочке осталось от нее самой, непогрязшей в темной магии и мечтах о бессмертии и могуществе. К тому же истории с Наследником должен прийти конец. И пусть Матильда, к великому облегчению, всего лишь оцепенела, сейчас был единственный — и, пожалуй, последний — шанс узнать, справится ли Эмили со своей ношей и право ли было пророчество.

Снейп сжал челюсти, но кивнул.

— И следи за меткой. Толпу просто так не разогнать, мне придется ответить на их вопросы. Я могу положиться на тебя? — спросил его Альбус.

— Разумеется.

Они вышли из зала. Эмили была уже там, поэтому Альбус уклонялся от ответа о состоянии мисс Селвин до тех пор, пока она не исчезла из поля зрения. Только тогда он смог сообщить подруге Матильды, что ту вернут к нормальному состоянию уже на днях. А спустя несколько минут Снейп дал понять, что метка начала теплеть, — Эмили добралась до раскаяния, и часть Волдеморта в ней начала вбирать в себя осколок из крестража, его знания, опыт и силу.

— Мы закончим на этом, — поднял руку Дамблдор. — Я прошу всех разойтись по своим гостиным.

Он видел, что не все ученики довольны услышанным, но рассудил, что они пострадают от этого куда меньше, нежели Эмили, рядом с которой необходимо оказаться как можно скорее. Альбус полагал, что Том не смог бы раскаяться в принципе, но у нее это вышло бы так искренне и сильно, что действительно могло ее убить. Хоть Эмили, почти два года прожив со знанием о том, чей осколок души в ней сидит, была наполовину готова обнаружить в себе бездну ужаса, Дамблдор подозревал, что она видела только то, что находилось на поверхности. Вообще, попытка раскаяться должна была произойти гораздо позже, когда Дамблдор подготовил бы ее, научил, как это пережить, — не в этом возрасте. Но Эмили решилась на страшную вещь, а Дамблдор помнил, чем кончил Том, когда его вовремя не остановили, не заставили задуматься.

Ему сообщили, что Эмили видели на пути в Больничное крыло, и он широким шагом отправился вместе со Снейпом на четвертый этаж.

— Профессор Снейп, сэр! — послышалось за их спинами, едва они поднялись на этаж выше. Перешагивая через ступеньку, к ним стремительно поднимался Маркус Флинт. — Ох, и профессор Дамблдор...

Альбус кивнул ему.

— В чем дело, мистер Флинт? Почему вы не в гостиной? — ответил Снейп.

— Нужно срочно найти Мадам Помфри. Она нужна в лазарете, — пояснил Флинт, переводя дух и бросая взгляд с одного профессора на другого.

— Сейчас она занята мисс Селвин, — тихо произнес Альбус. — Не переживайте, нам как раз по пути.

— Это Эмилия Поттер, сэр, — поторопился сказать Флинт, пока Дамблдор не успел свернуть в коридор. — С ней Роберт Хиллиард, это он сообщил. Она... гм-м...

Альбус к нему не обернулся, но на ходу, как бы приглашая идти вслед за ним быстрее, спросил:

— Что рассказывает мистер Хиллиард?

— С ней что-то не то... Она связана с какой-то вещью. Та будто... хочет забраться в нее.

Дамблдор перешел на легкий бег и вскоре открыл один из гобеленов, скрывавших потайной ход.

— Сэр, это Наследник так ее? — спросил Флинт, рысцой следуя за профессорами.

— Не исключаю этого, — запыхавшись, ответил Альбус. — Думаю, если она захочет, то все расскажет вам сама.

Они минули последнюю дверь и оказались прямо около входа в Больничное крыло. Коридор был пуст, в приоткрытую щель виднелся парень, сидящий у чьей-то кровати. Дамблдор распахнул двери, и все увидели, как вились из брошенной на пол тетради темно-фиолетовые ленты и терялись в волосах Эмили. Роберт Хиллиард, услышав шаги, вскочил и выпалил:

— Профессор Дамблдор, сэр, так уже несколько минут, и эти штуки только сильнее выбрасываются оттуда. — Он указал на дневник.

Альбус впервые жизни наблюдал за слиянием душ. Он успел, еще чуть-чуть, и Эмили осталась бы с последствиями раскаяния один на один. Но он рядом, он здесь, чтобы помочь, чтобы узнать, насколько глубоко Эмили посмотрела в Тома и как глубоко Том посмотрел в Эмили в ответ.

— Выйдите, пожалуйста, — попросил он учеников невозмутимо, чтобы те не увидели его страха от происходящего и не заволновались сами.

Парни переглянулись. Роберт хотел что-то возразить, но Маркус подскочил к нему, схватил за локоть и потащил к выходу. Они остановились на полпути, заметив, как черный дневник испустил из себя последние ленты. Те невесомыми струйками, медленно, будто парашютики одуванчика на ветру, втянулись в Эмили — она, выгнувшись в спине, издала протяжный стон и вновь притихла.

Краем глаза Альбус увидел, как Снейп дернул левой рукой и послал многозначительный взгляд. Он выпроводил парней, плотно закрыв за ними двери, пока Дамблдор наклонялся за дневником. Тот зашелестел в его руках совершенно по-простому, Альбус не чувствовал в ней ничего необычного. Еще немного повертев в руках дневник, он раскрыл его посередине и выдернул целый лист. Тот легко потянулся за его пальцами, но клочок бумаги остался под скрепляющей нитью. Дамблдор выдохнул, закрыв глаза, а затем достал палочку и вернул дневнику прежний вид.

Эмили, считая душу Тома своей, смогла вобрать в себя осколок него — она действительно раскаялась.

— Эмили? — Альбус мягко прикоснулся к ней. — Ты слышишь меня?

— Альбус, — тихо произнес Снейп. Он закатал рукав мантии и показал Дамблдору левое предплечье. — Она умирает?

Метка, еще недавно начинавшая темнеть до своего изначального состояния, говорившего о силе и могуществе того, кто ее нанес, постепенно бледнела и выцветала. Посмотрев на нее, Дамблдор ничего не ответил Снейпу, лишь направил палочку на Эмили, не подававшую признаки жизни.

Он не торопясь пробирался в ее сознание, защищая одновременно и свой разум. Ее же барьеров практически не было, они иссякали с каждым мгновением, оголяя ее душу. Альбус непрестанно приговаривал: «Держись. Держись, не уходи» — и ужасался, видя, как раскаяние убивало то, что само же и соединило.

Глава опубликована: 01.07.2017

Глава 29. Катарсис

В начале был Том. Он жил в сером приюте, носил серые вещи и меньше всего на свете хотел быть таким же серым, как окружающие его люди. Том с самого детства знал, что он особенный. Не просто лучше или умнее всех — он правда был не такой, как они, он умел делать удивительные вещи. В доказательство его способностей в шкафу — одном из немногих предметов мебели его приютской комнатки — была коробка, в которой хранились самые важные вещи из всех, которыми ему повезло обладать: в ней лежали его трофеи. Он любил открывать этот тайник, рассматривать то, что взял на память о своих самых впечатляющих результатах, и уверяться, что все произошедшее — правда. Том был уверен, что он такой один, уникальный. Он быстро освоился со своими способностями, и пусть все были слишком узколобы, чтобы понять его, он гордился своими силами. А вскоре пришел Он.

Знакомство с Альбусом Дамблдором не задалось с самого начала. Это был первый волшебник, которого Том увидел, — первый человек, который его впечатлил. Но Том по детской неопытности сказал лишнее и потерял всякий шанс впечатлить его в ответ. Альбус Дамблдор работал профессором в школе волшебников и, когда Том поступил туда, был единственным, кто не давал ему заслуженной похвалы. Том знал, что к каждому возможно найти ключик, любого можно поразить, но очаровывать профессора Дамблдора даже в мыслях не рисковал. Этот человек узнал о нем слишком много.

Некоторое время это мало беспокоило Тома, взявшего за правило не давать профессору и повода подозревать его в чем-то. И больше всего он был осторожен, изучая колдовство — те его разделы, которые, конечно, не одобрялись в обществе, но которыми не брезговал Том, видя в темных искусствах такой же потенциал, как и в других чарах. Он с исступленным упорством продвигался в своих познаниях и собирал вокруг себя тех, кто разделял его желание изучить магию так глубоко, как до этого мало кто дерзал. В основном это были слизеринцы, уверенные, что магии достойны лишь те, кто родился в семье истинных волшебников. Том закрыл на это глаза, уверив себя в том, что кровь Салазара Слизерина, текущая по его жилам, сполна искупает грех, который совершила его мать, сошедшись с маглом.

А страшило Тома одно: он очень боялся умереть. Он стал искать такую магию, что даст ему бессмертие. Безусловно, должно быть такое колдовство, которое спасет от смерти. Том был в этом уверен, даже когда ошибся насчет матери, думая, что она бы не умерла, если бы была волшебницей. Наконец он нашел средство. Им оказалась темнейшая магия из всей, с которой он успел столкнуться за неполных пять лет обучения в школе волшебства, — крестражи. Чтобы создать их, требовалось страшное зло, которое расколет душу, и Том до создания первого из них спрашивал себя, сможет ли он убить? Человека, а не глупого кролика Билли Стабса. Готов ли он отнять жизнь другого человека, чтобы продлить свою собственную?

В тот год он к тому же наконец нашел Тайную комнату и решил использовать живущее в ней чудовище, чтобы напугать грязнокровок. Изначально смертельные исходы не планировались, а узнав о крестражах, Том не раз ловил себя на мысли, что ему хочется проверить себя, ведь ему предстоит убить тех, кто обрек его на сиротство. Шанс представился совершенно случайно: в июне Том запланировал очередное нападение, но, когда зашел в женский туалет, откуда нужно было вызвать змея, он по нечетким признакам понял, что был здесь не один. Не привлекая внимания, Том неслышно, но стремительно подошел к нужной раковине и так же тихо позвал василиска, открыв проход. А разговаривая с ним, он ждал — и вот за спиной щелкнула задвижка, заставив его сердце оборваться в предвкушении момента. Том обернулся, готовясь на время ослепить выходящего, если им вдруг окажется чистокровный, но этого не понадобилось. Едва он только краем глаза заметил растрепанные темные волосы и большие очки, интуиция позволила ему допустить несчастье. Уже когда девочка упала, он убедился, что жертвой и правда оказалась нечистокровная. «Сойдет и эта», — сказал он тогда себе и еще некоторое время находился под впечатлением от содеянного, пытался осознать и понять, что чувствует. Он раздумывал, не попробовать ли создать крестраж — достаточно ли раскололась его душа от того, что он сделал, чтобы осколок можно было извлечь из тела? И если бы не вызванная смертью Уоррен реакция, которая была не на руку Тому, он бы, возможно, подумал еще.

Школу собирались закрыть. Не так страшно было вернуться в приют, как потерять Хогвартс. Пришлось действовать быстро, и лучше всех на роль Наследника Слизерина подошел гриффиндорец Хагрид со своим акромантулом. Наверное, это была вторая ошибка Тома — подставить ученика с факультета Дамблдора. Профессор явно догадался, кто стоит за нападениями на учеников, а Том понял, что пора залечь на дно. И тогда создание крестража стало не просто экспериментом, а необходимостью: если он все правильно понял, в предмете окажется часть его души, которая в нужное время — когда старика здесь не будет — закончит великое дело Салазара Слизерина.

Том помнил, как прочитал первый катрен заклинания, подготавливая магловский дневник к вмещению своей души, но, когда стал произносить следующую часть, ощутил толчок. Он продолжал зачитывать слова заклинания, но с каждым словом все меньше владел своими губами. Строчки звучали все чужероднее, словно их произносил совсем другой человек, а Тому становилось все больнее. Его мысли горели, а глаза застилали яркие пятна. Кто-то по-прежнему читал заклинание, водя пальцем по третьему, заключительному катрену. А Тома словно крюком зацепило и потащило куда-то в тоннель. В конце него была лишь тьма.

Когда Том смог овладеть своим сознанием и мыслить ясно, тьма до сих пор окружала его. Сначала он испугался, хоть и тут же взял себя в руки и принялся оглядываться, пытаясь понять, где оказался. Но он был здесь вдвоем с тьмой, и все, что мог, это рисовать по ней своими мысленными образами. Том не знал, сколько времени прошло с тех пор, как он принялся за эксперимент с первым крестражем, но если его потеряли, то он очень рискует, что при поисках в его вещах обнаружат совсем не то, что ожидаешь увидеть у отличника старосты школы.

А потом в его тьме появились слова. Сначала он услышал их в своих мыслях, а затем они, словно отпечаток солнечных лучей на сетчатке глаза, высветились в воздухе: «Ты тут? Ответь мне». Том озадаченно смотрел на слова, появившиеся из ниоткуда, и начинал понимать, что происходит. «Ты кто?» — написал он в ответ, а когда получил новое сообщение, не мог поверить, что сказанное правда. «Я Том Риддл. Я создал тебя». Нет, нет, нет, этого не может быть, уверял себя Том, и эти мысли, видимо, стали известны тому, кто с ним общался, потому что в его сознании и в воздухе появилась следующая запись: «Ты мой крестраж — часть меня, заключенная в дневнике. Все сработало, поздравляю».

Том не переставая твердил своему двойнику, что все пошло неправильно, что он — Том Риддл настоящий и не должен был оказываться здесь. Тот его не слушал и, казалось, оставил здесь навечно с одной единственной миссией: завладеть тем, кто будет в дальнейшем писать в дневнике, и с его помощью вызвать василиска из Тайной комнаты, чтобы очистить Хогвартс от магловской крови.

Когда он попал в руки к новому владельцу, оказалось, прошло пятьдесят лет. Без общения с самим собой, оставшимся по ту сторону дневника, Том все больше терял способность здраво мыслить и становился совсем слаб. Магия крестража подчиняла его, заставляя осознавать себя лишь стражем своей души, поэтому, когда с ним начала вести переписку маленькая девочка, он был так очарователен и тактичен, как только умел, чтобы она поделилась с ним своей душой — чтобы напитала его силой.

Джинни Уизли делала его сильнее, он это чувствовал. У него появилась надежда. Том снова мог сопротивляться наваждению и осознавать, что он — он! — настоящий. Он собирался не только завершить то, что хотел сделать пятьдесят лет назад, но и вернуть себе свою жизнь. Плевать на всех, никто не заподозрит его, даже Дамблдора можно теперь обвести вокруг пальца, ведь он наверняка ничего не знает о крестражах и уверен, что Волдеморт, как рассказала девочка, погиб окончательно.

Но когда он во второй раз привел Джинни ко входу в Тайную комнату, его ждал сюрприз: загадка, смысл которой можно было понять, только зная, что Том Риддл взял себе новое имя. Это была его половинка! Неужели он успел обрести тело и пробраться в Хогвартс незамеченным? Надо было самому обрести тело до того, как этот лже-Волдеморт найдет его, иначе снова придется лежать в чемодане.

Но он не успел, и вновь пришлось общаться со своей версией, которой повезло остаться снаружи. Однако этот Волдеморт очень сильно отличался от того, каким запомнил себя Том. Конечно, сказывалось то, что прошло несколько десятилетий и тот находился в совершенно другом теле — теле некой Эмилии Поттер, из-за которой он раскололся в очередной раз и был развоплощен. И тем не менее, это точно был он сам: ее душой невозможно было овладеть так же, как и когда-то душой лже-Тома, оставившего его в дневнике. Пришлось притворяться, где-то подыгрывать, пытаясь узнать, насколько Эмилия податлива и что может принести взаимодействие с ней. Рост его силы прекратился, еще когда Джинни перестала думать о нем, и теперь он никак не мог двинуться дальше. Однако он был в сознании и делал то, что умел: слушал и очаровывал.

У него получилось вывести Эмилию из равновесия и получить в ответ путь к ее душе. С лже-Томом Риддлом такого сделать не удавалось: его ничто не могло задеть и оставить без ментальных щитов. Теперь общность их душ давала возможность пробираться в сознание Эмилии все дальше и дальше: она злилась, была обижена, и это было на руку Тому. Впрочем, по-прежнему не выходило поселить в ней нужные мысли и подчинить своей воле. Все, чего Том добился, это того, что он мог слышать Эмилию в те редкие моменты, когда она вспоминала его. Он частично знал ее планы и понимал, что его отсюда не выпустят. Тогда он попробовал восстановить связь с Джинни, которая продолжила бы отдавать ему свои жизненные силы. Может, получится напомнить ей о себе? Увы, он смог добраться до нее во снах, но ничего не получал в ответ — ни единой эмоции. Он выжидал, и ему повезло: Эмилия и Уизли стали близки друг с другом, а у него появился шанс обмануть последнюю.

Том помнил, как Эмили ворвалась в его общение с Джинни, как их столкнуло и перемешало. Он помнил, как она грозилась уничтожить его… Он помнил, что его размеренная тихая темнота стала наполняться новыми, неведомыми ему образами. Но все-таки оказывалось, что они принадлежат ему, — он почти мог сказать, как пришел к этим мыслям, о чем размышлял. Том впервые начал видеть сны. Их не было пятьдесят лет, но теперь он словно спал и сквозь туман видел совсем другую жизнь. Никогда до этого момента он не переживал ничего подобного. Он был с родителями в Бате целую неделю. Сначала он не понимал, кто эти люди, но оказалось, что он знает их, просто почему-то забыл. Иногда он возвращался в холодную тьму, но рвался обратно, чтобы еще раз ощутить заботу, положить голову на плечо маме, поесть мороженое с семьей.

Однажды он проснулся. Он двигал руками и ногами — по-настоящему, такому не присниться. Отдых в Бате тоже не был сном, он был очень реален, и Тома звали на завтрак. А когда Том прошел мимо зеркала и увидел свое отражение, все встало на свои места: это ведь семья Эмилии Поттер, он сам — Эмилия Поттер. Он видит ее глазами, говорит ее голосом. Он любит ее душою. Вот почему он давно не слышал ее мыслей: он сам думал их, он сам вспоминал все то, что происходило с Эмили.

Он же боялся, что осколок из Дневника завладевает этим телом, пока на ночь он вынужден погружаться в темноту. Он же догадался, что нет никого другого в этом дневнике — лишь он один здесь и там. Он же осознавал, что ему самому теперь придется вытаскивать себя из дневника.

И это он продолжал жить той жизнью, что жила когда-то Эмили, смутно припоминая, каково это было — быть Томом Риддлом. И это он завершал то, что еще весной задумала она. Это он все сильнее боялся в этот раз навредить невинной девочке. Это он, за давностью лет смутно вспоминая, как обошелся с Миртл, путаясь в событиях и осознавая, какое допустил преступление, раскаивался и мечтал о забвении.

На долгие пятьдесят лет попав в предмет и приобретя новую личность, у которой были семья и любовь, он умирал, едва научившись ценить не только свою жизнь. Его душа была парализована, и он, позволяя океану топить себя, смотрел на тускнеющее небо. Том больше не боялся умереть — он тонул, а в воздушных пузырях, что выходили из его груди, он видел осколками свое отражение: темно-рыжие вьющиеся волосы и слегка круглые светлые глаза.


* * *


В начале был Том. Том боялся умереть. Миртл Уоррен случайно стала первой, кого он убил, чтобы создать якорь своей души, который не даст ей покинуть этот мир, если вдруг что-то станет с его телом. Его будоражила мысль о том, что он вызывает змея и может послужить гибелью человека. И после этого он не сожалел о девочке, лишь знал точно, что сможет убить человека, и готовился навестить магла-отца, чтобы отомстить ему за свое сиротство. Том сделал это в то же лето, когда создал свой первый крестраж. Эксперимент прошел удачно: артефакт заключил в себя часть его души и оставался невредим, что бы Том с ним ни делал при проверке. Единственное, что озадачивало, это то, что крестраж, имея возможность показывать мысли на своих листах, говорил странные вещи. Он утверждал, что произошло недоразумение, что это он — настоящий Том, и требовал выпустить его.

Том с этих пор зарекся использовать в качестве крестражей что-либо, что может давать знать о своих переживаниях, и пообещал вложить в свои будущие осколки мысль о том, что такова их судьба. И едва он получил подтверждение того, что ничто не запрещает ему разорвать душу на большее количество частей, он вытащил из себя очередной осколок, что появился в результате убийства Риддлов: отца, деда и бабки.

Следующий, третий, крестраж появился много после окончания Хогвартса. Тому, который уже давно похоронил свое старое имя и называл себя лордом Волдемортом, пока не нужна была ничья смерть, к тому же у него не было подходящих артефактов для частей своей души. Множество закоулков Хогвартса остались неизведанными, чтобы в них можно было найти что-то интересное, но Волдеморту, задумавшему остаться там в качестве преподавателя, пока ход туда был закрыт. Поэтому он, ничуть не жалея отклонив блестящие должности в Министерстве, работал на Боргина и Бэркса. Его задачей было общаться с коллекционерами и делать все возможное, чтобы они расстались со своим богатством в пользу их магазина. У одной из таких мадам Волдеморт и нашел два артефакта, которые захотел получить любым способом.

Должность преподавателя защиты от темных искусств освободилась посреди зимы, но Волдеморт, узнав о том, какой человек занял ее вместо него, понял, что ему придется потерпеть еще немного. Мир был полон тайн, и Волдеморт отправился в путешествие в надежде обрести новые знания и подыскать артефакты для своих крестражей на материке, а также найти возможность сделать четвертый раскол на своей душе.

Со временем Волдеморт осознал одну важную вещь: ему все сложнее подобрать такое убийство, чтобы оно оставило свой след в его душе. Она словно зачерствела, и казалось, что больше ничто не сможет тронуть ее. Это огорчало Волдеморта, это нарушало все его планы. Он мечтал, чтобы его бессмертие было закреплено мощнейшим числом, и намеревался разделить свою душу на семь частей. В последние свои дни в Албании, отыскав знаменитую диадему Ровены Рейвенкло, он с трудом, но все-таки сотворил свой пятый крестраж.

Возвращаться в Британию пришлось спешно. Волдеморт узнал, что Альбус Дамблдор теперь директор Хогвартса и вакансия преподавателя защиты от темных искусств вновь свободна. Замок был единственным местом, куда Волдеморт не мог попасть просто так, чтобы спрятать крестраж, но очень этого хотел. Диадема нашла свой покой именно здесь. И хоть Волдеморту вновь не удалось остаться в замке надолго, его душа теперь навсегда принадлежит Хогвартсу, а место преподавателя обязательно дождется того, кто достоин ее больше всех, — его, раздвинувшего границы магии дальше всех остальных. Дамблдору жить недолго, в то время как Волдеморт настолько близок к бессмертию, что дождется своего. Этот третий отказ стал для Волдеморта поводом для многих последующих действий. Возможно, тогда, в кабинете Дамблдора, он потерял шанс отколоть от себя заветный седьмой кусочек: смерть этого человека, безусловно, была бы для него грандиозным событием, но в то время она сыграла бы против Волдеморта, которого видели входящим в школу. Он решил, что убьет Дамблдора позже, а пока покажет, на что способна магия и он сам.

Началась война. Потребовалось одиннадцать лет, чтобы оказаться почти победителем. Одиннадцать лет и множество смертей, ни одна из которых не могла хоть что-то всколыхнуть в истерзанной душе Волдеморта. А затем произнесли пророчество. Не было сомнений в том, что оно подлинное: Волдеморт лично просмотрел сознание того слуги, что услышал его, и признал, что провидица вещала в трансе, свойственном только пророкам. «Грядет тот, у кого хватит могущества победить Темного Лорда…» Такой человек мог уже родиться и набирать силы, чтобы в скором времени нанести удар, а мог появиться лишь в будущем. Тогда Волдеморт послал узнать, когда родились дети тех, кто за эти годы трижды бросил ему вызов, и из всех таких семей выделились лишь две: Поттеры и Лонгботтомы, которые только должны были родить, и, по слухам, рожали как раз в конце грядущего июля. Первое условие из пророчества было найдено, оставалось последнее. Проходили недели, месяцы, и Волдеморт чувствовал, с каким нетерпением ждет того ребенка, что родится на самом исходе июля. Волдеморт не будет ждать от него угрозы — он убьет его младенцем и избавит себя от соперника. Сама мысль об убийстве этого ребенка будоражила его душу — в этот раз она даст трещину, Волдеморт был в этом уверен. Он наконец сделает заветный крестраж, что будет хранить седьмой кусочек него самого.

Пришлось ждать полтора года, прежде чем Волдеморт смог добраться до Эмилии Поттер — девочки, которая родилась последней из предполагаемых детей. Ее рождение пришлось на последние часы тридцать первого июля. Выходит, она родилась в такое же число, что и сам Волдеморт, — это добавляло ей значимости. Признаться, Волдеморт не помнил, когда в последний раз отправлялся убивать кого-то столь важного для себя. Он и смерть ее приурочил к особой дате. Более того, он был так осчастливлен возможностью исполнить свою многолетнюю мечту, что, пожалуй, впервые в жизни пообещал оставить жизнь кому-то, кто должен был попасть под руку.

Волдеморт готов был пощадить мать девочки ради слуги, который, принеся весть о пророчестве, подарил ему возможность разделить душу еще раз за много лет. Но Лили Поттер закрывала собой ребенка — она стояла у кроватки и умоляла забрать ее жизнь вместо жизни дочери. Волдеморт мог бы просто оглушить ее, отбросить в сторону, но с каждым новым ее отказом принять его помилование он все сильнее терял терпение. Он предложил ей уйти трижды и посчитал, что этого достаточно, чтобы сдержать данное слуге обещание. Волдеморт хотел покончить со всеми Поттерами и убивал Лили, зная, что лишает жизни человека, которого впервые на своей памяти собирался пощадить. И когда затем он выпускал в ребенка Смертельное заклятие, он с ужасом осознавал, что зеленый луч оборачивается против него. Его тело сгорало, а сам Волдеморт метался в запредельной агонии, лишившись всяких ориентиров. Наконец, уже почти потеряв надежду, он наощупь, вслепую добрался до чего-то очень теплого и светлого. Ему нужен был этот свет: он пах жизнью. Его душу заключали в объятия рыжие лучи, и он засыпал, утомленный пыткой.

Он не знал, как долго проспал. Собственно, он и не знал, что спал. Он вообще ничего не знал — лишь был, кое-как осознавая свое существование. Он пробудился от того, что почувствовал боль. Капало. Капало редко, но отовсюду — некуда было деться от этих ядовитых уколов. Сначала они терзали его, все сильнее выводя из тумана комы, но вскоре стали обыденностью — одним из непременных атрибутов его существования. В какой-то момент он перестал их чувствовать, словно онемев, а потом понял, что нуждается в этих каплях. Он ждал, когда они соберутся в тучи и прольются вниз — так он чувствовал, что жив, что время не замерло. Теперь, когда он привык к покалыванию настолько, что оно не казалось болью, капли приносили с собой щекотку, прояснение мыслей и сны. В них он был ребенком, и у него была семья. Иногда до него долетали звуки, высокий женский голос и затхлый запах.

Со временем тучи становились больше и разряжались каплями реже. Наконец те и вовсе прекратили падать вниз, но тучи, словно разрываемые изнутри, начинали страшно трещать. Должна была начаться гроза, и он чуял, что, если она случится, это будет последняя гроза в его жизни. А он не хотел умирать. Он попробовал было дотянуться до них, растормошить их, заставить сбросить капли, и понял, что действительно способен так сделать. И это помогало — тучи легчали, гроза затихала, а он, принимая в себя давно уже не ядовитый для него дождь, чувствовал себя еще живее.

Шло время. В одном из снов он держал письмо в школу чародейства и волшебства. После этого он понял, что ему недостаточно того, что дают ему тучи. Хотелось большего — этого требовала сила, что пробуждалась в нем от капель и от снов, что приходили вместе с ними. Теперь он знал, что в нем пробуждалась магия — магией были и капли, — и прежде он тоже владел ею: в отголосках воспоминаний он ловил ощущение могущества, когда магия текла по его жилам. Он сражался с другими магами: раздавались взрывы, он ставил щиты и атаковал, он возводил гигантскую волну и разбивал вражеский огонь. Его последователи были рядом, они ликовали от победы и взметали вверх их общий, горевший зеленым знак.

«Да воцарится безмолвие на небесах,

когда агнец вскроет седьмую печать»,* —

услышал он и понял, что вновь ему снится сон, и в этом сне он видит отражение своих воспоминаний и чувствует прежнюю мощь.

Однажды тучи все-таки разразились грозой. Но теперь он был готов, и молнии, что метались в него с небес, придавали ему сил. Они были всего лишь магией, желавшей выплеснуться, а он хотел ощутить ее силу. Они проходили сквозь него, преображая, и преображались сами. Его поднимало ввысь, кружило. Он смеялся в эйфории и сливался с водоворотом капель. Девочка из сна плакала, стыдясь того, что делала, а он впервые мог взять контроль над этим сном. Он распахивал руки, чувствуя, как магия — все молнии и капли, что никак не находили выхода и попадали в него, — выплескивается наружу, и не было в мире большего наслаждения, чем ощущать подобное всесилие.

Сны стали более подвластны ему. Теперь он мог оглядываться и большее внимание уделять лицам и предметам, чтобы позволить им напомнить ему о прошлом. Когда-то ему показалось, будто он увидел очень хорошего знакомого. Жаль, что это оказался не он. А после того, как во сне он наконец-то увидел Хогвартс — свой дом, — но девочка вытеснила его из этого прекрасного видения, он еще долгое время не мог испытать того головокружительного опыта с магией. Владение сном повторилось лишь на Хэллоуин. Он смотрел на фигуру в плаще и чувствовал, как становится больше. В том человеке было что-то, схожее с ним. Но человек в плаще собирался убить, и он потащил тело к краю башни, чтобы спастись — чтобы лететь. И он летел.

Он летел к Годриковой впадине… Еще не раз он вспоминал этот день, пробираясь все дальше и дальше, пока вновь не увидел во сне того человека, уже без плаща. Он увидел его глаза, а потом они вместе вспомнили, как Смертельное заклятие лишало их тела и страшная боль от обжигающего воздуха сводила с ума. Они искали пристанище, как могли, он оказался здесь — другой там. Они хотели соединиться, но малейшее соприкосновение причиняло другому боль. Волдеморт, гнездившийся тут с давних времен, догадался, что все дело в тех каплях, которые вечно падали в него из местных туч. Когда-то они и для него были ядовиты. Он просил другого себя терпению, но тот рвался внутрь, и тучи разразились такой грозой, что его, их проводника, выбросило вместе со своим двойником, и сон больше не был сном. Холодный камень впивался в плечо, а он шептал устами девочки: «Вернись», забывая о тучах, о каплях, зная о себе лишь то, что знает она. Зная, что это всегда была она.

И это он, помня, какие муки пришлось претерпеть с магическим даром, внезапно свалившимся на голову, принимал свое ужасное прошлое, кусочек за кусочком вспоминая его детали. Это он, обнаружив еще одну часть себя, попытался отыскать ее. Это он все больше ужасался, открывая свое прошлое. Это он решался преодолеть страх что-то сделать и планировал нападение на слизеринца. Это он, немея от ужаса, падал сейчас на дно, разочарованный в себе, ведь он опять допустил смерть невинного человека.

На краю жизни он вспоминал все с самого начала и тонул под тяжестью собственной вины, а в воздушных пузырях, что выходили из его груди, отражались темно-рыжие вьющиеся волосы и слегка круглые светлые глаза.


* * *


В конце была Эмилия. Она с самого детства, еще когда лежала в колыбели и прислушивалась к голосу матери, боялась быть плохой. И она очень быстро уяснила, что плохой ее делают очень много вещей, и все их она в состоянии взять под контроль. Тяжелее всего было душить свои мысли, но Эмили научилась закрывать глаза: на красивые игрушки в магазине, чтобы, не дай бог, они не полетели к ней с полок; на отказы, чтобы, не дай бог, каким-то чудом не случилось то, чего она втайне желала; на то, что Дадли обижал других ребят, чтобы не причинить ему большего вреда, чем тот заслуживает; на такие вопросы, что рождались в ее голове, которые нельзя было задавать. Иначе тетя будет плакать, иначе дядя будет кричать, и последует наказание.

Но вскоре ей стало предельно ясно: ее мысли — всего лишь мысли, у нее нет абсолютно ничего, что могло бы сделать ее не такой, как все. Она совершенно нормальная, и все чудившиеся ей странности — всего лишь плод ее воображения. Эмили любила заглядывать в свой тайник, где хранила все, что могло не понравиться тете с дядей, чтобы напоминать себе: магия лишь выдумка. Больше она не боялась видеть свои сны, в которых нередко была волшебницей, зная, что ничего подобного не сделает в действительности. Не боялась читать запрещенные в ее доме книги, осознавая, что написанное навсегда останется на красочных страницах. Она не боялась думать, но действовать — по-прежнему опасалась, не уверенная в том, какое решение выставит ее плохой. По крайней мере все, что Эмили считала правильным, она предпочитала делать незаметно для остальных, чтобы в случае чего никто не знал, что она ошиблась.

И несчастнейшими из дней были те, когда к ним в дом пришла профессор из школы волшебства. Когда Эмили со стыдом бежала на улицу, зная, что делает самую плохую вещь на свете. Когда тетя с дядей вопреки всему, что Эмили о них знала, вынудили ее отправиться в магическую школу-пансионат. Когда она, узнав о том, насколько ненормальна даже по меркам магов, сидела под Распределяющей Шляпой и умоляла ту не отправлять ее на факультет, чьи характеристики привлекали ее, до тех пор пока она не обнаружила в себе что-то плохое, что пряталось в ней и проснулось при виде Хогвартса и изумрудного знамени. Когда, выброшенная в незнакомый мир, она не имела возможности попросить совета у опекунов — не могла даже сказать им о том, как страшно ей здесь сделать выбор, потому что ее ответственность теперь в сотни раз выше.

Счастливейшим из дней был тот, когда Эмили приняла ту силу, что билась внутри и требовала выхода. Когда осознала, что при ее возможностях именно бездействие сделает ее плохой. Когда жизнь показалась полной перспектив. Когда она не побоялась изменить что-то, что казалось ей неправильным.

Но теперь Эмили тонула, в немом крике открывая рот, а в пузырях, что тянулись из нее, отраженные глаза под черными волосами то и дело мерцали багряным. Все ее прожитые жизни слились в единый поток, расставив по местам события, людей, знания и опыт. Все вопросы нашли ответы, а заблуждения и предположения, возникавшие в попытке вспомнить прошлое «я», были выправлены и очищены. Жизнь прослеживалась с самого начала: от серого приюта до белого лазарета Хогвартса и фиолетовых лент, которые зарывались в нее, которыми она зарывалась в себя. Им всем хотелось тишины, хотелось перестать чувствовать боль, которая только что сшила их воедино, и свет, проникающий в воду, становился все дальше. Они оступились, они остались плохими.

На границе с тьмой мелькнули мертвые деревья. Капало. Внутри нее кругами расходилась вода и заставляла осознавать свое существование. Была осень: затянутое серым небо, голые стволы, подгнивающие листья. До нее доносилось: «…лия!» и мысль о том, что надо пожить еще немного. Пережить бы еще день, а там и помощь будет. Пожить еще чуть-чуть. Она сможет, она ведь не Меропа — она не откажет себе в жизни, не отречется от магии, способной продержать в ней жизнь еще на минуту, на час — на много дней и недель.

Лия — такое имя они себе взяли. Так ее теперь зовут. А вокруг по-прежнему была вода, и сверху лился болезненно чистый свет. Лия была уверена, что увидела Албанию и след от темной магии. Это точно не было воспоминанием, ей никогда не приходилось изучать ничего подобного. «Это он…» — подумала она, позволив себе впервые за долгое время поинтересоваться, как там ее частичка. Все то время, что она пыталась разобраться в себе, ей было страшно подумать о нем, узнать, что с ним, где он теперь. Тогда Лия не знала, что с ним делать, но, к счастью, и он не объявлялся. А теперь, зная о них с ним все, она сожалела, что он не видел того, что пережила она.

Сожалела, что она, осознав в этом воплощении цену чужой жизни, вновь стала причиной смерти невинного человека.

«Матильда жива. Эмили, прошу тебя, вспомни! Матильда жива».

Перед глазами на мгновение вспыхнуло воспоминание о том, как она ощупывала кисть замершей как статуя слизеринки, но вскоре оно сменилось на ее труп, упавший на лестницу, — на настоящее воспоминание.

«Ты помнишь, что Матильда жива. С самого начала она оцепенела. Вспомни, как ты переносила ее в Большой зал».

Это был не ее голос, точно так же, как и те погибшие деревья албанского леса не принадлежали ее сознанию. Лия с опаской прислушивалась к ним, не догадываясь, кто с ней говорит. Это не был Волдеморт, его бы она узнала снова, а других признаков не было. Да и было это неважно: на ее плечах тонны вины и она ждет расплаты.

Однако Лии вспомнилось, как она несла оцепеневшую Матильду вниз. Она остановилась тогда на парадной лестнице, чтобы переждать, когда Маркус со своей девушкой спустятся в подземелья. Лия помнила, что уверенно держала Матильду за плечи — уже тогда та была статуей — и, задумавшись о Роберте, утыкалась ей в волосы. Неужели?..

«Да, милая, да. Ты не допустила ее смерти».

Что, если это не так, и она снова заблуждается? Лия чувствовала, как прекратилось падение вниз и надежда робко загорелась внутри.

«Всплыви. Борись! Всплыви и узнай, что она жива, что ты уберегла ее».

Лия в ужасе смотрела вверх на льющийся сквозь зеленоватую воду свет и не могла и мечтать о том, чтобы узнать, что Матильда все-таки жива. Голос подбадривал, придавал надежды, а в памяти вновь возникала оцепеневшая, но не умершая девочка. И если есть хотя бы шанс, что Лия с самого начала полностью владела ситуацией, если есть надежда, что, исправляя свои ошибки, она уберегла Матильду от участи Миртл и искупила этот грех, что ж, тогда она позволит себе пожить еще немного.

От поверхности дна отталкивался Том Риддл, познавший цену бессмертия.

Лорд Волдеморт всплывал вверх, пропуская через себя магию, ему прошлому неизвестную.

Эмилия Поттер, возносившаяся к небу, больше не боялась того, что делало ее плохой. Она владела своей тьмой — она встречала свой рассвет.

 

___________________________________

* And when the Lamb

Opened the seventh seal

Silence covered the sky

Enigma — «The Rivers of Belief» («Реки веры»)

Глава опубликована: 17.08.2017

Глава 30. Второй

В начале был Том. Том был очарован магией и хотел жить вечно, чтобы узнать о ней больше остальных. Путь к бессмертию был долог и лежал через горы смертей, лишь пять из которых сумели расколоть его душу. И когда Том, уже давно звавший себя лордом Волдемортом, почувствовал, что есть на свете человек, гибель которого ознаменует шестую рану на его душе, он возликовал и отправился за ним так быстро, как только смог.

Он не хотел ждать, когда Эмилия Поттер вырастет и наберется обещанного в пророчестве могущества, — он рассчитывал погубить угрозу в зародыше. И при всем нетерпении, что обуревало Волдемортом, он трижды дал возможность матери девочки уйти с его пути. Упрямая девчонка не отходила от ребенка, умоляя взять ее жизнь взамен дочери, и Волдеморту пришлось поступиться обещанием впервые пощадить кого-то.

Но луч отвернулся от ребенка и вернулся к Волдеморту, вырвав его из тела, заставив метаться в агонии и бежать прочь — подальше от мракоборцев, от Ордена Феникса, от всех, кто мог бы воспользоваться его беспомощностью. Он был слаб — был меньше, чем дух, и с трудом помнил, как добрался до логова в Албании, где мог в безопасности прийти в себя и набраться сил. Запредельная боль оглушала его, но Волдеморт, осознавая, что все-таки жив, секунда за секундой заставлял себя существовать, хоть и не представлял, где искать спасение. У него не было палочки, чтобы творить прежнюю магию, более того, у него не было тела, чтобы творить магию вообще. С ним остались немногие из его способностей, и при помощи одной из таких он овладевал животными, чтобы творить хоть какое-нибудь беспалочковое волшебство. Но вселение в зверей было немногим лучше: он не мог сам себе помочь и вернуть тело, а жизнь животных стремительно угасала, пока он находился в них. Последняя надежда оставалась на верных Пожирателей смерти, которые давно уже должны были потерять его и начать поиски. Но к нему не пришли ни Лестрейнджи, ни даже Чарльз Нотт. Волдеморт был покинут всеми и десять долгих лет, показавшихся мучительной бесконечностью, держался только за одну мысль: он по крайней мере жив — вероятно, именно крестражи удержали его в этом мире, а значит, он должен выжидать и не сдаваться.

Наконец к нему пришли. Квиринус Квиррелл не был его последователем, но намеревался им стать. Этот молодой человек был шансом, которого так ждал Волдеморт. Он готов был служить в обмен на знания, которыми мог поделиться Темный Лорд, и тот обучил Квиринуса достаточной силе, чтобы он мог добыть для него знаменитый философский камень. Волдеморт был близок к настоящему бессмертию! По крайней мере до тех пор, пока будет пить эликсир, а потом он обязательно придумает что-то более надежное. Но его слуга подвел его, и его пришлось взять под контроль. Вместе они последовали за камнем в Хогвартс. Они уже готовы были посмотреть, как артефакт охраняется, подготовили отвлекающий маневр с троллем, но в последний момент Волдеморт увидел шанс покончить с девочкой Поттер. Квиррелл столкнулся с ней совершенно случайно, но ее услышанные мысли зародили в Волдеморте надежду на то, чтобы добраться до нее, пока все будут заняты троллем. Она упала с башни, и Волдеморт был уверен, что она погибла. К сожалению, девочка выжила, но зато стало известно, как охраняется камень и что его защиту явно ослабили, перебросив все силы на то, чтобы не дать Волдеморту добраться до Эмилии Поттер. Он знал, что больше никто из преподавателей не поставил свое задание на полосу препятствий в подземельях, потому что Квиррелл, которому было доверено одно из них, на тот момент единственный выполнил свою часть. Но о цербере в начале пути не знал никто, и ушло несколько месяцев, чтобы понять, как мимо него пройти.

Но сюрприз ждал и в конце. В последнем зале стояло зеркало, и Волдеморт видел в нем, что владеет камнем, но не обладал им по-настоящему. Вернувшись наверх, Волдеморт смог выяснить, что Эмилия Поттер заглядывала в него и знает, как с ним работать. Он думал добраться до нее и продержать в живых до тех пор, пока она не выдаст ему тайну зеркала, и лишь под Новый год она, рано вернувшись в Хогвартс, осталась без вечной дамблдоровской охраны. Квиррелл привел ее вниз, по пути уничтожив трехголового пса одним из темных заклинаний, которое Волдеморт придумал за эти недели, но она ничего не смогла сказать и не врала. Волдеморт решил, что девочка еще сама не подозревает о своем знании, и применил к ней легиллименцию.

То, что он увидел, отодвинуло в сторону камень, болезненного Квиррелла и даже пророчество. В Эмилии находилась долгожданная, седьмая часть него. Оказывается, в ту ночь убийство все-таки раскололо его душу! Вот кто сделает все правильно! Ему больше не нужен носитель, который к тому же умрет в ближайшие месяцы. Волдеморт бросил Квиррелла и намеревался овладеть телом Эмилии, где уже, как он увидел, хорошо прижился его осколок, но что-то не впускало его дальше и причиняло страшную боль, как тогда же, когда Квиррелл прикасался к ее коже. А потом эта боль вышвырнула его обратно, едва не лишив той жизни, что у него осталась. И Волдеморт снова бежал.

Он не мог долго находиться поблизости, потому что Дамблдор призвал в окрестности Хогвартса мракоборцев. Волдеморт хотел переждать в Запретном лесу и выманить Эмилию Поттер, которая — он точно чувствовал — была готова отдать ему свое тело. Он не хотел возвращаться на материк, но мракоборцы напали на его след и выдворили с острова. Теперь он по-прежнему в Албании, в месте, где никто не сможет до него добраться, и каждую секунду он зовет ее в надежде, что связь между ними не ослабла за прошедшие дни.

Он прислушивался к своим чувствам, сосредотачивался на ее образе, на том, что она часть него, но не мог докричаться. Между ними стояла стена, и больше он не смел пытаться взломать ее — ядовитыми шипами впивалась в него каждая такая попытка вначале. Он мог лишь ждать, когда она снимет ментальные щиты и проложит мост в его душу. Неужели она не хочет отыскать его? Неужели она тоже предала его? А может, просто решила занять его место? И в такие моменты Волдеморт вспоминал свой первый крестраж… Видимо, его частям приходилось осваиваться в предметах куда хуже, чем он представлял. Значит, тот Волдеморт, который владеет сейчас Эмили, больше не хочет думать о своем немощном осколке. Значит, за ним никто больше не придет, и он обречен вести полуживое существование без малейшей возможности когда-либо еще почувствовать эйфорию от сотворения магии.

Чаща дышала тьмой. Здесь давно не пробегал даже самый храбрый зверь. Все сторонились этого места, все убегали прочь, и только одному существу албанская глушь дарила безопасность. Прошло почти два года — Волдеморт наблюдал все это время за звездами и планетами, — а он до сих пор влачил жалкое существование и не имел никакой связи со своим седьмым осколком. Но однажды, совсем того не ожидая, он по привычке, которая заставляла его жить, подал знак самому себе в теле Эмилии и получил ответ. В его сознании начали появляться чужие образы. Волдеморт словно тонул, но все-таки находился среди почерневших от его экспериментов деревьев осенней Албании. И тогда он с прежней силой позвал ее:

— Эмилия! Найди меня, Эмилия!

Еще когда в первый раз он собирался обратиться к ней, он долго думал, как ее позвать. Он точно знал, что никогда больше не будет использовать свое старое имя, но и называть ее лордом Волдемортом или, хуже того, Темным Лордом, не хотел. И он стал называть седьмой кусочек себя той, в чьем теле он находился. Он привык к этому имени за прошедшую бесконечность, успев возненавидеть Эмилию за промедление и за то, что она не слышала его и не думала о нем. И вот теперь оно снова было символом надежды. Она одна знала, что он существует, она одна могла вернуть ему хотя бы обыкновенное, смертное тело. Лишь бы только она услышала его, согласилась помочь…

Но чем тоньше становилась между ними стена, тем отчетливее он чувствовал смерть. Они оба умирали, и он, чтобы не поддаться убивающим мыслям, вновь проговаривал слова, что поддерживали его все эти годы. Он волшебник, и магия по-прежнему с ним, он не умрет, он не сдастся просто так. Пусть сейчас он немощен и вынужден полагаться на кого-то другого — он не умрет. Волдеморт держался с Эмилией до тех пор, пока не почувствовал, что ее сознание снова наполняется тем ядом, который он едва перенес в прошлый раз. Волдеморт оставил ее прежде, чем она смогла причинить ему боль, и не знал, что с ней стало дальше.

Если она, его седьмая частичка, погибла, его больше никто не спасет.


* * *


В комнате Северуса Снейпа горел только камин, а сам он безмолвно смотрел на черную, как в прежние времена, Метку на своем предплечье и не знал, что чувствует. Втайне от себя он мечтал, чтобы эта Метка не темнела вновь, но разумом понимал, что тогда это означало бы смерть девочки. Северус вспомнил Поттер: она лежала с закрытыми глазами и даже тогда, когда он не видел их, Эмилия не была похожа на Лили. Как бы ни заблуждались остальные, но темно-рыжие волосы вовсе не делали ее похожей на Лили, и Снейп, пожалуй, был единственным, кто не был ослеплен этим мнимым сходством.

А теперь она и вовсе не то, что он хотел в ней видеть. Как много она сейчас вспомнила? Дамблдор ничего не смог ответить на этот счет и не дал пока никаких указаний, обмолвившись, что все будет ясно, когда она проснется. Метка темнела на предплечье, знаменуя возрождение Темного Лорда, а Северус все сильнее осознавал, что боится того, что последует за пробуждением девочки. Он не готов еще служить ему — не представляет, как служить ему в ней. А Дамблдор обязательно попросит о чем-то подобном.

Старик был сам не свой, когда все закончилось. Он что-то шептал девочке, а потом, вместе с загоревшейся Меткой на руке Северуса разогнулся, отложил палочку на покрывало и спрятал в ладони лицо. Разговор, последовавший чуть позже, был долгим, и Северус узнал много нового: почему на самом деле с Поттер случилось все это, почему Дамблдор не может ничем помочь, почему, в конце концов, сейчас она не сможет сделать то, на что Дамблдор рассчитывал изначально. Впрочем, казалось, что старик рад тому, что ему не придется просить девочку о тех вещах. Северус не знал всех его планов, но по глазам видел, что, отменив их, Альбус будто испытал облегчение. Снейп догадывался, что все дело в том, что произошло с девочкой от этого первого соединения с крестражем. Ей пришлось перекроить свою целую душу, чтобы вместить осколок своей якобы прошлой жизни. Чудо, что ей это удалось, если верить Дамблдору.

Северус выяснил еще одну важную вещь: жертва Лили действительно первое время спасала девочку от Волдеморта внутри нее, и она действительно впоследствии защищала и Волдеморта. А тот не просто мог пользоваться магией Поттер: он, разбуженный и мутировавший, чтобы выжить, был проводником между ними. И только приняв его в себе — став им, — Эмилия могла пользоваться магией, которой все детство не давала выхода. Вот почему начала гореть Метка, и было страшно подумать, какая сила доступна девочке теперь.

Еще Дамблдор намекнул Северусу, что ошибся с природой разделения души: как он теперь понял, срикошетившее заклинание не разбило душу Волдеморта, а лишь окончательно разделило две ее половинки и лишило их сосуда. Душа в нем уже дала трещину от какого-то ранее сотворенного убийства. И теперь Дамблдор сильнее уверен в том, что случившееся с Поттер окончательно и бесповоротно необратимо и, если Волдеморт направит на нее Смертельное заклятие, он убьет не только свой крестраж, но и ее саму.

Впрочем, теперь, как говорит Дамблдор, она тоже может убить его, минуя крестражи. На вопрос «захочет ли?» старик ответил туманно. Он собирается как минимум дать ей знать об этом, чтобы, в случае чего, она была готова. О большем Северус узнать не мог, Дамблдор сказал, что сначала будет говорить лично с Поттер. Северус пытался воззвать его к благоразумию: девочка не должна пытаться сделать с Темным Лордом то, что сделала с его осколком внутри себя, если Дамблдору вдруг пришла эта безумная мысль. Но старик успокоил его, сказав, что случившееся с ней не повторить.

Так или иначе, Северус должен ждать, какая роль в этом будет отведена ему. Он знал, что все это в первую очередь из-за него. И раз уж он рассказал Темному Лорду о пророчестве, а Лили умерла, защитив дочь, он сделает все, чтобы эта смерть не была напрасной. Северус смотрел на Метку, понимая, что все Пожиратели смерти тоже ужасаются ей в этот самый момент, — ему придется служить Темному Лорду в девочке, чтобы защитить ее в первую очередь от его слуг.


* * *


Еще несколько раз солнце вставало на горизонте и, проплывая по небу, тонуло во тьме. Волдеморт видел это, но не чувствовал красоты смены дня и ночи. Он не чувствовал также холода или голода, ему не был неприятен моросивший с самого утра дождь. Но он не мог творить магию и ощущать эйфорию от своей силы — и это раздражало его. Он хотел бы, как прежде, чувствовать, как магия течет по руке и наполняет палочку знакомым теплом, но ни один волшебник так и не забрел в эту глушь с тех пор, как Волдеморт сюда вернулся. Все животные в округе давно обходили это место, и даже толики того чувства, что дает колдовство в чьем-то теле, Волдеморт был лишен. У него оставались лишь деревья, которые проводили магию еще хуже животных, но зато они умирали от его присутствия в них, и это помогало Волдеморту осознавать, что он все еще привязан к этому миру, магия по-прежнему с ним, а значит, еще не все потеряно.

В траве зашелестела змея — одно-единственное существо, которое не боялось проползать через эти земли. Волдеморт давно приметил ее по характерному цвету и рисунку тела и в какой-то мере даже был рад, вернувшись в Албанию, встретить ее вновь. Он сдерживал себя, чтобы не завладеть ее телом. Эта змея пахла магией, и был велик соблазн попробовать колдовать с ее помощью, но, скорее всего, она умерла бы, а могла понадобиться, чтобы вернуть ему тело. У Волдеморта было время, чтобы придумать ритуал воскрешения, и яд этой змеи, по его расчетам, мог бы пригодиться. По крайней мере, в отличие от других вариантов, она была под рукой и с ее ядом можно было поэкспериментировать. Она сказала, что ее зовут Нагини…

Нагини поприветствовала его и, не успел он начать с ней разговор, уползла на восток. Он снова остался наедине со своими мыслями, но вскоре чужие образы замельтешили перед глазами. Сквозь мертвые деревья Волдеморт приближался к мосту, обуреваемый сомнениями. Он чудился ему вместе со знакомым покалыванием, и, узнав в своих мыслях сознание Эмилии, Волдеморт возликовал. Она услышала его! Она жива и ищет его! И теперь он сам мысленно шел к этому мосту, подгоняемый возбуждением от выпавшего ему еще одного шанса вернуть себе былую мощь.

Волдеморт приближался к мосту и к мыслям другого себя осторожно, но краем сознания ощущал, что Эмилия контролирует тот свет, который мог бы проникнуть в их связь и вышвырнуть его. Он шел с ней шаг в шаг и выравнивал дыхание, чтобы мост стал отчетливее и резонанс их душ позволил говорить друг с другом.

И наконец, на выдохе коснувшись перил моста, он услышал тихое:

— Интересная сложилась ситуация, правда, Том? Здравствуй, это я.

Глава опубликована: 17.08.2017

Часть III. Цитринитас

Опасно прохождение, опасно быть в пути, опасен взор, обращенный назад, опасны страх и остановка.

В человеке важно то, что он мост, а не цель: в человеке можно любить только то, что он переход и гибель.

 

«Так говорил Заратустра. Книга для всех и ни для кого», Ф. Ницше

Глава 1. Путаница

— Темный Лорд вернулся!

Чарльз Нотт стоял спиной к двери в поместье Малфоев, но едва ли вздрогнул от вернувшегося Люциуса. Тот искал Нарциссу, но Чарльз предпочел бы обсудить дела без нее. Миссис Малфой вошла в гостиную вслед за Люциусом. Она цепко держала мужа за руку, и Чарльз невольно позавидовал Малфою. У него самого не было больше человека, который мог бы поддержать в такой момент. Отец не в счет, он лишь испугается и заберет Теодора к себе, как в детстве. Чарльз и без того видел сына редко и боялся представить, что будет теперь.

Все трое расселись в креслах у камина. Люциус как завороженный рассматривал вновь активную Метку на предплечье, словно надеясь, что от пристального взгляда она враз побледнеет. Впрочем, Чарльз его не винил. За этот вечер Метка уже однажды едва не вернулась в свое прежнее бездействие, и в душе невольно трепетала надежда, что и в этот раз она лишь дала сбой. Однако уже несколько часов череп со змеей ярко выделялись на их руках, как в прежние времена, и тускнеть даже не думали. Впрочем, Метка не жгла, что означало бы призыв Темного Лорда, и не ясно, чего хотелось больше: чтобы она так и молчала или чтобы наконец-то собрала всех вместе.

— Что говорят остальные? Селвин, Яксли? — тихо спросила Нарцисса, так сильно выпрямив спину, что казалось, будто к ней была привязана доска.

— Все молчат, — хрипло ответил Чарльз и пригубил вина. Он нервно постукивал перстнем по деревянному подлокотнику и смотрел в сторону. — Все боятся, но я уверен, большинство лишь ждет зова.

— Думаешь, они все придут? — спросил Люциус, тщетно скрывая в голосе панику.

— Не думаю, что все. Но большинство прибегут как миленькие.

— А мы с тобой?

— И мы с тобой…

Нарцисса судорожно вздохнула, крепко сжимая пальцы Люциуса.

— Что теперь будет? Вам придется снова служить ему? — обратилась она к нему, приглушая голос.

Малфой лишь кивнул, в то время как Чарльз отставил бокал и потер лоб со словами:

— Ей. Кажется, теперь наш Лорд обитает в другом теле. Возможно, поэтому он нас и не зовет. Он, должно быть, в Хогвартсе, с Дамблдором.

— Девочка Поттер? — непонимающе оглянулась на него Нарцисса. — Он завладел ею?

— Ты еще не ввел ее в курс дела? — нахмурился Нотт, обращаясь к Люциусу.

Тот бережно повернул жену к себе и показал оголенное предплечье.

— Метка не сразу стала такой. Когда я впервые ощутил жжение и быстро темнеющий рисунок, я был еще в Министерстве. Сразу бросился сюда, но Метка словно с ума сошла: она начала бледнеть так же стремительно. Все это видели. Мы с самого начала предполагали, что Темный Лорд мог каким-то образом оказаться в девчонке: он ведь попросту исчез в тот Хэллоуин. И сейчас Чарли считает, что он этим вечером боролся с ней и наконец взял над ней контроль.

— Значит, она умерла? — Нарцисса прижала руки ко рту.

— Да, — ответил Люциус.

— Скорее всего, — поправил его Чарли. — Он мог просто подавить ее волю. Но это все равно что убить ее, это верно.

— Не важно, что с ней стало, — отмахнулся Малфой и обратил их внимание на Метку: — Темный Лорд вернул себе былую мощь, и мы должны будем присоединиться к нему — вот что важно.

Чарльз нервно притаптывал носком ботинка по полу, опираясь щекой на руку. Облокотившись на подлокотник, он искоса посматривал на Люциуса, пытаясь дать тому понять, что Нарциссу нужно выпроводить. Ей не нужно слушать разговоры о делах Пожирателей смерти, а им с Люциусом еще было что обсудить до наступления дня, когда должно стать ясным, как поступать дальше.

— Кстати о Селвине, — подал он голос наконец, когда стало понятно, что Малфой не намерен верно истолковывать его взгляд. — Как он?

— А что с ним? — поинтересовалась Нарцисса.

И наконец Люциус одарил Чарли свирепым взглядом и сказал:

— Тебе лучше пойти поспать. Я не хочу, чтобы ты зря переживала. Я все улажу.

— А что не так? — обеспокоенно спросила она, тем не менее позволяя мужу помочь ей подняться.

— Его дочь… — громко начал Нотт, но Малфой его прервал:

— Довольно!

Нарцисса же все поняла. Она прикрыла глаза, беря себя в руки, и медленно спросила:

— Люциус… А Драко?

— Он писал, он в порядке, — уверил Малфой, крепко взяв ее за плечи. — Я велел ему оставаться в гостиной.

— А что там с дочерью Селвина?

Люциус колебался, но Нарцисса так умоляюще смотрела ему в глаза, что он сказал:

— Я… Я выясню. Я пока не знаю деталей, но я выясню. Сейчас Драко ничто не угрожает, поверь.

Чарльз видел, что Нарцисса не верила, хоть и кивнула мужу и тихо ушла в спальню. Нотт был уверен, что она этой ночью глаз не сомкнет. Он сам не знал, куда себя деть, переживая за Теодора. Когда Люциус сообщил вести от сына, Чарльз всерьез испугался. Уж ему было известно, кто такой Наследник, хоть он и не мог взять в толк, как Темный Лорд все это проворачивает. И вот теперь все прояснилось: он действовал через Поттер и наконец взял вверх. Но вот он пробудился, и жертвой очередного нападения стала не абы чья дочь. За что он злится? Что они не искали его? Как теперь просить его о пощаде?

Они остались вдвоем. Люциус вернулся на свое место, закинул ногу на ногу и взялся за свой кубок. Чарльз внимательно смотрел на Малфоя и хмурился от этого молчания.

— Сказать что-то хочешь? — спросил наконец Нотт, вытаскивая из кармана трубку и табак. — Идем в сад.

— Да, пойдем в наше место. Здесь много ушей, — процедил Малфой и поспешил выйти из гостиной.

Только когда они оказались в заколдованном закутке сада, где никто не мог их побеспокоить, Люциус, слабо прикоснувшись к увядшему плющу, наконец заговорил. Голос его дрожал, и Чарли от удивления не донес трубку до рта.

— Он убьет меня… Он вернулся из-за меня.

— Разве он не должен наградить тебя за услугу? — спросил Чарли, но вид Малфоя заставил его сменить тон: — Что ты сделал?

— Я подвел его…

— Что ты сделал, Люциус? — Чарли в два шага подошел к нему и встряхнул.

— Дочь Селвина… Он выбрал ее, потому что она дочь Пожирателя смерти, разве не очевидно? Мне уже пришло множество писем, все хотят, чтобы я как председатель Попечительского совета надавил на Дамблдора… И я… В любое другое время я бы так и сделал, но этот старик сейчас последнее, что меня волнует.

Они присели на скамью, и Люциус оперся на свою трость, положив голову на побелевшие костяшки.

— Так, поясни конкретнее. Я явно чего-то не знаю. Мы с тобой прекрасно знаем, кто Наследник, и все то время, что Темный Лорд совершал нападения, ты делал все возможное, чтобы его усилия не прошли зря, и пытался убрать Дамблдора с его дороги. Но что-то пошло не так, Наследник замолчал почти на год, а теперь устроил показательное нападение. Так что именно пошло не так? Что ты знаешь об этом?

— Это был не совсем Темный Лорд, и на грязнокровок нападала не Поттер. Но она каким-то образом связана с ним и с тем, что он жив. И она… Ты ведь видел, какой она уже была на Пасху. Растет она — темнеет Метка, заметил? Потому что двенадцать лет назад Темный Лорд выжил и оказался в ней. Уж не знаю, что там произошло. Помнишь, Темный Лорд бредил пророчеством? Видимо, ему все-таки удалось избежать предначертанного, — Люциус потряс рукой с Меткой, — и теперь окончательно вернуть силы. Но если бы я не сделал кое-что, он бы, наверное, не смог… Но то, что я сделал… Он убьет меня, даже несмотря на то, что вернул силы благодаря мне.

— В последний раз спрашиваю: что ты сделал? — прорычал Чарльз, так и не поняв, как Темный Лорд мог быть в нескольких местах одновременно. Он никогда не делился с ними подобной магией. Чарльз совсем не отрицал, что Темный Лорд способен на что-то подобное, но картина до сих пор представлялась туманной.

— Он доверил мне одну вещь… Которая могла открыть Тайную комнату. Он велел ждать, а тут рейды, и я….

— У-у-у… — протянул Чарльз, не дослушивая, и стал забивать трубку новым табаком. — Ну и кому подбросил?

— Дочери Уизли.

— И что с ней теперь? — без интереса спросил Нотт.

— В том то и дело: она жива-здорова и нападения прекратились. А Поттер мало того, что ходит по моему дому, будто знает здесь каждый закуток, так еще и смотрит на меня как на провинившегося мальчонку, и Метка при ней нет-нет да кольнет! И сейчас нападение на дочь наших. Что я должен думать?

— А почему Темный Лорд тогда не на Драко или Теодора напал? И слова эти… будто в поддержку грязнокровок.

— Этого я не знаю… — прошептал Люциус. Весь его лоск давно был утерян, и он сидел сгорбившись, будто уже ожидая приговора.

— Ну, слушай… Может быть, мы не правы и девчонка тут не при чем. Может, это события, не связанные друг с другом. Случайное совпадение.

— Думаешь, Темного Лорда в ней нет и она, найдя его вещь, напала на одного из чистокровных детей, чтобы мы думали, будто это сделал он? Ты понимаешь, что означает быть Наследником Слизерина вообще?

— Уж будь уверен. Я с ним учился…

Люциус от этих слов вздрогнул, как от пощечины, и продолжил более бесстрастным тоном:

— Если Темный Лорд не владеет ее телом и возродился благодаря чему-то другому, тогда почему он не зовет нас, чтобы наказать за то, что мы не пришли к нему на помощь за все эти годы? И почему тогда она владеет тем даром, что и он, знает этот дом так же, как и он, ее присутствие резонирует с Меткой, которую дал нам он?

— Может, он действует через нее? Может, она…

— …Что-то получила от него, думаешь? — Люциус выпрямился, и взгляд его вернул прежнюю остроту. — Как бы там ни было, все дело в ней. Нужно к ней прийти. Завтра я как раз отправлюсь в Хогвартс, чтобы что-то сделать насчет Селвин. Я встречусь с Поттер и все выясню.

Чарльз хмыкнул. У Люциуса было преимущество: его вызвали в Хогвартс как попечителя. Нотту же в Хогвартс не пробраться просто так. Конечно, можно было бы сказать, что он беспокоится о сыне, но Дамблдор не пустит его дальше вестибюля. Люциус же имеет возможность свободно исследовать замок и пользоваться остальными привилегиями главы Попечительского совета. И Нотт ставил сотню галлеонов на то, что Малфой сделает все, чтобы Темный Лорд оценил его выше остальных. Он может даже оклеветать его, Чарльза, и перевернуть все вверх дном. А значит, Нотту во что бы то ни стало надо встретиться с Эмилией первым.

Он распрощался с Малфоем, который принялся готовить оправдания и ходы к отступлению, если Темный Лорд его не простит, а сам отправился обдумывать, как связаться с девочкой, минуя Дамблдора, наверняка следившего за приходящей к ней почтой.


* * *


Альбус Дамблдор смотрел на один из своих магических приборов — все на тот же, в котором дым давал ответ. Девичья фигура по-прежнему оставалась четкой и ясной, но теперь нет-нет да меняла свои контуры, принимая форму тела другого человека — мужчины. Через секунду клубы дыма вновь мягко перетекали в женские очертания. Этот бесконечный процесс преображения был стабильным и не предвещал конфликтов между сущностями. Дамблдор был удовлетворен увиденным.

— Ты снова вступаешь на зыбкий путь догадок и теорий, — пробормотал он себе под нос, вставая, чтобы отнести прибор на свое место.

— А я говорил вам, Дамблдор, что вы затеяли дурное, — проскрипел со стены один из бывших директоров, Финеас Блэк.

Альбус обернулся к нему и, не улыбаясь, произнес.

— У нас с вами разные представления о дурном, Финеас.

— Вы лишаете ее выбора.

На этот раз уголки губ Альбуса приподнялись.

— Ничуть. Вы наделяете меня невозможным даром, я всего лишь человек.

Он грустно опустил глаза, вспомнив, на каком волоске висела Эмили несколько часов назад. Альбус до сих пор чувствовал, как ныло в груди не то от страха, не то от стыда. Вдруг все же ему следовало прекратить это все в самом начале? Нет, говорил он себе, нет, тогда бы он до конца своих дней жил с уничтожающей мыслью о том, что лишил невинную девочку шанса справиться с тем, что выпало на ее долю, — справиться и жить дальше и, может, сделать для этого мира больше, чем только избавить его от Темного Лорда. Нет, все правильно, убеждал он себя. Все непросто и запутано, но так, по крайней мере, у нее есть выбор.

И сейчас, задумчиво глядя в окно на темный двор школы, Альбус размышлял, какой выбор сделает Эмили дальше. Они с Северусом оставили ее в палате, где ей следует выспаться и прийти в порядок — Поппи обещала позаботиться об этом и держать Альбуса в курсе. Лишь бы не было осложнений… Лишь бы… Альбус сам плохо представлял, какого «лишь бы» он опасался. С одной стороны, было очевидно, что он говорил с Эмили, но, пока он добирался до нее, он мельком видел сцены из жизни Тома Риддла. Альбус мог лишь предполагать, как девочка ощущала теперь себя. И как ощущал себя Том, который, если принимать во внимание почерневшую до предела Метку и увиденное в сознании Эмили, сохранил свое я в этом слиянии.

Волшебники почти ничего не знали о том, как устроены их души. Лорд Волдеморт — как бы Альбусу ни было горько признавать это — в самом деле продвинулся в изучении ее и магии дальше всех. Быть может, Эмили знает о себе даже больше, чем Альбусу хватает опыта предполагать? Будет замечательно, если она согласится объяснить ему, как она теперь чувствует себя: тогда он сможет ей помочь в дальнейшем. Но сейчас остаются лишь догадки и проверки.

Альбус зашел в каморку со своим портретом и рассказал ему все мысли, которые его тревожили. Нарисованный Альбус был благодарным слушателем и понимал все, что ему рассказывали, давно переняв черту, которую настоящий Альбус взращивал в себе многие годы: принятие и сочувствие. Портрет не осуждал его, понимая и разделяя тяжесть, которая угнетала Альбуса последние месяцы, и знал, что в сложившихся обстоятельствах возрастает шанс того, что ему вскоре придется выполнить те инструкции, которые ему оставили на крайний случай.

Сегодня же Альбус пришел, чтобы оставить еще одни. Потому что, если потребуется чья-то жертва, чтобы Эмили победила Темного Лорда, жертвой станет он сам, и никто иной. Но все должно быть готово к этому моменту. Он не уйдет просто так, он поможет Эмили справиться со всем, что ее ждет. Но пока он и сам не знает, что ждет их всех. Раньше маленькая Эмили зависела от его помощи, теперь же он — все они — зависит от ее, а исход этой истории зависит от того, правильно ли он поступил или сделал лишь хуже. Но самый ужас состоял в том, что Альбус впервые не был уверен, что не навредил.

— Если вдруг я не успею этого сказать сам, скажи Эмили, что я желал ей только добра и что не виню ни в чем, что бы ни случилось позже, — закончил он свой монолог с портретом и, потушив свечи, вышел в кабинет.

Время близилось к полуночи, а он еще не дал ответ на письмо Фаджа, полученное пару часов назад. Необходимо успокоить министра и общественность, поэтому, посидев некоторое время с закрытыми глазами, Альбус взял на себя ответственность написать следующее:

«Корнелиус, спешу сообщить тебе последние известия. Ученица Слизерина Матильда Селвин в полном порядке и вернется к жизни в ближайшие дни, когда будет готов эликсир».

Он перечитал строчки и нахмурился. Метка, проснувшаяся у Пожирателей смерти, должна взбудоражить их и привести к Эмили. Слухи твердили, что она более могущественная волшебница, чем Волдеморт. Возможно, сейчас Пожиратели захотят добраться до нее, чтобы при случае передать ее своему господину в надежде на его прощение. Пока Эмили без сознания и набирается сил, надо ее обезопасить. Альбус дописал:

«Тебе, наверное, любопытно узнать, кто за всем этим стоит. Я могу сказать лишь следующее: я считаю, что это тот же человек, который действовал в прошлый раз и подставил Рубеуса Хагрида. У меня есть основания полагать, что тогда и сейчас в случившемся виноват лорд Волдеморт. На этот раз он, скорее всего, нападает на невинных маглорожденных с помощью чужих рук. Пока мне неизвестно, как именно, а также неизвестно, почему теперь жертвой стала чистокровная ученица.

Однако это не единственная жертва. Эмилия Поттер, ты должен ее знать, видимо, стала невольной свидетельницей сегодняшнего нападения. Она пострадала, хоть и не попала под чары оцепенения, и сейчас находится в Больничном крыле.

Пока я веду внутреннее расследование, прошу подумать вот о чем: лорд Волдеморт мог оставить после себя множество темных артефактов своим последователям, в том числе тот, который позволил бы открыть Тайную комнату так же, как это, предположительно, было сделано в его учебные годы. Любой из Пожирателей смерти, избежавших Азкабана, мог подкинуть эту вещь в определенное время кому-либо из учеников. Я могу только догадываться, кто это мог быть, поэтому не буду бросаться обвинениями, а лишь прошу дать мне разрешение лишить права Люциуса Малфоя — действующего главу Совета попечителей — передвигаться свободно по школе ради обеспечения безопасности всех учеников, а в частности мисс Поттер, которая наверняка привлечет к себе внимание того, кто мог подкинуть вещь лорда Волдеморта невинному ученику».

Альбус перечитал письмо и подписал его. Он надеялся, что правильно истолковал послание, которое Эмили оставила на стене, и что она правильно расценит все, что он делает сейчас, чтобы отвести от нее подозрения. Не ее вина в том, что начал Том Риддл, но тем, что она смогла все закончить, она заслужила помощи.

Альбус никогда и не думал, что ей придется справляться со своей ношей в одиночку. Никогда не собирался оставлять ее без подсказки и без поддержки. Но как слепа любовь и как мучительно позволять человеку совершать ошибки, сознательно подавая руку лишь заслуженно и лишь тогда, когда урок получен. Иначе поддержка лишь навредит, и, когда его не будет рядом, Эмили не сможет найти в себе силы двигаться дальше.

Но нужно позаботиться еще кое о чем. Альбус уже давно сделал то, что должно было беречь Эмили долгие годы в ее родном доме: закрепил защитные чары, которые Лили невольно поставила между дочерью и лордом Волдемортом. И, если Альбус не ошибается, сейчас они перестанут иметь смысл. Метка, вернувшая свою активность с пробуждением Эмили, беспокоила Альбуса: он ожидал, что та потеряет свою мощь от этого преображения. Но если она горит, это означает, что частичка Темного Лорда в Эмили жива. И в то же время жива сама Эмили, в чем Альбус был полностью уверен: Том, по его мнению, не смог бы раскаяться и решиться жить, только зная, что имеет на это моральное право перед самим собой. И из всего этого выходит, что кровная защита окончательно принимает под свое крыло частицу Темного Лорда в Эмили. Пока можно надеяться, что бестелесный Волдеморт по-прежнему не сможет навредить ей до наступления совершенолетия, и не доберется до нее на каникулах, пока она считает Привит-драйв, 4 своим домом и возвращается туда. Но теперь было рискованно считать, что там она находится в безопасности от Пожирателей смерти. Если уж она запустила Метку, то высока вероятность, что она будет являться проводником под купол защиты. Чтобы проверить свои догадки, Альбусу придется попросить Северуса попробовать добраться до дома Дурсли. Раньше именно на нем проверялась стойкость защиты против последователей лорда Волдеморта, и многие годы Альбус был уверен, что Эмили находится в недосягаемости от них. Жаль, что он был так самонадеян, что не предусмотрел вероятность соприкосновения двух душ в ее теле. Ему, право, казалось это невозможным.

Северуса он попросит отправиться в Англию завтра, им всем нужно выспаться, чтобы пережить завтрашний день. Наверняка Фадж прибудет лично и станет расспрашивать Эмили. Альбус надеялся, что она догадается подыграть той легенде, что он сочинил в ее защиту. А еще нагрянет Люциус, и хорошо, если к этому времени Альбус уже сможет законно запретить ему передвигаться по замку.


* * *


Она лежала на кровати — это первое, что она поняла, придя в сознание. Сон еще не отпускал ее, и она видела обрывки своих жизней. Они причудливо переплетались между собой, путая ее и заставляя гадать, где правда, а где вымысел.

Она видела себя маленькой. Она приютский мальчик Том, и вместе с остальными приютскими детьми Том лепит во дворе снеговика. У него нет варежек на руках, да и зачем, если они все равно дырявые? А снеговик у него особенный: глазницы у того зияют чернотой, а импровизированные губы не улыбаются. Том и не хотел, чтобы получился обманчиво радостный снеговик, как у других, глупых детей из его приюта. Мимо пробегал Дэвид Спарк. Он остановился, чтобы поглядеть на снеговика, а ужаснувшись, обозвал его уродцем и пнул в средний ком, разрушив всю фигуру. Том, не сказав ему ни слова, сложил покрасневшие руки в карман, и отправился в помещение. Может быть, он даже плакал, скрывшись в своей комнате. Может быть… Нет. Том так не делал, так сделала бы Эмили.

По правде же Дэвид не появлялся до самого обеда, а когда весь взрослый состав приюта начал его искать, обнаружился замерзший под грудой снега во дворе. Его лоб был рассечен и весь в крови, будто Дэвид упал ничком. Его успели спасти, но миссис Коул весь вечер расспрашивала детей о том, кто это сделал, и Том не получил бы никакого взыскания, если бы не друг Дэвида, ляпнувший, что последний раз видел Спарка с ним на улице. Том был не слишком разочарован наказанием. После розг он сидел на стуле в запертом кабинете и, напевая считалку, поигрывал желтым йо-йо. Он давно приметил его у Дэвида в руках. Не то чтобы игрушка сильно ему нравилась, но Тому было приятно, что теперь он, а не Спарк бросал катушку, а затем возвращал ее в руку.

Бросал — возвращал, бросал — возвращал... И улыбался.

А вот она снова маленькая, но теперь она девочка Эмили, и она гуляет с мамой, папой и братом в зимнем парке. Они тоже лепят снеговика, но у Эмили на руках самые теплые, самые красивые бордовые варежки. Она вместе с Дадли катает снежный ком, но брат толкается и хочет, чтобы Эмили ему не мешала. Наконец он делает ей подножку, и Эмили падает, ударившись носом о твердую будущую голову снеговика. Дадли хохочет, но тут же замолкает — он с воем хватается за голову, вместо которой теперь снежный ком. Ему больно. Ему больно.

Но нет, Эмили так не делала. Так сделал бы Том. На самом деле к Эмили тогда подбежала мама, разняла их с братом, утерла нос. А Эмили не должна была ничего делать. Это было опасно… Пока еще опасно. Она еще знала, что злость в душе могла заставить ее сделать что-то неправильное, что-то, за что мама будет ругать именно ее, забыв, что Дадли начал первый. Поэтому Эмили лишь закусывала губу, стараясь не зареветь, и все силы прикладывала к тому, чтобы случайно не сделать Дадли больно в ответ.

Она наконец открыла глаза. Она — это она, перед ее глазами только что пробежали все ее жизни, они сомкнулись в одной точке, перемешались и улеглись в ее сознании, словно ил, опустившийся на морское дно. Она знает, что тела Тома больше нет, и она уже не тот Том, который приходил убивать это тело двенадцать лет назад. Она знает, что тело Эмили — ее тело. Всегда было и есть сейчас. Но то лишь тело, а жизнь? Чья у нее теперь жизнь?

Теперь это какая-то новая жизнь, и она не может зваться Эмили или Томом. Впрочем, она не может и не зваться ими. В таком случае она продолжит быть Лией — немногим лучше, но пока это самый подходящий вариант, чтобы разобраться, где берет начало она сама и где кончаются те ее личности, которые долгое время жили врозь: в своих телах, в своих временах, в своих собственных жизнях.

Лия чувствовала тяжесть, но эта тяжесть была приятной. В дневнике такого чувства не было. Это означает, что у нее есть тело, и оно болит. А вот и сам дневник — лежит на тумбочке рядом. Лия приподнялась на кровати, чтобы дотянуться до него, но, не справившись со слабостью, легла обратно.

Что-то подобное с ней уже было, когда она падала с башни и пыталась лететь. Но в этот раз ощущения иные: в теле что-то происходит, бурлит; тело ломит и лихорадит. Лия не знает, что с ней такое, Том никогда с таким не сталкивался, а Эмили и подавно. Лишь бы магия не пропала, думала она, вспоминая свои мучения два года назад.

Неподалеку раздались шаги. Лия вновь лежала на кровати, окруженной ширмой, и не могла видеть того, кто ходит по лазарету. Но шаг был ей знаком: должно быть, это мадам Помфри. И точно, вскоре ширму раздвинули, и полумрак сменился утренним светом.

— Как себя чувствуете? — спросила мадам Помфри, деловито подходя к ее тумбе и расставляя на ней склянки с подноса.

Лия открыла рот, чтобы ответить, но не сразу совладала с голосом.

— Не очень, — хрипло вырвалось из нее.

Мадам Помфри помогла ей подняться, подложила под спину подушку, накормила супом и принялась поить лекарствами. Лия послушно пила их, отстраненно замечая, чем именно ее лечат, и пытаясь понять от чего. В положении полулежа стало немного легче, и теперь Лия смогла оглядеться. Она была одета в мягкую больничную сорочку, ее школьная одежда вместе с сумкой лежала на стуле рядом. На тумбочке возле кровати, помимо склянок с зельями, стоял графин с водой, свежие луговые цветы в вазе и дневник. Лия украдкой бросила взгляд на мадам Помфри, но та не задавала лишних вопросов, молча делая свою врачебную работу.

— Как долго я здесь? — поинтересовалась Лия, решив, что мадам Помфри не собирается сегодня болтать.

— Всего ночь, вы быстро в себя пришли, хоть и пережили вчера немало.

Лия нахмурилась и едва заметно напряглась. Но мадам Помфри больше ничего не говорила, в то время как Лия желала узнать подробности и отчетливо распознала: «Знать бы еще, что с ней сделал этот Наследник. Не представляю, какую магию к ней применили. Дамблдор не позволяет отправить в Мунго». Быстро сообразив, что только что услышала мысли целительницы, Лия опустила голову, осторожно улыбнувшись: способности легилимента не пропали от произошедшего слияния и, более того, вернулись на тот уровень, на котором находились, когда она шла в Годрикову Впадину.

Она помнила беспомощность маленькой девочки, которой только предстояло изучить ту магию, которую она познавала долгие годы. Было бы очень неприятно лишиться всех знаний. Но Лия, зная о душах больше, чем кто-либо, была готова к тому, что настанет время, когда какие-то из освоенных чар не сработают. Слияние, она понимала это, точно не могло пройти бесследно: должны были распасться многие усвоенные уроки, взятые под контроль эмоции должны были пошатнуться, и Мерлин знает, что еще ее души претерпели от столкновения друг с другом. Но легилименция осталась с ней — это радовало.

— Дам… Профессор Дамблдор заходил? — спросила Лия и пристально посмотрела на целительницу.

Она узнала ответ раньше, чем ответила мадам Помфри. Да, Дамблдор был здесь. Видел ли он дневник? Брал ли его в руки, совал ли свой нос куда не следует? Если он знает обо всем, что с ней случилось, ей следует как можно скорее убраться отсюда. Опыт Эмили сейчас не имел значения, Том, как считала Лия, знал Дамблдора дольше и лучше. И дневник лежит на тумбочке — он должен был находиться в сумке. Кто его достал, Роберт или Дамблдор? Если второй, то он точно все понял, и ей опасно оставаться в школе.

Мадам Помфри оставила ее, сообщив, что ей положен постельный режим. Лия подождала, пока шаги стихнут, и попробовала встать. Ноги были деревянными, а ступни ныли и не хотели вставать на пол как положено. В руках была похожая боль, в пояснице, грудине — тоже. Лия поднялась, опираясь на тумбочку и неуклюже дошла до стула. Отыскав в карманах мантии палочку, она спешно вернулась к кровати и упала на нее ничком.

Свернувшись калачиком, Лия крепче сжала палочку и, чуть передохнув, попробовала простейшие чары: цветы взмыли в воздух, описали над кроватью круг, сделали пируэт и вернулись в вазу. Капли, разбрызганные стеблями цветов, исчезли с одеяла и пола. Лия уже была готова облегченно вздохнуть, но усилившаяся от колдовства боль во всем теле обеспокоила ее. Это должно пройти, сказала она себе, прислушавшись к ощущениям и предположив, что таков, должно быть, побочный эффект от того, что это тело принимает новую для себя магию, магию другой души.

Лия вспомнила, как Эмили не могла терпеть боль, и мысленно порадовала сама себя тем, что в другой жизни пережила самые высокие пороги боли и теперь знает, как перенести эту. Она снова повторила себе, что это побочный эффект и те лекарства, которые она только что приняла, должны помочь в ближайшие часы. Но, вероятно, колдовать придется первое время осторожно, главное — хотя бы оценить, какие чары еще остались с ней, а какие подверглись искажению и должны быть изучены заново — для ее новой души, какого бы вида она сейчас ни была.

Пока и речи не могло быть о побеге. Лия решила, что будет действовать по ситуации, а пока будет делать вид, что никак не связана с нападением, и будет отрицать, что имеет какое-то отношение к этому дневнику. Она уже готовилась к встрече с Дамблдором, ожидая, что тот навестит ее раньше всех, и держала палочку рядом с собой на всякий случай. Но Дамблдор ее удивил.

Не прошло и часа после ее пробуждения, как в коридоре послышались голоса. Мадам Помфри поспешила к дверям, чтобы проверить, кто собирается нарушить покой ее пациентов, и Лия смогла распознать говорящих, когда щелкнул замок.

— Она наш друг, мы хотим узнать, как она, — говорил голос низкий, размеренный. Он принадлежал Маркусу Флинту.

Лия с первого звука узнала этот голос и ощутила в груди странное чувство. Особенно это его «друг» заставило ее пойти мурашками и почему-то почувствовать стыд. Она сжала край одеяла вспотевшей ладонью и прислушалась.

— Она приходит в себя, пока я к ней никого не пускаю, — строго ответила Мадам Помфри.

— Но она уже в сознании? — спросил другой голос, высокий и резковатый. Это был Роберт Хиллиард.

Лия от этого голоса почувствовала еще большее смятение. Последнее, что она помнила о Роберте, это как он, побледневший, пытался узнать, что с ней стало. Тогда она не могла ответить — хотела, но слова никак не покидали сознание. Сейчас Лия ощутила готовность и необходимость говорить. Она вынула из-под одеяла палочку и направила на ширму. Шторки распахнулись, открывая перед Лией весь лазарет, а едва возникший всплеск боли в каждой кости тут же потух от того сладкого чувства, что Лия испытала, увидев друзей. Друзей. Лия чувствовала, что сам смысл, которое наполняло это слово, она поняла, только живя жизнью Эмили. Вот отчего было смятение: Том не испытывал ничего подобного.

Лия улыбнулась им обоим, переводя взгляд с таких знакомых крупных зубов и маленьких бегающих глаз Маркуса на не менее въевшиеся в память квадратные очки и острый прямой нос Роберта. Она словно вечность не видела их и не знала, как повести себя сейчас, чтобы показать им, как она рада их видеть. Эмили не успела дорасти до того момента, чтобы передать ей знание о том, как справиться с ненормально бьющимся сердцем при виде близких людей. А вот жизнь Тома дала ей достаточно знаний о том, что привязанность — лишь мираж, и заставляла чувствовать себя неуютно от расположенности, которую Лия испытывала сейчас к этим старшекурсникам.

— Мадам Помфри, пожалуйста, дайте нам всего десять минуток. Обещаю, я не встану с кровати, — проговорила Лия наконец, на мгновение избавив себя от необходимости приветствовать парней какими-либо словами.

Целительница повернулась к ней, открыв рот, будто готовясь по привычке погнать ее в кровать, но, увидев, что Лия никуда не вставала и примирительно улыбалась ей, поджала губы и нехотя отошла от прохода, пропуская гостей.

— Через десять минут выгоню, — проворчала она, уходя в свой кабинет.

Маркус и Роберт в несколько шагов пересекли лазарет и уселись на стулья возле Лии. Все трое переглядывались, не зная, с чего начать. Роберт сидел плотно сжав колени и почесывая нос. Маркус не двигался, широко расставив ноги и навалившись на спинку; его подбородок был задран, так что казалось, что он смотрит свысока, и в этот момент Лия отчетливо поняла, как же он был похож на Альфарда Блэка, кем бы он ему ни приходился.

Сама Лия двумя руками держалась за палочку, которая лежала поверх одеяла, и склоняла голову, разглядывая парней. От нее не укрылось, что Маркус раз за разом проговаривает про себя какой-то вопрос, который не решается задать, и что Роберт заметил на тумбочке позади нее черный дневник, но старается не смотреть в ту сторону. Чтобы разобрать что-то большее, Лии надо было приложить усилия, чтобы разъединить мысленные образы, которые она, словно антена, ловила от них обоих, и она начала разговор первая:

— Что вы знаете о том, что произошло?

Она смотрела то на одного, то на другого, вылавливая общее настроение.

— Дамблдор сказал, на тебя напали, — ответил Маркус, перед этим переглянувшись с Робертом. — На тебя и чистокровную слизеринку.

Лия опустила голову, не уверенная, что в состоянии сейчас скрыть свое удивление. Справившись с ним, она вновь подняла взгляд и спросила:

— А что еще он сказал?

— Что ты… пострадала от него. Что это был… Наследник Слизерина. Что могло быть двойное нападение, но тебе удалось избежать чар Чудовища из Тайной комнаты.

Лия смотрела прямо в глаза Роберту, говорившему эти слова, и в ее сознании проносились картинки сегодняшнего завтрака, где директор объявлял о том, что Наследник Слизерина взялся за учеников иного статуса крови. За спиной Дамблдора так и висело ее кровавое послание.

— Это правда? — Маркус подался вперед, на лбу его пролегла беспокойная складка.

Никто из них не улыбался. Лия чувствовала исходившую от них тревогу, и осознание, что они боятся ее, только другую ее, болезненно пульсировало где-то в районе солнечного сплетения.

— Что-то вроде этого, — тихо произнесла она, позволяя себе немного слукавить.

То, что произошло на самом деле, в целом, можно было охарактеризовать, как «пострадала от Наследника Слизерина». Но Лию обеспокоило, что Дамблдор упомянул ее, как одну из жертв. Ей бы вовсе не хотелось мелькать в этой истории.

— Вам рассказали, как Наследник все это делал? — спросила она, прощупывая ситуацию дальше.

Роберт быстро взглянул на дневник и вернул взгляд на колени.

— Роберт, ты что-то знаешь? — Лия полностью повернулась к нему.

— Нам не сказали, — ответил Маркус на предыдущий вопрос, почесав подбородок. — Но мы видели, как эта штука… м-м-м…

— Она текла в тебя, — закончил за него Роберт.

Лия легонько коснулась его сознания, чтобы рассмотреть, как слияние с крестражем происходило со стороны, но вместе с этим она словно окунулась в тот ужас, которым сейчас наполнялся разум Роберта при воспоминании об этой сцене. Он вспоминал труд Герпия и думал, что Эмили столкнулась с темной магией. Лия, испугавшись того, как близко он был к разгадке, сказала ему лучшее, что смогла придумать за такое короткое время:

— Это я возвращалась в себя. Этот дневник был как-то заколдован, и я случайно оказалась под его влиянием, когда…

— Так это ты вчера напала? — нахмурившись, перебил ее Маркус.

— Я… Нет, дослушай!

Лия вздохнула, собираясь с мыслями. У нее должно было быть другое алиби, к такому повороту она не готовилась. Что бы она сейчас ни сказала, Маркус и Роберт оба поймают ее на лжи, зная и то, что у нее есть домовик, который мог бы отнести вещи в башню, если бы она сказала, что направлялась туда, прежде чем спуститься в библиотеку, где ее видели другие ее друзья; и то, что ей несвойственно забредать в странные кабинеты и уголки замка, если бы она сказала, что якобы столкнулась с Наследником именно там.

— Я просто завернула за угол. Все. Я не помню ни самого Наследника, ни Чудовища, ни того, как ко мне попал этот дневник.

— Гм-м… Возможно, директор скрыл какие-то воспоминания, — предположил Маркус. — Ну, знаешь, чтобы ты не помнила самого страшного.

Лия хмыкнула, подумав сначала, что это не его стиль — манипулировать с сознанием так грубо, но потом вспомнила Дурсли, забывших, что именно магия стала причиной аварии в прошлом году. Мерлин, она помнит Дурсли! Помнит это лето с ними и то, как улучшились их отношения. Лия невольно улыбнулась себе и почувствовала, как защипало в глазах. Она не смотрела на парней и на мгновение даже забыла об их существовании, вспоминая маму.

— Ты чего? — обеспокоенно спросил Маркус, дотрагиваясь до ее плеча.

— Я родителям давно не писала, — тихо ответила Лия, направляя палочку на сумку.

Та летела к ней неровно, неуверенно, и Лия почувствовала, что парни пристально смотрели за ее палочкой в дрожащей руке. Лия не сказала им ни слова и была благодарна, что они тоже сделали вид, будто все было нормально. Она достала пергамент, чернила и подняла голову на друзей:

— Я в порядке. — Она перевела взгляд на Роберта, который сидел совсем бледный и повторила специально для него, помня и ощущая его волнение: — Со мной правда все нормально. Раз Дамблдор говорит, что я выжила и не пострадала так сильно, как та слизеринка, давайте больше не возвращаться к этому. Кстати, вы его видели здесь?

Парни рассказали ей, как все случилось, упомянув, что вместе с Дамблдором пришел Снейп и оба они были очень взволнованы и словно понимали, что происходит с ней. Лия украдкой скосила глаза на дневник. Значит, Дамблдор точно все знает. Но почему он выставляет все совсем по-другому? Может, он и правда думает, что сама Эмили не нападала на Матильду и что Наследник в этот раз решил напасть на двух учениц немагловского происхождения? Тогда, наверное, стоит побыть здесь чуть дольше и сбить его с толку, подыгрывая этой легенде. Неплохо бы скорректировать ее, а то многие могут решить, что целью Наследника была Эмили, полукровка, и что Матильда попала под руку случайно. В конце концов, все может свестись к тому, будто Эмили сама нападала на учеников. И еще Джинни… Она может решить, что, избавившись от дневника, подвергала опасности кого-то другого, может понять, что это и в самом деле она нападала на маглорожденных прошлой осенью. Нет, нет, Лия должна что-то с этим сделать.

— Знаете что, — сказала она. — Мне кажется, я поняла, почему в этот раз Наследник напал на чистокровную и не постеснялся напасть на меня.

Парни сдвинули брови почти синхронно.

— Я родилась у волшебников, но моя мать — Лили Поттер — нет. Матильда родилась у волшебников, ее родители — тоже от волшебников, родители ее родителей — тоже. Но насколько далеко идет эта «чистая» родословная? Раз Наследник напал на нее и написал то, что написал, значит, он считает, что в ее роду есть маглы.

— А оно так и есть, — горячо закивал Маркус. — Я знаю, что у меня есть очень далекий родственник-магл. В нашей официальной родословной его нет, но в детстве, на похоронах бабушки, я много чего слышал. Хоть мне и говорили, что все это бредни.

— И что, он теперь будет косить всех, чьи дальние родственники когда-либо были маглами? — спросил Роберт.

— Да вроде его новая надпись говорит как раз, что чистокровный волшебник — это тот, кто владеет магией, невзирая на родословную, — задумчиво произнес Маркус.

— Может, это его новое предупреждение?.. — Лия сглотнула и обернулась к Маркусу. — Ну, знаешь, как кошка Филча в прошлый раз.

— Думаешь, он хочет сказать, что слизеринцам пора пересмотреть взгляды на чистокровность? — уточнил Роберт.

Флинт, сильнее вздернув подбородок, выплюнул:

— Я-то их давно пересмотрел!

— Рейвенкловцам тоже, — заметила Лия. — Похоже, ему нужны были чистокровная и полукровка с этих двух факультетов, чтобы стало ясно, что нападение не ошибка.

Маркус встал, утирая лоб рукой, и принялся ходить вокруг кровати. Он то засовывал руки в карман, то доставал их и теребил галстук.

— То есть он просто так в любой момент может напасть на любого ученика, пока все не признают в маглорожденных волшебников?

— Видимо, так. Но ведь ты давно искал возможность перевернуть представления о чистокровности? — тихо проговорила Лия, внимательно следя за его медленными, размеренными шагами. — Ты и некоторые другие слизеринцы. Помнишь, ты мне говорил об этом на первом курсе?

— Помню, конечно… Просто в такое время…

— По-моему, подходящее время, — отрезала Лия. Пергамент в ее руках намок от пота, пришлось скомкать его и отложить вместе со всем остальным в сторону. — Скажи о своих догадках другим слизеринцам. Я уверена, вам сейчас есть что обсудить.

Маркус потер сзади шею, задумчиво глядя в пол, затем покивал:

— Да, ты права. Надо показать, насколько мы теперь все в опасности. Еще неизвестно, что Малфой сейчас сделает…

— Ты про старшего? Он уже здесь? — Лия вскинула на него голову.

— Здесь… М-м-м… — Маркус переглянулся с Робертом. — Вообще он хотел с тобой пообщаться, едва узнал, что ты тоже пострадала, но в сознании.

— Хорошо, — кивнула Лия. — Я подготовлюсь к встрече с ним.

— М-м, ты не поняла. Его не пускают к тебе, — вместо Маркуса ответил Роберт.

Лия перевела взгляд на него.

— Дамблдор?

— Да, ограничил передвижение по школе для посторонних, даже для тех, кто состоит в Совете попечителей. Ради безопасности, как нам сказали.

— А Люциус… — начала Лия по привычке Волдеморта и поспешно договорила фамилию, — Малфой еще здесь?

— Вроде бы с сыном общается, — сказал Маркус, присев на ее кровать с другой стороны.

— Угу… — Лия задумалась. — Тогда я сама с ним поговорю.

Она откинула одеяло и попыталась встать, надеясь, что тело стало чуть более послушным. Но едва она коснулась ступнями пола, она поняла, что боль в каждой клеточке дает о себе знать. Лия, впрочем, могла стоять на ногах и даже передвигать ими — она пошла к стулу с одеждой, пытаясь скрыть от друзей свои муки.

— О чем? — начал было Маркус, но заметив в ее движениях что-то неестественное, вскочил с постели и подхватил ее под локоть. — Куда тебе идти? Ну смотри, что с тобой. Ляг, ради Мерлина. Он сам до тебя доберется, будь уверена.

Лия позволила вернуть себя в постель и мысленно согласилась с Маркусом в том, что никуда она идти пока не может. А при разговоре с Люциусом она должна быть здоровой и не показывать своей уязвимости. На всякий случай. Да и то, при каких обстоятельствах она хотела поговорить с ним, заставляло ее сначала прийти в себя, чтобы не навредить ни Малфою, ни себе.

Пока Лия возвращалась под одеяло, в поле ее зрения попала тумбочка.

— Тогда отдай ему вот это. — Она схватила с тумбочки бывший крестраж и едва сдержала улыбку при взгляде на него. — И, если не сложно, передай, что я обязательно поговорю с ним, когда это будет возможно.

— А эту штуку зачем ему отдавать? — спросил Роберт, одиноко сидевший чуть дальше от кровати с другой ее стороны.

— Вещественное доказательство. Он ведь хочет узнать, что со мной стало? — Лия улыбнулась.

— А что, в нем все еще черная магия? — Маркус указал на дневник в ее руках, не решаясь браться за него.

Лия демонстративно пролистала дневник.

— Может быть, и нет. Может, Дамблдор снял чары. А может, пока нет Наследника, она не работает, как и Чудовище. Но ты передай ее Люциусу. Пожалуйста. И скажи, что я о-очень хочу поговорить с ним. И обязательно поговорю, когда смогу. Сделаешь?

Маркус нерешительно принял из ее рук дневник. Он держал его подальше от себя, поэтому Лия добавила:

— Лучше спрячь и не показывай никому, кроме Малфоя. — Затем она перевела взгляд на Роберта и обратно на Маркуса и сказала: — Если что, когда будете объяснять чистокровным свою версию того, почему на них нападают, имейте в виду, что я за вас. Так что держите меня в курсе, ладно?

На этой ноте они распрощались: мадам Помфри пришла выгонять гостей. Когда парни ушли, Лия приняла необходимые зелья и, уронив голову на подушку, расплылась в улыбке. Эмили никогда не чувствовала то, что она ощущала сейчас. Что ж, видимо, в текущем положении Лия пока сделала все, что смогла. Не стоит терять времени даром, и раз она не лишилась знаний легилименции, хоть и ее использование причиняет небольшие неудобства, она пока займется решением своих внутренних проблем.

Где-то там, в Албании, находится совсем другая она. Она, еще не знающая о том, что магл-отец не сделал ее меньшим волшебником. Она, которая считает себя главной. Она, которая никогда по-настоящему не переставала быть Томом Риддлом, хоть и навсегда отказалась от этого имени. Но прежде чем отправиться на мысленные поиски второй половины лорда Волдеморта, чтобы внести ясность между ними, Лия решила, что все-таки сначала напишет письмо родителям.

Она вновь приняла полусидячее положение, достала новый пергамент и начала писать.

Глава опубликована: 09.10.2017

Глава 2. Первенство

День подходил к концу, за окном давным-давно стемнело, и Больничное крыло освещалось многочисленными факелами. В лазарете больше никого не было: последние гости — Теодор и Дафна, которых пустили к Лии только вечером, — покинули лазарет несколько минут назад, а мадам Помфри ушла в свой кабинет. Лия, выпив на сегодня последние дозы лекарств, наконец могла побыть наедине с собой.

Она сидела на кровати и вслушивалась в звуки замка, вытесняя из сознания лишние мысли. Днем у нее совершенно не вышло проникнуть в разум того осколка своей души, который находился сейчас в Албании. Ей никогда раньше не приходилось связываться с крестражами, разве что самый первый из них некоторое время тревожил ее, и между ними была какая-то незримая связь, наладить которую можно было без помощи легилименции. Лия вспомнила, как пользовалась этой связью, находясь в дневнике, сосредоточилась на воспоминаниях о том времени и попробовала снова. Но в голову упрямо лезло все, что случилось за день, не давая ей настроиться на ощущения и поймать ниточку между собой и другим Волдемортом, которую предстояло превратить в канат. Лия не знала, куда заведет ее разговор с самой собой, оставшейся прежней, но была уверена, что, раз они попали в такую ситуацию, надо с ней разобраться.

От Теодора стало известно, что в школу приходил Чарльз Нотт. Лия аккуратно расспросила его об этом и по косвенным признакам поняла, что Чарли тоже хочет встретиться с ней. Выяснилось, что он забрал у сына зеркало якобы за плохую успеваемость, и это очень расстроило Тео, ведь он в рейтинге всего лишь шестой. Лия же подозревала, что Чарльз хочет использовать зеркало, чтобы связаться с ней: его в Больничное крыло тоже не пускали. Однако прошел целый день, а зеркало молчало. Лии было известно и то, что Малфой не торопится как-либо показывать свое отношение к нападению: Теодор лично видел, как он обходился бесстрастными комментариями вроде «детали выясняются». О, видимо, он правильно истолковал ее знак и боится что-либо предпринимать, пока не поговорит с ней лично. Может, он и Нотта предостерег.

Значит, они ждут ее шагов. Промедление могло стоить успеха всей затеи, но и нельзя делать что-либо, пока она настолько беззащитна. Все, что она могла сейчас, это не нарушать режим лечения, делать все возможное, чтобы восстановить силы, и, пользуясь свободным временем, мысленно искать свой седьмой осколок. А с последним возникли трудности. То ли дело было в утраченной связи с частичкой души, то ли ее вторая душа, обретенная в этой жизни, не позволяла наладить связь, но ощущения при мысленном поиске Волдеморта были в разы слабее, чем помнилось из жизни Дневника. Оставалось надеяться, что тренировки в чарах, которые она изучала в своем первом воплощении, и общение с Пожирателями смерти усилят в ней память о том, что значит быть Темным Лордом.

Также днем приходил министр. Ему Лия повторила легенду о двойном нападении Наследника Слизерина, окончательно решив, что такая позиция принесет ее задумке больше пользы. Министр долго думал, жевал губу, вертел в руках свой котелок и ушел, поблагодарив за сведения. Он, как и Малфой, не знал, что предпринять, но больше всего Лии не понравилось, что совета он отправился просить у Дамблдора. Удивительно, что сам Альбус до сих пор не пришел и не поговорил с ней. Уж лучше момента наладить отношения с Девочкой-Которая-Выжила и не придумать.

Ночью Лии снова снились два ее детства. Это были грустные сны, но только под самое утро удалось взять над ними контроль. Ноги с утра болели совсем немного, и Лия могла ходить. Она разминала их, бродя по Больничному крылу, поскольку Мадам Помфри наотрез отказалась выпускать ее в замок или на улицу так рано, и практиковала простейшие чары. Сегодня к ней за весь день никто не пришел, и не от кого было узнать последние новости. Даже по зеркалу никто не отвечал: Роберт с Маркусом праздновали день рождения последнего, и, скорее всего, она не увидит их еще пару дней. Так что весь день она была занята проверкой как можно большего количества чар, за исключением боевых, которые могли понапрасну взволновать Филча с его Миссис Норрис. Руки дрожали все меньше, а чары становились более устойчивыми и плавными. В целом, Лия была довольна результатом: из школьной программы ничего не пропало, разве что вышло не с первого раза, а с темной магией нужно будет разобраться позже, не в стенах замка.

Мадам Помфри настояла на том, чтобы она осталась в Больничном крыле еще на ночь, и уже утром, выпив положенную дозу лекарств, Лия могла покинуть лазарет. Ее выпустили во время урока, так что она без лишних глаз дошла до входа в башню Рейвенкло. Она стояла у двери, раздумывая над загадкой-паролем, и осознавала, что соскучилась по этому мелодичному голосу из молоточка. Потребовалось тринадцать минут и четыре попытки, чтобы получить пропуск в гостиную. И только зайдя в спальню своего курса, Лия решилась позвать домовика:

— Добби?

Она не ожидала, что голос выйдет настолько неуверенным, но Добби явился без промедления. Лия облегченно улыбнулась ему:

— Привет. Наверное, потерял меня?

— Я делал работу по дому в поместье мистера Флинта, я знал, что вы позовете, когда будет нужно!

Выходит, он даже не заметил, что с ней что-то произошло. И чары, скреплявшие их, не исчезли после слияния — может, тогда и изученные темные чары она сумеет воспроизвести? Хотя бы какие-нибудь из них, если уж неизбежно что-то да стало ей недоступно.

— Хочу попросить тебя кое о чем… — начала Лия, набрав воздуха.

— Я готов выполнить ваше поручение! — Добби выпрямился, и его уши навострились.

— Нужно, чтобы ты навестил своего прежнего хозяина… Люциуса Малфоя, — сказала она аккуратно, не переставая смотреть в лицо домовика. Она отчетливо ощутила, что эта просьба вызвала в эльфе неприятные чувства. Добби совсем не хотелось видеться с Малфоями. — Сообщи ему, пусть будет готов через три часа переместиться с тобой. Тебе нужно будет отвести его в одно место. Но сначала мы с тобой сами отправимся туда. Я позову, когда приду в порядок.

Добби собрался с духом, кивнул и исчез, а Лия отправилась в душ, наслаждаясь тишиной башни Рейвенкло.


* * *


Шли третьи сутки, а от Поттер не было ничего слышно. С тех пор как Люциус получил от нее тот самый дневник и пересекся в школе с Чарльзом, Нотт просовывал голову в камин восемь раз. И восемь раз Люциус отвечал ему, что его еще не позвали. Ему очень не нравилось, что Нотт проявляет такую настойчивость.

Люциус собирался в Министерство, когда услышал характерный хлопок за спиной. Приготовившись отчитать кого-то из домовых эльфов за то, что тот так явно дает знать о своем присутствии, Люциус крутанулся на каблуках и замер, едва поборов простреливший его насквозь ужас. Перед ним стоял его бывший домовик Добби. Он был одет в чистую новую сорочку (по крайней мере, Люциус никогда такой на нем не видел) и стоял прямо, бесстрашно глядя на него снизу.

— Здравствуйте, мистер Малфой. — Люциус шире открыл глаза. Как может эльф так с ним разговаривать? Словно они равные. — Я пришел к вам с поручением от мисс Поттер, своей хозяйки.

Люциус не без труда совладал со своим голосом и, усевшись в кресло, небрежно ответил:

— Я весь внимание.

Домовик не шелохнулся, только смотрел на него пристально и не отводя взгляда. Какой же наглый был его взгляд, думал Люциус, стараясь успокоить заколотившееся сердце. Оно било о ребра точно так же, как пару дней назад, когда слизеринец Флинт передал ему чертов артефакт с таким видом, будто передавал навозную бомбу.

— Мисс Поттер сообщает, что вы встретитесь с ней через три часа. У вас есть время завершить дела и прийти в порядок. Когда она даст мне знать, я перемещу вас на встречу с ней.

Невольно сглотнув, Люциус встал. Домовик по-прежнему стоял на своем месте и упрямо смотрел ему в лицо. Это не был тот робкий Добби, который когда-то служил ему. Сейчас на него не прикрикнешь, не швырнешь в него вазой, даже не посмотришь на него тем самым взглядом, по которому должно было быть понятно, что под руку лучше не попадаться. Не думал Люциус, что у этой девочки домовик станет таким. Впрочем, если Темный Лорд уже тогда был связан с ней — в конце концов, к тому времени прошло уже полгода с первого пробуждения Метки, — то это еще более удивительно. Вряд ли Темный Лорд допустил бы, чтобы домовик был о себе настолько высокого мнения, чтобы одеваться, подобно волшебнику, и вести себя словно равный волшебнику, даже говорить так, как говорил бы настоящий человек. Значит, Поттер лишь связующая между ними, решил он.

— Ты все эти три часа будешь следить за мной? — как можно более бесстрастно спросил Люциус, загребая каминный порох.

— Я должен знать, что вы поняли меня и я застану вас дома через три часа.

— Застанешь, — процедил Люциус. — А пока пошел прочь. Вестибюль Министерства Магии!

Быстро раздав распоряжения и уладив все дела, Люциус сообщил, что будет занят некоторое время, и вернулся домой за несколько минут до прихода домового эльфа. Все оставшееся время он провел с Нарциссой, объясняя ей, что делать, если он не вернется через несколько часов. Он сообщил ей, что пока увидится только с девчонкой, а она все-таки не Темный Лорд и вряд ли причинит ему вред.

Эльф задержался, но, появившись, никак не прокомментировал свою задержку, лишь, протянув руку, сказал:

— Мисс Эмилия Поттер ждет вас.

Люциус поцеловал на прощание еще бледную, но уже не так сильно переживающую жену, и, не скрывая снисхождения, позволил домовику взять себя за руку. В животе рвануло — и в следующее мгновение Люциус очутился в темном сыром зале с высоким потолком. Домовик отпустил его, а в душе поселилось неприятное чувство. Люциус огляделся.

Он находился в огромной подземной комнате. Вдоль стен стояли колонны, обвитые каменными змеями с изумрудными глазами, а впереди возвышалась гигантская статуя волшебника. Перед его ногами были зажжены два огонька, единственное освещение во всей комнате. Люциус только сейчас понял, что его пробирает озноб, но отчего-то не решился использовать палочку — лишь сильнее сжал трость, в которую она была спрятана. Вместо этого он осторожно поднял голову вверх и пригляделся к мраморным чертам лица. И он узнал это лицо. Он не раз видел его в книгах об истории основания школы. А едва он предположил, в какое место его пригласила Поттер, в воздухе, во всем огромном зале, засвистел шепот:

— Проходи, Люциус. У огня теплее. Салазар Слизерин ушел из школы, не успев обустроить здесь все как следует. Это приходится делать его наследникам.

Но Люциус прирос к полу, по его лбу скатился холодный пот. По шепоту нельзя было точно сказать, кто говорит: мужчина или девочка, а Люциус помнил, что их Повелитель говорил обычно негромко, а когда повышал голос, тот звучал выше и звонче, чем у среднестатистического мужчины.

— Проходи, Люциус, — настойчивее повторил голос.

Люциус приложил усилие, чтобы сделать шаг, и спешно пересек зал, остановившись, не доходя до ближайшего из огней. Не было ясно, откуда исходил голос: он слышался отовсюду, а никого не было ни между колоннами, мимо которых шел Люциус, ни у статуи. Он вглядывался сколько хватало сил, но Темный Лорд явно не хотел, чтобы его увидели. Люциус не смел думать ни о чем, кроме своего присутствия здесь, чтобы, не дай Мерлин, Темный Лорд не понял, с какими мыслями он сюда шел. Если он поймет, что Люциус надеялся избежать встречи с ним, то ему несдобровать, а еще эта история с артефактом… Чтобы не вызвать гнев своего повелителя, Люциус опустился на колени и, склонившись, произнес:

— Милорд! Я так рад, что вы вернулись, Милорд! Мы… Мы не знали, где вас искать!

Некоторое время не было ответа, что испугало Люциуса сильнее. Он боролся с соблазном обернуться, чувствуя, как волосы шевелятся на затылке, но никаких шагов сзади не было слышно.

— Милорд… — хмыкнул голос. — Я знаю, что ты отрекся от меня, Люциус. Сказал, будто действовал под чарами Империуса.

В этот момент Люциус понял, что зря обнадежил Нарциссу. Может быть, она догадается, что Темный Лорд встретился с ним лично. Лишь бы не вздумала связываться с Эмилией или с Ноттом. Прогнав эти мысли, Люциус попытался вспомнить, как верил в то, что Темный Лорд однажды вернется и он примкнет к нему вновь.

— Я врал! Я всегда был верен вам! Я всегда знал, что вы вернетесь, и делал все, чтобы продолжить нашу общую миссию.

— Неужели? — прошептал голос, и по звуку казалось, что он становится менее рассеянным, концентрируясь ближе к статуе. — А мне подумалось, ты захотел умыть руки и жить так, будто ничего не было.

— Я все это время пробивался в Министерство! Я хотел быть полезным, когда вы вернетесь, — спешно возразил Люциус, опуская голову еще ниже. — Мне почти удалось сместить Дамблдора с поста директора, нападения…

— Тайная комната должна была быть открыта только по моему приказу! — голос стал звонче, на эмоциях сорвавшись с шепота.

Люциус замер, не успев осознать до конца, нотки чьего голоса проступили в этой фразе.

— Я подумал… Я решил, что… — начал он, задыхаясь от страха. Темный Лорд молчал, и ему не оставалось ничего иного, кроме как продолжить: — Я надеялся, что это поможет вам, что это продолжит вашу миссию. Грязнокровки должны были навсегда покинуть школу, и был бы шанс убрать Дамблдора с дороги.

— Почему же сейчас? Почему лишь через тринадцать лет после того, как ты в последний раз видел меня? Ты лжешь мне, Люциус. — Голос снова был всюду, отдаваясь эхом в каждой колонне, окружая Люциуса с боков и со спины, заставляя вжиматься в холодный каменный пол. Уже было нестерпимо стоять на коленях, но Темный Лорд словно услышал его мысли о боли в коленных чашечках: — Встань.

Люциусу не нужно было повторять дважды. Он резко вскочил и оперся на трость, подавляя желание потереть занывшие колени. Он не знал, что теперь ответить Темному Лорду, кроме:

— Клянусь Мерлином, я не отрекся от вас, милорд! Я не знал, что делать, я ждал. Я все это время берег вещь, которую вы мне дали, и лишь недавно, совсем отчаявшись, я решил, что она может помочь продолжить ваше дело!

— Мое дело… — голос снова хмыкнул, но это снова был холодный, высокий, по мужским меркам, шепот, какой, впрочем, всегда был у Темного Лорда. — И что я вижу? Прошло десятилетие, а сменились лишь лица в креслах! Вы получали знания, которые не были известны ни одному волшебнику, кроме меня; вы должны были знать, что мое исчезновение — лишь вопрос времени, и вы могли найти меня, если бы применили все те знания, что стали вам доступны. Разве не так, Люциус? Где величие волшебников? Где та магия, которая вам открылась?

Люциус молчал, зная, что в такие моменты нужно только слушать и говорить, лишь когда потребуется ответ на настоящий вопрос. Но он не понимал, почему Темный Лорд позвал только его одного, почему отчитывал не всех. Тот же Нотт, чем он лучше? Он, давний соратник Темного Лорда, тоже не искал его.

— С Ноттом я поговорю позже, — лениво ответил ему голос, и Люциус приложил еще больше усилий, чтобы отпустить ненужные сейчас мысли. — А ты, Люциус… что ты сам скажешь в оправдание? Ты уже не раз повторяешь, что это моя миссия…

— Я не это хотел сказать! Конечно, миссия наша…

— Ты перебиваешь меня. — Голос стал еще тише, а каждое слово чеканилось.

Люциус замолчал, склонив голову и пробормотав под нос извинения.

— Вы почувствовали мою Метку пару лет назад. Мне интересно, почему вы все не продолжили поиски?

— Мы… Мы не знали, с чего начать. Здесь больше не было ваших следов, — поспешил ответить Люциус, вновь решившись посмотреть на ноги статуи. Темного Лорда по-прежнему не было видно, как он ни пытался его разглядеть.

Лжешь. Ты знал, что я рядом. Вы с Чарльзом Ноттом подозревали, что я вернусь. Скажи, Люциус, Чарли тоже боялся этого момента? Увы, мне не удавалось долго с ним пообщаться. Да и в то время ко мне еще не вернулись все мои силы.

Люциус был сбит с толку. Неужели их мысли о том, что Темный Лорд находился все это время под личиной Поттер, оказались верны? Он облизнул пересохшие губы и вновь принялся осматривать ноги статуи, надеясь увидеть Эмилию.

— Милорд?..

— Вряд ли теперь меня можно так называть, — вздохнул после паузы тихий голос, который на этот раз исходил из одной точки рядом с правой ногой Салазара Слизерина, как если бы больше не было специальных чар, рассеивающих голос по залу. Голос был все так же высок, но теперь отчетливо было слышно, что принадлежит он другому человеку — девочке.

Следом за голосом, который для среднестатистической девочки-подростка был несколько низковат, проступили контуры тела, и Люциус, моргнув от неожиданности, пропустил, как Эмилия Поттер полностью сняла с себя дезиллюминационные чары. Она смотрела прямо на него, прислоняясь к мраморной ноге, но находилась за пределами второго огня, так что выражение ее лица было не разобрать.

— Непросто было обрести тело, Люциус, — негромко сказал Темный Лорд губами девочки. — Ты, наверное, хочешь узнать, что со мной случилось? Все просто. Видишь этот шрам?

Люциус едва разглядел тонкий зигзаг на ее лбу, на который она указала, и кивнул. Он спешно пытался собрать в голове полную картину, чтобы понять, что и когда он говорил лично ей — лично Темному Лорду в ней.

— Когда мое тело было разрушено, меня чудом втянуло в это. — Эмилия оттолкнулась от статуи и медленно направилась к Люциусу. — Мое Смертельное заклятие обернулось против меня, но мне удалось выжить… Так мне стало ясно, что мои эксперименты дали плоды. Возможно, когда-нибудь я расскажу о них.

Люциус не сводил с нее глаз, пытаясь понять, что не так стало с этой девочкой. Даже на прошлую Пасху она выглядела совсем иначе. Она молчала, подставив руки к огоньку и опустив голову в задумчивости. Люциус воспринял это как разрешение задать вопросы.

— А девочка… Вы справились с ней? Она больше вам не помешает?

Эмилия подняла голову, а на ее лице была самая открытая улыбка, которую Люциус когда-либо у нее видел.

— Ты не понял, Люциус. Эта девочка — я. Я — эта девочка. Всегда была и буду. У меня новая жизнь, Люциус. Обстоятельства сложились самым удачным для меня образом, и я воспользовалась этим. Я вернула себе память о своей прежней жизни так быстро, как только смогла… И ведь ты мне сильно помог, пусть и планировал лишь подставить Уизли. Рейдами тебя больше не беспокоят?

Она убрала руки от огня и, склоняя голову вбок, пристально изучала Люциуса. Теперь он понял, что с ней не так: та Эмилия, которую он видел несколько раз, быстро отводила взгляд и зажато улыбалась, а эта, новая Эмилия, была открыта ему. Ее большие, круглые глаза смотрели прямо на него, ища взгляд, а улыбалась она так, словно была рада видеть своего давнего друга. Но больше всего поражало то, что если за этими глазами и улыбкой прятался их Темный Лорд, то это был совершенно иной Темный Лорд… Может быть даже тот Темный Лорд, которого знал Чарльз: очаровывающий; еще так похожий на человека и показывающий своим примером, каким волшебником мог стать любой из них; не одержимый.

Но откуда она узнала про то, что он хотел отвести от себя беду во время рейда и одновременно с этим подставить именно Уизли?

— Буду с тобой откровенна: твоей вины здесь почти нет. Мой дневник нашел лазейку. Ты правильно сделал, что держал его подальше от себя, как я тебе советовала, иначе бы его чары коснулись тебя раньше. Но начались рейды, и ты достал все, что могло бросить на тебя тень. Дневник это почуял, и ему удалось зацепить тебя правильными мыслями. Я знаю, ты размышлял, как поступить, но дневник показал тебе, сколького ты мог добиться, всего лишь подкинув его ребенку маглолюбца Уизли. Ты, конечно, едва ли это заметил. Тогда он был слаб, ему просто повезло с тобой. Да… должен был случиться фурор. Хорошо, что я вовремя остановила такое своевольное продолжение себя.

— Но… Я не понимаю, — начал Люциус, следя за реакцией Эмилии. Она с любопытством посмотрела на него и вопросительно приподняла брови, так что он решился закончить: — Почему вы не закончили то, что происходило благодаря этому артефакту? И почему сейчас напали на чистокровного мага?

Она улыбнулась шире и сузила глаза. Еще чуть-чуть — и она рассмеется, подумал Люциус, но смеха не последовало.

— Ах, Люциус. Видел бы ты то, что за последние два года увидела я… Тогда ты смог бы мне ответить, почему не искал своего Темного Лорда так много лет.

Люциус нахмурился, не понимая, к чему она ведет, и Эмилия продолжила:

— Почему, как ты думаешь, василиск напал на чистокровную, — от Люциуса не укрылось, с какой иронией она протянула это слово, — Матильду Селвин?

— Потому что так приказал змееуст — вы.

— Значит, Наследник сам решает, кому считаться чистокровным магом, а кому нет, верно?

Люциус кивнул, а внутри все сжалось от боли. Неужели их Темный Лорд больше не хочет очистить Магическую Британию от той грязи, которую вносят в нее родившиеся от маглов? Подумать страшно, если это окажется так! Как служить ему, если он захочет принять грязнокровок в их ряды? Как противиться его приказам, зная, какой силой он обладает, какими знаниями, которыми обещал поделиться, владеет?

Эмилия смотрела на него теперь без тени улыбки, и Люциус понял, что и эти мысли стали ей известны. Он прогнал их прочь и замер. Эмилия тем временем быстрым движением руки отправила два огонька в стороны. Она колдовала беззвучно, что почти не оставляло сомнений в том, что перед ним действительно стоит взрослый опытный волшебник. Огоньки поднялись чуть выше, освещая пространство между ней и Люциусом. На пол падали тени от колонн. Эмилия сказала тихо:

— Мало кто знает, но мой отец, мой первый отец, — она прикрыла на мгновение глаза, — был маглом.

Люциус почувствовал, будто его сердце сжали в тисках; он расширил от удивления глаза и не моргая смотрел на Эмилию — она двумя руками держала перед собой палочку, конец которой был направлен в одну из стен. Немыслимо… Ни один уважающий себя волшебник не стал бы даже упоминать, что в его родословной водились подобные! Так никогда не сделал бы Темный Лорд! Она обманывает его, неясно, откуда у нее все эти знания о том, что было раньше, неясно, почему она читает мысли, как делал он — может, просто развила этот дар, — но она лишь притворяется Темным Лордом, обводит их вокруг пальца.

Трость выскользнула из его рук прежде, чем он успел подумать что-либо еще. Эмилия поймала ее одной рукой, а своей палочкой нацелилась Люциусу в грудь. Ее глаза больше не излучали доброжелательность, как пару минут назад. Но в них не было и гнева — лишь грусть пополам с пониманием. Люциус отступил на шаг.

— Я продолжу, — произнесла она, опуская отобранную трость на каменный пол с глухим стуком, но не отводя палочки. — Мой отец — был — маглом. А мать принадлежала умирающему роду, потомкам Салазара Слизерина. Дар змееуста у меня от нее. Эмилия Поттер — мое новое воплощение — дочь маглорожденной и наследника семьи Поттер, которая никогда не была связана с Салазаром Слизерином. Ты в любой момент сможешь это проверить.

Люциус молча слушал, переводя взгляд с палочки на ее лицо, и был готов в любую секунду увернуться от заклятия.

— Не оборачивайся. Не смотри мне в глаза — смотри на тени на полу.

Тон ее голоса неуловимо изменился, а Люциус почувствовал, как сковало его тело, — теперь он при всем желании не мог обернуться или поднять на нее взгляд.

Она вновь стала говорить что-то, но Люциус расслышал лишь шипение. За его спиной в тот же момент послышалось шуршание, и что-то тяжелое, очень тяжелое опустилось на пол зала, распространив короткую вибрацию по каждому камню под ногами. По щекам пошли мурашки, они скатились по спине и дошли по кончиков пальцев. Люциус забыл, как дышать, а несколько мгновений продлились вечность. На полу перед ним, в самом центре освещенного волшебным огнем пола, показалась тень громадной змеи.

— И все же я по-прежнему владею этим даром. Какая бы кровь ни примешалась ко мне, в каком бы теле я ни оказалась. Да, кровь, текшая в потомках Слизерина, позволила мне обладать этим даром, но больше я от крови не завишу. Эта магия всегда со мной, в моей душе. Вообще, это было очевидно с самого начала. Ты знаешь, я многое проверила сама на себе… Но я получила шанс узнать другую жизнь — с моих глаз словно спала пелена, и больше нет стыда за свое происхождение. Но ты совершенно прав, Люциус, иметь связь с маглом опасно: нет никакой гарантии, что ребенку достанутся гены волшебника-родителя. Каким чудом, в таком случае, выступают маглорожденные, тебе не кажется?

Люциусу так не казалось, но он не мог ничего возразить в ответ: губы не двигались так же, как и все тело. Ему оставалось с бешено бьющимся сердцем наблюдать за тем, как василиск за его спиной ворочает огромной головой и время от времени разевает пасть, тень от клыков в которой была отчетливо видна на освещенном полу.

— Наша миссия, Люциус… — продолжила Эмилия, принявшись медленно расхаживать из стороны в сторону. Палочку она отвела от него и теперь рассматривала набалдашник в виде головы змеи на его трости. — Знаешь, почему она провалилась с моим исчезновением? Знаешь, почему вы все разбежались, забыв о клятве и о той магии, которой я владею? Потому что вы и понятия не имеете, что такое магия.

Губы Люциуса освободились от чар, и он понял, что может говорить. Но ему нечего было сказать, он лишь смотрел на тень Чудовища и надеялся, что Эмилия не прикажет змею вонзиться в него со спины.

— Наша миссия заключалась в том, чтобы показать, на что способна магия, Люциус. Показать, насколько сильно она отличает нас от тех, кому она не доступна. Насколько она… очаровательна. Какую власть она дает: над природой, над жизнью — и над смертью.

В голосе Эмилии проступили торжество и гордость, в то время как из ее палочки исходили тонкие серебрянные нити. Они воспаряли в воздух, формируя причудливые узоры, большую часть из которых Люциус не мог увидеть.

— Вы, чистокровные, думаете о своем магическом величии… Но ни один из вас не продвинулся в изучении магии так, как это сделал сирота из магловского приюта, узнавший о магии лишь в одиннадцать лет.

Эмилия дернула палочкой, словно хлыстом, и потухли нити и огни. Люциус от резкого взмаха и треска чар вздрогнул и понял, что может двигаться. Змей еще находился где-то за его спиной: он чувствовал, как шелестит от передвижений василиска каменный пол. Эмилия молчала несколько мгновений, а затем на змеином, пугающем до дрожи языке обратилась к Чудовищу. Люциус сжался и сильно зажмурил глаза.

Шелест за спиной стал тише, словно тот, кто вызывал его, уходил куда-то вглубь зала. Послышался голос Эмилии, вновь усиленный и рассеянный по всему помещению:

— В моей власти приказать василиску убить тебя. В моей власти — но не в моих интересах. Ты был хорошей правой рукой… Ты стал тем, кто, хоть и по случайности, создал условия для моего возвращения. Но ты все-таки, как и остальные, разочаровал меня. Что толку от вашей чистокровности? Быть может, я ошиблась, поддержав вас, м? Как думаешь, насколько обрадуются маглорожденные, когда им дадут шанс узнать о магии столько, сколько не расскажет ни один учебник?

Люциус осмелился открыть глаза и выпрямиться. В горле стоял ком, а пальцы сами по себе сжимались в кулаки, до боли впиваясь в кожу ногтями.

— Они не достойны, — прошептал он. — Они…

— Мне дважды не повезло иметь маглов в ближайшем поколении. Скажи мне, что я не достойна изучать магию и пользоваться ею.

Эмилия не шутила, она остановилась, буравя его взглядом, и, очевидно, ждала ответа. Люциус не знал, какой именно ответ от него требуется. Что он должен сказать, чтобы избежать Круциатуса, который в старые времена уже давно настиг бы его, или возвращения гигантского василиска?

— Я так не думал и никогда не буду думать, — просипел он в ужасе, надеясь, что выбрал правильный вариант.

На самом деле он не знал, что и думать. Ему стало интересно, знал ли Нотт об истинном происхождении Темного Лорда или тоже верил, что сирота Том Риддл нашел своих предков-волшебников?

Эмилия вновь опустила голос до шепота:

— Я мечтала о том, чтобы в нашем мире не осталось ничего магловского. Чтобы не было у нас ни машин с поездами, ни телевизоров с кофеварками. — Она перечисляла, а лицо искажалось отвращением. — Чтобы были лишь мандрагоры, чемерицы, лукотрусы, драконы… Магия в каждом дюйме пространства, в каждой вещи в наших домах, в каждой нашей мысли.

Эмилия закрыла глаза, и на лице ее отобразилось блаженство, разгладив возникшие до этого складки на лбу. Люциус завороженно смотрел на нее, представляя тот мир, о котором она говорила. Этот мир был в их мечтах с самого начала. К этому они стремились, истребляя маглорожденное отребье среди магического населения.

— Маглорожденные несут в наш мир то, чему привыкли у маглов. — Эмилия распахнула глаза и сжала губы. — Прошло двенадцать лет… А наша война не дала никаких плодов, Люциус. Все стало лишь хуже: у руля Дамблдор. А у вас всех семья, дети… Я подозреваю, ты не хочешь активных действий сейчас. Я права?

Возникло молчание. Люциус склонял голову и ждал продолжения, но, по-видимому, ему требовалось как-то отреагировать на ее слова.

— Мы все… готовы присоединиться к вам вновь, — вымолвил он. — Мы все жаждем возвращения тех времен, когда магия была высшей ценностью. Мы хотим того мира, где нет места маглам и их изобретениям.

— Значит, мы по-прежнему хотим одного и того же, Люциус, — с тенью улыбки проговорила Эмилия. — Но нам всем нужно принять во внимание прежние ошибки. Первая из них: позиция в отношении маглорожденных. Почему они тащат в наш мир свои магловские повадки? Потому что никто не учит их иному. Каждый новенький маглорожденный открыт нашему миру, а чистокровные закрывают перед ним двери. И результат — для нашего мира потерян еще один волшебник с, возможно, хорошим потенциалом. Он не живет магией, он не думает на языке магии, он просто машет палочкой, произнося заученные заклинания, а то и вовсе использует магловскую технику. Их мало, но их влияние огромно, в то время как пользу нашему миру приносят единицы. Наша обязанность дать им условия проявить себя в качестве волшебника, создать для них такие условия, чтобы они, приходя в наш мир, навсегда отказывались от магловских компьютеров и микроволновок, сполна оценив силу магии.

Она подходила ближе и говорила вкрадчивее. У Люциуса замирало сердце, прямо как в самую первую встречу с лордом Волдемортом.

— Я понимаю, почему вы не искали меня. Вы глубоко в душе знали, что это бессмысленно и опасно для ваших устоявшихся жизней. Признаю… у меня есть свои ошибки, я не могу винить вас в страхе и отторжении… Но мы, слизеринцы, познав неудачу, не будем делать все то же самое и надеяться на другой результат, согласен со мной?

Теперь Люциус ее понял. Он в странном возбуждении, охватившем его при мысли о том, что у них снова есть лидер, который приведет их всех к миру, где царствует магия, — лидер, который, по-видимому, не поведет их на войну, в которой могут погибнуть они, их жены или дети, — опустился перед Эмилией на колени.

— Я полностью поддерживаю вас, мил…

Он в смятении остановился.

— Ты зовешь меня «мисс Поттер», — негромко произнесла она, подходя вплотную и притрагиваясь к его плечу, жестом веля подняться. — Так и продолжай. Новое тело, новое имя, новый порядок.


* * *


— Интересная сложилась ситуация, правда, Том? Здравствуй, это я.

Лорда Волдеморта передернуло от того, как Эмилия назвала его. Он не слышал этого имени десятки лет и не слышал бы еще целую вечность. Неужели она нарочно?

— Извини, — прозвучал ее смеющийся голос в голове. — Долго не знала, как обратиться к себе самой.

Они смотрели общим взглядом на мост впереди себя и дышали одним порывом. Многое не удавалось скрыть друг от друга, иначе не получилось бы поговорить. Впрочем, и сейчас связь была призрачной и готовой сорваться в любую секунду.

— Ты должна вернуть мне тело, — не теряя времени, произнес Темный Лорд. — Я загнан в леса Албании, и…

— Стой, — холодно произнесла она, и он от удивления осекся. — Ничего я тебе не должна.

Волдеморта обдало режущим жаром, и ему пришлось сильнее закрыть разум от чужих чувств.

— Что это значит? — нетерпеливо спросил он, пытаясь предугадать ее ответ в витавших в их объединенном сознании эмоциях.

— Ладно… На хороший разговор я зря рассчитывала, — проговорила она медленно. Что-то в нотках ее тона не нравилось Волдеморту. — На этот раз пришлось тебе оказаться по ту сторону…

— Не смей!.. — Волдеморт едва не задохнулся от ярости.

Эмилия говорила ту самую фразу, которой он с некоторых пор начинал свое прощание с каждым из своих последующих крестражей. Так было заведено после того, что устраивал ему Дневник.

— Мне жаль, но ты понимаешь, что произошло, — спокойно ответила она.

Воздух дребезжал, как если бы волнение пульсировало в ее мыслях. Но в какой-то момент это волнение стало и частью Волдеморта.

— Я всегда оставался снаружи, ты не можешь сделать из меня крестраж.

— Ну, всему приходит конец. Если помнишь, Диадема тоже считал, что он всегда должен оставаться снаружи. А у нас с тобой, к сожалению, особая ситуация…

Волдеморт испугался всего на мгновение и попытался договориться. В глубине души он давно опасался, что все обернется именно так, и невольно готовился к этому повороту.

— В таком случае, мы сделаем исключение.

Эмилия засмеялась:

— Да, исключения ради себя мы любим. И волшебниками-то мы считаемся при отце-магле, в отличие от других, и в крестражах-то находимся не мы истинные. Я, в общем-то, пришла сказать, что я истинная. Сегодня говорила с Люциусом и Чарли. Знаешь, у всех Пожирателей смерти Метки вернулись в прежнее состояние. Все знают, что их Темный Лорд жив, а некоторые теперь знают, в каком теле он находится.

Волдеморт пришел в ужас от этих слов. Он никогда не думал, что ему придется оказаться на месте тех осколков своей души, которым доставалась роль якорей. Нет, такой участи для себя он не допустит.

— Пусть так, но подумай, какие перспективы нам открываются. Мы тоже друг другу якоря, нам необязательно накладывать друг на друга чары крестража, верно?

— А чем ты лучше того же Дневника, например? — опасно тихо прошептала она, и мост под их общей рукой затрясся.

— Не вспоминай о нем, ради Мерлина. Это был первый эксперимент. Он знал, на что шел.

Картинки, вспыхнувшие в сознании, отобрали у Волдеморта дар речи. Вокруг была темнота, а в ней висели слова: «Я Том Риддл. Я создал тебя». Разум и душу Волдеморта пронизала тоска и отчаяние того осколка, которому не повезло остаться по ту сторону магловского дневника.

— Откуда ты?..

— Рассказывать долго и нет желания, — отрезала Эмилия. Ее слова рассекали пополам, хлестали, и Волдеморту пришлось отдалиться от нее сильнее, чтобы не чувствовать переполняющую ее обиду. Ту самую, с которой он надеялся больше никогда не иметь дела. — Суть — мы объединились. И мы вместе кое-что осознали… Мы изменились, и теперь мне нужно решить, как поступить с тобой.

Волдеморт не понимал этого «как поступить». Разве есть какое-то другое решение, кроме как вытащить его отсюда и вернуть положенное тело?

— Если Дневник сумел объединиться с тобой, должно быть, он понимает мотивы. Если он примирился с тобой, то ему не составит труда и меня принять.

— Мы долго общались. Это было больно, — сказала она, а Волдеморт ощутил ком в душе, который она не сумела приглушить и от которого он не смог отстраниться. — Еще раз проходить через это у меня нет желания, но я слышала, что ты звал. Я знала, что ты не прекратишь, поэтому я здесь, чтобы дать тебе понять: ты остался с другой стороны. Сожалею. Тебя не ищут, у них есть я. Не беспокой меня больше.

Мост стал исчезать, а в мыслях пропадало давление от присутствия другого волшебника. Схлынула вслед за этим боль, которой невольно было пропитано все их общее сознание; отпустила свои объятия нервная, мнительная сосредоточенность. Волдеморт поторопился остановить самого себя:

— Не смей оставлять меня! Я нужен тебе! Подумай, чего мы добьемся вместе. Не уходи. Эмилия!

Вокруг него остались только погибшие деревья Албании. Связи с частичкой его души больше не было. Волдеморт в ярости окутал еще живой бук всем, что осталось от его души, и пронзил дерево смертью до самых корней. Чувство разрушающейся древесины принесло удовольствие и временное успокоение. Взяв себя в руки, Волдеморт сказал себе, что не оставит это просто так.

Он обязательно убедит второго себя, что для них обоих будет лучше, если они будут сосуществовать. Это было немыслимо и не очень желанно, однако он был в отчаянии, и если одновременное существование его и его второго дарует ему тело и возможность колдовать, то он готов и на такое безумие. Он не знал, как убедить Эмилию, потому что не представлял, какие слова убедили бы его самого, не находись он в безысходном положении, но был намерен подобрать ключик к себе в новом обличии.

Что-то он почуял в ее далеких мыслях во время разговора. Он еще не осознал этого, но внутри был ответ — скоро он поймет, в чем уязвимость этого измененного лорда Волдеморта и за какую струну нужно его задеть, чтобы получить желаемое.

Глава опубликована: 29.10.2017

Глава 3. Уязвимость

Ветер задувал за воротник мантии и ерошил волосы. Их вьющиеся непослушные пряди то и дело били по щекам, пока Лия смотрела вниз, крепко сжимая каменный край Астрономической башни. Она подгадала момент, чтобы здесь не было урока астрономии, и пришла сюда в ночь на ближайшее воскресение. В сознании склеивались картинки из прошлого: она, заставляющая тело взобраться на зубья и кинуться вниз, и она, позволяющая инстинкту вести себя прочь от гибели. Одна она думала, что разобьется, другая она знала, что полетит. Обе оказались неправы: полет был медленным падением. Эмили боялась умереть, но ее душа еще не знала, как сотворить из этого страха магию, а Волдеморту не оставалось времени, чтобы обучить ее этому, — чары Замедления душа маленькой девочки приняла быстрее.

Лия подтянулась на руках, аккуратно закидывая ногу на низкий край зубчатой стены. Она обеими руками держалась за боковые зубья и, больно опираясь коленями, смотрела вниз. Ничего: ни земли, ни головокружения, ни волнения. Она смотрела вниз уже долгие полчаса, а в животе до сих пор не зародилось предупреждающего прыжок чувства опасности.

Лия представила, что прыгнула вниз, что летела, раскинув руки, а земля неумолимо приближалась, но ничего не почувствовала. Дух не щекотала близость бездны, не пугала возможность сделать шаг и перейти границу миров. И только разум, осознающий, что страха перед смертью больше нет, удерживал Лию от того, чтобы разжать руки. Она бы не полетела. Лорд Волдеморт больше не умеет летать.

И «крылья» не единственное, что сожгло раскаяние.

Четыре дня назад Лия сидела на холодном мокром полу и прислонялась к статуе Салазара Слизерина. Сидела с закрытыми глазами, в руках стискивала волшебную палочку, которая несколько минут назад не пожелала выполнить некоторые темные заклинания и до сих пор недовольно гудела. Так же ныло что-то в груди, противясь ужасающей магии.

За час до разговора с Люциусом, Добби отыскал в подвалах замка несколько грызунов. Все, что не причиняло им видимой боли, получилось почти сразу. Империус легко заставил грызунов подчиняться ее воле, но Круциатус и незапрещенные болевые заклятия давались с трудом. Лии было больно вместе с крысами, и в конце концов палочка отказалась исполнять ее приказы. С ощутимым стоном освобождения пронесла она через себя смерть и ярким зеленым лучом подарила грызунам покой, но повторная Авада Кедавра, не подстегнутая болью от животных мук, застряла в горле и вышла из палочки жалкой искрой, а затем та и вовсе оставалась лишь деревяшкой, не воспринимавшей приказы убить живое существо. Лия поняла закономерность после неудавшейся попытки взлететь: она разучилась причинять боль и чувствовать смерть — вещи, которые составляли значительный пласт темных искусств.

Готовясь обнаружить, что какие-то темные чары стали теперь снова закрытыми для ее души, Лия заранее знала, что возобновить общение с Пожирателями смерти придется по-другому. После долгих разговоров сначала с Люциусом, а потом с Чарли, у Лии сложилось впечатление, что встреча с изменившимся Темным Лордом принесла им облегчение. На долю секунды ее даже посетила мысль, что потерянные и приобретенные чувства не сделали ее слабее. После того, что она видела в своих двух жизнях, ей меньше всего хотелось возвращаться к бессилию.

Эта мысль исчезла, когда выяснилось, что она не может подняться в воздух и сделать множество других вещей, обучению которых в прошлом были потрачены годы страшных и изнурительных душевных испытаний. Лия опасалась, что именно это не позволяет ей мысленно отыскать Второго Волдеморта, что сшившее два осколка ее души и целую новоприобретенную душу раскаяние развело ее со своей другой версией настолько, что они перестали относиться к одному и тому же изначальному существу. Пробыв долгое время в Тайной комнате, поговорив со своими Пожирателями смерти и испытав ряд заклинаний, Лия все-таки уловила прежнее состояние и создала мост, но и оно было призрачно.

Разговор со своим осколком, тем не менее, прошел плохо. Лия вышла из связи как раз перед тем, как прислониться к статуе. Не открывая глаз, она некоторое время размышляла над тем, как повела себя. Ей следовало взять чувства под контроль. Она зря вспылила и разозлилась. Мысли дневниковой себя взяли верх, а Лия слишком лично восприняла все, что творилось с ее первым крестражем, чтобы остаться в стороне и не защитить его. Были и другие чувства. Общаясь со Вторым Волдемортом, Лия частью сознания понимала, каково ему. Даже злость, перенятая от Дневника, не смогла подавить в ней сочувствие и заставить злорадствовать. Пришлось прекратить разговор и быть более резкой, чем она намеревалась быть сначала.

Сейчас где-то в глубине сознания Волдеморт продолжал говорить с ней, сотрясать ментальные щиты, спешно возведенные против него. Лия вытесняла его из своих мыслей всеми известными ей способами, надеясь, что в этот раз она не нырнет в его мысли так сильно, чтобы считать их своими, как это произошло с ней в этом теле и с ней в Дневнике. В этом смысле пропасть между их душами была как нельзя кстати.

В конце концов она решила, что все не так плохо. Ей следует взять паузу, а проложенной связью она воспользуется в более спокойном настроении, если к тому времени Волдеморт не прекратит штурмовать ее мысли.

На лестнице в башню послышались шаги, будто кто-то бежал по ступеням. Приближалось как минимум две пары ног. Лия последний раз кинула равнодушный взгляд вниз и слезла со стены. Скрытая под чарами невидимости, она лишь отошла в сторону от двери, чтобы успеть прошмыгнуть, пока та не закроется за входящими.

Вход в башню открыли осторожно, ночные нарушители вели себя теперь тише и переговаривались шепотом. Лия приготовилась сделать маневр, но, узнав в вошедших на площадку Маркуса и слизеринку-блондинку, с которой недавно застала его, стушевалась и пропустила удачный момент. Она вытянула руку с палочкой, чтобы задержать дверь, но Маркус остановился и вгляделся в то место, где она должна была стоять, скрытая дезиллюминационными чарами.

— Появись, — грубо произнес он, оттесняя рукой свою девушку и нацеливаясь в пространство.

Лия сочла за лучшее показаться и стукнула палочкой по голове. Как только горячие струйки магии сняли с нее маскировку, она шутливо приподняла руки:

— Спокойно, это всего лишь я.

Маркус тут же расслабился, и черты его лица стали во много раз привлекательнее, чем когда он свирепо бегал глазами по воздуху.

— А че не в мантии? — спросил он, прикрывая дверь на лестницу.

Блондинку, прятавшуюся за его спиной, он представлять не стал — Лия не стала о ней спрашивать, лишь еще раз скользнула взглядом по ее лицу.

— Неудобно с ней. Возни много. А что, меня сильно видно?

— Не сильно. Но мантия круче. Особенно, как мне помнится, твоя. Артефакты, знаешь, порой не так просты. Делают чуть больше, чем ты от них ожидаешь. Твоя точно прятала тебя лучше, не сравниться с дезиллюминацией. Но у тебя для третьекурсницы потрясающе выходит!

Он оглянулся на блондинку, и Лия поймала в его настроении некоторую нервозность.

— Спасибо. Ладно, я оставлю вас, — хмыкнула она, занося палочку над головой, чтобы обратно набросить на себя чары невидимости. — Какие-то продвижения есть уже?

— Небольшие, — коротко ответил Маркус. — В понедельник подробнее расскажу.

Лия поспешно вышла на лестничную площадку. Она и не ожидала, что после сегодняшнего первого обсуждения дальнейших планов, на которое некоторые слизеринцы во главе с Маркусом позвали и ее, будет какое-то продвижение. У всех были выходные на то, чтобы разнести весть из рук в руки, прежде чем в понедельник оценить, кто на что рассчитывает и что может сделать, чтобы избежать кары Наследника Слизерина.

Она не успела зайти за угол коридора, как лицом к лицу встретилась с профессором МакГонагалл. Та была рассержена и стремительно направлялась в сторону коридора, из которого только что вышла Лия. МакГонагалл прошла мимо и свернула к Астрономической башне. Лия краем сознания скользнула по мыслям профессора и убедилась, что та намеревается настигнуть кого-то из учеников, которых недавно заслышала, пока дежурила в коридорах.

Быстро прикинув, что ей вряд ли что-то сделают за нарушение школьных правил, в то время как декан Гриффиндора всерьез могла наказать Маркуса, Лия вновь сняла с себя чары и с силой врезалась в ближайшие рыцарские доспехи, сделав вид, будто нечаянно с ними столкнулась.

МакГонагалл стремительно развернулась на оглушительный лязг. Лия стояла посреди коридора и закусывала губу, чуть склоняя голову с напускным виноватым видом.

— Простите, профессор, — проговорила она, придавая голосу высоких нот, и направила палочку на доспехи, чтобы водрузить их обратно на пьедестал с помощью магии.

— Ох, мисс Поттер, это вы, — произнесла МакГонагалл отчего-то дрогнувшим голосом.

Лия вгляделась в нее, но на этот раз мысли профессора не лежали на поверхности. Та подобралась и смотрела на нее с едва видимым смятением.

— Вам следует находиться в своей постели, мисс, — наконец проговорила она, напустив на себя строгости.

— Да, профессор. Извините, профессор. Я как раз туда направлялась, — закивала Лия.

МакГонагалл поправила очки и нервно пригладила собранные в аккуратный пучок волосы.

— Идемте. Я провожу вас. В школе по-прежнему может прятаться Наследник Слизерина. Вам бы стоило осторожнее вести себя, нарушая школьные правила. Мне казалось, уж ученики Рейвенкло с большей ответственностью подходят к дисциплине.

Лия беспрекословно последовала за МакГонагалл, отводя ту от Астрономической башни. Но неснятые баллы, как и то, что МакГонагалл так заволновалась, удивили ее. Это считывалось легко, но непосредственные мысли прикрывались. Лия хотела было молча пробраться в сознание, но посчитала лучшим завести разговор.

— Профессор, а вам самой не страшно ходить по коридорам после недавнего нападения? — спросила она, поспевая за быстрым шагом профессора. — Я думала, снова привидения начнут патрулировать вместе с дежурными.

— Профессор Дамблдор говорит, что Наследник надолго залег на дно, если не прекратил свои гнусные дела.

— В этот раз на чистокровную напали… Это тоже гнусно?

— Разумеется, — раздраженно ответила МакГонагалл. — Вы ведь сами едва не стали жертвой. Удивлена вашему вопросу, мисс.

— А откуда у профессора Дамблдора такая уверенность? Ну, что Наследник прекратил нападения в этот раз.

— Спросите у него самого, — отрезала МакГонагалл. — Кстати, вот он. Господин директор!

Дамблдор дежурил в параллельном коридоре, за много футов от того места, где они остановились, чтобы позвать его. Он удивленно повернулся на голос и медленно зашагал к ним навстречу.

Лия почувствовала легкую тревогу. Они до сих пор не виделись, он ничего у нее не спрашивал и мало чего говорил в своих объявлениях сам.

— У нас нарушитель? — добродушно спросил он, приблизившись к ним размеренным шагом, будто прогуливался в погожий день.

— Профессор Дамблдор, вам давно следовало поговорить с ученицей, подвергшейся нападению. Кажется, мисс не осознает опасность блуждания по ночному замку, особенно в сложившейся ситуации.

Лия искоса поглядела на нее, заметив, что в нотках МакГонагалл сквозило едва прикрытое обвинение. Но не по отношению к Лии — обвинение было адресовано Дамблдору. Профессора некоторое время буравили друг друга взглядом, после чего Дамблдор улыбнулся в усы, смиренно склонил голову и мягко ответил:

— Что ж, в таком случае позвольте, профессор, мне поговорить с ученицей с глазу на глаз. Раз уж мы оба не спим и бродим по коридорам в одиночестве.

Лия переводила взгляд с одного на другого, пытаясь понять подтекст, чувствуя, что говорят о ней, но имея в виду что-то, лежащее выше блуждания в школе, якобы рискуя встретиться с Наследником Слизерина. МакГонагалл, удовлетворенно вздернув подбородком, оставила их посреди коридора и ушла дежурить в то крыло, которое только что покинул Дамблдор.

— Извините, сэр. — Лия вышла в свет факелов. — Я знаю, уже ночь... Я просто…

Дамблдор улыбнулся ей и сделал шаг навстречу. Лия напряглась, но не отступила и посмотрела прямо ему в лицо, вызывая наверх сознания самые безобидные планы тринадцатилетнего подростка.

— Не так уж мало учеников бродит ночью по замку. Я и сам люблю школу в это время суток. Коридоры так загадочны и таинственны, что грех не изучить их в полном одиночестве. Лишь бы не попасться снующим тут и там дежурным.

Лия смотрела ему в глаза, но в его мыслях была тишина. Это пугало ее. Может быть, он ничего такого не подозревает и видит только непослушную ученицу. Но может, он лишь проверяет ее.

— Да, сэр, — только и ответила она, посмотрев под ноги. В точности, как пятьдесят лет назад, когда ей приходилось пересекаться с Дамблдором, тогда еще профессором трансфигурации.

Они несколько мгновений стояли молча, слыша лишь далекие шаги кого-то из дежурных. Дамблдор, посмотрев на нее сверху вниз, первый прервал молчание:

— Странно видеть, что ты не используешь мантию Джеймса Поттера. Как профессор МакГонагалл обнаружила тебя?

— А откуда вы?.. — Лия осеклась, вспомнив косой почерк. Записку она давно выбросила и помнила ее смутно, но теперь, подумав о ней, догадывалась, чей именно был этот почерк. — Это вы ее прислали?

Дамблдор кивнул. Лия краем сознания подумала, что наконец знает, кто виноват в испорченном Рождестве того года, но обиды на это давно уже не было.

— Я… Я задержалась в библиотеке. Забыла мантию в общежитии, — ответила она на ранее заданный вопрос, хоть он и был, скорее, риторическим. Хотелось чем-то заполнить паузу и поговорить об отвлеченном. — А почему вы сразу не признались, что это вы прислали? Почему отправили мантию анонимно?

— Извини, мне казалось, будет лучше, если моя ученица не будет думать, что директор слишком тесно с ней связан. Моего визита на Привит-драйв было достаточно. Что ж, идем, провожу тебя до башни.

Он развернулся, и Лия пошла рядом. Отсутствие у него вопросов беспокоило ее все сильнее. Может быть, он ждет их от нее и то, что она сама ничего не спрашивает, говорит ему больше, чем вопросы, которые могла бы задать якобы пережившая нападение девочка?

— Вы поэтому не приходили ко мне после нападения?

— Да. Мне показалось, что тебе лучше забыть об этом поскорее, достаточно было расспросов министра и твоих друзей.

Лия заволновалась. Откуда он знает о расспросах? Неужели Мадам Помфри и в этом ему отчитывается? И как много она подслушала?

— Сэр, — начала она, но голос ее подвел. — Как вы думаете, кто Наследник Слизерина?

— Это лорд Волдеморт.

Лия остановилась. Щеки вспыхнули жаром, а мысли перенеслись в далекий сорок третий, когда Том Риддл ловил на себе хмурые взгляды Дамблдора, который только и ждал повода обвинить его в нападении на Миртл. У него не было доказательств, никаких.

— Откуда вы знаете? Ведь вы даже не спросили меня, что я видела… Почти неделя прошла, но вы ничего не спросили…

Дамблдор обернулся к ней, тоже остановившись, и всплеснул руками:

— Ах, прости старика! Иногда забываю, что не всем очевидно то, что доступно моему сознанию. Видишь ли, лорд Волдеморт когда-то был моим учеником. Я знаю его почерк.

— Значит, он вернулся? Кажется, он оставил профессора Квиррелла и скрылся.

— Все верно, скрылся. В этот раз он действовал через третьих лиц.

Лия внимательно слушала, пытаясь понять, сколько он знает о Дневнике. Они двинулись дальше, держась друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Лии казалось, что на дворе сороковые, что до выпуска всего год, и если бы она приложила руку к груди, она почувствовала бы под пальцами холодный металл значка старосты школы. Но они прошли мимо окна, и Лия, повернув к нему голову, увидела блеклое отражение темно-рыжей девочки с галстуком факультета Рейвенкло и вернулась обратно в девяносто третий.

— Ты права, мне стоило прийти раньше… — произнес внезапно Дамблдор. — Намного раньше. Ты, должно быть, хочешь о чем-то мне рассказать? Я и в самом деле не знаю, что произошло. И, признаться, я боюсь навредить своими расспросами. Никто не знает, куда делся Наследник. Если он будет думать, что я ни о чем не подозреваю, он может оставить тебя в покое. Понимаешь, о чем я?

Лия скосила на него взгляд и неопределенно дернула плечом.

— Последнее, что он сделал, — убрал за собой свое первое предупреждение. Я уж и не надеялся от него избавиться, Попечительский совет так и не выделил деньги на то, чтобы скрыть его. Я беспокоюсь, что Наследник явится стереть надпись и в Большом зале.

Дамблдор говорил так просто, будто между ними, ученицей и директором, не было пропасти. Но сложнее всего было игнорировать пропасть другую, корни которой уходили в первую их встречу в приюте Вула.

— Вам она не нравится, сэр?

— Она лучше первой, — согласно кивнул Дамблдор. — Если бы только не обстоятельства, при которых она появилась.

— Аппетит ни у кого не пропал, как я заметила, — тихо проговорила Лия, внимательно следившая всю эту неделю за реакцией остальных учеников на слова над преподавательским столом.

— Похоже, Наследник поменял приоритеты.

— Он их уточнил, — не удержавшись, поправила его Лия.

Дамблдор улыбнулся в бороду.

— Ты считаешь это уточнение справедливым?

— Вполне, — на этот раз кратко ответила Лия. — А вы? Сэр.

— А я считаю, что можно было сделать это более безопасно.

— Я видела ту слизеринку. Кажется ее, как и Миссис Норрис, не собирались убивать. Это было лишь предупреждение.

— За которым последовали вполне серьезные нападения, — заметил Дамблдор, но в словах его по-прежнему не было слышно угрозы. — Боюсь, как бы Наследник не стал нападать на учеников в этот раз. Теперь под удар, как мы видим, может попасть каждый, кто ему будет неугоден.

Лия лишь кивнула, не сказав ни слова. А что может сказать третьекурсница, попавшая в число жертв?

— Мне на время удалось успокоить министра, родителей. Но Наследника так или иначе придется найти, а если начнутся нападения, есть риск поймать не того. Знаешь, эту Комнату открывали пятьдесят лет назад. Печально тогда вышло… Школа была на грани закрытия, и виновник подставил хорошего мальчика. Ты его знаешь. Рубеус Хагрид, наш лесничий. Мне бы не хотелось, чтобы нынче повторилось что-то подобное.

Лия не понимала, обращается ли он к ней, к Наследнику, или к ней, к ученице школы, чуть не ставшей жертвой. Первое вполне можно было ожидать, и в таком случае становилось страшнее от того, что Дамблдор говорил сейчас.

— А вы знаете, как отличить Наследника от подставного? — аккуратно поинтересовалась она, решив, что до самого конца будет делать вид, что не понимает подтекста.

— Разумеется. Только Наследник может управлять змеем, спрятанным в той Комнате. Во время истерии на такие очевидные вещи мало обращают внимание, к сожалению, и виновные выходят чистыми из воды, а через полсотни лет возвращаются в свет и продолжают свои темные дела.

— Да, жаль, — кивнула Лия. — Я думаю, на этот раз Наследник будет настороже. У меня осталась его вещь. Вы видели ее, да ведь? Мне сказали, вы помогли избавиться от нее.

— Помог, в каком-то смысле, — очень тепло улыбнулся Дамблдор. — Но здесь велика твоя личная заслуга, Эмили.

Лия шла, а внутри все холодело. Она вспоминала голос, твердивший ей о живой Матильде. Это был Дамблдор? Лия чувствовала, как внутренности падали куда-то вниз, оставляя в животе зияющую страхом пустоту.

— Правда? Я ничего не помню, — вымолвила она, едва передвигая онемевшими губами. — И я самого Наследника тоже не видела. Не видела его лицо. Так что, если он решит разобраться со мной, чтобы я молчала, я даже не узнаю, что это он.

Дамблдор замолчал. Лия оглянулась на него, а за его очками глаза будто померкли, и во лбу пролегла хмурая складка.

— Жаль, что ты этого не помнишь… Ты проявила небывалое качество, которое и уберегло тебя от Наследника.

— Да? И какое? — спросила Лия, предчувствуя, что Дамблдор скажет что-то о ней такое, что будет полезно другой ее части — Волдеморту, который поверил пророчеству, но который не смог убить девочку лишь потому, что нарушил свое обещание, данное слуге, и поплатился за это.

— Я видел, как милосердна была твоя душа, — тихо произнес директор.

Лия ощутила, как жар в очередной раз прилил к щекам.

— Что это значит?

— Это величайшая магия.

— Что? Жалеть кого-то? — Лия чуть скривила губы, вспоминая, как они с Дамблдором в последний раз виделись в приемлемых отношениях в его кабинете. Помнила каждое слово, которое Дамблдор тогда сказал ей о ее неосведомленности в других областях магии.

— Сострадать. Я был сам поражен, не ожидал такого. Я знал, как велика сила любви, но и на шаг не приблизился к ней так, как это сделала ты.

— Я не понимаю… — Лия покачала головой, отступая на шаг. — Причем тут любовь?

Самой ей было очень страшно. Дамблдор почти что признавался ей, что знает, что это она напала на Матильду и едва ее не убила… Лия зло сощурилась, припоминая события того вечера. Она увидела мертвую Матильду в голове у Снейпа. Неужели это все было разыграно? Только кем? Сам ли Снейп это придумал или Дамблдор обманул и его? По прошедшему в пятницу занятию зельеварения нельзя было точно сказать, переменилось ли что-нибудь в Снейпе. Он по-прежнему игнорировал ее и вел себя как обычно. Да… тогда он посмотрел прямо на нее и обнажил сознание с ложными мыслями. Она до того погрузилась в восприятие Дневника и маленькой Эмили, что опыт своей бытности Темным Лордом, который и без того лежал на дне сознания и редко выныривал на поверхность в то время, не прозвенел и не напомнил, что именно Снейп был Пожирателем, просившим пощады для Лили, и что для замены воспоминаний Снейп был превосходным окклюментом.

Выходит, Снейп теперь с Дамблдором. Вполне закономерно: Лили все-таки погибла, несмотря на обещание. Надо будет разобраться с ним как можно скорее. И значит, Дамблдор знает про активную Метку… Значит, он и правда говорил тогда с ней, когда она умирала от раскаяния.

Что ж, может быть, он просто думает, что Волдеморт управлял ею, а она все это видела и сбросила его чары. Вот почему он сказал, что она одна из жертв… Очевидно, что он не хотел, чтобы жертвой она выходила как человек, действовавший под чужой волей.

Он мог не связать затихший Дневник и Метку с ней. Или мог? Ведь он видел, как Дневник тек в нее. Нет, Дамблдор ничего не знает о крестражах, успокоила она себя. Он просто бережет ученицу.

Но что же он, в конце концов, хочет от нее? Какого признания?

Лия украдкой вытерла некстати покатившиеся по щекам слезы и отвернулась от Дамблдора. Теперь она шла перед ним.

— Любовь… Может быть, я не прав, используя такое сильное слово. Но я увидел в тебе силу, которая помогла тебе справиться с лордом Волдемортом. Уже трижды.

— И как я это сделала? — деланно удивилась Лия.

— Ты дала отпор его тьме, ты не поддалась ей, но пронесла через себя. Изменила ее.

Лия ощутила болезненный удар в груди, вспомнила раскаяние, которое должна была испытать десятки лет назад.

— Всего-то… — сорвалось с языка.

Дамблдор будто вздрогнул. Лия, заметив краем глаза это едва уловимое движение, оглянулась на него полностью и испугалась того, как Дамблдор посмотрел на нее. В его глазах за очками-полумесяцами смешались огорчение и разочарование. И Лия злилась на себя за то, что эти глаза так сильно вдавили ее в пол и заставили чувствовать, что она сказала что-то неправильное.

— Лорду Волдеморту неизвестно чувство, которое помогло тебе справиться с тем, что тебя гложило. Ему немыслимо чувствовать хоть долю сопереживания и эмпатии. И чем больше он погружался в темную магию, тем сильнее уродовал свою душу, лишая себя и шанса когда-либо полюбить. А ты справилась. Любовь защищает твою душу от тьмы, — с тихой горечью произнес он.

— Откуда вы знаете, что он мог и чего не мог? — чуть резче, чем следовало, спросила Лия.

— Я был его учителем. Я знаю, на что он способен.

— Тогда почему не научили? Милосердию и всему прочему, чего, по-вашему, ему не достает. Или вы учили? Учили, но он не послушал?

Она пытливо вглядывалась в голубые глаза, в которых грусть перетекала в усталость и некое подобие вины. Дамблдор прикрыл веки, прежде чем ответить:

— Не хочешь ли ты сказать, что сочувствуешь Волдеморту?

— Вы учили его милосердию? — повторила она.

— Нет… я не учил.

— В таком случае я ему сочувствую.

Они замолчали. Некоторое время стояли, не глядя на друга, а потом Лия сделала вид, будто последних фраз не было.

— Сэр… Тот дневник… Он ведь стал пустым, да?

— Да, — Дамблдор склонил голову, будто изучая ее. — Кажется, лорд Волдеморт снял с него чары раньше, чем я успел добраться до него самого.

Вот, значит, какую легенду он хочет ей навязать. Это было не самое плохое объяснение того, что произошло, — Лия была не против поддержать его. Она молчала, перебирая в голове слова, и задумчиво водила пальцем по пыльной каменной стене.

— Если вы так говорите… Про любовь и защиту… Я, наверное, сделала ему больно? Помните, на первом курсе на меня напал профессор Квиррелл? Им управлял лорд Волдеморт. Я этого никому не говорила… Кроме друзей, правда. Ну, вам не говорила, а теперь, думаю, стоит кое-что еще сказать.

Дамблдор внимательно посмотрел на нее и пригнулся, будто жаждущий выслушать ее откровения. Он даже ухом не повел, услышав, что в Квиррелле прятался Волдеморт… Должно быть, знает что-то об этом. Что ж, в том состоянии она еще не могла знать обо всем, что происходило между ним и Волдемортом.

— Тогда он тоже пытался овладеть мной, но не смог. Что-то помешало ему, не впустило в мою душу… Это тоже была любовь, как по-вашему?

— Очень вероятно! — горячо воскликнул Дамблдор, взгляд его повеселел.

— Ну и… он улетел куда-то, да?

— Да, по моим сведениям, он сейчас где-то в лесах Албании.

Лия приложила все усилия, чтобы ни один мускул не дрогнул при этой новости. Дамблдор знает, где находится еще один Волдеморт, беззащитная часть ее души.

— Где-то? Разве нельзя узнать точно? — поинтересовалась она и добавила: — То есть… разве нельзя добраться до него и м-м-м… уничтожить?

— Увы… Волдеморт окружен такой магией, с какой не справится ни один из существующих волшебников.

— Даже вы? — спросила Лия и жадно ждала ответ.

— Я мог бы, — к ее огорчению ответил Дамблдор. — Но для этого мне придется убить невинного человека. Я не хочу этого делать.

Лия с застывшим взглядом смотрела на него. Реальность поплыла перед глазами. Нет-нет, уговаривала она себя, Дамблдор не знает о крестражах и о том, что она тоже является якорем для всех своих частей, в том числе и для того, кто сейчас сидит в Албании и вот уже несколько дней молит ее о спасении.

Она повернулась на деревянных ногах и продолжила путь. Дамблдор двинулся следом.

— Ну, хорошо, не убить… Но заточить ведь его можно, разве нет?

— Для этого придется пожертвовать людьми тоже, — грустно ответил Дамблдор. — Люди, которые знают от меня лично, что Волдеморт не ушел навсегда, проследили его путь до безопасных для себя границ леса. Есть риск потерять хороших людей. Там территория Волдеморта, все пронизано убийственной магией. Он слаб и не вылезет оттуда, и никто к нему не доберется в ближайшие десятилетия. Квиринус Квиррелл был глупцом, но на свете мало таких глупцов, на самом деле. Так что, пока он не беспокоит нас, можно найти способ, как навсегда избавиться от него, не прибегая к лишним жертвам.

— И как же?

— Видишь ли… Никто не может убить душу, которую что-то держит на земле. Но сама душа может сделать это с собой. Ты была близка к этому, даже если не помнишь. Ты могла умереть, не пожелав жить. Но в тебе хватило той самой силы, благодаря которой ты снова разожгла в себе жизнь.

— Душу может убить только та же душа? — переспросила Лия, переложив эту загадку на себя и свое второе я, бродившее по Албании.

Они опасны друг для друга… Никакие крестражи их не спасут и ее не спасли бы. Раскаяние убивало ее, и она была готова умереть. Она просто могла не захотеть спасти себя. Как чертова Меропа... Вот откуда нечувствительность к смерти: Лия была слишком близко к ней, чтобы теперь бояться.

— Именно так, — сказал Дамблдор, отчего-то довольно сверкнув глазами.

Лия запомнила этот блеск. Она знала этот блеск. Он означал, что она поняла нечто, что Дамблдор и хотел, чтобы она поняла. Зачем ему ее понимание того, что она может убить себя в любой момент и никакой крестраж не спасет ее? Неужели он хочет, чтобы она убила себя и?.. Мерлин, да! Он хочет, чтобы она пожертвовала собой! Конечно, сначала нужно, чтобы она убрала за собой и отделившийся осколок. Но этому не бывать.

Кажется, эти мысли отобразились в ее обозленных глазах, потому что дамблдоровский искрящийся взгляд потух и его место заняло беспокойство.

— Ты что-то хотела рассказать про нападение, или мне показалось? Мы немного отошли от темы.

— Да… — выдохнула Лия. — Волдеморт на первом курсе ушел и не возвращается. Как думаете… Ну, не помню точно, что со мной было… Мог Наследник тоже уйти? От того, что я дала ему отпор.

Дамблдор чуть приподнял уголки губ.

— Думаешь, нападения прекратились навсегда?

Лия замялась. Насчет «навсегда» она уверена не была, но в ближайшее время не планировала форсировать принятие маглорожденных таким способом. Люциус уже выступил от лица Попечительского совета и сказал все, что ей хотелось услышать. Ни к чему разводить панику, ведь самые главные ненавистники маглорожденных знают, что на их детей в любой момент может напасть Чудовище из Тайной комнаты. Пока все идет неспешно, но в верном направлении.

— Да, я надеюсь на это, — ответила она наконец.

— Я тоже на это рассчитываю, — лучезарно улыбнулся ей Дамблдор.

Они давно дошли до подножия лестницы, ведущей в башню Рейвенкло, и стояли у разных стен.

— Что ж, тебе пора подниматься. Что-то я задержал тебя своими разговорами. Вижу, тебе совсем не страшно говорить о Волдеморте и о нападении… Хорошо, что ты справляешься с этим. Непростая ноша… Я бы с радостью забрал ее у тебя, если бы имел хоть какой-то на это шанс… Если вспомнишь что-то или захочешь обсудить, я на третьем этаже за горгульей. На этой неделе люблю пряничных человечков.

Дамблдор опустил голову и говорил совсем тихо. Лия впервые за весь разговор почувствовала тепло от его слов. Потом вспомнился рыжеволосый Дамблдор, который всю ее первую школьную жизнь вел себя так, словно она не достойна понимания и принятия, и тепло потухло. Теперь, видите ли, она проявила сочувствие, а он уже готов приглашать ее к себе и говорить на равных. Как ей не хватало этого раньше…

Они тихо попрощались. Лия медленно поднималась в башню, потяжелевшая от мыслей и чувств, которые вызвала в ней сегодняшняя ночь. Она завернула достаточно, чтобы ее не было видно снизу и сверху, медленно опустилась на холодные ступени и зарылась лицом в руки.

Было очевидно, что Дамблдор знает очень много. Много того, чего знать не должен был ни при каких обстоятельствах. Кажется, он даже знал больше, чем она думала, что он знает. И хуже всего было то, что, когда она находилась в Дневнике, отчаявшаяся, желавшая выбраться обратно любой ценой, она знала, что Дамблдор руководит Хогвартсом, но полувековое пребывание взаперти словно выгладило из ее памяти образ этого человека и того, как он к ней всегда относился. К ней примешивались чувства осколка от оставшегося Тома, который злился и на Малфоя, не сдержавшего обещание хранить Дневник, и на Дневник, который знал, как опасно вылезать без подготовки, но решил, что сможет совладать с Дамблдором или обвести его вокруг пальца. Глупая-глупая она шестнадцатилетняя… И Лия не знала, как сейчас ответить за все, что пришлось сделать.

Она ходила по краю. Она ни в чем прямо не призналась Дамблдору, но знала, что ей не удалось его обмануть. Черт возьми! Опять. Вечно только его одного нельзя было покорить, обольстить и обмануть. А ей теперь, вновь несовершеннолетней, как на днях проверил Люциус, никуда не деться из школы, которая принадлежит Дамблдору, где каждый портрет, каждый домовик, каждый рыцарь в доспехах доложит о каждом ее шаге и чихе. Ведь так он мог узнать про все ее замыслы, про передвижения Добби. Конечно, это все осознавалось и раньше, но тогда казалось, что она всесильна, что она способна провести Дамблдора. И вот она снова ошиблась.

Больше всего задевало, что сейчас он по какой-то причине давал ей шанс. Шанс, который нужен был Тому Риддлу, но который достался ей, только лишь потому, что она, видите ли, может сочувствовать. А она выть готова от этой человечности, которую познала лишь в жизнь Эмили Поттер. Которая после раскаяния развеяла множество усвоенных способностей, ради которых приходилось переживать тяжелейшие тренировки. Она помнит каждую из них и каждого учителя, который стоял над ней и выбивал из нее страх. Стоит ли нежность к Дурсли и Маркусу с Робертом десятка лет, потраченных на то, чтобы окончательно и бесповоротно стать Темным Лордом и вернуться в Британию, желая поделиться магией с единомышленниками?

Стоило ли? Ведь она совершила еще одну глупость из-за этой человечности. Она, помня о своем бессилии в Дневнике, решила наладить связь со своим албанским осколком. Проложила канат, как делала когда-то в дневнике со своей душой в этом теле. Этот канат держит их, даже если она делает все возможное, чтобы закрыться от Волдеморта и не пускать его в свои мысли. Но она его слышит. Слышит каждое слово, которое он хочет донести до нее. И если бы захотела, услышала бы каждую мысль, которую он не обращает к ней; увидела бы мир бессилия его глазами. Она снова вспомнила бы о времени, проведенном в Дневнике, и прониклась бы сожалением. А ее страшило это сожаление. До чертиков пугало, потому что она знала: Волдеморт выдерет из нее все, зацепившись за эту человечность.

Ей оставалось лишь каждую ночь, когда защищаться приходилось сильнее, игнорировать его провокации, делать вид, что она ни черта не слышит. Но все же слышать и каждое утро лежать разбитой в кровати и размышлять, что милосерднее будет сделать: оставить его там и разорвать связь; помочь и показать то, что она пережила, и открыть для него ту область знаний, которую сама едва ли полностью осознает; или же наведаться в Албанию и заключить осколок души в предмет?

Лия размышляла, но так и не приходила к окончательному решению.

Глава опубликована: 04.12.2017

Глава 4. Сочувствие

В душевых кабинках башни Рейвенкло пахло тем самым воздухом, который приносят с улицы на своих одеждах и волосах. Он проникал в башню через маленькое окошко в десятках футов над землей. Голубой камень стен освещался ярче, чем темный гранит слизеринских подземелий, но Лия ни в коем случае не противопоставляла их. К этим местам — к темно-синему потолку гостиной, к нежно-голубым балдахинам, к легкости голубого убранства ванных комнат — она привыкла. Даже полюбила их и оставила в них частичку себя. Но часть ее души принадлежала Слизерину с его глубокими темными цветами, серебристой окантовкой рам, с тяжелым ощущением нависших над головой тонн земли и гигантским окном с видом в мутный подводный мир.

Лия стояла под горячими струями воды и лениво водила взглядом за бликами на светлой стене, находя в них множество оттенков отличий от тех, более темных бликов, которые мелкими волнами расходились по стенам всех комнат слизеринской гостиной. К сознанию отчетливее подступили мольбы. Лия цокнула от недовольства, оттолкнулась от разгоряченных плит и, нырнув под обжигающую воду, принялась тереть кожу мочалкой. Не хватало, чтобы Второй Волдеморт прорвал ментальную защиту в такой момент. Она не закрывала глаза — сосредоточилась на голубом камне ванны Рейвенкло.

Она на Рейвенкло. Ее зовут Эмилия Поттер. Ей тринадцать лет. Через полтора месяца она будет праздновать Рождество с родителями, в Англии. Лия водила руками по телу, словно уверяясь, что теперь это новое тело нового имени. Она вычесывала шампунь из волос, думая о темно-рыжих прядях, которые принадлежали лишь ей.

И она устало прислонилась к стенке впереди, поймав себя на мысли, как мало может сделать сейчас с тем, что заварила, пока разбиралась со своими душами. Мерлин, дай силы все не испортить! Лия только что поговорила с Дамблдором, а сейчас стояла в душе и смывала с себя тяжесть прошедшей ночи. Внизу живота тянуло от страха и тревоги. Значительная доля этих чувств перенималась от Второго Волдеморта, за которого — выяснив, что Дамблдор знает, где он находится, — Лия переживала и сама, поэтому почти ничего не могла сделать с тем, чтобы лишить их этого мостика.

Что ей делать с остальными Пожирателями смерти? Вряд ли разумно отсылать Добби к ним поодиночке, а потом устраивать демонстрацию силы и разъяснять в Тайной комнате сложившееся положение. Пока это единственное, чем Лия может доказать свою преемственность и одновременно с этим находиться в безопасности. У Люциуса спрашивают многие вещи, требуют объяснений. Им с Чарльзом было велено отвечать так: «Темный Лорд находится в замке под прикрытием. У него есть там дела, приказ остальным — вести прежнюю деятельность и корректировать ее в соответствии с новой политикой. Темный Лорд по-прежнему верен магии и учел ошибки прошедшей войны».

Но все равно находились те, кто боялся, решал бежать. Так, через четыре дня после того, как Метка вернулась в активное состояние, стало известно, что из Дурмстранга сбежал Игорь Каркаров. Теперь Лии неясно, получится ли выбраться из-под наблюдения Дамблдора хотя бы через два года, когда сдаст С.О.В. и переведется в Дурмстранг, где сможет без стеснения наверстать навыки темных искусств. Каркарова объявили в тайный розыск — бедняга, наверное, думает, что Темный Лорд попросту убьет его. А ведь она даже не созывала Ближний круг, не жгла предплечья зовом Метки, и это по-своему беспокоило остальных последователей. Таким людям Люциус с Чарльзом прежде всего говорили, что Темный Лорд пока притаился рядом с врагом и рассчитывает на мудрость и верность своих Пожирателей.

Уходить из школы после пятого курса глупо — так Лия на целый год до совершеннолетия лишит себя единственной возможности законно колдовать. Если Каркарова не вернут в Дурмстранг (кто знает, кто встанет вместо него? Может даже, Дамблдор воспользуется ситуацией и зашлет туда своих агентов) ей до совершеннолетия жить под крылом Дамблдора четыре года! Или три, если получится сдать Т.Р.И.Т.О.Н. экстерном — в иных случаях она привлечет к себе много лишнего внимания.

Даже связываться с Люциусом и Чарльзом приходилось очень осторожно: домовики Хогвартса, картины, привидения и даже Миссис Норрис сильно мешали Добби оставаться незамеченным. Лия звала его только в башне Рейвенкло и только когда не было никого поблизости, в том числе картин, в остальное время приказы оставалось давать мысленно, но домовик не умел на них так же мысленно отвечать.

В последний раз, утром минувшей субботы, когда Лия по очереди встречалась с Люциусом и Чарльзом (даже несмотря на поддержку василиска, которого мужчины разумно воспринимали как настоящую угрозу, она не могла себе позволить находиться в помещении с двумя опасными людьми одновременно, пока не чувствовала, что у нее хватит сноровки просчитать их обоих), она подробно изучила их Метки и попробовала внести изменения. Ничего не вышло.

Лия знала, что изначально создавала Метку без каких-либо лазеек, но надеялась, что сама как создатель сумеет что-то добавить. Выяснилось, что с сигналом, который получает Метка, можно сделать лишь две вещи: сделать его двусторонним, чтобы Пожиратели могли вызвать создателя Метки, и заглушить, чтобы конкретный Пожиратель не принимал сигнал, не знал, что Темный Лорд собирает где-то своих последователей, и не мог воспользоваться Меткой как порталом. Для того, чтобы вызывать каждого по отдельности, требовалось пересоздавать Метку по другим правилам, но от текущей Метки могла избавить лишь смерть. Наносить Малфою с Ноттом вторую Метку Лия посчитала негуманным и небезопасным: у двух Меток мог возникнуть конфликт, а выделять кого-то из Пожирателей, чтобы остальные им завидовали, она и вовсе считала вредным для общего дела.

На повестке недели висел вопрос об использовании сквозных зеркал. Удовольствие само по себе недешевое, но то, чем пользовались самые обеспеченные и продвинутые ученики, нельзя было использовать для связи между Лией и ее Пожирателями. То зеркало, что она — а за ней Дафна, Драко и Теодор — покупала у того же мастера, что и Маркус с Робертом и, по-видимому, еще несколько их знакомых, было частью всех этих зеркал — отшлифованным осколком огромного зеркального полотна. А сколько людей помимо них пользовались этим же зеркальным порталом? Наложенные мастером заклинания не давали незнакомцам связываться с теми, кто им не рад, и за почти два года Лия не могла упрекнуть продавца в халатности: ее могли позвать лишь те, к чьей «зеркальной» линии принадлежало ее зеркало. Даже Маркус и Роберт не могли связаться с Дафной или Драко, потому что им был отведен другой канал в рамках того же зеркала. И если с точки зрения возможностей не было проблемой связаться с тем мастером и подвязать к зеркалу Лии зеркала Чарльза и Люциуса, то с человеческой точки зрения это было очень подозрительно, а Лии не хотелось разбираться с подкупом и шантажом зеркальщика. К концу недели Люциус сообщит ей, есть ли среди Пожирателей те, кто работает в Министерстве и имеет доступ к этой технологии. В противном случае придется пользоваться Протеевыми чарами и создавать новую примитивную систему сообщения только для них троих, где каждый из участников видит одно сообщение на всех, или искать новые способы связи.

Пока Лия прокручивала в голове решение проблем, горячая вода стекала по опущенному лицу, а рука скребла нагретый парами камень кабинки. Стало дурно, закружилась голова. Подумав, что стоит добавить холодной воды, Лия, утирая с лица застилающую глаза воду, повернулась к крану. За парами, поднимающимися к потолку, не было видно рычагов.

За туманом, стелющимся по мертвой земле, не было видно деревьев.

Лия вдохнула, а носа коснулась осенняя холодная сырость, так резко контрастирующая с терпким, разогретым в ванной запахом ванили, что Лия в миг встрепенулась и, судорожно ища рычаги, выкрутила на полную мощность холодную воду и выскочила из-под душа. Она отходила все дальше, к раковинам и запотевшему зеркалу, прижимая к носу мочалку со въевшейся в нее ванилью. Отражение было мутным; чужие крики в голове — громкими. Лия знала, каким голосом говорит Волдеморт, и все, что он испытывал, озвучивалось в ней именно им, так отличающимся от ее безликого внутреннего голоса, чтобы чувствовать, когда он к ней близок, предупреждать его присутствие.

Вслух говорить Лия боялась — они могут звучать очень похоже. Вместо этого она бросилась к запотевшему зеркалу и одним движением стерла дымку на том месте, где до этого виднелась ее облепленная мокрыми волосами голова, так напоминавшая в эти секунды паники череп Волдеморта. Лия смотрела на себя, одной рукой прижимая к носу пахнущую ванилью горячую мочалку, другой взъерошивая темные пряди, раскладывая их по плечам. Она бесконечно вглядывалась в большие голубые глаза, отдававшие зеленью, особенно в таком освещении, чтобы видеть и помнить: эти глаза знали другую жизнь.

Лия не желала слышать, что Второй Волдеморт говорит ей, смазывала его слова, не подпуская к сознанию, — не слушала и не слышала, что прекрасно умела делать, когда к ним приезжала брюзжащая тетушка Мардж, когда обзывался Дадли.

Она смотрела на себя, сосредотачиваясь на образе того, кем была тринадцать лет, на том, кем ее осколок никогда не был и не знает, как быть. На том, кто в конце концов приглушил туман, который сейчас заполнил албанские леса, и вернул ее в ванну Рейвенкло, где давным-давно исчез весь пар. Скоро станет совсем холодно, но хорошо, что ее душа в Албании не знает холода ноября — в этом они не найдут моста.

Лия наскоро вытерлась, оставаясь сосредоточенной на мыслях, что она подросток, а это ее любимое полотенце, что она сейчас поднимется к себе, станет распутывать вьющиеся волосы и наносить на них уход из процеженной на растущую луну крапивы. Держалась за эту инаковость до самого сна. А потом, используя окклюменцию, «заякорилась» на воспоминании, где тетя учила ее разбивать яйца для теста. Лия держала в себе теплоту того дня и засыпала в нем, а потом оно держало вокруг нее щиты против нее второй, в то время как Лия была спящим жучком, прилипшим к травинке.

Ей нужно отдалиться от Волдеморта еще сильнее. Она не может говорить с Пожирателями, подражая одной из своих душ. Меньше всего Лия хотела, чтобы их перемешало так, что потом не разделить, где начинается один и кончается другой. Нужно что-то посильнее концентрации на внешности, на детских воспоминаниях.

Нужно оставаться Эмили в самом истинном понимании.


* * *


От оврага до заледенелого ручья было сорок семь мертвых деревьев, шестьдесят один сгнивший кустарник, бесчисленное множество падали и ни одной живой птицы, чтобы забраться в ее костлявое, жилистое тельце, неуклюже расправить крылья и взмыть вверх — насладиться признаками своего обитания, своего владения этими одинокими землями. Немощность почти парализовала его — место, по которому он мог беспрепятственно перемещаться, с каждым месяцем становилось все меньше, а он уходил в темные чащи все глубже.

Лорд Волдеморт был покинут всеми, даже тем, на кого привык полагаться в первую очередь, — самим собой. Эмилия не поддерживала связь, не шла навстречу. Он мог лишь гадать, слышит ли она его, и не прекращать говорить с ней. Это, в конце концов, разнообразнее того, что он видит вокруг себя вот уже двенадцать лет. Волдеморт прятался ото всех, неспособный противостоять или защищаться, но от самого себя спрятаться не мог. Ему нужно во что бы то ни стало убедить Эмилию не заключать его в предмет, а дать ему полноценное тело. Отчаявшись жить в таком жалком состоянии, он был готов на многое, если не на все.

Зная о риске, Волдеморт все же искал к ней ключик: менял фразы, слова, тон. Требовал, угрожал, торговался, даже умолял. При последнем унижении он хотел верить, что Эмилия все-таки вправду не слышит его, но подрагивающие в голове образы, как помехи в радиоприемнике, говорили ему, что его крики не уходят в пустоту. Волдеморт жадно слушал каждое изменение, живя ими, как когда-то до этого держал себя на плаву чувством умирающих деревьев и животных. Он явственно слышал в ней нежность, должна же она когда-нибудь разжалобиться!

Волдеморт не видел четких мыслей своего второго я, лишь кое-что ощущал где-то очень глубоко, будто помимо глаз, слуха, вкуса, обоняния и осязания было еще одно чувство, которым он понимал хотя бы миллиардную долю того, что происходило с его осколком. Так он нащупал в Эмилии страх, колебания, словно она взвешивает что-то с особой тщательностью, ностальгию и усталость. Тревога передавалась и ему, но ускользала, не давая зацепиться за нее и притянуть друг к другу их с Эмилией сознания. Волдеморт беспокоился, как бы Дамблдор не добрался до его второго я, и непрерывное, пусть и далекое, ощущение присутствия Эмилии где-то там, за лесами, холмами, Европой, Ла-Маншем, болотами и горами, умиротворяло его и поддерживало надежду.

У Эмилии были и другие чувства, но Волдеморт старался к ним не прикасаться: они были ядовиты для него и после соприкосновения с ними приходилось заново искать ниточку, соединявшую его с осколком.

Однажды он решил проверить, получится ли у него найти свои крестражи тем же способом, каким они были связаны с Эмилией. Эти-то кусочки души безвредны для него — верные и послушные. Он никогда не интересовался ими. Наверное, это было недальновидно. Если бы Эмилия не сказала, он бы не узнал, что с Дневником что-то случилось. У них с ним самый большой разрыв — Волдеморт потерял с ним связь давным-давно.

Волдеморт подумал о своем последнем крестраже, Диадеме, спрятанной в удивительной комнате в Хогвартсе. Он рвал душу, отдаляясь от изначального себя семимильными шагами, может ли он надеяться, что хотя бы этот кусочек окажется от него не слишком уж далеким? Сложно было сказать, получилось ли у него мысленно перейти в диадему: он менее отчетливо видел Албанию, словно при связи с Эмилией, но в Диадеме не слышал совершенно ничего интересного — знал только, что не был там один, его что-то дополняло. Это было то, чего он, по-видимому, лишился, отколов кусочек для этого крестража, и этот осколок, в отличие от первого, был податлив как вода, и беспрепятственно пропускал сознание Волдеморта в ту обитель, которую занимал. И все же в нем не было ничего живого — лишь мельтешение однообразных установок и ощущение несдвигаемых границ самой диадемы. Не увидеть, что вокруг; не узнать, есть ли рядом угроза, пока она не коснется Диадемы напрямую.

До медальона точно было не добраться, не говоря уже о более ранних крестражах. Оставалось надеяться, что они в порядке и что сама Эмилия ничего с ними не сделает. Волдеморт хотел верить, что ей не взбрела в голову мысль восстановить свою душу и собрать все крестражи в себе одной, а потом прийти за ним и тоже лишить личности. Найденную в сознании Диадему он не упускал теперь из виду и знал, что хотя бы она до сих пор является крестражем и Эмилия ничего с ней не сделала.

Второй Волдеморт с упрямой решительностью прятал от него зацепки к своей душе прежде, чем он успевал рассмотреть их поближе. И лорд Волдеморт предпринял последнее, что не решался сделать, боясь боли и неизвестности. Он должен прикоснуться к тому яду, которым Эмилия закрывалась от него, и тогда, осознав его, приняв его в свое сознание, он лишит ее защиты против себя.

Она не прельщалась силой и властью, которые он ей обещал, не обращала внимания на угрозы. Даже мольбы ее человечность пропускала мимо себя. Тогда Волдеморт попытался встать на ее место и подумать, что могло бы убедить его самого, но к ужасу своему не находил ни единой причины, по которой ему, объединенному к тому же с равнодушно оставленным им Дневником, хотелось бы как минимум разговаривать со своим немощным осколком.

Услышанная в Эмилии уязвимость — та жалостливость, на которую он ставил до этого и с которой потерпел поражение, — подсказывала ему один путь, но слова, которые он пытался произнести, должны были идти от самого сердца. Он пробовал сказать их просто так, но неискренность без промедления обнаружила всю безнадежность такого подхода.

Лорд Волдеморт собирался с духом, скреб в своей душе остатки человечности, которая напомнила бы ему, как это делают другие люди, чтобы впервые сделать самому. Но слова, те самые, искренние, подкрепленные честными и оголенными мыслями, отравляли его и причиняли мучительный стыд.

Что ж, быть этой муке, если она одна может вытащить его отсюда. И эти самые слова он отправлял Эмилии, но не той, что была его равноправным осколком, а той, что была его частью, вобранной в основную душу из Дневника.


* * *


Был вечер воскресенья, в гостиной Рейвенкло не найти свободного места — удачный момент выбраться в замок по своим делам и не беспокоиться, что отсутствие Лии обеспокоит какого-нибудь Хиллиарда. Роберт в последнее время посматривал на нее, когда она собиралась куда-то выйти по вечерам. Он утверждал, что как староста, следит за соблюдением режима, но Лии было очевидно, что он пытается оградить ее от Наследника Слизерина. Она старалась не нервировать его лишний раз и выходила из гостиной вместе с кем-то, будто в сопровождении.

Сегодня же ей удалось выскользнуть из башни, скрывшись в толпе снующих по всей гостиной рейвенкловцев. До экзаменов первого триместра оставалось чуть больше месяца, многие начали готовиться заранее.

Прежде чем отправиться до ужина к Северусу Снейпу, Лия написала записку и положила ее под дверь кабинета еще утром, пока Снейп был на завтраке. В записке была всего одна фраза: «Жди меня в своем кабинете в 17:00». После прочтения записка сгорала дотла, а Метку на руке обдавало цепью мурашек — Северус должен был понять, от кого это сообщение. Увы, пока Лия не выяснит точно, какую роль сыграл Снейп в обмане с Матильдой — проснувшись и успокоившись, она предположила, что он мог догадаться, кто она, и помочь узнать результаты, не приближаясь к месту преступления, но сам не знал, что Дамблдор дал ему ложную информацию, — Лии приходилось сохранять статус-кво и рисковать тем, что связь с осколком в Албании усилится.

Сейчас Снейп стоял перед Лией, чуть склоняясь. Она видела, как напряжены его плечи, и еще долго изучала его взглядом, прежде чем заговорить. Лия не хотела, чтобы Дамблдор хоть краем глаза увидел, что из себя представляет Тайная комната, поэтому встреча проходила именно в кабинете. Если Снейп служит ему, он все равно все ему расскажет, так что она стояла возле его рабочего стола и не обращала внимания на портрет Геспер Старки, висящий справа на стене. Пусть Дамблдор знает.

— Присядем, Северус. Разговор долгим не будет, но от комфортного общения я бы не отказалась, — негромко произнесла она, не сводя со Снейпа глаз.

В пятницу на уроке зельеварения он не удостоил ее ни одним взглядом, но наверняка заметил, что она время от времени посматривала на него. Лия не обращала на него внимания с первого курса, вторя его поведению. Тогда ее не волновали странности профессора, теперь же, если считать его предателем, она догадывалась: он не привлекал к себе ее внимание, чтобы не вызвать на поверхность воспоминания из ее прошлого, в котором она выслушивала пророчество из его уст. Он потрясающе справился с этой ролью, если вспомнить, как она обманулась видением в его сознании, которое решилась прочесть, забыв о его исключительных окклюментных способностях.

С их последнего общения в качестве слуги и повелителя прошло более десятка лет. Северус, как ей помнилось, был молодым, способным и идейным Пожирателем смерти. Отдавать его Дамблдору было до больного обидно, но свою ошибку в этом Лия признавала. Пока она здесь, ей ничего не остается, кроме как держаться подальше от всего, что связано с Дамблдором, и в то же время держать руку на пульсе.

Снейп пригласил ее сесть за свой стол, а сам намеревался опуститься в кресло напротив. Лия, покачав головой, заняла кресло сама.

— Подозреваю, трудно принимать решения, когда перед тобой бывший повелитель, захвативший тело девочки-подростка? Мне тоже непросто выбрать линию поведения. Нам еще некоторое время придется побыть ученицей и профессором.

Северус сел за стол и заметно расслабился, оказавшись на своем месте. Лия в гостевом кресле чувствовала себя не хуже: это давало ей верную установку на разговор, который она планировала провести, а также лишало ощущения власти, которое могло сблизить ее сознание со Вторым Волдемортом.

— Простите… Вы сказали «бывший»? — тихо ответил ей Снейп, напряженно держа руки на столе и с усилием вдавливая пальцы в темное дерево.

Лия, прежде чем продолжить, коснулась губ и задумчиво поводила по ним.

— Полагаю, ты винишь меня в гибели женщины, которой я обещала пощаду.

Снейп оставался бесстрастным, слишком бесстрастным для человека, с которым заговорили о его погибшей любви. Лия вглядывалась в его глаза, подмечая мельчайшее изменение. Он закрывал от нее разум, как она и ожидала, но он не мог контролировать все мышцы своего тела. Ей же хватало детского опыта Эмили и Тома, чтобы видеть, чего не говорят взрослые, и угадывать их тайные страхи и тревоги по едва видимым переменам в лице.

— Я готов вернуться на службу, если вашему лордству будет угодно, — прошептал Снейп, сильнее склонив голову.

— Посмотри мне в глаза, — произнесла Лия, усмиряя раздражение. Она готовилась, что Снейп так и скажет, и ей было больно, что он все-таки пошел по этому пути. Значит, остальные ее догадки верны тоже.

Снейп повиновался.

— Забудь о лордстве. Многое изменилось, — продолжила она, вглядываясь в черные глаза. — Люциус поведал мне, что тебя от Азкабана спас сам Альбус Дамблдор. Что скажешь на это?

— Да, это верно, — медленно проговорил Снейп, не отводя глаз и очень редко моргая. — К тому времени, как вы пропали, я так сильно убедил Дамблдора в своем раскаянии, что он встал на мою защиту. Я не знал, где вас искать, как и многие, поэтому я предпочел остаться на своем месте и держать ухо востро. Я собрал множество данных об Альбусе Дамблдоре… Если вам угодно, я…

— Все это время ты жил под крылом врага лорда Волдеморта, — Снейп не удержал дрожь в левой руке, — и продолжал шпионить для того, кто убил твою любимую женщину и, по всем слухам, пропал навсегда. Так, выходит?

За дрогнувшими черными глазами не было видно ни образа, ни эмоции. Лицо Снейпа превратилось в маску, но не нужно было быть легилиментом, чтобы в напряженных мышцах заметить проблеск муки. Это был хороший знак — можно было расставить все точки над i и покончить с ложью. Лия наклонилась вперед, облокотившись на стол и сцепив руки в замок.

— Я всегда был начеку и оставался там, где мне велел находиться мой повелитель, — глухо повторил Снейп, глядя ей в глаза, но ничего перед собой не видя.

— Повелитель, который мог пощадить твою любимую женщину, но не пощадил?

— Я… Я дал обещание служить своему повелителю. Я не должен судить его решения. Темный Лорд ничем не обязан передо мной. Мне оставалось лишь ждать и собирать информацию об Альбусе Дамблдоре, чтобы встретить своего повелителя с ценными дарами.

Снейп замер словно статуя, одни только его губы шевелились и давали знать, что перед ней живой человек. Лия опустила подбородок на сомкнутые пальцы, поставив локти на стол. Ее искушало желание спросить, чем же таким интересным Снейп мог с ней поделиться, и она не давала себе разрешения спрашивать. У нее больше не оставалось сомнений, что Снейп сменил сторону: не укладывалось в голове, как можно оставаться верным человеку, который убил того, кем ты дорожишь. Хуже того, что Снейп мог дать ей ложную информацию, была правда — правда, которую Дамблдор и планировал донести до нее якобы через шпиона. Эта информация могла сбить ее с толку, вынудить сделать то, чего и желает Дамблдор. Лия, припомнив за последние дни десятки своих ошибок, не доверяла себе.

В иные времена она бы направила на Северуса палочку и заставила содрогаться в боли, чтобы ослабить ментальные щиты и увидеть правду в его мыслях. И это именно то, чего ей нельзя сейчас делать, чтобы не подпустить к своей душе Второго Волдеморта. К счастью, у нее и возможности не было поступить так, как поступал раньше Темный Лорд. В конце концов, искрящиеся от напряжения нервы — не единственное, чем можно ослабить человека. Но причинять боль все равно непросто. Правда почти в ее руках, осталось сделать так, чтобы Снейп тоже выпутался из своих обманчивых установок и припорошенных иллюзией целей. Она видит его муку. Сорванный гнойничок освободит их обоих.

— Я похожа на Лили? — внезапно спросила она.

В тихом кабинете ее голос был подобен выстрелу, слова хлестнули по воздуху. Но этого было мало: Снейп отлично контролировал себя, лишь его взгляд принял более отстраненное выражение. Лия почти физически ощущала его боль, эта боль ранила ее тоже, а вместе с ней затихал в голове голос ее случайного и такого отчаянного осколка.

— Немного, — процедил Северус, почти не размыкая губ.

— Хм... Может, я похожа на Джеймса? — продолжила Лия. — Ты, наверное, должен был знать его?

Она не упускала из внимания ни одной жилки на лице Северуса, которые против его воли выдавали душевные раны. Так она чувствовала, что двигалась в верном направлении. Сейчас или никогда они выяснят все отношения. Если Снейпа заставляют вернуться к убийце его любимой, ему так же нужен этот разговор, как и ей, желающей найти новый способ прятать свою душу от Волдеморта.

— Немного, — повторил Снейп, до белых костяшек вжимая пальцы в стол.

— Странно... — тихо произнесла Лия, чуть склонив голову. — Я вспоминаю тот вечер. Вспоминаю, как пришла к Поттерам в дом. Не вижу сходства, представляешь?

Она помолчала, отслеживая, есть ли изменение в лице. Снейп сидел словно с непроницаемой маской, но маска давала трещину. Это ей сейчас и нужно.

— Они были совсем безоружные, — продолжила она по-прежнему тихим голосом. — Джеймс Поттер отправил Лили с ребенком наверх, выбежал передо мной... Он умер быстро.

— Зачем вы мне это?.. — не выдержал Северус, судорожно втянув воздух.

— А Лили пыталась шкафом дверь подпереть, — криво усмехнулась Лия, не обратив внимания на вопрос. Она пересказывала события, которые въелись в ее память, но уже совсем ничего не чувствовала: ни эйфории, ни нетерпения, ни ужаса. Разве что стыд плескался где-то на периферии, и щипало глаза от того, как краснели глаза Снейпа. — Я поднималась медленно, давала ей время поиграть с мебелью. Смешно так было, нелепо... И с этими людьми я трижды встречалась на поле боя, кто бы мог подумать.

— Что вы хотите? — Северус спросил тихо, но даже в шепоте слышался надлом и стенания. — Зачем все это?

— Ты говоришь, что готов вернуться на службу. Видимо, тебе не так уж и важно было спасти Лили, вот я и делюсь с тобой воспоминаниями былых дней. Наверное, тебе должно быть интересно. Разве не так?

Снейп сжал побелевшие губы. Во взгляде наконец промелькнуло что-то помимо беспристрастности.

— Ну же, я хочу знать. Может, ты сердишься, что я убила твою любимую?

Так гадко Лия себя не чувствовала, пожалуй, никогда. Ядовитая игла, которую она втыкала в них обоих, скручивала в ней все внутренности, но это было только начало. Она задумала для Волдеморта — в том числе своего, внутреннего, — большее мучение. Когда Северус неоднозначно качнул головой, будто отгоняя муху, Лия подалась вперед и вгляделась пристальнее.

— Ответь мне. Или, может, я продолжу рассказывать? Лили умоляла меня убить себя вместо ребенка. Вот такая забава: ты умолял пощадить ее, она — ребенка.

— Хватит, — горько произнес Снейп. В его глазах блестело, будто вот-вот должны были навернуться слезы.

— Отчего же? Ты ведь говоришь, что готов после этого вернуться на службу лорду Волдеморту. А лорд Волдеморт хочет знать, что ты целиком и полностью на его стороне и не таишь на него зла. Я ведь даже собиралась ее пощадить... Я ничего тебе не обещала, как ты помнишь, но и не говорила, что точно убью. Она и правда могла спастись. Я давала ей уйти, аж трижды. Я ведь могла просто отбросить ее в сторону, обездвижить и расправиться с ребенком. Тогда лорд Волдеморт сидел бы перед тобой в своем собственном теле. Интересно... а ты бы после этого пошел пытать счастья с Лили снова, м?

— Пожалуйста, хватит, — ядовитым шепотом прервал ее Снейп.

— Так ты не держишь на меня зла? Я могу быть уверена, что ты остался верен мне, а не перешел на сторону моего заклятого врага?

— Да, — через силу выдохнул Снейп. Он отчаянно старался сказать это слово уверенно и без колебаний.

Но Лия вслушивалась и всматривалась в него, и всем своим существом видела вынужденное «да». Да и вглядываться не нужно было! После всего, что она обдумала, о чем спросила его, было ясно, что он навсегда потерял восхищение Темным Лордом, которому когда-то рвался служить. Но какой же упрямый... Как же Дамблдору, должно быть, важно, чтобы Снейп не уходил от лорда Волдеморта — следил, вынюхивал, доносил. Подавив волну ярости, Лия встала с кресла и оперлась руками на стол.

— Ты лжешь, — отчеканила она, больше не улыбаясь. — Зачем ты возвращаешься к повелителю, который ни во что не ставил ни тебя, ни твои чувства? К повелителю, убившего человека, которого без труда мог пощадить.

В глазах Снейпа расплылись ярость и боль. Он встал тоже, чтобы быть почти что наравне, но не подался вперед, не встал в ту же позу, будто не хотел приближаться к ней.

— Я клялся служить, — продолжил он, перебарывая чувства, стараясь казаться равнодушным. Он невольно коснулся Метки на левом предплечье.

Лия с силой ударила ладонью по столу и перешла к голосу:

— Да к Моргане эту клятву! Кого ты пытаешься обдурить? Дамблдор принял тебя на свою сторону, дал защиту и кров, и отправил шпионить за самым ненавистным человеком. Правильно? Отвечай!

Снейп вздрогнул, и на мгновение в его глазах мелькнул страх. Лия нетерпеливо развела руки в стороны, распрямляясь:

— Мне палочку достать — несколько секунд, а твоя в руках. Давай, Северус, покончим с этими играми. Ты правда возвращаешься на службу и верен мне так же, как раньше, или?..

— А у меня есть выбор?! — взревел он, наконец поддаваясь эмоциям. Он остервенело закатал рукав мантии и сунул ей под нос яркую Метку. — Мне не скрыться, не убежать. Я вечно связан с убийцей, с человеком, который когда-то казался мне кумиром, с тем, по чьей вине я никогда — никогда — больше не увижу женщину, которую люблю всей душой! До этого я жил с мыслью, что она счастлива где-то там, а теперь ее и вовсе нет. И все, что мне остается, это продолжать нести свою клятву, питая отвращение к своему повелителю, но все-таки оставаться в живых.

— И значит, у тебя есть причина жить после этого. Это правда шпионаж, — совсем тихо ответила она, опускаясь обратно в кресло. Воздух звенел от криков, но вскоре ее и Снейпа вновь окружила тишина. — Ты предпочел жить и страдать, а не умереть, значит, есть за что. Не надо мучаться, Северус. Скажи мне все. Прямо сейчас.

Снейп, казалось, не ожидал такого поведения. Он, заламывая руки, отошел от стола и сделал несколько хаотичных шагов.

— Что сказать? — От удивления он тоже сбавил тон.

— Как ненавидишь меня, — спокойно и почти мягко, даже смиренно ответила Лия, не отводя взгляда.

Северус смотрел на нее несколько секунд молча, стоя вполоборота. Затем повернулся прямо и прошипел, глядя ей в глаза.

— Я ненавижу вас.

Лия ощутила, как от этих слов сердце больно сжалось, но кивнула, прося продолжать.

— Я ненавижу — ненавижу — вас!

На этот раз Снейп прокричал, брызжа слюной. Лия каждой клеточкой кожи ощущала волны неприязни, исходящие от Снейпа, даже несмотря на то, что он по-прежнему защищал свой разум. Он продолжал говорить еще несколько минут, и все это время Лия молча смотрела ему в глаза и чувствовала, как медленно утопает в яде. Но когда Снейп, утихнув, сел за свой стол, она поняла, что жала в ней больше нет.

— Полегчало? — спросила она так сочувствующе, как только могла.

— Немного, — сипло отозвался Снейп. Он смотрел теперь на свои колени, бессильно поникнув головой.

Помешкав, Лия встала со словами:

— Вот и славно. — Она неспешно и осторожно подошла к Снейпу и протянула руку. — Закатай рукав, пожалуйста.

Северус недоуменно посмотрел на нее, но Метку обнажил.

— Я не смогу убрать ее полностью, — сказала она, читая в его взгляде обреченность и желая пояснить свои действия. — Ты прав, это пожизненная клятва. Но я могу сделать так, чтобы она тебя больше не беспокоила.

Лия достала из кармана палочку и приложила ее кончик к высунутой из черепа змее. Северус вздрогнул, но Лия не отпустила его руку, уверенно водя палочкой по контурам Метки и вслух читая заклинание. Палочка выбивала черные искры, и после каждого всполоха часть рисунка бледнела. Закончив со всей Меткой, Лия удовлетворенно показала Снейпу работу. Метка больше не была ярко-красной, словно незажившая татуировка, теперь она едва угадывалась на светлой коже, будто в этом месте прикладывали каленый рисунок черепа со змеей. Такой бледной она не была даже все эти годы, пока о Темном Лорде ничего не было слышно.

— Если я позову по ней Пожирателей, ты не узнаешь об этом, — дополнительно пояснила она. — Всем остальным я скажу, что ты следишь за Дамблдором. Никто не будет знать, что ты в его стане по доброй воле. Взамен ты не будешь следить за мной. Что-нибудь непонятно?

Северус медленно вытащил руку из ее хватки, завороженно провел пальцем по затихшей навечно Метке, затем встал и перевел взгляд на Лию.

— Почему?

— Ты не знаешь, что случилось со мной в этом теле. У меня нет желания просвещать тебя. Тебе нужно лишь знать, что я...

Она сглотнула от волнения. Даже Эмили не говорила тех слов, которые собиралась сказать она. Эти слова жгли горло, сжимали его, не давая произнести ни звука. Лия начала с шепота, будто боясь, что голос спугнет хрупкую решимость.

— Что мне жаль. Правда жаль. Это все, что я могу сделать для тебя — отпустить тебя к своему врагу и дать справедливую возможность ненавидеть меня. Прости меня, Северус... — До чего же трудно произносить такие слова! Лия ощущала тот шаг, который отдалял ее от Волдеморта прежде всего в собственной душе, и продолжала, зная, что царапающее чувство говорит лишь о том, что она поступает правильно. — Прости, что лорд Волдеморт поставил свои желания выше чувств своих преданных и подающих надежд соратников. Он поплатился за это сполна. — Она раскрыла руки, как бы показывая, как бессильна она в этом маленьком, несовершеннолетнем подростке. — Не только оказавшись в этом теле, но увидев себя со стороны. Я понимаю, какую боль причинила тебе. Ты вправе меня ненавидеть. Я не дам тебе служить мне — мучиться, даже чтобы выведать мои планы. Мы будем врагами открытыми, искренними. Но я принимаю свою вину и говорю тебе: «Прости меня».

Они молча стояли друг против друга и смотрели друг другу в глаза. Бешено колотилось сердце, почти утихала боль, а страх и вина отпускали свои тиски. По лицу Снейпа Лия читала облегчение вперемежку с озадаченностью — на своем лице ощущала теплые слезы и то самое ненавистное самой себе выражение, когда подрагивают крылья носа, а уголки губ тянутся вниз.

Снейп молчал. Лия опустила голову, скрывая нервное сглатывание, а когда подняла на Снейпа взгляд, увидела, что он смотрит в сторону мокрыми глазами.

— Ведь это не ваша вина, Поттер. Зачем вы берете ее на себя?

Лия улыбнулась и подыграла:

— Косвенная вина — вина не менее тяжелая, профессор. Надеюсь, моя внешность не доставляет вам столько боли, сколько мне мерещится.

Она медленно сделала шаг назад, развернулась вполоборота и взялась за ручку двери, когда услышала:

— Что бы вам ни говорили, вы не похожи на Лили. — Его голос звучал скорее грустно, нежели злобно. — Вы — это вы.

— Я помню, профессор. Я буду помнить, кто я, обещаю, — улыбнулась она, глядя на него через плечо.


* * *


Лия шла по тусклому подземелью со странным чувством. В душе тянуло болью и одновременно с этим было по-волшебному легко, будто развязался гнойный узел. Волдеморт из Албании затих еще в кабинете, и Лия думала, что долго не услышит его, но едва она шагнула на первые ступени мраморной лестницы, она ощутила, как потяжелело сознание, а из самого сердца очень громко — так, что нельзя было ничем приглушить, — в него проникло:

— Прости меня. Я понял, как тебе было плохо в Дневнике. Пожалуйста, прости меня.

Глава опубликована: 06.01.2018

Глава 5. Осведомленность

Эмили сидела за столом и рисовала море. Нарисовать море — ее домашнее задание в начальной школе. Эмили нравилось смешивать зеленый и синий, чтобы получился подходящий цвет. Мазок за мазком она накладывала краску на рисунок, изображая волны, — она срисовывала море с книжки, которую тетя купила для уроков по рисованию. Как, должно быть, красиво, волнуются в настоящей жизни воды, покачиваются из стороны в сторону, с шумом и пеной накатывают на гладкий песок и отползают обратно, забывая на суше моллюсков, камешки и подводные растения. Как бы хотелось увидеть море своими глазами!

Эмили переводила взгляд с картинки на свой лист, возилась с красками, чтобы добавить бликов, но внезапно заметила что-то нехорошее — всего лишь краем глаза. Эмили прислушалась к ощущениям, не отводя взгляд от кисточки, которую прижала к рисунку: из потаенных уголков ее души поднималась другая волна — это плохо, ох, как это плохо. Эмили очень старалась сдержать волну, потому что тетя могла зайти в любую секунду и накричать на нее.

«Ничего не происходит. Продолжай рисовать. Ты ничего не делаешь», — сказала она себе и аккуратно повела кистью к краю бумаги, не обращая внимания на то, как змеилась под ней нарисованная волна, словно рисунок ожил и Эмили была богом, выводящим море на полотне земли. Но она не бог, и все это ей лишь кажется. Эмили упрямо рисовала изгибы там, где хотела, пусть даже они перекрывались волнующимися ожившими водами. «Этого нет, — говорила себе Эмили, хладнокровно, насколько могла овладеть собой в эти страшные минуты, споласкивая кисть в стаканчике. — Ничего не происходит. Я ничего не делаю». А на листе краска стала водой и держалась на полотне, не выливаясь за края. Море волновалось и было так красиво…

Эмили отбросила кисть и закрыла глаза. «Я просто устала, мне это кажется, — мысленно успокаивала она себя. — Сейчас я отдохну, а когда вернусь, увижу, что там есть только то, что я нарисовала сама». Она так и сделала: с закрытым лицом повернулась на стуле, вышла из-за стола и, не глядя на рисунок, отошла к окну. Она смотрела, как соседские ребята играли в догонялки; кто-то катался на скейтборде, разметая по сторонам сентябрьские листья; в другом конце улицы девочки прыгали через скакалку. Когда Эмили сделает домашнее задание, ей можно будет присоединиться к ним и играть, как все нормальные дети.

На ее листе лишь одно море — то, которое она нарисовала сама.

Вздохнув пару раз, Эмили почувствовала, что изнутри нее больше не шло то опасное чувство, из-за которого дядя с тетей раньше ругали ее. Эмили чувствует его все реже, а когда оно появляется, она делает вид, что его в ней нет. Она и теперь сосредоточилась на том, какой рисунок был на бумаге до того, как ей привиделось настоящее море.

Эмили вернулась к столу. «Ну вот, — она довольно улыбнулась. — Это просто я налила много воды». Она приподняла рисунок за уголки и отлепила от промокшего стола. «Эта вода не уберется сама собой. Стол я вытру, а рисунок будет сохнуть несколько часов. И по-другому не будет», — сказала она будто кому-то внутри себя, кто очень не хотел возиться с грязными разводами и ждать, когда можно будет продолжить рисовать, и из-за этого вот-вот норовил сделать кое-что плохое. Но никого другого, конечно же, в ней не было — в этом Эмили уверяла себя тоже.

С тех пор как неделю назад обе ее души открыли глаза и увидели друг друга, Лия часто стала вспоминать забытые сцены из своих жизней. В этом эпизоде ей семь — она впервые после прыгнувшего ей в руку яблока творила волшебство, впервые смогла подавить его, впервые нарочно забыла, что столкнулась с ненормальной частью себя.


* * *


Лорд Волдеморт твердил и твердил извинения, превозмогая отвращение. За всю свою жизнь он не знал, что такое стыд, но сейчас понял: это мерзкий червяк, который дырявит нутро с каждым звуком противного самой его природе слова. Волдеморт уверял себя, что сможет это вытерпеть, но образы, принадлежащие частичке его души, не становились отчетливее — мостика между ними по-прежнему не было.

Что их там недавно слегка подтолкнуло друг к другу? Он распознал в тот раз горячий запах ванили и шум воды. В их почти общем сознании были дымка и беспокойство. Волдеморт не смог удержать эту связь, она была мимолетным видением: Эмилия слишком быстро обратилась к другим образам и чувствам. А что, если дождаться момента, когда она сама будет просить у кого-то прощения? Злость, страх, ненависть — во всех этих эмоциях она была начеку и знала, когда успокоиться, чтобы он не зацепился за них, а просьбу простить она ожидает лишь в самых дерзких и заветных мечтаниях. О, как слова извинения должны покорить Эмилию, застать врасплох!

Лорд Волдеморт предвкушал успех. Безусловно, ключик был найден, оставалось внимательно слушать и забыть про боль, когда мост будет проложен через это непривычное для него состояние. Он был весь во внимании, и, к его счастью, обжигающее чувство вины всколыхнуло сознание совсем скоро. Вот-вот, и он соприкоснется с ее душой…

Он повторял и повторял: «Прости меня», слушая, когда что-то подобное будет сказано с ее стороны. Пока было лишь невнятное бормотание, что-то похожее на пытку, а еще такое же превозмогание, как и у него. Этот ручеек был маленьким, и окунаться в него следовало аккуратно: Эмилия была обжигающей водой, в которую Волдеморт опускал руку, чтобы уловить течение подводного ручья. Наконец он коснулся его.

Волдеморт рассматривал, прикасался к нему, проговаривал извинения, словно подбирая частоту звучания. Пытался чувствовать так же, как и она, чтобы встать с ней вровень и иметь возможность говорить с ней. Перетекал из превозмогания в то самое извинение, которое сближало их сознания все сильнее и сильнее. Он настойчиво искал паттерн потока, раскапывал в себе что-то похожее, что поток принял бы как свое. Волдеморт вспоминал, как обычные люди просили прощения, и пытался сделать так же, но что-то не получалось, не выходило. Тогда он нырнул в этот обжигающий поток и позволил ему вести себя.

В душе царапало и обжигало. Чужеродный огонь заполнял пустоту в душе. Плевать, Волдеморт терпел и не такую боль.

— Прости меня. Я понял, как тебе было плохо в Дневнике. Пожалуйста, прости меня, — повторил он снова, когда нащупал более прочную связь.

Лия замерла, крепко взявшись за перила. Она стояла, опустив голову, и прислушивалась к ощущениям. Голос Второго Волдеморта был так близок, словно он говорил ей в самое ухо, тогда как до этого его мольбы и угрозы звучали будто из-за закрытой двери. Его посторонних мыслей она почти не слышала, они, как и до этого, представлялись смутным клубком из гомона и эмоций. Лия хмурилась, стараясь думать очень тихо: не делая выводов, ничего не предполагая и не строя теорий. Превратившись в одно большое ухо, она слушала себя и отмечала, что происходит, пытаясь понять, насколько ее внутренняя речь отчетлива для ее второго я.

Волдеморт почти сливался с потоком, но не был с ним един. Он мимикрировал и притворялся, даже почти искусно, как он сам считал, но оставался чужероден этому потоку вины и извинений. И тем не менее небольшой успех был: глаза теперь застилала мутная пелена, звуки доходили звонче, но все равно будто сквозь толщу воды. Он почти был там — внутри своего другого я. До Диадемы добираться было не так сложно. Сейчас же он не владел по-настоящему тем сосудом, который занимал его самостоятельный осколок.

Лия сосредоточилась на том, что видела. Вокруг нее — вестибюль, под ее правой ногой — мраморная ступень, ее правая рука — на перилах. Перила холодные и мокрые от вспотевшей ладони, вестибюль освещен тускло: скоро отбой. По коридорам на первом этаже кто-то бегает, наверное, первогодки Гриффиндора или Рейвенкло торопятся в гостиные. А Лия стоит и просто слушает замок, мерно дыша. Она также замечает, что дышит животом — все правильно, при таком дыхании ей не пресытиться кислородом от волнения.

Перед глазами Волдеморта плыла мраморная лестница и женская черная туфля, замершая на ступени. Он не мог отвести от нее взгляд, потому что от нее не отводила взгляд Эмилия. Должно быть, она услышала его.

Сердце Лии стучало очень громко. «Слышит ли он это волнение?» — спросила она себя так, словно не желала, чтобы эти слова превратились в звуки, дошли до той части сознания, которая связывает внутреннюю речь с внешним миром. В ответ ей было молчание, которое длилось уже долгие секунды. Второй Волдеморт притих, когда она остановилась и замерла. Если он не слышит все, о чем она думает, значит, еще не так все плохо, и у них совсем не те отношения, которые сложились между ней в этом теле и ней в дневнике — тогда части ее души сливались в одно целое, не замечая этого.

Лия очень медленно продолжила путь — поднялась на ступень выше, мягко оттолкнувшись от мрамора.

— Здравствуй. Вот я и добрался до тебя. Мне здесь чертовски скучно. Поговори со мной, — шепнули ей в самую душу.

«Уйди прочь», — подумала Лия, по-прежнему не обращая речь к нему напрямую. Она проверяла: услышал ли? Лия минула еще несколько ступеней, сделав вид, что ни о чем не беспокоится, словно ей показалось.

— Скажи что-нибудь, — произнес Волдеморт очень мягко. — Ответь мне.

Не просто же так она замерла на ступенях, верно? Упрямая, игнорирует его, контролирует каналы мыслей. Но слышит — в этом он был уверен. Волдеморт прислушался, приникая к ее сознанию и терпя неудобство от покалываний во всем своем существе: они на связи, сейчас это главное. Ее мысли не были ему слышны, и, он был уверен, Эмилия также не вполне слышала его — лишь те слова, которые он хотел донести до нее. Возможно, она чувствовала его присутствие и чуть ближе, чем раньше, воспринимала его речь, но не более. А ему хотелось бы знать все, что она думает, подчинять ее себе, владеть ею. В конце концов, ее душа принадлежит ему, что бы с ними ни произошло в прошлом.

Едва он подумал об этом, поток стал отдаляться от него, лестница, по которой уже поднимались обе туфли, стала блекнуть. Волдеморт спохватился и вновь изобразил сожаление и раскаяние. Поток отчасти подсказывал, как это делать, и Волдеморт повторял за ним.

— Эмилия, — шептал он. — Я здесь совсем одинок. Я знаю, какой-то части тебя так же было в дневнике. Ты понимаешь меня. Ты знаешь, как мне больно и плохо. Как мне не хватает общения и кого-то, кому я мог бы довериться.

По его фразам Лии было непонятно наверняка, слышит ли он ее внутреннюю речь: он мог притворяться. Но ее передернуло от этой сладко-обольстительной манеры, которую он выбрал, чтобы разжалобить ее. В самом деле, она хоть и девчонка, но не забыла же, кто он.

Нужно удостовериться, что ему недоступен ее внутренний монолог. Пытаться прочесть его мысли — означало бы показать, что она точно слышит его. Пока она не хотела этого обнаруживать: Второй Волдеморт не должен узнать, что она проверяет его, а самой при этом необходимо узнать, до какой степени он считывает то, что с ней происходит.

В толще воды вокруг загудело бормотание: Эмилия что-то думала, но Волдеморту было не разобрать ее мысли. Вспомнился приют с тонкими стенами, за которыми вечно слышалось веселье и можно было расслышать отдельные восклицания, но контекст угадывался лишь по настроению воплей. Интересно, Эмилия вспомнит эти дни? Он выдул в воображаемый поток огромный пузырь, наполненный воспоминаниями, и послал его вперед — к ней. Перед его глазами стояли коридоры замка. Эмилия куда-то направлялась. Картинка зарябила, будто по ней прошла большая волна, искажающая происходящее. Волдеморт сосредоточился, чтобы не выпустить поток из внимания.

Лия подумала о приюте — тогда точно так же шумели соседи, только теперь сосед был в голове, и он многое хотел донести до нее через тонкие стены, при этом многое, насколько эти стены позволяли, скрывал. Лия пока не знала, как выгнать вторую себя из головы, но мысль о приюте пришла к ней слишком чужеродно, будто воспоминание о нем насильно подняли в ее сознании, и она поняла, что очень важно разграничить себя и свой осколок, пока он не запутал ее, не заблудил в сетях общих воспоминаний и его собственных выдумок.

«Что можно взять в левую руку, но нельзя в правую?» — спросила Лия лично себя, вспоминая одну из сегодняшних загадок-паролей, бронзового орла и его мелодичный голос. Нужно знать, может ли Второй Волдеморт видеть то, что она вспоминает и обдумывает. Есть ли хотя бы какой-то островок безопасности? При этом она, не останавливаясь, шла по коридорам Хогвартса, будто бы целенаправленно, но на самом деле лишь занимая себя движением и проверяя, видит ли Второй Волдеморт то, что видит она, или он лишь что-то чувствует в ее намерениях. Лию беспокоило, как он отреагировал на то, что она остановилась на лестнице и что потом продолжила путь.

Волдеморт ощутил, что поток неуловимо изменился. Находиться в нем стало почти не больно, и больше не нужно было изображать раскаяние. Волдеморт превратился в одно большое ухо и улавливал мельчайшие колебания вокруг себя: озадаченность, намерение куда-то прийти, вопрошание. И он тоже извлекал из себя эти эмоции, словно звуки из скрипки своей души, чтобы не отставать от Эмилии ни на дюйм. Эти чувства, по крайней мере, было совсем просто имитировать.

Они плутали по коридорам Хогвартса. Волдеморт мог лишь догадываться, куда они шли, и чувствовать, что у Эмилии есть какой-то задуманный конечный пункт. Они минули шесть этажей, и тревожные подозрения закрались тогда, когда они дошли до гобелена Варнавы Вздрюченного.

— Собираешься навестить наш крестраж? Будь уверена, это лишнее, он в порядке.

Лия сделала глубокий вдох, услышав слова, которые подтвердили одну из ее догадок: он видит ее глазами. Но, очевидно, не слышит мыслей, которые она не обращала лично к нему. Оставалась одна проверка, после которой станет ясно, с чем они сейчас имеют дело.

Волдеморту стало беспокойно. Эмилия не отвечала и упрямо расхаживала взад-вперед размеренным, спокойным шагом. Она думала про себя о комнате со спрятанными в ней вещами, но Волдеморт мог лишь знать, что она думает о ней, не слыша самих мыслей. Чтобы лучше различать намерения своего второго я, он замолчал и растворился в потоке настолько, насколько позволяла разница между их с Эмилией душами. Что бы она ни задумала, он не даст ей сделать этого.

Лия зашла в Выручай-комнату. Этот зал с воистину высокими потолками они обнаружили много десятилетий назад. Свет из окон падал свысока, освещая город из веками громоздившихся в комнате вещей. Они тоже сделали вклад в этот город — вклад совсем небольшой, но, пожалуй, самый ценный. Лия шла по «улочкам» и «проспектам», окруженным по сторонам сломанной мебелью, разбитыми вазами, запечатанными коробками, раскрывать которые было бы, наверное, неблагоразумно: не зря их сюда спрятали. Над «домами» и горами хлама порхали кусачие тарелки с еще не перегоревшей в них магией.

Волдеморт следил за кучей вещей в том же порядке, что ее осматривала Эмилия. Она шла медленно, будто зашла в музей и любовалась скульптурами, но неумолимо приближалась к тому месту, где они оставили Диадему, и от этого Волдеморту становилось страшнее с каждым ее шагом. Вместе с ней он проводил тонкими пальцами по заляпанному кровью топору, сворачивал с длинного прохода направо, минуя чучело тролля — его они игриво пощекотали общей рукой, которой управляла одна Эмилия, как бы Волдеморт ни пытался взять над ней контроль. Они немного прошли вперед, свернули налево и остановились. Волдеморт смотрел туда же, куда смотрела Эмилия, а ее взгляд очень долго не находил Диадему среди кучи хлама.

Лия по третьему разу пробежалась взглядом по вещам, слегка нахмурившись. За пятьдесят с небольшим лет предметов здесь прибавилось, отчего внутри кольнуло недовольством. Они считали, что были одними из немногих, открывших этот секрет замка. Лия медленно прошла вперед, зажгла огонек на конце палочки — несколько пикси с режущим воздух звуком взмыли ввысь, скрываясь от света, — и подняла его вверх на пару футов, чтобы хорошо видеть пространство вокруг себя.

Вот она родная.

Лия замерла, Волдеморт вторил ее поведению. Каждый услышал двухголосье в мыслях, и каждый по-своему реагировал на это.

— Ну вот, она в порядке, уходим отсюда, — примирительно произнес Волдеморт, скрадывая в своем голосе волнение.

Лия хмыкнула про себя и подошла к потускневшей Диадеме, не обращая внимания на слова второй себя. Они в тот год, когда принесли ее сюда, едва успели вообще спрятать ее здесь, хотя бы в нескольких «улочках» от двери. На чары времени не было: не нужно было вызывать подозрение Дамблдора долгим нахождением в замке.

Волдеморт протягивал руку к Диадеме вместе с Эмилией, а когда он коснулся металла, на мгновение ему показалось, будто рука Эмилии оказалась прямо под его ладонью. От того, как ее пальцы неторопливо, но сильно сжали края Диадемы, он понял: она почувствовала его близость тоже.

— Привет. Ну как ты тут? — вслух обратилась она к Диадеме.

Он впервые за долгое время услышал ее голос. Он чувствовал, как шевелились его губы, а из них текла совсем другая речь. Вот только говорила Эмилия с Диадемой, а не с ним. Она крутила ее в руках, разглядывала в свете наколдованного огонька, задумчиво терла сапфиры по бокам.

— Почему ты не спросишь меня? — обратился он к Эмилии. — Диадема в порядке, я побеспокоился о том, чтобы поинтересоваться ее состоянием, когда узнал, что пережил мой первый крестраж.

Лия крепко взялась за зубчатый край Диадемы и посмотрела в сторону, аккуратно опуская свои мысли на тот уровень, на котором его должен был услышать Второй Волдеморт. Она сказала, обращаясь к нему, желая, чтобы он услышал:

— Диадема спит. Часть меня, которая была в дневнике, хотела убедиться, что другая часть меня — часть него — не обрекла остальные осколки души на мучения, которые пришлось пережить ему.

Голос Эмилии раздался в самом нутре Волдеморта. Она не размыкала губ и говорила из глубин его души так громко, будто находилась за спиной и прислонялась к уху. От неожиданности Волдеморт ответил не сразу, ощутив, как пугающе было слышать голос внутри, подозревать, что голосу доступны все его замыслы и секреты.

— Все, начиная с Кольца, не знают о том, что когда-то были живы. Все они служат лишь одной цели: удерживать меня — нас теперь, верно?.. — от смерти.

Лия удовлетворенно кивнула сама себе, не отвечая Второму Волдеморту. Она поднялась, держа Диадему в руках, и позволила ему узнать свою мысль:

— Дамблдор подозревает о крестражах. Надо перепрятать Диадему.

«В Тайной комнате опасно», — не то вспомнилось, не то произнеслось в двухголосье, которое каждый научился слышать и различать.

Они не потеряются друг в друге — по крайней мере с Дневником и Эмили все было по-другому. Лия с Волдемортом были слишком самостоятельными и сознательными, чтобы заблудиться друг в друге, — кроме того, слишком разными. И все же Лия не преминула остановить взгляд на большом расколотом зеркале, прислоненном к обтрепанному дивану, мимо которого она прошла на обратном пути.

Волдеморт смотрел на отражение Эмилии и возвращался к реальности — то, что откололось от него двенадцать лет назад, пошло совсем по другому пути. Сейчас именно оно, нечто, ему почти не знакомое, живет, дышит, колдует и управляет его Пожирателями смерти. Знать бы, что именно оно собирается изменить. Может, его другое я сделает лишь лучше? Может быть, получится уговорить его дать тело, чтобы заиметь себе самого верного помощника? А там уж как пойдут дела. Может, их сотрудничество обернется грандиозным успехом, а может, кому-то лишнему придется уйти. Волдеморт не собирался становиться лишним в любом случае.

Держаться в сознании Эмилии было тяжело, и с каждой секундой сил у Волдеморта становилось все меньше. Он отпустил поток, и звуки вокруг приглушились, отходя на задний план его собственного сознания. Стало как будто бы холоднее и более пусто. Его второе я возвращалось в общежитие, бытовые вопросы его не интересовали, а Диадему Эмилия после раздумий поставила на место, пока не придумает, как спрятать ее в Тайной комнате и быть уверенной, что яд василиска до нее не доберется. Волдеморт хотел бы подсмотреть ее сны, но ему самому требовался отдых. Налаживать мосты было затратным делом, а взламывать окклюментные щиты, поставленные вокруг спящего сознания, гораздо сложнее, чем пробиваться сквозь защиту волшебника в сознании.

Одно Волдеморт понял определенно: какой бы ни была боль от связи с Эмилией, каких бы усилий ни требовало их общение, он чувствовал себя во много раз живее, нежели от уничтожения деревьев и животных вокруг — они были такие же бесчувственные, как он. Волдеморт обязательно вернется, он не оставит Эмилию — эту золотую жилу, скрашивающую его однообразное существование.

Когда Лия дошла до спальни, Второй Волдеморт заметно ослабил хватку. Это чувствовалось в легком дыхании, в отсутствии напряжения в плечах, в шраме, жар которого она начала ощущать. Она стояла в ванной и рассматривала красную молнию на лбу. Боли не было, как и сама голова не страдала мигренями, но шрам выделялся отчетливо. С утра придется маскировать чарами, если не пройдет.

Лия обернулась к кабинкам. Второй Волдеморт мог вернуться в ее голову когда угодно, раз уж он сумел преодолеть настолько незнакомое для себя чувство, как вина. На сами извинения Лия с трудом не обратила внимание, не позволив им затронуть ту частичку себя, которая истово ждала подобных слов. Так же она сегодня не позволила маленькой девочке сжалиться над одичавшим от бессилия человеком. Конечно, он будет говорить именно так, все эти фразы были ей знакомы, как знакомы были и мотивы, лежащие за ними.

А может, он поймал ее на преодолении вины? Может, их объединило отторжение к словам, которые нужно было произнести? Для него, должно быть, это было больнее, чем ей, но он стерпел боль и продержался в ее сознании очень долго. Как теперь защищаться от него? От самой себя, о которой она знает одно: она добьется своего.

Лия сняла мантию, повесила ее на перекладину, начала расстегивать юбку. Что ж, значит, придется делать вид, что он не доставляет ей никаких неудобств. Все раннее детство Эмили делала так со своими странностями, покуда они не исчезли по-настоящему. Лия сняла последний предмет одежды, встала под струи воды и поправила себя, вспомнив, чем закончилось подавление магии: ей нужно не просто не замечать Второго Волдеморта, но принимать его как неотъемлемую часть себя. Принимать и его шепотки, и его вторжения в голову, и все, что только могло теперь с ними произойти. Только тогда она будет в состоянии контролировать себя по-настоящему. Но что бы там ни было, вряд ли Волдеморт сделает что-то, к чему она не была бы готова. После того, что Эмили видела в жизни Тома Риддла, чтобы слиться с ним и не делить общее тело, она сможет пережить что угодно.

Ложась спать, Лия резюмировала: Второй Волдеморт не может владеть ее телом, как владел им подселенный в нее осколок; они не сливаются, как это было с Дневником, но потенциально их связь крепче и зависит не от того, думают ли они друг о друге, — они настоящие порталы друг в друга, в две далекие земные точки; если он приложит усилия, он может сравнять их состояния душ и передать ей любые образы и слова, но она сможет распознать их, как не свои, если будет к ним предельно внимательна; во время крепкой связи он может видеть ее глазами, но видеть лишь то, что она покажет, судя по тому, что он не увидел Диадему раньше и не попытался сбить ее с толку; наконец, приложив усилия, он может слышать только то, что она сознательно вербализует, про себя или вслух, — фоновые размышления и воспоминания он по-прежнему не воспринимает. И все это, насколько можно было судить, взаимно, а значит, есть шанс отследить момент, когда их связь будет прогрессировать.

Закрывая глаза, Лия думала о том, каково теперь будет удерживать ментальные щиты вокруг спящего разума, но затихший почти час назад Волдеморт — как же он утомился, должно быть, — означал, что хотя бы в эту ночь ее сознание не будет похоже на Лондон в сороковом году. Оставалось ждать, когда Волдеморт отдохнет и вернется.


* * *


Северус явился к Дамблдору спустя полчаса после того, как Поттер покинула его кабинет. Сперва он успокоился. Портретам Северус велел заниматься своими делами, он готов был и сам доложить о произошедшем.

Альбус еще не спал — сидел за столом, как обычно, занимаясь перепиской с чиновниками, но едва Северус сунул голову в камин и попросил разговора, он тут же принял его, дописав предложение до точки и отложив письмо в сторону.

— Что стряслось, Северус? — обеспокоенно спросил он, выходя из-за стола, чтобы встретить гостя.

Северус вылез из камина, медленно стряхнул пепел с мантии и только потом поднял на Альбуса взгляд.

— Она приходила.

Ему казалось, что он произнес это, не дрогнув голосом, но складка, пролегшая между бровей Альбуса, сказала ему, что связки его подвели.

— Она причинила тебе боль? — тихо спросил Дамблдор, подходя к Северусу и мягко увлекая его к креслам у окна.

Северус опустился, позволив себе размякнуть в обволакивающей мебели. Альбус смотрел на него так, как смотрят на целителя, снимавшего сложное фатальное заклятие с близкого человека, — с болезненной надеждой. Наверное, Северус не до конца взял себя в руки, и на его лице еще виднелись следы пережитых мук, поэтому он неохотно успокоил старика.

— Она меня не пытала в том смысле, в котором ты боишься услышать. Мы много говорили о смерти Поттеров… О Лили…

Альбус слушал его, не перебивая, и с каждой подробностью его лицо то хмурилось, то светлело, а когда он дослушал до конца и осмотрел бледное подобие Метки на руке Северуса, он и вовсе улыбнулся своей самой добродушной улыбкой.

— Почему ты улыбаешься? — хмуро спросил Северус, отбирая свое предплечье и задергивая манжеты рубашки. — Я теперь не смогу шпионить для тебя.

— Так ведь ты и не очень-то хотел, разве нет? — весело заметил Дамблдор. — А теперь у тебя есть алиби для остальных Пожирателей смерти. Я очень рад, что нам удалось минимизировать жертвы.

— И как ты собираешься узнавать, что задумала эта Темная Леди? — съязвил Северус.

Альбус рассмеялся:

— О, я не стал бы ее так называть. Темного Лорда в ней не больше, чем в бабочке — гусеницы.

Северус неопределенно хмыкнул, прикрыв рот рукой, и отвернулся к темному окну.

— Могу я попросить тебя поделиться воспоминанием? — после промедления попросил Альбус. — Мне важно увидеть ее эмоции во время извинений.

— Не самое приятное зрелище, — едко заметил Северус, прикасаясь палочкой к виску и концентрируясь на разговоре с Поттер, на ее ярких от слез круглых глазах, на дрожащей верхней губе и на открытом, отпускающем взгляде, когда она стояла к нему очень близко и колдовала над Меткой.

Он опустил струю мысли в подлетевший к их столику Омут памяти и отвернулся, чтобы не видеть эту девчонку вновь.

— Что ж, значит, я тебе больше не нужен? Моя миссия окончена?

— Нет, конечно, — ответил Дамблдор тоном, будто это было чем-то само собой разумеющимся.

— Она дала мне свободу взамен на то, что я не буду за ней следить, — напомнил Северус.

— Ты и не будешь за ней следить, но разве ты бросишь в беде девочку, которой приходится тянуть на себе такую ношу? После того, что она для тебя сделала.

— Она издевалась надо мной! — взвился Северус. — Она заставила меня слушать о том, как убивала Лили!

— И в результате ты освобожден от службы Темному Лорду, от моей просьбы и от своей скрываемой ненависти, — осадил его Альбус, отвлекаясь от воспоминания в Омуте памяти. — Возможно, ты не заметил: ей все равно, простишь ты ее или нет. Она дала тебе возможность испытывать к ней все, что тебе вздумается, даже если это будет подавляемая тобой ненависть. Как ты помнишь, эта девочка лучше многих знает, что такое, когда душу раздирают чудовища внутри.

Северус шумно дышал, осознавая сказанное и прокручивая в голове прошедший вечер.

— Значит, слава Мерлину, нянчиться мне с ней не придется. Ты знал, что так случится?

Альбус снова улыбнулся своей самой лучезарной улыбкой.

— Я знал, что такой путь возможен, и, по моим расчетам, вероятность была весьма велика.

— Но… Ведь и она знает, что ты узнаешь о том, что она сделала.

— Полагаю, Эмили и хотела показать мне, что теперь она бабочка. Могла бы продемонстрировать свою новую суть иначе, но предпочла этот вариант.

Северус скривился, расслышав в словах Альбуса едва заметные нотки гордости.

— Что ты задумал теперь?

Альбус не сразу ответил. Опустив уголки губ, он посмотрел в окно и сцепил длинные узловатые пальцы.

— Пока буду наблюдать. В школе что-то организуется в связи с нападением, что-то, что даст магическому обществу совершенно новый виток развития. Смею надеяться, что наши взгляды с Эмили схожи. Лишь бы она выбирала верные методы, тогда я смог бы ей помочь.

Северус что-то слышал об этом краем уха. Слизеринцы были взволнованы, но поводов устраивать допросы не было, поэтому он не мог ничем поделиться. Они с Альбусом сошлись на мнении, что нужно дать им всем проявить себя, и лишь тогда станет ясно, как вести себя дальше. Но раз уж сам Люциус Малфой дал в газету проникновенную речь о том, что все они должны сплотиться перед лицом опасности и, возможно, пересмотреть взгляды на некоторые традиции, стоило надеяться, что ученики занимаются именно сплочением.

Возвратившись в свои комнаты, Снейп осознал одну вещь: его освободила не столько Поттер, сколько сам Дамблдор, дав ему роль шпиона, в чем на самом деле совсем не нуждался: пока Поттер будет находиться в его школе еще четыре года учебы, Альбус сможет узнать и предотвратить все, что захочет.

Девчонку Северусу было почти что жаль, а Темного Лорда он не прощал. Он останется с Дамблдором и поможет Поттер в беде, в которую ее увлек рок, если это будет нужно. Сейчас же, пока ничего подобного не требуется, он продолжит свою излюбленную тактику, с которой прекрасно жил последние два года учебы Поттер здесь: она ничем не примечательна и ничем не выделяется среди остальных учеников, а ему все равно, чья она дочь.

Глава опубликована: 18.01.2018

Глава 6. Эгоисты

Лорд Волдеморт терпеливо ждал, когда разум отдохнет, и с предвкушением готовился к новому дню. Ему нужны были силы, чтобы провести в сознании своего самовольного осколка несколько часов. Даже если после этого придется взять перерыв в несколько дней, множество замечательных сотен минут останутся в его памяти, и он сможет смаковать их в своем одиночестве.

Путь к душе Второго Волдеморта на этот раз был легче, мысленный поток жег слабее, и картинка перед глазами предстала почти отчетливой. Эмилия была на уроке — трансфигурации, судя по обстановке кабинета и записям на пергаменте. Усевшись на краешек ее сознания, Волдеморт прошептал:

— Здравствуй. Теперь мне понятно, почему ты связалась со мной лишь однажды. Тебе, живущей обычной жизнью, непозволительно выпадать из реальности. Тебе не до немощного двойника. Но, к счастью для нас обоих, мне не нужно спать, ходить, говорить с другими людьми. Беру эту обязанность на себя.

В этот момент она выводила на пергаменте слово «формула». Ее рука дернулась на букве «р», а Волдеморт ощутил болезненную пульсацию — это напомнило ему дьявольские силки, которые подергивают побеги, когда в них попадает жертва. Кажется, она не ждала его в этот момент, и, как и вчера, ей потребовалось приложить усилия, чтобы свыкнуться с его присутствием.

Всего секундная задержка — и Эмилия невозмутимо продолжила строчку, а потом перечитала написанное и вытянула хвостик у всех «р» в такую же загогулину, которая случайно вышла. Странно, что она не поправила ту единственную букву, а вместо этого выстроила вокруг неудачи новый стиль, подумал Волдеморт. Он также обратил внимание на сам почерк — писала не его рука, и это моментально бросалось в глаза. У него строчки обычно были ровные, выверенные — в приюте их выучили чистому письму, — немного островатые. Эмилия писала размашисто, округло, буквы то и дело норовили подскочить к верхнему краю строки, но рука каждый раз возвращала их на место — и выходила волна из слов.

Все остальное время она, вернув своему сознанию расслабленность и спокойствие, никак не реагировала на попытки Волдеморта разговорить ее. Трансфигурация подошла к концу, и оказалось, что это был последний урок. Волдеморт с досадой отметил, что была лишь лекция: ему хотелось узнать, каково чувствовать магию Эмилии. Она сама не торопилась использовать палочку, а после уроков отправилась гулять с какой-то светловолосой малолеткой из Слизерина, и ее разговоры с ней навевали лишь скуку. Говорила в основном блондинка, она трещала о мантиях, о макияже, о духах, но Эмилия что-то отвечала и поддерживала диалог. Поначалу Волдеморт рассчитывал расслышать в этом обсуждении что-то, что касалось бы большого мира, но вскоре не вытерпел и обратил внимание на пейзаж вокруг.

Эмилия почти все время смотрела на дорогу и оглядывала окрестности. Большую часть времени ему не было видно ее подруги, и это его радовало. Вместо того чтобы окончательно утомиться девчачьей болтовней, он мог любоваться видами родного Хогвартса.

— Это домик лесника? — хмыкнул он как-то раз. — Старина Хагрид до сих пор там живет?

Эмилия, конечно, не отвечала, но и не отводила взгляд ни от чего, что его интересовало. Из-за этого ему иногда казалось, что он говорит в пустоту и Эмилия его на самом деле не слышит, но, здраво рассудив, он решил, что это была всего лишь выбранная тактика. О, у нее не выйдет обмануть его.

— Сколько можно трепаться о всякой ерунде? Тебе правда интересно? Как насчет того, чтобы вспомнить былые времена?

Он собрал в голове образ сороковых годов, вытащил на поверхность своего сознания одно из воспоминаний и послал его ей, будто пустил кораблик по ручью. Кораблик нес в себе один из дней, в который они прогуливались со своими товарищами по окрестностям школы и как старосты высматривали нарушителей — в их собственном понимании нарушителей. Волдеморт внимательно следил за реакцией, но Эмилия даже не дернулась. Покорно приняла «кораблик», позволила ему развернуться в своих водах, повертела его так и эдак, будто смаковала воспоминание, а затем развеяла. При этом она ни на секунду не потеряла нить разговора с девочкой-блондинкой, ни на мгновение не показала, что ее терзают призраки прошлого.

— Не понравилось? — промолвил Волдеморт. — Прими-ка этот.

Пузырь, полный черных дней и ужаса, расплылся в ее сознании липкими чернилами. В них была Албания, густой лес, мужчина с остекленевшим взглядом и искореженным телом и изящная диадема Ровены Рейвенкло — изъятая из тайника и покоренная. На этот раз Эмилии стало неуютно, она замолчала, давая собеседнице вести диалог, и вытерла в своем сознании воспоминание тех дней с некоторым усилием.

Лорд Волдеморт тихо рассмеялся. Он знал, что она помнит, хотя и не видел этого наверняка. Ее задели эти воспоминания, как задевают любые старые и забытые вещи, а он, будто паук, чувствовал рябь от ее ощущений. Хотелось продолжить, но был лишь день, а Волдеморт уже утомился. В следующий раз продолжим, сказал он себе и на некоторое время отступил чуть-чуть, ослабил связь, но не отпускал насовсем, чтобы не прослушать интересный момент.

Такое событие, которое ему было бы нескучно увидеть, к его удовольствию, случилось в этот же день, после ужина. Оно же и объяснило ему появление кровавой надписи на стене над преподавательским столом, на вопрос о которой Эмилия, как и ожидалось, не проронила ни слова.

Она пришла в один из кабинетов, где уже толпилась непривычно разномастная группа учеников. Здесь были все факультеты, по большей части старшекурсники. Самое же интересное заключалось в том, что Эмилия пришла сюда, наложив на себя дезиллюминационное заклинание.

— Не теряешь хватку, молодец, — заметил он участливо. — Расскажешь мне, что за собрание, пока все не расселись? Хочу знать, о чем я буду слушать.

Она аккуратно пробралась в один из углов, из которых хорошо было видно аудиторию и лица всех присутствующих, и прислонилась к стене. По пути Волдеморт заметил среди толпы и редких младшекурсников. Стало еще любопытнее. Он не мог уловить намерений Эмилии, не знал, зачем она здесь, почему прячется ото всех, если, как выяснилось, ученикам ее возраста тоже можно было присутствовать на этом собрании. Волдеморт замолчал, не желая упустить ни детали.

Собрание было общешкольным, обсуждали последнее событие: наследник Слизерина вновь нападает на учеников и его первые жертвы в этом году чистокровные.

— Объяснишься? — спросил он у Эмилии, не вполне понимая, что она натворила.

Эмилия объясняться не желала. Она следила за лицами студентов, запоминала, наблюдала. Он наблюдал вместе с ней и запоминал на всякий случай тоже, хоть пока и не представлял, зачем ему могли бы понадобиться в будущем эти сведения.

В воздухе витал рокочущий страх, будто чудовище Слизерина готово было настигнуть их здесь всех разом. Говорил темноволосый слизеринец, слишком взрослый даже для седьмого курса. Он начал речь с того, что рассказал о том, как раскопал свою родословную и нашел подтверждение тому, что один из его прапрапрадедов был маглорожденным. Парень страшно напоминал давно почившего Альфарда Блэка, где он там выискал этого прапрапрадеда, интересно? Блэки всех таких выжигали на своих гобеленах. Но почти каждый из присутствующих поднял руки, когда он спросил, кто еще нашел в своей родословной маглорожденных.

— Вот что ты имела в виду под «изменились», — обратился Волдеморт к Эмилии, вспоминая их самый первый разговор и ее упрек в том, что они любят исключения ради себя и, в отличии от других, считаются волшебниками при отце-магле. — «Волшебник познается в магии» — это мне нравится. Что касается всех, кто владеет даром… Что ж, может быть, может быть… Все-таки мы с тобой этому пример, не так ли? Но стоит ли так громко заявлять, что каждый волшебник, выросший среди маглов, достоин среди нас места? Вспомни, наша мать была волшебницей, и поэтому мы имели право изучать магию и быть членами магического сообщества. Что же до грязнокровок, которые никогда не были в родстве ни с одним из магов… Им нет места среди нас, у них нет никаких прав. Они попросту не оценят того, что дает магия, никогда не поймут ее по-настоящему. Никогда не приложат усилий, чтобы стать частью другого мира, как это сделали мы с тобой.

Хорошо говорить, когда тебя никто не перебивает, но по-прежнему сложно было сказать, слушала ли Эмилия его. Она была спокойна, стояла, сложив руки на груди и прислонялась к стене, пристально смотрела на говорящего. Теперь это был другой парень, он рассказывал что-то о том, что его родословная восходит всего лишь к пятому колену, а источник дерева — маглорожденная. Он говорил, что ни разу в семье после этого не рождалось кого-либо, кого нельзя было бы назвать волшебником. Он гордился этим. Ему кто-то аплодировал, поддерживал.

Волдеморт холодно усмехнулся и продолжил смотреть. Эмилия большую часть времени наблюдала за теми, кто говорит, но время от времени обводила медленным взглядом всех собравшихся. Студенты группировались по факультетам, словно делегации. Слизеринцы находились в стороне от всех и говорили меньше остальных. Волдеморт их понимал, он и сам замолчал, чтобы вслушаться в речи и разобраться в происходящем. Эмилия смотрела на них пристальнее всего, постоянно возвращала к ним оценивающий взгляд. Она чего-то ждала от них, и ей не нравилось, что в большинстве своем они оставались безучастными.

Собрание продлилось пару часов, что для Волдеморта показалось вечностью, поскольку нужно было держаться за сознание Эмилии и не выпускать ее из ощущений. К концу он так утомился, что плохо воспринимал происходящее. Картинки вспыхивали перед глазами, как фотокарточки, между которыми зияла пустота без действий и без событий. В какой-то момент он обнаружил, что Эмилия больше не скрыта под чарами, а разговаривает с кем-то в толпе. Следующим кадром он увидел, что она уже в почти пустом коридоре, стоит с тем темноволосым слизеринцем, который, похоже, был организатором встречи. Теперь, когда она находилась с ним почти наедине, почему-то особенно больно было находиться в ее сознании, и Волдеморт с досадой отметил, что больше не в силах удерживаться в потоке ее души. Надеясь, что в этом разговоре не будет ничего, что было бы обидно пропустить, он стал возвращаться в себя.

Вдруг покалывание усилилось, что-то вмешалось в его сознание и не дало уйти. За ним будто протянулась горячая рука и задержала, заставляя слушать. Он говорил губами Эмилии:

— …Я здесь тоже надолго не задержусь. Я о том тебе и говорю: важна преемственность, но она не может начинаться с меня.

— Ты не понимаешь, — отвечал ей парень нетерпеливым тоном, будто они уже добрый час спорили об одном и том же.

— Это ты не понимаешь, похоже. О чем ты думал, когда знакомился со мной в книжном? Что Девочка-Которая-Выжила явится в школу и по щелчку пальцев перевернет традиции? Что ты за прошедшие два года сделал, чтобы маглорожденные стали частью магического мира?

— Мы с Робертом дружим, — невозмутимо ответил он. — Я типа не гнушаюсь общаться с маглорожденными.

— Большое дело! — воскликнула Эмилия.

Волдеморт как будто бы жил и был настоящим. Картинка и звуки были чистыми — такими чистыми, что резало нос и глаза, как если бы они у него были. Все его существо раскалывалось от нестерпимой боли, но он не мог отвернуться или закрыть глаза. Как до этого он посылал ей воспоминания, так теперь она посылала ему свое восприятие настоящего. Ей нужно, чтобы он что-то услышал, но что?

— Что тебе не нравится?

— То, что ты пытаешься использовать меня.

— Нет, я про Роба.

— Да не в нем дело. Ты сейчас обижаешься, что я не участвовала в собрании, но я не должна в нем участвовать. Я в такой же позиции, как маглорожденные, — я не принадлежала этому миру, я нуждалась в поддержке.

— А, ну вот, я же тебя поддерживал эти два года! Ты должна была стать примером.

— Пример — ты, а не я. О Мерлин, как мне еще тебе объяснить, что это ваша инициатива, а я ее могу лишь поддержать?

Эмилия была раздражена, и Волдеморт плавал в этом раздражении, почти забыв от боли, кто он и где находится.

— В моем понимании «поддержка» — это выйти перед всеми и объявить, что ты за нашу идею.

— Это что, главное, по-твоему?

— Конечно! Особенно сейчас, когда наследник и на тебя напал. Многим не хватит храбрости, нужен лидер.

— Ты отличный лидер. Более того, ты правильный лидер в данной ситуации. Нужно, чтобы действовали чистокровные, и лучше всего слизеринцы. И, конечно, старшекурсники. Тебя знают, ты капитан команды по квиддичу. Ты пойми, что я сейчас могу быть только на подхвате, я не могу возглавлять то, что ты задумал. Я попросту человек не с теми жизненными обстоятельствами — как минимум я маленькая. Наше общение идет на пользу этому делу, да, но и только.

— Но ты…

— Я удачно стала жертвой несколько раз. Пользуйся результатом, тем, как все сложилось, я не против, но не пытайся выехать на одной мне. Начало твоего клуба помощи должно быть заложено тобой, вами — слизеринцами. Возьми Боула, Монтегю — они еще на следующий год останутся. И они меня знают, так что связи не пропадут. А на третий год это все подхватят следующие семикурсники. И когда я уйду, все уже привыкнут к клубу и все пойдет само.

— Ты после пятого курса собралась уходить, что ли? — нахмурился он.

— Да, наверное.

Но Волдеморт отчетливо слышал уверенность. Это решение принято почти окончательно — все зависит от того, найдут ли Каркарова к тому времени. Он очень хотел, чтобы парень спросил ее почему, но тот лишь пожал плечами и сунул руки в карманы брюк, откинув за спину полы мантии.

— Ну ты хотя бы можешь в следующий раз не быть невидимкой?

— Я не была невидимкой. — Волдеморт ощутил усмешку на ее губах. — Просто ты не заметил меня в толпе. И, кстати, ты даже не позвал меня. Значит, прекрасно справлялся и без моего имени.

Парень махнул рукой и вышел из ниши, в которой они стояли, заканчивая разговор. Эмилия, оттолкнулась от стены, и вышла в коридор следом за ним. Она собиралась сказать ему еще что-то, но за их спинами раздался голос:

— Эй, Флинт! Эми! Постойте.

Они обернулись. Волдеморта передернуло от обращения, но это была не его дрожь. К ним из кабинета приближалась ровесница Эмилии, невысокая хаффлпаффка, но Волдеморт уже не мог узнать, что она хотела и что ей ответила Эмилия. Ее голос потух, картинка поблекла. «Рука», державшая его на плаву, отбросила его, будто лишала возможности дальше находиться в сознании своего владельца, и Волдеморт вынырнул в черную, пропахшую смертью, но прохладную и облегчающую Албанию.

Он пробыл в забытьи пару часов, прежде чем прийти в себя. Волдеморт знал, что еще очень долго ему не хватит сил забраться вновь в ее голову и посмотреть, что с ней происходит, и он решил использовать время отдыха на то, чтобы обдумать увиденное.

Вот что Эмилия хотела ему сказать: она намерена пробыть в Хогвартсе до пятого курса… И она подумала о Каркарове. В краткий визит в Британию вместе с Квирреллом он выяснил, что Каркаров выдал министерству множество Пожирателей смерти, а затем стал директором в Дурмстранге. Зачем ей так долго оставаться в школе, рядом с Дамблдором? Разве что это ей что-то дает — что-то, чего нет в самостоятельном существовании. Если бы он был на ее месте, что бы держало его там? Ответ, казалось, был один — возможность наконец-то исследовать замок и, может быть, найти реликвию, принадлежащую Годрику Гриффиндору. Но почему тогда уходить после сдачи С.О.В.? Зачем идти в Дурмстранг?

В Эмилии осталось много от девчонки, понял он. Ему не хотелось признавать очевидного, но все сводилось к одному: она не придет за ним еще много лет, потому что не может этого сделать. Она все еще несовершеннолетняя и может колдовать лишь там, где на колдовство школьников не обращают внимания. Она просто не сможет ему ничем помочь.


* * *


Что бы ни происходило в школе, оно смягчало тревожную атмосферу, витавшую в воздухе с Хэллоуина. Альбус Дамблдор внимательно выслушивал всех преподавателей, которые хотели чем-либо поделиться. Почти все отмечали, что ученики снова сосредоточены на уроках. Филч сообщил, что в коридорах перестали устраивать беспорядки. Казалось, школа затихла, как затихает осиный рой. Альбуса радовала эта новость, но озадачивала другая: имени Эмили не было среди тех, кто затевает что-то, что объединяет и успокаивает всю школу. Ему было неясно, чего ожидать — от нее и от сотрудничества учеников.

У него не вышло и, похоже никогда не выйдет, стать для нее доверенным человеком. Раньше их разделяла пропасть возраста, теперь — пропасть мировоззрений и давняя вражда. Впрочем, сам Альбус не считал врагом того Тома, который пророс в ней и преобразился в недавнем раскаянии. А вот Эмили, если вспомнить их разговор на выходных, держалась от него подальше — даже Снейпом пожертвовала, лишь бы не иметь с ним связи.

Он не мог ее судить. Это была его вина, что он не наладил с ней отношения сразу, положившись на Хагрида и Филиуса, которые по вполне закономерным причинам потеряли с ней контакт еще в первую половину первого курса. Сейчас Дамблдор как никогда остро нуждался в человеке, приближенном к Эмили, и в то же время верном ему, Дамблдору, и его целям. Этот человек должен стать примером для Эмили, тем, кому она была бы почти равной, к кому бы тянулась за поддержкой и советом. Жаль, что Петуния не волшебница, она первой пришла на ум, Эмили бы непременно к ней прислушалась.

Альбус перебирал в голове всех преподавателей Эмили, вспоминал, как они о ней отзываются и отзываются ли вообще. Некоторое время он задержал в мыслях образ Сибиллы Трелони, которая восхищалась чувствительной энергетикой Эмили и ее способностью проникнуть в тонкие материи. Но подталкивать их к друг другу было опасно. Он до сих пор следил за комнатами Трелони на случай, если Эмили решит, что ей нужно дослушать пророчество.

Дамблдора искушало желание отстранить Трелони от занятий и отправить ее в более надежное место, но он не мог так поступить с бедной женщиной, для которой Хогвартс был единственным домом и возможностью работать. К тому же это привлекло бы внимание Эмили, заставило бы ее задуматься над причинами, и она не оставила бы эти мысли, а они непременно потянули бы следом другие, совсем нежеланные. Поэтому лучше было оставить все как есть, следить за развитием событий и переводить внимание Эмили на другие сферы.

Был еще как минимум один человек, который вполне годился на роль помощника. Вот только готов ли этот человек сделать то, что попросит Альбус? Он пришел в школу на определенных условиях, зная только часть правды, и Дамблдор еще взвешивал необходимость рассказать ему то, что знает лишь он и Северус.

Прошлая неделя сильно скорректировала его планы, а волна от событий шла слишком быстро, чтобы жертвовать временем на долгие размышления. Альбус принял для себя некоторые умозаключения, кинул порох в камин и, просунув голову, попросил:

— Римус, я не побеспокою тебя? Будь добр, зайди ко мне.


* * *


Второй Волдеморт не беспокоил Лию почти неделю. То, что она считает дни, она поняла на пятый день, перед выходными, но объяснила себе это тем, что просто находилась в постоянной готовности, чтобы не показать ему своего испуга, как это произошло в первые разы. Она не его боялась, а тех чувств и эмоций, которые могли соединить их куда сильнее. Ее пугало, что он появлялся внезапно, и не было ни одного признака, по которому можно было узнать о его приближении. Хуже всего было то, что, если бы он молчал, она, наверное, вообще не узнала бы, что он смотрит ее глазами, лишь его взаимодействие с ней обличало его присутствие в ее голове.

Но только она понадеялась, что он правильно истолковал ее разговор с Маркусом и понял, что нет смысла что-то требовать от нее в ближайшие годы, как он объявился за субботним завтраком, и она поняла, что он и в самом деле не влезал в ее сознание прошедшие дни.

— Эми, — протянул он. — Ты не против, я буду так называть тебя? Удобно звать коротким именем, правда?

Лия чертыхнулась про себя и с трудом не закатила глаза. Это он в отместку за «Тома», поняла она. И надо же было Джонс, с которой они давно не общались, позвать ее так именно тогда, когда он все видел и слышал! Лия поговорила с Меган насчет обращения — хаффлпаффка была оскорблена, но обещала впредь обходиться без фамильярностей. Но от Второго Волдеморта придется вытерпеть эту сокращенную форму. Лия не знала, насколько хватит терпения, но осознание того, как опасна может быть двусторонняя связь с отдельной частью своей души, придавало ей моральных сил.

Волдеморту, видимо, терпения тоже хватало едва-едва. Ему надоело ее молчание. Под конец завтрака он вспылил, и его ярость ударила ей в голову.

— Да что я как будто сам с собой говорю! Отвечай мне!

Лии стало смешно, и, не справившись с чувствами, она поперхнулась соком, который допивала в этот момент. Откашлявшись, она мельком глянула на себя в отражении бокала и, утерев заслезившиеся глаза, не сдержала напоследок усмешки уголком губ. Волдеморт увидел эту усмешку. Он замолчал, но Лия чувствовала его присутствие — вероятно, он и хотел, чтобы она помнила о том, что он все еще с ней.

Выйдя из-за стола, она поколебалась, размышляя, стоит ли заниматься сейчас тем, чем она планировала, или вновь отправиться гулять с Дафной, разговор с которой был неинтересен Волдеморту. Но, вспомнив свое намерение вести обычный образ жизни, независимо от того, в какой момент за ней подглядывает ее другое я, Лия все-таки отправилась в одиночное блуждание по закоулкам замка.

Прошедшая неделя была загружена по самое горло. Вернувшийся Волдеморт был второстепенной проблемой, хотя и раздражающей. Планы в связи с созданным в понедельник клубом помощи волшебникам, выросшим среди маглов, занимали все ее мысли и отнимали время, так что в ближайшие часы у нее была сильная привязка к настоящему, чтобы успешно игнорировать его провокации.

Лия не могла сказать точно, будет ли от клуба толк, но атмосфера в школе ощутимо переменилась. Маркус рассказывал, что на Слизерине остались недовольные, но они не высовывались, боясь, что наследник Слизерина — это кто-то с их факультета. Флинт беспокоился, что на Слизерине этот клуб почти не действует: здесь едва ли нашлось бы больше одного человека на курс, который никогда не слышал о магическом мире, и все эти люди справились со своими проблемами сами. Лия ответила ему тогда, что это не имело значения, ведь члены клуба могут помогать всем новоиспеченным волшебникам, и очень важно, чтобы Слизерин взял на себя инициативу. В конце концов, так они первые заметят выдающихся людей с других факультетов и заведут с ними знакомства. Потом они могут оказаться очень полезными.

Всем, кто захотел поучаствовать в создании клуба, раздали задания. Для того чтобы клуб существовал, нужна была база знаний, и до зимних каникул планировалось собрать всю информацию, которая помогла бы будущим первокурсникам быстрее влиться в магический мир и в учебную жизнь.

Третьекурсники искали сведения обо всех портретах, за которыми прятались потайные коридоры. Это задание хотели дать старшим курсам: говорили, близнецы Уизли самые просвещенные в этом вопросе, но как раз близнецов на собрании не было, зато жаждущих открыть тайны школы уже не младшекурсников оказалось предостаточно, чтобы это задание поручили именно им.

Лия не собиралась, как многие, расспрашивать старших ребят и собирать байки, она отправилась исследовать коридоры замка сама. Недавняя проверка Диадемы и неприятное знание о том, что в Выручай-комнате бывал кто-то еще, подстегнули ее к тому, чтобы продолжить изучать закоулки замка. Ей хотелось внести собственный вклад, поэтому она намеренно умолчала о ходах, найденных еще в сороковые годы, и намеревалась добраться после завтрака до той части замка, дальше которой не бывала ни разу.

Вечером же она планировала прийти на чаепитие к профессору Люпину. Он деликатно, чтобы не привлекать лишнего внимания, подозвал ее в пятницу после уроков и аккуратно поинтересовался, помнит ли она о его предложении поговорить о Поттерах. Лия совсем забыла, что собиралась когда-нибудь попить с профессором чая и узнать у него некоторые детали, касающиеся Ордена Феникса. Она приняла предложение, как только убедилась, что Люпин предлагает ей встреться совершенно искренне, без какой-либо задней мысли. Даже если Дамблдор и стоял за этим, ей будет только на руку, если она пообщается с Люпином и покажет себя обыкновенной ученицей друга погибших родителей.

Но пока еще был полдень, и она находилась в юго-западной части школы. Здесь висело очень мало портретов, люди на которых гуляли в глубине полотен. По своей привычке Лия находилась под дезиллюминационным заклинанием, несмотря на то, что давно ушла из обитаемой части Хогвартса. Волдеморт никак не прокомментировал свои ощущения во время колдовства. Лия готовилась к чему угодно, но почувствовала облегчение оттого, что использование магии при нем не создавало больших проблем. По крайней мере на первый взгляд казалось, что несложное колдовство прошло бесследно для их связи.

В сумрачных коридорах было тихо, пахло старостью и немного плесенью. Наверное, домовики здесь редко бывали: эта часть замка была значительно холоднее. Лия проходила все дальше и дальше, открывая дверь за дверью и запоминая путь. Волдеморт изредка комментировал то, что встречалось ей на пути, предлагал заглянуть за тот или иной гобелен, который находил незнакомым. Лия про себя отмечала их, но планировала вернуться к ним в другой день, без Волдеморта в своих глазах.

— Эми, ну что тебе стоит? — соблазнял он ее. — Ты ведь не меньше меня хочешь туда заглянуть, я же чувствую. Разве ты здесь не за этим?

Лия глубоко дышала. Если так пойдет дальше, то она и к этой форме имени привыкнет. Ей очень нужно принять ее: слишком уж заходило сердце, не то в обожании, не то в отторжении, и меньше всего хотелось, чтобы Второй Волдеморт имел в арсенале что-то настолько выводящее ее из колеи.

В одном из кабинетов по правую руку послышался звук побулькивающего зелья. Лия остановилась, ведомая ревнивым любопытством: ей казалось, она здесь одна, еще никто на ее памяти не разгадал этот ход через гобелен на третьем этаже. Волдеморт испытал то же недовольство и велел ей узнать, кто прячется в кабинете. Она смирилась с тем, что ей придется потешить его самолюбие и наконец сделать то, что интересует его тоже, и послала заклинание под дверь — в кабинете действительно были люди, двое.

Лия подошла ближе к двери и приложилась ухом. В кабинете негромко переговаривались два мужских голоса — кто-то из старшекурсников. Она слышала обрывки фраз, но не могла уловить контекст, лишь понимала, что идет жаркий спор. А потом она услышала нечто, что заставило сердце пуститься вскачь.

— Погоди, тс-с-с, там за дверью малышня, иди прогони.

Лия отпрянула от двери и отошла к подоконнику. Секунду спустя дверь распахнулась, и из нее вышел один из близнецов Уизли. Он заозирался по сторонам, не видя ее под чарами маскировки, а потом быстро захлопнул дверь. Лия расслышала глухое:

— Сами убежали, ну да ладно.

— Ты о чем? Они вон в коридоре.

Оба близнеца с громким топотом дошли до двери и выглянули в пустой коридор. Лия похолодела и не смогла сдвинуться с места, не понимая, что происходит.

— Эй, сладкая парочка, идите отсюда, — крикнул через коридор один из них.

Он смотрел на место у окна, но не смотрел прямо на Лию.

— Это он про нас с тобой? Больше здесь никого нет, — усмехнулся Волдеморт.

Лия из-за него чуть не пропустила слова близнеца.

— Фред, кто там? — спросил тот через плечо.

Фред глянул на что-то, чего Лия не видела из-за стоявшего перед ним брата, а следующие его слова испугали ее пуще прежнего.

— Поттер, тебе нападения мало?

— Кто на тебя напал? — следом возникло в голове. — Что у вас там с Дневником происходило?

Лия знала, чего он добивался бесконечной чередой вопросов: он пытался выяснить, что происходит, прочитать в ее мыслях образы из памяти, восстановить картину событий. Ему нужно это, чтобы знать, за какие ниточки ее дергать, рассчитывая ослабить и воспользоваться уязвимостью. Она делала то же самое с самой собой в этом теле, пока находилась в Дневнике.

Но Волдеморт здорово мешал сосредоточиться и, разумеется, не вполне понимал, насколько все было серьезно. Если бы только можно было как-то избавиться от него или попросить помолчать, не вступая с ним в диалог напрямую, но Лия пока иных вариантов не видела. Она мотнула головой и вернула внимание к близнецам.

— Да, что ты здесь забыла? — подхватил Джордж.

— А ты, парень, зачем ее сюда привел?

— Уводи по-хорошему, а то как бы и тебя наследник не прихлопнул.

— Ну, кыш! Я знаю, что вы здесь под мантией-невидимкой. — Фред вышел вперед и замахнулся палочкой.

— Под мантией? За кого он нас принимает?

Минуты оцепенения прошли, и Лия почувствовала, что тело вновь слушается ее. Первое, что она сообразила сделать, это вглядеться в глаза тому из близнецов, который откуда-то узнал, что она стоит на этом самом месте.

— Чтобы лорд Волдеморт полагался на какую-то тряпку? — продолжал он.

— Да помолчи ты, в конце концов! — не выдержала Лия. — Я пытаюсь услышать его мысли.

Следом за этим, пользуясь паузой, которую взял Волдеморт — спасибо, Мерлин, понял, как сейчас опасно упустить момент! — она аккуратно проникла в разум одного из близнецов. Его мысли тотчас всплыли на поверхность, обнаружили себя. Это был комок из картинок: котел на огне, пергамент, движущиеся точки, имена. Лия вновь ощутила, как ее парализовало, а кровь отлила от конечностей. На том самом месте, где она стояла, на карте была надпись из двух имен, бесконечно сменяющих друг друга. Эмилия Поттер — Том Риддл — Эмилия Поттер — Том Риддл…

— Вот так сюрприз, — медленно проговорил Волдеморт. Тон его посерьезнел.

— Дело не в тебе, — оборвала его Лия, предвосхищая, что он решил, будто близнецы видят его в ее голове. — Не все вокруг тебя вертится, представляешь?

Близнецы еще стояли у двери, ждали, когда она уйдет, видели, что на карте точка с ее именами не движется. Она медленно двинулась в обратную сторону. За углом она достала мантию-невидимку и набросила на себя, но близнецы, видимо, продолжали следить за удаляющейся точкой, потому что позади нее прокричали:

— Давайте-давайте, возвращайтесь в замок!

— И забудьте, как сюда пришли.

Лия ничего не понимала. Она отошла к двери в следующий коридор, взялась дрожащими пальцами за ручку и все это время отчаянно искала решение. Она не могла это так оставить. Что это за карта? Как она работает?

Поколебавшись и быстро взвесив риски — снова посылать домовика шпионить за учениками было очень опасно, зная, что у замка есть множество дамблдоровских глаз и ушей, — она мысленно позвала: «Добби, слушай меня. Тебе нужно последить за близнецами Уизли. Иди сюда невидимым. У них карта, узнай, что это, как она работает, для чего они ее используют, что они делают в этой части замка. Не попадайся никому на глаза». Добби не мог ей ответить мысленно, но на мгновение ее рук коснулись невидимые маленькие пальчики — Добби понял ее и приступил к поручению. А Лия сняла ненужную мантию и быстро вышла из коридора в обитаемую часть Хогвартса. Как бы там ни было, карта сейчас гораздо опаснее, чем Дамблдор, который вряд ли ожидает застать домовика в этом забытом всеми крыле замка: здесь даже не было значимых портретов.

Волдеморт еще не покинул ее сознание. Как и ожидалось, он услышал и ее обращение к Добби.

— Добби — это твой домовик? Любопытно. Но насколько можно полагаться на его сведения? Он глуп и недалек, он может упустить детали. Тебе стоило обезоружить тех двоих и выспросить все самой, Эми.

Он поцокал. Лия, опомнившись и осознав, что на сегодня достаточно потеряла над собой контроль, с усилием вжала ногти в ладонь и не проронила больше ни слова, заставив себя подумать о Клубе, для которого должна была добавить хотя бы один потайной ход, облегчающий перемещение между кабинетами, о котором никто, по ее мнению, не знал.

Лия скрылась за рыцарскими доспехами на случай, если в пустой коридор кто-нибудь зайдет, и коснулась палочкой макушки, снимая маскировку. После этого она поднялась в библиотеку, села за самый дальний столик, раскрыла перед собой пергамент и, прикусив кончик пера, застыла в размышлении. Но она думала не о ходах, а о злосчастной карте, осознавая всю катастрофу своего положения. Что еще видели близнецы? Пусть им видится Том Риддл, одна из ее душ, но что, если они видели, как она нападала на Матильду? Кошмар! Они также смогут увидеть, по каким местам она будет ходить, и тут же заметят, если она продолжит изучение тех коридоров замка. В таких раздумьях она провела около часа.

Волдеморт отпустил ее сознание еще до встречи с Люпином: о ней он не знал. Зато он молчаливо дождался расследования Добби и так же молчаливо выслушал вместе с ней рассказ. Они были в Тайной комнате, одном из немногих мест, где она чувствовала, что за ней не следят. У Волдеморта, похоже, не было сил говорить что-то о ее нахождении здесь. Лия не сомневалась, что в следующий раз он поздоровается с ней вопросом об этом убежище.

— Это волшебная карта, — сказал Добби. — Близнецы Уизли смотрят на нее, чтобы увидеть лишних.

— Лишние — это кто?

— Кто угодно, кто находится рядом. Они почти всегда смотрят на одно и то же место — вокруг своих имен.

— А чем они занимались в кабинете?

— Экспериментировали.

Лия задумчиво нахмурилась.

— Подробнее не можешь?

— Я не понимаю этой магии, мисс Лия, — расширив от сожаления глаза, ответил Добби. — Это зелья, взрывы, много шипения.

— Опиши мне, какие ингредиенты ты видел.

Добби стал перечислять, и Лия поняла: близнецы и вправду экспериментировали. Набор ингредиентов был до того неочевидным и порой пугающим, что не оставалось сомнений, что они представления не имели, чего хотели добиться. Становилось понятно, почему они так отреагировали на то, что она оказалась рядом.

Лия не решила, считать ли этот случай везением. Не будь этого столкновения, она никогда не узнала бы, что существуют артефакты, способные выдать ее тайну. Как хорошо, что у второй из ее душ отобразилось имя, данное при рождении! Близнецам, конечно, оно ничего не сказало, хотя, если они придут в Зал наград и им взбредет в голову перечитать таблички, она вновь окажется в затруднительном положении.

Рассказ Добби немного успокоил. Судя по всему, близнецам не интересно ничего, что не касалось бы их собственной тайны. Значит, они вряд ли видели нападение на Селвин, да и не похоже, чтобы их волновали детали нападения: они вполне принимали версию о том, что Лия была одной из жертв.

Но все-таки она не может оставить это просто так. Ей нужно продолжать исследовать замок — не только ради Клуба, но и из собственных интересов, — а значит, она неизбежно окажется рядом с ними. Кроме того, они могут перебраться в другой закоулок, а она даже не будет знать, что они где-то поблизости. Если они хотя бы еще раз увидят ее перемежающиеся имена, они начнут обращать на это внимание. Хоть они и забудут об этом в тот же миг, как она выйдет из их поля зрения, сам факт все глубже будет впечатываться в их память, и однажды это может сыграть против нее. Лия не могла допустить даже малейшей вероятности, чтобы кто-то в ближайшие годы связал ее с последним нападением.

— Ты видел свое имя на пергаменте? — обратилась она к Добби после нескольких минут, взятых на раздумья.

— Нет, моего имени там не оказалось. Но я держался поодаль и выбрал время, чтобы посмотреть в карту, когда они отложили ее в сторону. Так что, если бы было по-другому, они бы не заметили слежку.

— Очень хорошо, — улыбнулась она ему, довольная тем, как Добби проникся от нее мерами предосторожности. — Что еще ты заметил? Не упусти ни детали.

Добби сообщил, что карта перестает показывать что-либо по фразе «Шалость удалась». Как она включается, он не видел. Близнецы покинули укрытие, потушив огонь под котлом и сделав какие-то записи. Добби их не понял, но все запомнил наизусть и набросал для нее на пергаменте. Лии эти записи оказались неинтересны: это был стандартный учет сочетаний ингредиентов, которые они проверили. Зная по слухам, что близнецы — главные шутники Хогвартса, она решила, что они готовят очередной розыгрыш. Однако ее впечатлил их скрупулезный подход к результатам экспериментов. Наверное, карта — тоже их изобретение, и даже по тем крохам, что Лия узнала, можно было сказать, что это был потрясающе умный артефакт.

— Добби, последи за ними еще. Мне нужно узнать, как включается эта карта. Потом, когда узнаешь слова, выкради ее для меня ночью так, чтобы близнецы ничего не заметили. О, давай ограничимся… Скажем, до двух ночи. Если получается только позже — не надо. Узнай сначала, где они ее хранят, и запомни, как они ее положат, — тебе нужно будет вернуть ее на то же самое место.

Добби принял приказ и вернул ее наверх. Лия перестала ощущать присутствие Волдеморта в своем сознании и понадеялась, что он просто-напросто оставил ее.

Она шла к профессору Люпину с почти спокойной душой.

Глава опубликована: 12.02.2018

Глава 7. Посторонние

Лия вошла в кабинет Люпина. Яркое освещение резало глаза после темных коридоров — она прищурилась. Профессор, заметив это, приглушил при помощи магии свет и поприветствовал ее, поднявшись из-за стола.

— Здравствуй, Эмили. Очень рад, что ты пришла. Присаживайся.

Люпин отодвинул ее кресло, приглашая сесть. После того как Лия устроилась, он взмахнул палочкой, давая команду чайнику разлить кипяток по чашкам, и вернулся на свое место.

— Не знал, как выбрать момент, чтобы спросить. Уже больше недели прошло… Как ты после нападения?

Лия ответила не сразу. Она взглянула ему в лицо, надеясь подглядеть мысли на поверхности его сознания, затем опустила взгляд на свой чай и задумчиво помешала чаинки ложкой. Люпин задавал вопрос, потому что в самом деле беспокоился. За его словами не было ни единого упоминания Дамблдора. Лия не могла решить, плохой это знак или хороший, но ответила:

— Я в порядке, сэр, спасибо.

— Наверное, тебе надоели с этим вопросом? — спросил он виноватым голосом и придвинул к ней печенье.

Лия протянула руку к вазочке, не сомневаясь, что в угощении нет сыворотки правды или яда. Даже когда в своем прошлом воплощении она приходила в Хогвартс просить у Дамблдора место преподавателя, она была уверена, что такие методы не в его духе. Люпин и вовсе, похоже, не получал от Дамблдора никаких конкретных указаний.

— Это не проблема. Правда, мне это почти не мешает, — поспешила она ответить, чтобы Люпин не подумал, будто делает ей неприятно. — А вы как себя чувствуете, сэр? Уже третий месяц неважно выглядите… Переживаете из-за нападения? Наверное, думали, что в прошлом году все закончилось.

Лия успела заметить, как тень коснулась его лица. На поверхности сознания проскочили испуг, луна и шерсть. Она не подала вида, а про себя сделала вывод, что верно определила признаки болезни еще в первую встречу в поезде. В войну ей служили разные темные твари, но пока воспоминания из прошлой жизни были скрыты от нее, она так и не смогла понять, признаки какой болезни распознала в изможденном виде Люпина. А он оборотень, теперь это стало известно наверняка.

— Да… — вымученно улыбнулся он и поднес чашку ко рту, вцепившись в нее двумя руками. Едва слышно он закончил: — Здесь есть из-за чего переживать.

— Профессор Дамблдор обязательно с этим разберется, — улыбнулась Лия и подсмотрела в сознание Люпина. Тот лишь кивнул, но не задумался ни о чем, связанном с Дамблдором и его планами.

Ей стало любопытно, знает ли Дамблдор, что в его школе преподает оборотень. А если не знает, то как тому удается скрывать свои превращения? Она мысленно прикинула: на начало учебы должно было прийтись три полнолуния. Значит, уже трижды Люпин обращался в оборотня, но за прошедшие два месяца не было ни слуху о том, что в замке или его окрестностях видели оборотня. Лия решила, что так спрятать следы может только Дамблдор. Она фыркнула про себя: как ему непросто сейчас, наверное, скрывать в школе два чудовища. Также она задумалась о том, почему это прошло для нее бесследно, но ответ получила позже, когда вернулась в спальню и сверила лунный цикл с расписанием. Уроки Люпина у Рейвенкло стояли так, что ни разу не выпадали на полнолуние, лишь в конце сентября полная луна всходила в тот же день, что было занятие, но вечером, поэтому уроки сняли со следующего дня, когда Люпин должен был пережидать превращение и приходить в себя после.

Все эти мысли проскочили в уме в несколько минут, во время которых Лия не успела испугаться. Она размышляла о сущности Люпина отстраненно, словно он превращался не в опасного монстра, а всего лишь в безобидного пса. Лия сидела в кресле все так же расслабленно, беззаботно говорила с Люпином о Дуэльном клубе, который его предшественник устраивал в прошлом году, и чашка в ее руке не дрожала. Лишь потом она осознала, что первым к ней пришел не страх, а интерес.

После раскаяния и окончательного слияния душ в сознании прояснилось кое-что еще, помимо признаков ликантропии. Когда Лия впервые поняла, как обстоят дела, она тут же отбросила мысли о них в сторону, поскольку напрямую они ее не касались и никак не вредили. Но вот они с Люпином заговорили о Поттерах, и Лия вернулась к своему открытию: в Азкабане сидит человек, которого считали шпионом лорда Волдеморта, а он им не являлся.

Упомянув Сириуса Блэка, того самого человека, который оказался в Азкабане вместо настоящего предателя, Люпин замолчал, припав к остывшему чаю. Лия воспользовалась паузой:

— Профессор Люпин, позвольте спросить.

— Да, конечно. — Он слабо улыбнулся.

— Мне непонятно кое-что… Кажется, вы не упоминали об этом… У него было что-то, что указывало бы на то, что он Пожиратель смерти? Был у них какой-то... не знаю... знак?

Люпин слегка нахмурился.

— Нет… Кажется, не было. Не могу сказать точно, я не был на суде. Это неважно. Свидетели слышали его признание.

— Он сказал, что служит лорду Волдеморту?

В мыслях Люпина Лия успела заметить промелькнувшее удивление от того, как она назвала Темного Лорда. Этот проблеск быстро исчез, и Люпин никак не обнаружил свой интерес.

— Нет, такого он не говорил. Но он признался в том, что убил Джеймса и Лили. Кричал об этом как безумный, говорили.

Лия получила подтверждение тому, что произошло недопонимание, но кое-что не сходилось. Она видела множество выходов из возникшего заблуждения, но по какой-то причине Сириус Блэк не воспользовался ни одним. Люпин сказал, что палочку не проверяли, потому что не было повода подозревать в нем невиновного. Она помнила, что подставить Хагрида тоже было просто: все хотели знать, что преступник посажен, и готовы были увидеть его в любом, даже слабо подходящем человеке. Но Блэк мог потребовать проверить палочку, дать показания под сывороткой правды. И ни Люпин, ни Дамблдор не сделали ничего, чтобы оправдать товарища. Они словно ожидали, что среди них есть предатель, и поверили признанию Блэка, который отчего-то добровольно согласился принять на себя вину.

— Профессор, почему вы поверили этому? Он ведь был вашим другом, вы его хорошо знали.

— Я тоже так думал, Эмили, — произнес Люпин очень тихо. — О том, где находились Джеймс и Лили, знали только четыре человека: я, Питер, профессор Дамблдор и Сириус Блэк. И именно Блэк был Хранителем тайны. Ты ведь знаешь, как работает это заклинание?

Лия быстро кивнула, и Люпин продолжил:

— Среди нас ходили слухи, что завелся шпион. Когда Волдеморт пришел к вам, стало ясно, что предатель среди нас троих — Альбуса Дамблдора, который столько сделал для борьбы с ним, никому и в голову не взбрело бы подозревать. Разумеется, выдать местоположение способен был только Хранитель тайны.

Теперь Лия окончательно поняла, в какой ситуации оказались Поттеры и их друзья, а также Дамблдор. Она вспомнила, как Питер Петтигрю, которого все знали как Хвоста, пришел к ней и сообщил, что Поттеры сделали его Хранителем тайны. Она-то думала, что все обставили так, будто Блэк был настоящим Хранителем, а он и в самом деле был им, но по какой-то причине перестал выполнять эту роль без ведома Люпина и Дамблдора.

— Профессор… а как по-вашему, не могли Джеймс и Сириус сменить Хранителя, не сказав вам об этом?

Люпин убито посмотрел на нее, сглотнул и вновь подумал о луне. Лия чувствовала в его мыслях горечь, и чем дольше он метался в размышлениях и приближался к какому-то ответу, тем больнее становилось на душе. Он очень хотел верить, что такое невозможно, но потом в его сознании все четче прорисовывалась мысль об оборотнях. Люпин воображал себе, как Джеймс и Сириус обсуждают его после его ухода, как договариваются о том, что изменят Хранителя и ничего ему не скажут. Наверное, Сириус, говоря о своей вине, имел в виду только то, что убедил Джеймса доверить хранение тайны настоящему шпиону.

Лия, подглядев эти переживания, ощутила во рту неприятный желчный привкус и невольно протянула руку, чтобы дотронуться до локтя Люпина.

— Да… Наверное, могли. Тогда было страшное время, никому нельзя было доверять. Что ж, да… Да… Логично, что они захотели скрыть это именно от меня.

— Почему? — спросила Лия, хотя знала, каков настоящий ответ и что Люпин скажет ей совсем другое.

— Были причины… Это долгая история, наверное, не для этого раза. — Он снова виновато улыбнулся и, заметив, что она допила свой чай, поднялся на ноги: — Скоро отбой, мне нужно отправить тебя в гостиную. Я рад, что ты пришла. Это ведь не помешает нашим учебным отношениям, правда?

Лия тепло улыбнулась ему, услышав в его голосе шутливое беспокойство:

— Нисколько, профессор. Спасибо за чай. — Она была уже у двери, когда решилась сказать еще кое-что: — Подумайте над возвращением Дуэльного клуба, пожалуйста. Вы многим нравитесь, мы думаем, вы будете не хуже профессора Пирса.

Люпин смутился, но не показал этого, только ответил с вежливой улыбкой:

— Спасибо, я предложу профессору Дамблдору. Решение будет зависеть от него.

На этом они распрощались, договорившись встретиться как-нибудь еще, и в башню Лия поднималась со странным чувством на душе. Она знала правду, которую не могла разглашать. Кроме того, она была единственным свидетелем того, что Питер Петтигрю служил лорду Волдеморту. Пожиратели смерти тоже не станут рисковать своей репутацией, чтобы восстанавливать справедливость после стольких лет.

Засыпая, Лия убедила себя, что ничем не может помочь. Дело закрыто, Питер мертв, Сириус согласился на заключение, искренне считая себя виноватым. Только лорд Волдеморт может знать, что все было по-другому, но лорд Волдеморт пока прячется и не хочет, чтобы его обнаружили в тринадцатилетней девочке. А девочка лежит, закусив губу и крепко сжав кулаки, и понимает, что ей нельзя никому больше говорить, кто она на самом деле и что знает.


* * *


Добби не будил ее ни этой ночью, ни следующей. Кодовую фразу он узнал, но карту выкрасть не мог: все выходные близнецы вставали раньше всех, много времени проводили за экспериментами и возвращались поздно. Лия все эти дни провела, находясь среди друзей или одногруппников, чтобы точка с ее именами не выглядела подозрительной на пустых местах карты.

Добби пришел с картой в ночь со среды на четверг. Лия поднялась вечером в комнату и поспала пару часов, и теперь рассчитывала больше не ложиться, а посвятить всю ночь изучению карты. Она сидела на заправленной постели с задернутым балдахином. Простой старый пергамент лежал перед ней на покрывале, шар света, поднятый чарами в воздух, служил освещением. Соседки уже легли спать, и свет, даже приглушенный тяжелым синим бархатом, не беспокоил их.

Пергамент был пуст и ни на какие иные чары, кроме кодовых фраз, не реагировал. Лии становилось все любопытнее. Она чувствовала, что держала в руках артефакт с грандиозной историей создания. В нем ощущалась изощренная магия, от осознания которой подрагивало все внутри. На балдахин Лия наложила чары, чтобы не беспокоить соседок, но слова произносила все равно шепотом, по привычке.

— Торжественно клянусь, что не замышляю ничего хорошего.

Ей не приходилось сталкиваться с такими шуточными заклинаниями. Произносить их было странно, и это было единственным, что ей не нравилось в карте.

Как только Лия коснулась палочкой чистого листа, в нем стали просачиваться чернильные линии. Они змеились по пергаменту, доползали до самых краев, переплетались, пересекались и сливались, пока наконец не распустились наверху в виде изумрудных букв. Лия пришла в восторг от такой красивой магии и жадно вчиталась в текст:

«Господа Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост, поставщики вспомогательных средств для волшебников-шалунов, с гордостью представляют свое новое изобретение — Карту Мародеров».

Восторг угас. Лия задержала взгляд на имени четвертого господина. Хвост. Неужели это тот самый Хвост? Лия озадаченно поводила большим пальцем по губам, соскребая шелушения. Поначалу она думала, что это какое-то изобретение близнецов, но, похоже, создатели карты гораздо старше них. По виду карты много не скажешь, чары скрывали истинный возраст пергамента.

В памяти всплыла фотография из подаренного ей летом альбома и разговор с Люпином в минувшую пятницу. Она без промедления нырнула за фотографией в чемодан. Переводя взгляд с четырех юношей — мародеров? — подмигивающих ей с карточки, на прозвища, она пыталась сопоставить их между собой. Подозрения появились только насчет Лунатика. Уж не Люпин ли это с его ликантропией?

Сохатый и Бродяга — кто из них Поттер? Падма рядом всхрапнула, и это вывело Лию из раздумий. Какое, в конце концов, ей дело? Ей отведено время не для того, чтобы разбираться с подростковыми претензиями своего отца-волшебника и его друзей. Лия уже собиралась заняться изучением школы, но ей пришло в голову, как проверить наверняка, прикладывал ли Поттер руку к созданию карты или это совсем не та четверка с Хвостом, о которой она подумала. Близнецы ведь как-то разгадали секрет карты. Здесь могли быть другие кодовые фразы, связанные с чем-то близким. Лия, конечно, не шалунья для таких вещей, но она вполне могла нащупать этот дух проказничества.

Она стерла карту другой фразой и принялась касаться пергамента кончиком палочки в разных местах, перебирая подходящие, по ее мнению, формулировки. Карта была разумной, бесспорно, и впечатляющей, но, похоже, в ней было заложено не так уж и много кодовых фраз. На фамилию, самую очевидную проверку, она не реагировала, на упоминание родства тоже. Лия даже попросила карту показать Лунатика, ткнув в его имя палочкой, но та не высветила Люпина и никак не отреагировала. Вспомнив, что не испробовала еще кое-что, Лия без особой надежды произнесла:

— А господа мародеры откроют свои тайны Лили Эванс?

И тут пергамент застрочил. Лия только и успевала следить взглядом. М-р Сохатый приветствовал Лили Эванс, прекрасную и восхитительную, и просил обратиться за помощью с картой к тому самому придурку в очках. М-р Бродяга присоединялся к мр-у Сохатому и лишь изумлялся, почему Лили Эванс до сих пор не знает кодовых фраз. М-р Лунатик просил Лили Эванс не обращать на этих балбесов внимания и идти за паролем к нему. М-р Хвост скромно приветствовал Лили Эванс и надеялся, что ее день прошел хорошо.

Лия дочитала и заметила, что ее губы непроизвольно расплылись в улыбке. Это точно они, подумать только! Судьба свела ее с потрясающим артефактом, но больше всего вызывало восторг осознание, каким сильным, изобретательным и искусным волшебником был ее биологический отец. Сражения Волдеморта с ним изгладились из памяти, притупились чувства — Лии никогда не приходилось вспоминать, каков он был в дуэли в свои двадцать, она лишь помнила легкую досаду от его глупой смерти после всего, что она о нем знала. Но вот теперь она держала в руках доказательство того, что Джеймс Поттер, передавший ей свои гены, был отличным волшебником.

Лия произнесла кодовую фразу и принялась рассматривать карту. Она бегло осмотрела весь замок, отстраненно отметив, что точка с ее именами вела себя по-прежнему. Выхватив взглядом несколько мест, до которых никогда не добиралась, Лия вновь пришла в неописуемый восторг. Она смотрела на карту, задыхаясь от радости, и чувствовала, будто ей вновь семь лет, а родители повели ее в парк аттракционов.

На карте показывались не только люди. Там был и Пивз, и остальные привидения. Где-то в коридорах шестого этажа бродила миссис Норрис. Не было на карте лишь домовиков, они отчего-то даже на кухне не отображались. Если Лия правильно разобралась с чарами, то домовики как разумные существа должны были появиться на карте, наравне с привидениями, полтергейстом и низзлами, какой, очевидно, была кошка завхоза. Должно быть, домовиков намеренно скрыли, оставив лишь тех обитателей замка, чье появление на карте имело значение. А если это так, то можно попробовать убрать отображение и ее второй души.

Лия экспериментировала с чарами до пяти утра, пока не пришел Добби и не сказал, что первые гриффиндорцы из спальни близнецов уже поднялись. Лия к этому моменту ни на йоту не продвинулась в решении проблемы. Она не знала мародеров лично, чтобы догадаться, какие еще фразы они вплели в магию карты, и добраться до способа выведения точек на холст. Она могла положиться на воспоминания о Хвосте и частичных знаниях о Джеймсе Поттере, но ничего из того, что Лии было известно о них, здесь не помогло.

Утром пришлось отдать карту Добби, чтобы он вернул ее на место. Владеть артефактом, который показывал не просто весь замок, но еще и передвижение его обитателей, было заманчиво, но Лия понимала, что близнецы, работавшие с картой почти постоянно, непременно обнаружат пропажу и будут искать ее. Возможно, они вспомнят, что на днях застали врасплох Эмилию Поттер и некоего Тома Риддла якобы под мантией-невидимкой в отдаленных уголках замка, и тогда им может прийти в голову, что именно она украла ее. По крайней мере, Лия рассуждала так, ставя себя на их место и думая, что она точно забеспокоилась бы, если бы у нее внезапно пропала очень ценная и постоянно используемая вещь, и заподозрила бы кого-то, кого недавно застала в неловком положении.

Можно было не бояться, что близнецы пойдут к преподавателям и упомянут Риддла, но если они начнут спрашивать о нем у учеников, это имя может случайно всплыть в разговорах. Разговоры дойдут до Дамблдора, которому это имя хорошо известно, а близнецы тем временем пойдут выяснять отношения непосредственно с тем, кто известен им.

Может быть, близнецы и не были такими щепетильными, может быть, они и вовсе забыли о том случае. Но Лия была уверена: они станут искать карту. А если у них не окажется подозреваемого, кто знает, на что они пойдут, чтобы отыскать ценный артефакт, который помогает им в их делах? Лия не хотела лишних проблем. В конце концов, главнее всего для нее было замести следы и узнать, почему отображается имя еще одной души, чтобы предотвратить это в будущем. Конечно, придется вести себя так же, как в последние дни, но Лия посчитала, что это лучше, чем добавлять себе проблем с еще одним обманом.

Впрочем, будет не лишним позаимствовать у Дафны фотоаппарат, чтобы заснять карту со всеми неизведанными областями на память. Если интерес к слежению за какой-либо точкой мог появиться в будущем и им можно было пожертвовать ради осторожности, то знание всех потайных мест в Хогвартсе Лии точно пригодится прямо сейчас, а его получить можно было без особых проблем. А пока не представится шанс незаметно выкрасть карту на несколько часов ночью, Лия собиралась подумать, как обойти чары.


* * *


Долгое время, когда лорд Волдеморт подглядывал в сознание своего осколка, не происходило ничего важного. Эмилия сидела на уроках, занималась в библиотеке, общалась с однокурсниками и более старшими ребятами, болела за слизеринскую команду по квиддичу на первых матчах этого года и молчала на его расспросы о Тайной комнате, карте и планах на будущее.

Близился конец ноября — Волдеморт понял это по выпавшему снегу и слякоти в вестибюле, — а Эмилия ни разу в его присутствие не изучала карту. Поначалу он караулил ее вечером, надеялся застать в момент, когда домовик принесет карту, но к тому времени, как он научился определять момент, с которого ему хватало сил дожить до середины ночи, Эмилия, похоже, уже держала ее в руках.

Ему представилась возможность увидеть, как она проводит вечера, готовится ко сну. Особенно его интересовало, какую защиту она ставит вокруг спящего сознания. Он надеялся пробить эти щиты. В первый же раз, сопровождая погружение Эмилии в сон, Волдеморт получил хоть какой-то результат от вмешательства в ее жизнь. Он ворочался вместе с ней, несколько раз разлеплял глаза и тянулся к стакану с водой.

— Что такое, Эми? — спросил он, когда она с силой ударила в матрас и перевернулась на спину.

Они лежали с открытыми глазами и смотрели в потолок кровати.

— Я не даю тебе уснуть? Ну же, просто скажи мне об этом. Я не изверг, я могу согласиться уйти, дать тебе поспать. Попроси меня об этом.

Он чувствовал ее усталость, чуть дальше таилась злоба. Глаза щипало, Эмилия моргала медленно, позволяя слезам выкатиться из-под ресниц. Волдеморт посмеивался и досадовал, что так много времени потратил на то, чтобы добиться от нее эмоций днем, когда нужно было с самого начала потерпеть чуть дольше и прийти к ней перед сном.

— Озвучу твои мысли, ты ведь не против? Сейчас ты пытаешься поставить якорь, но у тебя не выходит: я мешаю тебе. Ты боишься, что я увижу его, — а так и случится, ты должна была понять, что вся невербальная магия, которую ты используешь, становится известной и мне.

Он помолчал, прислушиваясь к ее чувствам. Эмилия глубоко дышала — настраивала в себе равновесие, вытесняла злость и бессилие, которые подступали к горлу.

— Да-а… Пока я чувствую только твои эмоции, но скоро смогу знать, что именно ты думаешь. Это лишь вопрос времени и твоего терпения. А мне наскучило твое молчание. Я хочу, чтобы ты говорила со мной.

Волдеморт слышал, как билось ее сердечко, а мысли метались в уставшем сознании. Ему хотелось напугать ее сильнее, подкинуть воспоминаний о том, что они пережили, но это отняло бы у него силы и позволило бы ей в этот раз освободиться от него раньше, чем ему хотелось. Это лишило бы Волдеморта всего удовольствия, поэтому он лишь говорил с ней, не давая передохнуть и сосредоточиться на щите.

— Засыпай, Эми, я буду сторожить твой сон. Обещаю, я никому не расскажу о том, что тебе приснится.

Она резко поднялась на кровати и стала рыться в сумке. Волдеморт от неожиданности замолчал и стал наблюдать за тем, что она доставала. На тумбочку лег пергамент, а за ним чернильница и перо. Эмилия уселась удобнее и начала писать. Волдеморт видел каждое слово, ему даже не нужно было спешить и запоминать их: Эмилия писала медленно, взвешивая каждое предложение.

Мама,

Я приеду на Рождество. Мы заканчиваем учебу двадцать второго, а на следующий день едем по домам. Как обычно, буду на вокзале в восемь.

Пишу рано, потому что уже соскучилась и жду, когда закончится семестр. У меня все хорошо, если постараюсь за этот месяц, поднимусь в рейтинге и буду хотя бы второй. Что у вас нового?

Спроси у Дадли, каких сладостей ему привезти. Я помню, ему что-то понравилось в прошлый раз, но не могу вспомнить что.

Забыла спросить в прошлом письме, сделали ли фотографии из Бата? Пришли мне, пожалуйста, ту, где мы с тобой на фоне «Цирка». Жду ее больше остальных, по-моему, мы должны были там хорошо выйти.

Обнимаю тебя, папу и Дадли,

Эмили.

— Думаешь, они ждут от тебя письмо? — хмыкнул Волдеморт, когда она подписала письмо и занесла палочку над пергаментом, чтобы просушить чернила. — А тебе что за дело до этих маглов? Можно подумать, они тебе важны.

Эмилия свернула письмо, тихо подозвала домового эльфа и вручила ему конверт, собранный при помощи магии из другого пергамента. Возвращая чернильницу в сумку и размещая ее так, чтобы не разлить чернила, она на мгновение замерла, дотронувшись до чего-то стеклянного. Что-то решив для себя, она вдруг словно обрела почву под ногами — распрямилась, не доставая находку из сумки; дошла до окна, впустила в комнату свежий воздух и неторопливо вернулась в постель.

Волдеморт слегка обеспокоился, ему не понравилось ощущение уверенности, которое она обрела.

— Ставлю галлеон, она даже не откроет его, — продолжил он. — Или фыркнет, увидев твои наивные «обнимаю, скучаю». Ты им никто. И они никто лорду Волдеморту.

Эмилия легла на бок, закрыла глаза и перед их общим внутренним взором возникли строчки из письма. Волдеморт расхохотался:

— Это твоя защита, Эми? Ты напугала меня, признаюсь.

Маленькие жала подбирались к нему со всех сторон, он не мог их не ощутить. Нет, она не сможет обжечь его сильнее. Нет-нет, он не допустит этого. Она не поставит щит, не поднимет в сознании то, что он целенаправленно топил весь вечер.

— Вспомни, как они отреагировали на то, что у тебя есть магия! Они разозлились, правда ведь? Эти тупые маглы, они испугались и возненавидели тебя!

Он обнимал женщину, чувствовал, как худо ее тело и как легко ее обхватить тонкими детскими руками. У женщины были светлые волосы, надушенная цветочным парфюмом блуза и сильные объятия. Он называл ее мамой и представлял, что вот сейчас ее рука поднимется со спины и погладит по голове. Он писал ей в письме: «Пишу рано, потому что уже соскучилась…» и чувствовал, как в груди разливалось тепло.

Тепло превращалось в жар. Волдеморт отпрянул от мыслей Эмилии, которые она насаживала на колья вокруг своего сознания, утопая в них и разрешая себе расслабиться, оперевшись на них.

— А ты еще хочешь сделать все, чтобы грязнокровки продолжали приходить в наш мир, чтобы их папаши и мамаши думали, будто их ненаглядные дети особенные. Они не особенные, слышишь меня? — кричал Волдеморт и инстинктивно отпускал ее все сильнее, не рискуя оказаться в той перине, которую она создавала вокруг себя, используя чувства, вложенные в письмо.

«Мама… Обнимаю…» вспыхивало в сознании, разогревая его и не давая Волдеморту и шанса остаться там, где он ощущал гибель. Огонь с какого-то момента перестал теснить его дальше, и Волдеморт испытал облегчение от того, что сила этого огня заканчивалась там, где кончались пределы души Эмилии.

Это была совсем не та горячая вода, которую он вытерпел, следуя за раскаянием. Смешно и нелепо… лорда Волдеморта вытеснила мысль о матери. Ну ничего, думал он, значит, сны ему по-прежнему не подсмотреть, но в бодрствующем состоянии такое с ним не пройдет. Кроме того, он убедился в том, что эти чувства не зажечь, когда пожелаешь. Пока Эмилия будет на них настраиваться, он сможет сбить ее настроение, посеять сомнения. Сегодня она выкрутилась, но второй раз это ей не поможет.

Рано или поздно девочка растеряет все эти глупые чувства, выйдет из себя, сломается, и тогда он возьмет ее под контроль. Он сам поможет себе выбраться из этого опостылевшего леса.


* * *


Месяц перед Рождеством стал для Лии очередным испытанием. После того, как Второй Волдеморт впервые пришел в ее сознание поздно вечером, она увидела, как на самом деле слаба перед своим чудовищным я. Все теплое и нежное, что она помнила о семье, о друзьях, о ком бы то ни было, кого она ценила и кому была рада, разбивалось холодным высоким голосом ее прошлой жизни. На какую-то секунду в ту ночь Лия испугалась, что ей никогда больше не воскресить в памяти светлые дни, но когда слова потекли на пергамент, она выдохнула с облегчением: она не забыла, что чувствует к маме, и тепло, растекшееся в груди, пока она писала письмо, затмило голос ее осколка. Когда она перестала слышать его так отчетливо, как слышала последние дни, к ней вернулась и вера в то, что она еще сможет обойтись без прямого взаимодействия с ним. На всякий случай у нее был большой запас зелья Сна без сновидений, оставшийся с лета.

Было в ту ночь и другое открытие. Лия боролась с искушением собрать все чувства, что испытывала в тот момент, и отправить своему осколку, подобно тому, как он подкладывал ей все более гадкие сцены из общей жизни. Она ощущала, что то тепло, что она испытывала, было для него непереносимо, а также вспомнила разговор с Дамблдором о любви, которая, по его словам, защищала ее душу от Волдеморта. Если эта любовь не дала Квирреллу с Волдемортом внутри прикоснуться к ней, а самому Волдеморту — завладеть ее телом около двух лет назад, то могла ли она оглушить его на расстоянии? Лия была бы счастлива, если бы он наконец замолчал и оставил ее в покое. Вот только чувство любви гасло в ней с каждой мыслью использовать его как оружие, способное увечить и принести боль. Лия боялась растерять те крохи, что воссоздала в себе при помощи письма, и прекратила всякие попытки отправить это хрупкое и в то же время глубокое чувство своему сопернику.

В ней сильнее зрела мысль о том, чтобы с наступлением совершеннолетия добраться до Албании и уничтожить эту часть одной из своих душ. Возможно, для этого придется сначала создать из него крестраж и, пока их тесная связь не даст о себе знать, успеть окунуть его в яд василиска, которого можно сполна набрать в Тайной комнате.

До самого конца семестра Лия тренировалась испытать привязанность и тепло в каком бы состоянии ни находилась, но неизменно приходила к выводу, что у нее было катастрофически мало воспоминаний о том, как любить кого-то. Когда она с трудом вытеснила Волдеморта из своего сознания в третий раз, она неожиданно для себя задумалась, что именно она делает. В памяти звучал голос Дамблдора из далеких шестидесятых о том, что лорд Волдеморт был «прискорбно невежественным» в некоторых разновидностях магии. Лия не раз возвращалась к этим словам и обращалась к ним тем чаще, чем больше подтверждений им находила.

Она должна любить, ей просто надо любить, и он не сможет добраться до нее.

Но, как и для причинения вреда, любовь в ней не появлялась по щелчку пальцев. Лия переживала, что кроме мамы совсем никого не любила. Дафна не вызывала сильных теплых чувств, Теодор — тоже, Джинни с Луной и профессор Люпин нравились ей, но интереса к ним не хватало, чтобы отгородиться от Волдеморта. От безысходности она вспомнила даже о Добби, но то, что она испытывала к своему домовику, тоже слабо напоминало о теплом чувстве, которое наполняло ее при мысли о маме.

Думать о Маркусе с Робертом Лия боялась. Сначала она и вовсе не взяла их в расчет, но едва коснулась их в мыслях, поняла, что не хочет вмешивать их в свои отношения с частью души. Внутренний голос подсказывал ей, что если она продолжит размышлять о них, то обнаружит в своей душе то, что ищет, но Лия отказывалась его слушать. Если она ненароком влюбится в кого-то из самых близких друзей, она все испортит, а Лия помнила, как чувствовала себя, когда с непривычки, неопытности и Мерлин знает чего еще стала относиться к Маркусу после первого знакомства. Сейчас ей уже не одиннадцать, и она, после слияния посмотрев на себя со стороны, знала, чего можно ждать от себя. Уж если думать о ком-то, в кого был риск влюбиться, то о ком-нибудь другом.

Лия ходила на уроки, встречалась с одногруппниками, наблюдала за мальчиками всех возрастов в Большом зале и совершенно не чувствовала, что может влюбиться в кого-то прямо сейчас. Каждый раз она чувствовала себя от этого паршиво и думала, не омертвела ли ее душа после того, как она объединила свои души. «Не надо… Не думай так. Вот придет твоя вторая часть и сама озвучит твои самые уничижительные мысли», — думала Лия после этого, приободряя себя и надеясь, что на следующий день проснется и поймет, что кто-то еще в этом мире, кроме мамы, дорог ей до кома в горле.

Тем временем подступали каникулы, и со дня на день Добби должен был выкрасть для нее карту во второй раз. Лия за это время договорилась с Дафной, что возьмет у нее фотоаппарат на неопределенный срок, и поработала с чарами на склеенных пергаментах, на которых имена всех обитателей замка выводились сплошным текстом. Лия выяснила, как скрыть домовиков — а также другие виды, кроме волшебников, чтобы они не мешались, — и изучала, как работают эти чары в таком исключительном случае, как у нее. Найти свое имя в цепочке букв было легко: оно мелькало и сменялось вторым именем.

Перед Лией стояла задача выяснить, как скрыть имя своей второй души. В книгах о подобном не писали, но чтобы убедиться, что она ничего не упускает, Лия все равно просмотрела все, что нашла в библиотеке, о чарах, которые так или иначе были связаны с душой. У нее было время, чтобы рассмотреть все варианты. Пытаться изменить магию карты Лия раздумала сразу же, как изучила ее: шутки мародеров не давали ей возможности добраться до ее сути и внести изменения.

Она решила, что, раз домовиков с карты убрали, она сможет настроить еще один фильтр поверх и оставить видимым только то имя, которое досталось ей с этим телом. Но именно в этом возникли трудности еще на черновике: она не знала, как назвать «Тома Риддла», чтобы правило применилось к именам. Первая душа? Вторая душа? Она пробовала также «левую» душу и душу «правую», «центральную» и «внешнюю», «раннюю» и «позднюю», «младшую» и «старшую» — ни одна из этих фраз не скрыла ни одно из ее имен.

Лия уже совсем отчаялась и думала обойти эту задачу с другой стороны: поймать момент и заколдовать саму фразу «Том Риддл», чтобы вместо нее при мелькании показывалась пустота, но это слабое решение она оставляла на крайний случай. Лия возвращалась к этой задаче каждый вечер, и ответ пришел к ней внезапно — от того, кто меньше всего, по ее мнению, способен был озарить ее.

Лия любила уходить к озеру и разбивать на нем едва образовавшийся лед. В том, чтобы дожидаться, когда корка появится сама собой, без магии, и с треском разбивать именно ее, она находила странное наслаждение. Это место никогда не было знакомо Эмили, Лия нашла его в жизни Волдеморта. Когда Том Риддл был еще Томом Риддлом и искал Тайную комнату, он обошел не только сам замок, но и его окрестности. Тогда он и нашел это место: уединенное, тихое, красивое. Из окон замка не увидеть, что здесь кто-то есть, а большинству учеников не хватит смелости и терпения дойти почти до границы территории школы вдоль озера, дальше которой заходить было нельзя. По крайне мере, Том Риддл был в этом уверен, но, как и в случае с Выручай-комнатой, он оказался слишком уверенным в своей исключительности.

Лия приходила сюда не потому, что оно вызывало ностальгию, а из-за того, что оно до сих пор не потеряло своего очарования. На третий раз она перекрыла воспоминания из сороковых новыми и считала это место своим.

Однажды ее уединение прервал Блейз Забини. С ним Лия общалась нечасто, поэтому, когда он, не скрываясь и не таясь, подошел к ней со спины, Лия не придумала ничего лучше, как поприветствовать его и отвернуться к озеру.

Блэйз, смутившись, некоторое время стоял за ее спиной.

— Твое место заняла? — спросила она с подозрением.

— Вообще, да, — ответил Блэйз и, еще секунду поколебавшись, уселся рядом, наколдовав себе огня для утепления и что-то вроде мягкого сидения без ножек.

— Извини. Подписано не было. — Лия проводила его взглядом и отпила горячего шоколада, держа чашку двумя руками.

Забини уставился вдаль. Они сидели молча около десяти минут, после этого Лия почувствовала себя неловко.

— Я тебе не мешаю? — спросила она, видя, что он замер в одной позе и уходить не собирается.

— Нисколько, — невозмутимо ответил он.

— М-м-м, — протянула Лия с сарказмом. — А вот ты мне помешал.

— Чем? Я с тобой не говорю.

— Я была здесь одна. Как думаешь почему?

Забини раздраженно цокнул.

— Там выше есть еще холм, за ним тоже можно скрыться, — сохраняя спокойствие, продолжила она.

— Я знаю. Мне нравится здесь.

Лия оторопело посмотрела на него и готова была взорваться от его наглости. Она открыла было рот, чтобы прогнать его, как ее остановила одна мысль. Это было одно слово: «посторонний». Волдеморт с самого начала был для нее чем-то чужим, инородным, это потом она, увидев жизнь его глазами, подняла в памяти его воспоминания и узнала, что с ним происходило, так будто сама была им. А если считать, что она и есть этот Волдеморт, то Эмили для него все это время была посторонней, и лишь потом он увидел мир ее глазами и узнал все, что когда-либо узнавала она. И их объединение началось тогда, когда Эмили согласилась принять постороннюю душу как свою собственную.

Лия замерла с открытым ртом, пока обдумывала эту мысль, а потом захлопнула его, вскочила на ноги, убрала за собой огонек, плед и заторопилась в замок. Слова, которые понеслись ей вслед, заставили ее остановиться.

— Я тебя не выгонял же. Сиди себе.

Она оглянулась — Блэйз по-прежнему смотрел в сторону озера, будто разговаривал не с ней.

— Сам и сиди, — возмутилась она. — Мне разонравилось это место.

Забини не ответил ей, но Лия всю дорогу злилась от насмешливо искривленных губ, которые заметила краем глаза. Однако раздражение моментально испарилось, как только она добралась до комнаты, задернула полог и отрешилась от всего мира, чтобы попробовать убрать с карты посторонние души, которые не рождались вместе с телом, в котором находились. И когда «Том Риддл» наконец-то исчез с пергамента, дав «Эмилии Поттер» занимать отведенное ей место в одиночку и не мерцать от наслоения, Лия вскинула руки вверх со счастливым восклицанием и повалилась на спину на кровать.


* * *


Повторить свой успех с картой она смогла перед самым отъездом домой. Всю ночь она пристраивала фильтр к карте, которая сначала не хотела принимать чужую настройку, не говоря уже о том, чтобы подпустить к собственному фильтру. С картой пришлось чуть ли не договариваться, пытаясь выдавить из себя хоть сколько-нибудь смешные шутки. Лия чувствовала себя крайне глупо, но, слава Мерлину, краснеть приходилось только перед своим серьезным нравом. И перед Вторым Волдемортом.

После того как Лия несколько раз сумела отсечь его от своего мировосприятия, он следил за своими словами и сильно не надоедал. Он все равно появлялся, заметив, что она не всегда может сосредоточиться на теплых чувствах и заставить его отступить. Теперь, однако, он знал, что, едва она так сделает, он потеряет с ней связь, на восстановление которой потребуются силы и время, а он и без того навещал ее на пару часов почти через сутки.

Всю оставшуюся ночь Лия фотографировала каждый квадрат длинной и многоярусной карты, повторить которую можно было только в течение долгих дней работы и, возможно, при участии еще пары человек. Пленку из фотоаппарата она проявляла до самого утра, но рассматривать получившиеся кадры детальнее собиралась уже дома.

Всю дорогу Лия спала, забравшись в купе с Дафной, Теодором, Забини и Булстроуд. Они ей не мешали, переговаривались шепотом и подкармливали шоколадными лягушками, когда она просыпалась от криков женщины с тележкой.

Тетя Петуния и дядя Вернон уже были на вокзале. Лия выцепила их взглядом сразу, как вышла с волшебной платформы. Она улыбалась им, а подбежав через плотную толпу людей, крепко обняла сначала тетю, а потом и дядю. Сдержанно улыбнулась Дадли, который махнул ей рукой из машины.

Лия не вернулась к снимкам карты, когда оказалась в своей комнате. Не вернулась к ним и после Рождества. Она не перечитывала конспекты и учебники, не говорила с Дурсли о школе. Лия впервые за каникулы в Хогвартсе была рада побыть нормальной Эмили Дурсли с нормальной улицы Привит-драйв. Ее особенно радовала эта роль еще и потому, что за все время, что она провела с семьей, Второй Волдеморт ни разу не вторгся в ее разум.

Лия вспомнила о сфотографированной карте лишь в последний день каникул, прибирая сумку и чемодан. Она решала, что оставить дома, а что, наоборот, взять в память о семейном тепле. Лия разложила карточки на полу, располагая их в таком порядке, чтобы вышла карта Хогвартса, и, начиная с левого верхнего угла, стала просматривать места, в которых никогда не была. Это были не только отдаленные закоулки замка — ходы, о которых она не знала, нашлись и внутри школы. Лия записывала их в блокнот, размышляя, с какого места начать.

Поскольку она фотографировала карту ночью, точек с именами в коридорах почти не было — это облегчало ориентирование в чертеже. Лия не обращала внимания на плотные скопления точек, зная, что это общежития того или иного факультета, и она никогда бы не стала изучать эти места, если бы ее взгляд случайно не выхватил рисунок точек, выбивающийся из череды одинаковых, когда она рассматривала один ход через портрет возле башни Гриффиндора.

Лия позволила себе полюбопытствовать, кто у гриффиндорцев не спит ночью. Все кровати у них располагались точно так же, как у рейвенкловцев, — по кругу. Но в одной из спален, комнате мальчиков, была еще одна точка, которая стояла совсем не там, где должна была находиться кровать. Лия не поверила своим глазам, когда прочитала подпись этой точки. На карте отображался человек, который не мог находиться среди остальных мальчишек этой комнаты, он вообще не мог находиться среди живых людей. Но если это не ошибка, то она снова оказывается единственным человеком, который знает нечто, что может спасти невинного человека, но скомпрометировать ее.

Теперь Лия знала, что Питер Петтигрю жив.

Глава опубликована: 12.03.2018

Глава 8. Репутация

Альбус сунул руку в карман дорожной мантии и выпустил из худых пальцев горлышко флакона. Попрощавшись с собеседником, он вышел во двор. Встреча окончилась успехом. Непросто добывать информацию, когда не знаешь, что ищешь, но в этот раз Альбусу рассказали о событии, которое способно сдвинуть с мертвой точки его раздумья.

Неторопливо прогуливаясь на морозе и напевая под нос, Альбус достиг конца улицы и, как только скрылся от маглов, трансгрессировал с легким хлопком. Когда ноги коснулись снежной шотландской земли, Альбус увидел, что его ждут. Министр магии, глава мракоборцев Руфус Скримджер, журналистка и фотограф «Ежедневного пророка», а также Люциус Малфой, глава Попечительского совета, стояли перед воротами школы. Малфою еще в декабре вернули возможность свободно посещать замок. Минерва была тут же и, похоже, встретила делегацию в тот же миг, как Альбус вернулся в Хогвартс.

— А вот и он! — воскликнул Фадж, крутанувшись на каблуках. — Отлично, все в сборе. Как прогулялись, Дамблдор?

Альбус поправил остроконечную шляпу, сбившуюся во время трансгрессии, и пожал руку министру.

— Чудесно. Погода в самый раз для прогулки! — поприветствовал он, подставляя ладонь снежным хлопьям.

— Гуляли все каникулы? — с вежливой улыбкой произнес Люциус Малфой. Его серые глаза оставались равнодушными. — Мы с Фаджем обсуждали, не собираетесь ли вы пропасть так же, как Каркаров.

Последние годы между тремя крупнейшими европейскими школами волшебства шли переговоры о возобновлении Турнира Трех Волшебников. Дурмстранг, который представлял Игорь Каркаров, не торопился соглашаться на что-то конкретное. Каркаров служил когда-то Волдеморту и на протяжении двух лет должен был заметить, как проявляется Метка на предплечье. Он остался на свободе, выдав нескольких Пожирателей смерти мракоборцам, поэтому бегство было вопросом времени. Это объясняло неготовность идти навстречу директорам других двух школ в последние месяцы и принять какое-то решение. Люциус должен был знать об этом, и его комментарий на этот счет звучал совсем не безобидно.

Скользнув по Малфою взглядом, Альбус отметил про себя, что тот выглядел старше, чем два месяца назад. Морщины стали заметнее, но они были единственным, что выдавало в нем изможденность: Малфой стоял расправив плечи, и его длинные светлые волосы лежали поверх выглаженной мантии, собранные в безупречно прямой хвост.

— Ни в коем случае, Люциус. Что бы ни случилось, я останусь с Хогвартсом до последнего, — ответил Альбус, отражая ему улыбку, но посылая более теплый, даже озорной взгляд. — Можно сказать, я брал небольшой отпуск. Благодарю за интерес.

Малфой приподнял уголок губ:

— Будем надеяться, хотя бы финалу Чемпионата по Квиддичу ничто не помешает пройти в Британии.

— И не говорите, Люциус! — подхватил Фадж. — Что за несчастье с этим Турниром. Барти говорит, к ноябрю ничего не решили?

— Да, с заданиями не определились, — ответил Альбус. — И все еще не ясно, к какому году мы его планируем.

— Похоже, не к следующему. — Фадж хлопнул в ладоши: — Что ж! Отдел игр и спорта, в таком случае, посвятит все свое время подготовке поля, и мы не ударим в грязь лицом перед другими странами. Ну, а теперь начнем?

Проверка замка откладывалась все каникулы. Во время нее собирались удостовериться, что детям безопасно возвращаться в школу, и сделать об этой проверке большой репортаж в газету, чтобы успокоить родителей. Хоть Альбус и был большую часть времени занят делами, не имевшими отношения к школе, он продолжал получать газеты и письма и оставался в курсе дебатов.

За эти недели он получил десятки писем и громовещателей, в которых взволнованные родители требовали немедленно принять меры. Им в ответ высылались официальные письма с сообщением, что, даже если они и их дети придерживаются традиционных взглядов на кровный статус, но соблюдают закон и школьные правила, в Хогвартсе им опасаться нечего. Чистокровные родители возмущались гораздо сильнее тех, чьи дети пострадали или могли пострадать в прошлый раз, и во много раз активнее, чем в том году, когда опасность не касалась их семей. А с начала каникул одно за другим стали приходить сообщения, что дети вернутся в школу, только когда будет найден наследник Слизерина и его проклятая Тайная комната.

В ходе долгих обсуждений с Попечительским советом и мракоборцами были определены меры защиты. А в отдельном, конфиденциальном разговоре с Корнелиусом Альбус обсуждал другую сторону ситуации, и его беспокоило, с каким легкомыслием министр относился к его словам. Благодаря Черной Метке Пожиратели узнали, что Темный Лорд жив, и теперь необходимо держать ухо востро, ведь, помимо того осколка, который пророс в Эмили, был еще один.

Отсняв материал возле ворот, делегация медленным шагом направилась по скользкой дорожке к замку. Репортеры фотографировали участников на фоне окрестностей и время от времени оказывались вдали от всех. В эти минуты Фадж обтирал губы и, понизив голос, напоминал Альбусу подтвердить в грядущем интервью то одно, то другое.

— Нужно всех успокоить. Вы ведь сможете гарантировать, что ученикам в грядущем триместре ничего не угрожает?

— О, боюсь, им по-прежнему будут угрожать клыкастые фрисби и чашки, кусающие за нос, — улыбнулся Альбус. — Каждую неделю мистер Филч конфискует не один десяток волшебных изобретений, сколько бы мы их ни запрещали. — Он почувствовал на себе строгий взгляд Минервы и продолжил: — Все, что мы обсуждали, Корнелиус, было принято, но все-таки вы должны понимать, что мы с коллегами, даже с помощью портретов и обитателей замка, не вездесущи. Личная жизнь студентов остается их личной жизнью, и нам приходится рассчитывать на их сознательность и благоразумие. Все, что зависело от нас, мы сделали.

Корнелиус вздохнул и, теребя пальцы, посмотрел вдаль. Они уже поднимались на холм, догоняя фотографа с журналисткой. Люциус Малфой заговорил с Минервой и Скримджером, а Фадж намеками показывал Альбусу, что хочет остаться с ним наедине. Он замедлял шаг, что-то искал в карманах и в конце концов добился того, чтобы они оказались позади всех.

— Не вздумайте сказать им ту версию, которую навязываете мне, — тихо заговорил Фадж, когда Альбус подождал его и пропустил остальных вперед. — Про Сами-Знаете-Кого. Я не хочу паники, Дамблдор.

— Если он жив, как я и предсказывал, волшебники должны быть готовы к тому, что он вернется. И разве я навязываю? — невозмутимо ответил Альбус, вновь задавая темп ходьбы. — Стало очевидно, что наследник Слизерина змееуст, и чудовище, спрятанное в Тайной комнате, не кто иной, как...

— Да-да... нашли кожу василиска... — Фаджа передернуло, будто он вернулся мыслями в тот день, когда исчезнувший почти на год наследник вновь напал на учеников Хогвартса.

Теперь, когда нападения коснулись «настоящих» волшебников, Фадж, один из ставивших чистоту крови на высокие приоритеты, заторопился действовать. Самым первым и очевидным его шагом было на время арестовать Хагрида — известного подозреваемого. Альбус ответил ему, что Хагрид не может быть наследником Слизерина: при всей его любви к опасным животным он, не будучи змееустом, не только не смог бы приказывать василиску, но даже не выжил бы от его взгляда. «То, что он не может продемонстрировать нам умение говорить со змеями, говорит только о том, что он не хочет нам его демонстрировать, Дамблдор!» — заявил ему Фадж тогда. Но Хагрид в то время, когда свершилось нападение, находился в Хогсмиде, и многие видели его в «Трех метлах», так что министр оставил попытки доказать его причастность. И все-таки ему очень хотелось думать, что, раз Хагрид жив и василиском кто-то управлял, значит, это мог быть именно он, обвинявшийся когда-то в подобном преступлении.

— Нам с вами известен лишь один человек, обладающий подобной силой, — продолжал Альбус, когда они прошли четверть пути от ворот до дверей школы. — Его имя...

— Не произносите, Мерлина ради! И это вы, вы считаете, что Тот-Кого-Нельзя-Называть змееуст. Ничего подобного за все одиннадцать лет войны с ним я лично не слышал.

— Вы же сами не сражались с ним, верно?

Фадж побледнел, будто Дамблдор предложил ему прямо сейчас сразиться с Темным Лордом в дуэли.

— Н-нет, — ответил Корнелиус, вытирая пот над губой. — К счастью, не пришлось.

— И многих ли вы знаете тех, кто виделся с ним лично и выжил?

Фадж стушевался и уклончиво ответил:

— Ну, кроме вас были еще...

Альбус молча выждал, склоняя голову.

— Министерство не могло противостоять ему, — помог он Фаджу наконец. — С ним боролись люди, которые состояли в тайной организации...

— Вашей организации, я помню, — кисло закончил за него Фадж. — Ну хорошо, уговорили, может быть, вы и ваши люди видели, что Сами-Знаете-Кто повелевал змеями. Но если, как вы утверждаете, он был наследником именно Слизерина, разве он не говорил бы об этом?

— Думаю, не говорил бы, если бы имел на это свои причины. Волдеморт хитер и ведет тихую игру. — Фадж скривился словно от зубной боли, но Альбус не собирался изменять намерению говорить о Волдеморте, используя его имя. Это было одно из обыкновений, за которые Волдеморт считал его своим врагом. — Тем не менее Черная Метка…

— Ох, ну и что, что в ней есть именно змея? Любой слизеринец будет использовать символ своего факультета, ему необязательно быть самим наследником его основателя.

— Ваше нежелание увидеть связи может дорого всем стоить, Корнелиус. Вы помните войну: Волдеморт любит дезинформировать и путать, утаивать и пугать неизвестностью. Вот почему важно уже сейчас заговорить о том, что он может быть рядом. Против Волдеморта нужно играть громко и открыто, не боясь ни его самого, ни его имени. Страх и неизвестность — вот, чего он хочет.

— Не слишком ли много вы думаете об этом, Дамблдор? — помолчав, спросил Фадж. — Он везде мерещится вам. Можно подумать, вы хотите, чтобы он вернулся.

— Нет, этого я не хочу, — мягко ответил Альбус, игнорируя тон министра. — Поэтому и говорю: если вы будете вести политику замалчивания…

— Тогда почему бы не перестать любое странное происшествие приписывать ему? — нетерпеливо перебил его Фадж. — Сколько я уже слышал от вас небылиц? Ограбили банк — это Сами-Знаете-Кто; зверски убили трехголовое чудовище — Сами-Знаете-Кто. А недавно вы мне что сказали? Будто узники Азкабана взбудоражены ни чем иным, как его возвращением к силе!

— Правильно ли я вас понял, Корнелиус, — тихо произнес Альбус, — вы полагаете, что, если делать вид, что ничего не происходит, ничего не произойдет?

— Д... Нет! — Фадж побагровел. — Речь совершенно о другом.

— Вы посетили Азкабан, как я вам советовал?

Министр откладывал визит туда с ноября. Когда до него дошли сведения от дементоров о том, что заключенные стали проявлять непривычную активность, он написал Альбусу. В следующие дни тот не раз в их беседах напоминал о совете, но Фадж откладывал посещение тюрьмы, объясняя, что с последнего раза этим летом не прошло и полгода. Только с наступлением января, когда в министерстве закончилась бумажная волокита, Корнелиус был вынужден заняться единственным, что требовало в это время его внимания.

— Они все с ума посходили. Я когда их увидел, так и понял: совсем крыша съехала. Несут все тот же бред: что Темный Лорд вернется, освободит их и наведет здесь порядок. Последние пару лет грезят об этом. Нынче, похоже, окончательно тронулись. Один Блэк вменяемым остался. Удивительно крепкий... Я мимо его камеры проходил — он остановил меня. Смотрю: глаза ясные, даже скучающие — жуть. Он больше всех интересовался, расспрашивал, что да как, где видели Темного Лорда, начал ли он что-то делать. Он услышал о его «возвращении» от Лестрейнджей. Рассказывает, сам проснулся от их воплей.

— Вы не находите, что у слуг Волдеморта такие же интересы, какие когда-то были у наследника Слизерина? — прищурился Альбус. Он поймал себя на мысли, что услышал в словах Фаджа кое-что любопытное, но не стал обращать на это внимание в данный момент.

Фадж захватал ртом воздух.

— Ну знаете! — выговорил он наконец. — Половина Магической Британии готова защитить свою честь и никак не связана с Тем-Кого-Нельзя-Называть! Всем известно, сколько благородных семей он обманул и очернил. Малфои, например. Я не встречал более сознательного волшебника, чем Люциус. Сколько он сделал выступлений в это время, как поддерживал всех чистокровных!

Альбус хмыкнул. Малфои славились своим превосходством над теми, в чьих родословных присутствовали маглы. Они считали себя исключительно магической семьей. Хэллоуинское нападение на чистокровную ученицу Слизерина будто бы изменило их представления о том, что значит быть волшебником. Но Альбус видел в обращениях и статьях Люциуса в «Пророке» выражения, которые говорил не человек, желавший умилостивить неизвестного наследника Слизерина, но человек, который непосредственно с ним общался и подражал его мировоззрению.

Впрочем, Люциус все так же действовал под страхом. Несколько чистокровных семей и все, входившие в Попечительский совет, сообщили, что «остаются с Хогвартсом в эти смутные дни» и «признают, что необходимо пересмотреть взгляды на чистоту крови». По-видимому, Малфой был к этому причастен. Однако его тщательно скрываемое презрение к происходящему проглядывало то в едва заметной ухмылке, то в язвительных замечаниях, произносившихся неизменно вежливым тоном.

Альбус не стал продолжать спор с Фаджем. Министр был слеп и закрывал глаза тем усерднее, чем настойчивее Альбус стремился донести до него свои мысли. Нельзя, чтобы такое повторилось с Эмили и тем более с Волдемортом, который сейчас смотрит ее глазами и чувствует ее душой. Похоже, придется самому как следует позаботиться о том, чтобы случайные люди не пострадали, пока эти слепцы бредут к цели и спотыкаются о камни на своем пути. Альбус не уставал протягивать им трость, но он не хотел насильно вкладывать ее им в руки. Он задумал сделать так, чтобы они поняли, для чего она им нужна и взяли сами.

— Блэк что-нибудь еще сказал? — спросил он, вспомнив, что новость о нем чем-то его озадачила.

— Только попросил свежий номер «Пророка». Там все равно ничего о Сами-Знаете-Ком нет, так что я дал ему. С летнего-то номера, наверное, все страницы зачитал. Лучше бы свихнулся, как остальные.

Альбус поджал губы и холодно ответил:

— Нет ничего более отвратительного, чем желать человеку сойти с ума в Азкабане.

Фадж смутился и пробормотал, что совсем не это имел в виду.

— Но ведь он правая рука Сами-Знаете-Кого, как к нему еще относиться?

Мы не должны быть, как слуги Волдеморта, — они не стоят того, чтобы губить свои души ради расплаты с ними.

И они вернулись к одной из самых обсуждаемых тем нескольких столетий: к необходимости пересмотреть содержание преступников и исключить дементоров из охраны. Аргументы обеих сторон были давно известны, и ничего нового не было сказано. К тому же они догнали остальную часть делегации и были вынуждены прекратить разговор.


* * *


Альбус остался один поздним вечером. На столе его ждал специальный выпуск «Пророка», где на первой странице они с министром демонстрировали защитные заклинания, наведенные по всему периметру школы. Альбус на снимке стоял в стороне и скромно предоставлял Фаджу право быть в центре кадра и, активно жестикулируя, показывать, что ворота не пускают его на территорию замка.

Усмехнувшись, Альбус отложил газету в сторону и подошел к одному из запертых шкафчиков. Тот открылся от прикосновения палочки, и взору предстало несколько рядов пустых склянок, подписанных косым почерком: «Т. Р.: 1930, Д. Коул, надзирательница в приюте», «Т. Р.: 1938, Ф. Брэдли, однокурсница с Х.», «Т. Р.: 1943, Н. Корнвел, жертва» и так далее вплоть до «Э. П.: 1985, К. Лиминг, соседка».

Одна из склянок была полной, с серебристо-белым туманом внутри. Эту Альбус раздобыл сегодня и отправил в свой кабинет во время перерыва. Он достал ее, а палочкой указал на черный шкаф, стоявший за насестом Фоукса. Шкаф раскрылся, и из него выплыла плоская каменная чаша c вырезанными по краям рунами — Омут памяти. От его поверхности исходило такое же яркое серебристое мерцание, каким светилась склянка. Вещество в нем, не похожее ни на газ, ни на жидкость, непрерывно двигалось, то завихряясь, подобно облакам, то покрываясь рябью, словно вода под дуновением ветра.

Чаша опустилась на письменный стол. Альбус сел в кресло и коснулся палочкой кружащихся мыслей. От места, в которое он ткнул, побежали круги. Вещество быстро завращалось, и вскоре вся поверхность чаши стала прозрачной, но вместо ее дна Альбусу показались коридоры Хогвартса. У одного из темных окон стояли две фигуры: молодая версия самого Альбуса и высокий черноволосый юноша со слизеринским галстуком на груди.

Заинтересовавшись тем, что ему подкинула память, Альбус коснулся палочкой поверхности чаши и дернул вверх. Фигуры вытянулись вслед за ней, приобретая объем, и стало слышно, о чем они говорили.

— ...Нет, сэр, я ничего об этом не знаю, — почтительным высоким голосом произнес юноша. — Если вы думаете, что я способен...

— Я пока ни в чем не обвинял тебя, Том, я лишь спрашиваю, известно ли тебе что-нибудь.

— Ничего, сэр, я бы обязательно сообщил.

Закивав головой в знак понимания, Альбус взялся за края чаши и сделал несколько вращений. Разговор, который вспомнился ему после сегодняшнего общения с Фаджем, вновь обратился в жемчужные облака. Это воспоминание — одна из тупиковых попыток найти доказательства тому, что к неприятным случаям был причастен сирота, очаровавший почти всех преподавателей, и его товарищи, дети уважаемых чистокровных семей, которые точно так же обладали безупречной репутацией, скрывавшей их жестокие наклонности. Альбус многое подозревал, но ничего не мог доказать и тем более пресечь.

Теперь он директор, и ему доступны инструменты, с помощью которых можно контролировать ситуацию, но возможностей вывести на чистую воду тех, кто действительно представляет опасность, не увеличилось. А Волдеморт прятался и создавал угрозу не только во внешнем мире. Часть него не просто пробудилась в Эмили, а проросла в ней, стала неотделимой от нее. Что пересеклось и легло в основу новой души — это и выяснял Альбус уже пару лет, с тех пор как стало очевидно, что осколок Волдеморта сильнее связан с девочкой, чем ожидалось сначала.

Сейчас заблуждения Волдеморта — главное, что было для нее опасно, но избавить ее от этих заблуждений не так просто. Сперва Эмили нужно столкнуться с ними, выудить их на поверхность так же, как это произошло с осколком Волдеморта внутри нее. Начался новый этап, и каждый последующий становился все менее контролируемым, однако пока все шло, как и прогнозировал Альбус, а значит, нужно, чтобы Фадж как можно скорее принял правду о том, что Волдеморт жив.

Если Альбус предполагал верно, Эмили вышла на связь как минимум с Люциусом. Появление у нее домовика уже давно внесло коррективы в план, и было ясно, что она, как только придет в себя, использует Добби для связи с одним из ближайших союзников. Из оставшихся на свободе таким был именно Люциус Малфой.

Кажется, Люциус Малфой всерьез считал Эмили за своего бывшего повелителя, а у лорда Волдеморта сложилась мрачная репутация, которая шла впереди него. Для всеобщего ужаса достаточно было одного его имени, даже если он находился в чужом обличии или и вовсе существовал в виде духа. Право, он добился своего и мог гордиться результатом.

Нравится ли это новой Эмили? Альбус считал, что не должно. Именно нежелание пугать Дурслей своими способностями, доставлять им малейшую боль привело ее к теперешнему состоянию. А недавно она позволила Северусу быть своим врагом, не пожелав держать при себе человека, который презирал часть нее и опасался ее. Северус рассказывал, она была удивлена, что он не собирался враждовать открыто. Теперь он не мог шпионить за Волдемортом и за его последователями, поэтому Альбус лишь по косвенным признакам мог узнать, что происходит между Эмили и слугами Волдеморта.

Альбус вылил в Омут воспоминания из нового флакона. Серебристо-белые нити закружились в водовороте, и на поверхности артефакта появилось лицо женщины. Ей было не больше сорока, если Альбус верно определил магловский возраст. Темные локоны расправлены по плечам; одета в блузку цвета свежей зелени, заправленную в терракотовые брюки. У них — проглаженные стрелки. Судя по легкому удивлению на аккуратно накрашенном лице, женщине оказался не по вкусу новый персиковый костюм Альбуса, расшитый коричневыми драконами. Но она не изменила вежливости и быстрее прочих маглов прекратила разглядывать его с ног до головы.

— Альбус Дамблдор? Вы учитель из пансионата «Святой Кэтрин», правильно? Да, заходите.

Альбус опустил палочку в Омут памяти и медленно покружил ею по часовой стрелке, чтобы погрузить воспоминание на глубину. Оно должно отлежаться, а его память в нужный момент подскажет, с чем оно связано, тогда можно будет свежим взглядом оценить сведения, которые он сегодня достал.

Подписав опустошенную склянку «Э. П.: 1988, Т. Мэриуэзер, соседка», он отправил его по воздуху в шкаф с прочими флаконами, а потом снова коснулся палочкой виска.

На этот раз он вытянул воспоминание о прошедшем разговоре с Фаджем. Был в том диалоге момент, который показался Альбусу странным, и его тоже нужно было обдумать на досуге. Он опустил воспоминание в Омут. В чаше возникло лицо Фаджа, и его голос повторил:

— …Один Блэк вменяемым остался. Удивительно крепкий... Я мимо его камеры проходил — он остановил меня. Смотрю: глаза ясные, даже скучающие — жуть. Он больше всех интересовался, спрашивал, что да как, где видели Темного Лорда, начал ли он что-то делать. Он услышал о его «возвращении» от Лестрейнджей. Рассказывает, сам проснулся от их воплей.

Тут же, будто вторя раздумьям Альбуса, картинка сменилась, и на поверхности появилось оголенное предплечье Снейпа, который показывал ему Черную Метку и объяснял, что именно с помощью нее Волдеморт контролировал их. То, что у Пожирателей была Метка на руке, было новой информацией, но к тому моменту Темный Лорд исчез, и Метка стала такой бледной, что ее трудно было разглядеть на руках пойманных Пожирателей, так что в Министерстве этот признак так и не стал восприниматься всерьез.

«Он услышал о его возвращении от Лестрейнджей…» — озадаченно повторил про себя Альбус.


* * *


В день возвращения в Хогвартс на Привит-драйв, 4 была суматоха. Лия торопливо собиралась в своей комнате и слышала, как тетя кричала снизу, чтобы они с Дадли поторапливалась. Лия в два шага добралась до двери, одновременно с ней дверь своей комнаты распахнул Дадли, и они вместе прокричали:

— Иду!

Дадли посмотрел на нее.

— Ты разве не вчера вещи собрала?

— Не вчера, — коротко ответила она и захлопнула дверь.

Ночью Лия пролежала почти без сна, а сборы так и не завершила. Когда она увидела на Карте живого Питера Петтигрю, новые свитки пергамента с перьями вылетели у нее из головы. Они до сих пор лежали на полу, а она, сев за стол, снова уставилась на единственную подвижную точку в башне спящих гриффиндорцев.

Перед ней лежал фрагмент Карты Мародеров, которую она сфотографировала по частям до каникул. Лия до сих пор гадала, почему на ней отобразился мертвый человек. Точка двигалась только в пределах комнаты третьекурсников — там, где находилась в момент, когда получился кадр, — поэтому нельзя было предположить что-то конкретное. Может, Лия что-то испортила, когда скрывала с Карты другое свое имя? Непохоже... Все остальное было в порядке.

Лия помнила, как была заколдована Карта, и знала, что это очень умный артефакт. Остается предположить, что она не врет, и Хвост действительно выжил. Но как? Лия представила, как Сириус Блэк направляет палочку на Петтигрю, раздается взрыв, маглов раскидывает повсюду, а на месте Хвоста — кровавые клочья одежды и палец. Так она запомнила эту историю из газеты, которую ей когда-то показывал Маркус.

Лия перебирала в голове чары, которые могли помочь ему, и внезапно ее осенило: Хвост был анимагом, превращался в крысу. Во времена Волдеморта она узнала это, когда только познакомилась с Питером Петтигрю. Тот долго пытался встретиться с Темным Лордом, перейти на его сторону, рассчитывая остаться в живых. Сначала он не вызвал интереса, но его кличка, Хвост, привлекла внимание. Несколько вопросов, взгляд в разум — и стало ясно, что у Питера есть полезная способность. Он мог пригодиться, и Волдеморт оказал ему честь, приняв в стан Пожирателей смерти. Об анимагии не знали даже Лестрейнджи, они и без того были осведомлены лучше остальных, а Волдеморт предпочитал единолично знать все секреты своих слуг.

Получается, Хвост обратился в крысу и скрылся от взрыва... Он, как и остальные Пожиратели, должен был чувствовать, как последние несколько месяцев нагревалась Метка, а в Хэллоуин тоже должен был узнать, что Темный Лорд вернулся к силе. Может быть, это и привело его в Хогвартс?

На секунду Лию посетила страшная мысль: Хвост все это время мог отыскать другую часть Волдеморта. Ему было бы достаточно спросить у крыс, есть ли место, которое они обходят стороной. Но наверняка он услышал о нападениях в школе — прочитал в «Пророке», который за прошедшие недели выпустил не одно интервью с Малфоем.

Вот только что он делал в спальне гриффиндорцев-третьекурсников? Хвост прекрасно знал, кто родился у Поттеров: лично сообщил Волдеморту о рождении ребенка, хотя того больше интересовало, в июле родился ребенок — а значит, попадал под пророчество — или уже в августе. Было бы понятно, если бы Хвост забрался к третьекурсницам: он мог не знать, что Эмилия Поттер учится не на факультете его бывших друзей. Ее можно было бы похитить и отдать Темному Лорду в знак верной службы. Однако за то время, сколько прошло с нападения, Хвост множество раз мог выяснить, что дочки Поттеров на Гриффиндоре нет.

Должно быть, он все-таки был там не только в момент съемки. Но все равно после того, как загорелась Метка, он не делал попыток напасть и выйти на связь с другими Пожирателями Смерти. Может быть, он надумал оставаться в облике крысы всю жизнь? Очень удобно для того, кто нуждается в покровителе и не хочет снова жить в опасности. А может, как и многие, не решается что-то сделать, пока Метку не обожгло от призыва Темного Лорда.

Лия подумала, что ей все-таки нужно добраться до него и выяснить, хочет ли он возвращаться к тому, кто дал ему Черную Метку. И Каркарова еще не нашли... Уже два Пожирателя смерти находились не под контролем, да и те, кому она через Малфоя с Ноттом послала весть от лица Волдеморта, были недостаточно подчинены. Лия пока не придумала, чем бы они могли быть полезны прямо сейчас, не нашла подходящего способа, чтобы встретиться с ними, но к каникулам почувствовала, что чем-нибудь их занять и развеять сомнения нужно в ближайшие месяцы. А еще нужно дать всем понять: Эмилия Поттер не должна интересовать их.

Придя к таким выводам, Лия поднялась, сложила фотографию в сумку и закончила сборы багажа. Затем мысленно сообщила Добби: «Скоро буду в поезде. Через пару часов позову. Спроси у Маркуса, сколько ему вернуть за твое питание в декабре». Добби до сих пор жил у Флинта и выполнял небольшую работу по хозяйству вместе с его домовым эльфом. Насколько Лия знала, домовики подружились. Всем было от этого удобно, а больше всего Лии нравилось, что Добби жил в хорошем месте и не скучал. Только на еду она давала несколько монет, чтобы не стеснять Флинта.

Осмотрев комнату, Лия убедилась, что ничего не забыла и спрятала все, что не нужно видеть тете во время генеральных уборок. Не задерживаясь больше, она вышла в коридор.


* * *


Все дожидались Дадли, а он проходил уровень на приставке и все еще был в комнате.

— Дидди, солнышко, мы опаздываем, — пронзительно крикнула тетя Петуния, поправляя на Лии шарф.

В детстве тетя часто решала за нее, что надеть, как заплести волосы. Она поправляла на Лии то воротничок, то подол, хотя и то, и другое всегда сидело прилично. Лия это терпела и даже приучилась постоянно смотреться в зеркало: не помялась ли сзади юбка, не завернулись ли рукава, — но с Хэллоуина она почти перестала обращать на это внимание, даже не дав себе в этом отчета. Ей неожиданно стало все равно, собьется ли галстук немного в сторону, взлохматятся ли волосы у лица. Со способностями к легилименции, которые она натренировала для своего нового разума, Лия убедилась, что никто не замечал мелкие огрехи, которые казались тете видными за милю.

Вот и сейчас Лия несколько минут, пока Дадли был наверху, перевязывала на шее магловский шарф и укладывала вьющиеся волосы под шапку, и тетя взялась поправлять на ней одежду. Она не делала так с тех пор, как выяснилось, что ее нормальная приемная дочь все-таки обладает магией и должна уехать в Хогвартс. Этот жест напомнил Лии о прежних временах, и она стояла покорно, принимая помощь и запоминая последние минуты пребывания в магловском мире — в мире этой семьи. Ее долго в нем не будет, но в этот раз Лия совсем не грустила, уезжая в школу.

В прихожую спустился Дадли. Папа выключил телевизор в гостиной и, потеснив все семейство, пробрался к полке, чтобы обуться и выйти прогревать автомобиль.

Темно-рыжая с бледной кожей, Лия была так непохожа на этих румяных светловолосых, без сомнения подходящих друг другу людей. Папа — дядя Вернон — был рыжеватым блондином. Несмотря на ее манеры держаться, привитые тетей Петунией, и на некоторые черты лица — круглые глаза, например, — которые говорили о том, что они с ней все же родственники, Лия острее прежнего видела, что была в их семье чем-то чужеродным.

Она по-прежнему не заговаривала первой о Хогвартсе и магии и вела самую нормальную жизнь. Но, к ее облегчению, уже второй раз после смерти Мардж не было нужды сочинять, как проходили уроки в пансионате Святой Кэтрин.

На вокзал прибыли без четверти одиннадцать. Настал момент прощаться. Когда доставали ее багаж из машины, Лия все же ощутила, как потянуло в районе солнечного сплетения. А на станции тетя развернулась к ней и коснулась темы, которую на Привит-драйв никто не поднимал все каникулы.

— Тебе нравится в школе? Еще не поздно перевестись в... — она замялась, — ну, ты понимаешь, в другую школу. Мы бы наняли репетиторов, чтобы ты нагнала два года. Не представляю, что ты будешь делать дальше.

Лия отстранилась и посмотрела в тетины большие серо-голубые глаза: в них читалось беспокойство человека, который жил по определенному жизненному плану и имел конкретные представления о том, что значит вырасти успешным человеком.

— Миссис Пирс тебе что-то сказала? — попробовала угадать Лия, всматриваясь в ее лицо.

— Нет... почему ты так решила? Я сама беспокоюсь, — смутилась она.

— Честно, кто у тебя спрашивает обо мне и что? — спросила Лия, подходя по-другому и выискивая на поверхности сознания ответы.

— Никто! Что я, сама не понимаю, что ты выйдешь оттуда и в нормальном мире не сможешь уже устроиться?

— В ненормальном устроюсь, — выдавила улыбку Лия. — Соседям будешь рассказывать, что я работаю в научной корпорации, о которой ничего не могу говорить. Не переживай. Я освоилась, найду себе место.

Тетя осталась недовольной, но что ответить не нашла. Она погладила Лию по плечам, обняла, тяжело вздохнув, и повторила то, что выпалила еще летом:

— Наверняка жить негде будет. Если нужно, приходи и оставайся на время у нас. Как-нибудь устроим тебя. Если конечно, не будет ничего такого, — добавила она сквозь сжатые губы.

— Ма-ам, — нетерпеливо протянула Лия, бросив взгляд на вокзальные часы. — Денег от Поттеров хватит надолго. Сниму квартиру где-нибудь в... нашем районе. Буду работать. Разберусь, в общем, — не пропаду. — Она чмокнула ее в щеку и протянула руку к дяде за чемоданом. — Надо спешить, десять минут осталось.

— На Пасху снова не ждать? — пробасил дядя, когда Лия сделала несколько шагов к своей платформе.

— М-м... — задумалась она. Последние две Пасхи проходили у Малфоев. Эта маленькая традиция понравилась ей, к тому же в голове тут же родилась идея воспользоваться пасхальными каникулами, чтобы уладить дела с Пожирателями смерти. — Нет, увидимся летом. Проверяйте ящик: я буду слать письма по выходным.

Свободной от ноши рукой она послала им воздушный поцелуй и развернулась. Через стену, отделявшую магловскую и волшебную станции, Лия прошла, когда убедилась, что Дурсли смотрят в другую сторону.


* * *


Алый поезд дал очередной свисток. Лия вежливо, но громко пробивала себе дорогу к вагону. Она ускорила шаг, на ходу расстегивая пальто и вынимая палочку из внутреннего кармана, который пришила в каникулы. Теплый граб вызвал ощущение дружеского присутствия и вызвал улыбку.

Из окна одного из вагонов слева высунулась светлая голова Дафны:

— Лия, сюда!

Лия кивнула, взмахнула палочкой, и ее багаж вплыл в ближайший вагон, а она резво поднялась по крутым ступенькам следом. Вещи так и плыли перед ней, пока она переходила из одного вагона в другой, чтобы добраться до купе, где ждали друзья. Из некоторых дверей кто-то выглядывал и здоровался с ней, а в начале нужного вагона Лия услышала гогот в одном из купе. Она узнала голоса Дина Томаса и Шеймуса Финигана, третьекурсников из Гриффиндора, и остановилась. Это был шанс кое-что выяснить насчет Хвоста.

Лия обдумала, что собиралась спросить, и четко отбила дробь левой рукой.

— Привет, простите, — сразу же заговорила она, когда отодвинула дверь купе. С парнями были еще ребята из Хаффлпаффа. Все вчетвером они отвлеклись от разговора. — Я котят низзла пристраиваю. Вам не нужны?

— Ух ты! — воскликнул Эрни Макмиллан. — Есть фотографии? Всегда хотел взглянуть на настоящих. Ну, не полукровок.

Ханна Аббот и Шеймус Финиган деликатно кашлянули.

— Нет, я не против полукровок вообще! — спохватился Макмиллан. — И к маглорожденным я хорошо отношусь, — добавил он, сделав жест в сторону Томаса.

— Расслабься, среди нас нет наследника Слизерина. Никто не покарает тебя за слова, чистокровный, — рассмеялся Финиган.

Эрни перевел дух:

— Времена такие... Мама сказала не шутить на эти темы, а то мало ли... Не от наследника, так от самих полукровок достанется.

Лия промолчала. Ей хотелось вернуть разговор в нужное русло. Она все еще указывала палочкой на багаж, который парил позади нее, и напомнила о себе, опустив его на пол купе с небольшим стуком.

— Нет, фотографий пока нет, меня только просили узнать, хочет ли кто, — вместе с этим обратилась она к Макмиллану.

— О, э-э... ладно, забудь. Я просто взглянуть хотел. Кстати, ты сама что думаешь?

— Ты совсем не видела, кто на тебя напал? — с жаром спросила Ханна.

Лия почти ни с кем не обсуждала хэллоуинское нападение, во время которого якобы избежала оцепенения. Мало кто видел ее одну и успевал засыпать вопросами прежде, чем они с Дафной находили предлог уйти.

— Абсолютно.

— У нас думают, это Драко Малфой. Видели, что его отец в «Пророке» говорил?

Лия не удержалась и прыснула; ее брови невольно взлетели вверх. Она решила, что будет интересно пообщаться дальше и разузнать что-нибудь еще, к тому же разговор не вернулся в нужное ей русло. Зато Лия успела осмотреться, и увидеть, что у всех присутствующих в качестве питомцев были совы — они спали в своих клетках на верхних полках.

— Это не он, у него на такое смелости не хватит, — со смешком сказала она.

В этот момент из конца вагона донеслось:

— Эмилия!

Лия осеклась.

— Погодите, я вернусь, — быстро проговорила она, вновь заколдовала свои вещи и выдвинулась с ними в коридор.

— Я же говорила, это ее голос! — обратилась Дафна к кому-то в купе, из которого только что вышла. — Жду тебя уже вечность. Думала, ты залезть не успела — высматривала тебя в окно, а ты с кем-то зависла.

Лия расплылась в улыбке. После каникул все в ней радовалось тому, что было связано с магическим миром и людьми, с которыми она могла быть самой собой — волшебницей. Она крепко обняла подругу и зашла с ней в купе. Оказалось, что Дафна заняла его вместе с Ноттом и Забини.

— Блейз с нами сел, ты не против? — спросила Дафна, пока Лия снимала верхнюю одежду.

— Нисколько, я все равно сейчас в то купе вернусь, мы не закончили. Привет, мальчики.

Блейз читал газету и только кивнул. Лия пригляделась к странице, которая была обращена к ней, но не увидела на ней того, что хотела. Теодор приветственно помахал рукой.

Лия подсушила чарами магловскую одежду и сложила ее в чемодан, затем достала из него дорожную мантию и чарами левитации подняла багаж на полку.

— Ты колдуешь — прямо светишься, — усмехнулась Дафна.

— Сама бы почти две недели без магии побыла... К нам присоединиться не хочешь? — добавила Лия, засунув палочку во внутренний карман мантии и выйдя из купе.

Дафна скривилась:

— М-м... Там эти из Гриффиндора... — пробормотала она, нерешительно остановившись у дверей купе.

— Они тебе ничего не скажут, идем. — Лия потянула ее за руку и зашагала в начало вагона.

Однокурсники были не против, чтобы присоединилась еще и слизеринка, но сесть пришлось врозь: Лия уместилась с хаффлпаффцами, чтобы видеть Томаса и Финигана вместе с их вещами; Дафна втиснулась к гриффиндорцам и послала ей угрюмый взгляд. Появление чистокровной слизеринки создало небольшое напряжение, которое Лия решила не замечать.

— На чем мы закончили?

— Ты сказала, что Малфой не может быть наследником, — подсказал Томас. — Но его отец...

— О, поверьте, Драко не рад переменам, — ответила вместо нее Дафна. Голос выдавал в ней скованность, будто она не знала, имеет ли право говорить на эту тему. — Просто его отец очень боится, что с сыном сделают то же, что с Селвин, или похуже. У нас все этого боятся...

— Зато вы теперь поняли, — пробормотал в сторону Дин Томас.

Дафна услышала это и вспыхнула:

— Я так и знала, что это была месть!

— Дафна! — осадила ее Лия, не ожидавшая, что подруга все еще готова думать, будто нападение подстроили маглорожденные.

Дафна вскочила на ноги и нависла над Томасом, который сидел рядом. Тот отпрянул.

— Что-о? Ничего подобного, мы бы до такого не додумались. Это слизеринцам нужно всем показать, какие они опасные. — Он подразнился на последнем слове.

— Мы не все такие! — разъяренно сказала Дафна, сжимая кулаки. — И лично Матильда ничего вам не сделала, она даже ни разу не сказала, что против маглорожденных! На Малфоя побоялись напасть, а?

— Дафна! — громче позвала Лия и встала, чтобы схватить подругу за локоть. — А я? На меня тоже напали... Я знаю... Это не они.

Все уставились на нее.

— Но ты говорила... — начала Аббот.

— Я не могу назвать имя, — тихо сказала Лия. — Никто не поверит. Я сама до конца не уверена...

Они непонимающе переглянулись. Дафна, успокоившись, села на место и неодобрительно посмотрела на Томаса, когда тот демонстративно отсел ближе к однокурснику.

— Но ты сказала Дамблдору? — спросила она. — Он должен помочь. Если наследник еще в замке, то его найдут.

— Сомневаюсь, — покачал головой Эрни и вынул из сумки вчерашний спецвыпуск «Ежедневного Пророка». — Ничего не нашли за каникулы. Но сейчас ему не пройти.

— Можно? — Лия протянула руку. — Как раз хотела попросить у кого-то.

Лия не получала газет на Привит-драйв, потому что совам нечего было делать на этой нормальной улице. О газете она узнала от друзей по зеркалу и по пересказу поняла, что Дамблдор не сделал ничего, что могло как-либо разоблачить ее, а ей уже давно было ясно, что он знает если не все, то по крайней мере самое важное о том, что случилось на самом деле. Лия хотела убедиться, что все правильно поняла.

Тем временем разговор продолжался, но Лия все прослушала, задумавшись над вопросом, который занимал ее последние недели: почему Дамблдор, имея на этот раз все доказательства того, что в нападении виноват его очень давний ученик, сделал все, чтобы от этого ученика было отведено как можно больше подозрений? Разве не должен он наконец-то торжествовать, получив возможность остановить своего врага? Неужели только она из них поддерживает ту вражду, которая сложилась между ними в ее прошлом?

— Да, — в ее внимание попал голос Макмиллана, — не все чистокровные думают, что только они настоящие волшебники.

— Может быть, конкретно ты и считаешь маглорожденных и маглов за людей, но... Не делай вид, будто не понимаешь... — Томас замялся.

Лия, вернув газету Эрни, подхватила разговор:

— Вы все равно считаете, что те, кто жил с маглами, хуже. Вам кажется, что влиться в магический мир очень просто, нужно лишь не быть тормозом. Но дело в том, что мы по-разному жили и по-разному знакомились со своими способностями. Вам не понять, что такое узнать о мире магии только в одиннадцать.

Лия отвела взгляд от ребят. Она вспомнила свою беспомощность на первом курсе в девяносто первом году, и от этого защипало глаза. В магловском мире она умела все, что должен был уметь ребенок, даже смогла разобраться с видеомагнитофоном Дадли. Но в Хогвартсе Лия ощутила себя совершенно безрукой. Книги, по которым она изучала магический мир летом, почти ничем не помогли: многое в них не было сказано, потому что предполагалось, что к школе маленькие волшебники уже должны знать, где носить палочку, чтобы быстро взяться за нее, но чтобы она не ударила случайным заклятием; как одеваться в эту странную мантию; что огонь под котлом зажигается магией, а не спичками; что люди на портретах ненастоящие и не нужно обижаться на их слова, ведь многие из них не вполне осознают, что и кому говорят.

А самым ужасным было то, что Лия долгое время никак не могла совершить хотя бы небольшое волшебство. Совсем иначе было на первом курсе ее прошлой жизни: тогда она осознавала свою магию с самого детства, и не составило труда очень быстро разобраться с тем, как колдовать еще искуснее с помощью палочки. Только благодаря тому, что ее понимание себя полностью перевернулось, когда она столкнулась с осколком своей прошлой души, Лия завладела своей магией и поняла, что с ней все было в порядке.

Однако она еще не добилась того, ради чего присоединилась к компании этих людей. Прислушавшись к спору между маглорожденным Дином Томасом и чистокровной Дафной, Лия ввернула в нужный момент:

— Дафна, я самый близкий пример. Мы с тобой только в конце первого курса сдружились, так что ты пропустила множество нелепых ситуаций, в которые я попадала. Вот, к примеру, питомцы: я не взяла с собой в Хогвартс даже сову. В день покупок я представления не имела о том, что они носят почту! Еще в пригласительном письме было что-то про то, что с ними нужно отправить ответ, и тогда я не поняла, что имелось в виду.

Дафна с Макмилланом пораженно посмотрели на нее. Похоже, они не могли представить ситуацию, в которой ребенку в одиннадцать лет пришло бы письмо из школы и он не знал, как на него ответить. А Дин нахмурился:

— Тебе разве не МакГонагалл письмо принесла? К маглорожденным приходят специально, чтобы все объяснить им самим и их родителям.

Лия хмыкнула:

— Она пришла позже. Сначала я увидела письмо. У меня сложный случай был, — быстро договорила она и вернулась к питомцам: — Так вот, еще в письме было сказано, что с собой можно привести сову, кошку или жабу, но я только в школе узнала, что бывают и волшебные домашние питомцы. У вас всех, видимо, только совы, да?

Она подняла взгляд вверх, где были поставлены четыре клетки со спящими птицами. Совы были у Томаса с Финиганом; жаба Лонгботтома, которую Снейп не раз угрожал напоить его варевом, знаменита на всю школу; если бы только узнать, нет ли у Уизли какого-то животного с собой...

— Значит, низзл вам не нужен... А что насчет ваших соседей? — Она посмотрела прямо на гриффиндорцев.

Мальчики лениво пожали плечами.

— У них уже есть питомцы.

— Что, и у Уизли? — хихикнула Дафна. — У них разве есть деньги на питомца для кого-то еще?

Лия посмотрела на нее осуждающе, но этот вопрос был очень вовремя, и ей хотелось узнать, что на это скажут гриффиндорцы. Остальные тоже неодобрительно покосились на Дафну, и она извинилась.

— У него старая крыса, — холодно ответил Томас. — Давно у них живет, она досталась ему по наследству.

Лия едва скрыла ликование, получив подтверждение своим догадкам. Вот у кого спрятался Хвост — у товарищей из Ордена Феникса. Ну конечно малыш Питер устроился под чьим-то крылом! Можно было не бояться, что он захочет напасть на нее, чтобы вернуться к Темному Лорду с трофеем.

Правда, теперь пробудилась совесть, успокоенная много дней назад, и заговорила она громче. Лию мучила мысль, что она, зная правду и имея возможность доказать ее, ответственна за то, что невинный человек продолжает мучиться в Азкабане. Но есть ли еще в Блэке кто-то, кому нужна помощь, и может ли она восстановить справедливость, не выдав себя? Это предстояло всесторонне обдумать, а сейчас Лия собиралась хорошо провести время: она обожала говорить о магии.

Они с Дафной проболтали с однокурсниками еще некоторое время, пока не проехала тележка со сладостями. Остаток дороги они сидели в своем купе, обсуждали рождественские каникулы, ели драже Берти Боттс и сверяли сделанные домашние задания. А Лия к тому же не переставая колдовала вокруг себя, то заставляя фантики от шоколадных лягушек парить в воздухе и складываться в разные фигуры, то заколдовывая занавески, чтобы те щекотали ухо угрюмому Блейзу.

Лия возвращалась в мир, где ей не нужно было скрывать свою суть. И хотя обретение власти над своей магией и прояснение в сознании вызвало череду непростых ситуаций, которые вынуждали ее все же кое о чем не распространяться, Лия чувствовала, что сможет уладить их и найти себе место в этой новой жизни. Она больше не нормальная Эмили Дурсли, и не было ни одной причины жалеть об этом.

Глава опубликована: 12.12.2018
И это еще не конец...
Отключить рекламу

20 комментариев из 505 (показать все)
Эх, щас бы погибшую в 21 год, вчерашнюю школьницу Лили Эванс называть женщиной.
Очень продуманная, качественная история с интереснейшими сюжетом, шаг за шагом в действиях главной героини прослеживаются необратимые изменения. Спасибо большое за работу! Надеюсь реал не поглотил полностью автора, и мы узнаем какие приключения ждут Лию в дальнейшем)
Ломинда
Спасибо) Реал меня нехило покусал, но я стараюсь вернуться.
Недавно наткнулась на это произведение и не смогла оторваться! Просто бесподобно, дорогой Автор! Казалось за те восемь лет, что я в фэндоме, ничего принципиально нового или интересного не найти. НО!.. Автор, у меня не находится слова, но я просто готова расцеловать вас и, если бы могла, то поставила бы 100 звезд из 10 ТОЛЬКО за то, что у вас АДЕКВАТНЫЙ Дамблдор! Нет, правда, я уже настолько начинаталась разных дамбигадов... что сил нет. С самомго начала мне не нравились фики с подобным предупреждением, но и в моем понимании Дамблдор был просто светлых, добрых дедушкой, БЕЗ какой-либо тайной схемы, но дамбигад в какой-то мере открыл глаза на то, что я была чересчур наивна, ну да и читать ГП начала в детстве, и тогда ощущение сказки было как нельзя сильным, но сколько уже читаю работы, очень редко попадался нормальный Дамблдор. А ведь те работы были отнюдь не плохими, а очень даже хорошими, и только наличие дамбигада портило впечатление в целом. Мне уже стало казаться, что не найду того, кто бы понимал, что Дамблдор все это делал НЕ только ради высшего блага, и не ради своей выгоды, и что он не собирался жертвовать Гарри. Но на радость, в последнее время как минимум три работы - и ваша в том числе - описывают нормального Дамблдора.
Простите... за столь бурную реакцию, но после дамбигадов и не так будешь радоваться адекватному директору :D

Далее, Поттер-девочка и Поттер на Рейвенкло, конечно, не нова, но я, если честно, фем!ГП читала редко - уж не знаю почему, иногда попадались работы, где фем!ГП не так уж и отличается от ГП мальчика, так что ваша работа вышла оригинальной и логичной. Будучи больше внешне похожей на Лили, Эмили смогла расположить к себе Петунью, как мне показалось, да и к девочкам все же мягче относятся, я думаю :) Не скрою, что местами действия и мысли Эмили начинали подбешивать, но я все же решила, что это даже хорошо нежели, чем плохо, потому что и в реальности не бывает, чтобы люди не раздражали теми или иными действиями и поступками, или сильно разочаровывали, хотя я и не перестаю к ним хорошо относиться, а ведь Эмили только растет и развивается. Наверное, еще огорчает сильно то, что в отношении к Дамблдору Лия больше основывается на душу Тома, но понимаю, что сама Эмили контактировала с директором много меньше, чем Риддл, от того и такое отношение. В остальном - Лия остается все еще адекватным - несмотря на не в полне до этого адекватного ТЛ - героем, который борется за свою человечность и свою личность. Только не совсем понятен момент с темными искусствами, почему Лия все же решила изучать этот раздел, когда на собственном примере знает, к чему ведет погружение в них?
Показать полностью
Конечно, не буду скрывать, что читая работы, где светлые и темные искусства объясняются несколько отличными от канона, я соглашалась, что нет разницы "темный/светлый" - магия есть магия, какая бы она не была; но так как вы рассписываете и рассматриваете свой мир с точки зрения канона, где темные искусства преподносятся именно как те, которые подводят к тьме, потому что основаны на причинении боли, муках и тп, мне не совсем понятно, как Эмили в данном вопросе вроде как легкосогласилась с Томом на их изучение - возможно, я где-то что-то упустила или не так поняла.
Отношения Эмили и Дурсли меня порадовали в некотором роде, конечно, из-за них она могла бы стать обскури, но на счастье в ней был ТЛ, но все же приятно видеть относительно нормальное детство главной героини. Также очень порадовало отношении Эмили к биологическому отцу - не редко встречала в работах, как описывается отношение Гарри либо к обоим родителям (чаще что-то общее), либо частное отношение - но в основном только к Лили (видимо мальчик - мать), а для Лии - отец, так как она девочка плюс ее теплое отношение к Петунии. Очень понравилась сцена (хотя она печальная) с Поттерами перед их последними минутами... Я практически прослезилась, когда Джеймс назвал имя "Лия" и когда она еще малышка держала Лили за руку... Очень проникновенно получилось..

Очень интересно также следить за отношениями ТЛ и Эмили - борьба с собой, принятие своей темной стороны, история Волдеморта, его внутренний мир и как бы он мог измениться при тех или иных условиях, а также взгляд на крестражи - все так необычно и ново лично для меня! Наконец-то я вижу и адекватный взгляд на Темного Лорда. Без перегибов "супер-няшка непонятный всеми" и "законченный психопат-маньяк". Также нравится взгляд и самого Тома (из Дневника), который понял, что деление души - не лучшее из его идей. На самом деле, в некоторых работах Волдеморт-хороший политик и даже несколько "человечный" встречался, но уже после возрождения, что если честно мне казалось странным. Хотя до некоторого времени я думала, что ТЛ несколько тронулся умом после разделения души, но он скорее стал не законченным маньяком, а бездушным монстром (что не менее страшно и ужасно), который к слову все же мыслил хладнокровно и не импульсивно... И все же, нет, без целостной души для меня он остается неким маньяком. Вообще - смотря на его детство и мировоззрение, я думаю, что хорошим и харизматичным лидером он мог бы быть, но не с его " душевным багажом", где много было обиды, ран, непринятия.
Показать полностью
Но вот Эмилия Поттер с ее относительно хорошим детством, знания и обаянием ТЛ, силой, умением оценивать ситуацию с разных сторон она могла бы стать отличным лидером, за которым хочется следовать. Каким, к сожаления, я не вижу Гарри Поттера - для меня он хороший военный командир, тактик, но не политик и уж тем более не стратег. Хотя скорее без "сожалений", он хороший аврор, и это его. Но не о Гарри Поттера, а об Эмилии Поттер. Понравилось так же то, где произошло слияние душ Лии и ТЛ из Дневника - чем-то напоминает работу "Первоисточник" - очень красиво и как-то душевно описано.

Да, и не могу пропустить тему отношений-пейринга, ведь это одна из тех вещей, что меня привлекла. ГП/ТЛ - не ново, но чаще это слэш, так что я практически не читала такие работы, поэтому сравнивать не имеет смысла, да и с вероятностью почти 98% я считаю, что такого глубоко прописанного анализа и развития отношений этих двоих нет нигде. Что касается остального - поначалу я относилась к числу тех, кто ждал Флинт/Эмили, но читая дальше убедилась, что он если и был предметом любви Лии, то лишь как первая детская влюбленность, да и потом их отношения переросли в братско-сестринские. А вот намеки автора мне подсказывают, что точно можно ожидать Роберт Хиллиард/Эмили Поттер, верно?) Еще местами показалось Блейз/Эмили либо Блейз/Дафна. По поводу основного пейринга сложно что-то сказать, потому что к нему скорее всего будет идти сложно и долго, но не думаю, что такие отношения будут хэппи эндом. В конце концов у нас пророчества, а во-вторых - характер и сущность Волдеморта (из албанского леса) не тот, где отношения закончились бы хорошо. Я бы еще сделала ставку на ХЭ с Томом из Дневника хоть и с натяжкой, но о Волдеморте прожившего до нынешнего времени и говорить нечего. Есть подозрения, что "Смерть основного персонажа" - это скорее относится к нему, но думаю его смерть как Лие, так и читателям будет сложно пережить, ведь каким бы не был Темный Лорд, мы читаем о нем, получаем какие-то моменты из его биографии, проникаемся им... На протяжении всего фика он был и будет для нас не только важной фигурой, но и тем, раскаяния которого хотелось бы видеть в ожидании счастливого финала, но не верю я в его искреннее раскаяние - даже Том из Дневника раскаялся, но благодаря тому что слился с Эмили.. Интересно, в какой момент (кажется, что во время девичника) и почемуон принял ее полностью и решил стать единым, построить этакий мост к ней?

Спасибо еще раз за такую классную работу, очень жду продолжения, особенно надеюсь, что работа будет доведена до конца - а уж когда, можно и подождать.
Показать полностью
Цитата сообщения Marianna de Rose от 09.09.2019 в 16:06
Недавно наткнулась на это произведение и не смогла оторваться! Просто бесподобно, дорогой Автор!
Спасибо!

Автор, у меня не находится слова, но я просто готова расцеловать вас и, если бы могла, то поставила бы 100 звезд из 10 ТОЛЬКО за то, что у вас АДЕКВАТНЫЙ Дамблдор!
Простите... за столь бурную реакцию, но после дамбигадов и не так будешь радоваться адекватному директору :D
Еееее, очень Вас понимаю и рада, что Вам понравилось мое видение канонного Дамблдора. Я очень старалась понять его. Ну и не только его, вижу, на Волдеморта у нас с Вами тоже похожие взгляды)
Наконец-то я вижу и адекватный взгляд на Темного Лорда. Без перегибов "супер-няшка непонятный всеми" и "законченный психопат-маньяк".
Да, я до самого конца буду изучать его проблемы, это основа всей работы. И то, что случилось с Лией, сильно поможет мне в этом)

Будучи больше внешне похожей на Лили, Эмили смогла расположить к себе Петунью, как мне показалось, да и к девочкам все же мягче относятся, я думаю :)
Они хорошо к ней относятся не потому, что она девочка, а потому, что она смогла подавить магию, что вписалась в их понимание нормальности. Напротив, из-за того, что она девочка, Дурсли сильнее стремились, чтобы она не была такой же уродкой, как ее мать. Ведь девочка должна быть правильной и хорошей, и у Эмили было полно примеров правильных и хороших девочек и то, как к ним относятся, тогда как у Гарри перед глазами были примеры мальчишек, которым не сильно-то говорили быть скромнее. У них разная гендерная социализация, которая сыграла большую роль. То, что случилось с Эмили в ее "хорошей семье", привело к трагедии. Так рано или поздно случается со всеми правильными девочками.
Показать полностью
Только не совсем понятен момент с темными искусствами, почему Лия все же решила изучать этот раздел, когда на собственном примере знает, к чему ведет погружение в них?
[/q]...темные искусства преподносятся именно как те, которые подводят к тьме, потому что основаны на причинении боли, муках и тп, мне не совсем понятно, как Эмили в данном вопросе вроде как легкосогласилась с Томом на их изучение - возможно, я где-то что-то упустила или не так поняла.[/q]
Эм... я б не сказала, что она решила изучать этот раздел. Речь была о проверке тех знаний, которые были, но это скорее позиция ее "прошлого" я. Сама же она как раз отметила, что причинять боль больше не может.

Но вот Эмилия Поттер с ее относительно хорошим детством, знания и обаянием ТЛ, силой, умением оценивать ситуацию с разных сторон она могла бы стать отличным лидером, за которым хочется следовать. Каким, к сожаления, я не вижу Гарри Поттера - для меня он хороший военный командир, тактик, но не политик и уж тем более не стратег.
Тут я с Вами не соглашусь. Насчет "хорошего" детства уже говорила (оно, конечно, лучше, чем у Гарри было, но и цена за него заплачена такая, что хорошим его назвать язык не поворачивается). А вот что касается тактика и стратега... если я правильно понимаю эти термины, как раз Эмили тактик, а Гарри стратег. Ну и обаянием ТЛ она пользоваться не сможет. В политику и лидерство ее совсем не тянет.

По поводу основного пейринга сложно что-то сказать, потому что к нему скорее всего будет идти сложно и долго, но не думаю, что такие отношения будут хэппи эндом. В конце концов у нас пророчества, а во-вторых - характер и сущность Волдеморта (из албанского леса) не тот, где отношения закончились бы хорошо. Я бы еще сделала ставку на ХЭ с Томом из Дневника хоть и с натяжкой, но о Волдеморте прожившего до нынешнего времени и говорить нечего. Есть подозрения, что "Смерть основного персонажа" - это скорее относится к нему, но думаю его смерть как Лие, так и читателям будет сложно пережить, ведь каким бы не был Темный Лорд, мы читаем о нем, получаем какие-то моменты из его биографии, проникаемся им... На протяжении всего фика он был и будет для нас не только важной фигурой, но и тем, раскаяния которого хотелось бы видеть в ожидании счастливого финала, но не верю я в его искреннее раскаяние - даже Том из Дневника раскаялся, но благодаря тому что слился с Эмили..

Очень нравятся Ваши мысли)
Показать полностью
Интересно, в какой момент (кажется, что во время девичника) и почемуон принял ее полностью и решил стать единым, построить этакий мост к ней?
Он захотел овладеть ею, когда она отказалась вызволить его, пожертвовав Маркусом. Но это не получалось, поэтому он решил еще потянуть ресурс из Джинни. Но Джинни уже не думала о нем, а вот в девичник была эмоциональна близка к Эмили. Через нее он нашел связь. Эмили ему противостояла... потом они начали смешиваться и фактически уже не было отдельных ее или его, а активным осколком оставалась она. Это она вместо него приняла "себя" и раскаялась.
Если Вы не видели последнюю запись в группе, можете посмотреть. Я там чуть компактнее изложила, о чем была первая часть.
https://vk.com/wall-79049419_1047

Спасибо еще раз за такую классную работу, очень жду продолжения, особенно надеюсь, что работа будет доведена до конца - а уж когда, можно и подождать.
Спасибо за отзыв и размышления. Очень приятно было читать Ваш отзыв)
Я так шокирована, что последняя глава была настолько давно, еще в 2018. А ощущается как совершенно недавнее событие.
Мне очень нравится как вы подошли к работе, с какой продуманностью, с каким раскрытием персонажей, и всеми размышлениями. Впечатляющий труд, мое бесконечное восхищение.
Немного еще поднялась выше в комментариях, и решила добавить размышление о пейринге, о его финале: почему-то уверена, что вы напишете грустный, но стоящий и реалистичный финал.
Захожу в блог, читаю обновления, но, надеюсь, что смогу увидеть продолжение. Жду, конечно же. Спасибо вам больше за ваш коллосальный труд.
IloveMargo, спасибо за отзыв!
Очень-очень рада, что вам нравится эта работа.

Продолжение обязательно будет, я сейчас пишу в стол. Точнее я даже еще не совсем пишу, наброски в основном. Больше всего я сейчас читаю и продумываю — как раз чтобы конец получился стоящим и реалистичным. И чтоб нам всем было интересно до него идти, особенно через 2-ю часть. Середина, как известно, самая сложная вещь)
Отзыв писала на другом сайте, а здесь хочу сказать, что на мой взгляд, фику нужно сменить описание и название. По описанию кажется, что весь фик про любовь-морковь, да ещё и между фем!Гарри и Волдемортом, поэтому настоящая целевая аудитория данного фика может легко проходить мимо, если только они одновременно не фанаты ГарриВолда. А те, кто как раз ищет ГарриВолд полистают фик, удивятся его отсутствию и уйдут. Название также вызывает стойкое подозрение, что Эмили с какой-то девочкой соперничают за Волда, что у целевой аудитории и не только отобъет желание читать. Проставленный пейринг, которого здесь нет, тоже неслабо вводит в заблуждение...

Сама открыла фик, будучи полностью уверенной, что увижу что-нибудь неправдоподобно-любовное. Открыла только потому, что колонка "от автора" была написана таким образом, словно автор взрослый и интересный. Захотелось посмотреть как пишет, а впоследствии оказалось, что нашла ценную для себя вещь. Но могла и не открыть, если бы искала именно интересный джен, коим эта работа и является, как ни парадоксально. :) Или если бы не понравился авторский стиль и описание будней героини - тогда я бы просто не стала читать дальше пары глав, потому что была бы уверена, что там дальше пойдёт любовный роман, медленный и растянутый на 7 лет обучения. Ну и сколько таких, кто из-за описания и названия не стал читать?
Показать полностью
FishyFish
По описанию кажется, что весь фик про любовь-морковь, да ещё и между фем!Гарри и Волдемортом
Проставленный пейринг, которого здесь нет, тоже неслабо вводит в заблуждение...
Но могла и не открыть, если бы искала именно интересный джен, коим эта работа и является, как ни парадоксально. :)
Это фик про любовь-морковь, да еще и между фем!Гарри и Волдемортом. Именно поэтому я очень медленно и планомерно свожу обстоятельства к очень страшному и трагичному развитию отношений девушки и мужчины, между которыми изначально романтической/сексуальной связи вообще быть не могло.

Настоящая целевая аудитория понимает, что это за пейринг и почему к нему за 5-10-20 глав не подобраться.

Ну и сколько таких, кто из-за описания и названия не стал читать?
Я очень довольна тем, скольким людям понравилась моя работа. Для меня огромная удача и чудо, что их настолько больше, чем я ожидала изначально.
Автор, спасибо за эту работу!
Приятно видеть такую продуманную, сложную и многоплановую историю.
Я дочитала все имеющиеся на данный момент главы, поэтому впечатления более подробные мне расписать сложно. Но из нового могу сказать, что понравилось, как Лия в компании Дафны и однокурсников с Гриффиндора обсуждали то, чего при вступлении в магический мир не знают маглорожденные. Это очень интересно! Таких диалогов хотелось бы видеть побольше. Даже, наверное, какое-то развитие этого общения и тем дальше. Потому что это прям погружает в магический мир, делает его, словно, более реальным. Плюс это действительно важный вопрос - адаптация маглорожденных.
Надеюсь, что новые главы появятся и нас ждёт продолжение.
Вообще не представляю, как вы из этого сделаете любовную историю - это даже интригует.))
ilva93
Рада, что вам понравилось))
Вообще не представляю, как вы из этого сделаете любовную историю - это даже интригует.))

Смотря, что вы представляете при фразе "любовная история с Волдемортом"))
доброго времени суток! поражает детализация и подход к данной работе. Прочитала, что есть и жду продолжения.
Вы планируете закончить работу?
Лиssа
Здравствуйте! Спасибо)
Да, конечно, я работаю над следующими частями, еще две будет.
В описании есть ссылка на группу в ВК, там все новости)
Это безумно круто, надеюсь на продолжение
12 декабря 2018
печально, 3 года без проды.
Это так интересно
Чтобы написать комментарий, войдите

Если вы не зарегистрированы, зарегистрируйтесь

↓ Содержание ↓

↑ Свернуть ↑
Закрыть
Закрыть
Закрыть
↑ Вверх