Второй шанс аврора Уизли (гет)

Последний солнечный луч скользнул по заросшему мхом древнему каменному кругу, пробуждая дремавшую здесь силу. Словно отзываясь на прикосновение заходящего светила, земля вокруг слегка завибрировала, наполняя силой вырезанные по бокам площадки руны, каждая из которых замерцала. Мы облегченно выдохнули. Расположенный в нескольких часах ходьбы от Норы старый алтарь активизировался в точности с расчётами Гермионы, давая возможность использовать накопленную мощь для осуществления наших замыслов: нам предстояло нырнуть в глубины памяти Ирмы Пинс.

Еще раз тщательно изучив плетение чар, Герми вынула из своего безразмерного кошеля несколько склянок с клубящимся внутри дымком, расставив их на расположенном в середине круга небольшом каменном постаменте. В какой-то момент рука любимой дрогнула, и емкость с воспоминаниями едва не выскользнула из её ладони, однако Гермиона быстро справилась с волнением. Установив в центр последнюю склянку, она нараспев произнесла заклинание, после чего вскрыла первый флакон и вылила его содержимое в одну из ложбин.

Освободившийся дымок тут же заклубился словно разогретый пар и за несколько секунд полностью заволок пространство круга. Мне даже показалось, что этот клубящийся молочно-белый туман вот-вот вырвется наружу и поглотит нас всех как тогда в Мунго. Я ошибся. Немного поволновавшись, воспоминание Ирмы Пинс наткнулось на непреодолимую преграду и вскоре превратилось в серебристое вещество, слабо кружащееся в импровизированном Омуте. Как было ни раз обговорено заранее, мы тут же взялись за руки, и я первым окунул лицо в мерцающую дымку.

Сперва мне почудилось, будто каменный пол улетел из-под ног, но спустя минуту иллюзия полёта в никуда исчезла, а еще чуть погодя стало понятно, куда именно нас занесло. Этим местом оказалась изрядно разгромленная комната, заполненная к тому же едким дымом. Парты, стены, часть потолка — всё вокруг было изгваздано чем-то липким и пахучим. Больше всего окружающая обстановка напомнила результат одного неудачного опыта близнецов, когда их спальня на втором этаже Норы превратилась в филиал выгребной ямы. Здесь же, судя по окрестным разрушениям, неведомые шутники поработали с куда большим масштабом, чем вызвали у появившихся Фреда с Джорджем уважительный присвист. Приземлившиеся здесь же Гермиона и Гарри не разделили их восторга.

— Мм-да, ну и вонища же тут, — поморщившись сказал бывший Поттер. — В прошлый раз, когда мы сюда ныряли, ничего такого не было.

— Похоже, здесь кто-то ставил опыты с навозными бомбами, — с усмешкой предположил младший из близнецов.

— …и этот кто-то получает сейчас нагоняй, — добавил Фред, показывая в дальний угол комнаты.

Мы обернулись и в указанной стороне заметили двоих подростков. Первым из них оказался одетым в замызганную мантию сутулым рыжеволосым слизеринцем. Это был Сикстус Арчибальд Уизли. Наш родич выглядел куда более жалко, чем на увиденной в Хогвартс-экспресс колдографии. Удивляться тут было нечему, поскольку в данный момент над ним грозно нависала вторая участница воспоминаний — темноволосая кареглазая равенкловка с пылающим от гнева взором — будущая Ирма Пинс. Мы подошли ближе и прислушались к их разговору.

— Это просто уму непостижимо! Вот как?! Как ты мог напортачить в простейшей схеме?! Кто вообще тебя надоумил выстроить знаки в такой ряд?! Ну ответь наконец, Уизли — не молчи.

— Н-но я н-невиноват.

— И кто же тогда по твоему сотворил этот бардак? Случаем не Мордред?!

— Н-нет, — Сикстус замотал головой, а затем застонал. — Только не это…

— Что «не это»?

— П-п-прости, Ирма… кажется я н-н-немного отвлёкся.

— И на кого, позволь спросить? Случаем, не на своего придурошного братца Тима? Я ведь четко тебе говорила: не пускать его в нашу аудиторию ни при каких обстоятельствах!

— Н-но он не входил. Он п-пытался войти, но я его не пустил.

— И пока ты его караулил у одной двери, его дружок Лонгботтом наверняка прошмыгнул через другую, которую ты даже не додумался закрыть. Знаешь, Уизли, мне кажется, что тебе не место в нашем нумерологическом кружке. За последний месяц ты уже третий раз портишь нам всю работу. Ты не можешь оценить красоту цифр…

Дальше Ирму Монтегю понесло. Не обращая ни на кого внимания, равенкловка говорила и говорила, непрестанно перемежая речь зубодробильными терминами вкупе с фамилиями великих ученых. Всё это Сикстус Уизли слушал, понуро склонив голову, не смея вставить даже словечко. Его тактика оказалась верной — в скором времени неистовая любительница чисел начала выдыхаться. Дождавшись, когда юная фурия наконец-то закроет рот, брат деда заговорил.

— С-с-сожалею, Ирма, но никто не з-застрахован от ошибки. Даже В-Вольверстон с Хоупом. Н-не надо так на меня смотреть. Я — л-лучший тому пример. Как ты знаешь, мы с Тимом появились у отца довольно поздно. К-к-когда он женился на маме, то привлёк лучших н-нумерологов, чтобы они рассчитали идеальный момент з-зачатья. В том числе В-в-вольвертстона с Хоупом. У отца до сих пор хранятся их расчёты.

— Не может быть! Хочешь сказать, у тебя дома есть работа Веруламской Двойки?! — в голосе будущей хогвартской библиотекарши смешалось недоверие с надеждой, а взгляд из яростного стал заинтересованным.

— Да, вот т-только несмотря на все их расчёты, появился я…

— Не говори так! Тебе просто нужно больше тренироваться, — вспылила Ирма Монтегю, чем вызвала у собеседника лишь усмешку.

— Благодарю за поддержку, но я знаю свои пределы. Д-даже средненьким магом мне не стать. Тим иное дело: то что я не могу одолеть за день, с тем он справиться за пять минут. И таким он родился без всяких расчётов и в-выкладок.

— Этого просто не может быть, — ошарашенно пробормотала равенкловка. — Такой ученый как Бартоломью Хоуп не мог так ошибиться…

— А хочешь, я привезу тебе эти бумаги сразу после ка-каникул? — спросил Сикстус.

— Конечно привези! Ведь Хоуп — это корифей...

Дальше Ирма Монтегю стала превозносить нумеролога, но в скором времени её речь превратилась в свистящий набор звуков. Спустя ещё пару секунд она, Сикстус Уизли и комната, где они находились, исчезли без следа, а нас стало затягивать куда-то вверх. Очнулись мы уже у поросшего мхом магического круга.

* * *

— Похоже, наш родич конкретно запал на Пинсиху, раз готов светить такими бумагами перед чужачкой, — после недолгого раздумья произнёс Фред.

— Наверняка прадедушка вставил ему за такой косяк под первое число, — добавил Джордж. — Да и дед наш тоже хорош.

— Зато теперь понятно в кого вы такие, — усмехнувшись сказал Гарри.

— Ага, кровь не водица, — синхронно поддакнули близнецы, после чего Фред обратился уже ко мне. — Ну что посмотрим, что было дальше? Ты готов, Рон?

— Готов, — коротко ответил я.

— С тобой точно всё в порядке? — обеспокоенно спросила Герми. — У тебя не болит голова?

— Да, всё со мной нормально! — раздражённо выпалил я.

— Если почувствуешь себя плохо, то скажи об этом сразу, — со вздохом произнесла Гермиона, потянувшись за следующем флаконом с воспоминаниями, который несколько отличался от предыдущего собрата.

Если дымок из первой склянки был ярко-белым, то в этом проскальзывали едва заметные тёмные нити, вызывавшие необъяснимую тревогу. Тем не менее желание узнать продолжение истории победило страх. Взявшись за руки, мы вновь нырнули в Омут, который снова перенес нас в Хогвартс. Однако на сей раз конечной точкой перемещения оказался не сам старый замок, а берег Чёрного озера возле него.

Мы огляделись. Вокруг царило индейское лето⁽¹⁾: на чистом голубом небосводе не было ни облачка, солнце слегка припекало, тихий ветерок едва заметно колыхал изрядно пожелтевшие листья. На такую хрупкую красоту хотелось глядеть бесконечно, вот только век её был слишком короток. Пройдет неделя, и небо затянется серыми тучами, пылающий золотом лес лишится своего драгоценного наряда, а всё еще зеленая трава окончательно пожухнет. Понимая это, студенты-старшекурсники наслаждались последними тёплыми деньками, устраивая пикники. Ирма Монтегю не стала исключением: её мы обнаружили в компании Сикстуса Уизли. Эта парочка расположилась несколько на отшибе, будто бы скрываясь от любопытных глаз. Будущая заведующая школьной библиотекой, полулежала на расстеленном цветастом пледе, а её спутник, сидя на корточках, безуспешно старался вынуть пробку из бутыли с кларетом. Лишь после десятой кряду неудачной попытки двоюродный дед наконец-то вспомнил, что он волшебник и, направив палочку в сторону емкости с алкоголем, произнёс заклинание. Пробка тут же вылетела из горлышка, угодив нашему родичу прямо в лоб. Почёсывая ушибленное место и одновременно улыбаясь, слизеринец налил кларет своей спутнице, а после — себе.

— За твою новую должность, — радостным тоном произнесла тост Ирма Монтегю. — Должность, которой ты был достоин с самого начала.

— Ты мне льстишь… — смущенно ответил Сикстус, осушая бокал.

— Вовсе нет! Тебя должны были назначить ещё два года назад. А на те глупые сплетни, распространяемые твоим придурошным братцем и его дружком, не обращай внимание. Они это делают из зависти!

— К сожалению, они правы. На С-Слизерине полно тех, кто достоин п-префектского значка куда больше меня. Просто наш декан п-полностью зависит от отца. Отец «попросил», и п-профессор Слагхорн не посмел отказать.

— Это всё равно не даёт повод твоему брату вести себя по-свински! Не понимаю, как вообще ты можешь защищать этого самовлюблённого позёра. Недели не проходит, чтобы он на пару с Лонгботтомом не устроил какой-нибудь пакости или не вляпался во что-нибудь. Вот ты знаешь, где я видела этих неразлучников на прошлой неделе?

— Да-даже не представляю. И где?

— На сборище «Фройштадта»!

— Но что в этом плохого? — недоуменно спросил Сикстус. — Туда много кто ходит. Эти немцы всего лишь бе-безобидные гуляки. То, что за ними якобы стоит Г-Гриндевальд — вздор.

— Хотелось бы мне твоей уверенности, — вполголоса протянула Ирма Монтегю, а затем уже громче вновь предложила тост. — Тогда давай выпьем за уверенность во всём, а особенно в нашей будущей жизни после школы.

С этими словами она наполнила бокалы кларетом, причем у Сикстуса розового вина оказалось куда больше, чем у неё самой. Брат деда не заметил подвоха. Судя по начавшему краснеть лицу, он плохо переносил алкоголь, однако опасаясь ударить в грязь лицом перед спутницей, всё же осушил свой бокал. Такое «геройство» не прошло для нашего родича даром. К покрасневшему лицу добавился немного осоловевший взгляд и тремор, из-за чего попытка пододвинуть бутерброды обернулась для Сикстуса конфузом: тарелка с ними просто выскользнула из его дрожащих рук, и нехитрая закуска высыпалась на траву. Пытаясь её собрать, старший брат деда лишь усугубил ситуацию, задев откупоренную бутыль и пролив её содержимое прямо на мантию равенкловки.

— П-прости пожалуйста, Ирма. Я сегодня такой неловкий. Сейчас я всё исправлю…

— Стой! Не надо! Я всё сделаю сама! Escuro. Видишь теперь с мантией всё в порядке, а вот с тобой — нет. Ты будто сам не свой. С тобой ведь что-то случилось?

— Нет… то есть да. В общем, я не должен об этом говорить.

— Но мы ведь друзья! Я вижу, тебя что-то гнетёт. Расскажи об этом: может мне удастся помочь.

— Н-нет, Ирма, здесь уже ничем не п-поможешь. Отец… — здесь Сикстус замолк, потянулся к бутылке с кларетом, трясущимися руками наполнил бокал и залпом его осушил. — Отец сказал, что мне предстоит свадьба с Мюриэль П-Прюэтт.

— О ужас! — изумилась Ирма. — Она же ведь старуха! Как такое вообще возможно? Твой отец казался чуждым замшелых традиций. Я слышала, он даже не захотел, чтобы семью Уизли включали в список «священных двадцати восьми».

— К-ключевое слово — «казался». Дело вовсе не в любви к маглам. Просто отец не желает, чтобы его имя стояло в одном ряду с Г-Гонтами, Гампами и М-Малфоями. Особенно с последними. Их он всегда презирал и называл не иначе как «Малфуа — п-постельные французики». А ещё он говорил, что даже с-срать не сядет на одном акре с этими буграми.

— Арчи, как ты можешь такое говорить! — возмутилась Ирма. — Это пошло!

— И-извини пожалуйста, — залепетал Сикстус. — Я не хотел... Просто отец… Извини меня…

Старший брат деда залепетал оправдания, а вот мне, глядя на происходящее, хотелось лишь грязно ругаться. Увиденное больше всего напоминало дурно разыгранный спектакль, где равенкловка изображала из себя эдакую жеманную скромницу-недотрогу, которую может вогнать в краску даже намёк на грубость. Аврорское чутье подсказывало, что ей было прекрасно известно и о грядущей свадьбе, и об истинном характере Квинтуса. А эта фраза про пошлость? Да выражение лица, с которым будущая Ирма Пинс её произнесла, выдавало свою обладательницу с головой. Как можно было всё это не заметить?! Разве только под действием алкоголя. Именно из-за него Сикстус Арчибальд Уизли окончательно растерял свой невеликий ум и раз за разом продолжал извиняться. В конце концов такое нытьё надоело Ирме.

— Ладно, будем считать, что про Малфоев я ничего не слышала, — снисходительным тоном произнесла она. — Только прошу тебя: больше не уподобляйся своему брату. Договорились?

— Д-договорились, — с счастливой улыбкой на покрасневшем лице ответил Сикстус. — Хотя знаешь, я всю жизнь з-завидую Тиму — у него есть смелость и ха-характер. Поступив в Г-Гриффиндор, он в конце концов заставил отца смириться с этим. Ну а я? Моя жизнь расписана с рождения: п-поступление в Слизерин, префектский значок на седьмом курсе, обручение в канун Йоля с той, кто годится мне в матери, и свадьба после Ж.А.Б.А на… на жабе. Вот и всё, что меня в этой жизни ждёт.

— Нет, Арчи, не всё! — пафосно выкрикнула Ирма Монтегю. — Ты мне друг и как другу я тебе скажу: надо бороться!

— Но…

— Никаких «но»! Мы обязательно отыщем способ избежать брака с этой жабой. Ты согласен?

— К-конечно, Ирма, конечно…

Сикстус Уизли послушно кивнул и замер. Тоже самое произошло с окружающим его миром: за доли секунды тот застыл и начал выцветать, превращаясь из полной жизни иллюзии в недописанную картину художника-впечатлиста. Поняв, что продолжения ждать не стоит, мы принялись обсуждать увиденное.

— Мм-да, куцеватое получилось воспоминание и совсем не похоже на то, что мы видели раньше, — покачав головой, высказался Гарри. — И этот пикник… в прошлый-то раз он показался мне чересчур мелодраматичным.

— И чем же? — уточнил я.

— Тем, что слишком напоминал сюжет одной песенки Селестины Уорлок. Ну той, где «пускай рука моя принадлежит другой, но сердцем трепетным владеешь только ты». Много-много пафоса, много высоких слов, ни капли спиртного, ни имени «счастливой» невесты Сикстуса.

— Зато тут и женишок бухой, и невеста ни к месту, — грустно пошутил Джордж. — Вот не подумал бы, что тетя Мюриэль чуть не стала Уизли. Она ведь нас на дух не переносит.

— Может потому и не переносит, что её с браком прокатили, — с усмешкой предположил Фред. — Зато теперь понятна причина её злости.

— А ещё понятно, что наша с Малфоями вражда длится самое малое сотню лет, — добавил я. — Правда неясно почему прадед их так странно назвал.

— В старые времена, Ронни, буграми обзывали пидорасов⁽²⁾. — пояснил младший из близнецов. — А ещё это намек на способ, благодаря которому Этьен Малфуа завладел титулом главы рода Малфоев — через пылкую любовь к папаше Аттикусу.

— Откуда тебе это известно? — строго спросила доселе молчащая Герми.

— Из «PlayWizzard». Мы с братцем Дредом иногда его почитываем.

— Да уж, издание авторитетней некуда, — голос любимой просто источал сарказм. — Вы бы ещё надписи на заборах изучали.

— И изучаем, — веско заметил Фред. — Главное, чтобы заборы с надписями были нужными. А на «PlayWizzard» ты, Герми, зря наезжаешь. Там в последних номерах появилось столько интересного про Малфоев — аж закачаешься. Рита Скиттер теперь отрывается на полную катушку. Строчит она конечно под псевдонимом, но стиль, сама знаешь, ни с чем не спутаешь.

— Ставлю галеон против кната, компромат ей слил Дамблдор, — пробормотал я. — Старик не простил папаше Люциусу зимний наезд, и скоро мы узнаем про дутых павлинов ещё много интересного.

— Или Дамби с Малфоем полюбовно договорятся, а Скиттер замолчит, — добавил Гарри.

Я не стал возражать, задав вместо этого вопрос близнецам.

— Так чего же такого занятного настрочили про блондинчиков?

— Если верить Рите, то последний истинный Малфой — лорд Аттикус — был совершенно равнодушен к женщинам. Зато вокруг него постоянно ошивались молоденькие смазливые типчики с обоих берегов Английского канала, которых он обряжал, одаривал и выводил в свет, чем изрядно шокировал тогдашнее общество.

— Последнего из длинного ряда любовников звали Этьен Малфуа. Незадолго до своей смерти Аттикус Малфой объявил этого француза своим внебрачным сыном и переписал завещание в его пользу. Многим решение старика пришлось не по душе, а в особенности…

— Квинтусу Уизли, — перебив Джорджа, ответил я — Его мать — леди Аделаида — происходила как раз из Малфоев.

— Всё верно, — согласился младший из близнецов. — До определенного момента, прадед, как единственный племянник, был наследником своего дядюшки, а тут такой афронт. Естественно, что наш предок не обрадовался появлению «кузена» и даже затеял против него тяжбу, но в итоге проиграл.

— Впрочем, Этьен Малфуа торжествовал напрасно, — с ехидцей продолжил Фред. — Победа в суде не принесла ему ни богатств, ни власти. Райнбоу-Хилл — родовой мэнор Малфоев — запечатался, оказавшееся не таким уж большим состояние «папаши» было потрачено на адвокатов. Даже места в Визенгамоте, на которое французик рассчитывал больше всего, ему не досталось.

— Почему? — удивился Гарри. — Разве он не законный наследник своего приёмного отца?

— Законный. Только по тогдашним законам, для участия в заседаниях необходимо было доказать отсутствие маглов среди своих предков в трёх поколениях кряду, — ответила Гермиона. — Сделать этого Этьен Малфой не сумел и в итоге остался ни с чем.

— Вот именно, — поддакнул Фред. — Стоило ли ради такого сомнительного счастья бросать прежнюю семью и жениться на той, на которую укажет папик, чтобы в итоге закончить свои дни в птичнике?

— Хочешь сказать, Этьен Малфой умер среди кур? — озадаченно спросил Гарри.

— Можно сказать и так. Старик Аттикус, помимо прочего, слыл знатным коллекционером пернатых, для которых выстроил отдельный домик, назвав его Павлиний насест. Туда-то недотёпа Этьен вынужден был переселится вместе со своей стервой-женой и маленьким сыном. От такой жизни новоиспеченный лорд начал бухать по-чёрному и в скорости упился до смерти.

— Да уж, поучительная вышла история, — после некоторого раздумья произнесла Гермиона. — Мне кажется, что лорд Аттикус всё это спланировал заранее, посмеявшись и над племянником, и над сыном, и над невесткой. Зато теперь становится понятным, почему Кант Нотт в своих «Священных двадцати восьми» сказал про Малфоев, будто они за последние полвека упали с высот радуги к подножью насеста⁽³⁾.

— История и правда поучительная, — согласился я. — Но похоже, мы ушли куда-то не туда. Давайте вернемся к Пинсихе. Ты, Гарри, сказал, что её воспоминание получилось куцеватым. Что ты имел ввиду?

— Я имел ввиду, что здесь многого не хватает. Когда мы с Гермионой нырнули сюда в прошлом году, то большая часть увиденного состояла из того, как Септимус Уизли с Альбертом Лонгботтомом по-всякому травили библиотекаршу и её ухажёра. А тут эти воспоминания куда-то исчезли.

— Они исчезли, потому что с начала и до конца были выдумкой, — вполголоса ответила Герми.

Услышав такое, мы четверо удивленно посмотрели на Гермиону, ожидая дальнейших объяснений. Та некоторое время молчала, по всей видимости стараясь подобрать правильные слова. Наконец, любимая заговорила.

— Помните, как профессор Флитвик сказал, что люди, подобные Ирме Пинс, могут настолько уверовать в собственные фантазии, что даже под сывороткой правды станут повторять клевету на тех, кто нанёс им обиды?

— Да, было такое дело, — ответили близнецы.

— А вот я об этом напрочь забыла! Словно одержимая, я стала перетряхивать воспоминания в надежде отыскать в них то, что Ирма Пинс не желала выставлять напоказ. И ведь нашла же! Ирма Монтегю — юная фурия, жестоко карающая зарвавшихся школьных мажоров Септимуса Уизли и Альберта Лонгботтома. Я приняла всё это за правду, а это оказалось плодом больного воображения помешанной на обидах женщины.

— Но не могла же ненависть появиться на пустом месте, — возразил Гарри. — Мы ведь теперь точно знаем, что неприязнь к ним возникла у неё ещё в школьные годы. Наверняка, тогда произошло что-то такое, из-за чего обычная вражда превратилась в ненависть.

— И что же?

— Ну, не знаю... Да чего гадать — давайте лучше откупорим оставшиеся фляги и посмотрим, что было дальше. Наверняка там есть ответы на все вопросы!

— Хорошая идея, — кивнул Джордж. — Вот только как это сделать, если мы всё ещё в Омуте?

Последние слова младшего из близнецов заставили нас оглядеться вокруг и убедится в правдивости сказанного. Вместо того, чтобы перенестись к следующему обрывку памяти или вернуться в реальный мир, мы по-прежнему оставались на берегу Черного озера в конце сентября тридцать четвертого года. Окружающий пейзаж также не изменилась ни на кнат, оставаясь выцветшим и застывшим. Почему же так вышло? Давай, Рональд Уизли, вспоминай, чему тебя учили! Ведь Бенбоу точно рассказывал о подобных вещах! Он даже называл их как-то по-особому, кажется подводными камнями... Нет, не то. Может речными водоворотами? Опять мимо. Или он говорил о притопленном бревне... Эврика! Ну конечно же, дело именно в нём! Эта мордредова хрень случается, когда нужную часть воспоминаний всеми силами пытаются забыть. А раз так, то пора применить багор и вытащить деревяшку наружу.

Сейчас вы можете спросить, что за чушь я несу? Попробую объяснить на примере. Вот представьте себе: вы стоите на утлом плоту посреди быстрой холодной реки, по которой плывут брёвна. Часть из них движется по поверхности, остальные — скрыты под толщей воды и лишь иногда выныривают на свет. Ваша задача заключается в том, чтобы с помощью багра затащить их на плот, не соскользнув при этом в ледяную воду. Представили? Маги времени действуют схожим образом: чужая память для них сродни мутной реке, собственная волшебная сила — плоту, накопленный опыт — багру, а явные и скрытые воспоминания — поверхностным и притопленным брёвнам. С помощью определенных методик и медитаций будущих темпонавтов тренируют извлекать события из бурного потока времени, причём чем раньше начнётся обучение, тем более продвинутым может в итоге получится маг.

Как вы уже знаете, своё ученичество я благополучно провалил. Терпения магистра Амброуза хватило на три недели, после чего меня посчитали бесперспективным, а единственное удачное погружение в Омут — стечением неучтённых благоприятных обстоятельств. Гермиона оказалась куда менее категоричной. Подробно разузнав о воспоминаниях, увиденных в Хогвартсе, Мунго и коттедже Бенбоу, Герми предположила, будто мой дар позволяет видеть лишь те события, где задействованы близкие родственники или не менее близкие друзья. Увиденное до сих пор подтверждало гипотезу любимой, а раз так, то пора узнать продолжение истории и причину, из-за которой Ирма Пинс вычеркнула её из своей памяти.

Сказано — сделано. Поделившись своими домыслами и попросив тишины, я уселся на землю, сосредоточился и попытался представить возможный забытый разговор между Ирмой Монтегю и Сикстусом Уизли, однако потерпел неудачу. Перед глазами проносился образ за образом, только окружающий нас мир не изменился ни на кнат. В какой-то момент мне даже показалось, будто мысль насчёт «притопленного бревна» ошибочна, но затем меня осенило. А вдруг тайный разговор произошёл вовсе не с Сикстусом, а с его братом! Помните, что МакКошка сказала мадам Помфри? «Септимус Уизли и Альберт Лонгботтом походя сломали Ирме жизнь». Могло ли всё это произойти осенью тридцать четвёртого года? Сейчас узнаем!

Окрылённый догадкой, я напряг воображение и меня ждал успех. Содрогнувшись до основания, окружающая картина застывшего мира пошла трещинами. Фрагменты, изображающие голубое небо и тронутый желтизной лес, стали рассыпаться и вскоре нас окружал только плотный клубящийся туман. Отлично, половина работы сделана — мы выбрались из ловушки. Теперь дело за малым: определить вероятные места встречи библиотекарши и деда. По счастью, их здесь было не так уж много: сам старый замок, теплицы, Запретный лес, поле для квиддича, Хогсмид... Едва только название деревеньки промелькнуло в голове, как неведомая сила подхватила нас пятерых и со скоростью Хогвартс-Экспресса понесла прочь от места, где недавно был берег Черного озера. Нам оставалось лишь, схватившись друг за друга, наблюдать творящее вокруг. Словно порождение чьей-то нездоровой фантазии из тумана возникали непонятные существа, тянущиеся в нашу сторону и старающиеся заграбастать нас в свои призрачные лапы. Мерзкое, скажу вам, зрелище. В такие моменты хотелось бросить всё и, сломя голову, нестись прочь от тех тварей, вот только делать этого было нельзя. Аврорское чутье буквально вопило, что первый же шаг в сторону станет последним. Едва только мы дёрнемся хотя бы на ярд вправо или влево, то останемся в проклятом тумане навсегда. Эта мысль заставила меня еще крепче прижать к себе теряющую сознание Гермиону и молить кого только можно, дабы творящаяся вокруг мордредова пляска скорее прекратилась.

Нам повело. Волей Мерлина, магловского Бога или предков безумный полёт внезапно оборвался, а порождения драклова тумана сгинули без следа, благодаря чему мы получили возможность перевести дух и оглядеться. Место, в которое нас занесло, представляло из себя площадку возле обшарпанного вида двухэтажного трактира с вывеской в виде отрезанной головы дикого хряка. Чуть в стороне виднелся загон, в котором паслись довольно упитанные козы, а еще дальше, судя по характерным звукам, угадывался свинарник. Разглядеть остальное пространство не представлялось возможным — всё скрывала плотная хмарь. Немного поразмыслив, я пришел к выводу, что лезть туда явно не стоит — встреча Ирмы Монтегю и Септимуса Уизли прошла именно в кабаке. Оставалось решить вопрос, каким образом можно было проникнуть внутрь? Любая попытка зайти оборачивалась неудачей: дверь исчезала всякий раз, когда мы к ней подступали.

— Наверное нам стоит дождаться Пинсиху, — слабым голосом высказался Джордж, после очередного провала. — Без неё воспоминание просто не начнётся.

— Согласен, — еле слышно поддержал брата старший из близнецов. — А не кажется ли тебе, братец Фордж, что место для свиданий выбрано не слишком удачно?

— С чего бы так, братец Дред?

— С того, что это «Кабанья голова», а держит её никто иной, как Аберфорт Дамблдор — младший брат нашего директора. Наверняка он уже постукивает своему братцу на гостей.

— С чего бы? Я слышал, тогда они были в немалых контрах.

Вымотанные близнецы негромко переговаривались, строя предположения об опасности или безопасности трактира, однако мы слушали их болтовню вполуха. Меж тем время шло своим чередом: вокруг трактира начали сгущаться осенние сумерки, с неба принялся накрапывать дождь вперемешку со снегом, а в окнах «Кабаньей головы» загорелся свет. Наконец, Гарри улыбнулась удача. В ноябрьской темени брат Гермионы первым сумел разглядеть силуэт одетой в длинный плащ с капюшоном фигуры, движущейся прямо на нас. Обрадованные такой новостью, мы с нетерпением стали ждать, когда дверь в трактир откроется, и, едва только это произошло, тут же шмыгнули внутрь.

По контрасту с пустынной улицей, в «Кабаньей голове» оказалась весьма многолюдно. Почти два десятка старшекурсников весело отмечали какой-то праздник, горланя песни, глуша выпивку или раскуривая бонг с коноплей. Верховодил здесь Альберт Лонгботтом. Я сразу же опознал деда пухляка, поскольку схожесть между ним и внуком бросалась в глаза. Единственное отличие заключалось лишь в выражении лица: если Недоизбранный казался зашуганным и боящемся даже собственной тени, то его предок прямо-таки излучал уверенность в себе. Восседая посреди пиршества, он обнимал двоих поддатых студенток и время от времени изрекал шутки, отчего собравшиеся ржали в голос. К сожалению или к счастью мы не слышали, о чём именно вещал Лонгботтом-старший — та часть воспоминания Пинс не сохранила звуков, зато прекрасно сохранила лицо долговязого рыжего гриффиндорца, сидящего несколько наособицу от честной компании выпивох. Это был Тим Уизли. Заметив прошмыгнувшую мимо него девичью фигуру, дед отодвинул в сторону кружку с элем, подал знак трактирщику и тот, не задавая лишних вопросов, кинул ему брелок с ключом. С лёгкостью поймав презент, Септимус быстрым шагом отправился на второй этаж, открыл одну из дверей, пропустил вперед равенкловку, после чего зашел туда сам. Едва только они оказались в комнате, женщина тут же скинула плащ, а дальше произошло то, что повергло всех нас в шок. Ирма Монтегю и Септимус Уизли сплелись в объятьях, с неистовостью лобзая друг друга. В какой-то момент дед принялся раздевать любовницу, но та кокетливо оттолкнула торопыгу.

— Ну и быстрый же ты, Тимми, — промурлыкала она. — Даже не хочешь узнать, что за новость я тебе принесла.

— По твоему виду знаю — новость хорошая.

— Хорошая. Твой заикастый братец наконец-то согласился.

— Ха-ха, я так и знал! Значит дальше всё будет чих-пых.

— И не жалко тебе блаженного? — с притворным сожалением в голосе спросила Ирма.

— Не-а. Арчи — слабак. Глава рода из него будет херовый — батя сам не раз мне об этом говорил. Так зачем ему это главенство?

— А ты не боишься, что Квинтус Уизли женит тебя на этой Прюэтт вместо братца?

— О-хо-хо, ну насмешила… Старик не настолько выжил из ума, чтобы отдавать последнего наследника за сухое полено. В крайнем случае, с Мюриэль может произойти несчастный случай. Например, её затопчут кентавры в Запретным Лесу.

С этими словами дед отступил на несколько шагов, щелкнул пальцами и в следующую секунду превратился в рыжей масти коня, чем вызвал у любовницы просто дикий восторг. Подойдя к жеребцу, она принялась медленно теребить ему гриву.

— Ты всё-таки сделал это, — томно прошептала Ирма.

— Ага, — ответил Септимус, вновь принимая человеческий облик. — Я ведь ещё летом пообещал тебе, что стану анимагом. И я сдержал слово.

— Я всегда верила в тебя, о мой жеребчик.

— А знаешь, что мой жеребчик хочет сейчас больше всего? Зайти к тебе в стойло.

— Ну давай попробуй. nudumcorpus!

Заклинание равенкловки оставило её без одежды. Осклабившийся Септимус Уизли сделал шаг в сторону любовницы, но в тот же миг растаял без следа. Вслед за ним исчезла сама Ирма Монтегю и комната, где она находилась. Одновременно с этим нас пятерых резко подбросило вверх, и спустя один удар сердца мы очутились возле заросшего мхом каменного круга. На этом второе погружение в Омут завершилось.

* * *

Путешествие по закоулкам памяти Ирмы Пинс ни для кого не прошло даром. Хуже всего его перенесли близнецы: едва осознав, что находятся в реальном мире, Фред с Джорджем рухнули на землю и их тут же вырвало на траву. Гермиона выглядели ненамного лучше: оказавшись близ древнего алтаря, любимая еле успела схватиться левой рукой за постамент — правую руку перехватил уже я. С трудом удержавшись на своих двоих, мне всё же удалось довести её до лежанки и бессильно рухнуть рядом. В сравнении с остальными Гарри отделался очень легко. Совладав с головокружением, бывший Поттер уже спустя пару минут сумел добрести до палатки, притащить оттуда флягу с укрепляющим зельем и напоить им всех нас. Следующие полчаса мы постепенно приходили в себя, безмолвно глядя в ночное небо.

— А дед-то оказывается тот ещё жеребец был, — наконец нарушив молчание, заговорил я. — Но Пинсиха… мало того, что шлюха, так ещё выходит дура полная.

— Почему? — удивился брат Гермионы. — По мне так она неплохо устроилась: и с одним братом шуры-муры, и с другим. Не выгорело бы у одного — вполне могло выгореть у другого. Ну чего вы ржете?!

— Знаешь, Гарри, — отсмеявшись произнёс Фред. — Есть одна мудрая поговорка: за двумя пикси погонишься, от обоих отхватишь.

— В те времена добрачные потрахушки для юных ведьм, желающих выйти за кого-то из «священных двадцати восьми», были делом немыслимым, — заметил Джордж. — Таких кувыркуний глава рода…

— … мог вполне законно с позором вернуть родителям. И никакие операции по восстановлению девичьей плевры им бы не помогли.

— Глава рода? — Гарри задумчиво почесал подбородок, а затем его осенило. — Но ведь Квинтус Уизли умер как раз в тридцать четвертом году. А что, если ему в этом помогли? Ведь Ирма…

— Гарри нет! — прокричала Гермиона.

Мой друг замолк на полуслове, закрыв рот ладонью. По его глазам было видно, что он осознал, как чуть не повторил собственную ошибку полугодовой давности. Помните случившееся в Мунго? Я имею ввиду момент, когда Гарри рассказал о содержимом своих воспоминаний, а потом мы вчетвером в них нырнули? Так вот, оказывается этого нельзя было делать категорически. По словам Бенбоу, нам очень повезло выбраться из тумана, а ведь бывали случаи, когда темпонавты-неудачники застревали там на недели, месяцы, а то и годы. Отчего происходила такая шняга — неизвестно. Чародеи не один век пытались объяснить сей феномен, однако до сего дня он остаётся неразгаданным. Впрочем, сейчас меня это мало интересует. Гораздо больше мне хотелось узнать продолжение истории.

— Ну, Солнышко, — обратился я к Герми. — Давай-ка нырнём в Омут. Не терпится узнать, что же там было дальше.

— Ты же еще не восстановился…

— И сколько мне по-твоему нужно на это времени? Ты же сама видишь: магия алтаря уже слабеет.

— Мы можем дождаться нового пика...

— И когда это произойдёт? Через месяц? Через год? Я лично столько ждать не могу, а вы, ребята?

Гермиона попыталась было возразить, но, не встретив сочувствия ни у Гарри, ни у близнецов, поняла дальнейшую бессмысленность споров.

— Хорошо, — наконец со вздохом согласилась она. — Но если мы натолкнёмся на «притопленное бревно» …

— Я знаю, что с ним делать. А теперь вперёд!

1) Индейское лето — длительный период тёплой и сухой погоды в конце сентября или в первой половине октября в Европе и Северной Америке.

Вернуться к тексту

2) Это действительно так. Во французском языке словом bougr'e называли содомитов.

Вернуться к тексту

3) Игра слов. Кант Нотт намекает, что Малфои сильно ослабли, потеряв поместье-радугу (Rainbow) и живя в поместье-насесте

Вернуться к тексту