Жить вопреки (джен)

Впечатления от встречи с Видящей были странными.

Тот факт, что прошлая их встреча оказалась столь судьбоносной, развернувшей течение истории, даже не удивил их, но новой порадовались оба — словно были старыми друзьями, которые пересеклись неожиданно после долгой разлуки.

И Арану было приятно назвать ещё одного человека другом.

Тем более такого человека другом.

Девушка, бывшая, казалось, всего на год старше Сатин, а может и меньше, оказалась в разы мудрее его ученицы, ещё совсем юной…

А такой юной ли?

Ведь ей не так давно исполнилось двадцать лет.

В её возрасте многие девы уже замуж выходили, вели хозяйство, хранили семейный очаг, воспитывали детишек, вышивали узоры на салфетках и так далее по весьма длинному и нудному списку.

А Сатин, как бегала, исполняя его задания, так и носится по Архипелагу, на пару с Бурей.

Ведь у неё даже никого на примете не было…

Из людей более-менее они общались только с жителями Кальдеры Кей, и то в последнее время всё меньше и меньше появляясь на острове, с которого всё началось.

Да и кто мог бы стать достойной парой его Одуванчику?

Дракон внутри него недовольно шевельнулся, выражаясь образным языком, и заворчал как-то возмущенно.

Не хотел он ни с кем делиться вниманием Ученицы.

Жадный и собственнический какой-то внутри него дракон. Властный и жестокий при всей своей милосердности и совершенно не желавший отдавать, что ему принадлежало, даже если это были вполне себе живые Разумные.

Но разве имел он право решать за Сатин?

Вообще-то — мог.

Она, как и все остальные люди и драконы на территории его Гнезда и за ними, просто по всему миру, была его подданной, просто она имела некоторые привилегии, положенные ей, как Ученице.

Но рушить счастье своего Одуванчика, если она его найдёт?

Ни за что!

Но если он сам составит это её счастье?

Так.

Что-то начал он за здравие, а заканчивал не пойми за что — бред какой-то в голову лез, вместо путных мыслей.

О чём он там думал?

А! Он вспоминал Видящую.

— Я рад, что ты научилась управлять своими способностями, — сказал он ей тогда.

Невозмутимая, но и неулыбчивая, девушка была совершенно для него нечитаемой — ни на лице, ни в эмофоне, ни в разуме её нельзя было понять ничего совершенно — то ли та сама так хорошо закрылась, то ли природная защита была так хороша.

А может — третий вариант.

Хорошие умения при природных данных.

Очень правдоподобно.

Может быть, так оно и было на самом деле — но узнавать он не будет, ведь, раз ему это не позволили сразу, то насильно делать не стоило, ведь это не просто было нарушение всех мыслимых и немыслимых границ — это было откровенным насилием.

А его Аран по возможности старался избегать.

— В принципе, это не так сложно, как могло бы показаться со стороны, — труднее было научиться не вредить своей силой другим.

С этим парень был согласен.

Осознание того, что его сила могла легко навредить окружавшим его разумным, в том числе и дорогим ему, его родным, было просто ужасно, ведь большая сила никогда не равнялась умению ею управлять.

Он, на протяжении слишком долгого времени — не умел.

А когда научился — было поздно.

Его уже не интересовало, какой ущерб он наносил другим, ведь и родных у него тогда, кроме, конечно же, Алора, не было.

— Это, стало быть, великолепно — обладать силой, которая может создавать и созидать, — грустно улыбнулся Аран.

— Разве же ты, Страж, только разрушаешь? А как же всё то, что ты создал?

Молодой Король не ответил.

А что ему отвечать?

Все его творения стояли на крови и костях, на чужих жизнях и страданиях, которые ему пришлось причинить, собирая под своими знамёнами разрозненные Стаи со всего Архипелага.

Исключением была только ковка — эту деятельность парень видел едва ли не как искусство, нутром чувствуя, что и как стоило делать, чтобы в результате получился настоящий шедевр, вроде его меча, кинжалов, кулонов или даже некоторых украшений, которые он сделал в качестве эксперимента и подарил Сатин.

Конечно, все эти украшения можно было использовать вместо оружия в случае чего.

Как тогда Одуванчик радовалась…

Если единственный его талант, по всей видимости, это создание того, что потом отнимало жизнь.

— Я так и не узнал, как тебя зовут, — опомнился вдруг Аран.

— Моё имя Мирослава, Страж, — ответила с улыбкой девушка. — Действительно, с этого стоило начать.

— Аран, — коротко представился молодой Король.

Мирослава тихо, но звонко, словно колокольчик, рассмеялась.

— Действительно — Страж!

Они вновь замолчали, собираясь с мыслями.

Они в тот момент сидели в гостиной дома Арана, и тот по, видимо, всё-таки уже традиции поил ее травяным отваром, сбор для которого он целиком сделал обязанностью Сатин, которая была только рада лишний раз побродить по лесу в поисках интересных и вкусных трав.

Кстати, на них, на Стражей, Драконья Мята тоже действовала, пусть и не так эффективно, как на крылатых — видимо тут сказывалось их более совершенное по сравнению с людьми обоняние.

— Как же ты оказалась тут, так далеко от своей родины? — между делом спросил парень у своей гостьи.

— А как ты оказался так далеко от собственного дома тогда, десять лет назад?

Аран повёл плечом и поджал губы.

— У меня не было дома.

— Ты искал его? Искал себя?

— Да.

— Вот и я искала.

— Нашла?

— Вполне, — опять немного улыбнулась Мирослава. — Мой брат вошёл в ближний круг Вождя Берсерков, потому скучать не приходится.

Аран удивлённо распахнул глаза — он не знал, что у Видящей был брат, и уж тем более, что тот сумел войти в Ближний Круг при вожде.

А это ведь было так почётно!

— Рад за тебя.

— Наш народ не желает зла драконам — но они станут защищаться, — вдруг промолвила вмиг посерьёзневшая Мирослава.

Арана удивило что она, будучи родом всё же с Большой Земли, так легко причислила и себя к племени, в котором жила всего несколько лет.

Она успела настолько породниться с ним?

— Понимаю.

— Но Берсерки хотели бы заключить союз с тобой, Аран.

— Отчего же не с Олухом? — прищурился парень чуть подозрительно. — Дагур же положил глаз на жену их вождя.

— Потому и ты, — усмехнулась девушка. — Они погибнут, рано или поздно. Нельзя жить, как живут они, — это путь к саморазрушению, потому я запретила Дагуру сближаться с Хулиганами.

— Запретила?

— Ты думаешь, он пойдет против слова ведьмы?

— Действительно.

Вновь повисла тишина.

— На самом деле я сама желала встретиться с тобою, но по причине, Берсерков уже не касающейся.

— И по какой же?

— Подтверждение Мастерства в Науках Разума, — огорошила Арана Мирослава.

— Но откуда ты знаешь, что я — Мастер?

Она лукаво улыбнулась.

— Просто знаю.

* * *

Мимо горе-конвоиров словно мелькнула чёрная молния, и вдруг все они осознали, что рядом с ними, на некотором расстоянии летел достаточно известный в своих кругах дракон, отличившийся в битве с Красной Смертью.

Да и вообще — отличившийся.

— Мастер Тагуш! — рявкнули все драконы приветственно.

Кроме, соответственно, Дневной Фурии, которая вообще не понимала, что происходило и была совершено ошарашена столь скорой и столь необычной встречей с сородичем, который, что и не удивительно, только окинул её быстрым взглядом и более на неё внимания не обращал.

— Так! Кто это? — подозрительно прищурился названный.

— Её нашли на пограничных территориях.

— Дикая?

Драконы переглянулись, поняв, что этот момент они выяснить просто-напросто… забыли.

— Неизвестно. Но странная какая-то. Не агрессивная, но словно птенец какой — на редкость бестолковая, — отчитался самый сообразительный.

— Чем оправдывалась?

— Тем, что путешествовала и заблудилась, залетев в территории, принадлежащие нашему Владыке.

— Что же… Покажите её Королю. Если это действительно то, о чём я подумал, то я совсем не удивлён тому, что она сбилась с пути.

— Мастер?

— Ведите её уже! И я с вами, пожалуй, отправлюсь.

— Да, конечно.

* * *

Как давно она этого не видела…

Не ощущала…

В воздухе витал запах гари, и начавший остывать пепел стал оседать на землю, делая её примером всех оттенков серого — от цвета золы до угля.

Зарево догоравших кораблей и уже тлевших рукояток секир, пик и топоров, бросало странные, причудливые отблески на покрытые копотью и трещинами скалы.

Разодранные на клочки обгорелые тела с полопавшейся кожей и искаженными гримасой боли и ужаса лицами.

Как много лет назад.

Тяжёлый запах крови был почти неощутим за удушливой вонью палёной плоти, тоже таким знакомым, не то чтобы привычным, ведь к такому привыкнуть нормальному человеку было просто невозможно.

Ужас был ощутим почти физически.

Но битва, произошедшая здесь, была уже окончена — везде, насколько хватало взгляда, были только мёртвые тела и практически мёртвые — обречённые метались в агонии, но спасти их было уже невозможно даже для неё.

Но её здесь не было.

Незримая наблюдательница, она не могла даже вмешаться — её просто не замечали, не слышали.

— Ну и зачем тебе все это, Охотник? — послышался знакомый, но такой усталый, надломленный, хриплый голос.

Рядом с говорившим (прямо за ним, точнее), на лице которого можно было разглядеть кровавые разводы и тоненькие дорожки от пролитых слёз, лежала навзничь девушка.

Она была очень красива — яркие, огненно-рыжие волосы разметались по земле, сейчас испачканные пылью, смешанной с кровью.

Стройная, подтянутая фигура воительницы была какой-то изломанной сейчас, а поза — неестественной.

Какого-то молочного оттенка кожа была слишком бледной, что придавало ещё большую яркость распахнутым к небу ярко-жёлтым глазам, так похожим на два крохотных солнышка, или на два одуванчика.

Только взгляд был слишком спокойным, пустым.

Всё это великолепие портила рваная рана на тонкой шее, и алая лужица рядом с ней, в которой и пропитались пышные волосы, казалась такой лишней.

Она никогда не видела эту девушку, но знала — ещё увидит.

Странный воин смотрел спокойно, но в глазах его — бездна.

Ни звезд, ни пламени.

Только холодная, мёртвая пустота.

Глаза его были сухими — слёзы успели уже высохнуть.

— Я просто исполняю волю Неба, Страж, — почти печально вымолвил второй выживший. — Ты мог стать сильнейшим из людей. Но ты перестал быть сыном рода людского, когда назвал крылатую тварь братом.

Этот второй, названный Охотником, тоже был знаком — она его уже видела.

— Но даже после всего мною совершенного я остаюсь более человечным, чем ты, — послышался голос Стража, и в нём был шелест алых песков покинутого всеми мира и гул бесконечно равнодушного космоса.

— Я недооценил тебя, мальчишка, — покачал головой Охотник. — Как и говорила она.

— Мне она тоже много что говорила, — безжизненно улыбнулся Страж, неуловимо перетекая из более-менее расслабленной позы в боевую стойку.

Он был готов броситься на своего врага в любой миг, но продолжал стоять каменным изваянием, словно ничего не осталось в нём, словно что-то в нём перегорело.

Вспыхнуло на миг и погасло.

— Посмотри на себя, — презрительно искривил губы Охотник. — Ты — монстр. И все они мертвы по твоей вине.

Она осмотрела вместе со Стражем поле битвы ещё раз, вглядываясь в оставшиеся у некоторых даже целыми лица, или просто в бесформенную груду мяса, некогда бывшую людьми.

Теперь их не было.

И не известно, кто был прав, а кто — виноват.

Зато все — мертвы.

Среди бледных лиц покойников она даже заметила несколько детских.

Их-то за что?

А рядом с людьми лежали драконы. Израненные, переломанные, похожие на кукол, которых неаккуратно швырнули глупые, ничего не понимавшие дети, что обернулось весьма печально.

— Я монстр, — согласившись, кивнул Страж, — но не пытаюсь себя оправдать высшей целью.

А ведь она когда-то хотела сказать ещё и про длинный язык, не только про самоуверенность.

Хорошо, что не сказала.

— Дикому зверю место в клетке! — вдруг яростно, с жгучим гневом воскликнул Охотник и кинулся на своего врага.

— Тому, кто идет против жизни, место в Бездне! — с холодной ненавистью сказал тихо, на грани шёпота Страж.

Что произошло дальше, она не сумела увидеть — мир стал полностью чёрно-алым, перемешался причудливым калейдоскопом, показывая странные, сюрреалистичные картинки того, чем могла бы закончиться та битва.

Картинки сменяли друг друга, но везде ей запомнился металлический запах крови.

Кровь.

Кровью, кровью земле умываться!

Не было и нет счастливого финала. Везде — боль и страх, везде — смерть и страдания.

И нет спасения.

И не будет.

Как бы она ни старалась — итог один.

Она проснулась со слезами на глазах, комом в горле, ужасом осознания увиденного и сомнениями в правильности совершенного ею давным-давно выбора.

Не было ли это очередной ошибкой?

Фатальной ошибкой.

* * *

Мастер, теперь постоянно погружённый в свои дела, часто не находил для неё лишней минуты, но Сатин не роптала — она всё понимала и принимала.

Подобным жестом Учитель показывал, что он доверял ей, считал её достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы не приглядывать за ней.

Он давал ей свободу действий.

Однако, если бы было можно, то, себе-то она могла признаться, лучше бы она проводила всё это время с Мастером, помогая ему, чтобы он хоть на чуть-чуть сам стал свободнее.

Сейчас, сидя в лесу под своим любимым деревом (его корни частично в самом своём начале выходили на поверхность, и сидеть на них было удобно — словно специально для неё кресло) и перечитывая путевые дневники Странницы, точнее их копии, но то сути не меняло, ведь они от того, что были не оригиналами, менее интересными и познавательными не ставились.

И, кажется, она совсем увлеклась.

— Ты выполнила мою просьбу? — раздался слева от неё голос.

Сатин тихо вскрикнула и крупно вздрогнула.

Девушка почувствовала себя так, словно подобное уже с ней происходило, но она никак не могла припомнить — когда и при каких обстоятельствах?!

Может, потому что так происходило постоянно?

— Да, Мастер, — ответила быстро девушка, быстро сообразив, кто мог к ней подойти так незаметно.

Только Учитель любил подкрадываться к ней, а потом шутливо отчитывать за отсутствие бдительности.

— Ну и?

Но когда дело дошло до того, чтобы рассказывать о том, как прошло выполнение задания, девушка вспомнила о собственном красноречии, в ярких красках рассказывая о том, что сумела повидать, что нового узнала.

Учитель нагло уселся рядом с Сатин, плечом касаясь её плёча и жестом говоря, чтобы она продолжала своё повествование.

— Библиотека просто поражает сознание, Учитель! Я хоть и была там уже однажды, но когда копируешь книги, всегда столько всего так хорошо запоминается!

То, что Мастер сидел так близко, несколько смущало, но Сатин решила, что лучше не подавать вида и продолжила щебетать, стараясь болтливостью скрыть свою неловкость.

Конечно, она забыла о том, что Аран прекрасно слышал, как билось её сердце.

Слышал и делал выводы.

— И многое ты узнала?

— Столько… я даже не знаю, как это описать! Просто интересно читать.

Она всё говорила и говорила, а парень… нет, всё-таки молодой мужчина продолжал рассматривать её лицо в лучах полуденного солнца.

Конечно, он видел, как она старательно не смотрела на него, увлеченно вглядываясь вдаль и активно жестикулируя, видимо, для лучшего описания всего того, что ей удалось прочитать.

Одуванчик…

— Ты наконец-то выросла.

Сатин вдруг осеклась и, позабыв о собственном смущении, удивленно посмотрела на своего Учителя, только сейчас до конца поняв, насколько близко они сидели.

— Что?

Аран вдруг понял, что сказал это вслух и сам задумался над пришедшей ему в голову и нечаянно озвученной мыслью.

Действительно, с чего бы это?

И что он ляпнул?

— Я говорю, что не заметил, как ты из шебутной и непоседливой девчонки выросла в рассудительную и мудрую девушку, — улыбнулся Аран. — И очень начитанную.

Сатин плюнула на всё и положила голову на плечо своего Мастера, с удивлением и радостью поняв, что тот не попытался сказать на это хоть что-то.

— Да? А сколько лет-то прошло? — искренне удивилась она, пытаясь посчитать, сколько она уже жила в роли Ученицы Стража.

— Почти пять, — ошарашил её Аран.

— Небо… Пять лет! Никогда бы не подумала, что своё двадцатилетие справлять буду не с родителями, и, скорее всего, к тому моменту мужем и, возможно, даже детьми, а так — среди драконов.

Повисла какая-то уютная, тёплая тишина.

Такая, какую никому не хотелось нарушать, — хотелось наслаждаться ей и красотой полуденного леса.

— Не жалеешь? — друг спросил Аран.

— А о чём мне жалеть?

В голосе Сатин было столько неприкрытого непонимания напополам и удивлением, что молодому Королю даже стало несколько неловко за свой вопрос.

Но он слишком хотел знать ответ на него.

Слишком.

— Что бросила родных и сбежала в неизвестность. Что связалась с весьма сомнительной личностью, которая могла быть не столь порядочной или милосердной.

Девушка немного отстранилась и стала вглядываться в лицо Мастера, отмечая, что несмотря на его молодость, у него стало ещё больше седых прядей на висках, пусть на самом лице это почти никак не отразилось — только какая-то усталость и общая тоска по чему-то ей неведомому.

— Моё ученичество — то, о чём я жалеть точно никогда не буду, — медленно, чётко выговаривая слова, промолвила Сатин, сдерживая непонятно откуда взявшуюся злость.

Но не агрессивную — возмущённую скорее.

— Не надо видеть во мне кумира, Одуванчик. Я не тот, с кого стоило бы брать пример.

В запале девушка даже не заметила, как назвал её Аран, а ведь если бы разобрала его слова — непременно как-нибудь отреагировала бы.

— Нет, Мастер!

— Сатин, — оборвал властно её Аран, призывая очнуться и понять до конца, что он — не безобидный овечий пастух или рыбак. — Вспомни, сколько мною было пролито крови. И скольких смертей я мог бы избежать.

Не подействовало.

Она опять просто пропустила его слова мимо ушей!

Вот упрямая!

— Не корите себя, Мастер! Вы точно не виноваты в глупости и зашоренности людей.

Слова Сатин немного, но утешили, — не звучали они повторением где-то прочитанного высказывания или просто чьих-то слов, это было ею придуманные слова, и, надо думать, ею полностью осознаваемые.

Действительно, не девчонка сопливая уже.

Понимала она, может, и меньше его, и то — не факт, но уже точно — немало.

— Хотелось бы верить, — ответил Аран, растеряв весь появившийся было запал.

— Вы — величайший из людей, которых мне довелось увидеть, — попыталась поставить точку Сатин.

Тщетно.

— А человек ли вообще?

— Да какая разница?! — возмутилась девушка, вконец выведенная им из себя. — Вы на своём месте, а мнение чужаков не должно вас касаться. Пусть они хранят его при себе.

— Будь по-твоему, — примирительно сказал Аран.

И вновь повисла тишина.

Сатин столь же нагло, что и её Мастер не так давно, заняла своё место на его плече и ушла куда-то в свои мысли, ход которых ни предугадать, ни уж тем более проследить было совершенно невозможно.

Аран тоже задумался, пытаясь вспомнить, что же он хотел сказать или показать Ученице.

— Ах да… Точно! — вспомнил наконец молодой Король.

— Что такое? — вскочила опять девушка, кажется, умудрившаяся задремать. — Мастер..?

А тот порылся в одном из больших своих карманов и достал аккуратно свёрнутый листок с каким-то рисунком.

Сатин развернула его и молча уставилась на то, что там было изображено.

А там была она.

То, как она сидела и читала книгу, как раз в этом месте, под этим самым деревом, под которым они сейчас находились, причём видно по одежде — сейчас.

Совсем недавно.

Неужели Мастер был здесь так долго, что успел нарисовать её?

Неужели он просто стоял и… наблюдал?

Не подходя.

— Вот, — застенчиво, что было так не свойственно известному всем Владыке, но порою мелькало в добром и таком домашнем Аране, пробормотал он. — Ты так красиво сидела, что я был просто обязан это нарисовать.

Сатин продолжила заворожённо смотреть на линии, выведенные тонким уголёчком, который, она это знала наверняка, её мастер носил всегда с собой, никогда с ним не расставаясь.

— Спасибо… — тихо выдохнула она.

И решилась.

Её чуть пухлые губы на мгновение коснулись его гладко выбритой щеки, и Сатин, вскочив, испуганной ланью бросилась в лес, прочь от Мастера, не понимая, что на неё нашло.

— И что это было? — озадаченно пробормотал Аран, задумчиво смотря вслед стремительно исчезавшей в лесу Ученице.

* * *

Когда она сумела всё-таки вынырнуть из непроглядной черноты и выяснила, что оказалась единственной из всего экипажа их корабля, кто сумел спастись в том ужасном шторме, она была совершенно спокойна.

Радости от собственного выживания не было.

Удивление было, да.

Но то, что Боги, по всей видимости, решили дать ей самый последний шанс, больше настораживало, чем внушало надежду или хотя бы самое маленькое утешение.

Вопрос той самой женщины, которую Астрид увидела сразу после своего пробуждения, не удивил девушку — та была готова к подобному, внутренне ожидая его.

Но что-то в глазах этой самой Малы напрягало.

Её словно взвешивали на весах полезности, измеряя, можно было ли из положения, в котором оказалась Хофферсон, получить Кальдере Кей хоть какую-то выгоду, или стоило выкинуть воительницу, не став тратить на неё лекарственные снадобья.

— Моё имя — Астрид Хофферсон. Родом я с острова Олух. Вместе со своим отрядом мы, по заданию нашего Вождя, искали одно место.

Что-то во взгляде Королевы мелькнуло непонятное, странное.

И неприятное.

На миг от женщины полыхнуло такой дикой жаждой крови, такой готовностью причинять насилие, что даже ей, прошедшей десятки страшных битв, стало страшно.

А ведь ее мало что могло напугать.

Ведь Астрид даже не видела снов — пусть она и ожидала в первое время встречать там лица убитых ей существ.

И людей, и не людей.

Но жуть, шедшая от этой красивой, пусть и обладавшей совершенно необычной, странной, если даже не экзотической, внешностью.

— Олух находится в непримиримой вражде с Охотниками на драконов, — вымолвила Мала, — насколько мне известно.

Хофферсон не понимала, к чему это было вообще упомянуто, да и не хотелось сыпать солью на только недавно зажившие раны — пара недавних столкновений с Охотниками унесла жизни нескольких ее боевых товарищей.

Она в других обстоятельствах назвала бы их друзьями.

Но все же стоило прояснить некоторые моменты — зачем этой странной Королеве их вражда с Охотниками?

Ох, не политик она, не интриган.

— Да, так и есть — Драго Блудвист разорил наш остров когда-то и до самой своей смерти был самым ненавидимым нашим вождём человеком.

— А теперь, полагаю, весьма «почётное» место этого человека занял Покоритель Драконов? — проницательно заметила Мала. — Верно?

Излишняя осведомленность Королевы Кальдеры Кей не настораживала — заставила бы задуматься ее отсутствие, умалчивание каких-то моментом, хотя Астрид, к своему неудовольствию, прекрасно понимала, что и сейчас без хотя бы малой доли этого не обошлось.

Однако даже вспоминать о Покорителе Драконов не хотелось — так, на самом деле, пугал, что даже к коей-то степени восхищал ее этот образ.

— Истинно так, — подтвердила слова Королевы девушка.

— Что же, Астрид… — начала женщина. — Вы принадлежите сословию воинов, а им всегда были свойственны честность и честь. Вам должно быть знакомо такое выражение: «Враг моего врага — мой друг».

Осознание стрелой вонзилось ей в разум — эти люди пусть и не союзники Лохматым Хулиганам, но и не враги, по всей видимости, а потому можно было хоть на чуть-чуть расслабиться и перестать во всем искать подвох.

— Ваше племя тоже враждует с Охотниками?

— Как и со всеми людьми Драго.

Они замолчали.

Обе.

Минут пять Астрид была готова поклясться, что сейчас услышит собственный звук сердца, а то и своей собеседницы, так глухо стало.

Всякое читаемое выражение из глаз Малы ушло, и понять, о чем та сейчас так усердно размышляла, совершенно не представлялось возможным.

Жаль.

— Чего вы от меня хотите, Мала? — собравшись, все же спросила Астрид.

— Честно?

— Честно.

Они встретились взглядами, и вновь повисла тишина.

Мала вздохнула, по всей видимости, собираясь с мыслями и набираясь решимости для чего-то.

Для чего?

Мир замер, словно в ожидании шторма, словно в самые последние мгновения перед первой летней грозой.

И грянул гром.

— Я хочу заключить с вами и с вашим племенем сделку.

Астрид всматривалась в лицо своей собеседницы, пытаясь понять — шутит ли та, или, напротив, говорила серьезно.

Мала была торжественно-хмурой.

Она не шутила.

Неужели после происшествия с вероломным убийством Вульфа Одноглазого, захватом его острова и племени им ещё хоть кто-то мог верить?

Верить в их честность?

— И в чём же заключается её суть?

— У нас есть информация о примерном местонахождении острова, на котором живёт Покоритель Драконов и его семья.

— Семья? — выхватила самое главное для себя Астрид.

Вспоминая того монстра, которого ей довелось увидеть в тот проклятый день, она слабо верила в то, что это… существо, порождение преисподней, могло быть человеком со всеми присущими сыну рода людского слабостями и потребностями.

Семья?

Какая могла быть семья у чудовища?!

Хотя, те же драконы заводили себе пару на всю жизнь, если верить запискам Иккинга и наблюдениям некоторых других исследователей.

Ладно, допустим, у него была семья.

Но сам тот факт, что Мала могла знать, где хотя бы примерно искать проклятого Покорителя Драконов, делал гибель всех ее соратников и товарищей не напрасной — ведь именно в его поисках скитались они, подобно десяткам других отрядов.

Не зря…

Неужели Боги действительно послали ей возможность все исправить?

Или это новое, а может, и самое последнее испытание?

— Ну, он, всё же, человек, — поставила точку в сомнениях Астрид Королева. — Ученики, братья, мать.

— Понятно… И чего же вы хотите за информацию об этом месте?

Это было важно.

До безумия важно, и, что самое главное, Мала прекрасно понимала ценность этой информации для неё, для Астрид.

И могла просить за нее все, что угодно.

Весь теперь даже лучшая воительница Лохматых Хулиганов не могла вернуться с задания с пустыми руками.

Проще просто не возвращаться тогда.

Но теперь…

— Неприкосновенность для своего народа.

— Всего-то? — вырвалось у шокированной таким ответом Астрид.

— Однажды Покоритель Драконов и Лохматые Хулиганы сойдутся в битве, и я не желаю, чтобы Кальдера Кей оказалась между молотом и наковальней, — жёстко сказала Мала, нахмурившись. — Признаюсь, Олух меня не прельщает в качестве союзника, но Драконий Край слишком контролирует жизнь моего острова, без них мы беззащитны. Неприкосновенность моего племени — гарант нашего выживания в случае поражения Арана.

Последнее слово чем-то зацепило.

Где-то она его уже или видела, или слышала.

Но где?!

— Арана? — решила все-таки спросить Астрид.

— Так зовут Покорителя, — чуть снисходительно улыбнулась Королева Кальдеры Кей.

И это напугало.

Вот оно, что напрягало ее с самого начала разговора — такая странная повисшая в комнате атмосфера, столь непонятная обстановка в комнате, что-то неуловимое и непонятное.

Кому можно открыть свое имя?

Ведь имя определяло судьбу.

Только тем, с кем были знакомы лично, кому доверяли достаточно для того, чтобы разрешить называть себя по имени, а не по титулу.

Покровители.

Союзники.

Друзья…

Друзья?

— Вы с ним знакомы лично?

— Конечно, — как-то грустно усмехнулась Мала. — Более того, я беспомощно наблюдала за его восхождением.

И вдруг Астрид увидела в ней не гордую Королеву, мудрую властительницу своего народа, а уставшую, отчаявшуюся женщину.

— Вы знали его до того, как он стал… тем, кем, собственно, является.

Не вопрос — утверждение.

— Я его ещё мальчишкой помню.

— И откуда он родом? — решила Астрид всё-таки разузнать о враге побольше, пока была на то такая возможность.

— Вот сами и узнаете. Через несколько дней он обещал заглянуть.

Сердце замерло на миг от накатившего ужаса.

— Что?!

* * *

Конечно, Венту был против встречи с непонятным человеком, который ещё и в качестве посыльных отправлял Ночных Фурий — страшно было представить, на что был способен этот самый Покоритель Драконов.

Конечно, Ночное Сияние понимал, что его суть полукровки оставляла его в информационном вакууме — многие слухи и сплетни драконов просто до него не доходили, и это было печально, но не критично, пока это не начало касаться его подопечной.

Он не мог запретить своей Видящей встретиться с Мастером Разума, которого она сама так хотела увидеть, чтобы подтвердить собственное Мастерство.

Даже Хранитель не мог.

А Мирослава была очень упёртой в некоторых моментах, и отговорить её не представлялось возможным.

Если быть честными, то Венту боялся встречи с Чистокровными — это были, наверное, единственные, от кого он не мог защитить свою подопечную, и даже себя самого.

Они были опасны.

Непредсказуемы.

И абсолютно верны своему Королю.

Мало ли, что могло взбрести наделенному такой властью человеку в голову?

Но, с другой стороны, посланник ни на шаг не отклонился от этикета Одаренных, подчёркивая то, что его совершенно не смущал тот факт, что этими Одаренными были человек и Полукровка.

К нему отнеслись, как к Хранителю, а не изгою общества Стражей.

Это было и приятно, и настораживало — словно кто-то пытался усыпить их бдительность, заманить в ловушку и…

А дальше фантазия могла предложить ему самые разнообразные варианты вплоть, как ни странно, до вполне благополучного исхода их грядущего визита.

Следующим пунктом было то, как им найти этого самого Покорителя Драконов.

Но тот, по всей видимости, решил эту проблему за них — Венту просто слышал далёкий зов, но не властный, не подчиняющий, а приглашающий — так Фурия звала другую Фурию.

Сам остров Драконьего Владыки, которого, как оказалось, звали Аран, впечатлил Венту — огромное количество самых разнообразных драконов, в том числе и пресловутых Ночных Фурий — он сам насчитал не менее трёх десятков, а сколько было ещё тех, кто ему на глаза не показался?

Всё обошлось.

Аран оказался, кажется, давним знакомым Мирославы и потому с его стороны угрозы можно было не ждать.

И, что самое главное, чувствовалось, что Владыка был искренен с ним и его подопечной — он действительно спокойно отнёсся к нечистокровности Хранителя и одну-единственную Ночную, посмевшую заикнуться об этом, заставил осечься и стыдливо сжаться одним коротким взглядом.

Да… Власть Арана в его Гнезде была безграничной и абсолютной — даже гордые Дети Ночи почтительно и восхищённо склоняли перед ним головы.

И, если честно, Венту их понимал — Арана окружала какая-то особая, густая и тёплая энергия, которая окутывала любого, на кого обращал Король свой взор — она не заставляла подчиниться, но под её незаметным изначально, но уверенным и властным давлением хотелось склониться.

Венту, к собственному удивлению, не мог сказать — умышленно ли Владыка создавал такой эффект, или его сила, его энергия сама давила на разумы присягнувших ему.

И подталкивала сделать это всех остальных.

Теперь за Мирославу Ночное Сияние был спокоен — когда у его подопечной такие друзья, можно не бояться никаких врагов — Фурия просто не знал такого безумца, который решился бы выйти в бой один на один с Араном.

И всё же…

Тридцать тысяч драконов.

Как?

Как он успел за столь короткий срок собрать стольких?

Насколько Венту сумел выяснить, Стая Драконьего Края была не цельной — она состояла из четырех больших частей: первоначальной Стаи, драконов некой Красной Смерти, несколько лет уже убиенной их Владыкой, драконов Великого Смутьяна, павшего в битве три года назад и Стаи так называемой Драконьей Армии Драго Блудвиста.

И все они боготворили Арана.

Всё-таки Венту не понимал, как Владыка Драконьего Края такого добился, но…

Он тоже хотел склонить голову перед Королём.

И только обязанность быть Хранителем Мирославы останавливала его.

Только она.

* * *

Когда его пригласили, посулив крайне интересный заказ и невероятную щедрую оплату, Гриммель согласился только из чистого любопытства и от скуки.

Больше, конечно же, второе.

Никогда он не забудет ту девочку-провидицу и её слова.

Как бы не относился он ко всей этой ситуации, как бы не считал себя сильнее, умнее других, причём постоянно находя тому доказательства, он помнил, что именно его самоуверенность должна была привести его к гибели, а этого всё же хотелось избежать.

Он хвалил себя за то, что обладал такой великолепной памятью на лица, что запомнил мордашку жены своего старого знакомого — Стоика Обширного.

А уж после гипотетической гибели их сына, весть о которой долетела даже до находившегося в тот момент на Большой Земле Гриммеля по его каналам, встретив до такой степени похожего на Валку мальчишку в поселении, где жила Видящая, так и вовсе.

Тогда, наблюдая ту самую странную сцену, мужчина, пусть и предал ей немало значения, быстро отвлёкся на дела насущные, а потом, вспоминая, ещё долго не мог понять, что же его царапало.

А потом словно вспышка — озарение!

Мальчишка был до безумия похож на Валку Хеддок. Да и описание внешности погибшего Иккинга удивительно точно совпадало с виденным им мальчишкой.

С высокой долей вероятности они были одним лицом.

А уж когда он, из чистого любопытства, посмотрел воспоминания некоторых побывавших на Олухе воинов — интересно же было посмотреть на быт и культуру тех, кто сумел убить Ночную Фурию (до него Хулиганам, конечно же, было далеко, но всё же…), то даже впал в ступор.

Воин с радостью пояснил, что привлекшие внимание Гриммеля близнецы были детьми вождя Олуха.

И сын Стоика был точной копией встреченного им мальчишки.

Кто-то сказал бы — совпадение, простая случайность, что не стоило заострять внимание на этом моменте, что все его догадки и домыслы — не более чем бредовые теории.

Но Гриммель с уверенностью мог сказать — в жизни всякое бывает.

Даже самое невероятное.

Самое невозможное.

А уж он по своему опыту знал, куда смотреть, чтобы понять, родственники ли перед ним, или просто похожие на друг друга, но совершенно чужие люди.

И те мальчишки были родственниками.

Братьями.

Иккинг Хеддок не погиб в полном смысле этого слова — его тело было живо и вполне себе здравствовало, насколько он сумел убедиться за ту короткую встречу на площади поселения.

Несомненно, имя он сменил и бывшей родне на глаза предпочитал не показываться.

Стал другим человеком.

Но уже на этом можно было в случае чего сыграть.

Теперь, прибыв на территорию Варварского Архипелага, он не преминул разжиться информацией — всей, какой только можно было.

И тот факт, что уже упоминавшиеся близнецы благополучно ушли себе с неким Покорителем Драконов, который не применял никаких видимых ментальных техник для того, а потому можно было сделать вывод — они ушли добровольно.

Куда и, главное, с кем могли уйти дети?

Только с тем, кому верили.

А тут такое — их старший брат был вполне себе жив и здоров, даже калекой не стал, появившийся словно из неоткуда Покоритель Драконов, тот факт, что убитая давным-давно олуховцами Фурия была осёдланной и вполне себе прирученной, и очень даже лояльное отношение близнецов к этим крылатым тварям.

Не трудно понять, что старший мальчишка Стоика и есть тот самый таинственный Покоритель Драконов.

Вот только не понятно было, что ему делать на Большой Земле.

Путешествовал?

Видимо.

Но тогда зачем он вернулся на Варварский Архипелаг, который, судя по всему, принёс ему немало горя?

Ответа не было.

Но зато он давно уже прознал про ещё одну оседланную Ночную Фурию.

Конечно, узнав о том, что ещё одна эта тварь выжила, он пришел в отвратительное расположение духа и благополучно выместил своё плохое настроение на первых попавшихся своих подчинённых.

Но позже, успокоившись, стал продумывать, как повернуть эту ситуацию к своей выгоде.

И придумал.

Он просто не покажет, что уже узнал о ручном Порождении Молнии и самой Смерти Покорителя Драконов, и ему, наверняка, учитывая репутацию и заслуги Гриммеля, предложат большие деньги за поимку этой твари, лишь бы он согласился и помог.

Конечно, это большой удар по его самолюбию.

Но тем интереснее будет охота — убить отродье Бездны, сумевшее ранее ускользнуть от него, было для Охотника делом чести.

И когда все его догадки подтвердились, когда ему, гениально сыгравшему растерянность и неверие, и все чувства, которые должны были сопровождать его, он получил в свои руки даже свою излюбленную приманку.

Самку Фурии.

Сломленную, робкую и покорную.

Идеальную для его плана.

Пусть пока она проберется в Гнездо Стаи Покорителя Драконов, очарует последнюю его цель и приведет его прямо к ней.

У него есть пока дела…

Например, поиск знаний о других Одаренных.

Правда, он сам не был Одарённым в полном смысле этого слова.

По крайней мере, не в том, который в него вкладывали Стражи и им подобные существа.

Когда-то в далёкой юности своей, Гриммель наткнулся на небольшую библиотеку давно отошедшего в мир иной старичка-отшельника, которому приписывали самые необыкновенные способности вроде чтения человеческих мыслей и понимания языка зверей.

Старца все дружно считали сумасшедшим, слова его — соответственно, бреднями умалишенного, а мысли — полнейшими глупостями, не достойными и минуты их внимания.

Гениальность и безумие всегда шли рука об руку, это Гриммель тоже знал прекрасно.

Как часто его самого люди называли безумцем!

Они просто не понимали всей благородной его цели, всего того высшего смысла, которым была преисполнена его задумка.

Его мечта.

Гриммель с юных лет был любознателен и любопытен, и потому найденные книги стал с интересом изучать, пытаясь проникнуться полученной информацией.

А интересного было очень много.

О Небесных Странниках.

О Стражах.

И особенно много — о Видящих.

И именно поэтому мужчина понимал, что ту девчонку нельзя ни убивать, ни калечить ни при каких обстоятельствах — высшие никогда не примут убийства ценнейшей из ниспосланных ими Одаренных.

Стражам же было все равно — собственная смерть для них была в порядке вещей и своих убийц они в последствии даже не искали.

Ну, по крайней мере, люди

Но один момент возмутил Гриммеля до глубины души. Почему это драконов, пусть и легендарных Ночных Фурий, в тех книгах ставили выше людей, развитых и, в конце концов, разумных созданий!

И потому тогда ещё парнишка, а в последствии и мужчина воспылал желанием истребить глупых животных с зачатками интеллекта, чтобы сила и знания оставались только среди людей.

Ведь если не будет Фурий, Стражи станут рождаться детьми рода человеческого.

А это значило, что когда-то они смогли бы принести свои учения в массы, даря особые умения всем, делая всех сильнее, умнее.

Конечно, в таком случае слабаки вымерли бы сразу, ну так туда им и дорога!

Большинство не приняло бы новых знаний и потому пало бы под гнетом новых и сильных людей, а со временем несовершенных не осталось бы и вовсе.

А научить можно каждого, было бы у ученика желание.

Он же научился.

Но для начала нужно было очистить мир от Фурий.

И он завершит свою миссию.

Он — воин Сил Света, Охотник за отродьями великой Тьмы.

А то, что руки у него по локоть в крови…

Ну так и свет может испепелить.

* * *

Уже третью седмицу Астрид жила на Кальдере Кей, свыкаясь с бытом Защитников Крыльев, среди которых ей предстояло жить до самого прибытия на остров любого из торговцев, с которым она могла бы добраться до земель, принадлежавших Лохматым Хулиганам.

А оттуда — до Олуха.

Карту, на которой, в тайне от Арана, конечно же, Мала отмечала запомненные ее солдатами перемещения Стаи Драконьего Края, Астрид уже давно скопировала и даже, от скуки, не один раз.

Обошла сам остров вдоль и поперек.

Несколько раз долго беседовала с Малой на самые различные темы, но всё равно они скатывались к одной и той же — к Покорителю Драконов.

Женщина рассказывала блондинке все, что знала, но всё равно скрывала какой-то очень важный момент, и это даже не раздражало и не настораживало — обижало.

Ей ведь было просто интересно.

Да и врага надо было знать, каким бы тот ни был грозным и непонятным.

Его слабости и привычки.

Его историю.

Его идеалы.

И его мотивы.

Мотивы же Покорителя Драконов оставались до сих пор непонятными, как ни старалась Астрид их разгадать — всё тщетно было, что не думай, как ни разбирай все его появления среди людей.

Его самого и его Ученицы.

Таинственную семью столь же загадочного Арана заметить было весьма проблематично, а правильнее будет сказать, что и вовсе невозможно — как те выглядели, Астрид не знала и знать не могла, а потому и наблюдать за ними нельзя было.

Мда…

Зачем было человеку подчинять себе столько драконов?

Чтобы, подобно замыслам Драго Блудвиста, захватить мир? А того самого он устранил как возможного… да нет, вполне себе реального конкурента?

Нет, не складывалось.

Помня, сколько драконов было в подчинении у Драго, прибавляя к тому числу ещё и драконов, что жили когда-то за Проклятым Проливом, и предполагая, что у Покорителя изначально уже сколько-то было… можно с уверенностью заявить, что тогда, будь власть над всем миром его целью, он уже достиг бы её.

Кровью и огнём, да, но — достиг бы.

А он сидел тихо и мирно.

Может, мирная жизнь и была той самой целью загадочного Покорителя Драконов, Всадника Ночной Фурии?

Спокойное существование бок о бок с его ручными тварями, которых, чего нельзя было не признать, он держал в узде, ведь за прошедшие года нападений этих тварей на острова не было ни разу.

Но чего в этом было плохого?

Приказы должны были выполняться, а не обсуждаться, конечно, но Астрид с горечью понимала, что не драконье гнездо искал её вождь, а лично Чёрного Воина.

И цель его была — убийство.

Смерть Покорителя Драконов и только его.

Но в случае гибели своего Всадника, Ночная Фурия наверняка взбесится, а вместе с нею и остальная стая, и уже некому к тому моменту будет понукать ими и сдерживать их буйный, кровожадный нрав.

И вновь польётся реками кровь.

Снова вороны жирными будут.

Новый виток извечной войны сулил стать результатом исполнения приказа Стоика, результатом исполнения его мечты-цели.

И это было кошмарно.

Не легко быть воином.

Ведь выбора у неё не было.

И потому Астрид, несмотря на собственную скуку, наслаждалась подаренными ей свыше днями отдыха перед новыми бесконечно одинаковыми днями борьбы за жизнь.

За свою и за чужую.

Люди же на Кальдере Кей относились к ней с подозрением, в открытую каждым своим жестом выказывая своё к ней недоверие, неодобрение по отношению к решению Королевы оставить чужачку на их острове, пусть это было и временно.

Особенно косилась на Астрид черноволосая девица, воительница, которую, кажется, звали Кирой.

Та, говорили, из-за каких-то Драконьих Налётчиков брата младшего потеряла, и теперь всех, кто хоть как-то относился к тем, кто воевал с крылатыми тварями, ненавидела люто.

В общем, отношение к Астрид было на грани откровенной ненависти и вредительства со стороны племени.

Но это не было удивительным.

В конце концов Астрид была довольно знаменитой Убийцей Драконов.

Но всё разбилось в одно мгновение, когда к ней неожиданно подошел Фрок и передал, что Королева велела явиться к ней.

Разрушилось вместе со словами Малы.

— Готовься, Астрид.

Пришел конец её миру и покою.

— Видишь ту точку у горизонта? — в ответ на вопросительный взгляд указала рукой Мала куда-то.

Астрид пригляделась в ту часть неба и действительно увидела какой-то маленький крылатый силуэт.

Но ведь не обязательно это был Покоритель Драконов!

Столько времени его не было, и теперь обязательно сегодня он должен был заявиться?

Вообще, этот самый Аран, хоть и обещался прибыть на Кальдеру Кей примерно, как упоминала Мала, через несколько дней после того шторма, но неожиданно оказался слишком занят, и прислал письмо маленьким дракончиком, которого Королева назвала Ночной жутью.

В письме тот извинился за то, что не сумел вовремя посетить свою союзницу (эх он, не знавший о предательстве Малы… то же вот, союзница, с Олуха, что ли, пример взявшая?), и сообщал, что залетит к концу луны, как только разберется с внезапно возникшими делами.

После того письма Мала долго ругалась, срывала своё плохое настроение на подчиненных, всячески показывая, как достал её наглый мальчишка, практически заставивший её когда-то принять вассалитет.

По словам Королевы — после того, как их Великий Защитник ушёл в вечность, научив своего детёныша справляться с его обязанностями, они оказались слишком беззащитны, ведь тот дракон был не просто хранителем племени и всего острова — Королём его драконов, и птенец претендовать на это гордое звание ну никак не мог.

Если честно, Астрид даже стало немного жаль Покорителя Драконов — предательство всегда было неприятным событием.

— Да, вижу, но…

— Это он, — отрезала Королева.

— С чего вы взяли? Ведь драконы постоянно мелькают на горизонте.

Это была самая настоящая правда — за эти недели девушка привыкла, что на горизонте могли периодически появляться столь знакомые по её бурной юности и не менее «веселому» детству силуэты, которые, в отличие от героев её милых воспоминаний, нападать не спешили.

И даже приближаться к Кальдере Кей не собирались.

Тут, на острове людей, защищавших тварей, чьему убийству она посвятила свою жизнь, Астрид как никогда прежде ощутила себя в безопасности.

Как иронично.

— Во-первых, этот целенаправленно движется в сторону Кальдеры Кей, за ним уже давно наблюдают, — разбила ей глупые и нелепые, стоило всё же признать, надежды Мала. — Во-вторых, я это чувствую.

— Чувствуете?

— Ты поймешь, — покачала Королева головой как-то горько. — Для этого надо оказаться рядом с ним…

— Хорошо.

Точка быстро выросла во вполне узнаваемый силуэт Порождения Молнии и самой Смерти, на спине которого виднелась казавшаяся тонкой и хрупкой с такого ракурса фигурка всадника.

Конечно, мнимая эта хрупкость была не более, чем иллюзией.

Особенно это стало заметно, когда Покоритель Драконов спешился со своего приземлившегося отродья Хель и оказался действительно довольно высоким молодым человеком.

Шлема, который скрывал лицо воина в первую их встречу, на голове молодого мужчины не было, но Астрид не обратила на это ровным счётом никакого внимания в тот миг — вся её суть была прикована к глазам Ночной Фурии.

Светло-зелёные, словно светящиеся изнутри.

Такие знакомые.

Зелёные…

Зеленые!

Не жёлтые!

У твари, которая несколько лет назад методично выбивала убийц дракончика первого сына вождя, которая почему-то спасла Мию и Магни, были пронзительно-желтые, словно два малёньких солнца, глаза!

А у этого другие…

Это другой дракон.

Их, значит, было минимум уже двое.

Две Ночных Фурии…

Только когда осознание этого мелькнуло в голове стоявшей в тени Астрид, девушка вскинула голову и стала всматриваться в лицо Покорителя Драконов, который, как оказалось, сумел совладать не с одной — с двумя Ночными Фуриями.

Страшная догадка кольнула сердце Хофферсон.

Невозможно…

Перед ней стояла закованная в броню из чёрной драконьей кожи с какими-то непонятными деталями и вставками, стояла, увлёченно о чём-то разговаривая с Малой, не подавшей вида о своей выросшей неприязни, старшая копия Магни.

Под внимательным взглядом Фурии Астрид мысленно простонала, но вслух только тихо охнула.

Ошибки быть не могло.

— Иккинг?!