Орден Чертополоха (гет)

Человек сам создает себе богов: одного, двух, с десяток. Сколько пожелает. Потому что ему так удобно. И с тем же успехом человек во все времена ниспровергал одних идолов, но взамен тут же придумывал новых. Боги будут всегда, пока есть человек, и боги без людей — ничто.

Всю неделю Минерва пребывала в скверном настроении. Она механически выполняла школьные обязанности, заставляла себя много учиться в надежде, что хоть умственный труд немного отвлечет ее от грустных мыслей. Но все давалось с приложением неимоверных усилий.

Когда Минерва встречала Риддла в коридорах, то бросала ему дежурные сухие приветствия и тут же старалась поскорее затеряться в толпе студентов. При виде него у нее всякий раз начинали потеть ладони. Но даже когда она не сталкивалась с Риддлом лицом к лицу, то все равно каждой клеточкой своего тела ощущала его присутствие неподалеку. Минерва постоянно вздрагивала, едва заслышав его голос, жадно прислушивалась к его беседам с другими педагогами и учениками. В Большом зале она старалась лишний раз не смотреть на Риддла, поскольку боялась, что сразу же зальется краской, и все вокруг моментально поймут, что Минерва Макгонагалл, эта примерная студентка, по уши влюблена в учителя по защите от темных искусств. Такое было просто недопустимо! Минерва не представляла, как пойдет на ближайший урок Риддла. Она была напряжена, как до предела натянутая струна.

Лишь разглядывая Риддла в зеркале Еиналеж, Минерва позволяла себе немного расслабиться. Она каждый вечер захаживала в комнату с таинственным артефактом. Продолжалась это уже несколько дней подряд, и Минерва осознавала, что эти походы необходимо было прекратить, но пока ничего не могла с собой поделать. Только здесь, в темном заброшенном кабинете, она оставалась наедине с собой, своими мыслями и с… Томом — безмолвным школьником, за которым Минерва могла часами наблюдать, не боясь, что кто-то истолкует ее взгляды не в том ключе, каком следовало.

Вот и в четверг она снова пришла в комнату с Еиналеж и, наколдовав небольшой коврик и устроившись на нем поудобнее, продолжила наблюдать за Риддлом в зеркале. Приветственно помахав ей рукой, Том взялся поправлять изысканные серебряные запонки на манжетах своей белоснежной сорочки. Откуда только у бедного шестнадцатилетнего сироты в голодные сороковые годы могли взяться ювелирные украшения? Минерва списала увиденное на свое непомерно разыгравшееся воображение. Том между тем тоже наколдовал себе коврик, устроился на нем поудобнее, достал тетрадку в черной обложке и начал что-то в ней писать. Конспект? Личный дневник?

Минерва извлекла из кармана мантии платок Риддла. На уголке платка были вышиты крохотные инициалы «Т.М.Р.» — имя, которое Риддл ненавидел всеми фибрами души, но вынужден был носить по сей день.

Минерва поднесла платок к губам, прикрыла глаза и вспомнила вчерашний сон, от которого проснулась в холодном поту. То был липкий, удушливый кошмар. «Летим со мной, моя сладкая девочка!» — звал Том Риддл в этом сне. Черная мантия на нем была бесконечно длинной, она буквально сливалась с ночным небом. Риддл увлекал Минерву за собой в их бесконечном полете, метла в ее руках при этом с громким треском ломалась пополам, а затем разлеталась на мелкие щепки. Минерва при всех стараниях не могла удержать в руках ни единой щепки — они уносились вдаль под порывом сильного ветра. Саму Минерву при этом все крепче оплетала мантия Риддла, в один миг превратившаяся в гигантскую змею в сверкающей чешуйчатой шкуре. И вслед за метлой Минерва теряла все в этой жизни: и отчий дом, и друзей, и себя. Какое имя придумал себе Риддл? Волдеморт? Полет смерти?

Минерва распахнула глаза, убрала платок в карман и постаралась поразмышлять трезво. Когда она пыталась что-либо осмыслить, то стремилась разложить явление по частям, расписать все «за» и «против», составляя таким образом список. В ее жизни всегда было много различных списков: домашних дел, учебной литературы, необходимых ингредиентов для зелий...

Странный, деспотичный, бессердечный и просто опасный человек — таковы были весомые «против» в списке, посвященном Тому Риддлу. Не стоило также забывать и о том, что Риддл был учителем, а Минерва — всего лишь одной из множества его учениц. На что она только могла рассчитывать при таком раскладе? Но все «против» меркли перед глазами, когда ее охватывало необъяснимое чувство нежности к Риддлу. Вспоминалась его прекрасная улыбка, которой он одаривал ее в те моменты, когда у нее что-либо получалось. Полуулыбка, обращенная лишь к ней одной. В такие мгновения Минерве казалось, что Риддл заглядывал ей в душу. «Ты никому больше не должен так улыбаться!»

«Запретный плод сладок, да, Минерва? — она начинала иронизировать над собой. — Ева тоже вошла в искушение. А кто ее побудил к греху, помнишь? Что, Минерва, возжелала, как и Ева, познать Добро и Зло, уподобиться Богу? И стать еще ближе к змею-искусителю Тому, бросившему вызов небесам?»

Коварное зеркало, конечно же, прочитало эти мысли, и в отражении у Риддла на ладони тотчас появилось спелое красное яблоко. Плод с дружелюбной улыбкой был протянут Минерве. Однако Риддл, увидев, что его подношение лишь раздосадовало гостью, пожал плечами и положил яблоко на отставленную в сторонку черную тетрадь.

Так Минерва сидела, второй раз в жизни потеряв счет времени. Первый такой раз случился с ней в тот знаменательный день, когда она впервые превратилась в кошку. Минерва, потрясенная тогда тем фактом, что ей удалось стать анимагом, отправилась гулять по окрестностям Хогвартса. В состоянии эйфории просто шла, куда глаза глядят, и не замечала пройденного расстояния. Не обращала внимания ни на дождь, ни на ветер, ни на грязь под ногами. Кошка, гуляющая сама по себе. Ее переполняло пьянящее чувство свободы, она могла отпустить на волю инстинкты, быть не по-человечески любопытной. Мир с позиции кошки виделся иным, Минерва привыкала к ощущениям и запахам, которые были ей неведомы прежде. Лучшей анимагической формы просто нельзя было пожелать! Довольная Минерва прогуляла всю ночь напролет, забыв о времени, об обязанностях старосты, вообще обо всех чисто людских заботах.

А сколько сейчас уже прошло времени, пока она сидит в комнате с Еиналеж? Час, два, больше? Но это мало ее волновало, ведь она сидела рядом с воображаемым Томом Риддлом, могла свободно любоваться им, поведать ему о чем угодно. На задворках сознания билась мысль, что все происходящее с ней сейчас — это эффект волшебного зеркала. Минерва была в курсе, что человек, вновь и вновь возвращающийся к этому коварному артефакту, может не заметить течения времени. Вот и сейчас время стремительно утекало, словно песок в песочных часах, но в один миг Минерва отчётливо почувствовала чье-то присутствие в комнате.

Увидев Альбуса Дамблдора, она вздрогнула. Минерва мельком взглянула в зеркало, очень испугавшись, что декан мог увидеть в отражении ее постыдное желание. Но Дамблдор выглядел спокойным, его ласковый взгляд был устремлен на нее, а не на зеркало. Минерва машинально посмотрела на наручные часы и с ужасом обнаружила, что было уже далеко за полночь. Между тем Дамблдор в очередной раз поразил ее спокойным могуществом своей магии, появившись рядом столь тихо и мягко.

— Здравствуйте, профессор! Так поздно, а вы не спите? — пролепетала Минерва первое, что пришло на ум. Разумеется, с ее стороны было невежливо задавать подобный вопрос декану, а самой при этом полуночничать, так что она почувствовала себя крайне неловко.

Однако Дамблдор лишь нежно улыбнулся в ответ.

— Когда человек достигает определённого возраста, то ему становится жаль тратить драгоценное время на сон. Или же его просто посещает старческая бессонница в результате многочисленных дум о былом, о прожитом. — Он поправил на носу очки-половинки. — Старики любят порефлексировать. Какое объяснение вам ближе, Минерва?

— Ну что вы, профессор! По меркам волшебного мира вы совсем еще не стары! — воскликнула Минерва.

— Ценю вашу деликатность. — Дамблдор покачал головой и вдруг немного грустно добавил: — Вот и вы здесь, Минерва. Я все же надеялся, что вам удастся избежать этого, но увы.

— Мне так стыдно, профессор, — пробормотала она, ощутив укол совести. — Этого больше не повторится!

— Чего вы стыдитесь? — спросил Дамблдор, чем немало ее удивил. Минерва ожидала, что он начнет сейчас ее распекать, хоть подобное и не было в его духе. — Своих желаний? Но ведь они так естественны для человека. Все мы люди, живые существа. Мы живы, пока у нас имеются желания.

Минерва не знала, продолжать дальше или нет. Доверительный тон собеседника все же убедил ее продолжить.

— Но если желание совсем не то… — она запнулась. — Это желание такое, что… Его следовало бы выжечь калёным железом!

Дамблдор внимательно на нее посмотрел.

— Речь идет о любовном желании? — просто спросил он, будто прочитав ее мысли. — Я угадал?

Минерва поджала губы, но Дамблдор покачал головой, словно понимал ее терзания, как никто другой.

— Мне сие знакомо, как бы непривычно это ни звучало из моих уст. Я тоже был молод и горяч. — Он приблизился к ней. Прежде столь откровенно Минерва могла говорить лишь с отцом. Но, что уж тут таить, она уже давно воспринимала Дамблдора как своего второго отца, и доверительная связь между ними год от года крепла. — Минерва, вам тем более не стоит стыдиться своих желаний. Любовь — это самая прекрасная и сильная магия на свете! Не воспринимайте ее как наказание, наказанием является полное отсутствие любви. Вы юны, многое воспринимаете излишне драматически, но вот что я вам скажу сейчас… — Он взмахнул волшебной палочкой, и зеркало накрыло толстым покрывалом. — Тот, кого вы полюбили — баловень судьбы! Ему невероятно повезло! Вы — редкая девушка. Надеюсь, счастливец не упустит своего счастья, ведь в жизни ему выпал такой шанс! Идемте, Минерва, вы проводите меня до моего кабинета и напоите чаем. Только вы умеете заваривать чай так, как нравится мне.

Они добрались до кабинета декана, где Минерва привычно взялась за приготовление чая.

— В шкафчике лежит печенье, которое на Пасху мне по сложившейся традиции прислала ваша матушка. — Дамблдор указал на небольшой шкаф. — А вы знаете, что песочное печенье ее изготовления я нахожу самым вкусным. Так что отдельно большое спасибо вашей матушке за лакомства к нашему с вами столу! Мы с вами, конечно, в этот раз совсем уж поздно собрались чаевничать…

Минерва поставила на стол по чашке чая с ромашкой да сладости, и несколько минут они пили молча. Минерва, делая глоток за глотком, разглядывала статуэтку лесной феи на письменном столе декана. По словам Дамблдора, это была та самая статуэтка, которую он триумфально оживил в бытность студентом перед экзаменационной комиссией. Иногда Минерве мерещилось, что фея еле заметно подмигивала ей. Прямо как сейчас. А еще милое личико феи до странности напоминало чертами лицо самого Дамблдора. Рядом на жердочке сидел и спал сном младенца молодой феникс. Дамблдор проследил направление взгляда Минервы и усмехнулся.

— Динь-Динь тоже нынче не спится, как нам с вами. — Он с нежностью оглядел статуэтку. — Она мне, к слову, по сей день дорога как напоминание о славных днях, когда я был совсем юн. Глядя на нее, я иногда представляю себя Питером Пеном. Это расслабляет.

— В вас столь сильно созидательное начало, профессор, — отметила Минерва.

Она давно уже обратила внимание, с каким завидным упоением наставник порой колдовал, особенно когда старался оживить неодушевленный предмет. Дамблдор в таких случаях действовал с какой-то особой ювелирной точностью, а также со страстью, готовой перейти в одержимость. Он словно пытался что-то доказать самому себе, в его отношении к делу порой сквозило что-то глубоко личное. Минерва заметила это не сразу, но многолетние наблюдения за профессором позволили ей подметить то, что не было видно с первого взгляда. «Истинное мастерство!» — так считала Минерва и мечтала научится однажды колдовать так же искусно, как наставник.

— Мне бы очень хотелось, чтобы так оно и было… — неуверенно произнес он, и Минерва в очередной раз подивилась тому, что Дамблдор, достигнув невероятных успехов в науке, все равно все еще сомневался в своих умениях. — Проходит много весен и зим, а ты все стараешься. Стремишься хотя бы через магию преобразований вдохнуть жизнь в неживое.

Последние слова были произнесены до странности меланхолично. Дамблдор аккуратно поставил чашку с чаем на блюдце и провел пальцем по тоненькой фарфоровой ручке молочника. Делал это с такой осторожностью, словно боялся разбить.

— Знаете, Минерва, по молодости в человеке может не быть ни толики созидательного, а беспечность и нетерпеливость способны подтолкнуть его к неосторожным действиям, могущим привести к трагическим последствиям. Глупости юности заставляют человека совершать непоправимые ошибки, а в итоге остается лишь сожаление о содеянном, причем на всю оставшуюся жизнь. Маг уже не в состоянии ничего исправить, но, достигнув зрелости и набив шишек, все равно пытается тем или иным образом вернуть потерянное, хотя бы путем создания иллюзии. В моем случае — это бесчисленные попытки неживое сделать живым. Так я отвожу душу и на доли секунды начинаю верить, что невозможное может стать возможным. Что рано или поздно я смогу вернуть к жизни давно умерших близких, по которым безумно скучаю. Оживить статую же получилось! Это сладкий самообман, пустая трата времени, вроде многочасового просиживания перед зеркалом Еиналеж, но мне становится хоть немного легче на душе.

Выходит, оживление статуй для него — это своего рода терапия, облегчающая боль застарелых ран? Дамблдор так до сих пор и не смог отпустить давно умерших родственников? Все еще не оправился от их потери?

— Знаете, с легкостью верить в то, что все возможно — это свойство молодости, — продолжал он грустно. — Но жизнь все расставляет по своим местам и накладывает ограничения. Она жестоко наказывает человека за его тщеславие, за гордыню, и человек понимает, что является всего лишь простым смертным, песчинкой во Вселенной, винтиком в сложном механизме. По юности человеку кажется, что он хитроумен и ловок, словно царь Итаки Одиссей, но затем стареет и, как Одиссей же, прогневавший бога, проводит долгие годы в бесконечных скитаниях и испытаниях. Учится необходимому смирению. И приходит к выводу, что без Высшего Разума человек — ничто. Высшие силы способны создавать жизнь, а человеку по плечу лишь творить иллюзии.

Минерва перестала чувствовать вкус выпитого чая. Она была заинтригована услышанным. И такие вещи говорил величайший волшебник настоящего времени, победитель Гриндевальда? Достигнув вершины, он смиренно считал себя песчинкой во Вселенной? Это так диссонировало с тем, что Минерва слышала, например, от молодого дерзкого профессора Риддла. Два полярных мнения. Так молодость и старость встречались в противоборстве, совсем как камень с водой. Вода, как известно, точит камень. А еще Дамблдор хранил у себя в кабинете добрую лесную фею, Риддл же мечтал о злой ведьме со спутанными черными волосами.

— Люди много о себе воображают, но их возможности при этом небезграничны. Человек конечен, как бы ему ни хотелось полагать иначе. — Дамблдор допил свой чай. — Эту простую истину довольно скоро поняли я и еще один волшебник. Ты могущественен, творишь невероятные чудеса, но близких своих ты лишаешься. С одной стороны, мироздание многое дает человеку, но с другой стороны, забирает самое дорогое. Так складывается вселенское равновесие. В противном случае мир давно бы прекратил свое существование.

Он заметил, с каким невероятным интересом слушала его Минерва, и рассмеялся.

— Минерва, не стоит казнить себя за то, что вам дана любовь не в том воплощении, как вам бы хотелось. Не нужно выжигать чувство калёным железом — ни к чему хорошему это не приведет, и это не будет путь созидания, по которому вы желаете идти. Люди без любви в жизни — вот кому стоит посочувствовать. А сейчас ступайте к себе. И вам, и мне все же стоит хоть немного отдохнуть перед новым днем.

Минерва не стала задавать лишних вопросов, лишь кивнула и стала убирать со стола. У всякого пожившего человека спрятана в душе своя боль. Не являлся исключением и непревзойденный Альбус Дамблдор. Она не станет настаивать на разъяснениях, всему свое время.

Минерва медленно брела по пустынным коридорам, погруженная в раздумья. Занимался рассвет, обычно в это время для нее начинался новый день. Сегодня же она выбилась из привычного графика, очутилась в некоем вакууме, где время не имело значения. Минерва тихонько разбудила похрапывавшую Полную Даму. Та сонно и с легким изумлением взглянула на нее, но все же воздержалась от вопросов. Уже наслаждаясь теплом и уютом гостиной и посматривая на догорающий огонь в камине, Минерва решила, что в ближайшие дни возьмется изготовить для себя Отворотное зелье. Дамблдор, конечно, прав, но все же… Рабой любви она становиться не намерена.

* * *

После бессонной ночи Минерва весь следующий день пила много чая для бодрости. Ей совершенно не хотелось клевать носом на занятиях, ибо подобную роскошь она, будучи старостой и лучшей ученицей, не могла себе позволить. И лишь вечером в факультетской гостиной Минерва дала себе немного расслабиться за чтением письма из дома. Мама, как обычно, писала, что дома все идет своим чередом, перечисляла интересные снадобья, которые за последнее время приготовила, при этом упорно умалчивала о том, как протекали выбросы стихийной магии у сыновей. Минерва про себя лишь молилась, чтобы Роберт не натворил чудес на глазах у местных маглов.

От чтения письма ее отвлекло появление Августы. Выглядела подруга довольной, словно выиграла в магической лотерее миллион галлеонов. На нее с интересом воззрился и Дэвид, тут же взявшийся листать новенькую книгу о вампирах. В ответ на расспросы Августа продемонстрировала им засушенный бутон розы темно-синего цвета.

— Вы не поверите! — Августу так и распирало поделиться своей новостью. — Это голубая роза, которую зельевары сильно заранее заказывают в Грассе. Тот самый трудноопределимый ингредиент, который понадобится для изготовления зелья, заданного мне Слагхорном. Угадайте, кто помог мне вне очереди достать эту штуку?

Дэвид пожал плечами, а Минерва догадалась. И догадка не особенно ее радовала.

— Риддл! — торжественно сообщила Августа. — У знакомого его знакомого нашелся знакомый, который и сумел раздобыть в парфюмерной столице этот цветок. Том сказал, что у меня есть уйма времени на то, чтобы как следует подготовиться и продемонстрировать летом Слагхорну процесс приготовления косметического средства фирмы Тагвуд.

Она старательно завернула драгоценный ингредиент в газетный лист, а затем бросила на Дэвида короткий взгляд. Августа явно с особым вниманием следила за реакцией друга. Дэвид заерзал на месте. Минерва же пожелала подруге удачи в ее начинаниях, а сама задумалась о том, стоило ли ей начинать ревновать Августу к Риддлу? Дэвид вон как раз и не мог скрыть своей ревности, как бы ни старался. Он так крепко сжал в руках книгу, что костяшки его пальцев побелели. Дэвид изо всех сил старался изобразить, что увлечен чтением.

— Что же ты там такое интересное читаешь, что не в силах оторваться? — Августа попыталась выхватить у него из рук книгу. — «Братьев по крови» Элдреда Уорпла?

— Да, собирался дочитать главу, в которой автор как раз пишет о психологических вампирах. — Он отодвинулся, не давая ей забрать книгу.

— Вот как? — язвительно отозвалась Августа. — Автор сего чтива, кстати, является любимчиком у Слагхорна. Слагхорн хвастался, что Уорпл прислал ему экземпляр книги задолго до ее выхода в свет. Ладно, не буду мешать, дочитывай. Только переверни книгу, Дэйв. Она у тебя вверх тормашками.

Дэвид густо покраснел и перевернул книгу. А Августа, звонко рассмеявшись, направилась к лестнице, ведущей в спальни девочек. Дэвид проводил ее долгим взглядом и попытался было погрузиться в чтение, но у него не очень-то получалось сосредоточиться на книге. Наконец он громко захлопнул «Братьев по крови» и отодвинул в сторону. Скрестил руки на груди и уставился на огонь в камине. Наблюдая за другом, Минерва улыбнулась, что не скрылось от его глаз. Тогда Дэвид бросил с раздражением:

— Вот чему, скажи, так радуется Августа?

— Она получила ценный ингредиент и стала на шаг ближе к своей цели, — спокойно пояснила Минерва и нацелила волшебную палочку на его помятый галстук. Через секунду галстук на шее Дэвида снова выглядел безупречно.

— То есть к Риддлу?

Ясно, к чему он клонил. Юная рыжеволосая красавица на портрете с интересом прислушалась к их беседе.

— Нет, Августа стремится попасть в косметическую фирму. Учитель — лишь средство для достижения этой цели…

— Брось! — перебил Дэвид. — Ей нравится учитель. Будь он неладен! Он — ее основная цель! Я не слепой!

«Нравится, и не одной Августе».

— Ерунда, ты вообразил себе невесть что. Кстати, а почему это тебя так задевает? — Минерва испытующе посмотрела на него. — Ты настолько боишься не выдержать конкуренции со стороны учителя?

Он хотел было возмутиться, но через силу смолчал. Минерва продолжала буравить его взглядом. Дэвид сжал было подлокотники кресла, но вдруг расслабился. Выдохнул и понуро опустил голову. Минерва придвинула к нему поближе свой стул и присела рядом.

— Ты безумно влюблен в Августу. — Она ласково потрепала его по волосам.

Дэвид поднял на нее глаза, и Минерва тепло ему улыбнулась.

— Это так заметно? — подавленно спросил он. Выглядел при этом таким несчастным.

— Конечно.

Кажется, ее слова и улыбка затронули глубинные струны его души, и Дэвид заметно смягчился:

— Ох, ты всегда знала меня как облупленного, — сдался он. — Да, я влюблен в Августу, давно и безнадежно. Но куда уж мне тягаться с Риддлом? Нет, правда! — Дэвид решительно не желал выслушивать ее возражения. — Я еще могу справиться с поклонниками Августы с нашего курса, но сравниться с этим преподом… Я проигрываю по всем фронтам. Это же очевидно!

— Далеко не очевидно.

Он упрямо замотал головой.

— Ты так говоришь потому, что я тебе друг. Но давай взглянем правде в глаза: Риддл такой взрослый и сильный, первоклассный маг, преподаватель в Хогвартсе. Наверное, он еще в школьные годы пользовался огромным успехом у девушек. Я же в заведомо проигрышной позиции.

В голосе Дэвида прозвучала такая горечь, что Минерве стало его жаль. Ей вдруг очень захотелось сказать, что Риддл и мизинца на его руке не стоит.

— Послушай, ты хороший парень, и я это говорю тебе не только как твой друг, я стараюсь быть объективной.

— Да кому интересны хорошие парни? — Дэвид не желал воспринимать ее аргументы всерьез. — Всех девушек тянет на плохих. На загадочных красавчиков. Вроде этого Риддла. Я не вчера родился. А Августа воспринимает меня как друга, а не как парня. Вряд ли она когда-нибудь оценит меня так, как мне бы хотелось...

— Ну, если Августа тебя не оценит, то кнат ей цена! — сердито бросила Минерва. Ей не нравилось, что друг совсем расклеился. — Тебе симпатизируют другие девушки, если ты не заметил. Тобой интересуется Джулия Джонсон, а она одна из самых красивых и популярных девушек в школе. Ты впечатлил ее своими умениями в боевой магии, и она считает тебя весьма привлекательным молодым человеком. Думаешь, Джулия от нечего делать записалась в дуэльный клуб, который курируешь ты?

— Она лишь желает освоить боевую магию, и я стараюсь ей в этом помочь… — смущенно пробормотал Дэвид. Он напрочь отказывался замечать, что нравится другим девушкам.

— Почему послал Августе анонимную валентинку? Захотел помучить подругу?

— Ну не мог же я подписаться, в самом деле! — Дэвид определенно считал, что поступил совершенно верно.

— Отчего же? Впрочем, она осталась весьма заинтригована, ей до сих пор интересно узнать имя ее тайного воздыхателя. Кстати, стихи Катулла ей понравились.

— Правда? — с надеждой спросил Дэвид и в этот момент напомнил неуверенного в себе четырнадцатилетнего юнца, который не решается пригласить на Святочный бал понравившуюся девчонку.

— Почему бы тебе просто прямо не признаться в своих чувствах Августе?

В его ясных серых глазах отразился ужас.

— Ни за что! — решительно отрезал он.

— Почему?

— Потому что Августа звонко рассмеется мне в лицо! Она меня отошьет! — Дэвид взялся теребить на пальце тяжелый золотой перстень с рубином. — Нет, я не могу так унизиться.

Между тем девушка на портрете, поправив несколько оборок на своем пышном бальном платье, осмелела и обратилась к нему:

— Если мисс Спрингвейл посмеет вам отказать, то знайте, что вашей невестой могу стать я, мистер Лонгботтом! — выпалила и покраснела до корней своих волос цвета меди.

— Благодарю, мисс Прюэтт, я весьма польщен. — Дэвид ей вежливо улыбнулся, и девушка застенчиво прикрылась кружевным веером.

— Видишь, какие у тебя поклонницы! — Минерва кивнула на портрет. — Но ты настолько убежден, что Августа непременно станет смеяться? И откажет тебе?

— Ну а как иначе-то? Думаешь, она на радостях кинется мне на шею? — Он засуетился, явно не желая продолжать неприятный для него разговор. — Ладно, мне еще в библиотеку надо заскочить и вернуть учебники по алхимии.

Дэвид прихватил с собой книги и поспешил к выходу из гостиной. Напоследок он наколдовал букетик незабудок и преподнес его мисс Прюэтт.