Финн, Джейк и Волшебный Камень (джен)

Финн прятался за проросшим ледяным кустом, сжимая в руке меч, и клял себя за трусость. Марси сказала ему сидеть в засаде, пока она попытается вернуть хотя бы Снежного, но… Он просто не мог сидеть и смотреть, как его лучшая подруга идет на верную гибель.

Впоследствии он много раз клял себя за эту ошибку. Он должен был нарушить договор и напасть первым. Должен был вести себя как герой, как мужчина, а не как глупый испугавшийся мальчишка. Должен был сам сражаться со Зверем.

Должен был сделать это. Но не сделал.

Сидя в кустах и трясясь от ужаса, который будто прохаживался по его спине ледяными цепкими коготками, Финн смотрел, как хрупкая, тоненькая Марси поднимается во весь рост и идет, гордо подняв голову. Идет прямо к своей гибели.

— Я хочу поговорить с тобой, Саймон! — голос Марси тонок, но тверд, как никогда: Финн ясно видел, как дрожат ее руки, и закусил губу, чтобы не разреветься. Чертов трус. — Не со Зверем и не со Снежным, а с тобой, Саймон. Пожалуйста, отзовись…

— А с чего ты взяла, что он хочет с тобой говорить, малышка? — Зверь возник прямо перед ней в ту же секунду, будто соткался из мельчайших частичек бурана, и Финн еще сильнее сжал меч в кулаке.

Зверь капризно сжал бледные синие губы, и в полной тишине — казалось, все живое просто вдруг взяло и испарилось или осело ледяным осадком — раздался громкий чмок. Температура стала ощутимо холоднее, куст Финна осыпался белым порошком, трава под ногами уже даже не хрустела, а рассыпалась в прах от одного только дуновения теперь уже не ласкового ветерка, а жестокого морозного бурана.

— Кончай свои фокусы, — бледная, но решительная Марси даже не пошатнулась. — Мне. Нужен. Саймон.

На мгновение Финну показалось, что Зверь сейчас убьет ее; однако тот лишь слегка улыбнулся, потянув левым уголком сухих губ, и щелкнул жилистыми старческими пальцами.

— Ты хотела Саймона? Получай! — Зверь улыбнулся и…

Принялся изменяться. Оцепенев от ужаса, Финн смотрел, как на у него на глазах молодеет его тело, как врастает и медленно исчезает огромная пышная борода, превращаясь во взлохмаченную прическу, как медленно распыляются эти жуткие крылья…

Создав из морозного пара точную копию тех самых ярко-синих очков, ужасная копия Саймона Петрикова опустилась на землю. Финн удивленно выкатил глаза: за исключением сильной бледности и некой холодности черт лица, это был настоящий Саймон Петриков. Он никогда не отличил бы Саймона-настоящего от Саймона-двойника, не будь на лице у этого Петрикова жуткой нечеловеческой ухмылки.

Настоящий Саймон Петриков никогда бы так не ухмылялся.

— Что же такое, малышка Марси? — лже-Саймон хмыкнул и нарочито по-домашнему небрежно отряхнул пыльный бледно-серый пиджак. — Что же ты так мечтала мне сказать?

— Ты — не Саймон, — Марси сжала кулаки и подошла к нему еще ближе, и Финн почувствовал, как с хрустом отрываются и падают на заснеженную землю его ресницы.

Марси сейчас казалась ему удивительно храброй и удивительно беспомощной: вот она, та самая маленькая девочка в рваном сарафане и одном носке, которая не боится противостоять безумному ледяному волшебнику. Вот она, малышка, которая не в силах даже поднять простой камень, несется с одними только кулаками на сотни зомби.

Уже тогда Финн чувствовал, что сейчас произойдет: это будто виделось ему впереди, как нечто неизбежное. Марси оставалось жить ровно несколько минут, и она стояла перед тем человеком, что когда-то заменил ей отца, и презрительно кривилась.

— Мне нужен настоящий Саймон, слышишь? — ее кулак полетел лже-Саймону прямо в солнечное сплетение и, черт возьми, он даже не шелохнулся.

Замерев от ужаса, Финн смотрел на то, что творилось у него перед глазами, и не смел даже пошевелить рукой с мечом.

— Не это дурацкое подобие, а настоящий Саймон Петриков. Саймон, который катал меня на плечах и учил играть на гитаре. Саймон, который готов был спасти меня от собственного отца, — голос Марси слегка дрогнул, и только Финн увидел, как сильно она сжала кулаки. — Саймон, который, черт побери, заменил мне отца! Ты слышишь это, Зверь! Убирайся отсюда!

Лже-Саймон медленно изогнул губы в жуткой нечеловеческой ухмылке и слегка приподнялся в воздухе, даже не используя крылья.

— Ты хочешь, чтобы я убрался? — Зверь, надув губы, наигранно покачал головой. — Глупый ребенок! Я никогда не возвращаюсь назад без жертвы. Никогда. Такова цена… Впрочем…

Лже-Саймон потер руки, подался вперед и… коснулся шеи Марси губами.

В глазах Финна все замерло, будто замедлилось, остановилось время. Он все рвался и рвался вперед, пытаясь вылезти из проклятых кустов, встрять между ними, прервать этот чертов пугающий неправильный поцелуй, сделать так, чтобы этого не было, не случилось, не произошло…

Но он не смог даже сдвинуться с места, в ужасе наблюдая, как бледная Марси рухнула на землю: из шеи полилась ярко-черная кровь, которая, смешиваясь с инеем, шипела и разрывалась прозрачно-черными пузырями.

На мгновение весь мир погрузился в полнейшую тишину, а затем взорвался огромными ледяными стеклянными осколками, и каждый осколок впивался ему в сердце.

Марси больше не существовало.

Марси больше не было.

* * *

Не помня себя и забыв про все, что только было, забыв про опасность, Финн отбросил меч и побежал к ней, не слыша ничего. Сейчас остальной мир не интересовал его больше: для него мир навсегда сузился до маленькой сухой изломанной фигурки на белом инее, который медленно становился черным от наливающейся шипяще-пузырящейся ядовитой крови.

— О, Глоб, Марси! — для него не существовало больше ухмыляющегося лже-Саймона, который вновь превратился в Зверя и с ухмылкой взирал на то, как Финн трясет Марси за плечи и с болью кричит ее имя. — Марси! Марси…

Этого просто не может быть, просто не может быть — в голове упорно и упрямо стучала одна и та же мысль, стучала, будто глупый ребенок стучит об пол деревянной игрушкой, пытаясь ее сломать. Снова и снова. Этого не может быть. Этого не могло случиться, ведь Марси вампир, она может и должна жить вечно. Это всего лишь галлюцинация.

Но сколько Финн не обманывал себя, правда все никак не скрывалась и выпирала голыми костями под хлипкой одежонкой сладкой лжи.

Марси мертва.

Марси уже не существует.

Никто больше никогда не позовет его записывать очередную песню. Никто не назовет его глупеньким и не потреплет по волосам, никто не будет долго кричать на него, когда узнает, что они снова прикалывались над Снежным. Никто больше не будет защищать Снежного. Никто больше не будет жить на этом свете, просто жить, радуясь каждому моменту, проведенному с друзьями, понимая, что им отпущено гораздо меньше, чем другим.

Осторожно опустившись на колени, Финн прислонил два пальца к шее Марси, удивительно холодной, и помрачнел — жилка не билась. Давно мертвая кровь не носилась больше по ее жилам, не давала больше жизнь и не пульсировала в теле — лишь только на инее остались ее трусливые черные следы.

Марси лежала у него на руках так податливо, так обманчиво-беззащитно, что казалось, что она всего лишь спит, и стоит только Финну чуть грубо дыхнуть на ее волосы, и она тотчас же откроет ярко-черные, будто омуты, глаза, и недовольно покачает головой. Но Марси не реагировала, будто испорченная, неестественно изломанная кукла, и от одного вида ее бледного, навеки застывшего в каком-то удивлении лица Финну становилось так больно, как не было еще никогда.

Не в силах больше терпеть эту гнетущую, пожирающую его изнутри боль — будто прямо у него в груди на веки поселился огромный злобный слизень, готовый пожирать его плоть — Финн зарыдал, с трудом прерывая в себе жуткое желание расхохотаться.

— Ох, а вот и малыш Финни, герой-любовник, — кажется, Зверь не терпел то, что на него никто не обращает внимания. — Вы с малышкой Марси могли бы стать отличной парой и нарожать с десяток милых зубастых деток. Жаль только, что она мертва.

Зверь отлично умел глумиться, и Финн почувствовал, как сжимается его кулак.

— Закрой свой поганый рот, Зверь, — процедил Финн каким-то не своим голосом, будто кто-то другой, стойкий и сильный, решил говорить за него. — Ты и пальца ее не стоишь.

— Ах, правда? — нехорошо рассмеялся Зверь. — А так твоя ненаглядная малышка Марси умела?

Финн не успел среагировать, и тонкий жилистый старческий палец ткнул ему чуть повыше локтя правой руки.

— Что ты… Ах! — руку будто обожгло огнем. Финн, схватившись за нее здоровой, понял, что не может даже шевельнуть пальцами: казалось, все вены горели изнутри, с каждой минутой становясь все слабее и слабее. — Что… ты… со мной… сделал…

— Ледяное касание, сынок, — Зверь гадко захихикал. — Я заменил один из нервов в твоей руке на чистый лед, и теперь он медленно разрастается, пожирая тебя изнутри. Когда лед доберется до сердца, ты погибнешь. Здорово, правда? Я ужасно изобретателен!

Сжимая зубы до скрипа, только чтобы не закричать перед ним, Финн повалился на землю, держась за предательски переставшую действовать руку.

Нет. Нет. Все не должно так закончиться. Не может…

* * *

С самого утра Бонни была будто на иголках. Лежа в кровати, она все вспоминала и вспоминала, что случилось позавчера: странная просьба Сне… Саймона, воровство, вечеринка, помощь, гитара, драка… Звездная ночь, место для Смеха и рассвет. Тот день слишком быстро пролетел, не оставив ей больше ничего, кроме воспоминаний, которые все никак не хотели спокойно лежать себе в памяти.

А все этот чертов Саймон. Бонни никогда не поверила бы, что Снежный король, тот сумасшедший старик, который столько лет похищал ее и пытался силой заставить выйти за него замуж, внезапно окажется таким… таким… таким необычным. Необычно идеальным.

Необычно идеальным образцом существа, которому плевать на все правила и на все условности. Только Снежный мог ворваться в ее комнату с гитарой и одной лишь чертовой песней уговорить ее согласиться на участие в ее плане. Только Снежный смог обмануть стражей королевства Завтрак простой футболкой. Только Снежный мог сыграть на гитаре старинные, давно забытые всеми нудные песни так, чтобы другие хотели его слушать. Только Снежный мог оказаться сметенным толпой принцесс, которых он так много раз похищал — и провести только с ней весь оставшийся вечер.

Не понимая, что происходит, Бонни все анализировала и анализировала встречу и закусывала губу, чтобы не разрыдаться, будто последняя истеричка. Вся рациональность, которую она так долго воспитывала в себе и которую так любила, исчезла, рассыпалась без следа, стоило ей лишь только подумать о Снежном.

О его звонкой гитаре, которая задевала какие-то неведомые струны ее души. О его глупых шутках, которыми он постоянно сыпал, пытаясь ее подбодрить. О его дурацкой седой бороде, которая давным-давно стала серой от кучи забившегося в нее мусора. О его блеклых безумных глазах, которые во сне становились удивительно тепло-карими. О его подкупающей честности и невообразимо интересном взгляде на мир.

О его удивительной улыбке, робкой, будто первый росток ландыша, пробивающегося сквозь толстый слой снега. Улыбке, которая заставила улыбнуться и ее — впервые искренне улыбнуться за последнее время.

Бонни разочарованно застонала и закрыла лицо руками. О, Глоб, о чем она думает? В ее возрасте и при ее ранге ей не пристало вести себя подобно влюбленной школьнице!

Тем более она никогда и не была влюбленной школьницей: она появилась на свет из жвачной массы-мамы, которая исторгла ее и нескольких десятков братьев и сестер, из которых выжила только она и брат. С самого детства ей приходилось о ком-то заботиться: сначала о брате, который ни за что не умел приспосабливаться к окружающей действительности и мечтал только спрятаться в угол и тихо сидеть там, не привлекая внимания. На смену брату пришла больная мама, дети которой давным-давно либо погибли, либо разбежались по свету в поисках приключений. На смену маме — Марси, за которой нужно было следить и не давать свободы ее демонам, которые сидели внутри нее. А затем пришли маленькие, глупые, доверчивые конфетные люди, которых нельзя было просто так оставить и для которых она была матерью, строгой, но справедливой матерью.

И все эти герои, бесчисленное количество похожих друг на друга самодовольных болванов, которые мечтали о ее руке (а на самом деле просто жаждали узнать, что же находится под ее розовой юбкой) и не делали ничего для того, чтобы узнать, а чего же хочет она.

Но вот у одного получилось — одно существо… Нет, не существо, человек, самый настоящий человек, сумел проникнуть к ней в душу и понять, чего же ей хочется.

Ей хочется быть просто любимой. Не за что-то, не за красивую мордашку и ранг правительницы самого развитого королевства в Ууу, а просто за то, что она есть. За то, что она существует в этом мире.

И именно это и получилось у Снежного короля.

А потом он просто взял и исчез — вместо него Бонни увидела лишь какое-то странное существо, пожирающее души ее подданных.

Бонни сидела на полу своей спальни, закусив кулак, чтобы никто из подданных — особенно Мятный — не услышал ее плача, и, трясясь, набирала давно забытый номер Марси.

— Да, привет. У меня проблемы… — она сбрасывает трубку и заливается рыданиями, не слыша, как кто-то стучится в дверь.

Кто-то очень знакомый.