Жить вопреки (джен)

Он, казалось, пересёк уже полмира в поисках своих учеников.

Что же, он мог ими гордиться — прятаться ото всех они научились просто великолепно, осталось убедиться в том, что и выжидали в засаде они столь же хорошо.

Впрочем, в своих воспитанниках Гриммель не сомневался — учил он их на совесть, требуя полной отдачи и сам делясь всеми знаниями.

Весть об уничтожении Олуха из-за чего-то взбесившимся Араном достигла его в пути, и мужчина даже опечалился на миг — такой хороший союзник оказался одноразовым, какая досада.

Гибель давнего приятеля, да ещё такая — от огня, заставила вздрогнуть от неприятной ассоциации.

Нет… Не стоит об этом!

— Мастер! Какими судьбами в этих краях? — раздался жизнерадостный голос одного из учеников, приветствовавшего Учителя на пороге своего дома, на поиск которого ушло так много времени.

— Пришла пора завершить начатое, Агвид, — устало заявил Гриммель.

Ученик внимательно посмотрел мужчине в глаза, словно выискивая там что-то только одному ему ведомое.

Что же?

— Решил убить Покорителя Драконов?

— Если придётся, — признался Гриммель, — но цель иная — последние Фурии собрались вокруг него.

Действительно, Арана, скорее всего, придётся убрать, и это была задача не из лёгких, ведь тот был силён, умён, так ещё и наделён властью не только среди своих крылатых тварей — явно был вхож в племя Берсерков и часто советовался с Видящей.

И это было плохо, на самом деле.

Неудобный противник.

Но — наконец-то достойный, которому и проиграть не стыдно, и победа над которым была бы в сто крат слаще.

А братья его с сестрою, дети — пусть живут.

Они ему никакого зла не причинили, противниками их считать — глупо, Аран, слишком любивший свою семью, к бою, любому бою, их теперь просто не подпустит, боясь потерять родного ему человека.

И в этом Гриммель его даже понимал.

А от этого становилось жутко.

— Что, даже не удивлён моей осведомлённости? — вдруг спросил Агвид чуть разочарованно.

Вот наглец.

— Ты всегда великолепно собирал и анализировал информацию, не вижу смысла хвалить тебя лишний раз.

— Ну спасибо на добром слове… — вздохнул парень. — Кто ещё из наших с тобой?

— Адела внезапно нашлась, — ответил Гриммель.

Агвид при этих словах заметно оживился, словно в нём свечу зажгли — вон как глаза засияли!

— О как! Замечательно!

— Что слышно об остальных ребятах? — тихо спросил Гриммель, внутренне надеясь, что хоть ученик знал, где находились его товарищи.

— О Фроди ни слуху, ни духу уже несколько лет, — разбил его надежды Агвид, — а, и Эгиль…

Почему так больно?

— Да, я знаю, — ответил мужчина очень-очень тихо, почти шёпотом.

Повисло молчание.

— Не известно, как он погиб? — спросил вдруг парень, но как-то вяло.

— Сгорел заживо.

— Но кто его так?

— Хороший вопрос… — протянул задумчиво Гриммель, но на том разговор увял.

А им ещё искать Фроди…

Почему эти замечательные ребята разбежались?

Гриммель понимал, что, будь Ночные Фурии людьми, его действия можно было бы называть бесчеловечными, чудовищными, ведь никакими светлыми и добрыми идеями нельзя было оправдать геноцид сотен и сотен разумных, большая часть из которых была детьми, которые могли стать гениальными полководцами или талантливыми ремесленниками, или искусными поэтами — кто кем.

Но никогда бы не стали.

Но драконы — не люди, и убийство опасных тварей принесло ему славу, а не позор и что похуже.

Даже если книги правдивы до конца, даже если Одарённые сумеют вспомнить некоторые события своих жизней, даже если те пришли в драконьем облике, те должны его понять.

Или нет.

Впрочем, на тот момент это должно было быть уже совершенно неважным.

Ему верили — это главное.

Плевать Гриммель хотел на большую часть своей Армады — он бы половину её отдал за то, чтобы найти убийцу своего ученика, и за то, чтобы вернуть его, ведь погиб Эгиль действительно загадочно и непонятно.

А погиб ли?

Да нет, в таком пламени, какое он видел в воспоминаниях свидетелей, невозможно было выжить.

Из двадцати трёх — четверо.

И один уже был мёртв.

Эгиль…

Такой жизнерадостный, словно светящийся, мальчишка, буквально заражавший всех вокруг хорошим настроением, рядом с которым все дела ладились и всё было складно.

Самый младший из его учеников.

И самый талантливый.

Был…

Гриммель нашёл его, когда он был ещё совсем карапузом, — ему и шести лет не было, и растил его почти как собственного сына.

И отпустил его в свободный полёт он последним.

Зря…

Слишком рано.

Мальчишка оказался к тому не готов.

Ну, ничего! Гриммель обязательно найдёт тех, кто убил его ученика — только сначала с Араном и его Фуриями разберётся…

Кстати о Фуриях!

В голову Мужчине пришла с виду безумная, но по сути такая заманчивая идея…

Надо это было обдумать.

* * *

С улицы послышалось чуть приглушённое стенами дома тихое блеяние — какая-то из овец внезапно проснулась, чем, кажется, перебудила нескольких своих сестёр и братьев, заставляя их всполошиться.

Что же их разбудило?

А блеяние становилось громче и испуганнее, так что Астрид больше не могла игнорировать его — нужно было заставить глупых овец замолчать, чтобы те не разбудили Эир, которая и так только-только уснула, и перестала невольно мешать женщине (называть себя девушкой Хофферсон уже не решалась, скорее уж старой девой) сматывать в таком уютном свете очага пряжу, сделанную как раз из шерсти тех овец, в клубок.

Как благодарна в тот миг была Астрид своей матери за то, что она не поленилась и заставила свою слишком упрямую дочку научиться и женским делам — шитью, готовке, да и ведению хозяйства в целом.

Теперь было проще.

Хофферсон вздохнула и выглянула в окно.

На тропе, ведшей к её стоявшему на самой окраине деревни дому чернела непонятная тень, вызвавшая своим силуэтом смутную тревогу где-то под сердцем.

Астрид нахмурилась и, вздохнув, вышла, тихо прикрыв за собой дверь, дабы не будить дочку.

Так и есть.

Смутные опасения женщины подтвердились…

Тень всё так же непрошибаемо невозмутимо открыла глаза, жёлтыми, как два маленьких солнышка, моргнула как-то задумчиво, вопросительно даже, и уставилась на неё.

Ночная Фурия Мии, Магни и их странного друга.

Тагуш, кажется.

— Мелкие ещё днём ушли к Йоргенсонам, племянников мучать своим присутствием, — буркнула Астрид недовольно. — К ним и иди — перестань пугать моих овец своим присутствием. А то они лысеть начнут.

На удивление, дракон издал какой-то булькающий звук, который, стало быть, должен был обозначать смешок, кивнул и всё так же невозмутимо посеменил вглубь деревни в сторону дома Сморкалы и Забияки, где действительно её племяшки теперь решили почтить своим визитом Бранда и Атли на правах родственников их отца.

Слабые возражения всех были проигнорированы.

Впрочем, Торстоны всегда с теплотой относились к близнецам Хеддок, которые, кстати, несмотря ни на что, фамилию свою сохранили, так что жаловаться было не на что.

Сморкала тоже с радостью принимал в своём доме подросших, но всё равно не по возрасту умных и проницательных близнецов — а тем ведь не так давно, несколько лун назад, тринадцать лет исполнилось. А их молчаливому другу — четырнадцать.

Впрочем, неважно это всё.

Важно — другое.

— Мама? — послышался голосок Эир.

Девочка показалась на пороге, с распущенными, растрёпанными волосами и в ночной сорочке.

Всё же проснулась.

— Да, Эир? — вздохнула Астрид, поворачиваясь к дочери. — Почему не спишь?

— Мам, а это кто был? — спросила кроха, потирая глаза своим трогательным бледным кулачком.

Вообще, Эир было пять лет — малышка была ровесницей Бранда Йоргенсона и одной из многочисленных племянниц Астрид, которая слишком рано осиротела и оказалась никому не нужна.

Впрочем, она была прямо-таки копией своей приёмной матери — при беглом взгляде и не поймёшь, что девчонка была не родной.

Впрочем, чужих детей не бывает.

В её домике на Новом Олухе, по началу, было до безумия тихо — и эта пытка одиночеством уничтожала Астрид, заставляла её всё так же напиваться вечерами в компании кого-нибудь.

А когда она, узнавшая о печальной судьбе одной из внучек Вульфа Одноглазого, решала, как ей быть, женщина почти не колебалась, заявив, что возьмёт сиротку на воспитание, но даст ей свою фамилию, и матерью девочка будет звать только её.

— Дракон, — ответила она на вопрос дочери.

— А разве они не страшные? — удивлённо распахнула Эир глаза, так забавно, так по-детски…

Счастливый ребёнок!

Они, их поколение, не знали такого — даже пятилетний карапуз знал, что делать, в случае нападения крылатых тварей, даже если то было бежать к маме.

Но Эир ни разу в жизни не видела драконов.

Она была представительницей нового поколения, которой довелось родиться уже после окончания многовековой войны и ей не надо было с самого детства заучивать простые в своей жестокости правила выживания — ведь драконы больше не нападут.

Не нападут, покуда они не идут войной на Арана.

Пусть будет так.

Когда она, двухлетняя мелочь тогда ещё, оказалась впервые в доме Астрид, та наконец поняла, почему мать всё время говорила, какая она дура, раз выбрала путь жестокости и насилия.

Детский смех сумел разбить тоску, и одиночество больше не грозило задушить женщину своими цепкими руками.

Теперь — всё было хорошо.

Эир знала, что не была родной дочерью Астрид, но предпочитала не обращать на это внимание, ведь звала её мамой сколько себя помнила, а что ещё надо было ребёнку для счастья?

Друзья.

Ох, какая вредная новая компания собиралась на Новом Олухе, во главе с Браном Йоргенсоном и Эир Хофферсон…

— Всякие бывают, — неожиданно для себя ответа Астрид. — Как и люди.

— А этот — не страшный? — заулыбалась девочка, доверительно смотря в глаза матери.

— Страшный, — покачала головой Астрид в притворной серьёзности, но потом резко подхватила девочку на руки и закружила её, звонко, совсем по-девичьи рассмеявшись, — но я же храбрая!

* * *

Мала откровенно боялась каждой тени, каждого шороха — слишком уж очевидной была её ошибка, слишком глупым теперь казался её поступок, который она совершила, ведомая мыслями о подлой мести тому, кто их должен был защищать.

Спустить мальчишку с небес на землю?

Что она о себе возомнила в тот миг?

Дура!

Хотела заставить его отвести взгляд от небес, в которых он, окрылённый своим так легко дававшимся ему успехом, наверняка витал, и посмотреть на их бренный мир — и добилась своего.

Посмотрел!

И итог?

Разгромленная Армада, которой явно хватило бы на уничтожение всей Кальдеры Кей, и ещё две даже без участия Арана, сожжённый им остров, бывший столицей ставшего таким громадным и казавшегося таким сильным племени, и им же убитые собственные родители!

Где же она увидела мальчишку?

Что ему мешало сотворить то же самое и с Кальдерой Кей?

Это даже не зверь, не монстр — тот просто крушил бы всё на своём пути без разбора, уничтожая и правых, и виноватых, лишь бы выместить свой гнев на ком-то или чём-то.

Это потустороннее порождение Бездны.

Неожиданно! — терпеливый, как змей, как хищник, очень умный и явно жаждавший их крови.

Но медлящий.

Три с половиной года Мала жила как на иголках, и постоянное ожидание гибели, огненным дождём хлынувшей с небес, не давало ей спокойно спать, есть, даже дышать.

За это время она постарела больше, чем за предыдущие десять лет.

И поседела — почти на половину.

И где былое золото её кос, которые, всегда коротко остриженные, таковыми, по сути, и не являлись? Серебро, одно серебро на висках…

И ведь сама виновата.

Постоянное, не прекращавшееся ни на миг, ожидание возмездия со стороны их Покровителя и стало главным её наказанием за собственную глупость и сиюминутное желание сделать гадость.

И самое страшное — её народ больше не верит ей.

Конечно, были некоторые слепо преданные ей индивиды вроде того же Фрока, но ему, как её супругу, было положено по статусу быть рядом, за её плечом до конца.

До самого конца.

А слухи росли и полнились — люди один за другим узнавали причину такого поведения, а точнее полнейшего, тотального равнодушия со стороны Арана, который, казалось, даже и не думал о них.

Просто и незатейливо забыл про Кальдеру Кей.

Бросил на произвол судьбы.

Не знала Мала о том, что не Арана ей надо было бояться, не возможного его возмездия, ведь он и правда думать и них забыл, ослеплённый собственным счастьем и успокоенный словами Мирославы о том, что воздастся предателям по заслугам.

Блеснут ещё в свете восходящего солнца клинки воинов, обнаживших мечи на своих соплеменников, и прольётся ещё кровь на главной площади острова.

И отгремит ещё битва — маленькая, но страшная.

Неправильная битва.

И принесут Арану, довольному жизнью и своими подраставшими детьми, голову Королевы-предательницы, чьё лицо будет искажено в гримасе ужаса и неверия.

И принесут воины, свой страшный трофей доставившие своему защитнику, клятву уже Королю.

И сожгут на главной площади тело Малы, под печальные песни, её прославлявшие, и отправят вместе с ней в последний путь воинов, самоотверженно, до последней капли крови её защищавших.

До самого конца.

Никто не знал, кто был прав, кто — виноват, да и неважно было это.

История всех рассудит…

Всё это ещё будет — совсем скоро.

А пока — Мала спала беспокойно и тревожно, ворочаясь и то и дело просыпаясь, не зная, но словно чувствуя своим сердцем, своей душой, что это её последняя ночь.

Кровь рассвета смоет позор с Драконьих Защитников!

* * *

Идея подчинить себе одну из Ночных Фурий, поймав её пред этим, и уже с её помощью решать дальнейшие свои проблемы по мере их поступления, пришла внезапно, но очень уж удачно.

Ведомый доселе негодованием и злостью на несправедливость их мира, давшего силу зверям, Гриммель бескомпромиссно уничтожал их, даря душам, да и силе самой по себе прорастать среди людей.

Доселе не удавалось проверить то, как работал яд Смертохватов на Ночных Фуриях, но теперь…

Просто для исследований!

Как показала практика — прекрасно действует, особенно вкупе с ментальным внушением, оставляя подопытному помимо верности ещё и, как неожиданно, творческий подход к решению вопроса, чем уж точно не могла похвастаться его Дневная Фурия, которую давно пора отправить на корм к его зверушкам.

А жалко — других таких нет, а такую приманку сколько лет ещё придётся воспитывать?

Много…

А у него нет столько времени.

Его нет совсем.

Пора.

* * *

Айша с усталостью смотрела в даль — туда, где скрылись очередные неуспешные захватчики, которым не хватило всего лишь чуть-чуть везения. А на стороне Стражей Чёрных Гор сыграла их выучка и внезапный козырь в рукаве.

Им вовремя подоспела на помощь оказавшаяся невдалеке от их очередной стоянки Айва со своими драконами и несколько соседних народов.

Так что самопровозглашённый Воин Света остался ни с чем, получив от ворот поворот.

Но то, что искал он, беспокоило женщину.

Отродясь никогда простые смертные не могли бы знать про Великие Библиотеки, и само по себе знание об их существовании было в коей-то степени запретным, и тайну эту хранил их народ на протяжении многих веков.

И тут пришёл со стороны, куда уходило солнце, чужак с намерением добраться до бесценной сокровищницы знаний, настойчиво так намеревавшийся допросить последних хранителей этого знания.

Всё бы ничего, не будь рядом с этим драконы.

От чужака несло смертью и решимостью за сотни шагов, и даже смотреть в его сторону было неприятно — осознание того, что их народ спасло только чудо, было слишком ясным и чётким.

Как молния.

Как клинок кинжала.

Как стрела…

Но себе-то Айша могла признаться, что, на самом деле, против этого противника у Кабур НеˈТа Тал не было ни единого шанса, и тот зачем-то их пощадил, решив оставить их и пойти другим путём.

Но что это за путь?

— Мне страшно, — призналась женщина со вздохом.

Ушла давняя юношеская горячность, готовность погибнуть ради своего народа в любой миг, радикальность взглядов.

Как уходила из неё год за годом её молодость.

Тринадцать лет…

Много это или мало?

В шестнадцать лет человек из их племени мог пройти испытание и стал бы считаться взрослым, её старшему сыну — девятнадцать лет, и скоро быть Айше счастливой бабушкой, да и сноха неприхотливую женщину вполне устраивала — трудолюбивая и бойкая девчонка сглаживала острые характера её сына.

Да и здоровой она была, сильной, красивой и из хорошей семьи.

Умной.

Что такое тринадцать лет?

Её снохе должно скоро исполниться семнадцать лет. И тогда, тринадцать лет назад, она была крохой, цеплявшейся за подол материнской юбки

Немыслимо это было, чтобы в любом ином народе, хоть у тех же чужаков, люди доживали до того дня, когда они сумели б понянчить своих правнуков — не многие и на внуков хоть одним глазком успевали взглянуть, прежде чем уйти на покой.

Амиру повезло — он вовремя занялся обучением младших поколений.

А повезёт ли так ей?

Увидит ли Айша своих правнуков?

Или хотя бы как её внуки скажут свои первые слова?

— Мне тоже, на самом деле, страшно, — вздохнула в ответ Айва. — Страшно за своих детей, за своих подданных, за всю мою стаю, поверившую в меня когда-то давно.

— И что же нам делать?

— Я не знаю. Если у Арана такие противники — страшно подумать, какой он сам теперь. А он никогда слабым не был.

— Да, я помню, — ответила с улыбкой Айша, вспоминая мальчишку с глазами старика — уставшего от жизни и постоянно выпадавших на его долю испытаний.

— Остаётся только верить…

Айша тихо и чуть хрипло рассмеялась.

— В Небесных Странников? — спросила она почему-то немного горько.

Змеевица, наконец-то вошедшая в силу, повзрослевшая, сверкавшая затвердевшей чешуёй и удлинившейся «короной» шипов на голове, печального веселья своей подруги не разделила и ответила жёстко, заставляя Айшу обо многом задуматься.

— В Арана.

* * *

— Страшную весть мне принесли посланцы с Диких Степей.

— Вообще, ничего, связанное с Дикими степями, доселе ты не могла назвать хорошим, Адэˈн, так что давай уж сразу конкретику. Что случилось?

— Да, что произошло такое, что ты решилась-таки вновь созвать Высший Совет. У всех свои Гнёзда, свои проблемы, и мотаться туда-сюда по горам лишний раз уже надоело, если честно.

— Это твоё бремя как Советника, так что не стоит возмущаться.

— Адэˈн, не томи! Какую такую весть принесли твои разведчики на этот раз?

— Я пусть даром Видящих не обладаю, но могу с высокой точностью сказать, что это опять связано с этим несносным мальчишкой — все предыдущие разы за эти десять лет так или иначе были с ним связаны.

— Выучила на свою голову!

— Не то слово!

— Сдаётся мне, вы, уважаемые Советники, просто завидуете удачливому парнишке, который сумел добиться всего сам и продолжает расти в своих влиянии и силе.

— А ты не защищай его!

— Тихо! Как птенцы неразумные! Возможно, вы и правы, косвенно это может как-то касаться Арана, но связано то с его противником…

— С тем талантливым юношей?

— Не перебивать!

— Да какой уж то юноша? Для человека он уже давно не молод.

— А сколько ему лет, кстати?

— Никто не знает…

— Как жаль, что упустили его. Такой исполнитель мог бы из него выйти! Умный, амбициозный идеалист!

— Ещё одна оплошность Адэˈн!

— Молчать!

— Ау! Зачем сразу ментальным ударом-то?

— А вы иначе не понимаете!

— И всё же, Адэˈн… Ладно, молчу — только не смотри ты так, кровь стынет.

— Теперь я могу спокойно продолжить? Да? Вот и замечательно! Этот… Гриммель, насколько мне известно, стал собирать по миру своих учеников.

— Опять неспокойно на Варварском Архипелаге? Три года же ни слуху, ни духу — с того самого дня, как Аран психанул и сжёг тот остов… Олух, кажется.

— Ну, согласись, у него были на то свои причины. И, заметь, веские.

— Да кто ж спорит…

— Суть в том, что Гриммелю удалось захватить в плен одного из Детей Ночи и подчинить себе.

— И из-за одной Фурии столько суеты?

— Каждая жизнь бесценна!

— Вспомни свои эти слова, когда будешь отправлять в самоубийственную миссию очередных неугодных.

— Споры в сторону. Проблема не в том, что один из сынов нашего Гнезда попал в руки этого страшного человека, а в том, на что способна полностью покорная воле своего хозяина Фурия.

— Как он вообще сумел сломать волю Фурии? У нас же от природы ментальные щиты!

— Яд Смертохвата.

— Оу! Это много объясняет! И много этих тварей в подчинении у того вашего Гриммеля?

— Не меньше шести.

— Я одного понять не могу — почему бы не убить его просто, вместе со всей его сворой?

— Гриммель действует на территориях, формально не принадлежащих Старшему Гнезду, а то и на землях Арана.

— Понятно.

— Кровавый Страж не потерпит никакого вмешательства в дела своей стаи, даже если мы захотим помочь — это его враг, это его битва, и вмешиваться в это не стоит.

— Тогда зачем ты хочешь вмешаться, раз нельзя?

— Надо наблюдать. Вдруг Гриммелю удастся решить проблему с Араном.

— Если бы…

* * *

Когда Хеттир всё же довелось встретиться с Кровавым Владыкой Драконьего Края, то она была немного удивлена, поняв, что прибыла, стало быть, несколько невовремя.

Или наоборот — как раз в нужное время.

Преданный теми, кому он столько лет верил, и в тоже время счастливый от скорой своей свадьбы, Аран с радостью отозвался на возможность приобрести новых союзников, пусть ему пришлось бы для этого стать Покровителем ещё одной стаи.

Но — Фурий.

Рассказы Венту оказались правдивыми, и Драконьему Королю было решительно всё равно, была ли кровь его подчинённых условно чистой, или же они были смешением двух разных, пусть и родственных видов, — он обращал внимание только на личностные качества.

«Главное Суть, а не форма!» — процитировал тогда Аран кого-то.

И действительно…

Какая разница, кто ты, если ты — Одарённый?

К Наставнице своей подруги, коей Аран считал Мирославу, он отнёсся с теплом, особенно узнав о её даре Видящей, пусть и не таком развитом, как у Ученицы.

Но Мирослава — отдельная тема.

То, как она невозмутимо и без особого интереса крутила судьбой Варварского Архипелага, направляя её лидеров в нужную ей сторону, и тем самым стараясь обезопасить свою семью и друзей, было просто поразительно, особенно учитывая то, что тот же Аран об этом прекрасно знал!

Нахалка!

Хоть бы постыдилась того, что делала, — так нет, наоборот, делала вид, что всё шло так, как и должно было идти.

В наглую пользовалась своим статусом Видящей.

И ведь ещё не хотела рассказывать о том, что давно разгадала природу и своих сил, и их источник, и всё прочее — а ведь знала, по глазам этим, лукавым и весёлым, было видно, что прекрасно знала девушка, что творила и как творила, и кем она вообще была.

И кем спустя пару жизней могла стать.

А может и меньше, чем через пару жизней — кто ж её, Мирославу знал?

Подводя итог, Хеттир вполне продуктивно провела время на Варварском Архипелаге, найдя защитника для своей стаи, да ещё такого, против кого не решится выступить даже сама Адэˈн, хотя та казалась многим Фуриям истиной в последней инстанции, чем-то бесконечно мудрым и древним, почти вечным.

О нападках со стороны Чистокровных можно было забыть — на территориях Драконьего Края так точно, да и у Стаи Молодых можно было чувствовать себя вполне комфортно.

Защитник, или же просто — Страж, был Ночным Сияниям рад, особенно при упоминании ещё нескольких Видящих, совсем птенцов ещё, правда.

Самый старший — ровесник её Ученицы, дар в нём, правда, только сейчас стал раскрываться.

Но то — дракон, потому ещё дитё совсем.

Кстати, учить их Мирослава отказалась напрочь, что на самом деле, было вполне закономерно, и потому Хеттир на Ученицу не обижалась, прекрасно понимая причины подобного ответа.

«Наставница, будем объективными — я намного сильнее любого из этих детей, и то, что для них становится трудностью, я могу просто не заметить!»

От скромности Мирослава явно не умрёт, но слова её были справедливыми, ведь бытие Видящим сильно отличалось от тех же Стражей, а потому и само по себе ученичество было другим — и более сильный Мастер почти ничего не мог дать слабым Ученикам, ведь тут умение или было, или нет — дотянуть до своего уровня было почти невозможно.

Впрочем, исключения бывали даже в самых строгих правилах и законах.

Всегда.

* * *

«Здесь и Сейчас».

Веками эти два слова были и девизом, и жизненным правилом, и законом, и моралью их вида — не заморачиваться заумными исследованиями прошлого, как это делали их ночные собратья, не страдать от минувших печалей, не скорбеть по ушедшему.

И ушедшим.

Странная была их стая — одна из десятков ей подобных, она наслаждалась той славой, коей их наделили такие доверчивые, принявшие их за свои божества люди.

Странная — по сравнению с теми, кто встречался им в вечном пути.

Быть может они, вечные изгнанники, стаи Детей Света, живущие без дома, без родного гнезда, встававшие на крыло намного раньше иных способных летать существ, всё же сумеют найти смысл этой безумной гонки?

Ведь так больше продолжаться не могло.

Настало время великих перемен.

И Дневным Фуриям всё же придётся решать — на чьей они будут стороне, ведь в этот раз, в отличие от множества предыдущих, похоже, отсидеться в тени, остаться незримыми наблюдателями вдали не получится.

Пришла пора вспомнить о своём прошлом.

Пришла пора задуматься о своём будущем.

Да — пора!

Примечание к части

Судьбу Астрид определила мой соавтор, а по совместительству товарищ и, надеюсь, друг.

Пусть так — она больше всех устала от войны.

Дуб сломался.