Соперница (гет)

Эмили молчала. Сердце гулко билось в груди, заставляя Эмили мерно дышать, чтобы успокоиться и перестать дрожать. Она продумала сотни вариантов диалогов, но сейчас ни одно начало разговора не казалось хоть сколько-нибудь приемлемым.

«Я не Он», — начертила она и остановилась, задумавшись.

«А кто?» — мгновенно появилось на чистом листе.

Эмили задумалась. А кто она, в самом деле?

«Еще один его крестраж. Я нахожусь сейчас в девочке, которую он пытался убить. Я откололась от него и попала в это тело, но я мало что помню о прошлой жизни».

«Как ты обо мне узнала?».

«Вспомнила о тебе, когда начались нападения», — вывела Эмили, украдкой оглянувшись. Из общежития вышел единственный старшекурсник ее факультета, который остался в Хогвартсе на каникулы. Они молча проводили друг друга взглядами, а затем, когда парень вышел наружу, Эмили вернулась к Дневнику.

«Что еще ты помнишь?» — писал Том.

«Немногое и одновременно все, что известно Ему».

«Сколько таких, как я?» — спросил Том, и Эмили призадумалась. Она не могла говорить «я» в отношении своей прошлой жизни — только «мы», потому что она помнила отчетливо, как много ее частей разбросано по Британии. Кажется, в отголосках сознания шевелились воспоминания того, как она дробила свою душу.

«Знать бы... Я знаю, что есть ты и я, а еще Он. Но нас больше, это точно».

«Говоришь "Он" так, будто он главный». — Эмили почти слышала, как он фыркнул.

Когда она была Томом, она ведь выражала эмоции по-другому? Вспоминать о них было так непривычно...

«Разве нет? Ты и я — части Него», — подумав с секунду, продолжила Эмили.

«Блажь, — кратко ответил он, а следующей репликой добавил: — Ты и он — части меня».

Эмили отстранилась, откинувшись на спинку кресла, и посмотрела в потолок. Ощущение дежавю накатывало со страшной силой, вытаскивая из памяти разговоры многолетней давности. Ах, эти вечные «ты занял мое место» и «это ты должен был оказаться внутри»! Эмили не знала, что отвечать на этот раз, поэтому долго молчала, а когда посмотрела на страницу, увидела новые слова.

«Так ты выпустишь меня? Я уж думал, ты выкрала меня, чтобы вновь запереть и забыть обо мне».

«Многое нужно вспомнить. Я — нечто совершенно непредсказуемое. Сама не всегда знаю, какой момент жизни и когда мне вспомнится», — прикусив губу, неспешно вывела Эмили.

— Добби, круассан с шоколадом и чай, пожалуйста, — негромко произнесла она в сторону, потерев друг о друга похолодевшие ладони. — И плед захвати.

«Расскажи о себе», — алело тем временем в дневнике, но Эмили не торопилась смотреть на ответ. Она закуталась в теплую шерсть, которую Добби сразу накинул ей на плечи, и отхлебнула в меру горячий Эрл Грей. Домовик по началу служения не сразу разобрался с ее вкусами в еде и первое время часто уточнял мелкие детали того или иного бытового приказа. Вскоре Эмили приноровилась точно излагать свои пожелания, заметив нерасторопность Добби. Она однозначно определила ряд вещей, которые первыми пришли ей на ум, и теперь домовик знал некоторые кодовые фразы, которые исполнял точно и без задержек.

Прочтя сообщение Тома, Эмили со вздохом окунула перо в чернила. Задумавшись над рассказом о себе, она не заметила, как капли сорвались с кончика и кляксами разлились по дневнику, который мгновенно впитал их.

«Я помогу тебе, — не выдержав долгой паузы, вновь написал Дневник. — Ты Эмилия Поттер, иначе именуемая как Девочка-Которая-Выжила от Смертельного заклятия самого могущественного волшебника всех времен». Буквы прекратили появляться на бумаге, но Эмили замерла в ожидании продолжения.

«Ты утверждаешь — и я верю твоим словам, — что являешься частью моей души. Начинай с этого момента. Как это произошло?»

Эмили усмехнулась. Неужели со стороны она выглядела так грубо? Мнения других о себе прошлой она не вспоминала, однако видеть знакомые выражения было странно и неловко. Так же неловко, как было бы, прочти она свои детские дневники.

«Дамблдор говорит, Лили Поттер пожертвовала собой, и поэтому заклинание срикошетило обратно в Него. Это раскололо душу, и один из осколков оказался в этом теле — я».

«Когда ты осознала это?»

«Год назад, когда Он был в Хогвартсе и хотел похитить философский камень. Он как-то узнал, что я часть Него, и попытался переселиться из умирающего тела профессора в меня. Долго рассказывать, как и почему я вспомнила свою прошлую жизнь, осознала себя частью Него, но это случилось».

Эмили поставила точку и поняла, что ее трясет от невысказанного возбуждения. Она впервые говорила с кем-то об этом. Рассказ Дневнику о событиях, которые она год держала в тайне ото всех, словно вытаскивал из нее тяжелые камни. Как легко становилось на душе!

«А память девочки осталась?»

«Да. Я отлично помню эту жизнь, а прежнюю — лишь когда натыкаюсь на знакомые вещи или ситуации. Только твое открытие Тайной Комнаты напомнило мне о василиске и Миртл... и других».

Она писала эти слова и едва не задыхалась от радости передавать на бумагу столь опасные и важные сведения. Буквы растворялись, будто высасывались неведомой силой, и от этого становилось спокойно за тайны, которые она записывала.

«Значит, ты можешь вспомнить, как вытащить меня отсюда. Это можно сделать только извне», — ответил Том.

Эмили же почувствовала, как внутри начинает расти раздражение. И в то же время стало стыдно за ту себя, что в прошлой жизни сбежала от этой фразы, всего лишь прекратив общение со своим первым экспериментом.

«Правильно ли я поняла, что, выпуская через Джинни василиска, ты заставлял ее пугаться и писать тебе еще больше?»

Она хотела продолжить мысль, но ответ Тома появился, как только она поставила точку в вопросительном знаке.

«Верно. Так я черпал силы. Но я ожидал, что ты не допустишь моего возвращения этим способом».

Эмили некоторое время молча смотрела на пустые страницы. Предполагать, что Том считал, будто другой он не допустит гибели незнакомки, было наивно и нелогично. Столько смертей копошилось в сознании, и ничто не говорило о том, что Том в каком-либо из отрезков своего существования хоть на секунду мог задуматься о человеческих жизнях. Если не считать того Тома, что жил и осознавал свою прошлую жизнь в теле двенадцатилетней девочки, которая еще год назад была самым домашним ребенком, вырванным в чужой и непонятный мир.

«Почему это? И ты поэтому давал понять, кто тобой владеет?» — быстро написала Эмили.

«Поэтому. Сам себя я бы не выдал и выбрал бы наиболее безопасный путь воскрешения. Мне нет смысла появляться в том теле, в котором меня помнит Альбус Дамблдор».

Пояснять дальше Том не стал, но Эмили, которую он натолкнул на определенные воспоминания, прекрасно поняла его мотивы. Действительно, в дневник был заложен шестнадцатилетний Риддл, который, вероятно, при достаточной подпитке от Джинни смог бы обрести плоть, но лишь ту, что он помнил.

«А что было бы, если бы я не объявилась? Ты убил бы Джинни и приобрел свое тело. А дальше?»

«Пришлось бы скрываться или пить оборотное зелье. Перспектива печальная, но хоть какая-то».

«И ты пошел бы искать Его?»

«Нет», — коротко ответил Дневник, а Эмили не торопилась писать дальше, ожидая, что он добавит что-нибудь еще.

«Тогда я не понимаю, зачем тебе вообще нужно было...» — она осеклась и сильно пожалела, что написанное нельзя стереть.

«А ты, как и он, хочешь, чтобы я вечно существовал Нигде и не мешался?! Впрочем, неудивительно».

«Прости... Не совсем это имела в виду».

«Отвечай за свои слова. Именно это ты и имела в виду».

Эмили вспыхнула. Неприятный холодок прошелся по спине от того тона, с которым Том выдал свою последнюю реплику. Захотелось захлопнуть дневник и подержать его в абсолютном молчании еще пару дней. Чтобы успокоиться, она встала из-за стола и сделала несколько кругов по гостиной. Разговаривать с самой собой, обозленной на себя же, оказалось трудным делом. Она ожидала совсем не этого.

«Я всего лишь хотела сказать, что то существование, которое было бы у тебя, убей ты Джинни для выхода из дневника, так же плохо, как и то, что у тебя есть сейчас. И я рада, что успела раньше, чем ты испортил себе жизнь. Мы обязательно придумаем, как дать тебе тело, в котором никто не узнает Тома Риддла», — вернувшись в кресло, Эмили неистово застрочила придуманные реплики, не давая Тому встрять раньше, чем она закончит мысль.

«Клянешься?»

Эмили всплеснула руками, почти угадав эту фразу за мгновение до того, как она появилась на странице.

«Обещаю», — на автомате ответила Эмили и, зашипев, приложилась лбом к согнутому запястью: это было очень опрометчивое обещание.

«Что ж, ловлю тебя на слове. Ты и правда очень вовремя появилась. Снова смотреть в зеркале на своего магловского папашку совершенно не входило в мои планы».

«Значит, и имя тебе новое подберем?» — Эмили решила поддержать Тома, чтобы хоть на сколько-нибудь снизить уровень его агрессии к ней как к Тому-снаружи.

«Я уже подобрал. Правда, теперь оно не произносится волшебниками и ассоциируется с тем, о ком я сейчас совершенно не хочу говорить. Но я думал об обычном имени. Как ты можешь знать, у меня было достаточно времени для этого».

Казалось, Том намеренно делал акценты на факте его пятидесятилетнего заключения. Эмили не понимала, чего он хотел этим добиться, но ей не нравилось, когда ее заставляли быть виноватой. И неужели Тому не понятно, что если это не сработало в прошлый раз, то не подействует и с ней?

«И что придумал?»

«Итан Грин. Лучшее, что пришло мне в голову на данный момент. Сначала думал о Блэках, но такие, к сожалению, ведут учет всех, кто у них родился, — примкнуть к ним незаметно не получится».

«Хорошее имя! Возьмем на заметку».

Имя ей действительно понравилось. Чувствовалось на уровне подсознания, что, думай она об этом сама, вероятно, пришла бы к такому же варианту.

«Я уже взял. Осталось выбрать тело, в которое нужно будет меня переместить. Раньше предполагалось, что я вернусь в свое же тело, но теперь времена другие. Во всем есть плюсы, не правда ли?»

Эмили беспокойно заерзала в кресле. Ей не давал покоя вопрос: если не вытягивать энергию и не возвращаться в себя, то как иначе выбраться из дневника?

«А из чего мы будем его делать?» — аккуратно спросила она. Изучать темные искусства раньше, чем неокрепшая детская психика будет готова, не хотелось. В памяти что-то подобное вырывалось в сознание, но от одной мысли о плоти и крови, с которыми предстоит иметь дело, подташнивало.

«Из того, кто мне приглянется. Желательно, чтобы этим человеком стал чистокровный богатый слизеринец».

Эмили едва не поперхнулась чаем, который до сих пор не выпила. Она редко допивала сразу.

«Ты хочешь завладеть другим человеком?» — уточнила она, желая, чтобы эта догадка оказалась неверной.

«Именно так. Ты видишь другой выход? Как я понял, ты плохо помнишь, что нужно делать с крестражами».

Стало холодно. Эмили посильнее закуталась в плед, но ни он, ни подогретый домовиком чай не спасали от дрожи, которая охватила ее, едва она поняла, что хотел от нее Том. А ведь она пообещала...

«Вспомню. Я все вспоминаю, когда натыкаюсь на знакомые вещи или слова. Ты только назови книги, и я их прочту», — не сильно разборчиво написала она.

Может быть, будет какая-то лазейка. Может, она прочтет о крестражах и вспомнит другой способ. Или придумает. Может, она и вовсе не захочет выпускать Тома: уже не было особого желания. Все, что Эмили могла сейчас, это получить как можно больше информации о том феномене, с которым они — теперь втроем — имели дело. Возможно, удастся обратить эксперимент и вернуть этот кусочек в себя, подчинить его. Последняя мысль согрела ее — да, это было бы лучшим из вариантов.

Она увидела список книг, которые Дневник столбиком выписал ей, и поспешила занести их названия на черновой пергамент, лежавший рядом, пока она их не забыла. Почти все книги были из запретной секции, как вспомнила Эмили. Что ж, возможно, придется выкручиваться, если ей их не выдадут.

«Отлично. Я обязательно напишу тебе еще, я тебя не бросаю. Однако мне пора на ужин».

«О, я не дам о себе забыть. Пока».

Эмили передернуло. Она закрыла дневник и медленно откинулась на спинку кресла. В душе царил беспорядок. Трепетное ожидание разговора обернулось разочарованием. В себе прошлой в первую очередь, а затем и в себе настоящей. Что-то глубоко внутри подсказывало ей, что она связывается с тем, что рано или поздно погубит либо ее душу, либо — рассудок.

— Добби, убери здесь все, — слабо произнесла Эмили, продолжая смотреть бессмысленным взглядом в звездный потолок гостиной. Заслышав своего домовика, она добавила: — Дневник оставь и никогда не прикасайся к нему.

— Слушаюсь, — пискнул Добби, сворачивая пергамент.

Эмили еще несколько минут просидела в кресле, поджав под себя ноги, и наслаждалась тихим одиночеством. Вскоре она почувствовала сонливость и решила выспаться хотя бы в этот день.

Ужин прошел три часа назад. Эмили хотелось просто выйти из разговора и вернуть своему душевному состоянию равновесие, чтобы появились силы спокойно обдумать дальнейшие действия.

Пока Том был в дневнике, у нее было преимущество, поэтому следовало использовать это время с максимальной пользой, чтобы не сделать тех ошибок, которые она совершила в прошлом.

* * *

На следующий день, едва выдалось свободное от прогулок с Драко время, Эмили заглянула в библиотеку. Мадам Пинс не раз предлагала свою помощь, видя, что она задумчиво ходит между книжными полками. Та улыбчиво качала головой и отвечала, что хочет всего лишь побыть среди книг и в кои-то веки изучить, что находится в библиотеке, помимо учебной литературы. Рейвенкловские знаки отличия на одежде Эмили стали не последним поводом для мадам Пинс увериться, что та не нуждается в посторонней помощи.

Однако искомые книги или что-либо близкое к названному Томом Эмили, ожидаемо, не нашла, зато обратила внимание на то, как охраняется Запретная секция. Выяснилось, что с сороковых годов не изменилось ничего: к темномагическим талмудам и работам, годящимся лишь для углубленного изучения магии на последних курсах, был доступ абсолютно всем ученикам, которых библиотекарь считала достаточно взрослыми. Книги ученикам помладше выдавались с письменного разрешения кого-либо из преподавателей. Эти детали были известны давно, но Эмили и предположить не могла, что секция не будет охраняться никакими чарами.

Переждав ночь, она, невидимая под своей мантией, переступила через перегородку между секциями библиотеки и осмотрела книги, находящиеся на немногочисленных стеллажах. Она искала взглядом знакомые корешки, прекрасно помня, как могут реагировать некоторые книги, когда их открывают без спросу. Это дало ей ответ, почему сама секция в принципе была открыта для свободного прохождения.

Труд, который интересовал ее больше всего, Эмили не обнаружила. После того, как Том напомнил название, в сознании отчетливо вспыхнул образ обложки, поэтому мимо него пройти она не могла. Остальные книги были не слишком полезны, но если Дневник упомянул и их, стоило хотя бы взглянуть на то, о чем в них было написано. Это Эмили решила сделать несколько позже. В ней зародилась идея попросить Маркуса достать для нее эти книги, а значит, надо было ждать начала семестра.

* * *

Проснувшись в канун Рождества очень поздно, Эмили не сразу поняла, что разбудил ее голос Драко. Он пытался связаться с ней по зеркалу, которое она со вчерашнего разговора с Дафной оставила на тумбочке. Он звал ее гулять, и Эмили, лениво собравшись, спустилась в вестибюль.

— И полгода не прошло, — прокомментировал Драко, недовольно посмотрев на карманные часы.

— И это я еще не завтракала, — парировала Эмили, сворачивая к подвалам, чтобы добраться до кухни и попросить у домовиков каши с соком.

Положив рядом верхнюю одежду, которую до этого она несла в руках, Эмили уселась за кухонный слизеринский стол. Получив у эльфов завтрак, она обернулась к Малфою и двум его приятелям, которые присоединились к ним в последний момент.

— Что нового? Чем занимались?

— Скучали смертельно, — недовольно потянул Драко. — Я писал отцу с просьбой, чтобы он хотя бы на пару дней забрал меня домой, но он ни в какую! Даже мать не смогла уговорить его.

Крэбб и Гойл, как краем глаза невольно заметила Эмили, синхронно закивали. С этими двумя она перестала контактировать давно, лишь изредка они здоровались и обменивались информацией о том, как прошел тот или иной урок, и о прочих учебных делах.

— Он не сказал тебе, почему не хочет, чтобы ты был в поместье? — удивилась Эмили. Ей было страшно интересно, чем таким занимался Люциус, что не мог позволить сыну провести Рождество в кругу семьи.

— Нет, — буркнул Драко, — но смотри, что в недавнем «Пророке» появилось.

Эмили давно не читала газеты вдумчиво, поскольку ничего занимательного там не публиковали, а ежедневную сводку мелких событий она пробегала мельком.

— У вас был обыск? — От неожиданной новости она закашлялась, подавившись напитком, а быстро справившись с собой, продолжила спокойнее: — Что-то нашли?

— Нет. Смотри же. — Драко вырвал газету и, положив на стол, указал на последний абзац.

— А-а, поняла. Что ж, это хорошо, но, наверное, нервы потрепали?

— У отца, в общем-то, есть что прятать, так что пока он разбирается с тем, куда все деть. Но летом он и при мне это делал! Я не понимаю, почему мне сейчас нельзя присутствовать при разборе его кладовой, — посетовал Драко.

Оставив посуду на столе и поблагодарив домовиков, Эмили жестом позвала мальчишек на выход. Они пересекли вестибюль и вышли на заснеженный двор.

— А с чего вдруг такое внимание к твоему отцу? — прищурилась Эмили, обвязывая шарф вокруг шеи так, чтобы ни ветер, ни снег не касались кожи.

— А-а... Да он летом поругался с Уизли-старшим. Мы встретились с этими рыжими на Диагон-аллее, когда избавлялись от некоторых темных артефактов.

«Вот как! Видимо, тогда он и подсунул дневник Джинни», — наконец пазл сложился окончательно.

Они дошли до поляны, где обычно устраивали снежные баталии и по привычке разделились на две группы: Эмили всегда брала себе в команду Гойла и непременно хотела играть против Малфоя.

После нескольких часов на улице они, вымокшие и уставшие, ввалились в замок. Ужин должен был начаться через несколько минут. Слизеринцы решили спуститься в подземелья, чтобы переодеться, а Эмили, не удержавшись, сказала им вслед:

— А вы там одни?

— Да, слизеринцы всегда разъезжаются по домам. А что? — Драко остановился на ступенях, ведущих вниз, отдав свою одежду Крэббу и жестом отправив одногруппников в гостиную.

— А как думаешь, ничего страшного, если я загляну к вам?

Эмили сама не успела осознать такой порыв и, покраснев, ожидала ответ Драко. Тот задумался.

— Ну... Ладно, ты же почти своя.

— О, Мерлин, правда впустишь меня? — обрадовалась Эмили, подпрыгнув на месте, и хлопнула в ладони.

— Я не Мерлин, конечно, но идем. Всего на пару минут, пока мы переодеваемся.

Эмили, не переставая улыбаться, бросилась за Драко и, подхватив под руку, потащила его по знакомым коридорам.

— Эй, ты запомнила ход к нам? — искренне возмутился Драко.

— Да. Мне скоро после уроков сюда возвращаться надо будет, — твердо ответила она, приподняв уголок губ.

— Тебя все-таки переводят к нам? — охнул Драко, едва поспевая вслед за ней. Эмили шла очень быстро, почти бежала, но все же обращала внимание на то, чтобы Драко вписывался в повороты.

— Еще нет, но переведут.

— Откуда такая уверенность? — скептически произнес он, переводя дыхание.

— Просто потому что я этого хочу. — Понизив голос, она эффектно развернулась лицом к Драко и уперла руку в его грудь. — Пароль?

Они стояли боком к проходу в гостиную, которая открылась при фразе «чистая кровь».

— Прошу, — полунасмешливо хмыкнул Драко, протягивая руку в сторону открывшейся гостиной.

Эмили, облизнув губы, зажмурилась и, на пятках повернувшись на девяносто градусов, распахнула глаза. Счастливая улыбка озарила ее лицо. Эмили прошла вперед, аккуратно ступая по темно-зеленому ковру.

— Добби, отнеси это наверх, — вспомнив, что в руке она все еще держала мантию, позвала эльфа Эмили.

— Ого, ты ему одежду дала? — воскликнул Драко, увидев чистое одеяние домовика, похожее на тунику.

— Он сам сшил, что ты, — отмахнулась Эмили. — По моему приказу, конечно. Я не понимаю, как твоему отцу не было стыдно держать у себя такого оборванца. Знаешь, как нелепо они выглядели в Министерстве?

— Мда. Вообще-то мой отец специально не давал ему выглядеть как человек, чтобы он помнил, что он слуга.

— Ну, знаешь! Мне стыдно иметь полуголого грязного слугу.

— Ладно-ладно. Ну, осматривайся, — обогнув ее, бросил Драко и убежал в мальчишескую часть общежития.

Эмили хотела было сказать что-то, чтобы переубедить его, но махнула рукой, предпочтя насладиться редким моментом.

В центре гостиной было светло от роскошных люстр, свисавших с потолка. Со стороны стены, где были единственные в прямоугольной комнате окна, тянуло зеленоватым светом. Эмили, словно завороженная, подошла к стеклам. Она не переставала улыбаться, чувствуя, как в груди разрастается пузырь счастья. Это чувство не охватывало ее так давно, что испытывать его сейчас не казалось стыдным или неуместным. Впервые за долгие недели она пребывала в таком сильном восторге, что заслезились глаза.

Почти прозрачная вода озера журчала и приводила мысли в порядок. Блики на стенах успокаивали, а темный камень, из которых они были высечены, позволял почувствовать редкий уют. Холодный и мрачный, но все же уют — уют полумрака, что скрывает от лишних глаз.

Эмили развернулась. Обогнув черные кожаные диваны, она остановилась у доски объявлений, уперев руку в бок. Расписания, заметки о пропажах, статьи из пророка — все то же самое, что находилось и на рейвенкловской доске. Но что делало слизеринскую особенной — так это люди на фотографиях, развешанных повсюду. Эмили не сдержала очередную улыбку, хотя скулы уже изрядно сводило.

Взгляд скользнул по двигающимся фигурам в квиддичной форме. Вся сборная Слизерина была запечатлена в том составе, в котором Эмили застала ее на первом курсе, однако команда была гораздо моложе. У Маркуса на фотографии были совсем короткие волосы, а он сам еще не начал отращивать бакенбарды. Забавно, но Эмили только сейчас обратила внимание на то, что они у него есть.

На фотографии Маркус держал на плече Кубок по Квиддичу и непрестанно хлопал членов команды по спине. Мальчишки — а они по сравнению с ним даже тогда казались очень маленькими — кричали что-то в сложенные рупором руки и махали трибунам. Затем Маркус обернулся на кого-то, оставшегося за кадром, и, оскалившись, коротким жестом показал средний палец.

Эмили негромко рассмеялась, и стены слабым дребезжащим эхом разнесли ее смех по всей гостиной.

— Это Вуд тогда сказал, что надерет ему задницу, — слева от нее послышался знакомый, но не ожидаемый голос.

Эмили вздрогнула, но повернула голову медленно и почти лениво.

— Привет, Блейз. Драко скоро спустится? — Она улыбнулась спокойному темнокожему слизеринцу, вышедшему из общежития мальчиков.

— Я за ним не слежу, а вот тебя очень странно здесь видеть.

По его тону Эмили определила, что он скорее любопытствует, нежели предъявляет претензию к тому, что она, рейвенкловка, очутилась на чужой территории. Сначала Эмили думала повторить свою фразу о том, что скоро она будет здесь не то что постоянным гостем, а полноправным жильцом, но решила, что Блейзу Забини об этом знать так рано ни к чему — у нее еще даже не было аргументов для Дамблдора, чтобы осуществить свое желание.

— Хотела увидеть ваше знаменитое окно с видом на озеро, — продолжая улыбаться, произнесла она.

Эмили стояла к Блейзу по-прежнему боком и ревниво наблюдала, как по-свойски он развалился на диване, а на столик небрежно бросил учебник трансфигурации. Сцепив руки перед собой, она нерешительно покачивалась на носках. Забини был неразговорчив, но сейчас тоже посматривал на нее. Эмили смущенно опускала ресницы, а затем вновь переводила взгляд на однокурсника.

— Ты редко улыбаешься, — заметил он, отчего щеки Эмили непроизвольно порозовели.

— Ничуть, — поведя плечом, возразила она. — Ты просто видишь меня в такие моменты, наверное.

— Не сказал бы, — упрямо произнес Забини, а уткнувшись в книгу, добавил: — Но ты не забывай улыбаться всегда. Всегда приятно смотреть на доброжелательное лицо, чем на грозное.

Эмили подняла брови и дернула подбородком в сторону. Разговор дальше не шел, а появившийся Драко избавил ее от необходимости придумывать ответ.

— Эй, Блейз, ты на ужин не собираешься? — окликнул его Драко, когда они с Эмили, Крэббом и Гойлом дошли до выхода из гостиной.

— Секунду. Мне нужно дочитать эту страницу, — не поворачивая к ним голову, ответил Забини.

Драко пожал плечами и вышел в коридор подземелий вслед за остальными

— Ты же сказал, что у вас никого! — шикнула Эмили, ожидая его у поворота.

— Его и не было. Он только сейчас приехал.

— А что так? Прямо перед Рождеством...

— У него мать очень странная. Уехала с новым мужем в Ирландию, а Блейз не захотел с ними, вот и вернулся.

Эмили понятливо покивала: мало ли что могло быть в другой семье. Вернувшись после ужина в гостиную, она занялась рассылкой подарков. Часть из них Добби унес в совятню, чтобы отправить почтой, часть — должен был доставить сам. Такой указ был дан в том числе по поводу подарка Дурсли. Его домовик должен был оставить на пороге. В письме Эмили помимо того, что рассказала о том, что с ней все в полном порядке, дала знать, как связываться с ней без совы и не привлекая ненужного внимания соседей. Отныне Добби каждый раз в полночь стал проверять почтовый ящик, стоящий неподалеку от дома Дурсли, на случай, если они решат написать ей ответ.

Расправившись с этими делами и совершив вечерний обзвон друзей — до Маркуса она не дозвалась и ставила сто галлеонов на то, что сейчас он был не один и не в самом трезвом состоянии, — Эмили забралась в кровать с дневником и письменными принадлежностями. Чтобы не замарать постель чернилами, она поставила их на тумбу и аккуратно снимала лишнее с кончика пера.

«С Рождеством», — написала она.

Это был их второй разговор. Все время до этого дневник лежал в ее чемодане, но каждый вечер Эмили извлекала его наружу. Ее тянуло потрогать его, полистать страницы и просто подержать рядом. Иногда Эмили злила эта непонятная страсть, и тогда она засовывала его на самое дно чемодана. Но в такой день нельзя было не написать.

«Я не праздную Рождество», — был ответ.

«Неправда. Я помню, как мы праздновали», — погрустнев, ответила Эмили.

«В последний раз это было пятьдесят лет назад. Отныне я не праздную Рождество. Я ничего не праздную».

«Если хочешь, я буду вести для тебя счет времени», — предложила она. Ну, должно быть что-то, чем она могла бы облегчить его участь, пока не придумает, что с ним делать дальше!

«Я прекрасно справляюсь и сам».

Эмили обиженно замолчала, а Том написал еще:

«С днем рождения также можешь не поздравлять. Он наступит в тот день, когда я выберусь отсюда».

Эмили в чувствах захлопнула дневник.

— Как хочешь, — негромко, но горько произнесла она, отправляя его под ворох свитков.

На следующий день ей стоило больших усилий отбросить мысли о Томе, из-за которого она не могла уснуть всю ночь в гложущих раздумьях и получать удовольствие от утренних подарков и праздничного пира. Пир, несмотря на немногочисленность учеников, был богат на разнообразные блюда и закуски. Яркие гирлянды, украшающие Большой зал и ель, которую лесничий срубил специально к Рождеству, а также яблоки с корицей создавали теплую атмосферу. Ничто не могло омрачить этот день, когда рядом были беззаботный Драко и такие же легкие остальные слизеринцы.

В последующие дни Эмили решила выполнить все заданные уроки и наверстать еще в простейших чарах, которые по мере необходимости записывала на пергаменте в течение последних недель. В таких заботах она не заметила, как прошла еще неделя каникул, и наступил канун Нового Года.

Она вновь, как и в прошлом году, посмотрев на календарь, почувствовала странное шевеление внутри сознания. Вот только теперь, двенадцать месяцев помня о том, кем она была раньше, Эмили поняла, что это было — в этот день родился Том, а она еще слишком по-детски реагировала на день рождения.

Эмили разобралась с этим чувством в середине дня. Озарение снизошло в самый неподходящий момент — когда рассыпчатым снежком Блейз целился ей прямо в лицо. Мысли о Томе и о ней как Томе не оставляли ее нигде. Протирая глаза, Эмили отошла в сторону и резко прекратила улыбаться.

— Ты в порядке? Извини, я не хотел, — озабочено поинтересовался Блейз, касаясь ее плеча.

— Все нормально. — Эмили тряхнула головой, чтобы снег слетел с волос. — Я пойду в замок.

— Да ладно тебе, это всего лишь снег! — протестующе воскликнул Драко. — Подумаешь.

— Да я не из-за этого. Холодно мне уже, — хмуро отмахнулась Эмили.

— А, ну ладно, — расстроенно протянул он.

— Я тоже пойду, — ответил Забини, которого Драко даже не подумал останавливать. Блейз вообще не хотел играть с ними, но, по его словам, ему надоело сидеть за книгами.

— Я точно не сделал тебе сильно больно? — поинтересовался он, догнав Эмили.

Она шла медленно, засунув руки в карманы, и пыталась определить, какой из дней рождений чувствуется тем, который ей хотелось праздновать.

— Точно-точно, не переживай — Она слабо улыбнулась, поворачивая к нему голову. — Ты говоришь, улыбаюсь я редко, так вот: ты последние дни сильно разговорчив. Тоже, знаешь, необычно.

— А ты тоже редко меня видишь, чтобы так утверждать.

— Да нет, все так говорят, даже твои одногруппники.

— Кто, например?

— Ну... Дафна как-то сказала, что мы оба с тобой молчуны.

— Гринграсс обо мне говорила? Неужели. — Блейз натянуто улыбнулся.

— Да, а что?

— Ничего... А еще что-то она сказала?

— Хм, — Эмили загадочно посмотрела на него. — Она и это-то упомянула вскользь.

— Понятно. — Забини опустил голову. — Ну, пока.

Они дошли до замка и некоторое время говорили, расходясь к своим лестницам.

— Пока, — озадаченно произнесла Эмили.

Она возвращалась в башню, думая о странном поведении Блейза, о планах на последние дни каникул и о сегодняшнем дне рождения Тома. Дневник его таким считать не хотел, а она уже не могла — летний день рождения тела, в котором она находилась, был ей куда ближе. Но год назад в этот же день она осознала свою прошлую жизнь. Можно ли было назвать его днем перерождения? Вряд ли, учитывая, что сама Эмили никуда не делась.

Эмили присела на ступени возле двери в гостиную Рейвенкло. Мысли суетились в голове, отчего хотелось дать мозгу совершенно иную пищу для разнообразия. Эмили стукнула бронзовым молоточком. Разгадывание пароля стало одним из ее частых занятий на каникулах, особенно, когда все запланированные дела были завершены и хотелось вынуть из чемодана дневник. Обида на его резкий тон до сих пор не сходила, а говорить сгоряча она не любила.

Вот и теперь, Эмили под заказанные домовику эклеры неторопливо и вдумчиво разбиралась с загадкой.

Сегодня она никуда не спешила.