Солнечная (гет)

Печально поглядывая в окно, Лили обнимала себя, прислонившись к стене, пытаясь разглядеть сквозь темень сад и его. Только Скорпиуса нигде было: и то ли было слишком темно, то ли он просто еще не появился в радиусе досягаемости, но с каждой минутой Лили ощущала наростающую внутреннюю тревогу и грусть. Хотелось как можно скорее просто увидеть его силуэт и убедиться, что все в порядке и что в жизни ее все хорошо.

Сильнее укутавшись в то и дело спадающую с плеч шаль, Лили тяжело вздохнула, чувствуя легкую дрему. Она почти жалела, что отправила Ориона и Эстер к отцу: право, с ними бы она не чувствовала себя столь одинокой, к тому же, бесконечные мысли о том, хорошо ли все с ними, мучали Лили почти каждую секунду. Однако желание встретить Скорпиуса после двухмесячной разлуки именно в одиночестве было столь велико, что она все же решилась. К тому же, зная, как любил отец проводить время со своими внуками, Лили почти испытывала облегчение. Почти.

Ей нравилась ее жизнь: в ней по-прежнему были горести и разочарования, победы и поражения, но при этом она не могла сказать, что была несчастлива. У Лили было свое дело — она варила сложные зелья на заказ, были дети — чудесные Орион и Эстер, любовь к которым открыла в ней нечто новое, ранее неизведанное, но самое главное — у нее был ее Скорпиус, человек, которому она верила, на которого могла положиться и кто был опрой на протяжении всей ее жизни.

Сразу после того, как она все же закончила Хогвартс, Лили вышла замуж и переехала к Скорпиусу. Тогда Малфой-мэнор напоминал скорее место скорби: Астория, мучимая судорогами и неврозами, напоминала живой труп, Драко был убит не меньше, поэтому никто не сопротивлялся, но и не спешил поздравлять Скорпиуса со свадьбой.

Лили старалась понравиться его родителям: почти не беспокоила Асторию, помогала Драко тем, что варила зелья, а потом, не успел пройти и год после замужества, она забеременела и родила своего первенца, Ориона Малфоя. Мальчишка был копией отца даже в младенчестве: такие же глаза, которые ближе к году окончательно стали светло-серыми; редкие белесые волосики — он был истинным Малфоем, и когда Астория впервые взяла на руки внука, казалось, что-то изменилось в ней. Впервые за многие месяцы в глазах миссис Малфой появилось желание жить, и хоть ее наставления нередко раздражали Лили или были не к месту, она все же была рада, что Астория постепенно обретала смысл жизни, ведь это стало большим облегчением для Скорпиуса.

Уход за ребенком занимал много времени, и тогда Лили поняла, что несмотря ни на что, не хотела надолго оставлять его: никакая карьера не стояла для нее выше благополучия ее ребенка, потому она и стала работать на дому. Варила зелья, но непременно слабые, далеко не опасные, чтобы не навредить ни себе, ни Ориону; практиковалась в создании рецептов и именно тогда поняла: однажды непременно она создаст зелье для Скорпиуса.

Самой большой ее отрадой был Скорпиус: он был абсолютно беспомощным в вопросах ухода за детьми, и Лили, смеясь над ним каждый раз, когда он с особой серьезностью брал сына на руки, наблюдала за тем, сколько много нежности и любви было в его взгляде. Когда его политическая карьера закончилась, он долго еще пытался найти себя, и, поддерживая его чем только можно было, Лили всегда была рядом. Она видела в его глазах желание реализовать себя, желание восстановить если не авторитет, то хотя бы престиж своей семьи, и хоть все этой ей было не нужно, Лили лишь молча приходила к нему в кабинет, присаживалась рядом и с улыбкой наблюдала, как он разбирает счета, договоры и другие бумажки.

Когда Ориону исполнилось два года, Лили наконец решила заняться зельем для Скорпиуса: хоть он и ворчал про сложность и некоторую опасность данного занятия, но не мешал, только лишь мрачно осматривал ее лабораторию. Скорпиус знал, что она бы ни в коем случае не стала рисковать своим здоровьем, а потому смотрел на все сквозь пальцы.

— Ну и кого ты выжидаешь?

Лили вздрогнула, резко обернувшись, замечая Скорпиуса. В дорожной мантии, с взлохмаченными волосами, он выглядел таким родным и дорогим, что она замерла, улыбнувшись. Его не было всего два месяца, а ей казалось, что прошли долгие-долгие годы.

Стряхнув мелкий снег с шарфа, Скорпиус скинув наконец с себя верхнюю одежду и с улыбкой посмотрел на Лили. Ему только исполнилось тридцать один, но он почти не изменился: его блеск в глазах, его уверенные речи — все это осталось со Скорпиусом даже сквозь годы, именно поэтому он все же смог найти свою отдушину в бизнесе. Он был ответственным и сильным человеком, который умел стоять, ни смотря ни какие порывы ветра, умел терпеть и с яростью хищника уничтожать своих конкурентов — Лили любила в нем именно его необузданную силу и умение выживать во всех условиях. Уверенный, лидер — он принадлежал ей, и это почему-то вызывало в Лили странную гордость.

— А где дети? Спят? — присев на диван поинтересовался он, и Лили, отмерев, подошла к нему ближе, села напротив и выжидательно посмотрела на него, чувствуя, как тяжелеет ее дыхание и как знакомое желание почувствовать его всего полностью овладевает сознанием.

— Я отправила их на ночевку к папе, утром заберем их и устроим, наконец праздничный ужин.

Она замолчала, слегка поерзав, понимая, что от одного его взгляда, становится просто невыносимо сидеть и ждать.

— Иди ко мне, — хрипло проговорил Скорпиус, вскинув руки, и ей большего не нужно было.

Они целовались долго, жарко и развязно, и Лили, сидя на его коленях, быстрым движением проникла рукой под его рубашку, поглаживая его кожу, чувствуя, как нестерпимо хочется большего.

— Какой… какой ты приготовил мне подарок? — заговорщески пробормотал она сквозь поцелуй, а потом, оторвавшись от его губ, переметнулась к шее, слегка прикусывая кожу, словно оставляя свои метки.

— Какой еще подарок? — с насмешкой спросил Скорпиус, и Лили, наконец выпрямившись, со слегка прищуренным взором поглядела на Скорпиуса.

— Может, сделаем третьего? — весело протянула она, почувствовав, как резко напрягся Скорпиус и как его лицо приобрело поистине испуганный вид, из-за чего, не выдержав, Лили рассмеялась, спрятав лицо в его плечах.

— Боюсь, мои родители не переживут еще одного внука. Помнишь, сколь удивлены они были появлением Эстер?

Лили молча кивнула, по-прежнему улыбаясь. Ровно через четыре года после Ориона она забеременела опять, и на этот раз действительно неожиданно: в семье Малфоев всегда был один ребенок чисто из практических смыслов — делить наследство между детьми было бы слишком расточительным.

У Эстер не было рыжих волос: она была блондинкой, но с более желтым подтоном, нежели у Ориона, и лишь глаза у нее были темно-карими, ее. Скорпиус настолько любил свою дочь, что первое время Лили даже невольно взревновала: лишь потом она подумала, как глупо это было, ведь он любил Эстер во многом из-за того, как сильно она была похожа на свою мать.

Вскинув голову, Лили посмотрела опять на Скорпиуса, подмечая некоторую усталость в его лице. Они не виделись два месяца, которые он провел во Франции, занимаясь какими-то своими делами, и именно во время их разлуки она поняла, как многое занчило для нее его присутствие в ее жизни. Скорпиус был ее опрой: именно благодаря ему она чувствовала себя защищенной и счастливой, нужной и важной — с ним она могла разговорить без умолку, зная, что будет услышана; делиться своими чувствами, не скрывать ничего, зная, что он поддержит ее, а если даже Лили и неправа — то непременно покажет другой путь, другой выход.

— Я так скучала по тебе, — прошептала Лили, слегка поглаживая его по волосам, а потом, прислонившись своим лбом к его, она улыбнулась, вдыхая его аромат.

Тихо усмехнувшись, Скорпиус вдруг выудил продолговатый футляр и протянул его Лили. Прикусив губу, она степенным движением забрала бархатную коробку себе, а потом быстро ее открыла — на такой же бархатной подложке лежало красивое, ажурное ожерелье со вставкой из ярких, зачарованных бриллиантов, которые не просто сверкали, а по-настоящему искрились даже в полутьме.

— С днем рождения, Лили, — проговорил он, и, когда Лили наконец смогла преодолеть восхищение, которое вызывало в ней это искрящееся волшебство, она с нескрываемой любовью посмотрела на него в ответ.

— Спасибо, — прошептала она прямо в губы, отложив коробочку, чтобы уже через секунду почувствовать тяжесть его тела.

Да. Лили Малфой была очень счастлива, и весна в этом году была по-настоящему солнечной.

* * *

От Автора:

Больше всего терпеть не могу концы — ни в фильмах, ни в книгах, ни в своих произведениях. Хотя именно конец я всегда знаю наперед, и даже более того, порой работа рождается из конца, но тем не менее, не люблю я ставить точку и говорить себе: это к о н е ц.

С «Солнечной» у меня сложились дико сложные отношения. Порой я просто ненавидела эту работу, настолько много душевных сил она забирала — ведь, чтобы описать Лили, нужно вживаться в ее шкуру, нужно все эти эмоции через себя пропускать. А в этой работе Лили всегда на взводе, всегда с ненавистью и яростью смотрит на мир. И это правда сложно — сложно описывать такие эмоции, сложно заставлять себя просто садиться и писать-писать, словно под гипнозом, потому что только окунешься ты в этот мрак, как он поглощает тебя на целые часы и ты не замечаешь, как сидишь и пишешь уже больше 2-3 часов.

Но еще сложнее признаваться себе, что вся Лили — это ты, что все эти эмоции ты не просто переживаешь, а вспоминаешь, выворачивая наизнанку то, что лучше бы забыть.

Вот насколько эта работа дорогая для меня — в нее были заложены ресурсы, побуждения и желание рассказать историю и поведать свои мысли устами героев.

Самая большая мысль этой работы и самая большая причина, почему я люблю Лили на протяжении всех частей, — это то, что бороться нужно всегда, и Лили всегда борется.

Сила в борьбе. Эта мысль для меня очень личная и очень важная. Именно она заставляла меня переживать даже самые тяжелые события, когда казалось, что нет больше ни смысла, ни надежды. И мне правда хотелось не просто сказать вам: «вставайте, когда больно, двигайтесь, когда тяжело». Мне хотелось вам показать это, показать через призму неопределенного, сложного, противоречивого человека (и не только одного, а сразу нескольких), что жизнь стоит наших потуг и что рано или поздно стойкость приведет нас к чему-то большему.

И даже если у вас тяжелая пора или вам кажется, что мир несправдлив, что кому-то живется проще, всегда помните, что: есть лишь только одна философия, хоть и разделившаяся на тысячу школ. И имя ей — стойкость.

Нести свой удел — значит побеждать.

Не прогибаться под обстоятельствами — значит жить.

Бороться несмотря ни на что — значит быть победителем.

Будьте победителями. Будьте сильны.

И спасибо вам, что прошли этот путь вместе со мной.

- Конец -