Соперница (гет)

Время близилось к отбою. Эмили сидела в гостиной Рейвенкло, выжидая появление одного человека. Перед ней лежал Дневник, сокрытый от посторонних глаз учебником. Рядом лежал еще один — его Эмили готова была в любой момент положить сверху, чтобы никто не увидел букв, появляющихся на чистых листах из ниоткуда.

«Тратишь кучу времени и сил на задачу, которая не нуждается в решении», — продолжал Том их долгий разговор, который они завели сразу после ужина.

«Да нет же! — возмутилась Эмили, нахмурившись. — Я спать спокойно не могу, зная, что она вот-вот к кому-нибудь побежит жаловаться».

«Не побежит, — настаивал Дневник. — Я знаю Уизли куда лучше тебя. Она никому не скажет».

«Угу. Запугал ее? Короче, я хочу с этим разобраться. Не все же время мне за ней следить. Мы ведь уже все продумали».

Глухой голос бронзового орла за дверью отвлек Эмили. Она подняла голову и, дождавшись появления рейвенкловца, уткнулась обратно в дневник — вошел не тот, кто ей нужен.

Том не стал отвечать. После того как Эмили пообещала, что будет с ним на связи, она стала часто общаться с крестражем, практически каждый вечер. Иногда рассказывала ему о том, что происходит в ее в жизни, но Тома больше интересовала обстановка в мире и те, с кем Эмили завела знакомства. В последнее же время Эмили обсуждала с ним способы того, как заставить Джинни поверить, что ее провалы в памяти не связаны ни с Дневником, ни с нападениями.

Заклинание Забвения было предложено самым первым в качестве решения, и Том, казалось, расстроился из-за того, что Эмили отказалась его использовать. Она предполагала, что Дневник обеспокоен уровнем ее познаний и умений в магии, но объяснила ему свой отказ тем, что Дамблдор может обнаружить, что второкурсница использует сложную магию. Кроме того, существовали менее мощные способы, которые были бы куда уместнее.

Таким образом, они свели выбор вариантов к зельям. Сначала Эмили решила в принципе обратить на них внимание, а затем вместе с Дневником обсуждала, какое из них лучше использовать. Снотворное не подходило из-за сильного эффекта. Просидев два вечера в библиотеке и много времени проговорив с Томом, Эмили нашла еще две альтернативы заклинанию Забвения: Дурманящая настойка и зелье забывчивости. После сравнения действия и побочных эффектов от обоих стало очевидно, что использовать нужно последнее — зелье, которое они варили еще на первом курсе.

Этим вечером они проговорили операцию «от и до», учтя все возможные варианты исхода. И хоть Том помог ей с этим, по тону его ответов Эмили чувствовала, что он делает это лишь из необходимости наконец избавиться от проблемы, которую таковой считала она одна.

Дверь в гостиную вновь отворилась. Эмили слегка улыбнулась, завидев вошедшую, а затем склонила голову и черкнула Тому: «Я ушла». Не дожидаясь ответа, она захлопнула дневник и вскочила.

— Луна! — позвала она, пока задумавшаяся белокурая рейвенкловка, которую она приметила с самого начала учебного года, рассматривала звезды на потолке.

— Да? — безмятежно произнесла Лавгуд. Голос ее был высок и мелодичен.

Эмили невольно отметила то, с каким спокойствием Луна повернулась к ней. Она сама отреагировала бы на оклик от постороннего человека резче и стремительнее.

— Привет. Ты не хочешь присоединиться ко мне и еще одной девочке — твоей однокурснице, кстати, — э-э-э... на своеобразный пикник? — выпалила Эмили практически на одном дыхании. Фраза, даже многократно прорепетированная мысленно, подзабылась от волнения.

Луна ответила спустя непродолжительную паузу. Вначале она воззрилась на Эмили слегка удивленно, а после этого ее губ коснулась мягкая скромная улыбка. Эмили внимательно проследила за мимикой софакультетницы, отметив про себя, как поразительно непохожа была Лавгуд на остальных девочек. Эмили подбодрила первокурсницу легким вопросительным взглядом.

— С удовольствием, — ответила наконец Луна, а Эмили радостно улыбнулась ей. — А вторая девочка — кто она?

— Это Джинни Уизли, вы с ней на травологии вместе работали.

— Ох! Она очень милая.

— Да, я тоже так подумала и решила, что было бы неплохо вам пообщаться поближе. Мне кажется, вам обеим здесь одиноко.

Эмили сделала шаг к Луне.

— Мы с ней договорились на субботу в десять, ты как?

— Мне будет удобно, — помедлив, ответила Лавгуд, заводя прядь вьющихся белых волос за ухо. Эмили невольно отметила странной формы серьгу, качавшуюся на мочке уха Луны, но не придала этому большого значения.

— Отлично. Тогда встретимся с тобой здесь же без пятнадцати. А Джинни будет ждать нас уже в том месте, которое мы подобрали.

Переговорив с ней еще несколько минут, Эмили пожелала Луне добрых снов и вернулась к Дневнику. Дело было за малым: достать зелье, впрыснуть его в пирожные, поместить антидот в другое, которым она перед самой встречей угостит Полумну, а также принять антидот самой. И ждать, развлекая девочек разговорами и различными играми в попытке подружить их, пока Джинни не обнаружит, что потеряла нить разговора и выпала из времени. После этого она и Луна подтвердят, что с Уизли все было в порядке и она никуда не отходила.

До самой встречи Эмили с легкостью на душе мечтала о том, как эти две первокурсницы будут общаться вместе и перестанут ходить по замку как неприкаянные. И как наконец-то гриффиндорка прекратит думать о том, о чем ей думать не следует.

* * *

Маркус Флинт и двое его одногруппников собрались в одном из пустующих классов. Отжиматься и всячески тренировать мышцы своего тела в гостиной уже давно стало проблематичным. С тех пор как Маркус стал капитаном, вниманием девушек он не был обделен, однако все восхищенные взгляды, которые он ловил на себе, не стоили и полвзора той, которая на него даже не смотрела.

— Ну нафиг! Я замаялся, — проворчал Робин МакАлистер, поднимаясь с пола, на котором он только что закончил свое рекордное шестьдесят первое отжимание.

— Слабак, — парировал Флинт. Он отсчитывал уже восьмидесятый раз.

— Ну и пусть, зато не сдохну, — буркнул Робин, направляя палочку на наколдованный ранее коврик, перекрывавший пыльные половицы аудитории.

— Потом сдохнешь, — натужно хмыкнул Теренс, приподнимаясь на руках.

Дверь в кабинет открылась и в помещение прошмыгнул еще один их товарищ.

— Вот вы где, — буднично провозгласил вошедший.

— Привет, Робби, — ухмыльнулся МакАлистер, протягивая руку для братского рукопожатия.

— Марк, заканчивай, у меня к тебе дело есть, — быстро проговорил Хиллиард, поздоровавшись со всеми присутствующими.

— Момент!.. Девяносто восемь… Девяносто девять… Сто!.. — Маркус встал, тяжело отряхнув руки и колени. — Что там у тебя?

— Мы на пасхальные что планируем?

Роберт, вторя слизеринцам, взобрался на парту и, сняв с плеча школьную сумку, отложил ее в сторону.

— Моргана его знает, я пока не думал, — пожал плечами Флинт, обтирая шею влажным полотенцем, смоченным заклинанием.

— Если что, давай к тебе, — предложил Роберт.

— Яблочки? — встрял Робин, раскрывая свою сумку всем на обозрение.

— Не, мне воду дай, — качнул головой Флинт, а в следующее мгновение поймал брошенную МакАлистером флягу. — Ко мне так ко мне, если не надоело.

— Мы в Рождество отлично оторвались, ты что! — воскликнул также закончивший отжимания Теренс и глотнул из фляги, приняв ее из рук одногруппника.

— Еще б, — произнес Флинт, прохаживаясь по аудитории и разводя руки в стороны в качестве заминки. — Робби, мы тебе не дадим в библиотеке запереться, так и знай.

— Хотя бы на полчаса-то зайду туда! — полувозмущенно воскликнул Хиллиард под хохот слизеринцев.

— Тебе тут книг мало, что ли? — поддел его плечом Робин.

— Мало, да. Мне нужно кое-что запрещенное, у Флинтов наверняка есть этот труд.

— Что за труд? Опасный? — У Хиггса тут же загорелись глаза. Он был известным любителем вредных для тела и души книг. Любителем как минимум разговаривать о них, поскольку в жизни не держал в руках ни одной подобной.

— Недавно узнал о такой штуке как крестраж. — Роберт заговорщически понизил голос, обведя слизеринцев взглядом, но выражения лиц тех говорили о том, что они тоже впервые слышат это слово. — Что, не слышали ни разу? Вы ж чистокровные.

— И что? — недовольно буркнул Флинт.

— Ах, да, к квиддичу не имеет отношения, значит, и внимания не стоит, — подтрунил над ним Хиллиард.

— Роберт, не зарывайся. — Флинт опасно прищурился, зыркнув на друга. Тот примирительно поднял руки вверх, но на губах его застыла усмешка.

— А мы раньше к тебе сгонять не можем, а? — сказал Хиллиард спустя несколько мгновений молчания, в течение которых парни собирали свои вещи и уничтожали наколдованные коврики. — Как в тот раз, помнишь? Когда ты самокрутки после Рождества забыл дома.

Тогда, пару лет назад, им пришлось дождаться ближайшего похода в Хогсмид. Роберт вместе с Флинтом дошли до самого конца деревни и тайком пробрались к пещерам, чтобы вызвать домашнего, тогда еще прежнего, эльфа-старика, не привлекая внимания прохожих. Эльф перенес их непосредственно в спальню Маркуса, который приказал ему не смотреть на то, что он собирается сделать. Флинт знал, что отец его — в то время еще живой — любил инспектировать содержимое комнаты своего сына, и табак, который любил выкуривать Маркус, был строго запрещен в их доме. То, что самокрутки остались дома, Флинт обнаружил через месяц после праздников, когда не нашел их в чемодане. Сразу после каникул курить совершенно не хотелось — казалось, что в праздники он отравил свой организм на весь следующий год.

Как понял Роберт, отец Маркуса ничего не заметил и табак не обнаружил, а их незаконная вылазка осталась незамеченной. По крайней мере, взыскание тогда не последовало ни от мистера Флинта, ни от руководства школы.

— Не-не, я второй раз так рисковать не буду. Ладно батя, нам мимо Филча надо было красться! Нафиг надо баллы терять из-за книги. Дождись уж каникул.

— Долго…

— А что надо-то? — поинтересовался МакАлистер. — Книги водятся не только у Флинта. Может, у меня что найдется, я могу домой написать.

— Лучше не говорить никому, что я ищу, — замялся Роберт. — Это темная магия. Очень темная, поэтому из библиотеки кто-то все подчистую информацию об этом вынес.

— Почему кто-то? Ясен пень, что это старик. Крестражи… А что это? Расскажи хоть. — Теренс подсел к Хиллиарду поближе.

— Вместилище части души волшебника, — очень тихо произнес рейвенкловец, подождав, когда все будут его внимательно слушать. — Чтобы обрести бессмертие.

— Да ладно? — шокированно округлил глаза Робин. — Нафиг тебе это?

— Просто интересно.

— А, ну да. — МакАлистер мельком глянул на галстук Роберта.

— Что-то мне жутко от этого. Это так… — начал было Теренс, поморщившись.

— А что такое? Ну, я так, поискал что-то. Все описывают это как нечто жуткое и запредельное…

— Именно так и может быть. Ты маглорожденный… Даже то, что ты рейвенкловец… Тут жопой чуять надо, когда магия очень темная. Это с молоком матери впитывается, — заметил Маркус. — Уговорил. Скажи мне название чего там тебе надо. Я домовику своему передам, чтоб поискал. А в пасхальные тусить с нами будешь, а не страсти всякие изучать.

— Идет, — улыбнулся Хиллиард, предвкушая, как он наконец-то узнает, что именно происходит при разделении души.

Все-таки, по сравнению с остальными, он сильно проигрывал, не имея впитанного с детства чутья на поистине страшные магические вещи. Он и правда думал, что деление души — вещь довольно занимательная и стоящая изучения, но то, как отреагировали его друзья, заставило его призадуматься. Теперь ему пришло в голову, что Поттер, возможно, придется рассказать меньше, чем он узнает, — мало ли какая информация ему откроется. А он привык нести ответственность за то, что и кому говорит.

* * *

Встреча с Джинни и Луной прошла не так идеально, как Эмили себе представляла. Она слишком переоценила свои коммуникационные способности, однако появляющиеся паузы с успехом заполняла сама Лавгуд. Говорила она вещи весьма странные, тем не менее Эмили слушала ее, расспрашивала и, как могла, поддерживала общение между всеми тремя. Джинни же, судя по всему, была рада этой встрече. Она не переставая хихикала над рассказами Луны и была достаточно сильно вовлечена в происходящее, чтобы заметить небольшой провал в памяти. В целом Эмили осталась довольна результатом: в последующие дни она не раз замечала, как первокурсницы разговаривают в коридоре, а Джинни выглядела счастливой и больше не беспокоилась о предыдущих нападениях.

С тех пор как Эмили успокоила мысли Уизли, прошло не больше недели. Эти дни в кои-то веки не были бы ничем примечательны, если бы однажды ей не пришлось столкнуться с очередными нападками на маглорожденных.

Было воскресенье. Вместе с Дафной Эмили бесцельно прогуливалась по замку. Многие вовсю обсуждали грядущий День Святого Валентина и сопутствующую прогулку в Хогсмид, только младшие курсы слонялись по Хогвартсу не заинтересованные этим событием.

С Дафной Эмили обсуждала последний совместный урок по трансфигурации, и они уже почти перешли на тему того, каким пером получается писать красивее, как услышали голоса за поворотом. Эмили, едва их уловив, моментально встревожилась и остановилась, схватив подругу за руку выше локтя.

— Чего?.. — осеклась было Дафна, а после замерла сама, приложив к губам палец.

Слова говорящих были невнятными, но Эмили однозначно слышала в них агрессию. Гогот и хлесткие выражения перемежались с тоненькими мальчишескими всхлипами. Эти звуки всколыхнули неясные воспоминания в душе Эмили.

Дафна на цыпочках подошла к краю стены и одним глазом осмотрела перпендикулярный коридор.

— Это из кабинета, — шепнула она, оборачиваясь к Эмили. Та стояла нахмурившись и плотно сжимала губы. — Они дверь неплотно закрыли. Идем в обход?

Она потянула Эмили за руку, направляясь по пустынному коридору в противоположную сторону от того кабинета, где, как они обе поняли, происходили какие-то разборки. Не успели они дойти до поворота, как дверь сзади хлопнула, закрывшись, и наступила тишина.

— Они заперлись! — испуганным шепотом воскликнула Эмили. — Надо кому-то рассказать! Они же там... Там же...

— Угу, — побледнела Дафна. — Идем... Если мы вмешаемся, нам от них попадет. Там слизеринцы. С курса шестого, кажется. Я чей-то голос знакомый услышала.

— Они там пристали к кому-то, слышала? Такое все чаще происходит.

— Мы-то ничего не сможем... Пойдем отсюда.

— Мы на помощь позвать можем! — возразила Эмили шепотом понастойчивее. Она оглянулась, чтобы определить местонахождение. — Прямо напротив класса арифмантики. Идем, найдем кого-нибудь.

Теперь она тянула за собой Дафну, а та беспокойно закусывала губу и пыталась уговорить Эмили оставить парней разбираться самих. Тогда Эмили ее одернула:

— Ты не слышала, что там был кто-то из младшекурсников? Сто галлеонов даю, что это кто-то из маглорожденных, если ты говоришь, что гоготали слизеринцы.

— Ну, я сказала, что там был кто-то из слизеринцев. Мало ли чего парни не поделили?

— С первокурсниками?!

Такие случаи и правда стали происходить все чаще, поэтому было мало сомнений в том, отчего происходила разборка за закрытыми дверями. Эмили слышала, но никогда не сталкивалась с такими ситуациями лицом к лицу. Сейчас ее изнутри грызло то, что она знает о происходящем и должна бы, наверное, что-то предпринять. Она от возмущения пошла стремительнее, и Дафна едва за ней поспевала.

— Да почему с первокурсниками?.. Может, просто голос у кого-то тонкий.

— Да ты чего? — Эмили яростно посмотрела ей прямо в глаза, резко остановившись. — Ты ведь прекрасно слышала, что там кто-то на кого-то наезжал. Причем разница в возрасте у них большая. И в численности, судя по всему, тоже. Мы должны кому-то об этом рассказать.

— Ну... Ладно. Но это все-таки не наше дело.

Не будь всей этой истерии с Тайной комнатой и повальными претензиями чистокровных к маглорожденным и всех прочих к слизеринцам, дело было бы действительно не стоящим внимания. С некоторых пор Эмили стала чувствовать нутром, что разбираться с обидчиками лучше без участия преподавателей. Кажется, что-то из приютского детства ее прошлой жизни твердило ей об этом. Но сейчас Эмили видела, что ситуация выходит за рамки, и решать ее должны именно взрослые, поскольку случай не единичный и носит не индивидуальный характер.

— А ты что, хочешь, чтобы невинного человека избили?

— О Мерлин, а вдруг он реально что-то им сделал?..

— Угу, от маглов родился, — зло выплюнула Эмили, упирая руки в бока. Она развернулась и пошла дальше.

Ее страшно разочаровали слова Дафны. Обычно та поддерживала ее в спорах с Драко, но эта поддержка была скорее дружеская, нежели такая, какую обычно дают единомышленники. Эмили понимала, что подруга боялась влезать в конфликт старшекурсников. Она и сама испытывала тревогу от того, что нужно было бы сделать. Кроме всего прочего, эти слизеринцы почти наверняка были детьми Пожирателей. Она помнила, что на шестом и седьмом курсе как раз много таких, детство которых прошло еще при Волдеморте.

Знание о том, что могло происходить за закрытой дверью того класса, пожирало ее изнутри и требовало избавиться от этого мучения — поделиться с кем-то, кто мог бы остановить безобразие. Они шли с Дафной почти бесцельно, надеясь встретить кого-нибудь из взрослых. Все это время Эмили молчала, прислушиваясь к своей совести. Хаотичные размышления завели ее в дебри сознания, и она вновь почувствовала волну воспоминаний, за которые боялась ухватиться. Что бы она увидела?

— Ладно, — сказала она наконец. — Минут двадцать уже прошло. Наверное, это все не имеет больше смысла.

— Конечно, — облегченно поддакнула Дафна. — Мы в выходные никого не найдем. Все в Хогсмид, видимо, ушли.

— Преподаватели тоже туда ходят?

— Да. А некоторые, говорят, там проживают даже.

— Понятно... — грустно произнесла Эмили, замедляя ход. Она неспешно подошла к ближайшему окну, обогнув подругу, и задумчиво вгляделась в кромку Запретного леса.

Отчасти ей стало даже легко и одновременно стыдно: она поддалась пассивности Дафны и засомневалась в том, стоило ли ей вмешиваться в то, что происходит едва ли не каждую неделю и о чем преподаватели точно знают и с чем безуспешно пытаются справиться. В конце концов, их вмешательство и правда редко помогало. Эту ситуацию нужно решать другим способом.

— Не думай об этом. Такого сейчас много. Мы уж точно ничего не сможем сделать.

«Можем, — подумала Эмили. — Должны. Если не мы, то все равно. Это должно прекратиться. Что за мир...»

Весь оставшийся день она старалась выкинуть этот эпизод из головы, но вечером при разговоре с Томом не смогла не поделиться своими переживаниями.

«Что ты хотела сделать, прости? Преподавателя позвать? Глупая», — только и ответил он, когда Эмили пересказала ему все свои мысли на тот момент.

«Чего это?» — обескураженно написала она в ответ, а сама почувствовала неприятный укол в груди. Она-то надеялась, он оценит порыв, не вспомнив даже, что в шестнадцать лет он уже сам был за идеологию чистокровных.

В памяти снова что-то шевельнулось. Эмили попыталась сформулировать понимание того, откуда у нее взялось чувство, будто Том мог понять и одобрить ее поступок. А тот тем временем написал: «А ты не помнишь, что когда кто-то жаловался взрослым, становилось только хуже, м? В приюте так всегда было: мы все между собой решали. А взрослые — они что? Пожурят да наказание влепят. Никогда не помогало избавиться от обидчиков».

Но это лишь едва успокоило Эмили. По крайней мере, если бы она приложила больше усилий и нашла кого-то из взрослых, это почти совсем ничего не изменило бы. Может быть, тех мальчишек выловили бы позже.

«А что помогало?»

«Месть. Собственные силы, короче говоря».

Эмили представила приют, и наконец воспоминания двинулись с места и показали ей отчетливую картинку. В приюте Тома быстро перестали доставать, но вот первые курсы Хогвартса... Теперь она поняла, отчего так отчаянно хотела прекратить то, что могло твориться за закрытыми дверями. Она не просто предполагала, что там могло происходить. Она помнила, что в подобном же классе творилось, когда еще была Томом. Каждое такое новоприобретенное воспоминание о прошлой жизни окатывало ее с головы до ног, словно ледяной водой. Ощущения были поразительно яркими и такими сильными, что перехватывало дыхание.

«Я, кажется, вспомнила...» — написала она после продолжительного молчания, которое и Дневник не стремился прерывать.

«Тогда ты должна понимать, что происходит в подобных конфликтах».

«Это воспринимается как слабость, да?»

«Именно. Взрослые и не вмешиваются особо».

«Пожурят и ничего серьезного не сделают», — повторила Эмили его мысль, пользуясь тем, что она сразу видела то, что писал Том. Иногда он на лету поправлял себя, но она читала все очень внимательно.

«Поэтому то, что ты так никого и не позвала, очень полезно для тех мелких, которых, возможно, просто побили. Впрочем, если ты говоришь, что это были слизеринцы, то на них попрактиковали что-нибудь из заклинаний. Спорю, это был...»

«Стой-стой, — поспешно прервала Эмили поток его речи. — Чего тут полезного?»

«Давай сама. Думай. Я не собираюсь самому себе все разжевывать».

Эмили шумно выдохнула и поменяла позу. Потерев затекшую ногу, она поправила полог кровати и смочила горло из стакана, что всегда был на ее тумбочке. Ей показалось, что Том мог бы разложить по полочкам что угодно, но не данную ситуацию, да и вообще ничего, связанного с его чувствами. Когда-то он был в таком же положении, как и те младшекурсники, которых Эмили слышала в классе, а значит, говоря о пользе, опирался на свой опыт — мысли, переживания и...

«Ну... Они, если справятся сами, раньше повзрослеют», — начала она рассуждать на бумаге. Пусть Том не хочет сам говорить об этом, а ей нужно расставить все по местам, понять его и себя. Захочет — остановит. Тогда Эмили и решит, как продолжать.

«Или сломаются. Тогда твоя услуга им тем более ни к чему. Бесполезна».

«Ну да», — согласилась Эмили и зевнула. Была почти полночь.

«Это называется естественным отбором».

«Но выживает не сильнейший, а тот, кто лучше приспосабливается. Так?»

«Умница. Все так. — Эмили не смогла сдержать польщенной улыбки и пару раз нежно провела пальцами по краю страницы. — Я заметил, ты начинаешь рассуждать все лучше и чаще. Это похвально».

«Заметила, что ты не любишь, когда я задаю вопросы», — в свою очередь поделилась Эмили.

«Разве? Наверное, дело в том, что ты задавала вопросы с очевиднейшим ответом».

«Наверное, я просто хотела получить подтверждение».

«Именно так я сейчас это и вижу, после того, как наконец увидел, как ты размышляешь. Глядишь, мы совместными усилиями вытащим меня из этого вечного ада».

Последняя фраза была лишней, на взгляд Эмили. Вокруг стало холоднее на пару градусов. Эмили, зябко поежившись, забралась под одеяло, согретое ее теплом, и, держа дневник на весу, коряво написала: «Обязательно. Что-нибудь придумаем. Я еще жду ту книгу. Обещали скоро, а пока жду. Ну... Наверное, до завтра?»

Как только высветилось прощание от Тома, Эмили отложила ручку на тумбочку, а дневник положила под подушку. С некоторых пор ей стало нестерпимо не хватать этой черной тетрадки рядом с собой. А еще ей казалось, что Тому тоже необходимо ее присутствие рядом. Улыбнувшись этим мыслям, Эмили перевернулась на спину и еще долго смотрела в темный потолок с играющими на нем тенями от окон, размышляя.

После разговора с частью себя, она вспомнила не только саму ситуацию, но и действующих лиц. Розье, Мальсибер... Кто там еще был в другое время? Кто не давал проходу к умывальникам только потому, что первокурсник Том, вероятнее всего, имел магловские корни? Чьи заклинания приходилось сначала терпеть на себе, а затем непрестанно отражать? И эти ли ребята потом целовали ему руку, а он покровительствовал им и позволял делать все то же самое, что когда-то они творили с ним?

Как такое произошло и где был тот переломный момент, когда Том из жертвы превратился в нечто, о чем даже вслух боялись сказать? Эмили, обладая пока что малой долей воспоминаний, представить не могла ситуацию, в которой складывались бы такие противоречивые отношения между подобными людьми.

Она что-то упускала из виду, а может, всего лишь чего-то не понимала в силу возраста и не до конца проснувшегося прошлого «я». Но узнать полную картину ситуации было очень важно. Понимание дало бы ей пространство для маневра хоть в общении с собой же, хоть с другими, кто знал Волдеморта непосредственно. И в первую очередь она смогла бы оценить потенциальную свою как силу, так и опасность.

Более того, это дало бы ей ответ на вопрос о том, почему Том вместо того, чтобы бороться за права угнетаемых магов, родившихся не в той семье, сам стал их угнетателем.

Приспособился. Так ли должен поступать слизеринец: приспосабливаться, а не прогибать ситуацию под себя? Нет, Эмили с этим была совершенно не согласна. У слизеринцев она видела твердый внутренний стержень, который не позволил бы им потерять самих себя в погоне за банальным выживанием.

«Том хотел перестать быть собою», — догадалась она, а затем получила внутреннее подтверждение этому. И следом почувствовала: это и было началом всего, страшной ошибкой ее прошлой жизни. Тогда она решила: она не пойдет по такому простому пути и не откажется от себя.

Знать бы только, кто она теперь и в чем ее сила. Жить обычной жизнью и пустить все на самотек нельзя — ей не нравится мириться с такими установками магического мира и именно она в своем прошлом стала причиной обострения дискриминации магов. А значит она же — Волдеморт — может все исправить.

Мысль о том, что она не зря живет на этом свете и теперь имеет некую цель или даже миссию, осчастливила последние секунды Эмили перед сном.