Времена не выбирают (джен)

— Может, уже прекратим? — устало осведомился Мирддин, тяжело опираясь на посох.

— Прекратим, — согласился Гарри, убрав палочку в кобуру и вытирая пот. Мирддин, к его удивлению, был ненамного сильнее, вполне ожидаемо не знал многих заклинаний… Но и забылось за полторы тысячи лет немало, так что обоим было чем удивить соперника. А в результате спарринг затянулся на пару часов, заставив обоих магов выложится на полную.

— Вот это да… — протянул Артур.

— Медвежонок, тебе обязательно сидеть на дереве? — осведомился Мирддин, взмахнул рукой, поймал прилетевший кувшин и основательно к нему приложился, а затем протянул Гарри.

В кувшине оказалось вино — на сей раз всё-таки изрядно разведённое и холодное, в самый раз после спарринга.

— Что же, нельзя было ожидать, что магия будет стоять на месте, — хмыкнул Мирддин. — Но не думаю, что большую часть этих заклинаний мне удалось бы ввести в обиход. Да и магия может подвести, а доброе железо или дерево — нет…

— Судя по тому, что ты ещё не сломал посох о спину ученика…

— Да его и учить нет смысла, магии в нём ни капли, — отмахнулся Мирддин. — Вот риторика — это дело другое, скоро придётся учителя ему искать, потому что меня уже не хвати, а из Кинира ритор не то чтобы никакой, но мне он уступает. Всё же благородный муж должен владеть искусством слова.

Благородный муж, по мнению кельтов, должен был уметь и знать столько, что варваром его назвать могли только римляне: мало было искусно и отважно сражаться, нужно было уметь играть на кроте — кельтской лире, сочинять стихи… А сейчас — ещё и владеть латынью и знать Писание.

— Что касается развития, — Гарри вернулся к разговору, — в моё время с ним всё очень сложно… Да что там, его и нет. А те, кому мы отдали власть, старательно запрещают всё подряд.

— Так не надо допускать к власти глупцов и ничтожеств, — пожал плечами Мирддин. — Если вы избираете глупого, жадного или бессильного вождя, вам некого винить, кроме самих себя…

— Тоже верно, — согласилась Гермиона. — Но нередко бывает, что люди верят сладким речам — и вождём избирают самого сладкоречивого.

— И опять же — только ваша вина, — отмахнулся Мирддин. — Впрочем, оставим эти разговоры седобородым мудрецам — у нас и других дел довольно.

— Правильно, — Артур спрыгнул с дерева, — лучше о Добрых Соседях расскажи…

Вот тут Гарри насторожился — такого в Хогвартсе точно не преподавали. В Хогвартсе вообще не упоминали об этих существах… И очень зря.

Сидхе. Народ Дон. Фейри. И иные имена… Они не были проказливыми, но обычно не злыми феями из сказок, не делились на Благой и Неблагой двор — просто кто-то считал главным праздником летнее солнцестояние, а кто-то — зимнее, но разницы между ними не было ни малейшей. Могущественные маги, мастера во всех областях — но настоящей их стихией были пространство и время. Похоже, заклинание Незримого расширения люди узнали именно у них, и хроноворот появился не без их помощи… И поэтому они вполне могли иметь какое-то отношение к аномалиям. Вряд ли, конечно, и уж тем более они не станут делиться своими познаниями… Но если представится случай, то почему бы и не спросить?

— И откуда ты только всё это знаешь?.. — с завистью вздохнул Артур.

— Медвежонок… — Мирддин укоризненно покачал головой. — Как зовут мою жену?

— Нимуэ верх Ивор с Ллин-Тедиг, — недоумённо отозвался мальчишка, — а что?

— А как зовут мать Ивора?

— Да вроде тоже Нимуэ… — почесал в затылке Артур. — Нимуэ верх… эм…

— Нимуэ верх Дон, — оскалился Мирддин. — И поверь, я сейчас не рассказал и пятой части того, что она рассказала мне. И это не для твоих ушей… Да и не для ваших.

— Но почему?! Мне же интересно!

— Потому, Медвежонок, что во многом знании многая скорбь. Пока что — просто поверь: тебе не следует этого знать. Возможно, настанет день, когда это знание будет тебе открыто… А возможно — и нет. А что до вас двоих…

— То мне почему-то кажется, что или нам и не стоит этого знать, или мы узнаем это из первых уст, — ответила Гермиона.

— Пожалуй, да, — кивнул Мирддин. — Чувствую я, что ты права, и потому промолчу, и да будет, что суждено.

Прежний владелец виллы был довольно богат и снабдил гипокаустом не только термы, но и большую часть комнат — благо, особенно большой вилла не была… Но и маленькой её было не назвать — места для двух семей со слугами там хватало. Разумеется, настоящая, действующая романо-британская вилла была интересна сама по себе, но Гарри и, особенно. Гермиону, более всего интересовали два места — библиотека и заклинательный покой.

Покой был дополнением самого Мирддина — что там было изначально, Гарри так и не понял. Это была довольно большая комната без окон, с круглым отверстием в крыше, забранным какой-то особой слюдой в переплёте в виде пентаграммы. На полу мозаикой была выложена восьмилучевая звезда, четыре луча которой были отмечены символами Самайна, Белтайна, Имболка и Лугнасада, а оставшиеся четыре — равноденствий и солнцестояний. Стены украшали фрески в кельтском стиле — на восточной был изображён могучий старик в плаще из шкуры, с посохом в правой руке и котлом в левой. Изо рта у старика выходило девять золотых цепей, которыми к его языку были прикованы за уши девять человек, причём Гарри был уверен, что этих девятерых рисовали с натуры. На южной — к немалому изумлению Гермионы — Митра, убивающий быка, на западной — сидящий на поляне в позе лотоса человек в маске из оленьего черепа с рогами. На северной стене фресок не было — зато в ней были ромбом выдолблены девять ниш, в которых стояли девять черепов — не исключено, что тех самых людей, что были изображены на фреске. Дополняли картину восемь больших масляных ламп на высоких подставках, стоявших между лучами звезды… И магия, буквально пропитывающая всю комнату.

Гарри замер на пороге, резко выдохнул и шагнул вперёд — в омут чужой магии. На какое-то мгновение вся накопленная мощь замерла, готовая обрушиться на чужака — и отступила.

— Боже, как тут тяжело!.. — выдохнула Гермиона. — Хм, а теперь гораздо легче…

— Когда ты входишь в холодную воду, сперва она кажется невыносимой, но вскоре ты привыкаешь к этому, и почти не замечаешь холода, — Мирддин вошёл следом за ними. — Здесь — так же. Даже мне самому сперва не по себе, когда я вхожу в этот покой, а ведь это моя собственная сила… Инсендио!

Он взмахнул посохом над лампадами, и те вспыхнули ярким бездымным пламенем.

— Самая могущественная магия совершается здесь, — продолжил Миррдин, — здесь призываю я духов и подчиняю их, здесь создаю заклинания и преображаю материю…

Гарри внимательно слушал — и начинал понимать…

Тог, что он мимоходом читал и слышал, начало выстраиваться в систему.

Всё начиналось со стихийных выбросов — грубых ударов сырой силой, окрашенной эмоциями. Результативно — но ненадёжно. И люди стали пытаться вызвать у себя нужные эмоции, а затем и добавить к выбросу не просто желание, но какую-то мысль — и так появились ритуалы. Ритуалы — и магические предметы, когда люди осознали, что магию можно связать с чем-то материальным. Артефактом, «созданным искусством», если переводить… И это могло быть всё, что угодно — например, посох. Или жезл — волшебная палочка. А сам ритуал упрощался, пока, наконец, не превратился в заклинание — слово и жест…

И в пятом веке этот процесс шёл полным ходом, но был далёк от завершения. Уже существовали многие заклинания, но и полноценные ритуалы, почти забытые к двадцатому веку, оставались в ходу…

А ещё была вера. Яростная, искренняя вера, позволявшая даже маглам сотворить магию — пусть даже в первый и последний раз в жизни и ценой этой жизни — но это не останавливало никого.

И теперь Гарри Поттер знал, какая сила повергла Волдеморта в тот октябрьский день. Любовь? Да, но не только — абсолютная вера в свою правоту и надежда на то, что ей удастся спасти сына. И всё это оказалось куда сильнее самой могущественной тёмной магии…

— Если вы будете иметь веру с горчичное зерно и скажете горе сей: «перейди отсюда туда», и она перейдет; и ничего не будет невозможного для вас… — пробормотал Гарри.

— Именно! — отозвался Мирддин. — В этом и есть суть магии — ты веришь, что можешь сделать, и ты делаешь. Потому и говорят: делай или не делай, но не пытайся…

— Это нечто невероятное! — Гермиона забралась на кровать и уселась, скрестив ноги. — Я даже представить не могла, что такое возможно!

— Ну да, это тебе не Биннс с его гоблинами… — вздохнул Гарри. — Вот скажи мне, любовь моя, этот бестолковый призрак, который вещает исключительно о гоблинских восстаниях — почему он вообще ведёт историю магии? Кто-то не хочет, чтобы мы знали вот это всё — или это просто глупость?

— Глупость, скорее всего, — покачала головой Гермиона. — Согласись, на столь сложные и долговременные планы у наших соплеменников не хватит мозгов. Да и кто? Министерство? Такого количества жадных тупиц ты не найдешь даже в правительстве какой-нибудь банановой республики… Чистокровные? Они, может быть, и древнейшие, хотя даже самые старые семьи насчитывают чуть больше тысячи лет, и даже благороднейшие — поколения близкородственных браков, а то и откровенного инцеста сказываются, хотя магия и снижает остроту проблемы, но не убирает полностью, так что там тоже всё не очень хорошо… Нет, что-то они растаскали по норкам, но не слишком много, да и большая часть этого — всевозможные проклятия, рецепты отравы и прочая дрянь, которую легко заменить магловскими разработками. Самые жуткие зелья, знаешь ли, довольно блёкло смотрятся на фоне ви-газов… А главное — прячут они всё это друг от друга, а не от маглорождённых, которых считают в принципе неспособными освоить эти секретные тайны великой магии.

— То, что всё это маглорождённый и создал, их не беспокоит?

— А ты думаешь, они это знают? — Гермиона зло усмехнулась. — Ты думаешь, есть хоть кто-то, кто в курсе, кто такой Мерлин на самом деле? Знаешь, благодаря Широцуки я смогла порыться в архивах старых чистокровных семей… И я была в шоке — они реально ничего не знают! Все их тайные знания, которыми они так кичатся — фикция! Ну да, там можно найти кое-какие редкости, иногда интересные и даже полезные, но всё-таки почти всё это — бесполезная дрянь, я ведь уже говорила про проклятия и рецепты…

— То есть, их единственное преимущество — возможность школьникам колдовать летом?

— Не совсем, — покачала головой Гермиона. — Многие семьи специализируются на чём-то одном или нескольких близких отраслях, и поколение за поколением в этом совершенствуются. У таких — да, в их области будет преимущество, потому что они сразу знают массу тонкостей, которые всем остальным пришлось бы изучать на практике самим, да ещё и не факт, что они бы это узнали. В таких семьях иногда даже магия как бы адаптируется под специализацию, хотя я бы, скорее, сравнила это с прокачкой навыка в игре… Но какие-то врождённые предпосылки тоже есть, ты сам тому пример…

— А ведь на первом курсе я считал тебя занудой… — хмыкнул Гарри, растянувшись на кровати. — Боже, каким же идиотом я был! Ну и да, я говорил, что ты особенно мило смотришься, когда чем-то увлечена?

— Теперь точно говорил, — отозвалась Гермиона. — И если честно — да, на первом курсе я была занудой.

— Прокачка навыка, — кивнул Гарри. — Кстати, когда разберёмся с Волдемортом, надо будет в Хогвартсе ввести теорию магии или что-то в этом духе — вот как ты сейчас объясняла…

— Для этого придётся расправиться не только с Волдемортом, — поморщилась Гермиона, — но об этом поговорить можно и позже. Это надо как следует обдумать… И всё равно мы ничего не узнаем, пока не вернёмся. Да и вообще, не знаю, как ты, а я безумно устала от этой комнаты, так что предлагаю просто отдохнуть.

— Согласен, — давление чужой магии безумно выматывало, причём усталость подбиралась незаметно, да и в покое приходилось держаться, а сейчас… Сейчас можно было и расслабиться.

Мирддин и Кинир были достаточно богаты, чтобы покупать италийское вино, но всё же не настолько, чтобы пить его каждый день. Да и италийское далеко не всё было фалернским…

Разумеется, особым ценителем и знатоком Гарри не был, да и Гермиона тоже — но кое-что смыслили и могли с чистой совестью сказать: большинство вин в пятом веке были так себе. Правда, развивать эту тему оба не собирались — невежливо… Да и вино за ужином было вполне приличным. А вот новости — не очень…

— Пикты? — Мирддин отставил кубок.

— Совершенно верно, — кивнул Кинир, — пикты прислали людей говорить с тобой.

— Но зачем?

— Этого я не знаю. Но их девятеро, они пришли с миром и хотят говорить с тобой.

— А я не хочу с ними говорить… — вздохнул Мирддин. — Но придётся. Что бы они ни замыслили…

— Ты не доверяешь пиктам? — насколько Гарри помнил историю, пикты были довольно неприятными соседями. Неведомые племена, оттеснённые кельтами на север… И с тех пор ничего не забывшие и не простившие.

— Слово их вождей не стоит фальшивого фоллиса, — отмахнулся Мирддин, — а сами они закоренелые язычники, приносящие человеческие жертвы. Нелепо было бы им доверять…

— Прошло уже двадцать лет… — напомнил Кинир.

— Да хоть двадцать тысяч! — отмахнулся Мирддин. — Если они думают, что я хоть что-то забыл…

— А что случилось двадцать лет назад? — осторожно спросила Гермиона.

— Потоп, — коротко отозвался Кинир. — С тех пор, как римляне бросили нас полвека назад, пикты не раз и не два нападали на наши земли, но двадцать лет назад их нашествие дошло до самого Лондиниона, сокрушая всё на своём пути, подобно Потопу, и не нашлось Ноя… Тогда пал Эмрис, и многие славные мужи с ним вместе, но пикты всё же ушли. С тех пор редко бывал год, когда б не было набега, хотя бы и малого…

— И теперь они явились с посольством? — удивился Гарри.

— И это не первый раз, — кивнул Кинир. — С частными делами они приходят нередко, но не раз и не два бывало, что эти посольства оказывались лишь обманом… Впрочем, завтра мы всё узнаем.

Внешне пикты не отличались от кельтов — разве что не носили усов, как большинство кельтов, предпочитая выбритое лицо. И, разумеется, они действительно были «разрисованными» — среди кельтов любителей татуировок почти не осталось, а эти были расписаны синими узорами с головы до ног. Ну и если бритты старались подражать римлянам, то пикты носили длинные волосы и ходили в рубахах по колено, собранных в неимоверное количество складок.

— Нехтан… — поморщился Мирддин, разглядывая предводителя гостей — мощного седобородого старика с истёртым посохом в руках. — Разве я не говорил тебе, что ты не получишь иного ответа? Арианрод помолвлена и уехала к жениху на Ллин-Тедиг, а Нон не сравнялось десяти лет.

— Помню я твои слова, — ответил Нехтан. — Но пришёл я с другими словами. Ведь приёмный твой сын — человек благородный, и вскоре в возраст мужа вступает — пора уж невесту сыскать и ему.

— Вот как ты заговорил… — протянул Мирддин. — Что же, не должно гостю стоять на пороге. Входите!

Разумеется, пиктов пригласили к столу и, разумеется, за едой о делах не говорили, а вот после, под вино и закуски, и начался серьёзный разговор…

— Итак, — спросил Мирддин, — что ты предлагаешь, Нехтан?

— Виндобарр, моя младшая внучка, — ответил Нехтан. — Дочь Брана.

— Вот даже как… — задумчиво протянул Мирддин. — И ты, как я вижу, принял правую веру… Что ж, Нехтан, пока я не отвечу тебе ни да, ни нет — твоё предложение следует обдумать. Есть ли срок, к которому ты должен вернуться с ответом?

— Срок мне даден — столько, сколько потребуется, — ответил Нехтан.

— Тогда будь моим гостем, — Мирддин развёл руки, словно собираясь обнять собеседника. — И вскоре я дам ответ. Но прежде скажу тебе: без согласия самих детей не будет ничего.

— Разумно это и правильно, — согласился Нехтан. — Что ж, ждём мы твоего ответа.

Отправив гостей в их комнаты, Мирддин позвал Гарри и Гермиону в беседку, набросил на неё незнакомые чары и спросил:

— А об этом что говорят легенды?

— Что жена Артура была ему неверна, — ответила Гермиона, — и что единственный его сын был от его единоутробной сестры, которая отдалась ему, скрыв лицо… Что смешного ты услышал?

— Что смешного? — фыркнул Мирддин. — Да то, что во всём Керниу говорили: если Гварлис не задрал хоть один подол — так только собственной жене, так что никакой сестры у Артура нет, и это я знаю точно. Кстати, как сказители называли эту женщину?

— Моргауза, но иногда её путали с колдуньей Морганой, которая тоже была его сестрой.

— Моргана… Хм… Уж не Моргейн верх Керидвен ли это, моя дорогая наставница, да будет она проклята?

— Ты ненавидишь её? — удивился Гарри.

— Ненавижу? Нет, это слишком сильно сказано, но она отнюдь не воплощённая добродетель. Много за ней тянется дурных дел и предательств, но нельзя отрицать, что она могучая и искусная колдунья, что она не лишена чести, пусть и своей особой… И что она горячее адского пламени, — тут Мирддин мечтательно закатил глаза.

— А может, ты не будешь сидеть с видом сатира, углядевшего менаду с кувшином вина, а скажешь, что надумал? — скрыться от Нимуэ в доме было невозможно, а замечали её только тогда, когда она это позволяла.

— Этот брак неплох, но могло быть и лучше, — отозвался Мирддин. — А потому оставим дело на усмотрение детей — их жизнь, не наша. Ну а что до всех возможных предсказаний — у меня только один ответ: пусть будет всё, как установил Господь, ибо всё в Его воле, и что предначертано, то и свершится.

— Аминь! — отозвалась Нимуэ.