А drop in your palm (гет)

Тьма пленительнее света…

Во всяком случае, она не сжигает дотла без защиты магического кольца. Ночь — время вампиров. Время свободы, крови и охоты. Так было с самого начала и длится уже столетия на этой грешной земле.

Он был одним из первых обращенных. Первым из их вида. Стоял у истоков родословной, которая начиналась от жестокого монстра и тирана… Если уж не мелочиться, то Клаус Майколсон всегда был еще тем ублюдком. И прошедшие века ничуть не смягчили его отвратительный характер, жаль, что создателя не выбирают.

О, быть частью родословной Никлауса еще та головная боль, особенно в том случае, когда создатель искренне считает всех своих птенцов своими рабами навек. И это вовсе не метафора.

Люсьен восхищался, презирал, завидовал, ненавидел своего создателя. Всей гаммы испытываемых к Нику чувств не передал бы полностью ни один из языков. Таков уж удел: мы связаны с теми, с кем разделили кровь. Для вампиров эти слова — жестокая реальность. Ведь смерть Первородного — это смерть всей его родословной.

Люби он меньше поганую, но все же жизнь, может быть, Люсьен бы попытался…

Ведь Никлаус одну вещь делал просто виртуозно: заводил врагов.

Люсьен и не подозревал, что сам добровольно вернется к Майколсонам и даже, более того, полюбит одну из них. Предназначение не ошибается и не щадит, оно дает ровно то, что нужно — не более не менее.

Фрея была лучшим, что случилось за его бесконечную жизнь. И он это признавал.

Его ведьма искупала своих сволочных родственников. И для того, чтобы она была счастлива, Люсьен был готов терпеть всю сумасшедшую семейку разом без перерывов. Где-то в глубине души надеясь, что рано или поздно его жене осточертеет такая «семейная» идиллия, и они вместе уедут подальше… Но говорить он это ей не собирался. Фрея, столько времени оторванная от родных, не была готова пока расстаться с ними, пусть от них больше проблем, чем пользы.

Он был на редкость эгоистичным засранцем, этот недостаток за собой Люсьен признавал. И даже гордился им.

Только вот эгоизм всегда пасовал перед любовью к ней.

Когда-то очень давно Люсьен уже любил и думал, что это и есть то самое настоящее, которое навсегда. Только вот то чувство оказалось тенью теперешнего. Где точкой всего, альфой и омегой была невыносимая, прекрасная, злобная, смешливая, ворчливая, да просто ведьма. Его драгоценная ведьма.

Без которой не будет него.

Предназначение ударило мгновенно, сбивая с ног, расшатывая мир и обращая его в пепел. Перестраивая приоритеты и оплетая ось мироздания вокруг хрупкой фигурки и колдовских глаз Фреи Майколсон.

Лица Элайджи, Никлауса и Кола нужно было видеть, когда он упал на колени перед их застывшей в неверии сестрой, и спустя мгновение тонкие пальчики вплелись в его волосы в первой ласке. Он дышал ее запахом и не мог надышаться.

И совсем не важно, что Клаус едва не вырвал ему трахею, а младшенький так и вовсе порывался оторвать голову. И как только любимая смогла угомонить их… Одной разгромленной залой точно не обошлось бы. Люсьен хорошо знал свою способность: после удара в левую щеку подставлять правую. У братьев Майколсонов было так же.

— Кто угодно, только не этот… — Кол бросил в окно кресло, и стекло с веселым звоном посыпалось вниз, — слизняк. Я подержу сестру, а ты, Ник, вырвешь ему сердце…

— Никто не будет никого убивать, — Элайджа произнес это тем самым категоричным тоном, от которого притихал даже Никлаус. — Брат, отпусти, будь добр, Люсьена, иначе сестра расстроится.

Обошлось без смертоубийства, хотя угроз было озвучено немало. Веселое времечко.

Они ненавидели и терпели его, а Люсьен старался держаться в рамках, чтобы лишний раз не расстраивать Фрею. Клаус, Элайджа, даже полностью отбитый Кол считали, что такой как он не достоин их сестры. Люсьен и не собирался отрицать этого. Фрея, несмотря на все горести и несчастья, разлуку семьей, страдания, которые пережила по вине своей тетки, сумела сохранить человечность и свет. Да, порой она совершала ужасные поступки, но ради семьи, и отнюдь не наслаждалась тем, что приходилось делать.

Для него же жестокость стала почти нормой.

Способом достичь желаемого кратчайшим путем. Успокоить терзавших все века демонов.

Которые с приходом в его жизнь Фреи, казалось, уснули навсегда.

Люсьен не обольщался: кровожадная, изощренная и жестокая часть его натуры спит, пока ей ничего не угрожает. Стоит появиться опасности, мирный влюбленный мужчина уступит место смертельно опасному психопату. В защите действительно все средства хороши, к тому же он так много перенял от вампирского папочки.

Пусть Ник каждый раз, когда он его так называет, пытается вырвать ему печень.

Мир не стал ни лучше, ни безопасней, просто сейчас они могут наслаждаться плодами победоносных войн. Мирными годами, когда можно кататься верхом, гулять рука об руку по цветущим садам, предаваться любви и не думать о врагах, потому что те мертвы.

Но покой не бывает долгим…

За века жизни Люсьен усвоил это слишком хорошо.

Их комната самая светлая в замке… Фрея любит садиться в уложенную подушками и устеленную мехом нишу у окна и встречать рассвет. А еще она часто мерзнет. Маленькие ножки, которые он греет в своих ладонях и, своих дыханием целуя каждый пальчик, руки. Условия, в которых его северная принцесса выросла, не назвать райскими. Она мало говорит о детстве, разве что о том времени, когда у нее еще была настоящая семья.

Дальнейшие годы с теткой Фрея ненавидит вспоминать, а тем более рассказывать о них.

У нее бывают кошмары, когда она мечется по их постели, комкает вышитое цветами покрывало, орошает слезами подушку. И долго плачет, пока он ее укачивает на руках.

В такие ночи Люсьен больше всего хочет воскресить чертову ведьму, чтобы пытать ее годами за каждую слезинку. Ну или отыскать могилу и сжечь скелет, чтобы сбросить пепел в выгребную яму.

Фрея родилась в стране, где зима занимает большую часть года, где суровое море омывает еще более суровую землю. Но в ней так мало льда и холода. Глаза — скорее теплые воды восточных морей, а золото волос, которые он долго-долго разбирает пальцами после ночей любви, когда она дремлет у него на груди, так и вовсе впитало в себя солнечные лучи.

Люсьен благодарен судьбе за второй шанс.

И категорически не собирается его проебывать…

Он долго жил без смысла, без цели, одержимый жаждой крови и насилием.

Теперь же Люсьен готов сделать все, чтобы сохранить свой свет, свою Фрею.

Он оттолкнулся от перил и прыгнул вниз в сад, покрытый тонким слоем первого снега, который выпал так внезапно. Фрея, в теплом плаще, вместе с садовником, укрывала листьями кусты роз, которые могли погибнуть от внезапных заморозков. Пару лет назад, после того, как замок стал для нее настоящим домом, Фрея лично посадила их. Расшитый золотом бархат платья пачкался в земле, но его любимой не было до этого никакого дела.

Люсьен не спешил обнаруживать свое присутствие. Просто смотрит на нее, впитывает ее образ всем своим существом. Как она улыбается, каким умиротворением сияют ее глаза…

Но, к сожалению, стоять так ближайшую вечность не выйдет, и не из-за того, что ему не хватит терпения. Просто остальной мир не мог подождать и дать чуточку времени влюбленным. В замок прискакал гонец с письмом. Герб на печати послания был Люсьену хорошо знаком и противен.

Кол, который формально оставался за старшего в отсутствие Клауса и Элайджи, пропадал неизвестно где. Ребекка не отличалась дипломатичностью и тревожить ее — ищите другого дурака… Люсьен вовсе не хотел сжигать горы трупов, которые точно бы оставила за собой младшая сестра его жены.

Оставалась взвешенная, мудрая Фрея. Единственный Майколсон, которому было не занимать здравого смысла. Неспособная только из неприязни развязать новую войну.

Ошибкой очень большой было считать Фрею Майколсон беззащитной из-за ее миролюбия, известного всем. Она щелчком пальцев могла вывернуть его, тысячелетнего вампира, наизнанку. И Люсьена это знание не на шутку заводило… Тонкая, порочная усмешка скользнула по его губам, когда он, переместившись с скоростью недоступной никому, кроме вампиров, накрыл глаза Фреи своими руками.

Жаль, самый потрясный в его жизни секс придется отложить… Потому что имя де Мартель означало неприятности.

* * *

Нет особой мудрости в том, чтобы прежде чем принять любое решение, немного подумать перед тем, как сделать выбор.

Ведь именно выбор определяет нашу жизнь.

История ее семьи настолько долга и трагична, что впору запутаться, кто палач, а кто жертва, где чудовище, а где… Впрочем, какой толк в высокопарных рассуждениях, которые грозят скатиться не то в ханжество, не то в маразм. Прошлое уже не изменить, как и все сделанные ими выборы. Верные или нет.

Мать была к ней жестока, судьба не очень-то справедлива, но Фрея продолжала верить, что однажды сможет выбирать сама. А не следовать чужому выбору.

Даллия…

Это имя отдает душным ужасом на губах до сих пор… Несмотря на то, что та мертва. В самом деле, нелегко забыть ту, которая определяла, ломала и калечила твою жизнь столько веков. Но и научила выживать и побеждать своих врагов. Быть безжалостной и последовательной. Фрея освоила эту науку настолько хорошо, что смогла обернуть свои знания против той, что ее создала.

Быть свободной — это все, о чем она когда-то мечтала.

Даже не думала о любви. Потому что все попытки быть любимой и любить не приносили ничего, кроме душевной боли. Фрея не хотела больше страдать, мечтать о смерти, как тогда, да и не верила, что способна на любовь. Она была искренне уверена, что ей хватит того, что у нее есть семья… настоящая, не без недостатков, конечно.

Все видели в ней лишь ласковый свет, пожалуй, кроме Никлауса. Слепцы… И люди, и вампиры, и ведьмы одинаково и равномерно слепы в своих суждениях, так же как и жестоки. Брата, впрочем, было нелегко провести. И он поминал ее. Быть может, потому что их предала и вычеркнула из жизни одинаково безжалостно Эстер.

Фрея знала, что в ней есть свет — жалкие крохи того, чем она была когда-то. Его недостаточно, чтобы осветить ту темную бездну без дна, в которую ее обратила «любящая» тетушка. Она отомстила и обрела некое подобие покоя. Вернулась к своей истинной семье, но была ли счастлива?

Нет.

Одиночество, вечный спутник, точило душу еще сильней в окружении родных по крови, чем в годы изгнания под пятой тирана. Тысячелетие они провели порознь и этого было не перечеркнуть даже осознанием самого близкого родства. У Элайджи, Ника, Ребекки и Кола была бесконечная нить памяти, разделенная на четверых, а у нее обрыв в том месте, где Эстер отдала ее.

«Всегда и навечно»…

Пусть отравленное взаимной болью, ненавистью и недосказанностью. Но оно было. Семья…

А Фрея же была одиночкой, которая очень старалась найти свое место рядом с братьями и сестрами.

Элайджа… Звон клинков из лучшей стали, стылое, но солнечное зимнее утро и забота несмотря ни на что. Таков он. Тот, который принял ее первым и сразу же стал заботиться так, как будто она младше. Фрея отогревалась рядом с ним.

Ребекка… Перестук кастоньетов, полет ласточки в небесах и отзвук так красящего ее смеха. Робкие попытки наладить контакт с обоих сторон и внезапное понимание насколько им легко вместе. Ночные посиделки с вином у камина, смешки и ворчание на братьев.

Кол… Стремительный бег дикого жеребца, звук капель, разбивающихся о камень, и вечная ухмылка, которая так идет ему. Пожалуй, он за маской вечного мальчишки прятал боль и нешуточный ум. У них были общие темы: магия, по которой он так скучал и мог поведать немало, и одиночество. Ведь Кол тоже чувствовал себя оторванным.

Никлаус… С ним было сложнее всего. Неукротимое всепожирающее пламя, свободолюбивый волк и взгляд, прошибающий до донышка. Он сразу понял, что свет в ней давно погас. И это, как ни странно, примирило Ника с ней. Заставило не пожалеть, о нет, довериться. Брат понял, что жалости Фрея не примет, потому что такой же гордец.

Счастье оставалось лишь иллюзией из забытого и проклятого прошлого. К которому даже мысленно было возвращаться больно и гадко. Фрея не думала, что после стольких веков скитаний счастье настигнет ее так внезапно и беспощадно. В одно мгновение мир перевернулся и обрел новую ось. Сперва она испугалась, потому что вовсе не хотела этого, — встретить Предназначенного, — потому что не без оснований полагала — их чувства обречены.

И от боли потери второй половины она уже бы не оправилась никогда.

Фрея уже один раз любила, настолько сильно, что позволила себе забыться. Даллия преподала ей жестокий урок, который она забывать не собиралась. Теперь же она была свободна и поэтому не смогла прогнать от себя Люсьена. Противостоять своему притяжению к нему и его же пылу.

Люсьен бы ни за что не ушел…

Если рядом с братьями и сестрой она отогревалась постепенно, то появление Люсьена разбило лед, сковавший душу на тысячи осколков. И это оказалось упоительно и болезненно — вновь чувствовать так полно, так ярко. Где есть любовь, там не место страху. Вот Фрея гнала от себя проклятую память и все страхи.

Просыпалась от поцелуев после жарких ночей, наполненных взаимной страстью. Встречала рассветы, зная, что совсем скоро на ее обнаженные и окруженные кружевами ночной рубашки плечи опустятся сильные руки любимого. Он легко подхватит ее и перенесет в постель, прижимая к себе крепко-крепко.

Они заслужили немного мира.

Пусть войны, кровь, интриги и неисчислимые полчища врагов ее семьи останутся где-то позади. Счастье скоротечно и Фрея хотела насладиться каждой секундой. Надышаться впрок. Потому что покой не будет длится вечно, и рано или поздно им придется взяться за оружие.

Фрея почти не волновалась за братьев… Ладно, волновалась, и не шуточно. Это же Клаус, кто знает, что он натворит в приступе гнева — в том, что братец разозлится, она была уверена. Видения показывали, что девушка, которую ее мать привязала к гибриду, кротостью не отличалась. Характер как раз под стать Никлаусу, другую он быстро сломает.

Элайджа… он тоже мог натворить глупостей, несмотря на свой хваленый самоконтроль. Но он ни за что не стал бы угрожать, делать больно той, которую встретит в Лесу.

— Льюсен? — Фрея повернулась в руках любимого и положила ладонь на его щеку. — Что случилось?

— Письмо от Мартелей, — коротко пояснил он, прижимая ее ладошку к своим губам.

Фрея искала во взгляде Предназначенного боль или тоску по той, которая носила это имя, которую Люсьен любил столько веков… и не находила ничего. Кроме любви к ней. Хотя ревность все же затронула сердце Фреи Майколсон, пусть над возникновением этого чувства любящие одинаково не властны. Она не хотела сомнений, потому что любила и верила своему вампиру.

— Пойдем в дом, — она потянула любимого за руку, — узнаем, что Тристану понадобилось от нас.

В воздухе была разлита тревога — первый предвестник бури…

<hr />Примечания:

У меня такое ощущение что никто не читает. Оставляйте отзывы для автора это очень важно!