Времена не выбирают (джен)

Было у Гарри опасение, что им придётся задержаться как минимум до Рождества — но нет. Три недели — и пришло время отправляться дальше…

Это, несомненно, была средневековая Европа, скорее всего — Южная, но конкретнее сказать пока не получалось — спросить было некого. Оставалось только идти по дороге — рано или поздно кто-нибудь попадётся, и можно будет узнать, куда именно они попали. А попали они, судя по сожжённой деревне, в которой открылась аномалия, в не самый лучший момент европейской истории.

— Знаешь, по-моему, это юг Франции, — сообщила Гермиона, неожиданно остановившись. — По крайней мере, похоже на то, что я помню — мы туда ездили, когда мне было восемь. Но это место, а вот время… Пока не встретим кого-нибудь, я ничего сказать не смогу, ну или пока не запустим планшет, но для этого надо остановиться на весь день…

— Не знаю, как ты, а я останавливаться здесь не хочу, — буркнул Гарри. — Да и вообще, на ночь лучше бы подальше от дороги убраться и сторожевые чары наложить по полной схеме. Кстати, а когда на юге Франции была такая война?

— Да почти каждое столетие, — поморщилась Гермиона. — Ревелио! Та-ак… Впереди кто-то есть. Две отметки, человек и лошадь. Похоже, кто-то едет на телеге, и минут через десять мы его увидим.

С одной стороны, человека, едущего на телеге, а не верхом, вряд ли стоило опасаться — это, скорее всего, простой крестьянин, ремесленник или мелкий торговец. С другой же — а что у него на уме? Насколько Гарри знал, средневековый человек любого сословия был столь же не прочь ограбить встреченного на дороге чужака, что и в любую другую эпоху, а может, и больше…

Вскоре они увидели ту самую телегу, на которой ехал монах в белой рясе и чёрном плаще. Выглядел монах вполне дружелюбно, хотя лежащий рядом с ним тяжёлый посох явно намекал, что дружелюбие это не для всех.

— Бог в помощь, святой отец! — произнёс Гарри, шагнув вперёд. — Не поможешь ли нам?

— Помогу, коли смогу, — кивнул монах. — В чём нужда ваша?

— Заблудились мы, и теперь не знаем, где мы и куда идти, — развёл руками Гарри, — а скитаться здесь, среди следов войны…

— Что ж, могу я вам в этом помочь, и даже помогу добраться до ближайшего жилья, только вот скажите сперва: чародеи вы или колдуны? И не думайте, что я поверю, будто вы обычные люди!

Палочку Гарри давно носил в кобуре на предплечье, так что сейчас просто выбросил её в руку и спросил:

— А в чём разница между ними? Я всегда считал, что это одно и то же…

— Значит, ты заблуждался, — пожал плечами монах. — Что же до разницы — сила колдуна исходит от Дьявола, и потому благой быть не может. Волшебство же творится с молитвой во славу Всевышнего и с дозволения Его.

— А, то есть, колдунами ты называешь чернокнижников? — включилась в беседу Гермиона. — Тогда позволь тебя заверить, что с ними у нас непримиримая вражда…

— И стало быть, вы не откажетесь потрудиться во имя Господа и инквизиции, чтобы помочь истребить ковен колдунов?

— Если они действительно чернокнижники, то да, — кивнул Гарри, мельком подумав, что они с Гермионой стали натуральными охотниками на тёмных лордов. — И прости уж, святой отец…

— Брат Антоний зовусь я.

— Меня зовут Генрих, а мою жену — Гермиона, — представился Гарри. — Так вот, брат Антоний, мы, конечно, поможем тебе, но хотели бы знать — что мы получим взамен? Ведь плоть слаба и нуждается в мирской пище…

— Я имею некоторую сумму для оплаты ночлега и еды, если не получится остановиться в монастыре, но она невелика, — сообщил Антоний. — Мои помощники — миряне, и им платят жалование из церковной казны, как наёмникам, но нанять вас я не могу, поэтому… Обыкновенно мы делим всю добычу поровну, только я своей долей не пользуюсь, а тем, кто оказался ранен, полагается двойная доля. Думаю, доля в добыче и половина волшебных предметов, которые не подлежат уничтожению, будет достойной оплатой.

— Половина?

— Да. Лекарь и зельевар Алиенора, моя помощница, вынуждена тратить очень много денег на свои зелья…

— Кстати, мы можем помогать ей, пока работаем на тебя, — предложила Гермиона. — Ну и… Меня всё устраивает.

— Меня тоже, — кивнул Гарри.

— Тогда забирайтесь, — монах махнул рукой, — поговорим по дороге.

По дороге выяснилось, что Поттеры попали в Каркасон, что сейчас тысяча двести пятьдесят второй год, шестой день июня, и направляются они к деревне Нис-дель-драк… Которая была для Шармбатона тем же, что Хогсмид — для Хогвартса. Там инквизитора ждали его спутники трое рыцарей, послушник, та самая Алиенора и палач.

— Простецы в волшебной деревне? — Гарри покачал головой. — Чудно…

— Из всех волшебных предметов, — хмыкнул Антоний, — один всех сильнее… И это денарий. Увы, но люди алчны и даже самого Спасителя продал не только Иуда…

— А чем вообще ты занимаешься? — спросил Гарри. — Об Инквизиции болтают много…

— Если вы не шутили про будущее — а на шутку это не похоже — то неудивительно, что за столько лет переврали всё, — поморщился Антоний. — Колдовство, конечно, тоже ересь, но само по себе волшебство существует, и волшебники веруют, а значит, оно допустимо и потому нас не касается. Больше того, я знаю и священников-волшебников… И, разумеется, никто не станет разбираться с полоумной деревенской старухой, которая вообразила, что её соседка ворует молоко у коровы. Даже колдуны не занимаются такими глупостями — а вот какая-нибудь нечисть может, но это уже дело волшебников, мы этим не занимаемся…

О своей работе Антоний рассказывал охотно — и картина, получавшаяся по его рассказам, совершенно не совпадала с тем, что слышал и читал Гарри.

И прежде всего — инквизиторы не жгли всех подряд, наоборот, большинство обвинений в колдовстве признавались ложными. Разумеется, каждое сообщение тщательно расследовалось — ереси были серьёзной проблемой, уже хотя бы потому, что далеко не всегда были безобидными, скорее, наоборот. Пытки, конечно, использовали — но пытки в это время считались необходимыми, да к тому же существовало несколько ступеней воздействия, и обычно всё ограничивалось демонстрацией инструментов палача и подробным рассказом, что ими делают…

Кое-что он рассказал и о чернокнижнике — Робер Одноглазый, судя по всему, был крайне неприятным типом. Во всяком случае, человеческие жертвоприношения за ним точно числились…

Сам Антоний верил далеко не всему, что рассказывали о Робере и время от времени уточнял: «У страха глаза велики», «Похоже на какую-то местную сказку» и тому подобное, но и того, что было подтверждено уликами, было достаточно, чтобы оставить позади и Волдеморта, и Гриндевальда. Если же добавить к этому то, что звучало правдоподобно, но подтверждения не имело — Робер оказывался где-то рядом с Герпием Злостным. Где он прятался — выяснить до сих пор не удалось, но Антоний рассчитывал перехватить кого-нибудь из его подручных, когда те явятся в Нис-дель-драк, чтобы купить ингредиенты — зелья колдуну требовались очень специфические, и некоторые компоненты просто нигде больше нельзя было добыть. Опять же, маги по большей части селились в окрестностях Шармбатона, так что поймать жертву здесь тоже было проще — правда, и рискованно. Недостаток у этого плана был ровно один — никто не знал, когда враг высунется из своей норы. Впрочем, ждать в относительно комфортных условиях богатого деревенского дома было не так уж и плохо, да к тому же просто сидеть и ждать Антоний не собирался, так что возражений не нашлось ни у Гарри, ни у Гермионы… Особенно после того, как оказалось, что Антоний — не единственный доминиканец в Нис-дель-драк.

Гостей было двое — пожилой монах, надвинувший капюшон поглубже, и его спутник, на вид лет тридцати, почему-то показавшийся Гарри знакомым — где-то он видел его раньше. Правда, вспомнить, где именно, не получалось, пока старший монах не снял капюшон, сказав:

— Давно не виделись, брат Антоний. Всё в трудах?

— Ересь пустила здесь слишком глубокие корни, — вздохнул Антоний. — Но, признаться, тебя я здесь увидеть не ожидал…

Гарри тоже не ожидал увидеть в магическом поселении вполне узнаваемого, хотя и не очень похожего на портрет в учебнике Альберта Великого…

— Я тоже не ожидал, что окажусь здесь, — хмыкнул Альберт, — но люди, которых я весьма уважаю, попросили меня поведать граду и миру о моих опытах трансфигурации и зачарования — и если бы не мой глупый ученик, я даже продемонстрировал бы их плоды…

— Но учитель!..

— Я два года провозился с тем механическим големом, потратил на него целую кучу денег — заметь, данных мне именно для этой работы — а ты расколотил его палкой, испортив половину деталей!

— Но ведь я думал, что он одержим!

— Томас, прошу тебя, не искушай меня впасть в грех гневливости, — вздохнул Альберт. — И радуйся, что ты испортил только половину деталей.

— Гарри… — прошептала Гермиона. — Это же Альберт Великий, Доктор универсалис!..

— Великий? — Альберт развернулся к ней. — Конечно, мне приятно слышать подобное, дочь моя, но до величия мне далеко. Ты бы ещё святым меня назвала…

— А я уверен, что вас признают святым, — сказал Гарри. — Я воин, а не мудрец, в отличие от моей возлюбленной жены, но даже мне ведомо ваше имя и ваша мудрость. А чудеса… То, что рассказывали мне о ваших трудах — сам я, к несчастью, незнаком с ними — говорит мне, что это и есть чудо…

— Так, чада мои, — Альберт поднял руку, — не забывайте, что гордыня — смертный грех, и не перехваливайте меня. Я, конечно, заслужил кое-какое уважение среди мудрых людей, и всё же не самый дурной волшебник, но вот так превозносить… Не надо, прошу вас. И зовите меня просто брат Альберт — ни к чему все эти церемонии.

— Ну, думаю, невежливо не назвать своё имя. Я — Генри Поттер, моя жена — Гермиона…

— Поттеры… Не родня ли вы англичанам Поттерам из Годриковой лощины?

— Верно, брат Альберт, но дело это сложное, а во многом и тайное… Впрочем, без лишних ушей я могу рассказать тебе многое, хоть и не всё.

— Позже, быть может. И, юные волшебники, я надеюсь увидеть вас на моих лекциях…

Отряд брата Антония разместился в доме Алиеноры — и поскольку целительница явно не бедствовала, места хватило всем. Училась она сначала в Хогвартсе, на Хаффлпафе, а потом в Салерно и имела магловскую степень доктора медицины. Молодая, чуть полноватая блондинка, Алиенора была типичной хаффлпафкой — добродушной и милой со всеми…пока ей самой или её близким не пытались угрожать. Лицо её почему-то показалось смутно знакомым, но он пока отставил эту мысль в сторону. Потом вспомнит — может, видел когда-то портрет, или кого-то из далёких потомков, ведь у магов семейное сходство выражено куда сильнее, чем у маглов…

Рыцари оказались тамплиерами, и звали их Арнаут, Филлип и Гильем. О своём прошлом они говорить не желали, и Палестину, как подозревал Гарри, покинули не совсем добровольно… Что, разумеется, никого не волновало. На их мечи, копья и булавы всегда можно было положиться, а остальное неважно…

Филлипу, самому старшему из них, было лет сорок, был он мрачен, неразговорчив даже на фоне своих товарищей и почему-то брил голову наголо. Иногда он за весь день не произносил ни слова, и почти всё время посвящал уходу за доспехами, оружием, а закончив с этим, принимался молиться. Из всей компании именно он вызывал что у Гарри, что у Гермионы наибольшие подозрения — будучи фанатиком, он мог додуматься до чего угодно.

Арнаут был его полной противоположностью — чуть старше Гарри, с живым характером и весьма разговорчивый — особенно на фоне Филлипа — и именно он был основным источником информации о делах тамплиеров. Он, как и Гильем, стригся коротко и носил аккуратную бородку, а ещё занимался снабжением отряда, в чём разбирался неплохо… Что удивительно, поскольку торговля вроде как считалась делом, рыцаря недостойным. С другой стороны, Арнаут и не торговал — он договаривался с торговцами и мастерами, каким-то образом ухитряясь и не торговаться, и получить выгодную цену… И при этом не был даже сквибом, так что магия исключалась — просто красноречие, прокачанное до капа, как сказала бы Широцуки.

Гильем был его родным братом, старше года на два — сами братья никогда не говорили, сколько им лет, носил почти такую же бороду, только немного длиннее, и был не менее талантлив, чем брат, но таланты свои использовал для проповедей. И получалось у него, надо отметить, куда лучше, чем у отца Мартина — местного священника. Отец Мартин, понятное дело, этому был не особо рад… но кафедру для проповеди регулярно уступал — призвать пожертвовать на богоугодное дело Гильем никогда не забывал.

Палач — пожилой человек, коренастый и с простецким лицом — представиться не соизволил. Он вообще был столь же неразговорчив, что и Филлип, вечно сидел где-нибудь в углу и сосредоточено писал в свитке.

Последним членом команды был Мишель, послушник — блондин лет пятнадцати, исключительно пронырливый тип служивший писарем, лазутчиком, курьером, воришкой… В общем, всем, на что только способен пятнадцатилетний мальчишка. При этом характер он имел подозрительно лавгудовский, так что Гарри его на всякий случай подозревал…

— М-да, не так я представлял себе инквизицию… — протянул Гарри, задумчиво разглядывая палатку. — Да и большой деревенский дом, если честно — тоже.

— Ну, для тринадцатого века он вполне себе большой и комфортабельный, — хмыкнула Гермиона, — а то, что мы с тобой привыкли к немного другому уровню комфорта — это только наша проблема. А что касается охоты на ведьм… На самом деле этим как раз отличились протестанты, включая и англичан, как ни обидно. Католики, конечно, тоже ни разу не белые и пушистые, но они как-то не особо выделяли колдовство среди прочих ересей, и довольно часто вообще оправдывали. Я читала как-то историю про портного, которого рыцарь обвинил в колдовстве, потому что тот сшил ему плащ из кошачьих шкурок, а не из кротовых…

— И что с ним сделали? — поинтересовался Гарри.

— А ничего, — пожала плечами Гермиона. — Портной поклялся что о колдовстве ничего не знает, а плащ сшил потому, что на кротовые шкурки у него не хватило денег, соседи показали, что рыцарь — пьяница и сам во всех своих бедах виноват, ну инквизиция и закрыла дело, а портного оштрафовали за мошенничество.

— А тот монах, Инститорис или как там его?

— Инститор тогда уж, или Крамер — это его настоящая фамилия, — Гермиона поморщилась. — Ну, во-первых это будет только лет через двести с лишним, уже в начале Реформации — и, кстати, в разгар колдовской истерии, во-вторых, этот самый Крамер был просто психованным садистом, а в-третьих, куролесил он всего несколько лет, после чего инквизиция повязала его самого.

— За ересь?

— Да нет, за незаконные методы допроса — этот уродец обожал пытать, причём сразу и со всей дури, а этого, ты сам слышал, делать нельзя… В общем, его сперва спровадили в какой-то дальний монастырь, потом выпустили и даже повысили, но держали подальше от инквизиции.

— И совершенно правильно сделали, — заметил тихо подошедший Антоний. — Не знаю, о ком вы говорили, но что этот человек дурак и бездарь — это совершенно точно. Так вот, я зачем пришёл: время к вечеру, поэтому я предлагаю собраться завтра с утра и решить, как будем действовать дальше.

— Я уж точно не возражаю, — кивнул Гарри. — Всё-таки, этот день выдался для нас довольно сумбурным и утомительным… А ловить Тёмных лордов лучше всё-таки на свежую голову.

— Тёмные лорды? Хм, мне нравится — прекрасно описывает гордыню чернокнижников…

— Знаешь… — пробормотала Гермиона, провожая взглядом монаха. — У меня такое чувство, что именно мы и запустили это название…