Орден Чертополоха (гет)

Деревенщина Сэнди⁽¹⁾ попытался было увести чужую девушку. Я не стал подавлять в себе гнев и после отъезда Минервы в Лондон просто выследил наглеца в Глазго да применил к нему отменный Круциатус. И получил от содеянного облегчение и несказанное удовольствие. Мне был отраден один вид поверженного соперника, валяющегося без сознания в дождевой луже. Было желание вообще сбросить рыжего мерзавца в какую-нибудь канаву. Его отец решил, что сына избили в темной подворотне хулиганы. Такой вот Глазго опасный для пришлых город. Жаль только, что пришлось поганому маглу исправить память, все-таки мне хотелось, чтобы он отлично помнил каждый миг невыносимой боли, а также за что заслужил ее. А нечего было зариться на чужое. Я очень хотел, чтобы Сэнди впредь обходил Минерву за милю, даже боялся посмотреть в ее сторону. Тоже мне друг детства.

В это лето Минерва мало общалась с Дугалом Макгрегором. Вечно он оказывался с раннего утра до позднего вечера занят делами на ферме своего отца, она же все свободное время проводила с семьей, много рассказывала братьям о Хогвартсе, помогала матери по дому, а отцу — в церкви. Время летело неумолимо, и Минерва старалась зарядиться позитивной энергией дома с запасом. Одному Мерлину известно, какие трудности ожидали ее в столице. До начала взрослой жизни оставались считанные недели. С Дугалом же Минерва отчего-то побаивалась оставаться наедине. Однако в один из последних теплых августовских вечеров он после ужина позвал ее прогуляться близ деревни.

Они уже добрались до пустошей, густо усыпанных полевыми цветами, а разговор в кои-то веки не клеился. Дугал впервые на памяти Минервы выглядел очень напряженным и притихшим, что было так на него непохоже. И Минерву это беспокоило, она подозревала, что причиной его странного поведения являлся ее неминуемый отъезд.

— Ты скоро уезжаешь? — наконец, чтобы прервать тягостное молчание, спросил Дугал. Минерва столько раз уезжала в школу, но впервые друг детства выглядел настолько опечаленным. Словно боялся, что она может не вернуться из столицы.

— Да, через два дня.

— Ох, Лондон, Лондон… — как-то тяжело вздохнул Дугал. — Бывал я там пару раз…

— И как? Не понравилось?

Он, криво улыбнувшись, тоскливо замотал головой.

— Мне тоже не очень, — призналась Минерва.

— А чего тогда туда едешь? Зачем жить там, где не нравится? Не боишься себя потерять в этом городе? Лондон огромный и неприветливый! И дышать там нечем!

Действительно, зачем? Людям испокон веков свойственно проживать свои короткие жизни в нелюбимых местах, заниматься нелюбимыми делами, общаться с неприятными людьми. Какой во всем этом смысл?

— Меня там ждет работа, пока это оптимальный вариант, а дальше видно будет…

— Понимаю. Сам не особенно люблю кататься в Глазго, мне там всякий раз немного не по себе становится, но по делам приходится мотаться туда-сюда... — как-то безжизненно обронил Дугал, но потом добавил уже бодрее: — Но, может, все же есть нечто такое, что перевесило бы на чашах весов в пользу Даннета и убедило бы тебя не уезжать в этот дрянной Лондон?

— И что же это такое? — спросила Минерва.

Он хотел было ответить, но вдруг быстро наклонился и сорвал веточку вереска.

— Вот этот вереск, например! — Дугал с широкой улыбкой протянул веточку ей. Эта открытая улыбка так красила его загорелое за лето лицо. — Такого ведь в Лондоне не найдешь на каждом шагу! А у нас его здесь целые луга цветут, да такие обширные, что конца-краю не видать!

— Это точно! — Минерва рассмеялась и прижала к губам вереск. В уголках ее глаз появились непрошенные слезы. Ей действительно будет не хватать и вереска, и чистейшего морского воздуха, и близких людей. Но работа есть работа.

— Вот останешься здесь — и вереска этого у тебя всегда будет вдоволь! Готов охапками тебе его приносить хоть каждый день! — весело добавил Дугал и тряхнул своими рыжими кудрями. — А еще всегда будет море под боком, чистейший воздух, свежайшая рыба и… любящий жених.

Вот он и произнес то, что так и вертелось у него на языке. Минерва удивленно посмотрела на Дугала. На его губах задрожала робкая улыбка.

— Мне нравится видеть тебя такой удивленно-смущенной! На щечках у тебя начинает играть нежный румянец… — сказал он, и голос его при этом прозвучал непривычно низко и глухо. — Хотя ты мне нравишься любой…

Последние слова Дугал обронил, уже посерьезнев. Повисла напряженная тишина. Они стояли посреди поля, усеянного сиреневым вереском, легкий летний ветер ласково трепал их волосы. Дугал нежно коснулся щеки Минервы своей широкой шершавой ладонью — ладонью человека, с утра до вечера занятого физическим трудом. Он сделал решительный шаг вперед, его лицо стало так близко от ее собственного. И тут Минерву охватил легкий испуг. Ей вспомнилось, как также ее щеки касался Риддл. Только кожа на его ладони была нежной и ухоженной. А еще вспомнился поцелуй Риддла. Поцелуй этот хоть и был недолгим, но Риддл им словно привязал ее к себе навеки и теперь Минерве стало казаться, что она уже не сможет позволить какому-либо другому парню поцеловать ее. Ладонь друга на щеке теперь показалась такой чужой.

Минерва чуть отстранилась от Дугала. Дугал отдернул руку, словно от огня. Можно было только гадать, насколько сильное волнение он сейчас испытывал. И тут Дугал, будто собрав все силы и смелость в свой здоровенный кулак, медленно встал на одно колено, поднял на Минерву глаза, в которых читались надежда и мольба, и произнес:

— Да, Минни, нравишься, и ты это знаешь… Всегда нравилась. И я не хочу, чтобы ты уезжала. Больше всего на свете я желаю, чтобы ты осталась здесь, со мной. И стала моей женой. Выходи за меня замуж!

Он высказал все это на одном дыхании, в руках его сверкало простенькое, но изящное колечко, а Минерва думала о том, что много лет неосознанно ждала этого предложения. Ждала вопреки предупреждениям матери, опасавшейся, что дочь свяжет свою жизнь с маглом. Бедная мама так боялась, что Минерва повторит ее незавидную судьбу — судьбу ведьмы, отказавшейся от жизни в волшебном мире. Разрыв отношений с родными и спрятанная на дне сундука волшебная палочка — вот та высокая цена, которую заплатила Изабель за возможность быть с любимым мужчиной. Готова ли была Минерва пойти на подобные жертвы? Она только что услышала признание в любви от хорошего парня и почувствовала лишь… сожаление?

Какое чувство все эти годы она испытывала к другу детства? До последнего времени ей казалось, что любовь. Вот только в один прекрасный день в ее жизнь непрошенным гостем ворвался Том Риддл, и чувство к Дугалу, такое доброе и нежное, теперь выглядело детским и наивным, оставшимся в прошлом. Чистейший журчащий ручеек — вот чем было это невинное чувство в сравнении с той бурной горной рекой, которой являлась ее любовь к Тому.

Минерва прикинула еще раз, но ее выводы не изменились. Дугал хороший человек, с ним ей было бы надежно и спокойно, из него получится прекрасный муж и отец, но он был из чуждого магловского мира. Том же был из одного с ней мира — мира волшебного. Он был магом, невероятно сложной противоречивой личностью, прошлое его было покрыто завесой тайны, но каждая минута с ним пролетала, как миг. С Томом Минерва чувствовала себя невероятно живой, способной на какое угодно волшебство.

Дугал, увидев смятение в ее глазах, тут же поспешно добавил:

— Не отвечай прямо сейчас! Я понимаю, что мое предложение застало тебя врасплох. Ты можешь подумать и ответить мне позже. Но я… — его голос сорвался от волнения. — Когда-нибудь я унаследую ферму отца, у нас довольно неплохо идут дела, я не боюсь работы, ты ни в чем не будешь нуждаться. Я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы ты была счастлива! Ты мне очень дорога, Минни!

— Знаю, — выдавила Минерва, чувствуя себя едва ли не безжалостным палачом. — Но, Дугал, я не хочу подавать тебе ложные надежды. Мой ответ — нет. Прости.

Наверное, никогда в жизни ей так тяжело не давался отказ. Отказ, ранящий в самое сердце человека, что был ей по-своему дорог. Дорог, как брат.

Дугал выглядел уязвленным.

— Вот как? А, понимаю… Хорошо! — его голубые глаза вмиг потухли.

При виде поникшего и расстроенного друга Минерва почувствовала себя жутко виноватой. Стало больно смотреть на Дугала, стоявшего перед ней с опущенной головой. От его прежнего гордого вида не осталось и следа. Дугал поднял на нее глаза, в них уже не читалось прежней надежды, только горькая обида. Он вдруг тихим, с хрипотцой голосом сказал:

— Это все из-за того англичанина, что недавно приезжал к вам? Матушка моя видела его, сказала, что он такой весь из себя лощеный, из тех, кто ни разу ничего тяжелее ложки не держал в руках.

Пожалуй, волшебная палочка у Риддла была все же тяжелее ложки. Впрочем, он ведь так не любил ею пользоваться. Риддл не терпел ничего, что обременяло бы его, утяжеляло его магию и полет. Конечно, разговоры местных жителей о недавнем госте Макгонагаллов дошли и до ушей Дугала. И миссис Макгрегор не могла не рассказать сыну о новом знакомом. Но сколько же в голосе Дугала сейчас прозвучало ревности!

— И из-за «того англичанина», в том числе. И у него есть имя, — с некоторым вызовом ответила Минерва. Ее задело то, как пренебрежительно высказался о ее возлюбленном Дугал.

— Томас? — он горько усмехнулся, потом хлопнул себя по лбу, будто о чем-то внезапно вспомнил, и добавил: — Как тот самый Томас, что обут в зеленый шелк да одет в зеленый бархат?

Минерва непонимающе на него посмотрела.

— Да, это он! — уже уверенно продолжил Дугал. — Честный Томас из наших песен! Его еще с собой забрала в Эльфландию королева фей и сделала своим возлюбленным. Настолько этот славный малый очаровал ее своим сладким голосом, — его глаза мечтательно заблестели, а губы тронула слабая улыбка. — А та самая королева фей — это ты, Минни!

Он ткнул указательным пальцем в сторону Минервы.

— Ох, Дугал, ты опять перечитал старых баллад из книг моего отца! А еще перегрелся на солнце! Я не фея! — рассмеялась Минерва.

— Фея! Фея! — упрямо повторил он, как ребенок. — Она самая! Из той самой легенды! У тебя такие же темно-зеленые одежды, что и у феи, и походка у тебя столь же легкая, как у нее. Не идешь, а плывешь, — Дугал говорил уже подчеркнуто серьезно — таким тоном он обычно рассказывал свои байки местным детишкам. Ох уж эти его бесконечные шуточки с суровой миной на лице!

— Послушай… — продолжила Минерва уже строго, но он коснулся ее губ пальцами, не давая договорить.

Она всматривалась в его открытое лицо и видела, как оно грустнеет. В небесно-голубых глазах Дугала вдруг возникла почти детская мольба — так дитя надеется получить в день рождения давно желанную игрушку.

— Это ты послушай, Минни! Ты — королева фей! Я давно это подозревал на самом деле, — теперь он говорил уже заговорщически. — Я и раньше замечал, что ты не такая, как остальные девушки в деревне, ты особенная. И ты можешь все! Ты, для которой расстояния не имеют значения. Думала, я не замечал, как легко ты добираешься из своей Англии сюда, в наше захолустье, даже не запылившись, налегке, лишь с маленьким саквояжем в руках, а личико у тебя при этом всегда такое свежее, словно росой умыто. Матушка не раз говорила, что вы с Изабель необыкновенные. Волшебные. Изабель способна вылечить любого больного при помощи своих целебных травок. А ты ее дочь. Да еще с таким диковинным именем! У вас обеих золотые руки, Даннет без вас не будет Даннетом. Ваше с мамой волшебство охраняет нашу деревню, я знаю. И я с детства мечтал встретить добрую фею. А фея эта, оказывается, всегда была рядом, дружила со мной. Скажи мне только одно…

Минерву поразила речь Дугала. Речь ошеломляющая и при этом тоскливая, в ней сквозила обреченность человека, для которого все в этой жизни имеет предел. Как ни печально.

— Раз ты королева фей и всегда возвращаешься в свою волшебную обитель, то ответь… — в отчаянии воззвал Дугал. — Можешь ли ты меня, как и Тома, забрать в свой мир фей? Ведь можешь, Минни? Фея ты или богиня — неважно! Но ты забери меня в ту волшебную страну, куда ты уезжала в последние семь лет! Я готов поверить в любую сказку, только не бросай меня! Прошу! Неужели ты не сможешь забрать меня в край фей?

Его лицо болезненно исказилось. Никогда еще Минерва не видела Дугала настолько расстроенным. Он напоминал одиннадцатилетнего мальчика-сквиба, который осознал, что уже не дождется письма из Хогвартса. Дугал был маглом, готовым поверить в сказку, окунуться в нее с головой. Но Минерва при всем желании не имела возможности исполнить его детскую мечту.

— Прости, Дугал, но я не могу, — грустно ответила она.

Дугал, как ни прискорбно, не обладал магическими способностями, как Честный Томас⁽²⁾, часть жизни в самом деле проживший в царстве фей. По заверениям профессора Биннса, Честный Томас прожил вполне себе обычную жизнь средневекового волшебника, просто был невероятно одаренным менестрелем, потому и запомнился даже маглам. Дугал не был магом, даже как Томас Риддл, он был всего лишь маглом, которому бы никогда не нашлось места в волшебном мире.

* * *

Дневной зной сходил на нет, дело клонилось к вечеру. Минерва, провожаемая родными, вышла из дому с саквояжем в руках. В деревне знали, что ей предстоит добраться до железнодорожной станции в Уике, а затем еще ехать поездом до Лондона. Соседи желали ей легкой дороги.

Минерва остановилась у высокого красивого дома зажиточных Макгрегоров, поставила на землю саквояж. На крыльце у дома сидел Дугал в окружении детей и пел им старинную балладу зычным голосом:

— Я — королева той страны,

Где эльфы вольные живут.

Побудь часок со мной вдвоем,

Да не робей, вставай с колен,

Но не целуй меня, мой Том,

Иль попадешь надолго в плен.

— Ну, будь что будет! — он сказал.

Я не боюсь твоих угроз! —

И верный Том поцеловал

Ее в уста краснее роз.

Дети, затаив дыхание, слушали историю о Честном Томасе, о том, как за дерзкий поцелуй королева фей забрала Томаса в волшебную страну и сделала своим возлюбленным на долгие семь лет.

— В зеленый шелк обут был Том,

В зеленый бархат был одет.

И про него в краю родном

Никто не знал семь долгих лет.⁽³⁾

Дугал закончил петь, неспешно поднялся, попрощался с детьми и подошел к Минерве.

— Ну что, моя зеленоглазая фея, поехали, провожу тебя до твоей сказочной страны, — Дугал закатал до локтей рукава своей помятой рубахи, обнажив загорелые крепкие руки, затем с легкостью подхватил саквояж, и они с Минервой подошли к его старенькому автомобилю, который должен был домчать их до Уика.

Все время дороги Дугал без особого энтузиазма рассказывал о делах и встречах, которые были у него запланированы на днях в Глазго.

* * *

Встреча с Энтони Эбботом состоялась в одном из грязнейших дворов старого доброго Лютного переулка. Тощий по природе Энтони, кажется, еще сильнее похудел, а под его бесцветными глазами пролегли почти черные круги. Вот что значит получить проклятие от самой нечистой силы! Похоже, отпрыск вновь стремительно беднеющего аристократического рода и сам за последние недели осознал, насколько плохо сработал и во что вляпался в результате. Понимал все это и Розье, поскольку и сейчас взялся отчитывать нерачительного искателя сокровищ:

— Сколько раз я тебе повторял, а у тебя как в одно ухо влетало, так в другое и вылетало! Я трижды провел инструктаж, разжевал все, как для маленького, — его возмущениями не было конца, и я его прекрасно понимал. — Сколько раз я спросил, все ли понятно, ты же в ответ лишь хихикал, как идиот, мол, дело нехитрое — сорвать какой-то цветок. И ты еще когда-то учился у Бири? Держу пари, все занятия ты успешно прогуливал. Как можно было пренебречь самым главным правилом о невзаимодействии с нечистой силой? Шею себе свернуть, ноги поломать, но не оборачиваться, не поддаваться уговорам. Эх ты! Вот уж правда, что на Хаффлпаффе учатся тупицы! Теперь я сам в этом убедился!

— Я не удержался! — виноватым и в то же время злым голосом оправдывался Энтони. — Поначалу я все делал правильно: и разостлал около растения священную скатерть, использовавшуюся на Светлой неделе, и очертил вокруг себя круг освященным ножом, и прочитал нужный заговор. Я сорвал проклятый цветок ровно в полночь и побежал во весь опор, но… Девичий голосок позади так настойчиво звал, так умолял обернуться… Ты сам бы не удержался, Эдгар, поверь!

— Не цветок проклятый, а ты, дурачина! — в сердцах бросил Розье. — Нечистая сила и не такой жалостливый голос сделает, матерью родной прикинется, чтобы тебя остановить на полпути, дабы ты не унес из леса главное сокровище. А ты и уши развесил! У меня нет слов!

— Ты там не был! Тебе не понять! У меня сердце сжалось от жалости, когда я услышал мольбы той девицы. А обернувшись, увидел моего декана Бири, только глаза у него были страшные, как у самого дьявола, а губы кривились в усмешке. Протянул он ко мне костлявую руку и говорил зловещим голосом, от которого у меня душа ушла в пятки: «Как пришло к тебе богатство, так и уйдет!» И тут же от него ко мне потянулись хищные лианы, куда более страшные, чем те, что в хогвартских теплицах произрастают. Я дал такого деру! Ты не представляешь, как мне было страшно, думал, концы отдам на месте от страха! Мне теперь по ночам эти страшные глазища и лианы снятся, заснуть каждый раз боюсь! — жаловался Энтони, но ни мне, ни Эдгару его жалко не стало.

От парня требовалось так мало: прийти в Запретный лес, сорвать цветок папоротника, который в положенную ночь цвел так ярко, как не цветет ни один другой цветок на свете, и бежать без оглядки, пропуская мимо ушей все увещевания нечистой силы. Такая несложная миссия, но неудачник по жизни даже ее не сумел выполнить как надо.

— Ну не дурень ли ты? — продолжал сокрушаться Розье. — Вот не обернулся бы ты на зов нечистого, так сейчас жил бы себе припеваючи, утопая в золоте, да спал по ночам сном младенца. Теперь же ты с собой ничего поделать не можешь, ноги сами несут тебя в злачные места, где проигрываешь изо дня в день кругленькие суммы. Деньги буквально утекают у тебя сквозь пальцы. Вот уж правда, если нечистый хочет наказать человека, то отбирает у него разум и волю.

Коих у Энтони Эббота и прежде было немного. А тут и последнее нечистый забрал — лучшего проклятия не придумаешь! Сам Салазар оценил бы столь мощное черное колдовство!

— Даже не буду спрашивать, что у тебя было в школе по защите от темных искусств, — не удержался я от насмешки. — Провалил ты испытание с нечистой силой так, как не провалил бы даже первокурсник. Давай сюда цветок!

И тут Энтони посмотрел на меня внимательно и криво усмехнулся.

— А если я этого не сделаю?

— То есть как это? — удивился Розье. — Уговор есть уговор.

— А мне вот теперь стало плевать на уговор, — Эббот продолжал криво улыбаться. — Раз все пошло не так. Я в полном проигрыше, вы меня отлично попользовали, так хоть истинно свое получу.

— Свое? — Розье в недоумении приподнял светлую бровь.

— Цветок должен принадлежать моей уважаемой бабушке, Элинор Эббот, урожденной Макмиллан, — с глубоким убеждением в голосе заявил Энтони. — Именно ей когда-то подарил цветок того же папоротника прославленный садовод Герберт Бири. И у нее этот цветок украли. А ведь ради моей бабушки профессор Бири в юности отправился в Хоя-Бачу, где и добыл чудо-цветок, о котором она его просила…

— И именно твоя недалекая бабка не оценила по достоинству бесстрашие и таланты этого самого прославленного садовода, ей не было дела до того, на сколь опасный поступок он пошел, чтобы лишь добиться ее расположения, — не сдержался я. — Не смогла отделить зерна от плевел, не оценила, сколь выдающийся человек оказался готов пойти ради нее и в огонь и в воду, и даже самому дьяволу душу продать. За недалекость девица и поплатилась: цветок легко и быстро пришел к ней, но также легко и быстро ушел от нее. Свою птицу счастья Элинор Макмиллан в свое время упустила. Тебе же, как ее внуку, был дан уникальный шанс поправить дела своей семьи, доказать, что ты, как потомок этого чистокровного рода, еще хоть на что-то годен и можешь не только кичиться своим знатным происхождением…

Талантливый полукровка Бири смог когда-то добыть в опаснейшем лесу волшебный папоротник, вырастить пресловутый цветок. В зените славы наш школьный учитель сам напоминал горящий ярчайшим огнем цветок папоротника. Высокомерный же Энтони Эббот не смог выполнить и простейших предписаний, за что и поплатился. Какой смысл в его чистокровности, если при этом он бездарен и туп?

— Эй, тебе ли, Риддл, рассуждать о поведении потомков чистокровных семейств? — перебил меня Энтони. — До кичливости Гонтов мне еще очень далеко. При том, что прозябали они в грязной хибарке и в итоге вывалялись в магловской грязи по самое не хочу. Но ты, наверное, все равно очень гордишься, что происходишь от них, да? Даже не смотря на то, что рожей таки вышел, не то что они, — он мерзко рассмеялся. — Смазливая мордашка у тебя ведь от безродного папаши? Мамка-то твоя, по рассказам, была редкостной уродиной. Ни один приличный волшебник на такую не позарился бы, будь она хоть внучкой Слизерина! Так она еще и вконец стыд потеряла и спуталась с каким-то маглом. А плодом позорной связи, судя по всему, ты и являешься!

Давненько я не был так зол. Готов был на месте испепелить Эббота. Я почувствовал, как в моих руках начал пылать огонь — о такой мощной беспалочковой магии полусквиб Энтони мог только мечтать. Огонь у меня в руках заметил Розье и не на шутку встревожился.

— Полегче, Тони! — попытался он одернуть зарвавшегося Эббота. — Ты перегибаешь палку. Все-таки Гонты есть Гонты, что бы там с ними не произошло. Розы даже в грязи остаются розами. А оступиться может каждый, так что не зарекайся. А цветок все же отдай!

— А ты, Эдгар, попридержи язык, гребаный лицемер! Ты, кстати, и оступился. Напоказ ты весь из себя блюститель чистокровности, сам при этом под стоптанным каблуком у грязнокровки Миджен, а теперь еще прислуживаешь полукровке. И Нотт тоже такой интеллигентный, библиотекарь, читает лекции о чистокровных, копается в архивах, а на деле якшается с таким вот отребьем, — Эббот ткнул в мою сторону пальцем. — Вас всех точно Амортенцией опоили, так перед ним пресмыкаетесь. Смотри, Риддл еще однажды клеймо на тебе поставит, как на скот, если продолжишь так перед ним унижаться. Ты на самом деле недалеко ушел от предателей крови Уизли. Но те, по крайней мере, честно и прямо заявляют о своей нездоровой любви к маглам и прочим отбросам общества.

Теперь уже Эдгар разозлился не на шутку, едва сдерживался. Эббот же брезгливо оглядел меня с головы до ног и выплюнул с презрением:

— А твои штучки меня не впечатляют, — он задержал взгляд на моих ладонях, в которых еще искрился огонь. — Ты так и будешь всю жизнь демонстрировать свои магические фокусы на потеху нам, чистокровным, чтобы доказать, что нужен нам и чего-то стоишь, но так и останешься лишь красавчиком со сверхспособностями и грязной магловской кровью в жилах, а мы будем использовать тебя. Так что знай свое место, полукровка. И подавись этим цветком!

Энтони покопался в карманах мантии и извлек на свет изрядно увядший цветок папоротника. С мерзкой улыбочкой предложил его мне. Я протянул было руку за драгоценным растением, но тут проклятый Эббот молниеносно вытащил складной нож. Прозвучал щелчок, и острое лезвие хищно сверкнуло в тусклом свете грязного старого фонаря. Мгновение спустя в левой руке я сжимал тонкий стебель с алым цветком, правую же мою ладонь поразил острейший клинок.

— Говорят, ты непревзойденный мастер беспалочковой магии, полукровка, — зло рассмеялся Эббот. — Тогда ты переживешь эту маленькую неприятность.

Я еле сдерживался, чтобы не прикончить на месте неблагодарную тварь силой одного только взгляда. Как василиск. Но я взял всю свою волю в кулак и произнес, хитро улыбнувшись:

— Я переживу, не сомневайся. А ты знаешь, к кому обращаться, если тебе снова понадобятся средства и поддержка, Энтони.

Я вас всех переживу.

Эббот ничего не ответил и быстро аппарировал.

— Слушай, Том, может, лепестки цветка тебе попозже понадобятся? — вдруг спросил Розье позже, в «Дырявом котле». — Мы тут с Долоховым прикинули: это же сколько еще всяких кладов можно отыскать, пока цветок совсем не завял — деньжищ на всю оставшуюся жизнь хватит и еще внукам и правнукам останется! Можно мир при желании неплохо прошерстить. И стать самыми богатыми людьми на свете. Огромными деньгами ворочать и с потрохами купить Министерство магии — все будут по струнке ходить.

Я сузил глаза, и Розье замолк на полуслове. Прикинули они, как же.

— Не цепляйся за соломинку, Эдгар, достаточное количество денег ты уже получил, время и возможности были даны в избытке, — отрезал я. — Главное сокровище — это не несчастный цветок, а ум, умение при помощи собственных мозгов всегда добыть подобный цветок, философский камень или еще какой-нибудь ценный артефакт. За увядающий цветок цепляются мертвой хваткой лишь слабаки. Умники всегда найдут способ обогатиться, не начиная чахнуть над своими богатствами. Твой волшебный цветок — это твой мозг. Лучше разумно распорядись уже добытыми средствами. Пример глупца ты со всем магическим Лондоном лицезрел весь последний месяц. Надеюсь, извлек полезный урок? Да и не все вещи на свете можно купить.

— Том, а ты уже и философский камень раздобыл?

Я лишь загадочно улыбнулся.

— Эдгар, ты опять отвлекаешься на вторичное. Ум и еще раз ум. Вот в этой голове.

Я коснулся здоровой рукой виска. Потом напомнил Розье, чтобы он сделал Принцам скидку, как и обещал им Эйвери, но не более чем в пятьдесят галлеонов, товар-то штучный и весьма востребованный у зельеваров.

Арабелла Фигг оказалась молодой вдовой, уединенно проживавшей в тихом Литтл Уингинге, в коттедже, доставшемся ей от покойного супруга. Коттедж хоть и носил на себе печать скорби по скоропостижно ушедшему из жизни хозяину, но все же оказался достаточно уютным. Сама же хозяйка была немного суетливой, все пыталась устроить Минерву как можно удобнее, переживала, что той начнут докучать многочисленные домашние питомцы — полукниззлы. Волшебные животные так и потянулись на коленки к Минерве, на что миссис Фигг дала пояснение: «Значит, хороший ты человек! Мои малыши за милю чуют сомнительных и нечестных людей. Зови меня просто Арабелла!» Минерву поселили в маленькой комнатке с видом на небольшой сад. А угощение от мамы, которая Минерва предусмотрительно прихватила с собой, заставило молодую одинокую женщину окончательно растаять.

На следующий день, окончательно устроившись на новом месте, Минерва собиралась встретиться с Риддлом в «Дырявом котле». Риддл заблаговременно попросил о встрече, написав в письме, что это очень важно.

Вечером Минерва в условленное время пожаловала в невзрачный, довольно обшарпанный магический бар, где она брезговала лишний раз прикасаться к не особенно хорошо вымытым стаканам. Риддла Минерва заметила не сразу. Он сидел в самом дальнем углу бара за небольшим столом с каким-то молодым мужчиной. Только подойдя ближе, Минерва узнала собеседника Риддла. Это был Эдгар Розье, которого она прежде видела на школьной колдографии.

Когда Минерва подошла к их столику, то оба быстро встали со своих мест и приветствовали ее. Риддл, недолго думая, представил друг другу своих знакомых. Эдгар Розье смерил Минерву оценивающим, довольно неприятный взглядом — так обычно осматривают заинтересовавший товар на рынке. Риддл левой рукой придвинул ей стул, и тут Минерва заметила, что его правая рука, до этого спрятанная в рукаве мантии, была перебинтована.

— Что это? Где это вы так? — спросила она с тревогой, но Риддл лишь пробормотал, что, мол, пустяк, порезался ножом, пока готовил зелье.

Но Минерва схватила его за локоть больной руки и вгляделась внимательнее: рука была перемотана неким подобием бинта, по-видимому наскоро наколдованного, а еще этот бинт уже начинал промокать от крови.

— Это не пустяк! — уверенно заключила Минерва. — Вам надо немедленно обратиться к колдомедику, нужно обработать рану!

— Вот и я твержу этому упрямцу, что ему бы к целителю обратиться, а не заниматься самолечением, но он наотрез отказывается. Рассчитывает, что все само собой до свадьбы заживет, — сказал Розье, вертя в руках крохотный складной ножичек. Уж не этим ли ножичком поранился Риддл?

— А ну отставить панику! — Риддл начинал выходить из себя. — Сам все обработаю!

— Еще чего! Вы не целитель! — строго, как непослушного третьекурсника, принялась отчитывать его Минерва. — Немедленно отправимся в Мунго, там работает моя хорошая подруга, у нее как раз сейчас дежурство, пускай она осмотрит рану и залечит ее как положено. А вдруг вы подцепили столбняк?

— Нет!

— Да! — яростно сверкнула глазами Минерва. — Сейчас же!

— Давай, Том, такая девушка вызвалась тебе помочь, а ты ерепенишься! — тут уже Розье заулыбался, затем отодвинул в сторону недопитый эль. — Не вредничай! Мне вот тоже пора идти, надо доделать кое-какие дела…

— Ступай! — повелительным тоном сказал ему Риддл, и тот решительно встал, поправил полы своей хорошо сшитой темно-серой мантии, нахлобучил на голову легкую федору, став немного похожим на гангстера из голливудских фильмов.

Проходя рядом с Риддлом, Розье шепнул ему на ухо, но Минерва все равно расслышала: «А она хорошенькая! Ты зря время не терял!» Минерве не понравились услышанное, Риддлу, кажется, тоже, поскольку напоследок он смерил Розье уничтожающим взглядом.

* * *

В фойе Больницы Святого Мунго у регистрационной стойки их встретила уже знакомая Минерве молоденькая волшебница, которая сначала зарегистрировала их палочки, а затем ушла за Поппи Помфри. В ожидании Риддл с интересом начал разглядывать развешенные на стенах пестрые плакаты с крупными надписями: «Чистый котел не даст вашему зелью превратиться в яд», «Самолечение — это самообольщение». Минерва молча указала Риддлу на последнюю надпись, и он лишь недовольно хмыкнул. Самый большой стенд на стене был озаглавлен как: «Опасно! Драконья оспа!» Минерва быстро пробежала глазами строчки про основные симптомы драконьей оспы и уже начала было читать о профилактике столь коварного заболевания, как вернулась ведьма со стойки регистрации. Она еще раз окинула тревожным взглядом перебинтованную руку Риддла и попросила посетителей проследовать в кабинет целительницы Помфри.

Вечером в отделении, где работала Поппи, оказалось относительно тихо: большинство пациентов к этому времени уже поужинали, приняли необходимые лекарства и были погружены в лечебный сон при помощи снотворных зелий. Поппи говорила, что будет рада дружеским визитам Минервы в вечернее время, когда основной поток пациентов обычно иссякал и в отделении становилось заметно спокойнее. Когда Минерва и Риддл вошли в кабинет, Поппи сидела за рабочим столом с кипой бумаг, исписанных мелким неразборчивым почерком — подруга, как обычно, возилась с историями болезней своих многочисленных пациентов. Рядом высилась небольшая стопка медицинских справочников. Поппи устало оторвалась от своих записей и с интересом взглянула на своих гостей, чуть дольше ее взгляд задержался на перебинтованной руке Риддла. Минерва с долей неловкости обратилась к ней:

— Привет, Поппи, нужна твоя помощь! Позволь представить тебе мистера Томаса Риддла, моего преподавателя…

— А ныне друга сердца! — весело вставил Риддл и улыбнулся.

На единственном портрете, что висел в кабинете, закашлял полноватый мужчина с густыми усами и роскошной шевелюрой цвета меди. Форменная лимонная мантия целителя больницы сидела на нем безукоризненно. Это был успешный детский колдомедик конца девятнадцатого — начала двадцатого веков Ланселот Прюэтт, который, как заметила Минерва, обожал давать молодой целительнице Поппи разные советы по лечению больных.

Поппи лишь приподняла тонкую бровь, но ничего не ответила. Минерва же почувствовала дикую неловкость. Ну вот кто тянул Риддла за язык? К чему вот так афишировать их отношения? Что теперь подумают подруга и мистер Прюэтт?

Минерва, попросив у Поппи чистый пергамент, взялась черкнуть пару строк Арабелле Фигг, чтобы та не волновалась из-за долгого отсутствия постоялицы. Пришлось упомянуть в записке о срочной необходимости помочь одному хорошему другу.

Поппи отлевитировала из шкафчика на специальный столик колбочки с необходимыми лекарствами и медицинские инструменты. Затем попросила Риддла присесть на стул рядом. Риддл с видом знатока сообщил, что не стал жертвой каких-либо проклятий — в этом он уверен как специалист по защите от темных искусств. На что Поппи лишь кивнула и применила к его руке диагностирующие чары. Риддл немного напрягся при виде колбочек с неизвестными зельями, и тогда Ланселот Прюэтт пояснил:

— Обезболивающее снадобье и Противостолбнячная сыворотка. Между прочим за создание последней стоит благодарить моих современников Сибасабуро Китасато и Эмиля Адольфа фон Беринга. Немецкие колдомедики лишь адаптировали для нужд магического сообщества разработки этих двух выдающихся маглов, — говорил он назидательным тоном и явно испытывал в этот момент гордость за коллег из волшебного и магловского миров. — Эх ты, друг сердца, такой большой, а трусишь, как маленький мальчик! А еще профессором назвался! Не мешай целителю делать свою работу! У себя в Хогвартсе будешь умничать перед студентками!

Осаженный Риддл предпочел все же не пререкаться с мистером Прюэттом, а лишь послушно кивнул. Поппи будто пропустила мимо ушей комментарий Ланселота, она сосредоточенно проделывала все нужные манипуляции, чтобы обработать и зашить рану ей даже не понадобилось прикасаться к пациенту, оказалось достаточно выверенных взмахов волшебной палочкой. Минерва, как завороженная, наблюдала за тем, как белоснежный бинт по одному еле заметному мановению палочки мягко и аккуратно покрыл кисть Риддла. Да, Поппи весьма поднаторела в своем деле, ее действия отличались уверенностью, а рука с палочкой ни разу не дрогнула. Лимонный халат с вышитым на груди гербом колдомедиков — скрещенные волшебная палочка и кость — был на ней идеально чистым и выглаженным, что также с удовольствием отметила Минерва. За умелыми действиями Поппи внимательно наблюдал и Риддл. Когда Поппи почти закончила работу, он взглянул ей в глаза.

— Мисс Помфри, наверняка мой вопрос покажется неожиданным и неподобающим, но не задать его вам не могу. У вас есть молодой человек? — вдруг спросил Риддл, и Минерва чуть не подскочила на месте от удивления.

Молодой человек у Поппи, разумеется, был. Звали его Янус Тики, и работал он в отделении магически помешанных больных. Поппи с гордостью рассказывала, что Янус считается подающим большие надежды молодым целителем. Но как Риддл посмел задать столь личный вопрос особе, с которой познакомился всего полчаса назад, да еще в присутствии своей же девушки?

Поппи же, кажется, совсем не удивилась заданному вопросу, лишь сдержанно, даже чуть холодно ответила:

— Ваш вопрос, мистер Риддл, я время от времени слышу от пациентов мужского пола, так что ничего неожиданного. Молодой человек есть, он мой коллега из отделения, где лечат недуги от всевозможных заклятий. А почему вы спрашиваете?

— Хотел подтвердить свои соображения, что столь талантливая и прекрасная девушка не одинока. Вашему избраннику с вами невероятно повезло. Вы столь молоды, а уже так компетентны и собраны. В этом вы напомнили мне нашего школьного целителя мистера Брауна…

— Для меня это весьма лестный отзыв, ведь когда-то я загорелась мечтой стать колдомедиком, наблюдая за работой именно мистера Брауна, — все также сдержанно ответила Поппи. — Что же, мистер Риддл, вот все и готово. Вам еще надо будет явиться на перевязку. И я дам вам с собой целебные снадобья для наискорейшего заживления раны. Вы терпеливый пациент!

Он кивнул и заторопился уходить.

— Вы намерены трансгрессировать? — обеспокоенно спросила Поппи. — Это нежелательно, забирает много энергии, а вы сейчас нездоровы, вам нужны силы для выздоровления. Разве что Минерва поможет вам трансгрессировать, но вам обоим лучше использовать иной способ передвижения. Например, перемещение при помощи летучего пороха было бы все же предпочтительнее…

Но Риддл заявил, что превосходно себя чувствует и полон энергии, на что Поппи только недоверчиво покачала головой.

— Я вам премного благодарен, мисс Помфри! Никогда не забуду, как вы мне помогли! Я перед вами в долгу.

В здоровой руке у него появился громадный букет уже знакомых белых роз. Риддл протянул цветы Поппи с благодарной улыбкой. Поппи даже бровью не повела, спокойно приняла букет и пообещала Минерве, что отправит с больничной совой послание миссис Фигг. Риддл же, подойдя к Минерве, протянул ей здоровую руку. Они с легким хлопком аппарировали.

Примечания:

Полный текст баллады «Томас-Рифмач» можно найти здесь: http://s-marshak.ru/works/trans/trans015.htm

1) Сэнди — язвительное английское прозвище для шотландца.

Вернуться к тексту

2) Томас Лермонт — шотландский бард XIII века, реально существовавшая личность, но за столетия его образ оброс легендами, превратив его в персонажа кельтского фольклора. В легендах он описывается как непревзойдённый поэт, певец и музыкант, обладавший даром провидца и общавшийся с эльфами.

Вернуться к тексту

3) Взяты отрывки из баллады «Томас-Рифмач».

Вернуться к тексту