Орден Чертополоха (гет)

Въедливой Минерве давно хочется узнать, как мне удалось добыть золотой порошок, тот самый ключевой реактив для Эликсира бессмертия. Возможно, когда-нибудь я все ей и расскажу. Пока же я могу быть полностью откровенен лишь с дневником.

Я настолько хорошо помню тот знаменательный вечер, будто он случился вчера. Тогда дневной июльский зной в Бурсе наконец сменился вечерней прохладой, измученные жарой жители города высыпали на улицы для прогулки перед сном. Одни горожане прохаживались по узким улочкам, на ходу поедая прохладную дондурму⁽¹⁾, другие, сидя под окнами своих домов, с азартом играли в тавлу⁽²⁾ с соседями.

Я пришел в гости к дервишу по имени Кемаль, в его скромную, но открытую любому путнику или нуждающемуся обитель. Обстановка в доме была простая, почти спартанская, здесь всякий раз угощали крепчайшим кофе, а хозяин был одним из самых необыкновенных людей, повстречавшихся мне в жизни. Кемаль был загорелым поджарым мужчиной во цвете лет, одетым в обычные рубаху и брюки — с виду ничем непримечательный магл, вот только был он на самом деле волшебником, прожившим на этом свете уже не одну сотню лет. Для большинства окружающих людей его реальный возраст оставался тайной за семью печатями.

— Жил на свете дервиш, звали его Кемаль, — начал хозяин рассказывать мне очередную восточную сказку негромким, почти убаюкивающим голосом. — Когда Кемаль сам еще был учеником, то усердно учился, жадно впитывал знания, внимал каждому слову мудрого учителя, запоминал все рассказанные тем истории. Ему нравились все истории, но особенно юный Кемаль любил сказку о четырех волшебных предметах, которыми владели четыре святых бессмертных дервиша и умело использовали их на благо простых смертных. Наш дервиш страстно желал заполучить эти четыре предмета, и в один прекрасный день его мечта осуществилась. Кемаль раздобыл волшебный посох, при помощи которого мог теперь перенестись в любую точку мира по своему желанию. У вас, англичан, это считается умением аппарировать. Кемаль стал владельцем и волшебной чалмы, благодаря которой научился принимать любую внешность. На Западе это называют умением сварить Оборотное зелье. Появилось у нашего героя и волшебное зеркало, у которого можно было узнать ответ на любой важный вопрос. Ваши прорицатели так получают ответы на жизненно важные вопросы, гадая на хрустальном шаре. Более же всего Кемаль был рад заполучить волшебную чашу, при помощи которой можно было излечить любой недуг. К ее обладанию дервиш на самом деле шел всю свою сознательную жизнь, открывая для себя и своей общины все новые и новые рецепты целебных снадобий, которые он варил в своем медном котелке. Кемаль, освоив перечисленные четыре волшебных умения⁽³⁾, посчитал, что теперь ему осталось только стать бессмертным, совсем как упомянутые четыре дервиша. Вот только, согласно легенде, святые дервиши при помощи магического зеркала сумели найти Источник Жизни и, испив из него, обрели бессмертие, а нашему Кемалю его волшебное зеркало упорно отказывалось давать ответ на интересующий вопрос. Кемаль несколько лет подряд непрестанно умолял Всевышнего указать ему путь к Источнику Жизни, дабы он мог, подобно дервишам из легенды, творить чудеса вечно. К слову, наш герой отчаянно желал получить подтверждение, что он особенный, не такой, как все смертные. У него имелись веские причины верить в свою избранность, ведь он обладал особыми способностями, которых изначально были лишены его собратья. Кемаль был волшебником. И в один прекрасный день Аллах внял его настойчивым просьбам и указал путь. Так Кемаль отправился в цветущий Прованс, где повстречал одного удивительнейшего человека. Человек этот поделился с ним водицей из Источника Жизни. Дервиш испил водицы и обрел бессмертие, убедился в своей избранности. Сотни лет после бродил он по свету, помогая нуждающимся, излечивая их от всевозможных болезней, и время от времени возвращался к необыкновенному волшебнику за очередной порцией чудодейственной воды.

Я с интересом слушал эту занятную историю и пил горячий кофе. Напиток был сварен на раскаленном песке в простенькой медной турке и отличался невероятно насыщенным вкусом. Я понимал, что в холодной промозглой Англии буду скучать по столь вкусному, идеально приготовленному кофе.

О мои ноги потерлась пушистая трехцветная кошка. Хозяин подозвал к себе свою холеную любимицу и ласково погладил ее по спинке. Кошки, будучи одними из наиболее почитаемых животных у мусульман, шныряли повсюду, чувствовали себя хозяевами жизни, о них в этой стране заботились как о горячо любимых детях. Я еле сдержался, чтобы не чихнуть, ужасно хотелось отпихнуть навязчивую кошку. Между тем Кемаль продолжал рассказывать:

— Жил себе дервиш, служил простым смертным, а однажды повстречал одного юношу. Юноша был прекрасен и телом, и душой. И обладал невероятными магическими способностями, что позволило ему стать лучшим учеником у Кемаля. Дервишу казалось, что в этом ученике он увидел самого себя в свои двадцать с небольшим лет. Кемаль посчитал юношу своим достойным приемником и решил, что может поделиться с ним всеми своими знаниями до конца.

Он замолчал, хлебнул свой кофе, в то время как его учтивая супруга Самира принесла еще сладостей. Она выглядела так же молодо и цветуще, как и ее супруг. Когда Самира ушла, Кемаль заговорил уже совсем тихо и предельно серьезно, а я весь обратился в слух.

— Послушайте, Томас, душа моя, я знаю, что совсем скоро вы уедете от нас. И на прощание мне в самом деле хотелось бы поделиться с вами всеми своими знаниями. Я дам вам что-то очень ценное. И у вас тоже кое-что получится, как и у меня, — говорил он, пристально глядя на меня своими чернющими миндалевидными глазами. — У вас ведь есть возлюбленная? Прекрасная как распускающаяся роза. А если нет, то от всей души желаю вам ее встретить. Того, что я вам дам, хватит и ей. И вы же не боитесь? Вы очень смелы, поскольку не побоялись прыгнуть с Топхане. Наш Ахмет Челеби тоже был смельчаком. Мне посчастливилось лицезреть его выдающийся полет над Стамбулом. И единственным человеком, что на моей памяти летал столь же прекрасно и вдохновенно, как и он, являетесь вы.

Я был приятно удивлен, что сумел-таки поразить колдуна, и без того повидавшего немало чудес на своем невероятно длинном веку.

— Вы отчаянны и отважны. В вас чувствуется невероятная древняя сила, которой одарены немногие маги в этом мире. Мне не забыть, как решительно вы действовали в августе прошлого года, когда необходимо было доставать людей из-под завалов⁽⁴⁾. Вы показали виртуозное владение чарами левитации. И мы, кажется, использовали тогда все ваши запасы Костероста и Рябинового отвара. Но если бы не ваша своевременная помощь, то жертв землетрясения могло быть гораздо больше. Вы были ниспосланы нам свыше, бесстрашный юноша. Вы сможете продолжить богоугодное дело по оказанию помощи нуждающимся людям. А еще вы прекрасны… — Кемаль запнулся, пребывая в невероятном волнении. — Вы словно ожившая статуя античного красавца. Какие у вас совершенные, классические черты лица, какая грация! Видимо, Всевышний пребывал в самом благостном расположении духа, когда вы появились на свет. Не хочется, чтобы такая совершенная красота стремительно увяла, как цветок.

Он часто сокрушался, что ему не дано великого дара художника, дабы запечатлеть хрупкую, недолговечную красоту, созданную великим Творцом: красоту бутона розы или порхающей с цветка на цветок бабочки, прелесть юной девушки. Сейчас же его сожаление достигло пика.

Кемаль степенно встал и ушел в другую комнату. Он вернулся с хрустальным флакончиком, наполненным сияющим золотым песком. Я затаил дыхание при виде этого флакончика, который мерцал в руках дервиша, словно крохотный фонарик. Этот фонарик должен был осветить мой темный путь.

— Вот то, что я вам обещал. А вот и инструкция, — Кемаль протянул мне вместе с флаконом пожелтевшие листки пергамента, исписанные рунами. — Придется немного покорпеть над ее расшифровкой, но вы умница, справитесь, ведь вы мой прилежный ученик. Будьте благословенны, черпайте воду из Источника Жизни и дальше творите добрые дела — именно они вас и обессмертят. А окончание сказки о дервише Кемале я расскажу вам в следующую нашу встречу.

Я с удовольствием допил самый вкусный кофе, что мне доводилось пробовать. Никогда, никогда моим соотечественникам не постичь тонкую науку приготовления кофе.

Определенно, поездка в Турцию оказалась одной из самых плодотворных моих поездок по миру. Все оказалось даже проще, чем я ожидал. Флакон с ключевым реактивом был у меня в руках.

Я вышел из дома учителя и, будучи в превосходном настроении, сыграл с несколькими ушлыми маглами в тавлу на улице. И даже не расстроился из-за единственного проигрыша, ибо про себя я радовался собственной удаче в куда более важном деле.

Риддл и Минерва трансгрессировали в какую-то рощу. Здесь было тихо, как обычно бывает в лесу под вечер, только птицы еще негромко щебетали на ветках высоких старых деревьев. Уже смеркалось, и Минерва не сразу заметила за густой темной кроной деревьев некое строение. Лишь внимательно приглядевшись, можно было различить небольшую хибарку, стены которой заросли мхом, из-за чего она почти сливалась с густо растущими вокруг деревьями.

Риддл потянул Минерву за руку в сторону этой убогой хибарки. Минерва мельком взглянула на него и заметила, что той беззаботной улыбки, которой он одарил Поппи, уже и в помине не было. Трансгрессия далась Риддлу нелегко — Минерва поняла это еще в момент перемещения, когда у него слегка задрожала рука. Хватка у Риддла несколько ослабла, и Минерва даже испугалась, что у него не хватит сил удержать ее за руку. Но все обошлись. Однако сейчас Риддл выглядел усталым.

Они подошли поближе к лачуге и заметили, что черепица у старенького строения местами осыпалась, а плотно закрытые окошки были совсем крохотными и очень грязными, до них доставала сильно разросшаяся вокруг крапива. Домик казался заброшенным, и Минерва не понимала, зачем Риддл ее сюда привел. Что могло им здесь понадобиться? Но он уверенно подвел ее к деревянной двери, на которой было что-то подвешено, но в сгущающихся сумерках оказалось непросто разобрать, что это было такое. Минерва близоруко сощурилась, рассматривая старую дверь. И тут на покрытой плесенью древесине прочла едва заметные, будто вырезанные ножичком слова:

«Дерзай, дерзай…»

Минерва наконец разглядела подвешенный на двери предмет — это была прибитая гвоздем мертвая змея.

— Это… это… — пробормотала Минерва, указывая на дверь.

— Всего лишь мертвая гадюка, — пояснил Риддл и чуть улыбнулся при виде испуга на лице Минервы. Он небрежно коснулся указательным пальцем кончика хвоста змеи.

— И надпись…

Тут Риддл удивленно приподнял бровь.

— Какая надпись? — не понял он.

Минерва указала пальцем на место повыше трупика змеи, но теперь надпись исчезла. Минерва быстро моргнула. Надписи как не бывало. Риддл же внимательно разглядывал дверь, но, кажется, ничего не видел.

— Я только что прочла надпись… — настаивала Минерва, но он лишь нахмурился в ответ. — «Дерзай, дерзай…»

Риддл пожал плечами, все никак не понимая, но вдруг тихо рассмеялся.

— А! Так это как в старой магловской сказке! — весело заявил он. — «Мистер Фокс», вроде? Нам ее в детстве рассказывала Марта, работница приюта, — Риддл прищурился, глядя в удивленные глаза Минервы. — А как давно вы читали эту сказку? Наверное, совсем недавно, когда пытались уложить младшего брата спать?

Он оказался прав. Минерва не так давно пересказала «Волосатое сердце колдуна» перед сном Малькольму и Роберту, а потом по их многочисленным просьбам и эту старинную, довольно жуткую сказку. Согласно сказке, одна девушка по имени Мэри тайно отправилась поглядеть дом своего жениха мистера Фокса и уже на самих дверях его обители прочитала предупреждающую надпись: «Дерзай, дерзай, но не слишком дерзай…» Заинтригованная Мэри вошла в дом, где, к своему ужасу, обнаружила трупы убитых ее женихом девушек. Она чудом сумела сбежать из страшного места, куда неожиданно вернулся мистер Фокс со своей новой жертвой, и позднее при всем честном народе даже сумела изобличить преступника, предъявив прихваченное с места преступления вещественное доказательство его вины — отрубленную руку последней убитой им девушки.

Минерва пребывала под сильным впечатлением от этой страшной сказки, и теперь ей мерещилось такое, чего не могло быть в реальности. А еще она просто устала за последние пару дней. Переезд ее утомил, а под вечер появилась легкая усталость.

Риддл же распахнул перед ней скрипнувшую дверь хибарки.

— Заходите, здесь никого нет, — он сделал приглашающий жест пройти внутрь, видя нерешительность Минервы. — Трупов убитых мистером Фоксом девушек здесь давно уж нет.

В помещении царил полумрак, Риддл взмахнул палочкой, и зажглась свеча на большом обеденном столе. Еще десять горящих свечей повисли в воздухе, осветив комнату, служившую сразу и гостиной, и кухней. Немногочисленная мягкая мебель здесь была засаленной, занавески на окнах выглядели застиранными и пыльными, по углам виднелась паутина. Рядом с обеденным столом с четырьмя покосившимися стульями располагался плотно закрытый шкаф, виднелись закопченная до черноты печка и несколько настенных полок, уставленных горшками и сковородками, явно много лет немытыми. Все в этой комнате указывало на крайнюю бедность когда-то живших здесь людей. При этом производили крайне тягостное впечатление царившие тут убогость и упадок, пугала и мертвая тишина вокруг. Минерве вдруг подумалось о том, сколь много времени и сил потребовалось бы Тинки для того, чтобы хоть немного навести порядок в данном жилище.

— Добро пожаловать в обитель моих предков Гонтов! — невесело объявил Риддл, скучающим взглядом окинув унылую обстановку.

Минерва поглядывала в сторону коридора, который вел в другие комнаты. Не покидало чувство, будто в гостиную вот-вот войдет поприветствовать незваных гостей мрачный хозяин, но Риддл сказал несколько устало и с легкой иронией:

— Мы здесь одни, никто из моих родственников нас не потревожит. Дядюшка Морфин пока еще жив, но нам он не помешает, ибо гниет сейчас в Азкабане за убийство моего дражайшего отца, с которым страшно враждовал всю жизнь. Не зря вам мерещатся всякие странные надписи из старых народных сказок, все-таки энергетика у данного дома, и правда, не самая положительная. Но мне, если честно, не хочется сейчас ворошить прошлое моей родни…

У Минервы пробежал по спине холодок после его слов. Брауни вряд ли бы избрали этот дом в качестве своего пристанища. Они вообще обходили бы его стороной. Хорошо одетый красавец Риддл казался чужаком в убогом жилище своих предков. Словно и не к себе домой пришел. Но вряд ли могло быть как-то иначе. Как еще мог чувствовать себя сирота в обители людей, которые никак о нем не позаботились? Но ирония судьбы заключалась в том, что тот, кого убил один из жильцов дома, оставил после себя потомка, сейчас по-хозяйски расхаживающего по этому заброшенному дому.

— Как скажете, — только и произнесла Минерва в ответ и приоткрыла замызганное окно, впуская в помещение свежий вечерний воздух.

Она понимала, что сейчас не время для подробных откровений. Быть может, Риддл должен был «созреть» для них, сам пожелать рассказать о своих родственниках подробнее. Отец никогда не настаивал на откровениях, если понимал, что собеседник пока не готов ими поделиться. Всему свое время.

Хоть Риддл и выглядел утомленным, глаза его при этом горели огнем нетерпения. Им как будто владело сильное желание сделать что-то прямо здесь и сейчас, без какого-либо промедления.

— Вам бы следовало выпить лекарство, которое дала Поппи, — попыталась предложить Минерва, и Риддл взглянул на нее несколько удивленно, будто вообще позабыл о ее присутствии.

— Потом! — бросил он раздраженно, затем указал ей на кресло. — Вы пока присядьте.

Минерва брезгливо оглядела застарелые пятна на обивке кресла. Риддл при помощи магии немного почистил кресло, и только тогда Минерва присела. Он взялся копаться в кухонном шкафу и вынимать оттуда один за другим серебряный котел, ступку, нож, медные весы — все, что обычно требовалось для работы опытному зельевару. Проделывал все здоровой левой рукой, разок помянул дьявола, когда нож выскользнул у него из руки и упал на дощатый пол. Минерва вскочила со своего места и, подойдя к присевшему на корточки Риддлу, попыталась помочь ему. Она подняла с пола нож и аккуратно положила его на кухонный стол.

— Том, обязательно сейчас всем этим заниматься? — Минерва попыталась отобрать у Риддла тяжелые весы, которые он старался придержать пальцами больной руки. — Вашей руке противопоказаны нагрузки! И вообще, вам лучше присесть и отдохнуть. Вам требуется покой. Самое ли время для зельеварения? До завтра не терпит?

Риддл холодно взглянул на нее, губы его были упрямо поджаты. От него буквально исходили волны напряжения. И тут он закрыл глаза, буквально заставил себя выдохнуть, а затем выдавил нервный смешок.

— Вы правы! Чего это я? — Риддл хоть и неохотно, но все же отдал Минерве весы. — Я же непревзойденный мастер беспалочкой магии! Мне так сегодня сказал чистокровный отпрыск одного древнего семейства! Да-да, именно так и выразился! Вы мне не верите, Минерва?

Он напрочь игнорировал ее предложение отдохнуть. Но Минерва впервые слышала, чтобы Риддл иронизировал над собой.

— Верю! Конечно верю! Но и занятия беспалочковой магией лучше пока отложить, ибо вы не в том состоянии… — она старалась уговорить его пока воздержаться от использования энергозатратной магии, но Риддл и слышать ничего не желал, ибо резко взмахнул здоровой рукой, и предметы для зельеварения взмыли в воздух, а затем небрежно приземлились на столе. Металлический половник с громким звоном упал в котел. Беспалочковая магия на сей раз далась Риддлу непросто, а все потому, что он жутко нервничал.

— Тихо! Спокойно! Если у вас не задался день, то это не значит, что надо швыряться посудой! — Минерва поспешила аккуратно расставить волшебные предметы на столе, а про себя подумала, что Слагхорн немало бы удивился, увидев сколь небрежен сейчас его любимый ученик в обращении с инструментами зельевара.

— Я не швырялся! — упрямо, почти по-детски буркнул Риддл и принялся доставать из шкафа и раскладывать на столе ингредиенты.

Так на столе появились перевязанные веревочками пучки засушенных ромашки, шалфея, крапивы, лаванды и еще каких-то полевых цветов, а за ними рог единорога — признанный символ божественной силы, а что как ни Эликсир бессмертия является напитком богов? Многие же полевые цветы, рассказывал Слагхорн, обладают омолаживающим эффектом, потому активно используются в косметологии как маглами, так и магами. Лаванда, предположительно, должна была оказывать успокаивающее воздействие на тело и разум — то, что просто необходимо человеку, собравшемуся взвалить на себя непосильное бремя вечной жизни.

Между тем Риддл небрежно бросил на стол парочку смятых крупных алых лепестков — эти лепестки Минерва уже видела раньше, когда они еще были свежими, налитыми жизненными соками, сияющими в ночи, и составляли бутон цветка папоротника. Сейчас же они безжизненно валялись на столе в ожидании часа, когда вместе с остальными растениями отправятся в котел с кипящим зельем. Что-то должно навсегда увянуть, умереть, дабы дать жизнь чему-то новому.

Однако больше всего внимание Минервы сейчас занимал совершенно особый ингредиент, который Риддл извлек на свет из пыльной темноты старого шкафа — золотой песок в изящном хрустальном флакончике. На миг Минерве показалось, что песок этот был живой, настолько его сияние в полумраке комнаты было ярким. Флакон с драгоценным ключевым реактивом аккуратно приземлился на стол рядом с увядшими лепестками цветка папоротника. То самое вещество, над созданием которого Николас Фламель работал много лет, едва ли не разочаровался в собственных силах, не могучи разгадать тайну книги Авраама. Но в итоге был сполна вознагражден Богом за многолетние труды и упорство.

Риддл улыбнулся при виде того, с каким интересом Минерва разглядывала флакон с золотым порошком. Улыбнулся впервые с момента их прибытия в дом его предков.

— Невероятно притягательно, правда? — довольно спросил он. — Блеском напоминает золото, за которое даже самый главный гоблин Гринготтса продал бы душу дьяволу. Если будете рассматривать песок слишком долго, то не заметите, как быстро пролетит время — таково воздействие этого коварного вещества на человека. Я сам не заметил, как почти неделю провел без сна, разглядывая его.

— Как зеркало Еиналеж?

— Почти, — в голосе Риддла послышалось легкое удивление. — А вы видели Еиналеж? И что вы в нем разглядели? Полосатую кошку в кресле главы Отдела магического правопорядка, властно раздающую указания направо и налево? Вы же не сможете не занять руководящую должность, а, Макгонагалл? Рано или поздно. Если были старостой в школе, то вряд ли надолго задержитесь на позиции рядовой подчиненной. К власти привыкаешь, почувствовав ее вкус. Но имейте в виду, ваш босс мистер Урхарт молод и фанатичен в своей работе, его подвинуть будет непросто, сидит он на своем месте, а амбиций стать Министром магии за ним не замечено…

Он злорадно рассмеялся. Минерва же грустно покачала головой. Ах, если бы ее заветные мечты были столь тривиальны!

— Все же я не настолько властолюбива, как вы думаете. Власть для меня привлекательна лишь тем, что дает возможность навести и поддерживать порядок. Потому я и стала старостой в школе. А в зеркале я увидела вас, если что, — ответила она. — Рядом со мной. На вид нам обоим было не больше шестнадцати.

Риддл перестал смеяться и откупорил флакон с золотым порошком. Ему как будто было неловко услышать ее откровение.

— Ну что, Минерва, вот и настал момент истины, ради которого мы с вами здесь, — попытался торжественно объявить он. На щеках у него заалел яркий румянец, словно ему стало жарко, хотя они еще даже не разжигали огонь в печи. — Живо принимаемся за работу! Вы поможете мне истолочь рог единорога? Уверен, вы это сделаете куда аккуратнее, чем я. Помните, Фламель всегда просил свою старательную Перренелль истолочь рог единорога?

Вооружившись ступкой и пестиком, Минерва взялась за дело. Риддл при помощи беспалочковой магии принялся отделять цветки от стеблей. Затем он попросил Минерву затопить печку. Ей пришлось сначала хоть немного почистить печь от пыли и грязи, на что ушло добрых полчаса. Старательность Минервы начала несколько раздражать Риддла. Он нетерпеливо поставил на затопленную печь серебряный котелок, наполовину наполненный ключевой водой. Согласно рецепту, требовалась только такая вода и никакая иная. Минерва мелко нарезала цветы и бросила в кипящий котел. Риддл внимательно следил за тем, как она заканчивала шинковать серебряным ножом ромашку. От его тяжелого взгляда становилось не по себе, а молчание тяготило, потому Минерва заговорила:

— Этот дом по сей день наполнен магией ваших предков? Вы рассчитываете, что родные стены помогут нам приготовить зелье?

— Можно и так сказать, — скептически отозвался он, не отрывая взгляда от ее пальцев, ловко управлявшихся с ножом. — Хотя мои родные стены все же находятся в ином месте. В самом магическом месте во всей Британии.

В Хогвартсе? Однако же по каким-то причинам Риддл предпочел готовить Эликсир бессмертия не в школе, а в этом заброшенном домике.

— Друг сердца, значит? — наконец Минерва озвучила недовольство, одолевавшее ее уже второй час.

Риддл не удержался от усмешки.

— А как еще можно было сказать? Я для вас уже не просто преподаватель, но еще и не жених или любовник…

— Вообще ничего не нужно было говорить! — она с силой сжала рукоять ножа и безжалостно искромсала оставшиеся цветы. — И то, как вы любезничали с моей подругой, которую видели впервые в жизни…

Он слегка наклонил голову набок.

— Приревновала? — вкрадчиво спросил Риддл, и Минерва почувствовала, как в ней уже закипело негодование. — Мне, и правда, понравилась ваша подруга. Мне вообще все ваши подруги понравились. Друзей вы выбирать умеете.

А вот возлюбленных — нет. Она лишь хмыкнула в ответ. И тут Риддл резко приблизился к ней и притянул к себе. От неожиданности у Минервы чуть нож не выскользнул из руки.

— Осторожно! У меня нож в руках! — предупредила она, но Риддл даже не взглянул на него.

— Тогда вам тем более лучше не делать резких движений, — усмехнулся он, лишь крепче ее к себе прижимая здоровой рукой. — Пораните меня — и вашей подруге Помфри уже точно будет не сомкнуть глаз этой ночью. Вы же не хотите завалить ее дополнительной работой? Это не по-дружески.

Минерва замотала головой, и Риддл осторожно разжал ее пальцы, забрал нож и положил на стол.

— А тему колюще-режущих предметов мы с вами уже прошли на моих занятиях. И у меня сейчас нет ни малейшего желания возвращаться к пройденному, — пробормотал Риддл и улыбнулся. Его обольстительная улыбка и уверенная хватка обезоруживали, и Минерва чувствовала себя в его объятиях хрупкой и слабой. — И, пожалуйста, Минерва, не лишайтесь в этот раз чувств! — попросил он мягко, прежде чем поцеловать ее.

В этот раз поцелуй был долгим и жадным — так жаждущий припадает к источнику с прохладной водой в жаркий день. Минерва испытывала не меньшую жажду объятий и поцелуев, чем Риддл, отчего ей сделалось жутко стыдно. Риддл все крепче прижимал ее к себе, а в голове у нее отчаянно пульсировала здравая мысль, что надо бы его все же оттолкнуть…

В комнате становилось все жарче из-за затопленной печи. Воздух был влажным и плотным, наполненным густым ароматом растений. Варево в котле зашипело. И как только можно было на миг позабыть о зелье? Минерва постаралась оттолкнуть от себя Риддла.

— Вы весь горите! — она ощупала его влажный от пота лоб. Обычно Риддл был бледен, сейчас же его щеки пылали румянцем. Похоже, у него поднялась-таки температура. Ему следовало сейчас же принять снадобья, которыми их снабдила Поппи. По-хорошему ему давно требовался отдых и покой хотя бы на несколько часов. — Нужно выпить лекарства, Том!

Но разве стал бы он послушно выполнять все здравые предписания целителя? Ему на них сейчас было наплевать.

— Позже! — Риддл нехотя отпустил ее, чуть поморщился, попытавшись пошевелить пальцами раненой руки.

Кажется, собственное здоровье волновало его сейчас меньше всего. Риддл напоминал одержимого человека, который не успокоится, пока не выполнит задуманное. Он зачерпнул чайной ложечкой из флакона золотого порошка. Это действие далось ему весьма непросто, рука его дрогнула, и песок чуть не просыпался на стол. Минерва лишь укоризненно покачала головой, понимая, насколько бесполезно сейчас вмешиваться в действия невыносимого упрямца, сгорающего от нетерпения получить давно желаемое. Вот только скоро его может начать бить озноб.

— Фламель добавлял в зелье первовещество, а Перренелль — лепестки чудо-цветка, — пояснил Риддл, засыпая в котел песок. Столь скрупулёзное копирование ролей зельевара и его благоверной в процессе приготовления Эликсира бессмертия казалось до смешного странным, но Минерва не стала спорить и послушно бросила в котел лепестки цветка папоротника. Зельеварение — точнейшая наука, малейшее отклонение приведет к провалу.

Лепестки чудо-цветка постепенно растворились, и снадобье окрасилось в насыщенный золотой цвет. Но самым интересным оказался запах… Свежий, сладкий, слегка терпкий аромат лотоса — цветка, считающегося одним из символов вечности. Снадобье не содержало лотоса, однако же пахло им. Возможно, из-за ярко выраженного аромата в рецепт Эликсира бессмертия и был кем-то ошибочно вписан в качестве ингредиента пресловутый лотос. Чья-то ошибка стоила Фламелю и его жене многих лет поисков истинного рецепта. А быть может, некто хотел запутать зельевара или просто подшутить над ним. Напиток живой смерти же мало какой зельевар мог приготовить как надо, как бы ни старался следовать каждому слову в учебнике. Августа уверяла, что рецепт в «Расширенном курсе зельеварения» не лучший.

— Том, а вам удалось с первого раза идеально приготовить Напиток живой смерти на уроке профессора Слагхорна? — не удержалась Минерва от вопроса.

— Не идеально, но, по крайней мере, лучше всех в классе, — процедил сквозь зубы Риддл.

Хорошо, хоть врать не стал. Отлично помнились слова Слагхорна о том, что на его памяти пока еще ни одному ученику не удалось приготовить на его занятии столь непростое зелье идеально.

От мощного цветочного аромата, наполнившего комнату, начинала кружиться голова. Минерва распахнула еще одно окно, втянула носом свежий воздух. Тут-то на нее внезапно и нахлынули воспоминания. Ярчайшие и точнейшие, будто она окунулась с головой в Омут памяти.

Вот она, пятилетняя девочка, под маминым присмотром замешивает тесто для имбирного печенья. Мама достает кондитерские формочки, которые ей на свадьбу подарила свекровь, и показывает Минерве, как с их помощью вырезать из теста ромбы, кружочки и полумесяцы. Минерве печенье в виде ромбов и кружков всегда казалось ужасно скучным, ее детская фантазия рисовала фигурки различных животных, которых она видела на иллюстрациях в книжках. И тут как по волшебству стройные мягкие ромбики сами собой превращаются в маленьких тритонов. С глазками-бусинками, с длинными хвостиками, на спинках у них виднеются волнистые полупрозрачные гребни — тритоны получились настолько детально проработанными, что казалось, они вот-вот оживут и задвигаются. Тот первый стихийный выброс магии явился одновременно и самой первой в жизни Минервы трансфигурацией. В маминых глазах Минерва тогда отчетливо увидела восторг, стремительно сменяющийся страхом и огорчением. Восторг от того, что дочь тоже оказалась волшебницей — кровь древнего волшебного шотландского рода Россов взыграла-таки в пятилетней малышке. Страх и огорчение же изумленная Изабель испытала из-за осознания, что все ближайшие годы их семье предстоит тщательно скрывать проявления колдовской натуры Минервы от соседей-маглов.

Это воспоминание сменилось другим, не менее ярким, но куда более драматичным. Минерва подходит к не затворённой двери родительской спальни и слышит горькие всхлипывания матери. В тот день после ужина Минерва стала свидетельницей первой на ее памяти ссоры родителей, во всяком случае, отец впервые повысил на маму голос, требуя четкого объяснения происходящей в их доме чертовщины. Мама пыталась стойко держаться под его нажимом, но в конце концов сдалась, кинулась в спальню и, громко рыдая, достала из сундука свою волшебную палочку. Она призналась супругу, что и она, и их любимая дочка являются волшебницами. Тот вечер ознаменовал конец прежних безоблачных отношений родителей, и над домом Макгонагаллов отныне всегда нависала серая туча непонимания.

Вспомнился Минерве и другой занятный эпизод из детства. Она сидит на табурете в Большом зале, а Распределяющая шляпа у нее на голове уже вторую минуту гадает, куда же отправить смурую на вид первокурсницу. Вроде Минерва из тех людей, что любят гранит науки грызть, то есть ей место на Равенкло. А вроде и абсолютно гриффиндорской отчаянной смелости ей не занимать. Сама Минерва в этот момент думает о том, что на Гриффиндор оказался распределен ее новый знакомый — розовощекий Дэвид Лонгботтом. Этот чуть полноватый мальчишка ранее дружелюбно протянул ей руку и помог усесться в покачивающуюся на волнах лодку на хогсмидской пристани. Минерва понимала, что была бы не прочь все семь лет проучиться на Гриффиндоре бок о бок с таким добрым мальчиком. В итоге Шляпа, прочитав ее мысли, тихо усмехается: «Добрый, добрый мальчик!» и отправляет Минерву на Гриффиндор к ее будущему лучшему другу, который так до сих пор и не узнал, что именно мысли о нем повлияли на выбор Шляпы.

На смену этому воспоминанию пришло другое. Детьми Минерва и Дугал Макгрегор любили играть в ролевые игры. Однажды, когда Минерве только исполнилось одиннадцать, тринадцатилетний Дугал предложил поиграть в фею и певца-удальца. «Ты изобразишь могущественную королеву фей, а я сыграю Томаса Лермонта. Мы будем вместе жить в Эльфландии, я буду с утра до вечера петь тебе песни, а ты станешь хлопать в ладоши. Будет весело! А еще мы непременно поженимся. Фея же может выйти замуж за певца из мира людей, как считаешь?» — задумался Дугал, а далее последовал их долгий спор о том, может простой смертный жениться на волшебном существе или все же нет. Минерва твердо стояла на том, что подобное недопустимо ни по людским, ни по эльфийским законам. Дугал же заявлял, что все возможно, если есть любовь. Минерва, немало смутившись, в итоге отказалась играть в предложенную игру и убежала домой под предлогом, что ей нужно помочь маме с консервацией. Она как чувствовала, что своего Томаса ей еще предстоит встретить…

Как по команде в следующем воспоминании перед ней предстал Том Риддл собственной персоной. В дорогих темных одеяниях, невыносимо красивый, немного пугающий молодой преподаватель с говорящей фамилией. Ни капли неуверенности в себе, словно он проработал в школе уже с десяток лет. В тот пасмурный сентябрьский понедельник Минерва утратила душевное равновесие, ведь в ее жизнь нежданно-негаданно пришла любовь.

Воспоминания так стремительно проносились перед глазами, что Минерве казалось, будто она смотрит короткие магловские фильмы на большом экране в ускоренном режиме. Ее жизненный путь от рождения до сегодняшнего момента. Время пролетало быстро, человеческая жизнь казалась теперь особенно короткой. Охватывала щемящая тоска от понимания, что все осталось позади, ушедшего не вернуть. А ведь ей, Минерве, сейчас было всего восемнадцать! Какая же, наверное, невыносимая тоска по былому охватит ее лет в семьдесят! А на смертном одре будет думаться только о том, как бы еще немного пожить. Хоть год, хоть два. Да даже денек стал бы подарком судьбы! Увидеть перед смертью родительский дом, вдохнуть аромат любимого вереска, услышать радостный смех деревенских детишек, послушать воскресную проповедь отца. И почему ее сейчас настигли мысли о смерти?

Минерва взглянула на Риддла, перед глазами которого наверняка сейчас проносились мрачные эпизоды его собственной жизни. Она заметила, что губы его были плотно сжаты, а брови нахмурены. Во взгляде его читалось отчаянное сопротивление. Был жуткий момент, когда лицо у Риддла мертвенно побледнело, будто он увидел мертвеца.

Аромат зелья удивительным образом воздействовал на чувства человека. Минерва вдруг начала лихорадочно размышлять о том, сколь мало она успела сделать за свою короткую жизнь, сколько еще могла бы успеть сделать, стань ее жизнь значительно длиннее. И она уж точно все успеет, если ее жизнь и вовсе окажется бесконечной. Аромат-искуситель одурманивал сознание зельевара — вот о какой особенности запаха Эликсира бессмертия писал Фламель. Отчаянная жажда жизни довольно скоро оборачивалась безумным желанием жить вечно. Кошмарное зелье!

Риддл семь раз помешал половником в котле и теперь внимательно следил за изменениями в цвете и консистенции снадобья. Они не должны были заставить себя долго ждать. Вот только котел уже был убран с огня, а зелье все оставалось таким же золотым.

— Ничего, сейчас оно остынет и приобретет вид ключевой воды, — заверил Риддл, не сводя глаз с содержимого котла.

Зелье потихоньку остывало, наконец стали заметны изменения в цвете. Правда, не совсем те, что ожидались. Жидкое золото в котле начало темнеть, его блеск померк. На поверхности появилась мутная пленка. И это было так странно. Зелье, и правда, уже должно было быть прозрачным, как ключевая вода, однако оно, напротив, становилось все более мутным.

Почувствовав усталость, Минерва присела в истрепавшееся кресло, сложила одну ногу на другую и скрестила руки на груди. В определенный момент она поняла, что за Риддлом ей наблюдать интереснее, чем за зельем. В то время как снадобье становилось все мутнее, выражение лица Риддла также менялось. Поначалу слегка удивленное и озадаченное оно постепенно становилось все более серьезным. Наконец Риддл помрачнел. Наверняка он посчитал, что что-то пошло не так в процессе приготовления Эликсира, поскольку подошел к кухонному шкафу и извлек из него целый ворох засаленных бумаг. Стал лихорадочно просматривать одну за другой эти бумаги. Но Минерва была уверена, что все в них написанное он и без того знал наизусть.

Сейчас Риддл напоминал круглого отличника, у которого впервые что-то пошло не так при выполнении заковыристого задания учителя. Его длинные тонкие пальцы торопливо перелистывали старые страницы, глаза быстро пробегали строчки, на лбу его пролегла морщина. Риддл перечитывал написанное, будто надеясь, что где-то в уголке какого-нибудь листа внезапно обнаружится некая дополнительная запись, ранее упущенное из виду примечание, прописанное мелкими буковками. Данное примечание сообщало бы информацию о недостающем важном элементе или условии, при наличии которого таки получится приготовить Эликсир бессмертия. И элемент этот ни разу не философский камень. Это что-то гениально простое, как таблица умножения. Но, судя по растерянности, отразившейся на красивом лице Риддла, такая важная запись и не думала найтись. Мироздание словно спрятало от чрезмерно амбициозного волшебника недостающую деталь мозаики. Пускай поищет еще! «Дерзай, дерзай…»

Минерва, наблюдая разыгравшуюся сцену отчаянного поиска ошибки, не выдержала и прыснула в кулак. Риддл отвлекся от своих записей и угрюмо покосился на нее. В его блестящих глазах застыл немой вопрос: «Что смешного, гиппогриф тебя раздери?»

— Что-то пошло не так? — участливо спросила Минерва. Риддл в отчаянии перевел взгляд на котел, до краев наполненный непонятной жижей. — Я сделала что-то неправильно? Не так настругала ромашку?

Но он отрицательно замотал головой. Влажные от пота волосы прилипли у него ко лбу.

— Или проблема в вас? — она посмотрела на него, саркастически изогнув бровь, и Риддл впервые на ее памяти тяжело сглотнул. — Вы, помнится, утверждали, что у вас «Превосходно» по зельеварению… — Риддл поджал губы. — Что-то пошло не так у… лучшего ученика школы, любимчика учителей, могущественного волшебника, в совершенстве освоившего не только беспалочковую магию, но и полеты без метлы? А может, место выбрали не то, аура дома неподходящая?

Ее так и распирало громко рассмеяться.

— Нет! — зло бросил Риддл. Два исписанных листка выпали у него из рук и, порхая, приземлились на пол.

— Ну что же, Том, — с издевкой продолжила Минерва, — а никто и не обещал, что будет легко. Так вы мне однажды сказали? Ответьте, сколько лет ушло у господина Фламеля на то, чтобы методом проб и ошибок сварить-таки правильно зелье?

Риддл за насмешки наградил ее колючим взглядом.

— Почти вся жизнь! — наконец холодно ответил он, собрав бумажки с пола и с остервенением бросив все свои записи на кухонный стол так, словно их ценность стала равняться нулю.

Его захлестнуло отчаяние. И было из-за чего: Фламель умел обращать неблагородные металлы в золото, Риддл же только что это самое золото превратил в какую-то непонятную смесь — подобные неудачно приготовленные ученические зелья профессор Слагхорн обычно без раздумий уничтожал при помощи Эванеско. Риддл очень близко подобрался к своей заветной цели, однако неожиданно оказался отброшен назад. Но сколько раз и великий Фламель оказывался отброшен назад, прежде чем добился-таки желаемого? Достойно похвалы упорство, с каким французский алхимик шел к своей мечте, не взирая на все трудности!

— Вот! — с торжеством заключила Минерва. — Даже великим не все далось сразу! Как знать, может, если долго мучиться, то что-нибудь и получится, а, Том?

Наверняка Риддла покоробили слова «даже великим», как если бы он сам давно считал себя великим магом, стоящим в одном ряду с Фламелем. И Минерве вдруг стало так весело, как не было довольно давно. Она громко расхохоталась. Смех рвался из ее души, она просто не могла его сдержать, да и не хотела.

Риддл же будто не замечал ее звонкого смеха, он смотрел, не отрываясь, на серебряный котел, полный вязкой мутной жижи, которая беззвучно кричала о том, что Эликсир бессмертия не удался. Золото, вопреки ожиданиям и стараниям Риддла, превратилось не в драгоценный слиток, а в труху.

Казалось, так прошла целая вечность. Вечность, к которой так стремился Риддл. Прикладывал все усилия, чтобы к ней прикоснуться, овладеть ею, поставить себе в услужение. Однако, каким бы умным, сильным и продуманным волшебником он не был, путь к бессмертию оказался для него не столь гладким и быстрым, как ожидалось. Путь этот по-настоящему извилист и тернист — для простого смертного уж точно. А Том Риддл был простым смертным, что бы он о себе не мнил.

Примечания:

Сказку «Четыре волшебных предмета» можно найти здесь: https://lib.ru/FILOSOF/SUFI/HIDAYAT/dervish.txt_with-big-pictures.html#40

Сказку «Мистер Фокс» можно найти здесь: https://litlife.club/books/320965/sections/25

1) Дондурма — продукт турецкой кухни, напоминающий мороженое.

Вернуться к тексту

2) Тавла — турецкая вариация нардов.

Вернуться к тексту

3) Согласно наиболее распространенному суфийскому объяснению, "дервишская работа" включает в себя четыре элемента, которые необходимо применять одновременно и в тайне.

Вернуться к тексту

4) Имеются в виду последствия землетрясения 1949 года в Карловой (регион Восточная Анатолия в Турции). Тогда погибло 320-450 человек и было разрушено 3500 зданий.

Вернуться к тексту