Трилогия «Соперница» (гет)

Без редакции беты

Эмили вместе с остальными учениками вышла из вагона. Зябкий сентябрьский вечер заставил поёжиться и поскорее забраться в ближайшую карету. Всё то время, что их везли в замок со станции, Эмили слушала фантазии друзей о грядущей учёбе. В этом году их ждало посещение магической деревни Хогсмид, что находилась неподалёку от замка. Слизеринцы, слышавшие о магазинчиках в деревне от своих родителей, рассказывали Эмили о том, что там продаётся. Но она и сама помнила, как в сороковые годы посещала эти места на выходных, и, конечно же, ей пришлось делать вид, будто о «Сладком королевстве» и «Трёх мётлах» она слышит впервые.

— Я надеюсь, всем разрешения дали? — забеспокоилась Дафна.

— Мне дали, — словно это было само собой разумеющимся, заявил Драко.

— Мне тоже, — ответил Теодор, — но я должен буду к Хэллоуину подтянуть трансфигурацию, иначе отец лично напишет Снейпу, чтобы меня не пустили.

Блейз, случайно примкнувший к их компании в этой поездке, предпочёл молча кивнуть. Гринграсс же вопросительно посмотрела на Эмили.

— Конечно, — заверила её та. — Я иду с вами.

— Фух! — облегчённо вздохнула Дафна. — Я боялась, что тебе не подпишут заявление.

— Ну... Я тоже так думала, но я умею находить правильные слова и подходящие моменты для просьбы, — улыбнулась Эмили.

— Наш человек. — Нотт расплылся в улыбке.

Вскоре речь зашла о новых предметах, которых все ждали с предвкушением.

— Страшно хочу на прорицания! — поделилась Дафна. — Лия, ты видела, что мы начнём с гадания на чаинках?

— Ага, но мне хотелось бы на кофе, — пожала плечами Эмили.

— А есть разница? — насмешливо скривились Теодор и Драко.

Блейз же произнёс скептическое «ха», на что Дафна, не сдержавшись, ответила:

— Вот не надо! Это искусство, между прочим. И оно не каждому дано.

Мальчики расхохотались.

— Говорят, кстати, — первым успокоился Забини, — что преподавательница ваша сама им не владеет. Всё это шарлатанство.

— Тебе откуда знать? — ответила Дафна, а у Эмили спросила украдкой: — А ты её в коридорах видела? Как её вообще зовут?

Эмили отрицательно покачала головой и пожала плечами. Имя преподавательницы из брошюры по выбору факультативов она не запомнила, но была уверена, что это совсем не тот человек, который вёл прорицания в сороковых. Вопрос остался нерешённым — добравшись до замка, девочки разошлись каждая к своему факультету. Эмили помнила, как на первом курсе после слияния душ терялась в действительности, так что в этот раз заранее подготовилась и свернула к нужному столу. Прошлогодний пир она пропустила, поэтому за церемонией распределения решила следить внимательно.

— Привет! Как август прошёл? — произнёс за спиной тонкий мелодичный голос.

Эмили, вздрогнув, обернулась — Луна подсела на скамью позади неё. В это время двери Большого зала распахнулись, и через них прошла делегация первогодок, ведомая профессором МакГонагалл. Улыбнувшись Лавгуд, Эмили жестом пригласила её следить за шеренгой, что расположилась поперёк факультетских столов.

— Всё отлично. Скоро Шляпа будет петь. Не хочу пропустить, — хлопая будущим ученикам вместе со всеми, шепнула Эмили.

— В прошлый раз я почти не запомнила песню, — поделилась Луна, подперев рукой подбородок. — А ты песню своего года помнишь?

Эмили пришлось приложить усилия, чтобы сориентироваться в том, какая из всплывающих в памяти песен звучала на её первом курсе.

— Пожалуй, нет.

— О-о, жаль. Папа говорил мне, что она определяет все учебные семь лет, — грустно вздохнула Лавгуд. — Смотри! Начинают!

Эмили повернулась обратно к преподавательскому столу как раз в тот момент, когда профессор МакГонагалл отходила от трёхногого табурета со Шляпой. Вскоре из артефакта раздался голос, и все в зале притихли, слушая. В этот раз во время песни Шляпа не только описала характеристики учеников, которые ценились на каждом факультете, но и сказала напоследок то, что никто не ожидал от неё услышать:

...Слизерин сир был в безумном решении.

Потомки его сохранили в веках

Абсурдное то, чистой крови значение —

Последний потомок сотрёт его в прах.

Троица жаждала этого времени,

И дети их знали, томясь в ожидании:

Когда-то поймёт он, что кровь не волшебная

По жилам гуляет, предками данная.

Кровь продолжает магический род.

Но магии дар — у истоков исток.

Да явится тот, который не вытерпит

Гонения дома родного по духу,

И дланью змеиною намертво выкует:

«С магией — маги!», «Дорогу в науку!».

Увидит ошибку и переменит

Теченье, что Салазар задал в начале.

И вас я прошу: не гоните взашей —

Им вскроются вскоре иные печали —

Змеек, державшихся чистых кровей.

Трудное дело им предстоит:

Знать магов больше, чем Салли велит.

По залу прокатился удивлённый шёпот. За гриффиндорским столом слышалось недовольство: возмущались оттого, что Шляпа так много сказала о Слизерине. Эмили невольно сглотнула. Раз за разом повторяя про себя слова песни, чтобы не забыть, она хмурилась всё сильнее. Эмили, в отличие от многих учеников, не оглядывалась на слизеринский стол и только потом мельком взглянула туда, чтобы не вызвать ненужных подозрений.

— Интересные мысли, правда? Маги — те, кто с магией, — протянула сзади Луна.

— Да... — не могла не согласиться Эмили.

Ей больше нечего было сказать — не среди зажужжавшего зала. Рейвенкловцы были впечатлены песней не меньше остальных и принялись горячо обсуждать услышанное. А Эмили, пригвождённая к своему месту, подумала: «Похоже, этот потомок — я. Но как Шляпа узнала, что я собиралась напасть на чистокровного?» Когда Эмили стала видеть мир через призму обеих своих частей, она не сразу приняла этот план. В какой-то момент он казался ей абсурдным, в какой-то — жестоким. Под конец лета стало ясно, как именно ей в голову пришли такие мысли, и вскоре Эмили заново уверилась в необходимости нападения.

Звонкое постукивание по медному кубку заставило зал притихнуть, чтобы можно было продолжить сортировку. Эмили вздохнула, тревожно поглаживая себя по кисти, и, постаравшись выкинуть на время церемонии опасные мысли, осмотрела шеренгу из первогодок, что постепенно начала редеть. Невольно провожая взглядом каждого новенького слизеринца, Эмили думала о том, что на этот раз Шляпа не так резко отозвалась об этом факультете, и первогодкам наверняка было гораздо приятнее отправляться за стол «хитрых и амбициозных», нежели тем, кто уже сидел за ним. Ещё Эмили внимательно слушала фамилии, чтобы знать, поступили ли в Хогвартс дети Пожирателей. Таких оказалось двое: Матильда Селвин, которая отправилась на Слизерин, и Ричард Эйвери, рейвенкловец.

Остаток ужина Эмили проговорила с Луной и ещё с парой софакультетников, что сидели по соседству. Затем все вместе они поднялись в башню факультета и разгадали пароль в считанные секунды. Заходя в родную спальню, Эмили, не удержавшись, глянула на цифру три, висящую на двери и горделиво сообщающую о том, что здесь живёт уже не младший курс. Следом за этим взгляд Эмили обратился на бронзово-синие галстуки в тонкую и толстую полоску, что вместе с такими же форменными шарфами лежали поверх покрывал на каждой кровати.

— О-о, как я долго этого ждала! — воскликнула Сью, оказавшись в спальне раньше всех. Она взяла в руки галстук и обернулась шарфом.

Эмили понимала её: наверное, все они ждали, когда их форма станет намного солиднее и они не будут больше отличаться от старшекурсников. Но её эта радость отпустила быстро. Дождавшись, когда соседки заснут, Эмили взяла с собой Дневник и спустилась в пустую гостиную. Там она подошла к ещё не погасшему камину и, стараясь не обжечься, опустила на огонь край ежедневника. Под самый конец поездки ей пришла в голову мысль, что можно было бы попробовать уничтожить его, чтобы окончательно остаться в теле. Но к её ужасу, пламя не охватило страницы, не запахло палёным — крестраж оставался невредимым. «Значит я только сцепилась с той частью себя, что живёт в этом теле... Не выбралась окончательно», — поняла она и осторожно вытащила Дневник из камина. Она ещё в поезде решила, что если это не сработает, значит, она по-прежнему привязана к крестражу. Это означало, что она не рискнёт уничтожить его с помощью яда василиска: последствия могут быть непредсказуемыми.

Ложась спать, Эмили с неприятным ощущением ждала, когда тьма станет осязаемой — такой, что на ней можно будет рисовать мыслями. В книге про крестражи речь шла о раскаянии — сейчас это был единственный способ, который мог помочь разорвать связь с предметом и слить души окончательно. Завтра после уроков Эмили заглянет к Миртл и попробует попросить прощения за то, что лишила её жизни. Она надеялась, что это поможет.

Она ходила из одного тёмного угла в другой, сцепив руки за спиной, и игралась со звуком своих шагов. Не слышать их было самым неприятным чувством. Потом ей это надоело, и она села. Она не придумала, на что именно, но то, что её подпирало, определённо было плоским, тёплым и мягким.

«Странные вещи сказала сегодня Шляпа», — подумала она. Слова артефакта её, очевидно, задели, хотя она пока и не думала в этом признаваться. Постаравшись, она вспомнила текст песни почти дословно. «Кровь не волшебная... продолжает... род. Магии дар у истоков исток. ...Знать магов больше, чем Салли велит». И тут же возмутилась: «И почему надо было так фамильярно о нём говорить?!» А успокоившись, подумала: «Она что, хочет сказать, что маги — это все, у кого есть магия, несмотря на кровь, то есть происхождение? Она призывает нас считать магами даже тех, у кого нет родовитых предков? Может даже, тех, у кого совсем нет магов-предков?!»

Из недр сознания, словно бы из какой-то другой его части, выскочило: «Вот именно! Я с самого первого курса так и думала! Я чистокровный маг, потому что мои родители — оба маги».

«Но ведь тогда моя мать не может считаться магом: у неё родители не маги», — возразила себе сама же.

«Нет, постой. Вспомним Шляпу. "Магия — у истоков исток". Ну ведь не может самый-самый первый маг не иметь родителей. И если его родители маги, значит, он не первый маг. А если родители магглы, что, выходит, он и не маг совсем? Очень смешно».

Она подпёрла руками щёки. Закончившийся когда-то размолвкой спор с другой частью души теперь был обстоятельным диалогом с собой же, а обдумывать мысли со всех сторон, взвешивать их она очень любила. Поэтому, когда время подходило к утру, она с грустью расставалась со своей — не такой уж и страшной, когда знаешь, что окажешься в теле, — обителью. Вопросов было задано море, и ответов почти не найдено, а находясь вне Дневника, она — кем бы она уже ни стала — не сможет обдумывать так много вещей одновременно.

В одном она уверилась точно: другой её отец ещё более виноват, чем она думала раньше. Он, маггл, мог всё испортить. Что, если бы его гены не позволили магии проявиться? Что, если бы его маггловская кровь навсегда отлучила бы её от магии? Что, если бы материнского истока магии было бы недостаточно, чтобы ребёнок обрёл дар? Это пугало. Кажется, ей стали понятны слова Шляпы: маги — это те, у кого есть дар, кто бы их ни родил. А магия, как она верила всю жизнь, самое важное, что у них есть. Теперь она, презиравшая маггла-отца из прошлой жизни, принимала магглорождённую волшебницу Лили Поттер — чудо, обрётшее источник магии и давшее начало новому магическому роду.

Пора было просыпаться. А завтрашней ночью она, вероятно, вернётся сюда — ей не верилось, что трюк с раскаянием пройдёт, — и продолжит размышлять над кровью, магией и всей этой чертовщиной, с которой вообще бы никогда не сталкиваться — не было бы этой головной боли.

Вот бы существовали только маги!..

* * *

В самый первый день учёбы в расписание третьекурсников поставили новый предмет — прорицания. Позавтракав, Эмили направилась к столу слизеринцев, чтобы убедиться, что у Дафны этот урок будет проходить в то же время. Они обе обрадовались, что их классы будут обучаться вместе и, распрощавшись на один урок, пообещали друг другу встретиться на площадке седьмого этажа, чтобы вместе искать Северную башню.

Сразу же после травологии Эмили, магией почистив испачканную мантию, помчалась наверх. Именно она показывала путь к спрятанной в лабиринтах коридоров винтовой лестнице, которая вела на небольшую площадку. Эмили не стала рассказывать Дафне, откуда знает путь, ограничилась лишь простым «спросила».

В небольшом пространстве уже столпились остальные, выбравшие этот факультатив: все гриффиндорцы и несколько человек из Хаффлпаффа, включая Меган Джонс; из Слизерина и Рейвенкло больше никто сюда не записался. Дафна взглянула на наручные часы:

— Без десяти десять, и куда нам заходить?

— Подними голову, — ответил ей Рон Уизли. Он прислонялся к стене неподалёку и о чём-то смеялся с другими мальчишками из Гриффиндора.

Эмили с Дафной последовали его совету. В потолке они увидели люк, а через мгновение, не успели они переглянуться с немым вопросом, его крышка откинулась, и вниз развернулась серебристая верёвочная лестница. Все ученики недоуменно поглядели на образовавшийся в потолке лаз.

— Кажется, надо лезть, — хмыкнул Дин Томас и первый подошёл к лестнице.

— Давай последними? — украдкой шепнула Дафна.

— Да, тоже хотела предложить, — тихо ответила Эмили, вспоминая, как в сороковые попадала в кабинет прорицаний — ничего подобного переживать не приходилось: не было ни люка, ни верёвочной лестницы; с площадки наверх вела небольшая деревянная лестница. Тем интереснее: внутри наверняка ждала совершенно новая атмосфера. Эмили-из-Дневника знала, что Эмили-в-теле выбрала этот предмет, чтобы вспомнить прошлое Тома Риддла. Теперь в этом не было необходимости: после сцепления их душ, они делили свои воспоминания на двоих. Поэтому Эмили ничуть не расстроилась из-за того, что кабинет прорицаний не будет напоминать ей прошлые учебные годы.

Тем временем третьекурсники шумно взбирались наверх. Над головами слышались топот и голоса, а приблизившись к лестнице и подняв голову, Эмили ощутила жаркий запах пряных трав.

— Куда сядем? — спросила Дафна, поднявшись следом.

Эмили осмотрелась, насколько позволял красный полумрак помещения. В круглой комнате теснилось около двадцати столиков. Отчего-то никто ещё не занял места, поэтому можно было выбрать, куда сесть поудобнее. Эмили указала на дальний от камина столик: в классе витали тяжёлые ароматы раскрывающихся в огне трав.

— Эти пуфики страшно неудобные, — полушёпотом сказала Дафна, когда они уселись.

— Да ладно, привыкнешь, — отозвалась Эмили. А потом обратилась к группе: — Чего стоите-то?

Остальные ученики начали робко разбредаться по классу, аккуратно пробираясь между многочисленными пуфами и креслами, что окружали столики. Практически каждому нашлась пара, кто-то решил сесть втроём; за соседним столиком в гордом одиночестве расположилась Гермиона Грейнджер. Эмили в этот момент разглядывала полки, опоясывающие всю комнату. На них стояли различные предметы предсказательницы: потрёпанные карты таро, всевозможные кристаллы, полчища чайных чашек, мешочек с рунами, огарки свечей и много чего ещё. В камине же закипал медный чайник.

— Мальчики, кто-нибудь поможет мне? — Эмили перевела взгляд на Дафну, которая все-таки решила поменять пуфик на кресло.

Все, до этого шептавшиеся друг с дружкой, обратили внимание на единственную слизеринку в классе. Та нисколько не смутилась, лишь осмотрела парней, рассчитывая на помощь. Пока Уизли и два других тощих гриффиндорца смущённо пытались как-то отреагировать, с другого конца класса важно поднялся хаффлпаффец Эрни Макмиллан:

— Да, без проблем.

Когда он перетащил к столику кресло и придвинул его Дафне, остальные девочки зашушукались.

— Спасибо. — Дафна одарила парня милой улыбкой.

Тот величаво кивнул ей и отошёл к своему месту. Как раз в этот момент наконец показалась преподавательница. Она возникла словно бы из ниоткуда — просто появилась в свете камина и произнесла негромко и чуть с придыханием:

— Добро пожаловать. Очень рада видеть вас в вашем физическом обличии.

Женщина была худая, а накинутая на плечи газовая шаль придавала ей ещё больше невесомости. Пока преподаватель рассказывала о себе — она представилась как Сивилла Трелони — и своём предмете, разнообразные браслеты на её запястьях и цепи на шее переливались кристальным звучанием с каждым небольшим движением. Профессор Трелони легко опустилась в кресло у камина, и в её толстых очках заиграло пламя.

— Я хочу предупредить каждого: прорицание — весьма непростой предмет. Не всем удастся заглянуть под покров, скрывающий будущее. Я не смогу многому научить тех, кто не наделён даром ясновидения, а книги здесь не помощник.

Эмили заметила, как при этих словах Гермиона Грейнджер вздёрнула подбородок и едва ли не сложила руки на груди, и украдкой указала на неё Дафне. А Трелони продолжала рассказывать об искусстве провидения. Пару минут она говорила о том, какие разделы знания они будут изучать на этом курсе, а также то и дело вставляла небольшие предсказания — по классу прошлись шепотки, когда профессор сообщила, что на Пасху кто-то покинет их. Наконец Трелони попросила сидящую ближе всех к ней гриффиндорку принести серебряный чайник. Девочка сначала вздрогнула, но персонального предсказания не услышала. Впрочем, Трелони наградила её прогнозом после того, как та вернулась на своё место.

— Она всем что-то скажет? — обеспокоенно спросила Дафна.

— Надеюсь, — ответила Эмили.

Их разговор был уже не слышен: все встали, чтобы сходить за чашками, как сказала профессор. Их первое задание — выпить чай, поболтать гущу, дать той стечь на блюдце и расшифровать знамения в чашке напарника.

— Я бы не хотела услышать о себе. Мрачные она какие-то прогнозы говорит, — пробормотала Дафна.

— Ах, милочка, — покачала головой Трелони. Эмили с Дафной были уже у столика профессора, и та, вероятно, расслышала последние слова. — Мой взор тонко настроен. Я не в силах игнорировать знамения, которые приходят ко мне. Не моя вина в том, какова природа данных мне знаний. Вот, кстати, вы, — она указала тонким пальцем с крупным перстнем сначала на Эмили, а потом на Дафну. — Ох, разлучит вас. И не время тому будет виною. Держите чашечки. О, и возьмите к себе в компанию мисс, которая сидит возле вас без пары.

— Как думаешь, что она имела в виду? — спросила Дафна, когда они вернулись за свой столик.

— Да мало ли что... Увидим. — Неохотно ответила Эмили, после чего позвала Грейнджер: — Гермиона, тебе нужна пара. Садись с нами.

Та улыбнулась приглашению и тихо присела на свободный пуфик. Её чашка уже была опрокинута на блюдце. Дафна тоже опустошила свою в несколько глотков. Эмили же все не притрагивалась к своему напитку.

— Почему ты не пьёшь? — спросила Гермиона.

— Не могу горячее пить.

— Так остуди. Заклинание звучит...

— Нет, — прервала её Эмили. — В гадании важно не добавлять искусственности. Только свежезаваренный чай, только естественное остужение, только собственноручное переворачивание чашки. Честно говоря, я интерпретацию тоже не стала бы отдавать в другие руки.

— Где ты об этом прочитала? — серьёзно спросила Гермиона. — Ничего подобного в нашем учебнике нет.

— Узнала из других книг, — ответила Эмили, натянув на ладони мантию и сжав ими горячую чашку.

В прошлые времена учились по другим учебникам, а в своём детстве Эмили не раз украдкой заглядывала в книги с гаданиями, когда была в книжном с родителями. Все гадания и рекомендации приходилось запоминать. Часто бывало, что мнения авторов этих книг расходились, а порой и вовсе противоречили друг другу. Раньше Эмили не придавала этому значения, воспринимая гадание как таинственную игру, ведь магии, по её мнению, не существовало. Теперь она, вспомнив уроки прорицания своей прошлой жизни, понимала эти противоречия по-другому: каждый автор был прав, но прав лишь для себя. Гадание — туманный раздел магии, и каждому нужно по-своему подходить к нему.

— А по-моему, в этом нет смысла, — заявила Грейнджер. — Что так, что по-другому. Суть одна — гадание, никакой ясности.

Эмили поперхнулась чаем, который попробовала прихлебнуть, и чуть обожгла губы.

— Ты прости, но... Зачем ты тогда сюда записалась? — вместо подруги спросила Дафна.

— Я дала этому предмету шанс.

— Мило. И что ты им заменила? — откашлявшись, поинтересовалась Эмили.

Гермиона сначала открыла рот, но затем захлопнула его; нахмурившись, подумала и ответила:

— Неважно. Допивай чай, а мы пока займёмся заданием. — И она выхватила из-под локтей Дафны чашку. Гринграсс оставалось только взметнуть вверх руки, чтобы не разбить фарфор. — Что ж, посмотрим. М-м-м, кажется, это бабочка.

Гермиона развернула книгу и начала искать толкование. Дафна не отставала, а Эмили потихоньку пила чай и наблюдала за ними.

— У Гермионы гора, прямо посередине, — сказала Дафна, несколько секунд повертев в руках чашку. — Или это яма?..

— Здесь сказано, что чашку надо держать ручкой к себе, — тут же ответила Гермиона.

— Хорошо, ладно! — вспылила Дафна и перевернула чашку. — Тогда точно гора. Посмотрим... М-м, дела обречены на неудачу, много пустых желаний.

Гермиона фыркнула.

— Что ж, а у тебя — бабочка — радость и свежие впечатления.

Дафна довольно улыбнулась.

— Лия, как у тебя дела? — обратилась она к ней.

Эмили секунду назад перевернула чашку на блюдце и сейчас легко держала руки на донышке. Она сидела с закрытыми глазами и опустошала свой разум. У Эмили не было к чаинкам конкретного вопроса, ей было интересно услышать то, что они хотели бы сказать сами.

— Не торопи, — шёпотом попросила она.

Эмили сосредоточилась на своих ощущениях, а когда поняла, что момент настал, открыла глаза и быстро, но аккуратно развернула чашку левой рукой.

— Дай посмотрю. — Дафна протянула к ней руку, но Эмили перехватила её кисть:

— Подожди, сначала я сама.

Эмили проигнорировала возмущение Гермионы тем, что она нарушает процедуру, описанную в книге, и пристально вгляделась в кружку. Её она не стала держать на весу, как Дафна, а поставила на стол, расположив ручку так, как советовал автор нынешнего учебника. Всё дно чашки было устлано плотным слоем чаинок, однако были небольшие прогалины, и именно в них Эмили стала искать символы в первую очередь.

— Что-то не получается, милая?

Эмили вздрогнула — так неожиданно профессор Трелони подобралась сзади.

— Нет-нет, — замотала головой Эмили. — Всё в порядке.

— Раскрой разум, почувствуй знаки, позволь им говорить с тобой, — приглушённо проговорила Трелони.

Гермиона хихикнула. Эмили с профессором одновременно воззрились на неё, и во взгляде их можно было прочесть глубокое оскорбление. Эмили вернулась к своей чашке.

— Ну... здесь я вижу ухо. — Она указала на небольшую прогалину на стенке.

— В центре чашки? Внизу? Есть стрелы или животные? — Дафна тут же полезла в толкователь.

— Нет, ничего из этого.

— Тогда это просто успех в делах. Успех, несмотря на затруднения. И успеху способствуют твои собственные усилия.

Эмили не хотела опираться на толкование только от этого автора, однако, раз уж повернула чашку по его методу гадания, слушала и запоминала. Но такого значения она не ожидала, и, видимо, это удивление отразилось на лице, поскольку присевшая рядом Трелони спросила:

— Это вам о чем-то говорит, не правда ли? Прислушайтесь к себе.

Гермиона тяжело вздохнула и, отсев за другой столик, достала огромный том. Эмили, задетая, проследила за ней взглядом, а затем кивнула профессору и взглянула на чаинки вновь. Она старалась охватить взглядом всю чашку, понять, что чувствует от получившегося рисунка, запомнить всё, что видит, чтобы подумать над знамением позже и поискать знакам другое, подходящее именно ей толкование.

— Здесь я вижу бесконечность... А здесь, низ чашки, — мост. Дафна?

Та замешкалась.

— Тут про бесконечность нет. А про мост внизу сейчас скажу... Вообще, символ наполненной жизни, осуществления планов, но внизу чашки — умиротворение после яростной, длительной борьбы.

Эмили кивнула в знак понимания, но промолчала.

— Позволите? — Трелони протянула руку за чашкой.

Эмили, поколебавшись, отдала её и стала внимательно следить за эмоциями профессора.

— Ох! — произнесла та, затем сняла очки, чтобы протереть шалью, а когда вновь водрузила их на нос, пояснила: — То, что вы приняли за знак бесконечности, на самом деле восьмёрка. Глядите.

— Назревающая ссора с близким человеком, — тут же нашла Дафна. — Ссора, подобная очистительной буре, которая внесёт в отношения ясность.

— Сатурн навис над вами, — пояснила Трелони, словно не слышала интерпретацию. — Сложная чашка. Очень богатая.

Профессор крутила чашку во все стороны, увлечённо всматриваясь в чаинки. Эмили почувствовала себя неловко: ей показалось, что получившийся узор мало что может сказать, она и эти три символа нашла с трудом. Загоревшиеся глаза профессора заставили Эмили слушать внимательно, довериться толкованию той, что так вдохновлённо рассказывала им о силе внутреннего взора.

— Как может так много помещаться в одном человеке?.. — будто бы сама себя спросила Трелони. — О, моя девочка... В прошлом вы ранили себя. Глубокие, непоправимые раны. Возможно даже, кармические — раны, которые вы несёте из прошлой жизни.

Эмили ощутила, как холодные мурашки побежали по позвонкам до самой шеи. Теперь она решила, что Трелони не стоит больше смотреть в её чашку.

— Возможно.

Она потянулась, чтобы забрать чашку, но Трелони притянула руки к себе и посмотрела Эмили в глаза. Затем она снова посмотрела на чаинки. Эмили невольно замерла, заворожённо следя за взглядом профессора.

— Какое сильное влияние Сатурна, — шёпотом повторила Трелони.

Эмили забеспокоилась: профессор разглядывала её, забыв про узор из чаинок; Трелони теперь смотрела ей прямо в глаза.

— И Солнце тоже сильное...

Эмили взгляд не отводила, а тёмно-зелёные глаза профессора словно говорили ей: «Не ошибусь, если скажу, что вы родились под знаком Козерога?» И едва Трелони приоткрыла рот, чтобы продолжить говорить, как Эмили дёрнулась вперёд и настойчиво отобрала чашку, отчётливо произнеся:

— Вы ещё к тому столику не подходили. Девочкам, наверное, тоже нужна ваша помощь.

Твёрдо смотря в лицо Трелони, она указала на группу учеников рядом. Когда профессор поспешила с помощью к гриффиндоркам, Дафна обеспокоенно спросила:

— Все в порядке? Она что-то важное сказала? У тебя аж краска с лица сошла.

Эмили облизнула губы, но призналась:

— Скажем так, она сказала то, о чем не могла знать.

Сбоку послышалось скептическое хмыканье Грейнджер:

— Мало ли о чем она говорила. Каждый по-своему понимает «раны». Может, она имела в виду, не знаю... Да что угодно! А ты просто услышала то, что подходит именно тебе. Нет здесь никакого прорицательства.

— Извините за то, что я вам сейчас скажу, милая, — вновь оказалась у их столиков Трелони, — но я вижу вокруг вас очень слабую ауру. Вам тяжелее всех в этом классе воспринять вибрацию волн, идущих из будущего.

Эмили хотела что-то добавить, но профессор обратилась к ней самой. Гермиона в это время, вспыхнув, принялась собирать сумку: до конца урока оставалось несколько минут.

— А вот у вас сильная аура, — заметила Трелони. — И непростая судьба. Тренируйте свой мысленный взор, и интуиция вас не подведёт.

Эмили лишь кивнула. Забавно, но она никогда не полагалась на одну лишь интуицию, несмотря на то, что не раз убеждалась в её верной работе. Она считала, что удача поможет лишь там, где она сама сделает максимум того, на что хватит сил, но их потребуется ещё.

На этом урок был окончен. Ученики сложили книги, отнесли чашки на поднос и по одному спустились на площадку под классом. Повеяло свежим воздухом, и Эмили осознала, насколько душно было наверху. Она с наслаждением дышала, прикладывая костяшки пальцев к раскрасневшимся щекам, и дожидалась Дафну. По пути на обед они поделились друг с другом мыслями о новом предмете.

— Знаешь, я впечатлена. У меня сейчас такое неуютное чувство в душе, — первой начала Дафна.

Эмили беззаботно улыбнулась:

— У тебя же там бабочка — радость и что там ещё.

— А про разлуку... Помнишь Трелони, ещё когда чай разливала, сказала? И у тебя в чашке была ссора. Я не хочу ссориться...

— Значит, мы не будем. — Эмили взяла её под руку и снова улыбнулась.

— Но предсказания...

— ...на то и предсказания, что говорят о будущем. А будущее — это то, что происходит каждую новую секунду. Оно зависит от наших действий, от нашего выбора, понимаешь? К тому же я в этой восьмёрке увидела бесконечность, а Трелони вообще не обратила внимания на толкование из учебника.

— То есть, если мы не захотим, мы не поссоримся? — обрадовалась Дафна.

— Ну... Может, и поссоримся. А потом помиримся. Делов-то.

— Ты так спокойно об этом говоришь, будто тебе все равно, — нахмурилась Дафна.

— Я не хочу с тобой ссориться, поэтому не думаю о ссоре, вот и все, — отмахнулась Эмили.

Дафну это почти убедило. По крайней мере до Большого зала она дошла в хорошем настроении. А вот Эмили, сев за свой стол и положив себе макарон, погрузилась в раздумья. Все, что она сегодня увидела и услышала, поразило её. Когда Эмили шла на прорицания, она и не подозревала, что её самые глубокие тайны могут открыться тому, кто умеет рассеивать туман и видеть незримое.

Кто бы что ни говорил, а Эмили теперь уверена, что у Сивиллы Трелони есть дар.

* * *

После обеда рейвенкловцы отправились на защиту от темных искусств. Ещё на пиру новый преподаватель показался им весьма интеллигентным мужчиной, и ученики надеялись, что уроки с ним будут такими же интересными, как в прошлом году.

Никому не хотелось опоздать на первый урок, поэтому за несколько минут до начала класс был полон народа. Эмили пришла одной из последних и, выложив учебник на свою парту в первом ряду, отошла к окну. Со своими однокурсниками она общалась всё меньше, исключительно по необходимости, но ни для кого это странным не казалось: почти все в группе были предоставлены сами себе. Одна лишь Сью Ли была своеобразной ниточкой, связывающей малообщительных одногруппников. От этой всеобщей отстранённости веяло серьёзностью, сосредоточенностью, разумным спокойствием и уважением к личным границам — все это нравилось Эмили, хоть она и признала это чувство только сейчас, когда узнала от другой части себя всё то, что творилось в сороковых на Слизерине. На Рейвенкло было спокойно, не нужно было ждать подлянки, не нужно было тратить много времени на общение; разве что витала в воздухе конкуренция, но за два года и она не вызвала среди одногруппников ни одного скандала или разлада.

Когда прозвенел звонок, рейвенкловцы стали подтягиваться со всего кабинета к своим местам. Через минуту в класс вошёл преподаватель, держа в руках стеклянный ящик с хрупким одноногим существом внутри. Эмили догадывалась, что за существо они будут сегодня изучать. Профессор тепло улыбнулся всей группе, прошёл к учительскому столу и, поставив на него ящик, а рядом положив потрёпанный портфель, обернулся к ученикам.

— Приветствую всех, — добродушно начал он. — Вам уже представили меня на пиру, но напомню, что моё имя Римус Люпин.

Рейвенкловцы сидели молча и внимательно слушали, кто-то записывал имя нового преподавателя в лекции. Люпина совершенно не смутила такая спокойная реакция и он продолжил:

— Я думал начать наше знакомство с практического урока, но оказалось, что боггарта вам уже показали в прошлом году. — Он виновато улыбнулся. — Но не переживайте, к следующему разу я придумаю что-нибудь интересное. А сегодня мы начнём с болотных фонариков. Кто-нибудь может сказать, чем они опасны?

Несколько рук взлетело в воздух, что сильно обрадовало профессора. Эмили вызываться не стала: и без неё было кому ответить. Пока профессор общался с остальными рейвенкловцами, Эмили внимательно изучала его лицо и пыталась понять, чем все эти годы занимался друг Поттеров. Она сидела прямо перед ним и видела каждую заплату на его одежде. Профессор выглядел значительно лучше, чем при их первой встрече, — наверняка сказался хороший ужин. Эмили по-прежнему не отпускала мысль о том, что она где-то глубоко в душе понимает, чем болен профессор, но всё ещё не находит ответа. Кроме того, ей стало любопытно, узнал ли этот мужчина в ней свою подругу Лили. Раньше Эмили не желала общения хоть с кем-то, кто мог напоминать ей о том, как Лили Поттер защитила её. Теперь, став к магическому миру куда ближе, она могла позволить себе немного поговорить с теми, кому были дороги её биологические родители, только если бы они уважали Дурслей и то, что именно они воспитали её.

За размышлениями Эмили не заметила, как профессор опросил весь класс, и очнулась, лишь когда её позвали по полному имени. Когда она перевела взгляд с одежды Люпина на его лицо, он улыбнулся ей и догадался повторить вопрос:

— Посмотрите внимательно на существо. Какие признаки подскажут нам его класс?

— М-м... — Эмили сообразила, что профессор не только повторил для неё вопрос, но и задал его так, будто она не выпала из реальности, а всего лишь не определила сразу класс существа. — Плотность тела на расстоянии не определить, но этих существ в принципе не взять руками. Прозрачность высокая и сопровождается характерным свечением. Это призрак.

— Совершенно верно! Ещё пять баллов Рейвенкло, — воскликнул Люпин, а затем вернулся за свой стол и продолжил: — Давайте запишем всё, что мы сейчас обсудили. Я помогу вам собрать мысли воедино.

Теперь, когда Люпин познакомился с классом, Эмили была уверена, что он точно знает, кто она такая. Но ни во время опроса, ни после лекции Римус Люпин не показал ни взглядом, ни словом, что знал её родителей. Он дружелюбно желал хорошего дня каждому, кто, выходя из класса, прощался с ним. Эмили специально обратила на себя внимание профессора, отчётливо попрощавшись с ним самой последней, но даже тогда он не изменил своему поведению. Эмили облегчённо выдохнула: можно было надеяться, что друг Поттеров и впредь будет тактичен. Даже если однажды он скажет, что дружил с её отцом, он, возможно, не попытается вызвать в ней любовь к тем, кого она не знала.

С этими мыслями Эмили направилась к туалету Миртл. Как обычно, для того чтобы проникнуть туда незаметно, пришлось забежать в ближайший женский туалет и надеть мантию. По пути на первый этаж Эмили подумала, что, если там не окажется призрака, будет весьма забавно, ведь почти каждый раз её приходилось оттуда выгонять. Но Миртл всё так же сидела на маленьком окошке вверху туалетной комнаты и напевала под нос что-то грустное.

Эмили тихо прикрыла за собой дверь, а из-под мантии показываться не стала. Она уставилась на Миртл и ждала мыслей. В голове вдруг стало так пусто, что Эмили ощутила себя очень неловко. Она не знала, что нужно было говорить, и не решалась первой сделать шаг. Вскоре стало так страшно и стыдно, что Эмили не вытерпела и выскочила обратно в коридор. Сердце стучало словно дикое, ей даже пришлось приложить руку к груди, чтобы успокоить волнение. Придя в себя, Эмили вернулась к Миртл. Та по-прежнему находилась под потолком.

Эмили глубоко вздохнула и про себя произнесла: «Прости...» Она даже зажмурилась — настолько непросто было воспроизвести это слово даже в голове. Но открыв глаза, почувствовала, что ничего не изменилось. Тогда она достала Дневник и ручку, чтобы проверить наверняка, — чернила пропитывали бумагу и капали прямо в сознание Эмили. Пока они всё ещё были связаны. «Мне жаль, что я тебя... Что я тебя... — Эмили сглотнула и позволила словам собраться в голове. — Мне жаль, что я тебя убила». Только сердце стучало в ушах и холодный пот катился по спине, а чернила в Дневнике по-прежнему пропадали. Эмили ещё немного постояла с крестражем и ручкой в руках, размышляя о том, что сделала неправильно и почему раскаяние не помогло. Затем она вернула их в сумку и, расстроенная, вышла из туалета. До самой библиотеки, где обещала встретиться с Дафной, она шла, прокручивая в голове разные мысли.

Слизеринцы сидели за одним из дальних столов, и ещё в дверях Эмили заметила, что они что-то бурно обсуждают. Она поспешила к ним.

— Всем привет, — обратилась она к мальчикам, которых не видела со вчерашнего праздничного ужина. — Как день?

— Лия, скажи им, что я не придумала и Грейнджер действительно была с нами на втором уроке! — тут же накинулась Дафна, не оставив парням шанса ответить.

Эмили села и озадаченно произнесла:

— Да, была она с нами, а что такое?

— Не могла она с вами быть! — сказал Теодор тоном, который означал, что он устал повторять эту фразу.

— Почему? — Эмили стала доставать из сумки учебники.

— Второй урок она была с нами. На арифмантике, — сообщил Драко. По его лицу можно было понять, что ему очень не понравился урок с ней.

Эмили посмотрела на Дафну; та всплеснула руками, указывая на мальчиков.

— Но она правда была с нами, — медленно произнесла Эмили. — Честное слово. Мы даже работали вместе.

Теодор махнул рукой:

— Плевать. Может, это массовое видение, и она не была ни на одном из уроков.

«Или действительно была на обоих», — заметила про себя Эмили, но придумывать объяснение этому феномену не было сил. Ребята сошлись на том, что в следующий раз снова обратят на это внимание, а пока все принялись за уроки.